Казнь

Тишина — такое редкое явление в этом месте, поэтому не удивительно, что Сьюзи задремала на своём посту. Время посещения давно уже закончилось, поэтому девушка с чистой совестью предавалась своим как всегда радужным снам. Дежурная медсестра удобно подпёрла голову рукой — она дежурила не в первый раз, поэтому знала — как только пациентам понадобится помощь, она обязательно услышит. Тёмное помещение, включающее в себя длинный коридор с множеством дверей, освещалось только ночной лампой на столе медсестры в приёмном покое. Едва слышный скрип, кажется какая-то тень промелькнула в дальнем углу под довольно чувствительный удар головой о поверхность стола.

— Тьфу ж ты, господи… — испуганно произнесла проснувшаяся девушка, так как тяжесть головы перевесила опору руки. Сьюзи недовольно потёрла будущую шишку и, посмотрев на часы, нахмурилась — кажется, сегодня снова должен придти тот странный мужчина и навестить одну из пациенток. Тот день, когда медсестра впервые увидела её, она запомнит навсегда. Около пяти лет назад к ним в клинику привезли буйно помешанную женщину с шизофренией на почве несуществующего мира магии. Она прямо с порога обозвала Сьюзи каким-то странным и не понятным словом «маггла». Почему медсестра тогда решила, что её именно обозвали? Потому что таким презрительным голосом, в котором слышалась неприкрытая ненависть, не говорят комплименты. Да, Сью часто видела больных, которые считали себя волшебниками, но такую она увидела впервые. Эта пациентка внушала ей ужас своим безумным взглядом чёрных глаз, тонкими, паучьими пальцами с длиннющими острыми ногтями. Для этой женщины понадобилось четыре санитара, чтобы удержать её, настолько много было силы в её худом теле. От ядовитого, яростного голоса пациентки появлялись мурашки ужаса даже у много повидавшей Сью. Глядя на нее, она могла поверить, что в голове этой женщины на самом деле существует мир магии, и она там может быть только ведьмой. Но, несмотря на всё это, девушке было жаль, что такая красивая женщина была неизлечимо больна и обречена до конца своих дней жить в стенах клиники. Около четырех лет никто не навещал её, а лечение в этой элитной больнице для душевнобольных сделало своё дело — женщина успокоилась. Вот уже около двух лет Сью не слышала угроз каким-то Тёмным Лордом, который якобы придёт спасать её, когда он наконец-то обретёт тело, ведь он не умер, но, конечно же, никто до сих пор так и не пришёл спасать бедную женщину. То ли лекарства дали о себе знать, то ли она и в самом деле смирилась с тем, что её спаситель не придёт, но пациентка стала вести себя спокойнее. Когда эта женщина только поступила к ним, во время дежурств Сью часто слышала её крики, она что-то рассказывала о своем вымышленном мире магии. Иногда медсестре так хотелось, чтобы этот чудной мир существовал на самом деле, но такое мимолётное желание пропадало каждый раз, когда приходилось давать этой пациентке лекарства. Тогда Сью стыдливо одёргивала свои желания, а то она сама себе начинала казаться сумасшедшей. Особенно это чувство усилилось тогда, когда Сью позволила этому странному человеку навещать эту странную женщину. Буквально год назад, во время её очередного дежурства, к ней подошёл мужчина, от которого у Сью так же побежали мурашки ужаса, как и при первой встрече с той женщиной. Поэтому, когда сальноволосый, угрюмый человек с холодным взглядом и во всём чёрном заговорил именно о пациентке из 999 палаты, медсестра совершенно не удивилась. Но после того, как Сьюзи рассказала ему о состоянии женщины, последовала странная просьба — от неё требовалось помогать ему видеться с этой пациенткой каждую ночь четверга каждой недели. Медсестра сама не заметила, как согласилась на все странные условия мужчины, часто задавая потом себе вопрос, почему так быстро согласилась помочь человеку, которого видела первый раз в жизни? Наверное, потому, что ей было очень жаль эту женщину, ведь ее так никто ни разу не пришёл навестить.

