Confutatis Maledictis

Confutatis maledictis,

voca me cum benedictis.

Посрамив нечестивых,

Призови меня с благословенными.

Моцарт, Реквием

Когда тебе семь, кто-то пытается убить твоего отца.

Вы вместе в театре, в частной ложе семейства Блэк, смотрите какую-то оперу. Ты ёрзаешь в кресле, дёргая Андромеду за платье:

— Энди?

— Что?

— Мне скучно. А тебе?

Она качает головой, не спуская глаз со сцены.

Ты тыкаешь её под рёбра:

— Я не верю тебе. И Цисси тоже не верю. Тебе же скучно, Цисси?

Нарцисса — уже сейчас точная копия твоей матери — безучастно смотрит на сцену.

— Цисси!

— Беллатрикс! — незаметно для остальных, мать ударяет тебя по руке. — Веди себя тихо. Я не позволю позорить нас на людях.

Ты замолкаешь и скрещиваешь руки на груди. Рука болит, но ты не плачешь, потому что никому не позволишь кому-нибудь увидеть свои слёзы.

Внезапно в вашу ложу входит посторонний человек.

Он извиняется перед твоей матерью за вторжение.

Он нацеливает палочку на твоего отца.

Он спрашивает, почему его жена мертва.

Он спрашивает, почему его дети мертвы.

Твой отец отвечает, что ему ничего неизвестно об этом.

Мужчина нервно смеётся, но оперная музыка заглушает его смех.

Он говорит, что твоему отцу отлично известно, что именно он имеет в виду.

Он говорит, что их убили твой отец и его друзья.

Он говорит, что однажды чистокровные экстремисты получат по заслугам.

Твой отец быстро поднимает свою палочку и произносит оглушающее заклинание.

Когда театральная охрана уводит непрошеного гостя, родители говорят, что нужно вызвать кого-то из Святого Мунго, потому что этот мужчина абсолютно невменяем.

Когда ты добираешься до дома, наконец-то осмеливаешься спросить у матери, о чём же говорил тот мужчина.

Она окидывает тебя ледяным взглядом.

— Его жена и дети мертвы. От горя он лишился рассудка.

— Мама, это папа убил их?

Она даёт тебе пощёчину.

Позже, вечером, ты забираешься в кровать Нарциссы, пока она расчёсывает свои волосы, сидя около зеркала. Ей всего девять лет, но она уже, бесспорно, красива.

— Папа убил семью того мужчины из театра, да? — шепчешь ты.

Нарцисса даже не оглядывается на тебя.

— Мама говорит, что это неважно.

Ты прикусываешь губу.

— Почему?

Она пожимает плечами.

— Его жена была грязнокровкой.

Ты расслабляешься. Ты умиротворена. Грязнокровки не в счёт. Грязнокровки — уродцы. Ты знаешь это. Знала всегда. Это абсолютно естественно.

Нарцисса забирается к тебе в кровать, и вы засыпаете вдвоём, улегшись валетом.

* * *

Кроме сестёр, ты пускаешь в тёмное царство своего сознания только кузена Сириуса. Вдвоём вы крадётесь во внутренний дворик, устраиваете там логова и готовите заговоры. Ты жестоко издеваешься над его бесполезным младшим братом. Сириус ловит пауков, а ты поджариваешь их с помощью спички и увеличительного стекла. Он предлагает тебе помощь, когда вы лазаете по деревьям в саду.

— Мы должны стать братьями по крови, — говоришь ты однажды, лежа под лучами летнего солнца.

Сириус открывает один глаз и лениво смотрит на тебя:

— Зачем?

— Давай! — Ты сжимаешь рукой его плечо. — Будет весело!

Он закрывает глаза.

— В этом нет смысла. Мы и так семья.

— И что? Давай. Я украла нож из ящика отца.

— Я не хочу.

— Ты что, боишься?

Он открывает глаза и смотрит на тебя:

— Конечно, нет, я не боюсь!

И в тот же вечер вы оба режете свои запястья, сжимаете палочки вместе и клянётесь, что будете лучшими друзьями. Навеки.

* * *

Ты перестаёшь спать в восемь лет. Твои мысли слишком громкие, они ни на секунду не утихают, не позволяя заснуть. А когда тебе удаётся наконец на несколько часов провалиться в сон, сны твои настолько мрачные и чёткие, что иногда ты просыпаешься, вцепившись руками в простыни.

Ты слышишь, как домовой эльф говорит твоим родителям, что их ребёнок никогда не спит. Они отсылают домовика прочь, а потом долго разговаривают о тебе. Ты не можешь разобрать весь разговор, но суть улавливаешь. Шёпот, шёпот. Ненормальный шёпот. Безумный шёпот. Шёпот.

Тебя понимает только Андромеда. Когда ты, ночь за ночью, босая, в ночной рубашке, приходишь в комнату твоей старшей сестры, она сонно приоткроет веки и скажет:

— Опять сны, Белла?

Дрожа, ты кивнёшь, а в глазах у тебя безумный блеск. Она позволит тебе забраться к себе в кровать, обнимет и будет гладить по волосам, пока ты не заснёшь.

Кровать Андромеды — это единственное место, где ты можешь уснуть. Когда сестра крепко прижимает тебя к себе, а ваши волосы на подушке переплетаются — твои чёрные, её каштановые, — твой разум наконец-то успокаивается. Ты засыпаешь, убаюканная сердцебиением сестры.

* * *

В Хогвартсе вас знают как трёх девчонок Блэк. Вы идёте, рука об руку, и твои длинные волосы развеваются позади. Вы уже знаменитости. Нарцисса известна своей красотой, Андромеда — умом, а ты — своим темпераментом.

У вас есть и другие друзья. У Нарциссы — собственная стайка поклонников: мальчиков, жаждущих её, и девочек, желающих быть на неё похожей. У Андромеды — небольшая группка рейвенкловцев и приятелей-слизеринцев, которые на досуге занимаются различными исследованиями. А ты постоянно развлекаешь большую часть своего курса, которая восхищается тобой. Но хотя бы раз в день неведомая связь сведёт вас вместе, и вы снова будете тремя обворожительными сёстрами Блэк, которые держатся за руки и делятся друг с другом секретами, известными только вам.

Когда ты учишься на втором курсе, приезжает Сириус. Ты сидишь за слизеринским столом, от нетерпения ёрзая не стуле. Ты сохранила ему место. Из-за этого пришлось повздорить с довольно настойчивым третьекурсником. Но это нормально. Скоро он будет с тобой. Осталась всего пара секунд.

Ты делаешь большой глоток тыквенного сока, когда он поднимается на возвышение и профессор МакГонагалл надевает на него Шляпу.

