Snape/potting

Я сижу, глядя на неподвижное тело рядом со мной. Мой план удался — цель, к которой я шел долгих два года, достигнута. Я должен испытывать триумф или, по крайней мере, радость. Но я не чувствую ничего, кроме смертельной усталости. У меня еще есть время, чтобы вспомнить, что привело меня в эту комнату, и принять окончательное решение.

* * *

Пятью годами ранее

Мы переехали в Литтл-Уингинг, как только тетя с дядей смогли позволить себе купить дом в «тихом и респектабельном пригороде Лондона». Я и мой кузен Дадли пошли в местную школу, где вскоре двоюродный братец стал своим, снюхавшись с такими же юными делинквентами, как он сам. У меня же друзей не появилось, но мне к этому было не привыкать. Изгой-очкарик в мешковатых обносках, я часто становился в лучшем случае предметом насмешек, а в худшем — боксерской грушей для отработки запрещенных приемов для Дадли и компании. Жизнь моя текла в таком нормальном, а точнее, ненормальном русле вплоть до одного осеннего вечера.

… Я стоял на детской площадке, окруженный дружками Дадли. Бежать было поздно, и я уже внутренне смирился с неизбежным, когда за спинами моих мучителей раздалось тихое и презрительное:

— Очень смело — четверо на одного.

Это, конечно же, не испугало их, но элемент неожиданности и какое-то извращенное любопытство отложили расправу на потом. Повернувшись к говорившему, Пирс презрительно фыркнул:

— Что, хочешь присоединиться, носатый? Четверо на двух — это будет куда честнее.

Остальные заржали. Незнакомец достал что-то из кармана и медленно провел этим чем-то перед глазами всей компании:

— Поправочка. Четверо на двух с газовым баллончиком. Объяснить принцип действия? Или сразу продемонстрировать?

Парни в нерешительности помялись с ноги на ногу. Дадли махнул рукой:

— Да ну их на хрен, Пирс. Потти у меня, так сказать, все время под рукой, а носатого мы как-нибудь подкараулим. В темноте.

Подросток, чьим ушам это предназначалось, молча и холодно смотрел на него. Пирс напоследок грубо толкнул меня в плечо, и они, наконец, отвалили прочь.

Глядя на него, казалось, будто смотришь черно-белое кино. Черные глаза на бледном лице, черные не очень опрятные волосы неопределенной длины. Безразмерный черный свитер и джинсы того же цвета, призванные скрывать худобу их обладателя, наоборот лишь подчеркивали ее. Тонкие бледные кисти рук, которые он держал, зацепив пальцами за петли джинсов. Я словил себя на том, что бесцеремонно разглядываю его, и встряхнул головой, словно отгоняя какой-то морок.

— Спасибо, — неловко сказал я. — Мой кузен и его дружки не заморачиваются такими понятиями, как «честный бой».

Ответом мне был короткий кивок.

— Гарри Поттер, — протянул я руку.

Он продолжал молча смотреть на меня, не то чтобы неприязненно, а как-то оценивающе — мол, стоит ли со мной связываться. Мне стало не по себе, но в этот момент он, видимо, что-то решив для себя, все-таки пожал руку:

— Северус Снейп.

Северус? Ничего себе имя. Я открыл было рот, чтобы сказать это вслух, но что-то подсказало мне, что это плохая идея. Вместо этого я спросил:

— Ты живешь где-то поблизости?

Он кивнул, не распространяясь дальше на этот счет.

— Как я понял, они достают тебя на регулярной основе?

— Я привык, — пожал я плечами.

— М-да, с такой-то комплекцией, — он окинул меня насмешливым взглядом, — тебе никогда не отбиться.

Кто бы говорил.

— Отсутствие мышц можно компенсировать наличием мозгов.

Ну а ты считаешь, что у меня нет ни того, ни другого.

Разговор явно не клеился.

— Я могу тебе сделать такой баллончик, — вдруг сказал он.

Я был поражен.

— Ты их сам делаешь?

— Да. Точнее, заправляю старые. Перцем. Действует не хуже слезоточивого газа. Очень болезненно и вполне законно.

— Не хотел бы я быть твоим врагом, — пробормотал я.

Он самодовольно ухмыльнулся.

Боже, ну и тип.

* * *

Назавтра, по дороге в школу, я увидел впереди себя тощую нескладную фигуру в черном. После короткой борьбы с самим собой я все-таки решил догнать моего нового знакомого.

Это оказалось непросто. Он шел очень быстро, ссутулившись и опустив голову. Волосы закрывали лицо, будто отрезав его от окружающего мира.

Оказавшись в паре метров от Снейпа, я окликнул его.

Он дернулся, словно не ожидая услышать свое имя, и обернулся.

— А, это ты, Поттер.

— Можно к тебе присоединиться?

— Попробуй, — скривился он. — Хотя сомневаюсь, что найдешь мою компанию приятной.

Я слегка улыбнулся. Меня не послали — это было уже что-то.

* * *

Впоследствии Снейп не раз давал понять, что предпочел бы, чтобы его оставили в покое, и держался подчеркнуто неприязненно. Но что-то заставляло меня искать его общества, и я не сдавался. Я привык держать язык за зубами, и это помогало мне не реагировать на его ехидные выпады. Он хотел, чтобы я начал огрызаться в ответ, тем самым подтверждая его теорию, что он невыносим, и никто на свете не сможет ужиться с ним, да и не очень-то и хотелось. Но я молчал, от чего он бесился еще больше, а потом в конце концов выдыхался, и тогда с ним можно было вести более-менее цивилизованный разговор. Он был очень умен и начитан, за что его не любили сверстники. Но в отличие от меня к нему почти не цеплялись — его ответная реакция была беспощадной. Да и моя жизнь стала гораздо терпимее после того противостояния на детской площадке. Снейп сдержал обещание и сделал для меня перечный баллончик. С тех пор Дадли ограничивался словесными издевками и ленивыми подзатыльниками.

Где-то к весне у нас, наконец, установилось некое подобие дружбы. После школы мы чаще всего шли к нему домой, и он помогал мне с уроками. «Помогал» — слишком сильно сказано: объяснял он нехотя, сквозь зубы и как-то уж очень заумно, быстро выходил из себя и сыпал проклятиями в мой адрес. Хуже всего мне давалась химия — его любимый предмет, и каждый раз я узнавал о своих умственных способностях много нового и интересного. (У Снейпа был большой словарный запас, и он редко повторялся.) И все-таки я был единственным человеком, не считая самого Снейпа и его родителей, допущенным в его комнату.

Главным условием моих посещений было то, что я должен был исчезнуть к тому времени, когда приходил с фабричной смены его отец. Северус был, как говорят, подростком из неблагополучной семьи. Он почти ничего не рассказывал о том, что происходило у него дома. Но обо всем можно было догадаться, ибо это было старо как мир. Снейп-старший был из тех людей, которые, выпив, начинают буйствовать, — а пил он много и часто. Его жена была слабой, безвольной женщиной, отрешившейся от всего на свете, в том числе и от судьбы собственного сына. В доме нередко доходило до скандалов и рукоприкладства, вот почему Северус старался выпроводить меня до прихода отца. Сам он в скандалы не встревал, понимая, что убеждения бесполезны, а силы неравны, и отсиживался у себя в комнате. Со временем его детский страх перед отцом перерос в ослепляющую рассудок ненависть. Позже он говорил мне, что, останься он в этом доме, дело могло дойти до убийства.

Как-то он пришел в школу с синяком под глазом. Все мои расспросы он пресек на корню и добавил, что какое-то время мне нельзя будет приходить к нему домой. В тот день я не видел его ни на перемене, ни после уроков — он не подождал меня возле школы, как обычно. Я поплелся домой в одиночестве. Настроение было препоганым — я и не думал, что настолько привязался к Снейпу. К тому же, меня мучила тревога — я понял, что он в конце концов не выдержал и вступился за мать, за что и получил от отца.

Чтобы как-то унять гложущее меня беспокойство, я вышел прогуляться, и ноги сами собой принесли меня в Спиннерс-Энд, где жили Снейпы. Подойдя к дому номер двенадцать, я услышал громкие голоса, грохот и звон бьющейся посуды. Окно на втором этаже, где была комната Северуса, было темно. Мне пришла в голову одна мысль насчет того, где он может быть. Однажды, гуляя в этом районе, мы набрели на укромное место на склоне реки, скрытое от посторонних глаз зарослями кустарника. В хорошую погоду мы иногда сидели там, разговаривая обо всем и ни о чем. Я решил проверить свою догадку — и не ошибся. Он сидел на траве, обхватив колени руками и спрятав лицо. Я сел рядом, но он даже не поднял голову. Когда я тронул его за плечо, он сердито сбросил мою руку.

— Я же сказал, оставь меня в покое.

— Я беспокоился, — не сдавался я.

— Почему?

Что, скажите, я мог на это ответить? Потому что твой отец избивает тебя? Потому что мне больно видеть, как ты страдаешь? Потому что ближе тебя у меня нет никого в целом мире? Тот, кто был хоть сколько-нибудь любим, не станет задавать такие вопросы.