Вот и сегодня была ночь четверга, мужчина в неизменном чёрном пальто вошёл в приёмные покои, молча кивнув ещё сонной Сью головой в знак приветствия. Он был всегда немногословен, появлялся ровно в одиннадцать вечера, она провожала его в комнату к той женщине и оставляла их одних, прекрасно зная, что ровно через пятнадцать минут он выйдет из палаты, чтобы появиться здесь через неделю.

* * *

Когда за медсестрой закрылась дверь, я смог немного расслабиться и пройти вглубь палаты. Каждый четверг я приходил сюда, рассматривал небольшую психиатрическую палату, её белоснежные стены, решётки на окнах, стул, на который я садился сразу, когда время приходило посмотреть на неё. Беллатрикс Лестрейндж безжизненной куклой лежала на кровати, по бокам которой свисали ремни и, судя по синякам на руках и лодыжках женщины, её часто раньше привязывали. Боль — непрошеная, терзающая и без того израненную душу, захлёстнула с головой. В последний раз, когда она была вменяемой, я видел её в оковах посреди Большого Зала на суде общества, а так же милосердия Дамблдора. Именно тогда я снова совершил одну из самых больших своих ошибок, которую теперь не исправить никогда. Перед глазами до сих пор предстаёт её ухмылка, яростный блеск глаз, румянец, окрашивающий щёки, чёрные волнистые волосы, постоянно спадающие на её лицо. Даже в оковах, на глазах у ненавидящих её людей, она держалась королевой, как будто все собрались на ее коронацию, а не на казнь. На любую фразу она могла найти ядовитый ответ, казалось бы, ничто не может её сломить в этой уверенности, что её Лорд жив. Я восхищался ей, но был пойман в общее ликование по поводу победы над Волан-де-Мортом, меня поглотила всеобщая жажда сломать эту женщину, стереть победную ухмылку с её лица, но я знал как никто другой, что физическая боль ей не страшна. Возвращать её в Азкабан не было смысла, даже там эта невероятная женщина смогла приспособиться и выжить. Все, все до единого, думали и выкрикивали с места варианты её наказаний, но Беллатрикс лишь смеялась над всеми ними, что ещё больше подстёгивало людей убить её дух, её сопротивление. И я попался. Как мальчишка полез за стадом. О, Мерлин, будь же проклят этот день, когда я придумал, как сломать эту несгибаемую женщину. Стоило произнести свой вариант наказания, как тишина накрыла Большой зал, как будто пеленой. Глаза Дамблдора радостно блеснули, я почувствовал волну уважения, что просто ударила в меня, но мне было всё равно, я смотрел лишь на неё. Беллатрикс непонимающе смотрела на меня, и я уловил этот тайный страх в глубине её карих глаз. После того как Дамблдор вновь попросил повторить своё предложение, чтобы слышали все, я убил её, произнося ей приговор, смакуя каждое слово. Я предложил сломать её палочку и отдать в маггловскую психбольницу, все знали, что там ей никто не поверит и не спасёт — просто некому. Она поняла это, Мерлин бы побрал эту понимающую, кривую ухмылку, которой она одарила меня. Беллатрикс признала поражение перед моей жестокой фантазией, я нашёл её слабое место, и тогда я упивался той властью над ней, что появилась в это мгновение. Сейчас я часто вспоминаю, как угас огонёк в её глазах, все поняли, что она ещё будет физически сопротивляться, но это наказание победит её. Беспомощную, кинуть её в мир, про который она не знает ничего — это смерть для неё. Я слишком поздно понял, что натворил. Я слышал её крики, попытки вырваться, когда её привезли сюда. Но что может хрупкая на вид женщина против нескольких мужчин в мире магглов? Ничего. Она — пыль в их руках, вот только тогда ко мне закралось жуткое осознание того, что я с ней сделал. Её скрутили без особой нежности и почтения, которое всё-таки заслуживает аристократка её рода. Лишь тогда я осознал, в какие грязные лапы я её отдал. Нет, Белла не достойна такого жуткого существования даже для врага, а ведь для меня она долгое время была союзником. Да, я ненавидел Лорда, поведение Пожирателей и всё, что с ними связано, но, Мерлин, я уважал их! Как сильных магов нашего мира, а Лестрейндж была непоследней в нём. Она — воин, такой же, как все они, которые сумели умереть за свои идеалы. И Белла была достойна умереть от непростительного заклинания, а не так. После того раза я не видел её несколько лет, пытался наладить жизнь, как и все, хотя бы просто жить дальше, но не мог. Груз вины за искалеченную жизнь лежал на моих плечах, не давая двигаться вперед. Глубоко внутри я желал, чтобы Белла справилась и с этой проблемой, чтобы не сломалась от маггловских лекарств, чтобы так и осталась сама собой. Да, мне жутко противна была мысль, что я стал не лучше. Когда полгода назад, на очередном педсовете, Дамблдор с радостью сообщил, что она сломалась, я не поверил своим ушам. Он так был счастлив, что ещё одна проблема решена, что даже с гордостью поздравил меня с гениальной идеей. А мне стало противно и тошно от себя, от того, что я принял в этом участие. Не поверил. Впервые за столько лет появился в этой больнице, чтобы самому убедиться в том, что говорил Директор. Убедился, да и до сих пор это делаю. Прихожу каждый четверг с какой-то совершенно идиотской надеждой, что я войду в эту палату, а Лестрейндж сидит на кровати и с ухмылкой ядовито спрашивает: «Снейп, ты совсем последние мозги сварил в котле? Думал, я позволю каким-то свиньям травить меня всякой гадостью? Не надейся». Чушь… Я вхожу в эту палату и снова вижу её безучастное лицо, стеклянный взгляд, поседевшие волосы. Раньше она хотя бы сидела, но я давно не видел её такой, как сейчас. Сердце противно пропускает удар, глядя на то, как Беллатрикс худенькой, сломанной куклой лежит на кровати, совершенно не реагируя ни на что. Бессмысленный взгляд устремлён в потолок, но она даже не моргает. Бескровные губы чуть приоткрыты, и из уголков губ стекает слюна. Я не выдерживаю здесь больше 15 минут, меня разрывает на части чувство дикой вины, что это всё сделал я. Ни у кого бы не хватило ума придумать настолько жестокую казнь.

