Её последнее письмо

Остался белым снегом на моей руке, каплей света, шепотом нежным в груди…

Ты меня…

Он искал её. По бульварам, улицам, закуткам и переулкам. Она — его задание. Задание, данное Темным Лордом. Она — его проклятье. Проклятье, данное жизнью. Она — его судьба. Судьба, данная небом.

Он искал её. И когда нашел, Темный Лорд подарил её своему слуге. Подарил, требуя взамен лишь покорности и веры. И каждый раз, прижимая её к кровати, он шептал: «Я сломал тебя, Грейнджер! Я сломал тебя…»

* * *

Он нашел её. Да, что там, она сама нашлась. Сама пришла. Надеялась, что её убьют. Но нет. Волдеморт подарил её ему. Ничего не требуя взамен, кроме покорности и веры. Это было хуже смерти, намного хуже. И каждый раз, чувствуя его горячую кожу, она слышала шепот: «Я сломал тебя, Грейнджер! Я сломал тебя…»

* * *

Каждый раз, обнимая её и чувствуя, как она перебирает его волосы, он слышал: « Да, ты сломал меня, Малфой... Но ты сломал и себя…» Каждый раз, целуя её, он слышал это вновь и вновь. Она знала. Она чувствовала. Но что она могла? Она была его собственностью.

* * *

Когда он обнимал её, она запускала руку ему в волосы и шептала: «Да, ты сломал меня, Малфой... Но ты сломал и себя…» Каждый раз, когда он её целовал, она видела в его глазах свои слова. Она знала, он думает об этом. Но что она могла? Она была его собственностью.

* * *

Это он имел её. Это он целовал её. Это он обнимал её. Это он был её хозяином. Она могла лишь запускать руку в его волосы, подчиняться, молчать и напускать на себя гордое безразличие.

Каждый раз перед светским вечером он рисовал на ней синяки. Бить её он не мог, приходилось рисовать с помощью заклинаний. Он заставлял её надеть платье без бретелек и поднимать волосы в высокую прическу. Украшениями служили только многочисленные синяки, кровоподтеки и засосы, которые были призваны возбудить похотливую темную общественность.

* * *

Она всегда выглядела гордо. Все её ненастоящие увечья были прекрасны. По крайней мере, на ней. Он мог ей гордиться. Она медленно передвигалась в своем красивом платье без бретелек. Она всегда смотрела прямо в глаза Воладеморту. И все помнили, она — подружка Поттера. Она одна из великого Золотого Трио.

* * *

Он сломал её. Сломал. Но она все равно ходила на кладбище к своим друзьям. Все равно носила им цветы, всегда купленные заранее, никогда не колдовала. Она любила его, а он её. Он ненавидел её, а она его.

* * *

Однажды убивая старца, он заметил на его руке уродливо вытатуированную надпись: «Грань между любовью и ненавистью не толще шепота».

* * *

Однажды спасая старуху, она услышала от неё: «В моей жизни был человек, он отнял у меня моё счастье, но он же подарил мне его вновь».

* * *

Драко сидел на кровати. Она лежала рядом, он вдохнул поглубже.

— Грейнджер…

— Что?

— Люблю тебя…

— А я тебя…

— Знаю…

Она обняла его за плечи. Повалила на кровать. Покрывая поцелуями его лицо, заглядывая в серые глаза, заставляя улыбаться пересохшими губами, обнимая своими маленькими теплыми ручками, шептала на ухо: « Ты отобрал у меня счастье… — Драко пытался что-то сказать, но она прикрывала его рот своей ладошкой, — но ты же подарил мне его вновь».

Он позволил ей, один раз, не зная, что последний. Он позволил ей. Быть его хозяйкой.

* * *

В груди оставался лишь стон... Глухой стон... Она не оставила ничего... И сердце больше не билось.… Когда он нашел её… Обнаженную… Всю в крови.… И с улыбкой на лице…

Её последнее письмо.

« Прости меня, Драко. Я люблю тебя. Ты подарил мне жизнь. Но. Я слишком слаба, что бы это вынести. Пойми меня. Я не могла без тебя. Ты отдал мне себя. Но. Я слишком изранена для тебя. Прости, что ухожу так. Мне так проще.

Спасибо тебе, Драко Малфой.

Твоя Грейнджер. Твоя... до последнего вздоха.»

* * *

Он ходил к ней на могилу каждый день. Носил белые розы. Она любила их. Каждый вечер он читал сказки барда Бидля, как тогда, когда она была ещё здесь.

Его волосы тронула седина. Его задания стали страшнее. Его жизнь стала мрачной. Его лицо стало обескровленным. Его любовь осталась чистой.

Когда он превратился в дряхлого старика, он, бывало, приходил в свою библиотеку, открывал её сказки и находил письмо. Он целовал строчку за строчкой, слово за словом, букву за буквой. Целовал чуть размытые чернила, которые, как ему казалось, до сих пор сохранили привкус её слез. А потом сползал по стеллажу, он захлебывался слезами, пытаясь задавить все свои чувства, кромсая остатки своей души. И только эта старая библиотека слышала хрипы, которые он ежедневно давил. Слышала стоны, которые издавала его израненная душа. И видела слезы, которыми плакали его давно потускневшие глаза.

* * *

Она сидела в ванной и, занося над рукой лезвие, представляла перед собой его лицо. Его холодные серые глаза, его родинку возле правого глаза, его едва заметный шрам над бровью и погружала лезвие глубже в белую кожу. Было больно. Она терпела, она же гриффиндорка. Горячая кровь заструилась по рукам. Мерзко.

* * *

Сидя на обитом зеленой тканью стулом, за дубовым столом, в одном полотенце, она писала ему письмо. Руки дрожали, и чернила кое-где чуть расплывались от её последних слез. Просила понять и простить. Говорила о любви.

* * *

Стоя перед огромным шкафом, она думала, что одеть. Примеряла платья, кофты, юбки, корсеты... Всё не то. Она обняла свои обнаженные плечи и отправилась в ванную комнату. Через минуту открылся кран, и Гермиона на секунду погрузила пальцы в ледяную воду и содрогнулась при мысли о том, что собирается сделать.

* * *

Проснувшись рано, она посмотрела в окно. Сегодня. Провела рукой по его подбородку. Потянулась губам. Поцеловала, как-то особенно и прошептала:

— Люблю…

Он ответил: -

— Тебя, Грейнджер… тебя люблю…