Они зашли именно в тот момент, когда он вытирал дерьмо с левой ягодицы Локхарта.
― Даже самое простое из очищающих заклинаний, ― сказал целитель Бэбкок, ― таит в себе потенциальную возможность повредить лечению. Потому-то у нас и работают санитары, без них мы бы не справились.
В этот раз их было семнадцать. Все в белоснежных мантиях… словно сияли в приглушённом свете ламп, растянувшихся по периметру помещения. Как Снейп и предполагал, каждый смотрел куда угодно, только не на полураздетого пациента и санитара, моющего его зад. Один уставился себе под ноги (заметил таракана, сломя голову мчащегося в другой конец палаты?), другой посмотрел на брегет (до обеда еще целый час!), а самый высокий вперил взгляд в потолок, который украшали водянистые разводы, удивительно напоминающие уродливых бабочек-мутантов.
Снейп собрался уже вернуться к заднице Локхарта, когда увидел взметнувшуюся над группой стажёров руку… Ногти были обгрызены, а сама рука дрожала, словно боялась, что её не заметят. Когда целитель Бэбкок удовлетворила сей порыв, обладательница обгрызенных ногтей пробилась в первый ряд.
Снейп узнал бы её и без этой купы вьющихся волос.
― Но, целитель Бэбкок, ― сказала Гермиона Грейнджер, ― почему в этой палате такая…
…Вдруг она заметила его, и их глаза встретились.
Бэбок вздохнула.
― Такая чтó, стажёр Грейнджер?
― Такое ужасное… м-м-м… состояние, ― сглотнув, выдавила девушка, снова переведя взгляд на куратора.
― Вы не одобряете эту палату, стажёр? Вы считаете мистеру… мистеру… как же его… ― целитель взмахнула палочкой и брезгливо сморщилась, когда семь дымчатых букв зависли над кроватью больного. ― Локхарт. Вы считаете, мистеру Локхарту есть дело до обстановки, стажёр?
Пациент чихнул, и буквы исчезли.
― Я говорю о санитарном…
― Вы считаете, ― высокомерно продолжила Бэбкок и направилась к двери, ведя за собой остальных стажёров, ― что после пережитой войны у Святого Мунго есть лишние галеоны, чтоб ублажать ваши эстетические… потребности?
Грейнджер скривила губы, и Снейп уже ожидал услышать: «Как вы смеете! Вы будете рассказывать мне, чего нам стоила эта война?!»
Но девушка промолчала, лишь нахмурилась и упрямо сжала губы.
― Следуйте за мной. Далее у нас по плану четвертый этаж: отравления растениями и зельями.
Все последовали за Бэбкок, словно утята за своей крякающей мамой.
Грейнджер стала в конец вереницы, но, дойдя до двери, не удержалась и оглянулась назад.
Они смотрели друг на друга, пока голос Бэбкок не смешался с общим гулом больницы.
― Ну как вы? ― спросила она и закусила губу.
― Занят.
― Ясно.
Он снова склонился к заднице Локхарта и поднял голову только когда услышал звук захлопнувшейся двери.
* * *
Она стояла посреди больничной столовой, держа в руках поднос с обедом. Капля, вторая, третья… пот стекал по рёбрам. Гермиона почувствовала тошноту и закрыла глаза. Только не сейчас, только не здесь!..
― Упс! Прости!
Девушка распахнула глаза и увидела, как парень в такой же, как и у неё, белой мантии торопится к столу стажёров. Опустив глаза, она поняла, что он, скорее всего, её зацепил ― компот расплескался по подносу и залил и без того уже неприглядный салат.
Глубоко вздохнув, она сделала шаг, окинула взглядом зал и замерла…
Целители в зелёной форме собрались отдельно, в левом углу; медиковедьмы сбились у правой стены, аккурат под плакатом с оранжевой надписью «Исцеление… в мире», потрясающе не гармонировавшей с их красными мантиями. В центре зала за разными столами сидели стажёры в ослепительно-белых, режущих глаз одеждах и санитары в костюмах скучного, серого, под стать облезлым стенам, цвета.
«Четыре стола, прямо как в Хогвартсе», ― подумалось Гермионе, и её дыхание участилось.
Тошнота усилилась… девушка кинулась к выходу, притормозив лишь для того, чтобы выкинуть в мусорное ведро свой загубленный обед.
* * *
Он сразу, в первый же день работы, наткнулся на одно несовершенство. Здесь невозможно есть в столовой! Четыре стола? различные по цвету? Нет уж, на это он за свою жизнь достаточно насмотрелся.
И тогда он выбрал себе другое место. Не столь, правда, живописное… напротив ― древние каменные ступени крошились под его башмаками при каждом подъёме, да и ржавый мусорный контейнер в дальней части двора великолепия не прибавлял… не говоря уж о всепобеждающем запахе тухлого мяса и подгнивших овощей, стойко державшемся даже в морозном воздухе. Но это было его место ― тихое и, как и он сам, одинокое и заброшенное.
…Пока не явилась она.
Девчонка распахнула двери и устремилась через весь внутренний двор к мусорному контейнеру, но, не дотянув несколько футов, согнулась, и её стошнило прямо на собственные ботинки.
Северус машинально взмахнул палочкой и, не задумываясь, пробубнил: «Evanesco».
Гермиона распрямилась, и он вздрогнул.
― Привычка, ― пожав плечами, буркнул Снейп и вернулся к своему сэндвичу.
На несколько секунд, как раз пока он кусал водянистый помидор, установилась тишина, и Северус уже понадеялся, было, что девчонка просто исчезла или, по крайней мере, убежала обратно в больницу, но вместо этого услышал её грустный смех. Разве мог он после этого не взглянуть на нее?
― Это из жизненного опыта Пожирателя? ― спросила Гермиона и пристроилась рядом с ним.
Слегка наклонив голову, она заглянула ему в глаза. Снейп удивился тому, как эта девушка могла выглядеть одновременно и взрослой, и такой юной. Наверное, это из-за тёмных кругов под такими удивительно яркими глазами.
― О чем это вы? ― Северус поднял с земли смятый кусок пергамента и с безразличным видом разгладил его на коленях.
― Ну… о привычке убирать испражнения, ― Гермиона уперлась подбородком в ладони. ― Наверное, вы их во времена Пожирателей много повидали?
― Скорее, больше крови, чем блевотины, ― равнодушно заметил он, положив остатки сэндвича на середину обёртки.
― Ну да, должна была сама догадаться.
Наблюдая, как бывший преподаватель заворачивает остатки обеда в пергамент, Гермиона улыбнулась:
― Вы всегда заедаете чипсы помидорами?
― Нет, я беру их с собой на тот случай, если вдруг встречу бывшую ученицу, которая наблюёт себе на ботинки, а потом пожелает о чём-нибудь побеседовать.
― А разве чипсы не раскисают от сока? Или вы накладываете заклинание, чтобы они не размокали?
Вздохнув, он протянул ей остатки сэндвича.
― Нет уж, спасибо. Я бы не хотела, чтоб меня вывернуло ещё и на вашу обувь, профессор.
Услышав, как его назвала Грейнджер, Северус скривился в недовольной гримасе, но замечания не сделал. Вместо этого он сказал:
― Привычка сформировалась именно там.
― М? ― Гермиона снова уперлась подбородком в кулачки и уставилась на тёмно-серые тучи в небе. Лишь один яркий лучик настойчиво пробивался сквозь тяжёлые облака.
― В Хогвартсе. Не проходило и недели, чтобы кого-то не стошнило.
Гермиона рассмеялась:
― Да, я помню как Джордж и…
На мгновение повисла тишина. Затем он спросил:
― Что ты здесь делаешь, Грейнджер?
Уголки её губ чуть вздёрнулись, несмотря на то, что на глаза навернулись слезы.
― Да. Грейнджер. Так мне больше нравится. Звучит более профессионально и как-то… по-взрослому. Гораздо лучше, чем «мисс Грейнджер».
― Эх, а я то нарочно опустил «стажёр», хотел досадить тебе.
― Теряете былую хватку, профессор Снейп.
― Санитар Снейп.