Я вздохнул:

— Можешь ничего не говорить, только не гони меня. Пожалуйста.

— Ты не знаешь, как это — когда твои родители готовы убить друг друга, — зло сказал он, глядя прямо перед собой.

— Не знаю, — тихо согласился я. — У меня их нет.

Это пристыдило его. Острые бледные скулы порозовели, он поднял на меня глаза и чуть слышно выдохнул:

— Прости.

В ответ я обнял его за шею, и на этот раз он не сопротивлялся. Так мы и сидели, пока не стало совсем темно.

* * *

Пару раз я слышал, как миссис Снейп называла своего сына Севом. Мне это очень нравилось, потому что звучало как-то человечнее и не так неприступно. После того разговора у реки наши отношения потеплели, и я решил рискнуть. К моему удивлению, меня не убили на месте.

— Но только между нами, — угрожающе произнес Снейп. — Иначе, Гарри, я изобью тебя так, что ты забудешь, как тебя зовут.

— Хорошо-хорошо, я понял, Сев.

Его аж перекосило.

Но потом он привык.

* * *

А летом, в один жаркий июльский день, произошло событие, которое изменило наши жизни навсегда. Снейп на время перестал ненавидеть весь мир, и я, пользуясь такой редкой удачей, уломал его пойти на речку позагорать. Мы пришли на наше место и под снейпов аккомпанемент «что за идиотское времяпрепровождение» и «Поттер, ты хочешь моей смерти» расстелили покрывало. Потом мне даже удалось затащить его в воду («Совсем рехнулся? Здесь же вся таблица Менделеева»). Это было роковой ошибкой, потому что после этого он начал моментально сгорать на солнце, как ломтик бекона на сковородке.

Мы натянули джинсы на еще мокрые плавки и поспешно ретировались. Всю дорогу он молчал, но в его мрачном взгляде явственно читалось, что я за это еще отвечу.

Его родителей не было дома, и он с порога поволок меня в душ.

— Но все равно это тебе не поможет, — злорадно пояснил он по пути. — Завтра ты покроешься страшными язвами.

— А ты?

— А мне ничего не будет. С меня просто слезет обгоревшая по твоей милости кожа. И тогда, Поттер, — он сделал ужасное лицо, — я перестану с тобой дружить.

И вот когда мы мылись в душе, меня впервые охватило какое-то странное чувство. Выражалось оно в том, что мне совершенно не хотелось одеваться. Но я, конечно же, списал все на жару. Снейп решил, что я все еще недостаточно наказан, и добавил к моим моральным мучениям еще и физические — он принялся хлестать меня мокрым полотенцем. Я отскакивал и уворачивался, но без очков я ужасно неловок. Поскользнувшись на гладкой плитке, я несомненно грохнулся бы на пол, если бы Сев не подхватил меня. В тот момент, когда его руки коснулись меня, в картинку как бы добавили резкости и звука. Свет в ванной казался нестерпимо слепящим, его ладони на моей талии — обжигающими, стук собственного сердца — оглушающим.

— Ты в порядке?

Все еще не смея взглянуть на него, я пробормотал что-то в ответ; он наклонился ко мне, не расслышав; в этот момент я поднял голову — и мы поцеловались как будто случайно. Мне было страшно до жути, и ему тоже, потому что мы оба зажмурили глаза. Но нас уже было не остановить — дрожа, мы прижались друг к другу. Меня бросало то в жар, то в холод. Его мокрые волосы щекотали мне лицо и шею, ладони скользили по моей спине, и я ощутил, как нарастает, волной поднимается во мне желание. Вдруг его руки замерли на мне, и я испугался, что сейчас он оттолкнет меня и превратит все в шутку, или, того хуже, вообще не захочет меня знать, раз я оказался таким, — но он лишь тихо сказал:

— В комнате будет удобней.

… После мы задремали на какое-то время. Когда я открыл глаза, он еще спал, свернувшись калачиком лицом ко мне. Прямые, теперь уже длинные волосы разметались на подушке, а густые ресницы чуть поблескивали в летнем солнце. Укрывавшая нас простыня сбилась и обмоталась у нас вокруг ног, и мы оба были абсолютно голыми, что не оставляло ни малейших сомнений в случившемся. Я протянул руку, чтобы коснуться его щеки, но он вдруг открыл глаза. Моя рука замерла на полпути.

Он потянулся и спросил чуть хриплым со сна голосом:

— Есть хочешь?

* * *

Мы приняли произошедшее между нами как бы по умолчанию — без обсуждений и сожалений. К счастью для нас, мы не мыслили такими категориями, как «педик» и «а что скажут люди». Возможно, потому, что нам обоим нечего было терять, и мнение окружающих давно перестало иметь для нас значение. Конечно, внешне мало что изменилось, и не только потому, что мы не хотели лишний раз нарываться. Он по-прежнему называл меня «Поттер» и почти никогда — по имени. Да и общее мировосприятие у него не особо улучшилось.

По понятным причинам условий для интимного общения у нас не было. Если в теплое время года еще можно было что-то придумать на лоне природы, то зимой приходилось довольствоваться быстрыми поцелуями украдкой. Еженощные самоутехи не приносили долгожданной разрядки — только его руки, его губы могли погасить этот страшный иссушающий жар, охватывавший меня каждый раз, когда я думал о нем.

К весне мы настолько изнывали от желания, что были готовы наброситься друг на друга прямо в школьном коридоре. В один из таких дней он подошел на перемене и быстро сказал мне на ухо:

— В десять тридцать, в туалете на втором этаже.

Я почувствовал, как кровь мгновенно прилила к паху. Только крайняя нужда могла заставить параноидально осторожного Снейпа пойти на такое.

Не помню, как досидел до означенного времени. В десять двадцать девять я попросился выйти и бегом поднялся на второй этаж. Снейп молча затолкал меня в крайнюю кабинку и закрыл дверь на защелку. Пальцы у него дрожали. В следующую секунду я оказался пригвожденным к двери, а его губы впились в мои. Мое тело отделилось от рассудка и зажило собственной жизнью, дорвавшись, наконец, до того, чего так долго было лишено. Руки взлетели вверх и вцепились мертвой хваткой в длинные волосы, бедра дернулись вперед и словно приварились к паху моего любовника. Наверное, я начал стонать, потому что он вдруг отлепился от меня под мой протестующий возглас и прошипел:

— Молчи. Ни звука.

Он начал торопливо расстегивать мою ширинку, и мне пришла в голову безумная мысль, что незачем осторожничать, всё равно все узнают, потому что я вот-вот взорвусь, и эта маленькая кабинка просто утонет в моей сперме.

Но потопу не суждено было случиться, потому что Сев, опустившись на колени и схватив меня за бедра, заглотил мой член с такой жадностью, как умирающий от голода набрасывается на еду. Я впился зубами в собственную руку, чтобы не закричать, НЕ ЗАОРАТЬ на весь Литтл-Уингинг, и спустя всего несколько движений я уже предостерегающе тянул его за волосы, но он еще крепче вдавил меня в себя, и я дернулся, как попавшая на крючок рыба, и беспомощно выплеснулся ему в рот.

Не в силах унять дрожь в коленях, я опустился на пол рядом с ним и прошептал, все еще задыхаясь:

— Сев, поднимайся, теперь твоя очередь.

— Так… необязательно. Можешь просто… рукой.

Я расстегнул на нем джинсы и освободил налитой, упругий член. Поплевав на ладонь для смазки, я сомкнул пальцы на вожделеющей плоти. По мере того, как мои движения ускорялись и становились интенсивнее, его дыхание делалось все прерывистее. Совсем скоро он с силой толкнулся в мой кулак, и горячая струя ударила мне в ладонь.

Еще какое-то время он отвечал на мои ласки, но вскоре отстранился и вздохнул:

— Скоро звонок.

Морщась, я поднялся с затекших колен.

— Этот урок я точно запомню на всю жизнь.

Он усмехнулся:

— Считай, что это было практическое занятие по половому воспитанию.

Я доплелся до дверей класса ровно за секунду до звонка.

* * *

Тот год был выпускным для него и предпоследним — для меня. Он собирался поступать в Лондонский политехнический, разумеется, на химфак. Я не сомневался, что его A-levels (сертификаты продвинутого уровня, типа ЕГЭ — п/а.) будут достаточно высоки для осуществления задуманного. Постепенно он приходил в какое-то лихорадочное возбуждение от перспективы наконец-то сбежать из родительского дома. Я же безуспешно пытался убедить себя, что рад за него.

В последних числах августа, накануне его отъезда, мы сидели на нашем обычном месте у реки. Его зачислили в политехнический, и он даже выиграл стипендию как подающий надежды студент. Он говорил что-то о своих планах, а я обреченно думал о том, что исчерпал скудный запас счастья, отмерянный мне судьбой.

— Поттер, ты вообще меня слушаешь?

