Мы видимся редко. Заранее договариваемся о встрече, сопоставляя графики, споря, уступая и подстраиваясь. Чаще всего наши встречи проходят вечером в школьном дворе возле озера. Но это когда тепло. Зимой, поздней осенью и ранней весной приходится забиваться в самые дальние углы школы или отсиживаться за стеллажами в библиотеке. Прямо как какие-нибудь тайные возлюбленные! Смешно, конечно. И грустно одновременно. Когда я поделился с тобой этим сравнением, ты именно так грустно улыбнулся и рассеяно пожал плечами. Ты ничего не можешь изменить. И я тоже. В мире, где мы живём, наша дружба выглядит какой-то противоестественной. Мне она тоже вначале казалась такой, а теперь, больше узнав и тебя и себя, я понимаю, что мы просто не могли не подружиться. Странно только, что это случилось так поздно. На четвёртом курсе…
— Прости меня…
— Что??? — тогда я, напуганный увиденным в тоннеле под Ивой, сбитый с толку твоим приходом, думал, что мне послышалось.
— Я не хотел этого, — почти прошептал ты, пряча взгляд. Подавленный, уставший. Мне до сих пор больно вспоминать, как ты, мучимый совестью ни за что, виновато заглянул мне в глаза.
— Если бы я знал, то не допустил бы такого. Сириус уже получил по заслугам. Ты… не обижайся… И ещё раз прости.
Тогда я не нашёлся что ответить. В первый раз в жизни у меня просили прощенья! И кто? Гриффиндорец, один из ненавистных Мародёров, враг… Нет, не враг! Тогда я впервые понял, что ты мне не враг.
Мы вернулись к этому разговору намного позже, когда наша дружба окрепла настолько, что мы могли быть откровенны во всём. Впрочем, прошло не так уж и много времени.
— Ты меня удивил, — ты опускаешься на корточки и касаешься ладонью водной глади, на которой дрожит лунная дорожка. — Не каждый решится подойти к оборотню после того, как видел его после трансформации.
— Знаешь, большинство предпочло бы скорее общаться с оборотнем, чем со мной, — я сажусь на траву рядом, наплевав на росу и холодную землю. Ты оборачиваешься. Удивлённо и недоверчиво смотришь на меня.
— С чего ты взял, Сев?
— А разве не видно? — тема больная, но только с тобой я могу её затронуть. — Твои дружки, например.
— Они узнали о моём проклятье уже после нашего знакомства. И не бросили меня. Я им очень благодарен, — твой голос снижается до шепота, а я молчу, уткнувшись лицом в согнутые колени. На языке крутится что-то обидно-ехидное, что может скрыть досаду. Я тебе завидую. Ужасно завидую! Но рад за тебя! Честно, рад!
-И с тобой то же самое, — я вновь слышу твой голос. Поднимаю взгляд и вижу светящиеся добротой янтарные глаза.
— Я и тебе благодарен…
— Рем, брось! — я просто не могу это слышать. Мурашки по спине бегают и стыдно не понятно за что. — Это всё чепуха! То, что ты на одну ночь в месяц становишься опасен для меня, ничего не значит! Я же с тобой не спать собираюсь!
Слова вырываются прежде, чем я осознаю их смысл. Ты со смехом откидываешься на спину, мне тоже смешно, но я не подаю виду.
— В одной комнате я имею в виду, а ты о чем подумал?! Ну чего ты ржёшь?!!
Мой голос дрожит, смех рвётся наружу. Я не выношу, когда надо мной смеются, сразу срываюсь, но ты… Ты дал мне понять, что такое добрая насмешка друга и как порой весело смеяться над собой.
— Я и не знал, что у тебя на меня такие планы! — сквозь смех говоришь ты.
— Да ну тебя! — зачёрпываю горсть холодной воды, бросаю в лицо и как обычно мажу. — Извращенец!
— А сам-то?! Переезжать ко мне надумал… Я же не против, ты не подумай.
— Ага, а дружкам ты своим как мое присутствие объяснишь?
Ты на секунду задумчиво замолкаешь.
— Я у Джеймса мантию — невидимку попрошу для тебя, — твой голос настолько серьёзен, что этим словам можно поверить.
Возмущённо фыркаю в ответ.
— Представляю эту картину: «Эй, Поттер! Мантию не одолжишь? Мне всего на пару часов! Свиданье со Снейпом устроить хочу.»
— Да, скажу: «Понимаешь, Джеймс, у нас роман, а мы стесняемся…»
Финиш! Моя фантазия меня доведёт. Падаю на траву рядом, ржу как сумасшедший. Минут десять мы не можем успокоиться. Потом просто валяемся, любуясь звёздами.
— Сев…
— А?
По голосу понимаю, что ты хочешь спросить что-то важное и не очень приятное.
— Почему ты говоришь, что хуже меня? Что люди скорее предпочтут оборотня, чем тебя?
— А не ясно?
— Нет.
Ты не врёшь. Ты всегда честен. По крайней мере, со мной. Вздыхаю. Только тебе я отвечу на этот вопрос.
— Я не умею нравиться людям… Не знаю… Не могу и всё…
— А разве обязательно уметь им нравиться?
— Выходит, что обязательно, — вздыхаю вновь.
— Прости, что спросил…
— Ничего.
Молчим ещё несколько минут. Теперь не выдерживаю я.
— Римус…
— Что?
— Помнишь, ты говорил, что между Гриффиндором и Слизерином нет никакой разницы?
— Ну, вообще-то я говорил, что они очень похожи, а что?
— Объясни!
Ты улыбаешься в темноте.