Она рассмеялась, затем всхлипнула и вытерла лицо тыльной стороной руки, только сильнее размазав по щекам слёзы.
― Я раньше думала, что вы опрятный ― до того момента, когда мы с Луной попали к вам в кабинет в конце шестого курса. Помните? в ту ночь вы убили Дамлдора. В вашем кабинете тогда был жуткий беспорядок.
― Прибирать на своем столе, ― язвительно заметил Северус, всё ещё держа в руках сэндвич, ― не входило в мои планы… в тот вечер, ― он встал. ― Мой перерыв почти…
― Я не хотела, чтоб меня вывернуло посреди столовой, на глазах всех присутствующих, в первый же день практики, но я не знала, что столкнусь здесь с вами, и получилось даже ещё хуже ― меня стошнило прямо на ваших глазах, ― Гермиона виновато посмотрела на него снизу вверх. ― А что вы здесь делаете?
― Я имел в виду здесь, в Святого Мунго, а не во внутреннем дворе, ― сказал Снейп, глядя на мусорный контейнер. Интересно, он сможет закинуть в него сэндвич с того места, где стоит.
― Так это внутренний двор? Но-о-о… тогда здесь должны быть фонтаны и клумбы, а это больше похоже на какой-то тупик.
― В тупике не так просторно, и практически не видно неба.
― Что бы это ни было, я просто хотела сбежать. Спрятаться.
― Как это по-взрослому, мисс Грейнджер. Вам сколько? Двадцать два? Двадцать три? Вы старше остальных стажёров лет на пять, и вы их боитесь?! Куда подевалась ваша хвалёная гриффиндорская храбрость?
― Вы что, уже не читаете «Ежедневный пророк»? Теперь я совсем другая. Я целый год шлялась по всему миру, разбила сердце Рональду Уизли… или себе ― это зависит от того какая редакция вам попадалась. Затем я потратила два с половиной года на магическую юриспруденцию, но меня уволили за очевидную некомпетентность. После этого я успела поработать ещё и в отделе по связи с магглами, но и оттуда ушла довольно скоро, не дав Артуру возможности меня рассчитать.
― Я не читаю прессы и уж тем более не слежу за каждым вашим шагом, ― сказал Северус, подмечая, как два голубя клюют крошки возле мусорного контейнера. Он разжал кулак, и кусочки хлеба, размокшие в томатном соке, посыпались на землю. ― Но должен признаться, я удивлён.
― А я не удивлена, что вы удивлены, ― Гермиона поднялась на ноги. ― Все были удивлены ― думали, что к этому времени я буду уже на полпути к министерскому креслу.
― О-о-о, я удивлён вовсе не твоей некомпетентностью, Грейнджер. Я потрясён тем, что тебя за это уволили! В Министерстве сидят бюрократы куда глупее тебя.
― Это комплимент? ― спросила она улыбнувшись.
Северус разломил сэндвич и вместе с бумагой бросил голубям. Те, громко захлопав крыльями, сорвались с места и тут же приземлились возле угощения.
― Это может им повредить, ― заметила Гермиона, наблюдая за пиршеством птиц.
Снейп, не удержавшись, улыбнулся.
― До сих пор убеждена, что точно знаешь, кому что надо? Рад видеть, Грейнджер, что поражения не обуздали твою самоуверенность.
Башенные часы пробили один раз.
― Если не хочешь, чтобы тебя снова уволили, ― сказал Северус, повернувшись к дверям больницы, ― поторопись.
― Я вовсе не собираюсь возвращаться, ― ответила Гермиона, по-прежнему наблюдая за голубями. ― Придти сюда было ошибкой. Просто Джинни сказала, что из меня мог бы получиться хороший… Но у меня ничего не выйдет ― не могу больше собраться с силами, не могу… Я не знаю. Со мной что-то не так, ― девушка грустно рассмеялась. ― Наверное, мне место среди ваших пациентов.
Северус смотрел на её затылок. Пушинки со стажёрской мантии зацепились за каштановые пряди…
― А ведь так было всегда, правда?
― Что? ― спросила девушка, взглянув на него через плечо. ― Что было всегда?
― Самая умная ведьма в классе, идеальные ТРИТОНы, способность сходу запомнить любое заклинание из книги… но стоит лишь столкнуться даже с сáмой слабой болью, с малюсенькой проблемкой, кусочком реальной жизни ― и полное поражение.
― Да пошёл ты! ― Гермиона развернулась на каблуках и направилась к входной двери, затем остановилась. ― Вы не ответили на мой вопрос. Почему вы здесь, господин директор?
― Потому что вы с Лонгботтомом были слишком глупы и упрямы, чтобы дать мне умереть, ― сказал Снейп и прошествовал мимо неё.
Когда Северус вернулся в палату, медиковедьма Кроули холодно заметила:
― Ты опоздал, Снейп.
"Ты опоздал! Ты опоздал! Ты опоздал!" ― запели несколько больных.
― О, нет! ― воскликнул Локхарт, наряженный в любимую лиловую мантию. ― Так не пойдёт! Вы все фальшивите! ― он забрался на кровать и начал размахивать пером, словно дирижёрской палочкой.
Хотя хор так и не попадал в ноты, Снейпа эта какофония успокаивала. К четырнадцатому «ты опоздал » он уже не мог припомнить гóлоса девчонки Грейнджер.
* * *
Она не видела его уже несколько месяцев ― занятия, клиника, дежурства в соседних отделениях… Каждый день за обедом она была вынуждена сидеть за столом с другими стажёрами, заставляя себя вникать в одержимую болтовню об отметках, старших инструкторах, слушая сплетни о том, кто с кем идёт на свидание в пятницу…
― Так что ты выбрала, Гермиона?
― М? ― девушка посмотрела на Дженис… или её зовут Джоселин? Что-то на «Дж». ― Э-э-эм… Я буду салат, ― сказала она, кивнув на тарелку с латуком.
Сидящие рядом стажёры обменялись ехидными взглядами, некоторые захихикали.
― Я спрашиваю, ― пояснила Дж-девушка, ― где ты собираешься остаться на дальнейшую стажировку?
― О-о-о…Что ж, я тут подумала, может…
― Ведь в Отделе Травм от рукотворных предметов мало свободных мест, так что конкурс будет серьёзный.
Гермиона внимательно посмотрела на своих сокурсников. Она удивилась тому, что с трудом скрывает волнение, и небезосновательно подозревала, что мимика предательски выдаёт её душевное состояние.
― Я подумала, может… сорок девятая?..
Ещё больше недоумевающих взглядов и смешков.
― Палата Пия Толстоватого? ― изумился один из соседей (Джон? Джаспер? У них что, у всех имена начинались с «Дж»?) — Там же никакой перспективы ― все случаи безнадёжны! Тем более туда вообще вряд ли требуются целители.
― А я считаю, это благородно, ― заявила Дженис/Джоселин и перевела разговор на более занимательную и спорную тему ― о сексуальной ориентации Бэбкок.
Гермиона почувствовала усиливающуюся тошноту и подкрадывающееся состояние ужаса. Она отодвинула стул и побежала к мусорному контейнеру во дворе. Слава богу, в этот раз никто кроме голубей не стал свидетелем её позора. Затем она шёпотом известила птиц, что, несмотря на большой конкурс, она получит место в Отделе Травм от рукотворных предметов, потому что она ещё способна доказать всем, кто здесь лучшая ученица курса, будь они прокляты! А завтра на обед она возьмет всё что угодно, только не салат, потому что она устала каждый раз любоваться на то, что незадолго до этого проглотила.
* * *
Двадцать пять часов спустя Гермиона сидела напротив Бэбкок.
― Я хотела бы остановиться на специальности «Повреждения от заклятий», мэм, если можно… меня привлекает сорок девятая.
Бэбкок улыбнулась:
― Как благородно. Случай с твоими родителями повлиял на-а-а…
― …Нет, мэм, ― оборвала её девушка, ― про благородство я уже слышала.
― Стажёр, перед тем как вы вернётесь в клинику, я хочу вам кое-что сказать.
