Может, ты просто еще ни разу не умирала? Может, только разок умерев, сообразишь, о чем речь?
(Харуки Мураками, "Послемрак")
Билл со стуком ставит чашку на стол. Флер резко поднимает голову, чуть ли не вздрагивая от звука, и когда Билл удивленно смотрит на нее, пожимает плечами.
— Полнолуние скоро, — говорит она чуть смущенно и отводит взгляд.
Полнолуние действительно скоро.
И Флер знает, что ей есть, чего бояться. Знает это и Билл.
Как и то, что на этот раз они своими силами не обойдутся: с каждым месяцем становится все хуже Флер иногда кажется, что теперь в Билле гораздо больше от оборотня, чем от обычного человека. Она не узнает его. Порой, когда он думает о чем-то своем и не обращает на нее внимания, она внимательно рассматривает его. И то, что она видит, пугает: рядом с ней не тот, за кого она выходила замуж всего два года назад.
Это не Билл Уизли. Может, что-то в нем и напоминает того волшебника, что работал в Гринготтсе и помогал Флер с английским, но это лишь внешнее, напускное.
Флер чувствует, что это неправда. Внутри — Билл другой. Всем своим телом, каждой его клеткой, частицей, она понимает, что Билл изменился. Стоит ему дотронуться до нее, как у нее появляются мурашки: что-то в ней противится ему, его прикосновениям, его поцелуям.
Может, так реагирует кровь вейл. Может, подсознание предупреждает. А может, Флер медленно сходит с ума, потому что завтра — темное пятно.
Завтра Билл может свихнуться. Завтра она может не выдержать напряжения. Завтра Билл может окончательно стать оборотнем.
И пусть целители говорят, что пока нет никаких причин для волнения — Флер слышит только это "пока".
Пока они держатся на плаву.
Но полнолуние действительно скоро.
— Я напишу Чарли, — чуть срывающимся голосом говорит Флер. — Пусть он приедет, побудет... побудет с нами.
— Только не Чарли, — вскидывается Билл внезапно, и Флер едва не роняет чашку, которую только что взяла в руки. Она облизывает сухие губы, пока Билл устало проводит по лицу ладонью.
Флер осторожно кладет чашку в мойку и возвращается к мужу. Встает позади него и кладет руки ему на плечи.
— Мы справимся, — шепчет она устало. Но с надеждой. — Справимся. Если не хочешь, не будем никого звать, и...
— Нет, — перебивает ее Билл и, потянувшись, сжимает ее ладонь в своей. — Отправь Чарли сову.
Флер благодарно улыбается. Чарли поможет, Чарли знает, что делать. Чарли уже доказал это.
* * *
В тот раз все началось с того, что целитель из больницы Св. Мунго забил тревогу.
Билл проходил плановый осмотр, и результаты оказались... пугающими. Все шло наперекосяк, и он не знал, что делать.
Ему сказали, что на этот раз раздражением и поеданием бифштексов он не обойдется.
Он вернулся домой. Не хотел, но пришлось — идти было больше некуда. Но в "Ракушке" была Флер, и всякий раз, когда Билл смотрел на нее, занятую привычными домашними — совершенно лишними, на его взгляд, — делами, он не мог отделаться от мысли, что погубит ее.
Она была ближе всех. И она пахла едой.
Билл пытался не думать о ней так. Он старался отвлечь себя, он старался видеть в ней человека, живое существо, но каждое напоминание об этом превращалось в одно и то же навязчивое видение: Флер с растерзанным горлом, с лицом, залитым кровью, с белыми руками, которые пахнут так... так притягательно. Билл почти ощущал, как касается губами красных ручейков, одурманивающих его со страшной силой, слизывает их языком, собирает тяжелые, почти мгновенно стынущие капли пальцами.
Флер даже не подозревала, почему он так мучается. Она замечала, что с ним что-то не так, но не понимала, что именно. И, наверное, даже не обращала на это особого внимания: перед полнолунием Билл всегда становился практически невыносимым.
Она приходила с работы, целовала хмурого Билла, готовила невкусную, отвратительную, без капли крови еду и жила своей жизнью, в которой ее не хотел убить ее собственный муж.
День, когда она поняла, что значит быть замужем за полуоборотнем, начался совершенно обычно. И заканчивался он так же.
Флер сидит за столом и увлеченно щебечет о работе, о подругах, о нарядах, обо всем на свете. За окном — темно. За окном — уже полная луна.
Первые и последние дни самые тяжелые.
Билл не может быть спокойным. Он, черт побери, даже на месте усидеть не в состоянии.
У Флер голубые доверчивые глаза и белоснежная кожа, под которой четко виднеются тропинки вен.
А у Билла едет крыша. Основательно едет-едет-едет. Часть его хочет схватить Флер, выкинуть ее в камин, чтобы убиралась отсюда, спасла себя, пока не поздно.
Другая его часть не собирается отпускать такую легкую добычу. Билл вцепляется в собственные волосы, когда до него доходит смысл этой фразы.
Добыча. Флер теперь просто добыча.
Флер улыбается. Немного растерянно и слегка испуганно. Но не отходит. Наоборот, она прижимается к нему, стоящему у окна, всем телом, обнимает крепко и шепчет что-то успокаивающее.
Билл стискивает ее в имитации объятий с такой силой, что ей, должно быть, даже сложно вдохнуть. Но она не жалуется, не вырывается. Она прячет лицо у него на плече, утыкается лбом и все говорит-говорит-говорит.
Билл не понимает ни слова. Весь мир теперь состоит из теплого тела в руках: он чувствует, как быстро кровь Флер бежит в артериях, как загнанно бьется ее сердце, как хрупки кости, которые, кажется, он может переломать, только посильнее сжав пальцы.
Когда он с приглушенным стоном прижимается губами к трепыхающейся жилке на шее, Флер вздрагивает.
— Не надо, — бормочет она, и в ее голосе настоящая паника. По спине пробегают мурашки, в горле пересыхает, и, как бы Флер не убеждала себя, что ей показалось, что-то в ней кричит, умоляет ее бежать.
Флер медленно старается выбраться из хватки Билла. Она осторожно скидывает его руки с себя и уже почти делает шаг назад, когда он снова перехватывает ее руку. И смотрит ей прямо в глаза.
У него безумные глаза. И голодные.
Флер всю передергивает. Билл это видит и чуть улыбается. Это забавно. Ее страх — обворожителен. Он усмехается, когда думает, что это из-за него она такая.
Она всхлипывает, когда он с силой дергает ее к себе.
Это отрезвляет. Билл словно просыпается. Осмотревшись, он с ужасом глядит на красные следы его пальцев на запястьях Флер, на ее заплаканное лицо, на бледные губы.
— Извини, — бормочет он, отталкивая ее от себя. — Извини меня.
Флер все стоит на месте. Поежившись, как от резкого ветра, она внезапно обхватывает себя руками и закрывает глаза. Ее плечи трясутся, и Билл чувствует себя последним мерзавцем. Больным придурком.
Самым настоящим оборотнем, чтоб его драклы побрали!
Флер снова становится собой. Она пахнет лавандовой водой, а не мясом и едой. Она не тело, которое можно разорвать на части.
Билла передергивает, когда он думает, что мог наделать. Хватает уже того, что он думал об этом.
— Уходи, — говорит он поспешно. — Слышишь? Собирайся быстрее и уходи. Отправляйся в "Нору", к Джинни, к Гарри... Куда хочешь, но, ради Мерлина, убирайся отсюда!
Флер качает головой. На щеках блестят влажные дорожки слез, под глазами — глубокие тени, но она упрямо качает головой.
— Я не могу, — со свистом выдыхает она. — Я не могу оставить тебя одного. Не сейчас.
Билл готов убить ее. За ее гребаную честность, преданность, благородство. За то, как она бездумно подставляется под удар. За то, что она все еще любит его.
— Да на хрена я тебе? — орет он вдруг, и Флер вздрагивает. — Я опасен, ты не понимаешь? Флер, спасай свою шкуру, пока не поздно!
Она опять качает головой.
— Я позову кого-нибудь, — бормочет она. — Целителей, я не знаю... Но тебя не оставлю.
У нее на лице такая решимость, что Билл понимает — он не переубедит ее. Ни под каким предлогом не заставит уйти.
— Ладно, — произносит он почти спокойно. — Ладно. Хорошо. Напиши... Нет, свяжись с Чарли. Он знает, как усмирять всяких... тварей.
Таких, как он.
Билл не произносит этого вслух. Если скажет — то Флер точно не выдержит.
— Конечно, — говорит та, медленно расслабляясь. То есть, насколько это возможно. Во всяком случае, она больше не выглядит так, словно готова упасть в обморок. — Я сейчас. Точно, почему я?..
Она выходит из кухни, не договорив, но Билл слышит, как она что-то бормочет себе под нос. И видит, что ее все бьет озноб.
Он опирается на подоконник и молча смотрит на свое неясное отражение в стекле. Сейчас он совершенно обычный. Даже обычнее обычного.
Биллу тошно от того, каким он был пару минут назад. И пусть он знает, что не виноват, он никак не может простить себе то, что натворил.
Флер кончиками пальцев дотрагивается до его плеча, и он резко оборачивается. Флер поспешно отступает на шаг назад.
— Я все, закончила, — сообщает она. Нижняя губа дрожит, как и руки. — Отправила Патронус.
Билл кивает. Осталось дождаться Чарли и не свихнуться.
Все опять застилает красная пелена. И запах крови снова забивается в ноздри.
Билл думает только об одном: только бы Чарли успел.
Чарли успевает. Едва-едва.
Когда он вываливается из камина, Флер сидит на полу, прижав колени к груди, и зажимает уши ладонями, чтобы не слышать криков Билла.
Чарли подлетает к ней, хватает за локти и рывком поднимает.
— Что стряслось? — спрашивает он. — Флер, я ничего не понял. Что случилось?
Флер только жмурится — затихший на пару мгновений, Билл снова воет от боли.
Все доходит до Чарли через пару секунд.
— Иди наверх, — тяжелым голосом говорит он Флер. — Немедленно поднимайся и не смей высовываться.
Флер торопливо кивает несколько раз и вместе с Чарли идет к лестницам. Только убедившись, что она заперлась в спальне, Чарли, помедлив, делает первый шаг в сторону кухни.
На полу лежит множество осколков, поблескивающих в ярком свете светильников. Стол перевернут, шторы вместе с карнизом свисают со стены, и посреди всего этого хаоса сидит Билл.
Сгорбившись, он сжимает голову ладонями и качается из стороны в сторону. Рыжие волосы всклочены, острые лопатки выпирают, и в его голосе столько отчаяния и неизмеримой боли, что Чарли, позабыв об осторожности, шагает вперед.
Билл сразу поднимает на него взгляд. В нем что-то неуловимо меняется: растерянность, тревога и беспомощность продают разом. Билл выпрямляется и легко поднимается навстречу брату.
Чарли, сглотнув, тянет к нему руку и уверенно и четко зовет по имени. С драконами это срабатывает, они отвлекаются на голос, видят в Чарли хозяина. Почему бы не попробовать и с... с Биллом? Назвать его оборотнем язык не поворачивается.
Билл послушно идет к нему. И даже хватается за предложенную ладонь.
Чарли только тогда понимает, что происходит.
Он дергается, стараясь высвободиться, но не тут-то было: Билл держит крепко.
* * *
Флер опускается на колени перед камином и стучит по решетке волшебной палочкой. Пламя — разведенное минутой раньше — становится ярко-синим, и Флер, проговорив адрес Чарли, без опаски сует в огонь голову.
Чарли отзывается сразу. Он, закутанный в плед, читает книгу, и когда Флер зовет его, сразу отбрасывает том в сторону и подходит к камину.
— Привет, — слабо улыбается Флер.
Чарли, присмотревшись к ней, садится на корточки и тревожно спрашивает:
— Все хорошо?
Флер мотает головой. Ей так хочется шагнуть вперед, оказаться у Чарли дома, чтобы не пришлось возвращаться обратно к Биллу. Это было бы самым легким решением: побег от проблем. Чарли не выдал бы ее.
Но она не может бросить Билла. Ради него она пережила войну, ради него осталась в Англии, в то время как ее мать сходила с ума от беспокойства. И ради него она примет и такую жизнь. Ей не впервой привыкать.
Чарли осторожно прикасается к ее лицу. Флер поднимает на него взгляд, и он улыбается краешком рта:
— Не унывай. Все образуется.
Флер кивает, закусив губу. Еще не хватало разреветься!
— Ты нам нужен, — глубоко вздохнув, говорит она. — Чарли, пожалуйста. Я тебя умоляю. Возьми отпуск или... или я могу поговорить с твоими, чтобы тебя...
Она замолкает, потому что слышатся чьи-то шаги и незнакомый голос кричит:
— Чарли, ты не видел мои перчатки?
Флер удивленно смотрит на слегка смущенного Чарли, который поспешно поднимается и отходит в глубь комнаты, пропадая из поля зрения Флер.
Ей остается только слышать, нахмурившись от недоумения, как он с кем-то перешептывается. Чарли возвращается несколько мгновений спустя и ведет за собой высокого, темноволосого парня, который, похоже, как и Флер, не ожидал подобного.
