Голос нашей новой нянечки миссис Хервидж относится к такому типу голосов, которые неизменно раздражающи. Они, наверное, действуют на какие-то совершенно определенные области мозга, заставляя зажимать уши всякий раз, когда я слышу их. Особенно, если человек, обладающий таким голосом, не старается говорить мягче и тише. Миссис Хервидж определенно не старается.
Эта дама работает у нас всего около месяца и уже боится меня. Она знает, что сейчас я встану и приду к ней. Хотя сидеть здесь хорошо. Гораздо лучше, чем рядом с Хервидж. Лия тихо вздыхает рядом. Она тоже любит солнце. Сейчас оно закатное. "Красное, хорошее", — говорит Лия. Именно такое, какое ей больше всего нравится. Для меня это пустой звук, но я люблю, как оно греет. И люблю, как Лия говорит об этом. Она коверкает слова, и понять её очень сложно. Но мне удается. Едва ли не единственному из всех нас. У нее мягкий и очень нежный голос. Таким голосом, наверное, матери поют колыбельные младенцам. Я не помню. Лия говорит, что, когда я улыбаюсь, у меня солнечная улыбка. И что я очень редко улыбаюсь. Я знаю.
Хервидж, как и остальным взрослым, не нравится, когда я спускаюсь во двор. И, хотя сейчас я всего лишь на крыльце, они предпочли бы запереть меня в комнате до конца моей жизни. Так и было где-то лет до шести. Пока в одном из складских помещений Гай с Лией не нашли старое-престарое пианино. Как они туда попали, тоже вопрос тот еще, но, в конце концов, им удалось объяснить мне, что у пианино "очень хороший звук". Дело в том, что у Гая, впрочем, как и у меня, абсолютный слух. И у него очень красивый голос. Мы трое просидели около этого пианино очень долго. Пока мадам Эллис не нашла нас. Вообще-то, нам очень повезло, что обнаружила нас именно мадам, а не кто-то другой.
Мадам Эллис работает в интернате очень долго, и она уже давно не молода. Она по-настоящему любит детей. Это редкое качество для тех, кто возится с нами. Мы не можем заставлять их любить нас. Или винить их в чем-то. Мы можем только быть благодарны. Особенно нашей самой лучшей Эллис. Она выбила-таки для нас это пианино. И уже через два года наш дуэт повезли в Лондон. Гарри и Гай — две диковинные зверушки, как же! Я играл, а Гай пел. Говорят, это было по-настоящему красиво. Это был наш шанс на будущее. Особенно мой. И я хорошо осознаю это. Сейчас три раза в неделю к нам из города приезжает учитель одной из музыкальных школ. Мистеру Эдносу тоже нравится заниматься с нами. И его, конечно же, нашла нам мадам Эллис. По крайней мере, он не относится к нам с пренебрежением, страхом или подозрением. И он нас действительно учит. Он требователен и строг. Мы благодарны ему за то, что не видим от него жалости.
Вообще, Гай, Лия и я как единый организм. Мы даже живем в одной комнате, хотя это и не по правилам. Мы были очень маленькие, когда привезли Лию. Мест у девочек не было, и её временно поселили третьей к нам. Об этом нам рассказывала мадам. Когда Лию отселили, то мы трое стали болеть, особенно тяжело было ей. Ведь только я каким-то образом понимал все, что она говорит. Мы дополняли друг друга, и именно поэтому смогли стать к нашим одиннадцати годам такими, как сейчас.
Действительно странно, что отказались от Гая. С Лией сложнее, а про себя я вообще молчу. Я не знаю, привезли ли меня сюда родители или кто-то другой, но обычной семьи у меня нет. Моя семья — Гай и Лия. Но Гай, он бы вполне смог жить дома, он не настолько инвалид. Я знаю, о чем говорю.
Гай родился слепым. Он не знает, что такое цвета и никогда уже не сможет узнать. Он не видел мир совсем. Это — врожденная патология. Но он отнюдь не чувствует себя обделенным. Многие дети, живущие здесь, с моим приходом стали куда счастливее. Лия не слышит с рождения. Поэтому ей очень трудно разговаривать. Я вместе с ней ходил на эти пыточные занятия. То, как ее учат. Она большая молодец, что научилась воспринимать этот мир через ассоциации. А ещё она приноровилась читать по губам. И, в основном, именно это помогло ей хоть как-то заговорить. Сначала она понимала слова неправильно, но она каждый день трудится. Она говорит, что хочет описать нам с Гаем весь мир так ярко, как только сможет, потому что он по-настоящему прекрасен. Я люблю ребят за то, что они просто рядом.
Я верю в чудеса, знаете. Разве это не чудо, что им удается понимать меня? Разве это не чудо, что мне снятся сны? Может, я тоже когда-нибудь видел? Врачи ничего не могут сказать по этому поводу. Меня привезли в интернат из больницы в возрасте чуть больше года. В странном, очень мягком одеяле. Оно лежит у меня в тумбочке. Эллис сохранила его для меня и описала во всех деталях. Оно нежно-голубое с дракончиками. И дракончики иногда шевелятся. Я знаю, что мадам придумала это для меня, но мне почему-то теплее от этих слов. Ведь все остальное ни о чем не говорит мне. Я знаю, что одеяло теплое и мягкое, удивительно приятное на ощупь. В одеяло была вложена записка с именем и датой рождения. И все. Именно поэтому я — Гарри Поттер. И я благодарен уже за это. Эллис говорит, что я не был похож на ребенка, от которого сознательно отказались. Она говорит, что меня любили очень сильно. И до сих пор любят. Я знаю. Гай и Лия — точно.
— Поттер!
Ох, ну почему же у неё такой крикливый голос! Ведь здесь так много детей с обостренным слухом. Не пойму, почему это не учли, когда брали ее на работу?! Я буквально чувствую, как Гай вздрагивает от этих звуков. Мы встаем, ребята берут меня за руки, и мы вместе идем к миссис Хервидж. Я могу и сам и немного горжусь этим, но подобное поведение пугает людей. Поэтому мы создаем видимость того, что без ребят я беспомощен. Но это не такая уж и неправда. Без них я практически ничего не могу. Без таких знакомых звуков их дыхания, запахов их кожи и стиранной-перестиранной одежды я теряюсь. Я знаю, что это неправильно, я знаю, что должен быть сильным. Знаю, что как-то должен жить дальше. Но ничего не могу с собой поделать.
Лия говорит, что я должен больше улыбаться и не думать о будущем. Гай говорит, что оно у нас одно на троих. Я киваю. Я знаю, что это означает "да". Я всегда киваю, что бы они ни говорили. И когда я не согласен, они понимают и это. Наша манера общения пугает взрослых. Всех, кроме мадам Эллис. Она говорит, что это Бог послал нам друг друга. Мы молчаливо не верим в Бога. Скорее всего, потому, что не можем в достаточной мере представить его. Мы вообще не можем представить в достаточной мере что-то. Странно, что нам удается понимать друг друга еще и потому, что у каждого своё собственное представление о мире. И дурацкая философия тут не причем.
У Лии очень хорошее зрение и вестибулярный аппарат. У Гая абсолютный слух и тактильное восприятие. У меня же слух почти болезненный. И нюх. Как будто природа решила компенсировать мне потерянные чувства другими в десятикратном размере. Благодаря своему носу, ушам и пальцам я могу опознать любое ранее встречавшееся мне вещество. Еще у меня пугающе развита интуиция. Эллис называет это предвидением. Странно, но набожная мадам верит в черта и колдунов. Как она говорит, к черту за компанию. А может и не странно это.
Мадам много читает нам. Мы не помним уже, когда она с детских сказок перешла на классику, перемежая Диккенса, Шекспира, Скотта, Санд, Бронте и Дойла учебниками из школьной программы. Всю ее мы освоить, конечно, не могли. Поэтому Эллис читала нам то, что было интересно. Биология и физиология, физика и химия для чайников, специально для меня. Огромное количество литературы об окружающем мире и по изобразительному искусству. Того, сколько мы с Гаем переслушали музыки и звуков природы, хватит лет на пять непрерывного слушания. Странно, но остальные дети не так этим увлечены. Они вообще вяло существуют. Я не вижу этого, не вижу их, но чувствую очень четко. Весь мир для меня болезненно-живой. Это сложно описать, но так я могу лучше ориентироваться в пространстве и именно благодаря этому "предвидению" я так хорошо понимаю Лию.
— Поттер! Мадам Эллис ждет тебя в твоей комнате!
— И почему миссис Хервидж обязательно кричит, — тихо пробормотал Гай. — Если бы дело было по-настоящему срочным, то мадам сама бы пришла к тебе. Она тебя любит.
— А у нее есть фамилия? — тихо проворковала Лия. Я слышу от неё тихое нежное воркование. Наверное, остальные только его и слышат. Старших очень раздражает Лия. Особенно глухих. Они не понимают ее, а ее общение с нами вообще воспринимают как предательство.
Вообще наш интернат странный. Сюда свозят инвалидов по зрению, слуху и речи. Я знаю, что обычно детей разделяют по разным специализированным интернатам. Но, может быть, дело в том, что сюда попадают те, кто абсолютно не слышит, не видит или не говорит. И здесь уже почти не стараются развивать нас, как будто мы действительно недочеловеки. И все разделены на группы по недугам. Это по-настоящему глупо, ведь остальные дети могут компенсировать друг другу чувства так же, как делаем это мы.
Я осторожно тянусь к рукам Гая, чтобы передать вопрос Лии. У меня с ними свой собственный язык, основанный на прикосновениях. Это сложно объяснить, но мы понимаем друг друга, и это главное. А я знаю их, как самого себя.
— Я не знаю, я никогда не слышал, чтобы к ее имени что-то добавляли, — очень медленно проговаривает Гай. Я киваю. Лия только тихо вздыхает.
Мы молча поднимаемся по лестнице. Я слышу сзади тяжелые шаги нянечки. Она боится, что мы упадем и что-нибудь себе сломаем, а, может, даже свернем шею. Вообще, когда она в таком напряжении, я не могу понять, чего она хочет больше. Того, чтобы с нами ничего не случилось или того, чтобы мы покинули уже этот мир. Она испытывает ко всем нам прочное такое чувство отвращения. Это гораздо лучше, чем жалость. Она окружает меня как, наверное, туман… Здесь все пропитано жалостью. Как же я хочу вырваться отсюда! Только Гай и Лия чистые и светлые. Они не жалеют ни себя, ни меня. И не позволяют этого делать остальным. Поэтому отвращение миссис Хервидж отрезвляет меня. Я как-то поблагодарил ее. Она, видимо, поняла, что я знаю, как она думает про нас. И поэтому боится меня больше, чем все остальные.
Как это ни странно, но я люблю лестницы. Они символизируют препятствия, которые мы преодолеваем. Я надеюсь, что смогу преодолеть и большие, если получается с маленькими.
— Мадам, я привела его… их.
— Спасибо, Элиза.
Наверное, ничто на свете не заставит мадам Эллис обратиться к человеку по фамилии. Это мило, должно быть.
— Лия, ребята, садитесь.
Я знаю, что Эллис сейчас улыбается. Улыбка — это не сокращение определенных лицевых мышц, как объясняла нам мадам. Я знаю, что улыбка — это особый тембр голоса. Хотя Эллис сильно обеспокоена. Напряжение витает в воздухе и, вдыхая его, я тоже начинаю нервничать.
— Гарри, тебе пришло письмо.
Письмо? Если бы я мог, я бы обязательно переспросил. Мне же никто столько лет не писал. Мне вообще никогда не писали! А сегодня, вот, письмо. Подарок на день рождения, что ли?
— Я прочту, хорошо?
Я кивнул, конечно же. Мне же ужасно интересно! Эллис вскрыла конверт. Я привычно потянулся к Гаю.
— Гарри спрашивает, что это за бумага. Он говорит, что она необычно звучит. И странно пахнет. Наверное, он прав. Я не знаю.
Гай всегда чуть-чуть расстраивается в такие моменты. Но он уже привык, что я слышу больше его.
— Эм… Гарри, я, правда, не знаю. Она похожа на оберточную.
Я уверенно качаю головой. Оберточную я бы определил точно.
— Нет? Ну ладно. Давай я просто прочту сейчас.
Эллис разворачивает конверт окончательно и специально медленно для Лии читает. Знает, что секретов у меня от этих двоих нет.
— Школа чародейства и волшебства "Хогвартс". Директор: Альбус Дамблдор (Кавалер ордена Мерлина первой степени, Великий волшебник, Верховный чародей, Президент Международной конфедерации магов). Дорогой мистер Поттер! Мы рады проинформировать Вас, что Вам предоставлено место Школе чародейства и волшебства "Хогвартс". Пожалуйста, ознакомьтесь с приложенным к данному письму списком необходимых книг и предметов. Занятия начинаются 1 сентября. Ждем Вашу сову не позднее 31 июля. Искренне Ваша, Минерва МакГоналалл, заместитель директора.(1)
— Его сову? — словно прочитал мои мысли Гай.
— Эм… Гарри, да. Письмо принесла птица. Я попросила ее подождать на заднем дворе. В здании ей бы не обрадовались, верно? Ну… я не знаю, стоит ли писать им что-то. Но адрес они указали точный. Знаешь, я думаю, что если они действительно знают о тебе, то, должно быть, эта школа подходит таким, как ты.
Милая Эллис. Для нее не имеет значения, что письмо принесла сова. Ей не важен и тот бред, что написан в нем. Что я могу сказать? Пусть напишет ответ. Только я, конечно же, никуда не поеду без Гая и Лии. Но мадам и сама это знает. По крайней мере, если это розыгрыш, то не будет обидно за потерянный шанс.
________
(1) Текст письма наглейшим образом стащен у Дж. К. Ро. и издательства РОСМЕН.
26.08.2010 Глава 2.
Минерва оглядела комнату, в которой оказалась. Направленная аппарация — жутко неприятная вещь. Сама профессор Трансфигурации не понимала Альбуса. Зачем надо было идти к мальчику именно таким образом? Разве нельзя соблюсти хотя бы элементарные нормы вежливости? Ну вот, теперь она находится в комнате, в которой писалось ответное письмо. И ведь директор даже не показал ей, что там написал мальчик! Вряд ли стандартный ответ, если Альбус так переполошился. Но, вообще-то, оно должно быть необычно уже потому, что ответ пришел сразу на имя директора. Он сам настаивал на том, что они не должны проявлять к Гарри Поттеру повышенное внимание. Ведь это была одна из причин того, что мальчика отдали на воспитание в маггловскую, а не магическую семью.
Минерва до сих пор помнила тот скандальный судебный процесс, в котором Алекс Поттер — младший брат Джеймса — отстаивал свои права на воспитание племенника. Но, естественно, победил тогда Альбус. Во многом именно из-за кровной защиты, наложенной на мальчика Лили. Но, поскольку широкой общественности сказать это было нельзя, в ход пошли самые разные аргументы. Алекс холост и, к тому же, молод: на тот момент ему было всего девятнадцать. Долгое время он жил за границей: учился в Дурмстранге, и поэтому просто не может понять всю глубину ситуации. Этот последний довод был, на самом деле, смехотворен, если директор стремился уберечь мальчика от излишнего внимания. Дошло до того, что глава Визенгамота высказал сомнения в политических предпочтениях Алекса Поттера и попросту выслал его из страны "во избежание". Конечно, Альбус попросту воспользовался тем, что наследником Поттеров является Гарри. Ведь если бы Алекс имел поддержку Рода, то никакие законы не смогли бы противостоять древней магии.