Гермиона с воодушевлением посмотрела на своего куратора. Может, Бэбкок подумала над её предложением заняться в дополнение к практике безвозмездными исследованиями?
― Дорогуша, у тебя салат застрял в зубах.
21.10.2010 Глава 2. Подход
— Обычно стажёры опасаются более глубоко вникать в повреждения нанесённые заклинаниями, — сказала медиковедьма, и её слова ворвались из коридора в палату гулким эхом.
— Да, я уже от многих слышала.
Снейп нахмурился, узнав голос Грейнджер. Конечно, он был предупреждён о её приходе, но всё ещё тайно надеялся, что она передумает.
— Послушай, буду с тобой откровенна, — в палате голос Кроули зазвучал громче.
— Фрэнк — это я[1].
Снейп посмотрел на мужчину, которого купал:
— Правильно.
— Целитель Бэбкок кое-что рассказала о тебе, стажёр Грейнджер. Знаю, ты не одобряешь наших методов работы, но если ты полагаешь, что своим приходом спасёшь нас от самих себя…
— Я здесь чтобы учиться.
Снейп не выдержал и, подняв голову, посмотрел на молодую ведьму. Та стояла к нему спиной посреди палаты, «рýки в бóки». Покачав головой, мужчина пробормотал:
— Глупышка.
— Ты любишь глупых, — улыбнувшись ему, сказал Фрэнк.
Губы Снейпа скривились в усмешке, когда больной взял мочалку и, окунув её в грязную воду, выжал у себя над головой.
* * *
В течение нескольких недель они, практически, не разговаривали. Но Кроули поставила работать их в пару и объяснила:
— Вы тут, ребята, единственные толковые.
Гермиона не очень-то в это верила, пока не познакомилась с другими сотрудниками палаты. Гибсон мог бы быть вполне сносным санитаром, если бы хоть раз пришёл на смену трезвым. Янси была достаточно компетентна, но оказалась полным сквибом, как Филч, и её раздражительность перевешивала всю приносимую ею пользу. Кроули была единственной медиковедьмой в палате в дневную смену, и потому ей приходилось без конца бегать от одной кровати к другой, накладывая заживляющие заклятия и назначая зелья, от которых больные либо впадали в сон, либо кричали как баншú. Целитель Ноттингхэм был занят, в основном, в отделе травм от рукотворных предметов и появлялся только по вторникам.
Поэтому да, Гермиона понимала, что сорок девятая — это тупик, по крайней мере, в магической медицине. Зато она научилась кормить Роберту, которая полагала, что её рот — это ухо, а левое ухо — её рот (правого уха у неё не было). Теперь Гермиона стала мастером, владеющим секретом, как привести Эдди из ванной сразу в кровать (вальсировать до самой постели, в то время как его пенис болтается в такт шагам, а затем, пока больной кланяется, одеть ему через голову рубашку).
В особенно спокойные дни Кроули учила молодую ведьму некоторым полезным заклинаниям, а на пятнадцатый день работы Гермиона заметила, как Снейп скармливает Элис Лонгботтом зелье цвета пареного шпината.
— Что вы ей только что дали? — спросила она, выходя за ним следом в обеденный перерыв.
Северус лишь ускорил шаг, завернул за угол и исчез. Гермиона не нашла его ни возле мусорного контейнера во внутреннем дворе, ни в столовой, так что она отнесла свой салат в палату и поделилась им с Локхартом, который обожал редис почти так же, как самого себя.
* * *
— Я тут подумала… — сказала Грейнджер Снейпу спустя несколько дней, вытирая шваброй мочу с пола.
Северус хотел напомнить ей, что это не её дело, что она как стажёр должна помогать Кроули или целителю Ноттингхэму, изучая искусство ведéния документации, но она уже схватила ведро и нацепила длинные жёлтые перчатки. Впрочем, ему нравилось и то, как её хвостик раскачивается из стороны в сторону, и то, как она слегка краснеет, орудуя «лентяйкой»[2].
— Я тебе ничего не скажу, — буркнул Снейп, макая швабру в ведро с водой.
— Да я не о зелье, — закатила глаза Гермиона.
— И почему я тебе не верю?
— Смотрите, смотрите, они танцуют! — взволнованно закричал Эдди, указывая на них нормальной рукой. Другая была не то чтобы ненормальной… это вообще не было рукой. Заклятие повредило не только разуму пациента, но и превратило его левую руку в бубен, который годился, чтоб отбивать ритм, но был совершенно бесполезен, когда надо было указывать на людей, танцующих со швабрами.
Элис кинула в них обёрткой от жвачки, а Фрэнк запел.
— Может быть, потому что вы упёртый осёл? — сказала Грейнджер, вытянула из волос фантик и вернула его обратно Элис.
— Потому что в течение нескольких дней ты только об этом и говоришь.
— Неправда. Я спрашивала вас про более подходящее слабительное для Фрэнка.
— Ах да. Извини. Забыл об этой увлекательной беседе.
— Дай покажу, — сказал Локхарт, и подойдя к Снейпу, отобрал у санитара швабру. — Двигаться следует грациозно, как я.
Несколько секунд все были вынуждены наблюдать, как бывший преподаватель ЗОТИ вальсировал в обнимку с «лентяйкой». Он постоянно поскальзывался то здесь, то там и оставлял на старом потрескавшемся кафеле грязные следы, пока не натоптал по всему полу. Эдди сопровождал его танец отрывистыми ударами бубна.
— Нет, я об этом… об уборке, — сказала Гермиона, следуя за Локхартом и пытаясь подтереть следы его грациозного выступления.
Снейп пожалел, что промолчал раньше, и нахмурился.
— Ты не обязана это делать, стажёр.
— Да я не конкретно об этом. Просто… грязь-то всё равно остаётся, вот я и подумала…
Вдруг раздался жуткий треск в конце палаты, и Снейп ещё в течение получаса не узнал, о чём подумала Гермиона. Им пришлось уложить Роберту в кровать и собрать, наверное, тысяч десять рассыпанных по всей палате шпателей для осмотра глотки.
— А что если завтра, пока Кроули будет на обеде… — (и медиковедьма, и другие санитары обедали через час после Гермионы и Снейпа) — вы выведете всех пациентов в сад, а я в их отсутствие применю очищающие заклятья.
— Лече-е-ние… — фыркнул Снейп, но, столкнувшись с убийственным взглядом Грейнджер, тут же понял, что прокололся. — И нет! я не скажу, что давал миссис Лонгботтом.
Гермиона улыбнулась.
— Мне нравится, что вы называете её «миссис Лонгботтом».
— А мне нравится, когда ты молчишь. Твоя идея — полная ересь. Магический след может…
— Свет зажжён с помощью колдовства, — оборвала его Гермиона, — однако же он ни на что не влияет. Может быть, когда в их присутствии творится немедицинская магия…
— Мне кажется, — ухмыльнулся Северус, — ты просто пытаешься облегчить себе жизнь. О-о-о! разве не чудесно будет провести полчаса в блаженном одиночестве, пока Снейп гоняется по саду за полоумными!
— Тогда я выведу их, а вы уберёте, о великий мученик!
Но тут вдруг вскрикнул Эдди, затем вернулась с обеда Кроули, и тема заглохла.
Однако выходя в тот вечер из палаты вместе с Грейнджер, Северус не преминул напомнить:
— Кроули запретила тебе спасать нас… то есть их.
— А я и не спасаю! Я просто пытаюсь сделать всё более… — Гермиона вздохнула и неопределённо повела плечами.
Они молча дошли до границы, откуда можно было аппарировать. Вокруг них то появлялись, то исчезали маги и волшебницы в зелёных, красных, серых и белых мантиях.
— В конце концов, я же не могу тебя удержать и не выпустить вместе с ними в сад, верно? — сказал Снейп и исчез.
* * *
Гермиона особенно гордилась тем фактом, что Кроули понадобилось целых трое суток, чтобы раскусить их. В первый день прогулка закончилась тем, что Локхарт в течение получаса назойливо уговаривал всех подряд приобрести книги с его автобиографией. Она боялась, что кто-то будет жаловаться… если не пациенты других отделений, то уж точно их родственники, которым вряд ли понравится, что их близким приходится проводить драгоценные мгновения на свежем воздухе в попытке ускользнуть от страдающего амнезией самовлюблённого Нарцисса.