— Это Оливер, — говорит Чарли решительно. И крепко стискивает ладонь этого Оливера в своей.
Флер пристально смотрит на их переплетенные пальцы, на удивленное лицо Оливера, на воинственное — Чарли, и приподнимает уголки губ.
Только слепой бы не понял.
— Приятно познакомиться, — очаровательно улыбнувшись, говорит она. — Я Флер, невестка Чарли.
Оливер кивает и засовывает руки в карман джинсов.
— Мне нужно уехать, — поворачивается к нему Чарли и ободряюще поглаживает большим пальцем мизинец Оливера. — Но я скоро вернусь. Я всего на пару дней.
— Куда ты? — вскидывается Оливер, и Флер становится не по себе, будто она подглядела в замочную скважину. Чужие люди, чужие отношения — она не должна была это видеть.
А Чарли не должен был спасать ее от Билла.
Кто сказал, что все бывает так, как должно?
— У меня проблемы в семье, — бормочет Чарли, запуская пятерню в волосы. — Ничего необычного.
Оливер недоверчиво смотрит на него, потом переводит взгляд на Флер.
— Я с тобой, — настойчиво произносит он. — Поживу у Алисии, пока все не утрясется.
— Нет, — резко прерывает его Чарли. — Никаких со мной и никаких Алисий. Ты остаешься здесь. Или летишь тренироваться, как и собирался.
— Почему? — упрямится Оливер. — Я хочу помочь.
Чарли открывает было рот, чтобы возразить, но Флер опережает его.
— Хорошо, — говорит она торопливо. — Поживете у нас. Вы не против? Ваша помощь не оказалась бы лишней.
Чарли в упор глядит на нее, но Флер даже не думает отворачиваться.
И в ее глазах Чарли ясно читает вопрос:
"Помнишь, что было тогда?"
И Чарли понимает, что она права. И ему не отвертеться.
* * *
Билл держит крепко. Чарли дергается, но вырваться не может, хотя Билл всегда был слабее его, несмотря на то, что старше. Билл увлекался заклинаниями, Чарли — тем, что заклинания лишь помогали усмирять.
И поэтому он недоуменно смотрит на свои руки, когда брат не отступает привычно от толчка. Он упирается ладонью в грудь Билла, думая, что это поможет, но тот только отталкивает его пальцы. И перехватывает их свободной рукой, сжимая с такой силой, что у Чарли темнеет перед глазами.
Билл чувствует его страх. Как недавно чувствовал страх Флер. Чарли растерян, Чарли боится.
И Билл упивается этими его чувствами.
Чарли не узнает его. Он не может думать о Билле, как о своем брате. Вернее, он не может думать вообще. Единственная мысль, которая так отчаянно проносится у него в голове, понятна и без легилеменции — что ему нужно спастись. Любым образом: добраться до палочки, проклясть или просто драться, как маггл.
Но Билл не собирается позволять ему этого. Какой-то голос внутри шепчет ему, что поиграть он всегда успеет. Этот же голос требует прижать Чарли к себе вплотную, сделать так, чтобы горячая, густая кровь вытекла из вен, прикоснуться к ней.
Однако тот же голос советует насладиться тем, что случится. Он напоминает, что это — первая жертва, что ею нужно гордиться, ее нужно запомнить.
И Билл медлит. Проводит носом по щеке брата, вдыхая аромат теплого тела, касается сначала губами, затем — кончиком языка, словно... словно пробуя на вкус.
— Прекрати, — дрожащим голосом требует Чарли. — Билл, это не ты! Прекрати!
Билл в ответ лишь крепче стискивает его в своих руках. Чарли уже не может вдохнуть. И когда брат вместо укуса, которого он ожидает, лишь мягко целует, он дергается от неожиданности. Это даже больнее, чем практически вывихнутые запястья.
Билл его целует, отпуская одну руку, чтобы положить ладонь на затылок брата, а Чарли стоит, не в силах пошевелиться. Зубы Билла прихватывают нижнюю губу и тянут ее до тех пор, пока и Чарли, и Билл не чувствуют вкус крови.
Билл отрывается от него и облизывается. И смотрит на Чарли сверху вниз — он всегда был выше. И защищал. По крайней мере, старался.
А сейчас у Билла в глазах голод. Мертвый, тоскливый голод. Словно Билл хочет чего-то, чего никогда не получит.
И Билл тяжело дышит. Чарли слышит его дыхание, касающееся его уха, обдающее щеку теплой волной, и чувствует, как отчаянно трепыхается его собственное сердце где-то в горле.
— Не надо, — бормочет он, когда Билл наваливается на него. — Билл, это не...
Он не заканчивает предложение, когда чувствует... чувствует это.
Чарли знает, что оборотни и им подобные — он никак не может заставить себя отнести брата к ним — возбуждаются, учуяв жертву или ее кровь.
Но никак нельзя связать этот факт, вызубренный на уроках ухода за магическими животными, и Билла.
Билл — не магическое животное. Он его брат. Он не должен реагировать так.
Чарли кладет ладони на плечи Билла и, вздохнув, говорит, стараясь успокоить:
— Ты не должен делать ничего подобного. Ты — человек. Помнишь об этом?
Билл поднимает на него взгляд, и Чарли видит на его лице намек на понимание. В нем загорается было надежда, но Билл только качает головой — сережка блестит ярким серебряным огоньком.
— А то что? — отзывается он, и голос непривычно хриплый и глубокий. — Вытащишь палочку и проклянешь меня?
Чарли сжимает губы в тонкую ниточку. Во-первых, до палочки ему не добраться, и Билл об этом прекрасно осведомлен. Во вторых, Чарли в любом случае не стал бы использовать магию против брата.
И это Билл тоже знает.
И еще крепче сжимает Чарли. Так, что ребра трещат.
— Ты ничего не сделаешь, — на удивление мягко, почти нежно говорит Билл. — Никогда и ничего. Потому что ты, — хватает Чарли за подбородок и разворачивает к себе лицом, — слабак.
Он чувствует, как Чарли тонет в своей панике. Она плещется в его глазах, искажает черты лица и заставляет кровь стыть в жилах.
Но совсем, совсем не портит ее запах. И Билл практически уверен, что и вкус.
Чарли даже не успевает понять, что происходит, когда пощечина обжигает его щеку — голова резко мотнулась в сторону, и все. А потом — кровь по уголку рта, вниз, по подбородку.
Пока Билл не слизывает ее.
Чарли не двигается. Он, кажется, вовсе одеревенел — как будто на него "Оцепеней" наложили. Даже дыхание — настолько тихое, что если бы Билл не прислушивался, то ни за что не уловил бы его.
Но Чарли дышит, и все еще сводит его с ума. Чем именно, Билл, наверное, объяснить не сможет: просто именно в нем он находит все, что искал.
Еда и плоть.
Флер не вызывала в нем таких чувств.
Билл касается пальцами его рук, погружая ногти в незащищенную тканью кожу, тянется вверх, к шее, и Чарли дергается от боли. У него внезапно прорезается голос, и он кричит:
— Отъебись, ты!.. Приди уже в себя!
Билл легко пожимает плечами:
— Сам виноват, — и разворачивает Чарли лицом к стене, одновременно заводя его руки за спину. Чарли выгибается — кажется, будто в каждый сустав понапихали битого стекла.
Билл тянет его на себя, впечатывая в свое тело, и Чарли, у которого перед глазами пляшут темные пятна, а в ушах стоит непонятный гул, чувствует, как твердый член касается его бедра.
— Не надо, — выдыхает он. — Билл, отпусти.
Будь это не Билл, будь это кто-то другой, он бы, вероятно, вырвался. Но крыша едет уже от того, что это его собственный брат.
Что это его собственный брат задирает вверх рубашку, касаясь живота, и спускается проворными пальцами вниз. Что это собственный брат в мгновение ока расстегивает ремень его брюк и забирается внутрь. Что это его собственный брат гладит его неумело, но настойчиво, то сжимая пальцы, то царапая ногтями чувствительную кожу над пахом. Билл одним рывком стаскивает с него штаны вместе с бельем, оставляя их болтаться на щиколотках, и в очередной раз оставляет на животе длинные царапины, сразу припухшие на краях.
Билл прихватывает зубами кончик его уха, и Чарли мгновенно затихает — он не знает, что будет, если его укусит тот, кто сам еще не стал вервольфом.
Потому что никак не разобраться, ключевое слово здесь: "не стал" или "еще".
Билл толкает его к прилавку, хватает за бедра, чуть приподнимая над полом, и усаживает на столешницу. Чарли елозит, отбрасывая его руки от себя, и, когда Билл на секунду расслабляется, хватает его лицо в ладони, заставляя смотреть на себя.
— Не надо, — тяжело дыша, просит он. — Билл, это не ты. Это... это пройдет. Просто полнолуние, и ты не в себе.
Когда Билл поднимает на него глаза, Чарли понимает, что он действительно не в себе. Слишком не в себе, чтобы простые уговоры подействовали на него. Слишком не в себе, чтобы остановиться.
Чарли остается только молиться, чтобы остаться в живых. Все остальное резко теряет свою важность, бледнеет на фоне того, что раньше Чарли считал невозможным: смерти от руки... от зубов, от клыков, как хотите, своего брата.
Пережить войну и драконов, чтобы сдохнуть вот так — Чарли на это не готов.
Билл одним движением резко раздвигает ему ноги и становится между ними, толкая брата назад свободной рукой, той, которой не удерживает его за волосы. Чарли только кривится от резкой боли, пронизавшей точно насквозь. Ребра ноют, словно треснувшие, как и запястья, сплошь покрытые синяками.
Билл отпускает рыжие вихры и кладет ладонь на рот Чарли.
— Не смей орать, — почти рычит он, подавшись вперед. — Меня это бесит.
Чарли следит за ним, широко распахнув глаза, — дыхания отчаянно не хватает. Он мычит от ужаса, когда Билл клацнув зубами у его лица, вдруг с силой кусает за плечо. Чарли вскрикивает, но ладонь Билла заглушает вопль. То, что выступила кровь, он понимает по довольному... урчанию?.. Билла. Тот слизывает алую влагу и выпрямляется.
— Ну тиш-ш-ше, — шипит Билл. — Сказал же, бесит. Нарваться хочешь?
Чарли совсем не хочет нарываться. Только уже поздно.
И если раньше какая-то часть его верила в то, что Билл не свихнулся окончательно, и все обойдется, то и эта надежда пропадает, стоит ему поднять взгляд на Билла.
В нем уже нет ничего человеческого. Чарли ясно видно, что он почти — если не уже — оборотень. Хоть и на какую-то толику.
Или несколько таких вот толик.
Билл, не задумываясь о том, что он чувствует, дергает его ногу вверх, и Чарли заваливается на бок. Биллу так удобно, и он низко рычит.
Из голоса напрочь пропали знакомые интонации. Теперь в них все звериное, волчье.
И в тон крик Чарли, когда Билл входит в него. Вернее, врывается. Боль такая, что Чарли кажется — его подорвало на маггловской мине. А остатки скрутило "Круцио". Он пытается отпихнуть Билла от себя, самому выскользнуть, но брат держит крепко, проезжаясь пальцами по выступающей лесенке ребер, опускаясь к бедрам и натягивая Чарли на себя.
Флер зажимает уши, когда слышит вой Чарли.
* * *
Флер сидит на краешке стула, нервно стуча пальцами по столешнице, когда в гостиной раздается чуть раздраженный голос Чарли, и сразу же за ним — недовольный Оливера. Она мгновенно срывается с места и бросается в комнату, в которой Чарли увеличивает до нормальных размеров багаж, выуженный из карманов, и одновременно ссорится с упрямо настроенным Оливером.
— Что за бред? — спрашивает он угрюмо. — С чего это ты решил, что я не хочу тебя видеть?
— А как мне это еще понимать? — огрызается тот. — Ты взял отпуск, стоило этой Флер попросить тебя о помощи. А когда я чего-то жду от тебя, у тебя вечно драконы. И никаких выходных.
Оливер говорит без обиды, может, чуть настороженно, но он действительно не понимает, что происходит. И Флер каким-то шестым чувством догадывается, что Оливеру действительно не раз отказывали в самых простых вещах. Так уж устроен Чарли: на первом месте у него всегда будет его работа. И уже потом — все остальное.
Если, конечно, остальное — не брат-оборотень.
— Мне жаль, что так вышло, — мягко говорит Флер, переступая, наконец, порог. — Я не хотела мешать вашим планам. Но мне действительно нужен Чарли и его поддержка.
Оливер смущенно смотрит на нее, готовый извиниться, но она только качает головой, заранее прощая.
— Все в порядке, — взъерошив волосы, бормочет Оливер. — И спасибо, что позволили пожить у вас.
— Пара пустяков, — откликается Флер. — Мне очень приятно, что вы приняли мое приглашение. У Чарли, насколько я знаю, редко выпадают свободные дни, и было бы жаль, если вы бы потеряли возможность провести время наедине.