— Смотри, наши факультеты выделяются среди других, не в обиду Когтеврану и Пуффендую будет сказано. Они значительно сильнее, у их студентов больше проявляется жажда к победе, целеустремлённость. Это два лидера, которые ведут бесконечную борьбу за первенство. Такими были Годрик с Салазаром, и именно в этом основная причина их размолвки. А ведь они очень похожи между собой и легко могли стать друзьями. Честолюбие, заносчивость, высокомерие, тщеславие. Эти черты есть и у нынешних студентов наших факультетов…
Ты, не докончив фразы, тихо смеёшься вновь.
— Что такое? — встревожено поднимаю голову.
— Да ничего. Видел бы ты себя со стороны сейчас! На лбу написано: «Правильно! Все гриффиндорцы именно такие!»
— Ничего не написано …
Я сконфужен, ты словно читаешь мои мысли.
— Северус, как думаешь, Гриффиндор и Слизерин когда-нибудь помирятся?
— Скорее, уж Эванс выйдет за меня замуж, — мрачно отвечаю я.
— Неужели всё так плохо? — ты стараешься говорить сочувственно, но в голосе опять звучит смех.
— Ну что опять смешного?
— Ничего, ничего. Ты сегодня то мне свиданье назначаешь, то к Лили клинья подбиваешь…Определись уж как-нибудь…
От следующего порыва смеха по озеру бежит рябь…
Я вспоминаю этот разговор с улыбкой, даже когда мне очень тяжело. Сейчас мы сидим в библиотеке, за любимым столом, надёжно скрытым от посторонних глаз книжными шкафами. Ты учишься, я симулирую. В голове крутятся мысли, воспоминания.
Я вряд ли когда-нибудь смогу сказать, что твои друзья — мои друзья. Твои друзья — мои враги. Хотя в последнее время я всё реже об этом вспоминаю.
— Римус, я давно хотел спросить…
Ты нехотя отрываешься от книги. Точнее, я тебя отрываю. Пятый раз. За полчаса. То, что говорит мне твой взгляд, лучше не озвучивать. Вряд ли мне хватит моего словарного запаса, чтоб передать всю гамму чувств и теплоту адресованных мне пожеланий.
Ах, да! У вас же завтра контрольная по заклинаниям.
— Это важно, — на всякий случай предупреждаю я, но твой взгляд не смягчается. — Просто твои дружки… Они присмирели, что ли…
Ты наконец-то улыбаешься. Загадочно. И из одной этой улыбки я понимаю, что ничего объяснять ты не собираешься. Но я так просто не отстану!
— Тебя что-то волнует? — участливо спрашиваешь ты.
Теперь моя очередь бросать укоризненные взгляды.
— Ты им рассказал?! — глупый вопрос, но другое объяснение просто не приходит в голову.
Я знаю, что ты им не расскажешь. Ни твои друзья, ни мои однокурсники не должны знать о нашей дружбе.
— Не обязательно всё говорить прямо. Можно намекнуть.
Я недоверчиво хмурюсь. Кажется, я на тебя плохо влияю, Римус. Ну не может быть у гриффиндорца такой хитрющей ухмылки!
— И что ты?
— Намекнул.
— И?
— Что «и»? Присмирели, сам же сказал.
Киваю с серьёзным видом. Ты задумчиво смотришь в учебник перед собой. Секунду спустя осторожно добавляешь:
— Мне кажется, они скоро догадаются сами. Ликантропное зелье и всё остальное… Им придётся смириться.
Представлю лица Мародёров, когда они узнают о нас с тобой. Ох, моя фантазия когда-нибудь меня всё таки погубит… Впрочем, у тебя такая же. Вместе лезем под стол смеяться. По-другому в библиотеке нельзя — выгонят, а идти нам больше некуда.
Когда ко мне возвращается способность говорить, выползаю обратно. Ты уже вновь сидишь за книгой. Честно пытаешься учить. Наивный, так я тебе и дам!
— А как зелье? Работает?
— Да. Спасибо тебе.
Это для меня ценнее всех похвал. Помогло! Помогло! Я сам откопал рецепт, сам научился его варить, и оно получилось! Слизнорт никогда не обращал внимания на мои достижения в зельеварении, этот случай доказал, что я делаю успехи.
— Я твой должник, — выдыхаешь ты.
— Не хватало ещё! Подтянешь меня по трансфигурации перед С.О.В.?
— Как договаривались!
— Вот мы и квиты. Ты же знаешь, как у меня с ней…
Ты согласно киваешь.
— Придётся мне перед С.О.В. попросить у МакГонагалл отдельный класс…
— Зачем?
— Да у меня уже группа набирается. Сириус, ты…
Я морщусь, услышав это имя.
— У вас с ним одинаковые проблемы. Усидчивости не хватает…
— Не сравнивай меня с Блэком! — это вырывается само собой.
— Извини. Не буду.
— Да не извиняйся, — мне уже стыдно за свой крик.
Ты же не виноват. Ни в чём не виноват. А у меня нервы ни к чёрту.
— Нет, правда, извини.
— Не извиняйся! Ну, нашёл перед кем…
Ты как никто можешь вогнать меня в краску своей искренностью.
Решительно откладываешь книгу в сторону.
— Сев, ну что у тебя с самооценкой? Так же нельзя.
Я насмешливо фыркаю.
— А у самого?
Ты смущаешься.
— Да, у меня так же, но одно дело не любить себя самого, другое — слышать такое от друга…
— Мы с тобой похожи! — восклицаю я.
— Ты только заметил?
— Я ещё раз в этом убедился.
Ты протягиваешь руку, и я её пожимаю. Это наш своеобразный ритуал. Каждый раз, находя новое сходство, мы закрепляем его рукопожатием. Таких сходств уже не один десяток, но различий не меньше. Мы удивительно похожие противоположности и друзья. Лучшие друзья. Первые в истории двух враждующих факультетов.