Комната была небольшой и уютной, чем-то отдаленно напоминающей кабинет. Наверное, столом с разбросанными по нему бумагами. Минерва поджала губы. Она совершенно не переносила беспорядок. Гостья опустилась в одно из старых разномастных кресел, думая о том, что даже не представляет, куда же она попала. А еще о том, что надо все-таки было действовать по стандартной схеме приглашения в школу магглорожденных. Все-таки мальчик воспитывался в маггловской семье. Нет, она совершенно перестала понимать Альбуса.
Через некоторое время дверь открылась, и в комнату вошла женщина. Она озадаченно посмотрела на Минерву, а потом улыбнулась.
— Здравствуйте. Вы из… Хогвартса?
Женщина тщательно, практически по слогам, выговаривала название школы, будто тренировалась. Хозяйка комнаты была немолодой, уже с проседью, жилистой и небольшого роста дамой. Одежда на ней была самая обычная для магглы.
— Меня зовут Эллис, — улыбнулась дама. — Я рада, что Вы так быстро приехали.
Эллис села в соседнее кресло, очевидно, избегая положения хозяйки и предпочитая для беседы более неофициальную обстановку. Несмотря на то, что Минерва мало что понимала сейчас, она почувствовала симпатию к маггле.
— Да, — кивнула волшебница. — Меня зовут Минерва МакГонагалл, я заместитель профессора Дамблдора.
Минерва сразу же показала документы, которые всегда брала с собой при визитах к магглорожденным. Маггла внимательно изучила каждый лист и, видимо, оказалась удовлетворенной объяснением. Правда, оставался еще вопрос о том, куда же попала волшебница. Приемная семья однозначно исключалась.
— Это хорошо, — кивнула Эллис. — Я хотела бы знать, уверены ли вы, что сможете заботиться о Гарри?
— Конечно! — горячо подтвердила Минерва, задетая сомнениями собеседницы. — Это школа как раз для таких, как он!
— О, значит, его все-таки заметили. Это по-настоящему здорово. Значит, Вы возьмете и Гая с Лией.
— Простите? — профессору показалось, что она окончательно потеряла нить рассуждений собеседницы.
— Но ведь они такие же, как и Гарри, — просто сказала Эллис. — К тому же они — единое целое. Мы как-то попробовали разделить их, но у нас ничего не вышло. Они просто погибнут от тоски друг без друга. И, знаете, — голос Эллис стал вдруг необычайно твердым, — без них он никуда не поедет. Я писала директору об этом.
— Такие же, как он? Вы уверены? — озадачилась Минерва, думая о том, что ей полагается премия в этом месяце.
— Определенно. Только им больше повезло, конечно, если можно говорить об этом в таком ключе.
— Я не знаю, — искренне отозвалась волшебница. — А как Вы узнали, что я из Хогвартса? — задала Минерва мучавший ее вопрос.
— Ну как же. Вы такая необычная, что просто не могли придти к кому-то другому. Гарри постоянно окружают чудеса.
МакГонагалл действительно была удивлена. Не часто встретишь магглу, которая воспринимала бы стихийные проявления волшебства подобным образом.
— Что касается платы за обучение, то у Гарри с Гаем есть некоторые сбережения. Если их не хватит, то я, уверена, смогу что-нибудь сделать, — как ни в чем не бывало продолжала Эллис.
— Не стоит, — покачала головой Минерва. — Обучение в Хогвартсе бесплатное. К тому же у него есть приличное состояние, оставленное родителями.
— Так он все-таки сирота? Я так и думала. Он не был похож на ребенка, которого бросили. Да и возраст какой-то странный.
— Да, Лили с Джеймсом трагически погибли, — сухо бросила волшебница. Смутное подозрение сейчас оформилось во вполне обоснованную ярость. — Гарри был оставлен на воспитание тете. Вот уж не думала, что сестра Лили способна так просто отказаться от мальчика! — о халатности директора Минерва умолчала. Но она не оставит это просто так.
— Вы знали его родителей? — Эллис была по-настоящему заинтересована.
— Конечно. Я учила их. Они были такие же, как и мальчик.
— Так это врожденное, — кивнула маггла, словно это объясняло все.
— Разумеется, врожденное. Так я могу увидеться с Гарри? И по возможности забрать его, — если Альбус не возвратит Алекса, то она сама позаботится о мальчике.
— Гарри, Гая и Лию, — твердо напомнила маггла. — Только так.
— Хорошо — сдалась Минерва. Два неучтенных волшебника. Ну что ж. Хотя, если у Поттера мощное магическое поле, то он просто мог скрыть в нем двух магглорожденных.
* * *
Мы лежим на ковре. Лия мирно шуршит страницами какой-то книжки. То, как она читает, тоже интересно. Я знаю абсолютно точно, что Лия выстраивает в своем сознании совершенно особый, практически беспорядочный для любого другого мир. Поэтому слушать ее пересказы известных произведений безумно интересно. Это помогает посмотреть на привычные вещи с другой стороны. Правда, переводить ее пересказы для Гая поначалу было очень сложно, но потом я втянулся. Мы с ним сейчас в который уже раз слушаем "Лунную сонату" Бетховена. Он ведь был глухим и все равно писал музыку. Гай говорит, что я тоже когда-нибудь буду писать. Возможно. Музыка мне нравится, она — это мой способ общения с миром. Но я не могу сказать, что она настолько привлекает меня.
Эллис вчера отправила ответ в эту странную школу. Сомневаюсь, что они среагируют настолько быстро, что я должен беспокоиться. Но та назойливая штука, которую Эллис гордо именует предвидением, никак не хочет успокоиться. Еще из-за двери я слышу легкие шаги мадам. Дверь со скипом открывается, и Эллис заходит к нам. Она опять волнуется. А наши двери скрипят так, что, наверное, в состоянии поднять покойника из могилы. Это такой назойливый и постоянно преследующий меня здесь звук. Один из совершенно интернатских звуков.
— Гарри, к тебе приехали из … эм … Хогвартса. Я сказала, что им придется взять Гая с Лией. Она согласна. Эта женщина говорит, что учила твоих родителей.
Я резко поднимаюсь. Мы с ребятами никогда не разговариваем о наших родителях. Это одна из запретных тем. Я почувствовал, что Гай с Лией тут же заняли свои привычные места рядом со мной. Гай всегда встает слева, а Лия — справа. Первое время она водила нас. Но потом мы приноровились настолько, что теперь ходим в ногу. Для постороннего и не заметно, что она до сих пор немного направляет нас. Ребята сейчас напряжены, впрочем, как и я. Они тоже с подозрением отнеслись к этому письму. На самом деле мы не думали, что кто-то ответит. Это все настолько странно.
— Профессор сказала, что твои родители погибли, когда ты был маленький. Именно поэтому ты оказался у нас. Она отзывается о них с большой теплотой.
Эллис говорит предельно осторожно, но я чувствую, что она что-то недоговаривает и не уверен, что хочу узнать, что же. Теперь мы, конечно, пойдем на встречу с этой учительницей. Я знаю, что ребята будут только рады вырваться отсюда. Хотя нас должна пугать неизвестность, мы всегда надеемся, что в гипотетическом ТАМ лучше, чем здесь, где можно попросту задохнуться от всеобщей тоски и бездействия.
* * *
Дверь открылась и маггла пропустила впереди себя троих детей. Они были примерно одного роста и явно одного возраста. В том, как они держались за руки, было что-то особое и почему-то неправильное. И сразу же Минерва почувствовала магию. Такую мощную, обволакивающую. Но, странно, магия совершенно не давила. Она просто коснулась волшебницы, даже как-то дружелюбно, и заполнила собой воздух. И это было правильно. МакГонагалл один раз была свидетельницей того, как Дамблдор отпустил на волю свою силу. Это было подавляюще. Но очень похоже на то, что она чувствовала сейчас.
Взгляд Минервы почему-то сразу же оказался прикован к девочке. А точнее, к ее удивительно выразительным и синим глазам, которые казались просто огромными. Взгляд ребенка словно пронзал насквозь. В этих глазах было столько грусти и какой-то почти запредельной силы воли. И много-много чего-то странного, но очень знакомого. Какого-то сильного чувства, просто не присущего ребенку. Минерва сразу подумала о том, что Альбус бы это определил точно. Девочка была на вид самой обычной. Простое открытое лицо, усыпанное веснушками, обрамляли густые, но какие-то воздушные на вид пепельно-русые волосы. Она была вся такая хрупкая и нежная, такая милая. Лия.
Темно-русый мальчик отличался совершенно правильными чертами лица, только губы были больше похожие на девичьи, что добавляло ему очарования. Ребенок имел чуть мечтательный вид от того, наверное, что держал глаза прикрытыми так, будто ничто окружающее его не интересовало в достаточной мере. Гай, конечно же.
Вид Гарри, стоящего между детьми, вовсе не казался мечтательным, несмотря на то, что Поттер так же прикрывал глаза. Только тщательно присмотревшись, Минерва смогла разглядеть тонкую полоску ярко-зеленой радужки. Сам же мальчик был копией маленького Джеймса, разве что черты его были чуть мягче. Приятное тепло разлилось у волшебницы внутри. Насколько бы хулиганами и раздолбаями в школьные годы не были Мародеры, настолько же серьезным и ответственным стал Джеймс, когда обзавелся семьей. Она любила Поттеров чуть больше, чем всех остальных своих бывших студентов. Они были как-то ближе и родней.
— Здравствуйте. Я — профессор МакГонагалл, — улыбнулась Минерва. Это практически то же самое, что придти в семью к любому магглорожденному студенту. — Гарри, мы очень рады, что ты ответил на наше письмо. Мы не знали, что ты живешь здесь, иначе давно бы забрали тебя. Позволь мне сделать это сейчас.
Минерва сразу заметила, что на слове "забрали" мальчик с девочкой придвинулись ближе к Поттеру, словно демонстрируя свое мнение по этому поводу. В этот момент она поняла, что ей действительно придется позаботиться обо всех троих. А еще МакГонагалл сильно напрягало то, как девочка следила за ее лицом, как внимательно фиксировала каждое движение губ. В этом было что-то ненормальное.
— Конечно, Гай с Лией тоже поедут, — поспешно добавила волшебница, чувствуя, как магия вдруг стала словно плотнее вокруг неё. Это по-настоящему пугало, — если они захотят, конечно.
Дети синхронно кивнули.
— Хорошо, — кивнула Минерва, стараясь выровнять внезапно сбившееся дыхание. — Тогда вам стоит пойти собирать вещи.
Дети так же спокойно кивнули и вышли. И только когда дверь закрылась, Минерва поняла, что они не сказали ей ни слова, а Поттер даже ни разу не взглянул в ее сторону.
* * *
Пока Лия шустро паковала наши вещи в один чемодан, я переговаривался с Гаем. В этой женщине было что-то знакомое. Она словно раскалывала живое полотно моего мира и воспринималась тягучей, почти болезненной точкой. Но, странно, мне это казалось таким правильным.
— Не переживай раньше времени, — спокойно посоветовал Гай. — Мы справимся и с этим. Мы с Лией ни на минуту тебя не оставим, чтобы они там себе не думали. Тут ведь тоже были умные и знающие взрослые, но они сдались, правда? И с остальными будет точно также.
— Она такая необычная, — пробормотала Лия. — Словно из какого-то другого мира. Ни разу таких не встречала. Может она действительно, — моя сестренка хихикнула, — волшебница?
Я только кивнул. Им обоим. Как и всегда.
26.08.2010 Глава 3.
— Не говорит?!
Я невольно морщусь. Почему большинство людей такие шумные? Неужели их совсем это не раздражает? Мы стоим сейчас рядом с входом в нечто под названием Косой Переулок. До конца поездки на автобусе с явно сумасшедшим водителем мы уже смирились с существованием волшебства. И почему я не прыгаю до потолка, восклицая "БИНГО! Мне выпал счастливый билет!"? Ах, у меня же буквально патологическая несклонность к бурному выражению эмоций. Очень приятно применять слово "патология" к чему-то настолько пустячному. И еще я не могу говорить. Собственно, именно об этом и сообщил учительнице Гай после ее очередного "Ну что же ты молчишь, Гарри!".
— Только не говорите, что Вы не знали!
Даже как-то забавно чуть. Непонятно, кто из них двоих удивлен больше. Эллис говорила, что это школа для таких, как мы. Я уже почти уверен, что они не совсем поняли друг друга. Потому что если меня взяли в школу колдунов, и эта самая мадам МакГонагалл — волшебница, то Лия и Гай точно без всяких там выкрутасов. Про себя я уже не уверен. Еще немного, и желание забиться в ближайший угол победит силу воли. И лучше, если угол будет потемнее. Вот странно тоже. Хотя я совсем не различаю цвета, не реагирую на свет, ночью мне почему-то спокойнее. Как будто легче, когда окружающий мир практически полностью соответствует моему его восприятию.
— Гарри! Как же так! Мы ведь были уверены, что ты здоров! Только шрам остался… Гарри! Ты же меня слышишь?
— Слышит, — раздраженно проговорил Гай. — И очень хорошо. Поэтому, пожалуйста, прекратите кричать. Мэм.
— А ты что?
Кажется, у нее тоже появилось похожее подозрение.
— А я, как и Гарри, не вижу. Лия глухая. Совсем.
Я тянусь к Гаю в попытке успокоить. Как давно нам в последний раз приходилось самим сообщать о своих недугах! Про себя мы их называем просто недостатками, но остальные так, конечно же, не думают. Они сразу же навешивают на нас ярлыки. Каждый со своими оттенками злости или жалости, пренебрежения или отвращения. Но, в любом случае, это ярлыки неполноценности. Мадам, должно быть, думала, что профессор МакГонагалл знает о нас, иначе ни за что не заставила бы самим проходить через это.
И где же мы находимся? Только что мы прошли через бар, который оглушил меня морем звуков и запахов. И все такие резкие, грубые. Ни одного по-настоящему естественного. Помню, когда нам было девять, нас вывезли на природу в лес. Это, конечно, было смело. Но тот опыт я, наверное, пронесу через всю жизнь. И мир там настолько живой, что он почти оглушил меня. Я просто лежал на траве и наслаждался тем, что могу это чувствовать. Именно тогда я впервые подумал о том, что взамен голоса и зрения получил нечто странное и удивительное. Связано ли это с волшебством? Я же верю в чудеса. Но вот из этого чудного места хочу уйти поскорее. Это лучше, чем бар, но напоминает… помойку.
— Глухая? Не видит? Мерлин, да что же это такое…
Я чуть сжимаю руку Гая, чувствуя, как Лия осторожно гладит меня по щеке. Это ее выражение поддержки.
— Лия, а ты меня понимаешь?
— Да, — тщательно выговаривает Лия. — Я читаю по губам.
Ей пришлось отрепетировать эту фразу очень хорошо. Так, что она слетает с ее губ уже в каком-то особом даже ритме.
— Давайте пойдем уже отсюда, — пробормотал Гай. — Кстати, а Вы собираетесь идти за этими покупками, таская наш чемодан за собой? Профессор.
Эта его манера говорить некоторых взрослых сильно раздражает. Гай обязательно прибавляет обращение после всего остального. Особенно забавно слышать, как он говорит "Эллис. Мадам".
— Что? Ох, нет, конечно. Я его уменьшила.
— Да, — подтверждает Лия.
