Грим

Всеобщая эйфория витала в вечернем воздухе — счастливые лица, веселые улыбки.

Уже три недели все было спокойно. Никаких убийств, загадочных исчезновений, черных меток над домами, дементоров на улицах…

Жители магической Британии только начинали понимать, что кошмар, наконец, закончился. Стаями летали совы с радостными известиями, небеса пылали магическими фейерверками, люди обнимались прямо на улицах, кто-то при этом плакал, кто-то смеялся.

По Косому переулку шел светловолосый молодой человек с бесстрастной маской на лице. Похоже, радость и счастье, витавшие в воздухе, никоим образом не коснулись его. Он шел быстро, минуя немногочисленных прохожих, словно хотел скорее уйти отсюда, от взглядов, провожавших его. Эти взгляды выражали разные эмоции: страх, презрение, заискивание, заинтересованность, удивление. Девушки оборачивались ему вслед, всем своим видом выражая восхищение его красивой внешностью и телосложением и плевать им было на его противоречивую репутацию и еще более противоречивое прошлое. В конце концов, его семью оправдали, о чем трубили все газеты уже около недели.

Резкий порыв ветра швырнул выброшенный кем-то экземпляр «Ежедневного пророка» в лицо парня. Тот автоматически схватил газету. С обложки смотрели он сам, его мать и отец, запечатленные на выходе из зала заседания Визенгамота. Далее шла статья о судебном процессе над семьей Малфоев.

Было доподлинно известно, что Малфои за несколько месяцев до Победы «отошли» от служения Волдеморту. Они находились в стане Пожирателей во время битвы за Хогвартс, но непосредственно в сражении не участвовали.

Когда в поместье Малфоев были доставлены Гарри, Рон и Гермиона, Драко не выдал их. Нарцисса не побоялась солгать Темному Лорду, что Гарри Поттер мёртв. И национальный герой не забыл этого, в суде заступившись за всю их семью.

Малфоям вернули их доброе имя. Хотя, было ли оно доброе?

Они снова пожертвовали довольно внушительную суму для Министерства, казна которого после войны была в плачевном состоянии. Золото снова решило все, как, впрочем, и всегда.

Малфой отшвырнул газету — он и так прекрасно знал содержание всей статьи, в которой не упоминалось о контрибуции.

Тучи на небе сгустились. Начал накрапывать мелкий дождь, разгоняя и без того редких прохожих в Косом переулке. В это время уже все магазины и лавки были закрыты, за исключением нескольких кабаков и ресторанов, да и они уже обслуживали последних клиентов.

Дождь становился все сильнее, монотонно и яростно стуча по выложенной булыжниками улице, по крышам. Начиналась гроза.

А Драко Малфой не обращал внимание на дождь, яростно хлеставший ему в лицо, на свою насквозь промокшую одежду. Он вполне мог наколдовать себе зонт, в конце концов, можно было использовать Щитовые чары, но не сделал этого.

Легче было просто идти вот так под дождем, которому совершенно безразличны ты, твои мысли, поступки, твое прошлое и будущее. Драко любил дождь, его никогда не повторяющуюся мелодию. Но в этот раз сквозь монотонную дробь проник какой-то новый звук, разрушающий все очарование «музыки дождя».

— Стойте. Вы арестованы.

Драко медленно повернулся. Позади него стояли трое мужчин в мантиях с палочками в руках. Их лица были скрыты капюшонами и плотной завесой дождя.

— По какому поводу? Я был оправдан судом.

— Да по такому, что в суде сидят такие же сволочи, как ты! — визгнул один из трех мужчин и пустил заклинание. — Экспеллиармус!

— Протего, — и мощный щит закрыл волшебника.

— Остолбеней!

— Петрификус Тоталус!

— Экспеллиармус!

Но силы были явно не равные. Малфой не заметил, как кто-то сзади ударил его, и пропустил заклинание — палочка выпала из его рук, откатившись куда-то.

— Ну, что, белобрысый, без палочки никак? — один из нападавших не успел договорить фразу, получив сильный удар в челюсть.

Тут уже и остальные волшебники кинулись в драку, напрочь забыв о волшебных палочках. Началась потасовка. На миг нападавшие волшебники даже растерялись тому слепому гневу, неистовому бешенству, с каким наследник древнего аристократического рода дрался.

Но, как говорится, количество возобладало над качеством. Нападавшие мужчины начали методично избивать Малфоя, сопротивление которого ослабело. Лужи окрасились в красный цвет.

— Это тебе, поганый Пожиратель! За то, что такие как ты убили мою жену.

— За моих детей!

— За моего ребенка, загрызенного Сивым! Сволочи.

Дождь лил все сильнее. Вода, стекавшая по мощеной улице, стала уже темно-красной.

— Может, он уже того, помер? Вообще ж не орет.

А Драко уже практически не чувствовал боли, голоса доносились приглушенно, будто в ушах у него была вата. Эти голоса интересовались, жив ли он. Малфой сглотнул, ощущая солоноватой привкус крови во рту. И тут он захохотал, громко и надломлено. Этот жуткий смех перекрыл даже шум дождя.

Трое мужчин в ужасе отпрянули от избитого Малфоя.

— Дьявольское отродье, — в ужасе произнес кто-то.

— Тварь! — с ненавистью сказал другой и сплюнул. — Авада Кедавра.

Зеленый луч на миг осветил окровавленного молодого человека и трех его убийц. Затем хлопок — и три человека трансгрессировали в неизвестном направлении.

Свидетелем всех этих событий стал хозяин «Дырявого котла» Том. Мистер Малфой забыл в его баре кошелек, и Тому пришлось искать молодого человека по всему Косому переулку.

«Господи!»

Как только убийцы отбыли в неизвестном направлении, Том решился подойти к неподвижно лежащему на дороге телу. Старый бармен наклонился к нему и тут же отшатнулся. Вместо молодого светловолосого юноши на дороге валялся труп какого-то старика.

Драко Малфой ненавидел, когда люди опаздывают. Он сам, аристократ до мозга костей, не опаздывал никогда. Малфой всегда приходил вовремя — ни минутой раньше, ни минутой позже. И вот сейчас все его аристократическое воспитание и мышление было вопиющим образом раздражено. Причиной тому являлась красивая бразильянка Таис, милое и немного глуповатое создание, с которым Драко познакомился вчера вечером. Она опаздывала уже на полчаса.

И это было возмутительно. Плевать Малфою хотелось на то, что девушку могли задержать неотложные дела, чья-то смерть или еще что-нибудь. Даже если вдруг Волдеморт воскрес и начал охотится за Таис, принимая ее за Гарри Поттера, девушка была обязана прийти на свиданье. Малфоев никто и никогда не динамил.

Драко в который раз посмотрела на свои часы. Больше ждать он не намеревался, осталось только допить стакан огневиски и, наконец, покинуть этот бар, полный всякого сброда. А ведь это Таис назначила встречу в «Дырявом котле», единственном месте, которое она знала в магическом Лондоне.

— Можно присесть? — спросил чей-то вкрадчивый голос.

Драко очнулся от своих мыслей и глянул на обладателя голоса. Перед ним стоял высокий человек, закутанный в черный плащ. Лицо его было скрыто капюшоном, руки в перчатках.

«Прям дементор какой-то!», — выдало сознание Малфоя.

— Там есть свободные столики, — Драко махнул рукой в другую сторону.

— Но мне надо поговорить с вами, мистер Малфой.

Незнакомец, уже больше не спрашивая, сел напротив молодого человека. Драко хмыкнул, пытаясь предположить, что этому «дементору» от него требуется.

— Я хочу предложить вам сделку.

— Вам нужны деньги? — вяло спросил Малфой.

За ним и его семьей часто бегали какие-то сомнительные и не очень личности, просящие вложить в их «гениальные» проекты довольно внушительные суммы. Особенно Драко запомнился случай, произошедший полтора года назад. К отцу пришла какая-то сумасшедшая дамочка (явно покусанная Луной Лавгуд или ее отцом), незамедлительно требующая денег на изучение того, как повлияли на Люциуса и его мыслительные способности мозгошмыги. Она заявляла, что нынешнее неадекватное состояние Малфоя-старшего объясняется тем, что в него вселились эти самые мозгошмыги. И вся эта «душещипательная» история была рассказана в присутствии около пятидесяти гостей…

Из капюшона донесся смешок.

— Деньги мне не нужны. Мне нужно кое-что другое.

— Что же?

— Ваше согласие.

Драко одним глотком допил огневиски. И ему все больше и больше не нравился этот разговор. И этот странный собеседник.

— Я могу дать тебе то, что ты хочешь.

— Да ну? — Малфой изогнул бровь. — Вы так хорошо осведомлены о моих желаниях?

Незнакомец кивнул.

— Власть, сила, новые магические способности.

— Какие, например? — с сарказмом спросил Малфой. — Я как-то на свои способности не жаловался.

— У волшебников далеко не совершенные магические возможности, — произнес незнакомец. — А ты сможешь получить способности многих магических существ: трансгрессировать, как эльфы-домовики на любые расстояния и даже в места, закрытые для перемещений; колдовать без волшебной палочки, как гоблины; превращаться в животных, как оборотень, и не только в определенные дни лунного цикла…

— И каким же образом? — скептически ухмыльнулся Малфой.

— А это уже мое дело.

Драко задумался. Все эта сделка явно отдавала шарлатанством. Никто не мог дать такого, а тем более, какой-то бродяга с улицы.

— А что взамен? — спросил Драко.

— Твое согласие. И всего одно условие. Подумай, Малфой. Власть, что она для тебя значит?

Незнакомец замолчал, внимательно наблюдая за молодым человеком, лицо которого выражало нерешительность.

То, что за такую сделку требовалось одно лишь согласие, еще более упрочивало мысль, что это обман. Хотя предложение было чертовски заманчивым.

Но Малфой-младший видел, что с власть делает с людьми. Отец имел большую власть, в один миг лишился ее, покрыв семью печатью позора Волдеморт имел безграничную власть в своих руках, он творил, что хотел, выбирал, кому жить, а кому умирать. И даже он, в конце концов, лишился власти, потому что не учёл, на что способна сила Любви.

— Я достаточно видел, что с людьми делает власть, — медленно произнес Малфой. — Не каждому дано справиться с ней, не став ее заложником. Я не хочу того, что вы предлагаете мне.

Предложение незнакомца стало большим искушением для молодого человека. Власть, то, о чем мечтает множество людей, о чем он сам мечтал когда-то. Сказывались привитые с раннего детства «истины», что деньги и высокое положение в обществе дают власть над людьми.

И Драко слепо следовал эти принципам, до определенного времени. И только после того, как он стал пожирателем, после данного Тёмным Лордом задания, опасности, нависшей над его семьёй, только после всего этого, он, наконец, переосмыслил многие вещи. Он понял, что ни высокое общественное положение, ни огромное состояние и связи, ни большая подлость не способны подарить власть над миром и людьми.

А власть — это бремя, которое может сломить тебя самого. Власть — это стихия, справиться с которой дано единицам.

Малфой встал, бросив на стол несколько галеонов за выпивку, и направился к выходу.

— Это твой единственный шанс. Остановись, — произнес «дементор». — Ты умрешь сегодня.

По спине Драко пробежал холодок, но он не остановился, продолжая идти к выходу из бара.

«Псих!» — констатировал Малфой, но неприятный осадок все же остался. Не каждый день тебе предсказывают смерть и предлагают диковинные сделки.

Все это не нравилось Драко. Странное предчувствие охватило его. Что-то должно было случиться. И очень скоро. Разговор с незнакомцем не давал ему покоя. Может быть, следовало остаться? Расспросить его?

Малфой очнулся от мыслей только тогда, когда в лицо ему полетело что-то. Сработали навыки игрока в квиддич, и смятая газета оказалась в руках молодого человека. Старый номер «Ежедневного пророка», в котором шла речь о судебном процессе над его семьей. Драко швырнул газету в сторону.

«Бред. Ничего не случится. Мало ли что и кто вякнул! Малфой, ты стал слишком мнительным и трусливым!», — яростно подумал Драко, почувствовав капли дождя на лице. Дождь успокоил его. Он заставлял просто дышать, просто жить и ни о чем не думать, ничего не чувствовать. Драко любил стоять вот так под дождем, слушать шум воды, падающей с небес.

— Стойте. Вы арестованы.

Драко обернулся. Сзади стояли три человека в мантиях.

— По какому поводу? Я был оправдан судом.

— Да по такому, что в суде сидят такие же сволочи, как ты! — визгнул один из трех мужчин и пустил заклинание. — Экспеллиармус!

Малфой отреагировал чисто инстинктивно: слишком долго он жил в постоянном напряжении, ожидая удара со стороны членов Ордена Феникса, пожирателей, недовольных его семьей, в особенности Люциусом.

— Протего!

— Остолбеней!

— Петрификус Тоталус!

Драко отразил эти заклинания. В голове крутились одни только непростительные заклинания. Но если их использовать, проблем потом не оберешься. Тут уж его точно засадят в Азкабан, да еще и с большой радостью.

Кто-то ударил сзади, палочка выскользнула из рук после очередного Экспеллиармуса.

— Ну, что, белобрысый, без палочки никак? — один из нападавших не успел договорить фразу, получив сильный удар в челюсть.

Остальные также кинулись в драку. Малфой вкладывал в удары всю ярость, накопившуюся за это время, всю свою безысходность от невозможности изменить что-либо, всю свою злость на счастье и улыбки, которые его совсем не касались.

Но справиться с троими Драко не удалось, началось методичное избиение ногами и кулаками в лучших традициях маглов.

— Это тебе, поганый Пожиратель! За то, что такие как ты убили мою жену.

— За моих детей!

— За моего ребенка, загрызенного Сивым! Сволочи!

Дождь лил все сильнее.

— Может, он уже того, помер? Вообще ж не орет.

«Если бы они использовали Круцио — было бы хуже, — пронеслось в голове Малфоя. Он сглотнул, ощущая, что рот полон крови. — Нелепо, как же все нелепо. Выжить после всего, что произошло за этот год, и умереть из-за шайки мстителей!»

«Я же предупреждал! Но ты еще можешь передумать», — на миг между ногами, кулаками, обрывками мантий и завесой дождя мелькнул знакомый силуэт «дементора».

Малфой захохотал. Каждое движение отдавалось дикой болью, он уже задыхался от вкуса собственной крови во рту, но продолжал безудержно хохотать.

«Я не хочу умирать!»

— Дьявольское отродье, — в ужасе произнес кто-то.

— Тварь! — с ненавистью сказал другой и сплюнул. — Авада...

«Ты согласен на сделку?» — произнес голос в голове Драко.

— Кедавра, — донеслось до Малфоя.

«Да!»

Вспышка зеленого света и все прекратилось.

* * *

Малфой с трудом открыл глаза, на какую-то долю секунды ослепнув от яркого света. Хотя на самом деле серебристый свет не был ярким и совсем не ослеплял.

— А я предупреждал, — произнес «дементор». — Зря ты не выслушал меня до конца.

— Вам жаль? — удивленно переспросил Драко, пытаясь понять, где он находится. Действительность вокруг представляла собой клубы серебристого тумана. Реальность постоянно менялась, причудливо искажалась, принимая диковинные очертания.

— Мы находимся в твоем сознании, — ответил незнакомец. — Странное местечко, ты не находишь?

— Да уж. Так я умер?

— Именно за это я тебя и выбрал. За цвет твоего сознания.

Это утверждение снова убедило Малфоя, что перед ним был псих.

— У Темного Лорда оно абсолютно черное, так же, как и его душа и мысли.

— А у Гарри Поттера, значит, абсолютно белое?

— Молочно-белое. Но ты прав. Они — люди крайностей. Одному совершенно недоступно понятия добра, любви. Другому — понятия зла, жажды власти, ненависти.

— А я?

— А тебе доступны все эти эмоции и чувства: ненависть и любовь, добро и зло. Ты способен спасти человека и сделать кому-то большую подлость, воспользоваться любым, даже грязным способом ради достижения цели. Ты не плохой человек, но и не хороший.

— Я человек-коктейль, — усмехнулся Драко.

— Я был таким же, когда заключил сделку. Но с той разницей, что я заключил соглашение до того, как умер. Тогда я остановился.

— Кто ты?

— Я — Грим.

— Предвестник смерти?

— Да, то есть был им. Теперь грим — ты. Человек с огромными силами: ты можешь колдовать без палочки, трансгрессировать в любую точку мира, превращаться в любое животное, ты обладаешь огромной физической силой, своеобразным гипнозом.

— А какова обратная сторона всего этого?

— Теперь ты стоишь на границе живого и потустороннего мира. И у тебя есть определенная обязанность — распознавать зло и уничтожать его.

— Это и есть «небольшое» условие?

— За все надо платить, и за силы, данные тебе. Много лет назад я тоже встретил человека, который сказал мне, что я скоро умру. Я согласился на сделку и выполнял ее до конца жизни. Теперь пришло время и мне отправиться в потусторонний мир, но прежде я должен передать дар. Ты стал идеальной кандидатурой.

— Изначально сделка выглядела более радужной. Я не понимаю суть. Я что, должен скакать по миру и предвещать смерть?

— Нет. Ты сам поймешь суть, когда уничтожишь впервые.

— А если я передумал?

— Ты не имеешь выбора. Теперь тебе носить эту мантию.

Незнакомец снял мантию, протянул ее Малфою. «Дементор» оказался высоким стариком с яркими синими глазами.

— Но, если тебя это успокоит, — произнес старик. — Ты дал согласие слишком поздно. Смерть никого не отпускает просто так. Ты станешь гримом ровно на один год. А затем умрешь.

* * *

Открыть глаза удалось с большим трудом, поднять словно чугунную голову с подушки еще сложнее. Взгляд медленно сфокусировался на часах, которые показывали 15:07.

«Сколько?», — Драко еще раз взглянул на часы. Время на них не изменилось.

Малфой окинул взглядом свою комнату. Вроде бы ничего не изменилось: все те же бежевые цвета обоев, огромный резной шкаф из красного дерева рядом с кроватью, около окна — письменный стол со столешницей из черного стекла, в углу напротив — книжный шкаф, на стенах ни картин, ни фотографий.

Драко осторожно потер виски: странно, но он совершенно не помнил вчерашнего вечера.

— Твинки! — позвал Драко, и тут же в его поле зрения появился домовой эльф.

Твинки был очень небольшого роста, абсолютно лысый, одетый в рваную, но чистую наволочку.

— Хозяин! — пропищал эльф.

— Скажи, во сколько я вчера вернулся?

— Около часа ночи, мой господин.

«Значит, я проспал около четырнадцати часов. Интересно, сколько я выпил?».

— Почему ты меня не разбудил раньше?

— Вы сами мне приказали не будить меня. Хозяин приказал мне! — пропищал Твинки, уже намереваясь наказывать себя.

Драко нетерпеливо вырвал из рук эльфа лампу и отправил его работать на кухню, думая о том, что надо хотя бы умыться.

Малфой потрясенно уставился в огромное круглое зеркало, стоявшее в его ванной комнате. Отражение, мягко говоря, пугало: один глаз заплыл, под другим красовался фиолетовый синяк, губа разбита. Своей красотой в данный момент аристократ мог поспорить разве что с Квазимодо.

Пиджак, рубашка, брюки были в засохших пятнах грязи и крови. Драко быстро скинул грязную одежду, в которой, оказывается, спал. На теле красовалось множество синяков разной формы, кровоподтеки, царапины.

«Что же вчера было?», — подумал Драко. Странно, но у него ничего не болело. Ответ на этот вопрос нашелся быстро. В раковине валялся пустой пузырек из-под обезболивающего зелья.

Малфой сжал виски. Голову пронзила адская боль.

«Я хочу предложить вам сделку».

«Власть, сила, новые магические способности».

«Ты умрешь сегодня».

«Стойте. Вы арестованы».

«Ну, что, белобрысый, без палочки никак?»

«Тварь! Авада Кедавра».

«Ты не плохой человек, но и не хороший».

«Теперь грим — ты. Человек с огромными силами: ты можешь колдовать без палочки, трансгрессировать в любую точку мира, превращаться в любое животное, ты обладаешь огромной физической силой и своеобразным гипнозом».

«Ты не имеешь выбора. Теперь тебе носить эту мантию».

«Ты станешь гримом ровно на один год. А затем умрешь».

Драко очнулся на холодном кафельном полу в собственной ванной. На автомате он включил душ и встал под горячие струи воды. «Значит, я умер и воскрес. И теперь я Грим».

Мысли в голове путались. Это все не могло быть реальностью. Ведь в нем ничего не изменилось. Бред. Однозначно бред.

Действие обезболивающего зелья заканчивалось, так как каждое падение капли воды на тело юноши отдавалось болью.

Драко выключил воду, обернул полотенце вокруг себя. Что-то в зеркале промелькнуло. Малфой резко повернулся к зеркалу спиной, пытаясь увидеть, что же там. Во всю спину красовалась угольно-черная татуировка: огромное солнце и полумесяц, объединенные в круг.

— ТВИНКИ!

Эльф тут же материализовался в ванной. Взглянув на лицо хозяина, домовик испуганно затрясся.

— Твинки ничего плохого не делать!

— Вчера я приносил с собой что-либо?

— Да, хозяин приносить старую мантию и приказать Твинки вычистить её.

— ГДЕ ОНА? — рявкнул Малфой.

В руках эльфа появился сверток.

— Твинки не до конца вычистить мантию. Я наказывать себя!

Эльф начал исступленно биться об кафель.

Драко со сдерживаемой яростью наблюдал за домовиком. В последнее время Твинки бесил его все чаще.

«Нужно на него Петрификус Тоталус наложить, а то убьётся. Где моя палочка?» — и тут Драко застыл.

«Колдовать без волшебной палочки, так, кажется, говорил тот старик!», — вспомнил Малфой, взяв из рук домового эльфа мантию.

Мантия была обыкновенная, черная, сделанная из плотной и, в тоже время, легкой и струящейся ткани. В одном из карманов лежала записка.

«Мантия заговорена. Она надежно защищает своего обладателя от посторонних глаз. Мантия может быть снята только своим хозяином или с его разрешения. Это отличная защита от тех, кто слишком рьяно попытается узнать истинное лицо Грима».

Как только Драко дочитал записку, бумага воспламенилась и за засчитанные секунды превратилась в горсть пепла.

— Хозяин? — робко спросил Твинки.

— Ты ничего не видел и не слышал. Это приказ.

Малфой быстрым шагом вышел из ванной и начал поспешно одеваться.

В голове молодого человека крутились самые разные мысли. Теперь он мог колдовать без помощи волшебной палочки.

«А что там еще говорил старик? Трансгрессировать в любую точку мира, превращаться в любое животное, иметь безграничную силу…»

Драко накинул на себя мантию Грима, на секунду задумался и трансгрессировал.

И вот он стоит в Косом Переулке, в толпе волшебников. У магазина «Все для квиддича» столпилась куча мальчишек, рассматривающих новую скоростную метлу. Около входа во «Флориш и Блоттс» тоже негде было ступить: сегодня в книжном магазине проходила презентация очередного бестселлера.

Секунда — и Драко на платформе 9 и 34. Пространство перед поездом было забито множеством волшебников с сумками, чемоданами, клетками с ухающими и недовольными совами. Раздался свисток, и поезд начал отходить от платформы. Последние пассажиры запрыгнули в свои вагоны, отчаянно махая на прощанье своим родственникам и друзьям.

И снова картина меняется. Еще секунда и Малфой на Астрономической башне Хогвартса, в месте, куда нельзя трансгрессировать. Из груди светловолосого волшебника раздался победный крик.

Ощущение безграничной силы, свободы пьянило лучше любой порции огневиски или медовухи, выдержанной в дубовых бочках.

Драко разбежался и прыгнул с башни, уже в воздухе перемещаясь.

* * *

Маг оказался в лесу, находящемся неподалеку от ирландского поместья Малфоев. Здесь когда-то очень давно он играл с соседскими детьми, конечно же, чистокровными волшебниками в десятом поколении. Это было, кажется, в его последнее лето перед началом учебы в Хогвартсе.

Драко вдохнул аромат леса. Пахло хвоей, древесиной и детством — его беззаботными деньками.

Уже начинало темнеть, последние лучи солнца едва проникали сквозь плотную листву. Только на верхушки высоких деревьев все еще попадал неяркий золотистый свет. Пара минут — и они погрузились во тьму. В лесу царила тишина, лишь ветер шелестел листвой.

Драко Малфой стоял, прижавшись спиной к вековому дубу. Сейчас он как никогда ощущал себя живым. Он дышит, он живет, он чувствует. А ведь еще вчера он мог утратить все это, утратить свою жизнь.

Малфой не знал, сколько времени он простоял вот так, в своеобразном оцепенении, пока не услышал далекие голоса:

— Остолбеней!

— Импедимента!

— Не уйдешь, тварь!

Эти голоса приближались, и вместе с ними надвигалось еще что-то. Сдавленное рычание, тяжелый топот ног или лап. От каждого шага этого существа земля содрогалась.

И с каждым этим шагом содрогался Малфой. Он чувствовал, как его сознание наполняют чужие, совсем чужие эмоции, становящиеся с каждой секундой все сильнее.

Рвать…Уничтожить… Загрызть…Убить…

Это были не его эмоции, но они переполняли Драко, вызывая вереницу кошмарных образов в мозгу. Они контролировали его. С губ молодого человека сорвалось глухое рычание.

Существо пробежало совсем близко от него, всего в десятке метров. На миг эмоции с еще большей силой захлестнули Малфоя. Рот наполнился слюной в предвкушении «еды», которая бежала, выкрикивая бесполезные заклинания.

Рвать…Уничтожить…

«Нет!», — беззвучно закричал Малфой, выталкивая из себя и своего сознания чужие эмоции. Молодой человек тяжело дышал, облокотившись на дерево. На коре было пять глубоких борозд: похоже, это он оставил их только что.

Темноту на миг разорвали вспышки, сноп магических искр. Совсем близко кто-то выкрикивал боевые заклинания.

Малфой решил подойти ближе. На поляне находились двое: маг и оборотень, имя которого наводило ужас на множество волшебников — Фенрир Сивый. Животное, которое аристократ за последний год видел слишком часто. На миг Драко снова захлестнули эмоции оборотня, но в этот раз он был готов и тут же вытиснул их из своего сознания.

— Ты убил мою жену, сволочь! Остолбеней!

— Ха! Тебе не справиться со мной без твоих дружков! — злобно выкрикнул Сивый, с легкостью увернувшись от заклинания. — Ты слабак. Не смог спасти свою женушку.

— Петрификус Тоталус!

Оборотень рассмеялся. Сивый вырвался от мракоборцев, перевозивших его в Азкабан, и этот волшебник вряд ли смог бы остановить его. Даже вместе с его дружками, блуждающими где-то в чаще леса.

На миг тучи на небе рассеялись. Луна осветила поляну, на которой находился маг и оборотень, который вдруг застыл.

Лицо Фенрира стало вытягиваться, тело начало на глазах покрываться шерстью, он встал на четыре когтистые лапы — трансформация началась. Поляну огласил жуткий волчий вой.

Рвать… Загрызть…

«Распознавать зло и уничтожать его», — пронеслось в голове Драко. Теперь он знал, что надо делать.

Малфой бросился на поляну, чувствуя, как его тело тоже начинает свою трансформацию. Скелет начал быстро изменяться, руки вдруг стали очень удобными и незаменимыми при ходьбе, обоняние стало более чутким, вместо одежды появилась длинная лохматая шерсть.

Грим зарычал. Оборотень, державший в лапах слабо трепыхающегося волшебника, замер. В глазах Сивого отразилось непонимание, а затем страх. Он швырнул мага на поляну и повернулся к Гриму.

И тут же звери сцепились, царапая друг друга когтями, клыками. Сивый взвизгнул, его отчаянный вой огласил весь лес.

Волшебник, оставшийся на поляне, с ужасом наблюдал за развернувшимся зрелищем. Оборотень вырвался и во весь опор помчался обратно в чащу. Грим бросился за ним, одним прыжком перемахивая через распластавшегося на земле волшебника.

Сивый буквально летел по лесу, постоянно оглядываясь и лязгая зубами.

Грим немного отставал, от каждого прикосновения его лап к земле в воздух взлетали ветки, шишки, покрывавшие землю. Расстояние между существами с каждой секундой сокращалось.

Малфой не мог правильно описать свои ощущения в теле гигантской собаки. Он развил поразительную скорость, глаза отлично различали любую, даже самую маленькую деталь. Но было одно но: обоняние стало слишком чуткое, а запах у Фенрира был, мягко говоря, резковат.

Но вот Грим сделал гигантский прыжок и повалил оборотня на землю. Тот попытался вырваться, пара минут отчаянной борьбы — и Сивый уже не трепыхался.

Рвать…Уничтожить… Загрызть…Убить…

Теперь это были уже не чужие эмоции. Это были настоящие эмоции Малфоя. Звериная часть сознания начала возобладать над человеческой. Грим глухо зарычал.

Рвать…Уничтожить…

Драко Малфой перевоплотился обратно в человека, с трудом вырывая свое настоящее сознание.

— Грим!

— Грим — это человек!

Драко Малфой обернулся, хорошо, что его лицо скрывал капюшон мантии. На него с ужасом и каким-то благоговением взирали два волшебника: наверное, это были дружки того, оставшегося на поляне.

Эти два остолопа пораженно смотрели на неподвижно лежащего оборотня и склонившегося над ним человека в мантии. Секунда — и человек в мантии исчез.

* * *

Малфой переместился в гостиную Малфоя-Мэнора. Драко начал подниматься в свою комнату, попутно размышляя о том, что к его коллекции синяков и ссадин добавилась парочка новых и укус в плечо оборотня.

— Драко, — позвал прохладный женский голос. — Я хочу с тобой поговорить.

— Мам, давай завтра. Я очень устал и хочу спать.

— Хорошо, сын. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

— И..

— Что еще?

— С Днем Рождения, Драко.

Малфой замер на верхней лестничной площадке. Сегодня начался его новый девятнадцатый год жизни. Последний год.

Сквозь деревья с невероятной скоростью двигались две огромные тени. Они словно летели в темноте, почти не касаясь земли. Тишину ночного леса нарушало лишь прерывистое дыхание этих существ.

Но вот одна из теней догнала другую, прыжок и… Гигантская собака прижала оборотня к земле, на одно мгновение повернув голову в сторону. Серые глаза собаки сверкнули в темноте.

* * *

Гермиона Грейнджер открыла глаза, ощущая, как неистово колотится сердце. Дыхание сбилось, как будто она пробежала целый марафон. Девушка резко села, пытаясь вспомнить, что же такое ей снилось.

Какие-то гигантские тени, лес, оборотень и Грим. Во всяком случае, именно таким его описывали в книгах и такими были там изображения этого адского существа. Гигантская черная собака, похожая на волка.

В голове тут же появился ворох воспоминания. Впервые Гермиона услышала о Гриме на самом первом уроке прорицания. Тогда профессор Трелони увидела Грима в чайной чашке Гарри Поттера. Словно издалека донесся потусторонний голос профессора:

— Грим, мой мальчик! Грим! Огромный пес, вестник беды, кладбищенское привидение! Мой мальчик, это самое страшное предзнаменование, оно сулит смерть.

Гермиона поежилась, хотя в комнате было тепло. Конечно, тогда, на уроке, она не поверила профессору Трелони и довольно сомнительному гаданию по чаинкам.

Но тут Грим явился ей во сне, не в туманном послании чайной чашки.

«Нет. Это все бред. Просто сон. Надо меньше ужастиков на ночь смотреть вместе с Джейн!»

Джейн была ее новой подругой, с которой Грейнджер познакомилась здесь, в Австралии. Девушка была красивой и амбициозной, и еще ей очень нравилось придумывать всякие «пытки» для Гермионы. Например, запланированный на это утро шопинг.

Гермиона взглянула на часы — до намеченной встречи с журналистами оставалось еще четыре часа.

Девушка успокоилась, окончательно убедив себя в том, что снов бояться не стоило. Но тут некстати вспомнились серые глаза Грима. Человеческие глаза.

* * *

По прошествии двух недель после Победы Гермиона Грейнджер отправилась в Австралию. Около года назад волшебница решилась на отчаянный шаг, чтобы защитить своих родителей от Волдеморта и его последователей. Гермиона изменила память своим родителям, которые теперь были уверены, что их зовут Венделлом и Моникой Уилкинс, а мечта всей их жизни состояла в том, чтобы перебраться на жительство в Австралию, что они и сделали.

Гермиона не видела маму и папу около года, все это время безумно по ним скучая. Волдеморт был повержен, кошмар, наконец, закончился, теперь родителям волшебницы ничего не угрожало.

Гермиона бы бросилась в Австралию сразу же, но она еще должна была выполнять общественный и человеческий долг: вместе с остальными праздновать победу, а также утешать семьи погибших. И она не могла пропустить похороны Фреда Уизли, Нимфадоры и Ремуса Люпина. Это было свято и неприкосновенно.

И сейчас, после самого тяжелого года в ее жизни, после потери друзей, знакомых Гермионе просто необходима была поддержка ее семьи.

Взяв в Министерстве разрешение на создание портала, Грейнджер отправилась в маленький городок на юге Австралии, где проживала чета Уилкинс.

Это было так странно. Дверь большого двухэтажного коттеджа открыла миссис Грейнджер, глядя на свою собственную дочь как на чужого человека.

— Я могу вам чем-то помочь? — участливо спросила женщина. Фраза, которую говорят незнакомым людям в магазинах, метро, вокзалах, но никак не родным людям.

На глаза Гермионы навернулись слезы. Только сейчас, увидев свою мать, она поняла, как сильно соскучилась. Парочка довольно сложных заклинаний — и мистер и миссис Грейнджер обнимают дочь. Четы Уилкинс больше не существуют, разве что в сознании соседей.

Затем начались длительные расспросы, что же произошло в том, другом мире, в мире волшебства. Гермиона рассказывала осторожно, подбирая слова и упуская самые страшные детали. Не за чем родителям знать, как ее пытала Беллатриса Лестрейндж, как Волдеморт чуть было не поймал ее и Гарри в Годриковой Впадине, о том, что творилось в Хогвартсе.

Родители Гермионы пока не собирались покидать их новый дом, ссылаясь на то, что здесь вполне можно провести лето. Гермиона не возражала. В Британии ей, Гарри и Рону сильно досаждали журналисты, пытаясь сфотографировать национальных героев, взять у них интервью. Особенно многих корреспондентов интересовало, чем же они занимались целый год, скрываясь ото всех.

Так что Гермиона наслаждалась заслуженным отдыхом. Конечно, волшебница скучала без Гарри, Рона, но, после того, как она почти год провела вместе с друзьями под одной «крышей» (если так можно назвать палатку Перкинса), можно было позволить себе немного отдохнуть как от них, так и от всего волшебного мира.

Но от последнего отдохнуть не получилось. Однажды утром, когда Гермиона решила провести время на свежем воздухе с чашкой чая и книгой, в ее сад трансгрессировала какая-то девушка.

— Черт! — выругалась она, рассматривая свою левую руку. На указательном, среднем и безымянном пальцах ногти были отрублены под корень, на остальных же пальцах красовался новенький маникюр.

— Что, расщеп? — язвительно заметила Гермиона.

Девушка убрала от лица руку, позволяя, наконец, разглядеть свою внешность. Это была невысокая блондинка лет двадцати с красивыми карими глазами и язвительной улыбочкой.

— А ты разве не магла? Тут вроде как простецы жили.

— Это мои родители, а я волшебница.

— Так как тебя звать? Уинкос, Уилкос, не помню…

— Мое имя Гермиона Грейнджер. А твое?

— Джейн О'Коннор. Грейнджер, Грейнджер… Стоп. Это не ты там спасала магическую Британию?

— Я спасала не одна, — уточнила Гермиона.

— Ясно. Я думала, ты посимпатичнее будешь. Хотя на снимках в газетах не очень-то разберешь. Фотографам явно пришлось корректировать твои фотографии.

— Чего? Я хотя бы умею нормально трансгрессировать! — возмутилась Гермиона. Кем вообще была эта наглая девица, критикующая ее внешность?

— Ой, да ладно, не обижайся. Просто я всем и всегда говорю то, что думаю. Многих раздражает, а мне как-то по барабану. Кстати, ты уже регистрировалась у нас?

(Регистрация иностранных волшебников была обязательна во всем мире).

— Вчера.

— Тогда я не понимаю, где журналисты, толпящиеся, чтобы сфотографировать мировую знаменитость? Кстати, Гарри Поттера ты с собой не привезла? С удовольствием посмотрела бы на этого красавчика в круглых очках!

— Нет. — Гермиона осеклась: похоже, предсказание Джейн начало сбываться. К дому Грейнджер — Уилкинсов бежала толпа людей в мантиях и с магическими фотоаппаратами. Выражение лиц этих людей было практически одинаковое — такое же, как у Риты Скитер в поиске очередной сенсации.

— Мерлин! Что же теперь делать? Хорошо хоть мама с папой у кого-то в гостях!

— Ладно, пока можешь спрятаться у меня. Давай руку, сейчас ко мне переместимся.

Гермиона почувствовала привычное ощущение трансгрессии. И вот она уже была в чьем-то доме, причём дом явно принадлежал волшебникам: стены были увешаны двигающимися картинами и портретами; вместо привычных лампочек и люстр под потолком висели светящиеся магические шары, которые не выключались даже днем.

— Мам, пап! — крикнула куда-то в глубину дома Джейн. — У нас гостья. И на моей левой руке не осталось маникюра! — добавила девушка грустно.

Мистер и миссис О'Коннор оказались людьми очень доброжелательными, они с радостью приняли у себя мисс Грейнджер, тут же согласившись сокрыть ее от страшной «опасности», которую представляли из себя журналисты.

Вот так началась дружба между Гермионой Грейнджер и Джейн О'Коннор, которая, как оказалось, сама училась на журналиста и сейчас проходила стажировку в отделе редакции журнала «Тинэйджер».

Грейнджер часто удивлялась некоторым причудам своей новой подруги. Джейн была просто помешана на своей внешности, вещах, моде и особенно обуви. У волшебницы было довольное специфическое чувство юмора, она всегда говорила то, что думает, нередко отпуская язвительные замечания по поводу внешности Гермионы. Но Грейнджер не оставалась в долгу, в свою очередь ставя под сомнение способности Джейн как волшебницы.

Им было весело вместе.

Вчера вечером Джейн притащила магловский фильм-ужастик, упросив Гермиону посмотреть его вместе с ней. Грейнджер не любила ужастики: всяких страшных событий хватало в настоящей жизни, но девушка дала себя уговорить.

Кино ее разочаровало. Никакого страха она не ощущала, наоборот, от сцен в фильме хотелось смеяться. Актеры, обильно политые томатным соком, неискренний страх на их лицах, не натуральные гримасы боли. Страх и боль всегда отражаются в глазах, отпечатываясь на сетчатке, а здесь просто игра актеров, которых никогда в жизни не подвергали заклинанию Круциатус.

— Все. Мне это надоело! — веско заявила Джейн в конце фильма.

Гермиона молчала, ожидая продолжения этой реплики.

— Больше прятаться от журналистов нельзя. В конце концов, это неуважение к нашей стране. Люди хотят знать, что действительно произошло! Ведь до нас доносились только обрывки слухов! И у очень многих из нас есть родственники в Британии. Вот.

— Думаешь, мне так хочется вспоминать все заново? Это тяжело. Очень, — какое-то время Гермиона молчала, размышляя над сказанными подругой словами. — Но, думаю, ты права в чем-то. Главное, чтобы новой войны больше не было.

— Правильно. Этим ты и мне поможешь. Наша редакция очень хочет заполучить твое интервью, да знали бы они, что я скрываю тебя от наших корреспондентов! Я была бы уже уволена, и меня бы точно прокляли!

— Так значит, тебе интервью необходимо для твоей стажировки? — уточнила Гермиона.

— Оно не помешает, но я же не только ради себя! — тут же выпалила Джейн. — Ты — знаменитость. Многие политики и видные люди совсем не прочь с тобой пообщаться, это усилит их и твой авторитет и добрососедские отношения между нашими странами. Уверена, что колдофотографы будут стоять в очереди, чтобы запечатлеть тебя.

* * *

И вот сейчас Гермиона хмуро смотрела на часы. В восемь утра Джейн должна была зайти за ней. Сейчас было семь. Значит, еще целых четыре часа на то, чтобы морально подготовиться к встрече с журналистами, и всего час до встречи с подругой. И надо бы еще раз перечитать речь, которую мисс Грейнджер заготовила для интервью.

Гермиона резко встала с кровати, прогоняя остатки неприятного сна. Человеческие глаза Грима, как такое возможно? Это не давало девушке покоя. Ее мысли крутились вокруг этого сна до самого прихода Джейн.

— Ну что, ты готова?

— Нет. Ну, я тут кое-какие наметки приготовила.

— Главное хорошо выглядеть и мило улыбаться, тогда тебе простят любые промахи и ошибки.

— По-твоему, внешность самое главное, — заметила Гермиона. — А меня мои друзья любят и такую.

— Они ж твои друзья. У тебя, кажется, парень был?

— Он и сейчас есть, — уточнила волшебница. — Рон Уизли.

— А как вы с ним познакомились?

— Мы с ним однокурсники, лучшие друзья, нас много связывает.

— Что и требовалось доказать. Он твой друг, он тебя и заметил после стольких лет, он знает о твоих впечатляющих магических способностях, душевных качествах. Но есть одно «но». То, что остальные парни тебя просто не замечают. Я не говорю, что ты страшная…

— По-моему, ты об этом очень прозрачно намекаешь.

— А ты прозрачно намекаешь, что я никудышная волшебница. Ну, уж простите — не всем мозги такие как тебе дали!

Но так наплевательски относиться к своей внешности! Ладно, раньше ты там сидела в своем Хогвартсе, обложившись баррикадой книг, но теперь ты публичная личность!

Гермиона скорчила подруге рожицу. Можно подумать, ей самой нравилось быть этой публичной личностью. Теперь девушка как никогда понимала Гарри, на которого постоянно кто-то пялился, обсуждал, сплетничал. Тут уж хочешь не хочешь, на улицу в чем попало не выйдешь.

— И у тебя всё равно должен появиться кто-то помимо Рона, — будничным тоном произнесла Джейн, рассматривая вещи в шкафу Гермионы. — Не мешало б тебе прикупить что-нибудь. Все, завтра пойдешь со мной по магазинам. И нечего снова уклоняться, я и так уже почти три недели не покупала себе ничего новенького! Кошмар!

— Я люблю Рона! — возмутилась Гермиона, прослушав все, что сказала Джейн про поход по магазинам.

— У тебя просто не было альтернативы. Ну, а что твой Рон? Если бы ты его действительно любила, то сейчас была бы с ним в своей дождливой Англии. А вместо этого ты смотришь со мной ужастики по ночам и не желаешь ходить по магазинам.

На это Гермиона уже ничего не могла ответить. И почему она только терпела эту девицу? Ведь Грейнджер никогда не любила подобных девушек. На уме одна внешность, шмотки и тому подобное. Но Джейн внесла в жизнь Гермионы, а точнее, в ее сознание определенную встряску. Она удивительно точно, хоть и в немного резковатой манере подмечала в Гермионе недостатки, о которых мисс Грейнджер знала, но не признавалась сама себе.

Друзья любили ее, восхищались ее умом, недюжинными магическими способностями, но не красотой. И теперь, когда ее лицо постоянно мелькало в магических газетах, она не позволит, чтоб восхищались одним лишь ее умом. Даже если для этого придется поколебать пару собственных принципов.

— Ладно, — сдалась Гермиона. — Возможно, ты и права. Так ты поможешь мне приготовиться к этому интервью? У меня сегодня назначено целых два: одно в «Магическом еженедельнике» и другое в «Тинэйджере».

— Ну, вот так бы сначала! Сейчас выберем тебе что-нибудь подходящее из одежды и немного тебе подкрасим личико, — обрадовалась Джейн. — А то все принципы, принципы! Мне, кстати, стало хоть понятно, почему у тебя лучшие друзья — твои любимые Гарри и Рон. Потому что не они не любят женских прибамбасов, а ты. Так что я — твой единственный выход. Твой светоч.

Гермиона прыснула.

— Да уж. Ты мой светоч, — Гермиона снова засмеялась.

— Смейся, смейся.

* * *

Следующая неделя прошла для Гермионы Грейнджер очень быстро: с утра у нее начинались встречи с журналистами или какими-то известными личностями магической Австралии, которые длились до самого вечера.

Почти каждый день она проводила в редакциях, давая интервью магическим газетам, еженедельникам, журналам. Она рассказывала о событиях в магической Британии, о Гарри Поттере, Волдеморте, Пожирателях смерти. Также неоднократно высказывалась в защиту домовых эльфов от рабства и правах гоблинов и великанов. О том, что маги угнетают представителей многих магических сообществ. Гермиону Грейнджер тут же все газеты окрестили «защитницей прав всех волшебных существ».

После всего этого Гермиона надеялась, что Гарри и Рону приходится также нелегко, как ей.

Они уже несколько раз присылали ей письма. В них друзья жаловались на повышенное внимание прессы и простых людей (жаловался в основном Гарри), писали о всяких мелочах, об их общих друзьях. Но по этим незатейливым письмам Гермиона ясно видела, что мальчишки скучают по ней. Они не писали об этом прямо, но это читалось между строк.

— Я тебя ненавижу! За то, что уговорила меня дать интервью всем газетам Австралии! — веско заявила Гермиона, трансгрессировав в дом Джейн.

— Я тебя тоже ненавижу! — весело призналась Джейн. — Ну, что во всех газетах засветилась? Рассказывай! Я уже неделю жду подробностей! Если хочешь знать, то выпуск «Тинэйджера» с твоим интервью разошелся мгновенно, пришлось печатать дополнительный тираж. А мне выписали премию!

Гермиона рухнула на диван и приступила к рассказу «Хождения по журналистам».

— Я им рассказала о том, как пропадали или были убиты волшебники, не желавшие присоединяться к Вольдеморту, о злодействах Пожирателей и тому подобных вещах. И еще не знаю как, но они узнали о том, что у меня был роман с Виктором Крамом…

В общем, прочитаешь в газетах сама, а то у меня уже язык заплетается. И еще меня заставили сняться в фотосессии для какого-то модного журнала! Это был ужас! — Гермиона застонала, закрыв глаза. — Этот фотограф и его рабочие просто звери. Начали на меня орать, почему это я такая зажатая в кадрах. Я сначала терпела, соблюдая политкорректность. Но это, в конце концов, мне надоело.

В общем, на фотографа, осветителей и прочих уродов полил сильный такой дождик из болотной жижи. Видела б ты их лица! Они никак не могли остановить осадки. А надо было всего лишь произнести простенькое заклинание!

Гермиона и Джейн захохотали. Неожиданно Джейн в один миг стала серьезной.

— А что за заклинание?

Гермиона страдальчески посмотрела на Джейн и возвела глаза к потолку.

* * *

За месяц до начала учебного года прилетела сова из Хогвартса со списком необходимых учебников для седьмого курса. Вместе с письмом прилагался значок старосты школы.

Гермиона не могла нарадоваться этому перед родителями. Но еще большей радостью в этот день стало прибытие двух ее лучших друзей.

Гарри и Рон материализовались посреди гостиной дома Грейнджер. В этот момент в комнате как раз находились Гермиона.

— Гермиона! — хором воскликнули Рон и Гарри, обнимая изумленную девушку.

— Рон, Гарри! Как же я соскучилась!

— Мы тоже! — воскликнул Гарри.

— Мы приехали увидеть тебя и забрать обратно в Англию! — заявил Рон, целуя Гермиону. Гарри при этом тактично отвернулся.

— А то ты в каждом письме отказываешься ехать сама! –

Гермиона рассмеялась. Какие же они были родные. Как же она соскучилась по ним.

Она смотрела на них и не узнавала. Измученных войной подростков больше не было, вместо них — два молодых уверенных в себе мужчины.

Рон за лето, похоже, снова вытянулся. Его лицо усыпало еще большое количество веснушек, а улыбка стала еще шире.

Гарри не улыбался, но Гермиона отчетливо видела радость и тепло, плескавшиеся в его зеленых глазах.

— А ты изменилась, — произнес, наконец, Поттер, улыбаясь своей немного смущенной улыбкой.

— Да, Гермиона, это все для меня? — поинтересовался Рон, с восхищением рассматривая свою девушку.

— Нет, это для журналистов, — совершенно серьезно ответила Гермиона и рассмеялась. — Я вам сейчас расскажу.

Несколько часов подряд ребята просто разговаривали, делились своими новостями. Гарри и Рон рассказывали о жизни общих знакомых. Мистер и миссис Уизли расширяли «Нору», Кингсли Бруствер успешно исполнял роль Министра магии, его заместителем был Перси Уизли, Флер была беременна.

— Ты бы видела лица родителей, когда Флер и Билл объявили эту новость! — сказал Рон. — Мама расплакалась, чуть не задушила будущих родителей в своих объятиях. Теперь мама и Флер совсем с ума сошли, уже покупают вещи ребенку. К ним даже Джинни подключилась.

— Рон, ребенок — это прекрасно! — заявила Гермиона.

— Конечно. Я что, против? Билл просто счастлив. Правда, они с папой обсуждали на тему того, не передадутся ли ребенку некоторые привычки своего отца. Ну, ты понимаешь: любовь к бифштексам с кровью.

— Все будет хорошо, Рон. Я уверен. С Тедди же все в порядке! — уверенно заявил Гарри. — Тедди Люпин сейчас живет с Андромедой, но я как его крестный навещаю его каждую неделю. И каждую неделю у него новый цвет волос и глаз.

Гермиона улыбнулась: малыш Тедди унаследовал силу Тонкс в полной мере.

— А в лунные циклы с ним все нормально?

— Ну да. Пока все было хорошо, правда, Андромеда все еще переживает. Я, кстати, переехал на площадь Гриммо. Кикимер к моему приезду весь дом привел в порядок.

— Он окончательно признал тебя хозяином. Кто бы мог подумать, дружище! — воскликнул Рон.

— Рон, ты как всегда несправедлив к домовым эльфам. У них ведь такие трудные обязанности!

— Гермиона, только не начинай! — страдальчески произнес Рон. — Хотя признаюсь, нам с Гарри не хватало твоих нравоучений. Так что, ты собираешься возвращаться? Мама с папой с удовольствием примут тебя в «Норе»…

— Я уже думала об этом. Надо книги купить. И выучить их!

Гарри и Рон переглянулись. Все было как раньше.

— Хогвартс уже восстановили, — радостно сообщил Гарри. — МакГонагалл утвердили директором, правда, теперь непонятно, кто будет профессором трансфигурации. Ну и профессором Защиты.

Кстати, учителя Хогвартса и Министерство посовещались на счет учащихся разных курсов. И они решили, что в этом году состав курсов не поменяется.

— Подожди, — Гермиона перебила Гарри. — Объясни.

— Ну, в прошлом году, сама понимаешь, образование как такового не было. Заклинания Пожиратели не разрешали учить, только теорию (наследовали пример Амбридж), видно, боялись, что ученики тогда точно в один прекрасный день взбунтуются. Половина школьников вместе с семьями скрывались заграницей, многих учеников сняли с «Хогвартс-Экспресса», когда те ехали на рождественские каникулы. Вспомни Джинни и Луну. Экзаменов не было, так как школа была сильно разрушена.

Так что обучение начнется заново. Мы будем на седьмом курсе, Джинни, Луна на шестом и так далее. Только вот первокурсников в этом году будет много. Так что я даже рад, что не староста.

— А я в этом году буду Старостой школы…

— По этому поводу мама точно испечет праздничный пирог! — обрадовался Рон, кинувшись на радостях обнимать девушку. — Так что ты просто обязана вернуться к нам.

— Рон, не все так просто, — произнесла Гермиона, с трудом выбираясь из объятий своего парня. — Надо родителей известить (но они тоже возвращаться собирались в конце августа), попрощаться с Джейн. А вот, кстати, и она. Ребята, познакомьтесь.

Джейн с радостью познакомилась с Роном и Гарри, бросая восхищенные взгляды на последнего. Когда же ребята сказали, что приехали за Гермионой, Джейн искренне огорчилась.

— Эй, вы просто наглые воры! — грустно усмехнулась девушка. — Хотите украсть у меня Грейнджер. Ну, хотя бы прощальный вечер надо устроить. Может, хоть вы уговорите Гермиону сходить со мной в клуб?

* * *

Уговорить они уговорили. Но Гермиона все равно не любила подобные мероприятия, в отличие от Рона и Джейн, которые лихо отплясывали на танцполе. Рона тут же окружила толпа девчонок, узнавших мистера Уизли.

Гермиона, наблюдая за этим, ловила себя на мысли, что совсем не ревнует Рона. Что же это с ней такое? Понятное дело, младший Уизли, вечно притесненный своими братьями и славой Гарри Поттера, постоянно находился в тени. Теперь же он тоже был узнаваем и более самостоятелен. Она понимала его и не сердилась. Ведь в этом всем был Рон, ее милый, иногда чего-то непонимающий, но надежный.

Гермиона обернулась к Гарри, чтоб поделиться с ним своими наблюдениями, но Поттера не было.

— Я здесь, — произнесла пустота. — Я в мантии. Эти девчонки и журналисты меня достали. Джинни ревнует меня. И я снова постоянно беру с собой мантию.

— Понимаю. За мной тут тоже «охота» шла. За тобой она уже несколько лет идет. Спрячешь меня?

— Давай, — произнес Гарри тихо, в его голосе звучали нотки смеха. — Ты ведь помнишь, что она укрывает нескольких человек?

— Помню, а как же! Семь лет подряд под ней укрывались и нарушали школьные правила! И меня втягивали в это! — весело сообщила Гермиона, затаскивая под мантию сливочное пиво. — Главное, что теперь мы прячемся под ней не от Пожирателей и не нарушаем школьные правила. Ведь сейчас уже все спокойно.

— Не так уж и спокойно, — голос Гарри стал серьезным. — Несколько волшебников пропало, в их числе Дедалус Дингл. Помнишь его?

— Он же член Ордена?

— Да, — подтвердил Поттер и продолжил. — В Косом Переулке нашли труп старика, убитого Авадой. Только неделю назад тело было опознано. Фенрир сбежал от мракоборцев, перевозивших его в Азкабан.

— Мерлин! — воскликнула Гермиона. — Гарри, скажи мне, что это животное уже поймали!

— Не знаю, каким образом, но Сивый оказался в Ирландии, там за ним тоже тянулся кровавый след. Наше Министерство связалось с ирландским о предоставлении помощи. В общем, отряды ирландских и наших мракоборцев прочесывали территорию острова.

Сивый прятался в лесу. Один из ирландских мракоборцев (слабенький волшебник, не знаю, как он своей должности добился) нашел Фенрира как раз в тот момент, когда началось перевоплощение. А ты сама знаешь с оборотнем справиться одному нереально.

Гермиона тут же вспомнила события в конце третьего курса. Люпин перевоплотился в оборотня, перед этим забыв принять зелье. Тогда их с Гарри и Роном спас Сириус.

— Но тут и начинается вся загадка, — сказал Гарри задумчиво. — Этот маг утверждает, что на Фенрира напал Грим. Звери сцепились, потом оборотень вырвался и помчался обратно в лес. Но Грим его нагнал и опрокинул на землю.

А далее еще большие странности. Грим перевоплотился в человека! Свидетелями этого стали двое других мракоборцев.

Гермиона сглотнула. Вспомнился ее давний сон. Оборотень и Грим. Огромная черная собака с человеческими глазами.

— Может, это был анимаг?

— Ну, мы тоже так сначала подумали. Но потом выяснилось, что лес был накрыт антитрансгрессионым щитом…

— Как и в Хогвартсе, — вспомнила Гермиона.

— Точно, — сказал Гарри, на секунду теряя нить разговора. — Но этот человек-Грим трансгрессировал! Понимаешь? Ни один волшебник не смог бы там трансгрессировать. Никто. В общем, все это мне не нравится.

— Ну, а Фенрир теперь ведь в Азкабане. Так ведь?

— Нет, — сказал Гарри, глаза Гермионы испуганно округлились. — Этот Грим его здорово помял. Почти все кости были сломаны, на груди рваная рана от когтей, вместо лица — кровавое месиво…

— Ребята, — произнесла подошедшая к их столику Джейн. — Если вы тут прячетесь, то ваша маскировка провалилась. Знаете, довольно странная картина: четыре ноги под столиком, а сверху тел нету… Ну, я пошла.

Гарри и Гермиона расхохотались, Джейн своей репликой разрядила ставшую после рассказа об оборотне зловещей атмосферу.

— Веселая у тебя подруга, — произнес Гарри, расправляя мантию-невидимку. — Хорошая вещь мантия. Третий Дар смерти.

— Гарри, а ты не думал о том, что в этом году Дары будут находиться в непосредственной близости друг от друга? Бузинная палочка в могиле Дамблдора, Воскрешающий камень в Запретном лесу, мантия-невидимка в самом Хогвартсе…

— Гермиона, ты стала слишком мнительной, — констатировал Гарри. — Все будет в порядке. Что с того, что Дары будут находиться близко друг от друга? Об их местонахождении знаю я, ты и Рон. Многие даже не подозревают о существовании Даров Смерти. Разве что такие чудаки как Ксенофилиус Лавгуд.

— Хорошо. Просто следить за всем до мелочей уже не надо, а привычка осталась. Постоянная бдительность. Ты же помнишь?

Гарри кивнул. Он помнил эти слова и того, кто постоянно твердил об этом.

— Давай выпьем за тех, кто не увидел Победу. Седрик Диггори, Сириус, Дамблдор, Снейп, Грюм, Добби, Фред, Люпин, Тонкс…

Два волшебника молча осушили бокалы.

* * *

Гермиона Грейнджер вместе с родителями вернулись в Англию в начале августа. Они начали заново обустраиваться в старом доме, пустовавшем целый год. Соседи радостно встретили семью Грейнджер, которая вернулась из такого длительного путешествия на Родину.

Мистер и миссис Грейнджер тоже были рады своему возвращению. Дома всегда хорошо. Хотя весь этот год они считали свой коттедж в Австралии родным домом и порядком отвыкли от дождливой погоды Англии. Теперь же их старая жизнь начиналась заново.

Гермиона несколько раз навещала семью Уизли в «Норе», Гарри в его новом доме. Друзья и сами часто заглядывали к ней. Родители Гермионы уже начали потихоньку привыкать к появляющимся из ниоткуда Гарри, Рону и Джинни. Они ведь понимали, что их дочь принадлежит в большей степени тому, другому миру.

Гермиона была очень благодарна им за это. Остаток лета она проводила или с друзьями или дома за изучением школьных книг.

В один из таких дней, устав от чтения, Гермиона спустилась на кухню. Часы показывали 23:15. Девушка налила себе чашку чая, размышляя о том, что снова не сможет нормально выспаться. Да и спать не особо хотелось.

«Надо подышать свежим воздухом!» — решила волшебница. — «Может тогда мне сон навеет».

Как раз мусорное ведро на кухне было полное, чем не повод выйти на улицу?

На улице было темно, горела только часть фонарей. Их свет был совсем тусклый, он постоянно мигал, готовый вот-вот выключиться.

Гермиона же с наслаждением вдыхала прохладный ночной воздух. Он был какой-то необычный, не такой как днем. Может быть, потому что в вечернем воздухе всегда присутствует дух опасностей и приключений?

Размышления волшебницы прервали чьи-то возгласы. Они раздавались из дома соседей мисс Грейнджер семьи Роджерс. Похоже, мистер Роджерс снова пришел домой в нетрезвом виде и собирался выплеснуть свое недовольство жизнью на жену. Из их дома выскочила миссис Роджерс, закрывая ладонью половину своего лица.

Гермиона подбежала к женщине. Та, увидев ее, испугалась еще больше:

— Уходи! — испуганно воскликнула она.

— Что случилось? — спросила Гермиона.

— Эй, ты, вернись! — закричал мистер Роджерс, выскакивая на улицу и нагоняя свою плачущую жену. — Тварь, я сказал, вернись! А ты пошла вон, девчонка!

Гермиона сжала в руке волшебную палочку. Использовать магию при маглах нельзя. Надо бежать звонить в полицию, но не успеет ли за это время мистер Роджерс еще больше покалечить свою жену? Может, все-таки незаметно использовать одно небольшое заклинание, вдруг получится?

И тут случилось две вещи. Фонари на улице замигали и тут же потухли. Погас и свет в домах. Улица погрузилась во тьму. В темноте отчетливо раздался звон бьющегося стекла.

Гермиона почувствовала, как что-то или кто-то пронесся рядом с ней, вызывая мощное волну воздуха. Девушка, не удержавшись на ногах, упала на землю. Глаза начали немного привыкать к темноте, и она смогла различить очертания какого-то огромного зверя, страшно рычащего на мужчину.

— Фу! — воскликнул мистер Роджерс, замахиваясь на грозно рычащее существо. — Пошла вон, мерзкая дворняга. А-а-а!

Душераздирающий крик огласил улицу. Зверь вцепился мужчине в руку. Мистер Роджерс заорал не своим голосом, пытаясь отбросить собаку. Зверь рванул еще раз, и мужчина заорал еще сильнее.

«Грим! Совсем как в моем сне», — пораженно подумала Гермиона.

Животное тем временем отпустило руку мужчины и скрылось в темноте. Мистер Роджерс валялся на дороге, стеная от боли. На его руку было страшно взглянуть.

Свет в домах снова появился. Похоже, во всем районе отключили электричество на пару минут. Но фонари не горели.

На улицу въехала какая-то машина. Фары автомобиля осветили дорогу, усыпанную стеклом, девушку, бегущую к дому, кричащего от боли мужчину и испуганную женщину рядом с ним.

* * *

Гермиона рассказала о происшествии своим друзьям, но они не сильно обеспокоились этим.

— Гермиона, это могла быть простая дворняга, — резонно заметил Рон. — Собаки часто бросаются на пьяных, они их терпеть не могут.

— Так что не придумывай, — согласился с другом Гарри. — После той истории с Фенриром многим кажется, что они видели Грима. А ты уж никогда не страдала мнительностью и уж точно никогда не верила туманным предсказаниям профессора Трелони.

— Хорошо, — покорно произнесла Гермиона, беря щепотку летучего порошка.

В Косом Переулке сегодня собралась куча народа. Начиналась школьная пора. Всем надо было купить новые школьные мантии, книги, волшебные палочки первокурсникам, а тем, кто постарше, уже и метлу. Жизнь снова входила в свою колею. К мелким проблемам и маленьким радостям.

Гарри, Рон и Гермиона именно в этот день решили, наконец, приобрести все необходимое к школе. Сначала они посетили магазин мадам Малкин, затем зашли во «Всевозможные волшебные вредилки Уизли» поздороваться с Джорджем и уже затем во «Флориш и Блоттс». Гарри и Рон еще не приобрели учебники, в отличие от Гермионы.

В книжном магазине они встретили многих однокурсников. Невилл Лонгботтом, Симус Финниган, Дин Томас, Лаванда Браун, Парвати Патил — все они возвращались в Хогвартс.

Но в школу также возвращались и слизеринцы, чему ребята были не особо рады. В магазине они встретили Драко Малфоя и висевшую на нем Пэнси Паркинсон.

— И он возвращается, — грустно произнес Рон. — А я-то надеялся, что он не сунется в школу после всего, что было.

— Ага, жди! — сказала Гермиона, с неприязнью глядя на Малфоя из-за книжной полки.

Тот, похоже, что-то услышал, хотя расстояние между «любимыми» однокурсниками было приличное. Малфой повернулся в сторону Гермионы, на его лице появилась ухмылка.

— Пойдемте отсюда, — произнес Гарри, насмешливо глядя в сторону Малфоя, которому уже явно надоела мисс Паркинсон.

Волшебники оплатили учебники и поспешно вышли из магазина. Гарри и Рон тут же заинтересовались новой моделью метлы в магазине «Все для квиддича». Рассматривать метлы и слушать обсуждения их маневренности Гермионе не особо хотелось. Девушка договорилась с Гарри и Роном встретиться в «Дырявом котле».

Она быстро шла по направлению к бару, бормоча себе под нос что-то похожее на: «Ох, уж эти мальчишки. Вроде бы уже и взрослые, и столько пережили!».

— А я-то думал, почему это здесь так воняет! — послышался знакомый голос, растягивающий слова.

Гермиона обернулась, чтобы увидеть говорящего человека, хотя и так уже знала кто это.

— Малфой, иди, куда шел!

— Грейнджер, что это? Что ты сделала со своим вороньим гнездом на голове? — с издевкой спросил он. — Свила из него проволоку?

— Тебя забыла спросить! — резко ответила Гермиона. — Смотрю, ты уже не в том плачевном состоянии, в каком был в Выручай-комнате и после встречи со своими же Пожирателями? Что, все так резко поменялось?

— Ты себе не представляешь как, грязнокровка! — с издевкой произнес Драко, входя в «Дырявый котел».

Гермиона, готовая в этот момент убить аристократа без всякого колебания и сожаления, последовала за ним в бар. Хорошо, что Малфой не собирался здесь останавливаться, а направлялся в магловский мир. Иначе Гермиона точно пустила бы в него парочку заклинаний.

Девушка натянуто улыбнулась приветствующему ее хозяину «Дырявого котла». На лице Тома сияла его беззубая улыбка, но как только он заметил Драко Малфоя, лицо старика исказилось гримасой ужаса. Гермиона удивленно перевела взгляд с Тома на Драко. Определенно хозяин бара смотрел на Малфоя, который как раз выходил из паба. Но что так напугало Тома? Можно подумать, он увидел дементора или инфернала.

Гермиона задумалась. Явно творилось что-то странное в этот день. Собака, напавшая на мистера Роджерса, гримаса ужаса и страха на лице хозяина «Дырявого котла», да еще и тот Грим из сна и реальности с Фенриром Сивым.

Гермиона Грейнджер еще не подозревала, что это было только начало. Начало цепочки необъяснимых фактов, таинственных исчезновений, странных событий предстоящего учебного года в школе чародейства и волшебства «Хогвартс». И то, что вчера вечером она ввязалась во все это.

Он дрался с оборотнем, он победил его. Было ли это на самом деле? Или это был просто сон? Нелепый кошмар? Иллюзия? Фантазия?

Молодой человек включил душ и подставил плечи под упругие струи. Капли воды приятно покалывали тело, омывали царапины, синяки, неприглядную рану на плече, быстро стекая по его спине, украшенной огромной угольно-черной татуировкой.

Перед глазами прокручивались эпизоды борьбы с Фенриром. Тогда Драко чувствовал невероятную силу, силу, которая как кровь текла по венам, удесятеряя силу его ударов, его злость, его желание убить. Морда оборотня превратилась в кровавое месиво. Но Сивый был опытным противником, он укусил Малфоя в плечо, заставил отвлечься. Оборотень думал, что сможет убежать. Но он ошибся.

Грим оказался проворнее. Прыжок — и Сивый прижат к земле, и Малфой ощущает, как ломаются кости оборотня под его напором…

А затем Драко перевоплощается в человека, зная, что еще несколько секунд — и сознание животного возьмет над ним верх. Оно почти взяло верх, но Грим вовремя принял человеческий образ.

Малфой выключил воду в душе, быстро надел халат, закрывая татуировку на спине. Теперь на его теле было две татуировки: черная метка Пожирателя и метка Грима, в значении которой он сам еще не разобрался.

Молодой человек оделся и спустился вниз. Завтрак всегда начинался в одно время. И опаздывать на него не принято. Люциус мог легко выговорить за это сыну. Знал бы он, что Драко делал вчера вечером… Интересно, за это был бы ему выговор?

В столовой сидели Нарцисса и Люциус, обсуждали что-то. Их лица выглядели обеспокоенными. Драко почувствовал их эмоции: тревога, легкий испуг. Эти чужие чувства бесцеремонно вторглись в его сознание, заставив юношу остановиться.

— С Днем Рождения, Драко, — бесцветным тоном произнес Люциус. — Рад, что ты решил хотя бы сегодня почтить нас своим присутствием.

— Извини, отец.

Драко заставил себя сесть за стол и приступить к утренней трапезе.

— Сегодня твой День Рождения, — произнес холодный мужской голос. — Так что ты вправе делать, что хочешь.

— Спасибо за разрешение, — в голосе Драко прозвучал сарказм.

Люциус кивнул и показал сыну свежий выпуск Еженедельного пророка. На первой полосе была безобразная фотография какого-то исковерканного подобия человеческого существа.

— Это все, что осталось от Фенрира Сивого.

— Отвратительно, — произнес Драко. Значит, он все-таки прикончил оборотня.

— Здесь пишут, что у него были сломаны почти все кости, лицо разбито, опознать его можно только по зубам, — на лице Малфоя-старшего появилось выражение брезгливости. — Согласен, отвратительно. Но это сделала не кучка слабых мракоборцев, они утверждают, что это сделал Грим.

— Грим? Бред, — Драко зевнул.

«Черт! Я уже засветился».

— Н-да, — задумчиво протянул Люциус. — Выдумка. После войны многие боятся появления новой опасности, нового террора, восстания Пожирателей. А Фенриру давно было пора отдать душу предкам.

— Вряд ли у него была душа, — произнесла Нарцисса. — Давайте больше не будем об этом. Не слишком приятная тема для завтрака, правда, дорогой?

Нарцисса ласково улыбнулась своему мужу.

Драко с такой силой сжал ложку, что она разломилась пополам. Эмоции родителей сейчас были очень сильные. Они любили друг друга. И эти чувства в данный момент с головой захлестнули их сына.

— Драко, с тобой все в порядке? — удивленно произнесла Нарцисса, наблюдая за, мягко говоря, необычным выражением лица своего сына. — Ты чем-то недоволен? Может, ты зря не захотел праздновать свой День Рождения?

— Нет, все правильно. Я в порядке. Мне надо идти.

Драко развернулся спиной к родителям. Соображать он мог с трудом: чужие эмоции словно волной накатывали на его сознание. Малфой заставил себя не спеша выйти из столовой, с трудом прекращая свой порыв расцеловать вазу или домовика, убиравшего в комнате.

В этот момент он услышал писк еще одного эльфа, кажется, это был Твинки. Кто разберет этих одинаковых домовиков?

— Мистер Арнольдс с визитом к хозяину!

Драко хватило всего одного взгляда на мистера Арнольдса, чтобы эмоции посетителя тут же захватили его.

Ярость. Обеспокоенность. Раздражение.

В стену полетела дорогая фарфоровая статуэтка дракона, пущенная меткой натренированной рукой Малфоя-младшего. Мистер Арнольдс непонимающе уставился на юношу, который на негнущихся ногах поднимался вверх по лестнице.

Чужие чувства, переживания действовали на Драко слишком сильно. Вот и вчера эмоции оборотня захлестнули его, он с трудом смог абстрагироваться от них. Но ведь смог.

Надо было как-то совладать с этой его новой особенностью — чувствовать эмоции людей.

А до тех пор Драко не мог спокойно находиться в своем собственном доме. Или дойдет до того, что он перебьет все хрупкие и безумно дорогие вещи в доме, или совершит еще какой-нибудь безумный поступок. Тогда его точно сочтут неуравновешенным, психом.

Такого допустить никак нельзя. Надо держаться подальше от людей с их чувствами, хотя бы какое-то время.

Но это тоже не было выходом. Эта сила была дана ему не просто так, это означало, что ею тоже надо было овладеть. Как и остальными умениями. Например, превращением в Грима.

Этим Малфой и занимался, уходя рано утром и возвращаясь домой поздно вечером. Он перемещался в отдаленные от маглов и магов места, где тренировался перекидываться в Грима. И не только. Драко превращался в самых разных животных и птиц: в тигра, пантеру, льва, кота, лисицу, филина, ястреба. Лучше всех (помимо образа Грима) ему удавалась трансформироваться в белого волка, в этом образе он чувствовал себя комфортно. А вот превращения в птицу оказались самыми сложными: не так легко было научиться справляться с крыльями.

Малфой какое-то время держался вдалеке от людей, общаясь разве что с домовиками, которым приказывал принести ужин и вычистить одежду. Так продолжаться больше не могло. Гриму надо было научиться контролировать эту способность точно так же, как он отточил до мастерства превращение в любое животное.

Научиться сдерживать себя, отделять чужие эмоции от своих — все это представляло собой колоссальную и морально сложную работу. Но выполнять ее лучше было в магловском мире, потому как в магическом мире Драко Малфой был слишком известной личностью.

Однажды утром Малфой трансгрессировал в магловский район Лондона. В воскресенье утром людей на улицах было немного, поэтому никто особенно и не заметил появление молодого мужчины. Он был одет в дорогой магловский костюм (Малфой не мог себе позволит надеть дешевку, даже магловскую), в руках — кожаный портфель, с виду можно было принять его за какого-нибудь молодого бизнесмена, адвоката, дипломата.

Драко сел на скамейку рядом с магловской остановкой. На остановке стояло несколько человек. А больше Малфою и не требовалось.

Эмоции, чувства тут же проникли в его незащищенное сознание. Голова начала раскалываться. Драко закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться на том, чтобы не поддаться чужеродным эмоциям.

Вот тот низкий полненький мужчина с портфелем в руках был очень раздражён и вместе с тем переживал. Он постоянно глядел на часы: по-видимому, опаздывал.

Молодая девушка в синем пиджаке была счастлива, внутри у нее кипела радость, вот-вот готовая прорваться наружу в виде громкого и заразительного смеха. Еще одна девушка, чуть постарше, была глубоко опечалена.

Драко разрывало от эмоций, бурливших внутри него. Он одновременно чувствовал счастье, печаль и раздражение. Гремучий коктейль чувств, причем чужих. Виски стучали, тело разрывалось от того, чтобы не заплакать и не засмеяться одновременно и еще громко не выругаться.

Хотя последнее желание принадлежало не только опаздывающему мужчине, но и самому Малфою тоже. Но вот девушка, лучащаяся счастьем, уехала на автобусе. На остановке осталось двое, эмоции которых были отрицательными. Это не особо помогло.

Во всяком случае, волшебника теперь не разрывало в разные стороны от противоположных чувств, но он медленно падал в бездну депрессии и раздражения. Неприятные ощущения.

В сознании происходила борьба, отгораживаться от чужих эмоций было сложно. Но у него получилось. Теперь он чувствовал собственную радость от того, что у него вышло, и отдаленно переживания тех двоих.

Люди на остановке несколько раз сменялись. Они оставались и ждали автобуса по двое, по трое. Их чувства были разные: радость, печаль, ликование, боль, равнодушие, заинтересованность.

И с каждым разом Драко удавалось отделить эти эмоции от своих собственных.

Уже около полудня людей на улицах стало больше. К остановке подошел автобус, из него вывалилась толпа туристов. И тут вот эмоций самых разнообразных было много. И все они были противоречивы.

Драко почувствовал, как его мозг начинает закипать. Он попытался встать, но тело, одолеваемое самыми разными чувствами, не слушалось.

— Вам плохо? — спросил чей-то женский голос.

Участливость, желание помочь.

Эта эмоция выдвинулась на первый план, далеко оттесняя ворох переживаний группы туристов.

Наверное, дело в том, что это симпатичная девушка находилась совсем близко от него. Голова Малфоя больше не раскалывалась. Он посмотрел на девушку, склонившуюся над ним. Ей было от силы лет двадцать пять, может двадцать семь. Она была довольно симпатичная, ухоженная, одета в дорогую лиловую мантию, и распространяла немного резкий запах духов.

— Все в порядке. И у вас палочка торчит из кармана, — тихо произнес Драко, хитро улыбнувшись.

— Так значит, не магл? — спросила девушка, запихивая волшебную палочку в карман и внимательно рассматривая молодого мужчину. Высокий красивый блондин, на нем вполне было можно остановить свое внимание.

Ее звали Изабелла. В свои двадцать пять лет она была замужем за послом одной из азиатских стран. Ее муж сейчас как раз улаживал какие-то дела с британским Министерством магии. Он взял свою супругу в эту деловую поездку, предоставив ей возможность осмотреть все достопримечательности Англии в одиночестве.

И так получилось, что на следующее утро Малфой проснулся в постели Изабеллы.

Драко встречался с ней еще пару раз перед тем, как она навсегда уехала куда-то в Азию.

Малфой чувствовал, что нравится этой женщине. О любви разговор не шел, только о легком влечении. Такие женщины не любили, они лишь увлекались чем-то на разные промежутки времени. Ей захотелось поиграть с восемнадцатилетним мальчиком, а он принял правила игры. Но стал не игрушкой, а равноправным игроком.

Изабелле был тоскливо и одиноко в этой дождливой стране, Малфой стал ее личным «экскурсоводом» и не позволял ей скучать. Для Драко же она стала предметом изучения. Находясь в обществе Изабеллы, человека ему незнакомого, он пытался разобраться в этой женщине, в ее эмоциях, чувствах. И это ему удалось.

Драко чувствовал восхищение этой женщины его внешностью, его телом, его манерами и обходительностью. Но ее пугала его саркастичность, цинизм, его таинственность, в конце концов. Изабелла знала, что он бывший Пожиратель смерти, но больше черной метки ей внушала какой-то странный трепет его угольно-черная татуировка на спине. Она не подавала виду, но Малфой чувствовал такое.

Изабеллу можно было назвать легкомысленной и ветреной. У нее часто менялось настроение, вспышками было хорошее или плохое, иногда подолгу равнодушие и безучастность ко всему. Но ей было не чуждо сострадание и жалость. Женщина не могла пройти спокойно мимо бродячей собаки или кошки, людей же она жалела редко.

Они расстались без сожаления. Они просто приятно провели время в обществе друг друга, не более.

Малфой за это время научился лучше понимать эмоции людей, раскладывать их по полочкам в собственном сознании, замечать малейшие изменения и отделять разные оттенки чувств. Но это только людей, которые находились на непосредственно близком расстоянии от него.

Он продолжил свои тренировки. Иногда устраивая себе шоковую терапию: перемещался в толпе людей. Это было тяжело. В первые секунды Малфоя буквально раздирало на части от самых разных эмоций. Сознание на секунду захлестывали чужие чувства, но тут же натыкались на своеобразную преграду. С каждым разом Драко мог находиться в толпе дольше, надевая бесстрастную маску на лицо, чтобы никто не мог понять, что он чувствует в данный момент. Маска на первых порах стала его необходимостью. Выражение лица одновременно смеющегося и огорчающегося было пугающим и непонятным.

Но потом Малфой научился ощущать чувства других отдаленно, ощущать эмоции только тех, кого хотел, и разграничивать свое сознание. Но бесстрастная маска на лице все также оставалась. Это вошло в привычку.

* * *

Кроме всех этих тренировок Драко еще и пытался найти хоть какие-то сведения про Грима. В книгах сведений о нем было ничтожно мало. В разных трактатах по прорицаниям, предсказаниям будущего и судьбы Грим упоминался только как кладбищенское приведение, вестник смерти.

В старых подшивках газет были немногочисленные заметки очевидцев. От откровенных выдумок (одна домохозяйка заявила, что Грим приходил к ее дому, чтобы предсказать смерть ее любимого кота), до вполне возможных случаев. Также имелось несколько прецедентов нападения на людей большого черного пса. Некоторые из пострадавших были преступниками, людьми с темным и весьма сомнительным прошлым.

«Распознавать и уничтожать зло», — так сказал предыдущий Грим. Но большего он не объяснил, ссылаясь на то, что Малфой сам должен все понять.

Тело старика, убитого смертоносным заклинанием, на следующее утро нашли в Косом переулке. Во многих газетах появились заметки об этом происшествии, что немало испугало людей. Убийства в мирное время были не часты, особенно в таких многолюдных местах.

Теперь же жители Британии и мракоборцы терялись в догадках. Было ли это просто убийство на бытовой почве, либо это была акция Пожирателей, еще не отправленных в Азкабан? Так или иначе, убийцу не нашли. И личность убитого долго никто не мог опознать.

Наконец, через несколько недель в Еженедельном пророке появилась краткая статья о личности это старика. Им оказался Филипп Гецов, уроженец Болгарии. О нем было известно совсем немного фактов. Например, то, что он был одним их последователей Геллерта Гриндевальда в Англии. После того, как Дамблдор победил Гриндевальда, Гецов находился некоторое время под подозрением в шпионаже. Но это не было доказано.

Филипп Гецов около пятидесяти лет проработал целителем в больнице Святого Мунго. Коллеги отзывались о нем как о прекрасном целителе, но человеке крайне замкнутом, нелюдимом и одиноком. Он никогда не был женат, детей не имел, родственников и особых друзей в Англии у него не было. Все его состояние по завещанию переходило в благотворительный фонд больницы Святого Мунго.

Это были все сведения о Филиппе Гецове, человеке, передавшем свой дар и умения Драко Малфою.

После того случая с оборотнем какое-то время ничего не происходило. Малфой не чувствовал ярко выраженного зла, как в тот раз в лесу. Или просто не встречал на своем пути подобных Фенриру людей, за которыми тянулся кровавый след.

Но это продолжалось до определенного времени. В первых числах августа Драко пришлось навестить лавку «Горбин и Бэрк». Министерство снова проводило обыски в домах бывших Пожирателей, пособников Вольдеморта и просто подозрительных личностей. А в Малфой-Мэноре все еще хранились опасные темные артефакты. И их надо было скрыть на время министерских проверок.

Лютный переулок всегда представлял собой довольно мрачную улицу с переплетением разных переулков, тупиков. Здесь всегда шныряли всякие темные личности, мелкие преступники, шулера и прочий сброд. Здесь можно было приобрести запрещенные Министерством предметы, темные артефакты, смертоносные зелья. Порядочные люди сюда и носа не совали, справедливо опасаясь за свой кошелек, здоровье и жизнь.

Уладив все необходимые процедуры с запуганным Горбином, Драко вышел из лавки. Не смотря на летний вечер, было уже по-осеннему прохладно. Малфой набросил на себя мантию, закрывая лицо капюшоном. Теперь никто не мог узнать его. В Лютном переулке всегда было много людей, скрывающих свою внешность, это не вызывало ни у кого подозрения или неодобрения.

Тут Драко почувствовал, как все его внутренности скрутило. Волна боли прошла по его телу. Затем еще одна. Третью он успел остановить, с трудом поставив барьер в собственном сознании.

Еще одна волна эмоций — на этот раз ярость, глухая злоба, бешенство. Где-то рядом находилось зло.

«Может, проигнорировать?» — подумал Драко. Но голову тут же чуть не разорвало от боли. На этот раз своей собственной.

«Нет, лучше не игнорировать». Боль не повторилась. Грим не мог игнорировать зло. Это было непозволительно для него.

Зло находилось в одном из типичных тупиков переулка, где вечно была грязь и не просыхающие лужи дождя, зловоний и разбитых зелий. От всего это поднимался зеленоватый смрад, вызывающий удушье и слезы на глазах.

С каждым шагом Малфоя эмоции становились все сильнее, готовые вот-вот разрушить его тонкий барьер в сознании. Опыта сдерживать такие сильные чувства у Грима еще не было.

— Круцио!

В зеленоватом дыме мелькнуло чье-то распластанное тело. Оно корчилось в воздухе, неестественно разгибая в стороны свои конечности, словно кукла-марионетка в руках сумасшедшего кукловода.

«Кукла» не кричала.

«Значит, пытают уже довольно долго», — констатировал Драко.

У Малфоя был опыт в этих делах. Ведь Вольдеморт заставлял его выполнять эту скотскую работу: пытать волшебников. Сначала у Драко это не получалось. Он не мог просто так захотеть сделать это, как много лет делала это Беллатриса. Тогда Вольдеморт сам пару раз применял Круциатус на юноше, чтобы наглядно показать, как это делается. И повторял свои тренировки, пока Драко не научился хотеть по-настоящему.

Малфой помнил, что, если пытки длятся слишком долго, сил на крик уже не остается, их надо беречь, чтобы не дать сознанию помешаться, раствориться в боли.

— Круцио!

Драко подошел ближе. Кажется, человек, который использовал Круциатус, его заметил.

— Остолбеней!

Перед Гримом сам собой появился защитный щит. Не пришлось даже руки вынимать из карманов мантии, не то чтобы использовать палочку.

Волшебник подошел к Малфою ближе, луна осветила его «звериное» лицо, смутно напоминавшее морду бульдога. И тут Драко узнал его. Паркинсон, один из пособников Вольдеморта, родственник Пэнси. Паркинсон был чем-то похож на Наземникуса Флетчера из Ордена Феникса. Те же воровские привычки, готовность продать и предать родную мать. Остальные Пожиратели не особенно его жаловали. Паркинсон был чистокровным, но при этом ничтожнее любой грязнокровки. Что, впрочем, никогда не мешало ему лихо расправляться с врагами Темного Лорда: убивать или пытать. Он делал это легко, каждый раз с раболепием перед своим Хозяином и мыслями, что его за это ценят.

— Отпусти его, — тихо произнес Малфой. Просить об этом было глупо. Но попытаться уладить все по-хорошему стоило. Не сразу же нападать на него.

Паркинсон громко рассмеялся, не переставая целиться палочкой в Драко.

— Это что за благодетель выискался? Не твое дело. А ну проваливай, если не хочешь получить авадой между глаз!

— Ну, как хочешь, — тихо произнес Малфой.

Паркинсон послал в него новое заклятие. Драко быстро увернулся, схватив нападавшего за руку. Малфой легко поднял его словно тряпичную куклу в воздух, затем швырнул в стенку. Послышался звук осыпающейся штукатурки. Здоровый мужчина сполз по треснувшей стене, плюхаясь в лужу нечистот.

Рука Паркинсона (за которую его держал Малфой) была неестественно вывернута, мышцы были порваны, он поскуливал от боли, из глаз мужчины ручьями текли слезы.

Малфой даже не подозревал у себя наличие такой силы. Это была еще одна способность Грима.

Боль и ужас. Таковы были эмоции лежащего на земле мужчины.

Драко подошел к нему ближе, морщась от неприятного запаха зловоний вперемешку с кровью.

— А! — застонал Паркинсон, отчаянно нашаривая менее поврежденной рукой волшебную палочку. — Кто ты?

— Я? — голос человека в мантии был удивленным. — Не узнал меня?

Драко, поддаваясь какому-то неясному порыву, снял с себя капюшон. Паркинсон пораженно уставился на него, на миг даже забыв о дикой боли.

— Ты?! Но как?

— Что, больно, Паркинсон? — голос Малфоя был зловещим. Он внимательно, не мигая, смотрел в глаза распластавшемуся на земле Пожирателю, гипнотизируя того своим взглядом.

«Внимай мне. Почувствуй всю ту боль, что ты причинил людям».

Паркинсон истошно заорал, начал трястись и извиваться. Боль была невыносимой, словно тело насквозь прокалывали тысячи горящих иголок.

Драко передернуло. Слишком сильная эмоция и слишком близко от него. Он не мог терпеть это. Малфой легко схватил бьющегося в агонии Паркинсона и швырнул его в центральный переход переулка.

На секунду Малфой перевел дух. Похоже, он справился со злом. Уже во второй раз.

Человек, которого пытали, и который все это время находился без сознания, наконец, начал приходить в себя.

Драко оглянулся на него. Нельзя было, чтобы тот заметил его, но и проследить, что с Паркинсоном, было также необходимо.

«Превратиться в Грима? Нет, в последнее время он слишком часто мелькает в газетах. Надо обратиться во что-то, не вызывающее подозрений».

* * *

Отряд мракоборцев появился в Лютном Переулке как только появилось сообщение о событиях, творившихся в нем.

Мужчина лет сорока истошно орал, извиваясь всем телом, из его рта текла пена, глаза бешено вращались в орбитах. Его словно жгло что-то изнутри. Даже мракоборцам, видавшим в своей жизни много всего, стало не по себе.

— Его кинули оттуда! — произнес кто-то из прохожих переулка, указав на темный проход, из которого на трясущихся ногах выходил какой-то мужчина.

Из сбивчивого рассказа очевидца мракоборцы поняли, что бьющимся в агонии мужчиной был мистер Паркинсон, пособник Вольдеморта, Пожиратель смерти. И то, что Паркинсон пытал его Круциатусом, так как тот знал о его преступной деятельности.

Но вот о том, кто сотворил с Пожирателем такое, мужчина не знал. Его и Паркинсона забрали в больницу Святого Мунго.

— Да уж, — произнес один из мракоборцев. — Это ж каким заклинанием можно было сотворить такое?

— Не представляю, — ответил другой. — Как бы с этим Пожирателем помешательства не случилось, ты видел его взгляд? Бешеный, звериный. Ладно, давай сейчас в управление, а потом по домам. Не знаю, смогу ли сегодня спокойно заснуть…

Послышалось насмешливое уханье. Мракоборцы подняли вверх взгляд и увидели, что на одном из подоконников старого деревянного, давно прогнившего окна сидел черный филин. Казалось, птица все это время внимательно наблюдала за происходящим и слушала разговоры мракобрцев.

Филин еще раз как-то насмешливо то ли ухнул, то ли фыркнул, взмывая в небо.

* * *

«Это» случилось снова буквально через неделю.

Драко в тот момент находился в магловском мире. Каждую ночь, как только сумерки спускались на грешную землю, появлялся Грим в своем человеческом образе. Малфой мог трансгрессировать в любое самое отдаленное место в мире, но в этот раз ему почему-то не хотелось перемещаться куда-то на другой континент. Вместо этого он трансгрессировал в пригород небольшого городка в центральной части Англии.

Было около одиннадцати часов вечера. Городок медленно готовился ко сну, свет в окнах гас, маглы отдавались объятиям Морфея.

Драко переместился на крышу одного из двухэтажных домов. Хозяева дома еще не спали. Даже сквозь стены Малфой чувствовал их эмоции: расслабленность и спокойствие. А в другом доме кто-то ссорился, в третьем кто-то любил и был любимым.

С каждым днем способности Малфоя совершенствовались: он с легкостью ограждал себя от чужих чувств, даже в толпе он мог легко разобрать, что ощущал в данный момент тот или иной человек.

Какой-то человек сейчас как раз вышел из соседнего дома, размахивая округлым предметом в руках. В темноте и на достаточном расстоянии нельзя было разобрать лица, но развевающиеся по ветру длинные волосы свидетельствовали о том, что это была девушка.

Драко сосредоточился, пытаясь понять, что она в данный момент чувствует.

Наслаждение, удовольствие.

Наверное, эта девушка наслаждалась этой ночью, точно также как и Грим, сидящий на крыше.

Ярость, злоба, желание убить — это были эмоции уже другого человека. Зло было рядом.

«Что-то слишком часто в последнее время!»

Драко почувствовал призыв, в висках застучало.

Малфой вскочил, на секунду потерял равновесие и ухнул вниз с крыши. И тут же понял, что не падает, а висит в воздухе, причем без помощи колдовства.

«Что за?» — пронеслось в голове. И тут же вспомнился Волдеморт, Снейп. Они тоже умели вот так «зависать», умели левитировать.

Додумывать об этом времени не было.

Вниз приземлился уже не молодой человек, а гигантский черный пес.

— Эй, ты, вернись! — закричал пьяный мужчина, выскакивая на улицу и нагоняя плачущую женщину. — Тварь, я сказал, вернись! А ты пошла вон, девчонка!

Фонари на улице погасли. Погас и свет в домах. Улица погрузилась во тьму.

Грим понесся в направлении голосов, вызывая своим стремительным движением упругую волну воздуха. Лампочки фонарей не выдержали натиска и разбились. Девушка также, не удержавшись, упала на землю.

Чуткое обоняние Грима учуяло ее запах. Это был не аромат духов или чего-то другого, нет, какой-то совершенно другой запах, приятный и одновременно будоражащий нервы. Но тут же весь этот букет ароматов перебил другой, тяжелый запах алкоголя и перегара.

Грим зарычал.

— Фу! — воскликнул мужчина, замахиваясь на грозно рычащее существо. — Пошла вон, мерзкая дворняга. А-а-а!

«Сам ты дворняга!» — зло подумал Малфой, вцепляясь в руку этому пьяному мужику. Острые клыки с легкостью пронзили ладонь. Кровь наполнила пасть пса.

Душераздирающий крик огласил улицу. Мужчина заорал не своим голосом, пытаясь отбросить собаку. Зверь рванул еще раз, и мужчина заорал еще сильнее, начиная стонать от боли.

Гигантский черный пес отпустил его. Где-то внутри Малфоя щелкнул невидимый механизм (или это было своеобразное чутье Грима), определяя, что с этого мужчины было достаточно. Он навсегда запомнит это, и уже никогда в его тупом мозгу не возникнет мысли убить.

Грим мчался через магловские дворы, перемахивая через высокие заборы, окружавшие коттеджи. Наконец, отбежав на достаточное расстояние от жилых домов, черный пес остановился и перевоплотился в высокого молодого человека.

Малфой сплюнул на землю, вытер рукавом лицо. Во рту все еще ощущался вкус крови того мужчины.

— Гадость, — прошептал Драко, продолжая сплевывать.

Быть гигантской собакой накладывало на тебя определенные особенности в поведении и жизни. Например, теперь и в облике человека Малфой прекрасно видел в темноте, почти также хорошо, как и при светлом времени суток, лучше обонял.

Драко попытался воспроизвести в голове последние события. Вот он на крыше, мощный поток чужих эмоций, и он, не удержавшись, падает. Но падает метра два, не больше, потом же зависает в воздухе.

Он левитировал сам, без помощи колдовства. Совсем как Вольдеморт и Снейп. Тогда и Пожирателей, и сторонников Ордена Феникса ужасал и поражал этот факт. Эта способность считалась принадлежащей к темным искусствам, которые Темный Лорд изучил досконально. Но позже Снейп объяснил своему бывшему ученику, что ничего темного в этом нет, левитация без помощи волшебной палочки — это очень древний пласт магии, магии давно забытой.

Малфой попытался попробовать взлететь. Но повторить это снова было не так просто. Тогда он сделал все на подсознательном уровне, сам того не желая. Теперь же требовалось понять, как он действовал в тот момент, о чем думал, какое приказание дал своему телу.

Это как плохому стрелку совершенно случайно удалось попасть в «десятку», и теперь он судорожно припоминает с какой силой натягивал тетиву, куда дул ветер, сколько времени целился.

«Может, стоит снова спрыгнуть с крыши?» — подумал Малфой.

Одно мгновение — и он в Сан-Франциско на вершине парапета моста «Золотые Ворота». В лицо тут же ударил резкий порыв ветра, коварно намеревающийся сбить с ног. Где-то внизу слышался шум движения сотен автомобилей, вой полицейских сирен, гудков клаксонов — все это рождало особую «мелодию движения».

Некоторое время Драко наблюдал за колоннами машин, наложив на себя дезиллюминационное заклинание. Ветер бил его в лицо, пытался заставить упасть или хотя бы покачнуться, но Грим стоял как монолитная скала. Но затем он медленно взлетел.

Фигура, закутанная в черную мантию, поднималась все выше, а затем Грим резко нырнул вниз, с огромной скоростью приближаясь к автотрассе. Ветер гневно свистел в ушах, словно сердясь за наглое пребывание в его стихии незнакомого объекта.

Драко остановился только в каких-то пяти метрах от автотрассы. На секунду зависнув в воздухе, он уже легко скользил вдоль движущегося потока машин. Из груди Малфоя раздался радостный крик.

Пьянящее ощущение полета, ощущение невесомости, единения и полного растворения в воздухе — эти чувства переполняли его. И ветер уже подгонял его, будто признав в Гриме своего.

* * *

Он вернулся домой в семь часов утра усталым и счастливым. И на этот раз это были его собственные эмоции.

Драко обещал Пэнси сходить с ней в Косой Переулок, купить все необходимое к их последнему учебному году в школе. Встреча была назначена на девять часов утра. Малфой пообещал и должен был выполнить свое обещание, хотя с удовольствием не видел бы мисс Паркинсон еще по крайне мере год.

Драко не собирался надолго возвращаться в Хогвартс. Он не хотел проводить свой последний год за учебой в школе. В конце концов, это ему уже вряд ли пригодится…

На возвращении в Хогвартс настаивали родители, и ради их успокоения Малфой решил отправиться в школу максимум недели на две, а там уже он найдет, что ему делать. К возвращению в школу его также побуждал тот факт, что в тамошней библиотеке (одной из самых древних во всей Англии) могли храниться книги о Гриме, ну, или в кабинете директора в списке запрещенных изданий.

Пэнси как обычно опаздывала. Что как обычно раздражало Малфоя. Когда же она, наконец, появилась в Косом Переулке, то чуть не задушила Драко в своих объятиях. Девушка болтала без умолку, рассказывая о том, как провела лето, не забывая расспрашивать о всяких мелочах и своего собеседника. Малфой отвечал невпопад, но это ничуть не смущало Пэнс.

Они зашли во «Флориш и Блоттс». Людей здесь было как всегда много. И не только школьников, желающих приобрести учебники для нового учебного года, но и взрослых волшебников, которые задумчиво рассматривали стеллажи самых разнообразных фолиантов.

В книжном магазине Драко и Пэнси встретили много школьных знакомых. Мимо прошла, старательно не глядя в их сторону, кампания гриффиндорцев во главе с Лонгботтомом, у самого прилавка стояло два когтевранца-шестикурсника.

— Драко, я так рада, что мы снова вернемся в школу! — визгнула Пэнси и бросилась юноше на шею.

Малфой страдальчески посмотрел на нее. За два часа мисс Паркинсон окончательно достала его своими нежностями. Драко чувствовал ее эмоции: тупое всепоглощающее обожание. Неужели она все еще надеялась на то, что он жениться на ней, исходя из соображений чистокровных браков? Надеялась заполучить его, чтобы потом можно было мучить и пилить всю жизнь? По-другому Пэнси просто не умела.

Она ведь не любила его (любила она только себя), а желала получить игрушку. Драко читал ее как открытую книгу. Он знал ее слишком давно и слишком хорошо.

— Мы целый год проведем под одной крышей! — мечтательно протянула девушка.

От этой всепоглощающей нежности мозги у Малфоя начали потихоньку закипать.

— Пэнс, может хва…

Тут Драко осекся на полуслове. Волна неприязни словно ударила в его грудь. Это отрезвило его. Ведь это была новая эмоция, совершенно другая грань в хаосе телячьих нежностей, распространяемых Пэнс.

Эта неприязнь относилась лично к Малфою. Драко повернул голову в сторону книжных стеллажей, заметив там три знакомых фигуры.

«Вечный спаситель мира, припевала и умное воронье гнездо! Веселая компания!» — Малфой встретился глазами с Гермионой Грейнджер и насмешливо ухмыльнулся. И тут же почувствовал новую волну неприязни в свой адрес.

Троица заторопилась и поспешно покинула «Флориш и Блоттс». Малфой проводил их глазами. Уизли и Грейнджер все также распространяли неприязнь к нему, а к эмоциям Поттера добавлялась еще и оттенок легкой жалости.

«Он жалеет меня?» — Малфой удивился. — «Себя бы сначала пожалел, шрамоголовый! Мало его судьба покалечила?»

— А как там твой родственник, мистер Паркинсон, который подвергся нападению? — спросил Драко.

— Ой, не спрашивай! Это такой ужас! — девушка картинно всплеснула руками. — Он окончательно чокнулся, не говорит, только как-то странно бормочет и трясется всем телом, а иногда начинает вопить не своим голосом. Его как будто все время демоны разрывают, целители ничем ему не могут помочь. Не представляю, кто мог сделать с ним такое…

«Знала бы ты, кто это сделал! Не разговаривала бы сейчас со мной», — это мысль позабавила Малфоя, он усмехнулся. Пэнси это восприняла это по-другому, снова кидаясь ему на шею.

Донельзя разозленный Поттером еще и Паркинсон, Драко, наконец, в довольно резких выражениях отвязался от девушки. Пэнс сильно обиделась, но Малфою всегда было наплевать на ее чувства и настроение. Она никогда особенно не волновала его.

А сейчас пройдет год, он умрет, и мисс Паркинсон вряд ли вспомнит его. Его совесть была чиста.

Драко быстро шел к пабу «Дырявый котел». Впереди него показалась знакомая худенькая фигура с развевающимися на ветру каштановыми волосами.

— А я-то думал, почему это здесь так воняет! — произнес Малфой злорадно. На эту вечную заучку сейчас вполне можно было свалить все накопившееся раздражение.

Грейнджер обернулась. Она не была удивлена. Драко явственно почувствовал это.

— Малфой, иди, куда шел! — бросила она, снова отворачиваясь.

— Грейнджер, что это? Что ты сделала со своим вороньим гнездом на голове? — с издевкой спросил Драко, чувствуя, как в девушке начинает закипать раздражение. — Свила из него проволку?

Неприязнь, ненависть. Сильные эмоции.

Это начинало забавлять Малфоя. Игра на чувства. Кто кого больше разозлит.

Грейнджер никогда не скупилась на силу своих эмоций, особенно к нему.

— Тебя забыла спросить! — резко ответила Гермиона. — Смотрю, ты уже не в том плачевном состоянии, в каком был в Выручай-комнате и после встречи со своими же Пожирателями? Что, все так резко поменялось?

Слишком резко Грейнджер, слишком… Это была такая больная тема. И теперь Драко ощущал, как глубоко в нем начала закипать собственная, не чужая ненависть к этой девчонке.

«Но ты права. Все изменилось».

— Ты себе не представляешь как, грязнокровка! — произнес Малфой, особо акцентируя последнее слово.

Игра на чувства продолжалась. И он задел ее. Всегда намек на ее происхождение вызывал в Грейнджер бурю эмоций.

Драко зашел вслед за девушкой в бар, отчаянно пытаясь не осуществить суицид. Эмоции Гермионы в данный момент были очень сильными, особенно ее желание прикончить молодого человека на этом самом месте и в это самое время.

Но внутри Дырявого котла атмосфера изменилась. Множество людей, множество чувств.

Страх, липкий страх, обволакивающий душу и не дающий сделать шаг…

Драко обернулся. Том, хозяин Дырявого котла, смотрел на него с не скрываемым ужасом.

«Но что его так напугало?» — подумал Драко, трансгрессируя в Малфой-Мэнор.

«В последний раз я его видел в тот день, когда умер и стал Гримом. Та бразильянка назначила мне встречу в баре. Неужели он что-то знает или видел? Нет, вряд ли. Тогда бы он уже рассказал министерским».

Не очень убедительно успокоив себя, Малфой зашел в свою комнату. Запихнул в шкаф новые, только что купленные учебники, размышляя о том, что после двухнедельного пребывания в школе они ему больше не понадобятся.

Драко Малфой еще не знал, что в Хогвартсе ему придется задержаться больше, чем на две недели.

Дэвид Смит в данный момент мчал на своем автомобиле по Тауэр Бридж-роуд. Электронные часы на приборной доске показывали 09:15. Это означало, что он снова опаздывал на торжественную линейку в школу к своему старшему сыну. В этом году мальчику исполнилось одиннадцать лет, и он переходил в старшую школу.

Дэвид пообещал ему, что обязательно будет присутствовать на линейке. Обещание оказалось опрометчивым. Отпроситься у начальника было нелегким делом, и хоть Дэвид и выполнил эту задачу, но с большим опозданием.

Теперь он старался приехать и увидеть хотя бы последние пятнадцать минут школьной линейки.

Мимо автомобиля Смита проехал двухэтажный пассажирский автобус 188 маршрута, связующего центральный лондонский район Блумсбери с северной частью Гринвича.

Дэвид сначала так и не понял, что случилось. Легковой автомобиль пошел на обгон, выехал на встречную полосу и столкнулся с автобусом.

Смит резко затормозил. Открывшееся перед ним зрелище было похоже на эпизод из какого-нибудь дорогостоящего американского боевика.

«Слава Богу, что я не настолько спешил…» — подумал Дэвид, выходя из своей машины.

Это действительно казалось чудом, ведь он только хотел прибавить газу, чтобы все-таки успеть на школьную линейку. Наверное, само провидение или его ангел-хранитель остановил его.

И тут на крышу автомобиля что-то с грохотом свалилось. Дэвид зажмурился. Когда он открыл глаза, то увидел, что на крыше образовалась небольшая вмятина, переднее стекло разбито, а на нём — капли крови.

Смит быстро вышел и пораженно посмотрел на машину. Он не мог понять, что стало причиной повреждений. Что-то упавшее с неба? Но что? Вокруг не было ничего похожего на то, что могло бы вызвать такие повреждения.

* * *

Хогвартс-Экспресс отходил в одиннадцать часов. До его отправления оставалось ровно два часа. И это время можно было потратить с большей пользой, чем на проверку, все ли он взял с собой в школу.

Драко уже привычно наложил на себя Дезиллюминационное заклинание и трансгрессровал в магловскую часть Лондона. Почти каждый день Малфой упражнялся в своем умении левитировать. Наложив на себя заклинания невидимости, он летал, никем не замеченный, по улицам Лондона. Наблюдал за людьми, ловил их эмоции, наслаждался пьянящим чувством полета, которое ничуть не потускнело за несколько недель.

Малфой ничего не мог с собой поделать. Он и раньше любил летать. Любил квиддич. Но там необходимы были метлы, деревяшки, без которых нельзя было оторваться от земли. Теперь же Драко ни в чем этом не нуждался. Полеты стали необходимы ему как воздух. И пусть родители снова будут выговаривать ему за то, что он целыми днями пропадает неизвестно где. Они все равно не поймут, просто не смогут принять. Принять то, что с каждым днем Грим становится второй сущностью их сына.

В центральном лондонском районе Блумсбери в это время было уже много машин. Начинался рабочий день, и нескончаемый поток тянулся вдоль всего проспекта. Люди спешили добраться на работу, в свои офисные коробки, в которых их ждали кипы бумаг, недоделанные отчеты, окрики недовольного начальства. Начальство по определению не могло быть довольным.

Малфой свернул на Тауэр Бридж-роуд одновременно с двухэтажным автобусом. И тут же почувствовал, что что-то не так.

Грохот, визг тормозов, автомобильных шин об асфальт. Легковой автомобиль врезался в автобус.

Страх, ужас, боль. Эти эмоции взорвали утреннее пространство Лондона.

— А ты еще кто такой?

Драко удивленно обернулся и понял, что в небе он не один. Рядом с ним витал какой-то узкоглазый мужчина с огромной татуировкой китайского дракона на руке. Он светился изнутри. Этот свет был слабым, мутным, он не мог рассеять плотной оболочки тела. Это было схоже со свечением призраков, но более плотным.

