Враньё

Я не сомневаюсь, что поклонники заваливают тебя тоннами любовных писем с утра до вечера, однако мое письмо тебя хотя бы удивит. Ты наверняка не ожидал от меня ничего подобного.

Предполагается, что я не должен любить тебя.

Но, если следовать логике, я не должен... ничего.

Я долго не решался написать это письмо, а когда все-таки решился, сомневался, стоит ли его подписывать. Статус инкогнито так успокаивает! Но, если бы я так и поступил, то ты принял бы меня за одного из своих многочисленных обожателей, или, что еще хуже, за обожательницу?

Мое эго не вынесло бы этого. В-общем, анонимность принесла бы мне некоторое спокойствие, признаю. Но никакой выгоды.

Какое странное признание в любви... вместо того, чтобы осыпать тебя пламенными речами, я пытаюсь объяснить тебе свой жест. Может, я и сам не верю в то, что делаю?

Я люблю тебя. Вот, я это написал. Теперь ты знаешь. Поверишь ли ты мне, если я скажу, что рука, которой я пишу, сейчас дрожит от волнения? Я сам от себя такого не ожидал.

Не жди, что я стану сравнивать твои глаза с цветом жабы, оставлю это для твоих прошлых пассий. Кто-то наверняка уже сравнивал их с изумрудами... с пихтовым лесом, свежескошенной травой или абсентом.

Чем я мог бы удивить тебя?

Сколько бы я не размышлял, в голову не приходит ничего интересного. А сравнение с зеленым лучом Авады рискует тебе не понравиться. Так что обойдемся без неудачных метафор. Я бы удовольствовался, лишь написав, что нахожу их красивыми, но это тебе тоже, несомненно, приходилось слышать много раз.

И не рассчитывай, что я буду описывать и восхвалять каждую часть твоего тела. Во-первых, потому что оно далеко от совершенства; во-вторых, потому что те части твоего тела, которые меня действительно интересуют, я их никогда не видел.

Я знаю, о чем ты сейчас думаешь: «как неуместно говорить о сексе в любовном письме».

Проблема, Поттер, в том, что желания, которые ты во мне рождаешь — особенно грязные. От одних мыслей о том, что я хочу с тобой сделать я иногда даже краснею и у меня всегда... встает.

Я не знаю, есть ли у тебя опыт по части гомосексуализма... Надеюсь, что нет, потому что я всегда представляю тебя девственником с этой стороны.

Да, мало того что я жалкий трепач, так я еще позволяю себе иметь предпочтения... Но, не волнуйся... даже если бы тебя отымела вся школа, я бы не перестал любить тебя.

Так вот, в моих фантазиях ты — девственник... не из-за туманной истории «узости», или чего-то подобного. Нет. По той простой причине, что — как мне подсказывает мое второе «я» — быть у тебя первым — большой плюс для меня.

Первый раз забывается редко, а если все проходит как по маслу, то об этом потом приятно вспомнить. Испытываешь даже в некотором роде признательность к своему первому партнеру.

Конечно же, даже в самых своих причудливых фантазиях, я не представляю, что ты полюбишь меня однажды — Мерлин великий, я растерял еще не все свое здравомыслие — но я так легко представляю наши с тобой занятия любовью, что это даже пугает... и, не то чтобы я хвастался, но ты всегда получаешь невыносимое удовольствие.

Хотя, если честно, боюсь, увы, что у меня не так хорошо получается на самом деле. В конце концов, ни у кого не получится доставить такое удовольствие в реальной жизни, если тебе интересно.

И раз уж я с тобой на чистоту, то скажу все как есть.

У меня такое чувство, словно я лечу в пустоту, и с ужасом жду падения. Я заранее знаю, что оно будет болезненным, потому что ты меня не любишь.

Я часто высмеивал одностороннюю любовь. Я думал, что люди, которые хватаются за того, кто их не любит, идиоты: «Он не любит тебя и — баста! Забудь!»

