Morituri te salutant

Я ухожу во след не знавших,

Что значит слово "страх"….

(«Мельница»)

Времена не выбирают, в них живут и умирают.

(А. Кушнер)

Пылал закат. Багровые лучи, словно ручьи пролитой крови, медленно растекались по персидскому ковру, уверенно проникали в глубь комнаты, теряясь в высоком ворсе.

Осторожно ступая, она подошла к окну.

Багровой каплей стекало в лес раскаленное солнце, разбрызгивая горящую, кровяную смолу, заляпывая облака. Чернели опаленные макушки леса.

Растворила окно.

Осеним жаром опалило лицо, и духота вечернего зноя смешалась с замкнутой прохладой кабинета.

Влезла с ногами на подоконник.

Пахло полынью, сеном и, кажется, костром.

Устроилась поудобнее на узком подоконнике.

В совятне ухали просыпающиеся совы, скоро они отправятся на охоту, и небо в окрестностях замка оживится темными, проворными точками.

Она закрыла глаза и глубоко вздохнула. Это был один из тех, вымирающих вечеров, когда она могла вот так вот побыть несколько минут предоставленной самой себе, без вечных вопросов, советов, споров, подготовок к очередной вылазке. Когда, подставив лицо прощальным лучам увядающего дня, она могла побыть просто семнадцатилетней девчонкой, а не одной из самых сильных ведьм своего возраста, диверсанткой и хранительницей тайн благородного Ордена Феникса. Когда можно было поддаться обманчивому спокойствию окрестностей родового замка и представить, что мир не изменился за последние четыре месяца до неузнаваемости. Когда, казалось, стоит только прислушаться, и она услышит и размеренные шаги Альбуса, и отрывистый, лающий смех недавно воскресшего Блэка, тихий голос Люпина и ядовитые насмешки Северуса. Когда… сам обман так сладок, что она все реже и реже позволяет себе поддаться его манящей пучине…. Потому что все это обман, и мир, в котором ей довелось жить, так же обманчив, как тишина и покой за стенами ее замка.

Тоненько перешептывались листья, где-то вдали визгливо покрикивали павлины. Легкий ветерок нес запах осеннего сада и еще чего-то такого… дворянского и благородного… с легким привкусом ванили и перца. Родовой замок Малфоев, святая святых современной магической Британии, во всем своем великолепии медленно поднимался им на встречу. Солнце слепило глаза и не давало рассмотреть резные пики и затейливые витражи Ренессанса.

— Хорошо живут, — зло бросил Джордж.

— Да уж, — мрачно поддержал его Фред.

— Ну, ничего, мы им эту сладкую жизнь еще подпортим, — сухо и спокойно пообещал Рон.

— Не говори гоп, пока не увидел, во что впрыгнул, — наставительно сказала Бэль, оторвавшись, наконец, от созерцания замка, и быстро пошла вперед.

Наверное, они представляли странное зрелище, в своих потертых джинсах и свитерах, с сумками через плечо, нашпигованные различными видами как магического, так и не магического оружия. А здесь, в царстве аристократии, древней и надменной, казались гротескной несуразицей. Но четверку диверсантов это мало интересовала. Природа, замок, ностальгия о былой пышной и небрежной мощи… все это не имело к ним никакого отношения. Все они явились сюда не для размышлений, светской болтовни или приема….

— Ну что? — притормозив, спросил Фред.

— Как и договаривались, — спокойно откликнулась Бэль. — Через пять минут — у входа в замок. Время пошло.

Они все синхронно нажали на кнопки секундомеров и так же синхронно двинулись вглубь сада, разделившись примерно через пару метров: Фред и Джордж пошли направо, Бэль и Рон — налево.

Это была не первая их вылазка, и, хотелось верить, не последняя. И возможно оттого они ощущали какое–то странное спокойствие, шагая по тропинкам дивного парка. За два месяца диверсий на территории Британии они научились понимать друг друга с полу взгляда и чувствовать, каким–то еще не открытым учеными, органом опасности и заклятия, планировать поминутно все операции и укладываться в отведенные сроки, взламывать самые изощренные замки и не попадаться. И что самое главное, они научились верить в свои собственные силы и ценить умения противника.

Впрочем, сегодняшняя вылазка отличается от предыдущих и дерзостью, и масштабом, и сложностью. И еще неизвестно, удастся ли им и на этот раз уйти целыми и невредимыми.

Они достигли невидимого магического барьера и остановились. Бэль коснулась пальчиками едва ощутимой грани и после пары секунд начала уверенно и быстро выводить сложные фигуры волшебной палочкой. В узор вплетались все новые и новые заклинания, за спиной напрягся Рон… еще несколько мучительных минут, полная сосредоточенность и начало полномасштабной операции положено. Они сорвались с места практически одновременно и легкой рысцой понеслись к замку.

Их задача состояла в том, чтобы блокировать магическое наблюдение эльфов–домовиков за замком, а так же частично снять охранные заклинания, в то время как Фред и Джордж будут преодолевать магические барьеры и готовить им пути к отступлению. О том, что им предстояло сделать дальше, никто старался не думать, так же как и о том, что их информатор мог ошибиться, и Малфои могли быть дома.

Пока Бэль блокировала наблюдательные щиты, вскрывала барьеры, Рон стоял на страже и параллельно активировал разработанный еще в годы войны с Гриндевальдом артефакт, позволяющий временно нейтрализовать эльфов–домовиков.

До момента встречи с Фредом и Джорджем оставалось две минуты.

По мере продвижения к замку нарастало и внутреннее напряжение, так как они знали — нет ничего более простого, чем проникнуть в замок, и нет ничего более сложного, чем из него выйти… живым и невредимым….

— Уложились, — выдохнул Джордж, когда они встретились у входа.

— С запасом в тридцать секунд, — заметила Бэль. — Пять минут на замок и три на отход.

Дубовые двери распахнулись сами, стоило им только приблизиться, что вызвало резкий вздох раздражения и легкой паники у Фреда и Рона. Бэль же, первой врываясь в просторный холл, только плотнее сжала губы — это стоило предвидеть.

С того мгновения, как они оказались внутри замка, пошел отчет секунд на выживание, как они их называли, потому что войти в замок аристократа — значит попасть в ловушку, нашпигованную неприятными сюрпризами и открывающуюся только по приказу владельца замка. И самое главное, с этого момента владелец замка узнавал об их присутствии, ибо невозможно полностью уничтожить всю охранную магию столь древних построек.

Их встретили уже привычные крики с портретов и обманчивая тишина.

Бэль бесшумно неслась к небольшой двери слева от подножия лестницы, которая должна была вести, согласно имеющимся у них планам, в помещения рабов и эльфов; когда на самом верху внезапно появилась худощавая фигура парня, их ровесника.

— Кто вы… — начал было говорить чистопородный блондин, когда внезапно узнал их, и выхватил палочку. Но это уже ничего не могло изменить. Бэль сбила его до того, как он успел что–то произнести. Манящие чары приволокли парня к их ногам.

Рядом грязно выругался Фред, в то время как Рон и Джордж заняли круговую оборону, а Бэль, перевернув Малфоя на спину, грубо ввалилась в его сознание. Как выяснилось, парень был обучен оклюменции и начал почти сразу отчаянно сопротивляться, но безрезультатно. Ей удалось извлечь почти всю необходимую информацию еще до того, как он выставить вполне приличный блок.

— Он один, родители действительно в Министерстве на приеме, — сказала Бэль и добавила, уже про себя: «Но от этого не легче».

— Вперед, — резко приказала она.

— А с этим что?

— С нами пойдет… если жить хочет, — холодно бросила Бэль, взмахом палочки разоружая и ставя Малфоя на ноги: — отведешь нас к пленникам и без выкрутасов.

— Да вы хоть представляете… — начал было пленник, когда его резко одернул Рон.

— Это ты похоже не представляешь, что мы сделаем, если не подчинишься и попробуешь нам помешать, — тихим угрожающим шепотом прервал его Рон, и рявкнул — Пошел!

«Все–таки не зря я на него время трачу», — промелькнула удовлетворенная мысль.

Малфой, кажется, намек понял и потому обманчиво спокойно шел впереди. Бэль не спускала с него ни палочки, ни глаз, пока ребята прикрывали их со спины и оглядывались по сторонам, она понимала, что хозяин замка, пусть и будущий, без труда сможет доставить им неприятности, да и просто выбить из ускользающего от них графика. К тому же, напряженная поза парня и обманчивая покорность, не могли не настораживать, так же как то, что он слишком быстро согласился.

— Пришли, — холодно бросил он. — Открывать?

— Отойти, — в тон ему ответил Рон.

— Petrificus Totalus!

— Браво Фред, — нацелив палочку вглубь коридора, отсалютовал брату Джордж.

Рон уже стоял наготове, перегородив ту сторону, откуда они пришли, а Бэль, после нескольких секунд изучения двери, помрачнев еще больше, взмахнула палочкой. Когда дверь открывается от обычной «Alohomora», ничего хорошего ждать не приходилось.

Щелкнул замок и дверь открылась. Осторожно войдя в комнату, она огляделась и шумно втянула воздух. За спиной, послышался весьма витиеватый мат. За два месяца они так и не смогли привыкнуть к этому….

Комната была тесной и… серой, с узким окном под самым потолком и кучками сена у стен. В дальнем углу, сжавшись, сидели трое: двое мужчин и женщина — все в каких–то рваных серых тряпках. Но диверсанты не на них смотрели. К потолку за руки был подвешен парень… он не походил на живого… волосы спутаны… лица не видно… на оголенном торсе полосы от кнута.

Бэль первая пришла в себя, тряхнув головой, в попытке привести в порядок разбегающиеся мысли.

— Спокойно, мы хотим Вам помочь, — ее ровный голос вывел из оцепенения и пленников, и ее друзей.

Рон заставил себя отвернуться к коридору, он знал — что бы ни случилось, что бы они ни увидели — его обязанность прикрывать их, пока другие помогают пленниками прийти в себя и готовятся к отступлению. Близнецы вошли в комнату — их прямая обязанность помочь пленникам, осмотреть тех… кто, возможно, в состоянии передвигаться самостоятельно. Бэль быстро подошла к висевшему парню. Это тоже было правилом, как самая сильная из их четверки, она всегда брала самые сложные проблемы на себя. Впрочем, пока единственной сложностью ей виделась проблема передвижения, парень явно не будет в состоянии быстро идти, если он вообще очнется. Наручники, приковавшие его к потолку, были весьма прозаичны, и открывались чарами второго порядка, поэтому спустя пару секунд, Бэль уже колдовала над упавшим к ее ногам парнем, пытаясь экстренно его подлатать.

— Долго? — спросил Фред. Она отрицательно мотнула головой, не переставая, однако, бормотать заклинания, не стремясь растрачиваться попусту на невербальную магию. Близнецы уже привели в чувство опешивших рабов, и теперь тихо и спешно объясняли им правила поведения во время ухода из замка. Те кивали, со смесью надежды и страха глядя на них, и не задавали вопросов — весть о диверсиях четверки дошла и до поместья Малфоев.

— Еnervate!

Луч ударил в тело парня, и он тихо застонал. Не дожидаясь, пока он откроет глаза, Бэль произнесла еще одно заклинание.

— Aguamenti! — поток холодной воды быстро привел парня в чувство. Оплевываясь и тряся головой, он открыл глаза.

— Вы кто?

— Ли?

Вопросы были заданны одновременно и так же одновременно последовали восклицания.

— Мерлин!

— Как?!

Судя по шоку близнецов они были знакомы с парнем. «Хорошо хоть время на объяснения тратить не придется», — мрачно подумала Бэль.

— Охать и ахать будете дома, а сейчас все по местам. Фред, помоги ему встать, ты за него отвечаешь, — холодно приказала она, параллельно вытаскивая запасные палочки. — Держите, использовать только если попадемся, и делать все, что мы говорим. Ясно? — все пленники интенсивно закивали. — Идти сможешь? — спросила она у парня и почувствовала легкое облечение, когда он кивну. Хоть с чем-то повезло. — Тогда вперед, у нас мало времени.

— А с этим что? — Рон указывал на отпрыска Малфоев.

— Это он меня так… — пробормотал идиот по имени Ли.

— А ничего, — неожиданно зло проговорил Фред, и Бэль чуть не взвыла — они возвращались к самому началу, к той точке, когда четыре эмоциональных идиота пытались помочь людям и постоянно то снимали порчу, то залечивали раны, то приходили в себя после не очень удачной аппарации. — Пара Crucio вправит ему мозг.

— У нас итак времени в обрез, идиот! — рявкнула Бэль. — И мы не за этим пришли. Нам четверых тащить!

— Так что мы его так и оставим, не преподав урок?! — теперь праведным гневом воспылал Джордж.

Бэль тихо прокляла себя за то, что связалась с этими идиотами. Потом стиснув зубы, решила, что проще будет согласиться. Хотя бы по тому, что ей и самой давно хотелось проучить хоть одну тварь из этих голубокровых ублюдков. Но времени действительно было мало, они и так задерживались….

— Уводите пленников, Фред — ведущий, Джордж — замыкающий, — тоном не терпящим возражений приказала Бэль, и обращаясь к пленникам добавила, — Будьте на чеку. Мы догоним вас на выходе.

Хвала Мерлину, эти две рыжие бестии не стали с ней спорить, просто подчинились, выстроившись в ряд, легким бегом двинулись на выход. Рон тем временем втащил Малфоя в комнату. Пару взмахов палочки и блондин оказался под потолком, закованный в наручники.

— Что будем делать? — спросил Рон.

— Вы очумели, — зарычал Малфой, к которому вернулась способность говорить. — Вы хоть представляете, что с вами….

Бэль заткнула его взмахом палочки.

— Есть предложения?

— Пара Crucio — не очень хорошая идея.

Девушка еще раз окинула парня взглядом, худощав, смазлив, глаза сверкают, на пытки времени нет, да и… не их это стиль, но проучить надо…. Идея пришла сама по себе, легко и быстро, и так же легко и быстро она начала ее воплощать. Рон в недоумении смотрел на то, как она чертит какие–то фигуры, направив палочку на Малфоя, тот напрягся, но ничего не ощущал и, кажется не понимал, что она делает, пока….

— Бэль, ты гений, — воскликнул Рон.

— Я знаю, — усмехнулась Бэль и приказала, — уходим!

Рон выбежал первым, а девушка задержалась, применяя еще два заклинания и возвращая Малфою способность говорить. Блондин принялся сыпать угрозами и проклятиями, но был прерван тихим свистом…. Бэль заперла дверь в тот момент, когда послышался первый удар и раздался вопль боли. Злорадно ухмыльнувшись, она помчалась со всех ног за Роном и ребятами. Времени почти не оставалась, и они практически подставили себя, но черт возьми, оно того стоило!

Они неслись по коридору так, словно стая голодных мантикор преследовала их, затормозили только перед дверью, ведущей в холл, прислушались и осторожно вышли. Гул голосов с портретов оглушал, а от количества ругани хотелось истерично рассмеяться. Но у них не было времени. Время, его так много в повседневной жизни так катастрофически мало сейчас, когда они играют в прятки со смертью.

По саду они бежали, не чувствуя ног под собой, проклиная его размер и защитные поля, установленные так далеко.

«Только бы все обошлось», — набатом отбивалось в голове Бэль, вторя бешеному биению сердца. Они вылетели к намеченному месту и застали там всю шестерку, занявшую круговую оборону.

— Отход! — выдохнула Бэль и моментально в воздухе появился большой светящийся шар. — На счет три. Раз, два, ТРИ!

Водоворот огней и красок подхватил и диверсантов, и пленников, унося прочь от древнего замка, новых порядков и смертельной опасности.

— Ну, ты даешь, — Фред и Джордж смотрели на нее с нескрываемым восхищением.

— И как ты только до такого додумалась? — озадаченно спросила миссис Уизли.

— Вспомнила о новых воспитательных методах Хогвартса и почему-то решила, что Малфою как раз именно такого воспитания и не хватает, — насмешливо ответила Бэль, отхлебывая горячего травяного чая из своей любимой кружки, огромной, черной, с белыми забавными черепами. — Рон, передай мне, пожалуйста, печенье.

Миссис Уизли покачала головой и принялась за уборку посуды, она уже давно поняла, что спорить с этой четверкой бессмысленно, да и пытаться их убедить в том, что они ведут себя как оболтусы, как… а впрочем, они и есть дети, даже если и думают, что повзрослели. Все их споры остались в прошлом… а все ее страхи всегда с ней, несмотря на все их уверения и клятвы вернуться, выжить, у нее до сих пор много богартов, и все они — ее дети, мертвые, замученные, со стеклянными глазами….

Бэль явственно ощутила напряжение Молли и с трудом подавила тяжелый вздох, ощущая, как груз ответственности и вины с новой силой давит на плечи. Что бы ни говорили философы, что бы ни думали дилетанты, на войне виновата не только война, но и люди, ввязавшиеся сами, потянувшие остальных за собой… на смерть…. Умом то Бэль всегда понимала, что и без нее эти люди были бы в опасности, что и так их не оставили бы в покое, даже после того, как они сбежали в Европу, спрятались. Их бы искали, отлавливали, да и они сами не сдались бы так просто. Но все равно, тот факт, что это она во время одного из собраний, когда все проклинали бездействие, предложила начать с малого — с помощи всем тем, кто сейчас в плену у высокородных Британии, давил на плечи, и совесть начинала остервенело мучить ее всякий раз, когда они уходили в очередной рейд, и она пересекалась взглядом с Молли. Миссис Уизли ни разу ни в чем не обвинила ее, но все же…. Все же это ее сыновья рисковали своей жизнью, раз за разом драконя Лорда, Пожирателей и Охранников порядка (новое ведомство нового министерства Британии, заменившее Аврорат), играя в прятки со смертью. И не важно, что они сами вызвались. Все операции возглавляла Бэль, и она одна несет ответственность за их жизни.

— Слушай, а он быстро исцелиться? — вопрос Джорджа вернул ее на кухню.

— В том то и дело, что они могут использовать только магловский метод, чтобы хоть как–то ему помочь, все остальное не подействует.

