— Тебя не было пять лет, думаешь, «прости» искупит все те страдания, что я перенес?
— Нет, не думаю… И все же прости. Не отталкивай меня сейчас, когда я пришел и готов отдать тебе всю свою жизнь и, если тебе это еще нужно, остатки своего израненного сердца.
— Ты же знаешь, что нужно! — Гарри всхлипнул и бросился на шею к тому, о ком втайне горевал все эти годы.
Как же он скучал по нему, по его непроницаемо-черным глазам, в которых вспыхивал огонек каждый раз, когда они оставались одни, по нежной белой коже, от которой пахло пряными травами, по его сильным и уверенным рукам — по всему вместе и по каждой клеточке в отдельности.
Сердце словно сошло с ума и выбивало бешеный марш, ведь оно помнило… Сердце ничего не забывает, это только память способна выдать такую штуку, а сердце — никогда.
Никто не знал, чем они стали друг для друга за те шесть лет в Хогвартсе, да и кто мог подумать, что их лютая ненависть за один вечер перерастет в самое нежное и жестокое чувство на свете — в любовь.
Все случилось так естественно, так просто. Гарри, как всегда, не сумел себя сдержать и наговорил Снейпу гадостей, а тот, также как всегда, назначил ему отработку у себя в кабинете.
Была уже почти полночь, когда Гарри закончил сортировать неотличимые друг от друга личинки бабочек и чернотелок. Он встал с холодного пола подземелья и собрался уходить, когда поймал на себе полный боли и отчаяния взгляд Снейпа. Тот смотрел на Гарри и видел глаза Лили, такого теплого, но в то же время глубокого цвета океанской бездны, и утопал в них. Он видел глаза Лили, но совершенно четко понимал, что перед ним Гарри. Гарри, которого он оберегал все эти годы… Гарри, который стал в последнее время смыслом его жизни… Гарри, заполнивший весь его так долго пустовавший внутренний мир эмоциями и светом…
Они одновременно сделали шаг навстречу друг к другу. Бабочка и чернотелка. Мальчик-Который-Выжил и сальноволосый ублюдок. Один нежный, почти неосязаемый поцелуй, одно легкое касание рук, один вздох на двоих — и уже ничто не могло разъединить их.
Ничто, кроме Темного Лорда.
Сколько же ночей Гарри провел, кусая от раздирающей его изнутри боли подушку. Сколько дней просидел, бездумно глядя в окно. И вот ОН здесь — стоит так, словно и не было ужасного укуса Нагайны, будто бы ЕГО тело не исчезло из Визжащей Хижины сразу после окончания битвы, так, как если бы он всегда стоял здесь, и улыбается с присущей только ему грустью.
Они стояли, крепко прижавшись друг к другу. Никто не смел сказать и слова, словно боясь спугнуть мгновение, а очнувшись, понять, что это был сон.
Им было все равно, что солнце уже зашло — они не хотели этого знать.
Им было все равно, что Джинни скоро вернется домой и, не застав там Гарри, бросится искать его по всему Лондону, а получив прощальное сообщение с его Патронусом, все поймет, ведь она знает, что значит любить, хоть и никогда уже не простит.
Им было все равно, что их любовь не смогут принять.
Им просто было все равно…
Они знали только то, что теперь уже ничто и никто не разлучит их. Даже смерть, уважая эти чувства, придет за ними одновременно, когда они, спустя много лет, будут спать в объятиях друг друга на ИХ кровати, в ИХ маленьком домике на берегу моря.
Vova
