Два изобретения Дреда и Форджа

Гарри, еле переставляя гудящие ноги, поднимается в спальню мальчиков. Он опустошен, утомлен, разбит. Он слаб, настолько слаб, словно без передышки целый день гонялся за постоянно ускользающим снитчем.

Гарри заходит в спальню мальчиков и падает на кровать. Кровать не его, но это неважно. Усталость пронизывает его тело, выкручивает мышцы; кости ломит, как во время простуды. Усталость затуманивает разум, кружит голову, она забирается в грудь и ложится там, сворачивается в клубок — комок, который тяжелей, чем скорбь по погибшим.

Все кончено. Он победил. Но победа не приносит ни радости, ни гордости, ни чувства свободы. Все кажется бессмысленным, как в то лето 1994 года, когда Ремус Люпин покинул Хогвартс.

В комнате пахнет пустотой. В Хогвартсе пахнет смертью. Стены пропитаны болью. Хогвартс кажется чужим и враждебным.

Гарри встает и начинает бесцельно ходить по комнате, задергивает и снова раздвигает пологи над кроватями. Подходит к тумбе у кровати, на которой он спал шесть лет. Выдвигает верхний ящик и бездумно смотрит на содержимое. Перья, листы пергамента, блевательные батончики, фантики от конфет, пустые упаковки от шоколадных лягушек, вырезки из газет…

Он так и не приучился уничтожать мусор при помощи магии, а складывал его, как маггл, в ящики стола, в чемодан, рассовывал по карманам.

Среди этого ненужного хлама Гарри видит уголок колдографии. Вытягивает ее и обнаруживает целую пачку снимков, которые оказываются простыми маггловскими фотографиями. Он не помнит, кто и когда фотографировал его вместе с друзьями на обыкновенную камеру.

Гарри рассматривает снимки. Люпин, Тонкс, Фред, Рон и он — Гарри. Они стоят у рождественской ели в столовой на Гриммаулд Плейс. Рождество 1995 года. Они улыбаются мертвыми улыбками, застывшими на их неподвижных лицах. А здесь отдельно Аластор Муди, в кухне на Гриммаулд Плейс, он сидит за столом, в руке фляжка, выражение изувеченного лица недовольное, привычно угрюмое и подозрительное. И мертвое.

На следующем снимке Рон и Гарри, рука Рона покоится на плече Гарри, они улыбаются во весь рот. Нет, они смеются, задорно, беззаботно, по-детски. Но их фигуры недвижны. Лица замершие.

Гарри откладывает фото на тумбу. Теперь в его руках снимок, на котором запечатлена Гермиона, она сидит в гостиной Гриффиндора, склонившись над длинным свитком пергамента. Гермиона оборачивается на того, кто ее фотографирует, показывает язык и снова отворачивается. Этот снимок сделан волшебной камерой. Губы Гарри непроизвольно растягиваются в улыбке.

Он присаживается на край кровати и смотрит другую фотографию. В груди резко становится прохладно, что-то тревожно переворачивается внутри. На снимке он видит Джинни, Гермиону, себя и Рона. Девочки беззвучно хохочут, наставляя Гарри и Рону, которые стоят впереди, рожки.

Фигуры Гермионы и Джинни подвижны, а Гарри и Рон окаменели, они не двигаются. Гарри подносит фото ближе к глазам, вглядывается внимательно, снимает очки, протирает стекла изнаночной стороной грязной футболки, снова надевает их и смотрит на снимок. Все по-прежнему, ему не показалось. Гермиона и Джинни двигаются, он с Роном — нет…

— Гарри, ты здесь, — слышит он позади себя уставший голос Рона.

Друг подходит к нему и из-за его плеча заглядывает в фотографию. Рон перестает дышать, и по спине Гарри пробегает неприятный холодок.

— В чем дело? — не оборачиваясь, спрашивает Гарри.

Он боится смотреть на Рона, потому что знает — тот бледен и испуган.

