Боль… Адская боль в области сердца, как будто в него втыкают иголки, раскалённые на огне. Каждое слово любимого человека высекает рубцы на измученной душе. Из-за чего такие муки? Ответ только один — любовь. Неразделённая любовь ученицы к профессору. Казалось бы, в чём проблема? Упорство и терпение, огромное желание и можно добиться всего, но только не в этом случае. “Грифффиндорка никогда не сможет добиться расположения Декана Слизерина!” — Скажет вам любой и будет прав.
Виктория сидела в кресле у камина в гостиной, неотрывно смотря на огонь. Серо-голубые глаза как будто остекленели, отчего в них появились блики пламени. Она смотрела на огонь и думала, думала только об одном человеке, голос которого мог заставить ноги подогнуться, а сердце забиться чаще. Моргнув несколько раз, она решительно встала с кресла и подошла к столу, где лежал пергамент и перо. Вика решила написать прощальное письмо, рассказать о своих чувствах.
Дорогой, Северус.
Что мне нужно было сделать ещё, чтобы добиться хотя бы одобрительного взгляда? По зельям я лучшая, могу ответить на любой твой вопрос, но получаю от тебя лишь язвительные фразы и презрительный взгляд! Как я могу довольствоваться этим, если я видела твою улыбку, видела твой нежный взгляд, но он никогда не был обращён на меня. Лили Эванс — вот та, которую ты любил и будешь любить всегда. У меня нет шансов завоевать твою любовь, потому что призрак прошлого будет всегда дорог тебе больше, чем кто-либо из ныне живущих. Северус… умоляю тебя, не мучай меня, лучше не видеть тебя совсем, но это невозможно. Что нужно было сделать мне ещё? Я перепробовала всё, всё, что можно, лишь бы привлечь твоё внимание; я всегда рядом, незримо, но рядом. Гарри… Добрый молодой человек, он всегда одолжит мне мантию невидимку, даже не спросив зачем, ведь я гриффиндорка, и этим всё сказано. Как же иначе я узнала о ней — о той, которая испортила тебе жизнь, очерствила твоё сердце для всех, кроме неё. Я каждый вечер прихожу к тебе, сижу в уголке, просто наблюдая за тобой, любуясь. Ты приходишь с маленькой шкатулкой, наливаешь бокал вина и садишься в кресло. Когда ты смотришь на её фото, перечитываешь письма, ты так красив… Твоя едва заметная, горькая улыбка всегда так нежна; в твоих чёрных глазах светится любовь, смешанная с грустью и болью, но ты такой живой. На уроках ты закрыт под маской безразличия или презрения, но я знаю, какой ты настоящий, я вижу в тебе то, что не видит никто, даже твоя Лили, иначе бы она не ушла. Ты хочешь показать всем, что тебе никто не нужен, и это, к сожалению, так и есть: она своей смертью убила и тебя… Как же я ненавижу её за это! Наверное, мне было бы легче осознавать, что я проиграла реальной женщине, а не фотографии из шкатулки, осознавать, что ты счастлив с ней — тогда я бы ушла с лёгким сердцем, но этому не суждено сбыться. Каждый вечер одно и то же: я прихожу в надежде на то, что сегодня ты не вытащишь это злополучное фото с симпатичной, лучезарно улыбающейся женщиной, но каждый раз моя надежда разбивается в прах, как только я вижу в проёме двери тебя. Ты так бережно несёшь свои воспоминания, что мне хочется взвыть от боли, как раненый зверь, но я лишь закусываю руку, чтобы не закричать, чтобы не всхлипнуть, чтобы не дышать. Я сижу и стеклянным взглядом смотрю на тебя, запоминаю твои черты, как будто вижу их в последний раз, но когда ты целуешь её, я не выдерживаю, хоть и вижу это каждый вечер. Это выше моих сил –сдерживать порыв горечи, и я ухожу, оставляю тебя один на один с твоими воспоминаниями, с твоей болью. Смешно, правда? Мы похожи с тобой: любим тех, с кем не можем быть вместе, ведь это невозможно. Я пишу тебе это письмо, чтобы ты знал, что я любила тебя больше жизни. Ты не поверишь, я знаю, решишь, что это идиотская шутка, розыгрыш нерадивых Гриффиндорцев, но на утро, когда тебе сообщат о моей смерти, ты поймёшь, что это правда. В сердце теплится маленькая, последняя надежда, что когда-нибудь ты так же будешь сидеть вечером у камина и перечитывать моё письмо. Ты будешь живым… С горькой, но нежной улыбкой и таким же тёплым взглядом, но разум отчётливо понимает абсурдность желаний. А меня не будет, но поверь — это стоит того. Моё сердце в рубцах, выжженных твоими замечаниями на уроках, ядом, стекающим с твоих сладких губ. Боль, которая рвёт сердце на части, может успокоить и принять только смерть. Нет, я не виню тебя, ты просто не знал, что причинял мне боль, я не сержусь на тебя и всё понимаю, но сердцу не прикажешь. Знаешь, я бы не пожелала себе другой судьбы, жизни, в которой не было тебя. Да, ты не был моим, и я так и не получила ничего взамен своих чувств, кроме несбыточных надежд, но я видела то, что не увидит больше никто и никогда. Я умираю с твоим образом, он согреет меня в холодном мире Смерти. Прощай, Северус, я всегда буду любить тебя, ведь смерть не властна над любовью, поэтому я заберу её с собой, чтобы она не тяготила тебя.