Оливер отстранено кивает, явно чувствуя себя не в своей тарелке. Флер знает эти гриффиндорские повадки: либо стеснение, либо показная бравада. Билл, когда они только познакомились, как раз пользовался вторым способом.
— Кстати, — продолжает она, заправляя за ухо выбившуюся из хвоста прядку, — у Билла тоже отпуск.
Она кидает быстрый, незаметный для Оливера, взгляд на Чарли. Тот понимающе кивает: о проблеме Билла знают в Гринготтсе и относятся к ней с уважением. Как же, Билл — герой войны, ему можно и не ходить на работу неделю-полторы. Оборотни — такие, каким был Люпин, и такие, каким кажется брат Чарли — давно стали полноценными членами общества.
Пока ты выглядишь, как обычный человек, никто не станет возражать против твоего присутствия. Джордж характеризует нынешнюю политику правительства одной емкой фразой: "Все дерьмо неси домой".
Флер согласна с этим, даже если ей претит такая формулировка: Билл, вроде, так и поступает.
— Вот и замечательно, — натужно улыбается Чарли. — Совместный отпуск. Как здорово.
Флер приподнимает уголки губ — больше походит на гримасу боли, но нужно показать хоть какую-то радость, иначе Оливер что-нибудь заподозрит.
Раньше времени.
— Я приготовлю ваши комнаты, — отходит она к дверям, собираясь выйти, но затем внезапно останавливается. — Или комнату?
Чарли усмехается краешком рта, когда видит, какой отчаянный румянец заливает щеки Оливера.
— Значит, комнату, — подытоживает Флер и закрывает за собой дверь.
Подойдя к лестницам, она преодолевает первые несколько ступеней, прежде чем страх полностью настигает ее. Билл там, наверху, в их спальне. Конечно, еще только день, и светит солнце, да и до полнолуния пока ещё есть время, но Флер все равно боится.
Но какая-то ее часть, та, что беззаветно предана Биллу, заставляет ее сделать шаг вперед.
Флер любит Билла. Всегда любила, с самой первой встречи. И, несмотря ни на что, ее любовь не стала меньше. Но Флер чувствует, что чувства меняются. Они не убывают, нет. Просто перетекают во что-то другое. Ее привязанность к мужу никогда не стояла под вопросом — у всех, кроме Молли, — но сейчас она сама ни за что не сможет сказать, что именно испытывает по отношению к Биллу.
Видимо, это что-то достаточно сильное, раз она не бросила его и не вернулась к родителям. Только Флер все чаще кажется, что это не та любовь, что была в начале. Она, несомненно, тепло относится к Биллу, ей нравится быть с ним, нравится, когда он обнимает ее, но, просыпаясь по утрам рядом с ним, она все чаще ловит себя на мысли, что не понимает, как он стал ее мужем. Другом — да, конечно. Тем, кого она никогда не оставит разбираться в проблемах в одиночестве, пока у нее хватает сил и даже дольше. Но это все: Флер никак не может вспомнить то легкое ощущение влюбленности, что было вначале. Его и не вернешь, наверное.
Она заходит в комнату для гостей и взмахом палочки освежает постельное белье. Скорее, для того, чтобы успокоить себя, накладывает пару Очищающих заклинаний, потому что нигде нет и пылинки, и вызывает домовика.
Домовик кивает и испаряется. Флер рассеянно переставляет вазу с зачарованными цветами и отступает назад, чтобы осмотреть результат.
Ей кажется, что это своего рода возмещение за тот... ущерб, который она собирается, пусть и не по своей воле, причинить Чарли и Оливеру. Это, конечно, малодушно и как-то низко, но она должна сделать хотя бы это. Вряд ли это поможет или как-то сумеет исправить то, что случится, и Флер это прекрасно понимает. Но часть ее твердо уверена: если она будет как можно дольше делать вид, что все в порядке, то беда, может, и минует.
Она встряхивает головой, заставляя себя прекратить думать о Билле, и выходит из комнаты, на ходу собирая волосы в хвост — нужно готовить ужин.
Оливер сидит за столом и пьет чай из большой кружки, пока Чарли наливает себе кофе. Флер проходит к плите, дежурно улыбаясь, и берет в руки маленькое полотенце. Рассеянно проводя им по прилавку, и без того чистому до блеска, она интересуется:
— Хотите чего-нибудь? Печенья или пирожные? — и не дожидаясь ответа, ставит перед ними большую тарелку с угощениями. — А что будете на ужин? Я думала приготовить ростбиф, Билл их любит, но если вам что-то другое, то я...
— Успокойся, — мягко говорит Чарли, хватая ее за запястье и притягивая к себе.
— Я и не волнуюсь, — отзывается Флер поспешно.
— Да ну? — скептически спрашивает Чарли, и она внезапно обнаруживает, что ее бьет озноб, и ладони — холодные, как ледышки. — Все будет хорошо, переведи уже дыхание.
Флер кивает, постепенно расслабляясь. Голос Чарли убеждает, заставляет верить. Она медленно высвобождает руку и, отойдя к шкафчикам с припасами, распахивает дверцу.
Оливер недоуменно смотрит на Чарли, но тот лишь пожимает плечами и садится на свое место. Оливер непонимающе запускает пятерню в шевелюру и ставит локти на стол. Флер отправляет в мойку овощи, а затем со стуком, который кажется очень громким в молчании, наставшем на кухне, принимается разрезать их.
— Что за могильная тишина? — раздается внезапно неуверенный голос Билла, и нож соскакивает со скользких боков картофеля. Флер, ойкнув от боли, прижимает к губам пострадавший палец.
Чарли резко оборачивается, подсознательно ожидая от Билла... чего-то. Он и сам не скажет, с чего это он, драконолог и, вообще, маг, который имеет отношение к магическим тварям, так подумал. Оборотни нападают, почуяв запах крови. Но Билл — не оборотень. Ему должно быть все равно.
Хотя, может, уже поздно, Чарли не знает.
Но Билл смотрит на Флер совершенно спокойно.
— Будь осторожнее, — заботливо просит он, вытаскивая палочку и накладывая чары на порез. Флер неуверенно улыбается, и Билл целует ее в макушку. — Добро пожаловать, — кивает он Чарли и переводит взгляд на Оливера. — А это?..
Оливер поднимается ему навстречу и протягивает руку, представляясь. Чарли настороженно следит за ним и за братом. Ему вообще не нравится то, что происходит. Не нравится, что Оливер принял приглашение, не нравится, что Флер, которая кажется такой слабой и отчаявшейся, на самом деле все просчитала.
Не нравится, что Оливер узнает правду, и все полетит к чертям.
— Это его друг, — поясняет Флер, отправляя овощи в кастрюлю.
— Мой парень, — вдруг твердо говорит Чарли. Билл поднимает на него глаза, и Чарли едва не вздрагивает из-за его взгляда. По лицу брата словно проходит судорога, такая, какая случается всякий раз, когда начинается трансформация, и Чарли невольно дергается. Конечно, ему страшно. Не столько за себя, сколько за Флер и Оливера.
С ним уже случилось достаточно, чтобы больше не переживать о своей шкуре.
Но Билл только пожимает плечами, будто ему все равно, и улыбается. Чарли кажется, что за этой улыбкой чуть больше, чем простое понимание и принятие. На самом деле, будь случившееся тогда просто случайностью, он, наверное, забыл бы — разумеется, насколько это возможно. Но одна вещь никак не выходит из головы: у Билла под рукой все время была Флер, и логичнее было бы предположить...
Чарли останавливает себя: случившееся не изменить, да и не нужно. Глядя на тоненькую, еще совсем девчонку, Флер, крутящуюся у плиты, натянуто подшучивающую и, в целом, неплохо играющую в миссис Уизли, невозможно представить ее пережившей то, что пережил он. Чарли сильный, Чарли справится — у Флер не хватило бы сил. И неважно, что теперь ему не по себе в присутствии брата. Можно же потерпеть, можно закрыть глаза, можно, в конце концов, просто сделать вид, что ничего не было. А Флер, которая знает и которая жена, еще и умудряется жить с Биллом, несмотря на все, что произошло.
Она так просто не сдастся, найдет путь спасения, даже пойдет по головам — Чарли никогда не сомневался в ее уме, не зря же ее выбрали Чемпионом от Шармбатона. А он — брат, он не может бросить Билла.
Единственный, кто здесь лишний и кто может сломаться, так это Оливер. И этого Чарли хочется меньше всего. Флер расценивает его только как лишнюю пару рук и еще одну палочку, Чарли на это не способен. С Оливером не должно что-то произойти.
Когда он ловит себя на мысли, что дальше их отношения продолжаться не смогут, то невесело усмехается. Опять один, как всегда.
— А ну не путайтесь под ногами! — натянуто смеется Флер, закрывая крышку кастрюли. — Идите отсюда, не мешайте!
Она вся такая деятельная, со встрепанными волосами и раскрасневшимися щеками, что дрожащей улыбки и страха в глазах почти незаметно.
* * *
Флер неуверенно встает с пола. Ее бьет озноб, и ноги — ватные. Помедлив еще немного, совсем чуть-чуть, она идет к двери и, открыв ее, замирает на пороге. Снизу не доносится ни звука. Даже обычно шумный коттедж затих. Не скрипят половицы, с чердака не долетает обычный гул гуляющего там сквозняка, и деревья в саду, которые вечно раскачивает ветер, тоже молчат.
Флер облизывает пересохшие губы и, покрепче перехватив палочку, выходит в коридор. Тихо добирается до лестницы и начинает спускаться по ней, всякий раз вздрагивая, когда кажется, будто послышались чьи-то шаги.
Заставить себя зайти в кухню — почти невозможно. Но Флер, зажмурившись, все-таки пересиливает себя.
В голове только одна мысль: только бы все обошлось.
В кухне такой бедлам, что она едва не отступает назад. Билл сидит, съежившись, у окна, прижавшись спиной к стене и опустив голову на поджатые к животу колени. Чарли Флер замечает не сразу: он даже не лежит, а... а валяется, неподалеку от Билла, и даже не делает ни единой попытки пошевелиться.
И кровь.
Флер прижимает ладонь ко рту, когда до нее доходит. Конечно, она поняла и раньше, пока пряталась там, наверху, но видеть все свои глазами в сто раз тяжелее.
На теле Чарли столько отметин, что и не сосчитать. Его одежда больше напоминает лохмотья. Флер медленно опускает взгляд, с лица на торс, на котором виднеются следы укусов. Плечо все изранено и покрыто бурыми подтеками. Она оцепенело думает о том, сможет ли вылечить это или придется обратиться к целителям из Мунго.
На животе — длинные, ровные, набухшие на краях царапины. Флер тяжело сглатывает. Если бы она не испугалась так сильно и заставила себя помочь Чарли, то может...
На внутренней стороне бедер — начинающие проявляться синяки. Флер даже представить не может, с какой силой надо было вдавливать пальцы в кожу, чтобы результат оказался таким.
Дальше она не смотрит. Ей становится дурно, запах крови забивается в ноздри, и стоит только подумать о том, что произошло, как ее начинает тошнить.
Флер медленно делает шаг вперед, к Чарли. Паника пульсирует под кожей, кислотой обжигая изнутри и одурманивая, и она не знает, кажется ли ей, или комната действительно качается из стороны в сторону.
Билл больше не опасен. У Флер дрожат губы, когда она вспоминает, что совсем скоро, всего через месяц, все в точности повторится. Если не станет хуже.
И таких дней, как этот, в ее жизни будет ещё много. Она даже не сомневается, что их будет слишком много.
Она опускается на колени рядом с Чарли. У него закрыты глаза, и лицо такое бледное, что она уже подозревает самое худшее. Опасливо, будто может что-то случиться — словно самое мерзкое уже не произошло — Флер дотрагивается до плеча Чарли.
То, как он вздрагивает от простого прикосновения, заставляет ее поспешно отшатнуться назад. Чарли распахивает глаза и смотрит на нее диким, непонимающим взглядом.
— Извини, — шепчет Флер, и голос у нее такой усталый, такой сломленный, что Чарли невольно расслабляется. — П`гости, п`гости меня, пожалуйста.
Он почему-то думает о том, что она опять начала картавить. Вроде уже акцент стал незаметным, практически превратился в британский, а вот теперь по-новой.
— Пойдьём, — бормочет она, вытаскивая палочку из кармана и поднимая Чарли в воздух. — Я помогу, п`гавда.
Чарли на самом деле даже не больно. Тело, будто окаменевшее, не чувствует ничего, только жжение. Оно, как зуд, волной распространяется по рукам-ногам, и от этого хочется свернуться в клубок.
Флер левитирует его из комнаты, даже не оглядываясь на Билла. Если бы было время разобраться в себе, она, наверное, сказала бы, что не винит его, просто нужно поскорее помочь Чарли, вытащить его отсюда.
Но времени нет. Ни на то, чтобы успокоить Билла — а ему это нужно, еще как, — ни на то, чтобы успокоиться самой. Флер опускает Чарли на диван в гостиной и, устроив его кое-как, бросается на поиски того, что может пригодиться. Зелья, конечно, зелья необходимы, и еще надо достать книгу по лечебной магии, которую подарила Гермиона.