Я знал, что в Литтл-Уингинг он больше не вернется.

Он взял меня за подбородок и повернул к себе. Я отвел глаза. Снейп презирал нытиков.

— Не смей, слышишь, — с нажимом, почти грубо сказал он. — Даже думать не смей, что я брошу тебя в этой дыре.

Поцелуй был горько-сладким, как будто мы прощались не только друг с другом, но и с целой эпохой нашей жизни, уходящей безвозвратно.

Нашей главной проблемой было то, каким образом держаться на связи. Снейп говорил, что как только у него появятся деньги, он купит нам по мобильнику. Почте он не доверял. Пока же мы договорились, что каждую пятницу в восемь вечера он будет звонить на автомат, стоящий у входа в сквер.

Жизнь моя начала отмеряться отрезками «от пятницы до пятницы». Разговаривая с ним, я старался ничем не выдать космической тоски, терзавшей меня, в то же время пытаясь уловить в его голосе намеки на то, что и он хоть сколько-нибудь скучает по мне. Иногда мне казалось, что я действительно слышал то, что так отчаянно хотел услышать. Но по большей части, когда Сев описывал свою лондонскую жизнь, его тон ранжировался от нейтрального до восторженного. Это не добавляло мне оптимизма.

— Что, Потти, продинамил тебя твой бойфренд?

Дадли думал, что просто дразнит меня таким изощренным способом. Он и представить себе не мог, насколько его слова были созвучны моим собственным мыслям.

Но где-то в середине октября Снейп вдруг спросил:

— У тебя есть деньги?

— Немного, экономил на школьных обедах. А что?

— Я наконец-то решил вопрос с квартирой. Сможешь приехать в следующую пятницу?

— Конечно. — Я еле скрывал свое волнение.

— На электричке это сорок минут. — Он назвал станцию. — Если успеешь сразу после школы, то к четырем будешь здесь. Я тебя встречу. Там еще идти минут двадцать. К двенадцати сможешь попасть домой, я смотрел расписание. Дурслям что скажешь?

— Что-нибудь придумаю. Не то чтобы они сильно переживали на мой счет…

— Тогда до встречи.

— Да. Пока.

… Я увидел его на платформе, и меня словно ударили в солнечное сплетение. Острая нежность, захлестнувшая меня, граничила с болью. Выглядел он неважно — еще больше похудел и осунулся, хоть это и трудно было себе представить.

— Сев, — сказал я вместо приветствия, — тебя что, голодом морили? Или ты грызешь исключительно гранит науки?

— На себя посмотри, умник, — фыркнул он. — Тоже мне, «экономил на школьных обедах».

Он легонько подтолкнул меня к выходу. Сердце мое разрывалось от счастья.

Пожалуй, «клоповник» было лучшим описанием его жилища. Крошечная прихожая, в которой мы вдвоем не могли раздеться одновременно, не толкаясь при этом локтями. Две двери — одна вела на кухню, другая в ванную. Между прихожей и маленькой комнаткой дверей вообще не было — надо полагать, в целях экономии пространства. Процентов семьдесят от общей площади комнатки занимала двуспальная кровать. Кроме нее, сюда же был втиснут стол и продавленное кресло. Книги высились стопкой в углу — в комнате не было ни полок, ни шкафа для одежды.

— Зато дешево, — заявил Снейп, пресекая мои возможные комментарии. — И хозяин не задает лишних вопросов.

Я с трудом сдерживал смех.

— Зачем тебе двуспальная кровать?

Черные глаза хищно блеснули.

— Будто сам не знаешь.

Я шагнул к нему:

— Лучше ты мне покажи.

Ответом был жадный нетерпеливый поцелуй и проворные пальцы под моей футболкой, ласкающие и дразнящие все, что попадалось на их пути. Я потянул его на кровать, попутно пытаясь избавить от одежды. В два счета он оказался сверху и вдавил меня в матрац.

И — наконец! — это ощущение горячих губ на твоих губах, влажной кожи на твоей собственной, твердой ладони на твоей пульсирующей плоти и дрожи, такой нестерпимо сладкой, что кажется, сейчас умрешь. В какой-то момент он приподнялся надо мной, волосы упали ему на лицо, и в этот момент осознание — я люблю, так люблю тебя — ударило меня взрывной волной. Невысказанные слова душили, словно толща воды, давящая на грудь, время замерло; казалось, мне не выплыть на поверхность, если я не скажу хоть что-нибудь, и я прошептал: «Все, что хочешь». Его глаза изумленно расширились, и, судорожно выдохнув, он прикрыл на миг веки, как бы принимая мое признание, — и тогда время рвануло вперед и побежало вдвое быстрей.

* * *

— Ты что, куришь?

— Мм. — Он потянулся к столу за пачкой сигарет и банкой из-под кофе, служившей пепельницей. — Будешь?

Я пожал плечами и взял сигарету. Его глаза подозрительно сузились, но комментариев не последовало.

Какое-то время мы молча пускали дым в потолок. Я делал вид, что затягиваюсь, но Снейпа было не провести.

— Как там твое рисование? — вдруг спросил он.

Его вопрос удивил меня. Мое увлечение живописью было одной из тех немногих вещей, над которыми Снейп не позволял себе насмехаться. Что, однако, не могло удержать его от периодических назиданий типа: «Этим на жизнь не заработаешь».

Рисовать я любил всегда, сколько себя помню. Это было единственным занятием — не считая, разумеется, занятий любовью — к которому у меня по-настоящему лежала душа. Последнее время меня начала привлекать графика, сочетание всех оттенков серого и игра света и тени. Теперь все свои работы, и не безуспешно, я выполнял именно в этой технике.

— Мне нужны частные уроки, или я могу забыть про художественную академию.

— Это тебе твой учитель сказал?

— Сев, я и сам это понимаю. У меня есть способности, но техника еще очень далека от совершенства. В школе никто не захочет возиться со мной просто так.

— Мда, а Дурсли скорее задушатся, чем потратят на тебя лишний пенс.

Я грустно покивал головой в знак согласия.

— Все равно не бросай. Главное школу закончить, а на следующий год переселишься ко мне. Найдешь работу, и вдвоем будет легче. Может, не сразу, но ты поступишь в свою академию.

— «Было бы желание, а способ найдется», — вспомнилась мне еще одна коронная снейповская фраза.

— Именно.

Я зарылся лицом ему в волосы и вздохнул.

— Что бы я делал без тебя…

* * *

С тех пор по пятницам, прямо из школы, я приезжал к нему. С каждым разом в квартире что-то менялось. Вначале на стене появились полки для книг. Потом шкаф — до этого одежда хранилась в сумке под кроватью. А однажды он гордо продемонстрировал мне новенький CD-проигрыватель. Как-то Снейп обронил, не вдаваясь в подробности, что работает по выходным. Видимо, работа приносила неплохие по студенческим меркам деньги.

Даже сам он изменился. Вдали от гнетущей атмосферы дома он словно сбросил груз с плеч и перестал сутулиться. Колючий взгляд потеплел, а суровые черты лица как будто смягчились. В одежде он по-прежнему предпочитал черный цвет, но теперь это были стильные вещи, которые действительно ему шли.

Он и меня пытался заставить обновить гардероб и сменить уродские очки-велосипед на линзы. Какое-то время мы препирались по этому поводу, и моим главным аргументом было «Я чувствую себя содержанкой», на что он в конце концов сердито бросил:

— Мой парень не будет ходить в обносках. И не спорь со мной.

Для Снейпа это было равносильно признанию в любви. Я улыбнулся:

— Скажи это еще раз.

— Не спорь со мной.

— Нет, ту часть про «моего парня».

— Хорошего понемногу, Поттер.

Но мое настроение уже ничего не могло испортить.

* * *

В тот год Рождество выпадало на воскресенье. Снейп собирался приехать в Литтл-Уингинг, чтобы повидаться с матерью. Дома он не был четыре месяца, ограничиваясь лишь нечастыми звонками.

Но в пятницу я, как обычно, поднимался к нему на третий этаж. Еще на лестнице я почувствовал какую-то вонь неизвестного происхождения. Зато я точно знал, чья именно квартира была ее источником. И не ошибся. Когда после долгой заминки дверь, наконец, открылась, в лицо мне ударил столб едкого дыма.

— … твою мать! — Я попытался закрыться рукавом, но с таким же успехом можно было тушить пожар игрушечным ведерком.

Сам горе-химик был замотан в полотенце по самые слезящиеся глаза. Он был похож на бедуина. Я не выдержал и прыснул со смеху.

— Чего ржешь, придурок, — прогундел он в полотенце, что вызвало у меня новый приступ смеха. — Иди лучше окно открой.

Он убежал на кухню, откуда раздавалось зловещее шипение и звон лопающегося стекла, к чему вскоре прибавились сдавленные ругательства.

Не снимая куртки, я открыл окно в комнате, как было велено, и высунулся чуть ли не по пояс, рискуя вывалиться наружу. По-другому находиться в комнате было невозможно.