— Фред…, — медленно произносит Рон имя умершего брата. — Гарри, ты разве не помнишь? Эти снимки сделаны фотоаппаратом Фреда.

— Да, сейчас вспомнил, — отвечает Гарри.

— Фред изобрел фотоаппарат, — говорит Рон. — Это было его первое… и последнее серьезное изобретение. Он сделал его сам, без помощи Джорджа. Так необычно, правда? — усмехается Рон.

Гарри молчит, он ждет, когда друг дойдет до главной части рассказа, а сам уже догадывается, что…

— Фред никому не говорил, только мне, Джорджу и Джинни. Даже родители не знали. Он собрал этот фотоаппарат, когда учился на пятом курсе. Он редко им пользовался, потому что друзей и поистине близких и дорогих людей у него было мало. Толчком для идеи ему послужили волшебные часы мамы, — Рон делает глубокий вздох и со свистом выдыхает. — Люди, изображенные на снимках, сделанных этим фотоаппаратом, перестают двигаться, когда… умирают, — говорит Рон и замолкает.

fin

— Джордж, — в дверной проем просовывается рыжая голова Рона, — долго еще? Через десять минут магазин закроется.

Джордж, не поднимая головы, низко склоненной над столом, бормочет:

— Ты мешаешь творческому процессу. Будь любезен, выйди.

Рон распахивает дверь, заходит в тесную, скудно освещенную комнатку и спотыкается о коробку, стоящую на пороге. Стараясь не упасть, он балансирует на одной ноге. Удержав равновесие, Рон делает шаг вперед, наступает на что-то скользкое и мягкое и растягивается прямо у стола, за которым сидит Джордж.

— Что за дрянь раскидана по полу?! — громко возмущается Рон, потирая ушибленное колено.

Джордж равнодушно пожимает плечами и продолжает копаться в деталях, разбросанных перед ним по столу. Он берет пинцет и подцепляет им что-то очень мелкое, бережно подносит к небольшой шкатулке и с ювелирной осторожностью устанавливает деталь внутри. На его лице сосредоточенное выражение: густые рыжие брови сдвинуты у переносицы, потрескавшиеся и слегка опухшие от постоянного облизывания губы, чуть приоткрыты, а в карих глазах буйствует азартное пламя.

Рон поднимается на ноги и отряхивает мантию, хмуро косясь на брата. Джордж закрывает крышку шкатулки и любовно проводит по ней ладонью, после чего откидывается на спинку стула, который жалобно скрипит под ним.

— Все, — счастливо выдыхает Джордж, прикрывая уставшие глаза.

— С тобой уже можно разговаривать? — ехидно интересуется Рон.

— Пока нет, — отвечает Джордж, и, помолчав, примерно, полминуты, произносит: — А вот теперь можно.

Рон недовольно хмыкает, закатывает глаза и говорит:

— Джордж, мне нужно с тобой серьезно кое-что обсудить.

Джордж открывает глаза и поворачивается к Рону, приподнимает брови в немом вопросе.

Рон опускает голову, его щеки и уши вмиг становятся ярко-малинового цвета, и он тут же вскидывает подбородок со словами: «Какого черта?!» и с вызовом смотрит на брата.

— Джордж Уизли, — официально и твердо говорит Рон, — я требую прибавки к зарплате. В принципе, я вообще недоволен и крайне возмущен, что ты принял меня на работу в качестве помощника. Мы же братья, мы должны быть партнерами, а не боссом и подчиненным. Но мало того, что ты являешься моим начальником, что не может меня не унижать, так в последний месяц ты совершенно обнаглел. Работаю только я, а ты приходишь в магазин, сразу же поднимаешься сюда и не покидаешь комнату до глубокой ночи. Меня же ты бессовестно эксплуатируешь, словно домашнего эльфа, считая, что я обязан не только обслуживать клиентов, но и наводить порядок после конца рабочей смены. Ты знаешь, какой бардак творится в магазине? Как ты можешь знать, если ты засел тут и не высовываешь своего носа, — по мере своей пылкой речи Рон крепче сжимает кулаки, его голос становится выше и громче, а адреналин, поднятый его дерзостью, разгорячает тело так, что по спине Рона струятся капельки пота.

