Гарри открывает глаза и раздраженно смотрит на нарушителя своего спокойствия, хотя, на самом деле, жутко рад, что ему не придется одному лежать без сна и ждать очередного кошмара. Пятый курс превратился в одну сплошную пытку, и он уже с ностальгией вспоминает каторжную работу по дому у Дурслей. Все разом навалилось на него: и Амбридж со своей ненавистью, и грязные сплетни "Пророка", и АД, и экзамены, и смерть Сириуса, и пророчество. А еще эти сны... С одной стороны, он сделал бы все, чтобы больше не проваливаться в сознание Волдеморта — из-за этого пострадал Сириус. С другой — именно это спасло Артуру Уизли жизнь. Гарри чувствовал себя растянутым, как старая резинка, во все стороны.
— А, Невилл, это ты...
Гарри облегченно вздыхает и хлопает рукой рядом с собой по матрасу, приглашая сесть. Невилл неуверенно топчется на месте. Его лицо не возможно рассмотреть в темноте, но Гарри почти видит, как тот неловко улыбается. Все же, набравшись храбрости, он осторожно садится. И, конечно же, сваливает с тумбочки книгу и пару перьев. Вздрогнув, Гарри прислушивается к ровному сопению товарищей по комнате. Именно сейчас ему почему-то не хочется их будить. Он протягивает руку и нацепляет на нос очки.
Гарри удивленно смотрит на Невилла — тот не улыбается, как он думал, а смотрит очень серьезно, хмуря брови. Это Гарри кого-то напоминает, но он не может вспомнить кого.
— Гарри?
— Мм?
Гарри терпеливо ждет, пока Невилл подберет слова. Минуты через две, он тянется к палочке и шепчет:
— Темпус.
В воздухе, его неровным почерком, появляются зеленые цифры — сорок две минуты второго. Интересно, почему Невилл еще не спит в такое время, ведь завтра у них уроки? Уже сегодня, если быть точнее.
— Гарри... мм... а... а это ст-трашно? — Невилл мычит и заикается.
Гарри недоуменно моргает. Ему казалось, что Невилл уже избавился от этой своей детской привычки. Видимо, не совсем.
— Что, Невилл?
Гарри честно старается говорить дружелюбно и даже улыбается, но Невилл вскакивает, мучительно краснея, и собирается уйти.
— Подожди! — Гарри почти выкрикивает это, хватая его за рукав пижамы.
Невилл замирает, не пытаясь вырвать руку. Даже со спины и при таком мизерном освещении можно увидеть его алеющие уши.
— Говори уже, раз пришел, — ворчливо, сам испугавшись своей реакции, бормочет Гарри, удобнее устраиваясь на подушках и отпуская рукав.
Невилл вздыхает и снова садится, ставя локти на колени и пряча лицо в ладонях. У Гарри появляется необъяснимое желание его успокоить, помочь этому неуклюжему парню.
— Да я... в общем... — Невилл опять мнется, и Гарри молчит, боясь его спугнуть. Наконец, собравшись, тот быстро выпаливает:
— Какэтобытьмальчикомкоторыйвыжил?
Гарри молчит, переваривая услышанное. Смысл слов доходит до него не сразу. А Невилл обреченно стонет, качая головой. Гарри на секунду кажется, что тот, на манер Добби, начнет наказывать себя, приговаривая: "Плохой... плохой Невилл". Этот звук что-то задевает в нем, и он даже не обижается на такой вопрос.
— Я не знаю, Нев... Я бы вообще лучше не был...— теперь уже черед Гарри подыскивать правильные слова. — Почему ты спрашиваешь?
Невилл пожимает плечами и опять вздыхает.
— Ладно, Гарри... забудь, я не должен был... это не мое дело, — он опять пытается сбежать, но Гарри не пускает его, хватая за руку.
Ему очень хочется узнать, что происходит с его соседом по комнате.
— Просто... просто я подумал, что мог бы быть на твоем месте... вот и все. Теперь ты можешь меня ненавидеть, — с каким-то непонятным облегчением шепчет Невилл.
Гарри задумчиво прикусывает губу, все еще не отпуская его запястье.
— Сядь, Невилл. Не дергайся, — даже немного зло шипит Гарри.
