После того, как вы возразите, профессор

— Оливер, ты ошибся комнатой? — вкрадчиво интересуюсь я у лохматой головы, торчащей из-под нагло украденного у меня ночью одеяла, роль которого этими пока еще по-летнему жаркими днями играла простыня.

— Нет, мне приснился сон, — отрицательно мотает голова собой.

— Это не повод лазать в чужие кровати. Ну, по крайней мере, не в мою точно, — зеваю я и пытаюсь перетянуть себе обратно простыню. Наконец-то мне удается увидеть эти наглые серые глаза.

— Да нет, мне правда приснился НЕОБЫЧНЫЙ сон, — твердит свое Вуд, но вылезать из моей кровати не хочет.

А. Ну да, это все просто проясняет. Однажды мне снилось, что я в теле Дадли. Но я же не лез из-за этого в постель к дяде Вернону. Еще не знаю, что из этого хуже…

— Какой такой необычный? — сдаюсь я в битве за одеяло.

— Ну, Гарри, НЕОБЫЧНЫЙ, — повторяет он с усиленным ударением на последнем слове.

Я правда стараюсь понять, о чем он. Только вот…

— Щас, погоди, — неловко слезаю с кровати и шлепаю босыми ногами по полу по пути в крайне необходимое место.

Вот, после святого места я чувствую себя много лучше. И, кажется, даже понимаю, о чем он говорит.

— С облегчением, — кивает Вуд и весь такой смущенный мнет конец МОЕЙ подушки.

— Так какой, говоришь, сон? — с ухмылкой переспрашиваю я.

Я не идиот, просто Оливер забавно краснеет. Ровным помидорным оттенком по всей площади покрытия.

— Да блин, Гарри, ну странный же! — восклицает капитан и с крайне обиженной мордой (надутая нижняя губа и нахмуренные брови) поворачивается ко мне спиной.

Такого я вынести, естественно, не могу. Только вот непонятно, почему старший «брат» я, когда я вроде как его аж на два года младше? Поэтому, что делать, приходится маленького Олли обнимать и утешать. Живем с Сириусом всего лишь месяц, а у меня, позвольте заметить, у меня (!) на руках двое трагикомиков, периодически впадающих в детство.

— Ладно, крутой парень, говори, что там тебе приснилось, — устало-раздраженно, я надеюсь, прозвучал мой голос прямо над ухом Оливера.

— Ну, — он снова краснеет, но уже не до степени взбесившегося помидора. Я даже теряюсь в догадках, что могло ему присниться.

— Ну в общем, — пытается он начать сначала, но опять замолкает. А еще мне неудобно сидеть на коленях и при этом за километр тянуться, чтобы обнять немаленького, в общем и целом, капитана. — Короче…

— Длиннее давай, — протягиваю я, и получаю той самой лохматой макушкой, весьма ощутимо, кстати говоря, по челюсти.

Нет, все в порядке, я уже привык. Удивительно, что вы мне еще ноги-руки ни разу не ломали, с вашей непредсказуемостью. То ли, дорогой Олли, ты решил копировать нашего непутевого «папу», то ли ты просто ему родственник много ближе, чем я.

— Да ежика тебе… Больно же, — потер я многострадальную челюсть и послушно обнял по второму кругу взъерошенного Оливера. Думаю, так же выглядел и Дадли, когда обнимал первого подаренного плюшевого мишку в два раза его выше и шире. Когда такие мишки еще существовали.

— Прости… В общеммнеснилоськакмыцеловалисьвот, — лихо протараторил Оливер.

Я не сборная Британии по квиддичу, у меня магоповторов нет еще. Но, главное, суть я вроде уловил.

— С кем? — нетактично, зато с экономией времени спрашиваю я.

А еще совершенно незачем пихать мне острым локтем в ребра. Я и так внимательно тебя слушаю, Оливер.

— С кем, с кем, с Северусом, — снова обижается Вуд.

Я так надеялся, что мой чуть не вырвавшийся вопрос «ну и как?» явно не соответствовал той реакции, которая по логике вещей должна была быть. Все-таки я еще не успел вырасти.

— С профессором Люпиным, конечно, — полушепотом и доверительно заявляет мне он.

Ну хоть не с пресловутым ежиком в тумане… За месяц мы, вообще-то, поняли, что все, о чем ты говоришь или думаешь, касается нашего милого профессора. Который, между прочим, из-за некоторых подал в отставку. Хотя что тебе… Нам нельзя тебе об этом рассказывать, иначе большой и серый волк нас покусает. Знаю я (ладно, Северус знает, а я повторяю), что ты ему будешь говорить — устал от работы, не в тебе дело, бла-бла-бла.

Он хотя бы не скрывает, что трус. Иначе с чего бы ему месяц не появляться у нас?

— И как? — а вот зевок случайный. Гермиона всегда говорила, что это от недостатка кислорода, а не от скуки.

— Гарри, — шипит Оливер. Не напугал, я тоже так могу. И вообще-то я только что проснулся, не ждите от меня адекватных ответственных мыслей. Это деликат… в смысле, редкость.

— А необычное-то где?

Ну не может быть сон с поцелуем необычным, я такое каждый вечер видел, как от Северуса с «отработки» возвращался. Хотя в этом году необходимо придумать что-то новое — в прошлом нам пришлось взорвать класс зелий (а я видел, как ты улыбался, да-да!), чтобы ты мог вдоволь на меня поорать (от души, да, но я бы и сам на себя наорал, как я тебе надоел), а затем назначить наказание до конца года. Все поверили, мне же посочувствовали, а я вдвойне счастливый от того, что каждый вечер пил с тобой чай.

— Ничего ты, блин, не понимаешь, весь в своего крестного, — бурчит Вуд, вылезает из кровати…

Я ничего не видел. У меня очки не совпадают с минусом зрения. И я даже понятия не имею, на что ты так среагировал.

— А ты уже и у него успел побывать? — хихикаю я.

Вуду дико интересно, куда и на что я смотрю.

Впрочем, зато сбежал быстро и оперативно, а то просто не давал насладиться красивым солнечным утром, блин. А утро, кстати, и правда выдалось замечательным — насколько видно, на небе нет ни облачка, зато гуляет ветер. Я люблю ветер — он не дает застаиваться ни одной мысли, особенно если ты открыт ему и готов с ним лететь… Хотя у меня, собственно, никогда мысли особо долго не застаивались.

Мы и правда живем уже месяц в доме крестного. Уж не знаю, как он уговорил Дамблдора (тут скорее Ремус поработал), но у Дурслей я жил только месяц. Зато как жил! В шоколаде, пусть и довольно невкусном. Но меня не трогали, на ночь не запирали и дружно боялись. Не из-за моего опыта обращения с флоббер-червями, но самообман — хорошая штука маленькими дозами.

Я стал думать много жизнерадостнее и высокоразвитее… Нет, такого слова точно нет, но прогресс я и сам замечаю. Никогда не думал, что эту ужасную английскую классику можно прочитать так, что мне будет действительно интересно. Тут тоже виноват Северус — наловчился голосом управлять, так у него теперь — хочешь, чайки кричат, хочешь, водопад шумит… Не буквально, конечно.

Сириус дружно с нами сходит с ума. Не то, чтобы здесь было плохо, но действительно скучно. Крестный пишет целыми днями какие-то письма, Оливер читает тома о квиддичу, заботливо припрятанные в библиотеке Блэков в N-нном поколении, а я живу от совы до совы…

Снизу доносится мелодичный звон, звук открываемой двери, громкий мат и аккомпанемент матери Сириуса, на самом деле, милейшей женщины, которой просто не повезло висеть в пустом коридоре. Она мне правда нравится.