Кажется, профессор растерялась. Она озадачена, расстроена, а еще почему-то зла. Не хотел бы я стать причиной ее гнева. Она удивительно сильный человек, на самом деле. Это можно ощутить уже по той резкости, с которой она разрывает привычное полотно моего мира.
— Ладно. Я ведь даже не уверена, что вы волшебники, — мадам МакГонагалл вдохнула. — Но в том, что вы двое магглы — это значит неволшебники — я тоже не уверена. У Гарри удивительно сильное магическое поле. Лия, скажи, когда мы вышли из автобуса, ты видела бар?
— Да.
Обычно на простые вопросы Лия кивает или качает головой. Но не тогда, когда её просят сказать ответ на них.
— Я ничего не понимаю. Но, надеюсь, Олливандер поможет нам прояснить этот вопрос. Ведь отменять наши планы сейчас было бы глупо, верно? Но в банк мы теперь всей компанией не пойдем. Да, не самая лучшая идея. У меня достаточно денег с собой. Потом стоимость твоих, Гарри, покупок возместим из семейного хранилища. А Гая и Лии — из школьного фонда.
Я отрицательно качаю головой. Надеюсь, она поймет и так. Мне бы не хотелось передавать это через Гая. И не потому, что это что-то, чего бы я стеснялся или что-то, чего бы они не знали. Просто мы никогда до этого не говорили о нас в таком ключе. Они — моя семья по-настоящему и без каких-либо ограничений. И если у меня оказались деньги, то я намерен платить и за ребят. Если это семейное хранилище.
— Ладно. Я поговорю на эту тему с директором. И на многие другие.
В этот момент профессор очень напомнила мне мадам. То, как она старалась не заострять внимание на наших недостатках, то, как старалась справиться со своими чувствами ради нас. Кроме Эллис никто ничего не делал ради нас. То, что МакГонагалл, несомненно, строга, когда этого требуется. Возможно, эта взрослая тоже станет нам другом. По крайней мере, мы все сделаем для этого.
— Да, мне тоже так кажется, — согласился со мной Гай, когда я передал ему свои наблюдения.
— Ребята?
По воздуху снова начало расползаться напряжение. Это одно из самых нелюбимых мной чувств. Напряжение стягивает реальность, заставляя звенеть пространство. Должно быть, я воспринимаю многое на уровне ультразвука, хотя не уверен, что у чувств есть звучание. В моем мире — есть.
— Вы не поймете то, как мы общаемся, — я почувствовал, как Лия закивала вслед словам Гая. — Но мы действительно понимаем друг друга. Мы как один организм, понимаете? Нет никакой возможности раздельного существования.
— Кажется, понимаю, — голос профессора не звучал уверенно. — Ладно, идемте уже.
Послышался мягкий шелест ткани, короткий перестук, и мир закружился для меня в водовороте звуков и запахов.
* * *
" — Я хотела знать, уверены ли вы, что сможете заботиться о Гарри?" — именно эти слова магглы всплыли в голове у Минервы, когда мальчик, поддерживаемый друзьями, стал оседать на каменную кладку в самом начале Переулка. "Они — единое целое". Да, кажется, волшебница начала понимать, о чем говорила Эллис.
Подумать только, эти дети добрались сюда практически самостоятельно! Они не просили помощи, хотя думали, что она, взрослая, которой они доверились, знает об их недугах. Это было по-настоящему удивительно. Особенно для магического мира. "А я, как и Гарри, не вижу. Лия глухая. Совсем". Совсем. В магическом мире, чтобы потерять что-то, нужно не просто повредить это, но и запустить настолько основательно, что ничего сделать уже будет нельзя.
И снова ярость стала главенствовать над всеми остальными чувствами. Как мог Дамблдор, отдавая мальчика магглам, ни разу за десять лет не проверить состояние ребенка?! Да как он мог не провести элементарный медицинский осмотр?! Это после настолько опасного проклятия, да еще и беспрецедентного случая! Альбус был светлым и чрезвычайно мудрым волшебником. Он никогда раньше не позволял себе халатности в отношении тех, кто оказывался у него на попечении. Что все это значило? Ведь, возможно, маленькому Гарри тогда можно было помочь, но теперь…
Можно нарастить целую конечность, но она навсегда останется словно чужой, потому что единственное, что невозможно вернуть — чувство. Именно поэтому многие поколения Поттеров ходили в очках. Грюм — единственный, кому удалось "приобрести" вставной магический глаз. И то, только потому, что он уже имел один целый. Но даже за один глаз аврор поплатился значительным расстройством нервной системы и расшатанным магическим полем. Совершенно очевидно, что Гарри Поттер останется калекой до конца жизни.
— Наверное, этого всего слишком много для него, — услышала Минерва тихий ровный голос Гая, заставивший ее загнать ярость поглубже. Что же теперь с ними делать?
— Этого всего?
Волшебница почувствовала, как ее за рукав тянет девочка, показывая на Косой Переулок.
* * *
— Гарри очень резко чувствует этот мир. Возможно, ему просто надо время, чтобы привыкнуть к этому дурдому.
Я слышал голос Гая как через вату. И ведь, действительно, дурдом. Даже не говоря о совершенной какофонии звуков и запахов, люди здесь были такими же болезненно-резкими, как и профессор. Что ж, теперь я знаю, как для меня "выглядит" волшебник. Я осторожно встал, чуть тряхнув головой. Эти ощущения не те, к которым нельзя привыкнуть. Просто они новые и слишком яркие для меня.
— Все хорошо?
Похоже, профессор действительно обеспокоена. Я кивнул, надеясь, что она решит продолжить наши дела здесь, ведь чем быстрее мы начнем, тем скорее закончим. Я почувствовал, как Лия тянет нас с Гаем в самую гущу этого информационного бедлама. Естественно, профессору только и оставалось, что обогнать нас. Я почувствовал, как она берет меня за левую руку. Очевидно, Гая постигла та же участь.
— Чтобы не потерялись.
Конечно, Эллис тоже первое время водила нас за руки. Быть отрезанным от Гая непривычно и неприятно, но я вполне могу справиться с этим. Поэтому воспринял ненавязчивую заботу колдуньи спокойно.
Никто из нас никогда не принимал участие в "покупках". Во-первых, меня с Гаем и из комнат-то выпускали с огромной неохотой. Лию, как самую самостоятельную — чаще, конечно, но не настолько. В интернате главный принцип — "запри проблему" — отлично работал и не давал сбоев, позволяя воспитателям спокойно существовать. Поэтому Лия откровенно наслаждалась сейчас. Я очень хорошо знаю это ее состояние. Наверное, именно потому, что оно так редко бывает. Ну, а, во-вторых, не так уж много нам покупали вещей, среди которых не было ничего необычного, кроме нот и кассет. Все "имущество" всегда спокойно помещалось в одном сундуке.
Сначала мы посетили магазин одежды. Главное для меня в одежде не то, чтобы она была удобной или, не смешите меня, красивой. Главное — чтобы одежда не раздражала. Ни ощущениями, ни запахом, ни даже звуком. Хорошо, что это все прекрасно знал Гай. Нам удалось управиться достаточно быстро и не испугать добродушную мадам Малкин. Лия потом рассказала, что одежда вся форменная, поэтому ничего особого от нее ждать не придется. Это хорошо. Потому что я буквально задыхался в интернате несколько дней после "обновок". Потом это все стиралось и приобретало совершенно интернатский запах. И, хотя он надоел мне ужасно, не скажу, чтобы я был против него.
В книжном Гаю несколько раз пришлось повторить профессору, что нам нужен только один набор книг, какими бы интересными или необычными они не были. Я попросил, правда, купить что-нибудь из магической художественной литературы, но мадам МакГонагалл очень удивилась. Неужели тут совсем нечего почитать, кроме "Самых противных, но не особо страшных тварей"?(1) Что за странные люди…
А вот из аптеки Гаю с Лией пришлось вытаскивать меня практически силой. Наконец-то, на всей этой сумасшедшей улице нашелся хотя бы один интересный магазин! Странно то, что, несмотря на свою необычность, запахи тут не были неестественными, и поэтому на их резкость, а, порой, и тошнотворность, можно было легко не обращать внимания.
Но самым жутким магазином из всех оказался магазин волшебных палочек. Весь воздух там был пропитан удушающим любопытством и бестактностью. Мне сразу же сбежать захотелось. Но пришлось покорно терпеть эту пытку с подбором палочки. Я оттуда не то что не вышел, но даже и не выполз бы, если б не молчаливая спокойная поддержка Гая и Лии. Их этот энергетический вампир обозвал "сквибами с латентной магией". Понятия не имею, о чем он. Но это точно неважно, поскольку ребята — совершенно обычные люди. Я знаю. Меня после нескольких десятков попыток признала удивительно горячая и гладкая палочка. Она удобно лежала в руке и как будто тянулась к самому моему центру. Наверное, так чувствуется собственная магия.
Очевидно, что есть сотни вопросов, в которых мне придется разобраться самостоятельно. Как я понял, у "них" такого ребенка еще не было.
Не знаю, была ли разумной идея профессора "добраться до школы по каминной сети". Уверен, что и сама мадам не знает. Но меня опять практически вырубило. Это чрезвычайно шумный вид передвижения. Вот Лие понравилось. Она сказала, что это было весело. Она вообще очень жизнерадостна. И для меланхоличного Гая и сдержанного меня это очень-очень хорошо.
________
(1) Лиина интерпретация названия учебника по ЗОТИ.
26.08.2010 Глава 4.
Альбус Дамблдор привык думать о себе, как о человеке, имеющем право принимать решения, не спрашивая совета или мнения окружающих. С коррумпированным и, к тому же, полуспящим правительственным аппаратом именно от его решений зачастую зависела судьба многих людей. Поэтому, отдавая маленького Поттера его тете, он ни на секунду не усомнился в своем решении. Сейчас, стоя на пороге дома Петунии, директор Хогвартса уже не был так уверен в себе.
Началось все с письма. Гарри Поттер, очевидно, решил проигнорировать стандартную процедуру приглашения в Хогвартс. Но ответил не мальчик, а некая мадам Эллис. И говорила она о вещах откровенно ему непонятных. Магглу почему-то больше всего интересовало, смогут ли они позаботиться о Гарри достаточно, чтобы не нанести ему вреда. Ни один родитель на памяти директора не переспрашивал его об этом. Еще маггла упоминала двух детей, "таких же, как и Гарри". Всё это было настолько странно, что Альбус тут же отправил Минерву к этой даме. И только после обеда, разбирая остатки бумаг, директор случайно увидел адрес, с которого пришло это необычное послание.
Волшебники не писали адреса на конвертах совсем, ведь совы не умеют читать и прекрасно обходятся без этого. Но маггле, конечно, привычней было указать пункт назначения. Адреса же на письмах из школы — просто красивый жест, традиция. Бумаги заполняются магически, и внутри они отличаются друг от друга только именем получателя. И в архивах обязательно хранится копия каждого извещения до смерти волшебника. Там должна быть копия послания Поттеру. Поэтому остаток дня директор потратил на поиск этого несчастного клочка бумаги. В архивах магия была бесполезна.
Дамблдор позвонил в дверь дома под номером четыре, еще раз просматривая зажатый в руке лист пергамента.
"Мистеру Гарри Поттеру, интернат для детей-инвалидов, третье крыло, пятая спальня, кровать у стены".
Что все это может значить?
Но тут дверь открылась и Петуния, а на пороге стояла именно она, моментально узнала гостя. Но того, что произошло в следующий момент, директор явно не ожидал. Он только один раз за всю свою жизнь получал, фигурально выражаясь, "в морду". И то от своего брата и вполне заслуженно. Но вот пощечины были для него чем-то новым. Альбус мог только растерянно смотреть на разгневанную женщину.
— Убирайтесь! Даже не смейте переступать порог моего дома!
— Но, Петуния, послушайте…
— И не собираюсь даже! Я не хочу иметь с ВАМИ и вашим миром ничего общего! Теперь — точно не хочу! Если вы так обращаетесь с детьми союзников, то, что же достается вашим врагам?!
— Я, право, не понимаю…
— Знаете что, хотя Вас это теперь уже и не касается, я все же скажу, — Петуния шипела не хуже разгневанного Снейпа. — Врач говорил, что при своевременной помощи голосовые связки можно было бы частично восстановить. Вы же просто подбросили ребенка на крыльцо, как что-то, не стоящее Вашего особого внимания! Думаете, это так легко было? Три кошмарных дня постоянного беззвучного плача! А его глаза? Дадлику до сих пор снятся кошмары, хотя он и увидел брата всего-то раз. По-вашему, мы могли справиться с этим самостоятельно?! У мальчика было жуткое расстройство мышечной и нервной системы. Его два месяца восстанавливали в больнице! И просто чудо какое-то, что ему потом удалось ходить. Если Вы думаете, что я совершенная мегера, Вы, может быть, и правы. Но не ВАМ меня судить. Лили была моей единственной сестрой, которую угробил ВАШ мир. И, знаете, я не жалею, что отдала Гарри. Из него выйдет прекрасный музыкант. И не смейте его трогать! Я ВАМ ничего не скажу! Вы и так перековеркали всю его жизнь, лучше оставьте ребенка в покое!
Дверь с грохотом захлопнулась, а Альбус только и мог, что стоять с горящей щекой. Информация не желала укладываться у него в мозгу. Минут через пять директор заставил себя очнуться. Аппарировав в школу и в рекордно короткие сроки добравшись до кабинета, Дамблдор сильно пожалел, что не остался с пусть и разгневанной, но магглой. Ведь в Хогвартсе его ждала Минерва в совершеннейшей ярости.
* * *
— Нет, не желаю ничего слушать! Лия и Гай остаются! Будь они хоть сквибы, хоть самые обыкновенные магглы! Мне наплевать на твои доводы, Альбус! Ты распорядился уже однажды!
— Но Минерва, помилуй, откуда я мог знать…
— Ты сам-то себе веришь? Целители, конечно, существуют у нас просто так, без какой-нибудь цели! Все, разговор окончен! Я поселила детей в гостевую комнату рядом с моей спальней в башне. Это пока. Если ты отказываешься, то я беру ответственность за них на себя. И не потому, что это Гарри Поттер, и даже не в память о Лили и Джеймсе, а хотя бы потому, что он ребенок-маг, пострадавший, к тому же, пострадавший ни за что!
— Это великая цель, которая…
— Плевала я на это пророчество с Астрономической башни! И не надо так на меня смотреть, только безмозглый не знает о нем. Мы должны сделать все, чтобы дети не чувствовали свою инакость. Я понимаю, что рядом с нашими учениками-эгоистами это будет сложно, но все, что мы можем — это дать ребятам попробовать пожить как и любой ученик Хогвартса. Пусть Гарри осваивает, что сможет, не будем на него давить.
Минерва развернулась и вышла. Даже когда она дала выход своей ярости, все равно остался какой-то осадок в душе. Она столько лет безоговорочно верила директору. Сейчас, когда на её попечении оказались трое детей с ограниченными возможностями, она должна принимать решения сама. Доверие к Альбусу пошатнулось, и Дамблдору придется сильно постараться, чтобы вернуть его на прежний уровень.
Когда Минерва зашла в комнату к детям, чтобы посмотреть, как они устроились, то ее взору предстала довольно необычная картина. Лия с ногами забралась на подоконник и, жмурясь от закатного солнца, осматривала ту территорию Хогвартса, что была видна из этого окна. Она повернулась к Минерве и, тщательно выговаривая, произнесла:
— Очень красиво.