Твоя Виктория.
Но этому письму не суждено было попасть в руки адресата, его поглотил огонь в камине, в который оно было выброшено. В конце, перечитав написанное, девушка поняла, что не добавит счастья тому, с кем хотела провести жизнь. «Нет, я не допущу этого! Ты никогда не узнаешь о моей любви, и в моей смерти никого не будут винить. Я избавлю твою душу от лишнего груза,» — подумала девушка. Губы Виктории расплылись в тёплой, но горькой улыбке и, тряхнув головой, девушка удобнее устроилась в кресле, вновь смотря на огонь. Это уже вошло в привычку: ночь, тишина, треск поленьев в камине, она и воспоминания…
Вот самый первый урок на первом курсе: «За вечер 2 сентября, девушка наслушалась много страшных историй о Северусе Снейпе, которыми делились старшекурсники. У них хорошо получилось: девушка не спала всю ночь, пытаясь прочесть учебник, чтобы в случае вопроса не упасть в грязь лицом... Эту первую встречу она помнит особенно ярко: быстрый шаг, которым он влетел в класс, развивающаяся мантия, этот холодный, пронизывающий взгляд, глаза, которые в темноте подземелий казались чёрными. Голос — язвительный, многогранный, как и он сам; он волнами прокатывался внутри, забираясь в каждый уголок души, его невозможно было проигнорировать. Он навевал ужас, послушание, годами отрепетированный и доведённый до совершенства. Тогда Виктория была счастлива, что он не обратил на неё внимания, иначе, она попросту не смогла бы совладать со своим волнением…»
Девушка усмехнулась уголками губ. Если бы она знала тогда, что именно отсутствие должного внимания станет самой большой проблемой в её жизни. Со временем девушка начала завидовать Гарри Поттеру. Забавно? Ей так не казалось... Поттер на каждом уроке зельеварения получал столько внимания от профессора Снейпа, сколько девушке даже и не снилось.
«Девушка еле успела проскользнуть в помещение, прежде чем захлопнулась дверь. Она уже не единожды прокляла ту минуту, когда в её голову пришла глупая мысль. Около пары минут потребовалось на то, чтобы неслышно пройти в более удобное место для наблюдения. Виктория как завороженная следила за тем, как Северус ходил из гостиной в спальню, в конечном итоге возвращаясь к креслу у камина с бокалом вина и небольшой шкатулкой, а главное в одной белой рубашке с расстегнутым воротником на несколько пуговиц. Так по-домашнему просто, что девушка под мантией нежно улыбнулась, любуясь мужчиной. А вот дальше... Боль, шок, понимание и крах надежды. Ей хватило заметить один лишь взгляд Снейпа на фотографию, чтобы сразу понять — это навсегда. Именно так сама Виктория смотрела на Декана Слизерина. Гриффиндорка не помнила, как добралась до своей кровати… В воспоминаниях об этой ночи без сна осталась лишь режущая боль и слёзы».
Виктория сильнее сжала подлокотники кресла, на лице появилась мука боли. Девушка ослабила галстук Гриффиндора и спустя какую-то долгую минуту смотрела на дверь.
«— Мисс Смит, опустите руку. Мне не интересны Ваши варианты очередного зелья, всё на доске...»
« — Гриффиндор решил опять попробовать получить баллы? Так скорее у мистера Поттера шрам исчезнет».
Секундная решимость озарила лицо девушки, и она скрылась за дверью…
Утром, перед началом завтрака, Альбус Дамблдор сообщил школе о самоубийстве ученицы Гриффиндора, которая спрыгнула с Астрономической башни, оставив лишь короткое послание — За любовь. Никто не мог понять, что произошло с этой девушкой, раз она решилась на такой отчаянный шаг. Лишь мрачный мастер зелий сидел на полу около шкафа, поджав ноги. Никто, кроме него, не знал, что именно там в такой же позе под мантией-невидимкой всегда сидела Гриффиндорка, которая любила его больше жизни. Школа Чародейства и Волшебства оделась в траур, а на балу, который был в честь погибшей девушки, в Большом зале на волшебном потолке красовались последние её слова, составленные из звёзд. Впервые Северус Снейп провёл всю ночь среди студентов, так и не вытащив шкатулку с фотографией лучезарно улыбающейся Лили Эванс.
Vova