А затем мужчину словно начала засасывать трясина. Пространство вокруг искажалось как в кривом зеркале. Окружающие образы менялись, затянутые чем-то.

Малфой почувствовал, что и его начала затягивать эта непонятная трясина. Сопротивляться ей было чудовищно сложно. Когда Драко уже почти погрузился в «болото», что-то немилосердно вытолкнуло его оттуда.

Он очнулся от боли в правой руке и правом боку. Было такое ощущение, что ему хорошенько зарядили бладжером по всей правой стороне тела. Малфой лежал на крыше чьего-то автомобиля. Похоже, он не справился с собой и со всей высоты полета грохнулся на машину, на крыше которой теперь красовалась приличная вмятина. Да и к тому же лобовое стекло было разбито.

«Вот черт!» — подумал Драко, разглядывая неприглядную рану на правой руке, в которой было полно мелких осколков стекла.

Малфой поспешно трансгрессировал в свою комнату в Малфой-Мэноре. Вызвал домовика, чтобы тот принес ему обезболивающее зелье. А сам волшебник в данный момент занялся избавлением от осколков в своей руке и огромного синяка на всей правой стороне тела.

Последние три месяца Драко постоянно возвращался домой с новой порцией синяков, ссадин, всевозможных ушибов. Это было ценой его постоянных упражнений и развития умений Грима.

— Хозяин, зелье закончилось.

— Что значит закончилось?

— Вы все выпили.

— Так найди мне!

Малфой был зол на эльфа. Понятное дело, тот не виноват, что зелье кончилось. В этом виноват был сам Драко, потреблявший его в больших количествах. Было странно, как он еще не попал в зависимость от этого зелья.

Когда он кое-как обработал себе рану и вытащил осколки, было уже почти одиннадцать. До отправления Хогвартс-Экспресса оставались считанные минуты. Времени ждать Твинки с бутылкой обезболивающего зелья больше не было. Драко, еще раз выругавшись, трансгрессировал на платформу 9 и 3/4.

* * *

Когда Гарри Поттер, Рон Уизли и Гермиона Грейнджер преодолели железный барьер и очутились на платформе 9 и 3/4, здесь уже была куча народа.

У платформы, наполненной людьми, стоял малиновый паровоз. Вывеска сверху гласила: «Хогвартс-Экспресс, одиннадцать ноль-ноль». Почти все вагоны были уже заполнены учениками, одни вывешивались из окон, чтобы поговорить с семьей, другие оживленно обсуждали какие-то очень важные новости и последние сплетни.

— Как же я по этому всему соскучился! — с довольным видом произнес Рон, разглядывая привычно шумную обстановку на платформе. Такое здесь творилось в начале каждого учебного года.

Над головами людей стелился дым, а под ногами у них путались кошки всех мастей. Совы ухали, недовольно перекрикиваясь друг с другом сквозь шум толпы и скрип сундуков. Ребята поспешили занять свои места в поезде, не обращая внимания на взгляды и перешептывания за их спинами. В конце концов, человек ко всему привыкает.

Свободное купе они так и не нашли, зато нашли купе, занятое только Луной и Невиллом. Луна Лавгуд читала новый номер «Придиры» со странным ни на что не похожим изображением на обложке. Невилл возился с красивым лиловым цветком в горшке, который почему-то все время падал.

— Привет, ребята! — произнес он, наконец, поставив горшок так, что тот больше не пытался упасть на пол.

Луна кивнула им, махнув свежим номером «Придиры».

— Ты опять в журнале, Гарри! Правда, уже не на первой странице…

— Слава Богу, что не на первой.

Гермиона и Рон рассмеялись. Гарри Поттеру уже порядочно надоело в очередной раз видеть свое лицо на обложках журналов и газет.

— Ну что, как лето провели? — спросила Гермиона.

Невилл тут же пустился в долгий рассказ о том, как они с бабушкой восстанавливали их родовое поместье. По его словам, бабушка теперь гордилась им точно так же, как и своим сыном. И это изрядно добавило уверенности Лонгботтому.

Луна же вместе с отцом искала новый рог морщерогого кизляка. Того самого рога, «образец» которого взорвался во время посещения Поттером, Грейнджер и Уизли дома Лавгудов. На все убеждения Гермионы о том, что это был рог взрывопотама, Луна лишь улыбалась и заверяла, что отец точно знает, что это был самый настоящий рог морщерого кизляка.

— А помните, когда в прошлом году не поехали в школу? — начал Рон. — Такое странное ощущение было. Знать, что вы едете в Хогвартс, все вместе, обсуждаете, как насолить Снейпу. А мы там обсуждали, как ограбить Министерство.

— Рон, мы планировали не ограбить, а только взять одну вещь, которая и так по праву принадлежала Гарри. Как и все остальные вещи, нагло украденные Наземникусом.

— Не переживай ты так, мне все равно не нужны были те серебряные кубки! — отмахнулся Гарри, продолжая сосредоточенно обсуждать с Невиллом предстоящий отборочный тур команды Англии по квиддичу.

К ним тут же присоединился Рон, с которого мигом слетела вся ностальгия: Гермиона посмотрела на часы.

— Рон, собрание старост! Оно вот-вот начнется, как же я могла забыть? — девушка вскочила со своего сидения, Живоглот недовольно мяукнул, спрыгивая с ее колен.

— Как жаль, что ты не забыла! — удрученно ответил Рон и показал кулак смеющимся над его видом однокурсникам.

Гермиона уже было далеко впереди, в буквальном смысле летя в вагон для старост. Теперь она была старостой школы и должна была провести собрание, раздать указания всем остальным, рассказать о новых мерах безопасности. Конечно, об этом более подробно будет говорить профессор МакГонагалл, сейчас же Гермионе предстояло только ввести в курс дела всех остальных старост.

И вот теперь она совершенно забыла о своих новых обязанностях. Вообще-то выполнять она должна была их вдвоем с другим старостой школы. Но, похоже, Драко Малфой, которого назначили на эту должность (Гермиона узнала об этом только сегодня), не собирался еще приступать к новым обязанностям.

Но, одновременно и к облегчению, и к раздражению девушки, на собрание они с Роном пришли не последние. Из шестерых слизеринцев-старост не хватало двух семикурсников. Представители же других факультетов терпеливо ожидали в вагоне.

— Ну, что ж, ждать мы больше не можем и не будем, — произнесла Гермиона, когда, по ее мнению, ждать старост со змеиного факультета больше не представляло себе возможным.

* * *

— Драко, собрание старост! — взвизгнула Пэнс. Ее противный голос донесся до Малфоя как будто издалека. — Эта придурочная Грейнджер должна будет что-то объяснять нам. Будто и без нее ничего не понятно! Драко, ну что ты расселся, идем! Мы и так сейчас в опале у всех этих маглолюбцев, так что совсем уж игнорировать гриффиндорских выскочек нельзя.

Малфой послушно поплелся вслед за Паркинсон. Ее слова не доходили до его сознания, скользя где-то рядом, параллельно, но никак не пересекаясь с его собственными мыслями и чувствами. В данный момент Драко пытался отключиться от боли в правом боку и руке, на чем свет стоит ругая своего нерасторопного домовика. И себя, кстати, тоже — за неуемную любовь летать. Он так и не смог разобраться, что случилось этим утром в воздухе.

В вагоне для старост уже все собрались. Грейнджер проводила инструктаж, что-то увлеченно рассказывая. Малфой тут же почувствовал уныние и тоску, висевшие в вагоне. Похоже, всем уже порядком надоела лекция о «новой системе защиты Хогвартса». Даже сам лектор в лице гриффиндорской заучки уже порядком устал от своей лекции.

— Неужели вы почтили нас своим присутствием! — ядовито произнесла Грейнджер.

— Да вот, решили посетить это скучнейшее мероприятие, — произнесла Пэнс, с брезгливым видом садясь на свое сидение в купе.

Драко почувствовал презрение, которое испытывала Гермиона Грейнджер к Пэнси Паркинсон. От такого сильного презрения в пору ложкам плавиться.

«И что же у нас тут дальше?» — подумал Драко, заинтересовавшись чувствами присутствующих тут старост.

Вот нищий Рон Уизли отчаянно делает вид, что ему интересно. На самом же деле от скуки тому явно хочется удавиться. Но вот свою девушку расстраивать не хочется. А еще больше хочется незаметно поглядывать на симпатичную старосту из Когтеврана, которая очень уж хитро ему улыбается.

Эрни (кажется, так звали этого полного и напыщенного пуффендуйца) единственный, кто внимает каждое слово старосты школы. Даже, похоже, что-то записывает в небольшой блокнот из выдубленной кожи вепря.

«Будущий карьерист!» — проницательно заметил Малфой, продолжая свой осмотр старост.

Двое старост Гриффиндора с пятого, а может, уже и с шестого курса, упорно не смотрели друг на друга. Так упорно, что это замечали все. Между двумя этими старостами разливалась обида, тягучая и противная, засасывающая в трясину.

Ощущения были схожими с тем, что чувствовал Драко сегодня утром, когда его засасывало в пучину чего-то непонятного. Правая часть тела тут же дала о себе знать, заболев ушибленными ребрами, кольнув оставленным в руке осколком.

— Малфой, может быть, ты все-таки удостоишь нас своим вниманием? — спросила Гермиона, одаривая слизеринца цепким и далеко недружественным взглядом. Все старосты разом повернули к нему головы.

Драко не обратил на слова Грейнджер никакого внимания. Он вообще ее не слушал и не собирался что-либо менять в своем отношении к тому, что говорит эта занудная гриффиндорка. В данный момент его больше беспокоило то, что, по-видимому, он вытащил не все стекло из своей руки.

Пэнси, улыбаясь своей далеко не милой улыбкой, толкнула Малфоя рукой.

— Пэнс, что тебе надо? — прошипел Драко, его «дорогая» подруга попала своим локтем по его ушибленному ребру.

— Не мне, а ей…

Ненависть, ненависть, ненависть.

Эти эмоции упругой волной ударили в грудь Драко, приводя его в порядок и возвращая в мир. Грейнджер не разменивалась на силу и яркость своих чувств, выплескивая на него все новые и новые волны ненависти.

— Малфой, вытащи свои пробки из ушей! — буркнул Рон.

— Заткнись, рыжий, смотри, чтобы я твой язык у тебя изо рта не вытащил, мало ли что. Вдруг я случайно ляпну такое заклинание и на тебя посмотрю?

Рон побагровел и тут же кинулся на слизеринца, пытаясь решить проблему уже с помощью кулаков, а не слов.

Уизли тут же придержали Макмиллан и Голдстейн. Гермиона Грейнджер красноречиво посмотрела на Драко.

— Да? — спросил Малфой, на его лице появилось невинное выражение, которое не слишком вязалось с насмешливо сверкавшими глазами.

Новая волна ненависти, теперь уже с оттенком ярости, упала на его голову. На лице Драко появилась ухмылка. Игра на чувства, начатая им в Косом Переулке, продолжалась. И она ему нравилась все больше и больше.

— Малфой, я тут хотела потревожить Ваше Величество! Мне интересно, ты получал уведомление о том, что стал Старостой школы?

Драко, конечно же, получил его. Он даже смутно помнил, что эльф-домовик говорил ему, что пришло письмо из Хогвартса. Но Малфой его даже не открывал, как и всю остальную почту, скопленную в ящике его письменного стола. Все время уходило на тренировки. Он прибывал домой уже к утру, сил хватало только на то, чтоб заснуть, никак не на распечатку писем. Кажется, в ящике его стола даже лежали нераспечатанные поздравительные открытки, присланные на День Рождения…

— Нет, не получал, — честно соврал Малфой. Правда была двоякой, как, впрочем, и всегда.

— Хм, странно, — протянула Грейнджер, успокаиваясь и не распространяя больше волны ненависти. — Ну, тогда теперь ты знаешь. Думаю, директор тебе уже объяснит лично, а не в письме. И все свободны. Собрание закончено.

В купе тут же появилось очень много радости и облегчения. Старосты тут же разбежались патрулировать коридоры, а на самом же деле разбираться каждый со своими проблемами. Малфой отослал Пэнс в купе, ничего ей не объяснив, чем сильно обидел девушку.

Нытье, постоянные обиды, а еще больше — тонны нежности мисс Паркинсон уже порядком достали мистера Малфоя. Успокаивала его единственная мысль, что мучиться ему осталось тринадцать с половиной дней.

Он не хотел возвращаться в купе к друзьям, потому что ему необходимо было вытащить осколки из своей правой руки. Выполнять же данную операцию у себя было рискованно, тут же появятся вопросы: откуда стекло там взялось, и не любит ли Драко иногда поесть стеклышко.

Малфой дождался, когда вагон старост все покинут. Наконец, убедившись, что Эрни Макмиллан последним вышел из вагона, Драко расслабился. Он чувствовал подозрительность, которую с убойной силой источал пуффендуец. Наверное, боялся, что слизеринец вытащит палочку и начнет метать во всех смертоносным заклятием. Все-таки Малфой был Пожирателем Смерти, хоть и бывшим, но Черная метка никуда не делась с его руки.

Но знал бы Макмиллан о том, какая метка была у Драко на спине и что она означала. Тогда бы он еще больше опасался за свою жизнь.

Размышляя обо всем этом, Малфой снял с себя школьную мантию, расстегнул пуговицы на манжете рубашки и мысленно произнес заклинание. Затянувшаяся от волшебства рана снова открылась, из нее хлынула алая кровь.

Драко сделал пару пасов здоровой рукой, и ничтожно маленький осколок выскочил из его раны.

Сквозь собственную боль пробилось непонимание, страх.

— На кого ты напал? — спросила Грейнджер, увидев кровь на рубашке слизеринца и на столе.

Малфой медленно перевел на нее затуманенный взгляд, не понимая, о чем она твердит. Осознав, молодой человек здоровой рукой повертел пальцем возле головы, тем самым показывая степень умственных способностей гриффиндорки.

— Грейнджер, ты совсем больная или только совсем зацикленная?

— Я увидела кровь и подумала, — начала оправдываться Гермиона, — что…

— Мне и так ясно, что ты подумала. То, что я Пожиратель, не означает, что я приехал в школу убивать невинных учеников во имя Темного Лорда. К твоему сведению, здесь люди и учатся.

— К твоему сведению, я этим занимаюсь уже седьмой год, а вот ты не знаю. Что с твоей рукой? Я могу помочь? — гриффиндорская тяга всем помогать на короткий миг победила неприязнь к слизеринцам.

— Да, свали отсюда! — вежливо попросил Малфой. Вместе с оглушающим хлопком двери до него донеслась еще одна волна ненависти.

* * *

«Ненавижу гадкого слизеринца Драко Малфоя! Ненавижу! Ненавижу эту сволочь!»

— Почему ты еще не в школьной мантии? — рявкнула она на какого-то мелкого студента. Скорее всего, это был первокурсник, который не знал, что они уже подъезжали к Хогвартсу, и пора было переодеться. Но Гермионе было все равно. В конце концов, срыв на ни в чем неповинного ученика успокоил девушку.

— Гермиона, у тебя такой вид, — Джинни замялась, пытаясь подобрать слово для описания внешнего вида своей подруги, — как будто ты целый день слушала песни маминой любимой певицы Селестины Уорлок.

— Это она с Малфоем поцапалась, — подал голос Рон.

— Что этот хорек тебе сделал? — прищурившись, спросил Гарри.

— Да что он мог мне сделать? — отмахнулась Гермиона.

— Совершенно не слушал на собрании, всех только осматривал, — ответил за него Рон. — А взгляд у него такой вкрадчивый, как будто в душу смотрит. Пожиратель чертов.

Уизли выругался. Его девушка и сестра укоризненно посмотрели на него.

— Ну, а что? Гермиона, а ты не заметила, как он всех осматривал исподтишка? Замышляет гадина что-то. Еще руку свою все потирал! Может, у него обсыпной лишай? — мечтательно предположил Рон.

— Братец, я смотрю, ты за ним пристально наблюдал, даже слишком! — весело констатировала Джинни. — С чего бы это?

Рон начал краснеть и возмущаться под дружный смех Гарри, Джинни, Невилла и Луны.

— Может, хватит про этого аристократического отпрыска? — спросила Гермиона, с трудом перекрикивая общий смех. — Не находите, что эта какая-то не та тема для разговоров? Слишком много чести, если мы будем о нем думать! А у вас еще есть целый год перемывать ему кости.

— Согласен, — произнес Гарри, приобнимая Джинни. — Вообще, мне хочется говорить только о приятном. Ведь мы возвращаемся в Хогвартс!

Гермиона ответила Гарри улыбкой. Она очень хорошо знала, как школа чародейства и волшебства ему дорога. Хогвартс был и оставался родным домом Гарри. Ни дому Дурслей, ни дому на площади Гриммо не удалось заменить это место в сердце Поттера. Хотя у бывшего дома Сириуса Блэка были все шансы в дальнейшем стать на планку рядом с Хогвартсом.

Поезд полз тихо-тихо и, в конце концов, остановился. Ученики тут же с диким ревом бросились к дверям и вывалились на крошечную темную платформу. От холодного вечернего воздуха пробирала дрожь.

Затем над головами ребят поплыла лампа, и Гарри, Рон и Гермиона услышали знакомый голос:

— Первокурсники! Первокурсники, сюда! Гарри, ты как? — огромный великан махнул своей ладонью, чуть не сбив при этом стоящего рядом старосту из Пуффендуя.

— Хорошо, Хагрид! — ответил Гарри, вместе с друзьями подбегая к лесничему. — В этом году должно быть много первокурсников!

— Да не так уж много энтой мелочи! — добродушно пробасил Хагрид, следя за погружением первокурсников в лодки. — Вместе с прошлогодними и теми, кто в этом году письмо получил. В прошлом году их всего одиннадцать было, вот так вот. Не хотел никто своих детей-то в Хогвартс, тут же такое творилось…

— Да, нам рассказывали! — тихо произнесла Гермиона, вспоминая рассказы учеников Хогвартса в Выручай-комнате. Тогда она никак не могла поверить, что учеников заставляли пытать Круциатусом других провинившихся учеников. Такого она не ожидала даже от Пожирателей Кэрроу.

Они еще некоторое время болтали с добродушным великаном, который делился свежими новостями о восстановлении Хогвартса и жизни Хогсмида. Остальные ученики же спешили забраться в кареты, чтобы уже скорее очутиться в теплом и приветливом замке.

Больше половины учеников отчетливо видели, что в эти кареты впряжены фестралы. Многие из них в этом году видели смерть, причем не единожды, даже среди первокурсников были те, кто видел черных крылатых лошадей. Что же уж говорить о тех, кто участвовал в Битве за Хогвартс.

Теперь уже никто не посмел бы смеяться над Луной Лавгуд, рассказывающей об изяществе и красоте скелетов лошадей, обтянутых кожей. Правда, от жутковатого и потустороннего вида фестралов многим было не по себе.

Неожиданно что-то произошло. Фестралы замерли, навострив когтистые уши, ноздри их ужасных носов затрепетали. А затем все кареты разом повернулись обратно, снова спеша к платформе, где все еще стоял «Хогвартс-Экспресс». Еще не успевшие погрузиться в кареты и лодки ученики замерли, замер и Хагрид, поймавший чью-то жабу, очень напоминавшую Тревора.

— А ну, остановитесь, куда погнали! — грозно пробасил он. Но фестралы, прежде всегда подчинявшиеся голосу великана, не обратили на него внимания.

В данный момент они вели себя более чем необычно. Стадо скелетоподобных лошадей, запряженных в кареты, окружили одного единственного ученика. Сам ученик тоже был немало удивлен неожиданной любовью фестралов, если так можно было назвать их радостное ржание.

— Не могу поверить, — тихо произнес Рон, наблюдая за тем, как фестралы окружили Драко Малфоя.

— Че им от него-то надобно? — спросил Хагрид, от удивления у него даже голос сел. — Вот загадка так загадка!

Ученики Хогвартса с не меньшим удивлением и растерянностью взирали, как Малфоя окружили фестралы, и как он гладит морду одной из этих тварей. А слизеринец ничуть не смущался такому вниманию, он вообще, похоже, ничего не замечал вокруг.

— Надо что-то делать! — наконец, произнесла Гермиона, хмуро и недоверчиво разглядывая Драко. — Мы же не можем до ночи сидеть на платформе только потому, что Малфою вздумалось погладить зверушек.

— Да, Гермиона, ты права. Надо вправить мозги фестралам и этому слизеринцу.

Громко топая, Хагрид пошел разбираться во всей этой ситуации. Он что-то сказал фестралам, которые тут же, опустив головы, понеслись выполнять свои обязанности по перевозке учеников. Все-таки у Хагрида был дар общения со всякой магической и не магической живностью.

Кареты тут же начали быстро уносить не в меру любопытных учеников, которые теперь разглядывали Драко Малфоя. Хагрид и сам застыл в нерешительности перед слизеринцем, который недовольно глядел на великана.

Затем Малфой взобрался в очередную карету к Пэнси Паркинсон и Грегори Гойлу. Хагрид еще некоторое время постоял, глядя вслед веренице карет, а потом вернулся к Поттеру, Грейнджер и Уизли.

— Что он тебе сказал? — тут же спросил Гарри.

— Да ниче не сказал, — пробубнил Хагрид, задумчиво проведя рукой по своей черной бороде. — Только зыркнул так зло. И вообще, ребят, вам тоже пора… это, по каретам…

— До встречи в Хогвартсе! — в унисон произнесли Гарри и Рон, заторопившись к карете, к которой уже бежало два мелких когтевранца.

Хагрид кивнул, ища взглядом Клыка. Тот уже обслюнявливал мантию какому-то темненькому первокурснику. Но великан его не замечал.

— Хагрид, у тебя все хорошо? — участливо спросила Гермиона. — А то ты какой-то странный…

— Да нет, все путем, Гермиона, — пробасил Хагрид, делая рукой жест, словно отмахиваясь от чего-то. — Просто странный не я, а он, тот слизеринец, которого Клювокрыл когда-то цапнул.

— Малфой? Он не странный, — уверенно заявила Гермиона. — Он наглый.

— Но это тоже могет быть. Взгляд у него какой-то закрученный что ли, мне прям не по себе.

— Закрученный? — удивленно произнесла Гермиона. Что-то она не особо представляла, как такое могло быть.

— Та не забивай себе голову! — отмахнулся Хагрид, подсаживая в лодку последнего первокурсника. — У тебя там место должно быть для новых знаний, а не для моих мыслей… Топай уже, а то Гарри с Роном скоро вывалятся из кареты, зовя тебя.

— Ладно, мы завтра после уроков к тебе заскочим! — крикнула Гермиона и побежала к своим друзьям, которым порядком надоело ждать ее.

Наконец, Гермиона забралась в карету, где ее ждали друзья. Дверь захлопнулась, и несколькими минутами позже карета уже с грохотом ехала по дороге в Хогвартс. Через какое-то время она миновала ворота со статуями вепрей и остановилась возле парадных дверей замка, в которую входило множество учеников в черных школьных мантиях.

Большой зал был как, впрочем, и всегда великолепен. Золотые кубки и тарелки мерцали в свете тысяч свечей, плавающих в воздухе. За четыре стола факультетов торопливо рассаживались ученики, лицом к ним сидели преподаватели и тихо переговаривались между собой.

Когда Гарри, Рон и Гермиона появились в Большом Зале, то все разом — и ученики, и преподаватели — замолчали. В полной тишине трое героев Второй Войны прошли мимо стола слизеринцев, когтевранцев и пуффендуйцев. Когда они, наконец, достигли своего стола и сели на скамьи, в Большом Зале заговорили сразу все. Некоторые ученики вскочили, чтобы лучше их видеть.

— Поттер!

— Смотрите, это Гарри Поттер!

— Избранный!

Гарри Поттер страдальчески посмотрел на друзей. Его собственная слава уже порядком достала. Джинни улыбнулась ему, и Гарри тут же стало легче. Главное, что она рядом с ним. И не потому, что он национальный герой, а потому она его любит.

* * *

— Вечный Поттер! Все прямо помешались на нем! — процедила Пэнси, глядя, как многие ученики соскочили со своих мест, чтобы лучше его видеть.

Весь слизеринский факультет чувствовал некую изоляцию. Представители других факультетов демонстративно не обращали на них внимания или наоборот обращали, перешептываясь и бросая на слизеринцев презрительные взгляды.

— Он вернул им спокойную жизнь, — заметил Блез Забини.

— Ты что, за Поттера? — прошипела Пэнс, сразу становясь похожей на разъяренную фурию.

Малфой отвлекся от их разговора, предпочитая не слушать бессмысленных споров. Гарри Поттер сейчас волновал его меньше всего. Разве что он прямо сейчас начнет всех убивать. Тогда Гриму придется уничтожить его. Сейчас же Поттер его интересовал не более чем любой другой ученик Хогвартса.

Настроение в Большом Зале было приподнятое. Ученики радовались своему возвращению в школу, радовались тому, что снова видели своих друзей и даже учителей. А вот за столом слизеринцев царило мрачное настроение, подавленность. Но и они были рады своему возвращению в Хогвартс. Малфой явственно чувствовал эйфорию, витавшую в воздухе.

В этом году должны были появиться два новых преподавателя: по защите от темных искусств и трансфигурации (профессор МакГонагалл не могла совмещать должность директора и преподавателя). Драко обвёл взглядом преподавательский стол. Хагрид махал кому-то своей огромной ладонью (скорее всего Поттеру), при этом чуть не сбив сидящего рядом преподавателя заклинаний. Профессор Флитвик сидел на стопке подушек рядом с профессором Стебль, шляпа которой съехала набок на копне седых волос. Преподаватели заклинаний и травологии что-то горячо обсуждали. Рядом с преподавателем астрономии сидел какой-то незнакомый мужчина с длинными светлыми волосами, завязанными в конский хвост. Ему можно было дать от силы лет тридцать-тридцать пять, не больше. Он что-то говорил, жестикулируя, профессору Слизнорту, который за это лето еще больше поправился вширь. По другую сторону преподавателя зельеварения также восседал незнакомец. Он казался нелюдимым и молчаливым. У него были коротко стриженые волосы, орлиный нос, ярко-синие глаза, обводившие всех присутствующих пронзительным взглядом.

В это время дверь Большого Зала отворилась, и воцарилась тишина. Профессор Синистра, ныне исполняющая обязанности заместителя директора, провела длинную цепочку первокурсников. Они испуганно жались друг к другу и с каким-то суеверным страхом взирали на великолепие Большого зала.

«Они с каждым годом все мельче!» — подумал Малфой, отвлекаясь от стола преподавателей и наблюдая за первокурсниками.

Профессор Синистра выставила перед ними трехногий табурет и расположила на нем старую, помятую, в некоторых местах залатанную Распределительную шляпу. У самых ее полей открылась прорезь, и шляпа запела.

Драко снова вернулся к созерцанию преподавателей. Что-то его определенно беспокоило в них, но что он никак не мог понять. Ощущение чего-то неизбежного на мгновение накрыло его с головой. Малфой встретился взглядом с ярко-синими глазами нового преподавателя, который ничуть не стесняясь и не отводя взгляда, смотрел на слизеринского старосту.

«Ну, и что ему надо?» — подумал Драко. Он попытался почувствовать эмоции нового преподавателя, но в Большом зале было слишком много людей. Да и первокурсники с их сильными переживаниями сильно мешали сосредоточиться. Гриму не хватало тренировки.

— Бэддок, Грэхэм!

— Слизерин!

Малфой захлопал вместе с остальными слизеринцами, прерывая зрительный контакт со странным преподавателем. Драко решил, что с ним надо быть настороже.

— Джеп, Малкольм!

— Когтевран!

Когда закончилось распределение первокурсников, профессор МакГонагалл встала из-за преподавательского стола. В Большом зале тут же водворилась тишина. Школьники ждали приветственную речь нового директора, а еще больше ужин, который за этим следовал.

— Добро пожаловать в Хогвартс! — поприветствовала всех директор. — Поздравляю всех вас с началом нового учебного года в нашей школе. Для всех нас прошлый год выдался сложным и тяжелым. Многие потеряли своих близких, родственников, друзей. Я и весь преподавательский состав соболезнует семьям погибших в войне волшебников. За это лето мы полностью отреставрировали замок после Битвы за Хогвартс. В этой битве погибло много достойных волшебников и достойных студентов нашей школы. Я бы хотела, чтобы вы все подняли бокалы за тех, кто погиб, тех, кто уже не вернется.

Весь зал, все ученики и преподаватели молча встали и подняли бокалы.

— Также я хочу представить вам наших новых преподавателей. Профессора защиты от темных искусств Эммануила Трегера.

Мужчина с ярко-синими глазами и угрюмым лицом на мгновение привстал, равнодушно глядя на учеников. В зале раздались нестройные хлопки.

— И профессора Трансфигурации Роберта Морисона.

Профессор также встал, улыбаясь во весь рот и махая всем рукой. На этот раз хлопков было несколько больше.

— А теперь то, что вы так долго ждали! — профессор МакГонагалл хлопнула в ладоши. И тотчас же столы начали ломиться от изобилия самых разных лакомств. Тут же Большой Зал наполнился разговорами, смехом, лязганьем вилок и ложек о тарелки.

Драко есть совершенно не хотелось. Он заставил себя положить что-то на тарелку, хотя бы сделать вид, что праздничный ужин ему интересен. Рядом все еще переругивались Блез и Пэнси. Гойл молча и с огромной скоростью уплетал самые разнообразные кушанья. Милисента Булстроуд наоборот не прикасалась к еде: она была на диете, о чем уже всем заявила. Скука постепенно овладевала Малфоем. То, что раньше было ему интересно, теперь стало каким-то тусклым и обыденным. Его друзья вели себя как обычно, чем теперь особенно раздражали. От тоски хотелось завыть на луну, которая отражалась на волшебном потолке Большого Зала.

Это, наверное, давала о себе знать часть Грима, которая составляла часть сознания Драко. И сейчас ему как никогда захотелось полетать, почувствовать свежий осенний ветер, бьющий в лицо. Тут же в голову пришли воспоминания о последнем полете. Почему он упал тогда? И почему он увидел того мужчину?

Что, если это…

— Драко, пора идти! — произнес Блез, толкнув друга в плечо.

— А? Да, я сейчас только доем, — произнес Драко, разглядывая свою тарелку с жареным картофелем. Ему не хотелось идти вместе со всеми, слушать чьи-то не смешные шутки, здороваться с кем-то, пугать первокурсников и обсуждать гриффиндорцев.

Он медленно наблюдал, как ученики неровными группами выходили из Большого Зала. Первыми выходили колонны первокурсников во главе со старостами факультетов. Вот Пэнси Паркинсон ведет колонну слизеринцев в подземелье, которое они увидят впервые; за ней колонна когтевранцев, следующих к себе в башню; далее идут гриффиндорцы, двое первокурсников затеяли драку, их разнимает Рон Уизли; замыкают процессию пуффендуйцы, толпящиеся в самом конце и преграждающие путь более старшим курсам.

Большой Зал пустел быстро, столы факультетов опустели, за преподавательским столом все еще оставался Хагрид, который всегда уходил последним, чтобы ненароком никого не сбить, и профессор МакГонагалл, которая читала письмо, только что принесенное совой.

Малфой встал из-за стола, намереваясь направиться к себе в гостиную.

— Мистер Малфой, остановитесь на минутку! — произнес властный женский голос.

— Здравствуйте, профессор МакГонагалл, — поприветствовал Драко. — Чем обязан?

— Мисс Грейнджер рассказала мне о том, что вы не получили письмо со значком старосты школы.

— Я получил письмо, но не открыл его. Поэтому не мог знать о моем назначении.

— Я не буду спрашивать вас о том, почему вы не открываете свою корреспонденцию. Думаю, на это были веские причины. Я попрошу вас завтра перед завтраком зайти ко мне в кабинет, мне необходимо обсудить с вами сложившуюся ситуацию.

Драко почувствовал обеспокоенность профессора МакГонагалл.

— Ситуацию? Какую?

— Сейчас я занята, мистер Малфой. Я бы хотела, чтобы вы приступили к выполнению своих обязанностей немедленно, раз мы уж выяснили, что теперь вы староста школы. До завтра, мистер Малфой.

— До завтра, профессор.

Директор повернулась на своих каблуках, и быстрым шагом отправилась куда-то. Драко несколько секунд глядел ей вслед, а затем отправился в гостиную факультета.

Над его головой стремительно пролетел Пивз с водяными бомбами, явно замышлявший какие-то проказы над неопытными и всего боящимися первокурсниками. Через какое-то время появился Филч в погоне за полтергейстом. Больше Драко пока никто не встретился.

— Малфой! — окликнул его кто-то.

Он обернулся. Всезнайка Грейнджер.

— А тебе что от меня понадобилось? — раздраженно спросил он. Сейчас ему меньше всего хотелось выслушивать ее нудные замечания по поводу того, как староста должен выполнять свои обязанности.

— Что надо, то и понадобилось, — огрызнулась гриффиндорка.

— Грейнджер, не утомляй меня своим голосом. Говори быстро, зачем пришла?

— Возьми, — Гермиона протянула слизеринцу два запечатанных конверта. — В одном пароль для гостиной факультета Слизерин, в другом пароль от твоей комнаты.

— От моей комнаты? — удивленно спросил Малфой.

Грейнджер посмотрела на него, как на человека недалекого. Чем-то этот взгляд напомнил Драко тот, который Гермиона довольно часто бросала на рыжего Уизли.

— Старостам школы предоставляется отдельная комната рядом с общими спальнями других курсов его факультета, — как по инструкции сказала девушка.

— Долго заучивала? — спросил Малфой.

Грейнджер начала что-то ему говорить, но он уже повернулся к ней спиной, совершено ее не слушая. Он снова прокручивал в голове свой последний полет, проходя по темному коридору.

«Там была авария. А что, если это была душа умершего человека?» — подумал Драко, врезаясь во что-то твердое, смутно напоминавшее стеклянную или хрустальную поверхность.

Он поднял глаза и понял, что врезался в приведение. Плакса Миртл удивленно глядела на него, забыв на время о своих прыщах. Малфой не понимал, что случилось, раньше ему не случалось сталкиваться с призраками. Тогда он просто проходил сквозь них, ощутив при этом себя словно под ледяным душем. Сейчас же он не мог просунуть руку сквозь Плаксу Миртл, наталкиваясь на хрустальную поверхность приведения.

Драко обернулся, не увидел ли кто-нибудь этого. Коридор был пуст.

— А ты не так прост, Драко! — визгнула Миртл.

— Молчи, — произнес Малфой. Увидев, что привидение надуло губки, он тотчас же произнес: — Пожалуйста. Я бы не хотел, чтобы ты рассказывала кому-нибудь об этом.

— Хорошо. Тогда ты навестишь меня завтра?

— Навещу, Миртл.

— Тогда до встречи! Я никому не скажу! — заговорщическим тоном прошептала Миртл и просочилась куда-то в потолок.

* * *

Гермиона Грейнджер со злостью смотрела на спину удалявшегося слизеринца. Как же она ненавидела его в этот момент. Ей очень хотелось высказать ему все, что она о нем думает. Но Малфой уже спокойно направлялся к своей гостиной, оставив возмущенную девушку кипеть от злости.

«И последнее слово всегда за ним!» — с негодованием подумала Гермиона, наблюдая, как Плакса Миртл движется навстречу старосте школы.

И тут она даже не поняла, что случилось. Раздалось дребезжание, так дребезжат окна под сильным порывом ветра, и Малфой столкнулся с Плаксой Миртл. Не обошел, а именно врезался, и не прошел сквозь нее, как все.

Гермиона на секунду закрыла глаза. Снова открыла. Слизеринец обернулся, но гриффиндорка стояла в тени, и он ее не заметил.

Малфой и Миртл начали говорить о чем-то. До девушки долетали отдельные звуки писклявого голоска призрака, но слов она не могла разобрать. Затем приведение ввинтилось в потолок, а Малфой снова зашагал к подземельям.

Гермиона прикоснулась спиной к холодной стене, размышляя об увиденном. Объяснить она этого не могла.

— Гермиона! — перед глазами девушки появилось улыбающееся веснушчатое лицо Рона Уизли. — А я тебя искал. Ты идешь в гостиную?

— Да, идем.

Гермиона пошла вместе с Роном. Сначала она хотела рассказать ему о Малфое. Но она заранее знала, что Рон скажет: «Гермиона, тебе это показалось. Чтоб Малфой умел делать что-то кроме выпендривания! Тебе точно показалось!»

Но Гермиона никогда не страдала галлюцинациями и глазам своим всегда доверяла.

«Завтра схожу в библиотеку и в туалет Плаксы Миртл!» — решила Гермиона.

В том, что Плакса Миртл никому ничего не расскажет, Драко был уверен. Привидение хранило его тайны еще на шестом курсе, не проговорившись ни одному человеку, включая Поттера, которого Плакса чуть ли не боготворила. В этом Малфой был спокоен.

Его беспокоило другое. В первый школьный день произошло больше событий, чем за прошедшие две недели. «Стеклянные» призраки, через которых нельзя пройти, необычное поведение фестралов, душа, отлетающая в потусторонний мир…

В голове словно зазвенел колокольчик.

«Теперь ты стоишь на границе живого и потустороннего мира», — слова предыдущего Грима.

И это объясняло то, что Драко врезался в призрака, который, по сути, являлся отпечатком души умершего человека; объясняло поведение фестралов, потусторонних существ, видеть которых могли только те, кто лицезрел смерть; то, что он увидел душу человека, только что покинувшего живой мир.

— Мерлин, — произнес Драко.

— Вот именно! — сказал кто-то.

Малфой очнулся от своих мыслей, непонимающе глядя на толпу слизеринцев в подземелье. Казалось, здесь был весь змеиный факультет.

— Почему вы здесь столпились? — раздраженно спросил Малфой: меньше всего ему сейчас хотелось вести разборки как старосте школы.

— Пароля нет! — крикнул кто-то из старост.

Драко молча прошел к гладкой, в потеках влаги стене, по ходу распечатывая конверт с паролем. «Грейнджер специально так долго пароль несла!» — промелькнуло в голове Малфоя.

— «Пустота», — огласил Драко.

Часть стены уехала в сторону, открывая проход. Малфой первым вступил в него, за ним повалила остальная часть факультета. Низкое длинное подземелье тут же наполнилось сонными и уставшими учениками, которые спешили в свои комнаты. Первокурсники испуганно столпились у стены, рассматривая свисающие с потолка диковинные зеленые лампы.

Малфой быстро растворился во всей этой шумной толпе слизеринцев подальше от Пэнси Паркинсон и от обязанностей. Сейчас его меньше всего волновало куча организационных вопросов. Он спешил добраться до своей новой комнаты, а оттуда уже отправиться за подтверждением своих домыслов и шатких выводов.

«Единственное преимущество старосты школы — в отдельной комнате», — подумал Драко, стоя перед деревянной дверью своей комнаты.

Он быстро распечатал второй конверт, на плотном листе пергамента было только одно слово: «Черта».

«Вот и я стою на тонкой черте между живым и потусторонним миром. И кто, интересно, выдумывает пароли к комнатам?»

Комната Старосты школы оказалось довольно просторной: кровать, письменный стол, высокий стул с резной спинкой, два мягких кресла, камин. Но Драко не особо интересовался интерьером, он распаковал чемодан, вытащив из него простую черную мантию, джинсы и светлый джемпер.

Двадцать секунд — и Малфой уже находится на Бридж-роуд, там, где сегодня утром произошла авария. Дорога была оцеплена полицейскими, которые все еще работали здесь, разбираясь в причинах аварии, измеряли длину тормозного пути. За их работой наблюдала приличная толпа зевак.

Малфой приблизился к ним, одетый как обычный магл: в свитер и джинсы, в кармане которых лежала свернутая мантия Грима.

— А что тут произошло? — задал он вопрос молодому человеку, распивающему пиво из жестяной банки.

— Авария, — ответил тот, прихлебывая из банки. — Легковушка врезалась в автобус. Виноват, вроде бы, водитель легковушки, китаец какой-то, что ли. Пьяный за руль сел.

— Та я бы таким идиотам, из-за которых люди гибнут, руки бы отрезал, чтобы за руль не садились! — произнес какой-то пожилой дядя, сжимая кулаки.

— Та уже и не надо! — сказала женщина, услышав предыдущее высказывание. — Я слышала, водитель погиб на месте, сразу же. И в автобусе несколько пассажиров скончалось от ранений…

— А в какой морг их повезли? — спросил Малфой. Ему необходимо было увидеть погибшего водителя. Может быть, это он совсем не его видел. Но что-то подсказывало Драко — интуиция волшебника или Грима –что видел он именно того водителя.

— Юноша, да вы что? — изумилась женщина. — Откуда я знаю, куда их повезли? В больнице узнайте!

— А в какую всех повезли?

Ему назвали адрес. Драко кивнул, затем зашел за угол одного из домов и трансгрессировал. В больнице он назвался каким-то бедным родственником, у которого сестра ехала утром в этом автобусе. В списке привезенных раненых ее не оказалось (по другому быть и не могло), тогда добрая медсестра дала «обеспокоенному» Малфою адрес морга. Правда, она предупредила, что он уже закрыт, так как сейчас часы показывали одиннадцать часов вечера.

Драко трансгрессировал прямо в здание морга. Некоторое время заняли поиски в картотеке, наконец, Малфой нашел то, что искал.

Он никогда не боялся мертвых, считая, что бояться надо живых. Драко, конечно, много кому насолил, сделал гадостей, но он же никого не убивал…

До того времени, пока он не стал Гримом, до того времени, пока убийства не стали его профессией.

Драко узнал водителя мгновенно. Из памяти еще не стерлось его удивленное лицо, когда сегодня утром душу этого человека затягивала трясина. Узкие глаза, огромная татуировка на руке.

Теперь все встало на свои места. Драко балансировал на границе потустороннего и живого миров. И мог видеть души умерших людей, ведь, по сути, он тоже умер, был ожившим мертвецом. Сердце Малфоя не билось. Он заметил это не сразу, спустя какое-то время. Чего-то не хватало, и только потом он понял, что не слышит привычного сердцебиения. Он не знал, как его организм работает, но все было по-прежнему. Он ел, спал, только в грудной клетке ничего не билось…

Наверное, именно поэтому он был и не живым и не мертвым; поэтому призраки для него были словно хрустальными, он не мог пройти сквозь них; поэтому фестралы почувствовали это, в отличие от «всемогущих» магов.

Малфой и сам не осознал, как трансгрессировал на парапет Бруклинского моста. Холодный ночной ветер отрезвил его, успокаивая. Малфой нырнул вниз, не накладывая никаких маскирующих чар. Ветер свистел в его ушах, блестящая в темноте поверхность пролива Ист-Ривер все приближалась. Драко почти коснулся ее, в последний миг притормаживая и планируя над водой.

Он не боялся, что кто-то его увидит. Сама мысль летающего человека была абсурдна. Но, как ни странно, была правдой.

За эти три месяца Драко свыкся с мыслей, что он Грим, свыкся со своими новыми возможностями и обязанностями, на которые он был обречен. С течением времени у него появлялись новые способности, новые тревожные вопросы и еще более тревожные ответы.

* * *

Тишину темной комнаты огласил громкий звон будильника.

«Какой противный звук!» — подумал Драко. Не открывая глаза, он мысленно произнес заклинание. Послышался новый звук: удар чего-то тяжелого о стену. Звон будильника прекратился.

Минуты через три в голову слизерина пришло осознание того, что будильник он поставил не случайно. Еще через минуту он вспомнил, что перед завтраком должен зайти к директору.

«И чего ей так не терпелось со мной пообщаться? Не могла назначить встречу попозже?»

Малфой должен был зайти в кабинет директора в полвосьмого, за полчаса до завтрака. Сейчас часы показывали 7:05.

Драко поспешно принял холодный душ, чтобы хоть как-то проснуться. Он вернулся в Хогвартс в полпятого утра, всю ночь летая в небе над Англией. Два с половиной часа сна Малфою явно не хватило, и теперь он угрюмо рассматривал в зеркале свое лицо с покрасневшими от недосыпания глазами.

Хотелось грызть свое отражение в зеркале зубами.

«А вот этому милому желанию Грима не следует давать волю!» — подумал Драко. На секунду ему показалось, что стены ванной, отражавшиеся в зеркале, исчезли, уступая место чему-то черному.

Малфой моргнул — видение исчезло. Поспешно списав все это на недосыпание, он пошел одеваться. До встречи с директором оставалось еще пять минут. Профессор МакГонагалл не любила опозданий.

Чтобы не опоздать, Драко трансгрессировал ко входу в кабинет, охранявшемуся двумя горгульями. Кроме них и миссис Норрис перемещение старосты школы никто не заметил.

И теперь Драко стоял перед двумя горгульями, размышляя о том, что директор не дала ему пароля от своего кабинета.

Но долго ждать ему не пришлось. В тот же момент по винтовой лестнице спустилась профессор МакГонагалл.

— Доброе утро, мистер Малфой. Надеюсь, я не заставила ожидать вас слишком долго.

— Доброе утро, директор. Я прибыл только что.

Окончив обмен любезностями, директор сделала жест рукой, приглашая Драко следовать за ней.

Любой человек всегда оказывает определенное влияние на площадь, будь то дом, комната, кабинет. Драко был в кабинете директора всего один раз, тогда, на шестом курсе, его вызывал к себе Дамблдор. Тогда его, как и многих других поразила обстановка этой просторной комнаты, полной необычных серебряных предметов, которые непрерывно вращались, жужжали, выпускали небольшие клубы дыма.

Теперь же эти волшебные приборы исчезли, занимая почетное (и пыльное) место в шкафах. Посередине кабинета стоял громадный деревянный стол из бывшего кабинета профессора МакГонагалл. На столе горой возвышалась стопка пергаментов, в шкафу виднелись папки с документами, датированные разными годами — директор любила порядок во всем, особенно в документации.

— Мистер Малфой, устраивайтесь поудобнее, — предложила профессор МакГонагалл, указывая на стул.

— Благодарю, — учтиво произнес Драко.

Некоторое время директор молчала, разглядывая из под очков Малфоя.

— Мистер Малфой, я бы хотела обсудить с вами ваше назначение старостой школы. Многие ученики, да и преподаватели, были удивлены моим решением. Но для этого были определенные причины.

Драко молчал, внимательно слушая каждое слово директора.

— Я думаю, многие слизеринцы заметили некое отчуждение в лице представителей других факультетов и некоторых преподавателей. Это все касается событий, произошедших за последний год. Во время директорства Снейпа факультет Слизерин был на привилегированном положении, в отличие от других факультетов. Что не могло не посеять раздор между учениками. И во время прямой опасности от Того-Кого-Нельзя-Называть факультет Слизерин показал себя не с лучшей стороны.

В голову Малфоя тут же пришли воспоминания. Пэнси Паркинсон предлагала выдать Темному Лорду Гарри Поттера в обмен на то, чтобы он не нападал на школу. Помнится, тогда Гриффиндор, Когтевран и Пуффендуй встал на защиту Избранного.

— Да, я помню. Также я помню и то, что некоторые хотели использовать слизеринцев как заложников. Ведь на моем факультете много детей Пожирателей.

Профессор МакГонагалл нахмурилась. Она знала об этом и о том, что подобное желание возникало у многих, у очень многих…

— А теперь непосредственно к тому, почему я назначила вас старостой. Сейчас, когда прошло всего несколько месяцев после окончания войны, я опасаюсь, что между факультетами могут произойти стычки, выяснения кто прав кто виноват.

В этом году школьные правила ужесточены. За нападение, драку, приведшую к телесным повреждениям, мы исключаем из школы.

Я бы не хотела, чтобы это произошло…

— Вы думаете, раз среди слизеринцев есть дети Пожирателей, то они начнут мстить за своих родителей? Еще скажите за Темного Лорда! — яростно перебил Малфой. — В Хогвартсе всего один Пожиратель Смерти — и это я!

Драко быстро расстегнул рукав рубашки, показываю черную метку, которая становилась все бледнее с каждым месяцем.

— Мистер Малфой, успокойтесь! Вы не правильно меня поняли. Я не хочу, чтобы ученики играли во взрослые игры, не решили чинить самосуд.

— Скажите это вашим дорогим гриффиндорцам! — посоветовал Драко.

— Следите за тем, что говорите, мистер Малфой! — непререкаемым голосом произнесла директор. — Вы один из лучших учеников Хогвартса, и этого достаточно для назначения вас старостой школы. Но ваше прошлое красноречиво говорит не в вашу пользу. Я бы никогда не назначила вас старостой, если бы не ваши организаторские и лидерские способности.

Вы — лидер, вас слушают, и вам подчиняются слизеринцы, в определенной степени даже больше, чем к декану факультета. Вам даже не надо заставлять кого-то слушать вас, у вас врожденный дар привлекать к себе внимание и убеждать в чем-либо.

Драко ошеломленно смотрел на директора.

— Мистер Малфой, я была вашим учителем на протяжении шести лет. И поверьте моему многолетнему опыту, я всегда вижу внутреннюю подоплеку своих учеников. Мне жаль, что вы изначально пошли не по той дороге…

А сейчас я прошу вас лишь о том, чтобы вражда между факультетами не углублялись. Я знаю, что в ваших способностях воспрепятствовать этому.

Все факультеты равны в правах. Так было всегда и должно быть. Вы свободны, мистер Малфой.

Драко кивнул на прощание и вышел из кабинета директора, не проронив ни слова. Из всего этого разговора он уяснил, что профессор МакГонагалл опасается, что вражда между факультетами разгорится еще больше. Гриффиндор теперь на правах победителей еще больше будет задирать нос и считать, что им все будут спускать с рук.

И профессор МакГонагалл хочет, чтобы Драко сдерживал слизеринцев. Он и не позволит им напасть, напасть первыми. Никто не сделает из них виноватых.

Но если на кого-нибудь из слизеринцев нападут, никого сдерживать он не собирается. Если.

«Победители вершат правосудие. А я на проигравшей стороне, пока», — подумал Малфой, заходя в Большой Зал, полный завтракающих учеников.

Несколько учеников обернулось, недружелюбно глядя на Драко. О том, что он сам Пожиратель, знали немногие, а вот то, что он сын Пожирателя знали все. Один из когтевранцев презрительно сказал что-то другому, показывая пальцем на Малфоя.

Драко заметил это, внимательно посмотрел на того когтевранца и улыбнулся ему. Когтевранец побледнел, по его телу прошла судорога, и он упал носом в тарелку. Его в мгновение ока окружила толпа обеспокоенных однокурсников.

Драко отвернулся довольный собой. В последнее время он заметил, что людям трудновато смотреть ему в глаза, особенно если этот взгляд далек от доброжелательного. Тогда такие вот как этот когтевранец испытывают далеко неприятные чувства…

— Драко, у тебя не улыбка, а оскал зверя, — заметил Блез.

— И тебе доброе утро! — хмуро поздоровался Малфой, глядя на когтевранца, которого тошнило в собственную тарелку. Аппетит это определенно портило. — Что у нас первым уроком?

— Защита от темных искусств, — пробасил Гойл. — С гриффиндорцами.

* * *

В Большой Зал шумно влетели совы, спеша доставить почту. На стол перед Гермионой упала сова-сипуха с очередным номером «Ежедневного пророка».

— Ты все еще выписываешь эту макулатуру? — спросил Рон.

— Да, выписываю, — гордо ответила Гермиона. — Я хочу быть в курсе всех событий.

На некоторое время она скрылась за газетой. Рон пожал плечами и обернулся на кошмарные звуки, доносящиеся со стола Когтеврана. Похоже, одному из представителей этого факультета стало плохо прямо на завтраке.

— Бедный, — произнесла Гермиона.

— Да уж. Перед всеми так опозориться! — произнес Рон. — А слизеринцы вон ржут! Смешно им.

— Да ладно тебе, Рон, — сказал Гарри, продолжая уплетать свой завтрак. — Ты же сам ржал.

— Это я. А это слизеринцы. Кто их вообще в школу пустил? — осклабился Рон. — Отпрыски Пожирателей. У них же на лицах написано, что они нас ненавидят. И спеси у них нисколько не поубавилось, можно подумать, это они победили!

— Рон, утихомирься, — произнесла Гермиона. — Я понимаю, что ты их терпеть не можешь так же, как я и Гарри. Но надо смотреть фактам в глаза. Далеко не у всех слизеринцев родители были Пожирателями.

— Все равно. Они что-то явно затевают! — никак не хотел утихомириться Рон. — Чистокровки проклятые!

— Рон, тебе напомнить, что ты тоже чистокровка? — усмехнувшись, спросил Гарри.

Первым уроком у гриффиндорцев была Защита от темных искусств, которую вел новый преподаватель. За последние семь лет сменилось семь преподавателей. И всех их постигла не самая счастливая судьба. Четверо из них уже умерло, один сошел с ума, двоих заключили в Азкабан после окончания войны. Теперь многих интересовал вопрос: задержится ли новый преподаватель по защите больше чем на год?

Седьмой курс Гриффиндора и Слизерина ждал возле дверей кабинета защиты от темных искусств. Как только прозвенел звонок, появился преподаватель. У него была странная дерганая походка, слегка прихрамывающая. Профессор прошел мимо учеников и пригласил их в класс.

Семикурсники тут же расселись за парты, вытащив учебники, перья, свитки. Почти каждый из них украдкой посматривал на преподавателя, пытаясь лучше разглядеть его внешность. В ней не было чего-то такого необычного (как, например, в лице профессора Грюма) кроме, пожалуй, ярко-синих глаз. Кто-то сказал, что у Дамблдора были такие же глаза.

«Может, глаза у него были и такого оттенка. Но у Дамблдора они всегда лучились добротой, смехом, каким-то внутренним светом. А от взгляда профессора можно разве что замерзнуть!» — определил Гарри. Ведь он больше всех учеников здесь сидящих общался с Дамблдором.

Тем временем, профессор Трегер обвёл взглядом всех присутствующих, от чего многим стало не по себе.

— Так как меня представили на банкете, то нужды представляться ещё раз не имеет смысла. Но если среди вас были глухие или люди недалекие, что, увы, случается, то придется повторить. Меня зовут Эммануил Трегер. Я профессор по защите от темных искусств, если кто забыл, на каком уроке он находится.

В аудитории раздался смешок, но тут же стих. Преподаватель подошел к парте, за ней сидели Гойл и Малфой, который, похоже, дремал.

— Ученик, встать! Ваше имя.

Малфой посмотрел на преподавателя, не спеша встал и лениво произнес:

— Драко Малфой.

— Мистер Малфой, позвольте узнать, что должны ученики делать на уроке?

— Слушать преподавателя? — насмешливо спросил Малфой, встречаясь глазами с ледяным взглядом профессора.

— Верно, но никак не спать на уроке! — рявкнул профессор, но на Драко это никакого впечатления не произвело, в отличие от класса. — Повторите то, что я сказал в начале урока.

— Так как меня представили на банкете, то нужды представляться мне не имеет смысла. Но если среди вас были глухие или люди недалекие, что случается, то придется повторить. Меня зовут Эммануил Трегер. Мне продолжать?

Профессор Трегер остался довольным ответом.

— Мистер Малфой, у вас отличная память. Но если вы еще раз будете спать у меня на уроке, то вам придется запоминать весь учебник по защите наизусть и рассказывать мне.

— Как скажете, профессор, — произнес Малфой.

— Садитесь.

Эммануил Трегер вернулся к преподавательскому столу, взял в руки журнал и начал читать фамилии, удостаивая их обладателей быстрым пронзительным взглядом. На одних он вообще не смотрел, на других наоборот задерживал свой взгляд.

— Мисс Грейнджер, подъем! — тяжело глядя на девушку, произнес Эммануил Трегер.

Гермиона встала. Профессор молниеносно пустил в ученицу заклинанием. Гермиона ожидала вопросов, но никак не такого, поэтому даже не вытащила палочку. Ноги девушки тут же пустились в пляс.

— Финита! — произнесла Гермиона, направляя палочку на свои ноги.

— Скверно, мисс Грейнджер! Очень скверно! — констатировал профессора. — Надо быть всегда готовым к нападению, особенно на уроке защиты. А теперь записываем тему!

Гермиона зло посмотрела на него и села обратно за парту.

Повинуясь палочке профессора, на доске начала появляться тема урока.

— Нет, ты видел! Малфою, который дрыхнул, ничего, а в меня сразу заклинанием! — произнесла Гермиона, обращаясь к Гарри. — Я не пойму, за что он меня так невзлюбил-то?

— У слизеринцев выискался новый защитник, — буркнул Гарри.

Он посмотрел на слизеринцев, те дружно загоготали, показывая на Грейнджер пальцами.

— Пять баллов со Слизерина! — произнес профессор Трегер, даже не поворачиваясь.

— За что? — просипел Гойл.

— Десять баллов со Слизерина! — сказал преподаватель, уже поворачиваясь. — За идиотские вопросы!

* * *

По всему Хогвартсу пошли разговоры о новом преподавателе защиты. Все обсуждали Эммануила Трегера, его способ преподавания и то, как он снимает очки с факультетов за малейший проступок. Правда, все признавали, что снимал очки с факультетов он одинаково, никого не выделяя.

После его уроков в песочных часах факультетов драгоценных камней становилось обычно меньше, чем было до его урока.

Теперь ученики с опасением ждали трансфигурации и ее нового преподавателя.

— Если и профессор Морисон окажется таким же сумасшедшим, то это все — конечная станция! — произнес Рон в пятницу за обедом. Следующей парой у Гриффиндора должна была быть Трансфигурация.

Гермиона улыбнулась Рону и продолжила поглощать обед. Ее взгляд мельком прошел мимо стола слизеринцев и остановился на Малфое. Она совсем забыла про тот странный случай с плаксой Миртл. Времени спросить у призрака или зайти в библиотеку не было. Преподаватели задавали огромные домашние задания, ссылаясь на то, что седьмому курсу придется сдавать ЖАБА, да еще и обязанности старосты школы. Декана львиному факультету еще не назначили. И часть его обязанностей легла на плечи Гермионе. Профессор МакГонагалл все еще колебалась между двумя новыми преподавателями, не зная, кого назначить на эту должность. Все же директор долгое время была главой этого факультета и не могла кому попало отдать своих учеников.

Теперь же Гермиона вспомнила о том загадочном столкновении Малфоя с приведением. Рон предложил Гермионе отправиться к кабинету Трансфигурации, чтобы не опоздать. Но староста школы сослалась на какие-то неотложные дела и попросила Рона не ждать ее. Как только он ушел, девушка позвала Почти Безголового Ника, призрака дома Гриффиндора.

— Сэр Николас! Вы не могли бы мне помочь?

Призрак медленно и величаво подплыл к ней, выражая полную готовность к оказанию помощи. Гермиона невзначай прикоснулась к манжету его призрачного рукава. Ощущение было, словно она опустила руку в ковш с ледяной водой. Ее рука свободно прошла сквозь руку привидения.

— Сэр Николас, а может ли человек столкнуться с призраком?

— Что значит — столкнуться? — удивился Почти безголовый Ник, его голова удивленно дернулась.

— Ну, — Гермиона замялась. — Не пройти сквозь него, а столкнуться как будто с твердой материальной поверхностью…

— Нет, не может, — задумчиво произнес Ник, удивленный ее вопросом. — Привидения бестелесные существа, неплотные. Мы можем проникать через любые стены, через любую твердую, жидкую поверхность. Но столкнуться с человеком мы просто не можем, так как могут столкнуться живые люди, в вашем понимании…

Гермиона кивнула, на секунду посмотрев на часы. Через две минуты начинался урок, а еще надо было добежать до кабинета Трансфигурации, который находился довольно далеко. Девушка поблагодарила сэра Николаса и поспешно убежала, не услышав последних слов призрака:

— Хотя знаешь, был такой случай с одним моим знакомым из дуэльного клуба…

Но мисс Грейнджер была уже далеко.

* * *

Внешность Роберта Морисона кардинально отличалась от внешности Эммануила Трегера. И дело было даже не в цвете и длине волос, а в выражении. Профессор Трансфигурации одной своей внешностью располагал к себе людей, легко находил с ними общий язык, много смеялся и обладал прекрасным чувством юмора.

Профессор Морисон быстро провел перекличку класса, удостоив широчайшей искренней улыбкой Гарри Поттера. Как, впрочем, и многие учителя.

— Здравствуйте! — произнес он. Ученики произнесли угрюмое «Здрасьте!».

Но это ничуть не смутило преподавателя.

— В этом году вы сдаете ЖАБА. И моя задача на должном уровне подготовить вас к этому, — произнес профессор. — Я понимаю, что я новый преподаватель, я не учил вас предыдущие шесть лет, вы не знакомы с моим методом преподавания и так далее до бесконечности. Профессор МакГонагалл описала мне ваш класс как очень способный и трудолюбивый…

— Да ладно! — недоверчиво сказал Рон.

— Это ты, наверно, про себя! Еще бы ты был способный, — послышался тихий ехидный голос Блеза Забини.

— Это МакГонагалл явно обобщила, Уозлик, тебя в списке способных точно нет, — подержал друга Малфой.

— Тихо! — громко произнес профессор, в классе наступила тишина. Рон незаметно для преподавателя показал слизеринцам неприличный жест. — В этом году вы приступаете к изучению самых сложных превращений с человеком. Первый семестр мы будем изучать трансфигурацию человека в объекты неживой природы, второй семестр посвятим трансфигурации в животных, птиц и тому подобное.

Кто скажет мне, почему трансфигурация человека в живых существ более сложная?

Гермиона отработанным жестом подняла руку. Привычка отвечать на все вопросы осталась, никуда не исчезнув за прошлый год.

— Трансфигурация человека в животных и птиц сложнее, так как требует трансформации всех живых тканей, костей, позвоночника и нервной системы человека в животного. Живые клетки человека всегда сложнее поддаются трансфигурации.

— Отлично, мисс… Грейнджер. Пять балов за ваш ответ! И продолжим.

Профессор Морисон преподавал хорошо. Он доступно объяснял материал, а если кто-то не понимал, то разжевывал материал до того времени, пока ученик не поймет.

«Тут бы и Гойл понял!» — говорил Гарри в таких случаях. Грегори Гойл Трансфигурацию не посещал, так как набрал по СОВ самый низкий балл из всего класса.

Первые две недели учебы в Хогвартсе пролетели незаметно. Ученики снова привыкали к укладу жизни в школе, к обязательному выполнению домашних заданий, к призракам, просачивающихся сквозь стены, Пивзу и окрикам завхоза Филча.

Деканом Гриффиндора все-таки назначали профессора Морисона, чему гриффиндорцы были очень рады. С плеч Гермионы Грейнджер свалилась часть обязанностей, что также не могло ее не радовать. Гарри все больше времени проводил с Джинни, гуляя по окрестностям Хогвартса, вдали от своих фанаток. А вот Рону Уизли слава была по душе. Его часто можно было увидеть окруженного толпой девчонок и рассказывающего про ограбление им Гринготса или вторжение в Министерство Магии. Эти истории, заметно приукрашенные в пользу Рона, уже мало походили на правду.

Первым «посетителем» больничного крыла стала Пэнси Паркинсон, которая обожглась ядовитым плющем на Травологии. Теперь она с возмущением рассказывала всем навещавшим ее слизеринцам, что растение чуть не убило ее, и что профессор Стебль свихнулась, давая им работать с такими опасными растениями.

Чаще всего ее навещали ее подруги, пару раз приходил Блез Забини. Драко не пришел ни разу, что не могло не расстраивать Пэнс.

Малфой же едва ли знал, что творилось в Хогвартсе. В свободное от занятий и худо-бедного выполнения домашних заданий время его не бывало в Хогвартсе. Он прибывал в школу поздно ночью, после долгих полетов в небе или нечастых посещений ночных клубов.

Его отсутствие замечали только его друзья-слизеринцы, которые думали, что Малфой делает домашние задания, запершись в своей комнате. Они еще удивлялись такому рвению к учебе.

То, что у старост школы была своя комната, очень способствовало отлучкам Драко. Никто не видел, что он уходил или приходил, как было в общих комнатах.

Драко Малфой стоял в своей комнате, намереваясь покинуть ее уже навсегда и больше уже никогда не возвращаться в Хогвартс. Особого сожаления он не испытывал, может, легкую грусть, и то она была почти незаметная. Все же здесь прошли шесть лет его жизни.

«Но больше Грима здесь ничего не удерживает!» — пронеслось в голове Драко.

— Ошибаешься, Грим, — произнес чей-то негромкий голос.

Малфой тут же оглянулся в поисках источника голоса, но в комнате кроме него самого никого не было.

— Гоменум Ревелио! — тихо произнес Драко. Подчиняясь его голосу, комнату на миг накрыла тень. И ничего не произошло.

Кроме Малфоя людей здесь не было.

«Галлюцинациями я вроде бы не страдаю», — не очень уверенно подумал Малфой.

В комнате раздался смех, он исходил со стороны зеркала в ванной комнате. Драко осторожно приблизился к нему и заглянул. Вместо отражения светловолосого молодого человека, зеркало показывало лицо Филиппа Гецова. Позади лица предыдущего Грима был мрак, иногда озарявшийся красноватыми вспышками, но никак не кафель ванной комнаты.

— Но как? — пораженно спросил Малфой.

Лицо Филиппа приняло удовлетворенное выражение.

— Ты не особо удивляешься, когда видишь отлетающую душу, а когда видишь меня, то думаешь, что страдаешь галлюцинациями.

С тех пор как ты умер и стал Гримом, прошло около трех месяцев. И пора бы тебе, наконец, посетить потусторонний мир, которого ты пока избежал. А также узнать о твоем новом задании.

— Задании? Я думал, моя задача — убивать…

— Не здесь, — голос Филиппа из насмешливого мгновенно стал серьезным. — У стен этого замка есть уши. А теперь иди за мной.

Малфой с иронией посмотрел на него.

— И как?

— Через зеркало, конечно же, — произнес Филипп, словно это была очевидная истина. — А я думал, ты умнее. Зеркало — связующий элемент между миром живых и миром мертвых. Пока ты сможешь проникать в потусторонний мир только через зеркальный проход, иначе тебя засосет трясина. Ты еще не готов к мгновенным перемещениям сквозь миры. Но позже научишься.

Филипп Гецов повернулся к слизеринцу спиной и исчез где-то в зеркальной дали того мира.

Драко несколько секунд ждал, что он появиться, а потом, ощущая себя полным идиотом, дотронулся до зеркальной поверхности ладонью. Ладонь легко прошла сквозь зеркало словно через воду. Глубоко вздохнув, Малфой просунул голову в зеркало и тут же начал падать куда-то.

Когда он открыл глаза, то понял, что находится уже не в своей комнате, не в Хогвартсе и даже не в Британии. Руки ощутили сухую поверхность земли, лицо обжег горячий воздух, глаза постепенно привыкали к темноте. Драко втянул отвратительный запах гари и встал.

Он находился по ту грань мира.

На миг темноту разорвала алая вспышка. Она возникла на горизонте, заполнив за считанные секунды все пространство. А затем также стремительно, как появилась, и исчезла. Все снова погрузилось в темноту.

Атмосфера в этом мире была удушающая. От гари и серы в воздухе дышать было практически невозможно, в горле першило. Ветер сбивал с ног, опаляя лицо горячим воздухом.

Малфой прикоснулся руками к глазам, обожженным багряным заревом. На какое-то время он ослеп.

— Потом привыкнешь. Оно здесь часто бывает, — произнес Филипп.

«Если еще раз здесь побываю, возьму с собой темные очки», — пронеслась в голове Драко мысль.

— Ты попал сюда впервые, и не сможешь находиться здесь долго. Минут пять, не больше. Встретиться же с тобой мне разрешено всего один раз, так что буду кратким. Ты не должен покидать Хогвартс.

— Почему? — спросил Драко, перекрикивая бушующий ветер. Самый банальный вопрос, на который он был способен.

Собственный голос показался ему надломленным и нестройным, Филипп Гецов то приближался, то уносился куда-то далеко. Это была как будто искаженная игра, а игроком был сам этот мир.

— Тебе дано новое задание, — произнес Филипп, замолчав. А затем он взял Малфоя за руку, и они в одно мгновение оказались далеко впереди. Там, откуда появлялось багряное зарево. От немыслимой скорости этого перемещения Драко еле устоял на ногах. И если бы не твердая рука Филиппа, он бы точно упал вниз, в бездну, силуэты которой смутно угадывались в темноте.

— Демоны из низшего мира. Они начали прорываться.

Между мирами всегда существовала четкая граница. Никто из потустороннего мира не мог проникнуть в мир живых. Это закон, за нарушение которого назначено тяжелое наказание.

Мертвым нет место в мире живых. Души умерших людей могли находиться в вашем мире только как призраки, тени ушедших людей. Тех, кто слишком боялся смерти.

Но демонам все равно удавалось прорываться. Пусть раз в тысячи лет, но удавалось. Тогда мир сотрясали ужасные войны, мор, кровопролития, хаос. Гибли целые империи, народ. Люди с завидным постоянством убивали друг друга, и после их смерти ад пополнялся тысячами новых душ.

И каждый раз демонов изгоняли из мира живых, всех их ждала пустота.

— Пустота?

— По сути, их сущность растворяли, распыляли в небытие. Но этих демонов было единицы. Теперь же демоны пытаются прорвать завесу по всему миру. Несколько уже в вашем мире. Пускай пока они самые слабые и ничтожные из всего низшего мира, но они во много раз сильнее любого мага. Их цель — получить ваше тело и вашу душу. А также магическую силу. Без нее они не могут долго существовать в мире живых. Поэтому они ищут волшебников.

Чем сильнее отнятый магический дар, тем дольше живет демон. Иногда силы может хватать на месяцы, иногда на дни.

А теперь смотри!

Бездна, в которую чуть не свалился Малфой, имела дно. И это дно и то, что там было, подчиняясь игре потустороннего мира, с каждой секундой становилась все ближе к Драко.

Это был скорее огромный глубокий котлован, на его дне слабо мерцала алая точка, с каждой секундой становясь больше. Драко попытался всмотреться туда, куда показывал Филипп. Сначала он ничего не видел, но, приглядевшись, он увидел нечто, обитавшее на дне.

Никогда раньше Малфой не видел подобного, и не хотел видеть снова. Это напоминало огромное болото, в котором смешалось множество человекоподобных существ. Они непрерывно двигались, корчились, извивались в «болоте», словно в липкой грязи, выбраться из которой им не представлялось возможности.

Алая точка превратилась в алое сияние, стремительно освещавшее стены огромного котлована, вмурованных в них существ. И везде тела, тела, тела…

Драко поспешно отвернулся, его мутило. Он не мог больше выносить этого зрелища.

— И как все это связано со школой? — с трудом спросил он.

— Демоны стекаются в округи Хогвартса.

Малфой уставился на Филиппа, с трудом противостоя ветру.

— Почему? — тупо спросил он.

— Твоя задача — понять.

Багряное зарево, наконец, достигло пределов котлована, стремительно вырываясь за его пределы. Ярко-красная волна захлестнула мир теней.

* * *

Еще никогда Драко не был так рад видеть потолок своей ванной комнаты в Хогвартсе. Он лежал на полу, ощущая спиной холодный кафель. Обожженные глаза болели и слезились.

В голове крутилась картина вереницы увязших в котловане тел.

Демоны.

«Твою ж мать!» — подумал Драко.

Он еще некоторое время лежал на полу, разглядывая потолок и ползущего по нему паука. Прикончить насекомое Малфою стоило меньше, чем щелкнуть пальцами. Но он почему-то упорно наблюдал, как паук неторопливо перебирает лапками.

Убить было легко. Но какова была цена убийства? Вечность в том котловане?

Или что-то похуже…

«А где буду я? Ведь я уже убивал…»

* * *

В последнее воскресенье сентября начались прогулки в Хогсмид. Ученики с радостью восприняли эту новость, тем более, что последние деньки первого месяца осени выдались как никогда теплыми. И многим не терпелось прогуляться в магическую деревню. Особенно третьекурсникам, которые должны были посетить Хогсмид впервые.

Филч ходил по школе втрое мрачнее, чем обычно. Наверное, предчувствовал скорую бомбардировку коридоров бомбами-вонючками.

Гарри, Джинни, Рон и Гермиона собрались идти в Хогсмид вместе. И наконец-таки навестить Джорджа, который все-таки купил магазин «Зонко» и поселился на втором этаже.

В прошлом году магазин волшебных диковинок был закрыт, так как учеников Хогвартса в целях безопасности не пускали в Хогвартс. Из-за этого число покупателей резко упало, и магазин стал не прибыльным. Теперь же продажа товаров «Зонко» быстро набирала обороты. Джордж Уизли за день несколько десятков раз трансгрессировал из «Всевозможных вредилок братьев Уизли» в «Зонко». Помощи Фреда в торговле не хватало. И с недавних пор Джорджу на помощь пришла его девушка Анджелина Джонсон.

— Ну, маме она нравится. Мама считает, что Анджелина немного отвлечет Джорджа, — произнесла Джинни, решительным шагом ведя друзей по улицам Хогсмида. — А то сначала на него страшно смотреть было. Он переживал больше, чем все мы…

Голос Джинни задрожал. Рон старательно ни на кого не смотрел, предпочитая разглядывать какую-то вывеску.

Гарри успокаивающе сжал руку своей девушке. Семья Уизли все еще не смирилась с потерей любимого брата.

— Джордж полностью погрузился в работу, я не знаю, отдыхал ли он. Даже наш трудоголик Перси работал меньше. Ох, смотрите!

Рыжеволосая девушка указала на огромную группу учеников Хогвартса, столпившихся у входа в «Зонко».

— Джордж точно будет самым богатым в нашей семье! — присвистнул Рон, с трудом протискиваясь к прилавкам и осматривая многочисленные коробки, в которых виднелись забастовочные завтраки, удлинители ушей, усовершенствованные перья для письма и многое другое. — Перси его никогда не догнать, только если его мечта когда-нибудь сбудется, и он станет Министром Магии! Гарри, ты только посмотри!

Рон утащил Гарри куда-то в сторону, где уже столпились несколько гриффиндорцев. Все они рассматривали что-то, смеялись и поспешно готовили золотые галеоны, серебряные сикли и бронзовые кнаты.

Джинни и Гермиона тем временем нашли Джорджа, который терпеливо разъяснял что-то пожилому магу. Тот явно был глуховат, поэтому Джорджу приходилось перекрикивать шумевшую в магазине толпу.

— Да, это вам поможет!!!

— Дорого, но…

— А что я могу сделать???

Наконец, недовольный покупатель ушел, так ничего и не купив.

Джинни подошла к раскрасневшемуся и довольно помятому брату. Тот приветливо улыбнулся сестре и Гермионе, убирая прилипшие волосы со лба. Джордж тяжело вздохнул.

— Это покупатель просто женский эквивалент тетушки Мюриэль! — весело, но, все же, немного устало произнес Джордж.

— Почему? — не поняла Гермиона.

— Такой же старый, глухой и несносный!

Девушки засмеялись.

— Видишь ли, мантии-щиты у меня дорогие! Предлагал вместо галеонов исправить мои кривые уши!

— Точно Мюриэль! — рассмеялась Джинни. — Только она могла сказать, что у тебя кривые уши…

— А где застряли Рон и Гарри? Или вы пришли без своих… кгм… молодых людей?

— Они застряли возле какого-то прилавка, — Гермиона указала рукой в сторону.

— О, это хит сезона. Волшебные приколы. Я сейчас вам все покажу!

— Гермиона, Джинни! — окликнул их чей-то очень знакомый голос. Это была Анджелина Джонсон.

— Привет! — хором ответили девушки. — Как ты?

— Все хорошо. Я вижу, Джордж показывает вам новые владения.

— Да, дорогая! — театрально выпятив грудь, произнес Джордж и поцеловал свою девушку в щеку. — А теперь идемте скорее.

Джордж с трудом протиснулся сквозь хихикающую толпу. В образовавшийся среди людей проход поспешно юркнули Джинни, Гермиона и Анджелина. Девушки тотчас же увидели Рона в очках, стоящего в костюме мушкетера, в шляпе с павлиньим пером и огромными пышными рыжими усами. Джинни и Гермиона тут же захохотали вместе с остальными. Ну, уж очень комично смотрелся Рон с подобными усами как у кота.

— Это специальные портативные очки! — объяснил Джордж. — Надеваешь их и тут же оказываешься одетым в самую любую одежду.

Хозяин магазина надел ярко-салатовые очки. На секунду его заслонила дымная завеса, а потом он предстал в одежде племен юмба-мумба. На Джордже была надета одна единственная юбочка, сделанная из пальмовых листьев, голову украшал такой же венок. Магазин сотряс взрыв хохота, в том числе и Джорджа.

— Мистер Уизли! — перекрикивая толпу, появился маленький кругленький мужчина, размахивающий пергаментом словно флагом страны. — Мистер…

Лицо мужчины удивленно вытянулось, когда он увидел Джорджа.

— Да, Смит? — невозмутимо спросил мистер Уизли, приняв серьезное выражение лица, никак не вязавшее с его одеянием, точнее, с его почти полным отсутствием.

— Там покупатель говорит, что вы продали некачественный товар!

— Сейчас разберемся! — заверил Джордж своего подчиненного, трансгрессируя в Косой переулок.

— Джордж, ты забыл снять очки! — крикнула ему Анджелина, но мистер Уизли уже успел переместиться.

— Ну, вот так с ним всегда! — рассмеялась Анджелина. Она еще некоторое время поболтала с Гермионой, Джинни, Гарри и Роном, но потом появился еще один помощник, и Анджелина спешно отошла куда-то.

Гриффиндорцы еще некоторое время побыли в «Зонко», затем решили прогуляться по Хогсмиду. Они побывали в «Сладком королевстве», где кошельки всех четверых значительно опустели, затем зашли в «Шапку-невидимку», в магазин волшебной одежды. Джинни и Рон намеревались подарить новую парадную мантию своему отцу на День Рождение.

Выбирали мантию долго. Ни Джинни, ни Гермионе не нравилась ни одна из мантий, предложенных продавцом. Наконец, порядком уставший продавец предложил им то, что удовлетворило пожелания обеих гриффиндорок. Гарри и Рон при этом выглядели почти такими же измочаленными как и продавец.

— Теперь, когда мучения позади, предлагаю пойти в «Три метлы», — предложил Гарри, веселеющий с каждым шагом от магазина «Шапка-Невидимка».

— Не так уж ты мучился. Это мы выбирали все-таки, а не ты! — заявила Джинни, вручая парню пакет с драгоценной покупкой.

К пабу «Три метлы» они подошли вместе с большей частью однокурсников. Когтевранцы, пуффендуйцы, слизеринцы и гриффиндорцы традиционно заканчивали поход в Хогвартса в пабе за кружечкой сливочного пива.

— Гермиона! Гермиона Грейнджер! — окликнул девушку кто-то.

Гермиона обернулась. На ее лице появилась радостная улыбка.

— Джеймс! Какими судьбами?

Это был ее друг из Австралии. Фотограф, сделавший ее снимки для журнала «Тинейджер».

— Да все по работе. Вот фотографирую разных британских политиков на какой-то там важной ассамблее. А ты учишься?

— Да. Последний курс Хогвартса. Позволь тебе представить моих друзей: Гарри, Рон и Джинни.

Джеймс поочередно пожал всем руки. Рон это сделал крайне нехотя, ревниво поглядывая на сияющую Гермиону.

— Можно мне с вами? — спросил Джеймс.

— Да, конечно…

— Нет! — резко заявил Рон.

— Почему это? — не поняла Гермиона.

— Я не хочу, чтобы он пялился на тебя!

— Не придумывай, пожалуйста. Джеймс — мой друг и очень хороший человек!

— Ты его защищаешь? Он что тебе нравится?

— Рон, не в том дело. Он — мой друг! Неужели это так сложно понять?

Рон, уши которого стали пунцовыми, брезгливо посмотрел на Джеймса.

— Все с тобой ясно, в Австралии у тебя появились новые хорошие друзья, не чета нам! Теперь понятно, чего ты не хотела оттуда уезжать!

— Да как ты смеешь такое говорить девушке? — вспылил Джеймс, медленно подходя к Уизли. Рон, не долго думая, заехал ему по челюсти и получил удар в живот.

Какие-то младшекурсницы испуганно завизжали. Дерущихся тут же растащили.

— Рон, опомнись! — закричал Гарри. Рон поспешно вырвался от него.

— Иди, помоги своему другу! А то он никак не очухается! — произнес Рон, обращаясь к Гермионе. Его уже начала окружать толпа восхищенных малолеток, которые что-то кричали о противных иностранцах и пытались удержать гриффиндорца от продолжения драки.

— Рон, я не пойму, что с тобой случилось? Ты не был таким, никогда не был! — произнесла Гермиона.

Рон пожал плечами.

— Это слава ударила тебе в голову! Ты всю жизнь был в тени, а теперь, когда у тебя столько фанаток, ты перестал быть Роном, — убито произнесла Гермиона, наблюдая, как девушки повисли на Роне.

Лицо Рона стала злым. Староста школы задела опасную струну в его сердце.

— А тебе то что? Ты же у нас самая умная, постоянно в библиотеке сидишь, не выходишь оттуда! И вечно говоришь, что и кому делать! Вечно твои придирки: то не делай, се не делай! И взгляд, будто ты мы все по сравнению с тобой тупые и неотесанные! — в толпе учеников Хогвартса раздались согласные крики. — Вот староста теперь. Вообще спуску не стало. Тебе ж только власть нужна, чтобы управлять всеми…

— Замолчи! — крикнула Гермиона, ощущая, как в сердце разрывается что-то.

— Не буду. Я не хочу всю жизнь подчиняться тебе. Не делать того, не делать этого. Надоело!!! Мне надоело это!

Толпа притихла.

— Тогда иди к своим малолеткам, к Лаванде, к кому угодно! Раз я такая ужасная! — Гермиона сама не понимала, что говорит. Лишь бы ударить его побольнее.

— И пойду! — уверенно произнес Рон. Его лицо было перекошенным, почти таким, когда он носил на себе медальон-крестраж. — Она не такая, как ты. Ей нужен я, а не книги. ОНА ЖИВАЯ!!!

Гермиона почувствовала, как подкашиваются ноги. Она не могла больше выносить этого. Это все было неправдой. Бредом, кошмаром. И сейчас она проснется.

«Пусть это будет сон! Господи, пожалуйста!» — умоляла она.

Ученики Хогвартса молчали. Гарри был белый, как полотно, Джинни так и стояла с открытым ртом, Джеймс прижимал руку к разбитой челюсти.

Гермиона, стараясь ни на кого не глядеть, повернулась к Рону спиной и побежала.

* * *

Гермиона бежала сквозь плотную толпу, яростно глотая слезы. Никогда она не думала, что поход в Хогсмид теплым солнечным днем обернется подобным образом

— Эй, девушка, осторожнее! — крикнул Гермионе какой-то хлипкий мужчина, которого она чуть было не сбила. Пакет, находившийся у него в руках, упал на землю. Из него прямо на землю вывались драконьи печенки.

— Семь галеонов за штуку! И все испорчено! — волшебник горестно всплеснул руками и помахал кулаком в сторону Гермионы. Но девушка этого уже не увидела.

Она мчалась, сама не зная куда. Главное, подальше от Рона, затравленного взгляда Гарри, Джинни, удивленно распахнувшей рот, от всех однокурсников, ставшими свидетелями ссоры, ее унижения… Слезы текли по щекам Гермионы. Она поспешно спряталась в каком-то темном переулке, вне поля зрения кого-либо. С губ девушки вырвались рыдания. Гермиона сотрясалась всем телом, а слезы все текли и текли нескончаемым потомком.

Она не знала, сколько просидела в этом углу. Девушка очнулась уже тогда, когда на Хогсмид надвинулись сумерки. Пора было возвращаться в Хогвартс, она и так явно опаздывала. А там Рон, Гарри, однокурсники, жалеющие и злорадствующие взгляды…

«Только не это!» — решила Гермиона.

Внутри нее не было ненависти, обиды, злобы. Они исчезли вместе со слезами. Сейчас внутри была только пустота. Чувствовать для нее сейчас было слишком больно. Слез на глазах не осталось. Гермиона пыталась не думать как сейчас выглядит. Скорее всего ужасно.

Все равно.

Вынырнув из раздумий, Гермиона поняла, что находится около входа в «Кабанью голову». Свежевыкрашенная вывеска чуть скрипела, качаясь на ветру. Сквозь давно, а то и никогда, немытые окна слабо виднелся свет. Около входа стояли два гоблина, обсуждая что-то на своем скрипящим языке.

Гермиона некоторое время в нерешительности помялась возле входа, а затем все же решила зайти. Это продлит время до ее возвращения в Хогвартс, да и еще она порядком замерзла на улице. А в трактире всегда было тепло, хоть и грязно.

Уже вечерело, и ощутимо становилось прохладнее. Тепла, которое было днем, не было и в помине. Осень медленно и неукротимо вступала в свои права.

Внутри трактира почти не было людей. За дальним столиком возле окна сидел какая-то отвратительно вида ведьма с цыганской шалью на плечах. Она курила трубку, из которой вырывалось ядовито-зеленое пламя, освещавшее морщинистое лицо пожилой женщины. Из-за этого в зале стоял какой-то одурманивающий запах. Гермиона вдохнула его, и у нее тотчас же закружилась голова. Цыганка рассмеялась.

В противоположном углу сидел нищенского вида мужчина. Он хлестал из стакана какой-то дымящийся напиток, при этом довольно фыркая и чихая. Увидев Гермиону, он тотчас же прохрипел:

— Эй, детка! Ты случайно не за мной?

Гермиона не обратила на него внимания. Если полезет — волшебная палочка всегда наготове. И даже в таком состоянии, в каком она сейчас, ее заклинания ошеломляюще точны.

Девушка подошла к барной стойке. Аберфорта за ней не было.

«Скорее всего, в подсобке, но точно не занимается уборкой», — решила Гермиона, глядя на грязные бокалы.

Недалеко от нее, тоже возле барной стойки, сидел еще один посетитель «Кабаньей головы». Мужчина в плаще, капюшон натянут на самые глаза. Явно скрывается от кого-то, возможно, контрабандист, каких здесь не редкость. Продают драконьи яйца, хвосты единорогов, яд акромантула и многое другое.

Мужчина ничего не пил, лишь барабанил по столу пальцами, выбивая своеобразный такт. Гермиона от нечего делать засмотрелась на его руки. Они казались белыми, какими-то бестелесными, особенно на фоне угольно-черного плаща. Девушка подивилась чистоте и аккуратности ногтей незнакомца.

Вспомнить Рона, так у него руки все время в чернилах. И все тетради в кляксах.

Гермиона разозлилась на себя за то, что при воспоминании о Роне внутри что-то снова болезненно сжалось. Она всегда боялась, что при разрыве их отношений их дружба могла не выдержать.

Но подобные слова не прощают ни влюбленным, ни друзьям.

Неосознанно Гермиона начала тарабанить рукой по барной стойке в такт перестуку того мужчины в плаще. Она поняла это только тогда, когда заметила, что посетитель повернул к ней свою голову.

Девушка тотчас же прекратила. Хорошо, что она не видела лицо этого человека, иначе бы точно покраснела. А так, когда видишь только крылья носа и тонкие насмешливые губы, почему-то никакого стеснения не чувствуешь.

Из подсобки как раз вернулся Аберфорт, неся в руках бутыль с вином. Перед незнакомцем в плаще тотчас же был поставлен бокал с этой самой жидкостью.

— Ну, и чего тебе? — грубовато спросил бармен.

— И тебе привет, Аберфорт. Сливочное пиво, — ответила Гермиона устало.

Бармен обернулся и выудил откуда-то пыльную бутылку сливочного пива. Девушка отхлебнула из нее.

— Как дела? — спросил Аберфорт, протирая стакан грязной тряпкой.

— Лучше не спрашивай, — ответила Гермиона, встречаясь с ярко-голубыми глазами бармена.

«Совсем, как у Дамблдора. Стоп. Он и есть Дамблдор. Только Аберфорт, а не Альбус».

— Тогда, может, что-нибудь покрепче?

— Не надо. У меня завтра контрольная.

«И правда кроме книг и уроков меня больше ничего не интересует!» — от этой мысли на душе стало еще хуже.

А в душу и так уже как будто плюнули. Причем раз десять. Причем плевал явно верблюд.

— Ну, как хочешь, — ответил Аберфорт. — Мне потом тоже неохота возиться с пьяными девицами.

— Ты такой добрый, Аберфорт! — произнесла Гермиона, допивая сливочное пиво. — Пока. Мне пора. Я ведь староста…

— Звучит паршиво.

— Еще как! — согласилась Гермиона.

Она вышла из трактира, кутаясь в мантию. На улице было темно хоть глаз выколи. И как уже успело так потемнеть?

Девушка тут же ускорила шаг. Минут пять она шла, а потом сообразила, что в темноте свернула не туда. Прямо перед ней виднелась Визжащая хижина.

«Мерлин! Надо было так заблудится!»

Тут Гермиона услышала чьи-то шаги. Интуиция, безошибочная у волшебников, подсказывала, что позади опасность. Рука девушки сжала волшебную палочку.

Она была готова к чему угодно, но не к этому.

Гермиона обернулась, мгновенно почувствовав ледяной холод. Девушка выставила перед собой палочку. Секунда — и волшебная палочка раскололась на две половинки…

* * *

— Ха! — громко произнесла Пэнси Паркинсон, входя в паб «Три метлы». — Вы видели лицо Грейнджер, когда Уизли сказал, что типа она — не живая? Я чуть не умерла со смеху!

Слизеринская компания загоготала. Малфой лишь ухмыльнулся. Сейчас вся школа, все ученики обсуждали эту новость. Вон Гарри Поттер и рыжая Уизли сидят с белыми, как полотно, лицами. Оба как будто пришибленные. Оба молчат. Видно, сказать нечего.

— Она действительно как зомби со своими книжками! — продолжала Пэнс. — Значит, гриффиндорская заучка потеряла последнего парня, позарившегося на нее! А я-то гадала, когда наступит этот момент справедливости.

Теперь вряд ли найдется идиот, которому она понравится! Теперь Гермионе Грейнджер остается выйти замуж за какой-нибудь учебник по Трансфигурации!

Новый взрыв хохота.

— А куда этот фотограф подевался? — поинтересовался Драко.

— Да все равно. Мне интересно, а он не запечатлел гриффиндорку, готовую вот-вот зареветь? Что, никто не знает?

Все дружно закивали головами. Пэнс махнула рукой, продолжая перемывать косточки Грейнджер.

Драко порядком наскучили излияния Паркинсон и ее многочисленных подружек. Конечно, расставание гриффиндорской пары было новостью номер один, но Малфоя это интересовало мало.

Он незаметно выскользнул из «Трех метел», накинул мантию Грима и трансгрессировал в «Кабанью голову». Там хотя бы можно было выпить что-нибудь покрепче, чем сливочное пиво. В трактире было немного посетителей. Двое гоблинов сидели за столом, поедая какую-то лиловую гадость с тарелки. В углу сидела пожилая женщина с цыганской шалью на плечах.

Малфой заказал стакан огневиски. Пока он пил его, гоблины куда-то ушли, а в трактир вломился нищий. От него воняло так, что Малфой брезгливо сморщил нос, когда тот подошел к стойке, чтобы сделать заказ.

Наконец, нищий убрался, заказав дымящийся грог. Драко допил огневиски и попросил у Аберфорта Дамблдора вино. Тот сначала сказал, что у него нет. Но, увидев несколько галеонов, тут же вспомнил об одной завалявшейся бутылке.

Пока он был в подсобке, в «Кабанью голову» снова вошел посетитель. Точнее посетительница. Гермиона Грейнджер. Ее Малфой меньше всего ожидал здесь увидеть. Он думал, что она уже в Хогвартсе, плачет в подушку в своей комнате. Правда, судя по виду гриффиндорской старосты, без слез не обошлось точно.

Грейнджер по очереди осмотрела всех посетителей, не замечая грубого окрика нищего, и села рядом с Малфоем за барной стойкой. На него тотчас же нахлынула боль, тоска, грусть. Драко скривился, словно от зубной боли, и тотчас же захлопнул свое сознание.

«Представляю, как себя Грейнджер чувствует. Хотя нет, не хочу представлять», — подумал он, постукивая пальцами по столешнице. Аберфорт все не появлялся, и это порядком наскучило Драко.

Спустя пару минут он заметил, что Грейнджер в такт ему постукивает пальцами по барной стойке. Заметив, что он смотрит на нее, она не смутилась, равнодушно глянула на него и отвернулась к подошедшему бармену.

Малфой не слышал, о чем они говорят, его не особо волновали разговоры гриффиндорки. Своих проблем и забот хватало на двоих. Чужие печали ему были не нужны. Они нужны лишь идиотам, жалеющим всех подряд: бездомных животных, нищих, болеющих людей.

Бездомных животных часто подкармливают такие вот люди так, что они толстеют больше, чем домашние коты и собаки; нищие, в большинстве своем пьяницы, которые сами загубили свою жизнь алкоголем; а болеющие люди чаще всего сами виноваты — нечего экспериментировать с заклинаниями и не следить за своим здоровьем.

Многие, выслушав такие слова Малфоя, называли его циником.

Цинично? Пускай. Зато жизненно.

Гермионы Грейнджер уже давно не было в баре, когда Малфой очнулся от своих размышлений. В последнее время его все время тянуло философствовать.

И тут Драко почувствовал, как его голова начала разрываться от боли. Виски застучали. Нервы были натянуты до предела.. Сущность Грима рвалась наружу.

Малфой выбежал из трактира, поспешно кинув бармену несколько монет. Находясь на крыльце «Кабаньей головы», Драко втянул воздух, пытаясь сообразить, откуда исходит опасность. Судорожная волна прошла по телу, с порога трактира в гигантском прыжке слетел черный пес.

Он успел вовремя. Возле визжащей хижины стояла Гермиона Грейнджер с обломками палочки в руке. А перед ней зависло нечто. В темноте смутно угадывались человеческий силуэт.

Грим зарычал.

Оно повернулось к нему. Жуткое потустороннее существо, сотканное из мрака. На месте лица открылся прорез, из которого донеслись шипящие звуки:

— Грим!

«Демон».

Черный пес приблизился к нему, но его тут же отбросило что-то.

— Глупая, глупая собачка. Ты даже лучше, чем девчонка…

Демон приблизился к Малфою, который уже принял человеческий облик. Драко попробовал произнести убивающее заклинание, но оно не действовало.

«И почему Филипп не сказал, как убивать этих уродов?» — со злостью подумал Драко. Он не мог подняться. Неведомая сила приковала его к земле, не давая пошевелиться. Даже глаза не могли моргнуть в очередной раз.

Грима сковал ужас. Лицо, если «это» можно было назвать лицом, демона приблизилось к нему. Драко обдало холодом.

А потом он почувствовал, как его сознание оставляет его, уступая место демону. Малфой сдавался, сдавался без боя. Сражаться не хватало сил. Да и силы уже не было, она стала силой демона…

* * *

Перед взором Гермионы появился чей-то силуэт. Он смутно напоминал человеческое существо. От него веяло ледяным холодом. Ресницы, брови и волосы заиндевели, кровь застыла в жилах, сердцебиение замедлилось.

Оно приближалось.

И остановилось также внезапно, как и появилось.

— Грим! — произнесло оно и переместилось к собаке.

Гермиона почувствовала, что снова может мыслить и вообще существовать. Надо было бежать, но ноги упорно не желали идти, они дрожали и еле держали хозяйку.

На глазах девушки черная собака превратилась в мужчину, кажется, это был один из сегодняшних посетителей бара. Силуэт некоторое время маячил перед ним, а потом оно начало через глаза, уши и рот втягиваться внутрь неподвижно лежащего мужчины.

Гермиона почувствовало, как к горлу подкатывает тошнота.

«Я должна что сделать!» — подумала Гермиона, пытаясь приглушить начинавшуюся истерику.

Волшебная палочка сломана, от двух обломков пользы ноль. В сумке тоже не было ничего подходящего: блокнот, ручка, сладости из «Сладкого королевства», фотография родителей, расписание на неделю, зеркало…

Когда Гермиона достала зеркало, мужчина на земле странно дернулся, как будто под действием электрического тока.

«Да какой ток в Хогвартсе?» — в моменты опасности в голову Гермионы всегда лезли самые абсурдные мысли.

— Используй зеркало! — крикнул кто-то.

Не было времени даже оборачиваться и выяснять, кто кричал.

Жизнь человека таяла на глазах у Гермионы, а она не могла бездействовать. Девушка подошла к нему, поставив зеркало перед его лицом. Мужчину затрясло так, что можно было подумать, что у него эпилептический припадок. Руки и ноги изогнулись под углом.

Он рвался, метался, пытался оттолкнуть зеркало, но Гермиона постоянно наставляла его перед лицом.

А потом оно начало вытекать обратно в виде дыма, но уже в зеркало. Мужчина на земле обмяк, а зеркало задрожало мелкой дрожью. Гермиона еле удерживала его в руках. Что было делать дальше, она не знала.

— Разбей!

Гермиона со всей силы кинуло зеркало об землю. Оно разлетелось на десятки мелких осколков, каждый из которых протяжно завыл.

Девушка закрыла голову руками, падая на землю. Над Визжащей хижиной пронесся вихрь, старая постройка затрещала, но выдержала натиск ветра.

Гермиона открыла глаза и тотчас же обернулась. Тот, кто давал ей указания, исчез. Она так и не узнала, кто это был. А также кого она изгнала зеркалом.

«Что же теперь делать?» — подумала девушка, подняв с земли обломки палочки. От потери волшебной палочки на глаза навернулись слезы. А она-то думала, что лимит слез на сегодняшний день закончен.

Гриффиндорка приблизилась к человеку, который тоже стал свидетелем всего этого безумства. Он, похоже, приходил в себя.

— Вы как? — спросила она.

— Плохо.

Малфой с трудом сфокусировал взгляд на Гермионе. На него накатила небывалая усталость. Ощущение было таким, будто он пробежал миль сто, не меньше, по пересеченной местности, да еще и в горку.

К ним уже бежал кто-то, вдалеке виднелись люди с палочками.

«Нельзя, чтобы Грейнджер им все рассказала!» — мелькнула мысль в абсолютно пустом мозгу. Ему жутко хотелось спать, он уже чувствовал, как начинает проваливаться в сон.

— Молчи обо всем.

Она кивнула. Драко попытался приподняться, но это ему не удалось.

— Оно сломало мою палочку, я не знаю, что мне…

— Дай мне руку, я перенесу тебя в школу!

— Но на территории Хогвартса…

— Опиши мне свою комнату, где она расположена и возьми меня за руку!

— Башня Гриффиндора, на самом верху лестницы, справа от окна.

Последним усилием Драко схватил гриффиндорку за руку и трансгрессировал.

Гермиона почувствовала, как ее протянуло по узкому шлангу. А затем она оказалась в своей комнате.

— Но как? Нельзя трансгрессировать на территории Хогвартса! Никто не может…

Гермиона посмотрела на того, кто переместил ее сюда. Он лежал, распростершись, на полу.

«Мерлин! Он, наверное, ранен!»

Гермиона попыталась нащупать пульс, но у нее никак не получалось.

«Он что, умер?»

— Не смей! — крикнула она.

В наступившей тишине она поняла, что слышит какой-то звук. Этот незнакомец спал, и при этом чуть слышно посапывал!

С губ Гермионы сорвался смешок. А затем она начала хохотать громко, сильно, жутко. Пошла обратная реакция. Девушка не выдержала всего того, что сегодня навалилось на нее.

* * *

Комната старосты школы девочек представляла собой странное зрелище: на полу мирно спал мужчина, закутанный в плащ, а рядом истерически хохотала девушка, содрогаясь всем телом…

Ему снилось, что он снова в золотом лесу Дин. Золотистые и багряные листья кружили в воздухе, неспешно падая на землю. Где-то вдалеке появился человеческий силуэт. Сердце Гарри забилось сильнее. К нему легкой пружинящей походкой не то бежала, не то летела по разноцветному ковру листьев Джинни. Она смеялась.

Гарри почувствовал, что не может сдвинуться с места. Ее взгляд, ее смех, ее улыбка в который раз зачаровали его.

Джинни загадочно улыбнулась и взяла его за руку. И тут Гарри понял, что они оба летят, без метел, без палочек, без магии. Хотя нет. Магия была. Магия их любви, их счастья.

Сон изменился мгновенно.

Лицо Джинни вдруг стало обеспокоенным, а потом словно на яркие краски сна плеснули ваксой. Черная краска мгновенно расползлась, скрывая за собой золотистые и багряные деревни, улыбающуюся Джинни и их такое хрупкое счастье.

Гарри почувствовал, как внутри стремительно растет дыра отчаяния. Он попытал пробиться к Джинни, но вокруг уже была темнота. Все краски исчезли.

Гарри понял, что ему надо найти что-то очень важное. Он бежал в кромешной темноте, падал, вставал, снова падал и снова вставал. Это что-то, что он искал, было очень важным. От этого зависело вернется ли он в тот прошлый сон, где для него существовало счастье.

* * *

Голова раскалывалась. К горлу стремительно подступала тошнота. Гарри Поттер рывком поднялся, сдернув полог.

Этот сон был слишком реальным. Ощущения были такими, будто он действительно бежал где-то сломя голову.

— Гарри?! Все в порядке? — Невилл приподнялся с кровати, сонно разглядывая своего однокурсника.

— Все в порядке, спи.

Невилл удовлетворенно кивнул и уже через секунду снова храпел.

Гарри нашарил на тумбочке очки. Реальность перестала быть расплывчатой. Голова все еще раскалывалась. Как тогда, когда он проникал в мысли Волдеморта.

Гарри неосознанно потер шрам. Странно, но он совсем не болел. Шрам был его связью с Темным лордом, который уже никогда не вернется. Сейчас же паниковать не стоило. Прошло уже то время.

В комнате было душно, темнота почти ощутимо давила на Гарри. Он встал с постели и, стараясь не шуметь, вышел из комнаты.

В общей гостиной Гриффиндора было пусто. Никто из гриффиндорцев, похоже, не страдал бессонницей или кошмарами… Огонь в камине едва горел. Гарри подбросил туда пару дров. Пламя тут же лизнуло дерево и спустя мгновение уже весело потрескивало.

Гарри сел на диван перед камином, глядя на горящее пламя. Когда-то в этом камине появилось лицо Сириуса.

А теперь, спустя пару лет, его крестник учился заново жить.

Он часто задавал себе один и тот же вопрос: «Неужели все кончилось?».

Он убил Волдеморта, добился того, что Темный Лорд больше никогда не сможет возродиться.

А ведь чуть больше года назад задача, поставленная перед Гарри Поттером Дамблдором, казалась нереальной и невыполнимой. Но Гарри выполнил ее. Ценой огромных усилий. С помощью своих друзей, знакомых, Ордена Феникса, учеников Хогвартса, многих из которых он знал в лицо, и просто добрых людей.

Теперь Гарри Поттера называли Избранным, Национальным Героем, Мальчиком-который-выжил два раза. Волшебники узнавали его на улицах, пожимали руку, приглашали вместе с ними выпить и отметить победу, просто благодарили…

А Гарри Поттеру так хотелось просто жить, быть счастливым… И этому еще придется научиться. Слишком долго он жил в напряжении и ожидании. В ожидании возрождения Волдеморта, ожидании решающей схватки. В ожидании того, что его убьют, а он так и не уничтожит все крестражи. Его жизнь за последней год, по сути, и не была жизнью.

Победа принесла с собой огромное облегчение и огромную тяжесть в его душу. Гарри почти физически ощущал тяжесть от смерти Фреда, Люпина, Тонкс, Добби… Почему жизнь так несправедлива? Почему именно они?

Судьба странная и часто очень жестокая вещь…

Мысли Гарри прервал какой-то посторонний звук. Гриффиндорец обернулся и встретился взглядом с карими глазами Джинни. Девушка была в ночной рубашке, поверх которой был натянут теплый зеленый свитер, связанный миссис Уизли.

— И ты не спишь?

Джинни покачала головой.

— Да, что-то никак. Слишком много мыслей, которые не дают покоя. Знаешь, мне иногда очень хочется прибить чем-нибудь тяжелым Рональда.

Гарри усмехнулся.

— Но как можно быть таким… таким идиотом? — Спросила Джинни и яростно встряхнула волосами. — Знаешь, я слышала, как Гермиона не то рыдала, не то смеялась в своей комнате. Я хотела постучаться к ней, но потом решила, что все-таки не надо. Ты ведь ее знаешь, что она не любит, когда ее успокаивают. Когда видят в слезах…

Но, думаю, она справиться сама. Она сильная.

Нет, я точно все выскажу Рону про то, что он слишком загордился! — добавила, немного подумав, Джинни.

— Мы скажем, — заверил ее Гарри, улыбаясь. — Иди ко мне!

Джинни присела на диван, Гарри крепко прижал ее к себе, пытаясь согреть.

— А я думал о Тонкс, о Люпине. Почему судьба такая несправедливая? Ведь у них только что родился сын.

Знаешь, у нас с Тедди похожая судьба. И он, и я не помним своих родителей, которые погибли в борьбе с Волдемортом. Мы с детства одни.

— Но ты забываешь, что у Тедди есть бабушка — Андромеда. Она уж точно позаботится о нем. У него есть ты — сумасшедший крестный, скупающий пол магазина игрушек. В конце концов, мы, семья Уизли, далекие, но родственники.

— А у меня из кровных родственников только Дурсли. Только вот настоящей семьей стали вы.

Джинни тепло улыбнулась ему, глядя в его изумрудные глаза, в них она видела то, что было доступно только ей. То, что согревало ее лучше любого свитера.

Гарри нежно целовал ее, ощущая, как его, словно сосуд, медленно наполняет счастье. Такое легкое, простое, незатейливое и, в то же время, красивое нежное и исцеляющее, как песня феникса.

Сильнее его не было ничего в этом мире.

* * *

Хотелось закричать от неожиданности, издать громкий вопль или выругаться в самых доступных выражениях. Но этого не позволило отличное воспитание, да и жизнь в логове Пожирателей приучила ничему не удивляться и ничего не бояться. Одни вечера за столом с Волдемортом навсегда делают нервы железными, а разум холодным.

Малфой проснулся оттого, что почувствовал что-то влажное на своем лице. Он открыл глаза и тотчас уже видел перед собой два желтых огонька. Драко сфокусировал глаза и понял, что на его груди сидит большой рыжий кот, бесцеремонно обнюхивающий

— Чтоб тебя! — громко произнес Малфой, но вовремя осекся. От его внимания не ускользнули красно-желтые цвета интерьера комнаты.