Гай сидел на полу, прислонившись к стене, и что-то напевал себе под нос. Гарри же, расположившись недалеко от друга, на ощупь перебирал какие-то маггловские приспособления. Вещи были разложены в каком-то совершенном хаотичном беспорядке.
— Им так удобнее, — улыбнулась Лия на ее удивленный взгляд. — Оставьте так, пожалуйста.
Только сейчас Минерва заметила, сколько усилий прилагает девочка, чтобы правильно выговаривать звуки. Когда Лия обращалась к Гарри, её речь практически сливалась.
— Вы уже поужинали?
Минерва первым делом дала распоряжения домовикам относительно полного обслуживания детей.
— Да, спасибо, — кивнул Гай. — А, скажите, что это за странное существо принесло нам еду? Мэм.
— Домовой эльф. Они помогают волшебникам, — улыбнулась Минерва. — Если вам что-то будет нужно, позовите Тритти. Она с радостью исполнит любую вашу просьбу.
Гарри чуть щелкнул пальцами по предмету, который держал в руках.
— А, да, — кивнул Гай, — есть у вас здесь что-то наподобие проигрывателя? Любого. Мы взяли кассеты, но не знаем, как их теперь слушать.
— Маггловские изобретения не работают в Хогвартсе, — покачала головой профессор. — Но я подумаю, что можно с этим сделать.
— А рояль считается за маггловское изобретение?
— Не знаю, — честно призналась Минерва. — У нас никогда не было рояля.
Ей показалось странным, что Гай спрашивает об этом, но нахмуренные брови Гарри сказали волшебнице о том, что это не праздное любопытство.
— Я постараюсь сделать что-нибудь. А сейчас отдыхайте. Сегодня был тяжелый день. Если понадоблюсь, я буду в комнате напротив. Стучитесь в любое время.
* * *
Мы жили в этом странном месте уже четвертую неделю. Вообще, эта школа мне нравилась. Она ощущалась как нечто очень теплое. Наша жизнь здесь сильно отличалась от той, что мы вели раньше.
Каждый день профессор МакГонагалл выводила нас на улицу, чаще всего к озеру. Тут рядом был лес, и природа осталась почти нетронутой. Уже одно это заставляло меня относиться к волшебникам с симпатией. Лия постоянно щебетала у меня над ухом, описывая все, что видела. Ей определенно здесь нравилось. Жили мы, оказывается, в настоящем замке. Вообще, все это могло бы напоминать сказку, если бы не история моей настоящей семьи. Профессор рассказала ее мне на второй день нашего пребывания здесь. Спокойно и предельно сухо. И это еще больше расположило нас к мадам. Нашей новой мадам, как сказала однажды Лия.
Очевидно, что именно из-за смертельного проклятия я потерял зрение и голос. Мне не кажется это высокой платой за жизнь, но профессор почему-то думает по-другому. Ни других преподавателей, ни самого директора мы не встречали. Профессор говорит, что она сама просто пораньше вернулась из отпуска. Это ее "пораньше вернулась", конечно же, означает "была отозвана", но это тоже ее проявление заботы. Она вообще делает для нас удивительно много.
Иногда по вечерам наша новая мадам читает нам. Только необычные книги. Одна из них называется "История Хогвартса", и она самая интересная из всех. Профессор пыталась и другие, но они так жутко изложены, что нас почти сразу же начинало клонить в сон. Так что она оставила это. Зато стала читать учебники по программе. Вот они действительно интересные! Конечно, книжки типа "Теории заклинаний" ребятам бесполезны, поэтому я попросил ее давать нам что-нибудь по природоведению. Сначала профессор не могла понять, о чем я, но потом мы смогли объяснить ей.
В магическом мире удивительное количество самых разных существ и народов. Слушать про них и их традиции было интересно. Но еще удивительней тут флора. Несколько тысяч магических трав и грибов существует в мире. Мадам сказала, что выучить на память все невозможно, а на просьбу показать (дать пощупать и понюхать), отреагировала как-то подозрительно, сославшись на зельевара в отпуске. И сразу же добавила, что мне лучше будет обратиться к некой мадам Спраут.
Но самое большое отличие в том, что мы не занимаемся музыкой. Нет даже никакой возможности слушать то, что мы захватили. Это угнетает. Мы так привыкли к ней, что теперь, несмотря ни на что, чувствуем себя обделенными. Хотя профессор все время повторяет, что "выбьет рояль из директора, что бы он там не говорил про адаптацию, упрямое существо". Наверное, она все-таки в хороших отношениях с ним, иначе бы не оскорбляла его так почти шуточно.
Но большую часть нашего времени мы исследуем само здание. Школа удивительно большая, с множеством комнат, коридоров и движущихся лестниц. И лабиринты из них кажутся бесконечными. Лия, конечно, хочет осмотреть ВЕСЬ Хогвартс, но мадам МакГонагалл запретила ходить нам на башни и в подземелья. Зато посоветовала выучить дорогу от Большого (обеденного) Зала до дверей гостиных факультетов. Мы теперь прекрасно знаем дорогу до Гриффиндора, Когтеврана и Пуффендуя, но не Слизерина. Гостиная Слизерина находится в подземельях, а нам не хочется нарушать установленное правило.
Во время наших хождений по замку нас всегда сопровождает Тритти. Хотя она старается делать это незаметно, но я все равно ее чувствую. Она сильно помогает нам. Убирает, стирает, приносит еду а, возможно, и готовит ее. Мы стараемся облегчить ее работу и не мусорим сильно. Да и привычки свои очень сложно менять. Особенно нам.
Тритти постоянно благодарит меня. Я не считаю себя победителем Темного Лорда, но эльф и слушать ничего не хочет. Профессор сказала, что я — знаменитость. Если и другие ребята будут так неадекватно реагировать на меня, нам будет сложнее, чем мы думаем. Ведь через два дня первое сентября, и наша жизнь уже второй раз за этот месяц встанет с ног на голову.
26.08.2010 Глава 5.
Было утро первого сентября. Преподаватели собрались в кабинете директора. Когда все организационные вопросы были решены, Альбус Дамблдор под давлением Минервы изложил ситуацию, в которой оказался Гарри Поттер. Несколько минут в комнате сохранялось напряженное молчание.
— Но как так получилось? — искренне удивился Филиус Флитвик. — Неужели за столько лет мальчика никто не навещал?
— Это моя ошибка, — признал Дамблдор. Он чувствовал себя бесконечно старым. Гарри Поттер показал ему, что маг уже несколько теряет хватку. — И мой недосмотр. Именно поэтому мы должны сделать все, чтобы мальчику было комфортно.
— По сути, — проговорил Мастер Зелий, — на нашей шее оказались три ребенка-инвалида, двое из которых, к тому же, "не совсем маги", — передразнил директора Снейп.
— Они не инвалиды.
По спокойному тону этого утверждения Северус понял, что Минерва действительно так считает.
— И все-таки, — Снейп склонил голову в сторону профессора Трансфигурации, — давай называть вещи своими именами. Как ты представляешь себе его учебу? Чтобы творить заклинания, ребенку нужен голос, человек не может сразу овладеть невербальной магией. Чтобы осваивать Гербологию, Астрономию и, в особенности, Зельеварение необходимо зрение. Я попросту не допущу Поттера в класс. Это будет нарушением элементарной техники безопасности.
Странно, но Минерва не уловила в голосе коллеги ни привычного, направленного на любого Поттера, презрения, ни насмешки, ни раздражения. Только спокойную выкладку фактов тем же чуть усталым голосом, каким он обычно сообщал: "При всей своей дури, близнецы Уизли могли бы быть блестящими зельеварами. Как и прекрасно разбираться в Трансфигурации. Но, боюсь, даже Темный Лорд не заставит их работать".
— Что такое, Северус? — Альбус, видимо, отметил то же самое.
— Мальчик — калека, Дамблдор.
МакГонагалл поняла, что Снейп и сам еще не разобрался в своих чувствах. Она вспомнила тот самый первый шок от известия и признала, что не может винить зельевара.
— Я разговаривала с их воспитательницей вчера, — Минерва подождала, пока Снейп будет готов слушать и продолжила. — Из ее слов я сделала вывод, что мальчик с самого детства самостоятельно, часто неосознанно, использует магию. Он удивительно ориентируется в пространстве: не натыкается на предметы, определяет местоположение живых существ. Так же у Гарри необычайно обострен слух и ненормально развито обоняние. Эллис утверждала, что он, даже на незначительном расстоянии, может определить любое вещество, если "пробовал" его до этого. Альбус, я, в который уже раз, настаиваю на покупке рояля. Возьмите деньги из хранилища Поттеров, в конце концов! С шести лет мальчики занимаются музыкой. И весьма успешно. Три года назад они произвели фурор в Лондоне! Есть хотя бы одна адекватная причина, причина, по которой ты лишаешь их этого? Я ее не вижу. То же самое относится и к "не совсем магам". Лия и Гай для Гарри не просто семья. И не надо так недоверчиво хмыкать, Северус, вскоре ты поймешь, о чем я говорю. Они — это его потерянные чувства. Я подозреваю, что в то, как Гарри общается с Гаем, тоже вмешалась магия Поттера. Она, действительно, необычайно развита. Точно так же, как девочка является их глазами, Гарри — ее устами. Девочке очень сложно говорить. По сути, разговаривает только Гай. Это странно, но мы ничего не сможем с этим поделать. И, честно говоря, я не вижу смысла пытаться.
— Определяет по запаху? — недоверчиво проговорил Северус. — Ты намекаешь на индивидуальные занятия?
— Я настаиваю, чтобы Гарри ходил и на общие тоже, — сказал директор непреклонным тоном. — Нельзя выделять его еще сильнее. Это не было бы разумно.
— А заставлять его теряться в классе, по-твоему, было бы разумно? — удивилась Спраут.
— Дети очень внимательны, — возразила Минерва. — Возможно, им действительно пойдет на пользу находиться в коллективе. Только возможно. Это нельзя знать наверняка. Я думаю, что если Гарри действительно что-то заинтересует, то он обязательно попросит об этом. Он уже просился в теплицы.
— Еще им, конечно же, понадобится музыкальный руководитель, — задумчиво проговорил Снейп.
— Северус, — изумился директор, — и ты туда же?
— Я, как и Минерва, не понимаю, почему ты собираешься лишить детей, и без того обделенных, значительной части их жизни. И как быть с магглами? Очевидно, палочки их не признали?
— Нет, — согласилась МакГонагалл. — Но также очевидно, что они всюду будут сопровождать Гарри. И от этого мы никуда не денемся. А еще, — глаза Минервы задорно блеснули, — я предлагаю не говорить ему о магических ограничениях. Возможно, у него и получатся некоторые заклинания.
— У первокурсника? Нереально, — возразил Флитвик. — Я не помню ни одного похожего случая.
— Да, но у нас не было еще ни одного человека, выжившего после Авады.
* * *
Сейчас мы стоим в небольшой комнате перед обеденным залом, и я уже слышу топот. Еще один из привычных звуков. Лия говорит, что мне идет мантия. Профессор МакГонагалл попросила ребят тоже надеть форму, хотя и сказала, что они не будут заниматься так же, как и я. Как это делать буду я, понятия не имею. В интернате все попытки обучить меня чему-то "по программе" потерпели провал. Еще немного тревожит то, что с этого дня мы будем жить отдельно от Лии. Ребята поселятся в общежитии того факультета, куда попаду я, но Лие, как девочке, придется отселиться от нас. Я понимаю, что когда-то это должно было произойти, но все равно как-то неуютно.
Но вот двери открываются (тут они не скрепят!), и профессор МакГонагалл заводит первокурсников. Мы отходим от стены и присоединяемся к ним. Пока мадам говорит о факультетах и правилах, я стараюсь справиться с собой. Дети не такие яркие, как взрослые, но гораздо более резкие. Они отдаются каким-то прерывистым звоном в ушах. Мне хочется спрятаться, но я понимаю, что ничего не могу с этим сделать. Мне придется привыкнуть ощущать детей-волшебников. Тем более, что во всей школе их гораздо больше, чем в этой комнате. Лия и Гай ближе придвигаются ко мне. Они всегда чувствуют мое состояние. Становится чуть легче, когда Гай осторожно сжимает мою руку. Конечно! Надо просто переключиться с этого ощущения. Иначе я рискую потерять всякую ориентацию в пространстве. В голове постепенно проясняется. Я вообще удивительно быстро приспосабливаюсь ко всему.
Профессор выходит, и наши однокурсники начинают переговариваться. Волнение заполняет комнату. Но это не такое уж и плохое чувство.
— Кто вы такие?
У мальчика очень красивый голос, но он, почему-то, специально делает его хуже, неприятнее. Он растягивает звуки, что коверкает его речь похуже заикания. Как глупо! Лия прилагает столько усилий, чтобы говорить правильно, а этот мальчик попросту не ценит то, что имеет.
— Вас не было в поезде, — продолжает он. — Но ты…
Обратившись ко мне, он замирает. Я ощущаю, как его наполняют изумление, любопытство, зависть и, одновременно, чувство превосходства. Никогда до этого не встречал таких странных детей.
— Ты — Гарри Поттер!
Мальчик произносит это так, будто сделал какое-то безумно важное открытие. Разговоры вокруг нас затихают. Мне это не нравится.
— Я о тебе читала!
Слышится это откуда-то слева. Я сосредотачиваюсь на ребенке. Вот это простая девочка. Старательная, любопытная и не в меру назойливая, но открытая.
— Не сомневайся, я все о тебе знаю!
А я, представь, все-таки сомневаюсь.
— Какие странные дети, — Гай со мной всегда говорит так тихо, что никто больше его не слышит.
— Они смотрят на тебя как на восьмое чудо света, — пробормотала Лия. — Наверное, ты, правда, знаменитость, — она сочувственно вздыхает.
Из-за недугов к нашим выступлениям всегда было повышенное внимание, но ничего похожего на "знаменитость" не было. По крайней мере, не в привычном значении этого слова. И я уверен, что как только эти дети узнают о наших недостатках, их отношение мгновенно изменится.
— Я — Драко, — снова слышу я мальчика, — Драко Малфой. Я уверен, что такой человек, как ты, точно знает, что для него лучше. И вряд ли он свяжется с магглорожденной вроде тебя, Грейнджер-я-знаю-все-на-свете.
— Я маггла, вообще-то, — тут же сказала Лия, приобняв меня за плечи.
Когда нам читали "Историю Хогвартса", мы поняли, что из-за происхождения некоторые будут относиться к нам по-другому. Глупо, но что возьмешь с детей, если даже взрослые мудрые маги рассорились из-за этого? Поэтому Гай с Лией тщательно отрепетировали и эту фразу. Называться сквибами для них было глупо.
Недоверие и даже возмущение поползли по комнате. Но, все-таки, любопытства было больше.
В этот момент зашла профессор и велела построиться в шеренгу. Лия встала впереди, а Гай позади меня. И мы вошли в Большой зал. Я был прав, когда думал, что со всеми волшебниками в школе будет сложнее. Но не настолько, чтобы выбить меня из колеи. Да, детям этого сделать не удалось, однако, шляпа преуспела.
— Она знает хотя бы что-нибудь о музыке?
Гай, как и я же, был в почти шоковом состоянии. Какой ужас. Хорошо хотя бы то, что она не затянула это "пение" надолго. Пока шляпа под руководством мадам рассылала детей на факультеты, я "осматривал" преподавателей. Они были такими разными и многогранными, что мне тут же захотелось познакомиться ближе с каждым из них. Кроме разве что одного. От него тянуло смертью. Я никогда не сталкивался раньше с этим, но определил сразу. Мне захотелось загородиться от него толстой прочной стеной. Это немного помогло.
