Я попала в больницу. Это так странно: вчера мы всей семьей отмечали День рождения нашего дяди-магла из Лондона, который вдруг решил пригласить нас. Как оказалось, он просто ужасно соскучился по сестре, моей маме. Он вспомнил о ней, когда выяснилось, что его шестилетняя внучка — волшебница, у нее случился первый выброс магии.
Вроде, было весело, но не мне. Без Гарри все как-то не так, хотя замечала это только я. Мне его не хватало, ведь я так люблю его. Но дядюшка не желал видеть на своем празднике совершенно чужого ему человека.
Веселье было в самом разгаре, когда вдруг мне стало очень плохо, сердце больно защемило, в глазах потемнело... И я потеряла сознание. Утром я очнулась уже здесь, в этой палате магловской больницы. Отправить меня в Мунго не было никакой возможности. Мама, когда заходила, сказала, что прямо сюда под видом посетителей приходили целители из Мунго, но они сказали, что ничем не могут помочь.
И вот я пролежала здесь уже целый день. За окном ночь. Мне нужна поддержка Гарри как никогда. Я словно в другом мире, одна, и дневник начинаю вести с чистого листа.
«День первый, — нацарапано карандашом в ее тетради. –
За окном огни ночного города пейзаж раскрасили.
Погода? Как обычно, безоблачно на горизонте.
Я лежу на кровати в больнице, скучаю по своему солнцу».
Врач приходил, сказал, что у меня что-то с сердцем, и неизвестно, сколько я продержусь. Нужна пересадка сердца, но пока они не могут провести эту операцию. Нет ни донора, ни нужного органа на складе, или где их там маглы держат.
Гарри ничего не знает, наверное, ведь я просила маму и Джорджа, навестивших меня днем, пока все остальные были на работе, ничего ему не говорить. Вот бы его увидеть... но знаю, он будет страдать, а я не хочу этого. Я даже неуверенна, наступит ли для меня завтра. Слеза капает на страницу в тетради, а я продолжаю писать за строчкой строчку.
«Он, наверное, еще ничего не знает. Возможно, и к лучшему.
Ему будет больно, наверное, зачем его мучить?
А я пока не уверена в том, что будет завтра. А вдруг это точка?
Врачи говорят, меня может спасти только пересадка сердца срочная».
Я лежу, вспоминаю те дни, те годы, что мы с Гарри провели вместе. Помню, что до того года, когда умер Дамблдор, была для Гарри лишь сестрой лучшего друга. О, как меня это мучило. Потом — год разлуки, мы боролись со злом, каждый по-своему... Год не было о Гарри вестей, но я ждала его, ждала его падения или триумфа, каждое утро с тревогой открывая Ежедневный Пророк.
Но потом война кончилась. Гарри без вступительных экзаменов взяли в мракоборцы учиться, Министерство бесплатно предоставило ему в Лондоне квартиру при условии, что он после обучения пойдет к ним работать. Свой дом на Гриммо Гарри передал Рону и Гермионе.
Все мы знаем, что Гарри этот дом не нужен. Бывший штаб Ордена только навевает на него тоску по Сириусу. Поэтому мой брат и подруга приняли этот подарок. Нет, они не поженились, но в будущем собираются. А Гермиона где-то вычитала, что, если надумала выходить замуж, какое-то время надо пожить вместе с женихом, чтобы потом, после свадьбы, какие-то его недостатки не стали неприятным сюрпризом. Узнаешь парня поближе — трижды подумаешь, а стоит ли выходить за него.
Забавно, эти двое уже четыре года живут вместе, а все еще не поженились. Вечно у них какие-то причины... Думаю, они поженятся, когда закончат учебу и устроятся на работу. Держу пари, в доме у них все решает Гермиона, а она считает, что, прежде чем жениться, надо встать на ноги.
Кстати, поскольку дом Блэков большой, и для двоих человек там слишком много места, вот уже два года с потенциальными мистером и миссис Уизли живут родители Гермионы. Их дом сгорел. Но они не унывают, а пользуются шансом хоть чуть-чуть узнать мир, в котором живет их дочь, и в котором будут жить их внуки. Нет, они не лезут в личную жизнь дочери и ее парня, не мешают. Они давно уже воспринимали Гермиону как взрослую.
