Тонкие запястья

Я шумно выдыхаю, концентрируюсь на приветственной речи Дамблдора, пытаясь не думать о возвращении Волан-де-Морта и игнорируя сотни косых взглядов, направленных на меня отовсюду. Это уже было изнуряющим — сидеть на виду у огромного количества учеников в Большом зале, ловить громкие перешептывания со всех уголков длинных столов, отводить глаза. Они считают меня сумасшедшим. Я рассеянно скольжу взглядом по столу преподавателей, еле сдерживаю гримасу отвращения, заметив розовую кофточку Амбридж, морщусь при виде презрительной мины Снейпа, пытаюсь уловить взгляд пронзительных голубых глаз за очками-половинками. И ощущаю лишь раздражение, когда это не выходит. Накопившееся за все это долгое лето напряжение медленно поднималось изнутри, текло вместе с кровью по нитям вен, распространялось по всему телу, растекаясь до самых кончиков пальцев. И впервые за последнее время я ощутил себя осмысленным и заполненным — по крайней мере, у меня было это чувство, порожденное тремя месяцами страха от бездействия Волан-де-Морта, нападением дементоров, ссорой с друзьями, слушанием в Министерстве, игнорированием директора Хогвартса. И все это теперь отходило на второй план, а главенствующее положение начала занимать бесконечная вселенская усталость. Как только я осознал это, мне сразу дико захотелось спать, а глаза сами начали закрываться. Я позволил гулу окружающих меня звуков превратиться в сплошную монотонную кашу. Не разбирая, кто и что говорит, я сидел, закрыв свои глаза, мечтая о своей уютной кровати в Гриффиндорской башне, отделенной от всего мира тяжелым пологом, разделяющего меня со всеми моими проблемами, переживаниями и страхами.

— Нет, вы это слышали? — возмущенное шипение подруги прямо над моим ухом вывело меня из транса.

— Э... слышали что, Гермиона? — я постарался задать свой вопрос как можно более невинно. Метнув взгляд на недоуменную физиономию Рона, я пришел к выводу, что и он не понимает негодования нашей старосты.

— Вы что, совсем не слушали ее речь? Речь этой... Амбридж? — на долю секунды мне показалось, что из ее уст вылетит ругательство в адрес нового преподавателя, но, видимо, Гермиона вовремя опомнилась. Глаза у Рона стали круглыми — друг тоже ничего не понимал, я внутренне усмехнулся, радуясь, что не я один сейчас выгляжу в глазах отличницы полным идиотом.

— Гарри, Рон! Как вам не стыдно, это речь преподавателя, а значит...

— Так что такого она сказала? — как можно быстрее вставил я во избежание лекции, которой сейчас совершенно не хотелось — я боялся, что засну посредине гневной триады, а по пробуждению разъяренная Гермиона устроит мне шикарную головомойку, не говоря уже о том, что я не смогу где-то с неделю списывать у нее домашние задания. Лицо подруги мигом сменило выражение с гневно-возмущенного на сосредоточенно-возмущенное.

— Повторяю специально для вас...

— Все речь не надо повторять, — вякнул было Рон, но, посмотрев на грозное лицо Гермионы, мигом добавил, — пожалуйста.

Грейнджер сердито отмахнулась, однако продолжила.

— В общем, сейчас она вещала, что "прогресс ради прогресса поощрять не следует", и "искореняя то, чему нет места в нашей жизни"... — взглянув на наши вытянутые лица, она вздохнула, — Перевожу на более понятный язык — отныне Министерство вмешивается в дела Хогвартса. Только я вот не понимаю, как Дамблдор это позволил.

Я мельком окинул взглядом фигуру старика, немного испугавшись проскочившей в голове мысли: "Дамблдор что-то много себе позволяет в этом году". Голова мигом заныла. Я устало потер виски, а затем помассировал веки, сняв свои очки. Гермиона в это время отводила взгляд от стола преподавателей, шепотом вынося свой вердикт.

— В этом году нас ждут большие перемены.

Но все внутри меня почему-то обрадовано встрепенулось при ее словах, хотя имела в виду она явно не мое апатичное состояние. Нет, кончено же она не подразумевала в контексте своих слов решение всех моих проблем за этот учебный год, но я хотел прочитать это между строк, мне очень хотелось в это верить. Я резко повернул голову, чтобы размять шею, и уставился на Слизеринский стол. Нельзя сказать, что сегодняшнее появление Малфоя и его кампании в нашем купе было приятным — теперь в душе остался неприятный осадок от подозрения, что Малфой узнал Сириуса на станции. Я гневно стрельнул в него глазами и, не имея больше никакого желания рассматривать острый подбородок и прилизанные светлые волосы, отвернулся. И тут же удивленно заморгал — все ученики уже поднимались со своих мест, а Гермиона с Роном куда-то подевались. Помотав головой по сторонам, я заметил их, собирающих около выхода первокурсников, смотрящих на своих старост преданными глазами. Я тряхнул головой и поднялся со скамьи, не обращая внимания на тяжелые взгляды. Сначала я хотел помочь друзьям, но после секундного раздумья решил, что сейчас я хочу побыть один. И, выйдя из Большого зала я направился в обход к башне Гриффиндора. Добравшись до пункта своего назначения, я сразу поднялся в спальни, надеясь, что туда еще никто не добрался, и я смогу беспрепятственно лечь спать, но мне не повезло — Дин, Симус и Невилл разбирали свои чемоданы, усевшись на кроватях и болтая. Стоило мне войти и поздороваться, как плечи Симуса явно вздрогнули. Я вопросительно поднял брови, что однокурсник проигнорировал и просто задернул свой полог, громко пожелав спокойной ночи. Я перевел взгляд на Дина, который ощутимо замялся.

— Гарри… ты, не бери в голову… просто… — он кинул взгляд на кровать друга, — ну, мама Симуса не хотела пускать в Хогвартс.

Подошедший Рон поинтересовался:

— Это еще почему?

Томас замялся еще сильнее.

— Ну… это из-за Дамблдора… и из-за тебя, Гарри.

Он бросил на меня виноватый взгляд и тоже поспешил скрыться за плотной тканью полога. На меня же будто ведро ледяной воды вылили. Я еще в зале понял, что большая часть школы сочла меня ненормальным, но я и не предполагал, что подобная напасть встретит меня и среди сокурсников. Чуть легче мне стало только после слов Невилла, который, пожав плечами, спокойно сказал, что они с бабушкой всегда верили Дамблдору, а значит, всегда будут верить и мне. На душе несколько потеплело, но не настолько, чтобы ледяная змейка, вызванная словами Дина, полностью исчезла из моего одеревеневшего тела. Я прошептал одними губами «спасибо» Невиллу, зная, что он меня понял, и двинулся к своей кровати. Сбрасывая ботинки, я услышал тихий шепот друга:

— Гарри, не волнуйся. Мы с тобой.

Не оборачиваясь, я кивнул, на большее просто не хватило бы ни сил, ни выдержки. Заснул я сразу же после того, как моя голова коснулась подушки, а темный полог отгородил меня от окружающего мира. Мне снилось небо, затянутое грозовыми тучами, по которым изредка проходила серебристая змея молнии. Я ждал дождя с какой-то обреченностью, но его не было. И тучи все не расходились.

Мне казалось, что я проснулся среди ночи — настолько за окном было темно и пасмурно. Внутри шевельнулся отголосок моего сна, и я отчаянно захотел, чтобы вскоре на улице пошел дождь. Симус стремительно оделся и выскочил даже раньше, чем я смог нормально разлепить глаза, не знаю, к счастью это для меня или для него. Вчерашнего оцепенения наряду с усталостью будто бы и не было — их место занимал еле сдерживаемый гнев. И хотя разумом я отчетливо понимал, что злиться бесполезно, а эти люди, которые считают меня сумасшедшим, мигом изменят свое мнение, стоит Волан-де-Морту допустить промах и показаться на людях. Но от разумных доводов легче не становилось. Тяжело вздохнув, я напялил мантию и поспешил спуститься в общую гостиную вместе с Роном. Внизу уже стояла Гермиона, задумчиво всматриваясь в расписание. Заслышав наши шаги, она обернулась, лицо ее стало тревожным.

— Гарри… знаешь… ты только не расстраивайся, — она испуганно оглядела меня, переглянувшись с Роном, — но… — тут она зажмурилась, а последующие слова выдала с бешеной скоростью, сказав их нарочито грубо, считая, видимо, что такой стиль несколько смягчит их смысл, — мне пришлось посоветовать заткнуть некоторым девушкам из своей спальни свои большие трепливые рты.

Переведя дух, она смело подняла на меня взгляд, готовясь то ли к вспышке гнева, то ли к истерике. Я ощутил тяжелую ладонь Уизли на моем плече, который, казалось, тоже ожидал чего-нибудь подобного.

— Дружище, мы на твоей стороне, ты это знаешь. И я уверен, что не мы одни.

От этих слов мне стало несколько легче, внутри разлилось тепло, позволяя мне надеяться, что эти волшебные слова позволят мне выдержать сегодняшний день, полный разговоров в коридорах и пристальных взглядов спину. Поблагодарив друзей, я предложил наконец-таки соизволить появиться на завтраке в Большом зале, и мое предложение было принято единогласно.

Спускаясь по лестнице, мы наткнулись на группу учеников из Хаффлпаффа. Несвойственные им презрительные и ожесточенные лица вернули меня к действительности. Я ощутил жуткий прилив благодарности, когда рядом со мной плечом к плечу стали Рон с Гермионой, а сзади подошли беззаботные близнецы, бурно обсуждавшие предстоящие занятия.

Перед тем, как переступить порог Большого зала, я невольно замешкался, страх туго сдавил мою грудь, наполняя ноги свинцом. Но, словив подбадривающие взгляды четверых друзей, я решительно зашел в помещение вслед за ними. За столами сидело еще не так много народу — большая часть еще не сориентировалась с новым расписанием и только-только заправляла свои кровати, в то время как остальная половина уже заканчивала прием пищи. Я сел спиной к столам факультетов Рейвенкло и Хаффлпафф, не желая встречаться с их осуждающими взглядами. Из двух зол выбирают меньшее — и сегодня я подумал, что лицезрение Слизерина будет для меня предпочтительнее. Но, признаться, так думал я только до тех пор, пока не поднял взгляд на их стол и не увидел уныло пьющего сок Малфоя. Аппетит испарился, оставляя неприятный осадок в желудке, а настроение вообще упало гораздо ниже плинтуса, потому что в это же время Гермиона неожиданно решила напомнить, что сегодня первый урок у нас состоится в подземельях, вместе со змеиным факультетом. Снейп и его серпентарий. Я зажмурился, моля об избавлении. Ну, за что же мне это такое?! Рядом присела сияющая Джинни.

— Что, Гарри, любуешься Малфоем? — проигнорировав мой свирепый взгляд, как ни в чем не бывало, она продолжила, — Как же я тебя понимаю! Вы посмотрите, какой он стал симпатичный за лето.

Она хихикнула и потянулась за гренками. Рон же покрылся багровыми пятнами размером с кулак.

— Джинни! Что ты несешь? Нашла на кого смотреть! — он возмущенно кивнул на Слизеринский стол, — На Малфоя! Ты вспомни, кто он!

Рыжеволосая девушка воззрилась на разбушевавшегося брата с негодованием.

— Рон, между прочим, я все прекрасно помню. Но, сам вспомни, что сказал Дамблдор — нам нужно укреплять связи между факультетами, — видя, что Рон опять открыл рот, она быстро добавила, — а не помнишь, так тебе Гермиона подтвердит.

Я задумчиво отпил сока из стакана, стараясь избегать взглядом противоположный стол.

— Не думаю, что Дамблдор рассчитывает на крепкую дружбу между Гриффиндором и Слизерином.

Рон победоносно посмотрел на сестру, уверенный, что мои слова поставили точку в их споре, но Джинни лишь пожала плечами, спокойно жуя хлеб.

— Все равно, не вижу ничего плохого в том, что я отмечаю, что Малфой красив. Это ведь не отрицает того, что он заносчивый ублюдок.

Мой друг хотел, было, еще что-то сказать, но к нам уже подошла Анжелина, кардинально меняя тему нашего разговора.

— Гарри, ты знаешь, я теперь капитан нашей команды по квиддичу. И я хотела бы тебе сообщить, что в пятницу начнутся отборочные испытания, мне нужна вся команда.

Я искренне улыбнулся.

— О, это отличная новость! Поздравляю тебя!

Сбоку согласно закивал Рон. Анжелина улыбнулась и отошла.

Гермиона еще раз бегло осмотрела расписание и поторопила нас — опаздывать даже в самый первый день к Снейпу было самоубийством.

Профессор Зельеварения, как всегда, прибыл вовремя, запуская студентов в лабораторию. Первые десять минут урока мрачный Зельевар потратил на приветственную речь, которая сочилась ядом и была сопровождена десятком колких взглядов и намеков, обращенных непосредственно ко мне. Как и ожидалось, с самого первого урока Снейп решил «порадовать» нас особо сложным зельем, которое, по его мнению, должно было настроить нас на весь этот сложный (благодаря его стараниям) предстоящий год и примерно показать нам, что будет требоваться на СОВ. Уставившись на список ингредиентов, я мысленно попрощался с надеждой сварить этот чертов Умиротворяющий бальзам. Так оно и вышло — ровно через 15 минут Профессор, снабженный своей самой злорадной ухмылкой, сообщил мне, что в зелье я не добавил черемицу, а, следовательно, моя работа не может быть завершена. Не менее злорадно он взмахнул палочкой, лишая мой котел содержимого. Малфой презрительно ухмылялся.

Оставшийся урок, отчаянно борясь со злостью, я просидел, пытаясь игнорировать насмешливые взгляды белобрысого придурка. А, встретившись с черными глазами профессора Зельеварения, поклялся, что любой ценой заставлю его однажды признать, что и я могу достойно справляться с его предметом. На улице в это время грохотал гром, возвещая о близости дождя.

Я не находил себе места от раздражения и на последующих уроках. Выслушивая заунывную лекцию профессора Бинса о войнах великанов, я размышлял, что сидеть за самой последней партой было гораздо спокойнее — многим студентам было лень поворачивать свои головы, чтобы поглазеть на главного сумасшедшего школы. Борясь со сном, я предложил Рону сыграть в "виселицу", за что получил после урока строгий выговор от Гермионы, пригрозившей не давать нам больше списывать свои конспекты.

— Да ладно тебе, Гермиона, ты же не допустишь того, чтобы мы с Гарри завалили СОВ!

Я согласно закивал, подтверждая слова друга. Но наша знаменитая отличница покачала головой с хмурым выражением лица.

— Если бы вы хотя бы старались…

— Даже если бы мы и старались, так хорошо, как у тебя, у нас все равно бы не вышло! Мы не обладаем такими мозгами, и это не очень-то любезно с твоей стороны всячески напоминать нам о том, что ты умнее нас.

Грейнджер опять покачала головой, но в этот раз уже более миролюбиво.

Направляясь к Северной башне на Прорицания, дорогу нам неожиданно преградила Чо с одной из своих хихикающих подружек. Чанг подняла на меня свои глаза и, улыбнувшись, начала двигаться в моем направлении. Внутри все скрутило, внутренности сделали сальто, по спине побежали мурашки, меня начало подташнивать. Я знал, что побледнел, это было видно по встревоженному взгляду Гермионы.

— Привет, Гарри!

Она, сияя, протянула мне свою ладонь. Одеревенелыми пальцами я пожал ее.

— У тебя такие холодные руки… — протянула она, — Гарри, как… ты хорошо себя чувствуешь? — осеклась Чо, заметив мое плачевное состояние.

Голос меня не слушался, поэтому я резко замотал головой и, не дожидаясь какой-либо реакции, на негнущихся ногах стремительно зашагал к ближайшему туалету. Краем уха я уловил, что Гермиона кричала мне что-то про Больничное крыло, а Чо интересовалась у Рона, что со мной было не так.

К счастью для меня, или для Филча, который драил коридоры, я успел дойти до мужского туалета раньше, чем мой организм решил избавиться от завтрака. Склонившись над раковиной, я наблюдал, как поток воды сносит неприятную кашу в водосток. Сполоснув лицо, я оперся на край раковины, всматриваясь в свое отражение на темном зеркале с многочисленными разводами и пятнами. Я прислонился к его прохладной поверхности, в надежде остудить пылающий лоб. Меня до сих пор трясло. Я закрыл глаза, пытаясь отвязаться от настойчивых мыслей. Чо Чанг. Подружка Седрика, которого убил Темный Лорд. И совершенно не считающая меня сумасшедшим, лжецом, виновным в смерти своего закадычного дружка… Я с силой стукнул по раковине, в ладони заныло, но боль осталась без внимания — слишком плохо мне было.

Черт возьми! Лучше бы она меня ненавидела. Смотрела так же презрительно, как и многие другие. Избегала в коридорах, отходила подальше, едва завидя… Но нет. Она подошла, протягивая свою ладонь…

От свежего воспоминания меня опять вывернуло. Она протягивала мне ладонь, которой касался когда-то давно Седрик Диггори. Ныне мертвый Седрик Диггори. Тот самый, чье тело я притащил в Хогвартс, после возвращения с чертова кладбища.

Очередной спазм заставил меня склониться над раковиной в жутком позыве. Смерть. Как же это ужасно. Я опять сполоснул лицо ледяной водой. К черту Прорицания! Трелони опять будет вещать о моей скорой кончине, я этого просто не выдержу, да и мой желудок тоже. Вряд ли ей захочется лицезреть в своей комнатке Мальчика-Которого-Выворачивает-Наизнанку.

До меня докатилось эхо чьих-то шагов. Видеть кого-либо я сейчас совершенно не желал, поэтому без долгих раздумий скользнул в кабинку и защелкнул замок. Входная дверь открылась, и кто-то очутился в туалетной комнате. Послышался шум воды. Через какое-то время он прекратился, но вошедший остался на своем месте — не было слышно шагов, но были слышны глубокие вдохи, будто этот кто-то сам себя успокаивал. Спустя пару минут я начал не выдерживать охватившего меня любопытства и припал к узкой щели, чтобы разглядеть этого парня.

Он стоял в той же позе, в какой можно было найти меня пару минут назад. Хрупкие плечи, закатанные рукава, тонкие запястья, слизеринский галстук; разметавшиеся, как после бега, светлые волосы. Малфой, с чьего подбородка свисали светлые капли ледяной воды.

Я изумленно наблюдал, как он убирал волосы, пытаясь вернуть им прежний вид, но бесполезно — для этого ему точно нужен был гель. К сожалению, я не мог видеть выражение его лица, поэтому пришлось довольствоваться видом со спины — так я вряд ли пропущу, что на этот раз задумал хорек.