— Бедный Драко, — протянул Фред, — только представьте, ему теперь есть придется стоя. Вам его не жалко? — приторно сочувственно спросил он, и после так же приторно назидательно произнес, — Не возжелайте зла ближнему своему…

— Даже если ближний этот, потомок всех аристократических блондинов, Драко Люциус Малфой, — загробным тоном закончил Джордж.

Кухня взорвалась от смеха, и, утопая в звоне собственного веселья, они на миг забыли обо всем: о горечи поражения, о тяжести собственной жизни, гонимой, преследуемой их врагами, о боле и смерти….

* * *

Бэль вернулась к своим мрачным размышлениям только вечером, когда, по сложившейся уже традиции все обитатели замка, собрались в желтой гостиной. Она сидела на подоконнике и наблюдала за разморенными, уставшими людьми. В отблесках камина, в легком мерцании свечей часто мелькали рыжие макушки, тихим журчанием лилась чья-то речь. По негласному соглашению в ночь после очередного рейда никто не говорил ни о чем существенном, пытаясь отдохнуть не только телом, но и душой, они все несли какую-то несусветную чушь, близнецы периодически балагурили, вызывая улыбки и смех, иногда к их шуткам подключались их братья, или кто-то из старших. Иногда приходили Ремус и Тонкс, усаживались поближе к камину. Молли тогда начинала обучать обезбашенную Нимфадору премудростям ведения хозяйства, Джинни забирала их карапуза и, устроившись на персидском ковре, возле камина, нянчилась с малышом. Через какое-то время Сириус присоединялся к ней, потом в их уголок подтягивались все остальные обитатели замка. Разговаривали, изредка смеялись шуткам близнецов и Сириуса и не замечали, что хозяйка замка не принимает участия в этих мирных посиделках, предпочитая отсиживаться на подоконнике, подальше от них всех. И хорошо, что не замечая…. Ведь стоит кому-то обратить на нее внимание и начнутся расспросы. А ей так не хотелось хотя бы сейчас строить из себя довольную жизнью, милую девушку. Потому что она уже давно не ощущает себя ни молодой, ни чем-то по–-астоящему довольной.

Бэль прислонилась лбом к холодному стелу, словно в надежде загнать свои мысли подальше в чуланы собственного сознания. Тщетно. Почти все ее чуланы давно стали проходным двором, почти таким же как и этот дивный замок. А все замки потеряли свою прочность, и только при подготовке к заданию, да в ночь перед ним, она все еще умудряется не думать ни о чем постороннем.

Раньше она никогда не задумывалась о жизни. То есть, нет, задумывалась, конечно, но не так как сейчас. Тогда все ее размышления были если и не абстрактны, то почти всегда вполне безобидны. Раньше груз ответственности, не давил так на ее плечи….

Раньше…. Раньше она жила на Севере Шотландии, была подопечной Дамблдора, и о ее существовании знали, помимо главы, еще три человека из Ордена. Ремус Люпин, оборотень, старый друг Альбуса, приятный человек, немного замкнутый и грустный. Они познакомились в ночь после освобождения Блэка, когда дико уставшая Анабэль полу дремала в маленьком кресле голубой гостиной, а Дамблдор рассказывал Сириусу события прошедших девяти месяцев, т.е. всего того времени, что он был внутри Арки. Лунатик ворвался в комнату перепугав Бэль своим внезапным появлением, ведь до прихода этих двоих только Альбус и Снейп имели доступ в поместье.

Снейп… кошмар Хогвартских подземелий и ее личный куратор и учитель. Член Общества Зельеваров Европы и Британии, Член Академии Слизерина, непревзойденный мастер шпионажа и темных искусств. Невероятно строгий, придирчивый учитель, с кем занятия становятся подарком судьбы, как только научишься не обращать внимания на его подколы и выпады. Бэль научилась этому крайне быстро и четыре года спокойно наслаждалась бешеным темпераментом своего преподавателя, без зазрения совести выкачивая из него все имеющиеся знания.

Альбус… о нем думать не хотелось вовсе, хотя ее мысли раз за разом возвращались к этому «величайшему магу столетия», как его когда-то называли. Не хотелось чувствовать досаду и боль, раз за разом спрашивая себя, что было бы останься он жив. Ведь если бы не его оплошность, не его глупая ошибка, стоившая ему вначале руки, а потом и жизни, все могло бы сложиться иначе. Если бы не понадеялся он на Орден, не свалил бы весь груз ответственности на шестнадцатилетнего мальчишку, не проиграли бы они последнюю битву. Не пришлось бы потрепанным, побитым остаткам Дамблдоровой Армии и Ордена Феникса бежать за границу. Не установилась бы в Англии диктатура Лорда, с новыми законами чистоты крови и положения маглорожденных. Не пришлось бы Бэль фактически становиться у руля, собирая перепуганных, подавленных людей, делать из своего замка пристанище для бедных и угнетенных.

Странно все получилось, гротескно. Когда у людей не осталось ни дома ни сил, они приняли помощь семнадцатилетней девчонки почти не задумываясь. Просто взялись за протянутую руку и с облегчением приползли туда, где можно было зализать раны. Усталые и измученные, они почти ничего не делали, а Бэль была еще слишком наивна и нерешительна. Не хотела навязываться, не могла просто так насаживать людям свои идеи. Они тогда решили залечивать раны и упустили время…. И это было их самой серьезной ошибкой. Самой серьезной ошибкой самой Бэль.

Тогда только начинали устанавливаться порядки сегодняшней Британии, и у них было больше шансов спасти маглорожденных, полукровок, неугодных. Они и спасали, но очень вяло. То есть не вяло, а как-то устало и почти обреченно. Два символа их веры, две звезды надежды угасли, забрав с собой все силы и всю отвагу магического общества….

Это были страшные дни, когда никто не знал, кого из родственников и знакомых можно будет оплакивать через час, когда гонимые люди пытались скрыться среди маглов, но их и там находили и продавали в рабство, сажали в Азкабан. Когда было утеряно самое дорогое — время….

Бэль тогда металась по странам, собирала их всех, помогала устроиться, пыталась как-то подбодрить и сплотить. Делала все что могла, но этого было мало. Им всем нужен был лидер, который отправив кого–то на задание, сам думал бы о том, как спасать страну, что можно сделать, пока не поздно, если не поздно…. Такого лидера не было. Да, она пыталась что–то предпринять, просчитать шаги Лорда, но растерзанные защитники света нуждались в поддержке и не были готовы ко всему этому.

Нужно отдать им всем должное, они быстро пришли в себя, и уже через пару недель после битвы, вновь собрали Орден не для решения проблем размещения беженцев, а для обсуждения работы подполья. И Бэль в какой-то мере могла собой гордиться, ведь ей не просто удалось их все собрать, но и помочь настолько, что все вернулись к мысли о борьбе, и том, что не стоит сдаваться. Впрочем, сил им могло придать еще и известие о том, что Мальчик–Который–Выжил выжил еще раз и теперь является воспитанником самого Лорда.

При мысли об этом Бэль передернуло. Поттеру и так по жизни не повезло: родителей убили, когда он был младенцем, потом все эти события каждый год, Философский Камень, Тайная Комната, Тремудрый Турнир и последние испытание как последние аккорды немного веселой, интересной и сентиментальной прелюдии перед трагически горькой основной частью. И вот теперь как кульминация— жизнь под прямым надзором Лорда. Впрочем, Поттеру еще и повезло. Он все же остался жив, а ведь мог и погибнуть.

Гарри Поттер, главная надежда всего магического мира, любимый подопечный Альбуса, мальчик с которым ей так давно хотелось познакомиться, но их так и не свела жизнь….

Догорали свечи, медленно угасал огонь в камине, пора было ложиться спать.

Утро следующего дня начиналось как обычно, с небольшого забега по защищенной многочисленными охранными заклинаниями территории замка. Бэль любила бегать, когда оторвавшись от проблем можно просто насладиться тишиной и покоем окрестностей, тихой прелестью рассвета и легким дуновением ветерка. Было прохладно, где–то чирикали воробьи, медленно просыпался парк. Вскоре и замок оживет проснувшимися обитателями, и можно будет, войдя в гостиную, с наслаждением вдохнуть аромат булочек и горячего кофе. Аромат такой родной и милый, периодически перебиваемый запахами сосисок и тостами — дрянью, которую эти англичане так любят есть на завтрак. Первое время Бэль просто не замечала того беспорядка, что творится у нее на кухне и в столовой, но потом, когда ситуация в Британии поднялась до уровня «стабильно плохо», она поняла, что просто не сможет так жить. Да, весь мир сошел с ума, да, ее родовой замок наводнили всякие… весьма... разные люди. Плевать! Она не собирается терпеть причуды своих жильцов. Пусть травятся по утрам. Она любит покой и тишину по утрам, и аромат кофе, и булочек, и цветов, неизменно стоящих в тонкой, витой вазе. Она привыкла читать по утрам газеты, бегать и принимать душ. Она всегда балагурит только вечером и если и пропускает приемы пищи, то скорее всего это обед или ланч, но не завтрак. Это то немногое, к чему Пернелле Фламель удалось ее приучить. И это ее первые опекуны привили ей любовь к кофе и французским булочкам….

Она вернулась в замок примерно через полчаса, успев оббежать весь сад, и изрядно проголодавшись. Ее ждали горячая ванна и завтрак на столике у окна в желтой гостиной. День обещал быть хорошим.

Позже, потягивая кофе и просматривая ведущие европейские газеты, Бэль благодарила Мерлина за то, что у нее есть домовые эльфы и можно не думать хотя бы о том, что приготовить на завтрак и как выкроить время, чтобы привести замок в порядок.

В немецкой и французской прессе не было ничего интересного. Со страниц британского «Пророка» на нее смотрели Его Высочество Министр Магии, Лорд Волан–де–Морт и его воспитанник, Гарри Поттер. Бэль заставила себя прочитать все имеющиеся статьи, вся содержащаяся в них информация говорила только об одном — все стабильно плохо. Она откинула газету и потянулась за булочкой. Третьей за это утро. «Хорошо хоть можно есть и не поправляться,» — мелькнула на задворках сознания совсем неуместная мысль.

Взгляд снова упал на Поттера, и она в который раз задалась вопросом, как же живется Золотому мальчику в доме министра магии. Судя по его лицу, не так уж и плохо. Он не худ, но и не толст. Одет хорошо, улыбается, немного сковано, но все же. Вот только в глазах… возможно, ей просто кажется, возможно, им всем просто хочется верить в то, что на зеленом дне притаилось отчаяние, усталость и боль, в то, что он их не предал.

Подавив тяжелый вздох, Бэль встала из-за стола. Ее ждало много забот и проблем, и жизнь Гарри Поттера пока что не была в их числе.

На сегодняшний день был запланирован пятый выпуск их газеты. Абсолютно бредовая, по мнению многих членов Ордена, идея, предложенная Джинни. Когда она сказала, что хочет тоже принимать участие в войне, что тоже имеет полное право во всем участвовать, случился неимоверный скандал. Миссис и мистер Уизли были категорически против, так же как и их старшие сыновья, а вот Фред, Джордж и Рон ее поддержали. Рыжее семейство тогда жутко разругалось и непонятно чем бы все это закончилось, если бы не вмешался Блэк. Он предложил самой Джинни придумать что-то полезное для Ордена, что она могла бы делать, не выходя из дома. «В замке безопасно, и ничего плохого не будет с того, что она тоже окажет помощь нам», — сказал он тогда. Бэль не знала, на что именно рассчитывал Сириус, но рыжая девчонка за несколько дней умудрилась не только найти себе занятие, но и организовать всех своих друзей и знакомых, которые на тот момент уже проживали в разных частях Европы. Она решила, что необходимо издавать газету, чтобы в Европе могли знать, что именно происходит в Англии. Большинство, услышав о ее планах, просто махнуло на нее рукой. Но некоторые все же ее поддержали. В числе таких добровольных помощников оказались ее братья близнецы, Ситриус, Люпин, Тонкс и Бэль, которая, хоть и не участвовала в написании статей, оформлении и т.п., все же помогала с распространением этих брошюр, как на территории Европы, так и на территории Британии. С последним справиться было не просто, но возможно. Что радовало всю редколлегию, Орден Феникса и Джинни, и бесило Лорда и его свиту.

Сегодня должно было состояться собрание всех, кто непосредственно принимает участие в написание, оформлении и распространении. Если Бэль не изменяла память, они собирались обсудить возможность распространения газет более удобным и безопасным способом, чем разбрасывание их везде и всюду. Т.е. они просто собирались придумать способ доставки и распространения, потому что он, в принципе, отсутствовал.

Собрание должно состояться в два часа. Значит, у нее еще есть время разобраться с другими текущими проблемами. Необходимо было проверить запасы продовольствия, ведь не смотря на всю прелесть магии, невозможно создать продукты из воздуха, а кормить надо многих. Слава Мерлину, у Бэль столько денег, что она сможет прокормить несколько армий. Молли как-то заикнулась, что они с Артуром обязательно ей все отдадут, когда-нибудь, а пока… она, сильно покраснев, попыталась впихнуть Бэль несколько монет. Это был единственный раз, когда она в таком тоне разговаривала с Молли. Бэль очень увала миссис Уизли (что само по себе уже являлось выдающимся фактом, так как в число людей, которых она уважала, можно было пересчитать по пальцам), ей нравилась эта пухленькая наседка, так мужественно и порой трогательно опекающая свою семью, стремящаяся создать уют даже на чужбине. Она понимала, что, несмотря на свою бедность, их семья знает, что такое гордость. Но и Бэль сама была горда, и принять от них деньги…. Она тогда так шипела, что любой змееуст позавидовал бы, а потом, уже, глядя в расстроенные глаза, попросила: «Никогда больше не возвращайтесь к этому разговору. Ни Вы, ни я сейчас не в том положении, чтобы делить, где чей кусок и чья кровать. Это все роскошь мирного времени, а сейчас идет война». Молли тогда разревелась, и Бэль пришлось ее успокаивать, отпаивая крепким чаем с огневиски. Потом они очень долго разговаривали….

Часы пробили пол восьмого, и Бэль встрепенулась. Не время для размышлений. Сейчас все обитатели спустятся в столовую на завтрак, и у нее будет не так уж много времени, а сделать действительно нужно многое.

* * *

Когда в ее кабинет ввалились рыжие, она уже успела разобраться почти со всеми накопившимися проблемами.

— Доброе утро, — улыбаясь во все свои тридцать шесть зубов, Фред бухнулся в кресло напротив. Джордж, естественно последовал примеру братика, а Рон взгромоздился на стоящий у дальней стены диван.

— Доброе. Чем обязана? — не отрываясь от книги расходов и доходов замка, спросила Бэль.

— Ты такая вежливая.

— такая классная,

— и так бесконечно похожа

— на директора

— или на министра,

— когда вот так вот

— сидишь

— в этом кресле.

Бэль все же оторвалась от записей и посмотрела на этих обормотов. Они начали громко ржать, медленно сползая под кресла. Рон широко ухмылялся.

— У тебя слишком строгий вид, Бэль, сделай лицо попроще, а то еще напугаешь кого, — тихо посмеиваясь, посоветовал он.

— Закончу проверку и сделаю попроще и повеселее. Дайте еще пару минут. Я и представить себе не могла, что за две недели столько набежит всякой дряни.

Она никогда по-настоящему не была сильна в ведении хозяйства. Пока жила у Фламелей, этим занималась Пернелла и ее, естественно, не научила. В поместье Дамблдора ей пришлось постичь эту науку, ибо ее новый опекун был и без того завален делами и проблемами и явно не мог тратить время на такие мелочи, как ведение домашнего хозяйства. Да и Бэль была рада ему хоть чем–то помочь.

Она, каким–то чудом всегда умудрялась пробраться сквозь заросли цифр, и за все три года, что она этим занимается, ни Альбус, ни она не обанкротились, а это уже о чем-то говорило. Дамблдор как-то сказал ей, что у нее чисто аналитический ум….

— Может тебе помочь? — спросил Рон.

Бэль только отрицательно мотнула головой. Осталось совсем чуть-чуть….

Подведя жирную черту красными чернилами под всеми числами, Бэль отложила перо и улыбнулась.

— Закончила?

— Закончила, — она с наслаждением потянулась, отлевитировала книгу и посмотрела на рыжих.

— Ну и зачем я вам так срочно понадобилась?

— Мы тут подумали и решили, что не стоит ждать с вылазкой до следующей недели.

— На подвиги потянуло?

— Да причем тут подвиги, — вскипятился Рон. Бэль всегда поражала его способность заводиться так быстро и из-за любой мелочи. — Мы всегда делаем перерыв в несколько дней или даже недель, чтобы нельзя было предсказать, когда мы вновь там окажемся. Мы были в Англии вчера, поэтому, я уверен, что в ближайшие несколько дней нас там ждать не будут.

— Нас там ждут всегда, Рон, — мрачно заметила Бэль. — А после того, как мы взломали дом Малфоев, нас там не просто ждать будут. Люциус поднимет на ноги пол магического мира, чтобы достать нас.

— Так что ж теперь, нам там совсем не появляться? — раздраженно спросил Фред.

— Нам нужно узнать, что именно они предприняли для укрепления как внешней, так и внутренней защиты. Глупо соваться в логово мантикоры, не зная, сколько особей там проживает и насколько они ядовиты.

— Мы и так каждый раз просчитываем почти каждый шаг, расписываем всю операцию по минутам.

— Это называется — составить план.

— Да знаю я, как это называется! — Рон вскочил и принялся мерить комнату шагами. — Мы сидим как крысы, затаились, хвосты поджали, спрятались! Мы боимся лишний раз нос из норы высунуть! Мы…

— все еще живы, только благодаря тому, что ведем себя сдержанно и разумно, — резко оборвала его Бэль. — По твоему лучше было бы, если бы мы, очертя голову, всунулись в пекло и сгорели бы там к черту! — она резко встала. — Крысы говоришь, почему крысы, Рон? Почему?

— Потому что прячемся и…

— А что мы должны делать, аппарировать в Косой Переулок и начать раздавать всем прохожим листовки, обличающие Лорда и все нынешнее правительство?! Это мы должны делать?! Или может быть нам стоит вызвать Лорда на дуэль, или попытаться захватить Министерство магии?!

Рон молчал несколько минут, глядя на раздраконенную Бэль.