Но оказалось, что всех пробрала жалость к прибывшим из палаты Пия Толстоватого, и не только к пациентам, а в первую очередь к ней, к Гермионе, которая гонялась по кустам и вокруг деревьев за своими подопечными. Странно, но за эти дни она стала гораздо сильнее ценить сочувствие окружающих.
— Послушай, — сказала Кроули, пригласив Гермиону в свой кабинет. — Не то чтобы я не испытывала сострадания... Знаю, прогулка в солнечный денёк — это замечательно.
На секунду Гермиона зажмурилась: и почему она не подумала о том, что Кроули может взбрести в голову подышать в обеденный перерыв свежим весенним воздухом?
— Ты, должно быть, решила, что я бессердечная, но правила в этой палате существуют неспроста.
— Я вовсе не считаю вас бессердечной, — (Гермиона действительно так не думала. Два месяца в палате уничтожили всякую способность по-прежнему судить о ком-либо. Особенно о Снейпе, который, казалось, смущал её с каждым днем всё больше) — но вы, наверняка, заметили, как всё изменилось, правда?
…Трещины на кафеле, практически, исчезли, облезлая серая краска на стенах преобразилась в ярко-жёлтую. Постель стала чистой и хрустящей, а воздух необыкновенно свежим — чудесная смена стойким запахам мочú и чистящих средств, ранее витавшим в палате.
— Да, — улыбнулась Кроули, — никогда не думала, что Снейп так хорошо владеет бытовыми заклинаниями. Но если Правление больницы узнает, то эти ваши ежедневные прогулки обернутся крупной проблемой… И без того уже ходят слухи о закрытии сорок девятой.
— Как?! А что же будет с пациентами?
— После Войны открылось несколько частных клиник. Возможно, там им будет лучше… На природе, с должным уходом…
— Но у Эдди нет средств, не так ли? А Роберта? Возможно, у Локхарта есть выручка от продаж, и Невилл, скорее всего, сможет обеспечить своих родителей, но остальные… Это несправедливо!
Кроули пожала плечами.
— Но Святого Мунго не предполагает дальнейшего развития в этом направлении. После войны…
…После войны. Сколько раз они произносили эти слова, застрявши там, в лесу — она, Рон и Гарри?..
— Только представьте себе как изменится мир! — с восторгом говорила она тогда снисходительно улыбающимся мальчикам. — Представьте весь этот прогресс!
Отлично! теперь они меняли мир. Волдеморт мёртв! И стали они жить-поживать, добра наживать!
— Как вы не понимаете, — однажды сказала её начальник в Департаменте магического правопорядка, — ваше частое отсутствие на работе, и все ваши… прискорбные ошибки стоят на пути нашего движения вперёд. Ничего личного, мисс Грейнджер, но боюсь, ради прогресса…
О да, представьте себе этот прогресс!
— Вы, наверное, не понимаете, стажёр? — сказала Кроули и нахмурилась, что, по-видимому, означало беспокойство.
Гермиона почти видела своё отражение в глазах пожилой чародейки: сутулившаяся бледная девушка, с «вороньим гнездом» на голове и лихорадочно горящими глазами.
Кап, кап, кап… Пот стекал по рёбрам, желудок свело в спазме.
Гермиона выскочила из кабинета начальницы и её тут же стошнило в ванну, которую Янси готовила для Роберты.
— Какого чёрта?! Я не собираюсь ещё и за тобой убирать! — взревела она и выбежала из палаты.
Гермиона сползла на пол. Роберта присела рядом с ней, и они вместе смотрели, как в наполовину наполненной ванне по поверхности воды плавают оранжевые кусочки (в сегодняшнем салате было больше моркови, чем обычно).
— Ну-ка, потихоньку… — мягко сказал Снейп, аккуратно поднимая Роберту на ноги и укладывая в постель.
Глядя на грязную воду, Гермиона подумала: её он тоже так поднимет?.. В этот самый момент что-то мягко шлёпнуло её по затылку.
— Вставай, — сказал Северус.
Гермиона не отреагировала, тогда в ход снова пошла губка.
— У нас ещё много дел. Эдди обмочился в кровати. Ты же знаешь, как он обожает блевотину.
Вздохнув, Гермиона поднялась на ноги.
— Как и все мы.
* * *
На самом деле его это совсем не интересовало, но в тот день в палате было до необычного спокойно, и вопрос возник сам собой, так что Снейп не успел себя остановить.
— Что со мной не так? — нахмурившись, повторила она его вопрос. — А вам какое дело?
— Никакого. Просто мне скучно.
— Тогда хочу спросить, что с вами не так? — она демонстративно повернулась к нему спиной, и начала складывать в шкаф постельное бельё.
Снейп передал ей подушку.
— Я таким родился.
— В этом я не сомневаюсь. Хватит подушек, простыни не поместятся.
— А с тобой, несомненно, всё по-другому.
— Вы так считаете? Откуда вы знаете, может, я всю жизнь только и делала, что блевала на других людей?
— Ладно, Грейнджер, забудь.
— Я расскажу… если расскажете про зелье.
— Поверь мне, — хмыкнул он, накинув на неё простыть так, что теперь она выглядела как маггловский ребёнок, наряженный привидением. — Это неравноценный обмен.
— Тошнота обычно сопровождает приступы паники. По крайней мере, так мне сказали, — Гермиона сердито взглянула на него из-под простыни.
— Сказали?..
Она аккуратно сложила очередную простынь и отчетливо, с расстановкой проговорила:
— Однажды я ходила к маггловскому психотерапевту. Это была идея Гарри.
— Простыни закончились.
— Тогда давайте полотенца. Знаете, Гарри иногда спрашивает про вас.
— О-о-о, уверен, вы с ним недурно развлекаетесь, обсуждая сальноволосого мерзавца.
Грейнджер взяла полотенце из стопки, которую держал Снейп, и шмякнула санитара по макушке.
— Вы ещё хуже Локхарта, вы об этом знаете? Думаете, нам больше заняться нечем, кроме как вас обсуждать?
— А что думает мисс Уизли по поводу вашей с Поттером ежевечерней задушевной болтовни?
Гермиона попыталась засунуть дюжину полотенец на полку, предназначенную лишь для десятка. Стопка перевернулась и упала на пол.
— Теперь уже миссис Поттер и, думаю, она не против, так как сама предложила мне остаться с ними в Годриковой Лощине.
Снейп смотрел, как девушка, наклонясь, собирала полотенца. В этот раз она сначала убрала восемь, а девятое добавила сверху.
— Ещё одно поместится.
— Вот сами и положите, — огрызнулась Гермиона и швырнула в него остальные полотенца.
Когда она метнулась в сторону двери, Северус почувствовал еле уловимый запах её шампуня. И только после того, как она спросила: «что?!», он понял, что пялится на неё.
— У тебя на голове бардак, — сказал он, отвернувшись к полкам.
Десять полотенец в идеальной стопке.
— Кто бы говорил! — усмехнулась девчонка, и он почувствовал на шее её дыхание.
* * *
В три часа пополудни Невилл Лонгботтом вошёл в палату Пия Толстоватого. Кроули встречала его у дверей, а Гермиона поспешила к кроватям Фрэнка и Элис, — Снейп как раз стирал тёмно-зелёную каплю с её губ.
Столкнувшись с пытливым взглядом Грейнджер, он тут же отвернулся.
— Миссис Лонгботтом, ваш сын Невилл здесь.
— Гермиона, ты?!
Она обернулась и увидела, как к ним, улыбаясь, подходит Невилл.
— Профессор Лонгботтом! — Гермиона протянула руку.
Но Невилл не пожал её, вместо этого он крепко обнял девушку.
— К чему формальности, Гермиона?! Я так рад тебя видеть! Я слышал, что ты здесь работаешь, но ещё ни разу не встретил. Обычно я прихожу в ночную смену, после занятий. А сегодня решил в перерыв заскочить… Надо будет как-нибудь встретиться, пропустить по стаканчику.
