Волки выбирают ночь

Ты любишь ночь. Но ещё больше — она тебя любит. Любой, кто посмотрит на меня, скажет, что это мое время суток, но увы…её неизменным фаворитом был, есть и будешь ты. Может, потому что ты волк, а волки — Звери Ночи.

Ты сидел на моём любимом подоконнике, прижав колени к груди, и мечтательно вглядывался в густую темноту. Я никогда не ненавидел тебя так сильно, как тогда. Это было МОЁ место. МОЯ Ночь. МОЙ подоконник. МОЁ убежище, МОЯ чёртова нора, где я мог отдохнуть и от твоих придурковатых дружков, и от кретинов — сокурсников. Никто не мог забрести в эту забытую всеми часть замка и остаться здесь. Кому это надо?! Только ты! Ты!!!

Северус потянулся за палочкой и осторожно сделал шаг навстречу. Рем не обернулся. Он был поглощён созерцанием Ночи с головой, забыв, где находится. Ночь билась у него в сердце, текла по жилам, наполняла лёгкие. Он растворялся в гостеприимной прохладе майской ночи, становился её частью, пил её. Он не услышал шагов, скорее почувствовал чужое присутствие. Что кто-то ворвался в его маленький хрупкий идеальный мирок, созданный из меланхолии и ночной темноты, и неловко замер на пороге.

Когда ты обернулся, я на секунду подумал, что ты плакал. Но это всего лишь лунный свет отразился в зрачках каплей серебра. То, что я принял за мечтательность, было грустью, той самой, что вечно была у тебя в глазах, но усиленной во стократ. Чёрт, когда это я успел заглянуть тебе в глаза? Я на секунду замешкался, не зная, что сказать, и прежде чем с моих губ сорвалось угрожающее «Проваливай!», ты тихо спросил:

— Можно, я здесь посижу?

— А?.. — Северус растеряно опустил руку и даже отступил на шаг, ошарашенный неожиданной реакцией.

Римус робко опустил ноги на пол, словно спрашивая разрешения.

— Это наверное твоё место… Не против, если я сегодня тоже побуду здесь. Такая ночь…

Снейп сердито мотнул головой, но видимо одумавшись, просто молча взгромоздился на подоконник рядом и, прижавшись лбом к холодному стеклу, затих, завороженный чернильной густой темнотой.

Я уже был готов прогнать его, но когда он сказал про Ночь… Ничего такого, но этот тон отсёк у меня всякое желание его прогонять. Так говорить о ночи мог только я. Точнее, думать так… С нежностью и восхищением. Для меня ночь была не просто временем суток, а живым существом. Опасным, строптивым, неоднозначным, но таким родным. Я, наверное, таки сошёл с ума, но я сел рядом с этим проклятым гриффиндорцем и попытался забыть о его существовании. И как не странно, мне легко это удалось. Через минуту мне уже было плевать, где я и с кем я. Была только Ночь и я. И нам было хорошо вместе.

— Ты тоже любишь Ночь? — первым нарушил тишину Римус. Ему очень нравилось сидеть здесь молча, но сейчас что-то заставило его обратиться к слизеринцу. Возможно сама Ночь, склонившись к нему, тихо шептала на ухо слова.

А он, конечно же, не мог промолчать! Я уже хотел огрызнуться, что терпеть не могу и хожу сюда ради чистого мазохизма, но не решился. Я не хотел обидеть Ночь. Поэтому, наступив на горло своим принципам, неохотно выдавил:

— Ну, да…

— Особенное время суток, даже не время… — гриффиндорец замялся, не найдя нужных слов. — Что-то особенное. Она как бесплотный, но очень сильный Дух… Забытая языческая богиня… Не знаю.

Северус как-то очень неуверенно фыркнул в ответ, но воздержался от язвительных замечаний и, выдержав паузу, тихо, словно обращаясь к самому себе, шепнул:

— Она красивая.

