Огни Самайна

Утро начинается как обычно.

— Доброе утро, мистер Сириус Блэк, сэр! — скрипит под ухом подобострастный голос. — Просыпайтесь скорее, вас ждут великие дела. А вот и ваш завтрак!

— Пшел вон, чучело! — Сириус швыряет в домовика толстенным томом истории магии, который специально для этой цели вечером положил на прикроватную тумбочку.

Кричер ловко уворачивается, затем ставит на кровать, где лежит Блэк, сервировочный столик со всем необходимым для завтрака и низко кланяется.

— Негоже чистокровному волшебнику древнего рода вкушать пищу за одним столом с маглорожденными и прочей швалью, — строго говорит эльф. — К счастью, ваши родители позаботились о том, чтобы вы не голодали и не роняли себя, мистер Сириус Блэк, сэр.

Сириус хватает со столика кофейник и бросает его в Кричера:

— Я сейчас тебя уроню, обезьяна-недоросток!

Но эльф снова уворачивается, подхватывает кофейник на лету и ставит его на столик:

— Кушайте, пожалуйста, мистер Сириус Блэк, сэр.

Шум голосов разбудил соседей по спальне. Уже действительно пора вставать, поэтому они поднимаются с кроватей и отправляются в ванную.

— Не надо бы чистокровному волшебнику древнего рода кидаться вещами в прислугу, — произносит Джеймс Поттер, ни к кому конкретно не обращаясь. — Некрасиво нападать на того, кто не может ответить…

Сириус закусывает губу: поначалу он пытался что-то объяснять, но сейчас перестал, поняв всю бесполезность своих попыток.

Когда Джеймс, Ремус и Питер уходят из спальни, Сириус бормочет под нос очень страшное ругательство, слышанное однажды от дяди Сигнуса, и приказывает сдавленным голосом:

— Пшел вон отсюда, мухомор серый! Видеть тебя не хочу!

— Вы бы лучше все-таки покушали, мистер Сириус Блэк, сэр, — наставительно говорит домовик. — Здешним поварам далеко до нашей Пинки — им только свиней кормить!

— Пшел вон! — Блэк изо всех сил старается, чтобы голос не дрожал. — Мы сейчас одни, и тебе незачем кривляться. Твое утреннее представление закончено! Беги домой и похвастайся моей мамочке!

Сириус резко встает. Столик опрокидывается, посуда и еда падают на кровать и на пол.

— Куда же мне уходить, мистер Сириус Блэк, сэр, — домовик кланяется и начинает с помощью магии собирать осколки, крошки и лужи. — Вон сколько всего вы намусорили, совсем как дитя малое, неразумное. За вами глаз да глаз нужен!

Не слушая бормотания домовика, Блэк отправляется в ванную, где уже заканчивают умываться его однокурсники.

— И как это чистокровные волшебники не брезгуют мыться рядом с маглорожденными и прочей швалью?! — ехидно произносит Джеймс Поттер.

Поначалу Сириус пытался объяснять, что думает не так, как его родители и эльфы, но сейчас просто молча начинает умываться.

Когда он возвращается в спальню, она уже пуста: однокурсники ушли завтракать, Кричер вернулся домой. Блэк дает волю гневу и с криком швыряет в стену толстенный учебник по истории магии, но легче от этого почти не становится.

Домовик устраивает по утрам и вечерам представления в гриффиндорской спальне первокурсников вот уже больше полутора месяцев — начиная со второго сентября.

Сразу после распределения Сириус с тревогой думал о том, как родители отнесутся к его поступлению в Гриффиндор, ведь испокон веков все Блэки учились в Слизерине. Отец не любил выяснять отношения при посторонних, предпочитая разговоры с глазу на глаз, а до рождественских каникул оставалось еще долго, так что с этой стороны угрозы пока не предвиделось. От вспыльчивой, скорой и на гнев, и на любовь мамы можно было ждать криков, упреков, проклятий, бесконечных вопиллеров, и Сириус готовил себя к буре ее возмущения. Но он никак не мог предположить, что мама поступит иначе и намного умнее — окружит сына заботой, и это окажется страшнее, чем любые угрозы и злоба.

После первого же визита Кричера в спальню гриффиндорцев Джеймс решил, что Блэк — такой же маменькин сынок и чванливый зануда, как и все его родичи. Сириус попытался все объяснить, и Поттер поначалу поверил. Но потом он увидел Нарциссу Блэк и ее слизеринских друзей — и засомневался. А мама и Кричер день за днем продолжали осуществлять свой умный и подлый план, и Сириусу все сложнее было оправдываться… Теперь Джеймс смотрит на Блэка как на пустое место и лишь иногда язвит в его адрес к великой радости Питера Петтигрю. А Ремус Люпин, хотя никогда и не выказывает презрения Сириусу, но старается избегать его…

Блэк неторопливо одевается, размышляя, идти ли завтракать. Присутствовать на второй части ежедневного представления не хочется, но поесть все же нужно. Упрямо встряхнув головой, он выходит из спальни и отправляется в Большой зал.

Вопиллер ядовито-розового цвета уже порхает над обычным местом Сириуса за факультетским столом. Как обычно, рядом парит огромная коробка со сладостями. Поначалу Блэк пытался угощать однокурсников, но никто, даже сладкоежка Петтигрю, ни разу ничего не взял, а самому Сириусу от домашних лакомств тошно — они лишний раз напоминают о маме.

Как только Блэк садится, вопиллер открывается сам собой. Гриффиндорцы знают, что будет дальше, и многие хмыкают.

Через секунду в Большом зале раздается приторный до отвращения мамин голос. В жизни она говорит совершенно иначе — коротко и отрывисто, а сейчас сюсюкает хуже старой няньки Корби:

— Сириусеточка, деточка моя сладенькая! Бедненький мой, как же ты живешь среди этих ужасных невоспитанных детей не нашего круга?! Наверное, мерзнешь, голодаешь и ужасно страдаешь от их плебейских манер! Бедненький мой котеночек! Ничего, скоро наступят рождественские каникулы, и ты вернешься домой к любимой мамочке!

Поначалу, слушая мамин слащавый бред, Сириус краснел до ушей. Сейчас он уже привык… или хочет в это верить. Иногда Блэку кажется, что если бы о письмах его мамы узнала декан Макгонагалл, то она запретила бы ей их присылать. Но мама и тут все рассчитала верно. Ее вопиллер сравнительно негромок, его слышно только за гриффиндорским столом. А профессора сидят на дальнем краю Большого зала, на возвышении. Им мамины слова не слышны, а жаловаться Сириус не хочет.

Между тем мама продолжает сюсюкать:

— Сириусеточка, деточка, пожалуйста, надевай шарфик, перчаточки, шапочку и теплые носочки всякий раз, когда выходишь из школьного здания! У тебя очень хрупкое здоровье, ты можешь простудиться и умереть! А на ночь надевай, пожалуйста, носочки и ночной колпак — он великолепно защищает голову от сквозняков!

Многие гриффиндорцы уже ржут в голос. Сириус с трудом сохраняет невозмутимое выражение лица. Он старается не думать о ежевечернем представлении в спальне, когда Кричер с причитаниями надевает на молодого хозяина проклятые носки и колпак. Поначалу Сириус отчаянно сопротивлялся, сейчас делает это только для вида и снимает всю мерзость, когда домовик уходит.

— Ну вот и все на сегодня! — мамин голос звучит еще слаще, чем обычно. — Я непременно напишу тебе завтра, любимый мой сыночек! Держись, не роняй себя среди людей не нашего круга!

Вопиллер замолкает. На мгновение над гриффиндорскким столом воцаряется тишина, а потом Джеймс Поттер говорит невообразимо ехидным тоном:

— Сириусеточка!

Блэк стискивает зубы. Пренебрежение Джеймса стало привычным, оно вполне объяснимо, но все равно причиняет боль. И ведь подумать только: если бы не Поттер, то этого кошмара не было бы, и наследник древнейшего и благороднейшего рода Блэков тихо-мирно учился бы в Слизерине, как и многие поколения его предков.

Сириус, конечно, порой стесняется своих излишне надменных родичей, но совсем не собирался нарушать семейные традиции. Однако в Хогвартс-экспрессе Блэк познакомился с Джеймсом Поттером — и впервые в жизни понял, что может говорить легко и свободно, не думая о том, что его слова могут кого-то напугать или шокировать. Это было удивительное и прекрасное ощущение — чувствовать себя человеком, слова которого достойны внимания и интереса, а не дурно воспитанным бестолковым ребенком, не понимающим элементарных вещей. Сириус наслаждался разговором с Джеймсом, словно самым вкусным десертом, и еще в поезде твердо решил поступить на тот же факультет, что и новый знакомый. Блэк так и сделал, несмотря на уговоры Шляпы. Он, конечно, беспокоился, как воспримут родители этот не подобающий наследнику чистокровной семьи поступок, но утешал себя тем, что дружба Джеймса поможет пережить мамин гнев. Однако все вышло иначе. Иначе…

— Сириусеточка! — вновь повторяет Поттер. — Не забудь надеть на ночь носочки и дурацкий колпак!

Питер Петтигрю смеется, как и многие другие.

Слова Джеймса режут душу, словно нож. Хочется закричать, оскорбить, ударить — все что угодно, лишь бы не молчать! Но Годрик Гриффиндор в своих мемуарах писал: «Начиная войну, нужно точно представлять последствия как победы, так и поражения». Да, в ответ на насмешки можно попытаться избить Поттера, — не здесь, разумеется, а где-нибудь в темном пустынном коридоре. Но Сириус хочет, чтобы Джеймс относился к нему с доверием и дружелюбием, как во время их знакомства в Хогвартс-экспрессе, а драка этому не поможет. Победит Поттер или проиграет — он в любом случае не перестанет считать Блэка спесивым маменькиным сынком. Молчание, конечно, тоже пока не приносит никакой пользы, но драться с Джеймсом все равно не хочется: он ведь сейчас не в себе — заколдован женщиной, которую не видел ни разу в жизни. Дедушка Поллукс часто говорит, что его единственная дочь легко могла бы стать министром магии, родись она мужчиной, и Сириус совершенно с этим согласен. Но в роду Блэков женщины не работают, и мама использует свой ум только для управления родными и близкими, знакомыми, а порой и незнакомыми. Она очень сильная и умная. А Поттер очень добрый и считает, что все люди хорошие, — он не в силах разоблачить коварство женщины, которая вполне могла бы стать министром магии. Вальбурга Блэк опаснее всех чудовищ мира, вместе взятых, она с легкостью превратила Джеймса в опасное и злое чудовище, и винить его за это нельзя, виновата только мама.

А когда имеешь дело с чудовищем, нужно руководствоваться советами, которые Ньют Скамандер оставил в своей автобиографии: «Если зверь бросается на тебя в атаку — бей не раздумывая! Но если он только рычит — стой спокойно, не показывая ни агрессивности, ни страха, ни волнения. Возможно, зверь еще не уверен в своих намерениях, и твое спокойствие остановит его, так что вы разойдетесь мирно или даже подружитесь…» Поэтому нужно молчать и ждать, когда что-то изменится. Но, Мерлин, как же это порой трудно!

Блэк сжимает зубы и встает из-за стола, не закончив есть. Он шагает к выходу из Большого зала, стараясь ничем не выдать своих чувств. Единственная вольность, которую Сириус себе позволяет, — он прячет в карманы мантии руки, стиснутые в кулаки. Маме бы это не понравилось: она считает, что только плебеи держат руки в карманах. От мысли о том, что он вновь рассердил маму, пусть она об этом и не знает, становится немного легче.

Присланная из дома коробка со сладостями по-прежнему парит над гриффиндорским столом. После завтрака домовики отнесут ее в спальню первокурсников. Блэк складывает эти коробки в свою тумбочку. Она уже набита доверху и скоро, наверное, лопнет, не выдержав тяжести у себя внутри.

Обычно найти себе место на уроках легко: классы в Хогвартсе большие. Но на занятиях, где гриффиндорцы учатся вместе со слизеринцами, приходится устраиваться так, чтобы ни те, ни другие не подумали, будто Сириус Блэк к ним подлизывается, и это довольно хлопотно. Хуже всего приходится на зельеварении: подземная лаборатория невелика по школьным меркам.

Сириус усаживается за самой последней партой, стоящей в дальнем углу кабинета. Она потрескалась от старости, шатается и скрипит при каждом движении. Даже непонятно, как такую еще не выбросили. Варить на ней зелья очень неудобно, но иного выхода нет.

От неловкого движения корень асфоделя выскальзывает из рук и падает. Блэк двигается медленно, опасаясь толкнуть кипящий котел: тогда вся работа пойдет насмарку. Но падающий корень неожиданно подхватывает Ремус Люпин, сидящий за соседней партой.

— Держи!

— Спасибо… — растерянно бормочет Сириус, уже отвыкший от такой заботы.

Люпин смущенно улыбается, кивает и поворачивается к своему котлу.

Нарезав асфодель, Блэк засыпает его в котел и начинает украдкой разглядывать однокурсника. На первый взгляд кажется, что Люпин — самый обычный парень, возможно, слишком уж тихий и вежливый, но такое тоже бывает. Однако с каждым днем Сириус все яснее понимает: у Ремуса есть какая-то тайна.

Уже дважды за два месяца Люпин уезжал из Хогвартса навестить больную маму. Это само по себе очень странно: обычно учеников отпускают из школы, только если их родители при смерти, а Рем после одного из возвращений сказал, что будет ездить к маме регулярно.

Но еще непонятнее другое. Джеймс относится к Люпину по-доброму, часто заговаривает с ним и не прочь подружиться. Но Ремус от каждого обращенного к нему слова вздрагивает, словно от удара, и явно не хочет продолжать общение. Поттер упрям и время от времени пытается установить контакт с Люпином, но все усилия заканчиваются неудачей.

И еще Сириуса поразил один случай. Как-то перед сном Джеймс начал рассказывать Питеру страшные истории об оборотнях, вампирах, привидениях, и даже в неверном свете нескольких свечей Блэк заметил, как сильно встревожился Люпин. С одной стороны, удивляться этому не приходилось: Ремус — полукровка, вырос среди маглов и, наверное, как и они, боится нелюдей. Но на следующее утро Сириус дождался момента, когда они с Люпином оказались наедине, и объяснил, что люди, лишенные способностей к магии, не очень хорошо представляют себе волшебный мир. На самом деле большинство привидений вполне дружелюбны, а если даже в Хогвартсе и заведется какой-нибудь злобный дух, то Филч немедленно вызовет экзорциста — и агрессивный призрак навеки покинет школу. Среди вампиров и оборотней действительно встречаются настоящие преступники, но на ворота и ограду Хогвартса наложены заклинания, распознающие нелюдей, так что проникнуть внутрь злоумышленники не смогут.

— Это очень хорошо! — сказал Люпин сдавленным голосом и быстро ушел. Сириусу даже показалось, что Рем с трудом сдержал слезы. Это, конечно, не могло быть правдой: парни не плачут. Но поведение Люпина все равно очень странно…

За обедом приходится совсем тяжко: Джеймс и несколько старшекурсников продолжают вспоминать очередное подлое прозвище, придуманное мамой. За столом то и дело слышится:

— Сириусеточка-конфеточка! Сириусеточка-табуреточка! Сириусеточка-туалеточка!

Блэк ест так быстро, как только может, и покидает Большой зал, стараясь, чтобы уход не напоминал бегство. Сириусу кажется, что он уже не знает, чего хочет больше — подружиться с Поттером или отомстить ему за насмешки. Но, пережив оглушающий приступ гнева, Блэк вспоминает Хогвартс-экспресс — и одергивает себя. Джеймс совсем не такой, каким выглядит сейчас, — он просто заколдован! Во всем виноваты только мама и Кричер — это они превратили хорошего, доброго парня в чудовище! Он просто не понимает, насколько плохи могут быть люди…

Идти в гриффиндорскую гостиную не хочется: там студенты наверняка все еще соревнуются в остроумии. На улице льет дождь и дует промозглый ветер, так что мысль о прогулке тоже восторга не вызывает. Поэтому Сириус отправляется куда глаза глядят. Он шагает по коридорам и лестницам все быстрее и быстрее, стараясь держаться подальше от людных мест, потом переходит на бег и останавливается, лишь когда сердце начинает колотиться как сумасшедшее, а перед глазами плывут красные и черные круги.

Отдышавшись, Блэк оглядывается и понимает, что в этой части замка раньше никогда не бывал. Подойдя к окну, чтобы хоть как-то сориентироваться, Сириус видит, что находится на одном из самых верхних этажей, очень далеко и от гриффиндорской, и от равенкловской башен. Возвращаться не хочется, и Блэк решает изучить неизведанные территории, словно бесстрашный конкистадор. Он достает палочку и отважно отправляется в путь… но после первого же поворота врезается в привидений, которые что-то увлеченно обсуждают.

— Осторожнее надо быть, юноша! — сердито говорит Кровавый Барон.

— Извините, сэр! — Сириус знает грустную историю слизеринского призрака и искренне ему сочувствует. Это же надо было так глупо влипнуть из-за любви! Сам Блэк влюбляться не намерен никогда в жизни, потому что все до одной знакомые девчонки невероятно глупы. Может быть, у Эванс ума чуть больше, чем у остальных, но ненамного, иначе бы она дружила с Джеймсом Поттером, а не с невзрачным слизеринским замухрышкой…

Больше в коридорах ничего интересного не обнаруживается: все те же старые портреты, пыльные доспехи и гобелены, что и везде. Устав от исследования вновь открытых территорий, конкистадор усаживается на подоконник и начинает смотреть в окно. Дождь все еще идет, но некоторые студенты рискнули выйти на прогулку, и наблюдать за ними сверху довольно забавно.

— И долго ты собираешься здесь сидеть? — знакомый голос разносится по коридору на удивление громко.

— А что, нельзя? — Сириус вздрагивает от неожиданности и, чтобы скрыть это, огрызается резче, чем собирался.

— Почему нельзя? Можно, — Люциус Малфой аккуратно расправляет свою светло-серую мантию и устраивается на подоконнике рядом с Блэком. — Можно даже просидеть всю жизнь у окна, наблюдая, как другие веселятся, только нужно ли? Ведь достаточно признать свою ошибку — и начать жить, а не подсматривать за чужими радостями.

— А ты не боишься испачкать свою шикарную мантию? — ехидно осведомляется Сириус. — Этот подоконник в последний раз протирали еще во времена Основателей.

Блэк часто видел Люциуса на детских праздниках, которые устраивали родители, и не испытывает к этому самовлюбленному щеголю ничего, кроме презрения. А уж получив значок слизеринского старосты, Малфой так возгордился, что стал неотличим от своего фамильного герба.

— Нет, не боюсь, — Люциус улыбается. — Есть очищающие чары, а если они не помогут, то можно отдать мантию в стирку. Да и вообще, я взял с собой много мантий...

— Охотно верю, — бросает Сириус и отворачивается к окну.

— Не уходи от разговора, — мягко произносит Малфой. — У всех нас бывают странные желания и порывы, которых мы потом стыдимся. Не знаю, почему наследник одной из самых древних и благородных семей Англии попросил Шляпу отправить его в Гриффиндор — иначе бы она этого не сделала. Но, насколько можно судить со стороны, однокурсники быстро дали тебе понять, что не собираются принимать тебя в свой круг. И они правы: ты аристократ по рождению и воспитанию. Притворяясь плебеем, ты напоминаешь орла, нацепившего вороньи перья. Это, во-первых, некрасиво, а, во-вторых, бесполезно. Что бы ты ни делал, ты не перестанешь быть собой, а по духу ты слизеринец, а не гриффиндорец.