Ты болтаешь ногами.

— Терпение, Белла, — успокаивающе шепчет Андромеда. Она улыбается. Ты толкаешь её локтём под рёбра.

Наконец Сортировочная Шляпа принимает решение:

— Гриффиндор!

Стакан, который ты крепко держишь в руке, разлетается на осколки.

* * *

Нарцисса плавно скользит по коридорам Хогвартса. Ты наблюдаешь за мальчиками, жадно глазеющими на неё. Некоторые осмеливаются приблизиться к ней, но холодный, покровительственный взор ледяных голубых глаз даёт им отпор.

— Вам тоже надо будет научиться так делать, — говорит она однажды вечером, привычно подпиливая ногти.

— Что именно? — спрашивает Андромеда.

— Заставлять парней любить себя.

Андромеда закатывает глаза:

— Ты не можешь заставить кого-то любить тебя.

Нарцисса улыбается.

— Au contraire. Я делаю это каждый день.

— Но зачем тебе хотеть, чтобы кто-то тебя любил? — спрашиваешь ты.

Нарцисса закругляет кончик ногтя.

— Потому что нам всем когда-нибудь придётся выйти замуж.

Ты фыркаешь от смеха, то же самое делает и Андромеда, а Нарцисса смотрит на вас очень серьёзно.

— Смейтесь, сколько хотите, но вы жаждете убраться из этого дома так же сильно, как и я. И если только вы не мечтаете о том, чтобы наши родители продали вас самому представительному кандидату, то придётся много учиться, чтобы получать то, что хотите.

* * *

— Почему ты дружишь с предателями крови?

— Тебя это не касается.

— Но он идиот, Сириус!

— Сама ты идиотка.

— О, какой остроумный ответ.

— Идиотка!

— Кретин!

— Сука!

— Гриффиндорец!

Ты смакуешь триумфальный момент, а потом он наклоняется ближе, его тёмные глаза вспыхивают.

— Психопатка, — шепчет он.

Ты дерёшься. Ты даёшь ему пощёчину.

После этого вы долго смотрите друг на друга. Внутри все сжалось. Ты тяжело дышишь. Он тоже.

— Иногда я тебя просто ненавижу, — шепчет он.

— Не так сильно, как я ненавижу тебя, –шепчешь ты в ответ.

Он кивает и прижимает свой лоб к твоему. Ты сплетаешь пальцы вокруг его шеи. Он вздыхает.

Внезапно твоё лицо проясняется:

— Я украла немного джина из секретного запаса матери.

Он отшатывается и ухмыляется:

— Хочешь набухаться ?

Ты смеёшься.

— Как всегда.

Он обнимает тебя, и плечом к плечу вы идёте прочь из дома.

* * *

О выпивке и сигаретах твои сёстры знают. О сексе — нет. Твой секс — это министерские чиновники и светские мужи; это школьники и чудаки, которых ты цепляешь на суаре твоих родителей или — что более часто — на тех вечеринках, которые ты посещаешь, тайком выскользнув из дома в середине ночи.

Заставить их влюбиться в тебя легко. Улыбка, вздох, прикосновение руки к запястью, и они твои. Ты трахаешься с ними на дорожках, на задних сиденьях карет, на четырёх подушках с эмблемами. Ты покидаешь их немедленно, но вначале говоришь, сколько тебе на самом деле лет, а потом смеёшься, увидев выражения их лиц, когда ты уже берёшь пальто и уходишь прочь. Ты зарываешься пальцами в свои волосы и думаешь: «Мне нужно принять ванну».

Выбор, выбор. Так много средств к саморазрушению и так мало времени. Дома ты топишь себя в русской водке и французском бренди. Выпиваешь целые бутылки этих зелий цепенения, а потом с помощью волшебной палочки оставляешь на руке ожоги. Наступает ночь, и ты глядишь в потолок. Тысячи мыслей буквально разрывают твою голову, пока ты отчаянно тоскуешь о сне, который по-прежнему избегает тебя.

* * *

Ты крадёшься по саду. Гости твоих родителей этим вечером смертельно унылы. Андромеда разговаривает с дряхлым дядей министра, а Нарцисса флиртует с чьим-то сыном, чьи волосы даже светлее, чем её собственные.

Ты глубоко затягиваешься сигаретой, обжигая лёгкие и нос.

Кто-то проносится мимо тебя, таща за собой хихикающую девушку. Этот кто-то оглядывается. Сириус.

— Неотложные дела, не так ли? — сухо спрашиваешь ты.

Он подмигивает тебе:

— Я просто хочу показать ей живую изгородь.

Он ухмыляется и исчезает в ночи вместе с девушкой.

Несколько секунд ты пристально глядишь вслед, а потом достаёшь палочку и зажариваешь бабочку, пролетающую над ухом.

— Эта вечеринка вас утомила?

Ты закатываешь глаза. Очередной придурок. Может, ты сможешь трахнуть его здесь, в саду. Если Сириус может, то и ты тоже.

Ты поворачиваешься.

Он улыбается тебе.

Он привлекателен. Высокий. Тёмные волосы. Бледный.

В лунном свете его глаза отливают красным.

Он кивает на сигарету в твоей руке.

— Эти вещи когда-нибудь убьют вас.

Ты поднимаешь бровь:

— Правда? Не слышала о таком.

Он усмехается. От этого дрожь пробирает тебя до самых внутренностей.

— Так ты бесстрашная, Беллатрикс?

Ты не спрашиваешь, откуда он знает твоё имя.

— Я ничего не боюсь.

Но это ложь. Ты боишься этого человека, хотя ты скорее умрёшь, чем признаешь это.

В его глазах что-то есть. Ты не можешь прекратить смотреть в них.

— Я люблю страх, — говорит он, подходя ближе. — Он приносит много пользы. Если люди тебя боятся, они сделают всё, что ты захочешь.

Ты киваешь, понимая. Ты видела, как люди без колебаний уступали тебе, и ты знаешь, что это благодаря твоему общепризнанному темпераменту.

— Да, — говоришь ты, гася окурок. — Когда тебя обожают, это неплохо. Но, пока тебя боятся, неважно, ненавидят или нет. По-крайней мере, я так думаю.

Он улыбается и протягивает руку.

— Том Риддл.

— Беллатрикс, — ты протягиваешь свою.

— Блэк, — он схватывает твою ладонь. Его пожатие холоднее льда. — Должен признать, вы заинтриговали меня.

Ты запинаешься, не зная, что ответить.

— Это взаимно.