Но Малфой просто стоял неподвижно, глядя на свое отражение, так долго, что я уже всерьез испугался, что на следующий урок защиты от Темных искусств я попаду, только выскользнув из своего убежища, показавшись ему на глаза. Однако Малфой с силой ударил по раковине, прямо как я чуть ранее, и сдавленно прошипел:

— Будь ты проклят!

Затем он резко развернулся на каблуках и вылетел из туалета. Я задумчиво уставился на грязную стенку кабинки, невольно размышляя над увиденным. Кого же мог проклинать Малфой? И за что? Где-то далеко звенел колокол, возвещая об окончании занятий. Тряхнув головой, я избавился от оцепенения и направился прямиком к классу защиты от Темных искусств.

Амбридж сидела за учительским столом в той же отвратительной розовой кофточке. Ученики нерешительно занимали места, не зная, чего ожидать от этой странной женщины. Рон с Гермионой пришли одними из последних — видимо искали меня. Лица их просветлели, когда мы встретились глазами, и они поспешили занять места на последней парте рядом со мной.

— Гарри, где ты был? — прошептал Рон.

— Мне стало плохо. Я был… — увидев взгляд Гермионы, я закончил свою фразу иначе, — в Больничном крыле.

Тем временем Амбридж поднялась и тоненько пропела:

— Здравствуйте!

Ответом ей послужил нестройный хор приветствий. «Жаба» нахмурилась:

— Стоп-стоп-стоп. Дорогие мои, это никуда не годится. Вы должны отвечать синхронно, полными предложениями. «Здравствуйте, профессор Амбридж». Еще раз.

Класс прогудел:

— Здравствуйте, профессор Амбридж.

— Итак, палочки убрать, учебники открыть! Читаем первую главу, от разговоров воздерживаемся!

Я недовольно бурчал, убирая свою палочку, впрочем — не только я. Все прекрасно понимали, что без практики интересного урока не получится. Но больше всех поразила Гермиона, поднявшая свою руку, даже не притронувшись к учебнику.

Амбридж же ее просто игнорировала.

Но когда десятки пар глаз уставились на нее, ожидая, что она предпримет со своей ученицей, Долорес Амбридж пришлось оторваться от своих бесчисленных розовых пергаментов и вопросительно обратиться:

— Да, милая?

— Я не совсем понимаю, почему мы не будем использовать практику.

— Ваше имя?

— Гермиона Грейнджер.

— Видите ли, моя дорогая мисс Грейнджер, — она обнажила свои мелкие острые зубы, вызвав у меня непонятный прилив отвращения, — Министерство считает, что при хорошем владении теорией, практику не составит применить никакого труда.

Лаванда вопросительно вскинула брови.

— То есть у нас совершенно не будет практики?

— Имя!

— Лаванда Браун.

—Мисс Браун, вам она попросту не нужна, если вы будете знать теорию.

Я не выдержал.

— А если будет необходимость ее применить? — я думал в первую очередь о близящейся войне.

Но одновременно со мной заговорил Дин, позволяя преподавателю избежать ответа на мой вопрос.

— А как же мы будем сдавать СОВ?

— На СОВ важно знание теории, мой мальчик…

Гнев затопил мой разум, леденя кончики пальцев. В мозгу пылало убийство Седрика и, почему-то, бледное лицо с каплями на подбородке.

— А если нас ждет опасность в реальном мире?

Класс затих, пораженно уставившись на меня.

— В реальном мире, мистер Поттер? Что же вам может угрожать в реальном мире?

Я деланно призадумался:

— Ну… даже не знаю… Лорд Волан-де-Морт?

В этот раз тишину в кабинете можно было пощупать руками. Амбридж неприязненно сощурилась.

— Минус 10 очков с Гриффиндора. Темный Лорд мертв.

— Конечно, он убил Седрика из могилы.

Тишина становилась все более густой и вязкой.

— Это ложь, мистер Поттер. Прошу вас замолчать, или мне снова придется лишить ваш факультет баллов.

— Это не ложь…

— Вы будете наказаны, мистер Поттер! — торжествующе воскликнула Амбридж, вскидывая руку. Отвратительную руку с маленькими толстыми пальцами.

Я вспомнил тонкие запястья, сильный удар по раковине, и моя злость вылилась через край.

— Плевать! Я видел Его, я дрался с Ним! Он убил Седрика Диггори, и вы об этом знаете!

Целую минуту она ничего не говорила, уставившись на меня. Потом Амбридж подошла к своему столу и что-то накарябала на миниатюрной розовой бумажке.

— Подойдите ко мне, Поттер.

Борясь с гневом, я медленно приблизился к ее столу. Профессор вложила в мою руку записку, улыбаясь так приторно, как только могла.

— Отнесите ее профессору Макгонагалл.

Я молча взял пергамент, удаляясь из класса, где все ученики сидели, затаив дыхание. Плевать. «Ее урок сорван» — с мрачным удовлетворением подумал я.

В кабинете, Макгонагалл смотрела на меня чрезвычайно мрачно.

— Насколько я поняла, Поттер, вы смели утверждать, что Темный Лорд воскрес?

Я не удосужился ответить.

— И заработали… — она презрительно окинула взглядом розовую бумагу, — взыскание. В пятницу. Во время отборочных соревнований в команду по квиддичу.

Я застонал:

— П-профессор, не могли бы вы…

— Не могла бы, Поттер, — она насмешливо и почему-то по-доброму погрозила мне указательным пальцем, — постарайтесь впредь не злить профессора Амбридж, это нам не на руку, а сейчас возвращайтесь в класс.

Более менее успокоенный я двинулся в обратном направлении, но зайти в класс не удалось — возле дверей столпился весь курс. Растолкав кое-как студентов, я задал вопрос Гермионе, которая напряженно всматривалась в дверь аудитории, из щелей которой валил дым.

— Что случилось?

Рон встрепенулся.

— Представляешь, только ты вышел, как окна пораскрывались, налетел дикий ветер, и какая-то тварь вместе с ним! Она начала царапать учеников, Амбридж всех нас выгнала, а сама теперь пытается ее извести! Дружище, это было круто!

Гермиона укоризненно качнула головой.

— Рон, это ужасно! Она же могла нас покалечить! А сейчас она может покалечить профессора Амбридж!

Мы удивленно уставились на подругу.

— Ты… ты ее что, жалеешь?

Грейнджер решительно замотала головой.

— Нет, она отвратительная женщина, но все-таки она человек. Хотя… — она кинула взгляд на меня, — было бы лучше, если бы с ней случилось что-нибудь, после чего она бы не смогла преподавать, — мы согласно закивали, — в любом случае, ее урок сорван, — закончила она, а я застыл пораженный тем, что она озвучила мои мысли. Успокаиваясь, я взглянул в окно, желая, чтобы поскорее пошел дождь.

В конце концов, изрядно потрепанная Амбридж, шатаясь, вышла из кабинета, хрипло возвестив об окончании урока. Мы с Роном всю дорогу до Большого зала злорадно комментировали вид профессора. Только когда я доедал десерт, я запоздало заметил, что на улице шел дождь. Улыбнувшись этому, я опустил глаза, натыкаясь взглядом на стол Слизерина. Малфой смотрел на потолок с таким видом, будто бы хотел, чтобы мокрые капли обрушились на его лицо, стекали по подбородку. Я помотал головой, прогоняя непрошенные мысли. О событиях в туалете напоминали только волосы Малфоя, не прилизанные, как обычно. В этот момент я сам захотел подставить свое лицо под капли идущего дождя.

Остаток занятий прошел без каких-либо происшествий. Я даже особо не разговаривал с друзьями, не имея сил и, если честно, желания искать какие-нибудь безопасные темы для общения, которые бы не вызвали вновь ужасных спазмов, преследующих меня весь день. Ужин не доставил мне в этот вечер большого удовольствия, потому что весть о сорванном уроке Амбридж облетела всю школу уже, по меньшей мере, раз сто. Перешептывания за столами слышны были еще больше, вызывая у меня раздражение и бессилие. А что я мог поделать с их любопытством? Рассказывать всем о том, что я пережил на кладбище, я не собирался. Мне и так было неприятно все это — раз за разом прокручивать в голове события того ужасного дня, недаром я все лето промучился от ужасных кошмаров, заставлявших меня просыпаться среди ночи с нестерпимыми криками, будившими Дурслей. Так же я и не собирался посвящать их в подробности смерти Седрика, хотя, какие там могут быть подробности… От подобных мыслей скрутило живот, и я решительно отставил тарелку с едой, опасаясь, что произошедшее сегодня в туалете повторится. Я сидел, прокручивая всю ситуацию в голове. Не выдержав, я обратился к Гермионе.

— Я не совсем могу понять… почему два месяца назад, услышав о Волан-де-Морте от Дамблдора, они все поверили, а сейчас принимают меня за местного дурачка или что-то в этом роде?

Гермиона как-то воровато оглянулась по сторонам и не найдя обстановку удовлетворительной, потянула меня и Рона к выходу. Дойдя до площадки на втором этаже, мы остановились, и Гермиона, облокотившись о серые камни стены, тихо и терпеливо разъяснила.

— Ты не понимаешь, как все это выглядело со стороны. Ты появляешься на лужайке с телом Седрика, никто ничего не понимает. А потом, через довольно длительное время, Дамблдор скупо сообщает нам о возрождении Темного Лорда, который Диггори и убил, — я открыл, было, рот на этом моменте, но Грейнджер не дала мне вставить и слова, — Гарри, пойми, это мы знаем, что вся эта история правда от начала и до конца. А все остальные люди два летних месяца читали «Пророк», поливающий тебя и Дамблдора грязью. Конечно, проще и безопаснее было верить версии Министерства. Проще думать, что смерть бедного Седрика Диггори — всего лишь роковая случайность, а не дело рук Темного волшебника, пытающегося поработить мир.

Пока мы шли по пустым коридорам к башне Гриффиндора, по окнам барабанил дождь. Мне казалось, что этот день тянулся поистине бесконечно, а еще надо было делать домашнюю работу: Снейп задал разобрать рецепт нового зелья — противоядия, которое мы будем варить завтра на сдвоенном уроке. Но моих сил не хватило даже на простенькое сочинение по Трансфигурации, и я, забросив подальше школьную сумку, рухнул в кресло, намереваясь просто довольствоваться наблюдением за трудами Рона и Гермионы. От последней, к счастью, за свое безответственной поведение с самого начала учебного года, я получил только укоризненный взгляд и никакого выговора. За это надо бы поблагодарить.

От усталости я и не заметил, как заснул прямо в мягком и уютном кресле, стоявшим рядом с камином. А пробудили меня осторожные прикосновения к моим ступням. Резко распахнув глаза, я обнаружил, что людей в гостиной почти нет, а Рон и Гермиона тихо читают, сидя неподалеку. Прикосновения к ступням продолжались. Опуская голову, я ожидал увидеть рыжего Живоглота Гермионы, но никак не того, кого я увидел.

На полу сидел черный кот, который внимательно меня обнюхивал, изредка касаясь своим носом моих ног. Я пошевелил ими, привлекая внимание очаровательного создания. Пронзительные зеленые глаза посмотрели на меня с презрением и негодованием, но с места существо не двинулась. Не отрывая взгляда от наглого животного, я обратился к друзьям:

— Э… Рон, Гермиона, вы не знаете, чей это кот?

Они оба оторвались от книг, поворачивая головы ко мне. Первой от удивления оправилась именно Гермиона.

— Нет… впервые его здесь вижу…

Рон же соскочил с кресла и метнулся к созданию, спокойно лицезревшему сие действо. Кот презрительно дернул хвостом. Я готов был поклясться, что он надменно фыркнул. Уизли же бесцеремонно потянул кота на себя. От подобного обращения тот пронзительно зашипел и выгнулся, явно намереваясь расцарапать нарушителя спокойствия.

— Рон, что ты делаешь? Не мучай его! — запричитала Гермиона, бросаясь на помощь коту.

— Нет, ты смотри! У него здесь ошейник! — настаивал на своем Рон.

Но сам кот был категорически против, чтобы рыжий парень любовался ремешком из черной кожи на его шее. Я решил, что пора взять дело в свои руки и покровительственно опустился рядом с шипевшим существом.

— Подойди ко мне — я просто посмотрю. Хочу узнать, кто твой хозяин.

Кот отреагировал невероятно — он презрительно выгнулся, зашипев еще интенсивнее, показывая, что он отрицательно относится к данной просьбе, но в то же время он покорно подошел, позволяя мне коснуться кожи ремешка.

Это был черный ошейник без лишних изысков с маленькой серебряной круглой подвеской, на оборотной стороне которой было изящно выведено «Г». Прочитанную букву я повторил вслух. Лицо Гермионы вытянулось.

— И все? — она посмотрела на кота, — Странно, — еще какое-то время она молча всматривалась в объект нашего пристального внимания, пока не сказала, — Гарри, знаешь, он похож на тебя.

Я покачал головой. Может быть, его черная шерстка и изумрудные глаза и намекали на сходство со мной, но манера поведения была мне абсолютно чужда. Холодная и надменная, презрительная и странная. Она могла принадлежать кому угодно, но только не мне. Гермиона же тем временем радостно спросила:

— Может, ты возьмешь его себе?

Рон возмущенно посмотрел на подругу, взглядом намекая, что ему достаточно одного кота, распускающего свои когти. К счастью для него, я не имел желания связываться с новоявленным знакомым.

— Нет, что ты. Я его ни в коем случае не возьму, — стараясь себя оправдать, я соврал, — Он мне совсем не нравится!

Тут кот опять меня удивил. Выгнувшись в спине, он с силой ударил меня лапой, оставляя несколько царапин на левой руке. Затем он гордо и, несомненно, обижено поднялся, начав шествие к выходу из гостиной с гордо взметнувшимся хвостом. Уходя, он еще раз метнул в меня ярко-зеленый взгляд, в котором я различил самодовольство — будто наглое животное почувствовало, что на самом деле все совершенно не так, как я заявил Гермионе.

После того, как кот исчез из поля зрения, я посмел себе признаться, что это грациозное и надменное создание очень и очень мне нравится. Но я решил, что лучше не рисковать привязываться к такому своенравному существу. У которого тем более может объявиться хозяин — испытывать дискомфорт позже, вынужденный расстаться с этим случайным питомцем, я бы не хотел.

Взяв сумку и пожелав друзьям спокойной ночи, я поднялся в спальню, намереваясь заснуть. Засыпал я, молясь о том, чтобы завтрашний день был хоть каплю лучше, а во сне мне явился черный кот с изумрудными глазами, надменно восседающий на столе профессора Снейпа в кабинете Зельеварения.

Новое утро оказалось таким же свинцовым и дождливым, мне на радость. Первые уроки — Заклинания и Трансфигурация — тоже прошли относительно спокойно и удовлетворительно. Наш факультет получил приличное количество баллов за старания моих сокурсников. Но приближающееся Зельеварение портило картину спокойного утра. Уже у дверей в лабораторию я ощущал, что внутренности скручивает от гнева с примесью страха — все-таки вчера прочесть рецепт и разобрать его я так и не удосужился, следовательно, с зельем мне придется туго. Надежды на то, что профессор не заметит моей неподготовленности, испарились сразу же после появления мрачной фигуры Северуса Снейпа в аудитории. Профессор, окинувший снующий по кабинету за ингредиентами класс, изогнул губы в усмешке, прожигая своими черными глазами мою макушку. Я же, продолжая рыться в шкафу, пытался найти корень какого-то замысловатого растения. Ухмыляющийся Снейп вырос за моей спиной, насмешливо растягивая слова.

— Мистер Поттер, как я вижу, вы целиком и полностью увлечены поиском необходимого вам корня? Кончено же, вы читали вчера данные вам в качестве домашнего задания инструкции и знаете, в каком виде корень вам нужен?

Необычайно ехидно он поставил передо мной две колбы, в одной из которых был оранжевый порошок, а в другой весьма крупные оранжевые куски корня. Я в нерешительности осмотрелся — ни у кого как назло этого злополучного корня на столе не лежало, Гермиона была занята нарезанием бобов, Рон лихорадочно листал тетрадь, а Малфой бесстыдно ухмылялся… Малфой! Пораженный догадкой я потянулся рукой к колбе с крупными кусками — серые глаза вспыхнули удовлетворением. И я тут же схватил колбу с порошком. Снейп разочаровано наблюдал за моим выбором.

— Что ж, мистер Поттер, в этот раз вы весьма удачно выкрутились. Но учтите — в конце урока я проверю вашу работу. И оценю ее. Подобающе…

Признаться, угроза произвела на меня впечатление, и я, еще более рассерженный и испуганный, вернулся к своему месту, чтобы начать приготовление этого чертового зелья.

Сначала необходимо было нарезать бобы и опустить их в воду, доведенную до кипения, тщательно помешивая. Я поставил воду на огонь и принялся за резку. Пока все получалось. Воодушевленный, я принялся исполнять остальные пункты инструкции, находя состояние зелья на данный момент удовлетворительным. В конце оно должно было получиться серебристого цвета, напоминающего ртуть. Великолепное противоядие. Универсальное. Правда, если ты примешь его, а оно не обнаружит в тебе яда, который нужно обезвредить — ты умрешь. Занятный эффект.

Нарезая мандрагору, я смотрел на стопку сушеных фиолетовых листьев, пытаясь припомнить, когда их надо класть в зелье и какими порциями. Взгляд дернулся, и я случайно посмотрел чуть выше — пред моими глазами предстали руки Малфоя, изящно нарезающие печень лягушки. Тонкие пальцы правой руки с силой сжимали рукоятку серебряного лезвия, в то время как кончики пальцев левой брезгливо придерживали печень на разделочной доске. Тонкие запястья двигались так грациозно, что у меня перехватило дыхание. Понятно, почему ему так удаются зелья — точеные и изящные движения исключали всякую возможность ошибки или неточности. Размеренность действий не позволяла сбиться. А я не мог оторвать взгляда от хрупких малфоевских запястий. Казалось, они такие слабые, что я могу сломать их одним дыханием. Я удивился своему невольному открытию. Это же Малфой…

«Что, Гарри, любуешься Малфоем?» — всплыл в голове вопрос Джинни.

Мысленно застонав, я вернулся к своему вареву, благодаря Мерлина, что никто не заметил моего странного поведения. Но тут же мои мысли перескочили на другую тему. Согласно указаниям, сейчас зелье должно было быть зеленым и жидким, мое же было синим и тягучим. В этот раз я застонал вслух. Снейп же излучал довольство, предвкушая, явно, как он со мной разберется в конце урока.

Я попытался лихорадочно сообразить, как можно улучшить ситуацию. Но все было против меня. Из-за того, что я задержался у шкафа с ингредиентами, мы сидели с Гермионой в разных концах аудитории, ну, а особым знанием зелий я никогда не отличался. Единственный, сносно соображающий человек на моем ряду был Малфой. Но его я никогда не попрошу о помощи. Даже если есть угроза быть растерзанным Снейпом прилюдно.

Я снова бросил мимолетный взгляд на белобрысого придурка. Зря.