— И что ты предлагаешь? — Блэку становится смешно. — Попросить Шляпу передумать и отправить меня в Слизерин?

— Ты совершенно прав! — Люциус энергично кивает. — Я говорил со Слизня… Слизнортом, и он сказал, что подобные случаи в истории Хогвартса случались, хоть и нечасто. Если Шляпа долго сомневалась, прежде чем распределить студента, а он вскоре изменил свое решение, то в первые три месяца учебы возможен переход на другой факультет. Шляпа ведь предлагала тебе поступить в Слизерин, верно?

— Да, — отвечает Сириус словно помимо воли.

— Значит, все в порядке! — Малфой снова улыбается, встает и расправляет мантию. — Пошли к Слизнорту, а потом вместе с ним отправимся к Дамблдору. Директор — гриффиндорец и, конечно, он не обрадуется твоему решению; может быть, даже попытается отговорить, но помешать не сумеет: школьные правила обязательны для всех.

— Нет, — собственный голос звучит словно издалека. — Я не считаю, что ошибся, когда выбрал Гриффиндор. Я не хочу переходить в Слизерин!

— Почему?! — Малфой искренне удивлен. — Неужели тебе приятно быть парией, изгоем среди людей, которых в старые времена не пустили бы даже в передние хороших домов?! Или тебе нравится, когда над тобой потешаются ничтожества, не достойные лизать тебе башмаки?

От возмущения до боли знакомым чванством перехватывает горло. Но если раньше Блэку порой казалось, что он спорит с родичами лишь из чувства противоречия, то теперь он твердо знает: они неправы, потому что есть такие люди, как Джеймс, Ремус и даже толстяк Питер. Люпин и Петтигрю — полукровки, в жилах Поттера нет ни капли аристократической крови, но любой из них лучше кузины Беллатрикс, которая все без исключения заклинания, даже самые жестокие, проверяла на животных.

— Не знаю, что там насчет лизания башмаков, — Сириус отчаянно старается сохранить спокойствие, — меня это занятие не интересует никоим образом. Но я скорее умру, чем перейду на факультет, где училась моя бесноватая кузина Белла и учится такое паршивое чучело, как Снейп. Интересно, как его вообще приняли в Слизерин? Снейп же полукровка!

— Девичья фамилия матери Северуса — Принц, — Люциус мгновенно становится серьезным. — Еще девочкой она попала под бомбежку в Ковентри. Вся семья осталась под завалами, выжила только Эйлин, и ее удочерили маглы. Девочке было тяжело видеть город, где погибли все ее родичи, и, повзрослев, она вышла замуж за первого встречного, который пообещал увезти ее как можно дальше от родных мест…

Блэк очень надеется, что не покраснел. Он читал книги по истории и знает, что варварские бомбежки Ковентри ужаснули маглов, но им не была известна вся правда. До войны с Гриндевальдом именно в этом городе находился самый большой в Европе волшебный квартал. А чародеи, жившие в окрестных деревнях, в самом начале боевых действий поступили так же, как и многие поколения волшебников прошлого, — переселились в Ковентри, под защиту мощных охранных заклятий. Вот только против бомб оказалась бессильна любая магия. Летчики-маглы не знали, куда именно сбрасывают смертоносный груз, но их карты были составлены с безукоризненной точностью. Из обитателей волшебного квартала Ковентри выжили лишь единицы. В нескольких окрестных графствах больше не осталось чародеев, и только в последние годы в этих местах начали вновь селиться волшебники…

— Я искренне сочувствую миссис Снейп, — голос неожиданно срывается на хрип. — Но ее сын все равно дурак и скотина!

— А каким ему еще быть, если он вырос среди маглов? — спокойно спрашивает Малфой. — А ведь Принцы — потомки короля Артура… Страшные времена нынче настали! И именно поэтому все наследники древних родов должны держаться вместе!

Сириус знает и эту историю. После долгих лет супружеской жизни, устав ждать появления наследника, король Артур поддался внезапной страсти и изменил жене с молодой волшебницей. Однако он любил супругу и стыдился своей минутной слабости, поэтому, — а, может быть, потому, что боялся вновь услышать отрицательный ответ, — ни разу больше не навестил возлюбленную и не спрашивал о ней. А чародейка в положенный срок родила сына, и его родство с Артуром было доказано всеми возможными магическими средствами. Трудно сказать, как сложилась бы судьба мальчика, если бы король остался жив, но вскоре он погиб. А сын Артура, получивший фамилию Принц, оказался волшебником. Он никогда не претендовал на британский трон, но стал очень уважаемым человеком среди чародеев; потомки Принца тоже сыграли важную роль в истории страны. Однако после войны с Гриндевальдом об этой семье ничего не было слышно. Теперь понятно, почему так произошло…

— Выйдя замуж за магла, Эйлин Принц, конечно, совершила ужасающий мезальянс, но винить ее за это трудно. После войны осталось очень мало мужчин, а деньги обесценились, и фамильные капиталы Принцев превратились в ничто… Но прошлого не изменить — нужно думать о настоящем. Сейчас долг каждого чистокровного волшебника, — голос Люциуса звучит дружелюбно, но твердо, — помочь Северусу вновь занять то положение, которое веками принадлежало его семье.

Знакомое имя возвращает Блэка к реальности. Он жестко говорит:

— Делай что хочешь, кто тебе мешает? Если ты веришь, что это чучело можно превратить в нормального человека, — действуй! Но меня от столь почетной обязанности, пожалуйста, уволь! Я не верю, что у тебя что-нибудь получится, и не хочу иметь со Снейпом ничего общего. И я не желаю переходить на Слизерин! Все ясно?

— Более чем, — сейчас улыбка Люциуса кажется немного кривой. — Но, по-моему, ты ведешь себя по-детски. Малыши, совершив нехороший поступок, часто боятся рассказать о нем взрослым и сами от этого страдают, не понимая, что единственный способ избавиться от проблем — признать свою ошибку, исправить ее и жить дальше. Для пятилетнего ребенка такое поведение вполне естественно, но тебе ведь уже одиннадцать. Почему ты ведешь себя, словно трусливое дитя?

От этого обвинения кровь вскипает в жилах. Сириус задыхается от гнева, понимает, что сейчас заорет во всю глотку… но вдруг вспоминает мемуары Годрика Гриффиндора, делает глубокий вдох и отвечает почти спокойно:

— Если бы я был трусливым ребенком, то испугался бы твоего обвинения в трусости и поступил так, как хочешь ты. Но я достаточно взрослый и достаточно храбрый, поэтому не боюсь того, что кто-то сочтет меня трусом. Что бы обо мне ни думали, я не изменю свои планы в угоду чужому досужему мнению.

— Я воспринимаю ситуацию несколько иначе, но спорить не хочу, — Малфой улыбается дружелюбно и ободряюще. — Прошу тебя только об одном: подумай хорошенько! У тебя еще есть время, хотя и немного — всего несколько недель. Надеюсь, за этот срок ты успеешь понять, где твои настоящие друзья, и не загубишь свою судьбу…

— Я и так знаю, где мои настоящие друзья! — Блэк прижимается лицом к оконному стеклу.

— Очень сомневаюсь…

Люциус разворачивается и уходит. Его шаги звучат все глуше и глуше, а потом совсем стихают.

«Где твои настоящие друзья…» Сириус до боли закусывает губу. Он знает, где его настоящие друзья, он все решил еще в Хогвартс-экспрессе, и они тоже со временем это поймут… Со временем… Когда-нибудь…

По стеклу катятся капли воды. Это дождь, он как-то проник внутрь здания. Мерзкое место Хогвартс, здесь даже окна протекают… Блэк крепко сжимает кулаки.

— Не плачьте, мистер Сириус Блэк, пожалуйста! Все будет хорошо! — вдруг раздается за спиной дребезжащий голосок.

Сириус стирает с лица капли дождя, оборачивается и грубо говорит:

— Я не плачу! С чего ты взяла?! Это просто дождь!

— Конечно, вы не плачете, мистер Сириус Блэк, это просто дождь, — старенькая домовуха, закутанная в снежно-белую простыню, низко кланяется. — Но все равно все будет хорошо! Вы уж мне поверьте!

Сириус шмыгает носом и кивает:

— Конечно, будет, куда оно денется! А ты кто такая?

— Я Ваби, мистер Сириус Блэк, — эльфийка кланяется снова. — Я выросла и долгие годы жила в доме ваших дедушки и бабушки по отцовской линии.

— Но я тебя ни разу не видел, когда гостил у них! Ты теперь живешь у других наших родичей?

— Нет, мистер Сириус Блэк, — домовуха гордо улыбается. — Я живу в Хогвартсе!

— Как же ты сюда попала?! — Вместе с родителями и братом Сириус часто навещает бабушку Меланию и дедушку Арктуруса, хорошо знает, что это за люди, и не верит, что они могли позволить своей эльфийке уйти в чужой дом.

— О, это удивительная история! — она расплывается в счастливой улыбке. — Случилась она на Рождество 1923 года. Мистер Арктурус Блэк и миссис Мелания Блэк, вернувшись из свадебного путешествия, решили навестить дедушку мистера Арктуруса — мистера Финеаса Найджеллуса Блэка, который тогда был директором Хогвартса. Несколько домовиков, в том числе и я, тоже отправились в школу: господа привыкли к нашим услугам и не терпели присутствия чужих эльфов. В Хогвартсе я познакомилась с Уги, и мы… — старушка краснеет, — полюбили друг друга. Я осмелилась рассказать хозяйке о наших чувствах, но она запретила мне и думать об Уги, потому что хотела выдать меня замуж за Кричера — мы познакомились, когда мои господа гостили в доме на площади Гриммо. Миссис Мелания обещала устроить нам почти настоящую свадьбу — подарить мне кружева, а жениху — черный шелк для свадебного облачения. Ох, и красивая церемония получилась бы! — Ваби вздыхает. — Но мне нужна была не роскошная свадьба, а Уги, и я бы не пережила разлуку с ним. К счастью, о нашей любви узнал профессор Альбус Дамблдор — он тогда только начал работать в Хогвартсе. Профессор Альбус Дамблдор сначала попробовал купить меня, но господа отказались меня продавать за любые деньги. Не знаю, что бы со мной сталось, — не могла я жить без Уги, — но помогла страшная тайна домовиков Хогвартса. Если эльф, принадлежащий любым другим хозяевам, на рассвете трижды поднимется на Астрономическую Башню и трижды попросит защиты у Основателей, то станет собственностью школы. Здешние домовики никому об этом не рассказывают, чтобы в Хогвартс не прибежали все непослушные эльфы. Но Уги нарушил строжайший запрет старших и поведал секрет профессору Альбусу Дамблдору, а тот сообщил мне. На рассвете я трижды поднялась на Астрономическую башню, все сделала, как мне велели, — и стала принадлежать школе, а не Блэкам! — домовуха гордо приосанивается. — С Основателями даже господин директор Финеас Найджеллус Блэк ничего поделать не смог, хоть и пытался! Если бы он узнал, что профессор Альбус Дамблдор замешан в этом, то непременно уволил бы его, но, к счастью, нам удалось сохранить тайну. Господин директор Финеас Найджеллус Блэк сказал, что я и Уги непременно будем наказаны судьбой за непокорство, но вышло иначе: у нас десять детей, сорок два внука, и за все эти годы мы ни разу не поссорились, вот!

Эльфийка сияет от гордости, но вдруг вспоминает, с кем разговаривает, и краснеет. В ее глазах появляется страх.

— Молодец! — Сириус улыбается. — Я очень рад, что ты смогла убежать из наших фамильных тюрем!

— Поместье мистера Арктуруса и миссис Мелании — это, конечно, не тюрьма, а очень хороший дом, хоть и немного слишком строгий, — наставительно произносит Ваби. — Нас всему учили — и хозяйство вести, и готовить, и гостям прислуживать… Наказывали, конечно, это да, но ведь за нами глаз да глаз нужен. Работать мы не любим, нам лишь бы полодырничать… — немного помолчав, она спрашивает: — А как там Кричер? Жив… он?

— Живее всех живых! — сердито отвечает Блэк. — По утрам он приносит мне завтрак в гриффиндорскую спальню, а по вечерам помогает надеть носки и ночной колпак!

— Мистер Сириус Блэк, — осторожно говорит домовуха, — вам, конечно, виднее, но даже в Слизерине такое не принято, не говоря уж о Гриффин…

— Можно подумать, я не знаю! — кричит Сириус. — Будь моя воля — я бы этого Кричера до конца дней своих не видел! Ему мама приказала так со мной обращаться! Она рассердилась, что я поступил в Гриффиндор, вот и мстит. На меня теперь соседи по спальне смотрят как на больного драконьей оспой… — он обрывает себя на полуслове, потому что к горлу подступает комок.

— Понятно, — медленно произносит старушка после недолгого молчания. — Поэтому я и не хотела идти за Кричера замуж. Странный он, и всегда был странным. Господская воля, конечно, это господская воля, но и своя голова должна быть на плечах, и о совести забывать нельзя… — она задумывается. — Помешать Кричеру трудно: домовика, выполняющего хозяйский приказ, остановить почти невозможно. Но мы все же у себя дома и тоже кое-что умеем. Я посоветуюсь с родичами и друзьями. Вот увидите, мистер Сириус Блэк, мы непременно что-нибудь придумаем!

— Спасибо! — Сириус чувствует, что улыбается во весь рот; это неприлично, но поделать с собой он ничего не может. — Даже если ничего не выйдет — все равно спасибо за поддержку! А если получится — буду вечно признателен и тебе, и другим эльфам Хогвартса!

— Да что вы, сэр! — Ваби еще сильнее смущается. — Вы же внук моих бывших хозяев! Как тут не помочь! А что-нибудь еще я для вас сделать могу?

— Можешь, — ответ находится на удивление быстро. — Скажи, куда раз в месяц уезжает Ремус Люпин?

Сириус ожидает всего, но не такой странной реакции на свой вопрос. Домовуха сереет, дрожит всем телом, закрывает лицо руками, а потом с отчаянием восклицает:

— Пожалуйста, не спрашивайте меня, мистер Сириус Блэк, сэр! Мы знаем, куда уводят мистера Ремуса Люпина, но никогда об этом не говорим! Господин директор Альбус Дамблдор нам строго-настрого запретил, да мы и сами молчали бы, потому что это не наша тайна!

— То есть как уводят?! Значит, Ремус не ездит домой навещать больную маму, а остается где-то поблизости?

Эльфийка молча кивает.

— А ты можешь меня провести в то место, куда уводят Люпина? Он хороший парень, но выглядит больным и испуганным. Я хочу убедиться, что с Ремом все в порядке!

— Мистер Сириус Блэк, сэр, — говорит Ваби, тщательно подбирая слова, — у мистера Люпина действительно есть проблемы, но, поверьте, господин директор Альбус Дамблдор делает для него все, что может, и даже больше! Господин директор очень добр и очень-очень помогает мистеру Люпину!

— Вот я и хочу сам это увидеть!

Старушка внимательно смотрит на стоящего перед ней измученного мальчика с покрасневшими глазами и осторожно спрашивает:

— Если я выполню вашу просьбу, мистер Сириус Блэк, вы ведь никому не расскажете о том, что видели?

— Конечно-конечно, если с Ремом все в порядке, я никому ничего не скажу!

Единственная полезная вещь, которой Блэк научился у своей кузины Беллатрикс, — это умение лгать правдой. Если с Люпином все в порядке, то о его небольших проблемах действительно никому не нужно знать. А если не в порядке — дело другое, ну так молчать в этом случае Сириус и не обещал…

Ваби, не искушенная в таких тонкостях, вздыхает с облегчением:

— Вот и хорошо, мистер Сириус Блэк! Когда вы хотите увидеть то место?

— Прямо сейчас, если можно.

— Можно, мистер Сириус Блэк. Проще всего туда добраться по подземному ходу, которые начинается в подвалах. Он давно заброшен, но мы о нем помним.

— Тогда пошли скорее!

Вернувшись в школу, Блэк так глубоко погружается в раздумья, что за ужином не обращает внимания на подколки однокурсников. Увиденное в заброшенной хижине даже не удивило, а ужаснуло. В этом мерзком месте не может долго находиться ни один человек — ни здоровый, ни тем более такой болезненный и нервный, как Рем! Зачем Дамблдор приказал водить его туда раз в месяц?! Ведь Люпин после каждого посещения хижины выглядит еще более больным и измученным, чем прежде!

Сириус вспоминает прочитанное в книгах, которые от него прятали, и нехорошие сплетни о Дамблдоре — их как-то раз обсуждали родители, думая, что сын их не слышит. Сопоставив факты, он с трудом сдерживает дрожь. Неужели Люциус Малфой прав, и гриффиндорцы вовсе не такие хорошие, как кажутся?! Но бежать за помощью к слизеринцам пока рано: информации еще слишком мало. Вполне возможно, что Ваби права, Дамблдор действительно помогает Люпину, а обстоятельства только кажутся подозрительными.

Сириус закусывает губу. Он уже не ребенок и сможет выяснить все сам! Когда Люпина опять уведут, нужно будет прокрасться по подземному ходу в хижину и посмотреть, что там происходит. Если окажутся верны самые худшие опасения, то после возвращения Рема в школу необходимо поговорить с ним наедине и объяснить, что нельзя позволять так с собой обращаться. Трудно сказать, решится ли робкий Люпин обвинить Дамблдора, но это уже не так важно. После разговора с Ремом нужно — хорошо бы с ним, но в крайнем случае и без него — идти к Малфою. Директор Хогвартса — человек влиятельный, но отец Люциуса возглавляет попечительский совет школы, а свидетельство очевидца, да еще и Блэка — очень веское доказательство. Люпин — хороший парень, нельзя никому позволять безнаказанно мучить его!

Приняв решение, Сириус успокаивается. Он знает, что будет делать в ближайшие недели, а остальное менее существенно.

Некоторое время Блэк размышляет, не рассказать ли обо всем Джеймсу. Он ведь очень хороший и наверняка захочет помочь Ремусу! Но, подумав, Сириус решает промолчать. Поттер сейчас не в себе, он заколдован очень злой волшебницей и не поверит человеку, которого презирает. Так что совершенно бессмысленно тратить время на бесполезные объяснения.

Вечером Кричер впервые со второго сентября не появляется в спальне гриффиндорцев-первокурсников, и это кажется Блэку хорошим предзнаменованием.

Устроившись в нише за гобеленом в одном из безлюдных коридоров Хогвартса, подальше от любопытных глаз и ушей, Джеймс еще раз проверяет, все ли взял с собой. Толстый свитер — днем еще тепло, но по вечерам холодает. Компас — подарок отца на восьмой день рождения, эта полезная вещь не помешает во время экспедиции. Электрический фонарик — его подарил дядя Аластор Муди, который работает вместе с папой. Обычно магловские устройства в Хогвартсе не действуют, но этот фонарик заговорен так хитро, что магия школы на него не влияет. Нож и спички — папа говорит, что без них лучше не отправляться в рискованные экспедиции. Веревка — а вдруг по дороге свалишься в пропасть? То есть там, конечно, нет пропастей, но почему бы не помечтать? Все эти вещи уже сложены в рюкзак — подарок дяди Аластора, большого любителя пеших походов.

Мантия-невидимка лежит рядом с рюкзаком. Этим вечером не обойтись без отцовского подарка на одиннадцатилетие, и понадобится он очень скоро.

Вещи для Пита тоже лежат отдельно. В водонепроницаемой мантии с капюшоном папа воевал с Гриндевальдом и подарил ее сыну на девятый день рождения, а карманные часы-будильник достались от дедушки Эрнеста Поттера. Пит получит и то, и другое, когда вернется. Нынешним вечером ему без этих вещей не обойтись.

