"Сквозь магический кристалл"

«Огурцовое» побоище

В этот вечер ничто не предвещало несчастья — была пятница, тринадцатое декабря.

Судя по количеству проверочных работ, обрушившихся на студентов Хогвартса, создавалось впечатление, что профессора решили выжать из них все соки перед рождественскими каникулами. Тех, кто сдавал зачеты в теплицах мадам Спраут, можно было очень легко выделить из разноликой детской толпы.

Во-первых, сразу же бросались в глаза их своеобразные мантии, уже потерявшие былую свежесть и обильно присыпанные плодородной землей. Ничто не спасало от этого бедствия: ни специальные плащи для работы в теплицах, ни отчаянные попытки некоторых неисправимых чистоплюев контролировать каждый жест и каждый шаг. А поэтому живописные земляные и травяные пятна на школьных мантиях стали своеобразным свидетельством пребывания в «святая святых» профессора Спраут.

Во-вторых, работавшие в теплицах распространяли в окрестностях замка весьма специфический запах. Ароматом его мог бы назвать разве только тот, кто страдает хроническим гайморитом. Остальные же, включая и несчастных носителей, иначе как вонь, его не называли. Но последние ни в чем не были виноваты, ибо навоз — он и в Хогвартсе навоз. И даже будучи драконьим, отродясь ничего другого, кроме вони, распространять не мог.

В этом же году к уже перечисленным особенностям добавилась еще одна. Ее обладателями стали шестикурсники, сдававшие зачет в экспериментальной теплице. К уже имеющимся пятнам и навозному «амбре» добавилось новое «украшение» — густая и липкая слизь изжелта-зеленого цвета. Ею были заляпаны мантии и шарфы студентов, она застыла в девичьих локонах и, подобно бездарно наложенной косметической маске, стекала с подбородков и щек шестикурсников.

Именно так помечал своих потенциальных жертв новый кошмар школьных теплиц. Это почетное звание прочно закрепилось за недавно выведенным селекционным чудом — бойцовыми огурцами. Они стали венцом трехлетней работы профессора Спраут и ее лучшего ученика Невилла Лонгботтома. Правда, каких-либо полезных свойств у этого ботанического ужаса выявить так и не удалось. Зато снайперской точности, с которой они выплевывали струю жалящей слизи, позавидовал бы любой аврор.

Шестой курс Гриффиндора и Слизерина сегодня сдавал зачет как раз в той самой теплице, где обитали растительные монстры.

Выстроив студентов перед входом в заветную дверь, мадам Спраут произнесла весьма проникновенную речь о редком даре и необыкновенном трудолюбии мистера Лонгботтома. Приближая звездный час любимого ученика, профессор поставила перед студентами задачу, показавшуюся им простой, смешной и нелепой одновременно:

— Занимаясь Гербологией шестой год, вы должны были научиться находить общий язык даже с самыми редкими и необычными растениями. Сейчас мы и проверим ваши умения на практике. Вам первым выпала честь поухаживать за бойцовыми огурцами, которые вырастил, точнее будет сказать, выпестовал мистер Лонгботтом, — слизеринцы снисходительно хмыкали, свысока поглядывая на Невилла, гриффиндорцы же с гордостью взирали на своего одноклассника и подбадривающе ему подмигивали. — Ваша задача проста: растение нужно полить и подкормить. Эта уникальная лиана питается исключительно навозом, без какой-либо примеси земли. Да, да, мистер Малфой, и не нужно делать такое недовольное лицо. Вам действительно предстоит работа с драконьим навозом. Всем хорошо известно, что корни любого другого растения обязательно бы сгорели от подобного кормления. Для наших же питомцев это основная пища. Теперь о безопасности. О том, чтобы вы не причинили ущерб огурцу, я предупреждать не буду — он сам этого никому не позволит. А вот ради вашей безопасности напомню, что пользоваться волшебными палочками в теплице строго запрещается. А теперь подойдите к лункам. В каждую посажено по одной лиане. Когда влаги и подкормки будет довольно, растение мгновенно отреагирует: его листья и плоды станут ярко-зеленого цвета. Путь каждый из вас возьмет на себя заботу об одном растении. Ну что же, мистер Лонгботтом, пора познакомить одноклассников с вашим чудом.

Щеки Невилла зарделись румянцем. Явно смущенный, он открыл дверь теплицы и осипшим от волнения голосом произнес:

— Добро пожаловать в гости к бойцовым огурцам!

Окрыленные перспективой получить зачет без особых усилий, шестикурсники буквально ввалились в теплицу. Каждый раз они не переставали удивляться, когда сталкивались с магическим расширением пространства. Небольшая снаружи теплица изнутри выглядела совершенно иначе. Размеры ее увеличились настолько, что, казалось, будто ребята попали в настоящий сад. Их взору предстала почти идиллическая картина. Словно готические изваяния, длинные лианы устремились вверх, туда, где толстая стеклянная крыша преграждала путь пугливым лучам зимнего солнца. Сама лиана была настолько мощной, что подпорки ей просто не требовались. Многочисленные листья, по форме напоминавшие детскую ладошку, прикрывали увесистые плоды. Где-то там, за стеклянными стенами, хозяйничала зима: дули пронизывающие ветры и лежал пушистый снег. Здесь же царило вечное лето. Все было так спокойно и безмятежно, что становилось просто непонятно, почему эти безобидные плоды нарекли таким грозным именем.

Облачившись в специальные плащи, студенты разбрелись по просторной теплице. Первый же беглый осмотр резко поубавил господствовавшую до этого эйфорию. Обреченные вздохи девушек и пока еще сдержанные ругательства молодых людей дали явно понять, что получить зачет будет значительно сложней. А дело было в том, что при ближайшем рассмотрении создавалось впечатление, будто новое чудо селекции уже не меньше месяца держат на какой-то зверской диете, напрочь лишив его пищи и воды. Об этом явно свидетельствовал коричневатый цвет листьев и плодов. Вернуть им необходимый зеленый стало казаться утопией.

Правда, единственное питательное вещество, признаваемое профессором Спраут, действительно творило чудеса. Живописная гора неиссякаемых отходов от румынских драконов сейчас возвышалась в центре теплицы, вызывая ужас своими размерами и рвотные позывы своим запахом. Сначала такое количество заготовленного лакомства для бой-огурцов породило недоумение, которое мгновенно сменилось полным пониманием и одобрением, когда шестикурсники оценили размеры лунок. Назвав их так, профессор Спраут явно кривила душой. Дело в том, что эти углубления по своему объему больше напоминали воронки от разрывов маггловских снарядов. Да и корни экспериментальных лиан по размерам не уступали их далеким южноамериканским собратьям, произрастающим на воле в амазонской сельве. Сложив в своих головах размер «лунок» и вечную, неутолимую жажду диковинных лиан, хогвартские горе-ботаники заметно приуныли.

Но, как говорится, глаза боятся, а руки… А рукам все равно придется ворочать бесценные дары румынского экспорта. И работа закипела. Пользование волшебными палочками в теплицах было под строжайшим запретом, поэтому гриффиндорцы и слизеринцы превратились на время зачета в ассенизаторов и водовозов.

Два часа спустя шестикурсники устало стирали пот, ручьями бегущий по их раскрасневшимся лицам. Навозный Эверест постепенно таял, лунки исправно наполнялись животворящей смесью, изрядно приправленной постепенно крепчающими проклятиями и ругательствами одуревших студентов. И когда у абсолютно измученных шестикурсников одновременно закончились силы и терпение, когда работа подошла к заслуженному финалу и вот-вот все должно было закончиться, собственно, все и началось…

* * *

Получившие все необходимое, ухоженные и политые, бой-огурцы, подобно хамелеонам, быстро избавились от напугавшего всех коричневого цвета, сменив его на ярко-зеленый. И сейчас эти изумрудные красавцы купались в солнечных лучах, радуя глаз обессиленных студентов. Кто-то в шутку предложил поужинать прямо в теплице, намекая на спасенные огурцы, ставшие весьма аппетитными на вид. Кто-то добродушно посмеивался над Невиллом, советуя тому тщательней подбирать названия новым растениям, чтобы впредь избежать конфуза, как с этими миролюбивыми питомцами.

Но идиллическая картина изменилась в тот самый миг, когда группа слизеринцев первой попыталась покинуть теплицу. Готический мираж исчез, как по мановению волшебной палочки. Все лианы сейчас извивались над землей, их гибкие тела напоминали непрерывно движущихся змей в период весеннего спаривания. Причудливые листья стали больше походить на крепкие щиты, а еще минуту назад изумрудные и гладкие огурчики раздулись и обрели форму темно-зеленых шаров, усеянных острыми шипами. Путь к отступлению был буквально отрезан.

Растерянные ребята сбились в тесную кучку в самом центре теплицы. Они с ужасом наблюдали за внезапно изменившимися питомцами. На фоне всеобщей растерянности особенно нелепой выглядела безумная радость на лицах создателей этого загадочного растения. Возникало ощущение, что в поведении экспериментальных овощей ничего особенного не происходило. Скорее наоборот, что-то похожее от них и ожидалось, поэтому режиссеры сегодняшнего представления были просто счастливы. Обычно всегда сдержанный Невилл сейчас кричал от восторга:

— Получилось! У нас получилось, профессор! Первая мыслящая лиана! Посмотрите, она их не выпускает из теплицы! Поверить не могу!

Юношу буквально распирало от нахлынувших чувств. Профессор Спраут выглядела не менее счастливой:

— Конечно, получилось! А иначе и быть не могло! Столько усилий! Я от души поздравляю вас, Невилл! Вы прославите Хогвартс! Представьте только, какое значение будет иметь ваше открытие, особенно теперь, когда эксперимент удался!

Женщина внезапно замолчала, покосившись на шестикурсников, а потом вытерла выступившие счастливые слезы. Учитель и ученик долго еще всхлипывали, восклицали и буквально светились от счастья.

Ничего не понимавшие шестикурсники уважительно молчали. Первым не выдержал Гарри Поттер:

— Профессор Спраут, Невилл, а не могли бы вы рассказать нам, о каком открытии идет речь. Мы тоже хотим порадоваться, только пока не понимаем, что произошло.

Первой от счастливого шока отошла мадам Спраут.

— Вы пока не поняли, дети? — она не меняла своего обращения к ученикам еще с первого курса. — Вы можете поздравить Невилла: ваш однокурсник создал и вырастил единственную мыслящую лиану в мире!

Все одобрительно загудели, выражая радость за Невилла. И лишь язвительный голос Драко Малфоя сделал свое привычное дело: добавил ложку дегтя:

— То есть, профессор, вы со своим Лонгботтомом полагаете, что эти половецкие пляски взбесившихся огурцов — результат мыслительного процесса? А может на них просто так навоз действует? Похоже на передозировку.

Слизеринцы дружным смехом поддержали шутку своего старосты.

— А не кажется ли вам, что мы все участвовали в каком-то важном эксперименте, — слова Гарри прервали веселье слизеринцев. — Я ошибаюсь, профессор?

Невилл и мадам Спраут обменялись взглядами, словно решаясь, кто из них признается, но, видимо, женщина решила закрыть амбразуру собой.

— Нет, вы не ошиблись, мистер Поттер. А за вашу проницательность — десять баллов Гриффиндору! Мы действительно сегодня с вашей помощью закончили важнейший эксперимент.

— Ага, здорово! — перебила профессора Панси Паркинсон. — Мы стали подопытными крысами!

— Не расстраивайся, Паркинсон, — вклинился в разговор Рон, — сегодня ты стала просто подопытной, а крысой ты была всегда!

Недолюбливающие Панси гриффиндорцы прыснули от смеха, да и среди слизеринцев нашлось немало тех, кто отдал должное шутке Рона.

— Да ты на себя посмотри, Уизли, — завизжала обиженная девушка, — сам-то ты знаешь, кто…

Услышать, кем является Рон, по мнению мисс Паркинсон, помешала профессор Спраут, прекратившая обмен любезностями. Она попросила Невилла продолжить рассказ об эксперименте.

— До сегодняшнего дня бой — огурцы никак не проявляли свое умение мыслить. Как только их не провоцировали — все было впустую. А неделю назад мы решили сделать ставку на основной инстинкт любого живущего существа — инстинкт самосохранения. Вот и попытались создать невыносимые условия, а потом понаблюдать за их реакцией.

— Мы действительно не кормили растения целую неделю, — решила помочь ученику профессор Спраут. — Все это время они пользовались внутренними резервами, но сегодня был своеобразный пик — все запасы кончились. И тут появляетесь вы, и…

— Извините, профессор, — перебила ее Гермиона Грейнджер, на которую привычно снизошло озарение значительно раньше других. — Похоже, бой — огурцы восприняли нас как своих спасителей.

— Точно, — поддержал подругу Рон Уизли, — накормили, напоили, может, им колыбельная нужна?

Студенты весело загудели.

— Но если мы для них спасители, — не унимался дотошный Малфой, — какого же Мерлина они нас не выпускают?

— Да все очень просто, — успокоил его Невилл, — похоже, они взяли нас в заложники. Здорово, правда?

В эту минуту и правда было здорово, но только двоим: профессору Спраут и Невиллу Лонгботтому. В их светлых головах уже зрели грандиозные планы усовершенствования своего выдающегося изобретения. Мысли же прочих заложников были значительно приземленней: свобода, душ, ужин, постель! И все, что мешало осуществлению желаемого, воспринималось крайне враждебно. Поэтому с Малфоем были согласны не только слизеринцы, но и добрая половина гриффиндорцев.

— Ты совсем спятил в своей теплице, Лонгботтом?! — голос Драко был настолько язвительным и злым, что стало понятно — лимит терпения у участников эксперимента закончился. — Или ты тоже за компанию со своими недоделанными баклажанами отведал драконьего дерьма?

Уши Невилла покраснели, он уже собрался что-то сказать в ответ, но его перебил резкий голос преподавателя:

— Немедленно замолчите, мистер Малфой! Следите за своей речью! Минус десять баллов Слизерину!

Но искра уже была брошена, и разгорающееся из нее пламя стало делом времени. Профессор Спраут еще пыталась контролировать ситуацию. Из ее объяснения шестикурсники поняли, что бойцовые огурцы, уже имевшие в своем послужном списке целую неделю голодной гауптвахты, наевшись и напившись до отвала, ассоциируют внезапно свалившиеся блага именно с этой группой учащихся.

— Вы теперь для них боги! — закатывая глаза, восклицала увлеченная женщина.

— Ну конечно, боги, — внезапно развеселился Поттер. — Особенно учитывая, как мы выглядим и пахнем!

— Ну что касается тебя, Поттер, привычно растягивая слова начал Малфой, — ты у нас, конечно, Зевс!

— На себя посмотри! — не сдержался Рон.

— Да не кипятись ты, Уизли, я серьезно. Вы только послушайте, как звучит: Поттер Громовержец! Кстати, чуть не забыл: у него еще и молния есть. Правда, Поттер?

Слизеринцы громко смеялись, гриффиндорцы мужественно пытались съесть свои улыбки, но не признать, что ситуация очень забавная, было невозможно. Все ждали ответной реплики Поттера. Он изо всех сил сдерживал рвущегося в бой Рона. На самом деле Гарри был измотан так, что даже на препирательства сил уже не оставалось. Вместо этого он решил убить двух зайцев сразу: подыграть Малфою и постараться вырваться на свободу.

— А не кажется ли вам, что наше вынужденное заседание несколько затянулось? Так вот, на правах верховного божества, объявляю его закрытым.

В этот момент послышались аплодисменты — обалдевшие студенты явно вошли во вкус. Гарри продолжил, когда стихли рукоплескания:

— А теперь, с вашего позволения, я забираю Гермеса и Афину Палладу, — он игриво подхватил под руки Рона и Гермиону, — и удаляюсь. У нас там амброзия с нектаром остывают!

Давящаяся от смеха троица, словно забыв о зеленом террористическом окружении и о собственной плачевной роли заложников, уверенно двинулась к выходу. Несколько лиан мгновенно отрезали им путь. Но сдаваться Гарри не собирался. Внимательно наблюдая за раздувшимися огуречными шарами и ощетинившимися листьями, он, предупредив друзей, решил перепрыгнуть через змеевидные растения. Мгновенно оценив дерзкую попытку Поттера, шестикурсники с небывалым азартом ломанулись вслед за первопроходцами к двери. Но не тут-то было! Удачно перепрыгнув первые две огуречные веревки, Гарри сломался на третьей. Она со свистом сбила его с ног, а он невольно потянул за собой друзей. И дальше начался ад.

Бойцовые огурцы теперь полностью оправдывали свое название: агрессивные лианы извивались уже по всей теплице, хлестко нанося удары и сбивая с ног взбунтовавшихся заложников. Ребята падали, чертыхались, сыпали весьма неприличными проклятьями, девушки пронзительно визжали. Шарообразные плоды, испещренные острыми шипами, раздирали защитные плащи, царапали кожу. Шестикурсники буквально выли от злости и бессилия. В общем шуме и гаме едва можно было различить голоса создателей этих агрессивных монстров. Они наивно просили ребят остановиться, успокоиться. Но ситуация уже давно вышла из-под контроля.

Разбушевавшиеся овощи одержали временную победу. Вскоре все заложники сидели или лежали на земле.

Обычно в экстремальной ситуации перестают действовать общепринятые законы и правила, поскольку основной задачей становится только одна — спасение собственной жизни. Так уж устроена была психология слизеринцев, что им эта идея была гораздо ближе. Поэтому они-то и решились первыми наплевать на существующие законы. Малфой, а следом за ним половина однокурсников выхватили волшебные палочки. К ним бросилась профессор Спраут:

— Немедленно опустите палочки! Магия спровоцирует их на боевые действия. Это опасно!

— Можно подумать, что сейчас мы присутствовали на светском приеме! — съязвил Малфой. — Давайте, боевые заклятья, одно за другим — все равно хуже уже не будет!

Малфой ошибся — стало гораздо хуже!

* * *

А в это время в Большом зале Хогвартса деканы Гриффиндора и Слизерина с недоумением смотрели на столы своих факультетов. Отсутствие всех шестикурсников не могло не броситься в глаза. Да и студенты, почувствовавшие неладное, увлеченно перешептывались, гадая о причинах внезапного бойкота весьма аппетитного ужина. Представители же Хаффлпаффа тщетно высматривали за преподавательским столом своего декана. Никто из сидящих не мог пролить свет на это происшествие. Высказывались различные версии, одна нелепей другой.

Многочисленные взгляды привычно обратились к пятикурснику Колину Криви, имевшему удивительный дар оказываться всегда в курсе всех хогвартских новостей. Но сегодня гриффиндорец недоуменно пожимал плечами, хотя в его глазах уже загорелся азартный огонек. Сама мысль, что что-то необычное посмело случиться за его спиной, воспринималась молодым человеком как вызов. А ко всем вызовам темпераментные представители красно-золотого факультета относились с большим уважением и сиюминутной готовностью. Потеряв всякий аппетит (а с учетом того, что на столах дымилась долгожданная и обожаемая кукуруза, подобное воздержание вполне могло бы сойти за подвиг), мистер Криви быстро прикидывал в уме, сколько времени займет пробежка до Гриффиндорской башни. В одной из спален, в видавшем виды сундуке, облаченный в новенький кожаный футляр покоился знаменитый фотоаппарат. К полученному результату Колин приплюсовал время, которое займет путь до школьных теплиц. Решительно поднявшись из-за стола и еще раз бросив жадный взгляд на золотистые кукурузные початки, он стремительно направился к выходу, бормоча себе под нос уже привычную до боли фразу о странных вкусовых предпочтениях требовательного искусства.

За преподавательским столом было значительно спокойней. И лишь Северус Снейп и Минерва Макгоннагал представляли собой яркую иллюстрацию знаменитого философского постулата о единстве и борьбе противоположностей. На самом деле, единства было маловато: объединял их сейчас лишь ужин за общим столом, стулья, расположенные по соседству, и отсутствие информации о местонахождении своих студентов. А вот дальше шла гораздо более привычная для противоположностей борьба. Если профессор Трансфигурации, отбросив всегда присущую ей сдержанность, сейчас была на грани взрыва, то Мастер зелий, казалось, был самим олицетворением невозмутимости. Вероятно, продолжая ведущийся за столом спор, он спокойным, равнодушным голосом отвечал своей взволнованной коллеге:

— И я по-прежнему, Минерва, не вижу никаких причин для беспокойства. На зачетах всякое случается — мы и сами не раз задерживали некоторых студентов.

— Возможно, ты и прав, Северус, но ведь не всех студентов сразу! А поводов поволноваться более чем достаточно. Начнем с того, что это экспериментальная теплица. Ты там был? Ты видел эти растения?

— Меня туда не приглашали, Минерва, да и тебя, насколько я помню, тоже. Спраут со своим гриффиндорским гением держит все в строжайшем секрете.

— Вот-вот, наши студенты первыми увидели сегодня результаты этого творчества. Но одно меня смущает: видишь ли, Северус, я отношусь к экспериментам профессора Спраут так же, как к фокусам Хагрида. Отсюда и волнение.

— Возможно, ты и права, что не находишь себе места.

Макгоннагал уже собиралась облегченно вздохнуть, наивно полагая, что ее проникновенная речь помогла обрести единомышленника. Но разве профессор Снейп упустит возможность угостить расслабившегося оппонента доброй порцией своей знаменитой язвительности?

— А знаешь, Минерва, я на твоем месте сейчас бы тоже очень волновался. Учитывая, что в этой теплице всем заправляет Лонгботтом, я был бы крайне удивлен, что обошлось без неприятностей. А, зная, что там еще и Поттер, уверен, что у этих неприятностей просто не будет шансов разминуться с нашими студентами. Они у тебя, как два взрывающихся зелья в одном флаконе. Даже представить не берусь: два гриффиндорских недоразумения в одной экспериментальной теплице!

— Но ведь там и твой факультет!

— Минерва, мои слизеринцы — образцы сдержанности и спокойствия. Они всегда с достоинством выходят из разных переплетов, чего не скажешь… — Мастер Зелий так и не договорил, поскольку собеседницы уже не было рядом. Она стремительно шла между рядов, покидая Большой зал.

Убедившись, что внимание большинства было сосредоточено на профессоре Трансфигурации, Снейп в одно мгновение преобразился. Презрительность и равнодушие, служившие прекрасной маской в разговоре с Минервой, сейчас бесследно исчезли, позволяя читать на его лице истинные чувства: недоумение и серьезное волнение. А взгляд, брошенный вслед удаляющемуся декану Гриффиндора, был полон уже нескрываемой тревоги.

* * *

Разъяренного Драко Малфоя остановить было уже невозможно. Напрасно профессор Спраут грозила ему потерей баллов. Ответом послужило первое боевое заклинание. Резко рассекая палочкой воздух, Малфой выкрикнул:

— Rumpere!

Луч стального цвета полетел в самую большую лиану, извивающуюся у входа. Режущее заклинание отсекло от растения значительный отросток с парой листьев и одним круглым огурцом. Эта упавшая частица послужила своеобразным сигналом к началу боевых действий.

Реакция бой — огурцов потрясла всех. Малфой еще не успел опустить палочку, как был тут же атакован: один из колючих зеленых ежей метко выпустил струю жидкости, напоминающей слюну, и она украсила правую щеку Драко омерзительным узором. Отпрыск чистокровного волшебного семейства, словно не веря в происходящее, коснулся щеки, а затем брезгливо сморщился. Сердце Невилла Лонгботтома тревожно забилось: зная характер Малфоя, он понимал, что публично униженный Драко не успокоится, пока не оставит от теплицы руины. А оплеванный Малфой и в самом деле напоминал сейчас Везувий в свои критические дни. Ему на помощь пришли «образцы сдержанности и спокойствия», как называл их Мастер Зелий. Это разъяренные слизеринцы в очередной раз предприняли попытку «с достоинством выйти из очередного переплета», и извержение началось.

Некоторое время гриффиндорцы еще оставались в стороне от сражения, наблюдая за разноцветными всполохами, освещающими теплицу, и за развоевавшимися зелеными агрессорами, которые вели прицельный огонь, выбрасывая потоки омерзительной слизи в нападавших. Через пару минут стало очевидно, что эта жидкость не только отвратительна с эстетической точки зрения, но и серьезно обжигает кожу.

Профессор Спраут и Невилл впервые увидели своих питомцев в действии и пришли в ужас. Эти извивающиеся лианы сейчас напоминали ветки знаменитой Дракучей Ивы. Но та наносила удары, только защищаясь. Созданное же растение явно мыслило, об этом свидетельствовала и избранная тактика сегодняшнего боя. Учитель и ученик, спасаясь от жгучих плевков, с удивлением наблюдали, как каждый листик, каждый плод четко выполнял свою особую задачу. Некоторые лианы еще не вступили в сражение — это, очевидно, были резервные силы зеленого войска.

Гарри Поттер первым из гриффиндорцев поднялся, чтобы помочь теряющим терпение и силы слизеринцам. Вслед за ним потянулись и остальные. Теперь стреляли уже все шарообразные огурцы. Под ногами было жуткое месиво из остатков навоза, мягкой земли и желтоватой слизи. Ребята скользили, падали, пачкались, проклиная великих изобретателей вместе с их изобретениями, потом поднимались и снова вступали в бой.

* * *

Покинув пределы замка, встревоженная профессор Макгонагалл почти бежала в сторону теплиц. Увидев аккуратные ряды стеклянных домиков, она невольно замерла. Экспериментальная теплица сейчас напоминала какой-то гигантский алмаз, внутри которого шла своя непостижимая жизнь. Создавалось впечатление, что в стеклянном доме проходит праздничная вечеринка, и кто-то затеял невероятный фейерверк. Но по мере приближения тревога не только не оставила профессора, а постепенно нарастала.

Достигнув, наконец, зоны видимости, Макгонагалл прикрыла рот, чтобы не закричать от ужаса: в теплице шел настоящий бой. Хаотично метались перепуганные шестикурсники, сражаясь с хитроумными лианами, во все стороны летели мерзкие струи зеленоватой слизи, оседая на плащах, лицах и волосах своих невольных жертв. Теперь до профессора отчетливо долетали выкрикиваемые боевые заклинания. За горячность Малфоя уже расплачивались все, включая даже создателей упрямых зеленых тварей. Силы уходили, но идея выбраться из этой передряги все больше казалось неосуществимой.

Выход неожиданно нашел Гарри Поттер. Желая отдышаться, он уселся у самого корня одной лианы. Здесь было тихо, поскольку плоды охотились за жертвами, находящимися на расстоянии. Гарри заметил, что стреляющие лианы не двигаются: замерев, они дают возможность четко прицелиться своим воинственным огуречным шарам. Идея родилась мгновенно. Он схватил за руки перемазанных навозом и слизью Лаванду Браун и Парвати Патил, затем подтащил к ним огрызающегося Симуса Финнигана и строго приказал:

— Немедленно раздевайтесь!

Через пару секунд недоумевающие девочки стянули желтые плащи, а Симус, справившийся с защитной накидкой раньше, послушно принялся расстегивать ремень на брюках. Гарри остановил слабо соображающего одноклассника и потребовал, чтобы девушки соорудили из плащей что-то вроде щита или палатки и спрятались за натянутой материей. Потом Поттер запихнул между ними глупо улыбающегося Финнигана и попросил Лаванду и Парвати, не останавливаясь, двигаться к выходу из теплицы. Задача же Симуса была следующей: из укрытия обстреливать лианы и, вызывая их на ответный огонь, удерживать в неподвижном состоянии. Это даст возможность приблизиться к желанной двери.

И задумка удалась! Уже через пару минут первая хогвартская Боевая Машина Пехоты с грохотов вывалилась из зеленого ада. Окрыленный успехом, Гарри Поттер поставил производство новых БМП на поток. Все подчинялись ему четко и быстро. Общая беда на время сплотила непримиримые факультеты. Взявшись за руки, вчерашние враги Гермиона Грейнджер и Миллисента Буллстроуд, натянув плащи в качестве щитов, прижались к своему снайперу Блейзу Забини, целеустремленно двигаясь к выходу.

Рону не удалось набрать экипаж из трех человек. Плохо соображая от волнения и боязни застрять тут надолго, он сгреб кого-то в охапку, обрадовавшись, что напарник попался весьма крупный, и, сунув ему в руки плащ, прижался к внушительному телу, нанося удары и удерживая на время хлесткие лианы в нокауте. Так они выбрались на свободу и, не размыкая тесных объятий, плюхнулись прямо в снег. Оба долго приходили в себя. Первым очухался Рон. Он с благодарностью взглянул в лицо своего спасителя, и в ужасе отшатнулся, поняв, что сидит в объятиях Винсента Крэбба. Тогда Рон попытался оттолкнуть все еще не пришедшего в себя слизеринца. Но Крэбб вцепился в него, как краб. В эту самую секунду глаза обозленного Рона ослепила яркая вспышка от фотоаппарата, но усталый юноша, посчитав, что это ему только привиделось, списал все на сильную усталость. Крэбб, наконец, пришел в себя и, увидев объект своих страстных объятий, рванул от Рона так, как будто усталость навсегда покинула его тело.

Дин Томас и Невилл вытащили профессора Спраут. Последней в дверном проеме показалась заляпанная слизью, но очень довольная физиономия Поттера. Воздух свободы уже готовил ему свои объятия, и в этот миг прозвучал голос встревоженного Гойла:

— Драко… Драко еще в теплице.

Как бы ни был силен авторитет Малфоя, слизеринских добровольцев вернуться за приятелем так и не нашлось. Тем более что обманутые лианы вновь начали свой чудовищный рок-н-ролл. Рон и Гермиона, увидев решимость в глазах Гарри, попытались силой вытащить его наружу, но тот рванулся обратно в огуречный ад, разыскивая в огромной теплице застрявшего где-то Малфоя.

Ох уж этот Поттер!

Профессор Макгонагалл, преподаватель трансфигурации, декан факультета Гриффиндор, сейчас гораздо больше напоминала перепуганную наседку, которая пытается спасти свое многочисленное потомство из разоренного курятника. Бесследно растворившись, куда-то исчезла ее знаменитая строгость. Сейчас глаза растерянной женщины были полны тревоги и заботы.

Одна за другой из злополучной теплицы вываливали группы шестикурсников. Тогда еще Минерва не знала, что своим чудесным спасением все студенты обязаны Гарри Поттеру. Переступив порог теплицы, ребята жадно глотали морозный воздух, а потом, абсолютно обессиленные, буквально валились на снег. Потребуется немало времени, чтобы эти бравые солдаты, прошедшие свое первое боевое крещение, смогли отойти, наконец, от жестокого и позорного побоища.

Профессор Макгонагалл бросалась все к новым и новым жертвам, пыталась успокоить ничего не понимающих ребят, что-то шептала им, уговаривала. Конечно, толку от ее суеты было немного, но спасшиеся дети постепенно приходили в себя. Небольшим платочком Минерва старалась стереть с лиц студентов мерзкую маску из огуречной слизи. Но что мог сделать один маленький платочек с потоками ядовитой жидкости? Очищающее заклинание оказалось бессильным против этих студенистых «сувениров», которыми исправно снабжали своих противников бойцовые огурцы.

Шестикурсники, словно сговорившись, хранили упорное молчание. Но, наблюдая за ними очень внимательно, Макгонагалл сразу поняла, что жидкость эта серьезно обжигала кожу. Ее догадку подтвердили те, кто приходил в себя. Они сразу остервенело расчесывали обожженные участки тела. Не получив желаемого облегчения, жертвы ядовитой слизи жадно загребали снег, омывая пылающие лица.

Встревоженная их долгим сидением на снегу, Минерва безуспешно пыталась поднять ребят. Но не все было так просто. Нет, услышав голос преподавателя трансфигурации, они послушно вставали со снежного покрывала, но почти сразу же валились обратно, стоило ей отойти к следующей группе. Растерявшись от собственного бессилия, женщина еще какое-то время по инерции уговаривала студентов подняться. Послушались ее лишь трое. Больше не мешкая, Минерва решила обратиться за помощью. Громкий, уверенный призыв нарушил царящую ночную тишину:

— Expecto Patronum!

Серебристый кот вырвался на свободу и мгновенно умчался в сторону Хогвартса, устремившись в больничное крыло, в лечебное царство незаменимой мадам Помфри. Но на немой призыв откликнулась не только она. Значительно раньше школьного колдомедика серебристого посланца приметил почти невидимый в ночной темноте человек. Одетый во все черное, он не спеша двигался в сторону школьных теплиц. Патронус Макгонагалл остановил его лишь на мгновение. Проводив грациозного кота тревожным взглядом, незнакомец продолжил свое движение в заданном направлении. Вот только темп этого движения изменился: фигура в черном почти бежала в сторону стеклянных домиков.

А в это время профессор Макгонагалл бессильно опустила свою волшебную палочку. Темнота жадно поглотила последние серебристые искорки. Это все, что выдала ее внезапно заартачившаяся палочка в ответ на вторичный призыв Патронуса. Но винить благородное дерево с магической сердцевиной было бы верхом несправедливости. Причину неудачного заклинания нужно искать внутри себя. Минерва сделала верные выводы: все мысли ее сейчас были очень тревожные, в сердце прочно засела паника, поэтому сосредоточиться на самых приятных воспоминаниях больше не удалось. Это значит, надо смириться с мыслью, что послать второго Патронуса, призывающего Дамблдора, уже не удастся.

Макгонагалл оглядела своих учеников и отметила произошедшие изменения: большинство сейчас подтянулось к входу в теплицу. Там Минерва и заметила того, кого искала все это время: на пороге стоял улыбающийся Гарри Поттер. Судя по его внешнему виду, юноше опять досталось значительно больше других. Макгонагалл решительно направилась в сторону двери, но в этот самый миг Гойл что-то неразборчиво промычал. Поттер, не сказав ни слова, стремительно развернулся и исчез в глубине теплицы. Минерва даже не успела среагировать. Ребята с ужасом отшатнулись от стеклянной двери, и лишь Гермиона Грейнджер и Рон Уизли сиротливо застыли на пороге, с каким-то отчаянием вглядываясь в густые заросли. Казалось, они никак не могли принять важного решения, и Макгонагалл, воспользовавшись минутной заминкой, полностью сорвала планы встревоженной парочки по спасению их знаменитого приятеля, похоже, так и не подружившегося с инстинктом самосохранения.

* * *

Глядя вслед убегающему Гарри, Рон и Гермиона несколько замешкались. Но годы дружбы с этим знаменитым искателем приключений на свое мягкое место кардинально изменили его когда-то очень рассудительную подругу и в недавнем прошлом весьма осторожного друга. Ежегодные тренинги в конце каждого учебного года, на которые они были буквально обречены какой-то неведомой силой, абсолютно поменяли их отношение к опасности. И поэтому обрушившееся на Гарри Поттера очередное коварное приключение (а всем хорошо известно, на какое место у человека эти приключения обычно имеют виды), наивно полагавшее, что нашло-таки очередную задницу, в результате было вынуждено с позором капитулировать, допустив явную ошибку в своих расчетах и получив вместо предполагаемой одной — сразу три тыловые мишени.

Вот так, деля все радости и горести, дотянула знаменитая гриффиндорская троица до половины шестого курса. Учитывая ее славное боевое прошлое, невольно возникал вопрос: могли ли эти рано повзрослевшие дети, спасшие для школы философский камень и избавившие ее от василиска, летавшие на гиппогрифах и фестралах, взявшие приступом Министерство Магии и устроившие в Отделе Тайн весьма своеобразную ревизию, не раз сталкивающиеся с монстрами в человеческом обличии, испугаться каких-то (пусть даже и мыслящих) монстров овощных?!

Как оказалось, очень даже могли!

От неминуемого позора их спасла профессор Макгонагалл, не терпящим возражения голосом приказавшая мистеру Уизли и мисс Грейнджер отойти от единственной двери теплицы. Конечно, они вынуждены были подчиниться декану своего факультета с явно демонстрируемым негодованием. Вот только и Рон, и Гермиона избегали друг друга взглядами, чтобы не прочитать там весьма постыдное, но такое объяснимое облегчение.

Но поскольку совесть, однажды поселившуюся в душе человека, ни выгнать, ни заставить замолчать нельзя, то нужно быть готовым к вечному жжению этой малоизученной субстанции, когда ее обладатель поступал не самым красивым образом. Видимо, совести мисс Грейнджер и мистера Уизли каким-то непостижимым образом договорились между собой и устроили своим хозяевам сеанс мучительных пыток. Первой не выдержала Гермиона.

— Рон, нужно как-то его оттуда вытащить. Ты только посмотри, что вытворяют эти… — все имена, которыми она готова была сейчас окрестить «этих», наверняка поразили бы своей точностью и достаточной убедительностью. Вот только они были бы совершенно не к лицу такой серьезной и благовоспитанной девушке, коей слыла Гермиона Грейнджер. — Они отыграются на Гарри за всех нас!

Если бы девушка заглянула сейчас в душу Рона, то поняла бы, что все ее попытки призвать друга к сочувствию и желанию помочь Гарри, были заранее обречены. Рональд Уизли не испытывал в этот миг ничего, кроме злости, возведенной в абсолютную степень.

— А что он вообще забыл в этой теплице?! Неужели Гарри мало было дерьма и соплей?! Может, он отправился за добавкой?! Так вот я видел нашего героя несколько минут назад, по-моему, он был уже достаточно украшен всеми этими прелестями!

Гневная отповедь друга не смутила девушку:

— Ты прекрасно знаешь, Рон, зачем он туда пошел! Не строй из себя идиота!

— Как всегда, я — идиот, Гарри Поттер — герой! — Рон знаком остановил попытавшуюся ему возразить подругу. Он как-то незнакомо, по-взрослому улыбнулся. — Мне даже не обидно — наверное, просто привык. Конечно, я знаю, Гермиона, зачем он туда пошел. Знаю, но не понимаю.

Казалось, Гермиона сейчас задохнется от возмущения:

— Рон, в теплице остался человек!

— Разве?! А я вроде слышал, что там застрял один Малфой.

Но девушка не оценила иронии друга и продолжала стоять на своем:

— Представь себе, вот именно за ним и отправился Гарри.

— Что ж тут представлять? Я видел это собственными глазами. Вот только как это понять? Когда он бросался спасать Джинни или Сириуса, вопросов не возникало. Но Малфоя! — Рон театрально закатил глаза и развел руки, выражая тем самым полное недоумение.

— Каждый человек заслуживает помощи, Рон, — Гермиона бросила странный взгляд в сторону беспечно болтающих слизеринцев. Продолжила она не сразу, словно что-то обдумывая, споря сама с собой: — Кто-то же должен был его вытащить, особенно учитывая то, что спасительная миссия в планы друзей Малфоя явно не входила.

— Зато эта миссия удивительным образом совпала с планами его злейшего врага! Все это очень странно, не находишь, Гермиона?! Да Малфой — просто везунчик. Но Гарри-то, Гарри тоже хорош! Ты видела, как он ломанулся в эту теплицу?

— Не думаю, Рон, что он считает Малфоя своим врагом. Слишком много чести. Враг Гарри куда серьезнее. И что бы ты мне сейчас не говорил, признайся, ты ведь мысленно уже в теплице.

Ответом Гермионе послужило продолжительное молчание, что являлось, как известно, знаком согласия. Девушка, так и не дождавшись вразумительного ответа, не выдержала:

— Ты становишься удивительным тугодумом, Рон.

— Я не тугодум, Гермиона. Просто все должно пройти без сучка и задоринки. Ты же понимаешь, что обмануть Макгонагалл очень непросто. Но у меня есть план, — он рывком притянул девушку к себе и что-то увлеченно зашептал ей в ухо. Но когда Гермиона, полностью одобрившая составленный наспех план, благодарно чмокнула его в переносицу, довольный Рон усмехнулся: — А тебе не противно целоваться с идиотом? Ладно, проехали, — закончил он на великодушной ноте. Но, еще немного подумав, не выдержал: — Когда мы его вытащим оттуда, я сам задушу этого слабоумного героя. Нет, я придумал месть получше: он у меня месяц одними огурцами будет питаться!

Гермиона по достоинству оценила последнюю угрозу друга, едва сдержав рвотные позывы.

* * *

— И все-таки кто-нибудь может мне объяснить, какого Мерлина его опять туда понесло? — допрашивала однокурсников Панси Паркинсон. Вместе с группой слизеринцев она стояла сейчас около задней стены ненавистной теплицы и пыталась хоть как-то облагородить свой внешний вид, избавившись от навозных пятен на руках и жгущей слизи на левой щеке.

Взволнованные слизеринцы, как и все, спасенные дерзкой идеей сообразительного гриффиндорца, живо обсуждали последние события. Имя Драко, правда, упорно обходили. Собственное малодушие крыть было нечем — идти обратно в огуречный ад они не согласились бы ни за какие блага мира. Поэтому поступок Поттера вызвал полнейшее недоумение. Конечно, молва о его вечной страсти спасать чужие жизни, бесстрашно жертвуя своей, доходила и до обитателей слизеринского подземелья. Но одно дело слухи и совершенно другое — собственными глазами увидеть Поттера в действии.

В головах слизеринцев явно не укладывалось: вытащив почти всех жертв и уже почти обретя собственную безопасность, человек просто поворачивается к этой самой выстраданной безопасности спиной и вновь устремляется в огуречные джунгли.

— Да уж явно он рванул туда не просто так! — не терпящим возражения голосом ответил на вопрос Панси Блейз Забини. Наморщив лоб, он все пытался угадать, какую корысть мог бы извлечь из этого Поттер. В том, что выгода обязательно должна быть, Забини не сомневался. Возможно, она скрыта для непосвященных зрителей разыгранного представления. Но юноша, знающий толк в выгодных сделках, сейчас обещал самому себе, что обязательно докопается до истины и решит интригующее уравнение, предложенное Поттером. Это просто необходимо сделать, а то еще чего доброго Блейзу Забини придется поверить в существование бескорыстия!

Панси Паркинсон, обдумывая случившееся, склонялась к иной версии. Эта особая точка зрения объяснялась исключительно ее принадлежностью к прекрасному полу. Так уж повелось, что за всеми мало-мальски интригующими событиями девушки часто видят романтический призрак очаровательного крылатого существа с тугим луком в руках и весьма меткими стрелами в изящном колчане. В случае же с Панси сомнительная, на первый взгляд, версия постепенно обретала статус наконец-то открывшейся истины.

Уже не первый год мисс Паркинсон тайно сохла по светловолосому слизеринскому красавцу. Войдя в мятежную пору юности, девушка позволила всему тайному стать явным, а посему многочисленные охи и вздохи сменились не менее многочисленными знаками внимания. Вот только ожидаемого результата не последовало: все ее далеко идущие планы потерпели полное фиаско. Драко Малфой, заметно утомленный ее бесконечными притязаниями, поставил настойчивую девушку перед фактом абсолютной бесперспективности оных.

Со стороны мистера Малфоя было очень наивно предполагать, что полученный отказ заставит Панси смириться. О нет! Отверженные девушки часто превращаются в весьма успешных детективов. Ей бы, глупенькой, за ответом достаточно было просто обратиться к зеркалу, и все стало бы на свои места. Но мисс Паркинсон решила примерить лавры незабвенной Агаты Кристи, и расследование началось.

К слову сказать, бессердечная природа, лишив Панси многого такого, чем она обычно щедро одаривала представительниц ее пола, явно поскупилась и здесь. Когда девушка столкнулась с бесконечным списком юных особ, неровно дышащих по слизеринскому принцу, позаимствованный из книг знаменитый дедуктивный метод оказался ей не по зубам. В результате организованное расследование запуталось так, что напоминало легендарный гордиев узел. Разрубить его удалось сегодня ничего не подозревающему Гарри Поттеру, и он сделал это, бросившись на помощь своему давнему неприятелю. Физиономию Панси Паркинсон, являющуюся неоспоримым доказательством, что есть на свете такая порода собак, как мопсы, осветила счастливая улыбка от внезапно открывшейся истины, и истина эта была окрашена в голубые тона.

Мозг, взбудораженный дерзким и почти неправдоподобным открытием, заработал столь активно, что вполне мог бы составить конкуренцию маггловскому компьютеру. Сейчас, например, он пытался справиться с заданной программой переоценки уже известных событий и фактов. Вскоре все они уже были выстроены в совершенно новую и, на первый взгляд, вполне логичную цепочку, доказывающую, что между этой парочкой, явно злоупотребляющей сейчас гостеприимством бойцовых огурцов, всегда что-то было и есть.

Но если глаза Панси Паркинсон горели лихорадочным огнем, свойственным обычно гениям и первопроходцам, то сердце как-то сразу успокоилось — от него, как говорится, отлегло. Заочно ненавидя свою воображаемую соперницу, девушка мысленно вопрошала: ну что такого могла дать ему она, чего не нашлось бы у Панси. В случае с Поттером вопрос отпал как-то сам по себе.

И если Забини бился сейчас над поиском корыстной подоплеки благородного поступка Гарри Поттера, а Панси Паркинсон вела серьезную борьбу с приближающимся инсультом, спровоцированным сверхактивной мозговой деятельностью, то слизеринские исполины Крэбб и Гойл в умственной деятельности уличены не были. В их случае традиционно над разумом превалировали инстинкты, и этому можно было найти объяснение. Если их одноклассники уже чувствовали себя в безопасности, то сказать такое о телохранителях Драко Малфоя было пока нельзя. Вверенное им тело находилось сейчас далековато от своих не на шутку перепуганных хранителей. Поэтому не составляло никакого труда представить, что сулит им малфоевское возвращение из мест лишения свободы. Для этого даже не нужно было посещать уроки профессора Трелони.

А ведь слизеринским здоровякам изрядно досталось в теплице. Во-первых, бой-огурцы, лишний раз подтверждая свое умение мыслить, словно почувствовали особую близость Крэбба и Гойла к главному виновнику разгоревшегося сражения и явно не скупились на знаки внимания. Во-вторых, похоже, овощным снайперам пришелся по вкусу внушительный размер слизеринцев. Что и говорить, мишени из них действительно получились роскошные. А если учесть еще и то, что в маневренности они серьезно уступали своим однокурсникам, то описать состояние их плащей, мантий и открытых участков тела не представлялось возможным. Правда свое собственное состояние угнетало Гойла и Крэбба куда меньше, чем воспоминания о Драко Малфое в гневе. Больше всего горе-телохранители боялись того мига, когда Поттер вырвет слизеринского старосту из тесных объятий радушных хозяев теплицы. Уставившись на дверь, они ответили на вопрос Панси Паркинсон новыми вопросами:

— Что он там забыл-то?

— Ему что, больше всех надо?

* * *

Тем временем профессор Макгонагалл проиграла неравное сражение со своими студентами. Все попытки убедить их вернуться башню, привести себя в порядок и поужинать разбились об откровенный протест измученных шестикурсников. Они не желали уходить, пока все заложники не будут освобождены. Ни разумные доводы, ни настойчивые уговоры, ни угрозы не подействовали. Временно признав поражение, декан Гриффиндора смогла лишь заклинанием развести костер неподалеку от теплицы. Постепенно к яркому огню стягивались уставшие участники сегодняшнего импровизированного представления.

Студенты постепенно приходили в себя, и сердце Макгонагалл успокаивалось. Но взгляд, отыскивая еще кого-то, метался среди темных силуэтов на фоне снега, который ночью приобрел неожиданно нежный, фиолетовый оттенок. И вот женщина разглядела две едва различимые в темноте фигуры. Вздохнув с облегчением, Минерва стремительно направилась в противоположную от теплицы сторону, где в полумраке, словно желая укрыться от всего мира, сжались сейчас несчастные селекционеры, с которыми злодейка — судьба сыграла весьма скверную шутку. Профессор Спраут, не сдерживая себя, горько рыдала на плече смущенного и растерянного Невилла Лонгботтома.

— Мерлин мой! Помона! — профессор Макгонагалл быстро рванулась к несчастной коллеге и крепко обняла плачущую женщину. — Все обошлось, успокойся!

— Минерва, — с трудом прорываясь сквозь всхлипывания, произнесла профессор гербологии, — мне так жаль! Разве я могла себе такое представить?! Все было так здорово задумано, а обернулась таким кошмаром… — в поисках поддержки она обратилась к своему любимому ученику. Невилл Лонгботтом, тоже изрядно получивший от неблагодарных плодов, сейчас напоминал убитого горем родителя, чей ребенок совершенно не оправдал надежд, которые с ним связывали. Он боязливо косился в сторону однокурсников, греющихся у небольшого костра. Очень хотелось туда, к ним. Но, опасаясь расправы, юноша робко топтался рядом с преподавателями, рассчитывая на их поддержку и защиту в случае необходимости.

Увидев, что профессор Спраут постепенно успокаивается, Минерва решилась на разговор:

— Помона, от студентов я уже слышала в общих чертах, что произошло в теплице. Как тебе пришла в голову идея отправить детей к этим монстрам?!

— Но они вовсе не монстры! — опередил своего учителя Невилл. Вот только его разорванная мантия и левое плечо, щедро украшенное застывшей полосой желтоватой слизи, напоминавшей аксельбант, многочисленные небольшие ссадины на руках и лице свидетельствовали об обратном. Но даже сейчас, растоптанный и униженный сорвавшимся опытом и провалившимся триумфом, Невилл не мог дать в обиду собственное детище. Как и профессор Спраут, он очень боялся за судьбу своих зеленых питомцев. Понимая, что они обрели сегодня огромное количество врагов, мистер Лонгботтом готов был драться со всем миром, доказывая, что произошедшее является пусть ужасным, но всего лишь недоразумением. — Мы просто их целую неделю не кормили и не поливали. Очень хотелось обрадовать ребят, преподнести им сюрприз…

— О, вот в этом вы, несомненно, преуспели, мистер Лонгботтом, — съязвила профессор Макгонагалл. — Такой сюрприз они точно не забудут! Но скажите мне, Невилл, вот что… Готовя этот самый сюрприз, вы хотя бы отдавали себе отчет, насколько опасны эти ваши огурцы. Я думаю, вы не даром назвали их бойцовыми?

— Минерва! — подключилась к разговору профессор Спраут, — да они выросли-то пару месяцев назад. Они как маленькие дети. Никаких навыков мы в эти огурцы не закладывали. Это потом нам хотелось всему их научить.

— Но почему тогда бойцовые, Помона?

— Учитывая, какими ранимыми и беспомощными бывают растения, мы с Невиллом решили научить их навыкам самозащиты. Но позволять им нападать и атаковать — и в мыслях не было!

Профессор Макгонагалл, выслушав свою коллегу, невесело усмехнулась:

— Да ваши бойцовые огурчики — настоящие акселераты. Как говорится, молодые, да ранние. Они сами всему научились, и, похоже, это не предел их возможностей…

— Минерва, с растениями мы как-нибудь разберемся: в конце концов, сами наворотили — самим и расчищать. Правда, Невилл? — тот в ответ кивнул, конечно, хотя взгляд, брошенный на теплицу, особой готовности не выражал. — Но мне очень неловко перед детьми, — щеки профессора Спраут пылали, а губы опять предательски задрожали. — Им надо бы все объяснить, извиниться.

Женщина решительно поднялась, делая знак побледневшему Невиллу следовать за ней. Но профессор Макгонагалл пресекла их смелый порыв:

— Нет, Помона, сейчас это крайне неудачная мысль. Сама посуди, студенты много пережили. Они сегодня не могут быть ни объективны, ни гуманны — потрясение слишком велико. Просто дайте им придти в себя. У вас еще будет возможность им все рассказать и объяснить.

Ответом Макгонагалл был облегченный вздох мистера Лонгботтома.

А Минерва, решив эту проблему, словно забыла о своих собеседниках. Ее тревожный взгляд был вновь обращен на дверь, ведущую из теплицы. Женщина вдруг с ужасом сообразила, что с момента исчезновения Поттера прошло не меньше десяти минут. Но ни спасенный Малфой, ни сам спасатель еще не вернулись. Сейчас она уже жалела, что остановила его друзей на пороге теплицы. Но было уже слишком поздно. Теперь пора самой отправляться за пропавшими студентами и познакомиться с воинственными огурцами лично. Профессор поправила мантию и решительно направилась к двери, ведущей в экспериментальную теплицу. В голове была только одна мысль:

— Ох уж этот Поттер!

* * *

— Так, значит, Гарри полез обратно в теплицу! — чуть не выл от восторга еще один участник развернувшихся событий. Вот уже больше получаса он мерз на снегу, прячась от спасшихся шестикурсников в кустах. Его радость по поводу опасности, которой добровольно подверг себя Гарри Поттер, вовсе не свидетельствовала о душевной черствости или о личной неприязни к легендарному гриффиндорцу. Напротив, Колин Криви (а это именно он обосновал свой наблюдательный пункт в кустах рядом с теплицей) был бесконечно привязан к своему старшему факультетскому приятелю.

Тот детский фанатизм, с которым он преследовал Гарри, будучи студентом первого курса, конечно, уже исчез, уступив место уважительному почтению и необратимой привязанности. Шли годы, мальчик взрослел — менялись его вкусы и пристрастия. Но в личном рейтинге Колина Криви за Гарри Поттером прочно закрепилась первое место.

А поскольку основные ценности у мистера Криви не менялись, на втором месте уверенно обосновалась одна из форм досуга, выросшая у юноши до уровня всепоглощающей страсти. Это была фотоохота. Годы даром не прошли: из наивного мальчишки с нелепым фотоаппаратом в руках он превратился в настоящего мастера, виртуоза своего нелегкого ремесла.

В эту самую минуту фотографических дел мастер был готов пуститься в пляс от восторга. Такого богатого улова у юноши еще никогда не было. Степень этого счастья можно было оценить по тому, что призрак брошенной и забытой кукурузы больше не беспокоил его душу и не тревожил его воображение. Более того, Колин готов был даже примириться с пронзительным декабрьским ветром, затеявшим схватку с его мантией, под которую юноша так опрометчиво забыл надеть теплый свитер. Ради таких кадров можно было стерпеть все!

Колин еле сдерживался, чтобы не выть от восторга, представив лица шестикурсников, когда он развесит фоторепортаж о беспрецедентной спасательной операции из экспериментальной теплицы. Очень хотелось дождаться триумфального возвращения Гарри, но холод пробирал фотоохотника буквально до костей. И здесь на помощь пришла светлая мысль: а почему бы не подождать Гарри в Хогвартсе. Вполне можно было устроить засаду в замке — он знает немало потаенных уголков. Там он дождется своего кумира и зафиксирует на пленке его очередной триумф. Главное успеть перехватить Гарри до того, как тот отправится в душ. О, это будет незабываемый кадр!

Фотограф заметил, что большинство студентов устремилось к двери теплицы. Таким образом, путь к отступлению был открыт. Колин поднялся во весь рост — кусты предательски затрещали. Юноша уже поворачивался к студентам спиной, как вдруг боковым зрением заметил фигуру человека, мгновенно изменившего его планы. Нет, он явно поспешил ретироваться: самое интересное, похоже, еще впереди. Сегодня поистине великий день! У Колина впервые появилась реальная возможность заполучить в свою обширную коллекцию самый главный трофей. Пятый год неудачной охоты превратил желание запечатлеть этого человека на пленку в идею-фикс. Попросив Мерлина об удаче, Колин снова плюхнулся на снег. Кусты затрещали, принимая в свои объятья настойчивого фотоохотника. Пригласив ночную тьму в союзники, мистер Криви сжал в руках драгоценный фотоаппарат, и охота началась!

* * *

Когда Минерва Макгонагалл достигла входа в теплицу, выяснилось, что она вовсе не одинока в своем желании попасть в тесные объятия бушующих лиан. Наличие добровольцев в огуречный ад не удивляло — удивлял их состав. Конечно, присутствие мистера Уизли и мисс Грейнджер было закономерно, желание помочь Симуса Финнигана, Дина Томаса, Лаванды Браун и Парвати Патил можно было объяснить. Но вот нарисовавшиеся на фоне гриффиндорцев мощные фигуры малфоевских телохранителей были чем-то из разряда фантастики. А минуту спустя к этому и без того экзотическому коктейлю примкнула еще одна пара. Испытывая немыслимые угрызения совести, на сцену развернувшейся спасательной операции вышли профессор Спраут и Невилл Лонгботтом.

Общим у всех этих непохожих людей было сейчас одно — желание увидеть живым и здоровым Гарри Поттера. Крэбб и Гойл в общем-то хотели того же, только их Гарри Поттера звали Драко Малфой. Спор, кто пойдет, грозил перерасти в жуткую ссору, которая вполне могла быстро мутировать в серьезную потасовку. Говорили и кричали все одновременно. Авторитет преподавателей был безжалостно низвергнут с положенного им пьедестала. Казалось, уже никому не по силам остановить разгоревшееся пламя.

Неожиданно за спинами разгоряченных спорщиков раздался знакомый голос. Его услышали все и сразу. Почти мгновенно установилась абсолютная тишина.

Голосу профессора Снейпа можно было бы посвятить поэму. Он обладал удивительной способностью в один миг заполнять любое пространство. И сразу замолкало все, что звучало до него, потому что рядом с этим голосом иные звуки воспринимались почти как кощунство, ведущее к дисгармонии. Такие голоса природа создает исключительно для монологов — полифония явно не для них. А необыкновенная глубина и какой-то уникальный бархатистый тембр заставляют тревожно биться сердца и замирать впечатлительные души.

— Что здесь происходит? — вопрос прозвучал спокойно и совсем негромко. Все оживились, восприняв появление Мастера зелий как долгожданную помощь. Снейп ошеломленно разглядывал своих студентов. Такого он даже представить себе не мог. Не дождавшись разумного объяснения, профессор великодушно разрешил: — Впрочем, можете не отвечать. Судя по внешнему виду участников эксперимента, он явно удался. Мои поздравления, профессор Спраут.

— Профессор Снейп, — вступила в разговор Макгонагалл, — эксперимент провалился: растения оказались очень агрессивными и напали на студентов. Северус, они чудом спаслись. Там была настоящая бойня.

— Кто это спровоцировал? Кто напал первым? — деловой тон, которым Снейп задавал вопросы, не мог скрыть тревоги в его голосе.

— Малфой применил против них магию, — ответил Рон Уизли. Мастер зелий кивнул ему, словно давая понять, что он в этом и не сомневался. Сквозь стекло теплицы профессор с интересом рассматривал диковинные растения. Оценив мощь их стебля, Снейп вновь спросил:

— Как же вы выбрались?

— Это Гарри придумал способ, — послышался голос Гермионы.

— Вот как… Вы в очередной раз вышли сухим из воды, мистер Поттер. Знаете, ваше везение… — он не договорил. Глаза безуспешно искали удачливого гриффиндорца среди собравшихся студентов. Не найдя юношу, Снейп бросил стремительный и очень требовательный взгляд на мисс Грейнджер: — Где он?

— Гарри в теплице, сэр. Он вернулся. Был вынужден. Там…

Но Снейп уже не слушал ее. Он лишь обернулся к шестикурсникам и коротко приказал:

— Всем возвращаться в замок. Немедленно. Всю эту гадость смыть с кожи маслом для душа. Профессор Макгонагалл, попросите мадам Помфри обработать ожоги, — Мастер зелий уже собрался войти в теплицу, как вдруг, словно что-то внезапно вспомнив, вновь обратился к Минерве: — Кстати, вон в тех кустах засел наш хогвартский папарацци. Забери его с собой, Минерва, а то еще замерзнет.

Снейп решительно направился к стеклянной двери. Все мгновенно расступились, освобождая ему дорогу. Замешкавшийся Дин Томас был буквально отброшен в сторону.

Мастер зелий вошел в теплицу и мгновение спустя скрылся в огуречных зарослях. Ему вслед неслось запоздалое предупреждение Гойла:

— Сэр, там еще и Драко!

Спасение "утопающих"

Когда Гарри Поттер пришел в себя, его спасенные друзья уже пребывали в пленительных объятиях завоеванной свободы.

Сам же он, привычно движимый благим порывом, вновь предстал перед огуречным батальоном. И хотя с их последней встречи прошло несколько минут, обманутые бой—огурцы явно подготовились к его второму пришествию. Словно проклиная себя за допущенные тактические промахи, они смачно сплевывали образовавшуюся слизь, так что собранные для студентов желтовато-зеленые украшения теперь щедрыми дарами оседали на плодородной земле. Везде, куда бы Гарри ни бросил взгляд, блестели мутные лужи, а узкий проход, затейливо извиваясь между разросшимися растениями, напоминал сейчас скользкую санно—бобслейную трассу.

При появлении гриффиндорского камикадзе лианы приостановили свои замысловатые танцевальные па. Атака, правда, тоже не последовала. Возникало ощущение, что растения ожидают первых шагов именно от Гарри, чтобы достойно противодействовать ему потом. Дерзкая мысль, подобно яркой вспышке, осветила разум смельчака, и мгновение спустя он решился на отчаянный шаг. Легким движением руки волшебная палочка была отправлена в карман мантии, и юноша, подождав немного, медленно оглядел теплицу. Невероятно, но, похоже, противник потерял к нему всякий интерес. Еще не веря до конца своему предположению, Гарри сделал несколько шагов по теплице — никакой реакции не последовало. Тогда он двинулся к двери — несколько лиан зазмеилось по земле, преграждая путь. Исследовательский азарт охватил юношу, и он, решив довести эксперимент до конца, выхватил вновь палочку.

Реакция у бой—огурцов и впрямь была молниеносной: прицельный огонь полыхнул сразу из четырех рассерженных шаров. Было очевидно, что овощные снайперы били на поражение. Об этом свидетельствовало стопроцентное попадание в мишени, за которые противник принял лицо, шею и волосы экспериментатора. Кожу сильно обожгло, глаза защипало, а слезы настойчиво, но, к сожалению, совершенно напрасно пытались смыть ядовитую слизь с век и склеенных ресниц.

Гарри постыдно поднял руки вверх, словно признавая поражение, а затем медленно опустил волшебную палочку в карман.

— Шалость удалась! — печально констатировал он и, едва сдерживаясь от жгучей боли и пытаясь вернуть себе зрение, двинулся по теплице в поисках провалившегося куда-то Малфоя.

Продвигаться по узким проходам было сущим наказанием: ноги скользили, муть и жжение в глазах мешали обозревать пространство вокруг. Гарри чувствовал себя сейчас так, словно попал в густой туман. Двигаясь очень осторожно, он все-таки несколько раз поскользнулся, а потом упал на колени. Правда, поднимаясь, юноша радовался, что не растянулся плашмя в этой зловонной луже. Оценив состояние мантии, подол которой буквально пропитался грязью и отяжелел, Гарри подумал о том, что с большим интересом посмотрел бы на счастливчика, потерявшего равновесие и получившего возможность прилечь в это чудовищное месиво.

Гарри продолжил свой путь по узким тропинкам, которые время от времени образовывали небольшие поляны. Здесь обычно стояла бочка с водой и возвышались навозные холмы. На одной из таких полянок Гарри и нашел Драко Малфоя.

* * *

Неизвестно, какие картины рисовал в своем сознании гриффиндорец, но увиденное его потрясло. Малфой лежал плашмя на грязной земле. Его защитный плащ был буквально залит слизью. Создавалось впечатление, что он просто был сшит из какой-то необычной блестящей материи.

Лица юноши Гарри не видел, оно был закрыто грязными руками, но плечи Драко ритмично вздрагивали. Время от времени были слышны приглушенные всхлипывания. Имея богатый опыт общения со слизеринским старостой, Гарри видел того в разных ситуациях: в тесных объятиях с удачей, на пьедесталах славы и торжества и, наконец, попавшимся в сети своих же собственных козней и отведавшим вполне заслуженную порцию унижений. Но слез Драко он не видел никогда, да и сейчас, признаться, не горел желанием познакомиться с ними.

Увидев же рыдающего Малфоя, Гарри окончательно растерялся. В один миг тревога за судьбу слизеринца вытеснила весь гнев, всю злость, которые копились годами и которые, к слову сказать, упомянутый слизеринец тщательно поддерживал и подогревал. Правда, зная характер Драко, Гарри понимал, что подобные минуты слабости невольным свидетелям не прощают. Но об этом он подумает потом. Теперь же юноша решительно опустился на колени, а потом, окончательно махнув рукой на грязь, уселся рядом с поверженным противником.

Малфой, почувствовав чье-то присутствие, замер, но оборачиваться не стал. Гарри абсолютно не понимал, как себя вести. Он настроился на серьезную битву: готовился спасать, тащить, прикрывать. Но злая судьба вновь приготовила ему неприятный сюрприз: сегодня, похоже, Гарри Поттеру предстояло дебютировать в роли утешителя. Но с судьбой, как говорится, не поспоришь. Юноша посидел без действий какое-то время, а потом решил начать навязанный ему спектакль. Он несмело коснулся плеча Драко:

— Малфой, что случилось-то?

После вопроса, заданного Поттером, плечи Драко затряслись еще сильнее. Гарри почувствовал подступающую панику:

— Что они сделали с тобой? Ты ранен? Можешь сам передвигаться? Малфой, да не молчи ты!

Так как стоявшая тишина не устроила Гарри в качестве ответа, а всхлипывания информации не несли, он решился действовать:

— Давай попробуем подняться… Я помогу тебе… Есть способ выбраться отсюда. Ты слышишь меня, Малфой? Хватит рыдать!

Гарри встал на одно колено и, ухватив Драко повыше локтя, решительно потянул его вверх. Малфой и не думал сопротивляться — он, словно ожидая от гриффиндорца подобных действий, перевернулся на спину и быстро сел. Гарри бросил тревожный взгляд на лицо Малфоя и буквально оторопел. Глаз Драко не было видно — они превратились в узкие щелочки, лицо покраснело, нос сморщился, а рот… Рот производил те самые звуки, которые Поттер ошибочно принял за всхлипывания. Нет, это были вовсе не всхлипывания, а Малфой, как оказалось, и не думал рыдать. Он смеялся… Смеялся так, как, наверное, никогда в жизни. Всхлипываний уже было недостаточно — распирающие его эмоции вырвались наружу, и Драко разразился гомерическим хохотом.

У Гарри немного отлегло от сердца: его вечный неприятель не ранен, а смех, какой бы ужасный ни был, все-таки лучше плача. Но бежали секунды, им на смену приходили минуты, а хохот все не утихал. Наоборот, казалось, что он набирает все новые и новые обороты. Невольно закрадывалось подозрение, что именно так вот люди и сходят с ума.

Но все рано или поздно имеет обыкновение заканчиваться. Загадочный источник безудержного веселья, наконец, иссяк, и смех сразу прекратился. Драко словно выключил его. И здесь Гарри увидел в действии фирменное малфоевское искусство владеть собой. Если бы не яркий румянец и не слезы, блестевшие на ресницах, никто бы и не заподозрил, что буквально минуту назад обладатель этого абсолютно спокойного лица едва не лопался от смеха.

Почти надменно оглядев Гарри, задержавшись при этом на перепачканной грязью мантии и обожженном лице, Драко брезгливо сморщил нос и подвел весьма неутешительный итог:

— Да ты, Поттер, просто красавец!

— Мы оба сегодня неотразимы, Малфой. Видел бы ты сейчас себя, — Гарри довольно ухмыльнулся, заметив, как его товарищ по несчастью ощупывает свое лицо. Результат, похоже, вполне устроил слизеринца:

— Да нет, Поттер, мой макияж куда скромнее твоего! Где уж мне тягаться с тобой!

Эта излюбленная малфоевская манера подчеркивать собственное преимущество всегда и во всем тоже была хорошо известна Гарри. Поэтому, услышав последние слова, он невольно покачал головой: даже сидя в грязи, перепачканный смесью земли и слизи, воняющий навозом, Драко Малфой посмел рассуждать о собственном превосходстве! Если его не остановить, то через минуту выяснится, что и его навоз пахнет чуть ли не фиалками. Гарри решил задушить на корню этот приступ разгорающегося самодовольства:

— Да уж не скромничай, Малфой! Даже не знаю, кто из нас заслуживает пальму первенства! Сам посуди: мой потрясающий макияж против твоего навороченного прикида.

Заметив, как стремительно его собеседник метнул взгляд на собственное одеяние, и как побледнело холеное лицо, Гарри решил добить оппонента: он немного наклонился к нему и, захлебываясь он наигранного восторга, зашептал:

— А уж узоры на спине вообще не поддаются оценке!

Проверить эту информацию не представлялось возможным — оставалось поверить на слово. Малфой продолжал удивлять Гарри своим поведением: вместо очередной порции насмешек слизеринец решил объявить временное перемирие. Поэтому вскоре до Гарри донесся очередной смешок:

— Да уж, стилисты из этих овощных отморозков получились отменные… Просто неделя высокой моды в хогвартской теплице!

— Так ты в норме? — отсмеявшийся Гарри решил вернуться к прерванной теме.

— Поттер, я-то грешным делом всегда надеялся, что ты просто притворяешься, а ты и вправду тупой. По-твоему, быть публично униженным, оплеванным и вымазанным в дерьме — это норма? Да ты, Поттер, извращенец!

— Ну уж нет, Малфой. Если из нас двоих кто и тянет на извращенца, то это ты, — Гарри не позволил перебить себя входящему в азарт собеседнику: — Не ты один здесь был унижен и оплеван. Но посмотри вокруг: ты видишь в этой теплице кого-то, помимо нас? Все нормальные люди уже на свободе. Я не в счет, потому что торчу здесь по твоей вине. А вот тебя здесь явно что-то задержало. Ну и кто из нас извращенец? Что ты здесь делал один?

Щеки Малфоя покраснели, он, явно задетый за живое, обдумывал ответы, а потом продолжил это импровизированное интервью:

— Не слишком ли много вопросов, Поттер. Ну, положим, я и впрямь извращенец, раз остался. Ты не представляешь, как меня заводят их удары. Когда еще выпадет случай так полно удовлетворить мои мазохистские наклонности?! — Малфой получал откровенное удовольствие, явно издеваясь над соперником. — Что же тогда задержало здесь тебя? Неужели наши вкусы совпадают, вот уж никогда бы не подумал, Поттер, — увидев побагровевшее лицо Гарри, Малфой язвительно продолжил: — Да ладно тебе стесняться, сейчас эти овощные молодчики обслужат нас по полной программе.

— Да пошел ты… — это все, что смог ответить откровенно смущенный Гарри.

— Жаль, Поттер, жаль. Мы весело могли бы провести время. Но ты ведь так и не сказал, зачем вернулся сюда. Дай-ка я предположу: неужели опять заделался спасателем? Ну, знаешь, это уже навязчивая идея. Да ты маньяк, Поттер!

Обескураженный Гарри даже не нашелся что ответить: под таким соусом его страсть к приключениям еще никто не преподносил. Глядя на онемевшего противника, Малфой на правах победителя первого раунда словесной дуэли продолжал:

— Поттер, а тебе никогда не приходило в голову не брать инициативу в свои руки? Лучше уступить ее какому-нибудь другому идиоту, а потом просто собрать плоды.

— Если я правильно понял, ты предлагаешь мне попробовать себя в роли паразита? — презрительно усмехнулся Гарри.

— Не паразита, Поттер, а просто здравомыслящего человека.

— Значит я — идиот, а ты у нас — здравомыслящий человек? — несколько повысив голос, переспросил Поттер.

— А разве это не так? — Малфой и не думал смущаться. — Как же еще можно назвать человека, который так наплевательски относится к жизни? За те пять лет, что мы знакомы, ты только и делал, что нарывался на неприятности. Слушай, Поттер, скажи честно: тебе не надоело?

Поняв, что диалог явно затягивается, Гарри переместился к бочке и привалился к ней спиной. Лицо горело просто нестерпимо, глаза словно заволокло дымкой. Помощь теперь явно нужна была ему самому. Но признаться в этом Малфою, внезапно проникшемуся любовью к задушевной беседе, не позволяла гордость.

— А твою здравомыслящую голову хоть однажды посещала мысль, что эти неприятности сами льнут ко мне, как надоедливые репейники?

— Репейники, говоришь, — усмехнулся Малфой. — Так какого ж Мерлина ты шляешься среди лопухов? Что ты забыл в этих зарослях?

Гарри ответил не сразу. Мешало так некстати начавшееся головокружение.

— Весь волшебный мир сейчас загнан в эти заросли. Печальный парадокс: лопухи — в лопухах. Кстати, могу назвать тебе имя загонщика. Что это ты в лице так резко поменялся, Малфой? Ах, я и забыл: не любите вы это имя произносить. Ладно уж, пощажу твои уши. Но услуга за услугу: не поделишься ли своими ближайшими планами? Что же ты опять побледнел, Малфой?! Да уж, с такими нервами придется спокойно сидеть в лопухах, дожидаясь счастливого освобождения.

— Ты опять берешь крайности, Поттер. Почему же обязательно сидеть? И в лопухах жить можно. Твоя беда в том, что ты вечно прешь напролом… Поэтому и получаешь все колючки. Я всегда говорил, Поттер, что в тебе не хватает тонкости. Что поделаешь — издержки воспитания. Двигаться ведь можно гораздо изящнее. Если надо — обойти, если требуется — пригнуться.

— Пригнуться?! — Гарри, словно не веря самому себе, покачал головой: — Малфой! Да от тебя ли я слышу такое?!

— Чтобы сохранить голову на плечах, можно и пополам согнуться, и на брюхе ползти, если потребуется. Этот урок я усвоил четко. Пользуйся, Поттер, дарю!

— Весьма польщен. А испачкаться не боишься?

— А ты про душ случайно не слышал, Поттер? Рекомендую попробовать.

Малфой только сейчась заметил странное поведение своего собеседника: он сидел, привалившись к бочке и закрыв глаза, а слезы непрерывным потоком струились по перепачканным щекам. Поттера явно лихорадило.

— Не все можно смыть, Малфой. Но уж если ты такой практичный, почему не нашел выхода из теплицы самостоятельно? Вместо того, чтобы проявить свою знаменитую изворотливость, ты тут валялся на земле и ржал, как сивый кентавр. Или это какая-то тактическая уловка?

* * *

Оказавшись в теплице, профессор зельеварения Северус Снейп первым делом огляделся. Ничего, похожего на эйфорию шестикурсников во время первой встречи с бой–огурцами, Снейп вовсе не испытывал, поскольку еще пару минут назад видел жертв этих милых овощных созданий. Времени узнать, что произошло в теплице, у Северуса не было, но то, что с этими мощными лианами шутки плохи, он понял сразу.

А еще этот человек очень уважал правила. Одно из них строго—настрого запрещало пользоваться волшебными палочками в хогвартских теплицах. Правило номер два советовало держать себя очень уверенно и не позволять магическому растению главенствовать.

Так и повел себя Мастер зелий: он твердой походкой, почти гордо прошел к небольшой площадке и вызывающе посмотрел на лианы. Их знакомство длилось недолго — создалось впечатление, что мятежные растения каким-то образом почувствовали внутреннюю силу этого человека. По крайней мере, в противники они его записывать не стали, предоставив право вольного перемещения по теплице.

Где искать назойливое существо, которое звалось Гарри Поттер и которое заметно утомило всех своими приключениями и похождениями, Снейп совершенно не представлял. Ну не кричать же, в самом деле «Ау, Поттер!» Учитывая размеры теплицы, предстоящая спасательная операция явно будет затяжной.

Но сквозь этот знаменитый сарказм, сквозь маску язвительности и показного равнодушия пробивалась растущая с каждой минутой тревога. Северус видел, как отделали бой–огурцы сидящих на снегу шестикурсников. Но все они нашли в себе силы выбраться на свободу. Что же могло случиться с этим гриффиндорским недоразумением, если он все еще находился в таком зловонном кошмаре?

Подгоняемый своими опасениями, Мастер зелий устремился к первой же извилистой тропинке, ведущей в огуречное царство. Но излишнее волнение, как известно, притупляет бдительность. А как иначе можно было бы объяснить то, что произошло дальше?

Вглядываясь в глубину огуречных джунглей, Снейп совершенно позабыл о жидком месиве под ногами. Он рванулся с места, но, поскользнувшись, окончательно потерял равновесие. Падая, Северус интуитивно пытался зацепиться за соседние лианы, но их боковые отростки не имели необходимой прочности. Оборвав несколько бесполезных стебельков, профессор зельеварения плюхнулся в омерзительную жижу. Лежа на спине, он, едва сдерживая рвотный позыв, подумал о том, что так, наверное, пахнет в аду. Мысль заработала лихорадочно, выстраивая дальнейший план действий. Взвесив все за и против, Снейп решился продолжить поиски, невзирая на случившийся конфуз.

Желая как можно быстрее подняться, он произвел ряд замысловатых телодвижений, которые наверняка бы возымели успех, не сделай он их на скользкой поверхности. Еще секунда, и тело Северуса обрело значительное ускорение, которое, вопреки жалким попыткам затормозить, только увеличивалось. Объяснить это явление было несложно: выбранная тропинка имела незначительный перепад высот. Мутная река из слизи обеспечила великолепное скольжение, а скорость, набранная при разгоне, замысловатые повороты и крутые виражи гарантировали Мастеру зелий незабываемое путешествие.

К чести Снейпа нужно заметить, что он не сдавался даже в такой ситуации. До самого вожделенного финиша профессор упорно старался остановить свой стремительный полет. Отчаянно цепляясь за отростки лиан, Северус каждый раз срывался, сжимая в руках на глазах растущий пучок из оторванных стеблей, увенчанных листьями и шарообразными плодами.

Никогда еще Мастер зелий не чувствовал себя настолько унизительно. Как и у всех язвительных от природы людей, была у него одна слабость — шуток над собой он не любил, а мысль оказаться в смешном положении вызывала у него почти панику. Сегодняшнее приключение побило все рекорды по своей нелепости. Буквально захлебываясь от собственного гнева, Снейп мысленно составлял довольно длинный список потенциальных жертв его неотвратимой мести. И под номером один в нем значился Гарри Поттер.

* * *

А в это время замерзающий, но вдохновленный наметившейся перспективой Колин Криви был самым беспардонным образом, буквально за шкирку, извлечен из своего, как оказалось, весьма ненадежного укрытия. И всего за несколько минут он узнал о себе очень много неприятного, где-то даже неожиданного, а подчас и откровенно нового. Но все это мало трогало школьного скандального фотографа — оно и неудивительно, так как за годы своего нелегкого промысла на подобные разборки у него уже выработался определенный иммунитет.

А вот волновало его сейчас два обстоятельства. Одно из них в эту минуту активно перемещалось по теплице в надежде взять след Поттера, а значит, вновь уходило от казалось бы неминуемой перспективы украсить своим изображением личную коллекцию Колина Криви. Но это можно было со временем поправить. А вот второе обстоятельство было куда серьезней. Оно нависло над ним в виде побелевших от гнева Рона Уизли и Винсента Крэбба. Молодые люди почти одновременно осознали, что обозначали те вспышки, которые сопровождали их торжественное освобождение из огуречного рабства. И теперь создавалось впечатление, что вытрясти из несчастного фотографа злополучную пленку, стало главным делом их жизни. Когда же к возмущенной парочке присоединились и остальные спасенные жертвы, внезапно вспомнившие, сколь компрометирующие обстоятельства сопровождали их освобождение, мистер Криви понял, что пленку не отбить. Он, признавая поражение, у всех на глазах распахнул гнездо фотоаппарата и извлек кассету с пленкой. Рон жадно вырвал ее из рук Колина и рывком вытащил черную полоску из кассеты, а секунду спустя она уже темнела на снегу, напоминая несчастную, свернувшуюся причудливым серпантином змейку. Все облегченно вздохнули и, даже не пытаясь оспорить приказ Снейпа, двинулись в сторону замка.

Мистер Криви проводил последнего шестикурсника глазами, еще раз бросил взгляд на одинокую черную полоску на снегу. Эмоции буквально распирали молодого человека. Колин смотрел вслед удаляющимся шестикурсникам и, уже не сдерживая злорадную улыбку, вслух выразил удивление их глупости и наивности: «Ну надо же, как дети!» Его правая рука опустилась в карман мантии и уверенно сжала чудом спасенную и ставшую теперь буквально бесценной кассету с пленкой. Нет, удача явно была сегодня на его стороне! Годы фотоохоты в экстремальных условиях даром не проходят. Запах опасности он буквально чувствовал носом, и для спасения своего драгоценного материала ему теперь требовалась пара — тройка секунд. На этот случай у мистера Криви всегда имелись заранее готовые пустые пленки-обманки, одна из которых сейчас и была отдана несчастным жертвам будущего скандального репортажа.

Признаться, до учиненной над ним расправы Колин был полон больших сомнений по поводу публикации некоторых кадров. Но после пережитого унижения сомнения отпали сами собой. Ну держись, шестой курс!

* * *

Малфою все меньше и меньше нравилось состояние своего невольного собеседника. В отличие от гриффиндорца, в планы Драко спасательная операция явно не входила.

— Ты и правда не понял, Поттер, причину моего смеха? Эти лонгботтомские уроды почти сразу оттащили меня сюда. Так что за вашей исторической битвой я наблюдал со стороны. Поверь, Поттер, я видел много смешного в своей жизни, но все оно вместе взятое буквально меркнет в сравнении с этим сражением.

— А почему бой-огурцы изолировали тебя? Ты считаешь, что это была их личная месть?

— Все не так просто, Поттер. Как бы я не относился к Лонгботтому, надо признать, что он создал действительно думающих тварей. Почему-то во мне они увидели главную угрозу.

— Почему-то?! Малфой, не ты ли первым применил магию? По-моему, они тебя просто обезоружили.

— Этого им было мало, Поттер. Они желали, чтобы их враг был самым позорным образом повержен. Эти твари до сих пор не позволяют мне подняться. Разве поверженный враг, стоящий на коленях, не самая светлая мечта всех гриффиндорцев?! Очевидно, Лонгботтом вложил в свое изобретение свои самые дерзкие мечты и желания.

Гарри уже едва сдерживался, чтобы не стонать. Слезы лились буквально рекой. Да и речи Малфоя стали ему явно неприятны. Испытанное раздражение готово было вылиться на собеседника:

— Не надо мерить людей по себе, Малфой. Никогда не поверю, что Невиллу понравилось бы унижать людей и мстить кому-то.

— Но вашему Лонгботтому частенько достается от окружающих. Ты что же, полагаешь, что после очередной порции унижений он утирается, всех прощает и любит? Ты же и сам понимаешь, Поттер, что это полная ахинея.

— Так по-твоему выходит, что в момент создания бой-огурцов Невилл на кого-то злился? Поэтому они такие агрессивные?

— Слава Мерлину, что это так. Почему ты так на меня вылупился? — в глазах Малфоя вдруг блеснул недобрый огонек. — А представь-ка, Поттер, чем бы все это могло закончиться, если бы твой Лонгботтом не злился, а наоборот, предавался сексуальным грезам или, скажем, элементарно решил бы подрочить?

Гарри открыл было рот, чтобы поспорить, но разыгравшееся воображение нарисовало настолько чудовищно-непристойную картину, что не засмеяться, вторя ржущему Малфою, было просто невозможно.

Когда смех сошел на нет, Драко продолжил:

— Теперь касаемо твоего второго вопроса. Зачем рисковать лишний раз? Спешка хороша не всегда. Полагаю, что просто нужно дать время желающим спасти тебя. Мало что ли дураков вокруг? Вот один уже сидит рядом. Правда, толку от тебя, Поттер, никакого. Тебя самого спасать нужно.

— Но я единственный, кто рискнул вернуться сюда. Никто из твоих друзей не предложил мне составить компанию. Боюсь, что больше нам ждать некого — придется как-то выбираться самостоятельно.

— Поттер, есть немало людей, которые готовы рискнуть, спасая меня. Наверняка наше отсутствие уже наделало много шуму. Уверен, что с минуты на минуту появится твой полоумный Дамблдор. Уж он-то, надеюсь, справится с этими чудовищами.

— Я бы не стал так надеяться на Дамблдора — его часто не бывает в школе. У меня есть план, он уже сработал несколько раз. Давай попробуем, пока я еще могу двигаться.

В глазах Малфоя читался явный испуг. Силы же Гарри убывали с каждой минутой. Он попытался встать, но закружившаяся голова не позволила ему этого сделать.

— Сиди уж, спасатель! — язвительно посоветовал ему Драко. Если нет Дамблдора, дождемся Снейпа.

— Ты и впрямь думаешь, что он полезет в эту клоаку спасать нас? Да и что он сможет сделать, если уж сама Спраут была бессильна?

— О, Снейп — большой специалист по нахождению выхода из безвыходных ситуаций, — усмехнулся Малфой. — Что касается этой клоаки, то за тобой он и впрямь вряд ли бы полез. А вот ради меня он и не на такое способен.

— И чем же ты, Малфой, завоевал подобное расположение этого сальноволосого мерзавца?

— Уж я и сам не знаю. Просто он мне с самого сентября прохода не дает. За каждым шагом следит. Не могу сказать, что я от этого в восторге, но понять Снейпа можно, учитывая его ориентацию. Поттер, да у тебя сейчас глаза из орбит вылезут. Только не говори мне, что ты не знаешь о сексуальных предпочтениях нашего Мастера зелий. Неужели никто из славных гриффиндорцев тебе этого не рассказал?

— У нас что, тем других для разговоров нет? Так ты думаешь, что он неровно дышит к тебе и примчится спасать?

— Я почти в этом уверен, Поттер.

— Какой же ты наивный, Малфой. Твой Снейп, небось, уже десятый сон видит, а ты тут ждешь своего рыцаря. Как же! Сейчас он примчится, приедет к…

Гарри не договорил — раздался треск ломаемых веток, и на поляну, лежа на спине, действительно стремительно въехал Северус Снейп, закончивший, наконец, свой виртуозный слалом и финишировавший прямо у ног Малфоя.

Несколько минут стояла убийственная тишина, ибо все трое участников пребывали в шоковом состоянии. Первым очухался Малфой.

— Я же говорил! Профессор Снейп, добро пожаловать к нам на огонек! Уж как я вас ждал! Признаться, никогда еще не видел своего декана в таком состоянии, но, понимая, как вы спешили, ничему не удивляюсь, — Малфой едва сдерживался от хохота, видя совершенно обалдевшее лицо Снейпа. Заметив в его руках целую охапку оборванных отростков и веток, украшенных ненавистными шипастыми шарами, Драко продолжил: — О, да вы никак с цветами?! Здорово подготовились. Только у нас самих этого добра хоть отбавляй. Но все равно приятно.

Снейп, едва веря в счастливое избавление, порывисто сел. Казалось, он совсем не слушал болтовню Драко, а жадно озирался по сторонам. Наконец, у бочки он заметил того, кого искал и, облегченно вздохнув, обратился к Малфою с неожиданным вопросом:

— Вы-то откуда здесь взялись, мистер Малфой?

Драко с недоумением посмотрел на профессора и, видимо сразу что-то сообразив, хитро усмехнулся:

— Так значит это цветочки не мне? Какая жалость! Уж и не знаю, как я это переживу! Поттер, сегодня твой звездный час. Что же, поздравляю! Особенно учитывая последние новости, полученные тобой, — Драко заговорщицки подмигнул Поттеру, а потом продолжил, обращаясь к своему декану: — Самое интересное, профессор Снейп, что я здесь был с самого начала. Потом сюда явился Поттер, чтобы спасти меня. Теперь сюда же заявляетесь вы, чтобы спасти Поттера. Подождем еще и вашего спасителя или все-таки попытаемся выбраться самостоятельно?

Пока шел этот разговор, Гарри почувствовал сильный озноб. Правда, он странным образом сочетался с обильным потом, выступившим на лбу. Столь стремительное появление профессора Снейпа было очень кстати, потому что помощь была нужна срочно.

Неожиданно страдалец почувствовал рядом с собой чье-то дыхание, он мгновенно распахнул глаза и сквозь слезы посмотрел в черные глаза профессора Снейпа, присевшего около него на колени. Гарри вспомнил, как, поскользнувшись почти у самого входа в теплицу, он мечтал увидеть красавчика, потерявшего равновесие. При взгляде на Снейпа он понял, что его мечта осуществилась. Профессор и впрямь выглядел как человек, только что принявший грязевую ванну.

На объяснения уже не было сил, но полгода занятий окклюменцией сделали свое дело — Мастер зелий понял его без слов. И пока Драко вкратце рассказывал своему декану о сегодняшнем зачете по Гербологии, профессор пытался разгадать причину столь странного состояния Поттера. Посмотрев на вполне миролюбивые лианы, Снейп наклонился над гриффиндорцем и спросил:

— Вы сможете идти сами, мистер Поттер? Пора выбираться отсюда.

А дальше Гарри все помнил, как в тумане. Чьи-то руки оторвали его от спасительной опоры, и уже мгновение спустя он был прижат к чьей-то груди. Приоткрыв один глаз, Гарри увидел у самого лица черную ткань мантии и несколько прядей длинных черных волос. Испытывая непреодолимое желание отстраниться от этого ненавистного человека, Гарри протестующее дернулся в руках Мастера зелий. Тот же еще крепче прижал юношу к себе, бормоча, что скоро все будет хорошо. Понимая бессмысленность борьбы, Гарри сдался и немного расслабился.

Малфой очень осторожно поднялся, ожидая привычного свиста лианы и удара по ногам. Но создавалось впечатление, что появление Снейпа настроило бойцовые овощи на мирный лад. Они вообще не реагировали на медленно движущуюся процессию.

Но недалеко от выхода история повторилась: несколько змеевидных лиан вновь преградили дорогу. Терпение Малфоя иссякло, и он, перепрыгивая через извивающиеся ленты, бросился к выходу. Стремительность пошла ему на пользу, слизеринец почти избежал расправы, и лишь у самого выхода одна настырная ветвь изловчилась и стеганула поперек спины сбежавшего пленника. Дверь теплицы с грохотом захлопнулась, Малфой упал на снег и захохотал от счастья.

Повторить подобный трюк с Поттером на руках было невозможно. Мастер зелий осторожно посадил Гарри на землю. Снейп уже не сомневался в диагнозе: у Поттера было сильнейшее отравление. На его руках и шее он заметил кровоточащие ссадины, нанесенные шипами огурцов. Слизь, попавшая в рану, вызвала интоксикацию организма. Медлить было нельзя, но пути решения Снейп пока даже представить себе не мог. Надеяться было не на кого: Малфой позорно бежал, бросив на произвол судьбы людей, пришедших ему на помощь. Но с ним Северус разберется позже.

Из рассказа Драко он уяснил, что измученные диетой растения взяли своих спасителей в заложники. Что-то подсказывало Снейпу: ответ нужно искать именно здесь. В этот миг он почувствовал некое подобие легкой ментальной атаки — кто-то рвался в его сознание. Выставив блок, Северус стремительно развернулся к Поттеру, но тот просто лежал на земле, закрыв глаза. Мастер зелий огляделся — они с Гарри были здесь одни. Вот тут-то ему и вспомнились утверждения Малфоя, что растения умеют мыслить. В ту минуту Снейп вдоволь посмеялся над словами Драко. А вот сейчас… А вдруг и правда?

Еще чуть-чуть поколебавшись, профессор Снейп осторжно снял блок, защищающий его мысли. И в ту же самую секунду в его сознании возникла совершенно незнакомая, но очень отчетливая картина. Северус видел непроходимые джунгли, где произрастали тысячи разнообразных лиан. Тучи заволокли небесную синь и надежно укутали яркое солнце. Хлынул сильный дождь, омывая мощные кроны деревьев, прибивая к земле траву, экзотические цветы и одевая в серебристый кокон из дождевых капелек многочисленные змеевидные лианы.

Картина была очень реальна, и Снейп удивился, что его одежды не коснулись мощные дождевые струи. В тот же самый миг видение покинуло сознание Мастера зелий. Он потрясенно разглядывал удивительные растения, словно видел их впервые. Они не только умеют мыслить, эти чудо — растения способны общаться на ментальном уровне. И вовсе не заложники нужны были бой — огурцам. Дав им навоза и полив лианы, студенты выполнили лишь половину необходимой работы. Удерживали своих спасителей лианы лишь для того, чтобы получить от них все необходимое. Мыслящие существа долго стучались в сознание студентов, но поняты не были.

Северус Снейп, теперь прекрасно понимающий потребности этого настоящего селекционного чуда, медленно поднял волшебную палочку и громко воскликнул, призывая дождь:

— Exsister Aqua!

Мощные потоки воды обрушились на истосковавшиеся лианы, преображая их буквально на глазах. Через пару минут магический дождь прекратился, а от воинственности лиан не осталось и следа. Живительные капли вновь вернули изумрудную зелень листьям, а плоды стремительно поменяли свою агрессивную шарообразную форму на привычные цилиндрики с едва заметным мягким пушком.

Гарри, вымокший под дождем до последней нитки, очнулся и смотрел на преобразившихся до неузнаваемости неприятелей во все глаза. Прав оказался Драко: они больше часа воевали с этими лианами, а Снейп нашел выход за считанные минуты.

И вот уже этот самый Снейп наклонился над гриффиндорцем, собираясь вновь поднять его. Но Гарри решительным жестом оттолкнул протянутые к нему руки и уверенно произнес:

— Я пойду сам.

Бровь Мастера зелий привычно изогнулась, выражая смесь сомнения и удивления:

— Как вам будет угодно, мистер Поттер.

Попытки подняться самостоятельно явно провалились. Снейп какое-то время терпеливо наблюдал за бесполезными усилиями настырного мальчишки, потом решительно приблизился к Гарри и, поддерживая его за талию, двинулся к выходу. Вскоре они победоносно покинули экспериментальную теплицу.

* * *

У выхода их поджидала заплаканная профессор Спраут. Увидев Гарри, она бросилась к нему, но была остановлена резким окриком Снейпа:

— Помона! Оставь его, пожалуйста. Слизь ядовита, а Поттер как будто купался в ней. У него сильнейшее отравление.

Почувствовав свежий воздух, Гарри пришел в себя, но озноб только усилился: вся его одежда промокла насквозь. Пытаясь сохранить остатки тепла, он обнял сам себя руками, опускаясь на снег. Подошедшая профессор Спраут заботливо потрогала лоб Гарри.

— Северус, у него сильный жар. Нужно скорее доставить его в замок.

Снейп ответил ей не сразу. Казалось, он никак не может придти к определенному решению. Наконец раздался его уверенный голос.

— Это далеко, а яд впитывается быстро. Необходимо срочно смыть его с кожи. Это остановит дальнейшее заражение. Помона, здесь раньше был душ. Он сохранился?

— Душ есть, Северус, но пользуемся мы им крайне редко. Он довольно старый, ну и сам понимаешь, в каком состоянии…

— Вода там есть? — перебил преподавателя Гербологии Снейп. Он смотрел на дрожащего Поттера и явно нервничал.

Получив необходимый кивок, Мастер зелий подхватил растерянного Гарри и, ничего не объясняя, буквально поволок его к небольшому домику, где находился душ.

"Ах, этот вечер! Лукавый маг!"

— 1 -

«Удивительный вопрос: почему я — водовоз?»

Утверждать, что этот декабрьский вечер запомнился только шестикурсникам Гриффиндора и Слизерина, было бы крайне несправедливо по отношению к прочим счастливчикам, познавшим на собственной шкуре, сколь нежелателен союз вполне безобидного, на первый взгляд, числа тринадцать и дня недели, носящего скромное название «пятница».

Среди упомянутых жертв первым следовало бы назвать школьного смотрителя Аргуса Филча. Он так многое и так многих не любил, что составить список неугодных его сердцу людей, предметов и явлений не взялся бы ни один мудрец, поскольку на это не хватило бы жизни даже легендарному Николасу Фламелю.

В частности, если обратиться к дням недели, то мистер Филч недолюбливал все семь. Выражаясь точнее, шесть из них могли бы претендовать на скромную роль аутсайдеров, а вот пятнице была уготована иная судьба: она занимала в его личной иерархии ненависти одну ступень вместе с необходимостью здороваться и улыбаться, головной и зубной болью, лимонными дольками Дамблдора и небезызвестным магазином близнецов Уизли.

Подобную неприязнь пятница обрела потому, что студенты Хогвартса, не желавшие портить себе заслуженные выходные, проявляли чудеса изворотливости и осторожности, дабы избежать фирменных отработок школьного смотрителя. В иные дни лежащую на его плечах ответственность за порядок и чистоту замка он охотно перекладывал на проштрафившихся юных волшебников — благо, таких было всегда немало. А вот каждую пятницу возникал необъяснимый парадокс: работа, порученная смотрителю, оставалась нетронутой, а жертв, готовых освободить от нее, отловить так и не удавалось. Здесь не помогали ни устраиваемые засады, ни вездесущая миссис Норрис, ни даже специальные рейды по поимке нарушителей, проводимые совместно с профессором Снейпом. Домовые эльфы тоже были не слишком полезны в решении данной проблемы, так как их рабочий день начинался ночью, а холл и Большой зал должны сиять чистотой уже вечером.

Вот почему, едва не давясь злостью и желчью, Филч сейчас собственноручно драил полы перед главным входом в замок. Причем делал он это с таким остервенением, что создавалось впечатление, будто древние камни, которыми был вымощен пол весьма обширного холла, в чем-то лично провинились перед школьным смотрителем. Но в подобном фантастическом усердии сегодняшнего полотера и водовоза были виноваты отнюдь не почтенные булыжники. Основные события произошли часом раньше.

Покидая Большой зал после сытного ужина, Филч, не спеша, шел в свои личные покои. Вот уже несколько дней он был избавлен от весьма унизительной вечерней процедуры — оттирать очередную оскорбительную надпись прямо напротив собственной двери. Если раньше такие и появлялись, то вычислить автора и исполнителя не составляло никакого труда. Ими, как правило, являлись жертвы особенно трудоемких отработок. Оставалось лишь снабдить опознанных и сознавшихся во всем малолетних преступников необходимым инвентарем, и сразу же наблюдалось явление обратной прогрессии: по мере того, как надпись на стене убывала, количество будущих отработок незадачливых любителей наскальной росписи соответственно увеличивалось. Но так было раньше. Только вот с недавних пор наметился весьма значительный рост мастерства настырных художников, да и созданные их безудержным вдохновением граффити стали настолько прочными и качественными, что самые едкие средства были против них по-детски бессильны.

Вычислить безымянных авторов пока не удалось, но Филч был почти уверен, что за всем этим безобразием стоят его главные враги: рыжеголовые переростки-близнецы Уизли. Время, проведенное без парочки гриффиндорских обормотов, было блаженным, но ушло в прошлое. Настойчивостью матери, уговорами друзей и личным приказом директора школы они были выдернуты из-за прилавка собственного магазина и помещены обратно в Хогвартс, чтобы иметь возможность закончить образование. Напрасно юные и весьма удачливые бизнесмены упирались полгода. И время ушло, и цели не достигли. А вот теперь, потеряв целый год, они вынуждены были коротать время до выпускных экзаменов в новом классе. Поэтому, изнывая от скуки, неугомонные близнецы от души развлекали школьников и доставляли немало хлопот профессорам. Надо ли говорить, что со стариной Филчем у них были давние счеты?

Но как доказать свои предположения, школьный смотритель не имел понятия. Поэтому теперь каждый раз, прочитав очередную пакость о себе, которая, к слову сказать, была удивительно близка к истине, Филч галопом несся в покои профессора Флитвика за магической помощью. Тот никогда не отказывал. Напротив, казалось, ему доставляет удовольствие участвовать в вечерних спектаклях.

В этот памятный вечер Филч уже дошел до своей двери, как увидел ядовито-зеленую надпись на стене, передающую обитателям Хогвартса весьма занимательную информацию о школьном смотрителе. Из нее становилось совершенно ясно, чей он сын, и в какое место ему следует незамедлительно отправляться за все свои прегрешения. На унизительное родство с указанным млекопитающим Филч отреагировал яростным рычание, так что сомневаться в достоверности информации на стене почти не приходилось. Конечный же пункт назначения, предложенный анонимным автором, вырвал из горла жертвы такие жуткие звуки, ни описать, ни классифицировать которые не представляется возможным. Задыхаясь от возмущения, школьный завхоз стремглав влетел в собственный кабинет и победоносно схватил лежащий там свернутый трубочкой пергамент. Далее его маршрут было отмечен остановками у покоев профессора Флитвика и профессора Вектор. А уже спустя десять минут потревоженные преподаватели, едва сдерживая улыбку, топтались у злосчастной надписи.

— Мне с каждым разом все трудней и трудней уничтожать эти произведения, — качал головой Флитвик. — Конечно, я не оправдываю шутников, Аргус, но хотел бы увидеть этих весьма талантливых учеников.

— Вот сегодня и познакомимся с ними, — злобно проскрипел Филч, с надеждой оборачиваясь к преподавателю нумерологии. — Профессор Вектор, вы принесли магический проявитель?

— Аргус, не волнуйтесь, краска со мной.

Но женщина явно не спешила передавать требуемый предмет школьному смотрителю. Очень высокая, очень стройная, под стать своему имени, преподаватель нумерологии была хорошо известна в Хогвартсе сильным, волевым характером и изумительной железной логикой. Пробить эмоциями ее было почти невозможно: она признавала лишь один язык — язык факта.

— Я просто хочу, чтобы вы поняли, насколько ценное и редкое средство у меня просите. Счастье, что оно вообще имеется в школе. Я просто не вижу смысла тратить ее на какую-то детскую шалость. Филиус, — обратилась она к Флитвику, — не могли бы вы просто стереть надпись на стене.

— Ага, — возмутился обозленный смотритель, — сегодня мы все сотрем, а завтра эта дрянь снова появится на стене.

— Что вы говорите? — глаза Вектор округлились. — Так это не в первый раз?

Профессор Флитвик еле сдерживался, чтобы не расхохотаться. Уж кто-кто, а преподаватель нумерологии прекрасно знала о знаменитых анонимных посланиях многочисленных поклонников Филча. Это была одна из излюбленных тем для обсуждения среди профессорского состава Хогвартса. Иные надписи отличались таким завидным остроумием, что впору записывать их на память в свой дневник. Что и делала в тайне ото всех профессор Вектор, питавшая особую слабость к школьному фольклору.

Свое удивление женщина сыграла настолько убедительно, что Филч не только не усомнился, а даже одарил изумленных коллег весьма длительным монологом-жалобой. Из слов разобиженного смотрителя стало известно, что директор пошел ему навстречу и, желая помочь, попросил профессора Вектор поделиться имеющимся у нее редким сокровищем. В доказательство своих слов Филч протянул женщине свиток пергамента, полученный от Дамблдора.

Но та пергамент не взяла. Вместо этого профессор подошла к надписи и вытащила из кармана весьма увесистую баночку с магической краской, позволяющей вычислить автора любой произведенной надписи. Это изобретение являлось результатом их совместной деятельности с профессором Снейпом. Столь нужное открытие еще не получило широкой огласки: требовалось больше времени для опытов, но в пределах Хогвартса краска работала безупречно. Вот только для ее производства требовалось целое состояние.

Очень осторожно женщина открыла баночку и окунула в нее приготовленную смотрителем широкую кисть. Ярко-голубая краска уверенным движением была нанесена на стену чуть пониже преступной надписи. После этого, закрыв банку и убрав ее в карман, профессор Вектор дотронулась волшебной палочкой до нарисованного квадрата и четко произнесла:

— Студенты Хогвартса!

На голубом экране, созданном магической краской, мгновенно сменяя друг друга, появлялись имена учащихся. Тем временем профессор Вектор объясняла, что этот стремительный поток имен остановится, когда будет определен автор надписи.

— А ошибок быть не может? — прервал объяснение Филч.

— Мы уже давно проводим испытания этой краски, пока еще обмануть ее никому не удавалось. Не волнуйтесь, Аргус, сейчас мы обязательно найдем вашего обидчика. Имя его высветится ярко-красными буквами. Подождем немного.

Прошло минут десять, прежде чем на краске появилось и исчезло последнее имя. Но искомого ответа хогвартские оперуполномоченные так и не получили. Филч смотрел на растерянную женщину, едва скрывая ярость, а вот Флитвик, напротив, с трудом сдерживал торжество. Дело в том, что он давно уже оценил по достоинству мастерство безымянного любителя наскальной живописи и очень не хотел, чтобы этого гения так легко вычислили и изловили.

Но тем и отличалась от представителей своего пола профессор Вектор, что всегда полагалась на железную логику и редко сдавалась без борьбы. Так и сейчас, пораскинув мозгами, она вдруг внесла весьма дерзкое предложение:

— Но мы еще не проверили преподавателей. Не надо на меня так смотреть, Аргус. И я понимаю, что это абсурд, Филиус. Но попробовать-то можно. Что мы теряем в этом случае?

Профессор Вектор вновь коснулась драгоценной краски волшебной палочкой и произнесла:

— Профессора Хогвартса!

Хватило минуты, чтобы отразить весь список преподавательского состава школы Магии и Волшебства. И вдруг произошло чудо: экран замелькал, исчезли все имена, и почти сразу высветились большие ярко-красные буквы. Когда трио дотошных детективов прочитало имя, Филч от неожиданности плюхнулся на пол, Флитвик изумленно пискнул, а Вектор схватилась за сердце. Да и было отчего, ибо надпись гласила:

«Альбус Дамблдор».

Когда профессора, пришедшие, наконец, в себя, смогли снова соображать и действовать, они старательно избегали взглядом друг друга. Вектор, выхватила из рук жертвы пергамент с запиской Дамблдора, мгновенно развернула его, сначала сличила почерк сама, потом дала полюбоваться компроматом обалдевшему Флитвику. Убедившись, что почерки на стене и пергаменте полностью совпадают, он мощным заклинанием поспешно уничтожил скандальную надпись. С минуту Вектор еще о чем-то раздумывала и вдруг, сославшись на срочные дела, поспешила ретироваться, захватив с собой малютку-профессора.

Оставшийся в гордом одиночестве Филч, яростно сжимал возвращенный ему свиток и, подобно хамелеону, менял цвет лица. Сейчас за основу была взята богатая палитра красного: от нежно-розового оттенка до свекольно-бордового. Результат исследования настолько потряс смотрителя, что он не сразу нашел в себе силы подняться. Но через пару минут набирающий обороты гнев весьма успешно вытеснял из его сердца и души все имевшиеся там эмоции и привязанности. Вот только с чувством долга справиться так и не удалось, ибо изгнать его из души Филча смогла бы, наверно, лишь смерть.

Служебный долг звал завхоза к главной двери Хогвартса. Не имея сил проигнорировать этот вечный зов, Филч привычно засеменил по коридору к лестнице, ругая на все лады старого маразматика с его дурацкими розыгрышами. Случайные свидетели столь эмоционального монолога могли бы сейчас узнать о почтенном директоре Хогвартса очень много нового. Например, то, что ему уже давно не место в школе, а вот палата для душевнобольных клиники Святого Мунго как будто специально создана для Дамблдора, впавшего в детство.

Пообещав себе, что этого он так не оставит, Филч вылил всю свою ненависть на ни в чем не повинный пол, мощенный древними камнями, и остервенело оттирал каждый след, каждое пятнышко. Вот почему впервые за все долгое время своего существования самые обычные булыжники засверкали, как благороднейший мрамор после окончательной шлифовки.

Бросив довольный взгляд на блестящий (в прямом смысле этого слова) результат своего титанического труда, Филч вытер пот, ручьями сбегающий по раскрасневшемуся лицу. Пообещав себе, что вздернет на дыбе любого, кто попытается хотя бы приблизиться к стерильному холлу, он поднял драгоценный инвентарь и уже двинулся к лестнице, как вдруг…

— 2 -

«И так приятно возвращаться под крышу дома своего»

Огромная дверь с шумом распахнулась, и на пороге возникли две фигуры. Мгновенно оценив их внешний вид, Филч поначалу даже обрадовался, что нашел-таки лауреатов воскресных отработок. Гордо выпрямившись, школьный смотритель двинулся к перепачканной парочке студентов, размышляя, в какой форме лучше озвучить ожидавший их сюрприз. Но в этот момент сюрпризы посыпались на него самого, причем настолько интенсивно, что самое время было поверить в существование легендарного рога изобилия. Шестикурсники, один другого «краше», заполнили холл перед лестницей. Их внешний вид заставил Филча буквально онеметь, а запах едва не сбил с ног. Вскоре сверкавший еще минуту назад пол был больше похож на настил в свинарнике.

Наглая толпа студентов уже направилась к лестнице, как на их пути возник буквально озверевший Филч со шваброй и ведром в руках.

— Могу я узнать, — раздался его срывающийся от возмущения голос, — куда это вы направляетесь, молодые люди?

— Возможно, в это и трудно поверить, но мы бы хотели пройти в свои спальни, мистер Филч, — ответила за всех Гермиона Грейнджер.

— И вы думаете, что я пущу вас в замок в таком виде? — Филч оскалил зубы, что в его случае обозначало улыбку.

— А вы предлагаете нам заночевать на улице? — почти истерично взвизгнула Панси Паркинсон.

— О! Об этом я мог бы только мечтать. К сожалению, мне этого не позволят сделать. Но я хотел бы знать, откуда вы явились в таком непотребном виде?

— Мы сдавали зачет! — раздалось сразу несколько возмущенных голосов.

Филч, отведавший этим вечером приличную порцию унижений, видел призрак скрытого издевательства буквально в любой реплике, в самой безобидной фразе. Поэтому в ответ измученные шестикурсники вынуждены были прослушать весьма содержательную лекцию о бездушных, мерзких, малолетних преступниках, которых по недоразумению именуют студентами и место которым не в этом древнем замке, а в том хлеву, откуда они принесли столько грязи. Далее Филч заявил, что ни один из появившихся шестикурсников не войдет в замок до тех пор, пока деканы не полюбуются на их чудовищные костюмы и не поймут, каких поросят они вырастили.

Едва школьный смотритель закрыл рот, чтобы перевести дыхание, как в дверном проеме появилась профессор Макгонагалл. Взглянув на заместителя директора школы, Филч вновь лишился дара речи. Грязных пятен на одежде изможденной женщины не было, но смотрелась она ненамного приличнее собственных студентов: мантия Минервы была сильно измята, а перепачканные ботинки оставляли на каменном полу островки жуткого месива из грязи и подтаявшего снега. Всегда безупречный тугой пучок, венчавший ее голову, теперь сбился набок, вспотевшее лицо было в темных грязных пятнах.

— Аргус, — измученно спросила профессор Макгонагалл, — директор в школе?

Ох, не надо было Минерве в этот вечер задавать смотрителю подобный вопрос! Имя Дамблдора для Филча обозначало сейчас приблизительно то же самое, что красная тряпка для разъяренного быка. В ответ он так рявкнул, что находящиеся в холле волшебники разом вздрогнули:

— Нет его в школе!

— Ну что же, — Макгонагалл несколько опешила от подобного тона, но затем привычно взяла руководство в свои руки, — всем отправляться в факультетские башни. Полчаса даю на то, чтобы вы привели себя в порядок. Затем спускайтесь в Большой зал на ужин. Если кому-то понадобится медицинская помощь, немедленно отправляйтесь в Больничное крыло. И не забудьте, что смыть слизь с кожи можно только маслянистой жидкостью. Мыло вам не поможет. Пользуйтесь ароматическими маслами для душа. Если нужно будет обработать ожоги, обращайтесь к мадам Помфри.

Шестикурсники, злобно торжествуя, кидали победоносные взгляды на кипящего от негодования Филча и направлялись к лестнице, чтобы, наконец, добраться до спасительного душа, сытного ужина и вожделенной постели.

— 3 -

О волнующем дУше и волнующейся душЕ

Сознание Гарри постоянно путалось, словно затеяло со своим хозяином увлекательную игру в прятки. Минуты просветления чередовались с периодическими провалами в небытие. Все смешалось в голове, и юноша уже не понимал, является ли случившееся с ним сном или явью.

Прищурившись, Гарри попытался рассмотреть человека, который настойчиво тащил его в неизвестном направлении. Опознание прошло вполне успешно, поскольку это ненавистное лицо, обрамленное мокрыми прядями черных волос, юноша узнал бы из тысячи. Открывшаяся истина неприятно поразила и не на шутку встревожила. Куда же так настойчиво вел его Снейп?

Вот только холод, острыми иголками пронзающий тело, и мокрая одежда, не только не спасающая от него, а лишь усиливающая производимый эффект, очень быстро притупили все опасения и подозрительность Гарри. Нет, он пойдет куда угодно и с кем угодно, если это поможет избавиться от зимнего ветра! Юноша еще успел сделать несколько шагов, после чего в очередной раз провалился в спасительный омут беспамятства.

Когда же вконец распустившееся сознание соизволило вернуться к своему хозяину, Гарри не мог не порадоваться, что его мечта осуществилась: холод выпустил несчастную жертву из своих тесных объятий, а свирепый декабрьский ветер перестал трепать вымокшую одежду. Правда, откуда-то издалека до юноши все-таки долетал его недовольный приглушенный рев, словно он все еще грозил неминуемой расправой своей внезапно ускользнувшей добыче.

Осмотревшись, Гарри обнаружил, что сидит в маленьком деревянном домике или сарае. Старые доски, которыми были обиты стены, местами прогнили и почернели. Пол, также дощатый, находился в столь же плачевном состоянии. Вдоль стен, как изваяния, застыли разнокалиберные свечи, которые, яростно шипя, с большой неохотой вынуждены были выполнять свою работу в этом насыщенном влагой помещении. Окна в доме отсутствовали вовсе, лишь у левой стены располагались две небольшие душевые кабинки, напоминающие маггловские лифты. Кроме них, имелась достаточно крепкая входная дверь и длинная лавка, на которой сидел растерянный Гарри Поттер, силящийся понять, как он сюда попал.

А тем временем окружающее пространство быстро заполнялось густыми клубами пара, несущими в выстуженный домик живительное тепло. Слышались чьи-то шаги и звук льющейся воды. От нее поднимался горячий водяной пар, который, обласкав замерзшее тело юноши, уверенно перешел в наступление. Вот он уже объявил беспощадную войну воцарившемуся здесь морозу, шаг за шагом отвоевывая у холода его территорию и изгоняя настырного противника из всех закутков и уголочков.

Гарри привалился к стене, постепенно расслабляясь. Если бы не мокрая одежда, прилипшая к телу, да не жжение на коже, становящееся все более назойливым и нестерпимым, он мог бы сознаться, что после пережитых событий почти счастлив.

И в этот миг его блаженство самым беспардонным образом нарушила высокая фигура, рассекающая клубы пара и уверенно держащая свой курс прямо к сидящему мальчику. Не узнать приближающегося человека Гарри не смог, даже если бы очень этого захотел. Ну почему опять он? Похоже, Северус Снейп был создан природой исключительно с одной целью: отравлять Гарри Поттеру редко выпадающие минуты радости и счастья.

Вот и сейчас, остановившись в нескольких шагах от сидящего мальчика, профессор одарил его строгим изучающим взглядом, к которому через мгновение присоединилась знакомая презрительная полуулыбка.

— Очнулись, Поттер? Наконец-то вы соизволили сделать хоть что-то полезное вовремя, — язвительные нотки в голосе, так хорошо знакомые Гарри, сразу свели на нет всю его растерянность. — А я-то голову ломал, как затащить под воду ваше бесчувственное тело. Весьма благодарен, что вы избавили меня от этой проблемы, поэтому давайте-ка раздевайтесь и быстро отправляйтесь в душевую.

Гарри, совершенно ничего не понимая, разглядывал возвышающегося над ним профессора. Впервые он видел Снейпа без мантии. Светлая рубашка, скрывающая свой истинный цвет в густеющем тумане, сильно намокла. Рукава ее были небрежно закатаны до локтя, обнажая напряженные руки. Но если подобный вид Мастера зелий и вызвало у юноши удивление, то оно почти сразу переросло в полное изумление, когда Гарри опустил глаза и заметил, что профессор стоит перед ним совсем босой. Словно подтверждая, что мальчику это не привиделось, недалеко от входа валялись скомканные носки, сорванные с ног явно впопыхах, и грязные ботинки внушительного размера.

Из странного оцепенения Гарри вывел нетерпеливый голос:

— Я, конечно, весьма польщен вашим вниманием, мистер Поттер, но позволю себе напомнить: у нас очень мало времени. Или вы сию же секунду начнете раздеваться сами, или ваши мокрые лохмотья придется стаскивать мне.

Словно желая доказать бездействующему мальчику, что его слова не были пустой угрозой, Снейп решительно шагнул к Гарри и протянул руку к застежке на его мантии. Юноша буквально на доли секунды опередил профессора и так сильно сжал собственную пуговицу, словно пытался выдавить из нее сок. Во взгляде, брошенном на Мастера зелий, была отражена богатая палитра чувств: от абсолютного непонимания до полного отчаяния. В итоге, Снейп вынужден был приостановить внезапную атаку на поттеровскую мантию. Не отрывая взгляд от явно встревоженного мальчика, он с досадой спросил:

— Поттер, о чем я говорил, когда тащил вас в этот душ? Вы должны помнить, потому что были в сознании и даже что-то пытались промычать в ответ.

Но Гарри не помнил ничего. Вообще ничего. Это нетрудно было прочитать в его глазах. Снейп обреченно вздохнул и быстро заговорил:

— У вас сильное отравление. Ничего удивительного: слизь оказалась достаточно ядовитой, а ран и ссадин на лице предостаточно. Как можно скорее нужно было смыть всю эту гадость с тела. Поэтому я вынужден был доставить вас в этот забытый Мерлином душ, и по той же причине вы немедленно начнете раздеваться сами или…

— Я сам, сэр, — испуганно перебил профессора Гарри, к которому внезапно вернулась способность издавать членораздельные звуки.

— Вот и хорошо, — сразу согласился Мастер зелий. — Только не тяните время. Я буду ждать вас у душа.

Подобного развития событий Гарри явно не предполагал. После прошлогоднего фиаско с окклюменцией он изо всех сил старался избегать злобного профессора. Неужели сейчас юноше предстоит мыться в его присутствии? Сама мысль об этом вызывала отвращение, поэтому Гарри решил вежливо, но настойчиво указать Снейпу на дверь.

— Ммм… Профессор, я благодарен вам за заботу, но дальше могу справиться сам.

— А когда вы лезли в теплицу, то рассуждали так же? И смотрите, чем это закончилось. Вы теряете сознание с таким завидным постоянством, что даже о самостоятельности в туалете говорить еще рано. Больше я не желаю возвращаться к этому вопросу. Быстро раздевайтесь сами, а заодно, дайте, наконец, возможность раздеться и мне.

Снейп шагнул в сторону, и густые пары скрыли его высокую фигуру от Гарри.

Спорить дальше не имело никакого смысла. Убедившись, что пар служит вполне надежной ширмой, юноша принялся расстегивать мокрую и грязную мантию. Руки его при этом дрожали от волнения. С трудом освободив скользкие пуговицы из плена мокрых петель, Гарри скинул тяжелое одеяние, брезгливо швырнув его на лавку. Затем он сел и уже собрался стянуть ботинки, вымазанные тепличной грязью, как вдруг опять обреченно опустил руки. От безысходности хотелось громко закричать.

Очень некстати вспомнились сейчас уроки окклюменции, когда мальчик чувствовал себя униженным и абсолютно беззащитным перед профессором, препарирующим его тяжелые воспоминания и страхи. Как же он сможет предстать перед Снейпом нагишом?

Бежать… Немедленно бежать отсюда… Пока еще не поздно… Не нужна ему никакая помощь от этого злобного человека. Ничего, кроме очередной порции унижений, Гарри не получит. А, учитывая его наготу, даже представить себе комментарии и реплики язвительного зельевара мальчик не брался. Мощный протест уже рождался в груди Гарри — вот только появиться на свет ему было не суждено, потому что голос Северуса Снейпа имел над мистером Поттером какую-то особую власть.

— Поттер, что вы там застыли? Надеюсь, мне не нужно напоминать о времени? Почему вы молчите?