Я не отрицаю мою собственную тупость в этом деле, но я не могу тебя забыть, хотя нельзя сказать, что я не пытался.

Я открыл для себя, что поговорка «сердцу не прикажешь» — чистая правда. Знай, что я зол на тебя за это. Да-да, я знаю, что ты не сделал ничего, чтобы влюбить меня в тебя и что ты только косвенно в этом виноват.

Я не сомневаюсь, что ты предпочел бы обойтись без такого груза на плечах, хоть и не тебе приходится с ним жить.

И, кто знает? Возможно, однажды ты тоже полюбишь как я. Тогда, если вдруг тебя посетит ностальгия по школьным годам, я надеюсь, ты вспомнишь обо мне со снисходительностью и скажешь себе: «Драко Малфой говорил, что любит... и если это на самом деле было так, ему, должно быть, было нелегко».

Конечно, тот, кого выберешь ты, обязательно будет любить тебя в ответ. Да и кто смог бы противостоять твоему шарму?

Представляю себе это... я желаю тебе счастья. Искренне. Конечно, я уже хочу убить всех твоих будущих пассий, но, опять же, я удовлетворюсь тем, что распотрошу их в своих мыслях, как поступает, я уверен, четверть девчонок школы.

А вообще, я пишу тебе не затем, чтобы излить душу, а открыть тебе свое сердце, которое болит по тебе... несмотря ни на что, вопреки мне.

Вот только не надо гримасничать!

Да, твое сердце крепко держит мое, и я давно с этим смирился.

Это так, вот и все. Ни ты, ни я ничего не можем с этим поделать.

Думаю, мои излияния остановятся на этом... мне больше нечего сказать о «великом горе», что снедает меня. Я выживу и, если нужно, возьму пример с тебя, у тебя ведь это так хорошо получается...

О-о-о, прости, Любовь моя, я не удержался. Можно подумать, я люблю иронию — как и ты.

Не буду также задерживаться на твоих всевозможных качествах... хотя, не так уж их и много. Пусть твои прихвостни поливают тебя лестью, а на меня не рассчитывай. К тому же я предпочитаю твои недостатки.

Решительно, мое письмо не вписывается в рамки стандарта.

Я не умею следовать зa стадом, а еще я думаю, что моя неординарность добавляет моему итак уже беспредельному шарму.

То есть, я — черный баран в овечьей шкуре... охотничий пес, равно как и пастух могут попасть в сети, но они не имеют значения. Для меня важна звезда.

...

Ладно, мой дорогой Поттер, оставляю в покое твои красивые глаза и сматываю на этом удочку.

Ты поймешь, если я скажу, что все это только вранье, цель которого — поиздеваться над тобой — в случае, если твоя реакция поставит меня в неловкое положение.

Сомнения, которые у тебя появятся после прочтения этого письма станут моим лучшим способом защиты.

Это обычная предусмотрительность с моей стороны, без которой этого письма бы не было.

Что стало бы потерей для человечества, согласись?

Уже поздно, и завтра утром ты будешь держать мое письмо в своих руках.

К тому времени я несомненно успею проделать с тобой много непристойностей, не поднимаясь с кровати.

Извини и за это тоже.

Я уверен, что ты тоже получаешь письма тоннами: письма с угрозами и письма официальные... Любовные письма. Кстати, я и не подозревал о твоем умении сочинять их, особенно те, что адресованы мне. Так что, нет, я не ожидал от тебя такого рода почты, как ты, наверное, не ожидал, что я отвечу.

Нет нужды говорить тебе, что ты должен, а что нет. Я думаю, что один только факт, что ты закрываешь глаза, размышляя обо мне, делает тебя психом в глазах других.

И это письмо — доказательство твоего помешательства.

Тогда почему же я тебе отвечаю?

Не могу объяснить... Наверное, из-за своего характера: не хочу, чтобы последнее слово осталось за тобой.