А вот и самое главное… Джеймс ласково поглаживает черную бархатную коробочку. В ней хранится золотой снитч — подарок отца. Чарлус Поттер пять лет был ловцом гриффиндорской команды, и все эти годы она выигрывала Кубок школы не в последнюю очередь благодаря ему. На выпускном балу товарищи по команде торжественно вручили Чарлусу на добрую память золотой снитч, который он столько раз ловил на радость Гриффиндору…

На одиннадцатый день рождения Джеймса отец подарил ему этот снитч и мантию-невидимку с напутствием не слишком хулиганить в школе. Слишком сильно хулиганить Поттер-младший и не собирается — за это могут исключить из Хогвартса, — но в невинных шалостях ограничивать себя не собирается.

А снитч за недолгие месяцы, прошедшие со дня рождения, стал самой любимой вещью Джеймса. Тренируя меткость, он играл с отцовским подарком при каждом удобном случае; ведь сын знаменитого Чарлуса просто обязан тоже стать ловцом и не посрамить его славу! Поттер-младший и сам не заметил, когда начал разговаривать со снитчем, рассказывать ему о своих мечтах и проблемах. Это было довольно странно — общаться с неодушевленной вещью, когда у тебя столько друзей. Но с каждым днем Джеймсу все сильнее казалось, что снитч живой и понимает его. Разумеется, Поттер никому не рассказывал о своем открытии — еще засмеют или, чего доброго, отправят в больницу Святого Мунго, — но давно уже не сомневался в том, что отцовский подарок — не простая вещь, а ОЧЕНЬ волшебная.

Джеймс с сожалением прячет коробочку в карман мантии, еще раз оглядывает вещи — и понимает, что сборы почти закончены, поэтому незачем возвращаться в гриффиндорскую гостиную. А остальное сейчас принесет Питер.

Петтигрю появляется именно в этот момент, словно специально ждал, когда друг о нем подумает.

— Все взял! — радостно кричит он, что-то дожевывая на ходу. — Сэндвичи с ветчиной, плотно закрытый кувшин с тыквенным соком и два яблока! Домовики хотели еще пирожных дать, но я сказал, что они помнутся в карманах. Эти кухонные эльфы такие добрые, ты не представляешь! Так и рвутся угостить чем-нибудь вкусненьким!

— Верю тебе на слово, — улыбается Поттер. Он знает, что друг вырос в очень бедной семье, не голодал, конечно, но деликатесы пробовал только в гостях у приятелей, поэтому радуется школьному изобилию больше, чем многие другие студенты.

Джеймс кладет сверток с едой в рюкзак и закрывает его. О себе Пит наверняка тоже не забыл и прихватил с кухни что-нибудь вкусненькое, — значит, сборы закончены полностью. Пора еще раз повторить план действий. Поттер достает из кармана мантии пергамент, на котором написан план экспедиции, и начинает говорить, то и дело сверяясь с ним:

— Питер, сейчас я надену мантию-невидимку, а ты — вот эту, она не пропускает воду. Потом мы вместе пойдем к Дракучей Иве. Ни в коем случае не разговаривай со мной и не обращай на меня внимания — делай вид, что рядом с тобой никого нет. Когда мы доберемся до цели, проскочи под ветвями и нажми на ту, которая останавливает Иву. У тебя очень здорово это получилось в прошлый раз, и я не сомневаюсь: ты справишься и сегодня.

На лбу Петтигрю появляется морщинка. Он перестает жевать, ненадолго задумывается, а потом кивает:

— Я справлюсь, Джейми.

— Я знаю, Пит.

Многие считают Петтигрю дураком, но Поттер очень хорошо знает: они ошибаются. Конечно, лучший друг не слишком силен в книжных премудростях — но кому в конце двадцатого века нужны эти дурацкие книги?! Да, соображает Питер медленнее других, но голова у него работает хорошо. Чему бы Петтигрю ни научился, что бы ни узнал — он это никогда не забудет. И еще Пит очень надежный, он никогда не подведет, не бросит в беде, будет стоять за друга насмерть.

— Когда я спущусь в подземный ход, то окликну тебя. Как только ты услышишь, что у меня все в порядке, запусти Иву. Потом отойди немного и прогуливайся вокруг. Держись поодаль, чтобы не привлекать внимания, но и не теряй Иву из виду.

— Понятно, — Петтигрю очень серьезно кивает.

— Погода сейчас сырая, темнеет рано, так что вряд ли кто-то захочет выйти на прогулку. Я уверен: никто не спросит, чем ты занимаешься, так что никаких проблем не будет. Я постараюсь вернуться вовремя, и тогда о нашей экспедиции никто не узнает. Но если я все же задержусь — обязательно зайди в школу до отбоя! Держи часы — они прозвенят за полчаса до него, и ты успеешь добраться до Хогвартса. Можешь заглянуть в нашу башню, чтобы переодеться в сухое, но потом поскорее спускайся в холл и жди моего возвращения. Это дело небезопасное: в холл иногда приходят профессора, и кто-то из них может спросить, что ты там делаешь. Ты помнишь, что должен отвечать?

— Ага! — Питер улыбается, потом состраивает жалобную физиономию и начинает быстро-быстро говорить: — Понимаете ли, профессор Как-вас-там, я ищу Джейми! Он еще днем ушел в библиотеку и, наверное, зачитался или заблудился на обратной дороге! Вот я и пошел навстречу. Я так волнуюсь, так волнуюсь…

— Все верно! — Поттер тоже улыбается. — Не знаю, поверят ли тебе, но вряд ли кто-то из учителей встревожится и пойдет меня искать. Все знают, что я выпутываюсь из любых передряг, а школа абсолютно безопасна, так что ничего страшного со мной не случится. Не исключено, конечно, что Слизняк или Синистра снимут с Гриффиндора баллы, но нам к этому не привыкать, а дело того стоит. Тебя могут еще и проводить в нашу башню, — тогда, оставшись один, побыстрее возвращайся в холл. Полной Даме скажи, что забыл там учебники, которые хочешь просмотреть перед сном, и она тебя выпустит без возражений. Все понятно?

— Да, — Петтигрю ненадолго задумывается и кивает.

— Когда я вернусь, то постучу в дверь. Спроси, кто там, и, убедившись, что это я, открой одно из окон в коридоре.

— А если окна не только закрыты, но и заговорены?

— Это вряд ли. Кого бояться на территории школы? Главная защита Хогвартса — чары на воротах и ограде, так что внутрь непрошеные гости не проникнут. Но если на окнах все же есть заклятия — уверен, вместе мы непременно справимся с ними!

— Хорошо бы, — Питер кивает, закусив губу. На лбу у него снова появляется морщинка.

— Я зайду внутрь — и сразу накину на тебя мантию-невидимку. После этого мы пойдем в нашу башню. В спальне нужно будет вести себя тихо, чтобы не разбудить Блэка. Хотя он маменькин сынок и неженка, а такие спят крепко…

— А если он проснется и начнет возникать?

— Рявкнем на него — он и скиснет. Такие слабаки, как он, боятся криков. В крайнем случае, стукну Блэка по шее — пусть жалуется мамочке!

— А если он Кричеру пожалуется? С домовиками шутки плохи.

— Так он уже давно у нас не показывается. Наверное, устал прислуживать капризному маменькину сыночку.

— Хорошо бы… — на лице Петтигрю написано сомнение. — Но утром Филч увидит, что стекло разбито. Он наверняка начнет расследование.

— Пусть расследует хоть до посинения! За минуту палочки у всех студентов не проверишь, а за день учебы каждая сотворит столько заклинаний, что невозможно будет заметить те, что разбили стекло. А может, нам и чары не понадобятся…

Питер надолго задумывается, а потом решительно кивает:

— Похоже, ты прав.

— Тогда идем!

До Ивы они добираются без приключений: дождь кончился, но сыро и промозгло, так что на прогулку действительно никто не вышел. Убедившись, что поблизости никого нет, Петтигрю отключает Иву. Джеймс спускается в подземный ход, сообщает об этом другу, произносит: «Люмос!» — и начинает путешествие в неизвестность.

Сын бесстрашного аврора Чарлуса Поттера не сомневался, что его школьная жизнь будет наполнена приключениями и тайнами, но никак не ожидал, что первая из них окажется связана с тихим, молчаливым Ремусом Люпином. Вот ведь как бывает! В поезде Джеймсу очень понравился Сириус Блэк, хотя он и разговаривал как-то странно, по-книжному. Но вскоре выяснилось, что этот с виду нормальный парень — на самом деле неженка, слабак и маменькин сынок. Даже такое можно было бы пережить, но оказалось, что Блэк презирает маглорожденных, как и все его родичи. Он, конечно, пытался оправдываться, но наверняка врал. Ни одна мать не стала бы обращаться с сыном так, как миссис Блэк, если бы ему это не нравилось, — ведь она же мать, а не жаба! Поттеру мучительно стыдно каждое утро видеть, как за завтраком Лили и другие маглорожденные слушают бред мерзкой тетки. Джеймс даже пару раз требовал от Сириуса попросить мать больше не писать таких писем или хотя бы отправлять их не с вопиллерами, а в обычном виде. Но Блэк ответил, что мама его не послушается. Врал, конечно, но что взять с чванливого аристократа?! Вечно они честью своей кичатся, а совести у них нет!

Поттер понимает, что мысли ушли куда-то не туда, делает над собой усилие и начинает думать о тайне Люпина. Они с Питером узнали о ней случайно — однажды вечером незадолго до отбоя гуляли под мантией-невидимкой и увидели, как мадам Помфри увела Ремуса под Иву. Это было очень странно! Во-первых, из Хогвартса проще трансгрессировать или отбыть через каминную сеть, чем уходить пешком, да еще и по подземному ходу. Во-вторых, почему колдомедик уводит студента тайком, оглядываясь по сторонам, проверяя, не видит ли кто? Ведь директор разрешил Люпину покинуть школу, так что в его отлучке нет ничего тайного…

Поначалу Джеймс хотел сразу броситься в погоню, но сообразил, что мадам Помфри может услышать их с Питером шаги. Да и время уже было позднее, до отбоя оставалось всего ничего… Поэтому друзья решили вернуться в школу, а под Иву отправиться позже. Но на следующий день по всем предметам задали очень много уроков, так что стало не до прогулок, еще через день состоялся первый в сезоне матч по квиддичу, а потом весь Гриффиндор отмечал победу своей команды… В общем, Джеймс и Питер отправились под Иву почти неделю спустя, когда Ремус уже вернулся в школу.

Поттер и сам не знал, что надеялся обнаружить в конце подземного хода, но увиденное ясности не прибавило. Почему мадам Помфри повела Люпина в Хогсмид, если из Хогвартса можно уйти гораздо быстрее? А в этой ободранной хижине Рем никак не мог встретиться с больной мамой, потому что такое кошмарное место не подходит для больных. Но Люпин здесь точно был — Джеймс нашел на полу обрывок пергамента, исписанный почерком Рема. Это оказался клочок черновика домашнего задания по истории магии.

Тайна оказалась совершенно непонятной и оттого еще более волнующей. Чтобы во всем разобраться, Джеймс решил сходить в хижину в тот вечер, когда мадам Помфри снова уведет туда Люпина. Но существовала опасность не успеть вернуться в Хогвартс до отбоя, поэтому Питера пришлось оставить на стреме. Хотя это, может, и к лучшему: верный друг — парень надежный, но, скажем прямо, не самый храбрый. Незачем подвергать лишнему испытанию его и без того невеликую смелость.

Иногда Поттеру очень хочется, чтобы лучший друг был хотя бы немного посмелее, но это, увы, невозможно. Мама говорит, что людей нельзя переделать и нужно принимать такими, как они есть, и папа с ней согласен, а родителям Джеймс верит.

Сам он сейчас совершенно не боится — только сердце радостно замирает в предчувствии Большого Приключения и Настоящей Тайны. Кстати, одна надменная рыжеволосая особа недавно обсуждала с подругами странные отлучки Люпина — вот она удивится, когда Джеймс Поттер, на которого она не обращает никакого внимания, небрежным тоном сообщит ей правду! Тогда Эванс поймет, что ее слизеринское чучело — полное ничтожество. Она пожалеет, что выбрала не того парня, и начнет подлизываться к Джеймсу, но он останется глух к лести и ответит: «В Гриффиндоре есть много девчонок гораздо красивее и умнее, чем одна рыжая задавака!»

С этой радостной мыслью Поттер подходит к лестнице. Стараясь не шуметь, он поднимается по ней, приоткрывает люк, оглядывается и, не заметив ничего подозрительного, залезает в комнату. Она пуста и темна, освещается лишь светом луны, проникающим сквозь окна, но сверху доносится странный шум и нечто похожее на приглушенные стоны.

Джеймсу становится как-то не по себе. Он снимает рюкзак и кладет его в самый дальний угол комнаты, чтобы не споткнуться впопыхах, — а в следующую секунду сверху доносится громкий пронзительный вопль. Конечно, кричать могут не только люди, но и нежить, вот только сейчас совершенно ясно, что на втором этаже старенькой хижины мучается живой человек. Нужно подняться наверх и выяснить, что там происходит, но почему-то нет сил это сделать.

Вопль понемногу превращается в стон, а потом совсем умолкает. В хижине вновь воцаряется тишина, но странное оцепенение по-прежнему сковывает все тело. Вдруг откуда-то снизу раздается страшный скрип. Поттер зажимает рот рукой, чтобы не закричать, бросается к стене и с замиранием сердца видит, что люк, ведущий в подземный ход, открывается.

Безумной надеждой проносится в мозгу мысль, что это Петтигрю бросился на помощь другу. Но Джеймс тут же одергивает себя: Пит очень надежный и исполнительный. Если ему велели сторожить у Ивы — он будет это делать со всей возможной ответственностью и уговора не нарушит ни в коем случае.

А из люка вылезает человек, которого Поттер меньше всего ожидал здесь увидеть, — Сириус Блэк, неженка и маменькин сынок. Осмотрев комнату, он направляется к лестнице, ведущей на второй этаж, — но тут сверху доносится новый вопль, громче прежнего. Блэк вздрагивает, негромко вскрикивает и закусывает губу; впрочем, от такого слабака, как он, глупо ждать смелости. Когда вопль стихает, Сириус еще некоторое время стоит неподвижно, а потом все же продолжает свой путь к лестнице. Это совершенно не устраивает Джеймса, и он резко спрашивает:

— Что ты здесь делаешь, Блэк?!

Да, такого труса, как Сириусеточка, не найдешь во всей школе! Он вздрагивает всем телом, громко вскрикивает, поворачивается лицом к комнате и начинает оглядываться по сторонам с совершенно очумелым видом, а потом дребезжащим девчачьим голоском спрашивает:

— Кто здесь? Отзовись ради Мерлина и Морганы! Человек ты или дух — не молчи, раз уж заговорил! Или ты меня боишься?

— Только этого не хватало! — от такой наглости у Поттера перехватывает дыхание. — Ты сам меня боишься!

— Не боюсь, — Блэк стискивает зубы, — просто очень неудобно разговаривать с невидимым собеседником.

— А, понятно, — Джеймс и забыл, что по-прежнему одет в мантию-невидимку. У него появляется сильный соблазн оставить все как есть, но, что ни говори, это не совсем честно. — Тогда смотри, Сириусеточка!

Когда мантия-невидимка перестает скрывать своего владельца, Блэк снова вздрагивает, а потом испуг на его лице сменяется удивлением:

— Что ты здесь делаешь, Поттер?

— Это тебя не касается!

— А как ты сюда попал? — Сириус озадаченно трет лоб. — Первокурсников в Хогсмид не пускают, а о подземном ходе знают только домовики Хогвартса…

— Как видишь, не только они, — Джеймс довольно ухмыляется, — но и мы с Питером! Кстати, как он тебя пропустил?

— Кто?

— Питер!

— Он пропустил меня, — на губах Блэка змеится надменная улыбка, — потому что его там не было! Я спустился в подземный ход без малейших препятствий и не обнаружил поблизости никакого Петтигрю!

— Врешь! — от бешенства становится нечем дышать. — Питер не предает друзей!

Трусливый маменькин сынок ухмыляется еще гадостнее:

— Если Петтигрю такой замечательный, то как я оказался здесь? Говорю же, в подземелье никого не было!

— А зачем Питеру спускаться в подземелье?! Он у Ивы дежурит, где я его и поста… — Поттер осекается, понимая, какую непростительную оплошность совершил.

— Значит, в подземный ход, ведущий в эту хижину, можно войти из разных мест? — как нарочно, Блэк все схватывает на лету. — Интересно! Хотя удивляться тут нечему. Хогвартс построили на рубеже тысячелетий, а времена тогда были неспокойные. Не сомневаюсь, в замке и его окрестностях есть много подземных ходов, чтобы уйти из школы, если нападут враги. И спуститься в каждый из туннелей наверняка можно из разных мест. Интересно, знает ли сейчас хоть кто-нибудь все подземные ходы Хогва…

Вдруг сверху доносится невыразимо страшный пронзительный вопль, больше похожий на вой. От него кровь стынет в жилах. Сириус вздрагивает, но Поттер не может его за это винить, потому что сам с трудом сдерживает крик ужаса.

Вопль длится долго. Очень долго. А когда он умолкает, Блэк, как ни странно, первым приходит в себя и хрипло спрашивает:

— Так зачем ты сюда пришел, Поттер?

— Чтобы понять, зачем сюда водят Люпина, — собственный голос кажется чужим.

— Могу объяснить, — Сириус закусывает губу. — У Ремуса есть некоторые проблемы, а Альбус Дамблдор помогает ему их решать. Во всяком случае, именно так считают школьные домовики, а я им верю. Слуги знают обо всем больше, чем многие хозяева…

— Ты хочешь сказать, что это Дамблдор там наверху мучает Ремуса?! — от возмущения перехватывает дыхание, голос срывается на крик. — Не смей оскорблять директора! Он добрый, он заботится о студентах, а не мучает их! Ты врешь! Все вы, темные, ненавидите Дамблдора, потому что он сильнее вас, и пытаетесь оболгать! Ты врешь!

— Если тебе приятно так думать — можешь считать, что я лгу, — Блэк пожимает плечами. — У меня нет времени тебя переубеждать…

Если бы Сириус начал возражать, то Джеймс окончательно поверил бы, что он лжет. Но это холодное равнодушие сбивает с толку и вызывает желание разобраться.

— Погоди-ка! — простая мысль приходит в голову и все объясняет. — Я не верю, что школьные эльфы с тобой откровенничают! Не могли они выдать тебе тайны директора! С другими студентами домовики вообще не разговаривают, так почему для тебя сделали исключение?!

— Тебя это не касается, Поттер, — сквозь зубы отвечает Блэк. — У каждого есть свои тайны…

— Не будут эльфы откровенничать с человеком, который даже маглорожденных чародеев за людей не считает, а уж к домовикам и вовсе относится как к бессловесной скотине! Все знают, как у Блэков живется эльфам, и их собратья из Хогвартса не станут с тобой разговаривать ни за какие деньги! Так что ты врешь!

Сириус молча пожимает плечами, и от этого на душе становится как-то неспокойно. Вести себя так, как Блэк, может только человек, уверенный в собственной правоте.

— Хорошо, давай на минуту предположим, что домовики сказали тебе правду о Дамблдоре. Но как ты заставил их это сделать?! Признавайся! Ты угрожал эльфам?! Мучил их?! Если ты сумеешь мне все объяснить, то я, может быть, тебе поверю. А если ты промолчишь, то получается одно из двух. Или ты действительно причинил домовикам какое-то зло или хотя бы угрожал это сделать, или ты сейчас лжешь, чтобы очернить Дамблдора!