Флер смеялась, сидя под елью, когда, развернув упаковку, обнаружила очередной том от невестки, но сейчас ей думается, что ничего ценнее ей не преподносили.
Она отыскивает фолиант на самых верхних полках шкафа, в который запиханы кулинарные пособия — Молли твердо уверена, что она не умеет готовить, — и подобная чепуха. Засунув книгу подмышку и гремя склянками, Флер возвращается к Чарли.
Откровенно говоря, его раны не вызывают опасений. Ничего такого, что могло бы угрожать его жизни. За одним исключением — эти раны нанес почти-вервольф. И именно поэтому у Флер так трясутся руки и именно поэтому она так спешит. Словно пара минут решит что-нибудь в судьбе Чарли.
Она накладывает одно заклинание за другим, пока все видимые следы не исчезают. Но ни одна книга не подскажет, что делать, если Чарли заразился. Остается только ждать и сходить с ума от волнения.
Если заразился... Флер не сможет выбраться из этого, никогда. Потому что оставить их, двоих, — невозможно. Но и для нее это...
Она берет руку Чарли в свою и сильно сжимает. Зелье Сна-без-Снов должно скоро подействовать, и тогда нужно будет подойти к Биллу, но пока можно позволить себе отдохнуть. Отдохнуть необходимо — Флер кажется, что если бы она попробовала сейчас встать, у нее бы ничего не получилось.
Чарли настолько напряжен, что даже когда его веки медленно опускаются, тело вовсе не собирается расслабляться. Каждая мышца словно сведена судорогой, и Флер стоит больших усилий высвободить свою ладонь из хватки Чарли.
Со свистом выдохнув, она поднимается с колен. Ноги все еще дрожат, и ей приходится опереться на спинку кресла, чтобы не упасть.
Надо собраться, панически проносится у нее в голове. Нельзя показать Биллу, как ей плохо и страшно. Она даже думать не хочет, что сейчас чувствует Билл, если ей так скверно. Надо ему помочь.
Потому что Чарли, в конце концов, может сказать, что он не мог ничего поделать, она оправдается тем же самым, а вот Билл... Зная его, Флер не сомневается, что он никогда не признает, что дело просто вышло из-под контроля, что он ни при чем.
Зная его, Флер не сомневается, что по-настоящему черные дни начнутся с сегодняшнего.
Она застает Билла в той же позе, и кажется, что он даже не шевельнулся. Флер подходит ближе, переступая через сброшенные на пол банки, украшения и кухонную утварь, и становится напротив него.
Он не поднимает головы, сидит, как был, полуголый. Как Чарли. Только на нем — ни намека на повреждения. Кожа чуть блестит от холодного пота, волосы падают на лицо, окончательно ограждая Билла от Флер, и его трясет так же, как ее.
— Ты в порядке? — выдавливает из себя Флер.
Билл не отвечает, и она растерянно дергает светлую прядь. Закусив губу, Флер наклоняется к нему и кладет ладонь на плечо.
Билл не отдергивается, и уже хорошо.
Флер цепко хватает его за локоть и неожиданно легко заставляет встать. Билл слушается, и не думая сопротивляться. Довести его до спальни и уложить в постель даже легче, чем отлевитировать Чарли.
Билла не надо лечить, и Флер понятия не имеет, что делать. У нее опускаются руки. Что-то подсказывает, что с ним надо поговорить, но что говорить, она не знает. Она садится на край постели и молча смотрит на него. Билл, откинув голову назад, не отводит взгляда от потолка. Его пальцы вцепились в простыню, сминая, и жилка на шее отчаянно трепыхается.
Флер ласково гладит его по волосам, думая, что они такого не заслужили. Ни Билл, ни Чарли, ни она сама. Война могла покалечить кого-то другого, так почему они?
* * *
— Почему бы нам не сходить на озеро?
Билл поднимает растерянный взгляд на Оливера, сидящего рядом с Чарли и до последнего момента занятого перелистыванием книг, попавшихся под руки.
— Что? — переспрашивает Чарли, отрываясь, наконец, от разглядывания Билла и поворачиваясь к своему парню.
Стоит Биллу назвать так Оливера даже про себя, как тянет усмехнуться. Какая-то часть его, та что не забывает об обращениях после полнолуния, относится к Оливеру, по меньшей мере, настороженно Если не враждебно.
В Оливере нет абсолютно ничего, что заставило бы Билла передумать. И хуже всего, что Чарли пахнет им.
Это сводит с ума. Билл знает, что это нелепо, смешно, ненормально, в конце концов, но ничего не может с собой поделать.
Чарли пахнет этим Оливером, и у него срывает крышу.
— Озеро, — повторяет Оливер, поворачиваясь к Чарли. — Не хочешь сходить?
Тот кидает быстрый, цепкий взгляд на брата. Из-за того, как на него смотрит Чарли, Биллу начинает казаться, что это не он представляет опасность, а наоборот. В глазах Чарли есть что-то жесткое, не прогибаемое, и Билл практически боится брата. И становится понятно, почему драконы его слушаются.
— Да, конечно, — улыбается Чарли. — Почему бы и нет.
Оливер улыбается в ответ и интересуется у Билла:
— А ты пойдешь с нами, да?
Чарли открывает было рот, чтобы отказаться вместо брата, но Билл его опережает. Отпустить этих двоих на озеро, в полном одиночестве...
Что-то внутри него яростно бастует против этого.
— Разумеется, — отвечает он. — И Флер мешать не будем.
Чарли стискивает зубы, но ничего не говорит. Билл по себе знает, что попытки оградить тех, кто дорог, от правды, будут чуть ли не вечными, пока все само не всплывет наружу. Билл точно так же до последнего умалчивал, боясь за Флер и семью. Теперь то же самое делает Чарли, которого волнует этот Оливер.
Билл никак не может понять, почему он? Почему не какая-нибудь девчонка-драконолог? Почему не женщина, в конце концов, а этот нелепый вратарь, который даже в основной состав пробиться не смог?
И тут же до него доходит, что его именно это бесит. Что не женщина.
Пока Флер говорит им что-то на прощание, улыбаясь, Билл думает, что ни одна женщина не перебила бы его запах на Чарли. А Оливер — перебил.
За это Билл его и ненавидит, наверное.
Солнце припекает вовсю. Чарли сразу, стащив с себя майку, бросается в озеро. Оливер, взлохматив волосы, сначала осматривает окрестности, потом спрашивает у Билла, опустившегося на траву:
— Ты не хочешь купаться?
Билл внимательно оглядывает его: в каштановых волосах играют яркие блики, глаза сверкают, и, кажется, он вполне доволен жизнью.
Он вызывает зависть: у него никаких сверхзабот и у него есть Чарли.
Последняя мысль — как тупик, в который упрешься, а повернуть назад никак не получиться, потому что... Потому что. Некуда идти, там, в этом назад, ничего и нет.
И в том назад, Билл, наверное, завидовал этому Оливеру. Заранее завидовал.
Он, вероятно, завидует всем, кто хоть раз притронулся к Чарли, не получив в ответ испуганный взгляд. Он даже себе прошлому завидует. Тому, который во время летних каникул мог купаться с Чарли в озере, а не смотреть ему вслед.
Кто-то говорил, что у оборотней меняется не только тело, но и сознание. Вынуждает думать по-другому. Теперь Билл в это верит.
— Нет, — отвечает он, наблюдая за бликами на воде. — Я побуду тут. Ты иди.
— Чарли говорил, что ты летаешь, — говорит Оливер, кивнув. Он снимает с себя футболку и, бросив её на землю рядом с Биллом, шагает вперед, к Чарли. — Поиграем потом?
Квиддитч сейчас кажется чем-то нереальным. Будто вынутым из другой вселенной воспоминанием. Но Билл легко соглашается — легче, чем пытаться что-то объяснить, — и Оливер уходит.
Билл закладывает руки за голову и ложится на мягкую, пахнущую летом, траву. Солнце слепит глаза, и даже перед опущенными веками пляшут темные точки.
Билл почти ничего не помнит из того, что случилось тогда, полгода назад. Может, оно и к лучшему — Флер так и сказала дрожащим голосом, когда в очередной раз наливала Чарли зелье Сна-без-снов. А Билл так вовсе не считает: если бы он в полной мере осознавал, что натворил, он бы пошел к целителям в Мунго, сознался бы, признался бы, что опасен.
Но все, что у него есть, — это какие-то обрывки. Если сосредоточиться, то ярким всполохом проносится картинка, в которой Чарли — совсем близко, в которой его руки крепко сжимают плечи брата, в которой Чарли то ли кричит, то ли стонет — не разобрать. На самом деле, Билл, конечно, понимает, что тогда произошло. Нужно быть последним дураком, чтобы не понять. Хватило бы одних взглядов Флер, чтобы догадаться.
Но что Билл понять не может, так это то, почему ему жаль? Жаль не Чарли или Флер, и даже не себя. Ему жаль, что воспоминаний нет. Он бы дорого заплатил за то, чтобы увидеть то, что произошло тем днем.
Чарли появляется рядом как-то слишком неожиданно. Билл даже не успел заметить, как он выбрался из озера, а Чарли уже сидит рядом с ним, поджав ноги под себя, и сосредоточенно разглядывает его лицо.
— Что случилось? — сонно спрашивает Билл. В теле царит приятная легкость, и думать сейчас о том, что с ним точно что-то не в порядке, не хочется.
— Ничего, — чуть неловко отзывается Чарли. — Оливер просто поплыл к другому берегу, хочет на что-то посмотреть.
Билл кивает и снова закрывает глаза. Тень Чарли удобно укрывает его от солнца.
— Послушай, — медленно начинает Чарли, — я должен поговорить с тобой.
Надо встрепенуться, надо подняться и совершенно точно надо попробовать оттянуть этот момент, но Чарли не двигается, и его тень так хорошо прячет от обжигающих лучей, и мальчишки Оливера нет рядом, так что Билл не готов пошевелить и пальцем.
— И кто кого трахает? — спрашивает он внезапно.
Вот теперь Чарли двигается. Вернее, отодвигается. Проходит, наверное, несколько секунд, прежде чем его голос раздается снова.
— Не твое дело.
Еще как мое, хочет сказать Билл. От тебя за милю разит этим сопляком, и это не мое дело?
Но такое, наверное, не говорят братьям. Братья, наверное, и не трахаются на кухне.
Хотя все не так.
Брата не насилуют на кухне, для которой твоя жена с такой любовью подбирала занавески. Так как-то правильнее. То есть, вернее.
— О чем ты там хотел поговорить?
Если чуть-чуть повернуться, то солнце снова скроется за широкой спиной Чарли.
— Ты и сам знаешь.
Конечно, он знает. Как ему не знать? Они с тех пор ни разу не виделись, ни разу не написали друг другу... Когда-нибудь это пришлось бы обсудить.
Обсудить. Совершенно нелепое слово. Абсолютно не подходит их случаю.
И Билл не хочет ничего обсуждать. Легче просто пялиться на родинку на спине так вовремя отвернувшегося Чарли.
— То, что тогда случилось... — слова гладкие, как маггловские бильярдные шары. И как Билл не понимает смысла этой игры, так и значение фраз, произнесенных Чарли, ускользает от него. — Словом, ты не виноват.
Это неожиданно. Как холодный ветер, который вдруг начинает дуть со стороны озера.
Брат неожиданно легко ложится рядом с ним, укладываясь так, чтобы оказаться с ним лицом к лицу.
А еще у Чарли есть веснушки. Почти незаметные, но есть.
И шрам на плече. Тоже почти незаметный, но он есть. И Билла это гнетет.
— Ты идиот, — тихо говорит Чарли. — Ты себя не контролировал, я понимаю...
— Зато я не понимаю, — бормочет Билл. Шрам бледный, на фоне загорелой, смуглой кожи он выделяется яркими полосами. Словно так и свидетельствует против него. — Я не понимаю, — взрывается Билл, резко поднимаясь. — Я никак не могу понять, почему ты, Чарли? Почему, мать твою, не... да кто угодно! Почему не Флер, почему не первый попавшийся маггл, а ты!
Чарли тоже садится. У Билла сбивается дыхание, и это поведение, наверное, совсем не подходит тому, кому недавно стукнуло двадцать восемь. Как слово «обсудить» не подходит под их нелепицу.
Чарли на год младше, и гораздо, гораздо взрослее. Вот уж кому не припишешь нелепицу.
— Забей, — говорит этот взрослый, такой умный и понимающий тип. — Билл, просто так получилось... Я просто оказался не в то время не в том месте. С любым бы...
— А если не просто? — спрашивает Билл. — Если не с любым?
Чарли вспыхивает. Забавно наблюдать за ним, краснеющим и не знающим, что сказать.
Ставка сыграла, думает Билл. Или не сыграла.
Как посмотреть.
Оливер выбирается из озера и идет к ним, уже на ходу начиная с восторгом рассказывать, какое поле он видел, и как было бы здорово там потренироваться.
Билл с досадой откидывается назад и зажмуривается, чтобы не видеть, как Чарли обнимает довольного Оливера.