— Гарри Поттер!
Как только профессор выкрикнула мое имя, в зале на мгновение установилась тишина, а потом заговорили, казалось, все. Но еще больше послышалось перешептываний тогда, когда они увидели, что к шляпе идем мы втроем. Лия мягко направляла меня, и я осторожно сел на ну очень неустойчивый табурет.
— Как сложно! Ты уверен, что справишься, милый? — услышал я тихий ровный голос. — У тебя такое интересное сознание, знаешь? Такое необычное для ребенка. Куда же мне отправить тебя? Ты не подходишь для Гриффиндора, милый, совсем. Для Слизерина у тебя всего одна способность. И кто сказал, что она является основополагающей? — я-то точно не говорил. Вообще к этой "певице" у меня не было никакого расположения. — Тебе не понравилась моя песня? Ну, с твоим-то слухом. Детка, меня никто не учил петь. И все-таки, что мне с тобой делать? — я почувствовал, что ребята все больше напрягаются. Наверное, я сижу здесь уже довольно долго. — Вот как? — спросила шляпа, хотя я ничего не говорил ей. — Ну что ж, достойный выбор… ПУФФЕНДУЙ!
Этот выкрик так оглушил меня, что я даже не заметил, как мы подошли к нужному столу. Окончание распределения я тоже благополучно прослушал. Когда директор напомнил обо всех правилах, стол заполнился едой. Отменного, должен сказать, запаха. Лия шустро положила нам с Гаем на тарелки немного любимых блюд, и мы принялись за еду. Вообще, это уже ритуал даже какой-то. Лия говорит, что ей по-своему приятно заботиться о нас таким образом.
Конечно же, студенты не могли не заинтересоваться нами. И как только они чуть утолили свой голод, на нас посыпались вопросы. "Почему? Как? Зачем? Такого еще не было!" Директор и словом не обмолвился о нас.
— Почему вы не отвечаете? — выкрикнул особенно громко какой-то пуффендуец.
— А как они, по-вашему, должны ответить на столько вопросов сразу? — в спокойном приятном голосе мальчика слышалась улыбка. — Дайте им поесть спокойно.
— А тебе, Диггори, что, не интересно?
— Не думаю, что я хотел бы, чтобы в мою жизнь залезли в первый же момент моего пребывания в школе. Помнится, в тот год вы были более тактичны, — теперь мальчик искренне смеялся.
Я и сам невольно улыбнулся ему. От этого Диггори исходило такое приятное спокойствие. Почти как от Гая с Лией, только немного чужое.
— Я — Седрик, — представился студент.
— Лия, Гарри, Гай, — привычно отозвался Гай.
— О! У вас это поставлено на поток?
— Что-то вроде того, — Гаю он тоже понравился.
Когда все наелись, директор опять взял слово. Но он снова ничего не сказал о нас. Видимо, нам придется самим разбираться во всем…
— А теперь давайте споем школьный гимн!
Как для вас звучат самые жуткие слова? Теперь я знаю, как они звучат для меня. Это был не просто звуковой дурдом. Это был ДУРДОМ! Я зажал ладонями уши, но даже это не сильно помогло мне. Медленно реальность заволокло дымкой…
________
От автора: вы же помните, что это AU?
Комментарий к предыдущей главе, или Про Петунию.
Возможно, я показала ее не совсем с привычной стороны, но! В каноне мы видим мать с болезненной привязанностью к сыну. Пусть и резковатую, но любящую сестру (до того, как Лили получила письмо из Хога). Канонное отношение к Гарри не казалось мне УЖАСНЫМ, может, больше от того, что было каким-то неестественным. Роулинг не потрудилась показать (поправьте меня, если я что-то путаю), ее отношение к другим детям. На этом фоне, а так же учитывая ее дикий страх в отношении волшебников (согласитесь, обоснованный) я создала образ "своей" Петунии. Больше в фике она появляться не будет, но для меня было важно показать ее такой живой, а не однобокой завистницей.
Комментарий к этой главе, или Про ребячества.
1) Северус Снейп не будет ООС. Просто он будет вести себя, как взрослый адекватный человек. Канонное отношение к канному Гарри я бы описала фразой "Наступил мне на ногу? Отдавлю тебе обе!". Ну что за детский сад, в самом деле. Взрослый сильный маг, Мастер зелий и ТИ опускается на уровень ребенка, показывая себя как крайне ущербную и неполноценную личность. В этом фике катализатором "взросления" Снейпа в отношении Гарри послужила его неполноценность.
2) Я также постараюсь сделать из Хога адекватную школу. Не знаю, получится ли, но, надеюсь, что вы пожелаете мне удачи в этом полубезумном предприятии))
27.08.2010 Глава 6.
— Считаешь себя выше всех, Поттер? Думаешь, что если ты такая вот знаменитость, тебе можно даже не обращать на нас внимания? Сначала докажи, чего ты стоишь!
Этот мальчик, Захария Смит, с самого утра не отстает от меня. Ох… вчера вечером они, конечно, слишком устали, чтобы что-то заметить. А сегодня с утра мое молчание, видимо, расценили за нежелание разговаривать. Даже странно, что не было ни одного вопроса о нашем здоровье. Неужели мы так хорошо вписываемся в общую толпу обычных детей? С раннего детства мы с Гаем приучили себя держать глаза закрытыми, чтобы не пугать окружающих. Но то, как мы двигаемся, могло навести их на мысли, что что-то не так. Разве не видно, что мы одеваемся, едим, практически живем наощупь?
— Еще немного, и я ему врежу, — мрачно пробормотала Лия. — Что за противный тип.
— А меня зовут Джастин! Я даже не знал, что я волшебник, представляете? Надеюсь, у меня будет все получаться! Тут такое все интересное! Как вы думаете, что мы сегодня будем делать?
— Учиться? — положив ложку на тарелку, усмехнулся Гай.
— И все-таки, Поттер, может, ты что-нибудь скажешь?
Смит никак не хотел унять свое любопытство, перемешанное с изрядной долей высокомерия. Да, тот коверкающий свою речь мальчик, Драко, просто ангел какой-то…
— Ребята, все в порядке?
— Привет, Седрик, — отозвался Гай. — Терпимо.
Я улыбнулся.
— Как тебе Хогвартс, Гарри?
— Он замечательный, — искренне сказал Гай.
— Диггори, ты уже знаком с его секретарем? Мальчик-Который-Выжил слишком велик, чтобы сказать хоть слово!
От Седрика исходило беспокойство и недоумение. Чем скорее мы им скажем, тем лучше. Но как это сделать мягче? Я зажал уши ладонями. Я всегда таким образом отгораживаюсь от мира. Лия говорит, что сама в таких случаях закрывает глаза.
— Расписания роздали! — Лия потянула меня за руку, чтобы я открыл одно ухо. — Сегодня у нас Зельеварение, Трансфигурация и Гербология после обеда. Здорово! Ты же хотел в теплицы, верно? Профессор Спраут — наш декан, я уже узнала. А Зельеварение ведет профессор Снейп. Он такой хмурый и весь в черном, — хихикнула Лия. — Серьезный такой. Вы сидите, а я сбегаю за учебниками, мне ведь не сложно. А девочкам в мальчишеские спальни можно заходить…
Да, Лие определенно все нравится. Я услышал, как ее тихие маленькие шажки удаляются. Ребят я отличу даже в толпе.
— Гарри?
Теперь Седрик был еще больше обеспокоен. В голосе было столько участия. Может, стоит сказать сейчас? Я потянулся к Гаю.
— Не переживай, — перевел Седрику Гай. — Все не настолько страшно.
— Ребята?
У девочки был тихий робкий голос.
— Гарри не может говорить, — сквозь зубы процедил Гай. Я крепче сжал его руку. — И не видит. И я не вижу. И Лия не слышит. И отстаньте с этим от нас!
Он проговорил это так быстро, что информация несколько мгновений только доходила до них. А потом начались охи и ахи, и просто море перешептываний. Новость расползалась по залу очень быстро. Ясно, что к концу завтрака вся школа будет в курсе. Хорошо.
— Вы издеваетесь? — первым "выступил" Смит. — Это школа волшебников, а не приют для обиженных жизнью! Это что, правда? И как нам теперь быть?!
Как им быть? Что за странная логика. О чем он беспокоится? Мы не навязывались им и не собираемся этого делать.
— Мальчики? — Лия вернулась ну так не вовремя!
— О! А вот и глухая пришла! Ты только глухая? Или, может быть, больная на всю голову?
Мы с Гаем синхронно встали. Я почувствовал в своей руке теплую ладошку Лии, забрал у нее сумку, и мы вышли из зала. Это было обычным бегством, но я не собираюсь сражаться со всем миром сразу. И не буду заставлять ребят делать это. Но, честно говоря, реакция Захарии меня поразила. Я готовился к жалости. К тоннам жалости. К пренебрежению и даже отвращению, но не к этой смеси ярости и страха.
— Я не знаю, куда идти, — голос Лии звучал совершенно несчастно. — Кабинет находится в подземельях, а нам не разрешали туда ходить!
Да, мы попали в очень глупое положение. Стоим сейчас за дверьми Большого зала и не можем даже до кабинета добраться сами. Это будет прекрасная демонстрация нашей самостоятельности…
— Ребята!
Седрик даже ходил тише, чем все остальные. Мы как по команде напряглись. Но голос у мальчика был обеспокоенный и чуть неуверенный даже.
— Ребята, — Седрик подошел к нам, — что там у вас?
— Зельев-в-варение, — ни сразу сообразила Лия.
— В первый же день? Не завидую вам, — чуть улыбнулся Диггори. — Не знаете, где кабинет? Первую неделю все первокурсники бродят по школе. У нас же нет этих… ну, магглы вешают на двери.
— Табличек?
— Точно! Ну, идемте, пока эти трагладиты не очухались!
Седрик бодро зашагал чуть впереди нас.
— Вы не обращайте на них внимания. Они… эм… маленькие еще. И у нас, честно говоря, ни разу не учились такие особенные дети, — он говорил быстро, словно боялся, что мы его оборвем. — Гай, Лия, вы магглорожденные?
— Мы магглы, — хихикнул Гай. — И, Седрик, спасибо.
Я кивнул. Он сделал для нас сейчас, правда, много. Напряжение постепенно уходило. Что на заявление Гая ответить, Седрик, видимо, не знал. Дальше шли молча. Я сразу почувствовал, когда мы зашли в подземелья. Воздух здесь был тяжелый и более влажный, даже вязкий какой-то. Я порадовался, что меня распределили не в Слизерин. Когда мы остановились, Седрик некоторое время неуверенно переступал с ноги на ногу, а потом, видимо, решился.
— Странно, что директор ничего не сказал об этом. И никак не позаботился о вас! Я не хочу вас обидеть, вы так здорово держитесь, что и не заметишь сразу, что что-то не так, но… Они же преподаватели! И не понимаю, Гарри, тебя отправили на общие занятия?
Я настороженно кивнул. Я не хотел бы, чтобы он заострял на нас внимание, но Седрик имел право на это своеобразное внимание… он действительно отнесся к нам по-человечески.
— Просто, понимаете, у меня тетя пострадала во время первой войны. Ей четырнадцать было, когда обе руки оторвало. Ее перевели на домашнее обучение. Сейчас она работает на радио. И поэтому я действительно удивлен этой ситуацией…
Послышался шорох ткани и шелест бумаги.
— Гм… Лия, вот, возьми! Это самопишущее перо. Гарри, тебе такое не купили?
— Нет, — пробормотал Гай. Он тоже был смущен этой неожиданной заботой.
— Вот, я так и думал. Хотя странно, что не купили. Я брал для Истории Магии… возьми, у меня еще одно есть. Так, теперь, по крайней мере, Лия сможет прочитать тебе лекцию. Должны быть какие-то чары, наверное. Надо спросить у профессора Флитвика…
Последнее предложение Седрик пробормотал себе под нос, но для меня с Гаем это было равносильно обычному тону. В подземельях удивительная акустика, и шаги наших однокурсников послышались еще раньше, чем я мог бы услышать. Вообще каменный замок мне нравится еще и поэтому. Седрик пожелал удачи и убежал на урок, еще раз посоветовав не обращать на детей внимания. Лия передала мне перо, и оно как-то странно грело ладонь. У нас никогда не было друзей. Только мы сами. Когда-то мы были просто друзьями, но быстро поняли, что значим друг для друга гораздо больше. И нам друг друга вполне хватало, да и не было никого, кто действительно захотел с нами дружить. Кроме Эллис. Но она взрослая, и удивительно даже, что она стала нам кем-то настолько близким. А Седрик… это какой-то совершенно новый опыт. Он ведь даже не спросил ни о чем личном! Похоже, совершенно бескорыстный шаг. И от этого удивительно теплый.
К счастью, преподаватель открыл дверь в класс почти сразу со звонком, как только подошли остальные. Профессор Снейп ощущался как сплошной сгусток энергии. Сильной, бурлящей и удивительно живой. Мадам МакГонагалл по сравнению с ним была очень ровной. Зельевар чувствовался странно, но приятно. И болью в голове не отдавался.
— В класс. Живо!
Голос у него был таким же, как он сам. Только еще более резким. И это при таком-то диапазоне тонов! Профессор словно специально сдерживал себя, чтобы оставаться в определенных рамках. Рамках этого удивительно пахнущего кабинета, рамках этой странной школы. Вполне возможно, что так оно и было.
— Поттер.
Я почувствовал, что на мое плечо легла крепкая мужская ладонь. Тяжелая и… надежная. Такое новое ощущение. От преподавателя веяло совершенно невообразимой смесью запахов.
— Вы, а так же?
Он в ожидании замер. Это так хорошо ощущалось.
— Лия Дифи.
— Гай Блинди.
— Вы со своими друзьями садитесь за первую парту. На сегодняшний урок и на все последующие. Возражения не принимаются.
Мы послушно сели, куда было велено. Я достал пергамент и предоставил Лие возможность разобраться с пером. Профессор, разумеется, оценил юмор интернатских работников. От Лии с Гаем отказались во всех смыслах. Даже фамилии не захотели им оставить. На самом деле это был довольно редкий случай. Ну, а деликатной фантазии тех, кто ребятам придумал такие фамилии, можно только позавидовать.(1)
За следующие пятнадцать минут недовольного и чуть испуганного пыхтения наших однокурсников и ровной выдержанной речи профессора, я усвоил две вещи. Во-первых, конечно же, то, что мистер Снейп действительно любит свой предмет. Об учениках тут речь не идет, но зелья — определенно его страсть. Одна из нескольких. Ну, а, во-вторых, то, что мне это самое Зельеварение очень трудно будет освоить. Практически нереально.
Перо, подаренное Седриком, трудолюбиво марало пергамент. Одно из всех остальных в классе. Не очнулись наши однокурсники ни тогда, когда профессор начал инструктаж по технике безопасности, ни тогда, когда объяснял основы взаимодействия волшебника с зельем. Вот это действительно было интересно. Теперь я знаю, что ни у Лии, ни у Гая сварить зелье не получится. Более того, если я хочу, чтобы у меня что-то получилось, то должен постараться обходиться без их помощи. Это было сказано вскользь, но я очень хорошо услышал.