— Звучит отлично! Ладно, не буду вас отвлекать, — сказала Гермиона, отступая в сторону.
Невилл глянул на Снейпа, приветственно кивнул и сел на стул между кроватями родителей.
Только Гермиона собралась задёрнуть занавеску, дабы отгородить семью от остальных обитателей палаты, как вдруг Элис сказала:
— Здравствуй, Невилл, мой сын! Как поживаешь?
Всё — и суета, и движение по обычно шумной палате — всё, казалось, замерло.
— Мама? — прошептал Невилл. — Мама! Ты вспомнила, как меня зовут?
Она улыбнулась и протянула ему дюжину фантиков, сложенных в форме цветка.
Снейп подтолкнул Грейнджер, закрыл занавеску и, обернувшись к девушке, прошипел:
— Ничего не спрашивай!
Гермиона смотрела, как он торопливо удаляется.
— Должно быть, это всё благодаря тебе! — сказал ей Невилл, когда оба они спустя полчаса стояли на выходе из палаты. — Последние несколько месяцев до твоего прихода им становилось всё хуже и хуже.
— Это не я,— покачала головой Гермиона, — это…
— Мадам Кроули! — Невилл подозвал пожилую волшебницу, которая сидела в нескольких футах от них, рядом с Эдди. — Вы видели, какого прогресса добилась Гермиона с моими родителями?
— Я же вам говорила, профессор, она для нашей палаты словно благословение. Правда, Эдди?
1. Frank (англ.) — откровенный, искренний (игра слов, прим. пер.)
2. «Лентяйка» (просторечное) — то же, что и швабра.
06.11.2010 Глава 3. Лечение
Это только от скуки, сказал он себе, поджидая её возле границы аппарации у Святого Мунго. Всего лишь скука и эгоизм — он эдаким манером просто убивает, грубо говоря, одним махом двух зайцев, вот и всё.
— Я просто так не сдамся, — выпалила она, отдуваясь после погони за ним. — Я хочу знать, почему вы не говорите Невиллу…
— Ради бога, помолчи, — он взял её за локоть.
Как только его пальцы коснулись накрахмаленной женской мантии, он замешкался и посмотрел ей в глаза, будто ожидая, что она тут же прищурится и отшатнётся, но вместо этого девчонка прижалась к нему и ухватила его за другую руку.
— Ни за что!
— В таком случае есть риск, что нас обоих расщепит!
Её глаза распахнулись ещё шире, губы сжались в тонкую линию, и… вопреки всем ожиданиям, она еще крепче вцепилась в него. Через пáру мгновений они, окутанные полумраком, приземлились лондонской окраине, и Снейп, который не проводил двойной аппарации вот уже… — да ни разу в жизни! — выставил ладони в стороны и упёрся в кирпичные стены, чтобы не упасть.
— Здравствуй, летающий человек!
Он, скорее, почувствовал, чем увидел, как Грейнджер, услышав голос незнакомца, стремительно выхватила волшебную палочку.
— Спрячь, — прошептал Северус, прежде чем обернуться к говорившему: — Добрый вечер… Ричард?
— Какой к чёрту… — начала, было, Гермиона.
— О-о-о, в этот раз ты привел с собой летающую подругу!
Когда глаза Северуса привыкли к темноте, он окончательно признал свернувшегося клубочком возле стены бомжа.
— Забудь о ней, Ричард, — сказал он, кинув бедолаге маггловскую монетку.
— О! Я уже ни о ком не помню! — просиял тот.
Снейп положил ладонь Гермионе на поясницу и подтолкнул её вперед.
— Где мы? — девушка оглянулась на Ричарда. — А вам не кажется, что мы должны…
— Вот, Грейнджер, знакомься, это и есть тупик.
— Точно, не внутренний дворик, — улыбнулась Гермиона. — И часто вы аппарируете по лондонским закоулкам на глазах у бездомных магглов? — спросила она, пока они шли по грязной, мощёной булыжником улице.
— Идём быстрее, — сказал он, увлекая её на холм, — пока я не передумал.
— Это паб? — они проходили под вывеской, держащейся на одной петле. — Подождите.
Он остановился.
— Непременно сейчас? Ты что, голодна?
— Ну-у-у… я подумала про Ричарда, или как там его… Это ведь было неправильно — просто дать ему деньги, верно? Он же, скорее всего, потратит их на выпивку, а не на еду, а вот если мы сами купим ему полноценную…
— Ты просто охрененно невероятна, — проворчал он, в этот раз без колебаний схватив её за руку. — Ты даже не знаешь где мы, тем не менее собираешься…
— Я так полагаю, мы идем к вам, — сказала Гермиона.
Она еле поспевала за ним, и Северус немного сбавил ход.
— Тогда зачем спрашиваешь, где мы?
— На самом деле я до сих пор этого не знаю. Мне же неизвестно, где вы живете. Но когда я увидела эти трущобы, то подумала, если уж Снейп где и живет, то…
— Позволь мне угадать, Грейнджер, — Северус скривил губы в ухмылке. — Ты живешь в одном из таких миленьких однотипных пригородных домиков с цветочками в палисаднике.
— Годрикова Лощина больше похожа на деревню, и…
— Можешь не затрудняться описанием Годриковой Лощины, — насмешливо сказал он и, снова ускорив шаг, свернул за угол, в Тупик Прядильщика, — я имел в виду место, где ты родилась.
— А! Никакого пригорода! Стильная квартира в центре Лондона. Мои родители считали…
Вдалеке послышался гудок автомобиля, следом повисла мёртвая тишина, показавшаяся Северусу чужеродной, и он замер в ожидании хоть какого-нибудь звука — кошачьей возни в мусорном баке, чьего-то пьяного вопля, очередного комментария Грейнджер, пусть даже бессмысленного… Что-то непременно должно было заполнить пустоту мгновения.
— Я всё равно считаю, что мы должны отнести Ричарду чего-нибудь поесть.
И тогда Снейп, стоя перед обшарпанной дверью своего дома, сообразил, что в первый раз после… — да впервые в жизни! — переступает собственный порог с улыбкой на лице.
* * *
Договор, который они заключили, оказался вполне приемлемым, хоть и не был сколь-нибудь выгодным или даже справедливым. И это, как ей казалось, должно было служить предупреждением. И откуда только взялось это нелепое желание проводить вечера с ним в тесной подвальной лаборатории, вместо того, чтобы расслабиться в компании друзей в Годриковой Лощине? И с какой стати она готова терпеть вонь флоббер-слизней вместо того, чтобы наслаждаться ароматом свежих цветов, которыми Джинни украшает стол? И неужели она предпочитает покупную китайскую еду домашней кухне? и овощам с собственного огорода?..
— Всё-таки мне кажется, — сказала она ему после недели совместных трудов, — что, если бы мы поделились с Невиллом результатами наших экспериментов, он бы…
— …Он был бы очень разочарован, так как ничто не-ра-бо-та-ет, — Снейп протянул руку, чтобы достать банку с перьями выскакунчика, и задел запястьем её плечо.
— Тогда чего ради вы так бьётесь над этим? И зачем попросили моей помощи? — удивилась она.
Гермиона наблюдала, как он откупоривает бутыль длинными пальцами.
— А я вовсе не просил ничьей помощи. Я лишь надеялся, что кое-кто оставит меня, наконец, в покое. И ещё… мне скучно, а за этим делом мой мозг постоянно чем-то занят.
— Чем, зельем? или мной?
Он замер и, опешив, уставился на неё.
— Почему ты ничего не делаешь?
— Я делаю — я говорю. А свою часть работы я уже выполнила. И коли ученик обогнал учителя, тут уж ничего не попишешь.
Северус склонился над котлом.
— Смеётесь надо мной! — Гермиона скрестила руки на груди. — Так знайте, я гораздо лучше разбираюсь в зельях, чем вы когда-либо осмеливались предположить.
— Какая самоуверенность! Кстати, давно тебя в последний раз тошнило?
— Верите ли, именно сейчас возникло неотвратимое желание освободить желудок.