Флер уже накрывает на стол, когда они возвращаются домой. Она расстаралась, украсила все, приготовила несколько перемен блюд и вымуштровала домовиков так, что они понимают все с полувзгляда.
Оливер о чем-то тихо переговаривается с Чарли, и Билл старается не думать об этом. Он смотрит на холеные, маленькие ручки Флер и вспоминает, как эти пальцы путались в его волосах, тогда, маленькую вечность назад. Как эти ладони сжимали его плечи, пробуждая, когда ему снился очередной кошмар, полный криков Чарли.
Чтобы бояться, не обязательно видеть, как все было. Достаточно слышать.
Он смотрит на нее и не понимает, что не так. То ли в нем, то ли в ней. Любой на его месте был бы счастлив. Она же красивая, она такая красивая, что дух захватывает.
Да она полувейла, что еще надо?
А Билл смотрит на нее и думает, что не она. Не она тогда, не она сейчас.
Флер ставит перед ним тарелку, полную супа. Домовики подносят корзинку с хлебом, и Билл берет одну булочку.
Оливер, о чем-то повествуя уже Флер, уплетает за обе щеки.
Чарли же только неохотно болтает ложкой, делая вид, что ест.
И вот с ним почему-то все так.
— Я пойду спать, — резко говорит он, поднимаясь из-за стола. — Флер, извини, но я слишком устал сегодня.
Флер пожимает плечами:
— Как тебе будет удобнее.
Чарли поворачивается к Оливеру и спрашивает у него:
— Ты со мной?
Билл раздраженно отводит взгляд. Кто бы сомневался насчет него. Конечно, Оливер идет следом за Чарли.
Когда звук их шагов доносится уже с лестницы, Билл поворачивается к Флер:
— Как он вообще тут оказался? Зачем ты позвала его?
Прежде чем ответить, Флер поправляет салфетку на своих коленях. Аккуратно складывает ее вчетверо и, помедлив, заводит прядь волос за ухо.
— А ты как думаешь? — поставив локти на стол, спрашивает она. — Ты хоть понятие имеешь о том, что произойдет на этот раз? Что, если ни меня, ни Чарли не хватит?
Билл молчит, и она добавляет, вставая:
— Это уже не шутки, Билл. То, что так долго не было рецидивов, ни о чем не говорит.
Она кивает домовикам, разрешая убрать со стола, а затем, остановившись на самом пороге, мягко произносит:
— Мы просто пытаемся тебе помочь.
Билл это знает, конечно. Знает, чего ей стоит эта помощь, знает, каково это — постоянно скрывать правду от семьи. Если бы они во всем признались, то стало бы гораздо легче. Но первый послевоенный год — это еще не мирное время. Родителям и так хватает забот, у Джорджа — своих проблем по горло. Рон доучивается в Хогвартсе, а Перси... Перси, если бы ему что-то стало известно, несомненно, затеял бы бесконечную бумажную волокиту с регистрациями и отмечаниями. На это Билл не готов. Так что остается только молчать и надеяться на Чарли с Флер.
И теперь еще на этого Оливера.
Оливер копается в своем сундуке, пытаясь найти план игры, составленный капитаном на прошлой тренировке. Он даже не успел его проглядеть, сразу аппарировал к Чарли в питомник, а теперь попробуй отыщи этот чертов пергамент.
Непривычно тихий Чарли уже полчаса сидит на краю постели, не двигаясь, весь какой-то чересчур собранный и тревожный. Оливер с шумом закрывает крышку сундука и подходит к нему.
— Ты в порядке? — спрашивает он, опускаясь рядом.
Чарли торопливо кивает и, начиная раздеваться, бормочет:
— День был ужасно долгий.
Оливер пожимает плечами. У Чарли редко бывает такое настроение, и что с ним делать, он не знает. За те два месяца, что он отправляется по выходным в питомник, времени узнать его по-настоящему, познакомиться со всеми привычками и привыкнуть к ним все не было. Теперь, кажется, пришла пора за это расплачиваться сомнениями.
Ладно, думает Оливер, залезая под одеяло вслед за Чарли. Это ничего, может, он правда устал.
Чарли не поворачивается к нему спиной, просто сразу закрывает глаза. Оливер, чуть нахмурившись, пристально следит за его лицом. Кажется, он и впрямь без сил, раз так быстро заснул. На самом деле Оливер и сам тоже порядком выдохся, так что не проходит и пары минут, как и он проваливается в сон.
Когда его дыхание выравнивается, Чарли открывает глаза и, вытянувшись на спине, смотрит в потолок. Тени, отбрасываемые деревьями за окном, двигаются, угрожающе меняя очертания. Дом привычно шумит, и эти мелкие, такие, вроде бы, незначительные, детали очень сильно отвлекают. Кто бы сомневался, что заснуть здесь будет сложно — Чарли ночевал в этой же гостевой после того дня.
В комнате темно. Хотя, если верить часам, показывающим что-то около одиннадцати, еще не совсем стемнело. Но собирается дождь, и небо затянуто тучами.
Не слышно голоса ни Флер, ни Билла, и лежать, просто изучая хитросплетения узоров на стенах уже надоело. Чарли осторожно, чтобы не разбудить Оливера, откидывает одеяло, и встает с постели.
Стараясь ступать как можно тише и поменьше прикасаться босыми ногами к холодному полу, Чарли на цыпочках выбирается из спальни. В коридоре погашены все огни, и окна плотно зашторены.
Чарли расслабляется, когда окончательно уверяется в том, что все легли.
И вздрагивает, когда видит чей-то темный силуэт на кухне. Знакомая фигура, сгорбившись, сидит на стуле, поставив локти на стол и опустив голову. Чарли мнется в дверях секунду или две, потом решительно входит внутрь.
Билл поднимает на него глаза и не отводит взгляда, пока Чарли пробирается к нему и садится рядом.
— Ты чего не спишь? — спрашивает он, и тон у него на удивление дежурный. Чарли невольно вспоминает о каникулах в «Норе», когда они проговаривали все ночи напролет, а утром все не могли никак проснуться, и мама все всплескивала руками, видя, что они отказываются завтракать, лишь бы поспать лишние пять минут.
— А ты? — отзывается он, устраиваясь поудобнее.
Билл зевает, прикрыв рот ладонью, и что-то бормочет. Чарли улыбается краешком губ: видеть его таким приятно. Словно они опять школьники, и единственное, что им грозит — это ходить голодными весь день, потому что они снова проспали.
— Рано встал? — Чарли ерошит волосы, часто моргая и стараясь привыкнуть к темноте.
Билл качает головой, скрещивая руки на груди:
— Я вчера не ложился. — И смущенно и как-то неловко добавляет: — Перед полнолунием всегда так... не по себе по ночам.
Чарли медленно кивает. Он знает, конечно, знает, но...
Но это же Билл.
— Послушай, — настойчиво говорит он, — мы не закончили днем. Я не хочу, чтобы ты себя винил или что-то в этом духе.
Билл откидывает голову на спинку стула и смотрит на него чуть искоса.
— Не винить себя? — раздраженно откликается он. — Тебе легко говорить. Это ты, черт побери, жертва, а не я. Как раз ты можешь прощать и тому подобное, а не я.
Чарли резко подается вперед и сжимает его ладонь в своей.
— Да что за чепуха? — шепотом восклицает он. — С чего ты это так решил? Билл, ты не знаешь, как на тебя это действует, это был не ты, и...
— И если бы я хоть постарался сдержаться, — стискивая зубы, выдыхает тот, — то ничего бы не произошло.
— Ерунда, — говорит Чарли. — Забудь.
Билл наклоняется к нему, совсем как в детстве, когда собирался рассказать какой-то секрет, и, глядя куда-то себе под ноги, быстро произносит:
— Я все думаю, что если бы я захотел, то остановился бы. Понимаешь, Чарли? — он наконец смотрит брату в лицо и добавляет: — Я просто не захотел.
* * *
Той ночью все резко заканчивается — как будто кто-то опускает занавес, скрывая что-то очень ценное от жадных взглядов. В Билле не остается ни капли даже привычных во время полнолуния раздражения и недовольства. Честно говоря, Флер понятия не имеет, что он чувствует — Билл все время молчит. Но такое состояние все лучше того, что творится с Чарли.
В каждом слове, в каждой неуверенной улыбке Флер видит обман. Ложью буквально пронизан воздух — Чарли говорит, что он в порядке, Чарли врет, что ему больше не снятся кошмары, Чарли наотрез отказывается отправиться к целителю, убеждая, что все позади.
Когда Флер в очередной раз слышит его крики по ночам, страх волной накрывает ее, борясь со стыдом.
Флер никогда в этом не признается — она до последнего будет твердить, что поступила так, как должна была, что это был единственный выход, и, возможно, будет права, — но угрызения совести не отступают.
Флер постоянно задает себе вопрос: а что, если?..
Что, если бы она не позвала Чарли? Что, если бы попробовала справится сама? Что, если бы не вела себя так эгоистично, подумала о тех, кто пострадает на самом деле?
Ответов у Флер нет. Она действительно не знает, что бы случилось. Может, ее не было бы в живых, а Билл сидел бы в Азкабане. А может, все обошлось бы.
Она аккуратно наливает в стакан очередное зелье и отдает его безмятежному на вид Чарли. Тот делает один глоток и морщится — варево, конечно, мерзкое на вкус, но необходимое. Допив, Чарли со стуком ставит стакан на стол и поднимается на ноги.
— Ты уверен, что выдержишь дорогу? — взволнованно спрашивает Флер, заправляя за ухо прядь волос.
Чарли улыбается и, справившись с застежкой мантии, шагает к камину.
— Не переживай, — мягко просит он. — И... и попрощайся с Биллом вместо меня, ладно?
Флер торопливо соглашается и протягивает ему мешочек с Летучим порохом. Когда Чарли уже почти вступает в зеленую огненную стену, Флер хватает его за локоть и разворачивает к себе.
— Никогда, — быстро говорит она, — я больше никогда не попрошу тебя. Клянусь.
Чарли приподнимает уголок губ и привлекает Флер к себе. Та привстает на цыпочки и, обхватив руками его шею, бормочет извинения, пока Чарли успокаивающе поглаживает ее по выступающим лопаткам.
— Все в порядке, — шепчет он, отступая назад. — Как хочешь.
Флер проводит ладонью по щекам, вытирая слезы, и повторяет, чуть нахмурившись:
— Я правда больше не побеспокою тебя с этим вопросом. С тебя достаточно.
— Я знаю, — кивает Чарли. — Знаю.
На самом и он, и Флер знают одно: на этот раз лжет она.
Билл неохотно поворачивается к ней, все еще прижимая к себе подушку, и сонно бормочет:
— Я скоро, правда. Пять минут.
Флер улыбается, глядя на него. В нем нет абсолютно ничего, что бы пугало или заставляло настораживаться.
Кроме того, что полгода прошли, и скоро опять произойдет кризис.
— Надо сейчас, — говорит она, запахивая полы халата. — Он и так ждет уже четверть часа.
Зевнув, Билл садится на постели и потягивается, ероша волосы.
— Принесу кофе, — открывая дверь, сообщает Флер. — Или спускайся завтракать.
— Я подожду Чарли, — отзывается Билл, вставая на ноги и натягивая джинсы. — Мне как раз надо с ним поговорить.
— Они с Оливером ушли, — кричит уже из коридора Флер. — Кажется, собирались полетать или что-то такое.
Билл раздраженно откидывает от себя футболку, которую только что взял в руки, и садится обратно на кровать.
Этого следовало ожидать, верно? Чарли правильный — практически, если не считать этого Оливера — с ног до головы. Он, конечно, не стал бы терпеть весь тот бред, который наговорил ему брат.
Чертыхнувшись, Билл быстро выходит из спальни и, спустившись по лестнице, заходит на кухню. Флер и целитель уже там.
— Доброе утро, — говорит ему Билл и обращается к Флер. — Они пошли на поле за озером?
— Вроде да, — растерянно отвечает она. — Что-то не так?
Билл качает головой и спрашивает у целителя:
— Приступим, мистер Корти? Я бы хотел присоединиться к брату.
— Как вам будет удобно, — кивает целитель. — Где будем проводить осмотр?
— В гостиной, — говорит Флер, делая приглашающий жест. — Я уже все подготовила.
Билл опускается на диван и провожает взглядом Флер, выскальзывающую из комнаты. Корти достает палочку и, встав рядом с Биллом, мягко просит:
— Расслабтесь. Все будет хорошо.
Билл поводит сведенными судорогой плечами и выдыхает, стараясь успокоиться. Корти поднимает палочку и, описав ею круг над головой Билла, вынимает из кармана флакон с зельем.
— Три глотка, пожалуйста, — говорит он, касаясь пальцами висков Билла. — А теперь ложитесь, будьте добры.
Билл, выпив варево, отдающее болотной тиной, послушно растягивается на диване. Корти обводит палочкой контур его тела, надавливая ее кончиком то на грудь, то на переносицу Билла.
— Закройте глаза, — отступает он на шаг. — И не разговаривайте.
Билл лежит, не шевелясь. Кожу покалывает, и в горле внезапно пересыхает. Проходит несколько минут, прежде чем Корти обеспокоенным голосом зовет его:
— Все, мистер Уизли, можете садиться.