Гарри показалось, что профессор двинулся в его сторону, и он испуганно отозвался:

— Я в порядке, сэр. Уже раздеваюсь.

Чувствуя себя жалким кроликом перед безжалостным удавом, Гарри дрожащими руками начал воевать с собственной одеждой. Теперь каждая вещь, даже самая грязная или мокрая, снималась им с огромным сожалением, потому что все они, постепенно исчезая, приближали смущенного юношу к наготе, которую требовал ненавистный зельевар и которая вызывала у Гарри откровенный ужас.

Вдруг совершенно отчетливо до юноши донесся резкий звук расстегнувшейся молнии, и он буквально замер. Что именно снимал с себя Снейп, было вполне очевидно. Почти сразу, невольно подтверждая страшную догадку, вспомнились последние слова зельевара. Вот тут-то на Гарри и обрушилась еще одна чудовищная истина: сегодня ему придется пережить два кошмара вместо одного: не только самому обнажиться перед зельеваром, но и, похоже, лицезреть Снейпа в подобном виде… Мерлин, сохрани и помилуй! И в эту самую минуту ненавистный Мастер зелий раздевается в нескольких шагах от Гарри… Сразу перестало хватать воздуха, а в зеленых глазах поселился почти животный страх.

Все преподаватели Хогвартса вели настолько скрытый и уединенный образ жизни, что представить их вне стен этого древнего замка, занимающимися самыми обычными для любого человека делами, казалось невозможным. Для Гарри, как и для большинства студентов, все они едва не были причислены к небожителям.

Так обычно размышляют младшие школьники. Годы, проведенные в стенах Хогвартса, вполне естественно вносят значительные коррективы в наивную детскую восторженность. Но не все взрослеющие ученики были готовы стремительно столкнуть с высокого пьедестала своих профессоров. Гарри был как раз из числа подобных студентов. Умиляясь и разочаровываясь, гневаясь и прощая, восторгаясь одними и расплачиваясь за ошибки и просчеты других, он умудрился сохранить в своем сердце по-детски трепетное отношение к каждому хогвартскому профессору. Почти к каждому. И уж точно все остались для юноши удивительными и загадочными личностями.

Неужели сейчас самый загадочный из них, вечно застегнутый на все пуговки и крючочки, завернутый в свои знаменитые черные мантии, предстанет перед ним обнаженным? Хватит ли сил пережить такое? И как себя вести? Куда смотреть? О чем говорить? Мысли в воспаленном сознании Гарри метались, подобно стае корнуэльских пикси в маленькой клетке.

Не желающие слушаться руки с большим трудом справились с порученной им работой. На юноше остались лишь черные трусы, когда он услышал нетерпеливый призыв из душа. Судя по долетавшим из паровой завесы звукам, Снейп делал ревизию имеющимся средствам для мытья. Медлить дальше было абсолютно бессмысленно, и, помолившись Мерлину и многочисленным великим волшебникам, которых удалось вспомнить с перепугу, юный мистер Поттер медленно двинулся на шум льющейся воды.

Очевидно, Снейп услышал его шаги, и почти сразу предупредил:

— Идите осторожно, Поттер, не поскользнитесь: доски очень старые.

Почти ничего не видя в густом тумане, Гарри добрался до одной из кабинок, отметив про себя, что Снейп приближается к нему — с каждым шагом его силуэт все отчетливей выступал сквозь паровые облака. Наверно, впервые в жизни юноша благодарил создателя за свою близорукость, которая не позволяла Гарри видеть отчетливо то, что он видеть совершенно не желал. Постаравшись унять предательскую дрожь, юноша повернулся к профессору. Тот, абсолютно обнаженный, но, похоже, не испытывающий от этого никакого смущения, что-то пробормотал, выражая недовольство задержкой мистера Поттера, и уже собирался подтолкнуть того к льющейся воде, как внезапно резко остановился.

— Поттер, я же просил раздеться. Только не говорите мне, что все гриффиндорцы моются в трусах — все равно не поверю.

Не желая сдаваться сразу и не понимая, чем помешали Снейпу его трусы, Гарри упрямо молчал, но обнажаться не спешил. И без того идиотская ситуация усугублялась еще и тем, что юноша никак не мог решить, куда ему направить взгляд. Обычно, испытывая неловкость, он смотрел вниз, но стоящий по соседству голый Снейп почему-то сделал привычное направление чуть ли не запретным. Поэтому Гарри просто отвернулся от собеседника и уставился в сторону, в никуда.

Снейп, все прекрасно понявший, уже подготовился к своему привычному ремеслу, достав из неиссякаемых личных запасников пригоршню язвительных комментариев:

— Вот уж не думал, что подобной просьбой можно смутить шестнадцатилетнего парня. Вы что же, никогда сами не обнажались и друзей голыми не видели? Очень трудно в это поверить, зная нравы квиддичных игроков и то, что они вытворяют в душе. Но даже если вы не участвуете в их забавах, то жизнь в общей факультетской спальне просто обязана была излечить вас от стыдливости.

— Видно, я оказался ей не по зубам, сэр.

— А вот меня, как вы уже могли заметить, нагота не смущает. Ни ваша, ни тем более моя. Так что можете не прятать стыдливо свой взгляд, а то вы так усердствуете, что, боюсь, к моменту нашего выхода из душа окончательно окосеете. Ладно, раз уж вы боитесь меня, мойтесь в своих трусах, можете даже брюки надеть при желании, — Снейп вдруг мерзко улыбнулся и добил своего собеседника: — Смотрите-ка, Поттер, как забавно звучит: трус моется в трусах!

И какой гриффиндорец не любит дерзкого вызова?! Злополучные боксеры были сорваны недрогнувшей рукой так, словно одно из мест под ними пообщалось со скипидаром. Все еще стоя спиной к Снейпу и упорно не желая поворачиваться, Гарри попытался их куда-нибудь пристроить, но, как назло, ни полок, ни вбитых гвоздиков вокруг не было. Увидев его затруднение, Снейп почти вырвал черные боксеры из рук смущенного подростка и, толкнув того в душ, в два шага достиг вещей Поттера. Но, едва успев бросить трусы на лавку, он вынужден был резко обернуться — из душа раздавался протяжный стон и шипение.

Торопясь попасть под теплые струи, Гарри почти влетел в маленькую кабинку. Когда же вода коснулась ожогов и намочила застывшую слизь на лице и шее, боль оказалась такой неожиданной и сильной, что он не смог сдержать протяжный стон. Мгновенно подоспевший Снейп отодвинул страдальца от льющейся воды и быстро закрутил краны.

— Так не годится, — заметил он строго. — Постойте, я принесу мыло.

Гарри послушно застыл на месте, так и не покинув кабинки, казалось, он с интересом рассматривал старые доски.

— Это все, что я нашел здесь, — вернувшийся Снейп показал Гарри кусочек мыла. — Вам бы сейчас помогло любое масло. Даже обычное ароматическое для душа прекрасно бы подошло, но здесь ничего нет. Поэтому попробуем обойтись тем, что имеем.

Гарри, категорически не желая поворачиваться, просто протянул руку за мылом. Но Снейп его не отдал. Да, если глупости мальчика можно посочувствовать, то его упорству — только позавидовать. Казалось, никакая сила не способна повернуть Поттера к кабинке задом — к зельевару передом. Снейп растерянно окинул взглядом худую фигурку. Его губ коснулась грустная улыбка. С досадой покачав головой, он сказал как можно мягче:

— Давайте начнем с вашего лица, Поттер, оно пострадало больше всего. Здесь нет зеркала, поэтому сами вы не справитесь. Повернитесь ко мне, я помогу.

В одно мгновение спина мальчика напряглась. Очень не вовремя появилось легкое головокружение, и мысли медленно теряли свою ясность. Тем не менее, он покачал головой.

— Поттер, вы тратите впустую драгоценное время. Я уверяю, если вы повернетесь, то ничего нового для себя я не увижу и не открою.

Ответом ему опять послужило упорное молчание. Мастер зелий начал раздражаться. Понимая, что весь план летит к черту вместе с убегающими минутами, Снейп решил сменить тактику: раз в ответ на его тактичность и мягкость необходимой реакции не последовало, оставалось действовать привычными методами. Забота на лице зельевара исчезла, и в то же самое мгновение ее сменила привычная язвительность.

— Знаете, Поттер, а вы меня заинтриговали. Похоже, вам есть что скрывать. Всегда любил тайны. Уж вы потешьте мою любознательность.

Гарри держался из последних сил, но ожидаемого Снейпом взрыва, когда мальчику будет уже все равно, пока не последовало. Зельевар решил усилить атаку.

— Попробуем пофантазировать. Поттер, вы случайно не гермафродит? Нет? Ну и хорошо. Может быть, вас смущает размер собственного мужского достоинства? Я угадал? Наверное, слишком крупный? Ну что вы, Поттер, если это так, не стоит расстраиваться. Поверьте, есть немало людей, которые способны оценить…

Не выдержав словесной пытки, Гарри резко развернулся и вызывающе посмотрел прямо в черные глаза. Снейп бросил оценивающий взгляд на ладную фигурку, чуть дольше задержался на объекте, породившем столько разнообразных домыслов. И хотя увиденное ему очень даже понравилось, следовало продолжить начатую игру. Поэтому он неожиданно наклонился к Гарри и, словно пытаясь скрыть разочарование, прошептал ему на ухо:

— И стоило из-за вашего… хоботка… разжигать такие страсти?!

Поттер чуть не подавился собственным возмущением, а Снейп, казалось, только этого и ждал: воспользовавшись минутной заминкой, он вытянул юношу из душа, развернул, как требовалось, и принялся тщательно намыливать его шею и лицо, осторожничая в непосредственной близости с глазами. И хотя профессор действовал быстро и мягко, Гарри шипел и корчился. Обиднее же всего было то, что мыло оказалось совершенно бессильным против едкой огуречной слизи. Напротив, оно лишь усугубляло положение, внеся свою лепту в картину общего раздражения на обожженной коже.

Явно встревоженный подобным открытием, Снейп быстро толкнул Гарри обратно в душ и смыл бесполезную пену. Теперь уже от волнения затряслись руки у зельевара. Взгляд Поттера терял осмысленность, мальчик слабел буквально на глазах. Северус со страхом ждал очередного обморока, совершенно не представляя, как быть дальше.

Когда Снейп выбрался из теплицы с бесчувственным Поттером на руках, все, о чем он тогда мог думать, вертелось вокруг двух слов: вода и время. Но этого было недостаточно. Отсутствие ароматических масел, которые щедро наполняют буквально все ванны и души Хогвартса, стало казаться почти непреодолимым препятствием. Связаться с кем-либо он не мог — Спраут уже вернулась в замок. Завернуть мокрого мальчишку в грязные одежды и бежать в Хогвартс было нелепо. Если бы можно было колдовать!

Последовавшее дальше событие лишний раз подтвердило, что в экстремальной ситуации человек и ведет себя странно, и выходы находит самые неожиданные. Так и случилось с Мастером зелий. Паническое состояние, к счастью, не лишило его ни памяти, ни умения трезво и логично мыслить.

Втянутый в сегодняшние события, Снейп совершенно забыл о своих грандиозных планах на этот вечер и субботнее утро. Свободные часы выпадали в его насыщенной жизни нечасто. Но даже такой сдержанный и холодный человек время от времени нуждался в разрядке. Да и молодой, по меркам волшебного мира, организм требовал свое. Драко был абсолютно прав, поведав Поттеру о вкусовых предпочтениях Мастера зелий. Собственно подобное предпочтение он и должен был реализовывать в эту самую минуту, если бы не разбушевавшиеся овощи и влипший в очередную неприятность гриффиндорский герой.

Оставалось только надеяться, что его давний партнер, не первый год занимавшийся подобным ремеслом, не останется на сегодняшнюю ночь в накладе из-за сорвавшейся встречи. Все их свидания проходили по-разному и подчас в самых неожиданных местах. Оба партнера обладали и мастерством, и богатой фантазией. Но неизменным оставалось одно: в своих любовных утехах они использовали лишь смазку, изготовленную золотыми руками Мастера зелий. Поэтому в дни их редких встреч в кармане широкой мантии Снейпа всегда покоился заветный флакон.

Окрыленный появившейся надеждой, Северус рванулся к своей мантии и нервно принялся шарить в объемных карманах. Секунду спустя, даже не скрывая торжества, он победоносно извлек из недр мантии искомый предмет.

Сжав фиолетовую склянку очень необычной, изящной формы, зельевар вернулся к страдающему Поттеру, уже находящемуся на грани обморока. Он сжимал руками обожженное лицо и негромко стонал. Снейп властно отвел руки юноши и, подняв его лицо за подбородок, внимательно вгляделся в следы от ожогов.

— Щиплет? Потерпите еще немного, Поттер, сейчас все пройдет. Я нашел масло.

Снейп торжественно поднял руку, сжимающую флакон, и показал ее прищурившемуся юноше.

— Что это? — спросил тот, заинтересованно разглядывая необычную склянку.

— Понимаю, что мой ответ прозвучит странно, но это очень хороший любрикант.

Сказать по правде, осведомленность мистера Поттера в интимных вопросах была более чем скромная. Говоря же еще точнее, в свои шестнадцать лет он был в данной области удивительным невеждой. Но реакция, последовавшая за сообщением Снейпа, свидетельствовала, что слово любрикант было знакомо и безнадежно отсталым в сексуальном развитии гриффиндорцам, и что эти самые гриффиндорцы не только слышали его, но даже знали, кем, как и для чего используется данное изделие.

Гарри тоже не был исключением из правил. Узнав о содержании изящного фиолетового флакона, юноша, казалось, мгновенно пришел в себя. Почти сразу и очень некстати он вспомнил намек Малфоя о сексуальных предпочтениях декана Слизерина и о его якобы изменившемся отношении к Драко. Правда, в том момент, потрясенный услышанной новостью, Гарри и не думал возражать слизеринцу, лишь в его мыслях промелькнуло и сразу исчезло некоторое сомнение: а точно ли к Малфою дышит неровно Мастер зелий.

Такие сомнения никогда не возникают просто так. Уже более месяца Гарри замечал достаточно странные взгляды зельевара. Вначале юноша считал, что ему просто показалось и что всему виной необычное стечение обстоятельств. Но сомнения постепенно отмелись сами собой, потому что вскоре взгляд Снейпа стал его постоянным спутником. Правда, вниманием Мастера зелий Гарри никогда обделен не был. Но что-то изменилось в самом взгляде. Определить, что именно, юноша пока не мог — не хватало жизненного опыта. По этой же самой причине он даже не пытался обсудить возникшие подозрения со своими друзьями.

Когда в его не самой светлой в тот момент голове сложились воедино все факты, то слово "любрикант" сыграло абсолютно несвойственную ему роль детонатора. В одно мгновение Гарри отпустил на волю свое безгранично богатое воображение и неумный взрывной темперамент. В итоге, он шарахнулся от ничего не понимающего Снейпа, как от потенциального насильника. Уловить ход мыслей Поттера Северусу удалось далеко не сразу. Поэтому, увидев реакцию юноши, профессор искренне изумился:

— И чем же так сильно вас испугал совершенно безобидный флакон со смазкой, позвольте полюбопытствовать?

Поттер не ответил, но и глаз от склянки не отвел. Так как пауза затягивалась, Снейп продолжил:

— Я понимаю, что использовать ее таким образом немного странно, но без нее не обойтись.

Гарри, увидев, что внимание профессора переключилось на не желающую отвинчиваться крышку, медленно стал пятиться к лавке с одеждой. Все здравые мысли, которые могли бы доказать разыгравшемуся воображению абсолютную нелепость его подозрений, казалось, разом покинули голову мальчика, оставив ему лишь один обостренный до крайности инстинкт — инстинкт самосохранения.

Снейп, справившись наконец с настырной крышкой, обнаружил Гарри уже у лавки с вещами.

— Вы куда-то собрались, Поттер?

Едкая, как щелочь, фраза остановила юношу, а взгляд, упершийся в спину беглеца, мог бы, казалось, выжечь в ней дырку.

— Немедленно вернитесь. Или вы думаете, что я притащил вас сюда лишь затем, чтобы вымыть с мылом лицо и шею? Если это так, то вы ошиблись, мистер Поттер. У меня были иные планы.

Убежденный в том, что он как раз отлично осведомлен о профессорских планах, Гарри задрожал, понимая, насколько он сейчас беззащитен и уязвим. Но пятилетний опыт общения с серьезной опасностью даром не прошел. Объективно оценив свое состояние и поняв, что он будет просто бессилен перед вошедшим в азарт Снейпом, юноша поклялся себе, что обойдется насильнику очень дорого и защищаться будет, пока его не покинет сознание.

А гнев Мастера зелий продолжал набирать обороты. Вот он решительно подошел к юноше и, схватив его за локоть, повел к душевой кабинке. Казалось, профессорскому возмущению не будет предела:

— Не понимаю, что взбрело в вашу пустую голову. Вы уже так много сегодня вытерпели, что все оставшееся покажется вам пустяком.

— Сэр, пожалуйста, не надо… Мне… Пожалуйста! — Гарри решил начать сопротивление, завязав возможные переговоры с противником.

— Вас трудно понять, Поттер. Вы и в самом деле предлагаете мне остановиться, когда мы уже у цели? — и взгляд, и голос Снейпа выражали полное недоумение. — Я понимаю, вы боитесь боли. Это вполне естественно. Но любрикант значительно облегчит ее. Возможно, вы вообще ничего не почувствуете.

Незнакомая резь полоснула юношу в низу живота, лоб покрылся испариной.

— Профессор Снейп, — Гарри не собирался отказываться от идеи уговорить противника, воззвав к каким-нибудь светлым чувствам, если таковые у него остались, — я очень вас прошу меня отпустить. Обещаю все забыть и никому ничего не рассказывать.

— Напротив, не стоит об этом забывать: может быть, в следующий раз эта самая память удержит вас от очередной глупости. И молчать о случившемся не стоит, тоже мне — тайна!

— Так вы не против?! И мне будет позволено рассказать обо всем, что произойдет? — казалось, от удивления глаза Поттера сейчас вылезут из орбит.

— Да пожалуйста, — безразлично согласился профессор.— От Дамблдора вообще бесполезно что-либо скрывать. Ну а мадам Помфри все узнает от него. Как бы я сейчас ни старался, избавить вас от ран все равно не удастся — она-то и займется ими после всего. Ну, хватит разговоров. Подойдите ко мне поближе, надо решить, с чего начать.

Снейп плеснул из флакона себе на ладонь маслянистую жидкость. Гарри почувствовал распространившийся в воздухе едва различимый цитрусовый аромат. Не дождавшись от мальчика ответной реакции, Снейп шагнул к нему сам и наклонился к лицу Гарри, разглядывая его ожоги. Уже протянув руку со смазкой к правой щеке юноши, Мастер зелий буквально отлетел в сторону — настолько сильно оттолкнул его от себя Поттер.

А дальше... дальше началась трагикомедия.

Проявляя изумительную для его состояния прыть, юноша метался по маленькой комнатке, выкрикивая совершенно непонятные, бредовые мольбы, перемежающиеся с упреками и угрозами. Списав подобное поведение на помутившееся сознание, Мастер зелий тщетно пытался изловить обезумевшего подростка. Правда, его маневренность значительно затрудняла склянка с любрикантом, которую он сжал в левой руке и очень опасался разбить.

Но в какую-то минуту опыт одержал победу над молодым задором, и Снейп, перехватив беснующегося мальчика поперек живота, прижал его спиной к своей груди. На удивление, тот почти сразу затих.

Больше не тратя времени на уговоры, профессор лишь успокаивающе шептал:

— Тихо... Все.. Ччч... Успокойся...

Обессиливший мальчик и в самом деле начал было успокаиваться, как вдруг почувствовал странное прикосновение: весьма внушительная выпуклость упиралась ему чуть ниже поясницы, а обрамляющие ее жесткие волосы неприятно покалывали. Безошибочно определив орган, так бесцеремонно прижавшийся к его спине, Гарри, едва сдержав рвотный позыв, вдруг так напряг спину, что казалось, он проглотил деревянный кол. Из последних сил юноша рванулся из омерзительных объятий, но Снейп, оказавшись сильней, не позволил ему освободиться.

Гарри, проигравший поединок, попытался расслабиться, надеясь таким нехитрым способом притупить бдительность врага. И затея удалась: профессор на секунду ослабил хватку. В одно мгновение Гарри изогнулся, как змея, планируя выскользнуть из назойливых объятий, но был остановлен на полпути. Тогда, буквально озверев от собственного бессилия, мальчик вдруг в отчаянии вцепился зубами в правую руку зельевара. В ответ раздалось весьма неприличное восклицание. Укушенный Мастер зелий сразу же ослабил хватку и здоровой рукой перехватил падающую склянку. Видно, укус был болезненный, поскольку во рту Гарри ощущал металлический привкус крови.

Вот только торжествовать победу было рано: дернувшись от Снейпа, юноша поскользнулся и с грохотом шлепнулся на дощатый пол. Спустя мгновение высокая фигура тяжело дышащего Мастера зелий накрыла свою жертву.

Взгляд Снейпа сейчас отражал мучительную внутреннюю борьбу. С одной стороны, ему хотелось свернуть шею лежащему под ним психопату. И сильный укус, нестерпимо ноющий сейчас на его правой руке, был достаточно весомым аргументом в пользу подобного решения. Но, с другой стороны, иначе, как умственным расстройством, затмением сознания, подобные поступки объяснить было нельзя. А если это так, то у кого же поднимется рука на больного человека?

Проклиная на чем свет стоит свою собственную затею с душем, зельевар прохрипел поверженному противнику в лицо:

— Ну, теперь успокоился? Лежи тихо и не мешай мне.

Еще крепче прижав Гарри к полу весом собственного тела, он щедро плеснул смазку на ладонь.

— Вы будете жалеть об этом всю жизнь, профессор Снейп!

Прозвучавшее в голосе Поттера отчаяние и безысходность поразили зельевара. А лишенный последней надежды Гарри, казалось, окончательно потерял голову:

— Что же вы ждете? Вот он я! Полностью в вашем распоряжении! — Гарри буквально захлебывался собственным гневом. Его обезумевший взгляд метал молнии. — Давайте, используйте уже вашу смазку. Наверно, вы и без нее бы справились, но уж если она есть, не пропадать же добру!

Он вдруг прекратил кричать и в упор посмотрел на буквально онемевшего Снейпа. Вопрос, последовавший дальше, был задан удивительно спокойным, деловым тоном:

— Итак, командуйте, сэр. Как мне лучше лечь: на спину или на живот? Что же вы молчите? Тогда, пожалуй, я не буду менять позу.

Лицо Снейпа в одно мгновение посерело. Причина этого чудовищного представления, скрывавшаяся от него непростительно долгое время, наконец-то прояснилась. Зельевару и в голову не пришло, что все его фразы, начиная со слова "любрикант", можно было истолковать подобным образом. Он-то думал, что у гриффиндорца приступ белой горячки, а бедный Поттер все это время пытался спасти свою честь и боролся с несуществующим врагом. Какая чудовищная ирония! Как это все смешно, если бы не было так грустно! Но заниматься самоедством, проклиная свою близорукость и отрицание теперь уже очевидных фактов, сейчас было не время. Пора заканчивать этот явно затянувшийся спектакль.

— Вы правы, мастер Поттер, — прозвучал внезапно осипший голос Снейпа. — Так мне действительно будет гораздо удобнее. Закройте глаза и лежите спокойно.

Мальчик под ним напрягся так, что Снейп почувствовал себя лежащим на мраморной статуе. Дальше Поттер повел себя еще более странным образом: зажмурившись что было сил, дурашка неожиданно раздвинул ноги и почти до крови закусил нижнюю губу.

Снейп чуть не завыл от ужаса и отчаяния. Руки запылали от желания немедленно нанести удар и этому свихнувшемуся от страха фантазеру, и самому себе, позволившему подобному кошмару зайти так далеко. Сдерживаясь из последних сил, он приблизил ладонь с маслом к несчастному лицу мальчика и, немного помедлив, осторожно прикоснулся к обожженной щеке. Затем последовало еще несколько прикосновений — Мастер зелий щедро наносил на кожу ароматную смазку. В этот самый момент глаза юноши неожиданно распахнулись. В них зельевар прочитал и недоумение, и растерянность, и недоверие. Вот только надежда спряталась настолько далеко, что разглядеть ее не удавалось.

— Видите, не так это и страшно. А вот сейчас придется потерпеть, мистер Поттер: мне нужно размазать любрикант по лицу, а это может быть больно, у вас полно ожогов. Но я буду действовать очень осторожно.

Через пару минут лицо и шея Гарри блестели от обильно нанесенной смазки. Снейп с явным удовольствием оценивал проделанную работу.

— Вот и все, мистер Поттер. Вы снова свободны. Стоило ли так сопротивляться?

Гарри, все еще не отошедший от истерики, словно не веря, несколько раз осторожно коснулся собственного лица.

— Это все?! … Так вы хотели мне смазать лицо?!

— Ну, если вам этого мало, предлагайте: масла много, так и быть, смажу все, что захотите.

Тяжелый груз покинул сердце глупого мальчишки, и он облегченно вздохнул. Снейпу показалось, что Гарри сейчас расплачется. Не желая этого допустить, зельевар не сдержался и хмыкнул:

— Видели бы вы себя, Поттер. Жаль, нет зеркала. Хотя вы и сами сейчас напоминаете зеркало — настолько ярко блестите.

Снейп вдруг решительно поднялся на ноги:

— Что же, — подвел он итог, — первый этап вашего спасения, можно считать, прошел удачно… Весьма удачно, — добавил профессор, бросив взгляд на кровоточащий след от укуса. Подождем немного: масло должно растворить частицы слизи. А потом смоем всю эту неприятную кашу. Прошу прощения, что вынужден был применить силу, но иначе с вами справиться вряд ли бы удалось. Вот только на таком ложе недолго подхватить пневмонию, так что поднимайтесь, мистер Поттер, представление закончено.

Лежащий на холодном полу Гарри, забыв и о своей наготе, и о стеснении, крепко зажмурившись, теперь буквально сгорал от стыда за собственное нелепое поведение и устроенный чудовищный спектакль. Он и представить себе не мог, как откроет глаза и посмеет взглянуть на профессора Снейпа после всего, что произошло.

* * *

А Мастер зелий стоял совсем рядом, разглядывая юное тело, распростертое на полусгнившем полу. Злость куда-то испарилась, исчезла. Осталась только легкая грусть от произошедшей нелепости. Реакция Поттера, как и некоторые слова, выкрикиваемые им в истерике, удивительная стеснительность делали вполне логичным предположение о его невинности.

И вот сейчас шестнадцатилетний мальчик лежал перед ним во всей своей немыслимой красоте, которой смущает невольных свидетелей коварная нагота.

Это юное тело уже имело все необходимое для взрослой жизни.

Начинающаяся жизнь на приближающейся смерти...

Снейп вдруг отчетливо представил, как выводит эти пары взаимоисключающих явлений черными чернилами на белом листе. Грустно, но справедливо — только так и должно быть: первое просто обязано побеждать второе. Должно... Вот только в случае с этим мальчиком в конце последней из названных пар правильней было бы поставить вопросительный знак. Этот крючок куда тревожнее, чем стабильная маленькая точка. Но пусть уж лучше он, чем пугающий знак равенства, настырно стремящийся занять место в самой середине — между начинающейся жизнью и приближающейся смертью.

Снейп тряхнул головой, словно пытаясь выбить из нее эти назойливые, изводящие его в последний месяц мысли. Всему виной Дамблдор с его так не вовремя проснувшейся жаждой откровений. Нужно просто заставить себя не думать, чтобы не сойти с ума. Сейчас мальчик здесь. Уже в безопасности. Пока в безопасности.

* * *

— Мистер Поттер, посмотрите на меня. Пожалуйста.

Необычная для Снейпа просящая интонация заставила Гарри мгновенно открыть глаза. Мужчина присел перед ним, опираясь на одно колено. Взгляд юноши против воли хозяина метнулся в запретное место, потом подчиняясь мгновенному приказу, устремился к ветхому потолку и, наконец, успокоился, бессмысленно направившись в сторону.

Проследив за спринтерским бегом смущенного поттеровского взгляда и устало вздохнув, Снейп сам наклонился к лицу студента, осторожно ощупывая его и проверяя таким образом действие смазки. Результат осмотра его явно порадовал: едкая желтоватая слизь оказалась бессильной против любриканта.

— Поднимайтесь, Поттер, пора смыть это украшение.

Профессор настойчиво тянул юношу вверх, и тому осталось подчиниться. В душевой кабинке под бдительным надзором Снейпа он наконец избавился от малейших следов слизи. Когда лицо очистилось, стало понятно, что ожоги незначительны и рубцов не оставят. Как-то незаметно бывшие враги пришли к согласию, быстро вымылись, избавившись разом и от слизи, и от грязи, и от навозного духа, с которым почти сроднились за последний час.

Покидая душевую кабинку, Гарри с брезгливым ужасом представлял себе, как ему придется надевать на чистое тело немыслимо грязную одежду. Но когда он взглянул на лавку, то чуть не закричал от счастья: на ней лежали две чистенькие, аккуратно сложенные мантии. Одна из них точно принадлежала ему.

— Ну что же, ваш Добби быстро сориентировался, — Снейп, вышедший из душа вслед за Гарри, даже не пытался скрыть своего удовольствия. — Как вы себя чувствуете, Поттер?

— Гораздо лучше, сэр, только немного кружится голова. Но мысли вполне ясные.

— Ну не знаю, по-моему, касаемо ясности ума, вы себе явно льстите!

Одевались торопливо: пар рассеивался, и в душе становилось холодно. Добби почему-то принес только мантии, и Гарри мысленно был очень благодарен Снейпу за спасенные от намокания трусы. Надев рубашки, профессор и его ученик брезгливо сморщили носы: навоз оказался весьма настырным малым. Снейп облачился в брюки, а вот Гарри сделать этого не смог: они были немногим лучше, чем мантия. Он вдруг с надеждой посмотрел на зельевара:

— Сэр, а вы не могли вы очищающим заклинанием хоть немного привести в порядок мои брюки. Мне с такой грязью не справиться.

— Вот видите, Поттер, а еще уверяли меня, что ясно мыслите. Хотя вряд ли вы заметили, где расположен этот душ. Так вот, он находится по соседству с третьей теплицей. Скажите-ка мне, Поттер, что произрастает в ней?

— Мандрагоры, — обреченно констатировал Гарри, вспомнив, как смертельно опасно было колдовать на незначительном расстоянии от этих диковинных растений.

— Да если бы можно было применять магию, то вам бы не пришлось накладывать на лицо маску из любриканта. Поверьте, Поттер, я вполне бы нашел ему куда более достойное применение. Как же быстро вы краснеете… Помимо этого, уж наверняка я позволил бы одному весьма стыдливому гриффиндорцу принимать душ в трусах. Даже больше вам скажу, я и сам бы надел трусы, дабы не смущать вас своими прелестями.

Вздохнув, Гарри быстро напялил грязные брюки, передергивая плечами от отвращения и обещая первым делом сорвать их с себя, когда доберется до спальни. Наблюдая, как Снейп расчесывает мокрые пряди гребнем, извлеченным из кармана мантии, Гарри решил озвучить мысль, не дававшую ему покоя:

— Сэр, я не смотрел на вас в душе, потому что… Просто я хотел сказать, что боялся взглянуть не потому, что у вас что-то не так... Нет, у вас там все в порядке...

Поняв, что брякнул очередную глупость, Гарри резко замолчал. Румянец свекольного цвета опалил щеки окончательно сконфуженного студента. Снейп же еле сдерживался от рвущегося наружу хохота. Но в последний момент он нашел в себе силы, чтобы выразить благодарность умирающему от смущения Гарри:

— Весьма тронут вашей оценкой моих достоинств, мистер Поттер, хотя, признаюсь, удивлен. И когда это вы успели меня рассмотреть, если все время жмурились и отворачивались? Но все-таки поверьте, я искренне счастлив, что у меня "там все на месте".

Снейп попытался склониться в шутливом реверансе и резко вытянул вперед правую руку. Вдруг он сдержанно вскрикнул и, явно морщась от боли, некоторое время разглядывал след от укуса. Увидев кровоточащую рану, Гарри готов был сквозь землю провалиться, голос его внезапно задрожал:

— Профессор Снейп, сэр, мне очень неловко… Я прошу простить меня за...

— Считайте, что простил, — нетерпеливо перебил его зельевар. — Поттер, то, что произошло, требует, по меньшей мере, серьезного разговора, но не сейчас.

Он вдруг, прищурившись, посмотрел на Гарри и ехидным голосом осведомился:

— Вы когда-нибудь причесываетесь, Поттер?

— Очень редко, сэр. Это почти бесполезно. Пока волосы мокрые, еще терпимо, а потом — стихия.

— Сейчас они у вас пропитались маслом. Что вы так переполошились? А как еще я мог смыть с них слизь? До завтра можно и потерпеть, а утром промоете голову. Так сейчас у вас появилась редкая возможность укротить собственную шевелюру. Вот вам инструмент, действуйте!

Снейп протянул Гарри гребень. Снова последовала минутная заминка, вызванная очередной волной стыдливости. Но через пару минут юношу можно было узнать с трудом: гладкие, зачесанные назад волосы необыкновенно шли ему. Гарри понял это без зеркала, достаточно было взглянуть на почти обалдевшего Снейпа.

Тот не сразу пришел в себя, но когда очнулся, быстро накинул чистую мантию, принесенную Добби, и через минуту стоял перед юношей, привычно застегнутый на все пуговки и крючочки. Гарри воспринял это преображение как своеобразный сигнал — ошеломляющие события сегодняшнего странного вечера подошли к концу. Тревожащийся и заботливый Снейп куда-то исчез, уступив место строгому и пугающему профессору зельеварения.

— Нам пора. Отсутствие Золотого мальчика наверняка подняло на уши весь Хогвартс.

Гарри понял, что Снейп старается вернуть стиль их общения в привычные рамки. Значит, пора готовиться к очередным язвительным замечаниям и бесконечным насмешкам. Пусть так, но сегодня юноша сделал очень важное открытие: мрачная, пугающая книга, называющаяся Северус Снейп, хранит в себе много интересных и никем не прочитанных страниц.

* * *

Снейп уже распахнул дверь, и в душ мощным потоком хлынул холод, некоторое время назад беспардонно изгнанный горячим паром. Через какие-то несколько минут он возьмет реванш за проигранную битву и вновь безраздельно воцарится в деревянном сарайчике. Гарри, застегивая мантию на ходу, двинулся за Мастером зелий, отворачиваясь от свирепых порывов ветра.

Но у самого выхода их кто-то поджидал: закутанная в мантию жалкая фигурка заледенела и неуклюже топталась на одном месте, видимо, пытаясь согреть замерзшие ноги.

Снейп приблизился к незнакомцу первый, и уже через секунду раздался его возмущенный голос:

— Могу я узнать, что вы здесь делаете, мистер Лонгботтом? Да вы совсем замерзли.

Невилл не сразу смог выдавить из себя ответ:

— Я ждал Гарри. И вас, сэр.

— Вы ждали меня?! Мистер Лонгботтом, да у вас, похоже, жар.

— Как я мог вернуться в замок, если не знал, что с вами случилось? Это же моя вина.

— Сейчас не место и не время говорить об этом, — остановил Невилла зельевар. — Давайте доберемся до замка. Там все и выясним.

Процессия из трех человек, преодолевая сопротивление ветра, медленно двинулась к Хогвартсу.

— А как Гарри? — робко спросил Невилл, испуганно косясь на одноклассника.

— Жить буду! — оптимистично заявил Поттер, дружелюбно хлопнув Лонгботтома по плечу. — Не бери в голову, все будет хорошо.

— Даже не знаю, как я вернусь в башню, — честно признался смущенный герболог. — Они, наверное, убьют меня, Гарри.

— Думаю, что от вполне заслуженной Авады вас спасет только одно средство, — вмешался в разговор Снейп.

В глазах Невилла засветилась угасшая было надежда, и он с мольбой в голосе спросил:

— Какое? Простите, сэр. Какое средство поможет мне спастись?

— Чудо! Только чудо, мистер Лонгботтом!

...которая является логическим продолжением предыдущей.

Все тот же вечер...

— 1 —

«Искусство требует жертв»

Аргус Филч не сразу отошел от шока, пережитого им после ухода шестикурсников. Гнев буквально заполонил его сердце, поэтому многочисленные обитатели Хогвартса должны были благодарить судьбу за то, что школьный смотритель родился сквибом. Взгляды, которые он бросал на обезображенный пол, вполне могли бы растопить лед и обратить реки вспять. Вот только против омерзительной мешанины из земли, навоза и снега они оказались абсолютно бессильными.

Появившаяся неизвестно откуда миссис Норрис, готовясь поздороваться и поприветствовать хозяина, привычно устремилась к его ногам, облаченным в старые серые брюки, которые стали для кошки загадочным, необъяснимым объектом нежности и страсти и буквально лоснились внизу от ее настырных притязаний и ухаживаний. Вот только романтическим планам миссис Норрис суждено было разбиться о жестокую будничную реальность: грязные лужи стали непреодолимым препятствием на пути пылкой кошки. Выбор для этого мудрого животного оказался непростой: сколь ни была бы велика ее привязанность к хозяину, природный инстинкт четвероногой чистюли оказался сильнее. Вот почему в создавшейся ситуации миссис Норрис резко поменяла направление и двинулась к парадной лестнице. Буквально через пару минут мохнатый комок уже возлежал на широких перилах из благородного мрамора, с высоты своего положения наблюдая за непонятными ее кошачьему уму действиями рассерженного смотрителя.

В такие минуты Филч проклинал собственную гордыню, которая мешала публично признаться, что он сквиб. Проведя столько лет в Хогвартсе, этот несостоявшийся волшебник наивно полагал, что никто, кроме нескольких посвященных, даже не подозревает о существовании его тщательно оберегаемой тайны. Вот только круг этих посвященных весьма расширился за последнее время. Если бы Филч знал о его истинном диаметре, он уже спокойно бы мог объявить о том, что начисто лишен магических способностей, в средствах массовой информации.

Его, конечно, порадовал тот факт, что, прежде чем позволить студентам двинуться дальше к парадной лестнице, Минерва настояла на очищающих заклинаниях для обуви. Правда, блестеть ботинки и сапожки после этого не стали, словно доказывая лишний раз своим хозяевам, что никакое магическое вмешательство не заменит влажной губки, теплой воды и специального крема для обуви.

Филч с откровенной завистью смотрел на ненавистные волшебные деревяшки, за считанные доли секунды творящие то, что ему пришлось бы делать долго и нудно. Несчастный сквиб очень надеялся, что Минерва задержится после того, как студенты отправятся в свои спальни. Учитывая произошедшее, он имел все основания ждать помощи от преподавателя трансфигурации. Во-первых, в том, что пол находится сейчас в таком состоянии, была и ее вина. Могла бы подумать об очищающих чарах прежде, чем эта оголтелая толпа уничтожила плоды его изнурительной часовой вахты. Во-вторых, Макгонагалл входила как раз в круг посвященных в его великую тайну, а потому не могла не понимать, что магическая помощь спасет несчастного смотрителя от изнурительной работы. Но женщина сегодня явно была не в себе: кроме доставленных в замок омерзительных поросят ее сейчас не волновало ничего.

Состояние пола вызывало ужас. Ненависть к юным волшебникам достигла своего апогея. Силы и терпение бесследно испарились. Переступая грязные лужи, Филч добрел до середины холла и внезапно остановился, беспомощно озираясь вокруг и не понимая, как быть дальше.

Возможно, именно в этот момент судьба—злодейка решила, что достаточно наигралась со своей очередной жертвой. Она не только прекратила страдания мистера Филча, но и преподнесла ему утешительный приз. Праздничной обертки и яркого бантика на нем, правда, не было. Их заменяли грязные ботинки, вымокшая, перепачканная мантия и фотоаппарат, висящий у «приза» на шее. Но даже столь непрезентабельная упаковка не омрачила минуту торжества школьного смотрителя.

Нельзя сказать, что Колин Криви возглавлял черный список школьного завхоза — шансы знаменитого фотографа на фоне близнецов Уизли выглядели весьма скромно. Пожалуй, на воображаемом пьедестале личной неприязни Филча мистеру Криви было отведено место бронзового призера.

Отношения юного папарацци и школьного смотрителя были серьезно испорчены, поскольку их взгляды на весьма тонкое искусство художественной фотографии не совпадали в принципе. Несмотря на то, что персональные выставки хогвартского фотографа имели грандиозный успех как среди студентов, так и среди профессоров, путь к сердцу мистера Филча вышеупомянутые шедевры так и не отыскали, как, впрочем, и любые другие шедевры, имевшие несчастье так опрометчиво попасться на глаза столь воинственного дилетанта. Более того, высокий пост школьного завхоза позволил ему узурпировать неограниченную власть, чтобы поддерживать в школе «порядок». Руководствуясь своими более чем аскетическими вкусами, Филч поначалу попытался избавиться от многочисленных картин, наносящих, по его мнению, стенам древнего замка непоправимый урон. Столь же печальная участь ожидала и значительную армию древних статуй, бесценных ваз и целый полк рыцарских доспехов, в свою очередь провинившихся перед Филчем тем, что требовали полагающегося им ухода и против собственной воли давали пристанище малолетним преступникам, играющим в прятки с завхозом и его четвероногой дамой сердца.

Возможно, удайся смотрителю первая дерзкая затея, он совершил бы и следующий шаг, дерзнув избавить Школу магии и волшебства от главного, по его мнению, зла — никчемных и мерзких студентов. Так что юным волшебникам очень повезло, что профессора, попечительский совет и лично директор школы встали на защиту хогвартских шедевров, внеся серьезные коррективы в планы развоевавшегося завхоза и значительно умерив его пыл.

Поняв, что с бессмертной классикой ему не справиться и картины останутся на стенах, а статуи, вазы и доспехи по-прежнему будут нести свою почетную вахту в коридорах и холлах замка, побежденный, но отнюдь не смирившийся Филч обратил свою неуемную энергию на беспощадную борьбу с современным искусством. Из всех создаваемых творений жесточайшую цензуру школьного смотрителя могли пройти только всевозможные приказы и лаконичные деловые объявления. По этой причине прочие творения, обретающие жизнь в Хогвартсе вопреки возродившейся инквизиции, радовали благодарную публику очень сильно, но очень недолго. Дальнейшая их судьба была предрешена: конфискация, инвентаризация, склад.

Многие авторы изъятых шедевров, получившие в подарок от природы весьма тонкую душевную организацию, сделавшую их очень ранимыми и уязвимыми, не выдерживали испытания на прочность. Но с творческим дуэтом братьев Криви Филч ничего поделать не мог, а его многочисленные попытки отыскать универсальное средство против настырных гриффиндорских журналистов к желаемому результату не приводили. В итоге дерзкие и смелые фотографии Колина появлялись на многочисленных досках объявлений с неизменной регулярностью, а едкие куплеты весьма талантливого стихоплета Дэниса добавляли им такую пикантную остроту, что моменты, когда в Хогвартсе вывешивались творения братьев Криви, влекли за собой такие же действия, какие на кораблях обычно вызывала команда «Свистать всех наверх!».

Если бы только Филч мог изъять ненавистный фотоаппарат или изгнать из гриффиндорской башни явно загостившуюся там личную Музу юного Дэниса, он бы это сделал, не задумываясь. Но, увы! Только вот, осознав заведомую обреченность любых боевых действий против гриффиндорской творческой интеллигенции, упрямый Филч решил просто сменить тактику: открытому столкновению он предпочел гораздо менее почетную, но зато удивительно действенную систему мелких пакостей, которые объединил под достаточно грозным названием — месть. После каждой успешной фотовыставки Дэниса и Колина Криви непременно ждал фирменный приз от главного «почитателя» их таланта — утомительная отработка. Эти «награды» школьный завхоз раздавал так часто и так щедро, что площади вымытых братьями полов исчислялись квадратными километрами, а количество оттертых статуй и отчищенных до блеска средневековых доспехов уже приближалось к критической цифре, увенчанной тремя нулями.

Такова история непростых отношений наследников славной фамилии Криви и школьного завхоза. Вот почему едва появившегося на пороге замка Колина ожидала весьма «теплая» встреча и вот почему хогвартский папарацци временно был вынужден сменить основной вид деятельности. Сдав волшебную палочку на хранение завхозу, чтобы не быть уличенным в применении магии, сбросив мантию и оставшись в перепачканных брюках и легком полувере, гриффиндорец с покорностью корабельного юнги драил грязный пол под строгим надзором боцмана Филча.

Пусть очень относительная и уж точно кратковременная, но все же власть над другим человеком была для школьного смотрителя самым главным лекарством от его извечной тоски и злобы. Вот почему исцелившийся буквально за полчаса Филч уже подумывал простить гриффиндорских и слизеринских вандалов. Неизвестно, суждено ли было шестикурсникам получить амнистию в этот вечер, если бы не еще одно событие, которое разрешило сразу все сомнения. Оно было настолько значимым и важным, что не только сегодняшние жертвы экспериментальной теплицы обрели прощение, но даже подлому Дамблдору смотритель мысленно разрешил воспользоваться услугами адвоката.

Едва успев перевести дух после первого приятного сюрприза, Филч отчетливо услышал звук приближающихся шагов. Неужели судьба решила улыбнуться школьному смотрителю дважды? Словно отвечая на так и не заданный вслух вопрос, на пороге появился очередной вечерний гость. Сколь бы дерзкие мечты не грели воображение Филча в тот момент, реальность превзошла все его ожидания: на пороге застыл Драко Малфой. Без друзей. Без декана. Ну а дальше было дело техники — автоматически включалась наработанная годами схема. Осталось только прицепиться к явному опозданию (все сдававшие зачет были уже в замке), устроить выволочку за жуткое состояние обуви — и отработка слизеринцу была обеспечена.

В один момент завхоз испытал чувства, сродни тем, что заставили Колина Криви некоторое время назад остаться в кустах. Дело в том, что мистер Филч тоже имел собственную коллекцию. Она включала в себя свернутые листы пергамента, в которых были записаны имена всех студентов Хогвартса. Напротив каждой фамилии школьный смотритель с каким-то только ему понятным упоением выставлял жирные крестики. Количество крестов было прямо пропорционально числу отработок, заслуженных этим студентом. Вне зависимости от курса и факультета, все учащиеся были кавалерами этих фирменных иксообразных медалей. И лишь одна фамилия нарушала гармонию многолетней коллекции. За пять с половиной лет Филч никак не мог изловчиться, чтобы вручить свою знаменитую награду юному мистеру Малфою.

Это вовсе не означало, что тот вел безупречную жизнь праведника. Нет, на отработки слизеринец нарывался уже не раз, вот только законная добыча непостижимым образом ускользала из рук заядлого коллекционера. Главным виновником данной несправедливости был декан упомянутого факультета. В чем бы ни провинился Малфой, отработки его проходили исключительно в кабинете профессора Снейпа. И какие бы усилия ни прилагал Филч, покомандовать породистым слизеринским щенком ему никак не удавалось: стоило этому высокомерному нахалу сделать хотя бы одно вполне заслуженное замечание — в тот же самый миг из-за его спины, как по волшебству, вырастала внушительная черная тень Мастера зелий. После этого вести воспитательную работу было совершенно бессмысленно.

Вот почему мистер Филч так настойчиво мечтал когда-нибудь лично вручить слизеринскому принцу необходимый инвентарь, чтобы юный Малфой потрудился на благо любимой школы и дал возможность завхозу устранить дефект своей коллекции. И вот, похоже, долгожданный миг настал! Филч так быстро извлек откуда-то еще одно ведро и швабру, что можно было заподозрить у него наличие магических способностей.

Нельзя сказать, что Драко сдался сразу. О нет! Стратегия защиты была выстроена виртуозно; периодически она сопровождалась стремительными контратаками, имеющими цель добиться решительного прорыва. Не раз слизеринский вояка прибегал и к шантажу, выкрикивая различные угрозы. Но противник оказался Малфою явно не по зубам: через несколько минут сопротивление было сломлено, слизеринец разоружен, и сияющий Филч вручил поверженному воину джентльменский набор юного полотера.

Колин Криви, на которого сейчас никто не обращал внимания, едва не выпрыгнул от радости из собственных штанов, фотографируя развернувшуюся на его глазах битву титанов. Да и о подобном напарнике по совместной трудовой деятельности можно было только мечтать!

А тем временем упомянутый напарник с изумлением, сдобренным солидной порцией недоумения и потрясения, рассматривал врученный ему Филчем предмет неизвестного происхождения и назначения.

— И долго вы еще будете разглядывать свою швабру, мистер Малфой? — послышался язвительный вопрос завхоза. — По-моему, времени для знакомства было предостаточно.

— Малфой, — почти дружелюбно подмигнул ему Колин, — ты лучше в ведро загляни. Там тебя дожидается такая особа! Посмотри, как она готовится к свиданию: видишь, в воде плавает — ванну принимает. А запах!

Заглянув в ведро и увидев плавающую серую тряпку из мешковины, которая и внешним видом, и распространяемым запахом указывала на свой весьма почтенный возраст, Драко сморщился от отвращения.

— Мистер Филч, мне кажется, что Малфой не сможет помыть пол, — озабоченно качая головой, заметил Колин. — Вы не обеспечили его всем необходимым для этого.

— Вот как?! — удивился смотритель. — Швабры и тряпки уже недостаточно? И что же еще может понадобиться Малфою, мистер Криви?

— Сэр, вполне очевидно, что он видит их впервые, — Колин повернулся к слизеринцу и получил от того уверенный кивок. Усмехнувшись, фотограф продолжил: — Поэтому к швабре и тряпке должны прилагаться подробные инструкции по их использованию!

Но мистер Криви ошибся — инструкции не понадобились. Проявив недюжинные педагогические способности, Филч буквально за пару минут все объяснил и всему научил кипящего от злости Малфоя. И вот уже слизеринский акселерат, буквально задыхаясь от брезгливости, вступил в свой первый рукопашный бой с хогвартской грязью.

Филч походил по периметру оттираемой поверхности, покричал на молодых людей, выражая недовольство их медлительностью, ленью и неумелыми руками, растущими из столь необычного места, из которого не только им, а вообще ничему расти не полагалось. Поиздевавшись вдоволь над чистокровным аристократом и творческим интеллигентом, завхоз вскоре заскучал. Его так тянуло в собственную комнату, к своим заветным спискам! Одна мысль, что напротив фамилии Малфой сегодня появится долгожданный крестик и не будет больше белых пятен в его коллекции, вызывала у Филча такой трепет, что сдерживаться он больше не мог. Дав бесплатной рабочей силе полчаса на наведение абсолютного блеска в убираемом холле, завхоз исчез в одно мгновение, преследуемый своей неизменной четвероногой спутницей.

Почти в тот же самый миг раздался грохот — разъяренный Малфой швырнул в сторону свой рабочий инструмент:

— Пусть сам наводит порядок в этом свинарнике! — отчаянно выкрикнул он первый лозунг. — Мы тут вкалываем, а этот…

Если бы Филч сейчас подслушивал, то он усомнился бы в том, что автором злополучной надписи на стене был директор школы, потому что слизеринец наградил завхоза теми же эпитетами, а в довершении всего и послал по тому же самому адресу. Колин сдавленно хихикнул, услышав выступление Малфоя, но работы прекращать не стал.

— Конечно, воля твоя, Малфой, но я бы советовал тебе прекратить саботаж. Знаешь, скольким бунтарям Филч крылышки пообрезал?

— Да ты никак трусишь, Криви? Где же твоя гриффиндорская храбрость? — кривая усмешка исказила тонкие черты лица юноши, а в глазах вспыхнул презрительный огонек.

— Моя храбрость при мне, Малфой, но за беспокойство спасибо, не ожидал. Только вот в общении с Филчем обычные правила не срабатывают. Доказать ему что-либо почти невозможно. И не смотри на меня так. Хочешь испортить себе выходные — пожалуйста. Мне проще еще минут пятнадцать тряпкой помахать, чем потом всю субботу и воскресенье провести в компании Филча и его облезлой кошки.

Малфой ничего не ответил. С минуту он размышлял, но потом потянулся за валяющейся шваброй. Наблюдать за его действиями было одно удовольствие. Все, что только можно, он делал не так, как нужно. И стоял неловко, и двигался нелепо, и тряпку намотал неверно, и грязь не столько смывал, сколько развозил. А танго слизеринца со шваброй вообще не поддавалось оценке. Но Колина это не волновало: над оценкой пусть думает младший брат, а задача старшего — незаметно для избранного объекта запечатлеть его на пленке.

— Кстати, Малфой, а где Гарри Поттер? Он же за тобой в теплицу полез. Интересно получается: тебя спас, а сам пропал.

Внезапно побледневшее лицо Драко лишило юношу привычной привлекательности. События сегодняшнего вечера не прошли бесследно: глаза покраснели, щеку саднило от ожога. В этот момент Малфой здорово смахивал на бесцветного альбиноса. Информированность Криви на какое-то время лишила слизеринца хваленого самообладания. Драко и мысли допустить не мог, что в Хогвартсе станет известно о попытке Поттера спасти его, Драко Малфоя! Эти слухи следовало пресечь мгновенно и на корню.

— Откуда ты это узнал? — как-то слишком резко спросил он.

Колин закатил глаза и даже присвистнул:

— Ты серьезно полагаешь, что я тебе открою свои источники информации? Даже не надейся. Ну так что там с Гарри?

— Да жив твой Поттер, успокойся. Конечно, огурчики еще потешились над нашим героем, но все закончилось хорошо… Кстати, Криви, ты производишь впечатление неглупого человека. А с подобными людьми всегда можно договориться.

— И о чем же мы с тобой будем договариваться? — спросил явно удивленный Колин, автоматически начав незаметную для окружающих, но доведенную до совершенства операцию по экстренному спасению пленки.

— Скажем так: мне бы не хотелось, чтобы определенная информация разлетелась по Хогвартсу. Это касается сегодняшней спасительной операции вашего святого Поттера. Уж не знаю, какого Мерлина его понесло в теплицу. Но так как спасать в итоге пришлось его самого, то думаю, наш гриффиндорский герой не будет заинтересован болтать лишнее. Остаешься только ты. Сколько ты хочешь за молчание?

Колин опешил. Первым порывом было высмеять Малфоя, даже не подозревающего о том, что выкупаемая им тайна тайной вовсе не является. Но он вовремя остановился, посчитав, что грех отпихивать деньги, когда они сами плывут к тебе в руки. А когда в голове очень кстати возникли образы предполагаемых покупок, Колин уверенно выпалил:

— Десять галеонов. И считай, что мы договорились.

Неизвестно, какую сумму ожидал услышать Малфой, но он поворчал для приличия, а потом извлек из глубокого кармана блестящие монеты и передал их все еще не пришедшему в себя гриффиндорцу.

— Я надеюсь, что твоему слову можно верить? — губы Драко презрительно скривились.

— Не волнуйся, Малфой, от меня эту историю никто не услышит.

Облегченно вздохнув, слизеринец продолжил прерванную работу.

— 2 —

«Пир во время после чумы...»

Прежде чем измученные шестикурсники попали в свои факультетские башни, они предстали перед школьным колдомедиком. Мадам Помфри, получившая послание профессора Макгонагалл, немного замешкалась, поскольку в больничное крыло попали три второкурсника, так напортачившие с домашним заданием по трансфигурации, что потребовалась медицинская помощь. Поэтому жертв бой—огурцов она едва успела перехватить перед тем, как разошлись пути представителей двух факультетов.

Слушая рассказ Минервы, охая и ахая от получаемой информации, мадам Помфри бегло осматривала пострадавших, называя тех, кому надлежало после душа появиться в больничном крыле для обработки ожогов.

Наконец-то путь в родные спальни был свободен. Гриффиндорцы рванулись в свою башню так, словно кто-то гнался за ними. Слизеринцы, ничуть не уступая им в скорости, буквально скатывались по мраморной лестнице в изученный вдоль и поперек лабиринт хогвартского подземелья, где скрывались их комнаты. Впереди была цель — теплый душ, разноцветные флаконы, наполненные всевозможными маслами и благовониями, душистое мыло…

Никого не замечая вокруг, шестикурсники миновали общие гостиные и буквально ввалились в уютные спальни, на ходу срывая ужасную одежду, и, схватив мягкие выглаженные полотенца, мгновенно исчезали в своих душевых.

Через полчаса расслабленные и благодушные, чистенькие и порозовевшие юноши и девушки источали умопомрачительные ароматы экзотических фруктов, душистых трав, полевых и садовых цветов, сладкой ванили и тягучего янтарного меда. В спальнях их дожидалась чистая одежда, приготовленная заботливыми руками домовых эльфов. Грязные же тряпки бесследно исчезли с глаз студентов и отправились в школьную прачечную.

На ужин шли, как на праздник. В Большом зале было непривычно тихо, парящие в воздухе свечи уже отошли ко сну, передав свои обязанности тяжелым факелам, вот уже несколько столетий прикованным к каменным стенам. Вечные узники хогвартского зала, время от времени недовольно шипя и потрескивая, приветствовали виновников импровизированной вечеринки приглушенным светом. В воцарившемся полумраке особенно уютным казался длинный стол факультета Хаффлпафф. Почему-то именно он был сервирован для совместного ужина двух непримиримых факультетов. Три десятка свечей, хаотично разбросанных по столу, пытались поддержать свет факелов. Словно боясь не справиться с нелегкой задачей, их огненные язычки волновались и дрожали, но продолжали при этом мужественно отпугивать наступающую тьму, даруя окружающему пространству какой-то особый покой и уют.

Шестикурсники, появляющиеся на пороге Большого зала, невольно замирали, оценивая произошедшие изменения, а потом охотно занимали свободные места. То ли бой—огурцы так измотали своих жертв, что лишили их привычной воинственности и непримиримости, то ли пережитый вместе кошмар растопил на время лед взаимной неприязни, но перемешавшиеся за столом гриффиндорцы и слизеринцы объявили временное перемирие, к великому облегчению Минервы Макгонагалл, сидевшей во главе стола.

Все вдруг стали удивительно вежливыми. «Подайте, пожалуйста…», «Вас не затруднит передать…», «Будьте так любезны…», «Я могу вас потревожить…» — эти и подобные фразы звучали в течение всего странного ужина. Темп поедания кулинарных шедевров хогвартских эльфов свидетельствовал о том, что обычный аппетит давно позорно капитулировал, уступив свое место зверскому голоду.

Но среди пирующих нельзя было не заметить четырех студентов, которые не отрывали тревожных взглядов от дверей. И если первым двум, Креббу и Гойлу, подобное созерцание явно не портило неуемный аппетит, то двум другим наблюдателям, мистеру Уизли и мисс Грейнджер, буквально кусок в горло не лез.

Все изменилось, когда в Большой зал вошла профессор Спраут. На эту жизнерадостную и очень милую толстушку сейчас нельзя было смотреть без сожаления. Чувство вины бесследно стерло ее неизменную дружелюбную улыбку. Но замечательная весть, без промедления доставленная преподавателем гербологии, мгновенно изменила настроение напрягшихся было студентов. Новость о счастливом избавлении из огуречного рабства Драко Малфоя и Гарри Поттера вызвала всеобщее ликование. Лица Рона и Гермионы, вмиг утратив озабоченность и тревогу, теперь буквально излучали радость. Минутой позже успокоившиеся гриффиндорцы набросились на содержимое своих тарелок. А вот Кребб и Гойл, напротив, теперь забеспокоились. Приближалась минута расплаты за собственное малодушие, и первое наказание не заставило себя ждать: впервые в жизни эти знаменитые обжоры абсолютно лишились аппетита.

Не осталась равнодушной к услышанной новости и мисс Паркинсон. Плоское лицо Панси побледнело, странные для столь юной девушки глубокие носогубные складки заметно подрагивали, губы презрительно кривились, а в больших выпуклых глазах время от времени вспыхивали недобрые искорки. Открытая тайна, подобно кипящей магме, делала извержение необратимым. Но последним усилием воли слизеринка удержалась от оглашения результатов своего расследования, посчитав, что место и условия не подходят для ее сенсационной новости. Вот только процесс кипения и бурления эмоций обуздать сразу не удается никому, поэтому необходимо было немедленно найти способ выпустить пар. С данной задачей Панси справилась успешно, выбрав из огромного блюда с мясным рагу весьма внушительную кость, которая, словно желая спрятаться от нацеленных на нее зубов, была экипирована в мясной «комбинезон». Этим деликатесом и заняла мисс Паркинсон свой болтливый рот, безжалостно срывая сочные кусочки и разгрызая со смачным хрустом попадающиеся хрящики.

Наевшиеся студенты, сразу подобревшие и размякшие, наслаждались приятными минутами уходящего пятничного вечера. То на одном конце стола, то на другом стихийно возникали весьма любопытные диалоги, иногда перерастающие в споры, впрочем, на этот раз абсолютно мирные. Время от времени слышались отдельные смешки, служившие своеобразными предвестниками дружного хохота. Конечно, речь шла о событиях в злополучной теплице.

— Может быть, все и обошлось бы, не начни вы сыпать боевыми заклинаниями, — высказал свое предположение Симус Финниган. Во время ужина он мило общался с соседом напротив — неуклюжим прыщавым слизеринцем.

— Да если бы мы не начали обороняться, то Рождество пришлось бы праздновать в компании этих растительных уродов, — безапелляционно заявила Панси Паркинсон, уже справившаяся с неподатливой костью и облюбовавшая сочный кукурузный початок. Через секунду острые, как у белки, передние зубы девушки уже безжалостно вонзились в аппетитную золотистую плоть.

— Обороняться?! — удивленно переспросила Парвати Патил, восседающая в середине стола. На правах первой красавицы курса она, как всегда, окруженная пылкими молодыми людьми, привычно купалась в знаках внимания и мастерски отражала завистливые взгляды менее удачливых соперниц. — Со стороны ваша оборона гораздо больше походила на атаку.

Девушке ответил Блейз Забини, сидевший напротив нее. Было очевидно, что сегодняшнее перемирие ни на градус не притупило его фирменное высокомерие. Слизеринец явно чувствовал себя не в своей тарелке с гриффиндорцами по соседству. Брови холеного шатена недовольно хмурились, нос презрительно морщился.

— Должен же был хоть кто-то положить конец этому безобразию. Мы, знаете ли, в отличие от вас, гриффиндорцев, не привыкли кувыркаться в грязи. Хорошо, что у Драко нашлось мужество нанести первый удар.

— Да уж, — перебивая Забини, воскликнул Рон Уизли, — наконец-то знаменитый дуэлянт Малфой нашел себе достойного противника! Просто мировая сенсация: впервые в истории волшебного мира историческая дуэль чистокровного мага и огурца–грязнокровки!

Ответом Рону был дружный смех шестикурсников. А Симус, стараясь перекричать развеселившихся одноклассников, продолжил выступление Уизли:

— Огорчает только смертельный исход этой дуэли! — увидев недоуменные взгляды ребят, Финниган уточнил: — Точный плевок овощного противника нанес смертельную рану раздутой гордыне Малфоя. С такими повреждениями не живут!

— Но вы тоже в конце концов не остались в стороне, — не сдавался Забини. — Если столь недостойные соперники вызывают осуждение, что же тогда вас понесло в это сражение?

— Инстинкт самосохранения, — уверенно ответила ему Гермиона Грейнджер.

Меньше всего Забини хотелось разговаривать с гриффиндорской грязнокровкой, но мысль Гермионы была ему пока не ясна, да и причину нескрываемой девушкой иронии разгадать не удалось. Неопределенность же и загадочность Блейз буквально не выносил. Преодолев отвращение к собеседнице, слизеринец надменно спросил:

— Инстинкт самосохранения? Неужели наши гриффиндорские безумцы так испугались каких-то там огурцов?

Гермиона Грейнджер получила в подарок от природы и хороший слух, и острый ум, поэтому она совершенно верно истолковала тональность заданного ей вопроса. Но девушка и ухом не повела, и смущаться, похоже, не собиралась. Она посмотрела Забини прямо в глаза и уверенно заявила:

— Кто же их не испугался? Даже создатели растерялись не на шутку. Правда, сидящим ничего не грозило со стороны огурцов. А вот славные слизеринские вояки представляли куда большую опасность. Когда в тебя попадает второе подряд заклинание, на самом деле адресованное бой — огурцам, тут уж поневоле придется сражаться.

— И кто же попал в тебя, Грейнджер? — в вопросе Забини было столько скепсиса, что без предъявления доказательств обойтись не удалось бы. Поняв это, Гермиона закатала до локтя рукав мантии и показала совсем свежий порез на предлечье. Мадам Помфри смазала его заживляющим зельем, но до полного выздоровления было еще далеко. Сидящий на краю стола Гойл неуклюже заерзал на длинной лавке. Опустив голову, он смущенно сознался:

— Я случайно попал.

— И в меня случайно? — послышался возмущенный вопрос Дина Томаса, который указал пальцем на голень левой ноги, намекая, что его новые брюки, надетые вместо испорченных, скрывают еще один порез. Увидев побагровевшего от стыда Гойла, бормотавшего что-то в свое оправдание, Дин неожиданно протянул правую руку Крэббу:

— А это узнаешь?

Студенты, вытянув шею, уважительно рассматривали глубокую колотую рану у основания большого пальца. Вот только Крэбба это зрелище явно не занимало — он упорно таращился в противоположную сторону. Почти одновременно раздалось несколько возмущенных голосов, и в то же мгновение буквально посыпался новый компромат. Выяснилось, что подобные отметины щедро раздавались представителям обоих факультетов. Крэбб багровел со скоростью света.

— Так я это… не хотел… случайно…

— Никудышные из вас снайперы! — убийственным тоном констатировал Симус Финниган, который тоже было хотел предъявить претензии к специалисту по болезненным уколам, но почему-то передумал. Вот только место ранения Симуса уже мало у кого вызывало сомнение — слишком уж неловко, криво он сидел на лавке, тщательно оберегая левую ягодицу от соприкосновения с твердой поверхностью. Постепенно выяснилось, что вообще мало кому удалось избежать повреждений и ран, причиненных боевыми заклинаниями. И виновны были не только Кребб и Гойл. Забини случайно наградил Миллисенту Буллдстроуд серьезным ожогом, а та, в свою очередь, решив ослабить корневую систему лиан, сыпала ватноножными заклинаниями. Неизвестно, досталось ли что-то мощным корням, но ее одноклассникам хватило сполна. От одного такого заклинания пострадала даже мадам Спраут.

— Да, — глубокомысленно вздохнула Гермиона, — мне вот тут стало интересно, а кто-нибудь из нас, пусть даже совершенно случайно, попал хоть раз в эти плюющиеся огурцы?

— Так Малфой попал, — неожиданно вмешался в разговор осмелевший Гойл.

— Попасть-то он попал, — согласился Рон Уизли. — Но мне гораздо больше понравился ответ огурца: «Плевать я хотел на такого соперника!»

Вспомнив злого Малфоя, растерянно стирающего «ответ» противника со щеки и разглядывающего омерзительную слизь на руке, многие не сдержали довольных улыбок. И здесь неожиданно раздался визгливый голосок Панси Паркинсон:

— Везунчиками нас сегодня не назовешь, это точно. Но вот Поттер точно был в ударе! Какое заклинание он применил?

— Любимое, — сквозь зубы пробормотал Рон, а потом, произнес отчетливо: — Expeliarmus!

Теперь произошедшее казалось смешным. Но там, в теплице, поступок Поттера вызвал ужас. Желание Гарри попробовать «разоружить» необычного противника обернулось против него самого. Юноша еще даже не успел опустить палочку после произнесенного заклинания, как с лианы, в которую метился Гарри, посыпались агрессивные шипастые шары. В считанные доли секунды эти увесистые ядра атаковали растерявшегося волшебника. Их было так много, что увернуться не удалось. Поцарапав ему руки, шею, серьезно разодрав защитный плащ, оторванные от стебля огурцы наконец угомонились и рассыпались у ног своего победителя, словно вымаливая пощаду. При этом победитель выглядел настолько растерянно и сконфуженно, что никто больше разоружающим заклинанием не пользовался.

Конечно, теперь произошедшее с Гарри вызвало волну смеха. Слизеринцы гоготали от души, не сдерживаясь. Гриффиндорцы, понимающие, что смеяться над приятелем, оказавшимся в беде, — грех, пытались сдержаться. Только ничего путного у них не вышло.Даже всегда серьезная Гермиона несколько раз весело прыснула, вспомнив обескураженное лицо друга.

Неизвестно, сколько бы еще продолжалось это веселье, если бы на столе вдруг не появилось огромное блюдо, наполненное свежими овощами. Оно было предложено на смену предыдущему, с которым шестикурсники расправились за несколько минут. Вот только в центре второго блюда, помимо помидоров, перца и зелени, пристроилась целая груда маленьких зеленых огурчиков, сорванных, очевидно, совсем недавно. Они распространяли удивительный тонкий аромат и радовали изумрудным цветом. Но на лицах студентов застыл ужас. Все разговоры утихли, смех сменила абсолютная тишина. Девушки брезгливо отворачивались, молодые люди сжали зубы и кулаки.

— Только не предлагайте их съесть, — в ужасе пропищала Лаванда Браун, — меня сейчас стошнит.

— Не тебя одну, — назидательно поправила подругу Парвати Патил.

— Поверить не могу, что из-за этих поганцев мы пережили сегодняшний кошмар, — послышалось признание Симуса Финнигана.

— Да, если бы не Гарри Поттер, сидели бы мы еще в теплице, — уверенно заявил Дин Томас. И ему никто не возразил. Всем сразу вспомнилось решительное лицо Гарри, который вылавливал их по одному, за пару минут выстраивал свои теперь уже знаменитые БМП и, не обращая внимание на потоки слизи у себя на лице и одежде, отправлял перепуганные экипажи на свободу.

— Ну что же, самое время предложить тост за нашего спасителя, — раздался голос Забини. Все посмотрели на него с нескрываемым удивлением. Но при всем своем высокомерии Блейз всегда уважал истину. — Я и сам не предполагал, что когда-нибудь скажу что-то хорошее о Поттере. Но трудно отрицать тот факт, что сегодня он действительно оказался на высоте и помог нам всем спастись.

— Он и за Малфоем вашим полез, — презрительно бросил Рон. — Среди вас почему-то добровольцев не нашлось.

— Ты предлагаешь поднять за Поттера кубки с тыквенным соком? — насмешливо спросила Забини мисс Паркинсон.

— Да нет, — интригующе начал Блейз. У меня совсем иное предложение, и я уверен, что вам оно понравится. А уж Поттер точно был бы в восторге!

Юноша потянулся к блюду с овощами и с явным отвращением на лице взял один огурец, делая знак одноклассникам поступить также. Еще не понимая, что происходит, все быстро разобрали ненавистные овощи. Блейз положил свой огурец на стол и занес над ним увесистый кулак. Идея его была понята мгновенно и принята безапелляционно. Над поверженными огурчиками зависли крепко сжатые кулаки пострадавших шестикурсников.

— За Поттера! — заговорщицки произнес Забини и, резко опустив карающую ладонь, расплющил несчастный овощ.

— За Поттера! — эхом отозвались шестикурсники, приводя в действие свои кулачные гильотины.

— 3 —

«Утраченные иллюзии»

Пока под древними сводами Хогвартса звучали странные огуречные тосты в его честь, виновник торжества уже приближался к замку. Все происходящее этим вечером казалось какой-то иллюзией, миражом. Воюющие овощи, тропические ливни, ледяной ветер, голый Снейп, густой пар в стареньком душе, полчаса собственного чудовищного позора и тонкий цитрусовый аромат, который оставила ему на память о себе спасительная субстанция из фиолетового флакона. «Все сюрпризы на сегодня закончились», — успокаивал себя Гарри, время от времени отвечая невпопад на осторожные вопросы встревоженного Невилла.

Но у самого входа в школу его ждал очередной сюрприз. А как еще можно охарактеризовать открывшуюся картину: Драко Малфой, старательно отжимающий грязную тряпку? Драко Малфой, пытающийся накрутить ее на швабру по особой фирменной методике Филча! Да! Померещится же такое! Но, бросив взгляд на своих спутников, Гарри понял, что увиденному можно верить. Невилл выпучил глаза, внезапно разучившись дышать. Снейп едва заметно покачивал головой, словно убеждая себя в реальности происходящего. Вот только губы его то ли презрительно кривились, то ли застыли в очень странной улыбке. Одним словом, загадочное выражение лица Мастера зелий вполне бы могло составить конкуренцию непостижимой Джоконде.

Колин первым заметил вошедших. Приветливо кивнув Гарри, хитро подмигнув Невиллу, он робко поздоровался со Снейпом:

— Добрый вечер, сэр… Эээ… С удачным возвращением из теплицы…

Драко, стоявший спиной к двери, ощутимо напрягся, но поворачиваться не спешил.

— Мистер Криви? — Мастер зелий терпеливо ждал, когда студент отважится поднять на него глаза. Колин явно медлил, но, смирившись с неизбежным зрительным контактом, несмело посмотрел на профессора. — Да вы становитесь просто вездесущим! Подобная активность, конечно, похвальна. Но она гораздо больше пригодилась бы вам на моих уроках, а то слишком часто вы напоминаете беспомощного инвалида.

Пристыженный юноша метнул взгляд сначала в сторону, затем вниз, словно у него вдруг возникло внезапное желание рассмотреть булыжники у своих ног. А Снейп, не теряя времени даром, переключился на его напарника:

— Ваш вечер тоже однообразным не назовешь, не так ли, мистер Малфой? Признаться, не ожидал увидеть вас при таких обстоятельствах.

Драко стремительно развернулся, решившись наконец посмотреть на своего декана, но, увидев, что свидетелей его позора несколько больше, мгновенно сник.

— Профессор Снейп, — начал он возмущенно, — Филч назначил мне отработку!

Очевидно, после такой новости он ожидал, как минимум, полномасштабную карательную операцию своего декана против обнаглевшего завхоза. Вот почему развернувшиеся далее события можно было бы озаглавить, как одноименный магловский роман, — «утраченные иллюзии». Вместо того чтобы объясниться с внезапно нарисовавшимся в холле Филчем, Снейп как ни в чем не бывало продолжил беседу с Драко:

— Ваше стремительное исчезновение из теплицы было похоже на аппарацию. Но всем известно, что сделать это на территории Хогвартса нельзя, отсюда и вполне понятное волнение за вашу судьбу, мистер Малфой, — слова Мастера зелий, свидетельствующие о его тревоге за Драко, никак не сочетались с презрительной улыбкой и гневным блеском черных глаз. — А теперь представьте себе, как переживал мистер Поттер, явившийся вас спасать…

— Ммм… Просто места себе не находил, — сдерживая пробивающуюся улыбку, подтвердил Гарри.

Филч, ничего не понимающий в этом полном иронии диалоге, воспринял появление декана Слизерина как главную угрозу своей сегодняшней удаче. Но на этот раз завхоз и не думал так быстро сдаваться, решив отвоевать законную добычу:

— Я назначил Малфою отработку. И не позволю вам…

— Все в порядке, мистер Филч, — остановил распаляющегося смотрителя Снейп. — Просто Драко своим стремительным исчезновением породил очень неприятные домыслы. Откуда же нам было знать, что он всего-навсего спешил на вашу отработку?

— Да уж, на эти отработки не то что из теплицы — с того света прибежишь, — злобно пробурчал себе под нос Колин Криви и, печально вздохнув, продолжил прерванную работу.

— Что же, если это настолько серьезно и важно, то мы не смеем больше вам мешать, — ухмыльнулся Снейп. — Поттер, Лонгботтом, что вы застыли у входа? Хотите принять участие в уборке?

Он решительно двинулся вперед и уже подходил к лестнице, когда очнувшиеся Гарри и Невилл устремились за Мастером зелий. Им в спину тоскливо и безнадежно смотрел Драко Малфой.

В полном молчании странная троица дошла до коридора, где пути слизеринцев и гриффиндорцев обычно расходились. Гарри и Невилл притормозили было собираясь свернуть к лестнице, ведущей в башню, но Снейп, сделал знак следовать за ним. Уже через минуту стало очевидно, что он ведет молодых людей в больничное крыло. И верно, дойдя до заветной двери, зельевар повернулся к своим спутникам. Взгляд его оценивающе ощупал застывших на месте юношей, чуть дольше задержавшись на Гарри.

— Я вижу, вам стало значительно лучше, мистер Поттер. Надеюсь, лимит ваших незабываемых выступлений на сегодня исчерпан?

Щеки Гарри молниеносно опалило огнем.

— Да, сэр, — выдавил он из себя и торопливо отвел взгляд в сторону.

— Тем не менее, вам совсем не повредит провести ночь под наблюдением мадам Помфри.

— Но я здоров! — решительно возразил Гарри.

— Вот как! Тогда потрудитесь объяснить свое поведение полчаса назад. Что это было? Бенефис мистера Поттера? Молчите? Здоровы вы или нет, будет решать колдомедик, но думаю, ночь в больничном крыле вреда не причинит. Как и в вашем случае, мистер Лонгботтом, — Снейп стремительно повернулся к Невиллу, и юноша едва не подскочил от неожиданного обращения.

— Но я почти не пострадал, сэр, — робко возразил он, — пара царапин и ожогов — ничего серьезного.

— Разве я упоминал о ранах? Нет, мистер Лонгботтом, у вас совершенно иная причина, чтобы переночевать в больничном крыле. Небезызвестные овощи подарили вашим одноклассникам так много незабываемых минут! Я и не сомневаюсь, что участники сегодняшнего эксперимента ждут великого изобретателя с распростертыми объятиями. Вот только как бы они не задушили вас в этих объятиях.

— Так они это сделают завтра, какая разница, сэр, — обреченно констатировал Невилл.

— Возможно, — согласился Снейп, внимательно разглядывая убитого горем экспериментатора, — вот только постарайтесь уяснить одну весьма полезную мысль, мистер Лонгботтом: никогда не сбрасывайте со счетов время. Оно может быть как врагом, так и союзником. Дайте своим друзьям поесть, отдохнуть, выспаться, и, вполне вероятно, завтра они посмотрят на эту историю совершенно иначе.

Невилл слушал Мастера зелий и не верил собственным ушам, как, впрочем, и стоящий рядом с ним Гарри. Еще никогда Снейп так не говорил с вечным неудачником Лонгботтомом. Не дав молодым людям прийти в себя, профессор распахнул дверь больничного крыла и двинулся к кабинету мадам Помфри.

Было очевидно, что та уже ждала их визита. Предложив профессору отдохнуть в кресле, она увела пострадавших в хорошо знакомую им комнату, в которой обычно осматривала своих пациентов. Десять минут спустя, убедившись, что студенты в сознании и смертельных ран сегодня не предвидится, колдомедик поспешила к дожидающемуся ее Снейпу. Их разговор велся полушепотом — до Гарри с Невиллом долетали лишь приглушенные звуки, и, как они ни напрягали слух, понять что-либо все равно не могли. Но когда из кабинета их позвала мадам Помфри, юноши от неожиданности разом вздрогнули.

Снейп все еще был там и, скривив губы в жалком подобии улыбки, лично сообщил застывшим в напряженном ожидании студентам, что сегодняшнюю ночь они проведут в больничном крыле. Разочарованно вздохнув, Гарри и Невилл покорно поплелись в палату, где ровными рядами выстроились узкие кровати. Вот только колдомедик решительно остановила своих пациентов на полпути и, выдав им пижамы и полотенца, потребовала, чтобы те незамедлительно отправились в душ. Гарри растерянно оглянулся, уже собираясь возразить, но появившийся в дверном проеме кабинета Снейп внес в отданный приказ некоторые коррективы.

— Поттер уже мылся сегодня, — сообщил он и, увидев недоумевающий взгляд Помфри, уточнил: — Пришлось воспользоваться старым душем у теплицы с мандрагорами. Так что достаточно будет обработать ему ожоги и отправить в постель.

— Но профессор Макгонагалл говорила, что мистер Поттер терял сознание. Как же он мог мыться один в таком состоянии?

Гарри, переминался с ноги на ногу, словно стоял на раскаленных углях, и нервно кусал нижнюю губу. Если бы только Снейп онемел! Или, на худой конец, Помфри и Невилл оглохли!.. Но разве в этом волшебном мире можно верить в чудеса?! Гарри разочарованно вздохнул — остроте слуха колдомедика и мистера Лонгботтома можно было только позавидовать, а голос Снейпа отчетливо произнес роковые слова:

— Вы напрасно волнуетесь, мадам Помфри. Я был с Поттером в душе и помог ему вымыться.

Если на колдомедика слова профессора не произвели никакого впечатления, то величина глаз Невилла Лонгботтома после услышанной новости давала возможность усомниться в чистокровном происхождении гриффиндорца и не без оснований утверждать, что один из его довольно близких родственников согрешил-таки с домовым эльфом. От Снейпа тоже не укрылось шоковое состояние потрясенного ботаника. Раздраженный сверх меры довольно глупым видом и без того не самого умного студента, Мастер зелий решил продемонстрировать еще одно из своих многочисленных дарований — виртуозное владение противошоковой терапией.

— Мистер Лонгботтом, — вкрадчивым шепотом начал он, — вы, конечно, выглядите значительно лучше Поттера, но, возможно, это обманчивое впечатление, и вам тоже нужна моя помощь… в дУше…

Гарри Поттер, знаменитый ловец, обожающий стремительные полеты, даже не предполагал, что можно двигаться с такой немыслимой скоростью, как это сделал сейчас Невилл. Перепуганный насмерть юноша почти взлетел без метлы и уверенно взял курс в сторону ванной комнаты. Но, видимо, решив добить невольных зрителей своими скрытыми способностями, он секундой позже попытался еще и вломиться туда прямо сквозь закрытую дверь. Увы, второй эксперимент явно провалился — хождение сквозь стены и двери для мистера Лонгботтома было пока за пределами досягаемости. Охнув от неожиданности и едва устояв на ногах после серьезного удара, он все-таки вынужден был воспользоваться традиционным способом проникновения в нужное помещение. Оставшись, наконец, в одиночестве и крепко-накрепко запершись изнутри, абсолютно обессиленный Невилл прислонился к злополучной двери и облегченно вздохнул. Уже через пару минут из душа доносились звуки льющейся воды.

Снейп тем временем не спешил покинуть больничное крыло. Пока Гарри за ширмой переодевался в теплую пижаму и привыкал к узкой скрипящей кровати, до него долетали приглушенные голоса зельевара и мадам Помфри. Профессора беспокоило состояние студентов после памятного зачета, вот только уверения колдомедика в том, что все обошлось, вызывали у Снейпа серьезные сомнения.

— Видишь ли, Поппи, буквально час назад я сам видел, как их отделали детеныши Спраут, — невесело ухмыльнулся профессор. — Картина была весьма живописная!

— Ай да Помона! — поддержала Мастера зелий мадам Помфри. — Сколько времени держала все в строжайшем секрете! Хочу, говорит, сюрприз устроить! И ведь устроила, Северус! Да еще какой!

Смех школьного колдомедика был низким и грубоватым. Обычно подобные звуки создают ощущение дискомфорта, неловкости, и поддерживать их совершенно не хочется. Поэтому Снейп ограничился в ответ вымученной, кислой улыбкой.

— Но слизь оказалась весьма ядовитой, — прервал он развеселившуюся медсестру, — ожогов было много?

— Ничего серьезного, Северус. Достаточно было ее смыть, и жжение почти сразу исчезало. Кстати, ожоги! — внезапно переполошилась мадам Помфри. Мелодично позвенев многочисленными склянками в поисках нужного зелья, колдомедик схватила необходимый сосуд и решительно двинулась к кровати Поттера. Гарри приветливо улыбнулся, когда она показалась из-за ширмы, но уже через секунду вздрогнул от неожиданности, потому что вновь увидел Мастера зелий. Снейп неотступно следовал за женщиной — в своей черной мантии он сейчас напоминал тень мадам Помфри.

Колдомедик откупорила флакон, смочила целебным зельем одну из приготовленных салфеток и, наклонившись над лежащим юношей, прикоснулась мягкой материей к его ране на левой щеке. Почувствовав довольно сильное жжение, Гарри сморщился и зашипел, но мадам Помфри убирать свою примочку не спешила. Слишком часто в ее врачебной практике процесс исцеления сопровождали неприятные или даже болезненные ощущения пациентов, поэтому к шипению, стонам, вскрикам и откровенным протестам она за долгие годы службы в больничном крыле Хогвартса почти привыкла. Через пару минут колдомедик уже подносила вторую салфетку к очередной ране Поттера, как вдруг буквально у самого лица зажмурившегося и застывшего в напряжении пациента ее рука была перехвачена сильной ладонью.

— Мадам Помфри, вы позволите? — раздался знакомый голос, от которого у Гарри пробежал по спине холодок. Это был не столько вопрос, сколько утверждение, лишь слегка приправленное вопросительной интонацией. Но даже в столь ничтожной дозе подобная тональность была лишней, поскольку вряд ли бы нашелся в Хогвартсе хоть одни человек, способный отказать Мастеру зелий. Гарри распахнул глаза в тот самый момент, когда происходила передача эстафеты: длинные пальцы Снейпа решительно изъяли из рук колдомедика салфетку, пропитанную зельем. Он с явным недовольством разглядывал ее несколько секунд, потом поднес к носу. Не сказав ни слова, профессор уверенно протянул руку за флаконом с лекарством. Отдав ему требуемое зелье, мадам Помфри замерла в ожидании. Экспертиза много времени не заняла, но Снейп не стал озвучивать результат проверки, да это и не требовалось — его недовольный вид говорил сам за себя.

— Мадам Помфри, вы не могли бы заменить это зелье противоожоговой паутинкой.

Щеки колдомедика заметно порозовели, но она почему-то не спешила выполнять услышанную просьбу.

— Ммм… Профессор Снейп, — женщина явно мялась, испытывая неловкость, — мы используем ее теперь лишь в исключительных, тяжелых случаях. А здесь…

— А здесь лицо шестнадцатилетнего подростка, уже украшенное одним шрамом. Два других будут явно лишними.

— Но Северус! — воскликнула обиженная медсестра. — Ты не подумай ничего плохого. Просто этой целебной паутинки осталось настолько мало, что мы пользуемся ею в самых болезненных случаях.

— Почему мало, разве… — начал было Снейп и вдруг внезапно смолк, покосившись на Гарри. — Мадам Помфри, я вас попрошу немного изменить свои правила. Давайте посчитаем сегодняшний случай исключительным, да это и недалеко от правды: не нужна Поттеру новая боль — он сегодня уже достаточно натерпелся. А запас столь необходимого средства я обещаю пополнить.

Колдомедик раздумывала не больше минуты, а затем, взяв забракованный флакон, исчезла за ширмой. Проводив ее взглядом, Снейп обернулся к притихшему пациенту, но Гарри явно не желал смотреть в его сторону. После сегодняшних событий в теплице и душе привычная враждебность и неприязнь к Мастеру зелий уступили место чувству вины, усугубляемой почти неконтролируемыми вспышками стыда. Очень хотелось остаться одному и попытаться выкинуть из головы все случившееся. Вот только мечтам юноши о том, чтобы зельевар как можно быстрее покинул больничное крыло или хотя бы держался от него подальше, не суждено было осуществиться. Пусть на короткое время, но они опять остались одни. «Да что же это за вечер такой?!» — едва не воя от досады, думал Гарри. Мучения юноши прервала вернувшаяся мадам Помфри, в руках которой находился необычный круглый сосуд. Но она лишь передала его Снейпу, а сама поспешно скрылась за ширмой. Мастер зелий осторожно водрузил полученный шар на прикроватную тумбочку, достал волшебную палочку, явно готовясь к каким-то действиям, и, наконец, обернулся к Поттеру.

С опаской косясь на незнакомый сосуд, Гарри лежал ни жив ни мертв, безнадежно уговаривая мягкую подушку и матрас поглотить его тело, подобно трясине бездонного болота. Но спальные принадлежности ему попались несговорчивые, потому что, проигнорировав мысленную просьбу юного хозяина, они куда охотней подчинились грубой силе. Одеяло в считанные доли секунды сдалось требовательной руке Снейпа и покорно спустилось к поясу лежащего пациента, а матрас в союзе со скрипнувшей пружиной весьма охотно обеспечил Мастеру зелий мягкую посадку. Гарри, явно не ожидавший подобного соседства, решительно отодвинулся на край узкой кровати, но, не рассчитав собственные силы, едва не свалился на пол. Профессор с большим трудом удержался от язвительных комментариев.

— Мистер Поттер, мне было бы гораздо удобнее, если бы вы соизволили сесть, — сообщил Снейп. Гарри послушно поднял голову с подушки и, кивнув на необычный сосуд, поинтересовался:

— А что в этой банке, сэр?

Профессор не ответил ему — взмахнув палочкой, он заклинанием открыл шарообразный сосуд. Крышка, странно хлюпнув, слетела с него и приземлилась рядом. В то же самое мгновение содержимое банки наполнило пространство омерзительным запахом плесени — Гарри брезгливо сморщился. Не обращая внимания на его реакцию, Снейп произнес незнакомое заклинание, и из сосуда поднялась тончайшая паутинка. Она была серебристо-белого цвета и очень напоминала невероятно крупную снежинку, если бы не жуткий запах и не постоянное подозрительное шевеление. Создавалось ощущение, что она живая и дышит.

Прочитав во взгляде мальчика нескрываемый испуг, Снейп презрительно ухмыльнулся:

— Страшно, Поттер? Ничего не поделаешь, придется потерпеть. Надеюсь, теперь вы способны держать себя в руках и второго акта сегодняшней комедии не последует.

Снейп направил переплетенные в замысловатом узоре ниточки к сидящему Гарри, но тот в ужасе отшатнулся и, защищаясь, прикрыл лицо правой ладонью, как щитом. Выругавшись про себя, профессор едва удержал паутинку в воздухе. Боясь ее потерять, Мастер зелий постарался на время изъять из своего голоса привычный сарказм.

— Поттер, вы ведете себя, как неразумный ребенок. Немедленно откройте лицо. У меня нет времени объяснять вам, что это такое, но ничего плохого не случится. Это ради вашего блага.

Помедлив пару секунд, Гарри опустил ладонь и, преодолев робость, посмотрел на Мастера зелий. В этих тревожных глазах профессор прочитал невысказанную вслух просьбу — ответ Снейпа прозвучал очень мягко, именно так, как и нужно было взволнованному мальчику:

— Поттер, я вам обещаю, что боли не будет. Это замечательное средство. Просто доверьтесь мне.

Гарри кивнул, но все-таки предпочел зажмуриться. Почти в тот же миг он ощутил сразу несколько довольно странных прикосновений. Создавалось ощущение, что сразу все его ожоги: на лице, шее и руках — накрыла нежная дымка, напоминающая влажную пелену, прохладный туман. Ни малейшего намека на боль, напротив, ощущения были самые приятные — Гарри расслабился и даже попытался улыбнуться. Внезапно он почувствовал легкий зуд, словно кто-то неведомый щекочет ранку изнутри. Распахнув глаза, Гарри с удивлением уставился на Снейпа, но тот в ответ лишь неопределенно хмыкнул.

— Теперь можете спать спокойно, — произнес профессор, поднимаясь с узкой кровати. — Паучки знают свою работу, и к утру от ваших ожогов не останется и следа.

— Паучки?! — Гарри закашлялся от неожиданности. — Какие еще паучки, сэр?

— Страдаете арахнофобией? — заметно оживился Снейп. — Но в любом случае, волноваться не стоит: они проживут в ваших ранах несколько минут. Когда погибнут все — зуд прекратится.

— А что будет потом? — поинтересовался Гарри дрожащим от волнения голосом, не в силах справиться с охватившим его отвращением. — Можно будет все это смыть, или мне так и придется ходить с дохлыми пауками в ранах, пока они не заживут?

Снейп не успел ответить возмущенному подростку — за ширмой раздался смех, и буквально через пару мгновений появился Невилл Лонгботтом. Одетый в теплую, мягкую пижаму желтого цвета, он невольно напоминал неуклюжего цыпленка-переростка. Юноша здорово вытянулся за этот год, но избавиться от явно лишних жировых складочек не смог — такая уж, видно, судьба у бабушкиных внуков. Явно смущенный своим появлением в пижаме, Невилл мгновенно сорвал покрывало с соседней кровати и сразу юркнул под одеяло.

— И что означал ваш смех, мистер Лонгботтом? — поинтересовался Снейп. — Смею предположить, что он имел отношение к нашему с Поттером разговору.

— Да, сэр, я действительно засмеялся над словами Гарри о дохлых пауках. Он, видимо, никогда не имел дело с противоожоговой паутинкой.

— А вы с ней, как я вижу, хорошо знакомы? — в голосе профессора вновь послышались саркастические нотки.

— Да, бабушка часто использовала ее, когда я проливал на себя кипяток или нечаянно что-то взрывал.

— Вот и замечательно! — хмыкнул в ответ Снейп. — Зная, насколько часто с вами происходят подобные неприятности, могу предположить, что вы теперь являетесь настоящим специалистом в лечении противоожоговой паутинкой. Тогда, надеюсь, вам не составит труда посвятить в тонкости этого искусства мистера Поттера.

Невилл промычал в ответ что-то неопределенное, но Снейп истолковал услышанное, как согласие. Грациозно наклонившись, профессор подхватил с тумбочки шарообразный сосуд и, ничего больше не сказав, исчез за ширмой, а оставшиеся в одиночестве пациенты облегченно вздохнули.

Но молчание длилось недолго. Гарри явно беспокоила неизвестность.

— Ну и о каких пауках вы так мило беседовали со Снейпом? — поинтересовался он, едва скрывая раздражение.

— Не пауках, а микроскопических паучках — отличном средстве против ожогов. Ты же знаешь, Гарри, что это самые болезненные раны. Правда, и раньше магическая медицина лечила их без особого труда, но все это было длительно, болезненно и слишком часто оставались отвратительные шрамы. Но когда появились эти паучки…

Услышав, наконец, нужное ему слово, Гарри оживился и перебил своего собеседника:

— Вот с этого момента, пожалуйста, поподробнее.

— Да я не так много и знаю. Бабушка что-то рассказывала… — Невилл наморщил лоб, старательно пытаясь извлечь из памяти нужные эпизоды. — Как я понял, наши ожоговые раны для этих паучков — неминуемая смерть. Но сдаются они не сразу — пытаются бороться и выделяют какие-то защитные вещества. Паучкам это не помогает, а у человека очень быстро заживают ожоги. Уникальные существа, правда, Гарри? Кстати, и паутинка их — настоящее чудо: она обезболивает, охлаждает. Да ты, наверное, на себе все почувствовал.

Гарри кивнул в ответ, но один вопрос все равно не давал ему покоя.

— Ну а куда эти паучки потом-то деваются? Согласись, Невилл, не очень приятно осознавать, что у тебя в ранах полным-полно этих гадостей.

— Так они исчезают, растворяются и при этом как бы соединяют, склеивают поврежденные ткани.

В ответ Невилл услышал облегченный вздох Гарри.

— И правда здорово, — сознался он, когда волнение ушло и вернулась способность ясно мыслить. — Да здравствует гений, придумавший это, жму его мускулистую руку!

Невилл странно хмыкнул и порывисто сел.

— Не смею тебя задерживать, Гарри. Гений правда не без странностей, но ты сам напросился, так что иди и жми ему все, что ты там хотел. Благо, идти далеко не придется. А я тебя здесь подожду, если не возражаешь.

Гарри понял все и сразу. Но, еще не веря осенившей его догадке, он беззвучно прошептал:

— Снейп?!

Ответом ему послужил уверенный кивок Невилла:

— Это была его дипломная работа. Снейп защищался сразу по двум направлениям: по гербологии и зельеварению. Это открытие он запатентовал в соавторстве с профессором Слагхорном.

— Здорово! — восхищенно прошептал Гарри. — Гений, конечно… Но характер…

Прозвучавшие в унисон тяжелые вздохи были прекрасным доказательством удивительного единодушия собеседников по данному вопросу.

* * *

Снейп вошел в небольшой кабинет мадам Помфри и осторожно поставил на одну из многочисленных полок принесенный сосуд. Женщина сидела за столом, на котором дымились две чашки душистого травяного чая. Северус сразу узнал любимый аромат и внезапно улыбнулся: Поппи явно не забыла его вкусовые предпочтения. Усевшись напротив гостеприимной хозяйки, он с удовольствием сделал пару глотков и, поставив чашку на стол, в упор посмотрел на мадам Помфри.

— Поппи, я хотел бы знать, что происходит. Скажи мне: кроме этой банки, у тебя есть еще запасы?

Колдомедик отрицательно покачала головой. Она, не спеша и явно наслаждаясь, сделала несколько глотков чая, прежде чем ответила на вопрос.

— Нет, Северус, паутинки больше нет. И если бы только ее…

Почувствовав неладное, Снейп решительно поднялся и, кивнув в сторону шкафов, хранящих многочисленные запасы лечебных средств больничного крыла, нетерпеливо спросил:

— Ты позволишь?

Мадам Помфри кивнула профессору, и тот взмахнул палочкой, открывая мудреным заклинанием многочисленные дверки. Полки с редкими целебными зельями, равно как и лекарственными средствами, сложными по своему составу и процессу приготовления, были наполовину пусты. Лишь батарея средств первой необходимости: дезинфицирующих, жаропонижающих, успокоительных и снотворных — привычно радовала глаз. Нижняя полка, традиционно занятая ненавидимым студентами Костеростом, также была заполнена лишь частично.

Мастер зелий стремительно повернулся к колдомедику — его глаза метали молнии, брови хмурились.

— Что это значит, Поппи? — возмущенно спросил он.

— Это значит только то, что некоторые не до конца продуманные решения имеют печальные последствия. Ты, конечно, можешь обижаться, но я никогда не скрывала отрицательного отношения к твоему назначению преподавателем Защиты. Не знаю, чем там руководствовался Дамблдор, видимо, у него на это были свои причины. Но как специалист, много лет работающий в Хогвартсе, не могу приветствовать изменения, из-за которых страдает дело.

Снейп буквально опешил, услышав от колдомедика подобное заявление, и даже не нашелся сразу, что ответить. Выждав приличную паузу, он решил продолжить беседу:

— Так тебе не нравлюсь я в качестве преподавателя Защиты, или Слагхорн в роли Мастера зелий?

— Я знаю, как ты трепетно относишься к Горацию, это вполне объяснимо: вас многое связывает, ты учился у него. Но я уже говорила и повторю вновь: в Хогвартсе есть только один Мастер зелий, и это не профессор Слагхорн, — мадам Помфри поймала на себе довольно грозный взор собеседника, но лишь вяло отмахнулась: — Бесполезно, Северус, на меня не действуют твои устрашающие взгляды — оставь их для учеников. А если тебе нужны доказательства, посмотри еще раз на полупустые полки.

— Может быть, просто стоит его попросить, лишний раз напомнить, — растерянно предположил Снейп. — Годы берут свое, возможно, память у него уже не та.

— И просила, и напоминала. Но получаю лишь необходимый минимум. Формально к нему трудно предъявить претензии: все средства есть в наличии. Но меня явно смущает количество сложных и редких зелий. Когда преподавал Зельеварение ты, у нас всегда был надежный запас, а к хорошему быстро привыкаешь, Северус. Остается только молиться, чтобы не было массовых отравлений и эпидемий — в противном случае, мы будем бессильны, как дети.

Снейп молчал, потому что мадам Помфри была абсолютно права. Содержимое шкафов со сложными зельями, требующими напряженной работы и настоящего мастерства, его буквально потрясло. Много лет он сам занимался изготовлением лекарств для больничного крыла — поэтому подобной картины нельзя было увидеть даже в летние каникулы. Но, испытывая особую привязанность к своему прежнему преподавателю, Снейп невольно продолжал подыскивать ему оправдания:

— Но на количество зелий первой необходимости ты пожаловаться не можешь, ведь так, Поппи. Их-то он варит тебе регулярно.

— Нет, Северус, это я варю их регулярно, — колдомедик невесело улыбнулась, увидев нескрываемое удивление на лице Снейпа. — Вот вспомнила молодость, я тогда очень любила Зелья. Ты так меня разбаловал за эти годы, что пришлось попотеть.

Профессор так и не нашелся, что ответить. Казалось, он погрузился в себя, явно что-то обдумывая. Но обычно сдержанная мадам Помфри сегодня явно не могла остановиться.

— Северус, заметь, я тебе сказала только о количестве. А о качестве некоторых лекарств ты можешь составить собственное мнение. Вспомни, например, то, которым я пыталась обработать ожоги Поттера. Понравилось тебе это исцеляющее зелье?

— Там было нарушено соотношение компонентов, — неохотно признался Снейп. — Конечно, ничего серьезного, но слизь кандиру в таких количествах вызывает жжение — недаром Поттер так шипел и корчился. Нет, Поппи, Гораций просто не мог сварить такое!

— Северус, эти зелья готовят ученики. Я знаю, что ты тоже пользовался помощью студентов. Но к изготовлению лекарств для больничного крыла ты подпускал лишь самых талантливых из них, и, насколько помню, каждый их шаг был под контролем. Теперь же качество некоторых зелий таково, что я вынуждена проверять содержимое каждого флакона, каждой склянки. Когда такое было?

— Поппи, — Снейп говорил каким-то незнакомым, безжизненным голосом, — это очень не похоже на Горация. Я знаю его таланты: он блестящий зельевар.

— Был. Он был блестящим зельеваром, Северус. А теперь против него играют сразу два обстоятельства. Во-первых, столь долгий перерыв в преподавании никому на пользу не идет — слишком многое теряется и забывается. А самое главное, в Хогвартсе есть блестящий зельевар. И в этом качестве ты давно уже превзошел своего учителя, Северус.

Снейп слишком хорошо знал мадам Помфри — ни жалобами, ни комплиментами она никогда не злоупотребляла. И если сейчас ее внезапно прорвало на многочисленные претензии и дифирамбы, то значит, подобная проблема возникла не сегодня, и у колдомедика, что называется, наболело. Но, освобожденный от обязанностей преподавателя Зелий, Северус совершенно упустил из своего поля зрения дела в больничном крыле, и поэтому сейчас вполне заслуженно испытывал чувство вины.

— Думаю, что Дамблдор мог бы вмешаться — они с Горацием давние друзья, — как-то неуверенно предложил Снейп.

— Вмешаться-то он мог, но я не слепая, Северус. Если я не знаю, что происходит, то это не значит, что я ничего не вижу. С Дамблдором творится что-то серьезное. Не знаю, почему он не доверился мне в этот раз, но интуицию колдомедика обмануть сложно. У директора и своих проблем хватает. Но если после каникул ничего не изменится, деваться некуда — пойду к Дамблдору.

— Почему же ты не обратилась за помощью ко мне? — спросил Снейп, осуждающе качая головой.

— А что я сейчас, по-твоему, делаю? — мадам Помфри почти виновато посмотрела в черные глаза, в которых отразилась легкая досада.

— Поппи, — в горле внезапно пересохло, и Снейп потянулся к чашке с остывшим чаем. Сделав глоток, он отставил в сторону потерявший всю свою прелесть напиток. — Я не могу пока объяснить того, что происходит с Горацием, но обещаю разобраться. А насчет запасов не волнуйся: грядут каникулы — просто составь список всего необходимого. Я обо все позабочусь.

— Кстати, список! — воскликнула колдомедик, извлекая из ящика стола свиток пергамента. — Я приготовила это для Дамблдора, но, думаю, тебе тоже будет интересно. Здесь выписаны имена старшекурсников, которые пострадали на уроках Зельеварения за последние полгода, указаны причины обращения в больничное крыло и перечислены все полученные повреждения, раны и отравления. Когда будешь читать, особое внимание обрати на размер списка. Очень впечатляет.

— Я уже догадываюсь, что коротким он не будет, — пророчески заметил Снейп, но, тем не менее, потянулся за предложенным свитком. Решительно поднявшись и поблагодарив мадам Помфри за чай, он направился было к выходу, но, внезапно что-то вспомнив, обернулся к колдомедику:

— Кстати, Поппи, может быть, стоит накормить чем-нибудь твоих пациентов, они сегодня не ужинали.

В ответ он услышал знакомые раскаты неприятного смеха.

— Похоже, молодые люди объявили голодовку. Лонгботтом признался, что ему кусок в горло не лезет, переживает, бедный. А Поттер сказал, что его еще подташнивает время от времени. Ничего удивительного: отравление так быстро не проходит. Пусть поспит до утра, а завтра — посмотрим. Доброй ночи, Северус, спасибо, что зашел.

* * *

«Жизнь и правда полна сюрпризов», — думал Гарри Поттер, которому уже во второй раз за сегодняшний вечер пришлось выступать в непривычной для себя роли. Если в теплице судьба предложила дебют в качестве утешителя Драко Малфоя, то здесь, в больничном крыле Хогвартса, он впервые исповедовал кающегося грешника.

Ох и нелегким оказалось это дело! Пылающий взор неистового в своем самобичевании мистера Лонгботтома вполне мог бы поджечь островерхие треугольники белоснежных подушек, венчающие больничные койки. Обескураженный и даже немного напуганный могучей экспрессией одноклассника, новообращенный духовный пастырь Гарри Поттер в поисках спасительной дистанции буквально впечатался в изголовье узкой кровати и натянул одеяло до самого подбородка. Если в начале исповеди он еще пытался вставить в льющийся рекой монолог свои вопросы или восклицания, то вскоре понял, что Невиллу это не особенно и нужно. Поэтому, решив больше не мешать сольному выступлению одноклассника, Гарри свел к минимуму свое участие в явно неудавшейся беседе: теперь он, чувствуя себя подобием японского болванчика, лишь ритмично покачивал головой, выражая абсолютное согласие и полное одобрение всему услышанному. Юноша с большим нетерпением ждал, когда же иссякнет словесный фонтан Невилла и можно будет наконец отдохнуть от сегодняшнего вечера, оказавшегося таким богатым на неожиданные события и происшествия.

Но, видимо, у мистера Лонгботтома были иные планы. Облегчив душу искренним раскаянием и получив от Гарри отпущение своих грехов, разговорившийся Невилл спать явно не торопился. Дело в том, что услышанная некоторое время назад новость лишила его покоя и требовала необходимых разъяснений. А потому мистеру Поттеру пришлось сыграть свою третью за сегодняшний вечер роль — на этот раз в детективе с участием следователя и подозреваемого. И вопросы здесь задавал Невилл Лонгботтом:

— Гарри, я хотел узнать… Там, в душе, ты ведь был со Снейпом?

Надежда на то, что Невилл переварит услышанную от Мастера зелий информацию и все забудет, не оправдалась. Поэтому, тяжело вздохнув, Гарри нехотя ответил:

— Ты же встречал нас у входа, и все видел сам, так зачем спрашивать очевидное?

— Ну да, видел, конечно… Просто Снейп сказал мадам Помфри, что помог тебе там... Я не понимаю, как… Он что…

— Невилл, — перебил Гарри любознательного одноклассника, — ты напрасно беспокоишься: я был в сознании и вполне мог позаботиться о себе сам.

И хотя слова его звучали достаточно убедительно, но глаза, явно избегающие зрительного контакта с собеседником, да медленно выступающий на щеках румянец намекали на сомнительность выданной информации и тем самым подпитывали зародившееся у мистера Лонгботтома недоверие. Он осознавал, что беседа Поттеру явно неприятна, но неистребимая в любом человеке жажда знаний переступила через мешающую ей тактичность и заставила продолжить допрос подозреваемого:

— Не знаю, Гарри, но из теплицы Снейп вынес тебя на руках… Да и в душ буквально тащил на себе… — Невилл внезапно смолк, посмотрев собеседнику в лицо и поразившись тому, как быстро легкий румянец на его щеках приобретает пунцовый оттенок. Проклиная свою несдержанность, растерявшийся правдолюбец решил исправить неловкость ситуации: — Ладно, Гарри, извини, я не хотел тебя обидеть…

— А что ты тогда хотел? — сердито осведомился Поттер. — Тебя интересуют детали? Ну так слушай: пока я приходил в себя, Снейп пустил воду, чтобы хоть немного согреть комнату, и приготовил все необходимое для душа. Мне осталось только смыть слизь от твоих огурцов.

— Гарри, ты что, раздевался при Снейпе?! — Невилл так сильно выпучил глаза, что его «родство» с домовыми эльфами теперь становилось очевидным.

Темпы роста страха и раздражительности у подозреваемого Поттера практически совпадали. Лихорадочно соображая, как обезопасить себя от назойливых и очень опасных вопросов, Гарри внезапно вспомнил о том, как Мастер Зелий умело использовал свою знаменитую язвительность в качестве универсального средства против нежеланных собеседников. В таких случаях удача была ему просто гарантирована. Конечно, копировать признанного мастера сарказма — дело бессмысленное, но почему бы не попробовать? Посмотрев на Невилла, как на неразумного ребенка, и осуждающе покачав головой, Гарри поинтересовался:

— Думаешь, стоило пойти под душ прямо в мантии? Мысль интересная, но я не догадался. Увы, Невилл, я мылся традиционным способом, а в этом случае люди обычно раздеваются.

Ответ одноклассника явно не внес необходимого покоя в растревоженную душу Невилла. К выпученным глазам добавилось еще и пугающее удушье — Лонгботтом буквально прохрипел последние слова:

— Да, но Снейп…

— Невилл, ты сейчас задохнешься, — насмешливо попенял другу Гарри. — Если это тебя успокоит, то в душе был настолько густой пар, что я не мог разглядеть собственную вытянутую руку. Это во-первых. Во-вторых, я бы понял твое волнение, если бы Снейп был женщиной — в этом случае действительно как-то неловко. А так… Он просто следил, чтобы ненавистный студент не грохнулся в обморок. Не могу сказать, что я от этой идеи был в восторге, но выбирать не приходилось.

Выражение лица Лонгботтома изменилось: сейчас он смотрел на Гарри так, словно видел в нем человека, побывавшего на эшафоте, но чудом избежавшего смертной казни:

— Не знаю, Гарри, как ты все это пережил. Не хотелось бы оказаться на твоем месте. Не думай — я не трус, но Снейп — это особый случай, мой постоянный кошмар.

— Ну уж нет, Невилл, не жадничай! С «постоянным кошмаром» я согласен, но не будь эгоистом и не приписывай его только себе. Уверен, что таких «счастливчиков» наберется полшколы. И я, кстати, тоже в этом списке.

Но здесь всегда сговорчивый мистер Лонгботтом неожиданно заартачился, явно не желая отдавать пальму первенства в развернувшейся дискуссии на тему: «Северус Снейп — мой персональный ужас». На этот случай у юноши был припрятан один весомый аргумент, который бил не в бровь, а в глаз.

— Конечно, Гарри, ты прав, и его боятся многие. Но со мной им не сравниться, — Невилл хмыкнул и грустно покачал головой. Увидев сомнение в глазах собеседника, он предъявил заготовленный козырь: — Ты помнишь, как выглядит мой боггарт? Тебе нужны еще доказательства?

Заданный вопрос не на шутку встревожил Гарри, потому что после сегодняшних событий он уже не был уверен в том, что его боггарт-дементор не поменял свое обличие. С учетом пережитого в душе кошмара вполне возможно, что место чудовищного стражника Азкабана теперь занял обнаженный Мастер Зелий с фиолетовым флаконом в руках… Но не делиться же с Невиллом своими подозрениями?! Поэтому Гарри лишь пожал плечами в ответ и с нескрываемым сочувствием в голосе поинтересовался:

— Так твой боггарт так и не изменился? Все еще Снейп?

Невилл обреченно кивнул головой и тяжело вздохнул. Прошло не меньше минуты, прежде чем он продолжил:

— Поэтому я так и удивился, что ты смог раздеться перед этим человеком. Когда я вижу его, ужасно хочется дополнительной защиты, какой-нибудь теплой, толстой одежды, — Невилл неожиданно фыркнул: — Знаешь, в этот момент я всегда с завистью вспоминаю кротовую шубу Хагрида — вот бы в нее закутаться, спастись… А ты говоришь, пар… Нет, Гарри, даже самого густого тумана на свете мне было бы недостаточно…

«Вот с этим трудно не согласиться!» — подумал Гарри, невольно вспомнив насыщенные влагой непроницаемые облака, заполнившие маленький душ, и контуры человека, безжалостно разрывающего эту спасительную завесу и с каждым мгновением приближающегося к перепуганному мальчику. Тряхнув головой, чтобы прогнать столь нежеланный образ, юноша попытался прервать затянувшийся разговор, опасаясь, как бы случайно оброненная фраза не открыла бы перед Невиллом вторую часть тщательно оберегаемой тайны. Гарри и представить себе не мог реакцию одноклассника, узнай он, что упомянутый густой туман скрывал еще одного обнаженного человека… Да какого!

Тем временем Лонгботтом завозился в кровати, устраиваясь поудобней. Гарри облегченно вздохнул, закрывая глаза, но, видимо, следователь ему попался настырный, потому что уже через пару минут послышался новый вопрос. Совершенно невинный, на первый взгляд, он тем не менее привел мистера Поттера в явное замешательство:

— Кстати, Гарри, что-то мне в твоем рассказе не давало покоя, а теперь вот внезапно осенило: а чем ты там мылся? В этом сарайчике никого, кроме меня, не бывает. Масло для душа я уже давно израсходовал — все руки не доходят принести новое. Валялся где-то кусок мыла, но слизь от бой-огурцов им не смоешь.

Сердце Гарри вновь тревожно забилось: врать и выкручиваться он не любил, но иногда обстоятельства складывались так, что поступить иначе было невозможно, как, например, в этом случае. Расскажи он сейчас, каким маслом «мылся» в душе, — от вопросов не будет отбоя; а уж выводы, которые Невилл может сделать, окончательно расшатают нервную систему впечатлительного юноши. Если, даже не зная всей правды о Снейпе, он видит такого боггарта, то что же будет, когда Гарри поделится с ним весьма пикантными новостями о зельеваре? Вот тогда на уроки защиты мистера Лонгботтома можно будет затащить только под Империо.

— Мыло мне не помогло, только щипало ужасно, поэтому… — Гарри нервно сглотнул, почти не представляя, как будет выкручиваться дальше.

— Ну и как же ты смыл огуречную слизь? Когда она застывает, становится как смола: ничем, кроме масла, с этой гадостью не справиться — я все уже перепробовал.

Гарри очень постарался, чтобы его ответ Невиллу прозвучал максимально безразличным тоном:

— Никаких новых способов я не изобретал, смыл, как и все… Просто у Снейпа было с собой масло… для душа… случайно…

Желая скрыть выступившую на лбу испарину, Гарри отвернулся, критически осмотрел постельные принадлежности и, выразив недовольство подушкой, принялся взбивать ее с азартом боксера на ринге. Невилл же несколько секунд обдумывал услышанное, а затем как-то странно хмыкнул:

— Ну надо же! Вся школа над ним смеется, его обзывают сальноволосым, утверждают, что Снейп не моется. А он, оказывается, с маслом не расстается. Чего только в жизни не бывает?! Кстати, Гарри, это им ты вымазал голову? Как-то непривычно видеть тебя с прилизанными волосами, но в этом что-то есть, — подытожил Невилл, сладко зевая.

Его собеседник промолчал в ответ, только теперь у его пылающих щек появилась приятная компания: ее составили горящие от стыда уши. Гарри умолял Мерлина, чтобы назойливый, как клещ, Лонгботтом наконец-то отцепился от него со своими вопросами, размышлениями и комплиментами... Но «клещ», все чаще и чаще зевая, засыпать не спешил — он переваривал услышанную информацию, время от времени качая головой. В состоявшемся разговоре явно не хватало точки, и Невилл решил исправить это упущение, добавив последний аккорд. Задумчиво уставившись в потолок, он вдруг признался:

— Не понимаю… Зачем таскать в кармане масло для душа? Какая в этом необходимость? Ладно, если бы лечебные зелья первой помощи. А это… — плюхнувшись набок, Невилл завернулся с помощью одеяла в уютный кокон и подытожил: — Загадка, а не человек!

Уже через пять минут мистер Лонгботтом погрузился в сон. А разволновавшийся и раскрасневшийся от утомительного допроса Гарри никак не мог унять тревогу и заснуть. Он беспокойно ворочался в неудобной поскрипывающей кровати. Закутавшись в одеяло, юноша тревожно прислушивался к жутким завываниям бушующего за окнами ветра и, увлекшись этим, никак не отреагировал на тихий хлопок за ширмой. Лишь почувствовав чей-то взгляд, Гарри резко развернулся и охнул от неожиданности, но почти сразу тревога на его лице сменилась счастливой улыбкой — перед мальчиком с большой чашкой в руке стоял Добби.

Увидев своего старого приятеля, Гарри едва сдержался, чтобы не расхохотаться. Да и было отчего, потому что первый освобожденный эльф теперь не просто пользовался возможностью одеваться, как хочется, но и явно злоупотреблял этим, меняя по нескольку нарядов за день. В своем новом увлечении домовик быстро нашел единомышленниц: две семикурсницы-гриффиндорки, увлекающиеся моделированием одежды и явно не наигравшиеся в куклы, решили наверстать упущенное, создавая эксклюзивные модели одежды для домового эльфа.

В этот вечер Добби явно хотел произвести незабываемое впечатление на своего обожаемого Гарри Поттера, и ему это удалось… Сегодня домовик был облачен в строгий шерстяной костюм черного цвета, имеющий классический английский силуэт, обтягивающий щуплую фигурку. Расстегнутый пиджак открывал белоснежную рубашку, а на ногах Добби красовались начищенные до блеска кожаные ботинки. Девушки потрудились на славу, создавая облик современного денди… Вот только, избавившись от зоркого глаза требовательных дизайнеров, эльф решил перед встречей с Гарри немного «усовершенствовать» свое одеяние. В одно мгновение изящная черная бабочка и серые незаметные носки были отправлены в личный сундук Добби, а им на смену пожаловали «стилевые импровизации»: яркий оранжевый галстук с изображенными на нем зелеными пальмами и красно-синие вязаные гольфы. Заметив, что длинные брюки скрывают полосатую шерстяную «красоту» на ногах, домовик, немного подумав, решительно заправил отутюженные брючины в гольфы. Вот теперь все было замечательно! Повертевшись перед зеркалом, модник остался вполне доволен увиденным и только после этого отправился за приготовленной чашкой.

— Ты напугал меня, — добродушно попенял Гарри эльфу и, изо всех сил удерживая рвущийся наружу хохот, сдавленно прошептал: — Какой же ты красивый сегодня!

Никто не мог так лучезарно улыбаться, так светиться изнутри, излучать сразу столько радости и счастья, как это делал Добби. Здесь равных ему просто не было — разве что Дамблдор мог рискнуть составить конкуренцию, но победить эльфа у него вряд ли бы получилось.

— Гарри Поттеру понравился новый костюм Добби! Гарри Поттер — самый внимательный и добрый волшебник!

— Он тебе очень идет, Добби! Скажи, а галстук и гольфы к этому костюму тоже подбирали твои новые подружки?

— Нет, их я надел сам! Правда, красиво, сэр? — казалось, что Добби сейчас захлебнется от гордости и счастья, поэтому Гарри постарался его успокоить:

— Очень интересное решение, главное такое оригинальное, необычное… А что у тебя в чашке? Это ты мне принес?

Добби, явно устыдившись своей безответственности, хлопнул себя по лбу и поспешил поставить на тумбочку дымящуюся чашку. Зная наперед, что сейчас последует серия добровольных самоистязаний, Гарри строго приказал:

— Добби, прекрати, не смей себя наказывать! Это я виноват, что отвлекся на твой модный костюм. Успокойся и давай уже эту чашку.