Когда Рон замолкает, вероятно, чтобы перевести дыхание и возобновить тираду, Джордж, усмехаясь, произносит:

— Впечатлительно. Рональд, так по-мужски. Особенно первая часть, когда ты смущенно опустил голову, а потом залился румянцем, словно барышня.

— Я…, — пытается оправдаться Рон, но Джордж бесцеремонно перебивает его:

— Также меня растрогало твое упоминание о наших родственных связях. Я прямо еле сдержался, чтобы не расплакаться, — в подтверждение своим словам Джордж порывисто вздыхает и шмыгает носом. — Рон, у тебя дар, и я смею предположить, что ты о его существовании даже не подозревал, — он задорно подмигивает, улыбается брату и торжественно провозглашает: — Рональд Билиус Уизли, вы можете стать великим оратором!

Пока гнев Рона медленно закипает, а ярость еще не выплескивается обжигающими ядовитыми каплями наружу, Джордж успевает взять со стола шкатулку и сунуть ее в руки брату. Рон шарахается от презента, будто ему предлагают подержать огромного мохнатого паука.

— Что это? — с ужасом в широко раскрытых глазах спрашивает Рон.

Джордж снова пожимает плечами:

— Шкатулка.

— Зачем ты мне ее даешь? — подозрительно спрашивает Рон, пятясь назад.

— Эй-эй, — останавливает его Джордж, — осторожней, а то сейчас опять наткнешься на какую-нибудь штуковину.

Рон, как ни странно, слушается и застывает на месте. Джордж протягивает ему шкатулку, а он заводит руки назад и мотает головой, отказываясь принять «подарок».

— Ты не доверяешь родному брату? — с упреком и обидой в голосе спрашивает Джордж.

— Сначала объясни, что собой представляет эта вещь.

Джордж отводит глаза и произносит загадочно:

— Ты это узнаешь, если шкатулка откроется.

— Как ее открыть? — требовательно спрашивает Рон.

— Не-не, она сама откроется, когда наступит время.

Рон усмехается:

— И ты думаешь, что я приму от тебя — от тебя! — неизвестный предмет?

— Ну, вообще-то именно так поступают воспитанные люди, если им что-то дарят, — справедливо замечает Джордж.

Рон, молча, разворачивается и быстро направляется к выходу, через секунду дверь за ним с грохотом захлопывается.

* * *

Рона будит ласковый голос Гермионы, он сонно улыбается и сладко потягивается в постели.

— Рон, тебе пришла посылка, — говорит она, слегка потряхивая его за плечо.

— Посылка? — Рон приоткрывает глаза и непонимающе смотрит на небольшую коробку, упакованную в разноцветную оберточную бумагу.

Сев в кровати, Рон берет посылку из рук Гермионы, стараясь припомнить, какой сегодня праздник. Он любит получать подарки, а получать их в обычные будни еще приятней. Улыбнувшись, Рон быстро срывает бумагу, открывает коробку и заглядывает внутрь.

— Черт! — вскрикивает он и отшвыривает коробку.

— Что там? — испуганно спрашивает Гермиона и тоже заглядывает в нее.

— Не трогай! — Рон вскакивает и перехватывает руку Гермионы, протянутую к шкатулке, сделанной из красного дерева.

Гермиона хмурится и одергивает руку.

— Да в чем дело?

Рон что-то бормочет себе под нос, Гермиона различает в его словах проклятия и имя брата, она хмурится еще сильней.

— Рон объясни, что происходит, — ровным голосом предлагает она.

Рон сбивчиво пересказывает ей разговор с Джорджем, случившийся пару недель назад.

— Ты такой подозрительный, — умиленно произносит она.

— Ты просто не знаешь моих братьев,… то есть, Джорджа. Он способен на такие подлости, что многие аферисты могут ему позавидовать. Сама подумай, я потребовал повысить зарплату и после этого он «дарит» мне эту шкатулку, — Рон указывает рукой в сторону, валяющейся на ковре, открытой коробки.