Билл открывает глаза и, выпрямившись, потирает ладонью затылок:
— Все плохо, док?
Корти откашливается, неторопливо убирая палочку и флакон. Затем поднимает глаза на Билла и говорит:
— Мы этого ожидали, мистер Уизли. Я дам вам зелья.
— В прошлый раз это не помогло, — отчаянно заявляет Билл. — Лучше заберите меня в Мунго или что вы там делаете...
— Если я так поступлю, — тщательно подбирая слова, отвечает целитель, — мне придется сообщить о вашем состоянии в нужные инстанции Министерства. Вы прекрасно знаете, чем это грозит — мы уже обсуждали это.
Билл растерянно проводит ладонью по лицу. Конечно, они говорили об этом, еще полгода назад, но тогда он не знал, чем это может обернуться — ему казалось, что все преувеличивают. Теперь о преувеличении не шло и речи, но деваться по-прежнему было некуда. Если забыть о том, что ждет его самого, то семью и Флер он под такой удар подставить не сможет: он потеряет работу, потеряет возможность помогать родителям, потеряет жизнь, к которой он привык, и потащит за собой Флер.
— Ладно, зелья так зелья, — бормочет он. — Тогда скажите моей жене, чтобы она уходила отсюда. Меня она не послушается.
— Вам нужна помощь, мистер Уизли, — мягко отзывается целитель. — Трансформация раз от раза болезненней, кто-то должен следить за вашим состоянием.
Биллу хочется кричать. Хочется вскочить на ноги и трясти этого свихнувшегося лекаря, который действительно не понимает, на что толкает их всех. Хочется рассказать ему все, от начала до конца. Но если он это сделает — будет только хуже.
— Хорошо, — стиснув зубы, отвечает он. — Спасибо.
Корти кивает и сухо добавляет:
— Зелья, разумеется, помогут. Но полностью болевые ощущения снять не удастся. Трансформация далека от полной, поэтому это так мучительно.
Билл поднимается и протягивает ему руку.
— Мы справимся.
— Я полагаю, что да, — соглашается Корти. — Но будьте готовы к тому, что все может начаться сегодня ночью.
— Но еще не время, — недоуменно качает головой Билл. — Мне казалось, есть еще пара дней.
— Увы, — пожимает плечами целитель, поправляя очки. — Циклы сбиты, у вас сейчас не лучшее время. Кризис, помните? Все симптомы раньше положенного срока.
Билл на секунду закрывает глаза. Потом вдыхает воздух полной грудью, пытаясь сосредоточиться на мыслях о том, как быть — комната чуть плывет перед глазами.
— Спасибо за визит, — говорит он, наконец. — Оставьте зелья моей жене, пожалуйста.
Целитель кивает и, проговорив на прощание обычное «берегите себя», отправляется к Флер. Билл, подойдя к двери, замирает на пороге, стараясь расслышать разговор на кухне. Но если война чему-то и научила Флер, так это тому, как вести себя тише воды, ниже травы, — доносится только голос Корти, но фразы такие обрывистые, что ничего не разобрать. Чертыхнувшись, Билл выходит в прихожую и кричит оттуда:
— Я пойду, предупрежу Чарли.
Флер что-то громко говорит, явно не соглашаясь, но Билл уже захлопывает за собой дверь.
Солнце светит так же ярко, как вчера. Чарли сидит на пыльной земле, привалившись спиной к дереву, и жадно глотает ртом воздух. Оливер вытянулся рядом, не обращая внимания на грязь, прилипающую к одежде и волосам, и над чем-то громко смеется. Метлы валяются неподалеку, как и мантии.
Билл резко останавливается, чувствуя себя чуть ли не Сами-Знаете-Кем. Это какой-то особый вид пытки, сообщать такие новости в такой день и такому Чарли.
Тот, словно почувствовав его взгляд, поднимает глаза и, чуть помедлив, махает рукой. Билл шагает к нему, растерянно думая, следует ли говорить что-то и Вуду. Когда он подходит, Оливер выпрямляется, досадливо вытряхивая из шевелюры мелкие листочки, приставшие к прядкам, и широко улыбается:
— Доброе утро.
Билл кивает и садится напротив Чарли. Тот растерянно взъерошивает ежик волос и интересуется:
— Разве к тебе не должен был прийти целитель?
— Что-то случилось? — вскидывается Оливер, но Билл, не обращая на него внимания, отвечает брату:
— Он уже.
Оливер переводит непонимающий взгляд с Чарли на Билла, пока первый, чуть подавшись вперед, хватает брата за плечи и быстро произносит:
— И что он сказал?
Оливеру хочется спросить, не заболел ли Билл или, может, с Флер стряслась какая-то беда, но что-то в лице Чарли его останавливает. Под ложечкой неприятно сосет, и Оливер со внезапной ясностью осознает, насколько он лишний сейчас. Чарли ни разу не смотрел на него так: в его глазах такая забота, такая тревога, что Оливеру чуть ли не стыдно видеть это — слишком личное. Какое-то шестое чувство шепчет, что это совсем не похоже на семейную привязанность — уж со стороны Билла точно. В том, как он бережно снимает руки Чарли со своих плеч, сжимает пальцами его ладони, даже в том, как он отвечает — тихо, словно стараясь лишний раз попытаться уберечь от чего-то — есть что-то, что не дает покоя Оливеру, что выходит за привычные рамки. Билл просто смотрит — но отчего-то Оливеру страшно не по себе, будто подглядел в замочную скважину. Не только Чарли так не смотрел на Оливера, Вуд не помнит, чтобы и с ним такое бывало.
— Вам надо уехать, — говорит Билл. — Флер зря вас позвала.
Оливер вытирает ладони о ткань джинсов и недоуменно хмурится, глядя на Чарли, резко качающего головой.
— Не неси чепухи, — отвечает тот раздраженно. — Что сказал целитель?
— Опять кризис, — кривится Билл. — Циклы сбиты, все начнется не сегодня-завтра. И будет, как тогда.
Чарли закусывает губу, откидываясь назад, потом решительно заявляет:
— Не будет. Я рядом, и мы...
— Нет, — поднимается Билл. — Никакого мы. Собирайте вещички и валите отсюда, оба.
— Да что происходит? — восклицает Оливер. — Что-то не так?
Билл, мельком взглянув на него, поворачивается к Чарли.
— Расскажешь ему? — неприятно улыбается он. — Это того не стоит. Езжайте лучше, и Флер с собой заберите.
— Кто-то должен быть с тобой, — возражает Чарли, вставая вслед за ним. — Ты сам не справишься: зелья, чары...
Оливер тоже вскакивает на ноги и берет его за руку:
— О чем это не стоит рассказывать? И что за циклы, зелья?..
Чарли, дернувшись, прижимает Вуда к себе и смотрит на брата из-за его плеча.
— Подожди минуту, сейчас все узнаешь, — спокойно говорит он. Билл открывает было рот, чтобы возразить, но Чарли поспешно выдыхает:
— Его укусил оборотень. И скоро полнолуние.
И чувствует, как напрягается под его ладонями Оливер: весь резко подбирается и сжимается. Войну так просто из головы не выкинуть, ровно как и заложенные годами представления об оборотнях. Не то, чтобы они были неверными, просто...
— Ты не так понял, — отрывисто поправляется Чарли, когда Билл, заметивший реакцию Оливера, отворачивается. — Он не оборотень, просто... полнолуние действует на него, так или иначе.
— И зачем мы здесь? — бормочет Оливер. — Чтобы остановить его или что-то в этом духе?..
— Просто помочь, — резко прерывает его Чарли. — Все будет хорошо. Но тебе и вправду лучше уехать. С Флер.
Билл усмехается, приподнимая брови, и говорит:
— И вместе с тобой.
Чарли просто пожимает плечами, не считая нужным что-то отвечать, и прижимает Оливера к себе.
— Я клянусь, ничего не случится, — тихо убеждает он. — Я просто побуду рядом с братом, ничего опасного.
— Тогда зачем мне уезжать? — хмурится Оливер.
— Потому что он врет, — громко заявляет Билл. — И вам всем лучше убраться подальше.
— Чтобы получилось черт знает что? — подлетает к нему Чарли и сгребает ворот его рубашки в кулак. — Ты хоть понимаешь, что произойдет, если ты вовремя не выпьешь зелья? Хочешь, чтобы это совсем вышло из-под контроля?
Чарли ниже него и, если бы Билл захотел, то легко вырвался бы. Но брат сейчас так близко, дышит горячо-горячо куда-то в шею, упрямо глядя блестящими от гнева глазами, что Билл даже шевельнуться не может. Чарли запрокидывает голову назад, чтобы лучше видеть его, и продолжает что-то яростно говорить, а Билл, как зачарованный, не отводит взгляда от его губ. Если только наклонится, только двинутся вперед — всего несколько дюймов — то можно прикоснуться к его рту, впечатать Чарли в себя и держатся крепко, чтобы больше никогда не...
— Я останусь, — вдруг негромко сообщает Оливер, скрестив руки на груди.
Билл отводит — отдирает — взгляд от брата и, закатив глаза, пожимает плечами:
— Как знаешь. Сам же потом пожалеешь.
Кажется, это должно было переубедить Оливера, но тот даже не обратил на его слова внимания. А вот Чарли обратил: покачал головой, и, подняв метлу, сказал:
— Идем домой. Здесь это обсуждать нельзя.
Оливер кивает, хватает свою метлу, и, вскинув ее на плечо, первым начинает брести по тропинке. Чарли, помедлив, шагает за ним, но почти сразу же останавливается. Обернувшись и чуть прищурившись из-за яркого солнца, бьющего прямо в глаза, он спрашивает у Билла, протягивая ему руку:
— Ты идешь?
И тот совсем не знает, почему сердце пропускает удар. То ли потому, что Чарли такой красивый, такой понятный и родной в этих лучах солнца, то ли потому что яркие блики играют на коже, виднеющейся в распахнутом вороте рубашки, и от этого очень трудно дышать. А может потому, что сжимая ладонь Чарли в своей — и правда, достаточно просто податься вперед — Билл чувствует то, что не должен чувствовать. Совсем не должен.
Флер так быстро ходит из угла в угол, что у Билла мельтешит в глазах: вот сейчас она здесь, рядом, но проходит секунда — и всполох светлых волос уже в другом конце комнаты. Она ругается, стиснув зубы, — что-то по-французски, Билл не разбирает ни слова из ее скороговорки. Тем более ничего не понимают ни растерянный Оливер, ни внешне спокойный Чарли — Билл знает, что только внешне, потому что видит, как брат то и дело сжимает и разжимает кулаки.
— Дерьмо, — заключает Флер, с размаху опускаясь на диван рядом с опешившим Биллом. Раньше она никогда не произносила ничего подобного, и это — почему-то только это — вынуждает понять, что то, что происходит, очень даже реально. Мало того, что все в действительности может повторится.
Если зелья опять не подействуют, если чар окажется недостаточно, если у Флер не найдется мужества запереть его в комнате в полном одиночестве, наплевав на все то, что говорил целитель, то Билл сорвется. Знает, что сорвется — Чарли сидит напротив, и его неудержимо тянет вскочить с места, подойти к нему, обхватить руками так крепко, чтобы никто, ни один Оливер не вырвал. Он не сдержался тогда, когда понятия не имел о том, что чувствует, а сейчас, когда при взгляде на брата у него захватывает дух, то у него и подавно не получится остановиться. Стоит Чарли приблизится, как Биллу начинает не хватать воздуха. В голове мутнеет, мысли путаются, и в штанах становится тесно. Знал бы это Чарли — сматывался бы к чертовой матери, о которой Флер, кажется, упомянула раз пять в своей речи, обращенной к ковру.
— Все будет нормально, — чуть раздраженно говорит Чарли, вцепившись в подлокотники кресла. — Ты и Оливер посидите в спальне, я побуду с Биллом. Если что-нибудь пойдет не так, я вас позову.
— Ну как же, — неприязненно отвечает Флер, нервно усмехаясь краешком рта. — Как в прошлый раз, Чарли?
— Что было в прошлый раз? — не выдерживает Оливер. — Мне кто-нибудь что-нибудь объяснит?
— Потом, — отмахивается Чарли, и тот обиженно замолкает. — У нас дела поважнее.
Флер кидает быстрый, оценивающий взгляд на Оливера, и мягко говорит:
— Извини его, пожалуйста. Он волнуется, не думаю, чтобы ему хотелось задеть тебя.
Билл едва слышно скрипит зубами, избегая смотреть в сторону Флер. Раздражение, злоба, ревность жгучей волной вскипают в крови, и ему приходится закусить губу, чтобы не сказать что-нибудь неприятное жене. Та дышит рвано и неровно, словно долго убегала от кого-то, и достаточно поднять на нее глаза, чтобы понять, что она обо всем знает — знает лучше Чарли, лучше Билла.
Но никто глаз не поднимает.
— У нас есть день, — сухо произносит она, вставая. — Нам нужно подготовиться, если мы решили быть с Биллом.