Вздохнув, домовик поспешил выполнить просьбу Гарри:

— Это теплое молоко. Гарри Поттер должен обязательно выпить его. У Гарри Поттера было отравление — молоко поможет, сэр.

Глаза мальчика странно блеснули, и эльфу показалось, что тот едва сдерживает дрожь. Добби хорошо помнил, как в доме своего прежнего хозяина он частенько приносил этот полезный напиток для маленького Драко. Сколько чашек было перебито капризным ребенком, который категорически отказывался от угощения! Учитывая столь печальный опыт, Добби приготовился к отпору и со стороны Гарри, но был буквально изумлен, когда мальчик спокойно принял у него чашку. Только вот руки Гарри странно дрожали.

— Спасибо, Добби, я обязательно выпью. Уже поздно, отправляйся отдыхать.

— Добби не может уйти, пока Гарри Поттер не выпьет молоко, иначе Добби ждет наказание, — пропищал домовик.

Гарри ничего не сказал встревоженному эльфу, он лишь кивнул в ответ и не спеша начал потягивать теплый напиток. Круглые глаза Добби вновь засияли от радости, заискрились.

— Ну что, убедился? — спросил Гарри довольного эльфа. — Можешь не ждать, я даю тебе слово, что выпью все до последнего глоточка. Иди и скажи мадам Помфри, что ты выполнил ее просьбу.

Гарри снова поднес чашку к губам, набрал в рот приличное количество молока, когда внезапно услышал последние слова эльфа:

— Добби рад, что с Гарри Поттером не случилось ничего плохого. Спокойной ночи, сэр. Добби должен рассказать, что Гарри Поттер выпил всю чашку до последнего глоточка. Добби нужно спешить: профессор Снейп очень не любит ждать.

Два последующих события случились в одно мгновение: Добби с хлопком исчез из больничного крыла, а Гарри Поттер подавился теплым молоком.

* * *

Снейп покидал больничное крыло, будучи в дурном расположении духа. История с Горацием его удивила и несказанно встревожила. Пообещав самому себе разобраться с этой ситуацией до каникул, профессор спустился в подземелье и поспешил к кабинету Зельеварения. Подобно стреле, выпущенной из тугого лука, он стремительно промчался по проходу между партами, остановился перед мощной дверью в самом конце класса и, открыв ее с помощью нескольких весьма редких заклинаний, буквально влетел в школьную лабораторию.

Незнакомцу, попавшему сюда впервые, могло показаться, что свободно ориентироваться в этом немыслимом скоплении емкостей, заполнивших многочисленные полки, просто нереально. Но Северус Снейп, создавший эту лабораторию и вот уже много лет отвечающий за все хранящиеся там зелья и редкие ингредиенты, чувствовал себя здесь как рыба в воде. Вот и сейчас, не раздумывая, он буквально подлетел к одной из полок и уверенно подхватил два разноцветных флакона. Затем двинулся к противоположной стене и, присев, достал еще одну склянку. Собрав в одной руке богатый урожай необычных емкостей, Мастер зелий направился к столу, возвышающемуся в самой середине лаборатории. Вокруг него почти до самого потолка убегали вверх полки с разноцветными зельями, невольно напоминая экзотические стеклянные скалы и утесы, а гладкая черная поверхность стола походила на затерявшийся среди них одинокий остров. Заботливые эльфы не оставили на столешнице ни пылинки, но к многочисленным записям хозяина никогда не прикасались, ибо подобные действия находились под строжайшим запретом. Поэтому на столе всегда царил живописный рабочий беспорядок, необходимый профессору Снейпу для плодотворной работы.

Но сейчас многочисленные свитки мешали планам хозяина, и он, решительно сдвинув их в сторону, водрузил на стол принесенные зелья. Скинув мантию и удобно устроившись в рабочем кресле, Снейп вытянул правую руку и торопливо закатал рукав до локтевого сгиба. С минуту он молча разглядывал рану, нанесенную крепкими зубами разъяренного Поттера. Молодой человек постарался на славу, и первое время место укуса серьезно кровоточило. Постепенно кровь унялась, но болевые ощущения при этом только усилились.

Конечно, стоило обработать рану еще в больничном крыле, но объяснять Поппи, кем и при каких обстоятельствах он был укушен, вовсе не хотелось. Поэтому лечиться Снейп решил самостоятельно. На обработку раны ушло не более пяти минут. Сам процесс сопровождался время от времени шипением и весьма красноречивыми эпитетами в адрес зубастого неврастеника. Перед тем как наложить повязку, Мастер Зелий еще раз придирчиво оглядел обработанный укус и задумчиво уставился на огненный язычок причудливо оплавившейся свечи.

А размышлял он сейчас над тем, сколько боли причинили ему люди с весьма уважаемой в волшебном мире фамилией Поттер. Первая серия ударов пыталась нанести урон его гордости, и, как оказалось, Джеймс Поттер был неплохим снайпером. Но если от тех унизительных уколов Северус пытался защищаться и порой весьма удачно, то боль, причиненная Лили, застала его врасплох: ни отвернуться от нее, ни спастись он просто не мог. Снейп хорошо запомнил этот день: Лили Эванс стала Лили Поттер. Для многочисленных гостей той волшебной свадьбы миг, когда рыжеволосая красавица сменила фамилию, был ознаменован ликованием и многочисленными поздравлениями. А в мрачном доме, в старом, продавленном кресле, ссутулившись, сидел долговязый и нескладный молодой человек с прыщавым лицом и, сжав зубы, отчаянно боролся с разрывающей сердце болью… Пробежавшее время притупило страдания, но шрамы и рубцы остались навсегда, никем не видимые, похороненные в душе Северуса. А сегодняшним вечером коллекция увечий от славных представителей рода Поттеров пополнилась еще одним «экземпляром». В отличие от уже имеющихся новая рана принесла лишь физическую боль, но шрам от нее теперь всегда можно будет увидеть на правом предплечье Снейпа.

Грустно усмехнувшись, Мастер Зелий вдруг закатал левый рукав. Метка Темного Лорда и укус Гарри Поттера располагались почти симметрично. Судьбоносное соседство. Страшное, но неизбежное.

Поттер вложил в этот укус всю свою силу, всю свою злость. Но каким же беспомощным выглядит оскал гриффиндорского львенка на правой руке в сравнении с выжженной черной змеей, по-хозяйски занявшей большую часть левого предплечья…

Словно испугавшись этих тревожных мыслей, Снейп принялся заботливо бинтовать раненую руку, как будто торопился спрятать от метки Темного Лорда свой новый «подарок» от Поттеров.

Внезапно появившийся Добби в один момент прервал эти мрачные мысли. Окинув модника оценивающим взглядом, Снейп еле сдерживал в себе рвущийся наружу смех. Отвернувшись, он старался не смотреть на это «чудо» в строгом классическом костюме с безобразным оранжевым галстуком, свисающим почти до колен, и в нелепых вязаных гольфах, превративших строгие отутюженные брюки в галифе.

— Профессор Снейп, сэр, Добби отнес Гарри Поттеру молоко.

Снейп кивнул домовику, выражая одобрение, но почти сразу подозрительно спросил:

— Он выпил его? Ты проследил за этим, Добби?

— Гарри Поттер не думал сопротивляться, сэр. Добби хочет знать, это действительно поможет Гарри Поттеру?

— Ну, само молоко едва ли будет столь полезно. Гораздо больше мистеру Поттеру поможет зелье, которое я добавил в чашку. Надеюсь, он ничего не почувствовал?

Добби ослепительно улыбнулся профессору и покачал головой.

— Ну вот и замечательно, теперь твой Гарри Поттер спокойно проспит до утра, а тошнота исчезнет без следа. Добби, я хотел бы попросить тебя еще об одной услуге: мне нужно знать, вернулся ли в школу профессор Дамблдор. Если ты увидишь директора, передай ему, что нам необходимо поговорить.

Домовик кивнул в ответ, почтительно поклонился Мастеру Зелий и мгновенно исчез.

* * *

Филч распустил свою рабочую бригаду лишь тогда, когда чуть ли не с лупой в руках обследовал весь холл. Мистер Малфой буквально захлебывался от злости. Он был публично унижен школьным смотрителем, оставлен на произвол судьбы своим деканом, а тот факт, что все это произошло на глазах Поттера, добивал окончательно. Натруженное тело ломило от боли: капризные мышцы, не привыкшие к подобной нагрузке, теперь мстили своему хозяину, живот свело от голода, а за возможность мгновенно очутиться в душе Малфой готов был пожертвовать половину своего родового поместья.

Идущий рядом с разъяренным слизеринцем Колин Криви, напротив, буквально излучал счастье, поскольку все его неприятности на сегодняшний день закончились, в правом кармане призывно звенели свалившиеся, как с неба, галеоны, а в левом покоилась бесценная пленка. Осталось только уединиться с Денисом и обсудить очередной скандальный репортаж.

Почти одновременно молодые люди завернули за угол и сразу врезались в две мощные фигуры. Колин испуганно попятился, мгновенно сообразив, что не стоит мешать исторической встрече встревоженных телохранителей и вверенного им, но брошенного на произвол судьбы «тела» — гораздо безопасней будет держаться от этого подальше.

Как оказалось, инстинкт самосохранения не подвел догадливого гриффиндорца, ибо встреча была действительно жаркой. Вместо приветствия Драко сразу ринулся в атаку:

— Где вы шлялись все это время?!

Далее шло нечленораздельное мычание перепуганных слизеринских верзил, в котором с трудом можно было различить отдельные слова:

— Так мы…. Как все… Макгонагалл велела… Все столпились… Поттер рванул… Мы хотели тоже…

Но Драко уже не интересовали эти жалкие попытки оправдать собственную трусость. Он услышал слово «Поттер» и с явно наигранным безразличием поинтересовался:

— Что ты там болтал о Поттере, Гойл?

Почуяв, что запахло жареным и над дармовыми галеонами нависла опасность, Коллин, стараясь не привлекать к себе внимания, стал медленно, но настойчиво двигаться в сторону лестницы, ведущей в гриффиндорскую башню.

— Так Поттер полез в теплицу за тобой, а нас задержала Макгонагалл, — охотно объяснил Гойл.

— Так это Поттер вытащил тебя оттуда? Это он спас тебя, Драко, да? — поинтересовался Крэбб, который, дожив до шестнадцати лет, так и не научился разбираться, какие вопросы задавать стоило, а какие нет.

Молнии в холодных серых глазах Драко были достойным ответом туповатому однокласснику и прекрасным доказательством того, что уроки Снейпа, признанного Мастера испепеляющих и леденящих взглядов, не прошли даром.

— Это спорный вопрос, кто кого вытащил, — туманно ответил Драко и, затаив дыхание, спросил: — Кто еще знает, что Поттер вернулся за мной?

— Так почти все видели. Он так рванул, что… — отозвался Гойл.

— Ты ничего мне не хочешь сказать, Криви?! — беспардонно перебивая приятеля, злобно осведомился Малфой, отыскивая глазами предприимчивого гриффиндорца. Но тот уже был на безопасном расстоянии от ругающейся троицы.

— А разве что-то не так, Малфой? Я свою часть договора выполнил: от меня никто ничего не узнал, но за всех я ручаться не могу.

— Криви, как выяснилось, предмет договора тайной не был! — от злости левое веко Драко стало подергиваться.

— Ну, Малфой, у богатых людей свои причуды! — заметив, что лестница вот-вот двинется в нужном ему направлении, и он будет вне зоны досягаемости, Колин решил оставить последнее слово за собой. Он уже прыгнул на устремившийся к гриффиндорской башне «волшебный эскалатор» и прокричал побелевшему от гнева Малфою: — Могу тебе продать еще массу интересных, общедоступных фактов. Они никогда секретами не были и уже не будут. Обращайся, если что, договоримся!

Посмотрев вслед удаляющемуся с каждом секундой Криви и поняв, что наглого гриффиндорца уже не изловить, Драко направился к лестнице, ведущей в подземелье. Недолго думая, Кребб и Гойл робко двинулись за своим приятелем. По дороге слизеринец снизошел-таки до разговора с провинившимися телохранителями, выуживая у них информацию о последних событиях. Он всегда помнил один из уроков своего отца: «Владеешь информацией — справишься с ситуацией».

В общей гостиной Слизерина его встретили оживленно, но дружеских объятий и громких приветствий не последовало. Здесь не привыкли к бурному выражению восторга, поскольку хладнокровие и умение держать себя в руках с детства культивировались в чистокровных семьях, в которых воспитывалось подавляющее большинство студентов этого факультета. Нет, Драко, конечно, поздравили со счастливым избавлением от огуречного плена, поинтересовались обстоятельствами его спасения, но так как он упорно обходил в своих ответах одно имя, а слушатели как раз его и хотели услышать, то не любящий окольных путей Блейз Забини наконец не выдержал:

— Я так и не понял, Драко, это Поттер тебя спас или ты сам нашел лазейку?

Мистер Забини даже не предполагал, что заданный им вопрос будет последней каплей, переполнившей терпение Малфоя. Поняв, что спектакль не удался и терять больше нечего, Драко, уже направившийся в душ, резко развернулся к одноклассникам и злобно выпалил:

— Вы не будете возражать, если огромный плакат «Меня спас Гарри Поттер!» я вывешу в Большом зале завтра? Сегодня просто не осталось сил. Думаю, наш великий герой подождет ночку, ничего с ним не случится! — замолчав, Драко стремительно покинул гостиную, направляясь в спальню. Через минуту до собравшихся у камина слизеринцев донесся грохот захлопнувшейся двери.

Он послужил своеобразным сигналом расходиться по своим комнатам. Студенты покидали общую гостиную в некотором недоумении: Драко редко выставлял на всеобщее обозрение свои чувства и слабости. Столь открытая демонстрация гнева свидетельствовала о том, что Малфой был на пределе. Очень хотелось узнать все подробности случившегося, но слизеринцы виртуозно владели искусством, не форсируя события, терпеливо ждать подходящего времени. Этому тоже учили в чистокровных семьях…

* * *

В тот самый миг, когда Филч соизволил наконец отпустить измученных трудяг, когда в больничном крыле беседовали Снейп и мадам Помфри, а уставший Гарри Поттер терпеливо выслушивал исповедь и покаяние разочаровавшегося в своем открытии Невилла Лонгботтома, у высокой колонны, увенчанной фигурой крылатого вепря, раздался приглушенный хлопок аппарации — Альбус Дамблдор возвращался в Хогвартс.

Закутавшись в теплую шерстяную мантию, директор с явным усилием преодолевал сопротивление разбушевавшегося ветра. Ледяное дыхание стихии, его стремительные порывы обжигали лицо, но ни раздражения, ни злости Дамблдор при этом не испытывал. Наоборот, директора как будто даже радовало, что стихия забирает все силы и, заставляя бороться, тем самым спасает от тревожных мыслей и образов, не оставляющих его ни на минуту после сегодняшней встречи, одной из самых тяжелых за прошедшие годы.

Добравшись наконец до замка, он сразу направился в свой кабинет. Школьные коридоры, тускло освещенные приглушенным светом факелов, уже опустели, но жизнь в факультетских башнях еще кипела — студенты строили планы на субботу и воскресенье, предвкушая различные развлечения и удовольствия. Вот только мысли Дамблдора были заняты сейчас собственными проблемами.

Он уже дошел до каменной горгульи, не одно столетие охраняющей вход в кабинет директора Хогвартса, но внезапно замер, увидев, что его кто-то поджидает. Не было никаких сил ни демонстрировать радушие, ни хотя бы попытаться скрыть от нежданного гостя свою досаду. Потому и без того встревоженная профессор Спраут (а это именно она, дожидаясь возвращения Дамблдора, репетировала свою весьма эмоциональную речь перед каменной горгульей), входя в директорский кабинет, была уже близка к обмороку.

Узнав о происшествии в экспериментальной теплице, Дамблдор сразу пришел в себя и буквально засыпал измучившуюся угрызениями совести коллегу бесчисленными вопросами. Но, видимо, недаром вся женская половина преподавательского состава Хогвартса была без ума от своего директора, ибо он как никто понимал, насколько близко к глазам находятся слезы у столь ранимых созданий, и слыл настоящим виртуозом в тонком искусстве утешения плачущей женщины. Профессор Спраут почти не заметила, как крупные шарики слез на ее щеках бесследно исчезли, и им на смену явилась робкая улыбка. Куда-то пропал ее абсолютно мокрый носовой платочек, а его место в руке заняла изящная чашка с ароматным чаем. Дамблдор постоянно что-то говорил, весело подмигивал коллеге, подбадривая и успокаивая.

Профессор Спраут зачарованно слушала этого удивительного старика, с удовольствием лакомилась липким магловским угощением, столь любимым Дамблдором, и медленно тянула терпкий чай… А полчаса спустя из круглого кабинета спускалась уже совсем другая женщина, потому что от прежней тревоги не осталось и следа. Она крепко прижимала к груди небольшую вазочку, наполненную лимонными дольками, и облегченно улыбалась. Да и могло ли быть иначе, если великий Альбус Дамблдор обещал, что все будет хорошо?!

А в это время в круглом кабинете, охраняемом каменной горгульей, кумир всех женщин Хогвартса собирался заесть собственную тревогу полюбившимся лакомством. Он открыл одну заветную дверцу, и через минуту директорский кабинет наполнился ароматами шоколада и ванили. Этот шкафчик был персональным «Сладким королевством» легендарного волшебника и не менее легендарного лакомки и сластены.

На самой верхней полке хранилась белая коробочка, которая сыграла решающую роль в революционном изменении вкусовых пристрастий директора Хогвартса. Впервые за его долгую жизнь авторитет лимонных долек значительно померк на фоне недавно отведанного кондитерского шедевра магглов. Маленькие хрустящие шарики с божественной начинкой и миндальным орешком! И имя у них божественное — «Рафаэлло»!

Потчуя своих гостей лимонными дольками, Дамблдор предпочитал лакомиться кокосовыми шариками в гордом одиночестве, как, например, сейчас. Нет, он никогда не был жадным, этот знаменитый директор Хогвартса! Просто… просто «Рафаэлло» никогда не бывает слишком много…

* * *

С трудом прокашлявшись и таким образом избавив себя от молока, плохо ориентирующегося в конечном пункте назначения, Гарри откинулся на подушку. В чувство его привел недовольный голос разбуженного Невилла:

— Что еще случилось? Гарри, я слышал жуткий кашель, ты заболел?

— Я подавился, — уточнил Поттер и, увидев удивленный взгляд Лонгботтома, показал ему на чашку, — Добби принес теплое молоко и заставил его выпить.

— Фе… — лицо Невилла скривилось и, словно боясь, что и его сейчас напоят молоком, юноша поспешил отвернуться от Гарри и вновь закутался в тугой кокон.

Гарри грустно улыбнулся, наблюдая за реакцией одноклассника, но вовсе не удивился. Это лишний раз подтверждало сделанное им несколько лет назад «открытие». Дети, выросшие в любви и заботе, частенько кривили физиономии от отвращения, когда им приносили горячее молоко. И далеко не всегда это происходило потому, что им не нравился вкус этого напитка. Нет, видимо, это была составляющая часть семейного ритуала, обязывающего взрослого человека проявлять заботу, а ребенка — капризничать.

Гарри точно и не помнил, сколько ему было лет, когда он окончательно осознал, что Дадли в семье любят, а его только терпят. День, когда открылась эта истина, врезался в память отчетливо. Заигравшись на детской площадке, они с кузеном попали под сильный дождь: не по-летнему ледяные струи устроили малышам настоящую бомбардировку, и домой они влетели мокрые до нитки. Досталось обоим, и в горячей ванне отмокали тоже оба, а вот дальше… Гарри заставили выпить таблетку и отправили спать в чулан. А Дадли тетя Петунья закутала в теплое одеяло, уложила на диван в гостиной и весь вечер не отходила от простуженного сына: вместе они смотрели мультики, вместе читали смешную сказку. Гарри завистливо подглядывал за тетей и кузеном сквозь узкую щелку в двери, жадно слушал долетающие из телевизора звуки, ловил каждое слово занимательной детской книжки. Очень хотелось присоединиться к этой счастливой парочке, но боязнь наказания сдерживала его.

И тут тетя принесла Дадли стакан горячего молока. Избалованный ребенок отказывался его пить, ныл, требовал от матери награду за этот мерзкий напиток. Тетя терпела все выходки сына, уговаривала, обещала. Гарри слышал каждое слово и был потрясен, какой нежной и заботливой может быть тетя Петунья. Как же хотелось, чтобы и его вот так гладили по голове и целовали в нос, также уговаривали. А больше всего на свете ему хотелось сейчас горячего молока, ибо с этой минуты в сознании ребенка оно стало пределом мечтаний.

Не сумев совладать со своим желанием, Гарри выбежал из чулана, прошлепал босыми ножками в гостиную и застыл в тревожном ожидании перед удивленными родственниками.

— Что тебе? — равнодушно поинтересовалась тетя.

— Я… А можно мне… Я хочу молока, — выпалил малыш, захлебываясь от волнения.

На миг ему показалось, что желание сейчас осуществится: тетя согреет ему чашку вожделенного напитка, заботливо принесет в чулан…

— На кухне стоит пакет, налей себе сам, — голос тети был равнодушный и холодный, такой же холодный, как и молоко в пакете.

Было очень обидно, и желанное молоко, которое мальчик неторопливо пил маленькими глоточками, было приправлено немалым количеством горьких слез.

С того памятного дня прошло уже много лет, но и по сей день Гарри по-прежнему охватывает непонятное волнение, когда он видит милые его сердцу картины: миссис Уизли отпаивает простудившихся или отравившихся детей горячим молоком. Они отбиваются от этой заботы, разыгрывая из себя жертву, а мать украдкой гладит своих повзрослевших отпрысков по рыжим головам и уговаривает, уговаривает… Счастливые люди…

Вот и Невилл скривился, как от зубной боли. Даже спрашивать не нужно причину подобного отвращения. Нетрудно догадаться, что его легендарная бабушка трепетно относилась к здоровью единственного внука, и тому пришлось проглотить не один литр этого живительного напитка.

Гарри покосился на чашку с остатками молока. В это было нелегко поверить, но та детская мечта, зародившаяся еще на Тисовой улице, осуществилась только сегодня. Нет, о нем уже не раз беспокоились и заботились: и еду доставляли в кровать, и зельями всякими пичкали. А вот чашку молока, тревожась о его здоровье, мальчику вручили впервые.

Протянув почему-то задрожавшую руку за чашкой, Гарри отметил, что на самом ее дне плескалось немного остывшего молока. Можно было уже спокойно отставить опустевшую емкость… Нет, нельзя! Он ждал это молоко больше десяти лет!.. Бережно наклонив чашку, мальчик сделал последний глоток, а потом собрал жадными губами несколько запоздавших белых капелек.

Сегодняшняя история останется его тайной. Этим нельзя поделиться даже с лучшими друзьями — они росли в иных условиях, у них были куда более возвышенные и дерзкие мечты и желания. Да и как можно объяснить тот факт, что шестнадцатилетний юноша, получив самую обычную чашку молока, едва сдержал предательскую влагу из глаз?..

— 4 —

«Бьют часы над старой башней»

Пятница тринадцатого декабря, не предвещавшая никаких несчастий, неумолимо подходила к концу. Для многих обитателей замка этот богатый событиями день запомнится надолго. Те, кому еще не удалось уснуть в своих уютных кроватях, замерев, ждали знакомого боя часов над старой башней Хогвартса.

Вот уже несколько столетий этот незаменимый страж встречает новый день и приветствует его рождение знаменитым звоном. С ним знаком каждый живущий под сводами древнего замка. Но парадокс заключается в том, что проигнорировать бой часов еще никому не удавалось. Чем бы ни был занят бодрствующий до полуночи студент или профессор, какая бы шумная вечеринка ни проходила, стоило главным стрелкам сомкнуться на самой вершине циферблата, как головы обитателей Хогвартса поворачивались к окнам. И пока на всю округу звучал неповторимый переливчатый звон древних часов, прекращались дела и развлечения, останавливались споры и стихали разговоры — волшебники почтительным молчанием приветствовали рождение нового дня.

И только после этого ритуала древний Хогвартс, окутанный долгожданной тишиной, погружался в сон.

* * *

Звон часов еще не затих, когда на опушку Запретного Леса вышел кентавр. Он давно уже не охотился в общем стаде, потому что был очень стар. Его когда-то дикий, гордый, независимый нрав с годами сменился рассудительностью и мудростью. Уже давно он был неизменным вожаком, старейшиной, и остальные кентавры, даже самые горячие и непокорные, подчинялись ему беспрекословно.

У этих загадочных обитателей Запретного леса был особый дар — умение разговаривать с небесными светилами, понимать их непостижимый для человеческого разума язык. Мудрый Помони и сам не мог объяснить, какая сила заставила его в эту ветреную ночь выбраться из теплого укрытия и, оставив стадо, двинуться к древнему замку. Небо сегодня молчало, поскольку звезды в такую непогоду пугливо прятались в непроглядной тьме. Помони бессмысленно смотрел в небо…

Прошло немало времени, как вдруг вожак стада вздрогнул. Теперь он уже жадно всматривался в черное беззвездное царство, отыскивая доказательство промелькнувшего видения. И за свое усердие старейшина был вознагражден, ибо сомнений больше не оставалось. Зрачки старого кентавра расширились, дыхание участилось, он тряхнул несколько раз головой, словно отгоняя от себя открывшуюся истину.

Помони медленно повернул седую голову в сторону Хогвартса. Глаза его были полны тревоги.

«И в сказках наступает ночь…»

— 1 -

Не спящие… в Хогвартсе

Если в обычные дни бой хогвартских часов слышали немногие дождавшиеся студенты и привычно бодрствующие в это время профессора, то на сегодняшнем полночном концерте был аншлаг.

Многочисленные обитатели замка, встревоженные последними событиями, никак не могли успокоиться. Этому способствовало два обстоятельства: дефицит информации (шестикурсники наотрез отказывались общаться) и свойственная любому человеку богатая фантазия. В итоге разновозрастные студенты всех четырех факультетов были охвачены творческой лихорадкой, поскольку в уютных спальнях шел удивительный процесс: слагались легенды и мифы современного Хогвартса с гриффиндорскими и слизеринскими шестикурсниками в роли эпических героев.

А тем временем новые Ахиллы и Гераклы, Елены и Пенелопы беспокойно ворочались в своих постелях, уже в который раз вспоминая и переосмысливая события сегодняшнего дня.

Мисс Паркинсон, очень довольная собой, лежала в кровати и откровенно блаженствовала. Только что девушка благополучно избавилась от первой дозы добытой информации, которая буквально сжигала ее изнутри; и эта сногсшибательная новость обрушилась на располагающуюся по соседству мисс Буллстроуд, гарантируя потрясенной Миллисенте бессонную ночь. За годы своей учебы эта девушка не даром заслужила кличку хогвартской совы: не ведающий никаких запретов язык знаменитой слизеринской сплетницы выдал жадным до сенсаций студентам немало занимательных историй. Но такое! Поттер и Малфой! Все! Задуйте свечи!

Будучи от природы весьма рассудительным человеком, она легко могла бы поставить под сомнение достоверность полученной информации. Обычно мисс Буллстроуд так и делала, прежде чем разносить по замку очередную весть. Но сегодняшний случай был особым: значимость новости и ее откровенная пикантность притупили знаменитую бдительность Миллисенты, а все возможные логические доводы затмил основной женский инстинкт — вечный и практически не излечимый зуд на языке. Завистливо слушая ровное дыхание подруги, погрузившейся в долгожданный сон, мисс Булдроуд с нетерпением ждала рассвета.

Драко Малфой считал едва слышимые в подземельях удары часов, медленно осознавая тот факт, что самый кошмарный день в его жизни наконец-то закончился. Он просто приказал себе не думать, не анализировать, чтобы не захлебнуться от гнева и стыда. Возможно, юноше и удалось бы заснуть быстрее, если бы не ломота в теле и не ноющие мышцы, являющиеся непременными атрибутами деградации аристократа в домового эльфа.

Слизеринские исполины Крэбб и Гойл, кровати которых прикрывали левый и правый фланг своего сюзерена, медленно, но верно погружались в сон. Оно и неудивительно: война с огурцами оказалась скоротечной, тайфун «Драко Малфой», лишь слегка задев их, но не причинив никакого урона, пронесся мимо… Успокоившиеся телохранители, счастливо улыбаясь, заснули в промежутке между седьмым и восьмым ударом часов. А уже после двенадцатого — спальня шестикурсников наполнилась звуками, до боли знакомыми несчастным соседям по комнате, ибо в древнем искусстве храпа приятелям Малфоя действительно не было равных. Высоким трелям, жалостливым всхлипываниям и ультразвуковым посвистываниям Гойла отводилась роль первой скрипки на фоне пугающего шипения, утробного урчания и громоподобного рыка Крэбба — так звучала знаменитая слизеринская «симфония», исполняемая этим весьма колоритным дуэтом каждую ночь вот уже шестой год.

Соседи по комнате, обреченные на столь радикальный музыкальный авангард, отреагировали быстро, четко и удивительно синхронно: смачное ругательство, заклинание, закрывающее плотные зеленые занавески кроватей, и Заглушающие чары.

Блэйз Забини облегченно вздохнул, когда заглох чудовищный храп и наступила тишина, а потом, откинувшись на подушку, уставился в потолок. От долгожданного сна его удерживала внезапно возникшая проблема. И у этой проблемы было имя…

Юноша все еще не мог забыть, как дерзко отвечала ему сегодня гриффиндорская грязнокровка: ни тени страха, ни капли смущения… А уж глазищи у этой нахалки…

Казалось бы, что еще можно испытывать сейчас к Гермионе Грейнджер, кроме неприязни и раздражения? Тогда куда же подевались эти ощущения? Почему так задерживается настойчиво вызываемый гнев, куда он, в конце концов, испарился? И по какому праву его законное место в душе заняла сначала тревога, а потом смущение?

Вспомнившаяся так некстати картина сегодняшнего избавления стала своеобразным ответом на вопросы растерянного слизеринца. Вот он сам, беспрерывно наносящий достаточно меткие удары по растительным противникам, а вот и его ассистентки: Миллисента Буллстроуд, прильнувшая к нему слева, и Гермиона Грейнджер, несколько мгновений спустя испуганно прижавшаяся к правому боку снайпера. Сейчас Блэйз отчетливо вспомнил, как дрогнула в тот миг его рука и насколько неточными были все последующие удары… Можно, конечно, все списать на неприятное соседство, даже на брезгливость… Но ложь была не свойственна мистеру Забини, а правда, привычно желающая расставить все точки над «и», делала очевидным важный факт: в эту самую минуту Блэйз испытал абсолютно незнакомое доселе чувство. Даже сейчас, по прошествии нескольких часов, его правый бок невольно ощущал тепло прижавшейся в поисках защиты девушки. И все логические доводы Забини, казавшиеся неприступными скалами, впервые сдались под напором волнующей истины. Испугавшись собственного открытия, юноша энергично потряс головой и полностью накрылся одеялом, словно желая уберечь разум от крамольных мыслей.

Не спалось в эту ночь и студентам Гриффиндора. В общей гостиной раздавался гомерический хохот — братья Криви наконец-то увидели магически проявленную маггловскую пленку с историческими кадрами возвращения шестикурсников с незабываемого зачета. Колин в предвкушении потирал ручки, готовясь к изготовлению колдографий. А вот Денису пришла пора уединиться: его пылкая Муза уже назначила свидание своему юному поэту. Но их трепетные, интимные взаимоотношения всегда были непостижимой загадкой, ведь почитатели поэтов уверены, что их кумиры творят в одиночестве. Наивные люди! Ах, если бы… Но нет, нельзя… Таинство! И зримы будут только его плоды…

Колин Криви, направляясь тем временем в крошечную каморку, все эти годы служившую ему фотолабораторией, даже не предполагал, что, окажись он сейчас в одном хорошо знакомом всем студентам кабинете, и можно было бы запечатлеть действительно исторический кадр. А как иначе назвать многолетнюю утопию, внезапно становящуюся реальностью? Так вот этой воплотившейся мечтой стал абсолютно счастливый мистер Филч, старательно пытающийся растянуть свои губы в улыбке. Получалось, правда, неважно, ибо подобный вид деятельности тонким бледно-розовым полоскам был явно незнаком.

Школьный завхоз уже перестал считать, который раз за сегодняшний вечер он смотрит в список шестикурсников Слизерина, где впервые после многолетней охоты был окольцован, точнее, помечен крестом последний свободный представитель студенческой «фауны». Наконец Филч аккуратно свернул вожделенный пергамент и, поднявшись из-за стола, двинулся к шкафу весьма внушительных размеров. На одной из полок стояли четыре разноцветные коробки. Смотритель взял зеленую, откинул крышку, на которой красовался герб Слизерина, и торжественно возложил список на шесть других, уже покоящихся там. Все! Теперь во всех четырех коробочках лежало по семь свернутых трубочек! И это было счастье! Настоящее счастье странного, очень одинокого человека, которому удалось-таки со второй попытки обуздать свои непокорные губы и … улыбнуться!

— 2 -

Ноу-хау близнецов Уизли

В больничном крыле было очень тихо: Невилл, спеленутый в тугой кокон, мирно посапывал, время от времени кому-то жалуясь во сне; а Гарри старательно отбивался от целого роя назойливых мыслей, будоражащих его мозг. В конце концов, наглухо заперев атакуемый объект, он медленно, но верно погрузился в желанное беспамятство — как вдруг в больничное крыло проник…

Если брать во внимание последние события, то тот факт, что это существо, пропустив все самое интересное, появилось только сейчас, выглядел весьма странным. И в самом деле, какой скандал обходился в древнем замке без Пивза?! Нет! Он — непременный атрибут всех потасовок, неотъемлемая часть склок, неизменный секундант и свидетель аристократических дуэлей, подчас заканчивающихся плебейской рукопашной, первопричина и идейный вдохновитель школьных столкновений и баталий — настоящая хогвартская стихия, разрушительная и неуправляемая.

Но если войну со стихией заведомо считали делом безнадежным, то подчинить ее себе пробовали не раз. Пытались-то многие, но удалось это лишь Фреду и Джорджу Уизли. Что лежало в основе внезапно образовавшегося союза, не знает никто, кроме близнецов и полтергейста. Но как бы то ни было, список уважаемых Пивзом волшебников, до этого момента включающий лишь одно имя, Альбуса Дамблдора, теперь пополнился еще двумя. Только в их случае одним уважением дело не обошлось — с него все лишь начиналось, а дальше… Через полгода после своего вынужденного возвращения в Хогвартс Фред и Джордж при большом желании могли веревки вить из школьного полтергейста. Надо ли упоминать о том, что они не преминули этим воспользоваться? Таким образом, Хогвартс обзавелся почти непобедимым и практически неуловимым трио шутников. Ну а излюбленным объектам многочисленных розыгрышей пришлось поменять некоторые свои привычки или даже приобрести необходимые для собственной безопасности навыки.

Главным же «фаворитам» изобретательных хулиганов — школьному завхозу и миссис Норрис — доставалось и больше, и чаще других. Вот почему Филч, считающий уже не дни, а часы до выпускного бала, позаимствовав методику Робинзона Крузо, делал ежедневные зарубки на спинке собственной кровати и радовался им как ребенок, ибо появление каждой новой отметины приближало вожделенный день, когда ненавистные близнецы-переростки покинут наконец школу и оставят в покое ее обитателей.

Убедившись, что мадам Помфри находится в своей комнате, Пивз спикировал к постели задремавшего Гарри и что есть силы дунул ему в ухо, кардинально меняя столь незамысловатым образом планы гриффиндорца на эту ночь. Вздрогнув, юноша испуганно распахнул глаза и увидел знакомую до боли фигуру маленького человечка, парящего над его кроватью. Пивз в больничном крыле! Гарри тряхнул пару раз головой и решительно протер глаза — только видение не исчезло. Более того, широкий рот полтергейста изобразил вполне дружелюбную улыбку, а обычно злобные черные глазки сейчас озорно поблескивали. Гарри проснулся окончательно, но этого Пивзу было мало. Он вдруг схватил с пустующей кровати подушку и решительно запустил ею в спящего Невилла. Через несколько секунд стихийный дух Хогвартса добился желаемого: сонные юноши, до предела обозленные незапланированным бодрствованием посреди ночи, уже сидели в кроватях и растерянно таращились на нежданного гостя. Вот только заговорить он им не позволил: полтергейст прижал палец ко рту, призывая молодых людей к молчанию, заговорщицки подмигнул им и метнулся к двери, которая к тому времени была уже приоткрыта. Кивнув кому-то головой, Пивз громким шепотом сообщил:

— Все тихо. Они одни.

Дверь распахнулась, и в больничное крыло проникла целая делегация.

Явно взволнованные пациенты, услышав шаги, замерли в ожидании. Они и предположить не могли, что вечер неожиданностей плавно перетекал в ночь сюрпризов. А тем временем из-за ширмы, испуганно озираясь по сторонам, появились Джинни Уизли и Гермиона Грейнджер; далее показалась долговязая и нескладная фигура Рона, а замыкали шествие Фред и Джордж. То ли дружба с полтергейстом так на них повлияла, то ли сказались годы ночных скитаний и запрещенных вылазок в стенах Хогвартса, но близнецы Уизли двигались абсолютно бесшумно, словно парили над землей.

Вот только реакция пациентов на визит ночных гостей оказалась диаметрально противоположной. Если Гарри ослепительно улыбался и едва сдерживал в себе порыв выпрыгнуть из постели, то Невилл, заметно побледнев, юркнул под одеяло, наивно полагая, что оно способно скрыть его довольно внушительную фигуру. Но окончательно уйти «в подполье» ему не дали: близнецы Уизли уселись на кровать оробевшего партизана и в мгновение ока извлекли его из теплого укрытия.

— Интересное дело получается, — наигранно возмутился Фред, — мы пришли праздновать величайшее открытие нашего гриффиндорского гения, а виновник торжества собрался на боковую?

В это время Джордж почти насильно усадил упирающегося Невилла, заботливо поправил его взъерошенные волосы и, ослепительно улыбнувшись испуганному юноше, безапелляционно подытожил:

— Красавец!

Гермиона и Джинни, оккупировавшие соседнюю кровать, согласно закивали, посмеиваясь над смущенным Невиллом. Гарри, онемевший было от неожиданности, наконец пришел в себя и громко зашипел:

— Да вы с ума сошли. А если сейчас появится Помфри…

— Не волнуйся, Гарри, — беспечно заметил Джордж, — у нас свой разведчик под потолком летает, — он жестом поприветствовал Пивза, и тот в ответ отсалютовал близнецу, давая понять, что усердно несет вахту и находится в полной боевой готовности.

— О вас с Невиллом ни слуху ни духу, — заговорил Рон. — Из Макгонагалл, сам знаешь, никакой информации не вытянешь. Мне она сказала только, что с вами все в порядке, а Джинни — что вы в больничном крыле. Хорош порядок!

— Как вы, Гарри? — перебила приятеля Гермиона.

Но ответить юноша не успел: Пивз сверху условленным сигналом предупредил об опасности. Все затихли, боясь пошевелиться. Но буквально через минуту спустившийся полтергейст, явно волнуясь, отчитывался перед своими работодателями:

— Там это… У Помфри в кабинете появился свет. Она не спит.

— Фред, Джордж, вы же обещали взять Помфри на себя, — капризно затянула Джинни. Подобный тон она позволяла себе лишь со старшими братьями, за исключением Рона, и почти всегда получала желаемое.

— Неужели мы позволим школьному колдомедику испортить нам вечеринку, Джордж?

— Ни в коем случае, Фред.

— И что вы намерены сделать? — ехидно поинтересовалась Гермиона.

— Мы?! — удивленно переспросил Джордж. — Ну уж нет! Трудиться будут другие.

С этими словами он вытащил из кармана мантии небольшую колбу. Приглушенный свет больничного крыла не дал возможности разглядеть ее содержимое. Но тон, с которым Джордж произнес последние слова, был отлично знаком присутствующим: так близнецы обычно оповещали друзей о своем очередном изобретении. Даже не предполагая, что в колбе, ребята радостно оживились в предвкушении наметившегося эксперимента. Одна лишь Гермиона мужественно пыталась скрыть улыбку на лице и старательно хмурила брови, но это не мешало ей с большим интересом разглядывать склянку в руках Джорджа.

— Что там? — высокий голос Джинни прозвучал неожиданно громко.

На нее зашипели рассерженные братья, но девушку это ничуть не смутило. Не дождавшись ответа, она решительно вырвала из рук Джорджа колбочку, пытаясь разглядеть ее в полумраке. Но Гермиона, склонившись к подруге, первая опознала содержимое:

— Там какие-то букашки, — в голосе девушки слышалось удивление, смешанное с разочарованием.

— А, по-моему, это паучки, — брезгливо сморщилась Джинни и, явно не подумав, перебросила склянку Рону.

На лице юноши за считанные доли секунды отразилась такая гамма чувств, что стало ясно: в выборе будущей профессии Рон ошибся — актер из него вышел бы куда лучше, чем аврор. Да и не должны отважные работники министерского аврората так бояться каких-то пауков. Но думать об имидже времени не было — Рон грациозно увернулся от летящей в него колбы, и та, прокатившись по кровати, со звоном приземлилась на пол. Все ахнули, а близнецы, одарив брата и сестру весьма выразительными эпитетами, бросились к упавшей емкости. Подняв ее с пола, они тщательно проверили колбу, отыскивая сколы и трещины, и, лишь убедившись, что она чудом осталась цела, облегченно вздохнули. Но ни от Гарри, ни от Гермионы не скрылась паника, которую они прочитали на лицах экспериментаторов минуту назад. А это наталкивало на неприятный вывод: в склянке находилось что-то весьма опасное.

— Что это за пауки?! — как-то слишком воинственно начала Гермиона.

— Вы думаете, Помфри боится их так же, как Рон? — покачала головой Джинни.

Явно задетый за живое, Рон попытался что-то ответить сестре, но был на полуслове прерван Фредом:

— Успокойтесь все. Это не пауки, можешь вздохнуть спокойно, брат. Это… комары.

— Час от часу не легче! — закатила глаза Джинни.

— Не спеши с выводами, сестренка. Это удивительные комары, — интригующе начал Джордж, — результат нашего первого эксперимента с насекомыми. Мы потратили на него почти год. Целый месяц испытывали их на… разных существах.

— С виду обычные комары, — попробовала возразить Гермиона, которая забрала колбу и теперь с интересом разглядывала насекомых.

— Не тяните, что в них странного? — не выдержал Гарри. — И как они помогут нам отделаться от Помфри?

— Это и правда необычные комары, Гарри, — сознался Фред. — Они не издают мерзкого писка, не сосут кровь. Наши комарики — добрые малые, они ничего не берут — наоборот, они лишь дарят.

— Прямо-таки летающие Санта Клаусы, — фыркнула Гермиона.

— Нет, — перебил девушку Джордж, — у Санты много разных подарков, а у наших комаров только один — сон. Если угодно, мы изобрели летающее снотворное. Причем, достаточно сильное, но абсолютно безопасное.

Рон забрал у Гермионы склянку, да и Гарри с Невиллом выразили желание рассмотреть загадочных насекомых.

— Значит, — начала Гермиона, — если ты отпустишь несколько комаров, то мадам Помфри просто заснет?

— Если мы отпустим несколько, она будет спать… очень долго. Человеку достаточно одного. Комар просто садится на кожу — незаметный укус — и все… Через пару минут сладкий сон гарантирован.

— А с чего вы взяли, что он вообще захочет кого-то кусать? — подал голос Невилл.

— Если наши комары не пьют кровь, это вовсе не значит, что они ее не чувствуют. Их, как магнит, притягивает любое теплокровное существо… — Фред оглядел притихших друзей и решил уточнить: — Это еще не все… Выбрав объект охоты, комар будет преследовать его, пока не укусит, а затем…

— Хорошо, это мы поняли, — привычно ответила за всех Гермиона. — Но что потом с этим комаром будет? Его нужно изловить?

— Все гораздо проще, — Фред забрал склянку у заинтригованных друзей. — Как только он укусил, нет больше нашего комарика… Без снотворного в брюхе эти существа не живут.

— Жестоко…

— Здорово!

— Обалдеть! — оценки Гермионы , Гарри и Рона прозвучали одновременно.

— А если они не захотят преследовать Помфри и перекусают нас, — дотошный Невилл во всем любил ясность.

— Молодец, ботаник, зришь прямо в корень, — похвалил его Фред. — Уважаю. Смотрите, — он достал из кармана мантии тюбик и торжественно показал его друзьям. — Здесь специальный гель. Если мы его понюхаем, то ничего особенного не почувствуем, но для наших комаров это запах из преисподни. Намажьте гелем открытый участок тела, и они вас за милю будут облетать.

— Все продумали, — недовольно констатировала Гермиона. — Но так ли безопасно ваше летающее снотворное?

— Кстати, мы их называем сонарики, — уточнил Джордж. Не волнуйся, Гермиона. Можно сказать, что эти исследования велись под строгим контролем научного руководителя.

Девушка в ответ скептически хмыкнула:

— Научного руководителя? Это случайно не того, что сейчас парит под потолком? А что, профессор Пивз! Звучит!

В иные времена, заслышав свое имя, полтергейст очень оживлялся и частенько начинал куролесить. Но сегодня он проигнорировал слова Гермионы, и объяснялось это просто — рядовой Пивз был «при исполнении»…

— Вижу, Гермиона, имя Пивза для тебя недостаточно авторитетно, — разочарованно вздохнул Фред. — А что ты скажешь о профессоре Слагхорне? Он устроит тебя в качестве нашего научного руководителя?

Признавая свое поражение, Гермиона беспомощно развела руками, а Фред, подняв колбу, поинтересовался:

— Ну что, попробуем?

Никто возражать не стал. Молодой человек выдавил на палец гель и помазал себе левую щеку. Тюбик пошел по кругу. Через минуту все были готовы к эксперименту. Джордж уже откупорил крышечку на колбе, как вдруг из-под его руки вынырнула рыжая шевелюра младшей сестры.

— Можно я его выпущу, пожалуйста…

Рука Джорджа дрогнула — и на свободу вырвалось сразу три комара. Фред в считанные доли секунды подскочил к брату, оттолкнул перепуганную Джинни и помог закупорить колбу. Юной выскочке досталось по заслугам. Но пока близнецы отчитывали девушку, комары поднялись уже высоко, и разглядеть их в полумраке было невозможно.

— А как они попадут в кабинет? — заинтересованно спросил Невилл.

— Я удивлюсь, если они уже не приближаются к нему, — уверенно заявил Фред. Кровь они чувствуют так же, как акулы. А проникнуть в кабинет легко… — юноша указал на щель между полом и дверью. — Подождем немного.

— А три комара — это не опасно для мадам Помфри? — взволнованно поинтересовалась Гермиона.

— Не думаю, — ответил ей Джордж, но голос его при этом звучал неуверенно. — Мы испытывали сонариков на себе. Двух мы выпускали — я тогда проспал четырнадцать часов. Четырнадцать счастливейших часов в моей жизни! Такие сны!

В оживленной беседе прошло около пяти минут, и вдруг в кабинете колдомедика раздался грохот. Все присутствующие бросились к закрытой двери. Гарри и Невилл, забыв о том, что одеты лишь в пижамы, составили компанию друзьям и первыми вломились в кабинет.

Поверхность стола была усыпана осколками — видимо, за пару минут до визита сонариков мадам Помфри занималась сортировкой лекарственных зелий. Сейчас же она сидела на полу, привалившись к громоздкому мягкому креслу, и крепко спала. Обычно лицо колдомедика хранило бесстрастное выражение. Но в эту минуту перед студентами полулежала абсолютно счастливая женщина: знакомые морщинки на лбу разгладились, а лицо невероятно преобразила открытая улыбка. Ребята застыли в дверном проеме. Первым очнулся Фред: он решительным шагом пересек кабинет, склонился к мадам Помфри и рывком поднял ее на руки — женщина даже не пошевелилась. Молодой человек растерянно потоптался на месте, не зная, куда пристроить свою нелегкую ношу; но к нему на помощь уже спешил Джордж. Вдвоем они осторожно усадили колдомедика в широкое кресло, а Гермиона укутала ее пушистым пледом, найденным возле камина.

— Сколько она проспит? — поинтересовалась девушка.

— До обеда точно не проснется, — уверенно заявил Джордж. — Кстати, Рон, Джинни, надо бы здесь прибраться, а заодно найти останки наших героических сонариков. Похороним их с почестями.

— С одной стороны, мне вас хочется ударить, — искренне призналась Гермиона, — а с другой… такой счастливой я мадам Помфри в жизни не видела, да и отдохнуть ей не повредит. Смотрите, какие у нее мешки под глазами от усталости. Может, вы и правы…

— Конечно, правы, Грейнджер, — выходя из кабинета, Джордж легко щелкнул Гермиону по носу. — А иначе и быть не может, правда, Фред?

— Конечно, Джордж. Мы вообще с тобой созданы, чтобы дарить людям счастье…

Братья дружески обнялись, выпрямили спины, гордо задрали подбородки и с важностью римских полководцев переступили порог кабинета.

Останки сонариков были обнаружены около стола. Минутой позже они закончили свое существование в белоснежной раковине больничного крыла. Гарри и Невилл, осознав наконец, что предстали перед гостями в пижамах, внезапно застеснялись и юркнули под одеяла. Друзья расселись на кроватях.

Пока они обсуждали последнее событие, Фред о чем-то шептался с Пивзом. Несколько секунд спустя полтергейст исчез.

— Ну что же… Препятствия устранены. Все в сборе. Пора начинать вечеринку, — Джордж взмахнул палочкой, и в палате стало значительно светлее. Почти в тот же самый миг раздался хлопок, и перед друзьями появился сияющий Добби. Он держал в руках объемную корзину, набитую всякой снедью. Но если на Гарри экзотический вид домовика уже не произвел никакого впечатления, то остальные еле сдерживали рвущийся наружу хохот при виде лопоухого большеглазого существа, облаченного в «усовершенствованный» классический костюм. Вернувшийся Пивз вновь занял свой наблюдательный пост.

А дальше… все завертелось, закрутилось…

Госпитализированным молодым людям было приказано не мешаться под ногами и лежать. Гарри, послушно откинувшись на подушку, с улыбкой наблюдал милые сердцу картины.

Рон пыхтел над созданием стола. Для этого он, вспомнив уроки профессора Макгонагалл, старался преобразить два стула. Вот только, судя по плачевным результатам, столяр из него был никудышный. И тут Фред, устав ждать, отпихнул младшего брата от злополучных стульев и, плавно взмахнув волшебной палочкой, получил превосходный столик. Джинни и Гермиона сразу приступили к сервировке: они засуетились вокруг стола, весело защебетали, разгружая корзину, доставленную Добби. Домовик, время от времени бросая на Гарри взгляды, полные обожания, помогал девушкам, оглашая список принесенных яств. Джордж, подшучивая над кулинарными способностями юных особ, устроил им допрос с пристрастием о традиционных блюдах магической кухни. Фред и Рон старательно уворачивались от ударов полотенцем — таким нехитрым способом Гермиона вела борьбу с самопровозглашенными дегустаторами и расхитителями общественных припасов на столе. Невилл кутался в одеяло и хихикал каждый раз, когда удар девушки достигал цели…

И трещал разведенный в камине огонь…

И ярко горели свечи…

И кувыркался под сводами больничного крыла неугомонный Пивз, демонстрируя гриффиндорскому ловцу фигуры высшего пилотажа.

А лицезревший эти картины Гарри Поттер, едва не плавясь от удовольствия, думал сейчас о том, что, возможно, ради таких вот минут и стоит жить…

— 3 -

«Вакхическая песня» под сводами Хогвартса

Вечеринка в больничном крыле была в самом разгаре: то и дело раздавался смех, велись оживленные беседы. Маленький стол был завален всякой снедью: молодые люди с удовольствием уминали бутерброды, а девушки лакомились фруктами. Невилл сначала скромничал, но потом бросился наверстывать упущенное. Одному Гарри кусок не лез в горло. После чашки молока тошнота исчезла, как по волшебству, но отвращение к еде преодолеть не удалось.

Он был очень благодарен друзьям за этот визит. Юноша прекрасно понимал, насколько рискованной была их сегодняшняя вылазка. Кроме того, у Гарри возникли серьезные подозрения, что их «колыбельная» для мадам Помфри не останется безнаказанной. Но все это будет потом, а сейчас…

Раздавшийся хлопок ознаменовал новый этап импровизированной вечеринки. В больничном крыле опять появился Добби — на этот раз он с трудом удерживал в маленьких ручках тяжелую коробку. Судя по реакции близнецов, это была их затея — Фред и Джордж рванулись к домовику и освободили его от ноши. Поставив коробку на пол, они поблагодарили Добби, а потом синхронно задрали головы к потолку:

— Ну, Пивз! — обратился к нему Фред. — Вот спасибо! Мы даже не надеялись, что получится.

— Красавец! — констатировал Джордж. — Да, уговорить Добби на такое!

Полтергейст, едва не лопнув от восторга, за несколько секунд продемонстрировал в воздухе такую акробатическую произвольную программу, от которой дух захватывало: кувырки, образцово-показательные рандаты, изумительные фляки и головокружительные сальто вперед и назад следовали друг за другом. При этом они чередовались с виртуозно исполняемыми пируэтами, закручивающими фигуру маленького человека в многоярусную спираль. Оказалось, он был очень тщеславен, этот старина Пивз. Сорвав шквал аплодисментов от благодарных зрителей, полтергейст спустился пониже и назидательно заметил:

— Надо уметь договариваться с домовиками!

— Нам его уломать не удалось! — сознался Джордж.

— Эх вы, волшебники! — Пивз разочарованно махнул маленькой ручкой. — Добби сделает все… Достаточно лишь сказать пароль: «Это надо Гарри Поттеру»!

Друзья опустили головы, стараясь скрыть улыбки и не встретиться взглядом с Гарри. О привязанности домовика к мистеру Поттеру уже ходили легенды. А вот Добби и не думал смущаться — он лишь согласно закивал головой в ответ на утверждение Пивза. Чтобы прервать неловкую минуту, Фред открыл коробку и торжественно извлек из нее бутылку, в которой легко угадывался самый почитаемый напиток всех праздников, устраиваемых студентами-старшекурсниками.

— Огневиски! — хором воскликнули собравшиеся.

— А вы думали, что мы контрабандой тыквенный сок притащили? — презрительно хмыкнул Джордж.

— Да вы с ума сошли! — начала возмущаться Гермиона. — Да если кто-то…

— Не хочешь — не пей! — неожиданно резко оборвала ее Джинни.

Гермиона понаблюдала, как янтарная жидкость наполняет стаканы друзей, потом пожала плечами и, неожиданно махнув рукой, протянула свою чашу:

— После всего, что сегодня случилось, думаю, это даже необходимо…

— Молодец, Грейнджер! — похвалил ее Фред. — Гарри, а ты что?

Пить огневиски Гарри не хотелось совсем. У него вообще сложились непростые взаимоотношения со спиртным. А уж сегодня… Нет, ни за что! Вот только через минуту он уже сжимал стакан с огненной водой, потому что плыть против течения в дружной компании — дело безнадежное. Более того, уговаривая Гарри, как-то неожиданно удалось уломать и Добби (формула «это надо Гарри Поттеру» работала безупречно) — и сейчас домовик, едва сдерживая слезы умиления, сжимал стакан с огневиски и ждал первый тост.

Воспользовавшись минутной заминкой, Пивз сверху прокричал свое новое двустишие:

Будут все дружны и блИзки,

Если в чашах огневиски!

Подняв стаканы, собравшиеся поприветствовали главного контрабандиста, а затем взял слово Фред:

— Ну что же… Тостов сегодня будет немало. Но самый первый мы поднимем за нашего гриффиндорского скромника. Мы с братом еще не видели твоих детенышей, Невилл, но то, что нам сегодня рассказали… Оплеванные с ног до головы слизеринцы — да это мечта всей моей жизни!

— Ты еще забыл упомянуть оплеванных с головы до ног гриффиндорцев! — напомнил Фреду Рон. Он хоть и выпил вместе со всеми, но продолжал в открытую демонстрировать свою ненависть к «растительным уродам из теплицы» и отказывался поздравлять Невилла.

Но это длилось недолго. Приблизительно после третьего тоста Рон в корне пересмотрел свое отношение к зеленым питомцам мистера Лонгботтома. А уже после пятого, уронив голову на стол, громко рыдал, рассказывая Добби, сколько невинных бой-огурцов он загубил в жестокой перестрелке.

Впрочем, все сидящие за столом стали немного странными… после пятого тоста. Голова Джорджа лежала на плече Гермионы, в то время как девушка, путая даты и имена, увлеченно рассказывала ему о магических войнах Восточной Европы первой трети ХVIII века. Причем оба не могли объяснить, как они дошли до темы такой, но Джордж периодически порывался записывать услышанное и даже где-то откопал пергамент. Невилл очень громким шепотом рассказывал Джинни и Фреду какую-то невероятную историю о том, как профессор Снейп рвался к нему в душ, чтобы помочь помыться. Он уверял друзей, что только сегодня понял, как сильно любит его профессор Снейп и как он сам сильно… любит профессора Снейпа. И лишь Гарри Поттер хранил гордое молчание. Просто после четвертого тоста он с удивлением узнал, что зачем-то полез в какую-то теплицу уже после того, как все из нее вылезли. И теперь мозг разве что не дымился от титанических усилий нетрезвого хозяина, пытающегося понять, что это была за теплица и что в ней забыл лично он. К счастью, Добби выпил значительно меньше других, а потому сохранил относительную ясность ума.

Поняв, что захмелевшие студенты не разойдутся до утра, эльф и полтергейст решили взять дело в свои руки. Домовик умолял всех вернуться в гриффиндорскую башню; Пивз, хихикая и высмеивая напившихся гриффиндорцев, также принял участие в переговорах с протестующими школьниками. Прошло немало времени, прежде чем студентам удалось принять вертикальное положение и почти на автопилоте двинуться в указанном направлении. Фред задержался по просьбе Добби, чтобы избавить больничное крыло от стола. Он, что-то неразборчиво пробормотав, взмахнул палочкой и, не посмотрев на дело своих рук, двинулся к выходу. Гарри и Невилла, увязавшихся было за остальными, Добби завернул обратно, уговорив юношей немедленно лечь в кровати. Те начали возмущаться, но, увидев теплые одеяла и подушки, мигом согласились задержаться на ночь в этом благословенном месте.

Выдворив напившихся гостей из больничного крыла и отправив их с Пивзом в башню, Добби приступил к уборке. Через полчаса уже ничто не напоминало о происходившей здесь вакханалии. Убедившись, что пациенты крепко спят, домовик поправил обоим одеяла, постоял немного у постели Гарри, а потом забрал пустую корзинку и коробку, наполненную опорожненными бутылками, и, щелкнув пальцами, мгновенно исчез.

Пивз вылетел из гриффиндорской башни через полчаса. Если бы он не был привидением, то мог бы с уверенностью утверждать, что буквально взмок от напряжения. Ох, как непросто провести напившихся студентов по коридорам Хогвартса! Ух, как непросто уговорить их отложить продолжение банкета на завтра! Но дружба, как и искусство, требует жертв…

— 4 -

Задушевная беседа стихийного духа и любвеобильной душеньки

С чувством выполненного долга Пивз уже готовился включить ускорение и отправиться по своим полтергейстским делам, как внезапно был остановлен сонным и немного обиженным голосом:

— Удивительное дело! Будят посреди ночи, скандалят, права качают. Я, можно сказать, пошла на должностное преступление, пустила вас в башню в столь непотребном виде. И где благодарность? Ты что же, Пивз, рассчитываешь просто так исчезнуть и ничего мне не рассказать?

Полтергейст понял, что его планы улететь по-английски с треском провалились — от словоохотливой толстушки на портрете быстро не избавишься. Но, помня одно из наставлений близнецов — никогда не ругаться с гриффиндорским секьюрити, — несчастный Пивз который раз уже за этот вечер постарался обуздать свои истинные порывы и желания. За столько-то лет в Хогвартсе он давным-давно изучил все слабости старожилов древнего замка. В частности, эта весьма капризная особа, запечатленная на магическом полотне, требовала специального подхода: было одно заветное словечко… Только Мерлину известно, где услышала его Полная дама, но стоило к ней обратиться именно так — и в считанные секунды с непоколебимым хогвартским стражем происходила настоящая метаморфоза.

Всеведущий Пивз давно сочинил по этому поводу несколько дерзких частушек и только ждал подходящего случая, чтобы обнародовать результат своего творчества. Учитывая едкое содержание комических куплетов, он понимал, что после их премьерного исполнения армия его недоброжелателей пополнится. Но останавливало маленького человечка вовсе не это. Его друзья (а у старины Пивза впервые за столько лет появились друзья!) согласовали с ним список обитателей Хогвартса, которых трогать не следовало. Впервые стихийный дух замка познакомился со словом табу. Конечно, это его не радовало, но потерпеть-то до выпуска Фреда и Джорджа можно. Через полгода он развернется по полной программе! Но это будет потом, а пока гриффиндорская красотка на полотне входила в злополучный список-табу. Поэтому комические куплеты подождут. Сегодня, когда Полная дама так откровенно благоволила ему и даже снизошла до легкого флирта, следовало воспользоваться ситуацией и заодно проверить действие подслушанного заветного словечка.

— Ну что ты, ду… душенька! — с трудом выговорил полтергейст это совершенно дикое для его лексикона слово, внимательно наблюдая за разворачивающейся на глазах картиной превращения женщины-фурии в женщину-саму-любезность. Сработало!

— Не ты ли, Пивз, уговорил меня пустить этих пьянчуг без пароля? — капризные нотки с каждой секундой бесследно таяли в слащаво-сиропном тоне неисправимой кокетки. — Я ведь это сделала только ради тебя.

По замыслу пышнотелой красотки улыбка, адресованная парящему в воздухе человечку, должна была произвести на собеседника неизгладимое впечатление. И она действительно произвела… неизгладимое: от отвращения полтергейст начал медленно заводиться. Ох, была бы его воля, он разобрался бы с этой назойливой чаровницей похлеще, чем это сделал Сириус Блэк три года назад. Но нельзя!

— Конечно, я тебя уговорил. А что оставалось делать? Они и так минут пятнадцать впустую гадали. Или ты хотела бодрствовать до утра? — осведомился полтергейст. — Ты же видела, ду.. ду.. душенька, они имена свои не помнили, а ты привязалась к ним: пароль да пароль! Ох, они развлеклись! И какие «пароли» тебе выдавали!

— Я до сих пор отойти не могу, Пивз! Вспомнить стыдно. И как ты только с ними справился?

Маленький человечек хотел ей что-то ответить, но, похоже, его вид говорил сам за себя: знаменитая шляпа была сдвинута набекрень, а венчающие ее бубенчики, обычно удивительно звонкие, сегодня издавали едва слышимые звуки, больше похожие на скрежет, словно подтверждая, что Пивз находится на последнем издыхании.

— Но как же ты провел их по коридорам? — не унималась Полная дама. — Неужели вам не встретился мистер Филч или кто-то из профессоров?

— Я и сам удивляюсь. Только представь себе: ночь, Хогвартс и… никого! Словно все вымерли: ни Снейпа, ни Филча, — Пивз недоуменно развел руками, а потом плотоядно облизнулся : — Даже кошки его облезлой… и то нет.

Воспоминания об этом четвероногом существе словно добавили Пивзу второе дыхание. Образцово-показательное поведение ему уже порядком надоело. Пора заняться привычными делами — ночной Хогвартс был в полном его распоряжении! Только вот все потенциальные жертвы уже давно спят. Хотя… почему все? А кошка Филча? Насколько он помнил, миссис Норрис в списке-табу точно не было!

— Может, что-то случилось? — гадала тем временем взволнованная дама.

Полтергейст лишь пожал плечами. Мысленно он был уже далеко: в маленьких черных глазках загорелась страсть охотника.

— Завтра все узнаем, душенька. А Снейпа вообще что-то в последнее время по ночам не видно, — Пивз кивнул на прощание собеседнице и, уже улетая, уверенно заявил: — Знать, нагулялся наш зельевар за эти годы. Дрыхнет, небось…

Но женщины склонны несколько иначе объяснять странности в поведении мужчины. Дама на полотне не была исключением: посмотрев вслед улетающему Пивзу, она пару раз зевнула и, закатив глаза, мечтательно произнесла:

— Похоже, наш Мастер Зелий просто влюбился...

— 5 -

«Встречая разумно событий поток…»

Но профессору Снейпу некогда было ни дрыхнуть, ни тем более влюбляться — он работал.

В этом учебном году малолетним хогвартским озорникам и любителям ночных вылазок было настоящее раздолье. Филч и его неизменная миссис Норрис, конечно, по-прежнему представляли опасность. Но где уж им было сравниться с тем ужасом, который внушал ночным пилигримам профессор Зельеварения! Вот только в его лице ночной дозор Хогвартса понес тяжелую и невосполнимую утрату: полгода назад Снейп покинул его ряды в самом расцвете своих лет и сил.

Теперь каждый вечер зельевара проходил по одному сценарию. Обычно проверка письменных работ и подготовка к урокам много времени не занимали. А потому, быстро разобравшись с привычным кругом обязанностей и отпустив отряд разгильдяев и тунеядцев, проходящих курс ежедневного профилактического «лечения» на отработках в кабинете Защиты, Снейп, наконец, получал возможность спуститься в подземелья. Обязанности декана Слизерина не были утомительными. А потому едва слышимый бой хогвартских часов обычно заставал профессора за широким черным столом, являющимся одной из главных достопримечательностей знаменитой лаборатории Мастера Зелий.

Поверхность этого стола была буквально завалена свитками, а по правую и левую сторону от увлеченно читающего Снейпа возвышались внушительные пирамиды, сложенные из разнообразных книг. Судя по состоянию переплетов и желтизне истрепанных страниц, большинство из них имели весьма почтенный возраст, насчитывающий не одно столетие. Напряженно работающий за столом человек, похоже, отлично ориентировался в пергаментном хаосе, царившем за столом.

Сейчас он, развернув один из свитков, сосредоточенно разбирал витиеватые записи древнего научного трактата, выполненные отлично сохранившимися чернилами коричнево-бурого оттенка. Время от времени Мастер Зелий прерывал это утомительное занятие, чтобы сделать запись в очень необычной толстой тетради, переплет которой был выполнен из мягкой оленьей замши.

Услышав скрип двери, Снейп, не прерываясь, дописал еще несколько строк и только потом обернулся, чтобы поприветствовать вошедшего. Столь поздний визит не вызвал у зельевара никакого удивления — видимо, этого ночного гостя он ждал.

— Добби передал мне твою просьбу, Северус.

Альбус Дамблдор, приблизившись к работающему профессору, тяжело опустился в кресло напротив. Собеседников разделяла широкая поверхность стола.

— Это вынужденная мера, Альбус. Сами посудите, часы давно пробили, а вас все нет. Еще немного, и мне пришлось бы подняться к вам самому.

— Прости, Северус, что заставил себя ждать. Сказать по правде, у меня выдался очень непростой день.

Снейп посмотрел на директора, особо пристально вглядываясь в лицо и почти сразу отметив про себя его странную, болезненную бледность. Встретившись с измученным взглядом голубых глаз, зельевар встревоженно спросил:

— Что случилось, Альбус? Вам стало хуже?

— Нет, мой мальчик, — Дамблдор поспешил успокоить собеседника и, улыбнувшись явно через силу, пояснил: — О здоровье моем не волнуйся: все по-прежнему. А что касается случившегося… — директор внезапно замолчал, с досадой покачал головой, а потом признался: — Вот ведь шел к тебе и так надеялся все скрыть, сыграть беззаботность. Но от тебя разве что-то утаишь? Да, кое-что действительно произошло.

Снейп уже собирался подняться из-за стола, когда Дамблдор предупредил этот порыв и, желая успокоить зельевара, накрыл его руку своей ладонью:

— Не надо волноваться, Северус. Роль паникера тебе не к лицу. Все в порядке, все живы… — Дамблдор внезапно увидел, что Снейп смотрит на его почерневшую правую руку. — Вот оно что, ты опять подумал об этом…

— А о чем еще я мог подумать, Альбус, — недовольно пробурчал Снейп, покорно опускаясь обратно в кресло. — Весь день вы отсутствуете в школе. Возвращаетесь только ночью и едва стоите на ногах. Вам эта история ничего не напоминает, господин директор? А поскольку в моем сознании сразу возникли события той июльской ночи, я спрошу напрямую: вы опять отправились в одиночку на свою охоту? Что на этот раз?

— Нет, Северус, сегодня я вернулся не с охоты. На этот раз я решал свои… свои личные проблемы. Да, да, мой мальчик, — лукаво улыбнулся Дамблдор, почувствовав удивление коллеги, — даже у такого старика, как я, вполне могут быть личные проблемы.

— Ну… в общем, конечно. Почему нет? — зельевар, явно смутившись, поспешил отвести глаза.

Но Дамблдор смотрел на Снейпа очень серьезно.

— Скоро мне придется рассказать тебе все, Северус, как мы и договаривались. И это в том числе.

— Еще одна тайна, Альбус? Да вы просто кладезь для сплетников. Какой-то неиссякаемый источник загадочности и таинственности.

Дамблдор как-то грустно улыбнулся и кивнул:

— Просто я долго живу на этом свете, Северус. Будем считать, что у меня две копилки: в одной — мои годы, а в другой — мои тайны. С первой я не расстаюсь и, уходя, заберу с собой все ее содержимое. А вот целостность второй придется нарушить. Тебе уже и так перепало из нее немало. Но два главных трофея я приберег на крайний случай: слишком долго подыскивал подходящего наследника. Учитывая наш договор, я завещаю их тебе. Только не торопи события, всему свое время.

Снейп ответил не сразу. Какое-то время он наблюдал за стремительной метаморфозой одной из шести свечей, удобно устроившейся в гостеприимном гнезде высокого канделябра. Напоминая белоснежную сосульку, она долго роняла скупые слезы, как вдруг внезапно, словно захлебнувшись в истерике, выплеснула целую волну растопленного воска. Накрыв стройный стан красавицы, эта волна постепенно застывала, образуя подобие причудливого ажурного плаща.

Оторвавшись наконец от завораживающего зрелища, Снейп очень серьезно посмотрел на директора, а потом признался:

— Альбус, я даже представить боюсь, что это за тайны, но тем не менее бесконечно ценю оказанное мне доверие. Только вот надеюсь, вы не будете против того, чтобы ваш избранник… как бы это лучше сказать… изыскал-таки способ максимально отдалить день вступления в «наследство».

— Ох, Северус, даже не знаю, что больше руководит твоими действиями: какой-то удивительный оптимизм друга или настырность и целеустремленность исследователя?

— А вот отведаете новое зелье, тогда и решим этот вопрос. Думаю, мы за разговорами потеряли уже достаточно времени. Так что прошу…

Дамблдор и не подумал возражать — он послушно поднялся и двинулся в небольшую комнатку, в которой обычно проходили самые сложные, самые опасные опыты Мастера Зелий. К зачарованному окну робко жался небольшой столик, на котором было приготовлено все необходимое для очередного обследования. Директор сел на привычное место, а пару минут спустя напротив него примостился Снейп, вытирающий мягкой салфеткой тщательно вымытые руки. И ежедневный осмотр начался.

Вопреки всем стараниям зельевара работать предельно осторожно и обращаться с поврежденной рукой очень нежно, большая часть необходимых манипуляций причиняла Дамблдору боль. Он мужественно переносил страдания и безропотно предоставлял, когда это требовалось для исследования, свою кровь, слюну, крошечные лоскутки почерневшей кожи и изменившиеся до неузнаваемости темно-коричневые пластины, которые ранее были ухоженными ногтями.

Два раза в месяц Снейп, едва сдерживая волнение, брал в руки маггловский маркер. На поврежденном запястье Дамблдора он помечал границу распространения чудовищного проклятия Марволо. Эти отметины он делал уже полгода и всякий раз убеждался, что если две недели назад красная полоса была начертана на неповрежденной белой коже, не тронутой чудовищным процессом отмирания тканей, то пятнадцать дней спустя настырная зараза уже жадно поглощала нарисованную отметину.

А дальше… а дальше начиналась игра. Вынужденная, печальная, но неизбежная игра двух очень умных людей… все понимающих, но пока бессильных что-либо изменить. Один из них, едва сдерживая отчаяние, надевал маску абсолютного спокойствия и уверял своего пациента, что все будет хорошо, и делал вид, что ничего страшного не случилось. А другой, седовласый мудрец, спрятав лицо под маской детской наивности и простодушия, доверчиво кивал своему коллеге, ученику, целителю, другу. Они оба обрекли себя на подобное лицедейство, но только лишь потому, что пытались уберечь друг друга от очередного разочарования, от лишней порции боли.

Сегодня им пришлось играть особенно убедительно, поскольку наступающая чернота не только догнала красную полосу, но и оставила ее на несколько миллиметров позади. И они справились: каждый удержал свою порцию боли, не позволив ей вырваться наружу. Вот только Дамблдор почему-то упорно не желал смотреть в черные глаза зельевара и старательно разглядывал эту комнатку, словно видел ее впервые; да Снейп никак не мог унять дрожь в собственных руках, накладывая на исковерканную руку директора чудодейственный бальзам.

Десять минут спустя они вернулись в лабораторию. Дамблдор уютно устроился в кресле и, дожидаясь очередной порции зелья, листал толстую тетрадь, в которой перед его приходом делал свои записи Снейп. На первой странице были начертаны только два слова: Альбус Дамблдор. А дальше…

Вот уже полгода почти ежедневно Северус Снейп сидит в лаборатории и очень медленно заполняет эту тетрадь.

Он много читает, сопоставляет, переводит, рассчитывает. Он заучивает новые контрзаклятия, выискивает незнакомые заклинания.

И, конечно, варит.

Варит зелья и эликсиры, готовит мази и целебные бальзамы. Используя свою известность и обширные связи среди зельеваров, достает редчайшие ингредиенты из самых удаленных уголков мира. А потом режет, измельчает, взвешивает, отмеряет, добавляет, смешивает… И это все ради того, чтобы каждый вечер, уже попрощавшись с Дамблдором, иметь возможность, а самое главное — право бросить в спину уходящему директору одни и те же слова:

— Я не дам вам умереть. Вы слышите меня, Альбус? Не дам!

* * *

Но этой ночью Дамблдор не спешил покинуть лабораторию. Снейп сразу догадался, какая тема не давала директору покоя, и оказался прав. Рассказ о приключении гриффиндорцев и слизеринцев в экспериментальной теплице пришелся как нельзя кстати. Поначалу зельевар еще сдерживался, излагая Альбусу суть происходящего и лишь наблюдая то за встревоженным, то за хихикающим Дамблдором, но под конец не сдержался и сам несколько раз выразительно хмыкнул.

Рассказал Снейп и о вызволении из теплицы Поттера и Малфоя. Правда, некоторые пикантные особенности собственного появления перед юношами он опустил, посчитав, что они никак не влияют на суть дела. Но Дамблдор ничего не заподозрил — услышав историю о злоключениях своего обожаемого студента, он буквально завалил Северуса вопросами.

— Но сейчас-то с ним все нормально? Поппи его осматривала?

— Не волнуйтесь, Альбус, все хорошо с вашим «золотым» мальчиком. Поттер находится в больничном крыле и, наверное, видит уже десятый сон.

— Как в больничном крыле? Он что…

— Это я его туда упрятал, — перебил взволнованного директора Снейп. — И его, и Лонгботтома. Переговорил с Помфри, и она согласилась их оставить на ночь.

— Но зачем? Северус, ты же утверждал, что они здоровы?

— А вы представьте, какую встречу организовали бы гению хогвартских теплиц. Сгоряча-то могли и покалечить парня. Пусть поспят, остынут, придут в себя. Как знать, может быть, завтра нашего изобретателя будет ждать триумф.

— Что ж, мудрое решение, Северус. Да и ему это не повредит: представляю, сколько страха натерпелся мистер Лонгботтом. Ну, с Невиллом все вроде понятно. А Гарри что там делает? Его-то ты от кого прячешь в больничном крыле?

— Альбус, вы лучше меня знаете, что может случиться в общей гостиной после такого приключения. Если они просто посмеются и разойдутся — это одно. Но я не удивлюсь, если у них окажется сливочное пиво. Конечно, доза алкоголя там ничтожна, но Поттеру даже капля спиртного противопоказана — сам того не зная, он выпил достаточно сильное зелье от отравления. Гарантии, что он устоит перед общей пирушкой, нет никакой. Мне же нужна была абсолютная уверенность. Ну а в этом смысле места, надежнее больничного крыла, не найти. Так что зря не волнуйтесь — завтра получите своего обожаемого Поттера в целости и сохранности.

— Да ты мудрец, Северус Снейп. Полностью с тобой согласен. Я рад, что все так замечательно устроилось. И спасибо тебе за Гарри, за то, что вытащил его из очередной передряги. Не буду тебя больше задерживать. Доброй ночи, Северус.

Дамблдор решительно поднялся из кресла, но немного покачнулся. Снейп немедленно вызвался проводить его до кабинета, но неожиданно получил отказ, причем достаточно настойчивый:

— Со мной все нормально, Северус. Не стоит меня провожать. Все будет хорошо. Да и тебе давно уже пора отдыхать.

— Альбус, я не понимаю вашего упорства. Это не займет много времени. Если я провожу вас до самой горгульи… — внезапно Снейп смолк, что-то соображая, но, поймав странный взгляд директора, сразу все понял: — Вот оно что, вы направляетесь вовсе не в свой кабинет.

— Лишний раз приходится убедиться, что от тебя ничего невозможно скрыть, Северус, — развел руками Дамблдор, словно признавая свое поражение. — Хоть время позднее, но мне необходимо поговорить с Поппи. Она осматривала сегодня студентов. Ты же понимаешь, что директор школы должен быть в курсе происходящего.

— Я не только это понимаю, но даже готов оказать вам свою поддержку. Почему бы нам не воспользоваться камином?

Дамблдор решительно покачал головой:

— Не думаю, что это удачная мысль, Северус. Сам посуди: мы можем поставить Поппи в неудобное положение, явившись к ней ночью через камин. Да и чувствую я себя немного странно после нового зелья. Ну что ты так сразу заволновался? Не плохо, а странно. А в таком состоянии я не люблю иметь дело с огнем, даже с магическим.

— Хорошо, Альбус, — решительно настроенный Снейп встал между директором и дверью. — Обопритесь на мою руку, я провожу вас.

Таким образом, сопротивление было сломлено, и Дамблдор сдался на милость победителя.

* * *

Они уже были у цели, когда неожиданно дверь больничного крыла распахнулась, и из нее почти вылетел мистер Лонгботтом. Увидев ночных гостей, он вдруг застыл на пороге; да и те, взглянув на Невилла, были потрясены его видом: абсолютно белое лицо, а в широко распахнутых глазах читался ужас. Создавалось впечатление, что он просто не узнал директора и профессора Снейпа. Но подобная неопределенность продолжалась недолго: хорошо знакомый голос зельевара излечил юношу от ступора в один миг:

— Что произошло, мистер Лонгботтом? Что с вами?

Невилл вздрогнул, явно приходя в себя, а потом умоляюще взвыл:

— Профессор Дамблдор! Профессор Снейп! Пожалуйста, помогите, там… — голос юноши вдруг пресекся, и он захрипел.

— Мы охотно вам поможем, мистер Лонгботтом, — заверил его зельевар, — но прежде хотелось бы узнать, что именно вам угрожает.

— Не мне! Там Гарри! — выдавил наконец из себя юноша и, ткнув пальцем в сторону кровати, скрытой за ширмой, пояснил: — Гарри очень плохо! Помогите ему!

Последние слова Невилл уже кричал в спину профессорам, которые стремительно рванулись в указанном направлении.

На узкой койке, тихо постанывая и что-то неразборчиво бормоча, метался Гарри Поттер. Создавалось впечатление, что он никак не может найти себе место. Простыня под юношей сбилась, пижама намокла от пота и была сильно измята, лицо раскраснелось, взмокшие волосы прилипли ко лбу и вискам. Он часто и тяжело дышал, а на лбу выступила испарина.

Дамблдор бросился к страдающему мальчику.

— Гарри, очнись! — раздался его уверенный призыв. — Господи, что с тобой? Ты слышишь меня? Что у тебя болит? — Дамблдор коснулся лба юноши, потрепал его по щекам, затем постарался приподнять голову. — Только не молчи! Открой глаза, Гарри.

А тем временем Мастер Зелий выглядел несколько удивленным: едва войдя в больничное крыло, Снейп почувствовал весьма специфический запах… Нет, это просто невозможно! Он решительно отогнал от себя абсолютно нелепую мысль. Но сейчас, оказавшись у постели Поттера и наблюдая, как директор пытается привести мальчишку в чувство, зельевар вновь сосредоточенно принюхался. На этот раз сомнения исчезли — до Снейпа отчетливо донесся запах спиртного. Но как? Откуда?! Боясь найти подтверждение своей догадке, профессор тем не менее шагнул к Невиллу и, приблизив свое лицо к его перепуганной физиономии, потребовал:

— Немедленно расскажите, что здесь произошло! Откуда в палате такой запах? Мистер Лонгботтом, вы пили что-нибудь спиртное?

Возможно, Невилл и был человеком робким, но болтливым он точно не был. Мастер Зелий убедился в этом сразу, увидев, как юноша в ответ на его вопрос решительно стиснул зубы. Да и не нуждался уже Снейп ни в каком ответе! Достаточно было заглянуть мальчишке в мутные глаза. С трудом ориентируясь в происходящем, тот вначале испуганно таращил их на профессора, а потом, запоздало устыдившись, опустил взгляд.

Почти сразу в груди Снейпа появился неприятный холодок. Но надежда, пусть и слабая, еще оставалась: может быть, все не так серьезно. Хотя, судя по виду допрашиваемого студента, бутылкой сливочного пива здесь не обошлось.

— Мистер Лонгботтом, у меня нет времени на дознание. Я желаю получить четкий и правдивый ответ: что именно вы пили с Поттером?

— Невилл! — вмешался в разговор молчащий до этого Дамблдор, — мы не сможем помочь Гарри, если вы не скажете правду.

Юноша топтался на месте, держась на ногах из последних сил. Невероятно тянуло в сон, голова раскалывалась, мысли путались — он никак не мог решить, является ли требуемая информация тайной.

— Сколько вы выпили пива?! — повысил голос Снейп, теряя терпение.

— Н… нисколько, сэр, — голос юноши дрожал от страха. — Мы не пили сливочное пиво.

— Мистер Лонгботтом, — зельевар почти шипел от возмущения, — ваша палата насквозь пропахла спиртным. Да и вы благоухаете отнюдь не фиалками.

Скрыть правду не удалось. Вздохнув, Невилл приготовился к худшему:

— Это огневиски. Мы пили огневиски, сэр. И Гарри тоже…

В тот же миг тревога в душе Снейпа сменилась страхом:

— Сколько? — дрогнувшим голосом осведомился он.

— Я не знаю, сэр, — начал было Невилл, но, поймав полный ярости взгляд профессора, уточнил: — Просто я… не помню.

Юноша едва держался на ногах. За последние пятнадцать минут, пытаясь привести Гарри в чувство, он пережил такой стресс! Но определенно… ничто не может сравниться с допросом у Снейпа! Осознав, что после слова «огневиски» он чудом остался жив, Невилл облегченно вздохнул, покачнулся и в поисках дополнительной поддержки привалился к высокой спинке кровати.

Дамблдор, поглощенный заботой о Гарри, не видел последних усилий Невилла. Даже не посмотрев в его сторону, директор внезапно потребовал:

— Мистер Лонгботтом, необходимо срочно позвать мадам Помфри. Странно, что вы до сих пор этого не сделали. Какая необходимость была искать помощь за пределами больничного крыла?

Невилл попытался отцепиться от спасительной спинки, но перед глазами все плыло.

— Боюсь, мистер Лонгботтом уже вряд ли будет нам полезен, — язвительно заметил Снейп, — Я сам схожу за мадам Помфри.

Решительным шагом он уже двинулся к кабинету колдомедика, когда прозвучало признание Невилла:

— Сэр, мадам Помфри не может подойти. Я звал ее, но ничего не получилось.

— Почему? — обернулся к нему зельевар. — Она чем-то занята?

— Нет. То есть… да.

— Прекратите мямлить, Лонгботтом!

— Она… она спит, сэр.

— Вот как? Спит, значит. И в самом деле, просто непреодолимое препятствие! — Снейп разве что не давился собственным сарказмом. — Вот что, мистер Лонгботтом, идите-ка и вы спать, а то свалитесь прямо посреди палаты.

Развернувшись, Снейп направился в кабинет колдомедика, а вконец растерянный Невилл послушно двинулся к своей кровати.

Дамблдор так и не смог добиться от Гарри вразумительного ответа — тот лишь стонал и, явно мучаясь, беспокойно ерзал по кровати.

— Мистер Лонгботтом, — очень осторожно начал директор, — хотелось бы знать, что здесь произошло? Откуда вы взяли огневиски?

Невилл стыдливо потупил взгляд, но тем не менее достаточно уверенно заявил:

— Я не могу этого сказать, сэр. Мне очень стыдно и очень жаль, что так случилось, но я не могу…

— Понимаю. Конечно, похвально, что вы не хотите подвести своих друзей. Восстановить события в общем-то несложно: вас наверняка навестили приятели и решили… назовем это «поддержать». Я прав?

Ответом директору послужило молчание.

— Заметьте, Невилл, я не просил вас назвать имена — вычислить их достаточно легко. Но в данную минуту речь не об этом. Скажите лишь, ограничились ли вы огневиски и сколько…

— Альбус! — послышался тревожный призыв из кабинета колдомедика. — Прошу вас, мне срочно нужна помощь!

— Приглядите за Гарри, мистер Лонгботтом. Похоже, что-то еще произошло.

Директор стремительно направился к кабинету мадам Помфри. Невилл проводил Дамблдора встревоженным взглядом: он уже догадался, что очень скоро придется участвовать еще в одном дознании, поскольку ничуть не сомневался в причине, заставившей Снейпа просить о помощи.

Еще один допрос у Снейпа?! Ноги отказались повиноваться, и обессиленный юноша тяжело осел прямо на пол, привалившись корпусом к кровати Гарри.

В ушах шумело, очертания окружающих предметов по-прежнему были размыты. Продираясь сквозь джунгли спутанных мыслей, Невилл с обидой подумал о несправедливости, воцарившейся в этой жизни. И у него были все основания считать именно так, ибо сегодняшний вечер, которому полагалось стать мигом триумфа герболога-исследователя, обернулся настоящим кошмаром. Да и сейчас юноше досталось явно больше других. Пили-то все, а отвечать приходится одному.

Словно сочувствуя несчастному однокласснику, Гарри застонал как-то особенно пронзительно. Невилл успокаивающе зашипел, заботливо сжал руку приятеля и, уронив голову рядом с его подушкой, провалился в сон.

Мистер Лонгботтом проспал все самое «интересное». Он не видел, как растерянные мужчины безуспешно пытались разбудить колдомедика, как Снейп взволнованно считал ее пульс, проверял зрачки и как он несколько раз ударил спящую женщину по щекам, надеясь вырвать ее из беспамятства. Это не помогло — мадам Помфри не реагировала ни на что. В итоге пришлось просто перенести колдомедика в спальню и, заботливо накрыв ее одеялом, поспешить к постели Поттера.

Когда профессора вернулись, Невилл на некоторое время пришел в себя: его разбудил звук голосов. Не открывая глаз, юноша слушал взволнованный диалог директора и зельевара.

— Я разговаривал с ней пару часов назад, — в голосе Снейпа звучала растерянность. — Мы пили чай. Поппи была совершенно здорова и полна сил. Признаться честно, я даже представить себе не могу, что произошло. Пока не могу.

— В любом случае мы узнаем об этом не раньше, чем она проснется, — рассудил Дамблдор, а потом как-то задумчиво добавил: — Только знаешь, Северус, я все никак не могу забыть ее улыбку. Сидит в кресле замечательная женщина, которая за все годы, что я ее знаю, никогда не улыбалась так ослепительно и беззаботно. Словно она проглотила зелье счастья.

— Вы не хуже меня знаете, что такого зелья нет, — ворчливо заметил Снейп. — Ума не приложу, что ей там снится, — он недоуменно пожал плечами.

— Это не зелье счастья, — внезапно вклинился в разговор осмелевший Невилл. Понимая, что шутка зашла слишком далеко, он решил сделать сенсационное признание: — Мадам Помфри будет спать еще долго.

— О чем вы, мистер Лонгботтом? — к юноше приблизился взволнованный Дамблдор. — Вы знаете, что вызвало такой крепкий сон у нашего колдомедика?

— А вы уверены, Лонгботтом, что вам это не приснилось? — вмешался в разговор Снейп. — Учитывая ваше состояние, это было бы легко объяснить.

— Северус, — остановил его директор и укоризненно покачал головой. — Он говорит вполне разумно. Так что случилось, Невилл? Мадам Помфри выпила какое-то зелье?

— Нет, сэр. Ее укусили.

— Неужели здесь недавно побывал вампир? Или, может быть, оборотень? — Снейп откровенно потешался над нетрезвым подростком.

— Северус, дай ему сказать, — мягко попросил Дамблдор. — Кто же ее укусил, Невилл?

— Комар, сэр.

— И в самом деле. Середина декабря — просто пик активности летающих насекомых, не так ли, мистер Лонгботтом? Уж лучше бы вы спали, — Мастер Зелий закатил глаза, выражая этим крайнюю степень возмущения.

Но Дамблдор, проявляя чудеса оптимизма, еще пытался договориться со студентом:

— Невилл, вы ошибаетесь.

— Да, сэр, я действительно ошибся, — охотно сознался юноша. — Это был не комар. Их было три. Три комара.

— Альбус, если вы его не остановите, то через минуту выяснится, что бедная мадам Помфри стала жертвой целого комариного роя. Предлагаю закончить беседу с этим гриффиндорским энтомологом. Да и Поттеру нужна помощь.

Дамблдор разочарованно посмотрел на Невилла и тяжело вздохнул:

— Поднимайтесь с пола и ложитесь в свою кровать. Вам нужно отдохнуть, мистер Лонгботтом, а то вы уже не отличаете сон от яви.

Крайне разобиженный Невилл плюхнулся в свою кровать, отвернулся от непонятливых профессоров и с головой накрылся одеялом. Через пару минут он уже крепко спал.

Снейп с нетерпением ждал возможности продолжить беседу и явно не находил себе места. Он очень серьезно посмотрел на директора:

— Альбус, вернемся к Поттеру, пока не возобновился очередной приступ боли.

— Так ты думаешь, что его недомогание еще…

— Недомогание?! — зельевар, забывшись от волнения, позволил себе перебить директора. — Да нет, Альбус, боюсь, все гораздо сложнее.

— Северус, я давно все прочитал по твоему лицу. Что с Гарри?

Словно услышав, что заговорили о нем, юноша жалобно застонал. Профессора разом вздрогнули, и Снейп торопливо начал объяснять:

— В молоко, которое он выпил, я добавил особое зелье. Вы знаете, о чем речь, Альбус. Оно очень успешно выводит из организма все последствия отравления и особенно ценно, когда источник этого отравления либо незнаком, либо мало изучен. Видите ли, я имел возможность наблюдать Поттера сразу после его возвращения из теплицы. Головокружение, многократные потери сознания и… несколько моментов, когда он вел себя неадекватно. Одним словом, я с одобрения Поппи решил дать ему это зелье на всякий случай.

— Северус, — нетерпеливо начал Дамблдор, заметно нервничая, — в чем же тогда проблема?

— А проблема — в одном ингредиенте упомянутого снадобья. — Снейп вдруг в упор посмотрел на директора и отчетливо произнес: — Измельченная кора ядовитого дуба.

Дамблдор от неожиданности даже закашлялся:

— Так это ж… Мерлин, откуда, Северус?

— При случае я все вам расскажу. В этой коре…

— В этой коре, — теперь уже Дамблдор, забыв о приличиях, прервал зельевара, — содержится один из самых смертоносных ядов.

— Это верно. Но вы же не думаете, что я просто дал Поттеру отвар из коры ядовитого дуба? — ехидно спросил Снейп. — Прежде чем попасть в зелье, эта кора проходит такую обработку, что все ее опасные ядовитые составляющие мутируют и меняют свои свойства, — увидев сомнение в глазах собеседника, зельевар уточнил: — Нет, свою основную задачу яд, пусть и обработанный, выполняет: он по-прежнему нацелен на уничтожение. Но губит он не организм, в который попадает, а опасные для этого организма вещества, причем справляется с очень ядовитыми. До сегодняшнего дня это средство действовало безупречно и, в отличие от большинства аналогов, не имело никаких побочных эффектов.

— Если мое предположение верно, то смесь твоего великолепного зелья с огневиски чревата опасными последствиями. Так?

— Это долго объяснять, а времени у нас мало. Поэтому скажу следующее: соединение со спиртным практически возвращает яд в первоначальное состояние. Единственная приятная новость во всей истории — это то, что обратная мутация — процесс долгий, поэтому у нас есть еще время.

Дамблдор сильно побледнел и бросил испуганный взгляд на распростертого перед ним юношу.

— Получается, Гарри…

— Получается, что он по моей вине отведал один из самых опасных ядов, — убито сознался Снейп.

Дамблдор приблизился к зельевару и, поймав взгляд черных глаз, уверенно произнес:

— Ты спасешь мальчика. У тебя же есть противоядие. Поднимайся, Северус, приди в себя. Надо действовать. Виноватых будем искать потом.

Но вместо того чтобы подняться, Снейп лишь покачал головой:

— У меня нет противоядия, Альбус, — увидев ужас в глазах директора, зельевар вытащил синюю склянку из кармана мантии и поспешно уточнил: — Вот это я взял у Поппи. Таких заготовок у нас с ней много. И каждая из них может послужить отличным противоядием против коры дуба, если в нее добавить один ингредиент.

— Только не говори, что у тебя его нет, — умоляюще попросил Дамблдор.

— Он есть… Но его нет.

— Северус, я понимаю, ты волнуешься, но говоришь почти как мистер Лонгботтом.

— Нужный мне ингредиент лежит в Неприкасаемом шкафу Помфри. Вы знаете, Альбус, что никто, кроме нее, не сможет его вскрыть.

Глаза Дамблдора выражали крайнюю степень удивления:

— Но как же так, Северус? Ведь в этом шкафу Поппи хранит смертельно опасные ингредиенты. Так что же получается? Чтобы спасти Гарри от яда, нам нужен яд?

— Да. И справиться с дубовой корой может только вещество, не уступающее ей по токсичности. Альбус, мне нужен яд акромантула. Сами понимаете, что хранить его у себя в лаборатории я не имею права. Да это и величайшая редкость. Нам необходимо разбудить Помфри, иначе мне не приготовить противоядие.

Снейп ожидал от директора чего угодно, только не такой реакции: тот вдруг вздохнул с большим облегчением, обнадеживающе улыбнулся зельевару и, ласково коснувшись взмокших волос Гарри, уверенно заявил:

— Все в порядке. Мы спасем тебя, мой мальчик.

— Альбус, вам известен пароль к Неприкасаемому шкафу?

— Нет, Северус, это против правил. Таков древний закон Хогвартса, и это единственная информация, закрытая даже от директора. Пароль от Неприкасаемого шкафа знает только школьный колдомедик. Но я знаю другой пароль, и с его помощью мы получим яд акромантула. Скажи-ка лучше, ты ориентируешься в покоях профессора Слагхорна? Очень хорошо. Видишь ли, пару недель назад мы с ним славно посидели за бутылкой доброго эльфийского вина. Так вот этот благородный напиток неожиданно развязал язык нашему профессору Зелий. Гораций признался мне, что является счастливым обладателем едва ли не целого состояния, и продемонстрировал несколько флакончиков с ядом акромантула. На рождественских каникулах он рассчитывал их выгодно продать. Ты уж, Северус, сходи к своему учителю сам, а я присмотрю за Гарри. Уверен, что Гораций уже спит, так что придется разбудить этого неженку. Да, и на всякий случай… он хранит склянки в одном из ящиков стола.

— Вы говорите, несколько флаконов?! Альбус, да возможно ли это? Известно ли вам, что десять капель яда акромантула стоят…

— Я видел эти флаконы собственными глазами, — подтвердил Дамблдор, глядя вслед удаляющемуся Мастеру Зелий. Но когда тот уже достиг двери, директор неожиданно спохватился: — Северус! Ананасы в шампанском!

— Что?! — Снейп стремительно развернулся к Дамблдору, думая, что ослышался.

— Это пароль в покои Горация.

Губы Снейпа брезгливо вздрогнули, он осуждающе покачал головой и задумчиво повторил:

— Подумать только! Ананасы в шампанском! Эстет... твою Моргану...

Время разбивать. Время собирать осколки

— 1 -

И разбивая на осколки боль…

Снейп вернулся только через полчаса. Поттер лежал очень спокойно и, казалось, спал. Дамблдор примостился рядышком на стуле. И лишь Лонгботтом продолжал «радовать» неожиданными сюрпризами: заботливый юноша побеспокоился о том, чтобы во время дежурства директор не испытывал скуки, и по мере своих сил обеспечил этому утомительному процессу музыкальное сопровождение. Вот уже пятнадцатую минуту старый меломан «развлекался» похрапыванием, недовольным бормотанием и сопением. Спасало только одеяло, накрывшее спящего студента с головой, которое хоть как-то приглушало издаваемые звуки.

Стоит ли удивляться тому, что Дамблдор так обрадовался появлению Снейпа?

— Ну что, надеюсь, внеплановое пробуждение не очень разозлило нашего сибарита? Все в порядке, Северус? Он дал яд?

Мастер Зелий ответил не сразу. Приблизившись к кровати Поттера, он коснулся рукой его лба и недовольно покачал головой. Потом, обернувшись к Дамблдору, достал из кармана мантии крошечный флакон и торжественно продемонстрировал директору свой трофей.

— Замечательно! — облегченно вздохнул старик.

— Все не так просто, Альбус, — Снейп помедлил, подбирая слова, — вы задали мне три вопроса. Но ответ будет один: "Нет".

— Почему нет? Ведь флакон…

— Нет, потому что он получен не от Горация — я сам взял склянку. Далее… все не в порядке. И, наконец, внеплановое пробуждение не разозлило Слагхорна, поскольку никакого пробуждения не было.

Услышанное явно удивило Дамблдора:

— Я, конечно, понимаю, Северус, ты спешил, волновался. Но не думаю, что Гораций отказал бы в просьбе своему коллеге и ученику. Напрасно ты не стал его будить.

— Не стал?! Альбус! А что, по-вашему, я делал столько времени?

— Ммм…

— Поверьте, я использовал все возможные средства, чтобы растолкать Слагхорна — ничего не помогло. В конце пришлось зажечь факелы и свечи, устроить настоящую иллюминацию.

— И даже свет не помог? Странно. Обычно Гораций очень чутко реагирует на него.

— Альбус, на этом сюрпризы не закончились. Отчаявшись, я решил перевернуть Слагхорна на спину и побить по щекам. Вот тут-то я и увидел его лицо…

Дамблдор был явно заинтригован:

— И что же?

— Вы, Альбус, в этом случае сказали бы, что лицо Горация «озарено ослепительной улыбкой». Кстати, абсолютно такой же, как у Помфри. Один к одному.

— Интересно. И точно так же, как Поппи, ты не смог его добудиться… — Дамблдор говорил медленно, обдумывая непростую ситуацию. — Северус, боюсь, в Хогвартсе началась какая-то сонная эпидемия.

— Возможно, но с этим мы разберемся завтра. Нашим спящим коллегам ничто не угрожает, в отличие от Поттера.

Снейп подошел к прикроватному столику, поставил на его поверхность два необходимых флакона, открыл хрупкие склянки и занялся изготовлением сыворотки. Уже через пару минут он вернул Дамблдору позаимствованный у Слагхорна яд:

— Альбус, прошу вас отнести это в кабинет Поппи. Как бы беды не случилось. И еще нам понадобятся чистые полотенца и емкость с холодной водой.

Когда Дамблдор, нагруженный всем необходимым, вернулся, противоядие было уже готово. Снейп придирчиво рассматривал его на свет.

— Северус, я думаю, будет лучше, если ты дашь зелье сам.

— Разумеется. Но я бы предпочел подождать еще минут пять. А пока вы должны узнать, что случится, когда Поттер выпьет его.

— Если противоядие принимается вовремя, то ничего, кроме легкого недомогания, отравившийся не чувствует.

— Обычно да, но не в нашем случае. Обратите внимание, Альбус, у Поттера жар. Пока не очень сильный. Но он уже свидетельствует о том, что началась мутация. Через пару минут Поттер выпьет сыворотку, в состав которой входит еще один яд. По силе оба ингредиента приблизительно равны. Только, в отличие от многих других веществ, эти никогда не образуют соединений, а ведут себя как соперники… сильные соперники. Правда, в итоге проиграют оба — они просто уничтожат друг друга.

Дамблдор слушал, затаив дыхание, а в конце рассказа решил прояснить для себя некоторые вопросы:

— Я все понял, Северус, только в сыворотку входят еще какие-то вещества…

— Верно, но они вступят в игру, когда все будет закончено. Их обязанность — обеспечить вывод ядовитых составляющих из организма.

— А Гарри? Гарри почувствует что-нибудь?

Снейп мужественно посмотрел в глаза директору и едва заметно кивнул.

— Будет больно?

— Да, Альбус. Поттер сполна заплатит и за ночную пирушку, и за мой промах.

— Бедный мальчик… — Дамблдор тяжело вздохнул и погладил Гарри по щеке. — Северус, я знаю, что это противоядие прошло все необходимые испытания. Но принимал ли его кто-то из твоих знакомых? Насколько хорошо тебе известны все ощущения?

— Очень хорошо, поскольку я сам принимал сыворотку.

Дамблдор кивнул: он получил все необходимые ответы. Снейп протянул руку к флакону и сжал его в ладони.

— Альбус, будет очень нелегко. Процесс займет не более четверти часа, так по крайней мере было у меня. Но эти минуты еще нужно пережить, продержаться. Я могу рассчитывать на вашу помощь?

Директору нездоровилось, и это было невозможно скрыть. Но, услышав вопрос, он поспешил успокоить Снейпа:

— Разумеется, Северус. И, пожалуйста, не волнуйся, я чувствую себя вполне сносно. Только скажи, какая помощь нужна.

— Поттер будет испытывать сильное жжение в области желудка. Облегчить боль я не смогу: любое зелье сейчас может вызвать непредвиденные осложнения. Он обязательно постарается согнуться, прижать колени к груди — допустить этого ни в коем случае нельзя. Если сознание вернется и Поттер справится сам — хорошо, но в противном случае нам придется вмешаться и даже держать его.

— А ты, Северус, ты справился? — осторожно поинтересовался Дамблдор.

Снейп лишь грустно покачал головой.

— Мерлин, — в голосе старика против его воли зазвучали тревожные нотки, — ты же был не один? Кто тебе помогал?

— Со мной возилась Помфри. Совладать с таким пациентом она не смогла, поэтому вынуждена была меня обездвижить.

— Так… может быть, Гарри тоже стоит…

— Нет! — возразил Снейп. — Это в крайнем случае. Думаю, пора.

Подойдя к кровати, он наклонился над спящим юношей. Осторожно приподняв Гарри голову, Мастер Зелий поднес флакон к его пересохшим губам.

— Давай, Поттер, это все нужно выпить, — прошептал Снейп, медленно вливая мальчику в рот прозрачную, почти бесцветную жидкость.

Гарри, явно страдающий от жажды, словно услышал обращенную к нему просьбу: не приходя в себя, он жадно, буквально в два глотка, опорожнил склянку. Внезапно лицо его сморщилось, а язык попытался слизать с сухих губ жуткую горечь.

— Он хочет пить, Северус, — осторожно заметил Дамблдор.

— Нельзя. Пока нельзя, — отозвался Снейп, поправив подушку Гарри. В тот же миг, видимо, почувствовав запах спиртного, зельевар брезгливо поморщился: — И вообще… он выпил сегодня достаточно.

Сунув опустевший флакон в карман мантии, Снейп присел рядом с Гарри. Дамблдор занял место с другой стороны кровати, примостившись у мальчика в ногах. Оба замерли в тревожном ожидании. Пару минут не происходило никаких изменений. И вдруг Гарри повернулся на левый бок, сделал два судорожных вздоха, а потом беспокойно заерзал, сминая простынь. Почти в тот же миг лицо его исказила гримаса боли, потом раздался жалобный стон. Зельевар поспешно обернулся к Дамблдору и в ответ на его вопросительный взгляд молча кинул — начинается.

Он никогда не был на море.

Кто-нибудь, воды!

Но воды Гарри так и не получил. Вместо спасительной влаги в тело безжалостно ворвалась боль. Зародившись в области солнечного сплетения, она сотнями острых иголок пронзила желудок, вызвав первые мучительные спазмы, а затем, подобно огненной лаве, устремилась вниз. На миг этот разрушительный поток задержался в районе пупка, наполнив аккуратную впадинку россыпью битого стекла, затем опалил нестерпимым зноем паховую область и, не задерживаясь, полностью завладел ногами, устроив мышцам и суставам целый сеанс изощренных пыток.

Голос прорезался сразу, в один миг.

И тогда будет легче.

Громкий крик Гарри пронзил тишину, царящую в больничном крыле. Потом — еще один — и еще. Директор и зельевар вскочили с узкой кровати. Дамблдор, спохватившись, направил Заглушающее заклинание на спящего Невилла, чтобы не разбудить и не испугать его. Снейп тем временем с нескрываемым ужасом наблюдал за извивающимся Поттером. Одеяло сползло на пол; Гарри, жадно глотая воздух, беспомощно хрипел. Внезапно, повернувшись на правый бок, он на миг затих, а потом медленно, но настойчиво начал сгибаться. Снейп среагировал мгновенно: перевернув Гарри на спину, он прижал его плечи к кровати. Затем, бросив взгляд на директора, потребовал:

— Альбус, ноги!

Дамблдор кивнул и, опустившись на кровать, уверенно зафиксировал колени мальчика. Далее начался настоящий кошмар, и, казалось, ему не будет конца. Измученный болезненными спазмами в желудке и судорогами в конечностях, Гарри рвался из удерживающих его рук, как дикая птица. Все помыслы страдальца, все его силы сейчас работали лишь на одно желание: свиться в спасительный клубок.

Дамблдор сдался первым. Он уже полулежал на узкой кровати, придавив своей грудью колени мальчика и руками удерживая его за щиколотки.

— Северус, — директор тяжело дышал, — пора прекратить это мучение. Без заклинания нам просто не справиться. Отпусти Гарри, а то я случайно обездвижу и тебя.

— Нет! — хрипло отозвался Снейп. И столько решительности было в этом ответе, что Дамблдор не посмел возразить. — Пока у меня есть силы, нет! Отойдите, Альбус, я справлюсь сам.

— Но, Северус, мы и вдвоем-то…

— Отойдите!

Вздрогнув от столь грозного приказа, Дамблдор отпустил ноги мальчика. Почти в то же самое мгновение Гарри Поттер открыл глаза.

Он так и не смог согнуться.

Ему помогут.

Растерянный взгляд зеленых глаз метался от одного профессора к другому. Поттер силился что-то сказать. Наконец совладав с собственным голосом, Гарри выдавил признание:

— Больно... очень.

— Потерпи, мой мальчик. Еще немного. — Дамблдор ласково коснулся его щеки. — Сейчас все пройдет.

— Жжет... в животе... горит.

Две пары глаз пристально вглядывались в лицо юноши: хорошо знакомые небесно-голубые и совсем темные, почти черные.

Если бы некоторое время спустя Гарри попросили объяснить следующий его поступок, то вряд ли бы услышали вразумительный ответ — в экстремальной ситуации люди ведут себя подчас очень странно. А может быть, инстинкт самосохранения подсказывает им самые короткие пути и беспроигрышные варианты? Как знать? Но размышлял Гарри недолго: когда накатила очередная волна боли, он, проигнорировав Дамблдора, изо всех сил вцепился в черную мантию Снейпа. Тот растерялся было, но это смятение длилось пару мгновений — не больше.

— Я умру, сэр?

— Нет, Поттер, — тихо произнес зельевар и, спохватившись, заговорил очень быстро, желая успеть до следующего приступа: — Все скоро закончится. Надо немного потерпеть. Вам ведь очень хочется согнуться. Это так? — Гарри ничего не сказал, но удивление, промелькнувшее на его лице едва заметной тенью, было красноречивей любого утвердительного ответа. И Снейп продолжил: — Делать этого вы ни в коем случае не должны. Поверьте, будет только хуже. Я знаю, что удержаться очень трудно, почти невозможно, но стоит хотя бы попытаться. Необходимо, чтобы спина оставалась прямой. Поттер, вы поняли меня?

Он все прекрасно понял. И какое-то время мужественно боролся с болью и буквально испепеляющим желанием принять позу эмбриона.

Уж лучше боль, любая боль, только не смерть!

Сфокусировав блуждающий взгляд на Снейпе, Гарри виновато признался:

— Я... больше не могу. Там воронка... Мне страшно.

Внезапно сильные руки стащили юношу с кровати. Его босые ноги коснулись холодного пола. Еще миг, и Гарри крепко прижали к телу, облаченному в знакомую черную мантию. От неожиданности он вынырнул из омута боли, запрокинул голову и в упор посмотрел на Снейпа:

— Я умру, сэр? Не хочу... я боюсь.

— Нет, все пройдет. Не бойтесь. Я просто прижму вас покрепче, чтобы зафиксировать спину и не дать согнуться.

Гарри кивнул, погружаясь в очередной кошмар.

Снейп заплатил сполна за принятое решение, поскольку удержать Поттера оказалось очень сложно. Он извивался от боли в крепких объятиях, настойчиво пытался отпихнуть зельевара. Но тот был неумолим. От прилагаемых усилий Снейп изрядно взмок, и черные пряди прилипли ко лбу и вискам. Но руки, сжимавшие мальчика словно железные тиски, не дрогнули ни разу.

Дамблдор словно в оцепенении сидел на стуле, с ужасом в глазах наблюдая за развернувшейся войной во спасение. Ему казалось, что прошло не меньше часа, прежде чем Гарри начал затихать. Но беглый взгляд на часы опроверг это предположение: мальчик окончательно капитулировал на восемнадцатой минуте. Только Снейп долго еще не выпускал его из рук. Со стороны казалось, что две слепленные фигуры составляют единое целое, вполне закономерный органичный сплав. Они оба жадно и тяжело дышали — и даже это делали сейчас в унисон.

Дамблдор очень не хотел нарушать воцарившуюся наконец тишину, но спросить было просто необходимо:

— Северус, это все? Все закончилось?

Снейп не успел ответить директору: внезапно из-за ширмы послышались приглушенные рыдания, а несколько секунд спустя показался Добби, одетый в нелепую розовую пижаму с многочисленными рюшечками и бантиками. Очевидно, он стал свидетелем спасения Гарри Поттера. Эльф беспомощно топтался босыми ногами на каменном полу, время от времени вытирая глаза пушистой кисточкой ночного колпака. Но остановить слезы домовик был просто не в состоянии: они бежали по щекам непрекращающимся потоком.

— Ну что ты, Добби, не стоит так убиваться. Скоро Гарри будет легче. — Казалось, Дамблдор не столько успокаивает домовика, сколько старается убедить в этом самого себя. — Вытирай слезы. Нам потребуется твоя помощь.

Добби услышал волшебное слово, обычно творящее с ним чудеса: он был нужен, требовалась его «помощь». Слезные ручейки пересохли почти мгновенно. Эльф, едва сдерживаясь от нетерпения, ждал приказа.

— Нужно перестелить кровать Гарри, поменять белье. А то он...

— Рано, — прервал директора Снейп. — Сейчас потребуется много воды и зелье из моей лаборатории. Добби, слева от входа, третья полка снизу. Там увидишь несколько одинаковых зеленых бутылок. Принеси одну как можно скорее.

Снейп еще не закончил фразу, а эльф уже исчез. Зельевар наконец ослабил хватку и, поддерживая Гарри, осторожно уложил его на кровать.

— Как он, Северус?

— Сыворотка сделала свое дело. Оба яда обезврежены.

— Но как ты можешь быть в этом уверен? И что с этими ядами станется чуть позже? Где гарантия, что они не мутируют в очередной раз? — Дамблдор сыпал вопросами как на экзамене, невольно вызывая у уставшего зельевара раздражение.

— Гарантией служат отсутствие жара и выступившая испарина. А это, Альбус, свидетельство миновавшего кризиса. Яда больше нет. Теперь составляющие сыворотки позаботятся о полной очистке организма: они действуют очень медленно, но все, что еще может причинить ему вред, будет выведено.

— И каким же образом?

— Для этого есть два пути, Альбус. И пусть Поттера называют Избранным, но он всего лишь человек, а потому, как все мы, имеет два естественных отверстия... Вы уверены, что мне следует продолжать? Предупреждаю: приятного в моем рассказе будет мало.

— Думаю, не стоит. Извини, Северус, если невольно задел тебя. Мы все сегодня немного устали. Могу я узнать, за каким зельем ты послал Добби?

— Конечно. Скажем так, мне важно, чтобы очищение происходило не через кишечник. Для этого как можно быстрее необходимо вызвать у Поттера рвоту.

— А если ты не успеешь?

— Тогда Поттер останется со своей проблемой один на один. Учитывая его слабость, лучше до этого не доводить. Я просто не смогу помочь, поскольку вряд ли он потерпит свидетелей столь интимного процесса. И хотя рвота ненамного лучше, но там можно хоть что-то предпринять.

Раздался негромкий хлопок — Добби доставил нужную бутылочку. Принимая ее из рук домовика, Снейп подозрительно принюхался. В ту же секунду на его лице отразилось недоумение, но зельевар уже второй раз за вечер изгнал нелепое подозрение и потребовал кувшин воды. Наполнив стакан, он добавил несколько капель принесенного снадобья.

Вникнуть в разговор профессоров так и не удалось.

Все внутри горит. Как это называется? Изжога? Точно, у него изжога! И, похоже, желудок сейчас вывернется наизнанку.

Гарри распахнул глаза, порывисто сел, а потом попытался соскочить с кровати, но Снейп остановил его.

— Пустите меня! — потребовал страдалец, настырно слезая с кровати в надежде добежать до ванной комнаты. — Мне нужно выйти.

— Поттер, просто повернитесь на бок. Вы пили зелье, вызывающее рвоту. Нечего стесняться, я и не такое видел.

Появившийся словно из воздуха Добби заботливо поставил перед Гарри небольшой тазик. Тот уже не мог сдерживаться, да и до ванной комнаты вряд ли бы добежал.

— Я хочу остаться один... сэр.. вы не могли бы...

Договорить Гарри не успел. Началась долгая и изнурительная рвота. Мальчика трясло и от озноба, и от понимания того, что свидетелем его унижения стал Снейп. В короткие перерывы между спазмами он просил зельевара уйти, уверял, что справится сам. Но тот словно не слышал обращенных к нему слов, да и смущенным явно не выглядел. Он действовал уверенно и спокойно. Мастер Зелий успевал все: и заклинанием очистить тазик после очередного рвотного позыва, и протянуть юноше столь необходимую салфетку или протереть ему влажным полотенцем лицо.

И это второе испытание стало не менее сложным, чем первое. Нет, такой сильной боли не было. Но кто сказал, что от стыда люди мучаются меньше? Вместо того чтобы успокоиться и принять предложенную помощь, Гарри настойчиво извивался, протестуя против попыток Снейпа вытереть ему слезы и пот. Захлебываясь, юноша тщетно старался удержать в себе, максимально заглушить рвущиеся наружу утробные звуки и стоны. И каждый раз он снова и снова то грубо требовал, то умоляюще просил оставить его, уйти или хотя бы отвернуться. Только бы зельевар не видел жуткого зрелища освобождения взбунтовавшегося желудка. Гарри слабел буквально на глазах: слишком много сил уходило на борьбу с несуществующим противником.

Когда закончилась рвота, оба: и Снейп, и Гарри — окончательно выбились из сил. Помощь Дамблдора подоспела вовремя — он усадил на стул едва стоящего на ногах зельевара и вместе с Добби занялся ослабевшим мальчиком. Все происходящее Снейп видел теперь сквозь мутноватую пелену, размывающую контуры предметов. Он растерянно следил, как заботливый эльф обтер вспотевшего Поттера влажным полотенцем, как Дамблдор помог Гарри переодеться в чистую пижаму. И лишь убедившись, что мальчишка заснул, и услышав его ровное дыхание, Снейп поднялся, подошел к окну и прижался лбом к ледяному стеклу.

Ветер тоже никак не желал стихать в эту беспокойную ночь. Невольно казалось, что всю свою мощь он бросил на окна больничного крыла, воспринимая их теплый желтый свет, как вызов собственной силе. Неисчислимая армия снежинок билась и билась в стекло в бессильной злобе на эту тонкую непреодолимую преграду. Ветер. Снова ветер.

Изгоняя из больничного крыла уставшего Северуса и все еще порывающегося поплакать Добби, директор был неумолим. Направив волшебную палочку на скромный стул, расположенный между кроватями спящих пациентов, Дамблдор легко превратил его в широкое мягкое кресло, демонстративно уселся туда, а потом безапелляционно заявил, что эту ночь в больничном крыле будет дежурить он. Один.

* * *

Мастер Зелий и не помнил, как добрался до собственных покоев. Небольшая уютная гостиная встретила хозяина долгожданной тишиной, приглушенным светом и догорающим огнем в камине. Спальня также была погружена в приятный полумрак. Дилси, хогвартский эльф, обычно прислуживающий профессору, заботливо разобрал постель. Но Снейп решительно отогнал идею немедленно улечься и погрузиться в сон, потому что вряд ли это удалось бы после всего случившегося. Вереница странных событий сегодняшнего вечера проносилась сейчас перед глазами зельевара причудливым калейдоскопом. Слишком велика усталость, чтобы сразу идти в постель. Необходимо очистить сознание и постараться снять напряжение. А в этом вопросе профессор Снейп был большим специалистом — довольно часто приходилось ему заниматься подобным, чтобы избавиться от ночных кошмаров. Сценарий этого действа был проверен годами и практически не менялся.

Через пару минут льющаяся горячая вода наполняла ванную комнату необходимым теплом. А тем временем на маленьком столике в гостиной появилась бутылка красного вина. Знающий толк в этом благородном напитке, Снейп всегда осторожничал, извлекая пробку из узкого горлышка.

Зрачки так расширились от боли, что почти полностью поглотили знакомую зеленую радужку. Эти жуткие глаза измученного болью мальчишки уставились на него: « Я боюсь…»

Рука зельевара дрогнула, и он едва удержал бутылку. Отогнав непрошеное видение, Снейп грубо вырвал пробку из узкого стеклянного горлышка, а затем равнодушно оставил початую емкость, предоставив возможность молодому вину «просыпаться» в гордом одиночестве.

Густой пар, скопившийся в ванной комнате, казалось, только и ждал уставшего зельевара и устремился к нему с жаркими объятиями, едва лишь приоткрылась дверь. Наверное, впервые Снейп изменил своим привычкам: всегда педантично раскладывающий и развешивающий одежду, сегодня он просто сбросил ее прямо на пол. Равнодушно переступив через образовавшуюся горку, профессор шагнул под душ.