«Алый и золотой», — так говорят гриффиндорцы.

«И где я?»

Услужливая память тотчас же подсунула картину вчерашнего вечера. Вспомнив, как демон захватил его тело, Малфой дернулся. Рыжий кот недовольно зашипел. Драко неосознанно погладил его по голове, продолжая копаться в собственной памяти. Он помнил, что Грейнджер как-то помогла ему, а потом он, едва живой от усталости, перенес их в Хогвартс. Дальше память уже не была такой услужливой.

«Демон настолько высосал у меня силы, что я не мог держаться на ногах. Скорее всего, я заснул. А Грейнджер, получается, уложила меня спать на диван».

Кот радостно замурлыкал, будто знал, к какому заключению пришел человек. Драко удивленно посмотрел на это животное, припоминая, как же его зовут.

«Живодер, полиглот?… Нет не то…»

Кот как-то странно поглядывал на Малфоя, будто точно знал, кто скрывается за мантией Грима. В голову Драко пришла мысль, что все кошки без исключения имеют отношение к магии. И живут во всех мирах: для них нет никаких завес, преград, препятствий.

— Киса, — в виде компромисса заявил Драко. — Мне пора вставать.

Кот тут же спрыгнул с него. Малфой легко поднялся с дивана. От вчерашней усталости не осталось и следа. Похоже, сон сделал свое дело, вернув молодому человеку утраченные силы.

На тумбочке он заметил обломки палочки, из которой торчала засушенная жила дракона.

«И как она меня перенесла на диван? Своими силенками?» — мелькнула мысль в голове Драко.

Молодой человек подошел к кровати, где мирно спала Гермиона. Она лежала на боку, положив обе руки под голову. На лбу залегала одинокая морщинка, девушка хмурилась во сне, будто ей снилось что-то далеко неприятное.

«Грейнджер, Грейнджер… Что же ты вчера такого сделала, что изгнала демона из меня?»

Драко приблизился к кровати. Чуткое обоняние Грима, даже находящегося в человеческом образе, уловило знакомый аромат. Какой-то странный, не сладкий и не горький, но приятный запах. По телу прокатилась волна возбуждения.

«И где, где я его уже чувствовал?» — эта мысль не давала покоя. Драко присел на корточки рядом с кроватью, пытаясь уловить аромат. Его обонянию Грима он был приятен.

Не запах духов, запах чего-то другого. В парфюмерии Драко разбирался хорошо. Он прекрасно разбирал запахи на составляющие и терпеть не мог, когда кто-то из его знакомых девушек смешивал несколько духов, да еще дезодорантов одновременно. Его обострившееся обоняние плохо переносило подобные эксперименты.

Драко слишком близко склонился над Грейнджер. Его лицо был всего в паре сантиметров от лица спящей девушки. Малфой поймал себя на том, что похож на собаку, обнюхивающую большой кусок мяса.

Грим резко поднялся. Надо было узнать, что сделала Грейнджер с тем демоном. Для этого пришлось бы будить девушку. Но вряд ли это была хорошая идея. Грейнджер может испугаться со сна, закричать…

Зная гриффиндорку, Драко отлично понимал, что она не успокоится, пока не узнает всего. Для нее вчерашнее наверняка было загадкой. А Гермиона Грейнджер очень любит тайны. Не зря же она сумела разгадать логическую задачу Снейпа еще на первом курсе.

Драко быстро написал на листке бумаги несколько строчек для старосты, положил пергамент возле обломков волшебной палочки. Так Гермиона Грейнджер точно заметит его послание.

* * *

Стоило проснуться, как груз вчерашних событий снова навалился на плечи, грозя раздавить разум, а заодно и рассудок. Кажется, ничего хуже уже не случится, но оно вдруг случается и оказывается намного хуже.

Гермиона проснулась, с сожалением осознав, что все произошедшее вчера не было дурным сном. А так хотелось, чтобы это было игрой воспалившегося воображения.

Незнакомца на диване не оказалось. Он, скорее всего, трансгрессировал куда-то из места, где, как раньше думала Гермиона, нельзя трансгрессировать.

Девушка хмуро разглядывала свое отражение в ванной комнате. Лицо было уставшее, глаза красными от недосыпания (она заснула уже под утро), под ними также залегли синяки.

«Просто отлично!» — в общем-то, равнодушно подумала Гермиона. Увидеть в зеркале веселую, счастливую и улыбающуюся девушку можно было вчера утром, сегодня же улыбаться совсем не тянуло.

Гриффиндорка живо представила лица однокурсников. Все они будут улыбаться ей, а за спиной перешептываться о разрыве с Роном. И каждому захочется сказать ей идиот Рон или не идиот. Кто-то будет жалеть ее, кто-то сочувствовать, а кто-то скажет, что Рон правильно поступил. И никому из них, по сути, не будет интересовать, что чувствует и думает по этому поводу Гермиона. Разве что Гарри и Джинни. У остальных же просто будет желание высказать свое «веское» и «самое правильное» мнение.

И никто не будет знать, что в жизни гриффиндорки произошло кое-что страшнее, чем ссора с парнем.

На глаза Гермионе попались обломки ее волшебной палочки, переломленной надвое. На глаза навернулись слезы. Палочка верно служила ей около восьми лет, она была ее связью с магическим миром, доказательством того, что она другая, что она — волшебница.

И что было теперь делать без палочки? Как заниматься на уроках, где надо было разучивать новые заклинания или использовать уже выученные?

Единственный выход — купить новую палочку. Но для этого надо посетить Косой переулок. А чтобы хотя бы на час покинуть школу, надо сказать об этом декану или директору. И как же объяснить им причину поломки палочки, если тот незнакомец просил молчать?

Гермиона взяла в руки обломки палочки, смахнув при этом лежащий рядом пергамент. Она быстро подняла его, машинально читая написанный там текст:

«Сегодня в 23:00, на Астрономической башне».

Подписи, как и следовало, ожидать не было.

* * *

В Большой зал начали медленно стекаться ученики. Настроение почти у всех было сонное и какое-то подавленное. Может, во всем была виновата погода: потолок отражал унылую дождевую серость. От вчерашней солнечной и теплой погоды не осталось и следа. Октябрь неуловимо вступил в свои владения, прогоняя летнее тепло.

Гарри сел на свободное место и начал с аппетитом поглощать яичницу с жареным беконом. На сидение рядом с ним плюхнулся Рон.

— Только ничего не говори мне, — тихо произнес он.

— Я и не собирался, — ответил Гарри.

Между ним и Роном тут же вклинилось стихийное светловолосое чудо под названием Лаванда Браун.

— Бон! Бон!

— Лаванда, не кричи! — страдальчески произнес Рон. — У меня раскалывается голова!

— Ну, Бон, Бон! Не будь таким! Я хотела…

Чего именно хотела Лаванда, Гарри так и не узнал, да и не горел желанием. Он поспешно отсел от Лав-Лава и Бон-Бона к дальнему концу столика. Наблюдать, как Лаванда кокетничает с Роном на следующий же день после расставания, не доставляло Гарри Поттеру никакого удовольствия.

Он заметил Гермиону, направляющуюся к нему и старательно не смотревшую на Рона. В этот момент раздался громкий визгливый голос Лаванды:

— Рон! Ну, Рон! Ты же избавился от этой придурочной!

Лицо Гермионы окаменело. Разговоры за гриффиндорским столом затихли, с соседних факультетских столов на старосту школы с неподдельным интересом поглядывали многие ученики.

— Мисс Браун, — ледяным тоном произнесла Гермиона. Такой тон был у профессора МакГонагалл, когда кто-то не делала домашнего задания. — Попрошу вас объяснить, в адрес кого вы сейчас так возвысили голос?

— Я? — на лице Лаванды появился испуг. Ученики всех факультетов знали, что Гермиона — лучшая ученица школы. И очень сильная колдунья. Ее знаний по всевозможным заклинаниям, в том числе и боевым, справедливо опасались.

Теперь уже все в Зале смотрели на двух гриффиндорок, включая нескольких преподавателей.

— Я… Я имела ввиду… — взгляд Лаванды лихорадочно шарил по гриффиндорцам. — Парвати!

Парвати Патил громко поперхнулась от такого заявления. Ее негодующий взгляд не произвел на Лаванду никакого впечатления.

— Ясно, — Гермиона произнесла это с такой улыбочкой, что поперхнулось еще несколько человек. — В следующий раз, Лаванда, я попрошу тебя не так сильно напрягать свои голосовые связки. Иначе это угрожает тебе срывом голоса или потерей факультета Гриффиндора нескольких очков. Это входит в мою компетенцию!

Затем Гермиона, не глядя больше ни на Лаванду, ни на Рона, прошла и как ни в чем не бывало села рядом с Гарри. Некоторое время ученики молчали, но затем Большой Зал снова наполнился разговорами, звяканьем стаканов, вилок о тарелки.

— Я тобой восхищаюсь! — совершенно искренне произнес Гарри.

Гермиона благодарно улыбнулась.

— Я прекрасно поняла, кого она на самом деле имела в виду. Но я не позволю так отзываться о себе да еще так громко, чтобы все слышали. Мне хватило вчерашней сцены на всеобщем обозрении.

Лицо девушки стало грустным.

— Все будет хорошо, — просто сказал Гарри.

— Ну, Гермиона, ты даешь! — произнесла Джинни, подсаживаясь к друзьям. — Я уж думала, что ты вытащишь волшебную палочку и метнешь в это раскрашенную блондинку заклинанием! В общем, я была бы совсем не против! Мне самой, глядя, как она бегает за моим братом, хочется метнуть в нее летучемышинный сглаз. И в Рональда тоже!

— Джинн! — укоризненно произнес Гарри. — Я не думал, что моя девушка столь кровожадная.

Джинни в ответ на это чмокнула его в щеку и убежала куда-то к зовущим ее однокурсникам.

— Знаешь, Гарри, у меня самой руки чесались наслать на нее какие-нибудь чары! Но я бы все равно до такого не пала. Да и не смогла.

Гермиона вытащила из кармана мантии обломки своей волшебной палочки. Гарри удивленно присвистнул.

— Что случилось? — резко спросил он.

— Не спрашивай. Прости, но я не могу тебе сказать.

Гарри внимательно посмотрел на Гермиону. Они уже больше семи лет были друзьями и всегда доверяли друг другу. И если Гермиона не может сказать, значит, на это имеются веские причины.

— И я хочу попросить у тебя совета. Что мне делать? Я ведь не смогу без палочки на уроках…

— Ну, это понятно. — Да и так волшебнице необходима палочка, не только для уроков. — Тебе надо срочно посетить лавку Олливандера. Помнишь, Рон на втором курсе ходил со сломанной палочкой, — при этих словах глаза Гермионы опасливо сверкнули. — И потом блевал слизняками от своего же заклятия.

Но у тебя палочка разломлена надвое, ее уже не восстановишь. С моей тоже такое было.

— И ты восстановил ее Бузинной палочкой. Но сейчас она лежит в гробнице Дамблдора. И нет никакой надежды на восстановление моей старой палочки.

— Так что единственный выход — как можно скорее сказать о палочке МакГонагалл. Я думаю, она тебе разрешит покинуть школу и купить палочку.

— Знаю, что разрешит, — удрученно произнесла Гермиона. — Только вот как я объясню это?

Большой Зал быстро пустел. Через несколько минут начинались занятия.

— Ладно, идем на историю. Напишу контрольную, а потом сразу к директору.

Единственным случаем, когда на истории магии ученики не дремали на партах, была контрольная работа. Тогда школьники что-то быстро записывали на пергаментах, отмечали правильные ответы, некоторые даже грызли перо, обдумывая, чтобы такое ответить на тот или иной вопрос. Профессор Бинс же в это время продолжал висеть на своем обычном месте, тараща глаза куда-то вдаль, будто на стене было что-то очень интересное.

Когда же звенел звонок, ученики, уставшие от мозговой деятельности, непривычной на истории магии, с диким ревом сдавали работы и выскакивали из аудитории. В этот момент они не особо отличались от магловских школьников.

Гермиона, первая написав и сдав работу, быстро поднималась по лестнице к кабинету директора. При этом ее чуть не сбила группа пуффендуйцев-второкурсников, которые удирали от Пивза, кидавшегося в них водными бомбами.

— Прекратить, Пивз! — громко произнес кто-то.

Наконец достигнув последней ступеньки, Гермиона увидела Малфоя. Похоже, бомбометание задело и его. Полтергейст лишь рассмеялся. А потом его с криком втянуло в воронку, и он исчез. При этом Малфой даже не вытащил палочки.

— Что ты с ним сделал? — строго спросила Гермиона, подходя к слизеринцу. С волос Малфоя стекала вода, челка прилипла ко лбу. Но даже мокрый он был симпатичнее многих парней Хогвартса.

«И почему всех девушек тянет вот к таким мерзавцам? — грустно подумала Гермиона. — Потому что почти всем мерзавцам дана такая внешность. А вот хорошие простые парни в большинстве своем обладают какой-то безликой внешностью. И замечают только таких, как Малфой!»

— А тебе то что? Через час, максимум два, твой ненаглядный Пивз будет снова доводить до белого каления Филча.

— Он мне не ненаглядный, — произнесла Гермиона. — Я просто не видела, как ты использовал палочку.

— Значит, тебе пора носить очки, Грейнджер! — резко ответил Драко.

«Черт! Я снова по привычке не пользуюсь палочкой!»

Намного удобней было колдовать без палочки, не приходилось доставать ее из карманов, что занимало какое-то время.

— Убавь тон, Малфой!

— Нет, это ты убавь, заучка! Я не эта тупая блондинка, чтоб ты орала на меня. И не надо даже пытаться вымещать на мне свою обиду и злобу на своего рыжего придурка!

Гермиона почувствовала, что краснеет. Рука непроизвольно потянулась к карману, где нащупала лишь сломанную волшебную палочку.

Драко насмешливо глядел на нее. Он ведь знал, что она не сможет наслать на него даже самое слабое и захудалое заклятие. И теперь наслаждался растерянностью, написанной на лице этой гриффиндорки. Конечно же, он не должен показывать, что знает о палочке, но ему очень хотелось знать, что сделает Грейнджер.

— Придурок!

— Слабо, Грейнджер, — с издевокой произнес Драко, наблюдая, как Грейнджер пытается обогнуть его. Он не давал ей сделать этого. — Ты, наверное, также называла Уизли? Или нет, что это я? Ты всю ночь проплакала в подушку, вспоминая о ваших сладких мгновениях и утраченной любви!

Гермиона почувствовала, что будь у нее нормальная волшебная палочка, Малфой бы схлопотал аваду.

Драко же покачнулся. Волна столь сильной ненависти толкнула его в грудь, что на секунду прорвала его блок в сознании.

— Мерзавец!

— В твоих словах это звучит как несомненное признание моих достоинств!

Гермиона замахнулась на него, не помня ничего от ненависти. Единственным ее желанием было разодрать в кровь лицо слизеринцу. Но у него была отличная реакция. Он тут же перехватил обе ее руки и приблизил свое лицо к ее лицу.

— Я же говорил, что очень слабо, Грейнджер! — он откровенно смеялся над нею. Ему доставляло огромное удовольствие доводить гриффиндорку.

Гермиона с открытой неприязнью смотрела на Малфоя. Ей очень хотелось плюнуть ему в лицо. Она знала, что после этого он точно сломает ей все кости. Другой причиной и, пожалуй, более правдивой было то, что горло у Гермионы от страха пересохло.

На удачу слизеринца и на беду гриффиндорки в коридоре больше никого не было. И Малфою представился случай сколько угодно измываться над девушкой.

Нет, он не собирался применять к ней какую-либо физическую силу. После измываний тети Беллы Грейнджер было ничего не страшно. Но вот слова порой больше растравливают душу, растаптывают уверенность, ранят больнее, чем Круциатус.

— Ох, и никто не спасет гриффиндорку от мерзкого Пожирателя смерти! Поттер, Уизли, Лонгботтом! Где вы? Ау?

Рон! Рон спаси меня! Что, он не придет? Конечно, зачем ему такая девушка?

Новый толчок ярости и ненависти.

«Ненавижу! Ненавижу! Чтоб тебя!»

Прозвенел звонок.

Гермиона дернулась, пытаясь освободиться, но силу Малфоя и ее невозможно было соизмерить. Она посмотрела ему прямо в глаза, чувствуя какой-то смутный страх. В его глазах не было блеска, в абсолютно черных зрачках ничего не отражалось.

Драко почувствовал слабую нить ее страха среди других ее эмоций. Но он не понимал, что испугало девушку. До этого ничего кроме злости она не испытывала, что же теперь?

Малфой наклонился к ней ближе, совсем как сегодня утром.

Вчера она все-таки спасла его. Что-то внутри Драко зашевелилось. Наверное, это была совесть. Совесть, которая не тревожила его уже очень и очень долго. Он справедливо считал, что его совесть была слепой и глухонемой, так как не беспокоила его довольно давно. Оказалось, нет.

Малфой резко отпустил руки девушки. Грейнджер рухнула перед ним на колени. Драко быстро обогнул ее и отправился на урок.

Гермиона беззвучно слала проклятия ему вслед. Гриффиндорка зло стукнула по полу, вымещая на нем всю свою злость.

Никто лучше Малфоя не умеет так растаптывать нервы. Да и что Гермиона могла сделать ему без палочки? Ничего. Она могла заткнуть словами любого, но со слизеринцем этого у нее не получалось. Теперь не получалось.

За прошедший год, когда гриффиндорка не видела его, он сильно изменился. И внешне, и внутренне. Хотя и остался все такой же циничной сволочью, которая с удовольствием задирала гриффиндорцев

Но внутренне он изменился больше. Видно, жизнь с Пожирателями и Волдемортом под одной крышей его многому научила. Теперь он был как в броне. И ни одно грубое, обидное слово или издевка не могли ее пробить.

Гермиона чувствовала, что Малфой стал злее и равнодушнее ко всему. Его не так часто как прежде можно было увидеть в компании однокурсников-слизеринцев. Он часто пропадал где-то, пропускал некоторые уроки. Правда, Гермиона видела его с книгами в Запретной секции. Раньше же слизеринец был нечастым гостем в библиотеке.

— Мисс Грейнджер! — послышался чей-то строгий голос. — Почему вы не на уроке?

— Профессор МакГонагалл, я как раз вас искала!

Гриффиндорка изложила директору свою проблему с волшебной палочкой, сочинив не очень правдоподобную историю про то, как она сломалась. Профессор МакГонагалл при этом смотрела на старосту недоверчивым взглядом, но разбираться ни в чем не стала. Директор позволила Гермионе пропустить следующие пары и отправила девушку скорее в Косой переулок. И посоветовала при этом использовать камин в учительской.

* * *

Где-то внутри магазина зазвенел колокольчик. Дверь захлопнулась, и вмиг все звуки улицы исчезли. В лавке Олливандера стояла абсолютная тишина.

— Добрый день, мисс Грейнджер! — раздался тихий голос.

Перед Гермионой словно из воздуха возник мистер Олливандер. Он был все так же худ и бледен, как и в момент их последней встречи в коттедже «Ракушка». Только вот лунное свечение его глаз стало много ярче.

— Здравствуйте, — робко произнесла Гермиона. Она почему-то робела перед этим человеком. — Я хочу приобрести у вас палочку.

— Что же случилось с вашей волшебной палочкой? — голос Олливандера стал печальным. — Виноградная лоза и жила дракона.

Гермиона молча вытащила из кармана обломки палочки. Лицо Олливандера стало еще печальнее, казалось, из его глаз сейчас польются слезы.

— Мне очень, очень жаль! — искренне произнесла Гермиона, чувствуя, как под пронзительным взглядом Олливандера в горле собирается ком.

— Я вижу, что вы действительно сожалеете, мисс Грейнджер, — строго произнес старик. — Но я должен вас огорчить. Сейчас у меня нет палочки для вас.

— Но как? — ошеломленно спросила Гермиона.

— Эти изверги, варвары, эти проклятые Пожиратели они уничтожили почти все мои запасы! — взвыл Олливандер. — Столько великолепных волшебных палочек, столько труда, столько замечательных и редких материалов было на них потрачено!

Вы же помните, что творилось. У волшебников отбирали палочки…

Перед глазами Гермионы тотчас же возникла картина Косого переулка: десятки нищих оборванцев, клянчивших деньги и уверяющих, что они волшебники. У всех них егеря отбирали волшебные палочки.

И еще Гермиона помнила человека с окровавленной повязкой, который кричал ей, принявший образ Беллатрисы Лестрейндж, что-то про своих детей.

— Я помню, — глухо произнесла гриффиндорка.

— У меня сотни заказов по Великобритании, Ирландии, другим странам. Некоторые волшебники ждут палочек месяцами.

— Месяцами? Но как же я должна учиться без палочки! Мерлин!

— Мисс Грейнджер, я отлично помню, что вы и ваши друзья спасли меня из плена в Малфой-Мэноре, — при этих словах старик содрогнулся. — И так сказать, поэтому я постараюсь сделать вам палочку в кратчайшие сроки. Мне не далее как вчера привезли очень редкий материал.

Олливандер щелкнул пальцами и линейка начала измерять правую руку Гермионы.

— Приходите через неделю.

— Через неделю? — столько уроков впустую, но, заметив взгляд старика, девушка выдавила улыбку. — Большое вам спасибо!

— Можете прийти с друзьями. Я буду рад видеть мистера Поттера и… мистера Уизли.

— Обязательно, — соврала Гермиона.

* * *

Она опасалась и ждала встречи с тем незнакомцем. Гермиона не знала кто он, ни чем он занимается, она даже не знала, как он на самом деле выглядит. Вчера ночью она из любопытства попыталась снять с него капюшон. Но словно наткнулась на невидимую стену. На мантию явно было наложено заклинание, умело скрывающее внешность ее обладателя.

Время встречи стремительно приближались. Стрелки слишком быстро описывали круги по циферблату, и вот уже до одиннадцати часов оставалось пятнадцать минут. Наконец, собравшись с духом, Гермиона направилась к Гарри за мантией-невидимкой. В это время ученикам бродить по коридорам Хогвартса было нельзя.

Гарри ее просьбе удивился, но промолчал и спрашивать ничего не стал. Между ними всегда было доверие, и никто из них не собирался его нарушать ненужными вопросами.

— Гермиона, только скажи, тебе ничто не угрожает?

— Нет, — ответила Гермиона. Это было полуправдой. На самом деле она не знала. Тогда тот незнакомец попытался спасти ее, но кто знал его истинные намерения?

Теперь гриффиндорка шла на встречу с ним, даже не имея волшебной палочки.

В дверном проеме Гермиона столкнулась с Джинни.

— Я тебя как раз искала, хотела поговорить.

— Джинн, не сейчас, я спешу.

— Гермиона, но я же вижу, что тебе плохо. Я сама не одобряю Рона. Очень хочется обозвать его, — тут рыжеволосая девушка запнулась. — Мужем козы, например!

Обе девушки рассмеялись.

— Джинни, мне действительно плохо. Но я это переживу, отвлекусь на что-то.

— На уроки?

— Не думаю. Джинни, раз так случилось, значит, так судилось. Ничто в мире не происходит просто так. Даже если от обиды хочется выть. И не надо смотреть на меня с таким страдальческим выражением, как будто я инвалид и у меня не все в порядке с руками и ногами!

— Нет, что ты! — замахала руками Джинни.

Гермиона поспешно попрощалась с ней и, объяснив, что патрулирует коридоры, вышла сквозь дверной проем.

На часах было без пяти одиннадцать. А до Астрономической башни еще следовало добраться. В коридорах Гермионе, скрытой под мантией, никто не попался. Она без проблем добралась до лестницы, ведущей на самый верх башни.

Это место не пользовалось особой популярностью учеников, особенно после того трагического случая на шестом курсе.

Здесь был убит величайший волшебник Альбус Дамблдор.

Перед мысленным взором Гермионы появилась картина десятков учеников и преподавателей с поднятыми волшебными палочками, исковерканное тело профессора Дамблдора на земле…

«Что же со мной сегодня такое? Все вспоминаю прошлое», — грустно подумала девушка, достигая последней ступени и снимая мантию-невидимку.

На Астрономической башне было тихо, только бушевал ветер. Гермиона прошла к дальней бойнице, постоянно оглядываясь. Часы показывали 23:07. Она добралась до места встречи в рекордные сроки. Но кроме нее здесь никого не было.

«Или он опаздывает, или он меня не дождался».

— Ты опоздала.

Гермиона судорожно обернулась. В темноте она никого не видела.

— Извини, меня задержали. Я хочу узнать…

— Сначала добрый вечер, Грейнджер. Если помнишь, того требуют приличия.

— Добрый. Откуда ты знаешь мое имя? — произнесла Гермиона, наконец, увидев его смутный силуэт. Он сидел, прислонившись к дальней бойнице, все также в своей мантии. Лицо полностью скрывал капюшон, вместо него словно была зияющая черная дыра.

— Ты довольно известная личность. В последнее время часто фигурируешь в газетах.

— А кто ты такой?

Незнакомец рассмеялся.

— Ты думаешь, я просто так скажу тебе кто я?

— То существо назвало тебя гримом? Это правда?

— А что ты знаешь про Грима?

Гермиона подошла к нему ближе. Мужчина сидел все также неподвижно. Лишь ветер трепетал полы его мантии.

— Это существо, похожее на огромную черную собаку, существо, предвещающее смертельную опасность, предвещающее смерть.

— Я похож на собаку? — в его голосе прозвучала насмешка. Что-то это напомнило Гермионе.

— Я видела, как ты превратился из собаки в человека.

«Плохо. Я и забыл, что она могла видеть это вчера!» — подумал Малфой.

— И еще ты трансгрессировал в мою комнату, а в Хогвартсе нельзя трансгрессировать.

— Значит, я Грим, — уверенно произнес Драко. — По крайней мере, можешь меня так называть, раз тебе так это важно. Но я пришел на встречу с тобой не разбираться в том, кто я. Я хочу узнать, что произошло вчера, пока… хм… у меня отбирали магическую силу.

— Скажи, кто это был? — сглотнув, спросила девушка.

— Демон, — равнодушно ответил Грим.

Гермиона быстро и подробно описала ему то, что случилось в Хогсмиде. Рассказала о зеркале, о голосе, который помог ей.

— И ты, конечно же, не помнишь, кто это был? — жестко спросил Грим.

— Нет, все произошло так быстро, что я не сумела разглядеть.

— Я почему-то так и подумал! — девушка ощутила исходящую от него злость. И она поняла, что определенно не нравится Гриму.

— Ты сказал, что это был демон? Но каким образом? Они существуют?

— А тебе вот, пожалуй, не следует ничего об этом знать.

— Не смей накладывать на меня заклинания памяти! — резко произнесла Гермиона. Она не хотела забывать это. То, что случилось, было слишком загадочно и необычно. И это происшествие заставляло ее отвлекаться от того, о чем она не хотела думать.

— А что ты сделаешь? Заколдуешь без палочки? — насмешливо произнес Драко. — И зачем тебе надо ввязываться в эту историю?

— Если я ввязалась, значит, так было суждено. Значит, судьба!

«Совсем как Джинни пытаюсь уверить. Только вот Грима искренне, а ее нет».

Малфой внимательно смотрел на Грейнджер. Она хмурилась, руки сжала в кулаках. Смешная. Не понимает, во что хочет ввязаться. Но кто он, чтобы ее отговаривать? Ему самому ее помощь и ее мозги не помешают. Пусть пороется в библиотеке, может, она что-то и найдет.

— Грим, а я точно не знаю, кто ты? Твой голос, мне кажется, я уже где-то слышала.

— Не думаю, — уверенно соврал Драко.

Он сказал это легко, непринужденно, даже паузы между словами не стали ни длиннее, ни короче. Грейнджер поверила, он чувствовал это. Видно, в ее голове ни один знакомый не укладывался под описание Грима, никто из ныне живущих не превращался в собаку и не трансгрессировал там, где нельзя трансгрессировать.

Правда, желание произнести заклинание памяти снова появилось. Но Малфой сдержал себя. Он всегда успеет.

— А теперь уходи. Аудиенция закончена.

— Ты меня прогоняешь? — произнесла Гермиона. — Я что, обязана тебе подчиниться?

— Если не хочешь считать носом ступени, то подчинишься. И если все еще не хочешь, чтобы я заставил тебя забыть вчерашний вечер в Хогсмиде.

Гермиона снова почувствовала, что она почему-то не нравится этому человеку.

— Если я вспомню что-то, как мне с тобой связаться?

Грим пошарил в кармане и кинул ей прямоугольный кристалл.

— Если что-то вспомнишь, то сожми кристалл в руке и пожелай меня увидеть.

Гермиона усмехнулась. Что-то ее не особо тянуло видеть этого типа. Судя по всему, его желание было сходно.

— Мой кристалл зажжется. Аналогично и с твоим кристаллом. Если мне надо будет с тобой встретиться, он засветится.

— И снова на Астрономической башне?

— Здесь практически никого не бывает.

Грим замолчал. Гермиона поняла, что пора уходить. С собой она уносила не самое приятное впечатление о загадочном человеке — Гриме.

* * *

Следующая неделя, слава Мерлину, пролетела быстро. Гермиона считала каждый день до изготовления ее волшебной палочки. Профессор МакГонагалл оповестила учителей о временных трудностях ученицы Грейнджер. На уроках отличницу почти не спрашивали. Только профессор Трегер довольно хмыкал, проходя мимо нее. И как специально задавал домашнее задание — практиковать и практиковать новые чары.

В остальном же неделя для девушки прошла спокойно. Гарри и Джинни почти не оставляли Гермиону одну наедине со своими мыслями и переживаниями. Только вот в библиотеке они с ней сидели очень не долго, что давало возможность Гермионе поискать некоторые книги о демонах и о Гриме. Но она так и не нашла ничего мало-мальски достоверного.

Вокруг Рона теперь крутилось еще больше девушек, отпугиваемых громким визгом Лаванды. Мисс Браун цепко взялась за возвращение своего бывшего парня.

Гарри, наблюдая это, хмурился и пару раз высказал Рону, что он об этом думает. Но Рон упрямо стоял на своем, что и он и Гермиона виноваты в ссоре оба.

— Она сказала, что вот, видишь ли, я был в тени, а теперь слава ударила мне в голову!

— Я тебе тоже давно хотел это сказать! — произнес Гарри.

— Но ты же не сказал это при всех!

— А ты при всех сказал, что она всеми понукает, и тебе надоело ей подчиняться! И сказал, что она, видишь ли, неживая! Рон, это мерзко!

— Гарри, ей тоже не следовало заигрывать с этим фотографом! И давай прекратим этот разговор, я не хочу с тобой ссориться.

Поттер так ничего и не добился. Как и раньше, никто из них не хотел идти на уступки. И у Гарри снова как на третьем и шестом курсе появилось ощущение, что они уже не помирятся.

На субботу опять была разрешена прогулка в Хогсмид. Гермиона, увидев объявление, лишь нервно улыбнулась. Они с Гарри не шли в Хогсмид. Гермиона выпросила у директора разрешения и Гарри Поттеру посетить вместе с ней Косой переулок.

Олливандер был очень рад встрече с Гарри Поттером и все расспрашивал его о Битве за Хогвартс. Гарри привычно отвечал на подобные вопросы.

— Ну, мисс Грейнджер. Для вашей палочки я подобрал довольно необычное дерево. Мой старинный друг привез его из Японии.

Олливандер, светящийся от радости, вытащил откуда-то волшебную палочку.

— Сакура и перо феникса, одиннадцать дюймов.

Произнесите любое заклинание. Я хочу увидеть эффект!

— Люмос! — произнесла девушка, трепетно взяв в руки новую палочку. Дерево было теплым. На конце волшебной палочки появилось ослепительно яркое свечение.

— Такая палочка прекрасно подходит для заклинаний внушения, связанных с духовным миром, памятью! — восхищенно и одновременно туманно возвестил Олливандер.

— Гермиона, поздравляю! — улыбаясь, произнес Гарри, наблюдая за ошеломленной девушкой.

Гермиона же поспешно поблагодарила Олливандера, заплатила за палочку и пулей выскочила из магазина.

— Гарри, нам надо скорее в Хогвартс.

— Но, Гермиона, мы же еще хотели приобрести кучу вещей, мне надо купить подарок Джинни. Ух, как я ненавижу все эти даты…

— Хорошо, только давай недолго. Мне срочно надо вернуться.

Но все равно быстро у них не получилось. Гарри затащил ее в магазин, где выбирал себе новую метлу (тренировки по квиддичу вот-вот должны были начаться), потом еще гриффиндорцы поужинали в кафе.

Когда они, наконец, вернулись в Хогвартс, начинало темнеть. Гермиона буквально влетела в свою комнату, кидая покупки на кровать. Она искала одну очень важную вещь.

Гермиона достала маленький кристалл, сжала в руках, представила, что очень хочет увидеть обладателя второго кристалла. Через минут десять ее кристалл загорелся. Адресат получил ее послание.

— Драко, у тебя есть конспекты по защите? — спросил Блез. — Малфой, вынь пробки из ушей, я к тебе обращаюсь!

Драко не хотя отвел взгляд от небольшой брошюры, которую вот уже около получаса читал в общей гостиной факультета.

— Что тебе надо? — скучающим тоном спросил он.

— Малфой, я у тебя раз десять спросил, есть ли у тебя конспекты!

— Вообще-то ты спросил всего два раза! — удивленным тоном пробасил Гойл.

— Да, но это ничего не меняет, — резонно заметил Забини. — Так у тебя есть?

Малфой кивнул.

— В комнате, идем.

Забини театрально возвел глаза к потолку и поднял руки, будто благодаря высшие силы за исполнение просьбы.

— Клоун! — констатировала Пэнси, отрываясь от модного журнала. Она, подобно Малфою, читала его весь вечер, при этом загадочно ухмыляясь. Выяснять, что же там такого загадочного было, никому из сидящих в гостиной парней не хотелось.

Блез на ее замечание не обратил внимания, но на краткий миг легкая тень легла на его лицо.

В комнате Драко долго искал конспекты, но потом, плюнув на все, заставил прилететь тетрадь с помощью Акцио.

— Драко, давно хотел с тобой поговорить. Насчет того, что происходит.

Малфой мысленно напрягся. Никакой возможности, что Блез знает о Гриме, просто не могло быть. Слова Забини могли означать что угодно.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, ты отдалился от нас всех. Редко появляешься в гостиной, я тебя только на уроках вижу и то не на всех. Что с тобой творится, Малфой? Все не можешь прийти в себя? — грубо спросил Забини. — Мерлин, я, конечно, понимаю, что ты много вынес за этот год. Задания Темного лорда, трупы в Малфой-Мэноре…

— Блез, все это в прошлом, — твердо произнес Драко. — Все закончилось, и я не хочу вспоминать. Да и не вспоминаю уже давно.

— Тогда, черт тебя побери, я не понимаю! Ты ушел из команды по квиддичу, отказался быть капитаном! Капитаном! Вечно сидишь в своей комнате. Тебя что, Грейнджер покусала, что ты стал ботаником? Ты здесь что, правда все уроки делаешь? — скептически спросил Блез, глядя на стопку книг, кое-как сваленных на столе.

— То, чем я занимаюсь — мое дело, — твердо произнес Малфой. — И не лезь.

Некоторое время два слизеринца сверлили друг друга взглядами.

— Блез, ты ошибаешься, я всегда был с вами и есть.

Драко почувствовал, как раздражение и злость Блеза сменяются недоверием. Но все же слизеринец произнес:

— Тогда официально приглашаю тебя на свою днюху! — Забини дружески хлопнул Драко по плечу.

Малфой понял, что это будет проверкой. Придет или не придет. Проигнорирует или нет.

Терять друзей было никак нельзя. Драко отлично понимал это.

Разве он виноват в том, что отдалился, что забыл о многих, что частично потерял вкус ко многим прежним своим удовольствиям?

Виноват он сам. Виноват Грим — его вторая сущность.

— Так у тебя же вроде не скоро? — спросил Драко.

— Да, но выпивку мы уже заказали. Эй, а что это у тебя светится на кресле?

Драко удивленно обернулся: забытый им в кресле кристалл светился ровным голубоватым светом.

«И что от меня нужно грязнокровке?»

— Та это безделушка, купил где-то, уже сам не помню где, — произнес Драко, сжимая кристалл в руке. Тот погас. — Что-то типа вредноскопа, светится, когда близится что-то неприятное.

В дверь постучали.

Драко и Блез резко обернулись — в дверном проеме стояла Пэнси Паркинсон.

— Да уж, полезная штуковина, — захохотал Забини. — Но не совсем правдивая.

— Что-то я не поняла?! — произнесла Пэнс, глядя на смеющихся однокурсников. — Драко, так ты идешь на вечеринку? Отлично. На ней будут почти все старшекурсники, заодно и обсудим кое-что. Ты у нас все-таки высшее руководство.

— О чем ты, дикое создание? — галантно спросил Малфой. Пэнси, прищурившись, смотрела на него.

— Узнаешь. А то совсем выпал из жизни «порядочных» слизеринцев. Блез, за мной! Будем обсуждать, как отвлечь доходягу Слизнорта. Не хочу, чтобы он своими нудными проповедями испортил праздник.

Забини страдальчески посмотрел на друга и поплелся вслед за девушкой. Драко насмешливо глядел ему вслед. Он уже давно догадывался, что Блезу нравится Пэнс. Хотя он и вечно насмехается над ней.

Только вся проблема, что девушке нравился как раз сам Драко. Забини прекрасно знал, что Пэнси Паркинсон — кандидатура номер один на роль невесты Малфоя.

Блез абсолютно все понимал, и его отношение к Драко ничуть не изменилось. За это Малфой и ценил его настоящую мужскую дружбу.

«Грейнджер, Грейнджер, неужели что-то нашла? Я в библиотеке все книги пролистал. Нет, с этой заучкой в книгах мне все равно не тягаться. Тут уж единственный соперник — мадам Пинс».

Драко быстро надел на себя мантию Грима, накинул капюшон. Посмотрелся в зеркало.

«Вылитый дементор», — слизеринец усмехнулся своим мыслям. — «И если Грейнджер вызвала меня просто так, точно применю к ней поцелуй смерти».

Хлопок. И в комнате слизеринца уже никого не было.

* * *

Гермиона Грейнджер уже была там, когда он трансгрессировал на Астрономическую башню. Стояла у одной из бойниц. Ветер трепетал ее кудрявые волосы, придавая ей какой-то колдовской неземной и одновременно зловещий вид.

Девушка повернулась к нему. Милое лицо, плотно сжатые губы, насмешливо-заинтересованный взгляд. Ничего жутковатого, обычная Грейнджер.

— Вызывала? — усмехнувшись сам себе, спросил Грим.

— Да, — Гермиона кивнула и тут же приступила к главному. — Я знаю, как нам понять, кто помог обуздать демона с помощью зеркала. Вот.

Малфой молчал, ожидая продолжения.

— В тот вечер над Хогсмидом пронесся вихрь, сбивший меня с ног. Я помню. В общем, мне кажется, что, падая, я видела чей-то смутный силуэт.

Единственный способ понять, кого я видела — это залезть в мою память. Омута памяти под рукой у нас нет, так что тебе придется применить ко мне легилименцию. Для этого есть специальное заклинание…

— Я знаю это заклинание! — оборвал ее Малфой.

Гермиона прикусила язычок: привычки всезнающей гриффиндорки давали о себе знать. Девушка наблюдала, как Грим меряет шагами площадку башни, раздумывая над чем-то. Он был выше, чем она думала. В прошлый раз Гермиона видела лишь сгорбленную фигуру у бойницы, теперь же она осознавала, что Грим почти такого же роста, как и Рон.

Это был один из тех немногих фактов, которые девушка знала об этом странном человеке.

— Есть еще один способ легилименции, при котором я не просто попаду в твою память, я смогу замедлять некоторые события, путешествовать в пределах твоих воспоминаний.

Я применял его всего пару раз, слишком много сил оно отбирает. Особенно у новичков. Зато мой учитель владел им в совершенстве.

«Замкнутый и нелюдимый Снейп, настоящие мысли которого не мог прочитать ни Волдеморт, ни Дамблдор».

— Это безопасно? — спросила Гермиона, глядя в лицо Гриму, а точнее, на часть лица, не скрытую капюшоном.

— Для тебя — да. Готова? — безразличным тоном спросил Малфой, садясь по-турецки на холодную каменную площадку башни.

Гермиона кивнула, усаживаясь рядом с мужчиной в такой же позе.

— Ближе, Грейнджер! Еще ближе! Я не кусаюсь, не бойся. Мне нужен физический контакт с тобой.

Их колени соприкоснулись. Малфой грубо схватил ладони девушки.

— У тебя тонкие пальцы. Легко сломать, — произнес Драко.

— Это намек?

— Предупреждение, — ответил Грим. — А теперь смотри на меня и не моргай.

Малфой внимательно разглядывал глаза Гермионы, пытаясь очистить свое сознание от мыслей. Ресницы девушки подрагивали от напряжения. У нее были темно-карие глаза, зрачок представлял собой выпуклое и абсолютно черное зеркало, в котором Малфой видел отражение самого себя.

« Legilimens panselene », — мысленно произнес Драко.

Зрачки Гермионы мгновенно расширились, Малфой почувствовал, как его сознание медленно растворяется в их черных зеркалах.

Количество раз, когда Драко использовал это заклинание, можно было пересчитать по пальцам. Сложность процесса была не только в том, что он требовал много сил, но и в том, чтобы попасть именно в нужный промежуток воспоминаний. Здесь можно было легко вместо недавних воспоминаний очутиться в воспоминаниях детства, младенчества.

Малфой нацеливался на самые последние воспоминания, но все равно промахнулся. Перед ним появился Большой зал, директор, произносящая речь, что-то с шумом обсуждающие гриффиндорцы.

«Первый день в школе!» — понял Драко.

Повинуясь его приказу, воспоминания стали ускоряться, как в перемотке фильма. Но все отличие заключалось в том, что Малфой и сам находился в этом «кино», состоящем из чужих воспоминаний, мыслей.

Во всей этой вереницы образов Малфой разглядел себя и Плаксу Миртл.

«Значит, Грейнджер видела это», — пронеслась мысль в его собственном сознании.

Картины и образы с огромной скоростью проходили перед глазами Грима: гриффиндорцы, уроки, библиотека, снова гриффиндорцы…

И, наконец, появилось то, чего он ждал. Хогсмид. Рыжий Рон Уизли с перекошенным от ярости лицом, толпа учеников Хогвартса, затем какие-то закоулки Хогсмида, «Кабанья голова».

Воспоминания пошли в нормальном времени.

Малфой увидел в баре себя. Со стороны его невозможно было узнать. Он сам себе напомнил Филиппа Гецова, предыдущего Грима. Точно таким же Драко увидел его в тот день в Косом Переулке, когда наследника многомиллионного состояния Малфоев убили. Весь тот день в памяти Драко был размытым, только встреча с Гримом оставалась самым ярким воспоминанием.

Драко прошелся по залу «Кабаньей головы», посетители совершенно его не видели, мирно поглощая заказанные блюда и выпивку. Бродяга пил дымящийся грог, разливая часть мимо лица; цыганка курила свою трубку, остекленевшим взглядом, глядя на Грейнджер, а сама гриффиндорка болтала с Аберфортом Дамблдором.

Затем Грейнджер встала и быстрым шагом вышла из паба, Драко поспешил за ней. Девушка свернула совсем в другую сторону от дороги в Хогвартс, к Визжащей хижине.

«Грейнджер потерялась в трех соснах! Как мило!» — фыркнул Драко.

Гермиона стояла, недоуменно глядя на Визжащую хижину. А затем перед ней появился демон. Словно вырос из ниоткуда. Порождение мрака, существо из ада. Даже в воспоминании от него веяло страхом, ужасом, болью тысячи невинных душ.

Мимо застывшего Малфоя пронесся гигантский пес.

«Выгляжу устрашающе», — с усмешкой констатировал Малфой. Сам Драко подивился своим размерам в образе Грима.

А затем уже началось то, что сам Грим не помнил. Картина того, как им завладел демон, вызвала у Драко отвращения. Сразу захотелось помыться, очиститься любым способом от этой могильной гнили.

— Используй зеркало!

Крик донесся откуда-то с дороги. Малфой круто повернулся в сторону и побежал в направлении, откуда раздавался голос. В десятках метров от Гермионы и него самого, лежащего на земле, стояла цыганка. Она с напряженным лицом глядела на попытки гриффиндорки обуздать демона, на Драко, корчившегося на земле. Из трубки, которая курила цыганка, вырывалось зеленоватое пламя, клубами закручивающееся возле женщины.

— Разбей! — донеслось с совершенно другой стороны.

На лице цыганки отразилось откровенное удивление. Она попыталась вглядеться вдаль, но над Хогсмидом уже начинался вихрь, черенок которого находился над двумя школьниками Хогвартса. Цыганка моментально растворилась в воздухе.

Все оказалось намного сложнее. В ту ночь свидетелей борьбы с демоном оказалось больше, чем изначально предполагал Грим.

Воспоминания начали ускоряться, уже в обратную сторону. И вот снова раздается крик цыганки:

— Используй зеркало!

Теперь уже Драко летел в совершенно другую сторону, достигнув границы визуальной памяти Грейнджер. Дальше пробиться сквозь темную завесу он не мог.

— Разбей! — доносится откуда-то из-за завесы.

* * *

Гермиона почувствовала, что Грим больше не держит ее за руки. Он медленно заваливался на спину, с глухим звукам ударяясь о каменный пол башни.

— Эй! Что с тобой? — произнесла девушка, становясь рядом с ним на колени. Гермиона приблизила свое лицо к его.

Грим дышал. Его горячее дыхание опалило ее кожу.

Малфой открыл глаза, и первым, что он увидел, было обеспокоено лицо Грейнджер. Ее глаза после заклинания все еще оставались абсолютно черными. Драко почувствовал как его снова «засасывает» в эти черные зеркала. Ослабевшее сознание отказывалось сопротивляться.

— Отвернись! — хрипло крикнул Драко.

Гермиона тут же отвернулась.

Обида.

Он чувствовал, что этим грубым окриком обидел ее. Можно было объяснить ей, что его сознание снова начало проваливаться в ее память, что единственным выходом было прервать визуальную связь…

Но не в правилах Малфоя объяснять что-то гриффиндорцам, да и вообще кому-либо. Он молчал, лежа на холодных каменных плитах, восстанавливал силы. Практики в использовании заклинаний памяти у него было ничтожно мало.

«Практиковаться, практиковаться, как завещал профессор Снейп!»

— Ты что-нибудь узнал? — наконец, произнесла Грейнджер, все также отвернувшись от него.

— Да, узнал, — произнес Малфой, обращаясь к спине гриффиндорке. — Уже можешь поворачиваться.

Грим поднялся, устало облокачиваясь на одну из стен бойницы. Его немного трусило, рубашка прилипла к спине, ноги были ватными. Ощущение было таким, что за несколько минут он успел переболеть гриппом.

Грейнджер все-таки соизволила повернуться к нему. Ее глаза уже принимали свою обычную форму, вокруг зрачка появлялся карий ободок. Девушка хмуро смотрела на него, закусив нижнюю губу.

«Это такая политика: закуси губу до крови — покажи свою обиду?» — усмехнувшись, подумал Драко. Какой же Грейнджер была ребенок. И дело не в том, что они с Малфоем были одногодки. Дело было в огромной разницы в их образе жизни, в их окружении, в их мыслях, в их поступках.

Гермиона слушала его внимательно, изредка переспрашивая. Словно слушала лекцию профессора Флитвика или профессора Морисона.

— Значит, единственное, о чем мы знаем — это та цыганка. Помню, у меня еще голова закружилась от ее курева.

Грим усмехнулся.

— Думаю, надо спросить у Аберфорта, кто она такая. Может, он знает.

— Тогда идем! — произнес Грим, резко поднявшись. Протянул руку.

Гермиона как-то странно вздохнула и взялась за протянутую ладонь.

Привычное и не очень приятное ощущения протягивания через шланг — и они на крыльце паба «Кабанья Голова».

Бар оказался закрыт. Дверь была заперта на внушительный засов, окутанный охранными заклинаниями. Только вывеска медленно покачивалась, хотя ветра не было и в помине.

— Странно, — произнес Грим. — Обычно бар закрывается в одиннадцать. Комендантский час-то уже давно отменили.

— Не знаю, Аберфорт редко изменяет своим привычкам. Скорее всего, что-то произошло.

Хогсмид совсем не был безлюдной деревней. Здесь всегда можно было увидеть много волшебников со всей Великобритании. Ночью людей, конечно, было намного меньше, чем днем. Но они все равно были. Сегодня же Хогсмид опустел. Даже бродячие собаки разом исчезли куда-то.

Гермиона и Грим дошли до паба «Три метлы», и только тут они заметили какого-то мужчину.

— Эй, а вы кто такие? — крикнул он, поднимая волшебную палочку. — Здесь сегодня не позволено бродить!

— Извините, — пролепетала Гермиона, чувствуя руку Грима, сжимающую ее ладонь. Он был уже готов трансгрессировать. — Мы не знали, хотели просто зайти в «Три метлы».

— Просто зайти? — с сомнением спросил мужчина, внимательно осматривая в свете волшебной палочки лицо Гермионы. Видно, на ее лице было такое искреннее сожаление, что волшебник поверил. — Ладно, валите отсюда. Здесь вам нельзя находиться.

— А что случилось? — подал голос Драко.

— А вы что, не слышали? В какой глуши вы живете? — хмыкнул волшебник. — Вчера здесь нашли мертвого гоблина.

— Убит авадой? — деловито поинтересовался Грим.

— Да в том то и дело, что нет! — произнес мужчина и тут же спохватился, что нельзя никому доверять секретную информацию. — Вы ничего не слышали. Все равно через пару дней все узнаете в газетах, эти писаки обязательно что-нибудь вынюхают! Все, идите!

Малфоя не надо было просить дважды.

И снова они были на Астрономической башне во власти холодного пронизывающего ветра.

Гермиона посмотрела на Грима. В голове Грейнджер уже давно крутился вопрос, ответ на которой знал только этот человек.

— Расскажи мне, в конце концов, о демонах. Я ведь так ничего и не понимаю.

«В кои-то веки Грейнджер не понимает», — подумал Драко. Он рассказал ей, что знал. Умолчал лишь об источнике этой информации и о том, что сам был в потустороннем мире. И видел все своими глазами.

— Невероятно. Ни в одной книге не написано об этом…

«Интересно, он думает о том же?» — пронеслось в голове Гермионы.

— Это ведь связано, да? — робко спросила она. — То убийство гоблина?

— Не знаю. Но, если вспомнить, то за последнее время было несколько убийств и похищений.

Гермионе вспомнился ее разговор с Гарри под мантией-невидимкой в одном из австралийских клубов.

— Пропал Дедалус Дингл, убили Фенрира Сивого.

Девушка замолчала, вспомнив о загадочных подробностях убийства оборотня. Говорили, это сделал человек-зверь, Грим. Гермиона заставила себя поднять глаза на лицо Грима, наполовину скрытое. Понять его эмоции было невозможно.

— Ты его убил? — резко спросила она.

— Да, — просто ответил он.

Она молчала. Ее эмоции в этот момент были более чем противоречивы. А Драко стало внезапно интересно, что же она ему скажет. Испугается? С криком убежит от него? Осудит?

— Я пойду, — произнесла Гермиона. — В общем, до завтра. Ты ведь снова отправишься в «Кабанью голову»? — уточнила девушка.

Грим кивнул. Девушка отвернулась от него и пошла в направлении лестницы.

— Ты не боишься? — спросил он.

— Он был чудовищем. Наверное, если бы единственным выходом было убить Фенрира — я бы убила, — произнесла Грейнджер, не оборачиваясь.

* * *

Следующий день Гермиона провела в каком-то полусне. Она постоянно вертела в руке кристалл, что становилось уже навязчивой привычкой. После того, как за обедом девушка уронила кристалл в тыквенный сок, она поняла, что пора бы взять себя в руки.

Она боялась и ждала, когда же кристалл засветится. После всего услышанного о демонах, Гермиона понимала, насколько все серьезно и невероятно. Но если бы она сама не была свидетелем того страшного вечера, то никогда бы в жизни не поверила ни слову Грима.

Был ли этот человек особенным? Гермиона не знала. Она не знала о нем ровным счетом ничего. За исключением того, что он мог трансгрессировать в любое место и называл себя Гримом.

Было ли это всем, что он умел? Ответ неизвестен. Опасен ли этот человек для нее самой? Неизвестно. Но Гермиона была практически уверена, что ответ положительный.

Он прикончил Фенрира Сивого, монстра, убившего и обратившего множество маленьких детей; монстра, разрушившего семьи; монстра, убить которого желала половина волшебников.

Грим отомстил за многих. Можно было ли назвать этот поступок благородным? Можно было назвать убийство благородным? И снова нет четкого ответа. Гермиона не знала, при каких обстоятельствах Грим убил оборотня. И убил ли Грим еще кого-то.

— Гарри, — тихо произнесла Гермиона на уроке трансфигурации. — Помнишь, ты рассказывал мне про убийство Фенрира?

— Помню, а как же, — также тихо ответил Гарри, стараясь, чтобы профессор Морисон не увидел, что они болтают вместо того, чтобы практиковаться.

— Там же вроде кто-то видел Грима.

— Ага. Но об этом так ничего и не выяснили, дело закрыли. Но, так или иначе, этот «Грим» появился вовремя: того мракоборца-неумеху Фенрир уже чуть не ухлопал. Не понимаю, как его только взяли в мракоборцы. Там такой отбор, никому поблажек не дают.

— И тебе не дадут? Гарри, ты убил одного из самых сильных волшебников во всем мире. Ты уже сдал все возможные экзамены.

— Да. Но я все равно хочу поступить туда как все, по результатам ЖАБА. А не по особым заслугам или…

— Мистер Поттер, мне интересно, о чем вы так мило болтаете с мисс Грейнджер? — спросил профессор Морисон. — Может, и нас посвятите в это?

Гарри и Гермиона с улыбкой переглянулись и замолчали. Профессор Морисон замолчал, а затем снова начал объяснять что-то Парвати Патил.

* * *

Кристалл засветился, когда гриффиндорка была в библиотеке. По древним рунам была задана огромная домашняя работа. Гермиона уже дописывала бисерным почерком второй свиток, как кристалл, валявшийся на столе, засветился.

«И почему так не вовремя?» — с досадой подумала Гермиона, захлопывая тяжелый фолиант по рунам.

Учителя, зная, что семикурсники сдают в этом году ЖАБА, начали задавать еще больше. Объем работы перед СОВ теперь казался совсем незначительным и даже смешным. И что было возмущаться на пятом курсе, что преподаватели озверели?

Лестницу на вершину Астрономической башни она одолела, окончательно запыхавшись и размышляя о том, что давно пора поставить в Хогвартсе лифты. От библиотеки прямо на вершину Астрономической башни и гостиной Гриффиндора.

— Здравствуй, Грейнджер! — весело поздоровался Грим, наблюдая, как она пытается отдышаться.

— Угу.

— Буду расценивать это как приветствие. Вообще не хотел тебя брать, но подумал, что бармен «Кабаньей головы» мне просто так ничего не скажет. Скрытный он какой-то. А вот тебя он знает, ты у него все и выпытаешь.

— Откуда ты знаешь, что я знакома с Аберфортом? — с подозрением спросила Гермиона.

— Видел, как вы с ним мило болтали, — произнес Малфой. — «Кабанья голова» сегодня открыта. Ты зайдешь туда, узнаешь. Я буду ждать снаружи. Так что не теряем времени.

Девушка даже не заметила момента, когда он прикоснулся к ней. Хлопок — и они у входа в паб. Грим делает ей пригласительный жест. Гермиона раздраженно смотрит на него и входит в паб. Внутри довольно много людей. Все сидят за одним столом, с жаром что-то обсуждая.

— Гоблины уже во всем обвиняют волшебников!

— Будто нам надо марать о них руки!

— Друг друга-то они вряд ли…

— А я слышал, что его как-то странно убили!

— Министерство, как всегда помалкивает!

Похоже, все сегодня обсуждали убийство гоблина. Аберфорт молча слушал выкрики своих посетителей, протирая стаканы. Его лицо выражало крайнюю задумчивость.

— Аберфорт! — произнесла Гермиона. Бармен повернулся к ней, проскрипел что-то слегка напоминающее приветствие.

— У меня к тебе дело. Помнишь, я тут недавно была у тебя? В тот вечер здесь еще была цыганка.

— Да что вам всем от нее надо? — удивился Аберфорт. — Сегодня один в плаще спрашивал. Держи карман шире, буду я ему рассказывать! Теперь ты! Что тебе от нее нужно?

— Что нужно? — Гермиона в спешке придумывала оправдание. На ум ничего не приходило.

— Ну…

— Что ну? — взгляд Аберфорта стал еще более подозрительным.

— Хочу погадать! — воскликнула Гермиона.

«Мерлин, что я ляпнула!»

— А! — Аберфорт, похоже, поверил. — Эх, все вам, молодежь, будущее узнать хочется. Чтоб потом мучиться от знаний?

Но про цыганку ту говорят, что она настоящая предсказательница. Не то, что та летучая мышь, которую еще мой брат взял в школу в преподавательницы. Она мне нагадала, что я стану Министром Магии. Это после того, как я снизил плату за жилье.

— Так ты мне дашь ее адрес?

— Адрес? — бармен рассмеялся. — Думаешь, она дает всем свой адрес? Она и не принимает на дому. Я знаю только, что найти ее можно в «Приюте оборотня», бар такой в Северной Ирландии. Она там, кажется, принимала в последнее время. Только не очень советую идти туда. Это местечко для… особого контингента.

— Спасибо, Аберфорт! — крикнула Гермиона, выбегая из бара.

Бармен лишь покачал головой и продолжил вытирать стаканы.

Драко ждал гриффиндорку снаружи, сидя на ступенях и мимоходом слушая разговор каких-то подвыпивших волшебников. Они обмусоливали одну и ту же тему: убийство гоблина. Сегодня других тем для разговоров в Хогсмиде просто не существовало. Потом на Малфоя чуть не налетела Грейнджер, подобно урагану вырвавшаяся из-за дверей паба.

— Под ноги смотри! — зло произнес Малфой.

— А чего ты тут уселся? — огрызнулась Гермиона.

— Да я уже ждать тебя устал, ты там полчаса была. Узнала?

— Да узнала. И то, что ты сегодня уже был там и спрашивал. Тебе-то Аберфорт ни слова не сказал!

— Все сказала? — спросил Драко. — А теперь о том, что меня интересует.

Гермиона раздраженно посмотрела на Грима и рассказала о сведениях, полученных у хозяина «Кабаньей головы».

— «Приют оборотня», говоришь? Да уж, занимательное место. Оно не для таких девушек, как ты. Так что лучше я сам туда отправлюсь.

— Нет уж. Всю информацию добыла я. Без меня бы ты и понятия не имел, куда идти. Так что все! — Гермиона быстро схватила молодого человека под локоть. — И ты от меня не отвяжешься, Грим.

— Ну, как хочешь! — сказал Драко и послушно трансгрессировал.

* * *

Грим и Гермиона трансгрессировали к самому входу трехэтажного каменного здания. На вывеске перед входом горело лишь несколько букв, но название все равно угадывалось: «Приют оборотня». В этот момент дверь паба открылась. В вечернюю тишину сразу же прорвались звуки музыки, пьяные голоса, крики, ругань. Из бара на улицу выкинули какого-то пьяницу, громко ругавшегося и размахивающего разбитой бутылкой анисовой водки. Дверь захлопнулась, все звуки разом исчезли. Только пьяница никак не мог встать с земли и все горланил песню о неразделенной любви.

— Говорил же, что лучше тебе сюда не соваться, — обреченно произнес Малфой. — Место не для таких, как ты.

— Ничего, — произнесла девушка, сквозь плотно сжатые зубы.

Драко открыл дверь и быстро вошел в бар, Гермиона чуть помедлила, но все-таки сделала шаг.

И тотчас же окружающий мир поменялся. Внутреннее пространство «Приюта оборотня» составлял огромный зал с длинными рядами столов. Под потолком висели магические шары света, поминутно меняющие цвет своего свечения. Часть барной стойки была заставлена искривленными сосудами, в которых кипела какая-то непонятная жидкость, испускающая разноцветный дым. Бармен быстро крутил в руках бутылки и стаканы, смешивал какие-то напитки, затем отправляя их на подносы официанток. Официантки были под стать такому заведению. Все на подбор рослые пышные длинноногие девицы, одетые в блузки с огромными вырезами и коротенькие шорты. Посетители мужского пола охотно заигрывали с ними, а за отдельную плату могли позволить себе больше, чем простой флирт.

Грим сделал Гермионе жест, чтобы она его подождала. Он подхватил за талию одну из официанток и тут же начал целоваться с ней. Та охотно обвила свои руки вокруг его шеи, прижимаясь к нему всем телом.

«Правильнее было назвать это не баром, а борделем!» — негодующе подумала Гермиона, глядя на эту сцену.

Затем Грим оторвался от официантки, что-то тихо сказал ей.

— Джонни! — громко произнесла девица, проведя языком по его щеке. — Что ж ты так долго не появлялся! Я соскучилась. Мне не хватало тебя. Очень! — томительно добавила официантка.

Она дернула его за мантию, увлекая за собой. Грим снова что-то сказал ей, а потом спешно подошел к Гермионе.

— В общем, поспрашивай у бармена на счет цыганки.

— А ты?

— А я занят, — нахально произнес Малфой, оглядываясь на свою официантку. — Сама ведь захотела пойти со мной, так что помогай.

— Ну, ты и наглец, Джонни, — с вопросительной интонацией произнесла Гермиона. — Это твое имя?

— Джон Смит в Англии, Хуан Гарсия в Испании, Жан Дюбуа во Франции — у меня большой список.

«А настоящего имени никто не знает!» — подумал Малфой, возвращаясь к «своей»официантке, которая уже извелась в ожидании него.

Гермиона пожала плечами и отправилась к бармену, как и советовал Грим.

Бармен был высоким тощим человеком какого-то неопределенного возраста. Он мог быть и одногодком Гермионы, а мог быть и старше ее лет на десять. Его лицо было очень подвижным, каждая эмоция четко «пропечатывалась» на его голом, как блин, лице. Бармен был абсолютно лысым, на его гладкой блестящей голове чернела небольшая татуировка в виде руны удачливости (Гермиона с первого взгляда определила ее).

— Что заказываем? — спросил он, даже не глядя на Гермиону.

— Сок есть?

— А что разбавляем — водку, виски? — деловито поинтересовался он.

— Просто сок.

Теперь бармен обратил внимание на гриффиндорку, глянул на нее как на ненормальную.

— А как так просто? Мы так и не продаем, это же пятно на нашей репутации! — испуганно визгнул он.

«Ничего себе! Что же это за заведение, где сок считается пятном на репутации?» — пронеслось в голове девушки.

— Тогда ничего не надо, — лицо бармена приобрело недовольное выражение.

-Тогда че тебе тут понадобилась? — спросил он.

— Я хочу узнать про одну цыганку. Говорят, она здесь принимает. Мне надо погадать.

Лицо бармена оживилось. Какое-то время он разглядывал Гермиону, пытаясь что-то определить.

— Откуда узнала?

— Мой друг, тоже бармен, сказал.

— А! Ну, тогда ясно. Только знай — это недешево. У тебя-то деньжат хватит? Галеончиков? Киваешь, да? Ну, так и быть, скажу. В пятницу она тут устраивает сеанс, в четыре часа. А потом опять куда-то сваливает.

— Ясно. Спасибо! — радостно произнесла Грейнджер. — А сливочное пиво у вас есть?

— Что, сливочное пиво? Да оно у нас не идет практически. Ладно, чего пригорюнилась, детка? Где-то валялось, я все выбросить хотел. Бери, можно за счет заведения.

— Спасибо еще раз.

— Да не за что! Чего я сегодня такой добрый? Ой, не к добру!

— Почему это? — удивилась Гермиона.

— Эта примета такая. Вот, когда в последний раз старушке дал милостыню — все! — громко взвизгнул он.

Девушка подпрыгнула на сидении от неожиданности. Бармен прокричал ей прямо на ухо.

— Что все?

— Война началась! Тот-кого-нельзя-называть ожил! Все газеты потом об этом трубили. Или вот еще один случай. Слушай!

Бармен, похоже, нашел в лице гриффиндорки благодарного слушателя и теперь изливал ей свои басни имени себя и своих предчувствий. Гермиона его почти не слушала, разглядывая посетителей.

Отвратительные лица мужчин с красными затуманенными выпивкой глазами; пьяные малолетние девушки, сильно накрашенные и откровенно одетые, они пили вместе с взрослыми мужиками, охотно давая себя облапать; какие-то страшные бесполые люди, одни из которых курили трубку, другие вдыхали дым из искривленных сосудов, их объединяло странное болезненное удовольствие на лицах.

Все эти лица в дыму. В разноцветном дыму, окрашивающемся магическими шарами света. Гермиона чувствовала, как кружится голова. Образы всех этих порочных людей смешивались перед глазами, представляя собой картину из ночного кошмара.

Перед глазами гриффиндорки проносились лица посетителей, возникая из дыма и пугая своими звериными чертами. Какой-то старик с жирным потным лицом хлестал вино прямо из бутылки, не замечая того, что ярко-красная жидкость течет по его бороде. При разговоре он обильно брызжил слюной тех, кто сидел с ним за одним столом и не успевал вовремя отодвинуться. Одна из молоденьких девушек положила ноги прямо на стол, ее юбка сильно задралась, но девицу это явно не смущало. Ее лицо неприятно поразило Гермиону. Оно было еще совсем как у ребенка, черты до конца не оформились, не заострились. Но лицо уже было одутловатым, кожа приобрела желтоватый болезненный оттенок, как у пьяниц. Девица громко хохотала, выкрикивала тосты, мужские руки постоянно наливали ей в бокал. Судьба таких девочек уже предрешена. Ее выгонят или уже выгнали из дома, она будет проводить вечера в кабаках в обществе бесконечной вереницы мужчин, алкоголя или наркотиков, потом принудительное лечение в больницах, ломка — и ты инвалид в двадцать лет.

Гермиона почувствовала, что смеется.

«Что же это со мной?». Перед глазами все было в дымке. Мысли с трудом складывались в слова, отдельные слова никак не связывались в предложения. Перед глазами появилось лицо какого-то мужчины. Он что-то говорил Гермионе, брал ее за руку, указывал куда-то. Девушка попыталась убрать его руки с талии, но у нее не получалось. Пальцы не слушались, а вместо гневного вскрика вырвался еще один смешок.

* * *

Не все знали, что на втором этаже «Приюта оборотня» находится особые места для богатых посетителей. Здесь не было наркотического дыма, как на первом этаже. Сюда не пускали всякий сброд, выпивка и одурманивающие средства были лучшего качества. На третьем же этаже находились специальные комнаты, «для отдыха».

«Надо бы посмотреть, что там с Грейнджер. Выяснила ли она что-то», — подумал Малфой, глядя на часы.

Он быстро спустился на первый этаж, глазами ища гриффиндорку, и обнаружил ее сидящую возле барной стойки со сливочным пивом в руках. Девушка постоянно откидывала волосы назад, будто ей было нестерпимо жарко, как-то странно мотала головой в разные стороны не совсем в такт музыки. Потом к ней подошел какой-то здоровый мужик, что-то шепча на ухо. Он взял ее за талию, увлекая за собой. Малфой был уверен, что Грейнджер сейчас точно метнет в него каким-нибудь боевым заклинанием. Но она не сопротивлялся, безвольно подчиняясь тому мужчине.

«Да она пьяна!» — пронеслось в голове Драко.

— Отошел от нее! — громко произнес он, становясь прямо перед тем мужиком.

— А ты кто такой, чтоб указывать? Видишь, она совсем не против! — нагло заявил он.

— Она со мной, — резко ответил Малфой, толкнув мужика в грудь. Тот отступил на несколько шагов, зацепился за ножку стула и грохнулся на пол. Драко успел подхватить глупо хихикающую Гермиону.

В баре на них уже многие посматривали с интересом. Дело пахло дракой, а значит, кровью, зрелищем и ставками на победителя.

— Что ты ей налил? — угрожающим тоном спросил Драко у бармена.

— Да ничего! — испуганно пискнул бармен, замахав руками.

— Повторяю еще раз, — тихо произнес Грим. — Что ты ей подсыпал?

— Ничего! Чего ты ко мне пристал-то? Я сейчас охрану вызову!

«Сам напросился. Империо!».

В мозгу зародилась горячая волна, моментально распространившая по руке, по кровеносным сосудам и нервным окончанием.

Лицо бармена обмякло, приобрело какое-то подобострастное выражение, как у пса перед хозяином.

— Да, да. Я подсыпал ей в сливочное пиво наркотик. Майкл попросил мне сделать это за сорок галеонов, обычная цена тридцать, но больно ему девчонка приглянулась. Я еле успел подсыпать, чтоб она не увидела. Наркотик подавляет волю, вызывает галлюцинации. И в нужный момент появляется Майкл, когда девушка уже ничего не соображает...

— Чем нейтрализовать эту гадость?

— Апельсиновым соком. Я ей его поэтому и не дал.

— Тащи сок, скорее!

Майкл между тем поднялся и снова подошел к Малфою.

— Слушай, ты не понял, что здесь так не принято? Я заплатил за нее!

— Мне без разницы, — ответил Драко, отворачиваясь и следя за тем, как Грейнджер давиться соком.

Майкл окончательно озверел и замахнулся на Малфоя, но Драко успел увернуться — здоровый кулак обрушился на барную стойку, деревянная поверхность треснула. В зале раздалось улюлюканье.

— Мальчики! — твердо произнесла трангрессировавшая к ним немолодая женщина. По-видимому, она и была хозяйкой «Приюта оборотня». — В баре запрещены драки. Все разборки на улице.

— Пошли, выйдем! — свирепо произнес Майкл.

Драко кивнул. Вслед за его оппонентом пошла добрая половина посетителей бара. Бармен уже записывал ставки, размахивая блокнотом (Малфой отменил действие Империуса).

Гермиона смотрела на все это с растущим недоумением и непониманием. Головокружение и тошнота постепенно проходили, правда, во рту все еще оставался неприятный горький привкус.

На ее немой вопрос «Что происходит?», Грим произнес:

— Бармену заплатили. Тебя опоили и хотели воспользоваться. А я убедил его, что это не хорошо, и тебя надо привести в нормальное состояние, — скучающим тоном произнес Грим. — Ты что-нибудь узнала?

— Что? Зачем ты вообще меня сюда привел! — воскликнула Грейнджер. Затем она взяла себя в руки. — Да, этот… эта сволочь сказала мне, что цыганка устраивает приемный день в пятницу в четыре часа дня.

— Мерлин! — выругался Малфой. — Тогда просто так отсюда ускользнуть не удастся, придется драться. Не особо хочется возвращаться сюда с позором.

— С кем? — спросила Гермиона, пытаясь нагнать Грима, который быстрым шагом направлялся к выходу.

— С тем, кто на тебя позарился. Грейнджер! Черт! Взял же тебя на свою голову.

На улице уже собрался достаточная толпа. Волшебники что-то кричали бармену, которые записывал все ставки на блокноте. Майкл стоял в самом центре этой толпы.

Все ждали Грима.

— Ставки 1 к 6 в пользу Майкла! За его оппонента неизвестного имени ставок совсем мало…

Малфой пожал плечами и направился к своему противнику. Он был уверен, что уложит этого тупого здоровяка, даже не применяя колоссальную силу Грима. Дело не в силе ударов, а в мастерстве ведения боя, зачастую чисто психологического. Около двух лет назад Драко целое лето провел в Японии, изучая магические боевые искусства. Японские волшебники предпочитают боевым заклинанием физическое воздействие или телепатическое воздействие, не требующее использования волшебной палочки.

Грим и Майкл разом встали в двух шагах друг перед другом. Их плотным кольцом окружила толпа, выкрикивающая какие-то бесполезные советы. Мужчины и женщины во все глаза глядели на приготовившихся к драке. Один из них был высоким полным мужиком с красным лицом, рубашка вот-вот готова была порваться на его мощной груди. Другой — высокий молодой мужчина, его лицо не дает разглядеть капюшон, телосложение скрывает мантия.

Начало боя никто не давал. Майкл двинулся на Драко не спешно, приближаясь к нему медленно бочком. А потом все его тело напряглось, он молниеносно выкинул огромный кулак, метя прямо в грудь Малфою. Драко легко отклонился, отступая на шаг в сторону, изгибаясь так, чтобы Майкл не коснулся его. Кулак столкнулся с пустотой. Майкл громко хмыкнул, весь его вид говорил о том, что Гриму просто повезло. Такого больше не повториться. Майкл снова вскинул кулак, на этот раз метя в челюсть. И снова Драко заранее просчитал следующий ход противника. Легко отклонился, сам же даже и пальцем не касаясь Майкла. И снова серия сильнейших ударов, готовых сломать шею Малфою, размозжить его череп. Майкл начинал злиться.

Зрители начали выкрикивать что-то нелестное в его адрес, смеяться над ним. Драко почувствовал, как к волне злости примешалась дикая необузданная ярость. То, чего и добивался Грим. В таком состоянии трезво мыслить и оценивать уже было невозможно. Майкл должен сделать ошибку, а там…

Новый удар, и снова кулак проносится мимо цели. Драко зааплодировал, поворачиваясь к зрителям. И тут он сам сделал ошибку.

Никогда не поворачивайся к врагу спиной!

От сломанных ребер Малфоя спасло лишь то, что он как раз поворачивался, и удар пришелся вскользь. Драко покачнулся. Майкл, не теряя времени даром, подставил ему подножку. Грим упал навзничь. Майкл снова занес кулак для удара, метя в лицо, но тут уже Драко перехватил его кулак. Раздался треск.

Гриму уже надоело это представление. Он не намеревался ломать себе ребра, да и вообще давать этому мужику коснуться себя. Драко сам совершил ошибку, играя на публику. Соперник же успел воспользоваться этим. И не погнушался избивать уже лежачего. Это живо напомнило Малфою летнюю ночь, когда его избивало три человека. Не бывать больше такому. Ярость наполнила его под завязку и начинала выплескиваться наружу.

А теперь Драко просто ломал пальцы этому Майклу. Или как там его звали? Малфой точно не помнил. Удар ногой в грудь — и противник уже валяется на земле, пытаясь приподняться. Но Грим не дает этого сделать. Еще один удар в грудь. Майкл даже не может кричать от боли, ему бы хоть сделать вдох. Удар по лицу, и Драко чувствует, как проламываются кости, как хлещет теплая вязкая кровь.

Зрители больше не кричат, не поддерживают тех, на кого ставили. Все молчат. Все наблюдают убийство. Все смотрят, как одно живое существо убивает другое.

И никто, никто ничего не делает.

В тишине раздался тоненький голос:

— Протего!

Щит преграждает пространство между противниками на земле. Грима отбрасывает на несколько шагов назад.

— Убери! — кричит он маленькой темноволосой девушке.

— Не надо! — твердо произнесла Грейнджер, глядя на Грима. — Иначе ты убьешь его. Здесь все согласны, что ты победил.

Послышались согласные выкрики. Бармен усиленно кивал, блокнот и золотые галеоны дрожали в его руках. Малфой молчал, пытаясь обуздать ярость и не накинуться на Грейнджер.

«Чертова грязнокровка!»

Он зашел слишком далеко. Он знал. Но упрямо сопротивлялся голосу рассудка и голосу Грейнджер.

Его противника уже оттаскивали. Кровь залила землю.

— Идем! — прорычал Грим, хватая девушку за рукав.

* * *

Перед глазами Гермионы снова появились привычные очертания Астрономической башни. Она была дома, практически в безопасности. А хотелось бежать, бежать прочь от этого человека, который чуть не совершил убийство.

— Ты мог убить его! Избить до смерти, — пораженно произнесла она. И тотчас поняла, что не надо было говорить это.

Холодные пальцы сжали ее горло, Грим прижал девушку к стене. Гермиона потянулась за лежащей в кармане волшебной палочкой, но другая рука Грима стальным обручем сжала ее ладонь. До палочки было не дотянуться.

— Не забывай, что я в любой момент могу убить тебя. Когда ты приходишь сюда, ходишь по коридорам этой убогой школы, когда спишь и видишь радужные сны! — он говорил тихо, но от этого становилось еще страшнее.

Гермиона сглотнула, от страха у нее пересохло горло.

— Не убил ведь? Почему? — бесстрашно посмотрела ему в лицо, чувствуя, как по спине катится холодный пот.

«И, правда, почему? Столько лет терпеть эту грязнокровку…»

Драко осторожно поглаживал ее запястье большим пальцем. Ему доставляло какое-то странное удовольствие ощущать ее бешеный пульс, прикасаясь к тонкой коже на запястье. Это успокаивало его.

Грейнджер была живая. Ее сердце билось. Билось отчаянно, как у зайца, но билось. Она была живая.

Драко понял, что не смог бы убить ее. Он уничтожал зло. Она же была невинна, самое большое преступление на ее совести — ложь, и то во имя блага.

Он не смог бы убить ее. Не смог бы видеть, как ее лицо заливает теплая алая кровь, как губы замирают в невольном удивлении, а глаза навсегда становятся стеклянными и неподвижными.

— Я не могу тебя убить, — Грим произнес это чуть ли не с обидой. — Просто не могу.

Гермиона молчала, не зная, верить или нет.

— Не могу убивать добро. Это не входит в мою компетенцию.

Драко почувствовал, что успокоился. Ярость исчезла, оставив место пустоте. Грейнджер смотрела на него с недоверием и, пожалуй, недоумением.

Малфой судорожно втянул воздух носом, ощущая знакомый аромат. Теперь, находясь так близко к девушке, он опять чувствовал ее запах. До этого его умело скрывала одежда.

— Я в долгу. Ты спасла меня.

Грим отпустил ее горло, ее затекшую руку, на секунду еще раз улавливая пульс ее живого сердца. Гермиона поступила чисто инстинктивно. Мгновенно вытащила волшебную палочку:

— Экспелиармус! — за не имением палочки из его руки ничего не выпало, заклинание толкнуло Грима в грудь, и он с реактивной скоростью перелетел через парапет Астрономической башни.

«Нет! Что я наделала?» — мысленно закричала Гермиона. Но тут же увидела, как Грим завис над зубцами башни.

«Так он и летать умеет!»

— Что это было? — спокойно спросил он, усаживаясь на плоскую поверхность одного из зубцов башни.

— Это означает, что я тоже в любой момент могу дать тебе достойный опор! — зло произнесла Гермиона.

Грим молчал, а потом расхохотался, громко, искренне. Гермиона поняла, что ее губы мимо воли расползаются в довольной улыбке. Она удивила его, заставила задуматься, не ударила в грязь лицом.

— А ты не так проста, Грейнджер! — констатировал Грим. — А я-то считал тебя спокойной уравновешенной девушкой. Н-да… Но такая ты мне больше нравишься.

Гермиона улыбнулась.

— Что ж, до пятницы. Ты ведь не побоишься грозного Грима?

— Ты не можешь меня убить.

— Да, — он театрально вздохнул. Его работа — убивать зло. — Главное, чтобы нас пустили в «Приют», а то я произвел там не совсем нужное впечатление.

— Да уж.

— До пятницы, Грейнджер! — произнес Малфой, наклоняясь и кувырком падая с башни. Гермиона подбежала к парапету. Но ничего не увидела. Фигуру Грима скрыла темнота. Она не знала, трансгрессировал он или так и летел до самой земли.

* * *

Рон возвращался с отработок от профессора Трегера. Он уже несколько раз пожалел, что наслал на Гойла рвотное заклинание прямо на уроке защиты. Теперь весь кабинет был в блевотине, которую Рону и пришлось убирать.

Он возвращался в гостиную злой и уставший. Неожиданно Рон услышал какой-то звук. В коридоре слева от него послышалось какое-то движение.

«Рон! Рон!» — сладостная музыка манила, звала его.

Рон потряс головой, отгоняя наваждение. Но зов повторился снова, протяжный мелодичный. Он подрывал волю, заставлял рассудок молчать.

«Рон! Рон!»

Гриффиндорцу начало казаться, сделай он шаг — и все — свобода. Свобода от всего. От проблем, от тяжелых воспоминаний, свобода от всего.

Его нога зависла на несколько секунд, готовая сделать шаг в сторону, откуда так сладостно манил Голос.

Сил сопротивляться не было.

Рон сделал шаг.

Рон сделал шаг, не понимая, почему он это, собственно, делает. Шаг дался ему нелегко, внутри что-то упрямо сопротивлялось Зову. Он не хотел идти в тот темный коридор, не хотел подчиняться.

Нога Рона зависла в полушаге.

Сзади послышался новый звук. Стук чьих-то каблуков звонко раздавался в тишине пустых коридоров. Рон на мгновение оглянулся, встречаясь с удивленным взглядом Гермионы.

Голос замолк. Рона уже больше ничего не удерживало. Ему показалось, что с него резко скинули тяжелые путы. Молодой человек покачнулся, пытаясь сохранить равновесие, устало оперся о стену. Его знобило. Колени противно подкашивались. В голове стоял гул.

Рон перевел взгляд на Гермиону, переминающуюся с ноги на ногу около него. В ее взгляде сквозило беспокойство.

Стараясь не глядеть на девушку, Рон быстро обогнул ее и нетвердой походкой направился к портрету Полной Леди. Он знал, что Гермиона последовала за ним, что она идет позади, на расстоянии всего пары метров.

И от этого было как-то тяжело на душе. Они не идут вместе, они пытаются не смотреть друг на друга, они молчат.

«А ведь еще пару недель назад все было по-другому», — подумал Рон. — «И что она делает ночью в коридорах Хогвартса? Старосты уже не патрулируют коридоры. Библиотека давно закрыта. Тогда что же? Гермиона ходила на свидание?»

Ревность, жгучая и яростная, начала обволакивать сердце.

«Прошло всего ничего времени, а она уже с кем-то?»

— Шепот! — совсем не шепотом крикнул он пароль Полной леди, прерывая начинающиеся потоки слов о том, что Рон разбудил ее.

Гермиона молча прошла за ним и закрыла проход. Рон видел, как она свернула на лестницу, ведущую в комнаты девушек.

«Дурак! Первый ведь затеял всю эту показуху с Лавандой. Вот и Гермиона себе кого-то нашла. Специально, чтобы передо мной показаться!» — все размышлял Рон, ворочаясь в кровати.

Он долго не мог уснуть. И уже на грани между сном и реальностью пришло осознание. Рон вспомнил, на что был похож Зов. Такое чувство он уже испытывал однажды. На уроке Защиты от темных искусств, когда Лже-Грюм показывал на студентах действие Империуса.

Вспомнив, Рон тут же провалился в сон. Всю ночь в своих сновидениях он вместе с пауками танцевал твист, управляемый палочками профессора Грюма и профессора Трегера.

* * *

Урок Защиты от темных искусств проходил в уже в привычной обстановке. Профессор Трегер что-то громко и подробно разъяснял, время от времени придираясь к ученикам, которые или слишком явно его не слушали, или по каким-то необъяснимым причинам просто не нравились преподавателю. Его опрос школьники называли не иначе как «допрос с пристрастием».

Драко за весь урок ничего не написал. Его конспект по защите был девственно чист. Почти. Единственной его записью за целый месяц было: «2.09.1998». Другие конспекты могли похвастаться более подробными записями в несколько чисел и даже парой тем.

Малфой не собирался тратить свое время на учебу, его задержка в школе была незапланированной, случайной. Волею случая что-то стало твориться вокруг Хогвартса. Волею случая во все это была вмешана Гермиона Грейнджер.

Драко перевел взгляд на гриффиндорку. Она сидела впереди него, на соседнем ряду, за одной партой с Гарри Поттером. Грейнджер быстро записывала лекцию профессора Трегера, успевая за его стремительным темпом объяснения и ни разу не переспрашивая. Рядом сидел Поттер, устало протирая очки.

Гермиона вела себя как обычно на всех уроках. Невозмутимо слушала учителя, молча записывала объяснения в конспект.

«А ведь знает, что через полчаса начинается прием у той цыганки», — мелькнуло в голове Малфоя. — «И ведет себя как и всегда. Ни волнения, ни переживания, ничего».

В этот момент Драко заметил, как Гермиона вытащила из кармана какой-то небольшой предмет, а затем быстро сунула его обратно. Малфой мог поклясться, что доставала она именно кристалл.

«Значит, помнит. И все еще хочет пойти со мной, не смотря на ту сцену на башне. Храбрая Грейнджер. А может, и глупая».

Драко снова посмотрел на нее и покачал головой. Нет, не мог он ее убить. Похожее чувство, которое он испытал во вторник на башне, снова посетило его. Малфой перевел взгляд на Поттера. То же чувство.

«А как же!» — пронеслось в голове Грима. — «Святой Поттер! Защитник маглов, грязнокровок, всех идиотов с высокими целями равенства, братства. Что-то там говорил Филипп Гецов про цвет его сознания? Молочный белый. Еще бы».

Малфой отвернулся от гриффиндорцев. В поле его зрения попалась Пэнси Паркинсон, которая красила губы, ничуть не стесняясь профессора Трегера, разглагольствующего о преимуществе невербальных заклинаний.

Назвать Пэнси Паркинсон доброй у Малфоя язык не поворачивался. Да, она была нетерпима, груба, любила поиздеваться над кем-то. Но и злом она никогда не была.

«Даже, если припомнить, зверушек жалела», — вспомнил Драко.

И тут он на долю секунду встретился взглядом с профессором Трегером. Волна беспричинной жестокости захлестнула Грима с головой. Ему живо представилось, как он вырывает сердце из груди преподавателя, кромсает его плоть, разрывает жилы, нервы, кровеносные сосуды…

Малфой вцепился в парту, отчаянно пытаясь не дать Гриму тут же выполнить убийство преподавателя.

Секунды шли как-то очень медленно. Драко тяжело дышал.

— Драко, что с тобой? — удивленно спросила Пэнс. Малфой повернул к ней лицо. Девушка в страхе отшатнулась, помада прочертила алую черту на ее щеке. — Что с твоими глазами?

Девушка испуганно протянула ему зеркальце. Глаза Малфоя уже не были человеческими. Они были похожи на звериные. Серый цвет глаз стал как будто светлее на пару тонов. Зрачок превратился в узкую вертикальную щелку, в которой поблескивал едва уловимый огонек.

— Ничего. Все в порядке, Пэнс, — ответил Драко. — Вчера экспериментировал с зельями, вот побочные эффекты.

Девушка неуверенно кивнула, продолжая пристально разглядывать Малфоя.

Грим старался не смотреть на нее и отводил глаза. И также незаметно прикрыл учебникам борозды от своих ногтей на парте.

* * *

Возвращаться в «Приют Оборотня» не хотелось. Гермиону охватило какое-то неприятное чувство, когда она снова очутилась возле входа в это заведение. С этим баром у нее были связаны не самые приятные впечатления.

Грим открыл перед ней дверь.

— Войдешь? — спросил он насмешливо.

Гермиона кивнула. Кого-то этот тон ей напомнил, но мысли об этом тут же улетучились, стоило девушке снова оказаться в удушающей атмосфере «Приюта оборотня». Посетителей еще не было, только официантки, сменив «рабочую одежду», протирали столы.

Гермиону и Драко тут же увидел бармен, который работал и в прошлый раз. На его лице мелькнуло озарение, а затем испуг. Про недавнюю драку здесь еще не забыли.

— Здравствуйте! — залебезил он. — Вы к Анабель?

— К кому? — переспросила Гермиона.

— К цыганке, она сегодня принимает! — испуганно произнес бармен, предпочитая не глядеть на молчавшего Грима. — Она принимает на втором этаже, встаньте в очередь.

Грим кивнул и отправился знакомой дорогой на второй этаж. Гермиона замешкалась.

— Вы ведь нас помните? Что там с тем волшебником, Майклом?

Бармен обернулся во все стороны, словно проверяя, не подслушивают ли их.

— Ужас, просто кошмар! — визгливо произнес он, так что его голос эхом разнесся по первому этажу. — Еле откачали. Мы ведь его сразу в Мунго отправили. А там целители как увидели! Охали, ахали! Кошмар! Столько крови. Всю палату залила. Я вообще в обморок… То есть, плохо мне стало от вида крови.

— Ну, так с ним все будет в порядке?

— Ему там раны подлечили, но я скажу, красавцем он уже никогда не станет. С таким-то лицом! Да я как увидел его, попятился, а тут дверь целитель открыл, и я в эту дверь! Бабах!

Гермиона едва сдерживала смех. Уж слишком комично выглядел бармен.

— Вот смотри, какая шишка на лбу! Болит. Не надо было мне тогда тебе пиво давать бесплатно! Ой, не к добру, когда я добрый.

— Надо, конечно же, подсыпать девушкам в стакан всякую гадость!

— Эй, ты не думай! Я ж не со зла! Я вообще бедный, — оправдывался бармен. — На зарплату бармена, думаешь, легко прожить?

Гермиона отвернулась от него и поспешила подняться на второй этаж, ей меньше всего хотелось слушать оправдания бармена.

Наверху было не так уж много людей. Одна семейная пара с годовалым ребенком на руках, богато одетая женщина сорока лет и старичок в круглых очках, заставляющий вспомнить о Гарри.

— Мы за Матильдой. Плату за гадание за нас двоих я уже заплатил. Так что ждем.

— За Матильдой? — не поняла Грейнджер.

— За вон той дамой в бриллиантах.

— Ты ее знаешь?

— Матильда Крауч.

«Моя дальняя родственница. Вот уж не думал, что она пользуется подобными услугами».

— Взрослая дама. А сколько тебе лет? — вдруг спросила Гермиона.

— А ты как думаешь?

Гермиона задумчиво посмотрела на него. Под ее придирчивым взглядом Драко охватило какое-то непонятное чувство. Его часто «осматривали» девушки, он к этому привык уже давно.

Но не к тому, чтобы на него так пялилась Грейнджер! Гермиона Грейнджер, над которой он шесть лет издевался, которой вместе с остальными слизеринцами придумывал обидные прозвища. Девушку, которую травили Пожиратели, которую, прикажи Темный Лорд, он бы пытал вместо тети Беллы.

Даже вспомнить этот месяц. Стоило ему встретиться с ней в коридоре, стоило ей хоть одним словом или жестом зацепить его, тут же начиналась ругань, Малфой едва сдерживался, чтобы не достать палочку. Он считал ее законченной маглолюбкой, она его — законченным Пожирателем. Они просто не могли обойтись без взаимных оскорблений. При встречах Грима с гриффиндоркой ему стоило больших усилий не называть ее грязнокровкой, чтобы она наверняка не догадалась, кто он.

А теперь Гермиона так сосредоточенно глядела на него, стояла так близко. Да никогда в жизни она бы так не приблизилась, знай, что за маской Грима скрывается Драко Малфой.

— Ты молод, — произнесла она, наконец. — Это однозначно. Даже по той малой части лица, что я вижу, я могу это понять.

«Наблюдательная, твою мать», — пронеслось в голове Драко. Он рисковал, он знал об этом. Каждый раз, когда он встречался с Грейнджер, существовала вероятность, что она догадается, что поймет по голосу, или Драко сам допустит ошибку, обличающую его. Если, как часто это делал, сорвет на ней зло, оскорбит, упомянет прошлое…

— Не думаю, что ты намного меня старше, — уверенно добавила она. — Но, может, ты и хорошо сохранился. Я совершенно ничего о тебе не знаю. Все это твой врожденный дар?

— Гермиона Грейнджер, вы слишком много хотите узнать, — произнес он. — И не лелей надежду, что я отвечу на эти вопросы.

Гермиона пожала плечами и отвернулась.

Любопытство.

Малфой явственно чувствовал это. Ей было очень любопытно хоть немного приоткрыть завесу тайны, окружавшей его. Драко был уверен, что знай девушка, кто он… никогда бы в жизни Гермиона не пошла с ним, не доверилась ему.

Грима же все это ужасно забавляло.

Очередь двигалась медленно. Прошло около двух часов, пока Матильда Крауч вся в слезах не выбежала из-за дверей. Серебряный колокольчик зазвенел, приглашая следующего посетителя войти.

— Ну что, мой черед, — произнес Грим.

Он открыл деревянную дверь и зашел в комнату. Драко думал, что помещение будет напоминать кабинет прорицаний: магические шары, чайные чашки, внутренности животных и тому подобное. Но нет. Комната была абсолютно пуста, если не считать двух кресел, стоящих точно по центру. Обшарпанные стены не могли похвастаться ни одной картиной, ни даже лохмотьями обоев.

В одном из кресел полусидела полулежала цыганка. Та самая колдунья, которая около двух недель назад была в «Кабаньей голове» в одно время с Малфоем. Женщина сделала пригласительный жест, указывая на пустое кресло.

Драко послушно сел. Некоторое время они с цыганкой пристально рассматривали друг друга. Анабель уже была не молодой, но еще не старой. Ей было лет пятьдесят, может, чуть больше. В длинных иссиня-черных волосах уже появились седые пряди, лицо было в морщинах, но они совсем не портили красоты этой женщины. Лишь напоминали о том, что ее красота увядающая. Самым притягательным во всем лице цыганки были глаза, большие ярко-зеленые и глубокие.

Цыганка курила трубку, из которой вырывалось зеленоватое пламя, освещая лицо, заставляя глаза как-то по-особенному вспыхивать.

— Ну, давай знакомиться, Грим, — хрипло произнесла цыганка. — Меня зовут Анабель.

Драко пожал протянутую руку.

— Ты знаешь, кто я, — немного удивленно произнес Драко.

— Знаю, — согласилась Анабель. — Знаю даже, зачем ты пришел.

— Тогда я могу начать получать ответы на свои вопросы?

— Пока нет, — цыганка улыбнулась, хитро глядя на Малфоя. — Ты уже заплатил за то, чтобы я тебе погадала, и за ту девушку, что ждет за дверью. А я привыкла отрабатывать свои деньги. Так что терпите, молодой человек. Вы все узнаете чуть позже. Да и мне надо убедиться, что я могу доверить тебе знание.

Драко усмехнулся, принимая правила.

— Гадаю я по глазам, так что снимай капюшончик свой. Да не бойся, никому я не выдам твоего истинного лица. Да что же вы все такие недоверчивые? — театрально всплеснула руками цыганка. — Что ты, что Филипп Гецов!

— Ты его знала? — удивленно спросил Драко.

— Не многим выпадает случай видеть Грима. Разве перед смертью тем, кого вы уничтожаете.

Я же видела уже двух Гримов. Видела настоящее лицо одного из них. Знаю про вашу заколдованную мантию. У Филиппа так вообще, если кто без его разрешения мантию хотел снять, руку отрывало. Представляешь? И никаким заклинанием нельзя было ни срастить, ни восстановить, не новую наколдовать…Ну, так может, уважишь старую женщину?

— Вы не старая! — усмехнулся Драко, снимая мантию.

— Эх ты, комплиментами тут расточаешь бедной красивой цыганке! — с улыбкой произнесла Анабель, наблюдая, как Малфой привычным движением снимает мантию. — Да ты красавчик! И известен к тому же. В газеты твое фото изредка попадает, Драко. Значит, все-таки ты. Долго Филипп искал достойную замену. Прекрасно понимал, что уходит в преддверии страшного времени. И ничего не мог поделать, он ведь знал день своей смерти. Вам все известна эта дата.

Малфой сухо кивнул. О том, что ему осталось жить около восьми месяцев, он предпочитал не вспоминать.

— Такой молодой, а уже стал Гримом. Да еще и в такое время!

— Да что за время такое-то?

— Позже, — улыбаясь, небрежно произнесла цыганка. Ей явно нравилось разжигать любопытство Малфоя. — Я так думаю, лучше объяснить сразу тебе и той, что ждет за дверью. Экономнее по времени. Да и здесь о подобном не говорят. Лучше вы ко мне домой загляните.

А пока давай посмотрим твою судьбу. Вдруг тебе это поможет? Или я подскажу что-то?

— Попробуйте.

Анабель приблизилась к нему, внимательно вглядываясь в лицо Малфоя.

— Читать судьбу Грима тяжело. Я могу видеть лишь что-то глобальное, важное, а вот мелкие детали я не увижу, сколько стараться не буду. У вас сакральная защита. Готов? Тогда смотри мне в глаза.

Это длилось около минуты. Анабель не моргая, смотрела на него, словно гипнотизируя Драко взглядом. Затем она резко закрыла глаза и как-то обмякла в кресле. Слегка дрожащими руками снова зажгла свою трубку, с наслаждением и явным облегчением выдувая колечки дыма.

— Ох, и сложно тебе будет! Несмотря на то, что ты Грим, несмотря на все твои силы. Ты ведь даже еще не все их освоил. А надо осваивать, скорее осваивать.

Времени у тебя не так много. Семь-восемь месяцев не больше. Успеешь ли ты? Не знаю.

— Успею что?

— Выполнить все. Не сломаться, не бросить все это ко всем чертям собачьим. Достичь конца, — медленно сказала Анабель. — Что, говорю загадками, да? Но это будущее, не имею право тебе рассказывать. Иначе могу изменить все к худшему, к лучшему уж точно не получится… Да и девушку свою береги, ей не меньшая опасность грозит.

— Какую девушку?

— Если и не большая, — продолжала, не слушая Анабель. — Она в это все крупно завязана. И потому что с тобой, и потому что знает она многое из того, что уже свершилось давным-давно. Из-за этого на нее будут охотиться.

Знаешь поговорку: меньше знаешь — дольше живешь? Вот, самая жизненная поговорка. Но не в моем случае, к большому сожалению. Дай, как еще раз взгляну в твои очи светлые!

Малфой послушно приблизил лицо к гадалке.

— А глазки ведь уже меняются. Смотри, и блеск исчез, как у оборотней прямо перед полнолунием. Ну, что, исчезает в тебе человек…

— В каком смысле исчезает? Я что, в зверя превращаюсь? — недоуменно спросил Драко.

Гадалка, не отвечая, еще раз заглянула в его глаза, видя там то, что другие не могли увидеть.

Лицо цыганки побледнело, губы затряслись, она поскорее отвернулась от Малфоя. Анабель несколько раз провела у себя перед глазами рукой, словно убирая липкую паутину. Свою погасшую трубку ей долго не удавалось зажечь снова.

— Что вы увидели? — спокойно спросил Драко, ощущая, как от цыганки отходят волны страха, ужаса и жалости.

Анабель повернулась к нему, в глазах цыганки стояли слезы.

— Ты спрашивал меня, почему в тебе исчезает человечность. Обязанность Грима — уничтожать зло. Но это очень изящная формулировка. У тебя есть такое право — убивать. Тебе дана своеобразная индульгенция. Но ты ведь еще человек. Убивать для тебя тяжело. Скольких ты уже прикончил?

— Одного. Оборотня Фенрира.

— Читала об этом в газетах. Спасал людей, оборонялся, — Анабель не спрашивала, а утверждала. — Убивать же просто так, без боя, невзирая на личные привязанности, на просьбы, убивать по-своему желанию. Убивать тех, у кого есть любящие семьи, дети, пожилые родители — хорошие добрые люди.

Убивать — тоже сложно. Ведь надо находить в себе силы обрывать чьи-то судьбы.

— И к чему все это? Вы описываете мое будущее? — резко спросил Грим. — Я перестану быть человеком, стану чудовищем, вершащим правосудие?

— Нет, ты будешь оставаться человеком наполовину. У тебя будет прежний характер, привычки, внешность (разве глаза будут иногда меняться). В тебе еще сейчас слишком много от человека. А настоящим Гримом ты станешь, когда переступишь черту. Тогда и осознаешь свою подлинную мощь.

— И где это черта?

— Каждый определяет сам. Ты переступишь ее уже скоро. И это будет ужасно. И отвратить это не получится никому, уже слишком поздно. Мне жаль, правда, мне очень жаль, — Анабель вздохнула. — А теперь уходи. И позови следующего.

Драко снова надел мантию, поспешно вышел из комнаты. Он никогда особо не верил предсказаниям. Но тут что-то подсказывало ему, что все сказанное сбудется. К сожалению.

* * *

Гермионе не особо хотелось идти к гадалке. Она не верила в никакие предсказания. Такое недоверие ко всем туманным гаданием у нее появилось после посещения прорицаний еще на третьем курсе. У Грейнджер в голове твердо утвердилось, что все эти гадалки такие же шарлатанки как и профессор Трелони. Поэтому идти к Анабель и выяснять свою судьбу она вообще не собиралась. Но цыганка не собирался ничего объяснять до того момента, как не отработает все деньги. По мнению гриффиндорки, это был дурацкий и необоснованный каприз.

Вопреки ее ожиданиям, комната, в которую вошла Грейнджер, меньше всего напоминала кабинет прорицаний. Никаких благовоний, пуфиков, волшебных шаров и кристаллов, книг по гаданиям и других атрибутов всех ясновидящих. Это разрушало многолетнюю ассоциацию Гермионы, связанную со всеми гадалками, прорицательницами, цыганками.

— Ох, ну что же мне сегодня все такие красивые попадаются, — всплеснула руками Анабель. — Прямо как-то непривычно. А то у меня вечно куча посетителей-инвалидов, калек, проклятых. Они думают, я смогу исправить им внешность, характер или судьбу. Я лишь могу предречь будущее, все остальное за вами! Каждый сам кует свою судьбу! — немного негодующе воскликнула цыганка.

— А Грим тоже был красивым? — спросила Гермиона, усаживаясь в кресло.

— А ты что, его лица не видела? Скрывает, значит. А я думала, что, раз ты с ним, так и знаешь про него все. Хотя, что это я? Знаешь ли, у тех, кто зрит будущее, есть одна дурацкая черта.

— Какая же? — немного насмешливо спросила девушка.

— Мы путаем будущее с настоящим. Теряемся во времени. Я вот, например, не знаю, какой сейчас год. Да мне это и неважно. Зачем вспоминать, что ты уже немолода, и такие милые мальчики, как Грим тот же, тобой не заинтересуются?

— Э... ну, может быть.

— А ты ведь не веришь, да. Считаешь все это бредом. А во что же ты веришь?

— В науку, в факты, в то, что видела своими глазами.

Цыганка рассмеялась.

— И как после это в тебе волшебство-то проснулось? Нет, мне действительно интересно. Я ведь знаю кто ты, твое происхождение. Так вот, я читала одну такую книженцию, в которой объяснялось, как маглы становятся магами. Имелось в виду те, у кого в родственниках не единого волшебника не было.

— И что же там говорилось? — заинтересовалась Гермиона хотя бы потому, что сама она эту книгу не читала и про нее ничего не слышала.

— Что волшебство просыпается у тех, кто действительно верит. Верит в чудеса. Искренне верит. А в тебе нет такой веры. Ты веришь лишь в факты, на самом деле, это печально.

«У меня до вас никогда не было ученика, в котором до такой степени отсутствует духовность!» — вспомнились давно забытые слова профессора Трелони.

— Так может, вы мне погадаете, чтобы я поверила? И, наконец, вы нам не рассказали про демона.

— А ты обиделась, — заметила Анабель. — Ну, прости меня, пожилую женщину. Ты ведь поверишь, в конце концов. Все верят. И ладонь свою не надо мне показывать, это гадание для дилетантов, я гадаю по глазам.

«Надо же. Помнится, Трелони целый семестр нам вдалбливала, что хиромантия — это высшая степень способности видеть будущее».

Анабель хватило всего одного взгляда, чтобы уже начинать рассказывать.

— А что ты, собственно, хочешь узнать-то? Ближайшие события или в общем? — деловито осведомилась цыганка.

— Да как хотите. Мне без разницы.

— Тогда слушай. Этот год будет для тебя сложнее, чем предыдущий. То, что началось — продолжается. Опасность грозит не только тебе, но и твоим друзьям. Слишком непросто хранить такие тайны.

— Какие еще тайны?

«Общие туманные фразы, непонятные загадки — это и есть видеть будущее», — фыркнула Гермиона».

— А это мне не дано знать, — резко произнесла Анабель. — Вижу, нанес тебе кто-то обиду. Но ты не переживай, быстро рана зарастет. Скоро и совсем забудешь обидчика своего.

— Вряд ли я его забуду! — возразила Гермиона.

— Забудешь, забудешь. Если бы сильно любила, с другим бы сейчас не встречалась! — назидательно произнесла цыганка. — Вижу, скоро в беду ты попадешь, лишь случаем уцелеешь. Бойся воды, девочка. Там тебя опасность ждет.

И напоследок тебе скажу. Не отворачивайся от своего счастья, от своего сердца. Не давай рассудку, доводам и фактам тобой руководить, иначе жизнь свою молодую сгубишь.

Гермиона молча выслушала все, что ей сказала цыганка. Она не особо верила, что хоть одно предсказание сбудется. Возможно, что-то и произойдет, что можно будет списать на слова Анабель. Линии вероятности идут во все стороны.

— Там, кстати, еще один человек подошел, — произнесла Гермиона, уже выходя из комнаты.

— Хорошо, тогда погадаю ему, а потом и расскажу, что вы с Гримом так желаете знать. Пришло время раскрывать тайны. И еще, мисс Грейнджер! Берегись чучел.

Гермиона недоуменно кивнула и вышла из комнаты. Последние слова цыганки ей не понравились. От них отдавало чем-то зловещим. И это уже были не туманные, а конкретные факты.

«И где я могу встретить чучело? Гулять ночью по заброшенным полям?»

* * *

Как только последний посетитель, худощавый молодой человек, смутно напоминающий Стэна Шанпайка, скрылся на лестничной площадке, Драко и Гермиона молча вошли в комнату.

Анабель уже ждала их, сжимая в руках волшебную палочку.

— Дождались? Вы уж извините, я обычно не так долго принимаю посетителей.

— Ничего, — мирно произнесла Гермиона.

— Портус! — произнесла цыганка.

В ее руке тут же появилась старая выцветшая перчатка. Вокруг перчатки распространялось синее свечение. Гермиона и Малфой скорее взялись за неё. Мгновение — и комната на втором этаже «Приюта оборотня» исчезла.

Гермиона открыла глаза, осматривая помещение, в которое она попала. Анабель произнесла заклинание. В глубине комнаты тут же зажегся камин, распространяя во все стороны приятное тепло и неяркий свет.