— Там люди мучаются…

— и мы им помогаем. Рон! Ну сколько можно! Нельзя спасти всех и помочь всем! — она перевела дыхание и тяжело продолжила. — Ты думаешь, мне это нравится, сидеть в этом замке, спать, относительно спокойно на кровати, в то время, как многие и на горстке сена не могут поспать, голодают, когда их пытают. Мы не боги, мы не всесильны, — она замолчала, с омерзением ощутив горечь бессильной ярости в своих словах. — В Ордене сейчас каждый человек на счету, мы не имеем права неоправданно рисковать.

— Мы и так рискуем, Бэль, оправдано, конечно, но все же. К тому же, мы всего лишь хотели перенести операцию на более близкий срок, начать готовиться к ней не завтра и не послезавтра, а сегодня, — примиряющее спокойно сказал Фред.

Бэль почувствовала прилив острой благодарности к нему. Она панически не любила поднимать эту тему, когда приходилось сдерживать рвущихся в бой остолопов. В самом начале, они ругались очень часто, как между собой, так и с остальными членами Ордена. С более маститыми членами Ордена, если так можно выразиться, они спорили за право отправиться на диверсию, как они сами называли свои вылазки. Они ругались с ними, с пеной у рта доказывая, что не смотря на свой возраст, вполне в состоянии не только попасть на территорию Британии, помочь попавшим в рабство магам, но и вернуться от туда живыми. Внутри их четверки распри всегда шли по поводу самих планов, сроков, вечной «мании» Бэль, как Рон это называл, все перепроверить и пересчитать по нескольку раз. И если весь Орден постепенно смирился с их вылазками и перестал изводить их своими страхами, то внутренние споры так и не изжили себя. Вот такие вот стычки случались часто, они обычно были короткими и до невозможного изматывающими, по крайней мере, для Бэль. Как человек, не переносящий слабость ни в других, ни в себе, ей больно было понимать свое бессилие. И если в течение дня, утонув в потоке дневных забот, она могла запихнуть все эти мысли куда подальше, то вот во время таких перепалок горечь и отчаяние лезли наружу. Одно радовало, спорить приходилось в основном с Роном. Джордж чаще всего просто отмалчивался, а Фред всегда пытался их примирить.

Бэль понимала Рона, один из Золотого Трио, лучший друг Мальчика–Который–Выжил, он потерял в одночасье и друга и подругу и остался один, в чужой стране, в незнакомом замке. Она знала, что его грызет совесть, ведь Поттера… ведь непонятно, как живется Поттеру у Лорда. А Грейнджер сейчас в Хогвартсе, на фаукльтете маглорожденных, одна из тех, кого в конце учебного года купит кто–то из аристократической швали. Бэль понимала, что он переживает за друзей, что ему тошно сидеть здесь, но она не могла позволить ему наделать глупостей, попасться самому.

Ведь ни Рон, ни Фред, ни Джордж, да вообще никто из ныне живущих не знал, даже не имел представления о том, как сильно Бэль боится, как часто оковы паники сковывают ее сердце; о том, почему она старается загрузить себя работой в течение дня. Они вообще и представить себе не могут, что она может чего–то бояться. А Бэль боится, панически боится, что с одного из заданий кто–то из них не вернется. Когда–то она осуждала Дамблдора, когда–то она презирала его за способность играть людьми как фигурками на шахматной доске. Теперь же, на свое шкуре познав, что значит быть лидером, она смогла и понять его и проникнуться уважением к нему. Не каждому дано мужество взять на себя право распоряжаться чужими жизнями, подгоняя их под нужды той или иной цели. — А ведь ему тоже было тяжело, гораздо тяжелее, чем мне.

— У нас сегодня собрание редколлегии, потом выпуск радиопередачи, потом нужно еще заживляющие и восстанавливающие зелья приготовить — они у нас почти закончились.

— Зелья может приготовить мама, она в них неплохо разбирается. Выход в эфир не займет много времени.

— Но с газетой мы провозимся долго. Джинни права, нам пора придумать способ ее распространять.

— Хорошо, хорошо. Давай так: если мы успеем, то подумаем, хотя бы о том, куда отправимся на этот раз.

— ОК. Я думаю вечером, мы все же найдем для этого время.

Когда они ушли, Бэль облегченно вздохнула. Ну хоть с этими разобралась, да и успела все счета проверить…. День начинался тяжело и плодотворно. А впереди ее еще и разговор с Блэком ждал. Сириуса пока что занимал какими-то заданиями Кингсли, он так же помогал Джинни с газетой и расселял освобожденных магов по Европе. Заботился об их безопасности, подбирал дома, устанавливал защиту. Но он не был бы Блэком, если бы ему не было этого мало, и он не рвался вместе с ними в Британию высвобождать маглорожденных.

Постояв еще несколько минут в кабинете, она направилась на поиски Сириуса. За нее ее обязанности никто не выполнит, и нет смысла просто стоять и жалеть себя. Нужно идти и делать.

* * *

Несмотря на всю свою внешнюю холодность, Бэль никогда не отличалась особой сдержанностью. Под мраморной маской безразличия всегда кипели страсти, и прятался бурлящий вулкан. И сегодня всему Ордену, похоже, придется в этом убедиться. Хотя бы потому что до этого дня никто не видел ее в таком состоянии. Она крайне редко кричала, предпочитая ледяной тихий голос, высокочастотным воплям. Но сегодня ее нервы явно сдали.

После пятиминутного скандала в библиотеку сбежались все обитатели замка и теперь пытались как-то разобраться в том, что происходит. Сама Бэль, сверкая глазами, высказывала Блэку все, что она думала о его затее, о бесшабашности, о вечно играющем в одном месте детстве, о том, что он идиот. Она припомнила ему все, начиная с памятной битве в министерстве, когда этот идиот умудрился грохнуться в арку, и заканчивая гибелью Поттеров. Последнее обвинение сорвалось с губ и камнем повисло в мертвой тишине библиотеки. Блэк бледный, тяжело дышащий, стоял напротив, глотая воздух. Потом развернулся и вылетел вон из комнаты.

А Бэль тяжело опустилась на кресло. Нет, она не сожалела о том, что сказала ему, кому-то давно пора было поставить его на место и слегка поубавить неуместный пыл. Сириус был не плохим человек, но порой он все же зарывался и… все его глупости так или иначе имели крайне отрицательные последствия. А все от того, что он рвался всеми своими четырьмя лапами и не задумывался о последствиях. Он был гриффиндорцем до мозга костей, до рези в глазах, до самого последнего волоска на своей блохастой шкуре. Его храбрость всегда граничила с безрассудством, и это, наверное, было бы не страшно, если бы вместе с ним не приходилось расплачиваться еще и другим.

— Что случилось? — вопрос Люпина разорвал оковы тишины.

— Твой драгоценный дружок решил вытащить Поттера из Англии.

— Понятно.

— Что тебе понятно?! — вновь вскипела Бэль. — Что у этого идиота мозг меньше, чем у амебы! Или то, что его теперь придется привязывать!

— Бэль, Гарри его крестник и он ему очень дорог, — и добавил, после небольшой паузы, — он всем нам очень дорог.

— Я в курсе, что он вам дорог, — раздраженно откликнулась она. — Только не он один там и подобраться к нему… проще уж Лорда прибить.

— Ну, в поместье Малфоев тоже ведь не просто было пробраться. И к тому же не ты ли всегда говорила, что в этом мире нет ничего невозможного.

— Не бросай в меня мои же слова Люпин, это плохой тон, к тому же я никогда не отказываюсь от своих слов.

— Тогда в чем дело.

— А в том, что у Блэка ума, как у пятилетнего ребенка, даже меньше! Этот дибилоид даже не хочет меня выслушать! — взвилась она. — Ему приспичило спасти Поттера и все тут! Как будто помимо Золотого Мальчика нам спасать некого! Как будто… уууууууууу! Не могу, ну сколько можно! — она от души пнула стол.

— Бэль, но ведь можно попробовать…

— Что попробовать! Проверить насколько туп Лорд! Или насколько хватит Блэка, пока его пытать будут! Или может проверить, как перенесет повторную гибель кресного Поттер!

— Но ведь не обязательно…

— Да что не обязательно! Что не обязательно! Лорд НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО поверит Блэку в кардинальный пересмотр приоритетов, ВОТ ЧТО!

— Ты о чем? — этот вопрос уже задал Рон.

— Я о том, что этот… что, — она тяжело вздохнула и попыталась успокоиться, — Блэк решил отправиться к Лорду и сообщить ему, что он яко бы настолько любит крестника, что готов принять метку, лишь бы быть рядом с ним!

Ее последнее заявление похоже ввергло в шок всех присутствующих еще больше, чем вся сцена разбора полетов с Блэком.

— Таааааак, вовремя же ты его охладила, — протяну Рон.

— Я надеюсь, что охладила. Хотя судя по его физиономии… — она снова вздохнула, — извините, что я так всех переполошила.

— Ничего, будем надеяться, твои слова не пропали даром, и Сириус как минимум все хорошенько обдумает, — спокойно откликнулся Кингсли.

Бэль только сейчас заметила темнокожего мага.

— Вы давно приехали?

— Нет, пару минут назад, хотел переговорить с Артуром и Люпином, а потом к тебе зайти, но видимо получится иначе.

— Что-то произошло?

— Ну, сейчас все время что-то происходит, — философски заметил он и, увидев напряженные взгляды, обращенные на него, поспешно добавил, — ничего страшного. Просто после вашей последней вылазки министерство завинтило все гайки, а Малфои рвут и мечут.

— Что вполне предсказуемо, — пробормотала Бэль, — идемте в кабинет, там и поговорим, — и, обращаясь к Рему, добавила, — Проследи, пожалуйста, за Сириусом, мне бы не хотелось, чтобы он с горяча натворил глупостей.

— Не беспокойся, я переговорю с ним.

Бэль кивнула в знак благодарности и вышла из гостиной. Кингсли последовал за ней. Они молча вошли в кабинет, и Бэль, указав ему на одно из кресел, вызвали Тэма.

— Мадмуазель Фламель, — смешно затряс ушками эльф.

— Ты знаешь, где Блэк?

— В своей комнате, мадмуазель.

— Хорошо. Присмотри за ним, только незаметно.

— Да, мадмуазель, — он еще раз смешно поклонился и исчез.

— Не доверяешь? — спросил Кингсли.

— Скорее опасаюсь. Я не для того вытаскивала его из арки, чтобы он сдох по собственной тупости.

— Знаешь, я давно хотел спросить, как тебе это удалось.

— Много–много книг по темной магии и почти год бессонных ночей, выговор Альбуса и насмешки Снейпа.

— Секрет значит.

— Да нет, не секрет, просто, ты меня извини, но мне сейчас не до лекций на тему искажения пространства и древних артефактов. Если выберешься к нам вечером как–нибудь, может и расскажу. А сейчас уволь. Чему улыбаешься? — рассеянно спросила она, когда увидела его лицо.

— А ты оказывается пессимист Бэль.

— С чего бы это?

— Ну как же. Большинство говорят в подобных случаях — «обязательно после войны», а ты — вечером, если время выдастся.

— Я реалист, Кингсли.

— Не веришь в то, что мы когда-нибудь победим?

— Если бы я в это не верила, то не стала бы вкладывать силы и средства в Орден и все остальное. Просто я реально смотрю на вещи.

— И что ты видишь?

— Что нас мало, что средств не хватает и ресурсы истончаются. Заметь, я не о галеонах говорю. Их пока, слава Мерлину, хватает. А у Лорда Армия, рабы, слуги, преданные псы, проверенные в боях. Их больше чем нас. Да и… он в Англии, мы в Европе. Уйти в подполье в собственной стране нам не дали…. Мы проигрываем по многим параметрам и нужно время и силы, чтобы хотя бы выровнять наше положение, достичь одного уровня с ними. И только Мерлин знает, сколько времени уйдет на все это.

— Знаешь, мне иногда кажется, что ты внучка Дамблдора, но почему-то боишься в этом сознаться.

— Тебе лучше не знать о том, чья я внучка и уж тем более о том, кто мой отец, — мрачно сказала Бэль.

Кингсли довольно таки долго смотрел на нее, потом спокойно сказал.

— Меня это мало волнует. Да и остальных тоже.

— Ты хотел о чем-то поговорить? — грубо перевела тему Бэль.

— Да, хотел. Видишь ли, Ваша последняя вылазка наделала много шума, причем не только в Англии. В Европе пара газет экстренно готовит статьи о варварстве по отношению к древнему и могучему роду Малфоев. Сама понимаешь, в них ни слова не будет сказано о пленниках и о том, что с ними вытворяли.

— Что за газеты?

— «Les faits du jour*» и «denkwürdiges Ereignis und Faktum**»

Бэль присвистнула. Это были ведущие газеты Европы, к чьим статьям всегда прислушивались.

— Вот–вот.

— И сработать на опережение у нас не получилось.

— Пока не получилось, — поправил он ее.

— Есть предложения?

— Есть. Видишь ли, я изначально не очень хорошо относился к вашей затее с газетой. Думал, так способ занять многих, чтобы не путались под ногами, а то еще все скопом сорвутся в Англию, выручать маглорожденных.

— «Vox populi

* * *

» не тягаться с ними. Что бы мы там не написали — это будет тявканье моськи против лая бульдога. Нас не услышат и не заметят.

— Я это понимаю. Но все же ведь удалось «Придире» заткнуть «Пророк», ведь поверили же.

— Тогда была другая ситуация. Происходило много всего, а «Пророк» не давал внятных объяснений.

— И это я тоже знаю, Бэль. Все знаю. Но нам нужно что–то сделать.

— Единственное, что может помочь нам сейчас — это не допустить выпуска этих газет.

— Но это не возможно. Редакторы не откажутся от своих идей….

— А пытаться заткнуть их золотом глупо, хотя бы по тому, что нам так придется все время им платить.

— И это не выход.

— У тебя есть идеи?

— Да, Бэль. Нам нужны статьи, две, на разных языках. В противовес тем, что готовятся сейчас в издательствах. Желательно яркие и броские. И как можно быстрее. У ребят не плохо получается писать, да и рисунки вы делаете отличные. Может попробуете.

— И что Вы с ними собираетесь делать.

— Продать в другие газеты. Хотя «Les faits du jour*» и «denkwürdiges Ereignis und Faktum**» и являются самыми читаемыми, конкуренция среди газет здесь получше, чем в Англии и есть другие, весьма серьезные ….

— Которые будут не только рады напечатать что-то такое, но еще и заплатят за это. Я скажу ребятам. У нас как раз сбор после обеда. Правда придется опять отложить вопрос о распространении газеты. Но это может подождать.

— Вот и договорились. Теперь о другом.

— Что еще?

— Я говорил тебе, что они усилили защиту.

— Хочешь сказать, что нашим невыразимцам она теперь не по зубам?

— Нет, я думаю, со временем они найдут опять лазейку, правда на этот раз, скорее всего не так быстро, как всегда.

— Значит подождем. У нас и без вылазок дел выше крыши.

— Да уж, дел накопилось…, — Кингсли встал и подошел к окну, — я хотел тебе сказать, мы решили, что в следующий раз с вами пойдет Люпин и Тонкс.

Бэль тоже встала с кресла. «Начинается!»

— Кингсли, имей совесть. Вы меня добить сегодня решили. Сначала Рон, потом Блэк, теперь еще и благородный Орден в твоем лице.

— Анабэль, — резко повернулся к ней он, — это не шутки!

— Да ты что?! Ты серьезно?! А я–то думала, что мы в игрушки играем!

— Послушай, я хочу, чтобы с Вами пошли опытные маги.

— А мы значит дети малые.

— Не начинай.

— Сам не начинай! Кингсли, ну сколько можно. Мы ведь все еще черти когда обсудили.

— Если вас поймают…

— В том-то и дело, что если нас поймают, то мы подойдем под статью о несовершеннолетних, что означает — нас в крайнем случае выдерут и в Хогвартс отправят. А вот если там кого-то из Вас схватят, то скормят дементорам и даже не задумаются!

— Да какие, к Мерлину законы!

— Те самые, что Лорд принял. Он конечно ублюдок, но не дурак. Самопроизвольно монархию устанавливать не стал и не станет. К тому же, ему так или иначе необходимо признание мира, как полноправного правителя страны, и признание самой страны. А убийством несовершеннолетних, даже преступников, он только оттолкнет от себя всех.

— Ты думаешь, ему так необходимо признание других государств?

— Англия маленькая страна и ресурсы у нее не велики. Против всего мира она не потянет. И в изоляции жить, тоже не очень хорошо.

Кингсли молчал очень долго, обдумывая ее слова.

— Уизли считаются предателями крови.

— Но они чистокровные и пока еще несовершеннолетние. (Хвала Мерлину, по новому закону абсолютное совершеннолетие достигается только в 21 год.) Так что под Аваду не пойдут.

Шелкбот вздохнул.

— Ты умеешь убеждать, — мрачно констатировал он. — Нам не нравится то, что рискуют своей шкурой больше всего подростки. Вот и все.

— Мне тоже многое не нравится. Но это не значит, что нужно делать мозги друг другу.

Он кивнул ей.

— Мне пора. Молли успела в меня впихнуть пару тостеров и сосисок, так что на ужин я не останусь. Займитесь газетой.

— Займемся.

— Хорошо, тогда, как закончите, так сразу к Хестии. Она этим непосредственно занимается.

— Как скажешь. И, Кингсли? Я могу надеяться, что мне не придется всем подряд вновь доказывать, что будет лучше, если именно мы будем отправляться в Англию.

— Я не уверен. Но постараюсь сделать так, чтобы тебя не слишком доставали.

Он распращался и уже почти вышел из комнаты, когда Бэль его снова окликнула.

— Как Макгонагл?

— По-прежнему.

Дверь за ним закрылась, и Бэль обессилено рухнула в кресло. Сил не было. Она прикрыла глаза и откинула голову на спинку, благо кресло удобное и мягкое.

Хотелось свернуться комочком и залезть под одеяло, хотелось забыть обо всем на свете, хотелось….