Живительные струи воды, пущенные на полную мощь, старательно барабанили по вверенному их заботе телу, выбивая из него накопившиеся за день усталость и раздражение. Через пару минут эта экзекуция была прервана — уверенная рука зельевара уменьшила напор воды. Снейп нанес на кожу ароматный бальзам, а затем вновь вернулся под душ. И вот уже по плечам, по груди побежали тонкие змеевидные струйки. Слизывая по пути пузырьки душистой пены, они скользили по спине и животу, ласкали ягодицы, на мгновение застывали переливающимися жемчужинами, украшая завитки черных волос на лобке и, наконец, стремительно скатывались по ногам.

Выйдя из-под душа, Снейп присел на широкий бортик ванны, готовясь к заключительному и самому важному этапу, обычно позволяющему стряхнуть остатки напряжения и получить долгожданное облегчение. Прозрачная маслянистая жидкость светло-янтарного цвета тонкой струйкой потекла на ладонь зельевара.

— 2 -

Осколки детства

Снейп с наслаждением вдохнул тонкий аромат липового цвета, исходящий от бальзама, а потом нанес душистый «мед» на голову, равномерно распределяя его по мокрым волосам. Легкий массаж доставил истинное наслаждение: от висков пальцы медленно поднимались ко лбу, скользя по длинным прядям, устремлялись к затылку и, коснувшись шеи, возвращались в начало своей короткой дистанции. Черноволосый мужчина, сидящий на бортике ванны, запрокинул голову и зажмурился от удовольствия. Все сегодняшние беды и напасти уходили, покидали его воображение, укутывались пеленой забвения. И не было больше бушующего ветра и холодного декабря. В ванной комнате профессора Защиты сейчас царило лето: шел теплый дождь, поднимался густой пар и, дурманя голову, цвели липы.

Он так торопился попасть в душ, что совершенно позабыл о домашних туфлях — пришлось выбираться из ванной комнаты босиком. Вернувшись в гостиную, Снейп немного поежился: длинный темно-коричневый халат желанного тепла не давал, а босым ногам было очень неуютно на каменном полу.

Желая быстрее согреться, он торопливо пересек комнату и удобно устроился в кресле, стоящем у камина. На столике возвышалась изящная пара: бутылка темно-зеленого стекла и длинноногий бокал. Наполнив его виноградным нектаром лишь на четверть, Снейп немного поиграл с прозрачной жидкостью, орошая красными капельками внутренние стенки фужера.

За прошедшие полчаса молодое вино, пережив потерю своей пробки-хранительницы, «проснулось», заиграло в бокале рубиновыми бликами, приятно удивив Мастера Зелий тонким ягодным ароматом, который вполне можно было бы назвать букетом, если бы не юный возраст удивительного напитка.

Сидя в кресле, Снейп не спеша потягивал вино и любовался неугомонным пламенем в камине.

После возвращения из больничного крыла прошло уже немало времени, но желанного успокоения зельевар так и не получил. Тревога, поселившаяся внутри, не исчезла, а лишь ненадолго отступила и уже не раз напоминала о своем присутствии: вопреки всем усилиям, образ Поттера не покидал сознание Снейпа.

Распростертое на грязном полу юное тело кажется почти белым в мерцании догорающих свечей. «Что же вы ждете? Я полностью в вашем распоряжении!» — «Глупец! Какой немыслимый глупец!»

Скомканное одеяло валяется на полу. На узкой кровати мечется Поттер: «Жжет… в животе… горит». В бессмысленной попытке отыскать удобное место мальчишка сминает простынь: «Больно… очень».

Дыхание Снейпа сбилось. Резко отставив от себя бокал с недопитым вином, он откинулся на спинку кресла и так сильно сжал виски, словно желал выдавить непрошеные мысли. Бесполезно. Все бесполезно.

«Мне страшно...» — Поттер вцепился в него так неожиданно. Расширившиеся от боли зрачки подобно черной тени закрывают зелень глаз. И эти глаза смотрят в самую душу: «Я умру, сэр?» — «Мерлин! Да что же это такое?» — «Я умру, сэр?.. Я умру?..»

Вскочив с кресла, Снейп в растерянности метнулся к камину. Его бил озноб — хотелось подойти к огню как можно ближе. Только согреться не удавалось: холод рождался где-то внутри и, никак не реагируя на внешние источники тепла, медленно распространялся по всему телу. Даже не осознавая, что стоит на каменном полу босой, зельевар не отрываясь смотрел на беснующиеся языки оранжевого пламени. Вот только магия огня была сегодня бессильна — ей не удалось ни согреть Снейпа, ни изгнать из его сознания облик страдающего Поттера.

«Я больше не могу. Там воронка».

«Я умру, сэр? Я боюсь» — «Нет, все пройдет. Не бойтесь» — «Но мне страшно... Я умру?» — «Нет... Поттер».

«Нет? НЕТ?!» Кому он это говорит? Мальчишке, являющимся живым хоркруксом?

Холод ушел. Исчез. Зародившаяся в душе ярость смела его без остатка, растворив в огненной лаве. И Снейп не смог совладать со своими эмоциями — извержение началось.

«Нет, Поттер!»

Одним махом на пол сметаются все предметы с каминной полки. Подсвечники издают громкий металлический звон от удара о камень. Они бессильны в своей попытке удержать хрупкие свечи — восковые красавицы лежат на полу с переломанными хребтами.

«Все скоро закончится. Все пройдет»...

С жутким грохотом на пол падают старинные часы. Они отлетают к дивану и при этом чудом остаются целыми.

«Не бойтесь, Поттер»...

Зеленая бутылка разбивается вдребезги о камни. Молодое вино окропляет искореженные предметы и затейливой лужицей разливается по полу. Последним со стола безжалостно сметается старинный изящный бокал. Благородный хрусталь жалобно звенит и рассыпается на десятки блестящих осколков.

Справившись наконец с приступом ярости, зельевар растерянно оглядел комнату. Осторожно, чтобы не порезать босые ноги, он сделал несколько шагов и тяжело опустился на диван, стоящий напротив камина. Еще раз окинув взглядом хаос на полу, Снейп спрятал лицо в ладонях, словно вид разбитых предметов шокировал его. Нет, корить себя за устроенный погром зельевар вовсе не собирался. Причина потрясения была совсем иной: увиденная картина извлекла из памяти эпизод, который он очень хотел забыть.

Бессонная ночь, полная тревог и волнений.

Многочасовое ожидание.

Светящийся от счастья Добби, предупредивший о возвращении Поттера и Дамблдора.

И… пол директорского кабинета, заваленный обломками и осколками.

Да, все это уже было.

В ночь гибели Блэка.

Ровно полгода назад.

* * *

В тот роковой день попасть в директорский кабинет оказалось не так просто: камин Дамблдора был заблокирован на вход — зельевара буквально выбросило обратно. Поднявшись, он потер ушибленное бедро и решительно направился к выходу из лаборатории, в которой всю ночь дожидался возвращения директора и каких-либо вестей о Поттере и его компании.

Никогда еще дорога из подземелий в кабинет Дамблдора не казалась такой длинной, лестницы — такими крутыми, а коридоры — такими бесконечными. Неужели знаменитая горгулья всегда была тугодумкой?! Ну же! Рванув на себя тяжелую дверь, Снейп без стука ввалися в кабинет и замер на пороге.

Весь пол был усеян осколками стекла, искореженными детальками серебряных приборов. С полок исчезло несколько бесценных предметов, а с изящного столика пропал… Впрочем, не было и самого столика — его круглая крышка разломилась, очевидно, от удара об пол; две длинные ножки укатились к дивану, а две другие — к книжным шкафам.

— Что здесь произошло? — только и смог выдавить из себя Снейп.

— Северус? — зельевар едва узнал голос директора. Было в нем что-то... — Я ждал тебя. Пожалуйста, садись.

Снейп расположился напротив Дамблдора и повторил вопрос:

— Что случилось, Альбус? Кто устроил этот погром?

Ответ директора прозвучал едва слышно:

— Гарри. Молчишь, Северус? Ты не удивлен?

— Когда речь заходит о Поттере, я уже ничему не удивляюсь. Да и потом вы всегда найдете оправдание любому его поступку. Даже если бы я увидел на месте кабинета руины...

— Сириус погиб.

— ...обязательно бы нашлось что-то...

Снейп, словно по инерции, еще произнес несколько слов, а затем внезапно смолк. Прерванное дыхание возобновилось через несколько мгновений, с голосом же дело обстояло хуже, как, впрочем, и с поиском нужных вопросов и хоть каких-то слов. Дамблдор тоже молчал.

В камине внезапно громко треснула сгоревшая ветка, и оба волшебника, одновременно вздрогнув, словно очнулись.

— Как это все... — тихо спросил Снейп, не глядя на директора.

— К сожалению, я явился с опозданием и поэтому не знаю всех подробностей.

— А Поттер? Он уже знает?

— Это произошло у Гарри на глазах. Если бы Римус не задержал мальчика, он отправился бы за Сириусом.

— Я бы хотел знать, что там произошло. Вижу, что вы устали и еле держитесь. Но, Альбус, я настаиваю.

Дамблдор и не думал возражать. Снейп ни разу не прервал его рассказ, не пытался переспрашивать или что-то уточнять. Все случившееся в Отделе тайн и смерть Блэка его явно ошеломило, но ни словом, ни жестом, ни мимикой Северус своих чувств не выдал. Он словно законсервировал их внутри до нужного часа, до той минуты, когда вернется в лабораторию и останется один. Вот только сидеть в кресле Снейп не мог — он уже было приподнялся, как вдруг…

— Гарри почему-то зажмурился, — продолжал тем временем Дамблдор. — А теперь представь, что пережил мальчик, когда услышал знакомый холодный голос. Ты догадываешься, кому он принадлежал?

Снейп вытаращил глаза на директора и буквально плюхнулся обратно в кресло.

Дамблдор был очень сдержан, неторопливо описывая собственную схватку с Волдемортом. На самом деле он сознательно тянул время, собираясь с силами, чтобы сообщить Северусу информацию, которая сегодня буквально перевернула его жизнь и, несомненно, столь же безжалостной будет и к жизни Снейпа.

* * *

— Поверить не могу, что он вот так просто взял и заявился в Министерство Магии, — признался Снейп. — И что же было дальше, Альбус? Неужели, получив от вас отпор, Темный Лорд просто ретировался, оставив Поттера в покое?

Губы Дамблдора дрогнули, но улыбки все-таки не получилось. Он лишь покачал головой:

— Нет, Северус. Все гораздо сложнее. Этот поединок был очень непростым, и, пока я приходил в себя, Волдеморт напал на Гарри.

— Поединок с Поттером?! — Снейп выглядел очень растерянным.

— На этот раз нет. Возможно, он не хотел больше рисковать, применяя заклинания, потому решил действовать наверняка, как уже делал не раз в этом году.

Снейп нахмурился:

— Он что же, попытался проникнуть в сознание Поттера?

— Да, Северус, и ему это вполне удалось. Но Волдеморт не просто проник в сознание — на какое-то время он подчинил себе Гарри.

Дамблдор старался сохранять спокойствие, рассказывая зельевару о самых кошмарных минутах в жизни мальчика. Но Снейп прекрасно видел, каких усилий это стоило директору. Когда он закончил, Мастер Зелий какое-то время просто молчал.

— Альбус, — наконец начал он, — но как такое возможно? Вы говорите, полный контроль?

Снейп покачал головой. Он уже не мог сидеть. Порывисто поднявшись, зельевар прошелся по кабинету, обдумывая услышанное, затем приблизился к своему креслу, но садиться не стал, а оперся руками о стол и в упор посмотрел на директора:

— Поттер — не пустой сосуд. Если мы говорим о полном подчинении, то в волшебном мире это возможно в случае добровольного согласия человека или при условии отсутствия у него магического потенциала. — В ответ на вопросительный взгляд Снейпа Дамблдор кивнул, и зельевар продолжил: — Насколько я понимаю, Поттер вовсе не приглашал Темного Лорда в свое сознание, да и наличие магического потенциала у мальчишки вопросов не вызывает. Тогда каким же образом?

Ответ у Дамблдора был, но, подбирая нужные слова, он начал издалека:

— Северус, тебе, как никому, известна особая связь, которая существует между ними. Не ты ли сам обучал Гарри окклюменции?

— Это так. Темный Лорд не раз проникал в сознание Поттера. Но, Альбус, вы говорили о минутах полного порабощения сознания. Это редкость. Таких случаев в истории нашего мира было немного. И потом, для этого существующей между ними связи недостаточно.

Сам того не подозревая, Снейп облегчил директору задачу, поскольку самостоятельно приблизился к приготовленной для него новости.

— Ты прав, Северус. Этого действительно недостаточно для полного контроля. Но он был. И мальчик смотрел на меня и говорил со мной, но… это был не Гарри. А значит, все сказанное подводит нас к печальному выводу: видимо, между ними существует и другая связь.

— Видимо? То есть вы не уверены в этом?

— Скажем так: я сомневался. До недавнего времени. Но события в Министерстве подтвердили мои предположения. Северус, я видел все это своими глазами, а потому в существовании иной связи между Гарри и Волдемортом я теперь убежден.

— Возможно, вы правы, но…

— Пожалуйста, сядь, Северус. Разговор будет долгим и тяжелым.

Дождавшись, когда Снейп вновь займет кресло, Дамблдор продолжил:

— Для начала я покажу тебе вот что.

Он коснулся волшебной палочкой нижнего ящика своего стола, затем закрыл глаза, неразборчиво пробормотал незнакомое Снейпу заклинание. Зельевар не преминул отметить его мощь, не почувствовать которую было просто невозможно. И уже через несколько мгновений Дамблдор положил перед Северусом какой-то тяжелый предмет, аккуратно завернутый в белую материю. Снейп пригляделся повнимательней и понял, что это был достаточно плотный вязаный платок. Осторожно дотронувшись до него, зельевар едва слышно спросил:

— Это шерсть единорога?

Дамблдор в ответ лишь кивнул.

О существовании подобных платков знал каждый волшебник, но далеко не каждому довелось увидеть их. И дело было даже не в чрезвычайной редкости и немыслимой дороговизне исходного материала, сколько в том, чтобы отыскать мастерицу, рукам которой удалось бы справиться с шерстью этого легендарного животного. В волшебном мире поговаривали, что такие искусницы рождаются раз в столетие.

— Ты догадываешься, что здесь завернуто? — Дамблдор было очень серьезен.

— Очевидно, какой-то черномагический артефакт. Подобные платки, насыщенные светлой магией единорога, способны сдержать разрушительное влияние черной магии.

— Я немного поправлю тебя, Северус: здесь очень мощный артефакт… и настолько исключительный, что даже этот белый платок из шерсти единорога померкнет на его фоне.

Снейп попытался обуздать набирающее обороты волнение, которое сейчас соседствовало с нетерпением.

— Ну что же, — Дамблдор взглянул на зельевара, — сейчас ты увидишь то, что я скрывал столько лет от постороннего взгляда.

Очень осторожно директор принялся разворачивать лежащий на столе предмет. Шерстяная ткань легко соскальзывает — и на стол ложится самая обычная с виду книга. Снейп едва удержал смешок, свидетельствующий о явном разочаровании. Конечно, все говорило о почтенном возрасте увесистого фолианта: и старый кожаный переплет, потертый так сильно, что название было почти невозможно прочитать, и давно потерявший свой блеск металлический замок, и пожелтевшие, изрядно потрепанные страницы. Но все равно это всего лишь книга!

Зельевар уже было протянул к ней руку, как внезапно вздрогнул от голоса директора:

— Нет, Северус, не прикасайся к ней. Поверь, так будет безопасней. Кроме того, открыть ее ты все равно не сможешь. Для этого есть одно очень необычное условие. Но сейчас речь не о нем. Я хочу, чтобы ты прочитал название. Конечно, сделать это непросто: большинство букв стерто. Но если постараться…

Снейп прищурился, пытаясь сложить в слово едва различимые буквы, которые не пощадило время. Прошло несколько минут, как вдруг… Зельевар даже закашлялся от неожиданности и уставился, не мигая, на Дамблдора. Этот взгляд просил, нет, требовал немедленного ответа:

— Она… эта книга… «Бессмертие» ?!! Это та самая…

— Да, Северус, это она.

Невозмутимого профессора Защиты сейчас было просто невозможно узнать, настолько тот был потрясен. Не отрывая взгляда от лежащей книги, он набросился на директора с вопросами:

— Но как, Альбус? Откуда она взялась? И вообще, возможно ли это?

— Как видишь, вполне возможно.

— Книга-легенда, книга-призрак…

Дамблдор невесело улыбнулся:

— Все верно, Северус, и эта одна из самых загадочных книг сейчас перед тобой.

Снейп очень внимательно разглядывал фолиант, но скептическое выражение с его лица так и не исчезло. Это было тем более странно, что неопровержимое доказательство существования легендарного артефакта сейчас находилось перед ним. В первые минуты лишенный заботливого платка и одиноко лежащий на столе том невольно напомнил младенца, слабого и беззащитного, которого распеленали и бросили на произвол судьбы.

— …когда идея обрести бессмертие обращается в манию. Тогда уже приемлемыми кажутся все средства, и волшебник постепенно погружается во тьму. В книге собраны все плоды этих многовековых поисков. Говоря точнее, здесь находится все, что черная магия может на сегодняшний день предложить волшебнику, пожелавшему стать бессмертным.

Что-то странное творилось сейчас в душе зельевара — это происходило против его воли и здорово отвлекало от рассказа директора. Через пару минут Снейп уже мог уверенно сказать, что от книги, лежащей на столе, исходила какая-то совершенно незнакомая сила. С одной стороны, она вызывала беспокойство и тревогу, а с другой — растущее с каждой минутой желание дотронуться до этого увесистого тома.

— …и все приходилось начинать почти сначала, — продолжал тем временем Дамблдор, не подозревая о смятении, охватившем зельевара. — Чтобы избежать ошибок предшественников, несколько черных магов решились объединить свои усилия. Результат не заставил себя ждать — их совместная деятельность увенчалась созданием этой рукописной книги.

— И как давно она в Хогвартсе?

— Давно, Северус. Очень давно. Она была здесь все то время, что я работаю. Раньше книга, как и множество других черномагических фолиантов, хранилась в Запретной секции нашей библиотеки. Но, когда стало известно об особом интересе, который проявляет к ней один очень целеустремленный студент, я попросил профессора Диппета немедленно изъять «Бессмертие» из Запретного отдела и надежно укрыть ее в директорском кабинете. С тех пор она никогда не покидала этой комнаты.

— Значит, «один целеустремленный студент»? Мне кажется, что я тоже с ним знаком.

Дамблдор невесело усмехнулся и развел руками.

— Да кто с ним сейчас не знаком, Северус?

— Так получается, что эти навязчивые идеи о бессмертии интересовали Темного Лорда еще в Хогвартсе? И, похоже, эту книгу он так тогда и не получил?

— Ни тогда, ни после окончания Хогвартса.

Снейп вновь уставился на увесистый том, при этом взгляд его выражал недоумение.

— И как же эта книга поможет объяснить какую-то особую связь между Поттером и Темным Лордом?

Дамлбдор не ответил. Он поднялся из кресла и, направив палочку на лежащий на столе фолиант, властно потребовал:

— Alohomora!

Никакого движения. Никакого шевеления. Но, похоже, Дамблдора это вовсе не смутило. Оставив волшебную палочку, он по-хозяйски возложил обе руки на старый, потертый переплет. Прошло несколько мгновений, и книга сдвинулась с места, затем раздался щелчок замка — и она распахнулась. Желтые станицы приветливо зашелестели, перекатываясь изящной волной слева направо и обратно. Директор так и не позволил Снейпу коснуться лежащего на столе тома. Он сам открыл нужную страницу и воспользовался переводными чарами. Снейп быстро пробежал глазами первую строчку и едва не потерял дар речи — в книге речь шла о хоркруксах.

Наверное, это было одно из самых таинственных слов волшебного мира. Отыскать где-либо информацию о хоркруксах было почти невозможно. Целый клубок слухов, один нелепей другого, ворох выдуманных легенд и нелепых историй, леденящих кровь, — вот и все, чем могли похвастаться «знатоки».

Снейп буквально накинулся на предложенную информацию. Но, прочитав полстраницы, ощутил невероятную усталость и резь в глазах. Боясь упустить столь исключительную возможность, зельевар вновь обратился к написанному. Но хватило его только на страницу: глаза слезились так сильно, что строчки просто сливались.

Едва только Снейп откинулся на спинку кресла и прикрыл измученные глаза, Дамблдор захлопнул книгу и торопливо накрыл ее платком из белой шерсти.

— Не удивляйся, Северус, твое состояние вполне объяснимо. Такова особенность книги: быстро ее не прочитать. Она запрашивает слишком высокую цену, информации выдает по крупицам, а сил вытягивает очень много. Но, поскольку книга эта единственная, выбирать не приходится. Меня хватает только на полстраницы.

— И вы читаете ее каждый день?

— Приходится. Мне нужна эта информация, Северус, а других источников, как тебе известно, нет. Но давай вернемся к предмету нашего разговора.

— Так вы считаете, что Темному Лорду все-таки удалось узнать что-то новое о хоркруксах?

— Я уверен, что Волдеморту удалось добыть эту информацию. Более того, Северус, ему удалось это создать.

Снейпу вдруг показалось, что повеяло холодом. Услышанная новость была настолько неожиданной и страшной, что он лихорадочно старался отыскать, зацепиться хоть за какую-нибудь идею, которая позволила бы считать весть о хоркруксах не более чем чудовищной шуткой.

— Но, Альбус, вы ведь сами сказали, что книга в руки Темного Лорда не попала. Тогда каким же образом...

— Ты и правда веришь, — перебил Дамблдор раздосадованного зельевара, — что для Волдеморта существуют непреодолимые препятствия?

Снейп лишь пожал плечами. Директор не стал дожидаться ответа и продолжил:

— Не сумев заполучить книгу, он пошел другим путем: отыскал мага, которому удалось создать хоркрукс и благодаря этому вернуться в жизнь после собственной смерти.

— Вот как? В настойчивости Темному Лорду и правда не откажешь. Но вряд ли черный маг, создавший хоркрукс, был настолько наивен, что вот так просто взял и раскрыл Темному Лорду свою тайну.

— Ты прав. С подобными знаниями так просто не расстаются. И получил их Волдеморт отнюдь не в подарок — он зарабатывал их в течение четырех лет.

— Четыре года… — зельевар наморщил лоб. — Так значит, вам удалось узнать, куда Темный Лорд так внезапно пропал и где скрывался несколько лет?

— Верно, Северус, теперь мне известно все. С того дня, как семикурсник Том Риддл закончил Хогвартс, я не спускал с него глаз. Но о его «службе» одному из самых загадочных черных магов мне стало известно сравнительно недавно.

— Я даже представить себе боюсь, как зарабатывал необходимую информацию Темный Лорд. Надо полагать, жуткие изменения в его внешности произошли в эти четыре года? — получив от Дамблдора необходимый кивок, Снейп продолжил: — И какого же рода услуги понадобились человеку, обманувшему саму смерть?

— Нет, Северус, не обманувшему… Я бы сказал иначе. Скорее, заключившему со смертью сделку, сумевшему с ней договориться... — предугадав вопрос Снейпа, Дамблдор уточнил: — Его вторая жизнь была непродолжительной, и он уже давно покоится. Вот только сомневаюсь, что с миром. Но давай вернемся к твоему вопросу. Тебя интересовали услуги, которые потребовались от Тома Риддла. Думаю, что ты и сам об этом догадаешься, когда я назову имя его наставника. — Дамблдор сделал паузу и, не отводя взгляда от черных глаз, в которых горело нетерпение, сказал отрывисто: — Фарамант.

Дамблдор не ошибся: имя волшебника действительно объяснило Снейпу многое. Было очевидно, что суть зельевар ухватил, но некоторые детали явно требовали пояснения:

— Фарамант, — задумчиво повторил он. — Маг–изгой, маг–отшельник. А кроме того, он — создающий?

— Не буду спорить. Все верно: и изгой, и отшельник. Нам же особенно важно то, что Фарамант действительно создающий, со всеми вытекающими отсюда особенностями и столь редкими в нашем волшебном мире сексуальными предпочтениями. А теперь свяжи воедино его одиночество и его дар создавать новые заклинания... Думаю, теперь ты догадываешься о природе услуг, которые Фарамант требовал в течение четырех лет от весьма привлекательного и на все готового молодого человека?

От привычной невозмутимости на лице Снейпа не осталось и следа — стало совершенно очевидно, что он ошеломлен услышанным.

— Вы намекаете на то, что Темный Лорд в течение какого-то времени оказывал Фараманту сексуальные услуги?

— И не только это. Тома и его наставника связывал очень необычный контракт. Все четыре года они, не поднимая головы, занимались научными изысканиями. Естественно, все их опыты крутились вокруг одной идеи: отыскать способ преодолеть главную человеческую слабость — смертность. Сам понимаешь, насколько ценным приобретением был для Фараманта Том: талантливый, целеустремленный, фанатично преданный делу и готовый на все. Но вернемся к контракту. Наставник обязался передать ученику все свои знания, все сделанные открытия, обучить созданным заклинаниям, которых было немало. И все это в обмен на четырехлетнее полное порабощение. Вижу сомнение в твоих глазах, Северус. Но знания о хоркруксах и чудовищные изменения во внешности Тома — неоспоримые доказательства существования этого контракта. Добавлю только, что когда-то наши с Фарамантом жизненные пути пересекались, поэтому о нравах этого мага я знаю не понаслышке. И уж будь уверен: этот волшебник никогда не упускал своих возможностей. Ничуть не сомневаюсь, что он получил от Тома все, что только было возможно.

— Я не думал сомневаться в ваших словах, Альбус, и уж тем более не хотел их оспаривать. Просто... просто все это так неожиданно и так не вяжется с нынешним образом одного из самых сильных черных магов. Но вот что мне не дает покоя... зная характер Темного Лорда, сложно предположить, что он сдерживался четыре года. Просто, обладая такой силой...

— Не было у него никакой силы, Северус! — нетерпеливо перебил Дамблдор. — Ты упускаешь важную деталь: Вольдеморт — не создающий. При всей его мощи он всего лишь обычный маг и никогда не был одним из нас.

Снейп кивнул в ответ и скривился в очень неприятной, почти пугающей улыбке:

— А ведь неплохо придумано, Альбус. Сексуальный контакт создающего с обычным волшебником временно лишает последнего магической силы. Да, в сообразительности Фараманту не откажешь.

— В коварстве ему тоже не было равных. Днем он нещадно эксплуатировал таланты и работоспособность Тома, вечерами превращал его в подопытного кролика: испытывал на нем многочисленные зелья и новые заклинания, подвергал части его тела различным деформациям. И даже ночью не давал ученику покоя, используя молодое и привлекательное тело для реализации своих безграничных сексуальных фантазий.

— Да, — Снейп покачал головой и презрительно сжал губы, — дорого достались Темному Лорду эти знания. Не думаю, чтобы он простил своему наставнику эти четыре кошмарных года.

Дамблдор кивнул:

— Я уверен, что и Фарамант об этом догадывался, но, похоже, смирился с подобной участью. Получив необходимые знания и умения, Волдеморт безжалостно расправился со своим наставником. Более того, перед убийством он даже поставил Фараманта в известность о том, что его смерть послужит на пользу их общему делу, станет своеобразным экзаменом для терпеливого ученика.

— Темный Лорд убил своего учителя… — Снейп даже не спросил, а просто констатировал факт.

— Это так. Фарамант и стал необходимой жертвой, позволившей Волдеморту создать свой первый хоркрукс.

Снейп в недоумении уставился на своего собеседника:

— Первый?! Значит, есть еще один? Но разве такое возможно? Альбус, что же вы молчите?!

Ему показалось, или руки Дамблдора действительно дрожали? Вот и дыхание сбилось. А зачем понадобилось старику жемчужно-серое перо, которое он взял в руки? Видимо, таким образом директор пытался унять дрожь, но, потерпев поражение, безжалостно разломил хрупкий стержень пополам. Почему Дамблдор молчит? Почему так долго? Неужели полагает, что после всего услышанного он может поведать зельевару что-то еще белее страшное?

Как оказалось, Дамблдор смог...

— ... Надеюсь, — поинтересовался директор, заканчивая повествование, — услышанного будет довольно, чтобы ты поверил мне, Северус? Гарри. Наш Гарри является одним из хоркруксов.

Во время рассказа Дамблдора Снейп сидел в кресле, боясь пошевелиться. Доказательств, представленных директором, было вполне достаточно, чтобы отмести все сомнения. Просто обрушившаяся новость неожиданно причинила зельевару физические страдания: сильно сдавило грудь, кровь почти ощутимо клокотала в венах и, словно прорвав своим неистовым напором какую-то неведомую плотину, билась и билась в виски.

Дамблдор выдал ему эту чудовищную информацию и почти в ту же минуту растерял все свое мужество — вероятно, во время беседы со Снейпом он держался из последних сил. Но помочь ему зельевар сейчас не мог, поскольку сам был близок к отчаянию.

Пятнадцать лет назад годовалый ребенок стал хоркруксом. В ту роковую ночь жестокая судьба натешилась вдоволь. Две яркие вспышки зеленого света, ледяной смех убийцы — и малыш остается сиротой. Но этого оказалось мало. Еще один зеленый луч — и лоб мальчика обезображен зигзагообразным шрамом.

Снейпа начало лихорадить.

Как, должно быть, мальчик кричал в ту роковую ночь.

Он кричал от страха, от впервые испытанного одиночества и навечно впечатавшейся в его лоб безжалостной молнии.

А сегодня эта роковая молния настигла и Снейпа. Пятнадцать лет спустя после той страшной ночи уродливый зигзаг полоснул и по его жизни, одним махом обесценив все его жертвы и подвиги, лишив тверди под ногами и цели, к которой он столько шел.

— Вот о какой связи между ними я тебе говорил, — донесся до зельевара безжизненный и очень слабый голос директора.

— А Темный Лорд? Он понял что-нибудь?

— Не думаю, Северус. Наверняка он связал легкость собственного проникновения в сознание Гарри только со шрамом. И Волдеморт не должен узнать о существовании у него еще одного хоркрукса. Запомни это, Северус. Ни при каких обстоятельствах он не должен об этом узнать.

— Альбус, так получается, все наши попытки сохранить мальчишке жизнь не стоят и ломаного гроша? Скажите мне правду: он обречен?

— Я не знаю, Северус, — едва слышно произнес директор и кивнул на легендарную книгу, покоящуюся сейчас на столе и прикрытую белым платком из шерсти единорога. — Я продолжаю искать ответ на этот вопрос. Просто случай этот уникальный, ничего подобного в волшебном мире еще не происходило. Поверь мне, я делаю все возможное.

— Позвольте мне тоже. И я бы мог...

— Нет, Северус, не стоит. Общение с «Бессмертием» без последствий не проходит. Даже моих сил удержать рвущуюся наружу тьму не всегда хватает. А у тебя ежедневно уроки, ты общаешься с детьми. Пожалуйста, оставь это дело мне.

Почувствовав стальные нотки в голосе директора, Снейп протестовать не стал. Он еще раз окинул взглядом усыпанный осколками пол и поинтересовался:

— Поттер разбил ваши приборы, потому что узнал правду?

— Часть. Всего лишь еще одну часть одной большой правды.

— Тогда что значит устроенное им представление?

— А ты считаешь, что он мало перенес сегодня и не имеет права на это, как ты выразился, «представление»? Он слишком много сегодня потерял. А осколки... Это всего лишь его разбитое детство, Северус. Приглядись к ним повнимательней. Вон там, у ножки стола, поблескивают жалкие остатки его наивности, а у дивана беспомощно распласталась его доверчивость. Посмотри-ка сюда: за шкаф закатилась уже ни к чему не годная спиралька. Это остатки беззаботности. А если ты обратишь внимание на те искореженные предметы у двери, то без труда узнаешь в них разбитые мечты о семейном счастье с погибшим сегодня крестным... — В глазах Дамблдора стояли слезы. — А около твоих ног, Северус...

— Довольно! — Снейп испуганно посмотрел под ноги. — Хватит, Альбус, успокойтесь. Прошу вас! — Северуса заметно трясло, голос его постоянно срывался.

Почти в ту же минуту зельевар схватился за левое предплечье. Дамблдор, встретившись с ним взглядом, прочитал в горящих черных глазах откровенный ужас.

— Альбус! Это вызов Темного Лорда. Я не смогу. У меня нет сил!

Дамблдор резко поднялся из кресла:

— Северус! Пожалуйста, возьми себя в руки. У тебя мало времени.

— Но как? Как я явлюсь к нему сегодня после всего, что узнал?! Здесь никакая окклюменция не поможет — я не смогу что-либо скрыть.

Дамблдор, оказавшись за спиной зельевара, положил обе руки ему на плечи, но, почувствовав дрожь, на несколько мгновений прижал голову Снейпа к своей груди:

— Прости меня, Северус. Здесь я бессилен тебе помочь. Вот только мне иногда кажется, что для тебя нет ничего невозможного.

Снейп не ответил Дамблдору. Он снова скривился, схватившись за предплечье. Темный Лорд проявлял нетерпение. Кивнув на прощание директору, зельевар решительно направился к камину.

— 3 -

Reparo!

Поджав под себя ноги и удобно устроившись на диване, Снейп вспоминал события, случившиеся полгода назад. Завернувшись в теплый плед, он наблюдал за ежевечерней трапезой ярко-оранжевого пламени в камине.

В течение короткого зимнего дня неугомонному огню позволялось лишь слегка поддерживать тепло в комнате, а потому рацион этой весьма прожорливой стихии сокращался до минимума. Но вечером хозяин очага щедро награждал послушный огонь за многочасовое воздержание. В камин неизменно выкладывалась внушительная горка дров, и изголодавшееся за день пламя приступало к ночному пиру. Не спеша, как истинный гурман, огонь сначала лишь облизывал своими жадными языками обреченные на сожжение поленья. Но вот, словно разбудив неуемный аппетит, он уже увлеченно вгрызался в неподатливую деревянную плоть, весело хрустел, щелкал и время от времени задорно выпускал вверх фейерверки мельчайших искр.

Многочисленные осколки на полу как и полгода назад отражали блики ненасытного огня. Но это уже были осколки утраченных иллюзий Снейпа. Здесь и слабые надежды на то, что директор все-таки ошибся, и вера в то, что великий Дамблдор обязательно найдет выход из тупика и избавит мальчишку от висящего над ним приговора.

Удивительные события сегодняшнего вечера, настойчиво швыряющие судьбу Поттера в руки зельевара, убедили его в одном: мальчишка должен жить. И он будет жить.

— Reparo! — Снейп направил волшебную палочку на осколки хрустального фужера, и тот спустя пару минут очутился в руках Северуса. Несколько трещинок, конечно, лишили его прежней безупречности. Но он цел — и это главное. Минуту спустя перед Снейпом уже были каминные часы. Падая, они не разбились, но от удара бег стрелок остановился. Прежде чем завести их вновь, Снейп неожиданно для себя загадал: если механизм заработает и часы пойдут, то Поттеру удастся выжить.

Десять минут спустя, перепробовав все знакомые заклинания, позволяющие починить сломанные механизмы, зельевар так и не смог завести старинные часы. В самую последнюю минуту, в порыве отчаяния, понимая, что это заклинание здесь не сработает, он произнес:

— Reparo!

Что-то щелкнуло в корпусе часов, послышался мелодичный перезвон — и стрелки ожили.

Через пару минут уже ничто в гостиной не напоминало об устроенном погроме: все предметы вернулись на свои места. Не было на столе лишь бутылки с ароматным молодым вином, которое так и не успело обзавестись изысканным букетом.

События сегодняшнего вечера вынудили Снейпа наконец-то принять важное решение, которое зрело уже не один месяц. У Дамблдора было полгода. Он так ничего и не нашел, ничего не предложил. Значит, возникла необходимость нарушить данное слово и заняться поисками самому. Он не пошлет мальчишку на смерть, не бросит его в ту чудовищную воронку. Он справился с собственными осколками, а значит, поможет собрать их Поттеру. Что-то, вроде наивности и беззаботности, утеряно уже навсегда. Но за надежду и веру мальчишки, за его мечты о семейном счастье побороться стоило.

И вот уже на столе появляется еще одна тетрадь — точная копия той, в которой Снейп делал записи для Дамблдора. Окунув перо в чернильницу, зельевар решительно вывел на первой странице: «Поттер».

Призывая чернила, он не уточнил, какие именно должны появиться на столе. Появились зеленые.

И глаза у Поттера зеленые.

Хороший цвет.

Цвет надежды.

Субботний Хогвартс

1

За ночь зимний ветер, холодный и порывистый, одержал полную победу в своей многодневной битве с целым полчищем иссиня-черных туч. Не устояв перед столь стремительным напором, они были буквально растерзаны на рваные грязные клочки и с позором отправлены в далекое изгнание. После этого, словно притомившись, ветер затих, а вместе с ним успокоились и верхушки вековых деревьев Запретного Леса.

Незадолго до рассвета старый Помони, ежась под мохнатой коричневой шкурой, выбрался из пещеры, долгие годы служившей надежным убежищем воинственному табуну кентавров. Старейшина так и не смог забыться в эту беспокойную ночь. Мысли, одна другой тревожней, отгоняли чуткий сон старика. Помони очень хотелось ошибиться в собственных прогнозах, но сигнал, увиденный ночью, окончательно лишил его покоя. Эти изумрудные блики всегда были предвестниками грядущего потрясения, которое ожидает волшебный мир.

Ночью, греясь у разведенного огня и рассматривая беззаботно спящих кентавров, он решил на какое-то время утаить тревожную новость. Все его подопечные разговаривают со звездами, вот только большинству из них истина откроется не сразу. Чтобы заметить едва различимый знак, нужен особый дар, который встречается крайне редко.

— Вам, Бэйн и Магориан, я вижу, тоже не спится? — внезапно спросил старейшина, даже не взглянув на кентавров, растерянно застывших у входа в пещеру. — Напрасно вы поднялись в такую рань: уставшему за день телу необходимо дать отдых.

— Мудрый Помони не спал всю ночь, — негромко начал Бейн. — Старейшине нездоровится?

В эту минуту грозный кентавр Бейн, к которому даже бесстрашный Хагрид предпочитал не приближаться, очень изменился: в обычно злобном и диковатом взгляде теперь читались почтительность и забота, а в голосе звучала тревога.

Вожак величественно обернулся к говорившему:

— Твои волнения напрасны, Бейн. Помони здоров.

Он хотел продолжить, но внезапно был перебит нетерпеливым гнедым кентавром:

— Тогда почему старейшина покинул пещеру?

Ответом явно забывшемуся смельчаку был суровый взгляд желтых глаз — оробевший Магориан вмиг умолк. Вожак выдержал необходимую паузу и назидательно заметил:

— Значит, у Помони имелись причины, вынудившие его искать уединения. Возвращайтесь в пещеру. Сегодняшний день будет полон забот и потребует от вас немало сил.

Кентавры уже покорно двинулись обратно, как вдруг…

— Бейн! — раздался властный призыв. Старейшина заговорил очень уверенно, и тон его не допускал ни малейшего возражения: — Очень скоро отверженный будет искать встречи с вожаком. Помони запрещает кому-либо из табуна препятствовать нашему общению.

Потрясенный услышанным, Бейн с трудом подобрал ответные слова:

— Старейшина хочет… чтобы отверженный… вернулся? — ноздри кентавра раздувались от гнева. — Табун с позором изгнал предателя, так неужели мудрый Помони желает…

— Мудрый Помони желает его видеть и с ним говорить. Как только отверженный появится в лесу, он останется в табуне, и с этой минуты к нему вернется прежнее имя.

В глазах Бейна и Магориана застыл ужас.

— Но старейшина хотя бы объяснит табуну свое решение? — срывающийся голос черного кентавра выдавал бушующий в его душе гнев.

— Старейшина не обязан объяснять свои поступки, — отрезал вожак. — Позже… немного позже кентавры поймут причины такого решения. И еще… отверженный явится сюда не один. Вы должны беспрепятственно проводить ко мне его спутника… этого… человека.

— Человека?! — не сдержался пылкий Магориан. — Известно ли старейшине, кто именно придет с отверженным?

Помони отвернулся от разгоряченных кентавров.

— Это будет директор школы волшебников, Альбус Дамблдор.

Бейн и Магориан недоверчиво смотрели в спину вожаку.

— После того, что случилось полгода назад с той отвратительной и высокомерной женщиной? — гнедой кентавр презрительно сплюнул на снег. — Мудрый Помони уверен, что белоголовый старик вновь осмелится заявиться сюда?

— Помони в этом уверен.

Чуть позже, когда Бейн и Магориан вернулись в пещеру к огню, вожак, задумчиво глядя в сторону розовеющего востока, добавил:

— Дамблдор вновь появится здесь — у него просто не будет другого выхода.

2

Обычно по выходным дням на завтраке в Большом зале было немноголюдно: уставшие за неделю студенты предпочитали крепкий сон. Но это субботнее утро было особенным: большинство учащихся все-таки спустилось к трапезе.

Дамблдор явился на завтрак прямо из больничного крыла. Разбудить мадам Помфри так и не удалось, и поэтому на посту сиделки его временно сменила профессор Макгонагалл.

В Большом зале директора встретил непривычно громкий рой голосов — это жертвы бойцовых огурцов, вчера еще упорно не желавшие делиться впечатлениями о пережитом, сегодня явно наверстывали упущенное. Наступил звездный час шестикурсников Гриффиндора и Слизерина: студенты слушали их разинув рты.

Все были так поглощены последними событиями, что не обратили особого внимания на весьма необычный завтрак. Конечно, ничего экзотического не было ни в гречневой каше на молоке, ни в кукурузных лепешках, ни, наконец, в щедрых порциях янтарного меда (к слову, тоже гречишного). Просто два последних деликатеса подавались к завтраку нечасто, а горячее молоко с разварившимися крупинками гречки так и вообще впервые появилось на столах Большого зала. Подобное меню вполне можно было бы отнести к кулинарному эксперименту хогвартских эльфов, если бы не одно обстоятельство.

Альбус Дамблдор, восседающий во главе учительского, смотрел на предложенное угощение, едва сдерживая отвращение. Если бы он только догадывался, кому обязан тем, что выйдет из-за стола голодным! А ведь виновник сидел совсем рядом. Он не только знал, почему на столах сегодня такое необычное и скудное меню, — он лично его разработал, а потом продиктовал эльфам-поварам. Те попробовали было возмутиться, но субординацию в древнем замке еще никто не отменял, поэтому трудолюбивые и послушные домовики не посмели нарушить приказ смотрителя.

Профессор Слагхорн, облаченный в бордовую мантию, выглядел несколько озабоченным. Медленно и безучастно он поглощал блюдо из гречки, но было видно, что мысли его где-то очень далеко. Все внимание зельевара сейчас занимала массивная дверь, ведущая в Большой зал — он явно кого-то ждал (и, судя по лукавым взглядам коллег, те были прекрасно осведомлены, кого именно). Из состояния задумчивости Слагхорна вывел директор:

— Гораций, мне бы очень не хотелось нарушать твои субботние планы, но после завтрака загляни, пожалуйста, в больничное крыло. Нам нужно поговорить.

— Конечно, Альбус, — отозвался зельевар и не мешкая попытался подняться из-за стола.

— Это не так срочно. Я сам немного задержусь… — Дамблдор кивнул в сторону нетронутого завтрака и пояснил: — Мне нужно переговорить с Аргусом. Впрочем, можешь не дожидаться меня. В больничном крыле сейчас Минерва. Она тебе объяснит, что случилось и какая помощь…

— Минерва?! — Слагхорн вперил в директора взор, полный недоумения и тревоги. — Минерва в больничном крыле?!

Проявив изумительную прыть, весьма неожиданную для столь почтенного возраста и столь внушительной комплекции, Гораций в тот же миг вскочил из-за стола и устремился через длинный проход между ученических столов к массивной двери. Изумленный Дамблдор лишь безнадежно махнул рукой, глядя ему вслед.

Снейп, успевший перед завтраком пообщаться с директором, уже знал, что ночь для обитателей больничного крыла прошла без изменений: оба пациента и колдомедик крепко спали сейчас, презрев все режимные моменты.

Профессор Защиты подозрительно вглядывался в лица слизеринцев и гриффиндорцев. Когда тревоги, связанные с Поттером, постепенно отступили, перед Снейпом со всей очевидностью вдруг нарисовались эпизоды собственного приключения в злополучной теплице. Нетрудно представить реакцию студентов на рассказ Малфоя или Поттера о том, в каком виде появился перед ними в теплице декан Слизерина. Но волнения его были преждевременными: студенты явно ничего не знали. Учитывая поведение Поттера в душе, удивляться его молчанию не стоило. Но почему Драко не развлек друзей весьма пикантной историей? Это было тем более странно, что Малфой, брошенный своим деканом на расправу Филчу, имел прекрасную возможность поквитаться.

— Мистер Малфой, — обратился Мастер Зелий к своему студенту, — нам необходимо поговорить. Домовик передаст мое распоряжение: в обозначенное время вам надлежит быть в зале для аудиенций.

— Да, сэр.

Малфой не выглядел удивленным — казалось, он только этого и ждал. Возможно, ради подобного приглашения юноша и спустился к завтраку. Сразу после слов Снейпа он кивнул приятелям и двинулся к выходу. Еще один нетронутый завтрак сиротливо остался стоять на столе. Правда недолго. В отличие от многих студентов, ненасытным Крэббу и Гойлу новое меню явно пришлось по вкусу, и порцию Драко они разделили по-братски.

Блэйз Забини, обильно смазывая кукурузную лепешку медом, не без досады должен был признать, что неожиданно вышедший из-под контроля взгляд (явно против воли своего хозяина) постоянно обращался к соседнему столу, отыскивая каштановые кудри гриффиндорской грязнокровки. Но попытки отыскать девушку оказались тщетными: Гермиона, как и все ее приятели, на завтрак не вышла. Так что гречишный мед был как нельзя кстати: ему предстояло подсластить горечь разочарования.

Дамблдор так и не дождался Филча. Когда почти все разошлись, директора ненадолго отвлекла профессор Синистра. Школьный смотритель, воспользовавшись этой заминкой, быстро выскользнул из Большого зала. Разочарованно вздохнув, голодный директор поднялся из-за стола и решил отложить запланированную беседу на более подходящее время. Что-то недовольно бормоча себе под нос, старик направился в больничное крыло.

3

Когда запыхавшийся профессор Слагхорн распахнул дверь лазарета, он, к собственному облегчению, увидел совершенно здоровую Минерву Макгонагалл, которая в тот момент была чрезвычайно занята: очень сердито она выговаривала что-то своему подопечному. Застывший посреди палаты мистер Лонгботтом, бледный, в сильно измятой мантии, имел весьма испуганный и виноватый вид. Появление Слагхорна явно сыграло юноше на руку: возможно, не случись оно, декан Гриффиндора и не подумала бы столь быстро свернуть воспитательное мероприятие.

— Полагаю, вы сделаете из всего произошедшего верные выводы, и впредь ничего подобного не случится, не так ли, мистер Лонгботтом?

Невилл не сразу сообразил, что смертная казнь отменяется. Но когда все-таки понял, то закивал так усердно, что Слагхорну показалось: голова ошалевшего от радости студента вот-вот оторвется.

— Ступайте, мистер Лонгботтом, и серьезно поговорите со своими друзьями. Обрисуйте им в деталях все, что случилось сегодня ночью. Надеюсь, им будет стыдно.

— Да, мэм, я им скажу… все… будет стыдно… простите…

Выскочив из больничного крыла, Невилл с облегчением вздохнул, затем прижался лбом к деревянной поверхности массивной двери и замер так на несколько мгновений. Но вот, заслышав далекие шаги, он боязливо повел плечами и быстро побежал в факультетскую башню.

* * *

И без того немалая скорость мистера Лонгботтома увеличилась бы в несколько раз, знай он, кто приближается сейчас к больничному крылу. А к лазарету уже подходил профессор Снейп. Распахнув дверь, он невольно стал свидетелем очень милой сцены: взволнованный сверх меры Слагхорн выпытывал у профессора Макгонагалл, как та себя чувствует и по какой причине отсутствовала на завтраке. Щеки Минервы раскраснелись, и, хотя ответы ее не отличались многословием, а голос выражал досаду, было совершенно очевидно: подобное внимание ей льстит.

Профессор Макгонагалл как-то уж слишком обрадовалась появлению Снейпа. Не дав коллеге опомниться, декан Гриффиндора поспешила сдать дежурство.

— Мистера Лонгботтома я отправила в факультетскую башню: он выглядел вполне здоровым. Поппи и мистер Поттер еще спят. Все тихо и спокойно.

Снейп благодарно кивнул коллеге, но в тот момент, когда та уже направилась к выходу, остановил ее:

— Я надеюсь, Минерва, учитывая события сегодняшней ночи, вы с Дамблдором примете соответствующие меры. В Хогвартсе многое случалось, но чтобы такое! И где? В больничном крыле! Вы должны…

— Когда у меня возникнут вопросы, касающиеся должностных обязанностей, непременно проконсультируюсь с тобой, Северус.

Развернувшись, Макгонагалл распахнула дверь.

Явно рассерженный отповедью коллеги, Северус с трудом подавил в себе растущее раздражение и попытался рассказать Горацию о ночном происшествии, но в мыслях Слагхорна все еще безраздельно царила Минерва. На щеках профессора Зельеварения цвел яркий румянец, а взгляд был прикован к двери в надежде, что та сейчас вновь откроется…

Дверь и впрямь внезапно распахнулась, и в больничное крыло вошел немного запыхавшийся директор. Без лишних церемоний он сразу направился в покои мадам Помфри, приглашающе кивнув Слагхорну и бросив ему на ходу:

— Гораций, у нас возникли проблемы.

Профессор Зелий послушно двинулся за Дамблдором, а Снейп задержался ненадолго, чтобы осмотреть спящего Поттера.

Мадам Помфри лежала в той же позе, что и вчера. И беспробудный сон, и возникающая время от времени улыбка были прежними.

Снейп и Дамблдор в ожидании покосились на коллегу, не сводящего глаз с мадам Помфри. Но увиденное его не испугало и не удивило — создавалось впечатление, что все было в порядке вещей.

— Вот в таком состоянии она находится уже много часов и просыпаться, похоже, не собирается, — озабоченно качая головой, начал Дамблдор. — Нам необходима твоя помощь, Гораций.

Слагхорн, словно очнувшись от наваждения, вздрогнул и в то же мгновение отвернулся к окошку, явно избегая требовательного взгляда голубых глаз.

— Да как же ей можно помочь? Я же не колдомедик. Признаться честно, я вообще не представляю, что тебя натолкнуло на эту мысль, Альбус.

— Возможно, это, Гораций! — прервал его Снейп и протянул учителю знакомую склянку, изъятую ночью из кабинета зельевара. Увидев недоумение на круглом лице, Северус уточнил: — Мне понадобилось несколько капель этого яда. Конечно, следовало бы попросить столь ценный ингредиент у хозяина, но ничего не получилось.

— Почему же не получилось? — все еще не понимая, бормотал Слагхорн. — Если это действительно было так необходимо, я бы охотно поделился. Ты напрасно испугался, Северус.

— Да нет, Гораций, дело вовсе не в моем испуге — все куда сложнее. Проблема в том, что вы тоже спали. Крепко. Беспробудно. Как Поппи.

— И улыбался точно так же, как она сейчас, — счел нужным добавить Дамблдор.

— Сходство было абсолютным. Просто два величайших счастливца в Хогвартсе! Да что там в Хогвартсе — берите шире! — хмыкнул Снейп.

Слагхорн напоминал сейчас нашкодившего подростка: вид у него был до того виноватый, что ведущие допрос профессора едва сдерживали улыбки. Гораций опять помялся и пробормотал что-то невразумительное себе под нос, но потом все же решился:

— Видите ли, в чем дело… не то чтобы я старался это скрыть… вы не подумайте ничего плохого. Просто все это находится пока в экспериментальной стадии, и проведена еще не вся серия запланированных опытов.

— Ты взялся за новые исследования? Ты?! Я не верю собственным ушам! — лицо Дамблдора выражало крайнюю степень изумления.

— Да… после всех зароков и клятв это действительно выглядит довольно странно. И поверь мне, Альбус, сам бы я и не подумал погружаться в очередной эксперимент… просто…

— А дальше, по всей видимости, нас ждет занимательное повествование о каком-нибудь змее-искусителе? — вмешался Снейп.

Слагхорн кивнул и со вздохом признался:

— Видит Мерлин, я этого не хотел. Да, речь пойдет о змее-искусителе, точнее, о двух сразу.

4

Уже приближаясь к портрету Полной дамы, Невилл отметил про себя, что в замке на удивление немноголюдно. А еще он с облегчением понял, что напрасно опасался расправы: немногочисленные группки студентов, встретившиеся ему по пути, имели самые мирные намерения и даже почтительно приветствовали прославившегося герболога.

В Гриффиндорской башне юношу ждали с большим нетерпением и устроили настоящую овацию. Из плотного кольца обнимавших его рук Невилла буквально выдернули близнецы Уизли.

Заботливо поставив герболога на пол, они слегка подтолкнули его к креслам у окна. На диване, крепко прижавшись друг к другу и закутавшись в один клетчатый плед, сидели Рон, Джинни и Гермиона. Таким образом, все участники вчерашней пирушки, за исключением Гарри, были в сборе. Невилл опустился в свободное кресло, близнецы расположились напротив. Юноша внимательно оглядел друзей и покачал головой: мрачные лица, ввалившиеся глаза у девушек и мешки под глазами у Рона. Только близнецы выглядели веселыми и оживленными, словно их и не было вчера в больничном крыле.

Первым прервал молчание Фред:

— А где Гарри? И как вы там… ну… вообще? Все в порядке?

— Со мной — да, как видите. Чего не скажешь о Гарри.

— Что с ним?! — одновременно воскликнули Джинни, Гермиона и Джордж. Рон промолчал, но заметно побледнел.

Рассказ Невилла просто потряс воображение слушателей. И что с того, что он сгустил краски, описывая сцену собственного допроса у Снейпа? В итоге по драматичности беседа с Мастером Зелий вполне тянула на описание пыток у самого Волдеморта. Да и рассказывая о мучениях Гарри, юноша не поскупился на ужасающие сравнения. Когда повествование подошло к концу, друзья, раздавленные чувством собственной вины, еще долго сидели в абсолютной тишине. Затем Невилл получил-таки полагающуюся порцию охов и вздохов, прославляющих его стойкость и редкий дар — умение по-настоящему дружить. А когда немного растерявшегося герболога поцеловала Джинни, тот уже с уверенностью мог сказать, что поймать удачу за хвост, пусть и с небольшим опозданием, ему все-таки удалось.

Полчаса спустя, переодевшись, Невилл спускался из спальни, когда уже на подступах к общей гостиной был остановлен поджидавшими его близнецами.

— У нас к тебе разговор, — начал Джордж.

— Очень важный! — подмигнул Фред. — Ты куда-то собрался? Давай так: мы проводим тебя и по дороге побеседуем.

— Хорошо, — согласился Невилл, но голос его при этом звучал как-то неуверенно. — Я собирался в теплицы. Хочу посмотреть, что там стало с бой-огурцами после вчерашнего.

— В теплицы? — переспросил явно довольный Джордж.

— К бой-огурцам? — уточнил сразу заулыбавшийся Фред.

— Великолепно! — подытожили оба брата. — Вот о них-то мы и хотели с тобой поговорить.

Подхватив немного обалдевшего изобретателя под руки, близнецы уверенно двинулись к портрету Полной дамы, взяв курс на школьные теплицы.

5

С первыми лучами солнца профессор Спраут была уже у теплиц. Ей тоже не спалось в эту ночь. Сердобольные Минерва и Синистра утешали ее весь вечер и напоили Помону своими «фирменными» успокоительными зельями. Но сон так и не пришел к отчаявшейся женщине.

К экспериментальной теплице она приближалась, едва дыша от волнения и рисуя в своем воображении жуткую картину полного разгрома: вязкие болота омерзительной слизи и полностью вышедшие из подчинения воинственные растения. Одним словом, профессор Спраут была готова ко всему. Но уж точно не к такому…

Изумрудные лианы, вполне миролюбивые и необыкновенно похорошевшие после щедрого «ужина» и магического дождя, приветствовали вошедшую женщину, слегка подрагивая листиками. Заботливо вскопанный накануне чернозем сейчас был немного увлажнен, но не более того. Никаких мерзких желто-зеленых луж, ни малейшего намека на вчерашний кошмар.

Профессора Спраут очень тревожила дальнейшая судьба этих растений, способных постоять за себя. Она вообще слыла любительницей смелых экспериментов (здесь с ней мог потягаться разве только Хагрид) и давно уже снискала себе почет и уважение коллег, которые неизменно восторгались ее научной дерзостью (что, правда, не мешало им за глаза называть Помону чудачкой).

На плоды их совместной с мистером Лонгботтомом деятельности у профессора Спраут были большие надежды. Два года… два года, полные проб, сомнений, ошибок. И один вечер, который перечеркнул все достигнутые результаты. Но сдаваться женщина не собиралась. Понимая, что вчерашнее побоище без последствий не останется, профессор Спраут продумывала сейчас стратегию защиты. Помону немного удивило долгое отсутствие Невилла, и она ждала его с минуты на минуту.

Дверь негромко хлопнула — в теплице появился гость, но это был не мистер Лонгботтом. На пороге смущенно топтался хогвартский лесничий. Весть о случившемся вчера дошла до него лишь на завтраке. Опасность! А он оказался в стороне! Стоит ли удивляться тому, что обычно всегда прожорливый гигант сразу лишился аппетита и, даже не дождавшись конца утренней трапезы, покинул Большой зал?

Но торопился Хагрид напрасно — змеевидные побеги вели себя на удивление спокойно: ни малейшего намека на агрессию.

— Какие красавцы! — пробормотал восхищенный гигант. — Не нападут на меня, а?

В теплице зазвучали первые раскаты его могучего смеха.

Ну что ты! — успокоила коллегу профессор Спраут. — Они не нападают, а только защищаются.

— Да уж мне рассказали, как они отделали вчера шестикурсников, — хмыкнув, Хагрид двинулся по одному из проходов. — Надо же… мыслящие огурцы… чудно! — не скрывая своего восхищения, он разглядывал экспериментальные растения, а потом, спохватившись, добродушно предложил: — Что же, давайте знакомиться, раз вы такие умные. Я Хагрид.

* * *

— Меня зовут Филеус Флитвик, — раскланялся с изумрудными лианами четверть часа спустя маленький человечек, пришедший, по его собственному признанию, поддержать коллегу в непростое для нее время, а на самом деле явившийся просто поглазеть на чудо-огурцы.

В этот день «поддержать коллегу» явилась добрая половина педагогического состава Хогвартса.

— Профессор Синистра, — представилась огуречным зарослям еще одна гостья.

— Профессор Вектор, — услышали они через пару минут.

А затем на пороге появилась…

— Мадам Пинс.

А следом за ней…

— Мадам Хуч, — желтые глаза, обращенные на лианы, странно блеснули.

И даже профессор Трелони удостоила теплицу своим присутствием, а затем в стеклянном доме разнесся никогда не слышимый здесь доселе приглушенный цокот копыт — это, поддавшись всеобщему ажиотажу, явился еще один преподаватель Предсказаний — кентавр Флоренц.

Таким образом, отдельные визиты сердобольных коллег вскоре превратились в настоящее паломничество. Хорошо еще, что сюда не могли попасть учащиеся. Это правда не означало, что они не интересовались новыми питомцами профессора гербологии. Как раз наоборот. Все субботние планы были благополучно забыты: партии в магические шахматы и артобстрелы плюй-камнями, недописанные рефераты и недоваренные зелья, библиотека и даже Хогсмид потеряли какую бы то ни было важность в глазах юных любителей сенсаций. Да и как можно сейчас заниматься хоть чем-то в замке, когда тут такое?

Вот только увиденное сквозь стекло никак не вязалось с образом коварных, плюющихся монстров, которых весьма живописно обрисовали вчерашние жертвы легендарного зачета. Поэтому, разочаровавшись в увиденном и потолкавшись бесполезно у теплицы, студенты уже собрались расходиться, как вдруг на горизонте нарисовалась фигура Невилла Лонгботтома. Но напрасно шестикурсники из Слизерина так приободрились — поквитаться с виновником их вчерашнего позора они бы не смогли. Оказалось, что гриффиндорский увалень даром времени не терял: он успел обзавестись весьма авторитетными телохранителями. Близнецы Уизли, опекая своего подопечного с флангов, умело расчищали дорогу среди собравшихся. Вскоре все трое исчезли в стеклянном домике — закрывающее заклинание, на Невилла и его гостей не распространялось.

Увидев в теплице собравшихся профессоров, Невилл здорово испугался, ожидая, что сейчас на него набросятся с упреками и угрозами. И на него действительно набросились.

6

Слагхорн чувствовал себя не в своей тарелке, готовясь посвятить коллег в суть происходящего.

— Я попробую сейчас перечислить основные симптомы, — осторожно начал он. — Вы не можете разбудить Поппи с прошлого вечера. Она не двигается. Не реагирует на внешние раздражители. Кстати, вы нашатырный спирт пробовали?

Директор кивнул, а Снейп на всякий случай уточнил:

— Нашатырный спирт, уксусная кислота, мухомор, навозный червь, смердящие губки, выделения барсука, «привет от скунса» и, наконец, "аромат" аронника. Я перепробовал все. Этого довольно, Гораций?

Впечатленный внушительным списком, Слагхорн несколько раз кивнул и продолжил:

— С запахом разобрались. Далее… ни яркий свет, ни громкие и резкие звуки. Позы не меняет, словно умерла. Только дышит.

Снейп перебил коллегу:

— Все, что вы сейчас перечислили, было вчера и с вами. И еще… улыбки у вас одинаковые. Какие-то идио…

— Счастливые, — закончил за него Слагхорн. — Северус, друг мой, это улыбка абсолютно счастливых людей. Уверяю вас, коллеги, что волноваться не стоит. Теперь я точно знаю, что произошло с Поппи, — он смущенно улыбнулся и неожиданно добавил: — Знать-то знаю, но объяснить не могу. И как только они сюда попали?

— Я был уверен, что в этом замешаны зелья! — не скрывал своего торжества Снейп.

— Гораций, прошу тебя, не говори загадками, — попросил Дамблдор. — Я всю ночь места себе не находил.

— Друзья мои, — торжественно начал Слагхорн, — Поппи спит так крепко не случайно. И наши с тобой любимые зелья, Северус, здесь совершенно ни при чем. Просто мадам Помфри вчера была укушена.

— Ну конечно! — сразу согласился Снейп. — Уж не комарами ли? — в его голосе звучала явная издевка.

Слагхорна, казалось, смутила осведомленность коллеги, а испытываемое волнение не позволило услышать насмешливые нотки в вопросе. Он лишь несколько раз кивнул и подтвердил:

— Не представляю, откуда вы об этом узнали, но все верно. Поппи усыпил укус комара.

— Вы договорились с Лонгботтомом, да?! — было заметно, что Снейп уже откровенно злится.

— С мистером Лонгботтомом? С Невиллом? — переспросил чуть опешивший Слагхорн. — Помилуй, Северус, о чем мне с ним договариваться?

— Северус! — строго осадил коллегу Дамблдор. — Если мы хотим узнать правду, то, позволь заметить, ты выбрал не самый удачный тон. Прошу тебя дать возможность Горацию все объяснить.

— С превеликим удовольствием, Альбус! Я с радостью сделал бы это, если бы профессор Слагхорн нам действительно что-то хотел объяснить. А слушать какой-то бред о кусающихся комарах в середине декабря… нет уж… увольте!

— Ах, мой вечно недовольный и всегда сомневающийся во всем ученик! — вздохнул Слагхорн. — Годы тебя не изменили, Северус. Что ж, сам посмотри на этот, как ты выразился, бред. — Гораций протянул Снейпу колбу — точную копию той, из которой близнецы выпустили ночью своих насекомых. — Только не разбей, а то беды не избежать. Кстати, это сонарики.

Снейп смутился, разглядев в склянке с десяток довольно крупных комаров. Дамблдор, получивший колбу чуть позже, повертел ее, понаблюдал за ожившими насекомыми, а затем потребовал:

— Гораций, объясни, что это?

Но у Слагхорна были свои планы:

— Нет, Альбус. Еще не время. Прошу у тебя пару часов. Мне нужно все приготовить. Поверьте, друзья, вас ждет настоящий сюрприз. Вот что, приходите-ка после обеда в мои покои. И, пожалуйста, захватите с собой Минерву. Ей это будет особенно интересно, поскольку речь пойдет о ее учениках.

— От сюрприза мы, конечно, не откажемся, — улыбнулся Дамблдор. — Надеюсь, он будет приятным. Но как быть с мадам Помфри? Ты же обещал…

— С ней все в порядке, Альбус. Поппи скоро проснется, не волнуйтесь.

— Гораций, вы всерьез думаете, что нас может заинтересовать процесс разведения комаров? — в голосе Снейпа звучали хорошо знакомые ядовитые нотки.

— А ты все-таки загляни ко мне, Северус, скучно уж точно не будет, даю слово. А теперь позвольте откланяться — я отправляюсь готовиться к вашему визиту.

Заговорщицки подмигнув коллегам, Слагхорн покинул больничное крыло.

* * *

Директор и профессор Защиты какое-то время просто смотрели на закрывшуюся дверь.

— И что он собирается нам показать? — поинтересовался Снейп.

— Подождем пару часов, — отозвался Дамблдор. — Сознаюсь тебе, Северус, что даже представить не могу, что нас ждет у Горация. Особенно познакомившись с этими странными комарами, — директор глухо рассмеялся, а потом неожиданно добавил: — Может, выпросить у него парочку. Хотел бы и я видеть только счастливые сны. Да и тебе, мой мальчик, не помешает такая ослепительная улыбка.

— Надо еще разобраться, что это у него там за сонные мухи, — проигнорировав шутливое предложение директора, заметил Снейп.

— Не мухи. Комары, Северус. Запоминай: со-нар-ри-ки! — Дамблдор от души захохотал.

— Ааа, какая разница! — небрежно махнул рукой Снейп. — Надеюсь, Поттера они не покусали. Что-то долго он спит.

— После всего случившегося это неудивительно. Крепкий сон очень полезен. Пусть набирается сил.

— Ну раз уж вы сами заговорили о вчерашнем... Альбус, я осознаю чудовищные последствия своей ошибки и приму любое ваше решение. Готов предстать перед дисциплинарной комиссией Попечительского совета школы и…

— Стоп! Стоп! Стоп! — Дамблдор вгляделся в черные глаза, полные тревоги. — Видишь ли, Северус, дело в том, что я не понимаю, о чем речь. О какой ошибке ты говоришь?

— Я же чуть не угробил Поттера. Вы забыли события прошлой ночи? Тогда придется их напомнить: это ведь я дал Поттеру…

— … весьма действенное зелье от отравления. Зелье, прошедшее клинические испытания и уже неоднократно используемое школьным колдомедиком в лечебной практике. Я прав, Северус? А если это так, то за оказание медицинской помощи студенту никогда и никого еще на дисциплинарную комиссию не вызывали.

— Да… но… конечно… — казалось, Снейп потерял дар речи. — Альбус, правильно данные зелья обычно не приводят к таким печальным последствиям.

— Человеческий фактор! — торжественно изрек Дамблдор, но, увидев недоумение на лице коллеги, пояснил: — Это маггловский термин. Ты просто не учел уникальные способности мистера Поттера.

— Вы говорите о его удивительном даре находить приключения на свою…

— Да, — поспешно согласился Дамблдор, именно об этом даре я и говорю… — он бросил лукавый взгляд на спящего юношу и подвел итог: — Твоей вины здесь нет. Мне не за что тебя наказывать. Поэтому тема закрыта.

— Тогда, я надеюсь, вы проведете тщательное расследование, — от обороны Снейп в мгновение ока перешел к атаке, — и когда виновные найдутся…

— Их не придется искать, — остановил Дамблдор все более распаляющегося коллегу.

— О, я и не сомневался, что вы с Минервой просто закроете глаза на очередной проступок гриффиндорцев. Но это слишком серьезный случай. Необходимо узнать, кто прошлой ночью…

За спорами профессора не заметили нового гостя больничного крыла, точнее, гостью. Решив, что неловко подслушивать разговоры преподавателей, вошедшая девушка кашлянула, чтобы привлечь к себе внимание.

— Мисс Грейнджер? — изумился Снейп. — Что вам понадобилось в больничном крыле?

Гермиона заговорила не сразу, было очевидно, что она волнуется. Дамблдор решил помочь девушке:

— Думаю, мисс Грейнджер хочет сделать какое-то признание, или я ошибаюсь?

Гермиона обвела глазами лазарет, вздрогнула, увидев спящего Гарри, и, наконец, решилась:

— Да, сэр. Мне нужно кое в чем признаться. Видите ли, вчера я очень волновалась за судьбу Гарри и Невилла… и решила их навестить.

— Продолжайте, мисс Грейнджер, — подбодрил ее директор.

Гермиона опустила голову и, немилосердно кусая губы, созналась:

— Я хотела их… поддержать… вот. И принесла с собой… бутылку огневиски… чтобы отметить наше избавление из теплицы. Это я во всем виновата.

Щеки Гермины пылали. Она все-таки прокусила губу, и тонкая струйка крови окропила подбородок. Снейп был настолько потрясен признанием Грейнджер, что глаза его, казалось, увеличились вдвое:

— Вы?! Это вы принесли спиртное? Поверить не могу! И кто же вам составил компанию?

— Я была одна, — слишком уж поспешно заверила Мастера Зелий девушка. — Я очень виновата. Невилл рассказал, как мучился ночью Гарри. Если бы я только знала! Господи, если бы я знала!

Карие глаза наполнились слезами.

— Не надо плакать, мисс Грейнджер, — ласково обратился к ней Дамблдор. — Конечно, вы не хотели Гарри зла. Все уже закончилось. Это, разумеется, серьезная ошибка, но важно, что вы ее признали и искренне раскаялись в содеянном. Я прав, мисс Грейнджер?

— Конечно, сэр. Больше такого не будет никогда.

— Очень рад это слышать. Вот только оставить ваш поступок безнаказанным я не могу. Да вы и сами все прекрасно понимаете, поскольку всегда настаивали на справедливости.

— Я понимаю, сэр, и готова понести любое наказание.

— Я запрещаю вам посещать Хогсмид до рождественских каникул. Думаю, не нужно объяснять почему. И, пожалуйста, никогда больше не приносите из деревни запретные товары и предметы. Список можно посмотреть у мистера Филча.

— Это все? — Гермиона даже закашлялась от неожиданности.

— А что же вы ждали? Применения Непростительного заклинания? Нет, мисс Грейнджер, самый главный судья — это ваша совесть. Вот с ней-то наедине я вас и оставлю. А теперь мне нужна помощь. Мадам Помфри пока не может исполнять свои обязанности. К счастью, в лазарете нет больных, кроме Гарри. Но он просто спит. Могу я вас попросить подежурить здесь до обеда?

— Конечно, профессор Дамблдор. Я с радостью подежурю и понаблюдаю за Гарри и мадам Помфри.

— Гораздо важнее, мисс Грейнджер, не допускать никого до кабинета нашего колдомедика. Там находятся важные зелья и редкие ингредиенты. Если произойдет что-то непредвиденное, связывайтесь по каминной сети со мной, профессором Снейпом или профессором Макгонагалл.

Едва Гермиона, абсолютно счастливая от возложенной на нее миссии, скрылась в кабинете мадам Помфри, в лазарете появилась еще одна гостья — Джинни Уизли. Она несказанно удивила профессоров, тоже решив сознаться в совершенном преступлении. В итоге выяснилось, что это именно мисс Уизли с припасенной на всякий случай бутылкой огневиски навестила оставленных в больничном крыле приятелей. Она действовала одна, а теперь, терзаемая муками совести, пришла за полагающимся ей наказанием.

Получив необходимую порцию назиданий и запрет на посещение Хогсмида, Джинни, едва сдерживая радость, выпорхнула из лазарета, все еще не веря, что так просто спасла всех и так легко отделалась сама. Но это был не конец. Вскоре дверь больничного крыла распахнулась, пропуская очередного гриффиндорского камикадзе.

Рональд Уизли заверил профессоров… Впрочем, текст его выступления не очень-то и разнился с первыми двумя. Лишь имя ночного визитера, прихватившего с собой бутылку огневиски, каждый раз менялось.

Когда за мистером Уизли закрылась дверь, Снейп, молчавший во время всего сеанса гриффиндорского покаяния, воскликнул, едва сдерживая ярость:

— Да они же просто издеваются, смеются нам в глаза! Альбус, почему вы терпите подобное безобразие?!

— Ты ошибаешься, Северус, — голос Дамблдора звучал совершенно невозмутимо, словно устроенный гриффиндорцами спектакль был в порядке вещей. — Они явились сюда вовсе не издеваться. Все трое приняли удар на себя, чтобы спасти остальных.

— Ну конечно! Где уж мне постичь знаменитое гриффиндорское благородство! — глаза Снейпа презрительно сузились. — Альбус, снимите наконец розовые очки! Они же врали вам!

— Не горячись, Северус. Я и сам это прекрасно понимаю. Кроме того, я не хуже тебя осознаю, что ложь и благородство — вовсе не родственники. Важно теперь, чтобы это уяснили и мисс Грейнджер, и оба Уизли.

— Альбус, сегодня их очень легко было поймать на лжи. По вашей вине мы упустили шанс преподать им отличный урок и строго наказать за устроенное безобразие.

— Поимка с поличным, чтение нотаций и строгие наказания — не всегда действенный способ. Мы с тобой видели лишь начало спектакля, — лицо директора озарила отлично знакомая Снейпу лукавая улыбка. — И, сдается мне, перед нами предстали еще не все его участники. Давай-ка подождем развития действия.

— И долго нам ждать? — Снейп презрительно ухмыльнулся. — Видите ли, Альбус, я не могу отнести себя к поклонникам дешевых комедий. Это не мой жанр.

— В воспитании, мой дорогой, выдержка и терпение чаще всего гораздо предпочтительнее горячности и спешки. Я не один год знаю этих ребят и имею все основания верить в их порядочность. Очень скоро они вернутся — вот тогда и узнаем всю правду. А пока у нас с тобой есть пара часов до обеда, чтобы заняться делами и морально подготовиться к сюрпризу Горация.

— Ох уж эти мне сюрпризы! Второй день сыплются, как из рога изобилия, — недовольно проворчал Снейп, покидая больничное крыло вслед за директором.

7

Поднимаясь по движущейся лестнице в свой кабинет, проголодавшийся директор отчетливо представлял себе, как согреет воды и заварит крепкий травяной чай. А тем временем домовики уже доставят блюдо, заполненное аппетитными бутербродами. Заморив червячка, можно будет без проблем дождаться обеда.

Подгоняемый разыгравшимися гастрономическими фантазиями, Дамблдор легко распахнул тяжелую дверь и в тот же миг понял, что завтрак откладывается.

В знаменитом круглом кабинете директора Хогвартса в эту минуту шла генеральная уборка. Не менее тридцати домовиков, перевернув все вверх дном, воевали с пылью, скребли, терли, мыли, полировали, расставляли, раскладывали. Книги были извлечены из шкафов, бумаги — из предназначенных для них папок. Все ковры, свернутые в неподъемные рулоны, дожидались своего часа: их предстояло вынести на снег и тщательно выбить. Четверо шустрых эльфов, время от времени громко чихая, чистили камин. Многочисленные портреты бывших директоров, потрясенные размахом созидательной деятельности добросовестных домовиков, не издавали ни звука. Маленькие фигурки сновали то тут, то там — через несколько минут у директора уже рябило в глазах.

Увиденное даже не удивило, а просто потрясло старика: никогда еще на его памяти домовые эльфы не наводили порядок на глазах волшебников. Долгие столетия все делалось глубокой ночью, а генеральные уборки проходили два раза в год: на рождественских и летних каникулах, когда школу покидали все, кроме Филча. Но до Рождества была еще неделя.

Увидев среди эльфов Винки, усердно вытирающую каминную полку, Дамблдор поманил домовика пальцем:

— Винки, ответь мне, почему вы затеяли уборку посреди дня?

Щуплая фигурка испуганно сжалась, ожидая физической расправы.

— Все домовики спать днем. Но он разбудить нас и велеть немедленно убираться у директора.

— О ком ты говоришь?

— Мистер Филч, — дрожа всем телом, промямлила Винки.

— Мистер Филч, — задумчиво повторил Дамблдор. — Кстати, Винки, а известно ли тебе, кто заказывал домовикам сегодняшний завтрак?

— Домовики-повара хотеть приготовить еще много еды для детей, но он сказать, что на столе должны быть только мед, кукурузные лепешки и гр… гр…

— Гречка, — закончил за нее директор. — Чудеса! А я-то, старый дурак, полагал, что это лишь полоса странных совпадений. Значит, утренний заказ сделал мистер Филч?

— Да, — подтвердила Винки, — он лично смотреть, чтобы на столе не быть других блюд, — она подняла круглые глаза на Дамблдора и поинтересовалась: — Господин директор наказывать эльфов?

— Нет, что ты. Вы все сделали правильно. Заканчивайте уборку и ни о чем не беспокойтесь.

Когда донельзя обрадованная Винки вернулась к камину, с лица директора вмиг исчезла улыбка — ей на смену пришла тревога. Развернувшись, он направился в кабинет школьного смотрителя.

8

Слизеринские владения Хогвартса отличались от покоев других факультетов не только месторасположением и ведущей цветовой гаммой внутреннего убранства. Кроме этого, слизеринцы, не имеющие собственной высокой башни, обзавелись залом для аудиенций. Столь помпезное название имела просторная комната с уютным камином в углу и шестью мягкими креслами, расставленными по кругу. На стены и дверь зала были наложены защитные чары, а небольшой очаг никогда не был подключен к каминной сети, что гарантировало полную конфиденциальность всех разговоров.

Войти в зал для аудиенций можно было лишь с разрешения декана. Именно там обсуждались все секретные планы и вырабатывались тайные стратегии слизеринцев, там профессор Снейп вел воспитательные беседы с отдельными студентами или группами проштрафившихся учеников.

В эту минуту декан Слизерина, устроившись в одном из кресел, терпеливо поджидал мистера Малфоя, за которым был отправлен эльф-домовик. Драко явился очень быстро. Поприветствовав его, Снейп не сумел скрыть своего удивления:

— У вас мокрые волосы, мистер Малфой.

Драко кивнул и, скривив губы в вымученной улыбке, признался:

— Я только что из душа, сэр. Третий раз за это утро. Прошу прощения, но ничего не могу с собой поделать: мне везде чудится эта жуткая навозная вонь.

Снейп понимающе кивнул студенту и продолжил:

— Скажите, мистер Малфой, вы догадываетесь, о чем пойдет наш разговор.

— Полагаю, о тепличных мутантах Лонгботтома. Профессор, неужели виновники вчерашнего нападения не понесут наказания?

— А вам бы этого хотелось?

— Что за вопрос? Я очень на это надеюсь.

— Виновники, говорите… — Снейп задумчиво смотрел на Драко. — Я думаю, это не в ваших интересах, мистер Малфой. Или мне напомнить, кто первым применил заклинание?

— Да… конечно… только… — Драко смутился, но быстро взял себя в руки. — У меня не было другого выхода.

— Был, мистер Малфой, был. Ничто не угрожало вашей жизни. Самолюбие и гордыня, конечно, пострадали, но права применять магию в запрещенных местах это не дает. Напомню устав школы. Начиная с шестого курса, занятия в Хогвартсе часто связаны с опасными растениями и животными, а также с экспериментальными образцами. Родители и опекуны в конце пятого года обучения подписывают соответствующий документ, позволяющий их детям продолжить учебу. Кроме этого, для всех шестикурсников в сентябре был проведен специальный инструктаж. Есть строжайшие запреты, нарушение которых может повлечь за собой несчастье или даже смерть. Вы, мистер Малфой, пренебрегли одним из них.

— Не я один, — заметно волнуясь, добавил Драко. — Почти все в теплице применяли боевые заклинания.

— Это верно. Но вы были зачинщиком, а поэтому молите Мерлина об удаче: сейчас сюда налетят и члены Попечительского совета, и стервятники из научного магического общества. Хочу надеяться, что сами растения их заинтересуют куда больше, чем идея наказать студента, не совладавшего со своими нервами.

— Если бы я знал, что все так серьезно. Да и потом… не помогли нам эти заклинания. Славных монстров создал Лонгботтом. Они ведь со мной потом отдельно хотели разобраться. Как знать, чем бы все это закончилось, не появись там вы.

— Неужели отпрыск древнего магического рода испугался каких-то огурцов, пусть даже и боевых? — в голосе Снейпа звучала явная насмешка.

— Попробуй их не испугаться! Но, знаете, сэр, сидя в этом аду, я был уверен, что меня вытащите именно вы.

Бровь Снейпа совершила свой знаменитый рывок вверх:

— Странно, мистер Малфой. Мое появление там — чистой воды случайность. Я редкий гость в теплицах профессора Спраут.

— Да дело не в теплицах вовсе. Сэр, я давно заметил, что у вас какое-то особое чутье на несчастья, происходящие с членами нашей семьи. И отцу вы не раз помогали, и меня из стольких переделок вытаскивали, и потом мама… она почти молится на вас.

Снейп глухо рассмеялся:

— Не переоценивайте моих заслуг, мистер Малфой. Вашим родителям я помогал нечасто, но вот вы действительно доставили мне немало хлопот.

— И я всегда буду благодарен вам за помощь… — Драко склонил голову набок и прищурил глаза. — Но вчера вы явились в теплицу не за мной — спасение Драко Малфоя в ваши планы не входило, не так ли, профессор?

Снейп какое-то время помолчал, обдумывая ответ.

— Если потрудитесь вспомнить, в каком виде я появился перед вами, то справедливости ради нужно сказать, что в тот момент я вообще не помышлял о чьем-либо спасении, кроме собственного. Но тем не менее предположение ваше абсолютно верно: я оправился в теплицу за мистером Поттером, даже не подозревая, что вместо одного найду двух мило беседующих студентов.

— Вот этого я и не пойму: лезть в такую клоаку. И за кем? За Поттером!

— Ну не профессора же Макгонагалл было за ним посылать — она все-таки женщина. В данном случае я выполнял свои обязанности, мистер Малфой.

— Это понятно, сэр. Просто… вы выполняли их так… добросовестно, что я чувствовал себя в теплице третьим лишним. Казалось, что, кроме Поттера, вас больше ничего не волновало.

Снейп пристально посмотрел на Драко и осуждающе покачал головой:

— Мистер Малфой, я несколько удивлен. Да вы никак вздумали меня ревновать? Очень мило. Но для ревности у вас нет ни оснований, ни прав. Я ясно выразился?

Румянец, вспыхнувший на лице Драко, был абсолютно лишен симметрии. Едва коснувшись правой щеки, он жарко опалил левую. Создавалось впечатление, что Малфою только что отвесили крепкую пощечину. Он смущенно опустил голову и негромко признался:

— Вы выразились предельно ясно, сэр, и этого права у меня нет. — Драко вдруг вскинул голову, его глаза блеснули недобрым огоньком. — Но я все равно ревную, сэр. Так было всегда, еще с детства. Да вы и сами не раз говорили со мной об этом.

— Конечно, говорил и был уверен, что и детская влюбленность, и мучительная ревность остались в прошлом.

Румянец добрался и до правой щеки Малфоя. Драко прятал от Снейпа смущенный взгляд.

— Все очень сложно, сэр. Никуда они обе не делись.

— Если это так, мистер Малфой, то вы весьма умело маскировались.

— И вас это удивляет, сэр? Вы еще помните, чей я сын? А то в последнее время все стараются об этом не говорить. Так вот умению сдерживать свои эмоции я обучался с пеленок.

— Разве? А мне внезапно вспомнилось то далекое время, когда я не мог без ваших истерик покинуть Малфой Менор. Но с тех пор прошло немало лет. Вы уже не ребенок, а взрослый и вполне разумный молодой человек, почти мужчина. И потому мне не понятны причины и природа вашей ревности. Потрудитесь объясниться.

Драко воздел глаза к потолку.

— О, вопрос о ее природе потянет на приличный научный трактат по психологическим отклонениям у отпрысков чистокровных магический семей. — Малфой глухо и как-то зло рассмеялся. — Куда проще назвать причины.

— Давайте поговорим о причинах, — согласился Снейп.

Драко затих, размышляя о чем-то своем, а потом покачал головой.

— Нет, сэр, это не самая удачная мысль. Возможно, как-нибудь в другой раз. Сегодня у нас вряд ли получится подобная беседа.

— Отчего же, мистер Малфой? Я готов…

Драко недовольно поджал губы:

— Вся проблема в этом «мистере Малфое». Профессор Снейп, с которым я делился самым сокровенным, никогда не смотрел на меня так холодно и наедине обращался только по имени. А сейчас никак не могу избавиться от ощущения, что со мной разговаривает его двойник.

Вероятно, юноша рассчитывал смутить профессора подобным образом, но тот уязвленным себя вовсе не чувствовал. Мастер Зелий с готовностью принял вызов своего студента.

— А вы не думали, что у профессора Снейпа были все основания для подобного обращения? Оказывается, нас с вами терзают одинаковые подозрения, потому что молодой человек, которого я звал Драко, тоже куда-то пропал, исчез. И вот уже полгода приходится общаться с незнакомцем, носящим его имя. Очевидно, и я имею дело с двойником.

— Но почему? Что изменилось?

— Так вам нужны объяснения и доказательства, мистер Малфой? Ну что ж, извольте, — голос Снейпа звучал уверенно и очень холодно. — Вы стали наплевательски относиться к моему предмету.

— Но, сэр, вы оставили преподавание Зелий. Чему же здесь удивляться? ЗОТИ я никогда особенно не жаловал. Это, как всем известно, прерогатива Поттера. Куда уж мне.

— Пусть так. Но вы едва успеваете по предмету, который ведет ваш любимый профессор. Думаю, что известный мне Драко хотя бы ради этого относился к Защите с должным уважением. Далее, — Снейп небрежно отмахнулся, пресекая таким образом попытку студента оправдаться, — уже трижды мистер Малфой откровенно игнорировал вызовы своего декана, которым, по странному совпадению, является все тот же любимый профессор. Или вы полагали, что реагировать на мои приглашения — это опять-таки прерогатива Поттера? — во взгляде Мастера Зелий читалась откровенная насмешка. — Но видите ли, в чем дело, мистер Малфой… я не звал Поттера — я желал видеть вас и говорить с вами.

Драко поежился: в голосе Снейпа слышалась сталь.

— Я уже объяснил это, сэр, — дрожащим голосом начал Малфой, — там, на вечеринке у профессора Слагхорна.

— Очень хорошо, что вы сами упомянули праздник у профессора Зельеварения. В тот вечер вы наотрез отказались говорить со мной о чем-либо и, одному Мерлину известно, в чем обвиняли. А ведь я предложил вам помощь, мистер Малфой — любую помощь. Драко в этом случае не стал бы отмахиваться ни от разговора со мной, ни тем более от помощи.

Снейп замолчал, строго глядя на Драко. Тот вжался в кресло, и едва слышно произнес:

— Иногда, сэр, от помощи человека отказываются, не желая, чтобы с ним случилось нечто ужасное… потому что этот человек даже не представляет, с чем и с кем все это связано и во что он хочет ввязаться.

— Вот как? Значит, отказавшись говорить, вы, как теперь выяснилось, оберегали меня от неведомых опасностей? Что ж, похвально, мистер Малфой, весьма похвально. — Мастер Зелий вдруг наклонился и приблизил свое лицо к растерянной физиономии Драко. — Но кое-что вы все-таки упустили. И впредь попрошу вас это запомнить: я никогда не навязываю своей помощи, крайне редко и далеко не всем предлагаю ее и уж абсолютно точно не делаю этого, когда не знаю, во что ввязываюсь и с кем все это связано.

Снейп вновь откинулся на спинку кресла. Драко с минуту переваривал услышанное, прежде чем поднять на профессора испуганные глаза.

— Так вам все известно… вы что же… хотите сказать…

— Я уже сказал достаточно, мистер Малфой, а вы достаточно умны, чтобы сделать правильные выводы. Спокойно все обдумайте. И позвольте напомнить: ко мне можно постучаться в любое время… за исключением уроков, разумеется.

Лицо Драко мгновенно просветлело, но выразить благодарность не дали.

— А теперь вернемся к нашим двойникам. Учитывая воспитание, приобретенные манеры и основываясь на многолетнем опыте личного общения, уверен, что Драко никогда не посмел бы заговорить со мной в таком высокомерно-пренебрежительном тоне, который сегодняшний мистер Малфой уже не единожды себе позволял. Я не буду злоупотреблять примерами — их накопилось немало. Думаю, что последнего случая будет достаточно.

— Но за вечеринку у Слагхорна я уже извинился, сэр.

— Не об этом речь. Придется кое-что напомнить моему забывчивому студенту. Вашу реакцию на мое появление в экспериментальной теплице иначе как дерзостью не назовешь. Кто, скажите мне, мистер Малфой… кто дал вам право так со мной разговаривать?!

Щеки Драко вновь пылали, взгляд блуждал по залу для аудиенций, старательно избегая фигуры в черной мантии.

— Простите, сэр, — еле выдавил он наконец. — Я вел себя непозволительно. Оправдания здесь бессмысленны. Просто я пережил там шок.

— Не вы один, мистер Малфой. Но все это мелочи в сравнении с тем, что вы позорно бежали, бросив на произвол судьбы двух человек, пришедших вам на помощь. Допускаю, что мистеру Поттеру вряд ли отведено место в списке ваших симпатий. Но а как же я? Чем вы руководствовались, оставив в опасности дорогого, по вашему собственному признанию, человека с бессознательным студентом на руках?

— Злостью, сэр, элементарной злостью. Она заслонила все прочие чувства. Я ненавидел тогда весь мир: и эти мерзкие лианы с их создателями, и навозную вонь вокруг меня, и всех, кому удалось спасти свои шкуры.

— И правда всех, — согласился Снейп.

— Сквозь стеклянные стены я видел, как они повалились на снег, а потом грелись у костра. А я в этот момент валялся в зловонной луже. — Румянец медленно сходил с его щек, глаза лихорадочно блестели. — Да если бы отец был на свободе, все эти слизеринские недоумки по-прежнему таскались бы за мной, как приклеенные. А теперь, когда он в Азкабане… Вы думаете, они не полезли за мной, потому что боялись этих растущих верблюдов? Нет, они опасались реакции… вы и сами знаете кого. Помощь сыну человека, сорвавшего важное задание, вряд ли вызовет похвалу. А раз так, то стоит ли рисковать ради наследника опального рода Малфоев?

Глядя на дрожащего и возбужденного студента, Снейп впервые за время их разговора проникся сочувствием к собеседнику.

— Мне кажется, вы немного утрируете положение дел.

— Профессор Снейп, — усмехнулся Драко, — они же все трясутся, как домовики, пересолившие блюдо. Я размышлял об этом все лето. Подумать только: какие известные фамилии! Представители каких древних и уважаемых родов втянуты в эту игру. У них есть все: положение в обществе, ум, деньги, связи. А они предпочитают едва ли не ползать перед троном… Насмотрелся я за это лето всякого.

— Очевидно, сидящий на троне может подарить то, чего у твоих знакомых еще нет. Вполне вероятно, он давал какие-то обещания.

— Интересно, — усмехнулся Драко, — об этом я тоже думал. Об обещаниях. Много думал: и дома, и в Хогвартсе. Особенно в Хогвартсе. Профессор Снейп, а что Темный Лорд обещал вам?

Мастер Зелий едва заметно побледнел, в горле неприятно запершило.

* * *

Ближе к полудню по Хогвартсу распространился слух о том, что исчезла миссис Норрис. Загулы у нее случались и раньше: вопреки природной мерзости характера перед мартовским пением одуревших котов даже питомица Филча устоять не могла. Но, учитывая снег, морозец за окном да листок магического календаря, авторитетно заявляющего, что ныне только четырнадцатое декабря, исчезновение кошки объяснению пока не поддавалось.

Когда Невилл и близнецы вернулись из теплицы, призывы миссис Норрис уже раздавались по всему замку. Не то чтобы студенты уж очень хотели помочь потерявшему покой Филчу. Куда вероятней, что обычно скучающие по субботам сорванцы с большим желанием подключились к стихийно возникшей «игре». Возомнив себя великими сыщиками, они носились по коридорам Хогвартса, беззастенчиво совали носы во все каморки и закуточки, тревожили вековой покой древних статуй и гремели рыцарскими доспехами — неизменными стражами галерей замка.

Вот только затея эта оказалась бессмысленной: до обеда кошка обнаружена так и не была. Пыл юных «пинкертонов» заметно остыл, и утреннее развлечение сошло на нет, а школьный смотритель остался без помощников.

9

Откинувшись на спинку стула и мечтательно закатив глаза, мистер Лонгботтом сидел между братьями Уизли. Но на самом деле Невилл сейчас был очень далеко — и от назойливо объясняющих ему что-то близнецов, и от пустого класса, где обычно проходили уроки по истории магии и где трое молодых людей уединились для важного разговора. Мысли Невилла все еще были в экспериментальной теплице, из которой он час назад вышел настоящим триумфатором. Пока Фред и Джордж изучали диковинные лианы, Невилл принимал поздравления от профессоров Хогвартса, которые буквально оккупировали стеклянный домик.

Тревога, не оставлявшая юношу все утро, как-то сразу сошла на нет: в теплице царил порядок, бой-огурцы вели себя вполне миролюбиво, а в глазах профессора Спраут не было ни разочарования, ни презрения — что так боялся увидеть Невилл. Помона радостно приветствовала его, кивнула на толпящихся гостей и беспомощно пожала плечами, извиняясь за то, что не может сейчас уделить ученику время.

Близнецы к тому времени уже увидели все, что хотели, поговорили с Флитвиком и Хагридом. Пообщавшись с последним, они как-то уж слишком быстро засобирались обратно, и Невилл нехотя поплелся за приятелями — его триумф оказался непродолжительным.

Вот об этом-то триумфе он и грезил сейчас в классе, улыбаясь не к месту и отвечая на вопросы близнецов невпопад. И лишь одно слово в речи Джорджа подействовало на размечтавшегося изобретателя, как ушат холодной воды. Невилл вытаращил глаза и испуганно переспросил:

— Продать?! Семена бой-огурцов?

— Именно, — поддакнул Фред. — Для начала штук десять. Назови свою цену.

Невилл растерялся. Бросив на близнецов подозрительный взгляд, он спросил:

— С каких это пор вы стали интересоваться гербологией?

— Если честно, то совсем недавно, — ухмыльнулся Фред.

— Нашему увлечению не больше часа, — подхватил Джордж и уточнил: — Под гербологические чары мы попали в тот миг, когда увидели твоих красавцев.

— Ума не приложу, что вы задумали. Бизнесмен из меня никудышный, и ничего продавать вам я не собираюсь. Если хоть немного приоткроете тайну и выяснится, что дело стоящее, постараюсь помочь. Иначе не получится, потому что с растениями вам просто не справиться. Боюсь, что даже прорастить семена вряд ли получится. Это же не простые огурцы. В гербологии же вы, судя по отзывам профессора Спраут, вовсе не сильны.

Братья растерянно переглянулись.

— Это верно, — начал Фред, — гербология не наш конек. Но если все на самом деле так сложно, то у нас имеется запасной вариант. Глупо было бы отказываться от предложенной помощи, а поэтому мы расскажем тебе нашу задумку. Если не испугаешься, мы готовы взять тебя в долю.

Ознакомление мистера Лонгботтома с очередным грандиозным планом братьев Уизли много времени не заняло. Невилл выглядел оживленным, глаза его лихорадочно блестели, щеки раскраснелись — услышанное явно ему понравилось. Но все изменилось в ту самую минуту, когда обрадованные его реакцией близнецы потребовали конкретного ответа.

Почти сразу возникла проблема, потому что принимать решения Невилл не любил. Да это и не удивительно. Долгие годы все и всегда зависело от его бабушки, миссис Лонгботтом — дамы, несомненно, уважаемой, но довольно властной. До недавнего времени мальчика это вполне устраивало. Но всепроникающий ветер юности однажды добрался и до дома Невилла: он распахнул настежь окно послушного внука и на мгновение внес сумятицу в образцово-показательную субординацию семейного гнезда Лонгботтомов. Последствия не замедлили себя ждать: во время обеда внук дерзнул возразить, чем буквально потряс почтенную старуху.

Меры по приведению в чувство зарвавшегося юнца были приняты незамедлительно. После ужина Невиллу пришлось столкнуться с силой, куда более значительной — сердобольными родственниками.

Семейный совет был кратковременным и удивительно результативным. В итоге все каникулы Невилл коротал дома и вынужден был проигнорировать приглашение в Нору, дом семьи Уизли, о котором столько всего слышал.

Невилл поворчал для приличия, вздохнул и смирился. Это было полгода назад. А теперь близнецы предложили ему принять собственное решение. Вот сейчас. Сию минуту. И бабушки нет, и дядей с тетями тоже. И предложение интересное. Очень. И надо-то немного: всего лишь произнести слово "да"...

— Нет! — замахал руками Невилл. — Что вы! Серьезно дело — это не для меня. Да и не занимался я еще ничем таким…

— Когда-то ведь надо начинать, — негромко, но твердо сказал Джордж. — Мы делаем тебе конкретное предложение. Подумай сам, твои огурцы еще даже магической науке толком не известны, а уже востребованы.

— Вот это меня и напрягает, — честно признался Невилл, — то, что науке они еще не известны. Да и согласится ли профессор Спраут?

— Ее мы берем на себя, — уверенно заявил Фред. — А что касается науки...

— Знаешь, сколько всего интересного и необычного открывается и изобретается в Хогвартсе ежегодно? — перебил брата Джордж. — Поверь нам, немало. А в этом году вообще как никогда много. И практически по всем предметам. Просто какой-то интеллектуальный бум. На весенней научной конференции молодых изобретателей Хогвартсу гарантирован триумф.

— А что толку? — Фред презрительно поджал губы. — Ну потешат юные первооткрыватели собственную гордыню и самолюбие опекавшего их профессора. Ну скажут пару добрых слов о нашей школе — многовековой кузнице научно-магических талантов.

— Ты не упомянул о прессе, брат! — почему-то невесело хмыкнул Джордж.

— Ах, да! — Фред игриво ударил себя по лбу. — Как можно забыть статейки, где упоминается — иногда здорово искажаясь — твое имя? Вот собственно и все, наш юный гений.

Странно было видеть братьев такими серьезными. Невилл не сомневался как в правдивости их слов, так и в том, что они рассказывали о судьбе собственных маленьких открытий, которыми регулярно одаривали школу.

— Подумай, приятель, — не унимался Джордж. — Мы ведь тебе предлагаем стоящее дело. Нет ничего плохого в том, что твое изобретение будет почти сразу приносить доходы.

Невилл не возражал, но сомнение, которое сейчас таилось в его глазах, могло бы бесследно поглотить не одну такую идею. Фред вздохнул, уже думая об отступлении, но настырный Джордж сдаваться не собирался:

— Странное у тебя отношение к деньгам, Невилл. Их ведь по-разному можно зарабатывать. В том, что мы замышляем, нет ничего противозаконного или аморального. И потом представь только, как это здорово и важно — ни от кого материально не зависеть! Да что там не зависеть — ты даже при желании мог бы помочь нуждающимся: родным, близким, друзьям.

Близнецам показалось, или глаза юноши и правда сверкнули? Боясь спугнуть нерешительного собеседника, Фред осторожно добавил:

— И потом, передав нам семена, ты их тем самым обезопасишь.

— А им что-то угрожает? — Невилл недоверчиво улыбнулся.

— Не «что-то», а «кто-то», — загадочно начал Джордж. — Вчерашняя история бесследно не пройдет. Хотим ли мы того или нет, замять ее даже Дамблдору не удастся: наверняка слизеринцы уже накатали письма домой. А это значит, что Попечительский совет точно сунет нос в вашу теплицу. И им, конечно, понадобится помощь специалистов по магическим растениям. Хорошо, если все обойдется. Но чаще всего, если опыт проваливается, они не церемонятся с юными изобретателями. Уж нам-то ты поверь. Плоды неудачного эксперимента просто уничтожаются.

Невилл побледнел. Близнецы ждали его решения молча.

— Предложение выглядит очень заманчиво, — признался наконец расстроенный герболог. — Вот только задуманный вами эксперимент с бой-огурцами невозможен без окклюменции. Но ею владеют единицы. Где же нам найти специалиста?

— Обрати внимание на сидящего слева, — посоветовал ухмыляющийся Джордж.

Глаза Невилла расширились от удивления:

— Фред? Ты владеешь окклюменцией?

Тот скромно пожал плечами и признался:

— Ну... еще не владею, конечно. Но первые опыты прошли удачно.

— Здорово! — глаза Невилла заблестели.

Весть о даре Фреда стала главным аргументом в преодолении сомнений. Юноша посмотрел на братьев, а потом сказал тихо, но твердо:

— Я согласен.

Мгновение спустя произнесенные слова были скреплены крепким дружеским рукопожатием. С этой минуты приятели стали деловыми партнерами.

Приоткрытая дверь кабинета неожиданно распахнулась настежь, впуская одного из традиционных хогвартских «почтальонов». Пухлая сова не спеша облетела класс и, снизив высоту, уронила письмо на парту перед Фредом. Захлопав крыльями, она тяжеловато поднялась в воздух и вскоре скрылась из глаз. Невилл проводил пернатую посланницу удивленным взглядом: странно, что она не потребовала угощения.

— Это сова Слагхорна, — буркнул Фред и, чертыхаясь, принялся возиться с довольно крупной печатью, безуспешно пытаясь ее сломать. — Эта птица никогда не требует подачек: наш зельевар и так ее перекармливает. Чертова печать!

— Впервые вижу письмо с печатью. Что-то важное? — поинтересовался Невилл.

— Да, некоторые привычки Слагхорна просто не могут не удивлять. Как, например, эта. У него все письма с печатями. Давай сюда, у меня руки сильнее, — объяснил Джордж, отбирая письмо у брата.

— Средневековье какое-то! — хмыкнул Невилл.

— Точно! — согласился Джордж и облегченно вздохнул: печать разломилась на ровные половинки.

Близнецы одновременно сунули носы в развернутый пергамент, затем обменялись тревожными взглядами.

— Невилл, — извиняющимся тоном начал Фред, — нам очень жаль. Самое время обговорить детали нашего предприятия, но ты видишь — письмо. Слагхорн желает нас видеть. Немедленно.

— Конечно, идите, — Невилл торопливо поднялся. — Да и мне уже пора. А семена я вам сегодня же доставлю. Их и правда лучше держать подальше от теплицы. Вот гроза пройдет, тогда...

— Все будет хорошо, не переживай.

Близнецы по очереди пожали гербологу руку и торопливо направились из кабинета.

* * *

— И зачем мы понадобились Слагхорну? — спросил Джордж, как только за ними закрылась дверь. — Думаешь, это как-то связано...

— Ага, заволновался! — хмыкнул Фред. — Подожди еще, может, мы зря паникуем.

— Как же — зря! Ты и сам видел сегодняшний завтрак. Гречка — загадочное блюдо, которое не переносит Дамблдор. Да еще и мед, от которого у старика несколько раз случалось удушье. Мама нам вечно об этом рассказывает, когда ждет его в гости. Очевидно же, что такой завтрак — это месть Филча. Теперь понятно, чей пергамент мы вчера «акционули» из его кабинета. Выходит дело, мы рано обрадовались — эксперимент провалился.

— Куда же ты смотрел, когда развернул пергамент. Всем же известен почерк Дамблдора — очень старомодный, с дурацкими завитушками.

— Как будто у меня было время! — огрызнулся рассерженный Джордж. — Ты велел изъять любую бумагу. Да и потом... сам-то почему не остановился, если так здорово в почерках разбираешься?

— Заклинание новое. Я целиком был сконцентрирован на нем, какие уж тут завитушки!

— Да, шалость удалась! — невесело подытожил Джордж.

— Как бы из-за этой шалости из школы не вылететь. Нам-то все равно, а вот мама не переживет, — отозвался Фред.

— Прорвемся, брат, не впервой! — подмигнул Джордж.

Близнецы завернули за угол и направились в личные покои профессора Слагхорна.

10

Дверь зала для аудиенций распахнулась. Сидящие в общей гостиной слизеринцы с интересом уставились на появившегося на пороге декана. Подобные беседы Снейпа со студентами происходили нечасто и, как правило, последствия имели самые неприятные. Что же случилось на этот раз? Почему Малфой не вышел вслед за профессором? И хотя никто из собравшихся зла Драко не желал, большинство сходилось во мнении, что «Малфой сам нарывается на неприятности».

Снейп оглядел притихших студентов, а затем неторопливо направился к выходу, привычно отдавая на ходу распоряжения.

— Мистер Вудс, когда вы уже займетесь Трансфигурацией? Хотя, если желаете все каникулы ходить на отработки к профессору Макгонагалл, продолжайте укрощать свои плюй-камни.

— Нет, сэр, я сейчас... в библиотеку... простите, сэр!

— Мисс Хиер! Поберегите собственное зрение!

Палочка в руках Мастера Зелий совершила изящное движение — тяжелый подсвечник с двумя яркими свечами, поднявшись с каминной полки, пересек гостиную и плавно опустился на небольшой столик — прямо перед большеротой девочкой, полулежащей в кресле с тяжелой книгой в руках.

— Мистер Стоун, ваша любовь к нюхлерам до хорошего точно не доведет. Что на этот раз? Очередной укус? И снова кровь не сворачивается? Да не прячьте вы свой палец!

— Сэр, — промямлил очень бледный очкарик, ежеминутно слизывающий выступающую кровь, — я сам виноват: взял в руки детеныша. Вот самка и наказала. Просто известные мне заклинания против их слюны бессильны. Но меня уже кусали не раз. Ничего, скоро пройдет.

— Конечно, пройдет! Через пару часов, когда вы истечете кровью, все непременно закончится. Но мне здесь не нужны летальные исходы. Поэтому отправляйтесь в больничное крыло. Немедленно! Хотя... постойте. Мадам Помфри... ее сейчас там нет. Вот что, мистер Стоун, в лазарете дежурит мисс Грейнджер. Попросите у нее кровоостанавливающее зелье. И если я еще раз увижу вас у нюхлеров...

Закрывшаяся за деканом дверь так и не позволила слизеринцам узнать, какая кара ожидает стремительно поднявшегося с дивана очкарика. Студенты вернулись к прерванным занятиям, гостиную вновь наполнил приглушенный гул.

Крэбб и Гойл тем временем ввалились в зал для аудиенций и тяжело плюхнулись напротив Драко. Раскрасневшийся Малфой даже не посмотрел на приятелей — его вниманием всецело завладели слабые язычки пламени в камине.

— Ну как ты, Драко? — начал Гойл.

— Влетело тебе? Как все прошло? — подхватил Крэбб.

— Как будто сами не беседовали со Снейпом, — недовольно буркнул Малфой. — Конечно, влетело.

Верные телохранители уже были готовы посочувствовать Драко, но одно обстоятельство их явно смущало и останавливало. Дело в том, что Малфой, пожаловавшись на декана, загадочно улыбался и несчастным явно не выглядел.

А как ему было не улыбаться, если разговор со Снейпом принес хоть какое-то успокоение (впервые за эти сумасшедших полгода)?

Когда со взаимными претензиями было покончено, когда Драко решился поделиться с собеседником своими опасениями и проблемами, он внезапно с облегчением понял, что перед ним сидит все тот же дядя Северус. Знакомый с детства. И любимый с детства. Человек, обладавший особым даром появляться в самые драматичные минуты жизни маленького проказника.

А дальше начинались чудеса: казавшиеся неразрешимыми проблемы вдруг исчезали, а конец света, наметившийся было в жизни маленького Драко, откладывался на неопределенное время.

И сбитый мячом бесценный фарфоровый сервиз, доставленный прапрадедом несколько веков назад из далекого и загадочного Китая, вдруг обретал вторую жизнь. Трещины на почти невесомых блюдечках и острый скол на изящной чаше исчезли бесследно, словно раны, излеченные лекарем-виртуозом.

И едкие пятна цвета индиго — очередное творение рук Драко, — в мгновение ока разъедающие лак, беспрекословно подчиняясь взмаху руки дяди Северуса, испаряются прямо на глазах перепуганного мальчишки, чтобы знаменитый паркет в гостиной Малфоев мог по-прежнему поражать гостей дома своим безупречным орнаментом и ослепительным блеском.

И мучительно-болезненные ожоги — следы первых черномагических опытов Драко — залечиваются без промедления. И возвращается прежний цвет волос после опасного взрыва в лаборатории, и восстанавливается зрение после того, как стянутая втихаря из отцовского кабинета книга внезапно ослепила любознательного наследника древнего рода Малфоев. Таких историй не счесть.

Вот и сегодня все повторилось. И пусть давно уже дядя Северус стал для Драко профессором Снейпом, пусть проблемы юноши были куда сложнее разбитых чашек и полученных ожогов. Да и открыться полностью давнему другу семьи не получилось. Это ничего. Извинения принесены, ответы на некоторые вопросы получены, общение возобновилось. А самое главное, появилось уже порядком позабытое ощущение, что ты не один и что растущий ежедневно ком проблем можно остановить. И судьба отца тревожит, как оказалось, не только его сына и жену. А рассказ Драко о состоянии мамы просто потряс Снейпа. Сомневаться не приходилось: его скорый визит в поместье Малфоев — дело почти решенное. Осталось подождать совсем немного.

Занятый собственными рассуждениями, Драко почти не слышал того, что говорили ему приятели, удобно развалившиеся в креслах напротив. Но вопрос Гойла вернул его в реальность. Драко уставился на смущенного толстяка и переспросил:

— Снейп? И о чем он должен был узнать?

— Ну... о вас... с Поттером.

Драко пока явно не понимал, куда клонит Гойл.

— Ты имеешь в виду теплицу? Так Снейп был там с нами.

— Теплицу... да не совсем, — приятель заметно волновался и почему-то избегал смотреть Малфою в глаза. — Просто Поттер полез туда за тобой. Мы и не знали, что он и ты... ну... что вас связывает.

— Нас? Связывает? Интересно. И что же?

— Да ладно тебе, Драко, — вмешался Крэбб, — об этом только глухой не знает. Паркинсон и Булдстроуд раззвонили уже по всему факультету. Вот мы и подумали, что Снейп с тобой говорил об этом.

Драко немного помолчал, разглядывая притихших приятелей. Внезапно, наклонившись к ним, он угрожающе зашептал:

— Я не имею ни малейшего понятия, что на этот раз принесли вам на хвосте наши болтливые сороки.

Крэбб и Гойл переглянулись, и было видно, что оба пожалели о затеянном разговоре. Но Драко ждал объяснений.

— Ну... Панси сказала, — промямлил Крэбб, — что Поттер полез за тобой не случайно. Если к человеку ничего не испытываешь, то зачем же рисковать своей шкурой?

В ответ — ни слова. Драко молчал.

— Да и потом, эта ваша многолетняя вражда, — Крэбб наморщил лоб: нетрудно было догадаться, что он сейчас просто пересказывает услышанное чуть ранее. — Всем известно, что от ненависти до любви...

Он наконец замолчал и покосился на Драко. И тут вмешался Гойл:

— А то, что все это скрывалось от любопытных глаз, тоже понятно. Все-таки... Поттер, — толстяк сочувственно вздохнул и пожал плечами.

— Да ладно, Драко, подумаешь — Поттер! — Крэбб подмигнул Малфою. — Какая разница? Конечно, если бы у тебя был выбор... А так, пусть даже будет он. Но впервые за столько лет... Ты хоть понимаешь, что это значит?

Оба телохранителя расплылись в счастливой улыбке. А потому к последующей реакции Драко оказались не готовы:

— О да! Понимаю. Как не понять? Это значит только, что вы оба спятили!

Малфой вскочил с кресла и рванулся в общую гостиную. Разговоры стихли, слизеринцы вмиг побросали все дела и уставились на появившегося Драко.

— На этот раз, Паркинсон, ты превзошла себя! — обратился он к сидящей у окна однокласснице и, подозрительно оглядев находящихся в комнате, уточнил: — Как я понимаю, последняя сплетня о сексуальной подоплеке моего вчерашнего спасения уже известна всем? Замечательно! А скажите-ка мне одну вещь: сколько раз ошибался каждый из нас, купившись на очередную сенсацию Паркинсон?

— Почему же сразу «сплетню»? Ведь Поттер так рванул за тобой… — мисс Булдстроуд решила поддержать подругу. — Странно...

— Верно заметила, Булдстроуд, все действительно довольно странно. Например то, что ты тоже распространяла эту чушь. А я-то всегда считал тебя гораздо умнее. И уж куда более странно, что никто, кроме этого гриффиндорского головореза, в теплицу не вернулся. Пока я там валялся в драконьем дерьме, вы мило хихикали у костра.

Кто-то пристыженно опустил глаза, щеки Крэбба и Гойла запылали огнем. Но Блейз Забини смущаться и не думал:

— Ну а ты, Драко? Вот ты здесь всех обвиняешь в бездействии. А сам бы полез за кем-нибудь обратно? Вот то-то и оно... А вот Поттер этим славится. Нам его поступки всегда казались странными и необъяснимыми. Этот тоже, очевидно, один из них. Спишем его на плоды гриффиндорского воспитания и забудем о сегодняшнем недоразумении, — Забини кивнул в сторону Панси и подмигнул Малфою.

Но сменить гнев на милость Драко не спешил.

— Ну, конечно, наш слизеринский дипломат! Без тебя никак. Спасибо, Блэйз. Дело вовсе не в странностях Поттера. Меня волнует другое: как такое количество здравомыслящих людей поверило во всю эту чушь?!

— Чушь? — пойманную с поличным и молчавшую до этого момента Панси словно прорвало: — Никакая это не чушь! Да ты давно уже равнодушен ко всем обаятельным девушкам, что ошиваются вокруг тебя — только и знаешь, что цепляешься к этому Поттеру.

Драко помедлил, прежде чем ответить.

— Обаятельным? Это ты, что ли? Я и правда равнодушен к тебе и никогда этого не скрывал. Что же касается действительно обаятельных девушек...

— Ах ты... — Паркинсон от обиды едва не задохнулась.д

— Сама виновата, — перебил ее Драко. — Я никогда бы не сказал все это прилюдно, но ты, Панси, не оставила мне выбора.

— Эх, Малфой, испортил такой праздник! — лениво протянул длинноволосый, кудрявый семикурсник, вольготно развалившийся в кресле. — Мы-то уж было обрадовались новости. Подумали: наконец-то и среди чистокровных появился гей. А ты... Эх, Малфой, — слизеринец наигранно вздохнул.

Драко побледнел еще сильней:

— Слушайте! Вы все! Неужели вам это еще не надоело? В нашем отношении к геям есть что-то ненормальное. В этом смысле мы ничем не лучше магглов.

— Ну ты скажешь тоже! — возмутилась Миллисента Булдстроуд. — Магглы чаще всего гомосексуализм презирают, высмеивают.

— Не буду спорить: маглы — дикари известные, но и мы, волшебники, тоже хороши: впадаем в другую крайность — разве что на пьедестал геев не возносим.

— И что здесь особенного? — кудрявый семикурсник уставился на Малфоя, не мигая. — Учитывая, насколько редко встречаются маги-гомосексуалисты и принимая во внимание их необычные способности, которых у нас с вами, увы, нет...

— Согласен, — поспешно кивнул Малфой, — они действительно встречаются редко, а уж в чистокровных семьях их не было давно. Очень давно. И что с того? Ну давайте пойдем по пути наших родителей. Скажите, молодые люди, как только вам исполнилось двенадцать, не замечали ли вы немного странных взглядов своих матерей и отцов? Не вели ли они с сыновьями странных, иносказательных бесед? Или, может, подобные спектакли, призванные разобраться в сексуальных предпочтениях наследника, проходили только в моей семье?

Малфой еще не закончил, а гостиную наполнил ропот недовольных голосов. Он сопровождался невеселыми усмешками и сдержанными кивками, подтверждающими, что подобное поведение родителей в чистокровных семьях не редкость.

Драко подождал несколько минут, а затем продолжил:

— Если это так, то давайте хоть мы не будем доставать друг друга подозрениями и бесплодными поисками. Или вы всерьез думаете, что, открой хоть кто-то из нас в себе тягу к людям собственного пола, он стал бы это скрывать?

— Смеешься? — обратился к Малфою Забини, — мы же не магглы какие-нибудь. Сам подумай — создающий в семье! Кто из чистокровных об этом не мечтает? Ну ладно, похоже, на твой счет Панси ошиблась. А Поттер?

— Что Поттер?

— О предпочтениях Поттера нам что-нибудь известно?

— Более чем, — хмыкнул Малфой, перебивая раскрывшую было рот Паркинсон. — Сирые, убогие, нищие и грязнокровки. Особая слабость — поиск приключений на собственную задницу.

Слизеринцы захихикали, но Забини даже не улыбнулся.

— Меня интересуют его предпочтения иного толка... Девочки, мальчики?

— Увы, Забини, большинство из нас о себе-то такое узнает лишь после того, как покинет Хогвартс, — отозвался высокий семикурсник, подняв голову от шахматной доски. И вдруг, явно кривляясь, противно прогундосил: — Пейте, детки, тыквенный сок!

— Я знаю, — кивнул Блэйз, — все, что касается половых отношений, у нас происходит позднее, чем у магглов: всем отлично известно, что это желтое пойло обычно притупляет наши инстинкты и порывы. Но против симпатий и взаимных притяжений даже нектар магической тыквы бессилен. — Забини с надеждой покосился в сторону окна, у которого сидели притихшие и немного обиженные подружки-сплетницы. — Потому и спрашиваю, может, кто-то что-то видел... ну... какие-нибудь томные взоры Поттера, охи, ахи, поцелуи при луне? — Блейз подмигнул Панси.

Мисс Паркинсон восприняла это как призыв поучаствовать в импровизированном расследовании сексуальных предпочтений Гарри Поттера. О, в этом вопросе ее можно было не уговаривать! Что-что, а информация у нее всегда была готова.

— На четвертом курсе Поттер вздыхал по Чжоу Чанг. Можно сказать, тайная страсть!

— Странно, — грубовато перебил девушку Гойл, — на рождественском балу Чемпионов он был с Парвати Патил.

— Ничего серьезного, — вклинилась в разговор Миллисента Булдстроуд, — так... запасной вариант, палочка-выручалочка на один вечер. Оно и понятно: место рядом с Чанг было занято. Седрик Диггори.

— Да, шансов у Поттера почти не было, — подытожил заинтересованный услышанным Малфой. — Но в прошлом году Диггори уже не было. Неужели Поттеру повезло?

Панси выждала паузу и интригующе кивнула:

— Повезло...

Ну, не тяни, — не сдержался Драко. — Между ними что-то было?

В гостиной вдруг стало очень тихо.

О, это было звездный час мисс Паркинсон! Ради вот таких минут и разворачивают свою неуемную кипучую деятельность все сплетники. Панси неприятно ухмыльнулась и кивнула:

— А как же...

— Здесь? В Хогвартсе? — Драко выглядел озадаченным. Но, получив от одноклассницы кивок, не терпящим возражения тоном заявил: — В Хогвартсе это невозможно!

Явно довольная его горячностью, Панси иронично заметила:

— "Это"? Уж не знаю, что ты там себе нафантазировал, Драко, но уверяю тебя, что поцелуй вполне возможен.