Стоит сказать, что отношение профессора ко мне было каким-то странным. Больше всего в его чувствах было досады. И боли. Первые десять минут урока он словно метался, не решаясь выбрать отвращение и даже ненависть, но море боли победило. Идя на следующий урок, я думал о том, что наши с ним отношения, скорее всего, выйдут за рамки "учитель-ученик". И везет же мне, как обычно…
* * *
Идя на первую, поттеровскую, между прочим, пару, Снейп думал о том, что поведение Альбуса его бы бесило, если бы не многочисленные "но", одним из которых было как раз то, что всякие запасы гнева и раздражения на директора были растрачены задолго до появления в школе троих детей-калек. Детей-калек, которым Дамблдор предоставил самим разбираться со своим положением. Очаровательно.
Усадив троих друзей на первую парту, Снейп думал о том, что никогда не обратится к магглам по фамилии. В котле утопить того можно, кто их такими фамилиями наградил. Сам же Поттер мог бы быть похож на отца очень сильно. Но, как он не старался, Снейп не мог сравнить мальчика с придурком-Мародером. И дело было вовсе не в отсутствии очков. Приглядевшись, Северус понял, что этот ребенок двигается по-другому. Да и живет, определенно, тоже. Он никак не мог сопоставить этого хрупкого, но стойкого ребенка с образом всемирной знаменитости, позера и хвастуна-выскочки. Мальчик совсем не был таким. Возможно, поэтому он был сыном Лили гораздо больше, чем Снейп считал раньше. Это странно угнетало и выбивало из колеи. Но Северусу, конечно, придется справиться и с этим.
________
(1) Авторская (возможно, слишком свободная) интерпретация английских слов Deaf (Глухой) и Blind (Слепой).
27.08.2010 Глава 7.
На ужин мы не пошли. Уроки вытянули все наши силы, и я чувствовал тошноту. Видимо, гостиная Пуффендуя находилась рядом с кухней, потому что запахи еды ощущались отчетливо.
Именно Зельеварение оказалось самым адекватным из сегодняшних предметов. А, точнее, зельевар — из учителей. Ну и мадам, конечно же.
На Трансфигурации было… сложно. Сначала профессор говорила об основах предмета, а потом нас попросили применить магию. Мадам еще до первого занятия сказала мне, что возможно творить волшебство, проговаривая заклинания про себя. Я мог бы мысленно с точностью до последнего звука повторить продемонстрированное преподавателем заклинание, но одним из первых правил Трансфигурации было то, что нужно отчетливо представлять себе желаемый предмет! Я знал, каковы иголки на ощупь и как звучат, ведь Эллис позволяла нам исследовать мир со всех доступных сторон. Так же хорошо я знал и структуру лежащей передо мной спички, но я не представлял, как эти предметы выглядят. К тому же, в том гвалте, который установился в кабинете, сосредоточиться было очень сложно. А еще мне не нужна была эта несчастная иголка. Такая мелочь почему-то казалась очень важной. Про правильное движение палочкой я вообще молчу. Но радовало то, что я, в конце концов, могу превратить что угодно во что захочу! Такое сильное и четкое ощущение. Одно из тех в моей жизни, что приходят, казалось бы, из ниоткуда, но они настолько естественные, что даже не сомневаешься в их правдивости.
Именно там, в душном классе, я действительно, впервые за последний месяц, захотел научиться колдовать! И сразу же почувствовал вину перед ребятами. Ведь они не принадлежат Магическому миру. Даже если у меня что-то и получится, каково будет им? За семь лет Гай с Лией будут напичканы совершенно ненужными знаниями под завязку. Но ребята опять каким-то образом поняли моё состояние. Поэтому весь обед, игнорируя вопросы и реплики остальных детей, они убеждали меня в том, что их мир находится только рядом со мной. Все остальное не просто незначительно, бессмысленно даже. Как бы я не был благодарен ребятам, но уверенности в принятом решении уже не чувствовал.
Гербология же прошла просто кошмарно. Меня не допустили ни до чего. Мадам Спраут, минут пять охала, а после общей лекции отвела нас подальше от стеллажей с травами, с которыми знакомила сегодня детей. Наших однокурсников. Не нас. А ведь, если подумать, то именно здесь у меня могло что-то получиться! Было очень обидно. Я не привык сам чувствовать что-то резкое и сильное. Мне всегда хватало чужих эмоций. Может быть, еще и поэтому я оказался так быстро выбит из колеи этой школой: слишком много здесь новых для меня впечатлений.
Сейчас все были на ужине, и гостиная пустовала. Приятно трещали дрова в камине, Гай с Лией привычно дышали рядом, а я заново прокручивал в голове полученные за день знания. Эта привычка выработалась у меня давно. Не имея возможности читать самому, я старался запомнить все по максимуму. Эллис говорила, что у меня просто феноменальная память, но сам я о себе никогда не думал в таком ключе. Я просто делал то, что мог. Впрочем, как и Гай с Лией.
Вдруг дверь открылась, и я почувствовал, как в комнату входит взрослая волшебница. Такая спокойная, такая "теплая"… Но, в то же время, и сильная. В шуршании ее одежды было нечто настолько домашнее, непередаваемо милое, что у меня как-то сжалось все внутри. Я, конечно, просто устал, "перечувствовал", только и всего-то…
— Гарри, Лия и Гай, правильно? — в ровном мягком голосе женщины слышалась улыбка. — Меня зовут Поппи Помфри, я школьная целительница.
Врач? Я почувствовал, что напрягшиеся было ребята снова расслабляются. Врачи — почти такие же элементы нашей жизни, как и сон, например. Ведь из-за занятий музыкой именно от докторов нам перепадало больше всего внимания.
— Я всего лишь осмотрю вас. Ничего страшного или болезненного. Просто позвольте мне…
* * *
"Сезонные" зелья — в левый верхний шкафчик, "специальные" — в правый средний, чтобы всегда были под рукой. Вот так. Чистые пергаменты — в ящик стола, исписанные карточки — на полку в кабинете.
Поппи, уперев руки в бока, осматривала прибранное в рекордные сроки Больничное Крыло. Но удовлетворения от проделанной работы не возникало. Ей просто необходимо было с кем-то обсудить результаты осмотра Гарри Поттера. Осмотра, проведенного обширно и углубленно, раз уж представилась такая возможность. Но есть ли подходящий собеседник?
Целительница, редко посещающая общие трапезы о проблеме трех первокурсников узнала случайно от неудачно оступившегося когтевранца. Пока женщина накладывала Заживляющие чары, разговорчивый ребенок поделился с ней свежими школьными сплетнями. И как же она была возмущена! Путь Поппи не посещала педсоветы, пусть директор и слова не сказал о детях на Пиру, но ее, как школьного целителя, Альбус был просто обязан поставить в известность! Если не отозвать из отпуска сразу же! Поэтому решение самостоятельно осмотреть ребят было вполне закономерным. На самом деле, Помфри рассчитывала дождаться детей в гостиной, но не думала, что они уже там будут. А теперь… теперь ей просто необходимо было поделиться своими наблюдениями. И подозрениями.
Директор сразу исключался. Иначе бы он первый озаботился организацией осмотра. Помона тоже не годилась. Редко когда какой барсучок шел с проблемой к декану. Спраут была чуткой и добродушной женщиной, но кроме своих растений ничего вокруг не замечала. А если и обращала на остальной мир внимание, то только лишь в совсем уж чрезвычайной ситуации и с большой неохотой. Еще одна причина не идти к Помоне — не та квалификация, ведь результаты осмотра были достаточно специфическими. МакГонагалл? И снова — нет. Оставался только Снейп. Почему же "только"? Северус больше других вызывал в Помфри уважение, может быть еще и потому, что она знала его совсем мальчишкой, и уже тогда ей было за что гордиться им.
Зельевар открыл дверь в свою лабораторию после первого же стука. Не дозвавшись его через камин, Поппи поняла, что найти Мага(1) сможет только здесь.
— Поппи? Целитель, заходите, конечно.
Северус единственный из всего школьного коллектива до сих пор обращался к ней на "Вы", впрочем, как и звал целителем.
— Северус, я пришла поговорить о Поттере.
— Я Вас внимательно слушаю, — серьезно кивнул Снейп и трансфигурировал два кресла, очевидно, настраиваясь на долгий разговор.
Помфри села, благодарно кивнув. Честно говоря, она ожидала если не более бурной, то уж точно более резкой реакции. Ведь в свое время Мародеры были причиной восьмидесяти процентов попаданий Северуса в больничное крыло. Наверное, ее мысли отразились на лице, потому что мужчина чуть криво усмехнулся.
— Я уже не ребенок, Поппи. В отличие от Поттера. Ты все-таки добралась до него, как я понимаю?
— Если бы я тебя не знала достаточно хорошо, то приняла бы такой тон за чистую монету. Тебя действительно беспокоит судьба мальчика? Сын Лили, верно? Не смотри на меня так яростно, Северус. Она, может, и не замечала твоих чувств, но я-то все прекрасно видела. А общались мы с тобой достаточно…
— Все так плохо? — перебил Помфри зельевар. — Я знаю, что Поттер остался калекой на всю жизнь. Какие еще могут быть новости?
— Ты ведь знаешь, что его друзья — магглы? — решилась, наконец, Поппи.
— Самые что ни на есть. Но без них он, очевидно, вообще ничего не может.
— Да. Но тебя ничего не смутило?
Снейп нахмурился. Если целитель задает наводящие вопросы и тянет с ответами, то это значит, что она элементарно не уверена в своих выводах. Северус понял, что все может обернуться гораздо хуже, чем он предполагал. Даже если и не хуже, то сложнее уж точно.
— Нет, меня ничего не смущает, кроме очевидной ирреальности и иррациональности происходящего здесь в этом году. Что не так, Поппи? Не подражай Альбусу, пожалуйста. Его тебе все равно никогда не перещеголять в тонком искусстве недомолвок.
— Хорошо-хорошо, не заводись, пожалуйста. Просто я действительно не знаю, что мне делать! В мальчике огромное количество остаточных кровных чар!
— Остаточных? Что ты имеешь в виду?
— То и имею. Такое впечатление, что колдовство почти полностью исчерпало себя из-за какого-то сильного воздействия. Или в результате борьбы. Странно это…
— Ну почему же? — нахмурился Снейп. — Если чары помогали Поттеру восстанавливаться после Авады, то в этом как раз есть некоторый смысл… Что не так? — резко бросил он, заметив промелькнувшее на лице целительницы отчаянье.
— Магическое воздействие гораздо темнее Авады, Северус. В несколько раз страшнее и разрушительнее. Кроме того… эти магглы… они явно паразитируют на магии мальчика. Которой у него, для его-то возраста, просто огромное количество.
* * *
Не знаю, что бы я делал, если бы первая учебная неделя продлилась чуть дольше. А так… Два дня — это ведь очень мало, верно?(2) Но даже их хватило, чтобы окончательно выбить меня из колеи. Пятница прошла еще тяжелее четверга. Может, дело было еще и в том, что нормально поесть нам практически не удавалось. От назойливого любопытства и приторного сочувствия еще можно было как-то отгородиться, но вот яростная ненависть разрушала. Дети волшебников совсем не боялись меня. Это я мог понять. Но почему было столько ненависти? Я не знаю.
После выходных, которые мы почти целиком провели у озера, дни снова стали пошли прежним, мучительно медленным и привычным чередом. Заклинания всегда проходили так же, как и Трансфигурация. То есть — никак. На Гербологии нас стабильно не допускали к предмету, на Истории мы ничего не могли понять, а на Астрономию вообще не ходили. Зато я начал изучать травы на Зельеварении. Вместе с другими компонентами для зелий. Вот сами снадобья мне варить профессор не разрешал. Зато они с доктором Помфри каждую пятницу зачем-то проводили осмотры, всегда пропуская через нас большое количество магии. Я теперь очень хорошо научился различать ее. Иногда получалось определять даже настроение волшебника. Мой организм просто приспосабливался к новым условиям. И не скажу, что это мне не нравилось. Хотя, по идее, "четвертое" чувство должно было только осложнить жизнь, стало немного легче.
Школьники оставались в своих эмоциях удивительно стабильными для детей. С интернатскими в этом плане было как-то сложнее. Захария Смит продолжал доставать нас и по поводу, и при отсутствии оного. Седрик поддерживал, как мог. Но четвертый курс отнимал много сил: Диггори очень хорошо учился. Драко Малфой разрывался между отвращением к Гаю и Лии и завистью ко мне. Подумать только, завистью! Не это ли было самым странным из всего происходящего с нами? Но нет. Самым странным был мертвец, преподающий нам Защиту от Темных Сил.
Может быть, волшебники так шутили, но мне всегда на этих бессодержательных уроках было плохо. Лия постоянно повторяла мне, что профессор Квиррел нисколько не отличается от остальных, кроме того, что понять его совершенно невозможно. Ну, это-то как раз было объяснимо: профессор очень сильно специально заикался. Зачем это ему нужно, я так и не понял. Я встречал настоящих заик, и они слышались совершенно по-другому.
Это не школа, а цирк какой-то… Начиная от "поющей" шляпы и заканчивая инферналом в роли преподавателя. Собственно, про живых мертвецов нам рассказал профессор Снейп. Естественно, про преподавателя Защиты я ему ничего не говорил. На меня и так уже многие посматривали косо. Я был слишком странным даже для волшебника. А еще, конечно, мы достаточно сильно мешали их привычной жизни. Но так было всегда: лишние везде. Может быть, именно поэтому зельевар просил обращаться к нему, если возникнут вопросы или проблемы. Правда, лучше бы я этого не делал, потому как после того разговора он еще неделю за нами усиленно присматривал. Слишком усиленно, по правде говоря.
Гай и Лия чувствовали себя здесь гораздо лучше, чем я. Может оттого, что не были загружены всем подряд и без разбора. Потому что никакой системы в обучении за прошедшие дни я не заметил. Несмотря на это, все было достаточно терпимо, а уж что-что, а терпеть мы всегда умели хорошо. Только вот приближался Хэллоуин, а рояль нам так и не купили. Эллис безо всякой магии выбила пианино нам за неделю. Весь интернат на ушах стоял, а тут! Да еще и "предвидение" это мое… Если я правильно помню ту кроху вложенной в нас истории, то Хэллоуин — полностью "маггловский" праздник. Маленькие расисты собираются его как-то отмечать? А еще в этот день я лишился своей настоящей семьи. Должен ли я ждать от него чего-то хорошего? Не знаю…
________
(1) Бета-гамма потребовала, посему. Это к теории о Магах и волшебниках. Про природных, оперирующих Магией и чувствующих ее, а не обычных, отштампованных Хогвартсом. Да, в этом фике она действует.
(2) Прошу простить читателей мне такое вольное обращение с хронологией. Я совершенно не представляю реальное положение дел. Но поскольку Роулинг относится к этому вопросу еще проще, я надеюсь, что вы на меня не будете сердиться сильно)))
31.08.2010 Глава 8.
С гриффиндорцами мы почти никак не пересекались. Только уроки Гербологии у нас были совместными. Но, поскольку на ней мы почти ничем не занимались, сильно на этот факультет я внимания не обращал. Когтевранцы были, в отличие от тех же "львов", совсем тихими, ненавязчивыми. А слизеринцы вообще терялись, смешно сказать, на фоне всего одного человека: Драко Малфоя. Не знаю почему, но он все время старался вывести меня из себя. Но каждая попытка имела прямо противоположный эффект. Мы настолько привыкли к выпадам и нападкам со стороны юного и еще совсем даже нековарного "змия", что с середины сентября уже попросту не обращали на него никакого внимания. Кстати, "змием" Малфоя назвала, конечно же, Лия.