Ему нужно немного подумать. Ведь правда, они оба подходят под пророчество. И будь Невилл немного удачливее (или еще неудачливее, это как смотреть), он мог бы стать Мальчиком-который-выжил, а Гарри жил бы нормальной жизнью с родителями. Может, у него появилась бы сестричка... Так, Гарри решительно трясет головой — нет смысла думать, что было бы, если... Внезапно он вспоминает, что Невилл тоже рос без родителей со строгой бабушкой. У них намного больше общего, чем кажется на первый взгляд.
— Невилл... — Гарри нерешительно кладет руку тому на плечо, слегка сжимая. — Я никому не желаю такой судьбы, как у меня. Поверь, ничего хорошего в этом нет. Ты... должен был убедиться в этом в Министерстве.
Гарри сглатывает ком в горле, не решаясь сказать еще что-то. Невилл под его рукой замирает, а потом придвигается ближе и утыкается в плечо.
— Я знаю,— неожиданно мягко говорит он.
Гарри осторожно обнимает его одной рукой, раскачиваясь взад-вперед. Черт, как же ему хочется, чтобы этот кошмар закончился! Не видеть этих лиц, которые с благоговением и надеждой смотрят на него, будто ожидая, что все их проблемы решаться взмахом его руки.
В детстве многие мечтают о палочке-выручалочке. И вот она, остролист и перо феникса, в его руке, а он не в состоянии даже просто сказать, что думает. Потому что это жестоко — его не поймут, а если и поймут, то потеряют всякую надежду на спасение. Разве не этого добивается Волдеморт? И Гарри мешает ему, подавая людям пример, даруя силу держаться и верить. К тому же это пророчество... И кому какое дело, что он всего лишь пятнадцатилетний подросток?
Невилл немного отстраняется, поднимая голову и всматриваясь в гаррино лицо. Его глаза странно блестят, но Гарри не предает этому значения. Он все еще слишком погружен в напряженные думы о войне, которая обязательно начнется.
— Можно?..
Гарри не понимает о чем тот, но машинально кивает. Это же Невилл... И оказывается совершенно не готов к тому, что его губ касаются другие, сухие и напряженно подрагивающие.
Он резко отстраняется, хочет что-то сказать, возмутиться. Но в голове пусто, а все гневные слова куда-то улетучиваются. Да и злости-то нет — особенно, когда Невилл смотрит вот так... Еще не до конца осознав, что делает, Гарри подается вперед, сам накрывая его губы своими.
Невилл тихонько стонет — Гарри чувствует, как его трясет — и открывается навстречу. Гарри скользит языком в теплоту чужого рта. И сам же пугается своей прыти, снова пытается отстранится, но теперь уже его не отпускают. Невилл кладет ладонь ему на затылок, прижимая ближе, и Гарри ничего не остается, как поддаться. Он старается не думать о том, что сдался слишком уж быстро. И, черт, это же Невилл!
Но все это тонет по сравнению с теми ощущениями, которые он испытывает, когда язык Невилла касается его собственного. Его пробивает дрожь — некстати вспоминается, что рядом, всего лишь за тонкой преградой полога, спят и видят десятый сон их однокурсники. Гарри отстраняется, и на этот раз Невилл, вроде, не против.
— Черт, — задыхаясь, выдавливает он.
У Гарри немного кружится голова, и по ноге, отсиженной в неудобной позе, бегают туда-сюда щекотные мурашки. Он откидывает голову, больно ударяясь затылком о изголовье кровати. Лишь бы не видеть Невилла.
Гарри ужасно стыдно. Непонятно за что: то ли за то, что позволил себе такое, то ли за то, что только что целовался с парнем и ему, черт побери, понравилось, то ли за то, что этот парень — Невилл, с которым они совсем недавно плечом к плечу боролись с Пожирателями.
Его ноги поверх одеяла касается ладонь. Поборов желание взглянуть на него, Гарри притворяется, что не чувствует этого.
Кровать прогибается, когда Невилл забирается на нее с ногами. Он ничего не говорит, и Гарри благодарен ему за это. Все, чего Гарри боится, так это того, что будет так же, как с Чоу. Ему было бы очень неловко каждый раз, когда он будет видеть Невилла, делать вид, что ничего такого не случилось. Одно счастье — Невилл не плачет и, похоже, не собирается этого делать.