Спустя какое-то время появился Снейп, уже без полотенца. Он опустился на подоконник рядом со мной, прислонившись головой к раме и вымученно закрыв глаза.

Я вытер у него со лба полоску сажи.

— Что это было, Сев?

— Я не ожидал, что тепловая реакция будет настолько бурной.

Ну да, конечно.

— Нашел, где опыты ставить. Ты мог сгореть тут к чертям собачьим.

— Работа у меня такая. И кстати, хорошо оплачиваемая.

— Ага, заработаешь себе на роскошные похороны. — Смех смехом, а испугался я не на шутку.

— Да ладно тебе, — он взъерошил мне волосы. — Лучше посмотри, какой подарок я нам приготовил.

Он достал из шкафа два абсолютно одинаковых сотовых телефона. Я не представлял себе, во сколько они ему обошлись.

— Ты с ума…

— Поттер, это не обсуждается, — отрезал он. — Я еще летом обещал.

— Но сейчас в этом нет необходимости. Мы и так видимся каждую неделю.

— Ну и что? Зато теперь мы всегда будем на связи, что бы ни случилось.

— Не пугай меня.

— Да это я так. Вот увидишь, эти штуки очень удобные. А вдруг ты ночью захочешь услышать мой голос? — противным жеманным тоном добавил он.

— … который ласково пошлет меня на х… — в такой же манере закончил я его мысль. — Это именно то, что мне нужно.

Мы посмотрели друг на друга и расхохотались. Наверное, мы все-таки отравились угарным газом.

… А в моем телефоне до сих пор забит один-единственный номер.

* * *

Девятого января я приехал поздравить его с днем рождения. Подарком была одна из моих работ, нарисованная специально для него.

В ночь, когда он уехал на учебу, мне приснилось невероятной красоты место. Это был величественный замок, со множеством башен, высоких стрельчатых окон, переходов и шпилей, терявшихся в предрассветной дымке. У подножья замка находилось озеро, и особая хитрость была в том, чтобы передать отражение этого удивительного строения на водной глади.

Замок представлял собой безупречный образец готического стиля, и еще до того, как я начал работать над рисунком, я уже знал, для кого он. Снейп всегда — и внешностью, и характером — ассоциировался у меня с готическим персонажем, и мне часто приходило на ум, что где-нибудь в другой жизни он вполне мог обитать в подобном месте.

Тот, кому предназначался мой маленький шедевр, восхищенно присвистнул:

— Ух ты… Прямо дух захватывает… Поттер, я всегда говорил, что у тебя талант.

— Тебе правда нравится?

— Не то слово. — Он осторожно положил рисунок на стол и чмокнул меня в губы. — Пойдем, я торт купил. Ты же, как всегда, голодный.

Когда закипел чайник, Снейп потянулся за чашками на полке. Рукав его байки задрался, и я впервые увидел метку.

— Что это?

— Татуировка, — спокойно ответил он.

— Покажи.

— Дай хоть чай заварить.

Он сел, положив левую руку на стол, и закатал рукав.

Меня передернуло.

На внутренней стороне предплечья был наколот череп, изо рта-провала которого высовывалась жуткого вида змея. Черные чернила резко контрастировали с бледной кожей. Татуировка была свежей и, по-видимому, болезненной. Кожа по контуру воспалилась и припухла.

— Сев, зачем?

Он вздохнул.

— Я не собирался тебе говорить, но… Не хочу врать. Видишь эти буквы?

Он указал на латинскую D, переплетающуюся с Е.

— Death Eaters, Упивающиеся Смертью. Эта, скажем так, организация контролирует значительную часть города. Вчера я вступил в их ряды.

Я в ужасе уставился на него.

— Господи, во что ты ввязался? «Организация»? Да это же бандиты!

— Послушай меня. Я работаю на них уже давно, и они весьма щедры в оплате. А теперь мне гарантирована и защита. И нет, я никого не убиваю.

— Тогда что же ты… — Я похолодел, внезапно догадавшись. — Ну конечно. Наркотики.

— Нам нужны деньги, — бесцветным голосом произнес он.

Нам? — хотел заорать я ему в лицо, но осекся. Все, что было на мне надето, вплоть до трусов и часов, было куплено на его деньги. Я со стоном закрыл лицо руками.

— Гарри.

Я поднял голову. Снейп никогда не сомневался в правильности своих решений. Но сейчас вся самоуверенность слетела с него, и он смотрел на меня, будто в ожидании приговора.

Я взял его запястье и, наклонившись, прикоснулся губами к тонкой сухой коже, там, где она не была осквернена этой мерзостью.

— Ох, Сев, что же мы наделали…

Он обхватил мою голову руками.

— Все будет хорошо, обещаю.

Забытый чай остывал на столе.

Вещество, которое изобрел Снейп, называлось «живая смерть». Его уникальность заключалась в двухфазном действии. В фазе возбуждения оно действовало как сильный стимулятор, популярный среди посетителей ночных клубов. В фазе торможения, вследствие недостаточного поступления кислорода в мозг, принявшего дозу начинало жестко глючить.

Теперь, когда от меня уже нечего было скрывать, Снейп разрешал мне оставаться на выходные у него. Часто я засыпал, так его и не дождавшись, а он до поздней ночи готовил на кухне свой белый порошок, бормоча расчеты себе под нос и делая пометки в тетради.

Потом, через доверенное лицо, товар передавался Тому Риддлу, главарю банды, называвшему себя Темным Лордом. Мне это всегда попахивало манией величия. Люди Риддла производили из порошка таблетки, которые затем распространялись в клубах и тому подобных местах.

Снейп говорил, что для полного крышесноса нужно растворить порошок и ввести его внутривенно. Однако его самого я под кайфом никогда не видел. На мой вопрос, откуда ему известно действие «живой смерти», если он сам ее не пробовал, он усмехнулся:

— Поверь, у меня отбоя нет от добровольцев.

Однажды в их числе оказался и я.

… Он открыл мне дверь, одетый лишь в обтягивающие джинсы. Я застыл на пороге.

— Как бы я хотел нарисовать тебя…

— У меня идея получше. Ну что ты стал, проходи.

В комнате разило алкоголем. Он был пьян, и я адски хотел его.

— Садись, — он указал на кресло. Присев на корточки напротив, он взглянул на меня снизу вверх.

— Я хочу, чтобы ты попробовал «живую смерть». Это гораздо круче, чем трахаться просто так.

Меня не особенно тянуло на наркоту, но его взгляд… Он словно бросал мне вызов.

Я кивнул.

Он усмехнулся, как будто и не сомневался в моем согласии. Поднявшись, он пошел на кухню и принес жгут, шприц и банку с прозрачной жидкостью на дне.

— Клади руку на стол.

Он перетянул мне плечо жгутом и стал растирать локтевой сгиб, пока не проступила вена. Чтобы унять внезапно поднявшуюся панику, я представил себе, что просто сдаю кровь. Плеснув на комочек ваты остатки виски, он протер место укола. Я откинул голову на спинку кресла, чтобы не смотреть.

В вену он попал с первого же раза.

Некоторое время ничего не происходило. Я так и сидел с закрытыми глазами, пока Снейп ходил по комнате, убирая лишнее со стола и включая музыку. Кажется, это была Climbing Up The Walls Radiohead. Меня начало клонить в сон, и я не мог понять, в чем же кайф, когда вдруг меня как током ударило.

Я распахнул глаза и вскочил. Снейп выжидающе смотрел на меня. Сонливость как рукой сняло. Нервные окончания горели. Сердце колотилось как бешеное. Я хотел выпрыгнуть из окна, бежать на край света, залезть на Биг-Бен.

Fifteen blows to the back of your head

Fifteen blows to your mind…

Я начал дико озираться по сторонам, не находя применения своей энергии. Мой взгляд упал на моток веревки на столе.

— Свяжи меня.

— Что ты сказал?

— Я хочу, чтобы ты связал меня. — Я мотнул головой в сторону кровати.

Его глаза опасно вспыхнули.

— Раз ты настаиваешь…

Он оттянул меня за волосы на затылке и накрыл мой рот своим.

Времени и желания нежничать не было. Я выпутался из футболки, чтобы наконец почувствовать его руки на себе. Он расстегнул на мне джинсы, одновременно подталкивая к кровати. К тому моменту, когда я оказался опрокинутым навзничь, я был абсолютно голым. В паху нестерпимо тянуло.

Он принес веревку и, встав коленями на кровать, привязал один конец к изголовью.

— Подними руки.

Я подчинился. Эйфория заглушала всякое чувство страха.

— Запястья вместе. — Он окрутил мои кисти мудреным узлом.

— Не больно?

Я отрицательно помотал головой.

Он уткнулся лицом в подушку рядом с моим ухом, прерывисто дыша. Руки комкали простыню по обе стороны от меня.

— Мы должны выбрать стоп-слово. На случай, если передумаешь.

— К черту. Я все равно толком не соображаю. Не передумаю. — Я согнул ноги в коленях.

