Пепел победы

«Депрессия подобна даме в чёрном. Если она появляется, не гони её прочь, а пригласи к столу, как гостью, и послушай то, о чём она собирается сказать». Карл Густав Юнг.

Фик посвящается всем, кто знаком с этой суровой дамой лично. В знак сочувствия, поддержки и восхищения их мужеством.

* * *

Этот сон Гарри Поттер видел так часто, что успел выучить наизусть, тем более, что сюжет повторялся из раза в раз без изменений. Всё начиналось с того, что Гарри стоял в Визжащей Хижине и смотрел в глаза умирающего Северуса Снейпа.

После этого Гарри оказывался на берегу озера: со всех сторон к нему слетались дементоры, а он пытался вызвать Патронуса, но у него ничего не получалось. Не получалось потому, что он никак не мог вспомнить, как выглядит его Патронус.

И, наконец, последний эпизод: пустой железнодорожный туннель. Гарри стоит на рельсах и каким-то образом видит (хотя вокруг темным-темно), что путь перед ним разветвляется. И ему надо выбрать, куда идти дальше: прямо, направо или налево. Смысла в этом нет никакого, ибо Гарри прекрасно знает, что все эти пути равно ведут лишь к очередной бесполезной развилке. Дурная бесконечность без капли надежды.

Именно так Гарри описал бы свои видения, если бы вёл дневник. Просто, сухо, без истерики. В конце концов, он же не девушка. Будь он девчонкой, он бы написал ещё и о том, какая тоска наваливается на сердце, когда кошмар внезапно вторгается в его обычные сны. Потому что всякий раз Гарри понимает, что должен будет досмотреть его до конца.

А это, между прочим, то ещё удовольствие. Всякий раз после таких увлекательных сновидений Гарри стоило немалого труда вспомнить: Снейп не умер, его спасли, Патронус — олень, как у отца, а рельсы обязательно куда-нибудь да ведут. Становилось легче. Можно было перевернуться на другой бок и спать дальше: обычно кошмар повторялся не раньше, чем через несколько дней.

То есть, это раньше он повторялся лишь изредка. На каникулах. А теперь, когда Гарри вернулся в Хогвартс, проклятый сон преследует его каждую ночь. Вот уже вторую неделю…

Гарри лёг на спину и посмотрел в тёмный потолок… А ведь всё так хорошо начиналось! Как радовалась Гермиона, что война закончилась, и можно будет, наконец, поучиться спокойно, без приключений. Рон, купивший себе «Молнию» (к ордену Мерлина второй степени прилагалось хорошее денежное вознаграждение), мечтал о квиддиче. Джинни и Гарри предвкушали удовольствие сидеть за одной партой. А в поезде выяснилось, что и Невилл решил пройти седьмой курс заново (а то в прошлом году он больше со Снейпом воевал, чем учился). Теперь им только Луны не хватало для полного счастья, но она в школу не вернулась: отец не пустил.

Когда Невилл рассказал друзьям эту новость, они лишь пожали плечами. Всё-таки, родители — сумасшедший народ. Ну что может случиться с детьми теперь, когда и все ужасы и несчастья остались позади? Пора перестать горевать и бояться: настало время думать о будущем, мечтать, строить планы и радоваться мирной жизни…

Этим-то и занимались пятеро гриффиндорцев, пока «Хогвартс-экспресс» мчался на север среди зелёных холмов. Шутили, травили анекдоты, обсуждали, кто кем будет после школы. Гарри и Рон этот вопрос давно решили и принялись уламывать Невилла присоединиться к ним.

— Аврор — это круто! Настоящая мужская работа!

— Точно! Это тебе не гербология! Романтика! Приключения!

Невилл смутился.

— Извините, ребята, — проговорил он, виновато взглянув на друзей, — но мне приключений по гроб жизни хватило…

— Мне тоже так казалось, — махнул рукой Гарри, — думал, хватит с меня. Женюсь, заведу кучу детей и ни черта больше делать не буду. А теперь…

— А теперь ты раздумал жениться, негодник?! — в притворном ужасе ахнула Джинни.

Гарри потянул её за руку, и девушка, рассмеявшись, упала в его объятия. Невилл поспешно сунул нос в какую-то книжку.

— Ну, а ты, Гермиона? — спросил Гарри по завершении поцелуя. — Уже выбрала, чем будешь заниматься?

— Почти, — вздохнула Гермиона, слегка отстранившись от Рона, — очень трудно выбирать, когда имеешь столько разных возможностей… Я бы, наверно, всё-таки занялась магическим Правом. В нашем законодательстве полно дыр! Правовая защита требуется не только эльфам-домовикам. Нынешним летом я имела возможность убедиться. Представляете, когда…

— Ой, Гермиона, пожалей! — взмолился Рон. — Я уже слышать обо всём этом не могу! Лучше скажи: ты не голодная? Кажется, тележка едет…

— А я буду домохозяйкой, — сказала Джинни после второго кекса. — Как мама.

— Ничего не имею против, — проворковал Гарри, и Невиллу снова пришлось отвернуться.

Словом, всё было прекрасно. Так бы ехать и ехать и никуда не приезжать… Покидать весёлое купе не хотелось, но Гарри с Гермионой были назначены старостами школы и поэтому должны были присматривать за порядком в поезде. Вернувшись с очередного обхода, они не застали в купе Джинни. Рон сидел бледный и подавленный, а Невилл, отвернувшись, смотрел в окно, хотя разглядеть что-либо в наступающих сумерках было довольно сложно.

— Джинни ушла в туалет, — промолвил Рон убитым голосом, — плакать. Это я виноват. Вспомнил Блевальные Батончики…

— Ох, Рон! — с укором вздохнула Гермиона; Гарри еле удержался, чтобы не обозвать Рона придурком.

Чем он, спрашивается, думал?! Хотя… они всё равно вспомнили бы об этом, не сейчас, так потом. Школа без близнецов Уизли, без их шалостей и весёлых изобретений… В душу впервые закралась мысль о том, что тот Хогвартс, куда друзья так мечтали вернуться, остался в прошлом — вместе со Всевозможными Волшебными Вредилками.

Джинни вернулась в купе через полчаса — с красными глазами и распухшим носом. Она мужественно пыталась улыбаться, но спасти положение было уже невозможно. Радостное настроение улетучилось без следа. За окном совсем стемнело, пошёл дождь. Он сопровождал их весь остаток пути до станции Хогсмит, а потом стучал в окна карет. Мокрые фестралы забавно фыркали, но тем, кто их видел, — а видели их теперь очень многие — не приходило в голову смеяться.

Прекрасный замок, как всегда, сиял огнями. Из Главного холла на громадное крыльцо лился тёплый свет. Никаких следов разрушений. Как будто войны не было вовсе. И всё же, поднимаясь по широким ступеням, Гарри с трудом отгонял от себя воспоминания о безжизненных телах, распростёртых на сером граните. Сколько там было живых, сколько мёртвых? Тогда, в мае, он шёл мимо, он спешил навстречу собственной гибели и не смел остановиться…

Страшные видения нахлынули с новой силой, когда друзья вошли в Большой зал. Гарри услышал, как Джинни шепчет:

— Вон там лежал Фред… там Тонкс и Люпин… там Колин…

Гарри сделалось не по себе при мысли о том, что сейчас в этом зале начнётся праздничный пир. Разве это возможно, разве это честно — веселиться здесь, где каждый камень помнит о потерях, боли и смерти?.. Победитель Вольдеморта огляделся: вокруг не было ни одного радостного лица. Разве что будущие первокурсники, вошедшие в зал следом за Хагридом, слегка разрядили тяжёлую атмосферу. Малыши, даром что замёрзли и промокли до нитки, таращились по сторонам с изумлением и восторгом.

После церемонии распределения новый директор Хогвартса Минерва МакГонагалл произнесла речь, в которой призвала всех присутствующих воздать честь героям войны. Гарри, Рон и Гермиона были вынуждены подняться со своих мест и кланяться в ответ на аплодисменты: громче всего они звучали, конечно же, за столом Гриффиндора. Райвенкло и Хаффлпафф горячо поддержали овацию. Слизеринцы вели себя сдержанно. Их стол был сегодня самым тихим, хотя МакГонагалл не забыла упомянуть о подвиге своего предшественника на директорском посту, бывшего декана Слизерина профессора Северуса Снейпа.

— К сожалению, профессор Снейп ещё не вполне здоров и пока не может разделить с нами трапезу, — промолвила она, показав на пустующее кресло по правую сторону от своего трона, — но мы надеемся, что вскоре он снова вернётся и в этот зал, и в класс Зельеварения…

На этот раз аплодисменты за слизеринским столом звучали смелее, чем за всеми прочими. Потом директор всё испортила: заговорила о погибших. Это было правильно и справедливо, но последовавший за речью пир больше напоминал поминки. Джинни снова заплакала, остальным кусок в горло не лез. Гарри встал из-за стола с больной головой. А ночью к нему снова явился кошмар: в десять раз ярче и мучительнее, чем раньше…

— Дерьмо!..

Гарри вздрогнул, воспоминания оборвались: в ночной тишине приглушённый голос Невилла прозвучал слишком громко.

Гарри откинул полог. Невилл сидел на своей кровати и при свете волшебной палочки читал учебник.

— Ты чего? — шёпотом спросил Гарри.

Невилл повернул голову и посмотрел на друга красными от усталости глазами.

— Ни черта не понимаю, — сокрушённо проговорил он. — Снейп был прав. Я полный идиот. Кретин. Ничтожество…

Гарри подумал немного и перебрался на кровать Невилла. Усевшись в изножье, он сказал:

— Невилл, не дури. Какое тебе дело до того, что говорил Снейп? Если у тебя нет способностей к Зельям, это ещё не значит, что ты…

— Проклятье, Гарри! — Невилл чуть не плакал. — В том-то всё и дело!..

Он закрыл учебник и повернул его так, чтобы Гарри увидел обложку. И Гарри лишился дара речи, прочтя на ней: «Расширенный курс Зельеварения».

— Ты это… тебе оно зачем? — спросил он пару минут спустя.

Невилл тяжело вздохнул и отложил волшебную палочку. Теперь спальню озаряло лишь слабое сияние месяца, смотревшего в узкое башенное окно.

— Ты никому не скажешь? — спросил Невилл, глядя куда-то в сторону. — Мама с папой. Им хуже… Целители говорят — ещё лет пять… и всё… Я так не могу, Гарри. Я должен попытаться сделать хоть что-то…

— Но почему именно ты? — удивился Гарри. — Есть же учёные… которые в этом разбираются…

— А потому, что судьба моих родителей никого не интересует! — с гневом проговорил Невилл. — Никого, кроме меня!.. Ты думаешь, я не пытался?.. Я писал в Лигу Алхимиков, я встречался с магистрами… Меня выслушали, потому что я герой войны и всё такое… а иначе бы и слушать не стали. У них на всё один ответ: «Молодой человек, нам очень жаль. Средства для исцеления подобных болезней не существует даже в теории. Сам Николас Фламель не мог бы…» ну, и так далее. Вот и весь разговор.

Гарри не знал, что и сказать. Поэтому сказал первое, что в голову пришло.

— Ну, раз магистры так считают… Тогда зачем себя изводить?.. Ты сделал, что мог… А выше головы всё равно не прыгнешь…

— Я знал, что ты меня не поймёшь, — прошептал Невилл. — Меня никто не понимает. Для всех вас война закончилась, вы победили, что вам ещё нужно?.. А для меня… Для меня она никогда не закончится. Молли не убила Беллатрикс. Беллатрикс жива, пока папа и мама больны… и если они умрут, это значит — Лейстрендж победила… Вольдеморт победил… Слезай с кровати, я спать хочу!..

Невилл натянул одеяло на голову и отвернулся. Гарри слез с его кровати и, подобрав упавший учебник, положил на тумбочку. Ему показалось, что свернувшийся клубочком Невилл тихонько всхлипывает. Что бы он там ни говорил, а Гарри прекрасно понимал его. Только вот не знал, чем помочь…

Утром Невилл сдержанно извинился перед ним, ещё раз попросил никому ничего не рассказывать, схватил сумку с учебниками и был таков. Куда он отправился в такую рань — неизвестно, все остальные обитатели спальни ещё только глаза продирали. Рон в пижаме стоял у окна и смотрел на ясное голубое небо.

— Идеальная погода для квиддича, — проговорил он с тоской. — Правда?

Гарри грустно кивнул. Их обоих отчислили из команды по той простой причине, что Гарри и Рон были на целый год старше самых взрослых игроков школы. Справедливая Минерва МакГонагалл не пожелала оставить команде Гриффиндора такого преимущества перед командами других факультетов.

— Полетаем после обеда? — предложил Гарри. — У нас же свободное время… позовём Джинни и других, потренируемся…

— Я Гермиону на свидание пригласил, — ответил Рон прежним унылым тоном. — Неделю уламывал найти для меня минутку… А она твердит своё: уроки, экзамены, ответственный год… Гарри, мне кажется, что она меня совсем разлюбила!

Последние слова Рон произнёс шёпотом, потому что Гарри уже подошёл и встал рядом.

— Рон, да брось, что ты такое говоришь?

Но Рон только вздохнул.

— Я для неё пустое место. Для неё главное — наука… А я — кто? Звёзд с неба не хватаю… Ей со мной скучно. Пока шла война, я был нужен, а теперь… Война кончилась, и я не знаю, как жить дальше. Плохо мне, дружище, совсем погано, если честно…

— Ну, Рон, перестань, всё будет нормально! — Гарри и сам бы хотел, чтобы его голос звучал поувереннее.

— Ты меня не понимаешь, — вздохнул Рон, украдкой смахивая что-то со щеки, — никто меня не понимает!..

— Знаешь, — продолжал он, помолчав немного, — я ужасно скучаю по Фреду с Джорджем… Мне кажется, они бы мне помогли… Подстроили бы какую-нибудь пакость, я бы на них рассердился, и всё стало бы хорошо… А Джордж теперь говорит: «Я тень, меня нет»… А мама плачет…

Гарри молча похлопал друга по плечу: увы, пожалуй, это всё, что он мог для него сделать.

* * *

Гостиная была ещё пуста, только на диванчике перед камином скрючилась маленькая фигурка в ночном халате. По растрёпанным волосам и толстой книге на коленях Гарри опознал Гермиону.

— Тоже вскочила ни свет, ни заря, — сказал Гарри, садясь рядом.

— А? — Гермиона оторвала взгляд от книжки и недоумённо оглянулась по сторонам. — Ой, это что, уже утро?.. Я же только на минуточку присела почитать перед сном!.. Кошмар, опять ничего не успеваю!

— Гермиона, так нельзя, — строго произнёс Гарри. — Я понимаю, седьмой курс, ответственный год, но…

— Ох, Гарри, я так много забыла, пока мы воевали! — пожаловалась Гермиона. — Это ужасно. По астрологии ничего не помню. Арифмантику совсем забросила… Заклинания и руны ещё туда-сюда, всё же, у меня была практика, но то же зельеварение…

Она перегнулась за спинку дивана и попыталась поднять с пола сумку, набитую книгами так плотно, что они чуть было не перевесили. Гарри едва успел поймать подругу, когда она уже готова была кувырнуться за диван.

— Рон по тебе скучает, — сказал Гарри в надежде, что Гермиона всё-таки его услышит. — Говорит, что ты его совсем забыла…

— Это безответственно, — пробормотала Гермиона, роясь в сумке, — ведь он прекрасно знает, что от того, как мы сдадим экзамены, зависит наше будущее…

— Гермиона, что для тебя важнее, аттестат или Рон?!

— Что?..

Гермиона оставила в покое сумку, и Гарри понял, что сейчас, наконец, ему откроется правда.

— Гарри, мне страшно, — сказала Гермиона. — Я всё время вспоминаю о том, как он бросил нас тогда… Всё время вижу его лицо… Как он смотрел на меня, когда говорил, что я предательница…

— Когда это Рон называл тебя предательницей? — возмутился Гарри.

— Ну… в том смысле, что я выбрала тебя… У него был такой взгляд…

— Это всё медальон, это из-за него…

— Я тоже носила медальон, и ты носил его, но ни ты, ни я не позволяли себе… Ох, Гарри, что же мне делать?!

— Простить, — ответил Гарри, — простить его, если ты до сих пор не простила…

— Я… я простила, но… Никак не могу забыть… Скажи, как я могу впредь доверять человеку, способному бросить своих близких в такую трудную минуту?!

— Гермиона, послушай, — Гарри изо всех сил старался говорить спокойно. — Неужели ты забыла, что Рон вернулся к нам? Что он спас меня, когда я тонул, что он уничтожил медальон и совершил ещё кучу подвигов?..

Гермиона разрыдалась.

— Ты не понимаешь меня! — воскликнула она, вскакивая и хватая сумку. — Никто меня не понимает!..

С этими словами она исчезла на лестнице, ведущей в спальни девочек.

Через полчаса в гостиную стали спускаться другие студенты. Кто-то сразу отправлялся на завтрак, некоторые задерживались, поджидая товарищей.

— Привет, — сказала Джинни, подходя к дивану.

— Ты плакала? — тихо спросил Гарри, глядя на её слегка припухшие веки. — Опять?..

— Прости, — Джинни опустила голову и отвернулась. — Я не хотела тебя расстроить… Не обращай внимания. Это пройдёт. В конце концов я привыкну…

Гарри взял девушку за руку и усадил рядом с собой.

— К чему ты привыкнешь? — спросил он, зарываясь лицом в густые рыжие волосы.

— Надо сказать, чтобы кровать Эмили Краус убрали, — еле слышно промолвила Джинни, — Эмили не приедет… Мы вчера узнали, что она больше никогда не сможет ходить… То проклятие, которое в неё попало… Какое-то очень редкое. Про него никто ничего не знает… Никто не может помочь… Гарри, ну что ты делаешь?!

— Ты не хочешь, чтобы я тебя целовал? — растерялся юноша.

Джинни вскочила.

— У нас горе, а ты!.. Тебе нет никакого дела!.. Ты только и думаешь о том, чтобы…

— Я только и думаю о том, чтобы хоть как-то всех вас утешить! — не выдержал Гарри. — И у меня ни черта не получается!.. Все только и говорят, что я тупой, ничего не понимаю! У всех горе, кроме меня! Достали!..

Он сердито скрестил руки, не обращая никакого внимания на любопытные взгляды окружающих.

— Я устал, — продолжал Гарри, глядя на туфли стоявшей перед ним Джинни. — Когда я ехал сюда, я думал, что возвращаюсь домой. Хогвартс был моим домом, а теперь он похож на кладбище! Я думал — кончится война, и настанет счастье… А оно не настало…Это нечестно!..

По щекам поползли слёзы, и Гарри сердито утёр их рукавом.

Джинни опустилась на ковёр и положила голову на колени Гарри.

— Прости, — поговорила она, — я понимаю тебя… В прошлом году Хогвартс стал ужасным местом. Куда хуже кладбища. Но… тогда почему-то было легче. Наверно, потому, что мы сражались, у нас не было времени на страх и тоску, а теперь…

Джинни не удержалась и заплакала. А Гарри почувствовал, что у него совершенно нет ни слов, ни сил для того, чтобы попытаться её утешить.

— А мне снятся сны, — неожиданно для себя самого сказал он.

Он совершенно не собирался говорить это таким глухим и мрачным тоном. Он вообще не собирался этого говорить. Он и думать об этом не хотел. Для кошмаров вполне достаточно ночей, не хватало вспоминать о них ещё и днём!..

— Сны? — похоже, Джинни испугалась. — Какие сны?

— Да ну, ничего особенного, — Гарри махнул рукой и, кривовато улыбнувшись, встал с дивана. — Не обращай внимания… Просто сорвалось с языка… Пойдём завтракать?..

Джинни поднялась на ноги, утирая слёзы кулаками, как маленькая. Потом обеспокоенно взглянула на юношу.

— Гарри, ты плохо себя чувствуешь? — спросила она. — У тебя такой вид, как будто тебя тошнит...

— Ничего подобного! — огрызнулся Гарри. — Я прекрасно себя чувствую! Просто великолепно! Лучше всех!.. Да, меня тошнит. Меня всегда тошнит после этих чёртовых кошмаров!

Он плюхнулся обратно. Джинни села рядом, осторожно положив руку ему на плечо и заглядывая в глаза. Гарри поклялся себе, что ограничится изложением фактов. Скупо, кратко, без душераздирающих подробностей…

— Знаешь, каково это? — говорил он десять минут спустя, обхватив себя руками и надеясь, что Джинни не видит, как его трясёт. — Когда не можешь вспомнить?.. Голову как будто стальным обручем сжимает… А внутри — темно и пусто… И от этого начинаешь задыхаться, словно тебя живьём в могилу закопали… И ты мечтаешь увидеть хоть искорку света, но какой там может быть свет?.. В этом проклятом туннеле?.. Только — поезд!.. И ты знаешь, что он от тебя мокрого места не оставит, а всё равно надеешься!.. Увидеть… Хотя бы на миг, хотя бы ценой жизни!.. Только никакого поезда, никакого света не будет! Никогда!.. И ещё там холодно. Холодно как чёрт знает где. Потому что дементоры высасывают из тебя душу… каждый раз заново… И ты понимаешь, что однажды высосут совсем. И ты больше не проснёшься…

— Гарри, Гарри, перестань! — взмолилась Джинни. — Замолчи, пожалуйста! Гарри, это что-то ненормальное! Тебе нужен врач! Пойдём, я отведу тебя к мадам Помфри!..

— Я не ненормальный!!! — взревел Гарри, вскакивая с дивана. — Мне не нужен никакой врач! Всё, что мне нужно — это чтобы меня поняли! Я думал, ты сможешь!.. А ты… Если даже ты не понимаешь, что о других говорить?!

Как он выбрался из гостиной, Гарри не помнил. Вне себя от гнева и обиды, он нёсся по замку, повторяя «Я нормальный! Я не больной! Я не псих!». Лишь когда две маленькие первокурсницы в ужасе шарахнулись от него, Гарри понял, что говорит это вслух и довольно громко. Лицо ошпарило стыдом. Победитель Вольдеморта споткнулся на ровном месте и чуть не упал, здорово подвернув ногу. Боль, сдобренная парой подходящих к случаю выражений, окончательно привела его в себя. Злость улетучилась, осталась пустота и горечь. Гарри одёрнул сбившуюся набок мантию и уныло захромал в сторону Большого зала.

«Просто чёрт знает что такое, — думал по дороге юноша. — Что со мной происходит? Я никогда в жизни не испытывал таких чувств, как в этих дурацких снах! Но тогда как они могут мне сниться?.. Нет, я, конечно, знаю, что такое ужас и отчаяние… но чтоб до такой степени! Может быть, Джинни права, и я действительно схожу с ума?»

От мрачных раздумий Гарри отвлекла какая-то возня у подножия главной лестницы. Подойдя поближе, он увидел небольшую и сильно напуганную кучку слизеринцев. По виду — курс третий или четвёртый. Две девочки плакали, сидя на полу, один из мальчиков прижимал к носу окровавленный платок, а прочие, с волшебными палочками наизготовку, настороженно оглядывались вокруг.

— Что тут произошло? — спросил Гарри, поправив на груди значок старосты школы.

— На нас напали, — коротко ответил очень бледный темноволосый мальчик, державший свою волшебную палочку в левой руке.

— Кто? — спросил Гарри, чувствуя, как к горлу снова начинает подкатывать тошнота.

— Мы их не знаем. Они подошли сзади и сразу же сбежали. Дафну и Элизабет оглушили. Дэвид ранен…

С этими словами мальчик выронил волшебную палочку и упал к ногам старосты.

— Мэтью! — вскрикнула стоявшая рядом девочка: они с Гарри едва не стукнулись лбами, торопливо наклоняясь над потерявшим сознание студентом.

— Взгляните, у него что-то с рукой! — девочка осторожно завернула рукав мантии, и Гарри понял, что Мэтью не был левшой, просто его правая рука, казалось, превратилась в один большой синяк.

— Ч-чёрт! — не удержался Гарри; это уже никак нельзя было назвать детской шалостью. — И вы действительно не знаете, кто это мог быть? Может, нападавшие что-то кричали? Ну, кроме заклинаний?..

— Не помню, — всхлипнула девочка, — я так растерялась…

Гарри обвёл группу вопрошающим взглядом. Но остальные выглядели такими же растерянными и точно так же качали головами.

— Я помню. Кричали.

Гарри снова чуть не столкнулся лбом со своей собеседницей: Мэтью очнулся.

— Ты как? — обеспокоенно спросил Гарри, помогая мальчику приподняться; девочка, глотая слёзы, молча погладила товарища по плечу.

— Терпимо, — ответил Мэтью, скривившись от боли. — Дейдрэ, не реви, я живой. Прошу прощения, сэр, я не ответил на ваш вопрос. Нападавшие крикнули: «Бей змеёнышей». Дальше шли заклинания. Если хотите, я их вам перечислю в хронологическом, алфавитном или любом другом порядке.

В голосе Мэтью звучала откровенная неприязнь. Стиснув зубы, он отодвинулся подальше от Гарри. Гарри опустил руки.

— Вы перечислите все эти заклинания мадам Помфри в Больничном крыле, — сухо проговорил он. — Сами доберётесь или вас проводить?

— Доберёмся. Дик, помоги Дэвиду, ему совсем плохо. Дейдрэ, ты поведёшь девочек. Чарли... спасибо, дружище. Ребята, остальные — внимательнее по сторонам. Они могут вернуться…

Глядя вслед организованно удаляющейся группе — а скорее, отряду, — Гарри испытывал весьма противоречивые чувства. Он не мог не восхищаться выдержкой юного Мэтью, и его забота о друзьях вызывала искреннее уважение. Но этот полный презрения взгляд, который слизеринец, уходя, бросил на Гарри… Что это значит? Война продолжается?..

Кто-то осторожно подёргал его за мантию. Гарри обернулся. Позади него стояла маленькая девочка с эмблемой Хаффлпаффа на мантии.

— Это были ваши, — сказала она шёпотом, глядя на Гарри испуганными глазками, — которые напали… двое ваших… и двое из Райвенкло… Они вывернули мантии наизнанку, чтобы не было видно значков… но я их узнала. У меня хорошая память на лица…

— Ты мне их покажешь? — быстро спросил Гарри.

Девочка задрожала и отступила на шаг.

— Н-нет, сэр, — пролепетала она, — я… я не… Мэтью говорит, что это не выход…

— При чём тут Мэтью? — нахмурился Гарри.

— Он мой старший брат, — ответила девочка, — и он говорит, что, если Слизерин начнёт жаловаться, то станет только хуже… Учителя всё равно ничего не смогут сделать, а честь факультета пострадает ещё сильнее…

— Постой, — Гарри присел перед малюткой на корточки, — ты хочешь сказать, что этот случай — не первый?..

— Нет, сэр, — на глазах девочки появились слёзы, — не первый… Это происходит каждый день. Некоторые ребята из Слизерина даже перестали носить свои цвета, потому что боятся. А Мэтт носит… Я теперь всё время хожу за ним, только… только я же не могу его защитить, я ещё ничего не умею!..

— Послушай, если ты не хочешь, чтобы я помог, зачем ты мне всё это рассказываешь? — допытывался Гарри.

— Я… не знаю, — захлюпала носом девочка, — я… испугалась… Я увидела, как Мэтт упал… Сэр, можно, я пойду в Больничное крыло? Пожалуйста, сэр, а вдруг брату плохо?! Я же всё равно больше вам ничего не скажу!..

Не дожидаясь разрешения, малютка развернулась и бросилась вверх по лестнице. Гарри поднялся и тяжело вздохнул. С одной стороны, всё было паршиво. Если верить этой девчушке, то Хогвартс действительно катится в тартарары. С другой стороны… Гарри было неловко признаться себе в этом, но он почувствовал некоторое облегчение при мысли, что, даже если он и сходит с ума, то не в одиночестве, а вместе со всей школой.

… Завтрак ещё только начинался, половина мест в Большом зале пустовала. В середине гриффиндорского стола Гарри увидел Невилла.

— Приятного аппетита, — сказал Гарри, подойдя и усевшись рядом.

Невилл молча кивнул; он сидел, ссутулившись и рассеянно глядя в свою тарелку. Гарри машинально взял тост. С сомнением поглядев на хлеб, он решил, что, возможно, за разговором его удастся проглотить незаметно для самого себя.

— А куда это ты так рано сорвался? — спросил он у Невилла.

— В библиотеку, — отозвался Невилл.

— В библиотеку? — удивился Гарри. — А зачем?..

Невилл хмыкнул:

— Действительно, зачем? Что такому идиоту, как я, делать в библиотеке?..

Он тяжко вздохнул и принялся возить ложкой в овсянке.

— Приятного аппетита!

К столу подошла Гермиона. За ней тащился Рон, сгибаясь под тяжестью её сумки, набитой учебниками.

— Спасибо, — пробормотал Невилл, поднося ложку ко рту.

Гарри передёрнулся и сглотнул. Рон и Гермиона уселись напротив. Рон, по-прежнему мрачный и подавленный, изо всех сил пытался скрыть своё плохое настроение. Впрочем, его улыбка выглядела довольно жалко и скорее наводила на мысль о зубной боли. Гермиона была неестественно суетлива.

— Рон, не ставь сумку на пол... Вот сюда, на скамью… Да не так, она же упадёт!.. Какой ты неуклюжий!.. Так, что у нас на завтрак? Как настроение, мальчики? Что нового? Невилл, ты какой-то не такой. У тебя всё в порядке? Рон, ты почему не ешь? Положи мне овсянки… или нет, не хочу, лучше омлет… Фу, какой-то он странный…

Она тараторила так быстро, что никто не успевал вставить ни слова.

— Рон, перестань толкать меня под столом. Это невежливо. Лучше передай мне джем… Надо поскорее позавтракать, мне ещё в библиотеку…

— Мне тоже! — с отчаянием воскликнул Рон.

Гермиона наконец-то замолчала и удивлённо посмотрела на него.

— А тебе-то туда зачем? — спросила она.

Невилл горько ухмыльнулся, опуская ложку:

— Добро пожаловать в общество тупых, Рон.

Рон побагровел.

— Ты кого тупым назвал, ботаник чёртов?!

— Тупым тебя назвал, вообще-то, не я, а твоя девушка, — уточнил Невилл, сжимая кулаки и бросая на Рона неожиданно тяжёлый взгляд исподлобья.

— С каких это пор я девушка?! — возмутилась Гермиона. — У меня имя есть!

«Вот идиоты», — подумал Гарри и вцепился зубами в тост, чтобы не сказать то же самое вслух. Ему показалось, что он откусил кусок картона.

— Приятного аппетита, любимый! — раздался над его головой сердитый голос Джинни.

— Спасибо! — рявкнули Рон, Гермиона и Невилл.

— … если ты думаешь, будто наорать на меня и смыться было с твоей стороны хорошим поступком, — заговорила Джинни, демонстративно плюхаясь на скамью по правую руку Невилла, — то ты жестоко ошиба…

— Доброе утро, мои хорошие.

Гарри закрыл глаза и чуть не умер от облегчения. Тихие слова, произнесённые — это было слышно — с ласковой улыбкой, окутали его тёплой волной покоя. Желудок наконец угомонился, горло перестали сжимать спазмы, а хлеб обрёл вкус хлеба: за спиной Гарри стояла новая преподавательница Хогвартса по Защите от Тёмных Искусств Мери Сьюзан Саншайн.

* * *

... Тридцать первого августа, когда МакГонагалл, завершая свою праздничную речь, объявила студентам о новом назначении, все только переглянулись и пожали плечами. Слова «профессор Саншайн» никому ничего не говорили.

— Очередной смертник, — прокомментировал новость Рон.

— … не видите её за нашим столом, ибо миссис Саншайн в данный момент занята, — говорила тем временем директор, — вы познакомитесь с нею на уроке…

— Женщина! — разочарованно вздохнул Гарри. — Тьфу ты, а я так надеялся поучиться!..

На следующий день, сидя в классе в ожидании профессора, Гарри продолжал спор с Гермионой:

— Нет, я не говорил, что все бабы — дуры! — сердился он. — Хотя, конечно, иногда даже самые умные из них ведут себя как…

— Гарри, дружище, заткнись, или я тебя стукну, — сказал Рон, приобняв красную от злости отличницу; Гермиона раздражённо повела плечом, сбросив его руку.

— Да я просто вспомнил Амбридж! — пошёл на попятную Гарри.

— В прошлом году мы мечтали об Амбридж, — еле слышно проговорил Невилл, и в его голосе была такая боль, что друзья забыли о ссоре.

— Это правда, Гарри. Я до сих пор не могу спокойно видеть этот класс, — прошептала Джинни, и тоска, тяжёлая, серая, как надгробная плита, вновь легла на сердце…

Погрузившись в унылую задумчивость, Гарри не заметил, как профессор Саншайн появилась за кафедрой.