Рядом с камином стояли два больших зеленоватых кресла, кресло-качалка, накрытая шалью, журнальный столик, заваленный книгами, газетами и заставленный чашками с недопитым чаем. На каминной полке стояло несколько движущихся фотографий в рамках, песочные часы и маленькая модель солнечной системы с движущимися планетами.

— Проходите, гости дорогие! — произнесла Анабель, указывая на кресла. — Насколько я поняла, вы хотите узнать про ту ночь в Хогсмиде, когда я по доброте душевной решила помочь вам.

— Да! — хором произнесли Драко и Гермиона.

Цыганка усмехнулась, усаживаясь в кресло-качалку и закутываясь в шаль. Она вдруг как-то сгорбилась и разом постарела на несколько лет. Словно сбросила маску моложавой женщины, какой казалась в «Приюте оборотня». Острее проступили скулы, стали больше видны морщины, в глазах появилась безмерная усталость.

— Акцио фотоальбом! — произнесла она. — Пришло время мне рассказать об этом кому-то не из наших. Начать придется с самого начала, так что приготовьтесь слушать внимательно. Повторять я не буду! — грозно произнесла Анабель, осторожно переворачивая страницы фотоальбома.

— Мы будем слушать внимательно, — заверил ее Драко.

Цыганка кивнула.

— С чего же начать? Вы ведь уже знаете о демонах — потусторонних существах. В наш мир они не приносят ничего кроме бед, мора, зла и крови. Каждое их вторжение в живой мир приводит к ужасным войнам, катаклизмам, массовым истериям и смертям.

Они могут прорваться в наш мир только в одном случае: когда их вызывает кто-то из волшебников. Я не знаю, что собой представляет ритуал вызова. Он не записан в учебниках, в научных книгах, даже в книгах по черной магии вы его не найдете.

Единственное, что мне рассказала моя мать, когда еще была жива, ритуал построен на жертвоприношениях и требует большого количества сил: физических, моральных, волшебных. Жертвы должны быть особые, и должно их быть строгое количество. На этом мои скудные знания по вызову заканчиваются. Да и никогда я не горела желанием знать его, — брезгливо произнесла Анабель. — Это ведь и чревато для тех, кто вызывает. Управлять демоном, отдавать ему приказания, тоже требует немало сил.

Демоны имеют собственное сознание, они не подчиняются — они выполняют договор. И существовать в нашем мире они могут, только отнимая волшебную силу у магов. Были случаи, когда демоны отбирали силы у того, кто их вызывал.

— А как вы узнали, что демон будет в Хогсмиде?

— Мои карты поведали мне, где материализуется демон. Тот, кто вызвал его, еще не умеет управляться с ним, поэтому у меня оказался шанс отправить это существо обратно. Дальше вы знаете, единственный способ борьбы с ним, какой я знаю от матери — зеркала.

— Но разбить зеркало мне сказали не вы. Это был кто-то другой! — заметила гриффиндорка. — Вы знаете, кто это был?

— Нет. Скорее всего, человек, который знает о демонах, может, кто-то, как и я, состоящий в Ордене.

— В Ордене? — переспросила Гермиона.

— Да, в Ордене. Ты ведь тоже состоишь в Ордене Феникса, в отличие от Грима, состоящего...

— В другой организации, — твердым голосом произнес Драко. — Так что это за Орден?

— Просто Орден. Без добавления названия магических птиц, животных, существ и тому подобных вещей. Орден, учрежденный несколько тысяч лет назад для защиты от демонов. Нас немного, знающих правду. За всю историю в Ордене состояло не больше семи человек, включая магистра. Тайна об Ордене, о существовании демонов, способах борьбы с ними передаётся от родителей к старшим детям. Члены Ордена не знают друг друга ни в лицо, ни по именам. Они могут собираться лишь в одном случае — необходимость изгнания демонов, предотвращении войны.

— И как же вы встречаетесь тогда, если вам необходимо? — спросила Гермиона.

— Не знаю, — просто ответила Анабель. — За всю мою жизнь Орден не собирался. Моя мать передала мне необходимые знания перед самой своей смертью, рассказала об Ордене, о правилах.

Последний совет собирался около шестидесяти лет назад. В 1939 году. Тогда завеса между мирами едва не исчезла. Они искали ключ.

— Ключ? — непонимающе спросил Драко.

— Да. Не знаю, как он выглядит — не спрашивайте. Знаю, что с его помощью можно убрать завесу, разделяющую живой и потусторонний миры. Если завеса (как ее принято называть у нас) исчезнет, нашему миру не выжить. Никому не выжить.

Орден не мог защитить ключ. Всего их могущества не хватало, чтобы хранить его в нашем мире. Тогда магистр принял единственное верное решение: отправить ключ в небытие сроком на шестьдесят лет. Самый долгий срок, на который у Ордена хватило сил.

Тогда сражаться, истреблять демонов стало много легче. Все они в течение какого-то времени были отправлены обратно в ад. В этих операциях участвовала моя мать.

Некоторое время Анабель молчала.

— Их пребывание затронуло и магический, и магловский мир. 1939 год — начало Второй Мировой Войны — самой кровопролитной войны в истории маглов. У нас же приход к власти Геллерта Гриндевальда с его лозунгом «Ради общего блага», разгром всей магической Европы. Миллионы погибших магов и маглов, разрушенные города и семьи, война затронула весь мир. Таковыми всегда были приходы демонов.

— И что же теперь? — спросила Гермиона. — Новая война? Ведь кто-то снова выполнит ритуал.

— У нас, по крайней мере, есть время. Ритуал требует концентрации большой силы, времени и, конечно же, жертв. Демонов не вызывают «пачками». Минимальный интервал между их приходами — полгода, максимум — год. Так что время у нас есть.

— У меня есть информация о том, что все это так или иначе связано с Хогвартсом.

Гермиона удивленно посмотрела на Грима. Об этом он ей не говорил.

— Со школой? Не знаю. Здесь два варианта: в Хогвартсе тот, кто вызывает и проводит ритуал или там находится что-то, интересующее демонов.

— Ключ? — быстро спросила Гермиона.

— Слишком просто, — подумав, ответила Анабель. — Насколько я знаю, ключ был очень хитроумно спрятан. Магистр тогдашнего Ордена был весьма эксцентричным человеком и большим выдумщиком. Вот, посмотрите, обрывок фотографии, сделанной в 1939 году. По магистру как раз и рвется фото.

Цыганка протянула Гермионе и Драко фотоальбом, открыв страницу с черно-белой фотографией. На ней была изображена цыганка с трубкой в зубах, очень напоминающая Анабель; рядом эльф домовик с огромными слоновьими ушами и вязаной шапкой-носком на голове; и высокий мужчина в потертой мантии, по нему как раз и приходилась линия разрыва фотографии.

— Фотография магловская? Фигурки не движутся, — заметил Драко.

— Нет. Фотографии, разорванные заклинанием, перестают двигаться, они «застывают». Я знаю, что из того состава, что был в 1939 году, осталось в живых только двое. Остальные члены — уже их дети.

— Вы ведь говорили, что не знаете остальных членов Ордена, — удивленно произнесла Гермиона. — Тогда откуда у вас такая информация?

— Мы узнаем, когда умирает кто-то из наших, — произнесла Анабель.

Цыганка встала, прислушиваясь к чему-то. Где-то недалеко раздался странный звук, будто что-то медленно трескалось.

— А теперь уходите. Здесь небезопасно. Кто-то пробивает защиту.

На верхнем этаже послышался шум. Из окон посыпалось стекло.

— Портус! — произнесла Анабель. Фотоальбом превратился в портал. — Давайте скорее.

— Нет! — воскликнул Грим, вскакивая. — Вы что? Я останусь и помогу вам.

— Я тоже, — Гермиона вытащила палочку

Анабель раздраженно посмотрела на Гермиону Драко.

— Нет! Вы с таким не справитесь. И ты, Грим, тоже, пока всеми силами и мощью своими не овладеешь. А я… Я давно знала, что сегодня мой последний час. Поэтому и рассказала вам все. Вы же не должны допустить, чтобы демоны нашли ключ! Вам ясно, что все это очень и очень серьезно?

Вы должны как можно скорее спрятать фотоальбом в самое безопасное место.

Шум стал громче. Защита дома трещала по швам. Заклинания рушились одно за другим. Кто-то, обладавшей большой волшебной силой, рвался в жилище цыганки.

— Уходите с нами! — произнесла побледневшая Гермиона. — Спасайтесь! Оставаться — безумие.

— Нельзя перечить судьбе. Смерть все равно придет за мной, так пусть это случится в моем родном доме.

Свечение воле фотоальбома становилось все тусклее, портал вот-вот был готов исчезнуть.

— И еще. Последняя просьба. Вы должны будете вернуться и забрать мою трубку! Любой ценой! Слышите?! Давайте, чего вы ждете? Особого приглашения?

Защита лопнула, не выдерживая бешеного натиска. По дому прокатилась упругая волна какого-то заклинания, стремительно захватывающая в свою власть все предметы в доме.

Драко и Гермиона успели вовремя, одновременно прикоснувшись к фотоальбому.

— Грим, найди моих убийц! — крикнула Анабель.

Последнее, что увидели Драко и Гермиона, была череда ослепительно ярких зеленых вспышек.

* * *

Их словно рвануло крюком за живот, ноги оторвались от земли. Мир вокруг превратился в размытые краски. Руки прилипли к фотоальбому. Еще несколько секунд — и ноги снова ощутили твердую землю.

— Мы должны вернуться, вызвать помощь, мракоборцев! — воскликнула Гермиона.

— Она сама хотела, чтобы мы ушли, унесли альбом...

— Но там ведь… кто-то пришел ее убить, похитить! Так же нельзя! — Гермиона почувствовала, что у нее начинается истерика. Давно уже этого с ней не случалось.

— Гермиона, успокойся! — крикнул Малфой, прекращая начинающиеся рыдания. — Ее дом не наносим, поэтому Анабель и создала портал. Я не могу туда трансгрессировать, не могу вызвать в голове образ ее дома. Я не могу вернуться!

Гермиона сжала кулаки и с размаху села на землю. Она не ожидала, никак не ожидала, что у сегодняшнего дня будет такой конец. Девушку трусило. Она не понимала, каким образом согласилась бросить Анабель одну; не понимала, кто разрушил защиту дома цыганки.

— Она сказала, что мы бы не справились, даже втроем. Анабель прикрывала нас, пока мы перемещались.

Драко сел рядом с Гермионой на землю. Осмотрелся по сторонам. Они находились в Хогвартсе, в самом центре поля для квиддича.

— Ты же видел эти зеленые вспышки. Кто-то использовал аваду. Они пришли не грабить, не похищать, а сразу убивать. А я думала, что уже больше никогда не увижу вспышек смертоносного заклинания. Думала, это время уже давно прошло вместе с гибелью Волдеморта. Наивная…

— Я тоже думал, что не увижу, — тихо произнес Грим. — А вместо этого аваду применили и ко мне.

Гермиона и Драко молчали некоторое время.

— Анабель сказала вернуться за ее трубкой, — произнесла, наконец, Гермиона. — Но как же мы найдем ее дом?

— Не знаю. Будет какое-нибудь предзнаменование, пророчество, прочая чепуха… Не знаю, — честно признался Малфой. — Ладно, вставай, Грейнджер. Хватит на земле валяться, пошли хоть на трибуну сядем.

Девушка кивнула, посмотрела по сторонам, с удивлением осознавая, куда ее забросил портал. Цыганка все предусмотрела.

Гермиона посмотрела на часы. Было начало девятого.

— Прошло не так много времени, а ощущение, будто полдня, не меньше.

— Да уж. Пойдешь сейчас к себе? — поинтересовался Драко.

Гриффиндорка покачала головой.

— Не хочу. Я сейчас не в том состоянии, чтобы отвечать на вопросы, где я пропадала. Хочу просто посидеть здесь. И ни о чем не думать.

— Жаль, что это не всегда получается, — заметил Малфой.

— Жаль, — согласилась Гермиона. — Составишь мне компанию?

Драко, сощурившись, посмотрел на гриффиндорку. Ее просьба удивила его.

— Только не доставай меня вопросами.

— Хорошо, — легко согласилась Гермиона. — Знаешь, а я ведь сижу здесь в первый раз.

— То есть? Ты не ходила на все эти матчи?

— Нет. Впервые сижу на трибуне Слизерина.

Драко оглянулся и понял, что по привычке занял именно эту трибуну. Сила привычки — великая вещь…

Какое-то время они молчали. Просто сидели рядом, каждый думая о своем. А потом Гермиона произнесла:

— Все это, все, что случилось сегодня, тогда в Хогсмиде. Это..

— Это только начало, — закончил за нее Грим.

Понедельник для многих самый тяжелый день в неделе. Только закончились недолгие выходные, за которые ты успел переделать кучу дел, нормально выспаться, отдохнуть от учебы или работы. Но выходных всегда не хватает. По определению.

Также считали и гриффиндорцы, спускавшиеся на завтрак в Большой Зал. Все они были сонными, раздраженными, как, впрочем, и все остальные ученики.

Джинни сонно плюхнулась на скамью рядом с Гарри и Гермионой.

— Доброе утро! — зевая, произнесла она.

— Доброе, — ответила Гермиона.

Гарри ограничился кивком, продолжая прокапывать ложкой в овсянке траншеи и окопы. Рядом с ним Симус и Рон жадно глотали тыквенный сок, который не успевал появляться в стаканах, Невилл, глядя на всех мутными глазами, придерживал стакан у виска, Лаванда и Парвати с красными глазами сокрушенно смотрели в зеркальца, пытаясь привести себя в порядок.

— Что-то гриффиндорцы сегодня повально не в духе, — заметила Гермиона, которая в отличие от остальных выглядела вполне жизнерадостно.

— А что еще могло быть после Дня Рождения Дина? — заметил Гарри.

— Значит, не надо было столько пить, — с укором произнесла Джинни.

— Да, Гарри, — поддакнула Гермиона. — А то бы сейчас голова так не болела, и ты не бегал ко мне за обезболивающим!

— Ты ведь сама вчера вместе с нами сидела.

— Нашел соизмерять, сколько я выпила, и сколько ты. Я даже рюмку не допила, что вы мне силком налили. И вообще, я никогда не пьянею, — гордо произнесла девушка. Гарри и Джинни засмеялись, Гермиона вместе с ними.

Все следующие пары факультет Гриффиндор спал на партах. Поэтому после Защиты от темных искусств факультет потерял изрядное количество баллов. Трегер рвал и метал, особенно после того, как Невилл попросил профессора не кричать так громко. Слизеринцы (с ними был смежный урок) были в шоке, гриффиндорцы также, профессор Трегер, похоже, тоже.

Невилл лишь скромно улыбался. От его прежней робости не осталось и следа. Что ему были крики преподавателей после Волдеморта.

* * *

Гарри бежал на Трансфигурацию. Звонок уже прозвенел, а до кабинета еще было далеко. Гриффиндорец опаздывал, потому что всю перемену простоял вместе с Джинни возле кабинета, в котором у нее сейчас начался урок.

Залетая в очередной коридор, Гарри чуть не упал. На пол откуда-то натекла большая лужа воды. Гриффиндорец оглянулся — вода прибывала из туалета Плаксы Миртл. Гарри с опаской взглянул на стену и тут же расслабился. Никаких висевших кошек, надписей об открытии Тайной комнаты не было.

«И слава Богу!» — подумал молодой человек, направляясь в туалет Миртл.

Как он и думал, все краны в умывальниках были открыты. Похоже, приведение убитой девочки снова показывало свое недовольство и обиду. В туалете Гарри был ни один, возле умывальников стоял староста слизеринцев.

— Малфой, это ты сделал? — с сомнением спросил Гарри.

— Поттер, я что, похож на прыщавое приведение? — вопросом на вопрос отвечал Драко. — Только щупать меня не надо, чтобы проверить. Я не из тех.

— Да иди ты, — отмахнулся Гарри. — У меня нет сил препираться.

— Ах да, у Гриффиндора сегодня групповое похмелье, — продолжал глумиться слизеринец. — Мы чуть не сдохли от вашего перегара. Так что вы там праздновали? В очередной раз победу над Лордом?

— За это мы тоже пили, — сухо кивнул Гарри. — И за то, что Пожиратели либо в Азкабане, либо гниют в земле. Жаль, не все! — зло прибавил он.

Малфой побледнел, потемневшие глаза сильно выделялись на белом лице. Что-то во взгляде слизеринца Гарри не нравилось. Безошибочная интуиция, особенно развитая за последний год, говорила ему, что злить Малфоя не стоит. В конце концов, постоянно намекать о его семье тоже.

— Намекаешь на мою семью, Поттер? Но мы пока не трупы, Гарри! — с нехорошей улыбкой и интонацией произнес Малфой. Злость переполняла его. Злость Поттера, которую он ощущал, собственная — которая разъедала все внутри. Драко и сам не ожидал от себя такой ярости, такой вспышки. Что-то уже больше недели происходило, что-то беспокоило его, рвалось наружу.

Грим с опозданием понял, что происходит, почувствовал, как сила волнами отходит от него. Драко вовремя успел перевести взгляд с Поттера на умывальники. И тут же услышал громкий треск. Малфой поднял руки, защищаясь от бури.

* * *

Гермиона быстрым шагом направлялась в башню Гриффиндора. Профессор Морисон послал ее найти Гарри, мотивируя это тем, что видел Поттера сегодня в неважном состоянии. Гермиона уже, как всегда с блеском, справилась со всеми заданиями, так чтобы она просто не сидела на уроке, профессор отправил ее на поиски друга.

Девушка уже побывала в больничном крыле, теперь направлялась в гостиную, полагая, что Гарри где-то отсыпается. У нее уже даже была готова речь о вреде алкоголя. Только вот рассказать ее старосте так и не удастся.

Полы на втором этаже были залиты водой. Громко хлюпая по ним, Гермиона наконец-таки добралась до неработающего туалета девочек. Миртл опять всех залила. И как только бесплотному привидению удается открывать краны в туалете, гасить там светильники. Надо бы как-нибудь спросить об этом. Но лучше все же у Почти Безголового Ника или Толстого проповедника. Они всегда с радостью помогают всем ученикам (правда, тем, кто с их факультета с большей радостью).

Гермиона зашла в туалет как раз во время, чтобы понаблюдать открывающееся перед ней зрелище. Все происходило как будто в замедленной съемке.

Гарри швырнуло на стену, по которой он медленно сползал. Малфой стоял, подняв руки, защищаясь от чего-то невидимого. В помещении словно начался ураган. Умывальники трескались, зеркала разбивались, трубы лопались. Из них тут же, подобно фонтану, рванула вода. Гермиона с каким-то шоком наблюдала, как вода захлестывает Гарри, лежащего на полу, Малфоя, а затем и ее.

В рот тут же попала вода, воздуха не хватало. Девушку несколько раз швыряло из стороны в сторону. Она уже не понимала, во что врезалась: в стены, в пол, в потолок. Вода была везде. Увидеть, различить что-либо, даже сделать вдох невозможно. Наконец, Гермиону снова швырнуло, на этот раз она врезалась во что-то мягкое. Попыталась достать волшебную палочку, но вместо этого нащупала что-то, похожее на цепочку.

А потом все разом закончилось. Вода перестала литься водопадом. Гермиона закашлялась и тут же почувствовала холод. Вода из труб была ледяной. Одежда холодной массой прилипла к телу, волосы отяжелели, все это холодило еще больше.

— Мля! — послышалось откуда-то. — Грейнджер! Приди в себя и слезь с меня!

Гермиона с испугом вжала голову в шею. Малфой был той мягкой вещью, на которую ее швырнуло. Девушка лежала поперек него, уткнувшись ему носом в районе ребер.

«Это еще хорошо, что меня не на треснувший умывальник швырнуло!» — подумала Гермиона.

— Это ты остановил? — спросила она, поспешно вставая. Гермиона встала, но случайно наступила на свою мантию, не удержалась и снова грохнулась на слизеринца.

— А-а-а! — закричал Малфой. — Черт! Идиотка гребанная!

Гермиона что-то невнятно пробормотала и снова встала, на этот раз успешно. Ушибленный нос болел. Не обращая внимания на ругань Малфоя, Гермиона подбежала к Гарри. Тот только что пришел в себя.

— Гарри! Гарри, ты как? — девушка помогла ему подняться.

— Не очень, — признался Гарри, потирая голову. — Я здорово стукнулся. Что здесь произошло?

Они огляделись. Казалось, в туалете прошли боевые действия. В окнах и зеркалах стекол не было, все светильники разбиты, умывальники были выдернуты «под корень», и огромными осколками лежали на полу, только один из них остался нетронутым. Гарри подошел к этому умывальнику, осторожно провел по маленькой змее на кране. Вход в Тайную комнату «ураган» не тронул.

— Малфой, скажи, ты к этому не причастен? — спросила Гермиона у слизеринца.

— Нет, не причастен. Так что можешь закатать губу, покричать на меня тебе не удастся.

— Гермиона, он не причастен, — твердо произнес Гарри. — У него даже палочки в руках не было, я точно помню.

— Что, Грейнджер, расстроилась? Не удалось все свалить на ненавистных слизеринцев? День прожит зря, да?

— Малфой, заткнись уже! — воскликнула Гермиона, подходя к Драко. — У меня голова болит от твоего голоса.

— А у меня от тебя все тело болит! Зачем было мне царапать шею?!

Гермиона смутилась. Теперь-то она понимала, почему в поисках палочки наткнулась на цепочку, висевшую как раз на шее. Гриффиндорка скривилась и отвернулась от Малфоя. Сказать ей было нечего.

— Что здесь случилось? — воскликнула профессор МакГонагалл. За ней стоял профессор Трегер, профессор Синистра, Хагрид и профессор Морисон.

Все преподаватели с недоумением разглядывали троих мокрых семикурсников и разрушенный туалет.

— Вы затеяли дуэль? — рявкнул профессор Трегер.

— Нет! — тут же произнесла Гермиона.

— Профессор МакГонагалл, мы зашли сюда вместе с Малфоем и Гермионой, — произнес Гарри. Драко и Гермиона разом закивали. Они сразу смекнули, что, если рассказать правду, то все точно подумают на волшебную дуэль. При чем получится, что или гриффиндорцы напали на слизеринца, или наоборот — слизеринец на двоих гриффиндорцев.

— Да, а потом вдруг случился ураган, — продолжил Малфой. — Меня отшвырнуло.

— И меня, — подтвердила Гермиона, спиной чувствуя ухмылку Драко. — Нас швыряло, а потом Малфой остановил воду заклинанием. В общем, спасибо ему большое! — громко и неестественно сказала Гермиона.

Малфой и Поттер разом поперхнулись, но выдавили улыбки.

— Не за что, Грейнджер, — полным яда голоса произнес Драко, продолжая невинно лыбиться преподавателям.

— Значит, никто не знает, что здесь произошло? — спросила профессор МакГонагалл грозным тоном.

Семикурсники кивнули.

И тут послышался вой. Это Плакса Миртл появилась в туалете для девочек.

— А-а-а! — закричала она. — Это все специально, вы ненавидите меня!!! Все меня ненавидят! Вы подлые завистники!

Привидение облетело всех присутствующих, а потом со стоном начало крушить, оставшиеся целыми унитазы, плитку на стенах и на полу. Лицо призрака исказилось от ярости. Все черты подростка, толстой прыщавой девочки исчезли, это было ужасное искаженное яростью лицо. Миртл бросилась на преподавателей.

— Кто знает заклинание, успокаивающее призраков? — закричала профессор МакГонагалл.

Профессор Трегер вынул палочку, начал еле слышно бормотать что-то. Миртл тут же замерла, будто на нее пришел весь убийственный заряд глаз василиска.

— Идите! — крикнула ученикам директор.

* * *

Прошло три дня после того происшествия в туалете плаксы Миртл. Вся школа гудела об этом. В туалет ходили на экскурсии, пока преподаватели не восстановили все с помощью волшебства. Но те, кто видел, были поражены. Никто не мог поверить, что привидение сделало такое. Призраки Хогвартса никогда не были яростными, никогда не ломали школьное имущество. Подобная ярость и сила принадлежит к кровожадным призракам, разным видам нечисти, но никак ни к Плаксе Миртл, к непомерно обидчивому, но безобидному привидению. Какой она была раньше.

Но никто, никто кроме Драко Малфоя не знал, что случилось на самом деле. Да и он сам не мог до конца разобраться. Знал лишь, что ураган вызвал он, разозлившись на Поттера. Позже Малфой пытался припомнить свои ощущения в тот момент. Злость, испытываемая и самим им и Поттером вдруг стала осязаемой. Грим ощущал ее в руках, чувствовал, как бурлит эта невидимая сила. И он просто отбросил ее от себя, хорошо догадался отвести взгляд от Гарри Поттера. Смерть мальчика-который-выжил ему не простили бы ни за какие деньги.

Да еще и Грейнджер все это видела. Судьба в последнее время слишком много сводит их вместе. Что же случилось с плаксой Миртл, Драко не знал. Возможно, призраки тоже болели бешенством.

Но вскоре тема об этом перестала быть актуальной. Все обсуждали особо изощренное убийство цыганки Анабель, известной в особых кругах прорицательницы. Газеты пестрели заголовками: «Особо изощренное убийство», «Маньяки среди нас», «Возрождение сатанистов», «Убийства не закончились» и другое.

Гермиона увидела статью об этом, сидя в четверг за завтраком, и тут же выхватила газету из рук Невилла. Тот лишь удивленно посмотрел на нее и отдал «Ежедневный пророк» подобру-поздорову.

Девушка прочитала статью за две минуты. Потом перечитала еще два раза, и только потом до нее дошел весь смысл. Гермиона побледнела.

Цыганку убили очень жестоко. Анабель вырвали сердце. И неизвестно была ли она убита перед этим. Мракоборцы не нашли никаких улик, и преступника, соответственно, тоже. Из соседей никто ничего не слышал, в ту ночь все они были усыплены. Журналисты тут же раздули из этого убийства громкую историю о маньяках, о том, что Пожиратели смерти не были самой страшной бедой.

Весь остальной день Гермиона была как пришибленная. В голове крутились строки: «Женщине вырвали сердце».

«Боже, какой кошмар. Но почему, почему она не переместилась с нами? Фотоальбом защищала больше, чем себя», — горько раздумывала Гермиона.

Она не удивилась, когда около девяти вечера кристалл зажегся. Девушка ждала этого, знала. Грим уже должен был узнать об этом.

Гермиона добралась до Астрономической башни в рекордный срок. Она не знала, что ее подгоняло: жажда узнать правду, отомстить, понять или просто увидеть Грима, который ее точно успокоит.

Он уже ждал ее, прислонившись к одной из бойниц — его любима поза. Гермиона не видела его с того вечера, как они несколько часов сидели на квиддичном поле, изредка перебрасываясь репликами. С Гримом было удобно молчать. С ним не надо было думать что сказать, можно было просто высказать все, что ты думаешь. Гермиона не робела перед ним, как с ней бывало, когда к девушке подходили знакомиться симпатичные парни. Тогда гриффиндорка краснела и чувствовала себя по-дурацки. С Гримом же все было наоборот. Возможно, свою роль сыграло его вечно закрытое капюшоном лицо. Эмоции можно понять лишь по голосу, да и это сложное дело.

— Привет, — тихо произнесла Гермиона.

Грим кивнул в знак приветствия. В последний раз Драко общался с ней в туалете Плаксы Миртл, когда она отдавила ему все ребра. И он все еще ощущал раздражение к ней. Но ни такое, чтобы швырять ее сейчас с Астрономической башни.

«Хотя мысль заманчивая», — промелькнуло в голове.

— Уже знаешь?

— Да. И адрес знаю.

— Предзнаменование, пророчество, послание свыше? — поинтересовалась Гермиона.

— Деньги.

Гермиона удивленно посмотрела на Грима.

— То есть?

— Деньги творят чудеса не хуже волшебных палочек. Узнал у журналистов за круглую сумму адрес и подробности.

Гермиона молчала, ожидая продолжения рассказа.

— Информацию обнародовали только сегодня, нашли же ее в понедельник, только когда соседи (маглы) забеспокоились, зашли к ней в дом. Магической защиты на ее доме уже не было, вот им и удалось войти и все увидеть: Анабель, магические предметы и тому подобное. А дальше все как обычно. Мракоборцы, стиратели памяти, работники отдела магического правопорядка.

— Ясно. И что теперь?

— Надо забрать трубку, раз нас так просили. Ты поможешь мне в поисках.

— А просто попросить об этом меня было нельзя? — спросила Гермиона, хватаясь за рукав Грима. — А если министерские работники забрали ее трубку?

Грим не ответил и трансгрессировал.

И снова они оказались в той самой гостиной. На этот раз комната выглядела иначе. На полу валялись куча обломков от журнального столика, часов, книжных полок, модели солнечной системы, разорванные листы книг, запачканные кровью. От уютной гостиной практически ничего не осталось.

— Акцио, трубка, — произнес Драко. Ничего не произошло.

«Или трубки нет, или она защищена, как крестаж», — подумала Гермиона.

— На ней заклятие, нельзя взять простым Акцио. Или…

— Попытаться стоило. И нет. Я думаю, трубка здесь. Анабель специально осталась, чтобы успеть защитить ее всевозможными чарами, чем угодно.

— Ладно.

Следующие минут двадцать они копались во всяком хламе и мусоре. Остальные комнаты дома были менее повреждены, но и здесь была поломана мебель. Цыганка жила не бедно, но и не богато. Мебель была старой, по еще тем меркам явно дешевой. Зато картины, барельефы на стенах, фарфоровый сервиз (из которого целыми осталось только две чашки), хрусталь были дорогими. Драко в этом хорошо разбирался. Некоторые полотна его мать точно с удовольствием бы приобрела. Нарцисса любила живопись, даже нанимала Драко учителя изобразительного искусства. Малфой делал успехи, но вот любовь к квиддичу оказалась сильнее.

Гермиона же восхищалась обширной библиотекой. У Анабель было множество книг по прорицаниям, предсказыванию будущего, прошлого, предвещаниям смерти. Но также здесь были древние философские трактаты по возникновению магии, волшебства, рядом с ними магловские книги: «Фауст» Гетте, произведения Шиллера, Оноре де Бальзака, Булгакова, Толстого. У цыганки были очень разнообразные вкусы.

Так ничего и не отыскав, Гермиона и Драко вернулись в гостиную, решили еще раз проверить здесь.

— Черт! — произнес Малфой, порезавшись о край страницы одной из книг. Большая светящаяся капля крови расползлась по бумаге.

Гермиона подошла к нему, выхватывая книгу из рук, быстро пролистала ее. Судя по содержания, тот самый трактат про появление магии в маглах.

— Как думаешь, я могу взять ее почитать? — спросила она у Грима.

«Чего еще можно было ждать от этой заучки?»

— Да бери, Анабель она уже не пригодится.

Гермиона хотела ответить ему, но тут раздался какой-то звук. Из камина раздавались громкий стук, чья-то возня. Гермиона и Драко замерли и, не сговариваясь, спрятались за огромным книжным шкафом. Гриффиндорка держала наготове палочку, в голове Грима крутилась парочка заклинаний.

— Боб, что за хрень? Почему мы застряли?

— Да откуда мне знать, здесь как будто невидимая преграда.

— Может, защитный щит?

— И что теперь делать? Обратно мы тоже не можем выбраться! Дело дрянь.

— Гребанное начальство! Ну, зачем ему курительная трубка этой погибшей? С его зарплатой он этими трубками может завалиться!

— Дин, хватит языком болтать, надо ломать щит!

Из камина начала раздаваться, словно барабанная, дробь. Мелькали вспышки заклинаний, освещавшие самый низ камина и аккуратно сложенную поленницу дров.

БАБАХ!

Двое мракоборцев пробили щит и грохнулись на эти самые дрова.

— Черт! — закричал Боб. — Больно-то как! Эй, тут еще что-то!

Мракоборец пошарил рукой под своей головой и вытащил маленькую коробочку. Дин тут же выхватил ее и открыл. В маленькой бархатной выемке лежала курительная трубка.

— Так вот эта трубка, тогда дело сделано! — весело произнес Боб.

«Акцио!» — мысленно произнес Грим.

Заклинание отскочило от Дина, рикошетом врезавшись в книжный шкаф, за которым прятались Гермиона и Драко.

— Отражатель сработал! — воскликнул Боб.

Книжный шкаф, не выдержав, качнулся и с силой грохнулся. Мракоборцы застыли.

«Нельзя, чтобы нас видели!» — стремительно пронеслось в голове Гермионы. Реакция, выработанная за прошлый год, сработала мгновенно. Девушка произнесла заклинание еще до того, как шкаф, загораживающий их, упал. Вся рухлядь, валявшаяся на полу, взвилась вверх. Она плотной стеной закрыла Грима и Гермиону от глаз мракоборцев и дала им возможность выскочить из дома.

— Я за ними! — крикнул Боб. — А ты проверь дом!

Гермиона и Драко неслись по грязным переулкам. Трансгрессировать было нельзя, иначе прощай трубка навсегда. А без нее возвращаться им никак было нельзя. Использовать против мракоборца магию — еще одно нельзя.

— Что за отражатель? — задыхаясь от быстрого бега, произнесла Гермиона.

Переулок немного расширился. Слева — закуток между двумя соседними домами, стены которого были щедро разрисованы граффити. Одно из них особенно выделялось: огромная рука, делающая неприличный жест. Под этой надписью стояло две хиленькие скамейки, которые были заняты большой группой байкеров. А точнее, на скамейках покоились привезенные ими ящики с выпивкой. Байкеры что-то крикнули пробегающим магам, но что именно, Гермиона так и не услышала.

— Экспериментальная разработка в Отделе тайн, — ответил Малфой, оглядываясь на байкеров.

«Вот куда пошли деньги за свободу семьи Малфоев!» — подумал Драко, брезгливо пробегая мимо еще одного человека в этом грязном переулке. Мужик мочился, ничуть не стесняясь прохожих.

Гермиона и Драко пробежали еще пару метров. Переулок начал сужаться. Проходу также мешала гора ящиков у стены.

— Грим, я не могу больше.

— Черт! Ну, что ты такая слабая?!

Гермиона ничего не сказала, ей сейчас было важно хотя бы отдышаться.

— Он близко, я чувствую. Колдовать нельзя, значит, надо как-то его отвлечь… А потом отобрать трубку. Грейнджер, слушай.

Гермиона повернула к нему лицо, выслушала его предложение, сначала помотала головой в знак отказа.

— Или хочешь сесть с теми пьяницами?

Ничего лучшего, чем придумал Грим, в голову девушке не пришло. Она согласилась.

* * *

Боб несся по переулкам, ругая себя за то, что слишком любит сидячую работу и хорошо поесть. Теперь все это сказывалось на его скорости. Пускать вперед заклинания он не решался, зная, что здесь есть маглы. Те, кто был в доме цыганки, конечно, могли уже трангрессировать куда-то. Но немалый опыт подсказывал мракоборцу, что без заветной трубки они не уйдут. Хорошо, что он оставил ее Дину.

Он бежал изо всех сил, мельком отметив группу пьяниц, распивающих какую-ту бурду из бутылок, и железные приспособления, на которых ездили маглы. Мракоборец помнил, что они назывались чудным словом «мотоцикл». Помнится, такой был у Сириуса Блэка. Была даже такая версия, что Блэк все еще использует эту железяку, скрываясь от правосудия. Следующим прохожим оказался мужик, застегивающий ремень на брюках. Боб скривился от вони. От этого мужика сильно воняло аммиаком.

Мракоборец уже начал задыхаться. Переулок между тем сужался. Путь толстенькому мракоборцу перегородила одна целующаяся парочка. Боб остановился, переводя дух и раздумывая, как же их обойти.

«Бесстыдники! Ну и райончик», — подумал он, разглядывая открывшуюся в паре метров от него картину.

Парень подхватил девушку, усаживая ее на гору ящиков, сложенных возле стены, рванул на ней плащ. Девушка в отместку обхватила ногами его талию. Он в долгу не остался, впечатал ее в стену, и все это ни на секунду не отрываясь от своей девушки и жадно целуя ее. Походило на то, что внезапный порыв страсти нахлынул на них именно сейчас в этом грязном, вонючем переулке. И они не стали искать лучшего места, чтобы уединиться. А зачем, собственно?

«Нынешняя молодежь! Да если бы моя дочь так себя вела, я бы ее запер дома. И никакая Алохомора не помогла бы».

Боб, отдышавшись, уже хотел последовать дальше, осторожно минуя парочку, но тут он заметил, то, что заставило его остановиться. На плаще девушки мелькнула знакомая эмблема факультета Гриффиндор. Эту эмблему бывший пуффендуец знал очень хорошо.

— Гриффиндор? — пораженно воскликнул мракоборец. Мужчина, наконец, оторвался от своей девушки, поворачиваясь к Бобу. В воздух взвился кулак. И затем темнота.

* * *

Малфой присел на корточки, быстро обшарил карманы мракоборца. Трубки в них не было. Только отражатель, представлявший собой уменьшенную в размере ракетку для тенниса без сетки. Правда, Драко об этом не знал, так как совершенно не разбирался в магловских видах спорта. Малфой быстро сломал отражатель.

— Трубки нет, — констатировал он, повернувшись к Гермионе.

— Значит, она осталась у того, — произнесла девушка, прикасаясь к своей губе. На пальцах появилась кровь. — Грим, неужели надо было настолько вживаться в образ?

«Да, я малость переусердствовал».

— Я перенесу тело, — ответил он.

Гермиона только вздохнула. Ничего лучшего того, что придумал Грим, ей в голову не пришло. Это сработало. Перед такой жаркой парочкой мракоборец остановился, а не промчался дальше (да и проход они полностью загородили). И он никак не ожидал, что Грим повернется и врежет ему по лицу. Правда, все чуть не сорвалось, когда Боб заметил эмблему факультета, но настолько удивился, что не успел применить палочку.

«Надо снять мантию от греха подальше», — подумала девушка и тут же ощутила, как холодно в конце октября в одном свитере. Хотя и не в полной мере. В крови было много адреналина от бега, от того, что она скрывается от мракоборцев и от того, каким способом.

Грим появился через секунд двадцать. Один.

— И что теперь?

— Не знаю, — честно ответил Драко. — Надо или возвратиться в дом Анабель, или ждать, что придет этот или Дин, или Боб. Не помню, кто из них кто.

— Действовать будем по той же схеме? — спросила она, чувствуя, как краснеет. Ничего подобного она еще не изображала. Да и с Роном себя так никогда не вела.

Смущение. Много смущения.

Грим насмешливо посмотрел на нее. Какая же Грейнджер ребенок. Целомудренный ребенок. Боится мужчины, как огня. Стесняется, краснеет, нервничает. И от этого становится еще милее.

Гермиона чуть повернула голову в сторону. Взгляд равнодушно скользнул, а затем остановился.

— Хочу еще! — громко произнесла она, притягивая Грима за мантию.

Драко, не поворачивал голову, чтобы увидеть приближающегося мракоборца. В момент, когда Гермиона притянула его к себе, он почувствовал новый сгусток эмоций.

Беспокойство, раздражение, гнев, нетерпение.

Напряжение. Это уже чувства Грейнджер.

Она как-то обреченно коснулась губами в районе его щеки. Драко осторожно повернул ее голову, нетерпеливо, но нежно раскрыл ее губы, проникая языком в рот.

На этот раз между ними не было этой показной страсти, быстрых движений, фамильярности, притворства.

Гермиона доверчиво прильнула к его груди, обняла за шею. Драко почувствовал, что она дрожит. От холода или от чего-то другого. Он не знал. Он просто чувствовал ее, тепло ее тела, биение ее сердца. Она была так близко, что Гриму начало казаться, что это в его груди бьется живое сердце, что это его бешеное сердцебиение....

Драко не хотелось останавливать это ощущение, это очень хрупкое доверие, установившееся между ним и Гермионой. Малфой осторожно приобнял девушку за талию, прижимая ближе к себе. Ощущение, что в его груди бьется сердце, стало сильнее. Грим уже давно не чувствовал себя настолько живым.

Он не хотя оторвался от нее, в последний раз прикоснулся языком к нижней губе, ощущая чуть солоноватый вкус. Затем быстро отвернулся от Гермионы, присел на корточки, ощупывая неподвижно лежащего на земле мракоборца.

— Что с ним? — тихо спросила Гермиона.

— Под действием Петрификуса. Невербально и без волшебной палочки, — объяснил он.

— А если бы у него был отражатель? — спросила она.

— Я рискнул. А вот и то, что искали. Трубка. Подержи.

Гермиона взяла в руки маленькую коробочку, внутри что-то перевернулось. Грим тем временем снова исчез и так же быстро вернулся. Протянул девушке руку.

Всего одна секунда, а может, и того меньше, — и они на крыше Астрономической башни.

— Мне надо разобраться с мракоборцами.

— Только пообещай, что ничего плохого им не сделаешь! — тихо произнесла Гермиона.

Грим не ответил и исчез.

* * *

Гермиона добралась до своей комнаты без приключений. Только Полная дама сделала ей выговор за то, что она шатается по школе в такое позднее время. Но настроение Гермионе это не испортило. Достигнув комнаты, она тут же вытащила из коробки курительную трубку. Внимательно осмотрела. С помощью не хитрых заклинаний она определила все материалы, из которых состояла данная трубка.

Все было изготовлено из лучшего трубочного материала: средиземноморского бриара, а длинный мундштук из дорогого немецкого эбонита. А так трубка была обыкновенной, никаких магических свойств гриффиндорка не обнаружила.

Странно, что Грим оставил ее у Гермионы. Скорее всего, просто забыл. А это означало, что им придется встретиться снова, хотя бы только для этого.

Гриффиндорка поймала свое отражение в зеркале. Глаза блестят, на лице беспричинная улыбка.

«Глупая!» — сказала сама себе Гермиона. — «Напридумывала уже. Ничего такого не случилось!»

Но улыбка стала только шире. Ну, не было в Гермионе той циничности, которая позволяла целоваться, обниматься с человеком и при этом совсем ничего к нему не чувствовать.

* * *

Драко добрался до своей комнаты ужасно усталым. Быстро снял с себя мантию, рубашку, брюки, бросив все на пол. И просто упал на кровать. Стирание памяти и накладывание ложной требовало много сил, времени и нервов. Малфой был как никогда рад закончить со всем этим.

Но сон не шел. В голове неотрывно прокручивался сегодняшний вечер со всеми вытекающими последствиями. Мысли возвращались к Грейнджер.

Драко не мог не признать, что староста была красива, симпатичнее многих своих однокурсниц. Но все это превосходно скрывало клише отличницы и заучки, грязнокровки, боевой подруги Гарри Поттера и законченной гриффиндорки. Все это давало повод любому слизеринцу с неприязнью относиться к Грейнджер.

Но что-то сегодня за собой Малфой не чувствовал никакой неприязни. Совсем наоборот. Ее прикосновения, движения, тепло ее тела возбуждали, они на какое-то время немного заполнили пустоту внутри Грима. Пустоту, возникшую пять месяцев назад.

Или мантия Грима настолько меняет Малфоя, что он чувствует к Грейнджер что-то положительное? Драко не знал.

Но и менять что-либо ему не хотелось. Пусть все остается как было раньше. Без лишних проблем, мыслей, эмоций.

Так легче.

* * *

Единственное, что ощущал Боб, была боль. Ужасная головная боль. В голове словно взрывали маленькие гранаты. Открыть глаза пока не удавалось. Боб попытался вспомнить вчерашний вечер. Вместе с каждым воспоминанием в голове взрывалась очередная «граната».

Они с Дином отправились в дом убитой цыганки, нашли трубку, потом увидели силуэты каких-то людей. Мракоборцы побежали за ними, но не поймали, лишь увидели вдалеке, как те растворились в воздухе. А потом вроде бы встретили компанию каких-то маглов. Дальше воспоминания обрывались.

Боб открыл глаза. На стене перед ним был какой-то рисунок. Сфокусировавшись, увидел: рука с вытянутым средним пальцем. Боб скосил глаза вниз. На соседней скамейке мирно храпел Дин, сжимая как дети сжимают ночью игрушку, пустую бутылку. Внизу, рядом со скамейкой, лежала еще дюжина пустых бутылок.

Боб попытался встать, но тут же остановил попытку. Подумал, что головой сейчас лучше не шевелить. Под спиной лежало что-то очень мешающее. Мракоборец осторожно вытащил эту вещь.

— Черт! — простонал он.

В протянутой руке был сломанный отражатель.

— Мисс Грейнджер я, конечно, понимаю, что вы будете, как и остальные, веселиться на вечеринке в честь Хэллоуина. Но я очень надеюсь на вашу помощь как старосты. Следить за порядком, за тем, чтобы ученики ничего не подливали в тыквенный сок, ну, вы понимаете, — профессор Морисон ехидно улыбнулся, словно точно знал, кто и что подольет в тыквенный сок.

— Хорошо, профессор, — произнесла Гермиона не очень весело.

Значит, теперь поход на вечеринку будет для нее обязательным. Не удастся остаться в комнате и никуда не пойти, сославшись на отсутствие настроения. Наверное, впервые Гермиона пожалела, что она староста школы.

Вот уже около пяти дней она было во власти непонятной апатии. Ей ничего не хотелось, все окружающее, казалось, было в тусклом свете. Гермиона не понимала, что с ней. Да еще и эта странная боязнь потерять трубку. Гриффиндорка не могла хранить трубку в комнате. Девушку тут же охватывало беспокойство. Ей начинало казаться, что трубку вот-вот украдут, что кто-то заберет ее из комнаты старосты, что вор уже в Хогвартсе.

Только, когда Гермиона знала, что драгоценная коробочка в ее сумке, она успокаивалась.

«Когда же Грим за ней уже явится?» — думала гриффиндорка.

Она не видела его уже около пяти дней, с вечера побега от мракоборцев. Гермиона думала, что он явится на следующий день. Но проходили дни, а кристалл все не светился. Первой же вызывать Грима гриффиндорке не хотелось. Она отлично помнила, как они расстались в прошлый раз, и что этому предшествовало. И делать первой шаг ей совсем не хотелось.

Выходя из кабинета Трансфигурации, девушка не заметила пробегающего мимо Джимми Пикса. Открытая сумка (из-за большого количества толстенных книг она не закрывалась) выпала из рук старосты, а книги, свитки и перья рассыпались по полу.

— Ой, Гермиона, извини! — виновато произнес Джимми Пикс, помогая девушке собрать разбросанные на полу вещи. — Трубка? Ты что, куришь? — глаза загонщика гриффидорской команды по квиддичу округлились до размеров галеона.

— Это подарок моему отцу на именины, — соврала гриффиндорка, выхватывая коробочку и трубку из рук Пикса. — Джимми, куда ты так спешил?

— В больничное крыло. Рон упал с метлы.

Гермиона побледнела и уже вместе с Пиксом летела по коридорам, чуть не сбивая проходящих мимо учеников. У входа в больничное крыло столпилась почти вся команда Гриффиндора по квиддичу. Игроки были в грязных, насквозь промокших мантиях. Вокруг них на полу образовалась большая лужа.

— Гарри, Джинни! — произнесла Гермиона, подходя к друзьям. — Расскажите мне, как все случилось, а то от Пикса не добьешься ни одного вразумительного слова.

— Мадам Помфри нас не пустила, — произнесла Джинни с белым как мел лицом. — Даже меня, члена семьи. Сказала, чтобы мы не мешали ей.

Джинни замолчала, пытаясь сдержать слезы.

— Джинни, все будет хорошо, — произнес Гарри, успокаивающе обнимая девушку. — Мадам Помфри прекрасный целитель, сколько раз она меня латала. Я уже и не сосчитаю. А у Рона, скорее всего, только переломы, это не проклятие какое-то…

Джинни молча уткнулась гриффиндорцу в плечо.

— В общем, я даже не понял, как все произошло, — произнес Гарри, обращаясь уже к Гермионе. — Начался дождь, и я дал знак, что пора заканчивать тренировку. Не хотел, чтобы команда простудилась перед матчем с Когтевраном. Все нормально приземлились, а у Рона, я даже не знаю, или что-то с метлой случилось, или дождь помешал... Мы с Кутом не поспели его подхватить. Хорошо, Джинни увидела и смогла притормозить падение с помощью парочки заклинаний.

Друзья замолчали. Гарри успокаивал Джинни, остальные члены команды еле слышно переговаривались.

— Рон! Как вы позволили, чтобы он упал? — воскликнула Лаванда, на всех парах мчащаяся к Больничному крылу. Лицо заплаканное, тушь растеклась, да и весь вид девушки выражал крайнее страдание.

— Лаванда, все нормально. Его сейчас осматривает мадам Помфри, — произнесла Демельза Робинс.

— А что эта тут делает? — воскликнула Лаванда, указывая пальцем на Гермиону.

— А вот это тебя не касается, — ответила староста.

— Я хочу, чтобы она ушла! Она не имеет права здесь находиться. Это я его девушка, а не она! — кричала Лаванда. — Катись отсюда! Ты не нужна Рону.

На Лаванду зашикали, требуя тишины, но девушка не успокаивалась, только начинала кричать громче. Наконец, Гермиона не выдержала.

— Я лучше пойду, а то эта припадочная просто так не успокоится, — громко произнесла староста, обращаясь к Гарри и Джинни. — Держите меня в курсе дела.

Лаванда еще долго кричала ей вслед, что она сама припадочная.

* * *

— Эх, ну и угораздило тебя попасть в Больничное крыло перед самим Хэллоуином, — произнес Гарри.

— Да уж, — невесело признал Рон.

Рон находился в больничном крыле уже больше суток. Мадам Помфри поставила диагноз: перелом правой ноги, ушиб ребер и сотрясение мозга. Она нещадно поила Рона всякими горькими зельями, чтобы скорее срослись переломы, обмотала всего бинтами. И к тому же сказала, что провести в больнице ему придется по крайней мере неделю. Так что ни о каких вечеринках речи и не могло идти.

— Я смотрю, тебя тут не забывают! — присвистнул Гарри, оглядывая внушительного вида гору сладостей на тумбочке. — Тебя все наши уже навестили.

— Ага. Почти, — невесело произнес Рон.

— Гермиона вчера сюда приходила, — как бы невзначай сказал Гарри.

— Да? — Рон тут же оживился.

— Как узнала, сразу примчалась. Вся бледная, как Джинни. А потом пришла Лаванда, начала истерить, что это она твоя девушка, а не Гермиона. В общем, как обычно. Тогда Гермиона и ушла, чтобы твоя Лав-Лав успокоилась и нас всех не выгнала мадам Помфри.

— Как же Лаванда меня достала! — в сердцах произнес Рон.

— И ты опять не можешь с ней расстаться, — процедил Гарри. — Не хватает духу, как и на шестом курсе.

— Гарри, ты понимаешь… Блин, была бы такая книга: «Как расстаться с девушкой без слез и соплей». Я бы ее за любую цену купил.

— А так ты не можешь, да? — недовольным тоном спросил Гарри. — Помирился бы, наконец, с Гермионой... Она скрытная стала. Все в себе прячет. Я чувствую, как ей тяжело… А она ведь молчит, да и пропадает куда-то иногда.

— Я видел, как она возвращалась откуда-то около полуночи. Может, она с кем-то встречается?

— Не знаю. Если бы это был кто-то из гриффиндорцев, мы бы уже знали. Слизерин отпадает сразу, это без вариантов. Пуффендуй и Когтевран. Ну, здесь не знаю.

— Вроде бы с этих факультетов вокруг нее никто не крутился, — подтвердил Рон. — Нет, надо все-таки что-то делать с Лавандой.

Гриффиндорец тяжело вздохнул.

— Ладно, Рон, мне пора, — произнес Гарри, глядя на часы. — Ты там подумай о том, чтобы хотя бы просто помириться с Гермионой. Я уже устал разрываться между вами.

* * *

До начала праздника в честь Хэллоуина оставалась около двух часов. На вечеринку, которая длится до полуночи, допускались ученики начиная с четвертого курса. Ученики первого, второго и третьего курса праздновали День всех святых в гостиных факультетов. Следующий день был учебным, так что праздновать младшим курсам разрешилось до половины одиннадцатого вечера.

Сейчас же коридоры Хогвартса были пусты. Все наряжались, гримировались, в общем, готовились к празднованию. Профессор Флитвик украшал Большой Зал, в который пока никого не пускали. В этом году преподаватели посовещались и решили, что надо сделать ученикам праздник. Дети, пережившие так много, заслуживали положительных эмоций. Конечно же, ученики были полностью с ними согласны. Магазины в Хогсмиде брали приступом, все карнавальные костюмы были проданы за считанные дни. Каждый хотел выделиться, удивить всех. И все держали свои костюмы в секрете.

Гермиона долго не могла придумать, что же надеть. И потому дождалась того, что все карнавальные костюмы разобрали. Сначала она и не думала идти на вечеринку, но Джинни и профессор Морисон были более чем убедительны. Выручила гриффиндорку все та же Джинни. У нее было два костюма, так как сначала она хотела одеться по-другому, но потом решила надеть костюм в одной тематике с Гарри.

Ее запасным костюмом был наряд секси-медсестры в очень коротеньком белом халатике. Комплект дополняли красные чулки, пояс и колпак. Сначала Гермиона категорически отказалась надевать его, на что Джинни резонно спросила: «Пойдешь в школьной мантии? Или будешь пугать всех фирменным свитером Уизли с буквами «Г.Г.»?» Делать было нечего. Купить или найти другой костюм не представляло никакой возможности. Гриффиндорка его чуточку подправила. Добавила кровавых брызг, и след от пули в области сердца. Так этот наряд становился подходящим по стилю для празднования Хэллоуина.

Гермиона взглянула на часы. До прихода Джинни и Гарри оставалось не так много времени. А еще надо было успеть принять душ, высушить волосы и сделать кучу разных мелочей. Все это на предельной скорости.

И тут девушка заметила, как на столе засветился кристалл. Свет становился ярче с каждой секундой.

«Я что ему, собачка — бегать по каждому зову?» — зло подумала Гермиона, входя в душ.

Она злилась на себя, на свои глупые мысли и глупые надежды. На то, что постоянно вспоминает прошлую встречу с Гримом. Злилась, что он так долго не приходил и не забирал у нее эту трубку, из-за которой у нее появился непонятный бзик. Мысли сменялись одна другой, но все они крутились вокруг Грима.

На этот раз струи воды не успокаивали ее. Не уносили с собой плохие мысли, не приносили облегчения.

«Интересно, он все еще ждет меня? Нет. Наверняка уже ему надоело, и он свалил куда-нибудь. Как обычно», — пронеслось в голове Гермионы. Она выключила воду и потянулась за полотенцем, пытаясь достать его из-за шторки, закрывающей душевую кабинку. На вешалке его не оказалось.

— Полотенце ищешь? — произнес мужской голос.

От неожиданности Гермиона рванула на себя шторку вместе с палкой, пытаясь прикрыться.

— Грим! Ты больной? Что ты… что ты здесь делаешь? — воскликнула Гермиона.

Мужчина рассмеялся, рассматривая мокрую девушку, закрывающуюся ужасной шторкой в мелкий цветочек.

— Ну, ты ко мне не пришла. Поэтому я решил прийти к тебе.

— В ванную?

— Ты ведь здесь. Знаешь, больше всего опасался, что ты будешь петь в душе. Но, слава Богу, пронесло. Это радует.

Гермиона поперхнулась.

— Сколько же ты здесь стоишь?

— Достаточное время. Мне даже жарко стало.

Мантия Грима была расстегнута, только застежка на капюшоне оставалась нетронутой. Из— под мантии выглядывал черный джемпер.

— ТЫ! Пошел отсюда! Извращенец!

— Я уже стал извращенцем? — протянул Грим. — А я думал, ты поблагодаришь меня за то, что я принес полотенце. Ты ведь оставила его на кровати, а я как доброй души человек…

— Грим, я не буду повторять!

— А что ты мне сделаешь без палочки? — испуганным голосом поинтересовался он. — У-у-у, мне так страшно! Убьешь меня палкой от этой страшной шторки? Но тогда прикрываться тебе станет нечем.

— ГРИМ!

Он рассмеялся, положил на вешалку полотенце и вышел.

Гермиона проследила за тем, чтобы дверь плотно закрылась и только тогда позволила себе выпустить из рук шторку.

«Мерлин! Это же надо было забыть полотенце, халат и шлепанцы! А все из-за этого проклятого кристалла, сбил меня с мыслей!» — негодовала девушка, пытаясь получше завернуться в полотенце.

Гермиона вышла из душа с некоторой опаской и надеждой на то, что Грим уже куда-нибудь трансгрессировал. Надежды не оправдались.

— Я пришел за трубкой, — произнес Грим, внимательно осматривая Грейнджер.

Гермиона поежилась. По сравнению с ванной в комнате было прохладно. Тем более в одном полотенце и босиком. Она быстро пробежалась по ковру к столу, какое-то время искала в ящике маленькую коробку.

Найдя ее, Гермиона повернулась и тут же оказалась лицом к лицу с Гримом.

— Вот, — правой рукой протянула ему коробку, левой попыталась подтянуть сползающее полотенце.

— Почему ты не пришла?

— Я что, как собачка должна подчиняться тебе? Ты позвал, и я должна бежать сломя голову и нести трубку в зубах?

— По-моему, это ты напрашивалась следовать со мной в тот бар, к цыганке, — заметил Грим, улыбаясь. Гермиона молчала, наблюдая, как у него от улыбки появляются ямочки на щеках. Почему-то ей это ужасно нравилось.

— Лови полотенце!

Гермиона тут же подтянула полотенце. Успела вовремя.

— Жаль, что я это сказал, — произнес Грим разочарованно. — Интересно взглянуть на тебя без него. Ты ведь понимаешь, что я легко мог стянуть его с тебя все это время?

— Что? Да ты… ты… — Гермиона никак не могла подобрать нужных слов.

— Да, это я! — согласился Грим и растворился в воздухе.

* * *

Рон остался в Больничном крыле один. Мадам Помфри, убедившись, что он принял все необходимые лекарства, отправилась отдыхать в свою спальню. Перед этим она рассказала Рону о потрясающем убранстве Большого зала, о самых разных костюмах учеников. Гриффиндорец все это слушал, вздыхая. Ему очень хотелось побывать на вечеринке.

Это было неприятное чувство. Вся школа веселится, танцует, отмечает Хэллоуин. А ты даже не можешь встать с кровати, не то чтобы сделать танцевальное па.

«Это ж надо было получить травму перед самым праздником и игрой к тому же. Хотя главное сейчас — прийти в форму до матча. У нас нет замены голкипера», — думал Рон.

В разгар праздника к нему пришли Гарри и Джинни, принесли сладости и ворох новостей про остальных гриффиндорцев. Джинни в самых ярких красках описала наряды школьников и особенно Луны Лавгуд. Судя по всему, там было, на что посмотреть и чему удивиться.

— У Симуса был фотоаппарат. В общем, потом принесем тебе фотографии, и ты всех увидишь! — заверил Гарри. — Нет, ну Луну надо видеть. Меня ее костюм поверг в шок. А я уж думал, что ей больше не удастся меня удивить.

— Ладно, мы пойдем. Мы к тебе тут заскочили, чтобы ты не скучал. И, конечно же, хотели показать тебе наши костюмы. Чтобы ты по достоинству оценил нас, братец! — сказала Джинни.

— Не хотел бы вас встретить в темном переулке, — произнес Рон, улыбаясь. — А ведь наряд ваш уж очень с намеком.

Джинни и Гарри только рассмеялись.

Рон же снова остался один. Минуты текли медленно, словно кто-то заколдовал время, чтобы оно ползло еле-еле. Наверное, это такой закон жизни. Самые радостные моменты пролетают незаметно, ты даже не успеваешь запомнить всех подробностей. А так хочется сохранить их до мельчайших деталей.

А неприятные моменты, как назло, длятся слишком долго. Да и врезаются в память во всех подробностях, которые почему-то очень долго не забываются.

Закон времени. А может, и закон подлости.

Рон не знал, сколько времени уже прошло. Минуты, часы, дни. В темноте циферблат часов на стене не разглядеть. И тут гриффиндорцу почудился какой-то шорох. Он отчетливо прозвучал в тишине лазарета. Затем все стихло.

«Наверное, ветер», — мелькнуло в голове.

Через какой-то промежуток времени раздался еще один шорох.

Рон нашарил на тумбочке волшебную палочку.

— Люмос! — произнес он.

Дрожащий огонек на конце волшебной палочки осветил пол возле кровати гриффиндорца. Трое пауков поспешно убегали от света. Это их мохнатые лапки произносили тихий шорох.

— Фу! Мерзость какая! — произнес Рон. Его взгляд остекленел. Огонек на волшебной палочке осветил остальную часть лазарета.

Больничное крыло просто кишело пауками. Они были везде. На стенах, полу, кроватях, тумбочках, лампах и шкафах с лекарствами. Большие и маленькие, все они медленно шевелили лапками, направляясь к кровати Рона. К единственному месту, незанятому островку в паучьем море.

Лицо Рона помертвело от ужаса. Он потерял дар речи. Попытался что-то произнести, но ничего кроме хрипа не вырвалось из его пересохшего горла. Больше всего на свете он боялся пауков, ненавидел их всеми фибрами души, даже один их вид в иллюстрациях переносил с трудом. После того похода в Запретный лес на втором курсе ему еще долго снились кошмары о том, что вся его комната наполняется пауками, которые лезут к нему.

Сейчас же это был не сон. Рон попытался ущипнуть себя за руку. Больно.

«Не сон», — отчаянно мелькнуло в голове.

А реальность между тем становилась страшнее тех детских кошмаров. Откуда-то стали появляться новые пауки. Но не те малютки, что были вначале. Огромные мохнатые пауки, восьмиглазые, восьминогие — акромантулы. Их было не меньше дюжины. Они неспешно пробирались к Рону, наступая на своих меньших собратьев. Раздавался отвратительный треск, когда они раздавливали меньших пауков.

— Остолбеней! — тонким голосом крикнул Рон. Луч толкнул одного акромантула в грудь. Но паук не перестал двигаться, заклинание ему ничего не сделало.

— Остолбеней! Остолбеней! — кричал Рон. Заклинания осветили лазарет, попадали в пауков, сталкивались между собой, попадали в стены. Но пауки продолжали двигаться.

— Инпедимента! — отчаявшись, воскликнул гриффиндорец. Луч попал приближающемуся акромантулу точно в голову. Но паук лишь отвратительно лязгнул челюстями.

«Мерлин! Да что же это такое!»

Огромный акромантул, наконец, достиг кровати. Рон почувствовал, как ему на ноги оседает огромная тяжесть. Мохнатые лапы придавили грудь. Паук приблизил к лицу Рона свою уродливую со жвалами голову. Челюсти громко лязгнули.

Цок, цок, — клацали жвалы по всему лазарету.

— Хочешь жить, маг? — клацнули челюсти.

Рон закивал головой.

— Так хочешь? Или нет? — слова с трудом можно было различить из отвратительного лязганья.

— Да!

— Да, это хорошо. Тогда я не отдам тебя своим детям. Скажи, где камень?

— Какой еще камень? — не понял Рон.

Лязганье стало недовольным. Пауки словно негодовали, что человек их не понимает.

— Камень! Камень! Маленький камень! — удалось разобрать Рону.

Тяжесть акромантула не давала дышать. Новые пауки обступили кровать и пытались залезть на нее. Рон уже почти обезумел. Он ничего не мог понять. Везде были челюсти, жвалы, мохнатые лапы. Голова у Рона просто раскалывалась.

«Последнее средство!» — подумал он.

— Авада Кедавра! — крикнул он. Зеленый луч поразил говорящего с Роном паука в самые челюсти, из которых все еще раздавался лязг.

Зеленый свет разросся до пределов всего лазарета, освещая сотни, а то и тысячи пауков.

Тяжесть на груди стала нетерпимой.

* * *

Рон закричал и очнулся.

— А-а-а! — закричал он, размахивая руками.

На груди у него никого не было. Акромантул исчез. В лазарете появился огонек.

— Мистер Уизли, успокойтесь! — крикнула мадам Помфри, подбегая к нему в одном халате. — Это просто сон. Слышите? Да у вас жар. Смотрите, какой лоб горячий. И вы весь взмокли. Не переживайте, такое бывает. После ваших травм вполне может подняться температура, хотя я и давала вам зелье.

Мадам Помфри снова начала причитать, пытаясь успокоить молодого человека.

— Пауки, везде пауки! — бредил Рон.

— Мистер Уизли, здесь нет пауков. В Больничном крыле все стерильно. Вот, выпейте, оно сладкое.

Рон сделал глоток, все еще нервно озираясь по сторонам. И его тут же начало клонить в сон. Сон без сновидений — действие выпитого зелья. Последнее, что слышал Рон, было звучание курантов на башне Хогвартса. Они пробили полночь.

* * *

Профессор Флитвик постарался на славу. Большой Зал изменился до неузнаваемости. Столы факультетов исчезли. Стены украшены паутиной, летучими мышами, черепами и костями. Пол забрызган кровью. В воздухе висели черные свечи, освещавшие все бледным голубоватым светом, тыквы, вырезанные в виде голов, так называемые «светильники Джека». Внутри таких тыкв тлел уголек, ярко вспыхивающий при приближении к нему человека. На месте преподавательского стола теперь был общий стол, заставленный самой разнообразной едой и напитками. Но и здесь эльфы-домовики постарались. Блюда были выполнены в тематике Хэллоуина. Фаршированные яблоками человеческие головы, торты из глазури в виде «светильника Джека», густой и вязкий пунш, очень напоминающий кровь, и многое другое.

Гермиона с трудом пробиралась через толпу в Большом зале. А вокруг вместо учеников были ведьмы, вурдалаки, зомби, маньяки, мумии. Гарри и Джинни, шедшие вместе с ней, оделись, как они сами сказали, «трупаками». Они нарядились восставшими из мертвых женихом и невестой. Джинни в свадебном платье и фате, заляпанными кровью, с перерезанным горлом, и следами разложения на руках и левой щеке. Гарри в черном официальном костюме с бабочкой и засушенной гвоздикой в петлице. Из груди у него торчал нож, рубашка и руки заляпаны кровью. Но выглядел, тем не менее, он почти счастливо.

Перед Гермионой с диким криком «Драко!» пронеслась вампирша. А точнее, просто Пэнси Паркинсон. Она была в длинном сильно декольтированном красном платье, с ярким вызывающим макияжем и длиннющими вампирскими клыками.

Гермиона перевела взгляд на Малфоя, в которого вцепилась Пэнс. Если бы не крик слизеринки, гриффиндорка его бы точно не узнала. Малфой, похоже, особо не старался с костюмом. Обычный черный джемпер и черные брюки, а вот лицо и голову скрывала маска — красный колпак палача. В руках палача был топор, ржавое острие которого он нежно поглаживал. А рядом что-то ворковала вампирша Пэнси.

«Ощущение, что ему очень хочется пустить топор в действие», — подумала Гермиона, рассмеявшись от увиденной картины. Ее смех услышала Пэнси, недовольно поворачивающая к ней голову.

— Грейнджер? — удивленно произнесла Паркисон, разглядывая старосту.

Палач Малфой тоже обернулся к ней.

— Что с тобой случилась, что ты смогла надеть такую короткую вещь? — ядовито спросила слизеринка.

— Жизнь меняется, Паркинсон, — Гермиона снова рассмеялась и поспешила догонять далеко ушедших Гарри и Джинни.

А они уже стояли в окружении смеющихся гриффиндорцев. Когда Гермиона подошла к ним, однокурсники удивленно присвистнули:

— Потрясно выглядишь! — произнес Симус, одетый в мумию.

— Да, Герм, слов нет — одни эмоции! — подтвердил Дин Томас. Он был маньяком с красными глазами, всклоченными волосами, на поясе вперемешку с разного вида ножами висели человеческие черепа.

— Ты великолепна! — произнес кто-то. Гермиона обернулась и ее тут же вместе с гриффиндорцами накрыла волна смеха. Невилл был одет в платье и парик девочки с двумя кривыми косичками, на ногах у него красовались белоснежные кроссовки сорок пятого размера...

— Тебя превзойти мне все равно не удалось. Невилл, ты просто шикарен.

Гриффиндорец скромно улыбнулся и сделал реверанс под хохот однокурсников.

— Только вот ноги ты не побрил! — заметил Дин.

— На такую жертву я не мог пойти! — воскликнул Невилл и поднял бокал с пуншем. — За нас, ребята!

Сразу после тоста Гарри и Джинни ушли к Рону, которому все передавали большой привет.

— Гермиона, ты всех прямо поразила своим нарядом, — заметила Парвати. — Не ожидала от тебя.

— Я тоже, — призналась Гермиона. — Но сейчас же Хэллоуин, а тут возможно абсолютно все. Кстати, я тебя с трудом узнала в роли банши.

У Парвати были длиннющие черные волосы до пола и зеленое лицо.

— Да, это мы с Симусом решили одеться в свои «страхи». Помнишь тот урок на третьем курсе с боггартом? У меня боггарт превратился в мумию, у Симуса — в банши. Вот мы с ним вместе преодолеваем страхи.

— Ну и как?

— Не могу сказать, что меня тянет целоваться с мумией.

Девушки рассмеялись.

Тут Парвати замерла, глядя на кого-то за спиной старосты. Гермиона обернулась и поймала себя на том, что стоит, открыв рот. Хотя окружавшие ее люди были с такими же лицами. Все смотрели на Луну Лавгуд. Она была синей. Точнее сказать, она была в костюме индийской многорукой и многоногой богини с синей кожей. В ее многочисленных руках были всевозможные обереги, лирные корни, амулеты.

— У вас такие же лица, как и у Джинни и Гарри, когда они меня увидели, — сказала Луна.

— А зачем все эти обереги? — спросила Гермиона.

— Сегодня день, когда активизируется вся нечисть, так что неплохо защититься. Ну, и как вам мой костюм?

— У меня шок! — радостно произнес Невилл. — Луна смогла превзойти меня!

Гриффиндорцы захохотали. Все они наперебой стали уверять Луну, что ее наряд самый запоминающейся. Что и было правдой.

* * *

Гарри оглянулся. Он никак не мог найти Джинни в плотной толпе всякой нечисти. Вампиров, колдунов, зомби хоть отбавляй, а мертвых невест нет.

«Невеста бросила жениха!» — пронеслось в его голове. Гарри устало закрыл глаза. Почему-то ему хотелось спать. Отвык он, отвык от бессонных ночей, когда дежурил возле палатки с медальоном Слизерина на шее.

Гарри открыл глаза. Вокруг никого не было. Большой Зал опустел. Исчезала колдовская атрибутика, свечи, тыквы, столы с яствами, люди, в конце концов. Гарри протер глаза.

Никто так и не появился.

«Я сплю?» — подумал гриффиндорец. Но почему же все было так реально?

Гарри пробежался по коридорам Хогвартса, заглянул в гостиную факультетов, в кабинеты, на кухню. Ни учеников, ни преподавателей, ни даже эльфов-домовиков.

«Мерлин! Куда я попал?»

Гарри выбежал на улицу. Двор школы изменился до неузнаваемости. Не было больше скамеек, вдалеке не виднелось Черное озеро и хижина Хагрида. Исчез и сам величественный замок.

Но Гарри было странно знакомо это место.

Он споткнулся обо что-то. Это было надгробие из белого мрамора, слабо светящееся в темноте. Надпись на нем читалась легко:

«Джеймс Поттер. 27 марта 1960 года — 31 октября 1981 года

Лили Поттер. 30 января 1960 года — 31 октября 1981 года

Последний же враг истребится — смерть».

Гарри находился на кладбище, рядом с могилой родителей. Последний раз он был здесь чуть менее года назад. В тот день он едва не попался Волдеморту, сломал волшебную палочку, увидел, что стало с останками Батильды Бэгшот. И впервые навестил могилу Лили и Джеймса Поттеров.

«Не может быть. Я не мог оказаться в Годриковой впадине! Или нет?»

Он обернулся — вокруг виднелось множество надгробий. Они бесконечными рядом уходили в даль. На глаза Гарри попалась одна из табличек надгробий:

«Рональд Билиус Уизли. 1 марта 1980 года — 31 октября 1998 года

Будем любить и помнить тебя всегда».

Гарри подбежал к могиле, еще раз вчитываясь в буквы.

«Бред! Мираж! Сон!» — подумал Гарри. Только вот ушибленное колено о надгробие могилы родителей сильно болело. Хромая, молодой человек дошел до другой могилы.

«Гермиона Джин Грейнджер. 19 сентября 1979 года — 31 октября 1998 года

От любящей семьи».

Гарри сглотнул. Почувствовал, как начинают холодеть руки. Не могло быть такого.

«Джиневра Молли Кэтлин Уизли. 11 августа 1981 года — 31 октября 1998 года».

Внутри Гарри все перевернулось.

Дальше шли другие надгробия с до боли знакомыми именами: Молли и Артур Уизли, Джордж, Перси, Чарли, Билл и Флер Уизли, Невилл Лонгботтом, Луна Лавгуд, Кингсли Бруствер, Минерва МакГонагалл. У всех датой смерти значилась дата 31 октября 1998 года.

Больше Гарри не мог читать. Он упал куда-то на землю. Голова раскалывалась. Внутри все взрывалось от отчаяния и боли.

«Что случилось? Как они погибли? Мир рухнул, а я один выжил? Господи, ты не мог допустить такого!»

В душе появился страх, что все это ему не привиделось, что все это не мираж. Холод начал обволакивать его сердце и разум.

Гарри открыл глаза. Над ним витали дементоры. Звезды на небе заслонили потусторонние существа в черных плащах. Холод становился сильнее. По кладбищу уже гулял ледяной ветер. На этот раз приближение дементоров не вызывало в его памяти воспоминаний о вечере, когда Волдеморт убил его родителей.

Его самым большим страхом была смерть его близких. И этот страх стал реальностью. Реальностью, в которой сейчас находился Гарри Поттер. Кладбищем, на котором похоронены все дорогие и близкие ему люди.

Он чувствовал приближение дементоров с каким-то глухим безразличием. Чувствовал, как холод подкрадывается к сердцу, заключает душу в глыбу льда.

— Хочешь вернуть их? — прошипел голос из-под капюшона дементора.

— Хочу.

— Тогда доверь мне свою память, Гарри…

Гарри открыл глаза. Лицо дементора, скрытое капюшоном было так близко. Лицо существа, забирающего у человека душу, существа, убивающего одним свои дыханием.

— Нет! — крикнул Гарри. Не собирался он следовать за дементором, подчиняться ему. — Прочь!

Серебряный олень выскользнул из его палочки. Серебряный свет заслонил все вокруг.

* * *

— Гарри! Ну, проснись, соня! Уже полночь, все расходятся…

— Джинни? Ты жива? — крикнул Гарри, сваливаясь со скамьи.

— Конечно, жива, — произнесла Джинни, помогая ему встать. — Что там тебе такое снилось? Я никак не могла тебя разбудить, ты шептал что-то непонятное и отмахивался от меня.

Гарри удивленно посмотрел на нее.

— ДА? Так это был сон… Слава Богу. Ты не представляешь, что мне приснилось.

Джинни подозрительно взглянула на своего парня.

— Ты прям как ребенок. Насмотрелся на всякую «нечисть», и уже кошмары снятся.

— Да, наверное, ты права, — улыбнулся Гарри и поцеловал Джинни.

Все оказалось простым кошмаром.

* * *

Гермиона почувствовала, что кто-то теребит ее за руку. Девушка обернулась и увидела маленького мальчика. Гриффиндорца.

— Вы же староста? — испуганно спросил мальчик.

— Да. Малыш, что ты тут делаешь так поздно? Ты должен быть в гостиной.

— Да, первокурсники должны спать, но… Джек и Марк поспорили, что Джек нырнет сейчас в Черное озеро. Они сначала чуть не подрались, а потом Марк начал кричать, что Джек слабак, а тот начал говорить на него. В общем, Джек поспорил, что он настоящий гриффиндорец и переплывет Черное озеро, не боясь кальмара! Они пошли к пирсу. Вот! — на одном духу выпалил маленький гриффиндорец.

— Мерлин! Когда они ушли из гостиной?

— Не знаю. Минут пятнадцать, может. Я сразу побежал к старостам!

— Молодец. Возвращайся в спальню, а я пойду за твоими друзьями.

«Мерлин! Глупые дети! Нужно им доказывать, что они истинные гриффиндорцы! Убиться ведь могут».

Искать других старост в толпе могло бы занять много времени, поэтому Гермиона решила уладить это дело одна. Можно было, конечно, взять с собой Гарри, но они вместе с Джинни куда-то запропастились.

Тут Гермиона обо что-то споткнулась. Но ей не дали упасть.

— Осторожнее, — улыбаясь, произнес чертенок, в котором гриффиндорка узнала Блеза Забини.

— Спасибо! — на автомате улыбнувшись, ответила староста и побежала дальше. Успешно миновав все остальные препятствия, девушка выскочила на улицу. Холод тут же пробрал ее до самых костей. Последний день октября был по-зимнему холоден. Но бежать за мантией не было времени. Иначе завтра придется отчитываться за ночные купания гриффиндорцев в озере.

Небо заволокло тучами. Разглядеть хоть что-то в кромешной тьме было невозможно. Огонек от Люмоса на конце волшебной палочки едва рассеивал тьму на пару метров от себя. Казалось, окружающий мир погрузился во мрак. Запретный лес, хижина Хагрида, даже огромная громада Хогвартса — все исчезло из поля зрения.

На деревянном пирсе никого не было. Лишь доски едва слышно поскрипывали от ветра. Гермиона подошла к самому краю пирса. Матовая поверхность озера была пуста. Никаких тонущих мальчиков в мантиях с эмблемой льва, ни даже признаков их пребывания. Покой обитателей водных глубин сегодня никто не нарушал.

«Или мальчики все таки не пошли на озеро, или тот гриффиндорец меня обманул. Непонятно. Да и как двое первокурсников могли выбраться из замка, минуя Большой Зал? Там даже в ближайших коридорах куча учеников, преподавателей. Они бы уж точно заметили. Тем более сейчас, когда праздник кончается и всех разгоняют по гостиным. И почему мне это сразу не пришло в голову? Побежала, сломя голову спасать кого-то. Чисто гриффиндорский героизм без плана и наобум».

Гермиона почувствовала удар в спину. Ничком упала на пирс, но палочку не выронила. Голова закружилась. Девушка перевернулась на спину и приподнялась на локтях. Свет волшебной палочки осветил нападавшего. Гермиона в страхе замерла.

Перед ней стояло чучело. На длинном шесте находилась голова в старой залатанной шляпе, из-под выцветавшего камзола торчали пучки соломы, в левой руке с крючковатыми пальцами находился ржавый металлический крюк, вместо правой руки висел угловатый обрубок.

— Трубку! — страшно проревело чучело.

— Вспыхни! — мгновенно реагируя, произнесла гриффиндорка. Но, минуя все законы волшебства, логики и магловской физики, солома не вспыхнула.

Чучело направлялось к девушке, прыгая к ней на своей палке. В этом стуке во тьме о дощатый пирс звучала какая-то обреченность. Гермиона выкрикивала заклинания, ставшие вдруг совершенно бесполезными. Она перепробовала режущее, останавливающее, замораживающее заклинания. Результата не было. Или волшебство перестало быть волшебством, либо чучело имело очень сильную защиту.

Чучело приблизилось к Гермионе вплотную.

— Трубку! — выговорило он.

И только тут девушка поняла, чем являлась голова чучела. Не кочаном, не кочерыжкой, не мешком с опилками. Это была мертвая человеческая голова с ужасной исковерканной гримасой на лице. Посиневшие губы с трудом открывались и выговаривали слова. Отрубленная рука едва удерживала крюк.

— У меня нет! — крикнула Гермиона, чувствуя, как волна ужаса накрывает ее, не дает даже пошевелиться. Она не могла оторвать безумного взгляда от этой головы.

— Вызови! — страшно проревело чучело, приближаясь. Ужасное посиневшее лицо становилось все ближе.

— Я не могу, не могу… — еле слышно произнесла гриффиндорка.

Узловатые руки сделали неуловимое движение. Лезвие крюка вошло девушке в ногу. Из глубокого пореза начала красным ручейком идти кровь. Халат медсестры окропился уже настоящей кровью. На крюке же не осталось ни одного пятнышка, металл впитал кровь так же легко, как губка впитывает воду. Крюк преобразился, ржавчина исчезла.

От боли в глазах начали появляться красные пятна. Девушка лежала на пирсе, зажимая рукой рану. По лицу текли слезы.

— Трубку! — на этот раз слово почти нельзя было разобрать.

— Я отдала ее, — прошептала Гермиона.

Чучело снова занесло над своей страшной головой крюк. Теперь его острие целилось прямо в голову гриффиндорке. На мертвом лице не было эмоций. Лишь руки дрожали в нетерпении.

Гермиона в каком-то оцепенении смотрела на острие крюка. Так не могло все кончится. Просто не могло. И не кончится. Осталось единственное средство.

Из волшебной палочки вырвались огромные языки пламени. Солома вспыхнула мгновенно. Чучело не кричало. Оно сгорело мгновенно в языках адского огня. Крюк с громким всплеском упал в воду. Вода заглотнула его с неохотой, словно не хотело держать в своих глубинах подобную вещь. Но только в ее возможности было навсегда покоить это страшное оружие, покрыть его такой ржавчиной, которую не смоет ни одна кровь во всем свете.

Последним усилием Гермиона овладела пламенем и заставила его исчезнуть. Адское пламя — заклятый огонь, уничтожающее любую защиту, далось ей нелегко. Она не использовала его против крестражей, так как обуздать заклинание чудовищно сложно. Но сейчас Гермиона не побоялась и смогла это сделать.

Теперь она лежала на пирсе без сил, глядя, как в воздухе кружатся первые в этом году снежинки.

* * *

Пэнси и Блез снова ругались. Ярость, злость и раздражение волнами окутывала их. Малфой это видел точно.

— Что опять? — флегматично поинтересовался он.

— Пэнс дуется на меня, что я сделал комплимент грязнокровке.

— Грейнджер?

— Да! — заявила Пэнси. — Не дал этой дуре грохнуться и разбить нос. А потом еще крикнул, что не прочь поближе познакомиться с такой медсестричкой. Но, похоже, подружка Поттера этого уже не услышала! — ядовито закончила слизеринка.

Блез весь скривился, глядя на Паркинсон. От их кислых физиономий Малфою тоже захотелось скривиться.

— А кто знал, что у нее такие ноги? — прямо в пику Пэнс произнес Забини.

«Я видел. Сегодня в ее комнате», — мысленно усмехнулся Малфой.

— Что?! — воскликнула Пэнси.

— Ты меня уже достала! Отвали, наконец, со своими глупыми придирками…

Драко не собирался снова слушать ругань. Он прекрасно знал, что Пэнс ревнует.

Она ведь отлично осведомлена, что нравится Блезу. А тут ее неудавшийся поклонник делает в ее же присутствии комплимент другой. Тем более ненавистной старосте. Тут уж Пэнс не выдерживает.

А сама ведь не любит его. Забини для нее всего лишь игрушка. Старая ненужная верная игрушка, в которую она и не играет давно. И вспоминает о ней редко, для своей выгоды или когда больше некому поплакаться в жилетку.

И не нужен Забини Пэнси. Но и другой она его не отдаст. Что хочешь сделает, но не отдаст. Блез — ее приватная собственность. Блез не должен никем восхищаться кроме нее. И себе плохо делает и ему. Собака на сене. Ни себе, но и не людям. Только вот ни Пэнс, ни Блез не понимают этого. Им бы увидеть себя со стороны.

Впрочем, это никому не помешает.

Праздник заканчивался, время неукротимо приближалось к полуночи. Но Малфой не собирался идти спать. Он незаметно вышел из школы, снял свою маску палача, подставляя лицо ветру. Мантия Грима лежала в кармане, ожидая, когда ее наденут.

Драко некоторое время с удовольствием вдыхал холодный вечерний воздух. Думал о том, куда отправиться. Опять в Сан-Франциско? Или куда-нибудь в теплое местечко, на Гавайи, например?

Ужас. Боль

Грим почувствовал далекие отголоски эмоций. Попытался понять, откуда они исходят. Не из школы точно. Но расстояние все равно было слишком далекое, чтобы разобрать.

Эмоции становились сильнее. Ужас перекрыл остальные чувства.

В стороне Черного озера мелькнула ослепительно яркая вспышка, прорывая тьму. Мигнула и тут же исчезла.

Малфой трансгрессировал туда. В темноте трудно было, что— то увидеть. Но Драко тут же почувствовал, что источник таких сильных эмоций рядом. В конце пирса, около самой воды кто-то лежал.

Гермиона Грейнджер. В окровавленных руках волшебная палочка.

— Гермиона! — удивленно произнес Драко.

Она открыла глаза.

— Холодно.

— Сейчас, — тихо сказал Грим.

Малфой легко взял ее на руки и трансгрессирвоал в комнату старосты. Положил девушку на кровать.

— Тебе надо в лазарет.

— Нет. Рана не опасная, — прерывисто сказала Гермиона. — Ты только помоги мне.

Грим кивнул, вызывая заклинанием аптечку. Девушка вытащила из нее бутыль бадьяна, трясущимися руками открыла пузырек. Одна капля упала на одеяло, там тут же образовалась дырка, словно одеяло прожгли сигаретой.

— Давай я, — твердо произнес Драко, взяв у нее пузырек. Уронил три капли на кровоточащую рану. Кровь сразу же перестала идти. А сама рана выглядела так, что уже заживала, по крайней мере, несколько дней.

— Чучело. Оно напало на меня, — произнесла Гермиона, чувствуя, как по лицу бегут слезы. Каждое слово давалось девушке с трудом.

— Чучело? — недоуменно спросил Малфой.

— Чучело сделано из мертвой человеческой головы и рук. Такое страшное. Оно требовало трубку. Порезало меня. А потом, не найдя трубки… Занесло крюк. Заклинания не действовали.

— Как это не действовали?

— Не знаю. У него защита, как у крест… Я использовала адское пламя. От него чучело не спаслось.

«Крэбб тоже», — подумал Драко.

Грим осторожно взял девушку за подбородок, поворачивая к себе. На левом виске была кровоточащая ссадина. Тут уж можно была обойтись без бадьяна. Несколько пасов руками и часто используемое заклинание для заживления царапин. Ссадина и кровоподтек исчезли.

— Так страшно, — прошептала Гермиона. Она больше не плакала, но ее трясло от страха или от холода. — Я никогда не могла смотреть на мертвых. Не могла…

Драко внимательно взглянул на Гермиону, понимая, что без успокаивающего зелья здесь не обойтись. Он нашел его в аптечке, пузырек был нетронут. И заставил Грейнджер его выпить.

— Сейчас ты уснешь. И все будет нормально, — произнес Драко.

— Угу.

Малфой присел на кровать рядом с Грейнджер, ожидая, когда она заснет. Девушка перестала дрожать. Успокаивающее зелье начало действовать.

«Трубка. Кто-то узнал, что она была у Грейнджер. Не у меня, а именно у нее. Мракоборцы вряд ли, они не видели наши лица. Возможно, кто-то видел ее в переулке. И знал, как подобраться к Грейнджер в Хогвартсе. Но то, что я успел забрать трубку, этот кто-то не знал».

Драко посмотрел на девушку. Она лежала с закрытыми глазами, бледным, каким-то помертвевшим лицом. Гриму было жаль ее. Слишком много на нее сегодня свалилось. Да кому угодно станет не по себе после встречи с таким чудовищем.

Драко хотел было уже встать и трансгрессировать из комнаты старосты, но почувствовал, как Гермиона сжала его руку. Девушка не спала. В огромных раскрытых глазах был ужас.

— Ты мне нужен. Не уходи. Прошу тебя, Грим.

Драко посмотрел на Гермиону.

Мольба. Ужас.

Ужас оттого, что он уходит.

Малфой молча залез под одеяло, бережно обнял девушку, чтобы согреть ее. Гермиона доверчиво прижала к его груди голову.

— Все хорошо. Я с тобой, — тихо произнес Грим.

Время между сном и бодрствованием — особое время. Ты находишься на гране между реальностью и иллюзиями своего сознания. И как же не хочется просыпаться, как же хочется продлить это сладостное мгновение, последние секунды перед тем как снова окунуться в реальность. Особенно если реальность полна проблем, обыденности и монотонности.

Но жизнь нельзя проспать. Жизнь всегда полна сюрпризов. Она может круто свернуть в сторону, куда вы даже и не думали глядеть. Но никогда не свернет назад. Только вперед. Покорять новые высоты, преодолевать новые проблемы, радоваться новым свершениям. И просто жить.

Гермиона не хотела просыпаться. Не хотела снова окунаться в свою реальность с чучелами, демонами, вырванными сердцами. А может, просто не хотела расставаться с чудесным миром снов, в котором можно было изменить все по своему желанию.

Она знала, что ей уже пора вставать, собирать тяжеленные учебники в сумку и затем идти на пары. За многие годы уже выработалась привычка вставать в будни в определенное время. Такая привычка есть у большинства людей. Сначала привыкаешь вставать в школу, затем на работу. Вся жизнь расписана по часам. Но иногда все же стоит нарушить это расписание.

Раздался стук в дверь.

— Гермиона! Ты идешь на завтрак? — спросил голос Джинни.

«Я ничего не слышу. Я сплю», — раздраженно произнес голос внутри головы старосты.

— Гермиона!

Стук повторился. Затем послышался звук удаляющихся шагов. Похоже, младшая Уизли решила, что староста уже завтракает в большом Зале.

«Ура!» — подумала гриффиндорка.

Совесть еще пыталась роптать на то, что нельзя опаздывать на пары, но Гермиона быстро заткнула ее. В кровати было так тепло и уютно, что совсем не хотелось даже немного двигаться.

Девушка снова погрузилась в сновидения. Сначала это была обычная цепь образов, складывающаяся из несвязанных картинок, эмоций, знакомых и незнакомых людей, мест и событий. А затем сон переменился.

* * *

Она снова на том злополучном пирсе. Чучело заносит над ней свой ржавый крюк. Она бежит от него вперед, приближаясь к концу пирса, впереди — темная гладь Черного Озера, позади — адская соломенная кукла.

Девушка вздохнула, понимая, что у нее нет выбора.

Вода мгновенно «обожгла» Гермиону ледяным огнем. Ее немилосердно закрутило и завертело в разные стороны, словно она попала в бурный водоворот. … Чудовищная сила тащит ее назад, без устали и снисхождения в невыносимо ледяном потоке. Легкие разрываются от нехватки воздуха, но холод так сдавил грудь, что невозможно вдохнуть.

Секунда. Еще одна.

Легкие горят невыносимой болью.

Нельзя делать вдох. Но организм не слушался голоса разума, рефлексы брали свое.

Гермиона открыла рот, и легкие расширились до предела, пытаясь вобрать столь необходимый организму кислород. Обжигающая ледяная вода хлынула в горло, проникла в легкие… Грудь взорвалась чудовищной, невообразимой болью. Но длилась это всего несколько секунд — потом наступила темнота.

Сон зашел в тупик и снова переменился.

Теперь она стояла в каком-то совершенно незнакомом помещении. Вокруг сновали толпы людей. Пробегающий мимо тучный мужчина оттолкнул ее в сторону, расчищая себе дорогу. Гермиона, не удержавшись, упала на женщину. У той из рук посыпались бесчисленные пакеты. Один из них порвался, и по перрону посыпались крупные зеленые яблоки.

«Стой!» — раздался чей-то крик, эхом наполнивший станцию метро. Гермиона обернулась и увидела бегущего к ней Драко Малфоя. Девушка почувствовала, как ее начинает охватывать страх. У Малфоя вместо глаз были две черные дырки, из направленных на гриффиндорку ладоней било два ослепительно-белых луча.

Она понимала, что ей не спастись…

* * *

Гермиона широко распахнула глаза.

Малфой, метрополитен — все исчезло.

Как же Гермиона была рада увидеть свою комнату, беспорядок на столе, гору учебников, которые она так и не заставила себя разобрать.

Она помнила, что в ее последнем сне видела что-то необычное, очень важное. Но картины стремительно таяли в ее голове, уносясь куда-то в глубины ее памяти.

— Кошмары? — произнес чей-то сонный голос над самым ухом.

Девушка лежала спиной к Гриму, обнимавшему ее за талию. Гермиона попыталась высвободиться, но объятия мужчины были слишком крепкие.

— Когда я просила тебя остаться… В общем, ты мог вполне лечь на диване.

— Конечно мог, если бы кто-то клещом не вцепился в мою руку. Не отрывать же тебя силой было.

— Да? — рассеяно произнесла Гермиона, убирая упавшие на лицо пряди волос. — Вопросов больше не имею.

— Но, если тебя так напрягает…

Гермиона почувствовала, как ее больше ничего не сдерживает.

— Нет, оставь как было.

Она спиной почувствовала улыбку Грима.

— Чучело. Всю ночь снилось. Кошмары снова возвращаются. Раньше пожиратели, Волдеморт, теперь чучела. Лучше б какой-нибудь бред снился…

— А мне почти не снятся сны.

— Счастливый.

Они замолчали. Что-то интимное было в этой обстановке, в их словах, даже в их молчании. Момент небывалой близости, скорее духовной, чем телесной. Просто два человека волею обстоятельств случайно оказались вместе в этот час.

Драко уткнулся носом в волосы девушки, вдыхая ее аромат. Это было странно для него. Просто так лежать с девушкой в постели, просто обнимать ее и при этом чувствовать себя непонятно опьяненным. Опьяненным от одной близости к Гермионе Грейнджер и от тех мыслей, что лезли в голову.

Малфой все-таки был мужчиной и далеко не невинным. А Гермиона была девушкой, пускай и гриффиндоркой. Этот «штамп» на ее личности никак не влиял на ее красоту и привлекательность.

— Мне пора вставать, — произнесла девушка. — Надо идти на уроки.

Гермиона встала с кровати, хмуро разглядывая свое отражение в зеркале. Размазанная тушь и тени, забрызганный кровью (и настоящей, и искусственной) халат, взлохмаченные волосы, заставляющие вспоминать средневековых ведьм.

«Красивее представить трудно. Надо было в таком виде идти на Хэллоуин. Всех бы там распугала», — подумала Гермиона.

— О нет, Грейнджер! Ты точна больная, — сказал Грим.

Гермиона повернулась к нему. Мужчина был полностью накрыт одеялом, только сверху виднелась часть капюшона.

— На тебя вчера напали, а ты как ни в чем не бывало идешь учиться. Ничего страшного не случилось. Ну, мало ли, хотели убить? Какая разница? Уроки прежде всего!

— Ты злой.

— Да. Злой на то, что ты такая правильная.

— И что ты предлагаешь?

— Прокоси школу раз в жизни. Или для тебя это такой страшный грех?

— Нет. Запросто, — тут же произнесла задетая за живое Гермиона. — И что мне целый день проваляться в постели?

— Зачем же так бездарно проводить время? — вопросом на вопрос ответил Грим. — Ты ведь можешь помочь мне кое с чем. Это будет намного полезнее. Даю тебе полчаса, чтобы привести себя в порядок.

— А потом?

— Увидишь, — произнес Грим, нехотя выбираясь из-под одеяла. — Знаешь, что самое обидное? То, что у тебя кровать намного удобнее моей.

* * *

Малфой явился точно через тридцать минут. Гермиона к тому времени уже была полностью собрана.

«Первая девушка, которая не опоздала», — заметил Драко.

— Предлагаю сначала позавтракать, — произнес Грим. — Возражения не принимаю.

«Я и не собираюсь возражать», — подумала Гермиона, сжимая руку мужчины.

Они переместились к порогу одной из многочисленных магических таверн Британии, умело спрятанных в магловских городах, деревнях, поселках. В этих заведениях могли спокойно собираться маги, использовать волшебные палочки, обсуждать магические новости и квиддич и не опасаться быть разоблаченными маглами. Посетители таких таверн были не всегда многочисленны, но все они составляли особую группу, особый контингент. Группа людей с одинаковыми интересами, группа людей, знающих одну тайну и интересующихся похожими вещами.

Малфой выбрал стол в темном углу возле камина, подальше от остальных посетителей. К столу тотчас же подлетели и зависли в воздухе блокнот и нетерпеливо подпрыгивающее фиолетовое перо. Оно определенно напоминало собой перо Риты Скитер.

— Есть особые предпочтения? — поинтересовался Драко.

— Нет, — тут же ответила Гермиона.

Шиковать за чужой счет девушке не хотелось. Это было бы некрасиво с ее стороны. Тем более что цены здесь были далеко не дешевые.

— Раз так, то заказываю я. Завтрак я предпочитаю только английский. Что не скажешь об обеде и ужине. Здесь английская кухня проигрывает всем остальным кухням мира.

— Да ты гурман, — заметила Гермиона.

Малфой кивнул.

— Бекон, яйца, сосиски, помидоры, грибы и печеные бобы, — перечислял Драко, а перо тем временем шустро делало пометки в блокноте. — Тосты с маслом, овсянка, апельсиновый мармелад. Что еще? Значит, круассаны с джемом, пончики, чай и кофе.

Гермиона молча слушала заказ, наблюдая, как в блокноте постоянно перелистываются страницы, размещающие полное наименование заказов.

— Точно ничего не хочешь добавить? — поинтересовался Малфой.

— Точно.

— Ладно. Тогда сегодня будем завтракать по-простому. Да и еще свежую газету мне принести.

Гермиона согласно кивнула, раздумывая о том, как бы Грим назвал завтрак в ее магловском доме. На ум ничего мало-мальски хорошего не приходило.

Тем временем люди в таверне все приходили, обменивались какими-то сплетнями, новостями и снова уходили. Среди посетителей Гермиона увидела даже министерских работников в синих мантиях из Отдела магического хозяйства. Прислушавшись, девушка поняла, что кроме английского языка в заведении слышалось и другое наречие.

— Они говорят по-валийски? — спросила она у Грима, читающего газету (газету из всего заказа принесли первую).

— Да. Мы же в Уэльсе. Только не спрашивай в каком городе. Все равно не вспомню.

— А ты знаешь валлийский? — девушка заметила, что газета тоже была не на английском.

— Знаю. У меня родственники по материнской линии из Уэльса. Вот и пришлось учить язык, чтобы понимать многочисленных родственничков.

«У него много родственников. Интересно, как же они выглядят? Группа волшебников в черных мантиях и капюшонах, летающих по миру и не использующих волшебные палочки?»

Между тем заказ, наконец, прибыл. Большой поднос не спеша плыл по воздуху, умело минуя людей и другие подносы. Осмотрев гору еды, Гермиона поняла, что они вряд ли все это съедят. Только если у Грима аппетит как у Гроха, братца Хагрида.

Гермиона отобрала у Грима газету. Валлийский она почти не знала, зато на такую газету уж очень хотелось поглядеть. Почему-то девушке всегда казалось, что маги во всей Британии в основном читают только «Ежедневный пророк». Наверное, это все еще были ее пережитки магловского происхождения.

На одной из страниц красовалась фотография Алекто и Амикуса Кэрроу. Правда, текста гриффиндорке не удалось разобрать. На следующей странице было еще одно знакомое лицо пожирателя. Драко Малфой собственной персоной.

— И Малфой здесь засветился, — презрительно произнесла Гермиона.

— Малфой? — поинтересовался Грим сам про себя. — Сын Пожирателя Люциуса Малфоя?

— Ага. Что сын, что отец — оба Пожиратели смерти. Приспешники Волдеморта. И все им нипочем. Сын — вылитый отец. Ходит по школе весь такой важный, будто ничего и не случилось.

— Какая лютая ненависть! — произнес Грим. — За что ж ты его так не любишь? Что Малфои тебе такого сделали?

— Много чего их семья сделала. Не хочу о них говорить. Да и лютой ненависти никакой нет! — раздраженно добавила девушка.

— А чего тогда так бесишься, стоит спросить? — насмешливо спросил Грим.

— Да я влюблена в Малфоя с первого курса, — спокойно ответила Гермиона.

Драко подавился чаем и закашлялся. Гермиона рассмеялась.

— Эй, ты чего это? Я пошутила. Хорошая из меня актриса?

— Прирожденная, — хрипло произнес Малфой, откашлявшись.

— Я и Малфой. Скорее Гарри сказал бы, что Волдеморт ему был как отец родной, и он его очень любил. А убил так, из ревности.

Грим выдавил улыбку.

— А ты поверил. Может, попробовать пошутить так с Гарри и Роном? С Гарри, — поправилась гриффиндорка. — Сказать ему, что я в тайне люблю Драко Малфоя, не могу жить без него, мечтаю о нем по ночам.

Тут Гермиона не выдержала и громко расхохоталась. В их сторону посмотрело несколько человек.

— Гарри бы подумал, что к нему явился кто-то в моем образе, приняв оборотное зелье.

— А что, если бы ты сказала тому парню? Малфою, да?

— Тут три варианта. Первый: он рассмеется и пошлет меня куда подальше. Второй: пошлет куда подальше и упечет в Мунго, в психиатрическое отделение. Третье: Рассмеется и сразу убьет.

Грим насмешливо посмотрел на гриффиндорку. Вот, значит, какого она обо мне мнения. Запугал он ее, раз Грейнджер думает, что он ее сразу прибьет.

Дальше завтракали они молча. За это время трактир почти опустел — у большинства волшебников в это время начинался рабочий день.

Драко расплатился с хозяином трактира и вместе с Гермионой трансгрессировал.

Теперь они снова оказались в Англии. В лицо тут же ударил ветер. Гермиона с удивлением рассматривала открывающийся пейзаж. Она находилась на высоком каменном уступе, с которого открывался чудесный вид: равнины, покрытые лесом, темные грозовые облака, далекие вершины холмов. Гриффиндорка еще никогда прежде не бывала здесь, да и не подозревала, что в Англии есть настолько потрясающие своим великолепием места. Места, где не виднелось отпечатка вездесущей руки человека.

— А теперь мы где?

— Мэтлок. Здесь почти никого не бывает.

— Ясно. А зачем я здесь?

— Потому что мне надо показать тебе кое-что подальше от людских глаз. Такая формулировка устраивает?

Гермиона кивнула. Моментально проснулось женское любопытство. Девушка внимательно наблюдала, как Грим вытащил из кармана мантии какую-то вещь, размером со спичечный коробок. Затем этот коробок начал расти, превратившись в уже знакомый фотоальбом цыганки.

— Ты понял, зачем Анабель просила нас защитить его?

— Думаю, да. Пролистай его. Может, заметишь что-то.

Гермиона недоуменно посмотрела на мужчину и взяла протянутый фотоальбом. Девушка поудобнее уселась возле какого-то камня и начала рассматривать фотографии.

Альбом был пухлый, в нем не менее сотни фотографий: черно-белых, высветившихся, с двигающимися и не двигающимися фигурками, еще с датами прошлого века под фотографиями. Сразу было видно, что это волшебный фотоальбом. Здесь были цыгане и цыганки, смутно напоминающие Анабель, эльфы-домовики, какие-то люди, вейлы, гоблины и даже великаны. Непонятно было, какое отношение они имели к семейному альбому. Гермиона переворачивала страницы, снова и снова видя тех же магических существ и просто волшебников.

— Я должна была заметить, что в альбоме куча фотографий разных волшебников, эльфов, гоблинов, великанов, вейл? — спросила девушка. — Которые вряд ли относились к семье Анабель…

— А теперь взгляни на самую последнюю страницу.

Гермиона послушалась его и открыла самую последнюю страницу альбома. Она сразу же узнала человека на фото. Цыганка с ее неизменной трубкой.

— Анабель, и что?

— А теперь взгляни на дату. Дата того дня, когда мы посетили ее дом. Дата ее смерти. И кто же вклеил ее фото туда? Не смотри на меня так, будто я это сделал. Откуда у меня ее фотографии?

Гермиона ничего не понимала.

Кто же тогда вклеил? Или фотография появилась в альбоме сама? Единственное, в чем девушка была уверена, так это в том, что это не было случанойстью.

Гермиона пролистала альбом на несколько страниц обратно. Под каждой фотографией стояла дата.

— Помнишь, я ее спросила, как она узнает, если кто-то из Ордена умер? Может фотография умершего появляется в фотоальбоме?

— Интересная мысль, — произнес Драко, стоя на краю обрыва спиной к девушке. — Она приходила мне и раньше. И если это мысль верная, то члены Ордена имеют некую особенность.

— Гоблины, эльфы, вейлы, великаны, маги?

— Да. А еще те маги могут быть оборотнями, да кем угодно. Представители всех магических рас.

Гермиона пораженно смотрела на Грима. Вот в чем была тайна фотоальбома. Вот почему Анабель просила его хранить.

Это была единственная их связь с Орденом, столь рьяно хранящим факт своего существования. Ведь даже члены этой организации не знали друг друга. Но каким-то образом им дано было связываться (в критических ситуациях) или хотя бы знать, что Орден живет, что он не распался, не покрылся вековой пылью забвения.

Со смертью одного из членов в альбоме появляется новая фотография. Каждый член Ордена знает, что когда-нибудь и его застывший портрет появится здесь. Под ним будет стоять дата, когда его жизнь оборвется. Но ему это уже не суждено увидеть.

— Это просто, — сказала Гермиона. — Гениально просто. Да и кто мог догадаться, какая информация скрывается в старом альбоме, кроме воспоминаний?

Драко обернулся и усмехнулся тому, что увидел. Девушка сидела на земле, от полноты чувств размахивая руками, ее глаза горели, на лице сияла безудержная улыбка. Гермиона как ребенок радовалась своему открытию.

— Не так уж и просто. Во всем мире огромное количество волшебников, домовых эльфов, великанов…

— Да, но вейл не так много. С этого и можно начать. Вейлы живут только во Франции, Швейцарии и Северной Италии. Представителей этой расы немного. Грубо говоря, одна вейла на несколько городов…

Грим молчал, внимательно слушая «лекцию» о вейлах.

— Анабель говорила, что знания у них передаются от родителя к ребенку. А это может означать, что последняя фотография вейлы — это мать нового члена Ордена. И это может косвенно нам помочь.

Гермиона пролистала пару страниц.

— Попробуй вытащить фото, — подал голос Малфой.

— Уже вытащила, — сказала Гермиона. — Постой, должно было произойти что-то другое?

— Не знаю. Просто кроме нас с тобой это никому не удастся. Я проверял. Такова магия фотоальбома или старинная цыганская магия. Точно не скажу.

— И снова загадка? — с улыбкой спросила Гермиона. — А про вейл я спрошу у вейлы. Давно хотела заглянуть к Флер.