На какой-то момент я подумал, что нахожусь под действием приворота — настолько прекрасным показался мне Малфой. Вот он легко двигается, ведет головой, скидывая в котел измельченные ингредиенты. Приглаживает волосы, поправляет рукава. Сжимает свое тонкое запястье, всматриваясь в свое зелье. Идеально приготовленное зелье. Горло безжалостно давит. От ярости. Я ощущаю дрожь в руках, нож выскользнул из ослабевших пальцев. Я хочу его сломать. Бессильная злость застилает мне глаза.

Я рывком отворачиваюсь, начиная беспорядочно скидывать в свой котел оставшиеся ингредиенты. Плевать. Пусть Снейп орет и снимает баллы. Пусть насмехается, пусть делает все, что его душе угодно, мне наплевать. Какая разница, все равно бы оно у меня не получилось — варево столь сложное, что даже у Гермионы ничего не получается. Выместив свою злость на несчастном зелье, я закрываю котел крышкой, от чего по классу разносится звонкий гул.

Пятнадцать минут кипения. Кипел и котел, и я.

Наконец, рассерженный, я потушил огонь, всем своим видом показывая, что я закончил. Профессор Снейп медленно двинулся ко мне мимо десятков мест.

Весь класс затаил дыхание.

Малфой, манерно ухмыляясь, повернулся ко мне лицом, желая видеть мой позор перед зельеваром.

Увидев его насмешливые серые глаза, я почему-то не захотел, чтобы сейчас Снейп прилюдно обозвал мое зелье очередной дрянью. Не захотел, чтобы он выставил мою болотную жижу на всеобщее обозрение, высмеивая. Весь мой настрой покатился ко всем чертям, пока сальноволосый ублюдок, как в замедленной съемке, двигался ко мне, безжалостно сверля меня глазами.

О, Мерлин. Молю. Мне нужно чудо.

— Итак, мистер Поттер, сейчас мы полюбуемся на результат вашей работы, — конечно, полюбуется он, — Уверен, вы положили все ингредиенты вовремя и в нужном количестве, согласно инструкции, — а то он не видел, как и когда я клал эти чертовы ингредиенты, — И я искренне верю в то, что ваше зелье получилось, в противном случае… — куда уж противнее, — Мне придется назначит вам отработку.

Гадко ухмыльнувшись, он потянул руку к крышке котла.

Господи, умоляю.

Глаза Малфоя торжествующе блеснули.

Рука с тонким запястьем вскинулась, будто он сам хотел снять крышку.

Какое изящное движение.

Какие тонкие запястья…

Снейп наконец добрался до крышки, которая дрогнула в длинных пальцах профессора, между поверхностью крышки и котлом начала образовываться щель.

Я зажмурился, чтобы не видеть реакции Малфоя.

— Минус тридцать баллов с Гриф... — Снейп резко замолк.

Я открыл глаза, сталкиваясь со взглядом Малфоя, в котором читалось чистое безумие — серый лед расплавился, отображая лавину непонятных мне эмоций. Я посмотрел на свой котел.

Зелье было серебристого цвета ртути.

С того злополучного урока Зельеварения прошло уже несколько дней, которые Снейп меня весьма успешно игнорировал. Также он игнорировали мои работы, которые вдруг стали удаваться даже тогда, когда я нарочно портил зелье, подкладывая ингредиенты в неправильном порядке или не вовремя. И мне от этого было значительно легче. Зато Малфой не мог игнорировать мой проснувшийся талант к Зельеварению. Он появлялся в классе мрачнее тучи, излучая злость и недовольство в течение всего урока. Метая в мою сторону серебряные молнии быстрых взглядов из-под платиновой челки, он, наблюдая за моим пренебрежительным отношением к его любимому предмету, доводил себя до дрожи в пальцах, бессильно ненавидя мою внезапную удачу. Однако, вопреки моим ожиданиям, цепляться ко мне больше он не стал — напротив, все насмешливые выпады в мою сторону прекратились. Его лицо кривилось, а губы двигались в беззвучном проклятии, глаза взрывались неприязнью и ненавистью, но я не услышал ни слова от Малфоя за все эти дни. Хотя, не так уж меня и волновало его подобное поведение. А если быть точным — совсем не волновало.

— Гарри, хватит буравить спину Малфоя взглядом, давай лучше над зельем работать, — зашипел над ухом Рон, который отныне работал только в паре со мной, великодушно оставив Гермиону Невиллу.

И я послушно отвернулся от прямой спины Слизеринского Принца, ибо буквально пару секунд назад заверил себя, что его поведение меня не волнует. Ни капли.

Как и следовало ожидать, через двадцать минут варево приобрело именно такой оттенок, который был указан в инструкции. Наполнив подписанную колбу, я двинулся к учительскому столу, за которым восседал игнорировавший мое появление профессор Снейп. Сзади раздался звон битого стекла и сдавленное шипение.

Блондин, скорчив презрительную физиономию, оттряхивался от своего пролитого зелья. Колба разлетелась прямо у его ног.

— Мистер Поттер, раз вы уже закончили, помогите мистеру Малфою собрать осколки, — невозмутимо предложил Зельевар, даже не догадываясь о буре внутри меня. Судя по лицу белобрысого придурка, он тоже был далеко не рад сложившимся обстоятельствам.

Внутри меня все похолодело. А потом я неожиданно усмехнулся и двинулся к хорьку.

Слизеринец как-то резко дернулся и чуть не упал на колени, поспешив справиться самостоятельно. При приближении я отметил, что его руки немилосердно дрожали. Я опустился рядом, потянувшись к осколкам. Малфой поспешил отодвинуться, опустив голову еще ниже так, чтобы челка скрыла большую часть его точеного лица. Не знаю почему, но меня вдруг стало раздражать то, что этот нарцисс подражает своему обожаемому профессору, наглым образом игнорируя мою персону, помогающую ему собрать осколки.

— Что, Малфой, — я вложил в свое шипение как можно больше презрения, — уже не можешь справиться даже с тем, чтобы отнести колбу? Я уже не говорю про само зелье…

Блондин резко выдохнул, неловко дернувшись. В его левой ладони хрустнуло стекло, моментально порезав нежную кожу — я увидел, как на пол капнула кровь, расплывшаяся алым пятном. Но Малфой не проронил ни слова, даже не взглянул на меня. Все раздражение мигом испарилось.

— Ты порезался.

Слизеринец продолжал молча собирать осколки, не обращая внимания на то, что кровь все еще шла.

Примесь негодования и непонимания заставила меня вскинуть свою руку и схватить его запястье, вынуждая остановиться. Серебряные молнии сверкнули из-под челки явно яростно, но тут же снова скрылись за платиновой завесой.

— Отпусти, — такой незнакомый мне глухой голос.

Он попытался вырваться, но я сжал запястье сильнее, даже слишком сильно — я был уверен, что на этой прозрачной коже расцветет синяк.

— Еще раз дернешься и вместо того, чтобы вылечить порез, я сломаю тебе руку.

Малфой зарычал, но вырываться прекратил, на него мои слова произвели впечатление. На меня, к сожалению, тоже — внутри стало крепнуть маниакальное желание вывернуть это тоненькое и хрупкое запястье под каким-нибудь немыслимым и замысловатым углом. Но я достал палочку, провел указательным пальцем недалеко от пореза (Малфой при этом затрясся еще сильнее), пытаясь припомнить заживляющее заклинание.

Я это заметил, у меня всегда так — рвусь помочь и спасти, даже не зная, как. Я забубнил себе под нос, тихо, чтобы этот «больной» не услышал:

— Как же оно там? Это заживляющее… — ранка моментально затянулась.

Не пришедший в себя от шока, я не заметил, как блондин стремительно поднялся, удаляясь от меня, даже не поблагодарив. Мысль о том, что я вылечил Слизеринского Принца силой мысли, не давала мне покоя до конца урока.

Собирая свои вещи после звона колокола, извещающего об окончании занятия, я не сразу заметил Гермиону, нетерпеливо поджидавшую меня у выхода из аудитории. Она нервно оглядывала меня, сложив руки на груди. Рядом топтался Рон, не знавший, куда ему деться. Как только я вышел к ним, моя подруга на меня налетела:

— Что ты там делал с Малфоем? — она грозно смотрела в мои глаза, ожидая разъяснений.

— Я залечил его порез, Гермиона, только и всего.

— Он выскочил из кабинета такой бледный, я подумала, что ты ему сказал… что? — она удивленно воззрилась на меня, — Вылечил порез? Как так?

Я лихорадочно пытался придумать, что же ей сказать. За неимением лучшего варианта, я решил озвучить правду:

— Ну, я достал свою палочку, пытаясь вспомнить то заклятие, которое мы вычитали в прошлом году, когда готовились к Турниру Трех Волшебников, но я так и не смог его вспомнить.

Глаза подруги продолжали наполняться недоумением:

— Но как тогда?..

— Я просто подумал о том, что надо бы его залечить, и он… раз! Сам залечился. –я уставился на Гермиону, мысленно взмолившись, чтобы сейчас меня не настигла какая-нибудь лекция. Но она лишь молча на меня смотрела, пытаясь, видимо, осмыслить полученную информацию. Стоявший рядом Рон скривился.

— Гарри, дружище, ну, со стороны это выглядит, как всплески стихийной магии. Со всеми бывает.

Он пожал плечами, явно не собираясь придавать этому значения, но Гермиона просто оцепенела. Она стояла, сосредоточенно всматриваясь в противоположную стену, решая в уме какую-то сложную задачу. Губы ее беззвучно шевелились, а сама она выглядела так, будто она напряженно вспоминает ответ на вопрос на экзамене. Тут она резко повернулась, одаривая меня взглядом, полным понимания, и двинулась к лестнице. Рон озабоченно смотрел ей вслед:

— Ты куда?

Она лишь отмахнулась:

— В библиотеку, ужинайте без меня.

И мы поплелись в Большой Зал, обсуждая ее странное поведение.

После ужина я пошел на назначенную профессором Амбридж отработку. Пятнадцать минут назад у нашего стола появилась Анжелина, крайне расстроенная тем, что я не смогу появиться на отборочном туре. Ее гневная тирада завершилась тем, что она потребовала с меня обещания больше не нарываться на уроках Защиты. Когда я попыталась оправдаться, она лишь заткнула меня доводом, что на дальнейших тренировках все старания команды без ловца пойдут насмарку. Пришлось пообещать, что впредь я обойдусь без глупостей. Но сейчас, стоя напротив двери в кабинет профессора Амбридж, я думал, что это будет сложно — постараться вести себя тихо с этой женщиной.

Кабинет ее был самым отвратительным кабинетом из всех, какие я когда-либо видел. Даже при Локонсе здесь, на мой взгляд, было приятнее. Обилие розового цвета резало глаза, а странно мерзкие котята с разномастными глазами вызывали у меня отвращение. Слащавая улыбка этой жабы вывела меня из себя, но я попытался успокоиться. «Гарри, — говорил я себе, — помни о квиддиче.» Не улыбнувшись ей в ответ, но и не нахамив, хотя безумно хотелось, я сел на то место, на которое она терпеливо указывала. Перед собой я обнаружил чистый пергамент и перо.

— Вы будете писать строчки, мистер Поттер.

Она склонила голову, улыбчиво наблюдая за мной. Я надеялся, что на моем лице не проскочил след моего бешенства.

— О. Да. И что мне необходимо написать?

— Я не должен лгать.

Ее улыбка стала еще более приторной. Бог мой, я думал, что дальше некуда. Мысленное отвращение к ней в какой-то степени помогало отвлечься от злости, вызванной ее словами.

— Сколько раз? — я хотя бы пытался быть вежливым.

— Пока смысл не впечатается, мистер Поттер, — ее улыбка стала уж чересчур знающей.

Меня передернуло.

— Хорошо, профессор, — я опустил голову и взял перо, — но… вы не дали мне чернил?

Я предусмотрительно не стал поворачиваться в ее сторону, судя по голосу, зрелище это было не из приятных.

— О, они вам не понадобятся.

Через час, прижимая ноющую руку к груди, я шел по коридорам Хогвартса, изобретая самые мучительные смерти для Амбридж. На моей памяти, я впервые ненавидел кого-то из профессоров сильнее, чем Снейпа. Опустив глаза я наткнулся на свой новый шрам — «Я не должен лгать.» Мерзкая, подлая, гадкая… я завернул за угол, вспоминая всевозможные ругательства. А там, облокачиваясь на стену, стоял Малфой.

Я заметил его не сразу — он был в углублении стены, да еще и стоял ко мне спиной. Но не узнать его было невозможно — такие волосы были только у одного человека во всем Хогвартсе. Я поспешил юркнуть за угол, начав копаться в своей сумке, благодаря все на свете за то, что я догадался с утра пихнуть туда мантию-неведимку. Когда с этим было покончено, я осмелился бесшумно выскользнуть из своего убежища, подойдя ближе к Малфою.

Он опирался о стену рукой, опустив голову вниз. Платиновые пряди, выбившиеся из идеально-зализанной прически, опустились в непосредственной близости от его острого носа, вздымаясь от дыхания. Глаза были закрыты, плечи опущены.

Беззащитный Малфой, явление первое. И, я уверен, что последнее на моем веку. Без этой своей вечной ледяной и презрительно макси… и правда беззащитный.

Я стою, почему-то боясь лишний раз вздохнуть, и правильно, я ведь не хочу, чтобы меня обнаружили. Скольжу взглядом по его фигуре, которая олицетворяет сейчас… бессилие? Отчаяние? Безысходность? Да, именно так. Но что же с ним происходит?

Увиденное меня поразило, Слизеринский Принц, мой главный школьный враг, ненавистный сын Пожирателя Смерти, подонок и любимчик Снейпа — он оказался простым человеком, которого тоже что-то тревожит. Смотря на новоявленного для меня «простого человека», я внезапно обнаружил, что он, например, немного выше меня, что довольно неплохо сложен, сильно напряжен, что у него довольно привлекательное лицо и, взгляд ожидаемо останавливается на этой части тела: необычайно хрупкие, тонкие запястья.

Я вздрогнул, потому что Малфой вздохнул, развернулся к стене спиной, устало по ней съехал, опускаясь на корточки, и только после этого открыл глаза. Не выдерживая искушения, я опустился напротив, всматриваясь в их глубину, неприкрытую завесой ледяной стали, наполненную сотнями эмоций.

О да, это была именно безысходность. Он не знал, что делать. Ртуть его глаз таяла под наплывом чувств. Схватка внутри отражалась на его обычно бесстрастном лице, сверкала в его глазах. На какую-то долю секунды их даже застлала пелена непролитых слез, но, слава Мерлину, плакать Малфой не стал — меня бы просто хватил удар, хватит с меня на сегодня таких потрясений.

Я всматривался в него до боли, пожирая глазами его лицо и сутулую фигуру, скрючившуюся у стены. Я скользил взглядом по складкам его аккуратной и чистой мантии, по изгибу тонких бровей, по маленьким морщинкам в уголках глаз, по длинным пальцам, судорожно сжавшимся на острых коленях, по дрожащим кончикам ресниц. Этот новый, не знакомый мне Малфой, был открытым и беззащитным. Слабым. Мне хотелось его жалеть.

Он втянул воздух как-то резко, запрокидывая голову. Уже через секунду он стал странно хватать воздух ртом, будто бы ему не хватало кислорода. Плечи мелко тряслись, а светлые пряди колыхались в такт. Я ощутил дикое волнение. Что же такого могло произойти, чтобы вывести хладнокровного Слизеринского Принца из себя? Я поймал себя на мысли, что меня это крайне интересует. И не только это — сам Малфой был весьма любопытным для меня.

Послышались чьи-то шаги, но я не мог оторваться от наблюдения за своим врагом номер один. Я был уверен, что угроза в виде приближающегося человека заставит слизеринца если не встать, то хотя бы натянуть свою ледяную маску, но блондин ничего этого не сделал. А я заворожено ждал.

Вдруг шаги, уже довольно громкие, оборвались — незнакомец увидел сгорбившегося Малфоя, сидящего на холодном полу — и тут же возобновились. И вот, спустя пару секунд рядом с Принцем опускался Блейз Забини. Он положил свою руку на худое плечо вздрагивающего Малфоя, его глаза лучились сочувствием и беспокойством:

— Драко… Вот так, в коридоре, почти на виду, не стыдно?

Я ощутил себя несколько неуютно. Эти непривычные для меня слизеринцы без надменных масок вызывали совершенно другие эмоции, отличные от ненависти. Больше всего мне сейчас хотелось скинуть мантию и сесть по другую сторону от Малфоя, так же положив свою руку в ободряющем жесте ему на плечо, так же называть по имени, попытаться успокоить. Но я продолжал наблюдать, незамеченный этой змеиной парочкой.

— Драко… Мерлин… Что с тобой?

— Ты это видел?

Пару секунд Забини недоуменно всматривался в серые глаза, а потом уверенно кивнул:

— Да, я понял.

Я раздраженно поморщился, нет, чтобы нормально высказаться — им надо говорить загадками! Но я тут же закусил губу — а перед кем им, собственно, изъясняться, для них главное, что они друг друга понимают.

Малфой резко запрокинул голову, несильно ударившись о стену:

— Блейз, я не могу так больше. Не могу. Ну, за что мне это? Скажи? — он уронил голову в ладони, — у меня руки трясутся, постоянно. Я думаю, по-моему, только об этом.

Послышался всхлип, от звука которого по моему телу побежали мурашки.

— Драко, тише… Все равно, ничего не изменить…

Малфой резко вскочил на ноги и разъяренно зашипел:

— Думаешь, я этого не знаю? Думаешь, я не понимаю, чем это грозит? Как это все может закончиться? Я все понимаю, Блейз, не будь я Малфоем, я бы сказал, что меня это убивает, — он гневно тряхнул головой, — я ненавижу за это Темного Лорда! Будь он проклят!

Забини резко схватил разбушевавшегося слизеринца за плечи, в попытке успокоить. Драко Малфой сначала пытался вырваться, а потом его плечи подозрительно затряслись лихой дрожью, а я уловил резкие выдохи — блондин пытался сдерживать слезы. Минутой позже он обмяк в руках Блейза и позволил ему увести себя из коридора.

Я остался же на своем месте, пытаясь осознать случившееся. Разметавшиеся светлые волосы, влажные серые глаза, трясущиеся руки моего врага не давали покоя. Уравновешенный Принц, сбросивший на моих глазах свою маску, предстал для меня совершенно иным. И это знание теперь жгло меня изнутри, заслоняя собой всю прежнюю ненависть. Я так мало его знаю. Что же могло выбить из колеи нахального юношу? Что могло заставить его всхлипывать от осознания собственного бессилия? За что ему так ненавидеть Темного Лорда?

Значило ли это, что Малфой не исключал возможность перехода на Светлую сторону? Или может, он осознал, что Волан-де-Морт угрожает безопасности его семьи? Или просто его собственной жизни?