— Народ, к нам Ремус пожаловал, — громко и звучно снизу орет Сириус, сонным, однако голосом.

А то у нас тут толпа народу живет!

Но если я не хочу пропустить «возращение блудного любимого», то мне следует хотя бы джинсы для приличия одеть. А вот футболку, очевидно, кто-то спер. А искать другую мне лень. И вообще-то, здесь все мужчины, а я ребенок несмышленый, поэтому мне пока можно.

Радостно прыгаю по скрипучей лестнице, выпрыгиваю в коридор… Ну что за рыбы такие, я опять опоздал! Оливер уже стоит перед Ремусом во всей своей красной палитре, Сириус загибается за дверным косяком, думает, не видит никто… А там еще вроде кто-то есть…

Радостно подбегаю к Ремусу, сердечно обнимаю (а ну как шоколад из кармана сопру!), а потом… Мама, там же Северус!

А я без футболки.

Да какая вообще разница?

И смотрит на меня так внимательно-внимательно. Подумаешь, совсем ребенком стал, тут это заразно, если ты не заметил. И не надо на меня так смотреть, буду я «джентельменом», буду, только вот на дам я с гигантской пирамиды плевал.

Или ты по другому поводу смотришь?

Черт, я просто ненавижу, когда твой взгляд невозможно понять. Потому что я хочу знать о тебе все, а ты мне не позволяешь. Это обидно, на самом деле. Играй свою маску для других, Северус, но ты обещал мне, что все разделишь со мной. А ждать не надо какого-то момента — я ж физически все сразу не приму. Постепенно — это же логичнее, ты же любишь логику.

А еще ты обеспокоен. Самую чуточку. У тебя такая морщинка на лбу всегда, когда думаешь о чем-то утомительном и нежеланном для тебя.

— Оливер, мы не обниматься пришли, — пытается отодрать от себя Ремус Вуда, но безуспешно.

— Как? — с глазами, полными слез, тот разглядывает заметно постаревшего Люпина.

— Молча, — закатывает глаза Северус, кивает Сириусу из-за угла, а затем подходит ко мне.

А у меня паника. И колени дрожат. Диверсия, смирно, епрст!

— Гарри, — а вот не надо так с придыханием, у тебя после этого всегда гадость идет.

И приближаться так тоже не надо, у меня острое чувство личного пространства. Теперь. Прямо с этой минуты.

— У нас есть новость, и вообще-то я не должен был никому говорить, — а когда ты играешь в игры, я тоже не люблю. Я сразу проигрываю, не успеваю мыслить так же быстро, как ты. Мародеры натренировали, точно знаю. И прекрати надо мной нависать. Давишь авторитетом в лице… в смысле, носом поставишь мне синяк, если кому-нибудь вздумается тебя сейчас пихнуть.

Во имя папиного снитча, что на тебе надето?

— Это ты уже про другую новость, отложи ее, Северус, пока отложи, — мягко, тихо, и невозможно не послушаться. В этом же весь Ремус. Он, кстати, смирился и покорно обнимает Оливера за плечи, пока тот совершенно точно про себя мурчит. Надо потом обязательно узнать, все ли так себя ведут в шестнадцатилетнем возрасте.

Блин, и обнимает так… нежно, с защитой. То есть Оливер к нему спиной стоит, на меня так поглядывает с интересом, а Ремус позади него и обнимает за плечи. Вот. Я смог это сформулировать. Оливер не очень высокий, худенький еще… Хотя вратарю полагается быть крепким, хоть и тонким.

Северус, умоляю, ну отодвинься хоть на миллиметр, мне ж дышать нечем!

— Я просто хотел сказать, что на следующей неделе состоится квиддичный какой-то там матч, и мне досталось пять билетов, — улыбается Северус и на секунду отворачивается, чтобы запечатлеть себе счастливо-неверящее лицо Оливера.

— Это же Ирландия и Болгария, а не какой-то там матч! — вопит он и пытается станцевать, не отходя от Ремуса. Получается не очень.

А у меня есть возможность поразмышлять над тем, почему Северус одет в черные прямые штаны и такую же черную рубашку. И я даже не про цвет спрашиваю. И я даже до поросячьего визга доволен, что ты снял дурацкую мантию, я в ней постоянно путаюсь, когда хочу пакость сотворить. Или хотя бы косичку заплести.

Ой, ну отвернись, ну пожалуйста.

А. Здорово, а за плечо меня обязательно держать? Я не убегу, и даже сквозь пол не провалюсь, хотя так хочется. Я не знаю, почему твое присутствие меня сейчас нервирует.

— Ты сказал, что их пять. Кто пятый? — серьезно спрашивает Сириус и на меня не смотрит. То есть, он и должен не на меня смотреть, но он как-то совсем меня игнорирует.

— Блэк, я не люблю собак, но даже я не стал бы держать их дома круглосуточно, нагадят, заболеют еще, — протягивает Северус и, слава небесам, выпрямляется.

Когда я успел дорасти тебе до плеча?

— А для собаки нужен билет? — с ухмылкой спрашивает крестный.

Вот воплощение пофигизма — к гостям выходит в криво завязанном халате поверх майки и трусов. При этом сохраняет выражение лица премьер-министра на деловой встрече.

— А ты думаешь, что тебя откормленного и подлеченного примут за обросший скелет, который они видели, дай бог, один раз по пути из магазина домой? — поднимает бровь Северус. — Уговаривать на риск не буду, у самого мозгов не хватит.

А я тоже теперь так могу. Хотя долго приходилось учиться. И он две поднимает, а я только одну.

— Гуляем! — радостно восклицает Сириус и со всем своим халатом прыгает на Северуса.

Я правда понять не могу, чего он этим хотел добиться… Или кого хотел добить. Это у них свой, взрослый метод объятий, иначе я объяснить не могу.

А Ремус что-то усиленно шепчет на ухо Оливеру. Тот предсказуемо красный-красный. Не иначе как сон вспоминает.

— Гарри, — обращается ко мне Северус вопросительно, — ты не рад?

— Я — очень, — заверяю я его.

Ну как ему, наивному, объяснишь, что у меня мысли мечутся как осы, и я не могу понять, что мне жить покоя не дает.

И прекрати на меня так смотреть.

* * *

Я рад, что ты остался с нами на весь день, Северус. Как и Ремус, я тоже по нему скучал. Особенно по игре: «кто съест больше шоколада и круче обляпается». Это было минут за десять до того, как вот мы сейчас сидим. Вернее, кто сидит, а я лежу. Кто успел, того и тапки, а в нашем случае — диван.

Я крайне удобно устроился на диване, а потом чрезвычайно — на коленях у Северуса. После того, как объелся по самые брови шоколадом и был заботливо оттерт салфеточкой профессора зельеварения. Он бы еще на нее поплевал, как делает мамочка Ронни.

В гостиной тихо, и темно к тому же, потому что помещение большое, а свечей всего шесть штук. Я как истинный гриффиндорец, когда делать нечего, дрыхну… Ну, пока еще нет, бодренько думаю о том, о сем, но глаза закрыты. Кажется… И еще меня очень приятно гладят по волосам. И вот да, от макушки к вискам, угу, еще вот к затылку… А если вот чуть-чуть почесать? Ва… В смысле, вообще кайф.