— Доброе утро, мои хорошие.

* * *

Вот и теперь всё вокруг изменилось как по волшебству

— Доброе утро, профессор! — хмурый набыченный тип, сидевший рядом с Гарри, обернулся и просиял, снова превратившись в Невилла, добродушного, слегка застенчивого юношу с тёплым и приветливым взглядом.

— Здравствуйте, профессор! — Рон, чья злоба испарилась в мгновение ока, наконец-то смог улыбнуться по-настоящему; тоскливая покорность брошенной собаки исчезла из его глаз. Он выпрямился, расправил плечи и снова стал прежним Роном, надёжным, весёлым и храбрым парнем, верным другом.

— Как поживаете, миссис Саншайн? — встрепенувшаяся Джинни подняла глаза, и Гарри показалось, что он ещё никогда не видел её такой красивой.

Гермиона ничего не сказала. Умиротворённо вздохнув, она нежно взяла Рона за руку.

— Спасибо, Джинни, милая, — отвечала миссис Саншайн, — у меня всё хорошо.

Её ладонь лежала на плече Гарри, и он не смел шелохнуться, боясь спугнуть нежданное счастье. Хотя ему тоже до смерти хотелось взглянуть на ту, кого вся школа называла Солнышком. Да и кто, узрев Санни хотя бы раз в жизни, не мечтал смотреть на неё вечно? Чьё сердце не замирало от сладкого восторга при виде её сияющего красотой юного лица, нежной, кроткой улыбки и прекрасных синих глаз доброй феи?

А её волосы! Цвета тёмного шоколада, в пламени свечей они отливают красной медью, а на солнце вспыхивают жарким золотом. Такие пышные, тёплые даже на взгляд… Кажется — стоит прикоснуться к ним один-единственный раз, и ты больше никогда не узнаешь холода. Но разве кто-то может решиться на такую дерзость?.. А её походка! Когда Санни проходит мимо — стремительная, как ручей, и величавая, как королева, — твои собственные ноги вдруг становятся лёгкими, груз невзгод покидает сердце, а за спиной как будто вырастают крылья…

«Эк меня понесло! — Гарри был немало удивлён: он сроду не подозревал за собой способности к столь поэтическим сравнениям. — Того и гляди, романы писать начну!..»

Он ощутил холодок на плече, на том месте, где только что лежала лёгкая рука. Санни отошла от их снова дружной компании и направилась к столу преподавателей, оставляя за собою десятки посветлевших, улыбающихся лиц. Гарри, всё ещё не шевелясь, глядел ей вслед. Рон, Джинни и Гермиона влюблённо таращились туда же. А Невилл вдруг схватил сумку и начал лихорадочно в ней рыться.

Достав перо, он принялся что-то быстро писать на куске пергамента, прикрывая его левой рукой. Сидевшая справа от Невилла Джинни с интересом следила за его занятием.

— Это про Санни, Барашек? — спросила она, заглядывая под его ладонь.

— Да нет… это так… вообще, — рассеянно отозвался Невилл, продолжая строчить.

— Барашек? — удивилась Гермиона.

— Я звала его так в прошлом году, — ответила Джинни; она улыбнулась и нежно потрепала Невилла по волосам. — Потому что он кудрявый…

— Но не как баран, — возразила Гермиона, накладывая себе овсянки. — У баранов шкура, а у Невилла такие дивные локоны… Невилл больше похож на ангела. На красивого ангела-брюнета…

Она томно вздохнула, косясь на Рона, но тот не поддался на провокацию и только хмыкнул, вываливая на свою тарелку с десяток аппетитно пахнущих сосисок.

— Это Невилл-то у нас ангел? — засмеялась Джинни. — Нет, он настоящий Барашек. Ангелы — это которые на небесах, с арфами и нимбами. А ты бы видела, как он со Снейпом в прошлом году разговаривал: директор на него орёт, а Невилл стоит, смотрит так упрямо, того и гляди забодает!..

— А что это такое пишет наш милый Барашек? — просюсюкал Рон.

— Не твоего ума дело, Бон-Бон, — беззлобно осадил его Невилл, не отрываясь от своего занятия. — И запомни: звать меня Барашком… позволено только Джинни… а для тебя я — Невилл… Если это слишком сложно, то — господин Лонгботтом… А будешь ухмыляться — получишь по шее…

Рон восхищённо хрюкнул и потянулся за кетчупом. Гарри взял с блюда пару особенно аппетитных ломтиков бекона... и чуть не уронил их, когда Джинни, голосом, полным гордости, произнесла:

— Невилл пишет стихи! Настоящие!

— Да ты что! — изумилась Гермиона.

— Да брось! — недоверчиво проговорил Рон.

— И давно это с ним? — сочувственно спросил Гарри.

— С детства, — спокойно ответил Невилл, откладывая перо и пробегая взглядом по исписанному листку.

— А нам ничего не говорил! — обиженно протянула Гермиона.

— Потому и не говорил, — пожал плечами Невилл, сворачивая листок в трубочку и убирая в сумку. — Стеснялся…

— А ей почему сказал? — Рон кивнул на Джинни.

— Потому что Джин — мой друг, — ответил Невилл; он обвёл компанию таким торжественным взглядом, что даже Рон сделался серьёзным. — Нет, вы только не обижайтесь… поймите… Вы все — мои друзья. Самые лучшие на свете. Но ведь, например, тебе, Гермиона, Рон и Гарри ближе, чем я… А мне ближе Джин и Луна. Вы сражались втроём — и нас тоже было трое. Конечно, наши подвиги не сравнить с вашими, к тому же, как выяснилось, во многом мы сваляли большого дурака, но и нам было несладко, ведь… потому что…

Не привыкший к таким длинным и высокопарным речам Невилл внезапно замолчал и, покраснев, низко опустив голову. Он снова стал похож на себя прежнего: на того робкого, затюканного паренька, каким впервые предстал перед друзьями семь лет назад.

Джинни осторожно взяла смутившегося юношу за подбородок, заставив поднять лицо. Гарри показалось, что Джинни и Невилл сейчас поцелуются… Но они просто соприкоснулись лбами и сидели так несколько секунд — молча, опустив глаза. Потом Джинни улыбнулась.

— Барашек мой! — нежно произнесла она, чмокнула Невилла в щёку, вылезла из-за стола и пересела к Гарри.

— Ты ведь не ревнуешь? — шепнула девушка.

Вместо ответа Гарри поцеловал её, заметив краем глаза, что Рон и Гермиона взяли с них пример.

— Я же понимаю: фронтовая дружба и всё такое, — так же шёпотом ответил Гарри пару минут спустя, немного успокоившись и намазывая мармеладом тост для Джинни.

— Тем более что Невилл давно уже неравнодушен к Луне! — Джинни заговорщически подмигнула.

— Да ну? — удивился Гарри.

— Почта! — воскликнула Гермиона.

Большой зал наполнился радостными возгласами, громким уханьем и хлопаньем крыльев. Бурая амбарная сова уронила на голову Гермионе свёрнутую газету. Большая тень скользнула над столом, и на скатерть перед Гарри шлёпнулась задушенная мышь. Белый филин Ух (Хагрид не раздумывал долго, выбирая подарок на восемнадцатый день рождения Гарри Поттера), исполнив свой долг, заложил красивый вираж и вылетел в окно.

— Глупая птица, — брезгливо поморщилась Джинни, глядя на мышь.

— Ух считает, что должен обо мне заботиться, — сказал Гарри.

Гермиона, уткнувшаяся в газету, не глядя, взяла чистую кружку и накрыла ею дохлого зверька.

— Пора бы уже и привыкнуть, — пробормотала она.

Джинни хотела возразить, но её внимание привлекла сова… ярко-жёлтого цвета. Впрочем, на это чудо любовался весь зал, многие студенты помладше смеялись, показывая на сову пальцем. А Невилл — тот так и расцвёл, когда диковинная птица приземлилась в миску с кукурузными хлопьями прямо напротив него.

Отвязав от лапки совы письмо, юноша бережно спрятал его себе под мантию. Подумав немного, он достал из сумки свиток с только что написанным стихотворением…

— Что я тебе говорила? — шепнула Джинни, тихонько толкнув Гарри локотком в бок. — Разве бабушка послала бы ему жёлтую сову?..

Оживление, связанное с прибытием почты, улеглось, и завтрак продолжился. Невилл, очевидно, не хотел читать письмо при всех. Вместо этого он достал из сумки учебник и, прислонив его к кувшину с соком, сосредоточенно уставился в книгу, иногда промахиваясь ложкой мимо рта.

— Гермиона, — позвал он несколько минут спустя.

— Мм? — откликнулась та, переворачивая страницу газеты.

— Извини, ты мне не могла бы объяснить мне кое-что?..

— Спрашивай, — кивнула Гермиона, бегло просматривая какую-то статью.

— Вот, например: «добавить крылья златоглазки и помешать восемь раз по часовой стрелке…» Почему именно восемь раз и именно по часовой?

— Потому что так написано в инструкции, — рассеянно отозвалась Гермиона, но вдруг оторвалась от своей газеты и удивлённо уставилась на учебник. — Погоди, это у тебя что, Зельеварение? — она перевела взгляд на Невилла. — Зачем это тебе? Ты же, вроде, увлекался гербологией…

— Я и сейчас увлекаюсь, — ответил Невилл, выразительно взглянув на Гарри, — просто… ну… мне хочется пойти дальше. Что толку знать все свойства мандрагоры, если не можешь их использовать?

— Но зато ты знаешь, как правильно вырастить эту самую мандрагору, — возразила Гермиона, — а зельевар этого не знает… Не лучше ли развивать свои сильные стороны, Невилл? Ведь у тебя никогда не ладилось с зельями, и к тому же, ты не занимался ими целых два года…

Её увещевания не возымели никакого действия. Взгляд Невилла стал жёстким и упрямым. Да, Джинни была права, на ангела этот парень совсем не походил. А вот на барана — очень даже…

— Так ты можешь ответить на мой вопрос?

— Так я ведь уже ответила, — пожала плечами Гермиона.

— То есть, весь смысл этого предмета — в следовании инструкции? — не унимался Невилл.

— Ну, по крайней мере, на первых порах…

Невилл тоскливо взглянул в книжку, вцепившись руками в свои локоны.

— Нет, не понимаю… не понимаю, как тут можно не запутаться…

— Сосредоточенность, внимание и усердие, — сурово проговорила Гермиона, — без них ничего не добьёшься. Вот я, например, прежде, чем приступать к выполнению практического задания, учу инструкцию наизусть, чтобы не отвлекаться…

— Ты можешь выучить наизусть то, чего не понимаешь? — недоверчиво спросил Невилл.

— Боже мой, Невилл, ну что тут понимать? — всплеснула руками Гермиона. — По-моему, твоя гербология куда сложнее, там вообще никакой ясности не существует…

— Странно, — промолвил Невилл, — а мне кажется, что ничего нет проще гербологии… Мне даже и учить почти ничего не надо: я смотрю на растение и сразу чувствую, любит оно солнце или тень, какая ему нужна почва, когда оно наберёт силу, ну, и так далее… А в учебнике только уточняю…

— Чувства — ненаучный подход, — отрезала Гермиона. — Ну, а как же с латынью? Ты знаешь её даже лучше, чем я…

— Ну, какая же может быть гербология без латыни? — растерянно проговорил Невилл. — Конечно, я знаю латынь… Она как-то сама собой выучилась…

— Сама собой? Но там же куча правил! Как ты их запоминаешь с такой плохой памятью?

— Как запоминаю? — Невилл задумался. — Да никак… Я сочиню предложение, открою учебник, чтобы проверить, и почти всегда оказывается, что я всё сделал по правилам… А я всего лишь старался, чтобы фраза была красивой… Но, знаешь, — тут он слегка оживился, — мне всегда бывает так радостно увидеть, что красота имеет свои законы…

— Понятно, — вздохнула Гермиона, буравя Невилла взглядом практикующего психиатра.

— А тут, — продолжал Невилл, с отчаянием посмотрев в книгу, — восемь раз по часовой… девять раз против… Почему, скажем, не десять?..

— Потому что иначе ничего не получится, — терпеливо объяснила Гермиона.

— … и мы все, ну кроме Гермионы, конечно, уже сто раз подтвердили этот научный факт опытным путём, — встрял Рон. — Вот и учёные так делают. Сидят себе в лабораториях, помешивают… Раз не получилось, два не получилось, на сто тридцать второй глядишь, а оно…

— Я думаю, над этим учебником трудились достаточно сведущие люди, — вновь взяла слово Гермиона. — Нам нет нужды проверять их и сомневаться в их инструкциях…

— Да я не сомневаюсь, — защищался Невилл, — просто я тоже хочу уметь сочинять зелья…

Гермиона вытаращила глаза, а потом громко расхохоталась. Рон подержал её. Гарри поморщился: этот смех полоснул по сердцу обжигающим холодом, прогоняя едва обретённый покой. Друзья веселились как-то неестественно, натянуто. Ну, с Роном всё просто: подлизывается к своей девушке. А Гермиона смеётся так, словно хочет поставить Невилла на место. Ну да, он, конечно, ужасно наивный, раз думает, будто зелья можно сочинять, как стихи. Но зачем же его унижать?..

— Невилл, — Джинни сочувственно улыбнулась, — профессор Слагхорн говорит, что зельеварение — тёмная наука, и чтобы в ней разбираться, надо обладать особым даром, чем-то вроде ясновидения...

— Чушь какая! — фыркнула Гермиона, оборвав дурацкий смех. — Ясновидение — это миф, удобное прикрытие для недоучек и шарлатанов!..

— А профессор Слагхорн, он кто — недоучка или шарлатан? — ехидно произнесла Джинни.

— Девчонки, не ссорьтесь, — жалобно проговорил Рон.

— Замолчи, Рон! — прикрикнули на него обе девушки и продолжили выяснение отношений. Невилл снова сидел с убитым видом. А Гарри захотелось оказаться как можно дальше отсюда, лишь бы не видеть этих унылых и злых лиц, не слышать раздражённые голоса… Надеясь отвлечься, он взглянул на преподавательский стол.

Миссис Саншайн он, к своему огорчению, не увидел: её кресло было свободно: видимо, Санни уже успела позавтракать. По-прежнему пустовало и место по правую руку от директорского трона. Профессор Снейп всё ещё находился в Больничном крыле и не показывался никому на глаза.

О состоянии здоровья бывшего директора Хогвартса ходили самые противоречивые слухи. Кто-то утверждал, что профессор Снейп уже совсем поправился и просто не хочет никого видеть. Другие говорили, что он лежит при смерти. Некоторые болтали даже, что он вообще давно уже умер, но школьное начальство почему-то это скрывает. В общем, теорий было множество.

Узнать истинное положение вещей не составило бы никакого труда: всего-то и нужно было — подняться в Больничное крыло... Однако, странное дело: за помощью к мадам Помфри ежедневно обращалось не менее десятка студентов, но ни одному из них до сих пор не пришло в голову навестить профессора-героя. Лишь совестливая Гермиона поначалу довольно часто призывала друзей исполнить свой гражданский долг. Друзья отговаривались нехваткой времени, Гермиона порицала их за чёрствость. Хотя было очевидно, что мужественная староста и сама не очень-то рвётся на это свидание. Однажды Рон не выдержал.

«Послушай, любимая, — сказал он, — перестань мучить себя и нас. Конечно, навещать больных — это доброе дело. Но ты уверена, что профессор Снейп будет рад нас видеть?»

Больше Гермиона никого не мучила.

… Завтрак закончился в гробовом молчании. Девушки сидели надутые, Невилл унылый, Рон мрачный. Гарри хотя больше и не тошнило, но настроение всё равно было хуже некуда. Об уроках даже думать не хотелось, о домашних заданиях — тем более. Даже свободное время после обеда и возможность полетать не радовали. Действительно: зачем летать, если квиддича всё равно не будет?..

— Старосты школы! — со стороны преподавательского стола раздался голос директора Минервы МакГонагалл. — Прежде, чем вы отправитесь в класс, пожалуйста, подойдите ко мне.

Гермиона встала из-за стола и, перекосившись под тяжестью сумки (доверить её Рону она не захотела), потащилась исполнять распоряжение директрисы. Гарри вздохнул и последовал за ней.

Старосты подошли к помосту. Гермиона, нацепив деловую улыбку, поздоровалась — на вкус Гарри, слишком вежливо и даже как будто слегка подобострастно. Возможно, это была всего лишь игра воображения, но старая подруга неожиданно напомнила ему ханжу и карьериста Перси Уизли.

Минерва МакГонагалл восседавшая за столом в гордом одиночестве (все профессора уже разошлись), величественно кивнула головой и хотела что-то сказать, но позади её трона мелькнул всполох синего шёлка.

— Ой, вы заняты! — сказала миссис Саншайн. — Простите, я тогда потом…

— Нет-нет, Санни, сначала с вами… Мистер Поттер, мисс Грейнджер, пять минут, — директриса снова повернулась к миссис Саншайн. — Ну, какие у нас новости?

Как хорошо ни владела собой волевая Минерва МакГонагалл, в её голосе явственно проскользнули тревожные нотки.

Странная перемена произошла с миссис Саншайн при этом вопросе. Улыбка покинула прекрасное лицо, и сияющий взор потемнел — как будто солнце скрылось за тяжёлой тучей. Гарри подумал, что Санни выглядит ужасно усталой… Да и лет ей, пожалуй, не двадцать, как все думают, а гораздо больше…

— Увы, порадовать мне вас нечем, — Санни опустилась в соседнее кресло и виновато взглянула на свою начальницу. — Всё по-прежнему: держимся из последних сил…

Минерва горестно вздохнула.

— Ох, что за жизнь, что за жизнь! И почему лучшие всегда страдают больше всех?.. Значит, никаких изменений?..

Миссис Саншайн развела руками.

— Спать не можем — кошмары. Есть не можем — тошнит. Регулярно теряем сознание. Немудрено: который месяц без сна и без пищи, на одних зельях… Да после такого ужасного ранения… Да после Амбридж…

У МакГонагалл сделалось такое лицо, что Гарри показалось, будто директрису вот-вот вырвет.

— Не произносите при мне это имя, — проговорила она, стиснув зубы.

— Простите, Минерва, — Санни легонько дотронулась до её руки, — мне и самой не доставляет никакого удовольствия вспоминать эту… Знаете, назвать её женщиной просто язык не поворачивается. И мне очень грустно вновь убедиться в том, что в природе есть такое вещество, которое не тонет ни при каких обстоятельствах. Уж извините за грубость, наболело…

— Да ничего-ничего, — рассеянно произнесла Минерва, — я вполне с вами солидарна… Санни, а если попробовать заклинания? Ну, чтобы заставить его поесть?.. Я думаю, мне удастся утрясти с Авроратом этот вопрос…

Санни покачала головой.

— Минерва, вы меня не поняли. Он не капризничает и не морит себя голодом. Он и сам может заставить себя поесть, но результат, увы, всегда один. А хуже всего то, что снять приступ бывает невозможно: всё заканчивается кровавой рвотой и очередным обмороком... К тому же, Империус не зря относится к Непростительным заклятиям. Вроде бы, ничего страшного, даже приятно, но тем не менее, вред для здоровья очень существенный. А у нас этого здоровья… сами знаете. Сейчас даже обычную магию следует применять очень осторожно: похоже, имело место сильное злоупотребление, он совершенно истерзан… Вы так и не смогли выяснить, какими методами пользовалось следствие?

— Не смогла. «Сведения секретные, разглашению не подлежат», — горько усмехнувшись, ответила Минерва. — Дураку понятно: раз они боятся огласки, значит, на то есть причины. А зная эту кровожадную жабу, можно предположить всё, что угодно. Санни, я вам и без документального свидетельства скажу, что его пытали, и очень жестоко. Я видела его до Азкабана и… я вижу то, что осталось от него после…

— Минерва, в Азкабане и без пыток невесело, — вздохнула Санни, — три недели с дементорами… такое даже здоровому человеку непросто выдержать… Однако мне, для более успешной помощи, не помешало бы знать точно, какие именно заклинания и, возможно, зелья применяли следователи и те… целители, — синие глаза зло прищурились, и Гарри показалось, что под взглядом Санни стол начал дымиться, — которые заставляли его жить…

Гарри понял, что ему не кажется: старинная дубовая столешница действительно дымилась. Минерва закрыла лицо руками.

— Дементоры… Амбридж, — проговорила она еле слышно, — всё, как раньше… Боже мой, похоже, война никого ничему не научила!.. А он… Бедный, бедный мальчик! Такой храбрый и такой несчастный! Санни, что мне делать?! Если он… то я тоже… я просто не смогу жить… После всего, что случилось… Я не выдержу!..

Госпожа МакГонагалл задыхалась. Санни достала небольшой пузырёк, вытащила пробку и молча протянула директрисе. Та покорно выпила зелье. Санни поднялась с кресла и обняла Минерву за плечи.

— Не отчаивайтесь, — промолвила миссис Саншайн. — Я вот не отчаиваюсь… Хотя мне очень тяжело. Вы пригласили меня ради одного пациента, но в этой школе сейчас едва ли наберётся с полсотни здоровых людей. Замок пропитан болью от подземелий до крыш, а вы знаете свойство моего дара… Иногда мне кажется, что я не выдержу ни минутой дольше, однако…

— О, Господи, Санни, почему вы не сказали раньше?! — директриса вскочила и схватила целительницу за руки. — Я немедленно вас уволю!..

— И лишите меня возможности исполнить своё предназначение? — грустно улыбнулась миссис Саншайн. — Лишите меня смысла существования?.. Я рассказала вам всё это не для того, чтобы вы меня пожалели… но коль скоро вам всё-таки меня жаль, позвольте мне остаться. Минерва, дорогая, если вы сейчас прогоните меня, под угрозой окажется не одна жизнь, а две. Потому что есть боль, которую я знаю не по дару сострадания. И я была уверена, что никто в мире не страдает сильнее, чем я. Да, я думала именно так ещё месяц назад, до того самого дня, когда меня впервые вызвали в палату к Северусу…

Услышав это имя, Гарри вытаращил глаза и едва удержался, чтобы не ляпнуть «чёрт меня побери» или что-нибудь покруче. До сего момента он не догадывался, о ком говорят Санни и директриса… Он покосился на Гермиону: она кусала губы, похоже — боялась заплакать.

— Я никогда прежде не видела такого мужества, — продолжала Санни, — такого терпения… И мне стало стыдно. За все дни, проведённые в мечтах о смерти. За все ночи, погубленные тоской… Минерва, если я сейчас имею силы помогать кому бы то ни было, то лишь потому, что Северус помог мне. И продолжает помогать. Тем, что не смотрит на меня с ненавистью, когда я привожу его в чувство, обрекая на продолжение страданий. Тем, что не отворачивается, когда я даю ему лекарство, хотя для него каждый глоток — чистое мучение. Тем, что не срывает повязку, хотя раны ужасно болят... Тем, что до сих пор противостоит безумию, которое стократ страшнее любой телесной боли. Вы восхищаетесь его подвигами на войне? Я о них ничего не знаю. Для восхищения мне хватает того, что я вижу сейчас… Не разлучайте нас, пожалуйста. Северус — герой, а я — просто слабая женщина. Он, возможно, справится и без меня, но я без него — вряд ли…

Бледная и печальная, Санни как будто стала ещё красивее. И Гарри поймал себя на том, что отчаянно завидует Минерве МакГонагалл, которая может позволить себе обнять прекрасную целительницу...

— Ах, Санни, как вам это удаётся? — улыбнулась сквозь слёзы директриса. — Вы говорили такие грустные вещи, а на сердце светлее стало!..

— Это моя маленькая тайна, — ответила миссис Саншайн, — позвольте мне идти, скоро начнётся урок…

Поклонившись, Санни вышла из зала через маленькую боковую дверцу. Госпожа МакГонагалл проводила её растроганным взглядом, потом поднялась со своего трона, видимо, тоже собиравшись уходить… И удивлённо воззрилась на старост.

— А вы двое что здесь делаете? — спросила директор.

— Эээ… но, — захлопала глазами Гермиона, — вы же сами велели нам…

— Ах, ну да, конечно, — опомнилась МакГонагалл, — но вы лучше идите. Поговорим в другой раз.

Выйдя из Большого зала, Гермиона всё-таки не выдержала и расплакалась.

— О, Гарри, какой ужас! — всхлипывала она. — Кто бы мог подумать!.. Бедная Санни! Всегда такая весёлая, приветливая! Мне казалось, что на свете нет никого счастливее и беззаботнее, чем она! А она, оказывается, так мучается! Она даже хотела умереть!.. Бедняжка!.. Ну почему, почему самые хорошие, самые светлые всегда страдают больше всех?!

Гарри почувствовал, что и сам сейчас потеряет лицо. Требовалось срочно сменить тему. К счастью, последняя фраза Гермионы напомнила ему кое о чём.

— А что это Снейп делал в Азкабане? — спросил Гарри.

— Известно, что, — Гермиона утёрла слезы рукавом мантии, — находился под следствием.

— Под каким следствием? — удивился юноша.

Гермиона хмыкнула.

— Ты хоть раз за лето открыл «Ежедневный пророк»? Или «Ведьмин досуг»? Или, на совсем уж худой конец, «Придиру»?..

Гарри отрицательно покачал головой. Весь май после Дня победы и три летних месяца пролетели для него как один день, полный счастья и солнца. Солнцем была Джинни, а больше Гарри не помнил ничего… Ну, было ещё два визита в Министерство Магии. Один — на заседание Визенгамота, для дачи показаний, и второй — на торжественную церемонию награждения героев войны. Ну, ещё приходилось прикладывать некоторые усилия, чтобы избежать встреч с репортёрами. А читать газеты… ему это как-то и в голову не пришло…

— Поздравляю, ты пропустил самый громкий процесс века, — сказала Гермиона. — «Магическое сообщество против Северуса Снейпа».

— Что?! — изумился Гарри.

Гермиона пожала плечами.

— То, что слышал.

— Но… почему?..

— То есть как это почему? — Гермиона сделала удивлённые глаза. — Он же чудовище! Снейп убил Дамблдора. Снейп был правой рукой самого страшного злодея в истории магии. Единственный уцелевший ближайший сподвижник. Не считая Люциуса Малфоя, разумеется. Но по количеству и тяжести совершённых преступлений Малфой Снейпу и в подмётки не годится, сам понимаешь… Так что, для магического сообщества известие о том, что Снейп не погиб, стало большой радостью. Люди жаждали справедливого возмездия. И они нашли того, кто сможет ответить за все их беды…

Гарри усмехнулся. Ничего так шуточка. Не смешная, правда…

— Я же рассказал всем, что Снейп не преступник. Я сказал, что доказательства находятся в Омуте Памяти…

— Следователи извлекли из Омута Памяти воспоминания, изучили их… И объявили, что, возможно, по крайней мере некоторые из них — поддельные.

— Поддельные?! — воскликнул Гарри, спугнув какое-то робкое привидение. — Они совсем сдурели?! Я видел поддельные воспоминания! Эти — настоящие!.. Да и как Снейп мог их подделать? Он умирал!.. К тому же, он помог мне победить Вольдеморта!.. Если бы Снейп не был на нашей стороне, он бы не стал…

Гермиона терпеливо вздохнула.

— Во-первых, воспоминания могли быть подделаны заранее. Во-вторых, Снейп мог сделать это гораздо искуснее, чем Слагхорн. В-третьих, не факт, что Снейп действительно умирал, он мог только притвориться умирающим. В-четвёртых, если воспоминания и заставили тебя выйти на поединок с Вольдемортом, то это ещё не доказательство того, что Снейп был на нашей стороне. И вообще, следствие решило, что он взял третью сторону: свою собственную…

У Гарри закружилась голова. Гермиона перевела дух и продолжала:

— Может быть, Снейп почуял, что Тёмный Лорд теряет удачу. Может быть, просто решил отомстить ему за его неблагодарность. А заодно и тебя послать на верную смерть, ведь выжил ты буквально чудом, а не благодаря воспоминаниям. И в любом случае — обеспечить себе самому прекрасное алиби. Причём, как на случай нашей победы, так и на случай победы Вольдеморта.

— Э-э-то как? — замерев посреди коридора, Гарри изумлённо захлопал глазами.

— Элементарно, Гарри! — ответила Гермиона. — Побеждаем мы — воспоминания в Омуте Памяти ясно говорят о том, что Снейп был за нас. Побеждает Вольдеморт — те же воспоминания свидетельствуют о том, что Снейп сочинил красивую сказочку для того, чтобы ты добровольно пошёл на смерть. Идеальный план! Вполне в духе двойного шпиона...

Гарри стиснул зубы. Ему показалось, что стены Хогвартса зашатались, грозя рухнуть ему на голову.

— Так… хорошо… ладно, — проговорил юноша, стараясь хоть немного успокоиться. — Предположим. Следователи решили, что воспоминания поддельные. Но ведь есть ещё портрет Дамблдора. Он же мог всё подтвердить! Или с ним не поговорили?…

Гермиона снисходительно усмехнулась.

— Разумеется, с ним поговорили. Но, Гарри, разве ты сам не понимаешь, что и его показания можно истолковать как угодно? Снейп убил Дамблдора потому что сам Дамблдор велел ему сделать это? Но ведь убийство полностью соответствовало также и планам Вольдеморта! И кто может сказать с уверенностью, чью именно волю исполнял Снейп? О, конечно, Дамблдор был уверен, что Северус полностью на стороне добра… Но, знаешь ли, покойный директор успел заработать себе не слишком полезную в данном случае репутацию неисправимого оптимиста…

— Но… я видел, как Снейп умолял спасти маму… как обещал за это всё, что угодно…

Гермиона остановилась (до сих пор друзья шли в сторону класса Зельеварения).

— Так, давай-ка лучше присядем, — сказала она, — чувствую, разговор у нас впереди ещё долгий…

Она взяла Гарри за плечо и подвела к широкой скамье, стоявшей рядом с рыцарскими латами. Гарри сел, а Гермиона сначала влезла на постамент и, откинув забрало, заглянула внутрь доспехов. Не обнаружив там Пивза, она успокоилась, отряхнула руки от ржавчины и уселась рядом с Гарри.

— Значит, ты видел, как Снейп пообещал Дамблдору перейти на его сторону, если Альбус спасёт твою семью. Прекрасно. Кто тебе докажет, что Снейп в тот момент был искренен?

— Он не притворялся! — воскликнул Гарри. — Он был вне себя от страха, я это видел!.. И потом… когда мама всё-таки погибла… Он плакал… так плакал, что у меня чуть сердце не разорвалось… Нет, это была не ложь!..

Гарри осёкся. Память услужливо подсунула обрывок разговора, подслушанного в этом же коридоре почти два года тому назад:

«Где бы, по-вашему, я был, Драко, если бы не умел притворяться?»

Гарри почудилось, будто это слова прозвучали вслух… Гермиона смотрела на него так, словно была прекрасно осведомлена о том, что происходит у него в голове.

— А теперь посмотри на всё со стороны, — предложила она, — это очень интересно, Гарри. Потому что, если отрешиться от эмоций, этому поступку Снейпа можно найти и другие объяснения.

— Объяснение только одно! — не сдавался Гарри. — Снейп любил маму! Поэтому и пришёл!..

— Очень романтично, — кивнула Гермиона, — но, как я уже говорила, совершенно бездоказательно с точки зрения следствия. Снейп знал пророчество. А в пророчестве не было сказано, кто именно погибнет в случае вашей с Вольдемортом встречи. А если Тёмный Лорд будет повержен? Что станется с его сторонниками? И Снейп решил подстраховаться. Ну, да, ему пришлось сыграть несчастного влюблённого. Чем эта роль сложнее любой другой?

— А если бы Вольдеморт победил? — Гарри был близок к отчаянию. — Что было, кстати, гораздо более вероятно! Небось, Снейпу бы не поздоровилось, узнай Лорд о том, что его сторонник переметнулся к врагу!..

— Но ведь он не узнал об этом, — возразила Гермиона, — как ты думаешь, кто был первым на подозрении, когда Вольдеморт, услышав пророчество, явился вас убивать, а вы исчезли у него из-под носа? Уж не Снейп ли, который просил Лорда пощадить Лили? Вольдеморту наверняка захотелось прояснить этот вопрос. Но Снейп как-то вывернулся…

— И как, интересно? — не без ехидства спросил Гарри.

— Не знаю, — Гермиона задумчиво почесала нос, — следователи об этом не сказали. Да, в общем, это и не имеет отношения к нынешнему делу…

— Вот-вот! — у Гарри было чувство, будто он тонет и пытается ухватиться за соломинку; глупо, но он ничего не мог с собой поделать: мир рушился на глазах. — Про нынешнее дело! Если бы Вольдеморт победил в нынешней войне и увидел это воспоминание, как бы Снейп оправдался на сей раз?