— Жди меня завтра, — холодно приказывает он. — Я приду сюда, чтобы забрать тебя. — Он улыбается. — Думаю, нам нужно многое обсудить.

* * *

Тёмный Лорд говорит, что надо очистить мир от магглов, в отместку за то, что в прошлом они преследовали волшебников.

Тёмный Лорд говорит, что тёмная магия называется тёмной, потому что те, кто вешают ярлыки, не понимают её.

Тёмный Лорд говорит, что Министерство, кланяющееся магглам, — это то же самое, что Министерство, покрывающее улицы грязью.

Андромеда хмурится:

— Ты ужасно много говоришь о Тёмном Лорде, Белла.

* * *

— Он одержимый, — яростно говорит Сириус, хватая тебя за кисть. Завтра у тебя будут синяки на этом месте.

— Он настолько извращён внутри, что это даже меняет его внешность. Ты знаешь, каким надо быть испорченным, чтобы это случилось? А эта чистокровная дурь… Я тебе говорю, прекрати это! Ты не можешь утверждать, что кровь такого придурка, как Регулус, делает его лучше, чем, например, Лили Эванс.

— Почему ты защищаешь её? — выпаливаешь ты в ответ. — Ты что, трахаешься с ней? Это меня бы не удивило. Грязнокровки трахаются со всем, что движется.

— А ты в этом деле просто эксперт? — выплёвывает он.

— Что это значит?

— Ты прекрасно знаешь, что, — он наклоняется и шепчет:

— Шлюха.

Ты стремительно бросаешься на него, впиваешься ногтями в его щёку. Кровь течёт по его лицу. Он шипит от боли и отплачивает тебе пощёчиной.

— Ты ничего не знаешь о Тёмном Лорде, — говоришь ты, когда шок от удара прошёл. — Он достигнет таких высот, о которых ты даже не мечтаешь. А я буду рядом с ним, мы сможем управлять волшебным миром. И однажды это случится — даже не сомневайся.

Он недоверчиво смотрит на тебя, а потом тихо смеётся.

— Не знаю, зачем я пытаюсь объяснить тебе, что он на самом деле из себя представляет, — шепчет он. — Это всё равно, что метать бисер перед свиньями.

Ты смотришь на него.

— Бисер искусственный.

Он ухмыляется.

— Возможно. Но свиньи точно настоящие.

* * *

Ты знала, что этот день настанет. Ты знала это уже два года, с тех самых пор, когда твоя сестра объявила о своей помолвке. Ты с волнением и страхом ждала этого болезненного дня.

Муж Нарциссы — идиот, и тебе плевать на него. Ты с презрением наблюдаешь за ним, пока он вьётся вокруг всех приглашённых, совершенно игнорируя свою красивую жену и хвастаясь всем об отличном обслуживании, об экстравагантной вечеринке, планируемой после официального приёма, об имении, которое достанется ему в наследство и о бесконечном числе их с Нарциссой будущих сыновей.

Идиот.

Андромеда и Нарцисса плачут, когда обнимаются, и обещают писать друг другу каждый день. Ты не плачешь. Ты берёшь её за руку и пристально глядишь ей в лицо.

— Мы всё время будем тебя видеть, правда?

— Да, Белла. Не надо выглядеть так свирепо.

— Ты будешь приезжать хотя бы раз в неделю?

— Дважды. Ты не могла бы…

— И ты привезёшь нам подарки со своего медового месяца?

— Всё, что захочешь. Белла, ты делаешь мне больно…

Ты быстро отпускаешь её руку. Замечаешь маленькие красные отпечатки твоих ногтей, оставшиеся на её бледной коже.

Андромеда смеётся.

— И ты расскажешь нам о своей брачной ночи?

Ты фыркаешь.

— На твоём месте, Цисси, я бы не ожидала многого. Он, наверное, будет боятся сломать себе ноготь.

Нарцисса сухо улыбается, а потом приходит Люциус, чтобы забрать вашу сестру.

Позднее, этой же ночью, ты приходишь в пустую спальню Нарциссы и находишь там Андромеду, зарывшуюся в одеяла. Ты забираешься к ней, и вы лежите вдвоём в темноте, наслаждаясь запахом Нарциссы, который укутывает собой одеяла. Парфюм и пудра. Засушенные цветы и розовая вода.

Андромеда шмыгает носом.

— Ты ведь не выйдешь за такого педика, как Люциус? — шепчешь ты.

Она не смеётся в ответ.

— Энди?

Тишина. Ты не поворачиваешься, чтобы увидеть её.

— Тебе кто-то нравится? — спрашиваешь ты, а глубоко внутри тебя появляется ревность.

Она кашляет, чтобы прочистить горло.

— Есть один. Но я не думаю, что из этого что-нибудь получится.

Ты довольно киваешь.

— Кто он?

Пауза.

— Ничего особенного.

* * *

— Дорогой!

Ты подскакиваешь к кузену и обнимаешь его за плечи.

— Разве сегодня не прекрасный вечер? Давай пойдём выпьем или потанцуем… Нет! Пойдём пугать магглов в деревне…

Он с яростью сбрасывает твою руку и отступает.

— Извини, но я пришёл сюда не для того, чтобы тебя развлекать.

Ты хмуришься.

— Тогда зачем?

Он делает глубокий вдох.

— Я ухожу из дома, Белла. Мать меня достала. Меня достала вся эта чёртова семейка.

Это настолько сильный удар, что твои ноги едва не подкашиваются. Ты только говоришь:

— Ты мог бы остаться здесь…

Он смеётся.

— О да, прямо вижу, как твои родители расстилают передо мной красную дорожку. Нет. Джеймс говорит, что я могу пожить у него, пока не найду собственное жильё.

— Что же… — Дальше ты говоришь, запинаясь: — Это ведь не важно? Мы всё равно будем видеться.

Он смотрит в пол.

— Понимаешь, именно из-за этого я и пришёл… — Он поднимает глаза и встречает твой взгляд. — Я ухожу, потому что я ненавижу их позицию, касающуюся крови. И это включает тебя, Беллатрикс. Я не могу находиться среди людей, который думают так, как ты. Это запутанно и это неправильно. Так что… так что я пришёл попрощаться с тобой.

Это как будто удар в голову. После него у тебя головокружение, и ты даже видишь искры.

— Ты бросаешь меня?

— Мы не можем быть друзьями, пока ты идёшь вслед за этим больным ублюдком. Как такое возможно, если он клянётся стереть с лица земли моих ближайших друзей?

— Так ты выбрал их, а не собственную семью?

— Дело не в семье! Дело в том, что правильно, а что нет!

Вы перешли на крик и теперь стоите близко-близко друг к другу.