И нет, портрет миссис Блэк, матери Сириуса, не орет постоянно, как резаный, что в доме маглы, грязнокровки и предатели крови. Странно, да? Сириус так старался оторвать портрет от стены и уничтожить — не вышло, а ведь все проще. Кикимера, домового эльфа, попросили перенести портрет в его каморку. А магия домовиков особая, совсем не такая, как наша. И они из кожи вон вылезут, чтоб выполнить пожелание хозяина. Он перенес портрет к себе с удовольствием, ведь он любил миссис Блэк. Из каморки Кикимера миссис Блэк не видит, что происходит в доме, а на своего любимого эльфа она не кричит, поэтому в доме все спокойно. И Кикимер не делает пакостей. К нему хорошо относятся — он платит той же монетой.
А Гарри из своей квартиры часто через каминную сеть заходил к нам, я вместе с ним переправлялась в Лондон, и мы гуляли допоздна. Он все говорил, что любит, что не представляет жизни без меня. А я просто улыбалась. Никогда не думала, что скоро вот так окажусь в больнице. И теперь мне очень жаль обо всем несказанном... И я боюсь за него, потому и не хочу рассказывать о болезни... Перечитала написанное и продолжаю дальше дописывать.
«А мои мысли только о нем, ведь мы так давно вместе,
И я не знаю, сможет ли он это перенести,
Сможет ли меня простить, отпустить?
Мы так о многом мечтали, так о многом не успели поговорить...»
... Прошла неделя, я до сих пор в больнице. Родственники навещают меня, рассказывают, что нового. Много чего изменилось. И я изменилась. Теперь я поняла, наконец, как жизнь коротка. Я жить с Гарри хочу теперь долгие годы. Как-то давно, в день моего двадцатилетия, наедине, он сделал мне предложение...
— Джинни, ты выйдешь за меня замуж? — спросил он, как водится, стоя передо мной на одном колене, когда во дворе нашего дома вдруг выросло очень красивое дерево с золотистыми листьями. Как только Гарри озвучил предложение, подул ветер, сорвав несколько листьев с того дерева, и они легли на землю у моих ног, сложившись в слова «Я люблю тебя».
— Гарри, ты очень мил, романтичен, и я тоже люблю тебя, — ответила я тогда. — Но я не выйду за тебя замуж. Дело не в тебе. Просто я не хочу замуж так рано. Может, года через три...
— Что ж, — Гарри поднялся с колен. — Только знай: я готов отдать тебе свое сердце... Когда ты будешь готова принять его.
Я стараюсь не думать, что все плохо обернется. Я выживу, выйду из больницы, и моя жизнь, как дневник, начнется с чистого листа.
Эта неопределенность... Ожидание чего-то... Мучительно. И все же я продолжаю ждать и верю, что все кончится хорошо. Ведь я еще жива.
Все, последние на сегодня строчки в дневнике дописываю — и лягу спать, чтоб завтра, проснувшись, увидеть рассвет.
«Как странно, все изменилось за одну неделю,
А мне остается только ждать и с надеждой верить
В то, что все будет нормально, и на этот раз обойдется.
Просто нужно бороться, ведь мое сердце пока по-прежнему бьется...»
Хочу, чтоб ты знал, как я тебя люблю, и на обложке тетради начала писать стихи с надеждой, что ты прочтешь их и поймешь, что я люблю тебя.... Знай, Гарри, я в твоем сердце всегда. Даже тогда, когда умру я... Вроде, в рифму... Нет, не так.
С тобою всегда теперь буду я,
Пусть сердце мое не бьется.
И снова в ночи душа закричит
И эхом в груди отзовется.
От мамы пришло письмо. Старается приободрить, говорит, что я выживу, и все будет в порядке. Конечно, я люблю, ее, маму, и братьев тоже. Они поддерживают меня, каждый как может... Мама, всегда такая мягкая, хотя часто напускала на себя строгий вид, когда мы были маленькие... Она воспитывала меня, всему учила, и я ей благодарна. Братья научили быть сильной, на жизнь не жаловаться, не унывать, быть смелой и бойкой. Это помогло мне в жизни пробивать дорогу.
Все родные говорят, что все обойдется. Братья шутят, чтоб о беде хоть на время помочь забыть. Но время идет, вокруг все та же палата, и не видно на горизонте конца всему этому.
Мама звонила. Сказала ей, все будет в порядке.
Но ничего не меняется, все те же процедуры, ватки,
Уколы, вопросы, визиты врачей в палату,
Грустные медсестры, белые халаты...
Брат заехал, шутил, пытался рассмешить,
Пытался сделать так, чтобы ей просто хотелось жить,
Чтобы смогла забыть о своей беде хоть на ночь.
Каждый делал все, что мог, чтобы ей помочь.