Ответов на все эти вопросы у меня не было, и я даже не представлял, где их можно найти. В смятении чувств, я поднялся, направляясь в общую гостиную. Подходя к портрету Полной Дамы, я понял, что об этой сцене в коридоре Рон и Гермиона от меня ничего не узнают.

Когда я проснулся, то мне показалось, что подсмотренная мною вчера сцена была просто плодом моего воображения и не более того. Умываясь, я думал, что я никак не мог увидеть Малфоя в подобном состоянии, это было просто невероятно. Идя на завтрак в сопровождении Рона и Гермионы, я уже на сто процентов был уверен, что беззащитный Слизеринец мне привиделся во сне.

Я ел овсянку с удовольствием, несмотря на то, что вообще не очень ее люблю. Собственное воображение радовало, это же надо, так реалистично изобразить почти плачущего Малфоя! Но тут вышеупомянутый студент вошел в Большой зал в сопровождении пресловутого Блейза Забини, и я ощутил сосущую пустоту в желудке — под глазами блондина залегли тени, а взгляд был тяжелым, будто бы он всю ночь не спал, сдерживая слезы, уткнувшись в подушку. Настроение скатилось вниз, я отставил овсянку. Это был не сон.

Драко Малфой действительно сидел вчера на холодном полу в коридоре, утыкаясь в шею Забини, лихорадочно сжимавшего его плечи. Эти серые глаза вчера блестели не отсветом факелов, а непролитыми слезами, этот тонкий нос втягивал воздух так, будто ему его катастрофически не хватало. Я вцепился в столешницу, не сводя глаз со Слизеринского стола. Малфой сидел, уставившись в одну точку, не притрагиваясь к еде. Забини хмуро посматривал на него, бешено орудуя вилкой. Не прошло и пяти минут, как Блейз, схватив своего товарища за шкирку, вылетел из Большого зала. Видимо, Малфою воздастся за такое его меланхоличное поведение.

— Гарри, ты в порядке? — Гермиона проницательно смотрела на меня, чуть склонив голову.

— Да, конечно в порядке.

— Ты какой-то странный.

Я попытался улыбнуться, явно ощущая, что вместо улыбки у меня вышла лишь жалкая гримаса:

— Просто несколько беспокоюсь, — я скосил взгляд, пытаясь придумать, о чем же я беспокоюсь, — меня волнует предстоящий урок Защиты. Не хочу опять получить взыскание.

Рон рядом согласно закивал:

— Во-во, пропустишь еще одну тренировку, Анжелина с тебя шкуру сдерет!

Моего рыжего друга в пятницу выбрали вратарем, чему тот был бесконечно рад. Его рвению играть мог позавидовать даже я. А то последнее время я что-то вообще не находил времени даже подумать слово «квиддич». Это было странно. Тем временем Рон вещал:

— Тем более, первая игра сезона со Слизерином!

Я резко повернулся к нему, ощущая ужас:

— Что ты сказал?

— Ну… то, что мы играем со Слизерином.

Я непроизвольно вздрогнул. Первая игра. И та с Малфоем. Это ведь просто чудесно.

— Значит, Малфой…

Я встал, подхватывая сумку. Уже собираясь уходить, я заметил внимательный и отчего-то понимающий взгляд Гермионы. Но, что он означал, я не собирался задумываться. По крайней мере, не сейчас, не перед уроком Защиты от Темных искусств.

Профессор Амбридж встретила нас приторной улыбкой.

— Здравствуйте, класс!

— Здравствуйте, профессор Амбридж.

Усаживаясь на свое место, я ощущал раздражение. Теперь все уроки этой жабы сопровождались бесчисленным множеством любопытных взглядов и шепотков учеников. Казалось, весь класс ждал, когда я опять сорвусь и начну орать про Седрика и Волан-де-Морта. Но я, несмотря на гнев, вызванный отрицанием Амбридж возрождения Темного Лорда, не хотел подставляться и молчал. Но сегодня моя выдержка мне изменила.

Очередная тема урока привела к жаркой дискуссии между преподавателем и студентами. Это было ожидаемо, что спор повернет в это русло — началось обсуждение Темной магии. И, естественно, я не сдержался, вновь напомнив всем присутствующим, что видел возрождение самого могущественного Темного волшебника. Профессор Амбридж мой энтузиазм оценила в дополнительное взыскание, которое, несомненно, совпало с очередной тренировкой команды по квиддичу. Похоже, мне пора походить на курсы управления гневом, это выходит из-под контроля.

Выходя из ее кабинета с отработки, прижав к груди окровавленную руку с вырезанными на ней словами «Я не должен лгать», я шел по коридору, испытывая странное чувство. За каждым поворотом я снова ожидал увидеть странного Малфоя. Но на этот раз я вряд ли бы остался в стороне, просто наблюдая…

Моя мысленная просьба была услышана — за следующим поворотом и впрямь стоял Малфой, только не такой, какого я ожидал увидеть.

Привычная презрительная маска на его лице, надменная поза и насмешливый взгляд — все при нем. Никаких слез, соплей и трогательных вздрагиваний. Принц надел парадную мантию:

— Что, Поттер, опять вляпался? — тонкие, бледные губы изогнулись в усмешке, копирующей снейповскую.

— Отвали, Малфой.

Такому его воплощению очень даже хотелось врезать. На секунду в глазах врага мелькнула непонятная мне решимость, будто он расставил для себя все приоритеты. Что-то началось. Это что-то обещало быть грандиозным. Палочка в его руке чуть было не заставила меня сделать пару шагов назад.

— Опять, Потти, комплекс героя? Только вот Диггори спасти не удалось, — он склонил голову, голос был необычайно вкрадчивым, — надо же, он умер прямо на твоих глазах. А ты ничего не мог поделать, — серые глаза смотрели на меня с торжеством, дразнящий шепот впивался мне в сердце, — ничего, Поттер.

Он выплюнул мою фамилию, которая сейчас прозвучала для меня сродни паролю. Я забыл про беззащитно-плачущего Малфоя. Передо мной стоял сейчас враг, белобрысый ублюдок. И у меня было только одно желание, сделать ему как можно больнее.

Гнев подтолкнул меня, и я очутился нос к носу с внезапно испугавшимся слизеринцем. Я схватил его за запястье, машинально подмечая, что на той руке, которую я сжал на одном из уроков Зельеварения, залечивая ему порез, и правда расцвел шикарный синяк. Еще бы. При такой-то коже...

Движение вышло автоматическое, я заломил его руку за спину:

— Дернешься, сломаю.

Ох, как же хочется сломать это хрупкое запястье. Резко. Больно… Малфой дернулся, задев мое плечо. Некстати в моей голове пронеслись недавние воспоминания. Каким разным, Малфой, ты можешь быть в одном и том же коридоре! Невольно моя хватка слабеет. И я держу его почти нежно. Мотаю головой:

— Малфой, какой же ты идиот.

Я отпускаю его и иду прочь, ощущая его недоуменный взгляд в спину. Всю дорогу до Гриффиндорской башни я проделываю, пытаясь понять, почему ощущаю это странное чувство внутри. Щемящее волнение, почти граничащее с нежностью, сопровождаемое диким желанием его убить.

Собственно говоря, с этого памятного вечера все и началось.

Он цеплялся ко мне каждый божий день всю эту неделю. Намеренно провоцировал меня в коридорах на драки, поливал грязью под гогот своего змеиного факультета, нарочно задевал Рона и Гермиону. Он окликал меня безумным и строил противные гримасы, он ухмылялся, размышляя вслух о моем сумасшествии, он шипел мне о смерти Седрика. Постоянно. На завтраке, на занятиях, на обеде, во всех проходах Хогвартса, на ужине, в каждом проеме был он со своими колкими словами. Я, конечно, понимаю, что мы всегда были врагами, но так сильно мы не цапались никогда. А тут Малфой сосредоточил все свое внимание на мне, устраивая ежедневные стычки, за которые раз за разом профессора снимали уйму баллов. И это приводило меня в бешенство. Я злился, подходя к нему с намерением подправить форму его носа, но видел в серых глазах нечто неуловимое, непонятное мне, заставляющее вспомнить худощавую фигуру в коридоре, осевшую на пол, и безысходность на красивом лице. И я, шипя, отступал, так и не ударив нахального слизеринца ни разу.

Рон порывался побить Малфоя, размахивал кулаками, сотрясая воздух, но без моего одобрения не решился на какие-либо действия. Гермиона молчала, только понимающе кивала головой, окидывая меня задумчивыми взглядами, о значении которых мне было страшно спросить. А я… я не знал, что с этим делать. Вечно-достающий Малфой раздражал, его хотелось, как минимум, убить на месте. Но призрачное напоминание о том самом блондине, чуть ли не плачущим в коридоре, мимолетно появляющееся в его холодных глазах, выбивало из колеи. И вместо удара, его хотелось погладить по голове.

Вот и сейчас я буквально вылетал из Большого зала, борясь с желанием стукнуть этого блондинистого идиота, нежно прижать к себе, а потом снова стукнуть. Руки, по которым растекалось горячее желание что-нибудь сделать с нахальным слизеринцем, дрожали. Я быстро шел по коридору, пытаясь угомонить свои мысли, которые пребывали в диком хаосе. И тут меня догнала Чо.

— Гарри, привет.

Она улыбалась, но руки мне предусмотрительно не протягивала. Я был ей за это благодарен — хватало одного ее присутствия, чтобы желудок предательски скрутило от нахлынувшей тошноты. Похоже, вся моя симпатия к этой девушке была уничтожена на корню смертью Седрика. Она была живым напоминанием моей вины перед ним, и я бы крайне не хотел помнить об этом постоянно.

— Да, привет.

— Как дела?

— Спасибо, хорошо, а у тебя?

Не говорить же ей, что меня выводят из себя косые взгляды в мою сторону. Что я бы хотел избавиться от клейма сумасшедшего. Что меня раздражает Снейп, окидывающий меня мрачным взглядом на занятиях и игнорирующий мои успехи. Что поведение Малфоя вызывает во мне целую бурю и не дает спать спокойно. Нет, ей об этом знать совсем не обязательно.

— Тоже. Говорят, ваш первый матч будет со Слизерином?

Я мрачно кивнул, а Чо понимающе улыбнулась.

— Да уж… Хотя, было бы гораздо хуже, если матч еще и судил Снейп.

Я вспомнил один из тех редких случаев, когда судейство досталось Зельевару, а игра проходила зимой. По приземлению его волосы напоминали длинные сосульки. Я тихо засмеялся, наслаждаясь воспоминанием.

— А с другой стороны — есть Малфой.

Чо нахмурилась.

— Редкостная сволочь.

Я покачал головой.

— Не редкостная — уникальная.

Я позволил себе улыбнуться, в то время как Чанг расхохоталась. В конце коридора я увидел самого Малфоя с застывшим лицом. Я уже было готовился к тому, что гаденыш опять подойдет ко мне с очередными подколами, но Слизеринский Принц резко развернулся на каблуках, удаляясь. Времени думать над его поведением не было, ибо я спешил на Гербологию. Наскоро попрощавшись с Чо, я двинулся к теплицам.

На протяжении всего урока я чувствовал странное покалывание в пальцах — меня охватило волнительное предчувствие. Я был необычно рассеян, даже рассеяннее Рона, и Гермиона постоянно недовольно посматривала в мою сторону и качала головой. А один раз вообще, вопреки всем своим убеждениям, возмущенно заговорила со мной, не слушая слова профессора.

— Гарри, что с тобой?

Я неопределенно покачал головой.

— Все в порядке.

Она гневно нахмурилась.

— Не смей скрывать от меня, что тебя беспокоит. Болит шрам? Тебе снятся кошмары? Что-то случилось? Или опять вспышки стихийной магии?

Я отрицательно замотал своей лохматой головой. При таком настрое подруги лучше сейчас просто сказать правду.

— Меня беспокоит Малфой…

Она вопросительно на меня посмотрела, потом зажмурилась и, отмахнувшись от меня, вернулась к занятиям, будто сделала для себя какой-то вывод. Рон зашептал мне на ухо.

— Дружище, просто ты действительно странно себя ведешь. Заканчивай, хорошо?

И, не дожидаясь ответа, он тоже отвернулся от меня, углубившись в изучение нового растения. Мне же оставалось только домысливать все самому, что у меня, к слову, не вышло.

С Гербологии я сбежал раньше всех и теперь шел в одиночестве по коридорам Хогвартса на следующее занятие. Тут мое внимание привлек громкий разговор профессора Макгонагалл и профессора Снейпа.

— Северус Снейп, я в который раз вам повторяю, что Драко Малфой поступил отвратительно. Его немедленно следует наказать!

— А я утверждаю, дорогая моя Минерва, что произошедшее является чистой случайностью…

Я навострил уши, что же этот блондин успел натворить? Макгонагалл тем временем возмущенно взвилась на ответ Снейпа.

— Случайность? Посланное проклятие в безлюдном коридоре, это случайность?

Проклятие? Что? Зачем? Как?... Декан моего факультета тем временем продолжала.

— Тем более, почему он находился в коридоре во время занятий?

Снейп парировал.

— Тот же самый вопрос относится и к мисс Чанг. Что она делала в коридоре во время урока?

Чо? А она здесь причем?

— Профессор Снейп. Тот факт, что ученики находятся вне аудитории во время учебного процесса, блекнет перед тем, что ваш студент наслал проклятие на мисс Чанг! Мадам Помфри была с данным заклятием не знакома, и это хорошо, что вы смогли его снять. Кто знает, как обернутся дела в следующий раз? Нельзя спускать это мистеру Малфою с рук.

Я стоял, оглушенный ее словами. Малфой зачем-то проклял Чо Чанг. Почему он это сделал? Чем же она ему не угодила? Голова шла кругом от всех этих мыслей, да еще и толпы учеников стали заполнять коридор. Я тер виски, пытаясь хоть чуть-чуть понять, что же происходит. Это было сложно.

Осознание пришло как-то медленно. Этот ублюдок посмел проклясть Чо. Какая разница, что у него были за причины?! Это же Малфой, он мог это сделать просто так. Я и так был вспыльчив последнее время, поэтому гневу не составило труда вновь овладеть моим разумом. Я обнаружил себя, мчащимся по коридорам в поисках белобрысого подонка. Я яростно желал его как можно скорее увидеть.

Малфой обнаружился в одном из закоулков. Если бы я не был так зол, я бы был весьма удивлен его позой — он стоял, облокотившись спиной о камни, задумчиво смотря перед собой. Его лицо было спокойным и отстраненным. Заслышав мои шаги, он меланхолично повернул ко мне голову, но никак более не отреагировал. Я же буквально подлетел к нему.

— Зачем ты это сделал, Малфой?

Его глаза неуловимо блеснули, а рука взметнулась вверх, поправляя волосы. Так же эта тонкая рука часом ранее, наверно, вскидывалась, наводя палочку на Чо. Пелена ярости застлала мне глаза.

— Отвечай!

Я с силой ударил кулаком по стене над его правым плечом. Малфой не смотрел на меня, а куда-то чуть выше, все тем же отрешенным взглядом.

— Что, Поттер, я навредил твоей подружке?

Рычание почти срывалось с моих губ. Хотелось его ударить. Но что-то останавливало.

— Зачем. Ты. Это. Сделал. Отвечай! — мне не оставалось ничего другого, кроме как шипеть ему в лицо. Отстраненное выражение лица невероятно раздражало.

— Даже не знаю, что на меня вдруг нашло, — произнес он таким тоном, что я и не смог понять, серьезно ли он говорит или опять издевается. Однако, осведомленный о его отвратительном характере, я быстро склонился ко второму варианту, сжимая его мантию так, что побелели пальцы. Я не знал, что с этим делать. Сотни ругательств почти что срывались с моего языка, готовые обрушиться на его блондинистую голову, но я пока что держал себя в руках, держал в своих руках его. Я сам как-то причудливо переплетался с его школьной мантией в моих цепких пальцах, и мне почему-то начинало казаться, что я с ней срастаюсь.

Я бы его сейчас просто взял и отпустил от растерянности, если бы его последующая фраза не обожгла мой разум, пройдясь по оголенным от напряжения нервам.

— Наверное, мне просто нечем было заняться.

Манерно растянутые слова врезались в мое подсознание, заставляя шипеть. Сволочь.

Я вскинул руку, намереваясь подправить форму его носа своим кулаком, но он поспешно отклонился, не позволяя мне себя достать. Это походило на танец. На особо стремительных разворотах у меня захватывало дух, и я мог выдохнуть только тогда, когда Малфой уклонялся от моего очередного удара. И хотя мои же собственные промахи приносили мне необъяснимое облегчение, я не собирался так просто сдаваться и поэтому раз за разом вскидывал руки, упорно пытаясь его достать. В конце концов, у меня это получилось, и я, уцепившись за его мантию, повалился на пол, увлекая его за собой. Он придавил меня своим необычайно тонким, но неожиданно сильным телом, к каменному полу, лишая возможности двигаться. Но я, настроенный весьма решительно, извивался под ним, все еще желающий ударить его как можно сильнее. Я умудрился пихнуть его коленом и, судя по его неоднозначной реакции, я причинил ему, по меньшей мере, дискомфорт. Я дернул ногой еще раз и тут же ощутил, как блондин с силой укусил мое плечо. Как ни странно, но вспышка боли позволила мне найти силы оттолкнуть его.

Слизеринец покатился по полу, я же, не способный упустить такую потрясающую возможность пополз за ним. Достигнув тушки Малфоя, я неожиданно быстро воспользовался этим, заломив ему руку и припечатывая к холодному полу. Змееныш подо мной затравленно зашипел, вынужденный вжаться щекой в каменные плиты. Я, оседлавший бедра Малфоя, лежащего лицом вниз в этом коридоре, смотрел на то, как он морщится. Морщится от омерзения, от гнева, от обиды, от холода пола, от боли в запястье. А в моей голове проскальзывали отрывки воспоминаний. Я почему-то думал о том, как мы познакомились, как отверг предложение о его дружбе, о том, что выбрал Гриффиндор вместо змеиного факультета, о наших многочисленных стычках и о том, как он забавно морщится. Однако одна мысль четко врезалась в мое сознание, опаляя его немыслимым огнем. В моей руке почти треснуло это необычайно бледное запястье. И мне хотелось его сломать.