Малфой ничего не ответил и снова отвернулся, подставляя лицо ветру. Казалось, для него сейчас все перестали существовать. Все отодвинулось на задний план. Все как-то надоело.

— Грим, а почему все-таки это место? Ну, кроме того, что здесь никого не бывает?

— Мне нравится здесь.

— Ясно, — девушка снова замолчала. — Грим, у меня к тебе есть одна просьба. Только, думаю, она тебе не очень понравится. Есть такое подозрение.

— Превратись в грима, — после паузы сказала она.

Драко удивленно обернулся.

— Зачем?

— Я тебя в таком образе видела только в тот день в Хогсмиде. И, в общем, мне интересно. Тебе же нетрудно?

Грим молчал, но уже не потому, что не хотел говорить. Просто собаки не разговаривают.

Пес подошел к девушке. Могучее поджарое тело, огромные черные лапы, остроконечные уши, заостренная морда, как у овчарок, пушистый, слегка изогнутый хвост. Грим оскалился, показывая страшные зубы.

Гермиона живо представила, как такие зубы вцепляются кому-то в ногу или в руку. Брр…

Теперь понятно, почему грима так боятся. Скорее уж одного его вида, а не то, что он предсказывает смерть. Хотя в последнем Гермиона была совсем не уверена. Если бы те, кто видел Грима, умирали, она была бы мертва месяц назад.

Девушка присела на корточки перед огромным псом, заглядывая ему прямо в глаза. Серые глаза, какие редко встретишь у собаки. Да и взгляда такого у животных нет. Слишком осмысленный взгляд, человеческий.

Гермиона осторожно провела рукой по голове грима. Хвост скупо качнулся туда-сюда. Тогда она осмелела и погладила пса. У него была длинная черная шерсть, мягкая и шелковистая.

— Знаешь, а ты совсем не пахнешь псиной, — уткнувшись носом псу куда-то в шею, произнесла Гермиона.

Грим как-то смешно фыркнул, словно рассмеялся глупости людей. Ну что они понимают?

— А я уже видела когда-то подобную собаку, как ты. Как-то глупо звучит фраза «собаку, как ты». Ладно. Это было летом, незадолго до отъезда в Хогвартс. Я тогда-то зачем-то вышла на улицу, уже и не помню зачем. Мой сосед, мистер Роджерс, избивал свою жену. А потом его остановила гигантская собака, укусила его…

— За руку? — поинтересовался Грим, моментально принимая человеческий образ.

Гермиона тут же перестала его обнимать и убрала руки с плеч. В собачьем обличии он ей очень приглянулся.

— А ты откуда знаешь? В руку. Это случайно не твой брат был?

— Почему брат? — не понял Малфой.

— Может, это у тебя семейное. Я же не знаю, как ты стал гримом, получил свои силы.

Произнеся это, Гермиона сразу поняла, что лучше было не раскрывать рта. Грим определенно напрягся.

— Зачем тебе это?

— Хочу узнать твой мир. Хочу понять, кто ты…

— Не надо совать свой нос в чужие дела, Грейнджер. Ничего мало-мальски хорошего и приятного ты там не найдешь. Тебе пора. Я перенесу тебя в школу.

Девушка понуро встала, но не пыталась возражать. Понимала, что задела не ту тему в разговоре с Гримом.

* * *

Малфой вернулся в школу к концу всех пар, позже, чем Грейнджер. Блезу он объяснил свое отсутствие банальным «проспал, никак не мог проснуться». Забини молча «проглотил» это замечание, про себя подумав, что ночь Малфой провел с кем-то из девушек. Что впрочем, косвенно являлось правдой.

— Тебя МакГонагалл искала. Просила передать, когда ты очухаешься, что-то там о завтрашнем суде.

— Суд? — недоуменно спросил Малфой, а затем на его лице медленно отразилось понимание. — Мерлин, я совсем о нем забыл. Завтра еще тащиться в Министерство с гриффиндорцами и нашим дорогим директором. Чтоб они там все провалились вместе с полным составом Визенгамота.

— Стой, так ты идешь на суд над Кэрроу? — удивился Блез. — Что ж ты молчал?

— Да только сейчас и вспомнил. Из обвиняемого стал свидетелем. Я ведь вместе с Амикусом похищал эту преподавательницу магловедения, уже не помню, как ее зовут. Да и Оливандера в наш дом они притащили. И полоумную Лавгуд, кажется. Блин, да я уже не помню, кто кого таскал и приканчивал. У меня памяти на все это не хватит.

Но последние минуты жизни преподавательницы магловедения он помнил. Никогда не забудет безвольное тело, висящее над столом. Зеленая вспышка из палочки Темного Лорда — и вот человек становится кормом для Нагайны. Более отвратительного в жизни Драко не видел, а повидал он не мало.

Малфой-младший не любил вспоминать свой прошедший год. Никаких радостных воспоминаний он не принес. Да и этот не сулил особого веселья. Еще один поход в суд явно не относится к разряду веселых мероприятий. Тем более под неусыпным надзором МакГонагалл и вместе с любимыми гриффиндорцами: Поттером, Лонгботтомом Грейнджер. Но хотя бы рыжего слюнтяя Уизли не будет, пусть себе валяется в лазарете.

«Хорошая компания подбирается. Будет на кого излить раздражение», — лениво подумал Малфой.

Грейнджер. Грейнджер…

А здесь уже постепенно появляются некие границы поведения, некое доверие. Драко не мог не понимать, что его отношения с гриффиндоркой начали меняться. Он стал намного терпимее к ней. Доказательством тому были две его предыдущие встречи с ней. Так не ведут себя два абсолютно чужих человека, так ведут себя люди, между которыми есть хоть какое-то подобие доверия или дружбы. Пускай очень натянутые доверие и дружба, но все же…

«Главное, чтобы Грейнджер не догадалась, кто на самом деле Грим. Иначе помогать мне с поисками этого чертового Ордена она точно не будет. А ее мозги и связи со всеми угнетенными народами мне очень пригодятся. Пусть ходит и ищет вейл, эльфов, если так нравится помогать Гриму».

Это вполне устраивало Драко. Теперь главным оставалось не дать ей разгадать тайну истинного обличия Грима. Чтобы гриффиндорка ни в коем случае не заметила, что Драко Малфой стал относиться к ней терпимее. Она должна ненавидеть, злиться на него еще больше. Тогда Грейнджер и в голову не придет, что человек, с которым она встречается на Астрономической башне и староста Слизерина — одна и та же личность…

* * *

Зал суда № 10. Малфой уже был здесь недавно, летом. Когда начались все эти процессы над пожирателями, длившиеся по сегодняшний день. В тот раз они с отцом прибыли сюда вместе с дементорами.

Брр…

От воспоминаний об этих слизких чудовищах внутри все похолодело. Тогда дементор чуть ли не применил к Драко поцелуй смерти. А ведь тогда Малфой еще не совершил в своей жизни убийства. Хотя этой адской твари было абсолютно все равно.

Драко перевел взгляд на два пустых кресла с цепями в середине зала — места для заключенных. Их с отцом цепи мгновенно сковали. Наверное, они тоже были магическими, как и все в этом зале. Ведь они точно определяли виновность человека, опускавшегося в кресла…

Малфой оглянулся по сторонам, восстанавливая в памяти вид зала суда. Сложенные из темного камня стены тускло подсвечивались факелами. Справа и слева от центрального прохода амфитеатром стояли ряды скамеек, которые занимали свидетели, вольные слушатели, желающие посмотреть на суд. Подобные «представления» всегда привлекали множество людей.

Впереди, где скамьи стояли на возвышении, находились судьи. Они негромко переговаривались. Секретарем был Перси Уизли, сидящий рядом с прокурором, низеньким плотным мужчиной средних лет. У прокурора было очень доброе лицо, слегка навыкате глаза и широкая улыбка. Его звали Альберт Лагерфельд. И его добродушный вид никак не вязался со славой жесткого и неподкупного блюстителя справедливости.

Для свидетелей были предоставлены два первых ряда скамей амфитеатра. Там уже сидело несколько человек. Профессор МакГонагалл села рядом с каким-то седовласым волшебником и тут же завела с ним разговор; справа от нее присел Гарри Поттер, человек, к которому были прикованы практически все взгляды, далее Гермиона Грейнджер, человек, стоящий на второй позиции «прикованных взглядов», и Невилл Лонгботтом. Малфою досталось самое крайнее место рядом с проходом, по которому должны были вести обвиняемых.

«Удастся поближе увидеть Алекто и Амикуса. Хотя их рожи не назовешь особо приятными».

Драко внимательно рассматривал окружающих. Некоторые из них были ему знакомы, других он видел впервые. Высокопоставленные чиновники, уважаемые люди, работники министерства — вся элита магической Британии собралась в зале суда. В помещении стоял тихий гул, присутствующие обсуждали предстоящее судебное разбирательство.

Малфою стало скучно. До начала судебного заседания было около получаса. Будь его воля, Драко явился бы сюда за минуту до начала, но МакГонагалл решила, что надо прийти заранее. За час как минимум. И переместились в Министерство они с помощью летучего пороха, надышавшись каминной сажи, что совсем испортило настроение слизеринцу.

Драко прислушался к разговорам гриффиндорцев:

— Не особо хочу снова видеть их страхолюдные морды, — произнесла Грейнджер.

— А как я не хочу, — протянул Лонгботтом. — Я этих любителей насилия и Круциатуса еще долго буду помнить.

— Да уж, Невилл. Помню, как мы тебя тогда увидели всего разрисованного, еле узнали.

— У меня до сих пор шрамы на теле остались, — подтвердил Невилл.

— Что, Лонгботтом, устроишь стриптиз в суде? — громко произнес Малфой.

К ним тут же обернулось несколько человек с соседних рядов.

— Сделай милость, заткнись, — тихо злобно произнес Невилл.

Малфой ничего не ответил, лишь весело взглянул на нахмуренные лица гриффиндорцев. Злить их было одно удовольствие. Все такие правильные, святые, герои войны!

Драко отвернул рукав рубашки по самый локоть, с недовольным видом почесал левое предплечье и произнес:

— Народ, тут никто не знает, если левая рука чешется — это к деньгам?

Взгляды окружающих тут же переместились к черной метке на руке Малфоя-младшего. Кто-то вскрикнул, кто-то злобно пробормотал ругательство сквозь зубы. На лицах людей была написан страх, ужас, брезгливость. Все здесь присутствующие отлично знали знак Волдеморта, у многих черная метка висела над домами их родных и близких.

— Какая же ты скотина, Малфой! — со злостью произнесла Гермиона.

— Да хоть горшком меня назови, — безразлично произнес Драко. — И что за взгляд, Грейнджер? У тебя в роду случайно василисков не было? Тогда было бы понятно, в кого ты такая змея…

— Малфой, заткни свою грязную пасть! — воскликнул Гарри. — А не то…

— Выпади в осадок, Поттер! — с издевкой сказал слизеринец. И тут же наступила тишина.

Из дальнего угла донесся звук шагов, дверь отворилась, и в зал вошли шестеро: Алекто и Амикус Кэрроу и четыре дементора. Фигуры, закутанные в капюшоны, не спеша скользили по проходу, впившись в руки идущим между ними пожирателям. Лица брата и сестры были белы как мел. Дементоры явно выпивали у них силу, но волшебники продолжали твердо идти по проходу.

Когда они поравнялись с Малфоем, Драко на секунду ощутил их эмоции. Их окутывала ненависть. Ненависть к судьям, к волшебникам, сидящим в зале суда, а особенно к Малфою, который был на свободе, который никогда не был и не будет в Азкабане. В своей ненависти брат и сестра Кэрроу были как в неиссякаемом защитном коконе. Он защищал их от дементоров, в нем они находили силы сопротивляться стражникам Азкабана.

Не надо было быть Гримом, чтобы почувствовать все то, что Кэрроу испытывали к Драко, который был свободен и жил припеваючи.

Хотя тут они были не правы. Слизеринец мог поспорить с ними о цене наказания за свои грехи.

Малфой знал дату своей смерти. Он медленно умирал каждый день…

Обвиняемые опустились в кресла, стоявшие в центре зала, цепи сейчас же приковали их к подлокотникам.

— Вас доставили в Совет по магическому законодательству, — громко и ясно произнес прокурор, — чтобы вынести приговор. Вы обвиняетесь в ряде преступлений: убийства, похищения волшебников, пытки над несовершеннолетними, разбой, пособничество Волдеморту.

— Да здравствует Темный Лорд! — крикнул Амикус.

Люди зашумели. Мистер Лагерфельд поднял руку, в зале воцарилась тишина.

— Ваш Лорд уже давно гниет в земле, — произнес прокурор. — А вы будете гнить в Азкабане. А как долго — это решится сегодня на заседании Визенгамота.

Послышали одобрительные выкрики.

Затем начался опрос свидетелей. Множество волшебников и волшебниц выходили перед судьями, рассказывая свою историю. Слова этих людей пестрели обвинениями, болью, ненавистью. Прокурор задавал им вопросы, изредка выражая свое мнение. Его слова были, как пощечины, доводы вескими, в нем чувствовался тонкий психолог, умело играющий на чужих эмоциях и переживаниях.

Наконец, очередь добралась до учеников Хогвартса. Сначала выступить предстояло Невилллу Лонгботтому.

-Я Невилл Лонгботтом. Учусь на седьмом курсе Хогвартса. В прошлом учебном году Амикус и Алекто Кэрроу были моими преподавателями защиты от темных искусств и магловедения, — гриффиндорец невесело усмехнулся. — Правда, они преподавали то, что раньше называлось такими предметами. Защита стала Темными искусствами в чистом виде. От нас требовали тренировать Круциатус на тех, кто оставался после уроков за провинность. Алекто преподавала магловедение — обязательный предмет для всех. И мы все изо дня в день слушали, какие маглы тупые, грязные и неотесанные существа. Нам буквально вдалбливали в головы, что маглы — не люди, а примитивные животные. И они загнали волшебников в подполье! Так не может продолжаться. Поэтому великий справедливый Темный Лорд восстановит справедливость. Надо верно служить ему и поклоняться этому новоявленному божеству.

За возражения против такого идолопоклонничества грязному убийце, нас подвергали Круциатусу. Кэрроу пытали нас помаленьку, но не убивали, — будничным тоном произнес Невилл под негодующий возглас в зале. — Первокурсников заковывали в цепи. Майкла Корнера, освобождавшего их, они пытали особо жестоко. Использовали не только Круциатус, но и рукоприкладство. Потом ему не разрешили посетить лазарет, позже пришлось положить его в Мунго.

Я частенько восставал против них, поэтому «простыми» наказаниями для меня пожиратели не ограничились. Сначала они решили похитить мою бабушку. Но не на ту старушку напали, моя бабуля всех там уложила! — гордо произнес Лонгботтом. — А потом, поняв, что все бесполезно, меня решили убить. Тогда я понял, что пора сматываться. Мы, ученики Хогвартса, организовали подполье, в котором принимали представителей разных факультетов, борющихся за свободу волшебников, за Гарри Поттера.

Когда Невилл закончил свою речь, ему рукоплескали, большинство восхищались выдержкой и мужеством парня. На лицах же Алекто и Амикуса было отвращение.

Следующей свидетельствовала профессор МакГонагалл. Ее слова совпадали с показаниями Лонгботтома. Но это уже был взгляд со стороны преподавателя, который видел все эти бесчинства и не мог ничего поделать с этим. Как ни старались профессора Хогвартса защитить детей, Кэрроу всегда находили, кого попытать.

— Для дачи свидетельских показаний приглашается Драко Люциус Малфой. Мистер Малфой — старший не присутствует в суде, по причине болезни, — порывшись в бумагах, произнес Перси Уизли.

Малфой приблизился к судьям. Рукав его рубашки был все еще подкатан, черная метка виднелась на его предплечье. Но Драко и не собирался ее скрывать.

— Я — Драко Люциус Малфой. Это, если вы забыли с нашей последней встречи.

— Мистер Малфой, корректнее к суду, — устало произнес прокурор. — Я задаю вам вопросы — вы отвечаете, понятно?

— Все ясно, шеф! — ехидно сказал Малфой. — То есть глубокоуважаемый прокурор. Я буду корректен.

— Расскажите о похищении Чарити Бербэйдж, преподавательницы магловедения.

Драко мысленно окунулся в воспоминания. Это было едва ли не первое его дело после провала с Дамблдором. Темный Лорд теперь бросал его на любую «грязную» работу, как и отца. Малфои надолго оказались в опале у Того-Кого-Нельзя-Называть.

— Лорд приказал похитить эту женщину после того, как ее статью опубликовали в газете. Главного редактора этой газеты приказали убить кому-то другому, я уже не помню.

Чарити Бербэйдж была преподавательницей магловедения и, конечно же, писала в защиту маглов. Глупая. Зачем было писать свои взгляды о маглах во время того, что творилось в Англии? Дождалась бы, пока доблестный герой без каких-либо лат Гарри Поттер освободит наш мир.

— Мистер Малфой, вы можете обойтись без издевок в ваших показаниях? — поинтересовался прокурор.

— Извините, но я так разговариваю, — Драко пожал плечами. — Ничего не могу с собой поделать. Я знал Чарити Бёрбэйдж лишь в лицо, но и его помнил смутно. Я встречал ее разве только в Большом зале и пару раз в коридорах. Ее предмет я не посещал, нетрудно догадаться почему. Адрес было узнать не сложно, у нас тогда было уже достаточное количество агентов в Министерстве. Да, было. И не думайте, что все они были бедными несчастными пушистыми зайчиками под заклятием Империус. Нам помогали в трезвом уме и памяти.

Я опять прервался. Справиться с Чарити было легко. Она была не особо умелая волшебница, зато какая маглолюбка! — с отвращением процедил Драко. — Тем более нас было трое, что значительно упрощало дело. Амикус справился один, скрутил ее Империусом и веревочным заклятием, доставил Лорду. А там уж Волдеморт устроил показательную смерть, — голос Малфоя стал жестким, в нем больше не было ехидности и наигранного веселья. — Они подвесили бедную женщину вниз головой над столом в нашей гостиной. Ее безжизненное тело кружилось, словно на невидимой веревке, отражаясь в зеркале, в полированной поверхности стола, за которым сидели мы — пожиратели и Лорд. Волдеморт оживил Чарити, рассказал всем присутствующим о ее «преступлении» и убил. А потом отдал на кормление своей змее. И все это было на моих глазах.

На лице Малфоя застыла кривая улыбка-гримаса. Он пытался сделать бесстрастное лицо, но у него не получалось. Слишком сильны были его воспоминания, его впечатления.

В зале стояла тишина. На лицах людей застыли маски ужаса от рассказа, от страшного лица и надломленного голоса рассказчика.

— Эта дура понесла заслуженное наказание, — произнесла Алекто негромко. Но ее голос эхом раздался в тишине зала.

Это высказывание мгновенно разрядило обстановку. Послышались гневные выкрики волшебников.

— Еще что-то? — спросил Драко.

— Кэрроу были исполнительными слугами Лорда?

— Да, как и все мы, — молодой человек пожал плечами. — По-другому было нельзя. Кэрроу отличались особым рвением в убийствах, всевозможных измываниях. Поэтому их и отправили на преподавательскую должность в Хогвартс. Остальное вы знаете из красочного рассказа Лонгботтома.

— Хорошо, Мистер Малфой. Думаю, достаточно, — произнес прокурор. — А теперь приглашаю мистера Гарри Поттера и Гермиону Грейнджер.

В зале царила ненависть. Она буквально пронизывала всех и все в подземелье. Грим уже не понимал, к кому относится эта ненависть, все эмоции смешались в одно тягучее чувство, наполнившее под завязку зал суда.

Он обернулся на судей перед уходом, равнодушно глянул на их лица. Отвернулся. И тут же его как будто пронзило молнией.

Одно лицо было ему знакомо.

«Стойте. Вы арестованы».

«Ну, что, белобрысый, без палочки никак?»

«Это тебе, поганый Пожиратель! За то, что такие, как ты, убили мою жену».

«Может, он уже того, помер? Вообще ж не орет».

«Тварь! Авада Кедавра».

Лицо его убийцы. Оно впечаталось в память Драко. Воспоминание все это время было в памяти, не востребованное до сегодня.

Он в какой-то прострации снова сел на свое место. Взгляд неотрывно следил за знакомым ему судьей.

Как же он не почувствовал его? То отвращение, которое испытывал к нему его убийца. Ответ прост: слишком много ненависти, злобы испытывают в данный момент присутствующие в подземелье. Чувства одного человека теряются во всем этом «болоте злобы». И Гриму еще надо подточить свое умение в определении эмоций.

Внутренний голос, интуиция — Малфой точно не мог определить — подсказывал ему, что в зале есть кто-то еще из троицы мстителей. Цепкий взгляд слизенринца буквально обшаривал судей.

И нашел еще одно до боли знакомое и ненавистное лицо.

«Кажется, именно это худое чмо избивало меня ногами».

— Для дачи показаний приглашается Гавейн Робардс, глава управления мракоборцев.

«А вот и третий», — мелькнуло в голове Драко.

А он и не знал, что его убийцы столь высокопоставленные личности. В первые дни после события в Косом переулке его жгла ярость. Но найти тех троих было всё равно что искать иголку в стоге сена величиной во всю Великобританию. Он не знал их имена, лишь смутно видел их лица в свете вспышек от боевых заклинаний. Малфой всегда знал, что когда-нибудь найдет их, встретит на улице, еще где-то и тогда отомстит. Он часто задумывался, что же подумали его убийцы, узнав, что в Косом переулке вместо его трупа нашли труп Филиппа Гецова? Что он, Драко Малфой, жив?

Скорее всего, они предположили, что Филипп Гецов принял оборотное зелье и стал Малфоем-младшим.

Через какое-то время ярость Драко стала уменьшаться. Все время занимало изучение способностей Грима. Со всей своей новой жизнью он совершенно забыл, кто ему ее «подарил».

Кто лишил его жизни. Кто лишил его будущего…

Как же страшно зло, возомнившее себя добром.

Прямо перед ним сидел человек, убивший его. Странно звучат эти слова. Неправдоподобно. Нелепо. Бессмыслица, воплощенная в жизнь.

Драко медленно разглядывал своих убийц, маниакально осматривал мельчайшие детали их лиц, жесты, мимику, одежду. Он сопоставлял образы своих убийц, оставшиеся в его памяти с той летней ночи, и этих трех мирных людей, сидевших в зале суда.

Гавейн Робардс закончил давать показания. Возвращаясь на свое место, он задержал взгляд на Малфое. На его лице мелькнуло отвращение с оттенком недовольства, возможно, разочарования.

Робардс не знал, что все-таки убил Драко. Что он думал, когда узнал, чье тело нашли в Косом переулке? Жалел ли он, что не прикончил молодого Пожирателя? Что убили совершенно невиновного человека?

Жалели ли те два судьи, поклявшиеся служить правосудию? Справедливому правосудию с законами, судьями, адвокатами, присяжными.

Да и вообще, что чувствуют подобные люди, убив человека? Ответ чудовищно прост и очевиден. Драко, словно слышал их мысли, слова их страшной правды, обращенной к нему одному:

«Мы чувствуем облегчение. Облегчение от того, что на одну мразь на земле стало меньше. Мы очищаем мир от зла, темных выродков, недостойных жизни. Мы мстим за наших убитых родных. Наша цель велика. Правильна. Необходима. Нас понимают немногие, лишь достойные. Те, кто может вместе с нами нести бремя очищения мира.

Убив тебя, поглумившись над твоим телом, мы вернулись в свои семьи. Вернее, к тому, что от них осталось. Как обычно мы поцеловали наших жен, детей, набили брюхо вкусным ужином. Как будто ничего не случилось. Мы отомстили за тех, кого вы запытали до смерти, кого вы убили из прихоти, из-за чистоты крови.

Ты мразь. Ты отброс. Ты не достоин жизни. В наших сердцах нет ужаса, сожаления, только чувство справедливости. Хотя, сожаление есть. Ведь ты остался жить».

* * *

Никто в этом зале суда не знает истинной сущности этих людей. Никто не догадывается, что кроме Кэрроу здесь присутствует еще трое безжалостных убийц. Они уважаемые люди. Судьи, глава мракоборцев… Элита магического сообщества.

В их руках находится огромная власть. На их руках — кровь. Их души расколоты. А истинные лица удачно скрываются за масками добропорядочных людей.

Драко знал лишь имя одного из них. Но это только пока.

Он обязательно выяснит про них все. Все, что сможет найти. А потом решит, что же ему делать. Решит тогда, когда замутненный местью рассудок снова сможет трезво рассуждать, когда сущность Грима перестанет раздирать Малфоя изнутри.

Люди в зале зашевелились, кто-то встал. Малфой отвлекся от своих мыслей, не понимая в чем дело. Он недоуменно обернулся к гриффиндорцам. Те громко обсуждали остаться в зале суда на время перерыва или сходить к мистеру Уизли.

«Сколько ж времени прошло, пока я на них пялился? Вот и перерыв уже».

Судьи разошлись, Гавейн Робардс вместе с ними. Драко даже знал, кого они сейчас обсуждают. Пожирателей. Но не тех, кто сегодня обреченно ожидал своего пожизненного приговора в Азкабане.

— Добрый день, мистер Малфой, — тихо произнес кто-то.

Драко обернулся на голос. Перед ним стоял низенький толстенький парень с блокнотом в руках. Журналист раздумывал, здороваться ли ему. В его движениях сквозила какая-то робость, неуверенность. На лице было написано:

«Лучше б я не здоровался, а просто свалил куда-то».

— Здравствуй, Макс! — радостно поприветствовал его Драко. В голове молниеносно созрел план. — Я тут припомнил, что ты еще не выполнил условия нашего пари.

На лице Макса появилось такое выражение лица, словно у него разом заныли все зубы. Он прекрасно помнил о пари, заключенным с Малфоем-младшим.

Макс писал биографию Люциуса Малфоя и несколько летних дней гостил в Малфой-Мэноре. Там то он и познакомился с Драко и компанией его друзей. И потом довольно долго корил себя за то, что решил сыграть с ними в покер. Лучшее, выдержанное столетиями, огневиски из подвалов поместья и магические карты сделали свое дело. Когда у Макса не осталось денег, на кон пошло выполнение одного любого желания. Малфой с легкостью обыграл неумелого и не в меру азартного журналиста. А тот на пьяную голову дал непреложный обет, что выполнит условия своего кона.

— Я прекрасно помню! — сквозь зубы произнес журналист. Страшная клятва дамокловым мечом висела над ним все это время.

— Ну, так вот, дорогой мой, — без тени улыбки произнес Драко. — Ты раздобудешь мне самую подробную информацию кое о ком. И никому, слышишь, никому и никогда об этом не расскажешь. Уяснил это в свою, надеюсь, трезвую головку?

Вечером следующего дня филин принес Малфою толстый конверт. Макс как нельзя лучше и точно выполнил свое обещание. В конверте лежало несколько листков плотной коричневой бумаги, исписанных ровным круглым почерком.

Рядом с маленькой фотографией (скорее всего Макс достал ее из архивов своей газеты) значилась основные данные. Далее шла более подробная информация, включающая место учебы, оценки, премии и повышения на рабочем месте, упоминания в прессе и так далее.

«Гавейн Робардс (16 апреля 1948г.)

Мракоборец (1973-1996).

Глава Управления мракоборцев (1996—по сей день).

Адрес: графство Кент, г. Кантерберри, Стаур Стрит, дом 54.

Семья: Жена — Эмма Робардс. Домохозяйка.

Дети — дочь Оливия Робардс (1993-1997г.г.) Была похищена в октябре 1997г. Пожирателями смерти. Взамен свободы дочери они требовали от Гавейна Робардса присоединиться к Пожирателям Смерти и служить Тому-Кого-Нельзя-Называть. А также секретную информацию о передвижениях Гарри Поттера и членов Ордена Феникса. Не выдержав пыток и физического истощения, Оливия Робардс скончалась 29 декабря 1997г.».

Драко помнил об этом деле. Девочка содержалась в доме Яксли, на тот момент в подвалах Малфоя-Мэнора просто не было места для еще одного пленника. У Волдеморта были большие планы на Гавейна Робардса и добиться их он хотел с помощью его маленькой испуганной четырехлетней дочки. Но Яксли не уследил за девочкой. Фенрир Сивый никогда не владел собой в полнолуние. То что он сделал с телом ребенка было поистине ужасно. Подобная жестокость удивила даже Яксли, заядлого любителя применить на ком-либо Круциатус.

Фенрира Сивого нельзя было назвать человеком. Единственное, что в нем было человеческого, — умение разговаривать. Да и животным его не назовешь. Тварь. Мерзкая, никому не нужная, кремированная и развеянная по ветру. Для него не нашли отдельной могилы. Подобные существа недостойны покоиться в земле.

«Хорошо, что я его прикончил», — подумал Малфой, приступая к следующему досье. На фотографии был высокий тощий мужчина в круглых очках, заставляющий вспомнить Руфуса Скримджера.

«Янус Маккинси (5 ноября 1964г.)

1987г. — по сей день — целитель больницы Святого Мунго. Специализация — больные, потерявшие память.

С1993 года — заведующий больницы.

С1993 года — член Визенгамота.

Адрес: графство Бакингемшир, деревня Уоттон-Андервуд, Грендон Стрит, дом 134.

Семья: Отец — Пол Маккинси — владелец сети волшебных кондитерских фабрик «Берти Боттс».

Мать: Грейс Рено. В данный момент проживает во Франции со своим пятым мужем Максимилианом Рено.

Жена: Летти Маккинси (1967 — 1997).

Маглорожденная волшебница. Проходила комиссию по учету магловских выродков. Осуждена и отправлена в Азкабан. По дороге в тюрьму при попытке бегства поймана и убита Джоном Долишем».

«Скорее всего, это случилось уже после того, как Долиш упустил Дирка Крессвелла. Тогда Джон постоянно пытался выслужиться перед Лордом и убивал грязнокровок направо и налево», — размышлял Драко, перечитывая строки про Летти Маккинси.

В голове всплывали все новые и новые воспоминания прошлого года. Пленники в подвалах Малфой-Мэнора, бесконечные истории об убийствах маглов и грязнокровок, которыми делились между собой Пожиратели, новые жертвы для пыток, подкинутые «заботливым» Темным Лордом. Крики, боль, кровь, смерть — бесконечный водоворот, в котором целый год крутился Драко. Тогда, казалось, конца и края не будет этому заколдованному кругу. Или смерть, или койка в психиатрическом отделении Мунго.

Малфой взял последний листок из конверта. Он примерно догадывался, что будет стоять в графе: «Семья».

«Сэмюель Стамп (17 сентября 1955г.)

1979 г. — по сей день — Начальник группа обеспечения магического правопорядка.

С 1995 года — член Визенгамота.

Адрес: Графство Суррей, деревня Дансофолд, дом 23.

Семья: Жена — Эбби Стамп (1964 — 1995г.) Скончалась от драконьей оспы в больнице Святого Мунго.

Дети: близнецы Александр (1989 — 1998) и Антоний (1989 — 1998). Содержались в закрытом интернате для детей волшебников из неполных семей (город Абердин, Шотландия). В феврале 1998 г. интернат вместе с находящимися там детьми и воспитателями был сожжен группой Пожирателей Смерти».

И этот случай Драко помнил. Лучше, чем все остальные. Тогда он лично присутствовал при сожжении интерната, ласково окрещенный пожирателями «Абердинский факел». При этом страшном действии присутствовал сам Волдеморт, давший начало пожару. Это он произнес заклинание Адского пламени в секунды распространившемуся по стенам приюта. В адском огне, который нельзя было погасить ни одним заклинанием, погибло около полусотни детей и взрослых. Кто сгорел заживо, кто умер от удушья, до того, как пламя добралось до них.

Драко устало потер переносицу и взглянул на часы. Циферблат наручных часов показывал три часа ночи. Вот уже больше четырех часов, с момента получения письма, Малфой сидел за столом в своей комнате, анализируя документы. Стол был завален перьями, свитками, листами досье, составленными Максом, письмами от Нарциссы, старыми подшивками газет, «одолженными» Гримом посреди ночи в библиотеке Хогвартса.

Малфой встал, разминая затекшие конечности. В голове крутились обрывки информации, тщательно анализируемой им в течение целого вечера.

Порой в письмах Нарциссы проскальзывали отголоски некоторых любопытных фактов и событий. Например, о том, что старенькие, но еще вполне крепкие родители Августа Руквуда неожиданно скончались в один день по естественным причинам. Хотя перед этим Нарцисса и Люциус навещали стариков и застали их вполне здоровыми и бодрыми. О смерти семьи Руквуда не было написано ни в одной газете.

Торфин Роули, сумевший отвертеться от срока в Азкабане, неожиданно перестал поддерживать связь. Роули после окончания войны вел затворнический образ жизни. Основной причиной было его изуродованное Волдемортом лицо. Новую внешность Торфин получил после того, как упустил Гарри Поттера и его друзей в магловском кафе.

Был еще ряд случаев странных смертей и исчезновений людей, так или иначе связанных с Темным Лордом и Пожирателями смерти. Об этом не писалось ни в одной магической газете.

Малфой был уверен, что не один он стал жертвой мстителей. Главе мракоборцев и главе отдела обеспечения магического правопорядка ничего не стоило замять какое-то дело, закрыть его из-за недостатка улик, уничтожить, не дать распространиться в средствах массовой информации. А заведующий больницей Святого Мунго легко мог состряпать липовый диагноз о естественных причинах смерти.

Все скрыто. И никто не догадывается о кровавой вендетте, начавшейся в магической Британии.

Грим терялся в догадках, что же ему теперь делать. Желание прикончить Януса Маккинси, Гавейн Робардса и Сэмюель Стампа все еще не исчезло. Но Малфой колебался. Были ли эти трое настоящим злом? Злом, которое обязан уничтожать Грим.

Драко мог сколько угодно догадываться, что эти трое (или с ними еще кто-то) убивает семьи пожирателей. Но наверняка он не знал. В тот день в министерстве собственная ярость и желание убить настолько охватили сущность Драко, что он не понимал, зло перед ним или нет. Обычные чувства Грима рядом со Злом смешались с его собственными эмоциями.

Теперь Малфой больше всего боялся ошибиться. После чтения досье Драко понимал мотивы мстительной троицы. Самое страшное и непоправимое — понять врага. Понять, но не простить. Нет, прощать Грим не умел. Об этом не могло быть и речи.

Янус Маккинси, Гавейн Робардс и Сэмюель Стамп были злом. Но злом, запутавшимся в своей боли, в своей мести, в своем горе. По своей природе эти люди не были плохими. Плохими не рождаются. Ими становятся под давлением обстоятельств, окружения…

Несмотря на то, что эти люди были убийцами, что они отняли у Драко его будущее, Малфой не был готов их убить. Одно дело прикончить мерзкую тварь Фенрира Сивого в борьбе за свою жизнь. Совсем другое — целенаправленно идти лишать кого-то жизни. Как там говорила Анабель?

«Убивать же просто так, без боя, невзирая на личные привязанности, на просьбы, убивать по-своему желанию. Убивать тех, у кого есть любящие семьи, дети, пожилые родители — хорошие добрые люди. Убивать — тоже сложно. Ведь надо находить в себе силы обрывать чьи-то судьбы».

Драко снова посмотрел на часы. Пол четвертого.

«Пора ложиться. Завтра день рождения Блеза. Поход в Хогсмид, праздничные шарики, куча подарков, обещанная выпивка. Черт. Что ж так не во время!» — подумал Малфой, расстегивая рубашку.

Он подумает об этом завтра. Завтра, после дня рождения своего лучшего друга. Тогда он и решит быть ему еще человеком или по-настоящему стать Гримом.

* * *

Как и предполагал Драко, день начался с кучи праздничных шариков в гостиной Слизерина. Блеза Забини шумно поздравлял весь факультет Слизерин. Самого изменника усадили посреди гостиной и начали подносить к нему подарки, словно дары языческому божку.

Блез все это принимал с блаженной улыбкой на своем красивом смуглом лице. Возле него уже скопилась достаточно высокая гора подарков. Некоторые из них подпрыгивали, другие визжали, из третьих вырывались искры и лишь некоторые не подавали никаких признаков жизни.

Сквозь гвалт, стоящий в гостиной раздался громкий, усиленный Сонорусом голос профессора МакГонагалл:

— Прошу тишины.

Через какое-то время наступила тишина.

— Мистер Малфой, пройдите за мной, — произнесла директор.

Драко удивленно изогнул бровь. Он не представлял, что от него могло понадобиться профессору. Разве что отчитать за то, что он забросил обязанности старосты.

— Я скоро, — Драко кивнул Блезу и направился вслед за директором.

«Странно. Старая мымра ощущает жалость и сочувствие. Ко мне».

Они подошли к кабинету директора.

— Мистер Малфой, вас там ожидает отец. Не буду вам мешать.

Драко с тяжелым предчувствием зашел в кабинет директора. Если отец вернулся из Китая (он там лечился от какого-то недуга, подхваченного в Азкабане), значит, дела по-настоящему плохи.

Драко хватило одного взгляда на отца, чтобы понять, что он был прав. Лицо Люциуса было серо, глаза были красными от слез, мантия сидела кое-как. Отец никогда не позволял себе так выглядеть. Даже в сугубо домашней обстановке.

В воздухе ощутимо витало горе. Грим почувствовал его тяжесть.

— Отец, — хрипло спросил Драко. Внутри все пугливо замерло в ожидание тех самых слов. Слов, которые навсегда оборвут его прежнюю жизнь.

— Нарцисса… Нарцисса убита.

На лице Драко не дрогнул ни один мускул. Только перед глазами все почему-то расплылось.

«Убита…».

Одно слово — и мертвое сердце разрывается от боли.

Грим не кричал, что это неправда. Он понял сразу, сразу принял это. Страница жизни снова перевернулась на «до» и «после».

— Сегодня утром ко мне трансгрессировал один из наших домовиков. Сказал, что хозяйка убита. Я не поверил. А там… Мертвая Нарцисса и раненый эльф. И такая тишина, — Люциус сглотнул, говорить ему было трудно. — Сейчас в поместье куча мракоборцев, расследуют. Эльф в Мунго. Он живой, а она…

— Во сколько… это случилось? — надломлено спросил Драко.

— Около четырех утра. Убийцы не знали, что Нарцисса вернулась домой, не осталась со мной. Я не должен был ее отпускать.

Люциус замолчал, невидящим взглядом уткнувшись куда-то в стену. Впервые в жизни Люциус был разбит. Его сломали. Сломала смерть любимой. То, что не смогли сделать ни Азкабан, ни опала Темного Лорда, ни всеобщее презрение.

— Я обо всем договорился с МакГонагалл. Ты возвращаешься домой.

«Когда ее убивали, я спокойно спал», — единственная мысль эхом отдавалась в пустой голове Драко.

Вместе с отцом он зашел в камин, перемещаясь в Малфой-Мэнор. Впервые Драко не рад был возвращению домой. Без матери — это не его дом, это — лишь груда камней. Просто здание с номером дома, с названием местности. Стены, мебель и куча воспоминаний.

Мимо хозяев прошмыгнуло несколько мракоборцев с суровым и в тоже время деятельным выражением лица. Увидев Малфоя-младшего, они остановились.

— Дайте ему возможность проститься. Потом… потом унесете, — попросил Люциус.

Мракоборцы кивнули.

Вокруг все было слишком нереально. Или наоборот слишком реально. Чересчур настоящее сочувствие предков на картинах и снующих туда-сюда мракоборцев, чересчур тихая тишина на улице. Все слишком настоящее, чтобы быть правдой.

Раньше Драко никогда не задумывался, как длинна дорога в родительскую комнату. И как же ему страшно зайти в нее.

Он сразу увидел мать. Казалось, она всего лишь устала и на секунду прилегла отдохнуть на кровать.

Нарцисса была как всегда царственно прекрасна. Идеально симметричное лицо, каким оно становиться у всех людей после смерти, роскошные белые волосы, неестественная бледность, застывшая улыбка, полная горечи. На скуле виднелся кровоподтек, руки исцарапаны. Это не вписывалось в привычный, любимый образ его матери.

— Мам! — еле слышно позвал Драко. — Мам! Пожалуйста…

«Господи, соверши чудо! Пусть она очнется. Или очнусь я от этого кошмара! Господи, пожалуйста! Единственный раз молю тебя!»

Но чуда не случилось. Все тоже мертвенно-бледное лицо, закрытые глаза, которым уже больше не суждено открыться, застывшая улыбка перед несущим смерть лучом.

Малфой провел с матерью пару минут. А потом в комнату, немного сконфуженные видом семейного горя, вошли мракоборцы.

Драко поцеловал мать в лоб, судорожно сжал ее руку, а затем отвернулся, чтобы не видеть как тело его матери плывет по воздуху, увлекаемое заклятием волшебной палочки мракоборца. Им ведь все равно. Еще одно убийство. Обыкновенная рутина.

Для Драко же — это его жизнь.

Малфой не плакал. Нет. Внутри была боль и ярость, дикая, всепоглощающая и иступленная.

Он знал, что эльфа ранили убийцы его матери. Значит, он их видел. Перед тем, как они бросили его подыхать. Но домовик оказался крепким.

Каких-то десять минут, потраченных на выяснение, в какой палате положили раненного эльфа, и Грим уже в больнице Святого Мунго.

Этим домовиком оказался Твинки. Твинки, который знал про Грима, про новые способности Малфоя, эльф, все лето носивший и готовящий своему хозяину всевозможные заживляющие и обезболивающие зелья.

— Хозяин! — позвал Твинки. — Хозяин, простите меня… Я не смог спасти хозяйку. Я пытаться, но они быть сильнее.

Маленькие кулачки, лежавшие на идеально белой простыне, слабо сжались.

— Я знаю, Твинки, — тихо произнес Драко. — Ты помоги мне. Я должен знать, кто убил мою мать. Ты же видел их.

— Да, хозяин. Но как я вам покажу их? Твинки не знать.

— Есть одно заклинание. Я проникну в твою память. Пожалуйста, Твинки. Я не приказываю … Я прошу. Умоляю.

Глаза нестерпимо жгло. Но Драко не давал волю слезам. Не сейчас. На слезы нет времени и сил. Все его силы пригодятся для другого. Для того, чьи очертания незримо появлялись в его голове.

— Да, мистер Малфой.

«Legilimens panselene», — в последний раз Малфой применял это заклинание на Грейнджер, когда проникал в ее память.

Зрачки расширились, Драко почувствовал, как сознание растворяется в больших полных слез глазах домовика.

Малфой находился в своем Малфой-Мэноре. Перед ним появилась лестница, ведущая на второй этаж. Впереди раздался крик, гул мужских голосов, чье-то нервное заикание. Драко добрался до родительской спальни почти одновременно с мчащимся во весь опор Твинки.

— Пора прикончить ее, — произнес Сэмюель Стэмп.

— Она и вправду ничего не знала, — сокрушенно сказал Янус Маккинси. — Я уже проверил всеми возможными способами.

— Авада Кедавра! — четко и ясно выговорил Гавейн Робардс.

Драко видел, как на лице матери появляется горькая улыбка. Вспышка ярко-зеленого света — и улыбка навеки остается на ее устах.

— Эльф! Он нас видел! — крикнул Янус Маккинси.

Стэмп направил на Твинки палочку, и все потонуло в ярко-белой вспышке.

Драко выдернуло из воспоминаний. Ему захотелось расхохотаться. Только было не до смеха.

Внутри что-то сломалось. Окончательно и бесповоротно. Еще сегодня он сомневался, раздумывал мстить ему или нет. Теперь Малфой уже не раздумывал.

Грим сорвался.

* * *

«Бакингемшир, деревня Уоттон-Андервуд, Грендон Стрит, дом 134», — адрес Януса Маккинси, как приговор крутился в голове Малфоя.

Дом 134 по Грендон Стрит оказался невысоким двухэтажным зданием. Сад был запущен. Дворику явно не хватало женской руки. Никогда не стриженный и не поливавшийся газон, облупленная краска на заборе и на самом доме.

Вокруг была поставлена магическая защита, но Драко легко сломал ее. Сказывался опыт в его недолгую бытность Пожирателем смерти. Тогда проникать в жилища волшебников приходилось довольно часто. Да и защищались они в основном от не в меру любопытных маглов.

Жилище Маккинси было типичным для холостяка. На стенах отсутствовали обои, мебели также было немного, в холодильнике (куда Малфой не поленился заглянуть) лежал кусок заплесневелого сыра. Жилыми комнатами выглядели только спальня и кабинет. Остальная часть дома была не обжита, хозяин, скорее всего, не часто туда заходил.

Януса Маккинси не было ни в спальне, ни в кабинете, но Малфой чувствовал его незримое присутствие. Где-то совсем рядом находился сгусток чужих эмоций. Грим втянул воздух через нос, он чувствовал себя охотником, почуявшим такую желанную добычу.

Драко бесшумно поднялся на второй этаж, в спальню, ощущая, как с каждым шагом приближается к своей добыче. Адреналин в крови зашкаливал, в висках стучало, горло пересохло.

Дверь в ванную бесшумно открылась. Маккинси только закончил принимать душ и надевал халат, стоя перед зеркалом. В какой-то момент его лицо замерло, глаза широко распахнулись. В зеркале позади него отразился Драко Малфой.

Янус панически оглянулся в поисках палочки, которую по привычке оставил в спальне. Фатальная ошибка. На лице Драко появилась нехорошая улыбка. Глаза уже изменялись, становясь звериными. Целитель в панике кинулся к двери, но Малфой одним движением руки отбросил его на пол.

— Сейчас ты мне все расскажешь, сука, — вкрадчиво произнес Малфой.

Янус попытался ударить его, но Грим был во много раз сильнее. Малфой схватил мужчину и сунул его головой в унитаз. Мистер Маккинси заверещал, захлебываясь водой, он дергался, извивался, но у Грима была мертвая хватка.

— Вопрос номер один: зачем вы убили мою мать?!

— Да пошел ты…

Остаток предложения Драко не услышал, так как голова Януса снова оказалась в туалете. На этот раз дольше, чем в предыдущий.

Целитель долго отфыркивался от воды, его трясло, глаза были неестественно выпучены. На лице смешались слезы и сопли. Малфой с отвращением глядел на него, вдыхая ужасный запах нечистот, распространяемый от Януса.

— Повторяю вопрос. Или еще раз хочешь окунуться?

— Стой! — униженно произнес Маккинси. — Мы не думали ее убивать… думали, она вместе с Люциусом. Кто знал, что она вернулась? Вот и пришлось ее прикончить так, ради забавы.

Последние слова были явно лишними. Драко яростно впечатал Януса лицом в пол.

— А-а-а! — раздался приглушенный крик. Нос мистера Маккинси был сломан. Кровь перемешалась с соплями.

— Вопрос номер два: зачем вы приходили ко мне домой? — Грим еле-еле сдерживался, чтобы не сломать еще пару костей целителю. Может, тогда он станет более разговорчивым.

Янус ничего не сказал, лишь стонал, прижимая руки к окровавленному лицу. Драко безжалостно окунул его головой в унитаз. Вода окрасилась в красный. Мужчина яростно трепыхался. Грим на секунду вытащил его, давая сделать всего один глоток воздуха, а затем снова сунул обратно. Он держал его там примерно полторы минуты, пока трепыхания Маккинси не стали совсем слабыми.

Легкие горели. Янус лежал на полу, жадно глотая спертый воздух своей ванной комнаты. Он захлебывался воздухом, как секунды назад — водой.

— В последний раз. Зачем вы приходили?

Янус понял, что этот раз действительно был последним. Он совершенно забылся от страха.

— Мы приходили за эльфом…

Маккинси неистово закричал, хотя Грим и ничего не делал. Из неоткуда в ванной комнате возникла серебряная молния, пронзившая тело Януса. Мужчина дернулся, электрический заряд мгновенно прошелся по его телу. Глаза Януса Маккинси остекленели, уже навсегда.

Драко отдернул от него руку, опасаясь, что и его пронзит молния, но она исчезла так же быстро, как и появилась. Малфой не понимал, что случилось. И почему эта молния возникла именно в тот момент, когда Маккинси начал рассказывать про домовика.

«Зачем им нужен был мой эльф? Носки постирать некому? Черт! И откуда взялась молния?»

В памяти что-то забрезжило. Когда-то давно Драко читал, что тех, кто нарушает непреложный обет, пронзает серебряная молния, сжигая свою жертву изнутри.

«Ну что ж, этому ублюдку в халате целителя так и надо».

Грим порылся в его бумагах. В ворохе больничных карточек, рецептов, как излечить обсыпной лишай, лежали письма и от главы управления мракоборцев. В них всего несколько слов. Время, дата и место.

И все что нужно Малфою — образец почерка. А дальше начнется представление.

Кроме писем здесь было и еще кое-что. Дневник. Тяжело поверить, что подобные взрослые дядечки ведут дневники, особенно, что пишут о таком. Описание убийств, тщательно, детально, в мельчайших подробностях. Записки сумасшедшего. Похоже, Маккинси действительно наслаждался актом убийства, словно художник, работающий над очередным холстом. Драко пролистывал страницы, читая отдельные записки под разными числами.

«13 сентября. Сегодня была охота. Мы пришли за семьей Руквуд. Старик и старуха были удивлены, увидев нас. А как голосила миссис Руквуд, когда я ударил ее муженька! Я приказал заткнуться старой суке, иначе смерть ее мужа станет очень болезненной. Старуха сразу же захлопнула рот.

Да, они виноваты. Виноваты в том, что породили это продажное чудовище Руквуда. Из-за них погибло столько людей, потому что когда-то они не умерили свой пыл в постели!

Но мы все исправили. Уничтожили еще одну мразь, даже две. Теперь они горят в аду. Как же легко на душе!

14 сентября. Подделал свидетельство от смерти. Руквуды умерли по естественным причинам. Бедные старики.. Ха-ха-ха!

19 октября. Теперь я знаю к чему стремится. Это будет новый мир. Новое господство добрых хороших людей. Наконец, кошмар закончится. Пожиратели будет истреблены до единого. Летти снова будет со мной.

26 октября. Гавейн в ярости. Что-то там не сложилось. Слышал, как он кричал на своих остолопов-мракоборцев. Единственное, что разобрал: «Трубка». Чтоб это значило? Вечно он мне что-то не договаривает. Я и так доказал им свою преданность.

2 ноября. Сегодня был в суде над Кэрроу. Все-таки дементоры иногда даже лучше Авады. Пусть Кэрроу до конца жизни мучаются. Надо попросить Тода, чтобы он им в охранники назначил больше дементоров, чем другим. Пусть они там сдохнут скорее!

Да, и еще видел этого урода Малфоя-младшего. Старший не удостоил суд своим присутствием. Говорят, вместе с женой лечится где-то в Азии. И что он там лечит? Геморрой?

До сих пор не могу разобраться, как мы не поняли, что ухлопали не того в Косом переулке. Оборотное зелье? Морок? Убили какого-то неизвестного старика. Опять же спасибо Сэму и Тоду, что замяли. Но так это оставлять нельзя, а вдруг сукин сын что-то знает?

Завтра ночью идем к нему в поместье, Гавейну надо что-то найти в его доме».

Драко захлопнул дневник. Он возьмет его с собой. И тщательно изучит. А пока надо сделать некоторые приготовления.

Подделать почерк Маккинси оказалось не трудно. Самопишущее перо на его столе, подчиняясь голосу Малфоя, написало два письма. Адресатом одного из них был Гавейн Робардс, второго — Сэмюель Стамп.

«21:00. Атриум Министерства», — гласила коротенькая записка, даже не письмо.

Атриум — сердце Министерства, организации, представляющей собой орган управления Магического Сообщества соединенного Королевства. Министерство управляет жизнью всех магов Британии, принимает законы, выносит смертные приговоры. Его люди поклялись твердо следовать законам, следить за порядком, наказывать виновных. Они есть власть. Власть, которой, по их мнению, дозволено все.

Но не по мнению Грима.

В девять часов в Министерстве уже не будет людей. Даже тех трудоголиков, решивших заскочить на работу в воскресение, в свой законный выходной.

Малфой знал, что они придут. Они ничего не заподозрят. И попадут в его руки.

* * *

Первым явился Сэмюель Стамп. Мелькнуло зеленое пламя, и в камине материализовался толстенький тучный волшебник, чертыхаясь и стряхивая с мантии золу. Сэмюель поднял голову, оглядываясь в поисках знакомой высокой фигуры Маккинси.

И тут же его взгляд натолкнулся на лишнюю вещь в таком знакомом пространстве атриума. Возле синего потолка, на котором вспыхивали объявления министерским работникам, висело, словно на невидимой цепи, неподвижное тело с изломанными как у куклы руками и ногами Януса Маккинси. Оно медленно крутилось, поворачиваясь страшным окровавленным изуродованным лицом к Сэмюелю Стампу.

Волшебник замер, глядя на висевший в воздухе труп. Его лицо страшно исказилось. Стамп попытался издать крик. В получившемся слабом звуке звучало настоящее чувство, правда, при плохой технике исполнения.

— Как вам мое творение, мистер Стамп? — поинтересовался Малфой.

Он сидел на столе охраны, в мантии Грима, правда, на этот раз капюшон не скрывал его лица. В движениях Драко присутствовала расслабленность, но это был обман. Внутри он был собран, дьявольски спокоен. Он знал, что делать, он просчитывал каждый шаг врага наперед.

— ТЫ? Ты сделал это?

— Практически как вы со мной, не так ли?

Вместо ответа Стамп метнул в Малфоя заклинанием. Стол охраны мгновенно вспыхнул фиолетовым пламенем и сгорел за считанные минуты. Драко растворился в воздухе, появляясь за спиной Сэмюеля.

Стамп развернулся, выкрикивая заклинание. По паркетным полам, где только что стоял Драко, прошла глубокая трещина. Вспыхивали лучи боевых заклинаний, мантия Грима мелькала в самых разных углах атриума. Полы трескались, в стенах появлялись вмятины от оглушающего заклинания. Палочка волчком вертелась в руках Стампа.

— Трус!

— Это я трус? Вы напали на меня втроем! — ответил Малфой в промежутке между своими перемещениями.

— Пожиратель!

— Ты реально удивил меня этим фактом! — на лице Драко появилась злобная усмешка.

— От вас надо избавляться, как от мусора!

— Как от мусора, говоришь? — Малфой появился на расстоянии нескольких метров от Стампа. — Вот от Маккинси я избавился как от мусора…

Сэмюель бросился на Драко, забыв о волшебной палочки. Грим был готов к этому. Игра в догонялки ему уже порядком наскучила.

Ярость, так долго сдерживаемая, бушующая, как лава в вулкане, разъедавшая его изнутри, наконец, вылилась наружу. Как когда-то с Поттером в туалете плаксы Миртл, но на этот раз во много раз сильнее.

Грим чувствовал, как от него волнами отходит сила. Дикая, неконтролируемая ярость, едкая злость, чудовищная боль. Все, так долго сдерживаемое внутри.

Сэмюеля Стампа швырнуло на противоположную стену, где высвечивались золотые буквы объявлений. В тишине атриума отчетливо послышался хруст ломающегося позвоночника. Стамп не кричал, у него было сил кричать, не было сил дышать. Дикая боль пронзила его, стократно отдаваясь в каждой клетке тела. Она не прекращалась, волной распространяясь по всему телу, заставляя разум медленно сходить с ума.

Не осталось ничего кроме боли. Ничего…

— Больно? — безразлично спросил Драко. — Больно. Если бы ты не трогал мою мать... Но это ты предложил ее прикончить. Что она вам сделала? — закричал Малфой. Его лицо исказилось болью. — За что вы ее убили?! За что, тварь?! ЗА ЧТО?!

Самюель Стамп молчал, только глаза бешено вращались в глазницах, он дышал ртом, словно рыба, выброшенная на берег. Воспроизвести даже малейший звук для него было невиданной роскошью, тут бы вздох сделать и не умереть.

Малфой тяжело дышал. Внутри него поднималась тьма. Тьма его души, тьма, заполняющая его сознание.

Грим знал, что перед ним убийца. Знал, что уничтожать зло — его обязанность.

Жажда убийства была сильна, как никогда.

— Авада Кедавра!

Зеленый луч прекратил боль, прекратил страдание Сэмюеля Стампа, но не Малфоя.

В спину Драко ударило оглушающее заклинание. Он успел почувствовать приближение кого-то и отклониться от луча, но заклинание вскользь коснулось его левого плеча. Вся левая сторона тела онемела.

Малфой взлетел, минуя следующую вспышку магических искр. Она пронеслась у него под ногами, попав в мертвого Сэмюеля Стэмпа.

В Атриуме появился еще один человек. Самый сильный из всей троицы, прославленный мракоборец, закаленный во многих битвах. На его стороне огромный опыт, накопленный за многие годы, за две войны с Волдемортом. На стороне Грима — его сила.

— Так и знал, что ты когда-нибудь явишься. Маленький мальчик, которого мы по каким-то причинам не прикончили, зато прикончили его мамашу.

Малфой метнул заклинание, но Гавейн Робардс легко отклонил его.

— Слабенько. Хотя твой полет меня впечатлил, признаюсь. Твой Лорд научил тебя этому?

Новое заклинание, и снова мракоборец отклоняет его. Робардс захохотал.

— Ты что думаешь, что я не справлюсь с тобой? С щенком? Со слюнявым молокососом? Это эти двое, кабинетные работники, а я много повидал на своем веку. И убил многих Пожирателей. Я вообще на столько противных рож насмотрелся. Твоя относится к их числу.

На лице мракоборца сияла улыбка, но глаза были холодные сосредоточенные. Он пытался вывести из себя противника, чтобы тот сделал непоправимую ошибку. А дальше — привычная схема. Это только в первый раз надо усилие, чтобы произнести смертоносное заклинание на человека. Трепет в душе, колебания. Потом легко, как прихлопнуть таракана.

— Почему моя мать?

— Как почему? Она жена пожирателя, она удовлетворяла его каждую ночь…

На это раз Гавейну пришлось срочно откланяться в сторону от пущенного в него зеленого луча.

— Она родила тебя, выродка, такого же, как и отец. Кстати, Нарцисса там Волдеморта не ублажала?

Мракоборец не заметил того мига, как Драко оказался прямо перед ним. Малфой опрокинул Робардса на пол, в полете выбивая из его рук палочку.

— Выродок! — тяжело произнес Робардс, Малфой прижал его коленом к земле, не давая подняться. — Я убивал твою мать с наслаждением, а перед этим изнасиловал ее.

Глаза Гавейна Робардса расширились, когда вместо Драко он увидел гигантского пса. И это было последнее, что он видел.

Впервые Грим осознал всю свою мощь. Тьма, все это время поднимающаяся в нем ревущей волной, отступающаяся и снова набухающая, захлестнула Малфоя. Он сам стал тьмой. Чудовищем, вершащим правосудие. Он больше не был человеком. Он стал существом, уничтожающим зло.

Грим преступил черту.

Острые, как бритва, когти пронзали плоть, ткани, кровеносные сосуды, нервы до самых костей. Они легко разорвали сердце, секунду назад еще пульсирующее, выталкивающее кровь в аорту, всего секунду назад дарящее жизнь своему обладателю.

Кости ломались под чудовищным напором лап и зубов Грима. Лицо превратилось в кровавое безобразное месиво. Оно уже и не было лицом.

Грим рвал, кусал до тех пор, пока все не превратилось в месиво. Морда и шерсть были заляпаны кровью.

Липкая, горячая, чужая кровь…

Малфой повалился на пол. Он был обессилен. Ярость, злость исчезли. Внутри осталась только боль. Чудовищная боль.

И теперь Драко лежал на треснувшим полу атриума среди мертвецов, таких же, как и он.

Он отомстил. Только легче не стало. Тьма в его душе не исчезла, ведь она была частью этой души. Она улеглась на время. До следующего раза.

* * *

Малфой сидел, прижавшись спиной к одной из бойниц Астрономической башни. В руках была почти пустая бутылка из-под огневиски. Драко не помнил, откуда ее взял и сколько бутылок он уже выпил. Это было не важно. Алкоголь не помогал, не притуплял боль от которой разрывалось мертвое сердце.

Никогда в жизни Грим не чувствовал такой боли. Она не сравнима с Круциатусом. Эта боль намного сильнее физической.

Драко знал, что больше никогда не увидит свою мать. Никогда больше не заговорит с ней, не обнимет ее, вдыхая ее такой родной аромат, никогда больше не увидит ее улыбку, немного усталую, но светящуюся настоящей любовью к нему, к сыну. Никогда. Страшное слово, ломающее судьбы, опустошающее жизнь, лишающее мечты.

Малфой знал, что на том свете они не встретятся. Его мать — это свет, чистота. Она уже в лучшем мире. А его участь, участь убийцы, — огромный котлован переплетенных тел.

Он не питал иллюзии насчет того, куда попадет. И хотя Драко знал, что его ждет, смерть больше не пугала его. Исчез привычный холод от этих мыслей, исчезло отторжение этой страшной правде, которую Малфой прекрасно сознавал. Смерть станет избавлением.

Он умрет. Осталось недолго. И тогда боль от потери прекратится.

На Астрономической башне появился еще кто-то. Грим уловил знакомый аромат. Темноту разорвал яркий огонек кристалла в руках Гермионы Грейнджер.

Девушка неслышно подошла к Малфою.

Он не вызывал ее. Нет. Наверное, это случилось подсознательно. Подсознательно Драко хотел увидеть кого-то живого.

— Побудь со мной, — тихо попросил он. Наверное, было что-то в его голосе, что Грейнджер сразу же поняла.

Гермиона молча подошла к нему, усаживаясь рядом. Грим почувствовал, как ее руки обнимают его, как она прижимает его голову к своему плечу.

Из глаз Малфоя начали течь слезы, сдерживаемые весь день. Горячие слезы смывали чужую кровь с его лица. Он не хотел плакать, особенно перед кем-то. Драко не плакал уже давно, с самого детства. Он забыл, что вместе со слезами проходит боль. И его чудовищная боль утихала, уступая место пустоте.

Мы называемся людьми, потому что умеем чувствовать. Любить и ненавидеть, жалеть и упиваться чужой болью, завидовать и отдавать близкому последнее.

И глубоко внутри себя умирать, когда умирают наши любимые.

Гарри что-то снилось. Сны сменялись в калейдоскопе цветных несвязных образов. Кентавр Флоренц громко отчитывал Гарри, которому не удалось правильно сварить «Феликс Фелицис», и даже попытался лягнуть его копытом. В котле Гойла булькала жидкость цвета расплавленного золота, истончая сладкий приторный аромат. Слизеринец рассмеялся в лицо Гарри и плеснул ему в лицо золотистое зелье.

Сон переменился. Подземелья исчезли, унеся с собой все цвета и звуки. Пространство вокруг погрузилось во мрак.

Далеко впереди мигнул крошечный золотистый огонек, словно далекая звезда на темном небе, и погас. Но тут же появился снова. Гарри бросился к единственному лепестку света в царстве тьмы. Он бежал изо всех сил, спотыкаясь о невидимые камни и кочки, увязая в чем-то, падая и снова поднимаясь. Гарри твердо знал, что должен добраться до света. Это знание возникло из ниоткуда, но вселило в него непоколебимую уверенность, что там он найдет ответ.

С каждым новым шагом золотистый огонек становился ближе. Гарри начал постепенно осознавать, где находится. Черные стволы деревьев, верхушки которых уходили высоко в небо, поросшие вековым мхом камни, ковер из прошлогодних опавших листьев, тяжелый спертый воздух.

Гарри остановился перед источником света. Дрожащий золотистый огонек исходил из волшебной палочки Малфоя. Гарри увидел самого себя, изможденного, непомерно уставшего в Запретном лесу. Один за другим рядом появились самые родные для него люди. Джеймс Поттер в круглых очках и с непослушными растрепанными волосами, Лили с улыбкой на устах и сияющими любовью глазами, помолодевшие на десяток лет Сириус и Люпин. Они пришли помочь ему в последнем испытании.

Они не были живыми, материальными, нет, они были всего лишь тенями. Тени потустороннего мира, бледные подобия их настоящих, живых.

В сон ворвался какой-то посторонний звук.

Гарри открыл глаза. Перед ним появилось веснушчатое лицо Рона.

— Наконец-то, проснулся! Вставай, а не то мы на матч опоздаем! — весело произнес Рон.

Сам он еще был в полосатой пижаме.

— Сейчас встану, — недовольно пробурчал Гарри, нащупывая на тумбочке очки. Спальня обрела четкие очертания.

В комнате помимо Рона находился Невилл, поливающий одно из своих безумно редких растений. Остальные обитатели спальни отсутствовали.

Сегодня была первая игра сезона по квиддичу: Когтевран — Слизерин. Ее с равным нетерпением ждали все факультеты. В прошлом году соревнования не проводились, что только подогрело интерес учеников и преподавателей. Казалось, все только и говорили о квиддиче и шансах на победу команд своих факультетов.

Гарри и Рон спустились в Большой Зал вместе с командой Когтеврана. Когтевранцы приветствовали игроков своей сборной радостным криком и улюлюканьем, слизеринцы — громким свистом и насмешками. Один из когтевранцев начал размахивать знаменем факультета прямо в Большом Зале, но его довольно быстро урезонил Флитвик.

— Доброе утро! — Гермиона поздоровалась с Гарри, напрочь игнорируя стоящего рядом Рона. — Ты в Хогсмид сегодня собираешься идти?

— Нет. Мы… то есть, вся наша команда идем смотреть игру.

— Ясно, — произнесла Гермиона. — Впрочем, я ожидала такой ответ.

— Обижаешься?

— Нет, ну что ты. Честно, — с улыбкой добавила она, заметив недоверие в глазах Гарри. — Так даже и лучше. Не придется скрывать от тебя свои темные дела. Надеюсь, победит Когтевран. Не хочется всю следующую неделю созерцать счастливые лица слизеринцев.

— Я тоже на это надеюсь, — произнес Рон, когда Гермиона ушла. Она уже давно сидела на другом конце гриффиндорского стола, как можно дальше от Рона и его девушки.

— Не знаю. В этом году у Слизерина сильные охотники.

— Но согласись, без Малфоя им будет сложно. Броуди не идет с ним ни в какое сравнение.

— Я не видел Броуди в игре, так что не могу ничего сказать, — возразил Гарри, накладывая в свою тарелку жареные сосиски. — До сих пор не понимаю, почему Малфой ушел из команды. Это после того, как его назначили капитаном. Либо Малфой перестал интересоваться квиддичем, либо растерял всю свою спесь. Последнее точно невозможно.

Хотя он немного изменился. В последнее время ходит без свиты.

Гарри обернулся, беглым взглядом осматривая стол слизеринцев. Блез Забини стоял в окружении своих однокурсников, благосклонно принимая поздравления в свой адрес. Малфоя в Большом Зале не было.

— Ты про то, что его противная рожа не участвует в провокациях Слизерина? — уточнил Рон. — А как же, зачем ему подставляться? Уверен, что Малфой всем руководит. Это его верные подпевалы подбросили яйца докси Макмиллану в котел! Бедный Эрни до сих пор в больничном крыле с ожогами на лице. А Ромильда Вейн! Она, конечно, малость не в себе, любовное зелье тебе подсовывала, но мне ее жаль. Увидеть себя лысой и даже не помнить, кто это с тобой сделал.

— Все так, — рассеянно произнес Гарри. — Но это не уровень Малфоя. Так, ребячество, мелкие пакости. Отрезать волосы, испортить зелье. Думаю, тот, кто подбрасывал яйца докси, вряд ли рассчитывал на получившийся результат. Испортить зелье, оценку — да…

Для Малфоя это слишком мелко что ли.

— Можно подумать, он никогда не делал нам пакости! — раздраженно сказал Рон. — Да он начиная с первого курса из кожи вон лез, чтобы нас исключили. У меня пальцев даже на ногах не хватит, чтобы пересчитать все подлянки, что он нам сделал.

— Гарри, Рон! — позвал Ричи Кут. — Вы идете?

Ребята быстро поднялись и присоединились к компании гриффиндорцев. Одной большой толпой они шли к стадиону. Снег немилосердно бил в лицо, ветер не давал поднять головы, обжигая ледяным холодом. Когда ребята, наконец, достигли поля для квиддича, то почти жалели, что не остались в теплом уютном замке.

Команда Гриффиндора традиционно уселась на самом верхнем ряду. Все они поддерживали дружественный факультет Когтевран. Гарри помахал Луне, сидящей на соседнем ряду вместе с Невиллом. Она помахала в ответ и тут же начала хлопать в ладоши, будто ловила что-то невидимое в воздухе. Гарри мгновенно опознал симптомы наличия в воздухе мозгошмыгов. Усмехнувшись в кулак, он отвернулся и продолжил рассматривать зрителей.

К одиннадцати часам на стадионе яблоку негде было упасть. Многие прихватили с собой омнинокли, чтобы во всех подробностях видеть развернувшееся в небе зрелище. На поле уже находилась мадам Трюк, нетерпеливо поглядывающая на свои часы. До начало игры оставалось десять минут.

На матче присутствовали лишь несколько преподавателей: деканы четырех факультетов, профессор Синистра и Эммануил Трегер. Низкорослый Флитвик, декан Когтеврана, восседал на горе подушек. Рядом с ним виднелся сначала большой живот, и только потом остальная часть Горация Слизнорта. Профессор зельеварения заметно потолстел за лето и с трудом втиснулся в свою лучшую бархатную мантию.

Прозвучал свисток, на поле вышли команды. Раздался радостный рев болельщиков.

— Капитаны, пожмите друг другу руки! — произнесла мадам Трюк и ее голос, усиленный заклинанием Сонорус, пронесся по всему стадиону. — Погодные условия сегодня сложные. Желаю всем удачи. И я надеюсь увидеть честную игру.

Раздался свисток. Мячи выпустили, Мадам Трюк взмыла высоко в воздух вместе с остальными четырнадцатью игроками. Игра началась.

— Эх, надеюсь, мы будем играть в лучших условиях, — сказал Рон, глядя, как слизеринский вратарь лихо поймал квоффл у центрального кольца.

— Я тоже. Хорошо профессору Морисону удалось упросить МакГонагалл отложить наш матч из-за твоей травмы.

— Я быстро вернусь в форму, — заверил его Рон. — Пара дополнительных тренировок — и я снова в строю. Да и замены у тебя нет. Те, кто в этом году пробовался на голкипера, на метле сидеть толком не умели!

— Угораздило же тебя упасть с метлы перед началом сезона.

— Думаешь, я что ли рад? Нет, ты смотри, как ловко она обогнула защиту!

Слизеринская охотница с легкостью забила гол в ворота Когтеврана, тем самым открыв счет. Радостный рев и аплодисменты слизеринцев заглушили все звуки, включая горестный стон когтевранцев.

— Провалялся в больничном крыле последние погожие деньки, пропустил Хэллоуин. Я про тот день вообще вспоминать не хочу. Мне тогда такой кошмар приснился. Мадам Помфри насилу успокоила, дав какого-то приторно-сладкого зелья.

— Странно. Я тоже заснул около полуночи где-то в закоулках замка. Мне еще кладбище в Годриковой Впадине привиделось.

— Постой. И я заснул в полночь, тогда еще часы на башни двенадцать били. Теперь припоминаю.

Друзья недоверчиво переглянулись.

— Рассказывай! — требовательно произнес Рон.

— Сейчас, — произнес Гарри, вытаскивая из внутреннего кармана палочку. — Оглохни!

Гарри вкратце поведал другу свой дурной сон, описал кладбище, дементоров, их желание завладеть его памятью. В свою очередь Рон рассказал о своем кошмаре, стараясь особо не вдаваться в подробности. От упоминания пауков его каждый раз передергивало.

— Камень, ты уверен? Зачем паукам камень? Сюда бы Гермиону, — вздохнул Гарри. — Она бы точно разобралась.

— Да уж.

Помощи Гермионы заметно не хватало в выполнении горы домашних заданий. Гермиона принципиально не давала Гарри списывать, зная, что он все равно даст конспект Рону. Но все же помогала, когда Гарри совсем отчаивался разобраться с кипой домашних заданий.

— Может, тут вообще связи нет? — с надеждой спросил Рон, окончательно забыв про матч. А между тем на поле разгоралась нешуточная борьба за золотой снитч. — Просто нам приснились кошмары в одно время, в одном месте.

— Я уже давно не верю в случайности, — грустно произнес Гарри. — Эй, смотри!

Фигурки игроков постоянно терялись за снежной завесой. Разглядеть что-либо с трибун было довольно сложно, даже с помощью омниноклей. Но снегопад постепенно ослабевал.

Зрители повскакивали со своих мест. Внимание всего стадиона было приковано к ловцам, которые летели друг на друга. Никто не хотел отступать и поворачивать метлу в другую сторону. Каждый ждал, что у соперника первого сдадут нервы. Несколько секунд и в тишине замершего стадиона раздался неприятный звук столкновения тел и ломающихся метел. Ловцы столкнулись практически лоб в лоб.

Преподаватели с трибун попытались заклинаниями замедлить падение. Это удалось им лишь отчасти — слишком высока была скорость. К двум бесформенным телам на белоснежном квиддичном поле бежали мадам Трюк и мадам Помфри. Позади них по воздуху летели носилки. Никто не останавливал игру, она остановилась сама. Зрители шумели. На поле приземлились остальные игроки, на помощь прибежали преподаватели.

Ловцов тут же унесли с поля. Вместе с ними стадион покинула часть преподавателей, необходимо было как можно скорее заняться транспортировкой раненых в больницу Святого Мунго.

Снитч был пойман, но кем, так и не было известно. При падении кто-то из ловцов выронил шустрый золотой мячик, и теперь он слегка помятый носился между вратарских колец.

Сборные Слизерина и Когтеврана кричали до потери голоса, доказывая свою победу. Трибуны негодующе ревели. Когтевранцы и слизеринцы, каждый приписывал победу своим факультетам. В какой-то момент началась потасовка.

В воздухе мелькали лучи заклинаний, навозные бомбы, метлы, кусачие тарелки, даже блевательные батончики. Скамейки взрывались снопом разноцветных искр и деревянной трухой, когда в них попадали заклинания; знамя Слизерина горело синим пламенем, истончая удушающий запах газа; знамя Когтерана изорвали режущим заклинанием на мелкие кусочки. Гриффиндорцы и пуффендуйцы сначала не ввязывались в драку, но когда и в их адрес начали пускать заклинания, ученики не остались в стороне. Наравне с заклинаниями в ход пошли кулаки. На квиддичном поле сражались игроки команд Слизерина и Когтеврана, лупя друг друга метлами; какой-то здоровый пуффендуец как дубиной размахивал вырванной с корнем скамейкой.

Такого сильного снегопада еще не бывало в Хогвартсе.

* * *

Сегодня у Филча было немного работы. В Хогсмид собралось всего около двадцати человек. Проверка детектором лжи прошла быстро, и группа учеников гуськом отправилась по обледенелой дороге, сгибаясь под бешеным напором ветра.

«С каким удовольствием я бы сейчас сидела возле камина в общей гостиной! Читала бы нумерологию, а не тащилась куда-то в такую погоду».

Гермиона обреченно посмотрела на свое белое от снега пальто и промокшие сапоги. В гости в таком виде не приходят. Но делать было нечего. Следующая вылазка в Хогсмид будет через две недели, а трансгрессировать в коттедж «Ракушка» можно только отсюда. Проклиная про себя погоду, Грима и Орден, гриффиндорка трансгрессировала.

В лицо тут же ударил ветер, сбил с девушки шапку и растрепал обледеневшие волосы. Гермиона поморщилась, вдыхая непривычный солоноватый воздух. Ей безумно нравилось это место.

Море было свинцово-серым, под стать холодному зимнему небу. Вода яростно бурлила. Гигантские волны рассыпались о прибрежные скалы. Неукротимый ветер сдувал с них пену. Пронзительно кричали чайки, белыми росчерками падая в море.

Гермиона не знала, как сложится ее жизнь. Но ей очень хотелось жить в таком же маленьком доме на побережье. Каждый день смотреть на море, вдыхать соленый морской воздух, наслаждаться рокотом прибоя…

— Гермиона!

По садовой тропинке торопливо семенила Флер, из-под ее пальто виднелся разноцветный подол халата.

— Привет, Флер! — радостно поприветствовала ее Гермиона. — Извини, что я без предупреждения.

— Ничего, дорогая, — милостиво произнесла Флер, целуя воздух возле щеки Гермионы. — Заходи ско'гее в дом. С'габотало заклинание от непрошеных гостей. Я даже не думала, что это будешь ты.

— Зашла узнать, как себя чувствует будущая мама? — улыбнувшись,спросила Гермиона.

Флер заметно пополнела, широкий халат уже не мог скрыть ее положения.

— Ох, я чувствую себя но'гмально, но я так растолстела! На меня не налезает ни одно мое платье, — грустно произнесла Флер, провожая Гермиону в гостиную. — Я постоянно ем и никак не могу остановиться. Билл точно меня г'азлюбит!

— Не говори глупостей, — отмахнулась Гермиона. Флер и сама в это не верила. — Билл тебя будет любить в любом состоянии. Он же не такой глупый, чтобы потерять свое счастье.

Флер благодарно улыбнулась Гермионе и тут же всплеснула руками.

— Ты же еще не видела детскую? Мы уже почти ее офо'гмили.

Флер повела Гермиону на второй этаж, в маленькую спальню, где в свое время обитал Крюкохват. Комната изменилась до неузнаваемости.

Детская была отделана в спокойных пастельных тонах: голубых и бежевых оттенках. В центре комнаты стояла колыбелька, почти полностью закрытая пышным воздушным балдахином. В углу комнаты — высокий деревянный шкаф, до отказа набитый крошечными вещами и игрушками. Игрушек в детской было очень много: в шкафу, на тумбочке, столе, подоконнике, прямо на полу.

— Колыбель мама п'гивезла из Италии, мебель мы с Биллом присмотрели во Ф'ганции. А вот одежду выби'гали здесь с Молли и Джинни. Ты только посмот'ги на это платьице! — щебетала Флер, показывая Гермионе одежду будущего ребенка: платья, костюмчики, шапочки, ботиночки. Все такое маленькое, кукольное.

Посмотрев на все эти нехитрые вещички, Гермиона сама почувствовала, что ей хочется иметь ребенка, так же, как Флер, радостно порхать из угла в угол, с трепетом прижимая к груди крошечные платьица.

— Ты уверена, что у тебя будет девочка? — спросила Гермиона, когда они вернулись в гостиную и пили чай.

— Мать чувствует такое, — просто ответила Флер. — А к'гоме того я вейла, а это означает, что моим пе'гвым ребенком обязательно будет девочка.

— А мальчики же у вас рождаются?

— Конечно, глупенькая. У меня самой трое братьев. Они обычные дети, очень к'гасивые дети. Но сил вейл сыновья не наследуют.

— Флер, я бы хотела попросить у тебя помощь в одном деле. Может, ты знаешь, кто эта женщина?

Гермиона протянула фотографию из альбома Анабель. Флер несколько секунд внимательно рассматривала ее.

— Это моя троюродная тетя по матер'гинской линии Анжелина Марлок, — уверенно произнесла Флер. — Насколько я помню тетю, она не хотела, чтобы ее снимали ста'гой, с мо'гщинами и выпавшими зубами. Хотела, чтобы мы запомнили ее вечно молодой. Откуда у тебя фотография?

— А у Анжелины была дочь? — Гермиона проигнорировала вопрос, внимательно глядя на Флер, которая заметно напряглась. На ее лбу залегла одинокая морщинка, руки непроизвольно сжались в кулаки.

Флер молчала, обдумывая что-то, Гермиона тоже, в упор глядя на нее.

— Зачем ты копаешься в этой исто'гии?

Рассказать об Ордене, цыганке Анабель, демонах Гермиона не могла. Но поведать часть правды, опустив подробности, она могла.

— Флер, мне нужна любая информация о дочери Анжелины Марлок. Я еще и сама не разобралась во всем. Но точно я знаю одно: это дело крайней важности. От этого зависит очень многое, чего даже мой разум пока не может полностью охватить и понять.

Глаза Флер недоверчиво сузились, она глубоко вздохнула.

— Это не очень п'гиятная история. И я бы не хотела, чтобы она стала известна широкому кругу людей. Сейчас ты поймешь почему.

Здесь, в Б'гитании, мало кто знает о Ката'гине Марлок и о несмываемом пятне позо'га на 'гепутации вейл. — голос Флер стал гневным. Акцент стал более заметным. — Она baisse. Павшая.

Ты ведь знаешь о нас. Мы к'гасивы, умны, обаятельны. Мы знаем, что надо людям, понимаем, что они чувствуют, умеем влиять на них. Особенно на мужчин. Они не могут устоять перед нашей к'гасотой. Иногда мы делаем это, не задумываясь. Мы п'госто так живем, дышим.

Такое увлечение похоже на действие амо'гтенции. Фальшивка, суррогат, имитация любви. Мы никогда не пользуемся нашими способностями в ко'гыстных целях. Это негласное п'гавило.

Ката'гина нарушила все правила. Она продавала свою красоту, свое тело мужчинам за деньги. Работала на улицах, в бо'гделях, в домах богачей. Слава о ней распрост'ганилась по Ф'ганции. Семья отказалась от нее, ее имя было п'гоклято всеми вейлами. Она больше не была нашей.

Но Ката'гина не ограничилась одним позором. Она стала во'говать с одним из ее многочисленных любовников. Они несколько лет грабили банки, дома богатых волшебников, у кото'гых 'габотала Ката'гина. Но ее поймали и заключили в Нурменгарде с'гоком на пять лет.

В гостиной повисло молчание. Единственным звуком был шум моря за окном.

— А когда ее посадили?

— Точно не знаю. В начале девяностых годов. Сейчас она должна быть на свободе. Maman долгое время не рассказывала мне, считала, что я еще очень маленькая. Я все узнавала об'гывками. Так, слухи, подслушанные разговоры. Но однажды в школе мальчик с шестого ку'гса п'гедложил мне кое-что, сказав, что вейлы все такие. Тогда я заставила маму рассказать мне, чтобы знать, за что я отправила того мальчика в лаза'гет.

— Я понимаю, что прошу многого, — произнесла Гермиона, нервно теребя волшебную палочку, — но ты не могла бы выяснить, где сейчас Катарина?

— Ее адрес сложно достать, она пропала из магического ми'га.

— Флер, мне необходимо выяснить кое-что у Катарины! Она единственная зацепка...

— Во что ты ввязалась? Я надеюсь, в этом нет к'гиминала!

Гермиона усиленно покачала головой, пытаясь уверить Флер в том, во что сама не верила.

— Так и быть, я помогу тебе. Но я ничего не обещаю! П'гедставляю, что обо мне подумают...

Гермиона на радостях обняла Флер.

— Ладно тебе! — пробурчала Флер, освобождаясь из объятий Гермионы. — Главное, чтобы Билл не узнал, кем я инте'гесуюсь.

— Он ничего не узнает, если только ты ему сама не скажешь. О моей просьбе лучше не распространяться. Кстати, как там Билл поживает?

Флер расслабилась, ее кулаки разжались, а на лице появилась счастливая улыбка.

— У нас все хорошо. Билл работает, ему увеличили за'гплату. Молли часто бывает у меня, мы с ней столько наплани'говали!

Следующие несколько часов Гермиона и Флер говорили о семье Уизли, об отношениях Рона и Гермионы, о войне, снова о рождении ребенка. Количество чашек на столе, съеденных пирожных и конфет быстро увеличивалось, а разговоры не кончались.

Гермиона вернулась в Хогвартс к шести часам, самой последней их всех учеников. Филч недовольно ждал ее у дубовых входных дверей, кутаясь в свою старую облезлую куртку.

В школе до сих пор действовали повышенные меры безопасности, что являлось для Филча дополнительной работой и головной болью. Завхоз за последнее время стал еще более желчным и придирался к ученикам по малейшему поводу.

— Чего так долго? — недовольно проскрипел завхоз. — Я должен тебя весь день ждать?

— Это ваша работа, — сухо ответила Гермиона, неприятно поморщившись, когда Филч ткнул ее Детектором Лжи в плечо.

В гостиной Гриффиндора было уютно и тепло. В камине весело потрескивал огонь, обогревая всех желающих. Гермиона сильно замерзла, возвращаясь из Хогсмида. Теперь же она чувствовала, как вместе с теплом к ней возвращается хорошее настроение.

Но что-то было не так, в гостиной висело подавленное настроение. Симус помахал Гермионе рукой в гипсе, Невилл поздоровался, стараясь не шевелить обмотанной бинтами головой. У Рона были подбиты оба глаза, у Гарри рассечена губа. Многие гриффиндорцы были разукрашены россыпью синяков и царапин.

— Что здесь произошло? — удивленно спросила Гермиона, подойдя к Гарри. — Война? Волдеморт вернулся, и вы сражались с ним?

— Нет, — смущенно произнес Гарри.

Он рассказал ей обо всем, что произошло на стадионе.

— А потом мадам Трюк привела остальных преподавателей, и они все вместе остановили нас. МакГонагалл так кричала, что сорвала голос. И не она одна. В общем, всех участников ждет наказание.

— И правильно, — жестко произнесла Гермиона. — До сих пор не могу поверить, что в этом участвовала почти вся школа. А куда старосты смотрели?

— Они дрались вместе с остальными.

— Это поразительно! Как они могли? Они должны следить за порядком, а не нарушать его! Да за такое надо лишать значка! — бушевала Гермиона, потрясая кулаком в воздухе. — Они своими действиями подрывают престиж школы. Ты знаешь, что за драки в этом году исключают? МакГонагалл еще в начале года предупреждала всех.

— Но всю школу она не исключит.

— Не исключит, но наказание придумает точно. Не думаю, что кому-то будут сделаны поблажки, даже героям войны. Гарри, зачем ты ввязался в это?

— Да не хотел я, — в сердцах произнес Гарри. — Но потом Теодор Нотт, слизеринец с седьмого курса, пульнул в меня оглушающим заклинанием. Я и не стерпел. Слизеринцы совсем зарвались.

— И, конечно же, вы с Роном и остальными бросились бить слизеринцев! Такой повод, как не отвести душу на ненавистном факультете. Ведете себя как мальчишки. Все, войну пережили, так нет, дайте еще поиграть! Ах, не даете, мы сами ее создадим! — голос Гермионы стал жестким, ее слушали все гриффиндорцы в гостиной. — Чем сильнее мы разжигаем вражду, тем к большим последствиям это может привести. Слизеринцы сейчас обижены на весь свет. Их ненавидят, считают предателями, откровенно презирают. Если так будет продолжаться, они начнут мстить. И лысой Ромильдой мы не обойдемся. Мы сами создаем себе врагов своими руками и с широко открытыми глазами. Человечество на протяжении всего своего существования доказывало это. Но мы как были слепы и глухи, так и остались!

Гарри поднялся во весь рост и раздраженно глядел сверху вниз на Гермиону. Его голос звучал на всю гостиную.

— Я понимаю, что мы поступили неправильно, подвели МакГонагалл. Но как, скажи, мы должны были реагировать? Стать послушной мишенью для битья? Мило махать слизеринцам, пока они бьют нас, и защищаться словами о моральных принципах?

— Гарри, я точно так же как ты ненавижу слизеринцев и точно так же натерпелась от них за семь лет. Один Малфой чего стоит, мастер изводить нервы и втаптывать людей в грязь, или Пэнси с ее грязным языком и не менее грязными сплетнями.

Я не прошу тебя бездействовать, если на тебя напали. Я прошу лишь об одном: не нападай первым. Держись нейтралитета, пока жива последняя возможность примирения. Если отвечать злом на зло, добра в мире не прибавится.

Гарри внимательно смотрел на свою подругу, размышляя над ее словами. Он снова уселся в кресло, протянув ноги к камину и стараясь не смотреть на подругу.

— Я пойду спать, — тихо сказала Гермиона.

— Спокойной ночи, — небрежно бросил Гарри, не глядя на Гермиону. Внутри него бурлило негодование и раздражение. Резкие слова Гермионы неприятно задели его. От хорошего настроения не осталось и следа.

Гермиона с тяжелым сердцем отправилась к себе в комнату. Она не хотела ссориться с Гарри, но сказанные слова не вернешь.

«Не хватало потерять еще одного друга», — горько думала она, расстилая постель.

Гермиона провалилась в сон почти мгновенно, едва коснувшись головой подушки. Но вскоре ее сладкий сон бесцеремонно прервали. Яркий свет слепил глаза, даже сквозь плотно закрытые веки.

Гермиона проснулась, не понимая в чем дело. Перед глазами мельтешили цветные пятна, и она ни сразу смогла разобраться в происходящем. В комнате становилось все ярче, свет ослеплял, освещая всю комнату подобно гигантскому светильнику. Его источником был кристалл, лежащий между учебников, свитков и перьев на столе.

Что-то случилось. Это Гермиона поняла сразу. Никогда раньше кристалл не сверкал так сильно, что на него было больно взглянуть. Гермиона в спешке накинула поверх пижамы мантию, выбежала из комнаты и миновала пустую гостиную. Кристалл не переставал светиться. Картины в коридоре проснулись и зашумели. Болонка на одном из полотен истошно залаяла, игроки в покер грозно потрясали кулаками, со сжатыми в них картами, а сэр Кэдоган начал во всю глотку кричать о подлых завистниках.

Гермиона засунула кристалл подальше в темный карман, но и оттуда продолжал бить приглушенный свет. Создавалось впечатление, что гриффиндорка светится изнутри. Она, как можно быстрее, прошмыгнула через все коридоры с недовольно бурчавшими картинами и, наконец, достигла винтовой лестницы в Астрономическую башню.

Гермиона увидела Грима сразу. Свет осветил его сгорбленную фигуру и погас. Гермиона подошла к нему.

— Побудь со мной, — тихо произнес Грим.

Гермиона опустилась перед ним на колени и обняла его. Она не задумывалась, почему сделала этот жест. Просто почувствовала. Шестое чувство, наитие, интуиция — названий много, но суть они передают лишь отчасти.

От Грима крепко пахло алкоголем. Он молчал, не пытаясь обнять девушку в ответ. Гермиона почувствовала, как его сотрясает дрожь. Грим плакал. Не рыдал навзрыд, не стонал и не кричал. Он плакал молча, его трясло, но с губ Грима не сорвалось ни единого звука.

Гермиона терялась в догадках, что могло случиться с таким сильным человеком, что могло сломать Грима. Недолгое знакомство почти убедило ее в силе, в несгибаемой воле и неуязвимости этого человека.

Она чувствовала, как ему больно. Но не знала, что сделать, как ему помочь. Гермиона просто была рядом, успокаивающе поглаживая его по плечу, шепча какие-то безликие слова. Грим молчал, он уже не плакал, но и не пытался оттолкнуть ее или уйти. Казалось, он вообще не понимал, где и с кем находится. Гермиона беспокоилась за него все сильнее.

«Может, ему надо в больницу?» — мелькнуло в голове, и она почувствовала, что Грим осторожно высвобождается из ее объятий.

Гермиона встала, только теперь замечая, что ее руки в чем-то испачканы. На мантии Грима было что-то темное блестящее.

На конце волшебной палочки Гермионы засветился крошечный огонек. Мантия Грима, его руки, даже та часть лица, не скрытая капюшоном, были в крови.

— Мерлин, — потрясенно произнесла Гермиона, по ее телу пробежали мурашки. — Это твоя кровь?

— Нет, — произнес Грим и исчез.

* * *

В тот день он вернулся домой около трех часов ночи. Быстро разделся, сбрасывая с себя окровавленную одежду, и залез под холодный душ. Кровь была везде: на лице, волосах, руках, под ногтями. От ее запаха тошнило, а еще больше воротило от воспоминаний.

Драко приказал домовику вычистить его мантию, а остальную одежду сжечь. Он не то, что надевать, смотреть на нее не мог без отвращения. На этот раз обязанности Твинки исполнял другой эльф.

С Твинки же появилась еще одна проблема. Точнее, с его памятью. Как только эльфу станет лучше, мракоборцы начнут его допрашивать. Если они полезут в воспоминания домовика, Люциус и Драко Малфои станут главными подозреваемыми. А статус бывших пожирателей только упрочит это подозрение.

Приведя себя в более или менее вменяемое состояние, Малфой трансгрессировал в Мунго. Твинки мирно спал, укрытый одеялом до самого подбородка. Он напоминал скелет, обтянутый пергаментом сморщенной желтоватой кожи. Когда Малфой приблизился к кровати, эльф открыл глаза.

— Господин Малфой!

— Все хорошо, — Драко вымученно улыбнулся. — Спи.

Драко коснулся ладонью лба Твинки и прошептал заклинание. Глаза Твинки разъехались в сторону, подернувшись сонной дымкой. Он все забыл.

Одной заботой стало меньше.

Драко снова вернулся в Малфой-Мэнор. Как он и предполагал, Люциус был в своем кабинете в компании бутылки огненного виски. На Малфоя-страшего было больно смотреть. Люциус как-то сгорбился, высох, лицо приобрело болезненный сероватый оттенок. Честолюбивый аристократ уступил свое место несчастному и несчастливому человеку.

Сознание Люциуса было затуманено алкоголем, но при появлении сына в глазах мелькнуло нечто осознанное.

— Отец, — позвал Драко, пытаясь привлечь его внимание. — Я не знаю, что делать в таких случаях.

— Почему она, а не я? — от его тихого вкрадчивого голоса Драко стало не по себе. Лучше бы он кричал, рвал на себе волосы, но не говорил таким мертвым голосом. — Ведь приходили за мной, как приходили к Руквудам и другим. Нарцисса никогда не поддерживала Его, молча терпела мое безумное увлечение идеями Темного Лорда. Ошибка, это всего лишь ошибка! — Люциус наколдовал еще один стакан и протянул сыну. — Тело отдадут завтра, то есть, уже сегодня днем. Я все устрою, похороны пройдут завтра в полдень.

Ты разошлешь приглашения только самым близким родственникам, не хочу шумных похорон. Пусть все будет в нашем семейном кругу.

— Я все сделаю.

— Да, и Андромеду позови. Нарцисса скучала по ней все эти годы, но из-за меня не общалась с сестрой. Как же мы разругались из-за тех двух писем Андромеде... Теперь же все окончательно потеряло значение.

Драко понял, что отец хочет побыть в одиночестве. Он поднялся, украдкой взглянул на отца. На душе стало еще тяжелее. Вид изможденного сдавшегося Люциуса причинял сыну еще большую боль. В голове Драко мелькнула страшная мысль: «Переживет ли отец мою смерть?»

Переживет ли Люциус смерть единственного сына? Что будет с ним, когда он останется один во всем мире? Когда от его семьи останутся лишь надгробия в семейном склепе?

Драко боялся ответов на эти вопросы.

Короткий некролог о смерти Нарциссы Малфой появился на одной из последних страниц Ежедневного пророка. Он был едва заметен среди громких статей об убийстве трех высокопоставленных человек в Министерстве Магии. Драко не читал эти статьи. Ему не хотелось знать мнения журналистов и мракоборцев, вспоминать, что он оставил на широкое обозрение в атриуме. Реки крови и так наполняли все его сны.

Приглашения самым близким родственникам Нарциссы вскоре разослали, лишь Андромеду Тонкс Драко решил пригласить лично. Ее адрес Малфой нашел в старой записной книжке матери, спрятанной в шкатулке с драгоценностями.

Дверь ему открыла сама Андромеда. Драко понял это сразу, стоило ему бросить один взгляд на эту женщину. Длинные светло-каштановые волосы, большие добрые глаза, правильные черты лица и несомненное сходство с Нарциссой и Беллатрисой. На лице миссис Тонкс мелькнуло удивление, когда она увидела племянника.

— Здравствуйте, миссис Тонкс, — учтиво поприветствовал ее Драко. — Мне необходимо поговорить с вами об одном важном деле.

Голубые глаза Андромеды, так похожие на глаза Нарциссы, сузились. Она сделала приглашающий жест, распахивая дверь шире.

— Проходи, Драко.

Он молча прошел за ней в ярко освещенную гостиную и сел на предложенную ему софу. Бегло осмотрел интерьер. Отполированная дубовая мебель, мягкий пушистый ковер на полу, пара неплохих картин, на журнальном столике куча игрушек. В этом маленьком доме чувствовалась особая атмосфера уюта, покоя, домашнего тепла, какой никогда не бывает в больших старинных замках.

Миссис Тонкс уселась напротив Драко, с интересом разглядывая его. Малфой, наконец, оторвался от созерцания окружающей его обстановки. Его взгляд остановились на лице Андромеды.

— Мою мать вчера убили.

Андромеда ахнула, прижав ладонь ко рту и глядя полным ужаса взглядом на племянника.

Из другой комнаты раздался громкий плач ребенка. Андромеда поспешно вскочила, держась за спинку кресла, чтобы не упасть. Плач становился громче.

Андромеда вернулась через пару минут, успокоив внука.

— Кто это сделал? — спросила она, глотая подступающие слезы.

— Мы не знаем. Мракоборцы выясняют. Отец думает, что это приходили мстить нам, пожирателям. Это вполне возможно, — горько произнес Драко.

В комнате повисла неприятная гнетущая тишина.

— Мы с Люциусом приглашаем вас на похороны.

— Когда?

— Завтра в полдень. Мы пригласили только родственников и близких друзей. Мама всегда скучала по вам. Я точно это знаю.

Андромеда улыбнулась сквозь слезы. В этой улыбке горя было больше, чем в слезах.

— Ну, я пошел, — неловко произнес Драко. Не так и не при таких обстоятельствах принято знакомиться с людьми.

Малфой встал, Андромеда проводила его до дверей. На прощание она спросила:

— Ты как, держишься?

— Плохо, — честно ответил Малфой.

* * *

Каждые три минуты слышались хлопки трансгрессии. Прибывали волшебники, все в черных траурных мантиях и цветами в руках. Родственники из Уэльса, Франции, Италии, даже из далекой Польши. Они приветствовали друг друга кивком головы. Сегодня было не время для шумных объятий, радостных приветствий и ностальгических воспоминаний о прошлых встречах. Одной из последних прибыла Андромеда Тонкс. В толпе пронесся шумок. Никто не знал, что ее пригласили. Реакция на ее появление была разной. Одни недовольно перешептывались, считая, что ей здесь не место, другие восприняли это как долг памяти умершей.

Андромеда возложила цветы к постаменту, где лежала Нарцисса, и некоторое время постояла возле тела сестры. По лицу миссис Тонкс ручьями текли слезы, глаза опухли и покраснели. Она плакала, ничуть не стесняясь неодобрительных взглядов своих родственников. Андромеда имела право оплакивать свою сестру наравне с другими.

Постамент был защищен специальными чарами от снега, валившего на кладбище белыми хлопьями. Нарцисса лежала в окружении цветов: алых гвоздик, белоснежных роз, небесно-голубых георгинов, солнечных нарциссов. Последним цветы поднес Драко. Кроваво-красные розы на длинных тонких стеблях — любимые цветы Нарциссы. Малфой в последний раз посмотрел в лицо своей матери, такое красивое и такое молодое.

Внутри Драко была бездонная грусть, боль утраты. Кроме своего собственного горя, он чувствовал горе окружающих людей, тех, кто вместе с ним сегодня оплакивал Нарциссу Малфой. Чужие эмоции вкупе с собственными ощутимо давили на Малфоя. Внутренняя защитная стена неукротимо рушилась.

Трудно жить, постоянно ощущая чужие эмоции, не предназначенные для тебя самого. Ты можешь попытаться отделить от них свое сознание, но все равно будешь ощущать их отголоски в своей голове. Постоянно. Тогда одиночество становится роскошью.

Люциус говорил какие-то слова о Нарциссе, но они не доходили до сознания Драко.

«Прощай, мама! Мне жаль. Впервые в жизни жаль по-настоящему. Жаль, что тебя не стало так рано. Я столько тебе не рассказал. Сейчас уже поздно.

Я ведь тоже умер и возродился. Стал Гримом. Я убиваю зло, ищу демонов и членов какого-то Ордена. И уже не понимаю зачем. Часто я ненавижу того, кем стал. Спасает мысль, что осталось недолго. Тебя не стало, и эта мысль стала преследовать меня чаще. Наверное, она помогает мне не совершить самоубийство. Сегодня ночью я опять летал. Летел до самой земли с закрытыми глазами. И остановился, когда до земли остался какой-то метр. Понял — еще рано. Если кто-то дал возможность пожить еще год, надо жить...

Я знаю, что ты не одобрила бы мою месть. Но я должен был. Не из-за Грима. Ради себя. Их бы оправдали, по-тихому закрыли это дело, они бы не страдали в Азкабане. Пусть это звучит моим оправданием. Пусть. Мне уже давно все равно.

Чувство, что я до сих пор стремительно падаю, осталось. Оно не исчезло. Тьма везде, даже внутри меня. Хоть бы кто-то меня остановил. Но никому это не под силу.

Мам, я люблю тебя. Прости, что говорил это редко. Знай, я чувствовал это всегда. Каждый миг своей жизни. Надеюсь, ты знала об этом.

Я люблю тебя».

Больше всего Драко сейчас хотелось уйти от этих людей, взлететь в небо, подставляя мокрое от слез лицо ветру. Раствориться в небе. И не думать, не думать.

Когда гости разъехались, Малфой помог отцу добраться домой. Люциус был совсем плох. От переживаний его болезнь снова обострилась. Он безостановочно кашлял, под вечер у него кровь пошла горлом. Драко насильно заставил отца продолжить лечение и вернуться в Китай.

— Я не хочу потерять еще и тебя, — сказал отцу Драко.

Малфой остался в доме один, чувствуя, как на него волнами обрушивается отчаяние. Он отомстил, но не чувствовал облегчения. Стало только хуже. Драко открыл первую бутылку огневиски. Жидкость обжигала горло, но он пил, задыхался, но пил. Лишь бы отчаяние утихло, а боль притупилась.

«Ты ошибся, Дамблдор. Наверное, первый раз в жизни. Я — убийца».

Малфой яростно ударил кулаком по стене, оставляя там глубокую вмятину.

Тьма всегда жила в его душе. Но никогда раньше он не позволял ей взять верх над его разумом. Внутри существовал некий барьер, через который он сознательно не переступал. Всегда была граница дозволенных действий, поступков, слов. Это внутренняя граница помешала ему прикончить Дамблдора самостоятельно. Слать отравленное вино, ожерелье, но не убивать своими руками.

Вчера Драко сознательно уничтожил эту границу. Он хотел убить, хотел отомстить. Сделанного не вернуть, не оживить мертвых, не собрать воедино свою душу.

Драко помнил охватившие его чувства, когда кровь Гавейна Робардса заливала его лицо. Он боялся ту часть себя, которая так чувствовала. Он понимал, что теперь ему не остановиться. Сущность Грима — темная сторона его души — не даст ему покоя.

Он будет убивать.

Он не сможет сопротивляться самому себе.

* * *

Кровь… Липкая, горячая, с привкусом ржавчины… Она течет по лицу, по рукам… Лихорадочное возбуждение в каждой клеточке тела, словно доза героина в венах…

* * *

Драко открыл глаза, медленно осознавая, где находится. В висках пульсировала боль, голова разрывалась от малейшего звука.

Малфой лежал на кровати в своей комнате. Вокруг на полу валялись пустые бутылки, сломанная мебель, порванные книги.

Драко потянулся за очередной бутылкой, пытаясь найти хоть одну не пустую. Его поиски увенчались успехом. На дне одной из бутылок плескалась темно-красная жидкость. Малфой осушил ее одним глотком.

Алкоголь уже не приносил облегчения как в первые дни. Воспоминания не исчезали за алкогольной дымкой, боль больше не притуплялась, оставаясь шрамом на душе.

Драко не помнил, какое сегодня число. Он даже не помнил, какой сейчас месяц, точнее, не знал. Взгляд долго не фокусировался на календаре, цифры которого постоянно расплывались и никак не хотели собраться воедино. Сегодня было тринадцатое ноября.

Нарцисса была убита девять дней назад, Драко убил девять дней назад.

Малфой попытался встать, но тут же, пошатнувшись, рухнул на кровать. Голова кружилась, ноги отказывались подчиняться, его било в ознобе как от лихорадки. Драко не помнил, когда в последний раз ел, менял одежду, расчесывался. Сальные волосы неприятной массой падали на лицо, смятая одежда еще с похорон была грязной и несвежей.

— Дринки, нет… Винки? — заплетающемся языком произнес Драко. — Тинки?

Перед ним появился эльф.

— Да, мой господин.

— Принеси от похмелья. Живей!

Малфой жадно глотал зелье. С каждой его каплей жизнь приобретала краски. Головная боль проходила, руки и ноги переставали трястись, а печень ныть.

Драко подошел к зеркалу, пытаясь узнать в отражении себя. Его глаза не были человеческими. Две узкие щелки, как у животного, отражающие его сущность. Зверь.

Малфой изо всей силы ударил по зеркалу. Осколки больно резанули по лицу и руке. Кровь струйкой текла по лицу…

Нет, это не он. Малфой не может быть этим жалким, ничтожным человеком в отражении.

И не будет.

Драко быстрым шагом спускался по лестнице, следом за ним эльф, пыхтя, волочил дорожную сумку. Взгляд Малфоя бесцельно блуждал по коридорам, комнатам, закоулкам поместья. Стены хранили память о магических войнах, когда замок разграбила французская армия; торжественных приемах, на которых присутствовало все высшее общество Англии; детском смехе тех, чьи имена давно стерлись на надгробных плитах.

Многие называли Малфой-Мэнор музеем. Роскошные картины, мебель, инкрустированная полудрагоценными камнями, мраморные барельефы, древнейшие магические свитки, оружие гоблинской работы. В поместье нашли себе пристанище многие произведения искусства, навсегда исчезнув с демонстраций и выставок музеев мира.

А Малфою собственный дом казался затхлым каменным склепом. Кругом роскошь. И пустота, от которой хочется выть на весь свет.

Драко зашел в камин, приняв из рук эльфа дорожную сумку и щепотку летучего пороха.

— Хогвартс!

Последнее, что увидел Малфой перед тем, как изумрудно-зеленое пламя поглотило его, была гостиная, тонущая в лучах заходящего солнца, и грустный эльф, утирающий нос рваной замызганной тряпкой.

Драко закружило, в горле запершило от дыма, перед глазами стремительно проносились жилища волшебников, каминные решетки, и, наконец, кабинет директора Хогварста.

Малфой вышел из камина в облаке пыли и пепла.