Чарли выходит из комнаты вслед за ней, ухватив ее за плечи и что-то настойчиво шепча на ухо — когда Билл оказывается в состоянии отвернуться от этой парочки, то видит Оливера — в нем словно отражается он сам, с той же мучительной ревностью на лице. Разве что в Оливере есть еще и какое-то детское недоумение: он действительно не понимает, за что Чарли с ним так.
На самом деле беда в том, что Чарли ничего не делает ему назло — если бы делал, у Билл не чесались бы руки как следует врезать Оливеру. Чарли просто старается поддержать брата. И Билла это сводит с ума.
— Что тогда произошло? — спрашивает внезапно Оливер настолько тихо, что Билл сам не знает, как у него получилось услышать вопрос.
Он хмурится, глядя на Оливера так внимательно, что тот тяжело сглатывает, потом отвечает:
— Не твое дело.
Оливер, насупившись, качает головой:
— Еще как мое. Между вами... Между вами что-то есть?
Билл, удивленно посмотрев на него, широко улыбается — Оливер настолько не верит сам себе, что это практически смешно. Но осадок очень неприятный, потому что Вуд уверен, что ничего подобного нет — потому что это не укладывается ни в какие рамки, и не должно, конечно, но Билла сносит этим безумием, и он не знает, где это чертово «должно» и «нужно».
— Я все замечаю, — запинаясь, продолжает Оливер. Билл откидывается назад, думая, что глупо было считать его глупцом: может, Оливер и любит Чарли, и предан ему беззаветно, но это не заставляет его закрывать глаза на плавающую на поверхности правду. Хотя какая правда? Ведь, по сути, ничего и нет: есть то, что случилось тогда, полгода назад, есть Билл, у которого сейчас что-то не в порядке с мозгами, и есть до жути правильный Чарли, который никогда не оступится и не даст затащить себя в пропасть.
— И все не так понимаешь, — отзывается, наконец, Билл. — Если ты... — он замолкает на пару секунд. — В общем, если Чарли тебе действительно не безразличен, то прекрати нести чепуху.
— Не безразличен, — слабо усмехается Оливер. — Мягко сказано. Ради кого я тут остался, по-твоему?
— Ну, и доверяй ему тогда, — пожимает плечами Билл. — У меня дела, извини.
Оливер медленно кивает.
За весь день они не успевают ничего толком сделать. Потому что Флер суетится и больше путается под ногами, чем действительно помогает — но, честно говоря, подвиг уже то, что несмотря на бледность и головокружение от страха, которые гневно отрицаются, она держится, даже пытается делать вид, что все, как всегда.
Потому что Чарли нервничает, как черт знает кто, нервно складывая руки на груди и в сотый раз проверяя зелья.
Потому что Оливер, притихший из-за всех этих волнений, надумывает выучить сдерживающие заклинания и бродит по дому, как сомнамбула, бормоча себе их под нос.
Потому что Билл торчит в гостиной — в кресло его усаживают чуть ли не насильно — и чувствует себя так, будто началась очередная война. Только новый Лорд — он сам.
Ему ужасно хочется, чтобы они все убрались и оставили его в покое: Флер, с ее белым лицом и яркими губами, которая вертится вокруг него хвостом, не обращая внимания на срывы Билла, Чарли, со всклоченными волосами и постоянным ожиданием темноты за окном, Оливер, которого заметно трясет и который нервно сжимает пальцами палочку — Билл может только мечтать о том, чтобы они пропали.
Они так мешают, так шумят, их так много, что у него начинает болеть голова. Жжение появляется под кожей, сначала едва ощутимое, похожее на щекотку, будто кто-то провел кончиком пера, дразня, а затем — достаточно сильное. Жажда мучает уже несколько часов, и Флер, знающая все, что чувствует Билл, едва ли не лучше него, приносит тыквенный сок кувшинами. Только это ничего не меняет: жажда совсем другая, и взгляд — совсем, как тогда, — зацикливается на Флер, и ее запах опять лезет в ноздри.
И чем гуще облака на небе, тем хуже.
Флер, наконец, более-менее успокоившись, садится на подлокотник кресла и, вцепившись в его плечи, выдыхает:
— Совсем немного осталось.
Как будто он не знает — он каждой клеточкой своего чувствует, как луна поднимается все выше. Часть его хочет сказать Флер, чтобы она уходила, другая часть — умолять ее остаться.
То, что ему страшно, до Билла доходит далеко не сразу. Когда доходит, то боязнь, что все окончательно рухнет, только возрастает. Как становится настойчивее мягкий цветочный запах волос Флер, как становится отчетливо слышным стук ее сердца, как становится совсем ясно, что Билл пропал.
— Я принесу зелье, — поспешно говорит Флер, выскальзывая из комнаты и сталкиваясь в дверях с Чарли. — Я сейчас, — бормочет она.
Чарли дает ей выйти, а сам приближается к брату. Опустившись перед ним на корточки, он кладет руки ему на колени, обнимая, и прижимается всем телом.
Билл тяжело сглатывает.
— Я рядом, — успокаивающе говорит Чарли.
Но это совсем не успокаивает, наоборот, кровь вскипает кислотой, обжигая изнутри. Глядя на серьезное, упрямое лицо Чарли, Билл никак не может понять, с какой стати?
С какой стати ему хочется вот так пялиться на брата, хочется касаться его, просто хочется — до такой путаницы в мыслях, что он уже сам не разберется, с чего все началось.
А это необходимо — это не дает ему покоя, потому что все так резко, так внезапно, что он тонет. Еще недавно Чарли был просто братом — да, любимым, да, самым близким, но Билл никогда даже не думал о том, чтобы поцеловать его, а теперь это не выходит из головы.
Воспоминания слишком оборваны, чтобы он мог о чем-то судить — размышлять спокойно сейчас у него получается хуже всего.
Чарли приподнимается, кладет ладонь ему на щеку, поворачивая лицом к себе, и терпеливо повторяет:
— Ничего не бойся. Я рядом.
Его запах — мускусный, крепкий, совсем не похожий на лавандовый аромат, окружающий Флер — забирается под толщу отстраненности Билла. Слишком ярко, чтобы он мог просто усидеть на месте — и это если забыть о чертовой жажде. Билл чуть ли не слышит, как струится по венам кровь Чарли.
В горле пересыхает.
— Ты чего? — выдыхает Чарли, наклоняясь. — Началось?
От его самозабвенной заботы чуть ли не тошнит. Билл уговаривает себя остаться на месте, не двигаться — и словно наблюдает со стороны, как в каком-нибудь думосборе, как внезапно подается вперед, одним движением отрываясь от кресла и оказываясь напротив Чарли.
Тот растерянно отступает назад, затем пересиливает себя, вынуждая замереть. Билл совсем рядом, между ними теперь нет и этих чертовых дюймов, и у Чарли широко распахнуты глаза. Билл кладет ладони ему на плечи — он правда не собирается делать ничего ужасного, просто прикоснется раз, чтобы запомнить, — а потом как-то само собой получается, что он целует его.
Чарли моргает, хватает его за руки, проезжаясь по мягкой ткани рубашки, и так и замирает, не зная, что делать.
С одной стороны, сердце бьется, как сумасшедшее, потому что тело прекрасно помнит, что было полгода назад и повторение — последнее, что оно желает.
С другой... Тогда явно было не так.
Билл прихватывает зубами нижнюю губу — Чарли едва не дергается, потому что слишком похоже, — тянет осторожно и тут же обводит языком. Скользит по внешней стороне, чуть надавливая, затем — по внутренней, прижимаясь так, что между — ни зазора. По кромке зубов, неторопливо и так бережно, что Чарли совсем теряется.
Это не то, абсолютно не то.
Он так и не разжимает пальцы, наоборот, как-то странно повисает, позволяя Биллу делать, что хочется. И ничего не соображает, потому что — слишком.
Чарли только знает, что потом, наверное, пожалеет, но это — потом и наверное. Пока Билл его целует, и восторг вперемешку с удовольствием взрывается где-то глубоко в нем.
Билл медленно опускает ресницы, прежде чем оторваться от него и втянуть в себя воздух. Чарли остается, как был, не зная, что дальше, и не решаясь убрать рук.
Это странно. Это настолько странно, что не умещается в голове.
В первый раз это было насилие. А теперь... Воздуха отчаянно не хватает, и грудь ходит ходуном от близости Билла.
— Помнишь, я говорил, что не захотел останавливаться? — бормочет ему на ухо Билл. — Понял, что я имел в виду?
Чарли не отвечает ему, только вцепляется отчаяннее. Вот теперь ему совсем не хочется, чтобы Билл останавливался или отдалялся. Это не похоже ни на что другое, что происходило с ним раньше. Ни с кем раньше. Оглушает, будто и впрямь волной затопило.
Оливер, застывший под дверью, опускает голову, стараясь не слушать голос Билла.
Ночь наступает неожиданно.
Только Флер говорит, что время еще есть, еще пара часов, еще сколько-то-там, как внезапно оказывается, что все, нет и пары минут: луна вот-вот появится из-за туч.
Она, как и Оливер, пристально наблюдает за Чарли, сидящим рядом с Биллом и крепко сжимающим его в кольце рук, и первая замечает судорогу, прошедшую по телу старшего брата. Она открывает рот, чтобы предупредить, чтобы что-то сказать, но уже поздно — Чарли и сам все замечает, как и Оливер, вскочивший на ноги и в мгновение ока вытащивший палочку.
— Не надо, — рычит Чарли, прижимая Билла к себе. — Не трогай его, все в порядке!
Оливер делает шаг назад, к Флер, бренчащей склянками с зельями, оставленными целителем.
— Первым вот это, — говорит она поспешно, отдавая флакон Чарли. — Пара капель, не больше...
Чарли быстро кивает, отвинчивая крышку и хватая лицо Билла в ладони. У того словно жар — кожа под пальцами горит, глаза сумасшедшие, с расширенными зрачками — так, что ободка не видать, и приоткрытые губы — болезненно сухие, потрескавшиеся.
Они были совсем не такими час назад, когда Билл целовал его.
Стараясь не вспоминать об этом, Чарли вливает варево в рот Билла, не отпуская брата из объятий. Тот, откинув голову назад, машинально глотает — острый кадык дергается — и обмякает в руках Чарли.
— И на сколько этого хватит? — спрашивает чуть дрожащим голосом Оливер.
Флер поворачивается к нему, смахивая с лица светлые прядки, и пожимает плечами.
— Я не знаю, — отвечает она тем же тоном. — Часа два, не больше.
— А потом? — продолжает Оливер, глядя на то, как Чарли укладывает брата на диван, а сам опускается на пол, рядом.
— Еще зелье, — переводя дух, откликается Флер. — Потом еще, еще и еще. Только не понятно, поможет или нет. В прошлый раз не помогло, но сейчас ему, кажется, лучше.
Чарли раздраженно поднимает на них глаза, и она замолкает — Билл спит, и будить его резона нет.
Оливер подходит к Флер и мягко увлекает ее за собой, вынуждая усесться. Сам он занимает место неподалеку и сосредоточенно разглядывает братьев: Чарли гладит кончиками пальцев запястье Билла, прижимаясь лбом к его плечу.
Внутри что-то переворачивается, и от этого так неприятно, что он окидывает взглядом всю комнату, пока глаза не цепляются за Флер. Та судорожно следит за минуткой стрелкой на часах, висящих на стене, но, почувствовав, что он смотрит, быстро улыбается ему, будто желая успокоить.
Билл во сне тихонько стонет, словно ему больно, и Чарли каждый раз вздрагивает от этого негромкого звука — у Оливера по телу ползут мурашки.
Но не истекает обещанный целителем срок, как действие зелья прекращается, и Билл приходит в себя — медленно пытается сесть, мотая головой из стороны в сторону.
— Как ты? — поспешно спрашивает Чарли. Билл не отвечает, передергивая плечами — его бьет озноб, и на щеках яркий румянец. Глаза блестят, и Чарли узнает это их выражение.
— Флер, — не оборачиваясь, зовет он. — Передай мне зелье, немедленно.
Она подлетает к столику и, схватив нужную склянку, мгновенно оказывается рядом. Чарли обхватывает скользкими от пота ладонями флакон и поднимается на ноги, неуклюже повторяя гибкое движение Билла — тот стоит, чуть покачиваясь и опустив ресницы. Чарли берет его руку в свою, привлекая ближе, но не успевает даже поднести колбу с зельем к его губам — Билл начинает вырываться.
Чарли слишком хорошо помнит его силу, слишком хорошо помнит, каким быстрым надо быть, — и все равно не успевает: Билл изворачивается и хватает его за плечи. Взгляд — цепкий, холодный, изучает сначала его, затем перебегает на Оливера, застывшего рядом с Флер.
— Убирайтесь, — нервно говорит Чарли, даже не стараясь выбраться. — Слышите? Оба, сейчас же!
Флер мотает головой, собираясь подойти, когда Билл наклоняется и, жарко выдохнув Чарли куда-то в шею, касается языком отчаянно трепыхающейся жилки. Чарли тяжело сглатывает и повторяет:
— Оливер, уведи Флер отсюда, и сам не смей возвращаться.