Раньше, до смерти Альбуса и начала всего этого кошмара, ее желания практически всегда совпадали с ее поступками. Она всегда делала то, что хотела и чихала на весь остальной мир. Раньше… раньше война была только в стадии начала, и она сама была далеко от нее. Раньше… то было раньше. А сейчас она даже не думать себе не может позволить. Об этой идиотской газете, о статье, которую нужно будет не только срочно написать, но и перевести. Об их очередной вылазке. О Макгонагл, которая вот уже три месяца находится в коме. Врачи говорят, что она безнадежна, но им всем так не хочется в это верить. Заместитель директора Хогвартса, глава Грифиндора, преподаватель трансфигурации, старая кошка — она была неотъемлемой частью их прошлой жизни, той самой, где можно было беззаботно взрывать котлы на парах, играть в квидич и бродить по лесу, не опасаясь быть подстреленным. Было страшно даже представить, что ее может не стать. Ведь сейчас, она просто находилась в коме — болела, спала, как хотите. Но ее сердце стучало и уже это давало немалую надежду.

Найти бы ту тварь, что послала в нее проклятье….

Когда на всех их собраниях они обсуждают очередное поместье, Бэль боится, что кто-то из них захочет отправиться к Лейстреджам. Наверное, поэтому она так долго доказывала всем, что поход к Малфоям — не самая лучшая идея. Ведь за Малфоями идут Лейстреджи. А к ним Бэль боялась попасть. Да именно боялась, потому что знала, стоит ей нарваться на эту тварь, и она разнесет все вокруг и ее в клочья, не задумываясь, не сожалея. Макгонагл, Андромеда и Тэд Тонкс, Лавгуд (отец Луны), Лонгботомы и, наконец, ее собственная бабка и мать…. Всякий раз, когда она о них думала, ей начинало казаться, что натолкнись она на Бэллу сейчас, в этот самый момент и от нее не останется и следа.

Вот и сейчас от одной мысли о ней закипала кровь и мутнел рассудок….

От разгромления собственного кабинета ее спас Тэм, сообщивший, что ланч готов и все уже собрались в столовой и ждут ее.

*les faits du jour — фр. — «События дня».

** denkwürdiges Ereignis und Faktum — нем.— знаменательные события и факты.

* * *

«Vox populi» — лат. — «Глас Народа»

Неделя выдалась тяжелая. То есть не просто тяжелая, а убийственная, когда все делалось на пределе сил, в бешеном ритме гонки на выживание. Все орденовцы, члены ОД и даже те, кто имел только очень отдаленные представления о том, что происходило, работали на износ. С горящими странной, почти отчаянной решительностью глазами, стискивая зубы и поглощая литрами кофе, они все спали максимум по 2-3 часа. Впервые, даже Молли не нападала на них с лекцией о вреде недосыпания, а только подгоняла эльфов, заставляя день и ночь готовить терпкий напиток, дарящий хоть какие-то силы в борьбе со сном.

Хотя, сказать честно, спать особо и не хотелось. По крайней мере, Бэль почувствовала, что она смертельно устала только в воскресенье вечером, когда присяжные удалились для принятия решения, когда все было почти позади и оставалось только ждать результатов. А до этого она, как и все, питалась только одной свирепой идеей — одолеть во что бы то ни стало. Пусть проиграны прошлые битвы, пусть их изгнали из страны, пусть они потрепаны в боях и фактически обезглавлены, пусть…. Пусть это всего лишь малюсенькое сражение, потасовка за мнение Европы и мира, пусть….

Уже после того как глобальная акция под названием «правду в массы» окончилась победой — их победой; Бэль, проваливаясь в сон впервые за последние 30 часов, поняла, что же это сплотило их всех, заставив забыть об усталости, обо всех разногласиях и единой, слаженной шеренгой броситься на врага — мысль о том, что это, пусть и маленький, но все же шанс поквитаться с ними со всеми, с этими чистопородными выродками, лишившими их так многого.

Именно эта мысль, если быть до конца честной с самой собой, и заставляла Бэль и троих Уизли раз за разом, рискуя собственной шкурой прорываться на территорию Англии и устраивать диверсии. Именно она заставила их, потратить сутки на разработку в строжайшей секретности плана о нападении на поместье Малфоев. А ведь они прекрасно понимали, что лезут в логово к мантикорам и не знают точно ни количества особей там проживающих, ни того, будут ли они в это время в пещере, или непрошенным гостям все же посчастливится, и хозяева будут где-то далеко….

Все началось в тот день, когда Кингсли пришел с просьбой написать пару статей в ответ на готовящиеся сообщения о варварском нападении на древнее и благородное семейство. В тот день и в последующий они вообще не спали. Статьи писались на удивление долго, тяжело, в горячих спорах и длинных дебатах. Дело осложнялось тем, что необходимо было напечатать две довольно таки далекие друг от друга статьи на одну тему. Все еще сырые наброски Бэль и Флитвику на перевод принесли ближе к полуночи.

Уже под утро Тонкс, Хестия и Билл отправились в издательства. Бэль до сих пор не понимала, как им удалось добиться того, чтобы их статьи были не просто включены в утренний выпуск, но и разместились на первых полосах.

Утром, увидев свои выстраданные детища на первых полосах ведущих издательств, они все с замиранием сердца ждали реакции общественности. И дождались, только не от общественности, а от лорда Малфоя, подавшего в Женевский суд на них за ограбление и публичное оскорбление. Дело приобрело катастрофический характер. Женева испокон веков — была не только юридическим центром магической Европы, но и негласным законодателем общественного мнения. Проиграть судебный процесс они не имели права, не явиться на него они не могли…. По общей команде были подняты все: члены Ордена, члены ОД и даже те, кого они вытащили из застенок британских замков. На зов откликнулись все, даже те, кто в принципе был далек от войны и пострадал скорее за свою принадлежность к не чистокровным, чем за свои политические взгляды. Замок превратился в нечто очень сильно напоминающее штаб квартиру военного времени. В строжайшей секретности в большинстве зал проходили собрания военного отряда, отряда прикрытия, невыразимцев, самих диверсантов, глав Ордена и ОД. Первые и вторые разрабатывали планы безопасной доставки Бэль и троих Уизли на судебное заседание. Они так же решали пути обеспечения их безопасности во время этого заседания и их незаметное возвращение в замок. Невыразимцы должны были сделать все возможное, чтобы никто не смог узнать, где именно находится штаб. Они должны были делать все необходимое, чтобы ни одно из секретных мест Ордена не было раскрыто. Также они отвечали за порталы и помогали первым двум группам в обеспечении безопасности.

Бэль, Рон, Фред и Джордж сутками не вылезали из ее кабинета, продумывая тактику собственного поведения, просчитывая все возможные ходы обвинения, тщательно продумывая все свои ответы и контратаки. В магическом мире, в отличие от магловского, сами судебные заседания представляют собой чаще всего скотобойню. Хорошо натасканный прокурор обычно фактически не дает своей жертве даже пискнуть, прежде чем ее освежевать. Взяв за основу методику незабвенного Сократа, он задает подследственному вопрос за вопросом и терпеливо дожидается, пока он запутается в паутине собственных ответов. При этом один вопрос быстро сменяет другой, и любое слово может подвергнуться такому извращенному толкованию, что у подследственного чаще всего уже на пятом вопросе сдают нервы, и он начинает проигрывать.

Ребята, имевшие довольно таки поверхностное представление о юриспруденции, жутко нервничали. Они прекрасно понимали, что от их ответов целиком и полностью будет зависеть исход дела, что именно на их плечи ложиться наибольший груз ответственности и в случае поражения виноваты будут именно они. Осознание всего этого никак не помогало работе.

К тому же, в магическом мире всегда безоговорочно царил прецедент, поэтому точно сказать, под какую статью подведут их деяния, никто не мог.

Их спас Флитвик, не известно каким образом и через каких старых знакомых, нашедший несколько томов с описанием судебных процессов последних лет. То есть не просто несколько, а несколько десятков. За чтение всего этого засели почти все обитатели замка, не принимающие слишком активного участия в других частях операции. Трое суток подряд они только и делали, что читали, не прерываясь даже на обеды, завтраки и все такое…. Они вообще забыли бы о том, что необходимо есть, если бы не Молли и домовики, в одно и тоже время ставящие возле них тарелки с чем-то съестным. Не отрываясь от чтения или просто просмотра томов в поисках чего-то похожего на предстоящий им процесс, они поглощали содержимое тарелок, не задумываясь об их содержании и не чувствуя вкуса.

На четвертый день тройка диверсантов заперлась в кабинете и просидела там чуть больше суток, продумывая все возможные ходы предстоящего заседания и свои ответы на возможные вопросы.

Перед самим заседанием было необходимо выспаться, ибо после такой напряженной работы, они просто могли оказаться не в состоянии нормально мыслить на процессе. Но это оказалось необычайно сложным. Отправившись в постель за 10 часов до слушанья, с твердым намереньем проспать 8 часов, Бэль поняла, что не может уснуть. Проворочавшись в постели больше получаса, она спустилась в лабораторию за снотворным, где обнаружила Молли и ее троих сыновей, взлохмаченных, изможденных, так же не сумевших заснуть. Взяв склянку с сиреневой, вязкой жидкостью, она отправилась в спальню, где наконец-то, выпив эту гадость, смогла провалиться в объятия морфея.

* * *

Ровно за два часа до начала слушанья их разбудили домовые эльфы. После восьми часового сна к ним вернулись силы и способность нормально мыслить и говорить. Вместе со всем этим пришла и ужасная нервозность. Всегда отличавшаяся хорошим аппетитом, Бэль почувствовала, что ее может стошнить от одного взгляда на тостеры и сосиски. Уизли, судя по их нежно салатовым физиономиям, испытывали примерно те же чувства. Одно радовало — они еще с вечера решили проснуться незадолго до отправления на слушание, потому что понимали — утром им явно будет не до просмотра материала.

Молли, причитая, бегала вокруг них, пыталась приободрить и накормить. Потом попыталась напоить их успокоительным…. Бэль сбежала из столовой почти сразу. О завтраке было противно думать, а успокоительные она не принимала принципиально, считая их проявлением слабости. Не желая попадаться кому-либо на глаза, она сбежала в совятню, куда вскоре подошли ее напарники. Говорить ни о чем не хотелось, просматривать какие-либо материалы не было сил. Они все просто сидели рядом на полу, рассматривая древние стены и пытаясь успокоиться и сосредоточиться. Вдох — выдох, вдох — выдох, вдох — выдох….глаза закрыты, дыхание выровнено, ментальные блоки восстановлены, все мысли и чувства медленно растворяются в размеренном дыхании….

Все это напоминало их первую вылазку, когда все было уже обговорено, рассчитано по минутам и оставалось только сидеть и ждать, когда невыразимцы дадут добро на отправление. Уже тогда Бэль убедилась в том, что не ничего сложнее ожидания. И пусть сама операция прошла через пень колоду, и пусть их чуть не подстрелили тогда, и пусть им пришлось тащить на себе троих пленников, потому что они были не в состоянии идти, и потому что невозможно одновременно левитировать носилки и отбиваться от преследователей. Все равно самыми тяжелыми для нее были минуты перед отправлением….

До здания суда они добирались, выражаясь магловским языком, с пересадками. Сначала был поход до ближайшего магловского городка, потом поездка на ее любимом форде и взятых на прокат нисанах до Парижа, и там аппарация из съемной квартиры прямо ко входу в министерство магии Франции, потом уже камином до небольшого правительственного ведомства Женевы и от туда порталом в зал суда. Дорога, занявшая полтора часа, казалась бесконечной. У Бэль было ощущение, что лес не кончится никогда, ей хотелось выть при одном взгляде на жуткий камуфляж Муди и абсолютно немагловские повадки всей компании, думать о том, кто будет вести машины и вовсе не хотелось. При мысли о поездке делалось тошно.

Сопровождало их семь человек: Муди, Люпин, Блэк, Чарли, Артур, Билл и Кингсли. Это было много, слишком много, по мнению Бэль, но спорить, не было ни сил, ни времени, и им пришлось смириться с подобным количеством телохранителей. Единственное на чем настояла Бэль, так это на трех машинах. Они долго твердили о том, что надо держаться вместе, но не смогли поспорить против того, что 11 человек, садящихся в одну машину на магловской стоянке, могут привлечь внимание, а им это было не нужно.

Поездка оказалась сущим испытанием. Во-первых, еще в самом начале было решено, что они не вызывают такси, потому что так будет проще отследить их передвижение, да и в случае нападения лучше будет если за рулем окажется не перепуганный, ничего не понимающий магл, а кто-то из своих. Во-вторых, о том, как водить машину помимо Бэль примерно знали еще близнецы. И хотя их познания сводились к тому, что они могли отличать педаль тормоза от педали газа, знали, как завести мотор и для чего служит руль, они были единственными, опять таки помимо Бэль, у кого был хоть и совсем крошечный, но все же опыт вождения (хвала Мерлину, наградившему мистера Уизли пристрастью к магловским изобретениям). А после того, как Тонкс, которая должна была вести один из нисанов, на одном из собраний задала вопрос — а зачем нужен этот бублик, торчащий впереди, было решено, что за руль сядут Фред с Джорджем. Уверенность всего Ордена в правоте своего решения окрепла, когда они по очереди смогли объехать парк на стареньком мерседесе, не врезавшись ни в одно дерево….

И хотя благодаря старому фордику мистера Уизли, его дети могли сносно водить машину, Бэль всю дорогу проклинала себя за то, что так и не научила этих обормотов правилам дорожного движения, и поклялась заняться этим сразу, как только пройдет это идиотское слушанье. Каким чудом им все же удалось добраться до квартиры, не создав ни одного ДТП, и не попавшись полиции, знает только Мерлин.

Французское здание министерства магии поражало своей изящной простотой. Никакой вычурности, никаких напыщенных статуй…. Прелестный древний замок, для отвода глаз находящийся на реставрации уже несколько десятилетий, шикарные залы, великолепные приемные, идеальная вежливость Западной Европы…. Каминная сеть, полет длиной в бесконечность, по необжигающему пламени, мимо чужих домов….

Женева встретила их солнечной сухой погодой и мрачными залом заседания. Темные стены давили на психику, а странные ярко красные мантии прокурора, судьи и других представителей судебной власти этого города, казались гротескно яркими пятнами, только усиливающими общее гнетущее впечатление.

Они прибыли раньше Малфоя, и Бэль не знала радоваться ей этому или расстраиваться. Встречи с этим человеком она боялась больше всего: нападения Пожирателей (в которое она, если быть до конца честной, не верила), провала их выступления на этом заседании. Они никогда не встречались с Люциусом, но были, если можно так выразиться — заочно знакомы. Он был любовником матери Бэль, ее безумием и страстью, причиной ее смерти. Он был вторым из тех, кто мог раскрыть тайну ее рождения. Но если Северус иногда либо просто не замечал очевидные факты, либо предпочитал делать вид, что не замечает, и его, на крайний случай, можно было попросить не лезть, куда не следует, пообещав когда-нибудь раскрыть тайну, то с Малфоем все было иначе. Бэль была уверена, пойми он, кто перед ним и…. А вот об этом думать не хотелось вообще.

Пока они все рассаживались, она осматривалась по сторонам, отчаянно боролась с желанием залезть куда-нибудь под стол, в тень… куда угодно, лишь бы там ее не смогли рассмотреть…. Они сидели справа от судьи, на традиционном месте для обвиняемых и на виду у всех. Пока Рон и близнецы рассматривали зал суда и шепотом обсуждали свою стратегию, Бэль пыталась взять себя в руки. Злясь на саму себя и пытаясь успокоиться, она размеренно дышала, проклиная это заседание, Малфоя, Лорда и всех, чьи имена ненароком приходили на ум.

Все-таки странно устроен человеческий мозг, словно природа, надарившая всех людей неимоверным количеством достоинств, решила поиздеваться, дав его. Ну почему все страхи и опасения приходят в голову непременно в тот момент, когда пути назад нет, когда осталось несколько мучительных секунд ожидания, когда вот сейчас распахнется дверь и….

«И что?! — резко одернула она себя, — что?! Думаешь эта мразь до сих пор помнит глаза твоей матери?! Их цвет?! Да ты похожа чем-то на нее, но в твоей внешности много и от папаши, а Малфой не гений генетики и сопоставительный анализ ваших бровей, губ и линии скул проводить не будет». Ей все же удалось частично успокоиться, к тому моменту, когда в зал начали входить Пожиратели….

Не узнать Люциуса в этой толпе чистопородных было невозможно. Высокий блондин в дорогой мантии, небрежная грация хищника и холодные серые глаза, неизменная трость с набалдашником в виде змеи. Его сыну никогда не стать таким, никому и никогда не дотянуться до его уровня. Бэль следила за ним не отрываясь, впервые поняв, если не до конца, то хотя бы наполовину, собственную мать. В такого мужчину сложно не влюбиться….

Их глаза встретились нежданно, он словно почувствовал, что его кто-то рассматривает, и резко обернулся. Она вздрогнула и застыла, словно загипнотизированная этой ледяной сталью. Они рассматривали друг друга, казалось, целую вечность. И Бэль чувствовала, как отчаяние, напополам с болью заполняют ее. Она словно смотрела сейчас в лицо своему прошлому, тому самому, от которого так хотела скрыться, и которое ей никогда не даст убежать.

«Будь все проклято! И эта чертова война, и моя мать и ты, чертов Пожиратель, правая рука Лорда!» — эта мысль пришла в ее голову нежданно и словно легкая искра кресала непринужденно подожгла сухой хворост невысказанных слов, обид, боли, заставляя их вспыхнуть и слиться в едином яростном порыве.

Она почувствовала, как плечи расправляются сами собой, как чуть сужаются глаза, как губы вздрагивают в ледяной, насмешливо приветственной улыбке и голова склоняется в издевательском приветственном кивке. И ядовитое, жесткое удовлетворение потекло по ее венам, когда в глубине серых глаз мелькнуло бешенство и побелели костяшки пальцев, сжимающих трость. Бэль отвела взгляд с чувством мрачного удовлетворения.

«Бесишься?! Ну-ну. Ты даже не представляешь, как приятно хоть на миг сорвать с тебя маску, задеть, вывести из себя…. За нее, бросившую меня ради твоей никчемной шкуры. За нее, глаза которой ты все же забыл…. И хорошо, что забыл». О том, что было бы узнай он ее сейчас, Бэль отчаянно старалась не думать.