Я как завороженный смотрел на бледную кожу под моими пальцами. В свете факелов она казалась мерцающей и матовой, и я был загипнотизирован ее оттенком. Не отдавая себе отчета, я чуть ли не нежно провел большим пальцем по этой восхитительной коже. Бархатистая. Малфой подо мной замер и, кажется, задержал дыхание. Я же, не в силах сопротивляться внезапно нахлынувшему желанию, медленно наклонил голову и прижался носом к запястью. Одуряющий, теплый и сладкий запах мгновенно опьянил меня не хуже огневиски. Я захлебнулся в водовороте нахлынувших эмоций, сжал запястье сильнее, вцепившись пальцами в тонкую ткань кожи, оставляя на ней свой след. Я ощущал себя самым настоящим наркоманом, меня рвало на части от противоречивых желаний, я не знал, чего хочу больше — попробовать его на вкус или сломать хрупкое запястье. В раздумье я скользнул взглядом по лицу блондина. Малфой повернул голову и уставился на меня широко распахнутыми глазами. Ртуть его глаз переливалась в свете факелов, выдавая изумление хозяина. Продолжая вглядываться в расплавленную сталь, я задумчиво провел пальцем по бледной коже еще раз, Слизеринец моргнул и закусил губу, будто сдерживая крик. От боли? Мне хотелось смеяться.

— Мистер Поттер, что вы делаете?

Холодный голос Зельевара заставил исчезнуть эту странную дымку, окутывающую мое сознание.

— Интересуюсь у мистера Малфоя, как прошел урок.

Блондин не сводил с меня взгляда, полного… Мерлин, чем же был наполнен этот взгляд?! Снейп тем временем приблизился к нам, и мне пришлось отпустить свою жертву.

— Минус пятьдесят баллов с Гриффиндора, — шипел Мастер зелий, помогая своему студенту подняться. — Мистер Малфой, вы сможете самостоятельно дойти до Больничного крыла?

Но Слизеринец продолжал безмолвно смотреть на меня, и я готов был поклясться, что видел в этом взгляде боль.

Снейп бросил на меня полный ненависти взгляд и, приобняв Малфоя за плечи, направился к мадам Помфри. Я смотрел им вслед и, непонятно почему, ощущал себя чудовищем.

Малфоя за ужином не было, а вот Чо уже сидела за столом своего факультета и, судя по виду, не испытывала никакого дискомфорта. В какой-то момент наши взгляды встретились, и Чанг тепло мне улыбнулась. Я скривил губы в подобии улыбки в ответ, на большее меня просто не хватило. Гермиона наблюдала за мной с сочувствием.

— Гарри, знаешь, тебе надо больше отдыхать, — жалостливо сказала подруга.

Я уставился на нее с недоверием, сидящий рядом Рон подавился картошкой.

— Фто ты скафала? — ошеломленно спросил рыжий.

Явно, он, как и я, совершенно не ожидал от Гермионы подобных слов, ведь еще с каникул она регулярно промывала нам мозги предстоящими СОВ. Если быть до конца честным, я не думал, что услышу от этой девушки нечто подобное вообще до окончания нашей учебы в Хогвартсе.

— Ох, Рон, перестань говорить с набитым ртом. Но Гарри, правда, учебный год только начался, а ты уже выглядишь таким замученным и усталым. Мне кажется, противостояние с Амбридж тебя просто вымотало, все эти отработки, — она сделала неопределенный жест рукой. — Наверное, тебе нужно больше спать, а не засиживаться допоздна в гостиной. Также я бы хотела, чтобы ты сходил к мадам Помфри и попросил что-нибудь успокоительное. Рон сказал, что ты беспокойно спишь.

Я одарил друга гневным взглядом, под которым его уши моментально запылали. Грейнджер с угрожающим видом направила на меня свою вилку.

— Гарри Поттер, я бы и без Рона могла догадаться, что у тебя проблемы со сном — твой вечно помятый вид, серый цвет лица и огромные мешки под глазами говорят сами за себя. И если ты сам не попросишь в Больничном крыле зелье, то я насильно потащу тебя туда, и тогда, уж поверь мне, от мадам Помфри ты так просто не отделаешься.

Я тяжело вздохнул, вынужденный согласиться с Гермионой. Последнее время я и правда очень плохо спал, постоянно просыпался от кошмаров, а если мне и снились нормальные сны, то все они были какими-то выматывающими и депрессивными. Обострившееся чувство справедливости постоянно трепало мои нервы, толкая меня в цепкие лапы бесконтрольного гнева по любому поводу. Постоянные склоки на уроках Защиты и стычки с Малфоем не способствовали моему душевному спокойствию. Ко всему прочему можно прибавить мое постоянное, уже ставшее автоматическим, беспокойство по поводу Волан-де-Морта: где он, что он делает, что планирует. Участившиеся боли в шраме тоже мешали мне нормально спать, и я попадал в замкнутый круг: чем больше я не высыпался — тем раздражительнее я становился, чем раздражительнее я становился — тем больше я не высыпался. И в том, что мне необходимо какое-то лекарство, Гермиона права. Наверное, и правда стоит посетить сегодня Больничное крыло.

После ужина мы с ребятами направились в башню Гриффиндора. Я сообщил им, что сейчас возьму с собой карту Мародеров и тотчас отправлюсь к мадам Помфри.

— Ты что, не вспомнишь путь до Больничного крыла без карты? — усмехнулся Рон.

— Просто не хочу наткнуться на Снейпа, когда буду возвращаться. Или того хуже — на Амбридж.

Уизли понимающе закивал.

— Да уж, если честно, не думал, что буду кого-то ненавидеть больше, чем Снейпа. Но с появлением этой жабы я поменял свое мнение, — криво улыбнулся друг.

Гермиона с легкой улыбкой покачала головой и отделилась от нас, чтобы подняться в спальню девочек за нужной ей книгой. Мы же с Роном направились в комнату парней.

Коротко переговариваясь, мы зашли в уютное помещение, обнаружив там читающего Невилла. Юноша молча улыбнулся нам, приветствуя, и снова уткнулся в книгу.

— Снейп, конечно, тот еще гад, но, я думаю, он тоже недолюбливает эту старушенцию Амбридж. Видал, как он на нее смотрит в Большом зале? Может, попросить его невзначай отравить ее? Вряд ли его будет мучить совесть. Ведь он…

Голос Рона медленно уплывал вдаль, в то время как мой разум затмила жуткая боль. Мне казалось, что моя голова горит изнутри, что ее пожирает пламя, и мои глаза этого не выдержат. Я крепко зажмурился, отстраненно ощущая, что куда-то падаю. Пришедшая мгновением позже боль в коленках никак не могла сравниться с той, что бушевала внутри моего черепа.

Я чувствовал, что по моему лицу текло что-то неприятно-мокрое и липкое. Наверное, я кричал, потому что краем сознания я ощущал, как открывается мой рот. Отвратительное чувство тошноты поднималось во мне мерзкой змеей, грозя желудку избавлением от недавнего ужина. Мир вокруг плавился, и единственным, что я четко слышал, был хриплый, дикий и безумно радостный смех Волан-де-Морта.

Но мне сразу стало легче, когда чьи-то теплые руки мягко влили мне что-то в рот, твердо придерживая челюсть. Меня затопила волна благодарности, когда боль начала отступать, а картинка окружающего мира — проясняться. В какой-то момент кто-то словно резко врубил звук, и дыхание стоящих вокруг меня людей показалось мне неестественно громким. Но меня они пока не особо волновали, потому что я разглядел лицо своего спасителя и не поверил в то, что увидел.

Черные глаза с беспокойством рассматривали меня, в то время как длинные бледные пальцы аккуратно стирали с моего шрама липкую субстанцию. Я чуть скосил глаза и осознал, что жидкостью, заливающей мое лицо, была кровь, вытекающая из шрама. За плечом Снейпа тревожно маячила профессор Макгонагалл.

— Как он? С ним все в порядке?

Зельевар кивнул, медленно возвращая своему лицу непроницаемость.

— Срочно отведите его к мадам Помфри.

Я не мог поверить своим ушам, потому что отчетливо расслышал в голосе ненавистного преподавателя нотку сочувствия, а может быть даже заботы. Но, по-видимому, это мне не почудилось, потому что декан Гриффиндора посмотрела на Мастера зелий с нотой изумления.

Рон и Невилл помогли мне подняться, и я, все еще ощущая во всем теле слабость, с благодарностью оперся на их плечи. Где-то на краю сознания мелькала мысль, что я все равно собирался сходить в Больничное крыло.

— Профессор… не могли бы вы передать директору, что… Он был очень рад, — я специально выделил голосом слово «он», надеясь, что Макгонагалл меня поймет.

На долю секунды на ее лице отразилось замешательство и недоумение, но ее взгляд быстро прояснился.

— Конечно, — кивнула она, — а сейчас пусть мальчики помогут тебе добраться до Больничного крыла.

Когда мадам Помфри увидела меня, то ее лицо приобрело такое решительное выражение, что я, признаться, испугался и хотел уже малодушно попросить ребят отнести меня обратно в башню. Естественно, сделать это мне никто не позволил, и я оказался на больничной койке. Колдомедик, видимо, решила приняться за меня всерьез. Она тщательно осмотрела меня на предмет повреждений, которые я мог получить, пока корчился на полу от боли. Залечив пустяковые порезы и ссадины, женщина уделила внимание моей многострадальной голове.

Одним движением палочки меня очистили от запекшейся крови, и я почувствовал себя несколько лучше — непривычная стянутость кожи ушла. Чуть наклонив мою голову, мадам Помфри напряженно всматривалась в область вокруг шрама.

— И давно он у тебя так?

Я немного удивился.

— Как так?

— Шрам опух после кровотечения, но видно, что кожа уже давно воспалена. Разве ты ничего не ощущал? Непривычный зуд или жжение? Или, может быть, он был неестественно красным?

Я покачал головой. Кто его знает? Я как-то не обращал внимания на шрам — уж больно часто он меня беспокоил последнее время. Да и не до него как-то все было. Что зуд, что жжение, после возвращения Волан-де-Морта подобное его состояние было обыденным. Но я был уверен, что внешне рубец не менялся, иначе бы Гермиона давно забила тревогу и отправила бы меня сюда, а то и к самому Дамблдору.

— Вроде нет.

Колдомедик поджала губы, раздумывая. По ее виду я догадался, что меня ждет тщательное медицинское обследование, а после — не менее тщательное и, скорее всего, неприятное и горькое лечение в виде бесконечных зелий. И, конечно, меня ждал впереди не один день на койке в Больничном крыле. Не очень-то радужные перспективы. Мне почему-то не улыбалось глотать всякую бурду производства профессора Снейпа. Кстати, о птичках. Меня так поразило его беспокойство, что я до сих пор находился в своего рода шоке. Я помнил все те разы, когда мрачный Мастер зелий вынужден был спасать мою шкуру, но ни разу он не продемонстрировал свою заботу обо мне так явно. Это было таким ошеломляющим открытием, что я решил обязательно разобраться в таком парадоксальном поведении своего учителя. А там, кто знает, к чему это приведет — может быть, мне не придется больше выслушивать поток оскорблений или терпеть несправедливое игнорирование на его уроках.

С такими мыслями я не заметил, что мадам Помфри уже успела сходить за парой скляночек, и невольно вздрогнул, когда она протянула мне баночку с нежно-голубым кремом.

— Помажь этим шрам. Лекарство должно снять остаточную боль.

Я зачерпнул пальцами пахнущую мятой субстанцию и боязливо нанес на шрам. Лоб приятно охладило, и я почувствовал огромное облегчение. Размазывая крем по коже, я почему-то подумал, что крем и зелье, которое дал мне в башне Снейп, должны быть похожи по составу — столь схожи были их эффекты. — Мазь оставь себе, я думаю, она тебе еще пригодится. А это, — она указала рукой на дымящийся бокал на прикроватной тумбочке, — выпей и ложись спать. Ты ведь сможешь уснуть? Или дать тебе снотворного?

— Не надо, спасибо. Я так устал, что засну без помощи каких-либо зелий, — я слабо улыбнулся.

— Ну как знаешь. Если вдруг ночью тебе станет хуже, то дотронься до этого колокольчика, — мадам Помфри снова указала на тумбочку, — и я сразу приду в палату. Не хватало еще напугать посреди ночи мистера Малфоя.

Я изумленно уставился на женщину. Сегодня был поистине день каких-то открытий. Впервые при мне колдомедик упомянула хорька без тени неприязни в голосе. Я с любопытством покосился на соседнюю кровать, отделенную от меня ширмой. Что же такого сделал этот змееныш, чтобы расположить к себе мадам Помфри?

Под строгим взглядом врача я выпил противное зелье из кубка до последней капли и улегся, натянув одеяло до подбородка.

— Спокойной ночи, Гарри, — немного обеспокоенно попрощалась она.

— Спасибо, спокойной ночи.

Погасив торшер, эта чудесная женщина ушла, оставляя меня один на один с моими бесконечными вопросами и мыслями. Я лежал и даже не пытался заснуть, несмотря на свою усталость и обещание колдомедику. Почему Снейп и Малфой ведут себя так странно? Этот вопрос разжигал мое любопытство со страшной силой, потому что у меня не было ни одного адекватного предположения, которое бы могло хоть немного пролить свет на их странное поведение.

Но поток моих мыслей был прерван тихим шорохом. Я напрягся, боясь, что это вернулась мадам Помфри, и торопливо прикрыл глаза, притворяясь спящим. Сквозь неплотно сомкнутые веки я видел длинную фигуру, приближающуюся к моей кровати.

Зельевар смерил мою неподвижную фигуру взглядом, выражение которого я не смог определить, и, покачав головой с тихим вздохом, направился к кровати слизеринца. Бархатистый шепот Снейпа был прекрасно слышен в ночной тиши палаты.

— Драко?

— Северус? Прости. Что с Поттером? Почему он здесь?

Я не услышал, а скорее почувствовал, как профессор достал палочку и наложил заглушающее заклинание. Волна досады накрыла меня с головой. Ну почему ему взбрело в голову это сделать! Ведь я, по идее, сплю, а больше здесь никого нет. Вот спрашивается, к чему эти меры предосторожности. Я разочаровано выдохнул, но не мог смириться с тем, что я не мог слышать их разговор. Я просто обязан был его слышать!

Будто бы повинуясь моему желанию, голоса стали слышны громче. Не знаю, как, но я сумел обойти чары Снейпа.

— … когда я прибыл к ним в башню, он корчился на полу от боли, а кровь заливала ему лицо. Я немедля дал ему зелье, и Поттера отправили в Больничное крыло, — кратко объяснял зельевар.

— Хотел бы я посмотреть на тебя в их львятнике, — произнес Драко, но мне почему-то показалось, что он хотел сказать нечто совсем другое.

— Наверняка это было нелепо, — согласился Снейп.

Они немного помолчали, я был уверен, что они общались о чем-то важном на уровне взглядов, а потом декан Слизерина вновь заговорил уже более официальным и строгим тоном.

— Мистер Малфой, нашего факультета лишили двух сотен баллов, и я вынужден был сообщить Люциусу о вашем поступке. Он намерен посетить вас завтра.

Я почувствовал, как Малфой кивнул. А профессор неожиданно воскликнул:

— Драко, какого Мерлина тебе надо было это делать? Только не говори, что это снова твое маленькое помешательство!

Блондин невесело усмехнулся.

— Ох, Северус, теперь ты это так называешь.

Я каким-то шестым чувством знал, что Снейп нахмурился.

— Советую тебе держать себя в руках. Не будешь же ты кидаться на каждую, кто только… — я ощутил, как Мастер зелий укоризненно покачал головой, не договорив, — А еще до меня дошли слухи о твоих…

— Нервных срывах.

— Истериках, — безжалостно перефразировал Зельевар. — Я поставил в твоей комнате пару склянок с успокоительным. Будь добр, принимай его каждый день перед сном.

Малфой промолчал.

— Я пойду. Ожидай завтра отца. Приятных сновидений, Драко.

— Тебе того же, Северус.

Тихий шелест мантии вывел меня из оцепенения. Мой разум кричал: «Кто эти два незнакомца?! Я не знаю их! Впервые вижу!». И я был с ним полностью согласен.

Я шел по темному коридору Хогвартса, силясь припомнить, куда же он ведет. Иногда мне казалось, что через пару поворотов я окажусь в подземельях, аккурат перед входом в личные апартаменты Снейпа, временами я был почти уверен, что извилистая змея коридора ведет меня в башню Гриффиндора. Но я все шел, а повороты все не заканчивались. Большинство факелов не горело, хотя за окном уже давно была ночь… Осознание пронзило меня леденящей стрелой – что я делаю ночью в школьном коридоре да еще и без мантии-невидимки? Не хватало мне только попасться Филчу или, того хуже, Снейпу.

Стоило мне подумать о Зельеваре, как моя тревога резко изменила направление. Что происходит с этим непонятным человеком? Как можно проявлять заботу и сочувствовать человеку, которого ненавидишь? Пожалуй, Снейп меня волновал даже больше, чем истеричный Малфой. Последние дни дали мне массу пищи для размышлений – кем на самом деле является мрачный Мастер Зелий и что он в действительности думает о Дамблдоре, о Волдеморте, обо мне.

Я тряхнул головой, пытаясь избавиться хотя бы от части мыслей, которые наполнили мое сознание при мимолетном воспоминании об убийце моих родителей. Почему люди охотно принимали его сторону… нет, не так. Я знаю ответ на этот вопрос. Меня интересует другое – почему Снейп встал на его сторону? Что такого притягательного было в Темном Лорде, что заставило Зельевара принять Метку? Десятки предположений налетели на меня со всех сторон, и я почувствовал себя донельзя растерянным. Я никогда не углублялся в причины поступков ненавистного мне преподавателя. Я никогда не пытался понять его и еще месяц назад рассмеялся бы в лицо тому, кто посмел бы предложить мне сесть и подумать над мотивациями Снейпа. Я подавил желание нервно рассмеяться и почти тут же непроизвольно нахмурился. Никогда мне не приходило в голову поразмыслить, почему Дамблдор безоговорочно доверял Пожирателю смерти. Кто знает, что за доказательства предоставил ему бывший соратник Лорда. И бывший ли?

Да.

Голос внутри меня почему-то был твердо уверен в невиновности Мастера Зелий. Хуже того – я почему-то был с ним согласен. Но понимание того, что лед моего недоверия к Зельевару дал глубокую трещину, не прояснило ровным счетом ничего. Я потер виски, ощущая подступающую головную боль. Где-то глубоко в черепной коробке пульсировал болезненный огонек, и с каждой секундой он становился все яростнее.

Мне пришлось остановиться, чтобы подавить приступ тошноты, вызванный огненной пульсацией. Я закрыл глаза в тщетной попытке облегчить растущую боль. Казалось, что каждую новую мысль высекает внутри моего черепа невидимый хлыст, а его удары дрожью растекаются по всему телу. В какой-то момент я решил, что движения помогут прогнать боль, но попытка пошевелить хотя бы пальцем с треском провалилась. С треском, потому что в какой-то момент мне показалось, что моя голова раскололась от ослепительной вспышки боли, заполнившей все мое существо. На целую секунду я потерял способность связно мыслить, мне хотелось только одного – кричать, но с моих губ не сорвалось ни звука по той простой причине, что я не смог их разомкнуть. Боль убивала меня, я безумно хотел грохнуться на колени, обхватив себя руками, но даже этого мне не было позволено.