— Очень, — так же тихо ответил Римус. — И разная…

Я уже несколько раз был готов поверить, что он меня легилементит. Он говорил о ней как о женщине… девушке… короче, как о живой. Я никогда бы не стал продолжать этот странный разговор, а уж тем более раскрывать душу пред этим оборотнем. Но Ночь, успокаивающе погладив по волосам, ласковой кошкой свернулась у меня на коленях и я сдался.

— Летом она совсем не такая. Она всем рада, всех приютит. Она тогда нравится всем, но…

— … остаётся загадочной и какой-то… ускользающей что ли, — добавил Римус, улыбнувшись звёздам за окном. Их слова слились, словно говорил один человек. Поразительное единение их, совершенно не знакомых и враждебно настроенных, испугало бы его и удивило, если бы Ночь не обняла за плечи, нежно взъерошив волосы. Она улыбалась ему и ждала продолжения. Он облизнул пересохшие губы и заговорил вновь.

— А зимой… Суровая, враждебная, опасная…

— Она всегда опасная! — Северус сердито сверкнул глазами. — Кого — попало к себе не подпустит. Может даже убить.

— А тебя нет?..

Он не насмехался, просто спрашивал. Я был уверен, что он говорит искренне, но отвечать не хотелось. Я знал, что он ждёт положительного ответа и дал бы его, если бы не память. Мне почему-то вспомнилась зима третьего курса, когда я вынужден был приехать на каникулы. «Ночной рыцарь» высадил нас у дома Лили. Была жуткая метель, и я полз через полгорода по тёмным улицам. Ветер бил в лицо, срывал капюшон, я ужасно замёрз, а сумка казалась такой тяжёлой… Я думал, что где-то там упаду и… всё. Ну не рассказывать же об этом ему?!

— Думаю, тебя бы она не тронула, — сделал вывод оборотень, когда понял, что не дождётся от меня ответа. Я раздражённо пожал плечами.

— Ну, тебя бы уж точно! Да?

Мне хотелось добавить что-то обидное. Что-то про оборотней и ночи полнолуния, но Ночь укоризненно покачала головой, и я прикусил язык.

Римус помедлил с ответом. Он мысленно перебирал все те ночи, события которых остались в его памяти. Было много чего… Были ночи полнолуния. Был укус, была боль, было одиночество. И много-много боли. Но были и друзья… Посиделки в гостиной, разговоры в спальне, ночные вылазки… И полнолуния вместе с ними.

— Не знаю… — честно признался он наконец. — Мне бы хотелось так думать, но… Ночь тоже была не всегда со мной добра. Хотя я очень люблю её. Мне часто жалко засыпать и пропускать её царствование. Уж лучше сидеть на окне, или читать, или гулять…

— Лучше… — эхом отозвался Северус.

— Ты тоже гуляешь ночами? — Лунатик позволил себе робкую тёплую улыбку.

— Да.

— Один?

— Нет, в компании придурковатых друзей! — огрызнулся слизеринец.

— Прости…

Хуже всего была эта его липовая вина во взгляде. Или не липовая? Я уже ничего не знал. Ночь что-то успокаивающе ворковала на ухо, и я расслабился. По-настоящему расслабился.

— Мне кажется, она тебя любит… В тебе что-то есть… такое… — неохотно произнёс я.

Оборотень удивлённо моргнул и вновь улыбнулся. Так же тепло как улыбался ночи несколько минут назад.

— Правда? В тебе тоже.

Может он и врал, а может, и нет. Не знаю. Я криво усмехнулся и пожал плечами. Ночь тихонько смеялась над нами, сидя рядом на окне. Но на неё я не мог обижаться.

Римус вытянул из кармана начатую плитку шоколада и положил на подоконник между ними.

— Угощайся, нам ещё долго здесь сидеть…

Северус одарил его недоверчивым взглядом и, помедлив секунду, робко взял кусочек. Ночь счастливо улыбалась, бережно укутав их своими крыльями. У них было ещё целых три часа…