И оттого, что ты не знаешь, что делать, ты целуешь его.

А, может быть, тебе только кажется, что целуешь. Ты так и не узнаешь, была ли эта яростная встреча губ и языков — настолько яростная, что ты почувствовала кровь у себя во рту, — настоящим поцелуем.

Но если да, то он ответил тебе. А прекратила поцелуй ты.

Несколько секунд вы глазеете друг на друга.

А потом вы бросаетесь друг к другу, и его пальцы быстро замыкаются вокруг твоего запястья, когда ты, растопырив пальцы, подобно клешне, собираешься выцарапать ему глаза.

— Ты не можешь уйти! — кричишь ты, пока он удерживает твою руку в дюйме от своего лица. — Вначале я убью тебя!

Он отбрасывает тебя от себя.

— Отойди от меня, долбаная психопатка!

У тебя вырывается сухое рыдание, когда это слово пронзает сердце.

Он долго смотрит на тебя, так, как будто никогда раньше не видел, а потом он поворачивается, чтобы уйти.

— Я найду тебя, — шипишь ты ему вслед. — Заставлю заплатить за то, что ты оставил меня одну.

Он оборачивается. На его лице усмешка.

— Может быть, однажды мы встретимся посреди боя, — подчёркнуто медленно говорит он. — Но если это случится, ты проиграешь, Белла, уверяю тебя.

Он хлопает дверью под звуки твоих яростных, непостижимых криков.

* * *

Какой-то дурачок пытается заговорить с тобой:

— Беллатрикс Блэк, — говорит он. — Ваша репутация опережает вас, но я даже не представлял себе, что во плоти вы будете настолько красивы.

Ты закатываешь глаза и делаешь большой глоток шампанского, но ухажера не так-то легко отпугнуть.

— Позвольте представиться, — говорит он, пока ты затягиваешься сигаретой, — Рудольфус Лестрейндж.

Ты выдыхаешь дым в его лицо. Он слегка кашляет.

— Могу я наполнить ваш бокал, мисс Блэк?

Ты поднимаешь бровь и позволяешь ему принести тебе свежий напиток от проходящего мимо домового эльфа.

— Вечеринки вашей матери просто легендарные, — говорит он, глупо пытаясь завязать разговор.

Ты недоверчиво хмыкаешь и оглядываешься. Легендарные? Нет, вряд ли ты бы описала этот вечер именно так. На этой вечеринке нет ни одного гостя, с которым ты бы хотела поговорить, посмеяться, переспать, включая и этого кретина.

Он острит, но ты не слушаешь. Бегло просматриваешь приглашённых, пока не находишь взглядом своих сестёр, сидящих у камина. Андромеда указывает на тебя глазами, Нарцисса кивает в сторону Рудольфуса и поднимает брови.

Раньше Нарцисса говорила, что, возможно, ты скоро захочешь выйти замуж. Она мотивировала это тем, что тогда ты сможешь освободиться от родителей, которых презираешь. Когда ты замужем, ты сама себе хозяйка. У тебя есть свой дом и свой стиль жизни. Ты могла бы жить так, как захочешь.

Ты замечаешь, что Рудольфус замолчал. Он выжидающе смотрит на тебя.

Ты криво улыбаешься и снова затягиваешься сигаретой.

* * *

Однажды вы вдвоём прогуливаетесь по освещённым луной улицам местной деревни, и твой господин делает тебе заманчивое предложение:

— Я хочу, чтобы ты стала моей ученицей, Белла.

Ты чуть ли не визжишь от радости, но сохраняешь спокойное выражение лица, только немного приподнимаешь бровь.

— Да?

Он улыбается.

— Я вижу голод в твоих глазах. Ты хочешь познать целый мир. Я могу научить тебя. Я могу показать всё. Я могу сделать тебя такой же могущественной, как и я. Могу сделать тебя бессмертной.

Ты поднимаешь глаза к небу. Миллионы звёзд мерцают в ответ. Мир ярок и ясен, огромен и неисследован.

Ты оглядываешься на него и улыбаешься.

— Как вам будет угодно, господин.

* * *

За тобой начинает ходить следом какой-то мальчик. Вроде бы он из семьи Краучей. Его зовут Барти, или Барни, или как-то ещё. Иногда ты забываешь это. Но он поклоняется тебе и ходит за тобой как щенок, так что ты решаешь оставить его. Ты заставляешь его покупать тебе напитки и воровать для тебя сигареты. Ты вознаграждаешь его улыбками и молчаливыми обещаниями. Он называет тебя мисс Беллатрикс. Ты называешь его Малыш.

Однажды после вечера, проведённого с друзьями, он предлагает проводить тебя. Вы болтаете о том, о сём, и, как это часто бывает, разговор становится грязным.

— Ты когда-нибудь слышал о заклятии Круциатус?

Он не слышал. Ты рассказываешь ему. Он шокирован.

— И вы знаете, как накладывать его?

Улыбаясь, ты качаешь головой:

— Пока что нет.

* * *

Ты не можешь поверить в это. Это за пределами твоего понимания.

Она покидает тебя.

Ты слышала ссору между ней и родителями, прижав ухо к полу в гостиной.

— Я люблю его, мама.

— Мне всё равно. Пока я жива, ни одна из моих дочерей не выйдет замуж за грязнокровку.

— Папа, выслушай меня…

— Я не буду слушать, Андромеда. Или ты бросаешь его или покидаешь этот дом.

— Но я не могу. Я люблю его…

— Тогда вы будете жить этой любовью. Вы можете есть и пить её. Можете жить в бедности, в которую он приведёт тебя.

— Ты имеешь в виду…

— Я имею в виду, что отныне у нас только две дочери. Я хочу, чтобы ты покинула этот дом к завтрашнему утру.

— Мама, пожалуйста…

— Ты слышала, что сказал отец. Прощай, Андромеда. Собирай вещи и убирайся из этого дома.

И вот она спускается вниз, таща за собой два чемодана, которые тут же забирает домовой эльф, чтобы положить их в карету, ожидающую её снаружи.

Она умоляюще смотрит на тебя. Её лицо залито слезами.

— Мы всё равно будем видеться. Каждый день, если ты… если ты позволишь…

О, злая, злая лгунья! Как она может говорить это, когда она знает, что твой господин отречётся от тебя в ту же минуту, как узнает, что твоя сестра добровольно спуталась с грязнокровкой?

— Как его зовут? — тихо спрашиваешь ты.

— Тед. Тед Тонкс.

— Но он хотя бы полукровка? — с надеждой спрашиваешь ты.

Она качает головой.

— Тогда всё решено, не так ли? — холодно говоришь ты.