Что это, если не смерть? Откуда она? Постарался ли это Волдеморт, активировав нашу с ним беспроводную связь, проклял ли меня кто, я не знаю и знать не хочу. Каждая клеточка тела горела, причиняя мне невыносимые страдания, но я не мог пошевелиться или хотя бы закричать. Оставалось только надеяться, что кто-нибудь из преподавателей или смельчаков, нарушающих школьные правила по ночам, обнаружит меня в пустынном коридоре, сходящего с ума от болезненной агонии. Я с трудом дышал, гоняя по телу горяченный воздух, который распалял обжигающий мои внутренности огонь еще сильнее. Мир вокруг меня крошился, мир внутри меня горел заживо. Кто посмел утверждать, что волшебникам огонь не страшен из-за умения пользоваться различными заклинаниями? О, как он был не прав. На данный момент я не представлял себе ничего страшнее огня. Мне казалось, что моя кожа непременно должна была вспыхнуть, озаряя оранжевым светом пустующий коридор. Мерлин, пусть меня хоть кто-нибудь обнаружит. Мерлин, пусть я сгорю поскорее, чтобы эта нестерпимая мука закончилась. Сердце, охваченное огнем, погибающей птицей металось в грудной клетке, примерно раз в два моих вдоха пропуская удар. Но в какой-то миг оно вновь споткнулось и, как показалось мне, окончательно замерло, выдохнувшись под натиском яростного пламени. «Вот и все», — подумал я, пытаясь себе представить безмерную радость Волдеморта, вызванную моей кончиной. Разум заполнился тягучим туманом.

Но спустя пару секунд мое сердце застучало вновь, уже ровно и спокойно, а моя боль изменилась.

Где-то в центре живота я почувствовал присутствие чего-то нового. Если бы кто-то спросил меня, то я ответил бы, что внутри меня рождается Вселенная. В освободившемся от огня крохотном пространстве появлялось золотое сияние, которое пульсировало в такт биению моего сердца. С каждым ударом оно становилось немного больше, прогоняя своим целебным светом огонь, прогоняя боль. Когда я концентрировался на нем, то ощущал такой прилив сил и такое безудержное, безграничное счастье, что аж дух захватывало. Золотые лучи стремительно распространялись по моему телу, заставляя языки пламени исчезать в страхе. Это была не смерть – перерождение. Каждая клеточка тела пела почище самого Фоукса, и эта дивная музыка рождала во мне ощущение полета. Первыми золотым сиянием затопило полностью ноги, я подумал, что тут же рухну на колени, ведь верхняя половина тела еще горела живьем, но жидкое золото стало тем стержнем, позволившим мне удержать равновесие. Потом лучи света изгнали боль из моих рук и грудной клетки – воздух сразу же показался мне невероятно вкусным напитком, которым я, изголодавшийся, жадно насыщал легкие. В конце концов, сияние развеяло туман в моем разуме, окончательно освободив от боли. Я обрадовался, думая, что на этом миссия спасительного света закончена, но, открыв глаза, понял, что это не так.

Золотые лучи пронзали мою кожу, выбиваясь наружу, от них образовывались новые отростки, озаряющие темный коридор ослепительным светом. Мгновение. И сотня лучей обросла тысячей ярко-зеленых листьев.

Я дерево.

О, Мерлин, помоги мне.

Но тут же скепсис в моих мыслях сменился невероятным по своей силе, почти безумным счастьем, которое охватило меня, разъедая. Я чувствовал себя целым, сильным и живым. Будто сама Мать Природа соединила меня с источником естественной силы неразрывной золотой пуповиной. Листья пели. И я пел вместе с ними, понимая, что теряю свой голос в этом стройном хоре магии. Мое сознание сплеталось сияющими нитями с зеленой листвой, и я пропадал в этом, будто в паутине. Я захлебывался в ослепительном блеске этой восхитительной магии, и самым страшным было то, что я жаждал там утонуть.

Где-то в области сердца я услышал обеспокоенный голос, который явно не принадлежал золотому дереву и который становился с каждым ударом моего сердца громче.

— Мистер Малфой! Мистер Малфой, спокойнее. Откройте рот. Мистер Малфой…

Часть моего разума замерла, прекратив подпевать светящимся листьям.

— Мистер Малфой!

Я сделал над собой усилие, пытаясь хоть как-то вырваться из золотого плена безумного счастья.

— Мистер Малфой, прошу вас!

Я снова открыл глаза и обнаружил, что нахожусь все еще в Больничном крыле. Всего лишь сон. Все мое тело сотрясала дрожь недомогания. Голос принадлежал мадам Помфри, которая склонилась над кроватью слизеринца, пытаясь разжать ему челюсти и влить зелье. Ширма, отделяющая раньше его койку от моей, валялась на полу, покрытая какими-то черными пятнами. Я пригляделся повнимательнее и понял, что это вовсе не пятна, а дыры, какие могли получиться, если бы кто-то методично протыкал ткань ширмы горящей палкой. Не успел я открыть рот, чтобы предложить мадам Помфри помощь в успокоении Малфоя, как дверь Больничного крыла стремительно распахнулась, пропуская Симуса, который буквально тащил на себе бледного Рона, и крайне обеспокоенную Гермиону.

Стоило появиться на пороге Рону, как слизеринец неожиданно затих, а моя дрожь прошла. Внезапное спокойствие немного выбило меня из колеи.

— Спасибо, Симус, что помог добраться.

Финниган сдержанно кивнул, кинул взгляд на Гермиону и ретировался, видимо, решив для себя, что ему есть, на кого оставить сокурсника.

Я приподнялся на локтях, чтобы лучше видеть стремительно розовеющего на глазах друга. Я видел, что дышать ему стало в несколько раз легче, и это меня несказанно обрадовало. Мадам Помфри тем временем беспрепятственно влила зелье в рот не сопротивляющегося более Малфоя и обеспокоенно повернулась к рыжему.

— Что с вами стряслось, мистер Уизли?

Прежде чем ответить, Рон окинул неожиданно понимающим взглядом койку слизеринца.

— Легкое недомогание. Просто стало дурно от духоты.

Гермиона взвилась.

— Просто дурно? Мадам Помфри, мы сидели в библиотеке, когда он внезапно побледнел так, будто бы из него всю кровь выпустили. А потом он начал медленно оседать на стуле, и он непременно бы упал, не поддержи его Симус в последний момент.

Я разглядывал друга, лицо которого приобрело сосредоточенное выражение. Он еще раз скользнул взглядом по неподвижному Малфою.

— Все в порядке уже, правда. Я просто… почти не спал этой ночью. Это все переутомление и духота.

Мадам Помфри немедленно успокоилась и сунула в руки Рону Бодрящее зелье, даже Гермиона слегка расслабилась, и только я знал наверняка, что мой лучший друг лжет.

Убедившись, что Уизли выпил зелье, медсестра мигом выгнала моих сокурсников за порог, не дав им обмолвиться со мной и словом.

— Я его скоро выпишу, тогда и наговоритесь, а сейчас мне надо осмотреть его.

Я сел на постели, внутренне содрогнувшись. Не по душе мне все эти осмотры и целебные пойла, но как объяснить настойчивому колдомедику, что ты в полном порядке? Женщина подошла ко мне, намереваясь заняться мной, но дверь второй раз за день распахнулась, и на пороге показался Люциус Малфой собственной персоной. Мадам Помфри посуровела.

— Мистер Малфой, я бы рекомендовала вам выбрать другое время для разговора с вашим сыном, потому что буквально десять минут назад у него случился приступ, и я думаю…

Блондин вскинул руку с тростью, прекращая поток слов.

— Поппи, — неожиданно мягко обратился он к медсестре, — я лучше всех представляю, какого сейчас моему сыну, потому что прекрасно знаю, что с ним происходит.

Колдомедик открыла было рот, но Малфой-старший снова ее прервал.

— Разумеется, я введу вас в курс дела, но это произойдет только после того, как я поговорю с Драко.

Медсестра недовольно поджала губы, но позволила Люциусу подойти к кровати сына и сотворить заглушающее заклинание. Просверлив двух блондинов суровым взором несколько секунд, она повернулась ко мне, чтобы начать осмотр. Мне хотелось застонать от досады. Если бы меня не отвлекали мягкие прикосновения пахнущих мазями пальцев ко лбу и пассы волшебной палочки, я бы, наверно, смог обойти барьер заклинания и услышать, о чем так сосредоточенно говорит Малфой Малфою.

Через пару минут донельзя сосредоточенная мадам Помфри оставила меня в покое, удаляясь в свой кабинет, я же напрягся, пытаясь обойти заклинание отца Малфоя.

— … я знаю, что ты хотел даже попросить меня забрать тебя из Хогвартса, но ты должен и сам понимать, что это не выход. Мне бы не хотелось, чтобы ты во время очередной такой вспышки, ошалевший из-за своего Патрона, разбился об антиаппарационные барьеры Хогвартса.

Я скосил глаза в сторону беседующей парочки – Драко расстроенно гипнотизировал взглядом стену.

— Как тебе удавалось справляться с этим? Можно ли это как-то подавить?

Люциус отрицательно покачал головой.

— Мне и не требовалось подавлять Связь. Но я поговорю с Северусом, чтобы он мог сделать что-нибудь для тебя.

Участие и забота в его тоне повергли меня в очередной шок, хотя я уже не должен был удивляться подобному поведению тех людей, которых я считал отъявленными мерзавцами. Окончательно меня добило то, что Малфой порывистым жестом схватил своего сына за руку и сжал ее, обнадеживающе произнося:

— Все вместе мы справимся с этим.

Драко сморгнул, будто бы прогоняя непрошенные слезы, и резко кивнул.

— Спасибо, отец.

Мироздание даже не покачнулось – мой искалеченный мозг уже привык к подобным выходкам слизеринцев. И, правда, не быть же им все время бесчувственными ублюдками. Малфой-старший начал еще что-то говорить, но меня отвлекла появившаяся рядом со мной мадам Помфри.

— Гарри, ты абсолютно здоров, я могу разрешить тебе идти.

Я радостно вскочил, боясь, что она может передумать. Но медсестра спокойно смотрела, как я собираюсь.

— Спасибо большое, мадам Помфри.

Она отмахнулась и собиралась уже уйти, но в последний момент обернулась:

— Но если вдруг какое недомогание, немедля обратитесь ко мне. Особенно если это будет головная боль, — тут она пронзительно посмотрела на меня, напомнив почему-то Снейпа, но вопрос ее был больше в духе Дамблдора. – Вам не снилось последнее время ничего странного?

Я невольно поежился, вспоминая пламя, пожирающее мои внутренности. Мадам Помфри, можете ли вы представить, что я поющее от магии дерево?

— Ммм… нет, ничего такого.

Она кивнула.

— Можете идти.

Я чуть ли не выбежал из Больничного крыла, размышляя над тем, что происходило последние дни. Заботливый Снейп, раз. Заботливый, конечно, громко сказано, но все же, подобное проявление чувств от Зельевара да еще и по отношению ко мне было, по меньшей мере, неожиданно. Человечные слизеринцы, два. В этот пункт входит и рыдающий в коридоре Малфой, и утешающий его Забини, и даже проявляющий сострадание к сыну Малфой-старший. Желание блондина покинуть школу и вернуться домой, три. Я не могу даже представить, о какой Связи они говорили и что имел ввиду Люциус, говоря о каком-то Патроне. Что такого не требовалось подавлять Малфою-старшему, с чем не может справиться Драко? Мой странный сон, четыре. Мне очень хотелось бы рассказать о нем Дамблдору, но злость на него за то игнорирование на слушанье в Министерстве не позволяла мне обратиться к директору.

Я почувствовал зарождающуюся головную боль. Подавив дрожь, вызванную воспоминанием о бушующем внутри меня пламени, я поспешил отправиться в башню Гриффиндора, чтобы разобраться с пятой странностью – ложью Рона.

За одним из поворотов я наткнулся на профессора Спраут, которая обеспокоенным тоном что-то рассказывала профессору Макгонагалл. Я тихо поздоровался с обоими преподавателями и хотел уже проскользнуть мимо, как вдруг до моего слуха донеслось:

— Все теплицы окутало плотным золотым сиянием, я даже не могла открыть двери! А потом, так же внезапно, свет пропал. Но когда я зашла в теплицы, — профессор сокрушенно покачала головой, — там было просто какое-то буйство. Все зацвело, хотя большинство видов никак не могут цвести в это время года. Каждое растение разрослось до такой степени, что в моих теплицах теперь настоящие джунгли, чтобы пройти хотя бы несколько шагов, надо раздирать побеги руками, потому что никаким волшебством я не могу на них подействовать. Обрезать их не представляется возможным – магия бессильна, а все секаторы моментально испортились, будто бы я пыталась отсекать ими не мягкие листья, а стальные прутья.

Я почувствовал себя так, будто меня окунули в кипяток.

— Думаю, вам надо обратиться к профессору Дамблдору, может он сможет чем-то помочь, — задумчиво произнесла профессор Трансфигурации. – Вполне возможно, что это очередная шутка от близнецов Уизли.

Оба преподавателя, продолжая тихо обсуждать произошедшее, двинулись в противоположную от меня сторону, я же будто бы прирос к стене. Золотое сияние в теплицах. Я не удивлюсь, если это произошло тогда, когда я спал. Разросшиеся до гигантских размеров растения, которые невозможно уничтожить с помощью магии. Я покачал головой. Что за чертовщина творится. Может быть, мне чем-то поможет Гермиона? С такими мыслями я возобновил путь в башню своего факультета.

Гостиная была почти пуста – большинство учеников спустились на обед в Большой зал. Я сначала поднялся в спальню мальчиков, чтобы взять парочку учебников, а потом сел в мягкое кресло у камина, намереваясь прочесть тот материал, который пропустил. Спустя пару абзацев мне начало казаться, что за мной кто-то следит, и я оторвался от книги.

Немигающие зеленые глаза с вертикальными зрачками необычайно внимательно меня разглядывали. Знакомый уже мне черный кот сидел на подлокотнике, лениво помахивая хвостом.

— Опять ты?

Кот чуть склонил голову, продолжая гипнотизировать меня. Я протянул руку, чтобы почесать его за ухом.

— Что ты здесь делаешь?

Животное довольно щурилось и мурчало, наслаждаясь простой лаской. А мне же было приятно доставлять ему удовольствие, чувствовать под своими руками что-то теплое и живое. Я аккуратно подхватил его и усадил к себе на колени.

— Чей же ты, загадочный Г?

Но кот предсказуемо молчал, только тихо, будто издеваясь, мурлыкал. Я хотел уже вернуться к чтению, как вдруг мое внимание привлекли внезапно изменившиеся глаза животного.

Черные зрачки кота стали крошечными точками, которые с трудом можно было разглядеть из-за яркой радужки. Здесь были все оттенки зеленого. Они переливались, смешивались друг с другом, пульсировали, затягивая в себя дальше, глубже, так, что можно было различить тонкие зеленовато-желтые прожилки. Эти невероятные глаза заслоняли, заполняли собой все вокруг, и на какое-то одно бесконечно долго мгновение в мире существовали только я и они. Голова нещадно кружилась, но я не мог заставить себя отвести взгляд от этой потрясающей зелени. Все мое существо тянулось навстречу ей, мечтало раствориться и позволить себя затопить снизу доверху этим волшебным, поистине колдовским цветом. Даже если бы сейчас по какому-то нелепому недоразумению все мое тело повернули бы в другую сторону, мои глаза все равно остались бы прикованными к этим двум омутам. Я чувствовал себя маленькой лодочкой, затерявшейся в бескрайнем океане; как в тазике с цементом – без возможности окунуться, без шанса всплыть. Я ощущал, как в районе моего живота зарождается неясный гул, и все мое тело начинает вибрировать, гудеть, дрожать, а центр Вселенной смещается и теперь находится прямо напротив меня. Для меня больше не существовало притяжения к земле, я открыл свой собственный закон гравитации. Эти глаза цвета листвы… Какая-то крошечная моя часть испугалась, что сейчас я снова стану деревом и в этот раз не смогу воспротивиться зову магии, но мне было наплевать. К счастью, в тот момент, когда я уже начал замечать на краю сознания то самое пение, кто-то переступил порог гостиной.

Кошачьи зрачки мгновенно вернулись в свое прежнее состояние, выключая внутреннее свечение радужки – теперь это снова были самые обыкновенные зеленые глаза. Только чрезвычайно довольный вид наглого животного и все еще не прекратившаяся дрожь в моем теле напоминали мне о том, что сейчас было.

— Мистер Поттер, — как-то приглушенно заговорил вошедший, — вас вызывает к себе директор.

Я медленно, как во сне, повернул голову к говорившему. Губы Макгонагалл дергались, кривились, открывались, видимо, порождая на свет какие-то звуки, но я не мог их разобрать, расшифровать бессмысленный набор колебаний воздуха не представлялось мне возможным. Всем своим существом я чувствовал, как черный кот покидает помещение, и с каждым его шагом мне становилось все труднее дышать, будто кто-то методично выкачивал весь воздух из моих легких, заменяя его свинцом. Я слышал, как в моей голове тикают невидимые часы, отсчитывая время до полного заполнения моих дыхательных органов непосильной для меня тяжестью. Но стоило черному хвосту исчезнуть из моего поля зрения, как все прошло, и я понял, что смотрю в глаза профессора. Она нахмурилась.

— Мистер Поттер…

— Да, — прохрипел я и прочистил горло, — да, к директору. Да. Я понял.

Я поднялся, готовый к тому, что в любой момент слабость в коленях даст о себе знать, и я упаду.

Мы миновали портрет Полной Дамы и пару поворотов в полном молчании. Профессор с тревогой оглядывалась на меня, с трудом двигающегося, но не проронила ни слова. Хотя, мне казалось, что даже если бы она заговорила, я бы все равно ничего не услышал – в ушах стоял такой гул, что все плыло перед глазами. Воздух по консистенции напоминал мне то ли кисель, то ли желе – пробираться сквозь него было так тяжко, что я не сразу понял, что Макгонагалл остановились. Из-за угла стремительно вырулил Снейп.

— Минерва, Альбус хотел… — и тут он увидел меня.

Он посмотрел на меня так, что я в ужасе инстинктивно сделал добрых три шага назад и сжал в кармане мантии палочку.

За долю секунды его зрачки расширились настолько, что его, и без того темные глаза, стали еще чернее. В них полыхало пламя. Меня не особо пугали гнев или ненависть, но то, что я видел в них сейчас, пугало меня безмерно.

Я видел в них обожание.

Он смотрел на меня как коллекционер на свой самый желанный экспонат, как слепец на солнце, как верующий на внезапно сошедшее к нему с небес божество. Это пламя прожигало меня насквозь, обволакивало. Безумный, темный, тяжелый взгляд проникал куда-то внутрь. Если бы кто спросил меня, в глаза ли он смотрел мне или куда еще, я бы не смог ответить. Потому что он смотрел на меня. В меня. Как будто он видел во мне что-то такое, что не заметил никто другой. И это пугало просто до чертиков.