— Замечательно, значит, ты не захочешь есть и мне больше достанется, — Снейп отложил в сторону инструмент. — Смотри только в котёл не наблюй.
Она вслед за ним поднялась из подвала и остановилась на верхней ступеньке, прикрыв глаза, когда из гостиной потянуло лёгким сквознячком. Воздух здесь был спёртый, даже немного затхлый, но — О! — неожиданная прохлада летнего вечера снизошла на землю. Гермиона подняла с шеи собранные в хвостик волосы и поприветствовала побежавшие по телу мурашки.
Она, конечно же, знала, что Северус смотрит на неё. Она, кажется, кожей чувствовала его взгляд на лице, шее, груди…
…и когда он сказал: «Лучше умойся перед ужином, не то и меня стошнит», она знала, чтó у него на уме.
Август был безветренным, дóма достигал лишь запах бежавшей поблизости реки, сырой и гнилостный. Перемешанный с ароматами карри и очередного провального зелья он отнюдь не доставлял наслаждения. Эта духота навевала мысль, что рано или поздно она может, наконец, его оставить… Одного.
Но в тот день она улыбалась чаще обычного, а на лице поблёскивали капельки пота.
— Я тут недавно кое-что прочла, — сказала она на следующий вечер после последнего прихода Лонгботтома и достала кипу бумаг из сумки: — Мне кажется, нам нужно рассмотреть…
— Думаешь, я ещё не всё перечитал? — он выхватил бумаги у неё из рук и швырнул их на пол. — Думаешь, я не разбирал каждый вариант?
— Ну мы наверняка упустили какую-нибудь мелочь! — она поддела носком туфли один из листов, тот поднялся в воздух и приземлился ему на ботинок. — Ваше последнее зелье было так близко…
— Близко? Близко к чему?! Это означает, что она опять с ним заговорила? Всего лишь так же как и в прошлый раз!
— Нет! Она вспомнила больше — вспомнила, что в этот день у него были именины…
— Ради бога, Грейнджер, неужели ты настолько глупа? — он наклонился и стал собирать бумаги. — Ты же прекрасно понимаешь, что это наше зелье… мы вовсе не пытаемся восстановить их память.
— Конечно, пытаемся! Элис говорит о Невилле то, что… — она замолкла и растерянно уставилась на Снейпа, — …что я случайно рассказала ей на прошлой неделе. Обмолвилась, что у него скоро день рождения.
— Вот именно, — сказал Северус и, протягивая ей бумаги, на секунду задержал пальцы на её запястье.
— И до этого, когда я впервые столкнулась с Невиллом в больнице, вы назвали его имя и сказали, что он её сын.
— Вот-вот.
Гермиона понурилась, и он увидел как затряслись её плечи, услышал знакомые всхлипывания… ему уже было известно, что за этим последует.
Он порывисто поднял руки в стремлении обхватить её за плечи, но тут же опустил их.
— Зелье всего лишь помогает миссис Лонгботтом сохранять немного более просветлённый разум, да и то ненадолго.
Гермиона подняла голову. С бледного лица на него смотрели покрасневшие глаза.
— Меня сейчас стошнит.
— Нет, не стошнит.
— Я думала… думала, мы вернём им воспоминания.
Она отвернулась и оперлась руками о пустой котёл.
Вздохнув, Северус подобрал пушистые волосы и придерживал их на затылке, пока её рвало. Затем, когда она разогнулась и, тяжело дыша, прислонилась к нему спиной, он достал палочку и призвал с кухни чистую влажную салфетку.
— Некоторые заклинания настолько сильны и темны, — прошептал он, вытирая её лицо, — что воспоминания не просто блокируются, они уничтожаются.
Гермиона закрыла глаза.
— Значит вы считаете… я… я применила тёмное заклинание, — захлебнулась в рыданиях девушка.
— Нет.
Гермиона развернулась к нему.
— Но они ничего не помнят, ни-че-го-шень-ки! Ни про Англию, ни про квартиру в Лондоне, ни про кота — у нас был кот ещё до Живоглота — ни про вязание или марки… Помнят лишь, что они дантисты, но ничего из того, что было для них дорого! И я не могу, то есть я пыталась, но не сумела вернуть их… Они даже моё имя произносят на австралийский манер, будто на чужом языке, словно никогда его и не слышали, словно…
Она резко повернулась к котлу и её рвало до тех пор, пока она не начала хрипеть.
Ещё одна прохладная салфетка.
— Ты позабыла всё, чему я учил вас на ЗОТИ в тот год! Ты вообще хоть что-нибудь помнишь, Гермиона Грейнджер? — спросил он.
Девушка взяла салфетку и приложила её к лицу. Какое-то время она молчала, затем из-под лоскута послышались глухие слова:
— Тёмная магия нуждается в тёмных намерениях.
Он нежно развернул её к себе лицом.
— Так ты наклáдывала тёмную магию?
Гермиона опустила салфетку.
— Нет, не наклáдывала, — она подняла глаза на Северуса. — Так же как и вы в ту ночь на башне.
* * *
В тот вечер, когда работа над зельем для прояснения сознания была закончена, Гермиона принесла с собой бутылку вина. На самом деле ничего революционного они не совершили. Но таких результатов ещё никто и никогда не добивался. Потому в этот раз требовалось нечто бóльшее, чем банальная китайская кухня.
— Я вообще-то не люблю вино, — призналась она, пытаясь откупорить бутылку. Колдовская помощь при этом была решительно отвергнута: — Нет, не надо магии. Хочу, чтобы всё было «чистым».
— Как и палата, — фыркнул он.
Гермиона рассмеялась, вытянув почти всю пробку — часть её всё же раскрошилась.
— Да, как бы я ни хотела, чтобы Кроули санкционировала уборку в магическом режиме, должна тем не менее признать, что в ручной есть что-то… не-под-дельное, — произнесла она, проталкивая остаток пробки внутрь бутылки.
— Сказала та, которая до конца дней своих будет убираться с помощью чар.
Гермиона поставила бутылку на стол.
— Но вы ведь тоже не помышляете о пожизненной карьере санитара, не так ли?
— Ты собираешься вино разливать или как?
— Вы когда-нибудь думали…
— Отлично, я принесу бокалы, — проигнорировав её разглагольствования, Снейп направился к буфету.
Девушка наблюдала, как он тянется к верхней полке. Манжет рубашки немного опустился, обнажив руку с редкими тёмными волосами.
— Я хотела сказать, неужели вы никогда не рассматривали…
Снейп уже вернулся к столу.
— Пыльные, — он подул на бокалы.
Гермиона чихнула.
— Я слышала, что пыль и вино неплохо дополняют друг друга. Давайте, я налью.
— После того, что ты сотворила с пробкой? Ни в жизнь! Лучше займись едой.
Гермиона знала, где в этом доме находится вся утварь, и быстро накрыла стол на двоих.
Когда, сидя напортив него, она наблюдала, как крепко и вместе с тем бережно тонкие пальцы сжимают ножку фужера, она уже знала, чем рискует.
Но не могла этому противиться.
— Иногда, особенно после вечера, проведенного в лаборатории, меня посещает мысль, что, возможно, мне была уготована деятельность исследователя, и если это действительно так, то вам и подавно…
Северус со стуком поставил бокал.
— Уже откидываешь в сторону карьеру целителя, да?
— Нет! Не обязательно! Но бывает, задумываюсь… сомневаюсь, что смогу стать настоящим врачом. А уж вы-то точно не должны застревать в больнице. Подтирать…
— Тебе следовало бы просто уйти в первый же день, сбежать, как ты и грозилась во внутреннем дворике.
— Вы бы остались довольны, не так ли?
Северус нахмурился.
— А ты как думаешь, Грейнджер?
— Не то чтобы мне не нравилась профессия целителя, — Гермиона вздохнула. — Просто… мне кажется, у меня не слишком хорошо получается. Я не так проворна, как Кроули, не так грамотна, как Ноттингхем, и не всегда могу найти подход к больному так же легко, как это получается у вас.
— Считаешь, это причина, чтобы всё бросить? Да ты и проработала-то там всего… чуть больше полугода? Думаешь, Кроули была намного шустрее после шести месяцев стажировки?