— Северус, я не могу появиться на людях, — тихо и таинственно говорит Сириус, сидящий сбоку от нас на большом и удобном кресле. С ногами сидит… Ну, то есть с ногами на него залез.

— Отводящие взгляд чары никто не отменял, — замечает Ремус.

А он с Оливером напротив. Только ему много неудобнее, наверное, потому что Оливер дрыхнет полулежа на его бедных коленях. Он же тяжелый, наверное.

— Серьезных людей не проведет, — это Сириус. У него красивый голос, а уж когда понижает, так вообще умереть — не встать. У Северуса тоже красивый и похож, но у него он ровный, а у крестного вроде как… Переливается? А вот о «журчит» не надо, я спать собрался, а не по местам спасенья божьего ходить. Тем более что второй раз так удобно лечь вряд ли получиться.

— Серьезные люди будут смотреть квиддич, а не беглого сумасшедшего разыскивать…

Молчат.

— Блэк, тебе правда не стоило этого делать.

— Не тебе судить, Северус. Ты уж прости, но вот такие, — какие такие, я так и не понял, — не всем в этой жизни светят.

— И поэтому тебя толкает в совершенно противоположную крайность, — заключает Северус, и я чувствую вибрацию голоса.

— Северус, это правда не наше дело, — равнодушно бросает Ремус. Я никогда не слышал, чтобы ему было… все равно?

— Реми, я все объяснял тебе. Это просто… Разговор.

— Тогда к чему упоминания про «таких»?

— Просто так.

Молчат.

— Сириус, ты не умеешь врать.

А я знаю, что крестному нравиться, когда Северус зовет его по имени. У них вообще имена чем-то похожи. Фига себе чем-то…

— Я не вру, я сам в себе не разобрался.

— К тридцати годам, да, — мягко ехидничает Ремус.

Откуда-то с его стороны — недовольное ворчание, как будто… Ну да, Ремус попытался освободить руку.

— Давайте не будем обсуждать мои проблемы. У вас вон свои повзрослели.

— К чему ты? — настораживается профессор Люпин.

— Они взрослеют, Луни. И не всегда будут довольствоваться тем, что есть. Мне кажется, что тебе уже сейчас пора морально готовиться, а про этого хитрого старого лиса, — он, видимо, показывает на Северуса, — я вообще много чего рассказал бы.

— С твоей наблюдательностью только в цирке и выступать, — голос профессора звучит недовольно.

Ой блин, обидели существо нежное и ранимое. Язык бы тебе показать.

— Язык бы тебе оторвать, — синхронно отвечает Северус. — У нас не так много времени, и я обязательно стал бы ждать, если бы все было так безоблачно, как сейчас. Ты сам сказал нам эту новость.

Мой крестный. Однозначно. В него пошел.

— Я сделаю все, что в моих силах. Но я не исправлю то, что уже сделано.

Молчание. Тягостное.

— Я не осуждаю тебя, Сириус. Не сейчас.

— Спасибо, Лунатик. Но легче мне от этого не станет.

— Нам всем пора спать.

И тут я отключаюсь. Ну, может еще чувствую, как меня аккуратно поднимают, несут, кладут, раздевают….

— Опять, — констатирую я и переворачиваюсь на левый бок.

— Не опять, а снова, — рассудительно поправляет меня Оливер, вылезая из-под моего же одеяла.

— Ну почему ко мне-то сразу?

Нет, ну один раз ладно — испугался (примерно), не знал, что случилось, ко мне прибежал, поделился. Но превращать это в привычку?

— Сириус не поймет, — пожимает он плечами.

— Так я тоже. Маленький еще, поди ж, — ворчу я и невольно бросаю взгляд на часы. — А пять утра — это как-то связано с твоими снами?

— Нет, но нам нужно собраться и успеть обустроить палатки на поле до семи вечера, — радостно, тоном гида извещает меня капитан.

— Вот иди и собирайся, — и я бесцеремонно выпихиваю его за дверь.

Нужно спасти утро, пока оно еще окончательно не испортилось. Я. Весь в мыслях ни о чем, что совершенно естественно для пяти утра — и я еще много раз упомяну это время, потому что будить в это время человека на каникулах — извращение и несправедливость, я шагаю в душ, мирно себе умываюсь…

— Кстати о птичках!

Я замираю посреди ванной, только что вылез из-под душа, с высоко поднятой рукой и показывая пальцем в потолок… Хорошо хоть, умный такой, в халат завернулся, в два слоя. На самом деле счастье, что он вообще в моей ванной есть. Вот у Ремусу досталась комната родителей Сириуса, а там не все так бархатно и апельсиново — халата там точно нет. Но я и с трудом представляю себе Ремуса в нем. Все-таки он слишком молод и непредставителен для него.

В общем, я ушел в какие-то дебри. Смысл в том, что я босиком пошлепал в низ, в столовую и застал там истинно английский завтрак.

Все одетые, причесанные, тихо и чинно завтракают, а то что меня не позвали — так это будить просто не хотели. Я, собственно, не за этим прибежал.

— А если нас там заметят, на поле, в смысле?

Я просто образец красноречия. Орден Мерлина мне за самую глубоковыраженную мысль.

— Гарри, мы давно… — начал Сириус, отложив ножик и вилку. Я не знал, что он так умеет. Есть, в смысле, а не приборы откладывать.

— … уже проговорили… — лениво продолжил Северус.

— … те оправдания, которые нам придется использовать, если нас в такой разношерстной компании встретят, — закончил Ремус.

— Я просто уже спрашивал об этом, Гарри, — оправдывается Оливер.

Спасибо. Только я не думал о том, что они друг за другом повторяют — это, кстати, не так сложно.

— И какие такие оправдания? Что злобный профессор выгуливает Поттера по наказу не менее злобного директора?

И не грущу я совсем, не смотри на меня так. Я знаю, что это все надо, для прикрытия и все такое, но надо же мне лишний раз напомнить о том, какой ты был злой, Северус. В моем невинном детском представлении, конечно же.

— Я с радостью выслушаю иные твои предложения, — невозмутимо отвечает мне Снейп.

— А нам они нужны? Лично нам?

Я ребенок, у меня все просто и прямолинейно. И я даже знать не хочу, о чем люди думают, когда слышат об отношениях. Но мне то важно то, что думаешь ты и я, никто больше.

— Гарри…

Ремус, я уже слышал твою точку зрения. Любая жизнь хаотична, так что мне ни жарко, ни холодно от того, будет ли в нашей жизни его, хаоса, побольше или поменьше. У меня так вообще хаос в квадрате и именно отношения помогают сохранить гармонию, а не соответствие чьим-то бредовым представлениям.

— Гарри, ты хочешь постоянно отвлекаться на недоуменные и осуждающие взоры, или же спокойно наслаждаться игрой?

А может лучше спросим, чего хочешь ты?

— Мне не привыкать к осуждающим взорам, знаешь ли.

На втором курсе у меня была ого-го какая практика.

— Ты сам знаешь, почему они нужны нам.

Блин. Извини. Сам же об этом подумал. Эгоист. Если мне на это с высокой колокольни, то почему бы мне не спросить, как ты смотришь на это? Пусть ты мне не рассказываешь, я знаю, что у вас проблемы с Волдемортом после моего сна, и никаких осуждений за отношения с учеником тебе сейчас не нужны. Но если в общем, Северус?

— Там будет видно, Гарри.