— Добрый вечер, мистер Малфой! Попрошу вас не сыпать пепел на мой ковер, — раздался строгий голос профессора МакГонагалл.

— Извините, профессор, — откашлявшись, произнес Малфой. Он успел отвыкнуть от перемещения по сети летучего пороха.

МакГонагалл придирчиво осмотрела слизеринца из-под прямоугольных очков.

— Вы уверены, что готовы продолжить занятия?

— Уверен, — лаконично ответил Драко.

— В таком случае, мистер Малфой, несколько слов о вашей учебе. Сядьте.

Драко сел на стул, и в свою очередь уставился на МакГонагалл.

— Мне поступило несколько жалоб от учителей. Вы систематически пренебрегаете выполнением домашних заданий, игнорируете обязанности старосты школы. Так не годится. Не могу сказать, что вы все шесть лет были идеальным учеником, но насчет учебы претензий к вам не было.

Мистер Малфой, это ваш последний год в Хогвартсе, не за горами экзамен по Ж.А.Б.А. От того, с какими знаниями вы выйдите из школы, будет зависеть ваше будущее.

Драко с трудом подавил чудовищный зевок.

— Я прекрасно понимаю, что вам сейчас не до этого. Вы пережили страшную трагедию. Но помните, что вы продолжаете жить, существовать в обществе, следовательно, обязаны подчиняться его законам.

Пока, — МакГонагалл сделала акцент на это слово, — я ничего не требую, лишь прошу обратить внимание на некоторые моменты в учебе.

— Мне все ясно, профессор.

— Тогда разговор окончен. Приношу вам мои искренние соболезнования, Драко, — мягко добавила она.

Малфой кивнул. МакГонагалл отвернулась от него, продолжая перебирать бумаги на столе. Драко захлопнул за собой тяжелую дубовую дверь и трансгрессировал.

Его комната ничуть не изменилась. Вещи лежали в том же беспорядке, в котором он их оставил. Стол завален перьями, исписанными свитками, газетами, письмами, листами досье. С фотографий в левом верхнем углу на Драко бесстрастно взирал Сэмюель Стамп, скалился в глупой улыбке Янус Маккинси, и хмурил брови Гавейн Робардс.

Драко в некотором оцепенении смотрел на эти фотографии. Они были из той другой жизни, где он сомневался, что же ему делать с его убийцами, где сам того не желая, понимал мотивы врага.

— Вспыхни!

Огонь мгновенно охватил досье, пламя жадно пожирало листы, пока на столе не осталась лишь горстка серого пепла.

— Эванеско!

Вот так. Чтобы никаких упоминаний о той ночи, только воспоминания, засунутые в самые отдаленные уголки памяти.

Внизу послышался шум, чьи-то голоса, топот ног. Слизеринцы спешили на ужин. Драко дождался, пока все стихнет, и спустился в пустую гостиную. Все на своих местах, как и семь лет назад.

Малфой удобно устроился в кресле возле окна, закинув ноги на стол. За окном падали снежинки, описывая в воздухе незамысловатые фигуры. Так было тысячу лет назад, так есть и сейчас. Ничего не изменилось.

Но почему тогда у него ощущение, что мир перевернули с ног на голову? Такого не было, когда он умер и стал Гримом, когда осваивал свои силы.

Гостиная постепенно наполнялась людьми. Малфоя заметили. Две шестикурсницы шептались в дальнем углу, бросая на Малфоя сочувствующие взгляды и милые улыбочки.

— Драко, — пробасил Гойл над самым ухом. — Я и не ожидал, что ты вернешься так скоро!

— Ну, как видишь, — произнес Драко, пожимая его большую как у тролля руку.

— Мне правда очень жаль Нарциссу, — произнес Гойл смущенно, но искренне. — В общем, ну ты понимаешь...

— Спасибо, Грег.

Повисла неловкая пауза. Гойл не знал, что еще прибавить, а Драко, что отвечать другу.

— Мне тут на отработку пора, не знаю, рассказали тебе о заварушке на матче по квиддичу.

— Нет, еще не успели. Я недавно прибыл.

— Ты бы видел, как МакГонагалл плевалась, когда обвиняла нас в подрыве репутации школы!

— Еще бы она не плевалась, ее дорогие гриффиндорцы тоже в этом участвовали. Уизли вон до сих пор разукрашенный ходит, — позади Драко раздался веселый голос Блеза. — Здорово, Малфой!

Они крепко пожали друг другу руки и на мгновение обнялись. Гойл пробормотал что-то о Филче, наказании за опоздание и потопал из гостиной.

— Как ты? — спросил Блез, буквально рухнув в соседнее кресло.

— Нормально.

— А если честно?

— Паршиво, — Малфой криво ухмыльнулся. — Допился до чертиков. Очнулся через неделю после похорон, ноги не держат, вид как у Беллатрисы после Азкабана. По всей комнате валяются пустые бутылки, мебель переломана. Не помню, чем ломал: кулаками или заклинаниями.

И стою я посреди разгромленной комнаты и вдруг понимаю, что хватит, пора брать себя в руки.

— Я что-то подобное и представлял, — угрюмо произнес Блез. — Сначала я обиделся, что ты слинял с моего дня рождения, а потом, когда Пэнси меня носом в газету ткнула...

— А где Пэнс?

— Строчки пишет у Трегера. Она прямо на уроке пустила в Финиганна заклинанием. Ты бы видел его волосатую рожу!

— Вижу, вы не скучали. Так что случилось на стадионе?

Блез в свойственной ему манере начал описывать матч, энергично размахивая руками и строя комичные рожицы.

— Грандиозное побоище на поле для квиддича. Оно достойно отдельной главы в «Истории Хогвартса», которую так усердно цитирует Грейнджер. Кстати, об этой мегере. По словам Пэнс, кричит Грейнджер, как банши. Обвинила слизеринцев в развязывании межфакультетских распрей.

Зарвалась девочка. Не мешало бы преподать ей урок хороших манер.

— Не стоит, — равнодушно произнес Драко. — За нее МакГонагалл оторвет всем головы почище любого василиска. А в моих планах, наконец, окончить седьмой курс.

Но Поттеру и Уизли не мешает прочистить мозги, хотя в наличии у них мозгов я лично сомневаюсь.

— Я тоже, — весело хохотнул Блез. — Чертовы герои! Меня достало, что им поют дифирамбы на каждом углу. Пусть Поттер теперь охотится на этого нового маньяка. Может наш «спаситель мира» спасет нас еще раз!

Ты бы видел, как преподаватели переполошились, когда узнали об убийствах в Министерстве. Трелони (она, кажется, Прорицания преподает) грохнулась в обморок, драматически пропищав перед этим, что предсказала убийства по капусте в ее завтраке!

— Я мельком проглядывал газеты, не до них было. Так что там? — заинтересованно пробормотал Малфой, чувствуя, как по спине пробегает неприятный холодок.

— В газетах не пишут всей правды. Министерство, по сложившейся веками доктрине, не хочет сильно пугать волшебников. Но мне во всех подробностях рассказал об этом отчим.

— Какой по счету?

— Восьмой, — Блез отмахнулся от Драко, чтобы тот не сбивал его с мысли. — Он работает в Отделе международного магического сотрудничества и в тот день вернулся из командировки в Неаполе. Когда он трансгрессировал, в Атриуме уже приличная толпа собралась. Все в шоке. Не знают, что делать, как перепуганное стадо баранов.

Отчим видел, что там было. Зрелище не из приятных: в воздухе висит посиневший труп, на полу валяется еще один мертвец, а рядом кровавая каша из органов. Будешь от чего в шоке.

Позже выяснилось, что один поджарился в прямом смысле слова, второй был со сломанным позвоночником, но умер от смертоносного заклинания, а третьего просто растерзали. Хотя какой тут «просто». Все теряются в догадках, какой маньяк такое сотворил.

При этих словах Малфой нервно дернулся, но тут же взял себя в руки. Блез ничего не заметил, расписывая подробности леденящей кровь истории. В притихшей гостиной его зловещий вибрирующий голос слушали, затаив дыхание, почти все слизеринцы. Драко с раздражением подумал, что Блезу даже не надо учиться на клоуна.

— И это не все! — выдержав драматическую паузу, сказал Блез. — Позже трупы опознали. Один — глава мракоборцев, другой — начальник Отдела обеспечения правопорядка, а третий — работник Мунго. Эти убийства вызвали резонанс по всей магической Европе. Хваленые Министерства наших соседей сильно заволновались. Ты посмотри на заголовки в газетах.

Блез бросил Малфою пару газет. Драко мельком пробежал по заголовкам на первых страницах. Его руки бессознательно сжались на подлокотниках кресла.

«Кровавые реки в Министерстве».

«Это дело рук зверя».

«В Лондоне орудует монстр».

«Кто он: сумасшедший или расчетливый убийца?».

«Министерство выдвигает мнение, что убийства дело рук последователей Того-Кого-Нельзя-Называть».

«Кто следующий?».

В голове Драко крутились обрывки тех самых заголовков.

«Кто следующий… Это действительно интересный вопрос».

* * *

С момента возвращения Малфоя в Хогвартс прошло два дня. Драко стал центром внимания многих учеников. Встречаясь с ним взглядом, ученики тут же стыдливо отводили глаза или наоборот глазели на него так, словно он диковинное животное, идущее по коридорам. О загадочной смерти его матери шептались во всех коридорах. Кто-то даже выдвинул безумную версию, что убийца Нарциссы Малфой и чиновников в Министерстве — один и тот же человек.

Многие слизеринцы считали своей обязанностью выразить Драко соболезнования. При этом они долго таращились на Малфоя, затем пулей произносили заранее приготовленные слова и вздыхали с облегчением. И далеко не все искренне сочувствовали его горю. Они наивно полагали, что если выкажут Драко свои соболезнования, то добьются его расположения.

В скором времени Малфою приходилось сдерживаться, чтобы не наорать и не врезать тому, кто подходит к нему со скорбно-трагическим выражением на лице.

Кто-то сочувствовал ему, кто-то испытывал злую жестокую радость. Это случилось не с ними! Это произошло с ненавистным слизеринцем, который всю жизнь смотрел на них, как на грязь. «Справедливость» восторжествовала!

Может, не чувствуй Драко эмоций окружающих, ему было бы легче.

Следующими по расписанию были сдвоенные зелья. Малфой спустился в подземелья, кутаясь в мантию. Из-за начавшихся снегопадов температура в замке резко понизилась. На уроках ученики сидели в теплых мантиях, шарфах, а часто и в перчатках, хотя писать в них было неудобно. Особенно холодно было в подземельях, в которых и летом не было особо тепло. Ученики не спешили на зельеварение. Профессор Слизнорт, проводящий большую часть своего времени в подземельях, постоянно чихал и говорил осипшим голосом. Из-за обилия шарфов и мантии с меховой подкладкой он стал еще более круглым.

В кабинете стояла Гермиона Грейнджер, методично раскладывая школьные принадлежности на парте. Остальные ученики задерживались.

Малфой громко швырнул на парту свою сумку. Гермиона обернулась, ее лицо приняло сочувственное выражение.

— Грейнджер, что за щенячьи глазки? — с издевкой спросил Драко, ощущая, как внутри закипает долго сдерживаемая злость. — Иди, жалей кого-нибудь другого. Шрамоголового точно надо пожалеть, сколько он натерпелся! Или Уизли. Бедняга всю жизнь прожил в вонючем свинарнике. Правда, свиньям там и место.

Если постараешься, может, Уизли снова будет тебя лапать!

Гермиона ошеломленно уставилась на Малфоя, не понимая причину такой вспышки ярости. Но вскоре ее удивление сменилось гневом.

— Ты все такая же мерзкая сволочь.

— Ага, — согласился Малфой, ухмыльнувшись. — А чего ты ожидала? Что я вернусь весь такой белый и пушистый, буду плакаться у тебя на плече, говорить, как мне плохо и просить у всех прощения за свое поведение?

— С чего бы я такое думала? — холодно спросила Гермиона. — Я не дура. Тебя ничего не трогает, не волнуют окружающие, ты бездушен. Твой эгоцентризм достиг пика, хотя большинство преодолевают его в подростковом возрасте. Ты никогда не изменишься. Ты просто не способен на это, точно так же, как ощущать нормальные человеческие эмоции.

— Я не нуждаюсь в нотациях грязнокровки, — сухо парировал Драко. — Ты своим магловским умишком ни черта не понимаешь в том, что происходит. Мнишь себя великой волшебницей? У меня нет оценки ниже Превосходно! — передразнил ее Малфой. — А в реальной жизни ведь ничего не смыслишь.

Ах да, я забыл! Великая Гермиона Грейнджер, героиня войны, целый год скрывалась в палатке, передвигаясь по всей стране, и изредка устраивала вылазки. Многому научилась, сидя в палатке с Поттером и Уизли? Твое перекошенное лицо не дает мне ответа.

Да, тут Пэнси давно один вопрос волнует. Ты целоваться по книгам училась?

Фу… Целоваться с грязнокровкой, меня мутит. Там Уизли не стошнило? Я просто сомневаюсь, что кроме него кто-нибудь осмелился…

— Заткнись! — Гермиона достала волшебную палочку, направив ее в грудь Малфоя.

— Хочется мне врезать, да? Что же я тогда тебе сказал, уже и не помню… Что повешу голову какого-нибудь животного у себя в гостиной? Уизли, например?

Прозвенел звонок, Слизнорт в сопровождении Гарри, Рона и Эрни вкатился в класс. За его широкой спиной маячили когтевранцы и слизеринцы.

— Все по местам. Мисс Грейнджер, уберите палочку от мистера Малфоя! Скорее Макмиллан, потом наговоритесь с Уизли! — Слизнорт оглушительно чихнул и продолжил: — Сегодня мы продолжаем готовить оборотное зелье. Если вы все делали правильно с самого начала, то цвет зелья должен быть…

Малфой почувствовал, что успокоился. Ярость испарилась, словно ее и не было. Он сам не понимал, почему сорвался именно на Гермионе, с другими ведь сдерживал себя.

Малфой видел, с какой ненавистью Гермиона швыряет ингредиенты в кипящий котел. Одна капля попала Поттеру на мантию, расползаясь по ткани ярко-оранжевым пятном.

Грейнджер ненавидела Малфоя еще сильнее, чем прежде. Не надо быть Гримом, чтобы понять это. Только удовольствия Малфою это не принесло. Внутри поселилось едкое разочарование. Еще один человек, ненавидящий Драко Малфоя до глубины души. Таких собралось немало. Одних он оскорблял, других пытал, третьих убивал. Занимательный послужной список в восемнадцать лет.

От этой мысли внутри на душе стало еще гаже. Захотелось наорать на Слизнорта, объясняющего, сколько пиявок класть в кипящую воду, или послать парочку Круцио в сторону несносных когтевранцев. Показать бы всю силу Грима, почувствовать, как страх и ужас наполняют подземелья своим холодом, насладиться властью над судьбами ничтожных людишек.

Малфой тряхнул головой, видения испарились.

«Мерлин тебя за ногу!» — беззвучно выругался Малфой.

Ногти правой руки превратились в желтые загнутые когти, ладонь покрывала черная густая шерсть. Драко поспешно спрятал руку под парту.

Он мысленно сосредоточился: черная шерсть втянулась, когти трансформировались. Бледная кожа, аккуратно подстриженные ногти, немного вздувшиеся вены — обыкновенная человеческая рука.

Малфой оглянулся. Никто, включая сидящего рядом Забини, не заметил. Все слишком заняты спорышом и пиявками. Грейнджер как всегда справилась быстрее всех, и уже помешивала зелье до определенной консистенции. Драко долго смотрел на Гермиону, пока та не заметила. Ее взгляд обжег ледяной ненавистью. Слизеринец ответил на него издевательской улыбочкой, хотя в душе его совсем не тянуло улыбаться.

«Я теряю контроль над собой».

Надо было что-то делать. Драко не понимал, что с ним творится. Он не прекращал падать в бездну горя, отчаяния, жалости, а может, и собственного безумия.

В конце урока Малфой подошел к Слизнорту, чтобы справиться о своей работе. Драко пропустил несколько основных стадии приготовления зелья, теперь оно стало непригодным.

— Оценка за оборотное зелье определяет семестровую оценку. Вы неплохой зельевар, мистер Малфой. Мне бы не хотелось ставить вам Отвратительно. Поэтому вам придется снова варить зелье. Начнете на следующей неделе. К концу семестра вы должны успеть сдать мне работу.

— Да, профессор.

— Что, Малфой, недоволен? — рассмеялся Рон, подслушавший его разговор со Слизнортом. — Это не Снейп, который ограничил бы тебя рефератом. А так придется начинать все заново.

— Эванеско! — произнес Малфой. Зелье в котле Уизли исчезло. — И тебе придется начать заново.

— Да ты… что ты сделал?! — заорал Рон, меняясь в лице. — Профессор, Малфой уничтожил мое зелье!

Драко быстро покинул кабинет, не намереваясь слушать вопли гриффиндорцев. Блез нагнал его около входа в Большой Зал и одобряюще хлопнул по плечу. Слизеринцы довольно захохотали.

— МАЛФОЙ!

Драко оглянулся и тут же согнулся от боли. Уизли ударил его кулаком в живот, затем еще раз. Малфой упал на пол.

Гриффиндорцы гневно выкрикивали обвинения в адрес Малфоя, слизеринцы отвечали им. Драко не разбирал слова, в ушах гудело. Уизли стоял над ним, ожидая, когда он поднимется.

Малфой медленно поднялся, ушибленные ребра не давали вздохнуть полной грудью. Кулак Уизли быстро взвился вверх — расплющить лицо. На этот раз Драко среагировал вовремя. Грим перехватил занесенный кулак ладонью. Уизли покачнулся, лицо побагровело от натуги, на лбу бисером выступили капли пота. Позади гриффиндорца замаячили Поттер и Лонгботтом, пытавшиеся оттащить друга.

— Если ты сейчас не успокоишься и не попросишь у меня извинений, я сломаю тебе пальцы, — прошипел Малфой. Он едва совладал со своим голосом, его словно било в лихорадке. Сущность Грима настойчиво рвалась наружу, чтобы прикончить гриффиндорского выскочку.

— Черта с два я перед тобой извинюсь.

Гриффиндорцам удалось оттащить Рона в нужный момент, Блезу, Гойлу и Нотту — упирающегося Малфоя.

— Мы не закончили, Малфой!

Рон вытащил палочку, прошептал какое-то заклинание. В воздухе материализовалась серебряная перчатка, ударившая Драко по щеке.

— Вызываю тебя на магическую дуэль.

— Я удивлен. Ты в курсе, как вызывают на магическую дуэль! — тяжело дыша, произнес слизеринец. — Этому учат в свинарнике, надо же.

Я принимаю вызов. Место и время?

— На стадионе. Сегодня в полночь.

— Не пойдет. Если ты готов подождать, то завтра, в субботу, МакГонагалл не будет в школе.

— Откуда ты знаешь? — спросил Поттер.

— Я староста школы, болван! Нас с Грейнджер оставляют дежурить по школе. Я прикрою своих ребят, а она прикроет ваши гриффиндорские задницы!

— До воскресения, Малфой, — бросил Рон.

— Пока, клоун. Наслаждайся жизнью, пока живой.

* * *

Дневник Януса Маккинси представлял собой толстую тетрадь, обтянутую бычьей кожей. Страницы исписаны неряшливым, корявым почерком. Обычный почерк всех работников медицины.

Чужой дневник как чужое сознание. Читая, окунаешься в мысли другого человека, видишь окружающую действительность его глазами, соприкасаешься с его внутренним миром. Это как трясина. Она затягивает.

В начале дневника записи были в основном об интересных медицинских случаях, спорах с коллегами, удачах и неудачах на любовном фронте. Это Янус описывал в деталях, скрупулезно передавая на бумаге свои чувства и мысли в определенные моменты. Драко пропускал целые страницы, не имея никакого желания читать про чужие любовные похождения.

Но одна запись заинтересовала его.

«20 июля. Они разрешили мне предоставить следующую жертву».

Дальше опять следовали записи о ссоре с руководством больницы, обвинения в адрес директора Мунго, размышления о карьерном росте и прочая чепуха.

Малфой нетерпеливо перелистал пару страниц.

«5 августа. Я все еще не знаю, кого выбрать. Роберт орет не своим голосом, что зря они доверились мне. Нашелся умник! Если ты профессиональный убийца, это не означает, что все окружающие убивают с семи лет.

7 августа. В этом деле нужно все тщательно обдумать. Пациенты мрут как обычно. Но у них всех куча родственничков. И как потом объяснить им наличие шрама на теле?

13 августа. Мне в голову пришла отличная мысль. В отделении «Недуги от заклятий» появился новый пациент. У него полная фиксационная амнезия. Он всем медсестрам надоел со своими вопросами: «Кто я? Где я? Что со мной?». Да, эксперименты с заклятиями памяти никогда не доводят до добра!

Осталось подготовиться и убедиться, что этого мистера Икс не найдет какая-нибудь не в меру заботливая тетушка.

23 августа. За мистером Икс так никто и не пришел. Значит, приду я.

27 августа. Пишу, а руки до сих пор трясутся. Нет, это не от страха, это от возбуждения! Ни с чем не сравнимое чувство. Оказывается, убивать просто. В конце концов, это становится таким пустяком.

Мой план прост до гениальности. Сегодня я задержался на работе допоздна. Сказал, что готовлюсь к симпозиуму по древним проклятьям. Все поверили, пожелали мне удачи. Ха! Симпозиум последнее, что меня сейчас интересует.

В нужном мне отделении дежурила старенькая целительница Мириам Страут. Она совсем не изменилась с того дня, как я начал горбатиться на этой проклятой работе. Милая, улыбчивая старушка, которая безумно нравится всем психам и их неуравновешенным родственничкам. Ничего не стоило подмешать в ее вечерний чай сонное зелье. Мириам спала как младенец.

Я неслышно зашел в палату. Мистер Икс храпел возле окна. Я наложил на него Империус. У меня всегда неплохо выходило это заклинание. А с психами это заклинание получится и у сквиба. У сумасшедших нервная система ни к черту. Так что моя ночная операция прошла гладко. Осталось завтра выйти на работу, и все уладить.

Я приказал кое-что мистеру Икс…

28 августа. Пациента отделения «Недуги от заклятий» нашли повешенным в палате. Это происшествие не вызвало особого удивления среди медицинского персонала. Даже мы не знаем, что твориться в голове душевнобольных.

Умершего отправили в морг при больнице. Я приду за ним послезавтра, когда будут улажены все бумаги.

Его сердце будет моим».

Драко с отвращением захлопнул дневник. В душе остался неприятный осадок. Мир стал еще более мерзким и гадким, таким же, как населяющие его люди.

«Хорошо, что я прикончил этого больного целителя. Такие люди — мусор», — подумал Драко.

Ему не давало покоя упоминание про сердце. Что означали те слова?

Малфой пролистал пару страниц.

«27 августа. Гавейн и Роберт остались довольны проделанной работой».

Больше упоминаний не было. Дальше шли записи об убийстве Руквудов.

Глаза болели от долгого чтения, строчки расплывались. Драко отшвырнул дневник в дальний угол комнаты. Встал с кровати, подошел к окну, прижавшись лбом к холодному стеклу.

«Сердце. Анабель вырезали сердце. Может, все это связано? Снова куча вопросов и ни единого ответа.

И еще эта заведомо глупая дуэль. Я и раньше был сильнее Уизли, а теперь просто размажу его по стенке. За убийство меня исключат из Хогвартса, а я так и не узнал, почему Филипп приказал мне оставаться в Хогвартсе.

Как же все надоело».

* * *

В гостиной Гриффиндора было шумно. Третьекурсники громко обсуждали победу команды Уэльса над сборной Греции на Чемпионате мира по Квиддичу. Теперь они пытались просчитать шансы на победу в матче с Угандой. В прошлый раз, когда эти команды встречались на поле, Уэльс продул с унизительным счетом.

Гермиона сидела в своем любимом кресле возле камина. Она дочитывала толстенную книгу, на корешке которой вспыхивали огненные буквы: «Нумерология. Положения Пифагора». Напротив девушки сидел Гарри, обложившись справочниками, и вымучивал доклад по трансфигурации. Когда Гарри зачеркнул пятую подряд строчку, Гермиона не вытерпела:

— Давай, помогу.

— Спасибо, — Гарри снял очки, закрыл глаза и развалился в кресле.

Гермиона кивнула, полностью сосредоточившись на сочинении. Изредка она постукивала палочкой по пергаменту, исправляя ошибки и удаляя кляксы.

— Гермиона, давно хочу поговорить с тобой об одном деле. Это касается меня и Рона.

Портрет Полной дамы с грохотом распахнулся, в проход влезли хохочущие Рон и Лаванда. На руке Рона была повязка. Перепалка с Малфоем не обошлась ему даром. Рон и Лаванда сели в другом углу гостиной и тут же переплелись в страстном поцелуе. Глаза Гермионы недобро блеснули.

— И что же надо Ронни? — иронично спросила Гермиона, отвернувшись от сладкой парочки.

— В общем, слушай. Может, это и совпадение. Но я решил с тобой посоветоваться.

— На первый взгляд ничего сверхъестественного, — выслушав, задумчиво произнесла Гермиона. — Но это на первый взгляд. Давай разложим все по полочкам. В Хэллоуин около полуночи вам обоим снятся кошмары. Рон слышал часы на башне, тебе время сказала Джинни. Тебе снятся дементоры, Ронни — пауки. У него они требуют камни, дементоры у тебя — память.

Не находишь схожести?

— И что все это означает? — спросил окончательно запутавшийся Гарри.

— Пока не знаю. Надо сходить…

— В библиотеку.

— В библиотеку, — раздраженно подтвердила Гермиона. — Может, это морок или специально насланные сны. Есть такая ветвь магии. И еще. Главный страх Рона — пауки, а у тебя…

— Мой боггарт — дементор.

Гарри почесал затылок, отчего его волосы растрепались в разные стороны.

— И передай Рону, что я не собираюсь прикрывать его в воскресение!

— Но, Гермиона! Ты же знаешь, что мы не поместимся вдвоем под мантией-невидимкой. А я его секундант.

— Значит, надо думать головой, прежде чем устраивать дуэлей. Еще не поздно отказаться!

— Рон не может отказаться. Дуэль заключена по всем правилам, теперь между Роном и Малфоем магический контракт, как был у меня с кубком огня.

Лаванда громко хохотнула и воскликнула: «Рон, я боюсь щекотки!»

— Я, наверное, пойду к себе, — произнесла Гермиона, прижимая книгу к груди. — Не могу читать в подобной обстановке.

Смотреть, как Рон и Лаванда прилюдно лобызаются было невыносимо. Гермиона старалась, но не думать о Роне не могла. Слишком долго они были друзьями, чтобы вот так просто забыть. Теперь еще и дуэль с Малфоем. Гермиона беспокоилась за Рона, понимая, что его шансы не так велики как хотелось бы.

Ее чувства значительно поменялись за прошедший месяц. Гермиона не могла точно определить, что чувствует к Рону. Симпатию? Ревность? Ненависть? Равнодушие?

Гермиона зашла в комнату, кидая книгу на стол.

«Если я к нему ничего не чувствую, тогда почему так реагирую?» — злилась она.

Толстенная книга скользнула по полированной поверхности стола, смахнула с него вредноскоп и упала на пол, раскрывшись на последней странице. Гермиона подняла книгу, ища глазами вредноскоп. Он благополучно закатился под шкаф.

«Сама виновата!»

Гермиона, вздохнув, опустилась на четвереньки, пытаясь нащупать вредноскоп. Но тщетно. Ее пальцы лишь захватывали воздух в миллиметре от вредноскопа, закатившегося в дальний угол.

Гриффиндорка чертыхнулась, подняв голову и стукнувшись о приоткрытую дверцу шкафа.

— Акцио, вредноскоп! — произнесла она, досадуя на свою несообразительность.

Осознание, что она не одна в комнате, появилось внезапно, словно щелкнул невидимый выключатель, возвещающей об опасности. Гермиона быстро обернулась, крепко сжимая в руке волшебную палочку.

На подоконнике, забравшись с ногами, сидел Грим. Мантия была застегнута лишь возле горла, ткань складками свисала с подоконника. У Гермионы на миг сложилось впечатление, что у Грима сложенные черные крылья.

— Давно здесь? — настороженно спросила гриффиндорка.

— Успел воочию наблюдать за твоими манипуляциями с вредноскопом, — усмехнулся Грим. Его улыбка напоминала Гермионе какого-то другого человека, но кого, она пока не могла понять.

— Я узнала кое-что о вейле.

— Отлично, — немного удивленно протянул Грим. — Давай поговорим в другом месте. Я хочу на свежий воздух.

— Стой, на улице…

Гермиона почувствовала, как ее рука оказалась в большой теплой ладони Грима.

— Холодно, — закончила Гермиона

Солнце больно резануло по глазам. Перед глазами появились цветные пятна, когда они рассеялись, Гермиона получила возможность осмотреть место, куда Грим ее перенес.

Насколько хватало взгляда, до самого горизонта простирались бирюзовые воды океана. Волны неспешно набегали на берег, стирая малейшие следы на песчаном полотне. Солнечные лучи пронзали их, отражаясь золотыми бликами на гребнях волн. Белая полоска пляжа причудливо изгибалась и терялась где-то под сенью кривоватых пальм с выгоревшими пожелтевшими листьями.

Эта картина разительно отличалась от зимнего пейзажа вблизи коттеджа «Ракушка». И Гермиона понимала, чему отдает предпочтение.

— Где мы? — восхищенно спросила Гермиона, совладав с голосом.

— Это один из островов в Тихом океане, — ответил Грим.

Гермиона повернулась в его сторону. Он уже сидел на песке, в тени раскидистой пальмы, вытянув вперед свои длинные ноги.

— А какой стране принадлежит этот остров?

Малфой закатил глаза, но Гермиона этого все равно не увидела.

— Тебе обязательно все знать? Это мой остров.

Стоило сказать это, чтобы насладиться выражением лица гриффиндорки.

— А теперь моя очередь забрасывать тебя вопросами. Что ты выяснила?

Гермиона плюхнулась рядом с ним на песок. За время рассказа Гермиона сняла шарф Гриффиндора, мантию, оставшись в одной школьной блузке. Малфой смотрел на нее с легкой завистью.

— Флер сможет выяснить, где сейчас находится эта шлюха?

Гермиона поморщилась.

— Во всяком случае, я на это надеюсь. В библиотеке об этом нет информации, ни в одной газете. Думаю, в публичной библиотеке Лондона тоже ничего не будет. Судебные дела Министерства Франции находятся в закрытом доступе. Тем более, дело Катарины Марлок затрагивает многих влиятельных особ, что еще более подчеркивает конфиденциальность данной информации. Придется ждать письма Флер.

Драко кивнул и перевел взгляд с лица девушки на океан. На небе появились гонимые легким ветром облака с радужно окрашенной окаемкой. Такие облака часто являются предшественниками шторма.

— Ты меня боишься.

Грим не спрашивал.

— Нет. Я боюсь, но не тебя, — возразила Гермиона, не отрывая взгляда от горизонта. — Я боюсь того, что ты мог сделать.

Малфой помнил те первые часы после убийства на Астрономической башне. Грейнджер видела кровь на его одежде. А на следующее утро все магические газеты трубили о тройном убийстве в Министерстве Магии. Гермиона была достаточно умна, чтобы связать эти два события.

— Ты хочешь знать правду?

Теперь они смотрели друг на друга.

— Правду? Нет. Не люблю, когда мне на голову вываливают чью-то правду, пытаясь облегчить свою душу, и не думая, что я буду чувствовать при этом. Поэтому сама так и не делаю.

Не хочу хранить еще один твой секрет, который будет меня мучить. Я просто чувствую, что твоя правда не принесет мне облегчения, какой бы она не была.

— Я предоставил тебе выбор, если ты не заметила, — ядовито произнес Грим. — И не пытался свалить на тебя свои плохие воспоминания. Поэтому и спросил, хочешь ли ты знать. Если бы ты захотела, я не стал врать.

— Спасибо. За то, что не лжешь мне. И я тебе не лгу. Такие отношения многого стоят в человеческом мире. Может, это потому что мы практически не знаем друг друга. Я даже лица твоего никогда не видела. Просто нет смысла врать незнакомому человеку. Парадокс, но приходится врать родным и близким, — после небольшой паузы произнесла Гермиона. — Защищаться от своей совести словами, что не хочешь никого огорчать.

Я не смогла рассказать родителям правду про мой прошедший год, зачем им лишние переживания? Пришлось солгать маме и папе, скормив удобную сказочку, что я все время была под защитой Ордена Феникса, не рисковала своей жизнью сотни раз, гадая, доживу ли до утра.

— Правда — странная вещь, — задумчиво произнес Драко, бросая мелкие камешки в воду. — Она ранит, убивает. Только дурак хочет, чтобы ему всегда говорили правду. Люди находятся в плену лживых слов, мнений и далеко не все хотят освободиться из этой сети. Сознательно не хотят. Ведь так проще жить.

— Ты хочешь, чтобы тебе все время лгали? Хочешь находиться в иллюзорном мире, где все хорошо и нет боли? Но ведь это и не жизнь.

— Здесь слишком тонкая грань. Есть правда, которая нужна человеку как воздух. Правда, очищающая сердце от пошлости и грязи. А есть правда, убивающая в человеке всякое желание жить.

Знаешь, я хотел бы забыть о той правде жизни, что я узнал по обрывкам чужих разговоров, от знакомых и незнакомых людей, что понял сам, изо всех сил цепляясь за свою жизнь. Выжечь из памяти эти воспоминания и снова стать простым человеком с нелепыми проблемами и заботами.

— И я хочу. Вроде бы все тоже. Школа, уроки... Но что-то исчезло, что-то очень важное. Слишком резко изменился мир, хотя нет… Мир остался прежним. Изменилась я. Розовые очки разбились на тысячи осколков, и я, наконец, увидела настоящую жизнь, в которой убийца становится героем, а человек, которому доверяешь, предает тебя.

— Мир не шахматная доска. Кроме черного и белого есть полутона

— Это знание далось мне нелегко, — в голосе Гермионы слышалась печаль. — Пришлось пройти через многое…

Гермиона опустила голову, отвлеченно рассматривая что-то на песке.

Драко молчал. После сумбурного разговора с Грейнджер ему почему-то стало легче. Ледяная рука отчаяния, сдавившая сердце, ослабила свою мертвую хватку. Даже дышать стало немного легче.

Падение замедлилось.

— Хочешь полетать? — выпалил Малфой, прежде чем понял, что предлагает.

— Что?

— Грейнджер, ты оглохла? — в голосе Грима чувствовался сарказм.

— Я не очень хорошо летаю на метле…

— Где ты видишь метлу? Я на нее похож? Летать без помощи каких-либо средств магического транспорта, — лекторским тоном произнес Драко. — Или ты боишься?

— Я не боюсь!

Малфой легко поднялся, стряхнул с мантии и брюк песок. Гермиона тоже встала, наблюдая за Гримом.

— Иди ко мне. Ближе. А теперь обними меня за шею. Крепче. Не бойся, я не кусаюсь в человеческом обличье.

— Это меня успокаивает! — нервно пробормотала Гермиона.

Грим обнял ее за талию, прижав ближе к себе.

— У меня два правила. Первое: не визжать мне на ухо. Второе: не размыкать руки.

— И зачем я согласилась…

Грим, не предупреждая, легко взмыл в небо. С каждой секундой он ускорялся, развивая немыслимую скорость. Ветер свистел в ушах, остров на глазах уменьшался, превращаясь в темное пятно на сверкающей поверхности океана.

Облака казались такими близкими. Они клубились, принимая причудливые очертания: воздушные замки, призрачные корабли, сказочные существа. В небе была радуга. Казалось, можно было коснуться рукой до одного из ее разноцветных лучей.

— Невероятно! — прошептала Гермиона.

В удивительной небесной тишине раздался возглас восторга. Гермиона рассмеялась, откинув голову назад и вглядываясь в облака. В ее глазах светилось восхищение, радость, неверие, что все происходит на самом деле.

Лететь в небе, как птица, дотронуться до радуги рукой — словно ожили слова старой забытой сказки.

Драко не замечал, что сам улыбается. Радость Гермионы передалась ему, став его собственной. Он подарил кусочек счастья другому человеку, ничего не требуя взамен.

Это был совершенно новый день.

Драко сидел за своим любимым столиком в баре с бокалом в руке и медленно потягивал вино без всякой закуски, чтобы в полной мере насладиться изысканным вкусом.

Это стало входить в привычку. Трансгрессировать в бар или клуб, заказать выпить, улыбнуться симпатичной девушке, чтобы наутро проснуться с ней в постели, а потом обратно в Хогвартс — выслушивать лекции преподавателей.

Когда узнаешь, что жить осталось недолго, исчезают все запреты. Ты берешь от жизни все, каждый день проживаешь на полную катушку, потому что время слишком ценно. Малфой с головой погрузился в порочную жизнь, пытаясь не помнить, что с каждой секундой заканчивается его время. Но это помогало лишь в начале, когда алкоголь и ласки малознакомых девушек давали возможность забыться. Все чаще Малфой впадал в состояние апатии, когда в голове крутилась одна единственная мысль: «Это твой последний ноябрь».

Драко завидовал окружающим. У них есть жизнь. Пусть завтра кто-то из них упадет с метлы и разобьется насмерть, отравится зельем, падет от руки темного волшебника, но они пока не знают об этом. Их счастье в неведении. Они не рвут сердце и нервы мыслями о скорой смерти, не сходят с ума от осознания того, что каждый новый рассвет отнимает один день от твоего существования.

«Я выиграл год у смерти, не зная цены этого “чуда”. Драко Малфой умер в ночь с четвертого на пятое июня. Сейчас по миру болтается его оболочка, которая мыслит как он, и убивает, когда сущность Грима побеждает в нем человека».

Бокал выпал из рук Драко, разлетевшись осколками и брызгами вина у его ног. Тело пронзила судорога — причина его возрастающей любви к одиночеству.

В бар вошли трое: миловидная блондинка в сиреневой мантии, старик в старом помятом котелке на голове и мужчина лет тридцати.

Кто же из них?

Судорога прошла по всему телу, даже зубы заныли.

Малфой вдруг отчетливо осознал, что вошедший молодой мужчина одной ногой в могиле. Этот человек умрет сегодня. От рук Грима.

Малфой спрятал лицо в руках. Тьма поднималась внутри него ревущей волной, и существовал единственный способ на время упокоить ее в душе. Каждая клеточка его тела вопила о жажде убийства. Он ничего не мог с собой поделать.

Мужчина сел за столик, заказал кружку шотландского эля, пофлиртовал с официанткой. У него была удивительно незапоминающаяся внешность, какие-то стертые черты лица. Один из сотни в толпе, увидишь — сразу забудешь.

Он просидел около получаса в баре, а затем внезапно собрался и ушел. Драко незаметной тенью последовал за ним. Вместе они вышли в шумный магловский мир, пересекли оживленную магистраль, мерцающую огнями фар, пробрались сквозь толпу молодежи, свернули на пустующую стоянку автомобилей.

«Что же ты сделал? Убил собственную мать ради квартиры? Нет.

Подло прикончил друга в спину? Снова промах. Это что-то другое.

Маньяк-педофил, развращающий маленьких мальчиков».

Драко не знал, откуда ему известен ответ. Зло, исходящее от незнакомца, было почти осязаемое — липкая противная грязь. Для Грима оно принимало вполне четкие очертания. Раньше Малфой не различал такие вещи.

— Как звали последнего ребенка?

Страх. Всепожирающий страх. Его раскрыли.

Он повернулся к Малфою, выставляя вперед волшебную палочку. Смешались испуг и жестокость, отражаясь на худом лице оскалом бешеного зверя. Драко отпрянул, настолько омерзительно ему стало.

«Не надо быть Гримом, чтобы становиться животным», — подумал Малфой, сосредотачивая свое внимание на жертве. Мужчина с грохотом полетел в стену, отскочил от нее и снова врезался. Малфой играл им как мячиком, отбивая такт какого-то прилипчивого мотивчика.

— Я не дам тебе легкой смерти.

Издевательства над детьми Драко простить не мог. Да и прощать не умел.

* * *

Когда в новостях вы слышите о преступниках, калечащих жизни маленьких детей, то гневно потрясаете кулаком в воздухе, ругаетесь сквозь зубы, во всеуслышание размышляете, как таких носит земля, кричите, что они не заслушивают ничего кроме виселицы, вы желаете им смерти. На словах все и заканчивается.

Но существует Грим, который приводит ваши слова в исполнение. Он тоже убийца. Однако из-за него останутся живы безымянные люди, которые никогда не узнают, что он для них сделал.

Грим избавляет мир от зла, но добра в него не приносит.

«Когда же я так изменился?» — спросил себя Драко, глядя, как серым облачком в землю просачивается душа его последней жертвы.

Два года назад приказ убить Дамблдора заставили его душу содрогнуться от ужаса. Не имя жертвы испугало Малфоя. Нет. Будь это не Дамблдор, а какой-нибудь другой член Ордена Феникса — полукровка, магл, — Драко почувствовал бы то же самое.

Убить…

Волдеморт отлично знал, что приказать своему самому молодому прислужнику. Знал, что Драко не сможет выполнить поручение. Знал, что мысль об убийстве будет изо дня в день неотступно преследовать Малфоя, разрушать и без того расшатанную психику, медленно и неотвратно сводить с ума.

Довести единственного сына до безумия. Лучшего способа наказать Люциуса за провал в Министерстве просто не существовало.

А ведь он почти сошел с ума тогда. Что его удержало на грани, Драко не знал. Возможно, любовь к чертовой несправедливой жизни. Или вера в то, что у него впереди много лет, за которые мир изменится.

«А что сейчас удерживает меня от безумия?», — подумал Малфой, вдыхая солоноватый морской воздух. Он чувствовал себя опустошенным.

Драко трансгрессировал в комнату Гермионы, держа в руках мантию и шарф, забытые ею на острове. Осторожно, стараясь не шуметь, положил вещи на диван, затем подошел к кровати, вглядываясь в спящую девушку. Лунный свет пробивался из-за шторы, освещая ее спокойное лицо.

Малфой скинул свой капюшон. Если Гермиона сейчас проснется, то, наконец, узнает, кто скрывается под маской Грима. Но она крепко спит, не ощущая рядом с собой постороннего присутствия.

«Сегодня вечером с тобой мне было легко. За многие месяцы я чувствовал настоящую радость. Спасибо тебе. Рядом с тобой я почти забываю, что мертв».

* * *

Волшебный потолок затянули тяжелые свинцовые тучи, Большой зал стремительно заполнялся учениками, спешащими на завтрак. Гермиона села на свое место за гриффиндорским столом, на ее губах сияла улыбка.

— Привет, и чему ты так улыбаешься? — удивленно спросил Гарри.

— Хорошее настроение! — пожав плечами, ответила Гермиона. Не говорить же Гарри, что причина ее улыбки — гриффиндорский шарф и мантия.

Гермиона притянула к себе графин с тыквенным соком, мельком оглядывая однокурсников. Гарри и Невилл тихо разговаривали, бросая взгляды на Рона. Он сидел, невидящим взглядом уставившись в пустую тарелку, Лаванда что-то шептала ему на ухо, нервно теребя изорванную в клочья салфетку.

«И зачем он устроил дуэль? Давно не нарушал школьные правила?! Как ребенок поддался на уловку Малфоя, который просто жаждет выместить на ком-нибудь злость!» — подумала Гермиона, оглядываясь на слизеринцев.

Блез Забини читал «Ежедневный пророк», левитируя рядом с плечом стакан с тыквенным соком; Нотт и Миллисента Булстроуд о чем-то спорили, размахивая руками и вскакивая с мест; Пэнси клещом цеплялась за руку Малфоя, восторженно заглядывая ему в рот. Сам Малфой спокойно поглощал свой завтрак, время от времени отцепляя от себя Паркинсон.

Он резко вскинул голову. Гермиона ощутила на себе его тяжелый, давящий взгляд, в горле образовался тугой комок, стало трудно дышать, но Малфой отвел глаза и все ощущения разом исчезли, будто ветер смахнул с лица липкую паутину.

Гермиона потерла горло, не понимая, чем были вызваны такие ощущения. Взглядом Малфоя? Абсурд. Паршивый слизеринец не может ничего сделать без помощи волшебной палочки.

«Однозначно абсурд», — решила Гермиона и продолжила завтракать.

Время летело слишком быстро. Два часа Гермиона провела в Запретной секции, разыскивала в старых пыльных фолиантах информацию о применениях темной магии на животных для эссе по Защите от темных искусств. Затем она помогала декану проверять успеваемость первого курса и заодно выслушивала наставления Морисона на время его отсутствия в школе.

Профессора Хогварста сегодня в шесть часов вечера уезжали на собрание западноевропейских школ. На время их отсутствия ответственность за порядок в школе ложилась на плечи старост и нескольких преподавателей, оставшихся в школе.

Морисон метался по кабинету, выуживая из шкафов и сундуков свитки и книги, призывая Манящими чарами носки и складывая все это в новенький чемодан из драконьей кожи. Доставая очередной свиток, Морисон обрушил на себя книжную полку. На его голову дождем посыпались книги, старые пергаменты, перья, папки.

— Профессор, вы живы? — спросила Гермиона, подбегая к Морисону, распластавшемуся на полу.

— Да, ничего, не в первый раз, — пробормотал он, потирая макушку. — Сколько раз говорил себе привести в порядок эту гору хлама! Так времени не хватает, еще и симпозиум этот! Обеспокоились они из-за школы «Вассариота»…

— А что случилось? — спросила Гермиона, помогая преподавателю собрать книги. В ее руки попала открытка в виде маленького сердца, на котором переливающимися чернилами было написано любовное послание Морисону.

Гермиона тут же положила открытку обратно, пугливо оглядываясь на профессора.

— Остальные курсы я проверю сам. Больше тебя не задерживаю. Спасибо за помощь, Гермиона.

— Не за что, профессор.

Гермиона поняла, что ее дальнейшее присутствие в кабинете крайне нежелательно. Она быстро схватила сумку, запихав туда перо и чернильницу. Когда Гермиона дотронулась до дверной ручки, профессор Морисон задумчиво изрек:

— Сегодня в Хогвартсе дежурит профессор Трегер. Если вдруг случится что-то, с чем ты не сможешь справиться, попроси у него помощи.

Гермиона резко обернулась.

«Он знает о дуэли?»

Морисон стоял к ней спиной, левитируя стопки книг обратно на книжную полку. Больше он не произнес ни слова.

Пробегав еще полдня по всей школе, выполняя обязанности старосты, Гермионе лишь к вечеру удалось забежать в свою комнату. На шкафу ее ждала спящая сова с привязанным к лапке письмом. Проснувшись от хлопка входной двери, сова недовольно ухнула.

— Извини, дел было невпроворот, — оправдывалась Гермиона, держа в руках письмо с адресом коттеджа «Ракушка». — Если хочешь отдохнуть, можешь слетать в совятник.

Сова, не удостоив реплику никаким вниманием, вылетела в открытую форточку. Гермиона усмехнулась и распечатала письмо.

«Дорогая Гермиона!

По твоей просьбе, я нашла адрес нынешнего проживания Катарины: Лондон, Флит-Стрит, 18. Это место, где маглы снимают женщин легкого поведения. Катарина содержит данное заведение.

Похоже, она решила окончательно обосноваться среди простецов и носа не казать в магический мир, где для нее закрыты все двери уважающих себя людей. Полностью одобряю это решение, нечего позорить волшебников!

P.S. Надеюсь, ты не ввязываешься во что-то опасное.

Удачи! Флер».

«Не ввязываюсь? Я вляпалась в это по самые уши!» — Гермиона мысленно усмехнулась.

Ей не терпелось встретиться с Гримом, показать письмо, обсудить, что им делать дальше. И просто его увидеть.

Грим долго не появлялся. Гермиона намотала ни один десяток кругов на крыше Астрономической башни, прежде чем он материализовался из воздуха, как обычно закутанный в черную мантию с накинутым на лицо капюшоном.

— Чем обязан? — хрипло поинтересовался Грим.

— Флер прислала письмо, она узнала адрес Катарины.

Грим внимательно прочитал письмо.

— Сегодня я занят. Думаю, навещу Катарину на следующей неделе.

— Ты же возьмешь меня с собой? — взволнованно произнесла Гермиона.

— И как ты обоснуешь причину посещения публичного дома? Поиском работы?

— У меня на этот счет есть пара идей.

Грим протянул письмо обратно, соприкоснувшись с рукой Гермионы.

— Не руки, а ледышки, — недовольно проворчал он.

— Если бы ты соизволил прибыть раньше, я бы так не замерзла! — огрызнулась Гермиона, пытаясь высвободить руку из цепких пальцев Грима.

Гермиона почувствовала, как по венам, жилам заструилось живительное тепло, проникая к самому сердцу, словно внутри образовалось маленькое солнце. Ее щеки заалели, в пальто стало невыносимо жарко.

— Что это за заклинание?

— Я поделился с тобой своим теплом.

— Зачем так сложно? Я же не погибала от переохлаждения…

— Захотелось, — коротко ответил Грим и трансгрессировал.

Гермиона еще долго стояла на крыше башни, вглядываясь в серое холодное небо, не ощущая ледяного ветра, пробирающего до костей, а лишь согревающее сердце тепло — подарок Грима.

* * *

— Все будет хорошо, Рон, — произнес Гарри фальшиво-уверенным голосом.

Рон кивнул, и они вместе с Гарри бесшумно проникли в комнату, где хранились награды. Малфой и Забини еще не пришли. Гарри взмахнул палочкой, зажигая факелы, — засверкали хрустальные ящики, золотые и серебряные кубки, щиты с гербами, таблички с выгравированными именами выдающихся студентов и их заслугами.

Бесшумно открылась входная дверь, и в Зал Наград, крадучись, вошли Драко Малфой и Блез Забини.

— Неужели ты явился! — удивленно произнес Гарри. — Я уж подумал, что ты струсил, как в нашу с тобой дуэль.

— Я с удовольствием возьмусь за тебя, когда покончу с Уизли, — заверил его Малфой.

— Меньше разговоров. Ты и так опоздал!

— Я не опоздал, это вы зачем-то явились раньше, — заметил Драко, снимая мантию и закатывая манжеты рукавов. Рон последовал его примеру. Малфой наблюдал за ним с праздным любопытством, что ужасно раздражало и отвлекало Рона. С пуговицей на правом манжете он не мог справиться больше минуты.

— Перед тем, как начнется дуэль, мы должны обговорить все детали, — прокашлявшись, сказал Забини. — Дуэль заканчивается в том случае, если оба противника умрут, либо получат тяжелые ранения, либо один из вас признает себя проигравшим. Думаю, всем все понятно. Поставим барьер.

— Барьер? — не понял Гарри.

— Пардон, Поттер, тебе же это неизвестно! — Блез хлопнул себя по лбу. — Я забыл, Герой вырос в магловском мире! Как же я до сих пор не выучил твою биографию, печатаемую в каждой газете? Позор на мою красивую голову!

— Хватит паясничать, клоун, — спокойно прервал его излияния Гарри.

— Необходимо поставить барьер, в котором будут находиться дуэлянты, иначе в Зале Наград не останется ни одного целого кубка и секунданта, — спокойно объяснил Забини. — А теперь пора выбрать, кому предстоит право первого удара.

Блез вытащил из кармана горсть галеонов, выбрал один.

— Аверс, — произнес Рон.

— Реверс, — в свою очередь сказал Драко.

Блез подкинул монету. Галеон взвился высоко вверх, отливая золотом в свете факелов, со звоном ударился об пол, покрутился пару секунд и остановился.

— Аверс, — уныло возвестил Забини.

Рон многозначительно улыбнулся Гарри.

— Хватит скалиться, рыжий, — с издевкой буркнул Малфой, — тебе это не поможет. Когда мы, в конце концов, начнем?

Блез взмахнул палочкой, из нее вырвалась серебристая цепь, опоясалась вокруг дуэлянтов, мгновенно расширилась и заключила их в полупрозрачную сферу, словно сотканную из плотного лунного света.

Стены Зала наград исчезли, раздвинувшись до немыслимых пределов. Не было больше стеклянных шкафов, золотых кубков, статуэток и прочего старого хлама. Остались лишь двое учеников, буравящих друг друга недобрыми взглядами. Малфой сделал приглашающий жест.

— Уизли, я поседею прежде, чем ты решишься начать.

На лице Рона появилась ухмылка.

— Остолбеней!

Ярко-красный луч просвистел в сантиметре от уха Малфоя, не ожидавшего от противника такой прыти.

— Браво! Импедимента!

Заклинание целилось Рону в грудь, но он в последний момент сумел блокировать его, поставив Щитовые чары и отступив на пару шагов назад. Противники осыпали друг друга заклинаниями, едва успевая блокировать удары. Разноцветные лучи летели во все стороны, вспыхивая снопом золотистых искр о стены сферы и освещая дуэлянтов: красное от натуги лицо Рона, звериные глаза на хищном лице Малфоя.

Уизли послал Оглушающее заклинание, но Драко увернулся.

— Дуро! — пол под ногами Рона треснул, он упал, разбив колени в кровь.

Малфой захохотал и не заметил серебристую молнию, скользнувшую из палочки лежащего на полу врага. Драко опутали тяжелые серебряные цепи.

— Релассио! — цепи спали, и новое заклинание ударило Малфоя в грудь.

Драко швырнуло головой о каменные плиты.

« Вспыхни! » — мелькнуло в разрывающейся от боли голове.

Одежда Рона и волосы вспыхнули синим пламенем, в тишине отчетливо раздался звук лопающейся кожи, воздух наполнился отвратительным запахом жареного мяса.

Малфой кое-как поднялся на ноги, голова кружилась, горящий Уизли расплывался перед глазами синеватым пятном.

— Агуаменти! — задыхаясь от боли, прошептал Рон.

— Остолбеней — самое страшное, что есть в твоем арсенале? Я разочарован. Твой мозг просто не может справиться с более сложными заклинаниями! — удрученно произнес Драко, даже не пытаясь придать своему голосу убедительной грусти. — Бедняжка! В твоей голове одна извилина и та натянута, как струна…

— Круцио!

Малфой откровенно рассмеялся.

— Надо не бояться делать людям больно!

Рон выкрикнул заклинания еще раз — красный луч резанул по ногам слизеринца. Малфой охнул, спотыкаясь о ровные плиты пола.

— Все равно слабо. Пришло время показать тебе руку мастера. Круцио!

Уизли подбросило в воздух, он извивался всем телом, но с губ его не сорвалось не единого крика. В голове Драко пронесся ряд воспоминаний.

Он не смог убивать.

«Бесхребетный червяк. Чистокровное недоразумение. Убожество. Ни к чему не годное существо. Ты жалок, как и твой отец», — украдкой сообщали Малфою Пожиратели на каждом собрании.

Но Волдеморт нашел ему применение.

Драко могли вызвать прямо с уроков, потому что Лорду захотелось, чтобы кого-то пытал именно Малфой. Волдеморт любил наблюдать за мучениями жертвы. И палача.

Малфой пытал снова и снова, пока рука не уставала сжимать волшебную палочку, а голова раскалываться от стонов и криков. Иногда приходилось ждать, пока Темный Лорд насладиться зрелищем в полной мере. В такие дни «представление» могло затянуться.

А потом Драко возвращали в школу доделывать реферат по Магловедению.

Крики, стоны, запах крови, смерть, витающая в воздухе. Сволочная работа, что не говори, но и к ней постепенно привыкаешь.

Малфой опустил палочку. Память слишком остро реагировала на заклинание Круциатус, подсовывая воспоминания его прежней «работы». Что ж нынешняя не лучше…

— Сектусемпра!

Драко в последний момент выставил Щитовые чары, прекрасно сознавая, что они не смогут отбить луч, но хотя бы уменьшат его силу.

Кожа на шее треснула с неприятным звуком, словно лопнула толстая веревка. Кровь багровой рекой потекла из раны, заливая белоснежную рубашку и капая на пол. Малфой рухнул на колени. Побледневший Рон с красными ожогами на лице и руках бросился к нему, но остановился, будто налетев на незримую преграду.

На белом, без кровинки, лице Малфоя появилось слабое подобие улыбки. Страшная улыбка. Рон почувствовал, как в сердце заползает ледяная змейка ужаса. Он закричал от дикой боли, горящая кожа теперь казалась незначительным покалыванием. Рон покрывался отвратительными струпьями. Начиная от ступней ног, эта зараза с дикой скоростью распространялась по всему телу. Уизли упал навзничь, корчась и вопя, его внутренности горели. Малфой распластался в двух шагах от него без единого звука.

Кровь лилась и лилась.

* * *

Дверь громко распахнулась, и в Зал Наград влетела Гермиона. Гарри кивнул ей, Блез скорчил недовольную гримасу, но ничего не сказал. Втроем они молча наблюдали за ходом дуэли. Гермиона до боли стиснула руку Гарри, когда пол под ногами Рона треснул, рассыпаясь каменной крошкой.

В голове неотрывно крутилась мысль: «Надо это остановить!»

Заклинание попало в грудь Драко, отбросив его на пару метров назад прямо на каменные плиты. Он не шевелился. Рон застыл, не веря в то, что ему удалось повергнуть врага. Но радость была кратковременной. Его одежда и волосы запылали.

Гермиона вскрикнула.

— Они же поубивают друг друга! Гарри, пожалуйста, это необходимо остановить.

— А что мы можем сделать, Грейнджер? — раздраженно ответил ей Блез. — Пока условия дуэли не будут выполнены, они не выйдут из сферы. Никто из них не намерен сдаться, и еще никто не умер!

— Так давайте спокойно ждать, когда в Хогвартсе окажется два трупа! Нам нужен Трегер.

В этот момент Рон выкрикнул: «Круцио!».

Гарри и Блез переглянулись. Забини кивнул в знак согласия, без слов понимая гриффиндорца. Он тоже не хотел смерти своего друга. Гарри, не теряя времени, выбежал из комнаты, на ходу отыскивая в кармане Карту Мародеров. Гермиона и Блез оставались в Зале наград.

К счастью, профессор Трегер дежурил на этом же этаже. Выслушав рассказ о дуэли, он незамедлительно бросился в Зал наград, отправив Гарри к мадам Помфри. Трегер успел вовремя. Вместе с хлопком двери, в которую влетел преподаватель, громко лопнула сфера, окружавшая дуэлянтов. Мгновенно оценив ситуацию, Трегер выдал указания ученикам:

— Обездвижьте Уизли и дайте прозрачное зелье! — он достал из кармана небольшой мешок и кинул его Забини.

Блез нашел нужное зелье и помог Гермионе влить его в глотку Рона. Кожа перестала покрываться струпьями, но ему все еще было дико больно.

Сам Трегер опустился на колени перед Малфоем, проводя волшебной палочкой над его раной.

— Грейнджер, ко мне. Держи его голову и стирай кровь!

Гермиона осторожно вытирала кровь наспех наколдованным полотенцем, стараясь не вглядываться в то место, куда попало заклинание Рона. Трегер бормотал заклинания, больше похожие на церковные песнопения, воздух вокруг него накалялся от колдовства. Рана затягивалась на глазах. В перерывах между прочтением сложнейших магических формул профессор щупал пульс Малфою, и его лицо все больше и больше темнело.

— Надежды почти нет, — прошептал Трегер, но продолжил колдовать над Малфоем.

Руки Гермионы были по локоть в крови слизеринца.

«Он потерял слишком много крови, он не выживет», — с ужасом осознала она и задохнулась от удивления.

Малфой открыл глаза, и тут же снова погрузился в небытие. Гермиона пораженно уставилась на него.

— Профессор, он открывал глаза!

— Не может быть! — Гермиона первый раз слышала в голосе Трегера неприкрытую растерянность. Профессор еще раз проверил пульс Малфоя, его лицо выражало крайнюю степень изумления.

Трегер помог мадам Помфри уложить на носилки Малфоя и Уизли, убедившись, что его помощь больше не требуется, повернулся к троим ученикам, с трепетом ожидающих его вердикта. Блез метался по комнате из одного угла в другой, Гарри успокаивал Гермиону, а она сама немигающим взглядом смотрела в пустоту, неосознанно вытирая окровавленные руки о школьную мантию.

— Грейнджер, спрашиваю у тебя, как у самой ответственной в этом сброде! — едко сказал Трегер. — Почему ты не послала ко мне Поттера раньше? Или вообще не сообщила мне до начала дуэли? Прикрывала этих остолопов, да?

Гермиона вскинула голову, глядя профессору прямо в глаза.

— Нечего буравить меня взглядом! Идиоты! Устроили балаган в мою смену! Да если бы я знал, где произойдет дуэль, вы бы уже чистили котлы у Слизнорта своими зубными щетками!

Зелья, видишь ли, его лишили! Все, наступил конец света! Да если я бы не успел, то Уизли задохнулся, когда струпья достигли легких. Малфой вон весь кровью истек, у него пульса не было больше минуты! Я вообще не понимаю, как он еще дышит! — Трегер яростно выплевывал слова, его крик эхом раздавался по всему Залу наград.

Гарри, Блез и Гермиона молчали.

— Молчите? Правильно! Не хочу слушать ваши жалкие оправдания. Сейчас же всем спать!

— А как же… — Гарри не успел договорить, как его перебил Трегер.

— Поттер, я не ясно выражаюсь? В кровать, и чтобы никаких поворотов в сторону Больничного крыла! И пятьдесят баллов с Гриффиндора и Слизерина!

Гарри и Гермиона первые покинули Зал наград, старательно обойдя лужу крови в центре комнаты. Они быстро добрались до портрета Полной дамы, привычно сокращая путь через замаскированные двери и коридоры.

— Еще пара сантиметров и Малфой был бы мертв. Рон чуть не убил его, — сглотнув комок в горле, произнесла Гермиона.

— Он использовал Сектусемпру, — опустив голову, сказал Гарри. — Я помню, Снейп таким же способом заживлял раны Малфоя…

— Гарри! — в гостиную ворвалась Джинни, увидев Гермиону, она пошатнулась, но Гарри успел ее подхватить.

— Рон жив. Это кровь Малфоя, — ответил Гарри на незаданный вопрос.

— Я пойду, руки вымою, что ли, — произнесла Гермиона и покинула гостиную.

Она долго стояла под теплым душем, пытаясь привести мысли в порядок. В голове царил полный кавардак. Казалось невероятным, что несколько часов назад Гермиона встречалась с Гримом, осыпала ругательствами Малфоя, который не составил списки учеников, остающихся в школе на Рождество...

А потом он умирал на ее руках… Столько крови она еще не видела. Придерживая его голову и осторожно вытирая кровь, Гермиона молилась, чтобы Малфой выжил. Она терпеть его не могла, но смерти не желала никогда. Казалось невероятным, что он мог умереть сейчас, пережив войну, умереть таким молодым, не прожив и двадцати лет…

Пузырек с успокоительным был наполовину пуст. Гермиона осушила его одним глотком и забралась в постель. Больше всего ей сейчас хотелось, чтобы рядом оказался Грим, обнял ее и сказал: «Все хорошо. Я с тобой».

* * *

В горле неприятно першило от гари, Малфой втянул воздух в легкие и закашлялся. Драко попытался встать, но тело отказывалось слушать, будто придавленное сверху многотонной тяжестью. Ветер опалил лицо ледяным холодом, глаза заслезились от боли. Сквозь выступившие слезы, Малфой различил вблизи себя красноватое свечение — он с трудом повернул голову, из его горла вырвался беззвучный крик ужаса.

Драко лежал на единственном островке сухой земли посреди бездны, левая рука и нога свешивалась вниз, туда, где алое зарево освещало извивающихся в болоте жутких существ, давно утративших человеческие очертания. Они ползли вверх по телам друг друга, протягивая свои конечности к Малфою, которого парализовал безграничный ужас. Драко ослеп от яркого света, он не видел, но чувствовал, как тело обволакивает что-то липкое, стремясь добраться до сердца.

Алая волна захлестнула Грима.

* * *

Ослепительно-белый свет режет глаза. Драко не понимает, откуда он появился. Он ведь не умер снова? Нет… В прошлый раз свет был тускло-серым... Он помнит. Время пока не пришло.

Малфой с трудом разлепил налитые свинцом веки. Перед глазами появился белый свежевыкрашенный потолок Больничного крыла, а затем доброе, с морщинками возле глаз, лицо его хозяйки.

— Тихо, мистер Малфой, — заботливо произнесла мадам Помфри. — Не пытайтесь разговаривать — у вас порваны голосовые связки.

Глаза Малфоя бессмысленно закатились, окружающая действительность погрузилась в темноту, в которой не было ничего кроме тишины и покоя. Иногда сквозь темноту прорывались голоса, зовущие Драко, но он не хотел к ним возвращаться.

Малфой очнулся ночью. В Больничном крыле стояла тишина. После того, как глаза привыкли к темноте, Драко разглядел в другом конце лазарета кровать, закрытую ширмой.

«Значит, и Уизли здесь».

Малфой встал с кровати. Голова закружилась, ему пришлось ухватиться за тумбочку и терпеливо ожидать, пока закончится приступ тошноты. Ступая босиком по холодному каменному полу, Драко добрался до умывальника, зачерпнул рукой воду, сполоснул лицо и в упор посмотрел на свое отражение в зеркале. Он сам себе показался привидением: исхудавшее лицо неприятного болезненного оттенка, сухие потрескавшиеся губы, тусклые, словно потухшие глаза, пугающие своим безжизненным взглядом. Драко провел по зеркалу рукой, в бесполезной попытке согнать собственное неприглядное отражение. Пальцы свободно прошли сквозь зеркальную поверхность. Двойник в отражении стремительно исчез, оставив на своем месте зияющую пустоту, от которой повеяло холодом. Раковина умывальника, кран покрылись серебристым инеем.

— Мистер Малфой! — позади него стояла мадам Помфри, буравя слизеринца грозным взглядом. — Марш в постель! Вы едва не умерли, потеряли уйму крови и теперь расхаживаете босиком по холодному полу! Крайне безответственно с вашей стороны!

Мадам Помфри уложила Драко в постель, заставила принять безвкусное зелье, после которого он мгновенно уснул.

И потекли скучные часы безделья в Больничном крыле. Каждый час Мадам Помфри устраивала обход своих тяжелобольных пациентов, пичкала Малфоя горьким лекарством, обещая, что голос восстановится в кратчайшие сроки, а Рону делала перевязки, после которых вид его кожи заметно улучшался. На третий день разрешили посещения больных. Больничное крыло наполнилось шумными слизеринцами и гриффиндорцами, мадам Помфри приходилось криком разгонять их на уроки.

От Блеза Малфой узнал подробности окончания дуэли, о его собственном спасении и участии в этом Трегера и Гермионы. Пэнс поведала о том, что профессор Трегер каким-то неведомым образом замял происшествие с дуэлью перед МакГонагалл и остальными учителями, и не преминула заметить, что Грейнджер и словом не обмолвилась на собрании старост.

— Я-то ожидала от нее крика и нравоучений! А вот она и явилась, неужели решилась проведать Уизли?

Гермиона встала перед кроватью Рона, скрестив руки на груди.

— И зачем ты хотел меня видеть?

Рон отчаянно покраснел, шумно вздохнул и выпалил:

— Гермиона, прости меня, пожалуйста. Я знаю, что вел себя, как последний дурак!

— Ах, ты знаешь? Неужели сам догадался? — с сарказмом спросила Гермиона.

— Выслушай меня. Я сожалею о том, что тогда наговорил тебе. Я был не в себе, на самом деле я так никогда не думал…

— Но почему-то высказал эти «не свои» мысли во всеуслышание при куче народа!

— Я правда сожалею. Наша ссора мучает меня. Мы столько лет были друзьями, и я не хочу, чтобы наша дружба разрушилась из-за моей глупости, — серьезно закончил Рон.

В лазарете повисла тишина. Слизеринцы и гриффиндорцы, являющиеся свидетелями происходящего разговора, затихли. Рон буравил взглядом Гермиону, а она смотрела в точку поверх его головы, обдумывая что-то.

— И ты думаешь, что я тебя просто возьму и прощу? После унижения при всей школе, грязных сплетен обо мне, твоего показного отчуждения и лобызаний с Лавандой мне назло? Если ты так думаешь, то плохо меня знаешь! — надменно сказала Гермиона.

Рон снова вздохнул.

— Я знаю, что ты не сможешь сразу простить меня. Но сейчас, после того, как я выбрался из лап смерти, и лежу в бинтах по самую шею, я понял, что мне давно пора попросить у тебя прощения. Пусть об этом все слышат, и слизеринцы тоже. Мне плевать на их отношение ко мне. Но твое отношение к моей ничтожной персоне — важно. Я готов кричать об этом на каждом углу Хогвартса. То есть, как только с меня снимут все эти бинты!

Гермиона улыбнулась в первый раз с того момента, как пришла в лазарет.

— Не надо кричать об этом на каждом углу. Достаточно того, что ты сказал сегодня.

Рон расплылся в широкой улыбке. Гриффиндорцы радостно заулюлюкали.

— Пожал бы тебе руку, если мог! — счастливым голосом произнес Рон. — Поэтому только улыбаюсь.

Паркинсон пищала на ухо своим противным голоском, но Драко ее не слышал. Малфой смотрел на Грейнджер, ощущая, как внутри разгорается пламя гнева. Он злился, страшно злился.

Гермиона, улыбаясь, повернула голову к компании слизеринцев.

Безотчетный страх.

Улыбка сползла с ее лица и сменилась выражением боли. Гермиона медленно оседала на пол, но Гарри успел подхватить ее и усадил на ближайший пустой стул. Грейнджер моментально окружили обеспокоенные гриффиндорцы, закрыв ее от взгляда Малфоя и остальных слизеринцев.

Драко закрыл глаза и попытался успокоиться. Его раздражали слизеринцы, обсуждающие Грейнджер, встревоженные гриффиндорцы, мельтешащие вокруг Грейнджер, а больше всех сама Гермиона. От множества голосов в висках появилась тупая ноющая боль. Малфой в бессильной злобе сжал голову руками. Окна в лазарете взорвались осколками стекла. В Больничном крыле, наконец, наступила долгожданная тишина.

Малфой поспешно отвернулся. Нельзя так злиться. Нельзя терять контроль. Нельзя выдать себя.

Нельзя.

Длинный список запретов для Грима, начинающихся с этого проклятого слова. И главное правило: нельзя ни к кому привязываться.

— Кто это сделал? — Мадам Помфри обвела яростным взглядом учеников, особо задержав внимание на Невилле и Блезе, в руках которых находились волшебные палочки.

— Это не я! — одновременно воскликнули Невилл и Блез.

— Приори Инкантем!

Из палочки Невилла появился образ разбившегося цветочного горшка, осколки которого собирались воедино. У Блеза же возник размытый серебристый силуэт.

— Патронусы изучаем? — удивленно спросил Гарри.

— Не думай, что дементоры интересуется только твоей раздувшейся от самомнения личностью…

Гарри хотел ответить, но его перебила мадам Помфри.

— Так, если не умеете себя вести в Больничном крыле, то посещения запрещены! А теперь попрошу всех на выход!

Ученики покинули лазарет. Гриффиндорцы винили в произошедшем слизеринцев, и наоборот. За дверьми Больничного крыла назревала драка, но с появлением профессора Морисона так и не была начата.

Уизли и Малфой остались одни в Больничном крыле. Часы текли невыразимо медленно и скучно.

Мадам Помфри сменила примочки на теле Рона и повязку на шее Малфоя, напоила обоих очередной порцией горького лекарства и удалилась в свою комнату. Рон уже до дыр затер журнал «Квиддич сегодня» и теперь не знал, чем заняться. Драко несколько раз засыпал и снова просыпался.

За окном ало пламенело закатное небо, отражаясь в холодной зеркальной поверхности Черного озера.

— Эй, Малфой! Я вижу, что ты не спишь! А это не ты случайно окно разбил? Молчишь? — подозрительно спросил Рон. — Я ж забыл, что ты у нас временно немой…

Драко отвернулся от окна, где наблюдал пламенеющий закат. На лице появилась его коронная ухмылка.

Шоколадный торт, лежащий на тумбочке возле кровати гриффиндорца, поднялся в воздух, мягко и тяжело шмякнулся в лицо Рона. Из-под торта донеслись невнятные ругательства. Малфой повернулся на другой бок и спокойно заснул.

* * *

Спустя неделю после дуэли Малфоя отпустили из лазарета. Мадам Помфри загадочным образом «забыла» о странном отсутствии сердцебиения у своего пациента…

Драко миновал шумную гостиную, сердечно поздоровался с однокурсниками, со скорбным лицом отверг их приглашение выпить за его возвращение, сославшись на плохое самочувствие, и быстро поднялся в свою комнату, с трудом держа себя в руках, чтобы не взлететь. Малфой соскучился по полетам, но на сегодняшнюю ночь у него были другие планы.

Дверь его комнаты захлопнулась с глухим стуком, но Драко там уже не было.

— Мне нужно письмо, — произнес Грим.

— А приветствий в твоем исполнении ждать напрасно? — едко спросила Гермиона. Она не видела его больше недели, в ее душе поселилось неясное чувство тоски по Гриму.

— Ты догадливая.

Гермиона протянула Драко скомканное письмо. Он быстро перечитал его, сложил и спрятал в кармане мантии.

— Ты обещал взять меня с собой, — напомнила Гермиона.

— А зачем ты мне?

Обида. Непонимание. Гнев.

Гермиона замерла, с недоверием глядя на Грима.

— Что означают слова «зачем ты мне»? Ты не спрашивал об этом, рыдая на моем плече.

Драко дернулся, как всегда от упоминания той ночи.

— Я думала, ты понимаешь. Я теперь связана с делами Ордена и демонами как и ты. На меня охотилось чучело, и тот, кто его послал, знает о моей причастности. Я под ударом, а не ты. Меня знают в лицо, меня чуть не убили, а не тебя!

И теперь я не остановлюсь, пока не узнаю, кто за всем стоит, чтобы хотя бы спать спокойно! Не вздрагивать по ночам от любого звука и не просыпаться в холодном поту, когда чучело снова и снова убивает меня крюком!

Гермиона сорвалась на крик, ее лицо неестественно побледнело, в глазах читался вызов к Гриму и ко всему миру в целом.

Драко вальяжно развалился в кресле, положил руку на подлокотник, подперев подбородок ладонью.

— Нечего воздух сотрясать криком. Ноги в руки, Грейнджер, собирайся.

Гермиона тяжело вздохнула. Все желание и настрой отправиться в путь с Гримом исчезли. Но не зря она столько готовилась и нарушила пару школьных правил.

«В последний раз, а потом пусть Грим катится ко всем чертям!»

Гермиона вытащила из шкафа объемный пакет и скрылась в ванной.

Прошло около пятнадцати минут, а она не появлялась. Драко заскучал и от нечего делать читал недописанное сочинение по Зельеварению, пытаясь запомнить некоторые моменты, дабы не просиживать часы в библиотеке в обществе пыльных воющих книг.

Дверь ванной комнаты отворилась бесшумно. Из нее вышел довольно улыбающийся молодой человек в черной мантии волшебника.

We're damaged people

Drawn together

By that we are not aware of

Disturbed souls

Playing out forever

These games that we once thought we would be scared of

When you're in my arms

The world makes sense

There is no pretense

And you're crying

When you're by my side

There is no defense

I forget to sense

I'm dying

Damaged People (оригинал Depeche Mode)

Мы — обиженные люди,

Объединённые

Чем-то непонятным нам...

Потревоженные души,

Вечно заканчивающие играть

В эти игры, которые когда-то казались нам пугающими...

Когда ты в моих объятиях,

Мир приобретает смысл.

Никакого притворства,

А ты плачешь...

Когда ты вместе со мной,

Я не могу защититься.

Я забываю об ощущениях,

Я умираю....

Когда Малфой заметил Гермиону, он на миг обомлел, а потом на него внезапно нахлынул приступ кашля. Порванные связки все еще давали о себе знать.

— Лонгботтом? — сиплым голосом спросил Драко.

— Ты знаешь Невилла?

— Виделись, — лаконично ответил Грим.

— Ты учился в Хогвартсе?

— Да нет же. Слушал его жалостливое выступление в суде над Кэрроу.

«Грим был там», — с обидой подумала Гермиона. Возможно, она видела его тогда, сидела недалеко от него, и не подозревала, что он находится рядом. Гриму же, похоже, было все равно. Если он хотел видеть Гермиону, то мог в любой момент, не предупреждая, трансгрессировать к ней в комнату или вызвать с помощью кристалла, и она бежала на встречу с ним. Его совершенно не заботило, занята ли она. Единственный раз, когда Гермиона не ответила на его зов, Грим заявился к ней в душ, потому что ему было надо.

Как же ей это надоело. Она ничего не знала об этом человеке, кроме обрывочной бессвязной информации. Грим появлялся и исчезал, когда хотел, пропадал неделями и никогда не объяснял причину своего отсутствия. Но что-то все равно тянуло Гермиону к нему, заставляло следовать за ним неизвестно куда, безоговорочно доверять ему.

— Ты имеешь что-то против Невилла?

— Нет. Меня не интересуют тупицы, вроде него.

— Он не тупой, — сквозь зубы, произнесла Гермиона. — Невилл — настоящий герой! Он терпел пытки Кэрроу, сражался против Пожирателей, поддерживал дух остальных школьников, и показал себя храбрецом! Не зря Распределяющая Шляпа отправила его в Гриффиндор!

— Святые гриффиндорцы — храбрецы и смельчаки, защитники бедных и угнетенных! — с сарказмом произнес Малфой. — Пристанище глупцов, лезущих на рожон при каждом удобном случае. Везде суете свой нос, везде лезете со своей заботой. И лишь вы способны спасти мир! Остальные не могут. Они же не учились на славном факультете Гриффиндор!

Малфой замолчал. Драко Малфой при любой возможности унижает гриффиндорцев, но не Грим. Об этом не стоит забывать, давая волю накопившемуся гневу. Смешно. После всего, что с ним произошло, Малфой все еще остро реагирует на гриффиндорское самодовольство.

— Если бы ты учился в Хогвартсе, то однозначно в змеином гадюшнике — на факультете Слизерин. Сделать что-либо без соответствующей оплаты или личной выгоды, добиться успехов упорством и тяжелой работой, помочь человеку ниже себя по статусу — не для них. Как видишь, у тебя с ними много общего! — с противной улыбочкой на устах произнесла Гермиона

— А ты, конечно, у нас такая правильная! — яростно воскликнул Грим, хватая Гермиону за подбородок и заставляя взглянуть в его лицо. — Спасла магический мир, помогла шрамоголовому недоумку убить Лорда!

Дорогие мои, не стоит благодарности! — копируя ее голос, произнес Малфой. — Давайте сразу аплодисменты, восхищенные слова, горящие улыбки, дорогие подарки, слезы благодарности, фотографии и интервью в газетах!

— Сейчас ты так напоминаешь мне Малфоя, — после паузы произнесла Гермиона, — вплоть до интонаций в голосе. Удивительно, что ты еще не называешь меня грязнокровкой! Тогда сходство было бы полное.

Грим не собирался больше препираться, чувствуя, что еще немного –и у Гермионы не останется сомнений в отношении его настоящего имени. Он грубо схватил девушку за рукав мантии и трансгрессировал.

Они оказались в темном безлюдном переулке. Уличный фонарь, слабо мерцая, освещал слепые окна домов, грязный серо-желтый снег, посыпанный песком, переполненные мусорные баки, коробку с испуганно мяукающими котятами.

— Ауч! Ты мог взять меня за руку, а не за рукав? — спросила Гермиона, разглядывая свою руку. На двух пальцах не хватало ногтей.

Драко не слышал ее, его внимание было приковано к трехэтажному дому. На старой потрепанной временем и непогодой табличке с трудом читалась надпись: «Флит-стрит, 18». Свет горел лишь в одном окне, занавешенном плотной темной портьерой. Над парадной дверью висела световая вывеска «214», четверка сияла тусклым голубоватым светом, остальные цифры едва угадывались в темноте.

Малфой позвонил в дверь. Звонок отозвался писклявой мелодией. Послышался стук женских каблучков. С той стороны двери появился некто, внимательно осмотрел посетителей в глазок. Дверь гостеприимно распахнулась.

— Проходите! — равнодушно произнесла низенькая полная женщина. — Мы всегда рады новым клиентам!

«С той же радостью встречают полицию или налоговую инспекцию», — подумала Гермиона, заходя вслед за Гримом в просторную гостиную.

Огромные зеркала, висящие на стенах, иллюзорно расширяли пространство. С потолка свисала тяжелая хрустальная люстра, пол устилал светло-бежевый ковер, у высокого резного камина стояли диван, два кресла и журнальный столик со стеклянной крышкой. В воздухе витал запах благовоний, распространяемый ароматическими свечами.

— У нас большой выбор девушек, — женщина всучила Гриму фотоальбом, — в альбоме представлены…

— Нам необходимо увидеться с мисс Марлок, — быстро перебил ее Малфой.

— Она не обслуживает клиентов, — поджав губы, произнесла женщина. — Каких девушек вы предпочитаете, мистер?

Малфой отбросил альбом в сторону.

— Это деловая встреча. И мое дело не требует отлагательств.

Женщина покачала головой. Драко вытащил из кармана бумажник и протянул ей несколько хрустящих банкнот.

— Я спрошу у мисс Катарины, захочет ли она говорить с вами.

— Скажите, что дело касается ее матери, — вставила Гермиона.

Когда они с Гримом остались одни в гостиной, она спросила:

— А обойтись без взятки нельзя было?

— Незыблемая основа, на которой держится душа — это кошелек.

— Не веришь ты в людей.

— Не верю. В них нет ничего, что заслуживает моего внимания, — равнодушно произнес Драко.

— Можно подумать! Ты сам человек! — напомнила ему Гермиона.

— Кто тебе сказал такую глупость?

Малфой взял с журнального столика альбом, пролистал пару страниц. Судя по фотографиям и описаниям, Катарина знала толк в содержании подобного заведения.

— Не думал, что маглы могут быть привлекательными, — задумчиво произнес Грим, переворачивая очередную страницу.

— А ты думал маглы — уродливые животные? Весьма распространенное мнение среди чистокровных снобов.

— Чистокровных снобов? И откуда такое представление обо мне?

— Нетрудно догадаться о статусе твоей крови. Только в голосе чистокровных волшебников слышится столько отвращения и презрения, когда заходит речь о маглах.

— По-моему, когда я с тобой разговариваю, в моем голосе нет отвращения.

— Ты умело скрываешь его.

От ответной реплики Грима отвлекло появление Катарины Марлок. Сказать, что она была прекрасна — ничего не сказать. Катарина была совершенством. Белая, словно мраморная кожа, длинные светлые волосы, источающие серебристый свет, большие синие глаза, загадочная манящая улыбка на устах, от которой сердце любого мужчины начинало таять.

— Добрый вечер, господа, — от ее тихого вкрадчивого голоса, по спине Драко поползли мурашки. — Мне сказали, что вы пришли с новостями о моей матери. Представьтесь, пожалуйста.

— Джон Смит.

— Джеймс Смит, — буркнула Гермиона, чувствуя, как в душе растет неприязнь к мисс Марлок.

— Братья? — усмехнувшись, спросила Катарина. — Так что от меня хотела старуха?

— Вашей матери нет в живых.

Выражение лица Катарины не изменилось — вежливая улыбка и холодный взгляд ярко-синих глаз.

Равнодушие.

— Давно пора. Вы пришли сообщить о ее кончине? Могли не утруждать себя, я не приду на похороны. Я ничем не обязана этой женщине.

— Нет. Мы хотим узнать об Ордене.

Настороженность.

— Не знаю, о чем вы.

— Не время для тайн, мисс Катарина, — заметил Малфой. — Мы пришли предупредить вас об опасности, нависшей над всеми членами Ордена. И отдать альбом и трубку погибшей цыганки Анабель.

Катарина откинулась в кресле, не сводя пристального взгляда с Грима.

Интерес. Радость.

— Излагайте. Я жду.

Малфой поведал Катарине об убийстве Анабель, ее последней просьбе сохранить трубку и альбом. Мисс Марлок на протяжении всего рассказа молчала, изредка переводя взгляд с Грима на Гермиону.

— С какой стати цыганка, предположим, она действительно являлась членом Ордена, рассказала вам о демонах, о ключе? Она не имела право раскрывать эту информацию. Кто вы ей?

— Мы абсолютно посторонние люди, — ответил Драко. — Но я обязан ей жизнью. Когда в меня вселился демон, Анабель помогла изгнать его из моего тела.

Удивление. Испуг. Неверие.

— И вы живы? Невозможно, — уверенно произнесла Катарина. — Никто из волшебников не выживал после изгнания демона. Я не знаю, как вы узнали об Ордене. Возможно, вы сами убили Анабель и выведали у нее…

Убирайтесь отсюда! — внезапно воскликнула мисс Марлок.

Катарина выхватила волшебную палочку, направив ее на Грима. Гермиона вскочила, нащупывая в кармане свою палочку. Малфой остался неподвижен.

— Мисс Катарина, — спокойно произнес он, — если бы я пришел убить вас, то вы покинули б наш бренный мир уже полчаса назад. Но вместо этого я почему-то полчаса пытаюсь предупредить вас об опасности, нависшей над членами ордена, и отдать, наконец, когда-то принадлежащие Анабель предметы. Причем безвозмездно, не требуя денежного или иного вознаграждения.

Я не знаю, воспримите ли вы мой призыв к осторожности. Меня не особо это волнует. Я просто хочу убраться отсюда, и, наконец, выспаться.

Катарина медленно спрятала палочку в складках своей серебристой мантии.

— Вы должны понимать, что мне необходимы доказательства, — поразмыслив, произнесла мисс Марлок. — Я не могу просто так довериться незнакомцам. Ваша история звучит неправдоподобно. Мы не имеем права раскрывать знание, а тем более отдавать что-то чужим людям. Поэтому тот факт, что цыганка собственноручно отдала вам альбом, а тем более, трубку, кажется мне маловероятным.

— А то, что она мертва, вам тоже кажется маловероятным? — с сарказмом произнесла Гермиона.

— Я жду доказательства, — категорично заявила Катарина. — А ваши пламенны речи, молодой человек, меня нисколько не трогают.

— Доказательства будут, — спокойно произнес Драко.

Раздался хлопок, и Грим растворился в воздухе. Пламя в камине дрогнуло, несколько свечей погасло. Катарина не шелохнулась. Она продолжала внимательно разглядывать лже-Лонгботтома, будто желая загипнотизировать его взглядом. Гермиона выдавила из себя нервную улыбку и перевела взгляд на каминные часы. Действие оборотного зелья кончалось через десять минут.

Ее охватило чувство блаженства, легкости, безграничного необъяснимого счастья. Никаких проблем, беспокойств, страхов. Эйфория.

В пустоте раздался голос:

«Когда твой друг вернется, ты оглушишь его».

Если воспротивиться голосу, придет конец легкости и счастью. Если подчиниться — конец свободе. Внутренний голос зашептал:

«Я не буду!»

«Слушай меня!»

«Нет!»

«Подчинись мне!»

— Нет! — закричала Гермиона во весь голос. Дымка перед глазами рассеялась.

Гермиона снова оказалась в ярко-освещенной гостиной, лицом к лицу с улыбающейся Катариной.

— Глупый мальчишка! Остол…

— Экспеллиармус! — воскликнула Гермиона. Катарину распласталась на полу, ее палочка отлетела в сторону камина.

Гермиона, тяжело дыша, направила свою палочку в лицо лежащей на полу женщине. Все напускное очарование и любезность исчезли с лица мисс Марлок, сменившись яростью и злостью.

— Ты не Катарина, — с растущим подозрением спросила Гермиона.

— Ты не Катарина, — глумливым голосом передразнила ее женщина. — Конечно, нет. Катарина давно на том свете. Только волосы от нее и остались. Очень прискорбно. Очень.

Лже-Катарина расхохоталась, обнажив жемчужно-белые зубы. Гермиона в ужасе отшатнулась.

— Вы убили ее из-за принадлежности к Ордену? Как убили Анабель…

— Она не состояла в Ордене, дурачок! — лже-Катарина, хитро улыбаясь, смотрела на Гермиону, будто видела в ней что-то крайне забавное. — Мы даже растерялись немного, но, похоже, мамаша ничего ей не передала. Так сказать, Катарина умерла ни за что. Смешно, не правда ли?

На лице Гермионы появилось отвращение.

— Мы предполагали, что сюда явятся такие идиоты, как вы, которые будут искать ее, — произнесла Катарина, медленно поднимаясь с пола.

— Не двигайся! — визгнула Гермиона своим нормальным женским голосом.

И тут же скорчилась, задыхаясь от боли, упала на колени. Ее кожа пузырилась как закипающий воск, волосы удлинялись и закручивались локонами, рост уменьшался, одежда и обувь становились велики.

Превращение завершилось. Она снова стала самой собой. Перед ее глазами мелькнула магическая вспышка — Гермиону завертело и швырнуло лицом о стену. Палочка выпала из ослабевших рук и откатилась в сторону. В глазах потемнело от боли, дыхание перехватило, во рту появился тошнотворный солоноватый привкус. Гермиона сплюнула кровь под ноги громко хохочущей Катарине.

— Не надо было тебе ввязываться в эту бойню, девочка, — фальшиво-грустным тоном произнесла она.

Возле камина материализовался Грим. Лже-Катарина, выругавшись, повернулась к нему и выкрикнула Смертоносное заклинание. Зеленый луч рассек пространство, где только что находился Малфой, а мгновением позже гигантский пес, внезапно возникший из воздуха, набросился на Катарину.

Рвать…

Раздался крик. Лицо Катарины пересекли четыре длинные царапины.

Загрызть…

Хруст ломающихся ребер.

Убить…

Когти Грима остановились на шее Катарины. Всего небольшое усилие и…

— Остановись! — в ужасе закричала Гермиона.

Грим угрожающе зарычал и в один прыжок преодолел расстояние между ним и Гермионой. С его морды и лап капала кровь, оставляя на ковре алые пятна. Черный пес глубоко втянул воздух и еле слышно зарычал. В глубине серых человеческих глаз мелькнуло нечто осознанное. Неожиданно пес снова зарычал и повернул голову в сторону Катарины.

Вспышка белого огня ослепила его. Взрывной волной Грима отшвырнуло куда-то в сторону. Страшный грохот, звон бьющихся стекол, рушащиеся стены и перекрытия, чей-то крик. Глаза все еще не видели. Малфой почувствовал, как грудь придавило что-то тяжелое, он не мог дышать. Новая вспышка — и темнота.

* * *

Драко не знал, сколько времени находился в бессознательном состоянии. Он обнаружил себя, лежащим на асфальте среди картонных коробок, мешков с отвратительно воняющим мусором и горами прочего старого хлама. Малфой приподнялся на локтях, зачерпывая руками грязный желтоватый снег и размокшие сигаретные окурки. Кровь толчками шумела в ушах, перед глазами расплывались фиолетовые пятна.

«Гермиона…»

Малфой вскочил на ноги, преодолев приступ тошноты и головокружения. Он находился в десяти метрах от дома по Флит-стрит 18. Восточная часть здания лежала в руинах, подъезд завалило, на втором и третьем этажах полыхало пламя. Поднявшийся ветер перебросил огонь на соседние дома. Ночная улица наполнилась криками. Сонные испуганные люди в пижамах и домашних шлепанцах выбегали из домов. Несколько человек пытались самостоятельно тушить пламя. Отдаленно слышались сирены карет скорой помощи и пожарных машин.

Малфой трансгрессировал на первый этаж горящего здания. На месте гостиной громоздились балки, доски, обрушившиеся железобетонные перекладины. Из-за дыма нестерпимо слезились глаза, дышать было практически невозможно — легкие больно обжигал горячий воздух.

Драко закрыл глаза, пытаясь отгородиться от всех звуков. Исчезли вой сирен, крики людей, треск горящей мебели. Тишина.

Но он не чувствовал Гермионы, не чувствовал ее эмоций. Грим не чувствовал ничего, кроме дыхания смерти. Мир вокруг искажался, стирались грани реальности, открывая проход в мир мертвых.

Нет. Он не выдержит этого еще раз, не сможет.

Боль…

Где-то рядом тусклый свет ее души, готовой покинуть телесную оболочку. Рядом.

Драко открыл глаза, отшвырнул в сторону тяжелые перекладины и увидел Гермиону. Ее лицо и одежда залиты кровью, ноги придавлены бетонными балками и деревянными стропилами. Она дышала, тяжело, хрипло, но дышала.

«Я спасу тебя».

Малфой подхватил девушку на руки и трансгрессировал прочь от горящих развалин, от дома, в котором побывала смерть.

— Рэй! Мать твою, Рэй!

В темной прихожей вспыхнул свет, маленький тучный волшебник, держа наперевес волшебную палочку, удивленно разглядывал высокого мужчину, держащего на руках истекающую кровью девушку. Волшебник часто заморгал и ущипнул себя, проверяя не сон ли это.

— Рэй, это я — Малфой! Спаси ее!

— Малфой? — недоверчиво переспросил Рэй, пытаясь узнать в мужчине, лицо которого скрывал капюшон, своего друга. — Неси ее в комнату.

Рэй прошел в комнату, быстро сбросил с дивана книги, бумаги, перья, подушки и жестом указал Малфою положить Гермиону на освободившееся место и приступил к осмотру.

— Почему в Мунго не обратился? — лицо Рэя помрачнело.

— Нельзя, — произнес Малфой, скидывая с себя капюшон.

Рэй, больше не задавая вопросов, начал лечение. Он тихо шептал заклинания, без пауз, без передышки, словно заунывную бесконечную песню. Палочка вертелась и вспыхивала искрами в его руках. Иногда Рэй оставлял ее и проводил руками над Гермионой, тогда из его ладоней шло слабое золотистое свечение. Затем целитель снова брал волшебную палочку и продолжал шептать заклинания.

Драко наблюдал, как смерть медленно, но неотвратимо отступает. И вместе с ней холод отчаяния покидал его мертвое сердце.

Рэй призвал Манящими чарами сундучок, напоил Гермиону зельями, тыльной стороной ладони вытер пот со лба.

— Сейчас ей нужен отдых. Остаток ночи, так и быть, можете провести у меня, а утром…

— Спасибо, Рэй.

— А теперь тебя надо подлатать, снимай мантию, рубашку или что там у тебя.

Драко подчинился, снял с себя грязную, порванную мантию и свитер. Рэй присвистнул.

— И здесь работы на полчаса. Позвоночник не задет, — бормотал Рэй. — Осколки мелкие, неглубоко вошли… Повезло тебе.

«Наверное осколки зеркал или люстры», — мелькнула догадка в голове Драко.

— Выпей, — Рэй протянул зелье, — это обезболивающее.

После длительного молчания Рэй спросил:

— Во что ты ввязался, Малфой?

— Сам не знаю.

— А девчонку зачем впутал? Я едва вытащил ее с того света. Значительная потеря крови, переломы ног, рук, ключицы, позвоночник треснул в нескольких местах, осколками ранило лицо. У тебя осколки в спине. Я боюсь представлять причину таких повреждений.

— И не надо представлять, — мягко произнес Драко. — Хвала Мерлину, что ты сегодня не на работе.

— Да уж. Две недели без выходных, не менее трех операций в сутки! Сегодня — первый выходной. Но тут появляешься ты, и накрывается мое свиданье медным тазом.

— Извини, Рэй. Я твой должник — проси все, что хочешь.

— Сочтемся еще, — отмахнулся от него Рэй. — Кто эта девушка? И почему ты не в Хогвартсе?

— Она моя однокурсница. И мы должны находиться в школе, но мы не в ней.

— Исчерпывающее объяснение. Ты как обычно предельно откровенен. Я могу бесплатно лечить тебя, закрывая глаза на то, что причины твоих травм далеки от бытовых и зачастую связаны с темной магией. Но сегодня ты превзошел сам себя.

Ворвался посреди ночи в мой дом, держа на руках умирающую девушку. И что я должен по-твоему думать? Может, ты ее изувечил?

— Я не трогал Грейнджер! — возмущенно воскликнул Малфой.

— Да не дергайся ты! Я едва половину кожи на твоей спине не распорол. Грейнджер? Гермиона Грейнджер? — притихшим голосом произнес Рэй. — А я ее не узнал, конечно, так лицо изуродовано…

— Рэй, умоляю тебя не произноси при ней моего имени. И объяснять почему, я не буду, — произнес Малфой, не давая Рэю и рта раскрыть. — Грейнджер пока поживет у меня в квартире. Могу рассчитывать, что ты еще раз осмотришь ее?

— Конечно же. Я как целитель обязан следить за динамикой ее выздоровления. Хорошо бы ее отправить в Мунго, где оказывают специализированный уход за такими тяжелыми пациентами. Но раз ты настаиваешь на конфиденциальности, то будешь сам за ней ухаживать.

— Мне придется вернуться в школу, а к Гермионе я приставлю домовика.

— А ее отсутствие в школе как ты объяснишь?

— Я как настоящий слизеринец очень изворотлив.

* * *

К кабинету директора Хогвартса трансгрессировала молодая девушка, оглянулась по сторонам, слегка поправила длинные каштановые волосы и решительно постучала в дверь.

— Войдите. Мисс Грейнджер? — удивилась МакГонагалл.

— Здравствуйте, профессор, — дрожащим голосом произнесла Гермиона, вытирая тыльной стороной ладони слезы.

— Что случилось?

— Мой отец… мой отец попал в аварию. Он очень плох. Мама пишет, что папа, что он может…

Гермиона закрыла лицо руками и, не выдержав, разрыдалась в голос. МакГонагалл наколдовала стакан с водой и протянула его своей любимой ученице.

— Выпейте, — мягко произнесла директор, — и попытайтесь спокойно мне все объяснить.

Гермиона дрожащими руками поднесла стакан ко рту и сделала пару глотков.

— Они ехали с работы, была плохая погода, метель… Папа не справился с управлением, и они врезались в автомобель.

— В автомобиль, вы хотели сказать?

— Да, — всхлипнув, подтвердила она. — Мама просит, чтобы меня отпустили на какое-то время из Хогварста. Если мой отец умрет...

В его последние дни я обязана быть рядом, — твердо закончила Гермиона.

— Конечно, мисс Грейнджер. В исключительных ситуациях администрация школы может отпустить ученицу домой.

— Спасибо!

— Постойте, Гермиона. Я понимаю, что вам не терпится увидеть отца, но сначала мы обсудим условия вашего отсутствия в школе. Домашние задания вы будете получать совиной почтой в конце каждой недели. Если вы не вернетесь в школу до конца семестра, то вам придется сдавать контрольные работы и зачеты на экзамене.

Я сейчас же попрошу Филча приготовить карету. За воротами Хогварста вы сможете трансгрессировать. Часа на сборы и прощание с друзьями вам хватит?

— Полчаса будет достаточно, — твердо произнесла Гермиона. — Еще раз спасибо, профессор.

— Не за что. Я искренне надеюсь, что ваш отец поправиться.

«Прощание с друзьями? Объятия Поттера и Уизли я не выдержу!» — подумал Малфой и остановился перед портретом Полной дамы, запоздало вспомнив, что не знает пароля. Он уже собрался трансгрессировать в комнату Грейнджер, как перед самым его носом распахнулся портрет, и из проема вышел какой-то высокий гриффиндорец.

— Привет, Гермиона! Тебя Рон искал, всех на уши поднял.

— Привет, — произнес Малфой, вымученно улыбнувшись.

«Вот сейчас ко мне начнет приставать рыжий», — обреченно подумал Драко.

Гостиная Гриффиндора показалась ему аляпистой, но в тоже время уютной: мягкие пуфики и диванчики, большой камин, портрет Годрика Гриффиндора на стене. Драко почувствовал, что здесь ему искренне рады: несколько гриффиндорцев поприветствовали его, Лонгботтом через всю комнату крикнул: «Доброе утро, Гермиона!»

Но никто из гриффиндорцев не обратил внимания на странности во внешнем виде и поведении Гермионы Грейнджер: старая мантия, которую она уже давно не носила, отсутствие тяжелой сумки, оттягивающей плечи, уверенная, мужиковатая походка, надменная улыбка в ответ на приветствие других учеников.

— Гермиона!

Малфой обернулся. К нему несся Рон Уизли — этакий сгусток положительных эмоций. Он, видимо, хотел обнять Гермиону, но, заметив выражение на ее лице, резко остановился.

— Ты, что плакала? Кто тебя обидел? Кто-то из Слизерина?

«Типичная идиотская гриффиндорская логика!».

— Нет, Уи… Рон, — поправился Малфой. — Мой отец находится при смерти, мама просит, чтобы я на некоторое время покинула Хогвартс.

— Мерлин! Как это произошло и когда?

— Вчера вечером родители попали в аварию, — не моргнув глазом, солгал Драко. — Извини, Рон, я спешу. Мне надо успеть собрать вещи, через полчаса я уезжаю.

— А если положить твоего отца в Мунго?

— Не надо. Он магл, а магическая больница только добавит ко всему прочему нервный срыв. Рон, пожалуйста, не слишком распространяйся о том, что произошло. Не хочу, чтобы все обсуждали и жалели меня.

— Конечно! — произнес Рон, глядя в спину удаляющейся Гермионы.

Малфой быстро собрал все необходимое, применив пару заклинаний, взял в руки потяжелевший чемодан, напоследок окинул комнату беспокойным взглядом и вышел. В гостиной его ждали Гарри, Рон и Джинни.

— Гермиона, мне так жаль! — Джинни кинулась обнимать подругу. — Расскажи, как все случилось.

Заскрипев зубами от злости и сдерживая рвущиеся наружу ругательства, Драко заставил себя повторить историю про родителей Гермионы.

— Мы решили проводить тебя, — безапелляционным тоном заявил Гарри. — И не спорь, ничего не произойдет, если мы пропустим уроки.

Малфой вздохнул, покорно отдал сумку Рону и всю дорогу до выхода из школы слушал сочувствующую болтовню Поттера и двух Уизли.

«И как Грейнджер их выдерживает?»

Малфой в нерешительности замер, не зная, что говорит Гермиона, прощаясь со своими друзьями. Джинни обняла его, прошептав, что все будет хорошо, главное — надеяться. Затем наступила очередь Поттера. Гарри стиснул лже-Гермиону в свои медвежьи объятия, заставляя уткнуться носом ему в грудь.

— Не забывай писать письма. Обещаешь?

— Угу, — невнятно промычал Малфой, искренне надеясь, что его чувства не написаны на лице.

Последним Драко обнял Рон, и не отпускал его дольше остальных.

— Я люблю тебя, — прошептал он и, наконец, отпустил лже-Гермиону.

Нечеловеческим усилием Драко заставил себя не врезать Уизли, который вдруг показался ему еще омерзительнее прежнего, а помахать на прощание «друзьям» и спокойно сесть в карету. Злость душила его, и снова он толком не мог разобраться в причинах ее появления.

Объятия Поттера и Уизли?

Здесь скорее отвращение…

Постоянно чувствуя чужие эмоции, свои собственные окончательно перестаешь понимать.

Грим трансгрессировал в свою лондонскую квартиру. Его встретил эльф-домовик, принял из рук хозяина чемодан и пропищал:

— Целитель Добсон ушел десять минут назад. Он осмотрел мисс, напоил зельями и сказал, что ей нужен покой.

— Отлично, Твинки. Отныне ты будешь присматривать за мисс Грейнджер. Я запрещаю тебе рассказывать ей обо мне, моем прошлом, моей семье, друзьях, учебе в Хогвартсе, детстве, называть ей мое имя, фамилию, описывать внешность. Ты уяснил?

— Да, господин, — Твинки поклонился.

— Приготовил мои вещи?

— Они в большой комнате, сэр.

Выглаженная брюки и рубашка лежали на кровати. Малфой взглянул на часы. До превращения оставалось три минуты.

Драко снял с себя мантию, брюки и туфли, принялся расстегивать блузку и остановился. Внимательно осмотрел себя в зеркале.

«Грейнджер не дурна. Весьма недурна.

Да… Пора признаться самому себе, я медленно схожу с ума».

Кожу неприятно покалывало — превращение началось.

И снова руку Малфоя украшала Черная метка, а спину — огромная татуировка. Он снова стал собой.

* * *

«Мисс Грейнджер, примите зелье», — голос раздавался будто издалека. Она хочет ответить ему, сказать, как ей больно, но сил нет. Боль медленно отступает, и Гермиона погружается в целебный сон.

Вереница цветных пятен, несвязных образов, чьих-то искаженных лиц, обрывочных непонятных мыслей. Она тонет в этом водовороте сумасшествия. Всего одна мысль: «Бежать».

Бежать. Она не видит.

Бежать. Она не чувствует свое тело. Не может пошевелиться.

Гермиона кричит, но с губ срывается еле слышный хрип. Чей-то знакомый голос говорит что-то, она чувствует, как по горлу течет сладковатая жидкость. Голос шепчет еще какие-то слова, и она безоговорочно верит ему.

А потом сознание снова отключается.

Очнувшись, Гермиона обнаружила, что лежит в постели. Первой мыслью было то, что она проснулась после долгого неприятного сна, второй мыслью — она не знает, где находится. Светлые обои вместо синих, низкий белый потолок, а не высокий резной, как в ее комнате.

— Где я? — спросила Гермиона, поражаясь тому, как слабо звучит ее голос.

— У меня дома.

Гермиона повернула голову в направление голоса. В кресле возле ее кровати сидел Грим.

— Я болела?

— Три дня находилась без сознания. Что ты помнишь?

Гермиона наморщила лоб.

— Я помню Катарину, которая оказалась совсем не Катариной. Она попыталась наслать на меня Империо, но я не так легко поддаюсь этому заклинанию. Спасибо профессору Грюму, хоть он и оказался на самом деле мерзким Пожирателем.

Я обезоружила Катарину, но потом отвлеклась на ее слова и не заметила, как началось превращение. Это и было моей главной ошибкой: я потеряла контроль над ситуацией. Затем Катарина, кажется, оглушила меня. Потом появился ты. — Гермиона вцепилась руками в одеяло. — Ты едва не растерзал Катарину. Больше я ничего не помню.

Грим молчал, никак не комментируя ее слова.

— Что произошло дальше?

— Катарина подорвала себя, устроив грандиозный взрыв. Точно сказать не могу, я почти сразу потерял сознание. Очнулся уже на улице, когда здание превратилось в руины, нашел тебя, погребенную под кучей балок, трансгрессирвал к знакомому целителю, который тебя спас, — равнодушно произнес Малфой, словно читал порядком надоевший ему отчет.