— Слушайте, я вовсе не собиралась говорить о себе. Я хотела сказать, что вы…
— Нет, — отрезал Снейп и сосредоточился на еде.
— Но мы же можем опубликовать наши исследования! Вы, безусловно, будете главным автором, поскольку выполнили львиную долю работы, а я, если бы мне было позволено, могла бы набросать черновик, и тогда мы…
— Нет.
— Но…
Снейп оторвал взгляд от тарелки.
— Я сказал нет. Я доволен тем, что у меня есть, Грейнджер.
— Но почему?! — Гермиона взмахнула рукой, и вино выплеснулось на стол.
Они оба смотрели, как вишневого цвета жидкость растекается по поцарапанной деревянной поверхности и капает на пол.
— Возможно, — сказал он, промокая вино салфеткой, — мне просто нравится убирать за идиотами?..
Гермиона накрыла ладонью его руку, и когда их глаза встретились, она знала, что, по крайней мере, сегодня вечером эту тему поднимать уже больше не станет.
17.11.2010 Глава 4. Рецидив
Осенью в госпитале случались моменты, когда он почти не помнил каковó это, когда она льнёт к нему всем телом, извиваясь под его ласками с гибкостью куницы, забывал вкус её губ — вечером карри, а утром мяты. Может, мантия была тому виной? — бесцветная и мешковатая?
— Мне всегда казалось, — сказала она как-то вечером, кинув одежду в изножье его кровати, — что белый цвет — самый неподходящий для медицинских работников. Он такой… скучный!
В Тупике Прядильщика он временами забывал, что она не всегда будет стажёром.
— Готова к экзаменам? — спросила её Кроули однажды утром, когда они вместе зашли в палату. — Всего два месяца, и ты уже целитель!
Однако он ни на миг не забывал о зелёной склянке с зельем, хранящейся на верхней полке его лаборатории — этого она не позволяла.
— Чего мы ждём? — звучал один и тот же вопрос.
Звучал то за завтраком (он морщился, глядя как она чуть ли не наполовину разбавляет чай молоком), то за обедом (они продолжали ходить во внутренний дворик, где она теперь вместе с ним кормила голубей остатками пищи), то за ужином (он стал настолько безрассудным, что сам готовил китайскую еду).
— Вот когда Лонгботтом придёт в больницу днём, тогда мы зелье и испытаем. А до тех пор… — он неопределённо повёл плечами.
— Но Невилл не сможет вырваться из Хогвартса ещё очень долго, возможно, несколько месяцев! А как насчёт других? Мы же можем опробовать его ещё на ком-то, верно? То есть…
— Что хорошего принесёт ясность ума Эдди или Роберте? да любому из них, — ответил он Гермионе в ту ночь, когда она осталась у него в последний раз. Конечно, Северус не знал ещё, что именно эта ночь окажется последней, но он всегда помнил, что однажды она настанет. — И Локхарт, думаешь, он обрадуется, если узнает, хотя бы на один день, что он среди полоумных? Зелье только для Лонгботтома, но не для пациентов.
— Для Невилла? Но…
И тут он накрыл её губы тем поцелуем, на который был неспособен в самом начале, когда именно она первой взяла его лицо в ладони, прикоснулась к его губам своими и целовала до тех пор, пока он не застонал. Тогда весь он — и зубы, и нос — казался себе таким нескладным, и руки… руки были настолько неуклюжими… и он всякий раз отчаянно боялся, что всё закончится слишком быстро… Из-за этого страха зачастую так и случалось. Но если и было в нём что-то настоящее, так это способность быстро усваивать новые знания, поэтому к их последней ночи он уже мог обхватить её за талию и поцеловать так уверенно, что почти забывал, кто он.
— М-м-м… карри, — не отрываясь от его губ прошептала она, и до утра выбросила из головы этот разговор.
* * *
— Для Невилла? — спросила Гермиона, накидывая мантию, перед сáмым уходом на работу.
— Давай помогу, — Северус подошёл к ней сзади, чтобы застегнуть пуговицы.
— Вчера ночью, перед сном, ты сказал, что зелье для Невилла. Как это понимать?
— Чай заваривать? — спросил он вместо ответа. — Если ты будешь так копошиться, мы опоздаем.
— Чай? Да, пожалуй… Я… это ведь Долг Жизни, верно?
Она почувствовала, как его руки замерли на её шее.
— Значит, всё это лишь ради того, чтобы вернуть Долг… ему… — медленно разворачиваясь, не в силах взглянуть Снейпу в глаза, выдавила Гермиона. — А это, — взмахом руки она словно очертила пространство между ним и собою, — это… Так, выходит, ты расплачиваешься со мной?
Ни слова не говоря, Северус вышел из комнаты… Гермионе захотелось немедленно собрать свои вещи, и если Гарри с Джинни будут так любезны, что примут её обратно… если… О, боже! как давно это было — испáрина, тошнота…
Северус вернулся в комнату, зажимая в кулаке зелье.
— Вот, — сказал он, схватив её руку и впихнув ей в ладонь склянку. — Сама отдашь.
— Что?
— Я хочу, чтобы ты отдала это Невиллу. Объясни его действие, ограничения в применении, и… скажи, что это ты сварила.
Гермиона покачала головой.
— Но зелье создали мы, на самом деле ты, я не могу…
— Хочешь, опубликуй проект под своим именем… Или начни всё заново, тогда я ничего не буду тебе должен.
Гермиона наконец смогла поднять глаза, но он отвернулся.
— Но мне ты никогда ничего не был должен! Ради бога, Северус, разве мы не можем просто… И вообще, как только речь заходит о чём-то важном, ты каждый раз уходишь от разговора, от чего мне кажется…
— Так ты будешь чай или нет? — спросил он, уже стоя в дверях спиной к ней.
И Гермиона знала, что это был конец разговора, на самом деле конец вообще всех разговоров, а потому она ответила: «Нет, спасибо», — а затем шмыгнула в ванную, где её и вырвало.
Затем она упаковала свои вещи, не забыв при этом прихватить зелье.
22.11.2010 Глава 5. Выздоровление
Зимой он работал по ночам и каждое утро, уходя с работы с восходом солнца, удивлялся, отчего ему раньше не пришло в голову попроситься на ночные дежурства. У него был целый день, чтобы делать всё что хочешь (то есть ничего), да и пациенты по ночам были гораздо спокойнее (а точнее, больше напичканы седативными). Однако Северус должен был признать, что уснуть днём было довольно сложно. Теперь ему стало совсем некомфортно в своей широкой постели.
На ночь внутренний дворик запирался. В обеденный перерыв это не слишком радовало, но, с другой стороны, он мог сколько угодно бродить по госпиталю невидимой тенью. Он заходил в другие палаты (похоже, чистящие заклинания не мешают никаким иным видам магической медицины) и однажды набрел на доску объявлений.
…Высшие балы: Дженис Эббот, Джон Доттер, Гермиона Грейнджер, Джастин Салливан, Джейн Уильямс… — читал Северус, — …Неужели у всех стажёров имена начинаются с «Дж»?
* * *
Она ожидала, что Невилла разочаруют результаты действия зелья, ведь в мире нет совершенства, не так ли? — Она же не могла надеяться, что все будут чувствовать и думать так же как она? Помнится, Снейп как-то, стаскивая с неё носки, пробурчал: «Тогда, на четвёртом курсе, мисс Грейнджер, ваш ЗАД[1] пострадал только от излишней самонадеянности. Вы ведь были абсолютно уверены, что эльфы желают для себя именно того, чего вы для них желаете».
— Я просто поражен, Гермиона! — воскликнул Невилл, держа в руках склянку зелёного стекла. Он посмотрел на своих родителей, затем на девушку, и заключил её в крепкие объятья. — Восхитительно!
— Не стóит! Это не для восстановления памяти, это…
— О, я совсем не имел в виду, что поражён твоим способностям! Ведь помнишь, ты всегда спасала меня на Зельях! — Невилл рассмеялся, затем оглянулся. — Ты знаешь, что Снейп теперь работает в ночную смену?