— Я на эльфах Круцио испытывал, неужели непонятно?! — зло спрашивает Сириус и хочет сказать что-то еще, но сверху снова доносится вопль, более страшный, чем все предыдущие. Когда он смолкает, Блэк устало говорит: — Пока мы тут выясняем отношения, наверху кто-то мучает Ремуса. Не знаю, Дамблдор это или кто-то другой, хотя эльфийка упоминала именно директора Хогвартса. Но, кто бы ни был сейчас с Люпином наверху, — по-моему, он использует Круцио. Обычные боевые заклятия предназначены для того, чтобы ранить противника, и только Круцио создавалось, чтобы причинить человеку как можно более сильную боль. Потому оно и относится к Непростительным…

— Откуда ты знаешь?! Это же секретная информация!

— С чего ты взял?! Она есть в любом учебнике по ЗОТС для старшекурсников.

— А зачем ты читаешь учебники для старшекурсников?!

— Тебе не поня…

Тут сверху снова раздается вопль, уже совершенно нечеловеческий. Сириус разворачивается и быстро идет к лестнице, ведущей на второй этаж. Джеймс бормочет сквозь зубы ругательство и бросается следом.

На лестнице темно, но глаза уже привыкли к полумраку. Блэк говорит очень тихо, но отчетливо:

— Тот, кто мучает Ремуса, наверняка сильнее нас. Но этот ублюдок сейчас занят и не обратит внимания на скрипнувшую дверь: ведь предыдущие два раза ему никто не мешал. Так что немного времени у нас будет. Как только я распахну дверь — быстро заходим внутрь и по моему сигналу бьем гада Ступефаем. Надеюсь, ты знаешь это заклинание?

— Еще бы! Ведь мой отец — аврор, он меня учил… — Поттеру очень хочется возмутиться и спросить, по какому праву Блэк командует, но сейчас, увы, для этого совершенно неподходящее время.

— И то хорошо, — Сириус кривит губы в улыбке, и в этот момент сверху снова раздается вопль — ужаснее всех остальных вместе взятых. Сердце Джеймса екает и проваливается в пятки. Блэк закусывает губу и что-то бормочет себе под нос.

Вопль стихает, лишь когда они оказываются у двери в комнату второго этажа. Сириус медлит несколько секунд, а потом чуть слышно говорит:

— Бей на счет три! Раз, два… — он рывком распахивает дверь, быстро заходит внутрь — Поттер еле успевает войти следом, — что есть силы орет: — Тр… — и вдруг умолкает на полуслове.

Через долю секунды Джеймс все понимает и сам. Комната темна — ее освещает лишь слабый свет луны — и пуста. Поттер хочет спросить, кто же здесь так орал, как вдруг слышит шорох, доносящийся из дальнего угла.

— Подстрахуй меня! — командует Блэк, произносит: — Люмос! — и направляет палочку в тот угол, где шумели. Джеймс, молча ругая себя за мягкотелость и послушность, вспоминает уроки отца и дяди Аластора и встает в боевую стойку.

— Ой! — от неожиданности губы сами растягиваются в улыбку.

В ярком свете Люмоса видно, что в углу сидит симпатичный пушистый щенок — уже не беспомощный малыш, но еще и совсем не взрослый. В лучах света он начинает неуверенно рычать.

— Ты, наверное, есть хочешь? У меня внизу сэндвичи, я сейчас принесу, только сначала поглажу тебя… — Джеймс осторожно подходит к щенку.

— Поттер!!! Назад!!! — вопль Блэка громкостью и пронзительностью почти не уступает тем, что звучали в хижине совсем недавно. — Назад, Поттер! Уходим быстро, но без резких движений! Не подходи к нему! Это смерть!

Только маменькин сынок может до полного одурения испугаться такого симпатичного щенка! Джеймс приближается к собаке, бормоча что-то ласковое, но Сириус хватает его за шиворот и тащит к выходу, продолжая вопить:

— Уходим! Уходим!

Поттер подчиняется — сначала от неожиданности, а потом из-за беспокойства за щенка: от воплей Сириуса тот встревожился и начал рычать громче. Да и истерику Блэка нужно как-то успокоить…

На лестнице Сириус умолкает, но продолжает держать Джеймса, хотя тот уже идет сам. Спустившись вниз, Блэк не останавливается, а, к удивлению Поттера, шагает к входной двери. Выбравшись наружу, Сириус быстро уходит прочь от хижины, рискуя переломать ноги в вечерней тьме. Отойдя на довольно приличное расстояние, он останавливается и некоторое время стоит, тяжело дыша. Когда глаза привыкают к темноте, Блэк наконец-то отпускает Джеймса, садится на поваленное дерево, лежащее неподалеку, закрывает лицо руками и начинает бормотать:

— Мерлин могучий, Моргана заступница! Мерлин могучий, Моргана заступница! Мерлин могучий, Моргана заступница!

Поттер разрывается от злости и любопытства, но, вспомнив рассказы отца о работе, дает Блэку время успокоиться: с человеком в таком состоянии говорить бесполезно. Когда тот наконец умолкает, Джеймс осторожно спрашивает:

— Да что на тебя нашло в хижине? Щеночек, по-моему, вполне безобидный…

— Чтоооо?! — Сириус выкрикивает это слово так громко, что, наверное, слышно во всей округе. — Ты так ничего и не понял?! Это не щеночек, а…

— Волчонок? — спешит исправиться Поттер. — Да он же совсем крохотный, он бы не причинил нам вре…

— Это оборотень, балда! — Блэк вскакивает на ноги и начинает быстро шагать взад-вперед вдоль поваленного дерева. — Оборотень! Если бы он укусил одного из нас — мы бы оба раз в месяц обрастали шерстью и теряли разум!

— Если бы он укусил одного из нас — один бы и обрастал, — возражает Джеймс, и тут до него доходит. — Оборотень?! Да с чего ты взял?!

— А форма головы, а зрачки, а кисточка на хвосте?! Ты все это видел?! — Сириус стонет, хватается за голову и вновь садится. — Поттер, ты хоть одну книжку в своей жизни читал, а?!

— Конечно, читал! «Волшебные твари и где их искать» — моя любимая!

— Так вспоминай, что там написано!

На самом деле Джеймс читал в книге прославленного путешественника Ньюта Скамандера только рассказы о чудовищах, но оборотни как раз относятся к их числу. Вспомнив картинку в главе о вервольфах, Поттер сравнивает ее с виденным в хижине щенком — и вдруг сглатывает, чувствует, что ноги не держат, и садится рядом с Блэком.

— То есть это он нас обоих мог укусить? — собственный голос кажется до отвращения писклявым и детским.

— Еще как мог! — отвечает Сириус с какой-то даже гордостью.

— Тогда получается, что ты мне жизнь спас! — осознавать этот факт неприятно, но врать себе Джеймс не любит. — Спасибо…

— Да не за что! — хмыкает Блэк. — Хотел сказать: «Когда-нибудь сочтемся», — но лучше бы не надо…

Некоторое время они сидят молча, а потом Поттеру приходит в голову вполне закономерный вопрос.

— Погоди! Если на втором этаже сидел оборотень, то кто там вопил? Если бы он кого-то убивал, мы бы увидели… тело…

— Оборотень и вопил, — неохотно отвечает Сириус. — Трансформация в волчий облик очень болезненна, и, судя по всему, происходила она как раз в тот момент, когда мы пришли в хижину.

Джеймс вдруг вспоминает о причине своей экспедиции — и спрашивает, даже не пытаясь скрыть растерянность:

— А зачем Люпина водили в дом, где держат оборотня? Это же очень опасно! Но Ремус здесь точно был — я нашел в хижине клочок бумаги, исписанный его рукой!

— Сам не пой… — Блэк вдруг умолкает на полуслове, а потом говорит дрожащим голосом: — Мерлин могучий, Моргана заступница! Это Ремус и есть!

— Что-что?! — Поттеру кажется, что он ослышался.

— Ремус Люпин — оборотень! — мрачно произносит Сириус. — Поэтому его от нас и уводят каждое полнолуние — чтобы он своим превращением никому не причинил вреда! Потому Люпин и вздрогнул, когда я сказал, что нелюдей в Хогвартс не пускают. И оборотень еще не взрослый, а подросток, как и сам Ремус…

Джеймс отчаянно пытается найти подходящие возражения, но не может. Медленно, но верно он осознает простой и страшный факт: его однокурсник — нелюдь.

— Не хочешь же ты сказать, что Дамблдор позволил принять в школу одержимого волка?! — Поттер возражает только из чувства противоречия. — Он же может взбеситься и полшколы перекусать!

— Укус оборотня опасен, только когда он находится в волчьем обличье, — объясняет Блэк почти таким же поучающим тоном, как профессор Макгонагалл. — Интересно, Поттер, ты «Волшебных тварей» действительно читал или только картинки рассматривал?

— Читал! — Джеймс очень рад, что темнота скрывает его смущение.

— В человеческом виде вервольф может хоть всю школу перекусать — и никому ничего не будет! — торжественно произносит Сириус и неожиданно заканчивает: — А жаль…

— Что ты имеешь в виду?! — Поттер чувствует себя совсем сбитым с толку.

— Вот бы Люпин укусил Филча — и тот превратился в оборотня! — мечтательно говорит Блэк.

— Или Снейпа, — подхватывает Джеймс. В подробностях представив, как тихий, вежливый Люпин кусает грозного Филча или мерзкое слизеринское чучело, Поттер начинает хохотать и никак не может остановиться. Сириусу, кажется, пришли в голову те же самые мысли, потому что он тоже смеется, — и несколько минут в ночи слышен только громкий хохот.

Отсмеявшись, Джеймс утирает слезы, с некоторым трудом возвращается к невеселой реальности и растерянно спрашивает:

— И что же нам теперь делать?

— А что ты предлагаешь?

— Если хоть кто-то еще в школе узнает, что Рем — оборотень, то поднимется страшный скандал.

— Вот именно, — в голосе Блэка звучит безнадежность. — И громче всех взвоют мои родственнички. Можешь мне поверить, они не успокоятся, пока не выживут Люпина из Хогвартса…

Поттер вспоминает робкого, застенчивого Рема — теперь ясно, почему он такой несчастный, — и понимает, что не хочет выгонять бедолагу из школы. Люпин ведь не виноват, что раз в месяц становится волком, — он или родился оборотнем, или его укусили… Решение проблемы находится быстро:

— Блэк, запомни как дважды два четыре, — Джеймс вкладывает в голос всю возможную угрозу, — если ты хоть кому-то проболтаешься о Реме, мы с Питером тебе жить в школе не дадим! Усек?!

— Поттер, запомни: если ты хоть кому-то кроме Петтигрю проболтаешься о Реме или твой приятель его выдаст, то я вам обоим жить в школе не дам, — голос Сириуса звучит не так грозно, но очень веско. — Усек?

Некоторое время Джеймс пытается уверить себя, что Блэк лжет, как это принято у темных волшебников. Но все усилия заканчиваются позорной неудачей: Поттер чувствует, что Сириус говорит искренне.

— И… что нам теперь делать? — да что сегодня такое, почему сын доблестного аврора постоянно спрашивает совета у маменькиного сынка?!

— Возвращаться в школу и держать язык за зубами, — Блэк поднимается на ноги. — Пошли, что ли?

— Может, проведаем Рема? У меня сэндвичи с собой, я бы его покормил…

— Не советую. Хищники больше любят мясо, чем бутерброды, а реакция оборотней намного быстрее, чем у человека. Так что если вервольф захочет тебя цапнуть, то я вряд ли успею его остановить.

— Тогда идем в школу! — Джеймс со вздохом встает.

Вдвоем они подходят к двери в хижину и видят, что она открыта. ОТКРЫТА… Сириус забыл ее закрыть, уходя.

— Не мог он сбежать! — в голосе Блэка звучит непривычная растерянность. — Волкам и собакам очень трудно передвигаться по лестницам!

Сердце екает и уходит в пятки, однако Поттер говорит как можно тверже:

— Но проверить все равно нужно. Ты представляешь, что Рем может натворить, если он сбежал?! Нужно осмотреть дом.

— Что с Люпином могут сделать, если он сбежал, я тоже представляю, — Сириус решительно кивает. — Ты прав! Мы не имеем права уходить, не убедившись, что с Ремом все в порядке, насколько это вообще возможно в его положении…

— Чур, я осматриваю первый этаж, а ты меня страхуешь! — Джеймсу до ужаса надоело быть вечно вторым.

— Хорошо, — Блэк соглашается неожиданно быстро. — А если Рема там нет — я осматриваю второй, а ты меня страхуешь. Идет?

— Хорошо, — отзывается Поттер, хотя на самом деле у него очень мрачно на душе. Ну почему этот чертов маменькин сынок всегда оказывается в выигрыше?!

Они внимательно осматривают хижину, заглядывая в каждый закоулок. Никого не обнаружив, повторяют обыск — с тем же результатом, — а затем вновь выходят на свежий воздух.

— Это я виноват, — растерянно бормочет Сириус. — Так торопился уйти из дома, что оставил все двери открытыми…

— Важно не кто виноват, а что делать, — Джеймс не может осуждать Блэка, спасавшего его жизнь. — Хорошо еще, что люк, ведущий в подземелье, ты захлопнул очень плотно, так что в Хогвартс Ремус точно не попадет. Интересно, почему он не попытался на нас напасть, когда вышел из хижины? Мы ведь не ждали атаки…

— Оборотни, как и волки, — охотники, но не убийцы и не самоубийцы. Ремус понял, что не сможет справиться с нами обоими, — да и один из нас, думаю, пока для него великоват, — а волчий нюх чуял, что в отдалении есть много другой еды. Вот Люпин и не стал рисковать…

— Так что же нам сейчас делать? — Мерлин, ну почему сын доблестного аврора весь вечер ведет себя как дитя малое и просит совета у маменькиного сынка?!

— Нужно звать на помощь Дамблдора, — решительно говорит Сириус. — Он принял Люпина в школу, так что несет за него ответственность. Возвращайся в Хогвартс, а я пока поищу здесь…

— Согласен, но с одной оговоркой. Ты иди в школу, а я Рема поищу.

— Нет, в Хогвартс нужно идти тебе! У меня реакция лучше, и я читал «Волшебных тварей» и учебники по ЗОТС для старших курсов, так что знаю, как обращаться с вервольфами.

— Это у меня реакция лучше, потому что я регулярно тренируюсь в ловле снитча! А еще у меня есть сэндвичи, и я могу подманить ими Люпина! Так что возвращайся ты, а я поищу!

— Нет, идти в школу нужно те… — Блэк обрывает себя на полуслове. — Ну вот, опять мы спорим и теряем время! Неужели ты не понимаешь, что возвращаться должен ты?!

— Неужели ты не понимаешь, что возвращаться должен ты?!

— Ну почему ты такой… упрямый, Поттер?! — грустно хмыкает Сириус. — Ладно, давай подведем итоги. Я идти в Хогвартс не хочу, ты тоже не хочешь, и заставить друг друга мы не можем. Значит, придется искать Ремуса вместе. Как ты намерен действовать?

— Подманю сэндвичами. Он ведь наверняка успел проголодаться…

— А как ты собираешься его искать?

— Ну… В Хогсмид Рем вряд ли пойдет, раз уж остерегается нападать на людей. А если даже он туда и отправится, то ничего интересного не найдет. В деревне рано ложатся спать, поэтому прохожих на улицах уже нет, а ворота и двери домов заперты. Так что, думаю, из Хогсмида Люпин уже ушел, даже если и заглядывал туда. Кроме того, если бы его увидели и поняли, что это оборотень, то в деревне поднялся бы шум, зажглись огни, а раз все тихо, — значит, Рем еще на свободе.

— Я согласен с тем, что если бы Люпина обнаружили и узнали в нем оборотня, то в Хогсмиде сейчас было бы шумно и светло, но вот все остальное… — Сириус стискивает зубы. — А если Рема приняла за щеночка и подобрала какая-нибудь сердобольная подслеповатая старушка-полуночница? А если он забился в угол заброшенного дома в глухом переулке? Нет, Хогсмид нельзя сбрасывать со счетов! Впрочем, Люпин вполне мог побежать и в любое другое место…

— И как же ты собираешься его искать, раз такой умный?!

— Не знаю, насколько я умный, но не ясновидящий точно, — Блэк сжимает кулаки, — поэтому не имею ни малейшего представления о том, куда отправился Рем. В такой ситуации единственный выход — бросить жребий на направление, в котором нужно идти. Метод дурацкий, но проверенный, он никогда меня не подводил…

Джеймс хочет посмеяться над идиотским способом, но не может, потому что сам думал только о том, как подманить Люпина, когда он найдется, а не о том, где его искать.

— Хорошо, бросай, а я пока достану сэндвичи из рюкзака. Больше нам ничего не понадобится, а в поисках он будет стеснять движения…

Поттер быстро возвращается в хижину. Спеша поскорее открыть рюкзак, он царапает руку об его острую железную застежку. Из пореза течет кровь, но останавливать ее нет времени. Достав из рюкзака сверток с едой, Джеймс убирает его в карман мантии — и нащупывает там какую-то коробочку. Несколько минут Поттер вспоминает, что это такое, а потом бросается к двери, выходит наружу и кричит на бегу:

— Эй, Блэк, если ты еще не бросил жребий, то и не начинай! Я знаю, как найти Рема!

— И как же? — судя по голосу, Сириус не очень верит, но все же надеется.

— У меня есть золотой снитч! — торжественно заявляет Джеймс, вернувшись к Блэку. — Его мне папа подарил на день рождения. Я точно знаю: снитч все-все-все понимает! Люпина он видел несколько раз, я сейчас объясню, что случилось, и снитч полетит на поиски!

— Моргана заступница! — Сириус хватается за голову. — Поттер, ты хоть одну книгу в своей жизни прочел?! Мерлин еще полторы тысячи лет назад доказал, что у вещей нет души, и они понимают только то, что вложили в них их создатели. Снитч придуман не для поисков пропавших оборотней, а для квиддича, поэтому он никогда не найдет Рема, тем более что в волчьем облике его не видел. Ты еще скажи, что у вопиллера есть душа!

— Насчет вопиллера не знаю, и в том, что у снитча есть душа, я тоже не уверен, но понимает он меня точно! — Джеймс достает из коробочки золотой шарик, ярко сияющий в темноте, кладет на ладонь и говорит, стараясь отчетливо произносить слова: — Послушай, у нас очень большие проблемы, и только ты можешь помочь! Беда случилась с Ремусом Люпином — ты же его помнишь, верно? Но сейчас Рем выглядит не как человек, а как волчонок или щенок — он похож на Вольфи, который живет у наших соседей Барретов. Люпин убежал, и нам нужно найти его как можно скорее, но мы не знаем, куда он направился. Пожалуйста, облети окрестности и найди Рема, я очень тебя прошу!

— Двадцатый век, торжество прогресса! — хмыкает Блэк. — Студент лучшей в мире школы чародейства и волшебства заговаривает снитч, словно старая безграмотная ведь… — в этот момент золотой шарик взлетает с ладони и исчезает в темном небе, и Сириус не очень уверенно заканчивает: — По-моему, ему просто полетать захотелось. Засиделся он у тебя в коробке…

— Если у снитча нет души, как он может чего-то хотеть? — ехидно спрашивает Поттер.

— Стремление к полету заложили в снитч его создатели, но я не уверен, что он захочет к тебе вернуться.