— Спасибо.

— Не за что. Если бы я тогда не потерял сознание, ты бы не пострадала.

— Но ты вернулся за мной. Значит, мое «спасибо» остается в силе.

Грим легонько сжал ее руку и тут же отпустил.

— Ты сказала «я помню Катарину, которая оказалась совсем не Катариной». И что, дементор подери, означает эта фраза?

— Катарина Марлок никогда не состояла в Ордене. Мы ошиблись. Но и они тоже.

Они каким-то образом тоже вышли на семью Марлок и, узнав, что Катарина не та, кто им нужен, убили ее. И оставили подставную мисс Марлок, предполагая, что за ней могут прийти кто-то из членов Ордена. А пришли мы, и чуть было не отдали трубку и альбом.

— Ты забыла добавить, что мы довольно глупо попались на уловку. — Грим поднялся с кресла, встал возле окна, задумчиво глядя куда-то вдаль. — Я не почувствовал. Не понимаю…

— Грим, а меня сильно ранило?

Малфой отвлекся от своих размышлений, внимательно посмотрел на Гермиону.

— Достаточно. Рэй вылечил переломы, ушибы, но твое лицо…

Гермиона в ужасе прикоснулась к лицу, ощущая подушечками пальцев жесткую ткань бинтов.

— Рэй сказал, что шрамы сойдут максимум в течение двух недель, если регулярно наносить мазь на лицо. И, предупреждая твой вопрос, ты две недели поживешь у меня, пока полностью не восстановишься. В Хогварсте я все уладил. Директор и твои друзья думают, что ты вернулась домой, потому что твой отец находится при смерти, — Грим поискал что-то в кармане и протянул Гермионе пачку писем. — От твоих друзей. Домашние задания придут в конце недели.

— Но как ты убедил МакГонагалл отпустить меня?

— Ничего сложного. Я воспользовался оборотным зельем, что осталось в твоей комнате. Директор даже не попросила доказательств в подтверждении моих слов, сразу же поверила и отпустила.

Да, и мне пришлось пережить бесконечные объятия твоих друзей, когда они якобы прощались с тобой. Ужас.

Гермиона рассмеялась.

* * *

Утром и днем Малфой находился в Хогвартсе, посещал уроки, обедал в Большом Зале, выполнял обязанности старосты школы. А вечером запирался в своей комнате и трансгрессировал оттуда в квартиру, неизменно интересовался у эльфа о самочувствии мисс Грейнджер и лишь изредка навещал ее, когда она спала. Возможно, она обижалась, что Грим не навещал ее, ведь Драко не разрешал эльфу говорить, что он каждый день бывает здесь и справляется о ее здоровье. Почему — он и сам не знал.

В одну из ночей его опять мучила бессонница. Сон не шел, промучившись до двух часов ночи, Драко встал с кровати с твердым намерением найти или украсть у кого-нибудь сонное зелье.

«Интересно, как там Гермиона?»

Желание увидеть её взялось из неоткуда, но уже не отпускало Грима. Набросив на себя мантию поверх пижамы, он трансгрессировал.

Отчаяние.

Когда глаза привыкли к темноте, Драко разглядел на полу неподвижную фигуру.

«Люмос».

Магический огонек, вырвавшись из его ладоней, осветил лежащую на полу девушку.

— И чего мы здесь разлеглись, Грейнджер? — зло произнес Грим.

— Захотелось, — огрызнулась Гермиона.

Радость. Облегчение.

«Сумасшедшая Грейнджер».

— Мне было душно, — отрывисто произнесла Гермиона. — Я хотела открыть окно.

Грим только сейчас почувствовал холод, царящий в квартире.

— Упала. А сил подняться нет.

— А где Твинки?

«Убью идиота!»

— Я его отпустила. Он плохо себя чувствовал вроде бы из-за последствий какого-то темного заклятия. А вызвать обратно не смогла, я ведь не являюсь его хозяйкой. Ты бьешь своего эльфа?

— Нет, конечно. Он сам себя бьет. Все они мазохисты. А почему не воспользовалась магией? Забыла, что ты волшебница? — процедил Малфой.

— Моя палочка осталась в том доме. Не думаю, что после взрыва она уцелела.

Черт. Он совсем забыл про палочку.

— А кристалл? Почему ты не вызвала меня?

— Не хотела тебя беспокоить.

— Какое благородство! — яростно произнес Драко. Открытое окно, подчиняясь его невербальному приказу, с шумом захлопнулось. Стекла задрожали. — Лежишь на полу под сквозняком, дрожишь от холода и плевать тебе, что я каждый день справляюсь у Твинки о твоем самочувствии…

— Правда? — спросила Гермиона.

Удивление.

— Нет, — ответил Грим, поднял девушку на руки, удивившись про себя, какая она легкая.

Малфой осторожно положил ее на кровать, но Гермиона вцепилась в его руку, не желая отпускать.

— Не уходи.

И он не может сопротивляться. Черт. И когда она обрела над ним такую власть?

Малфой осторожно лег рядом с Гермионой. Она доверчиво положила голову на его плечо, прижалась к нему всем телом в попытке согреться.

— Мне так спокойно, когда ты рядом, — прошептала она ему на ухо и мгновенно заснула.

Драко медленно вдохнул ее аромат и не заметил, как сам погрузился в сон.

Первый раз за долгие месяцы на его душе было спокойно.

* * *

Крики, рыдания, звон бьющегося стекла.

Малфой резко распахнул дверь ванной комнаты. Спиной к нему стояла Гермиона, обхватив себя дрожащими руками.

— Гермиона.

— Уйди, — еле слышно произнесла она.

— Гермиона, — мягко повторил Грим, разворачивая ее к себе. Гермиона испуганно прижала окровавленные ладони к лицу.

— Не смотри на меня, пожалуйста. Не надо.

Драко осторожно отнял ладони от ее лица, и едва сдержал возглас удивления.

Верхняя губа рассечена надвое, лицо покрывают отвратительные рубцы: оплывшие, багровые, яркие.

— Уродина, да? — сквозь слезы спросила Гермиона, пытаясь вырвать ладони из рук Грима.

В горле образовался тугой комок. Драко не знал, что сказать.

Все в порядке, Гермиона.

Шрамы пройдут, потерпи.

Ничего страшного.

Она не поверит его словам, ведь он тоже в них не верит.

Драко нежно коснулся пальцами ее щеки. Гермиона, широко раскрыв глаза, смотрела на него. Они оба молчали, боясь оборвать ту невидимую связь, что установилась между ними.

— Извини меня. На самом деле, я не истеричка.

— Я вижу, — его губы тронула слабая улыбка.

— Просто все так навалилось. Год выдался тяжелый. Война, постоянное напряжение, ожидание опасности, поиски крестражей. Я так устала думать, бежать куда-то, скрываться от всех, существовать…

Гарри победил Волдеморта, а моя жизнь так и не стала легче. Появление демонов в Хогсмиде, убийство Анабель, жуткое соломенное чучело, убийство Катарины Марлок, взрыв, устроенный подставной вейлой, мое обезображенное лицо. Последняя капля.

Меня и так слишком часто преследуют ночные кошмары. А теперь вкупе с Малфой-Мэнором в них постоянно появляется чучело с крюком.

— Ты сказала Малфой-Мэнор?

— Тебе не обязательно знать об этом, — Гермиона присела на корточки, убирая с пола осколки.

— Репаро! — раздраженно произнес Драко — и стеклянный шкафчик снова целый. — Рассказывай.

Грим присел на пол рядом с Гермионой.

— Меня пытали там, — наконец, сказала она. — Нас поймали егеря после того, как Гарри произнес имя Волдеморта. Столько времени успешно скрывались и попались из-за такой глупости. Нас повели в Малфой-Мэнор, где находился штаб Пожирателей смерти. Гарри и Рона заперли в подземелье, но не меня. Я ведь грязнокровка, следовательно, обычного наказания для меня не достаточно. Вот так.

По ночам мне часто снится один и тот же сон — Беллатриса пытает меня в гостиной Малфой-Мэнора. В моих кошмарах нет сцен битвы в Хогвартсе, момента, когда я увидела «мертвого» Гарри на руках Хагрида… Только гостиная Малфой-Мэнора, лица Беллатрисы и Малфоев, безучастно наблюдающих за моими мучениями. Как же я ненавижу то место и всех его обитателей…

Безучастно? Пожалуй, так оно и было. Когда каждый день видишь чужие пытки, пытаешь кого-то или сам подвергаешься действию Круциатуса, становится абсолютно все равно. Тебя не трогает чужая боль.

— Но Бог их наказал. Как бы я не ненавидела Малфоя, смерти матери никогда б ему не пожелала. Да и вообще никому не пожелала.

Грим какое-то время молчал.

— Я устала, Грим, — первой нарушила молчание Гермиона. — Я больше не могу так жить. Мне нужен отдых от всего плохого, потустороннего, от смертей вокруг меня. Я хочу жить, я хочу наслаждаться жизнью, а не проживать отпущенное мне время в страхе.

— Хорошо, — безразлично ответил Малфой.

— Ты ведь еще вернешься?

Грим, не ответив, трансгрессировал.

Гермиона встала к зеркалу, взяла с полки мазь, оставленную ей целителем Добсоном, и только тогда заметила, что на ее руках не осталось царапин.

* * *

С того дня Малфой навещал Гермиону каждый вечер. Они разговаривали, обсуждали разные темы, часто и с азартом спорили и почти всегда оставались при своем мнении. А иногда просто молчали. В их молчании не было натянутости, неприязни и желания как можно быстрее уйти. Им хорошо и спокойно в обществе друг друга.

В один из таких вечеров Драко по уже сложившейся привычке трансгрессировал в свою квартиру. Он обнаружил Гермиону на кухне. Она отвечала на письма своих друзей.

— О чем пишут твои ненаглядные друзья?

— Привет, — Гермиона радостно улыбнулась. — Гарри и Рон описывают в письмах квиддичный матч против Слизерина, сетуют, что я не видела игру и не присутствовала на вечеринке в честь их победы. Они там такое устроили — наш декан был в бешенстве. Мальчишки!

От нежности в ее голосе Малфоя передернуло.

— Джинни пишет о последних сплетнях в Хогварсте, кто с кем встречается и тому подобное.

— Ты любишь сплетни?

— Нет. Но они бывают интересны, — Гермиона рассмеялась. — А мне приходится врать им про моего отца…

— Ничего лучше я не придумал, — немного раздраженно произнес Драко.

— Ты все отлично придумал! — искренне заверила его Гермиона. — Принял мой облик, разобрался во всех переходах Хогвартса, отпросился у директора, собрал мои вещи, попрощался за меня с друзьями. Я в восхищении, Грим.

— Ох, не просто же добиться вашего восхищения, мисс Грейнджер, — шутливым тоном произнес Драко и прибавил уже серьезно: — У меня для тебя подарок.

Малфой вытащил из кармана мантии узкую длинную коробочку, протянул ее Гермионе. В коробочке оказалась волшебная палочка.

— Попробуй выполнить заклинание.

Гермиона дрожащей рукой прикоснулась к волшебной палочке, ощущая теплое гладкое дерево.

— Акцио, чашка!

Чашка послушно прилетела в ее руки.

— Грим, я не…

— Если откажешься, я уйду, — угрожающе заявил Малфой. — Палочка принадлежала моей матери, я не сразу решился отдать ее тебе.

— Спасибо, — произнесла Гермиона. — А то я не знала, как мне снова объяснять Оливандеру потерю волшебной палочки. Хм, надо попробовать более сложное заклинание.

Гермиона сосредоточилась и уверенно произнесла:

— Экспекто патронум!

Из ее палочки вырвалась серебристая выдра, сделала несколько кругов по кухне и испарилась.

— Кто тебя научил?

— Гарри. Он гений в защите от темных искусств. Овладел Патронусом в тринадцать лет, такое не многим под силу. А мне Патронус всегда дается с трудом, в отличие от всех остальных заклинаний. Не знаю почему. А какой у тебя Патронус?

— Я не умею вызывать Патронус, — горько произнес Грим. — В моей жизни не хватает счастливых воспоминаний.

Жалость и капля недоверия.

Так предсказуемо.

* * *

— Где ты постоянно пропадаешь?

— У меня важные дела, Блез.

— Раньше у тебя было время для друзей. Я вижу тебя только на уроках и в Большом зале. А потом ты загадочным образом пропадаешь или запираешься в своей комнате и не отвечаешь.

— Я учусь играть на скрипке, поэтому ставлю заглушающее заклинание, дабы не ранить ваш нежный слух моей неумелой игрой. Такой ответ тебя удовлетворит? — Драко отвернулся от Забини, намереваясь покинуть общую гостиную. Он и так уже опаздывал на важную встречу.

— Не паясничай, Малфой, — угрюмо произнес Блез. — Твое поведение напоминает всем нам времена шестого курса…

— Всем нам?

Злость.Своя собственная.

Драко резко развернулся. Забини испуганно попятился и налетел на стоящий позади него стол. Послышался грохот падающих книг, звук разливающейся жидкости, несколько недовольных восклицаний.

— Твои глаза…

— Следи за тем, что говоришь, Блез.

Внезапно гостиная погрузилась в темноту — погасли факелы, огонь в камине. По комнате прокатился недовольный гул слизеринцев. Когда свет зажегся, Малфоя в гостиной уже не было. Блез так и остался стоять, растерянно оглядываясь по сторонам.

* * *

Ветер свистел в ушах, далеко внизу мерцали огни Лондона, но в этот раз Малфой не получал привычного удовольствия от полета. В голове вертелись слова Блеза. Его друзья думают, что он опять замыслил что-то связанное с Пожирателями. Как неприятно, как больно, черт возьми.

Да, Малфой отдалился от своих друзей, что скрывать, он полноценно не общался с ними со дня возвращения в Хогвартс.

Но на это были причины.

Как объяснить им свое поведение? Может, сказать правду?

«Я — оживший труп. Я — грязный убийца.

Куда я постоянно пропадаю?

Рыщу по миру в поисках зла, и уничтожаю его, потому что не могу не убивать. Это сильнее меня.

Пэнс, дорогая, я свел с ума твоего дядю. Прости.

Блез, тот маньяк в Министерстве тоже я. Не извиняюсь. Никто из убитых ведь не был твоим родственником.

Да, и… Я не жалею.

Что бы еще добавить?

Я знаю, когда вы мне лжете. Ваши эмоции для меня — открытая книга, часто довольно посредственная. Для меня ваши проблемы: снятые балы, невыполненное домашние задание, отказ девчонки, тупые гриффиндорцы — пустой звук, ничто. Не обижайтесь. Хотите, расскажу вам о своей проблеме? Она у меня всего одна. Хотя даже не проблема — это судьба, неотвратимая, неизбежная, фатальная. Я умираю… Каждый день жизнь по крупицам покидает меня, насколько это вообще возможно у трупа».

Что же ответят его друзья на подобное заявление?

Малфой расхохотался, но из-за ревущего ветра не услышал своего смеха. Драко мог бы сейчас вернуться в Хогвартс, провести время с друзьями, обсуждая с ними какие-нибудь темы, проигранный ими матч с Гриффиндором.

Но он не станет тратить время на бессмысленнее разговоры. Не так он хочет проживать жизнь.

Внизу куранты Биг Бена пробили полночь.

«Минус еще один день от моей жизни», — подумал Драко и трансгрессировал.

Он всегда хорошо видел в темноте. Но с недавних пор лучше любого человека. Зрение, обоняние и слух заметно улучшились с появлением способностей Грима.

Он увидел Гермиону сразу. Она сидела на широком подоконнике, задумчиво глядя в окно, и, кажется, не заметила появления Драко. В ее руке была чашка. Малфой принюхался. Кофе.

— Здравствуй, Грим.

Заметила.

— Не спится.

— Как видишь. Сегодня первый раз за неделю не идет снег, и на небе видны звезды.

— Ты прямо-таки юный звездочет, — с сарказмом произнес Грим.

— Нет. Я всего лишь восхищаюсь красотой мира, в котором живу. Кофе будешь? — без перехода спросила Гермиона. — Из твоих личных запасов.

— Буду, — ответил Драко и присел рядом с ней.

Гермиона взмахнула волшебной палочкой — в его руках появилась чашка. Драко зашипел от боли, фарфор обжег ему руку.

— Извини…

— Сам виноват, — отмахнулся от нее Грим. — И зачем ты восхищаешься красотой мира?

— Зачем? Странный вопрос, — протянула Гермиона и сделала глоток кофе. — Просто наслаждаюсь, а вдруг завтра мне не представится такого шанса. Никто из нас не вечен. Кто знает, доживу ли я до утра?

— Доживешь.

Они пили кофе молча. Малфой смотрел на звезды, размышляя о словах Грейнджер. Восхищаться красотой мира вполне в ее духе.

И в его.

Наслаждаться каждым мигом своего существования, пытаться запомнить этот мир. Память — единственное, что у него останется там. Хотя он не знает этого, но надеется.

Его время летит слишком быстро. И он все чаще проводит его в обществе Грейнджер.

Есть ли здесь скрытая причина? Да какая к черту разница? Ему все равно. Нет времени думать, анализировать, понимать что-то. Только жить.

— Грим, я почти две недели сижу взаперти и не выхожу на улицу, как рекомендовал мистер Добсон. Я так скоро с ума сойду. Мои легкие требуют чистый свежий воздух. — Гермиона замерла, не решаясь продолжить. — Может, прогуляемся?

Драко беззвучно рассмеялся. Храброй гриффиндорке понадобилось немало усилий, чтобы решиться пригласить «страшного и ужасного» Грима на прогулку. Он чувствовал исходящие от нее волны смущения и неуверенности.

— Возьми мантию.

Он не видел, но скорее почувствовал, что Гермиона улыбается. Она быстро схватила мантию со стула, надела ее и с готовностью протянула Гриму руку. Драко крепко сжал ее ладонь и трансгрессировал.

Они оказались на крыше одного из небоскребов.

— Отсюда открывается отличный вид на ночной Лондон.

Ночной город раскинулся внизу подобно огромному живому существу, сотканному из тысячи разноцветных огоньков. Ярко освещенный Тауэрский мост, ровная блестящая гладь Темзы, темно-золотистые росчерки магистралей, бесчисленные огоньки освещенных квартир, офисов, магазинов и ночных клубов.

Гермиона молчала, не в силах оторвать взгляда от великолепной картины.

Восхищение.

То же чувство охватило Драко, когда он впервые побывал здесь. Это было так давно, когда проигранный матч казался самой страшной вещью в мире.

Начался снег. Белые хлопья кружились в воздухе и медленно оседали на крышу. Драко поднял лицо к небу. Снег ложился на его лицо, оставляя на щеках влажные полоски.

Внезапно возникшая мысль пронзила Драко. Захотелось кричать громко, неистово, с надрывом, лишь бы выплеснуть скопившуюся боль.

— О чем ты думаешь, Грим?

— Как же хочется жить…

Гермиона с тревогой и недоумением посмотрела на него.

— Но ты ведь и так живой, твое сердце бьется.

Она положила ладонь на его грудь, затем переместила руку к шее и спустя несколько секунд резко отдернула ее.

— Не понимаю.

— Я мертвый. Всего лишь труп, — на лице Малфоя появилась злая, искаженная болью улыбка.

Ее Непонимание и страх…

Его отчаяние и боль…

Гермиона порывисто обняла Грима, уткнулась лицом в его грудь, глотая подступающие к горлу слезы.

* * *

Гермиона застегнула молнию на сумке и устало опустилась в кресло. Вещи, наконец, были собраны. Сегодня она возвращалась в Хогвартс. Гарри и Рон в письмах заверили, что встретят ее в Хогсмиде, так как им просто не терпится увидеть подругу. И лишние полчаса, за которые карета доедет до ворот школы, они просто не выдержат.

Милые мальчишки… Как же она любила их, и как ей не хотелось лгать им.

Гермиона закрыла глаза и тяжело вздохнула. Шрамы исчезли с ее лица, она полностью выздоровела, прекрасно себя чувствовала, возвращалась к друзьям, по которым сильно соскучилась. Тогда откуда непонятная грусть в душе и нежелание покидать маленькую уютную квартиру, на две недели ставшую ее домом?

Я мертвый. Всего лишь труп.

Слова Грима назойливо вертелись в голове, не давали покоя, откровенно пугали.

Его сердце не билось. Как такое вообще может быть? Существует же какие-то законы физиологии, биологии… Существуют.

Но в случае с Гримом не действуют никакие законы: ни человеческой жизни, ни магии.

— Здравствуй, Грим, — произнесла Гермиона, не открывая глаза.

Она знала, что он здесь. Просто чувствовала. Дуновение ветра, шорох мантии, приветствие Грима — так привычно за две недели.

— Собралась?

— Угу, — Гермиона открыла глаза. Грим сидел в кресле напротив нее, сжимая зеленую папку в руке. — Что это?

— Информация о семье Марлок.

— Нашел что-нибудь полезное?

— Мне не давали покоя слова лже-Катарины, о которых ты мне рассказала. Настоящая Катарина не состояла в Ордене. Значит, ее мать передала свои знания кому-то другому. Раскрыть тайну она могла лишь члену своей семьи, сестре, тете, племяннице, но обязательно вейле. Но в соответствии со сведениями, полученными мною из надежных источников, семья отвернулась от Анжелины сразу после того, как Катарину посадили в Нурменгард. Отвернулись все кроме родного сына — брата-близнеца опозорившей весь род Катарины. Он, как бы выразиться, вейл. Специально уточнил у специалистов, если у него родится дочь, она будет вейлой. То есть, по сути Анжелина все сделала верно.

Я уверен, что Кристиан Марлок числится членом Ордена.

— И ты собираешься встретиться с ним? — уточнила Гермиона.

— Собираюсь. Но дело в том, что Кристиан пропал три месяца назад. Он работал журналистом в газете «Мистерия» и проводил исследования в области проклятых магловских городов для очередного выпуска. Вместе с друзьями он отправился в один из таких городов на Оркнейских островах.

— Их искали?

— Поисковая группа также пропала. Но я собираюсь найти Кристиана Марлока, потому что других зацепок об Ордене у меня нет, и вряд ли появятся.

Я думал рассказать тебе об этом раньше, но ты захотела «пожить спокойно», и я молчал. Хотя твоя помощь и знания магловского мира мне бы пригодилась, — как бы между прочим добавил Грим.

Гермиона внимательно посмотрела на него. Если она сейчас откажется, в ее жизни больше никогда не будет демонов, загадочных смертей, погоней за мифическим Орденом, взрывов полубезумных вейл, Грима.

Он уйдет, приняв ее желание, и никогда не вернется.

Жизнь без ночных встреч на Астрономической башне, философских разговоров, удивительных прогулок по всему миру.

Без Грима. Раньше Гермиона бы не задумываясь согласилась. Но не сейчас.

Сейчас она не представляла жизни без него. Глупо, нерационально, неправильно и, наверное, не взаимно. Но по-другому она уже не могла.

Драко в отчаянии шарил руками по мерзлой земле, мелкие камни и корни растений царапали ладонь. Необходимо было найти хоть что-нибудь, способное задержать монстра. Рука нащупала нечто холодное и твердое, Малфой схватил это и со всей силы ударил по нападавшему. Тело описало в воздухе дугу и отлетело на сотню метров вперед.

В ладонях что-то зашевелилось, Грим с отвращением отбросил отрубленную руку. Она так же скрылась в темноте.

Малфой удивленно посмотрел на свои ладони. Сила вернулась к нему.

За 37 часов до этого.

— Я собираюсь отправиться в «проклятый» город сегодня. А если быть точнее. — Грим посмотрел на часы, — через десять минут.

— Но сегодня я возвращаюсь в Хогвартс.

— Думаю, будет лучше, если ты вернешься в школу в понедельник. Ведь никто не знает, что может встретиться нам в загадочном городе Тарбет, — устрашающим голосом добавил Малфой.

«Всего два дня без ребят», — мысленно уговаривала себя Гермиона.

— Если ты так не хочешь, я в любой момент перенесу тебя в школу. Ты не обязана жертвовать своими планами и желаниями, — напомнил Грим.

— Я знаю, я все это знаю, — покачав головой, произнесла она. — У тебя есть сова?

Гермиона широко улыбнулась и Драко не смог сдержать ответную улыбку.

* * *

На много миль впереди, до самого горизонта, простирались покрытые снегом круглые низкие холмы, пустоши на темно-серой, с примесью белого песка, земле, торфяные болотца, заросшие мхом. Узкая линия шоссе едва заметной темно-серой полосой петляла меж холмов. Громадные серо-бежевые валуны, сложенные в изгороди, ограничивали луга, на которых когда-то паслись стада овец.

Край казался заброшенным: ни шума машин, ни животных, ни даже старых пастухов, зорким оком следящих за отарой овец. О жизни в этом месте напоминал лишь маяк, зеленый луч которого прорезал белесую пелену тумана.

Вблизи маяка находился маленький одноэтажный коттедж с белыми свежевыкрашенными стенами и деревянной крышей. В окнах горел свет.

— Сначала надо придумать убедительную причину, — произнесла Гермиона, перехватывая руку Грима, готового постучать в дверь.

Но поздно — дверь резко распахнулась.

— Зачем пожаловали? — грубо спросил смотритель, направив дуло ружья в их сторону.

— Мы…

— Империо, — зевнув, произнес Малфой.

Смотритель уронил ружье, которое с глухим стуком ударилось о деревянные половицы, переступил через него и, громко шаркая, пошел внутрь дома.

— А нельзя было воспользоваться другим способом? Более цивилизованным и гуманным? — возмущенно поинтересовалась Гермиона.

— Можно было привязать его к стулу и силой выбить из него информацию. Но это негуманно. Какая жалость, — притворно расстроенным голосом произнес Малфой. — Ах да, можно было потратить кучу времени на создание правдоподобной легенды.

— Но…

— Грейнджер, достаточно утомлять меня своими укорами. Верь, моя совесть спокойна, — произнес Малфой, зайдя в ярко-освещенную комнату, и осмотрелся.

Возле стены стоял старый просевший диван, накрытый красным покрывалом, перед ним, на тумбочке, весело бормотал про новейшие чистящие средства телевизор, в углу беспорядочной кучей валялись книги и газеты. Обои отсутствовали, стены украшали вырванные из журналов старые плакаты. Так репродукция «Моны Лизы» соседствовала с плакатом группы Битлз, «Ночной дозор» Рембрандта — с портретом королевы Великобритании.

Малфой милостиво приказал смотрителю сесть на диван, дабы не держать старика долго на ногах. Гермиона села на единственный в комнате стул, Грим встал возле окна, с недоумением и интересом осматривая маленькую икону, стоящую на подоконнике.

— Итак, начнем. Что вы знаете о проклятии города Тарбет? — оторвавшись от созерцания иконы, спросил Драко.

Старик облизнул пересохшие губы.

— Тогда я проработал на маяке уже два месяца. Раньше я жил в городе Керкуолл, но там так и не смог найти работу, поэтому с радостью согласился на предложение стать смотрителем маяка. Конечно, жить на другом острове мне не хотелось, но я успокаивал себя мыслью о том, что здесь не то что на остальных островах: смотритель маяка — вот и все население. Город Тарбет. Хотя городом это поселение назвать сложно. Раньше там находился богатый средневековый город норвежских ярлов, правивших Оркнейскими и Шетландскими островами.

В начале семидесятых годов население города составляло около трехсот человек, большинство из которых были старики. Молодежь уезжала учиться и работать на большую землю.

Я приехал на остров в октябре (как сейчас помню, еще тепло было), проработал два месяца. И приближался Новый год, значит, — старик задумался. — В Тарбете в этот день по обыкновению устраивали шумные гуляния, украшали улицы гирляндами, деревья — разноцветными фонарями и прочей мишурой. Концерт вроде бы хотели сделать на главной площади. Мне еще так обидно стало, что я всего этого не увижу. Ночью необходимо было следить за маяком, с электричеством как назло перебои были.

— С электричеством? — Драко обернулся к Гермионе. Старик замер на полуслове, смешно раскрыв рот.

— Потом объясню, — одними губами произнесла она.

— Конечно, в Новый Год вряд ли кто к нашим берегам причалил бы, но кто знает этих пьяных моряков! — негодующе произнес смотритель. — Но, как оказалось, сама Дева Мария спасла меня в ту ночь. Я вернулся на маяк, когда на улице еще светло было. Меня будто что-то гнало домой.

Наступил Новый Год. Я посмотрел, как часы на Биг-Бэне пробили двенадцать, на ликующую толпу в столице, и ждал, когда в небе над Тарбетом расцветут огни праздничных фейерверков.

Но ничего не было. Абсолютно. Я прождал до утра, но никто из моих друзей, ни Мария, обещавшая принести мне свой фирменный пудинг, не пришли. А когда я на утро отправился в Тарбет, то не смог пройти дальше указателя, ограничивающего черту города! И на следующий день тоже, и через неделю. Никто из жителей не появлялся на окраине, словно население Тарбета вымерло.

В первые месяцы приезжала полиция, чиновники, спецслужбы, но никто не смог проникнуть в город и толково объяснить, что случилось. А потом появились люди в мантиях на манер вашей, господин, — старик указал на Малфоя. — Ходили вокруг, проверяли что-то, но в город попасть тоже не смогли. Довольно скоро они исчезли, и все — власти, полиция, жители соседних островов — позабыли о городе.

Почти каждый год, а то и чаще, появлялись всякие ученые, искатели приключений, другие странные личности, пытались разгадать тайну проклятого города. И они пропали, все до единого. Никто не вернулся.

Я уверен, что тут не обошлось без происков дьявола!

В окнах задрожали стекла, форточка распахнулась, занося в комнату потоки ледяного холода и снега.

— Когда это произошло, когда жизнь исчезла из города? — задала вопрос Гермиона.

Старик беспомощно посмотрел на Малфоя, тот кивнул, разрешая ответить на вопрос.

— Первого января 1971 года.

В телевизоре диктор громко закричал: «ГОЛ!»

— Думаю, мы узнали все, что смогли, — произнесла Гермиона, вставая.

Драко подошел к смотрителю.

— Когда ты проснешься, то забудешь, что видел нас и разговаривал с нами. А сейчас спать!

Старик поспешно лег, укрылся красным диванным покрывалом и захрапел. Гермиона и Драко растворились в воздухе.

На подоконнике упала миниатюрная икона.

* * *

— Мы трансгрессировали прямо к дорожному указателю, — заметила Гермиона.

На указателе висели две таблички. На первой значилось «г. Тарбет», на второй — «Собор святого Ренгвальда Оркнейского — 7 миль».

— Странно. Дальше я не могу трансгрессировать, здесь будто невидимая преграда.

— Трансгрессионный щит? — предположила Гермиона.

— Щит мне не помеха, — пробормотал Грим, — но проникнуть прямо в город у меня не получается. Как будто магия не действует.

Гермиона, нахмурившись, порылась в своих карманах, вытащила оттуда перо, горсть серебряных сиклей и фотографию Рона, с которой он радостно махал и улыбался.

— Везде носишь с собой фотографию любимого?

— Нет. — Гермиона смутилась. — Я еще в прошлом году забыла выложить ее из моего старого пальто. И сейчас это вообще не важно.

Где начинается черта, за которую ты не можешь переместиться?

Установив границу, Гермиона бросила за ее пределы фотографию. Раздался тихий свист.

— Ты слышал?

Драко кивнул и указал на фотографию. Изображение на ней больше не двигалось: Рон застыл с блаженной улыбкой на устах. Теперь это была заурядное магловское фото.

Малфой нагнулся и поднял фотографию, возвращая ее в пределы границы. Ничего не поменялось.

— Словно кто-то забрал из нее волшебство, — пораженно произнесла Гермиона. — Я предполагала, что мы столкнемся с каким-нибудь мощным волшебством, а не с полным его отсутствием. Сюда бы машину. Придется столько идти.

— Ты все еще готова идти туда?

— У меня есть выбор? — вопросом на вопрос ответила Гермиона.

— Выбор есть всегда. Ты можешь вернуться, пока не поздно.

Гермиона улыбнулась:

— Ты не справишься без меня.

Грим неопределенно пожал плечами и протянул ей руку. Вместе они шагнули за черту.

Снежная целина была не тронута: никаких следов человека или животного. Долгое время пейзаж не менялся, лишь сплошная белая равнина. Но стоило перейти старый шаткий мост через реку, как стал виден город. В тени деревьев скрывались сгнившие деревянные гаражи и сараи с покосившимися дверями и окнами. Брошенные машины и велосипеды, покрывшиеся слоем грязи, валялись посреди дороги. Сквозь разбитые окна витрин виднелись запорошенные снегом прилавки и свертки с товарами.

Узкие кривые улочки были вымощены светло-бежевыми каменными плитами. Под серыми террасами невысокие дома печально глазели слепыми окнами на пустые улицы. Отдельно над всеми возвышались остроконечные купола собора.

В городе царила заброшенность и тишина. Ни гула машин, ни звука человеческой речи, ни шума ветра, бьющегося в окна. Ничего. Такая тишина, от которой, казалось, лопались барабанные перепонки. Потому что не может быть так тихо в городе. Не бывает.

Внимание Гермионы привлекла одна афиша. Она единственная находилась под стеклом, и было еще возможно различить хоть что-то на ней.

«Праздничный концерт “Новый Год-1971”»

— Руки вверх! — услышала Гермиона и медленно повернулась.

Двое мужчин стояли, направив ружья в сторону нее и Грима. У одного из них, того, кто был повыше и помоложе, правый глаз скрывала грязновато-серая повязка, придающая жалкий, какой-то нищенский вид. Второму на вид было около сорока лет. Широкоплечий, коренастый, то ли загорелый, то ли от природы смуглый, с длинной черной бородой, в длинной выцветшей тельняшке, торчащей из-под куртки, он казался похожим на лихого морского разбойника, бороздящего морские просторы.

— Я еще тогда хотел тебя спросить, что это за дудка?

— Этим маглы убивают друг друга.

«Изобретательно», — подумал Грим.

— Маги, значит? — спросил тот, кто был с повязкой на лице.

— Да, — ответила Гермиона. — А вы…

— Чего вам здесь понадобилось?

— Мы из детективного агентства, — соврал Малфой. — Нас послали на поиски Кристиана Марлока.

— Тут его уже разыскивал один урод…

— Не кипятись, Хосе, — положив ему руку на плечо, произнес второй мужчина. — Может, они и взаправду ищут Криса. Да и тем более он с бабой.

— И что с того? Один глаз мне уже выкололи, ты хочешь, чтоб и второй тоже? — взвился Хосе.

— Успокойся, для завтрашней вылазки нам понадобится живая сила, так что появление новичков как нельзя вовремя. И мы всегда успеем оставить их после полуночи на улице. Вы, — он обратился к Гриму и Гермионе, — за мной. И без фокусов. Сбежать вам отсюда все равно не удастся.

Для большей убедительности Хосе нацелил им в спины ружье.

— Куда вы нас ведете? — спросила Гермиона у второго мужчины, который казался ей вменяемым, в отличие от Хосе.

— В собор, мисс. Помолимся о нашем спасении.

Хосе оглушительно расхохотался, вскоре его смех превратился в череду булькающих звуков, а затем в громкий надсадный кашель. Мужчина остановился, тяжело дыша, оперся на ружье.

— Что с ним? — спросил Малфой.

— А пожил бы ты как он пять месяцев… Эх, что говорить об этом, вам пока все равно не понять. Хосе, я доведу их один. За мной, ребята.

Собор святого Ренгвальда Оркнейского производил тягостное угнетающее впечатление. Массивные башни, покрытые темно-серой черепицей, толстые стены, сложенные из красноватого камня, маленькие полукруглые окна, в которые, казалось, не мог и не хотел попадать солнечный свет. Три остроконечных башни собора венчали тонкие, почти невесомые кресты. Потускневшие от времени и непогоды, они едва различались на фоне серого мглистого неба. Входом в собор служила огромная, в два, а то и три человеческих роста арка, внутри которой удачно скрывалась невидимая снаружи и обитая железными листами дверь.

Гермиона с некоторой опаской шагнула в открытую дверь, не зная, что ожидает ее внутри. Но стоило переступить порог, как чувство покоя и защищенности с головой накрыло ее. В обители господней не может быть зла.

Портал при входе украшал рельеф Страшного суда: вечные муки грешников в аду и блаженство праведников в раю. Грим остановился, рассматривая картину со смесью ужаса и восхищения. Лица, искаженные мукой, адские чудовища, изрыгающие огонь, человеческие тела… Он видел все это.

Гермиона окликнула Грима, и странное оцепенение спало. Картина осталась лишь картиной.

Каменные своды центральной части собора покрывали старинные фрески с изображением библейских сюжетов, из ниш на вошедших печально взирали статуи святых, скамьи, на которых обычно сидели прихожане, отсутствовали. Вместо них пространство занимал сооруженный вручную очаг, вокруг которого в беспорядке валялись полусгнивший матрас, старые грязные одеяла, пластмассовый табурет, лакированная крышка стола, ворох тряпок.

— Моника, принимай новичков!

У костра шевельнулась куча тряпья, оказавшаяся живым человеком.

— А они зачем сюда пожаловали?

— За Кристианом.

— Мерлин, опять? Мне хватило прошлого раза, можно подумать, у нас и так напастей нет.

— Я пойду разыщу Криса, пусть разбирается.

Он ушел, скрывшись в одном из проходов собора. Моника что-то помешивала в котле, изредка кидая туда какие-то травы.

— Садитесь, чего встали? — грубо сказала она. Грим и Гермиона послушно уселись рядом.

Вблизи им удалось внимательно рассмотреть Монику. Грязные, спутанные светлые волосы беспорядочно спадали на плечи, еще молодое лицо, на лбу и щеках бороздили морщины; старая, потертая, залоснившаяся от времени одежда мешком висела на ее худом теле, делая всю ее фигуру непропорциональной, безобразной.

Моника на миг оторвалась от созерцания булькающей жидкости в котле и перевела взгляд на Драко и Гермиону, покачала головой и снова уставилась в котел.

— Ты что-нибудь понимаешь? — тихо спросила Гермиона.

— Нет.

Единственное, что знал Грим, — впервые за полгода он не чувствует чужих эмоций. А это подтверждало его догадку. В городе не существовало магии.

— Ваш приход к беде. С появлением новичков город забирает кого-то из нас. Хотя, возможно, завтра ночью вы пригодитесь. Если нас будет больше, шансы на удачный исход увеличиваются, — пробормотала себе под нос Моника. — Ничего не понимаете, да? Когда я с мужем впервые очутилась в соборе, тоже ничегошеньки не понимала. Мне объяснили.

Вот дождемся остальных, и вместе объясним вам. Но лучше любого из нас ночь расскажет. Да, первая ночь в Тарбете. Незабываемо…

Гермиона шумно вздохнула. Эта странная ситуация напоминало ей какую-то детскую страшилку, рассказанную перед сном в летнем лагере. Только вот одним из главных персонажей страшной истории оказалась она сама.

— Извините, Моника, да? Сколько здесь живет человек?

— Гордое название человек носят пятеро: я, Кристиан, Хосе, Майкл и Френсис, который привел вас.

— Гордое название человек, — пробормотал Малфой. — К чему такие высокопарные слова?

— Высокопарные слова? — прошипела Моника. — Ночью вы поймете отличие человека от нечеловека.

Женщина обиженно засопела и отвернулась. Послышались чьи-то голоса, пыхтение, непонятный скребущий звук. Вскоре в соборе появились четверо мужчин, нагруженные ветками, деревянными досками, ведрами с водой. Они оставили все это возле пустой ниши и, хмуро глядя на новичков, присели возле очага.

Гермионе стало неуютно под их взглядами, она инстинктивно прижалась к Гриму, ища у него поддержки и защиты.

— Так это вы ищите меня? — спросил высокий молодой человек с длинными светлыми волосами, спускающимися ниже плеч. Он был очень похож на свою сестру.

— Да. В наше детективное агентство поступил запрос на поиски Кристиана Марлока, — ответил Малфой.

— Кто заказал мои поиски?

— Ваш работодатель.

— И как же звали моего работодателя?

«И как же его звали?» — спросил себя Драко. Он попытался вызвать перед собой образ личного дела Кристиана, которое он читал вчера днем. Редакция «Мистерия», фамилия хозяина еще привлекла его внимание.

— Поттер, — произнес Малфой.

Гермиона недоуменно уставилась на Грима и посмотрела на Кристиана, лицо которого приняло дружелюбное выражение, из ярко-синих глаз исчезла угроза.

— И? — нетерпеливо произнес Хосе, обращаясь к Кристиану.

— Я не берусь ничего утверждать, но тот не смог ответить на самый простой вопрос, кто его, собственно, нанял.

— А как называется ваше детективное агентство? — спросил Френсис.

— «Квэст».

— Что-то я не слышал такого названия.

— Мы создали нашу поисковую группы полгода назад. Во время войны множество волшебников пропало без вести. Наша задача: найти пропавших людей или, на худой конец, указать родственникам места их захоронения, так как многие даже не имею могил.

Послушайте, Кристиан. Нас наняли на ваши поиски, заплатили достойную сумму. Просмотрев документы, касающиеся вашей работы изучения «проклятых» городов, план первой экспедиции по вашему розыску, мы с коллегой. — Драко кивнул в сторону Гермионы, — пришли к выводу, что поиски необходимо начать с города Тарбета. Мы прибыли сюда, нас встретили с этими диковинными трубками, привели сюда как преступников. Черт возьми, объясните, что происходит, и почему магия не работает?!

— Вы ведь не использовали волшебные палочки, переступив черту города? — спросил Френсис, задумчиво потирая бороду.

— Нет. Мы провели эксперимент с фотографией и решили до определенного момента не использовать волшебные палочки.

— И этот факт вас не остановил. Прискорбно. Хорошо хоть догадались не размахивать палочкой во все стороны, иначе лишились бы магии навсегда, — произнес до сих пор молчавший Майкл, мужчина шестидесяти лет, с седыми редкими волосами, короткой неухоженной бородой и усами, черными глазами, которые зрительно увеличивались круглыми очками в бордовой оправе.

— А вы откуда это узнали?

— Прежде чем по своей глупости сунуться в Тарбет, я тщательно изучил явления, связанные с городом, а также рассказ очевидца, которому удалось сбежать отсюда. Правда, я не совсем уверен в достоверности полученных сведений, так как нашел его в психиатрическом отделении больницы святого Мунго. Но пока большая часть его рассказа нашла себе подтверждение. Например, то, что этот город — ловушка, из которой нельзя выбраться.

Вы не пробовали перейти через мост в направлении, обратном тому, по которому вы шли. Нет? Но вы бы и не смогли. Наткнулись бы себе на такую невидимую стену, окружающую весь город. Даже в море вы не проплыли бы дальше сотни метров от берега.

Готов биться об заклад, что вы не поверили рассказам о проклятии города?

Гермиона и Драко синхронно кивнули.

— Они появляются после полуночи и свирепствуют всю ночь до рассвета. Здесь, в городе, их появляется сравнительно немного, большая часть обитает на окраине города, там, где находится старинное городское кладбище.

Уже скоро вы все увидите сами.

«Мерлин, как же мне надоели эти загадки и недомолвки, — подумала Гермиона, яростно глядя на Майкла, на лице которого застыло выражение предвкушения чего-то безумного увлекательного. — Да что же тут происходит? Молчат. Хотят еще больше запугать, будто получают от нашего страха какое-то извращенное удовольствие».

В одно мгновение все эти люди разом утратили интерес к новоприбывшим в город: Френсис ушел вместе с Хосе, Моника продолжила варить рыбную похлебку, Майкл достал откуда-то книжку и принялся за чтение, Кристиан сидел, обхватив голову руками, и что-то шептал себе под нос.

— Почему вы и остальные испугались, узнав, что мы ищем вас? — робко спросила Гермиона.

— Почему, почему... Да потому. В прошлом месяце появился один человек. Тоже меня искал, а как увидел и узнал, что я и есть мистер Марлок, выхватил палочку и крикнул смертельное заклинание. Понятное дело, я от него и насморк не подхватил, но, сами понимаете, приятного было мало.

Драко понимающе хмыкнул.

— Но и тут он не успокоился, бросился на меня, пытался задушить голыми руками. И ему почти удалось. Хвала Мерлину, появился Хосе с ножом. Правда, этим же ножом ему глаз и выкололи. Но потом уже подоспели остальные, Климент (тогда он еще был жив) скрутил его, попытался добиться у него объяснений, но тот молчал. Попытавшись, отпустить его мы встретились с его глухой жаждой прикончить меня. Пришлось оставить его на ночь вне стен собора.

— И?

— Утром его не было.

— Так что, если вдруг решите убить Кристиана, ваша участь будет такой же, — добавил от себя Майкл, оторвавшись от чтения.

Моника тихо, противно засмеялась. Гермиона нервно дернулась и почувствовала, как Грим ободряюще сжал ее руку.

— Как вы здесь живете? Где берете воду, еду?

— В реке мы берем воду, ловим рыбу, которой в основном и питаемся. Животных здесь нет уже около тридцати лет, но птицы иногда появляются. Хосе — отличный охотник, и однажды у нас был настоящий пир. — Кристиан мечтательно закатил глаза. — Но когда у нас не получается словить рыбу или птицу, найти склад с консервами тридцатилетней давности появляются такие как вы — новички. Конечно, лучше, когда они маглы, и когда в их рюкзаках оказывается свежий хлеб, колбаса и даже шоколад.

Да…Городу нужны мы живые, то есть, он, конечно, убивает нас потихоньку, но умирают одни — появляются другие. Больше полугода в Тарбете никто не выдерживает. Кто-то сходит с ума, кто-то погибает в бездумной попытке выбраться отсюда или позабыв о предосторожности. Так или иначе, даже самые умные, сильные, осторожные неизменно совершали ошибки и умирали.

— И мы умрем. Если завтрашняя попытка окажется неудачной, — подал голос Майкл. — Все, я прочитал, можно в топку, — он отшвырнул книгу в сторону.

Гермиона подняла ее и прочитала название: «Д. Остен. Гордость и предубеждение».

— Можно мне взять почитать?

— Бери. На очереди в костер еще «Капитан Нэмо» и «Война и Мир», — легко согласился Майкл.

Гермиона поблагодарила старика и открыла книгу. На форзаце была сделана надпись простой синей ручкой:

«С Днем Рождения, моя дорогая Аннет!

Желаем счастья, здоровья и большой любви. Пусть удача сопутствует тебе всю твою долгую, счастливую жизнь.

Твои тетя Маргарет и дядя Артур.

5 ноября 1970 г.»

Кто знал, что случилось с этой девочкой? Погибла ли она от той страшной опасности, о которой Гермионе лишь придется узнать, или жила, а точнее, выживала несколько лет в стенах собора?

Снаружи началась настоящая снежная буря. Через какое-то время вернулись Хосе и Френсис, сетуя, что если завтра будет та же погода — всем планам конец.

Моника объявила, что похлебка готова. Драко и Гермионе вручили по тарелке и ложке и налили горячую остро панующую рыбой жидкость, в которой плавали большие куски рыбы.

Малфой скривился, съев пару ложек супа.

— Не вкусно, да? — воскликнула Моника.

— Я не говорил этого, — спокойно ответил Грим.

— Ну конечно! — Моника вскочила со своего места и тяжело заковыляла куда-то в сторону арки.

— Не обращай внимания, — произнес Френсис. — Она такая со всеми. Беременность как никак. Хотя она всегда готовила неважно. Но из нас, мужчин, никто никогда у плиты даже и не стоял.

— Бедная женщина. А каким образом она сюда попала? — поинтересовалась Гермиона.

— Она приехала сюда вместе со своим мужем, ученым-археологом, который прибыл изучать древние археологические культуры. Его особенно интересовал кромлех* в северной части города, — ответил Френсис.

— А вы? — спросил Драко.

— Я? Я скрывался от Пожирателей Смерти. Но я не собираюсь говорить об этом, мистер… Да, — спохватился Френсис. — Мы совсем забыли о правилах приличия, даже не спросили ваших имен.

— Джейн, просто Джейн.

— Джон.

— Ну что, Джон и Джейн, добро пожаловать в Ад!

* * *

Гермиону и Драко поселили в бывших кельях монахов. В маленькой комнате кроме голых каменных стен была лишь старая хлипкая кровать, накрытая тонким рваным одеялом и трехногий табурет.

— Если хотите, свободна еще одна комната, более просторная, но я бы не советовал селиться там. Перед вами там один парнишка жил, нервный был очень (хотя мы тут все такими становятся). В кровать мочился, запах до сих пор не выветрился. Да и вдвоем теплее будет, вам дров только на половину ночи хватит: мы ведь не рассчитывали на ваше появление.

— Спасибо, Кристиан. Мы сами все решим. — Гермиона вошла в комнату.

— Небось, хорошо будет с бабой под боком, или не под боком, — задорно хохотнув, заметил Кристиан. — Сегодня моя очередь дежурить. Хоть в собор они не пройдут, но на всякий случай мы каждую ночь выставляем охрану. Да и огонь надо поддерживать, спичек давно не осталось…Захочешь, приходи вниз, заодно и расскажешь, что там в мире еще произошло.

— Я приду.

Малфой подождал, пока Кристиан скроется за поворотом, и вошел в келью.

— Холодно здесь, — произнесла Гермиона. Она сидела на кровати, обхватив себя руками, словно пытаясь защититься от чего-то.

— Холод — недостаток больших каменных замков. Уж поверь мне.

Малфой не чувствовал ее эмоций, но был уверен, что Гермиона напугана. Очень напугана.

— Тебе не кажется, что мы слишком часто спим вместе? — грустно улыбнувшись, произнесла она.

— Я думаю, недостаточно часто, — серьезным голосом заявил Драко.

И снова непонятно, что она чувствует. Как же сильно не хватает способностей Грима.

— Я хочу попробовать поговорить с Кристианом об Ордене. Кстати, как он тебе?

— Пока непонятно. Но, увидев его, я поняла, что отныне мне нравятся только блондины.

— Даже так?

— А какого цвета твоя шевелюра, Грим? Или ты скрываешь под капюшоном лысину?

Драко рассмеялся.

— Ты раскрыла мой секрет, — театрально всплеснув руками, произнес он. — Пойдешь со мной к Кристиану?

— Думаю, ты и без меня все ему объяснишь. А я пока почитаю, может, хоть это меня отвлечет.

— О чем она? — Драко выхватил из ее рук книгу.

Гермиона попыталась отобрать ее, но Грим даже без магии был намного сильнее гриффиндорки.

— Золотая классика мировой литературы! «Гордость и предубеждение» — роман, неподвластный времени. Поразительный по глубине и психологизму, написанный легким прозрачным языком, он повествует о судьбе молодой женщины и ее любви — нелегкой, полной неуверенности, ошибок и сомнений, — прочитал Малфой аннотацию. — Любовный роман? Грейнджер, ты становишься похожа на сорокалетнюю девственницу, увлекающуюся подобным чтивом.

— Ты ничего не понимаешь в магловской классике! Это не какая-нибудь макулатура, в которой увидел — сразу вспыхнула неземная страсть, затем продолжительный бурный роман и свадьба, — с обидой в голосе произнесла Гермиона.

— Так просвети меня, — с усмешкой парировал Малфой.

— Книга «Гордость и Предубеждение» рассказывает о заблуждениях молодой девушки Элизабет Беннет и молодого мужчины мистера Дарси в отношении друг друга.

Элизабет практически ненавидела мистера Дарси, видя в нем лишь напыщенного аристократа, заносчивого гордеца, а после (из-за несправедливого обвинения) подлеца и негодяя. Дарси же считал общество, в котором вращалась Элизабет, пустым и провинциальным, ее мать и сестер необразованными и вульгарными.

Постепенно главные герои преодолевают свою гордыню и предубеждение, избавляются от ложных взглядов друг на друга, и тем самым находят настоящую любовь.

— И ты веришь в такую любовь? Нет, не так: ты веришь, что такая любовь в принципе возможна?

— Почему нет?

— А ты бы смогла? Изменить мнение о каком-то человеке, которого ты, возможно, ненавидела, и влюбиться в него?

— Нет. Обычно мое первое впечатление о человеке является верным, и я крайне редко изменяю его. Я даже не знаю, что могло бы заставить меня поменять сложившееся за долгое время мнение, тем более о человеке, который мне неприятен.

Влюбиться в человека, которого ненавижу — это не про меня. Наверное, я слишком консервативна. А ты бы смог?

Драко подошел к двери, взялся за дверную ручку и произнес:

— Я уже давно смог. Дверь бесшумно затворилась за Гримом. С его уходом в комнате сразу стало как-то холодно и неуютно. Исчезло ощущение безопасности, которое Гермиона чувствовала, находясь рядом с Гримом. Он своей непоколебимой уверенностью вселял в нее веру, что ничто не способно сломить его. И даже проклятому городу это не под силу.

Незаметно для себя она задремала. Внезапно жуткий душераздирающий вопль, многократно отражаясь, раздался в стенах собора. Гермиона вскочила на ноги, мгновенно сбрасывая с себя оковы сна. Где-то наверху горестно заголосили, кто-то крикнул: «Западная башня!»

Гермиона выскочила из комнаты, быстро пересекла темный коридор и столкнулась с Кристианом, который, не говоря ни слова, взял ее за руку и потащил вверх по каменной лестнице. Факел в его руке вспыхивал и чадил, дрожащее пламя выхватывало мрачные картины на потолке и стенах, статуи святых с необъяснимой печалью в неживых глазах и лицах, арки, за которыми начинались другие коридоры и ответвления, пугающие своей темнотой.

Наконец, Кристиан остановился, достигнув верхней площадки башни. Под ногами захрустели мелкие осколки. Возле разбитого окна стоял Френсис, отрешенно глядящий в темнеющую бездну, Майкл успокаивал истерично голосящую Монику.

— Хосе выбросился из окна, — пояснил Френсис и обратился еле слышно к самому себе: — Как же хочется выпить.

Кристиан до боли стиснул руку Гермионы. Девушка беспомощно огляделась на Грима, который стоял позади нее, но он молчал, то ли пораженный услышанной новостью, то ли чем-то иным.

— Почему он выбросился? — спросила Гермиона.

— Откуда нам знать, что творится в головах самоубийц? — покачав головой, произнес Майкл. — Хосе серьезно болел, он пережил поистине ужасную смерть жены, и видеть ее по ночам было для него невыносимо… Бедный, он сходил с ума.

— Надо как можно скорее забрать тело, — вздохнув, произнес Кристиан, — и сжечь. Кто со мной?

Френсис отвернулся к окну, сделав вид, что не услышал. Майкл повел Монику в ее покои.

— Кристиан, я пойду с тобой, даже если ты отпустишь мою руку, — заметила Гермиона.

— Ох, извини, — Крис галантно поцеловал ее руку. — Джон, может, ты мне поможешь?

— Конечно.

Снаружи была настоящая снежная буря. Ветер нещадно прижимал деревья к земле, ломал ветки, черепицу на крышах домов, оставшиеся еще целыми стекла в домах.

Сквозь шум ветра отчетливо раздался другой звук. Дрожала земля.

— Что это? — спросил Малфой.

— Поздно. — Кристиан замер на нижней ступени, так и не ступив за пределы храма.

Белоснежная равнина покрывалась трещинами на их глазах: трескалась земля, лопался асфальт. Из недр медленно вылезали существа. Сначала на поверхности появлялись белые, с синеватым оттенком, руки, страшные лица с бессмысленно-тупыми взглядами красных заплывших глаз, а затем и тела — белые, раздувшиеся, с налипшей грязью на груди и ногах и следами разложения.

Гермиона почувствовала, как страх окутывает ее своей липкой холодной сетью. Инферналы вылезали из земли и, покачиваясь от ветра, брели к храму. Из снежной темноты возникали новые и новые силуэты.

Гермиона отчаянно закричала и на негнущихся ногах побежала внутрь собора, подальше от кошмара, воплотившегося наяву. Кристиан и Драко последовали за ней.

— Не успел? — равнодушно спросил Френсис.

Кристиан отрицательно покачал головой.

— Ну что ж, завтра, возможно, увидим его, — произнес Майкл.

— Они появляются каждую ночь? — спросил Драко.

— Да. С полуночи и до рассвета наступает их время. И не приведи вас Мерлин выйти за пределы собора. Иначе вы будете разорваны на части.

— Почему они не могут войти в храм?

— Это святое место, — ответила Моника и поцеловала висящий на ее шее крестик. — В церкви нет и не может быть зла.

— И завтра вы собираетесь пройти сквозь заслоны озлобленных, готовых разорвать вас на части инферналов? — не веря в то, что говорит, спросил Малфой.

— Совершенно верно, молодой человек. В полночь открывается путь через мост — а это единственная возможность покинуть Тарбет. И мы не отступимся от нашей затеи. Но обо всем завтра. Нам всем необходимо хорошо выспаться. Никто не против, если я возьму одеяло Хосе?

Дружное молчание было ему ответом.

— Ты как, нормально? — спросил Драко, подойдя к Гермионе.

— Нет, не нормально! — воскликнула Гермиона. — Как я могу чувствовать себя нормально, зная, что город кишит ожившими трупами? Я до смерти боюсь их с тех пор, как мертвое чучело чуть не убило меня из-за трубки!

— Грейнджер, сейчас мне меньше всего нужны твои истерики.

— Так уходи, Грим, — жестко произнесла Гермиона. — Крис, можно мне посидеть с тобой?

— Конечно, ты доставляешь мне удовольствие одним своим присутствием.

Гермиона благодарно улыбнулась ему и присела рядом. Кристиан дождался, пока все уйдут и спросил:

— Прости, но я тут подслушал ваш разговор с Джоном. — Кристиан обескураживающе улыбнулся, и Гермиона почувствовала, как губы сами собой складываются в улыбку. — Тебя едва не убили из-за трубки?

— Да. Но мне сейчас не очень хочется вспоминать об этом. Я тебе обязательно расскажу, если мы выберемся отсюда.

— Ловлю вас на слове, мисс.

— Я всегда держу свое слово. Джон посвятил тебя в цель нашего прибытия, — Гермиона не спрашивала. — И ты спокойно это воспринял?

— Не совсем. Сначала мы сцепились, но Джон успел втолковать мне необходимую долю информации, прежде чем на шум появился Френсис или еще кто-то. Помнишь, сегодня перед обедом я рассказывал тебе о человеке, который ранил Хосе? Тогда он представился работником Министерства, снаряженным на поиски пропавших журналистов, и ночью попытался украсть у меня одну вещь. Я заметил это, и тогда он бросился душить меня.

— Он пытался украсть твою трубку?

— Трубку? — переспросил Крис. — Нет. У каждого хранителя свой сосуд. Кгм, но тебе нельзя знать это. Так что, возвращаясь обратно к моему рассказу, ты теперь понимаешь, почему я так обеспокоился, когда узнал, что вы ищите меня. А уж когда Джон завел разговор об Ордене… Надеюсь, я не сильно врезал ему.

— Он сильный. Переживет, — уверила его Гермиона. — А о Катарине он тоже тебе рассказал?

— Да, — по красивому лицу Кристиана пробежала тень печали. — Но эта новость не стала для меня неожиданностью. Связь между нами, близнецами, всегда была очень прочной. Я почувствовал ее смерть, в тот день я умирал вместе с ней.

Повисла тягостная тишина.

— Я, наверное, пойду, — нерешительно сказала Гермиона.

— Не нужно, я не собираюсь падать в пучину горя и отчаяния, я уже прошел сквозь это. Я хотел спросить тебя об одной странности, что я заметил у Джона.

— Всего одна странность? Удивительно.

— Не совсем понимаю твою иронию, но все же: когда мы с ним дрались, я так и не смог снять капюшон с его головы.

— Его плащ магически защищен.

— В Тарбете волшебство не действует. Поэтому я и в недоумении. Это возможно только если плащ Джона — древний артефакт, сходный с мощью моего сосуда. Не представляю, откуда он у него. А почему Джон скрывает свою внешность? Он международный преступник? — шутливым тоном осведомился Крис.

— Не знаю, — развела руками Гермиона. — Я никогда не видела его лица.

Кристиан недоверчиво уставился на нее.

— Я удивлен. Мне казалось, у вас довольно близкие отношения. Между вами столько напряжения, невысказанных слов и сильных эмоции, что воздух вблизи вас буквально искрится.

— Кристиан, тебе это только кажется.

— Поверь мне, как достойному потомку двенадцати поколений вейл. Уверен, будь мы за пределами города, я бы почувствовал ваши эмоции во стократ сильнее. Да, я почти забыл, как это — ощущать чужие чувства…

— Ощущать чужие чувства? Ты эмпат?

— Все вейлы — эмпаты, а в моем случае способности к эмоциональной телепатии увеличиваются хранением мною сосуда. Так происходит со всеми хранителями. Это и награда, и наказание: с какой стороны посмотреть. — Кристиан взглянул на часы. — Пришло время будить Френсиса, сейчас его очередь дежурить. А мне и тебе не помешало бы хорошенько выспаться перед завтрашним смертельным номером с инферналами.

— Спокойной ночи, Крис!

— Возле лестницы должен гореть факел, он послужит тебе ориентиром. Спокойной ночи, Джейн.

* * *

Внутри Драко все кипело от злости на Гермиону, Кристиана, флиртующего с ней, на проклятый город с инферналами, Орден, из-за которого он, собственно, и очутился в Тарбете.

Мысли путались в голове. Проклятый город, из которого невозможно выбраться, мертвецы, завтрашняя попытка побега… Какие шансы, что она окажется удачной? Что такого могли придумать Френсис и Майкл, чего не смогли осуществить за тридцать лет запертые в городе люди? Даже если и так: бежать придется несколько километров со стариком и беременной женщиной, они что, правда рассчитывают на успешный исход?

Драко не знал, сколько времени провалялся без сна на жесткой неудобной кровати в холодной комнате. Мысли о Гермионе не давали ему заснуть.

Он ревновал к Кристиану, бессовестно улыбавшемуся ей весь вечер; к Поттеру, который успокаивающе сжимал ее руку всякий раз, как Трегеру приходило в голову провоцировать Гермиону; к Уизли, желавшему быть с ней. К остальным гриффиндорцам, с которыми она смеялась, шутила, на кого не смотрела с неприкрытым презрением в глазах.

Что ж, Малфой сознательно не позволял Грейнджер взглянуть на него другими глазами.

А сегодня он снова подверг ее жизнь опасности.

Достаточно. Пришло время прекратить эти странные отношения и выполнить, наконец, данное еще в сентябре обещание стереть память Грейнджер о Гриме.

Тихо скрипнула входная дверь. Малфой разглядел в темноте чей-то силуэт. Кто-то долго стоял, не шевелясь, словно не решаясь войти.

— Ты спишь? — Драко узнал голос Гермионы.

Он не хотел отвечать, вести бессмысленный разговор, выслушивать глупые оправдания ее поведению или извинения. И тем более не хотел слушать о Кристиане.

Погрузившись в размышления, Драко не заметил, как Гермиона приблизилась к кровати. Он очнулся, когда ее теплая ладошка коснулась его лица.

— Прости меня.

Драко почувствовал, как ее губы почти невесомо коснулись его щеки.

Впервые в жизни Малфой не знал, что сказать: он ожидал что угодно, но не это. Гермиона Грейнджер снова поразила его.

С каждым разом он открывал в ней новые черты: удивительная сила духа, индивидуальность, легкость в отношениях с окружающими людьми, проницательный ум и поистине неиссякаемая любовь к жизни.

Грязнокровка Грейнджер с факультета Гриффиндор, которую Малфой ненавидел почти все школьные годы, оказалась интересным человеком.

Гермиона медленно опустилась на кровать и нерешительно прижалась к Гриму. Драко едва сдержал порыв обнять ее. Чувствовать ее так близко, вдыхать сладостный аромат ее волос было пыткой.

«Глупо отрицать очевидное».

Когда же все началось? Когда видеть, разговаривать или находиться рядом с ней стало для него необходимым?

Он не мог дать четкого ответа.

Ветреным сентябрьским днем Гермиона неожиданно ворвалась в его жизнь и навсегда изменила ее. Незаметно из презренной грязнокровки превратилась в его друга. Именно ее в день смерти матери, после совершения кровной мести, после потери самого себя, он хотел видеть. И никого больше.

Когда Драко вернулся в школу и срывался на всех из-за своего горя, боли, безысходности, то неожиданно для себя почувствовал, что нуждается в Грейнджер. Он летал вместе с ней, упивался полетом, свободой и невиданной легкостью, которую она ему подарила, просто находясь рядом.

Малфой мучился от своей миссии, от своей обязанности убивать, от того, что видел несовершенство окружающего мира, все его страшные изъяны, уродство людей, убивающих друг друга из-за денег, зависти, злобы, болезненных прихотей, калечащих чужие жизни и получающих от этого извращенное удовольствие. Но возвращаясь к Гермионе, чувствуя ее чистую светлую душу, он верил, что мир еще не настолько пропащий.

И тогда, после взрыва в доме Катарины, Малфой знал, что сойдет с ума, если Гермиона погибнет. Потому что только рядом с ней он ощущал себя человеком.

Гордость и предубеждение.

Какая ирония… Стоило умереть и воскреснуть, чтобы преодолеть их.

* * *

Город лежал перед ним как на ладони. Невысокие дома со снежными шапками на крышах, росчерки темных фонарей, цепочка следов на мостовой, очертания далеких холмов, угадывающихся где-то за зданием бывшей мэрии, вздымающимся к мутно-перламутровому утреннему небу всеми своими семью этажами.

И тишина. Ни звука человеческих голосов, ни шороха ветра.

Безмолвие.

Малфой вдохнул морозный свежий воздух. Ему вдруг захотелось закричать какое-нибудь ругательство или бессмыслицу, только бы развеять могильную тишину города.

— Хватит любоваться, Френсис зовет всех нас на собрание. — Майкл хлопнул Драко по плечу. — Скорей бы уже ночь, терпеть не могу ожидание.

Малфой кивнул и последовал за стариком обратно в собор.

— Сколько вы пробыли в Тарбете?

— Кажется, всю жизнь, — горько усмехнувшись, сказал Майкл. — Через двенадцать дней будет шесть месяцев, как я гнию в этом городе. Может, тебе говорили: здесь никто не выживает больше полугода. Город выпивает их до остатка, а затем умерщвляет. Так что у меня крайне мало времени.

— И неужели никто не прожил больше? — усомнился Малфой.

— За всё время моего вынужденного пребывания в Тарбете я видел около двадцати разных смертей. И смерть Хосе была не самой страшной. Но сегодня ночью все закончится.

— Почему вы так уверены?

— Я слишком долго шел к этому, — загадочно произнес старик, сворачивая в один из коридоров. За поворотом находилось помещение, в котором и проводил собрания Френсис. — Судя по оставшимся записям, здесь раньше находился кабинет настоятеля церкви, — объяснил Майкл и поприветствовал присутствующих.

Кристиан сонно махнул рукой и зевнул, Гермиона ограничилась сухим кивком, Моника демонстративно отвернулась — она единственная сидела на табурете, остальные стояли. Френсис, не отрывая взгляда от карты, расстеленной на столе, произнес:

— Вы заставили себя ждать, мистер Джон, — недовольно сказал он. — Раз все в сборе приступим к повторению, а для некоторых к ознакомлению с нашим нехитрым планом. Подходите ближе. Это карта Тарбета. Собор святого Ренгвальда, в котором мы сейчас находимся. — Френсис ткнул пальцем на карту. — Мост, ограничивающий наше передвижение по городу, а вот и черта города, которую инферналы не могут пересечь.

Проход через мост открывается в полночь, до черты города около полутора миль, которые нам необходимо преодолеть в кратчайшие сроки. Инферналы появляются из старого кладбища при соборе и второго — в балке Эйглси, что, к несчастью, находится в нескольких милях от шоссе, по которому проходит наш путь к долгожданной свободе. Таким образом, у нас будет три-четыре минуты в запасе, прежде чем мертвецы преградят нам дорогу.

— Мертвецы из старого кладбища отрежут наш путь к отступлению, — заметил Малфой.

— Они не смогут, — радостно заверил его Френсис. — Мы подожжем мост. Сквозь огонь они не пойдут, а сильное течение не даст пересечь им реку. Вниз и вверх по течению река расширяется — там им также не пройти. Прецеденты уже были. Нам остается лишь приготовить доски, бензин, чтобы сжечь чертов мост. Главное наше оружие против инферналов — огонь. Всем будут розданы факелы, у нас с Кристианом будут бутылки с зажигательной смесью, который изготовил покойный Хосе, спасибо ему и его военному опыту. Огнестрельное оружие в нашем случае бесполезно. Мы лишь напичкаем труп пулями. Да и патронов у нас не осталось.

— Значит, тогда вы наставили на нас незаряженные ружья? — возмущенно поинтересовалась Гермиона.

— Против людей эти дудки очень даже действенны, — развел руками Френсис.

— Подождите, а автомобили? — спросила Гермиона. — Неужели никто за тридцать лет не использовал транспортные средства?

— Судя по записям, оставленными первыми пленниками, они пытались. Но магловская техника не действует в городе, как и волшебство.

Мы отвлеклись. Ты. — Френсис указал на Малфоя, — получишь мачете (еще раз спасибо Хосе). Сможешь справиться, или ты горазд лишь махать волшебной палочкой?

— Справлюсь, — беззлобно ответил Драко.

— Рубить лучше голову, тогда труп теряет пространственную ориентацию и застывает на месте. Но, когда на тебя нападает оживший мертвец, разобраться сложно, особенно в первый раз, так что руби все, что видишь: руки, ноги…

— Френсис, меня сейчас стошнит, — закрыв рот рукой, произнесла Моника. — Можно было эту часть инструктажа провести без меня?

Френсис закатил глаза, но промолчал.

— Ты все понял, Джон?

— Да, понял. Но вы действительно рассчитываете, что нам удастся пробиться сквозь инферналов? Даже если предположить, что среди нас нет беременных и пожилых людей?

— Что ты имеешь ввиду? — визгнула Моника, вскакивая со своего стула. Табурет с грохотом упал на пол. — Хочешь, чтобы я осталась гнить тут вместе с Майклом?

— Он ничего такого не хочет, — заступился за Драко Кристиан. — Это справедливый вопрос. Наш шанс — один из миллиона. Но лично я больше не намерен оставаться в Тарбете. На моих глазах погибли все мои друзья, которых я уговорил участвовать в «увлекательной» экспедиции по проклятым городам Шотландии, поисковая операция, присланная за нашей командой исследователей, моя любимая девушка, — по лицу мужчины пробежала тень. — Я видел ее в образе ночных обитателей Тарбета. Она пыталась убить меня, а я не мог даже найти сил отогнать ее огнем. Теперь мне остается лишь выходить ночью на крыльцо и «любоваться» тем страшным существом, в которого превратилась моя Изабэль.

Хосе сошел с ума, видя свою жену такой. Я близок к тому же. Если сегодня мы каким-то неведомым чудом выберемся — отлично, но если нет — смерть станет для меня избавлением.

— Избавлением для всех нас, — произнес Майкл нараспев. Они с Френсисом переглянулись и тут же отвели глаза.

* * *

К вечеру на небе рассеялись последние тучи, чему Френсис был несказанно рад. По его словам, при такой погоде им будет легче бежать, а также заметить приближение инферналов. Все шесть пленников города Тарбет собрались на мосту. В темноте мерцали факелы, освещавшие напряженно-тоскливые лица.

Мертвый город затаился в тишине.

Малфой дошел до середины моста, остановился перед невидимой преградой и протянул вперед руку. В тишине раздался тихий звук, словно от порыва легкого ветра задребезжало стекло.

— Пять, четыре, три, два, один! — произнес Френсис, глядя на часы, прежде принадлежавшие погибшему мужу Моники. — Вперед!

Сам Френсис задержался немного, чтобы поджечь пропитанные бензином дрова. Мост мгновенно охватило бушующее пламя, деревянный настил трещал, рассыпаясь снопом золотистых искр. Вскоре весь левый берег горел в огне, пламя жадно пожирало деревья, измученные пред этим бурей, деревянные дома и гаражи, подступало к церковному кладбищу. Над Тарбетом поднялось дымно-багровое зарево.

Но люди уже не видели, как из багровых клубов дыма вырывалось пламя, как обугливались тела в губительно-жарком огне…

Люди бежали изо всех сил, освещая себе дорогу факелами, подгоняли друг друга резкими отрывистыми криками.

В тишине раздался свистящий звук, из темноты появлялись темные силуэты мужчин и женщин, низкорослых детей и стариков с лохмотьями седых волос на голове. Они двигались, не разгибая ног, словно гигантские марионетки, управляемые дьявольским шутником.

— Держимся друг друга! — ободряюще крикнул Майкл, но его велению не суждено было сбыться.

Кристиан вырвался вперед, орудуя факелом, как мечом — один инфернал уже полыхал сине-фиолетовым пламенем. Моника, не разбирая дороги, бежала вперед, удачно минуя мертвецов. Френсис мощным броском кинул куда-то в гущу мертвых тел бутылку с зажигательной смесью. Раздался взрыв. Все заволокло удушающим дымом, запах горящих тел вызывал тошноту, но это позволило людям беспрепятственно пробежать еще сотню метров.

Внезапно из-за дымной завесы перед растерявшимся Драко возник один из инферналов. Мертвый старик протянул к нему белые полупрозрачные руки, Малфой взмахнул мачете, рука отлетела прочь, но инфернал продолжал наступать. Удар, еще удар, затрещали кости и голова покатилась по заснеженному полю.

Драко тяжело дыша остановился, руки немилосердно дрожали. С левой стороны появился еще один, и Малфой, мгновенно среагировав, снес голову новому инферналу. Позади раздалось шипение, развернувшись, Драко увидел, как Гермиона ткнула факелом прямо в лицо другому мертвецу — сине-фиолетовое пламя охватило труп. Малфой успел на короткий миг заглянуть в испуганные глаза Гермионы, чтобы понять — она боится не меньше его.

Впереди, в клубах черно-багрового дыма, мелькали алые вспышки, мимо проносились охваченные огнем тела, кто-то исступленно кричал. В сознании Драко мелькнула мысль, что все это какое-то безумное наваждение. Временами ему казалось, что он снова участвует в Битве за Хогвартс, замок рушится, кругом мелькают вспышки заклинаний, а у него нет палочки, чтобы защитить себя, своих друзей. Малфой исступленно размахивал мачете в разные стороны, не успевая определить кто перед ним. Но, тем не менее, они с Гермионой медленно продвигались вперед, увязая в снегу, оставляя после себя ужасный след обезглавленных тел.

В дыму было трудно что-либо разглядеть, оставалось лишь надеяться, что еще кто-то остался жив.

Драко начинал уставать, удары мачете становились менее точными и слабыми, на одного инфернала приходилось тратить больше времени и усилий. На месте одного мертвеца появлялись два других, они все прибывали и прибывали из темноты — страшные искалеченные тела с бессмысленным взглядом заплывших красных глаз.

В какой-то момент Малфой не заметил, как упал, мачете выскользнуло из рук и исчезло где-то в темноте. Очередной инфернал неотвратимо наступал, на его лице, почти нетронутым разложением, не было эмоций. Где-то рядом закричала Гермиона, но ее крик тут же затих. Раздался громкий свистящий звук, от которого, казалось, задрожали небеса.

Драко в отчаянии шарил руками по мерзлой земле, мелкие камни и корни растений царапали ладонь. Необходимо было найти хоть что-нибудь, способное задержать монстра. Рука нащупала нечто, холодное и твердое, Малфой схватил это и со всей силы ударил по нападавшему. Тело описало в воздухе дугу и отлетело на сотню метров вперед.

В ладонях что-то зашевелилось, Грим с отвращением отбросил отрубленную руку. Она так же скрылась в темноте.

Малфой удивленно посмотрел на свои ладони. Сила вернулась к нему.

Мир наполнялся эмоциям.

Страх. Радость. Ужас. Непонимание. Удивление. Счастье.

Малфой сжал голову руками, чужие эмоции разрывали его на части, как в первый раз. Но Драко максимально быстро взял себя в руки, привычным блоком закрывая сознание.

— Грим!

— Вспыхни! — произнес он.

Малфой видел, как Гермиона, широко распахнув глаза, отшатнулась от пылающего трупа. Миг — и ее испуганные глаза так близко. Драко протянул Гермионе руку, ее дрожащие холодные пальчики крепко сжали его ладонь.

Знакомый рывок, удушающее состояние — никогда Малфой еще так не наслаждался трансгрессией — и дорожный указатель с табличками «г. Тарбет» и «Собор Ренгвальда Оркнейского 7 миль».

Внезапно Драко словно охватило то лютое пламя, которое пред этим сжигало инферналов. Внутренности раздирала адская боль. Крик замер на его устах…

— Мы смогли! — будто сквозь толщу воды услышал Малфой.

В голове пульсировал единственная мысль: «Зло…Зло…»

Френсис, что-то радостно выкрикивая, кинулся обнимать Монику, затем Кристиана. Он приближался к Малфою, намереваясь и его заключить в свои мощные объятия.

Грим яростно сжал зубы. Он чувствовал, как руки покрывала шерсть, как деформировались кости… Ему не хватит сил сдержаться, не сегодня. Слишком много крови на руках Френсиса. Грим вырвет его сердце прямо здесь, у всех на глазах.

— Это чудо! — радостно произнесла Гермиона и крепко обняла Малфоя.

Гермиона словно щитом закрыла его от зла. Драко, устало закрыв глаза, крепче прижал ее к себе. Он ощущал ее радость, ее счастье и еще нечто другое, что пока не в силах был определить.

И боль начала утихать, оставляя тело и разум Грима.

* * *

В квартире было чисто, тепло и уютно. И не скажешь, что хозяин не был здесь около полугода, как и того, что этот хозяин один из самых опасных преступников магической Европы.

В камине полыхнуло изумрудное пламя. Драко, даже не шевельнувшись, продолжал листать книгу.

— Остолбеней! — из палочки Френсиса вырвался тоненький красный луч и почти сразу же погас.

— Слабоватое заклинание, — заметил Грим. — Что с вашей магической силой?

— Ах, это ты! — морщины на лбу Френсиса разгладились. — Чертов Тарбет основательно высосал моей силы, но ничего, я быстро восстановлюсь. По какой причине ты влез в мой дом, Джон?

— Я все думал, откуда я вас знаю, мистер Людвиг Ромель.

Серебристые веревки, возникшие из воздуха, обвили лодыжки и руки Френсиса, намертво привязав его к стулу. Мужчина непонимающе и зло уставился на Малфоя.

— Людвиг Ромель — знаменитый неуловимый преступник, известный своей жестокостью и беспощадностью, убийца министра магии Бельгии. За вашу голову назначена большая цена.

— Тебе нужны деньги? Я могу дать тебе намного больше, чем просят за меня бельгийское министерство.

— Деньги? Они не имеют для меня значения. Меня больше интересует непосредственно твоя личность.

Я долго перебирал в памяти события, произошедшие за прошлый год, и наконец, вспомнил. Однажды вы были в моем доме, на собрании Пожирателей Смерти.

Френсис ошарашено вытаращил глаза.

— Если не ошибаюсь, Волдеморт представил вас, как нашего союзника, приверженца режима правления чистокровной расы. И вы должны были выполнить какую-то важную операцию, но «кинули» самого Темного Лорда. Теперь ваша история о преследованиях Пожирателей стала менее мученической и менее героичной.

Вы скрылись в Тарбете, в месте, где вас вряд ли бы кто обнаружил. Удобно, не правда ли?

— Да кто ты такой?

— Не важно.

— Ты должен быть благодарен мне! Если бы ни я ты бы вечно гнил в Тарбете!

— Правда? И что же вы сделали такого, помимо убийства старика Майкла?

Френсис сплюнул на пол.

— В том то и дело, что я его прикончил, — дьявольски улыбнувшись, произнес он. — Ты думаешь, волшебство появилось просто так? Из неоткуда? Я сделал невозможное!

Это вы думали, что в Тарбете нет магии. Но мы-то с Майклом знали, что сам город и есть порождение магии. Он выпивает силы своих пленников: волшебные, энергетические, эмоциональные — а потом превращает их в трупы, надзирателей для новых обитателей города.

Майкл, этот старикашка, безумный в своей любви к наукам, изучил сотню документов, встретился с тем единственным, кто выбрался из Тарбета, изучил записи, оставленные обитателями города за тридцать лет, и пришел к удивительному выводу. Из города можно выбраться! Единственный способ — провести кровавый цикл. Добровольное и принудительное лишение жизни. Самоубийство и убийство. Когда эти события имели место, многим волшебникам на краткий миг казалось, что из их неработающих палочек вырываются искры и тому подобная чушь.

«Смерть Хосе. Тогда на мгновение мне показалось, что я чувствую чужие эмоций, но я отбросил этот факт, списав все на мою привычку ощущать чьи-то чувства».

— Самоубийство Хосе. Я около двух месяцев подготавливал почву для этого: долгие ночные разговоры у костра, ночные вылазки, где бедняга лицезрел свою женушку. Но Хосе был крепким орешком, он долго сопротивлялся мысли убить себя, хотя нам с Майклом он вначале показался тюфяком. Но, в конце концов, он не выдержал. Последней каплей стало напряжение перед заведомо смертельным побегом.

Тогда началась вторая часть операции. Я должен был убить Кристиана. Монику Майкл не разрешил трогать, она ему нравилась, да и, видишь ли, была беременна. Но потом появились вы, и мы даже думали, что жертвой станет кто-то из вас, но решили не менять планов. Точнее, думал так только Майкл. Я же давно решил расправиться с ним, он был наиболее легким вариантом — немощный старик, который слишком много обо мне знал.

Во время нашего побега, в дымовой завесе никто не заметил, как я убил старикашку. И волшебство таинственным образом вернулось.

Теперь ты понимаешь, что это я всех спас? Ты обязан мне жизнью! Если бы не я, ты бы гнил в Тарбете! — яростно заорал Френсис, подпрыгивая вместе со стулом.

Драко долго молчал.

— Понимаю. Поэтому ты умрешь легко. Авада Кедавра.

*кромлех — древнее сооружение, представляющее собой несколько поставленных вертикально в землю обработанных или необработанных продолговатых камней (менгиров), образующих одну или несколько концентрических окружностей. Самым известным кромлехом является Стоунхендж.

I'm a man of flesh and bone

Да...

Факелы сердито потрескивали и сыпали разноцветными искрами. В обледеневшем, насквозь продуваемом сквозняками коридоре на третьем этаже было непривычно для этого часа шумно. Профессор Трегер опаздывал, седьмой курс ожидал его возле запертого кабинета уже около двадцати минут. Разойтись ученикам не позволяли оба Старосты Школы, присутствующие здесь же, а зайти в теплый отапливаемый кабинет — охранные заклинания, поставленные Трегером после кражи партии новых Проявителей врагов.

Семикурсники повторяли домашнее задание, либо спешно писали его, некоторые молча жались по углам, часть учеников устроили маленькое потешное соревнование: пускали гигантские мыльные пузыри. Вскоре коридор наполнился мыльными пузырями, отливающими всеми цветами радуги и лопающимися от малейшего прикосновения со стенами, искрами от факелов, либо призраками.

Гриффиндорцы и слизеринцы вяло переругивались, скорее следуя сложившейся годами привычке, чем желанию затеять новую масштабную стычку. В последний день семестра никому не хотелось получить отработку на следующий год от вездесущего и скорого на расправу профессора Трегера.

Внезапно общий шум и смех перекрыл высокий вибрирующий голос, эхом прокатившись по каменным сводам замка:

— ГРИМ!

Гриффиндорцы и слизеринцы расступались перед маленькой худенькой фигурой с растрепанными волосами, старой шалью на плечах и огромными очками. В тишине бренчали бесчисленные подвески, металлические браслеты и дешевые ожерелья из цветных стеклянных бусин.

Профессор Трелони, шатаясь, подошла к Малфою. Чуткое обоняние Грима уловило в воздухе кисловатый запах кулинарного хереса.

— Грим! — ткнув указательным пальцем в Малфоя, произнесла прорицательница.

Драко в ужасе отступил на пару шагов и оглянулся. Ученики переводили взгляд с него на профессора.

Растерянность, непонимание, испуг.

Настороженность.

Драко не пришлось искать в толпе однокурсников Гермиону. С недавних пор он легко выделял ее эмоции из общей массы.

Ее настороженность.

— Печать Грима лежит на тебе, — продолжала Трелони. — Ты будешь умирать долго и мучительно, чувствовать, как жизнь покидает каждую клеточку твоего тела. И не будет тебе покоя на том свете, ибо деяниям твоим нет искупления.

— Ого, это что–то новенькое и крайне оригинальное! — фыркнул Невилл. — Похоже, Гарри больше у нее не в фаворе.

Гриффиндорцы и слизеринцы, многие из которых в свое время посещали Прорицания, либо слышали о «фирменном предсказании», расхохотались.

— Грим, профессор? Вы в этом уверены? — спросил Рон. — Жаль, нет Гарри, он бы удивился!

Трелони беспомощно оглянулась на смеющихся учеников, будто не понимая, что вокруг происходит.

— Я сказала грим? — неуверенным голосом произнесла она, будто не помнила, что говорила секунды назад. — Ах, да, сегодня в чашке с чаем я разглядела образ этого существа.

— Мерлин, профессор! — к ней подбежала обеспокоенная Лаванда. — Это дурной знак!

— Вы увидели в чашке грима? — скептически произнесла Гермиона. — И как же он выглядел?

Профессор Трелони раздраженно посмотрела на Гермиону.

— Вы разве не знаете, кто такой грим? Кладбищенское привидение, существо, предвещающее смерть! Древний пес–демон, которого вызвали из преисподней кельтские шаманы. По легенде иногда каждое полнолуние он принимает облик человека…

— На Рождество будет полнолуние! — ахнула Парвати.

— Интересно, а как он выглядит? — защебетала Лаванда. — Представляете, если это молодой высокий красавец? Тогда пусть приходит!

— Он — порождение тьмы, глупые дети! — со слезами воскликнула Трелони. — И грим придет за мной!

Произнеся последние слова, профессор повернулась на каблуках и, словно пьяная, побрела сквозь толпу учеников.

Рон подошел к оторопевшему Малфою и хлопнул его по плечу.

— Не бойся, Малфой. Такие говнюки, как ты, живут долго.

— Не прикасайся ко мне, Уизли! — яростно произнес Драко. — Ты одним дыханием уже оскверняешь мою кровь.

— Испугался, — рассмеялся Рон и подошел обратно к своим однокурсникам, активно обсуждающим новость о помешательстве профессора Трелони.

Кто–то предлагал Гарри вызвать на дуэль Малфоя и тем самым исполнить предсказание, кто–то выступал за то, чтобы сдать профессора в психиатрическую лечебницу или нанять, наконец, настоящего преподавателя Прорицаний, а не эту старую шарлатанку.

В конце концов, появился злой как черт профессор Трегер:

— Марш в класс! — закричал он, и разговоры стихли.

* * *

Злость рвалась наружу ревущей неконтролируемой волной. Драко яростно ударил кулаком по стене. Трещина прошла по всей длине стены, охватив часть потолка. Чертыхнувшись, Малфой заклинанием восстановил разрушение.

Не верилось: его лишили значка Старосты Школы. В ушах до сих пор стоял бешеный крик МакГонагалл:

— Ваше поведение недопустимо для Старосты Школы, мистер Малфой! Вы не имели право покидать школу, не предупредив об этом декана или меня! Версия мистера Забини о вашем отсутствии разительно отличается от вашей собственной. Если вы действительно навещали отца, то Люциус должен был заблаговременно прислать мне письмо с просьбой отпустить сына на выходные! Ваш отец прекрасно знаком с этой процедурой, или в Китае он потерял память?

— Я попрошу вас не говорить в таком тоне о моем отце!

— А я прошу вас придерживаться элементарных школьных правил. Вы можете быть трижды совершеннолетним, но, пока вы в стенах в Хогвартс, я отвечаю за вас. На мне лежит ответственность за ваше физическое здоровье, и я обязана знать, где находится каждый ученик в моей школе!

«Старая карга!»

Официально с началом второго семестра Драко Люциус Малфой лишался звания старосты школы и всех связанных с этим привилегий.

По сути, должность старосты не была нужна Малфою. Почти всю работу выполняла Грейнджер, доверявшая Драко лишь составлять списки учеников и присматривать за младшекурсниками в Хогсмиде.

Но комната, отдельная комната… Место, из которого Драко мог беспрепятственно трансгрессировать и возвращаться в любое удобное время была подарком для него. Как теперь ему объяснять соседям постоянные ночные отлучки? Капли крови на своей одежде?

«Черт! Да что за день такой?» — пронеслось в голове слизеринца.

Сегодняшнее происшествие с профессором прорицаний потрясло Малфоя. Трелони прилюдно открыла правду о нем. Правду, за которую законопослушные волшебники линчевали бы Драко, сожгли бы на магическом огне или изучали в Отделе тайн. Хвала Мерлину, большинство однокурсников сочли истину как очередную выдумку для поддержания статуса ясновидящей ведьмы. Но Грейнджер была там и слышала каждое слово.

Она слишком близка к разгадке. Слишком… Но об этом он подумает позже.

Что все-таки могла знать чокнутая преподавательница? Что могла разболтать коллегам или другим ученикам? Что знала о его смерти и искуплении?

В кабинете на восьмом этаже и прилегающей к нему комнате, пропахшей хересом, пыльными старыми вещами и благовониями, преподавательницы не оказалось. Драко с отвращением осмотрел пустые бутылки, сваленные в кучу под кроватью, затертые книги по прорицаниям с заметками на полях, засаленные магические карты, сломанные браслеты, разбросанные по комнате, недопитую чашку с чаем на столе. Никакого грима или чего–то отдаленно напоминающего силуэт собаки он в ней не увидел. Зато на журнальном столике его внимание привлекла книга «Предзнаменование смерти», которую он, не задумываясь, взял с собой.

Наплевав на все предосторожности, Драко трансгрессировал к двери в учительскую. Еще не успел прикоснуться к дверной ручке, как дверь сама распахнулась и оттуда вылетела запыхавшаяся Грейнджер. Они столкнулись.

Девушка наклонилась, чтобы поднять книгу, при столкновении выпавшую из рук слизеринца, но полный злобы окрик остановил ее:

— Не трогай! Мне что, потом учебники после тебя мыть?

Боль. Обида.

Пальцы Гермионы замерли в воздухе, в дюйме от обложки. Гриффиндорка выпрямилась, ее лицо выражало лишь презрение, боль и обида были спрятаны в глубине глаз. И лишь Грим мог разглядеть их.

— Знаешь, Малфой, я не вижу в тебе ничего кроме жесткости.

— А я вижу в тебе большое одиночество, — с издевкой сказал Малфой, — даже рядом с твоими ненаглядными Уизли и Поттером.

Взгляд Гермионы переместился куда–то вверх, на лице отобразилась горькая ирония. Драко посмотрел в то же направление и увидел ветку омелы, подвешенную к потолку.

— Есть человек, рядом с которым я не чувствую одиночество, — сказала Гермиона и чуть ли не бегом покинула коридор.

— Есть человек, рядом с которым я не бываю жесток, — произнес Драко в пустоту.

* * *

Гермиона оглядела гору чемоданов, клетку с ухающим Сычом, свертки с метлами, и через силу улыбнулась ребятам.

— Так непривычно, что вы уезжаете, а я остаюсь...

— Гермиона, это ведь ненадолго! — произнес Рон. — Ты сдашь все контрольные и сразу же приедешь на Рождество в Нору. Вся моя семья будет очень рада тебя видеть.

— Я не приеду, — грустно ответила Гермиона.

— Из-за Лаванды? — уточнила Джинни, раздраженно взглянув на Рона.

— Нет, — соврала Гермиона. — Родители хотят, чтобы я отметила праздник с ними. Вы понимаете: после болезни отца...

— Может, Новый Год отметишь с нами? — с надеждой спросил Гарри. — Отказать самому министру магии ты не сможешь.

— Всегда мечтала о Новом Годе в кругу министерских работников и журналистов! — с сарказмом произнесла Гермиона. — Не думаю, что я там жизненно необходима.

— А как же наша «всемогущая» троица? — заметил Рон.

— На время превратится в дуэт.

Гарри и Рон одновременно вздохнули и обняли Гермиону.

— Если не можешь — не приезжай. Но мы тебя обязательно навестим, — заверил ее Гарри.

— Звучит, как угроза, — произнесла Гермиона, обняв на прощание Джинни. — Передавайте привет Молли, Артуру, Джорджу, Флер, Биллу и, конечно же, малышу Тедди.

— Хорошо.

— И, Гарри, не слишком балуй своего крестника! Не вздумай купить еще одну коробку шоколадных лягушек: ты и так скупил половину «Сладкого королевства».

— Да, профессор Грейнджер, — шутливо произнес Гарри. — Жди нас с Тедди в скором времени!

Ребята залезли в карету, Гарри и Рон высунулись из окна и махали Гермионе до тех пор, пока карета не скрылась из виду. Гриффиндорка тяжело вздохнула, пытаясь сдержать предательские слезы. Не помогло.

В Хогвартсе стояла непривычная тягостная тишина, почти такая же бывает в больницах и была в соборе Ренгвальда Оркнейского. Гермиона поежилась от воспоминаний. Чудо, что они выбрались из Тарбета.

Но чудо ли? Ощущение чего–то неправильного, трагичного и неприятного преследовало ее с момента возвращения в школу.

Рождество обещало быть таким же безрадостным, как и предыдущее. Гермионе не хотелось никого видеть, хотелось спрятаться от окружающего мира, скрыться в комнате и неотрывно смотреть в огонь, а может, обнять подушку и хорошенько выплакаться. Возможно, тогда в душе рассеялась бы мятежная, неизъяснимая тоска.

Но на это нет времени. Необходимо выполнить обязанности старосты: проверить списки учеников, оставшихся в Хогвартсе, составить график дежурств на следующий семестр.

«Надоело, как же все надоело».

В Хогвартсе, помимо Гермионы, оставалось еще двенадцать человек: пятеро гриффиндорцев, четверо пуффендуйцев, двое когтевранцев и один слизеринец.

Малфой.

Гермиона изрядно удивилась, узнав о том, что он единственный из всего факультета остался на каникулах в Хогвартсе. Неужели у него нет друзей, с которыми можно было бы отпраздновать Рождество?

Драко Малфой. От одного звучания этого имени внутри становилось гадко и противно. Когда Трелони назвала его гримом, Гермиона на короткий миг ужаснулась, представив, что Малфой действительно является таковым.

Абсурд, бред, нелепость. Немыслимо даже на миг представить это, оскорбить подобной мыслью Грима.

Малфой — это Грим? Большей глупости в ее голову еще не приходило. Единственное, что у них было схоже, — голос. Но в остальном Грим и Драко Малфой — два разных человека, с различными принципами, взглядами на жизнь и отношением к Гермионе.

«Хватит забивать голову подобной ерундой! — твердо приказала себе Гермиона. — Радуйся приближающемуся празднику и тому, что с твоими родителями на самом деле все нормально».

Но неясное, необъяснимое смятение осталось в глубине души, даруя лишь призрачное спокойствие.

Грим не ответил на ее просьбу увидеться, Гермиона зря прождала его целый час на Астрономической башне. Это беспокоило больше всего. Ведь они так и не помирились, не успели поговорить после чудесного спасения из проклятого города. Грим просто переместил Гермиону в свою лондонскую квартиру и моментально исчез, не дав ей ни единой возможности объяснить что-либо, обсудить побег из Тарбета, в конце концов.

И теперь он не хотел даже на короткий миг встретиться с ней. Что это означало? Конец их странных отношений, то ли дружеских, то ли сугубо партнерских? Да и были ли у них отношение как таковые?

Поцелуй «напоказ», тайные встречи, которые неизменно приводили к печальным, а то и трагическим случаям, разговоры о судьбе, о жизни и смерти, о праве людей творить правосудие. Странные слова, пугающие примеры из жизни и глухая тоска в голосе Грима.

Неужели только из-за этого Гермиона постоянно думает о нём, анализирует их разговоры, а при встрече неосознанно желает прижаться к нему, почувствовать если не сердцебиение, то хотя бы тепло его тела, означающее, что он живой, он здесь, рядом с ней — и это не сон.

Что это — жалость или нечто большее? И хочет ли она это большее, пугающее своей неизвестностью и, возможно, невзаимностью? А может, перестать трепыхаться, отдаться воле судьбы: плыть по течению реки, не сопротивляясь и не беспокоясь о будущем? Единственный раз просто наслаждаться жизнью, каждым моментом, проведенным с ним, и забыть обо всех неразрешенных вопросах.

И где только найти ответы?

— Привет, Гермиона! — крикнул Хагрид и утер пот со лба. — Это последняя елка! Красавица, не правда ли?

— Красивая, — согласилась Гермиона.

— Мы тут с моим зонтиком немного постарались, — по секрету шепнул Хагрид.

Гермиона улыбнулась. Хотя полувеликана давно оправдали, он так и не приобрел себе волшебную палочку, но и со своим розовым зонтиком не расстался.

— Поможешь с украшениями? — спросил лесничий. — А то Минерва опять начнет придираться, что собачьи кости не подходят для елки.

— Я помогу.

— Что-то случилась, Гермиона? — сощурив глаза, спросил Хагрид.

— Ничего, Хагрид, ничего не случилось. Все это зима — долгая, холодная, бесконечная, — вот и я как будто замерзла. Но ничего: весна придет, и все обязательно наладится.

— И Грохх что-то хандрит, неспокойно ему, говорит, беду чует. Да и кентавры опять про звезды и яркий Марс болтают. Хоть бы раз внятно объяснили, что происходит. Гермиона ты меня слушаешь?

— Да, что там Грохх говорит?

Хагрид задумчиво покачал головой.

— Ничего не говорит. Все хорошо.

Гермиона грустно улыбнулась и взмахнула волшебной палочкой — самую высокую елку увенчала большая красная с золотистым отливом звезда.

* * *

Было так спокойно и хорошо.

Покой.

Она давно не чувствовала его. Слишком давно. Почти забыла, что значит, когда на душе спокойно. Даже во сне ее постоянно мучила смутная неясная тревога, не дающая уставшему рассудку расслабиться.

Но не сегодня. Сегодня безотчетное чувство страха и напряженное ожидание опасности растворилось в небытие.

Сквозь полузакрытые веки Гермиона разглядела темно-синий ободок окна, едва различимый во мраке комнаты.

— Спи, — произнес знакомый мужской голос над самым ухом.

Гермиона послушно закрыла глаза, ощущая, как мужчина сильнее прижимает ее к себе. Она лежала к нему спиной, но знала, что это был Грим. Его голос, его крепкие объятия, покой, который она ощущала, лишь находясь рядом с ним.

Он был рядом. Остальное не имело значение.

Хотя, нет.

Единственное, что сейчас имело для нее значение, — жажда. Она задыхалась от жажды обладать им. Уставший мозг требовал отдыха, но тело желало иного…

Гермиона распахнула глаза. Ее окружала тьма — тяжелая, сладкая, как и бесстыдные желания, разгорающиеся внутри.

«Я ослепла», — эта мысль позабавила ее.

— Я хочу тебя, — поцеловала его куда–то в уголок губ и опустила руку ниже, проверяя его желание.

— Ненасытная, — сказала темнота голосом Грима.

Она и была ненасытной. Ее тело горело. Жажда была дикой, безудержной. Настоящий голод. Если он не утолит ее голод, она умрет.

Он резко вошел в нее. С ее губ сорвался крик. Жажда отступила на миг и накатила снова удушающей волной.

Новый толчок — новая волна удовольствия, смешанная с болью.

Вокруг темнота, но Гермионе и не нужно зрение, главное — ощущать, каждой клеточкой ощущать его внутри себя. Внизу живота разгорался пожар.

— Сильнее, — застонала она.

Она двигала в такт бедрами вмести с ним, но, даже ощущая его внутри себя, продолжала хотеть его. Безумие. Настоящее безумие.

Гермиона кончила и тут же тяжелая полупрозрачная пелена, сотканная из образов и видений, накрыла ее с головой. Она не видела, не слышала, перестала чувствовать что–либо. Вакуум.

Остались только сны — болезненные видения, в которых выдумка слилась с реальностью в бесконечный гнетущий кошмар. Темные силуэты с горящими огнями вместо лиц, крики диковинных зверей, теплый дождь с приторно-сладким вкусом.

Кап-кап.

Капля капает на губы, язык, попадает в горло.

Боль.

Удушье.

Горло изнутри будто покрылось волдырями. Гермиона закашлялась, на глазах выступили слезы, мир вокруг бешено завращался, врываясь в сознание проблесками неяркого света.

— Одевайтесь скорее, Драко! — произнес Флитвик.

Серебристые обои на стенах, темно-зеленые бархатные шторы, знамя Слизерина рядом с листком расписания седьмого курса. В поле зрения Гермионы Малфой с голым торсом на ходу застегивал брюки. Его спину украшала угольно-черная татуировка, но девушке не удалось ее разглядеть — слизеринец набросил на себя рубашку.

— Что здесь происходит?

— Мисс Грейнджер, вы очнулись! Прекрасно. Вам, кхм, также необходимо одеться.

Гермиона заглянула под одеяло. Ее худшие опасения подтвердились — на ней не было одежды. С губ сорвался нервный смешок.

— По дороге Драко вам все объяснит, по возможности, одевайтесь скорее, — прокричал Флитвик и закрыл за собой дверь.

В комнате повисла тишина. Малфой зашнуровывал ботинки, уделяя исключительно все свое внимание обуви. Наконец, он закончил с одеждой, выпрямился и в упор посмотрел на бледную, испуганную Гермиону, прижимающую к груди одеяло — свою единственную защиту.

— Ты слышала, что сказал Флитвик? Одевайся, — слизеринец наклонился и кинул ей в лицо брюки.

— Почему я голая? Почему я в твоей постели? — чуть не плача, закричала Гермиона.

— А что два человека делают в постели обнаженные? Наверное, играют в шахматы, — голос Малфоя сочился ядом.

— Ты опоил меня, чтобы воспользоваться?

— Если бы я захотел трахнуть грязнокровку, то взял бы ее силой. — Драко швырнул на кровать мантию с гриффиндорской нашивкой, — чтобы эта грязная тварь извивалась подо мной и молила о продолжении. — В лицо Гермионе полетели собственные бюстгальтер и трусы. — Но тебя не пришлось заставлять.

По лицу Гермионы текли слезы. Она чувствовала себя грязной. Она переспала с Малфоем. Пасть ниже невозможно.

— Отвернись, Малфой, — глотая слезы, произнесла она и, заметив на его лице появляющуюся саркастическую улыбку, добавила: — Пожалуйста.

Слизеринец отвернулся.

— Что ты помнишь?

— Я ничего не помню. Мое последнее воспоминание — я захожу в библиотеку.

Гермиона мельком поймала свое отражение в большом зеркале в медной оправе. И замерла в ужасе: обнаженная дева с опухшими губами и с россыпью синяков на шее и груди.

— Ясно.

— Ясно??? Тебе ясно! А мне ни черта не ясно! Объясни мне, в конце концов, что происходит? Почему Флитвик так взволнован? Почему я переспала с тобой?

— И почему я трахнул истеричную грязнокровку, — добавил Малфой. — Флитвик считает, что всему виной Ящик Пандоры.

— Что? Это же древнегреческий миф.

— Это не миф. Ящик Пандоры — поразительный по силе темный артефакт. Последний раз его использовали в начале девятнадцатого века. Тогда же он и исчез, и многие посчитали, что артефакт уничтожен. В Ящике Пандоры заключены семь грехов: гордыня, обжорство, зависть, гнев, уныние, жадность, похоть.

— Похоть, — эхом откликнулась Гермиона.

«Не думай об этом, не думай!» — мысленно приказала себе она, чувствуя, как в душе поднимается волна отвращения к самой себе.

— Да, именно похоть. Нас с тобой поразила похоть, остальных в замке — какие–то другие грехи. Единственный способ привести их в чувство — специальное зелье. Слизнорт сейчас готовит его.

— А на Флитвика артефакт не подействовал?

— В нем течет гоблинская кровь, — ответил Малфой. — Он прибыл в Хогвартс только ночью, увидел, что здесь творится, нашел в запасах нашего декана нужное зелье, напоил им Слизнорта, и теперь наш зельевар варит новую порцию этой обжигающей гадости.

— А нам придется приводить в порядок остальных, — произнесла Гермиона. — Идем.

Малфой повернулся к ней, на его лице мелькнуло и мгновенно исчезло выражение боли. А может, Гермионе показалось. Скорее всего, это было отвращение, то же, что сжигало ее изнутри.

«Я переспала с Малфоем. Я переспала с Малфоем».

Отвращение.

«Но моему телу это понравилось».

Стыд.

Не сказав друг другу больше ни слова, они дошли до комнаты профессора Зельеварения. В центре комнаты стоял котел с булькающим и распространяющим приторно-сладкий аромат зельем. На крошечном участке возле котла стоял Слизнорт, его внимание было сосредоточено на страницах огромной книги, которую он с трудом удерживал в своих пухлых холеных руках.

Остальное пространство комнаты занимали пустые винные бутылки из темного стекла, бочки медовухи с этикеткой в виде трех скрещенных метел, огневиски пятнадцатилетней выдержки в дубовых бочонках с железными обручами, продолговатые бутылки с вермутом, маленькие — с коньяком, разноцветные — с самбукой, джином, водкой или бренди, большие ядовито-зеленые — с абсентом. Бутылки — полные, пустые, недопитые — были везде: на полу, в мягких, обитых синим ситцем, креслах, на скамейках для ног, пуфиках, между книг, в пустых котлах.

— А где профессор Флитвик? — потрясено спросил Малфой.

— Говори тише. Филиус отправился приводить в порядок остальных преподавателей, — произнес Слизнорт, поворачиваясь к старостам. Он был каким-то помятым, будто сдутый воздушный шарик. Затуманенные глаза, хмурое отекшее лицо, выражение бесконечной усталости и ненависти к жизни и, в частности, к громким звукам.

— Профессор, что здесь произошло? — робко произнесла Гермиона, обводя взглядом гору алкогольных напитков.

— Gula. Обжорство, чревоугодие — переводите, как желаете. Слава Мерлину, Филиус успел вовремя.

— Вовремя? Это когда? — поинтересовался Малфой, осматривая гору бутылок.