— Поцелуй? И это все? — Малфой выглядел разочарованным.

— Ну да, банальный поцелуй. Детали интересуют? Извольте. Итак, место действия — под омелой. Инициатива исходила от Поттера. А Чанг...

— Ну вряд ли один поцелуй что-либо доказывает, — перебил одноклассницу Драко, равно как и ничего не опровергает. Впрочем, если подумать, мне кажется, судьбе уже довольно выделять этого гриффиндорского «счастливчика». Маггловоспитанный, меченый, избранный... Милый «букет»! А тут его еще и создающим пытаются сделать. Нет, господа, как хотите, но это уже явный перебор. А поэтому пусть себе целуется с китайскими красотками и дальше.

Поняв, что загадка так и останется загадкой, Блэйз Забини поднялся с кресла и, кивнув приятелям, направился к выходу из гостиной. Вот уже несколько минут мысли его были очень далеки от и от Поттера, и от Малфоя, и от деталей поцелуя под омелой. Они сейчас сосредоточились где-то в районе лазарета. Нет, у Блэйза вовсе ничего не болело. И ран никаких не было. Тем не менее ноги словно сами несли озадаченного слизеринца к двери больничного крыла. Да и руки тоже не бездействовали. Пока правая расправляла складки на мантии, левая рылась в глубинах бездонного кармана, нервно разгребая хранящиеся там «сокровища». Уже у самого входа в лазарет Забини притормозил и извлек искомые предметы. Ими оказались черепаховый гребень и небольшое зеркало.

Пару минут спустя Блейз появился в больничном крыле и, подозрительно хромая на правую ногу, направился к кабинету колдомедика. Постучавшись и приоткрыв дверь, он расширил глаза и, блестяще разыграв удивление, поинтересовался:

— Грейнджер? А ты что тут делаешь? Могу я увидеть мадам Помфри? Нужна ее помощь — у меня травма.

Драко тоже направился из гостиной. Только покидал он ее в компании Панси Паркинсон.

— Твоя информированность не может не удивлять, — признался он девушке. — Да в сравнении с тобой всеведущие братья Криви — беспомощные младенцы. Может, поделишься, откуда черпаешь сведения?

Панси кокетливо закатила глаза и захихикала:

— О, у меня свои проверенные источники информации плюс широкая агентурная сеть по всему Хогвартсу.

— Ничего себе! — уважительно воскликнул Драко.

Паркинсон уже собиралась свернуть в коридор, ведущий в спальню девушек, но Драко остановил ее вопросом:

— А про этот поцелуй... про него-то ты откуда узнала? Уж я не думаю, чтобы Поттер делал это при свидетелях.

— Свидетелей и правда не было. Но они мне и не нужны. Скажем так, я умею вытягивать необходимую информацию. Даже из пучка омелы.

Подмигнув Драко на прощание и звонко хохотнув, Панси скрылась в коридоре.

11

Гермиона Грейнджер не даром славилась умением находить работу даже там, где ее нет. Вот почему в больничном крыле она не ограничилась поручением директора. Девушка решила проявить инициативу, расширить круг своих обязанностей и, как следствие, полномочий. Каждый час новоиспеченная «сестра милосердия» измеряла температуру и на всякий случай считала частоту пульса у двух жертв вчерашней вечеринки — беспробудно спящих мадам Помфри и Гарри.

Кроме того, вот уже пару раз Гермиона заботливо протирала своему вспотевшему другу лицо, шею и грудь.

Первому пациенту — слизеринскому любителю нюхлеров — очень повезло, что он попал в такие хорошие и надежные руки: необходимое зелье было дано незамедлительно, кровь остановлена, а на палец наложена необходимая повязка. Но едва счастливый очкарик покинул больничное крыло, как дверь опять открылась, и Гермионе пришлось заняться новым посетителем.

— Мадам Помфри сейчас не может тебе помочь, — осторожно начала девушка, разглядывая Забини. — Она... ее нет в Хогвартсе. Но, если травма не опасная, я могла бы посмотреть.

— Думаю, не опасная. Просто на ногу наступать больно. Похоже на растяжение.

К своему немалому смущению, Гермиона выяснила, что этой травмой Забини обязан ей. Он сдержанно, не вдаваясь в подробности, поведал девушке, как, выбираясь из теплицы, та в запале, мало что соображая, несколько раз наступила на правую ногу слизеринского снайпера.

Извинения были принесены, и пострадавший снисходительно позволил заняться своей травмой. От тугой повязки он решительно отказался. Ее заменил целебный бальзам, прекрасно вылечивающий последствия вывихов и растяжений. Отыскав его на полке, Гермиона, почему-то сильно смущаясь, попросила Забини закатать брюки до колена и снять ботинки и носки.

Тот для вида немного поворчал, но в итоге уселся на кушетку, откинул полы мантии и занялся обувью и брюками. Когда все было готово, Гермиона скромно присела рядышком и, немного нервничая, приступила к осмотру. Вскоре и у «врача», и у «больного» щеки пылали так, что, казалось, при прикосновении к ним можно было обжечься. И если у мисс Грейнджер подобную реакцию вызвал стыд за собственную неуклюжесть, то щеки слизеринца горели совсем по другой причине. Маленькие пальчики «колдомедика» аккуратно ощупали ступню, забегали по лодыжке, поднялись к икре, слегка нажимая на поврежденную конечность. Блэйз и сам не ожидал от себя подобной реакции. Он не мог сдержаться, а потому постанывал и шипел от удовольствия. Наивная же девушка, полагая, что причиняет слизеринцу боль, уговаривала его немного потерпеть. Когда заботливые пальцы стали втирать бальзам в кожу, Забини закрыл ладонями лицо и прикусил губу.

Это была первая пытка в жизни Блейза. Чудовищная. Необыкновенная. Сладкая. Он мало что соображал. Он почти ничего не слышал.

Гермиона и правда очень переживала, что оттоптала Забини ногу, вот только припомнить детали почему-то никак не могла. Объяснив этот факт тем, что она плохо соображала в ту минуту, девушка решила растолковать это слизеринцу и тем самым заслужить прощение. Прекрасно зная высокомерие юноши и его обычную неприступность, она неожиданно для себя предложила пострадавшему отведать… чаю.

— … если хочешь, — донеслось до Забини неожиданное приглашение, — я недавно заварила свежий.

«Что? О чем это она? Чай? Да какой может быть чай после такого массажа?! Не хочет он никакого чая. Совершенно».

— Спасибо, Грейнджер. Не откажусь.

Они сидели еще около часа и не спеша тянули обжигающий напиток. Поначалу разговор не клеился, но потом… Словно плотина какая-то прорвалась. Они, смеясь, вспоминали детали вчерашнего заточения в теплице. Гриффиндорская выскочка оказалась довольно милой и очень интересной в общении девушкой с отменным чувством юмора. И куда-то бесследно исчезло знаменитое высокомерие чистокровного мага. С Грейнджер было уютно и тепло. Уходить совсем не хотелось.

Бежали минуты — чашки наполнялись и наполнялись ароматным напитком.

Оба и не заметили профессора Макгонагалл, в изумлении застывшую в дверях и наблюдающую почти фантастическую картину мирного чаепития одного из самых чопорных слизеринцев и магглорожденной девушки. Отметив про себя, что из них получилась бы очень красивая пара, Минерва вежливо кашлянула.

Молодые люди тотчас же прервали беседу. Забини, извинившись и поблагодарив Грейнджер за заботу, направился к двери.

И надо же было случиться такому конфузу: счастливый и совершенно расслабленный симулянт совсем потерял бдительность. Гермиона, онемевшая от изумления, вытаращив глаза, смотрела вслед молодому человеку: он сильно хромал. Вот только в этот раз... почему-то на левую ногу.

12

Оставшееся до обеда время Дамблдор был очень занят. Составив компанию учащимся, он принял посильное участие в розыскных мероприятиях — с тою лишь разницей, что пытался не столько изловить кошку Филча, сколько разузнать местонахождение ее хозяина. Желание поговорить с глазу на глаз со школьным смотрителем росло с каждой минутой.

Но голод давал о себе знать все настырнее. И сколь бы страстным меломаном ни слыл Альбус Дамблдор, утробную симфонию собственного желудка он не жаловал. Ни мисс Норрис, ни Аргус так и не объявились. Решив продолжить поиски исчезнувшей парочки после обеда и визита к Слагхорну, директор направился в сторону Большого зала.

И вот уже показались его мощные дубовые двери, вот уже донеслись до чуткого носа Дамблдора умопомрачительные ароматы приготовленных яств. Но увы! На этот раз непреодолимой преградой на пути голодного старика к субботнему обеду стали его должностные обязанности директора школы магии и волшебства. Об этом ему напомнила небольшая и очень суетливая сова, сбросившая конверт в надежде, что он тут же будет пойман. Дамблдор и правда уверенным движение здоровой руки изловил увесистый прямоугольник. Обнаружив на нем печать Попечительского совета школы и пометку «Срочно!», Дамблдор понял, что вожделенный обед откладывается скорее всего до ужина. Тяжело вздохнув, он сжал в руке злополучный конверт и, развернувшись, скрылся в одном из многочисленных коридоров замка.

На обед профессор Снейп пришел в хорошем расположении духа: беседа с Драко его несколько успокоила. И пусть количество проблем от этого меньше не стало, но главное — юноша все-таки пошел на контакт. Осталось только обсудить ряд моментов с директором, и тогда можно было бы предложить встревоженному Малфою реальную помощь. Да, Дамблдор. А где он, кстати?

До конца трапезы директор так и не появился. Снейп был несказанно удивлен этим обстоятельством, так как отлично помнил завтрак, к которому старик даже не притронулся.

Полчаса спустя директор и алхимик встретились у двери комнат, занимаемых Слагхорном. Снейпу показалось, что Дамблдор выглядел озабоченным, но выяснить причину времени не было: Гораций гостеприимно распахнул перед гостями дверь.

Новая черно-бордовая мантия очень ему шла, ботинки были начищены до зеркального блеска. Демонстрируя радушие, Слагхорн ослепительно улыбался, при этом норовя заглянуть за спины вошедших. Он явно кого-то не досчитался.

— Минерва немного задержится, но обещала быть с минуты на минуту, — предупредил Дамблдор.

— И что же вы намерены были нам показать? — проявил нетерпение Снейп.

— Почему же «был намерен»? — удивился Слагхорн. — Я слов своих не меняю, как, врочем, и намерений. Сейчас вот только дождемся Минерву.

Он вдруг осекся, а потом ослепительно улыбнулся.

— Прошу прощения, что задержалась, — послышался голос Макгонагалл, и она быстро вошла в гостиную, — обязанности декана, знаете ли...

Снейп ехидно поинтересовался:

— Очередная драка?

Но смутить Минерву было очень трудно — оборону она держала замечательно: годы общения с деканом Слизерина давали свои плоды.

— Твоя осведомленность, Северус, просто поражает. Не будь мы с тобой в Хогвартсе, я бы заподозрила во всех комнатах Гриффиндора маггловские «жучки».

— Ну что ты! В этом нет никакой необходимости. Ссору во время обеда видели и слышали все. Зная темперамент твоих воспитанников, сценарий дальнейшего развития действий представить несложно — они всегда решают свои проблемы с помощью кулаков.

— Ну уж здесь кто как может, тот так и решает, Северус. Мои — с помощью кулаков, твои — с помощью языков.

— Думаю, что пора заканчивать ваш бесконечный поединок, — вмешался директор. — Уверен, что ничья устроит обоих. Не так ли? Ну вот, Гораций, все приглашенные здесь. Что же необычного ты нам приготовил?

Слагхорн загадочно поднял палец вверх и объявил:

— Коллеги! Я приглашаю вас на экскурсию.

Как только были произнесены эти слова, дверь, ведущая в его небольшую лабораторию, распахнулась. На пороге, смущенно улыбаясь, застыли близнецы Уизли.

— А эти что здесь делают? — ворчливо поинтересовался Снейп.

— Думаю, что перед нами — экскурсоводы, — Дамблдор подмигнул братьям и заявил: — Ну что же, мы готовы.

Лаборатория встретила экскурсантов весело бурлящими котлами разных размеров. Шкафчики и полочки, столы и подоконники оккупировала бесчисленная армия разноцветных емкостей самых разнообразных и невероятных форм и размеров. Бутылки, пузырьки, колбочки и прочие склянки были заполнены зельями и эликсирами. Одни из них, переливаясь на солнце, были прозрачными, как слеза, другие казались густыми и тягучими. Дно некоторых покрывал толстый осадок. А в самых темных уголках прятались от губительных солнечных лучей отталкивающего вида зелья с плавающими насекомыми.

На столах стояло несколько остывающих чаш, от которых поднимались разноцветные клубы пара: синеватый, желтый и жемчужно-серый. Шипящая, как миниатюрный вулкан, емкость то и дело выбрасывала соцветия огненно-рыжих искр.

Заинтригованные увиденным, гости какое-то время с интересом озирались по сторонам и хранили молчание. Первым пришел в себя Снейп и незамедлительно потребовал объяснений. Поддерживая и перебивая друг друга, Фред и Джордж начали экскурсию.

Добродушного Дамблдора плоды их экспериментов пленили уже на второй минуте рассказа. Некоторое время спустя улыбнулась и всегда сдержанная Макгонагалл. Вот только вечно подозрительному Снейпу понадобилось гораздо больше времени для объективной оценки всего увиденного, поскольку такой оценке очень мешало его субъективное отношение к близнецам. Но в конце сдался и этот неисправимый скептик — профессиональный интерес все-таки взял свое.

Дамблдор, посмеиваясь про себя, наблюдал, как Северус постепенно погружается в любимую стихию. Вот он перебирает многочисленные склянки, экзаменуя взволнованного Джорджа на предмет их содержимого. Взяв в руки плоскую бутылку с плавающими травинками и почками, Снейп резко взбалтывает жидкость и внимательно слушает комментарии Фреда, то недовольно морщась, то отрывисто кивая.

Емкости с зельями меняются в его руках. И каждый раз на близнецов сыпется поток вопросов. Те терпеливо отвечают своему бывшему профессору, передают ему требуемые склянки, отвинчивают крышки, предлагая понюхать или попробовать на вкус.

Вопреки заверениям Снейпа, его наибольший интерес вызвала довольно крупная емкость, в которой трио отчаянных экспериментаторов разводило тех самых комаров, дарующих счастливый и безмятежный сон. Да и Дамблдор с Макгонагалл слушали объяснения Горация, распахнув глаза от изумления. Минерва же, улыбнувшись рассказчику, заявила, что не отказалась бы на каникулах испробовать на себе воздействие этих насекомых. Слагхорн в ответ просиял так, что директор не на шутку испугался, как бы от щедрости душевной тот не подарил Минерве весь арсенал сонариков, имеющихся в его распоряжении. Но помешал этому Снейп, чье внимание привлек стеклянный шар с толстыми стенами. Там обитали более крупные комары, а их длинные хоботки были бордово-красного цвета.

— А это что за создания? Они тоже дарят незабываемые сновидения?

— Ну, в какой-то мере действительно незабываемые, — уклончиво начал Джордж.

Фред с опаской взглянул на Слагхорна и, заручившись его безмолвной поддержкой, решил удовлетворить интерес гостей.

— Это наше последнее изобретение. Находится в экспериментальной фазе.

— На себе испытываете? — поинтересовалась Макгонагалл.

— Да, профессор, приходится испытывать друг на друге.

— Может быть, эти создания вместо крепкого сна карают продолжительной бессонницей? — высказал предположение Снейп.

— Если бы! — воскликнул Джордж. — Спали мы все очень крепко. Но сны...

— Одним словом, вместо счастливых сновидений они погружают свою жертву на целую ночь в бесконечную череду кошмаров.

— Интересные создания, — подытожил директор, разглядывая насекомых.

Но вот Дамблдор отошел от склянки с комарами и тяжело опустился в рабочее кресло зельевара. Увиденное ошеломило старика. Оказалось, что уже полгода под его носом в глубокой тайне велась уникальная исследовательская работа. Одному Мерлину известно, как братьям Уизли удалось увлечь своими идеями Слагхорна. Сами того не ведая, близнецы вдохнули в старого зельевара вторую жизнь. Вернулась его былая горячность и увлеченность, куда-то испарились старческий скепсис и брюзжание, а глаза загорелись исследовательским огнем.

Не то чтобы в Хогвартсе все были слепы и не обратили внимания на изменившегося Слагхорна. Еще как обратили! Но причину перемен искали совсем не там. Дамблдор тоже был уверен, что без строгой и недоступной преподавательницы Трансфигурации здесь дело не обошлось. Видимо, ошибся. Хотя, и эту причину метаморфозы зельевара нельзя списывать со счетов. Вон как настойчиво старый ловелас увивается вокруг Минервы.

Заканчивая обход лаборатории, Снейп, неотступно сопровождаемый близнецами, подошел к бурлящим котлам. Вместе они вглядывались в поднимающиеся пузырьки и растущую, как на дрожжах, пену. Языки пламени освещали склонившиеся над котлами лица.

Дамблдор невольно залюбовался этими увлеченными людьми и с большим интересом вслушивался в их беседу.

Фред и Джордж сыпали терминами и цитировали работы известных зельеваров не хуже самого Снейпа. Наверное, поэтому с его лица как-то незаметно исчезли снисходительность и язвительность. Это была беседа профессионалов. Немногословно. Сдержанно. По существу.

Слагхорн не принимал участия в беседе учеников. Но на то у Горация был очень серьезный повод: он тоже вел диалог, но совсем иного толка и с бесконечно важным для себя собеседником. Точнее, собеседницей. И у Макгонагалл, и у Слагхорна в руках были зажаты какие-то склянки, но им обоим не было до них никакого дела. Гораций раскраснелся, что-то увлеченно рассказывая, а Минерва снисходительно слушала коллегу, весьма довольная и его вниманием, и тем потрясением, которое обеспечили Снейпу ее талантливые питомцы. Знать бы только, чему женщина радовалась больше.

Дамблдор откинулся наконец на мягкую спинку кресла — похоже, всем хорошо, все при деле. А у него появилось время обдумать письмо из Попечительского совета.

* * *

Перед ужином, покинув покои Слагхорна, Дамблдор отправился в кабинет Снейпа — пришло время вновь заняться искалеченной рукой старика.

Все процедуры Мастер Зелий провел молча. Директор тоже не произнес ни слова, лишь время от времени кривился и приглушенно шипел. Когда рукав мантии скрыл обожженную конечность, а все полагающиеся зелья были выпиты, Снейп присел на соседний стул.

— Я смотрю, ты сегодня неразговорчив, — улыбнулся директор. — Что скажешь, Северус?

— Скажу, что пока улучшений нет. К сожалению. Но с другой стороны...

— Я не о своей руке спрашиваю, — перебил Дамблдор. — Как тебе питомцы Слагхорна?

— Что же, буду откровенен: я удивлен. Думаю, что Горация нужно поздравить. Получается, что за полгода он вырастил двух настоящих вундеркиндов. Меня ведь сложно удивить, но увиденное... Все эти зелья, эликсиры. Очень оригинальные, где-то даже дерзкие, очень сложные по части составляющих компонентов. Я учил этих Уизли столько лет, но им даже основные-то зелья редко удавались. А здесь за полгода придумано столько всего, что мне впору самому хватать пергамент и перо да записывать.

— Да уж, удивили, — кивнул, посмеиваясь, Дамблдор. — И Гораций-то каков! А? Можно сказать, что в условиях строжайшей секретности возился с нашими гриффиндорскими гениями. То-то я заметил, что его после ужина в замке не видно. Раньше он любил перед сном совершать моцион по коридорам. Я полагал, что годы берут-таки свое, и наш известный неженка стал рано отходить ко сну.

— Вы ошибались, Альбус. Получается, что он просто с головой ушел в работу.

— Сам вижу, что ошибся. Но не я один. В твоем дифирамбе педагогическим способностям Горация кое с чем не соглашусь. Видишь ли, без базы, которую дал близнецам ты, не было бы всех этих открытий. Гораций получил Фреда и Джорджа уже прекрасно обученными основам зельеварения. А дальше — пожалуйста, твори, сколько душе угодно. Разве когда-нибудь он отказывался от такой возможности? Уж тебе-то, Северус, думаю, не нужно рассказывать об удивительном даре Слагхорна угадывать и распознавать таланты. Ты и сам прошел его школу.

— Не просто прошел. Он меня вылепил, сформировал, и я этого никогда не забуду. У нас, в зельеварении, настоящие таланты появляются нечасто. Уверен, что, в отличие от меня, Гораций за свою карьеру преподавателя не упустил ни одного дарования. А что происходит дальше, вы, Альбус, знаете не хуже. Он словно заболевает таким учеником.

— Все верно, — улыбнулся Дамблдор, — его одержимость юными талантами известна. Гораций готов вывалить на них все свои знания, все мастерство. И ведь обычно ведет уроки без особого увлечения, где-то даже с ленцой. А тут вдруг глаза загораются, появляется задор.

— Это все конечно так, — кивнул Снейп. — Вот только есть одно «но». Новое увлечение Слагхорна серьезно нарушило снабжение больничного крыла. Нашему творцу, очевидно, лень спускаться на грешную землю. Он слишком мало варит необходимых зелий, да и те, что доходят до лазарета, очень низкого качества. — Прочитав тревогу в глазах директора, зельевар поспешил его успокоить: — Все наладится, Альбус, не переживайте. Главное, что Поппи все мне рассказала. Нужно поговорить с Горацием, а в каникулы я и сам подключусь к пополнению запасов.

— Лучше тебя этого все равно никто не сделает, — тепло улыбнулся алхимику Дамблдор. — Спасибо. И вот что еще... Смотрел я сегодня на твою беседу с Фредом и Джорджем и в какой уже раз сделал печальный вывод: как же мало мы знаем собственных учеников. Я ведь и не заметил, как от забавных безделушек для собственного магазина они перешли к увлечениям совсем иного рода. Мальчикам ведь только по восемнадцать, Северус, а они залезли в такие глубины психологии человека!

— Если бы только туда, — вздохнул Снейп. — Судя по тому, что мы увидели, Уизли и в физиологии неплохо покопались, да и в сфере деятельности головного мозга они отнюдь не дилетанты и даже в область подсознательного влезли без боязни.

— Чудеса да и только!

— Чудеса? — недовольно скривился Снейп. — Да полноте, Альбус. Чудеса, как правило, объяснению не поддаются. А причину этой гениальности, внезапно вырвавшейся из обычного детского баловства, назвать несложно. Мы оба, господин директор, прекрасно понимаем, о чем идет речь.

— Мне кажется, ты немного спешишь с выводами, Северус, — недовольно поморщился Дамблдор. — Не буду скрывать, меня посетила та же догадка, но точных доказательств у нас нет.

— Нет?! Альбус, да за полгода они изготовили и сварили…

— Вот-вот, — перебил директор взволнованного Снейпа, — именно что «изготовили» и «сварили». Мы с тобой не увидели главного — нового заклинания. А потому считаю любые прогнозы преждевременными.

— Новое заклинание? Да что вы, Альбус? Разве его вот так сразу делают достоянием гласности? Вам ли не знать, что открытие в себе подобных способностей подчас шокирует. И за примерами далеко ходить не нужно: помнится, я полтетради исписал новыми заклинаниями, прежде чем вы обо всем догадались.

— Нет, Северус, я догадался намного раньше. И о твоем даре, и о способностях Джеймса.

— Неужели? — Снейп выглядел удивленным. — Тогда почему же не поговорили с нами уже тогда?

— Когда мои предположения подтвердились, навязывать вам обоим свою беседу или делиться собственным опытом было уже поздно.

— Поздно? — в вопросе Снейпа прозвучало изумление, граничащее с возмущением. — Но почему?

— Потому что к этому времени каждый из вас уже создал свое первое заклинание. А это означало, что вы оба уже вступили в знакомый каждому создающему внутренний поединок. Этот путь необходимо пройти самостоятельно — без советчиков и помощников. Важно четко решить для себя: принимать или нет дар магического творчества, а вместе с ним и те кардинальные изменения в личной жизни, которые он за собой повлечет.

— И что же вы сделали, узнав о наших способностях?

— Удивился. Да-да, Северус. Двое создающих родились в один год… Такого я припомнить не мог. Когда же убедился во всем, вы с Джеймсом уже погрузились в сложный процесс выбора. Мне оставалось лишь наблюдать и ждать вашего решения.

Губы Снейпа презрительно дрогнули:

— Поттер решил не рисковать и отсидеться у женской юбки. Ваш любимец, господин директор, струсил, проиграл.

— Нет, Северус, — мягко возразил Дамблдор, — этот поединок с самим собой не выигрывают и не проигрывают. Просто Джеймс принял иное решение и от дара отказался. Ты же, как мне показалось, этому дару был очень рад. Каждый получил свое. Как видишь, проигравших нет, — увидев, как побледнел Снейп, директор поспешил изменить тему разговора: — Мы вновь коснулись одной из самых болезненных для тебя тем. Прости. Давай-ка вернемся к нашим юным гениям.

— Замечательная мысль, — как-то уж слишком поспешно согласился Снейп. — Думаю, что в ситуации с обоими Уизли все нужно знать наверняка. Если хотя бы у одного из них есть дар… Новость, конечно, замечательная. Только вот… как же все это не вовремя! Вы только подумайте, какие последствия это может иметь сейчас.

— Несложно догадаться, — вздохнул Дамблдор. — Факт отсутствия чистокровных создающих уже несколько поколений удерживает немалое количество именитых семей от заманчивых идей Волдеморта и утверждения собственного превосходства. Более того, все чаще в связи с этим стали поговаривать об ослаблении магии и даже ущербности чистокровных отпрысков. По крайней мере, хотя бы часть магических аристократов перестала воротить нос от полукровок и даже не против породниться с самыми предприимчивыми и удачливыми из них.

— Вливание новой крови? — презрительно хмыкнул Снейп. — А теперь вот представьте себе, какая может последовать реакция, если просочится информация о чистокровном создающем или даже о двух таких магах. Альбус, я думаю, появился довольно серьезный повод для разговора с их родителями.

— Я обязательно поговорю с Артуром и Молли, но не забывай, что Фред и Джордж уже совершеннолетние. Не буду откладывать это дело в долгий ящик. Сейчас вот только утрясу проблему с экспериментальной теплицей, встречу гостей из Попечительского совета и тогда займусь гриффиндорскими зельеварами.

— Неужели в этой дурацкой истории с огурцами все зашло так далеко, и наши меценаты наконец снизойдут до посещения Хогвартса?

— Представь себе, меня тоже несказанно удивил этот факт. Хотя, думаю, явятся они скорее всего из любопытства. Но это может подождать до завтра. А ты мне лучше расскажи, как прошел твой разговор с Драко?

— Гораздо успешнее, чем я ожидал.

Он изложил директору суть состоявшейся беседы.

— … и он вдруг спросил, что Темный Лорд обещал мне за верную службу… — Снейп неожиданно прервал свой рассказ.

Дамблдор выглядел неприятно удивленным:

— Серьезный вопрос, — заметил он. — И как же ты ответил?

— Признаюсь честно, ответ нашелся не сразу. Но затем решил, что эта шпионская игра Темного Лорда и та таинственность, которой он окружил личного зельевара и главного информатора сразу после своего возвращения, окажут мне немалую услугу. Ведь никто из ближнего круга за прошедшие два года ни разу не видел меня на собраниях. Им и невдомек, что Северус Снейп и не думал покидать ряды Упивающихся, а все это время мое присутствие на сборищах скрывает магическое зеркало.

— Да уж, — невесело усмехнулся Дамблдор, — Вольдеморт делает все, чтобы создать безопасность для своего главного шпиона в Хогвартсе.

— Все наши с ним беседы и встречи носят исключительно конфиденциальный характер. Так вот создавшаяся ситуация помогла мне найти необходимый ответ для Драко. Я сообщил ему, что никаких желаний, которые помог бы осуществить Темный Лорд, у меня попросту нет, а потому в число его сторонников я теперь не вхожу.

Дамблдор вытаращил на Снейпа глаза:

— Это очень рискованно, Северус. Не стоило тебе признаваться в этом перед Драко так открыто.

— Альбус, я абсолютно уверен, что за пределы слизеринского зала для аудиенций эта информация не выйдет. Что же касается риска, он давно уже стал моей персональной тенью. Чуть больше его или же чуть меньше — значения не имеет. Мне важно было донести до Драко мысль, что его метка — это пока не конец света, что есть еще путь назад.

— А он случайно не поведал тебе, почему позволил себя заклеймить?

— Темный Лорд обещал ему вернуть отца и сохранить жизнь матери. Ради своей семьи Драко пойдет на любые безумства.

— Но разве идеи о превосходстве…

— Нет, — прервал Далмблдора Снейп, — ради них он бы к Волдеморту на службу не пошел. Драко уже видел оборотную сторону этой медали, и она ему не понравилась. Кроме того, он никогда не страдал маниями и не возводил идолов. Приплюсуем к этому его умение блестяще все анализировать, взвешивать и просчитывать ходы наперед. Вся романтика и восторг от метки на руке лопнули через месяц. Он уже тяготится порученной ему миссией. И если мы будем действовать очень осторожно и предпримем реальные шаги, оказав помощь Нарциссе и Люциусу, то обретем в лице Драко союзника.

— Это утопия, Северус, — грустно вздохнул Дамблдор. — Понаблюдай за мальчиком повнимательнее. Неужели ты веришь, что вот так сразу…

— Нет, Альбус, не сразу. Я же сказал вам об осторожности. С ним будет очень нелегко. Но в исходе я уверен.

— Если мы вытащим Люциуса из Азкабана?

— Да, Альбус. Темный Лорд с его освобождением явно не спешит: он никогда не простит Люциусу утерянный хоркрукс. Что можем сделать мы? В наших ли силах вытащить Малфоя?

Дамблдор долго молчал.

— Надо бы навестить Люциуса в Азкабане. Полгода заточения бесследно для него не прошли. Ты прав, Северус, нужно сделать все, чтобы вырвать мальчика из этого порочного круга. И если цена такова, то я поговорю с министром.

— Драко рассказал, что с его матерью творится что-то странное. Я бы хотел навестить ее во время каникул.

— Северус, ты хорошо подумал? Не в моей власти что-то тебе запрещать. Но Малфои теперь в опале. За все это время никто, кроме сестры, у Нарциссы не появлялся. Не думаю, что Том будет в восторге, если туда отправишься ты. А он узнает наверняка. Это слишком рискованно.

— Мы уже говорили о риске, Альбус. Когда это меня останавливало?

— Верно, — вздохнул Дамблдор, — никогда не останавливало. Действуй, как считаешь нужным.

На ужин Снейп отправился в одиночестве. Дамблдор, отчаявшийся отведать хоть что-то съестное в этот день, смотрел в спину удаляющемуся коллеге с нескрываемой завистью. А его сейчас ожидала встреча с агрессивными лианами мистера Лонгботтома. В оставшееся до визита завтрашних гостей время необходимо было вместе с Помоной выработать стратегию защиты бой-огурцов и их талантливого изобретателя.

14

Гермиона Грейнджер в этот вечер тоже пожертвовала ужином, но сделала это отнюдь не добровольно и вовсе не потому что объявила войну калориям.

В тот самый миг, когда она собиралась выскользнуть в Большой зал, чтобы сдать дежурство профессору Макгонагалл, дверь больничного крыла распахнулась, впуская кипящих от негодования брата и сестру Уизли.

Не обращая ни малейшего внимания на спящего Гарри, Рон втащил в палату упирающуюся Джинни и грубовато подтолкнул ее к окну, потом повернулся к обалдевшей Гермионе и потребовал:

— Полюбуйся! Полюбуйся на эту красавицу! Ты знаешь, что она сделала?

— Я не виновата, — всхлипнула Джинни, — просто подумала, что так будет лучше всем.

— Подумала?! — взревел Рон. — Очень сомневаюсь, что тебе вообще знакомо это действие. Кто тебя просил лезть не в свое дело?

Лицо несчастной девушки было закрыто ладошками. До Гермионы донеслись ее рыдания:

— Никто не просил. Я думала… я хотела… чтобы никому не влетело… спасти всех…

— Ну надо же! Спасительница наша!

Гермиона, в первую минуту растерявшаяся от неожиданной ссоры брата и сестры, наконец взяла себя в руки.

— Рон! Прекрати на нее орать! Немедленно объясните, что здесь происходит.

— Что происходит? — переспросил раскрасневшийся юноша. — Эта красавица подставила всех, кто вчера пировал в больничном крыле.

— Она все рассказала Макгонагалл? — Джинни мотнула головой. — Дамблдору?

Девушка кивнула и едва слышно добавила:

— И Снейпу. Он тоже был в больничном крыле.

— Да дело вовсе не в этом, — перебил сестру Рон. — Она сделала признание сразу после меня. За несколько минут до нее я сам все рассказал Дамблдору и Снейпу.

— Но зачем? — в голосе Гермионы послышалась тревога.

— После беседы с Невиллом я понял, что расследования этой истории не избежать. Подумал и решил взять всю вину на себя: вроде это я навестил друга и, чтобы его взбодрить, захватил с собой…

— … бутылку огневиски, — перебила друга Гермиона. Она прикрыла рот рукой, бессильно плюхнулась на пустующую кровать и подвела итог услышанному: — Ребята, кажется мы здорово влипли.

Джинни убрала ладонь от зареванного лица, а Рон тревожно спросил:

— Ты-то здесь при чем? И почему «влипли»?

— Потому что иначе случившееся назвать нельзя. После рассказа Невилла я рассуждала приблизительно так же, как и вы двое. Ну и…

— И? — потребовал Рон.

— Я тоже решила, что будет для всех лучше, если я возьму вину на себя.

— И?! — в вопросе юноши прозвучала угроза.

— Что ты «разыкался»? — раздраженно отмахнулась Гермиона. — Нашла Дамблдора и сказала ему, что это я одна во всем виновата. И идея с огневиски — моя. Что же будет?

— Ничего удивительного, — подала голос Джинни. Она уже перестала лить слезы и во все глаза смотрела на убитую горем подругу. — У нас общий диагноз: мы — гриффиндорцы.

Девушка робко улыбнулась, но ее брат был настроен куда более воинственно.

— Ах гриффиндорцы? Диагноз, значит, общий? Это вам что… шутки?

— А что это ты здесь разорался? — Гермиона без боязни отразила нападение приятеля.

И перепалка началась. Минутой позже в нее вступила и осмелевшая Джинни.

15

В стареньком душе все еще клубился пар. Извивающиеся лианы бой-огурцов, раскурочив ветхие доски почерневшего и полусгнившего пола, уверенно укоренились в маленьком домике. Обнаженный Гарри, ежась от холода, пугливо озирался по сторонам. Проворные растения карабкались по стенам к потолку. От каждой лианы, каждого темно-зеленого листа, каждого шарообразного плода с острыми шипами исходила угроза.

Рядом с Гарри стоял раскрасневшийся от жаркого пара Невилл и который уже раз объяснял непонятливому приятелю, что тот не сможет покинуть старенький душ до тех пор, пока не съест три огурца.

Только вот задача эта явно была Гарри не по плечу: один вид круглых плодов вызывал отвращение. А если вспомнить ту мерзкую жижу, которая у них внутри… Гарри сильно тошнило, время от времени он испытывал приступы головокружения.

И в эту самую минуту из-за паровой завесы послышался до боли знакомый голос Снейпа:

— Поттер, я долго еще буду вас ждать? Немедленно подойдите ко мне!

— Съешь огурцы! Слышишь? — не сдавался Невилл.

Гарри затрясло и затошнило еще сильней. На лбу выступил пот. Пытаясь спастись сразу от двоих преследователей, он заметался по домику в поисках заветного выхода.

Но вот откуда-то слева послышались очень знакомые и дорогие голоса. О чем-то громко кричал Рон, так же на повышенных тонах отвечали ему Гермиона и Джинни. Вот оно, спасение! Гарри отчаянно рванулся к друзьям и… проснулся.

Очень болела голова, и невыносимо хотелось пить, но сил не было даже на то, чтобы попросить у приятелей воды. Оставалось только слушать доносящиеся крики.

Память возвращалась к Гарри постепенно. Она, словно жалея ослабевшего хозяина, воспроизводила вчерашние события небольшими эпизодами, начав с самых безобидных и приберегая наиболее пикантные сцены на потом. Понять причину жуткой ссоры друзей Гарри удалось лишь тогда, когда он вспомнил сцену ночной пирушки.

Измученному пациенту наконец удалось собраться с силами. Он уже собирался сесть в кровати и оповестить горластых друзей о своем пробуждении, когда в больничном крыле раздался голос, в корне изменивший его намерения.

Гарри вздрогнул, крепко зажмурился и юркнул с головой под спасительное одеяло. И в тот же миг он вспомнил и о приключении в теплице, и о памятном омовении в душе, и о безудержной рвоте… Мерлин, и это все в присутствии Снейпа! Нет, после такого позора на свете не живут!

— Вся группа поддержки, как я вижу, в сборе! — подытожил появившийся в больничном крыле Снейп, разглядывая притихших ребят. — Надеюсь, на этот раз без контрабандных напитков? Предупреждаю, молодые люди, что еще одной заправки горючим ваш друг просто не переживет.

— Сэр, нет… мы просто… — промямлил Рон и замолчал.

— Просто мы… — эхом отозвалась Джинни.

— Мы хотели извиниться, — закончила за всех Гермиона.

— Вот как? — Снейп разыграл искреннее удивление. — И за что же, мисс Грейнджер?

— Мы… мы солгали вам и профессору Дамблдору, — прошептала сильно покрасневшая Гермиона. — Такого больше не повторится. Просто мы…

— Просто вы занимались привычным делом, мисс Грейнджер, — выгораживали друг друга. В этом занятии вашей развеселой компании просто нет равных. В ход идет все: давление на жалость, ложь. Что такое, мистер Уизли? Я не прав? Молчите? Так вы мне можете сейчас дать абсолютную гарантию, что этого никогда не повторится, а мы никогда больше не услышим от вас лжи? Не слышу ответа, мистер Уизли. Может быть, ваша сестра проявит решимость? Тоже нет? Тогда обращусь к мисс Грейнджер. Мне будет достаточно одного вашего слова. Ну же, смелее. Увы, молчание. А тогда нечего разыгрывать здесь передо мной раскаяние. Несколько часов назад вы уже развлекли меня весьма забавным спектаклем. Довольно и одного представления. Отправляйтесь-ка к нашему директору со своими извинениями и пустыми обещаниями. Возможно, с ним вам повезет больше.

— Сэр, еще раз простите, мы…

— Идите уже, мисс Уизли. Если вы поспешите, то успеете перехватить профессора Дамблдора у главного входа. А я пока побеседую с вашим больным приятелем. Он так старательно скрывается под одеялом, что, боюсь, вот-вот задохнется. Вылезайте, мистер Поттер, уже можно.

Гарри резко откинул одеяло и поморщился от света, показавшегося слишком ярким. Друзья, покидая больничное крыло, успели лишь поприветствовать его кивками. Когда тяжелая дверь закрылась за ними, Снейп приблизился к перепуганному юноше и присел на соседнюю кровать.

— Я, наверное, должен вас поздравить, мистер Поттер?

Голос совсем не слушался Гарри.

— С чем поздравить, сэр? — прохрипел он.

— Вы вернулись практически с того света. Это ли не повод?

— Ну да… не стоило мне…

— Что же вы замолчали? Ладно, Поттер, все самое страшное уже позади. Вы спали целый день, и организм, похоже, начинает восстанавливаться. Но необходимо знать наверняка. Давайте-ка поднимайтесь. Вот так. Осторожно. Придерживайтесь за спинку кровати. Что такое?

— Голова немного кружится.

— Еще бы. Столько пить. Столько спать. Просто постойте спокойно несколько минут: нужно привыкнуть к вертикальному положению.

— Уже лучше.

— Возьмите, — Снейп протянул юноше очки.

Гарри водрузил их на нос, и головокружение почти прекратилось.

— Спасибо, сэр. Ой!

Увидев в дверях своего декана и застыдившись собственного вида в желтой пижаме, Гарри рванулся обратно к кровати.

— Профессор Макгонагалл! — поприветствовал вошедшую Снейп. — Наш гриффиндорский герой очнулся. Думаю, нужно дать ему возможность привести себя в порядок и отправить в башню.

— Вы уверены, что Гарри окончательно поправился? — спросила Макгонагалл, не скрывая собственного волнения.

— Абсолютной уверенности у меня нет. Поэтому давайте поступим следующим образом: когда Поттер соберется, пусть воспользуется каминной сетью. Буду ждать его в кабинете, чтобы осмотреть и дать необходимые зелья.

— Еще зелья? — простонал Гарри, сморщившись заранее.

— Это необходимо, — отрезал Снейп, — они помогут окончательному восстановлению. Собирайтесь, Поттер, да побыстрее: время позднее.

— А как там мадам Помфри? — поинтересовалась Макгонагалл.

— Учитывая признание ваших вундеркиндов, думаю, она проспит еще сутки. Если проснется ночью, не стесняйтесь, будите меня. Нужно удостовериться, что это многочасовое оцепенение не нанесло вреда нашему колдомедику.

Кивнув на прощание коллеге, Снейп зачерпнул горсть летучего пороха.

— Поттер, я открыл для вас камин. Поторапливайтесь.

Через пару мгновений вспыхнуло зеленое пламя, и высокая фигура Мастера Зелий исчезла.

* * *

Следующие двадцать минут прошли для Гарри словно в тумане. Он и не помнил, как умылся, повоевал со взъерошенными волосами, оделся, а затем что-то односложно отвечал Макгонагалл.

Головокружение все-таки не прошло совсем, а изредка напоминало о себе в виде кратковременных приступов. Тошнота исчезла без следа, уступив место жуткому, непереносимому голоду. И это общее недомогание усугублялось растущей с каждой минутой паникой от предстоящего «осмотра» и неминуемого разговора с Мастером Зелий.

Гарри в нерешительности застыл перед камином больничного крыла. Ладонь уже зажала горсть летучего пороха, но сделать последний шаг юноша никак не мог.

— Что-то не так, мистер Поттер? — поинтересовалась Макгонагалл, наблюдая заминку своего студента.

— Нет, профессор, все в порядке. Доброй ночи!

Тяжело вздохнув, Гарри шагнул в камин. Он еще несколько секунд потоптался там. Ужасно хотелось произнести: «Гостиная Гриффиндора». Но, обуздав свой малодушный порыв, несчастный юноша бросил порох, и во вспышке зеленого пламени раздался его неуверенный приказ: «Кабинет профессора Снейпа».

— Садитесь, Поттер, — не прекращая своего занятия, потребовал Мастер Зелий. Он что-то быстро строчил в толстой тетради.

Гарри послушно опустился на свободный стул и осмотрелся вокруг. В знакомом кабинете мало что изменилось с того дня, как Снейп прогнал наглого студента, посмевшего забраться к нему в думосбор. Те же шкафы, полки и целое царство бутылок, колб, склянок, заполненных разноцветными зельями и плавающими в них «сюрпризами». Юноша невольно поежился и повел плечами.

— Вам холодно? — осведомился Снейп, прервав работу. — Вас знобит?

Гарри и рта раскрыть не успел, как профессор очутился перед его стулом. Какое-то время он смотрел в глаза юноши. Точно так же делала и мадам Помфри, определяя состояние пациента. Но сейчас все было иначе: от взгляда черных глаз Гарри испытывал необъяснимую неловкость. Не сдержавшись, он заерзал, и Снейп сразу прервал их зрительный контакт. Чуть помедлив, он коснулся лба юноши и скользнул ладонью по его левой щеке.

— Жара нет, — констатировал Мастер Зелий. — Как насчет головокружения?

— Было небольшое, когда я только встал. Сейчас почти прошло.

— Тошнота? — продолжил допрос Снейп.

Гарри ответить не успел. Его изголодавшийся желудок издал такое урчание, что ничего говорить уже было не нужно. Снейп покачал головой, ухмыльнулся и вернулся на свое рабочее кресло.

— Думаю, все обошлось. Вы просто голодны, что вполне объяснимо, если учесть, как вас прошлой ночью выворачивало. Только вот ближайшую трапезу придется отложить: ужин кончился давно, да и не стоит нагружать желудок до завтрашнего утра. Так что придется потерпеть, Поттер.

— Да, я потерплю, — согласился Гарри под звонкий аккомпанемент утробного завывания.

— Похоже, ваш желудок с таким заявлением не согласен, — вновь хмыкнул Снейп. — Но я попрошу еще немного задержаться. Думаю, вам нужно узнать, что вчера вызвало такое отравление. Объяснение много времени не займет.

По мере того как Снейп рассказывал о зелье, добавленном в теплое молоко, о непримиримой вражде этого необычного ингредиента со спиртным, глаза у юноши распахивались все шире. Вот теперь все встало на свои места. А он-то, придя в себя, гадал, как стакан огневиски мог привести к таким мучительным последствиям. Пил же он его раньше пару раз, и ничего похожего не происходило.

— Я рассказал вам все, Поттер. Так что в случившемся вчера есть значительная доля моей вины. Будет вполне логичным, если вы решитесь обратиться с жалобой в Попечительский совет. Тем более что завтра в школе он будет почти в полном составе.

— Попечительский совет… в полном составе, — механически повторял Гарри. — С жалобой… — он поднял глаза на Снейпа и, явно недоумевая, спросил: — С какой жалобой, сэр?

— Я причинил вам вред, мистер Поттер. Разве этого мало?

— Вред? Вы — мне? Какой? Я, похоже, ничего не соображаю...

— Вот это как раз не новость, — прервал его Снейп. — Хорошо, попробую объяснить еще раз: вы едва не погибли от болевого шока. Я должен был предвидеть все последствия.

Гарри несмело улыбнулся:

— Слишком много моих знакомых говорит, что все предвидеть невозможно, особенно когда дело касается меня, — Гарри замолчал и слегка покачнулся: — Опять голова. Немного кружится.

— Все, Поттер, все, — махнул рукой Мастер Зелий. — Очевидно, что вы еще не выздоровели. Отправляйтесь-ка в свою башню набираться сил. Только прежде выпейте эти зелья, — Снейп указал на две склянки на своем столе, — они приготовлены для вас.

Гарри послушно опустошил флаконы и поморщился. После второго эликсира пришлось даже зажмуриться, чтобы скрыть выступившие слезы. Когда же глаза были открыты, алхимик протянул мальчику еще одну склянку. Прочитав вопрос во взгляде Гарри, Снейп пожал плечами и заметил:

— Это зелье Сна-без-Сновидений. Без него вы будете бодрствовать до утра, поскольку спали целые сутки. Но отдохнуть обязательно нужно: вы еще не восстановились полностью. Перед тем как лечь в постель, выпейте все до конца. Надеюсь, у вас хватит ума не дегустировать спиртное, если радушные друзья…

— … вряд ли я захочу огневиски в ближайшее время, — перебивая зельевара, признался юноша. — Сейчас мне кажется, что желание пить хоть что-то, крепче тыквенного сока, отбито надолго, на всю жизнь.

Услышав последние слова, Снейп как-то странно посмотрел на Гарри, но возражать не стал. Когда юноша поднялся и шагнул от стола в сторону двери, Мастер Зелий остановил его.

— Поттер, то, что лежало рядом с зельями, тоже было приготовлено для вас.

Гарри обернулся к столу. Деревянная полка с ингредиентами. Медный подсвечник с оплывшей свечой. Две пустые склянки. А рядом с ними — яблоко. Очень аппетитное. Красное с желтоватыми бочками.

Гарри видел его, когда пил зелья, но даже и предположил не мог, что Снейп приготовил яблоко для него. К горлу внезапно подкатил комок.

— Это… мне? — в голосе юноши слышалось даже не удивление, а потрясение.

— Вы так на него смотрите, точно яблок никогда не видели.

— Видел, сэр.

Может быть, вы их не едите?

— Почему же? Ем.

— Понимаю, что ваш беснующийся желудок такое яблоко успокоит ненадолго, но это все, что я успел раздобыть. Съешьте его, когда вернетесь в башню, и сразу выпейте сонное зелье. Это поможет скоротать время до завтрака. Что же вы медлите? Берите, Поттер. Не волнуйтесь, ваше отравление в мои планы не входит.

Рука, протянутая за яблоком, едва заметно дрожала.

Уже у двери Гарри сунул подарок в карман мантии и обернулся.

— Спасибо.

— Спасибо, сэр, — ворчливо поправил его Снейп. — Идите, Поттер. И смотрите там… без глупостей.

— 16 -

Только через два часа после своего возвращения Гарри смог остаться один: отшумели бурные приветствия, прекратились дружеские похлопывания по плечу и крепкие рукопожатия. Эмоции стихли, страсти улеглись. Ночь вступила в свои законные права, подарив юным обитателям Гриффиндорской башни крепкий и здоровый сон.

Гарри, облаченный в полосатую пижаму, сидел на кровати и с завистью слушал похрапывание своих друзей. Спать не хотелось. Совершенно. Вот только к флакону с сонным зельем он почему-то еще не притронулся.

Возможно, всему виной был неугомонный желудок: он жалобно завывал, сердито урчал, словно протестуя таким образом против перспективы остаться на всю ночь пустым.

Гарри терпел, как и обещал Снейпу. Терпел, сколько мог. Но после особенно длинной «симфонии», сопровождавшейся жадными посасываниями в животе, юноша не сдержался. В правом кармане его мантии лежало яблоко, полученное от Снейпа. Возможно, оно остановит эти голодные приступы хоть на какое-то время.

Гарри достал плод, но откусывать от него почему-то не спешил: повертел яблоко в руке, жадно повел носом, ощутив тонкий аромат. Мальчик и сам не мог объяснить, что изменило его намерения и почему голодный желудок так и не получил предназначавшейся ему порции нежной, сочной мякоти. Что-то странное творилось в душе Гарри. Что это? Волнение? Вот и руки немного дрожат. Должно же быть этому хоть какое-то объяснение?

Очевидно, что дело в «подарке». Если подумать, это ведь случай почти исключительный. За пять лет знакомства со Снейпом Гарри получил от него немало «знаков внимания»: бесконечные придирки, насмешки и периодические порции унижений. Стоит ли удивляться, что уже давно мальчик воспринимал Снейпа как личного врага и никогда не ждал ничего хорошего от этого угрюмого и злобного человека.

События же вчерашнего вечера бесследно для юноши не прошли: в созданном стереотипе алхимика-злодея появились первые трещины. А там, за этим омерзительным панцирем, который давно уже всеми принимается за истинный облик зельевара, Гарри впервые разглядел самого обычного человека, способного испытывать сочувствие.

Обдумывая все это сейчас в ночной тишине и невольно вздрагивая от похрапывания и сопения спящих приятелей, Гарри внезапно ощутил себя причастным к настоящему таинству. Никто: ни друзья, ни знакомые — еще не видели Снейпа таким. Что-то подсказывало Гарри: он не в праве делиться ни с кем сделанным сегодня открытием. Но вместе с тем почему-то очень хотелось верить, что обнаруженный под маской человек — это не плод его больного воображения, что он действительно существует, хотелось иметь какое-то реальное подтверждение этому.

Выход неожиданно подсказала луна, выплывшая на несколько мгновений из облачного плена. Блики ночного светила осторожно коснулись лежащего на кровати яблока. И мальчик понял.

«Вы так на него смотрите, точно яблок никогда не видели», — неожиданно вспомнилось Гарри. Он покачал головой и усмехнулся: «Видел. Конечно, видел, профессор Снейп». Но то были другие яблоки. А это… Это один из самых необычных подарков. И что же с ним делать? Принести в жертву измученному, голодному желудку?

Гарри взял яблоко, повертел его в руках и… положил на подоконник у изголовья кровати. Жертвоприношение отменяется!

Желудок, протестуя против подобного решения, издал рычание. Но это ничего. Гарри знает, чем ему помочь. Жаль только, что придется нарушить обещание, данное Снейпу. Но не умирать же с голоду, на самом-то деле?

* * *

Ночные вылазки на кухню под покровом мантии-невидимки были нередким приключением в жизни постоянно растущих, а потому и постоянно голодных мальчишек-гриффиндорцев. Уже давно выработалась определенная тактика. Главное — успеть до пяти часов утра, когда заспанные эльфы появлялись на кухне, чтобы убрать кастрюли со вчерашним ужином, оставляемые специально для ночных визитеров, а после приступить к своей вечной поварской вахте: крошить, резать, молоть, смешивать, варить, жарить, парить… Кроме того, правила ночных гостей гласили: факелы не зажигать, свечи не использовать, домовиков не тревожить.

Нет, радушные эльфы были вовсе не против таких визитов и всегда охотно подкармливали юных обжор. Но в этом случае приходилось довольствоваться исключительно теми угощениями, которые лопоухие повара собирали в пакет. Только вот количество и состав выданной «гуманитарной помощи» устраивал проголодавшихся ребят не всегда. Самостоятельная же поисковая деятельность на кухне приносила куда более весомые результаты: можно было доедать, что хочешь и сколько хочешь.

Все в Хогвартсе отлично знали давнюю традицию: к субботнему ужину всегда подавалось необыкновенно вкусное картофельное пюре. Секрет его приготовления домовики держали в тайне. Но раз в неделю они одаривали волшебников неизменным кулинарным шедевром, взбивая обычную вареную картошку в нежнейшие белоснежные облака, буквально тающие во рту. Наверняка без эльфийской магии здесь дело не обходилось.

Гарри и Рон, обожающие пюре, частенько по субботам делали ночные вылазки на кухню. Отыскать кастрюли с остатками искомого блюда особого труда не составляло. А дальше… дальше начинался настоящий праздник живота.

Сегодня же Гарри предстояло лакомиться в гордом одиночестве. Он успешно справился с тяжелой дверью, ведущей на кухню, а затем на цыпочках двинулся в знакомом направлении, где на остывающих плитах покоились манящие к себе кастрюли. Мантия-невидимка надежно укрывала своего хозяина. Через пару минут он был уже у цели.

Облюбовав небольшую емкость, Гарри сдвинул крышку и, сунув палец в кастрюлю, провел инспекцию ее внутреннего содержимого. Слизывая с перепачканной руки картофельное облачко, он даже еле слышно застонал от удовольствия.

— Проголодался, Гарри?

От неожиданности тот вздрогнул, едва не подавившись, и резко обернулся.

На широком подоконнике удобно расположился Альбус Дамблдор. Глаза Гарри уже привыкли к темноте, и он разглядел серебряную кастрюлю, поблескивающую в руках директора. Скрываться и дальше было бессмысленно. Тяжело вздохнув, мальчик стянул с себя мантию.

— Добрый день, сэр, — его приветствие прозвучало едва слышно.

— День? — разыграл удивление Дамблдор. — Хотя, учитывая, сколько ты сегодня спал, путаница вполне объяснима. Увы, я должен тебя немного огорчить, мой мальчик: сейчас уже глубокая ночь. Ты здорово напугал нас вчера. Надеюсь, сейчас тебе хоть немного получше? Впрочем, вряд ли ты явился бы сюда, если бы не почувствовал облегчения, не так ли?

— Ну… в общем… да, — мялся Гарри, отчетливо вспомнивший сейчас, что свидетелей его ночного позора было двое.

— Вот и славно, — улыбнулся директор. — Скажи-ка мне: ты любишь картофельное пюре?

— Пюре? Я? Только вы не подумайте, сэр, что я пришел сюда из-за него.

— Ну не книжку же по Трансфигурации ты пришел сюда искать, верно, Гарри? Позволь тебе напомнить: это все-таки кухня, а не библиотека. Обычно ночами здесь появляются те, кто не в силах совладать со своими капризными желудками.

— Да, сэр, все так. Мы тоже иногда пробирались сюда, чтобы подкрепиться. А сегодня… просто я…

— Просто у тебя весь день во рту не было ни крошки. Кроме того, прошлой ночью ты изрядно «потрудился». Увы, субстанция, которой ты наполнил собственный желудок, пришлась ему явно не по вкусу.

Уши и щеки Гарри словно обдало огнем, но спасительная темнота скрыла его реакцию от собеседника. Мальчик подумал, что безопаснее будет увести разговор от неприятной ему темы. И он решил прибегнуть к самому распространенному в этом случае приему — перевести стрелки:

— Прошу прощения, профессор Дамблдор, за любопытство, но что привело на кухню вас?

— Это долгая, история, Гарри. Говоря короче, во всем виноваты разные обстоятельства да незапланированные дела.

Гарри прищурился, стараясь рассмотреть в темноте лицо старика и понять, шутит ли он или говорит серьезно.

— У вас дела на кухне? — уточнил мальчик, с удивлением рассматривая кастрюлю, зажатую в руках директора.

— Нет, Гарри, — усмехнулся Дамблдор, — инспекция кастрюль в круг моих обязанностей не входит. Я говорил о делах и обстоятельствах, помешавших мне сначала позавтракать, а затем пообедать и поужинать. Так что на эту кухню нас с тобой привел голод.

— Но разве вы не могли попросить домовиков доставить ужин в кабинет? — в голосе Гарри все еще звучало недоверие.

— Мог бы, конечно. Но иногда и директора школы тянет на маленькие подвиги. Захотелось вот вспомнить детство. Мы тоже с друзьями частенько прокрадывались на кухню по субботам.

— Как, и вы тоже?

— Конечно, Гарри. И я тоже принимал участие в ночных набегах, гонимый любовью к картофельному пюре, — Дамблдор добродушно захихикал. — Но довольно воспоминаний. Ты ведь сюда пришел не за ними. Давай-ка присоединяйся к моему пиршеству — у меня полная кастрюля пюре, и оно еще теплое. Вон там, в стакане, стоят ложки, возьми себе одну, только постарайся не греметь.

Дамблдор подвинулся, освобождая место Гарри. И хотя тот был немало смущен, но послушно вооружился столовым прибором и скромно примостился на подоконнике рядом с директором. Дамблдор тут же придвинул поблескивающую в темноте кастрюлю поближе к мальчику.

Разговорить и накормить Гарри оказалось нелегко. Оно и понятно: нечасто под покровом ночи приходится лакомиться остывающей картошкой из одной кастрюли с великим Альбусом Даблдором.

Но постепенно Гарри освоился, перестал скромничать и, жадно поглощая воздушное пюре, заразительно хихикал, слушая байки директора о его далекой школьной жизни.

Окончательно осмелев, мальчик и сам поведал Дамблдору героическую историю вчерашнего зачета по гербологии.

Бежали минуты. На хогвартской кухне слышался приглушенный смех ночных гостей. Активно работали ложки. Постепенно таяли белоснежные сугробы картофельного пюре. А полная луна, выбравшись наконец из-под опеки густых облаков, подглядывала за этим ночным пиршеством, то освещая блестящую ложку в руке Гарри, то поигрывая с серебряными нитями длинной бороды Дамблдора.

* * *

Гарри вернулся в башню после боя хогвартских часов и быстро юркнул в постель. Наевшись до отвала, довольный и счастливый, он хихикал, вспоминая ночную трапезу с директором. Друзья крепко спали.

Яблоко покоилось на подоконнике. Гарри кивнул ему, как старому знакомому:

— Не бойся, я тебя не съем. Завтра узнаю у Гермионы заклинание для сохранения скоропортящихся продуктов. Ты у меня будешь жить долго, слышишь?

И лишь одно обстоятельство несколько отравляло благодушное состояние Гарри — понимание того, что он нарушил слово, данное Снейпу, и пошел на поводу у голодного желудка. Но что сделано, то сделано.

Откупорив склянку, Гарри проглотил зелье Сна-без-Сновидений и зарылся в одеяло.

Круглолицая луна, ненадолго потеряв мальчика, теперь отыскала его окошко. Но ее мягкий свет был уже бессилен пробиться сквозь пуховое одеяло, укрывшее Гарри с головой.

В этом сонном царстве красное яблоко с желтоватыми бочками по-прежнему одиноко покоилось на подоконнике. Купаясь в серебристых лучах лунного света, оно терпеливо дожидалось обещанного заклинания и, возможно, грезило о вечной жизни.

Об исследователях, мстителях, попечителях и сквибах

1

Яблоко раздора

Гарри Поттер уже проснулся, но открывать глаза не спешил: в окна спальни прорвались яркие солнечные лучи и устроили настоящую охоту за гриффиндорскими лежебоками. Решив еще немного понежиться в кровати, он с головой накрылся одеялом.

— Вставай, соня! — раздался звучный призыв Рона.

Никакой реакции.

— Завтрак проспишь!

Этот аргумент оказался куда более действенным: Гарри откинул одеяло и распахнул глаза. Его взъерошенные, сонные одноклассники сновали между ванной комнатой и спальней, искали носки, зубные щетки, шарфы и разбросанные по полу ботинки. Лишь Рон, поднявшийся раньше других, разительно отличался от суетящихся друзей: уже облаченный в мантию, умытый и причесанный, он сидел на заправленной постели и терпеливо дожидался Гарри.

— Подожди, — попросил тот, поднимаясь с кровати, — я быстро соберусь. Ужас, как есть хочется.

— Не спеши, времени еще навалом, — добродушно хихикнул Рон. — А я уже заморил червячка, пока ты спал. — Подмигнув другу, он указал на надкусанное яблоко. — Нашел твои запасы. Хочешь, оставлю половинку?

Взгляд Гарри метнулся к подоконнику. Разумеется, яблока Снейпа там не оказалось.

Того, что произошло дальше, не ожидал никто, включая самого Гарри: побелев от ярости, он медленно повернулся к другу.

— Зачем ты его взял? Кто тебе разрешил?

Рон еще не понял, насколько серьезен его приятель, а потому попытался отшутиться:

— Записки «Руки прочь от моего яблока!» я там не видел, — он улыбнулся раскрасневшемуся Гарри и с хрустом откусил от сочного плода. — И вообще, когда мы просили разрешение, чтобы что-то друг у друга съесть?

Рон хмыкнул, с аппетитом вгрызаясь в белую мякоть. Губы Гарри едва заметно дрожали.

— Бывают исключительные случаи! — воскликнул он, бледнея на глазах изумленных друзей. — Мало ли, какие планы были у меня насчет этого яблока!

— Гарри, да ты что, серьезно? И какие же могут быть планы, кроме того, чтобы его съесть?

— Неважно. Были, и все. Теперь-то уж какая разница!

Рон с недоумением уставился на друга:

— Ну, уж извини. Какая же кара мне полагается? Только смертельный приговор не выноси, идет? Я ведь и понятия не имел, что тебя так потянуло на яблочки.

— Ладно вам ссориться из-за какой-то ерунды, — вмешался сердобольный Невилл. — Рон, прекрати. А ты, Гарри, не расстраивайся. Можно после завтрака заскочить на кухню. Домовики тебя обожают и притащат столько яблок, сколько пожелаешь.

— Да ну вас, — тяжело вздохнул Гарри. — Вы ничего не понимаете! Мне нужно было только одно.

— Стоп, ребята! — внезапно оживился Рон. — Любопытно. Очень любопытно. За одну ночь мой друг стал жмотом. Что-то здесь не так.

— Ладно, — махнул рукой Гарри, — лопай дальше. Только смотри не подавись!

— Я, кажется, понял! — Невилл улыбнулся приятелю и осторожно предположил: — Тебе кто-то подарил это яблоко, да?

— С ума сойти! — закатил глаза Симус Финниган. — У Поттера новое увлечение. Поздравляю, друг. Она из Гриффиндора?

Друзья отреагировали на эту новость довольно живо: Дин Томас пожал Гарри руку, а Невилл дружески хлопнул его по плечу. Только Рон не спешил присоединиться к поздравлениям. Суженные глаза и красные пятна, выступившие на щеках, свидетельствовали о том, что он сильно уязвлен и обижен. А в такие минуты Рон становился мстительным.

— А ты, Симус, точно знаешь, что это «она»? Учитывая последние события, я…

Друзья потупили глаза и молчали.

— Не надо, Рон, — попытался остановить приятеля Дин Томас, — ты же сам вчера громче всех кричал, что Паркинсон с Булдстроуд несут полную чушь.

— Ну, сегодня я уже не так в этом уверен. Вы только посмотрите, сколько страсти из-за какого-то дурацкого яблока. Может, в словах этих сплетниц была доля истины, и теперь из-за слизеринского хорька наш герой на людей кидается?

— Слизеринский хорек? — морща лоб, переспросил Гарри. — Малфой-то здесь при чем?

— Ну не я же вчера рванул за ним в теплицу, — развел руками Рон. — С чего бы ты вдруг проявил подобную прыть, если бы…

— Если бы что? — повышая голос, уточнил Гарри. — Ну, продолжай.

— Хватит, Рон! — прикрикнул на одноклассника Невилл. — Паркинсон столько баек порассказала за все эти годы, что хоть книгу издавай. Нужно просто предупредить Гарри о тех слухах, которые распространились, пока он спал в больничном крыле.

— Очередная порция сплетен? — вздохнул Гарри. — Я к ним давно уже привык. Что же на этот раз? Давайте выкладывайте.

Друзья явно медлили. Они долго мялись, переглядывались. В конце концов прояснить ситуацию взялся Симус.

— Такого ты о себе точно не слышал, — интригующе начал он. И оказался прав.

В конце рассказа Гарри было не до смеха. Он в растерянности смотрел на Невилла, пунцового, как маковый цвет, видел, как Симус виновато пожимает плечами, и едва слышал осторожные комментарии Дина («это ерунда», «полный абсурд», «конечно, этому никто не верит»). А вот Рон упорно молчал. Он лишь внимательно разглядывал друга, которого от услышанного бросало то в жар, то в холод. Посмотрев приятелю в глаза, Гарри вздрогнул: на миг ему показалось, что тот получает удовольствие от происходящего спектакля. Это стало последней каплей.

— Все! — закричал Гарри, зажав уши руками. — Хватит! Я больше не хочу слушать весь этот бред!

— Бред? — переспросил Рон. — Слава Мерлину. Так значит, мы все снова можем спать спокойно? Ну… ты понимаешь, о чем я… — он неприятно ухмыльнулся. Эхом по комнате прокатился смешок Симуса, всегда питавшего слабость к пошловатым шуткам.

Но Гарри было не до веселья. Гневно взглянув на друга, он поинтересовался:

— А сегодня ночью? Ты чувствовал себя неспокойно рядом со мной?

— Он шутит, Гарри, — попытался разрядить ситуацию Невилл, взволнованный назревающей ссорой.

— Так это шутка, Рон? Тогда мне не нравится твое чувство юмора. Я и сам не знаю, зачем полез за Малфоем. Но уж точно не за тем, что вы там себе нафантазировали. И дело даже не в этом хорьке. Я бы вернулся в теплицу за любым из вас, а за тобой, Рон, в первую очередь.

— Забавно. Значит, ради меня ты готов на риск, но при этом скандалишь из-за какого-то паршивого яблока.

— Оно не паршивое, Рон! Ты просто ничего не знаешь.

— Это я уже понял. Друг, ты меня пугаешь. Ну-ка давай колись, кто та красотка, что презентовала тебе на свидании это чертово яблоко. Мы из-за него едва не рассорились.

— Красотка? — Гарри разыграл изумление. — Тебя не поймешь, Рон. Минуту назад ты верил в бредовую идею моей тайной страсти к Малфою. А теперь тебе уже мерещатся какие-то красотки. Не было никакого свидания. Понял?

Тогда где же ты бродил ночью? — осведомился Симус, подозрительно прищурив глаз. — Я проснулся, а твоя кровать пуста. Куда же еще сбегают ночью старшекурсники, если не на свидание?

— Ага! — зло рассмеялся Гарри. — Конечно, я был на свидании. Где же еще? Даже на двух. Вот и яблоко на память принес. А ты, мой лучший друг, съел его и не подавил…

— Два? Сразу два свидания? — нетерпеливо перебил его Рон. — А ты зря времени не терял. Тогда хоть намекни нам, кто они? Красотки?

— Даже не знаю, что сказать… это дело вкуса, — начал Гарри и, живо представив два своих «свидания», еле сдержался, чтобы не расхохотаться. — Оди… одна из них…

— Блондинка? — подсказал Дин.

— Ну… в какой-то степени, — замялся Гарри, вспомнив свою ночную пирушку с Дамблдором. — Волосы длинные, серебристые.

— Ох! — застонали Дин и Симус, большие поклонники смазливых блондинок.

— А вторая? — поинтересовался Невилл.

— Вторая? — Гарри живо представил себе Снейпа, склонившегося над пергаментом. — Вторая — жгучая брюнетка.

— Брюнетка? — завистливо ахнул Рон. — Это от нее ты получил яблоко? Поэтому так и расстроился, да? Если б я только знал…

— Все, хватит, — не выдержал Гарри. — Никто мне ничего не дарил. Просто люблю я эти яблоки! Понимаете? Люблю. А поскольку лакомиться уже нечем, — Гарри взглянул на жалкий огрызок, зажатый в руке друга, — то давайте считать тему закрытой. Я в душ. Ты подождешь меня, Рон?

Гарри выскользнул из комнаты. Невилл, глядя ему вслед, покачал головой:

— Нет, он здорово расстроен. Угораздило же тебя, Рон. Не мог до завтрака потерпеть.

— Да кто ж знал-то, — развел руками тот. — Я и не предполагал, что он их так любит, эти яблоки. Ладно, поговорю с близнецами. Что-нибудь придумаем.

2

Зачем тебе «Бессмертие»?

— Альбус, очнитесь! Вы слышите меня? Пожалуйста, не закрывайте глаза. Вы что-нибудь видите?

Сквозь густую пелену серого тумана Дамблдор старался рассмотреть человека, зовущего его по имени. Этот голос казался знакомым старику, потерявшемуся в непроглядной дымке.

Туман вдруг стал рассеиваться, будто испугавшись человека с крючковатым носом и черными, как уголь, глазами. Сознание директора постепенно прояснялось, память медленно возвращалась: наконец он узнал Северуса Снейпа и вспомнил события вчерашней ночи.

— Книга… — прохрипел Дамблдор. — Закрой. Быстрее. Там… платок. Заверни ее.

Легендарный фолиант лежал рядом с обессиленным директором. Снейп не медлил; отметив про себя, что старик вновь увлекся записями о хоркруксах, он поспешно захлопнул увесистый том и сразу же набросил на него платок из шерсти единорога. Заботливо запеленав ценное, но очень опасное «детище» черных магов, он вернулся к притихшему Дамблдору, помогая тому оторвать голову от стола и откинуться на спинку кресла. Убедившись, что самое страшное позади, Снейп попросил директора обождать пару минут и шагнул в камин.

Вернулся он очень быстро. Доставленные зелья Дамблдор пил безропотно, даже не уточняя, что именно принес ему коллега. Через несколько минут взгляд «пациента» прояснился, а на мертвенно-сером восковом лице наметился слабый румянец; лишь тогда Снейп позволил себе перевести дыхание и тяжело опустился в кресло.

— Альбус, вы хоть представляете, чем бы все закончилось, не появись я в вашем кабинете? А ведь это чистой воды случайность — мой визит запланирован не был.

— Нет, Северус, — поправил его старик, — я почти не верю в случайности. Очевидно, мое время еще не пришло, и ты был послан, чтобы в очередной раз отогнать от меня настырную смерть.

— На этот раз она подошла близко. Слишком близко, — мрачно констатировал Мастер Зелий.

— Не бери в голову, — пренебрежительно махнул рукой Дамблдор. — Смерть теперь стала моей второй тенью. Но будь уверен: раньше времени наша встреча не состоится. Спасибо, Северус. — Он ласково коснулся руки зельевара. — У тебя бесценный дар являться вовремя. Как ты чувствуешь беду — ума не приложу.

— Довольно благодарностей, Альбус, — Снейп привычно изогнул бровь. — Упражняйтесь в искусстве комплиментов с Флитвиком и Слагхорном, если вам угодно. А мне лучше расскажите, что случилось до того, как вы погрузились в беспамятство.

— Ничего особенного, Северус. Я всего лишь потерял бдительность. Знаю ведь норму — половина страницы и не более того. Но сегодня ночью решил увеличить нагрузку. Думал, удастся прочитать еще пару абзацев. Не смотри на меня так осуждающе.

— Осуждающе? Вот уж нет. Скорее недоуменно. Просто так вы этого не сделали бы. Мне ли не знать, что все ваши шаги продуманы, рассчитаны наперед? И вдруг допущена такая непозволительная оплошность. Меня интересует, что вызвало столь неожиданный всплеск работоспособности, едва не стоивший вам жизни?

— Про мою расчетливость ты действительно все знаешь. Но ведь и я отлично знаком с твоей проницательностью. А потому мне кажется, что причина моей «оплошности» тебе уже известна. Я вторую ночь не могу заснуть. Как только закрываю глаза, вижу Гарри. Как он извивался на кровати. И еще эти стоны. Северус, я совершенно не могу видеть его слезы. Господи, он такой юный и…

— Еще скажите, что у него вся жизнь впереди! — грубо перебил директора Снейп. Увидев, что старик потупил взор и невольно съежился, зельевар продолжил: — Приблизительно такого объяснения я и ждал. Но могу вас успокоить: все с вашим Поттером нормально. Я вчера его осмотрел и отправил в башню.

— Замечательная новость, Северус, — заулыбался Дамблдор. — Никаких последствий ночного отравления не было?

— Никаких. Хотя нет, одно все-таки имелось. Ваш любимец здорово проголодался. Но все-таки я строго-настрого запретил ему что-либо есть до завтрака.

— Вот как? — глаза директора озорно блеснули. — И что же Гарри?

— Возможно, вы удивитесь, Альбус, но Поттер впервые послушался. Опустил глаза и безропотно поплелся в башню.

— Да, — вздохнул Дамблдор, еле сдерживая улыбку и вспоминая тишину ночной кухни и Гарри, жадно уписывающего картофельное пюре, — просто образец послушания. Так что привело тебя ко мне в столь ранний час?

— Она, — Снейп кивнул на лежащую перед ним книгу. — Не уверен, что сейчас подходящее время затевать серьезный разговор. Вы слишком слабы для этого.

— За меня не беспокойся. Твои зелья творят чудеса. Не знаю, что именно ты мне дал, но слабости я уже не чувствую. И зачем тебе понадобилось «Бессмертие»?

— Альбус, скажите, я часто обращался к вам с какой-либо просьбой?

— Редко, Северус. Чрезвычайно редко.

— Сегодня будет один из таких исключительных случаев… — Снейп вскинул голову и, прищурившись, посмотрел на директора. — В тот день, когда погиб Блэк и стало известно, что за связь существует между Темным Лордом и Поттером, я был совершенно ошеломлен услышанным и, возможно, повел себя несколько странно. Надеюсь, вы понимаете, чем были вызваны мои упреки в ваш адрес. Выяснить, что все жертвы напрасны… Не знаю даже, как я тогда сдержался.

— Ну не очень-то ты и сдерживался, — отведя глаза от собеседника, поправил его Дамблдор. — Нет, конечно, крика в кабинете не было, но этот тон!.. До сих пор кровь в жилах стынет, когда вспоминаю твои глаза. Я сделал все, что было в моих силах на тот момент — постарался объяснить свои поступки. Судя по тому, что мы вновь возвращаемся к этой теме, твоего прощения мне не получить?

Снейп презрительно сжал губы и покачал головой.

— Полноте, Альбус! Так ли уж вам нужно мое прощение? Жили же вы без него столько времени.

Во взгляде Дамблдора читалась душевная боль.

— Я жил надеждой заслужить его в оставшееся время. Не смотри на меня так, Северус. Я думал… когда твой гнев уляжется и вернется способность рассуждать хладнокровно, ты поймешь, что у меня не было иного выхода, и простишь своего старого учителя и друга. Это все, чего я желаю. Я хочу от жизни лишь два подарка…

— Два? — вскинул бровь Снейп.

— Именно. Мне, как воздух, необходимы два прощения — твое и Гарри.

Снейп какое-то время молчал, обдумывая ответ директора. Потом поднял глаза на Дамблдора и кивнул.

— Скажем так, Альбус, за Поттера решать не могу, но я готов.

Старик выглядел ошеломленным.

— Готов? Простить?!

— Не спешите, господин директор. Пожалуйста, не спешите. Все не так просто. Я склонен согласиться с известной мудростью: «Простить — значит, понять». Именно в этом заключается цель моего сегодняшнего визита: я хочу понять.

— Разве тебе не хватило моих объяснений, Северус? Тогда давай вернемся к нашему прежнему разговору и…

— Нет, Альбус, — перебил Снейп, — мотивы ваши мне известны — вы объясняете очень доходчиво. Я хочу получить от вас иные доказательства, убедиться, что вы действительно сделали все, что было в ваших силах, и что вот эта книга — возможно, его единственная надежда на спасение.

— И что же еще ты хочешь узнать?

— Все. Я хочу быть в курсе всего, что вы делали и делаете для того, чтобы он выжил. Меня интересуют и предпринимаемые сейчас меры, и возникшие новые идеи.

На какое-то время Дамблдор словно погрузился в себя.

— Этого будет довольно? — наконец спросил он. — Всего-навсего необходимая информация, и я получу от своего Мастера Зелий долгожданное прощение?

— Да, Альбус, если я пойму, что вы действительно боролись за его жизнь, что сделали все возможное и невозможное. И еще…

— Очевидно, с этого самого «еще» и нужно было начинать, — улыбнулся директор. — Сдается мне, что ради него ты и пришел ко мне такую рань. Что ж, я весь во внимании.

— Полгода тому назад в этом кабинете вы рассказали мне правду о последнем хоркруксе Темного Лорда. Несмотря на многочисленные просьбы, вы запретили мне участвовать в своих поисках. Приведенные аргументы показались тогда достаточно убедительными. Но прошло полгода, а проблема так и осталась неразрешенной.

— Обвиняешь меня в бездействии? — опешил Дамблдор. — Подожди, Северус, разве ты не видишь, что я предпринимаю? Или ты считаешь, что отдавать еженощно последние силы этой книге-вампиру меня вынуждает праздное любопытство? От тебя я такого не ожидал, — старик был крайне раздосадован.

— Не обижайтесь, Альбус. Я не слепой и все, что делается, вижу. Только вот результаты…

Губы директора нервно подрагивали.

— Ты прав. Какие тут могут быть обиды? Пока я продвинулся очень недалеко в своих поисках. Не уверен, что они вообще увенчаются успехом. Остается надеяться на чудо.

Услышанное явно не понравилось Снейпу.

— Значит, «чудо»? Послушайте, Альбус, я ведь всегда полагал, что огромный жизненный опыт помогает вам в поисках истин. А теперь вот думаю, что в нашем случае он словно якорь, сдерживающий вас.

В глазах Дамблдора читалось одновременно и недоумение и несогласие, но перебить собеседника он не решился.

— Я понял, что многочисленные загадки, связанные с хоркруксами, попали в поле вашего зрения задолго до рождения Поттера.

— Верно, Северус. Только ты, пожалуйста, не думай, что, пытаясь решить все эти задачки, я стал большим специалистом по консервации обломков расчлененных душ. Нет, боюсь, что пока эта область магических знаний непостижима. Сколько раз я давал себе зарок бросить все исследования. И действительно останавливался. Но останавливался лишь до той поры, пока в «Бессмертии» не появлялась новая запись.

— И часто они появляются?

— Большая их часть возникла, когда был жив Фарамант — тот протоколировал каждый свой шаг. Том не был так увлечен записями. В последнее время наступило относительное затишье: за десять лет — всего пара страниц.

— Вы слишком долго читали эту книгу в одиночестве, Альбус, и постепенно смирились с мыслью, что помочь мальчишке вряд ли удастся. Питая к нему привязанность, вы с завидным упорством еженощно разбираете эти жуткие каракули, но внутри себя, сознайтесь, уже не верите в благополучный исход дела.

— Не приписывай мне того, чего на самом деле нет, — строго заметил Дамблдор. — Без веры я бы давно все забросил.

— Пусть так… вы сами назвали его спасение «чудом». Вот я и пришел, помочь в ваших поисках.

— Но мы обсуждали это совсем недавно, Северус.

— Мне не понравился тот разговор, господин директор. Точнее, не понравилась собственная уступчивость. В прошлый раз я лишь робко поцарапался о таинственную дверь, а пообщавшись с вами, послушно ретировался. Я снова здесь и на этот раз настаиваю, Альбус. Вы слышите стук? Впустите меня!

Дамблдор во все глаза уставился на коллегу.

— Не скрою, ты меня озадачил. Если Северус Снейп снизошел до просьбы, и даже до требования, значит, его намерения более чем серьезные… — Дамблдор внезапно улыбнулся зельевару. — Но как ты можешь быть уверен в том, что твои поиски окажутся успешнее моих?

Снейпа вопрос не смутил.

— Причин несколько. Вы хотите знать все?

— Буду очень признателен, Северус.

— Ну что ж… Во-первых, я не напуган многочисленными ошибками и неудачами, с которыми столкнулись вы; больше верю в успех и отнюдь не склонен считать его «чудом». Далее, кому, как ни вам, известна моя давняя слабость к поисковой деятельности. Смею напомнить, что сложность грядущих исследований меня обычно только раззадоривает. Что касается важнейшего аргумента…— Снейп печально улыбнулся, — заранее прошу прощения за бестактность. Я просто моложе вас, Альбус, и, как следствие, у меня больше выносливости и сил. — Он сделал паузу. — Думаю, причин было названо немало.

— Немало, — кивнул Дамблдор и бросил на собеседника хитрый взгляд. — Только о главном ты умолчал. Нет, с логическими доводами все в порядке, но сдается мне, что главный двигатель твоей исследовательской активности — дела душевные.

— А вот здесь, пожалуй, мы с вами остановимся, господин директор. Не думаю, что вам будет интересно копаться в душе такой темной, мрачной личности, — он сделал попытку подняться на ноги.

— Интересно, Северус, еще как интересно, — Дамблдор махнул рукой, призывая зельевара вернуться на место. — Ты как неразрешимая задача, вечная загадка. Обычно мне бывает намного легче докопаться до сути.

Снейп хмыкнул.

— Остальным было просто не под силу выстоять перед атакой сильнейшего легилимента волшебного мира. Мне же посчастливилось. И не один раз. Не спрашивайте больше ни о чем, Альбус. Ответ вам не понравится.

— Прежде чем открыть дверь, в которую ты так настырно барабанишь, я хочу получить этот пусть даже нелицеприятный ответ.

— Хорошо. Полгода я ждал и не вмешивался. Еще бы! Сам великий Альбус Дамблдор бьется над интересующей меня задачей! Конечно, можно было втайне подключиться к исследованию и самому, но я дал вам слово. И каковы итоги? Они неутешительны. Я все понимаю. Сложнейшая задача. Отсутствие свободного времени. Ухудшающееся здоровье. Слабость. Подчас полное отсутствие сил. Довольно, Альбус, хватит носиться в этой круговерти в одиночестве. Я пришел затем, чтобы сказать: единовластие закончилось! Вам придется подвинуться и дать мне место по правую руку от себя. Независимо от исхода нашего разговора я начинаю собственные исследования. Пожалуйста, не чините мне препятствий — это бесполезно. Сподручнее вдвоем лить воду на одну мельницу, чем устраивать противостояние.

— Вот даже как? — Дамблдор выглядел изумленным: подобного напора он не ожидал. — Не горячись, Северус. Ты спас мальчика от яда; эта история помогла тебе уверовать в сложность ситуации.

— Нет, случай с отравлением позволил мне открыть гораздо более важную истину: я не отправлю его на смерть.

Дамблдор заметно вздрогнул.

— И какая помощь тебе нужна?

— Для начала ознакомьте меня со всеми своими исследованиями и неудачами, откройте доступ к библиотеке Блэка и дайте возможность работать с «Бессмертием».

Дамблдор сидел, покачиваясь в кресле. Будто понимая всю напряженность разговора, директора на портретах застыли в безмолвии; Фоукс не издавал ни звука. Снейп чувствовал, как от напряжения сводит мышцы спины. Внезапно директор поднялся из-за стола и, улыбнувшись, протянул зельевару руку:

— Добро пожаловать, Северус. Я рад. Я очень рад твоей настойчивости… — почувствовав ответное пожатие крепкой руки, Дамблдор продолжил: — А теперь самое время обговорить детали.

Однако обсудить подробности им так и не удалось: дверь внезапно распахнулась, впуская запыхавшегося гостя.

3

Чрезвычайный выпуск «Хогвартских сюрпризов»

Во время завтрака Гарри снова очутился в центре внимания. Но выработанный с годами иммунитет против глазеющих на него зевак и на этот раз не подвел. Сопровождаемый Роном, он быстро пробрался к привычному месту за гриффиндорским столом, притянул к себе тарелку, которую заботливая Гермиона наполнила овсянкой, и целиком увлекся процессом поглощения пищи. Гарри напрасно полагал, что инцидент со съеденным яблоком исчерпал себя. Рон счел долгом посвятить в их утреннюю разборку сначала Гермиону, а потом и Джинни. Сидевшие по соседству братья Криви тоже стали невольными слушателями «яблочной трагедии» Гарри. Замешкавшиеся Фред и Джордж успели к финалу истории. Одним словом, если бы не одно событие, случившееся в конце завтрака, то вскоре о «яблоке раздора» узнал бы весь Гриффиндор.

Гарри уже собирался приструнить разошедшегося друга, как вдруг в дверь Большого зала просунулась веснушчатая физиономия третьекурсника из Хаффлпаффа. Он набрал в легкие побольше воздуха и буквально заполнил просторное помещение своей сногсшибательной новостью:

— Эй вы, обжоры! Братья Криви только что повесили новую газету. Обхохочешься! Бегите скорее смотреть, пока Филч не нарисовался!

Второе приглашение студентам не потребовалось. Прекрасно зная о феноменальных способностях Филча появляться в самое неподходящее время и о его непримиримой вражде с творческими плодами братьев Криви, ребята поспешили в просторный холл перед Большим залом. Очень хотелось лично рассмотреть фотографии и карикатуры Колина, а также стихотворные комментарии к ним остроумного Денниса.

Рон вскочил из-за стола первым, Гарри потянулся следом за ним и кивнул Гермионе. Однако поднявшаяся в Большом зале суета вскоре изменила планы друзей. Мощная волна жадных до новостей студентов устремилась к выходу, сметая все и вся на своем пути. Она легко подхватила гриффиндорскую троицу и понесла ее к двери. Сопротивляться было бесполезно, поэтому Гарри, Рон и Гермиона расслабились и позволили стремительному потоку дотащить себя до вывешенной газеты. Через пару минут их путешествие закончилось прямо у места назначения.

Гарри очнулся первым. Он поправил расстегнувшуюся в толпе мантию, снял с левого уха болтающиеся очки и водрузил их на нос, схватил за руку все еще не пришедшую в себя Гермиону и, наконец, устремил взгляд на очередной выпуск «Хогвартских сюрпризов».

А посмотреть действительно было на что: Колин одарил благодарную публику большим количеством потрясающих фотографий. Узники теплицы были запечатлены в тот момент, когда им наконец-то удалось вырваться из тесных объятий бой-огурцов. Таким образом, жертвы легендарного зачета предстали перед обитателями Хогвартса во всей «красе».

Но как только потрясение от увиденного улеглось, в толпе раздались отдельные смешки, постепенно набирающие обороты — и вскоре собравшиеся у газеты студенты хохотали до слез. Затем очередь дошла и до опубликованных стихов младшего Криви. Когда, старательно перекрикивая стоящий в холле гогот, какой-то старшекурсник из Равенкло принялся декламировать вслух комические куплеты Денниса, в коридоре началось что-то совсем невообразимое.

В этой веселящейся толпе легко было опознать шестикурсников из Слизерина и Гриффиндора — как раз им-то было не до смеха.

Рон, сжимая кулаки, с ужасом разглядывал на фотографиях свою перепачканную физиономию и жуткий гребень из рыжих волос, обильно смоченный огуречной слизью. Той же мерзостью был заляпан порванный в нескольких местах желтый плащ. Но даже такое зрелище было сущей ерундой в сравнении с тем, кто на фотографиях был запечатлен рядом с ним. А рядом был Крэбб. Вот, вцепившись друг в друга, они покидают теплицу с перекошенными от страха лицами. А на следующем фото, опять-таки крепко обнявшись и почти прижавшись друг к другу щеками, молодые люди приходят в себя, сидя на снегу. Только сейчас Рон, готовый провалиться от стыда сквозь землю, с запоздалым раскаянием понял, что должен был чувствовать Гарри после того, как лучший друг вывалил на него сплетню слизеринских болтушек.

Дину Томасу тоже не повезло с опубликованными фотографиями. На них грязный, как свинья, Гойл, одуревший от страха, тащил на себе из теплицы сразу двоих. Точнее, первый его «пассажир», Панси Паркинсон, передвигалась сама, намертво вцепившись в залитый слизью плащ своего спасителя. А вот находящегося в полуобморочном состоянии Дина толстяк тащил на руках.

— Вы только посмотрите, как он его прижимает! — завывал от смеха третьекурсник из Хаффлпаффа.

— Прямо к сердцу! — вторил его звонкоголосый приятель.

— А Паркинсон, смотрите, — визжала юная особа из Равенкло, — как вцепилась в Гойла! Не оторвать. А глаза-то, глаза какие, жуть!

— Джон, прочти еще раз стишок о Крэббе и Уизли. Только погромче.

Себя Гарри на фото не нашел. Конечно, он жалел друзей, но удержаться от смеха в этой ржущей толпе было практически невозможно. Да и случай чудесный подвернулся — можно было отплатить Рону его же монетой. Пусть почувствует, каково это… Гарри подтолкнул локтем багрового от негодования друга и, ткнув пальцем в одну из фотографий, поинтересовался:

— Так что ты там говорил сегодня утром про мои странные предпочтения и наклонности? Намекал даже, что спать со мной рядом опасался. Да, Рон! Куда мне до тебя! Особенно вон та фотка хороша, крайняя. Сколько пыла, сколько нежности! Ладно, не злись, я тоже пошутил. И как оно, Рон, понравилось?

Но ответить тот не успел. Почти в то же самый миг раздался язвительный голос Малфоя:

— Что, Поттер, твои верные оруженосцы тоже купились на сплетни Паркинсон и Булдстроуд? Ай, как нехорошо!

— И не говори, Малфой, легковерное у нас с тобой окружение. Такого о себе наслушался, до сих пор отойти не могу.

— Из-за твоей мании спасать всех подряд, Поттер, меня едва в геи не записали. Ведь так? — уточнил он у багровых от стыда Крэбба и Гойла.

— Судя по фотографиям, тут все хороши! Одни голубые на курсе, — хмыкнул Гарри и усиленно заработал локтями, стараясь выбраться из напирающей сзади толпы. За ним по пятам следовал Малфой.

— Оклемался? — поинтересовался он, оправляя помятую одежду.

— А сам не видишь? — огрызнулся Гарри. — Я уже раз десять пожалел, что потащился за тобой в эту теплицу. Лучше бы заткнул рты своим языкастым подругам.

— Уже, — уведомил собеседника Малфой, — но если ты рассчитываешь на мою благодарность за спасение, Поттер, то я вынужден тебя разочаровать.

— Засунь эту благодарность… сам знаешь куда! — вспыхнул Гарри и резко развернулся, собираясь уходить.

— Эй, Поттер! — окликнул его слизеринец. Он подошел к Гарри совсем близко и, слегка наклонившись, зашептал гриффиндорцу прямо в ухо: — Я никому не скажу. Слушай, Поттер, а если серьезно… ты, случаем, не создающий?

Гарри уставился на слизеринца, как обычно смотрят на неразумных детей.

— Да у нас, похоже, в Хогвартсе настоящая эпидемия. Эпидемия идиотизма. Пока не поздно, дуй в больничное крыло, Малфой. Там тебе, надеюсь, помогут.

Глядя вслед уходящему гриффиндорцу, Малфой не скрывал своей улыбки.

— Я же говорил, что «избранный» и «меченый» — более чем достаточно. А они заладили: «Создающий! Создающий!» Идиоты!

А в это время стоящий у газеты Блэйз Забини тщетно пытался отыскать глазами Колина или Денниса. Фотография в нижнем левом углу окончательно лишила его покоя. И пусть на переднем плане была запечатлена разъяренная Булдстроуд — это не самое страшное. Куда важнее задний план фотографии: перепуганная Грейнджер в поисках спасения жмется к мужественному снайперу их «боевой тройки», то есть к нему, Блэйзу. И столько в ее глазах тревоги, столько беспокойства. Ох, вот так бы прижать девчонку к себе и укрыть ее от всех. Мерлин, что за непристойные мысли! И куда провалились эти чертовы Криви?!

А Криви и не думали никуда проваливаться. Пока падкий на лесть Деннис принимал поздравления и расшаркивался с профессорами, оценившими его остроумие по достоинству, Колин проводил время в довольно приятной компании. Ему очень нравилась Грейнджер: он всегда питал слабость к умным девушкам. Нет, ни о каком флирте речь не шла. Просто ему было приятно общаться с ней в те редкие минуты, когда Гермиона обращалась к Колину с какой-то просьбой. Например, сегодня ей зачем-то понадобилась фотография, где она выбирается из теплицы с Булдстроуд и Забини. Наверное, как и большинство вчерашних жертв, Гермиона хотела уничтожить компромат. И как ни уверял юноша, что она на фото очень симпатично выглядит, особенно в сравнении с Миллисентой, Гермиона осталась непреклонной, требуя снимок. «Да пожалуйста! Для хорошего человека ничего не жалко», — думал Колин, глядя вслед убегающей девушке. В руках она уносила свою добычу — фотографию, где из-за дородной фигуры Булдстроуд робко выглядывала сама Гермиона и где один небезызвестный слизеринец заботливо обнимал ее за талию.

«Хогвартские сюрпризы» радовали своих читателей гораздо дольше обычного. Ко всеобщему изумлению, Филч так и не явился, а иных врагов в замке у творчества братьев Криви не было. Но часа через полтора, когда студенты успели выучить куплеты Денниса наизусть, газету все-таки сняли. Правда, сделал это отнюдь не школьный смотритель. Маленький и юркий профессор Флитвик в компании с высокой и строгой профессором Вектор торопливо сняли «Хогвартские сюрпризы», извинившись перед несколькими запоздавшими студентами и пообещав вскоре вернуть газету авторам. Потом преподаватели как-то уж слишком поспешно ретировались из зала. Попытки подслушать разговор Флитвика и Вектор не увенчались успехом; из всего сказанного удалось разобрать только слова «еще не хватало» и «Попечительский совет». Впрочем, сам факт исчезновения газеты никак не повлиял на фантастическую популярность творческого дуэта братьев Криви.

Наконец, знакомство с выставленными фотографиями заставило шестикурсников Хаффлпаффа и Равенкло по-иному взглянуть на перспективу собственного зачета по гербологии, который им предстояло сдавать в понедельник. Страх пережить приключения гриффиндорцев и слизеринцев толкнул их на отчаянный шаг.

Через полчаса после снятия газеты взволнованный второкурсник влетел в общую гостиную Гриффиндора и направился прямиком к развалившимся в креслах Фреду и Джорджу.

— К вам пришли, — загадочно прошептал он.

— Мило, — отозвался Фред. — Кто?

— Они не гриффиндорцы. Просят вас выйти из башни. У них к вам какой-то разговор.

— А ты часом не заливаешь, наш юный друг? — позевывая, уточнил Джордж.

— Я обещал передать их просьбу. Это все. А дальше решайте сами.

Мальчишка развернулся и, прежде чем близнецы успели еще что-то спросить, выскочил из гостиной.

Братья переглянулись, пожали плечами, но почти одновременно поднялись и направились к выходу.

У портрета Полной дамы их ждала странная делегация шестикурсников Хаффлпаффа и Равенкло.

— Вот так встреча! — изумился Фред. — Чем обязаны?

— Нам нужна ваша помощь, — ответила за всех Падма Патил.

4

О горьком вкусе сладкой мести

Студенты напрасно боялись появления Филча и его традиционной расправы с очередным номером «Хогвартских сюрпризов». В тот самый миг школьному смотрителю не было никакого дела до издательской деятельности Криви: он находился слишком далеко от Большого зала. Зато своим неожиданным визитом школьный смотритель помешал Дамблдору и Снейпу обговорить детали совместной исследовательской деятельности.

Филч ворвался в кабинет директора без стука, широко распахнув дверь. По дороге он сбил изящную старинную этажерку, но даже не обернулся.

— Господин директор, — тихо просипел смотритель, задыхаясь от бега, — если вы хотите еще раз меня унизить, то я во всем раскаиваюсь. Где она?

— Аргус, — взволнованно произнес Дамблдор, — попытайся успокоиться. А потом ты все нам расскажешь.

Филч не стал протестовать: торопливо плюхнувшись в кресло, он уронил голову на стол, обхватил ее руками и запричитал:

— Накажите меня. Я на все согласен. Но ее не трогайте! Она все, что у меня есть. Сжальтесь над стариком.

Ошеломленные увиденным и услышанным, Снейп и Дамблдор непроизвольно переглянулись. Подумать только: Филч, непробиваемый Филч, гроза всех студентов Хогвартса, человек без сердца и без души (как говорили за его спиной), сейчас уткнулся носом в директорский стол, умоляя растерявшегося Дамблдора вернуть «ее».

— Я все понимаю, — твердил завхоз. Разобрать его слова было очень сложно: сквозь всхлипывания слышались лишь отдельные фразы: — … некрасивая… сваливается шерсть… часто линяет… старая… вместе… столько лет…

Снейп почти силой заставил Филча проглотить успокоительное зелье и, забрав у него склянку, спросил:

— Что случилось с вашей кошкой, Аргус?

— Она пропала! — завопил Филч. — Я с ног сбился, весь замок облазил, но так ее и не нашел. Да это и понятно. Разве мне под силу отыскать мисс Норрис, если ее спрятал Альбус Дамблдор? — не обращая ни малейшего внимания на онемевшего от такого заявления старика, Филч продолжил покаяние: — Я никогда не сделал бы вам ничего плохого, господин директор. Но вы сами меня вынудили. Я два месяца охотился за хулиганами. Эти мерзости на стене становились все хуже, — он сощурился, — но мне и в голову не пришло, что директор школы развлекается подобным образом!

— Ну хватит, Аргус, о каких развлечениях вы говорите?

— Я бы и сам не поверил в это, господин директор. Да и кто поверит такому, будучи в здравом уме? Но краска профессора Вектор...

— Она использовала краску? — Снейп был неприятно удивлен этой новостью.

— Это я ей позволил, — сознался Дамблдор, — нужно же было изловить любителей наскальных рисунков. Они переходили уже все границы прилич… — старик внезапно смолк на полуслове и распахнул глаза: — Так что же получается? Выходит, на краске появилось…

— Ваше имя, господин директор! — подтвердил Филч.

В кабинете повисла тяжелая пауза.

— Теперь я, кажется, начинаю понимать странное поведение нашего школьного смотрителя, — почти прошептал Дамблдор. — Аргус, да как же так? Вы столько лет работаете со мной. Конечно, бывают периоды, когда я, по мнению собственных коллег, впадаю в детство, — директор покосился на Снейпа, однако тот предпочел отвести взгляд, — но не до такой же степени. Мне жаль, мой дорогой, но произошла ошибка. Вас, похоже, разыграли.

— Если Вектор все сделала правильно, ошибки быть не может, — не согласился Снейп.

— Но я не делал никаких записей на стене, Северус. Я могу поклясться вам в этом, Аргус, — Дамблдор даже побледнел от волнения.

— Не нужны мне сейчас ничьи клятвы, — буркнул Филч. — Альбус, если это не вы, простите меня за вчерашний завтрак и… незапланированную уборку в этом кабинете. Только верните мне мисс Норрис, — Филч снова всхлипнул.

— Так мед, гречка и полчища домовиков в моем кабинете — это ваша месть? Ох, Аргус, Аргус. Только представьте себе эту картину: я, Альбус Дамблдор, исподтишка пишу про вас гадости на стене, как шкодливый второкурсник! Да как вам такое только в голову пришло?

— Но Вектор с Флитвиком убедили меня, что достоверности надписи нет сомнений, — продолжал упорствовать Филч. — Видели бы вы их лица, когда появилось ваше имя, господин директор.

— Северус, а ведь кто-то нашел способ обойти уникальные способности вашего с Вектор изобретения. Мы просто обязаны с этим разобраться. Но это все потом; теперь о пропавшей мисс Норрис. Очень жаль, Аргус, но я не имею ни малейшего понятия, куда делась ваша кошка, и уж точно не повинен в ее исчезновении.

Филч поднял голову и недоверчиво взглянул на директора.

— Так это не вы ее… того… спрятали?

— Я никогда не отличался мстительностью, — добродушно сознался Дамблдор. — А уж обидеть беззащитное животное… Нет, Аргус, на это я бы никогда не пошел.

— Господи! — простонал Филч. — Да куда же она делась? Я просто не знаю, где искать собственную кошку. Альбус, неужели она…

— Не надо ее раньше времени хоронить, — на этих словах завхоз тихонько взвыл, — давайте сделаем так: через час в Хогвартсе появятся члены Попечительского совета. Вы, Аргус, пока продолжите поиски, а я подключусь к вам, когда наши многоуважаемые гости покинут школу. Будем надеяться, что они не задержатся надолго.

— И вы поможете мне ее отыскать? — недоверчиво переспросил Филч. — После всего, что я натворил?

— Кто старое помянет, тому… — впрочем, вы и сами знаете, как там дальше, — хихикнул Дамблдор. — Все будет в порядке, Аргус. Ну не провалилась же она сквозь землю. Найдем.

Филч вскочил с кресла и бросился к двери. Уже у самого выхода он обернулся и диковато уставился на директора:

— Сколько раз убеждался, что увлечение волшебными штучками до хорошего не доводит, а купился на эту краску, как ребенок. Я ведь от злости просто оглох и ослеп. Простите меня еще раз, Альбус. Эх!

Когда дверь за школьным смотрителем закрылась, Снейп покачал головой и осторожно заметил:

— Я, конечно, растроган вашим примирением, но упомянутая краска действительно не совершает ошибок.

— Так ты серьезно думаешь, что это я писал на стене?

— Разумеется, я так не думаю. Но как объяснить подобный сбой, ума не приложу.

— Не было никакого сбоя, Северус. Сдается мне, что мы имеем дело с каким-то новым заклинанием.

Снейп с удивлением уставился на директора и, наконец-то уловив течение его мысли, недоверчиво уточнил:

— Вы думаете, Уизли?

Дамблдор кивнул:

— Почти уверен. Но ты пока в это дело не лезь. Я сам постараюсь разобраться. А сейчас у нас с тобой есть полчаса, чтобы подкрепиться и подготовиться к приему гостей. Винки! — позвал он домовика и вдруг повернулся к зельевару. — Так что тебе заказать на завтрак, Северус?

5

Бой за бой-огурцы

Всеобщее веселье, вызванное газетой братьев Криви, постепенно стихло. Насмешки иссякли, гримасы с лиц исчезли. Им на смену пришли тревога и озабоченность: учащихся Хогвартса ожидала очень непростая неделя. Ценой за рождественские каникулы были непростые зачеты по всем изучаемым предметам. И если в субботу еще можно было расслабиться, подурачиться и отдохнуть, то в воскресенье в библиотеке наблюдалось настоящее столпотворение; студенты не сидели разве что друг на друге. Работа лабораторий тоже была расписана по минутам: юные алхимики пытались доварить необходимые зелья.

Закрывшись в одной из свободных аудиторий, группа шестикурсников из Гриффиндора отрабатывала контрзаклинания — зачет у профессора Снейпа традиционно считался самым сложным.

В разгар занятий среди раскрасневшихся студентов появился домовик с пергаментом в руке. Направившись прямиком к Невиллу, он протянул ему свиток.

— Это от Дамблдора, — уверенно заявил Гарри, опознав директорские завитушки на свитке.

Невилл несколько раз прочитал и перечитал письмо. Краска сходила с его лица, как по волшебству, практически без боя уступая место контратакующей бледности.

— Что там? — с тревогой глядя на однокурсника, спросила Гермиона.

— Директор просит меня спуститься в теплицу. Срочно.

— К чему такая спешка? — пожал плечами Рон.

— В школу нагрянула делегация из Попечительского совета, — поведал Невилл. — Кажется, теперь нам с бой-огурцами несдобровать.

— Слизеринцы сами во всем виноваты, — сказал Гарри, провожая раздосадованного герболога к выходу. — Не волнуйся, мы расскажем этим въедливым старикам, что на самом деле произошло. Все обойдется.

— Не трусь, друг, мы с тобой! — добавил Рон и быстро поднялся со стула.

— Спасибо, ребята, — Невилл явно не ожидал подобной поддержки со стороны одноклассников, а потому немного смутился, — но Дамблдор просит, чтобы я спустился один.

— Странно, — заметил Гарри, послушно остановившись, — впрочем, ему видней.

— Ты там… держись. И в обиду своих зеленых уродов не давай! — напутствовал одноклассника Рон.

— Неужели ты успел к ним привязаться? — Невилл недоверчиво взглянул на ухмыляющегося Уизли.

— Не то чтобы привязаться, — замялся Рон, — но тот плевок в Малфоя я никогда не забуду. Знаете, друзья, вы как хотите, а такие сообразительные и мужественные огурцы должны жить. Так что ты уж там постарайся их защитить.

— Будет сделано! — отсалютовал Невилл, и дверь за ним закрылась.

* * *

За чтением конспектов и отработкой контрзаклинаний время пролетело незаметно.

Ни Невилл, ни Дамблдор на обед не явились. Отсутствовали и Спраут со Снейпом.

Несложно было догадаться, что разборки в теплице затянулись. Изнывающие от нетерпения Гарри, Рон и Симус пару раз порывались вмешаться вопреки своему обещанию. Лишь протестующие вопли Джинни и объективные аргументы Гермионы удержали неугомонных гриффиндорцев от активных действий.

Круг студентов, дожидающихся решения Попечительского совета, постепенно расширялся: вслед за Джинни к шестикурсникам примкнули и близнецы Уизли. Как в последствии оказалось, волновались ребята не зря.

День, начавшийся утренней ссорой Гарри и Рона, был богат на неприятные сюрпризы. На этот раз горькую чашу пришлось испить Невиллу. Он не вошел, а буквально ввалился в гостиную: под руки обессиленного юношу поддерживали вездесущий Колин Криви и непонятно как оказавшаяся здесь Полумна Лавгуд. Увидев залитое слезами лицо герболога, друзья разом встали со своих мест. Джинни и Гермиона засуетились вокруг несчастного юноши — уже через минуту он удобно сидел в кресле со стаканом воды в руках. Гарри, Рон и близнецы тоже времени даром не теряли. Особенно не церемонясь со студентами, они быстро разогнали сидящих в гостиной гриффиндорцев. Те поворчали для приличия, но, оценив состояние Лонгботтома, вскоре ретировались.

Рассевшись вокруг Невилла, друзья приготовились слушать историю его доблестного сражения с чиновниками из Попечительского совета. К сожалению, герой был еще немного не в себе и, как следствие, не мог связно выражаться, а потому в роли повествователей выступили Колин и Полумна.

…Попечители едва вошли в теплицу, когда стало очевидно, что решение было принято ими заранее. Гости терпеливо выслушали рассказ Невилла и объяснения профессора Спраут, не скрывая при этом своего равнодушия к проблеме. Затем они прошлись между рядами экспериментальных растений. Те присмирели и выглядели абсолютно безобидными, лишний раз подтверждая свою способность мыслить. Мягкий пушок на зеленых плодах, обласканный солнечными лучами, замечательно подчеркивал их слабость и почти детскую ранимость. И в самом деле, неужели найдется хоть кто-то, у кого поднимется рука на такое чудо?

Впрочем, таковые нашлись. Когда экскурсионная программа была исчерпана, незваные гости огласили свой вердикт, согласно которому зеленые лианы оказались едва ли не опасней огнедышащих драконов или целого стада гиппогрифов, а потому сделать вывод о дальнейшей судьбе бой-огурцов уже не составляло труда. Тем неожиданней для попечителей стало дальнейшее развитие действий.

Дамблдор проявил редкую несговорчивость по такому казалось бы пустяковому вопросу. Пока чиновники созерцали воинственный выпад директора, юный изобретатель пришел в себя и ринулся в бой, спасая свое детище. За считанные минуты Дамблдор и Невилл, то перебивая, то дополняя друг друга, заставили взглянуть на случившуюся историю совершенно с иной стороны, совершенно неподходящей большей половине попечителей.

В самый разгар ожесточенного спора дверь теплицы распахнулась, впуская профессора Снейпа. Глаза Дамблдора блеснули, а Невилл, наоборот, в ужасе зажмурился и тяжело вздохнул, ничуть не сомневаясь в том, что Мастер Зелий пришел поквитаться за вчерашнее унижение его питомцев. Поначалу юноша даже не прислушивался к тому, что втолковывал важным гостям Снейп. Зельевар повел себя иначе: он убедительно и красноречиво доказывал важность нового открытия, заверяя гостей, что оно еще прославит Хогвартс.

— Я вовсе не отрицаю тот факт, что организационное нарушение со стороны профессора Спраут и дисциплинарное нарушение, допущенное студентами моего факультета, действительно сыграло роль во вчерашнем инциденте. Но ситуация в конечном итоге разрешилась благополучно, пострадавших нет. Это лишь одно из многочисленных опасных испытаний, которым довольно часто подвергаются студенты старших курсов. Увы, такова учебная программа.

— Не кажется ли вам, профессор, что испытание, предложенное мисс Спраут, было слишком опасным? — прокашлявшись, поинтересовался лупоглазый волшебник с весьма внушительной фигурой. Парниковый эффект теплицы и ее насыщенный влагой воздух не пошли ему на пользу — старик раскраснелся и дышал с трудом.

— Слишком? — с сомнением протянул Снейп. — Не думаю. Я могу перечислить вам с десяток куда более серьезных испытаний, которым подвергаются старшекурсники на моих занятиях ЗОТИ. А если вы, уважаемые господа, осведомлены о том, с какими магическими животными имеют дело семикурсники, какие превращения они совершают на Трансфигурации и с какими зельями работают… Впрочем, вы ежегодно бываете на экзаменах, а потому, уверен, мне не придется приводить конкретные примеры.

— Вы так рьяно защищаете эти огурцы, — хихикнул маленький юркий старичок с огненно-рыжей шевелюрой, — словно планируете в дальнейшем их грандиозное исследование.

— Что ж, вы совершенно правы, — кивнул Снейп, — планирую. Не стану замахиваться на эпитет «грандиозное исследование», но профессорский состав Хогвартса очень заинтересован изобретением своего, несомненно, талантливого ученика.

Когда «несомненно талантливый ученик» услышал эти слова, глаза его были выпучены ничуть не меньше, чем у задыхающегося толстяка, в поисках воздуха переместившегося к входной двери теплицы.

Доводы Снейпа, настойчивость директора и пылкость юного изобретателя несколько умерили пыл попечителей. Некоторые из них бросали вопросительные взгляды на мистера Скунуса, нынешнего председателя — наиболее опасного противника, человека недалекого, придирчивого и крайне настырного. Брезгливо сморщив нос, он покосился на взволнованного Невилла и притихшую мисс Спраут, затем высокомерно оглядел Снейпа и, наконец, обратившись к Дамблдору, заговорил:

— Мне очень жаль, господин директор, но новые скандалы Хогвартсу вовсе не нужны, а потому педагогический состав школы и Попечительский совет должны заботиться о его репутации. Вы только представьте, что будет, если газетчики пронюхают об этой истории. Как это ни прискорбно, нам придется настоять на уничтожении опасных растений, и уничтожении незамедлительном. В руках у меня готовый приказ. Отсутствующие члены Попечительского совета уже подписали его. Уверен, что…

Закончить ему помешали. Неожиданно кто-то громко чихнул в глубине теплицы, потом еще раз и еще… Звуки доносились из огуречных зарослей.

— И кто же у нас там скрывается? — осведомился Дамблдор.

Профессор Спраут выглядела озадаченной. Пожав плечами, она призналась:

— Понятия не имею. Не беспокойтесь, господа, сейчас все выясню.

Но директор остановил порыв коллеги:

— Не стоит беспокоиться, профессор Спраут. А ну-ка, загадочный чихальщик, покажитесь.

Несколько секунд стояла тишина, а затем послышались звуки, свидетельствующие о приближении таинственного гостя. И вот перед заинтригованными волшебниками предстали перепачканные землей юноша и девушка.

— Мисс Лавгуд? Мистер Криви? Как вы сюда попали? — допрашивая учеников, директор сдвинул брови. Лишь искрящиеся смехом голубые глаза выдавали его добродушие.

— Мисс Лавгуд? — тревожно переспросил мистер Скунус. — Вы — дочь главного редактора «Придиры»?

— Да, сэр, — промурлыкала Полумна, взглянув на директора. — Простите, профессор Дамблдор. Я подумала, что читателям папиной газеты будет очень интересно узнать об уникальных способностях этих лиан. Я договорилась с Колином, и он согласился сделать для журнала несколько снимков.

— Да, господин директор, — поддакнул гриффиндорский папарацци. Он показал присутствующим свою камеру и уточнил: — Я поснимал тут немножко, а Луна набросала небольшую заметку.

Люди очень часто сетуют на то, что не оказываются в нужное время в нужном месте. Этого нельзя было сказать о добровольных корреспондентах «Придиры». Они не только появились там, где нужно, но сделали это удивительно вовремя и в итоге изменили решение Попечительского совета. Небольшой блокнотик в руках светловолосой девушки и внушительный зеркальный фотоаппарат юноши вызвали у важных гостей тревогу. Замять дело с бой-огурцами уже не удастся. А если так, то необходимо найти иной выход.

Попечители совещались недолго. Их вердикт вызвал недоумение у Луны и Колина, вздох облегчения у профессоров и панику у Невилла.

— Что значит, вернуть реальные размеры и оставить четыре особи? — нахмурившись, уточнила Полумна, когда гости, сопровождаемые директором, наконец-то покинули теплицу.

— И этот вопрос задает пятикурсница! — возмутился Снейп, но, повернувшись к девушке, спокойно пояснил: — Мисс Лавгуд, надеюсь, для вас не секрет, что профессор гербологии пользуется заклинанием магического расширения пространства. Это значит, что на самом деле школьные теплицы имеют значительно меньшие габариты, и растения в них, соответственно, тоже. Попечительский совет потребовал, чтобы этой экспериментальной теплице временно вернули реальный размер. Кстати, профессор Спраут, какой размер приобретут ваши питомцы?

— Они будут не больше комнатной герани, — едва слышно отозвался Невилл.

— Если оставить нужно лишь четыре особи, — напряженно размышлял Колин, — то… что же будет с остальными?

Невилл, не желая произносить вслух бессердечные слова, отвернулся от фотографа. Выручил его Снейп.

— Все очень просто, мистер Криви: остальные придется уничтожить. Но прежде необходимо все это уменьшить.

— Но почему, сэр? — осмелилась спросить Полумна.

— Всего лишь старый, проверенный метод расправы с опасными растениями. Думаю, что вы, мисс Лавгуд, уже наслышаны о воинственном характере этих безобидных с виду плодов. Хотелось бы избежать второго побоища.

— Невилл, — осторожно начала профессор Спраут, — будет лучше, если ты уйдешь из теплицы с мистером Криви и мисс Лавгуд. — Не волнуйся, все обойдется. Профессор Снейп мне поможет.

Невилл заметно побледнел, но упрямо качнул головой:

— Я останусь.

— Мистер Лонгботтом, послушайте своего научного руководителя, — вмешался Снейп, — и отправляйтесь в башню. Нам с профессором Спраут предстоит нелегкая работа.

— А вы… — изумился Колин, — уже делали нечто подобное?

— О да! — оскалился в пугающей улыбке Снейп. — Можете не сомневаться, мистер Криви. У нас с профессором Спраут большой опыт в подобных делах. Мистер Лонгботтом, укажите лишь четыре растения, которые нам следует оставить, а затем немедленно возвращайтесь в башню. И сделайте что-нибудь со своим лицом. В конце концов, это всего лишь растения.

…Собравшиеся в гостиной гриффиндорцы слушали рассказ затаив дыхание. Первой не выдержала Гермиона.

— Ты ушел, Невилл? — спросила она, осторожно заглядывая другу в глаза.

Тот покачал головой и прошептал:

— Нет.

— Ты… ты все это видел? — немного заикаясь от волнения, предположил Гарри.

— Видел? — зло переспросил Невилл. — Нет, Гарри, я не просто видел. Я позволил их уничтожить. Не защитил.

— Невилл, — Гермиона пересекла разделявшее их пространство и присела на корточки около его кресла, — все самое страшное осталось позади. Нужно просто постараться это забыть и идти вперед.

— Забыть? — он нервно дернулся в кресле. Девушка от неожиданности потеряла равновесие и едва не свалилась, но была вовремя поддержана Роном. — Если бы вы только знали, сколько дней и ночей мы возились с этими растениями. Как долго учились ухаживать за ними. Мы разрабатывали особую систему подкормки, необычный график полива. А сколько времени ушло на адаптацию к температурному и световому режиму нашей теплицы! Они выросли крепкими, здоровыми, готовыми к долгой жизни, цветению, плодоношению. И что же? Подумать только: их создатели в этот момент смотрят на своих питомцев глазами палачей.

— Снейп и Спраут заставили нас покинуть теплицу, — продолжил Колин, помогая Невиллу собраться с мыслями. — Мы увидели, как они объединили силы, чтобы магически уменьшить пространство. Очень необычное заклинание.

— Зрелище завораживающее, но жуткое, — внесла свою лепту в рассказ Полумна. — Сначала раздался ужасный скрип по стеклу, потом какое-то зловещее шипение, и после этого лианы стали быстро уменьшаться.

Девушка робко покосилась в сторону Невилла, словно ожидая подтверждения собственных слов.

— Я плохо помню этот момент, — признался тот. — Очнулся, когда огурцы стали маленькими — жалкими и абсолютно безопасными. Снейп велел мне быстрее сделать выбор. Понимаете какой? — юноша окинул взглядом собравшихся друзей. — Нужно было решить, кому жить, а кому умирать.

— Ты… решил? — глухо спросил Фред.

— Профессор Спраут не позволила ему, — покачала головой Полумна. — Она сама указала нужные растения, потом прижала Невилла к себе, чтобы он ничего не видел, и только после этого кивнула Снейпу. Ну он и…

— Но я видел, — прошептал убитый горем герболог, а потом добавил громче: — Я видел… как Снейп их всех…

— Представляю себе, с какой радостью он расправился с твоими огурцами, — злобно прошипел Рон. — Вот ведь прекрасная возможность отомстить за вчерашнее унижение его слизеринцев.

Гарри почему-то поежился. Ему вдруг ужасно захотелось, чтобы Невилл опроверг слова Рона, и его желание было угадано.

— Нет, Рон, — Невилл заговорил очень серьезно, — Снейп сделал все это без особого желания. Конечно, сейчас я вряд ли могу судить объективно, но мне даже показалось, что он впервые кому-то сочувствует. Представляете, это мне... было в его глазах что-то такое…

— И что же? — скептически ухмыльнувшись, спросил Рон.

— Не знаю, — пожал плечами Невилл. — Что-то человеческое.

Колин Криви торопливо закивал, соглашаясь.

— Человеческое?! Это у Снейпа-то? — присвистнул Джордж. — Сомневаюсь, друзья мои. Сдается мне, что у вас была эта… как ее? — галлюцинация.

— У всех троих? — улыбнулась Полумна. — Это вряд ли. Я думаю, что Снейп и сам прошел через подобную процедуру не раз — он ведь много экспериментирует. А значит, что профессор очень хорошо понимал состояние Невилла.