Гермиона с нежностью смотрит на переполошенного Рона, наклонив голову набок, ее губы подрагивают от смешка, который она старательно подавляет. Рон неохотно покидает мягкую уютную постель, накидывает на плечи халат и, подняв с пола злосчастную посылку, в вытянутых руках выносит ее из спальни. Гермиона следует за Роном, догадавшись о его намерениях, она обращается к его спине:

— Рон, выкидывать подарки неприлично, и, думаю, Джордж оскорбится твоим поступком.

— Ага, он будет просто убит горем, — с сарказмом произносит Рон, уверенно направляясь к входной двери.

Выйдя на улицу, Рон ставит коробку на землю, достает из кармана халата волшебную палочку и направляет ее на «подарок». Гермиона охает и спешит остановить его, встав между Роном и посылкой.

— Нет, ты не сделаешь этого. Уничтожив подарок Джорджа, ты рискуешь испортить с ним и без того неидеальные отношения.

— Оставив этот темный непонятный предмет в доме, я рискую проснуться однажды с шестью пальцами на руках, или в обнимку с акромантулом, и, поверь, это еще самое безобидное, что может случиться.

— Рот, ты параноик! — серьезно говорит Гермиона. — Почему ты решил, что Джордж хочет тебя разыграть?

— Гермиона, ты странная. Джордж живет ради того, чтобы разыгрывать меня, и не только меня, кстати. Это его работа, если ты вдруг забыла.

Тон Рона ей абсолютно не нравится, его подозрительность, которая грозит перерасти в фобию, настораживает Гермиону и беспокоит. Она подходит к нему совсем близко и, положив ладонь на запястье Рона, в котором сжата палочка, опускает его руку.

— Перестань. Мне понятно твое негодование из-за вашей совместной работы, но ты становишься похож на Аластора Муди, — мягко произносит она. — Джордж — твой брат, он не станет так жестоко шутить над тобой. И потом, Рон, вы оба уже давно не дети…

— Джордж навсегда останется ребенком, — упрямо, но не очень убедительно возражает Рон.

Гермиона понимает, что он сдался, она сумела уговорить его. Взяв Рона под локоть, Гермиона уводит его в дом, он продолжает ей доказывать, что шутки Джорджа отнюдь не так безвредны, как она думает. Гермиона согласно кивает в ответ и улыбается.

* * *

«…мы тоже собираемся в выходные с Гермионой выбраться в город. Думаю, неплохо было бы встретиться в кафе. Жму руку. Рон».

Рон ставит точку, откладывает перо и ждет, пока высохнут чернила. Он бросает взгляд на настенные часы: половина девятого. Гермиона снова задерживается, ужин уже, наверное, остыл. Рон вздыхает и запечатывает письмо, встает из-за стола и подходит к клетке, в которой дремлет сова.

Он открывает клетку, когда слышит голос Джорджа, усиленный как от заклинания Сонорус, разносящийся эхом по комнате.

— Какого?!.., — от неожиданности Рон роняет конверт на пол.

Сова испуганно ухает и хлопает крыльями. Голос брата исходит из недр книжного шкафа, но Рон не может определить, с какой конкретно полки.

–…и если ты сейчас слышишь это послание, значит, настал тот момент, о котором я тебе должен был сказать. Разумеется, я не могу быть полностью уверен, что ты не выбросил мой подарок, но в любом случае, даже если сейчас мой голос разносится над какой-нибудь свалкой, (надеюсь, ты не уничтожил мой презент варварским способом) пока я не скажу все, что записал, я не замолчу. Рон, в первую очередь я хочу попросить прощения за все шалости, жертвой которых тебе приходилось быть. Я искренне сожалею, что мы так и не сумели стать хорошими друзьями. На самом деле я всегда любил тебя, как брата, конечно же. А ты что подумал? — Джордж смеется. — И если я причинял тебе боль своими выходками, то это вовсе не означало, что я, действительно, хотел сделать тебе больно. Просто я таким родился. А ты совсем другой. Да уж, я не владею ораторским искусством, поэтому, наверное, пора заканчивать. Теперь ты узнал, над чем я трудился целый месяц, во время которого мне приходилось сваливать большую часть работы в магазине на тебя. Огромное тебе спасибо за помощь. Я назвал свое последнее изобретение «Вестник Смерти». Впрочем, название не самое подходящее, ведь когда ты услышишь мой голос, заключенный магией в шкатулку, я уже буду мертв. Это послание не более чем оповещение о моей кончине. Ну, прощай, Рон, хватит, а то я сейчас заплачу.