Ой, да, конечно, и мысли ты мои не читаешь… Понимаю я, что когда все это закончиться, тогда и осуждений не будет. Да и какие у нас сейчас отношения… Так, представления будущего, не больше.

— Ну и какая тогда легенда?

— Злой профессор вынужден выгуливать противного мальчишку Поттера потому, что тому вздумалось порвать со своими друзьями. А еще профессор ненавидит квиддич и предпочел бы провести время у камина с книгой.

Ты любишь квиддич? Я не знал об этом. Но уж точно не забуду спросить.

— Меня вряд ли кто узнает, правда Северуса, — пожимает плечами Сириус.

А я-то думаю, чего он в джинсах и по-человечески застегнутой рубашке сидит. И Ремус не торопиться объяснять… А если я вот сейчас бровку подниму, он поймет, что мне жутко интересно, как он оправдает свое присутствие?

— Гарри, это же естественно — мое присутствие редко когда замечают.

Ремус слишком грустный, на мой неопытный взгляд. Я не так много с ним общался, тем более, что он еще и уезжал надолго, но я бы не хотел видеть его таким каждый день. У нас не очень-то получается разговаривать, общаться, да и вообще… Ну с тем же Сириусом при том же количестве общения — он есть, и я знаю это, и вот не вопрос могу к нему завалиться и два часа убить ни на что. Или с Оливером — у нас и общего ничего нет, но вот исправно по утрам его выгоняю. Про Северуса и говорить не приходится — у нас устойчивая система дядя-племянник до тех пор, пока я не вырасту. Но Ремус… Он говорил, что поможет и все такое, но тут, вероятно, проблема в том, что у него самого море проблем, а тут еще и я полезу…

— Хотел бы я знать, почему, — протягивает Оливер.

Он булькает пузырьками в стакане. А я внезапно чувствую, что дико голоден.

— Гарри, тебе следует поспешить, мы скоро выходим.

Ой-ой. А я даже не собрал рюкзак.

— Если ты, конечно, еще и не собрал вещи, то тебе следует крайне сильно поспешить.

Иду-иду.

В общем, собрался я быстро и некачественно. Напихал все подряд и побольше. И когда я пытался застегнуть молнию, в мою комнату решительно ворвался Сириус.

— Гарри, ты взял теплые вещи? — хмуро и строго интересуется он.

Ну, и такое бывает.

— Сейчас лето, Сириус, — мягко, как с сумасшедшим, начинаю разговаривать я.

— А ночи холодные! — упрямо продолжал твердить Блэк.

— Плюс двадцать, Сириус. И у нас палатка, — тихо-тихо отвечаю я.

— Ну тогда… — теряется он.

Выжидающе на него смотрю. Кому только в голову пришло делать из Сириуса заботливую мамочку?

— Признай, Блэк, ты совершенно не способен быть родителем.

Ну кто же еще. Северус.

Сириус смотрит так обиженно и виновато, что я поневоле иду против самого разумного среди нас человека.

— Быть родителем — это не значит интересоваться, все ли взял с собой ребенок, — крайне серьезно начинаю я лекцию. — Это значит уметь справиться с последствиями того, взял он что-то или нет, и впредь научить его избегать таких ситуаций.

— В любом случае, вряд ли Сириус знает, как справляться с простудой, — с превосходством произносит Северус.

Вы что, меня решили поделить?

— Я не варю зелий, это правда, — признает крестный. — Но вряд ли бы мы смогли быть здоровыми на следующий день после полнолуния, если бы не знали кое-каких методов.

Точно делят.

— Северус, Сириус, среди нас единственный, кто хоть что-то знает о том, какими должны быть родители — это Оливер. И только он.

Ремус стоит в коридоре. Не думаю, что он специально пришел сюда, скорее просто проходил мимо. И я не хочу сейчас тройного скандала. Правда. Но, с другой стороны, скандал — показатель того, что всем участникам не по фиг на обсуждаемую тему, а значит мы действительно… семья?

— Поэтому пускай Сириус будет папой, Ремус — мамой, — здраво… или почти рассуждаю я. У меня и выбор небольшой.

— Почему я— мама? — с интересом спрашивает Люпин.

— Мамы не могут быть эксцентричными личностями. В моем неопытном понимании, — стараюсь объяснить я.

Да это и не нужно, потому что он не против. Только кивает и дальше идет. Словно игра в «дочки-матери» — это у нас семейная традиция. А Сириус уходит за ним, изрядно, кстати, довольный. Разве что язык Северусу не показывает. А вот последний, кстати, не очень доволен.

— Гарри.

Я помню, что меня так зовут.

— Ты сейчас принял довольно важное решение, — комментирует Северус.

А то я не знаю. Совсем глупенький и неразумный.

— Надеюсь, ты понимаешь, в чьи руки отдал заботу о себе.

Да, это в твоем стиле — вроде и мнения не выразил, а вроде и сразу же хочется сделать все наоборот. Но только не мне.

— Я не могу сделать тебя «мамой» или «папой».

Ты с интересом оборачиваешься. Я успел задержать тебя на несколько минут. Мне хватит.

— Потому что тогда я никогда не смогу воспринимать тебя… иначе, Северус.

Ты не понимаешь. Я это вижу. Ладно, не вижу, но я бы точно не понял на твоем месте.

— Это как… Лили. Мама же заботилась о тебе, поэтому ты никогда и не смог полюбить ее не как сестру.

Это был ва-банк. Пальцем в небо.

— Да, ты прав.

ЯХУ! Чтоб я еще раз заставил тебя признать мою правоту! Сразу себя таким умным чувствую, таким… взрослым… И слава богу, меня все оставили.

Почти все.

— Оливер.

Я люблю капитана. Действительно. Но иногда мне надо вроде как подумать в тишине и спокойствии!

— Гарри, я просто не могу ждать! Это же финал, Ирландия и Болгария, я просто умру, если не увижу Крама!

— Уже Крааам? — без интереса протягиваю я, пытаясь найти второй носок.

— Он невероятный игрок. Не путай восхищение и любовь, Гарри.

Это просто наказание. Я про носки. Одного постоянно нет. Тут поневоле начнешь верить в монстра, съедающего по одному носку из пары.

— Я думал, ты обрадуешься тому, что в палатке три комнаты на пятерых, а Ремус вряд ли добровольно будет ночевать с Северусом, — снова пальцем в небо тыкаю я.

Трудно сказать, радует ли меня перспектива ночевки с Северусом. Я кроме как Историей Магии ни с кем никогда постель и не делил. И это как-то… Странно. Думаю, что я не хочу. Потому что не могу отдать кому-то целую половину кровати. У меня с детства мало вещей было, и еще кому-то что-то отдавать… Это как привычка.

— Я не хочу, — неуверенно протягивает капитан. И будь я ежиком, если эта его рубашка — не Ремуса.

— Плюшевому мишке своему рассказывай, — киваю я и в качестве последней надежды ищу носок под кроватью. Нету. Поднимаюсь…

— Оливер, тут только что лежал носок.

— Я не видел.

Так равнодушно! Это был последний уцелевший, пень твою через колоду! Один еще можно найти, но два — безнадежно. Но я же сроду ничего никогда не терял!

— Ну почему они всегда пропадают, — в расстройстве сажусь я на кровать.

Оливер рассеяно гладит меня по голове.

— Это нормально, Гарри. Значит ты взрослеешь, — грустно-философски отвечает Вуд.