— Это мы еще посмотрим!

— Смотреть будем ровно десять минут, — Сириус подносит руку с часами к глазам, пытаясь в темноте разглядеть стрелки, — а потом я брошу жребий.

— Хорошо…

— Кстати, что у тебя с рукой? Там кровь. Рем тебя не… покусал? Если он тебя хотя бы царапнул — нужно немедленно возвращаться в школу! Сейчас есть противовервольфные вакцины. Если обработать ими рану сразу после укуса, то не превратишься в оборотня. Но нужно спешить! Времени остается мало…

— Ты с ума сошел? Я к Люпину и близко не подходил, — справедливость требует добавить, — потому что ты не позволил. А руку я оцарапал о застежку рюкзака — это просто ерунда, кровь уже не течет и засохла…

— Хочется надеяться…

Ожидание длится мучительно долго. Ночь тиха, темна — даже в Хогсмиде не видно ни одного огонька, так что лишь лунный свет немного рассеивает мрак — и холодна. Джеймс вспоминает о свитере, лежащем в рюкзаке, но боится уйти в хижину даже на минуту. Вдруг снитч вернется именно в этот момент, не найдет хозяина и отправится в новый полет?!

Поттер почти перестает надеяться, когда словно из ниоткуда перед глазами появляется золотой шарик.

— Смотри! Он вернулся! А ты сомневался!

— И что нам теперь делать? — Блэк явно все еще не верит в чудесные способности снитча.

Словно отвечая на этот вопрос, золотой шарик отлетает немного вперед, но остается в поле зрения людей, явно приглашая следовать за собой.

— Пошли за снитчем! — решительно говорит Сириус. — Мы ведь все равно не знаем, куда нам идти, так не все ли равно?!

Блэк быстро идет по направлению к золотому шарику, но не успевает приблизиться к нему. Снитч вновь отлетает еще ненамного вперед, так что его опять приходится догонять.

— Если тебе все равно — иди куда хочешь, а я отправлюсь за снитчем, — не выдерживает Джеймс, бросаясь вслед за Сириусом

— Я уж лучше пойду с тобой, — хмыкает Блэк. — Правильного направления я все равно не знаю, а вдвоем поймать оборотня проще, чем одному. Кстати, ты думал о том, как мы будем его ловить? Предлагаю сделать вот что. Ты подманиваешь Рема сэндвичами, а я тебя страхую. Как только он начнет смотреть на тебя или на еду, я ударю его Ступефаем. В ту же секунду ты бросишь сэндвичи и ударишь Люпина тем же заклятием. На оборотней магия действует не так сильно, как на людей, но Рем еще маленький, так что, надеюсь, наших объединенных усилий хватит. Затем каждые десять минут будем обновлять заклятия — или раньше, если он начнет шевелиться…

— Ты собираешься обездвижить Люпина?! — Поттеру становится не по себе.

— А ты хочешь тащить его в хижину полным жизни и энергии?! — Сириус хмыкает. — Герой! Но помогать тебе я не буду и за последствия не отве… Ой! — он спотыкается в темноте и с трудом восстанавливает равновесие.

— Под ноги смотри внимательно! — Джеймс знает, что радоваться чужим несчастьям нехорошо, но сейчас ничего не может с собой поделать. — Мне некогда будет с тобой возиться, если ты покалечишься!

— Ты лучше за собой смотри! — огрызается Блэк.

Поначалу снитч ведет их по направлению к Хогсмиду, но в центр не летит, а проносится над окраиной. Потом деревня остается позади, и Поттер вздыхает с облегчением. Значит, местные жители не причинили вреда Рему, а он — им…

Когда крылатый проводник улетает в сторону от людского жилья, Джеймс начинает тревожиться, не переломают ли они ноги, но быстро успокаивается. Глаза вроде привыкли к темноте, полная луна дает немало света, да и от снитча исходит сияние, конечно, несравнимое с лунным, но достаточно яркое. Кроме того, золотой шарик явно старается лететь над тропинками. Хотя они совсем узкие и едва различимы в темноте, но это лучше, чем бездорожье.

Некоторое время путь проходит неподалеку от озера, и в воздухе веет сыростью. Еще через несколько минут Сириус спрашивает ничего не выражающим тоном:

— Ты понимаешь, куда мы направляемся?

Поттер думает о том же, и его сердце екает. Он отвечает, стараясь говорить как можно спокойнее:

— В Запретный Лес. Если ты… — почему-то не хочется обвинять Блэка в трусости, — передумал идти, то возвращайся в школу, а я все равно буду искать Люпина.

— Ты сам возвращайся, если… устал! — сердито возражает Сириус. — А я продолжу путь. Ремус ведь ребенок, он впервые попал в лес в волчьем облике и не знает, как нужно себя вести! А там водятся разные дикие и агрессивные твари, в том числе обычные волки…

— А медведи там есть? — Джеймс очень надеется, что голос не дрожит.

— Нет, — Блэк явно улыбается. — Раньше водились, а теперь — нет. Ты разве не знаешь эту историю? Хотя ты же книг не читаешь… Лет двадцать назад в Запретном Лесу жило несколько медведей, но их убили браконьеры — этих негодяев потом поймали и приговорили к пожизненному заключению в Азкабане за уничтожение последних медведей Англии. Уцелел только медвежонок; его подобрал русский волшебник, который путешествовал в наших краях. Чтобы не было проблем с таможней, он превратил звереныша в человека и вернулся с ним на родину…

— Как же этого русского не задержали на границе?! Разве таможенники не могут определить истинную сущность людей и вещей, которые прибывают в Англию или уезжают из нее?!

— Могут, но иногда ленятся использовать соответствующие устройства. А, как выяснилось позже, мнимый ребенок путешествовал по документам сына русских эмигрантов, живших в Лондоне, — они дружили с этим волшебником. Советы очень резко реагировали на любые попытки помешать своим бывшим гражданам вернуться на историческую родину, вот таможенники и не стали слишком усердствовать. А вообще-то, за попытку вывоза из Британии ценного исчезающего животного полагается длительный срок в Азкабане…

— Ох, какие же эти русские подлые пройдохи! Жалко, что его не поймали! — новая мысль отвлекает Поттера от возмущения подлостью иностранцев. — Но сущность у мнимого ребенка ведь все равно осталась медвежьей? Представляю, как намучился с ним этот русский!

— Наверняка, но со временем он сумел воспитать приемыша как человека. Не понимаю, как можно было это сделать! Но бывший медвежонок тосковал по родному лесу и мечтал вернуть себе прежнее обличье. Вот только вредный волшебник заколдовал малыша так, что тот мог снова стать медведем лишь при одном условии — если его полюбит и поцелует настоящая принцесса. А на дворе двадцатый век, принцесс осталось мало…

— И чем все закончилось? Нашел медведь подходящую принцессу?

— Искал он долго, видел многих принцесс — ни одна ему не нравилась и не хотела его поцеловать. Но однажды медведю встретилась-таки нужная принцесса, вот только он долго не позволял ей себя целовать, потому что влюбился и расхотел становиться медведем, — в голосе Сириуса слышно явное отвращение.

— Но в конце концов она его все же поцеловала, и он превратился? — радостно подхватывает Джеймс.

— Она его действительно поцеловала, но он так и остался человеком, — вздыхает Блэк. — Все русские волшебники ужасно неквалифицированны! Так что медведь женился на принцессе, и жили они долго и счастливо. На этом и закончилась история британских медведей…

— Да, от русских ничего хорошего ждать не приходится... Ой, что это?!

Слушая рассказ Сириуса, Поттер и не заметил, как они подошли к опушке Запретного леса. Отсюда видно то, что оставалось незамеченным раньше: чащу ярко освещают высокие огни, горящие в глубине.

— Не знаю, — отвечает Блэк после недолгого молчания, — никогда о таком не читал. Но, — он принюхивается, — это явно не пожар, иначе мы услышали бы треск горящих деревьев и почувствовали запах дыма. Так что можно смело идти вперед!

— Да, пожалуй, — к своему бесконечному стыду, Джеймс чувствует, что сейчас никак не может назвать себя смелым. Непонятные огни, горящие в чаще, тревожат куда больше, чем должны бы. Очень хочется, чтобы снитч сменил направление и отправился куда-нибудь в другое место.

Но он, разумеется, летит в лес — хорошо еще, над узенькой тропинкой, а не над буреломом, который ее окружает.

В чаще тихо, нет ни малейшего запаха дыма, и Поттер с трудом подавляет вздох облегчения. Но высокие огни с каждым шагом все ближе, и от этого как-то не по себе.

— Похоже, они расположены по обе стороны тропинки, — немного хрипло говорит Сириус. — Не знаю, что это такое и опасно ли оно, но я сейчас достану палочку и приготовлюсь к возможной атаке.

— Снитч не повел бы нас в опасное место, — собственный голос срывается на писк. — Уверен, в огнях нет ничего страшного!

— К сожалению, я неодушевленному предмету доверяю меньше, чем ты, — отвечает Блэк и лезет в карман.

Джеймс, помедлив, тоже достает палочку и произносит небрежно:

— Осторожность в любом случае не повредит, а береженого Бог бережет. Так думает мой папа…

— Твой отец абсолютно прав, — отвечает Сириус серьезно, а потом хмыкает: — Интересно, в кого ты такой уродился?

Поттер хочет сказать мерзкому маменькиному сынку что-нибудь ехидное, но вдруг понимает, что огни уже совсем близко. Теперь видно, что они висят в воздухе по обеим сторонам тропы. Это немного похоже на ворота, парящие над землей.

— Идем не сворачивая, — говорит Блэк вполголоса, — не совершаем резких движений, первыми не нападаем, но в случае малейших действий в наш адрес бьем не раздумывая.

— Чем бьем? — в этот вопрос Джеймс вкладывает все свое возмущение командирскими замашками изнеженного аристократа. — Какие заклятья защитят от непонятного пламени?!

— Заклинание Агуаменти проливает средней силы дождь над человеком или предметом, против которого направлено. Вода опасна для большинства видов огня, в том числе и магических. Запомнишь, как произносить? А-гу-а-мен-ти!

— Запомнил, не маленький!

С каждым шагом огни все ближе, и только теперь понятно, какие они высокие — в три-четыре человеческих роста. На людей пламя не обращает ни малейшего внимания, но это не успокаивает. В горле пересохло, сердце стучит как сумасшедшее, колени подгибаются. Очень хочется развернуться и броситься бежать прочь из леса, но Поттер смотрит на Сириуса, сосредоточенно шагающего рядом, — и продолжает путь.

Когда огни оказываются совсем рядом, становится видно, что они очень похожи на занавеси, колышутся от малейших порывов ветра и состоят из множества мелких огоньков.

— Ой! — Блэк вдруг улыбается. — Да это же светляки! Вот уж не думал, что они еще не впали в спячку так поздно осенью! Хотя в Запретном лесу все возможно, да еще в такое вре… — он хлопает себя по лбу и улыбается еще шире: — Как я сразу не сообразил! Это же огни Самайна! Ты знаешь, что такое Самайн?

— Конечно! — от возмущения наглостью маменькиного сынка перехватывает дух. — Это старинный кельтский праздник, он отмечается в ночь с тридцать первого октября на первое ноября. Кельты считали, что в эту ночь меняется цвет времени, открываются врата между небом, землей и подземным миром… — голос предательски дрожит, но простая мысль придает уверенности: — Но сейчас ведь уже ноябрь! Самайн давно прошел!

— В разных местах этот праздник отмечают в разные дни, и кое-где — в начале ноября. — Сириус снова говорит так же поучающе, как профессор Макгонагалл. — Но везде и всюду люди на Самайн зажигают костры и танцуют вокруг них. Считается, что нелюди в этот праздник тоже зажигают огни, отмечая ими, — голос Блэка вдруг хрипнет, — границы между мирами…

— Но это ведь не настоящий костер, а рои светлячков, — Поттер очень старается говорить спокойно. — Наверное, светляки тоже отмечают Самайн и зажигают праздничный огонь так, как могут…

— Я думаю, ты прав, — отвечает Сириус хрипло.

Рои светлячков уже совсем рядом, золотой снитч почти не заметен среди огненных столбов, и через несколько шагов люди окажутся точно между ними. Джеймс закусывает губу и смотрит на Блэка. Тот негромко говорит:

— Ничего, прорвемся… — и шагает вперед.

Через несколько секунд они оказываются между двумя движущимися огненными полотнищами. От яркого света хочется зажмуриться, но делать этого ни в коем случае нельзя! Поттер крепче сжимает палочку.

В какой-то момент ему кажется, что они будут вечно идти между пламенными занавесями, — и Джеймс сам себе не верит, когда рои светлячков остаются позади, а впереди снова виден золотой снитч. Сириус с облегчением вздыхает, а потом вдруг ахает и указывает вперед:

— Смотри!

Впереди видны еще одни огненные столбы, колыхающиеся по обеим сторонам тропы, а за ними высятся новые и новые.

— Ничего, прорвемся! — улыбается Поттер. — Как говорит папин коллега дядя Аластор, труден только первый раз!

— Это точно! — Блэк тоже улыбается.

Благополучное преодоление первых огненных ворот подняло настроение, и Джеймс понимает, что у него есть очень много вопросов.

— Интересно, что такое смена цвета времени?

— Батильда Бэгшот в своей «Истории магии» пишет, что, согласно поверьям кельтов, это граница между теплым и холодным сезонами, — голос Сириуса опять звучит поучающе, но сейчас почему-то не раздражает. — В Самайн пора роста растений и размножения зверей сменяется временем бесплодия, замирания всего сущего. И именно потому, что тепло уходит из мира, открывая дорогу холоду, в Самайн обретают свободу многие силы, опасные для всего живого…

— Понятно, — расспрашивать дальше отчего-то не хочется.

Джеймс сначала считает огненные ворота, через которые приходится проходить, но потом сбивается и бросает это занятие. Раз за разом ночная тьма сменяется ослепительным светом, чтобы потом стать еще непрогляднее. Светляки не обращают на людей ни малейшего внимания, но тревога не исчезает, а тихо царапается где-то под сердцем.

Когда все до одного рои светляков остаются позади и тропа вновь становится темна, как и положено в это время суток, Поттер не верит глазам. Ему кажется, что путешествие по Запретному лесу длится всю ночь и давно пора наступить утру, но вокруг по-прежнему царит непроглядный мрак, освещаемый лишь Луной да летящим впереди снитчем.

— Интересно, когда же Рем остановится? — бормочет Блэк. — Должен ведь он рано или поздно устать!

От стыда Джеймсу хочется провалиться сквозь землю. Он ведь совсем забыл, зачем пришел в ночной лес! А вот Сириус помнит…

— Ничего, — говорит Поттер ободряюще. — Уверен, скоро мы Люпина догоним, поймаем, и все будет в порядке!

— Хочется надеяться, — Блэк почему-то смеется. — А вообще-то, нам еще повезло.

— Это в чем же? — впрочем, Джеймс и сам знает ответ: они по-прежнему живы, здоровы и даже не превратились в оборотней.

— Погода сегодня хорошая, — лениво объясняет Сириус. — Все последние недели шли дожди, а сейчас ясно. Представляешь, как бы мы шлепали по лужам под проливным дождем?

— Да уж, — от одной мысли об этом передергивает, — нам действительно повезло!

— Вот именно! — уверенно говорит Блэк, — значит, нам и дальше везти будет, и Рема мы най… Что это за шум?!

Поттер тоже слышит отдаленный страшный гул, от которого трясется земля, — и с трудом подавляет дрожь.

— На землетрясение похоже, — отвечает он, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Я, правда, сам не видел, но, судя по рассказам…

— Нет, — Сириус вдруг улыбается. — Это бежит большой табун. У дяди Сигнуса есть конюшня, и он порой выпускает лошадей пастись. Когда они все вместе бегут — звук почти такой же.

— А разве в Запретном лесу есть дикие лошади?

— Здесь много зверей живет, и обо всех, думаю, не знает даже лесничий, — пожимает плечами Блэк.

— А разве лошади бегают ночью?

— Обычно по ночам они спят, а бегают, только если их что-то напугает.

— Кто может напугать целый табун?!

— Откуда я знаю?! — в голосе Сириуса слышно раздражение. — Кони — существа нервные. Сова прокричала, или красноколпачник им показался, или боггарт… Нас это не касается.

Следуя за снитчем, Джеймс и Сириус идут дальше по тропинке. Через некоторое время Поттер говорит, стараясь ничем не выдать паники:

— По-моему, табун бежит в нашу сторону.

— Это только кажется, — решительно отвечает Блэк. — Ночью трудно определить направление звука.

Они молча продолжают свой путь. Гул дрожащей земли становится все громче, и Сириус наконец неохотно признает:

— Похоже, ты прав: лошади бегут прямо на нас. Но это не страшно: как только они покажутся, мы отойдем с дороги и переждем, только и всего.

Джеймс хочет съязвить по поводу недоверчивости Блэка, но почему-то не произносит ни слова.

С каждой минутой грохот приближается. Поттер с трудом подавляет желание сойти с тропы и броситься куда глаза глядят, но снитч летит вперед, и Сириус идет за ним.

Еще через некоторое время к гулу дрожащей земли добавляются крики, немного похожие на конское ржание, но все же иные. Снитч подлетает совсем близко к людям, которых завел так далеко, но продолжает двигаться вперед.

— Когда лошади покажутся, тогда и сойдем с тропы, — шепчет Блэк.

Несколько минут спустя шум становится оглушительным, и снитч улетает на обочину.

— Лошадей пока не видно, так что мы вполне можем пройти еще немного, — упрямо говорит Сириус.

— Но снитч уже…

— Не желаю я подчиняться указаниям безмозглого шара! — кричит Блэк. — Ночью звук разносится далеко, так что лошади кажутся ближе, чем они есть на самом деле. Ты посмотри вперед — дорога видна далеко, там никого нет!

На мгновение Джеймсу хочется заорать в ответ, а если чертов маменькин сынок не послушается — бросить его посреди дороги. Но, вспомнив некоторые события этого вечера, Поттер мягко говорит:

— Сириус, пожалуйста, я очень тебя прошу, давай уйдем на обочину! Пожалуйста, я ведь послушался тебя в хижине — послушай теперь ты меня!

— Ну если уж ты просишь, — Блэк насмешливо выделяет последнее слово и хмыкает, — то отказать тебе я не могу! Хотя времени потеряем уйму! По бездорожью далеко не уйдешь, а ждать лошадей, которые неизвестно когда появятся, можно хоть до утра.

Ворча, он все же сходит с тропы, и Джеймс со вздохом облегчения следует за Сириусом.

Снитч отлетает чуть дальше в чащу и замирает в воздухе. Они догоняют своего крылатого проводника, останавливаются и поворачиваются к тропе, которая все еще видна сквозь переплетение веток. Гул теперь намного громче, но даже из чащи очень хорошо видно, что дорога по-прежнему пуста.

— Чует мое сердце, стоять нам тут несколько ча… — ехидно начинает Блэк и вдруг негромко вскрикивает: — Что это?!

Поттер чувствует, что волосы на голове встают дыбом, а по коже бегут мурашки.

Гул и крики стали совершенно оглушительными, но не это заставляет сердце сжиматься от ужаса. Воздух пахнет потом, похожим на конский, но все же немного иным, и в ярком лунном свете, присмотревшись, можно разглядеть следы, которые копыта оставляют на размытой дождями земле, — но тропа по-прежнему пуста. На ней нет ни одной лошади.

— Сириус, что это такое?! — голос срывается на писк. — Почему мы их не видим?! Это призраки?!