Поэтому, отвечу на твой вопрос: нет, я не верю тебе.

Я не верю, что твои руки дрожали, когда водили пером по этому пергаменту. А если это правда, то ты, наверное, просто подхватил насморк, и жар — причина твоей маленькой слабости.

Если бы ты любил меня, твое сердце забилось бы быстрее, а ладони вспотели от одной только мысли, что я буду читать твое письмо, что буду держать его в руках, а перо в твоих пальцах дрогнуло бы и не вывело и слова твоим идеальным почерком.

Тебе нравятся мои глаза? Не смеши меня. Если бы они тебе нравились, как ты говоришь, ты не отводил бы свои... Разве что ты боишься Авады, которую они могут в тебя бросить.

Если бы ты любил меня, ты искал бы в моем взгляде что-то, кроме ненависти. Так что здесь я тоже тебе не верю.

Продолжение полученного мной письма не оставляет сомнений о помутнении твоего рассудка. Поэтому я не стану распространяться о личных частях моего тела и о твоей гипотетической способности заставить меня кончить.

Потому что, как ты правильно заметил, ты не первый, кто отправляет мне такого рода почту, и каждый из моих робких влюбленных хоть раз, но мечтал отправить меня на седьмое небо.

Да и, я признателен за твои клятвы вечной любви, даже в случае, если я стану блядью. От знания, что тебя любят не за, а вопреки сразу теплеет на душе.

А теперь давай я помогу тебе (не благодари. Я гриффиндорец, и этим все сказано) и объясню, что чувствует человек, когда любит.

Когда любишь, постоянно хочется находиться рядом с любимым (удивительно, но я что-то не наблюдаю тебя рядом с собой).

Когда любишь, не замечаешь никого, кроме избранника своего сердца (замечаешь ли ты только меня, Драко? Сомневаюсь, учитывая число человек, которые выходят из твоей комнаты по утрам).

Когда любишь, живешь ради одной лишь улыбки другого (а я никогда не хочу улыбаться, когда ты ко мне обращаешься).

Когда любишь, стоишь за другого горой (ты же ведешь себя с точностью, да наоборот).

Когда любишь, хочешь провести жизнь бок о бок с другим и умереть, если он бросит тебя (единственный, с кем ты хочешь жить, Драко, это с самим собой).

Пожалуй, я остановлю на этом свои аргументы, я ведь даже не уверен, что хочу отправлять это письмо.

Думаю, я доказал, что все это — на самом деле вранье, так что ты не обязан говорить мне об этом.

Но я тоже должен тебе кое в чем признаться, наверное, чтобы не оставаться в долгу...

Я люблю. Сильно. Вот почему я знаю, о чем говорю. А еще я знаю, что ты врешь.

Знаешь, я постоянно наблюдаю за тобой.

Чувствуешь ли ты на себе мой взгляд?

Слышишь ли ты мои стоны, когда приходит ночь, а твой облик вырисовывается на фоне моих закрытых век?

Чувствуешь ли ты мое желание на каждом твоем шагу и мой обжигающий взгляд на затылке?

Видишь ли ты мою улыбку, когда одна из твоих освещает твое бледное лицо?

Нет... Я не думаю, что ты замечаешь все эти детали. И теперь я уверился, что ты еще хуже, чем сам себе кажешься, потому что в этот раз ты сделал мне действительно больно.

Очень больно.

Потому что раньше, мне оставалась кроха надежды.

Раньше я верил, что однажды ты изменишься, перестанешь хотеть любой ценой унизить меня.

Но нет, и ты должен быть доволен: ты добился своего.

И в этот раз я не встану.

Не волнуйся, я не стану закатывать скандал, да и зачем? Это всего лишь я, и все это — шутка, не так ли?

Вранье, подобие любви.

Ничто никогда не произойдет между нами, и, возможно, это к лучшему.

Никогда мои губы не коснутся твоих, а мой язык не попробует твой на вкус.