— Давай-ка успокаивайся, приятель, — подмигнул гербологу Фред. — Конечно, жаль те огурцы, которыми пришлось пожертвовать. Но если ты хочешь и дальше изобретать и создавать, к чиновничьему произволу придется привыкнуть. Лучше сразу засучить рукава и продолжить свою работу. Все не так плохо: у тебя осталось четыре образца и семена.

— Они изъяли семена, — возразил Невилл. — Профессор Спраут вынуждена была им все отдать.

— Не все, — улыбнулся Джордж. — Мы оказались куда проворнее стариков из Попечительского совета. Спраут успела передать нам на хранение нечто… очень важное.

Заплаканного лица Невилла коснулась робкая улыбка.

— Так значит…

Фред хлопнул Невилла по плечу и сунул ему в руки бумажный пакетик. Растерянный юноша мгновенно высыпал на ладонь его содержимое — шесть драгоценных маленьких зернышек. Едва сдержав крик восторга, он с благодарностью посмотрел на близнецов.

— Не вешай нос, приятель, — Джордж подмигнул счастливому гербологу. — И вот что… Нечего тут рассиживаться да слезы лить. Старики-попечители давно уже покинули Хогвартс. Давай бери свои бесценные семечки и дуй к Спраут. Вас ждут великие дела!

Невилл исчез так быстро, что его друзья впервые усомнились в невозможности аппарации в школе.

Гарри проводил Полумну до выхода.

— Спасибо, что поддержала Невилла, — обратился он к девушке. — Но… как тебя угораздило залезть в теплицу? Неужели заинтересовалась плюющимися монстрами?

Девушка улыбнулась в ответ.

— Ты ведь знаешь, Гарри, иногда я могу предвидеть определенные события.

— Да… ммм… просто твои пророчества…

— Над ними все смеются, правда? Ты это хотел сказать? Да не смущайся так. Эти картины, которые я иногда вижу, довольно нелепы. Только знаешь, Гарри, они всегда сбываются.

— Вот как? — он силился сдержать улыбку. — Дай-ка я угадаю: сегодня тебе приснились эти воинственные создания, и ты решила их спасти?

— Совершенно верно. Это необходимо было сделать.

Полумна кивнула на прощание своему спутнику, но прежде чем проем в стене закрылся, она успела загадочно бросить ему:

— Они еще пригодятся. И, возможно, однажды очень тебе помогут, Гарри.

А в это время проголодавшиеся гриффиндорцы собирались на ужин.

— Ну и денек выдался! — сокрушался Рон. — Ни минуты свободной нет. Утром Гарри истерику устроил. И из-за чего? Из-за яблока! Теперь вот Невилл…

— Из-за огурцов! — с готовностью подсказал Симус.

— Жуткий день, — поддакнул приятелям Дин. — Хорошо, что хоть на сегодня все истерики закончились.

Рон и Симус вздохнули с облегчением.

Если бы приятели знали, как они ошибаются!

* * *

После визита в теплицу члены Попечительского совета еще долго чаевничали в директорском кабинете, и Дамблдор вынужден был выступать в роли радушного хозяина. Вот только разыгрывать сегодня подобный спектакль старику стоило огромного труда. Пока он подливал ароматного чая одним, потчевал аппетитными яствами других и поддерживал разговор с третьими, мысли директора путешествовали по старому замку. То они устремлялись в теплицу, где он вынужден был оставить убитых горем экспериментаторов, то отправлялись в бесконечные коридоры Хогвартса, его мрачные, полные тайн подземелья. Там уже вторые сутки беспомощный Филч безуспешно пытался разыскать свою потерянную кошку и с нетерпением ждал Дамблдора. Но больше всех его волновал сейчас Снейп. Незадолго до появления гостей он получил от директора требуемый фолиант, и увесистый сверток лежал сейчас у зельевара на столе. Открывал ли его Северус? Достаточно ли надежное место он нашел для хранения этого опаснейшего артефакта?

— Да, мистер Скунус, отведайте еще этого апельсинового мармелада… полностью с вами согласен, он очень нежный, — вздохнул Дамблдор, с тоской глядя на прожорливого председателя Попечительского совета.

* * *

Однако директор совершенно напрасно волновался за Снейпа. И хотя последний действительно намеревался начать знакомство с легендарной книгой сразу после ужина, осуществить намеченное ему помешали.

Несколькими часами раньше Мастер Зелий был совершенно сбит с толку, увидев странную «делегацию», возвращавшуюся из Гриффиндорской башни — оттуда вышли несколько райвенкловцев и хаффлпаффцев. Явно чем-то возбужденные, они оживленно обсуждали свои проблемы и были так увлечены, что не заметили профессора Снейпа. Зельевар не придал бы значения этому факту, не произойди повторная встреча с «делегатами». Впрочем, на этот раз визитеров было значительно больше. Но привлекло внимание профессора не столько количество студентов, сколько выражение их лиц. О, Мастер Зелий был прекрасно знаком и с этими недобрыми ухмылочками, и с хитрющими огоньками в глазах. Именно они неизменно предшествовали всем мелким шалостям и довольно серьезным безобразиям, происходящим на территории Хогвартса. Стоит ли удивляться тому, что просто пройти мимо Снейп не сумел?

— Позвольте осведомиться, что привело в Гриффиндорскую башню такое количество гостей? Мисс Патил, не нужно прятать эту прелестную коробку. Мистер Доусон, не стоит так нервно теребить карман вашей мантии. Я и так прекрасно вижу: там скрыто что-то интересное. Будьте любезны удовлетворить мое любопытство. Да, кстати, чтобы у других не возникло никаких иллюзий, попрошу всех вывернуть свои карманы. И поживее!

Проклиная про себя вездесущего Мастера Зелий, хаффлпаффцы и райвенкловцы нехотя принялись доставать из карманов разноцветные коробочки.

— Вот так улов! — покачал головой Снейп. — Я даже не буду спрашивать, где вы все это достали, молодые люди. И что же вы задумали на этот раз? Мисс Патил, я весь внимание.

6

Исповедь сквиба

Пока Невилл и профессор Спраут приходили в себя после визита попечителей, пока эти самые попечители гоняли чаи в директорском кабинете, а Снейп возился с охранными чарами для легендарной книги, школьный смотритель в одиночестве бродил по бесконечным лабиринтам хогвартских подземелий. Он забыл о времени, не вспоминал о своих многочисленных обязанностях, не осознавал, что второй день ничего не ел. Все помыслы Филча были заняты лишь пропавшей мисс Норрис. Он отчаянно звал ее, пока не охрип, он заглядывал во все уголки и закуточки, а уткнувшись носом в очередной тупик, мгновенно разворачивался и возобновлял свои поиски. К концу второго дня силы старика иссякли. Долгожданная помощь в лице директора школы так и не появилась. Тревога сменилась страхом.

Пытаясь перевести дух, Филч присел на каменную плиту и вдруг отчетливо осознал, что найти в этом бесконечном пространстве маленькую кошку просто невозможно. Вот если бы она мяукала… Но мисс Норрис почему-то молчала. Может быть, ранена? Да и вообще… жива ли еще его вечная спутница? Кто мог причинить ей вред? Кто?! Мерлин, да в школе большинство учащихся мечтают свернуть ей шею.

Сознание ослабевшего старика путалось. Необходимо было вернуться и хоть немного подкрепиться, чтобы продолжить поиск. Может, к этому времени освободится директор?

Дальнейшие события мистер Филч помнил смутно. Он вроде бы действительно вернулся в свои покои. Неизвестно, удалось ли ему поесть, но дотянуться до крепкой настойки боярышника сил хватило. Нет, школьный смотритель вовсе не злоупотреблял спиртным; прикладывался время от времени, чтобы облегчить физические или душевные недуги — не более того. Но в этот вечер все вышло иначе: то ли Филч и вправду перебрал, то ли настойка боярышника, попав в совершенно пустой желудок, почувствовала себя хозяйкой положения и распоясалась не на шутку. Как бы то ни было, в голове изрядно захмелевшего старика вдруг нарисовались четкие образы главных виновников происшествия.

И как только он раньше не сообразил? И ведь еще сомневался! Глупец! Ну, конечно, это они! А кто же еще? Более опасных врагов в Хогвартсе у него просто нет! И эти негодяи ответят за свои злодеяния. Сейчас же! Немедленно!

Филч поднялся со старенького кресла, пошатнулся и неуверенной походкой направился к двери.

Четверть часа спустя он, тяжело дыша, ввалился в гостиную Гриффиндора. Окинув мутным взором группу студентов у камина, Филч направился прямиком к своим обидчикам.

— Где она? — закричал старик, схватив за ворот мантии обалдевшего Джорджа. — Куда вы ее спрятали? — потребовал ответа Филч, с удивительной ловкостью поднимая из кресла за грудки перепуганного Фреда.

И напрасно тот пытался удержаться за подлокотники — старик оказался сильнее.

— Мистер Филч, что случи… — пискнула было Гермиона.

— Не лезь в это дело, девчонка! — пахнул на нее спиртным смотритель. — Вон отсюда! Все вон отсюда! Ну, бесовское отродье, выкладывайте, где моя кошка?

Оценив состояние Филча и масштабы будущей заварушки, Гермиона выскользнула из гостиной и бросилась на поиски профессора Макгонагалл. Впрочем, по дороге запыхавшуюся девушку перехватил директор, наконец-то освободившийся от незваных гостей.

— Мисс Грейнджер? Что произошло? Да на вас лица нет!

— Сэр… там… в нашей гостиной… мистер Филч…

— Очень кстати, — закивал Дамблдор, — я как раз его ищу.

— Да, но он… он… как бы это… ну не совсем трезвый. И поэтому…

Директор отреагировал незамедлительно: подхватив девушку под руку, он устремился к Гриффиндорской башне.

Неизвестно, какие картины рисовали в своем сознании запыхавшиеся мисс Грейнджер и профессор Дамблдор, но уж никак не те, что они увидели в действительности. В Гриффиндорской башне их ожидала довольно мирная сцена: Филч, истратив последние силы на близнецов, внезапно рухнул в кресло и горько заплакал от безысходности. Фред и Джордж, несмело примостились по соседству и тихонько уговаривать старика. Перепуганные студенты обступили завхоза и братьев Уизли.

Некоторое время спустя Филч, вытирая слезы, осмотрелся и увидел десятки обращенных на него глаз. Удивительно: в них не было ни привычного презрения, ни знакомой до боли ненависти. Сейчас его жалели, ему хотели помочь. И впервые Филч изменил себе — ему вдруг захотелось поделиться своей болью с юными волшебниками. Несчастного старика потянуло на откровения — наливка развязала язык, и он принялся вещать о наболевшем и сокровенном.

Эту сцену и застали влетевшие в башню Дамблдор и Гермиона. Директор неслышно приблизился к креслу смотрителя и опустился на место, которое освободил для него Гарри.

Фред и Джордж, на этот раз отделавшиеся легким испугом, внимательно слушали рассказ смотрителя. Это была очень печальная история, своеобразная исповедь сквиба.

Дамблдор не стал мешать коллеге, он лишь с интересом поглядывал на затихших учеников, перед которыми приоткрылась доселе неизвестная им жизнь — жизнь человека, напрочь лишенного магии.

Привыкнув с детства считать себя позором семьи, сквибы были людьми крайне замкнутыми и одинокими. Об отсутствии у себя магического потенциала они не говорили ни с кем и никогда. А тут вдруг один из них не сдержался: горе лишило смотрителя привычной осторожности и сдержанности, и он, путаясь в последовательности событий, пытался объяснить юным счастливцам, каково это — долгие годы жить в древнем замке, насквозь пропитанном магией и населенном звонкоголосыми волшебниками, ежеминутно совершающими чудеса. Как трудно изо дня в день видеть, что вытворяют с помощью волшебной палочки даже самые отъявленные малолетние лентяи.

Филч неожиданно прервался на полуслове и, оглядев притихших студентов, словно пришел в себя.

— Не слушайте меня, — сбивчиво забормотал он, — мало ли, что я вам тут наговорил… — Заметив сидящего в кресле Дамблдора, он засмущался еще больше: — Господин директор, я вас ждал… все напрасно… нигде ее нет… подумал, Уизли… устроили…

— Фред, Джордж, это вы спрятали кошку? — обернулся к близнецам директор. — Признаться, не думал, что вы на такое способны.

— О, они на многое способны, господин директор! — сообщил голос Мастера Зелий; Снейп незаметно вошел в гостиную Гриффиндора и, видимо, уже несколько минут наблюдал за Филчем и учениками. — Скажите мне, Уизли, откуда у шестикурсников Хаффлпаффа и Райвенкло вот это?

Снейп вывернул небольшой мешочек, и на пол посыпались коробочки и конфеты в блестящих обертках — все, что зельевар изъял из карманов гриффиндорских гостей четверть часа назад.

Близнецы переглянулись и виновато опустили головы.

— Я не слышу вашего ответа, — настаивал Снейп.

— Это изделия из нашего магазина, — сдался Джордж.

— И что же там?

— Я, кажется, знаю, что упаковано вот здесь, — Филч поднял одну из коробок — розового цвета. — Это… как они их там зовут… «Забастовочные завтраки». — Но вот этого, — он подхватил красную и синюю коробочки, — я еще не видел.

— Это они же, но с изменениями, — едва слышно признался Фред, избегая смотреть в глаза Филчу и профессорам. — Мы их немного усовершенствовали и все такое…

— И что же у вас получилось? — полюбопытствовал Дамблдор с полуулыбкой.

Фред, перехватив взгляд директора, приободрился и продолжил уже увереннее:

— В красных коробках — «Мятежные обеды», а в синих — «Революционные ужины».

Студенты, собравшиеся в гостиной, дружно прыснули. Снейп нахмурился.

— Значит, «Революционные ужины»? — уточнил Дамблдор. — И зачем же они понадобились вашим друзьям?

— Просто они наслушались рассказов слизеринцев, полюбовались фотографиями Колина. Естественно, сдавать зачет в экспериментальной теплице уже никому не хотелось. Вот они и попросили нас с Джорджем о помощи. Мы решили… сымитировать массовое отравление.

— Отравление? Вот как… Что ж, я уверен: спектакль получился бы отменный, — покачав головой, заметил Дамблдор, — особенно учитывая тот факт, что вы, Фред и Джордж, временно лишили школу колдомедика. А потому следует выразить профессору Снейпу большую признательность за его вмешательство. Да, кстати, помощь ваша больше не понадобится: зачет у шестикурсников Хаффлпаффа и Райвенкло пройдет в другой теплице.

— Профессор Дамблдор, — раздался из кресла слабый призыв Филча. Он какое-то время растерянно слушал директора и Мастера Зелий, прежде чем решился напомнить: — Мисс Норрис…

— Так кошка все еще не нашлась? — удивился Снейп.

— Нет, — покачал головой старик, — и я пришел просить Уизли вернуть мне ее.

— Фред, Джордж, — начал Дамблдор, — если вам известно…

— Господин директор, — прервал его Фред, — мистер Филч, — мы не имеем никакого отношения к исчезновению мисс Норрис. Но если вы дадите нам пять минут, мы с Джорджем сможем точно установить, в замке она сейчас или нет.

Еще не понимая, что задумали братья, собравшиеся ребята зашумели, призывая близнецов к действию. Снейп и Дамблдор растерянно переглянулись.

— Я же столько лет живу в этом замке, — причитал тем временем Филч, — и ведь никогда ничего для себя не просил. Но сейчас мне очень нужна помощь. Ваша, магическая помощь. Сквиб сделал все, что мог. Вон вас сколько, волшебников! Я умоляю. Что же вы все молчите? Ну хотите, я встану перед вами на колени?

Филч попытался подняться с кресла, но Джордж оказался проворнее: он сдержал порыв старика и почти умоляюще взглянул на Дамблдора.

Директор ответил не сразу — казалось, что решение у него уже созрело давно; вот только озвучить его он почему-то не торопился. Бросив задумчивый взгляд на Гарри, старик наконец попросил:

— Мистер Поттер, нам придется воспользоваться вашей картой.

Гарри поспешно кивнул. До глубины души тронутый горькой исповедью сквиба, он страдал, чувствуя собственное бессилие перед лицом беды. Однако, услышав просьбу директора, он бросился в спальню — там, на самом дне его сундука, хранилась знаменитая Карта Мародеров. Впрочем, близнецы не позволили ему совершить благородный поступок.

— Стой, Гарри, — крикнул Фред, — не нужно никуда ходить. У нас есть своя карта.

— Еще одна? Но моя позволяет отследить всех обитателей Хогвартса.

— Наша тоже, — улыбнулся Джордж и извлек из кармана мантии свиток. — Это точная копия твоей карты, Гарри.

— Копия? — заинтересованно переспросил Дамблдор.

— Да, сэр. Можете лично в этом убедиться.

Джордж развернул свиток и пристроил его на столик. Все уставились на карту, и в течение нескольких минут в гостиной царила полнейшая тишина.

Гарри во все глаза смотрел на знакомую картинку: если бы не новый пергамент да совсем свежие, яркие краски... Фред и Джордж не лгали — это действительно была замечательная копия Карты Мародеров. Гарри, Рон и Гермиона переглянулись, не веря собственным глазам. Но если у гриффиндорской троицы эта карта-двойник вызвала удивление, то Снейп и Дамблдор были буквально потрясены.

Затянувшееся молчание прервал хриплый крик Филча:

— Да вот же она! Смотрите!

Его сморщенный палец с потемневшим ногтем едва не порвал пергамент.

— Визжащая хижина, — прошептал Дамблдор.

Точка, обозначенная надписью «Мисс Норрис», не двигалась. Зато существо рядом с ней не останавливалось ни на секунду.

Филч испуганно поднял глаза от карты и почти взвизгнул:

— Пивз!

— А разве он может покидать пределы Хогвартса? — удивилась Гермиона.

— До сегодняшнего дня мы думали, что нет, — ответил ей Снейп, не отводя взгляда от карты. — Видимо, ошибались.

Директор решительно поднялся:

— Нужно спешить! В хижине очень холодно.

— Господин директор, позвольте мне, — остановил его Снейп. — Будем надеяться, что она еще жива.

Мастер Зелий бросился к выходу. Несколькими мгновениями позже за ним ринулись Фред и Джордж.

* * *

Дожидаясь возвращения Снейпа и близнецов, Гарри пытался справиться с волнением, которое вызвала у него исповедь Филча. Если бы кто-то сказал, что наступит тот миг, когда он будет испытывать жалость к этому мерзкому старику и переживать за судьбу еще более мерзкой кошки, он бы от души посмеялся. Но сейчас, исподлобья глядя на Дамблдора, едва слышно нашептывающего что-то Филчу, Гарри ужасно хотел, чтобы несчастная кошка оказалась жива.

Пламя в камине ярко вспыхнуло зеленым огнем, и в очаге появилась фигура профессора Макгонагалл. Шагнув в гостиную, она внимательно оглядела сидящих.

— Профессор Дамблдор, наконец-то я вас нашла.

— Что-то с мадам Помфри? — забеспокоился директор.

— Она проснулась! И, пожалуйста, не волнуйтесь, с ней все хорошо.

— И улыбается так же ослепительно? — весело поинтересовался директор, подмигнув гриффиндорской троице.

Макгонагалл не стала распространяться на эту тему; она явно желала переговорить с Дамблдором наедине. Строго взглянув на своих студентов, декан заявила:

— С мадам Помфри все хорошо… Я бы даже сказала, слишком хорошо.

Развить эту мысль ей помешала очередная яркая вспышка в камине. Через пару мгновений из огня выступил Мастер Зелий. Крепко прижимая к груди хорошо всем знакомую кошку, он быстро направился к Филчу. Вскочив с кресла, завхоз испуганно взирал на жалкий комок шерсти в руках Снейпа.

Кошка совсем замерзла: она не шевелилась и, похоже, уже не дышала. Свалявшаяся шерсть и кончики усов побелели от инея. Отчаянно стараясь сохранить остатки тепла, несчастное животное свернулось в комок и, казалось, одеревенело в этой позе.

Все присутствующие разом зашевелились, рванулись со своих мест и обступили зельевара, стараясь рассмотреть драгоценную находку и определить ее состояние.

Намереваясь утихомирить взволнованную публику, Снейп объявил:

— Она жива! Пока жива.

— Но она не шевелится, — проскулил Филч, с ужасом разглядывающий свою любимицу.

— Не шевелится, потому что замерзла. Мистер Филч, нужно срочно ее…

— Но почему она в крови? — смотритель словно не слушал Снейпа. — Ее били? Кто?!

— Нет, я ощупал кошку. Внутренних повреждений нет. Пивз загнал ее в одну из комнат, а дверь захлопнулась. Посмотрите, ее лапы и когти в крови — это она пыталась выбраться и царапалась, пока были силы.

— Но на мордочке тоже кровь, — ахнула Гермиона.

— К несчастью, она попала в единственную комнату, где стекла были еще целы. Думаю, миссис Норрис пыталась выскочить в окно. Сделать этого ей не удалось, но повредилась она сильно.

— Что же это получается? — в недоумении спросил Рон, — Пивз хотел ее убить?

— Не думаю, — возразил Дамблдор. — Пивз — известный хулиган и проказник, но не убийца!

— Вам мало доказательств, господин директор? — возмущенно закричал Филч. — Тогда посмотрите на мою умирающую кошку: вот она, замерзшая и вся в крови… — внезапно тон его резко изменился; забыв, что кругом студенты, завхоз жалобно проскулил: — Альбус, Северус, Минерва, я вас умоляю. Вы же маги. Вы же все можете. Спасите ее.

— Минерва, как ты думаешь, надежда есть? — тихо спросил Дамблдор.

Макгонагалл, коснувшись кошки и приоткрыв ее глаза, обреченно покачала головой:

— Может быть, мадам Помфри? — робко предложила она, но тут же отмела этот вариант. — Нет, она совсем не умеет лечить животных.

Идея спасения бездыханной кошки показалась студентам совершенно безнадежной. Лишь Гарри сохранил в душе надежду: он не отрываясь разглядывал жалкое тельце замерзшего животного. Точнее, не его, а руки, прижимающие миссис Норрис к груди. Длинные пальцы Снейпа зарылись в заиндевевшей шерстке. Время от времени он пытался согреть кошку своим дыханием. Конечно, это вряд ли могло бы помочь окоченевшему животному, но зельевар продолжал настойчиво окутывать ее тельце паром изо рта.

Руки Снейпа… Гарри внезапно забыл о кошке. Он словно почувствовал их на себе. Вспомнил, как они вытащили его из теплицы, как схватили его в душе и прижали к обнаженной груди их обладателя. А еще смывали мерзкую слизь с лица. Да и в больничном крыле тоже. Когда безудержная рвота не давала продышаться и Гарри извивался на кровати, Снейп удерживал его из последних сил… Господи, зельевар даже вытирал ему пот! В ту минуту ужасно хотелось уползти куда-нибудь, где нет этих мерзких, настырных рук. Только вот уползти не удавалось: казалось, они были повсюду.

И в это мгновение Гарри вдруг осознал, что все тогда обошлось именно благодаря Снейпу. Если миссис Норрис сейчас останется в этих руках, если зельевар возьмется ее лечить, кошка обязательно будет жить и еще попортит нервы студентам Хогвартса.

Снейп перехватил взгляд юноши и вопросительно изогнул бровь; Гарри поспешно отвел глаза от длинных пальцев, зарывшихся в кошачью шерсть.

— Мадам Помфри нам и правда не поможет, — безапелляционно заявил Мастер Зелий. — Мистер Филч, я заберу мисс Норрис в свой кабинет и сделаю все, что смогу.

— Вы спасете ее, Северус? — простонал Филч и трясущейся рукой погладил бесчувственную кошку.

— Я… постараюсь, Аргус. Только прошу мне не мешать. Профессор Макгонагалл, я могу на вас рассчитывать?

— Конечно, профессор Снейп, — с готовностью отозвалась Минерва.

— Вы без меня справитесь? — Дамблдор внимательно посмотрел на зельевара. — Мне бы не хотелось сейчас оставлять мистера Филча одного.

Зельевар кивнул и, сопровождаемый Макгонагалл, направился к выходу из гостиной.

— Профессор Снейп! — Джордж Уизли стремительно сбежал вниз по лестнице (занятые кошкой, присутствующие не заметили, как близнецы вышли из камина). — Вот, — он протянул зельевару прозрачный флакон, внутри которого булькала оранжевая субстанция. — Это жидкий огонь.

— Он поможет, правда, — вмешался Фред. — Миссис Норрис понадобится всего десять капель. Это хорошее средство, сэр.

Снейп взял флакон и какое-то время с интересом рассматривал его содержимое.

— Возможно, — кивнул он и внезапно подозрительно прищурился: — Десять капель, говорите? Но учитываете ли вы большую потерю крови? Как в этом случае поведет себя ее сердце?

Близнецы в недоумении переглянулись, но ответить не смогли.

— Как бы то ни было, склянку эту я забираю. Думаю, будет лучше, если вы тоже отправитесь в мой кабинет, а по дороге расскажете нам о составе своего жидкого огня.

Гарри провожал взглядом удаляющиеся фигуры.

Руки Снейпа удерживали тело мисс Норрис.

Кошка Филча будет жить.

Гарри Поттер уже не сомневался.

Чуть позже он помог Дамблдору довести школьного смотрителя до его покоев. Пока директор пропадал в спальне завхоза, уговаривая того лечь в постель и рассеивая по мере сил многочисленные страхи несчастного старика, Гарри рассматривал небольшую комнату Филча, служившую ему и гостиной, и кабинетом. Жесткий, неудобный диван. Пара таких же неуютных кресел. Поцарапанный письменный стол. А вокруг — шкафы, тяжелые сундуки и многочисленные полки, на которых очень аккуратно расставлено множество загадочных предметов, о назначении которых Гарри даже не догадывался. В углу томилось несколько метел, явно конфискованных у провинившихся студентов, а на столе одиноко возвышался старый газовый фонарь и лежали такие неуместные в этом волшебном мире, но, похоже, крайне необходимые хозяину-сквибу большие счеты со старыми деревянными костяшками. Юноша успел заметить, что на каминной полке нет специального горшочка для летучего пороха — жестокая природа и здесь обделила Филча, позволив ему лишь наблюдать за стремительными полетами магов на метлах, за их знаменитым перемещением по каминной сети и, конечно, за молниеносными аппарациями. Несчастный Филч!

— Он заснул, — сообщил Дамблдор, выходя из спальни смотрителя. — Будем надеяться, что утром нашего мистера Филча будут ждать хорошие новости.

— Вы думаете, кошка выживет, сэр? — поинтересовался Гарри.

— Трудно сказать наверняка, — вздохнул директор. — Но кое-что в этой истории вселяет в меня уверенность в благополучном исходе дела.

— Что же, сэр?

— За исцеление кошки взялся профессор Снейп. Поверь мне, мой мальчик, он сдается редко… — Дамблдор дружески подмигнул Гарри, и они покинули покои Филча.

— Время уже позднее, Гарри, спасибо тебе за помощь; возвращайся в башню. А я побеседую с Пивзом.

— Пивз затеял игру в прятки, — вмешался в разговор внезапно появившийся Почти Безголовый Ник. — Мое почтение, господин директор, мистер Поттер. Не знаю, что натворил этот негодник, но найти его будет нелегко.

— Да, — задумчиво покачал головой Дамблдор, — и как же доставить нашкодившего полтергейста ко мне в кабинет?

Гарри внезапно почувствовал жуткий холод за спиной, но прежде чем он успел обернуться, директор поприветствовал нового гостя.

— А вот и решение нашей проблемы. Какая замечательная встреча! Господин Кровавый Барон, давненько я вас не видел!

7

«Яблочный» мир

Зная о страхе Пивза перед Кровавым Бароном, Гарри не сомневался, что неуемному полтергейсту придется держать ответ за свои грехи. Хихикая про себя, юноша вернулся в факультетскую гостиную.

В общей гостиной было непривычно пустынно. Лишь две сгорбленные фигурки жались у огня.

— Фред! Джордж! — поприветствовал близнецов Гарри. — Вы уже вернулись? Как там кошка?

— Жить будет, — нехотя отозвался Фред. — Ее напоили нашим жидким огнем, обработали все раны, обложили грелками. Выкарабкается…

— Значит, Снейп рискнул и воспользовался вашим изобретением?

Услышав «Снейп», близнецы вздрогнули.

— Не то чтобы рискнул, — протянул Джордж. — До этого он выяснил о жидком огне все: состав, способ приготовления, период настаивания. Ну а когда узнал, что мы готовили его под наблюдением Слагхорна, решил рискнуть. Да и не было у него другого выхода — уж больно плоха была кошка.

— Почему же вы такие печальные? — Гарри с интересом всматривался в лица братьев.

— Опечалишься тут, — буркнул Джордж.

— Пока кошка приходила в себя, Снейп времени даром не терял и решил с нами побеседовать, — вздохнул Фред. — Ты уж прости, Гарри, но после этой беседы, мы никак в себя не придем.

Гарри сочувственно вздохнул.

— Разговорами со Снейпом меня не удивишь — их уже столько было в моей жизни. Он известный специалист по промыванию мозгов. Мой совет: просто не обращайте внимания.

— С радостью последовали бы твоему совету, приятель, только все не так просто.

— Не понимаю, в чем проблема? — Гарри наморщил лоб.

— Проблема в том, что он был… прав, — констатировал Джордж.

— Во всем, — подтвердил Фред.

— Снейп? Прав?

— Именно. Как-нибудь при случае расскажем, но не сейчас. Нам нужно самим все обмозговать.

— Ах да, подожди-ка, Гарри! — Джордж торопливо залез в карман мантии и извлек оттуда два небольших красно-желтых яблока. — Вот, получай!

— Это мне? — вытаращил глаза Гарри. — Спасибо, конечно, но что это на вас нашло?

— Интересно! Ничего не понимаю, — признался Фред. — Рон нас сегодня измучил: уверял, что ты без яблок с ума сходишь. Требовал, чтобы мы обязательно достали хотя бы парочку. А на кухне их сегодня, как назло, не было. Так что мы здорово покрутились, друг, чтобы добыть их для тебя. Это натуральные, не трасфигурированные! Ешь себе на здоровье и не расстраивайся из-за всяких пустяков.

Напутствуемый советом старших приятелей Гарри распахнул дверь спальни. Распахнул да так и замер на пороге.

Вся его кровать была буквально завалена яблоками. Салатовые и темно-зеленые, золотистые с коричневатыми пупырышками и красные с желтыми бочками… Казалось, в гриффиндорскую спальню этой декабрьской ночью по ошибке забежала осень и щедро высыпала свои дары Гарри на постель, наполнив комнату тонким яблочным ароматом.

Гарри покачал головой и от души засмеялся. Друзья, рассевшиеся по краям его кровати, были очень довольны такой реакцией.

— Ну как? — осведомился Рон. — Устраивает тебя такая замена, друг? Вместо одного яблока — вон сколько. Я пол-Хогвартса на уши поставил.

— Верно, — подтвердила улыбающаяся Джинни. — Весть о приступе сильнейшего авитаминоза у Гарри Поттера заставила его поклонников действовать незамедлительно.

— Моя сова чуть не надорвалась, доставляя три таких «мячика», — призналась Гермиона, указывая на темно-бордовые плоды.

— А это, Гарри, я принес из теплицы, — Невилл кивнул на десяток крошечных ярко-красных плодов размером с грецкий орех. — Пусть они и маленькие, но вкус! Пальчики оближешь.

— Давай мириться, Гарри! — Рон подмигнул Гарри и протянул ему руку. — Надеюсь, теперь ты наешься?

— Теперь точно наемся, — кивнул Гарри и громко сглотнул.

Все дружно засмеялись, а друзья обнялись.

— Ты извини меня, Рон, я не могу объяснить тебе причину той вспышки. Просто прости.

— Да ладно, с кем не бывает? Выбрось из головы все свои проблемы и лопай яблоки, друг.

— Одному мне это не осилить. Ребята, налетай!

* * *

Бой хогвартских курантов застал Снейпа за работой. Одним глазом он наблюдал за кошкой, спящей между парой неостывающих грелок, и держал в руках склянку, поигрывая переливающейся на свету жидкостью оранжевого цвета — очередным творением неугомонных Уизли. Перед зельеваром лежал пергамент, на котором уже был записан довольно оригинальный рецепт этой живительной субстанции; а слева покоилась отвоеванная у Дамблдора книга. Завернутая в платок из шерсти единорога, она терпеливо дожидалась знакомства со своим новым читателем.

Филчу, сладко спящему после щедрой порции снотворного зелья, снится чудесный сон: он сидит у огромного мраморного камина. Мисс Норрис, здоровая и очень красивая, уютно свернулась у него на коленях, а он гладит и гладит ее по спине. Животное в ответ благодарно урчит и щурит свои желтые глаза.

Гриффиндорская яблочная пирушка закончилась далеко за полночь. Гарри почему-то чувствовал себя опустошенным. Девушки вернулись в свои спальни, а друзья свалились на кровати и почти сразу захрапели. Гарри собрал оставшийся «урожай», положил яблоки на столик. Через несколько мгновений туда же опустилась его голова. Гарри крепко заснул прямо среди душистых «подарков».

Гарри Поттер тоже видел сон. То самое, утерянное яблоко оказалось целехоньким и красовалось на одной из полок в кабинете Филча. К хвостику найденного плода была прикреплена маленькая карточка следующего содержания:

Яблоко подарочное

назначение — компенсация за пропущенный ужин.

Гарри смотрел на это яблоко, и ему было тепло как никогда.

Предрождественский Хогвартс

1

Полная дама — верный страж Гриффиндорской башни — зевнула и капризно пожаловалась:

— Опять мешают спать. Кому на этот раз понадобилось войти?

Откуда-то сверху послышался осторожный шепот:

— Прости меня… душечка, и, пожалуйста, говори потише. Я прямо перед тобой, но невидим.

— Пивз! — ахнула Полная дама. — Наконец-то ты нашелся! А то меня измучили вопросами. Не пролетал ли? Не появлялся ли? Не наведывался ли в гости? Да ты теперь у нас весьма популярная личность, Пивз.

— А кто? Кто спрашивал-то?

— Профессор Снейп, директор школы, Почти Безголовый Ник, и даже Кровавый Барон интересовался.

— Ой! — пискнул Пивз.

— Что же ты натворил? — в прищуренных глазах женщины на холсте блеснул нетерпеливый огонек.

— Да в том-то и дело, что сам не пойму. Ничего особенного, душечка. Всего лишь удачная охота. Наконец-то изловил кошку Филча. А они такой шум подняли! Такой шум!

— Так ты схоронись на какое-то время. Люди — они такие: долго зла не помнят. А когда все уляжется, вернешься как ни в чем не бывало.

— И то верно, — кивнул Пивз. — Спрячусь на пару недель — им меня не найти. Только ты, моя дорогая, не выдавай старину Пивза.

— Лети и не беспокойся — никому ничего не скажу. Да и директор, похоже, отыскал других виновников.

— Отличная новость, душенька. И кто же это?

— Минут десять назад он вызвал близнецов Уизли.

— У...изли? — взволнованно переспросил полтергейст.

— Ну да, их, — равнодушно махнула рукой Полная дама. — Домовик, передавший послание, сказал мне, что старик был очень сердит. Давно пора наказать этих негодников. Пивз! Ты еще здесь? Вот так дела! Улетел! Ах, невоспитанный полтергейст! Даже не попрощался... — Обиженная женщина тщетно старалась рассмотреть в темноте маленькую фигурку летающего человечка. Тяжело вздохнув, Полная дама закрыла глаза и мечтательно прошептала: — Улетел. Но он обещал вернуться!

* * *

Близнецы тем временем расположились в удобных креслах и с интересом рассматривали кабинет Дамблдора. Джордж сидел, как на углях, и ожидал по меньшей мере жестокой расправы. Фред же, напротив, выглядел весьма беззаботным и с удовольствием потягивал горячий чай, изредка взглядывая на Снейпа и Дамблдора.

— Джордж, ты, я вижу, очень взволнован, — нарушил тишину директор, — но это совершенно напрасно. Мы пригласили тебя и Фреда для важной беседы и очень рассчитываем на вашу откровенность.

— Значит, нам ни за что не влетит? — облегченно вздохнул Джордж и, порывисто схватив предложенную чашку, шумно отхлебнул от нее.

Горло словно опалило пламенем — юноша закашлялся, на глазах выступили слезы. Какое-то время он не мог прийти в себя и пропустил начало беседы, тем самым вынудив Фреда отдуваться за двоих. Когда Джордж наконец подключился к разговору, слово уже взял Снейп.

— Мы с профессором Дамблдором как раз и говорим о необычных способностях, очень редко встречающихся в волшебном мире.

— Будем с вами откровенны, — признался директор, — подозреваем, что одному из вас удалось создать новое заклинание.

Снейп заметил, как побледнел Фред. Джордж одновременно с ним покраснел и заявил довольно воинственно:

— Не понимаю, с чего вы это взяли, профессор.

— Такие предположения на пустом месте не возникают, — не глядя на близнецов, заметил Снейп. — Вы хотите услышать конкретные примеры?

Фред рванулся что-то сказать, но Джордж жестом остановил брата и ответил:

— Конечно, хотим, сэр.

— Ну что же… Взять хотя бы случай с вашими надписями на стене. Вы помните, какое развитие имела та история?

— Мы уже извинились за это, сэр. Нам очень неловко, — признался Фред. — А уж после сегодняшнего рассказа Филча и истории с кошкой…

— Оставим пока вопросы морали и нравственности в стороне, — неожиданно прервал Снейп, — и сосредоточимся на технической стороне поднятой проблемы. Вам удалось скопировать почерк профессора Дамблдора настолько точно, что даже это средство оказалось бессильным.

Снейп передал братьям стоящую на столе емкость — сквозь ее толстые стеклянные стенки просматривалось густое, прозрачное вещество. Пока близнецы крутили флакон в руках и знакомились с его содержимым, зельевар рассказал об их совместном с профессором Вектор изобретении. Некоторое время ушло на тестирование удивительной краски: Снейп провел кисточкой широкую полосу внизу пергамента, на котором каждый из присутствующих что-то начертал. И всякий раз на тонком слое чудодейственной краски безошибочно проступало имя того, кому из присутствующих принадлежит надпись или рисунок.

— Лишь однажды эту краску удалось обмануть, — в упор глядя на Фреда, заявил Снейп. — И сделали это вы с братом. Довольно примеров или нужно еще?

— Еще, — потребовал Джордж.

— Пожалуйста, сэр, — поспешно добавил Фред.

— Карта. Точнее, ее копия, — напомнил Дамблдор. — Видите ли, в чем дело, мои дорогие… ни один из нас не смог бы скопировать подобное. Напомню вам, что над этой картой бились не один год три юных, но чрезвычайно талантливых волшебника... — Дамблдор подождал, когда профессор Снейп прокашляется, и продолжил: — Не скрою, что ваша копия нас просто потрясла. Именно в тот момент мы окончательно убедились, что без нового заклинания здесь не обошлось.

— Какого заклинания? — подозрительно прищурился Джордж.

— Заклинания, позволяющего создать виртуозную подделку.

Фред выглядел очень взволнованным, но Джордж намеренно пресекал все попытки брата говорить.

— Так я не понял, сэр, — обратился он к Дамблдору, — вам нужно узнать это новое заклинание? Вы хотите скопировать древнюю рукопись или подделать какой-то важный документ?

Старик в изумлении уставился на ученика.

— Документ? — переспросил он растерянно. — Признаться, никогда раньше этого не делал, да и в ближайшее время не планировал. Нет, меня волнует не само заклинание, а тот из вас, кто создал его. Поймите, мальчики, если мои предположения верны, то это дело не шуточное. Ничего предосудительного или запретного здесь нет. Но вы должны знать, что тот, кто придумал новое заклинание, уже стал магом-создающим.

— Возможно, один из вас еще не подозревает, что ввязался в очень серьезную игру, — Снейп вновь внимательно взглянул на Фреда, — игру, которая может полностью изменить его жизнь.

— Даже если он еще не принял так называемый "особый" дар? — уточнил Джордж. — Насколько мне известно, до тех пор, пока этого не случилось, волшебник находится вне игры.

— Вы ошибаетесь, Уизли, — покачал головой Снейп. — Эта игра начинается в тот миг, когда впервые прозвучало новое заклинание. А вот далее создавший его имеет возможность решить — принимать дар или нет.

— Время, отведенное для выбора, ограничено, — подхватил Дамблдор. — Но прежде, чем его сделать, нужно узнать все о жизни создающих. Наряду с новыми огромными возможностями они приобретают большую ответственность, а значит — должны быть готовы и к существенным ограничениям в действиях.

— Знаем мы эти ограничения! — хихикнул Джордж и подмигнул брату.

— Подобная реакция, Джордж, лишь подтверждает тот факт, что вам ничего не известно о жизни создающих… — Дамблдор подождал, пока с лица юноши исчезнет кривая усмешка, и спокойно продолжил: — Мы с профессором Снейпом многое могли бы рассказать тому из вас, кто сейчас находится перед выбором. Впрочем, решать ему. Только примите мой совет, — он взглянул притихшему Джорджу прямо в глаза, — это именно тот редкий случай, когда друзья, родственники, родители и даже неразлучный с тобой брат-близнец может только помешать. Такой выбор человек должен делать в одиночестве. Не спеша разобраться в себе, послушать свой внутренний голос, все взвесить, оценить… Дар ведь действительно уникальный — и подобными вещами не разбрасываются.

— Только не затягивайте с принятием решения, — предупредил Снейп. — Помните: волшебники за все платят своей магией.

— Сэр, — неожиданно подал голос Фред, — я бы хотел…

Шум внизу оборвал признание юноши.

— Кто-то пытается прорваться ко мне в кабинет и затеял разборку с горгульей, — предупредил гостей Дамблдор. — Пропусти, — странно зашипел он, повернувшись к массивной двери.

Возня внизу сразу прекратилась, а несколько мгновений спустя в кабинет влетел взволнованный Пивз. Увидев раскрасневшегося Джорджа и бледного Фреда, полтергейст по-своему истолковал состояние близнецов и отважно бросился их защищать:

— Уизли ни в чем не виноваты! — заголосил маленький человечек. — Они о кошке не говорили ни слова. Это я ее загнал в хижину.

— Успокойся, Пивз, — директор сморщился от его громкого вопля. — А теперь спокойно объясни, зачем тебе понадобилась кошка.

— Неужели так трудно догадаться? — искренне изумился полтергейст. — Ну вы даете! У меня же это… страсть к охоте, инстинкты там всякие. Я сдерживался, сколько мог, но этот список меня совсем доконал. Да и не привык я делать добрые дела. Эта ваша доброта… она для меня как вирус...

— Значит, вирус? Ну что же… ты нашел отличный антибиотик! Миссис Норрис. В сообразительности тебе точно не откажешь, Пивз! — Снейп так грозно посмотрел на маленького человечка, зависшего в воздухе, что тот испуганно поежился и пискнул в ответ:

— Но кошки не было в списке. Я несколько раз проверил, точно не было. Вот я и решил поохотиться. В первый раз, что ли?

— О каком списке он говорит? — спросил Снейп.

— Да вот же он! — Пивз залез в карманчик штанов, извлек помятый пергамент и торжественно передал его зельевару со словами: — Я соблюдаю договор.

— Профессора: Дамблдор, Макгонагалл, Флитвик… — начал читать Снейп. — Учащиеся: члены семьи Уизли, Гарри Поттер, Гермиона Грейнджер… Довольно внушительный список гриффиндорцев, несколько райвенкловцев и хаффлпаффцев. Ни одного слизеринца, — подытожил Снейп и поднял глаза на Пивза: — Что это?

— Список. Тех, кого мне трогать запрещается.

— Запрещается?! — в недоумении переспросил Дамблдор. — Пивзу посмели запретить, и он кого-то послушался? Просто ушам своим не верю. И кто же они, те, кто отважился вручить этот список нашему Пивзу?

— Мои друзья! — гордо заявил парящий в воздухе полтергейст. — И я здесь, чтобы защитить их. Фред и Джордж ни в чем не виноваты. Это я гонялся за кошкой Филча.

— Профессор Дамблдор, — начал было Джордж, — мы не думали, что все так обернется. Надеялись, что список только поможет. Пивз ведь не злой вовсе. Он загнал кошку в Визжащую хижину, но никакого злодеяния не замышлял. Просто он не ведает, что такое холод. Откуда ему знать, что ощущают живые существа на морозе?

— Они с миссис Норрис уже давно воюют, — добавил Фред, — и победитель меняется от схватки к схватке.

— Ситуация проясняется, — задумчиво глядя то на близнецов, то на Пивза, сказал Дамблдор. — Вам, молодые люди, пора возвращаться в башню — время позднее. А с вашим другом мы еще какое-то время побеседуем.

Фред и Джордж подмигнули поникшему человечку и знаками попросили его держаться, а затем послушно направились к выходу.

— Одну минуту, Уизли, — остановил их Снейп. — На этом пергаменте пропуск в Запретную секцию школьной библиотеки. Он подписан мной и профессором Дамблдором и дает право на ознакомление с книгой, которая в общих чертах расскажет о жизни создающих. Рекомендую ознакомиться с ней очень подробно. Вы, конечно, можете прочитать ее вдвоем, но я советую идти в Запретную секцию тому из вас, кому это действительно нужно.

Снейп протянул свиток близнецам, но те какое-то время не решались взять его. Фред взволнованно дышал, а Джордж смотрел на пергамент так, словно Мастер Зелий протягивал ему ядовитую змею. Наконец Фред, робко покосившись на брата, забрал у Снейпа свиток.

— Спасибо, сэр, мы подумаем.

— И не тяните с этим вопросом. У вас мало времени! — напутствовал их зельевар.

* * *

Позже, когда близнецы уже ворочались в своих постелях, а Пивз, получивший приличную взбучку, рыдал на плече разбуженной в очередной раз Полной дамы, Дамблдор и Снейп, заняв кресла у камина, с удовольствием потягивали приготовленный домовиками глинтвейн.

— А ты, Северус, еще сомневался в их даре, — заметил директор. Подумай только: приручить Пивза! Почти невыполнимая задача. А они нашли к нему ключик.

— Не просто ключик. Скорее, универсальную отмычку. Ну надо же, «друг»! — хмыкнул Снейп.

— Вот именно. А теперь они из Пивза веревки вить могут. Вспомни хотя бы этот список неприкосновенных особ! — Дамблдор от души захохотал.

Снейп тоже улыбнулся.

— Забавный список! Но прошу вас заметить, Альбус: меня там нет.

— Сам виноват! — пробурчал Дамблдор и, закашлявшись от смеха, разъяснил Снейпу: — Характер-то у тебя не сахар. Вот исправишься и сразу попадешь в наш список. Подумай над этим, Северус.

— Непременно, господин директор. Теперь, когда у меня появился такой мощный стимул, как им не воспользоваться? — Он хлопнул руками по подлокотникам. — Но довольно веселья. Как вам Уизли?

— Не думал, что близнецы будут так сопротивляться, — признался Дамблдор. — Джордж выглядел таким воинственным.

— Он просто защищал брата. К сожалению, их познания о жизни создающих сводятся лишь к примитивной информации о том, с кем мы спим.

— Так думаешь, это Фред?

— Вне всякого сомнения, Альбус. Знать бы, когда он впервые применил свое заклинание. Обычно магия новичка ослабевает через месяц после этого события. Может, нужно было на них нажать? Глядишь, они бы и признались.

— Нет. Гораздо важнее не спугнуть. Он скоро придет, Северус. Фред — умный мальчик, и у него будут к нам вопросы.

— Только бы не опоздать.

— Успеем. А ты повнимательней наблюдай за ними на уроках. На ЗОТИ легче всего выявить силу его магии. Но меня сейчас волнует другой вопрос…

— Что же вы замолчали, Альбус?

— Замолчал, потому что не знаю, с чего начать. Этот вопрос слишком деликатный. Если мальчик примет дар, нам нужно сразу же найти для него партнера.

— Разве это когда-то было проблемой? — ухмыльнулся Снейп. — И хотя наш «закрытый клуб» создающих немногочислен, в нем так много тактичнейших и деликатнейших специалистов в этом вопросе… Да большинство из них почло бы за честь ввести новичка в курс дела…

— Все так, — кивнул Дамблдор, — но я сразу подумал о тебе, Северус.

Снейп едва не подавился чаем.

— Обо мне? Вы серьезно, Альбус? Я и Фред Уизли?

— Создающий-одиночка — это почти противоестественно, Северус. Судьба всегда дарит нам два подарка: способность создавать новые заклинания и того, кто предназначен нам в спутники.

— Видимо, кому-то в этой жизни всегда суждено быть исключением из общих правил. Очевидно, что для меня у щедрой судьбы «единственного спутника» просто не планировалось. Что же касается юного мистера Уизли… он-то точно найдет… или его найдут, не сомневайтесь, Альбус.

— Но до каких пор ты…

— Я научился жить и обходиться без постоянного партнера. Судьбе угодно было поиздеваться, когда она предложила мне в спутники человека, которого я на дух не переносил. Его отказ принять дар был спасением для нас обоих.

— Снова ты об этом, мой мальчик. Только я по-прежнему убежден: Джеймс был предназначен не для тебя.

— А для кого?

— Не знаю. Но это не твой спутник, Северус, что бы ты ни говорил. Да и с чего ты вообще взял, что это Джеймс?

Снейп усмехнулся:

— Оказывается, даже величайшим волшебникам известно не все.

— Вот как? И чего же я, по-твоему, не знаю?

— Например того, что, будучи молодым и глупым, я тоже отчаянно желал и ждал своего «единственного» и наивно верил, что мое счастье просто где-то задержалось, заплутало. Чуть позже я даже попытался организовать его поиски.

— И куда же ты отправился? — Дамблдор был заинтригован.

— Туда же, куда в свое время отправились и вы, Альбус. Поиски привели меня к Вещей Кассандре.

Дамблдор ахнул:

— Ты был у Кассандры? Постой, это невозможно: в то время она уже никого не принимала.

— Меня она почему-то приняла. Спросила только: «Еще один создающий, заплутавший во тьме?» А потом так долго смотрела в мои глаза, что я едва не разучился моргать.

— И что же? — в голосе старика слышалось нетерпение.

— Я был молод, Альбус. И жутко боялся приговора знаменитой гадалки, а потому здорово набрался перед той встречей.

— Это для Кассандры не помеха! — усмехнулся Дамблдор. — Ее многие боялись и обычно пытались придать себе храбрости именно таким способом. Что же она тебе сказала?

— Она показала, Альбус. Зеркало было очень старое и мутное. Такое же мутное, как и мое сознание в ту минуту. Но это не помешало мне увидеть там своего «нареченного»! — Снейп хрипло засмеялся.

— Ты был нетрезв, — напомнил Дамблдор. — Ты уверен, что узнал этого человека?

— Я узнал бы его лицо, даже если бы был пьян в стельку. И сквозь муть и пелену я разглядел ненавистную морду Джеймса Поттера. А поэтому давайте-ка, Альбус, сегодня навсегда закроем этот вопрос. Со мной все ясно. Я не испытываю сложностей с поиском партнеров, и меня вполне устраивает такая жизнь. А счастье… Переключите свою энергию на нового члена «нашего клуба» — у юного Уизли все еще впереди. Почему вы так странно смотрите на меня, Альбус?

— Ты не рассказывал мне о Кассандре, — с упреком ответил директор, качая головой. — Мы знакомы с ней целую вечность. Никогда не подвергал сомнению великий дар этой ведьмы, но даже ее магическое зеркало меня не убедило. Вы с Джеймсом не могли быть предназначены друг другу. Что-то здесь не так. Но не буду тебя больше мучить. Жизнь все расставит на свои места.

— Я-то думал, что вы будете говорить со мной о другом. Уизли — чистокровный маг. Чистокровный создающий . Что будет, когда информация перестанет быть тайной?

— Это очень серьезная проблема. Но давай не будем спешить. Мы не знаем, как распорядится даром Фред. Вот когда он примет решение, тогда и подумаем, что предпринять. Ты уже уходишь, Северус?

Снейп кивнул и направился к двери.

— Отдыхайте, Альбус, время позднее. А меня ждет «Бессмертие».

2

Самая сложная неделя, предшествующая каникулам, началась для Гарри очень удачно. Обычных уроков у студентов не было — все готовились к предстоящим зачетам. Ни Трансфигурация, ни Чары сложностей не вызвали. На Зельеварении едва не провалился Рон: смена преподавателя, к сожалению, не добавила ему усердия в освоении этого нелегкого искусства. Однако изученный материал по остальным предметам был сдан гриффиндорцами без сучка и задоринки.

Оставался самый сложный зачет. Никогда еще к ЗОТИ Гарри и его друзья не готовились с таким волнением. И дело было не столько в сложности предмета, сколько в тяжелом нраве его преподавателя. Хаффлпаффцы и райвенкловцы уже «отстрелялись», но обсуждать сданный зачет почему-то не желали. Узнать что-либо у слизеринцев было невозможно. Гриффиндорцы готовились к ЗОТИ как к решающему сражению.

Утро среды выдалось суетливым. Филч стоял в дверях и как ни в чем не бывало подгонял запоздавших студентов на завтрак. Слухи, связанные с исчезновением миссис Норрис, уже улеглись. Кошка, хоть и шла на поправку, в коридорах еще не появлялась. Не было там и неугомонного Пивза. Где скрывался этот горе-охотник, не знал никто. Впрочем, за гриффиндорским столом сидели два студента, осведомленные в этом вопросе лучше остальных, но они упорно хранили молчание и оберегали убежище опального полтергейста.

Под высокими сводами Большого зала сновали совы и филины — в предпраздничные дни для них наступала горячая пора. То там, то здесь в протянутые руки студентов падали принесенные для них послания. Большинство птиц сразу же улетало обратно, но некоторые задерживались и описывали по залу замысловатые круги, дожидаясь ответных писем.

Гарри в последние полгода так отвык от почты, что был потрясен, поймав четвертое за это утро письмо — очередное приглашение на Рождественские каникулы. И если первое — от Артура и Молли Уизли — он ждал, то остальные его удивили. Гарри написали родители Гермионы, мама Симуса Финнигана, а последнее, четвертое, приглашение было подписано миссис Лонгботтом, бабушкой Невилла.

И все бы ничего, но рождественские каникулы приближались, а Гарри так и не решился спросить директора, позволено ли ему будет покинуть Хогвартс. И хотя от мысли, что четыре семьи были бы рады принять его на праздник, становилось очень тепло и радостно на душе, к этому ощущению примешивалась легкая грусть. Гарри ждал еще одно письмо. Ждал давно. Летом то и дело выглядывал в окошко комнаты на Тисовой улице в надежде разглядеть пернатую посланницу. Пару месяцев спустя он взволнованно поднимал глаза к высоким сводам Большого зала Хогвартса всякий раз, когда туда слетались крылатые почтальоны. Но все было тщетно. Тогда Гарри убедил себя, что долгожданное письмо обязательно придет перед Рождеством. Этот человек не может с ним не поговорить, не может его не пригласить. Просто не имеет права. После всего, что случилось в Отделе тайн, им просто необходимо поговорить.

Но послание с площади Гриммо так и не появилось — Римус Люпин по-прежнему молчал. Ни Дамблдор, ни родители Рона не пожелали объяснить мальчику, что творилось с последним Мародером и почему тот настойчиво избегал Гарри.

— Ты опять о чем-то размечтался! — раздался возмущенный возглас Гермионы. — Рон, а ты сейчас лопнешь от обжорства. Торопитесь, мы опаздываем на зачет. Снейп ждать не будет.

Гарри поспешно вскочил из-за стола. Рон с грустью посмотрел на недоеденный завтрак, что-то недовольно проворчал и, подхватив сумку, двинулся за друзьями.

— Удачи вам! — послышалось пожелание с левого конца стола, где сидел Фред.

— Держитесь и задайте Снейпу жару! — прозвучал совет с правого конца — сидящий там Джордж с завидным аппетитом уписывал омлет.

Впервые близнецы были не вместе, и этот факт не остался незамеченным — друзья шептались, что между братьями пробежала черная кошка. Никто точно не знал причину их размолвки. Оставалось лишь гадать да довольствоваться нелепыми слухами.

Рон обернулся, благодарно кивнув братьям, и выбежал из зала.

Гриффиндорцы смотрели в спину уходящим на зачет по ЗОТИ с таким сочувствием, словно провожали их на эшафот.

* * *

— Так ты утверждаешь, Минерва, что все эти документы лежат в моем кабинете уже больше месяца?

Макгонагалл вытаращила на Дамблдора глаза:

— Помилуй, Альбус, я уже в который раз прошу тебя ознакомиться с проектами и выбрать тот, что будет представлять Хогвартс на весенней конференции. Но ты все откладываешь и откладываешь. Я не понимаю причину подобной заминки. Мы делаем это каждый год.

— Все верно, но, видишь ли, Минерва, — замялся директор, — их… этих проектов еще никогда не было так много…

Дамблдор вновь окинул взглядом внушительную стопку документов, возвышающуюся на его рабочем столе. Макгонагалл поразила тревога и растерянность, отразившиеся в голубых глазах. Не понимая, что происходит, она попыталась успокоить старика.

— Так это же замечательно! У нас настоящий интеллектуальный бум в школе. Альбус, вы только посмотрите: здесь и открытия в Истории магии, и в Астрономии, и в Зельеварении, и в Чарах. А вот здесь потрясающие исследования по Трансфигурации. Я сама курировала работы студентов. В этой папке собраны открытия гербологов, и два из них принадлежат Невиллу Лонгботтому. И даже Хагрид порадовал как никогда. Взгляни, Альбус, каких «красавцев» вывели шестикурсники под его руководством.

Но Дамблдор счастливым не выглядел. Заверив перепуганную коллегу в том, что он прекрасно себя чувствует, пообещав ей в ближайшее время рассмотреть все проекты и выбрать пять самых сильных работ, директор наконец остался один.

Не может быть… Эта книга окончательно лишила меня рассудка. Сколько важного упущено за последнее время. Конечно, интеллектуальный бум. С этого обычно все и начинается. Многочисленные озарения. Открытия. Но почему же сейчас? Слишком рано. Непозволительно рано. Пожалуйста, не сейчас!

Дамблдор закрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями. Внезапно он резко встал из кресла и почти бегом пересек комнату. Зачерпнув Дымолетного порошка, собрался было бросить горсть на пылающие поленья в очаге, но в последний момент передумал.

Так он и стоял, опершись на мраморный камин и задумчиво глядя на язычки пламени. Несколько раз отрицательно тряхнув седой головой, он наконец нашел для себя спасительное объяснение: «Все это еще ничего не значит. Паниковать слишком рано. Это просто совпадения. Удивительные, странные, но всего лишь совпадения».

* * *

Никогда еще пробуждение не было столь мучительно для Мастера Зелий. Теперь уже стало очевидно, что вчерашнее утро не случайность. Сегодня все повторилось: едва проснувшись, Снейп почувствовал себя не просто уставшим, а совершенно разбитым. Но больше всего тревожило даже не это, а жуткая резь в глазах. Всего один взгляд в зачарованное окно — и в тот же миг его глаза превращались в неиссякаемый источник слез. Возникло ощущение, что сотни, тысячи мельчайших кристалликов проникли во сне под веки зельевара, словно он провел ночь не в собственной спальне, а оказался в эпицентре песчаной бури.

А еще странным образом раздражали самые привычные вещи: затемненное окно, казалось, пропускало слишком много света; всегда прохладное и тихое подземелье сегодня жутко напоминало склеп; а звонкий голосок заботливого домовика вызывал желание немедленно заткнуть уши. Неужели эти неугомонные дети всегда так быстро бегали по коридорам замка и всегда так оглушительно орали? Почему он раньше никогда не замечал, что факелы так устрашающе шипят, а приветствия Почти Безголового Ника так назойливы?

А завтрак? Манеры студентов раздражали. Внимание коллег выводило из себя. Чай казался холодным, хлеб — несвежим.

И в эту минуту боковым зрением Снейп заметил, как пристально смотрит на него Дамблдор. Повернувшись и кивнув директору, он ощутил волнение старика.

— Ты опять превысил норму? — тихо спросил директор, когда они с зельеваром остались одни. — Северус, это очень опасно. Я уже говорил, что книга…

— Да знаю я все об этой книге, — нетерпеливо отмахнулся Снейп. — Просто вчера немного переусердствовал. Простите, Альбус, увлекся.

— И сколько страниц одолел?

— Две с половиной.

— Это никуда не годится! — поднял голос возмущенный Дамблдор. — Смею напомнить тебе о нашем договоре, Северус. Я действительно отдал тебе «Бессмертие», но предварительно взял слово, что ты будешь контролировать ситуацию и придерживаться нормы. Ты работаешь с детьми, и на них не должно сказываться твое общение с опасным артефактом.

— Разве кто-то пострадал? — чеканя каждое слово, процедил Снейп.

— Нет. Но, наблюдая за тобой уже второй день, опасаюсь, что это вполне может случиться.

— Прошу прощения, Альбус, впредь я буду придерживаться нормы. Просто остановиться очень сложно, и пока глаза разбирают строки…

— Что-нибудь любопытное обнаружил? — в голосе старика слышалось волнение.

— Там все любопытно. Но… касаемо интересующей нас проблемы… пока ничего нет. Я опаздываю на зачет, Альбус. Не волнуйтесь, я полностью контролирую ситуацию.

* * *

Но одно дело — пообещать директору, и совершенно другое — сдержать данное обещание. Это Снейп понял в тот миг, когда начался зачет у шестикурсников Гриффиндора.

Нет, обвинить их в плохой подготовке не повернулся бы язык. Как раз наоборот, все полученные знания студенты усвоили и сегодня были полны решимости продемонстрировать это своему преподавателю. Они очень старались. Все. И зачет непременно прошел бы замечательно, если бы… если бы к тому моменту раздражение Снейпа не достигло своего пика.

Из себя выводило решительно все, что в обычной ситуации должно было бы радовать. И то, как быстро и уверенно группа справилась с теоретическими заданиями, и то, как слаженно студенты работали в парах, демонстрируя заклятия и конрзаклятия, изученные за полгода. Да и знаменитый блиц-опрос, который в Хогвартсе называли «словесным расстрелом Снейпа», прошел без сучка и задоринки. Скорость сыпавшихся на студентов вопросов могла бы испугать постороннего наблюдателя, но гриффиндорцы дружно держали круговую оборону — отвечали кратко, точно и четко.

К концу блиц-опроса Снейп уже едва сдерживал себя. Надежда получить разрядку давним и хорошо себя зарекомендовавшим способом — придирками к Лонгботтому — почему-то не оправдалась: что-то новое появилось и во взгляде этого добродушного увальня, и в его поведении.

Оставалось единственное средство отвести душу. Самое надежное. Проверенное годами.

— Мистер Поттер! Мне порядком надоели ваши подсказки…

* * *

С итогового занятия по ЗОТИ гриффиндорцы шли молча. Никому не хотелось смотреть в глаза Гарри Поттеру. Сам факт, что он единственный на курсе не сдал зачет по своему когда-то любимому предмету, ошеломил его более удачливых одноклассников. Подумать только: провалиться на практике! И это уже после того, как гриффиндорцам легко сдалась теория и покорился «словесный расстрел», устроенный Снейпом. А вот на практике у Гарри что-то не заладилось.

Для этого испытания Снейп отвел целое крыло одного из хогвартских подземелий, в котором устроил сложную полосу препятствий для шестикурсников. Он постарался на совесть, собрав приличную коллекцию омерзительных существ. Сражаться с ними в одиночестве было очень непросто. Гриффиндорцы, конечно, ошибались, но отделывались лишь легким испугом. Едва заслышав девичий визг, короткие вскрики или ругательства молодых людей, Снейп сразу же спешил на помощь: он выпутал отчаянно визжащую Лаванду Браун из паутины мохнатоногого пузана, оторвал от перепуганной Парвати Патил липких слизняков, вывел Дина Томаса из ядовитой мглы, созданной потревоженным роем тьмовичков.

Студентам разрешалось воспользоваться помощью профессора не более одного раза за все время зачета. Этого строгого лимита хватило всем, прежде чем полоса магических препятствий закончилась. Первой оттуда выбралась Гермиона Грейнджер — услуги Снейпа ей не понадобились вовсе. Следом за ней стали появляться и другие «истребители» магической нечисти. Почти все едва держались на ногах из-за пережитого волнения и жуткой усталости.

Гарри Поттер пошел на испытание последним. Он был зол как никогда. Незаслуженные упреки Снейпа сыпались на него как из рога изобилия всю первую часть зачета. Казалось, профессора раздражает все: как Гарри отвечает, как смотрит на своего преподавателя, как сидит, как стоит, каким неразборчивым почерком делает заметки в тетради, как неуклюже держит волшебную палочку, произнося опаснейшие заклинания… Упрекам не было конца. В глазах Снейпа читалось столько неприязни, длинный нос так брезгливо морщился, и губы так знакомо кривились, что оправдываться или объясняться не имело никакого смысла.

— И куда это вы собрались, мистер Поттер?

Голос Снейпа, казалось, легко мог заморозить остановившегося юношу.

— Вы только что сказали, где пройдет испытание. Я направляюсь в подземелье, сэр.

Гарри очень старался скрыть обиду, растущую с каждой минутой, но, похоже, не очень в этом преуспел.

— А с чего вы вдруг решили, что пойдете первым? Ах да, это же мистер Поттер! Видимо, желание всюду совать свой нос в вас действительно неистребимо! — Снейп с торжеством смотрел на Гарри, совершенно растерявшегося от очередной нападки. — В таком случае должен вас разочаровать: немедленно остановитесь и пропустите всех своих одноклассников. Да-да, вы не ослышались, Поттер. Попробуйте хоть раз быть последним.

Снейп внимательно взглянул на раскрасневшегося от гнева ученика и равнодушно отвернулся, давая понять, что разговор окончен.

Гарри действительно вошел в подземелье последним. И вышел тоже последним. Гораздо позже, чем предполагалось. Уже после того, как за ним отправился Снейп и вывел пропавшего ученика. Тот был молчалив и очень бледен.

— Что с тобой случилось в подземелье? — взволнованно спросила Гермиона, как только друзья остались наедине.

— Так сразу и не расскажешь, — замялся Гарри. — Все как-то не заладилось с самого начала.

— Еще бы, — заметил Рон, — Снейп тебя весь зачет изводил. Он сегодня как с цепи сорвался.

— Снейп и правда был к тебе несправедлив, — Гермиона осуждающе покачала головой. — И еще… ты, Гарри, был такой красный, когда пошел в подземелье.

— Конечно, красный. Я был злой как черт. Ну а гнев, как известно, — плохой помощник. Ничего не мог с собой поделать: руки трясутся, голова почти не соображает, реакция ужасная. А эти твари так неожиданно выскакивают, выползают, вылетают. Я еле успевал отбиваться. Только вот боггарт… Если честно, он меня просто добил.

— Странно, — удивилась Гермиона, — я же шла перед тобой и успела крикнуть, что впереди, в старом ящике, скорее всего боггарт. Ты не слышал меня?

— Слышал. И спасибо тебе за предупреждение. Только все было напрасно.

— Напрасно? — переспросил Рон. — Ты не смог вызвать Патронуса?

Гарри в ответ грустно улыбнулся:

— Наверное, смог бы… если бы он понадобился. Да нет, уверен, что у меня получилось бы. Видимо, это мне и помешало. Я распахнул ящик, не сомневаясь, что оттуда появится мой старый знакомый дементор. Естественно, действовал так, как всегда: настроился на свое лучшее воспоминание, направил на ящик палочку и даже успел произнести половину заклинания Патронуса…

— И что? — одновременно перебили его заинтригованные друзья.

— Патронус не понадобился. То, что вылетело из ящика, не было дементором.

— Значит, твой персональный кошмар поменял облик? — предположила Гермиона. — И что же было сегодня? Кого ты там увидел, Гарри?

— Сириуса, — голос юноши дрогнул. — Точнее, его последние минуты жизни.

Девушка испуганно прикрыла ладошкой рот, а Рон тихо спросил:

— Ты снова видел, как он падал?

Гарри помолчал какое-то время, отвернувшись к окну, щедро разукрашенному зимними узорами.

— Да, Рон, он снова падал… так же, как в моих летних снах… Я совершенно забыл про боггарта, про зачет, про то, где нахожусь. Даже не пытался воспользоваться палочкой. Просто стоял как зачарованный и смотрел на арку. Потом все-таки собрался с силами. Рвусь к нему, но шагу не могу ступить. Как во сне. Кричу изо всех сил, но звука нет. Он меня не слышит и не видит… А сам все ближе и ближе к этой чертовой арке…

Гермиона придвинулась к Гарри, завладела его левой рукой и, успокаивающе поглаживая, прошептала:

— Мне очень жаль. Твоя рана еще долго не затянется. Только знаешь, Гарри, этот новый облик боггарта… все это немного странно.

— Что же в этом странного? — не понял Рон.

— Я много читала о боггартах этим летом. Так вот… вытаскивать из сознания мага пугающее воспоминание, а потом моделировать и образы, и обстановку — очень необычное занятие для таких существ. Видите ли, боггарт для этого слишком примитивен. Да и зачем ему зачатки легилименции, если вокруг так много жутких монстров, наводящих на людей ужасы? Животных, насекомых и прочих тварей, нарисованных фантазией волшебника, всегда достаточно. Обычно наши персональные страхи и искать-то не нужно. Они, как вторые тени, всегда рядом со своими хозяевами. Это целый мир. Подумайте только: кошмары на любой вкус, всем хватит. Всем, кроме тебя, Гарри. Тебе боггарт не смог предложить ничего достойного.

— А дементор? — напомнил Рон.

— О, да! Конечно! — девушка подмигнула Гарри. — Они находчивые, эти боггарты, и сразу не сдаются. Но вот ведь жалость: «жемчужина» их коллекции — омерзительный и безжалостный дементор — несколько лет назад был унижен и посрамлен: тринадцатилетний мальчишка научился отмахиваться от него, как от назойливой мошки.

— То есть… ты считаешь, — Рон морщил лоб, пытаясь сформулировать вопрос, — что Гарри ничего не боится, что ли?

— Боится, Рон, конечно, боится. Он же не сумасшедший. И перспектива у него не самая радужная. Мы все прекрасно понимаем, что тебя ждет, Гарри… что всех нас ждет. У меня, кстати, тоже боггарт поменялся, — неожиданно призналась Гермиона. — Только не спрашивайте, кто это. Ответ вам не понравится.

— Ну, я тоже сегодня не с пауком сражался, — буркнул Рон, покраснев. — Старый добрый паук, видимо, остался в моих детских кошмарах. Сначала не хотел вам говорить. Но раз уж боггарты поменялись у всех, не вижу смысла молчать.

— Волдеморт? — осведомился Гарри, не спрашивая, а утверждая.

— Да, — одновременно выдохнули его друзья.

— Понятно.

— Если тебе понятно, может быть, объяснишь мне, — неожиданно попросил Рон. — Я вот никак не возьму в толк… почему этот красноглазый урод появился перед нами? Ты только не обижайся, Гарри, но сразимся ли с ним мы — еще не известно. Ваша же схватка неизбежна. По крайней мере, ты всегда так утверждал.

— Все верно, — кивнул Гарри, — неизбежна. Какие тут могут быть обиды?

— Тогда почему твой боггарт не… Вволдеморт?

— Не знаю, — пожал плечами Гарри. — Не знаю и удивляюсь этому так же, как и ты, Рон. Не бояться этого монстра нельзя. Что бы там ни говорил Дамблдор, я не раз видел Волдеморта в деле. Даже если двадцать четыре часа в сутки я буду заниматься ЗОТИ и боевой магией, шансов прикончить его и выжить самому у меня очень мало. Я удивлюсь, если они вообще есть.

— Есть!

Гермиона вдруг порывисто обняла друга. Растерянный и немного смущенный Гарри шепнул ей на ухо:

— Откуда такая уверенность?

Девушка отстранилась от него, откинулась на спинку дивана и загадочно улыбнулась.

— Заметь, Гарри, из кошмаров настоящего боггарту тебе просто нечего предложить. Даже величайший темный маг, схватка с которым ждет тебя в будущем, не стал кошмаром номер один. Это ли не повод для надежды? Над тобой имеет силу лишь паутина прошлого, точнее, смерти дорогих тебе людей. А эти раны со временем затягиваются, лечатся. Встретившись с… Волдемортом, ты хотя бы не будешь парализован страхом, не потеряешь способность реагировать и мыслить, как случилось это сегодня со мной. Пусть на мгновение, но случилось. А мгновения, ты знаешь, часто решают все.

— Ох, — вздохнул Гарри, — мне бы твою уверенность, Гермиона.

— Прорвемся! — заявил Рон, плюхаясь на диван рядом с другом. — Ты же будешь не один.

Ответ Гарри заглушил громкий хлопок: перед друзьями появился встревоженный домовик:

— Мистер Поттер? Господин директор просить вас быстро подняться в кабинет. Вас ждать гость.

Гарри торопливо встал, Гермиона и Рон потянулись было за ним, но эльф запротестовал:

— Нет, господин директор предупреждать, чтобы мистер Поттер приходить один.

И снова громкий хлопок, известивший друзей об исчезновении посланца.

— И что это за гость такой таинственный? — нахмурившись, поинтересовался Рон.

— Понятия не имею, — пожал плечами Гарри. — Потом все расскажу.

Кивнув друзьям, он протиснулся в открывающийся проход и направился в кабинет Дамблдора.

* * *

Приближаясь к горгулье, он еще не знал, что хозяина в кабинете нет и что с чашкой чая в руках его дожидается другой человек. Дамблдор же, всем сердцем желая, чтобы эта встреча прошла хорошо, решил не мешать своему гостю и Гарри вдоволь наговориться. Он под благовидным предлогом оставил кабинет и отправился по своим директорским делам.

В эту минуту Дамблдор входил в кабинет Прорицаний, оборудованный специально для преподавателя-кентавра.

— Я благодарен, что вы пришли, господин директор. Прошу вас, присаживайтесь, — хозяин кабинета кивнул на ученические места.

— Разве я когда-нибудь не откликался на твой зов? — удивился Дамблдор, опускаясь на один из стульев. — Еще утром я заметил, что ты был чем-то встревожен. Что произошло, Флоренц?

Кентавр, похоже, был удивлен:

— Флоренц надеялся получить информацию о случившемся у вас. Вот только каждый раз он забывает, что вы, маги, напрочь лишены способности заглядывать в будущее.

— Это верно, дар кентавров уникален. Но бывают и среди магов исключения, — хитро блеснув глазами, отозвался директор. — Да и интуицию нельзя списывать со счетов. Это, конечно, не пророчество, но уже что-то…

Дамблдор подождал, когда Флоренц прекратит смеяться, и продолжил:

— В любом случае нам приходится довольствоваться тем, что есть, ведь кентавры делиться информацией отказываются.

— Не всегда, — качнул головой Флоренц, — не всегда, господин директор.

— Случилось что-то особенное? Что-то, о чем даже кентавр не может молчать? Поэтому ты так встревожен?

— И да, и нет, — уклончиво ответил преподаватель Прорицаний. — Наблюдательность, подозрительность, осторожность и повышенная тревожность всегда были свойственны кентаврам, ведь ничто не ускользает от их внимания. Каждый шум, каждый звук несет им информацию. Кентавры знают язык ветра и воды, понимают песни дождя и шорох листвы. С ними разговаривает туман и вечерняя мгла. И лишь ночью кентавры глухи к дыханию земли — они обращают глаза к звездам.

— Замечательные у вас собеседники, Флоренц, — улыбнулся Дамблдор, — вода, ветер. А уж звезды, наверное, самые таинственные.

— Таинственные, — задумчиво повторил кентавр. — Только очень капризные и избирательные. У звезд всегда есть свои фавориты — с ними небо беседует чаще, чем с остальными. До своего появления здесь Флоренц был одним из таких “избранных”. Загадки светил не казались ему сложными, а его предсказания сбывались почти всегда.

— Что-то изменилось, когда ты стал преподавать в Хогвартсе?

— Звезды не желают больше говорить с Флоренцем, или он просто перестал понимать их язык. Видимо, проклятие стада бесследно не прошло. Флоренц действительно стал Отверженным — и кентаврами, и небом. Но недавно все изменилось.

— И что же произошло? — оживился Дамблдор.

— Уже третью ночь небо хочет что-то сказать Флоренцу. Я уверен, что это очень важно. Картина не только повторяется, но с каждой ночью становится все ярче. Флоренцу очень тревожно, господин директор. Он не может спать, не может есть, у него нет сил общаться с юными волшебниками.

— Но почему? Что хочет сказать тебе небо?

— Флоренц не знает. Не понимает. Такого он еще никогда не видел. Кентавры редко говорят о своих страхах. Но господин директор должен знать: Флоренц боится. Очень боится.

— Могу я тебя попросить? — осторожно начал Дамблдор. — Опиши мне то, что ты видел.

— Сначала это была едва различимая точка, которая пропадала и затем появлялась вновь, — Флоренц возвел глаза к небесам. — Всякий раз она становилась немного больше и все ярче и ярче сверкала. Как звезда. Очень необычная. Ярко-зеленая.

— Зеленая? — Дамблдор впился глазами в собеседника. — Ты сказал, зеленая?

Кентавр почувствовал тревогу в голосе старика.

— Да, господин директор, вы не ослышались.

— Флоренц, мне очень важно знать, какого именно оттенка была твоя звезда. Ты же понимаешь, что у зеленого много оттенков. Не мог бы ты уточнить? Это был цвет лесных трав? Цвет мирта? Мха? Может быть, оливковый? Или цвета моря? — Дамблдор с надеждой воззрился на Отверженного. — Почему ты качаешь головой? Ты не мог различить? Конечно, с такой высоты сделать это непросто…

— Даже с такой высоты цвет точки можно определить безошибочно. Изумрудный. Это любимый цвет Флоренца.

Кентавр повернулся к старику; Дамблдор молчал. Было очевидно, что новость его просто ошеломила. Так и не дождавшись ответа, кентавр продолжил:

— Но дело вовсе не в красоте этой изумрудной звезды. В ней нечто… Кентавры очень стараются сохранять хладнокровие, когда читают небо. Иначе все будет искажено, истолковано неверно. Но впервые Флоренц не может взять себя в руки. Эта сверкающая точка постоянно приближается, а вместе с ней растет и тревога кентавра. Похоже, господин директор понимает, что происходит? Не мог бы он…

— Почему ты рассказал мне о ней только сегодня? — перебил кентавра Дамблдор. — И почему ты вообще решил поведать мне о своих наблюдениях?

— Вчера Флоренц попросил профессора Синистру понаблюдать за звездой в телескоп. Она была на башне до утра, вот только никакой новой зеленой точки не обнаружила. Но Флоренц видел ее! И в эту ночь особенно отчетливо. Господин директор, все это очень необычно. Эта звезда… Она внушает страх. Ее невозможно выкинуть из головы. Флоренц не может анализировать, но откуда-то знает: очень скоро что-то случится… здесь, в замке.

Дамблдор резко поднялся. Скрыть волнение было невозможно, но ему было не до этого.

— То, о чем я тебя сейчас попрошу, нарушает наш прежний договор. Но у меня нет иного выхода, Флоренц. Ты замечательно читаешь звезды, и я верю тебе. Но сейчас мне нужно подтверждение того, что ты увидел, и как можно быстрее.

— Но Флоренц сказал вам, что профессор Синистра…

— Нет, ни Аврора, ни ее телескопы нам здесь не помогут. Подозреваю, что маги еще долгое время не смогут увидеть эту «изумрудную звезду», как ты ее назвал. А потому мне нужна помощь того, кто читает небо дольше и лучше тебя.

На лице кентавра отразился ужас.

— Помони не будет с вами даже разговаривать, а Флоренцу грозит смерть, если он приведет к пещере человека.

Дамблдор приблизился к кентавру.

— Я не могу пока объяснить тебе, что происходит. Однажды ты уже доверился мне, Флоренц. Сегодня необходимо сделать это еще раз. Ты должен отвести меня к вожаку. Он не только будет со мной разговаривать, но, похоже, уже ждет моего появления. Обещаю, пока ты со мной, ничего плохого не случится.

— Флоренц никогда не видел господина директора таким взволнованным. Что же… пусть будет так. Флоренц доверяет директору Дамблдору и проводит его до пещеры кентавров. — Кентавр обернулся. — А вы сумеете дойти? Путь по лесу неблизкий. Да и сугробы намело.

— Я только возьму самое необходимое, и сразу отправимся в лес. Спасибо тебе, Флоренц, что согласился рискнуть… — Дамблдор подошел к двери кабинета. — Прости, что вынуждаю тебя отправиться к тем, кто тебя отверг. У меня просто нет другого выхода.

* * *

Снейп услышал голоса коллег еще до того, как вошел в кабинет, и, судя по их громкости и тональности, за дверью происходило что-то очень далекое от задушевной беседы профессоров.

На Мастера Зелий никто не обратил внимания, что и неудивительно при таком-то ожесточенном споре. Через минуту Снейп уже понял, что именно пытаются поделить его громкоголосые коллеги. Точнее, не что, а кого, и не поделить, а заполучить в свое единоличное пользование. На этот раз яблоком раздора стали Фред и Джордж Уизли.

— Мальчики очень успешно ведут наблюдения за процессом пятнообразования на Солнце, — горячилась профессор Синистра. — Да что там пятна! Если постараться, то к весенней Магической Конференции они подготовят радикально новое исследование вариаций вторичных космических лучей!

— Ах, Аврора! Эти ваши космические лучи да пятна! Вы и так каждый год со своими учениками удивляете научный магический мир. Почти уверена, что для очередного триумфа в исследовании небесных тел вам совсем не обязательно подключать близнецов. А вот в моем куда более приземленном процессе Маггловедения появление таких учеников — сенсация, — профессор Бербидж мечтательно закатила глаза. — Да, друзья, все передается по наследству, даже успехи в изучении моего предмета. В свое время их отец был блестящим учеником — магглы просто завораживали его. Правда, у мальчиков одержимости поменьше и удивить их не так просто, как Артура. Но когда дело касается маггловских изобретений, новшеств — здесь близнецы не успокоятся, пока не разберутся во всех нюансах и тонкостях. Давно у меня не было таких заинтересованных учеников. Уверена, они блестяще защитятся по Маггловедению.

— Убивать такой талант на изучение магглов?! — возмущенно воскликнула профессор Вектор. — Прошу прощения, Черити, но, на мой взгляд, это совершенно недопустимо. У юношей особый дар логического мышления. Они должны защищаться по Нумерологии. Да и научный магический мир будет только в выигрыше: братья добились серьезных успехов в исследовании вибраций и ритмов Вселенной, а совсем недавно Фред углубился в изучение кармы.

— Да, но маггловские изобретения глазами волшебников… — попыталась настоять на своем профессор Бербидж.

— Простите, Черити, что перебиваю вас, — ледяным тоном остановила коллегу профессор Макгонагалл. — Очень рада, что Уизли демонстрируют такие успехи и в Маггловедении, и в Нумерологии. Но и вы, Черити, и вы, Септима, не можете не признать, что близнецы обладают прежде всего редким магическим даром. Заниматься изысканиями, развлекаясь с маггловскими безделушками, или развивать логику, не отрываясь от телескопа, и при этом сбросить со счетов свой главный дар… Да это немыслимое расточительство, коллеги! Магия и только магия — вот что главное для обоих Уизли.

— Все верно, Минерва, — поддакнул коллеге профессор Флитвик. — Конечно, магия. Здесь не может быть никаких сомнений — достаточно зайти в их знаменитый магазин «Всевозможные волшебные вредилки» или заказать занимательные сувениры по почте. Чары, господа. Что бы вы там ни говорили, но главное призвание этих затейников — Чары.

— Вы думаете, Филеус, что Фред и Джордж добились бы таких результатов, если бы не преуспели в Трансфигурации? — реплика профессора Макгонагалл больше походила на возмущение, нежели на вопрос.

— Если я правильно поняла, то соваться в ваш спор со своими Полетами на метлах просто не имеет смысла, — с досадой махнула рукой мадам Трюк. — И никого здесь, похоже, не интересует, что Уизли который год уже блестяще играют за Гриффиндор в роли загонщиков. И где уж вам знать, что теоретических трудов и практических разработок по мастерству загонщиков в школьных квиддичных командах чудовищно мало. И здесь близнецы могли бы…

— Роланда, вы всерьез полагаете, что этим мальчикам позволят писать диплом по теории квиддича? — дружелюбно захихикал профессор Слизнорт. — А известно ли вам, мои дорогие коллеги, каких успехов добились оба Уизли в Зельеварении? С таким даром защищаться еще по какому-то предмету — полная нелепость, при всем моем уважении, господа. Да и к Магической Конференции у меня уже кое-что припасено.

— Простите, Гораций, но позволю себе вновь вернуться к Чарам, — сердито глядя на Слизнорта, запротестовал раскрасневшийся Флитвик.

— Я же буду по-прежнему настаивать на Трансфигурации, — не терпящим возражения тоном заявила Макгонагалл.

Вскоре выяснилось, что отступать никто не намерен, и выпускать Фреда и Джорджа из своих цепких рук ни один их профессоров не собирается. Порядком устав от поднявшегося шума, молчащий до этой минуты Снейп наконец не выдержал:

— Давайте-ка успокоимся, уважаемые коллеги! — чуть громче обычного произнес он.

Реакция последовала незамедлительно: прекратив словесную баталию, профессора с недоумением воззрились на Мастера Зелий.

— Причина вашей горячности мне понятна. Конечно, ученики, производящие фурор по вашему предмету на магической научной конференции! Это ли не заветная мечта любого преподавателя?

— Уж не хотите ли и вы, Северус, предложить Уизли защищаться по ЗОТИ? — подозрительно прищурив глаза, поинтересовалась профессор Вектор.

— Ну что вы, Септима! Я среди вас, похоже, единственный человек, не утративший способности мыслить объективно. А потому предложу вам решение, которое лежит на поверхности, но которое вы упорно не желаете замечать. Вам не приходило в голову спросить у Уизли о том, какой проблемой и под чьим руководством намерены заниматься они?

— Но… — растерянно пробормотал за всех Флитвик, — обычно профессора сами решают, кого из студентов пригласить для защиты диплома.

— Что же… считайте этот случай исключением. Желающих… — он обвел раскрасневшихся коллег скептическим взглядом, — немало, а студентов лишь двое. Ну не рвать же их на части, в самом деле? А потому, пока вы спорили, я попросил домовика пригласить сюда наших талантливых, как сегодня выяснилось, во всех отношениях братьев Уизли. А вот, кстати, и они.

Профессор Макгонагалл первая взяла себя в руки и на правах декана факультета Гриффиндор изложила Фреду и Джорджу суть проблемы. Пока немного растерявшимся юношам дали время для принятия решения, Снейп наблюдал за профессорами. Каждый почему-то выглядел уверенным, что диплом будет написан именно по его предмету. Вполне возможно, что с братьями уже проводились соответствующие беседы. Тем неожиданней было решение близнецов.

— Мы благодарны всем профессорам за оказанное доверие, — дипломатично начал Фред, — и еще совсем недавно были уверены, какому предмету отдадим предпочтение в нашей исследовательской деятельности. Только вот одно недавнее событие заставило нас поменять свое решение.

— И по какому же предмету вы будете защищаться теперь? — Слагхорн удивленно вскинул брови.

— В этом-то и проблема, — признался Джордж. — Мы точно не знаем, кто из вас возьмется курировать наши исследования… и возьмется ли вообще.

— В случае, если вы не собираетесь отыскивать конрзаклинание против Авады, — хихикнул Флитвик, — уверен, желающие все-таки отыщутся.

— Мы приняли решение, руководствуясь не предметом или преподавателем, а исходя из заинтересовавшей нас проблемы, — начал объяснять Фред.

— И чем бы хотелось заняться неугомонным братьям Уизли? — добродушно улыбнулся Слагхорн. — Кому бы им хотелось помочь?

— Сквибам, — торопливо выпалил Джордж и замолчал, дожидаясь вердикта.

Изумленные профессора молчали.

— Кто-то из вас возьмется руководить нашими исследованиями? — оглядев профессоров, поинтересовался Фред. — Мы даже толком и не знаем, какому предмету ближе подобная проблема. Чарам? Трансфигурации?

— Н-да, вы нас удивили, — призналась профессор Макгонагалл. — А известно ли вам, молодые люди, что подобного рода исследования уже проводились не раз? Только вот кто бы ни брался за них, где бы ни проводились опыты, финал один — полное фиаско.

— Вот и хорошо, мы не ищем легких путей, — улыбнулся Фред. — Осталось выяснить, кто из профессоров отправится с нами в путь.

— Неожиданно, не правда ли, коллеги? — раздался голос из кресла у окна. Все это время Снейп откровенно развлекался, наблюдая за вконец растерявшимися коллегами. — Оказывается, путь на магическую научную конференцию будет посложнее любого запутанного лабиринта. А мы, что греха таить, порядком отвыкли от терний, не так ли? Ну же, кто тряхнет стариной и поддержит наших самородков в их такой авантюрной, но столь необычной затее? Здесь одно из двух: или триумф, или полный провал.

— Что же… — попытавшись улыбнуться сжатыми губами, отозвалась Макгонагалл, — без Трансфигурации вам в своем исследовании не обойтись. Думаю, можно будет попробовать.

— Без Чар даже и начинать не стоит, — всегда улыбчивый Флитвик сейчас был непривычно серьезен. — Господа Уизли, Минерва, берите и меня в команду.

— Зелья, я думаю, тоже лишними не будут, — подмигнул братьям Слагхорн. — А что, коллеги, это даже интересно. Давненько мы не кидали столь дерзкого вызова магической науке. Северус прав: тряхнем стариной. Ради таких учеников можно рискнуть.

Близнецы счастливо переглянулись..

— Спасибо! — просиял Джордж.

— Мы даже и не надеялись, что кто-то поддержит нас, — признался Фред.

— Думаю, трех научных руководителей для этого исследования вполне достаточно, — подытожила профессор Вектор. — Но, если понадобится моя помощь, я всегда к вашим услугам.

Вскоре в учительской остались лишь братья Уизли и их научные руководители. На обсуждение организационных моментов ушло еще полчаса.

Макгонагалл задержала Фреда и Джорджа уже на выходе из комнаты.

— Не думала, что печальная исповедь мистера Филча будет иметь такие последствия. Знаете, а я горжусь вашим решением, — Минерва одарила учеников одной из своих редчайших улыбок. — Думаю, вы будете не против, если я сообщу о нашем совместном решении директору школы.

Впрочем, дойти до горгульи Макгонагалл не дали: Слагхорн остановил ее в коридоре.

— Не спеши, Минерва, Альбуса в кабинете нет, там сейчас проходит какая-то важная встреча, и до ужина директор не появится. Как тебе решение Уизли?

— Да уж, втянули они нас в авантюру, — добродушно проворчала Макгонагалл.

— Возможно, но ты только представь, что мы устроим на магической конференции, — он лукаво подмигнул Минерве, — если дело выгорит.

— Поживем — увидим, — философски заметила Макгонагалл. — Но скажи, Гораций, как твои Зелья помогут исследованию? Может, тебе не стоило ввязываться в это дело?

— Признаться, я еще и сам не знаю, помогут ли, — с улыбкой отозвался Слагхорн. — Но в двух других вещах уверен: во-первых, я сделаю все, чтобы Зелья по крайней мере не помешали, а во-вторых, у меня была очень уважительная причина, чтобы ввязаться в это дело. Я бы даже сказал… исключительная.

И, прежде чем Макгонагалл успела что-то сообразить, он запечатлел на ее щеке поцелуй. Пока потрясенная Минерва приходила в себя, Слагхорна уж и след простыл.

* * *

— Помони не нравится твоя агрессивность, Бейн, — вожак поплотнее закутался в теплую накидку. — Тебе было велено сразу же проводить ко мне директора волшебной школы, как только тот появится у пещеры. В каком он состоянии?

— Старик уставший и замерзший. Он летел на метле. Сейчас Бейн проводит его к мудрому Помони. А что делать с Отверженным?

— Пусть Отверженный придет ко мне вместе с магом. Предупреди стадо: Помони запрещает трогать Отверженного или оскорблять его. Этой ночью кентавры узнают причину.

Дамблдор торопливо вошел в пещеру и сразу направился к огню, где стоял старейшина. Флоренц, ноздри которого широко раздувались от изнурительных скачек по глубоким сугробам и пережитого волнения, остался у входа. Дамблдор присел у очага и, морщась от неприятного покалывания, поднес замерзшую руку ближе к огню. Все его лицо было мокрым от снега, а бороду, усы и кустики бровей щедро разукрасил иней. Когда к магу вернулась способность говорить, он выпрямился и взглянул предводителю кентавров в глаза. Смотреть в колдовские очи этого грозного существа было невыносимо сложно, но таков закон.

— Помони не думал, что еще когда-нибудь увидит тебя, Альбус. Но, видимо, судьба и впрямь полна сюрпризов. Помони узнал, что ты придешь. Великому волшебнику снова понадобилась помощь кентавра? Все повторяется, белоголовый маг. Помони помнит, что люди обычно сидят, когда разговаривают о важных вещах. Видишь камень недалеко у очага? Его приготовили для тебя. Садись.

Не сказав ни слова, Дамблдор едва заметно наклонил голову, благодаря хозяина за заботу, и послушно опустился на теплый камень.

— Ты выдержал паузу почтения и вынес мой взгляд, человек. Это значит, ты не замышляешь зла. Помони разрешает тебе говорить.

— Я тоже не надеялся увидеть тебя снова, мудрый кентавр, — произнес Дамблдор. — Пойми мои слова верно и не сочти за дерзость: я не рад тому, что снова оказался здесь. Не буду тянуть время, ибо горю желанием узнать все немедленно.

— Спрашивай, человек.

— Я пришел сюда не спрашивать, а умолять тебя, Помони. — Флоренц, Отверженный, потерял покой. В течение трех ночей он видит в небе сверкающую точку. Зеленую точку. А теперь я прошу тебя, Помони, скажи, что у кентавров тоже случается помутнение рассудка. Подтверди, что небо все эти три ночи было свободно от каких-либо светящихся зеленых точек. Пожалуйста, окажи мне эту услугу.

— Помони очень жаль, белоголовый мудрец, но кентавры не умеют лгать. Отверженный три ночи видел точку, которую Помони видит уже пять ночей. Он знает наперед все твои вопросы. Точно так же все это начиналось тогда… И чувства рождаются те же: необъяснимая тревога, напряжение, кошмарные сны, ощущение неминуемой беды. Все так, Отверженный?

Флоренц вздрогнул от неожиданности и, избегая зрительного контакта со старейшиной, уверенно кивнул.

— Подойди к Помони, — потребовал вожак. — А теперь вспомни: вчерашней ночью ты еще видел сверкающую точку?

— Флоренц может ошибаться, мудрый Помони, но под утро ему показалось, что она чем-то напоминает по форме воронку.

— Все верно, — кивнул вожак. — Я добавлю только одно: воронка изумрудно-зеленого цвета.

Глядя на побелевшего Дамблдора, старейшина подождал, когда тот возьмет себя в руки.

— Помони больше нечего добавить и нечем утешить тебя, Альбус Дамблдор. Никто не ожидал этого так скоро. Что же… ты всего лишь расплачиваешься за свое малодушие. Остается надеяться, что тот, кому суждено быть следующим, смелее и решительнее тебя.

— Я тоже на это надеюсь, — прошептал старик. — Спасибо за помощь, мудрый Помони. Флоренц, мы возвращаемся в замок.

— Нет, Альбус, ты отправляешься один. Флоренц сегодня вернется в стадо… — глядя в расширившиеся от потрясения глаза кентавра, Помони едва заметно улыбнулся ему: — Ты один наделен даром предвидения, равным по силе дару старейшины, а это, как ты знаешь, решает у кентавров все. Небо снова вмешалось: оно даровало мне имя преемника и позволило надеяться на скорый покой. Идем, Флоренц, я назову стаду имя их будущего вожака.

Глядя вслед удаляющемуся Дамблдору, старейшина произнес:

— Послушай, Альбус, мы бессильны что-либо изменить. Судьба распорядилась так, что все оказалось в ваших руках. Не разочаруйте волшебный мир снова, маги и чародеи.

Проводив глазами старого волшебника, который верхом на метле боролся сейчас с непроглядной мглой и порывами зимнего ветра, старый Помони в сопровождении Флоренца направился в большую пещеру, где его давно и с нетерпением дожидалось стадо кентавров.

* * *

Из кабинета Дамблдора Гарри вернулся, когда его друзья уже были в постелях. Убедившись, что никто за ним не наблюдает, он осторожно достал из-под мантии свою драгоценную ношу и торопливо спрятал ее под подушку.

В ванной комнате он был недолго. Гарри скинул теплый халат и, поежившись, юркнул под одеяло.

— Так что это был за гость? — раздался сонный голос Рона.

— Люпин, — с улыбкой ответил Гарри.

— Можно было не спрашивать — ты просто светишься от счастья. — Рон поднялся на локте. — Ну, как он? Где пропадал? Почему не давал о себе знать столько времени? Куда он…

— Стоп! — прервал друга Гарри. — А то, боюсь, буду отвечать на твои вопросы до утра. Давай по порядку. Он осунулся, немного постарел, на лице прибавилось морщин, а на голове — седых волос. Но улыбка его осталась прежней. И голос. И глаза.

— Это, конечно, радует. А Люпин объяснил тебе, почему не писал и не появлялся с того дня… ну там… в Отделе тайн?

— Он попытался. Знаешь, Рон, объяснений было даже слишком много. О многих вещах Римус просто не имел права говорить. Он выполнял какое-то важное и опасное задание Ордена. Но главная причина в другом. Смерть Сириуса перевернула и его, и мою жизнь. Общим было лишь то, что мы оба его оплакивали. Долго и горько. Но мыслили по-разному и хотели разных вещей. Я подыхал у Дурслей от чувства вины, безысходности и одиночества. Тогда больше всех на свете мне нужен был Римус. Чтобы он ответил на кучу появившихся вопросов, чтобы рассказал знакомые и незнакомые истории о Сириусе, чтобы просто слышать его имя из уст человека, который любил его так же, как я. А еще, Рон, мне нужно было к кому-то прижаться…

— Ты все это рассказал Римусу?

— Не все. Точнее, я начал рассказывать, но не так и не закончил.

— Почему? — Рон, нахмурившись, сел в кровати.

— Просто понял, что Римусу все это не нужно. Там, в его душе, тоже спрятаны жуткая боль и пустота. Они с Сириусом были очень близки. Прошли через такие испытания, пережили смерть дорогих людей, многолетнюю разлуку. Потом на какой-то счастливый миг обрели друг друга, чтобы затем расстаться навсегда. Да какое сердце это выдержит? Римус тоже оплакивал друга, но предпочитал делать это в одиночестве. Так уж он устроен: волк-одиночка, завывающий на луну, когда ему больно и тоскливо. Люпин просил у меня прощения, Рон, за то, что не мог быть рядом. Он чувствовал такое сильное опустошение, что ему просто нечего было дать мне тогда и вряд ли удалось бы утешить. Вот такое объяснение.

— Бедный Римус. Вы оба слишком много пережили, — вздохнул Рон. — Ну, теперь ему хоть немного полегчало?

— Похоже, он решил, как может, заменить мне крестного. Римус приехал пригласить меня на Рождество. Он живет в доме Сириуса.

— Один?

— Насколько я понял, что у него время от времени гостит одна небезызвестная нам особа, — Гарри приглушенно захихикал и скорчил выразительную гримасу.

— Тонкс?

— Он называет ее Нимфадора. Правда, когда она не слышит. Мне кажется, что мы с Римусом прекрасно провели бы каникулы. Жаль, что я не смогу выбраться из Хогвартса. Чертов зачет. — Гарри раздраженно пнул свой кроссовок.

— Поговори с Дамблдором. Это же глупость — оставаться здесь на все праздники из-за какого-то паршивого боггарта.

— Учитывая количество полученных приглашений, мне все же придется подумать о разговоре с директором.

— Вот и отлично. И к нам в Нору чтобы заехал обязательно, — потребовал Рон, вновь вытягиваясь на кровати и сладко зевая.

— Это даже не обсуждается. Куда же я без Норы? — улыбнулся Гарри.

Закутавшись в одеяло, он представлял, как будет праздновать Рождество с Люпином и Тонкс, как потом заедет к Рону, а может быть, даже к Гермионе. Неплохо бы нанести визит и Невиллу. Интересно, где он живет? Мысли путались. Гарри нащупал под подушкой подарок Люпина, но доставать его не решился: в темноте все равно ничего не разберешь. Вот на каникулах будет масса свободного времени, тогда и... Уже засыпая, он подумал, что завтра нужно непременно найти надежное место для хранения своего нового сокровища.

* * *

Больше всего на свете Альбусу Дамблдору сейчас хотелось остаться в одиночестве. Он ужасно вымок и устал. Лицо, немилосердно пощипанное ледяным ветром, горело огнем, глаза слезились, ныла искалеченная рука. Но хуже всего были раны душевные. Зародившаяся тревога многократно возросла после посещения Помони. И хотя противовесом ей все еще служила определенная доля скептицизма, игнорировать предупреждение кентавров было уже невозможно.

Дамблдор направил волшебную палочку на камин. Одно изящное движение руки — и пламя словно проснулось, ожило и с новыми силами пустилось в свой неистовый, обжигающий танец. Директор жадно смотрел на огонь.

Сейчас он переоденется, сядет в кресло, закутается в плед и постарается укротить бушующие эмоции и привести мысли в порядок. Прежде чем предпринимать дальнейшие шаги, нужно все хорошо обдумать. Вот только сил, похоже, совсем не осталось. Может быть, если посидеть пару минут, станет хоть немного легче?

Старик тяжело опустился на мягкий диван и прикрыл глаза. Флоренц. Свист ветра и его неистовые порывы, обжигающие лицо и руки. Блеск далекой изумрудной звезды. Упрек в мудрых глазах Помони: «Остается лишь надеяться, что тот, кому суждено быть следующим, смелее и решительнее тебя». Счастливое лицо Минервы: «У нас настоящий интеллектуальный бум в школе!» Последнее, что видел старый маг, прежде чем окончательно погрузиться в сон, было взволнованное лицо Снейпа. Он зачем-то тряс Дамблдора и что-то твердил ему о мокрой одежде и простуде. Но вот Северус исчез, зато стало спокойно и очень тепло. Потом все пропало.

Однако Снейп никуда не исчез. Отчаявшись разбудить обессиленного старика, он осторожно стянул с него мокрую мантию, заклинанием высушил его влажную одежду и заботливо укутал пушистым пледом.

Он шел к директору выяснить, что делал в его кабинете свалившийся как снег на голову Люпин в то время, как хозяин этого кабинета исчез в неизвестном направлении. Увы, получить ответы на свои вопросы ему так и не удалось. Как не удалось поставить Дамблдора в известность, что темная метка на руке сегодня жжет сильнее, чем вчера. Очевидно, Вольдеморт, вопреки собственным обещаниям и заверениям, впервые за эти полгода проявляет нетерпение.

Убедившись, что здоровью директора теперь ничто не угрожает, Снейп тихо покинул круглый кабинет.

Спускаясь по лестнице к выходу, он задержался на пару минут послушать бой хогвартских часов. Когда смолк последний звон, Северус едва заметно улыбнулся: без напутствия он снова не остался. И пусть славящийся пламенными речами директор сейчас сладко спит в кабинете — его миссию прекрасно выполнили часы древнего замка.

Уже подходя к массивной дубовой двери, Снейп почувствовал на спине знакомый взгляд — значит, Филч снова занял свой пост. Но оборачиваться Мастер Зелий не стал. Он накинул на голову капюшон мантии и шагнул в ночь.

Когда "нельзя", но очень "хочется"

Когда "не хочется", а "надо"

1

Дверь замка с грохотом закрылась, и в ту же минуту Снейпа жадно поглотила ночная тьма. Всей мощью своей непроглядности и черноты она словно бросала вызов этому дерзкому человечишке, отважившемуся ступить в ее владения. Да и зимний ветер, как всегда, не отличался гостеприимностью: его ледяные порывы обжигали лицо ночного путешественника, набрасывались на длинные полы его мантии и изо всех сил старались сорвать с головы смельчака широкий капюшон.

Сколько помнил себя Снейп, в такие дни всегда был ветер. Словно между его порывами и жжением черной метки на левом предплечье существовала какая-то непостижимая связь. Словно разыгравшаяся стихия была разумна и, как могла, пыталась остановить верного слугу Темного Лорда. Словно она наверняка знала, что ничего хорошего этого слугу там не ждет. Но обычно Снейп был глух к подобным предупреждениям: завернувшись в черную мантию, он настырно преодолевал сопротивление ветра, отважно вступал в битву со снегом или дождем и упорно шел и шел вперед. Вот и сегодня, прикрывая обледеневшее лицо, он все-таки выбрался из ворот Хогвартса и достиг точки аппарации.

Разгневанный очередной неудачей, ветер предпринял последнюю попытку: он злобно зарычал, образуя вокруг черной фигуры снежную воронку. Но все было напрасно: этот странный маг, достав из кармана мантии волшебную палочку, прокричал в ночную мглу заклинание — и в тот же миг бесследно исчез.

* * *

Частыми вызовами своего тайного хогвартского агента Темный Лорд не злоупотреблял. Каждый такой визит проходил в условиях полной конфиденциальности — не стал исключением и сегодняшний.

Волдеморт теперь так часто менял дома, что Снейп всякий раз встречался с ним в незнакомом месте. И сегодня в особняке, где они виделись последний раз, не оказалось ни Темного Лорда, ни его ближайшего окружения.

И тем не менее гостя из Хогвартса явно ждали: едва он приземлился и осмотрелся, как, словно из воздуха, появился домовик. Дрожащими от волнения ручками он молча протянул Снейпу металлический предмет и в тот же миг бесследно растворился в воздухе.

Зельевар узнал переданные ему карманные часы, которые вот уже несколько раз служили портключом и исправно доставляли его в очередной дом Темного Лорда. Жжение черной метки на руке заметно усилилось — медлить было нельзя. На секунду Снейп прикрыл глаза, мысленно готовясь к скорой неизбежной встрече, затем нажал на пружинящую кнопку — позолоченная крышка послушно распахнулась. Он еще успел уловить блеск стеклянного циферблата, когда почувствовал знакомый мощный рывок.

После такого стремительного перемещения уверенно приземлиться и сохранить равновесие — это особое искусство. Когда ноги наконец-то коснулись каменного пола, зельевар лишь едва заметно качнулся, но почти сразу совладал со своим телом. Поправив мантию и откинув капюшон, он с интересом разглядывал незнакомый кабинет, когда из темного угла раздался приглушенный голос:

— Северус? А я, признаться, тебя заждался.

Снейп быстро развернулся.

— Прошу прощения, милорд: выбраться раньше не было возможности. В противном случае я бы дал повод для ненужных вопросов и подозрений.

Снейп почтительно склонил голову, чем неожиданно вызвал у Темного Лорда гримасу недовольства:

— Мы уже говорили об этом, Северус. Мне не нужны твои поклоны. Оставим эти формальности для чистокровных магов. Просто садись рядом и задай тот вопрос, который я читаю в твоих глазах.

— Благодарю вас, милорд, — кивнул Снейп, усаживаясь в удобное мягкое кресло. — Почему?

— Что «почему»?

— Почему вы не позволяете мне приветствовать себя так, как это делают чистокровные маги?

— Очевидно, потому что ты — не чистокровный маг. Скажем так, твоя опущенная голова и твоя коленопреклоненная фигура не вызывают у меня таких эмоций, как вид этих чванливых отпрысков из чистокровных семей, вынужденных пресмыкаться перед полукровкой.

— Но, милорд, они же давно открыли дверь для вас, признали вашу силу и власть. Они, конечно, склоняют головы, опускают глаза, целуют руку…

— Добавь к этому еще и то, как они ползут к моим ногам, когда чувствуют свою вину или становятся жертвами моего гнева. — Улыбка Волдеморта сейчас напоминала оскал хищного зверя.

— Да, милорд, еще и это… — кивнул Снейп. — Но, зная, насколько они надменны и высокомерны, вы не можете тешить себя иллюзией, что подобный сеанс унижения (а они воспринимают это именно так) вряд ли им всем приходится по душе.

— Полно, Северус, о каких иллюзиях ты говоришь? Я что же, по-твоему, слепой? Не вижу гнева в их глазах, который они едва скрывают, не чувствую злости и неприязни, которыми почти наэлектризован воздух? Не слышу скрипа зубов от бессилия и безысходности всех этих Гойлов и Малфоев? Я все это вижу, слышу, чувствую и ощущаю.

— Милорд, а если — мятеж?

— Когда-нибудь это вполне возможно. Но не сейчас — я отлично контролирую ситуацию, Северус. И раз уж ты мне напомнил о двери в элитарный клуб чистокровных магов… Тебе они ее и правда приоткрыли. Но какой ценой? До этого ты долго топтался у порога: ждал милостей и доказывал им свою полезность. В итоге тебя поманили пальцем, впустили в дом и брезгливо указали на ковер у камина: мол, выгнать — не выгоним, но и на кожаный диван своей полукровной задницей посягать не смей.

— Иначе они просто не могут, — едва слышно буркнул Снейп.

— В моем случае все было иначе: когда возникло желание войти, я просто выбил ногой дверь. А чтобы ни у кого не осталось никаких иллюзий, пришлось сразу занять место во главе стола. Да и еще… я знал наверняка, что изнутри дом этот отнюдь не так привлекателен, как кажется снаружи, и что населен он отнюдь не «прекрасными господами из Буа-Доре», и что, входя в их мир, я, возможно, совершаю самую большую ошибку в своей жизни. Вот так-то, Северус.

— Но, если все так, как вы говорите, милорд, если все было известно наперед… зачем же вы выбивали эту дверь?

— Потому что она была закрыта для меня. Видишь ли, Северус, любую закрытую дверь я воспринимаю как вызов. А дальше — дело техники: либо подбирается универсальная отмычка, либо ногой... В молодости я отдавал предпочтение первого способу, теперь все чаще прибегаю ко второму. Но это не значит, что я не ценю тех, кто предпочитает обходить препятствия или долго подбирает к замкам мудреные ключи. Одно твое проникновение в Хогвартс и жизнь под самым носом у Дамблдора чего стоят. Постарайся и дальше не разочаровывать меня, Северус.

— Милорд, я…

— Вот и хорошо. Как бы мне хотелось привести тебя сегодня же к этим чистокровным спесивцам, уверенным в предательстве полукровки, и заставить заткнуть свои рты. Но нет, не пройдет и суток, как все станет известно Дамблдору и его чертову Ордену. Так что выходить из тени еще рано. Продолжим разговор после приема: мне давно уже пора на сцену. А ты давай-ка садись поудобней да насладись вволю спектаклем.

Волдеморт поднялся со стула и вышел из темного угла. Свет упал на его бледное лицо, и Снейпу понадобилось все мужество, чтобы сдержаться и не показать, насколько потрясла его очередная метаморфоза, произошедшая с Темным Лордом за прошедший месяц. Видимо, усилия зельевара даром не пропали — Волдеморт не заметил на лице своего гостя никаких следов смятения.

Впрочем, чем более отталкивающим становилось лицо темного волшебника, тем по-звериному изящными и грациозными были его движения. Стремительный разворот. Едва уловимый взмах волшебной палочки. Невербальное заклинание. И вот уже темные шторы, беспрекословно подчиняясь его воле, пугливо расползаются в разные стороны, обнажая стекло потайного окна. Убедившись, что ночной гость занял свой наблюдательный пункт, Темный Лорд бесшумно выскользнул из кабинета.

Несколько минут спустя Волдеморт вошел в просторный зал и опустился в хорошо знакомое всем Пожирателям кресло. В такие минуты он вызывал особый трепет у всех, кто был рядом. Обычно их Повелитель предпочитал стоять или занимал место во главе стола. Но в это кресло, более напоминающее королевский трон, он садился в тех случаях, когда предстояло вершить судьбы приближенных: допрашивать, судить, карать, казнить. И хотя уже давно Снейп не присутствовал на подобных «званых вечерах», хотя все это время наблюдал за происходящим через зачарованное стекло и был в относительной безопасности, даже он всякий раз с трудом мог сдерживать волнение и трепет. Что же тогда говорить о тех, кому надлежало предстать перед грозной фигурой темного Повелителя?

2

В эту снежную ветреную ночь Дамблдору так и не суждено было выспаться.

Проснулся он от громкого гула: взволнованные директора на многочисленных портретах вот уже четверть часа пытались разбудить обессиленного старика. Стоило тому лишь приоткрыть глаза, как его предшественники, перебивая друг друга, вывалили на все еще не пришедшего в себя Дамблдора последние события.

— Господи директор, мистер Филч пытался подняться к вам.

— Дважды, Альбус, дважды. Но эта несносная горгулья…

— Он был очень взволнован. Думаю, вам, коллега, стоит его разыскать немедленно.

— И профессор Трелони просила о встрече. О, эта настойчивая женщина очень долго пыталась уговорить вашего неумолимого стража, но куда там…

— Так никого и не пустила? — усмехнулся Дамблдор, поднимаясь с дивана и оправляя одежду. Потом, словно что-то внезапно вспомнив, он с недоумением дотронулся до совершенно сухой мантии, осторожно коснулся неизвестно откуда взявшегося пледа.

— Похоже, на профессора Снейпа не действуют никакие ваши ограничения, да и с горгульями он умеет договариваться, — сообщил профессор Диппет, опережая вопрос Дамблдора.

Старик благодарно кивнул своему предшественнику и улыбнулся. Затем, поблагодарив обеспокоенных коллег, он поспешил покинуть кабинет и отправился на поиски своих недавних визитеров.

Уже на полпути к кабинету профессора Трелони Дамблдор понял, зачем его так настойчиво разыскивал Филч. Оказалось, что в эту ночь бодрствовали не только бывшие директора, заточенные в позолоченные рамки магических портретов. Нет, похоже, все герои бесчисленных картин Хогвартса были охвачены эпидемией бессонницы.

Не обращая никакого внимания на свидетеля столь необычного ночного оживления, они постоянно переговаривались, иногда даже покрикивали и время от времени перемещались, перебегая на соседние полотна.

Активнее всего были, конечно, женщины. Изящные, тонконогие пастушки, важные дамы в кринолине и бесчисленных оборках, кокетливые молоденькие колдуньи и грозные, устрашающего вида старухи-ведьмы, презрев границы, обозначенные золочеными рамками, устроили ночь свободных визитов и посещений. Да и мужчины тоже не бездействовали: часть из них отправилась на волнительные свидания с приглянувшимися красавицами. Таких, правда, было немного — большинство же предпочло в первую очередь утолить свои гастрономические потребности. Потому скопление доблестных мужей обнаруживалось сейчас на полотнах, где были запечатлены шумные пиршества. За столами, щедро заставленными аппетитными угощениями, наблюдалось довольно странное соседство: средневековые рыцари оживленно болтали с охотниками и астрономами, грозный одноглазый флибустьер, дружески приобняв знатного вельможу, вещал соседям за столом о своих морских приключениях и подвигах.

— И вот такая ерунда творится сегодня всю ночь, — неожиданно прозвучало в полутемном коридоре.

Дамблдор обернулся. За его спиной стоял Филч. Директор кивнул смотрителю и, взмахнув палочкой, разбудил едва мерцающие факелы.

— Когда это началось, Аргус?

— Да сразу после боя часов на башне. Вместо того чтобы затихнуть и отправиться на покой, они вон что затеяли, куклы крашеные.

— Тише, Аргус, — Дамблдор предусмотрительно остановил рассерженного Филча, — не стоит никого обижать. Да и ничего сверхъестественного не произошло: они и раньше гостили на соседних полотнах.

— Вот именно, что на соседних, — сердито буркнул Филч. — Но вы приглядитесь повнимательней, господин директор. Хотя бы вот на эту парочку, что кутит сейчас в замке Суолк.

— Корсары?

— Ну да, — кивнул Филч. — Но картина с их кораблем находится двумя этажами выше. А вот эта русалка. Вы помните, откуда она?

— С полотна из зимнего сада профессора Спраут, — уверенно ответил Дамблдор.

— Так что же она делает здесь, в коридоре третьего этажа? — возмущенно поинтересовался Филч. — Как вообще сюда попали корсары и русалки? Конечно, они и до этого не сидели на месте, но перебежать с этажа на этаж, да еще и ночью — такого точно не было. Что происходит, господин директор?

Дамблдор недоуменно пожал плечами.

— Пока я знаю только то, что и ты: все фигуры на картинах ведут себя странно.

— Если бы только они… — вздохнул Филч. — Из-за этого события я бы не стал вас беспокоить — от них особого урона нет. А вот с привидениями действительно творится что-то странное.

— Значит, тот отдаленный грохот, который я сейчас слышу, это… — начал было Дамблдор.

— Точно, — кивнул смотритель, — это ваш любимчик — Почти Безголовый Ник — так развлекается. И куда только подевались хваленые манеры этого аристократа? Носится по коридорам не хуже Пивза, бьет на ходу по металлическим предметам и всем, кто встретился ему на пути, твердит что-то о скором освобождении и необходимости покаяния.

— О скором освобождении? О покаянии? — Дамблдор выглядел озадаченным. Невероятно, но вполне логично.

— Логично? — возмутился Филч. — Выходит, истеричная, рыдающая Серая Дама и перепуганная Миртл с едва слышным голоском — это тоже логично? Так объясните же эту логику, господин директор, потому как мне, жалкому сквибу, все происходящее непонятно.

Он внезапно осекся, увидев побелевшее лицо Дамблдора. Тот очень старался скрыть и тревогу, и смятение, но куда там… Посмотрев Филчу в глаза, старик пообещал:

— Как только я сам разберусь, ты все узнаешь, Аргус. Но в любом случае не волнуйся понапрасну. Если я не ошибаюсь в своих предположениях, довольно скоро это должно закончиться, и к рассвету все наши картины и привидения будут вести себя привычно.

— А по ночам? Все эти «чудеса» могут повторяться?

— Боюсь, что да.

Филч выглядел озадаченным.

— Но ведь когда-нибудь это прекратится?

— Когда-нибудь, конечно, прекратится. Все заканчивается, Аргус. Рано или поздно.

Филч подозрительно прищурился.

— Скажите, Альбус… Хогвартс попал в какую-то новую переделку?

— До недавнего времени я очень надеялся, что нет. Но теперь подозреваю, что попал. И переделка эта далеко не новая. Просто застала она меня врасплох.

— А предотвратить ее нельзя?

— Боюсь, это не в моих силах, Аргус.

— Вот уж не думал услышать такое от вас. Жаловаться на отсутствие сил — это скорее привычка сквиба. Но чтобы величайший волшебник…

— Бывают такие обстоятельства, в которых и величайшие волшебники выглядят ненамного лучше сквибов. Доброй ночи, Аргус, а мне еще необходимо навестить Сибиллу.

— Самое время, господин директор, — хмыкнул Филч. — Боюсь, что наша прорицательница наконец-то допилась до чертиков. Я видел ее недавно, так она такого мне наговорила. Хотя в этом нет ничего удивительного, подумайте сами: столько лет запивать огневиски хересом!

3

Как ни стался Северус Снейп объяснять себе поступки Темного Лорда, он должен был признать тот факт, что подобному объяснению поддавалось далеко не все. Отчего, например, тот настаивал не непременном участии своего хогвартского слуги во всех собраниях Пожирателей, когда планировались секретные операции? Зачем призывал Снейпа в те дни, когда очередная партия завербованных «борцов за чистоту крови» корчилась от боли в предплечье, обезображенном клеймом? Как объяснить и внезапно проснувшуюся любовь Волдеморта к задушевным разговорам с хогвартским агентом, и те многочисленные вольности, которые он прощал Снейпу?