— Прости меня, Белла…. — как обычно произношу я, и мой голос надтреснут от боли. Я с силой сжимаю кулаки и буквально вылетаю из её палаты, что-то буркнув медсестре. Она как-то с жалостью на меня посмотрела, видимо я не успел спрятать свою боль за маской высокомерного холода, а она могла… Почему-то постоянно сравниваю её с собой и проигрываю всё чаще, ведь понимаю, что мне на самом деле не за чем жить. С самого детства я с кем-то воюю, я не привык жить по-другому, теперь почему-то осознаю, что на самом деле мне здесь нет места. От этой крамольной мысли, ловлю себя на ужасном желании — хочу войны. Я аппарирую к Запретному Лесу, чтобы продолжить своё пустое существование.

Когда за мужчиной захлопывается дверь, Сью с лекарством поспешила к пациентке, которую он навещал. Она помогает ей запить его и так же бесшумно выходит из палаты, чтобы совершенно не заметить, как пациентка палаты номер 999 плавно садится на своей кровати, сплюнув поганое лекарство куда-то под подушку. Тонкие губы складываются в жёсткую ухмылку, а в глазах полыхает огонь. Она одним взмахом руки отправляет стул, на котором сидел Снейп, подальше от своей кровати, брезгливо морщась.

— Простить, Северус? О, нет, никогда! Лорд мёртв, но я-то жива…