Никогда мои руки не лягут на тебя, разве что, чтобы ударить.

Никогда мое тело не задрожит под весом твоего.

И никогда я не скажу тебе слов, которые, однако, засели в горле и отравляют лучше любого яда.

Я не стану жаловаться. Я буду вести себя как обычно, и ты никогда не узнаешь, правда ли то, что понял по моим словам. Реакция, достойная слизеринца — не хочу оставаться перед тобой в долгу.

Ты никогда не узнаешь, были продиктованы мои слова любовью, или местью.

Ночью ты будешь гадать: представляю ли я тебя обнаженным и потным в своей постели.

Днем ты будешь задаваться вопросом: не смотрю ли я на тебя сейчас украдкой своими блестящими глазами, в которых страсть мешается с плохо скрытым желанием.

Мне нравится представлять тебя настороже. Та еще "компенсация", но приходится довольствоваться малым, когда знаешь, что не можешь получить все.

Пожалуй, я закончу свое письмо на этом.

Пусть твое воображение делает с моим телом, что ему вздумается. И потом, может, ты на самом деле меня хочешь? или, возможно, после этого ты захочешь ударить меня сильнее, чем раньше?

Думай, что хочешь.

И поскольку все это не больше, чем вранье, я не стану питать иллюзий.

Гарри Поттер

По идее, я должен бы найти смешным тот факт, что ты хочешь оставить за собой последнее слово... Ну, не то чтобы я не был похож на тебя в этом.

Ты не можешь остаться в тени, всегда переводишь разговор на свою величественную персону, не так ли?

Тебе недостаточно, что кто-то говорит тебе, что любит, ты должен уточнить, что ты любишь больше, любишь сильнее?

Тогда давай, Поттер, сравни свою любовь с моей, измерь степень нашего с тобой вранья.

Давай, скажи мне, что все слова — тщетные попытки с моей стороны доказать, что я держу ситуацию под контролем.

Потому что, если я написал тебе все эти вещи, то не затем, чтобы вылить свои чувства или сбросить камень с души.

Скажи себе, что если мои мысли обрели форму на листе бумаги, это прежде всего оттого, что я хотел взять в руки свое будущее. Потому что Малфои не прячутся, они правят своей судьбой.

Что пафоснее невысказанной любви? Любовь тайная, зажатая тисками, словно прекрасная роза, которой некому полюбоваться, кроме своего создателя? Чего более ненужного?

Чего более трусливого?

Эта любовь, даже если она живет, не растет без причины и без цели... Красивая персонификация, не правда ли? Но для такого некрасивого чувства.

Потому что, с моей точки зрения, любовь не великое чувство. Любовь не делает сильнее, как ты, кажется, хочешь доказать мне. Потому что иначе я был бы уже великаном и ничего не боялся бы в этом низьменном мире, разве что, может, твоего взгляда. Того, на который я наткнулся тем утром, того, который заставляет снова писать тебе.

То есть, я захотел признаться в этой любви, плюнуть ею тебе в лицо. В надежде, что если она перестанет быть тайной, тo утеряет свое величие, свою силу...

Кажется, я ошибся. И от этого мне грустно.

Вдали от тисков, моя роза познаёт радости солнца и чистого воздуха. Вдали от тисков, она растёт в надежде однажды стать сильной под стать дуба.

Пустая надежда, но, в то же время, чьи надежды когда-нибудь сбывались?

Тебе не следовало отвечать мне, Поттер! Как не следовало читать мое письмо. А вообще, нам никогда не следовало встречаться, и все было бы намного проще.

Я бы не воспылал к тебе ненавистью, ты не ответил бы мне неприязнью. Мы бы никогда не подрались и я не растерял бы остатки здравого смысла от твоей близости.

Не сомнeваюсь, что моя жизнь была бы намного более пресной, но такой приятной.