— Да очень просто, — ответила Гермиона, — он соврал бы Лорду, что воспоминание было сочинено специально для тебя, а на самом деле ничего подобного не было.

— А Вольдеморт спросил бы у портрета! — сказал Гарри и почти сразу же понял, что сказал чушь. Вряд ли Вольдеморт после своей победы стал бы разговаривать с портретом Дамблдора. Спалил бы его к вурдалакам и дело с концом. А если бы и снизошёл до разговора, то разве Дамблдор выдал бы Снейпа? Нет, наверняка не выдал бы…

— Кстати, фальшивыми следствие сочло именно воспоминания Снейпа о его любви к Лили, — сказала Гермиона, — ибо никто не мог подтвердить, что он действительно её любил…

— Вольдеморт со мной не спорил, когда я ему это сказал, — угрюмо проговорил Гарри, — он, можно сказать, подтвердил, что у Снейпа были чувства к маме…

— Если мне не изменяет память, он не назвал эти чувства любовью, — уточнила Гермиона. — Он сказал, что Лили была лишь прихотью, о которой Снейп впоследствии и не вспоминал.

— Он врал! — воскликнул Гарри.

— Да нет, просто он никогда не верил в любовь, — сказала Гермиона, — а особенно в такую, которая может перевернуть всю жизнь и заставить человека идти на безумный риск ради одной памяти… Вот и следователи решили, что всё это слишком красиво и драматично, чтобы быть правдой. Отличный сюжет для сентиментального романа, не более того.

— Тогда… тогда как ты объяснишь вот это? — Гарри вынул из внутреннего кармана мантии половинку фотографии.

С помятого листка друзьям улыбнулась Лили Поттер. В свете факелов её лицо было видно неясно: фотографию покрывали следы каких-то пятен. Оторванный край так и не поддался действию Очищающих заклинаний, здесь бумага была совсем тёмной…

— Мне прислали её вскоре после того, как я дал показания Визенгамоту, — сказал Гарри, глядя на листок. — Сказали, что справедливость требует вернуть вещь настоящему хозяину… Снейп носил её здесь, у сердца. Всегда. Она была с ним и в ту ночь… Был ещё обрывок письма, но он не сохранился... Мама писала не на пергаменте, а на обычной бумаге… а ты помнишь, сколько там было крови… Видишь, и здесь — тоже кровь, его кровь, Гермиона. Неужели, ты скажешь, что и это — не доказательство?..

— Скажу, Гарри, — грустно кивнула Гермиона, — это не доказательство. То есть, доказательство, но вовсе не чувств Снейпа, а его предусмотрительности. Он просто позаботился о том, чтобы его фальшивые воспоминания имели материальное подтверждение…

Гарри едва не уронил фотографию. Теперь уже не только стены вокруг шатались, но и пол поехал в сторону, норовя ускользнуть из-под ног. Юноша в растерянно оглянулся, словно ища поддержки — неведомо у кого.

— Хогвартс, — проговорил он, — Снейп защищал школу… он не мог служить Вольдеморту… Он спас Джинни и Невилла от расправы Кэрроу…

— Один-единственный раз, — жёстко произнесла Гермиона. — И опять же, Гарри, каковы были мотивы? Кэрроу — маньяки, а Вольдеморт не хотел зря проливать чистую кровь. Невилл и Джинни — потомки самых чистокровных волшебных семей Англии… Вполне возможно, что Лорд был доволен поступком своего верного слуги.

— А… тогда… — проговорил Гарри спустя долгие пять минут. — Зачем Снейп помог нам уничтожить крестраж?

Гермиона посмотрела на него с жалостью, как на слабоумного.

— Всего один крестраж, Гарри, один из нескольких, а сколько выгоды! Победим мы — твои показания убедят всех в том, что Снейп действительно помогал тебе. Победит Лорд — неужели такая цена покажется ему слишком высокой? Ведь в результате ты поверил Снейпу и добровольно отдался в лапы врагов!

— Но это придумал не Снейп! — в отчаянии воскликнул Гарри. — Не Снейп велел мне пожертвовать собой! Это был план Дамблдора!..

— Да, его портрет тоже так сказал, — согласилась Гермиона, но взгляд у неё был какой-то странный…

— Что? — довольно грубо спросил Гарри. — Что опять не так?

— Ты знаешь, что портрет можно заколдовать так же, как и человека? — спросила Гермиона. — И даже куда успешнее, ведь картина не может защищаться… Поэтому показания портретов редко используют в качестве основных улик. Только если доказано, что преступник не имел возможности наложить чары на нарисованного свидетеля. А Снейп, как ты понимаешь, слишком часто бывал в директорском кабинете наедине с портретом. К примеру, заклятие Конфундус могло заставить Дамблдора выдать план Снейпа за свой собственный…

— Приори Инкантатем! Надо было проверить волшебную палочку Снейпа!..

— Проверили. Там этих Конфундусов… А уж прочих заклинаний, разрешённых к использованию только для авроров на сверхопасных заданиях… А уж темномагических, о которых добропорядочный человек даже и знать не должен…

И Хогвартс всё-таки рухнул — вместе с небом.

— Эмили Краус, — прошептал Гарри.

-Что? — Гермиона встревожилась; подвинувшись поближе, она осторожно взяла Гарри за руку. — Гарри, что ты говоришь? При чём тут Эмили?..

Юноша взглянул на фотографию и спрятал обратно в потайной карман.

— Это однокурсница Джинни… Из Отряда Дамблдора, — свой собственный голос Гарри слышал как будто бы издалека. — Она пострадала в Битве за Хогвартс. Она не может ходить: в неё угодило проклятие, о котором не знают целители. Но Снейп-то наверняка знает. Он вылечил Кэти Белл. Надо заставить его вылечить Эмили, а потом… А потом я убью этого гада. Без всякой магии. Голыми руками. Просто задушу.

Гарри сжал кулаки так, что ногти впились в ладони. Гермиона издала какой-то невнятный писк.

— Я поверил ему, — продолжал Гарри, тяжело дыша и глядя в пол невидящим взглядом, — я начал его уважать… А он… Если бы он был верен хоть кому-то… Пускай даже Вольдеморту!.. Но эта сволочь готова была предать всех, спасая свою никчёмную задницу!..

Гарри вскочил со скамьи. Бушевавшая в нём ярость требовала выхода. А может, отправиться в Больничное крыло прямо сейчас? Предатель и убийца не должен прожить ни одной лишней минуты!..

— Гарри! Гарри! — он шагнул было к лестнице, но на его плечах повисла перепуганная Гермиона. — Гарри! Подожди! Послушай! Пожалуйста!..

— Отстань, мне некогда! — рявкнул Гарри, пытаясь стряхнуть с себя подругу.

— Одну минуту, Гарри! Всего одну минуту! — умоляла девушка.

— Хорошо. Но только одну, — Гарри сел на скамью, скрестив на груди руки. — Время пошло.

Бледная и дрожащая Гермиона осторожно присела рядом, пытаясь заглянуть ему в глаза.

— Гарри, — всхлипнула она, — прости меня… Я, кажется, перестаралась… Всё, что я рассказала тебе — неправда! Северус Снейп был верен Дамблдору! Он действительно любил Лили!

— Доказательства! — потребовал Гарри.

— МакГонагалл догадалась расспросить твою тётю… Петунья Дурсль подтвердила, что её сестра в детстве часто общалась со Снейпом.

— Как мило! — ядовито проговорил Гарри. — Великая любовь в песочнице! Минута прошла! Это всё, что ты можешь мне сказать?

— Нет, — Гермиона поднялась со скамьи и встала напротив Гарри. — Есть ещё кое-что. Попытайся вспомнить, как выглядел Патронус Снейпа…

Ему не нужно было пытаться. Воспоминание пришло само. Чёрный лес, колючие звёзды в далёком небе. Пронизывающий холод, глухая тьма одиночества… И внезапный свет: серебристо-жемчужная лань, не оставляющая следов на голубоватом девственном снегу.

Странно знакомая, словно бы родная. Лишь на миг зажглось в памяти сияние её прекрасных глаз, но лютая злоба, отвращение и жажда мести покинули сердце.

Пришедшая им на смену боль заставила Гарри Поттера застонать.

— Гермиона, пожалуйста, докажи мне, что он невиновен! — взмолился юноша. — Или я брошусь с Астрономической башни! Я не могу ненавидеть этого человека!.. После того как я увидел её!..

Гермиона ласково погладила его по плечу.

— Конечно, я докажу, Гарри, — проговорила она, — я уже доказала. Патронус Северуса Снейпа такой же, какой был у твоей матери. Это не совпадение, подобные совпадения невозможны. Ты знаешь, что это значит. Это значит, что он действительно её любил…

Гарри закрыл лицо руками.

— Не получается, — прошептал он, — это нельзя доказать... Все, кто мог видеть Патронуса моей матери, уже мертвы… Или… Или нет?!

Он жадно уставился в лицо Гермионы и увидел, как она улыбнулась.

— Минерва МакГонагалл видела один раз, как Лили, тогда уже Поттер, вызывала Патронуса, — сказала девушка. — И она сказала, что сходство потрясающее. Эти две лани — просто близнецы…

Гарри вспомнил, как в день победы он, стоя на возвышении в разгромленном Большом зале, рассказал всем присутствующим подлинную историю Принца-Полукровки. Разумеется, вкратце, без интимных подробностей. Как после этого рассказа госпожа МакГонагалл поспешно удалилась в директорский кабинет и вернулась оттуда спустя час — бледная и заплаканная. Как в ответ на жадные расспросы смогла прошептать только «О, Боже мой! Северус!..» Она видела воспоминания. И она видела серебряную лань Снейпа…

Рухнувшее небо вернулось на своё место. Гарри Поттер глубоко вздохнул.

— Гермиона, — сказал он, — ты в следующий раз… это… как-нибудь… хотя бы предупреждай, что ли. Я ведь сейчас чуть человека не убил. Ни в чём не повинного, между прочим…

— Гарри, я уже извинилась, — смущённо проговорила Гермиона, — к тому же, откуда я знала, что ты настолько потеряешь способность к логическому мышлению. Ты как-то упустил из виду то обстоятельство, что, если бы всё сказанное мной было правдой, Северус Снейп уже давно получил бы поцелуй дементора. Или, по крайней мере, находился не здесь, а в тюрьме…

— Ой, — сказал Гарри.

— Ничего, не ты первый, — грустно произнесла девушка. — Когда в газетах стали публиковать рассказы о злодеяниях, совершённых «ближайшим сподвижником Вольдеморта», я сразу же приехала в Хогвартс. Мы с госпожой МакГонагалл писали опровержения… а потом нас вызвали в следственную комиссию. И рассказали то, что ты сейчас слышал. Клянусь тебе, в устах министерских работников обвинение звучало раз в десять убедительнее. В общем, мы тоже купились.

— Немудрено, — сочувственно вздохнул Гарри.

Они немного помолчали. Студенты уже разошлись по классам, в коридоре было пусто и тихо, лишь слегка потрескивали горящие факелы.

— Но это всё равно не избавляет нас от вины, — проговорила Гермиона, кусая губы. — Мы оставили профессора Снейпа одного, едва живого, беспомощного, в Азкабане… на растерзание дементорам и Амбридж с её приспешниками. Только потом мы поняли, что нас обманули самым подлым образом. Следствие с самого начала знало, что Снейп невиновен. Но многим высокопоставленным министерским шишкам позарез требовался преступник. Той же Амбридж, которая во время войны держала… э… не совсем верный курс. Им нужно было отвлечь внимание от своих скромных персон. А громкий процесс, показательный суд и торжественная казнь одного из главных сторонников Вольдеморта могли бы поспособствовать этому как нельзя лучше.

— ………..! — сказал Гарри, чувствуя, что его снова начинает тошнить. — Извини, пожалуйста…

— Не извиняйся, — махнула рукой Гермиона. — Госпожа МакГонагалл сказала примерно то же самое, когда поняла, что её доказательства невиновности Снейпа никого не интересуют. Стало ясно, что его дни сочтены. Мы были бессильны помочь. Протестовать? В прессе очень своевременно появились заметки о том, что «некоторые бывшие коллеги преступника под влиянием вполне объяснимых чувств не хотят признавать… бла-бла-бла… им следовало бы разобраться с приоритетами и внять голосу здравого смысла». Искусство формирования общественного мнения — гениальное изобретение магглов, которое…

— Так как же вам всё-таки удалось? — перебил Гарри.

— Пришлось действовать их же методами, — ответила Гермиона. — Мы купили Риту Скитер. Не спрашивай, сколько мы ей заплатили. И она за полторы недели написала гениальную книжку под названием «Долорес: дьяволица или дура?» Похоже, правдивую от первого до последнего слова. Во всяком случае, Амбридж испугалась. Мы послали ей рукопись вместе с ультиматумом: или она немедленно освобождает Снейпа, или через день книжка появится во всех магазинах… В общем, на следующее утро МакГонагалл с Хагридом поехали в Азкабан. Меня не взяли. Я сначала рассердилась, но... Когда они вернулись в школу, госпожа директор свалилась с сердечным приступом, а Хагрид напился, как тролль. Наверно, мне действительно нечего было там делать…

— Значит, Снейпа оправдали, — с облегчением промолвил Гарри.

Гермиона поморщилась.

— Угу. Даже наградили Мерлином первой степени. И мы давили на все педали, чтобы в прессе появились нужные публикации. Но, знаешь ли, радость магического сообщества о восторжествовавшей справедливости была сравнима разве что с радостью голодной собаки, у которой отобрали кость. Народ не захотел верить, он жаждал отомстить хоть кому-то за свои беды. Кое-кто попытался проникнуть в больницу святого Мунго, чтобы учинить самосуд… Нам снова помогла Рита. Бесплатно — советом. Она порекомендовала нам рассказать о Снейпе нечто такое, что могло бы найти… ну… душевный отклик. И в первую очередь — у женской части населения…Гарри, ты только не сердись, но нам пришлось…

— Кажется, я догадался, — усмехнулся Гарри. — Вы решили поведать всему миру о подробностях несчастной любви Северуса Снейпа...

— Да, — покаянно вздохнула Гермиона. — И мы не просто рассказали, мы заплатили одной хорошей писательнице за небольшой роман. Я для пробы дала почитать его своей маме. Результат впечатлил. Мама (а она, если ты помнишь, стоматолог, и нервы у неё железные) сутки ревела, а потом стала уговаривать меня — ты только не падай, ладно? — «обратить внимание на этого мужчину, раз уж ты с ним знакома. Тридцать восемь лет — да разве это возраст? Чарли Чаплин в шестьдесят женился. И родил восьмерых детей, между прочим».

Гарри заржал совершенно неприличным образом. Он всё-таки здорово перенервничал, а слова миссис Грейнджер добили его окончательно. Гермиона подождала, когда припадок закончится, и сказала, насупившись:

— Тебе смешно… Я думала, Рону тоже смешно будет. А он обиделся. Он и так дулся на меня, ведь я почти всё лето вместо того, чтобы проводить время с ним и будущей свекровью, копалась в Своде Законов. Кажется, он меня приревновал…

— К Снейпу? Вот ненормальный!..

— Ну, это как сказать, — Гермиона всё ещё хмурилась, — после того скандала, который Рональд мне закатил, я стала задумываться. Мама дочке плохого не посоветует… Да ладно тебе, шучу я, шучу! Гарри, у меня просьба. Пусть эта история с романом останется между нами. Даже нашим не говори. Пускай все по-прежнему думают, будто это просто утечка информации. Нам — я имею в виду себя и госпожу МакГонагалл — очень не хотелось бы портить отношения с профессором Снейпом…

Гарри кивнул и снова достал из кармана половинку фотографии. Кровь на ней больше не казалась ему грязью. Всё встало на свои места.

— А может быть, — нерешительно проговорил Гарри, глядя на улыбающуюся маму, — мы всё-таки… ну, это… сходим… Проведаем его?..

— Кого? — рассеянно спросила задумавшаяся о своём Гермиона.

— Снейпа…

Гермиона пожала плечами.

— Может быть… Только когда-нибудь потом. Ты же слышал, он плохо себя чувствует. Вряд ли наш визит сильно его обрадует…

* * *

На урок старосты, разумеется, здорово опоздали. К счастью, профессор Слагхорн не был склонен ссориться с кем бы то ни было, а уж тем более — с главными звёздами Клуба Слизней.

— Заходите скорей, мы уже заждались! — жизнерадостно прогудел он.

— Извините, профессор, мы… — начала было Гермиона, но толстяк замахал руками.

— Ничего не говорите, милая леди! Я всё понимаю: дела задержали! О, быть старостами школы это нелёгкий труд, нелёгкий!.. Ну, садитесь. Итак…

Он остановился перед классом, держась за отвороты сюртука, сияя широкой улыбкой и золотыми пуговицами тёплого жилета.

— Итак, мы говорили о ваших эссе… Повторяю для вновьприбывших: недурно, очень недурно. Свойства белладонны практически во всех работах перечислены верно, особенности зелий, приготовляемых с использованием экстракта этого растения — тоже. Вполне, вполне достойный результат!.. Впрочем, чему тут удивляться? В этом году у меня на редкость талантливый класс!

Профессор обвёл студентов отеческим взором и остановился на Невилле.

— А ваши познания в гербологии, юноша, меня чрезвычайно впечатлили, чрезвычайно! — сказал Слагхорн. — Кроме того, у вас очаровательно лёгкий слог. Я наслаждался каждой строчкой. Вы имеете все задатки… Если желаете, я познакомлю вас с парой интересных и влиятельных людей из Британской Гербологической Ассоциации. Они могли бы дать вам несколько советов по поводу будущей карьеры или, скажем, издания научных работ…

Красный от смущения Невилл пробормотал в ответ нечто, понятое всеми как «спасибо, я подумаю». Профессор Слагхорн в полнейшем умилении покачал головой.

— Ах-ах, какая прелесть! Такой храбрый юноша и при этом такой скромный!.. Просто чудо! Как жаль, что мы практически не были знакомы раньше! Да, в этом году мой Клуб пополнился поистине великолепными экземплярами!.. Впрочем, к делу. Мы и так немного задержались, поэтому попробуем наверстать упущенное. Второй этап приготовления Зелья Заветных Снов — весьма ответственная и сложная процедура…

Дав необходимые инструкции, профессор отошёл от парт и устроился в мягком кресле за широким столом красного дерева. В этом классе не было кафедры, да и вообще, вид и убранство помещения сильно отличались от того, к чему Гарри привык за шесть лет занятий в подземельях.

В новом учебном году профессор Слагхорн наотрез отказался продолжать работать в аудитории профессора Снейпа и потребовал класс рядом со своей квартирой на первом этаже замка — подальше от мрачных каменных сводов и поближе к завтракам, обедам и ужинам в Большом зале.

Новый класс Зельеварения был тёплым и просторным. Даже четыре десятка студентов размещались в нём с комфортом, что уж говорить о немногочисленных счастливчиках, удостоенных права претендовать на высшую аттестацию. У каждого было отдельное рабочее место, так что при подготовке ингредиентов никто не задевал соседей локтями. Высокие окна давали достаточно света, и разбирать написанное в учебнике не составляло никакого труда. А излучающая радушие физиономия учителя дополняла общее прекрасное впечатление.

Словом, с точки зрения Гарри, — и он очень удивился бы, если узнал, что кто-то с ним не согласен, — обстановка, царившая в классе Слагхорна, способствовала усвоению знаний куда лучше, чем тьма, промозглый холод, теснота подземелий и злобные окрики Снейпа.

Но, увы, даже в столь благоприятной атмосфере великим зельеваром Гарри не стал. Об учебнике Принца-Полукровки он был вынужден рассказать профессору Слагхорну на первом же уроке — после того, как Гермиона увела в Больничное крыло Невилла, ошпаренного испорченным зельем, выплеснувшимся из котла бывшего отличника.

Выслушав чистосердечное признание, профессор Слагхорн сначала слегка опечалился («Ах-ах, а я так вами гордился!»), затем похвалил Гарри за честность («Вы настоящий гриффиндорец!») и даже наградил пятью баллами. Потом профессор впал в печальную задумчивость и, бродя вперевалочку по классу, то и дело вздыхал: «Нет, но каков Северус!.. Вы только подумайте!.. Редактировать старину Либациуса!.. В шестнадцать лет!.. Невероятно!.. Обидно, что книга не сохранилась!.. Да и сам Северус… М-да… Ах-ах, какая жалость!..»

Словом, Гермиона вновь заняла своё законное место лучшей ученицы класса и принялась активно помогать всем окружающим. Профессор Слагхорн относился к её благотворительной деятельности с большой симпатией и даже прозвал своим ассистентом. Гермиона, разумеется, была чрезвычайно польщена. И неодобрительно косилась на Невилла, который упорно отвергал все её попытки помешать в его котле.

А вот Гарри, как и раньше, принимал помощь с удовольствием. Особенно сегодня: он был очень заинтересован в том, чтобы Зелье Заветных Снов было сварено как надо. Профессор Слагхорн разрешил студентам, в случае удачи, воспользоваться результатами своей работы, и Гарри надеялся, что хотя бы раз в две недели (принимать зелье чаще не рекомендовалось — из-за белладонны) будет смотреть не кошмары, а те сны, которые выберет сам.

Поэтому он поблагодарил Гермиону, когда она ткнула пальцем в строку рецепта, которую Гарри едва не пропустил. Невилл же, в чью сторону отличница сегодня даже не взглянула, в отчаянии опустил руки: от его котла повалил едкий зелёный дым.

К месту катастрофы уже спешил профессор Слагхорн.

— Ах-ах, Невилл, какая досада! — промолвил он, заглядывая в котёл. — Что-то, вам никак не везёт с моим предметом… Обидно, обидно. Ну, ничего, не огорчайтесь. Вы ведь не занимались Зельями два года? Это вполне естественно, что некоторые навыки утратились. Наверстаете…

Бедный Невилл, чуть не плача, опустился на свой стул.

— Ничего я не наверстаю, профессор, — проговорил он, ссутулившись и глядя в парту, — Последний экзамен я сдал на «О». Это была моя высшая оценка. Простите, что сразу не признался. Госпожа МакГонагалл разрешила мне продолжать курс только потому что я… ну… принимал некоторое участие в… некоторых событиях…

Некоторое время профессор Слагхорн потрясённо молчал, пытаясь осмыслить услышанное. Гарри подумал, что сейчас толстяк снова начнёт причитать и ахать. Но он ошибся. Придя в себя, старый учитель заговорил совершенно иным тоном, чем до сих пор.

— Не стоит преуменьшать свои заслуги, мальчик мой, — промолвил он тихо и проникновенно, — вы воспользовались вашим правом героя, чтобы добиться возможности сразиться со своим внутренним врагом. Вы не любите Зельеварение, я прав? И всё-таки хотите разобраться в нём. Поступок достойный настоящего храбреца. Я приложу все свои силы, чтобы помочь вам. Давайте для начала подумаем, в чём заключается ваша проблема. Поняв это, мы сможем устранить причины неудач…

Невилл поднял голову. В его взгляде засветилась надежда.

— О, спасибо вам, сэр! — проговорил он. — Знаете… вы правы, я не люблю Зельеварение. Потому что я его не понимаю… Ну, то есть, я понимаю, что понимать необязательно, но я не понимаю, как можно, не понимая, понимать, каким образом…

Профессор расхохотался.

— Да, юноша, в разговорном жанре вы не сильны, — заметил он, утирая зелёным шёлковым платком выступившие на глазах слёзы. — Позвольте, я сам сформулирую ваш вопрос. Думаю, вы хотели спросить примерно следующее: «почему именно пять капель сока дремоцвета и именно семь раз по часовой стрелке, а, скажем, не восемь и не против», я угадал?

Разумеется, после этих слов на профессора с изумлением в глазах уставился не один только Невилл.

— В-вы ясновидящий, сэр? — спросила Джинни, подобрав с пола упавший нож.

— Нет, что вы, леди! — замахал руками профессор. — Просто подобный вопрос мне уже задавали. Один раз, правда, и очень давно. Но я это как сейчас помню. Подошёл ко мне парнишка первокурсник, весь какой-то нескладный, неказистый, этакий гадкий утёнок. Тоже не везло ему с Зельями. Я в простоте своей полагал, что бедняжку просто-напросто природа умом обделила… А ему, видите ли, для того, чтобы успешно исполнять инструкции, требовалось, ни много ни мало, понимать ход мысли наших мэтров! Каково, а?

Гермиона слегка покраснела и поджала губы. Невилл вскочил.

— И что вы ему сказали, сэр? — жадно спросил он.

— Я пригласил его в Клуб Слизней! — радостно ответил профессор. — Я сразу понял, что этот малыш далеко пойдёт! И я был прав! Ах, если бы судьба была к нему хоть немного более благосклонна, наша наука получила бы в его лице второго Николаса Фламеля!

Заметив разочарование в глазах Невилла, Слегхорн развёл руками

— Да, я не ответил мальчику на его вопрос, — виновато промолвил он, — я коллекционирую гениев, но сам, увы, не гений… Он смог разобраться во всём самостоятельно. Почему бы вам не поговорить с ним?

— Это кто-то из магистров? — хмуро спросил Невилл. — Боюсь, я им здорово надоел…

— Бог с вами, юноша, это наш Северус! — улыбнулся Слагхорн.

Джинни уронила нож во второй раз, Гермиона выпустила из рук мешалку, и она утонула в котле. Невилл рухнул обратно на стул, открыв рот и выпучив глаза.

— А… о… у него… тоже… были проблемы с Зельями? — он немного помолчал, переваривая эту потрясающую новость. — Нет, сэр, ничего не получится. Боюсь, что профессору Снейпу я надоел ещё больше, чем всей Лиге Алхимиков вместе взятой. Да и он мне то… Ой, то есть, я хотел сказать, что он, конечно, великий человек… Но я его боюсь!

Последние слова вырвались у Невилла явно помимо воли. Профессор Слагхорн опять рассмеялся.

— Ох-ох, юноша, умеете же вы поднять настроение! — он снова достал из кармана зелёный платок. — Вы боитесь? Северуса? В прошлом году вы здорово потрепали ему нервы! Так это вы, оказывается, со страха? А я-то думал…

Отсмеявшись, он спрятал платок и заговорил серьёзно. Даже печально.

— Пора уже повзрослеть, мой мальчик. Страх перед строгим учителем есть признак незрелости ума. Истинный учитель всегда суров, ибо идёт прямым путём. А путь напрямик — жесток и тяжек. Хотите познать истину — готовьтесь к тому, что никто не станет вас жалеть и утирать вам слёзы… Да… Извините, что-то я разболтался. Я просто хотел сказать, что Северус, возможно, не тот человек, с которым бывает приятно побеседовать за стаканчиком медовухи. У Северуса тяжёлый характер, резкие манеры и злой язык, но у него…

Внезапно профессор Слагхорн оборвал свою пламенную речь. Отвернувшись от Невилла, он отошёл к своему столу, сел и принялся рыться в пергаментах.

— Словом, — заговорил он пару минут спустя каким-то уж слишком будничным тоном, — я думаю, что Северус, пожалуй, — единственный, кто может вам помочь.

С урока друзья вышли притихшие и задумчивые. Впрочем, эта задумчивость у каждого имела разный оттенок.

Гарри испытывал чувство глубокого удовлетворения. Зелье у него, конечно, не получилось, но Гермиона, которая хотя и была чем-то сильно раздражена, всё-таки справилась с заданием. Гарри аккуратно спрятал великодушно пожертвованный ею флакон в сумку и подумал, что примет снадобье сегодня же. А значит, этой ночью не будет ни дементоров, ни черного туннеля. Не будет моря крови на грязном полу Визжащей Хижины и угасающего взгляда, полного предсмертного ужаса и мучительной, безнадёжной любви… Гарри машинально засунул руку за пазуху и проверил — на месте ли мамина фотография.

Джинни шла рядом и как будто усмехалась про себя.

— Ты чего? — спросил Гарри.

— Да так, — девушка пожала плечами, — Снейпа вспомнила. После того, что профессор Слагхорн рассказал… Теперь всё как-то по-другому видится. Всё-таки, Снейп ужасно смешной.

Она хихикнула. Гарри удивлённо поднял брови.

— Ага, — кивнула Джинни, — весь такой стрррашный и ужжжасный… Интересно, а какой он, когда вокруг никого нет, и ему не с кем ссориться или сражаться? Я лично думаю, что он никогда не гасит на ночь свет, потому что боится темноты…

Гарри хмыкнул.

— Северус Снейп боится темноты? — сказал он. — Ага, и уже сто лет живёт в подземельях… Ну и фантазия у тебя! Ты как-то забываешь, что Снейп кое в чём был покруче самого Вольдеморта. В той же Окклюменции, например. Один из сильнейших магов столетия не гасит на ночь свет! — Гарри покачал головой и пожал плечами.

— Ну, знаешь, гении, они такие, — глубокомысленно изрекла Джинни. — Все в своей науке, а по жизни… Сущие дети!..

Последняя фраза привела Гарри в восторг.

— А ты сколько хочешь детей? — шёпотом спросил он, обнимая девушку за плечи и раздвигая носом пышные пряди рыжих волос, чтобы добраться до её маленького уха.

Эта тема была обговорена ими уже сто раз, но никогда не надоедала ни ему, ни ей. Джинни хотела ответить, но идиллию прервал визгливый голос Гермионы.

— Почему с волшебной палочкой?! Вы забыли, что колдовство вне класса запрещено?! И почему без значка?! Думаете, я вас не узнаю? Пять баллов со Слизерина!

Угрюмый пятикурсник шарахнулся в сторону, затравленно сверкнув глазами. Гарри догнал Гермиону и положил ей руку на плечо.

— Гермиона, но ведь он не колдовал, — сказал он, примирительно улыбнувшись слизеринцу, — наказывать его не за что. Пять баллов Слизерину.

— Гарри, это непедагогично! — вскинулась Гермиона. — Ты подрываешь наш авторитет! И потом, все факультеты обязаны носить свои цвета!..

— Я тебе потом объясню, — тихо сказал ей Гарри.

Гермиона, судя по всему, не собиралась сдаваться и уже набрала воздух для гневной отповеди, но тут Невилл споткнулся на ровном месте и во весь рост растянулся на каменном полу — к великому удовольствию кучки первокурсников из Хаффлпаффа. Их удовольствие удвоилось, когда Джинни бросилась к упавшему, воскликнув на весь коридор: «Барашек, ты не ушибся?!»

— Всё нормально, Джин, — потусторонним голосом отозвался Невилл, не обращая никакого внимания на хихикавшую малышню; он приподнялся и сел, сохраняя всё тот же отрешённый вид, с каким покинул класс профессора Слагхорна.

— Пять баллов с Хаффлпаффа! — рявкнула Гермиона; первогодков как ветром сдуло, а староста повернулась к Невиллу. — Ты что, спишь на ходу? Или ворон считаешь?

— Я задумался, — ответил Невилл, продолжая сидеть. — Послушай, Гермиона, а как ты думаешь… Ну, то есть, я имею в виду, что ты же сама нам говорила, что это нехорошо… Что мы братья по оружию и всё такое…

— Что такое? — Гермиона в недоумении вскинула брови.

— Ну… в общем, — замялся Невилл, — может быть, мы всё-таки сходим… навестим… его…

— Кого? — резко спросила Гермиона.

— Ну… его, — окончательно смутился Невилл, — Снейпа…

Оказывается, подумал Гарри, до сих пор Гермиона сердилась только вполсилы.

— Ах, Снейпа?! — взвилась она. — А где ты раньше был? Когда я говорила вам, что нельзя быть такими свиньями, а вы на меня как на дуру смотрели?!.. Нужен был тебе Снейп? Чёрта с два! А теперь, глядишь, понадобился: наш Барашек решил стать великим зельеваром!.. Да ты сначала на двух ногах ходить научись как следует!..

Невилл покраснел и неуклюже поднялся с пола. Гермиона продолжала неистовствовать.

— Тебе и дела нет до того, что профессор Снейп тяжело болен! Что его надо пожалеть, а не отнимать у него последние силы!.. И вообще, с чего ты взял, что он сможет тебе помочь? Ты безнадёжен!

Невилл засопел.

— Гермиона, за что ты на меня так взъелась? — тихо спросил он. — Что плохого я тебе сделал?..

— Мне просто неприятны такие типы как ты! — выпалила Гермиона. — Эгоисты… которые думают только о себе… Которые возомнили невесть что!.. Ты ни одного зелья правильно не сварил, зато научился задавать идиотские вопросы! Другие всю жизнь трудятся как проклятые, а признание получают всякие сумасшедшие гении, у которых не все дома!..