Слова падают в воздух, как маленькие тяжелые камешки — в воду: словно оставляют после себя след, распространяя волнение ровными кругами. Оливер торопливо кивает и толкает упирающуюся Флер к дверям.
— Это моя вина! — сопротивляется она. — Я должна хоть что-то сделать!
Заставив ее выйти за порог и удерживая за пределами комнаты, Оливер, полуобернувшись, бормочет:
— Я сейчас... Только отведу ее и...
— Никаких «и», — жестко прерывает Чарли. — Побудь с ней, и не заходите сюда, пока я вас не позову.
Оливер, удерживая Флер, возмущенно возражает:
— Я помогу с заклинаниями, так что...
— Нет, — снова отрезает Чарли, поднимая глаза на Билла. Тот смотрит так, что в животе все переворачивается: жадно, остро-остро, как будто еще чуть-чуть — и конец всему.
Чарли со свистом втягивает в себя воздух и добавляет:
— Понял меня, Оливер? Не приходите сюда. Я сам справлюсь.
Флер что-то кричит, но ее голос остается только фоном — Чарли не разбирает ни слова. Потому что Билл все не отводит взгляда, и Чарли — тоже никак не может это сделать. Сердце бьется где-то в горле, раздирая его на части, и страх затопляет.
Оливер выносит Флер чуть ли не руках, он замечает это краем глаза. И опять все внимание обращает только на брата.
Билл моргает, пытаясь сосредоточиться. Аромат Чарли дразнит, горячечный жар его тела проникает куда-то вглубь него, сбивая с толку, и фразы, произнесенные им, лишены всякого смысла — в ушах звенит.
Все вокруг кажется одним большим размытым пятном. Все, кроме Чарли. Черты его лица на удивление четкие, ясные, и Билл хмурится, потянувшись, чтобы притронуться к нему. В прошлый раз желание прикоснуться, чтобы почувствовать, как течет кровь там, в проступающих на запястьях венах была такой сильной, что он не мог даже думать, все мысли путались. И сейчас жажда одолевает так, что он не может даже дух перевести: каждая клеточка, каждая его часть хочет трогать, прижиматься, впечатывать в себя Чарли.
— Успокойся, — говорит тот, одной ладонью перехватывая его руки. — Тебе просто нужно успокоиться. Ты в порядке.
Зелье все еще действует, пусть и не так, как в начале, и Чарли очень надеется, что успеет дать Биллу вторую дозу — если не успеет, то будет плохо. Он толкает брата, вынуждая его усесться, а сам протягивает ему флакон.
— Один глоток, Билл, — напряженным тоном просит он. — Ну давай же.
Билл непонимающе смотрит на него — взгляд бегает, словно он никак не может сфокусировать его. Тяжело сглотнув, он одним движением скользит вниз, к Чарли, опускаясь на колени перед ним.
Чарли замирает, не зная, что делать.
Брат притягивает его к себе, погрузив ногти во влажную от холодного пота кожу, и, наклонившись, касается губами края уха. Чуть прихватив зубами, несильно тянет, пока пальцы проезжаются вверх, к плечам. Чарли не двигается, весь окаменев, и зажмуривается. Ужас обрушивается на него, и как бы он не хотел, воспоминания накатывают, затопляя под собой.
Но через секунду все прекращается.
Когда Чарли, наконец, решается поднять веки, то первое, что он видит — измученное лицо Билла. Под глазами залегли глубокие тени, румянец сошел на нет, оставив после себя мертвенную бледность, и капли испарины блестят на лбу. Билл дрожит, словно ему холодно, и весь его вид так и кричит о беспомощности.
— Ты как? — хрипло спрашивает Чарли.
Билл только мотает головой, странно дергаясь, будто хочет подняться, отодвинуться, но тело не слушается.
Чарли медлит, затем, выдохнув, нерешительно проводит по щеке брата ладонью.
— Все будет хорошо, — наверное, в сотый раз за вечер повторяет он.
Билл едва ощутимо вздрагивает, когда Чарли прикасается к нему. Кровь начинает бежать по венам быстрее, разрушая и без того шаткое равновесие. Билл пытается отвлечься, надеясь заставить себя отойти от брата, но все, на что его хватает, — это неловкое судорожное движение. Все ноет, болит, словно Билл испытал на себе несколько Круцио.
И это странное ощущение... Билл не знает, как его назвать и стоит ли его вообще озвучивать, пусть даже для себя, — оно слишком напоминает голод. Мерзкий, непрекращающийся ни на секунду гвалт, слышный только ему, сводит с ума. Перед глазами встает мутная пелена, и начинает казаться, что из комнаты выкачали весь кислород. Мысль о том, что нужно дотронуться — коснись, почувствуй, коснись-коснись-коснись, — не оставляет в покое, заставляя податься вперед и уткнуться носом в изгиб шеи Чарли.
Тот неуверенно поднимает руку, потом, вдруг разом наплевав на все, зарывается пальцами в волосы брата и целует его в висок. Свободной рукой он обнимает его за плечи, притягивая к себе, и бормочет:
— Я помогу, слышишь? Помогу, клянусь.
Билл мелко и торопливо кивает, и Чарли опускает ладони на выпирающие лопатки, скользит кончиками пальцев, лихорадочно придумывая выход.
То, что зелья уже не помогут, подсказывает не только опыт, но и чутье драконолога, недаром Чарли считается одним из лучших. Неприятно пахнущие варева только все испортят, сведут Билла с ума, пытаясь насильно подавить его волю, и Чарли понятия не имеет, к чему это приведет.
Он пытается вспомнить все, что знает об оборотнях, но единственное, что лезет ему в голову, так это то, что их нельзя сердить. Но эта информация абсолютно бесполезна, потому что Чарли и так не делает ничего, что могло бы вывести Билла из себя. Кажется, не делает, — он ни в чем не уверен.
Билл тяжело дышит, прижимаясь к нему, и его дыхание обжигает кожу — на самом деле, мысли у Чарли разбегаются не хуже, чем у Билла. Он поспешно облизывает пересохшие губы, мучительно раздумывая над тем, как выполнить свое обещание.
Комната плывет, качаясь из стороны в сторону. Если бы кто только знал, чего ему стоит держать себя в руках... Насколько это возможно.
Чарли слишком близко, и на этот раз он не боится. То есть, боится, конечно, но его сердце не бьется так загнанно, как тогда, и он, в отличии от Билла, понимает, что делать. Более или менее, но все же.
Сам Билл растерян настолько, что не может выдавить из себя ни одного связного предложения. Он продолжает бормотать имя брата, цепляясь за него, как будто он его последняя надежда, и только чувствует, как все возвращается: та самая жажда, то же желание почувствовать вкус крови, сделать Чарли своим — полностью, не отдавая никому ни единой частички.
Помимо этого, есть еще кое-что, что, на самом деле, волнует Билла больше всего остального.
Чарли шумно выдыхает, когда Билл, прижавшись к нему еще теснее, начинает неосознанно тереться об него. Твердый член упирается в бедро, и Чарли на мгновение поддается панике.
По телу Билла опять проходит судорога, и он морщится от боли. Закрыв глаза, он стискивает зубы, и его пальцы до синяков впиваются в плечи брата, и можно только догадываться, как ему плохо. Он сжимается, будто старается остановить себя, и Чарли не выдерживает.
Потому что это Билл, потому что это его брат, и потому что...
На следующее «потому что» Чарли не хватает. Он резко наклоняется и целует Билла, неосознанно копируя то, как это делал он совсем недавно. Билл опускает ресницы, почти расслабляется в объятиях Чарли, и сейчас — все очень легко.
Как будто кто-то подсказывает правильные решения.
Чарли толкает Билла, заставляя того растянуться на полу, и, не отрываясь от его губ, скользит пальцами по груди, сминая ткань рубашки.
Он должен помочь. Нужно сделать так, чтобы Билл расслабился, чтобы напряжение ушло. И, наверное, он никогда не признается, даже себе, что дело не только в этом. Вернее, не столько в этом. Потом он, конечно — возможно — скажет, что все это было, потому что в соседней комнате их ждали Флер и Оливер, и он не хотел подвергать их опасности, но в эту секунду он о них даже не вспоминает. Губы Билла сухие, шероховатые, касаться их горячо, и последнее, чего Чарли хочется — так это оторваться от них. Но он медленно приподнимается, чтобы тронуть поцелуем ямку между ключицами, расстегивая пуговицы на рубашке Билла.
Билл, закрыв глаза, пытается успокоиться и не слушать голос, требующий... даже не понятно, чего требующий. Чарли рядом, и его начинает отпускать: жжение постепенно сходит на нет, мысли проясняются, и раздражающе острое обоняние почти прекращает его мучить.
— Не надо,— хрипло требует он, выбираясь из-под Чарли и обхватывая себя руками. — Прекрати это, я просто... — Он хмурится, пытаясь сосредоточиться. — Ты не должен так с собой поступать, потому что я как-нибудь...
И умолкает, когда Чарли мягко улыбается.
— Что?.. — недоуменно начинает он, когда все внезапно возвращается. Стоит Чарли приблизится, как кожу снова начинает жечь. — Постой, — выдыхает он, упираясь руками в плечи Чарли. — Тебе лучше уйти.
Тот качает головой, снова становясь прямо напротив, и опять заставляя лечь.
— Сказал же, помогу. — Пальцы разводят в сторону полы рубашки, скользят по бокам, а затем — вверх по груди.
Билл не помнит, когда ему еще было так больно. Все тело сводит, как будто мышцы натянуты до предела, и каждое движение причиняет такое мучение, что можно только мечтать о том, чтобы потерять сознание.
Целитель говорил, что нельзя сдерживать силу — для него каждое полнолуние это своего рода первое превращение. То, что оборотни испытывают раз в жизни, он вынужден переживать каждый месяц.
От Чарли пахнет так изумительно, что он едва не набрасывается на него, не обращая внимая на слабый голос разума. Чарли весь — вдоль и поперек знакомый, и что-то шепчет Биллу, что он слабая жертва, понятная жертва, что с ним проблем не будет. Нужно просто резко перевернуться и впиться зубами, чтобы почувствовать...
Чарли останавливает этот поток бессвязных мыслей, просто коснувшись ладонями низа его живота. У Билла перехватывает дыхание, и это что-то в нем, требующее черт знает чего, затихает. Чарли, вздохнув, прижимается губами к его губам, пока пальцы расправляются с застежкой ремня.
— Ты псих, — бормочет Билл, когда Чарли залезает ладонью внутрь и сразу же крепко обхватывает. — Настоящий псих.
— Кто бы говорил, — усмехнувшись, шутливо огрызается Чарли, чувствуя, как Билла отпускает. Его тело медленно расслабляется под руками брата, и самого Чарли уже не колотит, как раньше, когда пальцы немели только при одной мысли о том, что он собирается делать.
Проехавшись большим пальцем по головке, он крепче сжимает, опуская ладонь вниз, затем резко — вверх. Билл чуть заметно выгибается, тяжело дыша.
Чарли зажмуривается, потому что ему неудобно, стыдно, страшно, и если эта ночь закончится без последствий — как будто то, что происходит сейчас, ничего за собой не повлечет, — то он не сможет смотреть в глаза брату. Щеки заливает румянец, в голове шумит, и собственное дыхание — чуть ли не грохот.
Но Чарли знает только одно — он ни за что бы не согласился променять это на что-то другое.
И если это единственный раз — потому что нельзя, опасно, неправильно — то тем более.
С каждой секундой мысли проясняются: Чарли теперь снова Чарли, и нет сотни раздражающих запахов, задурманивающих сознание, нет мучительных жажды и голода. Биллу чуть ли не кажется, как резко, будто что-то щелкнуло в голове, — с каждым движением Чарли — покидает его.
Дышать внезапно оказывается очень легко: ощущение, будто ему раздирают горло, пропадает, и от облегчения на глазах чуть ли не выступают слезы.
Чарли путает пальцы в его волосах, вынуждая поднять голову, и приникает поцелуем к его рту, прихватывая зубами и оставляя яркий красный след. Билл откидывает голову назад, и Чарли проводит губами по его шее, прижимаясь отчаянно-крепко-совсем близко. Еще секунда — вверх-вниз, всей ладонью, — и на пальцы брызжет горячим. Билл замирает, повисая на брате, и тот медленно укладывает его на пол.
На часах — почти половина четвертого, и за окном уже светлеет.
— Видишь? — тихо спрашивает Билл, когда проходит несколько секунд. — Можно было дотянуть, чары бы...
Чарли молча качает головой, сдергивая с дивана плед.
— Что? — хрипло осведомляется Билл. — Все закончилось бы само собой — луны уже нет.
Брат рывком, одним резким движением, заставляет его сесть и заворачивает в плед.
— Ты сам все давно сказал, — выдыхает прямо в губы, упираясь лбом о его лоб.
— Ты о чем? — моргает Билл, не стараясь отодвинуться: так слишком хорошо, так Чарли близко, и так — единственное, что ему нужно.
— Что просто не захотел, — улыбается краешком рта Чарли, обнимая его. — Думаешь, только тебе можно?
Билл неуверенно улыбается в ответ, обхватывая его руками и прижимаясь всем телом.