Снейп выглядел так, будто прилагал массу усилий к тому, чтобы контролировать движения своего тела. Казалось, ему нестерпимо хочется сделать пару шагов вперед ко мне навстречу. Я готов был поклясться, что он сейчас жаждет коснуться меня так, будто от этого зависит его жизнь.

Декан Слизерина медленно сглотнул, с трудом поворачивая шею в сторону Макгонагалл, не отрывая от меня взгляда, будто его приклеили. Прямо как я минут десять назад с загадочным котом.

— Поттер… — прохрипел Зельевар.

И от его голоса по мне пробежалась стая мурашек. В нем было столько… страсти, что я в испуге выхватил палочку из кармана и сжал ее так, что посыпались искры. Снейп вздрогнул всем телом и неосознанно сделал шаг вперед ко мне. Его глаза потемнели еще сильнее, хотя дальше, казалось некуда. Бывший Пожиратель просто излучал на весь коридор ауру агрессивного притяжения. Я чувствовал его потребность во мне, видел в этой бездонной черноте, как я необходим ему, но страх позволял мне сопротивляться этому отчаянному мысленному воплю, исходившему от периодически содрогающейся фигуры декана серпентария. Разве Макгонагалл не видит всего этого? Да Снейп же набросится на меня прямо в коридоре! Почему она не вмешивается?

Я оторвал взгляд от неожиданной для меня опасности в виде профессора Зелий всего на пару секунд, готовый в случае чего моментально сорваться с места или атаковать, чтобы посмотреть на своего декана, и понял, что неожиданности на сегодня не заканчиваются. Минерва Макгонагалл смотрела на моего почти что насильника с вселенской жалостью и пониманием.

Какого…

— Северус, тебе следует отправиться к директору вместе с нами, думаю, ты тоже понадобишься.

Снейп, казалось, ничего не соображал.

— Пойдемте, — настойчивее произнесла профессор Трансфигурации.

Она бросила на меня предостерегающий взгляд и возобновила свои уверенные шаги, я чуть ли не бегом поспешил за ней. К моему величайшему ужасу, Зельевар, не отрывая от меня взгляда, полного все того же пламени, хвостиком устремился за мной.

Чточертвозьмипроисходит.

Он шел от меня в пяти шагах, и если бы он приблизился хотя бы на сантиметр, я бы закричал. Мои нервы вибрировали в унисон с его тяжелым дыханием, заставляя меня чувствовать еще больший ужас.

И я боялся Волдеморта? Бред.

Путь до кабинета директора был поистине длиною в вечность, и когда мы, наконец, пришли, я не смог сдержать вздоха облегчения. Уж Дамблдор меня точно защитит.

Стоило нам пройти мимо горгульи, охраняющей вход, как Снейп внезапно взял себя в руки. Его тело перестало ритмично содрогаться, а от былого обожания во взгляде осталась лишь едва уловимая тень. Когда мы уже почти поднялись по лестнице, он наконец-то смог оторвать от меня взгляд. Мой ужас, не подпитываемый более темным пламенем горящих глаз, начал угасать, оставляя после себя только липкий холодный пот. Ну, а в тот момент, когда я увидел мерцающие за стеклами очков глаза Дамблдора, все окончательно встало на свои места, и меня заполнило спокойствие.

— Спасибо, Минерва, что привела ко мне Гарри и Северуса, можешь идти.

Голос директора звучал глухо, потому что я внезапно обратил внимание на людей, сидящих у камина. В который раз за день я ощутил какую-то дикую смесь из страха и удивления – в кресле вальяжно развалился меланхолично наблюдающий за огнем Люциус Малфой, а рядом на небольшом диванчике расположились Рон и Малфой-младший.

Они были крепко связаны.

И так же крепко они держались за руки.

…

Они держались за руки.

Нет, не так.

ОНИ ДЕРЖАЛИСЬ ЗА РУКИ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ!

Почему-то именно этот факт нервировал меня гораздо больше, чем толстые бешеного коричневого цвета веревки, опутывающие их неподвижные тела. Больше, чем внезапно обративший на меня внимание холодный Люциус, который теперь смотрел на мое парализованное от шока тело как на какое-то омерзительное, но любопытное насекомое. И, хотя еще пару минут назад это было решительно невозможно, больше, чем тот факт, что я, сделав от потрясения пару шагов назад, врезался в каменного Снейпа, который, казалось, совсем не дышал, то ли боясь спугнуть меня, то ли наслаждаясь неожиданным физическим контактом.

Мать моя женщина, что же все-таки происходит?

Мир вокруг рушился, все переворачивалось с ног на голову, и я понимал, что после всего этого моя жизнь больше никогда не станет прежней. Никогда.

Я отпрянул от замершего профессора Зелий и в два стремительных шага добрался до мягкого кресла у директорского стола. Дамблдор широко улыбался, а в его глазах лихо отплясывали веселые огоньки. Ну, хоть что-то в этом чокнутом мире остается неизменным.

— Гарри, присаживайся, пожалуйста. Как ты мог заметить, — губы старика изогнулись в лукавой усмешке, — нам есть, что обсудить.

Голубые глаза перескакивали со Снейпа на Люциуса, с парочки на диванчике на Фоукса, чистившего свои перья, с камина на шкафы, с заваленного непонятными приборами столика обратно на Снейпа, но ни разу они не посмотрели на меня. Меня снова, по непонятным причинам, игнорировали. Чудесно, просто чудесно.

— Гарри, — снова обратился ко мне Дамблдор, смотря при этом на свои сцепленные руки, — думаю, ты заметил, что в последнее время с тобой творится что-то необычное. Необычное даже по меркам волшебного мира. Я не считаю, что сейчас самое время для объяснения тебе причин всего этого, потому что даже я еще не знаю всех этих причин, но некоторые, — быстрый взгляд на недобро усмехающегося Люциуса — хм, обстоятельства, вынуждают меня рассказать тебе ту часть, в которой я достаточно твердо уверен. Все остальное лишь мои догадки и предположения.

Я внимательнейшим образом вслушивался в мягкую речь, пытаясь угадать, о чем будет говорить директор. Что именно он имеет ввиду под обширным словом «необычное»? Подразумевает ли он мои неожиданные успехи в зельях? Или он каким-то образом прознал о моем странном сне и происшествии с котом?

Дамблдор неспешно поднялся и принялся чинно расхаживать вдоль портретов бывших директоров Хогвартса.

— Так что же происходит, профессор Дамблдор?

— Видишь ли, Гарри, мальчик мой, уже в который раз судьба преподносит нам с тобой такие сюрпризы, от которых не знаешь – плакать впору или смеяться, — старик на пару мгновений остановился, мысленно смакуя какую-то особенно понравившуюся мысль, и вновь продолжил, — вот и сейчас, вот и сейчас… Думаю, стоит начать с разъяснения небольшого недоразумения, имевшего место быть между тобой и Драко.

Я неосознанно дернулся. В манере Дамблдора подразумевать под «небольшим недоразумением» все, что его душе угодно – начиная с нашей ссоры в поезде еще на первом курсе, когда мы еще не были по разную сторону баррикад в межфакультетской войны в Хогвартсе, заканчивая несомненным присоединением Хорька к Пожирателям, которое произойдет, скорее всего, в уже недалеком будущем. Директор тем временем замер у края стола, доброжелательно смотря прямо на младшего Малфоя. Я почувствовал, что начинаю злиться. Огромная змея гнева стремительно поднималась внутри меня, обдавая внутренности жаром ярости.

— Конечно же, я говорю об этом инциденте с мисс Чо Чанг. Ты должен знать, мой мальчик, что вины Драко в этом происшествии нет…

Дальнейшие слова директора потонули в грохоте, который внезапно раздался в моих ушах. Не виноват? Не виноват?! Что за бред!

Я сжал кулаки так, что ногти впились в кожу ладоней, оставляя следы. Перед глазами проносилась драка в коридоре, насмешливые, манерно растянутые слова и почти что сломанное запястье в моей руке. Я и сам не заметил, как начал медленно подниматься с кресла.

— Профессор…

— … любопытно, как занятно сложились обстоятельства, что… — не отрывая глаз от Малфоя, спокойно продолжал Дамблдор, не обращая на меня внимания.

— Директор…

— … несомненно, в любом другом случае я бы подверг Драко наказанию, но в свете открывшихся обстоятельств, в которые меня посвятил мистер Малфой…

— Дамблдор! – буквально заорал я, краем сознания ожидая гневного комментария от Снейпа. – Посмотрите на меня!

Все внутри просто клокотало от гнева, руки нещадно тряслись, а перед глазами расцветали кровавые пятна. Ладони болели – так сильно впились в кожу ногти, а палочка в кармане вибрировала даже сильнее, чем летом на кладбище во время поединка с Волдемортом. И в тот момент, когда я был уже готов броситься к директору и насильно заставить его обратить на меня внимание, он медленно повернул голову, отвечая на мой взгляд.

Как будто кто-то резко вставил в уши пробки и отключил рубильник, контролирующий ход времени – на какой-то момент мне показалось, что я видел себя со стороны. Готов поклясться, от Дамблдора в мою сторону шли холодные ярко-голубые волны, сдерживающие шедшее от меня зелено-золотое сияние. В некогда веселых глазах профессора я видел отблески полыхающих вокруг меня искр чистой магии.

Кто-то дотронулся до моего плеча.

Я обернулся чисто на автомате, да так и замер. Рука, вцепившаяся в меня принадлежала Снейпу, который тянулся ко мне всем телом с выражением бескрайней муки, смешанной с таким же бескрайним наслаждением на лице. В его глазах опять горело адское пламя дикого обожания, увидев которое, я ощутил какое-то мрачное удовлетворение. Но поразило меня не только это – на диванчике тоже творилось нечто странное. Рон и Драко, все так же не разрывая рук, склонили тела в мою сторону под таким невероятным углом, что я готов был спорить – их ноги были, скорее всего, приклеены к дивану каким-то хитрым заклинанием. На их лицах застыла та же смесь из эмоций, что и у Снейпа, их рты открывались и закрывались, будто они жадно глотали воздух, всплыв на поверхность, после длительного погружения. Они смотрели на меня с бешеным обожанием, всем своим видом показывая, как они во мне нуждаются. Даже Малфой-старший выглядел… очарованным. Он смотрел на меня легким восторгом, смешанным с удивлением.

Я бы так и продолжал пораженно на все это взирать, если бы не почувствовал, как ко мне медленно, но верно прижимается твердое и до ужаса горячее тело Снейпа. В леденящем кровь ужасе, который за последние полчаса стал моим верным спутником, я стремительно отступил к Дамблдору, позволяя его голубым лентам окутать меня еще сильнее, позволяя успокоить и прекратить все это безобразие. Снейп, Рон и Малфой-младший тянулись ко мне с разных концов кабинета, и, будь их воля и не будь заклинаний директора, мы с ними сейчас изображали бы скульптуру «Все мы четверо – одно», так рьяно жаждали они меня коснуться.

Я в панике обернулся к Дамблдору, прося поддержки, увидел, как его губы беззвучно движутся, и мир поглотила чернота.

Я очнулся, развалившись в директорском кресле, а сам профессор в это время старательно обмахивал меня наколдованным веером.

— Гарри, как ты себя чувствуешь? – обеспокоенно поинтересовался он.

Я сел удобнее, вцепившись в подлокотник левой рукой, а правой пытаясь показать, что хочу пить. Дамблдор протянул мне стакан с водой.

Избавляясь от жгучей пустыни в моем горле с помощью живительной влаги, преподнесенной мне директором, я обводил взглядом кабинет. На меня накатила война облегчения, когда я увидел рядом с парнями на диванчике еще и связанного Зельевара. Все трое старательно избегали моего взгляда.

— Спасибо. Теперь я в порядке. Надеюсь, вы объясните мне, что же, черт возьми, происходит?

Дамблдор радостно улыбнулся.

— Конечно, мой мальчик. Дело в том, что ты должен стать Патроном.

Ну, спасибо. Все сразу стало ясным и понятным.

— Простите, стать кем?

— Патроном, Гарри, Патроном, — Дамблдор, казалось, просто лучился счастьем.

В области камина многозначительно хмыкнул старший Малфой.

— Я думаю, мистер Поттер нуждается в более… подробном объяснении.

— И я тоже так думаю, Люциус! Проблема одна – с чего же начать? Знаете ведь меня, старика, — голубые глаза лукаво сверкнули, — увлекусь, зайду не в те дебри, и небольшой, по сути, рассказ превратится в многочасовую лекцию, из которой мальчик не вынесет для себя ничего полезного. Так почему бы вам, Люциус, не помочь мне?

Я готов был согласиться на это только из-за одного вида слегка порозовевших скул мистера Малфоя.

— Что ж… Если вы так просите. – Люциус слегка прикрыл глаза, как бы раздумывая, с чего бы начать. – Дело в том, мистер Поттер, что магия – материя тонкая, изящная, непредсказуемая. Зачастую понять причины тех или иных проявлений магии попросту не представляется возможным, недосягаемым для человеческого восприятия. Скажите, мистер Поттер по силам ли вам представить себе Вселенную?

Я кинул на него недоверчивый взгляд, четко ощущая в вопросе подвох.

— Конечно.

По бледным губам проскользнула усмешка.

— Дайте угадаю – совершенная темнота, усыпанная мириадами звезд и спиралями галактик? Нет, я совсем не об этом вас спрашивал. Сможете ли вы представить себе ее масштабы? Я почти уверен, что интуитивно ощущается эта огромность, грандиозность размеров, но вряд ли вам по силам не то, чтобы представить, а просто осознать, что эта вещь – самая большая вещь в мире. – Малфой сделал драматическую паузу, заглядывая мне прямо в глаза. – И она мало того, что возникла из ничего, так еще и расширяется фактически в никуда. Надеюсь, вы понимаете, что это гораздо больше, чем обыкновенное человеческое восприятие. Это гораздо выше человека и его природы. Этот вселенский порядок, который видится нам хаосом… Вы никогда не задумывались, мистер Поттер, как мы и все живые организмы необычайно умно устроены? Взять хотя бы Божественную пропорцию – то самое число фи – самое красивое число во Вселенной. Куда ни глянь – везде именно этот набор цифр: спиралеобразно закрученные листья початка кукурузы, расположение листьев на стеблях растений, сегментационные части тел насекомых – в своем строении все они следуют Божественному закону, соблюдая почти священное соотношение числа фи к одному.

Я смотрел на него и не верил тому, что вижу. Тонкие пальцы на рукоятке трости, стянутые черной лентой светлые волосы, насмешливый изгиб губ – все это никоим образом не сочеталось с речами, которые мистер Малфой сейчас вел. Откуда он знает это? Почему он говорит об этом так, как люди говорят о… религии?

— Почему я рассказываю вам все это, мистер Поттер. Я хочу провести аналогию между Вселенной, — он провел кончиком трости по полу, рисуя невидимую черту, — и магией. Мы не знаем, как и откуда они появились. Мы не знаем, каковы их истинные масштабы. Мы не знаем, каков их предел. Подобно Вселенной, магия состоит из различных хитросплетений, которые образуют в целом грандиозную и гармоничную картину. Но мы – люди – способны видеть только какой-то ограниченный кусок этой головоломки, поэтому не в наших силах судить о ее законах. Это подводит нас к нашей проблеме – вопрос вашего, так называемого, Патронажа.

Люциус неспешно переменил позу, позволяя в возникшую паузу вынырнуть из взволновавших меня видений о холодных и далеких звездах, вызванных его вкрадчивым рассказом, и настроиться на прием следующей информации.

— Подобно родственным связям, большинство магов скреплены узами магии. Возьмем одного мага, — бледная рука перехватила трость посередине и показала тяжелым набалдашником на меня, — и пусть этот маг будет сильным. Человеческий организм недолговечен и, что хуже, совершенно невынослив по своей природе для таких вещей как волшебство. Среднестатистическому магу требуется предельная концентрация и определенное время для восстановления, если он вдруг решит использовать сильное колдовство. Слабый маг может расстаться с жизнью. У сильных магов, чья энергия и сила просто льются через край, иная проблема – они могут умереть, если их магия не найдет выхода. Порой волшебник настолько силен, что он может пользоваться заклинаниями Высшей Магии хоть весь день, и у него даже дыхание не собьется, но мало кто знает, что если такой сильный маг не будет много пользоваться такими заклинаниями, то он может забыть о такой штуке как дыхание навсегда. И как только на планете появляется такой человек – в действие вступает система Силового Патронажа. – Малфой указал тростью на связанную троицу. – Мой сын и мистер Уизли относятся к категории магов-комбинаторов. Таких волшебников тянет к местам огромного скопления магии как к магниту, даже сильнее. Патроном становится тот самый маг, чья сила не может уместить в его теле, и, как только происходит становление его магического дара, он обязан обзавестись Комбинаторами, чтобы обезопасить себя.

Я почувствовал, как почва уходит у меня из-под ног.

— Вы хотите сказать, что…

— Я хочу сказать, мистер Поттер, что вы входите в свою силу, прямо сейчас происходит ваше становление, по окончанию которого вы станете довольно сильным магом. Комбинаторы, как ищейки, найдут вас, в стремлении получить ваш патронаж. – Малфой усмехнулся, увидев мое ошалевшее выражение лица. – Не стоит так бояться, мистер Поттер. Могу вас обрадовать, что подобные связи не появляются на пустом месте, для этого нужен какой-то фундамент. В случае мистера Уизли все понятно – это, несомненно, дружба. А вот, что касается Драко, то, вероятнее всего, причина тому – ваша школьная вражда. Хотите вы или нет, их двоих вам придется взять под свое крыло в любом случае. Даже сам факт того, что они попробовали вашу силу на вкус во время стихийных магических всплесков, сопровождающих ваше становление, значительно повлиял на их магические потоки. Сейчас ваша магия для них – самое желанное на этом свете. И я не ручаюсь, что после вашего отказа они смогут сохранить свое физическое или психическое здоровье.

— Это все понятно, они ищут со мной что-то вроде связи, которую называют патронажем, но в чем она заключается?

Люциус отвернулся от меня, обратив взор на своего донельзя смущенного сына.

— Патронаж… Между Патроном и Комбинатором появляется что-то вроде связующего канала. Избыток силы Патрона распределяется среди присоединившихся к нему людей. Это непрерывный обмен магией, который дает преимущества обеим сторонам. Но Патрон вполне может использовать Комбинаторов в своих целях, даже, — он едва ощутимо вздрогнул, — в качестве своих слуг.

Я в шоке смотрел на своих сокурсников, отказываясь принимать то, что свалилось на мою голову. Все эти вещи разрывали меня изнутри, и я не знал, что я должен делать со всем этим. Что я должен сказать им? Как повести себя? За такими мыслями я не сразу уловил необычно тихий вопрос, сорвавшийся с бескровных губ Люциуса Малфоя:

— Вы ведь не сделаете раба из моего сына? – Дамблдор успел подхватить меня, когда я почти упал от удивления, и очень вовремя, потому что тут прозвучало кое-что еще, — Пожалуйста.