Невилл вытаращил глаза.

— Ты мне завидуешь? — недоверчиво спросил он.

Гермиона расхохоталась, как тогда, в Большом Зале: громко, оскорбительно, напоказ.

— Завидую?! Тебе?! Нет, ты и впрямь полоумный! Как и твоя ненаглядная Луна!

Невилл побледнел как смерть и посмотрел на Джинни.

— Ты… Рассказала?.. Как ты могла… — прошептал он.

— Прости… — пролепетала вспыхнувшая до корней волос Джинни.

— Гермиона! — воскликнули Рон и Гарри, и разъярённая староста сменила объект атаки.

— Ну и что, если меня не занимают «глубокие» вопросы?! Зато у меня есть результат! Который почему-то никого не интересует!.. А потом всякие умники говорят, что все бабы дуры, что они не видят дальше своего носа, что у них куриные мозги!..

— Я этого никогда не говорил! — возмутился Гарри.

— Любимая, ну, успокойся, пожалуйста! — взмолился Рон.

— А ты вообще молчи! — злая растрёпанная Гермиона посмотрела на него так, что юноша отшатнулся. — Тебе на меня как на личность вообще наплевать! Тебе от женщины только одно нужно!..

— Гермиона, перестань! — с угрозой произнесла Джинни. — Рон мой брат, и я не позволю…

— А я тебя и не спрошу, — отозвалась Гермиона, — ты ведь с ним полностью согласна? Ты тоже считаешь, что женщина способна только на вышивание крестиком? Гарри, поздравляю, у тебя будет идеальная жена! Настоящая клуша-наседка!

— И меня это вполне устраивает! — свирепо процедил Гарри. — Всё лучше, чем книжный червь!

— Гарри, полегче на поворотах! — Рон сжал кулаки; Джинни задохнулась от возмущения, но сердилась она почему-то не на Гермиону.

— Это значит, что тебе, Гарри нужен всего-навсего второй домовой эльф? — спросила она.

— Это значит, что я не собираюсь быть подкаблучником, как некоторые, — злобно проговорил Гарри, глядя на Рона.

Рон без лишних слов бросил сумку на пол и схватил Гарри за грудки. Гарри сунул ему кулаком под рёбра. Сквозь застилавшую сознание ярость он услышал испуганный визг Джинни… или Гермионы… Он не успел разобраться, кто кричал, ибо внезапно что-то оторвало его от противника, и сразу же голова загудела, как котёл, от сокрушительного удара в лицо.

Безумие схлынуло, и Гарри увидел, что Рон, так же, как и он сам, сидит на полу, а над ними, потирая кулак и шипя от боли, стоит Невилл.

— Совсем обалдели, — с ненавистью произнёс бывший тихоня. — Идиоты. Видеть вас больше не могу!

С этими словами он подобрал свою сумку и пошёл прочь.

— Всё из-за тебя! — крикнули друг дружке Джинни и Гермиона, заплакали и разбежались в разные стороны.

— Две дуры, — сказал Гарри.

— А пошёл ты! — отозвался Рон: его левый глаз стремительно заплывал синевой.

Гарри с отвращением подумал, что и сам выглядит не лучше. Помнится, у Гермионы был бадьян… Ну уж нет, он никогда больше не станет ничего просить у этой выскочки! Поднявшись с пола, победитель Вольдеморта закинул за спину сумку с учебниками и отправился в Больничное крыло, прикрывая ладонью набухающий фингал.

Отворяя тяжёлую дверь больничной палаты, Гарри услышал сердитый голос мадам Помфри.

— … и вы дождётесь, вам станет плохо прямо на уроке! Сутки постельного режима, или я не отвечаю за последствия, мистер О’Конноли!

Войдя внутрь, Гарри увидел, что собеседником школьной целительницы является ни кто иной как юный вождь слизеринского сопротивления храбрец Мэтью. С рукой на перевязи, он стоял перед мадам Помфри, гордо вскинув голову и украдкой придерживаясь за спинку ближайшей кровати.

— Я сожалею, леди, но я приехал в школу учиться, а не лежать в больнице, — проговорил мальчик. — Я скорее соглашусь умереть, чем остаться необразованным. Извините, скоро звонок, и я должен поспешить. Я и так уже пропустил Трансфигурацию.

Мэтью О’Конноли — это было очевидно — чувствовал себя очень плохо. Пряди тёмных волос липли к покрытому испариной бледному лицу, мальчик то и дело прикусывал губу, вероятно, борясь с болью. Но его исполненный спокойного достоинства взгляд и холодноватая вежливость давали понять, что сдаваться он не намерен.

Мадам Помфри тяжело вздохнула и, вынув из кармана фартука флакон, протянула его Мэтью.

— Вот, примите это, если станет хуже, — сказала целительница, — и зайдите ко мне после занятий… Очень вас прошу!

— Благодарю, — кивнул Мэтью, — разумеется, я зайду. Я же должен проведать Дэвида… Здравствуйте, мистер Поттер. Не ожидал встретить вас здесь… Впрочем, извините, мне пора.

— Гарри! — ахнула мадам Помфри. — Ты что, подрался?

— Ага, — хмуро ответил Гарри, — с Роном.

— Это он тебя так разукрасил?

— Нет, это Невилл…

— Невилл?! — мадам всплеснула руками. — Ах ты, Боже мой! И с чего это он так разошёлся? Был же такой тихий мальчик!.. Что война с людьми делает!..

Мадам усадила Гарри на кровать, а сама убежала за лекарством. Тем временем Мэтью едва успел доплестись до дверей. Взявшись за ручку, он обернулся.

— Я рад, что в своё время не выбрал Гриффиндор, — произнёс мальчик, — мы, слизеринцы, по крайней мере своих не трогаем…

Школьный староста, который и так был зол и расстроен донельзя, просто взбесился. Во-первых, от надменной улыбки, а во-вторых, оттого, что наглый змеёныш сказал чистую правду.

— Пять баллов со Слизерина за вмешательство в чужие разговоры, — Гарри изо всех сил старался говорить спокойно, но с досадой ощутил, что лицо горит от гнева; Мэтью выслушал его слова с невозмутимым видом, повернулся и ушёл.

Гарри всё ещё сердито пялился на закрывшуюся дверь, когда возвратившаяся мадам Помфри принялась хлопотать вокруг нового пациента.

— Что такое творится! — ворчала она, прикладывая к распухшему лицу старосты примочки. — Каждый день драки, ссоры и нервные срывы!.. У того бессонница, у этого истерика!.. Не школа, а сумасшедший дом!.. Вот, прижми здесь и посиди так минутку…

Гарри, прижимая к синяку клочок смоченной зельем ваты, от нечего делать одним глазом осматривал больничную палату. За минувший год в ней ничего не изменилось. Абсолютная чистота, два длинных ряда крытых белоснежными одеялами кроватей… На одной из них лежал пострадавший в утренней стычке слизеринец по имени Дэвид. Он, похоже, спал. Направлявшаяся в другой конец палаты мадам Помфри на минутку подошла к нему и, наклонившись, взяла мальчика за руку, считая пульс.

Дальняя кровать в левом ряду была огорожена ширмой. Так делалось обычно, если в школьном лазарете оказывался тяжёлый пациент или заболевший преподаватель. Сейчас эти два случая совпали, ибо за ширмами, вне всякого сомнения, находилась кровать профессора Снейпа. Как оказалось, мадам Помфри шла именно туда.

— Северус, как вы? — целительница заглянула в маленький закуток, и её лицо вытянулось от испуга.

— Северус, вы с ума сошли?! — мадам юркнула за ширмы; до Гарри донеслось торопливое звяканье склянок.

— Почему вы меня не позвали? — сердитый голос целительницы стал таким пронзительным, что Гарри слышал каждое слово, несмотря на то, что мадам старалась говорить потише. — Опять геройствуете? Не надоело? Вы дождётесь, я уберу ширмы, будете лежать у всех на виду, как глупый школьник!..

Гарри встал с кровати и осторожно пошёл к ширмам. Он не смог бы объяснить, зачем он это делает. Подойдя почти вплотную, он рассеянно уставился на старинный гобелен, которым были обтянуты высокие деревянные рамы. На одном из полотнищ гарцевал вытканный серебряной нитью единорог. Красивая картинка, но её слегка поблекшее от времени великолепие производило какое-то странное впечатление…

Мадам Помфри уже вполне совладала с эмоциями: её голос утратил сердитые нотки и теперь звучал строго и деловито.

— Так. Сделайте вдох и пейте. Я знаю, что больно. Терпите, вы же мужчина… Давайте, не ленитесь… Вот, хорошо. Не задерживайте дыхание… Дышите, я сказала!.. Что?.. Санни занята, у неё уроки… Поднимитесь, я должна сменить вам повязку… Не дёргайтесь. Не дёргайтесь, или я вас свяжу! Держите себя в руках, Северус! А как вы думали, это больница, тут всегда больно…

У Гарри было странное чувство, будто мадам Помфри разговаривает с пустым местом. Судя по её речам, за ширмами всё было очень плохо, однако пациент вёл себя так тихо, как будто его не существовало вовсе. Может, профессор Снейп всё-таки умер и стал призраком?.. Но разве можно лечить привидение?.. И разве призрак может чувствовать боль?..

— Всё, Северус, отдыхайте. Если что, зовите меня, вы поняли? Волшебная палочка при вас…

Мадам Помфри стремительно выскользнула из-за ширм. Остановившись в проходе между рядами кроватей, она трясущимися руками поправила косынку. Потом вытянула руки перед собой и с досадой посмотрела на свои дрожащие пальцы.

— Проклятье! — пробормотала целительница. — Ну куда это годится?!

Пожилая ведьма вздохнула и посмотрела на Гарри. Её облик на глазах утратил деловую суровость, во взгляде появилась усталость и тоска.

— Вы не думайте, Северус просто безупречный пациент, — проговорила мадам Помфри каким-то извиняющимся тоном, — разве что чересчур терпеливый… Я на него покрикиваю не потому что он плохо себя ведёт… Просто, если я дам себе волю и начну его жалеть, толку от меня будет ещё меньше, чем сейчас… если только это возможно… Да, к сожалению, я мало чем могу ему помочь…

— По-настоящему помогает только Санни, — добавила целительница таинственным шёпотом, и Гарри показалось, что мадам слегка не в себе, впрочем, оно, вероятно, так и было. — Санни удивительная волшебница. Она умеет чувствовать и побеждать чужую боль… Разную боль: и телесную, и душевную. Порой — навсегда, чаще — ненадолго, но и это хлеб… Санни даёт нашему бедняжке возможность отдохнуть хотя бы немного… Без неё он бы давно уже погиб… А ты, кстати, почему тут стоишь?

Гарри только сейчас сообразил, что, по идее, должен находиться в противоположном конце палаты. Ему стало ужасно неловко.

— А… я… это, — промямлил он, лихорадочно пытаясь выдумать оправдание своему странному поведению. — Мы же братья по оружию и всё такое… Короче, вот… навестить… хотел…

Не успел он подумать, что такому бездарному вранью не поверит и флоббер-червь, как, к немалому своему изумлению увидел, что печальное лицо мадам Помфри озарилось улыбкой.

— Ты хотел навестить Северуса? О, Гарри, как это мило с твоей стороны! — растроганно произнесла целительница. — Знаешь, к нему ведь никто не ходит… А в его состоянии одиночество — это самая страшная вещь. Знакомое лицо, дружеское участие, всё это для него сейчас так важно! Просто жизненно необходимо! Проходи скорее!..

Гарри осторожно отступил на полшага.

— Э… знаете, может, это будет не вовремя, — пробормотал он, — если ему так плохо… А потом, мы ведь никогда особенно с ним не… э, ну… не дружили. Вряд ли профессор обрадуется…

— Не обрадуется, Гарри, ты совершенно прав, — грустно кивнула мадам Помфри. — Северус просто не способен обрадоваться. Ничему вообще. Таково, к сожалению, свойство его нынешнего состояния. Но ему, может быть, станет чуть-чуть полегче… Хоть на минутку… Хоть на несколько секунд… Если бы ты знал, в каком ужасе он обречён пребывать почти круглые сутки!.. Ну, что же ты, заходи!..

— И-извините, я… это… на урок… опаздываю, — пролепетал Гарри, попятившись ещё на несколько шагов и с трудом преодолевая желание обратиться в паническое бегство. — А у нас сейчас Трансфигурация… Госпожа МакГонагалл… Сами понимаете… я лучше как-нибудь в другой раз…

Опомнившись тремя этажами ниже, Гарри понял, что до сих пор прижимает примочку к подбитому глазу. Ругнувшись, он скомкал вату и отбросил её в сторону, не сильно заботясь о том, что скажет мистер Филч, если вдруг увидит старосту школы, бессовестно мусорящего в коридоре.

Плевать ему было на Филча. И на Трансфигурацию. И вообще на всё. Перед внутренним взором назойливо маячил старинный гобелен из больничного крыла. Гарри наконец-то понял, почему он показался ему странным: у великолепного единорога были человеческие глаза. Большие, прекрасные и полные нечеловеческой скорби.

Прозвенел звонок. Вместо того, чтобы поспешить в класс, Гарри плюхнулся на ближайшую скамью и уронил голову на руки. На душе было паршиво.

— Это безобразие! Выпускники ведут себя как безответственные первокурсники! — возмущалась Минерва МакГонагалл. — Что за манера приходить на урок спустя десять минут после звонка? Не ожидала от вас, мистер Поттер! А вы к тому же ещё и староста! Десять баллов с Гриффиндора! И где, скажите на милость, мисс Грейнджер и мистер Уизли?

— Я не знаю, профессор, — ответил Гарри, поморщившись, словно от боли, а про себя ехидно подумал, что голубки, вероятно, спрятались в каком-нибудь укромном уголке и вовсю предаются сладостному процессу примирения.

— Садитесь мистер Поттер, — велела госпожа МакГонагалл, — итак, перед тем, как меня прервали, я как раз говорила о том, что… Кто там?

— Простите, профессор, — в класс робко вошла Гермиона, — можно?..

— Та-ак, — протянула профессор, буравя отличницу суровым взглядом, — ещё один сюрприз. Позвольте спросить, мисс Грейнджер, какая причина заставила вас проявить такую невежливость по отношению ко мне и вашим товарищам, что вы позволили себе…

— Там… это… лестница не туда свернула, — Гермиона покраснела до корней растрёпанных волос.

— Десять баллов с Гриффиндора за столь неумелое враньё! — ноздри директрисы затрепетали от сдерживаемого гнева. — Живо садитесь на место!.. Повторяю в третий раз: тема сегодняшнего занятия чрезвычайно трудна и поэтому… Войдите!

— Здравствуйте, профессор, — пробормотал, появившись на пороге класса, Рон.

— Здравствуйте, мистер Уизли, — процедила сквозь зубы госпожа МакГонагалл. — Видимо, задавать вам дурацкие вопросы не имеет смысла. И то верно: меньше спросишь, меньше услышишь в ответ бездарной лжи. Двадцать баллов с Гриффиндора! И что у вас с лицом? Ах, извините, позвольте мне догадаться самой. Вас, вероятно, лягнул профессор Флоренц, не так ли?

— Что-то в этом роде, профессор, — пробубнил Рон, запоздало прикрыв ладонью фингал.

— Очень мило с его стороны, — ядовито промолвила директриса. — Ну что, мне можно, наконец, начать урок? Спасибо. Итак…

Гарри слушал объяснения МакГонагалл вполуха и даже не пытался записывать лекцию. Гермиона, занявшая место у самой кафедры, через три парты от него, низко склонилась над своей тетрадкой: может быть, писала, а может быть, плакала. Рон, севший в левом ряду, тоскливо смотрел в окно. Джинни ютилась где-то сзади. Отряд Дамблдора распался… Ну и пусть.

По окончании теоретической части профессор велела студентам встать перед зеркалами, чтобы продолжить овладение техникой трансфигурации человека. На сей раз студенты должны были поменять себе форму носа. Вскоре Рон обзавёлся печально-лиловой грушей, украшавшей физиономию мистера Флетчера, у Гарри вообще ничего не вышло. Гермиона уже сменила десять вариантов и теперь вертела головой, критически разглядывая свеженаколдованный греческий профиль. С другого конца класса вдруг донёсся жалобный вопль, похожий скорее на рёв.

Слизеринка Эмма Нортон сидела на полу, судорожно ощупывая выросший на месте носа внушительный слоновий хобот. К ней уже бежала госпожа МакГонагалл.

— Мисс Нортон! Я не велела применять заклятие частичной анимагии! И вообще, откуда вы его знаете? Это не школьная программа!

— Это не я! — трубно прогудела Эмма.

— Ясно, — Минерва обвела учеников инквизиторским взглядом. — В таком случае, пусть тот или та, кто позволил себе шутить таким образом, сознается сам. Или я проверю волшебные палочки всех присутствующих. Но в таком случае пощады виновному не будет… А вы, мисс Нортон, идите в больничное крыло. Не волнуйтесь, заклятия частичной анимагии в большинстве своём обратимы…

Эмма покинула класс, спотыкаясь и поддерживая хобот обеими руками. Когда дверь за ней закрылась, вперёд с гордым видом выступила высокая коротко стриженая девушка из Райвенкло.

— Нортон это заслужила, — жёстко проговорила она, — её родители были Пожирателями смерти, а она сама в прошлом году имела «П» по Защите от Тёмных Искусств. Вы понимаете, что это значит? Она была любимой ученицей Кэрроу!..

— Я всё прекрасно понимаю, мисс Гэмджи, — сказала, поджав губы, Минерва МакГонагалл. — И я наслышана о прошлых успехах мисс Нортон. Но вы разве никогда не слышали, что человек может раскаяться и измениться, а победители обязаны быть великодушными?..

— В сказки о раскаянии я не верю, — ответила девушка, — а победители прежде всего должны быть последовательны. Заразу надо выжечь до конца…

— Интересное заявление, — госпожа МакГонагалл слегка побледнела, — и методы… весьма достойные.

— Нет ничего плохого в том, чтобы кое-чему научиться у своего врага, — сказала мисс Гэмджи, окинув многообещающим взглядом четверых оставшихся слизеринцев, сбившихся в кучку отдельно от остального класса. — На войне все средства хороши!

Эта фраза неожиданно обожгла Гарри, словно пощёчина.

— Война закончилась! — воскликнул он, выскакивая вперёд. — Война давно закончилась, как вы не понимаете? Пора уже успокоиться, пора начать учиться жить в мире!..

Перехватив случайный взгляд Рона, староста осёкся и замолчал.

— А теперь послушайте меня, — заговорила госпожа МакГонагалл. — То, что вы сотворили, мисс Гэмджи, просто чудовищно. Из-за вас Райвенкло лишается пятидесяти баллов. И учтите: если вы ещё раз посмеете так поступить, наказание будет гораздо более серьёзным.

Мисс Гэмджи побледнела, а потом внезапно залилась гневным румянцем.

— Я думала, вы на нашей стороне! — выкрикнула девушка в лицо директрисе. — Вы были на нашей стороне весь прошлый год! Вы помогали нам, вы защищали нас от этого слизеринского чудовища и его прихвостней!..

— Выбирайте выражения, мисс! — рявкнула МакГонагалл. — Вы называете чудовищем человека, который практически в одиночку целый год оберегал Хогвартс от Вольдеморта! Да, Северус Снейп был не всесилен, но если бы не он, страшно подумать, что сталось бы с нашей школой!

— Он взял на работу этих Кэрроу! — не унималась мисс Гэмджи.

— Он не уволил ни одного из старых преподавателей! — парировала МакГонагалл.

— Он нам вздохнуть не давал! Сплошные штрафы и взыскания! Всем, кроме своего ненаглядного гадючника!..

— Северус наказывал вас сам, чтобы вас не наказывали слуги Вольдеморта, глупая вы девчонка! — вышла из себя Минерва. — Он, как вы выразились, не давал вам вздохнуть, чтобы вы не начали творить глупости! Чтобы вы не подставлялись сами и не подставляли под удар своих близких, как это делал болван Лонгботтом! Его бабка спаслась от плена, а может быть, и от смерти только благодаря всё тому же слизеринскому чудовищу! И одному Богу известно, как Северус при этом рисковал!..

— Я не верю! — завизжала мисс Гэмджи. — Я не верю в эти выдумки про святого Северуса! Ему удалось одурачить даже вас, но я не поддамся! Я ненавижу его! Ненавижу!

Девушка рухнула на стул и зарыдала, уронив голову на парту. Госпожа директор глубоко вздохнула, прикрыв глаза: должно быть, пыталась успокоиться.

— Вам нужно пойти в Больничное крыло, Элизабет, — проговорила МакГонагалл, положив руку на вздрагивающее плечо студентки, — у вас расстроены нервы. Всё, что вы тут наговорили, я списываю на ваше душевное состояние и наказывать вас не буду…

Мисс Гэмджи вскинула голову, по-видимому, собравшись возразить, но тут неожиданно подал голос один из слизеринцев:

— Простите, профессор, а вы уверены, что штраф в пятьдесят баллов — достаточное наказание за то, что эта девушка сделала с Эммой?

В классе настала мёртвая тишина. Все взгляды обратились на наглеца, и ни в чьих глазах не было ни капли сочувствия.

— Да, я считаю это наказание достаточным, — холодно проговорила директриса. — С Эммой не случилось ничего непоправимого. Подобное происшествие в классе высшей аттестации вполне укладывается в рамки неизбежного риска при освоении столь сложных…

— Но вред был причинён умышленно! — перебил настырный слизеринец; студенты других факультетов, сжав кулаки, угрожающе шагнули к кучке «гадёнышей», и госпожа МакГонагалл поспешила поставить точку.

— Я всё сказала. Десять баллов со Слизерина за спор с преподавателем.

Слизеринец хотел ещё что-то сказать, но стоящий рядом товарищ дёрнул его за мантию. Госпожа директор резко повернулась и прошествовала к кафедре.

— Урок окончен, домашнее задание на доске, — проговорила она, вооружившись пером и скрывшись от класса за горой свитков.

Студенты переписали задание, собрали сумки и потянулись к выходу. Проходя мимо кафедры, мисс Гэмджи улыбнулась:

— Я не сомневалась в вас, профессор!

Директриса нетерпеливо махнула рукой. Гарри подумал, что вид у неё какой-то слишком уж деловитый...

После обеда (за длинным столом пятеро гриффиндорцев снова расселись как можно дальше друг от друга) у семикурсников было свободное время. Гарри провёл его, сидя в гостиной и тупо разглядывая один из абзацев в учебнике астрологии. Что поделывали остальные, ему было неизвестно. И победитель Вольдеморта изо всех сил старался убедить себя в том, что ему безразлично, где сейчас находится Джинни и как она себя чувствует. Сам он чувствовал себя препогано. Когда пустой урок закончился, Гарри со вздохом взял сумку и поплёлся на урок Защиты от Тёмных Искусств.

Перед дверью класса профессора Саншайн, как обычно, наблюдался некоторый ажиотаж: каждый из студентов мечтал войти первым, чтобы занять место поближе к преподавательской кафедре. Гарри оказался в самом хвосте нетерпеливой очереди, а войдя в класс обнаружил, что свободными остались лишь пять мест в заднем ряду. Гарри обречённо бросил сумку у левого края длинной скамьи.

Потом пришел Невилл и сел на правый край. Следом объявилась Джинни и устроилась посередине, стараясь держаться как можно дальше от них обоих. Последними в класс вошли Рон и Гермиона. Несмотря на то, что в дверях они столкнулись плечами, оба делали вид, будто в упор друг друга не видят. Гермиона, оценив диспозицию, фыркнула и, презрительно покосившись на Невилла, с самым независимым видом плюхнулась рядом с Гарри. Рон занял оставшееся место, довольно громко посетовав на необходимость сидеть рядом с придурком. Невилл вскочил, побагровев от гнева…

— Здравствуйте, дорогие!

Прекрасная Санни, обладавшая удивительной способностью возникать как бы из ниоткуда, легко вспорхнула на кафедру, аккуратно поправила на плечах синюю шёлковую мантию и обвела студентов своим невыразимо ласковым взглядом. Как всегда при виде миссис Саншайн, в сердце толкнулась тёплая волна радости. Гарри почувствовал себя так, словно, придя с холода, окунулся в ванну полную горячей ароматной и к тому же волшебной воды, способной прогнать все невзгоды и печали…

— О, Невилл! Вы приветствуете даму стоя, как настоящий рыцарь! — с улыбкой произнесла Санни. — Это так учтиво… Я очень тронута, спасибо!

Студенты закрутили головами, оборачиваясь на счастливчика, сподобившегося таких лестных слов. Во всех взглядах читалась лёгкая зависть, но лица были светлы и приветливы. Невилл расправил плечи и отвесил госпоже Саншайн довольно изящный поклон.

— Salve domina mea super omnes speciosa! — произнёс он неожиданно звучным и в то же время мягким голосом; Гарри подумал, что ломкий юношеский басок истребителя змей имеет все шансы со временем превратиться в глубокий бархатный баритон — на радость и погибель многим особам женского пола. При этой мысли Гарри невольно улыбнулся.

— Gratias ago, — слегка смутившаяся Санни благодарно кивнула, — sedeatis quaeso…

Невилл ещё раз поклонился и исполнил её просьбу. Едва он сел, как Рон толкнул его локтём.

— Что ты ей сказал? — жадно спросил он.

— Правду, — с достоинством ответил Невилл, — что она самая красивая…

Он посмотрел на Джинни и Гермиону — мол, простите, девчонки, — но те только вздохнули.

— Да мы разве спорим! — сказали они в один голос, умилённо таращась на Санни.

Тем временем профессор, всё ещё очаровательно розовая от смущения, велела студентам открыть учебники.

— Прочтите, пожалуйста, пятую главу и законспектируйте ключевые моменты, — как всегда, когда Санни давала ученикам задание, её голос звучал так, словно она извинялась; это было немного странно, но чрезвычайно трогательно.

Класс с готовностью зашелестел страницами. Гарри уставился на строчки учебника, думая о том, каким же надо было быть идиотом, чтобы поссориться с друзьями. Вспоминая ту безобразную перебранку, которую они устроили после урока Зельеварения, он только диву давался: как можно было так глупо себя вести? Всего лишь вовремя промолчать, выбрать другие слова — и не было бы этих часов глухой злобы и тяжести в груди… Гарри оторвал половинку тетрадного листа и написал на нём: «Ты тоже самая красивая!» Теперь надо как-то передать записку Джинни... Рядом вздыхала Гермиона, задумчиво рисуя на полях тетради цветочки и изредка бросая виноватые взгляды в сторону Рона… О! А может, трансфигурировать записку в розу?.. Алую…

— Гермиона, милая, — Санни никогда не называла студентов по фамилиям, — извините, что отвлекаю, вы не подойдёте на минутку?..

— Конечно, профессор! — Гермиона радостно вскочила из-за парты и почти бегом поспешила к кафедре.

Теперь Гарри и Джинни ничто не разделяло… Если только она простила его… Юноша вопросительно взглянул на возлюбленную. Джинни улыбнулась и молча подвинулась к нему. Они вдвоём аккуратно переложили Гермионины вещи поближе к Рону, а потом Гарри, стесняясь, как на первом свидании, сунул в руку Джинни свою записку. Прочтя её, девушка так и засияла от счастья.

Гермиона вернулась буквально через пару минут и как ни в чём не бывало уселась рядом с Роном.

— Зачем Санни тебя вызывала? — спросил тот явно лишь потому, что не нашёл другого повода завязать разговор.

— Она спросила меня, что такое невербальные заклинания, — нежно проговорила Гермиона, накрывая ладошкой большую руку Рона.

Невилл хитро посмотрел на них, на Санни, усмехнулся и снова склонился над своей тетрадкой.

Гермиона достала из сумки флакон с экстрактом бадьяна и смазала синяк Рона. Синяк сразу же начал бледнеть, и к концу урока стал почти незаметен. Желтизна и опухоль исчезли после того, как мимо друзей прошла Санни: она имела обыкновение иногда покидать кафедру и прогуливаться по классу, подходя то к одному, то к другому студенту.

Гарри (как и все остальные ученики) страстно мечтал, чтобы Санни подошла и к нему, но она, приблизившись к пятерым гриффиндорцам, только слегка замедлила шаг. Взглянув на Рона, профессор сострадательно улыбнулась и едва заметным движением волшебной палочки уничтожила все последствия досадной утренней стычки.

С урока все расходились радостные и умиротворённые. Ужин и остаток вечера прошёл так весело, что Гарри совершенно позабыл о Зелье Заветных снов. Вернее, не то чтобы позабыл: просто ему показалось, что сегодня кошмары просто обязаны обойти его десятой дорогой…

Но, стоило Гарри заснуть, как он снова очутился в Визжащей хижине.

На сей раз всё было ещё хуже, чем обычно. Сон обрёл пугающее сходство с реальностью. Причём Гарри не был уверен, что наяву он смог бы уловить столько мелких подробностей. Хотя, возможно, что раньше они просто не доходили до сознания. Зато теперь дошли…

Мёртвый заброшенный дом — какое же это, оказывается, жалкое и отвратительное место! Какой тут затхлый и спёртый воздух! Приторно-сладкий запах гниющего дерева и вековой пыли. На щелястом полу — следы грязной обуви. Пыль, земля и кровь смешались на ветхих половицах… Как это, должно быть, горько и обидно — умирать в этой гадкой каморке!..

Или, может быть, когда умираешь, такие вещи перестают волновать?.. Во всяком случае, во взгляде человека, лежащего у ног Гарри, обиды не было. Большие чёрные глаза были полны боли и ужаса. Это в сказках герои умирают красиво и торжественно, сохраняя величественное выражение на покрытом благородной бледностью лице. А Северус Снейп умирал по-настоящему, и смерть его не была ни красивой, ни лёгкой. Он беспомощно бился на грязном полу, тщетно пытаясь вздохнуть, захлёбываясь собственной кровью. Алая струя заливала дрожащие пальцы, пропитывала спутанные пряди чёрных волос. Слабеющие руки не могли остановить этот поток...

В этом сне не было ни Гермионы, ни воспоминаний. Никто не хватал Гарри за мантию, заставляя наклониться ниже. Он сам упал на колени рядом с раненым. Душа цепенела от панического страха. Надо было что-то делать, бежать, звать на помощь… вот только ноги наотрез отказывались служить. Ему вдруг показалось, что это его собственная жизнь уходит, просачиваясь сквозь щели грязного пола… Сердце пронзила жалость, такая сокрушительная и внезапная, что у Гарри не оказалось ни времени, ни сил разбираться, кого же он жалеет — самого себя или этого человека, никак не заслужившего таких мучений и давно уже не врага…

Как ему помочь?.. Какая ужасная рана! Невозможно даже помыслить о том, чтобы прикоснуться к разорванной шее. И эти глаза…

— Профессор… профессор Снейп… Не надо… Не бойтесь, вы не умрёте… Потерпите немного, вас спасут… обязательно… Пожалуйста, профессор… Вы меня слышите?

Всё напрасно. Ему слишком больно и слишком страшно, он ничего не слышит, ничего не понимает… Он плачет. Он и тогда тоже плакал, просто Гарри не обратил внимания. Ему было не до того. А теперь он видит, как на висках блестят светлые дорожки. Слёзы катятся из широко раскрытых глаз, а сам Снейп наверняка этого не знает. Нет, так нельзя!.. Надо сделать хоть что-нибудь… Дотронуться… обнять… пусть почувствует, что он не один, что рядом кто-то есть… Кто-то, кому не всё равно!..

Но стоило Гарри протянуть руку, как жуткая комната качнулась, расплылась, померкла, и несчастный сновидец, потеряв равновесие, полетел вперёд лицом в открывшуюся перед ним тьму… А когда тяжкое, томительное чувство падения в пустоту стало совершенно невыносимым, перед глазами вдруг разверзлась чудовищная пасть. Гарри во всех подробностях увидел её влажную внутренность, узкий раздвоенный язык и, самое ужасное — два острых длинных зуба. До сих пор прижатые к нёбу жуткой твари, они разогнулись, как лезвия складных ножей. А потом в шею с левой стороны впились как будто две раскалённые стальные спицы.

Боль была адская. Гарри проснулся от собственного вопля, сжимая горло обеими руками. Разумеется, перебудил всех соседей, но не сразу это осознал.

— Что с тобой?! Что случилось?!

Лишь спустя несколько секунд Гарри понял, что над ним наклонился испуганный Невилл и трясёт его, схватив за плечи.

— Мерлиновы подштанники! — донеслось с кровати Рона. — Думал, хоть в этом году посплю спокойно!.. Неужели опять старина Вольдеморт приснился?