— Так не должно быть.

Ты горько смеёшься. Она никогда не понимала. Прямо как Сириус.

Ты хочешь сказать: «Не оставляй меня совсем одну, Энди». Но не говоришь. Не можешь. Ты чувствуешь, как слова застревают на кончике языка, но твоя гордость и твоё разочарование заставляют тебя сглотнуть их. И ты говоришь:

— Грязнокровка? Так почему бы не трахнуться с нищим на улице, раз уж твои принципы так низко пали?

И ты говоришь:

— Неужели у тебя нет ни капли самоуважения?

И ты говоришь:

— Я не хочу больше видеть тебя. Ты для меня умерла.

И она говорит, со слезами на глазах:

— Не ненавидь меня, Белла.

Ты поворачиваешься к ней спиной.

— Уходи, — шепчешь ты.

Ты слышишь её шаги, скрип входной двери, а потом наступает пауза.

И она говорит:

— Я люблю тебя.

Внутри у тебя все скручивается в тугой узел, но ты игнорируешь это.

Слышится вздох, дверь скрипит и захлопывается.

И она ушла.

От холода у тебя на руках гусиная кожа.

* * *

По бледной коже запястья пробегают холодные пальцы.

Ты дрожишь. Чувствуешь кружение у себя в животе, как будто ты стоишь на вершине башни, а пальцы ног зависают на грани пропасти, и малейшее движение заставит тебя упасть.

Он резко поднимает на тебя глаза. Бездонные кроваво-красные глаза. Глаза в которых целых мир, о котором ты так мало знаешь. Но ты хочешь узнать. Ты жаждешь и корчишься, и кричишь от желания узнать…

— Готова?

Как всегда при звуке его голоса внутри у тебя все переворачивается, и ты улыбаешься, и зажмуриваешь на секунду глаза, но потом быстро вспоминаешь, что трусость не восхищает его.

Ты открываешь глаза.

— Конечно. Господин.

Он улыбается, и это радует тебя. Ты всегда любишь смотреть, как он улыбается.

Кончик его палочки касается твоей кисти, и ты вздрагиваешь. Он чувствует это, и ты проклинаешь себя. Глупая, глупая, глупая девчонка, но его улыбка становится только шире, и ты настолько глубоко тонешь в ней, что тебя отбрасывает назад, к реальности, только тогда, когда…

Плоть горит, растягивается, разрывается на куски… кислотные дыры — и воткнутые иголки, одна тысяча уколов… держись смирно, глупая, жалкая, маленькая девчонка, прими это как должное, не разочаровывай, игнорируй жжение, ожесточённую агонию — царапанье клешней…

Пульсация.

Пульсация.

От боли ничего не осталось. Только твоя кровь бьётся в руке.

Твоя рука. Кожа больше не светлая, чистая, без единого пятнышка, девственно-белая. Теперь на запястье извивается чёрная змея. Змея и твоё сердце пульсируют синхронно.

Ты прерывисто вздыхаешь и смотришь не него.

Он всё ещё улыбается.

— Просто теперь ты знаешь, кому принадлежишь, Белла.

* * *

— Беллатрикс Блэк, ты выйдешь за меня замуж?

Ты глядишь на него.

Что тебе надо делать? Улыбаться, плакать, смеяться, а потом сказать «да, дорогой, конечно, я выйду за тебя»?

Или прикусить губу, заплакать и сказать, что тебе очень жаль, но ты просто не представляешь остаток своей жизни, проведённым с ним?

Ты просто смотришь на него, долго и пристально.

На прошлой неделе твой господин признался тебе, что никогда не сможет жениться. Его единственное назначение, сказал он, управлять всем. Он не мог бы позволить себе, чтобы что-то отвлекало его от этого.

Ты поняла это. В конце концов, тебе не нужно выходить за него замуж. Ты и так его навечно, и он знает это. Он никогда не оставит тебя.

Рудольфус умоляюще смотрит на тебя. Маленькие усы над его верхней губой выглядят как лобковые волосы, размещённые не на том месте.

В коротком, безэмоциональном разговоре твоя мать сказала, что хочет, чтобы ты вышла за этого придурка. Брак между домами Блэков и Лестрейнджей был бы бесценен. К тому же, она намекнула, что это в твоих интересах — создать силовую группировку, служащую Тёмному Лорду.

В конце концов, что такое брак? Что он значит? Да, тебе придётся жить с ним. Но ты хотя бы будешь вдали от своих родителей и от дома твоего детства, который, словно склеп, хранит в себе столько болезненных воспоминаний.

Он берёт твою руку, не убирая с лица этого мягкого, ненавистного тобой, слепого обожающего взгляда.

— Я могу сделать тебя счастливой.

Какая глупая ложь.

Ты делаешь глубокий вдох. Ты знаешь, что ответишь.

* * *

Нарцисса с гордостью гладит свой разбухший живот. Ты с подозрением глядишь на него.

— Ты подумала, как назовёшь ребёнка? — спрашиваешь ты, хотя тебе, собственно, всё равно.

— Люциус хочет назвать его Драко, если это будет мальчик, — говорит она, улыбаясь. — Если будет девочка, я хочу назвать её Элладора.

Ты киваешь, а потом шлёпаешься в кресло.

— Мне так скучно! — жалобно хнычешь ты. — Мы не можем пойти куда-нибудь?

— Я слишком устала, дорогая. Извини.

Ты прикусываешь губу. В такие моменты ты так сильно скучаешь по Андромеде и Сириусу, что это даже больно.

— Ты могла бы пойти к Рудольфусу, — предлагает она.

Ты смеёшься в ответ. Она улыбается.

Потом надолго наступает тишина.

— Андромеда написала мне.

Ты глядишь на неё.

— Она написала? Тебе?

— Да. Она…

— Почему не мне?

— Не знаю. Я думала, что она написала. Может быть, она была слишком напугана. Ты иногда бываешь чересчур… свирепой.

— Что она сказала? Она наконец-то уходит от грязнокровки? — затаив дыхание, спрашиваешь ты.

Она качает головой:

— Она просила меня поговорить с матерью. Попытаться убедить её снова встретиться с ней.

— И?

Нарцисса пожала плечами.

— Я не самоубийца. Я не могу говорить с матерью о ней… ты знаешь это.

— Ты написала ответ?

— Нет. И не буду.

— Хорошо, — ты выплёвываешь это слово перед тем, как встать. — Я ухожу. Здесь скучно.

— Не будет такой грубой, Белла.

— Извини. Но мне надоело притворяться, что мне интересно твое толстое пузо, Цисси. Увидимся позже.

Ты идёшь к двери.