Все больше хочу я увидеть Гарри, но он по-прежнему не заходит, что, впрочем, к лучшему. Я по-прежнему не хочу, чтобы он знал, волновался, мучился. Ведь я люблю его и все же надеюсь, что выживу, и каждый раз, засыпая, надеюсь увидеть завтрашний солнечный день.
Конечно, моя немаленькая, прямо скажем, семья не оставляет меня, поддерживает, ежедневно навещает. Спасибо им. Но... Так бывает: вокруг полно народа, все помогают, но видеть хочется лишь одного человека... А именно его здесь нет. Да и семья не может постоянно быть рядом — часы посещения строго ограничены...
Как же ей, как же ей не хватало сейчас любимых глаз.
Она бы жизнь отдала, чтобы его увидеть сейчас.
Но он не звонил, в больницу не заезжал.
Хотя, в общем-то, она и не хотела, чтобы он знал.
Чтобы переживал, не хотела, чтобы волновался о ней,
О новом ее мире, мире белых простыней.
И, глядя на телефон, закрывала глаза снова и снова,
Надеясь еще раз завтра встретить день новый...
Как не хватает его. Но нельзя, чтоб он знал. Я страдаю без него и не хочу, чтобы он тоже страдал. Надеюсь, мы еще не раз встретимся, когда выйду из больницы, поженимся и проживем много счастливых лет вместе...
И вот, наконец, приходит новый день, в палату заходит доктор и говорит, что завтра операция, мне пересадят сердце. Изнутри меня распирает вера: завтра я буду спасена, и мы с Гарри увидимся точно...
День первый. Я начинаю новую жизнь,
Новое сердце внутри меня пульсирует, огнями горит.
Я родилась снова — больница за спиной,
Но что-то странное будто бы происходит со мной...
Наконец, операция. Прошла успешно. Полностью поправившись, выхожу из больницы и иду по улице, не торопясь. Вдыхаю свежий воздух, без примесей запахов медикаментов, вглядываюсь в лица прохожих, в здания Лондона — все будто впервые. Родные все рядом. Рада, что от недуга избавилась. Но... что-то не так. Не могу понять, что.
И я вернулась домой, но в глазах мамы загадка,
И брат смотрит как-то странно, словно украдкой.
И все вроде бы гладко, но что-то не так.
В воздухе застыл вопросительный знак.
Дома все как обычно, но сама атмосфера как-то изменилась. В глазах мамы печаль, братья странно смотрят и сразу отводят взгляд. Даже Джордж притих... Я не понимаю, что происходит? Все молчат, и я иду писать письмо Гарри, ведь он сейчас так мне нужен.
Сова уж давно отнесла ему письмо, но ответа все нет. Послала опять и опять, но результат тот же. Что случилось? Понять не могу, и страшно становится...
Вдруг вижу письмо на краю стола. Знакомый почерк, мой пульс учащается. В письме всего-то слов десять, читать страшно. Но понимаю, от правды никуда не деться...
Где ты? Его голос мне сейчас так нужен.
Телефон его недоступен, звоню еще раз. Ну же! Ну же!
Прошу, возьми трубку, но абонент не доступен.
Я замечаю лист, что к холодильнику прикреплен.
Такой знакомый почерк... чувствую, ускоряется пульс,
Понимаю — что-то не так, читать боюсь...
Всего несколько слов, и от них никуда не деться:
"Я всегда буду с тобой. Внутри тебя бьется мое сердце".
Теперь все встало на свои места. Пазл сложился в страшную правду. Мама призналась, что он каждый день приходил. Спрашивал, что со мной, в ответ ложь получал. В последний раз пришел он с такими словами:
— Без нее мне жизнь не мила. Скажите правду. Если я ей не нужен, я оставлю ее навсегда.
И тогда рассказала она правду. Он долго молчал, затем решение принял, оставил в моей комнате записку и отправился в больницу... Мама тогда всю ночь проплакала. Ведь Гарри ей как сын... Был.
Сначала я не захотела в это поверить. Но пришлось. На следующий день — похороны, слезы, несчастье кругом. В голове бьется одна мысль: он не должен был. Почему он не зашел? Наверно, его просто не пустили... Ведь в больнице разрешено посещать больных в строго отведенное время.
Гарри, все, что от тебя мне осталось — твое сердце. Хочется быть с тобой, я бы жизнь отдала за это, но... Разбить тебе сердце, убить себя — оскорбление твоей памяти. Ведь ты хотел, чтоб я жила. Клянусь, я всегда буду беречь твое сердце...
Vova