За своими мыслями девушка не заметила, как открылась самая дальняя дверь.

— Всем встать, суд идет!

«Ну, вот и началось», — промелькнула в ее голове мысль, под дружный шорох мантий и редкий скрип стульев.

Гораздо позже, оказавшись под пологом своей кровати, Бэль попыталась и так и не смогла понять, как же им это все удалось. Как четверо подростков смогли в словесной перепалке переиграть маститых прокуроров и самого хитрого Пожирателя смерти.

Весь процесс строился по традиционному трехступенчатому принципу или «принципу Макка», как это называется в юридической литературе. Говоря простым языком, он состоял из трех этапов. На первом этапе зачитывалось обвинение, выслушивалась пострадавшая сторона, приводились доказательства. Так что пока прокуроры и Малфой разглагольствовали, им пришлось тихо сидеть и внимательно слушать. Самым примечательным, как и следовало ожидать, в этой части оказалось выступление Малфоя. Он был великолепен, полностью вжившийся в роль оскорбленного в лучших чувствах поборника добра и справедливости. А его пламенную речь вполне можно было бы рассматривать на парах ораторского искусства, как один из самых достойных образцов. Бэль чувствовала, что ее напарники на взводе и понимала, что на последнем этапе ей придется взять перепалку с Малфоем целиком и полностью на себя. Делать этого не хотелось, к тому же изначально обговаривалось, что третью часть они делят поровну. Но поровну никак не получалось, от Уизли буквально волнами расходилась ярость, а при словесной перепалке нужен был холодный разум. Вопрос был в том, позволят ли ей это сделать, и сумеет ли она удержаться, ведь и в ее сердце тихим пламенем горела ненависть, и пламя это норовило перерасти в пожар.

Перед второй частью был пятиминутный перерыв, во время которого ребята тихо переговаривались, оговаривая незначительные моменты допроса, и фактически не замечая окруживших их членов Ордена.

Второй этап, во многом всегда представлявший просто бойню, в этот раз все же вышел на стадию полемики. Как это ни странно, но всю основную часть вопросов на себя взял Рон, близнецы и Бэль по большому счету просто отмалчивались и вставляли свои замечания только, когда ответ требовался не от одного из них, а от всех, или же когда к ним конкретно обращался прокурор. Это было немного забавно, смотреть на противников, которые, судя по физиономии их физиономиям от Рона не ожидали ни логичности ответов, ни изворотливости ума. А напрасно, все же он не зря был частью Золотого Трио…. Тень Гарри Поттера, тупой Уизел, как его всегда называл Малфой–младший…. Только вот забыли они, что именно это «рыжее недоразуменее» сумело выиграть шахматную партию на пути к философскому камню, а ведь ему тогда было всего одиннадцать лет. А сейчас ему семнадцать, и он спокойно и ровно отвечает на вопросы, играет словами, логически рушит всю их линию обвинения, хладнокровно переигрывая маститого прокурора. Да и как можно не поверить в то, что эти милые подростки, сидящие на скамье подсудимых, могли что-то украсть? Рон так уверенно рассказывает о том, как они приехали с официальным визитом в поместье Малфоев, и обнаружили там только Драко, как они мило беседовали в голубой гостиной, дожидаясь родителей их бывшего одноклассника, а потом поссорились из-за пустика, что ему невозможно не поверить. А когда Рон начал разыгрывать удивление замешанное на легком негодовании, Бэль поняла, что в нем умирает великий актер.

Второй этап остался за ними, все обвинения разбились об их продуманные ответы и умелое использование хорошо подтасованных фактов. Но победу праздновать было еще рано.

Третий представлял собой словесную перепалку двух сторон, и тут необходимо было как можно ярче и правдивее выступить. Переиграть словесно обвинение и доказать собственную невиновность. Здесь, естественно, основная роль отводилась Бэль.

Когда закончилась вторая часть, и наступил небольшой перерыв, их снова окружили члены Ордена и несколько невыразимцев.

— Прямо королевский эскорт, — хохотнул Джордж.

— Да уж, — протянул Фред.

Они широко улыбались и пытались казаться все теми же весельчаками, каких все знали. Они шутили, непринужденно и как всегда остроумно. Вот только в глубине глаз застыла легкая паника, и скрыть ее не мог даже звонкий, задиристый смех. Рон отмалчивался, так же как и Бэль. Она понимала, что исход третьего этапа целиком и полностью зависит от нее, и от груза ответственности на ее плечах было с каждой секундой все тяжелее держать спину прямо. «Закурить что ли. Может, отвлекусь», — мрачно подумала она. Но курить было нельзя и не потому, что их четверка скрывала эту свою новую привычку, периодически затягиваться сигаретами, а просто, потому что так она произведет куда худшее впечатление. Еще бы на суде в консервативной Женеве семнадцатилетняя девчонка решила покурить магловские сигареты. Да об этом сразу же напишут несколько газет, и она настроит против себя всех прокуроров.

Бэль нервничала, наверное, сильнее, чем перед всеми их вылазками вместе взятыми, эмоции и чувства были на пределе. И когда объявили о начале второго этапа, их четверка снова осталась одна, она почувствовала, как паника заполняет ее. В таком состоянии выступать было нельзя.

Прокурор обратился к ним с вопросом о том, кто будет участвовать в диспуте.

— Я, — ее голос, казалось, разорвал тишину зала и приковал к ней все взгляды.

Она медленно встала и пошла к трибуне, чувствуя, как с каждым шагом паника уступает место ледяному спокойствию. Время страха прошло — пришло время действий. Она говорила ровно спокойно и выдержанно, ее голос сквозил моделированностью интонаций, а губы улыбались то мягко, то немного наивно. Перед залом суда была милая девочка, волшебница и наследница древнего рода, умница и красавица, с нежным голосом и такой же нежной улыбкой. И мало кто мог представить, что под этой маской скрывается ледяная выдержка и недюжинная сила воли….

Завтра утром они все будут читать «les faits du jour», где на первой полосе будет фотография улыбающейся Бэль и два столбика яркой статьи и оправдательной речи. Завтра весь мир будет обсуждать этот процесс и четверку наивных подростков. Завтра весь Орден Феникса и Армия Дамболдора соберутся, чтобы отметить свою первую победу. Все это будет завтра. А сегодня вечером сил этой самой четверки хватит только на то, чтобы вымученно улыбаясь, чмокнуть в щеку Молли и, поднявшись на второй этаж, завалиться спать.

На следующий день после победы в суде, можно было смело сказать, что им сорвало крышу, причем всем и, как тогда казалось, безвозвратно. Четверка, измученная напряженной неделей, проспала примерно до обеда, а потом….

Бэль проснулась от того, что тройка рыжих ввалилась к ней в комнату (раньше подобного они себе не позволяли и придерживались негласного правила, что эта комната — святая святых, и вход только с разрешения). Она чуть было не запустила в них чем-нибудь мало совместимым с жизнью, пока спросони пыталась понять, что происходит. Потом в комнату вбежала Молли и выгнала их, возмущенно отчитывая своих деток. Но ее слова явно их не утихомирили, по крайней мере близнецов. Они весь день балагурили так, словно у них отказал какой-то внутренний тормоз, и успокоить их было фактически не возможно. Да никто и не пытался.

К тому времени, как Бэль вышла из комнаты и спустилась в столовую, там уже были Орден Феникса и Отряд Дамблдора почти полным составом. Сама столовая представляла собой странное зрелище, словно в ней собирались праздновать Рождество и чье-то день рождение одновременно, везде весели гирлянды, сверкали нарисованные и живые фейерверки, пестрили плакаты. Это был хаос, такой яркий и откровенно не сочетающийся с этим пышным старинным чопорным особняком, что Бэль поймала себя на мысли — она смеется по-настоящему, от чистого сердца, наверно, впервые за последний год. Потом был потрясающий ужин, или обед, или… да какая разница! Главное, что стол ломился от избытка кулинарных изысков и вин, и все они с радостью поглощали все это, произнося тосты и хохоча над очередными шутками близнецов и Блэка. Хотя бы на день, на короткие несколько часов забыв, что где-то там есть Лорд и Пожиратели, что победа мала, что все битвы еще впереди….

В этот день они просто отдыхали, наслаждаясь весельем и не думая ни о чем.

Это было радостным, счастливым сном…. Но на следующий день они все проснулись, резко и жестко, так словно кто-то облил их, спящих, ледяной водой.

Утро для самой Бэль началось почти забытым кошмаром и пробуждением от собственного крика. А потом она долго лежала в постели, вцепившись в простыни и не отрываясь глядя в потолок, пытаясь выровнять дыхание. Потом была пробежка по парку, когда пение птиц и легкое прикосновение ветра успокаивали нервы, а привычный путь и ритмичность позволяли загнать в глубь сознания собственные страхи и ненавистное ощущение беспомощности. И яркая осень южной Франции медленно, но уверенно стирала отпечатавшееся на сетчатки глаза серое пятно кошмара. И все же вытравить из сердца ощущение надвигающейся катастрофы ей не удалось.

И с каждым шагом, приближающим ее к замку, оно росло и крепло внутри….

Замок встретил ее напряженным молчанием и сообщением домовика, что все собрались в малой столовой….

Ей хватило одного взгляда на их лица, чтобы понять, что что-то случилось. Что-то непоправимое, страшное….

— Читай, — Рон протянул ей свежий выпуск «Пророка», где на первой странице красовалась колдография десятка маглов, и горела надпись — «Преступники пойманы!». А дальше шла статья о том, как героическими Охранниками правопорядка были пойманы люди, совершившие дерзкое нападение на усадьбу Малфоев. Все они, как опасные для блага и спокойствия общества элементы, согласно новому закону приговорены к поцелую дементора. Приговор приведут в исполнение завтра.

— Мы не можем этого просто так оставить, — Фред, как и все остальные испытывающее смотрел на нее. И говорил так, словно это был вопрос, а не утверждение.

— Вы Ордену сообщили.

— Да, Кингсли будет с минуты на минуту, — это Молли говорит. Ровно и спокойно. Точно таким же голосом она всегда желает им удачи перед очередной вылазкой.

— Это хорошо.

— Бэль, пока они не пришли, на пять минут, давай к тебе в кабинет, — Рон как всегда готов ринуться в бой. Не удивительно, что он это предлагает. Им действительно надо будет поговорить с глазу на глаз, только не о том, о чем хочет говорить он. Потому что это и так понятно — только они имеют хоть какие-то шансы и вытащить заключенных и выбраться самим. И говорить об этом не имеет смысла. Говорить надо о другом….

Ответить ей не дает появившийся Кингсли и добрая часть Ордена. Заседание начинается спонтанно и проходит в напряженной атмосфере никому не нужных споров и дебатов. Рон горячится и потому уже второй раз скрывается на крик, пытаясь переспорить, переупрямить старшее поколение, пока безуспешно. Их можно понять, они старше и опытнее, осторожнее и дальновиднее…. Они понимают, что это ловушка, капкан, который захлопнется сразу как только в него войдет неосторожная и слишком самонадеянная добыча. Только вот в ловушку эту надо залезть, и это понимают все.

Сама Бэль долго с тяжелым сердцем слушает их, не вступая в дебаты. Слишком тяжел груз ответственности, слишком страшно его брать на себя, но выбора нет, и времени тоже.

— Я прошу вас прекратить спор, — ее голос звучит ровно и тихо, но тем не менее гвалт чудесным образом затихает и все поворачиваются к ней. — Вы правы все по-своему. Вы правы в том, что это ловушка, и соваться туда — это самоубийство, — она замолкает на пару минут, набирая в грудь воздуха, собираясь с силами, чтобы переступить эту грань, черту, за которой уже не будет пути назад. Когда уже есть только одно решение и один выбор, когда ответственность за все последствия ляжет целиком и полностью на нее. — Но не сунуться туда, мы не имеем права. Это вызов, который мы обязаны принять.

— Мы ничего не обязаны, Бэль, мы…

— Нет, Кингсли, мы обязаны. Все что мы делали последние три месяца, весь риск, на который мы шли… мы не только спасали, но и давали надежду. Не прийти, не спасти, не попытаться помочь сейчас, равносильно признанию собственной слабости.

— Ты сама говорила, что мы слабы.

— Я помню, и знаю. Но мы не имеем права лишать там людей надежды.

Они молчат, все и очень долго, и только в глазах некоторых она видит непоколебимую решимость и ощущает поддержку. Блек так вообще весь пышет праведным гневом, готовый в эту самую минуту сорваться в бой. Близнецы и Рон явно ждали ее выступления, полностью поддерживают и готовы спорить до хрипоты, отстаивая ее правоту. Тонкс, Люпин, Билл, Флер, Джинни — они все на ее стороне. Остальные… они понимают, что она права и теперь пытаются найти способ не пустить туда их…. И только в глаза Молли она в этот вечер так и не рискнет посмотреть.

— Я знаю, что вы не хотите нас отпускать, я знаю, что вы считаете, что должны пойти туда именно вы, а не мы. Но у нас нет времени на споры, у нас ровно 30 часов на все. Этого катастрофически мало. И глупо тратить время на ни кому не нужные споры.

Ее последние слова, казалось, накалили атмосферу в комнате раза в три. Все члены благородного Ордены и ОД теперь медленно закипали изнутри, готовые взорваться в любую секунду. Ее ровесники, рвущиеся в атаку, их родители, готовые посадить их на цепи, оглушить, сделать все что угодно, только бы не пустить… только бы их чада были под их непосредственным присмотром. Матерые одинокие авроры, закаленные в боях, им не нравится сидеть в тылу, пока рискует молодежь. Им страшно от того, что они могут не вернуться… и не им одним. Они ведь не знаю, да и представить себе не могу, что спокойная и уравновешенная девочка, поражающая их так часто своей логикой и рассудительной способностью принимать решения просыпается по ночам в холодном поту от кошмаров, в которых ей видятся растерзанные Снейп, Блэк, Люпин и Тонкс… не вернувшиеся с задания близнецы или Рон…. Как отчаянно не хочется ей возлагать на себя всю эту ношу, но пути назад уже нет. Она лидер диверсантов, она та, кому они доверились и за это надо платить.

— Я повторяюсь. У нас нет времени на споры. И поэтому я прошу вас заняться подготовкой нашей переброски и обеспечения безопасного возращения, пока мы будем прорабатывать сам план операции, — не дав никому ответить ей, она выходит из столовой и направляется в кабинет.

За ней следом идет тройка рыжих. Ее друзья и напарники, те, кого она опять поведет на смерть….

Весь день проходит в напряженном хаосе подготовки, и к вечеру голова начинает кружиться от расчетов и схем. Часы бьют десять вечера, и Бэль понимает, что дальше продолжать не имеет смысла. Им надо хоть немного отдохнуть перед очередной вылазкой, совсем чуть-чуть, чтобы завтра головы были светлые, а движения отточенные и согласованные. Она долго смотрит на лист пергамента перед собой.

— Я думаю, что вот на этот расчет мы и будем опираться.

— На разработку других у нас все равно нет времени, — мрачно соглашается Джордж.

— Я пока к Ордену, а вы еще раз просмотрите, что мы тут насочиняли.

Они только кивают в ответ и, молча, начинают разбирать все те планы, которые они прорабатывали. Сейчас это все кажется такой глупостью, все эти кучи пергамента, непонятные схемы и расчеты, но там, вся эта работа может спасти их операцию и не одну жизнь.

Орден Феникса заседает в столовой, как всегда. Одно время Бэль еще пыталась приучить их проводить собрания в библиотеке, но после того, как ее облюбовали невыразимцы, она оставила все свои попытки. Если им так нравится, пусть сидят в столовой, да и какая разница… все равно все правила и приличия остались в прошлой жизни. Сейчас уже неважно то, что в столовой надо есть, а не решать проблемы, мало совместимые с приемом и усвоением пищи, что благородный замок Россельван больше подходит для пышных приемов и небрежной грациозности мирной жизни аристократа, чем для работы изгнанных, измотанных, но не сдавшихся смертников….

Тяжелые двери оказались наглухо закрыты чьей-то личной магической печатью, и Бэль пришлось стучать. Створки отворились с какой-то похоронной торжественностью, а лица находящихся внутри являлись замечательной декорацией для акта «Похороны» какой-нибудь нудной и чересчур пафосной пьесы.

Судя по лицам они все вымотались не меньше, а то и больше диверсантов. А по количеству пергамента на столе и вокруг, прорешать и проработать они успели не мало.

— Мы выработали стратегию, — спокойно отчиталась она. — У вас как?

— Нормально, — за всех как всегда отвечает Кингсли, — сейчас еще раз все просмотрим и можно говорить о том, что все готово.

— Замечательно. Что со временем, во сколько начинаем?

— В четыре утра, по крайней мере так есть хоть какая-то надежда на то, что вас там не будут ждать.

— Значит на сон максимум три часа, — Бэль мрачно посмотрела на часы, до операции было семь часов.

— У вас все точно проработано? — напряженный вопрос Люпина заставил ее губы скривиться в усмешке.

— Точно все проработать не возможно, и ты сам отлично это знаешь. Но у нас есть план. И не только основной, но и запасные. Все будет в порядке.

— Ты это сейчас кому говоришь? — Блэк резок как всегда, когда сильно переживает.

— Вам. Чтобы не глотали литрами успокоительное, пока мы там.

Ее голос, не изменивший ей ни разу за все время, за все эти дни, недели, месяцы, резко дрогнул, когда она натолкнулась нечаянно на взгляд Молли. Еще в те дни, когда они только совершали свои первые вылазки, ее нестерпимо мучила совесть. И пусть логика твердила, что так правильнее, что так и надо. Подставляться должны они, ребята, не достигшие двадцати одного года, магического совершеннолетия. Те самые, которые по новым законам не несут полной юридической ответственности за свои поступки, а не взрослые, которых скормят публично дементорам. Но все доводы рассудка не могла перекрыть совесть. Это было ее предложение, когда новое правительство Британии завинтило все гайки до упора, когда чуть не попался Блэк…. Это она несет ответственности за жизни детей этой милой рыжей ведьмы. Она одна….и пусть Молли ни разу ни в чем ее не упрекнула, ни словом, ни взглядом. От этого не легче, только страшнее… только чаще являются кошмары по ночам….

Накатившее волной нестерпимое отчаяние сдавило горло и заставило ее произнести каким-то отстраненно спокойным голосом.