С возрастом не тупеют, а умнеют. Вот у Северуса совершенно точно носки никуда не деваются. Или у него для них… подтяжки? Надеюсь, нет. Это же просто… ужасно. Я скорее поверю, что это у Дамблдора подтяжки, с его количеством носков… Кстати. Может, все носки уходят к нему, раз у него их так много, и он их так любит?

— Что ж мне теперь, с голыми ногами ходить?

— Можешь спросить у Сириуса.

Логично. Выбегаю из комнаты, забегаю в соседнюю.

Никогда не думал, что у выражения «плевать в потолок» есть буквальное значение…

— Сириус, у тебя есть носки?

Крестный смотрит на меня понимающе. Псих психа всегда поймет.

— Где-то были. Но я понятия не имею, где.

Это лучше. «Акцио, носки!» еще никто не отменял. А магию применять… Так дом защищенный по самого боггарта на крыше.

— Сириус, они разного цвета.

Крестный отрывается от потолка и с интересом изучает носки.

— А они должны быть одинакового?

О, круто. Мунго по нам плачет. Хотя… Нет, у Добби и директора они тоже разные, но разве ж это яркие примеры адекватности человечества?

И почему я не догадался применить «Акцио» в собственной комнате?

Наконец мы все собрались внизу, в гостиной. Северус с элегантным черным чемоданчиком, на носки спорю, с утроенным пространством как минимум, Оливер с большим спортивным рюкзаком, сейчас пустым — точно за сувенирами собрался, Ремус с тем самым обклеенным и замотанным чемоданом на колесиках и Сириус. Просто так.

— А как мы туда попадем?

— Парная трансгрессия.

Я не трансгрессировал никогда. Это довольно страшно. Но, с другой стороны, я довольно многого в своей жизни не пробовал, и если я этого не делал, не значит, что все это плохо и противно.

Хотя, конечно, в этом случае невыносимо противно. Чувствуешь, как тебя разбирает по частям и собирает снова. Тут уж надежная защита в лице спокойного Северуса не поможет. И еще я изрядно бьюсь коленками о землю. Это больно же.

— Извини, чуть-чуть не удержал, — улыбаясь, извиняется Северус и оглядывается.

Рядом с нами появляются Оливер и Ремус, и капитан так умильно обнимает профессора, который, в свою очередь, явно смеется страху смелого, в общем-то, гриффиндорца Вуда.

Сириус появляется третьим, зачем-то прихватив с собой длинный черный зонтик.

— А зачем тебе…. — хочу спросить я, но тут…

— А вот за этим, — довольно улыбается единственный сухой Сириус под своим треклятым зонтиком.

Но ,правда, он успел и меня им накрыть, а вот Северусу не повезло. И дождь необычайно сильный.

А эти двое — чудаки — стоят и улыбаются дождю. Мне неудобно на них смотреть с чего-то, может, потому, что их объятиям даже дождь не мешает, когда мне редко достаточно выпадает побывать плюшевым мишкой для Северуса…

Я выхожу из-под зонтика и — готов спорить — с такой же глупой улыбкой встаю перед мокрым, но от этого не менее невозмутимым профессором Зельеварения.

Тот с чертовым превосходством глядит на крестного, который обиженным, кстати, совершенно не выглядит, только непонятный взгляд бросает на меня, а потом разворачивается и подходит к незамеченному мною ранее человеку, которого я не могу разглядеть под дождем. Но у меня есть один жизненно-важный нерешенный вопрос.

— Северус, почему тебе так важно обставить его и отнять единственное, что у него осталось?

Я в самом деле маленький. Но попробуй объяснить мне.

— Все не так, Гарри, как ты себе представляешь. Ему нужно привыкнуть к тому, что не он не единственный, кто есть у тебя. Сириусу нужно найти кого-то еще.

Не думаю, что я понял правильно. Но не могу судить о том, чего не понимаю. Поэтому я отложу этот эпизод на потом. А сейчас мне очень хочется под таким вот дождем постоять и пообниматься с Северусом. Потому что я такой вот романтик, которому Гермиона во время болезни романов на ночь перечитала.

А еще я очень рад тому, что Северус в глубине души такой же. Просто привык прятать это настолько глубоко, насколько этого требовали обстоятельства.

— Народ, нам вообще-то пора обустраиваться, — кричит Сириус нам.

И ни одному из четверых почему-то не приходит в голову водоотталкивающее заклинание. Наверное, это о чем-то да говорит.

Среди огромного пространства, заполненного палатками, почти не видно людей. Это неудивительно, но мне очень хочется почувствовать себя частью большого и единого общества, чтобы в полной мере ощутить значимость этого квиддичного события. Но я думаю, что еще успею. Потому что до начала матча еще довольно далеко, а дожди у нас льют не так долго.

— Наверное, Ирландские палатки где-то за стадионом, — озабоченно болтает Олли.

Хотя зачем ему Ирландские палатки, вряд ли скажет даже он сам.

— Не знаю, как палатки, но вот противопростудное вам понадобиться очень скоро, — возведя глаза к небу, констатирует Северус.

Нам? А вам? Ты вообще-то тоже изрядно промокший. Хотя сейчас довольно тепло, я бы не рискнул ходить мокрым, если бы у меня была такая возможность.

— Оливер, прости, но у меня только одна кожаная куртка, — с ухмылкой крестный напяливает ее на меня. Да в ней еще четыре таких меня поместиться, вообще-то. И даже Северус влезет.

— Кстати да, Сириус, ты сегодня разумнее всех нас взятых, — восхищается Ремус и на ходу роется в собственном чемодане.

Оливеру не так идет этот плащ, как он пошел бы Ремусу, я уверена. Все-таки мне стоит больше проводить времени с ним. Я совсем его не знаю.

Доходим мы до места довольно быстро. Северус магией в три секунду ставит эту несчастную палатку…

В ней действительно три комнаты. Надеюсь, я не родственник Трелони и просто удачно пальцем в небо тыкнул. Нам придется как-то делиться… И я совершенно точно не хочу ночевать с Северусом. Потому что еще просто… рано.

И Оливер тоже не хочет. Но с ним все понятно — он себя боится выдать, с его снами. Но я тоже не хочу попасть под горячую… руку.

А палатка довольно… стильная. Ничего лишнего, никаких полосатых диванов, старых таких, какие я у Хиггс видел. Просто… нейтральная мебель. Такая у Северуса везде. Словно он не хочет показывать себя ни в чем. Или, если следовать простому принципу, просто не имел возможности определиться с собственными вкусами. Если все так, значит я обязательно должен ему в этом помочь.

— А менять тут можно что-нибудь? — с интересом спрашивает Ремус.

— Можно, — коротко отвечает Северус.

Я передумал. Комнату с ним разделю, а заодно и подберем ему мебель для спальни. Я в детстве от скуки достаточно мебельных буклетов насмотрелся. Да вообще разнообразных, они всегда лежали в моем чулане, когда Дадлику нужно было макулатуру сдавать. Якобы сохранение дерев аи все такое, но за это просто ставили оценки и писали в диплом прекрасные отзывы. Надо отдать должное юмору Дурслей — каждый год я приносил ровно пять исписанных тетрадей и сдавал их.

— А можно я буду с Гарри ночевать? — с плохо скрытой надеждой спрашивает Оливер, кутаясь в плащ Ремуса, хотя в палатке было довольно тепло. Точно нервное. На мой неопытный взгляд, ему было бы проще признаться сразу и справиться как-нибудь вместе с Ремусом, нежели себя мучить и терзать. Хотя опять же, сейчас я искренне не понимаю того, чем руководствовался на первом курсе, так что может быть и здесь та же ситуация, и я все пойму в свое время? Что-то я снова отвлекся.