— Н-нееет, — прохрипел Гарри, который всё ещё держался за горло так крепко, что едва мог дышать.

— Тогда какого соплехвоста ты орёшь? — недовольно проворчал Рон. — Что за муха тебя укусила на этот раз?

— Не муха… — отозвался Гарри. — Змея…

— Гарри, опомнись! — Невилл встревожился ещё больше. — Какая змея?.. Когда?..

— Вот сейчас… только что… чёрт, больно-то как!..

И в следующий момент Гарри понял, что никакой боли нет. Да и шея цела, и ладони мокры не от крови, а от пота. Гарри с трудом разжал пальцы и глубоко вздохнул.

— Приснилось! — наконец-то дошло до него, но легче от этого не стало, скорее наоборот.

— Дружище, я схожу с ума, — шёпотом пожаловался Гарри Невиллу, присевшему на край его кровати; лишь этот добрый человек всё ещё выглядел встревоженным, в то время как остальные обитатели спальни, удостоверившись в том, что ничего не случилось, спокойно повернулись на другой бок.

— Успокойся, с ума сходят совсем иначе, — очень серьёзно ответил Невилл. — И уж во всяком случае, не отдают себе в этом отчёта… Лучше расскажи, что случилось.

Гарри на минуту задумался.

— Невилл, а ты видел когда-нибудь змею… Ну, то есть, ты её когда-нибудь рассматривал… подробно? Какие у неё… з-з-зубы, например?..

— Какие зубы? — Невилл пожал плечами. — Ну, у этой Вольдемортовой гадины зубы были что надо… Здоровенные. С палец, наверно. Я её башку потом нашёл, рассмотрел… Интересно ведь… Я раньше думал, как у змей такие клычищи в пасти помещаются и наружу не торчат?..

— И как же? — спросил Гарри, чувствуя, как по спине, противно щекоча, сбегает капля холодного пота.

— А у них всё хитро устроено, — ответил Невилл, — у змей, оказывается, зубы складные! И только сверху. Два таких шипа торчат. А остальные –мелкие…

— Ага, точно, — кивнул Гарри: его опять затрясло. — Только вот объясни ты мне, как могло такое случиться, что я сначала всё это во сне увидел, а только потом наяву узнал?..

— Ты дурак, Поттер, — раздалось с соседней кровати: Рон, оказывается, всё слышал, — ты же сам лично на пятом курсе моего папашу чуть насмерть не загрыз! Запамятовал, болезный?

— А… точно, — голос у Рона был откровенно сердитый, но Гарри сразу почувствовал себя лучше.

— Что?! — перепугался Невилл. — Ты? Загрыз? М-мистера Уизли?!

— Да не загрыз, только покусал, — успокоил его Гарри, — уф, всё нормально. А я уж подумал, что я псих…

— Вполне здравая мысль, — ядовито пробурчал Рон, пихнув кулаком подушку.

Гарри был так рад, что даже не обиделся. Пообещав Невиллу рассказать всё утром, он уютно завернулся в одеяло и, едва успев подумать, что сегодня кошмаров больше не будет, провалился в сон.

… И очутился на берегу озера. Водная гладь покрыта тонкой ледяной коркой, а над ней скользят бесшумные серые фигуры… Лёгкие смерзаются от их ледяного смрадного дыхания… Патронус! Надо вызвать Патронуса!.. Надо срочно подумать о чём-то хорошем… о чём?.. В душе темно и пусто, как в пересохшем колодце. И шея снова болит, но эта боль другая, не та, резкая, ошеломительная, а тупая, изматывающая, словно бы даже привычная… Может быть, это она мешает сосредоточиться? Патронус… как же он выглядел?.. Кажется, вот-вот удастся вспомнить… Мысль бьётся, как умирающая птица, но память остаётся черна и глуха…

Только бежать!.. Куда?.. Впрочем, выбора-то нет. Под ногами снова шпалы, вокруг — непроглядный мрак, и точно такой же безнадёжный мрак наполняет душу, лишает тело последних сил. Опять развилка. Куда свернуть?.. Думать — это так тяжело и больно… И бессмысленно. Здесь нет ни «направо», ни «налево», ни «вперёд», ни «назад»… Нет ни севера, ни юга, ни воздуха, ни света. Нет, не было и никогда не будет… И он навеки застрял в этом бескрайнем, мучительном «никогда»...

* * *

Утром, встретив Гарри в общей гостиной, Джинни не на шутку озаботилась его ужасным видом и снова посоветовала обратиться за помощью к мадам Помфри. Гарри сквозь зубы процедил, что с ним всё прекрасно, мадам Помфри ему не нужна, а нужно только, чтобы все оставили его в покое и перестали лезть в душу. На завтрак Гарри и Джинни отправились порознь.

К сожалению, за столом (Гарри еле-еле заставил себя выпить стакан тыквенного сока, и соку это явно не понравилось) начатую в гостиной тему продолжила развивать Гермиона.

— Ты плохо выглядишь. У тебя снова были видения? — деловито спросила она. — Рон сказал, ты опять кричал во сне.

— Кошмар приснился, вот и всё, — ответил Гарри, свирепо покосившись на Рона.

— Ты обещал рассказать про мистера Уизли, — как нельзя более некстати вспомнил Невилл.

— Слушай, отстань, а! — поморщился Гарри; скрепя сердце он повернулся к Рону. — Рон, а ты случайно не спрашивал у отца… Ну… в общем… Ему было очень больно, когда я… то есть, Нагайна укусила его?

Вместо ответа Рон трансфигурировал столовый нож в разделочный и с кривой ухмылкой протянул его Гарри.

— На, дружище, можешь определить опытным путём. А задавать подобные вопросы родному отцу, находящемуся при смерти, мне как-то и в голову не пришло. Что поделать — такой вот я нелюбознательный.

Больше всего Гарри захотелось дать рыжему болвану по морде, но староста сдержался. Откуда этому придурку знать, что вопрос задан не просто так? Гарри очень нужно было всё-таки получить ответ, и он начал раздумывать, как бы обосновать эту необходимость покороче… Голова соображала туго, но тут, к счастью, снова вмешалась Гермиона.

— Разумеется, милый Рон, нахамить человеку гораздо проще, чем ответить спокойно, — проговорила она, бросив на возлюбленного уничижительный взгляд, — особенно, когда ты не имеешь никакого понятия о предмете разговора.

Она гордо вздёрнула нос и продолжила лекторским тоном:

— Я постараюсь излагать как можно популярнее. Разумеется, это будет профанация, но иначе, боюсь, вы ничего не поймёте. Итак. По свойству ядов змеи делятся на два вида. В первом случае яд действует в основном на нервы, но не так, как Рон действует на мои. Действие яда имеет паралитический характер, и поэтому боль может возникать не сразу. Паралич развивается постепенно, и жертва в основном погибает от остановки дыхания. Таким ядом обладают змеи семейства аспидовых. У них короткие неподвижные зубы…

Гарри на некоторое время отвлёкся, ибо перед глазами возникла картинка: огромный змей с выклеванными глазами разевает пасть полную острых, как кинжалы, зубов… Помнится, когда один из них вонзился в руку Гарри, боль пришла не сразу. Ну, и сравнительно с общим размером твари, зубы были небольшие и помещались в пасти не складываясь… Наверно, василиск был из семейства аспидовых…

— Второй вид — семейство гадюковых, — продолжала между тем Гермиона, — их яд действует на кровь. Вызывает множественные в том числе, внутренние кровоизлияния, кровь трудно остановить, как это и было с мистером Уизли… И да, боль при укусах таких змей возникает сразу и очень сильная, порой нестерпимая, вплоть до шока. А кроме того — тошнота, слабость, лихорадка, бред…

Рон, который в начале этой лекции был красным от злости, теперь позеленел.

— У таких змей зубы длинные, подвижные, в нерабочем состоянии прижаты к челюсти… Ещё бывают змеи, чей яд сочетает в себе свойства и первой, и второй группы, то есть, действуют и на нервы, и на кровь одновременно. При укусе такой змеи жертва чувствует…

— Гермиона, хватит! — взмолился Рон. — Пожалей!..

— Подумаешь, какие нежности! — фыркнула та. — Это научные факты!

— Для тебя это научные факты, а у меня отец чуть не погиб! — воскликнул Рон. — А тебе наплевать. Тебе всегда было наплевать на людей! Для тебя главное — книги, заучка бесчувственная!

— Рон, прекрати! — воскликнула Джинни, и брат обрушился уже на неё:

— Давай, защищай подружку! Забыла, как она вчера тебя курицей назвала? Курица и есть! Ты не поняла? Всё это испытал наш отец!.. Да тебе-то что! Тебе до родителей дела нет, доченька любимая, единственная долгожданная! Тьфу!..

— Рон, ты сейчас нарвёшься, — с угрозой проговорил Невилл.

— Иди к дьяволу, Барашек!

— Ты нарвался, — вздохнул Невилл, с медвежьей грацией поднимаясь из-за стола, — давай-ка выйдем…

— Что я опять сказала не так? — глотая слёзы, произнесла Гермиона, когда враги покинули Большой зал.

— Почта! Почта! — радостно закричали маленькие первокурсники.

Гермиона швырнула полученную газету на стол, даже не развернув. Белый филин Ух, считавший своей обязанностью подкармливать хозяина, уронил дохлую мышь прямо в тарелку Джинни. Джинни передёрнулась и отбросила ложку. Гарри не обратил на это никакого внимания.

— И всё-таки, каким образом я мог увидеть во сне то, о чём не имел ни малейшего понятия?! — в отчаянии спросил он. — Ну, допустим, я подсознательно запомнил, что у Нагайны длинные зубы, которые разгибаются… Но откуда я мог знать про боль?!

— А откуда я могу знать, что у вас, психов ненормальных, в голове творится? — взвизгнула Джинни, схватила сумку и была такова.

— Гермиона, — Гарри перевёл растерянный взгляд на отличницу. — Может быть, хотя бы ты…

— Отстань от меня! — всхлипнула Гермиона. — Из-за твоих дурацких снов я снова поругалась с Роном!

— Ты поругалась с ним не из-за снов, а из-за дурацких лекций! — рассердился Гарри. — Да ещё прочитанных таким дурацким тоном!..

— Опять я во всём виновата, да?! Вот попроси меня хоть ещё раз о чём-нибудь! Никогда больше помогать вам не стану, невежды неблагодарные! — закричала Гермиона на весь Большой зал, выскочила из-за стола и, зарыдав, кинулась прочь.

* * *

К полудню замок облетела весть о том, что Рональд Уизли и Невилл Лонгботтом, герои войны и кавалеры Ордена Мерлина (первой и второй степеней соответственно), дрались на магической дуэли, получили довольно серьёзные ранения и были в бессознательном состоянии доставлены очевидцами поединка в Больничное крыло. Новый декан Гриффиндора профессор Синистра вычла у своего факультета сто баллов. Оштрафовав нарушителей, она расплакалась и подала прошение об отставке от должности декана по причине «неспособности справиться со стадом буйных головорезов. Они друг друга убивают, а мне отвечать?!». МакГонагалл прошение не удовлетворила из тех соображений, что «вы с ума сошли, где я сейчас найду вам заместителя?!»

Дуэлянтов выписали из лазарета только под вечер. После ужина Гарри сидел на кровати в спальне семикурсников, потому что в гостиной находилась Гермиона, а ему не хотелось её видеть. Больше в спальне никого не было. Неожиданно на лестнице раздался громкий смех, шаги, дверь распахнулась, и в круглую комнату ввалились Рон и Невилл. Даже протискиваясь сквозь довольно узкий дверной проём, они не пожелали разомкнуть дружеских объятий.

— Эй, ты чего тут киснешь! — весело крикнул Рон, увидев Гарри. — Пошли вниз, мы с Невиллом на кухню по пути заглянули, эльфы нам столько всего вкусного дали! Право слово, глупо сердиться друг на друга из-за пустяков так долго!

— Правда, Гарри, пойдём, — поддержал его Невилл. — Ты меня прости, если я тебя чем обидел. Давай забудем: что было, то прошло…

— Вы что, пьяные? — подозрительно спросил Гарри, ибо две лучезарные физиономии здорово его раздражали.

— Видишь, Рон, я же говорил! — опечалился Невилл. — Надо было, чтобы Санни сама с нами пошла!..

— Она же дала нам сливочное пиво! — сказал Рон. — Доставай!

— Вот, Гарри, — сказал Невилл, подходя к кровати и протягивая надувшемуся старосте бутылку. — Выпей, тебе сразу лучше станет!

— Это шутки такие, да? — угрюмо поинтересовался Гарри. — Ну, и что вы туда подсыпали? Крысиный яд, слабительное или порошок Амортенции?

— Над этим пивом поворожила миссис Саншайн, — терпеливо объяснил Невилл. — Между прочим, я понял, что такое колдовство ей нелегко даётся… Пей, не бойся. Только не вздумай вылить, если не понравится, лучше мне отдай!

Гарри посомневался ещё немного, но потом решил, что хуже всё равно уже не будет, взял у Невилла бутылку и сделал маленький осторожный глоток… Прикончив порцию в несколько мгновений, он с надеждой спросил:

— А ещё есть?

Рон и Невилл рассмеялись.

— Есть, но не для вас, сэр, — ответил Невилл, — нам ещё девочек надо в чувство привести.

— Точно! — Гарри вскочил с кровати. — Пошли скорее, мы же их здорово обидели! Надо попросить прощения… Сколько раз говорил себе, что больше никогда не стану ссориться с Джинни! А сам нагавкал на неё утром, как последний гад!.. И на Гермиону тоже…

Час спустя пятеро друзей сидели в почти опустевшей общей гостиной пред камином, доедали пирожные и рассуждали о сновидениях Гарри — спокойно и обстоятельно.

— В конце концов, Гарри — говорила Гермиона, — всё, что я рассказала утром, относится только к обычным, неволшебным змеям. А Нагайна, похоже, была не лишена некоторых магических свойств. Ну, а уж василиск и подавно…

— Ну, хочешь, я напишу отцу письмо, расспрошу его, — предложил Рон. — Хотя лучше бы ты плюнул на это, дружище. Сон — он и есть сон, в нём чего только ни увидишь!..

— Ты, Гарри, лучше просто выпей зелье, которое тебе Гермиона дала, — посоветовал Невилл. — Проспишь ночь спокойно, а с утра глядишь, все эти проблемы смешными покажутся…

Гарри внял совету и… проблемы минувшего дня действительно показались ему смешными.

Ибо следующий рассвет он встретил в гостиной на диване, сжавшись в комок и трясясь от страха и злости. Он перебрался сюда после того, как дважды разбудил своими криками товарищей по комнате. Причём во второй раз им пришлось долго будить его самого, чтобы прекратить этот жуткий концерт, ибо кошмар никак не хотел отпускать свою жертву. Гарри беспомощно всхлипнул и засунул голову под диванную подушку. То, что приснилось ему этой ночью, не лезло вообще ни в какие ворота.

Начать с того, что в первом эпизоде никакого Снейпа и в помине не оказалось. На полу Визжащей хижины лежал сам Гарри.

Всё остальное было на месте: и грязь, и море крови. Только кровь эта лилась из его собственных ран. Его собственная рука судорожно стискивала порванное горло — не потому, что он надеялся остановить кровь, а потому что боль была невыносима, она почти лишала рассудка и заставляла делать бессмысленные вещи.

Перед глазами всё плыло, но он увидел, что рядом кто-то стоит. До боли знакомая физиономия. Встопорщенные чёрные волосы, худое лицо дурацкие круглые очки… лицо врага. Не того врага, которого следовало бы убить — о, если бы так! Нет, этого хочется треснуть чем-нибудь тяжёлым — побольнее, но не насмерть, а так, чтобы перестал, наконец, выпендриваться. Хочется давно и безнадёжно. Вернее, хотелось... когда-то… Сейчас желание осталось одно-единственное: чтобы всё поскорее кончилось, потому что терпеть эту пытку нет никаких сил…

Уйди же ты, оставь меня в покое!.. А не хочешь уходить, так сделай что-нибудь… Ты же видишь — я не могу вздохнуть. О, ты не знаешь, что такое — утопать в собственной крови! А представить — воображения не хватает… Ты всегда был тупицей. Дурак, лентяй и выскочка. Треснуть бы тебя чем-нибудь… Но у тебя — глаза друга. Я не могу в них смотреть. Каждый взгляд — нож в сердце, оно болит уже много лет, потому что я всё смотрю и смотрю… Я не понимаю, почему так больно… Кто ты, друг? Почему я помню только врага?.. Я схожу с ума?.. Вполне резонно, давно пора было…

Кто ты, друг?.. Тебя ждёт что-то очень плохое… Я не помню, что именно… Странно — только что помнил… Может, и хорошо, что забыл?.. Что-то очень страшное, а я больше не смогу тебя защитить… Взгляни на меня… Прости… мне так жаль…

Вот тут Гарри проснулся в первый раз. Проснулся, воя дурным голосом он дикой жалости к обоим: к себе, бесславно и мучительно умирающему на грязном полу заброшенного дома, и к тому придурковатому очкарику, который… стоп. Это же тоже он, Гарри… Так, теперь ещё и раздвоение личности. Приехали…

Кое-как успокоив Рона с Невиллом и извинившись перед остальными, Гарри свернулся клубочком под одеялом, пытаясь унять нервную дрожь. Мысли крутились в голове бестолково и лихорадочно, сердце выпрыгивало из груди… Гарри понял, что заснуть уже не сможет, и…

… Дементоров он почуял сразу. Они скользили по коридору за решёткой тюремной камеры. Плавно перемещались взад-вперёд по бесконечным лабиринтам Азкабана, заставляя несчастных узников забиваться в углы своих жалких коморок, скулить от ужаса и тоски, дрожать от мертвящего холода.

Все соседи Гарри были заняты именно этим. Из коридора доносился скулёж, вой, крики, глухое звяканье длинных цепей. Чей-то безумный смех. И так — постоянно, круглые сутки…

Сам Гарри не кричал: не потому что у него такая сила воли, просто голоса не было. И цепями не гремел, потому что не мог пошевелить даже пальцем, не то что рукой. Он лежал на деревянном топчане, на голых досках. Кажется, поначалу он сильно от этого мучился, а потом тело утратило чувствительность. Вот только отсутствие подушки до сих пор угнетало просто то слёз. Без неё приходилось лежать с запрокинутой головой, присохшая к ранам повязка стягивала воспалённую кожу. Сон — единственное спасение — не мог подкрасться ближе уже несколько дней. Стоило заключённому хоть слегка задремать — голова бессильно склонялась набок, в горло вонзались раскалённые кинжалы, а в глазах плясали разноцветные звёздочки...

Он плакал, а они смеялись. Говорили: «Ну, герой, где твоя гордость? Ревёшь! Не стыдно?» Что такое «гордость», он уже не помнил. Стыд давным-давно растворился в безысходном отчаянии и непрекращающейся боли. Если бы он мог издать хотя бы звук, он бы кричал и умолял о том, чтобы его поскорее прикончили. Но он мог только беззвучно шевелить губами. По губам они не понимали. Он смотрел на них в надежде, что поймут по глазам… Они доставали волшебные палочки и кричали «Легиллименс!» Их было много — со зрением творилось что-то странное, и точно сосчитать не получалось…Они вытаскивали из него душу и рассматривали, как рухлядь на блошином рынке — брезгливо, но внимательно.

«Смотри, это может пригодиться!» — радостно говорили они, и кто-нибудь подносил волшебную палочку к голове узника, вытягивая наружу голубую нить воспоминаний. Будто жилы тянули…

«Ты, милый, не сопротивляйся, будет не так больно», — ласково говорили они, а в душе появлялась ещё одна выжженная дыра пустоты.

… А потом приходила она. И оказывалось, что даже в аду может стать ещё хуже.

«Ну что, котёнок, будем признаваться чистосердечно или ещё поиграем?.. Какой упрямый котик, не хочет слушаться мамочку!.. Мамочка может обидеться!»

Хлёсткий удар по лицу. Присохшая повязка рвёт кожу, и на несколько секунд всё погружается во тьму. Пожалуйста… пусть всё закончится… прямо сейчас!.. Но чувства возвращаются. Грубая короткопалая рука уже не бьёт, а гладит по щеке. К горлу подступает тошнота.

«Бедный котёнок, ах, как ему больно!.. Но он совсем неласковый, а мамочка не любит неласковых котяток!.. Ничего, мамочка его воспитает!..»

Каждый вдох режет лёгкие как ножом. Как же тут холодно. Бесконечный, неизбывный холод безумия… Патронус!.. Нужно вспомнить… Ещё вчера удавалось вспомнить его глаза. Глаза друга. Того, кто был рядом в заброшенном доме… Патронус как-то связан с ним… Фотография… половинка фотографии… неровный рваный край… Но снимок пуст, на нём никого нет…

Короткий девчачий смешок. Влажная ладошка — на груди, под грязной арестантской робой. От омерзения по полумёртвому телу прокатывается судорога. Кровь выплёскивается изо рта…

«Ах ты, негодяй! Испортил мою любимую мантию!»

И снова — удар, вспышка боли, тьма… Глухо гремят цепи… кто-то кричит…

— Гарри! Гарри! Очнись!

… Рон с Невиллом — бледные и перепуганные — утверждали, что трясли его не менее получаса, прежде чем он перестал стонать и умолять, чтобы они поскорее его убили. Более здравомыслящий сосед уточнил, что не полчаса, а всего минут десять. Невилл сказал — не может такого быть. Сосед ответил, что засекал время. Гарри сел в кровати и как следует встряхнул головой, прогоняя остатки кошмара. Друзья присели рядом.

— А я уж решил, может, тебя и впрямь лучше добить? — нервно усмехнулся Рон, — чтоб не мучился…

— Что, опять з-змея? — робко спросил Невилл.

— Нет, — сердито ответил Гарри. — Гермиона.

— Тебя укусила Гермиона?! — воскликнули друзья.

Остальные обитатели спальни заинтересованно высунули носы из-под одеял.

— А ну, всем спать немедленно! — рявкнул Гарри. — Оштрафую!

Носы убрались, Гарри кое-как взял себя в руки и пояснил:

— Боюсь, наша зау… отличница немного облажа… ошиблась. Это не Зелье Заветных снов. Это либо Настой Невменяемости, либо Маразматическая Микстура…

— А что, такое тоже есть? — заинтересовался не понявший юмора Невилл.

— В общем, пойду-ка я вниз, — решил Гарри, — ночь впереди длинная, вам спать надо… А мне ещё третью серию досматривать…

— Что тебе досматривать? — спросили Рон и Невилл.

Но у Гарри не было никакого настроения рассказывать друзьям о маггловском телевещании и обожаемых тётей Петуньей мыльных операх. Одевшись, он прихватил с собой плед и спустился в гостиную.

Он хотел было растопить погасший очаг, но передумал. Улёгся на диван, закутался в плед и уставился на звёзды, мерцавшие за высоким окном. Небо над дальней кромкой Запретного леса уже начинало сереть, и Гарри с облегчением подумал, что скоро настанет утро…

Но время тянулось и тянулось. Борьба со сном была сущим мучением. Но стоило Гарри опустить веки, как перед глазами возникал чёрный туннель, а душу как будто затягивало в узкую воронку бесконечного падения… Гарри вздрагивал и просыпался. После каждого раза речь, которую он собирался произнести утром перед Гермионой, обрастала новыми выражениями...

Наконец, утро настало.

* * *

— И поэтому мистер Поттер сказал, что я «слишком высоко задрала нос»!..

— Не могу сказать, что Гарри так уж неправ!..

— Невилл, сейчас ты у меня схлопочешь!..

— Заткнись, братец, Невилл тебе вчера уже накостылял. Добавки захотелось?

— Джин, мне адвокаты не нужны!..

— Это ещё неизвестно, кто кому накостылял, сестрёнка!..

— Рон! И ты, Джинни! Заткнитесь, пожалуйста, я разговариваю с учителем, между прочим!.. Невилл, а с тобой я позже разберусь… Простите, профессор Слагхорн, мне очень стыдно, что мои товарищи ведут себя столь неприглядным образом…

Гермиона стояла рядом со своей партой в классе Зельеварения. Староста пыталась держаться гордо и говорить спокойно, но сердитое лицо, красные глаза и распухший нос портили всё впечатление.

Рон, Джинни и Невилл сидели на своих местах, демонстративно не глядя друг на друга. Остальные семикурсники с интересом следили за разговором, и в конце последней реплики Гермионы выжидательно уставились на профессора.

Профессор Слагхорн выглядел растерянным. Он стоял перед классом в своей обычной позе: выпятив живот, который являлся весьма серьёзным испытанием для пуговиц и швов жилета, и держась за отвороты мантии. Только сейчас его кулаки были сжаты чуть сильнее, чем всегда.

— Но я уверен, мисс Грейнджер, что ваше зелье было сварено совершенно правильно! — проговорил профессор. — Я же и сам, что уж там запираться, принял на ночь хорошую дозу…

— И что? — поднял голову Гарри: до сих пор он сидел, угрюмо уставившись в парту.

— Посмотрел все свои любимые сны, — пожал плечами учитель; глаза его подёрнулись мечтательной дымкой, а на губах мелькнула улыбка, — прекрасная ночь, просто незабываемая!..

— У меня тоже была просто незабываемая ночь! — буркнул Гарри. — Чуть копыта не отбросил!

— Как вы можете это объяснить, профессор? — подал голос Невилл (Гермиона гордо скрестила руки на груди).

Профессор пожал плечами.

— У меня есть одно соображение… Не скажу, что это утверждение взято из авторитетного источника, но… Однажды я прочёл, будто Зелье Заветных снов практически не оказывает воздействия на того человека, которому снятся чужие сны.

— Чужие сны? — воскликнуло едва ли не полкласса.

— Разве людям могут сниться чужие сны? — спросила Джинни.

— Обычным людям, то есть, магглам, не могут, — ответил профессор, — а среди магов подобное явление встречается. Достаточно редко, но всё-таки… Кстати, Зелье Заветных Снов, если верить всё тому же непроверенному источнику, может помочь выяснить, чьи именно сны вам снятся.

— Каким образом, сэр? — спросил кто-то любознательный из Райвенкло.

— Я никогда не сталкивался с этим явлением, — признался Слагхорн. — Но дерзну предположить следующее. Человеку снятся в основном не события, а чувства, которые воображение облекает в зрительные образы. Поэтому, даже если кому-то снятся чужие переживания, воображение подсовывает сознанию знакомые картинки, и человек принимает сон за свой собственный, хотя и странный. А Зелье Заветных Снов как бы усыпляет ту таинственную сферу нашей души, которую магглы именуют подсознанием. Благодаря этому мы можем сознательно выбирать сновидения. Но, заметьте, это же качество зелья лишает чужие сны всех посторонних примесей… Так что, Гарри, если эта теория верна, то сегодня вы должны были выяснить, наконец, чьи же сны снятся вам на самом деле!

Профессор Слагхорн вопросительно посмотрел на Гарри, а тот снова опустил голову, чувствуя, как руки начинают дрожать, а спина покрывается холодным потом. Последние слова профессора поразили его, как удар бладжера. Осознание пришло внезапно, словно во вспышке молнии, и внутренности скрутились в тугой узел.

— Профессор… я бы хотел поговорить с вами… наедине, — выдавил из себя победитель Вольдеморта.

— Разумеется, мой мальчик, я весь к вашим услугам, — отечески улыбнулся Слагхорн. — Пойдёмте со мной… Мисс Грейнджер, не откажите в моё отсутствие проследить за работой ваших товарищей…

И вот, они сидят в кабинете профессора, больше похожем на покои какой-нибудь восточной красавицы. Пушистые ковры, зеркала, задрапированные зелёным шёлком, мягкие кушетки со множеством подушечек, пуфики для ног, низенькие столики, изящные серебряные светильники и масса безделушек. В тёмном углу Гарри приметил нечто похожее на кальян.

— Располагает к приватному общению, не так ли? — с улыбкой заметил толстяк, устраиваясь в одном из кресел и показывая Гарри на другое.

Гарри утонул в мягких объятиях плюша. Сесть в кресле никак не получалось — только полулежать. Однако через пару минут юноша понял, что хозяин этого будуара совершенно прав: окружающая обстановка весьма благоприятствовала снятию напряжения.

— Итак, — мягко проговорил профессор, — вы хотели о чём-то мне рассказать, не так ли?

— Сначала я хотел спросить, — отозвался Гарри, — скажите, сэр, а почему так происходит, что один человек начинает видеть сны другого?

— Не человек, Гарри, не человек, а маг, — подняв вверх указательный палец, напомнил Слагхорн. — Один маг может созерцать сновидения другого мага, если этих двоих связывает какое-либо сильное чувство.

— Сильное чувство?! — Гарри испуганно сглотнул. — Но, сэр, я уверяю вас, у меня нет сильных чувств к Северусу Снейпу! А у него ко мне и подавно!..

Глазки толстяка азартно заблестели — как всегда, когда он слышал новую сплетню.

— Так вам снятся сны Северуса? — переспросил он. — Очень интересно… Кстати, мой мальчик, раньше я замечал, что между вами есть некоторое… э… неравнодушие…

— Мы терпеть друг друга не могли с самой первой встречи, это точно, — признался Гарри, — и ещё неизвестно, кто кого больше ненавидел…

— Ненависть — тоже очень сильное чувство, — авторитетно заявил профессор, — вполне достаточное для того, чтобы стать связующим звеном…

— Но, сэр! — перебил Гарри. — Сны начали сниться мне уже после того, как профессор Снейп… Словом, когда я уже перестал его ненавидеть...

— Так-так, — Слагхорн заёрзал в кресле, устраиваясь поудобнее, — и какое чувство пришло на смену вашей ненависти?

— Да никакое, — Гарри пожал плечами, — мне как-то было не до Снейпа, если честно. Ну, я порадовался, что он всё-таки не умер, вот и всё…

При слове «умер» профессор Слагхорн опасливо поёжился и постарался усесться в кресле поглубже.

— А… ты ведь видел, как Северус умирал, да? — спросил толстяк почти шёпотом.

— Да, сэр, видел, — кивнул Гарри, — я был там, с ним, когда он…

— И… как это было? — взгляд профессора Слагхорна был одновременно испуганным и жадным — как у мальчишки, которому пообещали рассказать страшную сказку; Гарри стало неприятно находиться в обществе этого человека, для которого вся жизнь была ни чем иным как собранием любопытных диковинок.

«Хочешь новую бабочку в коллекцию? — ехидно подумал юноша. — Сейчас получишь!»

Помнится, однажды ему удалось растрогать толстяка до слёз и перепугать до полусмерти. Правда, тогда Слагхорн был сильно пьян. Теперь Гарри пришлось собрать всё своё красноречие. Впервые в жизни ему пришло в голову пожалеть о том, что он не поэт или хотя бы не Рита Скитер.

— … а зубы у неё были страшные, длинные, дюйма три или четыре, — говорил Гарри, пристально глядя на Слагхорна и с удовольствием замечая, как профессор от испуга покусывает уголок своего щёгольского шейного платка, — и острые, как иглы… Они вонзились ему в шею с левой стороны, вот сюда, глубоко, на всю длину… И он ужасно закричал, но крик почти сразу же оборвался… потом он упал…

Слагхорн сделал попытку забраться в кресло с ногами.

— Эта змея была ядовита, — продолжал Гарри глухим зловещим голосом, — у неё был ужасный яд. Если он попадал в рану, то человек мог сойти с ума от боли… если бы успел, правда… Но профессор Снейп всё-таки смог передать мне нужные воспоминания, хотя ему приходилось бороться за каждый глоток воздуха, ведь змея всё ему повредила, кровь лилась в лёгкие…

Профессор Слагхорн побледнел и трясся, как желе.

— А потом у него, видимо, начался бред. Это всё от яда и от потери крови, наверно… Он перестал понимать, кто я такой. Наверно, он решил, что я — это моя мама, а может, и нет, не знаю… Только он очень боялся за меня… или за неё… он плакал… пока ещё мог смотреть, пока ещё дышал, а потом…

— Довольно! — взвизгнул профессор; кое-как выбравшись из кресла, он засеменил к бару, открыл его трясущимися руками, схватил рюмку, накапал в неё какого-то снадобья из маленького флакона, разбавил водой, пролив на пол едва ли не половину кувшина, выпил, перевёл дыхание…

— Ох, Гарри, как же вам не стыдно! — причитал толстяк, вновь устраиваясь в кресле. — Я старый, больной человек, мне вредно так волноваться!.. Ах-ах, бедный Северус, сколько ему пришлось пережить!.. Непременно схожу навестить его… в ближайшие дни!.. Но, Гарри, вам, кажется, тоже нехорошо? Вы плачете?..

— Я?! — возмутился Гарри, на всякий случай провёл ладонью по щеке и удивился, когда рука стала мокрой.