— Призраки не оставляют после себя навоз, — на лбу у Блэка выступили капли пота, но упрямый маменькин сынок пытается улыбаться. — Видишь, кое-где на дороге появились черные кучки? Но я не понимаю, почему мы не видим лошадей — никогда о таком не читал и не слышал. Сильный маг может наложить на целый табун разиллюзионные чары, но зачем это нужно? Ведь лошадей все равно слышно…

Тем временем гул на дороге понемногу стихает. Большая часть табуна уже пробежала, а последние невидимые лошади движутся медленнее, чем первые.

Вдруг острый запах звериного пота становится сильнее, а опавшие листья, лежащие на обочине, подминаются под чьей-то тяжестью.

— Оно идет к нам! — Джеймс отчаянным усилием воли удерживается, чтобы не завизжать, как девчонка, увидевшая змею. — Оно идет к нам…

— Вовсе не обязательно, — голос Сириуса предательски дрожит. — Может быть, оно захотело немного попастись… И если мы его не видим, то очень вероятно, что оно не видит на…

Тут Поттер слышит совсем рядом чье-то тяжелое дыхание — и чувствует, что сердце летит куда-то вниз, словно подстреленная птица.

— Бежим! Оно хочет нас съесть! — Джеймс много раз потом пытался вспомнить, кто выкрикнул эти слова, но так и не смог.

Двое мальчишек срываются с места — и бегут, бегут, бегут вглубь ночного леса, спотыкаясь о корни, с трудом уворачиваясь от веток, которые так и норовят хлестнуть по лицу. Отчаянно не хватает воздуха, сердце колотится не только в груди, но и в висках, перед глазами плывут черные круги, больше нет сил, но останавливаться нельзя, потому что по твоим следам идет сама СМЕРТЬ…

Поттер чувствует, что сейчас умрет от усталости, — и в эту минуту под ногами исчезает земля. Не успев сгруппироваться, он падает и катится, катится, катится вниз по склону холма, не столько видя, сколько зная шестым чувством, что Блэк — рядом…

Наконец падение заканчивается. Джеймс понимает, что лежит на толстой подушке из опавших листьев. Он сворачивается в клубок и начинает повторять любимое присловье Сириуса:

— Мерлин могучий, Моргана заступница! Мерлин могучий, Моргана заступница! Мерлин могучий, Моргана заступница!

Рядом раздается шорох. Поттер, не успев толком испугаться, понимает, что это Блэк. Он подполз, лежит рядом, глядит по спине и шепчет непривычно мягко:

— Ничего-ничего! Все уже закончилось. Здесь оно нас не достанет. По такому косогору ни одна лошадь не пробежит — только ноги себе переломает…

— А если оно крылатое?!

— Если бы оно было крылатым, то не бегало бы, — отвечает Сириус все так же мягко. — Кстати, ты только что вернул долг — спас мне жизнь. Ты первый сообразил, что с лошадьми неладно! Если бы не ты, я бы так и ждал на дороге, когда они появятся, и меня непременно затоптали бы! И еще… — он ненадолго замолкает, а потом произносит странным сдавленным голосом: — Извини меня, пожалуйста, за то, что я на тебя накричал, когда ты уговаривал меня уйти с тропы! Я не в себе был, не знаю, что на меня нашло…

— Нет проблем! — Джеймс чувствует, что улыбается. Он стирает с лица капли дождя, шмыгает носом и говорит: — Если уж ты просишь у меня прощения, — последние четыре слова он выделяет ехидным тоном, — то отказать тебе я не могу! — Поттер встает на ноги, отряхивает мантию от налипших листьев и грязи и спрашивает: — Ну что, идем дальше?

— Да, пора, мы и так задержались, — Блэк тоже поднимается и начинает отряхиваться, но вдруг охает и хватается за ногу.

— Что случилось?

— Ничего страшного. Ногу, видимо, подвернул, когда падал, но идти смогу.

Он, прихрамывая, ковыляет по упавшим листьям, и на душе у Джеймса становится совсем паршиво. Но он не знает лечебных заклятий и ничем сейчас не может помочь Сириусу.

— Я готов идти дальше! — Блэк улыбается. — Где твой премудрый снитч?

Джеймс оглядывается по сторонам, потом всматривается внимательнее — и отвечает, стараясь ничем не выдать паники:

— Его нет. Наверное, потерял нас во время гонки по лесу…

— Так… — Сириус трет лоб. — Если снитч сумеет найти нас в ночном лесу, то сделает это, где бы мы ни были. Так что, думаю, нужно продолжать поиски. Направление предлагаю определить с помощью жребия.

— Согласен, стоять на месте бессмысленно. Бросай жребий!

Блэк достает из кармана кнат — и вскоре становится ясно, что идти нужно вдоль косогора направо. Джеймс и Сириус так и делают.

Здесь нет тропинки, и нужно внимательно смотреть под ноги, чтобы не упасть. Блэк время от времени спотыкается и приглушенно охает.

— Как ты думаешь, невидимые лошади не… повредили Рему? — спрашивает Поттер, изо всех сил борясь с подступающим к самому сердцу отчаянием.

— Не должны бы, — коротко отвечает Блэк. — Конечно, Люпин ничего не знает о том, как нужно себя вести в лесу, но звериный инстинкт — вещь серьезная, и у оборотней он есть. А специально гнаться за таким маленьким волчонком лошади вряд ли стали бы…

— Хочется надеяться, — повторяет Джеймс любимую фразу Сириуса.

Тот улыбается и говорит:

— Вот увидишь, все будет хорошо!

Поттер не знает, сколько времени они идут вдоль косогора. По всем расчетам получается, что уже давно должно наступить утро, но вокруг по-прежнему темно.

— Ох ты… — Блэк вдруг спотыкается и падает, вполголоса выкрикивая очень нехорошие слова.

Джеймс бросается на помощь, протягивает руку:

— Поднимайся скорее!

— Спасибо! Сейчас встану, все будет в порядке… — Сириус хватает руку Поттера и бормочет: — Сейчас-сейчас… Ох, в какую же гадость я вляпался…

В ярком лунном свете Джеймс видит, что к мантии Блэка прилипло много каких-то толстых белых нитей. Выглядят они очень несимпатично, но не похожи ни на одно из опасных чудовищ, о которых написал в своей книге Скамандер.

— Да, гадость ужасная, но вроде безвредная.

— И то хорошо, — Сириус пытается стряхнуть с мантии нити, но они прилипли намертво, и он хмыкает: — Ладно, пусть остаются! Все равно придется отдать мантию в стирку, когда вернемся в Хогвартс!

Из чащи Запретного леса школа чародейства и волшебства кажется такой же далекой, как Луна, и Поттер с трудом подавляет вздох.

Еще через некоторое время вдали становится немного светлее.

— Неужели это рассвет?! — спрашивает Джеймс, ни на что не надеясь.

— Не похоже, — отвечает Блэк с явным сожалением. — И пройти лес насквозь мы не могли: он очень большой. Так что, думаю, впереди просто поляна…

И в самом деле, спустя несколько минут они выходят на поляну, со всех сторон окруженную деревьями.

— Может, попробуем позвать Рема? — предлагает Поттер, с трудом скрывая отчаяние.

— Хорошая мысль! — Сириус изо всех сил старается казаться веселым. — Давай кричать вместе. Ремус! Ремус!

Джеймс подхватывает. Несколько минут над поляной разносятся призывные крики, а когда они умолкают, то раздается странный голос, свистящий, шипящий и щелкающий:

— Двуногие! Пришшшшли неззззваными в нашшшш лесссс в Зззззапретную ночь! Ззззза такое возззззмутительное поведение вы будете наказззззаны, а моя ссссемья отменно попирует!

Вздрогнув от удивления, Поттер поворачивается в ту сторону, откуда звучал голос, — и видит горящие глаза на краю поляны, противоположном тому, откуда только что пришли два человека. Сначала Джеймсу кажется, что с ними говорила лошадь, но, присмотревшись внимательнее, он чувствует, как сердце екает и падает в пятки: под деревьями стоит огромный паук.

— Мы приносим свои извинения за несанкционированное вторжение, — оказывается, Блэк тоже уже развернулся и заметил чудище, — но у нас есть как минимум два оправдания. Во-первых, мы ничего не знали о запрете, а, во-вторых, в лес убежал наш друг, который сейчас не способен отвечать за себя. Мы непременно должны его най…

— Вашшшш друг тожжжже нарушшшил запрет, и ссссскоро он тожжжже умрет, — в голосе паука нет ни капли жалости. — Вы умрете раньшшшше, только и вссссего…

— И не подумаем! — резко говорит Сириус и выхватывает палочку. — Люмос!

Но ни единого лучика света не вылетает из палочки; поляна по-прежнему освещена лишь Луной.

— Боишшшшшься, двуногий?! — в голосе чудища слышно торжество. — Готовсссся к сссмерти!

Он приближается, а Блэк продолжает орать: «Люмос!» — но все так же безуспешно. Очнувшись от оцепенения, Поттер лезет в карман за палочкой.

— Бей его Люмосом, Джеймс! — орет Сириус что есть силы. — Это акромантула, они боятся света! Люмосом!

— Люмос! — у Поттера заклинание получается сразу, и поляну озаряет вспышка света. Теперь очень хорошо видно, что паук размерами превосходит не только лошадь, но и гиппогриффа. Однако чудище явно напугано. Оно пятится назад до тех пор, пока не скрывается в тени деревьев.

— Ничего, — щелкает оно, — я подожжжжжду…. Вам не уйти ссс этой поляны, двуногие…

— Это мы еще посмотрим! — зло говорит Блэк.

— Поссссмотрим… — в голосе паука явно слышно ехидство.

— Послушай, я не понимаю, — Джеймс утирает со лба пот и вспоминает прочитанное в книге Скамандера, — акромантулы ведь водятся только в тропических джунглях! Наш климат им не подходит!

— Если тебе так приятнее, то можешь считать, что мы сейчас находимся в джунг… Сириус на полуслове разворачивается и орет: — Люмос!

На этот раз с его палочки срывается большой огненный шар. В ярком свете прекрасно виден паук размером с большую собаку, который пытался подобраться к людям с тыла.

— Ой, бббббольно! — вопит чудище тоненьким голоском.

— А, это ты, Убдаг, — шепчет большой паук, который по-прежнему стоит в тени деревьев на дальнем конце поляны. — Вовремя появилсссся, ничего не скажешшшшь… Ксссстати, двуногие пришшшшли ссссо ссссстороны, которую охранял ты. Интерессссно, как им это удалоссссь?

— Я… я… — меньший паук явно трусит. — Я…. хххххходил пппппосссмотттреттть, кккккак ммммменяется ццццвет вввввремени. Интересссссно жжжже! — похоже, это чудище не только шипит и щелкает, но еще и заикается.

— Ссссчассстье твое, что ты не дошшшел, иначе бы умер на месте, — сурово чеканит старший паук. — Ни одно жжжжживое сущщщщество не должно видеть этот свяшщщенный ритуал! А зззза ссссвое любопытсссство и раззззгильдяйссство ты не попробуешшшь ни куссссочка этих двуногих!

— Вы сначала нас поймайте, а потом уже делите на кусочки! — хмыкает Блэк, явно приободрившийся после того, как вновь смог творить заклятия.

— Поймаем-поймаем! — так же весело шипит главное чудище. — Долго вы ззздесссь не выдержите! А сссемья у меня большшшая, и всссе очень хотят кушшшшать…

С замиранием сердца Поттер видит, что в чаще один за другим загораются огоньки-глаза. Гигантские пауки окружают поляну и шипят:

— Кушшшшшать… Мясссо жжжживое…. Ссссвежжжжее…

Но способ обороны уже найден, как сказала бы мама, опытным путем: Джеймс и Сириус встают спина к спине и бьют Люмосом чудовищ, когда те пытаются выйти на поляну. Ослепленные светом, пауки недовольно шипят и вновь отступают в лесную тень.

— Послушай, нам время от времени нужно меняться местами, — говорит Поттер, вспомнив рассказы отца. — Когда долго смотришь на одно и то же, то взгляд замыливается — перестаешь замечать перемены. Так считает мой папа — он аврор…

— Твой отец очень умный человек, — серьезно отвечает Блэк, — и он совершенно прав. Кроме того, полезно иногда размять ноги…

Разминание ног скоро становится едва ли не самым важным делом: ночной холод, на который Джеймс и Сириус не обращали внимания, пока шли, теперь берет реванш. Поттер с тоской вспоминает о теплом свитере, который сейчас находится за тридевять земель — в хижине в Хогсмиде.

От холода руки словно застывают, становятся непослушными, с трудом удерживают палочку. Джеймс осторожно разминает пальцы: если он уронит свое единственное оружие — они с Блэком пойдут паукам на ужин… или это все-таки очень ранний завтрак?

От мыслей о еде вдруг пробуждается дикий голод. В кармане мантии лежат сэндвичи, но доставать их сейчас нельзя… Поттер вздыхает.

— Кстати, ты помнишь, что сказал самый жирный паук? — почти весело спрашивает Сириус. — Наш друг тоже не избегнет смерти! Значит, пока Рем еще жив и, судя по всему, на свободе!

— Это хорошо, — улыбается Джеймс.

А остальное очень плохо и становится хуже с каждой минутой. Холод и голод все нестерпимее, атаки чудовищ все чаще и наглее, сил остается все меньше.

— Мяссссо…. Ссссвежжжжее… — все громче разносится над поляной.

— Может, лучше сесть на землю? — хрипло спрашивает Блэк.

— А ты уверен, что сможешь зажигать Люмос сидя?

— Нет, и возможности проверить это у нас тоже нет. Так что стоим!

Поттер и сам не понимает, действительно ли с каждой минутой в чаще загорается все больше голодных глаз, или это лишь чудится.

— Мне ведь только кажется, правда? — с надеждой спрашивает он.

— Конечно, кажется! — уверенно отвечает Сириус.

Поттер сначала радуется, но потом вспоминает, что не сказал, что именно ему мерещится. Неужели Блэку кажется то же самое?!

— Джеймс, выслушай меня внимательно и постарайся запомнить, — вдруг хрипло говорит Сириус. — У меня есть младший брат Регулус. Мы оба собираем карточки от шоколадных лягушек, и у каждого своя коллекция. Мы нашли почти все, не хватает только самых редких. Незадолго до отъезда в Хогвартс мне попалась карточка с Адальбертом Уоффлингом…

— Ух ты! Здорово! — Поттер тоже собирает карточки и вполне способен оценить важность и ценность этой находки.

— Я… очень обрадовался… и… — голос Блэка то и дело срывается, — стыдно признаться, но меня жадность обуяла… Взять такую редкость в школу я побоялся, но и брату показывать не рискнул — у него тоже нет Адальберта. Я спрятал карточку в тайнике у себя в комнате — в стене за спинкой кровати. Нужно трижды постучать по стене волшебной палочкой и сказать пароль: «Колумб и Магеллан!» Пароль тоже нужно сказать трижды. Запомни это, хорошо? Если вдруг что не так, напиши, пожалуйста, Андромеде Блэк — она моя кузина и, хотя и взрослая, но очень хорошая. Дромеда ушла из дома, ее имя выжгли с фамильного гобелена и, как я слышал, она живет в Лютном переулке. Пожалуйста, напиши Дромеде о тайнике — она не зажилит, а передаст все Регулусу…

— Да ты что?! — Джеймс не понимает, почему по спине вдруг побежали мурашки. — Выберемся отсюда, вернешься домой на каникулы — сам брату покажешь!

— Конечно, покажу, — похоже, Сириус улыбается. — Только ты напиши Дромеде, если что, хорошо?

— Напишу, — сквозь зубы отвечает Поттер. — Только услуга за услугу, ладно? Помнишь, как у Эванс взорвался котел на зельеварении?

— Еще бы! — Блэк снова улыбается. — Разве такое забудешь! Любимица Слизняка только раз опростоволосилась…

— Это не она, а я! — признаваться очень стыдно, но молчать уже некогда. — Я бросил в котел Эванс щепотку летучего пороха, потому что она опять болтала со своим слизеринским чучелом, а это не по-гриффиндорски!

— Действительно, общаться со всякими чучелами — не самое правильное поведение для гриффиндорки, — сейчас Сириус очень серьезен. — Но впредь, пожалуйста, не бросай в котлы ничего лишнего, если не знаешь, как это повлияет на готовящееся зелье. В тот раз котел взорвался — а мог и весь кабинет взлететь на воздух!

— Хорошо, мешать Эванс я больше никогда не буду, — а не портить жизнь Снейпу Поттер и не обещает. — Но ты расскажи ей обо всем, если что пойдет не так, и извинись от моего имени, хорошо? Передай, что я очень сожалею и…

— Сам ты своей Эванс все расскажешь, как только вернешься в Хогвартс! — решительно говорит Блэк.

— Она не моя, — странно, почему эта мысль вызывает сожаление, а не стыд? — Но ты все же расскажи, если что, ладно?

— Хорошо, расскажу.

— И еще напиши моим родителям — они живут в Годриковой Долине, — что я их очень лю… Люмос!

В этот раз пауки атакуют сразу со всех сторон, и в какое-то мгновение Джеймсу кажется, что отбиться не удастся. Но чудища, испуганные полудюжиной Люмосов, снова отступают в тень.

— Хорошо, хоть согрелись! — Сириус смеется и переступает с ноги на ногу.

— Неужели никакие иные заклятья против акромантул не действуют? — осторожно спрашивает Поттер. — А что, если костер развести?

— Костер развести можно, но тут есть две проблемы. Во-первых, я не знаю, какой величины должен быть огонь, чтобы акромантулы разбежались, а не затаились поблизости. Во-вторых, я не уверен, что мы справимся с волшебным костром — вдруг он так разгорится, что начнется лесной пожар? А как только мы его потушим, на нас пауки и набросятся… Нет, лучше не рисковать, а, например, спеть песню о Годрике Гриффиндоре — это безопаснее.

— Что за песня? Никогда о такой не слышал!

— Неудивительно, — Блэк хмыкает, — ты ведь наверняка не читал «Историю Хогвартса»! Там говорится, что любой гриффиндорец может спеть эту песню, оказавшись в трудной ситуации, — и основатель родного факультета непременно придет на помощь…

— Не тяни, а говори слова! Нам терять нечего, а если мы ее споем, то хуже не будет!

— Да глупость это все, — Сириус смущается, — даже не песня, а присловье: «Годрик Гриффиндор, приди и спаси! Годрик Гриффиндор, приди и спаси!»

— А почему так тихо?! Нужно громко и хором!

Несколько секунд спустя над поляной звучит клич, придуманный больше тысячи лет назад:

— Годрик Гриффиндор, приди и спаси! Годрик Гриффиндор, приди и спаси! Годрик Гриффиндор, приди и спаси!

Джеймс и Сириус кричат долго, но ничего не происходит, и наконец они умолкают. Словно дожидавшиеся этого момента, пауки вновь переходят в наступление. Над поляной разносятся крики: «Люмос!» — и взлетают огненные шары, но это не останавливает чудищ, которые упорно движутся к двум сражающимся людям.

Вдруг на поляне на мгновение становится светло как днем; кажется, что взошло маленькое солнце. Затем слышится громкий лай, а потом — по-настоящему громовой окрик:

— А ну назад! Ах вы, супостаты, что удумали! Все Арагогу расскажу, он вас не пожалует! Пушок, лови их!

На поляну выбегает огромный пес, с лаем бросается к паукам, и они разбегаются кто куда. Затем на поляну выходит человек огромного роста, размахивающий мечом.