Волдеморт вернулся в кабинет с тяжелым канделябром в руках и водрузил его напротив Снейпа. Пять горящих свечей осветили лицо зельевара. Темный Лорд какое-то время внимательно разглядывал ночного гостя, а затем опустился на соседнее кресло и недовольно поджал губы.

— Ты выглядишь усталым, Северус. Вижу, совсем загонял тебя полоумный старик.

— В этом деле он мастер, — нехотя кивнул Снейп, — спуску никому не дает. Но я давно привык к его причудам. А вот зачеты и предпраздничная кутерьма действительно выматывают.

И вновь пугающая улыбка-оскал на лице Волдеморта.

— Да-да, знаменитое Рождество в Хогвартсе. А знаешь, Северус, в детстве я любил этот праздник. Точнее, не его, а то, что за ним следовало. После моря мишуры и непрекращающегося шума наступало самое драгоценное время — каникулы, тишина, свобода. И, конечно, древний Хогвартс со всеми его тайнами и загадками в полном твоем распоряжении…

Темный Лорд задумчиво закатил глаза и несколько минут предавался воспоминаниям. Снейп терпеливо дожидался, когда собеседник соизволит продолжить разговор. Молчание длилось недолго.

— Какие у тебя планы на каникулы, Северус?

— Я остаюсь в замке, милорд. Нужно закончить кое-какие исследования и хоть немного восстановить силы. Впрочем, если я вам нужен…

Волдеморт поднял руку, останавливая таким образом Снейпа.

— Что же, самые обычные планы профессора Хогвартса. Ничего не имею против твоих исследований и уж, конечно, против желания отдохнуть. Повторяю, Северус, ты плохо выглядишь. Так что набирайся сил — совсем скоро они мне понадобятся. А сегодня я дам тебе небольшое задание. Мне нужно собрать кое-какую информацию о всех чистокровных выпускниках Хогвартса за два года.

— Какую именно, милорд?

— Не спеши, Северус. Всему свое время. У нас впереди целая ночь. Получишь ты свое задание. А пока позволь мне насладиться обществом умного собеседника и отведай уже чаю. Здешний домовик знает толк в приготовлении этого напитка.

Снейп сделал глоток из маленькой чашки, затем, пригубив еще немного ароматного напитка, подержал его во рту, стараясь узнать все составляющие компоненты предложенного угощения. Потом он неторопливо опорожнил хрупкий сосуд и благодарно кивнул сидящему напротив хозяину.

— Ну как? Что скажет мой Мастер Зелий? — осведомился Волдеморт.

— Неплохо, — кивнул Снейп. — Любопытное сочетание трав. Я, признаться, небольшой поклонник подобных «коктейлей», но здесь все сбалансировано и гармонично. Только вот…

— Что же ты замолчал? — Волдеморт смотрел на Снейпа с неподдельным интересом, словно тот сдавал экзамен. — Тебе что-то не понравилось?

— Прошу прощения, милорд. Я в гостях, и было неправильно высказывать…

— Можешь говорить совершенно свободно, Северус. В конце концов не я же готовил этот чай.

— Благодарю, милорд. Так вот, не умаляя достоинств напитка, скажу лишь, что, на мой вкус, с корнем имбиря домовик перестарался. На две чашки подобного размера хватило бы четыре ломтика. А здесь их не меньше шести. Так поступают в двух случаях: когда хотят скрыть в напитке присутствие еще какого-либо ароматного ингредиента или…

— Или… — голос Волдеморта немного осип, и ему пришлось откашляться.

— Или когда… очень любят корень имбиря.

Волдеморт поспешно прервал зрительный контакт с зельеваром и, откинувшись на спинку кресла, поинтересовался:

— Как тебе сегодняшнее посвящение? Скажи честно, кто-нибудь из новичков приглянулся?

Ночная беседа медленно, но верно принимала неожиданный для Снейпа поворот. Он без труда почувствовал в чае ингредиент, который пытались «спрятать». Кроме того, горящие свечи распространяли едва уловимый, но довольно специфический аромат.

«Мерлин, что еще такого задумал этот сумасшедший?».

— С каждым разом число ваших сторонников растет, милорд, и это хорошо. Что же до приглянувшихся… Прошу прощения, но здесь любые прогнозы будут преждевременными. Пусть пройдут боевое крещение, покажут себя в деле. Я заметил, что горячности многим из них не занимать. Остается надеяться, что их задор не исчезнет.

— Здесь я полностью с тобой согласен, тем более, что возможность проявить себя у моих новобранцев очень скоро появится. Но, когда я спрашивал тебя о приглянувшихся новичках, я имел в виду другое. Не удивляйся, мой дорогой Северус, но геи в волшебном мире — настолько редкое явление. Просто какой-то элитарный клуб, чье существование окружено почти непреодолимой завесой тайн. Книг, которые бы ответили на все мои вопросы, я так и не нашел, и эта ситуация не может не расстраивать. Видишь ли, Северус, твой Лорд очень не любит вопросы, на которые он не находит ответов. Так что придется тебе сегодня поделиться интересующей меня информацией.

Сердце Снейпа тревожно забилось. Все завязывалось в довольно опасный узел: чай, аромат свечей, а теперь еще и информация о магах-геях. Тем не менее, лицо привычно спряталось за маской услужливой предупредительности.

— Все, что в моих силах, милорд.

— Вот и замечательно, Северус. — Волдеморт заметно оживился. — Меня в первую очередь интересуют некоторые тонкости. Скажи, что бывает раньше: создание нового заклинания или осознание того, что тебя влечет к представителям своего пола?

— У всех по-разному, милорд. Насколько мне известно, все мои знакомые вначале создали заклинание.

— А Дамблдор?

Снейпа вопрос не удивил — он словно ждал его. Чем дольше он общался с Темным Лордом, тем больше убеждался, что к директору Хогвартса черный маг испытывает интерес гораздо больше, чем к кому бы то ни было.

— Наверняка я не знаю, милорд, но подозреваю, что у Дамблдора все было как раз наоборот, и ему адаптация в мире магов-геев далась намного проще, чем мне.

— О своем первом заклинании ты мне, помнится, уже рассказывал. А кто был твои первым сексуальным партнером, Северус?

Как ни заверял Снейп Темного Лорда, что готов к любым вопросам, скрыть смущение ему не удалось.

— Его имя вам ничего не скажет, милорд. Этот человек был намного меня старше. Для инициации я ездил к нему в Испанию…

— Что же ты замолчал? — в голосе Волдеморта слышалось нетерпение. — Каково было юноше, не испытывающему на тот момент интереса к представителям своего пола, лечь под совершенно незнакомого, пожилого иностранца?

— Это был не просто пожилой незнакомец, милорд. К обряду инициации создающие относятся очень ответственно. Проводить ее поручают далеко не каждому. Обычно это очень терпеливые и тактичные люди, прекрасно разбирающиеся в подростковой психологии… и

— Способные хорошо оттрахать невинную задницу? — Волдеморт прищурился и, по-змеиному не мигая, смотрел на собеседника.

И хотя заведомая грубость не могла не смутить Снейпа, разглагольствующего сейчас о весьма деликатных вещах, тот не подал и виду. Напротив, заставив себя улыбнуться, он уклончиво заметил:

— Не совсем так, милорд. Это наставники, которые не только возвращают магию инициируемому, но и очень терпеливо, осторожно погружают его в мир незнакомых наслаждений. Очень скоро юноша убеждается, что подобные отношения — это действительно особое искусство. Мальчику открывают тайны его собственного тела, обучают всем тонкостям однополых сношений, отвечают на все вопросы, исполняют все капризы, все объясняют и показывают, позволяют все изведать, все испытать.

— Как долго длится инициация?

— Три дня, милорд.

— Три дня непрекращающегося траха? Да как же юнцы выживают?

— Ну, там многое, что еще происходит, помимо этого. — Щеки Снейпа порозовели, а глаза упорно избегали смотреть в узкие щелочки дотошного собеседника. — Но в целом, вы правы, милорд. Любое действо, любая фантазия непременно заканчивается именно этим. Мальчики не просто выживают — за эти дни меркнут любые пережитые ими влюбленности и симпатии. Испытанные ощущения словно меняют суть человека: за эти три дня мастеру удается разжечь внутри инициируемого какой-то огонь.

Волдеморт, переваривая услышанное, долгое время молчал, глядя на пляшущие огоньки свечей.

— Так тебе понравилась твоя инициация?

— Да, милорд. Мне было так хорошо, что все казалось уже простым и очевидным: я стал геем.

— Значит, стал геем, говоришь? — переспросил Волдеморт задумчиво. — И так со всеми? Неужели не было исключений?

— Исключения, конечно, бывали. Нет, не после общения с наставником. Я говорю о тех, кто до них так и не дошел — кто просто отказался от дара. Таких единицы, но они были.

— Глупые щенки! — Глаза Темного Лорда полыхали гневом. — Как? Как можно отказываться от этого дара? Назови мне хоть одну причину для такого отказа!

— Не все они глупцы, милорд. А причина… Взять хотя бы любовь к женщине.

— Чушь! — горячился Волдеморт. Он снова какое-то время не мигая смотрел на Снейпа и неожиданно признался: — Я заплатил бы любую цену, чтобы стать обладателем этого дара. Подумать только: иметь способность создавать новые заклинания!

Глаза Темного Лорда горели, дыхание сбилось, на лбу выступила испарина.

— Еще одна закрытая дверь, милорд? — грустно улыбнувшись, спросил Снейп.

— Да, Северус, еще одна дверь. Ее не просто закрыли — ее замуровали. Надеюсь, ты не думаешь, что это может меня остановить. Если будет нужно, пойду на штурм. Я собираюсь войти в эту дверь, и узкому кругу создающих рано или поздно придется потесниться.

— Милорд, я имел счастье не единожды лицезреть доказательства вашей удивительной настойчивости и целеустремленности, но, боюсь, в данном случае этого будет недостаточно. Дар к созданию новых заклинаний проявляется у мага незадолго до совершеннолетия…

— Вижу, я тебя заинтриговал, Северус. — Волдеморт в эту минуту выглядел не просто довольным, а скорее счастливым. — Уж и не знаю, стоит ли делиться с тобой своими планами на этот счет. Ты ведь всегда недооценивал пророчества и гадания.

— Я, кажется, догадался, милорд. Очередное предсказание вашего таинственного кудесника?

— Именно, Северус. А ты полагаешь, что только Дамблдору дозволяется иметь рядом с собой известную прорицательницу?

Снейп вымученно улыбнулся.

«Снова Дамблдор.

Его идол».

— Очень скоро я познакомлю тебя со своим кудесником. Он говорит редко, но метко. Пару месяцев назад старик по моей просьбе гадал. Он поведал мне о том, что здесь, в Британии, в одной из чистокровных магических семей подрастает маг, обладающий способностями создавать новые заклинания.

Губы Снейпа дрогнули, что-то сильно кольнуло в груди. Сдержав стон, он едва дождался, пока боль отпустит и, придав лицу безмятежное выражение, постарался очистить сознание, изгнать из души так не вовремя разбушевавшиеся эмоции.

— Новый создающий ? — как можно более спокойным голосом переспросил он. — Что же, прекрасная новость, милорд.

— Прекрасная? Северус, да ты, похоже, не понял меня. Это не просто новый создающий . Это чистокровный создающий . Чувствуешь разницу?

Снейп наморщил лоб — ему сейчас предстояло лицедействовать: перед очень проницательным зрителем необходимо было разыграть и процесс серьезного размышления, и сцену внезапно снизошедшего озарения. Причем изобразить все это нужно было так безупречно, чтобы Волдеморт даже не усомнился в том, что его верному хогвартскому слуге факт появления чистокровного создающего стал известен только сейчас.

— Я понял, милорд, сколь серьезные последствия может повлечь за собой эта новость. Нынешние разговоры о том, что борьба за чистоту крови ведет в конечном итоге к деградации древних родов и ослаблению их магии — все эти разговоры в одночасье потеряют под собой какую бы то ни было основу.

— Да нет, Северус, боюсь, ты недооцениваешь своих породистых знакомых. Этих гордецов и так-то нелегко держать в узде, а уж когда во время скачки рвется ремень… Полагаю, что даже самые дерзкие наши прогнозы не дадут представления о том, сколько шуму наделает появление этого загадочного мальчика. Грош цена тогда всем их присягам и клятвам. Помнится, ты говорил мне о возможности мятежа…

— Но ведь его можно как-то предотвратить?

— Все можно предотвратить, Северус, когда тебе известно как. Чем дольше маги с безупречной кровью в жилах не будут знать об уникальном даре одного из своих породистых щенков, тем это лучше для тех, чья кровь оставляет желать лучшего.

— Но, милорд, скрыть столь необычный дар практически невозможно. Когда мальчику исполнится семнадцать, он создаст свое первое заклинание, и, как только это будет сделано, его одуревшая от счастья семья тут же раструбит долгожданную новость на весь магический мир. Можете не сомневаться, милорд.

— Ни о каком сокрытии речь не шла. Это было бы так же нелепо, как, скажем, желание спрятать пробившийся из-под земли ключ. Единственный выход из столь непростой ситуации — самому вдоволь напиться сладчайшей воды, а после заставить ее литься на собственную мельницу.

Снейп недоверчиво покачал головой, но вынужден был признать:

— Вы, похоже, все продумали, милорд. Признаться, ваш неожиданный интерес…

— Мой интерес к тому, как создающие открывают в себе дар, не неожиданный и отнюдь не праздный. Сам посуди, если в нашем мире время от времени появляются латентные волшебники, то почему бы не предположить вероятность появления латентов-создающих?

От удивления бровь Снейпа взметнулась вверх.

— Я об этом никогда не слышал, милорд. Вы хотите сказать, что внезапно открыли в себе способность…

— Нет, Северус, — раздраженно перебил Волдеморт, — не открыл. Пока не открыл. Но надежда — великая вещь, не так ли? Постой-ка, не отворачивайся. Что с тобой? Тебе нездоровится?

— Все нормально, милорд, — соврал Снейп, — просто немного жарко.

По мере того как росла напряженность в разговоре, он заметил, что медленно, но верно теряет способность концентрироваться. Взгляд зельевара время от времени начинал бесцельно блуждать по кабинету, затем стало не хватать воздуха. Рука потянулась к мантии и расстегнула пару верхних пуговиц. Темный Лорд проследил за своим гостем, довольно хмыкнул и продолжил разговор:

— Магглы наивно полагают, что венец творения природы — это они, люди. Глупцы! Самые совершенные ее дети — это мы, волшебники. Но, подарив способность творить чудеса, наши создатели одновременно забрали у нас и часть свободы. Подумать только: все эти безмозглые магглы могут трахаться сколько угодно и с кем угодно. Почему же в нашем мире все иначе, Северус? Любые сексуальные «извращения», как говорят магглы, у нас пресекаются на корню. Кстати, как долго восстанавливается магия у тех, кто рискнул и согрешил?

— Около десяти дней, милорд.

— Десять дней без магии могут показаться вечностью. Сурова природа к волшебникам. Ты так не считаешь, Северус?

— Я бы сказал — строга. Но, с другой стороны, она же предоставила нам право выбора: хочешь абсолютную свободу в сексуальной жизни — становишься магглом. Магия же живет в тебе, если смиряешься с ограничениями. А вот почему так происходит, не знает никто. Этот вопрос из серии неразрешимых. Нам просто предоставили возможность жить в мире магов. Создавшие его продиктовали ряд законов. Тот, о котором мы сейчас говорим, лишь один из многих. Впрочем, если законы не по душе, всегда можно покинуть магический мир.

— А почему бы не рискнуть и не бросить им вызов? Магглы, по слухам, пересматривают свои законы, вносят изменения, поправки, отменяют прежние, принимают новые.

— Те законы создавались людьми, поэтому именно люди имеют возможность их отменить и принять новые. У нас же все иначе — мир вечных загадок и тайн, где все построено на магии и все ею пронизано. Бросаешь вызов закону — лишаешься самого главного — того, что делает тебя частью этого мира и без чего ты не можешь обходиться, как без воздуха.

— Ты постоянно говоришь «нам», «у нас». Напрасно ты причисляешь себя к обычным волшебникам: таким, как вы, закон не писан.

— Тот, о котором мы говорили, действительно, не писан. Но у создающих есть свои законы, и, поверьте, милорд, ограничений они диктуют куда больше, чем у магов, не обладающих нашим даром. Если они не могут совокупляться с мужчинами, то у нас та же проблема с женщинами.

Волдеморт вдруг грубо рассмеялся:

— Просто не хочется или не встаёт?

— И то, и другое, милорд.

Снейп извлек из кармана платок и промокнул лоб. Духота становилась невыносимой, сердце барабанило так, что, казалось, его участившиеся сокращения можно было увидеть через одежду.

— Держу пари, тебе, Северус, эти законы по сердцу.

— Сказать точнее, они для меня вполне приемлемы. Я далеко не в восторге от творящегося у магглов беспредела. Милорд, тот, кто создавал ограничения для волшебников, сделал все, чтобы мы не воспринимали их как кандалы.

— Ты намекаешь на то, что с сексуальной ориентаций подавляющего большинства магов все нормально и запретные плоды за оградой их не манят?

— Наверное, кого-то и манят, как все загадочное, непознанное. Кто-то даже карабкается на забор и решается отведать незнакомое угощение.

— Не забывай и о тех, кого на этот забор подсаживают и вынуждают вонзить зубы в запретную мякоть.

— Я помню, милорд. Мне ли не знать, на что обрекают своих сыновей родители из чистокровных магических семей? У меня в Хогвартсе почти целый факультет таких детей. Все просто: исполнилось семнадцать лет — подставляй задницу и изволь пройти важнейший тест. Удовлетвори любопытство близких и дальних родственников, ответь на тревогу в глазах матери и оправдай надежду в глазах деда и отца. А вдруг? Вдруг после стольких лет немилости природа расщедрится и наградит именно это семейство, именно этот древний магический род? И мальчик не ропщет. Он терпит унижение и боль, чтобы временно лишиться магии, но все-таки разочаровать всех надеющихся на счастливый исход. И вы думаете, милорд, что, пройдя через это унижение, кто-либо из них вновь будет мечтать о подобных сексуальных развлечениях?

— Разве что сумасшедшие и мазохисты, но таких у нас немного. Подумать только, общество людей, практически застрахованных от гомосексуализма! Ну а вы ? У вас-то почему не встает на женщин?

— Видимо, потому что нам очень хорошо с мужчинами. Милорд, в это, наверное, сложно поверить. Просто не обо всем можно рассказать: не хватит красноречия.

Как же ненавидел Снейп эти красноватые искры в глазах Волдеморта! Шальной блеск этих глаз всегда был предвестником изрядной пакости, задуманной их хозяином.

— Выходит, хогвартскому профессору не хватает красноречия? Да, Северус, ты меня разочаровал. Но, пожалуй, я знаю, как можно исправить эту досадную оплошность. Не можешь рассказать — придется показать. Что такое? Никогда еще не видел у тебя таких больших глаз. Предупреждая встречный вопрос, скажу: ты не ослышался. И хотя мне давно уже не семнадцать лет, я бы хотел пройти обряд инициации.

— Милорд, — в горле Снейпа пересохло, — это шутка?

— Нет, я говорю совершенно серьезно. Буду краток: есть основания полагать, что я — латентный создающий . Ты мне тут вещал о всяких запретных плодах. Так вот, один из таких плодов время от времени снится мне еще со школьной скамьи. Довольно. Пришло время отведать его. — Глаза Волдеморта, не мигая, смотрели на совершенно растерявшегося гостя. Смотрели требовательно. И хотя ничто еще не предвещало беды, но где-то там, в их пугающей глубине, уже зарождались огненные зигзаги молний. — Готов ли ты, Северус, провести инициацию и сделать мой давний сон явью?

Кровь ударила в виски. Непереносимая жажда внезапно обожгла его рот и начала победоносно спускаться по горлу. Снейп пытался сглотнуть, но не мог. Его всегда такой изворотливый ум на этот раз был почти парализован. Ни одной спасительной идеи в голове. Мысли о протесте слишком неопределенные и вялые. Да и есть ли смысл сопротивляться? Между просьбами и приказами Волдеморта разница была незначительная, и уж если он задумал получить что-то от своего слуги, то получит это всем правдами и неправдами. Тянуть и дальше с ответом не было никакого смысла.

— Я всегда рад вам помочь, милорд. Только вот…

«Должен же найтись хоть какой-то выход! Может быть, это остановит настырного кандидата в латентные создающие?»

— Что такое? Договаривай, Северус.

— Милорд, не думайте, что я сомневаюсь в ваших способностях, но моя задача предупредить вас о возможном риске. Вероятно, вы просто забыли: если предполагаемого дара все-таки нет, вы какое-то время не сможете колдовать. Совсем не сможете. Вас не пугает перспектива временно стать магглом?

— Нет, Северус, я не забыл. Да и как о таком забудешь? Конечно, не самая радужная перспектива, но задуманный опыт стоит того, чтобы рискнуть.

— Признаться, я восхищен вашей смелостью и целеустремленностью, милорд. Но позвольте прояснить еще один момент. Мне неловко об этом говорить…

— Неловко? — Волдеморт громко рассмеялся. — Учитывая то, что нам предстоит сделать, ты и в самом деле полагаешь, что меня можно смутить словами? Нет, Северус, тебе предстоит провести обряд инициации, и ты волен говорить или спрашивать все, о чем пожелаешь.

— Благодарю, милорд. Я лишь хотел сказать, что во время этого обряда инициируемый всегда снизу. Кроме того, наставник должен в него кончить.

«Не ожидал? По глазам вижу, не нравится. Задумался. Ну же…»

— И это мне тоже известно, Северус, но спасибо, что напомнил. Изменить условия я не в силах, остается их принять. Снизу так снизу. Я лишь надеюсь, что ты будешь осторожен. Ты ведь раньше имел дело с девственниками?

— Нет, милорд, никогда. Я только знаю, что в этом случае требуется особая осторожность.

— Вот и хорошо. Вижу, ты весь горишь от нетерпения, — Волдеморт ехидно засмеялся. — Вон как раскраснелся.

— В таком количестве имбиря и правда не было никакой необходимости — он лишь испортил вкус отлично заваренного чая. Что-то подсказывает мне, что рецепт этого напитка домовик получил от вас, милорд. Я прав?

— Возможно, — уклончиво заметил Волдеморт. — А тебе знаком состав этого чая?

— Проверяйте, милорд. Немного корицы. Несколько орешков зеленого кардамона, пять-шесть горошин черного перца, две палочки гвоздики, щепотка-другая шафрана. И, наконец, венец коллекции — корень женьшеня, обработанный и заговоренный особым способом. Этот корень и превращает вполне безобидный ароматный напиток в первоклассный афродизиак. Ах, да, я забыл упомянуть имбирь, которым, как я полагаю, пытались скрыть присутствие в напитке женьшеня. Я ничего не забыл, милорд?

— Н-да, — покачал головой явно озадаченный Волдеморт, — я могу сказать только одно: «Браво, Северус». Названы все ингредиенты, ничего не забыто. И как ты только чувствуешь все это?

— Раскрою вам один секрет, милорд. С таким количеством имбиря я не почувствовал бы и половину специй. Просто мне отлично знаком рецепт этого чудодейственного чая. Более того, я даже не раз готовил его по просьбе некоторых знакомых и друзей, которые испытывали проблемы с эрекцией. Могу я узнать, милорд, зачем вы угостили этим чаем меня?

— Я решил подстраховаться, Северус: ничто не должно помешать моей сегодняшней инициации.

— Понимаю, милорд. Позволю лишь заметить, что в подобном чае не было никакой необходимости, поскольку проблем с эрекцией у меня нет. Да и эти свечи, — Снейп кивнул на стоящий напротив него канделябр, — можно загасить. Комната уже достаточно пропиталась запахом можжевельника и кипариса. Только и в этом надобности не было: преждевременным семяизвержением я тоже не страдаю.

— Рад это слышать, Северус. Но до сегодняшнего дня ты выбирал своих партнеров сам. Естественно, что в этом случае афродизиак не требовался. — Волдеморт поднялся, неторопливо приблизился к креслу Снейпа и встал у него за спиной. — Уж не знаю, кого ты там предпочитаешь — изящных блондинов под собой или темпераментных брюнетов сверху, — но каждый из них соответствовал твоему вкусу и таким образом сам по себе служил надежным возбудителем. Сегодня же случай, я бы сказал, особый… — Холодные пальцы заботливо коснулись щеки Снейпа — он вздрогнул от неожиданности, поспешно обернулся и в тот же миг встретился с пронзительно-насмешливым взглядом Темного Лорда. — Сегодня выбора не было — его сделали за тебя, а значит, дополнительные стимуляторы лишними не будут.

— Милорд, дело в том, что я…

— Дело в том, что ты несказанно порадовал своего Повелителя. Я чрезвычайно доволен тем, что просьба так и осталась просьбой и что ей не суждено было стать требованием или приказом. Слишком уж деликатное это дело. — Холодные пальцы вернулись на щеку Снейпа и, поглаживая ее, задержались там на какое-то время. Снейпу потребовались немалые усилия, чтобы сдержать дрожь в теле. А тем временем губы Волдеморта приблизились к уху ночного гостя и горячо зашептали: — Очень скоро, мой дорогой Северус, ты узнаешь, какой может быть благодарность Темного Лорда. При условии, конечно, что ты его не разочаруешь и не вызовешь гнев. Но довольно слов. Дверь в ванную — вторая по коридору. Все необходимое там есть. Я же воспользуюсь душем в спальне.

— Благодарю вас, милорд. Могу я узнать, где находится спальня?

— Узнать ты, конечно, можешь, но зачем тебе бесполезная информация?

— Бесполезная? Но разве мы…

Губы Волдеморта брезгливо дрогнули.

— Романтики захотелось? Надеюсь, ты не будешь настаивать на широкой кровати, усыпанной лепестками роз? — Увидев потрясение на лице Снейпа, Темные Лорд довольно хмыкнул и направился к двери. Прежде чем она закрылась, ночной гость получил четкую инструкцию: — Через четверть часа встретимся в этом кабинете. И еще, Северус, когда будешь выбирать масло для душа, прими к сведению: твой Повелитель любит запах ванили.

* * *

Эти четверть часа, отведенные для водных процедур, Снейп помнил смутно. Словно в тумане, он вышел из кабинета, почти на ощупь отыскал нужную дверь. И лишь когда просторная ванная наполнилась светом, Снейп очнулся и распахнул глаза от удивления.

В этой комнате все было розовым: мраморные стены и потолок, глубокая круглая ванна, больше напоминающая миниатюрный бассейн, унитаз и беде, две изящные этажерки. И сложенные аккуратной стопкой полотенца были розовыми, и туалетная бумага, и салфетки, и пушистые бархотки, и круглые пудреницы, и гребешки, и щетки. А на розовых полках горели безупречные тюльпановидные огоньки свечей, ежеминутно роняя восковые слезы — и закрученные в спираль свечи, и стеклянные подсвечники, и даже восковые слезы также были розовыми. Приторный цветочный запах довольно быстро взял в плен нового гостя. Стараясь не делать глубоких вдохов, тот быстро разделся, юркнул в скользкую чашу и подставил тело змеевидным струйкам воды.

Через десять минут, едва сдерживаясь от отвращения и ярости, Снейп буквально вылетел из этого цветочно-розового царства. За ним незримым шлейфом стелился по коридору аромат ванили. Как хотел Повелитель. Любое его желание. Любой каприз.

Снейп медленно шел к злополучному кабинету. С каждым его шагом нарастало негодование: ярость слепила глаза, запах ванили душил, ноги едва подчинялись своему хозяину, горло едва сдерживало рвущийся наружу крик протеста.

Да и орган, которому заботливо приготовленный чай Темного Лорда обеспечил почти бесперебойную работу, тоже вдруг заявил о готовности действовать незамедлительно. Там, внизу живота, уже закипали нешуточные страсти: действующий вулкан проснулся, чтобы в скором времени подчинить своей воле все мысли, все эмоции, все желания хозяина, наивно пытающегося бороться с тем, что неизбежно.

Приблизившись к двери, Снейп остановился, пытаясь побороть первую волну сильнейшего возбуждения, закрыл глаза и прижался лицом к деревянной панели.

«Бежать! Немедленно бежать отсюда. Как можно дальше. Лишь бы не встречаться с пронзающим насквозь взглядом этого сумасшедшего, не видеть отвратительные щели вместо носа на его лице, не касаться сероватой кожи… Бежать!»

Широкая мантия зельевара была небрежно переброшена через руку. Он пошарил в глубоком кармане и извлек оттуда еще одни круглые часы на цепочке.

Эти часы Снейп всякий раз зачаровывал сам, и они надежно служили своему хозяину, исправно доставляя его после встреч с Волдемортом в Хогвартс. Пальцы нащупали заветную кнопку.

«Как, оказывается, все просто. Подумать только: одно движение — и он, вполне вероятно, никогда уже не увидит ненавистное лицо Темного Лорда, сумасшедшего блеска и красных искр в его нечеловечески узких глазах, навсегда забудет обращение «милорд». Не будет больше выдерживать чудовищные сеансы окклюменции, не будет лгать, изворачиваться... Одно движение. Сейчас».

В тот же самый миг перед его глазами вдруг появилось лицо перепуганного Поттера. Память рисовала в сознании Снейпа старый душ, почерневший, прогнивший пол и белое тело обнаженного мальчишки.

«— Итак, командуйте, сэр. Как мне лучше лечь: на спину или на живот? Что же вы ждете? Вот он я! Полностью в вашем распоряжении!

— Вы будете жалеть об этом всю жизнь, профессор Снейп!»

Мальчишка в тот вечер брыкался, пока оставались силы. Затем даже этот одуревший от страха фантазер вынужден был смириться, как он думал, перед неизбежным насилием.

Снейп вспомнил и то, как Поттер под ним напрягся, и то, как, признавая собственное бессилие и неспособность оказать сопротивление, мальчик зажмурился и раздвинул ноги.

Даже этот заносчивый сопляк смирился с неизбежным.

Это просто ночной кошмар, которому суждено стать в один ряд с уже прочно обосновавшимися «собратьями» в подсознании хогвартского слуги Темного Лорда и по совместительству одного из самых надежных агентов Альбуса Дамблдора».

Закусив губу и едва сдерживаясь, чтобы не погладить зудящий пах, Снейп перетерпел очередную волну возбуждения. Когда наконец-то вернулась возможность дышать, он провел пятерней по влажным волосам, оскалил зубы в хищной улыбке и, распахнув тяжелую дверь, шагнул в кабинет.

4

Невилл Лонгботтом, позевывая и ежась от утренней прохлады, приоткрыл дверь, ведущую в покои Фреда и Джорджа Уизли. Эта небольшая комнатка под самой крышей Гриффиндорской башни служила близнецам и спальней, и кабинетом.

Взглянув на братьев, он едва сдержал смех. Два одеяла, сброшенные во сне, валялись на полу. Фред и Джордж, облаченные в одинаковые пижамы, крепко спали, негромко похрапывая и время от времени недовольно морща носы. Но развеселило Невилла даже не это — забавными показались позы, в которых застыли тела близнецов. Они спали на правом боку. Обе лохматые рыжие головы сползли с подушек. Правые руки Фреда и Джорджа, как по команде, были вытянуты вперед. Ладони же левых рук братья использовали как щиты от назойливых лучей утреннего солнца. Создавалось впечатление, что фигура одного из близнецов была зеркальным отражением другого.

До недавнего времени они всегда держались вместе, и лишь недавно в Хогвартсе заговорили о том, что между братьями пробежала черная кошка. О причинах размолвки ни Фред, ни Джордж говорить не желали; не сумели прояснить ситуацию и Джинни с Роном — они и сами толком ничего не знали. Стоит ли удивляться тому, что Хогвартс в целом и Гриффиндор в частности наполнились невероятными сплетнями и нелепыми домыслами, героями которых неизменно оказывались прежде неразлучные близнецы Уизли?

Невилл, сплетнями не интересовавшийся и участия в вечерних посиделках гриффиндорцев не принимавший, о размолвке Фреда и Джорджа узнал совсем недавно. В отличие от многих других, эта новость очень взволновала его. Единство близнецов ранее казалось нерушимым, незыблемым. И вдруг — такая нелепая, такая обидная перемена.

Невилл вообще довольно тяжело переживал изменения в привычном укладе, в жизни близких людей и хороших знакомых — что для шестнадцатилетнего юноши выглядело несколько странным. Эфемерная дымка чаяний и надежд на лучшее, обычно сопровождающая подобные новшества, в душе гриффиндорского герболога отзывалась скорее щемящей грустью. Слишком большие надежды возлагались им на эти самые перемены когда-то — увы, родители не выздоровели, и желанного счастья семья Лонгботтомов так и не обрела.

В последнее же время произошло так много всего, что привычный мир добропорядочного и послушного бабушкиного внука менялся на глазах. Дверь во взрослую жизнь приоткрылась, но мир, лишенный привычных детских декораций, был далеко не таким привлекательным, как когда-то казалось. В нем, в этом взрослом мире, люди причиняют друг другу боль, сходят с ума, убивают других и погибают сами. Там теряют силу твои покровители и заступники, а надежная твердь под ногами в любой момент может обернуться опасным, скользким льдом.

В этом взрослом мире Невилл узнал всю правду о родителях, прошел боевое крещение и даже успел заглянуть в лицо самой смерти. Последний месяц пятого курса очень изменил юного мистера Лонгботтома. Во время летних каникул он едва сдерживался, когда бабушка расписывала перед знакомыми и родственниками удивительную храбрость своего внука. В этот момент Невиллу хотелось спрятаться ото всех, забыть приключение в Отделе тайн, как страшный сон. И он нашел убежище: целые дни проводил в своей теплице среди длинных рядов цветочных ящиков и разноцветных горшков. Диковинные кустарники и бесчисленные спирали ампельных растений надежно укрыли его от забот и тревог жизни, текущей за толстыми стеклами любимой теплицы.

Начало учебного года особых изменений не принесло. Без хогвартского инспектора, посягнувшего на директорское кресло, былые страсти улеглись. Оппозиционеры политики Долорес Амбридж почувствовали себя не у дел, Отряд Дамблдора не собирался, а потому Невилл мог спокойно продолжить свои летние занятия. Он не преминул воспользоваться такой возможностью и всего-навсего сменил одну теплицу на другую: из уютной домашней оранжереи перебрался в школьную — ту самую, экспериментальную — и снова с головой ушел в работу. Лишь чрезвычайные обстоятельства вытолкнули его на поверхность из зеленого моря магических растений. Вот тогда-то Невилл и заметил многочисленные перемены, случившиеся в Хогвартсе: его одноклассники влюблялись, ходили на свидания, целовались, разбивали сердца. Макгонагалл стала еще придирчивей, а Снейп — совсем невыносимым, у Дамблдора отчего-то почернела рука, с миссис Норрис сыграли злую шутку, едва не стоившую ей жизни. Гарри Поттер по-прежнему влипает в неприятности, с каждой новой выставкой растет мастерство семейного дуэта Криви, школьные привидения ведут себя очень странно, а Фред и Джордж впервые за свою жизнь серьезно поссорились.

И Невиллу вдруг захотелось выбраться из добровольного тепличного заточения, захотелось влюбиться, гулять с девушкой по ночным коридорам Хогвартса и рассказывать ей об удивительных способностях своих зеленых подопечных. Хотелось узнать, что произошло с Дамблдором, и, возможно, отыскать растение, способное излечить его недуг. Хотелось с блеском выступить на весенней научной конференции, чтобы весь магический мир отдал должное его научному руководителю — профессору Спраут. Хотелось общаться с друзьями, оказаться в эпицентре каких-нибудь удивительных событий. Вот почему Невилл согласился на предложение близнецов Уизли — уж с ними-то точно не соскучишься — и вот почему он заявился этим ранним утром в их спальню.

— Фред! Джордж! Подъем! — раздался звонкий призыв Невилла. — Просыпайтесь! Нас ждут великие дела.

5

Ночное путешествие совсем измотало профессора Дамблдора. Кроме того, он замерз и все чаще и чаще подкашливал. Хозяйка дома осуждающе покачала головой и с еще большим рвением принялась колдовать над своим знаменитым чаем. Муж этой гостеприимной хлопотуньи обычно уверял, что напиток, приготовленный руками Пернеллы, излечивает все недуги. Дамблдор всегда соглашался со своим старым другом.

И вот дымящаяся чашка чудодейственного напитка стоит перед гостем. Дамблдор ласково улыбается хозяйке дома и с нежностью всматривается в знакомое морщинистое лицо.

— Посиди со мной, Пернелла, — ласково просит он. — Я соскучился по твоим глазам, по твоему голосу. Поговори со мной.

Женщина, казалось, только этого и ждала: она опустилась на стул напротив гостя, не сводя с него глаз.

— Стареешь, — вздохнула Пернелла, а потом, чуть понизив голос, добавила: — И болеешь. Серьезно болеешь. Но ведь для тебя это не новость, не так ли?

— Конечно, не новость, — улыбнулся Дамблдор. — И старею, и болею. Да и как иначе? Я слишком долго живу.

— Ну вот, мы снова коснулись темы наших вечных споров. И это мне ты посмел говорить о долгой жизни? Мальчишка!

Дамблдор, как нашкодивший студент, опустил глаза и заерзал на стуле. Но Пернелла как будто не заметила смущения гостя.

— Сколько раз Николас готовил эликсир и для тебя тоже. Но упрямству нашего лучшего друга можно только позавидовать. А ну-ка, напомни старухе, кому в итоге всякий раз доставалась твоя порция?

Дамблдор покосился в сторону рыжеватого лабрадора, вальяжно растянувшегося у камина.

— Правильно смотришь, — одобрительно кивнула Пернелла. — И где это видано, чтобы лабрадор жил больше ста лет?

Пес, похоже, за столь долгий собачий век научился прекрасно понимать человеческую речь. Услышав, что говорят о нем, лабрадор сладко зевнул и приоткрыла один глаз.

— По-моему, Ромул вовсе не против своего долгожительства. Что скажешь, дружище?

Лабрадор открыл второй глаз, поднял величественную голову, посмотрел на Дамблдора и в знак согласия вильнул хвостом.

— Убедилась? — хихикнул ночной гость, а потом, сразу посерьезнев, добавил: — Я действительно болен. И, чтобы сразу свести на нет твой целительский пыл, скажу вот что: эликсир Николаса мне не поможет.

Серые глаза, обрамленные волнами мелких морщин, не мигая, уставились на собеседника.

— Все так плохо? — Пернелла покосилась на искалеченную руку Дамблдора. Положив на стол обе ладони, она потребовала: — Позволь мне как следует рассмотреть это безобразие.

Нехотя старик протянул свою почерневшую руку.

— И что же скажет моя любимая целительница? — осведомился он, когда осмотр был закончен. — Каков диагноз?

— Твоя любимая целительница впервые ответит вопросом на вопрос: что это было, Альбус? Какое заклинание поразило тебя? Ничего похожего я еще не видела. Одно знаю точно: это черномагическое проклятие.

— Все верно, — кивнул Дамблдор, — с одной лишь поправкой: это очень сильное проклятие, Пернелла.

— Уж в этом-то сомневаться не приходится. Пусть так. Ну и что? Хочешь сказать, что, пораженный проклятием какого-то черного мага, ты вот так просто взял и смирился с мыслью о смерти? Или, может быть, ты забыл, что являешься создающим ?

— Не забыл, моя дорогая, и какое-то время искал контрзаклинание. Подозреваю даже, что был очень близок к правильному ответу, но, очевидно, у фортуны в этот раз нашлись другие любимцы. Что ж, не буду ее упрекать: удача и так была на моей стороне слишком долго.

— И ты решил ее просто отпустить?

— Мне пришлось это сделать. Времени осталось так мало, что тратить его сейчас на уговоры этой капризной особы было бы верхом легкомыслия. В списке же моих незавершенных дел нашлось одно, важность которого затмевает необходимость поиска каких бы то ни было контрзаклинаний и противоядий.

Миссис Фламель совсем растерялась и смотрела на Дамблдора с осуждением.

— Мне больно это слышать, Альбус. Вопреки твоему упрямству, мы с Ником никогда не оставляли затеи напоить тебя нашим эликсиром. Видно, не судьба. Н-да… Впервые не знаю, о чем с тобой говорить. Да и вообще… как это делать после того, что я узнала?

— Пернелла…

— Молчи, все, что нужно, ты уже сказал. Вот что, допивай свой чай и отправляйся к моему старику. Наверняка проболтаете с ним до утра. А мне нужно время, чтобы собраться с мыслями и успокоиться.

— Прости меня. Ты мудрейшая женщина, Пернелла, — признался Дамблдор, коснувшись губами руки миссис Фламель. — У меня с твоим мужем действительно важный разговор, но обещаю гостеприимством не злоупотреблять и до утра его не мучить.

— А вот это очень кстати, Альбус. Что-то сдал в последнее время мой старик. Слабеет на глазах, тревожится по пустякам, ночами не спит...

— Ты еще забыла пожаловаться на головокружение и учащенный пульс, — добавил внезапно появившийся на кухне хозяин дома. Он вот уже несколько минут незамеченным стоял в дверях и насмешливо смотрел на увлеченных собеседников.

— А вот и он, — усмехнулась Пернелла. — Я, пожалуй, вас оставлю. Не думаю, что вы будете говорить о собственных болячках, но все же, Альбус, попробуй уговорить этого старого упрямца показаться колдомедику, потому что меня он не слушает. И вот еще что… — миссис Фламель бросила взгляд на искалеченную руку Дамблдора, — не смей больше исчезать и не вздумай сдаваться.

Дамблдор почтительно поклонился уходящей женщине. Пес поднялся и засеменил следом за хозяйкой.

Как только дверь за женой закрылась, Николас кивнул на остатки угощения.

— Вижу, тебя уже накормили, напоили и развлекли беседой. А потому пойдем-ка в мой кабинет. Едва ли ты заявился бы к нам ночью, если бы не случилось что-то важное, да и мне нужно кое-что рассказать. Намедни даже думал отправить тебе сову.

Через несколько минут старые друзья уселись напротив друг друга в широченных креслах у камина. Мистер Фламель мрачно уставился на Дамблдора.

— Ну, и что означает эта сгорбленная спина и это необычно серьезное лицо? Что случилось с твой рукой? Давай, Альбус, рассказывай.

Через четверть часа лицо хозяина дома было не менее серьезным, чем у гостя, а в глазах — таких же пронзительно-голубых, как и у Дамблдора — читались сомнение и тревога.

— Дааа… есть, о чем задуматься. Только не горячись. Время от времени ошибаются даже кентавры. По крайней мере, с Помони это уже случалось дважды.

— Думаешь, я заявился бы к тебе сегодня ночью, если бы у меня не было иных доказательств? Нет, Николас, все гораздо серьезнее. Помони и Флоренц лишь подтвердили то, что готовилось не один месяц и что я, как беспомощный слепец, не увидел.

— Так значит, есть что-то еще? — Фламель завозился в кресле, устраиваясь удобнее.

— Стол моего кабинета завален свитками и тетрадями. Проекты. Изобретения. И это менее чем за полгода.

— Впечатляет, — кивнул Фламель. — Ну и что? В мире ежеминутно совершаются открытия в самых разных областях. А то, что это произошло в Хогвартсе, означает лишь, что в твоей школе работают замечательные профессора и директор. Прими мои поздравления, Альбус, и успокойся: упомянутая тобой плодотворная работа творческой мысли студентов сама по себе еще ничего не значит. Вовсе не обязательно связывать это…

— Есть еще кое-что, — прервал друга Дамблдор.

Его рассказ о странностях, происходящих с хогвартскими картинами и привидениями, резко изменил настроение легендарного алхимика. Немного помолчав и что-то сопоставив в уме, Фламель неожиданно признался:

— А я-то, старый дурак, все никак не мог взять в толк, что за загадочная бессонница напала на меня в последнее время. И ведь никакие отвары и зелья ее не брали. Пернелла измучилась совсем от волнения… Да, признаться не ожидал… Кстати, Альбус, ты что-нибудь знаешь о нашем Флибустьере?

Дамблдор покачал головой.

— Ничего. Абсолютно ничего. Вот уже полвека наш путешественник не появлялся и никаких вестей о себе не посылал. И, знаешь, Николас, я впервые рад этому факту. Отсутствие на горизонте Флибустьера вселяет в меня надежду, что, может быть, все еще обойдется.

— Рад бы с тобой согласиться, Альбус. Увы. Как говорится, ты мне друг, но истина дороже. Пока я доживал свои дни в тепле и заботе, тучи-то собрались нешуточные. Кому, как не нам с тобой, доподлинно известна их особенность? Хочешь ли ты этого, Альбус, или нет, но гроза будет.

— Сам вижу, — Дамблдор нервно сжал губы. — Отвратительные получились из нас молниеотводы. Но все равно Он зачастил — и века еще не прошло. Да и не вижу я пока на горизонте событий, достойных Его появления.

Фламель тяжело вздохнул.

— А что ты хотел? Три отказа подряд… Такого еще не было. — Покосившись в сторону собеседника, он негромко спросил: — Кто же будет в этот раз?

— Откуда мне знать? — раздраженно пожал плечами Дамблдор. — Ни ты, ни я в эти планы не посвящены. Что мы можем? Разве что попытаться постичь логику Его прошлых выборов, и на основе этого сделать предположение — не более того.

— Постичь логику? — оживился Фламель. — Ну что ж, давай попробуем. Последним, из тех, кто принял вызов, был воин-правдоискатель. Мы даже не знаем его имени. А потом началась эпоха отказников.

— Верно, — вздохнул Дамблдор. — Вслед за воином выбор пал на пацифиста. Будучи довольно слабым магом, он всю свою жизнь посвятил науке и прославился как гениальный изобретатель и легендарный алхимик.

— Ты мне льстишь, Альбус, — хихикнул порозовевший от смущения Фламель. Мгновение спустя на его лицо вернулось сосредоточенное выражение. — Предлагаю перейти к следующему этапу. Пару веков спустя был призван неугомонный Флибустьер.

— Флибустьер… — задумчиво повторил Дамблдор. — Самоуверен. Честолюбив. Задирист. Часто даже агрессивен. В средствах неразборчив. Жаден до приключений. Но в решающий момент даже он предпочел отсидеться в тихой гавани.

— Но полтора века спустя, — продолжил Фламель, — Ему уже понадобился не бродяга и романтик, а очень сильный маг, отличный стратег, философ и мудрец.

— Довольно, — остановил друга Дамблдор. — Теперь и ты вогнал меня в краску.

— Я лишь сказал правду. Так что же будет на этот раз? На кого падет Его выбор?

— Если бы ты задал мне этот вопрос лет через тридцать, думаю, я бы мог назвать тебе имя. Но сейчас, увы.

Густые брови Фламеля удивленно приподнялись.

— Да, Альбус, умеешь ты заинтриговать. И что же может произойти с твоим предполагаемым кандидатом через тридцать лет? Он станет бесстрашным воином или постигнет глубины черной магии?

— Нет, Николас, — загадочно улыбнулся Дамблдор, — через тридцать лет он просто бы повзрослел и возмужал.

— Так значит, мы говорим не об абстрактном человеке? — воскликнул Фламель и от нетерпения заерзал в кресле. — Не томи, Альбус, кто это? Ты хорошо разглядел его глаза? Ошибки быть не может?

— Хорошо, Николас, очень хорошо. Скажу тебе больше: я имею возможность видеть эти глаза практически ежедневно. Что же касается возможной ошибки… Неужели ты всерьез полагаешь, что этот цвет можно с чем-либо перепутать? Да и много ли ты видел мужчин с изумрудными глазами?

Фламель покачал головой.

— У зеленого так много всяких оттенков. Но изумрудный — большая редкость.

— Вот видишь, а ты говоришь, ошибка…

Фламель какое-то время молчал, обдумывая услышанное. Но вот глаза старика просияли, и он азартно хлопнул себя ладонью по голове.

— Ну конечно! Это объясняет все: и то, что тучи сгущаются над Хогвартсом, и то, что ты так часто видишь мужчину с изумрудными глазами. Это кто-то из твоих профессоров, да? Что же, вполне логично.

— Нет здесь никакой логики! — довольно резко ответил Дамблдор. — Нет, потому речь шла не о хогвартском профессоре. Обладателю изумрудных глаз сейчас только шестнадцать лет!.. Что же ты замолчал, мой старый друг? Удивлен?

— Скорее, потрясен, — в замешательстве признался Фламель.

Тем временем Дамблдор с горечью продолжил:

— Мы отлично знаем, как Он любит неожиданности и сюрпризы. Но, согласись, шестнадцатилетний мальчик — это уж слишком!

— Конечно-конечно, — закивал старик, — о ребенке речь идти не может. Но давай попробуем зайти с другого конца: эти глаза ему достались по наследству от одного из родителей. Может быть, ответ нужно искать здесь? Ты знаком с отцом мальчика?

— Был знаком. Отец мальчика погиб пятнадцать лет назад. Кстати, глаза у него были карие. А вот у матери…

— Женщина исключается, — перебил друга Фламель.

— Даже если бы женщина не исключалась, учитывать мать мальчика нет нужды: она тоже погибла. Пятнадцать лет назад. Вместе с мужем.

Фламелю хватило несколько мгновений, чтобы все вспомнить и понять.

— Гарри Поттер?

Дамблдор кивнул и, задумчиво глядя на язычки пламени в камине, признался:

— С Гарри все слишком неоднозначно и запутанно. Он — самая большая загадка моей жизни. За шестнадцать лет с этим ребенком столько всего произошло. А сколько еще предстоит… — Дамблдор скорбно поджал губы.

— Судьба магического мира в руках ребенка?! — хрипло рассмеялся Фламель. — Выбрось это из головы, Альбус. У твоего Гарри Поттера впереди свои битвы, но это в будущем. Я уверен, что Он явится не по душу шестнадцатилетнего мальчика, а как всегда, выберет себе достойного противника. Нам же остается лишь дождаться развязки. Если кентавры видели воронку, то все случится довольно скоро. Остается надеяться, что наш последователь будет человеком отважным и от вызова не увернется.

Дамблдор смотрел на друга с нескрываемым удивлением.

— Как тебе это удается, Николас?

— Что «это»?

— Жить более шестисот лет и при этом сохранять почти детский оптимизм? Мне хватило и полутора веков, чтобы напрочь его лишиться.

— Не прибедняйся, Альбус. Тебе ли жаловаться на отсутствие оптимизма? Не надо, не смейся. Ты лучше помечтай вместе со мной. Нам снова выпал шанс увидеть Его. Молчишь? Только не пытайся уверять меня, что уже освободился от этой зависимости и в полнолуние не видишь Его во сне.

— Нет, Николас, не освободился. И в полнолуние у нас с тобой одинаковые сны. Как и у Флибустьера. И, конечно, я надеялся снова насладиться Его блеском и красотой… но позже, гораздо позже.

— Три отказа подряд, Альбус. Три осторожных мага…

— «Осторожных»? — хмыкнул Дамблдор. — Нет, Николас, изъясняйся точнее. Три труса.

— Ты опять за свое? — поморщился Фламель. — Давно не спорили? Дело вовсе не в трусости, Альбус. Просто ни я, ни ты, ни Флибустьер не смогли переступить через того, кто был нам дороже жизни. Кроме того, пугало полное отсутствие гарантий благополучного исхода, да и…

— Довольно, Николас. Хватит придумывать оправдания — в этом мы все трое преуспели. Кстати, о третьем… Отсутствие вестей от Флибустьера по меньшей мере странно. С его-то проницательностью и чуткостью он давно уже должен был объявиться здесь или в Хогвартсе.

Фламель пожал плечами и предложил:

— Может быть, стоит послать со…

Договорить ему не дали — в камине раздалось хищное шипение, ярко вспыхнули языки зеленого огня.

Появившийся из пламени человек брезгливо отряхнул пепел, пару раз звучно чихнул, откинул капюшон, отороченный густым черным мехом, в доли секунды снял мокрую мантию и небрежно кинул ее на стул. Пепельно-серые космы нечесаных волос словно только этого и ждали: освобожденные от плена укрывавшей их материи, они рассыпались по плечам и спине, накрывая фигуру прибывшего мага серебристым плащом.

Гость придирчиво оглядел комнату. Кивнув хозяину дома, он повернулся к Дамблдору, довольно хмыкнул и вместо приветствия заметил:

— И почему я не удивлен, застав тебя здесь? Так хочется верить в экспромты и необычные совпадения, но это ведь не тот случай, не правда ли, Альбус?

— Не тот, — покачал головой Дамблдор и протянул гостю руку для приветствия: — Давненько не виделись, Флибустьер.

— Разве? — разыграл удивление гость, ответив на рукопожатие. — Всего каких-нибудь полвека. Ну? — он плюхнулся на диван и требовательно посмотрел на Фламеля и Дамблдора. — И кто из вас объяснит причину моей затянувшейся бессонницы?

6

Хогвартс.

Величественный и неприступный.

Отгородившийся от мира цепью высоких гор.

Этим утром древний замок служил Северусу Снейпу путеводной звездой. Аппарация в три этапа далась очень тяжело: во время последнего перемещения он чудом сохранил все свои конечности. Магический лабиринт, как гигантская анаконда, вдоволь помяв и изломав, брезгливо выплюнул свою добычу. Снейп беспомощно распластался на снегу у самых ворот Хогвартса. Жадно заглатывая ледяной воздух, он пытался восстановить дыхание. Каменные крылатые вепри на тяжелых колоннах, обнажив клыки, насмешливо наблюдали за мучениями мага.

Когда дыхание восстановилось, он какое-то время просто лежал и смотрел на Хогвартс. Там, у Темного Лорда, не было ни одного мгновения, чтобы Снейп не мечтал о возвращении в замок. Казалось, что только этому исполину по силам спасти его от ужаса сегодняшней ночи, оградить от унижения и изгнать из черных глаз отчаяние.

И вот он, вожделенный Хогвартс. Тогда почему не наступает облегчение? Почему так трудно дышать и так больно смотреть? Быть может, причиной тому стали розовые лучи утреннего солнца? А может, дело в выпавшем за ночь снеге? В этом девственном покрове земли, играющем мириадами фальшивых алмазов? Грязному телу и черной мантии не место в этой белоснежной чистоте. Как, впрочем, не место в древнем замке человеку, павшему так низко. Не по этой ли причине так злобно смотрят на него сейчас крылатые вепри на столбах? Как будто их каменные пятачки учуяли грязный шлейф новых воспоминаний, окутавший лежащего у ворот Снейпа.

Если бы только они могли… Если бы только получилось… Никогда этот человек не переступил бы порога Хогвартса, служащего приютом и кровом сотням невинных душ. Увы, не в их власти остановить черного человека. Крылатым вепрям оставалось лишь безучастно глядеть на то, как он поднялся, отряхнул с одежды налипший снег и медленно двинулся в сторону главного входа в замок.

Хогвартс тоже встретил своего профессора с безмолвным укором. Здесь, как и несколько минут назад на снегу, он смотрелся нелепой черной кляксой. Что делает этот человек в коридорах среди начищенных до блеска рыцарских доспехов? Как смеет он проходить мимо огромных зеркал, на которых трудолюбивые домовики не оставили ни пылинки? Зачем ступает он по блестящему мраморному полу? Зачем топчет целые островки солнечного света, проникающего сквозь стекла многочисленных окон? Как он посмел?

И Снейп не выдержал. Что было сил он рванулся в спасительный мрак подземелий, в царство холода, вечной влаги и неистребимого никакими усилиями домовиков запаха плесени. По дороге он слышал приглушенный гул детских голосов и топот ног. Из Большого зала доносились ароматы утренней трапезы. Надо спешить. Сама мысль, что придется столкнуться с кем-то из студентов или коллег, казалась чудовищной. Только бы успеть…

Десять шагов. Последний поворот — и вот она, желанная дверь. А за ней — все, что сейчас так необходимо едва держащемуся на ногах человеку: тишина, покой, душ, шерстяной плед, початая бутылка красного вина, разобранная кровать и наглухо задергивающийся полог.

Разыгравшая фантазия прибавила сил — Снейп так рванулся к двери, ведущей в собственные покои, что едва не сбил с ног неожиданно появившегося перед ним человека. Заслышав в коридоре шаги, тот выбрался из неглубокой ниши в стене. Имеющаяся там ступенька частенько служила сидением для студентов, дожидающихся Снейпа. Силясь опознать незваного гостя, он прищурился.

— Поттер?

Гарри кивнул и уже собирался поприветствовать профессора, но был прерван на полуслове.

— Не припомню, чтобы приглашал вас на отработку в столь ранний час.

— Я пришел не на отработку, сэр, — поспешно пробормотал Гарри. В ту же секунду, вспомнив напутственную речь Гермионы, он выдавил из себя кислую улыбку и запоздало поприветствовал Снейпа: — Доброе утро, профессор.

Ничего особенного в подобном пожелании не было. Самое обычное приветствие, которое профессор ЗОТИ и по совместительству декан Слизерина слышал от своих студентов и коллег десятки раз в начале каждого дня и которое наверняка еще не одну сотню раз услышит в будущем. Но сегодня, в эту самую минуту, вряд ли можно было найти для профессора Снейпа пожелание более неуместное, чем это.

«Доброе утро»... Подумать только, «доброе утро»!

Ни экстремальная аппарация, ни яркое солнце, ни голубейшее небо в паре с белейшим снегом не повлияли на профессора так, как сделал это несносный гриффиндорец, так некстати спустившийся в слизеринское подземелье. А тем временем Гарри, даже не подозревая о настоящем Везувии, зреющем в груди Снейпа, что-то лепетал о недоразумении на зачете и о грядущих каникулах… Снейп не перебивал студента — он и слушал-то его вполуха. Зато внимательные черные глаза не преминули заметить и отутюженную домовиками мантию Поттера, и румянец на его щеках, и немного влажные (очевидно, после утреннего душа) волосы. Да и чуткий нос зельевара не бездействовал: он давно уже уловил исходящий от мальчишки мятный аромат зубной пасты.

Наивный Поттер! Он спустился сюда, в это безмолвное подземелье, из высокой башни. Пришел ранним утром, разбуженный солнечными лучами. Явился в эти каменные чертоги незваным гостем со своим нелепым пожеланием доброго утра человеку, проклинающему сейчас это самое утро и больше всего на свете желающему изолироваться, спрятаться, забиться в собственные покои, как раненый зверь в нору. А потому присутствие мальчишки, такого чистого и свежего, так замечательно пахнущего мятной пастой, было просто невыносимо. Кровь ударила Снейпу в виски. Гнев, как огненная лава, смел на пути все сдерживающие преграды и неконтролируемым потоком хлынул наружу.

Гарри Поттер, оказавшийся в эпицентре этой стихии, никогда не забудет ни искаженного бешенством лица зельевара, ни его пылающих ненавистью глаз, ни потока незаслуженных обвинений. За шесть лет общения с этим человеком Гарри привык и к упрекам, и к нелепым претензиям, к язвительности и неприязни со стороны профессора — но таким, как сегодня, он не видел Снейпа никогда. Цель, заставившая Гарри спуститься в подземелье, в одночасье превратилась в утопию. Осознав это, он решил, что упреков и оскорблений было выслушано довольно: невнятно пробормотав извинения, Гарри развернулся и бросился к лестнице.

Лишь увидев спину убегающего Поттера, Снейп пришел в себя. Мальчишка, не оглядываясь, почти взлетел по ступенькам, споткнулся, но удержался на ногах. Еще одно мгновение — и он исчез из поля зрения; лишь слабый аромат мятной зубной пасты служил напоминанием об этом незадавшемся утреннем визите.

Не дожидаясь новых, вполне возможных препятствий, Снейп почти угрожающе замахнулся волшебной палочкой на дверь, ведущую в собственные покои. Та торопливо повиновалась, впуская хозяина, и почти сразу с грохотом захлопнулась. Снейп прижался спиной к своей деревянной спасительнице и закрыл глаза. Всё. Он дома.

Сожалеть о том, что Поттер попал под горячую руку, Снейп не стал — он вообще сейчас был не способен ни сожалеть, ни анализировать. Как не способен был выбить из сознания целый ворох ненавистных воспоминаний о сегодняшней ночи, проведенной в логове Темного Лорда.

Как же тяжело было открывать ту роковую дверь, когда больше всего на свете хотелось ее закрыть, захлопнуть, замуровать…

Руки словно одеревенели. «Разденься, Северус... Разденься… Разденься…»

Довольно! Первым делом нужно было избавиться от грязной одежды и вымыться. Пальцы совсем не слушались, и после неудачной попытки расстегнуть мантию Снейп что было сил рванул левую полу — пуговицы посыпались на пол. За ними последовала скомканная мантия, затем с грохотом были сброшены тяжелые ботинки, в двух ярдах от них приземлился свитер.

На лице Снейпа читалось отвращение, длинный крючковатый нос брезгливо морщился. Дух пота, пропитавший одежду, явно доминировал. Но едва Снейп расстегнул брюки, как в нос ударил омерзительный запах — и брюки, и трусы были перепачканы спермой Волдеморта. Едва сдерживая рвотный позыв, Снейп бросился в ванную комнату, на ходу пытаясь выпутаться из брючины, а затем с яростью срывая трусы.

Внимательный взгляд Волдеморта по-хозяйски гуляет по обнаженному телу Снейпа.

Мантия сползает с плеч Темного Лорда, обнажая его тело…

Безжалостная расправа с одеждой ожидаемого облегчения не принесла — тошнотворные запахи буквально преследовали его.

Влетев в душ, Снейп крутанул оба вентиля. Мощные струи воды обрушились на тело, в мгновение ока намочив длинные черные пряди волос. А дальше началось настоящее сумасшествие: человек под душем, казалось, был одержим идеей вылить на себя жидкости из всех имеющихся флаконов.

Душистое масло с запахом меда.

Цветочные гели для душа.

Пена для ванны с ароматом луговых трав.

Бальзамы с экстрактами хвойных деревьев…

Но придирчивому носу этого было недостаточно. Сквозь безумное амбре, заполнившее ванную комнату, он по-прежнему чувствовал горький запах спермы, смешанный с ненавистным ароматом ванили.

Возбуждающий чай пришелся очень кстати. Как и аромат можжевеловых свечей. Только благодаря им член Снейпа удержался на высоте… А вот глазам, рукам, губам и мимике лица, лишенным искусственных стимуляторов, пришлось куда хуже.

Все. Это предел терпения. Снейп, закусив губу, толкнулся вперед — набухшая головка члена встретила небольшое сопротивление, а потом быстро протиснулась в приготовленное отверстие. Волдеморт вздрогнул, дыхание его прервалось. Мышцы спины протестующее напряглись. Но уже пару мгновений спустя до Снейпа донеслись приглушенные звуки — Темный Лорд произносил заклинание «Принимающего дар». Снейп больше не церемонился с этим псевдо-девственником: массируя его изогнутый рогом член, он с силой вбивался в оттопыренный зад, заставляя Волдеморта сполна заплатить и за возбуждающие чаи, и за продлевающие эрекцию свечи.

7

Гарри даже не помнил, как одолел крутой подъем, как бежал по коридорам замка. Очнулся он в одном из пустынных залов. Прижался к колонне, перевел дух и уселся на широкий подоконник. Прижавшись лбом к холодному стеклу, Гарри разглядывал залитый солнцем школьный двор, заваленный выпавшим ночью снегом, и синеющую вдали стену Запретного леса.

Полчаса назад друзья практически выпихнули его из Гриффиндорской башни…

— Эй вы, сони! Смотрите, какое замечательное утро! — сообщила ворвавшаяся в комнату одноклассников Гермиона. — Как можно спать, когда вашему другу грозит одинокое прозябание в замке?! И ты, Невилл Лонгботтом, сможешь со спокойной совестью распаковывать подарки? А тебе, Дин Томас? Неужели тебе полезет в горло кусок рождественского пудинга?

Названные молодые люди стыдливо заворочались в кроватях, собираясь встать. Гермиона, поняв причину их медлительности, усмехнулась и отвернулась к окну.

— А ты, Рон Уизли… Скажи-ка мне, как…

— Встаю! Встаю! Встаю! — перебил подругу Рон. Свесив ноги и отыскивая на холодном полу тапочки, он поинтересовался: — А чем мы можем в этой ситуации помочь?

— Начнем с того, что все вместе попробуем сейчас уговорить нашего упрямца, — Гермиона кивнула на Гарри, притворяющегося спящим, — отправиться к профессору Снейпу и попросить его…

— Забудь об этом, — раздался из-под одеяла приглушенный голос Гарри. — Никуда я не пойду!

— Хочешь провести Рождество в Хогвартсе? — ехидно поинтересовалась Гермиона. — Возможно, ты забыл, что мы разъезжаемся по домам.

Гарри откинул одеяло, медленно оглядел всех находящихся в спальне и с горечью в голосе спросил:

— Кого интересуют мои желания, Гермиона? Я завалил зачет по ЗОТИ — это факт, а потому найти занятия на каникулы будет несложно.

— И тебя не пугает мысль, что ты останешься в одиночестве? — осторожно поинтересовался Рон.

— Скажешь тоже — в одиночестве! — злорадно хохотнул Гарри. — Ну что ты, дружище. У меня будет чудесная компания. Подумай только: каникулы со Снейпом! Да это же мечта любого студента!

На лицах мальчишек отразился ужас, но Гермиона была невозмутима.

— Так вот ради того, чтобы твои каникулы прошли в более приятной компании, я и явилась сегодня с утра пораньше. Ни мне, ни Рону отправить тебя к Снейпу не удалось. Я очень надеюсь на то, что перед большим количеством уговорщиков ты все-таки не устоишь.

— И нам придется идти к Снейпу вместе с Гарри? — спросил Невилл, от испуга съежившись под одеялом.

— Только тебя там не хватало! — захихикал Симус. — Ладно, Гермиона, идея хорошая. Наверняка ты уже придумала для Гарри кучу аргументов и составила план действий.

— Я такая предсказуемая? — растерянно спросила Гермиона. — Впрочем, ты прав, Симус: у меня действительно есть план.

Впервые безупречный план гриффиндорской отличницы провалился. Точнее говоря, к его осуществлению Гарри даже не приступил. Опирающийся на железную логику Гермионы, этот план разбился вдребезги о бесчувственный айсберг в человеческом обличии. Столкнувшись со Снейпом, Гарри в ту же минуту забыл все доводы и аргументы, которыми его в избытке снабдили одноклассники.

Эта утренняя встреча была еще тем более странной, что Гарри не сделал ничего такого, что привык делать, сталкиваясь со Снейпом: он не пытался ни объясниться, ни оправдаться, ни о чем-либо просить. Почему? Было в облике этого человека такое, что слова умирали, еще не родившись, что мешало смотреть на него, вселяло страх.

Очевидно, что Снейп провел эту ночь не в Хогвартсе, но откуда бы он ни явился, Гарри почти не сомневался: декан Слизерина пережил настоящее потрясение. Лицо Снейпа очень изменилось. Если к его бледности Гарри уже привык, то сегодняшний безупречно-алебастровый цвет превращал лицо в гипсовую маску. Но гораздо больше пугали глаза Снейпа. Их выражение было сейчас ужасней оскорблений и обидных слов, вылетающих из перекошенного от гнева рта. Сейчас в этих глаза не было ничего из того, что разглядел Гарри, покидая теплицу на руках профессора, что он видел сквозь густой пар в стареньком душе и что вытянуло его из черной воронки.

Нет, сейчас на Гарри смотрели другие глаза — чужие, ненавидящие. Они красноречивей всяких слов, всяких заклинаний гнали любого, попытавшегося приблизиться, грозили тому, кто дерзнул бы заговорить. И Гарри не стал испытывать судьбу.

Переговоры о зачете и каникулах закончились, так и не начавшись.

8

Снейп вышел из ванной комнаты, кутаясь в теплый махровый халат. Оглядевшись, он обнаружил, что сброшенная на пол одежда и обувь исчезли. Мысленно подивившись оперативности домовиков, он направился было к дивану. Только сейчас Снейп заметил разведенный в камине огонь и сидящего в кресле человека.

— Альбус, — кивнул он гостю и, обреченно вздохнув, расположился в кресле напротив.

— Я здесь немного похозяйничал, — признался Дамблдор, подозрительно принюхиваясь к безумному коктейлю ароматов, исходящих от Снейпа. — Надеюсь, ты простишь мне эту бестактность. Просто интуиция подсказала мне, что тебе будет неприятно возиться с этими вещами.

— Спасибо, Альбус. Ваша интуиция оказалась на высоте. Как всегда, впрочем.

— Я частенько хожу вокруг да около и приближаюсь к сути дела неторопливо, но сегодня придется изменить собственным привычкам. Северус, я должен знать, что с тобой случилось. Где ты был?

Снейп скривился в вымученной улыбке.

— Скажем так, я получил предложение, от которого не смог отказаться.

— Ты был у Волдеморта? — Дамблдор изменился в лице. — Вы снова проговорили с ним всю ночь?

— Нет, Альбус, вы явно недооцениваете Темного Лорда: он не настолько болтлив. На разговор у нас ушло только полночи, а в оставшееся время мы с ним… как бы это лучше сказать… занимались любовью.

Дамблдор в недоумении хлопал глазами: он никак не ожидая услышать от Снейпа подобное признание.

— Довольно странная шутка, Северус. Ты не находишь?

— Шутка? — возмущенно переспросил Снейп. — Давайте договоримся, Альбус: я — рассказываю о своем ночном приключении и отвечаю на все ваши вопросы, а вы — сидите тихо и не перебиваете.

— Начинай, Северус. Я весь внимание.

Полчаса спустя Дамблдор поднялся с кресла, слишком возбужденный, чтобы сидеть на месте, и принялся мерить шагами гостиную.

После рассказа Снейпа в комнате повисла зловещая тишина. Старик лихорадочно подыскивал нужные слова и все никак не мог их найти. А Снейп безучастно смотрел на его перемещение по комнате и медленно приходил в себя.

— Даже представить не могу, как ты все это перенес… — срывающимся от волнения голосом признался Дамблдор, останавливаясь перед креслом Северуса. — Господи, что творилось в твоей душе…

— Альбус, мне будет проще говорить, если вы сядете. Спасибо. А теперь я попрошу вас об одной любезности: не надо лезть ко мне в душу. Сейчас там творится такое, что мне и самому противно. Знаю, что вы очень хотели бы помочь, но мне не нужны сейчас ни сочувствие, ни сопереживание, ни дружеские объятия, ни похлопывания по плечу. Я предлагаю вам другой сценарий нашей сегодняшней посиделки. Сейчас мы обсудим некоторые детали того, что произошло вчера и о чем я еще не успел вам рассказать. А когда мы это сделаем, вы дадите мне пару дней на то, чтобы я смог прийти в себя.

— Я согласен, Северус.

— Мне неловко обсуждать с вами некоторые вещи, Альбус, но, думаю, в данном случае это необходимо. Прежде всего потому, что сам я не могу дать этому никакого объяснения. Оргазма мы с Темным Лордом достигли почти в одно время. А вот дальше начались чудеса. Я полностью излился в него, но выйти не смог.

— Почему не смог? — с удивлением спросил Дамблдор.

— Потому, что меня не выпустили. Альбус, я наблюдал странное явление: его сперма изливалась совсем не так, как у меня или, скажем, у вас. Он содрогался, стонал, извивался, но сперма выделялась по чуть-чуть. И длилось это, как мне показалось, не менее десяти минут. Пока Темный Лорд испытывал столь затяжной оргазм, его ягодицы стиснули меня так, что помышлять об освобождении даже не стоило.

— То есть, кончив, ты находился в нем еще десять минут?

— Нет, Альбус, не десять. Даже после того как он полностью излился, мой член вынужден был оставаться в заложниках. Было ощущение, что ягодицы чем-то склеены, и выбраться оттуда, не порвав Темного Лорда, было просто невозможно.

Дамблдор потрясенно качал головой.

— Невероятно. Сколько же он продержал тебя и как ты освободился?

— Я проторчал в этой чертовой заднице больше получаса. Вы только представьте, Альбус: возбуждение прошло, к обоим вернулась способность анализировать и мыслить, а мы слеплены интимными местами, как сиамские близнецы.

— Мерлин, что же вы делали все это время?

— Что делали? — хмыкнул Снейп. — А чем, по-вашему, можно было заняться в нашей ситуации? Мы беседовали.

— Беседовали? — ахнул Даблдор, пряча глаза. — Господи, о чем?

— Обсудили, как все прошло. Я-то после того, как оттрахал его по полной программе, ожидал страшной кары. Но, оказалось, что Темный Лорд остался всем очень доволен. Он даже успокоил меня, сказав, что мое заточение в его заднице продлится меньше часа. Ягодицы просто разомкнутся, словно ничего и не было. Все так и случилось.

— Все это очень странно, — признался Дамблдор. — Я не большой специалист по размножению пресмыкающихся, но надо будет обязательно этот вопрос изучить. Ты сам рассказывал, что при прикосновении к коже Волдеморта чувствуются чешуйки. Процесс его слияния со змеей-хоркруксом идет уже давно, и он, видимо, необратим. Подозреваю, что такие странности в совокуплении — это тоже наследство Нагайны.

— Думаю, вы правы, Альбус, и ответ нужно искать в книгах по уходу за магическими существами. А теперь мы подошли к самому важному.

— Не томи, Северус. Что случилось с его магией?

— Темный Лорд потянулся к своей волшебной палочке, но еще какое-то время просто сидел, не пытаясь колдовать. Альбус, если бы вы только знали, как у меня чесались руки… Я не сомневался, что он на несколько дней стал сквибом. Подумать только: какой соблазн! Один взмах палочкой — и мир спасен от этого монстра. Один взмах — и наша затянувшаяся война закончена.

— Что же тебя удержало? — Дамблдор смотрел на Снейпа так, словно видел того впервые.

— Шрам. Шрам на голове вашего любимца, Альбус. Темный Лорд все равно бы вернулся — рано или поздно. И что за жизнь была бы у мальчишки? И как бы жили мы все, зная, что в любой момент глаза Поттера могут загореться красным огнем? Нет, Альбус, это не выход. Злу нельзя давать передышку — его следует рубить под корень.

— Я поступил бы точно так же, Северус. Но меня поразило другое: насколько же он тебе доверяет, если не испугался предстать перед своим слугой без магии!

— Я и сам удивляюсь. Возможно, в эту ночь я прошел свой главный экзамен на доверие. Но, Альбус, спешу вас расстроить: Темный Лорд в конце концов решился и направил палочку на свечу.

— Она загорелась?

— Нет, зажечь он ее не смог. Но фитиль задымился.

Дамблдор сидел как громом пораженный.

— Латентный создающий?! — его голос упал до шепота. — Но это невозможно!

— Увы. Похоже, наш самый страшный кошмар становится явью. Теперь необходимо думать о том, чем это может обернуться для магического мира и что нам следует предпринять.

— Как он отреагировал на эту новость?

— Темный Лорд ликовал. Его нисколько не напрягал тот факт, что из-за нашего сношения он ослаб, как младенец. Оставшиеся крупицы магии дают ему надежду на осуществление самой заветной мечты. Темный Лорд попросил меня как можно быстрее собраться и покинуть дом. Я даже вымыться не успел. Пока полностью не восстановится его магическая сила, Темный Лорд будет вынужден изолировать себя от многочисленных слуг. Он признался, что не может им доверять так, как мне.

— И у Волдеморта хватило сил на аппарацию?

— Нет, Альбус. Мы оба покинули этот дом с помощью портключей. Перед тем как проститься, он дал мне несколько поручений. Одно из них касается чистокровного создающего, которого мне следует отыскать в самое ближайшее время. А вот второе задание связано с Поттером. То, что случилось в Отделе Тайн, волновало не только вас, Альбус. Как выяснилось, это необычное слияние с Поттером не давало покоя и Темному Лорду. Он желает заполучить мальчишку немедленно и любой ценой.

— Заполучить, чтобы убить?

— Нет, Альбус. Чтобы изучить. Как подопытную крысу. Поимку Поттера Темный Лорд поручил самым надежным своим слугам, и возглавляет эту группу захвата его неистовая Беллатриса. Мне велено в это дело не вмешиваться, чтобы великий Альбус Дамблдор ни в чем не заподозрил своего профессора.

На лицо старика набежала тень.

— Только этого нам сейчас не хватало! — почти простонал он. — Нужно будет осторожно предупредить мальчика.

— И никаких каникул. Пусть сидит в Хогвартсе. Целее будет. Кстати, он не сдал мне зачет. Прекрасный повод оставить его в замке.

— Я даже не представляю, как сказать об этом Гарри. У него такие планы на каникулы: хотел отправиться в Нору, погостить в семье мисс Грейнджер, навестить Римуса.

— Планы, Альбус, тем и хороши, что их всегда можно поменять. А я в свою очередь постараюсь сделать все, чтобы мистеру Поттеру в каникулы не пришлось скучать.

"У страха глаза велики"

– 1 –

Нельзя сказать, что это была первая прогулка Гарри по опустевшему Хогвартсу. Нет, ночные вылазки приучили его и к пустым извилистым коридорам, и к тишине, окутывающей древний замок сразу после боя часов на башне. Сегодня же все было иначе: и мантия-невидимка не понадобилась, и солнце пока еще не спешило на заслуженный отдых, увлеченно раскрашивая серые каменные плиты золотыми бликами. Эта непозволительно рано наступившая тишина казалась Гарри пугающей, зловещей.

С опаской оглядевшись вокруг, он решил отложить прогулку до лучших времен и, развернувшись, почти побежал в сторону гриффиндорской башни. Увы, за первым же поворотом на его пути возникло знаменитое хогвартское (обычно труднопреодолимое) препятствие.

– Пивз? – удивленно воскликнул Гарри, разглядывая парящую прямо над его головой фигурку человечка. – Давно тебя не видели. Решил наконец-то выбраться из своего укрытия?

Пивз кивнул и шепотом осведомился:

– Уехали?

Гарри тоже кивнул и прошептал:

– Уехали.

– Замечательная новость!

Полтергейст произвел в воздухе пару кульбитов. Наблюдая за акробатическим этюдом, Гарри сам себе признался, что его-то как раз новость об опустевшем замке не радует. Он многое отдал бы сейчас за возможность очутиться в Хогвартс-экспрессе и, сидя в одном купе с друзьями, болтать о разных пустяках, строить планы на Рождество, любоваться меняющимся пейзажем за окном. Но вместо этого он, как бесприютная тень, бродит по извилистым коридорам, слушает ненавистную тишину и болтает с опальным полтергейстом.

– А близнецы Уизли? – взволнованно спросил Пивз. – Они тоже уехали?

– Эти-то как раз остались, – сказал Гарри и кивнул в сторону гриффиндорской башни. – Могу поспорить: они оба сейчас сидят в гостиной и наверняка опять ругаются.

– Ругаются? И что же они не поделили?

– Кто знает? – пожал плечами Гарри. – Они в последнее время только и делают, что ругаются.

* * *

Это была чистая правда. И если вначале, узнав, что близнецы тоже остаются на Рождество в Хогвартсе, Гарри обрадовался, то вскоре должен был признать: радость его была преждевременной. Как оказалось, Фред и Джордж, поглощенные собственными проблемами, почти никого не замечали. В последние дни братьев чаще всего можно было встретить в экспериментальной теплице. Незадолго до каникул Невилл и профессор Спраут вернули прежний вид и стеклянному дому, и четырем лианам, которым посчастливилось остаться в живых после расправы над их собратьями, учиненной по приказу Попечительского совета. Что понадобилось в этой теплице неугомонным гриффиндорским фантазерам, приходилось только догадываться.

* * *

– А ты сам-то куда собрался? – поинтересовался Пивз. – Это я к тому, что надо бы тебе в зеркало заглянуть, потому что выглядишь ты… неважно. Никак заболел?

– Здоров, – буркнул Гарри. – К Снейпу иду.

– Ааа, – понимающе протянул полтергейст, – к Снейпу. Тогда понятно. К нему только с такими лицами и ходят. Набедокурил что ли? Или выступил не по делу? У него с этим строго!

– Зачет завалил, – признался Гарри, неожиданно тронутый вниманием Пивза, обычно всегда равнодушного к студенческим проблемам. – Теперь вот из-за него все каникулы буду торчать здесь.

Несчастный вид Поттера и горечь, звучащая в его голосе, пробудили сочувствие даже в шкодливом полтергейсте.

– Ты это, Поттер, не кисни. Выше нос! Подумаешь, в замке оставили! Да мы тут с тобой и близнецами такое Рождество отгрохаем! Нам все еще завидовать будут, когда вернутся.

Гарри возвел глаза к потолку, невольно представив себе, какой праздник запросто могли бы устроить Фред и Джордж, имея такого готового на любые пакости помощника. Мерлин, спаси и сохрани Хогвартс и его обитателей!

– Даже не сомневаюсь, что вам это по плечу, – хихикнул Гарри. – Давай повеселимся на славу. И пусть завидуют те, кто вернутся после каникул. Если, конечно, им будет куда возвращаться. Все, Пивз, пока, опаздываю!

Гарри развернулся и побежал в сторону подземелий. Полтергейст догнал его почти у самой лестницы.

– Я это… чего хотел-то, Поттер… Если тебе нужна помощь на этом твоем зачете, ты только скажи. Я и доспехи в коридорах свалить могу, и шкаф какой-нибудь подпалить, и холл затопить. Запросто. Пока твой Снейп будет порядок наводить да разбираться, ты и списать успеешь, и в книжке какой-нибудь умной ответ подсмотреть. Так что, если надо, обращайся.

Едва узнавая в любезном и предупредительном человечке, парящем под потолком, ненавистного всем студентам хулигана и проказника Пивза, Гарри обещал подумать над сделанными ему предложениями. Еле сдерживая рвущийся наружу смех, он приветливо махнул полтергейсту рукой и почти скатился по лестнице вниз.

– Подумать только: все праздники проторчать в пустом замке из-за какого-то патлатого слизеринского вампира! Уму непостижимо! Вот ведь не везет так не везет. – Проводив сочувственным взглядом Поттера, Пивз развернулся и, что-то бубня себе под нос, взял курс на гриффиндорскую башню.

– 2 –

Полчаса спустя профессор ЗОТИ Северус Снейп удовлетворенно кивнул раскрасневшемуся студенту, сидящему напротив него.

– Что же, мистер Поттер, весьма и весьма неплохо. Будем считать, что теоретическую часть зачета вы мне сдали.

– В этом не было необходимости, сэр, – поспешно выпалил Гарри, но, заметив гневные искры в глазах Снейпа, попробовал исправить собственную оплошность: – Просто я имел в виду, что сдал вам теорию раньше. Ни в тесте, ни в устном опросе ошибок я не допустил.

– Мистер Поттер, – судя по вкрадчивому тону и сердитому прищуру черных глаз, оплошность все-таки посчитали дерзостью, – решение о том, что является необходимостью, а что таковой не является, и ныне, и впредь я бы предпочел принимать самостоятельно – без советников. Это ясно?

Гарри резко выдохнул, сердито поджал губы, но вынужден был согласиться с навязанными условиями игры.

– Прошу прощения, сэр. Мне все ясно.

– Так-то лучше, мистер Поттер. На сегодня все. Возвращайтесь к себе и хорошо подготовьтесь к практическому испытанию. Завтра у вас появится возможность взять реванш в поединке с боггартом. Даю вам сутки, чтобы подготовить оружие: отточить иронию, освежить в памяти образы, когда-либо вызывавшие у вас смех. Завтра продолжим. Время и кабинет – прежние. – Снейп поднялся из-за стола. – Не смею вас более задерживать, Поттер.

Но уходить Гарри почему-то не спешил. Он вслед за Снейпом поднялся со своего стула и теперь неловко переминался с ноги на ногу, не зная, как лучше сформулировать просьбу.

– Что-то еще, мистер Поттер?

– Да, сэр, – Гарри нервно сглотнул. – Не могли бы вы позволить мне пройти испытание с боггартом сегодня?

Левая бровь Снейпа изогнулась ироническим полумесяцем и почти сразу вернулась в исходное положение.

– К чему такая спешка, Поттер? У вас все каникулы впереди – еще успеете поразить меня своим потрясающим чувством юмора и порвете боггарта в клочья. Можно, конечно, было бы попробовать и сегодня, но нет. Судя же по выражению лица, у вас не тот настрой.

– И все-таки, сэр, я прошу вас дать мне шанс сегодня. Пожалуйста.

– Целеустремленность и настойчивость в человеке – качества, безусловно, замечательные. Но вы не подумали о том, что спешка может привести еще к одному фиаско. А вот тогда, зная ваше самолюбие…

– Я буду очень стараться, сэр, – поторопился заверить Гарри. – Ведь если мне удастся расправиться с боггартом сегодня, я успею отпраздновать Рождество с друзьями в Норе.

Гарри показалось, что в глазах Снейпа мелькнуло удивление.

– «С друзьями», значит, – едва слышно повторил он и, немного подумав, поинтересовался: – А скажите-ка мне, Поттер, не разговаривал ли с вами на эту тему профессор Дамблдор?

– Нет, сэр, – Гарри недоуменно пожал плечами. – А должен был?

Снейп не ответил. Еще раз окинув взглядом взлохмаченного и раскрасневшегося Поттера, прочитав в его глазах решимость и нетерпение, он наконец кивнул.

– Воля ваша. Желаете повоевать с собственными страхами прямо сейчас – извольте. Боггарт заперт в сундуке. Сундук – в соседней комнате. Поттер, что такое? Вы бледнеете на глазах. Вам нехорошо?

– Нет, все в порядке, сэр. Я готов! – Создавалось впечатление, что Гарри не столько хочет заверить в этом Снейпа, сколько убедить самого себя. – Только… у меня…

– Что вы там мямлите? Не слышу, Поттер.

– Сэр, я знаю, что существует правило… Если студент не желает никому показывать своего боггарта, то во время экзамена или зачета он может остаться с ним наедине. Я прошу вас позволить мне зайти в ту комнату одному.

За пять с половиной лет Гарри неплохо изучил мимику этого противоречивого человека. Ну, конечно, Снейп удивлен. Неприятно удивлен. И, похоже, даже не собирается этого скрывать.

– Такое правило, действительно, есть. Только вот я не припомню, чтобы кто-то из студентов пользовался им. По крайней мере, на моем веку такого точно не было. Скорее, наоборот: сдающие зачет всегда не против, чтобы преподаватель их подстраховал. Так, на всякий случай. Но, признаюсь, вы, мистер Поттер, здорово меня заинтриговали.

– Так вы позволите, сэр?

– Я не вправе отказать вам в законной просьбе, Поттер. Но все-таки обещайте: если что-то пойдет не так… Я бы, скажем, мог зайти в комнату минут через пять, если к этому времени вы не появитесь сами.

– Благодарю вас, сэр, но вынужден отказаться. Даже если я вновь буду парализован страхом, боггарт не сможет держать меня в этом состоянии больше десяти минут. Кстати, так было и во время зачета: вдоволь наигравшись, он просто вернулся в свое дупло. А я… Да ладно, чего уж там! Так что, если я вновь не совладаю с ним, меня лишь ждет очередная десятиминутная встреча с моим персональным ужасом. – Гарри невесело усмехнулся. – Уже можно зайти в комнату, сэр?

Вместо ответа Снейп подошел к двери, в которую так настойчиво рвался его упрямый студент.

– Похоже, вы просто не отдаете себе отчета о всех возможных последствиях такой, как вы выразились, «десятиминутной встречи». Это время полной дезориентации и восприятия жуткой иллюзии как реальности. Такие «свидания» никогда не проходят бесследно, мистер Поттер. Зачем вам это нужно? Соглашайтесь на мою помощь через пять минут. Снова нет? Какой же вы упрямец, Поттер! Ну тогда отправляйтесь на штурм сундука и задайте жару своему боггарту.

Снейп отошел в сторону, освобождая дорогу для Гарри. Впустив гостя, тяжелая дверь захлопнулась. Рука профессора потянулась к полке с песочными часами и резко перевернула их, предоставив право бесчисленным песчинкам отмерять время начавшегося за дверью поединка.

* * *

Не отрывая взгляда от тонкого песочного ручейка, Снейп почти не сомневался, что и сегодня Поттеру не удастся одолеть своего боггарта.

Было в его лице что-то такое… Ну не ходят с такими лицами на боггартов! Вот если бы на Волдеморта – тогда в самый раз, а так…

Попеременно глядя то на каминные часы, то на песочный поток, перетекающий из одной колбы в другую, Снейп отсчитывал бегущие секунды и ругал себя. Ругал за то, что не смог убедить упрямца, не вытянул из него информацию об образе, так напугавшем его во время зачета. Правда, несложно было догадаться, что в случае с Поттером речь шла вовсе не пауках и вампирах. Время, когда вся эта детская чушь могла бы лишить его самообладания, давным-давно прошло.

Так кто же тогда так напугал этого шестнадцатилетнего мальчишку, видевшего смерть и терявшего самых близких людей?

Кто, Поттер? Кто явился тебе в том лабиринте? Кто вылез сейчас, когда со скрипом поднялась крышка старого сундука? Чей облик способен лишить тебя хладнокровия и выбить почву из-под ног?

Четыре минуты... Уже четыре минуты. Что же ты медлишь? К этому времени твои друзья уже расправились бы со своими кошмарами. Нашли бы в себе силы и обратили пресловутую угрозу в фарс. А ты?

Пять минут... Это никуда не годится. Все. Время вышло. Твоя вторая попытка вновь результатов не принесла. Почему? Неужели это так сложно, Поттер? Ну обрядил бы свой страх в какие-нибудь дурацкие одежды, нацепил бы клоунский колпак и красный нос. Что же ты?

Шесть с половиной минут... Все, хватит. Выходи оттуда, Поттер! Кричать без толку, ты не услышишь. Загадочный кошмар вновь поработил твое сознание.

Семь минут... Семь с половиной... Не нужно было давать это чертово слово!

Восемь с половиной... Кто вообще придумал это идиотское правило невмешательства?

Девять минут... Выходи, немедленно выходи, упрямый ты осел!

Песчаный ручеек в часах иссяк. Вместе с ним закончилась жизнь зловредного маленького боггарта. Он ушел в небытие победителем, оставив поверженного мага наедине с воспоминаниями о пережитом ужасе.

Снейп быстро пересек кабинет, открыл дверь и зашел в комнату. Сундук стоял на прежнем месте. Распахнутая крышка, словно поднятые руки преступника, свидетельствовала о том, что опасность миновала. Гарри сидел на полу и даже не обернулся на звук отрывшейся двери.

– Поттер, – начал было Снейп, но сразу осекся: взгляд, которым его наградил Гарри, на корню пресек все попытки уязвить или упрекнуть.

– Я пойду, сэр, – раздался в тишине его охрипший голос. Щеки Гарри пылали, обуздать учащенное дыхание ему никак не удавалось.

Почему голос охрип? Выходит, он кричал? Чертова дверь! Ни звука не пропустила. Отпускать его в таком состоянии в опустевшую факультетскую башню было бы верхом легкомыслия.

– Вот видите, Поттер, ваша самоуверенность до добра…

– Прошу прощения сэр, что перебиваю, но позвольте мне уйти. Просто уйти. Я вернусь. Завтра.

– Но вы же настояли на том, чтобы сдать зачет именно сегодня. Хотели успеть…

– Сэр, – в голосе Гарри слышалась невероятная усталость, – я знаю все, что вы мне сейчас скажете. И то, что я снова не сдал зачет, и то, что я переоценил свои силы. Что я самонадеянный тупой болван, не способный обуздать собственные страхи. – Неожиданно он резко смолк и вновь поднял глаза на Снейпа. – Вы ведь это хотели мне сказать, сэр? А теперь вы позволите мне уйти?

– Все? Сеанс самобичевания закончился? – Снейп дождался неуверенного кивка и предложил: – А теперь взгляните на дверь: она открыта. Но прежде чем вы отправитесь к себе и смените самобичевание самоедством, я вновь предлагаю вам свою помощь. Мы могли бы сейчас вернуться в кабинет и просто поговорить о преследующем вас ужасе. Поверьте, Поттер, тактику защиты лучше готовить с кем-нибудь сообща.

Гарри поднялся с пола и, опустив голову, неожиданно признался:

– Я не могу говорить об этом. С вами – не могу. Особенно с вами.

– Вот как? Уж не я ли появился сегодня из этого сундука?

Лицо Гарри коснулось слабое подобие улыбки.

– Увы, сэр.

– Увы? Вы как будто жалеете об этом.

– Конечно, жалею. Уж с вами бы я как-нибудь справился. По крайней мере, с тем, что вышел бы из сундука.

– Ну разве с тем, что из сундука… – кивнул Снейп. – Ладно, мистер Поттер, желаете потомиться, пострадать до завтра – не смею вам мешать. Но прежде чем вы покинете эту комнату, я хочу дать вам один совет: не стоит обольщаться и планировать Рождество в кругу друзей. Подозреваю, что вам придется задержаться в замке, даже если удастся справиться с очередным боггартом в самое ближайшее время.

– Но почему?! В чем еще я провинился перед вами?

– Речь не о вашей вине, Поттер. Будет лучше, если вы поговорите на эту тему с директором. Он сможет ответить на все вопросы. А я жду вас завтра. И смотрите там, не наделайте глупостей.

* * *

Горечь от позорного провала на зачете сейчас ушла на второй план. Гарри уже мысленно смирился с тем, что задержится в замке еще немного. Но весть о том, что в одночасье могут рухнуть сразу все планы на Рождество, вызвала неприятный холодок в груди.

Конечно, все это еще не точно, но ведь Снейп зря языком трепать не будет. Значит, слышал что-то от Дамблдора. В любом случае, стоит поспешить, пока еще не поздно. Если не поздно…

От волнения ничего не видя перед собой, Гарри почти бежал по коридорам к директорскому кабинету. Видит Мерлин, меньше всего в эту минуту он желал еще одной беседы с этим существом. Но, похоже, «это существо» в данный момент изнывало от отсутствия компании и собеседников. А на безрыбье, как известно…

– Ну что, отстрелялся? – Пивз спикировал сверху прямо к Гарри и завис в метре от его лица. Вместо ответа тот лишь скривился и горестно вздохнул. Похоже, полтергейст даже не удивился. – Ясно. А ты чего хотел? От Снейпа отделаться непросто. Этот слизеринский вампир еще попьет твоей кровушки!

– Скажешь тоже, вампир! – хихикнул Гарри.

– А что, не похож?

– Что-то, конечно, есть. Но сегодня я сам дал маху – Снейп не виноват.

– Бывааает, – понимающе протянул Пивз. – Исправишь, куда ты денешься!

– Эх, мне бы твою уверенность. Ну да ладно. По крайней мере так просто я Снейпу не сдамся. Ну а ты-то что торчишь в этом коридоре? Так и не нашел близнецов?

Казалось, что от возмущения Пивз сейчас лопнет.

– Это я-то не нашел?! Ну ты даешь, Поттер! Чтобы Пивз! – и кого-то не нашел! Да когда такое бывало?

– Ну, извини. Я и не подозревал, что имею дело с гением хогвартского сыска.

– А что? Мне нравится! – просиял Пивз, прокрутил в воздухе пару пируэтов, а потом, смакуя каждое слово, повторил: – «Гений. Хогвартского. Сыска». Здорово! Я запомню. А в коридоре я торчу не просто так. Я снова на посту. Охраняю вот этот кабинет от посторонних.

– От кого? – переспросил Гарри. – Да во всем замке ни одной живой души.

– Ну и что? Приказы не обсуждаются. Но тебе так и быть, скажу. В кабинете проходит тестирование. Моя задача обеспечить это… ну как его… во, вспомнил: «чистоту эксперимента».

– Любопытно. Что же это за эксперимент и кто его проводит?

Пивз оглянулся по сторонам и заговорщицки прошептал:

– В кабинете Уизли тестируют Филча.

– Филча? Уизли? – Гарри вытаращил глаза. – Он что, под Империо?

– Скажешь тоже! Под Империо! – смех Пивза напоминал довольно звучное хрюканье. – Сам пошел. Как миленький.

– Верится с трудом. И что это за тест?

– Не знаю, Поттер. Точнее, пока не знаю. Известно только, что все это очень серьезно. В кабинете, кроме близнецов, торчат еще и Слагхорн с Макгонагалл.

– Ого! Ладно, не буду им мешать. Гарри отсалютовал дозорному полтергейсту и двинулся к директорскому кабинету.

– А ты никак к Дамблдору собрался? – крикнул ему в спину Пивз. – Ну что же, иди-иди. Надеюсь, тебе известен новый пароль? А то прежний этот старый обжора сменил еще вчера.

– Снова? – неприятно удивился Гарри. – Ну и как, спрашивается, мне теперь попасть в его кабинет?

– Эх, – вздохнул полтергейст, старательно разыгрывая досаду, – и что бы вы все делали без старины Пивза? Шепни горгулье одно заветное словечко – «Рафаэлло», и каменная уродина уйдет с твоего пути.

– Надо же! Рафаэлло, – улыбнулся Гарри. – Нет, Дамблдор просто неисправим. Спасибо.

– Да ладно, чего уж там, – засмущался полтергейст. – Пользуйтесь, пока я добрый. Уже недолго осталось, – хихикнул Пивз, глядя вслед удаляющемуся Гарри.

– 3 –

Пивз не обманул: новый пароль легко открыл путь во владения Дамблдора. Поднявшись по винтовой лестнице, Гарри уже приготовился постучать в дверь, когда из кабинета до него донеслись приглушенные голоса. То и дело слышались раскаты незнакомого могучего хохота, восклицания и веселый смех. Конечно, правильней было бы уйти и не мешать директору и его гостям. Но мысль о том, что целую ночь придется ворочаться на кровати и страдать от неизвестности, придала Гарри решительности – он уверенно и громко постучал в дверь.

Визит незваного гостя нисколько не смутил разрумянившегося и очень довольного Дамблдора.

– Гарри! – воскликнул он. – Какой приятный сюрприз! А ну-ка, давай проходи. Ты как раз к чаю. – Он заботливо приобнял смущенного Гарри и шепнул ему на ухо: – Пожалуйста, не стесняйся. У меня в гостях замечательные люди, и ты в этом скоро убедишься. Друзья мои! – Дамблдор обратился к парочке стариков, удобно развалившихся в креслах у камина. – Прервите на минуту свою увлекательную беседу и взгляните на этого замечательного молодого человека. Знакомьтесь: Гарри Поттер. Прошу любить и жаловать.

Беседа, как по волшебству, прекратилась, и незнакомцы в креслах – два почтенных бородатых старца – разом обернулись, чтобы посмотреть на нового гостя. Гарри улыбнулся и бросил приветливый взгляд на старика, сидящего слева от него. В тот же миг улыбка исчезла с лица, уступив место сначала удивлению, а чуть позже испугу. То, что обычно жизнь волшебников длиннее жизни магглов, ни для кого не было секретом. За пять лет, проведенных в магическом мире, Гарри повидал немало стариков, живущих свой второй век. Но чтобы такого…

Бесчисленные морщины избороздили тело незнакомца. Черты его лица почти бесследно исчезли под их безжалостным натиском. Глубокие и плотные, они походили на внезапно застывшие морские волны. И лишь два небесно-голубых глаза поблескивали из-под нависших бровей и из последних сил сопротивлялись стремительному наступлению все новых и новых кожных складок. Густая белая грива жестких волос да курчавая борода живописно дополняли картину «разыгравшегося шторма», напоминая морскую пену.

Про себя Гарри сразу окрестил этого старика «человеком-океаном». Он смотрел на сидящего в кресле незнакомца с каким-то благоговейным ужасом. Казалось, этот человек попал в хогвартский кабинет совсем из другой эпохи – непостижимо далекой не только для него, совсем юного, шестнадцатилетнего, но даже для старого мудрого Дамблдора и его второго гостя, с интересом разглядывающего Гарри. В присутствии «человека-океана» было сложно что-либо сказать, сделать шаг, да и просто дышать и смотреть. Руку, которую Гарри собирался протянуть для приветствия, сейчас словно парализовало, от волнения исчез голос и пересохло в горле.

Сколько же лет этому таинственному человеку? Почему так тревожно рядом с ним? Загадочный, как сфинкс. Древний и непостижимо-глубокий, как океан.

Из задумчивого состояния Гарри вывел настойчивый (и уже не первый) призыв Дамблдора. Гарри очнулся и смущенно ойкнул. Затем, едва преодолев неловкость и смущение, он буквально заставил себя шагнуть к креслу и протянуть заметно дрожащую руку «человеку-океану».

– Я Гарри Поттер, сэр. Рад познакомиться с вами.

Старик в ответ сдержанно улыбнулся и, взяв в ладони руку юноши, крепко пожал ее. Гари от неожиданности вздрогнул: морщинистая кожа была похожа на высохшую кору старого дерева.

– Наконец-то мне выпала честь самолично поприветствовать доблестного отрока, который, рискуя собственной жизнью, однажды спас мое самое главное изобретение.

Гарри недоумевающее вытаращился на старика, лихорадочно собирая в голове фрагменты загадочного пазла: «самолично», «доблестный отрок», «выпала честь»… И о каком изобретении идет речь? Ответ пока еще неопознанной птицей бился в голове.

Сейчас… сейчас он ухватит ее за хвост…

– Ну что же ты, Гарри? – начал было Дамблдор.

– Все нормально, Альбус, – складки на лице «человека-океана» пришли в движение – он ласково улыбнулся. – Малыш просто растерян.

– И в этом нет ничего удивительного, – внезапно вмешался в разговор второй гость Дамблдора – старик с сильно обветренным лицом и неопрятными серыми космами. – Когда еще увидишь в двух шагах от себя такую старую развалину? – Откинувшись на спинку кресла, он добродушно подмигнул Гарри и громко захохотал над собственной шуткой.

– Значит, «старую развалину»? – разыгрывая возмущение, но так и не совладав с задержавшейся на его лице улыбкой, уточнил «человек-океан». – Тогда уж позволь напомнить, Флибустьер, что ты тоже давно уже не мальчик. – Не обращая больше внимания на недовольно бурчащего «не мальчика», старик посмотрел на Гарри. Взгляд его голубых глаз скользнул по напряженному лицу мальчика, коснулся знакомого всему магическому миру шрама и задержался на зеленых глазах, полных необъяснимой тревоги. – Рад познакомиться с вами, Гарри Поттер. Ну а я старинный друг Альбуса Дамблдора – Николас Фламель.

В первую минуту показалось, что от удивления Гарри разучился дышать. Какое-то время он просто беззастенчиво таращился на легендарного алхимика-долгожителя, а затем, словно требуя подтверждения услышанному, метнул взгляд в сторону Дамблдора. Ответом ему послужил уверенный кивок и ослепительная улыбка директора, свидетельствующая, что он чрезвычайно доволен эффектом, произведенным на Гарри.

– Николас Фламель, – потрясенно повторил Гарри. – Просто невероятно. Я… много о вас слышал, сэр. И читал тоже. Я… рад. Очень, сэр.

– Так вот вы какой, мистер Поттер! Отважный защитник философского камня, – Фламель понимающе улыбался, видя перепуганное лицо Гарри. – Ну же, мой милый, возьмите себя в руки. Я не кусаюсь. Вот что… садитесь-ка в это кресло, поближе ко мне, и внесите наконец свежие нотки в наше старческое брюзжание.

Все еще не избавившись от смущения, Гарри послушно опустился в указанное кресло, но почти сразу вспомнил, что забыл поприветствовать еще одного человека.

– Прошу прощения, сэр, – порывисто поднявшись, обратился он к косматому старику и пожал протянутую ему руку, – я Гарри…

– Да уж слышал, – ворчливо перебил его незнакомец. – Кто же не знает Гарри Поттера? Ну а меня зови просто Флибустьер. И без всяких там сэров, понял. Не люблю я это.

– Флибустьер? – удивленно переспросил Гарри. – Вы, и правда, морской разбойник?

Дамблдор и оба его гостя смеялись громко и, что называется, от души. Донельзя смущенный молодой человек разглядывал тем временем лица хохочущих стариков. Морщинистые, с кустиками седых бровей, с серебряными каскадами усов, теряющихся в длинных бородах. И только сейчас Гарри понял, что не давало ему покоя с той минуты, когда он оглядел всю троицу почтенных старцев – у всех троих глаза были одинакового, небесно-голубого цвета.

Смех помог разрядить обстановку, и напряжение Гарри слабело с каждой минутой. Он и сам не заметил, как удобно расположился в кресле напротив Николаса Фламеля, как слушал объяснения Дамблдора того факта, что Флибустьер, хоть и именует себя разбойником, по сути таковым вовсе не является. А потом в руках собравшихся задымились чашки горячего чая, а на тарелках то и дело появлялись все новые и новые угощения из неиссякаемого личного запаса сладостей Альбуса Дамблдора.

Несколько часов спустя, возвращаясь в гриффиндрскую башню, Гарри признался себе, что этот вечер, проведенный с радушным Даблдором, таинственным мистером Фламелем и громкоголосым Флибустьером, без сомнения, запомнится надолго и пополнит небогатую копилку его персональных счастливых воспоминаний. Да и могло ли быть иначе, если в течение нескольких часов он слушал чудесные истории неожиданно разоткровенничавшихся старцев об их школьных весьма сомнительных подвигах, о приключениях в период ученичества у известных магов-мастеров. Тогда все трое были столь же юными и неугомонными, как их сегодняшний шестнадцатилетний слушатель, едва ли не с таким же постоянством, как он, влипали в неприятности, получали наказания, портили зелья. А еще дружили, влюблялись, не спали ночами, защищали честь на магических дуэлях, писали стихи…

Забыв о цели своего визита, Гарри удобно развалился в кресле и смотрел на всех троих старцев почти влюбленными глазами. В эту минуту ему казалось, что никогда еще он не слышал истории смешнее той, что рассказывал сейчас Флибустьер о собственном неудачном опыте первого ухаживания за девушкой. Никогда и никого еще не слушал с таким трепетом, как мистера Фламеля – этого непостижимо-загадочного человека, живущего на земле уже седьмое столетие.

Одно лишь показалось немного странным – тем более что никто из стариков не пожелал прояснить ситуацию. Еще только появившись в круглом кабинете, Гарри был нимало смущен повышенным интересом этих людей к его глазам. Правда, за годы, проведенные в Хогвартсе, пришлось привыкнуть к тому, что каждый знавший его мать считал своим долгом напомнить ее чудом спасшемуся сыну, чьи глаза он унаследовал. Но эти нежащиеся у камина старики уж точно никогда не видели Лили Поттер. Тогда что же их так заинтересовало?

Словно забыв на время о хороших манерах, все трое, то и дело переходя на шепот, позволили себе говорить какими-то загадками. И их совершенно не смущал факт присутствия в кабинете еще одного человека, в разговор не вовлеченного. Гарри тревожно переводил взгляд с одного на другого, но о чем-либо спрашивать их почему-то не решался. Хотел, конечно, но робел. И все-таки шепот, пусть и совсем тихий, позволил понять, что старики обсуждают необычный цвет его глаз.

Наконец, не выдержав, Гарри выразительно закашлял. Три пары одинаковых небесно-голубых глаз растерянно уставились на забытого мальчика. Таинственный шепот и разговоры стихли как по мановению волшебной палочки. «Человек-океан» задумчиво заглянул в глаза Гарри и неожиданно спросил:

– Кто же ты такой, мальчик?

Гарри не сразу нашелся, что ответить. Он уже подумал было о старческом склерозе, который вполне объяснил бы этот странный вопрос. Но взгляд легендарного долгожителя устремился куда-то сквозь мальчика, словно бы параллельно Фламель вел разговор с каким-то невидимым собеседником.

– Я? – скрыть обиду в голосе не удалось. – Я Гарри Поттер, сэр.

– Да, конечно же, – спохватился Фламель и виновато улыбнулся. – Прости нас, малыш. Мы тут с друзьями увлеклись, заболтались. Скоро ты поймешь, что иногда случаются довольно странные совпадения. Дело в том, что твои глаза…

– Николас, не надо. Прошу тебя! – Дамблдор мягко, но решительно остановил Фламеля. Это встревожило Гарри.

– Что не так с моими глазами? – требуя ответа, он окинул взглядом всех присутствующих.

– Не так? – переспросил молчавший до этого Флибустьер. – Да что ты, мальчик? У тебя самые красивые глаза на свете. Улыбка у этого старого любителя путешествий и пронизывающих морских ветров была удивительная: она требовала незамедлительной ответной реакции у всех присутствующих.

Устоять удалось лишь Дамблдору – во взгляде директора, брошенном на Флибустьера, читалась тревога и предупреждение, но тот либо не заметил директорского взгляда, либо сделал вид, что не заметил.

– Скажу тебе по секрету, мальчики-маги с такими глазками рождаются ой как редко.

– Разве? – Гарри изумленно поднял брови. – У нас в Хогвартсе, сэр, много зеленоглазых магов.

– Зеленоглазых – вполне возможно, – кивнул Флибустьер. – Но оттенков у этого цвета немало. Ну что ты на меня так смотришь, Альбус? А то твой Гарри этого не знает? Я, мальчик, говорю об изумрудном цвете. Как у тебя.

– И что из этого следует, сэр? – насторожился Гарри. Но ответить Флибустьеру не дали.

– А из этого следует, – бесцеремонно вмешался в разговор Дамблдор, – что тебе, мой дорогой, пора возвращаться к себе. Ты уж прости: у меня с друзьями впереди довольно серьезная беседа, и она, увы, не предназначена…

– Я понял, господин директор, – перебил его Гарри, поспешно вскакивая с кресла. – Не смею мешать вашему разговору.

Прощаясь с Гарри, Николас Фламель пригласил его в свой дом, обещая показать «малышу» лабораторию, в которой был получен знаменитый философский камень, и познакомить его с хозяйкой дома и их уникальной собакой-долгожителем. Флибустьер прощаться не стал. Он сообщил, что на время каникул задержится в Хогвартсе и будет рад, если Гарри найдет в своем плотном графике свободное время: покажет «старику» окрестные красоты и познакомит его с местными достопримечательностями.

Дамблдор неожиданно вызвался проводить Гарри до горгульи. Как только дверь кабинета закрылась, последовал вопрос:

– Что тебя тревожит, мой мальчик?

– Сэр, – Гарри заметно волновался, ибо в эту минуту, возможно, решалась судьба его зимних каникул, – я бы хотел провести праздничные дни не в замке. Зачет по ЗОТИ я постараюсь сдать – там осталась только практическая часть. Очень бы хотелось после этого отправиться в Нору. Дело в том, что я получил приглашение…

– От семьи Уизли, от родителей мисс Грейнджер и мистера Финнигана, – принялся перечислят Дамблдор, неприятно поразив Гарри своей осведомленностью, – и даже от бабушки Невилла Лонгботтома. Я никого не забыл? – в голубых глазах, обращенных на мальчика, играли веселые чертики.

– Нннет… Но откуда все это… Хотя я уже ничему не удивляюсь, сэр: вы каким-то образом всегда в курсе моих дел.

– Верно, всегда в курсе, – кивнул Дамблдор. – Просто повторю то, что говорил уже не раз: ты очень дорог мне, Гарри, и поэтому мне так важно знать все, что с тобой происходит. – Они спустились по лестнице в коридор и остановились перед грозным изваянием горгульи. Внимательно оглядевшись и убедившись, что в коридоре никого нет, Дамблдор продолжил: – Ты немного поспешил. Дело в том, что завтра я сам хотел поговорить с тобой о каникулах.

– Так мне можно будет отправиться в Но.., – не было никакого смысла продолжать дальше. Ответ красноречиво был написан на морщинистом лице. «Нет!» – безмолвно говорили крепко сжатые губы Дамблдора. «Увы!» – сочувственно поблескивали его глаза.

Конечно, сразу же были получены необходимые разъяснения. Гарри покорно слушал, но ничего не слышал. Странно, но желание возмутиться, требовать, спорить даже не возникло. Видимо, свою способность гневаться на Дамблдора он потерял год назад, когда за час наговорил старику столько дерзостей, что, казалось, превысил их лимит на всю оставшуюся жизнь. После событий в Отделе Тайн детская безоговорочная вера в его всеведение и мудрость пошатнулась было, но все-таки устояла. Когда гнев перестал душить и вернулась способность анализировать и мыслить, Гарри понял, что дорога, на которую он ступил пять лет назад, на самом деле была куда сложнее и запутаннее, чем ему казалось ранее. Учитывая же, сколько всего еще предстоит и как мало он обо всем этом знает, Дамблдору суждено сыграть не столько роль спутника, сколько поводыря, ибо маршрут и конечную цель он, очевидно, знал лучше. С каждым их совместным шагом неизвестности становилось все меньше, но в одночасье разгонять туман загадочности и неопределенности Дамблдор не спешил – видимо, это просто были не его методы. Нельзя сказать, что Гарри был от них в восторге, но со временем смирился с такой порционной подачей всего, что известно его мудрому поводырю.

К чести Дамблдора, надо признать, что тот никогда не скрывал от своего юного спутника того, что жертвы на таком пути неизбежны. Разные жертвы – от мелких неудобств и уступок до невосполнимых потерь, выбивающих твердь из-под ног. И что, в сущности, значит просьба пожертвовать рождественскими каникулами после всех тех утрат, которые пришлось пережить и снова двинуться в путь? Стоит ли так убиваться? Особенно, когда подобная просьба продиктована соображениями твоей собственной безопасности. На этом очередная «порция» правды закончилась. И хотя Гарри не отказался бы от «добавки», подобное баловство в планы Дамблдора не входило. А потому пришлось довольствоваться лишь скупыми сведениями о том, что Волдеморту порядком надоело временное затишье после событий в министерстве, и он открыл очередной сезон охоты на Гарри Поттера.

Дамблдор, как всегда, оказался прав: подставлять под удар друзей и их семьи захотел бы разве что сумасшедший. А Гарри не такой. Он все понимает. Прекрасно понимает. И поэтому проведет каникулы в Хогвартсе. Не станет бродить по его окрестностям без надежного провожатого и обязательно найдет способ себя занять и развлечь. Все так и будет, господин директор!.. Какие могут быть обиды, господин директор?... Слезы?.. Нет, это вам показалось… Что-то в глаз попало... Да, сэр, все верно: глаза нужно беречь... Обязательно... И вам доброй ночи, господин директор.

– 4 –

– Привет, – Гарри кивнул близнецам Уизли, греющим бока у камина в гостиной, и устремился к лестнице, ведущей в спальню.

Судя по пунцовым пятнам на щеках, братья снова что-то не поделили, и его возвращение прервало словесную баталию.

– И тебе привет, – отозвались Уизли, а Джорд, поднявшись из кресла, неожиданно преградил дорогу.

– Ты такой злой из-за того, что опять зачет завалил? Да, мы в курсе. Пивз все рассказал.

– Кто бы сомневался, – буркнул Гарри. – Трепло летающее.

– Ну что ты от него хочешь? Он же всего-навсего полтергейст, – отозвался с кресла Фред.

Тем временем Джорд, вглядевшись в лицо Гарри, хмуро спросил:

– Ты что, плакал? Это из-за Снейпа?

– Нет, – отрезал Гарри. – И давайте закроем тему моего зачета. Никуда не денусь – сдам.

– Как скажешь, друг, – поспешно согласился Джордж, – но если будет нужна наша помощь, только скажи…

– Непременно, – кивнул Гарри и ухмыльнулся: – Пивз сегодня тоже набивался ко мне в помощники. Я, естественно, отказался.

– И к тебе тоже? – удивленно переспросил Фред. – Но в любом случае ты правильно сделал, что отказался. Благие намерения Пивза чаще всего стоят Гриффиндору потерянных баллов. Это он от скуки всем в помощники навязывается.

– Раньше мы за ним такого не замечали.

– Все меняется в этой жизни, – философски подытожил Джордж. Он дружески приобнял Гарри и попросил: – Задержись в гостиной еще на полчасика. Есть серьезный разговор.

* * *

– Здорово! – воскликнул Гарри четверть часа спустя.

Все это время они втроем беседовали о новом научном проекте близнецов. Фред и Джордж поделились некоторыми своими задумками, попросив приятеля до поры до времени держать язык за зубами.

– Конечно, – охотно согласился тот. – Но вы молодцы. Только бы все прошло успешно. И как вам только удалось уговорить Филча?

– Когда старик понял, как круто может измениться жизнь, если у нас все получится, он согласился без каких-либо условий. Ну и, конечно, кураторство сразу трех профессоров сыграло свою роль, – разъяснил Фред.

– Видел бы ты его! – хмыкнул Джордж. – Волновался, конечно, ужасно, но виду не подавал. Весь такой из себя важный. Грудь – колесом. И куда только делись его сварливость и вредность?

– Все понятно и легко объяснимо. Сами подумайте, – предложил Фред, – часто ли в свой жизни Филч оказывался в центре внимания? Кто вообще в нашем мире обращает внимание на сквибов? А здесь – полтора часа профессора и студенты разве что ни прыгали вокруг его персоны.

– Хотел бы я на это посмотреть, – признался Гарри. – Вы все это придумали после той его истерики в наше гостиной?Близнецы кивнули.

– После исповеди пьяного сквиба нам всем было не по себе, – с грустью сказал Джордж. – Но вздохи и диспуты не наш с Фредом конек. Мы практики. Пару дней помозговали, пару дней посидели в библиотеке, пару дней спорили до хрипоты и в итоге пришли к обоюдному согласию.

– Я буду молчать, как и обещал. Только вы хоть иногда рассказывайте, как идут у вас дела. Интересно же – признался Гарри и решился наконец задать вопрос, давно вертевшийся у него на языке: – А зачем вы все это мне рассказали?

– А сам-то как думаешь? – вопросом на вопрос ответил Фред.

– Возможно, вам нужна какая-нибудь помощь. Это единственное, что приходит на ум. Хотя, если честно, я даже не представляю, чем могу помочь.

– Ну, что я говорил, Фред? – ослепительно улыбнулся Джордж. – Ему ничего не нужно объяснять. Гарри Поттер – очень сообразительный малый. А иметь дело с умными людьми приятно вдвойне.

Я польщен, – шутливо признался Гарри. – А теперь ближе к делу.

– Как скажешь, друг, – кивнул Фред. – Видишь ли, для систематизации результатов наблюдений нам мало одного Филча. Макгонагалл настаивает на том, чтобы к исследованию было привлечено еще, как минимум, двое. Но сквибы, как известно, люди крайне настороженные и чаще всего запуганные с детства. Между собой они не общаются. Магов опасаются. Никому не верят. В связи с этим задача наша почти не выполнима. Как ты смотришь на то, чтобы помочь нашему исследованию?

– Я бы с радостью, – признался Гарри, – но до этой минуты сквибом себя не считал.

– Да не о тебе речь, – махнул рукой Джордж. – С твоей помощью мы рассчитывали привлечь к эксперименту еще одного сквиба.

– Точнее, еще одну, – поправил брата Фред. – Рон как-то рассказывал о твоей соседке – миссис Фиг. Той, что дала показания в Визенгамоте.

– А что, – неожиданно оживился Гарри, – было бы здорово ей помочь. Она за мной вон сколько лет приглядывала. Рассказывайте, как вы планируете все организовать и что требуется от меня.

Продолжение следует

5

Он остановился лишь тогда, когда привычные меры не помогали: от сжимаемых висков боль в голове не только не проходила, а долбила, подобно настырному дятлу, попадая то в лоб, то в затылок, то в самую макушку.