— Вот и ответ, — промолвил Слагхорн, — когда Северус умирал, вы почувствовали очень сильный страх и жалость…

— Ничего подобного! — упёрся Гарри. — Я даже сам удивился, что человек умер, можно сказать, у меня на руках, а мне словно бы всё равно…

— У вас был шок, — объяснил профессор, — иногда, если боль слишком сильна, человек может её не почувствовать… сначала. Но сейчас-то вы чувствуете!..

Гарри опустил голову. Ему было стыдно за эту дурацкую затею — попытаться напугать старого профессора. Зачем было так делать? Слагхорна не перевоспитаешь, зато сам в идиотском положении оказался. Распустил сопли перед практически чужим человеком, словно слабонервная девица… А главное — с чего бы?..

— Ах-ах, Гарри, как я вас понимаю! — грустно вздохнул профессор Слагхорн. — Нам всем было бы тяжело потерять Северуса, но для вас эта утрата была бы вдвое горше… Да, да, разумеется…

Гарри изумлённо вытаращил глаза. Толстяк не заметил его удивления: он как раз достал из кармана платок и вытирал им взмокшую лысину. Завершив процедуру, он немного помолчал, вздохнул и наконец прояснил ситуацию:

— Да, Гарри, я представляю, каково вам было… Потерять человека, последнего человека в этом мире, который связывал вас с матерью!..

Сердце пропустило удар, а рука помимо воли потянулась к потайному карману. Северус… Серебряная лань… Мама…

На глаза вновь навернулись слёзы… Неужели профессор Слагхорн прав?..

— Всё. Вы как хотите, а я иду к нему, — твёрдо проговорил Гарри, глядя на недоеденный пудинг.

Пудинг ничего не ответил. Рон, Джинни и Гермиона, севшие рядом друг с другом только потому, что опоздали на обед и не нашли других мест, промолчали тоже. Невилл как-то странно дёрнулся, но, когда Гарри, поднявшись из-за стола, решительно повесил на плечо сумку, остался сидеть. Направляясь к выходу из Большого зала, Гарри спиной чувствовал его жалкий сомневающийся взгляд.

Времени было полно, — впереди свободный урок, целых полтора часа, — и Гарри решил пойти в Больничное крыло длинной дорогой. Всё-таки, он не однокашника шёл проведать, а самого Северуса Снейпа. И то обстоятельство, что грозный профессор неожиданно оказался ему едва ли не родственником, ничего не меняло. К свиданию и возможной беседе следовало подготовиться как можно более основательно. Конспект, что ли, составить на всякий случай?.. Хотя бы в уме…

Ну вот, например, они поздороваются, а дальше что?.. Дальше, понятное дело, надо спросить, как он себя чувствует. Он, разумеется, ответит, что хорошо. С этим наверняка можно будет поспорить, но вряд ли это будет разумно. Лучше сразу заговорить о погоде. Мол, погода нынче замечательная, сэр. Он ответит: вы правы, сэр, замечательная… Ой, а если там дождь? С утра было как-то не до погоды… Но ведь истинный джентльмен всё равно похвалит погоду, какой бы она ни была. А Снейп тем более похвалит — потому что вредный. Особенно если на улице — буря, град и землетрясение…

Хорошо, погоду обсудили… И что?! Гарри не читает «Вестник алхимии», а Снейп не играет в квиддич… Эх, пошла бы с ним Гермиона, она бы что-нибудь придумала!

Гермиона, кстати, дура. Вот надо ей было устраивать такую истерику в гостиной, когда Гарри сказал, что зелье, наверно, сварено неправильно?! Ну, конечно он высказался немного резковато, но ведь он был в таком состоянии! Кто угодно рассердился бы после подобной ночки!.. Ну, подумаешь, сравнил Гермиону с Невиллом: куча амбиций, а толку ноль…

И Невилл тоже хорош: ну чего ему в спальне не сиделось, обязательно надо было спуститься в самый неподходящий момент! Он вообще какой-то невменяемый в последнее время: чуть что — сразу в драку лезет. Хорошо, что Рон его за руки схватил, а то пришлось бы Гарри снова с фингалом разгуливать. На слова поэтический ботаник, однако, не поскупился, а под конец и Гермионе досталось: что, хорошо тебе, отличнице, побыть в моей шкуре?

Рон вступился за свою девушку и теперь — да, разгуливает по школе с фингалом. Потому что, когда Гарри хотел схватить Невилла, на плечах у старосты повисла Джинни. Вольдеморт её знает — то ли Невилла решила от Гарри защитить, то ли Гарри не пустить в драку. А может, просто на брата злилась за что-нибудь и хотела, чтобы он опять по роже схлопотал… Кстати, Рон именно так и подумал. Наорал на сестру, а она в долгу, ясное дело, не осталась. Эх, Джинни… Иногда она начинает слишком сильно напоминать миссис Уизли. А это не очень-то приятно. Женишься, вроде бы, на милой девушке, а через лет пять смотришь, а рядом с тобой монстр какой-то… Наверно, всё-таки, не стоило этого вслух говорить…

В итоге с Джинни они теперь враги на всю жизнь. Гермиона сказала, что никогда больше разговаривать с ним не будет, Рон и Невилл волками смотрят — и на Гарри, и друг на друга. И никакая миссис Саншайн не поможет, потому что на сей раз всё серьёзно. Да никто и не хочет, чтобы она помогала. Санни, конечно, удивительная волшебница, но что толку склеивать колдовством треснувшую дружбу? Всё равно ничего не выйдет, это же не кувшин какой-нибудь…

Всё в тартарары катится! Домашних заданий целая гора накопилась, а к Гермионе больше не подъедешь… Квиддича нет, невесты тоже… Зато Снейп есть. И почему Гарри вечно крайним оказывается? Вольдеморта бить — Поттер, Снейпа навещать — тоже Поттер…

— Ступефай!

— []Петрификус тоталус!

— Вот вам, гадёныши, получайте!..

Гарри вздрогнул. Мрачные раздумья улетучились из головы в мгновение ока. Слова заклинаний, шум, грохот, ругательства и крики, — звуки настоящей битвы доносились из-за поворота коридора! Перекинув сумку за спину и выхватив волшебную палочку, Гарри устремился туда.

Свернув за угол, он еле успел уклониться от луча заклинания. Оно ударило в стену у него над головой; на волосы посыпалась каменная крошка. Гарри нырнул вперёд и притаился за рыцарскими латами, чтобы оценить обстановку. Он сразу понял, что призывы вроде «Я, староста школы, приказываю прекратить!» в этом бедламе никто попросту не расслышит. И значок не разглядит, потому что коридор полон пыли и дыма. Придётся действовать как на войне, то есть, сначала произвести разведку.

Место, выбранное Гарри в качестве укрытия, не давало ни малейшей возможности осмотреться. Но, прислушавшись, юноша понял, что в коридоре сражаются по меньшей мере человек пятнадцать, а то и полных два десятка. По возрасту нарушители преимущественно относились к старшим курсам, но были и младшие. Гарри определил это как по голосам, так и по сложности используемых заклинаний. Кстати, никаких «Протего» и «Экспеллиармусов»: все били на поражение…

— Таранталле… ой, Гарри, это ты! Извини, не признал…

Белобрысый третьекурсник со значком Райвенкло, стоя на четвереньках, спрятал волшебную палочку в карман.

— Сейчас, отдохну немного, и снова туда, — сообщил он, заползая за постамент и присаживаясь рядом со старостой.

— Какого дьявола тут происходит?! — возмутился тот.

— Бьём гадёнышей, — пожал плечами парнишка, — а то совсем обнаглели. Этот придурок О’Конноли сегодня нацепил шарф. Свой, слизеринский, понятное дело. Двое наших спросили, какого Вольдеморта он это сделал, а он говорит: «Я замёрз». Ха! В сентябре! Короче, начал выпендриваться. Наши хотели его немного проучить, но тут подвалили старшие из его гадючника. К счастью, рядом ребята из Гриффиндора оказались. Кто-то из зелёненьких помощь кликнул, наши тоже не растерялись: позвали Поттеровский Дозор.

— Кого позвали?! — Гарри не поверил своим ушам.

— А ты не знал? — удивился мальчишка. — В Хогвартсе теперь есть Поттеровский Дозор. Это вроде твоего Отряда Дамблдора. Мы следим за справедливостью, защищаем слабых...

— И бьёте слизеринцев, — договорил Гарри стиснув зубы.

— Мы хотим довести твоё дело до конца! — торжественно ответил паренёк. — Всё зло от Слизерина! Мы уничтожим его!

— Всё зло — от дурной головы! — прорычал Гарри и хотел добавить ещё что-то, но тут в их убежище, отчаянно визжа, втиснулось несколько маленьких девочек-первоклашек с эмблемами Хаффлпаффа.

Трое из них, зажмурив глаза и трясясь с головы до ног, забились в пыльный угол. Четвёртая девочка не визжала и не тряслась, но выглядела насмерть перепуганной. Гарри узнал её: это была младшая сестрёнка Мэтью. Удостоверившись, что с подружками всё в порядке, девочка повернулась, чтобы выйти из-под защиты статуи, но Гарри успел схватить её за мантию и втащить обратно. Девчонка отчаянно сопротивлялась.

— Там мой брат! — кричала она. — Девочки сказали, что он там! Пустите меня, сэр! Они его убьют!..

— Никто его не убьёт! — строго проговорил Гарри. — Это не война, а просто школьная драка, и маленьким девочкам в ней не мес…

Он не договорил: до его слуха донеслось слово, разом перечеркнувшее все его надежды.

Проклятие. Хорошее такое проклятие. Полновесное. Попадёт — мало не покажется. Самая что ни на есть Тёмная магия. Гарри слышал подобное, сражаясь с Пожирателями смерти. Докатились. Продолжать говорить малютке, что это обычная школьная драка, было бы по меньшей мере нечестно…

— Короче, так. Хотите остаться в живых, сидите здесь и носа не высовывайте, поняли? — обратился Гарри к малышне. — Тебя тоже касается, Зорро недоделанный, а я пошёл разбираться…

Гарри осторожно выглянул из укрытия, прикидывая расстояние до эпицентра побоища и свои шансы туда добраться. Значит так, сначала нужно…

— Мэтью!

Гарри выругался. Неугомонная девчонка и не подумала исполнить приказание. Прошмыгнув мимо Гарри, она исчезла в клубах пыли и дыма. Гарри слышал её удаляющийся голос, выкликающий имя брата.

Времени на тактические раздумья не осталось: девчонку нужно было спасать, и Гарри бросился следом, ориентируясь на её крики.

Ему показалось, что он бежал очень долго. Привычно уворачиваясь от заклятий, посылая Оглушающие в смутные фигуры, возникавшие на пути или сбоку.

Время сначала растянулось… а потом повернуло вспять. Гарри забыл, что он староста школы и ломится навстречу опасности для того, чтобы спасти маленькую дурочку из Хаффлпаффа. Сейчас он пытался сообразить, сколько Пожирателей могло оказаться в замке, скольких уже удалось обезвредить и где сейчас сражаются остальные: Рон, Гермиона, Невилл, Джинни, Луна… Целы ли они? Не ранены?.. При мысли о том, что с друзьями может что-нибудь случиться, сердце отчаянно подпрыгнуло в груди…

— Мэтью! Нет!!!

Полный ужаса вопль рассеял наваждение. Свернув за угол, Гарри понял, что основные события разворачиваются именно здесь. Пока младшие упражняются в тёмном коридоре, применяя на практике полученные в школе знания, старшие выясняют отношения в галерее, соединяющей два крыла замка. Здесь нет ни дыма, ни пыли: несколько окон разбито, и всё выдуло сквозняком. Около дюжины бойцов размахивают волшебными палочками и выкрикивают заклинания, лишь некоторые из которых можно назвать сравнительно безобидными.

Посреди галереи на полу уже валяются несколько неподвижных тел. Среди них Мэтью О’Конноли видно издалека. Мальчик лежит ничком, но длинный конец злополучного шарфа тянется поверх тёмной мантии как серо-зелёная змея…

— Мэтью!

Оказывается, сумасшедшая малявка обогнала Гарри лишь на несколько шагов и теперь бежит к брату, не обращая внимания на грозящую со всех сторон опасность. Соперники слишком разъярены боем, чтобы думать о маленьких глупых девчонках…

Вон коротко стриженая девица, как бишь её, Элизабет Гэмджи, стоя на коленях (ранена?) поднимает палочку, целясь в высокого рыжего слизеринца. Маленькая хаффлпаффка как раз между ними…

— Экспеллиармус!

— Гарри Поттер, какого чёрта?! — кричит безоружная мисс Гэмджи и едва успевает увернуться от заклятия рыжего противника.

Гарри молча кидает ей волшебную палочку. Главное — спасти девчонку. Она уже добежала, пытается перевернуть брата на спину. Секунду спустя Гарри рядом и помогает ей. Слава Небесам! Мэтью только обездвижен. Лежит, хлопает глазами, злой, как собака.

— Фините инкантатем!

В мгновение ока Мэтью вскакивает на ноги. При виде сестры его лицо искажается страхом

— Мэган! Что ты здесь делаешь?!

— Инкарцеро! — взвизгивает мисс Гэмджи, и Гарри слышит за своей спиной звук упавшего тела. — Поттер, ты дурак, если думаешь, будто кругом одни друзья! Обернись!..

— Протего!

Два заклинания ударяют в щит. На лицах двух слизеринок — откровенное разочарование. Они переключаются на мисс Гэмджи. Так. Надо поскорее хватать малышню и…

… Откуда прилетело это заклятие, Гарри так и не понял. Мягкий удар по голове — будто тяжеленной гирей, по чьей-то дурацкой прихоти сделанной не из железа, а из мокрого войлока — и окружающий мир погас. Последняя мысль была — что Рон, бестолочь такая, снова балуется с делюминатором…

* * *

— Мэгги! Мэгги, очнись!.. Мисс, отойдите от моей сестры!

— Мальчик, если ты перестанешь хватать меня за руки, я смогу попробовать…

— Что случилось? — пробормотал Гарри, поднимая голову.

— С вами, мистер Поттер, случился обыкновенный Ступефай, — в поле зрения сфокусировалась Элизабет Гэмджи, — а в эту девочку угодило кое-что похуже…

Мисс Гэмджи снова склонилась над маленькой Мэгги. Мэтью закричал и попытался оттолкнуть семикурсницу. Гарри удивился: куда исчез тот невозмутимый, по-взрослому сдержанный и расчетливый юноша? Сейчас на его месте оказался до смерти перепуганный, обезумевший от горя подросток.

Впрочем, взглянув на Мэган O’Конноли, Гарри прекрасно понял его чувства. Лицо девочки было бледно до синевы, полузакрытые глаза закатились, редкое дыхание вырывалось из груди с жутким хрипом.

— Она совсем холодная, — шепнула Элизабет.

Стоило ей коснуться худенькой руки, как девочку буквально подбросило в воздух: маленькое тело забилось в судорогах. Мэтью оттолкнул вскрикнувшую от испуга старшекурсницу и, обхватив сестрёнку за плечи, прижал к себе, чтобы её голова не ударялась о каменный пол.

— Она… умирает? — спросил он еле слышно, взглянув на Гарри с таким отчаянием, что староста мигом пришёл в себя.

— Сейчас мы отнесём Мэгги в больничное крыло, — твёрдо проговорил он. — А по дороге вы расскажете мне всё по порядку. Ясно? Отлично. Тогда быстро успокоились, встали и пошли!

Встать после Оглушающего заклятия оказалось непросто. Ноги были ватными и слишком охотно гнулись в коленках. Да и нести на руках бьющуюся в припадке девочку, даже такую маленькую, было очень трудно. Но Гарри только стиснул зубы. Он не имел права быть слабым. Когда угодно, но только не сейчас…

— Итак, мисс Гэмджи, первое слово вам, — заговорил Гарри, насколько возможно быстро шагая прочь из разгромленной галереи, — про Поттеровский Дозор я уже знаю. Признавайтесь, ваша была идея?

Молчание справа было слишком красноречивым. Гарри кивнул.

— Мэтью, ты не заметил, кто ранил твою сестру?

— Нет, сэр, — шедший слева слизеринец потряс головой. — Когда вы сняли с меня заклятье, я встал, чтобы снова сражаться…

— Идиот, — прокомментировала Элизабет, — я нарочно его обездвижила, чтобы под ногами не путался, а он…

— Леди, я вам слова не давал, — напомнил Гарри, опасаясь, что Мэтью рассердится и больше ничего не расскажет; но Мэтью, по всей видимости, было не до личных амбиций.

— Я встал, — продолжал мальчик, — и увидел, что вы держите щит… Я это сразу понял. А потом вас оглушили. Я хотел понять, кто это сделал, стал оглядываться, а потом… Мэгги толкнула меня… закричала… я снова упал. А когда поднялся… сестра лежала без сознания, а остальные разбегались кто куда. И раненых уносили. Только эта осталась…

Мэтью мотнул головой в сторону Элизабет. Та наградила мальчика презрительным взглядом, но ничего не сказала.

— Мисс Гэмджи… а вы, случайно не заметили… кто наслал то заклятие? — Гарри начинал задыхаться: ему казалось, что девочка становится тяжелее с каждым шагом, хорошо хоть биться перестала.

— Которое попало в Мэгги? — уточнила девушка. — Нет, не заметила. Мне показалось, что оно прилетело откуда-то со стороны… может быть, из коридора…

— Я услышал очень странные слова, — сказал Мэтью, — как раз перед тем, как Мэгги…

— Продолжай, — попросил Гарри, стараясь ничем не выдать нарастающей паники: девочка в его объятиях дышала всё реже.

— Кто-то крикнул их издалека, — Мэтью нервно сглотнул, — да, похоже, из коридора…

— Странные слова? — Элизабет нахмурилась. — Да, припоминаю… Действительно, два или три очень странных слова, непохожие на обычное заклинание…

— А голос… голос, который произнёс эти слова? — силы были на исходе, но Гарри велел себе терпеть: до цели оставалось несколько десятков метров. — Голос был мужской или женский?

— Я бы сказала, что заклинание произнёс мальчик-подросток, — ответила девушка. — Такой, как он или чуть постарше…

Она кивнула в сторону Мэтью. Гарри прибавил шагу: впереди уже маячили высокие двери больничной палаты.

* * *

— Сюда, сюда, — суетилась мадам Помфри, — Ах, Боже мой, что за напасть! Уже на малышей нападают!..

— Напали на меня, — тихо сказал Мэтью, глядя, как Гарри осторожно укладывает Мэгги на кровать, — сестра заслонила меня собой…

Он отвернулся и закрыл лицо руками.

— Ну, не плачь, мой хороший, — сказала целительница, — сейчас поможем твоей сестрёнке. Вот только выясним, что за дрянь в неё угодила, раз уж вы сами не знаете…

Она вытащила из кармана волшебную палочку и взмахнула ею над пострадавшей. Гарри и Элизабет следили за действиями мадам с напряжённым вниманием, но ничего интересного не увидели. Неподвижное тело не окуталось золотым сиянием, буквы заклинания не возникли в воздухе, и вообще, ничего сверхъестественного не произошло…

Если не считать того, что мадам Помфри внезапно побледнела, как смерть, и отшатнулась от кровати.

— Не может быть… Господи!.. В Хогвартсе!.. Средь бела дня!.. Нет, не хочу верить!..

— Что такое?! — воскликнули все, кто наблюдал эту сцену.

Все — это девять человек раненых, принесшие их сюда товарищи (слизеринцы заняли места подальше от остальных, хотя в лазарете их бы и так никто не тронул), Гарри, мисс Гэмджи и Мэтью, который при виде лица школьной целительницы едва не потерял сознание.

— Тёмная магия! — пролепетала в ответ мадам Помфри. — Да ещё такой силы!..

Мэтью пошатнулся; Гарри поддержал мальчика за плечи и усадил на соседнюю кровать.

— Вы можете ей помочь? — спросил староста, повернувшись к мадам; та покачала головой.

— Я не могу даже определить, что это было за заклинание, — прошептала она. — Не уверена, что и в Святом Мунго смогут…

— Надо попробовать! — воскликнула Элизабет. — Нельзя сдаваться так просто!

— Д-да, Бетти… конечно, — в голосе пожилой ведьмы звучала гибельная нерешительность. — Я сейчас же отправляюсь за помощью... Пожалуйста, проследите за порядком, пока меня не будет… Гарри, проводите меня, мне нужно дать вам кое-какие распоряжения.

— Гарри, шансов практически нет, — шепнула целительница, торопливо шагая к камину, — в нашем распоряжении не более четверти часа. Вряд ли я обернусь так быстро… Извини, не знаю, зачем я тебе жалуюсь… Но это так ужасно!..

— Вы всё-таки попытайтесь, мадам Помфри, — попросил Гарри, — скажите, мы можем что-то сделать, чтобы помочь Мэгги?

— Держите её, чтоб не упала с кровати, если начнутся судороги, — ответила мадам, — постарайтесь согреть… Увы, это всё. Тут нужен очень сведущий специалист, я даже не уверена, что у нас такие остались!..

— Удачи вам! — проговорил Гарри, помогая ведьме перешагнуть через каминную решётку.

Вспышка изумрудного пламени — и мадам Помфри исчезла. Гарри поспешил обратно к постели Мэгги… и замер на полпути. Его осенило.

Девочке нужен сведущий специалист? Знающий Тёмную магию? Умеющий снимать проклятия? Так вот же он, в двух шагах, — за ширмой с грустным единорогом!..

Гарри решительно направился к отгороженной кровати. Теперь у него наконец-то появился повод навестить Северуса Снейпа.

Сегодня единорог не показался Гарри таким скорбным, как в прошлый раз. Взгляд его человеческих глаз был просто очень усталым, больным и печальным… Гарри подумал, что это всё игра воображения, но времени на игры нет, а есть очень важное дело, не терпящее промедления. Глубоко вздохнув, Гарри шагнул за ширмы.

Кроме кровати, там был ещё столик, плотно заставленный склянками с разноцветными зельями. Кровать, кстати, оказалась самая обычная — вопреки школьным слухам, будто заболевших преподавателей в Больничном крыле укладывают на роскошные ложа размером с поле для квиддича. На кровати, уткнувшись лбом в подушку, лежал человек. Из-под одеяла виднелась только макушка: растрёпанные чёрные волосы с редкими нитями седины.

Гарри уже открыл рот, чтобы поздороваться, но тут воздух в больничной палате зазвенел от отчаянного вопля Мэтью:

— Мэгги! Мэгги, не умирай!..

Лежавший на кровати вздрогнул, стащил с себя одеяло и медленно — слишком медленно, учитывая обстоятельства, — перевернулся на спину. И Гарри застыл на месте от изумления: на него уставились глаза вытканного на гобелене единорога, то есть, не его, но точно такие же — большие чёрные глаза, полные усталости, боли и тоски. Гарри понял, что обознался. Это был не Снейп. Этот человек просто не мог быть Снейпом…

Начать с того, что неизвестный казался намного моложе. Снейпу было уже под сорок, а выглядел он и того старше, этому же — тридцати не дашь. У Снейпа длинные волосы, у этого — короткие… И потом, Снейп вечно ухмыляется, криво и ехидно, а это существо, похоже, вообще не умеет улыбаться — то есть, совсем. Никак.

— Ой, и-извините, — пробормотал Гарри, — я, наверно…

Надо сказать, что, пока староста школы стоял столбом, пытаясь сориентироваться в ускользающей от понимания обстановке, неизвестный персонаж уже начал действовать. Достав из-под подушки волшебную палочку, он сел на постели, откинул одеяло и спустил ноги с кровати, намереваясь встать. Со второй попытки ему это удалось, но, едва сделав шаг по направлению к Гарри, он был вынужден схватиться за спинку кровати, чтобы сохранить равновесие. Наверно, ему стало дурно. Неизвестный замер, прикрыв глаза.

Он как-то неловко держал голову… неестественно прямо. Неровно обкромсанные пряди волос открывали высокую шею… Забинтованную. Слева на белоснежной повязке проступало небольшое алое пятно…

Понимание обрушилось на юношу со всей беспощадностью. Перед Гарри, вцепившись в спинку кровати, чтобы не упасть, стоял собственной персоной кавалер ордена Мерлина первой степени, национальный герой магической Британии Северус Снейп. Или вернее, по меткому выражению госпожи МакГонагалл, «то, что от него осталось».

«То, что осталось» более всего напоминало умирающего ангела. Не красотой — какая уж там красота… Но, может быть, прозрачной бледностью лица и рук? Или выражением тихой покорности во всём облике? Или тем, что, глядя на него, нельзя было определить возраст? Это создание казалось одновременно и очень молодым, и очень старым. Не физически: оно было уже почти бесплотным. Сквозь истаявшую телесную оболочку на Гарри смотрела душа: беззащитная, как у младенца, и изнурённая, как у старика.

От грозного и опасного слизеринского декана не осталось ничего. Ничегошеньки. Когда Гарри понял это, в горле встал ком, и юноша даже не смог поздороваться... Ещё одна потеря. О, не самая горькая, не надо себе врать… но невозвратимая. Ибо прежнего Северуса Снейпа уже никогда не будет. А этот новый, даже если ему и суждено избежать смерти, то как он будет жить? Сломленный, обессилевший, угасший…

Все эти мысли пронеслись в сознании за пару мгновений. Тем временем Снейп, оторвавшись от опоры, снова двинулся вперёд. Его пошатывало: он так и не успел прийти в себя. Видимо, понимал, что случилось нечто из ряда вон выходящее, и надо спешить. Вот только спешить следовало бы побыстрее.

— Профессор… там девочка, — залепетал Гарри, — тёмное заклятие… никто, кроме вас… вы же тогда смогли помочь… Кэти Бэлл… ожерелье… помните?.. Времени совсем нет, сэр!..

До сих пор Снейп сосредоточенно смотрел себе под ноги, но при последних словах поднял взгляд на Гарри. И до старосты вдруг дошло, что малейшее движение, даже взмах ресниц, даётся профессору с неимоверным трудом. Каждый шаг, каждый вздох — немыслимый подвиг, перед которыми меркнут всё предыдущие деяния…

Гарри похолодел. О, Мерлин, каким местом он думал, когда решил, будто Снейп сможет помочь?! Даже если у него хватит сил дойти до кровати Мэгги… Сможет ли он колдовать? А если сможет — то какую цену ему придётся заплатить за это?.. Что делать? Остановить его?.. Но — девочка… Это её единственный шанс… Она ещё совсем ребёнок. У неё родители и сумасшедший брат, который никогда не простит себе смерти сестры. А Снейп…

А Снейп стоял, глядя на него в упор черными глазами раненого единорога… Как же он всё-таки изменился! В нём не осталось ничего резкого, отталкивающего. Черты лица, не искажённые раздражением или недовольством, оказались тонкими и почти правильными. В этом новом облике было даже какое-то трогательное, печальное обаяние… О, неужели этот человек, и так уже измученный сверх всякой меры, должен жертвовать собой лишь по той причине, что его жизнь и здоровье менее ценны, чем чьи-то ещё?!

А он, Гарри, как он сам будет себя чувствовать, если со Снейпом что-нибудь случится?! Разве он сможет когда-нибудь спокойно подумать о том, что подтолкнул человека к новым страданиям, вместо того, чтобы удержать, отговорить?.. А, с другой стороны, если он сейчас не пустит Снейпа к Мэгги…

Вконец растерявшийся и несчастный, Гарри замер, терзаясь неразрешимыми вопросами… и увидел, как в чёрных глазах, в бездне боли, тоски и усталости мелькнуло нечто знакомое. Сухие, покрытые ранками губы беззвучно шевельнулись:

«Дай мне пройти».

Гарри вздрогнул. Вот сейчас ему вдруг поверилось в то, что некогда это хрупкое существо могло без усилий держать в повиновении стада буйных студиозусов… Хотя теперь даже знаменитая чёрная мантия наверняка стала бы невыносимой тяжестью для его плеч. Это было очень странно — видеть Снейпа в одной лишь тонкой рубашке — хотя тоже длинной, до пола, почти закрывающей узкие босые ступни…

Гарри представил себе, какое это удовольствие — стоять босиком на каменном полу. Пальцы ног нервно сжались в кроссовках.

— Сэр, вам надо обуться, — как можно мягче проговорил староста, — вы простудитесь…

Его слова остались без внимания. То знакомое в чёрных глазах, что напомнило ему прежнего Снейпа, погасло, сменившись тревогой.

«Дай мне пройти!»

Он еле держится на ногах, он боится не успеть!.. И он прав: не время думать о себе, гадать и сомневаться. Будь, что будет! Староста поспешно посторонился, и Снейп неслышно прошёл мимо. А Гарри подумал, что у маленького Северуса из Омута Памяти была точно такая же безобразная причёска…

Когда они вышли из-за ширм, по палате пронёсся общий изумлённый вздох, и следом настала мёртвая тишина — если не считать отчаянных всхлипываний Мэтью. Все глаза были устремлены на шествующую вдоль ряда кроватей пару. Уже потом Гарри представил себе, как, должно быть, чудно они выглядели со стороны. Впереди — Снейп, белый, как призрак, будто плывущий по воздуху (а на самом деле, боящийся сделать хоть одно резкое движение). За ним — Гарри Поттер с испуганным лицом, протянувший вперёд руки на случай, если профессор вдруг споткнётся.

Указывать Снейпу, куда идти, было не нужно. Спустя минуты три (время! время!), он оказался у постели маленькой Мэгги. Остановился в изножье, схватился за спинку кровати и привалился к ней, закрыв глаза и тяжело переводя дыхание. Гарри застыл рядом, нелепо растопырив руки. У профессора, похоже, закружилась голова, его следовало бы поддержать, но юноша никак не мог решиться. В его понимании Снейп был ужасным недотрогой, и в здравом уме вряд ли потерпел бы чьи-либо объятия…

Сбоку послышалось какое-то движение, и Гарри, чьё внимание было сосредоточенно на Снейпе, удивлённо оглянулся. Он и забыл про мисс Гэмджи! А между тем она, кажется, собиралась протестовать. Во всяком случае, её волшебная палочка была недвусмысленно направлена в грудь Снейпу. Рука стриженой девицы тряслась, в глазах читались растерянность и ужас, которые воинственная леди изо всех сил старалась скрыть за ослиным упрямством. Желания добить полумёртвого врага она явно не испытывала, но Гарри прекрасно знал, что женская истерика может быть куда опаснее любого твёрдого намерения. Поэтому он быстро протянул руку и выхватил у Элизабет её оружие.

— Верну после, — пообещал он.

Бетти издала какой-то невнятный звук, нечто среднее между ахом и всхлипом, и отступила назад, не отводя глаз от смертельно бледного лица Снейпа.

Тот, не обращая внимания ни на что вокруг, поднял волшебную палочку и взмахнул ею над Мэгги так же, как это делала мадам Помфри. Пару секунд он стоял неподвижно, будто к чему-то прислушиваясь… а потом его глаза широко распахнулись.

Резко оттолкнувшись от спинки кровати, он сделал два неожиданно быстрых шага вперёд и упал на колени в изголовье постели. Мэтью проворно отскочил в сторону, но тут же метнулся обратно: Снейп, судорожно втянув воздух сквозь стиснутые зубы, схватился за шею и в следующий момент осел на пол, выронив волшебную палочку. Мэтью успел поддержать своего бывшего декана; голова Снейпа упала на плечо юного слизеринца.

— Профессор! — испуганно вскрикнул Мэтью; мисс Гэмджи неожиданно сорвалась с места и унеслась куда-то.

Вернулась она очень быстро, на ходу вытаскивая пробку из маленькой склянки. Отпихнув Гарри, девушка наклонилась к потерявшему сознание Снейпу и поднесла склянку к его лицу. Мэтью поспешно отвернулся и чихнул. Профессор вздрогнул, приходя в себя, но в следующий момент снова вцепился в повязку, словно хотел её сорвать.

— Нет, сэр! — закричал Мэтью. — Пожалуйста!.. Не надо!.. Моя сестра!.. Помогите ей!..

Элизабет схватила Снейпа за руки. По-видимому, она уже успела справиться с постыдным приступом жалости к «слизеринскому чудовищу»

— Прекратите! — рявкнула девица. — Тут ребёнок умирает, а вы!.. Поднимайтесь немедленно!.. Вот так! Держите вашу волшебную палочку! И действуйте, наконец!..

Но задыхающийся от боли Снейп, очевидно, не был способен ни на какие сознательные действия. Его благоразумия хватило лишь на то, чтобы перестать срывать с себя повязку. Гарри заметил, что алое пятно на ней стало гораздо больше… Сидя на кровати Мэгги, профессор кусал губы, снова едва не лишаясь чувств. Мисс Гэмджи ругнулась вполголоса, развернулась и опять куда-то убежала.