— Нет, Оливер, я, пожалуй, с Северусом заселюсь, — с некоторой долей смущения отвечаю я.

Мне правда стыдно, но я из двух зол я выбираю то, с кем потом жить собираюсь.

— Понятно, — кивает Оливер, словно так и знал.

Пора нам в самом деле перестать играть в детей. Вуд многое понимает и многое знает, глупо было ждать от него обиженной истерики. Но я не хочу сейчас зазря тратить два года детской жизни на попытки играть из себя взрослого. И значит теперь очередь Вуда быть старшим братом.

Поэтому я оттаскиваю его за руку.

— Олли, твой день рождения наступит лишь через месяц. А до тех пор — будь ребенком. У тебя еще будет время быть взрослым….

Не хочу оставаться один в малом возрасте. Ведь в свои шестнадцать мне будет стыдно обратиться даже к Оливеру. Поэтому я задержу его. И буду эгоистом.

— Гарри, тут не в этом дело. Ты прав, не стоит этого боятся, и все через это проходят. Наверное, мне просто надо признаться. Это, блин, как к стоматологу сходить — больно не будет, но страшно изрядно, — улыбается капитан.

Ух, ну я и перестраховщик!

— Ну что ж ты будешь делать, я уже перепугался, — облегченно выдыхаю я.

Оливер надо мною совершенно точно беззвучно ржет, а затем обращается к Ремусу:

— Чур, я с тобой сплю!

И в этом есть что-то приятное — дружно всем ухмыльнуться в ответ на растерянное выражение Люпина. Он это любит. Растерянным быть, а не предметом хихиканья.

— Одноместный трехзвездочный номер, — заключает сам себе Сириус и со всего размаху, аккуратно открыв дверь перед этим, правда, падает на просторную кровать с балдахином. — Блин, Сев, если у тебя такая палатка, то какой же у тебя дом…

— В жизни не пущу тебя в свой дом, — перекрестился Северус и открыл дверь во вторую комнату, в нашу…— Здесь есть вода, но я бы очень хотел выгнать наш детский сад погулять за нею.

А откуда Северус знает про маггловские детские сады? Но, в любом случае, он прав, мне бы не хотелось сейчас сидеть здесь, с ними, когда есть возможность прогуляться и посмотреть на толпы волшебников.

— Олли, оставим дом престарелых предаваться воспоминаниям о юности, — торжественно объявляю я и тащу за руку капитана на улицу.

Самое интересное все равно впереди.

— Шухер! — не успев отойти от палатки и пару метров, мы были вынуждены прятаться в чьей-то миниатюрной конюшне. Это, кстати, совершенно нормальное явление в магическом мире.

— Олли, почему мы мокнем здесь, вместо того, чтобы мокнуть там? — интересуюсь я у сидящего рядом на корточках Вуда. Тот делает страшные глаза. Напугал. А если я сделаю, и очками усилю?

— Там Грейнджер и Уизли, — авторитетно заявляет он. Я забыл спросить, сколько стоят билеты на матч. И что тут в таком случае делают мои бедные друзья. Бедные не в смысле бедняжек.

— Что нам теперь, в Хогвартсе из туалета Филча не вылезать, чтобы они нас не заметили? — язвлю я. У Северуса это заразно. Страшно заразно.

— Логично, — кивает Оливер и как ни в чем ни бывало вылезает из детской конюшни прямо на улицу, где полным-полно магов.

— Гарри, мы так рады тебя видеть! А что вы там делали? — хором спрашивает Рон-Гермиона.

— На коней смотрели. Гарри их в жизни не видел, правда? — пихает меня локтем в бок Оливер.

Всегда тащусь от этого движения. Люди наивно думают, что вот это пихание никто никогда не замечает.

— Конечно. Всю жизнь мечтал о розовом пони, чтоб ему еще можно было косички заплетать, — в подробностях повествую я. Зачем нам вообще оправдываться?

-Гарри, мы хотели извиниться, — начинает Гермиона.

Атас. Надо было сидеть в конюшне. Вроде те же Гермионы, только молчат про себя. И поэтому я их уже люблю.

— За что? — интересно становиться мне. Я не злой. И понимаю, что извиняться тяжело, да. Только вот, оказывается, надо четко понимать, за что именно. Недаром Северус меня три дня молча наказывал за пролитый чай на персидский ковер и не успокоился бы, если бы я не понял, что извиняться не за ковер надо, а за то, что не послушался его и поперся с ним в лабораторию… Но, блин, зачем персидский ковер в лаборатории лежит??!

— За то, что поступили неправильно, — мигом отвечает Грейнджер.

Правильно, а Рон в сторонке стоит, в носу ковыряет. Фигурально. Фу. Буквально. А Герми молодец, умных слов поначиталась и по умении выскальзывать из трудных ситуации и Малфоев сделает.

— Когда именно поступили неправильно? — спрашиваю я.

Какой я стал. Самому противно стало. Но человек я или кто, имею право на то, чтобы друзья у меня были что надо, а не первые попавшиеся? Или подсунутые.

— В Хогвартсе, на предыдущем курсе, — отвечает девочка.

Вот жуть. Как с автоответчиком разговариваешь. Хотя не то, чтобы у меня с ним был большой опыт общения.

— Гарри, нам тебя очень не хватает! — выпихнулся на первый план Рон.

Да, и я снова не видел, как Герми его локтем пихнула. Да за что ж нас любить то было профессору, если мы выглядели вот так.. .жалко?

— Вон Крам идет! — вовремя вклинился Оливер.

Пока эти двое глазели, мы успели свернуть за ближайшую палатку.

— У нас и так каждое воскресение семейные сцены, — поморщился я. — Пошли, вода не ждет!

Радостно пихаясь и махая ведрами, мы подошли к колодцу. Благодаря дождю нас вроде бы никто не видел и прицепляться желания не имел, поэтому счастливые,мокрые и довольные мы собирались уже в обратный путь. Как вдруг перед нами возникла Молли Уизлли и Джинни. Давлю в себе желание утопиться в ведре. Вот сейчас будут душеспасительные беседы…

— Гарри, дорогой, привет! — махнула мне мама Уизли рукой и пошла дальше. Джинни только кивнула.

Я не понял, я знаменитый Поттер или где? То есть, классно конечно, что меня не стали мурыжить этой темой про «наш товар-ваш купец», но обидно. Я вроде как не такой и обычный, чтобы меня из виду упускать. Черт, что за ребячество, оно же мне не надо, а раз и я ему не нужно — пускай себе гуляет.

— Гарри, там Крам, — Оливер показывает мне кого-то.

Не попадусь.

-Да правда Крам, — обижается Олли.

— А зачем он нам? — логично спрашиваю я.

— И то правда, — кивает Вуд.

Идем мы такие мокрые, и футболки так противно липнут к телу, и вот простуда будет, если кто-нибудь прямо сейчас не согреет… Стоп-стоп-стоп, это что за мысли как кино в полночь из комнаты близнецов? Противопростудное мне, одеяло и горячую ванну для ног, и максимум — Шекспира вслух. И все. Никакой романтики. Мал еще.

Обратный путь всегда кажется короче. Я оглянуться и не успел, а уже стоял, виновато опустив голову, перед Северусом и Сириусом. Рядом в таком же положении перед Ремусом стоял Оливер.