— Знаешь, у неё родился ребёнок, — мягко говорит Нарцисса. — Девочка. Нимфадора.

Ты останавливаешься, рука лежит на ручке двери.

— Очередная полукровка будет загрязнять улицы, — с презрением наконец говоришь ты.

* * *

Твой господин проводит пальцами по твоей щеке.

— Ты боишься, Белла?

Ты смотришь на него и лжёшь:

— Вовсе нет.

Он улыбается. Он знает. Он всегда знает.

— Как ты можешь правильно его накладывать, если ты не знаешь, каково это?

Ты сжимаешь губы в тонкую линию.

— Я знаю. Сделайте это. Пожалуйста.

Он улыбается и поднимает свою палочку.

— Круцио!

Лезвие бритвы разрезает верх, клешни рвут вены, пинцеты разрывают нервы, крик, крик, бесконечный крик, прекрати кричать! Не ты, только не ты, горячие утюги врезаются в тело…

Он поднимает тебя к себе, когда снимает заклятие. Ты ненавидишь себя за мокрые слёзы, которые впитываются в его одежду.

— Запомни этот момент, Белла, — нежно шепчет он, гладя тебя по волосам, пока ты прижимаешь лоб к его груди. — Запомни этот момент боли. Ты должна вспоминать его каждый раз, когда накладываешь заклинание. Таким образом тебе удастся вызвать непередаваемую боль. Твоя вера в заклятие станет абсолютной. Ты станешь его хозяином.

Хозяином. Не хозяйкой. Хоть раз ты не будешь девочкой, которую родители никогда не хотели. Ты будешь так же хороша, как и мужчина.

Ты отступаешь. Киваешь.

— Я запомню это.

Он улыбается, потом поворачивается, открывает клетку, находящуюся за ним, и вытаскивает оттуда котёнка, которого ты заметила сразу же по прибытию.

— Хорошо, — говорит он, сажая животное на пол перед тобой. — Теперь попробуй.

* * *

Ты пялишься на низкий каменный потолок, твой взгляд пробегает по всем его трещинкам.

Внизу, ниже уровня талии, Рудольфус трахает тебя. По другому это описать невозможно. Рудольфус Лестрейндж — твой новый муж, любовь всей твоей жизни, драгоценность твоего сердца и так далее и тому подобное — довольно эффективно использует тебя как средство для мастурбации.

Вот почему твоя мать хотела, чтобы ты сберегла себя до свадьбы. Если бы тебе было не с чем сравнивать, ты не могла бы быть разочарована.

…пум пум пум пум пум…

От этого не стоит ничего ожидать, и ты продолжаешь глядеть в потолок, вспоминая церемонию.

Ты не думаешь о чудесном платье, о сотнях гостей или о том, как улыбался Рудольфус, когда ты подошла к алтарю. Ты думаешь только о своём господине, который наблюдал за тобой в течение службы, а потом затащил тебя в сад и поцеловал в губы, словно любовник. Он ничего не сказал, но в этом поцелуе была тысяча обещаний.

...пумпумпумпумпум…

Толкание, бесконечное толкание. Твой новый муж пахнет как прокисший крем для рук. Тебе приходится взять себя в руки, чтобы не оттолкнуть его.

Он стонет и охает и выгибает спину, прежде чем скатывается с тебя с довольной улыбкой на лице. Ты же больше всего на свете хочешь влепить ему пощёчину.

Ты отворачиваешься от него, сворачиваешься клубком на влажных простынях, дыша ртом, и не говоришь ни слова.

* * *

Тебе надо кричать. Если ты не будешь кричать, то твои собственные мысли напугают тебя до смерти. Ты должна как-то вытащить их наружу.

Он ушёл.

Вначале ты думала, что это хитрость, уловка для ваших врагов. Но когда он не пришёл, чтобы увидеть тебя, чтобы уверить в том, что он в безопасности, ты осознала, что это, должно быть, правда. Он ушёл. Иначе он бы пришёл, чтобы увидеть тебя. В первую очередь он сказал бы тебе…

Ушёл.

Ты кричишь, и очередной предмет обихода разбивается, летя через всю комнату. В углу Рудольфус прижимается к стене.

— Белла, пожалуйста…

— ЗАТКНИСЬ!

Он не умер. Он не мог умереть. Он сам говорил тебе, что не может умереть…

Но он покинул тебя. Как Энди, как Сириус, а он ведь обещал, что никогда не оставит тебя.

Кто ты без него?

Ты снова кричишь, срывая со стены зеркало и разбивая его на мелкие осколки.

Внезапно ты останавливаешься. Ты тяжело дышишь.

Он не может умереть.

Если он не может умереть, то он должен где-то быть.

И ты не покинешь его.

Ты быстро подходишь к двери, надеваешь мантию и щёлкаешь пальцами, призывая развалину-мужа.

— Рудольфус.

Он поднимает голову. Капля крови скатывается из его носа. Ты ударила его? Ты не можешь вспомнить.

— Вставай. У нас есть работа.

* * *

* * *

Камера тёмная и сырая. Твоя тюремная форма полна вшей. Ты настолько похудела, что можешь обхватить себя за талию.

Ты обвиваешь руки вокруг коленей, отклоняясь назад и падаешь на свою кровать.

Оно приближается. Ты чувствуешь это. В комнатах становится всё холоднее. А из коридора доносятся крики, вопли и прочий шум. Но ты не будешь кричать. Ты крепко закусываешь губу, но кричать ты не будешь.

…ненормальный шёпот, безумный шёпот, шёпот — иногда я так тебя ненавижу — ты делаешь мне больно — всё равно, что метать бисер перед свиньями — ты выйдешь за меня замуж? — не оставляй меня — вернись, вернись, я так одинока, я ничто без тебя…

Твои пальцы вцепляются в волосы. Клок от них остаётся в кулаке.

Ты не спала три дня.

* * *

Он раскрывает тебе объятия.

— Моя дорогая.

В два больших шага ты преодолеваешь комнату, прижимаешься к его груди, а он обнимает тебя. Он очень близко.

— Я знала, что вы придёте за мной.

Ты вернулась домой.

* * *

Сириус смеётся над тобой.

Но на этот раз смех наигранный.

Ты носишься по Атриуму, бросая в него заклятие за заклятием, а он уклоняется за дрожащей в арке пеленой.

— Давай, кузина!

Ты что-то орёшь, какую-то полнейшую чепуху.

Вы сражаетесь, подходя к друг другу всё ближе и ближе, и внезапно вы снова близки как раньше, и он тянется вперёд и хватает тебя за кисть.

Вы оба опускаете палочки.