— Тогда мы сейчас еще раз просмотрим план и начнем собираться.

— Давай, нам надо немного доработать, но это мелочи, невыразимцы тоже почти что все уже закончили.

— Хорошо.

Она очень спокойно направилась к двери, механически начертила отпирающие заклинания, чувствуя, что еще немного и не выдержит…. Бэль фактически вбежала в кабинет и несколько секунд пыталась отдышаться, вцепившись в столешницу.

— Бэль?

—Бэль, что случилось?

— Они что опять, да?

Переполошившиеся братья обступили ее.

Она зажмурилась и сделала несколько глубоких вдохов, потом все тем же тоном сказала: «Закройте дверь». И только когда щелкнул замок, она нашла в себе силы обернуться.

Немного переполошившиеся, такие родные веснушчатые физиономии смотрели на нее.

— Бэль?

— Все в порядке, — и натолкнувшись на недоверие в глазах, немного улыбнулась. — Они дорабатывают план. Все почти готово и нам надо собираться.

— Это хорошо, — медленно протянул Рон. — Только вот что тебя тогда цапнуло, что ты с таким выражением влетаешь в кабинет.

— Нам поговорить надо.

— О чем?

— О задании.

— Что-то не так?

— Да, Джордж. Что-то действительно не так.

Бэль подошла к бару, достала виски и щедро плеснула в стакан, отошла к окну, кожей ощущая их пристальные взгляды.

— У меня есть одно условие по поводу завтрашней вылазки.

— В смысле?

— В прямом. Мы отправимся на задание, только если вы мне поклянетесь, что при любых обстоятельствах неукоснимо будете следовать моим приказам.

— Мы им и так следуем.

— Я имею в виду, что если я прикажу вам уйти, а сама останусь вас прикрывать, вы это сделаете.

— Бэль, что случилось?

— Мне нужно ваше слово.

—Бэль, какого Мерлина?! — Рон резко подошел к ней. — Что случилось за те пять минут, что тебя не было?

Ей казалось, что она сейчас задохнется, что ее разорвет на части от этих взглядов, от страхов, от этой чертовой ответственности. «Как же ты справлялся со всем этим, Альбус?» — с какой-то дикой тоской подумала она.

— Ничего не случилось, просто я хочу, чтобы вы завтра вернулись живыми, — голос на грани шепота, почти не различим, но она знает, что они ее услышали.

—Бэль…

Голос Джорджа какой-то… его невозможно описать… мягкий и… и ее прорывает.

— Вы же сами знаете, что это ловушка. Они говорят, что мы отправимся в четыре утра, так больше шансов. Но все равно я же вижу, они сами не верят в то, что мы вернемся.

— А ты в это веришь? — это Рон, серьезный, вдумчивый, тонко ощущающий нить слов и связей между ними. Шахматист и стратег. Сейчас в нем сложно узнать рыжего обалдуя из Золотого Трио.

— Я вам не позволю не вернуться, вот поэтому и прошу дать мне слово.

— Какое слово? Оставить тебя там, на растерзание этим скотам? — заводится Фред.

— Ты одурела?! Мы же не бросаем своих!!!!!!!!!!!! — словно отражается в нем Джордж.

— У меня больше шансов там выжить.

— Это ты с чего взяла?

— С того, что я подопечная Дамблдора.

— И что с того? Да Он тебя первой прихлопнет!

— Не прихлопнет.

— С чего такая уверенность?

— С того, что я его дочь.

— Что?! — вот теперь все было сказано синхронно и они все трое застыли с растерянно недоверчивыми лицами. А она смогла заговорить, спокойно и ровно, словно речь шла о погоде, зная, что теперь ее перебивать не будут, и она спокойно сможет рассказать все. Что пути назад у нее уже нет.

— Моя мать была наследницей нескольких древних и могущественных родов, потомком великих магов. Имя по крайней мере одного из них вы знаете. Геллерт Гриндевальд, тот самый, что пытался поработить Европу, но так и не смог. Он, кстати, мой родной прадедушка. Но это не важно. Так вот, моя мать, была последней в своем роде, ее отца, пытавшегося высвободить великого предка из Нумерграда, упрятали туда же, где он в скором времени скончался. Ее бабка переехала в Англию, где и познакомилась с Лордом. Моя мать к тому моменту перешла на третий курс Дурмстранга. Из школы ее не исключили, но отношение к ней было не самым лучшим. Так или иначе она закончила школу и, зная, что все пути для нее здесь закрыты, отправилась в Британию, где была представлена Лорду.

Она замолчала, ожидая их реакции.

— И что с ней случилось потом?

— Ее убили.

— Авроры?

— Нет, ее убил Лорд. Через три дня после моего рождения.

— За что?

— За то, что она ему изменила. Она посмела влюбиться в одного из его же слуг и изменила ему. Моя мать не была сильна в зельях и не смогла уловит зелье верности в своем бокале. Зато ее повелитель узнал, что она ему не верна. Это было до моего рождения. Она умудрилась как-то сбежать, долго пряталась, но ее нашли. Ослабевшую после родов, уставшую…. Он пытал ее, хотел узнать, кто был ее любовником. Но она ему так и не сказала…. — Бэль остановилась, чтобы немного перевести дух. Она только один раз рассказывала все это, Дамблдору, еще до того, как умерли Фламели. С тех пор прошло четыре года, но как выяснилось время пока не в силах было залечить эти раны, и они болели до сих пор все с той же силой и каждое новое слово словно вновь пускало кровь. — Меня он тоже собирался убить, думал, что я не его дочь, а Снейп спас. Он захватил с собой зелье родства, и проверил, чья же я. А потом прямо из под носа у всех этих Пожирателей и Лорда, повинуясь приказу матери, который она отдала не за долго до смерти, меня стащил мой домовой эльф. Ее смертельно ранили, но она смогла оттащить меня в магловский район и наложить какую-то свою защитную магию перед смертью. Я выросла в окрестностях Парижа, потом натолкнулась на Дамблдора. Он и отправил меня к Фламелям. Потом сам забрал, к себе, когда их не стало. Вот собственно и все.

— А твоя бабка?

— Она помогла матери бежать и тем самым подписала себе смертный приговор. С ней развлекалась Белла. Она же ее и убила.

В Лондоне туманно, прохладно и не уютно. Их переместили на самую окраину города, в непроходимую трущебную глушь. Времени было нестерпимо мало, и необходимо было добраться до метро, аппарировать было слишком рискованно. Они тихо пробирались по узким улочкам неприветливых окраин, вздрагивая от каждого шороха. Легкие, летящие шаги почти не слышны, солнце взойдет не скоро, ощущение опасности нестерпимо давит на психику, заставляя пениться адреналином кровь.

Еще немного, поворот направо, несколько метров и они вошли в более благородный квартал. До станции метро оставалась пара шагов. Спуститься вниз по эскалатору, купить билет, мимоходом усмехнувшись шальному интересу в глазах близнецов, сесть в вагон. Поезд летит со скоростью света, все спокойно, но расслабляться нельзя. На любой из этих станций может зайти особый отряд и тогда… провал операции, спешное возвращение домой…. Об этом думать не хотелось.

Пока за окном сливаются в серые пятна стены подземных ходов, можно еще раз прокрутить в голове план. Вот только мысли никак не хотят на нем сосредотачиваться. Нестерпимо клонит в сон, и ты вот уже в который раз проклинаешь эту бессонную ночь. А в голове все время слова Рона — «неужели ты думаешь, что глупость твоих предков может как-то повлиять на наше отношение к тебе». И ощущение опаляющего тепла, греющего душу, зализывающего кровоточащие раны. И стучащее в голове упрямое — «они выживут, я не позволю им умереть».

Они вышли на станции недалеко от Министерства магии, без приключений покинули метро и оказались в нескольких шагах от цели. И за все это время ничего не случилось, ни проверок, ни опоздания на метро… все шло гладко и точно по плану. И эта самая гладкость давила нестерпимо на сердце, а какое-то седьмое чувство просто вопило об опасности. Все инстинкты, вопреки доводам разума, твердили о том, что они сами загоняют себя в ловушку. И судя по лицам ребят, не одна Бэль понимала, в какое г… они сами себя загнали.

И все же, пока они спокойным шагом преодолевали последние расстояния до Министерства, она снова и снова прокручивала в голове план отступления, тот самый, который обычно являлся запасным, но в этот раз, ставший главным — план, когда кто-то из них прикрывает отход остальной группы и пленников.

К телефонной будке они подошли точно вовремя. Наручные часы показывали 05.00 утра. С трудом уместившись в ней вчетвером, они надавили на рычаг.

— Доброе утро, Вас приветствует министерство Магии. Вы по какому вопросу? — заученные фразы и абсолютно спокойный голос.

— Доброе утро, — голос Рона звучал вежливо и ровно, — мы по вопросам регистрации.

— Проходите.

Автоматически превратившаяся в лифт телефонная будка начала спускать их в низ, в святая святых современной магической Британии. А Бэль не знала, радоваться или нет тому, что заранее продуманный ответ все же позволил им пройти…. Когда уже сегодня рано утром они утрясали все нюансы, было решено, что вероятнее всего наименьшее подозрение они вызовут, если скажут, что якобы пришли по вопросам регистрации. Насколько им было известно, в Министерстве в эти дни люди занимали очередь, чуть ли с вечера дожидаясь приема и надеясь на ее получение. И вот теперь они спускались вниз….

Потом был контрольный пункт, где проверялись палочки, и сонный сотрудник, оглушенный Конфундусом спокойно, пропустил их внутрь. Пара шагов, небольшой коридорчик и они оказались в главное холе. Абсолютно пустом, с магической клеткой в самом центре, недалеко от фонтана. И глядя на отреставрированный под новое правительство магической Британии холл, Бэль поняла, что ничего не чувствует. Страх, сомнения, угрызения совести — все это, застыв, образовало какой-то ледяной ком глубоко в груди. Мысли и сомнения ушли прочь, оставив лишь спокойный и чуть циничный рассудок.

Глаза скользили по холлу, по каждой извилине и вмятине стен, по самому фонтану, а ноги уже несли их к главной цели прихода. Ребята расставляли защиту, накладывали заклинания на холлы и камины, на все, что могло привести к ним Отряд, оставляя свободным только один проход — запасной путь отступления, а Бэль уже чертила заклинания, снимающие сложные магические блоки.

Растерявшиеся при их появлении пленники, приходили в себя.

— Это же дети, — одна из женщин растерянно смотрела на них, — Мерлин, это же дети.

— Бегите отсюда, сумасшедшие! — заорал седобородый старик со спутанной неряшливой пепельной бородой и пронзительно синими глазами. — Это же ловушка!

— И вы так орете специально, чтобы помочь, тем, кто ее подготовил? — спокойно спросил Рон, и уже обращаясь к Бэль, — помощь нужна?

Она отрицательно мотнула головой и через пару секунд резким движениям палочки открыла решетку, попутно отмечая, что защита достаточно проста.

— Выходите, живо. Выстраиваемся шеренгой, идти строго друг за другом, вопросов не задавать и делать все, что говорим, — Бэль быстро инструктировала их, пока Рон раздавал имеющиеся палочки, а близнецы напряженно следили, за всеми возможными путями. Старик первым выбрался, схватил палочку и присоединился к близнецам. Потом выбрались остальные, шеренга выстроилась, и пора было уходить….

Бэль как всегда была замыкающей, поэтому она их увидела не сразу, но по тому, что колонна не двинулась по ее приказу, поняла, что что-то произошло.

— Ну и что же Вы стали и не выполняете приказа, Вам ведь четко было сказано — делать все, что говорят и не задавать вопросов? — ровный насмешливый голос Малфоя резанул слух.

— Не паниковать, — с этими словами Бэль кинулась вперед.

Их было около тридцати человек, все в идеально черных мантиях, так похожие на Пожирателей, только без тех жутких масок. Да и зачем маски самым благовоспитанным гражданам этой новой страны.

Рон, Фрэд и Джордж уже выкрикивали заклинания, выставляя щиты, из пленников первым присоединился к ним старик, потом все остальные. Началась потасовка, вспыхивающие фейерверки заклинаний проносились над залом. Главным было не допустить смешения, слияния рядов, когда начинается самый настоящий бой и хаос, когда уже непонятно, где кто и как теперь выбираться. Прорваться было нереально, нужно было отступать, окольными путями пытаясь вырваться из захлопнувшейся мышеловки. И для этого нельзя было подпускать Отряд.

— Отходим! Назад, в один из тоннелей! — это уже кричит Рон, отчаянно отбиваясь сразу от двух противников. — Фрэд!

Его брат уже несется к входу, из разорванного рукава капает кровь, но это мелочи… Джордж налево и направо раскидывает защитные блоки, один замысловатей другого, пленники отступают…. Кто-то ранен, кого-то оглушило, но никого не бросают, хватают, тащат, попутно пытаясь привести в себя и отбиться. Все смешалось: погоня, крики, топот ног, чьи-то приказы, коридоры, коридоры, серые стен — по венам течет адреналин, а в голове только одна мысль — вытащить, выбраться, довести до конца.

Еще один поворот, и Бэль тормозит, выставляя огромную кирпичную стену на пути преследователей. Потом снова бег, безумный стук сердца где-то в горле и разрывающиеся от боли легкие. Вперед, вперед, вперед, по лабиринтам этого проклятого здания, полагаясь на удачу, старую карту и память Фрэда. Именно он сейчас ведет их к одному из черных ходов, именно от него сейчас так много зависит….

Они вылетели в небольшой круглый холл и застыли, Бэль налетела на спину Джорджа и почувствовала, как паника сводит тело, при виде темных мантий и холодных усмешек.

— Неужели вы действительно думаете, что вам позволят отсюда уйти?

Они закрыли собой все проходы и сейчас их уже не тридцать. А больше, гораздо больше….

Вы знаете, что чувствует лиса, за которой в нору лезет такса, а мышь, с которой так немного лениво и беспечно играет кошка? В тот день они все поняли, что ощущает загнанный в угол зверь, у которого и силы вроде бы еще есть. Вот только шансы выжить, равны нулю.

Говорят, даже загнанная в угол крыса, может вспороть брюхо льву. Говорят, что выход есть всегда…. Люди многое говорят, но почти никто из них, никогда не ощущал себя пойманным зверем, загнанным в угол, приговоренным к растерзанию.

— Bombarda Maxima! — невербальное заклинание, пущенное Бэль, разорвало тишину и пол под ногами у отряда.

— Назад!!!!!!!!! — перекрикивая грохот, приказала она.

И они сорвались с места, вновь, подгоняемы страхом, не чувствуя пола понеслись прочь. Она выскочила последней и выставила огромный щит — на долго не задержит, но все же даст хоть пару мгновений. Фрэд и пара пленников, остались на прикрытии. Просто сами остановились за одним из поворотов и приказали идти дальше. Попытавшаяся было напомнить им об уговоре Бэль, была схвачена Роном за рукав и утянута прочь. Спорить не было времени и повинуясь бешенному ритму гонки, она побежала вместе с ними. И снова коридоры, серые стены….

Справа странно сверкнула стена.

— Стоять! Всем назад!!!!!

Они обернулись и подчинились чисто по наитию.

— Перекрыть подходы, круговая оборона. Рон, Джордж — щиты, живо!

Она осторожно провела пальцами по камням. Что-то тут было, что-то…. Недалеко от ее ладони легла старческая.

— А ты не промах, — после секундной заминки пробормотал он. И принялся быстро чертить какие-то формулы. Стена открылась, обнажив старую лестницу уходящую куда-то глубоко вниз.

Бэль колебалась пару секунд, пока с другого конца корридора не послышался топот ног.

— Вниз живо! — приказала она, занимая оборону вместе с Роном и стариком. — Джордж — веди!

Пленники поспешили вниз по ступенькам, а из-за поворота показались прикрывавшие их маги.

— У нас максимум пара минут, — выдохнул один из них, пока Фрэд перекрывал чарами коридор.

За всем этим хаосом только Бэль услышала как, старик задумчиво протянул:

— Закрыть-то ее можно только с одной стороны.

— Я знаю, — спокойно ответила она, и, повернувшись к нему, тихо добавила, — Выведите их, только Вам это под силу.

Секундная заминка, взгляд глаза в глаза и вот он уже подталкивает Рона и сам спускается следом, а она чертит заклинания, возвращая муляж назад. Топот ног все ближе, последние штрихи и все как прежде, только надо теперь уходить и уводить за собой, прочь от этого странного хода, прочь от ее друзей. Она сняла блок и быстро побежала вперед, коридор, еще один, развилка…. Прямо не имеет смысла, там у выхода ее все равно ждут. Взмах палочки и эхо ее шагов, размножившись, несется по всем коридорам, стремясь запутать преследователей, не дать им понять, что она одна. Вперед, вперед, вперед, не останавливаясь, пока на очередном повороте в нее не несется Ступефай. Увернуться, уйти, но отступать уже не куда, она знает, чувствует, что за ее спиной уже бегут другие. Переплетение заклинаний, отчаянная попытка отбиться… но куда там. Она одна против десяти маститых охранников порядка, вспышки, крики, попытка уйти, абсолютно пустой, неудобный для дуэли коридор, где негде спрятаться. Попытка прорваться заранее обречена, но ведь в этом мире нет ничего не возможного…. Ей удалось оглушить четверых и преодолеть добрую половину коридора, когда подоспел другой отряд. Свитер с защитными заклинаниями от Близнецов Уизли спасает от парализующего, но уйти уже не получается, она вжимается в стену, выставляя щиты направо и на лево, о нападении и речи быть не может. Небольшая щель, пробитая заклинанием, она вжимается в нее, очередной щит. Собраться с силами перед рывком. Сорваться с места, рассыпая щиты, петляя, еще чуть-чуть, она знает, что чары надежно защищают от простых заклинаний, на сильные пока никто не рискует, скорее всего приказали взять живой…. Выход так близко, еще пара шагов….

Нестерпимая волна боли заполнила собой весь мир, опаляя тело, вырывая дикий крик. Настигший у самого поворота в другой коридор, Круцио лишает последней надежды. Пытка заканчивается так же внезапно, как и началась. Тело все трясет, голова идет кругом, но надежда пока еще есть. Она все еще здесь, в сжатой смертельной хваткой палочке. Но круг уже сомкнулся и ловушка захлопнулась окончательно. Вокруг нее плотным рядом стоят охранники.