— До того, как я полностью ослеп. У грехов Пандоры есть неприятное свойство: те, кого они поражают, сначала слепнут, затем начинается агония, а потом они умирают.

От зелья повалил оранжевый дым, и Слизнорт опять повернулся к котлу. Манящими чарами он призвал несколько пустых бутылок, очистил их от остатков алкоголя и наполнил зельем.

— Гермиона, Драко. — Гораций вручил им две полные бутылки. — Как же раскалывается голова… Вернемся к вашему заданию: увидите кого-то из учеников или преподавателей, не пытайтесь привести их в чувство, достучаться до голоса разума. Сразу лейте им в глотку зелье, главное: успеть до того, как начнется агония, иначе их уже не спасти.

Флитвик, Спраут и Трегер обследует верхние этажи, а вы загляните в Большой Зал, на кухню и второй этаж к Миртл. Да, и раненых немедленно отправляйте в Больничное крыло, мадам Помфри уже во вменяемом состоянии.

— Раненых?

— У меня есть серьезные опасения на счет тех, кого поразила Злоба, Зависть либо Гордыня. Ira, Invidia и Superbia. Мое мнение: три самых опасных греха...

Малфой, не дожидаясь Гермионы, схватил бутылку и вышел из кабинета.

— Профессор, а я вспомню что случилось этой ночью?

— Вспомните, может, через день, а может, и через неделю, на каждого магические грехи действуют по–разному.

* * *

Гермиона никогда не любила ночные дежурства. Темные переходы и закоулки, пустующие ниши, продуваемые ледяным ветром коридоры, скрипящие лестницы, выплывающие из-за угла привидения, внезапно гаснущие факелы. Ночью в Хогвартсе было страшно, даже тем, кто давно поборол боязнь темноты.

Сегодня же в замке было опасно. Слабый огонек от двух волшебных палочек едва рассеивал тяжелый удушающий мрак. За очередным поворотом Гермионе показалось, что сейчас выскочит безумец, ослепленный смертным грехом. Сердце пропускало очередной удар, и она успокаивалась. До следующего поворота.

Малфой шел впереди, вид его прямой спины, твердой пружинистой походки придавал уверенность.

В голове возник образ его огромной татутировки, сейчас скрытой белой рубашкой, затем осознание того, что меньше часа назад она обнимала его обнаженного, наверное, нежно проводила руками по его спине или в порыве страсти царапала ее.

К горлу подкатила тошнота.

«Я спала с Малфоем. Могла ли я предположить это, развешивая украшения в Большом зале?

Я спала с Малфоем. И я ничего не помню…»

Хотелось спрятаться в своей комнате и долго–долго плакать, а потом выпить снотворное зелье и забыться сном, в котором не будет картин собственного позора.

Перед глазами мелькнули седые грязные патлы, красное разъяренное лицо Аргуса Филча, а потом руку Гермионы с волшебной палочкой словно сжали тиски.

— Отдай, ведьма! — прошипел завхоз. — Ненавижу вас! Ненавижу волшебников! Ты — магла! Откуда в тебе волшебство? Ты украла его у таких, как я!

— Остолбеней! — закричала Гермиона, судорожно вцепившись в палочку. — Остолбеней!

Первый луч пролетел в дюйме от уха Филча, осветив коридор красной вспышкой, второй — попал в потолок.

— Отстаньте от меня! — она наступила каблуком Филчу на ногу, но он лишь сильнее начал вырывать палочку, пытаясь сломать Гермионе пальцы.

Острие палочки уперлось разъяренному завхозу в плечо — старая истертая куртка задымилась.

— Ты выжгла мои глаза! Я не вижу! Не вижу! ВЕДЬМА! Проклятая ведьма! — исступленно закричал он, брызжа слюной во все стороны. Филч со всей силы толкнул гриффиндорку к стене, Гермиона, закрыв глаза, сползла по стене. — Отродье дьявола!

Тупая боль пульсировала в затылке, окружающее пространство вертелось перед глазами бешеным калейдоскопом обрывочных картин. Цепкие старческие пальцы сомкнулись вокруг шеи девушки.

— Ты никогда не будешь колдовать! Подохнешь, мерзкая сука. Магия не спасет тебя!

Гермиона задыхалась. Палочка выпала из ослабевших пальцев. Легкие горели холодным обжигающим огнем, воздуха не хватало. Из горла вырвался страшный булькающий хрип.

Темнота обрушилась неожиданно, угрожая навсегда затопить измученное сознание.

* * *

Взгляд серых глаз изучающий, возможно, даже обеспокоенный. Но разбираться в этом нет сил, да и желания.

Кто-то потряс Гермиону за плечо, а потом сквозь сонную дымку донеслось:

— Агуаменти! Грейнджер, хватит валяться на холодном полу.

— Малфой, — устало произнесла Гермиона, отбросив с лица мокрые пряди волос. — Думаю, тебе доставило удовольствие облить меня…

Действительно обеспокоенный взгляд. Даже странно как-то…

— Большее удовольствие мне доставило отцепить от тебя Филча и врезать по его обрюзгшей физиономии. Старик, похоже, не понимал, кто его бил. Только орал про волшебников, всю жизнь относившихся к нему как к бесполезной, потешной твари…

— Он пытался забрать у меня палочку.

— Invidia, — задумчиво протянул Драко, толкнув носком ботинка лежащего на полу Филча. — Зависть окончательно доконала нашего дорогого кошатника. В его карманах я обнаружил еще четыре волшебных палочки, вредноскоп, сквозное зеркало, маховик времени и прочие предметы, бесполезные в руках чертова сквиба.

Эй, Грейнджер ты меня слышишь? Сейчас, этот престарелый спящий красавец очнется, и я отведу нашу дружную компанию в Больничное крыло.

Гермиона приоткрыла глаза. Малфой сидел перед ней на корточках и смешно морщил нос, втягивая воздух.

«Грязнокровка… Воняю», — мелькнуло в ее голове.

А потом она почувствовала, как Драко осторожно провел ладонью по ее затылку. Гермиона болезненно охнула.

— И откуда в вас столько силы, мистер Филч? — прошипел Драко, стирая с ладони кровь. — Вставайте, вам тоже необходимо в лазарет.

— Как?.. Что за..? Что здесь произошло?

— Вам все объяснят, но позже. Грейнджер, давай, обопрись на меня, да не пытайся ты сама идти! Чертова гриффиндорка!

Малфой легко взял ее на руки, сил возражать у нее не было. К горлу подкатывали волны тошноты, лицо слизеринца расплывалось белым пятном, в затылке пульсировала тупая боль, усиливающаяся с каждой секундой.

Они шли вперед по темному коридору, до Гермионы будто сквозь толщу воды доносились чьи-то мужские голоса. А потом неожиданно стало светло, даже сквозь прикрытые веки, и холодно.

В Большом Зале шел снег. Хлопья снега медленно кружились в воздухе, мягко оседали на рождественских елках, столах факультетах, расставленных на них золотых тарелках с праздничной едой. Волшебный потолок был разрушен: покрытые тонким слоем снега каменные осколки валялись на полу. В оставшихся целыми кусках трещали синеватые молнии — столетия назад наложенная магия неторопливо истекала из камня.

Малфой осторожно поставил Гермиону на ноги.

— Так, мистер Филч, дальше вы поведете Грейнджер сами, надеюсь, дорогу в Больничное крыло не забыли.

— Не приказывай мне, змееныш!

— Заткнитесь, идиот! — грубо оборвал его Драко. — Здесь опасно. А от вас пользы, как от годовалого ребенка.

— Да, ты знаешь… — заорал Филч.

— Что вы похожи на раздувающуюся жабу? Давно заметил, — отмахнулся Малфой, напряженно вглядываясь в снежную завесу. — А теперь уходите, если не хотите провести Рождество в Мунго или в муниципальном склепе для сквибов.

Филч пожевал губы и, взяв Гермиону под локти, исчез в одном из тайных переулков замка. Знание всего лабиринта Хогварста никакая магия не смогла бы выбить из головы вредного завхоза. С каждым их шагом яростное недовольство Филча и болезненная усталость девушки отдалялись от Грима. Какая-то грань его сознания все еще чувствовала эмоции Гермионы, с недавних пор толстые стены замка больше не спасали Драко от ощущения нее.

Он невольно улыбнулся и глубоко вдохнул. Улыбка сползла с лица, обнажая лицо настоящего Малфоя. Темные глаза горели холодной яростью, тонкие черты лица заострились, сквозь них явственно проступал оскал зверя.

Нет. Вблизи не было зла.

Зато был запах. Запах крови. Металлический, соленый.

Запах уходящей жизни.

Ветер стал сильнее. Он проникал в Большой Зал из окольных темных коридорчиков, сквозь разбитые окна, выделяющиеся на фоне темно-синего неба зубьями-осколками не выпавших стекол, кружил хлопья снега в замысловатом танце, опрокидывал серебряные кубки, бессовестно играл со знаменами факультетов и гирляндами на елках.

Запах становился сильнее. На белом снежном покрове темнели бурые пятна, вскоре превратившиеся в дорожку, а затем — в грязный алый снег.

Маленький мальчик лежал на полу, из ран на его груди, ногах и руках сочилась кровь. Тоненькая струйка стекала по виску, выписывая ярко-красную дорожку на неестественно-белом полотне лица. Над мальчиком стояла Минерва МакГонагалл и бесстрастно наблюдала за смертью своего ученика.

— Профессор! — сипло прокричал Малфой, так и не сумев справиться с голосом. — Это сделали вы?

— Я.

— Он же умирает.

— И что? — МакГонагалл безразлично пожала плечами. — Щенок позволил себе сорвать на мне свою злость.

— Это действие артефакта, Ящика Пандоры, злость поразила его тело и разум.

Но директор словно не слышала.

— Он посмел усомниться в моих профессиональных способностях! Я была лучшей ученицей выпуска тысяча девятьсот сорок второго года, лучшая на курсе в университете святой Магдалины, я была руководителем группы по исследованиям экспериментальной трансфигурации… Что ты делаешь?

— Спасаю его, — ответил Малфой. Ему удалось остановить потерю крови, но больше он ничего не смог предпринять. Его познания в магической медицине были ничтожны малы.

— Не трогай! — волшебная палочка уперлась Малфою в грудь.

— Вы мне ничего не сделаете.

— Что? И ты сомневаешься в моих способностях! — в голосе директора прозвучала ярость. — Да я такого сопляка как ты раздавлю одним заклинанием!

«Необходимо спешить! Иначе ребенок умрет».

И тут, наудачу Малфоя, ветер снова коварно проник в Большой Зал, бросив в лицо МакГонагалл горсть снега. Директор от неожиданности закрыла глаза, а когда открыла, то слизеринца перед ней не было.

— Остолбеней! — раздался вкрадчивый голос над самым ухом. Драко аккуратно прислонил обездвиженную МакГонагалл к стене.

Мальчик на полу захрипел, Малфой быстро подхватил его на руки и трансгрессировал. Одним пинком открыл дверь Больничного крыла. Мадам Помфри хотела возмутиться по этому поводу, но слова недовольства застряли в горле, стоило ей увидеть раненого мальчика на руках слизеринца.

— Сюда! — запричитала она.

Палочка в ее руках вертелась, губы шептали причудливые заклинания, словно заунывную песню Жизни, наполняющую комнату свежестью и запахом горькой обманчивой надежды.

— Кто это сделал? — спросила Гермиона дрожащим прерывающимся голосом.

— МакГонагалл.

— Невозможно.

— Гордость. Проклятая гордость поразила ее, а мальчика, похоже, злость. Ira и Superbia. То, чего больше всего боялся Слизнорт.

Драко обхватил голову руками, оставляя на пепельных волосах капли чужой детской крови.

Смерть была вокруг, смерть следовала за ним со дня его собственной смерти. Он не может больше…

Двери лазарета распахнулись. На пороге стоял Флитвик, маленький, взъерошенный, без привычной доброй улыбки на устах.

Ужас. Неверие. Горе.

— Сивилла…Трелони убита.

* * *

Длинный паровозный гудок. Хогвартс-Экспресс мчался в Лондон, растянувшись через весь лес длинной красной лентой. Весело стучали колеса, из труб вырывались дымные колечки разных цветов — не иначе как новый молодой машинист баловался колдовством.

Гермиона провела рукой по запотевшему стеклу и посмотрела на часы. Вздохнула и снова уткнулась в книгу, не замечая, что держит ее верх ногами.

Год заканчивался также безрадостно, как и начинался. Тогда открытая война против Пожирателей, Волдеморта. Сейчас — тайное противостояние с неведомым злом, в котором они из раза в раз проигрывают.

Кто и зачем открыл в Хогвартсе Ящик Пандоры? Кто и зачем убил Сивиллу Трелони?

«Ну, хотя бы тот второкурсник выжил», — подумала Гермиона, вспомнив маленького мальчика на руках Малфоя.

Мысли снова вернулись к слизеринцу. Она все также не помнила ту ночь, может, поэтому была почти спокойна. Слизнорт сказал, что она обязательно вспомнит, но вспоминать не хотелось. Хватит того, что ее тело носило позорные отметины той ночи.

Малфой был в этом же вагоне, в котором достались билеты всем ученикам, спешно эвакуированным из школы. Мракоборцы прибыли в Хогвартс утром и опечатали его. Больше, чем расследование зверского убийства преподавателя, их интересовало появление Ящика Пандоры в стенах замка.

«Люди умирают каждый день, а древние артефакты появляются раз в столетие».

На мгновение Гермиона ужаснулась своей циничности. Но лишь на мгновение.

Циничный мир, циничные люди. И не хочешь быть таким, сопротивляешься, но, в конце концов, сдаешься, когда циничность становится твоей защитой от окружающей безразличности ко всему.

Хогвартс-Экспресс замедлил ход, издал новый громкий гудок и, наконец, мягко остановился. Волоча тяжелый чемодан, девушка вышла на платформу. И тут же разглядела в толпе своих родителей: отца в смешной вязаной шапке, мать с новой короткой стрижкой. Они радостно махали дочери.

И на душе вдруг стало так хорошо и приятно. Какая циничность? Она придумала, все это лишь игры разума.

Нет циничности и никогда не будет, потому что она никогда не вытеснит из ее сердца любовь к родителям, друзьям и к этой непростой жизни.

* * *

Гермиона поднималась по лестнице, осторожно неся в руке чашку, полную горячего шоколада, и с каким-то благоговением вдыхала вкусный аромат. В другой руке было письмо от Гарри, в котором он настоятельно просил Гермиону принять приглашение на новогоднюю вечеринку, устроенную Министерством.

В комнате было темно. Гермиона на ощупь пробралась к столу и осторожно поставила чашку на стол. Но несколько сладких капель все равно упали ей на руку; зашипев, девушка слизала их, радуясь, что никто не знает о ее детской привычке облизывать пальцы.

— Здравствуй, Гермиона.

Сердце пропустило стук.

В кресле она разглядела фигуру в мантии с капюшоном.

— Здравствуй, чем обязана?

Наверное, сказано слишком грубо. Но он не отвечал ей больше недели, она имела право на обиду. Ведь он для нее давно не просто друг…

— Я хотел сказать тебе, что отдал трубку и дневник Кристиану.

— Хорошо.

— Теперь ни меня, ни тебя больше ничто не связывает с этой историей.

— Не очень приятная история. Я бы сказала, страшная.

— Да, — согласился Грим. — Но и нас больше ничего не связывает.

Гермиона сглотнула, ощущая, как внутри становится холодно и очень, очень пусто.

— А тебя связывала со мной только эта история?

— Нет, — после паузы, произнес он. — Не только. Но я слишком опасный знакомый.

— Не надо решать за меня, я не маленькая.

— Я решаю только за себя. На тебя у меня нет прав, — кажется, в голосе Грима прозвучала грусть. — Послезавтра Новый Год.

Грим встал с кресла и приблизился к Гермионе. Она не шелохнулась.

— У меня есть для тебя подарок, — он взял руку Гермиона и вложил в ее ладонь маленькое колечко. — На этом кольце тот же камень, из которого сделан твой кристалл. Если тебе когда-нибудь понадобится моя помощь, просто вспомни обо мне и коснись камешка. Я всегда помогу тебе.

— Спасибо, — произнесла Гермиона, глотая слезы. — Это прощание, да?

— Да.

Пустоту внутри наполнила боль.

— Я не приготовила тебе подарок. Единственное, что я могу сделать…

Не тратя больше время на слова, Гермиона поцеловала Грима. Как же давно она хотела это сделать…

Он не ожидал, но не оттолкнул ее. Не обнял, но ответил на ее порыв. Он целовал ее нежно, медленно — растягивал удовольствие. А потом поцелуй закончился.

Гермиона открыла глаза, Грима в комнате уже не было. Слезы застилали глаза.

И воспоминания нахлынули внезапно.

Библиотека. Малфой спит в кресле, во сне он похож на обыкновенного подростка, хотя нет. Нет в нем больше подростка, после войны ни в ком из них. Молодой человек, молодой мужчина.

Малфой целует ее, знакомое ощущение трансгрессии — и они в комнате слизеринца…

Гермиона открыла глаза.

Малфой трансгрессировал в Хогвартсе.

В Хогвартсе невозможно трансгрессировать.

Но только не Гриму…

Розали Оссорио, сотрудница Отдела магического хозяйства, возвращалась домой после очередного напряженного рабочего дня. Зимний ветер развивал длинные светлые волосы волшебницы и полы новой ярко-синей мантии, выбранной под удивительный оттенок глаз ее обладательницы.

Было тридцатое декабря, и Розали занималась последними деталями новогодней вечеринки Министерства. Скорее бы уже закончить работу над этим долгосрочным проектом, получить обещанную премию и хорошенько отдохнуть с мужем в Египте. Из-за бешеного графика они виделись только поздно вечером, далеко заполночь, и рано утром, когда Розали убегала на работу, а ее муж заканчивал завтракать. Это отнюдь не укрепляло их брак.

Сегодня Розали отпустили с работы раньше обычного, и она решила забежать в магловскую кондитерскую, недавно открывшуюся напротив ее дома, и купить заварных пирожных, так любимых ее мужем. В изготовлении сладостей маглы ничуть не уступали волшебникам, а некоторые и превосходили.

Розали трансгрессировала в тихий безлюдный переулок, там почти никого не бывало, разве что дети иногда играли в прятки. Волшебница вышла на оживленную улицу, поправляя растрепавшуюся во время перемещения прическу, и едва не столкнулась с высокой худой женщиной, несшей в руках множество ярких разноцветных пакетов с новогодними подарками.

Вы никогда не замечали, как меняются лица людей перед праздниками? Улыбок становится гораздо больше.

Люди светло улыбались Розали; она — им. Завтра Новый год: веселье витало в воздухе, и просто невозможно было хмуриться или грустить. Почти в каждой витрине магазина стояла миниатюрная елочка, украшенная шарами, гирляндами, свечами или фонариками; или фигурка Санта Клауса в смешном красном колпаке.

Даже Санта, казалось, улыбался прохожим.

В уютной кондитерской была небольшая очередь: девочка лет десяти и мужчина с маленьким ребенком. Мальчик крепко держал за руку папу, зачарованно разглядывая полки со сладостями.

Сердце Розали болезненно сжалось. Они с мужем очень хотели малыша, но постоянные проблемы отвлекали от создания полноценной семьи: переезд в другой город, новая важная работа в Министерстве, болезнь дедушки, возрождение Того-Кого-Нельзя-Называть и последующая война в магическом мире, проверки полукровок, преследования...

Но с завтрашнего дня Розали, наконец, изменит свою жизнь к лучшему. Будет больше времени проводить с мужем, сделает ремонт в квартире, навестит пожилых родителей в Ливерпуле.

Розали еще не знала, что жестко ошибалась. Ведь мы никогда не знаем, что ждет нас за очередным темным поворотом.

Купив пирожные и перебросившись парой словечек с продавщицей, волшебница вышла из кондитерской, перешла дорогу и зашла в подъезд старого довоенного дома. Дверь натужно скрипнула и закрылась.

«Не мешало бы смазать», — подумала Розали.

Вспышка красного света — пакет с пирожными мягко выпал из рук, девушка тяжело рухнула на пол, ударяясь головой о нижнюю ступеньку. Мужчина в темном плаще ткнул носом ботинка в бок волшебницы, проверяя в сознании ли она.

Стоящая на почтовых ящиках фигурка Санты Клауса бессмысленно глядела на происходящее голубыми нарисованными глазами. Злая улыбка застыла на искусственном лице.

* * *

Тяжелый, заставляющий задыхаться аромат гнилой листвы ударил в нос. Торчащий из земли корень рассек бровь — на очках появилась большая капля крови. Руки зачерпнули горсть старых шероховатых листьев и влажной после дождя земли. Луч солнца, случайно проникший сквозь кроны деревьев, осветил черноволосого парня, распластавшегося на земле, и прежде чем скрыться, заставил ярко вспыхнуть циферблат часов на его руке.

Минутная и часовая стрелки сошлись в единой позиции, показывая двенадцать часов дня. Но в Запретном Лесу было темно: серый полумрак больше подходил для зимнего угрюмого вечера, а не для летнего полдня.

На задворках сознания промелькнула мысль, что завтра Новый Год. Но в воздухе витал пряный весенний аромат. Гарри не мог ошибаться.

Он осторожно перевернулся на спину и, охнув, принял сидячее положение. Бровь неприятно саднила — его сны всегда были слишком реалистичны.

Окружающий пейзаж казался пугающе знакомым. На протяжении полугода Гарри искал это место в своих снах, блуждал во мраке ночных кошмаров, но не мог найти. Сегодня впервые сон осветил серый сумрак дня, изменяя впечатление и заставляя окунуться в воспоминания школьных дней.

На первом курсе Гарри отправили в лес на отработку. На втором они с Роном искали ответы на вопросы у Арагога. Несмотря на то, что Запретный лес всегда оставался территорией, запрещенной для посещения учеников, Гарри каждый год каким-то неведомым образом попадал туда. И причины порой оказывались необычайными даже для волшебного мира.

Гарри почесал шрам и случайно задел расцарапанную бровь. От боли в глазах вспыхнули зеленые точки.

Воспоминание отчетливо пронеслось в голове.

— Я, видимо… ошибся, — сказал Волан-де-Морт.

— Нет, не ошиблись.

Гарри произнес это громко, как только мог, собрав все оставшиеся силы: он не хотел, чтобы в его голосе был слышен страх. Воскрешающий камень выскользнул из его онемевших пальцев, и, делая шаг вперед, к костру, он видел краем глаза, как тают в воздухе его родители, Сириус и Люпин. В эту минуту ему не важен был никто, кроме Волдеморта. Их было сейчас здесь только двое.

«Я вспомнил!»

Потрясенный неожиданным открытием, он разжал кулак: на ладони лежал маленький камешек с зубчатым разломом посередине. Трещина проходила по линии, изображающей Бузинную палочку, символы Мантии и Камня остались нетронутыми.

Гарри открыл глаза и тут же зажмурился: ослепительный свет больно резанул по глазам. Послышался щелчок — Рон выключил свет делюминатором.

Гарри вслепую нащупал на прикроватной тумбочке очки.

— Гарри, что случилось?

— Я знаю! Ты понимаешь, я знаю!

— Да понял я, ты уже раз десять прокричал, — недовольно пробурчал Рон. — Упал с кровати и давай кричать, я тебя никак разбудить не мог. Мне уже вспомнились твои видения про Волдеморта…

— Нет, тогда бы у меня шрам болел, а сейчас почему-то бровь, — растерянно произнес Гарри.

— Ты при падении рассек ее. Так что ты знаешь? — спросил Рон, помогая другу подняться.

— Помнишь, я говорил тебе о своих снах, которые мучают меня последние несколько месяцев? Те сны, где я постоянно ищу что-то в темноте и никак не могу найти?

— Ну, предположим, помню.

— Я понял, что ищу: воскрешающий камень!

Хмурое выражение на лице Рона не изменилось. Он недоуменно смотрел на друга, не понимая причины его радостного настроения.

— И что это означает?

— Не знаю. Но теперь я понимаю, что пыталось сказать мне подсознание. В голове будто щелкнуло: я должен найти Воскрешающий камень. Он зовет меня.

— Зовет? — Рон пожал плечами и улегся на свою кровать. — А ты помнишь, где именно в Запретном Лесу ты его выронил?

— Нет, — Гарри сник. — Я так хотел забыть тот день, что сознательно не вспоминал место, где обронил камень. Да и портрету Дамблдора обещал не искать его…

— Значит, и не надо искать. Дамблдор хоть и был сумасшедшим, но будущее просчитывал на столетия вперед.

— Но сегодня во сне я был там, и, мне кажется, смогу найти то место, — пропустив слова Рона мимо ушей, задумчиво произнес Гарри. — Надо вернуться в Хогвартс и…

— Сейчас надо спать! Я хочу хотя бы в последнюю ночь этого года выспаться.

— Но ты не понимаешь, Рон! Мне снятся эти сны с самой осени.

— Давай, я завтра начну это понимать, когда высплюсь и позавтракаю. Спокойной ночи, Гарри, — твердо произнес Рон.

— Но я сейчас все равно не усну. Можно мне взять твой делюминатор?

— Угу.

Через полминуты послышался раскатистый храп Рона. Гарри осторожно, стараясь не шуметь, выбрался из комнаты: он вдруг осознал, что успел проголодаться.

Кухня была пуста. Щелкнул делюминатор — из него вылетели два маленьких сияющих шара света, собранные Роном в собственной комнате. Гарри пробормотал парочку бытовых заклинаний, те, что запомнил у Гермионы и в правильности произношений которых сильно сомневался. Подчиняясь взмахам волшебной палочки, один нож нарезал толстыми ломтиками мясо, другой — свежую булку, чайник сам наливал в кружку кипящую воду, а над головой порхал оставшийся со вчерашнего дня кусок пирога с патокой.

Гарри наслаждался своим ранним завтраком, или наоборот, крайне поздним ужином, и пытался вспомнить тот майский день, когда снова выжил после Смертоносного заклинания. В голове крутились отрывки воспоминаний: он открывает снитч, трижды поворачивает Воскрешающий камень, появляются его родители, помолодевшие Сириус и Люпин.

Они заменили ему Патронус — холод, исходивший от дементоров, не причинил Гарри вреда. Он не ведал, куда идти, но не сомневался, что найдет Волдеморта, своего врага и свою смерть.

Сейчас Гарри не помнил, как дошел до логова Пожирателей, как и того, откуда у него брались силы, чтобы сделать следующий шаг. А вспомнить то место не было никакой возможности, не спрашивать же у Пожирателей.

И тут Гарри осенило. От неожиданности он перестал контролировать магию, и пирог с патокой упал ему на колени.

Хагрид был там, в плену у Пожирателей. Он отлично ориентируется в Запретном Лесу и точно помнит то место.

Четвертого января ученики возвращаются в Хогвартс, и Хагрид непременно наведается в лес вместе с Гарри.

* * *

Успокоительное, наконец, подействовало. Гермиона больше не кричала, не плакала, лишь безучастно смотрела в потолок. Джейн Грейнджер нежно провела рукой по волосам дочери. Никогда она не видела свою дочь в таком состоянии. За девятнадцать лет случались и надуманные детские истерики из-за потерянной игрушки или несправедливой оценки в магловской школе, или странных вещах, происходивших иногда с Гермионой. Тогда они еще не гордились дочерью волшебницей, а полагали, что ее удивительные способности — это новая, никем не изученная болезнь.

Став частью магического мира, Гермиона внутренне стала более сильной и скрытной. Она старалась встречать проблемы и огорчения дерзкой улыбкой, назло врагам и недоброжелателям, а в чем-то и самой себе.

Джейн не видела слезы своей дочери уже давно. Что же могло случиться с ее отважной, храброй девочкой, неожиданно оказавшейся столь ранимой?

Миссис Грейнджер обвела взглядом полутемную комнату: на столе одиноко стоит чашка с остывшим шоколадом, рядом с ней раскрытая книга, на полу лежит конверт из плотной коричневой бумаги.

«Плохие новости из волшебного мира», — решила миссис Грейнджер. Хотелось расплакаться от собственного бессилия. Она ничем не могла помочь своей маленькой девочке.

В комнату заглянул обеспокоенный мистер Грейнджер. На немой вопрос в глазах мужа Джейн прошептала:

— Лучше. Можешь идти отдыхать.

— Если что, сразу зови, — также тихо прошептал мистер Грейнджер, грустно и как-то даже обреченно посмотрел на жену и покинул комнату.

Дверь захлопнулась — ровный желтоватый свет, льющийся из прихожей, погас. Комната погрузилась в вязкую, удушающую темноту. Миссис Грейнджер инстинктивно поднесла руку к горлу, вдохнула воздух с горьковатым запахом лекарств. На миг ей показалась, что она в больнице, у кровати тяжелобольного.

Она моргнула — и видение растаяло. Но ощущение осталось.

Современные больницы обустроены по последнему слову техники, в них всегда чистое свежее белье, вкусная еда, заботливые медсестры. Следы болезни, горя, смерти не видны, но они есть, на каждом дюйме стен…

— Солнышко, может, расскажешь что случилось?

— Не могу, мам, — тихо произнесла Гермиона.

— Хорошо, — тяжело вздохнув, согласилась Джейн. Есть вещи, которые никому никогда не поведаешь. Они есть у каждого человека. Не верьте тем, кто скажет, что у него нет тайн от родителей или друзей. Они врут вам и самим себе.

— Спасибо, мама. А теперь, пожалуйста, оставь меня. Вам с папой не помешает выспаться.

Джейн поцеловала дочь в щеку и тихо прошептала:

— И ты постарайся поспать. Утро вечера мудренее. Спокойной ночи, Гермиона.

— Спокойной.

Дверь бесшумно затворилась, и Гермиона осталась одна. Небо за окном медленно светлело, сквозь тьму проникали стальные оттенки.

«Значит, он ушел не больше двух часов назад».

Он. В своих мыслях Гермиона не могла заставить себя назвать его ни Гримом, ни Малфоем. Кто знает, возможно, у него есть другие имена, другие маски. И какое же его настоящее лицо: жалкий слизеринец, обычный ученик Хогварста, молодой пожиратель смерти, загадочный и непредсказуемый Грим? Кончается ли список?

Зачем она тогда согласилась на встречу с Гримом? Надо было порвать его краткую записку и стереть из памяти эпизод возле Визжащей хижины. Забыть демона, сломанную палочку, Грима, одержимого и умирающего. И спокойно жить без Ордена, убийств, оживающих чучел, заброшенных городов с инферналами.

Если бы она только не пришла на ту встречу, опоздала не на семь минут, а на полчаса, все было сложилось иначе.

Не было бы так больно.

Драко Малфой — Грим. Сомнения исчезали с каждым новым воспоминанием.

Голос Грима. Он показался поразительно знакомым еще в первую встречу. И его поначалу пренебрежительное обращение: «Грейнджер!» Но Гермиона убедила себя, что у людей бывают очень похожие голоса.

Сейчас вспоминая, Гермиона видела столько зацепок, мелких деталей, которым раньше не придавала значения, которые не хотела замечать.

Когда портал из дома Анабель перенес их на поле для квиддича, Грим сел на трибуне Слизерина. Тогда это казалось случайностью, а сейчас — привычкой каждого слизеринца, пусть Малфой и играл шесть лет в квиддичной команде.

Воспоминания одно за другим проносились в голове.

Происшествие в туалете Плаксы Миртл. Гарри подтвердил, что Малфой был не причастен: у слизеринца не было волшебной палочки. Но Гриму она и не нужна. И разбитые окна в Больничном крыле тому подтверждение.

Вечеринка Хэллоуина. Какова вероятность того, что Грим окажется возле Черного озера в тот момент, когда на Гермиону нападет чучело? Что он вообще окажется в Хогвартсе?

А на следующий день после Хэллоуина, Гермиона пошутила, что влюблена в Малфоя, чем вызвала более чем бурную реакцию Грима. Тогда это показалось ей забавным.

Драко сидел рядом с ней в суде, а потом Грим сказал ей, что видел и слушал там выступление Невилла Лонгботтома.

Небо за окном приобрело нежно-розовый оттенок. Полумрак, царивший в комнате, медленно рассеивался, как и иллюзии Гермионы.

В день, когда убили Нарциссу Малфой, Гермиона видела Грима — разбитого, уничтоженного, жалкого; видела его слезы.

После окончания дуэли с Роном, Трегер никак не мог нащупать пульс слизеринца, несказанно удивившись, что Драко был еще жив…

А как лихо Грим устроил ее отъезд из Хогварста! Убедил МакГонагалл, которую прежде «никогда не видел», попрощался с Гарри и Роном.

Но для чего все это? Почему он вел себя с ней так? Зачем как Драко Малфой заставил ненавидеть и презирать его еще больше, а как Грим влюбил в себя?

«А может, Грим все-таки не Малфой? Может, я все придумала?

Один шанс из миллиона, что это не он. Единственный шанс. И я проверю его».

Глубоко в душе Гермиона понимала, что этого шанса у нее нет и никогда не было.

Но что еще ей делать, думать, как существовать?

Она безумно любит и до глубины души ненавидит одного и того же человека.

* * *

«Так будет лучше», — подумал Малфой, глядя на свое отражение в зеркале. Серые глаза насмешливо сверкнули.

Какой раз за сегодняшний день он говорит это себе? Сотый? Тысячный?

Необходимо еще немного времени, — которого у него нет — чтобы окончательно убедить себя в правильности выбора. Он уже смирился.

Почти.

Ему еще было больно. Не до безумия сильно, как после смерти Нарциссы. Нет. Эта боль была смешана с каплей обиды на свою судьбу.

Драко осталось жить полгода. И даже если представить себе невообразимое: Гермиона любит его — он не даст развиться этому чувству. Пусть боль от потери любимых еще долго не коснется ее.

Драко не будет больше рядом, и так будет лучше для Гермионы. Рядом с ним слишком опасно. Она отвоевала свое, не стоит впутывать ее в его войну.

А ведь ничего не было бы, если бы однажды Малфой не решил пропустить стаканчик вина в «Кабаньей голове».

Но тогда демон убил бы ее.

Малфой надел черную шелковую рубашку.

Тогда, если бы я не решил выяснить, как Гермиона изгнала из меня демона.

Но я бы не узнал про цыганку.

Застегнул последнюю верхнюю пуговицу.

Значит, не надо было брать ее с собой к Анабель.

Но она хотела знать правду. И она выяснила все про нее, я не смог отказать.

Поправил серебряные запонки на рукавах.

Тогда не надо было целовать ее, убегая от мракоборцев. Ты ведь мог найти другой способ, несмотря на их хваленый отражатель!

Но в тот момент я не смог ничего придумать. Или не хотел.

Надел пиджак смокинга и снова взглянул на себя в зеркало.

Не надо было влюбляться в нее, Драко.

На этот аргумент внутреннего голоса Малфою нечего было сказать.

Все происходило постепенно, неспешно. Гермиона не пыталась влюбить его в себя, казаться в его присутствии лучше, интереснее, незауряднее чем есть на самом деле. С ним она была настоящей. Такую ее он никогда бы не узнал на общих уроках или собраниях старост.

Драко грустно усмехнулся и плеснул в стакан огневиски.

А ведь он едва не сошел с ума при мысли о том, что Гермиона могла погибнуть при взрыве. В тот миг и осознал, что любит ее. А потом Малфой трансгрессировал к Рэю и молил всех известных богов, чтобы она выжила. Он больше не хотел терять людей, которых любил.

Несколько дней назад Драко поверил, что Гермиона любит его. Короткий, словно блеск падающей звезды, миг счастья. Миг, когда ощущаешь себя цельным человеком.

Ее слова и чувства — всего лишь действием магии, древней, как чертов волшебный мир. Слава Мерлину, она не помнила той ночи, не знала, что ящик Пандоры не подействовал на Грима и не догадывалась о его истинном лице.

Ведь узнай Гермиона, кто скрывается под капюшоном Грима, она возненавидит его. Драко не хотел этого. Пусть хоть какую-то часть его она не ненавидит.

Малфой любил ее.

И не сожалел об этом.

Драко взглянул на часы.

В этом году Отдел магического хозяйства решил организовать Новогодний прием не в здании Министерства, как в предыдущие девятнадцать лет, а на открытом воздухе. Место праздника, список гостей и приглашенных звезд и прочая информация держались в строжайшей секретности. Даже Кингсли Бруствер, министр магии, не был посвящен в детали предстоящей вечеринки. Он, как и остальные гости, получил именное приглашение, которое тридцать первого декабря с девяти до двенадцати вечера превращалось в портал.

Портал Драко должен был дезактивироваться через полтора часа. Этого времени хватит, чтобы министерские чиновники заметили молодого Малфоя и намекнули, что весьма поощряют крупные денежные вложения в благотворительные фонды для помощи пострадавшим в войне.

Драко глубоко вздохнул: предчувствие беды не оставляло его. Он сжал в руке вспыхнувшее ровным голубым свечением приглашение, почувствовал, как острый край бумаги режет ладонь — золотые буквы имени Драко Малфоя окропило кровью — и стены комнаты исчезли. Из темноты вырастали очертания высокой серебряной арки, монументально возвышающейся посреди бескрайнего белого поля.

Пространство перестало вращаться, и Драко, наконец, обрел землю под ногами. Поморщившись, выбросил приглашение. Оно упало ненужной испачканной кровью бумажкой в снег. Мрачное предчувствие усилилось.

«Не ходи, Драко», — отчаянно прошептал ветер.

Но поздно — Малфой вошел в арку.

Тишина полей сменилась на громкую музыку и шум людских голосов, зимний пронизывающий ветер — на обволакивающее тепло помещения, ночь — на игру мелькающих разноцветных огней. Лишь потолок остался далеким звездным небом.

На сцене, сотканной из серебристой туманной дымки, играла знаменитая группа «Ведуньи». Скандально известные эпатажными выходками и разгульными вечеринками исполнители были в черных строгих смокингах, как того требовал этикет, и в кедах — плевок в сторону всех приличий. Своеобразная дань молодости, независимости и бескомпромиссности. Ребята исполняли хиты из свого нового альбома «Stranger». Слова песен смущали некоторых пожилых и консервативных гостей, не привыкших, что мысли обо все сторонах жизни человека выражались так откровенно. Любовь, политика, нация — «Ведуньи» не боялись поднимать острые запретные темы, за что были проклинаемы некоторыми политиками и общественными организациями, зато горячо любимы молодежью.

На танцполе, выполненном в виде огромного озера, было негде яблоку упасть. Вода, подчиняясь ритму музыки, вздымалась волнами, приподнимая на гребнях танцующих, либо закрывая влюбленные парочки струящейся полупрозрачной завесой. Заиграла медленная музыка — и поверхность озера превратилась в черное сверкающее зеркало, отражающее блеск софитов и драгоценных украшений присутствующих дам. Возле танцпола, благодушно смеясь, стоял министр магии в окружении именитых мракоборцев и высших чинов министерства. Кингсли предложил руку миссис Бруствер и с удовольствием повел ее танцевать. Несколько почтенных министров последовали его примеру, а часть направилась в бар, пропустить стаканчик, а то и другой, за успех и процветание магической Великобритании в будущем году.

Барная стойка, шкафы с выпивкой, стулья и столы представляли собой фигуры из прозрачного льда, внутри которых слабо трепетали лепестки живого разноцветного огня. В зависимости от настроения близ стоящего человека они принимали всевозможные оттенки: золотистое веселье, алая страсть, оранжевая радость, иссиня-черная злоба, нежно-голубая грусть.

— Мистер Малфой, — произнес его имя маленький тучный мужчина.

— Мистер Добсон. — Драко пожал руку Рэю и улыбнулся.

— Не ожидал тебя здесь увидеть.

— Я себя тоже. А тебя как занесло в царство официоза и коррупции? Ты же не входишь в элиту министерских работников или благодушных слезливых «меценатов», вроде меня.

— Как видишь, в круг небожителей допустили нас, простых смертных. Разреши представиться: лучший целитель года.

— Мои искренние поздравления!

— Так, не надо подлизываться! — шутливо отозвался Рэй. — А это случайно не та девушка, которую ты заставил меня лечить посреди ночи?

Малфой проследил в направлении его взгляда и увидел Гермиону, танцующую медленный танец с Роном Уизли.

— Разве она не твоя девушка?

— Она никогда ею не была, — бесстрастно произнес Драко. — Я в бар, ты со мной?

— А ты думаешь, зачем я к тебе подошел? Пить в одиночку — первый признак алкоголизма. Мне необходимо напиться.

— С чего такая резкая необходимость? — спросил Малфой, неотрывно следя за Гермионой.

— Меня бросила девушка. Не выдержала моих постоянных ночных отлучек в Мунго; многочасовых операций, после которых я засыпаю, не успев раздеться; выходных, проводимых в больнице или морге.

— Два огневиски, пожалуйста, — не глядя на бармена, произнес Драко и сел на один из ледяных стульев. Вопреки ожиданиям они не были холодными и скользкими. — В таком случае я бы сам от тебя ушел.

— Я бы сам от себя ушел, — горько произнес Рэй и одним глотком осушил стакан.

— Ты любишь свою бывшую девушку?

— Да, — сказал целитель, но подумав, добавил: — Но работу больше.

Драко подал знак бармену, чтобы тот снова наполнил бокалы.

— Двойной?

Малфой повернулся к бармену, оказавшемуся симпатичной блондинкой с ярко-синими глазами и любезной улыбочкой на очаровательном лице.

— Да, мисс… Оссорио.

— Можно просто Розали.

— Спасибо, Розали. Этот бокал в твою честь! — мило улыбнувшись, произнес Драко.

Странно, но он не чувствовал никаких эмоций со стороны девушки: ни радости, грусти, задумчивости — ничего.

К стойке не спеша приближалась гриффиндорская четвертка: Гарри Поттер, Джинни и Рон Уизли, Гермиона Грейнджер — раскрасневшиеся после танцев. Девушки в длинных черных платьях, с высокими прическами и неброским макияжем; Поттер и Уизли в смокингах, у первого съехала бабочка, у второго дорогой пиджак контрастировал с дешевой рубашкой.

Увидев Малфоя, четвертка остановилась. Драко усмехнулся: один его вид приводил гриффиндорцев в неизменное замешательство. Он поднял стакан в знак приветствия. Один лишь Поттер дружелюбно кивнул в ответ и продолжил путь до барной стойки. Остальные проигнорировали слизеринца.

Раздражение рыжих Уизли.

Веселье Поттера.

Страх Гермионы.

Малфой отвернулся от гриффиндорцев и попытался сосредоточиться на том, что рассказывал ему Рэй.

Страх.

Волны ее страха ударяли Драко в спину, холодом обволакивали душу, парализуя разум. Она боялась его.

— Хреново выглядишь, Малфой, — раздался рядом голос Рона.

— Взаимно, — не оборачиваясь, ответил Драко и отхлебнул еще виски.

— И чего тебя, Пожирателя, пустили сюда? Этот факт не только меня, многих присутствующих удивляет.

А вот здесь Уизли оказался прав. Враждебность окружающих по отношению к Малфою-младшему висела в воздухе наравне с общим весельем.

— Не поверишь, я сам удивляюсь. Может, убить кого-то надо, вот меня и позвали.

— Шут, — фыркнула девчонка Уизли.

— Рон, не мешай человеку отдыхать, — устало произнес Поттер, и в его словах прозвучал едва различимый приказ.

— Это мы должны отдыхать за то, что победили такую мразь! — с вызовом произнес Рон.

Гарри и девушки ощутимо напряглись, ожидая реакции слизеринца. Раньше Драко бы кинулся на Уизли с кулаками, но сейчас он понимал много больше, и для того: чтобы спровоцировать его на драку требовалось совсем другое.

— Вы не победили мразь, Уизли, — устало произнес Драко. — Зла в мире осталось слишком много, и оно прибавляется с каждым днем.

Рон отвернулся и сел на свое место. Барменша наполнила стаканы, радуясь, что драки удалось избежать.

Мир снова приобретал оттенок золотистого веселья.

Гриффиндорцы негромко переговаривались между собой, изредка оглядываясь на слизеринца, хотя Малфой и не думал вслушиваться в их разговор. Он сидел, прикрыв глаза ладонью, слушал веселые байки из жизни целителей больницы Святого Мунго, смеялся над ними, медленно потягивал виски и старался не обращать, совсем не обращать внимания на растущую в душе тревогу.

Рэя пригласила танцевать симпатичная брюнетка, и Драко остался один. Барменша в который раз наполнила его стакан.

— А вы знаете, что в последнюю минуту уходящего года звезды на потолке сложатся в огромные волшебные часы, отсчитывающие секунды до Нового года?

— Теперь знаю, Розали, — произнес Малфой и посмотрел на свои наручные часы.

До Нового Года оставалось полчаса.

«Еще полчаса, и я смогу с чистым сердцем сказать, что умру в этом году», — подумал Драко, тарабаня пальцами по столешнице.

Малфой резко открыл глаза и повернулся вправо. Гермиона стояла в метре от него и смотрела на его руку со смесью ужаса и иронии на лице.

— Грейнджер, что с тобой? Призрака увидела?

— Почти, Малфой, почти.

Она была на грани истерики.

— Мне надо поговорить с тобой.

— Можешь говорить, я разрешаю. — Драко попытался придать своему голосу оттенок глумливости, отрешенно замечая, что даже с затаенной грустью и усталостью в глазах, Гермиона была красива.

Как же трудно играть свою роль.

— Не здесь, — девушка покачала головой. — Пригласи меня танцевать.

Драко посмотрел на Гермиону сквозь призму хрустального бокала и рассмеялся.

— Серьезно? Твои дружки не убьют меня за попытку дотронуться до тебя?

Гермиона, не ответив, взяла Драко за руку и повела к танцполу. Окружающие провожали их пару удивленными взглядами, а некоторые тихими нелицеприятными комментариями в адрес слизеринца. Враждебность к Малфою росла пропорционально громкости перешептываний за его спиной.

Тяжело существовать в мире, где ты проигравший. Многие считают своим священным долгом напоминать об этом каждый миг твоего существования.

С приближением к танцполу музыка становилась громче. «Ведуньи», по просьбам гостей, исполняли свои и другие мировые хиты.

— Мы будем перекрикивать музыку? — спросил Драко, но ответа не последовало.

Как только они вошли в круг танцующих, словно повеяло холодом: поверхность озера покрылась ледяной коркой.

— Не надо кричать, — произнесла Гермиона, ее тихий голос отчетливо слышался сквозь музыку. — Здесь нас не смогут подслушать.

Драко кивнул и положил руку на талию гриффиндорки. Гермиона дернулась и отступила на шаг.

— Грейнджер, ты привела меня сюда, и это не означает, что мы должны стоять, как два истуканы. Я не причиню тебе боли.

Грусть.

«Да что с ней такое?»

— Теперь я знаю, Малфой.

Сердце пропустило удар. О чем она?

Ведуньи закончили очередную песню, шум аплодисментов на миг отвлек Драко.

— Я вспомнила…ту ночь.

Заиграла музыка, наполняя пространство ноткой отчаяния и безысходности. Гермиона с удивлением узнала песню из нового магловского мюзикла. Кто-то из волшебников был поклонником магловского мюзикла «Нотр-Дам де Пари».

Река безумной страсти*

В моих бушует венах –

На лице Малфоя появилась ироничная улыбка. Слова песни совпали по теме с их разговором.

— Мы оба понимаем, что это было только действием артефакта, — безапелляционно произнесла Гермиона.

Причина всех несчастий,

невзгод и поражений.

— Естественно.

— А чем руководствовался ты ранее?

В нее я погружаюсь,

Никто мне не поможет

— О чем ты?

Тону я и не каюсь,

А совесть сердце гложет.

Кольцо на правой руке Гермионы засветилось ровным молочным светом. Малфою не надо было смотреть, чтобы увидеть, как из его кармана льется тот же мутно-белый свет.

— Поняла, значит.

— Да.

Ты губишь душу мне,

Ты губишь душу мне.

И я кляну тебя,

но все равно тянусь к тебе.

— Чем я себя выдал?

— Тогда ты переместился из библиотеки в свою комнату, а в Хогвартсе нельзя трансгрессировать.

Так буднично, обычно, без крика и слез. Но Грим знал, что творится в ее душе.

Ты губишь душу мне,

грешник на костре.

— Зачем ты сделал это? Просто ответь мне.

Она так близко, она дрожит, успокоить бы ее, обнять, сказать, как раньше: «Все хорошо. Я с тобой».

Увидев, как танцуешь

Тебя в своих объятьях.

Но былого доверия между ними уже нет.

— Я не знаю, зачем.

— Это какой-то изощренный план? Или ты хотел мною поиграться?

— Я никогда не играл тобою.

Ты губишь душу мне

но все равно тянусь к тебе

— Я ненавижу тебя.

— Я люблю тебя.

Я думал, что от пламя

Сгораю пред тобою.

Гермиона вырвала свою руку и быстрым шагом направилась прочь от танцующих и моментально затерялась в толпе гостей. Малфой закрыл глаза, пытаясь ощутить ее ненависть среди веселья сотни волшебников.

Грим трансгрессировал — морозный ветер ударил в лицо.

— Я не солгал тебе.

— Скажешь, это — правда? — произнесла Гермиона, пытаясь перекричать бушевавший ветер. — Я не верю тебе, ни единому слову. Видеть тебя не могу. Никогда больше не подходи, не касайся, не говори со мной.

Она стянула с пальца кольцо и кинула Драко в лицо.

— Ненавижу тебя, всей душей ненавижу. Проклинаю тебя.

Кольцо скользнуло по щеке и упало в снег, навсегда оставшись в этом поле. Послышался хлопок — Гермиона трансгрессировала.

Малфой закрыл глаза. Он не знал, сколько стоял вот так, обдуваемый свирепым зимним ветром, ничего не слыша, не видя, не ощущая. Драко забыл, что он человек, что он Грим, что он…

— Я знаю, кто ты, Грим, — произнес вкрадчивый голос у самого уха.

Стальной клинок вошел Малфою между лопаток. Тело окаменело, Драко не мог двигаться. Лишь понял, что падает лицом в снег, и сознание отключилось. На дорогом пиджаке расползалось темное пятно.

Драко Малфой умер.

* * *

Гермиона трансгрессировала в квартале от собственного дома. Захотелось немного пройтись по улице, подышать свежим ночным воздухом, оттянуть время до возвращения в пустой дом. Родители должны были вернуться лишь утром.

Я люблю тебя.

Гермиона не хотела плакать, но по-другому не получалось.

В домах горел свет, звучала музыка. Люди вокруг были счастливы. Они встречали Новый год с надеждой на лучшую жизнь. Наступало время для перемен и великих свершений — последний год уходящего тысячелетия.

Счастье витало в воздухе. Гермиона почти видела его, но не чувствовала, первый раз в жизни не чувствовала. Она ощущала лишь холод улицы и своей души.

— Мяу!

Гермиона глянула вниз. Живоглот терся о ее ногу и громко мяукал.

— Идем домой, мой хороший.

Кот страшно зашипел и стал перед ней, словно не пуская пройти сквозь калитку, ведущую в дом Грейнджеров. Живоглот вел себя более чем странно: бегал вокруг хозяйки и надрывно мяукал, словно пытался что-то втолковать ей.

«Волшебные коты очень чувствительны к опасности, угрожающей их хозяевам…» — всплыла из памяти строка из учебника по уходу за магическими существами.

Гермиона попыталась сделать шаг, но Живоглот сердито зашипел.

«Может, в дом забрались воры? В Новый Год ведь легко что-то украсть, хозяева часто в гостях, а соседи слишком заняты собственным праздником».

— Гоменум Ревелио!

Зрачки Гермионы расширились от ужаса, а секундой спустя взрывной волной девушку отбросило назад на дорогу.

Вой автомобильных сигнализаций слился с песней «Jingle Bells», раздающейся в соседнем доме.

* * *

Гарри смотрел на танцующих Малфоя и Гермиону и пытался понять мотивы последней. Зачем ей надо было приглашать слизеринца на танец? Она же терпеть не может Малфоя. В этом году их обоюдная неприязнь достигла апогея. В то время как между Гарри и Малфоем установились нейтральные отношения, без прежних глупых выходок и издевок.

— Ты смотри, как они близко стоят! — возмущенно произнес Рон. — И как Гермионе не противно?

— Только не иди туда. Гермиона не приглашала бы его на танец ради самого танца. Так что, пока он ведет себя прилично, не вмешиваемся.

Рон нехотя согласился. Его и Джинни отвлек Перкинс, старый друг семейства Уизли. Спустя минуту они оба весело хохотали, начисто забыв о слизеринце. Гарри же наблюдал за танцующими парами.

В центре озера танцевал министр магии со своей женой, улыбчивой чернокожей волшебницей в длинном серебристом платье. Гарри готов был поклясться, что заметил в ухе Кингсли Бруствера золотую серьгу в форме кольца, напоминающую времена, когда он был мракоборцем. Рядом с министром танцевали мистер и миссис Уизли. Непривычно было видеть Артура в смокинге, а не в поношенной мантии волшебника, Молли в вечернем платье и на каблуках, а не в цветастом платье и фартуке. Казалось, какое-то неведомое волшебство преобразило их, сбросило с плеч груз забот и прожитых лет, с сердца — печаль.

Пока Гарри разглядывал чету Уизли, обстановка на танцполе изменилась. Гермиона буквально летела к выходу. Малфой остался стоять на озере, но стоило Гарри моргнуть — и он исчез: то ли трансгрессировал, что было здесь невозможно, то ли затерялся в толпе.

«Если он обидел ее, убью подонка!»

Гарри подождал десять минут, но Гермиона не появлялась.

— Я сейчас, хочу подышать воздухом, — сказал он Джинни.

— До Нового года пятнадцать минут, не опаздывай, милый.

Снаружи свирепствовал ветер, лицо и руки обожгло холодом. Гарри мгновенно пожалел, что не надел пальто.

Гермионы нигде не было.

«Трансгрессировала домой?» — подумал Гарри, намереваясь проверить свое предположение и переместиться в дом Грейнджеров, но остановился, заметив недалеко темный силуэт, выделяющееся на белоснежной пелене снега.

Это был человек. Гарри осторожно перевернул его, с содроганием узнавая Малфоя.

Пульса не было. Гарри поднес ладошку к лицу слизеринца — Драко не дышал.

«Черт! Что же делать?»

Гарри оглянулся: из арки выходил очередной гость. В темноте зажегся кончик сигареты.

— Помогите! Здесь человек ранен! — закричал гриффиндорец.

Послышались невнятные ругательства и маленький тучный мужчина засеменил к Гарри, по колено утопая в снегу.

— Зови мракоборцев! — завопил он, и Гарри узнал мужчину, с которым Малфой разговаривал у барной стойки. — Я в Мунго, может мне еще удастся…

Окончание фразы гриффиндорец не услышал, Рэй вместе с Малфоем растворился в ночном воздухе.

Гарри проскочил арку и снова оказался среди веселящейся толпы. Незнакомые люди мелькали перед глазами, многие из которых что-то кричали Поттеру, пытались обнять его.

— Кого-то ищешь, сынок? — спросил Бруствер, положив руку на плечо парня.

— Кингсли! — почти радостно закричал Гарри, забыв, что не пристало ему при всех обращаться к министру магии на «ты». — Малфоя… Малфоя-младшего убили!

Улыбка сползла с лица министра. Гарри снова видел перед собой опытного, прошедшего закалку в войне и многочисленных операциях, мракоборца.

— Ты видел убийцу?

— Нет. Гермиона выскочила на улицу, а она танцевала с ним, — сбивчиво объяснял Гарри. — Я забеспокоился и тоже решил выйти. А там недалеко от арки лежит Малфой с ножом в спине.

— Надо срочно доставить Драко в лечебницу, возможно, его еще можно спасти.

— Стойте, друг Малфоя перенес его в Мунго.

— Какой еще друг?— вскричал Кингсли. — Это мог быть убийца!

— Нет, этот друг сидел рядом со мной почти весь вечер.

— Я предупрежу мракоборцев. Надо незамедлительно организовывать поиски убийцы.

— Бедный Малфой, — потрясенно пробормотал Гарри.

— Да, жаль парня, — согласился Кингсли и жестом подозвал к себе одного из гостей, — так ты говоришь он пошел за Гермионой? Придется им ее проверять.

Гарри хотел было возмутиться, но тут Бруствер привалил его к полу. Раздались испуганные крики. Что-то просвистело в воздухе, разбрасывая искры магического огня. Кингсли встал и рывком поднял за собой Гарри. В руках обоих магов уже были волшебные палочки.

Огненная плеть взметнулась в Гарри, он успел отклониться, но другому гостю повезло меньше: пылающая цепь коснулась его, и он растворился в воздухе. Бруствер кричал какие-то заклинания, и лассо, пущенное в него с другой стороны, отскочило к потолку.

Гарри успел заметить как милая светловолосая барменша, несколько минут назад восхищавшаяся модным платьем Джинни, занесла руку для следующего удара пылающей плетью.

— Протего! — закричали Гарри и какой-то пожилой волшебник рядом.

Огненные цепи одновременно взметнулись с двух сторон и, попав в магические щиты, срикошетили один в озеро, другой — в потолок.

Вода в озере взметнулась волнами, мощный электрический заряд пронзил всех, кто находился на танцполе. Магия потолка рассеялась — свет погас, оставив толпу ничего не понимающих испуганных людей в темноте. Кто-то ломился к выходу, кто-то выкрикивал защитные заклинания, кто-то кричал, что антитрансгрессионый щит исчез вместе с потолком и волшебники могут переместиться.

Мелькали вспышки заклинаний, огненные лассо разворачивались снова...

А над всем этим звездные часы отсчитывали последние секунды до Нового года.

____

*Перевод песни Notre Dame de Paris — Tu vas me détruire.

Часть 2

Пролог.

Всеобщая эйфория витала в вечернем воздухе – счастливые лица, веселые улыбки. Они были ощутимы даже с экрана старенького телевизора Филипс. Диктор в шапке Санты Клауса радостно подводил итоги тысяча девятьсот девяносто восьмого года. Закончился страйк работников общественного транспорта, самый крупный за всю историю современной Великобритании, премьер-министр разработал новую программу развития образования, на Зимних Олимпийских играх в Ногано была завоевана единственная бронзовая медаль, картина британского режиссера «Влюбленный Шекспир» получила семь премий Оскар.

Смотритель маяка на острове Уэстри налил себе еще эля. Стрелки часов неминуемо приближались к двенадцати, отсчитывая последние минуты уходящего года. Через три минуты будет двадцать восемь лет, как город Тарбет превратился в город-призрак, как исчезла Мария с обещанным праздничным пудингом, как исчез покой на этой грешной земле.

Старик вместе с многотысячной толпой перед главными часами страны отсчитывал секунды до Нового Года.

– Три, два, один! – прерывающимся голосом прошептал он.

Мир вокруг взорвался ослепительно ярким белым светом. Смотрители испуганно упал ничком на пол, закрывая глаза ладонями. Но даже сквозь старческие ладони и морщинистые веки белый клинок света нещадно резал глаза.

«Я ослепну!» – пронеслось в голове смотрителя, и сознание покинуло его.

Он очнулся в полной темноте с отчаянным страхом, что действительно ослеп. Но через минуту обожженные глаза привыкли к темноте, и он различил силуэты отдельных предметов. Кряхтя, смотритель тяжело поднялся на ноги, нашел на обычном месте в шкафу спички и зажег свечу.

Слабый огонек осветил небольшую комнату, погасший экран телевизора и циферблат часов, показывающий двадцать минут первого.

«Опять в Тарбете что-то происходит!» – подумал старик.

Впервые в жизни уверенность в своей правоте не обрадовала его. Он надел старую дубленку, укутался в шарф, присланный ему в подарок от дочери сестры, взял ружье и фонарик.

Все повторялось, как и двадцать восемь лет назад.

Он дошел до указателя с табличками «г. Тарбет» и «Собор святого Ренгвальда Оркнейского – 7 миль» за неполные двадцать минут, что в его годы было посильно далеко не каждому. Вокруг стояла тревожная тишина, которую нарушил щелчок зажигалки смотрителя. Старик с удовольствием затянулся.

Ничего необычного он так и не увидел и не услышал, но на всякий случай пошарил фонариком по сторонам. Снег вокруг мерцал белизною, и был тронут лишь следами птиц и зверей. Смотритель уже готов был идти обратно, как заметил на земле в метрах тридцати от него очертания какого-то предмета. На камень или пень это было непохожим. Луч фонаря не достигал всего расстояния.

Старик осторожно шел, увязая по колено в снегу.

– Матерь Божья! – прошептал он, разглядев таинственный предмет.

За тысячи миль от города Тарбет, магистр Ордена, находившейся в центре празднично-пьяной толпы, произнес, глядя в расцветающее фейерверками небо:

– Ключ вернулся в наш мир!

But there's a side to you

That I never knew, never knew

All the things you'd say

They were never true, never true

And the games you'd play

You would always win, always win

But I set fire to the rain

Watched it pour as I touched your face

Let it burn while I cry

'Cause I heard it screaming out your name

Но в тебе есть черта,

О которой я никогда не знала:

Всё, что ты говорил,

Было неправдой, было неправдой,

И в каких бы играх ты ни участвовал,

Ты всегда выходил победителем.

Но я подожгла потоки дождя,

Касаясь твоего лица, смотрела, как он льётся,

Пусть дождь горит, пока я плачу,

Потому что я слышу твоё имя в нём.

Шумное дыхание…Стон…. Каждое прикосновение обжигает кожу. Его губы блуждают по ее телу. Она выгибается навстречу сладостным ласкам. С губ срывается полустон-полукрик. Серые глаза становятся черными от страсти, делая его похожим на зверя. Зверя, прирученного нею.

Гермиона, задыхаясь, открыла глаза. Сердце испуганной птицей билось о грудную клетку.

«Сон, это опять тот сон», – заверила себя Гермиона. Собственный голос в голове показался не убедительным.

Воспоминания о ночи в объятиях Драко Малфоя восстанавливались по крупицам, складывались в памяти, как пазл, яркими порочными картинками из снов. Они преследовали по ночам, не позволяя забыться, напоминая о собственной слабости. Страх этих снов заставлял Гермиону допоздна засиживаться за чтением книг, сократив и без того краткие часы отдыха.

От жажды неудовлетворенного желания хотелось выть, кричать, разбить пару ваз о стену. Глупое тело желало Малфоя. Гермиона закрыла лицо ладонями, сдерживая слезы, безысходность и злость душили, заставляли задыхаться от собственной беспомощности. Тихая боль поднялась с глубин души и затопила сознание.

Гермиона вскочила с кровати, босиком спустилась по лестнице, не слыша шепот волшебников на картинах и визгливого ворчания портрета Вальбурги Блэк, зашла в одну из комнат особняка и остановилась перед гобеленом с родословным деревом древнейшего семейства Блэк. Старая ткань выцвела, местами ее прогрызли докси. Но имена волшебников, бесследно почивших в веках и забытых своими потомками, оставались нетронутыми беспощадным временем. Золотая нить, образующая родословное древо, слабо мерцала, как и девиз «Чистота крови на век» в нижней части полотна.

От имени Нарциссы Блэк тянулась вертикальная тонкая линия с именем единственного сына. Гермиона провела рукой по золотистым витиеватым буквам, подушечками пальцев ощущая каждый штрих, крючок, петлю заглавной буквы имени.

Душа Гермионы рвалась на части: она ненавидела и любила его. Или любила, и только потом ненавидела? Она не знала ответ.

Золотистая нить сгорела быстро, оставив черное выжженное пятно на месте его имени.

– Что ты делаешь? – Гермиона обернулась и увидела позади себя потрясенного Гарри.

Он посмотрел на выжженную надпись, потом на дрожащую Гермиону, и тихо выругался. В его руке возник стакан и флакон с успокоительным зельем.

– Выпей! И будь добра, объясни свое поведение.

Гермиона яростно швырнула стакан в стену и выкрикнула в лицо Гарри:

– Я люблю его, понимаешь? Люблю чертового Малфоя!

Она высказала вслух то, что подтачивало внутреннюю силу каждый день. Вместо ожидаемого облегчения появилась опустошающая гнетущая слабость. Ноги подкосились, и Гермиона упала на пол, успев подставить руки в последний момент. Гарри присел рядом, заменил флакон с зельем на бутылку с плескавшимся на дне огневиски.

– Нет, не понимаю и боюсь понимать, если то имя я услышал верно. Объясни мне снова.

Но Гермиона захлебывалась слезами и не могла говорить. Тогда Гарри заставил ее сделать несколько глотков из бутылки с огневиски. Горькая жидкость обожгла горло и прояснила помутившийся рассудок.

– Я не знала, что это он. Прошу поверь мне, – сбивчиво объясняла Гермиона, – если бы знала, подозревала на одну бесконечную малую вероятность, никогда бы не позволила себе влюбиться. Не ждала, не мечтала, не доверяла.

Я люблю и ненавижу его. И это разрывает меня на части. Медленно, больно. И я начинаю принимать это, как наказание за собственную ошибку, слепоту, не знаю… Хотя какое наказание? Глупые высокопарные слова отчаявшегося человека. Не надо, не перебивай, – жестом руки остановила попытку Гарри вставить свое слово. – Еще и сны заставляют медленно сходить с ума.

Я говорила себе, быть может, целую сотню раз. Малфой – кошмар моих школьных лет. Первый человек, который заставил меня почувствовать себя недочеловеком рядом с ним – волшебником по праву рождения, рода, крови. Были и другие, не отрицаю, но он запомнился лучше всего.

Он оскорблял меня, нас, и я научилась не замечать, не слышать пустых угроз и злых слов. Но часть из них проникала сквозь мое равнодушие, ранила сердце. Особенно последние полгода он как будто вознамерился добить меня, наглядно показать самые отвратительные свои стороны, – Гермиона умолкла, одной рукой вытирая слезы, другой пытаясь натянуть на колени подол ночной рубашки. – Знаю, Гарри, не говори. Он не только противный злой мальчишка из моего детства, а Пожиратель смерти. И у него, как любого преступника, есть свой круг жертв.

Но он столько раз спас мою жизнь! Ни один и ни два. Ведь невозможно так правдоподобно притворяться: быть великодушным, мужественным, заботливым, настоящим… С ним я чувствовала себя защищенной. Стоило ему появиться, и мой страх исчезал. Веришь? Я сама не верю…

В моей голове до сих пор не укладывается, что это он. Я говорю себе: «Гермиона ты ненавидишь его». И верю в то, что говорю. Но каждое утро, беря в руки свежий выпуск газет, мое сердце замирает. Только не увидеть бы некролог с его именем. Тогда я обращаюсь к себе со словами: «Ты дура, Гермиона Грейнджер!» Но чувствую чертово облегчение.

Гермиона замолчала, и Гарри мысленно спросил себя, глядя на бутылку огневиски, не крепкий напиток ли стал причиной этого сбивчивого нереального и от того слишком правдивого монолога.

– Ты просишь понять меня, поверить. Но я не могу сделать ни первого, ни второго. Как из всех парней мира ты выбрала его? Ты убеждаешь, что не знала, кто он, но не объясняешь, как он смог обмануть тебя. – Гарри снял очки и закрыл глаза. – Ты утаиваешь часть рассказа, без которой я не смогу понять твои чувства.

Я знаю тебя, Гермиона Грейнджер. Ты бы не влюбилась в него от того, что он вдруг повел себя с тобой вежливо, сказал комплимент, от его прикосновения не вспыхнула б искра большой страстной любви, как пишут в романах, которые читает Джинни. Но что он к тебе чувствует?

– На празднике, когда мы виделись в последний раз, он сказал, что любит меня, – тихо ответила Гермиона и положила голову на плечо Гарри. – Я не верю ему.

– Но он пытался объяснить тебе свое поведение? Мерлин, я не знаю каким словом это назвать.

– Я не стала слушать новую ложь. Мне было так больно, и хотелось лишь одного – отгородиться от него, забыть. Я почему-то решила, что если разом порвать связующие нас нити, боль утихнет, и жизнь станет прежней – понятной, простой.

– Но это не твоя жизнь, я угадал? – горько спросил Гарри и неловко обнял ее. – Эх, если бы сейчас нас видели журналисты – завтра все первые полосы газет кричали бы о нашем романе.

Гермиона нервно рассмеялась.

– Но нет вездесущих писак, и не спасти им меня от неловких слов и ошибочных советов, – грустно произнес Гарри. – Видит Мерлин, я бы никогда не отдал тебя в руки Малфоя. Но я посоветую объясниться с ним. Забудь о боли и обиде, или наоборот выплесни их на него. Только не громи мой дом, – с улыбкой добавил он.

– Если было бы легко забыть.

– Мы ведь люди, и это уже нелегко.

Они проговорили всю оставшуюся ночь и часть утра.

* * *

Часы внизу пробили пять раз и своим торжественным звоном заставили Гермиону проснуться. Накинув теплый халат, она вышла из бывшей комнаты матери Сириуса, которую теперь занимала. Желудок заурчал, напоминая о себе.

– Мисс Грейнджер, проснулась?

Гермиона резко обернулась и увидела в дверях кухни Кикимера.

– Ох, Кикимер, ты напугал меня.

– Прошу прощения. Кикимер думал, вы еще спите. Молодая мисс желает что-нибудь?

– Не откажусь от чая, – произнесла Гермиона и присела на один из стульев, под внимательным взглядом Кикимера, суетившегося возле плиты.

Поставив греть чайник, эльф на мгновенье растворился в воздухе, и спустя пять секунд появился с подносом, закрытым клетчатым полотенцем. Гермиона заглянула под полотенце и увидела еще пышущий жаром пирог cпатокой. Кикимер погрозил ей пальцем, но девушка разглядела на лице старого эльфа лукавую улыбку, редко озарявшую морщинистое лицо.

– Мисс слишком любопытна.

Гермиона невольно улыбнулась.

– Кикимер, ты же позволишь мне взять кусочек? Потому что, если пирог увидит Гарри, то через пару минут от него останутся лишь крошки.

– За пирог можете не беспокоиться – я испек еще два, – заговорщически добавил эльф. Гермиона расхохоталась.

– А где Гарри?

– Хозяина срочно вызвали в Министерство, – недовольно пробурчал Кикимер. – Что-то творится в мире, Кикимер и остальные эльфы чувствуют. Они говорят, что такое происходило несколько сотен лет назад, когда наши земли и земли негодников-гоблинов постигло несчастье. Тогда эльфам пришлось просить помощи у волшебников.

«Флоренц сказал бы сейчас, что Марс очень ярок», – мысленно усмехнулась Гермиона.

– И что же происходит сейчас?

– Мисс слишком любопытна, – снова повторил Кикимер.

Чайник засвистел, эльф, взяв в руки смешную тряпку, сшитую в форме большего гриба, поднял его своими тонкими ручками. Гермиона подавила желание помочь Кикимеру, зная, что обидит его.

– Ты составишь мне компанию? – поинтересовалась Гермиона.

– Хорошему домовому эльфу не пристало есть за одним столом с хозяевами или их гостями.

– Тогда, может, я составлю? – послышался приятный мужской голос.

– Нет, пожиратель пирогов! – с притворной яростью произнесла Гермиона и звонко рассмеялась. Она хотела показаться веселой и беззаботной, но напряжение внутри росло. Ночная истерика прошла, и теперь Гермиона не знала, как смотреть в глаза Гарри.

Гарри сел на соседний стул, Кикимер поставил перед ним и Гермионой две большие кружки с чаем. И повинуясь приказу хозяина, растворился в воздухе.

– О чем ты так мило беседовала с Кикимером? – спросил Гарри. Похоже, он не стремился продолжать ночной разговор.

– Он рассказывал мне, что эльфы чувствуют неясную опасность. Такую же ощущали его предки перед тем, как потеряли свои земли и были вынуждены просить помощи у магов, которые воспользовались их беспомощностью и сделали вечными рабами.

– Знаешь, Гермиона, я не эльф, но тоже чувствую, что наш хрупкий мир трещит по швам. Я думал, что прошлогодний Новый Год был для меня самым ужасным, но этот поколебал мою уверенность. Слава Мерлину, мракоборцам удалось быстро нейтрализовать преступников.

– Это с Кингсли ты сегодня встречался? – Гарри кивнул. – Тех, кто исчез после соприкосновения с огненным лассо, не нашли?

– К сожалению, нет. Бармены, пускавшие лассо, находились под действием мощнейшего Империуса. Их воспоминания за предшествующие два дня, словно вытерли тряпочкой – работал профессионал. Подобных специалистов крайне мало даже среди мастистых мракоборцев.

Продолжается расследование взрыва в твоем доме. Было выяснено, что около десяти вечера неизвестная группа лиц взломала охранные заклинания и установила в комнате на втором этаже магловскую бомбу с таймером.

– В моей комнате, – тихо повторила Гермиона. – И это не случайность.

– Таймер был выставлен на полночь. Они не могли знать, что ты покинешь праздник раньше полуночи. Взрыв был произведен с целью устрашения, чтобы, вернувшись, ты застала одно пепелище.

– Но они не учли, что у меня самый мудрый кот в мире.

– Напомни мне, чтобы я чаще глади его, – серьезно произнес Гарри.

– А нашли того, кто ранил Малфоя?

Гарри внимательно посмотрел на Гермиону сквозь круглые линзы очков и быстро отвел взгляд.

– Тоже нет. Мракоборцы уже раз десять допрашивали Рэя Добсона. Ведь сначала он и другой целитель объявили, что Малфой умер, а потом, что выжил. Рэй повторяет то же, что говорил прежде. Малфой умер, он сам провел диагностику тела, а сомневаться в компетенции Добсона нет смысла. Он молодой ученый, лучший хирург во всей стране. Во время господства Вольдеморта жил в Мунго и спас сотни жизней. Не знаю, что от него добиваются мракоборцы, но главный целитель Мунго пожаловался Кингсли, что его лучший врач вместо того, чтобы оперировать вынужден просиживать часы на бесполезных допросах.

– Еще одна тайна в нашем мире окажется неразгаданной.

Ее прервал требовательный стук в окно. Маленькая серая сова, похожая на Сычика, впорхнула в открытую форточку.

– Кто пишет? – заинтересованно спросил Гарри, наливая воду в блюдце для уставшей птице.

– Один друг хочет увидеться, – произнесла Гермиона, хмуро перечитывая строчки. – Придется тебе допивать чай в одиночку.

Гарри пожал плечами и углубился в чтение «Ежедневного пророка», принесенного Кикимером на серебряном подносе. Он уже давно смирился с аристократичными замашками своего домашнего эльфа. Прошло около получаса, за которые Гарри съел большую часть пирога и прочел статьи о расследованиях новогодних беспорядков, краже в музее древних искусств, беспорядках в Отделе Тайн и скандальном замужестве наследницы древнего состоятельного рода и врача-магла.

– Что-нибудь интересное?

– В Отделе Тайн неразбериха, – ответил Гарри, украдкой разглядывая Гермиону.

«Юбка коротковата для дружеских встреч. Свидание?» – подумал он.

– Ты надолго?

– Своим вопросом и прищуренным взглядом ты напоминаешь моего отца.

– Будь осторожна, – проигнорировал ее насмешливый укор Гарри. – Держи палочку не в сумочке, а там где ее удобно будет вытащить в случае опасности.

– Кому ты это рассказываешь? – с легкой улыбкой спросила Гермиона. – Я сплю с волшебной палочкой, позволяю себе оставить ее лишь, уходя в душ. То есть позволяла до одного случая. Поэтому не беспокойся за меня, – Гермиона легко чмокнула его в щечку и растворилась в воздухе.

В окнах многочисленных уютных кафе, респектабельных ресторанов, шумных трактиров горел свет, виднелись силуэты посетителей: компаний молодых волшебников, влюбленных парочек и тех, кто только ждал свою вторую половинку. Возле «Дырявого котла» Гермиона разглядела знакомую фигуру, а вблизи от нее стайку хихикающих девушек.

– Кристиан!

– Здравствуй, Гермиона! – Кристиан элегантно поцеловал ее руку, вызвав у толпы девушек протяжный вздох. – Прошу следовать за мной в одно уютное местечко. Как поживаешь?

– Сложный вопрос, – Гермиона пожала плечами.

– Никаких тревожных событий, незнакомцев на заднем крыльце?

– Взорванный дом, два дня в палате Мунго, вызовы и допросы в Министерстве.

Кристиан выругался – и в ближайшем магазине задребезжали окна.

– Мне жаль, я надеялся, они не успели добраться до тебя, – в его голосе чувствовалось искреннее сожаление.

– Кто они?

– Позже, – произнес Кристиан, открывая перед ней двери кафе.

Внутри помещения играла приятная музыка, на каждом столике горели свечи, создавая в помещении атмосферу романтики. В воздухе витал дразнящий вкусный запах магловской пиццы.

– Не удивляйся, это единственный волшебный бар в Лондоне, где готовят настоящую итальянскую пиццу.

– Ты прочитал мои мысли? – улыбаясь, спросила Гермиона.

– Нет, твои эмоции, – скромно ответил Кристиан и сделал короткий жест официанту.

– Ах, да, ты ведь эмпат, я и забыла, – вспомнила Гермиона.

– С наступлением нового года мои силы усилились во много раз, что стало для меня настоящим кошмаром, особенно после трех месяцев проведенных без магии. Трудно сдерживать силу, как излучаемую, так и поглощаемую, поэтому стекла не только дрожат, когда я злюсь, но и взрываются осколками на мою несчастную голову.

Знаешь, я не ел пиццу с тех пор, как оказался в Тарбете, – грустно улыбнувшись, признался Кристиан, – думал, никогда больше и не попробую магловскую стряпню. Но Мерлин миловал.

Пока Кристиан делал заказ, Гермиона внимательно рассматривала его, сравнивая с оставшимся в памяти образом уставшего от жизни, изможденного и морально и физически, человека. Короткая стрижка шла ему намного больше, чем грязная масса длинных неопрятных волос. Дорогая темно-фиолетовая рубашка, черные брюки, элегантное кашемировое пальто и шарф в тон рубашке придавали лоск. Сейчас перед Гермионой сидел уверенный в себе неотразимый мужчина, удивительно напоминающий Малфоя.

– Как ты узнал мое настоящее имя и адрес? – спросила Гермиона.

– Просмотрел газеты за те месяцы, что отсутствовал. Героиня войны! – ощутив ее эмоции, Кристиан примирительно поднял руки. – Не возмущайся. Я понял, как сильно тебе надоела шумиха вокруг твоей персоны. Адрес мне дал один знакомый из Отдела правопорядка. Иметь связи в правительстве – весьма дорогостоящая вещь, но полезная.

Как поживает Джон? Не удивлюсь, если ты скажешь мне, что под капюшоном скрывал свое лицо Гарри Поттер.

– Гарри здесь не причем, – рассмеялась Гермиона. – Я не общаюсь с Джоном.

Кристиан молчал, пока официант раскладывал на столе приборы и распространяющую изумительный аромат большую пиццу.

– Не буду спрашивать, что между вами произошло, – вдыхая аромат, заметил Кристиан, – но мне необходимо с ним встретиться. Мое дело касается вас обоих.

– Мы отдали тебе трубку и дневник – единственное, что связало нас с Орденом. Связь распалась.

– Я тоже так думал. Но наступил новый год, и выяснилась одна досадная вещь для племянницы Анабель, ставшей в наши ряды. Анабель рассказывала вам о ключе?

– Да. Орден отправил его в небытие сроком на шестьдесят лет в тысяча девятьсот тридцать девятом.

– С наступлением первого января тысяча девятьсот девяносто девятого года по времени нулевого меридиана ключ появился в нашем мире. Джоэли, наша прорицательница, должна была увидеть его пришествие. Магия чаши не только усиливает ее природную цыганскую магию, но и связывает своего обладателя с ключом, позволяет следить за местонахождением, состоянием, всплесками силы. Но Джоэли ничего не ощущает, что означает: связь с ключом передалась одному из временных обладателей чаши.

Лично я предполагаю, сила передалась тебе, так как ты особа женского пола, но Джон владел чашей дольше, что также нельзя сбрасывать со счетов. У тебя не было каких-нибудь странных снов, необычных видений связанных с будущим?

Гермиона вспомнила о преследующих ее во сне порочных воспоминаний и отрицательно покачала головой. Они не были обычными, но относились лишь к последствиям влияния ящика Пандоры.

– А в новогоднюю ночь?

– Не помню, Кристиан. Около полуночи взорвали родительский дом, я находилась в нескольких ярдах и попала под взрывную волну. Приехавшая скорая помощь увезла меня в магловскую больницу с сотрясением мозга и ожогами, кто-то из врачей говорил мне, что в бессознательном состоянии я шептала странные вещи про свет. Но это не означает, что я унаследовала связь с ключом.

– А может и означает. В любом случае мне срочно нужен Джон. Сам магистр просил меня.

– Как же ваш кодекс, гласящий встречаться лишь в случае войны?

– А она уже началась. Армий пока не видно, но солдат учат убивать, – Кристиан горько улыбнулся. – Я давно хотел встретиться с тобой, и совсем не хотел говорить об Ордене и требовать что-либо. Но мне необходимо чтобы до конца недели вы с Джоном связались со мной.

– Джон пропал, возможно, был похищен.

Кристиан откинулся на спинку стула и прикрыл веки.

– Твой дом взорвали, Джона похитили. А ты не веришь, что война началась.

– Я верю в то, что она не кончалась, – Гермиона подняла бокал и с грустной улыбкой добавила: – За то чтобы война когда-нибудь закончилась.

* * *

Ад не отпускал. Щупальца чудовищ впивались в тело, окутывали каждый сантиметр кожи и увлекали обратно в нижние круги преисподней. Драко перестал различать болезненно-воспаленные видения перед ним или явь, ужасающая больше, чем образы, возникающие в голове. Он не знал жив или мертв, не помнил имени данного при рождении. Сознание иногда вспыхивало тусклым светом озарения и растворялось под гнетом потусторонних существ.

Он открыл глаза, еще видя пред собой жутких тварей, сделал глубокий вдох. Вдыхаемый воздух показался ледяным и Драко захлебнулся кашлем. Из носа потекла кровь, тонкой струйкой капая на белоснежные простыни.

– Пациент очнулся! – Рэй подошел к кровати Малфоя, на ходу вливая в стакан с водой золотисто-прозрачные капли. – Пей, и даже не смей морщить нос.

Целитель говорил нарочито бодрым голосом, но лицо было бледным осунувшимся от беспокойства. Зелье, данное Рэем, подействовало мгновенно – кровотечение остановилось. Драко с трудом произнес:

– Что со мной случилось?

– Как ты себя чувствуешь? – игнорируя вопрос, спросил Рэй.

– Жарко, голова, словно в огне. Сложно говорить, – отрывисто закончил Драко.

Голос Рэя становился тише, пока совсем не затих. Солнечный свет, льющий из окон, исчез, на Малфоя обрушилась темнота. Драко увидел незнакомый перекресток четырех проселочных дорог, вдохнул ночной воздух, пропитанный дневным жаром, ароматов полевых трав и уличной пылью. В центре перекрестка, скрестив руки на животе, стоял светловолосый мужчина в черном плаще. Воздух вокруг вибрировал, накаляясь от заунывной песни, которую шептали его посиневшие губы. Из его носа и ушей текла кровь, а с каждым новым словом на теле появлялся кровоточащий порез. Кровь пропитала плащ, сделав блестящей темную ткань.

Песнь завершилась – и взметнулось сердитое жаркое пламя. Мужчина оказался в центре огненной пентаграммы, и с ним заговорила сама Смерть, коснувшись ледяным дыханием его лица.

Малфой закричал и проснулся, ощущая могильный холод на своей щеке. Попытался сесть на постели, но руки противно задрожали, и он рухнул на подушки.

– Драко, тебе не следует вставать!

– Рэй, это ты? – сипло прошептал Малфой, пытаясь восстановить дыхание. – Где я?

– В моей новой загородной вилле. Твой отец подарил за то, что я вытащил тебя с того света. Он боялся, чтобы в больнице тебя снова не попытались убить, поэтому, как только твое состояние стало удовлетворительным, мы переместили тебя сюда. Правда, незаконно, и все газетчики, а мести с ними и население нашей великой Родины, полагают, что тебя похитили. – быстро, но четко произносил Рэй, проводя беглый осмотр состояния пациента. – Люциус обещал уладить «похищение» с мракоборцами. Но если меня уволят с работы и лишат лицензии целителя, тебе придется до скончания жизни слушать мои горестные стенания.

Вилла защищена заклинанием Доверия, поэтому можешь не беспокоиться. Твое состояние улучшается, вскоре я заставлю твое тело функционировать как прежде. Ты съедешь из лучшей комнаты, и я смогу приглашать сюда красивых манекенщиц.

Драко рассмеялся.

– Спасибо, что в очередной раз спас меня. Я в вечном долгу перед тобой.

Рэй нахмурился и наколдовал возле постели Малфоя большое белое кресло.

– В этот раз не уверен, что в этом виноват я. Черт меня возьми, если я хоть что-то понимаю! – Рэй задумчиво почесал затылок. – Ты умер в ночь с тридцать первого декабря на первое января. Все признаки указывали на мгновенную смерть. В тот момент я еще не располагал данными о смертельном яде на клинке, и предполагал, что ты скончался от ранения, а не от индийской отравы, действующей в течение двух-трех минут.

Знаю, что и сейчас твое сердце не бьется, хоть ты смотришь на меня, говоришь и даже дышишь.

Но вернемся в новогоднюю ночь, когда твой труп лежал передо мной на операционном столе. Остановка кровообращения, дыхания. Спустя пять-шесть минут начались необратимые изменения организма. Через два часа твое тело стало холодным, были уплотнены жевательные и мимические мышцы. И прочие признаки указывали на трупное окоченение.

Я не успел спасти тебя. Мне оставалось принимать остальных раненых во время праздника и горевать, что такая задница, как ты, покинула наш бренный мир.

Но, что я вижу, возвращаясь в морг через два часа, чтобы проститься с твоим телом и оформить документы для безутешных родственников? Ты дышишь! Тяжело, с хрипами, как отъявленный курильщик, но дышишь! Сначала, я решил, что сошел с ума, но позвав медсестру, понял, что и она лишилась разума. Тем не менее, мои руки работали отдельно от помутившегося рассудка. Я прооперировал тебя, ввел противоядие, и, убедившись, что твое тело реагирует на внешние раздражители (сердце ведь все еще не билось!) отправился к твоему отцу с известием, что ты жив.

Слава Мерлину, я успел раньше мракоборцев. При ином раскладе, предполагаю, известие о твоей смерти подтолкнуло бы Люциуса к окончательному безумию. Не смотри на меня так. Ты не можешь отрицать, что после смерти Нарциссы он не в себе.

Из воздуха появился домовой эльф с подносом в руках.

– Кристи накормит тебя горячим бульоном.

– Я не хочу, Рэй. Мне надо увидеться с отцом, – с усилием выговорил Малфой, но позволил эльфу усадить себя в постели.

– Ты съешь все до последней ложки, Драко! Не веди себя как ребенок, – фыркнул Рэй. – И не заставляй меня применять силу. Чем быстрее восстановишь силы, тем скорее встретишься с отцом.

– Почему его нет здесь? С ним все в порядке?

– Я говорил, что мы вывезли тебя из Мунго не законно, то есть похитили из палаты. Тебя пытался убить весьма влиятельный человек, раз смог пробраться на закрытую правительственную вечеринку. У тебя враги в самых верхах Министерства, поэтому Люциус не доверил защиту единственного сына мракоборцам. Сейчас твой отец должен быть на допросе в Министерстве, и пока он не может навестить тебя, так как за ним следят.

– Когда в последний раз ты связывался с ним?

– Два дня назад я получил его письмо вместе с раненой совой. И мне, дипломированному целителю, пришлось лечить птицу.

– Не горячись. Лучше отнесись как к необычному опыту, – примирительно попросил Драко, с удовольствием поглощая горячий луковый суп. Только сейчас он осознал насколько был голоден. – А как же твоя работа?

– Чтобы не вызывать подозрений я все пять дней, что ты пролежал здесь без сознания, работал в больнице. Каждые полчаса трансгрессировал из Мунго, проверял твое состояние и возвращался обратно. Несколько раз Кристи вызывала меня, когда тебе становилось совсем плохо. На допросы ходил почти также часто, как по нужде. Ох, и намучился я с тобой, Малфой.

Рэй действительно выглядел уставшим. Лицо покрывала трехдневная щетина, глаза покраснели, халат был сильно измят и на манжете правого рука виднелись засохшие пятна от горчицы.

– Сейчас я дам тебе лекарство. Ты уснешь, а когда проснешься, то сможешь объяснить другие волнующие меня вопросы.

– Но я устал спать, Рэй, – запротестовал Драко.

– Ты хочешь быстрее выздороветь? Если да, то слушайся своего врача и не смей ему перечить, – серьезно пояснил целитель. Он вытащил из кармана маленькую бутылочку, поболтал ее и протянул Малфою.

Жидкость на вкус была чуть солоноватой.

«Как слезы», – промелькнула неожиданная мысль, но Малфой уже не помнил, откуда знает вкус слез. Нестерпимо хотелось закрыть глаза, спастись от света, режущего глаза. Последнее, что разглядел Драко, была сгорбившаяся фигура Рэя возле окна.

Ночной кошмар продолжился с момента, на котором завершился в последний раз. Перед глазами Драко возник перекресток, мужчина, закутанный в окровавленный плащ. Языки пламени взметнулись снопом искр в бархотно-черное небо и погасли при ее появлении.

– Зачем ты вызвал меня, Грим Камбан? Твое время еще не настала, я не забираю раньше назначенного срока.

– Не забирай душу моего брата.

– Ты, ничтожный человечишка, пытаешься отдавать приказы мне? – от ее хриплого смеха земля покрылась инеем.

– Мое заклинание сковало тебя, и ты не сможешь выйти за пределы пентаграммы.

– Глупец, ни одно заклинание не в силах сдержать меня на долгое время. Мое возмездие будет страшным, Грим.

– Я исполню все, стану верным слугой, нет рабом. Лишь оставь его в живых. Моя мать и Халлотта не вынесут его смерти.

– Ах, Халлоттта – твоя возлюбленная и жена старшего брата. От ее слез и слез матери, кровоточит глупое сердце Грима Камбана. Любовь – могучая сила, но опасная, иногда жестокая. Даже я не всегда властна над ней.

Твой брат – жестокий убийца, вор. И ты любишь его? Или счастье Халлотты дороже жизней тех, кто умер из-за его жажды власти и трусости? Его расколотая душа не представляет ценности, а ты хочешь, чтобы она продолжала гнить в мире живых.

– Я хочу, чтобы он жил.

– На что же ты готов ради старшего брата?

Грим Камбан молчал.

– Боишься – не говори, но если сказал – не бойся.

– На все.

Взметнулся хладный ветер и пригнул Грима к земле, как хилое деревце во время бури.

– Отныне и до конца твоих дней ты будешь верно служить мне. Я наделю тебя силой, способностью проникать в потусторонние миры. Эта мантия впитала твою кровь. Отныне она будет скрывать истинный лик моего слуги, – взметнувшийся порыв ветра опустил капюшон, скрыв бледное лицо Грима Камбана. – Ты будешь убивать таких, как твой старший брат, всю свою долгую, уж об этом я позабочусь, жизнь. Ибо не сможешь существовать рядом с ними, дышать одним воздухом, а увидев однажды, не найдешь покоя, не упокоив их.

А если попытаешься укротить себе век, то я буду возвращать тебя в мир живых, прогнав по всем кругам ада. Но прежде чем я приду забрать твою душу, ты передашь дар следующему. Тому, в ком тьма не погасила света, а свет не рассеял тьму.

Отрекись от семьи, от себя, оставь лишь имя, которое ты передашь последователям.

Грим. Грим. Грим. Звук имени нарастал, многократно отражаясь от содрогнувшейся земли и задымленного воздуха.

Имя еще звучало в ушах, когда Драко открыл глаза. Открывшееся знание тяжким бременем легло на душу. Вечный слуга смерти получил проклятие из-за любви. Проклятие, которое ныне нес на своих плечах Малфой.

Он закрыл глаза и злобно прошептал:

– Проклятая любовь!

– Что-что? Повтори, я не услышал, – в дверном проеме появился Рэй.

– Сегодня ты позволишь мне встать или снова опоишь снотворным?

– Позволю составить мне компанию за ужином, но не встать.

Ужин оказался для Драко не очень приятным, так как его еда оказалось типично безвкусной, как в любой больнице. Рэй же нахваливал кулинарные способности своего домовика. После целитель устроился в мягком белом кресле с бокалом белого вина.

– Ты хочешь заморить меня, – недовольно пробурчал Драко, глядя на свой стакан с молоком.

– После того, как я всю неделю боролся за твою жизнь? Я похож на сумасшедшего? – притворно возмутился Рэй и сделал глоток. – Прекрасное вино. Между прочим, подарок одного из пациентов.

– Между прочим, мой отец тебе виллу подарил, – подражая его голосу, напомнил Малфой. – Ты связывался с ним?

– Нет, тот раз был последним, – покачал головой Рэй. – Твое состояние я оцениваю как удовлетворительное, поэтому решусь задать мучающий меня вопрос, – он запнулся и долго молчал, прежде чем продолжить.

За окном скрипнула ветка, испуганно заухала сова.

– Твое сердце не бьется. Тебя убили, я зафиксировал смерть: налицо все стандартные признаки. Я видел твой труп, понимаешь? Но сейчас ты сидишь передо мной, пьешь молоко, которое терпеть не можешь. Что ты с собой сделал, Драко? Продал душу дьяволу? – последнее предположение Рэй попытался произнести в шутливой форме, но все равно получилось серьезно.

Драко мелками глотками осушил стакан с молоком, ощутив на краткий миг слабую нить эмоций своего друга.

Любопытство и страх. Или подозрение? А может презрение, грусть?

Чем старательнее Драко пытался определить эмоцию, тем сильнее болела голова. Боль стала невыносимой, и он оставил болезненные попытки. Не только слабое тело, но и силы, на которые он привык опираться, подвели его.

– Почти. Я не умру до определенного момента, – осторожно произнес Малфой.

– Ты опять связался с темной магией! Сколько раз я буду вытаскивать тебя из дерма? – в сердцах воскликнул Рэй.

– Дерьмо – это моя жизнь, – поморщившись, произнес Драко, – и вытащить меня тебе не удастся. Сколько раз я жалел о заключенной сделке. Она дала мне очень многое, но забрала самое ценное. А я поздно понял, как значимо оно было.

Представляешь, Рэй, я влюбился. Однажды отец говорил мне, что спать можно со многими женщинами, а любить – одну единственную. Теперь я верю, хотя мне всего восемнадцать. Перед смертью особо остро ощущаешь жизнь, и я не сомневаюсь, что действительно люблю.

Но ирония в том, что она любит не меня, а мою вторую страшную сущность. Любит его таинственного, сильного, ироничного, не меня – циничного, противного, оскорбляющего и получающего от этого удовольствие. Она не видит во мне тех других качеств, не видит во мне души.

– А ты пытался показать ей их? – нахмурившись, спросил Рэй.

– Сейчас ты закатишь глаза и назовешь меня глупцом. Нет, я не хотел, чтобы она узнала меня. Приводил глупые доводы и до определенного времени не сомневался в их правильности.

Она семь лет раздражала меня своей внешностью, происхождением, вечным стремлением жертвовать собой ради других. Да и сейчас мне становится плохо от мысли, что она в любой момент готова отдать жизнь за двух идиотов. Как они могут позволять ей?

Убить бы ее, чтобы вот здесь, – Драко приложил руку к груди, – не болело. Но ведь болеть не перестанет, да?

– Ты сам ответил на свой вопрос, – сказал Рэй, беспомощно разведя руки. – Ты ведь говоришь про ту девушку, которую я лечил. Мне тогда пришла в голову подспудная мысль, что тебе она небезразлична. Такая трогательная забота, признаться, не ожидал подобного от тебя.

И да, ты глупец. Зачем все усложнять? Почему не признаться и не показать, что ты бываешь нормальным человеком?

– Она швырнула мое признание мне в лицо. А у меня нет времени бесконечно предлагать свою любовь.

– Но она-то любит тебя или того (я уже совсем запутался) другого тебя?! – нетерпеливо воскликнул Рэй.

– Ненавидит меня обоих, – с грустью произнес Драко. – Хватит бесполезных рассуждений. Жалость к себе отравляет. А меня и без того ранили отравленным клинком.

– Мне никогда не удавалось понять, почему ты делаешь все, чтобы было плохо не только окружающим тебе людям, но и тебе самому?

– Если бы я знал.

– Ты действительно идиот, Малфой. Теперь я беспокоюсь за тебя еще больше. Куда уж больше?

– Не стоит, мой друг, – ответил Драко и, сонно моргнув, закрыл глаза. Он уснул мгновенно, не слыша сетований Рэя и не чувствуя привычной тяжести на душе.

На следующее утро его навестил отец и настоял, чтобы на время расследования Малфой скрылся за пределами Англии. Заранее не принимая никаких возражений, Люциус приказал домовикам собирать вещи сына. Драко и не собирался сопротивляться. Он чувствовал искреннюю заботу и настоящую отцовскую любовь, в которой до конца своей жизни, ни разу не усомнился.

* * *

Секретарь окинула взглядом знаменитую гостью. Магловские джинсы, светлая блузка, темное невзрачное пальто на сгибе локтя. Героиня войны вопреки громким заявлениям и шокирующим статьям в газетах выглядела обычной девушкой.

Тяжело вздохнув, секретарь приоткрыла дверь и робко доложила:

– Целитель Добсон, к вам…

– Я просил меня не беспокоить! Или я не ясно дал указания? – сердито отозвался Рэй, выглядывая из-за высокой кипы бумаг нас столе.

– Это Гермиона Грейнджер, сэр.

– Мисс Грейнджер? Так почему ты заставила ее ждать в приемной? Не ожидал, проходите.

– Благодарю, Рэй, я ведь могу вас по-прежнему так называть? – спросила Гермиона, войдя в кабинет.

– Естественно. Вы на какое-то время спасли меня от горы отчетов, которые необходимо прочитать и подписать. – Рэй указал рукой на кресло, предлагая присесть. – Признаться, ненавижу бумажную волокиту. Так что стало причиной визита? Вам нужна профессиональная консультация?

– Я знаю, что вы друг Малфоя. Хотя в наличие у него друзей я до последнего сомневаюсь.

– Не могу ручаться за него, но я считаю себя его другом, – неожиданно жестко произнес Рэй.

– Несмотря на все противоречивые слухи о его смерти и воскрешении, пока нет официального некролога. Я знаю, что умереть он не мог. У него сердце не бьется, – Гермиона закусила губу и на одном дыхании выпалила: – Вы могли бы посодействовать нашей встречи?

– В мои обязанности входит врачевание тела, а врачевание души способствует быстрейшему выздоровлению, – сказал Рэй, его глаза лукаво поблескивали.

– Как его состояние?

– Стабильное. Он слаб, подорваны не только физические силы, но и магические, что сложнее подается лечению. Магию не вернуть зельями, – Рэй посмотрел на часы. – Сейчас Драко ждет меня в кафе, напишу тебе название на бумаге. Мой испанский оставляет желать лучшего, поэтому могу ошибиться в букве. Языки мне никогда не давались.

Портал активизируется через сорок семь секунд. Попрошу вас предать Драко зелья, – Рэй всучил растерявшейся Гермионе звякнувший пакет со смешным снеговиком на упаковке, – и напомнить, что зелье в фиолетовом флаконе принимать трижды в день после приема пищи, а в белом – при крайней необходимости, если вследствие перенапряжения снова будет предобморочное состояние. Все, портал загорелся.

– Рэй, я не могу вот так сразу!

– Зачем откладывать? Я знаю точно, в глубине своей заблудшей души он ждет тебя.

Пальто оставьте, в нем вы будете выглядеть неуместно, как и в зимней обуви. Эх, я остаюсь без великолепного кофе…

Рэй подтолкнул Гермиону к магловскому градуснику на столе, и она, растерянно сжимая ручки нелепого пакета, коснулась портала.

Прохладный, несколько сухой, воздух кабинета сменился теплым влажным напоенным ароматом цветов; негромкий, лукавый, как и его обладатель, голос Рэя Добсона – гулом проезжающих машин, голосами уличных торговцев.

Гермиона вышла из темного переулка, в который ее перемести портал, на бульвар, мощенный светло-бежевой плиткой. Кафе, рестораны, магазины начинали открываться. Продавцы отворяли двери и окна, вывешивали яркие вывески, переговариваясь друг с другом на красочном испанском языке; рыбаки наперебой расхваливали выложенный на прилавки товар, добавляющий в аромат улиц морскую ноту; вдалеке звенели колокола собора, вливаясь в уличный шум чистотой и возвышенностью своего звучания. Ветер трепетал листья пальм, шаловливо поднимал платья и юбки проходящих женщин. Он окутал Гермиону своими теплыми объятьями и повел к нужной вывеске.

«Rio de la Plata», – значилось на вывеске маленького кафе, спрятанного в тени пальм и на листке с корявым почерком доктора Добсона.

На улице стояли ряды деревянных стульев и столов, накрытых белоснежными скатертями. Посетителей ранним утром было немного, и Гермиона сразу заметила знакомую фигуру за центральным столиком. Подскочивший официант проследовал за ней до столика Малфоя.

– Скажи ему, что я буду кофе, – произнесла Гермиона и села напротив растерявшегося Драко. Гамма непередаваемых чувств промелькнула на его лице и скрылась за настороженным выражением.

– El cafe.

Официант радостно кивнул и умчался выполнять заказ.

– Малфой, неужели магловское кафе? – удивленно спросила Гермиона.

– Здесь отличный кофе.

– Единственное, что привлекло тебя в магловской культуре. Это достойно величайшей похвалы, – сарказм в ее голосе не был прикрыт. Гермиона пыталась задеть его словами, но одновременно боялась взглянуть на него, предпочитая осматривать окрестности.

– Роль меня не идет тебе, Грейнджер, – спокойно заметил Драко. – Почему ты прибыла в Пуэрто-Анхель? Неужели соскучилась по моей скромной персоне?

– Очень. Меня замучили кошмары, сегодня даже приснилась наша свадьба.

Драко рассмеялся.

– Во снах отражаются подсознательные желания.

– И самые жуткие страхи, – в тон ему заявила Гермиона.

Официанта поставил перед ней чашку кофе и, покраснев, пробормотал что-то на испанском.

– Он говорит, у меня очень красивая спутница.

– Спроси у него, когда он освободится после работы? Я не ходила на свиданья со вчерашнего дня. – она заметила, как Драко непроизвольно сжал руки в кулаки, и решилась посмотреть ему в лицо.

Гермиону удивили его глаза, они были не теми безликими, что она помнила по школьным голам, а черными, засасывающими, как у зверя, с растворенной опасностью в глубине. Лицо Малфоя осунулось, скулы заострились, в светлых волосах виднелась седая прядь.

– Я принесла посылку от Рэя, – Гермиона достала из расшитой бисером сумочки смешной пакет. – Зелье в фиолетовом флаконе принимать три раза в день, в белом – при крайней необходимости. А это от Ордена. Кристиан просил не раскрывать без тебя.

– С ним была на свиданье?

– Здесь письмо и… маховик времени. Но он иной, чем тот, что был у меня на третьем курсе.

– У тебя был маховик времени? – удивился Драко и осторожно взял цепочку. После тщательно осмотра он произнес: – Во всех справочниках написано, что подобные маховики были уничтожены в восемнадцатом веке. Видишь, вместо песочных часов – солнечные. Такой маховик позволяет перемещаться во времени ни на несколько часов или дней, а на года, века! Орден, – он понизил голос, – обладает поразительной мощью.

– Оглохни! – тихо произнесла Гермиона, незаметно взмахнув палочкой под столом, и начала читать письмо. – Уважаемы, Джон и Джейн! С прискорбием сообщаю, что с наступлением нового года и ввиду некоторых открывшихся обстоятельств, вы оказались в большей опасности, чем прежде. Будет крайне прискорбно, если вы будете убиты.

Но до этого прошу отправиться в прошлое и встретиться с Анабель для выяснения обстоятельств передачи и возвращения магического дара. На маховике выставлено время прибытия – 23 июля 1956 года, Квартал Чародеев, Барселона. По моим данным Анабель участвовала в Мавританском карнавале.

Крайний срок вашего отбытия из настоящего – девятнадцатое января, девять вечера. Иначе вы не успеете вовремя. К сожалению, я немного рассеян и часто ронял маховик, вследствие чего появились ограничения в перемещениях. Искренне ваш, Магистр.

– Потрясающе, он ронял бесценный маховик, – неожиданно злобно произнес Малфой и потер переносицу указательным пальцем. – Письмо не внушает мне доверия.

– Мне тоже не нравится, когда меня посылают в прошлое…

Она умолкла на полуслове, а потом оказалась прижатой к полу массивным телом Малфоя.

Словно в воздухе лопнула веревка – взрыв сотряс основания города. Улицы осыпало дождем разбившихся стекол, завыли сирены машин, отчаянно заголосила женщина.

Гермиона видела, как поднялся недавно обслуживающий их официант и упал, сраженный зеленым лучом. Град магических лучей обрушился на разрушенную площадь. Люди пытались подняться – и падали мертвыми.

– Протего максима!

– Репелло Инимиготум! – произнес Малфой, вытащив из кармана палочку. – Бегите! Скорее!

Золотистый полупрозрачный щит накрыл площадь. Маглы бросились бежать вниз в сеть запутанных переулков, в другую сторону от града смертоносных лучей, ослабляющих силу защитного купола.

– Я не могу трансгрессировать, – произнес Малфой, тяжело опускаясь на пол. – Они установили антитрансгрессионный щит.

– Но ты же перемещался в Хогвартсе! – в отчаянии закричала Гермиона. – Через минуту защитный купол не выдержит натиска.

– Я потратил слишком много сил на заклинание, – тихо произнес Драко, запрокинув голову. Из его носа текла кровь.

– Черт, Малфой! – со злостью воскликнула Гермиона и оглядела площадь. Людей не осталось.

Небеса громыхнули, и на землю упала первая капля дождя. Затем еще одна и еще, и начался ливень.

– Черт! – снова произнесла Гермиона снова и, ненавидя себя и проклятую судьбу, накинула на шею себе и Малфою цепочку маховика времени.

Треск защитного купола заглушили потоки, льющегося с небес дождя. Лучи магических заклинаний столкнулись на месте, где секунду назад были два волшебника. И дождь зажегся огнем.