Гарри боится признаться себе... В чем? Что ему понравилось? Что он теперь гей, после этого? Что, наверное, он хотел этого уже давно?
Невилл терпеливо ждет, пока Гарри разберется в себе. Даже удивительно, что он не сбегает — Гарри сделал бы именно это — а, кажется, наоборот, уверен в себе. Неспроста он в Гриффиндоре. А Гарри просто трус, который предпочитает врать самому себе, чем принять все, как есть. Как сделал бы любой другой. И от этого он становится себе еще противнее.
Это какой-то замкнутый круг, понимает он. Ему никогда из этого не выбраться. Он понятия не имеет, как маги относятся к геям. Он знал, что магглы к этому относятся, в большинстве случаев, довольно толерантно, но с презрением. Он сам никогда еще не видел настоящего гея. А и не надо больше, с изрядной долей мазохизма думает он — сам себе наглядный пример.
Невилл осторожно обнимает его за талию. Им обоим не удобно в такой позе — Гарри полусидит, а Невилл на коленях. Он съезжает вниз, и Невилл вытягивается рядом.
Что же это за год-то такой?!
Кажется, он сказал это вслух, так как Невилл поднимает голову и понимающе смотрит на него.
— Хочешь... поговорить? — его голос звучит неуверенно, но лицо решительное. Наверное, такое же лицо у самого Гарри, когда ему в очередной раз что-то втемяшится в голову.
Черт возьми, нет! Он не хочет говорить. Злоба снова распаляется в нем — как же Невилл этого не понимает?
Рванувшись, Гарри вдавливает одноклассника в матрас, тяжело дыша и нависая над ним.
— Лонгботтом, — рычит Гарри, сам себе напоминая Снейпа.
Наверное, это первый раз, кода он называет Невилла по фамилии. И вообще с такой злобой обращается к нему. Он же его, считай, не замечал, живя с ним в одной комнате. Неуклюжий увалень Невилл.
Только сейчас, всем телом вдавившись в него, Гарри замечает, что он не такой уж и увалень. Наверное, это стало заметно, еще когда образовался АД. Твердое, подтянутое тело. Может, еще немного непропорциональное, но вполне...
Гарри встряхивает головой. Он, что, только что размышлял о теле Невилла? Вздрогнув, Гарри уже хочет скатиться с него, ошарашенный таким поворотом, но вокруг его шеи обвились руки Невилла, не пуская его.
Но Невилл только качает головой. Театр абсурда какой-то, отрешенно думает Гарри.
— Гарри...
И он опять тянется к его губам, а у Гарри нет ни сил, ни желания сопротивляться. Ах, гори оно все синим пламенем! Жалеть он будет потом.
Невилл выгибается в пояснице, прикусывая его губу. Стало почему-то очень жарко, и Гарри подавляет стон, всё еще боясь, что кто-то проснется и застанет их за весьма недвусмысленным занятием. «Это же Невилл», — опять всплывает в голове. Но и это тоже быстро забывается, под его хриплым дыханием и шальными глазами.
Очки мешаются, и Гарри бросает их, не глядя на тумбочку. Невилл улыбается, Гарри видит это даже в темноте и без очков, и забирается руками под ночную рубашку, гладя подрагивающие бока. И снова целует.
Гарри чувствует, что возбудился и ни при каких обстоятельствах не хочет показать это Невиллу. До того, как сам бедром чувствует его возбуждение. От этого совершенно сносит крышу, и он даже не успевает испугаться или смутиться. Потому что Невилл уже целует его шею, и сдерживать стоны становится все сложнее.
— Гарри...
Он шепчет его имя, словно мантру, и это настолько приятно, что он даже не может вспомнить, как накладывать заглушающие чары.
Какие, на хрен, чары?! Они что...
— Твою мать!..
Где-то рядом и одновременно далеко всхрапывает Рон и ворочается. Рука Невилла под неудобным углом зажата между их телами.
"Ему, наверно, больно,"— отрешенно думает Гарри, стараясь не застонать от досады.
Он пытается снова встать, хотя бы на колени, но ноги разъезжаются, и Невилл тихо стонет, подает бедрами вверх. И Гарри тоже стонет от неги, разливающейся по мышцам.
