Лучшая в мире жена

Она — самая лучшая в мире жена, готовая на все. Лишь бы он был счастлив.

Миссис Уизли, бывшая мисс Грейнджер, принимала вечернюю ванну. По правде сказать, ванна была не совсем вечерняя: ночь за окном вот-вот сменит рассвет, затем наступит утро, а дальше — новый день.

Молодая женщина устало зевнула: в эту ночь ей не удалось поспать. Она глубже погрузилась в мягкую ароматную пену, которая тут же осела на кончиках шикарных каштановых волос. Сейчас — каштановых, а всего час назад это были волосы блондинки.

«Точнее, блондина», — подумала миссис Уизли, тихо хихикнула и дунула на пену, тут же разлетевшуюся по ванной маленькими пушистыми хлопьями.

Как умолял! Как просил, а затем — настаивал! Приводил тысячу доводов и аргументов, ставил в пример знакомых и, чего уж там, некоторых студентов Хогвартса. Если бы тогда Гермиона задумалась о том, сколько геев учится в школе, она бы, скорее всего, сменила гнев на милость и совсем по-другому посмотрела на крошку Анабелл Уайнхард, которая училась курсом младше, и бросала довольно красноречивые взгляды на своего кумира — красавицу, отличницу, старосту (Гермиона улыбнулась и мысленно почистила свой старый школьный значок) мисс Грейнджер. Тогда это внимание казалось слишком навязчивым и не совсем понятным, но, принимая в расчет все, что произошло сегодня в спальне...

В голове тут же созрел план: написать письмо, встретиться за чашкой кофе, обсудить жизнь, вспомнить учебу в школе, незаметно взмахнуть палочкой под столом и — пожалуйста! — тонкий волосок Анабелл скользнет в заранее приготовленный фиал. А дальше едва ощутимый поцелуй в щеку на прощание, и скорее домой, к любимому мужу. К нему, только к нему. Ведь она — лучшая в мире жена, готовая на все. Лишь бы он был счастлив.

Волосок растолочь, растереть в пыль, кинуть щепотку в бокал и…

«А что? В жизни все нужно попробовать! — оправдывала свои похотливые мыслишки миссис Уизли. — Быть может, Рон согласится. После всего, что было сегодня ночью, он не должен отказать. Просто не имеет права!»

Рон. И кто бы мог подумать? Нет, определенно, в школе Гермиона слишком много училась, слишком долго пропадала в библиотеке, даже не замечая того, что творится под самым её носом. И надо смотреть правде в глаза: Рона она тоже совершенно не знала. До этой ночи.

Гермиона высунула руку из воды и провела по лицу: щеки до сих пор горели, губы — припухли. Главное, чтобы нигде не осталось засосов: лишний раз применять магию для устранения последствий Гермионе не нравилось. Она вообще считала, что волшебство должно быть направлено на благие дела. Но разве то, что случилось сегодня, не подходит под это определение?

«А как стонал! Как стонал! — сладкое волнение от всколыхнувшихся воспоминаний поднялось от кончиков пальцев на ногах до мгновенно затвердевших сосков. — Кто бы мог подумать, что Рональд так искусно владеет языком? Определенно, у него есть скрытые таланты. Их надо было разглядеть во время. Чуть раньше».

Иногда миссис Уизли радовалась тому факту, что её обожаемый муж не обладал должной проницательностью. Неизвестно, как бы он повел себя, предложи Гермиона ЭТО первой. А так. Ничего, пусть чувствует себя виноватым: несколько дней смотрит исключительно на носки своих старых кроссовок, с опаской улыбается и таскает в спальню цветы — всем мужчинам иногда полезны муки совести. Пусть думает, что это он её склонил, уговорил, совратил, а она пошла на жертву ради него, ради любимого. Она — самая лучшая в мире жена, готовая на все. Лишь бы он был счастлив.

Миссис Уизли улыбнулась сама себе, вспомнив, с каким обожанием смотрел Рон, когда она, немного поморгав и выдавив скупую слезинку, выбрала фиал с белым волосом: Гермионе всегда хотелось знать: какой он, голый? Показательно сглотнув, она надела на лицо маску обреченности, поднесла кубок с оборотным к губам и сделала первый глоток. В голову не пришла мысль — откуда такая коллекция фолиантов с волосками? Но, скорее всего, потом они опробуют все варианты. И она не будет противиться. Она — лучшая в мире жена, готовая на все. Лишь бы он был счастлив.

Нельзя сказать, что её поразили интимные подробности нового тела: невообразимо длинный пенис, не слишком толстый, как у Рона, но с достаточно крупной бледно-розовой головкой и обрезанной крайней плотью. Тело оказалось гладким, как у младенца: кожа чрезвычайно нежная и очень чувствительная. Слишком чувствительная. Особенно там, где порхал язык мужа. Кто бы мог подумать, что Рон окажется таким ласковым, таким внимательным: он долго и старательно вылизывал соски и гладко выбритые подмышки, чуть прикусывал кожу на выпирающей ключице; ласкал ямку пупка, при этом ни на секунду не оставляя без внимания подрагивающие от предвкушения складочки ануса: палец кружил, разминал, подготавливал. Как блаженно застонал, обхватив губами напряженный пенис, как щекотал уздечку и облизывал поджавшиеся яички, а потом, заставив поднять ноги и подперев бедра, накрыл губами трепещущее отверстие. Лизал, ласкал, смачивал слюной, выцеловывал каждый дюйм влажной кожи.

Палец быстро нашел простату, вырвав из горла хриплый рык. Боже. Боже, Боже, Боже! Раньше она не испытывала таких сладких ощущений. Даже когда была в своем теле, ей никогда не хотелось взлететь, вспорхнуть и забыть обо всем на свете.

Вода в ванной начала остывать. Миссис Уизли потянулась за волшебной палочкой. Взмах, и вода снова горячая.

Как хорошо! Как же было хорошо, когда Рон, поставив её на четвереньки, медленно вошел в тело. Сначала немного больно, но муж ласкал, гладил, успокаивал, уговаривал потерпеть и расслабиться. Вытаскивал член, наносил новую порцию смазки и снова входил. Спустя несколько минут она почувствовала себя гораздо лучше. Движения мужа сначала были медленными, неторопливыми, тягучими. Постепенно ускорившийся темп вызывал в теле неконтролируемую дрожь: быстрее, глубже, еще, так. Она подмахивала ему, совершенно не стесняясь своей бесстыжей реакции. Она — лучшая в мире жена, готовая на все. Лишь бы он был счастлив.

С громким воплем Рон кончил, и эта пульсация члена снова вызвала боль в натертой дырочке. А потом муж выскользнул из тела, повернул её, уложил на постель. Склонился и взял в рот напряженный пенис. Через минуту кончила она.

А он все сосал уже расслабленный член, потом стал целовать живот и шептать:

— Ты. Только ты. Ты должен быть только со мной, а я — с тобой. С тобой, а не с ним.

Миссис Уизли слегка нахмурилась, вспомнив, что было потом: внезапно ощутив, как тело вибрирует под ласкающими пальцами, Рон напрягся и непонимающе уставился на Гермиону, которая обращалась назад, в свое тело.

— Люциус? Что с тобой, Люциус? Боже, Гермиона…

— Ничего. Все в порядке, любимый, — прошептала Гермиона, нежно целуя мужа. — Я пойду в ванну, а ты отдыхай.

Гермиона не стала думать о том, что означали слова Рона. Зачем? Ведь это просто тайная сексуальная фантазия. Миссис Уизли никогда не будет осуждать мужа. Ведь она — лучшая в мире жена, готовая на все. Лишь бы он был счастлив.