Да и резкость зрения уже не зависела ни от освещения, ни от частоты моргания.

Силы покидали тело с такой пугающей скоростью, что у Снейпа возникло серьезное опасение: он не сможет подняться из-за стола, да так и уснет, уронив голову рядом со старым рукописным фолиантом, заставляющим читателя за каждую строку, за каждое слово расплачиваться собственной энергией и силой.

Нельзя ложиться. Сидеть. Все. Перерыв.

Да, норма превышена. Снова. И сильно.

Но в каникулы можно.

Надо накрыть платком это чудовище. Только бы дотянуться.

Вот так. Теперь прилечь. На пару минут. Не больше... Ладно, пять минут.

Глаза закрылись, голова вдруг стала неподъемно-тяжелой и никак не желала отрываться от гладкой поверхности столешницы.

~     ~     ~ ~ ~

А в невероятно синем небе уже плыли облака.

— А это? На что похоже это, большое?

— Вон то? На крокодила. Ну да, смотри внимательно — на крокодила. Длинная пасть, вон хвост, и даже гребни на спине. Видишь?

В ответ раздается громкий смех:

— Сам ты крокодил! — девочка лет десяти прикрывает ладошкой зеленые глаза от ослепительного солнца. — Это же корабль! Смотри внимательно.

— Корабль?! И где ты видела корабли с гребнями?

— Это не гребни. Это волны. Шторм, — не сдается девочка.

— Придумаешь тоже. Шторм какой-то. Крокодил это и все.

— Нет, корабль!

— Крокодил!

— Корабль!

— Лили, мы так можем до утра спорить.

— Давай спорить до утра.

— И какой в этом смысл? Хорошо. Пусть будет корабль.

И они еще долго лежат в мягкой летней траве.

Рыжеволосая девочка увлеченно опознает в июльских облаках замки, силуэты людей, зверей и птиц. А ее черноволосый приятель больше не спорит.

Он кивает подруге и, улыбаясь, думает о том, что вот точно так же плыли по небу облака и сто, и тысячу лет назад.

И будут плыть, когда уже не будет их.

Но здесь и сейчас они есть.

Пришло их время провожать бег причудливых небесных созданий.

Пусть летят.

А под ними стоит его дом.

Живут его родители.

Лежит на траве его подружка и не может оторвать взгляд от неба.

~     ~     ~ ~ ~

Он опять заснул? Нельзя. Нужно во что бы то ни стало подняться. Убрать эту книгу… Эту книгу… надо убрать… надо…

Чьи-то мягкие руки касаются его лба. Чей-то голос зовет его по имени. Кто-то бьет. По щеке. Ого! Осторожнее! Еще раз. И еще. Довольно! И трясти не нужно. Так ведь можно всю душу вытрясти. Сейчас… сейчас он откроет глаза. Только не бейте.

Снейп, действительно, открыл глаза, но от света, показавшегося ему нестерпимо ярким, вновь зажмурился. Постепенно к нему возвращалась способность воспринимать окружающий мир. Тихо, как сквозь плотную завесу, доносились голоса: похоже, в кабинете хозяйничали незваные гости.

Несколько минут назад, выйдя из зеленого пламени камина, Дамблдор и Фламель застали хозяина кабинета без чувств, полулежащим в кресле. Голова его с разметавшимися в беспорядке черными прядями волос покоилась на столе в паре футов от тяжелого предмета, небрежно покрытого белым платком. И пока Дамблдор суетился, пытаясь вернуть Снейпа к жизни, Фламель стоял точно зачарованный, не отрывая взгляда от загадочного прямоугольника под накидкой из шерсти единорога. Его голубые глаза слезились, а на морщинистом лице отразилась целая гамма чувств: от брезгливого недоумения до нескрываемого отвращения. Но вот, точно преодолев невидимую преграду на пути, Фламель шагнул к столу и протянул руку к книге. В тот же миг раздался резкий протест Дамблдора:

— Не надо! Остановись, Николас. Прошу тебя. Не трогай ее. Лучше помоги мне привести в чувство Северуса. Наверное, будет лучше, если мы положим его на диван.

— В этом нет необходимости, — вяло отмахнулся Фламель. — Вот, возьми. — Он извлек из кармана мантии стеклянный флакон и сунул в руку Дамблдору. — Постарайся влить в него несколько капель.

— Что это?

— Название зелья тебе ни о чем не скажет: оно не запатентовано. Сварил его полгода назад для себя, когда мои обмороки стали здорово пугать Пернеллу. Не бойся, Альбус. Напои своего мальчика — через минут десять будет как новенький.

Снейп пришел в себя гораздо раньше и сразу стал свидетелем довольно интересного выяснения отношений. Это было поистине не забываемое зрелище, ибо в роли оправдывающегося выступал не кто иной, как Альбус Дамблдор. Голос его оппонента был Снейпу не знаком.

— Это она, Альбус? Снова она?

— Зачем спрашивать очевидное? — с досадою ответил Дамблдор. — Что же еще, по-твоему, может прятаться под этим платком?

Незнакомец, обладатель глубокого сильного голоса, по-видимому, был неплохо знаком с «Бессмертием».

— Ну, под такими платками что только не прячут, — справедливо заметил он. — Впрочем, с силой этой книги даже шерсть единорога справляется с большим трудом. А потому я хотел бы знать: что делает это чудовище в Хогвартсе? — В тоне, которым был задан вопрос, совершенно отчетливо прозвучали властные нотки. На памяти Снейпа это был, пожалуй, первый случай, когда кто-то осмеливался так говорить с Дамблдором.

— Что делает? — переспросил ничуть не раздосадованный подобным обращением директор. — Да ничего особенного. То же самое, что делала все эти годы — с тех самых пор, как ты мне ее отдал. Хранится.

— В Хогвартсе? — громким шепотом уточнил незнакомец. — И ты уверен, что здесь с ней ничего не случится?

— Мерлин мой, Николас, о какой уверенности может идти речь, если мы говорим о «Бессмертии»? Я лишь делаю все от меня зависящее. Ну что ты так смотришь? Понимаю: хранить ее рядом с детьми не самая хорошая идея. Пусть так. Но куда, по-твоему, я мог бы ее отнести, когда мы с Пернеллой еле откачали тебя после ночи общения с книгой? Или тебе известно какое-нибудь сверхнадежное магическое хранилище опаснейших артефактов? Молчишь? То-то и оно. Нет у нас такого хранилища. А значит, нечего предъявлять мне претензии.

— Может, было бы лучше довериться гоблинам и поместить ее в секретную ячейку Гринготтса? — не сдавался незнакомец.

— Гринготтс? Полно, Николас, ты и сам не веришь в то, что предлагаешь. Позволю себе напомнить случай с философским камнем. Или та история тебя ничему не научила? Чудом камень не попало в руки Волдеморта.

Пока старые друзья спорили, Снейп сложил в уме фрагменты мозаики. Властный тон в общении с Дамблдором — «Николас» — «Пернелла» — философский камень. Получившаяся картина была слишком очевидной, но совершенно невероятной. Возможно ли, чтобы в эту самую минуту, здесь, в его комнате, находился легендарный Николас Фламель? Непревзойденный в своем искусстве алхимик… Человек, обуздавший время и выторговавший у Смерти отсрочку, длиною в пять веков… Отсрочку для себя и своей жены.

От волнения у Снейпа вновь закружилась голова, и он, прикрыв глаза, обратился в слух.

— Ты утруждал себя совершенно напрасно, — сердито буркнул Фламель. — Вопреки возрасту, старческим склерозом я не страдаю. Согласен, Гринготтс не самое надежное хранилище для нее. Но все-таки Хогвартс…

— За последние восемьдесят лет никаких проблем не было. Кроме того, здесь «Бессмертие» не просто хранится. С ним идет непрерывная работа. Сначала появляющиеся в ней новые записи регулярно разбирал я, а теперь…

— Вижу, — нетерпеливо перебил Фламель. — Результат ваших изысканий, как говорится, налицо. Достаточно взглянуть на этого несчастного любителя темномагических фолиантов.

— Я же рассказал вам с Флибустьером правду о Гарри. Все так осложнилось, что нам просто необходимо спешить.

— И поэтому он, — Фламель кивнул в сторону неподвижно лежащего Снейпа, — еженощно доводит себя до невменяемого состояния? Надо же! Какая самоотверженность! — какое-то время старик с уважением разглядывал Снейпа, а потом безапелляционно заявил: — Все это не случайно. Что связывает его с зеленоглазым мальчиком? Они родственники?

— Скорее, родственные души, — усмехнулся Дамблдор. — Но слава Мерлину, что оба сейчас не слышат этих слов. Потому как…

— Не слышит один. А вот насчет второго я бы не был так уверен, если, конечно, после общения с «Бессмертием» он не оглох, — хихикнул Фламель.

Дамблдор быстро обернулся и посмотрел на Снейпа. Тот с трудом оторвал голову от стола и кивнул своим гостям, запоздало приветствуя их.

— Северус? Ну, наконец-то, очнулся. Заявляю совершенно официально и при свидетеле: еще одна такая выходка, и «Бессмертие» я заберу.

— Начались каникулы, господин директор. Это значит, что мое общение с книгой угрозы для детей не представляет.

— О каких детях речь, молодой человек? — вмешался в разговор Фламель. — Вы лучше о себе подумайте. Такими темпами вы уйдете из жизни раньше, чем доберетесь до середины этой чертовой книги.

— По твоим глазам, Северус, вижу, что представлять моего спутника не надо. Рад, что вы наконец-то познакомитесь.

В подарок Фламелю досталась одно из редчайших явлений: приветливая улыбка Северуса Снейпа. Сделав над собой усилие, тот поднялся из кресла, шагнул по направлению к гостю, заметно пошатнулся, но на ногах устоял.

— Не думал, что когда-нибудь мне выпадет честь пожать руку легендарному мистеру Фламелю. Счастлив приветствовать вас у себя, сэр.

Фламель, казалось, был смущен, но, несомненно, очень доволен.

— Не люблю церемоний, — проворчал он. — Так что вот вам моя рука, мистер Снейп. Жмите. И будем знакомы.

* * *

Уже четверть часа спустя Дамблдор с уверенностью мог бы заявить, что эти двое «отлично спелись». Не желая больше слушать их совместные упреки о его беспечном отношении к собственному здоровью, а так же пугаясь масштаба ожидающего его лечения, в процесс которого, опять-таки по обоюдному согласию одного неуемного алхимика и одного дотошного зельевара, включались все новые процедуры и эликсиры, директор школы ретировался по-английски, а попросту говоря, удрал от греха подольше.

От грустных размышлений старика отвлек радостный крик:

— Наконец-то! Профессор Дамблдор! Измучился я совсем, пока нашел вас.

— Ага, Пивз. Надоело прятаться? Ну, говори: кому я срочно понадобился?

— Ха! Проще назвать тех, кому не понадобились. Ну ладно, господин директор, пользуйтесь моей добротой — надеюсь, при случае мне это зачтется. Вас разыскивали Макгонагалл, Флитвик, Вектор, Спраут.

— А причина их поисков тебе случайно не известна? — Дамблдор, очевидно, полагал, что дружелюбный тон поможет скрыть зазвучавшую в его голосе тревогу.

— Вы и правда думаете, что кто-то из профессоров расскажет бедняге Пивзу о том, что случилось? Да не в жизнь! Все приходится делать самому: узнавать, разнюхивать, подслушивать! Вот она какая, доля полтергейстская! В лучшем случае используют в роли почтовой совы. Ну как так жить, господин директор? — Пивз наигранно всхлипнул, надеясь на сочувствие. Увы, надежды его не оправдались.

— Сам виноват, — назидательно заметил Дамблдор, — слишком много болтаешь. А теперь скажи, где мне разыскать тех, кто разыскивал меня?

— Болтаю! — возмутился Пивз. — Полетали бы столько лет в этом замке ночами да в каникулы — одинокий, никому не нужный. Так и половая тряпка вполне бы сгодилась в собеседницы. Ладно, господин директор, идите в учительскую. Они все там. По-моему, что-то случилось с Биннсом. Он мне тут недавно такие «истории» понарассказывал. Даже меня в краску вогнал, старый развратник. И ведь кто бы мог ожидать такого от Биннса? Так что вам, господин директор, лучше поспешить.

— Спасибо, Пивз, — кивнул Дамблдор, ускоряя шаг и больше не пряча озабоченного выражения на своем морщинистом лице. Через пару минут, тяжело дыша, директор неожиданно предложил не отстающему от него человечку в воздухе: — Знаешь что? Ночами мне тоже часто не спится. Залетай. Поболтаем.

Счастливый полтергейст завертелся в воздухе юлой. Внезапно, что-то вспомнив, спикировал к удаляющемуся директору.

— Профессор Дамблдор, забыл совсем: вас еще Трелони искала. Похоже у нее это… зеленое обострение, — Пивз противно захихикал.

— Зеленое обострение? — переспросил Дамблдор, непонимающе морща лоб.

— Ну да. А как это еще назвать? Говорит, что за одну ночь у нее в кабинете позеленели все стекла и кристаллы. Вот чумичка-то! Надо меньше пить! — заливисто засмеялся Пивз.

Дамблдор не торопился поддерживать веселье полтергейста. Напротив, он выглядел раздосадованным.

— К Сибилле я обязательно зайду, но попозже. А ты никак к главному входу собрался? И что ты там забыл, Пивз?

— Так я это… к близнецам Уизли лечу. Они ждут меня в экспериментальной теплице.

— Любопытно, — задумчиво пробормотал себе под нос Дамблдор. — С каких это пор полтергейст Хогвартса может по своему желанию покинуть его стены? Как тебе это удалось, Пивз?

— Сам не знаю, господин директор, — маленький человечек в воздухе пожал плечами. — В замке начинают происходить очень странные вещи. Свобода! В воздухе пахнет свободой. Не верите? Вот и Фред с Джорджем тоже не чувствуют этот запах. Зато мы чувствуем. Поэтому и приведения потеряли покой, и нарисованные людишки по разным картинам ночами бегают. Ну а я-то чем хуже? Всего хорошего, господин директор. Я улетаю. Но обещаю вернуться.

* * *

К исходу второго часа увлекательной прогулки по окрестностям Хогвартса у Гарри замерзло все, что только способно замерзнуть. Тем не менее, он мужественно тянул неблагодарную лямку экскурсовода, терпеливо показывая дотошному Флибустьеру излюбленные места студентов и профессоров. Отвечая на непрерывно сыплющиеся на него вопросы, Гарри невольно удивлялся морозоустойчивости этого не по летам крепкого старика. Ни обжигающий лицо ветер, ни утренний морозец, не доставляли ему никаких неудобств. Казалось, он их вообще не замечает. Годы странствий и скитаний по разным таинственным и загадочным местам приучили Флибустьера довольствоваться малым, терпеть неудобства и лишения.

К тому моменту когда оба они подошли к безлюдному заснеженному стадиону, Гарри уже держался из последних сил. С интересом оглядев пустующие трибуны, Флибустьер тяжело плюхнулся на лавочку, даже не позаботившись о том, чтобы стряхнуть с нее снег, и кивком пригласил Гарри присоединиться. Тот вздохнул, поежился, но перечить не посмел.

— Я тоже в юности обожал квиддич, — признался старик. Помолчав, он вздохнул и грустно заметил: — Давненько это было. Чего ты так на меня смотришь? Не веришь? Да ладно, не оправдывайся. Я бы, наверное, тоже не поверил в твои-то годы. Только ведь вот какое дело, Гарри… каждый старик был когда-то мальчишкой. Эх, знал бы ты, каким я был тоненьким и легким в юности. И шустрым. Ни минуты спокойно не сидел. Снова не веришь?

— Ну… я, — замялся Гарри, — почему же не верю? Верю, конечно, только… вот представить не могу. — Он пожал плечами и виновато покосился на спутника.

— Конечно, не можешь, — хмыкнул в ответ тот. — Я и сам иногда сомневаюсь, что все это было со мной: юность, школа, квиддич. А уж когда в зеркало себя увижу, — Флибустьер бессильно махнул рукой и, потешно сморщившись, признался: — Не люблю я зеркала-то. Чем старше становлюсь, тем больше не люблю. Жестокие они. Особенно к нам, старикам.

Пытаясь дыханием согреть руки, Гарри едва заставил замерзшие губы шевельнуться и изобразить некое подобие улыбки.

— Напрасно вы, сэр. Скажу честно: я был бы не против так выглядеть в ваши годы. Ой, простите, я…

— Да что ты все извиняешься? Это дамы не любят о возрасте говорить, а мы от своих лет не отказываемся — все наши, — Флибустьер хохотнул и дружески хлопнул Гарри по плечу. Похоже, только сейчас он заметил, что его спутник медленно, но верно превращается в сосульку. — Так, — оживился старик, резво вскакивая с ледяной лавки, — поднимайся давай. Хватит тут сидеть, а то скоро примерзнем к этой деревяшке задницами. Кто, спрашивается, нас будет отрывать?

— Оторвемся как-нибудь, — хихикнул Гарри, с трудом поднимаясь на ноги. Его ступни почти потеряли чувствительность — ощущалось лишь легкое покалывание.

— А чего ты хохочешь? — заворчал Флибустьер. — Моя-то задница, понятно дело, давно уже никакой ценности не представляет, а твоя тебе еще очень даже пригодится. Ты уж поверь мне. — Весьма довольный своей шуткой, старик подмигнул спутнику и добродушно засмеялся. Заметив же, что щеки Гарри опалило скоротечным румянцем, Флибустьер глубокомысленно заметил: — Вот она, молодость! И заводится вполоборота, и вспыхивает маковым цветом при одном лишь упоминании задницы. Эх, где мои шестнадцать лет?! Завидую! Кстати, о заднице…— Флибустьер ехидно ухмыльнулся. — Слышал я тут, что твоя, оказывается, — большая любительница влипать в неприятности.

— О чем вы, сэр? — насторожился Гарри.

— Да уж известно о чем. Дамблдор, знаешь ли, рассказал о твоих подвигах и приключениях. Еще немного и сравняешься с Гераклом. И камень философский Николасу вернул, и комнату Тайную отыскал, и Турнир Волшебников выиграл, и… Да ладно, всего и не упомнишь. Молодец, парень. Ты мне только вот что скажи: кто из вас кого ищет — приключения тебя или ты их?

— Когда как, — честно признался Гарри, шмыгнув носом и старательно растирая ледяные щеки перчатками. — Дальше тропинка ведет к озеру. Вы хотите спуститься?

К облегчению Гарри, старик замотал головой:

— Думаю, на сегодня хватит. Ты вот застыл совсем, да и меня морозец пробрал до костей. — Флибустьер повернулся в сторону леса. — А что это там за избушка на опушке? Случаем не Хагрид там обитает?

— Хагрид, — подтвердил Гарри. — А вы знакомы?

— Познакомились вчера. Душевный малый ваш лесничий. На чай меня зазывал. Обещал кексами угостить. Пойдем-ка к нему, погреемся, почаевничаем. Ну и признаюсь тебе, уж больно я кексы люблю.

— Ну-ну, — хмыкнул Гарри, взяв курс на сторожку Хагрида. — Если так, то предупреждаю, сэр, вашей любви предстоит пройти довольно сложное испытание. Жаль, что к озеру спуститься не смогли. Там очень красиво.

— Успеем еще, — отозвался Флибустьер. — Похоже, мне придется задержаться в Хогвартсе. Причем, надолго. — Увидев растерянное лицо Гарри, старик засмеялся: — Бьюсь об заклад, ты ведь даже и не знал, что проводишь экскурсию своему новому преподавателю!

— Преподавателю? — изумленно переспросил Гарри, лихорадочно соображая, кто из профессоров покинул Хогвартс. — А какой предмет вы будете у нас вести, сэр?

— И ты еще спрашиваешь? Ну сам подумай: какой еще предмет, кроме истории магии, может вести такая древняя развалина, как я?

— Историю магии? Так это здорово, сэр! А Биннс? Что с ним?

— Неизвестно, — пожал плечами Флибустьер. Все профессора, оставшиеся в замке, бьются сейчас над одной задачей: что случилось с профессором-привидением. Дело в том, что его состояние… как бы это получше описать? Скажем так, если бы Биннс оставался человеком, то можно было бы сказать, что он сошел с ума. О призраках, сам понимаешь, так не скажешь. Приглашенные специалисты утверждают, что помочь ему уже не удастся. Так что мне пришлось согласиться на уговоры Дамблдора и заменить бедолагу. Уж и не знаю, получится ли…

В голосе старика звучали тревога и сомнение, и Гарри решил его поддержать:

— Не стоит волноваться, сэр. Поверьте, хуже Биннса вы точно не будете. Я очень рад вашему назначению. Добро пожаловать в Хогвартс, профессор Флибустьер.

6

Фламель поднял глаза от записей, которые штудировал со вчерашнего вечера, и внимательно посмотрел на сидящего напротив него Снейпа. На всегда бесстрастном лице хогвартского профессора сейчас отчетливо читались волнение и неуверенность.

— Что скажете, сэ… Николас? — немного запнувшись, спросил тот. Непросто было осуществить просьбу старика обходиться без церемоний и обращаться к нему по имени.

Фламель тяжело откинулся на спинку рабочего кресла и, уставившись в глаза Снейпа, признался: — Скажу, что ваша работа меня просто ошеломила, Северус. Все продумано, четко, логично. Набор ингредиентов и опробованные новации выше похвал. Но, пожалуй, более всего меня впечатлила дерзость вашей мысли и смелость в экспериментальной части исследования. Вот что значит молодость! Сознаюсь вам, Северус, что половину из этих ингредиентов я бы даже соединить не дерзнул, а уж когда дело доходит до работы с поврежденными тканями… Это ведь всегда самое сложное. Ума не приложу, как вы отважились обработать этим адским варевом обожженную кожу человека, которому давно уже перевалило за сто.

— Если бы я не отважился... — попробовал объяснить Снейп.

— Нет-нет, Северус. Вы неправильно меня поняли. Это вовсе не упрек. Альбус жив лишь благодаря вашей решительности. Так что снимаю шляпу, коллега.

— Благодарю вас, Николас, — едва заметная улыбка коснулась тонких губ Снейпа, но почти сразу на лицо его вернулось озабоченное выражение. — Вы же не думаете, что я использую экспериментальную смесь, предварительно ее не протестировав?

— Конечно, не думаю, — подтвердил Фламель и, заглянув в тревожные черные глаза, полюбопытствовал: — На себе испытываете? Впрочем, зачем я спрашиваю, когда и так все знаю? Даже приблизительно не могу сказать вам, Северус, сколько экспериментальных мазей и бальзамов я втирал в свою кожу. И признаюсь как коллега коллеге, далеко не все шли ей на пользу.

Снейп понимающе кивнул:

— Какая уж тут польза, Николас.

— Не сочтите за бестактность, Северус, но я бы хотел взглянуть на результаты вашего тестирования. Любопытно, как реагирует на эликсир здоровая кожа. Вас не затруднит закатать рукава своей мантии? Если я не ошибаюсь, у алхимиков и зельеваров главный удар на себя обычно принимают руки.

Снейп, казалось, застыл в нерешительности, но затем послушно закатал правый рукав мантии. Фламель наклонился над оголившимся предплечьем, внимательно разглядывая воспаленную кожу и россыпь водянистых волдырей.

— У Дамблдора реакция на новый эликсир другая. Омертвевшие участки кожи… — начал было объяснять Снейп, но Фламель его остановил.

— Как себя ведет ваше зелье на коже Альбуса, я и сам видел: сутки назад весь вечер имел возможность разглядывать эту «красоту». Должен сказать, что до сих пор не понимаю, как вам, Северус, удается сдерживать распространение этой чудовищной заразы. Судя по списку использованных в зельях ингредиентов, против заклятия Марволо они столько же малоэффективны, как «Люмус» против «Круциатуса», но в ваших руках все эти травки, крылышки и глазки творят чудеса.

Снейп скорбно поджал губы и негромко произнес:

— Пока творят. Но идей все меньше и меньше, а область поражения все больше и больше. Признаюсь вам, Николас, иногда у меня от отчаяния опускаются руки.

Фламель молча рассматривал собеседника. Казалось, что он пытается принять важное для себя решение. Но вот бесчисленные складки морщинистого лица пришли в движение — алхимик улыбнулся Снейпу и неторопливо заговорил:

— Сейчас не время предаваться отчаянию и панике. Не знаю, смогу ли быть вам полезен, но по крайней мере попытаюсь. Хочется верить, что помощь коллеги, вот уже более шести веков варящего самые разнообразные зелья, лишней не будет. Как вам идея обзавестись таким напарником, Северус?

Не было ни малейшего сомнения в том, что сделанное предложение буквально потрясло Снейпа. Ничего удивительного, ибо груз ответственности, который он взвалил на свои плечи, теперь, через полгода после той трагической летней ночи, стал казаться ему неподъемным. А хуже всего было то, что дороги, которыми он тащил свою ношу, бесконечно разветвлялись, образуя запутанный лабиринт с весьма сомнительным светом, якобы ожидающим путника на выходе.

Предложение Фламеля свалилось на него как рождественский подарок. Один лишь факт знакомства с этой живой легендой, вкупе с возможностью пожать ему руку уже были для Снейпа событием важнейшим и незабываемым. Что же тогда говорить о возможности работать бок о бок с самим Николасом Фламелем?!

— Как мне идея? — изумленно переспросил Снейп. От волнения он сейчас не слишком хорошо владел своим голосом. — Совсем недавно я о таком и мечтать бы не посмел. Сочту за честь работать с вами, сэр, и благодарю за доверие.

— Вот и отлично, — констатировал Фламель, довольно улыбаясь. — Значит, по рукам. Кстати, если уж вы сами заговорили о доверии… Позвольте спросить, Северус, почему вы не стали обнажать левую руку? Вы исследовали что-то совсем новое или это следствия прежних экспериментов?

Губы Снейпа нервно искривились.

— У меня действительно есть причина, по которой я не спешу закатывать левый рукав мантии. Прошу вас, Николас, отнестись с пониманием к этому факту. Некоторые секреты сложно открывать, даже если тебя об этом просит…

— Я понял, Северус. Простите старика за его чрезмерные любопытство и назойливость. Видите ли, я просто подумал, что этот рукав скрывает следы вашего неудачного эксперимента или ошибки.

Снейп горько усмехнулся и кивнул.

— Вы правы, Николас. И этот рукав действительно скрывает ошибки Северуса Снейпа. Точнее, одну ошибку, повлекшую за собой целую серию других — чудовищных и, увы, непоправимых. Только вот к алхимии и зельеварению это не имеет никакого отношения.

Покосившись на Снейпа, Фламель ахнул:

— Мерлин мой, Северус, да на вас лица нет. Все. Оставляю в покое вашу левую руку. Тут вот и на правой есть, на что посмотреть. Кстати, а это что такое? Похоже на след от укуса. Довольно глубокий след. Кто же вас так? — Заметив замешательство Снейпа, Фламель вдруг смущенно ойкнул: — Да что же это я, старый дурак, сегодня совсем распоясался. Простите, Северус, совсем уж забыл, как это бывает у вас, молодых. Небось, в порыве-то страсти чего только не оставляешь на коже своей партнерши… ну или партнера, — торопливо поправился Фламель, внезапно вспомнив предупреждение Дамблдора о том, что Снейп — создающий

.

— Должен вас разочаровать, Николас. — В черных глаза на пару мгновений блеснули задорные огоньки. — К любовным утехам этот укус не имеет никакого отношения. Все куда более прозаично и банально: им «наградил» меня один студент с весьма неуравновешенной психикой. Кстати, любимый ученик вашего лучшего друга.

— Гарри? — неверяще переспросил Фламель и от души рассмеялся: — Смотри, какой зубастый! И за что же он вас так, Северус?

— Да, в общем-то, совершенно дурацкая история. Одна из тех, о которых говорят: нарочно не придумаешь. Кстати, даже Дамблдор знает так, в общих чертах, без деталей и пикантных подробностей.

К изумлению Снейпа, Фламель необыкновенно оживился и настоял на том, чтобы «совершенно дурацкая» история, случившаяся с участием «чудесного зеленоглазого мальчика», была незамедлительно рассказана. Устоять Снейп не смог.

Начал он сдержанно и суховато, но, раззадоренный неподдельным интересом слушателя, разошелся и продолжил свое теперь уже красноречивое повествование, время от времени сдержанно посмеиваясь в унисон хохочущему от души Фламелю.

И все-таки в конце этой беседы было одно обстоятельство, несколько насторожившее Снейпа. Выслушав историю их с Поттером злоключения в теплице, отсмеявшись и вытерев выступившие от хохота слезы, Фламель вдруг едва слышно заговорил с воображаемым собеседником: «А вот и дурацкая история, в которую влип твой Гарри. Вот оно — недостающее звено. Интересно, что ты теперь скажешь, Альбус?

Снейп сразу почувствовал что-то неладное. В сердце его черным сгустком вползла очередная порция тревоги и удобно расположилась там среди многочисленных себе подобных.

Он не стал уточнять у Фламеля, что тот имел в виду, говоря о Поттере и о каком-то недостающем звене. Очень хотел расспросить, но не стал.

Что-то удержал его… Что-то остановило. Зря? Вполне возможно.

7

Разомлев от горячего чая и вполуха слушая эмоциональную болтовню Хагрида, Гарри, едва сдерживал смех, наблюдал за героическими усилиями Флибустьера. Тот вовсе не испугался твердости поданного ему кекса и вот уже несколько минут настойчиво пытался «укротить» лежащий на тарелке десерт, атакуя его со всех сторон то ложкой, то выпрошенным у хозяина ножом. Лишь к исходу увлекательного двадцатиминутного поединка стало ясно, что даже у таких заядлых кексолюбов терпение не безгранично. Признав свое поражение, Флибустьер тяжело вздохнул, отложил ложку, отодвинул тарелку и, хлебнув душистого цветочного чая в качестве утешительного приза, постарался сосредоточиться на разговоре.

— С каждым годом ты все больше и больше походишь на своего отца. Я как вам давеча дверь-то открыл, так чуть на пол не сел. Джеймс-то тоже любил такие зимние мантии, как на тебе сейчас. И чтобы капюшон был оторочен мехом, и рукава такие же длинные. А уж когда эту тетрадку у тебя в руках увидел, тут мне совсем поплохело.

— Чем же она тебя так испугала? — изумленно спросил Гарри. — Обычная старая тетрадь. Исписанная от корки до корки. Листы пожелтели, обложка истрепалась. Вот и все. Никакой темной магии.

— Вот-вот, — неожиданно обрадовался Хагрид, — я же говорю: необычная тетрадка у тебя в руках, особенная. С такой, помню, Джеймс все ходил. Аккурат на пятом курсе завел и повсюду таскал ее с собой. Бывало, их четверка гуляет в лесу, все на зверей и птиц смотрит. Как малые дети, пальцами показывают, кричат, спорят меж собой. А потом Джеймс что-то в своей тетрадочке начинает строчить. Запомнилась она мне почему-то, уж больно на твою была похожа.

— Конечно, похожа. Да и как не быть похожей, если это она и есть? — неожиданно выпалил Гарри и, увидев потрясение на лице Хагрида, пояснил: — Мне передал ее Люпин. Сказал, что это подарок на Рождество.

— Вот оно что! То-то я гляжу, ты все эту тетрадку к груди прижимаешь, — вмешался Флибустьер. — Теперь понимаю — подарок отца. Ты уже прочитал ее, Гарри?

— Не все. Времени почти не было, да и непростые там записи. Видите ли, в чем дело, сэр… мой отец с друзьями изучал анимагию.

— Анимагию? С каких это пор такое редчайшее магическое искусство преподают в школе?

— Анимагию в Хогвартсе не изучают, — буркнул Хагрид. — Просто мальчишки были талантливые. Сами всему научились.

— Как это — «сами»? — голубые глаза старика от изумления округлились. — Без анимага-наставника? Это невозможно, Хагрид. Что это вы оба качаете головами? Поверьте, я знаю, что говорю. Калек с изувеченными конечностями и искореженными позвоночниками в нашем мире встретишь нечасто. Но это не значит, что их нет. Есть. И чаще всего ими становятся анимаги-самоучки, жертвы излишней самоуверенности. Кроме того, это редкий дар. Крайне редкий, и по-настоящему овладеть искусством перевоплощения в животных могут единицы. Те, в ком обнаружился такой дар, могут пройти обучение под руководством наставника-анимага.

— Так-то оно так, — согласился было Хагрид, но, встретив растерянный взгляд Гарри, попробовал настоять на своем: — Но наши мальчики не занимались ни с каким наставником. Сами до всего дошли: книжки всякие читали, да за зверюшками наблюдали. Все ихними повадками интересовались. Особенно Джеймс.

— Ты хочешь сказать, Хагрид, что сам видел, как мальчики-самоучки обращались? — глаза Флибустьера сузились, выражая большое сомнение в правдивости всего услышанного.

— Ну да, видел несколько раз, — простодушно кивнул великан. — Видел, как обращался его отец, — Хагрид подбадривающее улыбнулся Гарри. — Он по лесу оленем бегал. А примерно так год назад я узнал, что и друг его лучший — Сириус Блэк — умел превращаться в черного пса. Потому он и из Азкабана смог убежать… — Заметив, как странно заблестели глаза Гарри, Хагрид сразу замолчал.

А вот Флибустьер, всецело поглощенный услышанной новостью, не обратил никакого внимания на встревоженного и растроганного Гарри. Он все еще с трудом верил в счастливый исход рассказанного случая.

— Это очень странно, — задумчиво проговорил он, — хотя списывать со счетов факт везения тоже было бы неправильно. И все-таки, мой юный друг, если вдруг тебе придет в голову идея протестироваться на предмет наличия-отсутствия у тебя анимагического дара, обещай мне, что заниматься самодеятельностью и подвергать риску свое красивое юное тело ты не будешь.

— Ну… я… — замялся Гарри, почему-то пряча от старика глаза.

— Ясно, — глубоко вздохнул Флибустьер, — ты, очевидно, об этом уже думал. Скажу так: ты на правильном пути, мальчик. Этот дар иногда передается по наследству. Не всегда, но передается. — В глазах Флибустьера вдруг вспыхнули озорные искорки. — А ведь это даже интересно. Можешь рассчитывать на мою помощь.

— Так вы анимаг? — ошеломленно выдохнул Гарри и широко улыбнулся старику. — Здорово!

— Я анимаг с весьма солидным стажем, — кивнул Флибустьер. — И еще два волшебника стали анимагами под моим руководством. Кстати, совершенно согласен с тобой, искусство обращения в животное — это действительно здорово.

— Сэр, а вы… а можно… — от волнения Гарри глотал слова, а потому сформулировать просьбу ему удалось не сразу. — Возьмите меня в ученики. Пожалуйста, сэр.

— Сначала протестируем твои возможности. Это несложно, но займет какое-то время. Если же выяснится, что ты способен на подобную трансфигурацию, я серьезно возьмусь за твое обучение. Вот, кстати, отличное занятие, чтобы не скучать в каникулы. Надеюсь, у тебя сданы все зачеты?

— Зачет! — с ужасом воскликнул Гарри. — Я совершенно забыл. — Он вскочил со стула и кинулся к входной двери. — Который час, Хагрид? — Поспешно кутаясь в мантию, Гарри одновременно с этим усиленно пытался сунуть левую ногу в правый ботинок. Ответ Хагрида ему не понравился и, распахнув дверь, Гарри вынужден был признать: — Все. Я, кажется, пропал. Снейп меня убьет.

Он шагнул за порог, дверь захлопнулась. Прочитав вопрос в глаза гостя, Хагрид хихикнул:

— «Убьет» он его! Как же! Хотя, признаюсь вам честно, шутить с профессором Снейпом я бы не советовал. Никому.

8

Серый филин, буравящий Снейпа недовольным взглядом, в эту минуту очень напоминал своего хозяина — когда-то блистательного Люциуса Малфоя, ныне узника Азкабана. Вцепившись когтями в спинку кресла, пернатый гость держался неестественно прямо для птицы, словно ее специально обучали аристократическим манерам. И взгляд у филина был хозяину под стать — такой же вызывающе-высокомерный. Предложенное угощение птица проигнорировала — даже головы не повернула в сторону аппетитного печенья. Филин был при исполнении и отвлекаться на презренные гастрономические мелочи явно не намеревался.

Доставленное им письмо оказалось приглашением Нарциссы Малфой на ее традиционное чаепитие, устраиваемое после Рождества. Постскриптум свидетельствовал о том, что пройдет оно в узком дружеском кругу и Драко также присоединяется к приглашению.

Сочиняя ответ, Снейп то и дело поглядывал на часы, гадая, что могло задержать Поттера.

Не в его правилах было опаздывать: даже на отработки тот приходил заранее и нетерпеливо топтался у кабинета, дожидаясь, когда можно приступать к чистке котлов и разделке омерзительных слизней, приготовленных специально для провинившихся. Сегодня же Поттер не явился на зачет. Пока не явился.

И как же долго мальчишка намерен испытывать его терпение? Или он полагает, что у профессоров Хогвартса в целом и у Снейпа в частности дел, важнее ожидания загулявших где-то студентов, нет? Что же, если так, придется огорчить самоуверенного юнца и преподнести ему хороший урок. А сейчас…

Пробежав глазами свой ответ Нарциссе и Драко, Снейп скатал пергамент. В тот же миг изваяние филина на спинке кресла чудесным образом ожило. Птица что-то одобрительно ухнула. Старательно прикрепляя послание к протянутой ему лапе, Снейп с запоздалым раскаянием думал, что не следовало бы так тянуть с визитом в Малфой-мэнор. Но, увы, выбраться раньше января не удастся: слишком много накопилось дел. Да и не было сейчас у него для Нарциссы и Драко добрых вестей. Правда Дамблдор, как и обещал, уже предпринял первые шаги, привлекая внимание влиятельных магов и важных министерских чиновников к печальной и незаслуженно суровой участи Люциуса Малфоя. Но пока еще сама мысль о возможном пересмотре его дела Визенгамотом казалась Снейпу утопической. Впрочем, если Дамблдор возьмется за это всерьез…

Провожая глазами филина, бесшумно покидающего комнату, Снейп вновь взглянул на часы. Указующий перст минутной стрелки уткнулся в цифру «20». Получалось, что Поттер уже побил негласный студенческий пятнадцатиминутный максимум. Уже можно было закрыть дверь и до завтрашнего дня забыть о неизвестно где шляющемся мальчишке. Так и надо было бы поступить… но пусть будет еще десять — ровно десять минут и ни секундой больше. А затем он запрет дверь и со спокойной совестью займется собственными делами.

Еще через пару минут Снейп решил, что напрасно дал избалованному мальчишке еще один шанс. А тем временем, вытесняя раздражение и остужая гнев, в душу его холодной струйкой пробралась тревога. Попытка отвлечь себя от беспокойных мыслей и переключить внимание на записи, переданные ему Фламелем, ни к чему не привела: слова, начертанные уверенным и четким почерком, отказывались складываться в предложения и забывались сразу после того, как были прочитаны.

Едва минутная стрелка закончила отведенный ей десятиминутный марафон, Снейп решительно поднялся из-за стола. Он уже подходил к двери, когда снаружи послышался негромкий вежливый стук. Дверь с готовностью распахнулась. На пороге стоял Поттер. Но в каком виде!

Мокрая обувь оставляла в коридоре грязные лужи по всему пути следования мальчишки. Шнурок на левом ботинке развязался. Полы мантии были забрызганы грязью.

Наверняка мчался со всех ног. Опоздать боялся. Вон как щеки раскраснелись. И глаза слезятся. Наверное, от ветра. И носом шмыгает постоянно.

Странно, но раздражения это не вызывало. Скорее, наоборот. Снейп внезапно поймал себя на мысли, что вместо допроса с пристрастием хотелось заставить его стащить эту промокшую, грязную одежду и обувь, дать перечного зелья и, небрежно бросив на колени теплый плед, отправить отогреваться к камину. Хотелось…

Увы, ни перечного зелья, ни пледа Гарри не получил. Ему досталась уничижительная улыбка-оскал.

— Простите, сэр, — невнятно начал Гарри. Восстановить дыхание после бега никак не удавалось. Где уж ему было следить за нужными интонациями и избегать ненужных слов? — Я немного опоздал.

— Немного, — словно эхо, повторил Снейп и, буравя глазами и без того смущенного Поттера, повысил голос: — Полчаса, по-вашему, это немного? Надеюсь, у вас имеются причины, способные оправдать проявленное неуважение к своему преподавателю. Только предупреждаю заранее: эти причины должны быть вескими. Весьма вескими. В противном случае, мистер Поттер, вы очень осложните себе и без того непростую жизнь. — Снейп многозначительно замолчал, давая Гарри возможность оправдаться. И тот очень постарался не упустить своего шанса.

— Дело в том, сэр, что по просьбе директора я показывал окрестности замка нашему новому преподавателю, профессору… — Гарри запнулся на мгновение, сообразив, что даже не представляет себе, как на самом деле зовут старика. Но Снейп ждал объяснений. — Профессору… Флибустьеру.

Сначала Гарри не поверил своим ушам. Затем — своим глазам. Но оказалось, Снейп умеет смеяться. Правда, несколько странно: сдержанно, отрывисто, невесело, но все-таки смеяться.

— Надо же, профессор Флибустьер! — неодобрительно хмыкнул Снейп и возмущенно спросил: — И кто же вам позволил подобную фамильярность, мистер Поттер? Да еще настолько нелепую?

Но Гарри смущенным не выглядел: на этот вопрос у него заранее был подготовлен ответ:

— Мне позволил это сам профессор. При нашем знакомстве он представился мне Флибустьером, настоял на подобном обращении и сказал, что не любит всяких там формальностей.

Сдержанная улыбка в тот же миг исчезла с лица Снейпа, точно ее погасили «Ноксом».

— Значит, сам попросил. Что же, это вполне в его духе. Долгие скитания, безусловно, накладывают свой отпечаток. Вполне естественно, что для своих друзей он остается Флибустьером. Но только не для студентов. Для них допускается единственно возможное почтительное обращение — мистер Роббер. Жан-Фредерик Роббер. — Снейп вежливо помолчал, вглядываясь в лицо Поттера в поисках следов изумления, что было бы вполне закономерно после такой-то новости. Но тщетно. На лице Гарри отразились лишь растерянность и недоумение. А чего он, собственно, ожидал от этого недалекого юнца? В самом деле: откуда студенту шестого курса знать одного из величайших путешественников, открывшего магическому миру немало мест, где можно колдовать и, следовательно, селиться волшебникам? Тем не менее, Снейпу понравилось смущение Поттера, его порозовевшие щеки и блуждающий по комнате взгляд, избегающий контакта с глазами профессора. Возможно, поэтому он решил сменить заготовленную заранее колкость почти дружеским советом: — Отправляйтесь-ка вы лучше, мистер Поттер, в библиотеку.

— Прямо сейчас? — испуганно уточнил Гарри.

— Ну зачем же прямо сейчас? Я вас долго не задержу. Так что можно пойти сразу после зачета. Согласитесь, немного нелепо смотрится ситуация: вы общаетесь с известным человеком, вместе гуляете, беседуете, но при этом даже имени его не знаете.

— Спасибо за совет, сэр, — кивнул Гарри. — Вечером я обязательно поднимусь в библиотеку. Правда, вышло как-то неловко.

— Так-то лучше, мистер Поттер, — одобрительно кивнул Снейп. — Ну что же? Будем считать причину, задержавшую вас, уважительной. Если вы в состоянии продолжить…

— Я в состоянии, — подтвердил Гарри и уже собирался было пройти в кабинет, когда услышал то, что его буквально пригвоздило к полу.

— Не горячитесь, мистер Поттер. Времени у нас достаточно. Еще успеете потрясти меня своими необыкновенными способностями. Встаньте-ка вот здесь, у входа. Хорошо. А теперь раздевайтесь.

В тот же миг Гарри вспомнился старенький душ у теплицы, клубы пара и точно такой же приказ, отданный тоном человека, привыкшего к беспрекословному подчинению. Рука резко метнулась к вороту и сжала первую пуговицу, а голос предательски дрогнул:

— В каком смысле «раздеться», сэр?

Снейп откровенно потешался, наблюдая за подобной реакцией Поттера на вполне безобидное предложение. Ни изменившийся голос мальчишки, ни намертво сжатая пуговица на мантии не остались незамеченными.

— В привычном смысле. Одежду свою снимите. — Он подождал несколько мгновений, наслаждаясь тем, как недоумение на лице Поттера сменяется откровенной паникой, а затем великодушно добавил: — Верхнюю одежду. И, разумеется, обувь. Уж не знаю, где вы там ходили со своим профессором Флибустьером, но генеральная уборка после вашего зачета в мои планы не входила. Так что не обессудьте: в таком виде я вас к себе в кабинет не пущу.

Почти сразу послышался облегченный вздох Поттера. Только стащив с себя мантию, тот понял, насколько грязной она была. А уж ботинки…

— На пол бросайте свою мантию, — потребовал Снейп. — Домовики вернут вам ее чистой и отутюженной. И ботинки снимайте.

А вот снимать обувь Гарри почему-то не горел желанием. Более того, он попытался оспорить приказ:

— Позвольте, сэр, я очищу их заклинанием.

— Для такой грязи, Поттер, заклинания еще не создали. Так что не упрямьтесь. Домовики позаботятся и о ваших ботинках.

Черт! Ну зачем он сегодня поддался уговорам Добби и надел эти чудовищные носки? «Гарри Поттеру будет тепло! Ноги Гарри Поттера не замерзнут! Гарри Поттер еще спасибо скажет заботливому Добби», — мысленно передразнил он домовика. Но делать нечего — его и так сегодня слишком долго ждут.

Неохотно Гарри развязывал несуществующий узел на зашнурованном ботинке и медленно, словно надеясь, что Снейп передумает, вытаскивал ноги из обуви. Но Снейп не передумал, и ступни, облаченные в вязаные носки ядовито-розового цвета с вышитыми на них фигурками веселых зверюшек, обреченно опустились на каменный пол. Попытка скрыть это безобразие посредством одергивания штанин особого успеха не принесла — изумленный взгляд черных глаз словно приклеился к нелепому шерстяному безобразию на ногах Гарри. Тот внутренне сжался, ожидая особо изощренной насмешки. Странно, но саркастической атаки не последовало — Снейп молча любовался розовыми носками. Он даже немного наклонился и прищурился, разглядывая забавный узор. Наконец поймав пристыженный взгляд обладателя креативных носков, Снейп кивнул на вышитые фигурки и участливо поинтересовался:

— Зайчики?

— На левом, — убито кивнул Гарри, — на правом — белки. — И тут же торопливо добавил: — Это подарок… Добби… на Рождество… они теплые.

— Теплые — это хорошо, — как-то слишком серьезно ответил Снейп, словно за этой чрезмерной серьезностью пытался скрыть совершенно иные эмоции. — Они очень вам идут, Поттер. А розовый цвет гармонирует с оттенком вашего румянца. Хотя нет, румянец все-таки ярче.

Гарри хотел что-то сказать, но передумал. Он лишь сердито поджал губы, на чем свет стоит ругая про себя заботливого Добби и очень надеясь, что огромные уши домовика в эту минуту горят так же ярко, как щеки у его «любимого хозяина Гарри».

Тем временем Снейп решил, что тема носков себя исчерпала.

— Не стойте на полу — он холодный. Немного погрейтесь и придите в себя.

— Спасибо, — буркнул Гарри, опускаясь на свободный стул и растирая замерзшие руки.

— В таком состоянии, Поттер, — назидательно продолжил Снейп, — сражаться с боггартами нельзя. С ними следует обращаться как с Патронусом. Ничего лишнего в сознании. Спокойствие и сосредоточенность.

Гарри кивнул, послушно откинулся на спинку стула, закрыл глаза, стараясь обуздать эмоции и привести мысли в порядок. Снейп ему не мешал. Он расположился на узком кожаном диванчике и вновь занялся изучением записей Фламеля. Вторая попытка была ненамного успешнее первой. Полчаса назад сосредоточиться мешала тревога о пропавшем куда-то Поттере, да и сейчас читать не удавалось из-за того же несносного мальчишки — точнее, из-за его чертовых розовых носков. Они, подобно магниту, постоянно притягивали к себе внимание. Хорошо еще, что Поттер отогревается с закрытыми глазами и не видит косых взглядов своего профессора.

Гарри понадобилось минут десять, чтобы успокоиться и сосредоточиться. Он по-прежнему не представлял, как можно забавным «Редикулусом» справиться с чудовищной картиной гибели Сириуса. Оставалась лишь слабая надежда на то, что боггарту надоест выстраивать для его ужаса такие сложные «декорации», и тот обернется старым добрым дементором. Впрочем, решать проблемы следует по мере их поступления.

Гарри поднялся и пригладил рукой немного влажные после мороза волосы.

— Спасибо, сэр. Я готов к испытанию.

— Похвально, — отозвался Снейп, — и все-таки я предлагаю вам еще раз подумать, прежде чем переступить порог соседней комнаты. Вы уже дважды потерпели неудачу. Во избежание третьего недоразумения следовало бы прежде обсудить сложившуюся ситуацию.

— Прошу прощения, сэр, но я бы этого не хотел.

Снейп вскинул на Поттера сердитый взгляд, но, как оказалось, сердитым здесь был не он один. Лицо Гарри выражало решительный протест: губы сжались, взгляд сделался колючим.

— Поттер, излишняя самоуверенность обычно не доводит до добра. Вы же не могли не заметить: что-то не срабатывает в привычной схеме вашей защиты от боггарта. В этом случае мой долг — вмешаться и помочь. Просто расскажите мне, что за образ вам является, и мы вместе придумаем, как можно посмеяться над этим страхом.

— Не могу, сэр, — упрямо покачал головой Гарри. — Спасибо, но я предпочитаю сражаться один. Это моя битва.

Не скрывая своего раздражения, Снейп отложил пергамент и поднялся с дивана.

— Как вам будет угодно, Поттер. Постарайтесь справиться со своим противником раньше, чем он лопнет, а то на вас боггартов не напасешься.

Гарри волновался. Очень волновался, хотя, следовало бы отдать ему должное — держался он замечательно. Лишь стремительно расползающаяся по лицу бледность да учащенное дыхание красноречиво свидетельствовали о его состоянии. Кроме того, минутой позже Гарри допустил маленькую оплошность: шагнув в комнату с заветным сундуком, он мысленно так сосредоточился на его содержимом, что совершенно забыл захлопнуть за собой дверь. Поэтому Сней слышал все: и призыв «Аллохомора!», и скрип открывающейся крышки, и наступившую вслед за этим тишину.

Остроносая стрелка настенных часов могла бы гордиться собой: так много внимания, как за последние два дня, ей не уделяли никогда. Вот и сейчас, едва в соседней комнате прозвучало заклинание, как пара черных глаз с тревогой вперилась в круглый циферблат, наблюдая за ее торопливым бегом.

Вернуться на диван не удалось — от какого-то необъяснимого волнения ноги словно задеревенели. Снейп был немало поражен собственной реакции. В конце концов, в соседней комнате шел очередной поединок с самым обычным боггартом — существом противным, но вовсе не опасным. И все-таки повторный срыв испытания, случившийся здесь сутки назад, красноречиво свидетельствовал о том, что проблема существует и помощь Снейпа лишней не будет.

Пару минут в соседней комнате стояла абсолютная тишина. А потом… послышались стоны Поттера с перемежающимися протестами и невнятными мольбами. Снейп подошел к двери, размышляя, входить или нет. Очень некстати он вспомнил о своем обещании не вмешиваться. А с другой стороны, это было вчера — сегодня же совершенно точно он никому никаких зароков не давал. И опять досадливый взгляд на часы — пять минут. Собственно, это уже все. Продолжать дальше смысла не имело. Так стоило ли входить? Раздавшийся за дверью крик — «Сириус!» — отмел все сомнения.

Распахнув дверь, Снейп рванулся в комнату и… остолбенел на пороге. Мальчишка, сжавшись в жалкий комок, сидел на полу, уставившись в одну точку. Бросив туда взгляд, Снейп в ту же минуту понял, что у Поттера были все основания раз за разом капитулировать перед боггартом…

На глазах теперь уже двух свидетелей в этой комнате разыгрывался последний акт драмы — противоестественно и как-то невероятно медленно Сириус Блэк приближался к наводящему ужас жадному зеву арки. Извлеченный из памяти своего крестника маленьким злобным боггартом, он, казалось, обрел плоть — но затем лишь, чтобы через несколько мучительных минут вновь отправиться в свой последний полет.

Сириус Блэк.

В беспощадный морок, созданный чей-то злой волей с одной лишь целью — отнимать, уничтожать, пожирать.

Снейп поначалу даже растерялся, напрочь забыв о том, зачем ворвался сюда. Конечно, он знал, как погиб Блэк, но увидеть все своими глазами — совсем другое дело. И лишь жалобные причитания Поттера позволили справиться с оцепенением и перевести взгляд от чудовищного, но завораживающего миража на страдающего мальчишку.

Тот сейчас полностью находился во власти кошмара. Сила переживаний на какое-то время даже лишила его способности стоять и двигаться. Как-то противоестественно, неудобно и нелепо, он сидел на полу, время от времени постанывая и кого-то уговаривая. На появление Снейпа Поттер не отреагировал — даже головы не повернул. Следовательно, звать его или тормошить, пытаясь привести в чувство, было бесполезно. Оставался лишь одни выход: Снейп шагнул вперед, навстречу вошедшему в раж боггарту, закрывая от него оцепеневшего страдальца. Шагнул — и в ту же секунду провалился в свой собственный ад…

… Гарри очнулся в тот момент, когда на полу комнаты, в нескольких метрах от него, распростерлось бездыханное тело женщины. Лица ее разглядеть так и не удалось: длинные огненно-рыжие волосы надежно укрывали его от посторонних глаз. Гарри огляделся в поисках чудовищной арки, исчезнувшей как по волшебству, но ярко-рыжее пятно в центре комнаты в конце концов безраздельно завладело его вниманием. Локоны, скрученные в легкие спиральки, золотым дождем рассыпались по плечам и груди незнакомки, словно оплакивая ее безвременную кончину.

Кто она?

Почему так странно бьется сердце, когда он видит эту несчастную?

В поисках ответов на свои вопросы Гарри вновь окинул глазами комнату — и с удивлением обнаружил, что он не один. Слева, закрывая его от назойливого боггарта, стоял Снейп. На бледном лице ни кровинки. От привычной собранности и скрытности не осталось и следа. Все эмоции, владеющие им в эту минуту, читались как на ладони — от растерянности до откровенного ужаса.

Воспоминание о том, что случилось несколько минут назад, подействовало на Гарри как ушат холодной воды: он вновь провалил свой зачет. Видимо, Снейп просто вынужден был прийти на помощь. Как тогда, в теплице. Как тогда, в больничном крыле.

Только вот и сам Снейп не слишком преуспел в борьбе с собственным ужасом. Кем бы ни приходилась ему рыжеволосая женщина, воспользоваться «Редикулусом» тот почему-то не спешил. Не спешил или… тоже попал в западню коварного боггарта? Что же Снейп медлит? Гарри не выдержал — сделав два шага вперед, он опять предпринял попытку отвлечь маленькое злобное чудовище не себя.

Жадное до новых жертв и изощренных ужасов, оно колебалось недолго — знакомый мираж молниеносно атаковал сознание добровольца. И вот уже вновь в дрожащем воздухе замелькали контуры ненавистной арки…

Внезапно все прекратилось. Гарри схватили за свитер, прижали к груди. В ту же минуту чья-то ладонь закрыла ему глаза, даруя спасительную тьму.

Эффект не заставил себя ждать — страх ушел. Гарри и не думал сопротивляться — напротив, он вдруг доверчиво прильнул к своему спасителю. Снейп… Снова он… Повсюду он… Его рука закрывает Гарри глаза. И щека Гарри покоится на его груди… И ухо — прижимается и слушает. Очень внимательно слушает. И дыхание — надрывистое, тяжелое. И сердцебиение — громкое и частое-частое. Как ни странно, желания сопротивляться даже не возникло — не хотелось ни двигаться, ни думать, ни говорить. Да и рука Снейпа, все еще закрывающая Гарри глаза, того вполне устраивала — темно, спокойно, надежно. Потому, наверное, инициатива Снейпа по их совместному перемещению в другую комнату особой радости у Гарри не вызвала. Впрочем, протеста тоже. Он слушался и повиновался.

Полчаса спустя Гари все еще находился в покоях профессора. Его не выгнали с презрением и не отчитали за очередное фиаско. С ним даже не говорили о случившемся. Снейп вообще повел себя странно. Очень странно. Первым делом он отправил Гарри в ванную комнату и настоял на том, чтобы тот умылся холодной водой. Как чуть позже выяснилось, понятие «холодная» у профессора и его студента значительно разнилось. В итоге Гарри пришлось умываться вторично — на этот раз ледяной водой. Затем, минуя кабинет, он впервые попал в гостиную Снейпа и покорно сел в указанное кресло у камина. Сил не осталось даже на то, чтобы оглядеться и оценить обстановку. Сейчас Гарри мог только смотреть на пламя. От камина исходило такое притягательное, такое живительное тепло, что хотелось опуститься перед ним на колени, протянуть руки и обнять беснующиеся оранжевые языки, а затем укротить их: изменить направление огненных потоков и направить их на себя.

— Поттер! — негодующий окрик раздался совсем рядом. — Да что же это такое? Вас и на минуту нельзя оставить без присмотра. Немедленно отойдите от камина — вам еще только ожогов не хватало.

— Да, сэр, — поспешно кивнул Гарри, поднялся с колен и, отойдя на несколько шагов от вожделенного пламени, опустился в кресло. — Прошу прощения, я немного задумался… ну и…

— И едва головой в камин не влезли, — ворчливо закончил Снейп, протягивая Гарри склянку с зельем: — Вот выпейте-ка. И не надо морщиться. Пахнет, конечно, не очень приятно. Но, по крайней мере, сил у вас прибавится, и вы сможете наконец оторвать взгляд от пламени и выслушать меня. Так что давайте. Одним глотком… Молодец.

Содержимое склянки Гарри пил безропотно. Лишь возвращая ее, он скорчил недовольную гримасу: гадость была немыслимая.

— Полегчало? — последовал насмешливый вопрос, когда взгляд Гарри наконец-то оторвался от огня и с интересом принялся изучать обстановку в гостиной.

Он благодарно улыбнулся и кивнул.

— Спасибо, сэр.

— Вот и славно, — подытожил Снейп и уселся в кресло напротив Гарри. — А теперь поговорим, мистер Поттер.

— О чем тут говорить? Я в очередной раз провалился. С треском, — безжизненным голосом констатировал Гарри и замолчал, привычно ожидая вполне заслуженную нотацию. Но, похоже, профессор был настроен довольно миролюбиво.

— Как вам кажется, мистер Поттер, почему это вновь случилось? — Тон, которым был задан вопрос, приятно удивил Гарри — спокойный, ровный, почти задушевный.

— Не знаю, — ответил он и для пущей убедительности пожал плечами. — Раньше мне всегда удавалось справиться с боггартами. Заклинание «Редикулус» мы отрабатывали еще на третьем курсе, и тогда никаких проблем не было. Но сейчас… Стоит мне только оказаться перед боггартом, это слово сразу забывается. Да что там, слово… Я вообще не понимаю, где нахожусь. Словно вернулся на год назад и снова оказался в Отделе тайн. — Гарри помолчал, а потом горько усмехнулся: — Какой уж тут «Редикулус»?

— Если бы вы вчера не упрямились и согласились бы принять мою помощь, то сегодняшней неприятности можно было избежать, — назидательно, но довольно мягко заметил Снейп. — Впрочем, я теперь знаю причину вашего упорного нежелания показать мне облик своего боггарта.

Он замолчал и вслед за Гарри, почти не мигая, уставился на пламя в камине.

А дальше… а дальше Гарри позволил себе одну дерзость. Почему? Видимо, потому что после всего случившегося был немного не в себе.

— Сэр, — осторожно позвал он, — я могу спросить? Ваш боггарт… — Снейп метнул во внезапно осмелевшего Поттера тревожный взгляд, но возражать не стал. Это добавило Гарри смелости. — Вы тоже потеряли близкого человека? Та женщ…

— Да, потерял, — поспешно кивнул Снейп, на полуслове обрывая нежеланный вопрос, — и довольно об этом, Поттер.

Как же сложно подавить в душе закипающий гнев. Но сделать это нужно во что бы то ни стало, потому что отчитывать и без того напуганного мальчишку просто недопустимо. Впрочем, кого он обманывает? Теплого, задушевного разговора все равно не получится, как ни старайся. А вот держать себя в руках и не срываться по пустякам — задача вполне решаемая. По крайней мере, попробовать стоит.

Гарри все понял и новых вопросов о боггартах больше не задавал. Вместо этого он поинтересовался:

— Вы позволите мне завтра прийти снова, сэр. Может быть, четвертая попытка будет удачнее первых?

— Нет, Поттер, не позволю. Трех раз было достаточно. С таким успехом можно ходить ко мне целый год. Остановимся на этом магическом числе.

К удивлению Снейпа, Гарри не стали ни спорить, ни о чем-то просить. Он лишь кивнул в ответ и подвел неутешительный итог:

— Я безнадежен, сэр. Понимаю.

— Вы ничего не понимаете, Поттер! — неожиданно вспылил Снейп, задетый за живое необычной покладистостью мальчишки. — А поэтому молчите и слушайте. Просто слушайте.

Гарри нервно сглотнул, облизал пересохшие губы и заерзал, поудобнее устраиваясь с кресле.

— В учебниках магических искусств довольно редко упоминаются исключения из правил. Я говорил с мадам Пинс: о заклинании «Редикулюс» вы прочли все, что было в библиотеке. — Гарри смущенно улыбнулся и кивнул. — Вот и хорошо, — отозвался Снейп, — тогда вам будет легко ответить на мой следующий вопрос: упоминались ли в этих книгах какие-то исключительные случаи, похожие на ваш — когда заклинание «Редикулус» не срабатывало?

Гарри задумался, а потом уверенно покачал головой:

— Нет, сэр. О таких случаях нигде не упоминалось.

— Вот поэтому вы и оказались беспомощными перед новым обликом своего боггарта. Существуют, Поттер, такие страхи и кошмары, которые невозможно обрядить в шутовской колпак. Их не удается высмеять. Да какое там высмеять? — Снейп горько ухмыльнулся. — Простейшая, на первый взгляд, задача — улыбнуться, и та становится невыполнимой. Такое иногда происходит с людьми, пережившими потерю дорогого человека.

— И случилось это совсем недавно… — произнес Гарри, задумчиво посмотрев на Снейпа, но тот с ним не согласился.

— Как раз время здесь не при чем, Поттер. Бывает и так, что потеря произошла очень давно, а боль в сердце человека не утихает.

— А если потери не произошло? — не унимался Гарри. — Если кто-то просто очень беспокоится о судьбе родного или близкого человека? Беспокоится так сильно, что почему-то время от времени представляет его мертвым — тогда как, сэр?

Снейп задумался.

— В любом случае шутки там, где появляется тень смерти, мне кажутся неуместными, — ответил он, испытующего глядя на Гарри. — Я почти уверен, что «Редикулус» и здесь не сработает. Почему вы об этом спросили? Видели еще кого-то, кроме Блэка?

— Не я, сэр. Это миссис Уизли. Тогда семья Рона жила в доме Сириуса Блэка. Однажды миссис Уизли убиралась в одной из комнат и случайно освободила боггарта. Он устроил ей настоящий сеанс ужасов — показал целую вереницу мертвецов: мистера Уизли, Рона, Фреда с Джорджем. Миссис Уизли тогда была просто парализована страхом — так же, как я сегодня. И совершенно точно она не помнила ни о каких заклинаниях.

— Очередное исключение из правил. Что и следовало доказать, Поттер. И как же миссис Уизли справилась с этой ситуацией?

— Ей помог Люпин. Он вошел, когда… — Гарри вдруг смолк и растерянно посмотрел на Снейпа, словно сомневаясь, стоит ли рассказывать дальше. Получив в качестве поддержки ободряющий кивок, он продолжил: — Мы с Ремусом вошли в комнату, когда у ног миссис Уизли появилось новое тело…

— Чье тело?

— Мое, — тихо сказал Гарри и виновато улыбнулся. — Все было так… реально, а тот, что лежал на полу, был очень похож…

— Хватит, Поттер. Не стоит все это описывать. На вас лица нет.

В голосе Снейпа слышалось волнение, и Гарри поспешил согласиться:

— Не буду, сэр. О таких вещах лучше не вспоминать. Слава Мерлину, Ремус не растерялся и легко расправился с боггартом.

— О да, Люпин — большой специалист по боггартам. Навоевался за свою жизнь. — В мгновение ока от заботливого тона Снейпа не осталось и следа. Прозвучавшая в нем язвительность обжигала, подобно острому красному перцу — впрочем, подобный «вкус» профессорских реплик был хорошо знаком всем студентам Хогвартса.

Гарри вовсе не хотелось злить Снейпа. Он уже не раз убеждался в том, что общение с этим человеком может быть, если не приятным, то вполне сносным и даже интересным. Зная об их сложных отношениях с Люпином, нужно был признать, что упоминание имени одного из Мародеров было не самой хорошей идеей. Оставалось лишь одно — увести разговор от опасной темы.

— Почему же тогда во всех этих учебниках не упомянуты случаи, похожие на наши?

— А зачем? Зачем лишний раз пугать детей? В их мире случайная встреча с боггартом вовсе не должна оборачиваться зрелищем бездыханных тел родных и близких. Вот мумии, пауки, оборотни — это в самый раз. Покойники же — прерогатива взрослых, мистер Поттер.

Довольно редкая прерогатива, если это вас успокоит.

А как же я, сэр? — почти обиженно спросил Гарри.

— Вы? А вы, Поттер, вновь стали исключением. По-моему, к этому уже пора привыкнуть. — Снейп зачем-то еще раз скосил глаза на розовые носки Гарри и задумчиво добавил: — Постоянное исключение. Из всех правил. Вот так-то, мистер Поттер.

Гарри не стал возражать. Он лишь хотел прояснить некоторые детали:

— Меня это вовсе не радует, сэр. Очень надеюсь, что когда-нибудь это все-таки закончится.

— Конечно, закончится, — с непонятной грустью в голосе поддакнул Снейп, — все рано или поздно заканчивается.

— Было бы хорошо. По правилам жить все-таки проще, — признался Гарри и, увидев изумление на лице собеседника, вновь предпочел «свернуть». — Так значит, против моего ужаса спасения нет?

— Отчего же? Есть. Например, сегодня и вы избавились от своего кошмара, и боггарт не пострадал, а преспокойно вернулся в сундук.

— Но это не моя заслуга — вы помогли мне выбраться.

Снейп кивнул.

— Помог и таким образом продемонстрировал вам один из способов борьбы с персональными ужасами — надежный человек рядом.

— Отличный способ, — оживился Гарри. — Но есть одна сложность: что если этого «надежного человека» в нужную минуту не окажется рядом… Как тогда отбиваться?

Снейп неожиданно фыркнул.

— Все бы вам воевать, Поттер. А вы не думали об альтернативе? Существует масса других способов решения проблем.

— Конечно, думал. Я не какой-то там кровожадный монстр, сэр. И рад бы не воевать — но иначе почему-то не получается. Взять хотя бы этого боггарта... Или он меня, или я его… — Гарри отвел взгляд в строну и смущенно признался: — Правда в последнее время все-таки он — меня. Так что же? Признать поражение?

— Поттер, вы все-таки удивительный максималист, — отозвался Снейп. — Любую проблему сразу возводите в ранг брошенного вам вызова. Позвольте дать один совет: не все возникающие сложности достойны такого звания. Да и дуэли обычно вещь редкая, исключительная. Мне тем более удивительна такая горячность, ибо я знаю, с кем вам уже приходилось сражаться. Профессор Квиррелл, василиск, дементоры и даже сам Темный Лорд. Вот это были поединки. А уж боггарт… Так, маленькое злобное недоразумение, всего лишь кочка на вашем пути. Все очень просто, Поттер: не получилось колдовством — добивайтесь естеством.

— Это как?

— Знаете пословицу: «У страха…»

— «… глаза велики», — закончил Гарри. — Знаю, конечно.

— Вот и попробовали бы их закрыть. Уверяю вас: страх сразу исчезнет. Вы станете ему неинтересны.

— Так вот почему вы мне закрыли глаза… ну, когда мы… возвращались из комнаты?

— Вы схватываете на лету, — усмехнулся Снейп.

— Конечно, сегодня мне это очень помогло, но… — Гарри прервался, пытаясь сформулировать ответ как можно тактичнее.

— Договаривайте, мистер Поттер. Какие-то возражения?

— Нет. То есть, да. Прошу прощения, сэр, но мне кажется, что закрывать глаза перед опасностью…как-то неправильно, некрасиво.

— Еще скажите, что это недостойно героя магического мира, — раздраженно добавил Снейп. — Мы говорим с вами о препятствии на пути. Всего лишь незначительном препятствии. Вот скажите мне, преодолевая пересеченную местность и прыгая через ямы, вы беспокоитесь, насколько изящным выглядит ваш полет?

— Нет, но…

— Хорошо. Продолжим. А когда над головой внезапно проносится Пивз?

— Пивз? — хихикнув, повтори Гарри и искренне признался: — Тогда нужно успеть вовремя пригнуться.

— Да неужели? — разыграл изумление Снейп. — Как же так, мистер Поттер? Разве такое поведение достойно…

— Я понял: иначе боггарта мне не одолеть, пока он такой. Что же… спасибо за науку, сэр.

— Лишь бы она пошла вам впрок, Поттер. Я знаю, каково это — всякий раз заново терять дорогих тебе людей. Поэтому довольно экспериментов. Будем считать, что зачет сдан. И никаких возражений.

Гарри выглядел совершенно обалдевшим от услышанной новости.

— Сдан? — растерянно переспросил он. — Но как же… Ну да, я понял. Спасибо, сэр. А что же мне сказать друзьям?

— Друзьям незачем знать детали. Они, конечно, с интересом выслушают вас и даже посочувствуют, но глубины проблемы не поймут. Потому что сами ничего подобного не пережили. Никто не поймет, Поттер, пока не потеряет…

В произнесенных словах было столько горечи. Гарри вновь вспомнил бездыханную рыжеволосую женщину, на миг появившуюся перед Снейпом.

Кто она? Мать? Сестра?Возлюбленная? Да разве его спросишь?

Мысли Гарри были прерваны самым беспардонным образом. Вначале раздался нетерпеливый стук в дверь соседнего с гостиной кабинета. Потом еще один — настойчивый, требовательный.

Снейп резко поднялся из кресла и направился в кабинет.

— Останьтесь здесь, Поттер, — приказал он потянувшемуся было за ним Гарри и вышел из гостиной.

* * *

Тем временем неизвестный визитер решил не дожидаться ответа: Гарри услышал, как дверь, ведущая из коридора в кабинет, распахнулась.

— Профессор Снейп, вы здесь? — позвал знакомый голос. Точнее, один из двух знакомых, которые, к своему стыду, Гарри так и не научился различать за шесть лет знакомства.

— Что случилось, мистер Уизли? Кто позволил вам врываться в мой кабинет? — ледяным тоном осведомился Снейп.

— Сэр, я прошу прощения. Просто никого нет в замке. Я стучался и к директору, и к профессору Макгонаналл. Дело в том, что с моим братом — Фредом — случилась беда. Ему необходима помощь легилимента.

— Вот как? И что с ним такое?

— Он в теплице. Мы проводили опыты, и Фред подвергся метальной атаке бой-огурцов. Похоже, им как-то удалось пленить его сознание. Я звал и тормошил его, но помочь не смог. И еще… — замялся Джордж, — похоже, что мой брат потерял способность колдовать. Он стал сквибом, сэр.

— Доигрались в прятки? — сердито буркнул Снейп. — А ведь мы с профессором Дамблдором вас предупреждали. Ладно, отложим разговор на более подходящее время.

Проводите меня к брату, мистер Уизли. Немедленно

Снейп принялся торопливо обуваться. Несколько мгновений спустя, облачаясь в мантию, он строго спросил:

— И вы оставили его в этой теплице одного?

— Нет, сэр, одного я бы его ни за что не оставил — мало ли чего... С ним сейчас Пивз.

— Кто? — переспросил Снейп и возмущенно закатил глаза. — Вы бы еще Плаксу Миртл к нему приставили. Следуйте за мной. По дороге расскажете все детали.

— Да, сэр. Конечно. Я все расскажу. Дело в том…

Дверь с грохотом захлопнулась. Гарри остался один.

9

Покидая кабинет, Снейп так и не вспомнил об оставшемся в гостиной Поттере. Вполне вероятно, что позже он хотел бы продолжить прерванный разговор.

Бросив взгляд на часы, Гарри отметил про себя, что ожидание явно затягивается. О том, чтобы уйти без разрешения профессора, не могло быть и речи. Оставалось смотреть на игру пламени в камине, слушать тиканье часов и вспоминать сегодняшние события. Так Гарри и поступил.

Дожидаясь возвращения Снейпа, он с удивлением отметил, что ничуть не раздосадован необходимостью вернуться к прерванному разговору. Еще большего удивления заслуживал тот факт, что ему совершенно не хотелось покидать эту уютную комнату и возвращаться в пустую гриффиндорскую спальню — холодную и пустую. Хотелось продолжить беседу о боггартах, о страхах и тревогах, которые нельзя победить привычными заклинаниями. Но самым невероятным среди прочих оказалось еще одно желание: хотелось ощущать присутствие Снейпа рядом, то и дело исподтишка бросать на него изучающие взгляды, пытаясь по непостижимому лицу-ребусу угадывать возникающие, но тщательно скрываемые от постороннего взгляда эмоции… Одним словом, хотелось просто смотреть на Снейпа, сидевшего в нескольких шагах от него — совершенно незнакомого и вовсе не злого. Хотелось внимать рассказанным историям, соглашаться сразу со всеми его доводами. Хотелось, чтобы пламя в камине грело и грело, а спокойный, очень глубокий и почти завораживающий голос звучал и звучал…

Глаза Гарри закрылись, тяжелая голова склонилась к левому плечу.

* * *

Забытье длилось недолго: из желанного небытия его вырвал грохот двери и послышавшиеся вслед за этим взволнованные голоса. Гарри растерянно поморгал, приходя в себя, и прислушался. В соседней комнате вернувшийся Снейп о чем-то спорил с Джорджем Уизли. Волнуясь за здоровье брата, тот наотрез отказывался покидать кабинет и настаивал на объяснении произошедшего в теплице события. Снейп же был неумолим, пытаясь выставить за порог явно забывшегося наглеца.

Конец спору неожиданно положил сам виновник переполоха.

— Все в порядке, Джордж. Я уже могу двигаться и управлять собственным телом, — голос Фреда был почти неузнаваемый: какой-то глухой и безжизненный. — Слух и зрение постепенно возвращаются в норму. Успокойся, брат.

— А твоя магия? — не сдавался воинственно настроенный Джордж. — Она тоже? Вот так сразу взяла и вернулась?

Ответа Гарри не расслышал, как ни напрягался: видимо, Фред просто покачал головой. Джорджу едва удавалось держать себя в руках.

— И вы хотите, сэр, чтобы я оставил его одного? Теперь, когда он превратился в сквиба?

После этого вопроса все благие намерения Гарри выйти в кабинет, объявить о своем присутствии и извиниться за невольно подслушанный спор испарились без следа.

Фред — сквиб? С ума сойти! Ну, уж нет, никуда он не уйдет. Фред — старший брат его лучшего друга, а значит, он, Гарри, имеет полное право знать о произошедшем несчастье.

Пока он размышлял — подслушивать или нет, оставаться в гостиной или пойти сдаться, –Снейп, похоже, растерял остатки тактичности и выдержки. В голосе его теперь отчетливо слышалась сталь.

— Мистер Уизли, вы, очевидно, не поняли. Я не уговариваю вас. Позвольте напомнить: это мой кабинет, в который вы соизволили ворваться полчаса назад, умоляя о помощи. Я готов ее оказать, но настаиваю, чтобы вы немедленно убрались отсюда. Что же касается уже очевидного факта потери магии, то вы оба виноваты в сложившейся ситуации. Не мы ли с профессором Дамблдором совсем недавно предупреждали о том, что дар — это не шутка и что решение должно быть принято без проволочек. Но вы не вняли или не пожелали внять нашим призывам и довели ситуацию до критической точки.

— Хорошо, — вздохнул Джордж, — признаю, мы сами во всем виноваты. Но помочь Фреду еще можно, сэр?

Гарри отчетливо слышал истеричные нотки в голосе Джорджа. А уж у Фреда… Впервые эти шутники и затейники сняли комические маски и явно против своей воли потянулись к трагическим. Гарри не сомневался, что они бы выглядели крайне нелепо на всегда таких жизнерадостных физиономиях близнецов. Тем не менее, жизнь любила время от времени преподносить неожиданные сюрпризы. Теперь вот и Фреду с Джорджем достались странные роли.

— Можно, — отозвался Снейп. — Мистер Уизли, ваша привязанность друг к другу не может не удивлять. Но впервые возникла ситуация, когда вы должны на время оставить вашего брата и позволить позаботиться о нем другим людям, поскольку оказание необходимой помощи вне вашей компетенции. Это ясно?

— Ясно, — в ответной реплике слышалась досада и злость. — Я просто хотел помочь.

— Джордж, — почти шепотом позвал Фред, — пожалуйста, сделай все, как говорит профессор Снейп. Мы уже доигрались с тобой в молчанку — я даже дверь открыть с помощью магии не могу. Самим нам во всем этом не разобраться.

В кабинете послышались шаги: видимо, Джордж внял просьбе брата и направился к выходу, но на пороге он обернулся и почти жалобно признался:

— Как же вы не понимаете: просто так сидеть сложа руки в гостиной и ждать… Это же невыносимо! Хоть в чем-то я могу быть полезен?

— Можете, — отозвался Снейп, встретившись с умоляющим взглядом Фреда. — Отправляйтесь в кабинет профессора Дамблдора. Думаю, он уже вернулся, а если нет, то дождитесь его появления. Расскажите директору о случившемся. Мы с вашим братом поднимемся к нему позже, когда проясним некоторые вопросы.

— Хорошо, сэр, — голос Джорджа заметно оживился. — Ну, я пошел… и спасибо за помощь.

10

Едва дверь за Джорджем закрылась, Снейп подхватил стул, развернул его и уселся напротив Фреда.

— Мистер Уизли, вы способны сейчас говорить? Время стало вашим врагом — оно уходит с остатками магии.

— Мне ли этого не знать, сэр? — грустно усмехнулся Фред. — Как мне ее вернуть?

— Это займет какое-то время, мистер Уизли. Для начала давайте-ка поговорим начистоту. Надеюсь, вы больше не станете отрицать тот факт, что заклинание виртуозного копирования — ваших рук дело.

— Нет, сэр, не буду. Это заклинание создал я. Даже не знаю как. Просто с губ сорвалось. Простите, что не открылся вам тогда, в первый раз.

— Да это-то как раз понятно. Никто из нас, создав свое первое заклинание, не спешит растрезвонить об этом на весь магический мир. Конечно, душевная организация у всех разная, но большинство создающих поначалу испытывает сильнейший шок.

— Еще какой шок!

— Кроме того, — продолжил Снейп, — вам пришлось вести борьбу с собственным братом.

— Пришлось, — вздохнул Фред. На лице его появилось выражение легкой грусти. — Вы не думайте, сэр, Джордж — очень хороший человек. Он искренне желает мне добра, и поэтому…

— Поэтому считал себя вправе выбирать вам сексуальных партнеров?

— Не совсем так, — Фред покачал головой и выразительно хмыкнул: — Просто Джордж хотел, чтобы это были партнерши.

— А вам, мистер Уизли? — Снейп требовательно воззрился на притихшего близнеца. — Чего бы хотелось вам?

— Не знаю, сэр, — грустно признался тот, — я об этом даже не думал.

— Тем сложнее вам будет, мистер Уизли, потому что принимать решение придется в любом случае. И сделать выбор необходимо уже сегодня, точнее, прямо сейчас.

Гарри, боящийся пропустить хоть слово, затаил дыхание. Он не понял и половины из сказанного, но и того немногого, что удалось подслушать, ему хватило с лихвой. В результате, изумленный и заинтригованный, Гарри совершенно забыл об осторожности. Подстегиваемый любопытством, он покинул мягкое кресло, пересек гостиную и присел на стул, единственным достоинством которого было его место — в пяти футах от двери.

Поначалу Гарри не обратил особого внимания на слово «создающие», ибо он пребывал сейчас почти в шоковом состоянии. Еще бы! Фред Уизли осмелился говорить со Снейпом о личном. И каком личном! О сексе! Конец света — не иначе. Но ничуть не меньше Гарри изумило то, как спокойно и просто вел эту беседу Снейп — как осторожно подбирал слова и сравнения, как тактично знакомил Фреда с многочисленными интимными подробностями, как доступно и понятно отвечал на его вопросы…

Старания Снейпа не прошли даром: переживания Фреда постепенно утихали, голос его заметно повеселел, количество задаваемых вопросов возросло. А вот с молодым человеком, притаившимся в гостиной, напротив, творилось что-то невероятное: в душе Гарри поднималось необъяснимое беспокойство — странное, грозящее в самое ближайшее время перерасти в панику. Отчего-то сбилось дыхание, а уши и щеки полыхали так, словно в эту минуту все знакомы и друзья ругали его на чем свет стоит.

Внезапно открывшаяся страница о неведомой жизни магов буквально ошеломила его.

Подумать только! Создающие! Особая каста волшебников. Баловни судьбы. И Дамблдор тоже. Хотя… кто бы сомневался? Это-то как раз сомнений не вызывает, в то время как Снейп… Вот уж кто менее всего похож на чьего-либо любимца. Теме не менее, тоже создающий…

Гарри внезапно вспомнил, как в теплице Малфой намекнул ему о сексуальных предпочтениях Снейпа. Значит, Драко знал о существовании таких магов. Тогда почему он, Гарри, ничего о них не слышал? Почему Рон никогда не обсуждал с лучшим другом столь пикантные особенности личной жизни некоторых волшебников? Очень странно. Может быть, тот тоже этого не знал? Отлично! Значит, Гарри будет чем удивить Рона, когда тот вернется после каникул. Да и Гермионе бы не мешало рассказать, если она не в курсе.

Все эти вопросы, птичьими стаями бьющиеся в его голове, вовсе не мешали Гарри жадно ловить каждое слово из беседы создающих. Фред подробно рассказал о том, как родилось его первое заклинание, о своем странном состоянии, прежде чем с языка сорвались заветные слова. И если вначале беседы он был явно взволнован и отвечал преимущественно односложно, то постепенно доверился своему собеседнику и, поборов смущение, принялся с интересом обсуждать особенности интимной жизни создающих. Впрочем, вел он себя все-таки немного странно: видимо, волнение Фреда росло вместе с любопытством и, как следствие, тот не слишком беспокоился сейчас о хороших манерах и о том, что допустимо в присутствии профессора, а что — нет. Снейп же, похоже, и сам все прекрасно понимал. Он не сделал ни одного замечания и удержался от демонстрации неудовольствия — и это при том, что таких поводов Фред сейчас предоставлял в избытке.

— Меня всегда поражали странности нашего мира, сэр. Подумать только: чтобы вернуть магию, нужно всего-навсего заполучить порцию спермы в собственную задницу.

Нервный смех Фреда напоминал скрежет по стеклу и здорово раздражал, как и его нарочитая вульгарность. Со стороны Снейпа никаких замечаний не последовало. Он лишь дождался, когда стихнут раскаты неприятного смеха.

— Давайте-ка внесем ясность, мистер Уизли. Во-первых, для этого подойдет не всякая сперма. Обычно от идеи гомосексуальных отношений маги бегут, как пауки от василиска. Но это не страшно, поскольку никто из них вам бы помочь не смог. Другое дело — создающие. Только их семя способно вернуть утерянное. Теперь о втором условии…

— Я даже представать боюсь, что еще мне предстоит сделать, — признался Фред.

— Напрасно боитесь — больше ничего особенного не потребуется. Вам лишь предстоит выучить новое заклинание — заклинание принимающего дар.

— Какая-нибудь безумно сложная тарабарщина, так?

— Ошибаетесь, мистер Уизли. Обычное магическое заклинание. Но одна сложность все-таки имеется: оно должно быть произнесено четко, без малейшего искажения слов.

— Всего-то? — изумился Фред и, облегченно вздохнув, доложил: — Дефектов речи не имею. На дикцию не жалуюсь.

— Отрадно это слышать, — удовлетворенно кивнул Снейп. — Тем не менее, имеется одно «но», способное свести на нет все перечисленные достоинства вашей речи. И это «но» связано прежде всего с несколько необычными условиями произнесения заклинания.

— Неужели это нужно сделать публично? — обеспокоенно спросил Фред.

— Нет, публичность вам точно не грозит. Заклинание вы произнесете дважды. Первый раз — в присутствии родителей и свидетелей.

— А второй?

— Со вторым разом все немного… сложнее.

— Сложнее, чем перед родителями? Ну, это вряд ли.

— И все-таки это так, мистер Уизли. Впрочем, судить вам. Второй раз заклинание произносится в присутствии вашего партнера. Причем, делается это в тот момент, когда он впервые в вас …

— Я понял, — поспешно перебил Фред и громко сглотнул. Помолчал. Прокашлялся и с трудом выдавил из себя: — Охренеть! Прошу прощения, сэр, вырвалось.

— Бывает, — кивнул Снейп. — Вы нервничаете. Меньше всего я подхожу на роль успокоителя, но в одном уверен: у вас все получится. Испуг и неловкость переживает каждый создающий, но в нужную минуту все проходит хорошо. О чем бы вы еще хотели меня спросить, мистер Уизли?

— Мне неловко говорить об этом с вами, сэр… — начал было Фред, но осекся на полуслове.

— Понимаю ваше смущение и сожалею, что в силу некоторых обстоятельств число ваших возможных консультантов в столь деликатном вопросе сведено к минимуму.

— Все нормально, сэр. Я постараюсь четче сформулировать свою мысль. Скорее, это одно сомнение, которое не дает покоя. Вполне возможно, что я не гей… Понимаете, ни на парней, ни на мужиков у меня не встает… И никогда не вставало. Вот.

С ощущением выполненной миссии Фред вздохнул и боязливо посмотрел на собеседника, ожидая, что последует за его словами. Но Снейп никак не прореагировал на услышанное признание. Он лишь поинтересовался:

— А на девушек?

Фред задумался.

— Ну… если честно… — замялся он, ощущая, как щеки опалило жаром, — вроде и на девушек пока не очень.

— Не стоит смущаться, мистер Уизли, — подбодрил его Снейп. — Разобраться в том, у кого на что встает (как вы изволили выразиться), можно будет лишь по окончании Хогвартса. А до тех пор вы послушно пьете тыквенный сок, общаетесь с противоположным полом исключительно на дружеской основе, что вполне закономерно при ваших ленивых, сонных гормонах. А пока они нежатся в зачарованном сне, их спокойные и вполне адекватные хозяева овладевают магическими премудростями без какого-либо риска для себя и окружающих.

— Ох уж этот таинственный тыквенный сок! Жестоко вы с нами, — фыркнул Фред и осуждающе покачал головой.

— Исключительно ради вашего же блага, — назидательно заметил Снейп. — Гормональное бешенство и растущий день ото дня магический потенциал — настоящая гремучая смесь, непредсказуемая и весьма взрывоопасная. Магические школы испокон веков берут на себя смелость обучать юных волшебников довольно рискованным премудростям. А потому они вправе делать все, чтобы предупредить и исключить все возможные осложнения. Самое опасное из них — это неконтролируемая энергия взрослеющего человека, часто лишающая вас и без того немногочисленных мозгов.

— А может быть, профессорам просто так проще? Я не уверен, что такие радикальные меры настолько необходимы. Помню во время Турнира Трех Волшебников девушки из Шармбатона и ребята из Дурмстранга смотрели на наш тыквенный сок с полным недоумением — в других школах такого напитка к столу не подают. Значит, их преподаватели как-то обходятся: и магии учат, и естественных инстинктов не подавляют.

— Медопешт, — отчетливо произнес Снейп вместо ответа. — Знаете, что это такое, мистер Уизли?

— Впервые слышу, сэр.

— Понятно. А Ресинор? Приходилось пробовать?

— Пробовать? Точно не приходилось. И что это?

— А это, мистер Уизли, «тыквенные соки» Дурмстранга и Шармбатона. Первый — на основе меда, второй — из отборного винограда. Но эффект, поверьте, тот же самый. Так что в каждой магической школе есть свой «фирменный» напиток. А из этого следует то, что вы были неправы, мистер Уизли: профессора Хогвартса легких путей не ищут — они идут единственно возможным, позволяющим обеспечить безопасность.

— Я даже и не предполагал, — попытался оправдаться Фред. — Да и гости наши ни про какие Медопешты и Ресиноры не рассказывали. Вначале кривили носы, а потом, как миленькие, пили тыквенный сок. В любом случае признаю свою неправоту, сэр.

— Вот так-то лучше, мистер Уизли. Это все вопросы? Вы узнали все, что хотели?

— Еще один, сэр. Если позволите. Он касается создающего, который… точнее, с которым мне предстоит…

— Вы хотите поговорить о своем партнере, с которым будете проходить инициацию?

— Не совсем, сэр. А если во время этой инициации я пойму… ну, что я не гей? Если мне будет неприятно…

— Не будет, мистер Уизли. Во-первых, природа — довольно мудрая особа. Одаривая создающих уникальными способностями, она всегда корректирует их естественные потребности и сексуальные предпочтения. Понимаю, вам сложно в это поверить, не имея опыта. Но ждать осталось недолго. Уже сегодня вам перестанут подавать за столом тыквенный сок. Надеюсь, что через три-четыре дня, сразу после проведенной инициации, у вас уже не возникнет сомнений по поводу собственных сексуальных предпочтений.

— Выходит, я родился геем… — сделал вывод Фред и, словно желая привыкнуть к этому слову, задумчиво повторил: — Геем. Фред Уизли — гей. Охренеть! Осталось только проверить. Признаться, мне уже и самому интересно. Скажите, сэр, а я могу хотя бы узнать, кого вы с профессором Дамблдором прочите мне в наставнике? Хотя бы имя вы скажете?

— Оно вам ни о чем не скажет, мистер Уизли. Учитывая необходимость держать в тайне всю информацию о вашей будущей инициации, мне бы не хотелось лишний раз упоминать имя человека, который любезно согласился вам помочь, невзирая на таинственность процесса. Вы обещали полностью доверять нам с профессором Дамблдором. Поверьте, мистер Уизли, мы сделали все, что смогли, и разочарованы вы точно не будете.

А он мне не понравится, этот ваш таинственный наставник? Признаться, я даже и предположить не мог, что мой первый сексуальный опыт будет с мужчиной. А уж с человеком, которого я не знаю и даже никогда не видел… А вдруг он не сможет пробудить во мне… точнее, сделать так, чтобы…

— Он сможет, мистер Уизли. Поверьте, я знаю, о чем говорю, и хорошо знаком с вашим будущим наставником. Дело ведь не во внешности — хотя и этим его природа не обделила, — а в том, что этот человек — потрясающий партнер. Вы и охнуть не успеете, а он уже все, что нужно разбудит, все, что требуется, расшевелит, где нужно, заведет. Доверьтесь ему, Фред, и все будет хорошо. Вам понравится.

В кабинете было отчетливо слышно взволнованное дыхание обоих собеседников. Гарри даже представить не мог, что творится сейчас в душе Фреда. Уж если его собственное сердце от непонятного волнения пустилось вскачь полевым галопом, если даже ему не хватало воздуха и сложно было усидеть на неудобном, жестком стуле, то что же тогда можно было сказать о переживаниях юного создающего? Непостижимо.

Но голос Фреда, как ни странно, звучал спокойно и уверенно:

— Я верю вам, сэр, и готов пройти инициацию и принять дар. Спасибо вам за все, что…

За что именно Фред хотел поблагодарить Снейпа, услышать так и не удалось: в соседней комнате, где находилась гостиная профессора, раздался грохот, затем стон и приглушенное ругательство.

В ту же секунду Снейп смачно выругался. Правда, молча, про себя — он только сейчас вспомнил об оставленном в одиночестве Поттере. Встретив встревоженный взгляд Фреда, он успокаивающе кивнул ему:

— Все в порядке, мистер Уизли. Возникло одно… непредвиденное осложнение. Я немного задержусь, а вы сейчас же отправляйтесь в кабинет директора и сообщите ему о своем решении. Я поднимусь позже, и мы обсудим все детали.

11

Подняв так не вовремя свалившийся стул и потирая ушибленный при падении бок, «непредвиденное осложнение» едва успело доковылять до оставленного ранее кресла, когда в гостиную вернулся Снейп. Вот такого Снейпа Гарри знал отлично — ходячий гнев в черной мантии с черными-черными глазами и узкими-узкими губами. Брови нахмурены. Лицо бледное. Взгляд мечет молнии. Страаашно.

А на что, он, собственно, надеялся, дерзнув подслушать такой важный разговор? Какие слова оправдания приготовил? Какое объяснение рассчитывал дать? Увы, никаких. Настолько ошеломила его беседа Снейпа с Фредом, что подумать о путях отступления даже не пришло в голову. Оставалось одно — принять бой с грозно нависшим над ним противником, всем своим видом требующим объяснения.

Немного обидно, особенно учитывая, что часом ранее ему даже удалось немного поладить со Снейпом. Впрочем, словесные баталии с этим человеком были куда привычнее, чем задушевные беседы.

Опыт, накопленный за годы ученичества в Хогвартсе, не прошел даром. Желательно было опередить Снейпа: прежде чем тот обрушится на не в меру любознательного студента с обвинениями и язвительными вопросами, самому выступить инициатором объяснения.

— Я вовсе не хотел подслушивать вашу беседу, сэр. Вы не разрешили мне покидать комнату, поэтому я просто сидел и ждал.

— Почему же вы не вышли в кабинет после моего возвращения? — раздраженно поинтересовался Снейп.

— Я хотел, честное слово. Даже к двери подошел, но… Джордж вел себя так странно, почти агрессивно. Я просто не решился прерывать ваш разговор, а потом… — Гарри замолчал и, стыдливо опустив голову, принялся разглядывать сколы и трещины на каменном полу.

— И что же вам удалось услышать, мистер Поттер?

Гарри с удивлением отметил про себя, что гневных ноток в голосе Снейпа не было. Да и глаза профессора уже смотрели иначе — скорее устало, чем сердито. Под таким взглядом невозможно было ни врать, ни изворачиваться.

— Все, — признался он, — я слышал все. Каждое ваше слово. Простите, сэр.

Снейп несколько секунд с удивлением разглядывал его, словно решая дальнейшую судьбу невольного свидетеля. Но вот, к изумлению Гарри, он кивнул, принимая извинение, опустился в то же кресло, в котором сидел час назад, и совершенно спокойно поинтересовался:

— Ну и как вам услышанное, мистер Поттер? Было интересно?

— Интересно, сэр, — виновато кивнул Гарри. — Я о таком и не слышал никогда.

— Ничего удивительного. Вот если бы вы росли в семье магов, то существование создающих тайной бы не было. Скорее, наоборот — вы бы слышали о них довольно часто.

— Но у меня есть друзья из магических семей. О чем мы только не болтали ночами, но ни Невилл, ни Рон…

— Все так и должно быть. Наверняка, они оба в общих чертах осведомлены о существовании создающих, но наряду с полученной в семье информацией их научили держать язык за зубами. Дело в том, мистер Поттер, что в магических семьях не принято обсуждать эту тему.

— Но почему, сэр? — изумился Гарри. — Это же так необычно, так…

— Унизительно для семей, не имеющих возможности похвастаться родственником-создающим. Не удивляйтесь, Поттер. Волшебники, способные придумывать заклинания, являют собой живое свидетельство магической состоятельности своих семей. В нашем мире это воспринимается так же, как благословение у магглов. Появление в семье создающего — это предмет неописуемой гордости его кровных родственников и предмет величайшей зависти со стороны родов, которых природа обделила этим щедрым даром. Многие чистокровные семьи готовы пойти на все, чтобы наследник родился с таким даром.

— Странно, — задумчиво произнес Гарри. — Зачем им это нужно?

— Магия, Поттер. Это высшая ценность в наших семьях. Во имя ее сохранения в жертву могут быть принесены родовые реликвии и древние артефакты, дома, земли и поместья. Даже не слишком удавшиеся отпрыски. Да-да, не смотрите на меня с таким испугом, Поттер. Все бывало — и это в том числе. А чему вы, собственно, удивляетесь? Потеряйте магию — и вы ничто и никто в нашем мире. Не спасут ни счета в Гринготсе, ни стены родового гнезда. В любом случае вы — изгой. А вот мощный магический потенциал, напротив, открывает необозримые горизонты. Правда здесь все чаще приходится сталкиваться с одним парадоксом: при всех мечтах и чаяниях чистокровных семей о создающем, есть традиции, следование которым сводит эти мечты на нет. В первую очередь это их стремление во что бы то ни стало защитить свою кровь, создавая брачные союзы между наследниками, состоящими в кровном родстве. Это длится уже долгие годы и постепенно привело к значительному ослаблению магического потенциала таких семей и, как следствие, отсутствию чистокровных создающих уже более ста лет.

— Так получается, все вы…

— Полукровки или магглорожденные. Мы не видим в этом ничего особенного, в то время как для древних чистокровных родов это давно уже стало и серьезной проблемой, и поводом для зависти и ненависти. В каждой такой семье из поколения в поколение передаются легенды о былом магическом могуществе их рода, о прославивших его отпрысках — создающих, об их новых заклинаниях. И мало кто из них готов мириться с тем фактом, что все это осталось в прошлом, что семьи вырождаются и появление в них сквибов куда более вероятно, чем рождение создающего.

— Но почему они так боятся перемен? Стоит ли упорствовать, если их проблемы слишком очевидны?

— Упорствуют не все. Некоторые все-таки прозревают и окончательной деградации своей семьи предпочитают «свежую» кровь: благословляют своих отпрысков на брак с полукровками. Правда, предварительно узнав всю их подноготную и убедившись в мощи их магического потенциала.

— Сэр, а ваши родители… они гордились тем, что в их семье родился создающий?

— Родители до этой новости не дожили — они оба ушли из жизни до моего совершеннолетия. Но в любом случае на личности переходить не стоит. Думаю, за сегодняшний день вы и так узнали слишком многое из того, что знать было вовсе не обязательно.

— Все вышло случайно, сэр, — напомнил Гарри. — Спасибо за то, что вы мне все разъяснили.

— А вот разъяснил-то я вам далеко не все, мистер Поттер. Скорее, поведал кое-что — не более того. Сейчас же настало время для разъяснений. И главное из них касается причин моего откровения. Думаю, что полученные сведения должны уберечь вас от одной довольно серьезной опасности. Видите ли в чем дело, Поттер…

Гарри почувствовал тщательно маскируемое волнение Снейпа и, боясь попустить хоть слово, почти затаил дыхание.

— Факт столь длительного отсутствия в чистокровных семьях создающих и, как следствие, постепенное осознание ошибочности всех попыток замкнуться в своем обособленном мирке и создавать семьи, а потом рожать детей от дальних или не слишком дальних родственников удержал некоторых из них от поддержки идей и методов Темного Лорда. Отсутствие создающих некоторые стали воспринимать как магическое проклятие высокомерию и чванливости чистокровных.

— Так ведь Фред же из семьи… — начал было Гарри и осекся, встретив одобрительный взгляд Снейпа. — Получается, что никакое это не проклятие?

— Вот именно, мистер Поттер. Теперь-то вы, надеюсь, понимаете, какие последствия может иметь в наше и без того непростое время информация о появлении чистокровного создающего? А поэтому тот факт, что она стала известна вам, вынуждает меня принять определенные меры.

Взгляд Снейпа не понравился Гарри точно так же, как и его слова. По спине пробежал неприятный холодок. Голос, задающий вопрос, дрогнул:

— Вы хотите стереть мне память, сэр?

В первую минуту казалось, что Снейп просто не понял прозвучавшего вопроса. А когда все-таки понял, то воззрился на Гарри, как на умалишенного.

— Стереть память? Вам? Невероятно! А позвольте узнать, мистер Поттер, как рождаются такие нелепые фантазии?

— Почему же нелепые? — переспросил Гарри и, горько усмехнувшись, признался: — Мне вообще как-то не везло на преподавателей ЗОТИ: и память пытались стереть, и к Волдеморту на блюдечке доставить, и убить. Так что меня сложно удивить, сэр.

Гарри взглянул на собеседника, пытаясь понять, как тот отреагировал на услышанное признание. Но Снейп не смотрел на своего студента. Огонь в камине в эту минуту почему-то был ему интереснее. Он заговорил спустя несколько минут. Негромко. Без какого-либо намека на иронию.

— Думаю, что в этих ваших непростых взаимоотношениях с преподавателями Защиты можно будет поставить точку. Я, мистер Поттер, студентов не убиваю. И память им не стираю. Могу лишь выразить сожаление, что из-за допущенной мной оплошности вы стали свидетелем разговора, для ваших ушей не предназначавшегося.

— Но я не ребенок, сэр! — попробовал возразить Гарри. — Я давно уже в курсе того, что происходит между взрослыми людьми.

— Ах вот как? — разыграл изумление Снейп. — Тогда почему у такого корифея в вопросах интимной жизни взрослых сейчас так блуждает взгляд и так отчаянно пылают щеки? Молчите, мистер Поттер? Конечно, вы не вчера родились и, откуда берутся дети, узнали не сегодня. И все-таки некоторые тонкости и нюансы взаимоотношений создающих… Не доросли вы еще до этой информации. Но, по всей видимости, придется смириться с тем фактом, что многое в вашей жизни происходит раньше, чем следовало бы.

— Я никому ничего не скажу. Только… мне не дает покоя один вопрос. Вы позволите, сэр?

— Только один? И какой же?

— Волдеморт… он тоже создающий?

— Ну что же, вопрос вполне ожидаемый, — отозвался Снейп. — Только вот удовлетворить ваше любопытство, мистер Поттер, увы, не получится. Способен ли Темный Лорд создавать новые заклинания, точно не знает никто. Хочется верить, что нет. Впрочем, он всегда был непревзойденным мастером неприятных сюрпризов.

Гарри поежился:

— Даже представить себе боюсь, что было бы, обладай Волдеморт таким даром. Уж он бы точно от него не отказался. Кстати, сэр, а случалось ли так, что создающий по какой-либо причине отказывался от дара? Профессор Снейп?

И что особенного было в этом вопросе? Почему-то его интерес к способностям Волдеморта удивления не вызвал — Снейп даже бровью не повел. Но стоило ему услышать последний — вполне безобидный — вопрос, и вот глядите-ка, он как будто оцепенел. Смотрит в одну точку и молчит. И долго это еще будет продолжаться? И что в этой ситуации делать ему, Гарри?

— Профессор Снейп, — позвал он третий раз и, повысив голос, спросил: — Вы меня слышите, сэр?

Призыв возымел свое действие: Снейп вышел из ступора и рассеянно кивнул.

— Я отвечу на ваш вопрос, мистер Поттер, но он будет сегодня последним. Мне известен случай, когда создающий отказался принять дар и пройти инициацию.

— Он испугался? — предположил Гарри.

— Долгое время я так и думал, но все оказалось сложнее. Теперь, когда прошли годы, его решение мне уже не кажется таким опрометчивым и легкомысленным. Все, мистер Поттер, и развивать эту тему я больше не желаю.

— Да, сэр, я понял. Спасибо за то, что ответили на мои вопросы.

В ответе Гарри слышалась плохо скрываемая досада: он просто сгорал от желания узнать побольше об этом загадочном маге, отказавшемся от уникального дара. Но Снейп выглядел совершенно измученным и продолжать беседу явно больше не желал. Гарри поднялся из кресла.

— Профессор Снейп, я обещаю, что никому ничего не расскажу. Даже лучшим друзьям.

— Очень на это надеюсь, мистер Поттер. Время уже позднее — возвращайтесь в свою башню. Ботинки вас дожидаются у входной двери, а мантию домовики вернут завтра утром… И вам доброй ночи.

Гарри бесшумно преодолел гостиную, отметив про себя, что взгляд Снейпа опять прикован к его розовым носкам, а тонкие губы несколько раз заметно дрогнули, прежде чем изогнулись в редкую для них дугу-улыбку. Правда, эта окончательная их трансформация случилась лишь после того, как дверь за Поттером захлопнулась.

12

Заледеневшая минутная стрелка больших хогвартских часов неторопливо приближалась к цифре «12». Еще пара кругов — и вот он, долгожданный финиш. А дальше — фанфары в честь неутомимой труженицы: двенадцать мощных ударов. Величественный звон десятков колоколов и колокольчиков, разносимых по сонной, заснеженной округе замка и бесследно исчезающих где-то в черных дебрях Запретного Леса.

Один… Два…

Джордж Уизли считает удары шепотом. Не спится сегодня ему: коварная память подбрасывает своему хозяину эпизод за эпизодом сегодняшнего — такого богатого на события — дня. Калейдоскопом несутся воспоминания…

Бледное лицо Фреда на фоне огуречных лиан. Остановившийся взгляд устремлен в одну точку.

И ведь если бы один раз, а то…

— Фред, — не выдержав, шепчет он лежащему без сна брату. Заложив руки за голову, тот, почти не мигая, смотри в потолок. — Слушай, еще не поздно передумать.

— Поздно, — глухо отзывается Фред. — И вот что, Джордж, пожалуйста, не мучай меня. Думаешь, так просто даются такие вот решения? Но я его принял и уже не отступлюсь. Не перебивай меня. Пойми, в чем-то Снейп был прав: какая-то часть внутри меня словно проснулась в тот миг, когда я произнес свое заклинание. Если бы я только мог описать тебе свое состояние за несколько минут до него. Не могу подобрать сравнение. Возможно, так действует на магглов наркотик. Я хочу и дальше создавать заклинания, Джордж. Хочу ощутить это бурление внутри, эту эйфорию, когда буквально сносит крышу…

— Да все я понимаю, брат, — не дурак, — проворчал Джордж. — И верю тебе, что все это здорово. Не об этом речь. Все дело в цене, Фред. Хорошо подумай, оно того стоит, а?

— Наверняка можно узнать лишь попробовав. Спасибо Снейпу: он сумел примирить меня с этой мыслью и подготовить…

— Чертов сводник, — процедил сквозь зубы Джордж. — Представляю, что он там тебе наговорил. Ты ведь из его кабинета вышел какой-то… другой. Слушай, Фред, а ты часом никакого зелья там не пил?

— Нет. Необходимые зелья Снейп даст мне утром, перед завтраком.

— Что за зелья? — насторожился Джордж.

— Ответ тебе не понравится, брат. Хотя ты ведь отлично знаешь, что мне завтра предстоит. А значит, догадаться, какие зелья для этого понадобятся, труда не составит. Верно?

— Стимулирующие, что ли? — наморщив лоб, предположил Джордж.

— Глупый, — хохотнул Фред. — Зачем? Снейп обещал, что с этим проблем как раз не будет: заведут меня со знанием дела и по полной программе. Мне же придется пить очищающие жидкости, ибо (как бы поприличнее выразиться?) отверстие для завода и дальнейшей стимуляции должно быть безупречно чистым. Вот так-то, брат! — Нервный, лающий смех Фреда буквально пригвоздил Джорджа к постели и лишил на время дара речи.

Мерлин великий! Что же творилось сейчас в душе его брата? В его голове? А он-то, распоследний дурак, привязался к Фреду с нотациями. В конце концов кто дал ему право судить решения и поступки брата? И не суд тому нужен и не критика, а понимание и поддержка.

Джордж рывком поднялся на ноги, босиком прошлепал по ледяному полу и, присев на край кровати, пробурчал:

— Подвинься.

Фред удивленно приподнялся на локте.

— А, вспомнил детство золотое? Ко мне хочешь? А не боишься? Я ведь, как теперь выяснилось, гей.

— Хорош гей, трясется как осиновый лист! — хихикнул в ответ Джордж, укладываясь рядом с братом. — Я свое одеяло приволок. На всякий случай, — прыснул он и тут же заохал, получив легкий удар в бок. — Все, кончай дрожать. Продержишься как-нибудь три дня. Магия вернется, а там — посмотрим. Мы и не из таких передряг вылезали. В любом случае я с тобой.

— Спасибо, — шепотом пробормотал Фред и, повернувшись, уткнулся брату лбом в плечо. — Как родителям-то скажем? Мама ведь от меня наверняка внука ждет.

— Дамблдор обещал, что сам им с отцом все расскажет. Что же касается внука… Придется, видимо, мне отдуваться за двоих. Кстати, я не против.

Близнецы от души расхохотались. С каждым новым раскатом веселого смеха уходили напряжение и тревога.

— Спи уж, бык-производитель! И другим не мешай, — потребовал Фред. — Мне не престало завтра клевать носом. Завтра у меня слишком плотный график. Утро на толчке, после ланча — битва с мамой и в качестве трехдневного бонуса — секс, секс и еще раз секс.

— Как у кролика! Я тебе даже завидую. Самую малость, — прыснул Джордж, зарываясь лицом в подушку, и тут же получил еще один удар — на этот раз увесистый подзатыльник. — Все, молчу. Не боись, брат, прорвемся!

Три… четыре…

Не спится сегодня и Гарри Поттеру. Беспокойно вертится он в своей постели. Картины событий уходящего дня меняют друг друга в его сознании со скоростью детской карусели. И лица, лица… Сириус. Фред. Джордж. Пивз. Хагрид. Флибустьер. Снейп. И вопросы, вопросы. Один сложнее другого.

Ужасно интересно, как Флибустьер собирается выяснять у него наличие анимагического дара. Может быть, существуют какие-то специальные тесты? Наверное, здорово вот так запросто взять и обернуться животным. Все равно каким: оленем, котом, собакой или даже змеей. Он бы согласился на все. Хотя нет, насекомым все-таки не хотелось бы. А лучше всего птицей. Как это здорово: все небо в твоем распоряжении. Солнце. Ветер. Свобода.

Гарри мечтательно закрыл глаза, представляя небесную высь и клубящиеся облака… Впрочем, удержать надолго эти недолговечные небесные создания ему так и не удалось. Одно облако вдруг устремилось вниз. По мере его приближения менялись цвет и формы: жемчужно-белый капитулировал вначале перед серым, который в свою очередь без боя сдал свои позиции черному. И когда до пугающей тучи осталось рукой подать, ее контуры вдруг приобрели знакомые до боли очертания…

Лицо Северуса Снейпа медленно раскачивалось в воздухе, пока не сменилось веснушчатыми физиономиями близнецов Уизли. Они подмигнули Гарри, дружно захихикали и почти сразу исчезли, уступив место улыбчивому Хагриду. Тот протягивал Гарри большую тарелку, наполненную гладкими плоскими камнями, и уговаривал:

— Правый — с зайчиком, а левый — с белкой, — посчитал нужным уточнить вернувшийся Снейп. — Это потому что вы — избранный, мистер Поттер.

Гарри хочет похвастаться, что он еще и анимаг, но не успевает: время, отпущенное визитерам-сновидениям закончилось — они разом исчезли, даруя извертевшемуся «избранному создающему анимагу» вожделенное забытье и спокойный сон.

Пять… Шесть…

Дамблдор, как всегда, успешно справляется сразу с несколькими занятиями. В данную минуту он заканчивает письмо, считает удары хогвартских часов, слушает болтовню по-хозяйски развалившегося в кресле Флибустьера и отвечает на его бесчисленные вопросы.

— Надеюсь, ты не собираешься просто сидеть и ждать? Надо же что-то предпринять. Найти его, если удастся. — Старик, укутанный в теплый плед, не сводил требовательного взгляда с Дамблдора. — Ты же понимаешь, что все это не шутки.

— Судя по реакции кентавра Помони, еженощно беснующимся картинам и привидениям, а также не упуская из внимания позеленевшие кристаллы Трелони и ее состояние, близкое к панике, нетрудно догадаться, что все случится. И произойдет это довольно скоро и в непосредственной близости к Хогвартсу.

— Вот ведь напасть-то какая, — вздохнул Флибустьер и почти испуганно спросил: — Ты в этом уверен, Альбус. Что рядом с Хогвартсом-то, а? Может, обойдется, как думаешь?

Дамблдор взглянул на гостя как на несмышленыша и раздраженно пожал плечами:

— Как можно быть в чем-то уверенным, когда речь идет о Нем? Я связался с директорами Шармбатома и Дурмсланга. Никаких аномалий там замечено не было, в то время как у нас — хоть ложкой хлебай. Ты прав, старина. Поискать следует. Это, конечно, в том случае, если ты не поверил Николасу с его бредовой идеей о том, что это Гарри.

— Нет, — поспешил ответить Флибустьер. — Он, конечно, мастер на сюрпризы, но ведь не ребенок же. — Старик решительно помотал головой. — Бред. Думаю, нужно погулять в этой вашей знаменитой деревне… Как ее… Хогсмид, кажется?

— Хогсмид, — подтвердил Дамблдор. — После Рождества и отправимся туда: в пабах посидим, поговорим с кем надо, к местному колдомедику заглянем.

— Вот это правильно, к нему — в первую очередь, — одобрительно закивал Флибустьер. — И какие симптомы мы ему назовем? Они ведь у всех разные. Николас тогда чуть от жара не сгорел, я чуть до смерти не зачесал сам себя — такой зуд по коже шел.

— Ну а я едва в сосульку не превратился, — вымученно хмыкнул Дамблдор и, подумав немного, назидательно заметил: — Все-таки при всех различиях симптомов имеется нечто общее: головная боль и…

— Глаза… — закончил Флибустьер, едва сдерживая дрожь. — Даже вспоминать не хочу — настолько страшно. Вот об этом и стоит спросить колдомедика: не обращался ли кто-нибудь к нему с подобными жалобами в последнее время. — Старик поднялся, стянул с себя плед и, скомкав, небрежно бросил его в оставленное кресло. — Ладно, Альбус, у тебя, небось, еще дел по горло. Не буду больше тебе надоедать, а то я смотрю, ты все никак письмо свое не закончишь. Долго-то не сиди — завтра как-никак Рождество. Веселиться будем.

— Непременно, — кивнул Дамблдор. — Завтра покажешь все, на что ты способен. Иди, набирайся сил. Доброй ночи, ….

Какое-то время он молча смотрел вслед ушедшему. По всей видимости, тому удалось воскресить не самые приятные воспоминания Дамблдора. Словно забыв о недописанном послании, он призвал с полки изящное зеркальце в позолоченной раме и теперь сидел, задумчиво разглядывая собственное отражение. Но вот морщинистые пальцы бережно погладили стеклянную поверхность и обвели по контуру отражающиеся в нем глаза. Небесно-голубые. Поблескивающие от волнения. Тревожные.

— Глаза… — задумчиво повторил он. — Прав Флибустьер: вспоминать не хочется. Только вот не получается это — не вспоминать.

Через пару минут зеркало вернулось на свое привычное место, а перо, зажатое морщинистой рукой, легко скользило по пергаменту, выводя старинную буквенную вязь на конверте, скрепленном увесистой печатью: «Мистеру и миссис Уизли».

А еще через пять минут кабинет озарился яркой оранжевой вспышкой: Фоукс направился в Нору, выполняя поручение директора. Нет, роль посыльного не пристала этой гордой птице, и исполняла она ее крайне редко — в исключительных случаях. Сегодня именно такой случай и представился.

Семь… Восемь…

На столе раскрытая книга. «Бессмертие». Жестокая и очень жадная. Слишком мало дающая. Слишком много забирающая.

Невидимый обруч сжимает виски. То и дело волной накатывает тошнота. Слезятся глаза.

Пора уже отложить это чудовище. Самое время вспомнить о слове, данном Дамбдору, и о записях Фламеля, дожидающихся своей очереди.

Где же найти силы, чтобы успеть все?

Обреченно вздохнув, Снейп захлопнул книгу и не мешкая набросил на нее белый платок.

Все-таки удивительная вещь — шерсть единорога. Только ей и по силам сдержать разрушительную магию древнего фолианта.

Свечи в канделябрах затрепетали, а потому вспыхнули — ярко, в полную силу, первыми почувствовав избавление от опасной тьмы.

Снейп протянул руку к пергаменту, разложил его перед собой, но читать не смог: мешала резь в глазах и то и дело выступающие слезы. Он беспомощно откинулся на спинку рабочего кресла и, зажмурившись, решил посидеть так какое-то время, пока не вернется способность работать.

Но если глазам требовался дополнительный отдых, то память в эту минуту, напротив, поражала необыкновенной активностью. Она решила начать с главного — с Поттера. Он предстал перед Снейпом раскрасневшимся с мороза, с лихорадочно блестящими глазами и виноватой улыбкой опоздавшего человека. Но вот видение поменялось: Поттер — уже без мантии, в свитере старательно одергивает то левую, то правую штанины в надежде хоть немного прикрыть свои дурацкие носки. Поттер, отогревающийся в кресле у камина. Поттер, сидящий на полу, перепуганный и совершенно бессильный перед атакой злобного боггарта.

Ненадолго этот скорбный образ покидает сознание Снейпа, и тот видит Сириуса Блэка. Его последние минуты жизни. Его нелепый последний полет и еще более нелепую смерть.

Картина, способная вызвать дрожь даже у человека, долгие годы считавшего Блэка своим злейшим врагом. Что же тогда говорить о почти влюбленном в него шестнадцатилетнем мальчишке, которому это чудовищное зрелище являлось с завидной регулярностью?

Снейпу вновь видится жалкая фигурка на полу. Бессильный что-либо изменить. Униженный собственной слабостью. Растерявший всю свою мальчишескую браваду. А в сущности, совсем еще ребенок…

Снейпу показалось, что, стоит сейчас открыть глаза, и он снова увидит Поттера. Тот будет сидеть в кресле, у камина в своих розовых носках с фигурками зверюшек, заботливо вышитых Добби.

Да что же это такое? Дались ему эти носки! И этот мальчишка!

Снейп распахнул глаза и метнул взгляд к камину. Никого. Лишь потрескивают время от времени тонкие поленья, терзаемые ненасытным пламенем. Оторвавшись от спинки кресла, Снейп вытер рукавом мантии влажные дорожки на щеках и, убедившись, что зрение постепенно восстанавливается, погрузился в чтение записок Николаса Фламеля.

Девять… Десять…

Удары часов Филч отсчитывает на рабочем месте. Руководя работой домовиков, он мысленно находится далеко от Хогвартса. Возможные изменения в его жизни и связанные с ними перспективы окончательно вскружили голову хогвартскому смотрителю.

Главное, чтобы у этих неугомонных, но таких талантливых и таких головастых умников Уизли все получилось. Да и Рождество наступает очень кстати. Уж теперь-то он точно знает, о каком подарке следует просить в этот праздник. И пусть только попробует его желание не исполнится!

Одиннадцать…

Считает про себя Пивз. Еще миг — и придет его время. Как же много нужно успеть за эту короткую ночь! Навестить привидения и узнать, что они еще учудили за прошедшие сутки. Полетать в коридорах и понаблюдать за очередным переселением нарисованных магов, пастушек, русалок и пиратов. Послушать еженощное пророчество о скором и неизбежном конце всех, всего и вся в исполнении Сибиллы Трелони. Ну и поохотиться, конечно. Если получится. Хоть на кого-нибудь.

Двенадцать!

Пивз громко взвизгнул, закрутился юлой и что было сил рванул в темный коридор.

Ну, Хогвартс, держись!