Правда, было несколько детей и кроме Седрика, отличавшихся от общей массы учеников. Самым близким нам оказался Невилл — добрый и тихий, застенчивый и удивительно неуклюжий мальчик. Он учился на Гриффиндоре и очень сильно переживал из-за этого. Вообще, познакомились мы с ним довольно забавным образом. Где-то в середине второй учебной недели он начал подкармливать нас. Звучит так, будто мы стали его любимыми питомцами, но это, конечно же, не так. Просто нормально поесть нам до сих пор часто не удается. И ему, видимо, тоже. Действительно, в первый момент в Невилле невозможно опознать "львенка", но, вместе с тем, он гриффиндорец больший, чем все они там, вместе взятые. Шумные, склочные, пропитанные непонятной мне бравадой. Самые резкие из всех студентов, оглушающие, переворачивающие мой мир с ног на голову сильнее, чем кто-либо другой. Именно поэтому я могу сразу же отличить гриффиндорца в толпе. А Невилл по своей природе больше напоминал мне пуффендуйца, но он не был им до конца. Может, мы сблизились еще и потому, что ему тоже было тяжело привыкнуть к школе. Он чувствовал себя здесь лишним, неправильным.
Даже мы не думали так. Я не понимал, как подобное возможно, но сделать что-то с этим его к себе отношением у нас не получилось. Зато, помогая нам, он стал гораздо лучше учиться. Проговаривая мне по вечерам весь материал еще раз, Невилл и сам начал понимать программу лучше. Он прекрасно разбирался в Гербологии и очень помогал с ней. Несколько раз даже притаскивал образцы растений из теплицы. Теперь я знаю все о ромашке лекарственной обыкновенной и ядовитой магической, о спорыше и прыгучем овсе. Кстати, "попрыгайчика", как нежно называла его профессор Спраут, вывели сами волшебники. Странные они… Этот овес только и мог, что скакать. А показывали его первокурсникам для развлечения.
Чаще всего мы занимались в нашей старой комнате. Мадам Минерва разрешила это после того, как обнаружила нас в заброшенном классе. Ведь в библиотеке требовалось соблюдать тишину. Уж не знаю как, но очень быстро об этих наших посиделках узнала Гермиона Грейнджер — второй необычный человек, которого мы встретили здесь. Она вообще моментально всего добивалась, казалось бы. Гермиона много трудилась, даже слишком много. Наверное, именно поэтому она почти не умела общаться ни с кем, кроме взрослых. И очень страдала от этого. Так что в наш "кружок отвергнутых школой" она вошла легко и естественно. Теперь, благодаря Гермионе, мы знали много разных нужных и ненужных исторических фактов, советов по Трансфигурации, Заклинаниям и Зельеварению. Мне они были без надобности, а вот Невиллу очень помогали.
Я не могу сказать, что мы все стали друзьями, нет. Просто чувствовали себя в обществе друг друга комфортно и учились понемногу. Например, Невилл за два месяца стал более открытым и общительным, лучше чувствовал себя в обществе сверстников и взрослых. Гермиона училась терпению и уже нет-нет, а не вылезала вперед. С нами ей приходилось быть терпеливой. А я… я начал удивляться да и вообще чувствовать. Это было так непривычно: испытывать чувства к кому-то помимо Гая и Лии. Настолько удивительно, что Гермиона с Невиллом воспринимали нас такими, какие мы есть, ничему не ужасаясь и ничего не требуя. Иногда, правда, хотели дать слишком много. Больше, чем было нужно, но даже такая забота помогала нам, особенно мне. Как будто я был отгорожен от самого себя стеной, которая глушила все мои эмоции. Но теперь кирпичик за кирпичиком она началась расшатываться. Медленно, но так настойчиво, что в один момент она должна была рухнуть безвозвратно.
* * *
Хэллоуин начался для меня с запаха тыквы. И продолжился запахом тыквы. И закончился им же. Отвратительно. А ведь и до этого я не слишком-то любил этот овощ.
Все были чрезмерно шумными и невозможно назойливыми. Если бы я мог, то на весь день сбежал бы куда-нибудь подальше. Но, к сожалению, у меня не было такой возможности. Гай относился к этим волнениям вокруг нас так же, как и ко всему остальному: абсолютно спокойно. А Лия все никак не могла определиться, нравятся ей праздничные украшения, или нет. Но летучие мыши, по ее словам, мне бы приглянулись. Я вообще никогда не думал о возможном домашнем питомце, не говоря уже о летучих мышах. На это мое заявление Гай с Лией дружно рассмеялись. Любят ребята так смеяться: дружно надо мной, но по-доброму. Я совсем не против, хотя иногда и не понимаю, почему они так веселятся. Но хоть кому-то в этот глупый день хорошо.
Ужин был наполнен тыквой, тыквой, тыквой… Кажется, волшебники немного перегибают с символизмом. Немного так совсем… Есть все это, конечно же, совершенно невозможно. Аппетита не добавил и театр одного актера. Своеобразное поздравление мы получили от профессора Квиррелла. А главным зрителем, конечно, был директор. Не слепой же он, в конце концов.
Седрик "эвакуировал" нас в гостиную прямо за руки. Напуганные дети в панике не замечали ничего и никого, толкались и стремились убежать поскорее. Наш факультет в общей давке чуть не затоптали. Слишком "барсучата" мягкие для всех остальных. Поэтому Седрику мы могли сказать только "спасибо", что и сделали, в который уже раз. Он относился к нам как старший брат. По-настоящему бескорыстно.
До спален мы добрались достаточно быстро. Продолжать "праздновать" в общей гостиной не хотелось. Прошло всего около двадцати минут после объявления о "нападении тролля", было достаточно тихо и спокойно. Но внезапно мне стало плохо. Так по-настоящему больно было впервые. Возможно, если бы я мог видеть, то все померкло бы перед глазами. Если бы мог кричать — кричал. И плакал бы. Заложило уши, все чувства смешались, а на языке прочно обосновался приторно-сладкий, вызывающий рвотные позывы, вкус. Вполне возможно, что меня рвало. Я не помню. В голове все спуталось. И только ощущение этой дикой сладости было слишком четким. И какой-то неправильный цвет перед глазами. Настолько резкий для моей привычной темноты, настолько болезненный, что я даже не обратил внимания на невозможность его существования для меня. Он мерцал, напоминая об утраченном зрении до тех пор, пока темнота не поглотила меня и тишина не стала окончательной…
* * *
Северус поспешно забинтовывал свою поврежденную ногу. Поппи зачем-то срочно требовала его к себе. Идиот Квиррелл со своим троллем! Должно быть, дела у Темного Лорда совсем плохи, если он опустился до такого. Снейпу удалось спугнуть вора-неудачника лишь в самый последний момент. Директор определенно рехнулся! Устраивать такой цирк в школе! А чего стоит вся эта защита? Взять, хотя бы, тот логический бред, который Северусу пришлось сочинить для полосы препятствий. Думать спокойно об этом было совершенно невозможно. И вот теперь срочный вызов в лазарет! Неужели тролль поранил кого-то?
Первым, что почувствовал Северус, зайдя в Больничное крыло, был запах крови. Нет, просто так ощутить ее присутствие в воздухе довольно сложно, но Зельеварение и, особенно, "пожирательство" очень тренируют подобное чутье.
— Поппи, что случилось? — резко бросил Мастер Зелий, обходя стороной весь преподавательский состав, зачем-то собравшийся здесь.
— Гарри Поттеру плохо, — целитель указала на привязанного к кровати ученика. — Ребенок совершенно неуправляем. Мне пришлось зафиксировать ему руки и ноги, чтобы он что-нибудь себе не повредил. Я не могу понять, чем вызвано такое состояние.
— Он без сознания? — вопросительно поднял брови Северус, смотря на неподвижное тело.
— Сейчас — да. Он приходит в себя на короткие промежутки времени.
В голосе целителя слышались слезы. Неужели она настолько привязалась к мальчику? Северус снова и снова накладывал диагностические чары, но они ничего не давали, указывая лишь на крайнее нервное истощение.
— Усыпляй его, — устало кивнул мужчина. — Все как обычно: нет ничего, о чем бы мы не знали. Что за бред… И откуда здесь кровь, скажите мне, наконец?!
Снейп гневно посмотрел на директора, сделавшего полшага назад. Остальные профессора начали удивленно оглядываться вокруг себя, не понимая, о чем идет речь.
— У нас пострадала ученица, — голос МакГонагалл звучал необычно резко и слишком уж твердо.
— Что значит, пострадала? — взволнованно переспросил Филиус. — Кто?
— Погибла Гермиона Грейнджер.
* * *
За поворотом коридора, ведущего из Больничного крыла Северус обнаружил друзей Поттера. Они сидели прямо на полу. Плачущая Лия уткнулась лицом в мантию Гая, плечи девочки мелко подрагивали. Мальчик обнимал ее и поглаживал по спине. Обычно подобные сцены выглядят очень неестественно оттого, что дети именно такого возраста по большей части не умею утешать. Но эта картина была очень грустной и правильной. Гай поднял голову, очевидно, услышав шаги Северуса.
Словно окаменев, завороженный Снейп смотрел в глаза мальчика. Неподвижные, не реагирующие на свет, большие и тусклые, как будто выцветшие, они одновременно отталкивали, притягивали и пугали.
— Что с Гарри? Он поправится? Сэр.
Голос мальчика, словно "Finite", вернул Северуса к действительности. Стараясь не смотреть в широко распахнутые, должно быть, от страха, глаза, зельевар постарался предельно сухо ответить.
— Разумеется.
— Что с ним?!
Лия смотрела на него разгневанно. Она вскочила, как ребенок топнула ножкой и, продолжая плакать, затараторила так, что понять смысл было почти невозможно.
— Гермиона умерла… а Гарри плохо… а все молчат… и вы такой же… никогда такого не было!.. а нам страшно… что с ним?!
— Идемте, — тихо и устало проговорил Северус. Но, видя, что они не слушаются, подошел и впервые за всю преподавательскую карьеру взял детей за руки и повел за собой.
Единственное, что он мог сейчас им дать — это травяной чай, теплые одеяла и изоляцию от остальных студентов. Хотелось бы ему знать, что именно случилось с Поттером! И как эти дети узнали о гибели девочки? О такой нелепой смерти. Чертовы гриффиндорцы! Все у них не как у людей. Вечно им нужно вылезти, выскочить, показать себя. А где была их хваленая дружеская поддержка, когда младший Уизли доводил и подначивал не в меру активную девочку? Ведь дружба с Поттером не могла оградить ее ото всех опасностей. Дружба с Поттером… придется еще и с этим что-то делать.
* * *
Следующая неделя была для Хогвартса по-настоящему тяжелой. Новость о гибели ученицы, пусть и не самой популярной, как громом поразила детей. Даже чистокровные отпрыски богатых семей ничего не говорили на эту тему. Смерть испугала всех, никого не оставив равнодушным.
Преподаватели ходили хмурые и сосредоточенные, за малейшую провинность снимали баллы и назначали отработки. Поэтому очень быстро количество очков всех четырех факультетов стало примерно равно нулю. Друзья Поттера на занятия не ходили, а сам мальчик заболел.
Приезжала комиссия из Министерства и обнаружила на третьем этаже коридор с запрещенными в школе предметами и живыми существами. Поговаривали, что из Хогвартса ночью вывезли цербера и изъяли какой-то очень важный и ценный артефакт. Но, конечно, это были не больше, чем обычные слухи.
Еще одной неожиданной новостью стало увольнение Квиррелла. Студенты так точно и не поняли, министерские ли постарались, Совет Попечителей, директор или сам профессор решил уйти. Бывший профессор.
Еще ходила сплетня о покупке в школу рояля. Совершенно бредовая. Но говорили даже, что МакГонагалл из-за этого сильно поругалась с Дамблдором и сама приобрела инструмент.
Невилл ходил по школе потерянный и бледный, путался во всем еще больше, чем обычно, отвечал невпопад, постоянно запинался и падал. Но преподаватели закрывали на это глаза и, возможно, единственного в эти дни не трогали. Снейп сразу же отсадил его писать строчки, так что обошлось без лишних взрывов.
Почему-то стало не хватать Гарри Поттера. Спокойного и… понимающего, казалось бы, все. Его присутствие рядом было совсем незаметным, но отсутствие почему-то угнетало.
* * *
— Пожалуйста, — Гай снова повторил просьбу, — мы просто посидим рядом. Мы ничего не тронем, никому не помешаем. Пожалуйста. Мадам.
— Простите, но нет, я не могу пустить вас к нему.
Поппи в который уже раз за эту неделю закрыла дверь лазарета перед носами у двух магглов. Они пользовались любым удобным случаем, чтобы попроситься к Гарри. Но целитель не была уверена, что Поттеру от их присутствия не станет еще хуже. Помфри посмотрела на мечущегося в бреду мальчика. Держать его постоянно под снотворным было опасно, но больше она ничего не могла поделать. За неделю Гарри ужасно похудел и осунулся. Постоянно искаженное в болезненной гримасе лицо стало напоминать маску, а широко распахнутые безжизненные ярко-зеленые глаза посылали дрожь по позвоночнику. Сколько еще он пробудет в таком состоянии, было неизвестно, да и встанет ли когда-нибудь вообще? Поппи решительно отвернулась. Им понадобится много успокоительного…
15.09.2010 Глава 9.
— Ни за что не поверю, Дамблдор, что Вы с этим ничего не можете поделать! Как подобное вообще могло произойти?
Минерва, сделав еще два шага, наконец, остановилась перед директорским столом.
— Когда ты собираешься разрешить эту ситуацию? — решила не ходить вокруг да около женщина. Случившееся не просто выбило почву из-под ее ног, нет, оно окончательно разрушило остатки доверия к Альбусу.
— Минерва, ты должна понимать, что тут я…
— Только не говори, что ты не имеешь на Фаджа ни малейшего влияния! — фыркнула МакГонагалл.
— В этом вопросе я действительно бессилен.
Такой усталый тон собеседника профессору Трансфигурации совершенно не понравился. Неужели директор настолько разозлил министра? Хотя смерть ученицы — действительно весомый повод для ярости. Но отвечать так глупо и мелочно!
— Значит, мы должны найти их самостоятельно! — отрезала Минерва, хлопнув дверью.
* * *
Душно, как же душно… Мне было так плохо, что я даже не понимал, где нахожусь. Несколько минут я просто задыхался от затхлого воздуха, но, все-таки, пусть и медленно, начал приходить в себя. Первым четким чувством стало ощущение клетки. Оно осталось в сознании с детства, когда мы с ребятами еще не могли достаточно хорошо ориентироваться в пространстве, и нас попросту запирали в комнате. В маленьком помещении с наглухо закрытым окном и почти полным отсутствием вещей. Большую часть времени с нами кто-нибудь сидел, но не всегда это была Эллис. Не знаю, что бы я делал тогда без Гая и Лии. Часто думаю, что умер бы… С тех пор я страшно боюсь закрытых комнат. Ведь всегда, где бы я ни был, передо мной целая вселенная! Вселенная, бесконечная в своей черноте…
Чем легче становилось дышать, тем сильнее накатывала паника… Я не мог пошевелить ни руками, ни ногами, и только голова бесполезно металась по подушке. По отвратительному комку перьев, упакованному в накрахмаленный аж до зубного скрежета кусок тряпки. Никогда я не чихал так оглушительно, как в этот раз.
