Боже, что я наделал?..

Очнулся.

Распахнул воспаленные от бессонных ночей глаза.

Сделал первый вдох.

Я нашел в себе силы не раскрыться навстречу всепоглощающей боли.

Я смотрел на полог кровати и часто моргал. Веки потяжелели и напухли. Глаза слезились. На лицо оседала мелкая пыль, но я лишь смыкал и размыкал веки, не желая двигаться. Не желая касаться его.

Так протекали минуты. Одна за другой они сменялись слишком медленно, сплетаясь в целую вечность. В мучительном бодрствовании я ожидал худшего, словно выброшенная на берег рыба, беззвучно хватающая ртом воздух. Я задыхался от тихих, рвущих горло рыданий, но слез не было. Глаза были сухи. Тело сотрясала мелкая дрожь, лоб покрылся испариной. По вискам катился пот и расплывался холодными пятнами по подушке. Горло начало сводить от спазмов, диафрагма болезненно напряглась, появился рвотный рефлекс, но я не мог даже поднять голову, чтобы опустошить желудок, и сглотнул блевотину. Я лежал не в силах пошевелиться, и пережидал разыгравшуюся в сердце бурю.

Спустя некоторое время непроизвольно дрогнула рука, а вслед за ней пришло в движение все онемевшее тело. Дыхание выровнялось, стало глубоким и спокойным, и я облизал пересохшие губы. Я почувствовал как медленно, но неумолимо на меня опускается тяжелая апатия, но не пытался с ней бороться, ведь больше не хотелось плакать.

Вместе с движением появилось и время, которое я заметил слишком поздно. Взглянув в заколдованное окно, я увидел в нем разоблачающий рассвет. Опустив глаза на постель, я охнул от ужаса и, закрыв лицо руками, поспешно отвернулся. Такое чувство, будто на меня уронили тяжелую крышку гроба. К моему удивлению, увиденное не нарушило моего необъяснимого спокойствия, но вновь обернуться я не решился.

Сев на край кровати, я взглянул в висевшее напротив зеркало. Глубокие тени залегли под глазами, губы словно выцвели, а кожа приобрела серый оттенок. Сглотнув, я ощутил во рту привкус рвоты и сплюнул на пол.

Через несколько долгих минут я попытался встать на ноги, пошатнулся, чувствуя слабость мышц и задел «музыку ветра» висевшую над моей кроватью. По телу теплом заструилась жизнь. Почувствовав это, я схватил рубашку и начал торопливо одеваться. Человек, спавший в моей кровати, вот-вот должен был проснуться, но я понадеялся, что он оставит мне несколько минут для того, что бы уйти. Надевая узкие брюки, я ударился ногой о кресло. Тупая боль заныла в колене. Я понял, что мое время истекло, когда юноша потянулся и сладко зевнул. И пока он искал свои очки в складках простыней и одеял, я бросил на него последний взгляд, е спасаясь бегством.

Когда я вышел в общую гостиную, одновременно застегивая рубашку, старшекурсники уже готовились к тяжелому дню. Успев лишь пожелать им доброго утра, я услышал скрип собственной двери и незаметно проскользнул в один из коридоров, прижавшись спиной к холодной каменной стене.

Уже в своем укрытии я услышал его тяжелое дыхание, испуганный, дрожащий голос и слова, обращенные ни к кому конкретно и ко всем сразу:

— Где он?! — резко и угрожающе. — Драко ... — жалобно и нежно.

Кровь в жилах стыла, сердце рвалось из груди, глаза безжалостно жгли долгожданные слезы.

Дурачок. Не привязывайся, не нужно...

Нет, будь со мной всегда...

Первая слеза. На пол. Растворяясь.

— Где Драко?! — умоляюще.

Не влюбляйся, чертов гриффиндорец, не смей!..

Полюби меня, как можешь сильно...

Вторая слеза. На ключицу. Голова вздернута вверх, останавливая рыдания.

— Обалдевший...

— Нет, он бы не поступил так... — растерянно, ища выход.

Убирайся к черту!!!

Найди меня! Я же знаю, ты можешь спасти нас...

Останавливая потоки слез. По щекам. Стирая.

— Идиот, пошел вон! — Панси.