Сделать вид, что пытаешься встать, выпустить заклинание, но новая волна боли опережает твой рывок, все тонет в собственном крике. Когда отменяют заклинание, жадно глотать воздух, пока мозг пытается в панике найти выход…. Палочка все еще в руке….

— Я вам советую встать и не дергаться, если не хотите продолжения.

Тело бьет нестерпимая дрожь, но ей удается все же встать на ноги. Глаза все еще пытаются найти щель в этом круге, а мозг уже понимает, что выхода нет. Мышка в клетке, сыр съеден и жить осталось пару мгновений….

Это понимание почему-то не наводит еще большей паники, наоборот, оно холодным горным ручьем проходится по телу и мыслям, приводя в порядок, заставляя гордо вскинуть подбородок и прищуриться. Страх и ужас загнанного зверя отступают, оставляя холодный расчетливый ум. Не за чем боятся, то, что случилось, не стало неожиданностью, даже если целиком и полностью готовой к этому она не была….

Несмотря на всю усталость и ломоту в теле, на нестерпимую серость всех прошедших дней, Бэль проснулась раньше положенного времени. В комнате, если так можно было назвать эти склепы, где теперь существовал факультет маглорожденных, было темно и тихо, слышалось только ровное дыхание ее друзей по несчастью. Кажется, все спали. Этим и отличались ее утренние ранние пробуждения от ночных, когда помимо чьего-то тихого сопения слышны всхлипы кого-то из… называть их студентами язык не поворачивался….

Сегодня было 29 ноября, то есть прошло ровно две недели с тех пор, как ее поймали, и неделя с тех пор, как ее зачислили в Хогвартс. Две недели длиною в жизнь….

Когда ее запыхавшуюся, изнеможенную после погони и пыток доставили в кабинет Лорда, единственное, о чем она могла думать — удалось ли ее отряду уйти. Она даже ничего не почувствовала, представ перед Риддлом — проклятьем ее семьи. Он о чем-то ее спрашивал, кажется, хотел знать, сколько их было, куда пошли остальные. Несколько раз на нее накладывали Круцио, и тогда боль и вопросы сливались в единый поток красной пелены перед глазами, и единственное, на что хватало ее сил, так это держать щит, не пропуская в собственные мысли никого. А когда в кабинет вошел бледный Малфой и доложил, что недалеко от министерства зафиксировано использование портала-на-крови, что тождественно провалу операции, Бэль почувствовала, что медленно, но верно тяжелым камнем срывается с сердца страх за их жизни, и помчавшаяся быстрее по венам кровь возвращает силы. Опираясь на стену трясущимися руками, она поднялась с орошенного ее кровью пола и выпрямилась. Страха не было — только отчаянное всепоглощающее ощущение сумасшедшей радости на грани шизофрении. Она и рассмеялась тогда в лицо Лорда каким-то ненормальным, надрывным смехом, перешедшим в вопль боли от очередного Круцио.

Ее пытали несколько дней, пытаясь выведать местоположение Ордена, вытащить хоть какую-то информацию…. Сначала она гордо терпела, стискивая зубы, упираясь, сыпала язвительные комментарии, так она продержалась ровно день, а поздней ночью, лежа на каменном полу камеры, поняла, что не вытянет, не сможет, сорвется. При мысли о том, что этот день и эти пытки будут идти изо дня в день, пока они не услышат от нее то, что хотят, ее пробил страх…. Анабэль Фламель гордая и неприступная, она валялась в их ногах, умоляя и заклиная поверить в то, что она ничего не знает, что она всего лишь пешка в большой игре взрослых…. Ее поили сывороткой правды (хвала Мерлину, они всегда выпивали антидот перед тем как отправиться на очередную диверсию), били плетьми, пытали Круцио, препарировали ее мозг Легилименцией…. Там, в подвалах Министерства она потеряла счет времени, там секунды тянулись как часы, а дни как года, и только ночи, пролетали со скоростью света. Там она впервые познала слова боль и страх в их истинном значении, когда терзали ее тело и мозг, когда от нее зависели жизни десятков людей…. Все то время слилось в единую беспросветную полосу боли и страха…. А потом ее перевели в Хогвартс.

Она не знает, что произошло, толи ее палачи поверили ее слезам и вняли мольбам, толи действительно решили, что она всего лишь пешка и мало что знает об Ордене и подполье. Только однажды, вместо того, чтобы оттащить ее на очередные пытки, ее доставили в кабинет Снейпа, где ей быстро и четко объяснили ее положение, выдали жесткую, суконную мантию и отправили к ее сокурсникам.

Первые пару дней прошли как в тумане, замок, о котором она столько раз читала, в который так дико хотела попасть, встретил ее тишиной и сумрачностью коридоров, новыми распорядками и горящими глазами на изможденном лице. Гермиона Грейнджер не отходила от не ни на шаг, объясняя все правила и порядки, знакомя с другими студентами факультета маглорожденных и все время пытаясь скормить ей свои порции скудных обедов. А Бэль первые несколько дней приходила в себя, пытаясь отойти от пыток и допросов, и привыкала к новому жизненному распорядку.

День у факультета маглорожденных начинался в семь утра с омерзительного треска магического будильника, потом душ, скудный завтрак в одной из комнат подземелья, занятия до обеда, а после — обед, уборка замка и выполнение всяких бытовых поручений, ужин, подготовка к занятиям и отбой. Почти спартанские условия: ограниченное количество еды, много физического труда, пустые уроки, на которых им чаще говорили об их никчемности, чем учили чему-то, физические наказания, постоянная слежка…. Скучно, нудно, противно. Но по сравнению с неделей, проведенной в камерах министерства, все это было, если не раем, то дешевым курортом, где можно зализать раны и попробовать начать все с нуля.

Первые дни Бэль вообще казалось, что она спит, мозг почти отказывался работать, и только тело чисто автоматически выполняло все необходимые действия. Потом постепенно она стала приходить в себя, и ощущение реальности медленно возвращалось вместе с одурманивающим пониманием того, что она умудрилась выжить. А сегодня, проснувшись раньше положенного, она вдруг поняла, что почти пришла в себя. Почти, потому что прошедшие дни, никогда не сотрутся из ее памяти, и еще долго будут являться в ночных кошмарах. Но все же силы были, мозг работал и внезапно проснулось ощущение свободы. Парадокс да и только, она заперта в подземельях замка, прав не больше чем у эльфа, а все-таки ощущается странная легкость, придающая силы, позволяющая гордо поднимать голову. А все из-за того, что с ее плеч как-то разом свалился груз ответственности, за весь Орден, замок, ОД, их диверсионную четверку. Словно она в те дни, под пытками отдала все долги, выполнила все обязательства и теперь абсолютно свободна, потому что с этих дней начиная, несет ответственность только за свои поступки и ни за чьи больше. И понимание этого придавало силы, отупляя разум и логику.

Тишина комнаты рассыпалась мелким противным звуком, ознаменовав начало нового дня. Выползая из постели, Бэль думала о том, что эта внезапная передышка для мозга непременно пойдет ей на пользу. Она еще и не подозревала, как сильно заблуждается.

День шел как обычно, завтрак, осточертевшая за неделю овсянка и чай, потом пары, противно тоскливые и однотипные, а потом…. А потом ее мир снова стал с ног на голову.

На последней паре их вместо того, чтобы снова загнать в какое-нибудь помещение и учить драить полы, отправили наверх. Локберт, один из… их надзирателей (профессором эту тварь она назвать не могла) приказал им следовать за ним. По тому, как переполошились все ее сокурсники, стало понятно, что ничего хорошего ждать не приходится. Грейнджер, не отходившая от нее ни на шаг все эти дни, побледнела и как-то испуганно ободряюще сжала ее руку. Бэль вопросительно глянула на нее, еще не понимая, что их ждет. Но Гермиона не могла ей ничего сказать, им вообще запрещено было переговариваться, и навлекать на себя гнев смотрителя было не разумно.

Они шли по длинным коридорам и поднимались по лестницам, и с каждым шагом все осязаемее становилось ощущение чужого страха, паники и тихой обреченности. И эта атмосфера давила и притормаживала кровь в жилах, оставляя в груди какое-то противное чувство нарастающего страха перед неизвестной опасностью.

Она впервые шла по длинным коридорам замка, поднималась по знаменитым лестницам, меняющим свое направление, проходила мимо картин, окон, классов…. Часть мрачной процессии, нереальной, сюрреалистической… девочка без прошлого… без будущего…. Свободная и одинокая, часть мира, часть замка, где когда-то правил великий волшебник, а сейчас стая отморозков….

Они подошли к двери, и поле секундного замешательства вошли внутрь. Бэль шла последней, поэтому оказавшись в просторном мрачном классе, застыла, увидев, что все студенты факультета маглорожденных стоят на коленях посередине, а вокруг, с презрительными усмешками, студенты благородного факультета чистокровных.

— Что застыли, ничтожества? — холодно растягивая слова, спросили справа. Бэль резко обернулась, облокотившись о парту, поигрывая палочкой, стоял бледный высокий парень….

— Малфой, — выдохнула она, узнав его.

— Он самый, — улыбнулся мерзко он, — узнала, тварь.

Бэль почувствовала… нет не страх, скорее легкий шок. За все эти дни и недели, она была так заполнена мыслями и эмоциями, что совсем забыла о существовании этого белобрысого гаденыша, и теперь не знала как на него реагировать.

Внезапно между ним и ей возникла тонкая фигура в мешковатой мантии. Гермиона Грейнжер, гордо вскинув подбородок, заслонила ее собой. И этот жест… в тот момент Бэль не почувствовала ни признательности и благодарности, ни тепла, от осознания того, что рядом есть тот, на кого можно положиться. В тот момент она окончательно очнулась, вынырнула из невесомо коматозного состояния, в котором прибывала всю последнюю неделю.

— Немедленно займите свои места, — приказал им Локберт.

Гермиона нехотя пошла к центру, а Бэль застыла. Встать на колени перед этими? Опуститься и ждать непонятного чего?

— Фламель!

— А мы с нее и начнем, профессор Локберт, если конечно ни Вы, ни профессор Кэрроу не возражаете, — протягивает с мерзкой усмешкой Малфой.

— Я не возражаю, — хрипло проговорили из дальнего угла комнаты.

Бэль бросила быстрый взгляд на закутанного в мантию высокого мужчину с грубыми чертами лица и лихорадочным блеском глаз. Амикус Кэрроу, Пожиратель Смерти и новый профессор Хогвартса. Если ей не изменяла память, он преподавал Темные искусства.

— Можете начинать с кого хотите, — поддакнул Локберт.

— Благодарю Вас, — легким намеком на почтение сказал Малфой и сделал шаг в ее сторону.

Бэль не шелохнулось, просто как-то отстраненно, словно в замедленной съемке, наблюдала, как он поднимает палочку, с удовольствием произносит проклятие, как кранный луч несется в ее сторону…. Потом была знакомая уже волна безудержной боли, когда невозможно контролировать тело, когда крик рвется из груди и его нет сил остановить, когда весь мир — это раздирающая на части мука и отчаяние. А потом все прекратилось, боль покинула ее тело, оставив валяться на полу.

Ее оглушил хохот, резкий, злой, жестокий.

— Ну как? Понравилось? — Малфой склонился над ней, хищно усмехаясь. — Хочешь еще?

Его голос и хохот его одногруппников пробудили в ней давнюю ненависть и холодное расчетливое бешенство. И если раньше, до их последней операции, Министерства и Хогвартса, ей приходилось, как лидеру группы и человеку, на которого в критические минуты многие смотрели, как на образец для подражания, сдерживать свои чувства и желания; то сейчас, освободившись от старых обязательств, она могла спокойно отдаться своим чувствам и не думать, хоть раз за весь этот гребанный год, о последствиях.

И пусть то, что она сделала, было глупо и импульсивно, и пусть ей потом пришлось заплатить сполна, но разодранное в кровь холеное лицо, запах чужой крови, вопль боли и бешенства, сорвавшийся с ее губ, будет долго греть ее сердце колючим одеялом.

Боль стала неотъемлемым существованием, таким же стандартным, как и дыхание, таким же безжалостным, как налетевший смерч. Тело, поддавшись агонии, уже не ощущало ни время, ни пространство; а разум, абстрагировавшись от него, ушел гулять по красному туману шатающегося сознания, периодически проваливаясь в черные дыры обмороков.

А потом пришел Снейп.

Она не слышала разговора, с трудом отделяла от общего шума, наполнившего ее, казалось, изнутри, голоса, но его ровные спокойные приказные интонации отложились где-то на корке подсознания. И когда пытка прекратилась, и ее подняли с пола Грейнджер и еще кто-то, осмысленность приобрел затравленно отчужденный взгляд, только после того, как он, бездумно блуждая по кабинету, нарвался на черные колодцы. Она не помнила и не понимала, что именно он говорил, но именно ощущение его присутствия вернули ей какие-то крохи рассудка.

Потом ее куда-то потащили, по лестницам и мрачным коридорам, по двору, куда-то вглубь, потом был перепуганный, молящий голос Грейнджер и родной резко презрительный голос Снейпа, а потом она оказалась на дне какой-то ямы и ее накрыла темнота, ставшая ее спутником на долгое время.

Бэль так никогда и не сможет понять, сколько же времени она там провалялась, на дне этого импровизированного карцера, прямо у основания дракучей ивы. Первое время была только тьма, да отдаленный клочок неба, который она подолгу бездумно разглядывала, лежа на каменном полу. Мыслей не было, так же как и понимания пространства. И только пустота и покой составляли ее компанию, в этом странном месте. Некогда живой и яркий мозг, казалось, отправился в длительное путешествие, и рассудок решил последовать следом за ним. Периодически с клетчатого неба ей прилетал хлеб, расшатывая ее тихий мирок, пугая ее и заставляя отползать в сторону, вжимаясь в стены. Несколько раз она даже жевала его, немного лениво и без энтузиазма, сама до конца не понимая, зачем же она это делает….

Однажды ночью… (или это был день? Впрочем, это не важно — там, на дне колодца она не ощущала ни времени, ни пространства….) однажды ночью к ней пришла мама.

Она возникла из тумана, сотканная из света и тепла, разгоняющая опустошающую тьму. Яркая и такая живая, что Бэль вначале даже не поверила в свое видение. Потому что это не могло быть правдой, столь реалистичной, что в нее страшно поверить; столь зыбкой, как предрассветный сон. В легких сиреневых одеждах, с мягкой улыбкой и сияющими добрыми глазами, словно воплощение всех детских грез и желаний, рассказанных тихим шепотом горящей свече у рождественского окна; когда еще вера в чудо грела сердце, а Санта Клаус оставался добрым дедушкой с подарками, которому все никак не хватало времени прочитать самое заветное желание маленькой девочки…. Ее голос околдовывал, целительным бальзамом промывая раны, обволакивал, придавая сил. И уходили прочь все сомнения и угрызения совести, и распрямлялись плечи, готовясь с новой силой и появившейся уверенностью нести старые и новые ноши, и замаячил несмелый фитилек в беспросветном мраке мироздания….

Холодный колодец — ее тюрьма и пристанище приветствовал очнувшуюся Бэль игрой солнечных бликов на неуклюже сложенных каменных стенах и смрадом темницы.

* * *

Следующие два дня прошли в обдумывании сложившейся ситуации, просчетах, расчетах, попытках найти выход, понять, что делать дальше. Благо ей никто не мешал….

А когда голова начинала раскалываться от избытка мыслей, Бэль начинала метаться по своей клетки. Хотя «метаться» — это слишком громко сказано. Четыре шага — поворот, четыре шага — поворот…. Удар в стену кулаком, со всего маха, стесывая костяшки пальцев, еще один и еще…. Вопль боли, отчаяния и бешенства, раздирающий горло, но выпустить его нельзя — ни один из ее тюремщиков не должен видеть ее слабости, знать о ее страхе и отчаянии. Несколько тяжелых вдохов, попытка выровнять дыхание…. Шаги, стена…. Медленно сползти вниз, обхватить колени руками, сидеть, шумно втягивая воздух, борясь с накатившими эмоциями…. Потом, выровняв дыхание, вначале тихо, еле слышно, а потом все громче и четче начать выводить голосом мелодию позабытых слов, с наслаждением отпуская на волю эмоции, выливая их этим простым, единственно доступным способом….

Странное все-таки место темница. Отвратительное, грязное и… честное, как бы парадоксально это не звучало. Ведь именно в нем, среди серости и смрада, вы резко остаетесь наедине с собой, без иллюзий, придуманных идей и непонятных проблем. В этом каменном мешке, где само время замедляет ход, между вашим самомнением и сутью не остается ничего…. Можно рваться, можно метаться, можно биться головой о стену, выть и плакать — это не поможет. Ничто не поможет, как не помогает и в жизни. И только ваш разум может победить заключение. Или проиграть, скатившись в глубины вашего подсознания и оставив вас в бессмысленной сумасшедшей пустоте.

Многие говорят, что сумасшествие — это болезнь, Бэль всегда считала ее слабостью. Требовательная в первую очередь к себе, она не могла позволить себе скатиться в пучину безумия, хотя ее недавнее полу блаженное, полу безмозглое состояние и притягивало своей… безответственной отрешенностью.

Вырваться из той пучины ей помогла мать — не скатиться в нее вновь ей помогла музыка.

Когда в каждом шорохе наверху начинаешь слышать мелодию, когда голос ровно выводит узор — жизнь скользит по венам и разум не спешит уйти.

Так продолжалось три дня, а потом пробудившееся небо обрушило потоки ледяной воды на засыпающую землю.

* * *

Гремел гром. Начиналась гроза. Даже сквозь смрад мешка до нее доходил запах озона. Еще несколько громовых раскатов, проблески молнии и долгожданная влага хлынула на землю. Бэль стала под решеткой, позволяя пока несмелым струям дождя смывать с себя грязь и вонь. Подставляя лицо потоку, вскоре хлынувшему сверху, она улыбалась, чувствуя, как по телу пробегают мурашки озноба и счастья. Как мало надо человеку, чтобы почувствовать себя счастливым! Ледяной осенний дождь, отрезвляющий разум, холодящий тело, успокаивающий душу. Благодатное небо, словно услышав ее немую мольбу, посылала ей силы, в виде прорвавшихся серых кранов и запаха свежести.