— Годрик Гриффиндор! — Поттер утирает с лица капли дождя и шмыгает носом. — Он пришел со своим мечом, как на картинке в учебнике по истории магии…

— Это не Годрик, а Хагрид, наш лесничий, — насмешливо отвечает Блэк и садится прямо на землю, усыпанную опавшими листьями. — А в руке у него не меч, а посох…

— Какая разница, — Джеймс чувствует, что ноги больше не держат, и садится на землю рядом с Сириусом.

— Ты прав, — он улыбается, — по сути, разницы никакой нет…

— Все Арагогу расскажу, — грозно повторяет Хагрид и, убедившись, что все пауки разбежались, подходит к мальчишкам. — Вы как сюда попали, пострелята? — строго спрашивает он. — В Запретный лес студентам вообще ходить нельзя, а уж тем более — по ночам! — Разглядев повнимательнее измученные лица ребят, лесник говорит уже не так грозно: — Эй, вы часом не ранены? Идти сможете?

— Сможем, — быстро отвечает Поттер, — с нами все в порядке, сэр! Проблема в другом. Наш однокурсник Ремус Люпин… — он замолкает, с ужасом понимая, что не знает, как обо всем рассказать, не выдав тайны.

— Мы с Ремом играли в окрестностях Хогвартса, сэр, — подхватывает Блэк, — и… и… нечаянно бросили в него каким-то заклятием, превратившим Люпина в щенка. Он убежал в Запретный лес, и мы отправились на поиски…

Джеймс с трудом подавляет желание показать Сириусу большой палец. Это же надо так хитро вывернуться!

— Не может такого быть! — возмущенно фыркает Хагрид. — Ремус сегодня больную маму наве… — он вдруг осекается на полуслове и быстро спрашивает: — В щенка, говорите?! А ну признавайтесь, он хоть кого-то из вас укусил или оцарапал?! Отвечайте быстро!

— Нет, что вы, сэр! — решительно отвечает Поттер. — Мы к нему и близко не подходили! Мы же не маленькие, знаем, насколько это опас… — он осекается, понимая, что проболтался.

— Откуда вы знаете о Люпине?! — грозно спрашивает лесничий. — Кто вам сказал?!

— Неважно, откуда мы узнали, сэр, — быстро говорит Блэк, — гораздо важнее то, что Ремус сейчас один бродит по Запретному лесу. Он еще ребенок, не понимает ничего, а здесь опасно…

— Так, — Хагрид ненадолго задумывается, а потом решительно произносит: — Нет времени звать подмогу из школы — пойду к своим здешним друзьям, они подсобят. Вас с собой не возьму: это опасно. Я с вами Пушка оставлю — он к здешним местам привычный и любых злобных тварей отгонит. И еще я костерок разведу… особенный… он ни в жисть не разгорится в пожар и не погаснет… — лесник взмахивает над сухими листьями своим посохом — и над ними появляется пламя. — И не вздумайте отсюда уходить! — очень грозно добавляет он. — Один раз вы от смерти чудом спаслись — второй раз может и не повезти!

— Спасибо вам, сэр! — хором произносят Джеймс и Сириус.

— Его благодарите! — лесник указывает себе на плечо — и Поттер с удивлением видит, что там сидит его снитч. — Я обход делал: в такую ночь лес без присмотра оставлять нельзя, всякое может случиться. А сничч ко мне подлетел в самой глухой чаще и то приблизится, то отлетит — явно за собой зовет. Понял я, что даже в эту ночь сниччи далеко от хозяев не летают, — и пошел за ним. Так и нашел вас… Чей он?

— Мой, — быстро говорит Джеймс, — точнее, моего папы. Он был ловцом Гриффиндора, когда учился…

— Так ты, стало быть, сынок Чарлуса и Дореи? — Хагрид расплывается в улыбке. — Хорошие были ребята, хоть и хулиганистые. Чарли и Дори помнили еще долго после того, как они Хогвартс окончили! Видно, ты в родителей пошел, парень. А ты, — оборачивается он к Блэку, — значит, Питер… фамилию запамятовал… Вы в школе всегда вместе держитесь…

— Нет, сэр, я Сириус Блэк.

— Вот ведь как бывает! — даже густая шевелюра и окладистая борода не могут скрыть изумление на лице лесника. — А я все понять не мог, почему тебя Шляпа к нам отправила, ведь даже мисс Дромеда, уж на что хорошая девушка, но и она в Слизерине училась. Теперь-то ясно, конечно, что к чему… Ох, и мудр был Годрик Гриффиндор!

— Вы совершенно правы, сэр, но нужно срочно найти Люпина! — в голосе Сириуса звенит отчаяние. — Может быть, снитч вам опять поможет?! Поттер, пожалуйста, попроси его показать мистеру Хагриду дорогу к Рему!

Словно дожидавшийся этих слов, снитч вспархивает с плеча лесника и летит к чаще.

— Ох, и заболтался я с вами, дурья башка! — лесник хлопает себя по лбу и быстро идет вслед за снитчем, но на полпути оборачивается и кричит: — И не называйте меня ни мистером, ни сэром, хорошо?! Хагрид я! Просто Хагрид! И не скучайте без меня! Я скоро вернусь вместе с вашим другом!

Когда лесник скрывается в чаще, Джеймс достает из кармана и разворачивает сверток с едой. Видимо, эльфы закляли его уменьшающими чарами, потому что сэндвичей оказывается гораздо больше, чем можно было предположить.

— Пауки сейчас сидят голодными, — торжественно заявляет Поттер, — а мы с тобой заслужили поздний ужин — или ранний завтрак, это как посмотреть. Угощайся, Блэк!

— Спасибо…

Сэндвичи помялись и немного раскрошились, но ничего вкуснее Джеймс не пробовал никогда в жизни. Судя по счастливому виду Сириуса, тот тоже наслаждается едой. К счастью, бутербродов очень много, их хватает даже Пушку, который, почуяв запах еды, подходит, виляя хвостом.

Последний сэндвич Поттер и Блэк честно делят пополам и запивают вкуснейшим тыквенным соком. После еды настроение Джеймса улучшается, и он лениво говорит:

— А я не жалею, что мы сюда попали. Такое приключение — все закачаются, когда мы о нем расскажем!

— Только бы Хагрид Рема нашел живым и здоровым — и все будет в порядке! — негромко говорит Сириус, и Поттеру снова становится стыдно за свое легкомыслие и забывчивость.

— Найдет, вот увидишь, и все с Люпином будет хорошо! — быстро говорит он. — Ему снитч поможет!

— Хочется надеяться, — Блэк вздыхает, некоторое время молчит, а потом продолжает: — Должен признать, твой снитч действительно умнее обычного шарика с крыльями. Не уверен, что мы выжили бы здесь без его помощи…

— Вот именно! — Джеймс не может скрыть радости. — Мой снитч все-все-все понимает! Это правда, и неважно, что в книжках про это нет ни слова!

— Не про это, а об этом, — поправляет наглый маменькин сынок. — Так правильнее, и в данном отношении книги не врут.

— Ох, и любишь же ты поучать!

— А ты говори и делай все правильно, — тогда и поучать тебя будет не нужно, — фыркает Сириус.

Поттер подыскивает ехидный ответ, но вдруг понимает, что совершенно не хочет ссориться со спесивым аристократом, — наверное, это от усталости.

Когда Хагрид, держа в руке большой мешок, в котором что-то рычит и шевелится, вместе с кентавром Флоренцем возвращается на поляну, то видит, что мальчишки спят сладким сном, прижавшись к боку Пушка.

— Сколько лет в Хогвартсе работаю, всякое повидал, но такое не упомню, — лесник продолжает возмущаться, но уже вполголоса. — Да, забирались парни в Запретный лес не раз и не два — но не так далеко и не на первом курсе! А эти обормоты что натворили! Учатся в Хогвартсе без году неделя — и туда же, подвиги совершать! Пожалуй, так далеко в чащу никто не заходил на моей памяти… Ох, как же этих сорванцов тащить-то? Будить жалко, а троих за раз я не снесу…

— Грузи на меня, — слегка улыбается Флоренц, — ты же для этого меня и привел, верно?

— Ой, спасибо тебе, Флоренька, — Хагрид смущенно багровеет, — век не забуду!

Он осторожно опускает рычащий мешок на землю, по очереди берет на руки спящих и кладет их на спину кентавра. Те не просыпаются.

Убедившись, что мальчишки устроены надежно и не упадут, лесник вновь вскидывает на плечо рычащий мешок и вместе с кентавром отправляется в долгий путь к Хогвартсу.

— И скажу я тебе, — продолжает Хагрид утробным шепотом, — я бы ни в жисть не поверил, если бы мне кто сказал, что двое первогодков могут так долго держать оборону против больших пауков. Это не всем взрослым по плечу, а тут пацаны сопливые — и такое геройство совершили! И друга в беде не бросили, хотя и знали, что он оборотень… От сынка Чарлуса и Дории я иного и не ждал, но вот Блэк меня удивил, да! Чует мое сердце, мы об этих ребятах еще услышим!

— Непременно услышим, — глухо отзывается Флоренц. На душе у него тяжело.

В жилах Хагрида течет лишь половина гнилой людской крови, поэтому в Лесу он может ходить свободно и знает многое из того, о чем обычные двуногие и не подозревают. Но сокровенных тайн полукровке не открывают, потому-то и радуется он сейчас, не ведая, что трое мальчишек, прошедших в Священную ночь Вратами Самайна, обречены, и не имеет значения, что один из них находился в волчьем обличье: вервольфам тоже не дозволено ходить в Запретный лес во время смены цвета времени. Вещи имеют полное право бывать повсюду в любое время года, поэтому снитч не чувствовал опасности и вел за собой детей на верную смерть. Прохождение первых же Врат Самайна обрекло малышей на гибель, — не в сетях пауков, так в зубах волков или от стрел кентавров, — и чудесное спасение не отменяет смертный приговор, а лишь откладывает его. Такие случаи уже случались, хотя и нечасто.

Но избавление от неизбежной смерти в ночь Самайна все же не проходит бесследно. Священный огонь сплавил жизни троих мальчишек в одно целое и опалил навсегда. Отныне они и в жизни, и в посмертии связаны с Запретным лесом, и разорвать эту связь не может ничто. А судьба у малышей теперь одна на троих, они станут жить ярко и останутся в людской памяти надолго, но заплатить за это придется очень дорого. Чем прекраснее, счастливее и насыщеннее сложится судьба каждого, чем ярче осветит он мир, тем меньше проживет. И — самое страшное — огни Самайна сожгут не только этих троих, но и всех их родичей, особенно дорогих и любимых. Флоренц был посвящен во многие тайны бытия и знал нескольких людей, которым удалось отсрочить смертный приговор, вынесенный в ночь Самайна, — ни один из них не прожил после этого больше десяти лет и не оставил потомства.

«Но нельзя горевать о поражении заранее, — простая мысль вдруг приходит в голову кентавру. — Битва еще не закончена — она только начинается. Малыши победили один раз — вдруг они смогут переупрямить судьбу и позже?»

— Вы уж постарайтесь, ребята, — мысленно обращается Флоренц к тем двоим, что сейчас сладко спят у него на спине, и к тому, что рычит в мешке. — Постарайтесь переспорить предначертанное, пожалуйста!

— Вставайте, мистер Сириус Блэк! Пожалуйста! Уже завтрак скоро!

Утро начинается как обыч… то есть не как обычно, потому что будит не ненавистный Кричер, а смутно знакомая эльфийка, закутанная в белоснежную простыню. Сириус поднимает руку, чтобы взглянуть на часы, — и тело немедленно отзывается ноющей болью. Он понимает, что лежит на кровати в свитере и брюках, а невероятно грязная мантия висит рядом на стуле.

Безумные события прошлой ночи одно за другим всплывают в памяти — и Блэку на мгновение кажется, что они просто приснились. Не могло такое произойти с первокурсниками Хогвартса — самой безопасной в мире школы! Но нога, подвернутая во время падения с холма, вновь напоминает о себе, и Сириус вынужден признать, что все это действительно было. Он оглядывается — и видит, что Поттер и Петтигрю, оба одетые, еще спят.

— Пожалуйста, разбуди их, — просит Блэк домовуху и, прихрамывая, отправляется в душ — смыть с себя вчерашнюю грязь.

Выйдя из душа в умывальную, Сириус видит, что его соседи по спальне чистят зубы.

— Джеймс, объясни ты мне, что случилось? — взволнованно спрашивает Питер. Его рот наполнен зубной пастой, поэтому слова слышны нечетко, но понять смысл можно. — Почему ты не вернулся?! Я ждал-ждал, ждал-ждал, ждал-ждал, а тебя все нет и нет! Девять вечера, десять, одиннадцать, полночь… В полпервого я хотел позвать на помощь, но, кажется, заснул в кресле в холле. Проснулся, когда меня куда-то нес наш лесник — здоровый такой! Он сказал, что доставил в школу тебя и… вот этого, — Петтигрю указывает на Блэка, — по подземному ходу, о котором не знает никто, даже Дамблдор. С тобой все в порядке, но беспокоить тебя не нужно, потому что ты очень устал… Объясни, что случилось, я вчера чуть с ума не сошел от беспокойства!

— Все потом, — Поттер уже закончил умываться и вытирает лицо. — Сейчас — есть! Блэк, ты пойдешь в Большой зал или проводить тебя к мадам Помфри? С ногой у тебя явно что-то не то…

Гнев поднимается в сердце тяжелой волной. Но если Джеймс по-прежнему считает своего однокурсника маменькиным сынком и ничтожеством, то объясняться бесполезно, а спорить — глупо. Поэтому Сириус отвечает со всей надменностью, на которую способен:

— Нет, благодарю. Я вполне способен дойти до Большого зала без посторонней помощи!

— Вот и хорошо! — Поттер улыбается и уходит.

Возвращаясь после умывания в спальню, Блэк уверен, что соседи уже ушли завтракать. Но, как ни странно, они еще здесь, и Джеймс что-то тихо втолковывает Питеру. Не обращая на них никакого внимания, Сириус одевается, а потом медленно, стараясь не хромать, выходит. Спускаться по лестницам непросто, но позади идут Поттер и Петтигрю, и перед ними не хочется выглядеть слабаком. Это, как ни странно, придает сил.

Войдя в Большой зал, Блэк видит, что вопиллер и коробка со сладостями, как всегда по утрам, летают над его обычным местом за столом. Сириус осторожно усаживается, стараясь не задеть больную ногу. Вдруг прямо над ухом раздается голос Джеймса:

— Энид, Фиона, милые дамы, вы не могли бы пересесть? Пожалуйста! Мне нужно с Блэком поговорить!

Поттер улыбается очень обаятельно; девчонки хихикают, кивают и встают со своих мест.

Сириус с трудом скрывает удивление. Сразу после распределения и на следующее утро он сидел рядом с Джеймсом и Питером, но затем они пересели. А сейчас, значит, захотели вернуться?!

Тем временем воппиллер цветом уже напоминает свеклу и явно намеревается открыться через несколько секунд. Джеймс, едва усевшись за столом, выхватывает из кармана волшебную палочку, наводит ее на письмо Вальбурги и произносит неизвестное Блэку заклятие. Вопиллер немедленно вспыхивает золотым пламенем и сгорает.

— Ой, какая неприятность! — Поттер выглядит очень огорченным. — Пожалуйста, извини меня за то, что я сжег письмо твоей мамы! Я хотел просто потренироваться в скорости выхватывания палочки и сам не понял, как выкрикнул заклятие. А оно случайно попало в вопиллер, и…

— Ничего страшного, — Сириус чувствует себя сбитым с толку, — завтра мама новый пришлет, а один день без ее поучений я как-нибудь проживу.

— Это хорошо, — Джеймс, взяв тарелку, накладывает на нее гору еды. — Кстати, я собираюсь тренироваться в скорости реакции каждый день, потому что хочу на втором курсе поступить в нашу команду по квиддичу.

— Надеюсь, у тебя получится, — вежливо отвечает Блэк. — Кстати, что за заклинание ты ненамеренно выкрикнул, когда достал палочку? Никогда о таком не слышал и не читал…

— Заклинание огненной искры, ему меня папа научил. Оно посылает огненную искру в тот предмет, на который указывает палочка.

— Полезная штука! Только очень тебе советую осторожно использовать это заклятие за столом: если мы устроим пожар, то с Гриффиндора вычтут уйму баллов.

— Я постараюсь, — Поттер набрасывается на жареные куриные ножки, словно голодный тигр, но вдруг перестает есть и небрежно произносит: — Кстати, я мог бы и тебя этому заклинанию научить, если хочешь. То есть если не хочешь, то я не навя…

— Конечно, хочу! — от изумления Сириус едва не давится пудингом с почками. — Говорю же, полезная вещь в хозяйстве! Но, — быстро добавляет он, подозревая подвох, — если у тебя нет времени, то и не на…

— Как раз сегодня после обеда я свободен, — энергично кивает Джеймс, — так что можем нача… Хотя нет, не получится!

— Ничего страшного, как-нибудь в другой раз, — Блэк и предполагал нечто подобное.

— Сегодня после обеда Люпина нужно навестить, — немного смущенно говорит Поттер, — и извиниться перед ним. Мы, конечно, можем и порознь сходить, но, по-моему, лучше вдвоем: мы ведь оба виноваты в том, что с Ремом вчера случилось!

— Идти и в самом деле лучше вдвоем, — на мгновение Сириусу кажется, что он спит и видит сон, — но извиняться должен только я. Это ведь я все двери оставил открытыми, так что вина исключительно моя!

— Я виноват не меньше, — Джеймс смущенно улыбается. — Если бы я тебя сразу послушался, то мы бы спокойно ушли и все двери закрыли.

Блэк впервые в жизни понимает, что выражение «уронить челюсть на пол» — это не преувеличение, а чистая правда. С трудом скрывая потрясение, он говорит:

— Я по-прежнему считаю, что вина только моя. Но я уже понял, что совсем не умею тебя переубеждать…

— Вот именно! — Поттер хмыкает. — Так что извиняться будем вместе! Пит, — он оборачивается к Петтигрю, — пойдешь с нами навестить Люпина? Ты перед ним не виноват и извиняться не будешь, но навестить друга все же нужно…

Сириус не понимает, стало ли тихо до того, как Питер уронил на пол чашку, которую держал в руках, или все замолчали уже после, но на мгновение в Большом зале словно исчезают все звуки. В звенящем безмолвии очень хорошо слышен ответ Петтигрю:

— Да, я, конечно, пойду… тоже… А разве Рем сейчас не… там, где он был вчера?

— Нет, — отвечает Джеймс, — сейчас Люпин наверняка лежит в нашем больничном крыле. Экий ты неловкий, Пит! Репаро!

Повинуясь взмаху палочки Поттера, разбитая вдребезги чашка Петтигрю вновь становится целой.

— Спасибо, Джейми, — Питер наклоняется, поднимает чашку с пола и ставит ее на стол. — Да, Рема, конечно, нужно навестить. Нехорошо бросать больного одного.

— Значит, все вместе и пойдем! — Поттер, очень довольный, наливает себе тыквенный сок, а потом спрашивает у Сириуса: — Слушай, а что в этом свертке, который над столом болтается? Мама тебе каждый день новые теплые носки присылает?

— Нет, это сладости.

— А почему ты их не ешь?

— Я сладкое не люблю.

— Тогда, может, угостишь? — Джеймс снова улыбается. — Если они тебе не нужны, зачем же добру пропадать?