Чих отозвался противным эхом в голове. Мне казалось, словно она совсем пустая. Только бы выбраться из этих пут! И ни единого звука, кроме моего тяжелого и резкого дыхания, назойливого шуршания ткани, скрипа кровати. Какой же я слабый! Не могу одолеть простые веревки! Рванувшись особенно сильно, я почувствовал приторно-горький запах крови. Странно, но боли в запястьях не чувствовалось совсем. Или же я просто не ощутил ее в то момент. Но мне было все равно. Единственное, чего я хотел — свободы!..
* * *
— Миссис Грейнджер, возьмите, — Джон протянул женщине стакан холодной минералки. После нескольких глотков всхлипы начали стихать.
Еще раз просмотрев свои записи, мужчина обнаружил одно важное упущение.
— Вы не дали мне адрес школы, — адвокат вопросительно посмотрел на мистера Грейнджера.
— Все дело в том, сэр Лейтон, что мы не знаем адрес Хогвартса. Нам гарантировали безопасность дочери, и… с нашей стороны это была большая ошибка.
— Что же это за интернат такой? — чем дольше Джон слушал своих новых клиентов, тем больше он видел в их рассказе неточностей и недосказанностей. — Мистер Грейнджер, послушайте, если вы не расскажете мне все, что вам известно, то виновные в смерти вашего ребенка не будут наказаны. Я просто не смогу вести дело вслепую. Вы должны понять меня.
— Нам с женой не хочется, чтобы нас посчитали за сумасшедших, но, раз вы настаиваете на всей правде, взгляните вот на это.
На стол перед адвокатом лег конверт из грубой желтоватой бумаги. Даже не читая, мужчина мог сказать, что в нем. Устало откинувшись на спинку кресла, Джон потер пальцами переносицу и нервно рассмеялся. Увидев, что у его посетителей вытягиваются лица, Джон поспешил разъяснить эту ситуацию.
— Со мной вам определенно повезло. В свое время брату потребовалось полтора месяца, чтобы убедить меня в существовании магии. К магглорожденным в магическом мире вообще относятся отвратительно…
— Вы?! — перебила его женщина. — Вы один из них? Но как такое возможно?!
— Понимаете, это совпадение действительно странное, — задумчиво проговорил адвокат. — Тринадцать лет назад я защищал интересы своего племянника. Гм… одному шишке из их, — он выделил это слово голосом, — министерства вздумалось повесить на него долг. Банальное полубухгалтерское дело. Если бы я только мог тогда пробраться к гоблинам! — глаза мужчины загорелись. — Простите мне мою эмоциональность, но, поверьте, я уже четырнадцатый год буквально по крупицам собираю информацию об этом пресловутом "Волшебном мире". Волшебный, как же! Видел я их сказочки. Суд над моим племянником был самым настоящим фарсом. И ведь не только Том пострадал от коррумпированного государственного аппарата. Да ладно бы коррупция! Ее я вполне могу понять. Но у них даже элементарное законодательство отсутствует как таковое. Да-да, не удивляйтесь. Все, чем они живут — это некий "Статут о секретности". В нем прописаны наказания за их нарушения этой игры с нами в прятки. Многое там доведено до абсурда. Внутреннего же законодательства у магической Британии нет совершенно. Ни семейного, ни, на худой конец, уголовного кодекса. Ничего. Международная конвенция о правах ребенка обошла их стороной. И многое, многое другое.... Я сам не поверил сначала. Мне и сейчас совершенно непонятно, как они там до сих пор не перегрызли друг другу глотки. Застряли в Средневековье. Не знают элементарных законов физики. Ну, мы тоже, допустим, не знаем магических. Но и их у магов нет!.. В общем, как вы могли заметить, это моя больная тема. Понимаю, что предприятие практически провальное, но я поставил перед собой цель вывести волшебников в мир. Возможно, тогда мы что-то сможем сделать. За эти годы у меня накопилось множество разных нелицеприятных мелочей, — мужчина резко поднялся на ноги. — Но с их образовательной системой мне встречаться еще не доводилось. Итак, теперь вы можете рассказать, как погибла ваша дочь?
* * *
— Северус! — Поппи, не дожидаясь приглашения, решительно шагнула из камина. — Северус! Гарри пропал!
Через час весь преподавательский состав Хогвартса был уже на ногах. Но единственным, что им удалось обнаружить, оказались осколки стекла из разбитого окна.
* * *
— Вы, вообще, понимаете, что несете? Дамблдор, это уже слишком! — Корнелиус Фадж гневно стукнул котелком по директорскому столу. — Сначала у вас погибает ученица! Затем мы обнаруживаем в школе цербера и дубликат — зачем они вам? — философского камня. А уж о покалеченных магглах я вообще молчу! И что теперь? Исчезнувший Гарри Поттер. Гениально, — министр раздраженно взглянул на Дамблдора и повернулся к выходу. — Такими темпами вы в своем кресле удержитесь очень недолго.
* * *
Лия рассеяно смотрела на высокую кирпичную стену. "Хорошо, хоть не бетонная", — с тоской подумала девочка. Уже две недели она находилась в этом интернате для глухих. Сначала ее долго обследовали, даже пытались навесить какой-то аппарат, а потом с притворным разочарованием заключили, что слух потерян полностью. Затем начались занятия, больше похожие на хождение по кругу. Через четыре дня после приезда девочка совсем перестала говорить. Еще через два — есть. Сейчас она сидела на скамейке в саду, спиной ощущая подозрительный взгляд медика. Теперь ее повсюду сопровождали врачи. Лия совсем не понимала, о чем они все время говорят, ей стала безразлична даже погода. Это так было похоже на детство, когда ее отселили от мальчиков. От ее братьев. Где они сейчас? И им, наверняка, плохо, она же чувствует…
Резкий порыв ветра растрепал ее легкие волосы, а когда Лия убрала их обратно за уши, то увидела, что на скамейке она уже не одна.
— Ты откуда здесь? — от удивления девочка даже забыла свои грустные мысли. Ведь прямо перед ней, на расстоянии вытянутой руки, сидел орленок. Совсем маленький еще, он постоянно заваливался на левый бок и неловко взмахивал черным крылом.
— Какой! — заворожено прошептала Лия. Птенец в ответ лишь грустно и слабо пискнул.
— А ну, кыш! — медсестра поспешно схватила свою подопечную за руку и потянула в сторону здания. — Подумать только! Хищные птицы в центре Лондона! И куда только смотрят власти!
Орленок, коротко крикнув, все-таки повалился на траву. Лия дернулась, но новая нянечка держала крепко. Перед тем как двери интерната захлопнулись перед носом девочки, она успела увидеть неровно взлетающую птицу.
* * *
"Когда-нибудь эти звуки меня доконают… Неужели я так и останусь здесь? Один… Как шумно, как много, как неправильно. Почему-почему-почему рядом с Гарри всегда было так спокойно? Тепло…"
Гай тяжело откинулся на кровать. С тех пор, как его привезли в этот интернат, он начал терять ориентацию в пространстве. Это было странно, необычно и страшно. С каждым днем мальчику становилось все хуже и хуже. Воздух был невообразимо душным, каким-то спертым и тяжелым даже.
"Если бы я мог летать! Наверное, в небе все совсем по-другому. Там спокойно и легко, там свободно! Как же мне хочется вырваться отсюда. Братишка, сестренка, как вы?"
Гаю, как никогда до этого, хотелось закричать. Если бы у него появились силы, он бы постарался разгромить эту импровизированную тюрьму… Но мальчик просто не представлял себя бунтующим. Всегда и везде главным нарушителем спокойствия был Гарри. Тихий, уравновешенный и серьезный, он умел вывести из себя любого взрослого так, как ни один из шумных и неуправляемых детей. Хотя Гай и Лия всегда оберегали своего "младшего брата": даже сидя в комнате, он каким-то образом умудрялся притягивать к себе неприятности.
"Как же мне вас не хватает!.."
Глубоко вдохнув, Гай запел. Он много пел здесь. Тягучие глубокие мелодии почему-то раздражали окружающих, но мальчику было слишком плохо, чтобы просто молчать…
— Whatever happens, I'll leave it all to chance
Another heartache, another failed romance
On and on, does anybody know what we are living for?
I guess I'm learning, I must be warmer now
I'll soon be turning, round the corner now
Outside the dawn is breaking
But inside in the dark I'm aching to be free.(1)
Еще раз глубоко вздохнув, мальчик затих. Хотелось плакать… "Гарри не плакал. Никогда. И я не буду", — решил он, стирая рукавом кровь от прокушенной губы.
* * *
Премьер-министр устало тряхнул головой. Весь сегодняшний день был каким-то сумасшедшим. С самого утра этой треклятой пятницы к нему в кабинет ходили с проверками из пожарной, санитарной, сейсмической и прочих безопасностей. Он был совершенно уверен в том, что весь этот дурдом организован оппозицией с целью… Ну откуда же ему знать, в самом деле, с какой именно целью? Главное, что душевный покой британского премьера был прочно подорван. И, когда, казалось бы, уже все, кто только мог, ушли, тяжелые двойные двери снова открылись и тут же захлопнулись.
— Все ваши проверки на безопасность прошел! — радостно возвестил мужчина в рабочем костюме ярко-синего цвета. — Где течет?
— Что течет? — очумело переспросил премьер-министр, нахмурившись от той иррациональной радости, которую буквально излучал вошедший.
— Ну откуда же я знаю! — весело откликнулся рабочий. — Сами вызывали.
— Я?! Послушайте, — начал сердиться хозяин кабинета, — в самом-то деле! Мне целый день не дают работать! Может, вы перейдете сразу к делу?
— К делу? — внезапно посерьезнел мужчина. — А что, можно.
И, поставив на ближайший стул свой рабочий чемоданчик, достал оттуда алюминиевую трубку, а из трубки — пакет, а из пакета — неизвестно каким образом — папку. Толстую такую, под завязку набитую документами.
Премьер-министр наблюдал за этими манипуляциями совершенно спокойно,
даже как-то отрешенно.
— А что так? Камин сломался? — почти безразлично проговорил он, вспоминая первый и единственный визит того министра. На самом деле, все эти годы он тайно ждал чего-то подобного.
— Что? Камин? — рабочий удивленно посмотрел на политика. — А! Вы об этом? Я не маг. Я адвокат, вообще-то. А сумочку эту мне племянник подарил. Я, собственно, к вам как раз по этому вопросу. Четыре дня назад ко мне обратилась семейная пара. Тридцать первого октября в школе Волшебства и Чародейства Хогвартс их одиннадцатилетнюю дочь убил тролль.
— А? — отозвался премьер-министр.
— Вы только охрану не вызывайте, — сбавил темп Джон, видя, что сейчас заговаривать зубы усталому главе правительства. — Я вполне себе честный британский подданный. Вот документы. Просто хочу, чтобы все мои сограждане — независимо от того, маги они, или не-маги — жили по одним и тем же законам. По сути, я работаю исключительно на благо государства. А вас же прошу просто выслушать меня…
* * *
Какой мир большой! Я даже представить себе не мог, что он… такой… яркий, красивый! Глазам так больно, все время больно, но я смотрю и не могу наглядеться вокруг. Мне даже уже почти неважно, где я нахожусь, и что со мной будет дальше. Только бы успеть! Просто успеть увидеть все. Я сейчас даже плохо понимаю, где земля и где небо, но это настолько несущественно! Главное — я вижу… И наконец-то могу кричать…
________
(1) Queen, "Show must go on".
Хочу сказать огромное спасибо Катарине Певерелл за помощь в подборе песни.
12.12.2010 Глава 10.
Неужели то, к чему я стремлюсь всю свою сознательную жизнь — свобода? Понимание этого почему-то больно, почти физически ощутимо задевает меня. И оно кажется удивительно глупым. Должно быть, я научился летать именно для этого? Чтобы осознать ярко и резко, даже как-то пугающе четко, что я никогда не полечу.
Закат, играя красками, медленно догорал. После пятого заката я перестал считать их — эти дни. Сутки, секунды, часы своего заключения. Уже так привычно: укрыть голову крылом и, зажмурившись, ждать рассвета. Наверное, если бы я не умел отдаваться на волю инстинктов, то давно бы уже погиб. Но я умею: мой недуг научил меня этому в совершенстве. Ощущать, чувствовать, слышать. Теперь же и видеть.
Даже просто смотреть на этот мир, без какой-нибудь цели разглядывать его, впитывать, поглощать… Это кажется мне по-настоящему чем-то неприличным, слишком личным, интимным. А сам я представляюсь себе варваром.
Я не могу сказать, что беспомощен, и это угнетает меня сильнее, чем я мог себе представить. Сильнее, чем должно, намного сильнее. Потому что я так и не вырвался из клетки.
Где-то в лесу пронзительно крикнула птица, и я еще сильнее вцепился в свою ветку. В такие моменты мне становится страшно: я кажусь себе ничтожно маленьким, слабым. Человеком-калекой быть гораздо легче, чем вполне полноценным птенцом.
Мир, тем временем, погружается в полумрак. Я понимаю, что это естественно, но каждый раз изумляюсь заново: новый закат всегда иной, совершенно непохожий на предыдущий. Это потрясает все мое существо. Снова и снова. Все проявления реальности, ранее скрытые от меня.
Новое тело предоставляет мне гораздо больше времени для раздумий, чем может показаться вначале. Разум в нем существует словно отдельно, все решают животные инстинкты хищной птицы. Эта окружающая реальность показывает мне, насколько мало я в действительности могу. И всегда, да, теперь я знаю, всегда я мог не больше, чем сейчас.
Птенцу хорошо и так, он не стремится к чему-то определенному, он существует циклами. От заката до рассвета. Я же хочу свободы. Грудь разрывает безмолвный крик. Я слишком долго кричал так.
Мое тело — вот моя главная клетка. И оно в любом случае, что бы со мной ни случилось, будет мне мешать, пригвождать к земле, заставлять испытывать боль и неуверенность, вновь и вновь. Казалось, что я примирился с ним, но все, что окружало меня до определенного момента — лишь иллюзии. Я закрылся от реальности, отгородился от нее прочной стеной из своего собственного неполноценного тела. Мой разум создал совершенно иной, странный и чужой для остальной жизни мир, в котором мне было легко. Там было надежно.
И я жил, я преодолевал собственную неуверенность, боролся со страхами и болью без единой слезинки. Та окружающая и усыпляющая чувства легкость не позволяла мне ощущать что бы то ни было до конца. И я жил, пусть и в болезненно-ярком, но столь чуждом мне мире.
На самом деле, я ненавижу быть слабым. Я не могу себе позволить быть слабым. Мне понадобилось переродиться, чтобы осознать это. Я должен учиться жить по-настоящему, пусть это и ужасно трудно.
Как же хочется вернуться, закрыться снова, переложить всю ответственность на ребят и даже не думать ни о чем. Но насколько мы были уязвимы все это время! Инстинкты кричат мне об этом. Опасно! Я не могу подвергать их и себя этой опасности вечно, ведь смерть — это слишком неправильно и больно.
И сейчас мне страшно. Впервые действительно страшно от одной только мысли, что я могу никогда не возвратиться.
_________
От автора: Уважаемые читатели, скорее всего, это последняя/одна из последних глав, которую я выкладываю здесь. "Маги" есть и на других ресурсах, где выкладка новых глав продолжится. Возможно, что после окончания фика все главы появятся и здесь.
"Маги" на "Сказках...": http://www.snapetales.com/index.php?fic_id=14731