— Нечестно, вас двое против меня одного, — отпихиваюсь я.

— Против Оливера еще и его совесть, — поясняет Северус.

— У меня она тоже есть, — защищаюсь я. — И вообще, сам нас за водой послал.

— Я надеялся на то, что у вас хватит ума наложить водоотталкивающие. Ладно Вуд, там все понятно, но ты, Гарри, еще ребенок неразумный.

Оливер всего-то на два года меня старше. Северус, ты куда меня введешь? В ванную. Хорошо, мне уже стыдно. Я больше так не буду. Э-э-э, ты куда? Я только до нужного градуса страха дошел…Вернулся. С Этим ужасным зельем. Оно же напоминает недоваренные сладкие сопли.

— Я специально работал над ним, чтобы было не такое гадкое, — разъясняет мне Северус, в то время как мое лицо ясно передает все мои мысли и желания. Точнее, выплюнуть сразу и подальше. Там, похоже, еще и перец, который упорно тусуется в носу. Чихну. Чихнул…

— Чихнул — значит еще раз, — жестоко приговаривает Северус и наливает в ложку вторую порцию.

Второй раз уже не так страшно. Разве что глаза слезятся. Вот надо только глотнуть и все.

Северус снимает с меня эту футболку. Либо я так замерз (угу, летом), либо он настолько горячий. Я, задумавшись над этим, безусловно, важным вопросом, зелье и проглотил нечаянно. У меня вообще такое с детства. Когда хоть что-то было, чтобы это глотать. Зато часто возили в больницу, где мне потом давали конфеты и бесплатно вкусно кормили.

— У нас есть время только до обеда, а затем лучше поспешить на стадион, — на ухо мне шепчет Северус.

Это не такой секрет, можно было и вслух сказать. У меня шея холодная, а ты горячо дышишь. И я теперь вообще себя странно чувствую. Если не считать того, на что у нас есть время до ужина.

А, черт. На запихивание капризного Золотого Мальчика в ванную. А затем его там утопление. О чем другом я вообще собирался подумать? О том, что я взрослым вдруг внезапно стал? Щаз, разбежался.

— Гарри, как можно намочить штаны под футболкой?

Я вообще уникален. Но тут все просто. И совсем не то, о чем ты подумал.

— Там бабка перед нами воду набирала, самой никак, так заколдовала. Чтобы само выливалось ей в ведро. А я следом встал, оказалось — обратно не расколдовала. Пока я тянулся к ручке, меня и…облило.

— Ага, — кивает Северус и опускается передо мной на корточки.

Я настолько маленький, оказывается. И насколько высок Северус. Жу-у-у-ть. Мне нужно еще подрасти, а то не стильно с собой табуреточку носить, чтобы до него дотянуться. Хотя когда мне это позволят, я уже его перерасту. И не буду в дверь ровно входить. Мечты, мечты.

Даже маленький ребенок, и я тоже, знает, что мокрые джинсы не так просто снять. Но зачем их рвать было? У меня их не так много, вообще-то. Всего две пары. Были. Теперь одна.

— Репаро.

Черт, мы же волшебники.

А еще меня как ребенка собираются сейчас мыть. А я стою, как будто это у нас в порядке вещей. Здорово, теперь буду стоять и нервничать. А Северус не дурак, заметит. И еще вообще не о том подумает. Или это я обольщаюсь на его счет?

Северус выкручивает краны. Ванная подозрительно быстро наполняется. И пена откуда-то взялась. Я тоже хочу колдовать так, чтобы никто не видел и не знал об этом.

Тогда и Оливеру можно мини наколдовать, пока он тренировку будет проводить. Близнецы точно оценят.

Не буду я перед тобой раздеваться, даже не думай. Ты же не мадам Помфри.

Отвернулся, слава Мерлину. И глаза закатил… Хочешь сказать, ты там все видел?

Пока я с грацией курицы-гриль дораздеваюсь и плюхаюсь в воду, Северус усевает развернуться и даже найти где-то ужасную розовую губку.

-Гарри, ценю твою лень, но носки стирать в пене — не самая лучшая идея.

Черт. Это была последняя пара, и то вроде не моя. Забыл, то ли я ее нашел с утра, то ли мне ее кто-то дал. Кто бы там ни был, мокрых носков он не оценит. Даже если это я сам.

Высушивающее. Точно. Никак не привыкну, что все можно свалить на магию.

— Вы долго ходили, — замечает Северус, наблюдая, как я уточек по воде пускаю.

— Встретили Гермиону и Рона.

— Естественно, мисс Грейнджер решила извиниться, но не знала, в чем провинилась, — усмехается профессор, между прочим, который умудряется сидеть на табурете в ванной перед учеником четвертого курса, который пускает уточек в пене, и при этом вести серьезные беседы.

— Зачем ты меня спрашиваешь, если знаешь ответ? — обижаюсь я. Хотя можно было бы понять и привыкнуть. Он у нас долгое время был один, какие уж тут задушевные беседы без чтения эмоций.

— Я только предположил, — улыбнулся суровый профессор Зельеварения.

А вообще-то вода, в которой я так удобно сижу, невероятно горячая. И от нее идет пар.

А какому-то «умному» человеку пришло в голову отделать стены рядом с ванной зеркалом. И теперь я могу рисовать на ней. Поэтому ничего лучше, кроме как «Гарри + Северус = Любовь» я не придумал.

— Хочешь, чтобы истина соответствовала этой надписи, которая вскоре исчезнет и от нее не останется и следа?

— Не ищите, профессор, во всем плохое. Я делаю потому, что мне так нравиться. А исчезнет, не исчезнет… Ну исчезнет — заново нарисую, — и я показываю ему язык.

В ответ получаю здоровую пригоршню холодной воды прямо на голову. Ну и я не прост, получите, распишитесь.

Северус задумчиво оглядывает свою черную рубашку, изрядно промокшую, а затем ее просто снимает.

А я, на самом деле, на зеркало давно смотрю и рожицы рисую.

— Думаешь, мне тоже стоит сделать так, как я хочу, а о последствиях не думать? — я же нервный, мне нельзя так внезапно говорить и со спины подходить. У меня от этого мурашки, да.

— Тогда мы попадем в переделку, — рискую ответить я. — Но мы же сейчас просто о рисунке. Вот и нарисуй.

— Я не умею рисовать, — признается мне Северус.

— Да ладно, все умеют рисовать «палка-палка-огуречик» и далее по тексту, — возмущенно откликаюсь я.

И нечего на меня ТАК смотреть. Это вполне такая детская поговорка.

— Нарисовать человечка? Может, мне и по силам, — и он протягивает руку, чтобы нарисовать фигуру.

Да, не быть тебе Пикассо. Но он довольно забавный на самом деле. Только котла не хватает, а то он странно-наклоненный какой-то. Я дорисовываю. А потом еще и волосы, и мантию, и нос. Вроде похож.

— Ну, или не совсем, — признает он.

— Ничего, я тебя научу, — радостно обещаю я.

Тут хлопает дверь. И в ванную, насколько я вижу через зеркало, врывается крестный. С таким перекошенным лицом…А, ну понятно, как это выглядит со стороны.

— Северус, мы же договаривались, до свадьбы — ни-ни! — орет он на всю палатку.

— Я думал, ты о себе, — серьезно отвечает Северус, но уходить явно не собирается, только отпускает меня и вырямляется.