— Да хоть все бери! — Блэк резко разрывает упаковочную бумагу, и на стол сыплются фигурки из марципана и шоколада, леденцы, засахаренные цветы и фрукты, пирожные из песочного теста, эклеры и безе с орехами, кремом, вареньем… На мгновение над гриффиндорским столом вновь воцаряется тишина, а потом Поттер осторожно спрашивает:

— А что это розовое и зеленое в прозрачных шариках?

— Клубничное и фисташковое мороженое. Оно хранится в ледяных формах, которые не тают из-за наложенного на них заклятия.

— Можно мне клубничное? — осторожно интересуется Джеймс.

— Конечно! Говорю же, хоть все возьми, мне это не нужно!

Поттер осторожно берет холодный прозрачный шарик, взламывает ложечкой ледяную корку, зачерпывает мороженое, пробует — и блаженно улыбается:

— Вкуснятина! В Хогвартсе такого не дают!

— А можно мне взять засахаренную вишню?

— А мне — безе? — спрашивают девчонки, которые пересели по просьбе Джеймса.

— Конечно!

— А мне — пирожное со взбитыми сливками! — тянет руку толстяк Берти Браун со второго курса.

— Держи!

В следующее мгновение за гриффиндорским столом начинается суматоха. Все тянут руки за сладостями, и Сириус еле успевает их раздавать. Только когда сверток уже почти пуст, Блэк запоздало соображает, что домовики по распоряжению мамы могли подмешать в лакомства какую-нибудь гадость вроде рвотного или поносного зелья. Чтобы не отрываться от коллектива, он начинает жевать марципановую башенку — и понимает, что ужасно соскучился по домашним сластям.

В этот момент к свертку тянется еще одна рука:

— И мне… тоже… дай… — говорит Петтигрю серьезно и требовательно.

— Конечно, бери! Что ты хочешь?

— Шоколадку.

— Держи! Это птица, а это — лошадь!

— Спасибо.

Питер начинает жевать шоколадную лошадку, а Сириус задумывается, почему обжора Петтигрю ждал так долго, прежде чем обратиться к нему за сладостями. Но с дальних концов стола тянутся новые и новые руки, и все мысли вылетают у Блэка из головы.

Когда все сладости розданы, он громко говорит, стараясь перекричать общий гул:

— Сейчас больше ничего не осталось! Приходите после ужина в нашу гостиную — буду раздавать старые запасы!

— А они не испортились? — тревожно спрашивает одна из девчонок.

— Хорошо наложенные чары держатся несколько месяцев, так что бояться нечего, — важно отвечает Берти Браун и хмыкает: — Да, знает Шляпа, кого к нам распределять!

— Сириус, ты идешь? — Джеймс уже поднялся из-за стола. — Мы на чары опаздываем. И ты поторопись, Пит!

— Иду, — отвечает Блэк, не думая, и тоже встает.

Выходя из Большого зала, он видит за слизеринским столом Люциуса Малфоя, совершенно остолбеневшего от изумления, и испытывает от этого зрелища чувство глубочайшего удовлетворения.

Придя в кабинет, Сириус по привычке пытается сесть за последнюю парту, но Поттер молча хватает его за рукав мантии и тянет за собой. Блэк хочет воспротивиться такому произволу, но профессор Флитвик уже входит в класс, так что выяснять отношения некогда. Приходится садиться рядом с Джеймсом и Питером. А на следующих уроках отсаживаться назад уже некрасиво…

За обедом Поттер тоже устраивается рядом с Сириусом, но не разговаривает, а торопливо жует. Закончив есть одним из первых, Джеймс уходит, бросая на прощанье:

— Встретимся через полчаса у дверей больничного крыла!

В условленном месте в назначенное время Блэк и Петтигрю видят Поттера с большой охапкой экзотических цветов.

— Нельзя же к больному приходить без подарков, — смущенно объясняет он.

Сириус молча ругает себя за то, что не догадался захватить хоть один пакет домашних сладостей, ведь никаких дурных последствий от их употребления нет. Но сейчас уже ничего не изменишь, и Блэк обещает себе завтра же исправить свое упущение.

В больничном крыле лежит только один пациент — Люпин, очень бледный и усталый.

— Привет, Рем! — громко и радостно говорит Джеймс.

Увидев гостей, Люпин вздрагивает, пытается укрыться от них под одеялом, но, поняв, что его уже заметили, говорит дрожащим голосом:

— Здравствуйте… Я маму навестить собирался, но сам приболел, вот здесь и лежу…

— Не волнуйся, — Поттер кладет букет на тумбочку у кровати Рема, придвигает к ней стул и садится; так же поступают Сириус и Питер. — Мы трое знаем, что с тобой происходит на самом деле. Мы с Блэком вчера вечером были в хижине в Хогсмиде и видели тебя, а Петтигрю я все рассказал.

За всю свою жизнь Сириус лишь однажды видел ужас, подобный тому, что отразился тогда на лице Люпина. Так же чудовищно испугался человек, приговоренный к поцелую дементора.

— В какой хижине?! — голос Рема срывается на крик. — Не был я вчера ни в какой хижине и вас не видел!

— Ты нас просто не помнишь, — мягко возражает Джеймс. — Мы видели тебя не таким, как сейчас, а в… ином обличье. Не волнуйся, мы были очень осторожны, и ты никого из нас не укусил.

Из просто бледного Люпин становится зеленым. Он вздрагивает и глухо говорит:

— Простите меня за то, что я лгал вам все это время… Я надеялся, что смогу скрыть… Я заберу из вашей спальни свои вещи, как только закончится полнолуние: пока меня не выпускают отсюда. Дамблдор сказал, что при желании я смогу занять отдельную спальню…

— Зачем тебе это нужно? — удивляется Поттер. — В отдельных спальнях даже старосты не живут, а первокурснику она тем более не полагается.

— Но вы же не захотите жить со мной в одной комнате теперь, когда знаете правду! — безнадежно говорит Рем. — Я могу быть опасен…

— Во-первых, ты абсолютно безопасен! — с жаром говорит Джеймс. — В человечьем облике ты можешь хоть всю школу перекусать — и никому ничего от этого не будет. А, во-вторых, с чего ты взял, будто мы хотим, чтобы ты поселился отдельно? Тебя и нас распределили на один факультет, — значит, во время учебы мы должны жить в одной комнате, таковы правила. Да и не только в правилах дело! Ты нормальный парень, хороший друг… О таком соседе по комнате, как ты, мечтают все, но немногим везет так, как нам!

— А Сириус и Питер думают так же, как и ты? — тревожно спрашивает Люпин.

— Разумеется, мы абсолютно согласны с Поттером! — чеканит Блэк. — Однокурсники должны держаться вместе, а о таком соседе, как ты, можно только мечтать!

Петтигрю энергично кивает.

Рем шмыгает носом, прячет лицо в подушку и лежит так несколько минут, вздрагивая, словно от холода. Гости тактично молчат.

Когда Люпин вновь поворачивается к однокурсникам, его глаза подозрительно красны, но сияют от счастья. Дрожащим голосом он говорит:

— Ребята… я никогда… я навсегда… я думал…

— А я думаю, нам очень повезло, что к нам распределили тебя, а не Снейпа, например, — Джеймс улыбается. — Лично я не выдержал бы и часа в одной комнате с этим немытым чучелом!

— Но как же вы с Сириусом попали в хижину? — Рем еле заметно хмурится. — В Хогсмид первокурсников не пускают, а о подземном ходе даже не все профессора знают…

— Это долгая история! — торжественно отвечает Поттер и набирает в грудь побольше воздуха, готовясь к долгой речи.

По мнению Блэка, Джеймс рассказывает довольно близко к истине, но слишком льстит ему и преуменьшает свои собственные заслуги. Поэтому Сириус порой вмешивается и уточняет.

Люпин и Петтигрю слушают, затаив дыхание, ахают, охают, всплескивают руками и восторженно разглядывают удивительный снитч. Поттер порой краснеет от смущения, Блэку тоже приятно восхищение друзей.

Когда рассказ заканчивается, Рем говорит смущенно:

— Джеймс, Сириус, вы самые настоящие герои! Спасая меня, вы совершили подвиг! Знакомство с вами — честь для меня! Я перед вами в огромном долгу и постараюсь когда-нибудь вернуть его!

— Лучше не надо! — Поттер и Блэк, не сговариваясь, отвечают хором, переглядываются и смеются.

— Там будет видно, — Люпин краснеет и после недолгой паузы решительно произносит: — И я непременно поблагодарю Хагрида за то, что он меня разыскал! Обязательно навещу его, когда закончится полнолуние. Хагрид ведь живет в хижине на опушке Запретного леса, верно?

— Я пойду с тобой! — Джеймс и Сириус снова, не сговариваясь, отвечают хором, переглядываются и смеются.

— Мы с Блэком тоже Хагриду жизнью обязаны, — кивает Поттер, — так что благодарить его будем все вместе. И, кстати, знакомство с лесником — штука полезная! Он уже понял, что мы не дети и не трусишки, так что если мы правильно себя поведем, то он, возможно, станет брать нас с собой на обходы. Запретный лес — очень интересное место, я не прочь вернуться туда снова. Но сначала нужно хоть приблизительно понять, где там обитают опасные чудовища. И никто не поможет нам в этом лучше, чем Хагрид!

— Кстати, о чудовищах, — Рем, о чем-то напряженно размышлявший, смущенно спрашивает: — Скажите, как по-вашему, невидимки, которые встретились вам прошлой ночью, — это случайно не фестралы? Они похожи на лошадей, и их могут видеть лишь те, кто был свидетелем чьей-то смерти. А Хагрид запрягает фестралов в кареты, которые привозят студентов в школу и увозят отсюда…

— Да, похоже, ты прав, — кивает Сириус. — А я все думал, кого мне невидимые лошади напоминают, но так и не вспомнил. Но разве это фестралы возят наши кареты?

— Повозки не ездят сами по себе, а из невидимых людьми существ возить их могут только фестралы, — задумчиво говорит Рем.

— Вспомнил, я видел фестралов на картинке! — ахает Джеймс. — Они крылатые, — значит, могли слететь за нами по косогору!

— Это вряд ли, — возражает Блэк. — Фестралы едят не людей, а всякую мелкую живность. К нам один подошел, потому что учуял запах крови — ты ведь руку поранил, помнишь? А охотиться на нас фестралы бы не стали да и не смогли бы это сделать, даже если б захотели: мы для них слишком велики.

— Хочется надеяться, — тон Поттера исполнен сомнений.

— Помнишь, ты говорил, что фестралы бросились бежать ночью, так как их что-то напугало? — быстро спрашивает Люпин. — Я думаю, их акромантулы напугали, когда вышли на охоту. Стая гигантских пауков легко справится с жеребятами и даже со взрослыми фестралами — вот табун и кинулся наутек.

— Наверняка так и было! Ты абсолютно прав! — Сириус ободряюще улыбается, и Рем краснеет от смущения и радости.

Дверь в палату открывается, входит мадам Помфри. Она расплывается в улыбке:

— Мальчики, вы Рема пришли навестить? Ох, молод… — обычно дружелюбное лицо лекарки вдруг искажается от ярости: — Так вот кто оборвал все цветы из любимой теплицы профессора Спраут! Она, бедная, чуть не плачет!

Букет, принесенный Джеймсом, по-прежнему лежит на тумбочке у кровати Рема.

— Это я попросил принести мне цветы! — быстро говорит Люпин. — Обожаю именно такие!

— Еще чего! — сердито фыркает Поттер. — У Рема не было времени меня просить! Я сам сорвал цветы! По собственной инициативе!

— Нет, это я их сорвал! — возражает Блэк.

— Нет, я! — пищит Питер.

— Мерлин могучий, Моргана заступница! — ахает мадам Помфри. — Это же не дети, а мародеры какие-то!

— Ну да, — с достоинством отвечает Джеймс. — Мы самые настоящие мародеры и этим гордимся!

— Ох, что за молодежь пошла! Что за времена! Не понимаю, куда катится этот мир… — целительница вздыхает и берет с тумбочки букет. — Пойду отнесу цветы профессору Спраут — вдруг ей удастся врастить их обратно в землю… — на пороге она оборачивается и строго говорит: — А вы, мальчики, впредь не берите чужое без спроса! Запомните: воровать — нехорошо! Цветы, которые вы сорвали, — экзотические, редкого сорта… — затем лекарка произносит несколько длинных слов на латыни, которые непонятны ни одному из гриффиндорцев. — Во всей Англии только Помоне Спраут удалось их вырастить, потому-то она так и расстроилась, увидев опустевшую теплицу. А цветы в подарок больному другу профессор бы непременно вам дала — пусть не такие редкие, но не менее красивые. А вы обидели хорошего человека… — она снова вздыхает и выходит из палаты.

Когда за мадам Помфри закрывается дверь, Сириус осторожно спрашивает:

— Поттер, ты знаешь, кто такие мародеры?

— Конечно! — гордо отвечает он. — Они охраняли одного французского короля… Людвига… забыл номер… Их звали Атос, Портос и Арамис, а д’Артаньян мародером стал поз…

Блэк не выдерживает и начинает хохотать; к его удивлению, Ремус тоже смеется.

— Чем ржать как фестралы, — выпаливает красный от смущения Джеймс, — лучше объясните, что вас так развеселило! Может, и я с вами посмеюсь…

— Атос, Портос и Арамис — это мушкетеры, балда! — с трудом выговаривает Сириус, утирая слезы смеха. — А мародерами называют тех, кто обворовывает трупы солдат на поле битвы.

— Быть того не может! — Поттер краснеет еще сильнее. — Я точно помню!

— Сириус прав, — негромко говорит Люпин. — Книга Александра Дюма называется «Три мушкетера».

— Обязательно напишу родителям и спрошу у них! — лицо Джеймса цветом похоже на свеклу. — Но даже если вы правы — нам все равно теперь придется называть себя мародерами. Не люди выбирают прозвища, а прозвища — людей. Если отказаться от прозвища, то оно обидится…

— Ты прав, — не может не признать Блэк; Ремус и Питер кивают.

— Что ж, решено! Мы теперь Мародеры, — улыбается Поттер.

— Извините, пожалуйста, за то, что лезу не в свое дело, но не пора ли вам делать уроки? — вдруг тревожно спрашивает Люпин. — Вы столько времени на меня потратили, а вас ведь от занятий никто не освобождал…

Сириус поворачивается к окну — и с изумлением видит, что уже начинает темнеть. Значит, Рему скоро возвращаться в хижину, но он стесняется об этом сказать!

Подступающие сумерки неожиданно резко напоминают о прошлой ночи — и о вчерашнем приключении, и о цели их визита в больничное крыло.

Блэк встает, откашливается и торжественно произносит:

— Ремус, мы с Джеймсом хотим перед тобой извиниться…

— … за то, что вчера позволили тебе уйти из хижины! — Поттер тоже встает и продолжает очень серьезно: — Прости, нас, пожалуйста!

На лице Люпина появляются красные пятна, он смущенно лепечет:

— Да что вы… Это вы меня простите за беспокойство… И скажу честно… я вчера чувствовал себя так хорошо, как мне давно уже не было в этом состоянии… Я в ночи полнолуния себя не помню… мыслей нет… одни ощущения… это трудно передать словами… Но обычно мне тяжело, тесно, душно… а вчера было свободно, легко, просторно… потом, правда, стало совсем душно, но в самом конце и ненадолго… Это, наверное, когда Хагрид меня поймал… А все остальное время было очень хорошо…

— Чему ж тут удивляться, — рассудительно говорит Питер, — зверю в лесу раздолье, а в доме тесно!

Ремус краснеет и умолкает.

— А может, нам с тобой и дальше гулять? — быстро спрашивает Джеймс. — Как попасть в Хогсмид, мы знаем; можно заказать по почте прочный поводок и ошейник…

— Мне очень жаль, но ничего не получится, — Сириусу стыдно и неприятно возражать, но молчать он не может. — Сила оборотня намного превосходит человеческую. Рема в волчьем облике мы не удержим ни вдвоем, ни втроем…

К несказанному облегчению и радости Блэка, Люпин кивает и тихо, но твердо произносит:

— Все верно. Я запрещаю вам навещать меня, когда я… не в себе, слышите?! Я же тогда ничего не соображаю и могу вас покусать! Если это, не приведи Мерлин, случится, я никогда себя не прощу. Мне тогда жить будет незачем…

Он умолкает. Сириус очень хочет спросить, как Рем стал оборотнем, но момент сейчас явно неподходящий.

Петтигрю вдруг достает из кармана шоколадную птицу и кладет на тумбочку.

— Ешь, — говорит он негромко, но очень серьезно. — Шоколад — против темных сил лучшее лекарство! Птичка надкусатая, но почти целая…

— Надкусанная, а не надкусатая, — поправляет Блэк.

— Да какая разница! — возражает Питер неожиданно зло. — Как ее ни назови — все одно шоколадка!

— Но говорить все равно нужно правильно! Все равно, а не «все одно»!

— Любишь ты всех поучать, — Петтигрю недобро усмехается. — Прямо как профессор Макгонагалл! Или учителем хочешь стать, когда вырастешь?!

— Ни за что! — Сириус приходит в ужас от одной мысли об этом. — По-моему, узнику в тюрьме живется лучше, чем преподавателю!

— Тогда не поучай всех каждую минуту!

— Пит, да что с тобой?! — тревожно спрашивает Поттер. — Блэк не хотел тебя обидеть, такой уж у него характер, не переделаешь!

— Да все со мной в порядке! — резко отвечает Петтигрю. — Просто переволновался я вчера за тебя, Джейми, а ты…

— Ой, какой шоколад вкусный! — Люпин уже съел половину птицы, и на его лице написано блаженство. — Спасибо тебе, Питер! Ты настоящий друг!

— Да чего там… — Петтигрю смущается, но видно, что он очень доволен.

— А ты, Рем, не волнуйся, — решительно говорит Джеймс. — Мы втроем обязательно придумаем, как тебе помочь!

— Мне невозможно помочь, — Люпин мгновенно грустнеет. — Ни одно средство не в силах превратить оборотня в человека. Даже помешать мне раз в месяц превращаться в волка ничто не может…

— Но мы все равно непременно что-нибудь придумаем! — Поттер очень серьезен. — Ведь мы же Мародеры и гриффиндорцы!

Дверь палаты открывается, и входит мадам Помфри, держа в руках огромный букет. Цветы в нем не похожи на те, которые сорвал Джеймс, но все равно они очень красивые.

— Мальчики, вы все еще здесь?! — ахает она. — Очень сожалею, но вам пора уходить. Ремуса ждут лечебные процедуры, а вам нужно делать уроки!

Друзья прощаются с Люпином и идут к дверям. Сириус уходит последним. На пороге он оборачивается. Рем улыбается и машет ему рукой.

Папа, мама, здравствуйте! Простите, что долго не писал. Но нам задают ОЧЕНЬ МНОГО уроков, и больше ни на что времени не остается.

Ваш сын Джеймс

* * *

Ни дружба с Джеймсом, ни разнообразные приключения, выпавшие в Хогвартсе на долю Мародеров, не отучили Сириуса читать книги. Он очень многое узнал о ночи Самайна и не переставал удивляться тому, что они все трое тогда остались живы. Друзьям Блэк ничего не рассказывал, чтобы не тревожить их понапрасну, а сам очень сильно поверил в возможности снитча Джеймса Поттера и присловья о Годрике Гриффиндоре. В трудных ситуациях, которых на его долю выпало немало, Сириус всегда призывал на помощь основателя родного факультета. Но с момента гибели Джеймса и Лили Сириус произносил поговорку так:

— Годрик Гриффиндор, приди и спаси Гарри Поттера! Пожалуйста…

Именно так — раз за разом, раз за разом — Блэк повторял это присловье во время боя в министерстве магии.

Fin