Послышался звук захлопнувшегося портрета, который служил входом в гостиную, после чего воцарилась неловкая тишина, заполняющая пространство. Выходя из укрытия, я ожидал увидеть удивление, но, проходя к выходу из гостиной, я видел множество разных эмоций на лицах слизеринцев. Вплоть до откровенного осуждения.

— Боже, Драко, что ты наделал?..

— Это часть моего плана, Панси, — солгал я, подавляя слезы, стоящие в горле, и вышел.

Сохраняя остатки здравого смысла, стараясь быть невозмутимым и сдержанным, я с трудом преодолел путь до кабинета Мастера зелий. Войдя, я увидел бодрствующего профессора и попросил разрешения присесть.

— Кофе, Драко?

— Да, спасибо. Если не затруднит.

Опустившись в жесткое кресло, я почувствовал на себе тяжелый взгляд Северуса.

— А может, противопохмельную настойку? — подозрительно косясь, спросил он.

Черные глаза впивались в самую душу не отпуская, не давая возможности спокойно вдохнуть.

— Нет, Северус, я все еще пьян, — ответил я, умалчивая от чего, и опустив лихорадочно мечущийся взгляд, не смело улыбнулся. — Знаешь, я совершил то, чего так давно хотел.

В мои холодные влажные руки бережно опустилась горячая чашка кофе.

— Написал матери? Помирился с отцом? Купил новую метлу? — предполагал зельевар.

— Нет, кое-что более значимое, крестный.

— Что ж, самое время, — не отрываясь от котла с бурлящим зельем, ответил Северус.

— У меня нет выбора, так ведь?

— Ты прав. Его нет, — пауза. — Твой кофе остывает.

— Спасибо, Северус. Спасибо.

Что-то заставило меня смолчать, не рассказать о том, что произошло этой ночью. Сделать вид, что я подавлен лишь одним единственным фактом. Предстоящим убийством. Но сердце сдавливало нечто большее, чем страх, крошило в сухой пепел, царапало острыми когтями.

Желание, которое преследовало меня с тех пор, как я испытал свою первую эрекцию, я исполнил этой ночью, силой, не думая о последствиях, которые оно за собой повлечет.

В первый и последний раз я занимался любовью с Гарри Поттером. Нет, не так! Я насиловал его, безжалостно терзал прекрасное тело, слушал крики и плачь, стирал дрожащими пальцами слезы со щек... А то, что произошло четверть часа назад... Я не могу объяснить. Почему после всей боли, что я ему причинил он так... хотел меня видеть? Так нежно произносил мое имя.

Я расценил это как прощение, и только тогда погрузился в желаемое забытье. В сон без сновидений.

Поздней ночью я выбрался из подземелий, когда Северус ушел из кабинета. С дрожью во всем теле я направился по извилистым коридорам замка ведомый неизвестной силой. Хватаясь за остатки здравого смысла, находясь на краю сознания, я добрался до лестницы, ведущей в астрономическую башню. Я поднимался по ней, зная, что он ждет меня: тот, кого я должен лишить жизни.

Профессор Дамблдор стоял у самого края балкона, вероятно любуясь звездами. Я подошел ближе. С такого расстояния невозможно промахнуться при всем желании, если ты, конечно, не слепой. Осталось лишь собраться силами, чтоб не дрогнула рука... Услышав мои шаги, профессор обернулся.

Дрожа и почти теряя сознание от страха, я крепко сжал волшебную палочку в мокрой от пота руке и направил ее старику прямо в сердце.

Не выдерживая зашкаливавшего напряжения, я отвернулся, зажмурился, и крепко стиснув зубы, прорычал изумрудного цвета слова: «Авада Кедавра!»

Бешено стучащая в висках кровь до последнего заглушала гулкий звук его шагов по лестнице, ведущей в башню.

Все вокруг произошло словно в непроницаемой толще воды в то время, как я услышал яростное и умоляющее «Не-е-ет!». До этого мои так крепко зажмуренные глаза распахнулись от ужаса, и я обернулся, уловив такую же яркую, изумрудную, как и мое заклятие, вспышку огня в глазах. Последнюю.

Слишком поздно. Заклинание было произнесено, и оно поразило не того, кому предназначалось.

С грохотом рухнув на пол, я ошеломленно обернулся назад. Старого доброго директора уже не было позади.

Вероятно, он просто оступился, испугавшись, и упал вниз.