— Я не сделаю этого, мистер Малфой.

Он едва заметно кивнул, а до меня кое-что дошло.

— Вы сказали, что только… А как же Снейп? Он, получается, не Комбинатор?

— Профессор Снейп, Гарри, — мягко поправил Дамблдор, — видишь ли, ваш профессор Зельеварения обладает способностью, походящей на эмпатию – как стрелка компаса всегда указывает на север, так Северус всегда будет тянуться к сильнейшему источнику магии в округе. Не переживай – как только ты станешь Патроном, твоя магия стабилизируется, и профессор Снейп больше не будет тебя пугать своим поведением.

Ладно, я решил, что, раз уж мне не надо становиться Патроном еще и для Снейпа, то я подумаю об этом позже. Но как поступить сейчас?

— Профессор Дамблдор… что мне делать?

Я не хотел быть таким жалким и беспомощным, но иначе не получалось – паника уже заворочалась в животе, вызывая дрожь по всему телу.

— А теперь, Гарри, самое время утвердить свои права на патронаж. Вы мне поможете, Люциус?

Мистер Малфой медленно поднялся с кресла, опираясь на трость, и направился ближе к столу, стягивая на ходу с волос ленту.

— Всенепременно.

Дамблдор с каким-то старческим величием снял со своей головы небольшую шапочку, расшитую серебряными нитями и положил на кривую стопку бумаг на столе. Директор и Малфой стояли рядом, почти соприкасаясь плечами, такие разные и такие похожие в этот момент – от обоих исходила какая-то мрачная торжественность. Одинаковыми движениями они снимали со своих рук перстни и выкладывали их в ряд на край стола. Небрежным жестом Люциус распахнул мантию и снял с себя черный ремень с небольшой, почти незаметной бляшкой.

— Гарри, я прошу тебя – постарайся не отвлекаться, — предупредил Дамблдор, тщательно расчесывая седые волосы костяным гребнем, который он выудил из своего кармана, — никаких нервных смешков или чего-то подобного. Это довольно серьезно.

Он передал гребень Малфою, который так же неторопливо запустил его в свои волосы.

— Сейчас мы проведем ритуал, который по форме своей очень напоминает оммаж, мистер Поттер. Профессор Дамблдор, я думаю, будет разумным попросить мистера Снейпа удалиться.

— Конечно-конечно…

Один-единственный взмах руки, и Зельевар исчез из кабинета так быстро, что я даже не успел подумать, как это произошло – использовал ли Дамблдор какое-то заклинание или его просто унесли домовые эльфы?

Малфой тем временем водил своей палочкой над двумя парами лежащих перед ним черных с серебряной оторочкой перчаток и шептал неизвестные мне слова. Парочка на диване замерла, наблюдая за всеми действиями взрослых магов с торжественным ожиданием.

Настрой этих четверых был настолько мощен, что и мне передалось ощущение важности момента. В какой-то момент я понял, что расправляю плечи, а неведомая сила заставиляет меня горделиво поднять подбородок и положить правую руку куда-то в район бедра на воображаемый клинок.

Движением палочки Дамблдор освободил моих сокурсников от веревок, расчистил кабинет и указал мне на центр комнаты.

— Профессор… — начал я, но не успел договорить, потому что стоило мне открыть рот, как тонкий и бледный палец Малфоя прижался к моим губам, заставляя замолчать.

Черт, они же не сказали мне, что я должен делать!

«Я сам пойму, как нужно себя вести», — пришла совершенно неожиданная мысль, и я осознал, что ее послала та самая сила, которая заставляет сейчас Дамблдора действовать так сосредоточенно и дает Малфою возможность плести нити новых сложных заклинаний, которая делает Рона и Драко такими молчаливыми и торжественными. Та сила, которая наделяет меня уверенностью и мощью.

Как только я это осознал, произошло сразу две вещи – круг, который рисовали Дамблдор и Люциус вязью золотых, старых как мир заклинаний замкнулся, а вокруг меня разлилось ярко-зеленое сияние, переливающееся под аккомпанемент шелеста листьев. Я видел, как зажглись неутолимой жаждой глаза парней, но они не двинулись с места, позволяя Малфою-старшему натягивать на их руки перчатки, и в этот момент я понял, что не могу оторвать от них взгляда.

На границе ощущений я отметил, что директор и Люциус встали за моей спиной, не заходя в черту магического круга, но я не смог заставить себя отвернуться от синхронно встающих с дивана сокурсников.

Сияние нетерпеливо дернулось в сторону младшего Малфоя, но было остановлено невидимым барьером.

— Драко Люциус Малфой, — раздался из-за спины взволнованный голос его отца, — пришло время принести клятву верности своему Патрону.

Драко в один шаг оказался в круге, и я мог отметить, что он нещадно дрожит. Он приближался ко мне медленно, с почтением, и, оказавшись от меня всего лишь в шаге, опустился на правое колено, низко склонив голову.

— Гарри Джеймс Поттер, — его голос был тих, но мне не пришлось напрягаться, чтобы услышать его, потому что он обращался ко мне, и будь между нами хоть тысяча миль, я бы все равно услышал, — я, Драко Люциус Малфой клянусь честью, что сражусь на одной стороне с Вами.

Он поднял на меня глаза, и мир перестал иметь значение – расплавленное серебро влилось в мир моей шелестящей зелени, и я ощутил, как становлюсь целым.

— Клянусь жизнью, что сохраню Вашу крепость.

Драко стянул со своей левой руки перчатку и вложил ее в мои руки. Тонкие пальцы были невероятно горячими, но я едва придал этому значение, потому что внутри меня росла сила. Во мне бушевал ураган, звучали какие-то взрывы, я чувствовал извержение вулкана и гигантские волны цунами. Мощь заполнила меня до краев, грозя разорвать на мельчайшие клочки.

Я почувствовал под моими ногами траву.

— Клянусь смертью, что защищу Вас.

Слизеринец с затаенным страхом протянул мне свою палочку, и я принял ее с непонятным мне благоговением. Я мог слышать, как вокруг нас все гудит и туго вибрирует от невыносимого напряжения, и в этот момент появилось понимание, что я должен сделать дальше.

Дрожащими от волнения руками я обернул перчатку вокруг палочки Драко и вложил их обратно ему в руки. Он смотрел на меня, ожидая, и в его серебряных глазах отливало изумрудное пламя моей магии.

— Я, принимаю тебя, Драко Люциус Малфой, не как слугу, но как союзника и брата.

Насладившись вспышкой в широко распахнутых глазах, я потянул его за руки, вынуждая встать, и, будучи абсолютно уверенным в своих дальнейших действиях, легко коснулся его губ в целомудренном поцелуе.

Тут же раздался такой звук, будто тысячи листьев одновременно свалились с веток на землю, и я, почему-то испугавшись, отпрянул от Малфоя.

Зеленые вихри все еще кружились вокруг нас, но уже не так неистово, скорее лениво, а трава, выросшая прямо на полу, доставала мне уже до щиколотки.

Драко смотрел на меня в неверии – его щеки разрумянились, а сам он казался каким-то поздоровевшим и даже, вроде, прибавил в росте. Свою палочку, с кончика которой непрерывным потоком лились изумрудные искры, он крепко прижимал к груди. Я чувствовал исходящую от него силу и магию, и это ощущение было таким странным, как будто… как будто я встретил себя самого – потому что теперь к уникальному ощущению чужого волшебства добавился мой собственный аромат, который в это мгновение чуть ли не перебивал собой утонченную линию малфоевской магии. Он низко поклонился мне и, не поворачиваясь ко мне спиной, покинул круг.

Внезапно на меня обрушилась усталость, в голове почти оформилось желание куда-нибудь сесть, но тут раздался тихий голос Дамблдора:

— Рональд Билиус Уизли, пришло время принести клятву верности своему Патрону.

Я почти не слышал, как мой друг произносит слова фуа, повторяя за Малфоем слово в слово, — перед глазами плыло, а пол так и норовил выскользнуть из-под ног. Лишь в тот миг, когда в мои ослабевшие руки легла чужая палочка, я ощутил мимолетную ясность, которой хватило только на мою ответную ритуальную фразу. Рон, видя мое ухудшающееся состояние, не стал дожидаться, когда я заставляю его подняться, и выпрямился сам. Тут я понял, что сейчас нельзя поступить так, как я сделал с Малфоем, и уже никогда ни с кем нельзя будет поступить во время этого ритуала, потому что он, Драко, был первым, был кем-то особенным, и я, не пытаясь разобраться в этой проникнувшей в мою голову мысли, коснулся губами рук своего лучшего друга…

… и мир поглотила темнота.

— Как вы вообще могли позволить ему связать себя аж с двумя людьми в один день! Тем более, это был его первый оммаж! Чем вы вообще думали?

Я ощутил прикосновение прохладной, пахнущей мазью руки к своему лбу. Судя по голосу, мадам Помфри была очень сердита.

— Сначала вы позволили Драко несколько дней мучиться в ожидании, а теперь еще и это. Как вы могли, Дамблдор?

Ответом ей послужило пристыженное молчание.

Я хотел открыть глаза, но не мог – тело не слушалось, отчаянно сопротивлялось любой моей попытке хоть как-то пошевелиться. Я прислушивался к своим ощущениям, которые то вспыхивали разноцветными всполохами (слабый ветерок из приоткрытого окна, шаги спешащих на занятия студентов за дверью, весьма ощутимый сквозь тонкую кожу век солнечный свет, размеренное дыхание Дамблдора и тихие речи успокоившейся медсестры), то пропадали, вызывая у меня не слишком приятные ощущения – мне казалось, что со всех сторон я окружен тьмой, а полные жизнью звуки Больничного крыла почти не были слышны из-за плотной стены, окружавшей меня от всего мира. Но тут, как сквозь подушку, раздался едва слышный скрип двери, и дышать стало легче.

— Мистер Уизли, мистер Малфой, почему вы…

— Он очнулся. Ему хуже.

Как только я услышал этот кажущийся равнодушным голос, во мне моментально нашлись силы, чтобы открыть глаза.

Малфой стоял ко мне боком, явно стремясь не встречаться со мной взглядом. Он сложил руки на груди и в своей попытке быть похожим на каменное изваяние невероятно напоминал Снейпа – тонкая линия вместо губ, ставшие поразительно острыми скулы, судорожно стиснутые пальцы и метающие молнии глаза из плавленого серебра. Слизеринец стал заметно выше, но его тонкая фигура только выиграла от этого – теперь тело казалось не хрупким, а гибким, ловким. И все же, нечто не давало мне покоя – в том, как он держался, как поворачивал голову, да даже в линии подбородка и шеи я видел свои черты. И я бы счел это галлюцинацией, если бы та же напасть не обнаружила себя и при взгляде на Рона. Друг сдержанно улыбался, стоя по правую сторону от моей кровати, и неспешно переводил спокойный, уверенный взгляд с Малфоя на Дамблдора и обратно. Изменения в его внешности были такими же, как и у Драко, — едва заметные, неуловимые, но кардинальные по своей природе и родственные в своем проявлении. Мерлин свидетель, если бы я не знал этих двоих так хорошо, то мог бы подумать что передо мной двоюродные, а то и родные братья.

За всеми этими размышлениями я и не заметил, как энергия вернулась в мое тело, — меня до краев заполнила безотчетная радость, и я почувствовал себя необычно бодрым и свежим. Я торопливо сел и с удивлением для себя отметил, что лица моих сокурсников приняли совершенно одинаковые выражения.

— Гарри, — подал голос Дамблдор, — сейчас я очень жалею, что поторопился, и, если бы я только рассчитал, подумал об этом всем раньше… Но, в то же время, я позволяю себе оправдывать свои действия плачевным состоянием мистера Малфоя и мистера Уизли. Если бы мы не провели ритуал, это могло бы сказаться весьма печально на состоянии вас троих.

Он замолчал, предоставляя мне возможность как-то отреагировать, но я не знал, что сказать ему. «Я не жалею, профессор»? Что он жаждет услышать? Не дождавшись от меня никакого ответа, директор продолжил:

— Первое время вам троим рекомендуется проводить вместе как можно больше времени. Я не заставляю вас не отлипать друг от друга, но чем чаще вы будете находиться друг с другом в непосредственной близости хотя бы дня три, тем лучше закрепится ваша связь, и в дальнейшем у вас не должно возникнуть каких-либо проблем. И еще, — голубые глаза лукаво засверкали, — я бы не рекомендовал кричать на каждом углу о том, что произошло, хотя, это целиком и полностью ваше решение – афишировать подобные изменения или все же не стоит.

Дамблдор мягко улыбнулся, окинул палату жизнерадостным взглядом и, подхватив мадам Помфри под руку, покинул помещение, оставив нас троих наедине.

— Как ты, Гарри? – спросил Рон скорее из необходимости прервать затянувшееся молчание, ведь, как я понимал, он чувствовал меня так же хорошо, как я ощущал их двоих.

— Стало лучше, как только вы пришли.

Уизли кивнул, а я бросил короткий взгляд на Малфоя, надеясь, что тот хоть как-то отреагирует, но слизеринец молчал, продолжая рассматривать стену.

— Гермиона очень беспокоится. Я… — друг замялся, — я не стал говорить ей, что произошло. Я решил, что стоит обсудить это с тобой. Но она же прекрасно видела, что творится последнее время, и я думаю, что… Решать, конечно, тебе, но я…

— Разумеется, мы расскажем Гермионе, — сказал я, удивляясь внезапной осторожности и смущения Рона, — она имеет право знать.

Вот тут я дождался реакции блондина, вот только не такой, какой ожидал – Малфой окинул меня совершенно нечитаемым взглядом и тихо произнес:

— Я, пожалуй, вернусь в подземелья – меня могут хватиться. И без этого последнее время я привлекал внимание своим поведением. Если Уизли остается здесь, то я могу уйти, его присутствия должно быть достаточно.

— Это может быть опасно для тебя – отдаляться на такое расстояние., — незамедлительно нахмурился Рон.

— Справлюсь. Опаснее сейчас находиться здесь.

Не дожидаясь ответа, он склонил голову, прощаясь, и стремительным шагом ушел прочь.

— Вы разговариваете без враждебности. Так и должно быть, да?

Рон улыбнулся и сел на стул у кровати.

— Ну, я, конечно, не испытываю к Малфою особой приязни, но после произошедшего нет смысла ненавидеть его. Посуди сам – он гарантированно на нашей стороне, без права оскорбить кого-либо из нас. Хорек поклялся тебе в верности, а такую клятву не мог бы нарушить и сам Мерлин. Нельзя ругаться с человеком, с которым ты делишь одну магию, это просто невозможно – этому противится все существо. Я не лелею надежду, что мы станем друзьями, но нам попросту придется общаться нормально. – Уизли снова нахмурился, — правда, придется с этим что-то делать, если мы не хотим афишировать изменение статуса Малфоя. Вся школа обязательно заметит, что мы больше не враждуем, этому нужно придумать стоящее объяснение.

Я смотрел на него в неверии. Помимо Малфоя школа была просто обязана заметить еще одно изменение – в голосе моего друга и его повадках неизбежно то тут, то там проскальзывали мои нотки. Я узнавал себя так ясно, будто смотрелся в зеркало, — наклон головы, немного смазанная мимика, выражение глаз. И если нейтралитету со слизеринцем можно найти объяснение, то как оправдать это?

— Да уж, ты не представляешь, как это все выглядело с нашей стороны, — внезапно хмыкнул Рон, — в какой-то момент мне показалось, что я просто свихнулся. Я хотел найти тебя. Я вдруг… я почувствовал, что должен увидеть тебя, нет, коснуться тебя! И я встал прямо посреди пары, а на выходе из класса заметил, что за мной по пятам следует Малфой, и выглядел он просто как псих. Но мне было плевать. И ему было плевать. Мерлин, я не знаю, каким чудом мы напоролись на Дамблдора. Хотя, скорее всего, он шел за нами, потому что знал.

Он замолчал, качая головой, как бы недоумевая, каким образом все это могло случиться.

— И какое оправдание может быть тому, что вы с Малфоем сбежали с урока чуть ли не под ручку, не реагируя на преподавателя?

Рон уставился на меня так, что я сразу понял – ему эта мысль в голову не приходила.

— Не знаю, отмахиваться от всех вопросов? Уверен, Малфой именно так и будет делать.

Выразить свое сомнение мне не дала мадам Помфри – она появилась в дверях, а на лице ее было такое выражение, будто она чему-то рада, но вместе с этим сомневается, стоит ли этому радоваться.

— Мистер Поттер, я думаю, вы вполне можете отправиться на ужин, не вижу причин держать вас здесь. Если все-таки вам станет хуже, или что-то изменится в самочувствии, то лучше будет обращаться к профессору Снейпу – у него опыта в этой сфере больше, — он слегка наклонила голову, как бы признавая свою некомпетентность в этом вопросе, — и постарайтесь пореже попадать в Больничное крыло, пожалуйста. А то создается впечатление, что я вижу вас гораздо чаще, чем преподаватели.

Ее губы дрогнули, будто она сдерживала улыбку, и я ощутил прилив жгучей благодарности к этой потрясающей женщине, которая выхаживает меня вот уже пятый год. Это щемящее чувство не исчезло, даже когда мы с Роном переступили порог Больничного крыла, намереваясь направиться в Большой зал, напротив – оно росло во мне, распирая меня изнутри, и теперь это была не только благодарность к мадам Помфри, это была невероятная и всепоглощающая любовь ко всем, кого я знал. Или даже ко всем, кого я видел. Я чувствовал, что люблю этот замок, и сила моего чувства так глубока, что я готов был обниматься с ним, целовать его стены, и в этот момент я был уверен, я знал, что замок отвечает мне взаимностью. Хогвартс любил меня так же, как я любил его, и он отвечал мне со всей своей пылкостью, на какую только он был способен в свои-то годы.

Друг шел чуть позади меня с каким-то отстраненным выражением на лице, и с каждым его шагом оно становилось все более отчужденным и восторженным. Я чувствовал, как Малфой спешит за нами в Большой зал, обгоняя своих сокурсников-слизеринцев, ведомый желанием тоже встать за моей спиной. Но до всего этого мне не было дела. И меня абсолютно не взволновал недоуменный вид Дамблдора, сидевшего во главе учительского стола, и легкий оттенок прежнего обожания во взгляде Снейпа.

Но все-таки одна вещь заставила меня отвлечься от немого обмена любовью с замком – сотни учеников за факультетскими столами взволнованно перешептывались, неотрывно за чем-то наблюдая. Найти объект всеобщего внимания было легко – ко мне со стороны стола Слизерина спешили Блейз Забини и Панси Паркинсон.