Он резко вздохнул, выпрямился и одним движением стянул с себя все, обнажая узкие бедра с выступающими косточками и стоящий колом член. Его глаза одержимо шарили по моему телу. Я никогда еще не видел его таким возбужденным.

— Какой ты… беспомощный.

Я раздвинул ноги и нетерпеливо подался вперед:

— Ну так чего же ты ждешь…

В одну секунду он оказался надо мной, вцепившись руками в изголовье и из последних сил удерживая себя от действий.

— Подожди… В этой фазе ты слишком быстро кончишь.

Я раздосадовано откинулся на подушку и уставился в потолок. Спустя какое-то время сумасшедшее сердцебиение стало замедляться, дыхание выровнялось, даже боль в паху притупилась. Я вступал в фазу торможения. Казалось, теперь сердце билось в два раза медленнее обычного. Воздух стал вязким и лип к коже. Я чувствовал себя мухой, угодившей в варенье.

Когда я поднял отяжелевшие веки, то увидел на потолке кентавров. Да, по-моему, они так называются. Прекрасные атлетические тела до пояса, а ниже — конский круп. Я не мог отвести от них взгляд, даже когда чьи-то пальцы скользнули в меня и начали растягивать. Так и должно было быть. Ощущения идеально дополняли картинку.

Я почувствовал давление на простату ровно в тот момент, когда эти диковинные существа начали сношаться друг с другом.

Стон вышел беззвучным.

Я услышал, как кто-то издалека зовет меня по имени. Северус, вспомнил я, не без труда приподнимая голову. На нем было странное черное одеяние, типа монашеской рясы.

— Откуда у тебя ряса? — Ничего глупее спросить я не мог.

Он молча смотрел на меня.

Я пригляделся к нему повнимательней.

— Ты чего голову не моешь?

И этот вопрос остался без ответа.

Но самым страшным были не сальные волосы, а то, что выглядел Снейп лет на сорок.

В мозгу вспыхнула безумная догадка.

— Сколько я так пролежал? — в ужасе вскрикнул я и попытался встать. Плечевые суставы болезненно вывернуло. Я поднял голову к изголовью и обомлел: я висел на ржавых цепях. На стене напротив были полки, на полках — склянки с какими-то заспиртованными тварями. Пахло сыростью.

— Где я?!

— Тише, это все глюк, закрой глаза и дыши глубже.

Голос был, слава богу, знакомый, и это немного привело меня в чувство. Когда я снова открыл глаза, ржавые цепи превратились в обычную веревку, склянки с тварями — в книги, а Снейп снова был в чем мать родила и с чистыми волосами. И на вид ему было девятнадцать.

У меня отлегло от сердца.

— Не поверишь, чего мне привиделось…

Он по-прежнему нависал надо мной, только теперь мои ноги были у него на плечах. В руке у него была странная штуковина, длинная и тонкая.

— Что это у тебя за палочка? — Я был уверен, что на этот раз меня не глючит.

Он проследил направление моего взгляда и ухмыльнулся:

— Волшебная.

Резкий выпад — и «волшебная палочка» вошла в меня по самое основание. Я зашипел от боли — Снейп никогда не брал меня напролом, — но он не ослабил напора.

— Сам напросился, — злорадно выдохнул он мне на ухо.

Я стиснул зубы и приготовился терпеть, но он сменил угол, и вскоре увядшее было возбуждение вновь расцвело огненным цветом. Я подался вперед, насаживаясь на терзающий меня член, но этого было мало. Сам я не мог себе помочь, а Сев одной рукой упирался в стену, другой сжимал стальной хваткой мое бедро. Я не выдержал:

— Возьми в руку… ну пожалуйста…

— Нет… нет… Я хочу, чтоб ты кончил без рук… просто от того, что я трахаю тебя…

— А-а-а… садист хренов!..

Это было невыносимо — балансировать на грани, когда от оргазма тебя отделяет одно движение, одна секунда, и знать, что желаемое недостижимо. Мне оставалось только ждать, когда Снейп наиграется в свои игры, и постараться за это время не сойти с ума от сладостной пытки. Но он сам угодил в собственную ловушку, потому что всегда позволял мне кончить первым.

— Давай, Гарри, ну же!.. — отчаянно застонал он. — Б…, я больше не могу!

Он не мог допустить, чтобы его поражение выглядело настолько явным. Разведя мои ноги в сторону, он прижался животом к моему измученному ожиданием члену. Нас хватило еще на пару движений. Он почувствовал мой предоргазменный спазм — и мы закричали почти одновременно. Разрядка выплескивалась пульсирующими толчками, сотрясая все нутро.

Когда все было кончено, он обессилено распластался рядом со мной.

— П…ц.

Я повернул к нему голову:

— Ага.

— Дай я тебя развяжу.

Он подтянулся вверх и ослабил узел веревки, чтобы я мог освободиться. Онемевшие руки плетьми шлепнулись на кровать. На кистях проступали малиновые полосы.

— Черт, малыш, кажется, я перестарался. — Он осторожно приподнял меня и обнял за плечи. Я не мог обнять его в ответ — руки не слушались.

Перед тем, как провалиться в сон, я почувствовал, как он целует и растирает мои запястья.

… Проснулся я от какого-то шипения. Я проморгался, пытаясь найти источник этого странного звука. Почему-то он исходил от предплечья Сева, который спал как ни в чем не бывало, откинув левую руку. Я наклонился, чтобы разглядеть получше, и волосы встали у меня дыбом. Метка шевелилась. Точнее, не метка, а змея. Она уже почти полностью выползла из черепа, на глазах увеличиваясь в размерах, и теперь поднималась вверх по руке, извиваясь и шипя. Я пытался закричать, но воздух лишь со свистом выходил из легких. Змея обвилась вокруг плеч и шеи Снейпа, сжимаясь в тугое кольцо, и я услышал тошнотворный хруст ломающихся позвонков. Как будто этого было мало, тварь подняла голову с раскрытой пастью и вонзила клыки в шею своей жертвы. Кровь брызнула фонтаном, заливая постель, стену, все вокруг. Капли теплой жидкости попали мне на лицо, и я заорал так, что чуть не порвал себе глотку.

Я орал до тех пор, пока кто-то не начал хлестать меня по щекам.

— Мать твою, Гарри, да что случилось?! — Снейп вцепился в меня, тряся за плечи.

— Змея… Загрызла тебя…

— Какая на хрен змея?

— С метки… Кровь… везде кровь…

— Тише, успокойся, нет никакой крови. И змеи нет. Тебе приснилось.

— Я не спал…

— Черт, это все эта дрянь. Не надо было давать ее тебе. — Он привлек меня к себе и стал укачивать, как маленького. — Ну тише, все хорошо…

— Сев, умоляю, сведи эту метку. У меня чуть инфаркт не случился. Я больше такого не переживу…

— Ладно, посмотрим. Теперь спать давай.

* * *

— Поттер, я говорил тебе, что ты идиот?

— И тебе доброго утра, Северус, — вздохнул я. Голова раскалывалась, все тело ломило, плечи и кисти ныли. Снейп сидел в кресле и курил. Я с трудом приподнялся на локтях и выжидающе уставился на него.

— Так ты скажешь мне, в чем дело?

Он словно только этого и ждал. Вскочив, он начал ходить туда-сюда, чуть ли не тыча в меня сигаретой.

— А что, до тебя не доходит?

— Я сейчас не в том состоянии, чтобы загадки разгадывать.

— Какого хрена ты кололся этой гадостью?

— Не я кололся, а ты колол.

— А тебя даже уговаривать не пришлось!

— Ты же сам предложил. А я тебе доверяю, если, конечно, тебе знакомо такое понятие.

— А если я предложу тебе выпрыгнуть из окна, ты тоже это сделаешь из доверия ко мне? — Он с остервенением впечатал сигарету в пепельницу.

— Северус, да что за фигня? Чего ты от меня хочешь?

— Я хочу, Поттер, чтобы ты перестал быть таким легко внушаемым идиотом и наконец начал думать. САМ. Ты считаешь, я хороший? Достойный доверия? Как же плохо ты меня знаешь!

— Наверное, да. — Морщась, я встал с кровати. Теперь, когда наши лица были вровень, я видел, что Снейп в бешенстве.

— Позволить себя накачать неизвестно чем, связать и почти что изнасиловать!

— Какое «изнасиловать»?! — Я уже начинал злиться. — Я сам попросил!

— Ах, так ты любишь пожестче? Может, с Риддлом познакомить?

Я размахнулся, чтобы влепить ему пощечину, но спину пронзила такая резкая боль, что со стоном «Ой, б…!» я повалился обратно на кровать.

— Ублюдок, — только и мог я выдавить сквозь зубы.

Вся его злость как улетучилась. Он опустился на пол возле меня.

— Гарри, больно?

— Не больнее, чем когда ты е…шь мне мозги.

Он уткнулся лбом мне в колени.

— Я просто не хочу, чтобы ты… Ты не видел! Не знаешь! — Он вскинул голову. — Привыкаешь очень быстро. Через пару недель ты уже убить готов за дозу, иначе сам сдохнешь медленной мучительной смертью. Вот что я создал своими собственными руками.