А я не хочу семейной перепалки и выяснения того, у кого кунг-фу круче, поэтому тяну Северуса за руку и на ухо шепчу:

— Я сам справлюсь.

Профессор хмыкает и торжественно вручает мне розовую губку. А я с торжественным видом ее принимаю. Не говорить же Северусу, что я вообще-то стесняюсь перед ним голым стоять. Особенно когда каждую секунду ждешь, что кто-нибудь ворвется. У нас же как — мы сначала действуем, потом думаем. Я имею в виду неразумную часть компании+Блэк. Зато всегда весело получается.

И черт меня дернул плеснуть на крестного воды в качестве благодарности. Потому что я промазал и попал в Северуса. Оно и понятно, почему я загонщиком не стал. Тот почему-то страшно разозлился и выскочил из ванной сразу же.

Почему, я понял, когда мы устраивали импровизированный обед. Я, упакованный в сухую одежду, деловито жарил бекон и то и дело показывал язык Оливеру, которому страсть как хотелось знать настоящие подробности мыльного дела. Ремус меланхолично пил кофе, которое подозрительно пахло шоколадом, сидя в углу и внимательно читая газету. Вуд бегал с ножиками и ложками хвостиком за Сириусом, который разве что не на голове принес одну тарелку. В руки не поместилась. И вот тогда к нам принесся шторм по имени Северус.

Ну, я то и не сразу заметил. Я вообще только уголком глаза видел и решил, что это Сириус.

— Надеюсь, вы видите это первый и последний раз, — угрожающе говорит Северус, и я как раз поворачиваюсь, чтобы сообщить о конце света — перце. Хотя я сам не знаю, зачем он в бекон нужен.

Нет, лопатка из рук не падает, и бекон никому на голову не улетает. Но молчание стоит гробовое.

Много было вариантов, почему Северус голову не моет. Говорили, что все деньги в книжном тратит и до химического не доходит, что принципиально не моет, что от вредных аров зелий защищает… Но, согласитесь, кто бы подумал о том, что он просто не хочет выглядеть, как Сириус?

Отличить их можно, и они вообще не похожи, но наличие черных кудряшек и у того, и у другого меня умиляет. В следующий раз победа в споре о том, что они похожи, будет принадлежать мне.

Ремус прячет улыбку за чашкой. У него это получается— чашка огромна. Оливер честно признается, что ему без разницы, но «шампунь от профессора» он точно себе хочет в подарок. Успел же полапать волосы! А по лицу Сириуса расползается широкая и ехидная ухмылка. Сейчас будет извержение вулкана с каким-нибудь дурацким названием, после которого мы точно долго не оправимся. Поэтому я решаю исправить ситуацию:

— А если и у меня волосы вьются, а я просто об этом не знаю?

— Тогда ты будешь похож на девочку-ботаничку, — довольно хихикает Сириус и возвращается к тарелкам.

Правильно понял мои тебе мысленные пламенные приветы. Не надо обижать Северуса, он сам кого хочешь обидит.

— Почему ты думаешь, что тебя начнут сразу соотносить с Сириусом? — ненавязчиво пододвигаюсь я к профессору.

— Просто так, — сердито бурчит Северус.

— Если ты будешь кричать об этом на каждом углу, то так и подумают, — со знанием дела заявляю я.

А вы думаете, откуда все знают, что Волдеморт от меня никак не отстанет, хотя уже аж три курса миновало, и вроде как наши встречи были секретными? Кстати, кудряшки нашему профессору не идут, но зато он выглядит естественно и много моложе.

Выражаясь языком девочек, ему только пластика и поможет. Но, конечно, я не о том, что ему нужна пластика, нет, просто его нельзя красивым назвать. Хотя с моей стороны… В нем есть сила, да, только она не спит добрым котенком, как в Ремусе.

Закончив с беконом и прочими съедобными удовольствиями жизни, мы выползли на улицу. Которая соизволила встретить нас без дождя. Поэтому Северус нехотя снял с меня Водоотталкивающие, но зато надежно завязал воротник. Чтобы не продуло. Рямо как мамочка. Теперь понятно, зачем тебе была нужна отсрочка наших отношений. Вот как я красиво выражаюсь!

Оливер, увидев палатку с ирландскими штучками, схватил беднягу Ремуса за шарф и потащил туда.

Нам пришлось остановиться среди этой толпы. Иначе они бы нас потом не нашли.

А народу было действительно много. И все толпились, галдели, словно им доставляло удовольствие просто стоять и толпиться. Чувствовать себя нужной частью чего-то. Но ведь человек остался животным, поэтому ему можно.

Сириус чувствовал себя не очень уютно — ему толпа не нравилась по понятным причинам, поэтому он усиленно делал вид, что интересуется каждой мимопроходящей девушкой. Да. Конечно. Только девушками и интересуется. Угу.

А вот они им — очень даже. Вот прошла парочка подружек, так глаз не могли оторвать и все глупо хихикали. Боже, вот жуть. Хорошо, что я не родился девушкой. А то бы напугал Северуса таким хихиканьем. И формами заботиться не надо. Мама, спасибо, я мальчик.

— Гарри! — не то радостно, не то подозрительно вскричали сзади.

Профессор МакГонагалл, конечно, только и делает, что на квиддичные матчи обычно ходит. И она тут совершенно случайно. И шляпу зеленую задом наперед нацепила, и розетку как сумку повесила. Точно выглядит как не своя.

— Северус, — с удивлением поздоровалась она, увидев стоящего рядом со мной коллегу.

А да, делаем вид, что жуть как ненавидим друг друга. И ведь не пихал меня, а я сразу все понял. Взаимопонимание, да?

— Профессор МакГонагалл, — констатирую я.

— Гарри, что ты тут делаешь?

Как я люблю этот вопрос!

— Стою.

— Верно, — кивает она и поправляет шляпку. — Но разве ты не должен быть с кем-то из взрослых?

— Минерва, я тут не для украшения стою, — морщиться профессор Зельеварения.

Он тоже переобщался с Сириусом. Разве бы позволил себе наследник древнего рода так общаться с дамой?

— Я имела в виду семью Уизли, — хмуро замечает она.

— Мы с ними…

Не надо меня прерывать.

— Директор послал меня раньше. Наверное, считает, что я всяко сумею защитить нашу знаменитость.

Довольно неприятно слышать, что Северус так говорит обо мне. Сразу думаешь, что ты для него никто и все такое.

Кстати, а Сириус где?

— Здравствуйте, — галантно поприветствовал крестный профессора.

Самоубийца??!

У нас с Северусом, похоже, была одна мысль на двоих. Только он успел еще и прикинуть, как забрать Сириуса отсюда до того, как сбегутся авроры.

— Молодой человек, мы с вами незнакомы, — кокетливо отвечает та и краснеет.

А Сириус натурально ржет!

— Я уверен, вы просто не помните, — он из вежливости держит ее руку. — Я прихожусь Северусу двоюродным братом, и я приезжал к нему в Хогвартс пару раз. Видите, у нас даже прически одинаковые.

Не знал бы я сейчас, как зол Северус, я бы обязательно неприлично хрюкнул.

— Должна сказать, что вам она идет больше, — «прошептала» макГонагалл Сириусу.

А тот отчего-то сильно так покраснел.

Я что-то пропустил. Судя по тому, как возвел глаза к небу Северус.

Профессор с нами распрощалась, а мы пошли дальше.

Но на этом весь наш «Шухер!» еще не закончился.