Еще ребенком она любила дождь. Летний, осенний, не важно. Главное, что можно выбежать на улицу и помчаться босиком, шлепая по лужам, скользя по размокшим дорожкам, нестись наперегонки с ветром, чувствуя, как вместе с грязью смывается усталость, как распрямляются крылья за спиной. Именно поэтому она всегда не любила взрослых, с их манерностью и правильностью, чопорностью, жеманностью, с кучей никому не понятных законов и страхом перед простудой. Бэль никогда не любила правила и никогда не болела. Даже пробегав весь день по октябрьскому лесу, вымокшая и грязная, она никогда не знала, что такое насморк или кашель, понятие высокая температура было для нее абстрактным, а от наставлений Николаса и Пернеллы она предпочитала отмахиваться. Самым настоящим раем стал для нее домик на севере Шотландии, небольшое поместье вдали от маглов и магов, где-то на отшибе, где небо, земля и вода, пересекаясь в одной точке, создали удивительно дикий край — Mirum….

Замечтавшись, она не сразу заметила, что вода не уходит из мешка, а наполняет его, омывая ее щиколотки и поднимаясь все выше и выше. Глядя на грязную жижу, окружающую ее, Бэль подумала, что сказка закончилась слишком быстро, уступив место неприглядной реальности.

Самым противным было ощущение… беспомощности. То, что Бэль так отчаянно ненавидела….

Она тяжело вздохнула и попыталась расслабиться, прислонившись к стене. Нет смысла тратить свои силы сейчас, когда вода только дошла до колен и у нее еще есть пара минут свободного времени. Все имеющиеся силы ей понадобятся потом, когда придется барахтаться, пытаясь удержаться на плаву. О том, что будет, когда вода достигнет решетки, полностью заполнив мешок, узница старалась не думать.

Она не могла сказать точно, сколько продолжался этот ад. Сколько времени она барахталась в этом чертовом мешке, цепляясь за стенки пытаясь не утонуть. Сколько времени она, как мантру, повторяла про себя, что нужно продержаться еще чуть–чуть, что за ней обязательно придут. Перед тем как ее с головой накрыла грязная жижа, она успела сделать глубокий вдох. А потом были долгие секунды без кислорода. Отчаянный бой с собой и миром. А когда ее силы почти достигли предела, и она поняла, что еще немного и она встретится со всеми своими предками, открылась решетка. Бэль одним слитным движением вынырнула на поверхность, разбрызгивая грязь и жадно глотая воздух. Она намертво вцепилась в край ямы и несколько упоительных секунд наслаждалась приторно чистым вкусом кислорода, наполнявшим легкие.

Чьи-то руки, вцепившись в ее плечи, начали тащить ее прочь от воды и ямы на землю, но у них это плохо получалось.

— Я сама, — прошипела Бэль, отталкивая кого-то и от того снова погружаясь в мутную жижу. Прикосновение отрезвило ее как ушат ледяной воды, заставляя моментально укрепить все ментальные блоки, возвращая ее в действительность. Она ухватилась за скользкий железный край, подтянулась и вылезла, наконец, из мешка.

Пошатываясь, сделала несколько шагов, остановилась. Перед глазами все плыло, в голове шумело от притока кислорода, от дикой усталости, голода и бессонных ночей. Кто-то вновь попытался помочь, обхватив за талию.

— Бэль, — ее собственное имя странно резануло по ушам. 'Грейнжер", — мрачно констатировала она. Ну конечно, кто же еще мог пытаться ей помочь? Локберт? Снейп? Мысли вызвали прилив странного веселья, отразившегося кривой ухмылкой на губах.

— Бэль, — теперь совсем жалобно.

— Я в порядке, — голос звучал хрипло и непривычно, — не дергайся и отпусти меня наконец, я в состоянии идти сама!

Зрение наконец-то прояснилось, а с ним пришли и кое–какие силы. Она повторно оттолкнула руки Гермионы (на этот раз, правда куда спокойнее и мягче) и попыталась выровняться. Ее била легкая дрожь и покачивало из стороны в сторону, но она сама стояла на ногах и это уже что-то значило.

Гермиона стояла рядом, бледная и мокрая, она сейчас выглядела совсем маленькой и жалкой. На себя оборотись, — посоветовал внутренний голос. Да уж, если она так хреново выглядит, то что говорить обо мне? — мрачно подумала она.

— Успокойся, я в порядке, — уже спокойнее проговорила она, глядя в испуганные карие глаза.

— Ты чуть не утонула! — в голосе столько паники, что Бэль пробило на сочувствие, впервые за столь долгий период абсолютного равнодушия ко всему, что не касалось ее планов. (Именно на сочувствие, а не на идиотизм, заставивший ее спасать задницы маглорожденным студентам Хогвартса).

— Чуть не считается, — с легкой ухмылкой пошутила она, и почувствовала облегчение, когда Грейнджер улыбнулась в ответ. — Тебе хоть разрешили меня вытаскивать, или самовольничаешь?

— Разрешили, — моментально помрачнела та.

— Положенный срок подошел к концу, или кому-то не захотелось потом утилизировать труп?

— Сегодня семнадцатое, — тихо ответила некогда гордость Гриффиндора.

— И кто распорядился? — насмешливо спросила Бэль. Мысль о том, что она отсидела почти весь срок, почему-то порадовала.

— Я, — тихий, вкрадчивый голос Локберт нельзя было спутать с кем-то еще. Эта бездарная тварь так и продолжала бездарно пытаться пародировать Снейпа.

Бэль медленно оглянулась и посмотрела на говорящего. Он стоял недалеко от них, высокомерно задрав подбородок и с легким презрением рассматривая их.

Вообще-то этот человек вызывал у нее всегда отвращение, замешанное на желании как можно реже с ним видеться, и не потому, что она его боялась. Нет, слишком много чести такому слизняку, как он. Просто от одного его вида тошнота подкатывала к горлу, а его неуемная спесивость вызывала желание поставить его на место.

Бэль не знала, что именно на нее нашло — всегда такую рассудительную и спокойную. А впрочем, что значит нашло? Забурлила кровь, затмевая разум и придавая силы. Спина распрямилась сама собой, а взгляд… Рон как-то сказал ей, что, когда она так смотрит, единственное желание окружающих — сбежать куда подальше….

Она посмотрела ему прямо в глаза и скорее почувствовала, чем увидела, как расширились в панике зрачки, и рука инстинктивно полезла за палочкой. Придержав свою фирменную усмешку на потом, Бэль с притворным смирением поприветствовала его.

"Я поставлю тебя, тварь, на место. Я наведу здесь порядок", — билось в голове решительным маршем.

Первые несколько дней после освобождения прошли на фоне внешней покорности и бесконечных размышлений. Заточение, полу бредовое состояние, близость смерти — все это не могло не наложить отпечаток на душевное состояние девушки. Нет, камера не сломала ее, она не стала больше бояться пыток, не потеряла надежду…. Гордость, расчетливость, ум — все это осталось при ней. Вот только там, в глубине карцера и своего сознания, когда Бэль только что пришла в себя после пыток, ее не переставал мучить вопрос — зачем ей все это. Зачем девочки из Франции, наследницы нескольких сейфов в различных магических банках, родового поместья и усадьбы, нескольких титулов и богатейших библиотек понадобилось все это? Ради чего? Страх, боль, отчаяние, близость смерти? Все это не возвратит умерших. Разве что обеспечит скорейшую встречу с ними…. Что может она, семнадцатилетняя девчонка, против целой системы, уже отлаженной и четко сработанной, против одного из сильнейших магов этого времени? Теоретически ничего, а вот практически….

Еще полтора года назад, когда она была подопечной Дамблдора и жила в относительной безопасности, Бэль задалась целью вытащить Блэка из арки. Зачем? Ради чего? Она и сама не знала. И часто, после очередного провала, раздраженная, раздосадованная собственным бессилием и тщетностью усилий, порывалась забросить все это к чертям. Подумаешь, упал человек по дурости в арку, подумаешь, до этого он 12 лет провел в Азкабане по ложному обвинению, потом скрывался, подумаешь — покореженная судьба — у кого она не покорежена войной, потерями, страхом? И зачем ей все это было нужно? Ведь глупо, наивно, даже Альбус не верил в ее успех…. Сколько ночей она прорыдала в подушку, сколько суток провела безвылазно в библиотеке, сколько ее экспериментов могли стоить ей жизни и за сколько из них ей пришлось расплачиваться постельным режимом и бешенством Северуса…. Вот только что-то просыпалось в груди, что-то безудержное, что толкало ее вперед не смотря ни на что. Альбус как-то сказал, что у нее обостренное чувство справедливости, совсем как у Гарри и Лили. Снейп, помнится, тогда только презрительно фыркнул: «Какое к Мерлину чувство справедливости! Непомерная гордыня и упрямство!»

Бэль сама редко задумывалась над тем, что ей движет, и еще реже над тем, ради чего она на все это идет…. Вот только глубокий карцер не спрашивает о наших желаниях. Он просто оставляет вас один на один с вопросами без ответов.

И в этот, раз, так же как и полтора года назад, ей удалось засунуть их подальше в глубь своего сознания, запечатать, спрятать подальше…. Не стоит задаваться извечными вопросами, особенно если у тебя и так под ногами трясина, а в голове хаос. Она знала, почему победила тогда, почему ей удалось вопреки всему достичь своей цели. Потому что у нее была эта самая цель. Там, тогда она знала к чему идет и ради чего рискует, так же как и знала, почему не имеет права сдаться и раскрыть хоть одну из тайн Ордена, пока ее пытали в застенках министерства. Она знала, ради чего раз за разом вела своих друзей навстречу смертельной опасности, ради чего подставляла их и свою жизнь. Там и тогда все было ясно и четко. Вот она цель — вот они пути и средства ее достижения. Здесь же у нее не было цели. То есть была, конечно, но абстрактная. «Борьба со злом» — это хороший девиз для тех, кто, сидя в удобном кресле перед камином, небрежно потягивает дорогое вино. Но не когда вы смотрите на залитый вашей же кровью пол и ожидаете очередное круцио.

Именно поиск цели, не абстрактной, а конкретной занимал Бэль первые дни. Вы можете спросить, что за глупости? Ведь самое главное для нее сейчас — это выбраться из замка и вновь обрести свободу. Вы будете правы, и она на самом деле задумывалась над этим, но было одно большое но. Это но с первых дней ее пребывания в школе всячески стремилось ее приободрить и поддержать, заботилось и закрыло собой от Малфоя в первые минуты их встречи, вытягивало из вонючей ямы. Она не имела права сбегать отсюда сама, не прихватив с собой Грейнджер… да и всех остальных тоже. Только вот массовое бегство всех маглорожденных… это как минимум самонадеянно. Может не всех?

Так или иначе, цель медленно, но верно начинала прорисовываться, и для ее воплощения ей необходимы были несколько вещей. Самая первая и самая главная — это найти палочку. Мини цель на пути к макси. Вот только, как же ее преодолеть?

О том, что бы забрать свою собственную палочку не могло быть и речи. Значит надо было придумать, где взять другую. Красть нельзя, на всех палочках министерские чары слежения. Когда ее вычислят, карцером она уже не отделается…. Вот только… была одна палочка, которую не могло вычислить ни одно министерство. И хранилась она у нее в сейфе.

«Надо как-то наладить связь с ребятами… вот только как?» — размышляла Бэль, усердно надраивая центральный холл замка.

Чисто теоретически она могла просто напросто вызвать одного из своих домовиков. Практически же было тупостью понадеяться на то, что домовики Хогвартса пропустят запросто постороннего….

Все начинания, стремления и желания, упирались в кусок дерева, отобранный у нее. Без него она была беспомощной маглой, не способной ни на что. Без нее, все ее желания и идеи, так и останутся идеями.

Она раздраженно закинула тряпку в ведро, расплескав мутную жижу. Как же это раздражало — ощущение полной зависимости от куска дерева. Ведь справляются же как-то маглы…. И живут себе преспокойно без магии…. Только вот грязный пол, ноющие от постоянной работы мышцы, гудящая от недосыпания голова — все это явно указывало на то, что маглам не очень сладко живется.

«Так и до идей Риддла недалеко», — мрачно подумала Бэль, в очередной раз вступая в неравный бой с грязью.

— Фламель, — тягучий, ленивый голос хорька заставил вздрогнуть.

И принесла ж его нелегкая.

Бэль оглянулась, Малфой стоял неподалеку, высокомерно приподняв нос и лениво поигрывая палочкой. Глядя на эту лощеную тварь, девушка подумала, что как-то не вовремя он здесь оказался. Совсем не вовремя.

Девушка медленно положила тряпку в ведро, поднялась и посмотрела в упор на хорька, не мигая, ровно и сдержанно.

— Мистер Малфой, — немного вопроса, немного презрения, немного безразличия в голосе и его глаза злобно прищуриваются. А она чувствует как упоение, замешанное на безрассудстве, начинает течь по венам.

«Не ожидал, думал, я трястись начну, как осиновый лист… Ну, мы еще посмотрим, кто из нас больше будет трястись», — мрачно подумала Бэль. Она была достаточно умна, чтобы не опускаться на тупую месть, тем не менее, сейчас, вспоминая минуты под пытками этого ничтожества, Бэль понял, что не сдержалась бы, будь у нее палочка в руке.

А впрочем, для некоторых вещей и палочка не нужна. При мысли об этом, Бэль почувствовала, как ее губы сами собой растягиваются в жесткой усмешке, а взгляд леденеет.

Хорек, глядя на нее, весь подобрался, готовый в любой момент отразить атаку.

Несдержавшись, Бэль тихо засмеялась. Судя по физиономии хорька, ее смех перепугал его еще больше. Он одернулся и вцепился в палочку, после чего взбешенно уставился на отсмеявшуюся девушку.

— Веселись, пока можешь, Фламель, — угрожающе произнес он, развернулся на каблуках и пошел прочь.

А Бэль с трудом подавила желание прямо сейчас осуществить свою маленькую месть. Нестерпимо хотелось увидеть его рожу,… но было бы верхом глупости делать это сейчас, когда доказательства ее виновности будут на лицо.

Малфой вышел вон из комнаты, а Бэль в очередной раз взялась за тряпку. Хотела она того, или нет, а домывать этот чертов пол ей придется сейчас и руками. Несмотря на то, что Альбус успел научить ее выполнять простейшие заклинания беспалочковой магией. Рисковать не стоило. Рано еще этим тварям знать, на что способна ученица одного из величайших волшебников мира.

Погрузившись в оттирание особо въевшегося пятна, Бэль вздрогнула, услышав до боли родной голос за спиной.

— Оно не ототрется, не трать на него время.

Резко развернувшись, Бэль уставилась на улыбающегося с портрета бывшего директора Хогвартса.

— Альбус!

Хотелось с криками кинуться ему на шею, прижаться как раньше к его груди, почувствовать мощь и силу этого старца, ощутить себя в полной безопасности, ведь пока есть он, ничто и никто не может ей угрожать…. Не могло….

Она осталась стоять на месте, чувствуя, как боль потери, заполняет сердце.

— Я помню его еще со времен своего обучения в этих стенах. Так что лучше займись оставшимся пространством.

— Да, хорошо, — она растерянно кивнула.

«Почему он несет эту чушь? Какое значение имеет это чертово пятно, когда нам так много надо сказать друг другу?» — пронеслось в ее голове, но что-то в его взгляде не дало ей озвучить их. Что-то… предостережение! Вот что это было.

Она схватила тряпку и с утроенной силой и скоростью принялась оттирать оставшуюся часть каменного пола. Молчаливое наблюдение придавало силы, а мозг отчаянно работал, пытаясь сам найти ответы на невысказанные вопросы.

«Почему он говорит о таком пустяке, разве ради этого он пришел сюда? Чушь! Он ведь вообще не появляется на своих портретах… если верить слухам. Почему пришел сюда?»

Она дотерла пол. И оглянулась. Альбус все еще был в рамке, никуда не ушел, стоял и наблюдал за ней.

— Это твой портрет? — она и сама не знала, зачем спросила это.

— Нет, это портрет сэра Ричарда Фореста, одного из выдающихся деятелей прошедшего столетия.

— А почему он находится в этом складе?

— Это его бывший кабинет. Он преподавал в Хогвартсе какое-то время, потом покинул стены школы, после его смерти значительная часть его сбережений перешла в Хогвартс, вместе с просьбой, увековечить его память. Этот кабинет стал чем-то вроде его памятника.

— Но со временем об этом забыли, я права?

— Да, разумеется. Увы, человеческая память недолговечна.

— Да, — рассеяно согласилась она.

Девушка, чувствовала, что все не просто так, что Альбус пришел сюда не просто ради того, чтобы ее поддержать. То есть, не только ради этого. Хотя он и был невероятно сентиментален, не стал бы он подвергать ее опасности пустыми беседами и такими абстрактными понятиями как поддержка и сочувствие. Тут должно было крыться что-то материальное, что-то важное, ведь разговор с ним мог дорого ей обойтись….

— Мне пора, — внезапно сказал он и добавил, — Бэль, я прошу тебя, держи себя в руках.

Альбус стремительно скрылся за портретной рамкой, а Бэль шарахнулась в сторону ведра и тряпки.

Дверь почти сразу распахнулась и на пороге предстал высокомерно ухмыляющийся Локберт.

— Как дела Фламель? — тягуче спросил он. — Справилась?

Что-то в его усмешке и предвкушающем взгляде категорически не понравилось Бэль. Что-то в них было такого…

— Что это? — спросил он, указывая на пятно. — Тебе разве не было сказано, что тут все должно сверкать?

Одна, поверхностная сторона только что раскиданной перед ней мозаики сложилась воедино. Ее не просто так сюда направили. Шавкам стало скучно, и они решили за ее счет поразвлечься.

— Оно не оттирается, профессор, — заставила себя выдавить Бэль.

— Меня это не интересует, — резко ответил он. — Следуй за мной.

У Бэль чесались руки вылить на его голову помойное ведро. Она глубоко вздохнула и пошла за ним. В конце концов надо же хоть иногда слушаться наставника.