Полагаю, ты думаешь о том же. И это меня утешает: не такие уж мы психи, в конце концов.

Хоть наши письма и доказывают обратное.

Как говорится, от любви до ненависти один шаг.

Но я считаю это таким ужасным заблуждением, почти оскорблением. Любовь и ненависть не два разных чувства, но одно целое.

Когда сердце колотится, а дыхание сбивается, и человек напротив делает так, что окружающий мир не имеет значения. Когда единственная цель, единственное желание — почувствовать руками его теплую кожу, разминать ее, трогать, пока она не уйдет из-под пальцев, а вы не станете одним целым.

Когда чувствуешь все это, когда подвергаешься подобным мукам... Знай, Поттер, это когда ты любишь так сильно, как ненавидишь.

Ты ненавидишь, потому что любимый человек преспокойно живет без тебя, дышит без твоей помощи, улыбается не тебе... И любишь, потому что только это и умеешь, даже если ты отвратителен самoму себе от этого.

Так что не надо оскорблять меня, сравнивая твои чувства с моими, Поттер, потому что если твои — красивые и искренние, то мои — темные и навязчивые. Зачем сравнивать свет и тьму, ведь они существуют вместе, рядом...

Будем ли мы с тобой когда-нибудь вместе, Поттер?

Ты говоришь о моих губах, прижимающихся к твоим? Но что для меня этот избитый символ идиллической любви?

Мои губы на твоих, Поттер? Я могу воплотить эти мечты в реальность когда захочу и где захочу! Но зачем? Какой в этом толк?

Возможно, мы поцеловались бы; нам бы, наверняка, понравилось. А что дальше?

Жаркий сеанс секса в пустом классе? Наши тела, одно в другом? Матерясь? Крича? Умоляя?

А дальше?

У животных это получается намного лучше, чем у нас, Поттер... оставим им их превосходство.

Нет, я не хочу ничего из вышеперечисленного, просто потому, что — как и наша корреспонденция — это будет нереально и неуместно... почти болезненно.

Говоришь, я сделал тебе больно?

Знай, что мне больно больше лет, чем я смог бы сосчитaть. Поэтому не жалуйся, что твоя любовь правдивей, потому что моя боль — искренней.

Так что да! Мое письмо было ложью, ты понял это слишком рано, на мой вкус... Но я все-таки расставлю точки над i.

Ты прав, я не люблю тебя, Поттер!

Да, от каждого твоего жеста мой живот скручивает до тошноты. Да, твой взгляд может вызвать во мне больше темных мыслей, чем самая ужaсная сцена пытoк.

Но если я так ненавижу тебя, Гарри, если мое сердце готово лопнуть от переизбытка чувств, то знай, что это только твоя вина. И так будет всегда. Потому что любовь к тебе рождает во мне ненависть, а ненависть учит любить тебя.

Прочти это письмо и порви, как ты поступил с предыдущим. Возвращайся в свой идеальный мирок, где любовь — прекраснейшее из чувств. Верь в мое вранье, опасайся моей любви.

Потому что, если ты любишь меня, Поттер, то я... я тобой обладаю.

Я знаю, что не должен был отвечать тебе, мы так договорились. А ты не должен читать это письмо, но все-равно сделаешь это...

Раз ты написал мне два письма, то будет только честно, если я сочиню столько же.

Говорят, короткие шутки — самые удачные... но эта не удалась с самого начала. Ничего удивительного, ведь это была твоя инициатива.

И я позволил себе ответить во второй раз, потому что твое последнее письмо просто пропитано раздражением.

Ты обвиняешь меня в том, что я вижу любовь в розовом цвете, но все время, что я тебя знаю, я вижу это чувство только в сером.

Ты говоришь о любви и ненависти, сводя и разводя их с потрясающей легкостью — чтобы лучше заморочить мне голову.

Согласен, ты силен в игре слов, но боюсь, что ты заблуждаешься насчет одного.

Так что проясним некоторые моменты.