Рон опускается на корточки, хватаясь за голову, перед глазами пляшет мебель, его начинает тошнить, и он закрывает глаза. Голос Джорджа звучит в его ушах, хотя он уже замолчал. В комнате тихо, тишина звенит, действуя на нервы. Рон не может сейчас ни о чем думать, происходящее настолько дико и нереально, что разум не принимает его. Рону не больно, ему не жаль, его не мучает совесть, глаза совершенно сухи. Но ему холодно, его начинает знобить, колотить, словно в лихорадке.

Рон отводит руки от лица и смотрит на свои дрожащие пальцы. Джордж мертв. Разум отторгает эту абсурдную информацию. Нет. Это же безумие! Рон вскакивает, бежит к камину, воздух кажется ему плотным, он препятствует свободному передвижению. Рон будто натыкается на что-то невидимое, но все же добирается до камина, пошатываясь на ослабевших ногах.

Он бросает летучий порох в очаг, огонь вспыхивает и становится ядовито-зеленым. Рон садится на пол, на колени, и засовывает голову в пламя, чихает от пепла, который жжет ему ноздри.

— Мама! — кричит он, увидев перед собой стену гостиной Норы.

Из глубин дома слышатся быстрые шаги, переходящие в бег. В комнату залетает Молли, вытирая на ходу руки о засаленный фартук.

— Ронни, малыш, привет. Я тут, в кухне…

Рон понимает, что мать еще не знает, его глаза начинает щипать, горло сковывает боль, и он не может говорить.

— Милый, у тебя что-то срочное? Просто у меня на плите кипит суп.

— Мам, посмотри, пожалуйста, что показывают твои часы, — охрипшим голосом просит Рон.

Молли оборачивается на часы.

— Артур сейчас на работе, Джинни…

— Джордж, — с трудом выговаривает Рон имя брата.

— Джордж в пути, — спокойно отвечает она.

— В пути? — переспрашивает Рон. — Ты уверена?

Молли поворачивается к камину и встревожено смотрит на сына.

— Дорогой, что-то случилось?

— Случилось, — стараясь не расплакаться, говорит Рон.

Руки Молли повисают вдоль туловища, с лица сходят все краски, рот приоткрывается, а в глазах мольба: «Пожалуйста, прошу, скажи, что все в порядке!»

Рон смаргивает слезы, которые не смог удержать.

— Мам.… Не могу, не получается, я ненавижу себя! — кричит Рон.

Молли в панике смотрит на него, закусив нижнюю губу, он осознает, что говорить ничего не придется, все ясно без слов. В этот момент стрелка с именем Джорджа на волшебных часах Молли с треском передвигается и замирает на отметке…

— Мамуля, я дома! — доносится из прихожей, и через пару секунд в комнату входит Джордж.

Молли обессилено падает в кресло. Колени Рона подкашиваются, и он выныривает из камина, рухнув на ковер в собственном кабинете.

* * *

— Да, видимо, не самая моя удачная шутка, — виновато произносит Джордж. — Я не думал, что ты так быстро разнесешь весть о моей фальшивой смерти.

— Я тебя убью! — Рон надвигается на него, отшвырнув ногой в сторону кофейный столик.

Молли все еще сидит в кресле, по ее щекам бегут слезы, она бледна и выглядит нездоровой.

fin