— Говорю тебе, бросай все это.

— Дело не в том, в банде я или нет. Это — во мне. Думаешь, чего я сам не подсел на «живую смерть»? Да мне просто делать ее было в кайф, другого не надо! Я себя чувствовал таким гениальным! Риддл сказал, что это самый успешный продукт на рынке — о, как я был горд!

— Раз ты сожалеешь, значит, еще не все потеряно.

— Всегда найдется что-то темное и гадкое, что будет меня притягивать. Я не хочу, чтобы оно затянуло и тебя.

— И что ты предлагаешь?

— Не принимай как должное все, что я говорю, и не позволяй творить мерзости, хотя бы по отношению к тебе.

— Хорошо. — Я наклонился и обнял его за плечи. Его била мелкая дрожь.

— Если я все равно буду вести себя как подонок, уходи и больше не возвращайся.

— А вот это — никогда.

— Ну и дурак.

— Знаю, — сказал я ему в макушку.

… Просто так взять и уйти из Упивающихся было невозможно. Сев попытался откупиться от Риддла, оставив ему подробное описание изготовления «живой смерти» и уверив, что не собирается составлять ему конкуренцию. На всякий случай он хотел съехать со своей засвеченной квартиры в любой другой район, не подконтрольный УпСам.

Я все еще надеялся, что у этой истории может быть счастливый конец. Я и правда был наивным дураком…

В тот день, двадцать восьмого мая, мы собирались идти на поиски нового жилья. Я ждал Сева в забегаловке напротив его дома. Из соображений моей безопасности он не хотел, чтобы нас видели выходящими вместе — у него было чувство, что за ним следят.

Как только он вышел из подъезда, я направился к выходу. Он увидел меня и начал переходить дорогу. Краем глаза я едва успел заметить, как из-за поворота выскочил белый фургон с черной надписью на боку.

Удар был настолько сильным, что Сева подбросило вверх, как тряпичную куклу, и швырнуло на землю. Взвизгнув покрышками, адская машина скрылась из виду. Какой-то прохожий уже звонил в скорую. Мой разум отказывался воспринимать происходящее. Словно в полубреду, я опустился на асфальт рядом с ним. Изо рта у него шла кровь. Вместо вдохов и выдохов выходили булькающие хрипы.

Я приподнял ему голову, чтобы он не захлебнулся, и начал гладить слипшиеся волосы, бессвязно повторяя:

— Сев, хороший мой, держись… скорая уже едет…

Он силился что-то сказать. Я наклонился к нему и смог разобрать:

— Возьми… ключи… тайник…

Я нащупал его карман и достал ключи от квартиры. Он облегченно закрыл глаза и обмяк у меня на руках.

Врачи разрешили мне ехать в больницу, но впереди, с водителем, чтобы не мешал. Это были самые долгие минуты в моей жизни. Машина неслась сломя голову, но мне казалось, что она ползет как черепаха, и я торопил водителя, который ругался и цыкал на меня.

По прибытии я выскочил из скорой едва ли не на ходу. Задние дверцы открылись, и его вынесли на носилках. Белая, в пятнах крови, простыня укрывала его с головой. Левая рука выскользнула из-под простыни и безжизненно свешивалась вниз. Только сейчас я заметил, что предплечье было перебинтовано. Он все-таки свел татуировку.

До меня долетели обрывки фраз:

— … несовместимые с жизнью… ребра пробили легкие… странно, как он не умер на месте.

Ноги у меня подкосились, глаза застелила белая, в красных пятнах, пелена. Кто-то придержал меня за плечо:

— Пойдем-ка вколем тебе успокоительное, парнишка. Ты выглядишь ненамного живее своего друга.

Я не сопротивлялся и покорно пошел туда, куда меня вели. Сева я больше не видел. Медбрат сделал мне укол и начал задавать вопросы. Я отвечал на автопилоте.

— Имя погибшего?

— Северус Снейп.

— Год рождения?

— Семьдесят девятый.

— Родственники?

— Отец и мать.

— Адрес?

— Литтл-Уингинг, Спиннерс-Энд, двенадцать.

— Приметы сбившей его машины?

— Белый фургон с надписью… — я закрыл глаза, вызывая в памяти образ, — с надписью «Нагайна». Служба отлова рептилий». И изображением змеи, готовой к броску.

— Номер?

— Не помню.

В тот день я много чего не помнил. Не помнил, как вышел из больницы. Не помнил, как добрел до его дома и поднялся в квартиру. Не помнил, как рухнул на кровать и уткнулся лицом в подушку. Помнил только, как вдыхал запах, его запах, и, закрыв глаза, представлял себе, что он рядом.

Не знаю, сколько времени я так пролежал. Вставать не хотелось до такой степени, что я готов был умереть, обнимая эту несчастную подушку. Но Сев вырвал у смерти пять минут, чтобы сказать мне про тайник, и я должен был найти его.

В квартире был непривычный, почти стерильный порядок — от подпольной лаборатории не осталось и следа. На поиски тайника у меня ушло больше часа. В конце концов, под ванной, у самой стенки, я нащупал приклеенный скотчем полиэтиленовый пакет. В пакете оказалась увесистая пачка купюр, револьвер, патроны к нему и полуобщая тетрадь, знакомая мне по ночным бдениям Сева на кухне.

В тетрадь был вложен листок.

Гарри,

PS. Не делай глупостей. Я люблю тебя.

На этом мои нервы сдали. Записка выпала из дрожащих рук, и я взвыл как смертельно раненный зверь.

* * *

Из квартиры я забрал все его личные вещи — книги, конспекты, диски, даже одежду. Только у меня, и ни у кого другого, было право прикасаться к ним. Все поместилось в спортивную сумку и в три пакета для мусора. Я спустился вниз, поймал такси и попросил отвезти меня в ближайшую гостиницу, где не спрашивали документов.

Лежа без сна в убогой комнатенке, я бездумно вертел в руках заряженный пистолет. Сев предупреждал меня не делать глупостей, но мне нужна была цель, достаточная для того, чтобы поддерживать во мне желание жить.

Идея, в итоге пришедшая мне на ум, была крайне трудновоплотимой, но тем дольше она могла бы придавать смысл моему существованию. Как ни странно, принятое решение успокоило меня, и, отложив пистолет, я, наконец, забылся тяжелым сном.

* * *

В Литтл-Уингинг я вернулся лишь для того, чтобы забрать свой школьный аттестат и пару вещей, представлявших для меня ценность. Сам не знаю зачем, я оставил Дурслям номер моего сотового.

На похороны я так и не пошел. Малодушный.

Спустя недолгое время мне удалось найти квартиру, подобную той, что снимал Снейп. В какой-то безумный момент мне даже пришло в голову, что я мог бы поселиться в его прежнем жилище.

В день своего совершеннолетия я купил столько спиртного, сколько мог унести в обеих руках. Продавец бросил взгляд на мое удостоверение личности и понимающе усмехнулся:

— С днем рождения. Удачно отметить.

Он решил, что я устраиваю грандиозную вечеринку. Напрасно. Все это я собирался выпить сам.

Но даже алкогольное забвение было мне заказано. Я вырубился на второй бутылке чего-то и очнулся назавтра в луже собственной блевотины. Когда я полз на четвереньках в ванную, то вдруг услышал тихий вздох: «Ну что же ты делаешь, глупый мальчишка?»

Я уперся холодным липким лбом в дверной косяк и прошептал:

— У меня белая горячка, да, Сев?

«Пока нет, но если будешь продолжать в том же духе…»

— Не буду, — пытаясь придать голосу твердость, сказал я.

«Вот и умница».

Оставшийся алкоголь полетел в мусоропровод.

Буквально на следующий день раздался звонок от Дурслей. На мое имя пришло извещение, в котором говорилось о вступлении в права наследника. «Наследство» представляло собой некоторую сумму, оставшуюся на совместном счету моих родителей. За семнадцать лет, прошедших со времени их гибели, на счету наросли приличные проценты.

Что ж, значит, я мог приступить к реализации своего плана быстрее, чем рассчитывал.

* * *

… Я рассеянно листал конспект по органической химии и с каждой перевернутой страницей все больше убеждался, что в одиночку справиться с проклятым предметом был бессилен. Как и в случае с живописью, мне требовались частные уроки. Раздумывая, как мне найти репетитора, я перелистнул тетрадь на первую страницу. В самом верху острым, нервным почерком было выведено: «Проф. Гораций Слагхорн.»

Мне определенно везло на людей со странными именами.

В начале сентября я отправился в политехнический, где раньше учился Снейп. Поблуждав в поисках нужного факультета, я, наконец, нашел Слагхорна по расписанию и дождался окончания занятий.

Когда я объяснил суть своей просьбы, он поинтересовался, что заставило меня обратиться именно к нему.

— Мне вас порекомендовал один мой друг, ваш бывший ученик.

— Могу я узнать, кто именно?

Я назвал имя.