Он мягко смеётся.

— Теряешь хватку, — шепчет он.

Ты поднимаешь бровь.

— Лучшие друзья навеки. Помнишь, мой дорогой?

Он ухмыляется.

— И мы могли бы такими быть, если бы ты не продала себя этой ящерице.

— Предатель! — Ты плюёшь в его лицо.

Он громко смеётся и отпускает твою руку. Завтра у тебя будут синяки.

— Дорогая, милая Белла! Ты всегда была прекрасна в гневе, — он мучает тебя. В глазах у него отражаются вспышки заклятий.

— По крайней мере, у меня есть гордость, — с жаром говоришь ты.

— Гордость! Бегать, подобно щенку, за своим одержимым хозяином — вот что у тебя за гордость! — Он заходится смехом, но ты сейчас наслаждаешься собой. Ссоры с Сириусом всегда оказывали на тебя странный эффект, даже сейчас ты чувствуешь, как злость пульсирует где-то между ног.

Ты бросаешь в него заклятие, которое он немедленно отражает. Он снова смеётся, издеваясь над тобой. Он всегда, всегда издевается.

— Давай! Ты наверняка можешь лучше!

Нет, нет, нет! Больше он не будет мучать тебя. Ты должна показать ему, выиграть, стереть эту хитрую, мучающую тебя ухмылку, которую ты одновременно ненавидишь и обожаешь, и он должен узнать, насколько всё для тебя серьёзно, он должен…

— Авада Кедавра!

Он улыбается, его тело грациозно откидывается назад и падает в тёмную, колеблющуюся пелену позади.

Нет, не это. Ты не это имела ввиду. Только не Сириус. Дорогой, любимый Сириус не может быть мёртвым. Он запутывает, он просто играет, снова мучая тебя…

Когда он так и не появляется снова, а мальчишка Поттер начинает орать, ты поворачиваешься и бежишь прочь. Ты убила его. Ты убила его улыбку, его смех и его жестокость.

Ты выиграла.

Ты бежишь и бежишь, безуспешно пытаясь игнорировать крики в своей голове.

* * *

Ты прямо сидишь в своём кресле, вцепившись в его ручки. Ты слышишь крики Пожирателей Смерти, доносящиеся из соседней комнаты.

Входит твой господин. Он выглядит мрачно. Пальцами небрежно держит палочку.

В течение следующего часа он говорит несколько фраз. Ты цепляешься за каждую из них как за дорогое сокровище, плавающее в море крови.

Я не хочу делать этого. Но я больше не могу проявлять к тебе благосклонность, ты знаешь это.

Я делаю тебе больно для твоего же блага.

Когда он уходит, ты бъёшься головой о стену с такой силой, что сдираешь кожу на лбу.

Глупая маленькая девочка. Не разочаровывай снова.

* * *

— Цисси!

Она не отрывает глаз от книги.

— Цисси!

Тишина.

— Цис-си!

Она вздёргивает голову вверх.

— Беллатрикс, ты не можешь помолчать? Сейчас я не могу заниматься тобой.

* * *

Дорогая Белла.

Андромеда.

Ты скомкиваешь письмо в маленький шарик и бросаешь его в огонь.

* * *

— Драко?

Он издаёт странный звук и чуть не роняет свою палочку. Ты мягко смеёшься.

— Всё нормально, — успокаиваешь ты его. — Он не зол. Он знал, что ты не сможешь выполнить задание, ещё когда давал тебе его. Тем не менее, он отдал приказ. Всё это имеет значение только для него самого.

Твой племянник кивает, на его лице ясно написано облегчение.

— Ты не смог бы сделать это, ведь так? — шепчешь ты. — Ты уже нацелил палочку, а он был безоружен, но ты всё равно не смог заставить себя убить взрослого волшебника. Тебе придётся преодолеть все эти моральные софизмы, если хочешь с честью нести имя своей семьи.

Он кашляет, чтобы прочистить горло:

— Мама говорит… мама говорит, что я должен найти собственный путь.

— Что? Как она нашла? — смеёшься ты. — Твоя мать никогда не выбирала свою жизнь, иначе она не была бы сейчас той, кем является. Выбор — он для других людей, Драко. Не для нас.

Он не отвечает. Просто печально смотрит в пол. Ты протягиваешь руку и проводишь пальцем по его белоснежной как снег щеке.

— Маленький избалованный принц моей сестры, — усмехаешься ты. — Несомненно, ты думал, что жизнь Пожирателей Смерти — это игрушки. Ты медленно учишься, не так ли?

На его раскрасневшемся лице написано унижение. Это зацепляет тебя больше, чем должно. Под рёбра вонзается короткий острый нож. Жалость. Или что-то другое…

Твой палец продолжает путешествие вниз по его щеке, к подбородку. Он тяжело дышит. Ты видишь, как от щекотливого положения дёргается адамово яблоко, как быстро вздымается и опускается грудь. Молодой и одновременно нет.

Ты поднимаешь глаза, чтобы увидеть его лицо, и замечаешь, какой он бледный. Бледный от стыда или от паники, ты не можешь определить точно. И спрашивать не будешь.

Нет. Страх. Его расширенные зрачки и вспотевшая кожа — это одно, но его бесцветные щёки совершенно точно говорят об этом. За множество лет ты стала знатоком по распознаванию страха. Да, видит Бог, пару вещей о страхе ты знаешь.

Твоя рука безвольно падает. Слишком близко. Слишком молодой.

Он стремительно выдыхает. Ты узнаёшь этот жест. Вздох облегчения. И ты смеёшься, когда отворачиваешься от него.

— О да, Драко, ты научишься.

* * *

Нарцисса усаживает тебя возле огня.

— Я слышала новости об Андромеде.

Ты недоверчиво улыбаешься.

— Она опять тебе написала? Эта женщина не знает, когда остановиться…

— Нет, — она качает головой. — Нет. Но я слышала, как Тёмный Лорд говорил Люциусу, что Андромеда… что её муж мёртв, — шепчет она. — Наши убили мужа нашей сестры. А он был любовью всей её жизни.

Ты пожимаешь плечами.

— Что ты имеешь в виду? — спрашивает она.

— Он был всего лишь грязнокровкой, — спокойно отвечаешь ты.

Она поднимает брови и смотрит мимо тебя.

— Ты невероятна.

— Цисси…

— Не называй меня так, — холодно говорит она. — Меня зовут Нарцисса. Я оставила Цисси позади в день моей свадьбы. И тебя я тоже должна была оставить.

— А это ещё что значит?

Она вихрем носится вокруг тебя. Ярость Нарциссы — редкое явление, и когда оно наступает, оно пугает.