Невилл выдергивает руку, продолжает движение и тут же обеими руками подтягивает лицо Гарри к своему, снова целуя, целуя, целуя...
Их пижамы полностью сбились, простынь валяется где-то в ногах. Но это неважно, потому что Невилл находит в себе силы и переворачивает ничего не соображающего Поттера на спину, стягивает с них майки и проделывает дорожку поцелуев от резко двигающегося кадыка к резинки штанов.
Гарри охает, пытается подтянуть Невилла обратно наверх, но рука натыкается только на влажные от пота волосы и сама по себе вплетается в них, осторожно потягивая.
Невилл что-то мычит, целует его член через тонкую ткань и трется своим собственным возбуждением о вытянутую ногу Гарри, которого уже не волнуют ни соседи по комнате, чудом не проснувшиеся от их стонов, ни то, что "это же Невилл". Почему-то ничего более правильного Гарри и представить себе не может. Да вообще ничего не может, кроме как кусать костяшки пальцев, стараясь не закричать, когда головка его члена исчезает во рту Невилла. Ему хватает буквально пару движений языком, прежде чем оргазм смывает последние частички конспирации, и Гарри стонет, хнычет. А это все никак не кончается, он словно летит — не чувствует ни кровати под собой, ни тяжело дышащего Невилла. Только бешено сокращающиеся мышцы живота и бедер.
Невилл уютно сопит ему в шею, и это так мило, что Гарри улыбается и, повернув голову, целует его в ухо. Тот, наверное, пытается фыркнуть, но получается короткое жалобное постанывание. Гарри в бедро упирается его возбужденный член.
Он тянется к нему, и Невилл с готовностью поворачивается на спину, широко раскидывает ноги и с жадностью подается навстречу неуверенным пальцам. Когда он успел раздеться?
Гарри сжимает, поглаживая, основание члена, и Невилл бесстыдно хнычет и сгибает колено, прижимая ногу к себе, еще сильнее раскрываясь.
Гарри чувствует, что, если не сейчас, то очень скоро возбудится снова. Но он не готов на большее, пока... Пока?
Он нежно берет в руки мошонку, перебирает пальцами яички и молится Мерлину, Моргане, Годрику Гриффиндору и всем основателям, лишь бы их не услышали, так как Невилл стонет все громче, совершенно потеряв связь с реальностью. Гарри целует его колено и, сжалившись, сжимает в руке напряженный орган, наслаждаясь новизной ощущений.
Это невероятно!
Невилл двигает бедрами, подается на встречу руке и кусает губы. Все равно каждый его выдох — короткий стон. Его грудь ходит ходуном, и Гарри представляет, что ему сейчас катастрофический не хватает кислорода. А может, и рук...
Повсюду пахнет сексом, и Гарри уже даже не думает о том, что незамеченной их ночная выходка точно не останется. Ему и самому дышать тяжело.
Он с любопытством наблюдает, — еще никогда ничего подобного он не видел — как бедра его любовника сводит в последней судороге. Слышится треск рвущейся ткани: похоже, Невилл порвал наволочку, и он громко ахает и стонет, по инерции продолжая двигать бедрами.
Гарри смотрит на свою руку в белесых каплях, на смесь пота и возбуждения на животе Невилла и простыне. Тот последний раз коротко выдыхает и, дрожа от пережитого наслаждения, пытается расслабить сведенные судорогой мышцы.
— Гарри...
Утром Гарри, стараясь не смотреть на хмурых однокурсников — первой парой у Гриффиндора Зелья — осторожно принюхивается, но ничего необычного не чувствует. Слава Мерлину...
— Гарри, ты чего такой помятый? — весело спрашивает Рон, вероятно, единственный бодрый из всех в спальне.
— Мне приснился странный сон, — мямлит Гарри.
Рон смотрит настороженно, и Гарри мотает головой. Нет, Рон, не про Волдеморта. Да, Рон, я бы сказал тебе, если бы что-то случилось.
Когда все выходят, кто-то хватает его за рукав, и он вздрагивает.
— Ты зови, Гарри, если будут сниться сны.
От этого хриплого голоса внутри у него все сводит от сладкой истомы. Обладатель этого голоса этой ночью основательно сорвал себе связки.
Гарри улыбается, оборачиваясь к своей кровати и обнаружив валяющиеся на полу книгу и перья.
Vova