— Ах, да. Бедный мальчик. Такое несчастье… — Его глаза увлажнились. — Он был моим лучшим студентом.

Он в раздумьях смотрел на меня.

— Вообще-то, мистер — Поттер, правильно? — я не беру учеников. И дело не в деньгах.

— Прошу вас. Мне очень нужно.

Что-то в моем лице заставило его смягчиться.

— Ну хорошо. Раз Северус был вашим другом, я не откажу вам.

* * *

Думаю, Слагхорн не раз помянул недобрым словом тот день, когда согласился взять меня в ученики. Сказать, что предмет давался мне туго, — значит ничего не сказать. Но профессор оказался на редкость терпеливым. Снейп уже давно бы прибил меня на месте.

На занятия я ходил три раза в неделю. В остальное время, не считая приготовления домашних заданий, я просто валялся на диване, тупо уставившись в телевизор. Если я и выходил из оцепенения, то редко и ненадолго. Тогда я бесцельно шатался по окрестностям, не разбирая дороги.

Когда становилось совсем невыносимо, я принимался рисовать. Будто выпадая из реальности, я раз за разом рисовал одно и то же — глаза, руки, профиль, длинные черные волосы. Время от времени я обнаруживал, что комната усеяна листами, листиками и клочками бумаги. Убирать я и не пытался.

А еще у меня вошло в привычку носить его одежду. Теперь из зеркала на меня смотрел бледный, одетый в черное брюнет с темными глазами и волосами, доходящими до подбородка. Завороженный пугающим сходством, я наклонялся к замызганному стеклу и прикасался губами к собственному отражению.

* * *

… Иногда мне снилось, что он жив, и я говорю ему то, что так никогда и не сказал — как сильно, как бесконечно, как отчаянно я… Но горе настолько поглотило меня, что даже во сне я знал, что это мираж. И сновидение, вместо зыбкой минуты счастья, приносило лишь горькие, беспомощные слезы. За секунду до окончательного пробуждения мне начинало казаться, будто невесомая ладонь гладит меня по щеке. Я не знал, плод ли это моего измученного воображения, или Сев действительно находился в комнате. Не решаясь открыть глаза, я отодвигался к стенке, чтобы он мог «прилечь» рядом, а потом убеждал себя, что невидимые руки обнимают меня, и одеяло как будто бы становится на несколько граммов тяжелее.

* * *

Однажды на уроке у Слагхорна я открыл тетрадь с домашним заданием, и мое сердце болезненно сжалось. Вместо химических вычислений на странице был карандашный портрет Сева. Я даже не помнил, как рисовал его.

— Извините, — голос предательски дрогнул, — я, наверно, перепутал тетради.

Слагхорн внимательно посмотрел на меня.

— Я думаю, Гарри, — грустно сказал он, — вы очень его любили.

К моему ужасу, меня начало трясти.

— Огосподибожемой!.. — рыдания безудержно рвались наружу, — я не сказал… не успел…

— Он знает, — Слагхорн утешающе гладил меня по голове, — знает.

Когда я немного успокоился, он принес мне воды.

— Простите меня, — сказал я глухо, — это больше не повторится.

Он вздохнул.

— Послушайте, Гарри. Не обижайтесь, но мне кажется, вам нужна помощь. Северус погиб год назад, а вы все еще не можете прийти в себя.

Год? Его нет уже год?

— Вся ваша жизнь зациклилась на вашем… друге. Вы сами стали на него похожи. Так не должно быть, даже учитывая ваши чувства к нему. Он мертв, а вы живы.

Иногда мне кажется, что и я мертв.

В глубине души я знал, что он прав. Боль и тоска изматывали меня и никак не хотели отпускать. И эти провалы в памяти — некоторые эпизоды своего существования я просто не помнил.

Вслух я произнес:

— Вы правы, профессор. Просто сейчас у меня нет времени этим заниматься. Мне нужно закончить одно дело.

Он с сомнением покачал головой.

— Смотрите, чтобы потом не было поздно.

Итак, моей целью была месть. Я задумал убить Тома Риддла.

Из рассказов Снейпа я знал, что подобраться к Риддлу на расстояние прицельного выстрела, скажем, на улице или в общественном месте было невозможно. В плане собственной безопасности он был параноиком. Значит, надо было внедриться в его ближайшее окружение в качестве… ну уж точно не личного портретиста. Мне было известно, что Риддл сам пробовал товар, производимый работающими на него людьми, предварительно испытав вещество на изготовителе. Это и был мой единственный шанс личной аудиенции. Дело оставалось за малым — приготовить мега-дурь, способную заинтересовать Тома и в то же время оказаться для него смертельной.

Я решил не изобретать колеса и воспользоваться тетрадью Снейпа, которую так и не уничтожил. За прошедший год Слагхорну удалось невозможное — теперь химические формулы не казались мне чем-то вроде китайской грамоты, и я мог браться за дело.

В тетради я нашел ту самую записку. Он ведь тоже ничего мне не сказал. Признался, лишь будучи уверенным, что я прочту эти слова только в случае его смерти. Я боялся насмешки и непонимания, он боялся показать свою слабость.

Мы оба трусы, и теперь наш удел — терзаться запоздалым сожалением.

* * *

Как оказалось, составляющие для изготовления «живой смерти» можно было купить практически свободно в любой аптеке. Я в который раз подивился гению Снейпа — такое открытие тянуло на своего рода Нобелевскую премию.

Несмотря на свой неудачный опыт, я не видел другого выхода, кроме как испытывать готовое вещество на себе. Не удерживал даже страх, что если что-нибудь пойдет не так, меня некому будет вернуть к реальности, и я так и останусь бродить в волшебных кущах навсегда.

Я не оставлял своих попыток до тех пор, пока во время одного из трипов наконец не узрел змееподобное существо с красными глазами и бьющий в лицо луч зеленого света.

Снейп мог бы мной гордиться.

* * *

Прямого выхода на Упивающихся у меня не было — Снейп держал все свои контакты в секрете. Мне пришлось заняться сбытом ЖС, чтобы засветиться перед теми, кто контролировал подобную деятельность в этом районе. Я надеялся, что молва в конечном итоге выведет УпСов на меня. Свою совесть я успокаивал тем, что продавал товар по себестоимости. В конце концов, я же не собирался на этом наживаться.

К тому времени я уже устроился барменом в «Вертушку». Я сделал это скорее для того, чтобы найти себе занятие по вечерам, чем от безденежья.

Дома я расфасовывал стандартную клубную дозу — три грамма каждая — в непрозрачную вощеную бумагу. Затем пакетики прятались в специально пришитые потайные карманы в пиджаке. Я чувствовал себя ходячей наркотической бомбой, но не водить же мне было покупателей на квартиру.

Моим первым клиентом оказался какой-то парень, который, подозвав меня ближе, сам спросил заговорщическим шепотом:

— Эй, не знаешь, где здесь можно купить дурь?

И пошло-поехало. Товар был хороший, цена — сказочной (два фунта за пакетик), так что вскоре народ стал приходить в заведение конкретно к бармену по имени Гарри. Если босса и удивил внезапный наплыв посетителей, то ему не пришло в голову связать это с моей скромной персоной.

Некоторые из этих ребят спрашивали о наркоте прямо, некоторые лишь многозначительно подмигивали. Я говорил им подождать, а спустя некоторое время просил одного из официантов присмотреть за баром и выходил как бы в туалет или покурить, делая покупателю знак следовать за мной. Кто-то из них появлялся в «Вертушке» постоянно, кого-то я видел всего один раз.

С одним из таких случайных клиентов — смазливым аристократичным блондином — я уединился в туалете на дольше, чем рассчитывал. Сам не знаю, что заставило меня ответить на его призывный взгляд. При других обстоятельствах мне бы, вероятно, польстило, что он нашел меня достойным внимания.

* * *

… Ночная смена закончилась, и я вытирал насухо барную стойку, когда в «Вертушку» зашли трое.

— Сожалею, но мы уже закрываемся.

— Я не займу у вас много времени, мистер Поттер.

Я сразу понял, что это именно те люди, которых я ждал.

Говорившим оказался мужчина лет сорока с длинными светлыми волосами, забранными в хвост. Он был одет в безупречный серый костюм-тройку. За ним следовали двое громил, даже и не пытавшихся спрятать оружие — видимо, для устрашения особо несговорчивых клиентов.

Блондин сел за стойку, положив перед собой идеально наманикюренные руки в обрамлении белоснежных рукавов с дорогущими запонками. Тонкие черты лица и слегка надменный взгляд напоминали мне кого-то, но я не мог вспомнить, кого.

— Нам стало известно, что вы торгуете веществом под названием «живая смерть».

Отпираться не имело смысла, и я утвердительно кивнул.

— Имя вашего поставщика?

— Я сам.

— Вот как. — Он удивленно поднял брови, явно ожидая дальнейших объяснений.

— Будем считать, что мне случайно стала известна технология изготовления данного продукта.

— Подобные вещи происходят здесь только с нашего ведома.