— Это значит, что я больше тебя не знаю! — шипит она, а её глаза сверкают. — Ты убила нашего кузена, Белла! Тебе наплевать на меня и на мою семью. Посмотри, что ты сделала с моим сыном! Я не хотела для него такой жизни…

— Вини в этом своего идиота мужа, а не меня!

— Мой муж не идиот! Это ты травила Драко весь этот год! — кричит она. — Ты пыталась помочь Тёмному Лорду превратить его в убийцу! Люциус больше не хочет вести такой образ жизни. И Драко тут же последовал бы следом, если бы ты оставила его одного хотя бы на пять минут. Ты втравила нас во всё это, а сейчас ты сидишь здесь, в моём доме, и отказываешься оставить нас в покое!

— Я твоя сестра!

— Андромеда была наша сестра! Посмотри, с какой готовностью мы предали её.

— Она была предательницей крови. Какой у нас был выбор?

— О, да, что решает эта кровь? — восклицает она, всплёскивая руками. — Разве кому-нибудь есть до этого дело?

Она бросается в кресло.

Ты глядишь на неё, тяжело дыша.

— Ты не это имела в виду, — шепчешь ты.

Она отворачивается и не говорит ничего.

* * *

Ты бежишь по старому дому в ночной рубашке, которая слишком велика для тебя.

— Всё твоих рук дело, дорогая.

Ты просыпаешься, дрожа. Скидываешь с себя простыни и встаёшь. Андромеда. Она поймёт. Она обнимет тебя и остановит это безумие.

Вспомнив, ты останавливаешься у двери.

Бесформенной кучей ты валишься на пол.

* * *

Время пришло.

Тёмный Лорд приказал вам драться. Мальчишка Поттер наконец-то объявился в Хогвартсе. Сегодня ночью всё закончится.

Как только ты приезжаешь, он затаскивает тебя в альков, прочь от любопытных глаз.

— Сегодня ночью мы победим, Белла.

— Я знаю, господин.

— Победа будет нашей.

— Я уверена в этом.

Он улыбается и снова становится тем молодым, привлекательным мужчиной, которого ты встретила в саду своих родителей. В его улыбке тысяча обещаний.

Он наклоняется и касается рукой твоей щеки.

— Сегодня вечером ты придёшь ко мне в комнаты.

Тихий приказ.

Ты улыбаешься.

— После победы.

Он целует тебя, крепко, настойчиво прижимая к себе. Ты отдаёшься этому восхитительному чувству — сцеплению ртов и языков, которое раньше для тебя ничего не значило.

Кроме того раза с Сириусом…

Он отступает и улыбается.

— И битва будет выиграна, Белла.

* * *

Вокруг тебя кипит битва. Куда бы ты ни повернулась, везде крики, кровь и боль.

Ты питаешься этим. Война — твоя пища и твоё питьё. Ты живёшь ради войны. Ты дышишь войной. Она близка и дорога тебе как какой-нибудь бог-хранитель.

Ты крадёшься по коридору и натыкаешься на плачущую женщину.

Она бесконтрольно рыдает, ухватившись за труп мужчины с седеющими волосами, в котором ты узнаёшь Ремуса Люпина. Её же волосы быстро меняют цвет из ярко-розового в мышино-серый.

Она поворачивается на звук твоих шагов. Ты впервые видишь её. Видишь на самом деле, в плоти и крови.

Она похожа на Андромеду. Слишком похожа. Те же глаза, то же лицо. Она похожа на Блэков.

А сейчас она похожа на Андромеду в тот день, когда ты видела её в последний раз. Лицо блестит от слёз, но на нём написана гордость.

— Тётя Беллатрикс, — тихо говорит она.

— Нимфадора.

Она кивает, а потом переводит взгляд на мужа.

— Сделайте это, — шепчет она. — Пожалуйста.

Ты почти что благодарна ей за то, что она облегчила всё это. Наконец-то не убийство. Акт милосердия.

— Авада Кедавра.

Она резко падает вперёд, голова повёрнута в сторону.

Ты медленно приближаешься, смотря на племянницу, которую ты никогда не знала, будучи абсолютно уверена в том, что только что окончательно разбила сердце своей сестры.

Ты быстро поворачиваешься и убегаешь прочь из школы, в лес, чтобы рассказать своему господину о том, что сделала.

* * *

Сейчас или никогда.

Мальчишка Поттер жив. Ты проносишься по школе, убивая и проклиная всех на своём пути. Ты хочешь найти Нарциссу. Ты должна знать, почему она солгала. Почему она выбрала помощь поттеровскому отродью, а не твоему господину.

Наконец ты обнаруживаешь её в центре холла, вместе с мужем зовущей своего сына. Ты яростно хватаешь её за руку.

— Почему, Цисси? — кричишь ты. — Как ты могла сделать это…

— С твоим господином? — кричит она тебе, вырывая руку. — Или с тобой?

Ты даёшь ей пощёчину. Схватившись за щеку, она пошатывается от шока.

— Ты теперь с ними? — шипишь ты. — Ты собираешься меня покинуть, как Энди, как Сириус?

Она качает головой, ей жаль тебя.

— Уходи, Белла. Я покончила с тобой.

Она отворачивается от тебя, и Люциус берёт её за руку. Одну секунду он смотрит на тебя, а потом уводит жену прочь, на поиски сына.

Они не нужны тебе. У тебя есть твой господин. Пока ты нужна ему, ты больше ни в ком не нуждаешься.

* * *

Ты снова сражаешься. Другие бы устали, но ты держишься. Кровь и крики наполняют холл. Ты упиваешься этим. В этом ты хороша.

Три глупые школьницы дерутся с тобой. Одна — лохматая идиотка из той ночи, когда ты чуть не поймала Поттера. Вторая — маленькая рыжая. И третья — блондинка.

Ты думаешь о своих сёстрах. Красивая Нарцисса. Гордая Андромеда. Неистовая Беллатрикс. Объёдинённые против всего мира.

Где они теперь?

Ты бросаешь смертельное заклятие, которое пролетает в дюйме от головы рыжей.

— Не мою дочь, ты, сука!

Ты поворачиваешься. Какая-то старая карга несётся на тебя, словно бык, её палочка нацелена вперёд.

Ты вскидываешь голову и смеёшься. Это будет легко. Никто не может коснуться тебя. Никто не может даже мечтать об этом.

Ты усмехаешься, глядя на своего господина и одновременно отражая ее первое заклятие. Он улыбается в ответ, и в его улыбке тысяча обещаний.

Ты — Беллатрикс Блэк. Ты ничего не боишься.

fin