— Дело в том, что зелье, — продолжила Гермиона, — прояснит сознание твоих родителей, они поймут, где они и что здесь делают, но только на день. Мне кажется, тебе стóит над этим подумать.
— Точно, — вздохнул Невилл. — Но всё равно ты проделала колоссальную работу. Все остальные просто игнорировали их. Правда, Кроули пытается им помочь, но большинству медперсонала Святого Мунго наплевать на этих больных. Кстати, собираешься опубликовать результаты? Ты могла бы развернуть абсолютно новое поле исследований, достигнуть результатов, благодаря которым они смогут стать самостоятельными и выбраться отсюда. Возможно, в Гербологии есть некоторые аспекты, которые смогут…
— Может быть, — натянуто улыбнулась Гермиона. — Что ж, мне пора возвращаться…
— Конечно! Я пришлю тебе сову со своими соображениями насчёт зелья, хорошо? И спасибо ещё раз! Гермиона, ты самая лучшая.
Девушка смотрела, как он разворачивается, идёт… подходит к двери…
— Невилл, подожди! — Гермиона вывела его в коридор, где привычно суетились медики. Девушка огляделась, никто не обращал на них внимания. — Зелье. На самом деле это достижение Снейпа. Он практически один его изготовил. Для тебя.
— Снейп? — Невилл моргнул. — Но-о-о… он никогда ничего не говорил! Я раньше встречал его почти каждую ночь, когда приходил навестить родителей! Неужели он считает, что из-за того, что именно он создал зелье, я не приму его?
Действительно ли Снейп так решил? Гермиона посмотрела на потрескавшийся потолок. Почему она никогда не задавалась этим вопросом?..
— Не знаю. Но это его работа. В любом случае ты должен благодарить его, а не меня.
— Но с какой стати он… — и тут в глазах Невилла мелькнула догадка. — Это всё из-за Визжащей Хижины! Долг Жизни? За то, что мы с тобой тогда спасли его, да?
— Ты до этого додумался гораздо быстрее, чем я.
— А зачем ещё Снейпу делать что-то для меня? — Невилл дёрнул плечом.
— Не знаю, — Гермиона вздохнула.
— В школе он меня терпеть не мог, — хмыкнул парень и вопросительно вскинул брови: — Так ты совсем не работала над зельем?
— Я немного помогала, но…
— Всё равно, спасибо тебе. Уверен, без тебя, оно всё-таки было бы не таким.
— Нет, это несправедливо. Снейп начал работу над снадобьем задолго до моего прихода и закончил бы её независимо от меня.
— Наверное, ты права, — Невилл развернулся, а потом оглянулся на Гермиону. — Он как-то расплатился с тобой?
— Помнишь, у меня раньше случались приступы паники?
Невилл кивнул.
— Так вóт, больше их не бывает.
— Боже мой, — поразился Невилл. — Да он, действúтельно, должен заняться медицинскими исследованиями!
* * *
В главном корпусе у каждого сотрудника есть своя почтовая ячейка, даже у любого из санитаров. Но Северус редко проверял содержимое своей, так как его зарплата переводилась прямо в Гринготтс, а в пропагандистских флаерах, которые так любит с завидной регулярностью рассылать администрация, он вовсе не нуждался. Поэтому всё, что он обнаружил, пролежало в ящике уже несколько месяцев.
«Я уверена, ты разозлишься, но ты же знаешь, я вечно стараюсь исправить неисправности».
Послание оказалось инкогнито, но Северусу не требовалось ни имени, ни знания почерка, чтобы определить, кто настрочил на обложке журнала «Целебные зелья» эту корявую фразу.
Кроме самóй журнальной статьи в почтовой ячейке нашлось больше дюжины писем от академиков и фармацевтов со всей Европы с просьбами о помощи в их исследованиях.
— Дурь какая-то, — доложил он пустой комнате, сам не понимая, кого имеет в виду — её или себя. Скорее, всё-таки её.
Он же видел девчонку однажды — в марте, поздним вечером. Она тогда задержалась в госпитале — принимала нового пациента…
…и была уже в тёмно-зелёной мантии.
— Мы устроим его с комфортом, — уверяла Гермиона женщину, мужа которой ввезли в палату на коляске.
Он утратил разум… как и обе ноги.
Он был немногословен, но любил петь.
— Ведь вы его вылечите? Правда? Он выздоровеет? — цепляясь за руку Гейнджер, бормотала женщина. — Я читала, что появилось новое зелье, которое способно восстановить его разум… хотя бы на время, чтоб мы с ним могли поговорить… пусть изредка…
Гермиона положила свободную руку на плечо волшебницы.
— Со всем уважением, миссис Винсент, но боюсь, выздоровление — неподходящее слово. Возможно, восстановление…
— Это означает, что вы его вылечите?
Грейнджер посмотрела на нового пациента. Его звали Бен.
— Вылечить его? Но, миссис Винсент, что с ним не так?
— Что с ним не так? Он же… он…
Бен начал напевать, и все в палате, тут же признав в нем родственную душу, разом подхватили.
— Он начал новую жизнь, и хоть она никогда не будет такой же как прежде, это начало!
— Значит ли это, что вы дадите ему то зелье?
— Мы сделаем всё, чтобы он оставался здоровым.
— Но зелье…
— Не думаю, что давать его сейчас вашему мужу будет разумно.
— Что ж, в таком случае, я хочу проконсультироваться с другим целителем! — выкрикнула Миссис Винсент и выскочила за дверь.
Гермиона проследила за волшебницей и встретилась взглядом с Северусом. Они смотрели друг на друга… с разных концов палаты.
— Тебе идет зелёный, — обронил он, затем повернулся к Локхарту и посадил его в ванну.
* * *
Она нежилась под слабым весенним солнцем во внутреннем дворике, когда он подошёл и сел рядом.
— Больше никаких салатов? — Северус заглянул в её чашку с супом.
— Захотелось попробовать чего-нибудь новенького.
— И как результаты? — спросил он, многозначительно посмотрев на контейнер для мусора.
— Больше не кормлю птиц. Бессмысленно выливать им остатки первого, — Гермиона посмотрела на него, такого измаявшегося, замотанного. — Что ты здесь делаешь днём? Говоря «здесь» я имею в виду тупик.
— Внутренний дворик.
— Не важно.
— Работаю. Сверхурочно.
— Ясно, — Гермиона поднялась. — Мне пора…
— Я затеял новое зелье.
— О?! — часы пробили один раз. — Прости, не могу опаздывать. Ты же знаешь, как Кроули заводится…
— Мне бы не помешала лишняя пара рук, — Северус встал перед нею, перегородив проход.
— Невилл как-то говорил, что не прочь заняться исследованиями, — безучастно откликнулась она.
Он посмотрел ей в глаза.
— Гермиона…
Девушка подняла взгляд. Ветер дул ей в спину, забрасывая волосы на лицо.
— Думаешь, я вот так вот должна взять и просто облегчить тебе… — «признание»… Она решила ни за что не произносить этого слова, — …жизнь?
Он взял её руку и поцеловал раскрывшуюся навстречу его сердцу ладонь, затем повторил то же и с другой рукой.
— Женщина, ты должна быть снисходительной. Ты же знаешь, я в этом не специалист и не сумею выразить чувства в словах… Я всего лишь угрюмый санитар с маленькой зарплатой, и… меня это устраивает.
Гермиона прильнула к нему и потерлось щекой о его щеку.
— Тебе надо побриться.
— Это означает «да»?
— А какой был вопрос? — она хитро прищурилась.
Северус не отвёл взгляда.
— Ты вернёшься?
— Но я не просто пара лишних рук?
— Нет, конечно же нет… Но что ты хочешь от меня услышать?
— То, что ты на самом деле имеешь в виду.
Он наклонился и поцеловал её.
— Вот что я хотел сказать.
— Это только начало?
— Нет, — он приподнял её подбородок и снова поцеловал, — это бóльшее, на что ты можешь рассчитывать. Ты должна смириться: я не меняюсь.
При этих словах Гермиона ухмыльнулась.
— Какая наглая ложь! — и она улыбнулась, теперь широко и открыто. — Ты уже изменился.