— Чьи интересы вы представляете? — с напускным хладнокровием спросил я.

— Пусть это вас не волнует. Если товар окажется качественным, вы будете заниматься только производством, а реализацию мы берем на себя. Взамен мы предлагаем наше покровительство и перспективу работать по-крупному. Пока же мы хотим пятьдесят процентов с продаж, и это не подлежит обсуждению.

Личность моего будущего работодателя выдала нелепая случайность. Один из амбалов, по-видимому, левша, оперся локтем о столешницу, лениво поигрывая пистолетом. На слоновьем предплечье красовалась метка Упивающихся.

Гора пришла к Магомету.

Еле сдерживая нервную дрожь, я заставил себя лучезарно улыбнуться:

— Ну что ж, мистер … э-э…

— Малфой.

— … мистер Малфой. Думаю, я готов с вами сотрудничать.

Он удовлетворенно кивнул.

— Мы свяжемся с вами в ближайшее время. Всего хорошего, мистер Поттер. — Малфой развернулся на каблуках и покинул бар. Амбалы поспешили следом.

С тех пор каждую неделю мой новый знакомый появлялся в сопровождении своих молодчиков, Крэбба и Гойла, и я безропотно отдавал ему половину выручки — около ста пятидесяти фунтов. Чтобы выйти хотя бы в ноль, мне пришлось поднять цену в два раза, к большому неудовольствию моих покупателей.

После первого визита Малфоя я сделал вывод, что, возможно, скоро меня представят Его Лордству Тому Риддлу. Значит, мой план вступал в заключительную фазу. Теперь нужно было выработать у себя привыкание к ЖС так, чтобы определенная доза, вырубив Риддла, оставила мне способность функционировать.

Максимально допустимая масса чистого вещества равнялась пяти граммам внутривенно. Дальше следовала остановка сердца. Я уже давно не делал себе инъекций, поэтому рискнул начать с двух граммов, постепенно увеличивая концентрацию.

Спустя пугающе короткий промежуток времени «производственная необходимость» превратилась в жизненно важную потребность. Как там говорил Снейп? «Через пару недель ты уже убить готов за дозу». Что ж, по крайней мере, этой проблемы для меня не существовало — я был сам себе дилер.

Чего нельзя было сказать о моих постоянных клиентах. Один из них, добродушный парень по имени Невилл, был в прошлом любителем травки, о чем он сам доверительно мне сообщил. Продавая ему дурь в первый раз, я не мог избавиться от чувства, что совращаю малого ребенка. Теперь, когда он являлся за очередной порцией «волшебного порошка», я с ужасом замечал его трясущиеся руки и нездоровый блеск глаз.

— Невилл, хватит. Пора завязывать с этим.

— Нет, Гарри, ты не понимаешь, — наклонившись ко мне, произнес он свистящим шепотом. — Проще завязать с приемом пищи.

В такие моменты я себя ненавидел.

* * *

… И вот настало утро, когда меня разбудил методичный грохот в дверь. Чертыхаясь, я поплелся в прихожую и глянул в глазок. Сон как рукой сняло. На пороге, заслоняя собой весь обзор, маячили Крэбб и Гойл.

Я счел разумным все-таки открыть дверь.

— Собирайся, шаман, — жизнерадостно произнес Крэбб. — Босс желает тебя видеть.

— И товар свой прихвати, — добавил Гойл.

Уже на улице меня ободряюще хлопнули по плечу так, что я слегка присел.

— Без обид, приятель, но ехать придется с завязанными глазами.

Меня подтолкнули к припаркованному против всех правил черному фургону. Перед машины был сильно помят.

Я готов был поклясться, что это тот самый фургон. Эти ублюдки даже не удосужились избавиться от него, а просто перекрасили.

Фургон тошнотворно подбрасывало на ухабах. Я скорчился на полу, борясь с накатывающей дурнотой и внезапно охватившей меня паникой. Малейшая оплошность, одна неучтенная деталь — и мой труп найдут где-нибудь по течению Темзы.

Машина петляла по городу где-то около часа, прежде чем, судя по запаху и гулкому эху, въехать в подземный гараж. Потом меня долго вели какими-то коридорами и лестницами, все еще не развязывая глаз.

Наконец я ощутил под ногами ковер. Меня придержали и бесцеремонно облапали, проверяя на наличие оружия, и только после этого сняли повязку. С непривычки я сощурился на ярком свету.

— Он чист, босс.

— Хорошо. Оставьте нас.

Риддл.

К моему удивлению, его внешность не была отталкивающей. Если бы не едва уловимая жестокость изгиба губ и не пронизывающий холод взгляда, его можно было бы назвать даже привлекательным.

— Гарри Поттер, — медленно произнес он. — Наша новая знаменитость.

— Мистер Риддл.

Несколько секунд мы беззастенчиво разглядывали друг друга. Мне показалось, что он остался доволен.

— Ну что ж, ближе к делу. Показывай товар.

Я достал из кармана полиэтиленовый пакетик и протянул ему.

Он поднес порошок к носу, принюхиваясь, затем взял щепотку и смазал десна. Поводив языком за верхней губой, он удовлетворенно хмыкнул:

— Малыш, да ты волшебник.

— Я не волшебник, — ответил я. — Я просто Гарри.

— Ты ничуть не хуже этого… как его… — он пощелкал пальцами, припоминая, — Снейпа. А мне нравилось то, что он делал. Как и то, что я делал с ним. Кстати, — он вздернул мой подбородок, — ты даже чем-то на него похож.

Кровь бросилась мне в лицо, и я скрипнул зубами. Чтобы не сорваться, я закрыл глаза и мысленно сосчитал до трех. Когда я поднял веки, Риддл насмешливо смотрел на меня.

— Вот увидишь, я совсем не страшный. — Он подтолкнул меня к двери, ведущей в другую комнату. — Уверен, мы отлично проведем время.

Спальня была оформлена в зеленых тонах.

— Думаю, ты знаешь правила. Ты колешься первым.

— Мне нужен шприц, две иглы и дистиллированная вода. И еще жгут, вата и спирт.

— Будь моим гостем. — Он указал на большую резную шкатулку, стоящую на столике. Изнутри она была обита бархатом.

За эти несколько недель я довел свои действия до автоматизма.

Взять заранее отмерянный порошок — чуть меньше десяти граммов на двоих. Растворить в двадцати миллилитрах воды, встряхивая, пока жидкость не станет абсолютно прозрачной.

Вводя себе половину раствора, я не пытался скрыть свои исколотые вены — пусть считает меня безобидным тщедушным наркоманом.

— Ты не сказал, откуда тебе известна формула «живой смерти».

У меня хватило самообладания выдержать его пронзительный взгляд.

— Снейп был моим любовником.

— Я так и думал.

Я сменил иглу и протянул ему шприц. Он положил его рядом с собой на кровать.

При больших дозах и привыкании фаза возбуждения была очень короткой. Прежде чем приход свалил меня с ног, я так и не успел увидеть, сделал ли он себе инъекцию.

Когда я очнулся, Риддл лежал, запрокинув голову, с блаженной полуулыбкой на тонких губах.

Раунд второй.

Десять грамм порошка растворить в двадцати миллилитрах воды. Разогнуть безвольную руку, найти бледно-голубую вену. Ввести ровно половину.

… И вот я сижу, глядя на неподвижное тело рядом со мной. Я засекал время — пульс не прощупывается уже полчаса. Риддл мертв, окончательно и бесповоротно.

И внезапно, беспощадно как отходняк, меня настигает понимание того, что цель не оправдала средства. Мой акт мести породил еще большее зло, а значит, оказался бессмысленным. Риддл не был виновен во всех наших бедах. Мы сами вступили на этот путь, вымощенный, как всегда, благими намерениями. Снейп хотел для нас лучшей жизни, я хотел избавить мир от злодея. Но дорога, избранная нами, привела в ад.

Теперь я должен принять решение.

Я мог бы попытаться уйти отсюда живым. Однако я сам оказался по уши погрязшим во всем этом дерьме. А быть бывшим Упивающимся невозможно, как невозможно вытравить татуировку, не оставив следа.

Я мог бы найти способ слезть с иглы. Но я своими руками загнал в ловушку себя и десятки невинных впридачу. «Живая смерть» — действительно гениальный продукт, и его сила не сравнима с человеческой волей.

Я мог бы раз за разом придумывать себе цели, ради которых стоит жить, пока не поверю в то, что моя жизнь имеет смысл сама по себе. И тогда, может быть, осколки моей вселенной снова сложатся в единое целое, и он, наконец, отпустит меня.

Я мог бы. Но во мне, как в старой механической игрушке, кончился завод.

И меня хватит лишь на то, чтобы дотянуться до шприца с бесцветной жидкостью.

И уже за мгновение до небытия, где-то на периферии сознания я слышу знакомый голос, на этот раз с примесью паники:

«Поттер, ты идиот?!»

Скажи мне то, чего я не знаю. А лучше — просто встреть на той стороне.

КОНЕЦ