— Пейте! — велела она, вернувшись через полминуты, красная и запыхавшаяся; в её руке был флакон с тёмной густой жидкостью.

— А если ему это навредит? — вмешался староста.

— А если Мэгги умрёт? — обернулась к нему непреклонная Элизабет. — Это обезболивающее. Не навредит. Пейте же, чёрт вас побери! — снова накинулась она на Снейпа.

Тот безропотно позволил влить зелье себе в рот. Сделав глоток, он вздрогнул всем телом, побелевшее лицо исказилось от боли. Снейп подался вперёд, словно… словно хотел прижаться к кому-то, как испуганный больной ребёнок… Гарри глазам своим не верил… не хотел верить. А мисс Гэмджи отпрыгнула назад, едва не опрокинув прикроватный столик.

— Что вы себе позволяете?! — взвизгнула она немного более возмущённо, чем того требовали обстоятельства. — Не смейте прикасаться ко мне, вы, старый развратник!..

— Заткнись, дура! — не выдержал Гарри; вид Снейпа, покорно исполняющего грубые приказы, робко просящего о сострадании, был невыносим, а эту отвратительную девицу хотелось просто придушить…

Мисс Гэмджи перевела отчаянный взгляд на старосту.

— Я не верю в этот спектакль! — выкрикнула она срывающимся голосом. — Он притворяется!.. Он… он заслужил!..

Посмотрев ей в глаза, Гарри всё понял. Душить девицу расхотелось, но стало ещё хуже: захотелось сдохнуть самому.

— Что, страшно заставлять мучиться хорошего человека? — проговорил он, горько усмехнувшись. — Был бы негодяй, мы имели бы оправдание, да? Не надейся, всё равно не имели бы. Так что, продолжай. Только смени тон, пожалуйста. Да, мы с тобой ничем не лучше Амбридж. Но не надо совсем уж уподобляться…

— Я… я не… — Элизабет изо всех сил пыталась не расплакаться. — Просто… нельзя быть слабым… На войне, как на войне, Гарри…

— Война закончилась! — Гарри показалось, что эту фразу он произносит уже в тысячный раз, кричит в пустоту без всякого толка. — Война давно закончилась!..

Но девушка потрясла головой.

— Нет, — сказала она.

— Нет, — тихо промолвил Мэтью, глядя на сестру.

«Нет», — беззвучно шевельнулись бескровные губы, и глаза умирающего единорога поразили Гарри своей спокойной обречённостью.

Оказывается, зелье уже подействовало. Снейп медленно поднял руку, убрав со лба мешающую прядь волос, отвернулся от замершей в изумлении троицы и склонился над раненой девочкой.

Маленькая Мэгги уже почти не дышала. Из отпущенных ей мадам Помфри пятнадцати минут прошла едва ли не половина. Гарри запоздало подумал, что свалял большого дурака. Надо было хватать девчонку в охапку и тащить к Снейпу. Или наоборот. И время сэкономили бы, а заодно и профессор не устал бы так сильно…

То, что работа ему предстоит нелёгкая, Гарри знал и раньше, но окончательно понял только теперь. Снейп застыл в наклоне — правая рука с волшебной палочкой осторожно легла на грудь малышки, туда, где сердце, левая, протянутая вперёд, замерла в паре дюймов над бледным лобиком. Ужасно неудобная поза, лишённая равновесия и опоры, даже здоровый долго так не просидит. А Снейп сидел. Минуту, вторую, третью… Из-под растрёпанных волос по виску потянулась капля пота, но лицо профессора оставалось спокойным и сосредоточенным.

Его губы были плотно сжаты, а ресницы сомкнуты. Он был совершенно неподвижен. Но ощущение борьбы становилось всё явственнее. Хрупкая, почти бесплотная фигура, вид которой ещё несколько минут назад не вызывал ничего, кроме жалости, теперь внушала невольный трепет. Исходившая от неё сила была почти осязаема…

Гарри и сам боялся вздохнуть или пошевелиться. Разум оцепенел, и только где-то на краях сознания мелькали несвязные мысли. Снейп — могущественный маг… Гарри сам говорил это, но скорее потому, что это красиво звучало… Нет, он, конечно, не сомневался… Но убедиться воочию… Невероятно. Даже сейчас, в таком состоянии, этот человек способен… Каков же он был в своём расцвете?.. Чёрт, они явно не представляли себе, чем рискуют, когда осмеливались хамить ему на уроках!..

Последняя мысль была сродни восхищению. Но его тотчас сменил страх. Однажды в детстве Гарри увидел по телевизору человека, идущего по канату под куполом цирка, и здорово испугался за него. Похожее чувство он испытывал теперь, глядя на Снейпа. Откуда, откуда он берёт силы? Он, едва сумевший пройти несколько метров?.. Что будет, если он упадёт сейчас?.. Гарри вспомнил, что читал когда-то (или, скорее всего, слышал от Гермионы) о природе проклятий. Она мало изучена, но существует мнение, что они могут обладать чем-то похожим на разум и собственную волю… И если Снейп не справится…

Кого-то из находящихся в палате, видимо, посетила сходная мысль. Гарри услышал у себя над ухом осторожный шёпот:

— Лучше пока выйти отсюда. Это опасно…

Но староста отрицательно помотал головой. Элизабет и Мэтью не тронулись с места. Остальные поспешили к выходу, помогая покинуть помещение тем, кто не мог идти самостоятельно. И Гарри мог поклясться, что сейчас в этой толпе не было врагов…

Когда высокие двери затворились, Гарри вновь перевёл взгляд на Снейпа. В его позе почти ничего не изменилось, только пальцы левой руки уже почти касались лица Мэгги… Мгновение спустя узкая ладонь легла на лоб девочки — уверенно и властно. Мэгги страшно захрипела, вытаращив глаза, её тело выгнулось в судороге, а тонкие ручонки неожиданно взметнулись вверх и вцепились Снейпу в горло. Мэтью вскрикнул и бросился разжимать скрюченные пальцы сестры. Это удалось ему далеко не сразу. Когда он всё-таки заставил Мэгги опустить руки, повязка на шее профессора была мокрой от крови.

Сам Снейп, казалось, не обратил на этот инцидент никакого внимания. Он тоже открыл глаза и теперь неотрывно смотрел в остекленевшие глаза девочки. Его губы шевелились. Гарри почувствовал: осталось совсем чуть-чуть… Держитесь, профессор!.. Держись, Мэгги!..

Гарри заметил, что Снейп не моргает. Ну да, это же главное условие непрерывного зрительного контакта… Пот градом катился по бледному лицу, заливая глаза, но чёрные ресницы только слегка вздрагивали. Стоявшая неподвижно Элизабет Гэмджи внезапно очнулась и торопливо вытащила из кармана мантии чистый платок. Подойдя сбоку, она осторожно промокнула им лоб и виски профессора — как медсестра в маггловской операционной…

— Простите меня, сэр, — прошептала Бетти, — простите, пожалуйста…

— Мама!.. Мамочка! — вдруг пискнула Мэгги: голубые глазки закрылись, измученное личико жалобно сморщилось, и по нему поползли слёзы.

— Мэгги! — воскликнул Мэтью и неудержимо расплакался следом за сестрой.

Снейп глубоко вздохнул и повалился ничком на постель рядом с девочкой. Тонкие пальцы профессора скользнули по тёмным кудряшкам, и Гарри, наконец, понял, откуда Снейп брал силы, которых у него просто не могло быть...

И следом ему подумалось о том, что далеко не всякий человек, знакомый с болью, имеет понятие о сострадании.

Малютка Мэгги ещё немного похныкала и затихла, погрузившись в тревожный сон. Мэтью, утерев слёзы, обошёл кровать и пристроился рядом с сестрой, взяв девочку за левую руку. Снейп лежал справа от своей пациентки — неподвижно, как мёртвый. У Гарри похолодело в груди.

— Профессор, — несмело проговорила Бетти, наклоняясь к Снейпу, — профессор, вы меня слышите?..

К великому облегчению Гарри, в ответ на её слова Снейп зашевелился и даже попробовал подняться. У него почти получилось; но в последний момент рука подломилась, и он упал на локоть, едва не свалившись с кровати. Бетти охнула и бросилась на помощь.

— Осторожнее, сэр!.. Не так резко, голова закружится!.. Обопритесь о мою руку… вам надо поскорее лечь, пойдёмте, я отведу вас!.. О, Боже, Гарри он же босой! Ты что, не мог его обуть? Он простудится!.. Безобразие! Как можно быть таким невнимательным?.. Ой, мамочки, а шея-то! Какой кошмар!..

Мисс Гэмджи усадила профессора на соседнюю кровать и осторожно дотронулась до окровавленной повязки.

— Не бойтесь, профессор, я ничего не буду делать, только посмотрю… Нет, мне с этим не справиться… Если сниму, боюсь, кровь пойдёт ещё сильнее. Нужно дождаться мадам Помфри... Не волнуйтесь, профессор, ничего страшного, это бывает… Сейчас я принесу вам туфли, и мы с вами пойдём отдыхать… Посидите тут пока… Гарри, укрой его чем-нибудь, он весь мокрый…

С этими словами Бетти убежала. Гарри, немало сбитый с толку столь внезапным превращением безжалостной амазонки в заботливую нянюшку, едва сообразил, что она от него хочет. Сняв со спинки кровати плед, староста расправил его и набросил на вздрагивающие плечи Снейпа.

— Спасибо вам, сэр, — промолвил юноша, пытаясь поймать взгляд профессора: для этого пришлось присесть перед ним на корточки. — Спасибо… если бы не вы…

Чёрные глаза смотрели из-под полуопущенных ресниц без всякого выражения. Гарри заволновался.

— Сэр, вы меня слышите?

«Да».

— А вы… вы меня помните?.. Вы узнаёте меня, сэр?..

«Да», — ответил Снейп, но его взгляд так и остался пустым и безжизненным; врёт, чтобы отвязаться? Не слушает? Не понимает?.. Гарри решил уточнить:

— Я Гарри… Гарри Поттер… Помните?

«Да», — вновь ни проблеска мысли; Гарри встревожился не на шутку.

— Сэр, я был вашим самым нелюбимым студентом… Вы меня ненавидели… Помните? — произнося эти слова, Гарри почувствовал, как у него защипало в глазах, словно при воспоминании о чём-то дорогом и навсегда минувшем; а ведь и вправду, какие хорошие были времена!.. Смешные школьные проблемы. Дружба. Любовь… Общие беды, но и общие радости…

— Вы помните, профессор?..

«Нет».

Тут прибежала мисс Гэмджи и тоже присела у ног Снейпа, ворча себе под нос:

— Тут ковров нет, между прочим!.. А больной босиком разгуливает!.. И никому никакого дела!.. Боже мой, у него же ноги совсем застыли! Разумеется, а чего ещё можно было ждать?..

Гарри наблюдал, как девушка энергично растирает замёрзшие ступни профессора, очевидно, не испытывая при этом никакой неловкости.

— Ты прямо как настоящая целительница, — сказал староста.

— А я и собираюсь ею стать, — гордо промолвила Бетти, — я весь прошлый год помогала мадам Помфри. При прежнем дире… то есть, при Кэрроу у неё было слишком много работы. Я иногда и ночевала здесь, рядом с пациентами, как она... Отдай мне мою палочку, пожалуйста…

Бетти ткнула волшебной палочкой в мягкую домашнюю туфлю и пробормотала согревающее заклинание. Обув левую ногу профессора, будущая целительница принялась за правую.

— А это ещё что такое? — нахмурилась Бетти, приподняв край белой рубашки: по правой голени Снейпа, спускаясь на подъём стопы, тянулся длинный уродливый шрам.

— А, это его Пушок тяпнул, — сказал Гарри, — сто лет назад… ну, то есть, давно. Я ещё на первом курсе был. С Пушком вообще такая история вышла…

— Да знаю я про Пушка, старшие рассказывали, — перебила Бетти, — вот только не знала, что он кого-то покусал… И, разумеется, обратиться за профессиональной помощью профессор Снейп не удосужился?

— Ага, и хромал, наверно, полгода, — припомнил Гарри. — А мы только и жалели, что эта псина ему ногу совсем не откусила… Маленькие злые дураки…

— А мы с девчонками иногда развлекались: сочиняли, что у директора под мантией, — вздохнула Элизабет (Гарри заметил, что с покалеченной ногой профессора она обращается гораздо осторожнее). — То придумывали, что у него там паучье тело и восемь противных лап… Или щупальца, как у осьминога…Или что он наполовину сатир. С козлиными копытами… Веселились, как могли, в общем. Уж очень нам тяжело было. Совсем невмоготу…

— Ему тоже, — сказал Гарри.

— Да, я понимаю, — еле слышно проговорила Бетти и подозрительно засопела; стремясь отвлечься от неприятных мыслей, девушка взяла правую туфлю Снейпа и повертела в руках.

— Седьмой размер, — печально констатировала она, — я сама ношу шестой…

— А у меня девятый с половиной, — в тон ей вздохнул Гарри, впрочем, не сильно сокрушаясь: во-первых, он никогда не придавал значения таким вещам, а во-вторых, по сравнению с лыжами Рона…

— Надо же, он просто принц из какой-нибудь старинной книжки, — усмехнулась Бетти, — небось, чистокровный?..

— Полукровка, — ответил Гарри, — и из очень бедной семьи...

— Неужели? Я была уверена, что астеническое телосложение и слабое здоровье суть признаки аристократического происхождения, — глубокомысленно изрекла Бетти. — Впрочем, они также могут быть и следствием лишений, перенесённых в раннем детстве…

А Гарри вдруг осознал, что они уже давно обсуждают профессора во весь голос, так, словно Снейп лежит без чувств или его вообще нет поблизости.

— Он же всё слышит! — испуганно шепнул староста, толкнув Бетти локтём.

Девушка ойкнула, и они с опаской посмотрели вверх. Снейп сидел с закрытыми глазами и, похоже, не испытывал никакого интереса к окружающей действительности.

— Вот и всё, профессор, — наигранно весёлым тоном проговорила Бетти, поднявшись с пола. — Теперь вы можете идти отдыхать. Сейчас я отведу вас…

— Постой, — сказал Гарри, — ещё кое-что…

Он тоже встал и вежливо тронул укрытое пледом плечо.

— Профессор, — проговорил староста, — профессор Снейп… У меня к вам просьба… Ужасно важная… Профессор… вы слышите?..

Снейп медленно поднял взгляд. Слышит. Слава Небесам!

— Тут такая проблема, — заторопился Гарри, видя, что профессор уже чуть не падает, — мадам Помфри не смогла определить, что это было за проклятие… А ведь Мэгги ещё придётся лечить, я прав?… В общем, вы не могли бы написать его название или… ну…словом, чтобы другие целители поняли, что надо делать дальше…

Говоря это, Гарри подобрал с пола свою школьную сумку и достал из неё письменные принадлежности. Пристроив сумку на коленях профессора, Гарри положил сверху кусок пергамента. Бетти, присевшая рядом со Снейпом, вложила в тонкие пальцы перо и обхватила пациента за плечи, помогая ему сохранять вертикальное положение.

В палату начали возвращаться студенты. Осторожно просовывали голову в дверную щель, убеждались, что опасность миновала, входили и потихоньку подбирались ближе: полюбопытствовать. Вскоре вокруг кровати Мэгги — хоть и на некотором удалении — собралась изрядная толпа.

Пару минут профессор смотрел на пергамент, будто не совсем понимая, что должен делать (Гарри уже собрался начать объяснять заново). Но потом всё-таки сообразил. Выводил буквы он ужасно медленно, часто моргая и щурясь. Что-то, наверно, неладно было со зрением. Внезапно начавшийся озноб сильно мешал работе: Снейп с трудом приноравливался к дрожанию собственной руки. Мисс Гэмджи с каждой минутой тревожилась всё больше. Сокрушённо вздыхая, она легонько поглаживала худое плечо. Подбадривать вслух девушка не решалась: боялась сбить профессора с мысли.

А Гарри внимательно смотрел на выползавшие из-под пера буквы. Снейп начал писать по-гречески (Гарри греческого не знал, но однажды заглянул в учебник Гермионы, которая посещала этот непопулярный факультатив). Но потом профессор неожиданно всё зачеркнул, и с новой строки потянулись какие-то совершенно невообразимые закорючки. Староста подумал, что несчастный всё-таки свихнулся. Немудрено. Но как некстати!..

— Профессор, я думаю, этого достаточно, — проговорил Гарри, пытаясь отобрать у Снейпа пергамент, — вам нужно отдохнуть, вы устали…

Но Снейп не внял гласу разума и продолжал своё странное занятие до тех пор, пока сам не счёл работу законченной. Лишь после этого он позволил мисс Гэмджи увести себя обратно за ширмы. Гарри печально разглядывал испещрённый каракулями пергамент, а зрители подкрались поближе, и самые смелые уже заглядывали ему через плечо.

— Это не руны! — авторитетно заявил кто-то.

— Точно, не они!..

— Может, это китайские иероглифы?

— Нет, непохоже…

— Гарри, дай взглянуть поближе!..

Гарри отдал испорченный пергамент какому-то любознательному умнику, а сам устало сел на кровать. Минут через пять рядом опустилась хмурая и озабоченная Бетти.

— Рана продолжает кровоточить, — сообщила она, — а я не знаю, что делать. Он сейчас в таком состоянии, что с зельями нужно быть крайне осторожным, чтобы не навредить…

— Но ты уже дала ему обезболивающее! — возразил Гарри. — И ему помогло!..

— Не напоминай! — Бетти скривилась, как от зубной боли. — Мадам Помфри оторвёт мне за это голову. И правильно сделает. Это было самое сильное зелье из существующих. Действует очень быстро, но недолго и с кучей побочных эффектов…

— Ему очень плохо? — тихо спросил Гарри; получив ответный кивок, юноша поднялся. — Пойдём. Не поможем — так хоть рядом побудем…

— Поскорее бы мадам Помфри вернулась! — вздохнула, вставая, Бетти.

Не успели они сделать и нескольких шагов, как в гудящей, словно улей, больничной палате раздался незнакомый голос.

— Я всегда говорил: Хогвартс давным-давно потерял былую славу, — хорошо поставленный бас гулко отдавался от стен, перекрывая шум. — Собственно, с тех пор, как я сам закончил это учебное заведение, оно стало стремительно портиться, а сейчас и вовсе никуда не годится!

Гомон в палате немедленно прекратился. Толпа раздалась, и Гарри увидел неторопливо шествующего по проходу седовласого господина в светло-зелёной мантии сотрудника больницы Святого Мунго. За ним скромно семенила мадам Помфри. Рядом с целителем шла Минерва МакГонагалл — бледная и убитая горем. Следом топали ещё несколько человек в светло-зелёном: они преданно пялились в затылок говорившего.

— Да, уровень образования в Британии стал просто чудовищно низким, — разглагольствовал целитель, — я сужу по моим стажёрам, — небрежный кивок в сторону свиты, — все после Хогвартса. Знаний — ноль. Интеллекта — кот наплакал. И какие из них выйдут специалисты? А вот такие и выйдут: зубы больному худо-бедно заговорят, а как случай посерьёзнее, будут звать на помощь мистера Коллинза. А мистер Коллинз, к вашему сведению, — магистр! Ему положено сидеть в кабинете и заниматься наукой, а не мотаться по вызовам! Что, разве не так?

Целитель остановился и повернулся к свите, которая в один голос, потупив взоры, почтительно прошелестела:

— Так, мистер Коллинз!

Мистер Коллинз снисходительно кивнул и обратился к мадам Помфри:

— Поппи, ты не должна корить себя за то, что оказалась некомпетентной. Ты окончила школу много позже, чем я, и, разумеется, на твой век уже не хватило ни сведущих преподавателей, ни должного уровня учёта знаний. А стажировалась ты, кажется, у мистера Бишопа? Неплохой был старикан. Дурак, правда, и невежда, ну да ладно. К делу. Где труп?

Мадам Помфри судорожно всхлипнула и указала дрожащей рукой на кровать Мэгги. Мистер Коллинз, не сходя с места, небрежно взмахнул волшебной палочкой, держа её тремя пальцами и изящно оттопырив толстый мизинец. Пару секунд спустя густые брови целителя полезли было вверх, но мистер Коллинз тотчас взял себя в руки. Его холёное лицо вновь приобрело высокомерно-скучающее выражение.

— Поппи, если вы хотели пригласить меня на чашечку чая, необязательно было выдумывать страшные истории про умирающих девиц, — целитель старался говорить спокойно, но в голосе явственно проступало раздражение. — Я бы и так выкроил для вас минутку, несмотря на мою чрезмерную занятость. Но теперь и не надейтесь. Ибо я не люблю глупых шуток.

— Но… дорогой Парацельс, я… я вас не понимаю, — проговорила изумлённая мадам.

— Да что тут понимать?! — загрохотал, выходя из себя, мистер Коллинз. — Эта юная мисс жива-здорова, и я не нахожу у неё никаких симптомов, кроме упадка сил! Да, следы проклятия имеются, но только следы! А значит, оно было далеко не таким серьёзным, как вы мне тут расписали! Я всегда знал, что вы никудышный целитель, но что вы ещё и диагноз правильно поставить не умеете!.. И как, скажите на милость, я теперь определю, что это было за проклятие, если оно уже снято?!

Мадам Помфри и Минерва МакГонагалл замерли, как громом поражённые, а из дальнего конца палаты раздался чей-то радостный голос:

— Сэр у нас тут название записано!

Высокий тощий слизеринец подошёл к мистеру Коллинзу, отдал ему уже слегка помятый пергамент и с почтительным поклоном отступил в сторону. Мистер Коллинз снисходительно взглянул на снейповские каракули… И рассматривал их добрые минут пять, будто не веря своим глазам. Потом он, не отрывая взгляда от неровных строчек, приблизился к постели Мэгги и ещё раз взмахнул волшебной палочкой. Гарри заметил, что теперь целитель держит её как положено.

— Прелестно, — проговорил, в конце концов мистер Коллинз, выдавив довольно кислую улыбку. — Вынужден взять обратно некоторые свои слова о современном образовании. Скажите, Минерва, это вы догадались ввести в Хогвартсе изучение древнехалдейского?

Минерва МакГонагалл вытаращила глаза и открыла рот, но ответить не успела, ибо мистер Коллинз не дал ей такой возможности.

— Вы не учли одного, дорогая леди, — продолжал он, помахав обрывком пергамента перед лицом директрисы, — что теперь это чрезвычайно опасное проклятие, а также множество других, не менее опасных, будет знать вся ваша школа. А проклятия, знаете ли, очень забавная штука. Для того чтобы проклясть человека, не нужно ни сил, ни умения: достаточно просто как следует разозлиться и произнести формулу. А вот для того, чтобы снять… Мда. В общем, я вам не завидую. Дело-то подсудное.

К концу речи мистер Коллинз окончательно вернул себе прежний самодовольный вид. Чем весьма рассердил директрису. Минерва МакГонагалл вырвала пергамент из толстых пальцев, бегло взглянула и воззрилась на целителя.

— Вы прекрасно знаете, Парацельс, что древнехалдейский в Хогвартсе никогда не изучался, — проговорила она, — поскольку это язык Тёмных искусств, и детям его знать опасно. Поэтому, как видите, писавший вовремя сообразил, что давать греческую транскрипцию нельзя, и выбрал язык оригинала. — Минерва ответно помахала пергаментом перед мясистым носом гостя. — Несомненно, это был один из профессоров. И поэтому, что бы вы там ни думали о Хогвартсе, мистер Коллинз, но ругать наш преподавательский состав вы не имеете никакого права.

— Чудненько, — сладко улыбнулся целитель. — То есть, вы хотите сказать, что это сложнейшее проклятие, за которое не взялся бы даже я, потому что считаю глупым подвергать свою жизнь опасности ради одного пациента, в то время как в моей помощи нуждаются тысячи… Впрочем, вам этого не понять. Итак, вы утверждаете, что это проклятие снял какой-нибудь сумасшедший астролог? Или храбрый преподаватель маггловедения? Хотел бы я взглянуть на этого умельца…

— Ну так взгляните! — не выдержал Гарри; сжав кулаки, он подскочил к мистеру Коллинзу, едва удерживаясь, чтобы не плюнуть в эту надменную лоснящуюся физиономию.

Мистер Коллинз попятился, выпучив глаза.

— Г-гарри П-поттер! — еле-еле смог выговорить он; старосту немало озадачила столь бурная реакция. Обычно люди, узнав его, просто улыбались и просили автограф…

— Да! — победоносно воскликнула Минерва МакГонагалл; мадам Помфри расплакалась и бросилась душить юношу в объятиях.

Практически лишённый возможности двигаться, Гарри недоумённо переглянулся с Бетти. Та с не менее обескураженным видом пожала плечами.

Тем временем госпожа директор уже переключилась на текущие дела.

— Итак, вы, господа стажёры, готовьте мисс О’Конноли к отправке в больницу. Вы, мистер О’Конноли, вы, мисс Гэмджи и все, кто были свидетелями несчастного случая, немедленно за мной. Расследование нужно начать как можно быстрее. Мадам Помфри, вы оставайтесь здесь и окажите помощь раненым. А вы, мистер Поттер… Вы просто молодец!

И, не удостоив великолепного Парацельса Коллинза даже взглядом, Минерва МакГонагалл гордо удалилась.

Но мистер Коллинз, похоже, и не заметил, что с ним обошлись столь невежливо. Толпа студентов покинула палату следом за директрисой, стажёры подошли к кровати Мэгги, мадам Помфри поспешила к раненым, а маститый целитель всё ещё пялился на Гарри.

— Ну? — с угрозой произнёс тот.

— Простите, что значит «ну»? — спросил магистр.

— Вы, сэр, кажется, хотели взглянуть на того «умельца», — ответил староста, едва сдерживая гнев, — который не занимается позорной арифметикой и не подсчитывает, за какое конкретно количество жизней он готов отдать свою, единственную и неповторимую!

— Извините, сэр, — ехидно произнёс мистер Коллинз, — но мне кажется, что я уже смотрю на него. Вы считаете, что я делаю это недостаточно почтительно? Может быть, мне следует встать перед вами на колени?

— Передо мной?! — изумился Гарри. — Да при чём тут я?!

— Как! Разве не вы сняли проклятие? — удивился в ответ мистер Коллинз.

— Я?! Вы что, с ума сошли?! — воскликнул Гарри. — Это сделал профессор Снейп!

Мадам Помфри уронила какую-то склянку, и она разбилась.

— Северус Снейп? — недоверчиво уточнил целитель. — Алхимик? История с проклятым ожерельем? Припоминаю… Но ведь он, кажется, умер?

— Сами вы умерли, сэр! — возмутился Гарри, а мадам Помфри бросилась за ширмы; пару секунд спустя по палате разнёсся её испуганный крик.

Мистер Коллинз неожиданно лёгкой для его внушительной комплекции походкой проследовал за школьной целительницей. Он заглянул в закуток, и на надменном лице появилось удовлетворённая улыбка.

— Ну вот, а вы говорите! — с торжеством произнёс целитель. — Магистр Коллинз никогда не ошибается! Это уже практически мертвец!

Гарри сам не помнил, как ноги донесли его до ширм. Кажется, он не попросил мистера Коллинза посторониться — просто отпихнул его локтём. Представшая взору картина заставила юношу схватиться за спинку кровати, чтобы не упасть. В глазах на миг потемнело. Ему показалось, что он снова угодил в свой кошмар…

Сцена до ужаса напоминала ту, в Визжащей хижине. Правда, теперь Снейп лежал не на полу, а на кровати, и его кровь лилась не на грязные доски, а на белоснежные простыни. Но этот взгляд, мёртвый от боли и ужаса, дорожки слёз на висках, прерывающееся дыхание и дрожащие, перепачканные кровью пальцы!..

Профессор всё-таки не выдержал и сорвал повязку. Наверно, действие обезболивающего уже закончилось…

— Какого обезболивающего?! — истерическим голосом выкрикнула мадам Помфри: оказывается, последнюю фразу Гарри произнёс вслух.

— Мисс Гэмджи дала… я не знаю, как называется… она сказала — это самое сильное…

— О, Боже!!! — мадам схватилась за голову. — Лучше бы она сразу дала ему яд! Гарри, помоги мне!

— Что я должен делать? — спросил староста, пытаясь, чтобы голос звучал по-деловому, но при взгляде на окровавленную постель и бьющееся среди скомканных простыней беспомощное тело в душе поднималась волна слепой паники.

— Подержи его, — отвечала целительница, суматошно перебирая стоящие на столике пузырьки, — обычно я справляюсь без посторонней помощи… но сейчас, боюсь, он не в себе и не услышит меня… Ох, дети, что же вы натворили!..

— П-подержать? — как и прежде, при мысли о том, что ему придётся прикоснуться к чужому телу, Гарри охватило чувство жуткого смущения и мучительной неловкости. Может, потому что это был Снейп, и старые предубеждения не хотели сдавать позиций… Так или иначе, староста понял: одна секунда промедления, и он позорно дезертирует. Поэтому он стиснул зубы и ринулся в яростное сражение с самим собой.

Однажды Гарри имел случай убедиться на своей шкуре, что Северус Снейп, несмотря на своё «астеническое телосложение», обладает немалой физической силой. Стало быть, действовать надо решительно и бескомпромиссно. Плюхнувшись на профессора всем весом, дабы пресечь возможные попытки вырваться, юноша схватил его за руки, изо всех сил стиснув запястья…

— Слезай с него немедленно! — завопила, обернувшись, мадам Помфри. — Ты ему рёбра сломаешь! Он и так еле дышит, слон ты сумасшедший! Прикончить его решил? Ох, ну и помощник на мою голову!..

Гарри виновато поднялся и осторожно присел рядом с пациентом, продолжая крепко держать его за руки. Мадам Помфри, принялась промывать раны на шее профессора, тот дёрнулся, но так слабо, что Гарри окончательно убедился в собственном идиотизме. Мысленно обозвав себя козлом и кретином, он ослабил хватку на запястьях Снейпа. И, спустя некоторое время, почувствовал, как под тонкой кожей бьётся пульс — слабая, торопливая нить; казалось, она может оборваться в любую секунду…

— Поппи, а вы уверены, что ваши действия гуманны? — вдруг спросил магистр Коллинз; Гарри вздрогнул, ибо уже успел забыть о существовании этого неприятного типа. — Вы упорно пытаетесь продлить существование человека, у которого нет ровным счётом никаких шансов! Или вы уже совсем не в состоянии адекватно оценивать ситуацию? Ну так вам любой из моих придурков-стажёров скажет, что вы пытаетесь лечить покойника! Вы что, не видите, у него сердце отказывает!.. Так-так, а это что? Яд магической змеи? Великолепно! Даёт очень милые осложнения… Ба, да тут ещё и общее заражение! Какая прелесть! А какой шикарный воспалительный процесс мы можем наблюдать! Загляденье просто!..

Гарри не удержался и взглянул на раны Снейпа, с которых мадам Помфри уже почти смыла кровь. И тотчас об этом пожалел. Зрелище ужасных рубцов и язв, обезобразивших шею профессора, вызвало приступ тошноты. Гарри это очень разозлило: во-первых, он не хотел считать себя слабонервной барышней, а во-вторых, испытывать отвращение при виде ран этого человека показалось ему… подлым.

Злость оказалась очень кстати. Во-первых, тошнота почти сразу прошла, а во-вторых, вместе с нею испарились смущение и неловкость. Чужой человек, ненавистный преподаватель исчез — на его месте лежал боевой товарищ, брат по оружию, которого надо было поддержать и спасти во что бы то ни стало. Гарри отпустил тонкие запястья и взял раненого за руки — как друга. Мадам Помфри осторожно прикоснулась к язвам, нанося какую-то мазь. Снейп вздрогнул всем телом и прикусил губу, из последних сил хватаясь за руки Гарри. Юноша бережно сжал в ладонях холодные пальцы. Слова ободрения уже готовы были сорваться с губ… Но за спиной по-прежнему разглагольствовал мистер Коллинз:

— Поппи, это снадобье дела не поправит. Кровь, конечно, приостановится, но ненадолго. Сосуды разрушены воспалением, они будут рваться снова и снова. Тут нужна очень сильная магия, но больной её не перенесёт, а эти детские зелья почти настолько же слабы, насколько безопасны… Мерлин великий, Поппи, да посмотрите же вы на ситуацию здраво! Вы его мучаете почём зря! Я повторяю: шансов никаких! Он умрёт если не сегодня, то завтра!..

— Прекратите! Прекратите наконец! — яростно прошипела мадам Помфри, обратив заплаканное лицо к бессердечному магистру. — Вы что, не видите — он в сознании! Он всё слышит!..

— Пускай слышит! — запальчиво проговорил целитель. — Я никогда ни от кого не скрываю правду, какой бы горькой она не была! И вам советую выкинуть из головы женские сантименты. От вашей ложной жалости больному только хуже. Я советую бросить эту бесполезную возню. Просто накачайте его обезболивающим... Я прекрасно знаю, к чему это может привести. Вот пусть и приведёт, и чем скорее, тем…

— Так вы говорите, чтобы проклясть, достаточно просто хорошенько разозлиться и произнести формулу? — не выдержал Гарри; осторожно высвободив правую руку из руки Снейпа, он достал из кармана волшебную палочку и направил её в лицо светоча магический медицины. — Учтите, я её запомнил!..

Светоч заткнулся и, прищурив глаза, уставился на юношу.

— Что-то мне подсказывает, что вы врёте, мистер Поттер, — проговорил магистр. — Ничегошеньки вы не запомнили!

— Зато я помню множество других полезных заклинаний, — невозмутимо отозвался Гарри. — Например, Заклятие Немоты, Обездвиживающее, Дизориентирующее, на ваш выбор. В общем, считаю до трёх: раз…

Мистер Коллинз презрительно скривился, но дожидаться второго счёта не стал. Избавив неблагодарных слушателей от своего лучезарного присутствия, он отправился срывать гнев на стажёрах.

— Это просто упырь какой-то! — вздохнула мадам Помфри, закрывая рану чистым полотном; левая, свободная рука Снейпа снова потянулась вверх, но упала прежде, чем Гарри успел её поймать.

— Всё, всё, мой хороший, — говорила целительница, укрывая пациента одеялом, — перевязывать не буду, не бойся… И переоденемся попозже, а пока отдохни немного… Гарри, мне надо отойти к другим, ты не можешь посидеть тут ещё полчасика?

— Конечно, я посижу, — с готовностью кивнул Гарри, — только… вы разве не дадите ему лекарство? Кажется, ему больно… и холодно: он весь дрожит…

— Шок у него, опять много крови потерял, — развела руками мадам, — но с этим ничего не поделаешь. После того зелья, что дала мисс Гэмджи, ему сегодня больше ничего нельзя принимать. Ох, не знаю, как мы выдержим… Но, пока состояние позволяет, лучше не рисковать.

Целительница собралась было выйти из-за ширм, но вдруг остановилась и повернулась к Гарри. Юноша понял, что мадам хочет что-то сказать. Он погладил Снейпа по плечу, улыбнулся — мол, сейчас вернусь, — и встал с кровати.

— Гарри, а вдруг мистер Коллинз прав? — чуть слышно прошептала мадам Помфри, когда Гарри подошёл поближе. — Вдруг мы только мучаем Северуса понапрасну?.. Сказать по правде, лучше-то ему не становится… Он молодец, держится, но его сил хватает ровно на то, чтобы не умереть. А вот на то, чтобы исцелиться…Ах, Гарри, даже если мы каким-то чудом вытащим его, он уже никогда не будет здоровым человеком! Это ужасно… Он ещё так молод… Оказаться инвалидом в его возрасте…

— А что, разве в этом возрасте приятнее оказаться в могиле? — скептически усмехнулся Гарри, но сердце тоскливо сжалось. Он достаточно хорошо знал Северуса Снейпа, чтобы догадываться, чему тот отдал бы предпочтение, будь у него выбор.

— Нет, всё равно, — Гарри упрямо тряхнул головой. — Нельзя отнимать у него шанс… Это будет ужасно несправедливо, если он умрёт сейчас… после всего, что с ним случилось… и после того, как у него появилась надежда на другую жизнь!.. Без войны, без страха… Нет, нет, так нельзя! Нельзя, чтобы он умер, так и не узнав ни радости, ни дружбы, ни лю…

Он осёкся и машинально пощупал карман с маминой фотографией.

— Всё равно, — сказал Гарри, опустив голову, — одинокие люди тоже бывают счастливы…Правда?..

Мадам Помфри потрепала его по волосам, грустно улыбнулась и ушла. А Гарри вернулся на свой пост.

Юноше показалось, будто Снейп ждал его. Раненый лежал с закрытыми глазами, но, когда Гарри отыскал под одеялом его руку, дрожащие тонкие пальцы ухватились за его ладонь торопливо и отчаянно. Гарри вздохнул: наверно, профессор всё-таки с кем-то его путает…

— Вы меня ни с кем не путаете, сэр? — спросил он на всякий случай.

«А ты?» — чёрные глаза приоткрылись; по бледному виску поползла ещё одна слеза.

— Ну что вы, профессор, — Гарри постарался улыбнуться как можно веселее, — вас ни с кем не перепутаешь!

«Тебя тоже», — длинные ресницы устало опустились, а у Гарри словно ком в горле встал.

Победитель Вольдеморта бережно погладил хрупкую кисть. Пальцы профессора сжали его ладонь чуть сильнее.

«Я скучаю», — беззвучно произнесли пересохшие губы, и из-под ресниц одна за другой скатились ещё две слезы.

— Скучаете? — мягко переспросил Гарри. — По кому, сэр?

Он едва смог разобрать ответ:

«По людям… по живым людям…»

— По людям? — Гарри наклонился пониже. — Но мы же здесь… Мы с вами!.. Мадам Помфри, госпожа МакГонагалл и все остальные!.. И я, и все ребята — мы с вами, профессор, мы здесь!..

«А меня уже нет…»

Профессор открыл глаза — слёзы заструились по вискам непрерывным потоком. Полный смертной тоски взгляд устремился в бесконечность.

— Что вы говорите, сэр, — забеспокоился Гарри, — вы есть… Это всё только мысли… дурные мысли, их надо гнать, от них никакого толку… Вы есть… просто вы заболели, но мы вас обязательно вылечим!..

Он схватил со столика какую-то тряпку и стал вытирать профессору слёзы, но они всё лились и лились, а чёрные глаза подёрнулись какой-то странной дымкой.

«Страшно…»

Гарри бросил тряпку и дотронулся до бледного лба… до щеки… Лицо Снейпа было покрыто холодным липким потом. Дыхание стало частым и неглубоким. Озноб уже больше напоминал судороги… На полотне, закрывавшем рану, снова проступили алые пятна.

— Мадам Помфри! — закричал юноша, в ужасе вскакивая с кровати.

Она прибежала спустя несколько мгновений, бросила взгляд на раненого, побледнела, ахнула, пощупала пульс у него на шее и побледнела ещё больше.

— Северус… милый… держись!.. Гарри, я бегу за Санни. Не уходи. Умоляю.

— Нет-нет, конечно, что вы!..

Целительница опрометью кинулась прочь, а Гарри откинул край одеяла и схватил профессора за руку. Холодные пальцы не шевельнулись. Ниточка пульса ещё билась, нет, скорее, — трепетала под тонкой кожей запястья… и вдруг пропала!.. Нет, появилась снова, просто нельзя так крепко сжимать пальцы… Нельзя… надо осторожнее… чтобы не порвать её… последнюю нить…

— Профессор, пожалуйста, потерпите, — Гарри не узнал собственный голос. — Сейчас придёт Санни!.. Санни!.. Вы слышите?..

«Санни…»

В глубине угасшего взгляда зажглась слабая искра сознания.

— Да, сэр! — воскликнул Гарри. — Не сдавайтесь!.. Боритесь!..

«Санни!..»

— Она придёт!.. Санни сейчас придет!..

— Я здесь! Я пришла!

Казалось, сама жизнь ворвалась в больничную палату вместе со звуками этого чистого и сильного голоса. Её могучая струя захлестнула Гарри с головой, смывая боль, ужас и отчаяние. Юноша сел на пол и расплакался, как ребёнок. Она пришла! Санни пришла!.. Теперь всё будет хорошо!..

— Крови было много?

— Да. Я убрала. Не лежать же ему в таком кошмаре…Ну, что?..

— Ах, Поппи… Плохо, очень плохо… Бедный мальчик…Северус! Северус, посмотри на меня! Ну, что же ты, хороший мой, ты же звал меня, я знаю! Я пришла к тебе, посмотри на меня!.. Бесполезно… Он уже не слышит…

— Ах, Санни!.. Неужели… это всё?..

— Поппи, вы сами видите… Но… Взгляните, плачет ли мой Хиппо?

Гарри утёр глаза и нос рукавом мантии и поднял голову. Переполнившая душу надежда не давала осознать смысл печального разговора. А последняя фраза окончательно убедила юношу в том, что он попал в забавную и таинственную сказку…

Он увидел, как заплаканная мадам Помфри вышла из закутка и сразу же вернулась.

— Хиппо плачет, — сказала она.

— Хорошо, — промолвила Санни, — собирайте его слёзы: это настоящие алмазы!..

Миссис Саншайн сидела на краю кровати, низко наклонившись над раненым. Синий шёлк её мантии блестел на белой постели, словно крыло волшебной птицы. Гарри снизу смотрел на прекрасное лицо, видел горячую мольбу в нежном взгляде и хрустальные слёзы, повисшие на длинных ресницах…

— Ты ведь останешься со мной, Северус? — прошептала Санни. — Останешься, если я попрошу?..

Гарри поймал себя на мысли, что завидует. Страшно завидует… О, если бы миссис Саншайн хоть раз посмотрела на него так же, как она смотрит сейчас на Снейпа!.. Посмотрела бы взволнованно, чуть дыша, как на возлюбленного… Обняла бы его голову, вот так, зарываясь пальцами в волосы (по телу пробежала дрожь)… Так же гладила бы его по лицу, ласково касаясь бровей, век, приоткрытых губ (Гарри сглотнул), наклонялась ниже и… и целовала бы… лоб, виски, прилипшие к коже тонкие прядки волос… вот так же нежно и долго… А он, Гарри, лежал бы перед ней — бледный и красивый… Хотя нет, уже не лежал бы, а бежал со всех ног совершать безумные подвиги в честь прекрасной дамы!.. Странно, что Снейп до сих пор лежит…

Или, может быть, он просто притворяется? Притворяется умирающим, а сам… А сам ждёт, хитрый старый змей, когда Санни наклонится ещё ниже, и тогда!.. Дыхание перехватило. Сердце бешено колотилось, ладони вспотели. А Санни уже почти касалась мягкими алыми губами сухих губ раненого… Но вдруг резко выпрямилась и замерла, закрыв глаза. Слёзы упали с ресниц и покатились по щекам. Наваждение рассеялось так же внезапно, как и началось. Гарри очнулся. Миссис Саншайн сердито отбросила за спину длинные косы.

— Ненавижу обманывать! — проговорила она сдавленным голосом. — Ненавижу любовную магию!..

— Однако, это сильная вещь, — робко отозвалась мадам Помфри, — даже меня накры… э… в общем, неважно…Может быть, стоило продолжать?.. И… скажите, где вы этому обучались?..

— Это мой маленький секрет, — ответила Санни, — извините, Поппи… А продолжать бесполезно: не действует... И, знаете, я этому даже рада. У Северуса слишком чувствительное сердце. Если бы оно разбилось по моей вине…

— А теперь оно просто остановится, — горестно проговорила мадам Помфри, подошла к постели и аккуратно поправила сбившееся одеяло. Такой жалкий, беспомощный и уже абсолютно никому не нужный жест… Пожилая целительница всхлипнула и отвернулась. Её плечи задрожали от беззвучных рыданий.

Гарри осторожно поднялся на ноги и застыл на месте, глядя на Снейпа. Надежда покинула душу. Не нужно было разбираться в медицине, чтобы понять: профессору осталось совсем немного…

Погасший, остановившийся взгляд потерялся в пустоте. Лицо стало пепельно-серым. Он ещё жил: грудь приподнимали редкие судорожные вздохи, приоткрытые губы вздрагивали, ловя воздух… Но странный холод уже сковал тонкие черты — холод ожидания…

— Выхода нет, Поппи, — сказала миссис Саншайн. — Мне придётся это сделать…

Она поднялась с кровати и зачем-то начала расплетать косы. Мадам Помфри замерла. Гарри показалось, что — от испуга.

— Санни… но это же… очень опасно! — сказала она.

— Ну и что? — Санни пожала плечами, не прекращая своего занятия.

— Санни… Но если… если ничего не выйдет… Вы…тогда и вы тоже…

— Ну и что? — равнодушно повторила Санни.

— Санни, послушайте, — взволнованно проговорила мадам Помфри, — это… очень великодушно, но… Подумайте. Вы единственная целительница в своём роде. Ваши способности уникальны, таких, как вы, больше нет… Вы спасли тысячи жизней… Детских жизней, Санни, самых драгоценных на свете…

— Я не согласна с этим, Поппи, — вздохнула Санни, — все говорят, что жизнь младенца ценнее жизни взрослого… Нет, просто чистые бессловесные создания вызывают у людей больше жалости. А вот мне всё равно. Мне всех жаль… И потом, сколько раз бывало, что из чудесного, милого карапуза вырастает ужасный злодей. А целителю когда-то пришлось выбирать между ним и стариком, чьё сердце было способно согреть полмира…

— Тогда почему же вы…

— Почему я лечу только грудных малюток? — Санни принялась расстёгивать мантию. — Вовсе не потому, что люблю их больше, чем других людей. Просто они не могут рассказать о своей боли, а мне не нужны слова, чтобы узнать о ней.

— Вот видите! Другие целители не обладают таким даром. Вы незаменимы, Санни…

— Каждый человек незаменим, — Санни сняла мантию; под ней оказалось длинное платье старинного покроя. Молодая волшебница взялась за пуговицы воротника, и Гарри поспешно уставился в пол. — Разве кто-нибудь сможет заменить Северуса?

— И всё-таки, дорогая, это такой риск!..

— Я рисковала подобным образом много раз, — ответила Санни, — но мне кажется, что ещё никогда мой риск не был столь оправдан. Когда вы рассказали мне о том, что сделал сегодня Северус… О, пожертвовать жизнью ради такого человека — честь и счастье, о которых можно только мечтать! Как жаль, что я не решалась на это раньше!..

После этих слов в палате воцарилась тишина: Гарри слышал только шорох материи. Потом мадам Помфри тронула юношу за плечо.

— Пойдём, Гарри, нам нельзя больше тут оставаться, — шепнула она.

Выйдя из-за ширм, мадам посмотрела на гобелен и глубоко вздохнула:

— Плачет! Ну, значит, будем надеяться…

Гарри изумился: в больших глазах серебряного единорога сверкали слёзы… Потом юноша понял, что это были маленькие прозрачные камушки, вплетённые в ткань. И как он раньше их не заметил?..

Спустя несколько секунд он удивился ещё больше: один из камушков медленно выкатился из чёрного глаза и упал на пол. Гарри взглянул — под гобеленом лежало уже несколько переливающихся голубоватыми огоньками капель…

— Этот гобелен привезла Санни, — заговорила вполголоса мадам Помфри, — и велела повесить сюда… Она говорит, что волшебный единорог лучше знает, есть у пациента надежда или нет. Если больного уже не спасти, Хиппо закрывает глаза. А если плачет…

— Значит, ещё не всё потеряно? — спросил Гарри. — Что задумала миссис Саншайн?

— Ох, Гарри, боюсь, я не смогу тебе этого объяснить, — ответила мадам Помфри. — Приёмы врачевания, которыми пользуется Санни, настолько отличны от общепринятых, что иногда я просто теряюсь…

Целительница нагнулась и подобрала с пола камушки.

— Если хочешь, возьми их себе, — предложила она, — это настоящие алмазы. Сможешь заказать украшение для любимой девушки. Санни говорит, что слёзы Хиппо приносят счастье…

Гарри смутился.

— Я… возьму один, — решил он, неловко выуживая из ладони пожилой ведьмы маленький бриллиантик.

— На обручальное колечко? — печальное лицо мадам Помфри озарилось слабой улыбкой. — Ну, удачи тебе, милый!..

— Спасибо, — ответил Гарри, — и вам удачи. И…и госпоже Саншайн тоже.

* * *

На следующий урок Гарри не пошёл. Ужин он пропустил тоже. До самой ночи он сидел на берегу озера, под раскидистым деревом, неподалёку от белой гробницы.

Сидел, бездумно глядя на серую воду — день был пасмурный. Иногда в разрывы облачной завесы выглядывало солнце, и влажный воздух наполнялся золотистым сиянием. Потом солнце пряталось, и всё вокруг снова становилось тусклым и унылым.

«Вот и у меня так же, — вздохнул Гарри, — только появится что-то хорошее, и сразу исчезает!..»

Он достал из потайного кармана половинку фотографии и спрятанный в обёртку от жвачки — чтоб не потерялся — крошечный бриллиантик. Долго прикидывал, и наконец приклеил его заклинанием на воротничок маминой блузки. Получилось красиво — как брошка.

— Это не от меня, мам, — пояснил Гарри на всякий случай. — Хотя нет, и от меня тоже, конечно… Интересно, а он делал тебе подарки, когда вы ещё дружили? Я бы на его месте носил тебе розы охапками каждый день… Но он наверняка стеснялся. Ты ведь даже и не подозревала, что он влюблён в тебя, правда? Интересно, а теперь ты это знаешь?.. Наверно, Дамблдор тебе уже рассказал… Если вы встретились, конечно… Если всё это был не мой бред, и там действительно что-то есть…

Гарри опустил фотографию и посмотрел на водную рябь. Гигантский кальмар ушёл на глубину, и озеро казалось самым обыкновенным. Ничто не говорило о скрытых в нём тайнах. Мелкие волны навевали сон и скуку. Гарри вздохнул и повернул голову: в рассеянном пасмурном свете мрамор гробницы тоже казался тусклым и серым.

— Вот почему бы вам было не ответить мне прямо, сэр? — с упрёком проговорил Гарри. — Тогда, на Кинг-Кросс… Без ваших вечных загадок?.. Хоть один раз в жиз… то есть, ну, вы поняли… Ещё один человек собирается туда, а я так и не знаю, что от него останется: только память или всё-таки нечто большее… Ну, там, душа или как это называется…

Он досадливо поморщился. Налетавший временами ветер шевелил траву, листья над головой тихо шелестели. Такой надоедливый, безрадостный звук!..

— Вы, пожалуйста, там о нём позаботьтесь, — сказал Гарри сердито, — раз уж здесь не удосужились… Что вам стоило написать какое-нибудь завещание, объяснить всё по-человечески... Только вот не надо про «а если бы его нашли раньше времени»! Вы были великим волшебником, сэр, вы могли бы всё устроить!.. Потому что получилось ужасно некрасиво. Вы так не хотели мучиться перед смертью, и он избавил вас от страданий, а сам из-за этого… Да что уж теперь говорить, одно слово: позор!.. И я тоже хорош. Хотя… а что я мог сделать? Мэгги бы умерла… Тьфу, не жизнь, а ерунда какая-то!

Он снова уставился на воду. Незаметно подкрались сумерки. Похолодало. Гарри плотнее завернулся в мантию и поднёс фотографию поближе к глазам. Мама улыбалась ему сквозь надвигающуюся тьму, на серой бумаге светилась голубая капля.

— Вот какая ты была! — с печальной гордостью произнёс Гарри, любуясь весёлым молодым лицом. — Потрясающая!.. Тебя любили самые крутые парни!.. Извини, что я не склеиваю фотографию. На твоей половинке — кровь другого мужчины, да к тому же Снейпа, вдруг папе это будет неприятно?.. Или уже нет? Правду говорят, что там у вас в раю больше никто ни с кем не ссорится?.. А то у нас тут вообще… психушка, как Дадли говорит…Надоело, хоть умри!.. Вот только знать бы точно, есть рай или нет!.. А то, вдруг я умру — и всё?..

Стало совсем темно, и лицо Лили Поттер исчезло во мраке. Гарри спрятал фотографию и ещё долго сидел, прислушиваясь к плеску волн и шуму листвы. Потом поднялся и побрёл к замку.

Дубовые двери главного входа были широко распахнуты: мистер Филч ещё не запер их на ночь. Тёплый свет лился на широкое крыльцо. На одной из ступенек кто-то сидел — сжавшись в комок и совершенно неподвижно. Подойдя поближе, Гарри разглядел конец длинного серебристо-зелёного шарфа, упавший на серый гранит.

— Мэтью, что вы тут делаете? — спросил староста.

— Сижу, — ответил мальчик; Гарри сел рядом.

— Ну, что, как дела у Мэгги? — спросил он чуть погодя.

— Хорошо. Целители сказали, что её выпишут через две недели…

Они помолчали немного.

— Послушайте, Мэтью, я слышал, что сегодняшняя стычка началась из-за вашего шарфа, — промолвил Гарри. — Зачем вы его надели?

— Вовсе не для того, чтобы кого-то разозлить, — тихо отозвался Мэтью. — У меня горло болит. А другого шарфа у меня нет.

— А ну-ка, — Гарри потрогал лоб юного слизеринца, — не рыпайтесь, сэр, я старший по званию… У вас жар, между прочим… Давайте-ка я провожу вас в…

— Не пойду, — нахмурился Мэтью, — надоело лечиться. Я это Больничное крыло уже видеть не могу… Особенно после…

Он зябко передёрнул плечами и отвернулся.

— Тогда давайте просто войдём внутрь, в тепло, — предложил Гарри.

Мэтью потряс головой.

— Вы идите, сэр, а я ещё посижу, — тихо сказал он, и по его голосу староста понял, что мальчик плачет.

— Не надо, Мэтт, всё уже закончилось… всё позади… Мэгги спасена, с ней всё будет хорошо…И со всем остальным как-нибудь разберёмся, — Гарри и сам чувствовал, что его слова звучат вымученно, фальшиво, но надо же было хоть что-то сказать. — Ну, что же ты, перестань!.. Ты такой храбрый парень. Ни за что не скажешь, что ты из… Хотя… Извини. Я совсем забыл, что профессор Снейп тоже закончил Слизерин…

— Шляпа хотела отправить меня в Гриффиндор, — еле слышно проговорил Мэтью. — Но она слегка сомневалась, и мне удалось её уговорить не делать этого…

— Мне тоже удалось, — сказал Гарри, — когда она предложила мне Слизерин…

— Шляпа хотела отправить вас в Слизерин? — Мэтью так удивился, что даже перестал плакать. — И почему вы отказались?

— Из-за Вольдеморта. А почему ты отказался от Гриффиндора?

— Я хотел, чтобы моим цветом был зелёный, потому что я ирландец, сэр! — гордо ответил Мэтью, но тотчас сник и продолжал уже совсем другим тоном. — Мне не понравилось в Слизерине… Совсем не понравилось… По правде сказать, он действительно здорово смахивает на гадюшник… Но я сказал себе, что должен хранить верность своему выбору и своему знамени. Что должен сражаться за честь своего факультета, даже если она запятнана… Теперь это кажется мне таким глупым. Из-за всего этого чуть не погибла моя сестрёнка… Чёрт, надо было плюнуть на гордость и пожаловаться! Правда, профессору Слагхорну нет до нас никакого дела… Вот когда нашим деканом был профессор Снейп, было гораздо легче, он нас защищал… Кстати, вы не знаете, как он там?..

— Миссис Саншайн сказала, что надежда есть, — уклончиво ответил Гарри.

— Значит, Санни с ним! — проговорил Мэтью. — Это хорошо. А то у нас сегодня не было Защиты, и мы испугались, вдруг она заболела… Жаль, что отменили этот урок. Почему-то в классе у Санни никто не ссорится… В прошлый раз мне не хватило места и пришлось сесть рядом с гриффиндорцами. И, представляете, один из них даже одолжил мне свой перочинный ножик… и улыбнулся, как будто…

— Так-так-так! — раздался позади них сердитый скрипучий голос. — Вся школа уже спать легла, а двое студентов не в постелях! А вот сейчас мы их поймаем и отведём прямо в кабинет директора, правда, дорогая?

— Мяу!

Мэтью и Гарри обернулись: в широком проёме дверной арки маячил тощий и долговязый мистер Филч. У его ног привычно отиралась миссис Норрис.

— Доброй ночи, сэр, — вежливо поздоровался Гарри, и улыбка школьного завхоза мигом прокисла, сменившись разочарованной и в то же время подобострастной гримасой.

— О, мистер Поттер, не признал, — залебезил мистер Филч, — вы уж меня простите, сослепу я, да и темно тут… Ай-яй-яй, нехорошо вышло! Спасителя нашего наказать хотел, старый дурак…

— Всё в порядке, сэр, — Гарри брезгливо поморщился и встал со ступеньки, потянув за собой Мэтью. — Мы уже уходим. Спокойной вам ночи.

Он проводил слизеринца до лестницы, ведущей в подземелье.

— Спасибо вам, сэр, — сказал, прощаясь, Мэтью. — За Мэгги… и… за то, что поговорили со мной…

— Всё-таки жаль, что ты не в Гриффиндоре, — ответил Гарри, пожимая протянутую руку. — Впрочем… Такие, как ты, Слизерину сейчас нужнее.

Впервые за всё время их знакомства на лице Мэтью появилась улыбка. Открытая, добрая, обаятельная…Славный, всё-таки, мальчишка. Эх, если бы не этот его дурацкий патриотизм!..

— Кстати, сэр, — вдруг вспомнил Мэтью, — вас искала одна девушка. Такая рыженькая… Уизли, кажется… Ну, которая вместе с Лонгботтомом и Лавгуд в прошлом году директора доводила…

— Джинни? — встрепенулся Гарри. — Она меня искала? Когда?..

— Госпожа МакГонагалл допрашивала нас в классе Трансфигурации, и вдруг эта Джинни вбежала… вся в слезах… До неё дошли слухи о сражении, и она хотела знать, правда ли это и не ранены ли вы…

На сердце стало горячо, и радостное тепло разлилось по озябшему телу.

— Спасибо, Мэтт, спасибо, — торопливо проговорил Гарри, — извини, я побегу… а то вдруг… Спокойной тебе ночи, не унывай!..

* * *

В общей гостиной Гриффиндора было пусто и темно. Все свечи догорели, лишь огонь в очаге никак не хотел умирать. Слабеющее пламя сердито вспыхивало, на краткий миг разгоняя сгустившиеся тени. Одна из таких вспышек выхватила из мрака тоненькую фигурку, свернувшуюся калачиком на диване. Длинные медные волосы, светлый халатик, стиснутые, словно в отчаянии, руки… Гарри замер на месте. Что-то щёлкнуло в голове, и перед глазами возникла картинка из чужой памяти…

«Мама, ты была самой замечательной женщиной на свете, — сказал про себя Гарри, — а вот сын у тебя идиот. Никак не хочет учиться на чужих ошибках, так и рвётся совершать собственные!.. Ничего, мы это поправим!..»

Взлететь по винтовой лестнице в спальню, открыть в кромешной тьме чемодан, отыскать в нём на ощупь мантию-невидимку, расшвыряв по комнате половину других вещей — минутное дело. И вот, победитель Вольдеморта, незримый и почти бесшумный, несётся по сонным коридорам Хогвартса, одержимый вдохновением.

Больничное крыло. Перед дверьми Гарри помедлил немного. В душу закрались тревожные сомнения. А что, если Хиппо закрыл глаза? Что, если за этой дверью сейчас — смерть и горе?.. Нет. Не может быть. Сейчас во всём мире должно быть так же легко и радостно, как на сердце одного сумасшедшего гриффиндорца!

Длинная палата тонет в полумраке. Свет газовых рожков приглушён, пациенты мирно спят. Под их сопение Гарри подкрадывается к ширмам.

Глаза серебряного единорога смотрят печально и устало. Он больше не плачет. Но Гарри внимательно разглядывает каменные плиты пола… И точно: из небольшой выбоинки ему улыбается голубой огонёк.

«Спасибо, Хиппо, и, пожалуйста, больше не грусти!»

Гарри поднимает крошечный бриллиантик и крепко сжимает в ладони. Так. Одно дело сделано. А теперь — во двор. Двери мистер Филч, конечно, уже запер, но молодой герой найдёт способ выбраться. Игра стоит свеч: Невилл недавно обмолвился ненароком, что у профессора Спраут в теплице номер пять расцвели чудесные розы!..

Невилл сказал, что это варварство. Чистой воды грабёж, неуважение к чужому труду и достоянию школы. Что на месте мистера Поттера он собственноручно снял бы с себя значок старосты Хогвартса и все соответствующие полномочия. А на месте Джинни взял бы ворованные цветы и отхлестал ими дарителя по физиономии.

Гарри пропустил пылкое высказывание мимо ушей (но поклялся себе, что припомнит его мистеру Лонгботтому при первой удобном случае), а Джинни, на миг оторвавшись от поцелуя, послала Невилла так далеко, что не по себе стало даже Гарри. Если честно, он и не подозревал, что Джинни знает такие адреса…

Невилл побледнел, взглянул на подругу так, будто видел её впервые, развернулся и ушёл, не сказав больше ни слова.

— Ябедничать пошёл, — презрительно усмехнулась Джинни, однако искренности в её тоне было маловато.

— А пошёл он, — пробормотал в ответ Гарри, которому, по большому счёту, было наплевать почти на всё. — Послушай… А давай пойдём… Наверх… Наши все уже ушли… наверно…

— А мы не пойдём на завтрак? — удивлённо пискнула Джинни.

— Да пошёл он! — нетерпеливо проговорил Гарри. — Ну, пошли же, скорее!..

— Ты… ты хочешь, — она слегка отодвинулась, — чтобы это случилось… прямо сейчас?.. Но… мы ещё даже не помолвлены!..

— Вот и помолвимся заодно, — Гарри поднялся с диванчика и потянул за собой Джинни.

Однако на лестнице, ведущей в спальню мальчиков, влюблённых поджидал неприятный сюрприз.

— Когда ты последний раз дарил мне цветы?! — доносился сверху сердитый голос Гермионы Грейнджер. — Ты уже и сам не помнишь!.. Тебе даже и в голову не приходит, что я девушка, и мне обидно, что другим дарят, а мне нет!..

— Гермиона, ну, прости, я исправлюсь! — виновато отвечал Рон.

— Мне не надо, чтоб ты исправлялся! — отвечала Гермиона. — И цветов я от тебя не приму, так и знай! Потому что я буду знать, что ты их мне подарил только потому, что я на тебя накричала!..

— А я, может быть, уже собирался! — Рон тоже начал сердиться. — И, если бы ты подождала ещё немножко, прежде чем начать психовать...

— С тобой, Рональд Уизли, можно так и состариться в ожидании! — голос Гермионы становился всё пронзительнее. — Ты до сих пор не удосужился сделать мне официальное предложение!

— А… э… ну, — опешил Рон, — хочешь, прямо сейчас сделаю?..

— Нет! Не хочу! — голос Гермионы сорвался на визг. — Это всё опять потому что я сказала! А я хочу, чтобы ты наконец-то начал проявлять инициативу! Мне нужен муж, а не тряпка! Уходи! Видеть тебя больше не могу!..

— Ты забыла, где находишься, — проговорил Рон, — я у себя дома и никуда не пойду. И ты не пойдёшь, пока не попросишь прощения за то, что потеряла всякий стыд и вломилась в мужскую спальню…

— Ах, так?!

Раздался совершенно недвусмысленный звук. По лестнице сбежала красная и заплаканная Гермиона. Следом, сопя и держась за щёку, скатился Рон и схватил её за плечо.

— Стоять! — прошипел он. — Я тебя не отпускал! Стоять, кому сказано!

— Не трогай меня, негодяй! — возмущённо воскликнула Гермиона, но Рон не внял; довольно грубо развернув девушку лицом к себе, он толкнул её к стене.

— Ещё раз, — тихо, но с угрозой проговорил он, — ты посмеешь поднять на меня руку или повысить голос, и я тебя придушу, так и знай!

Рон стоял спиной к зрителям, и лица его Гарри и Джинни не видели, но в глазах Гермионы мелькнул испуг. Впрочем, она попыталась не подать виду.

— Да кто ты такой, чтобы мне приказывать? — произнесла она, шмыгнув носом, и сделала попытку вырваться, но Рон, по всей видимости, держал её достаточно крепко.

— Я твой будущий муж, — проговорил юноша, — можешь считать это заявление официальным. Отказы не принимаются. Ты либо станешь моей, либо умрёшь девственницей. Измены я не потерплю. Тебе всё ясно?!

Гарри и Джинни онемели от изумления. Гермиона тоже не ответила. Она всё ещё пыталась высвободиться, и страх в её глазах с каждой секундой становился сильнее. Рон встряхнул свою жертву и повторил вопрос.

— Ясно, — прошептала Гермиона; страх в её взгляде сменился чем-то непонятным…

— Ты умная девочка, — усмехнулся Рон, — я в этом почти никогда не сомневался. Итак, свадьба в июле, медовый месяц проведём…

— В Париже! — робко прошептала Гермиона.

— Я разве давал тебе слово? — удивился Рон. — Медовый месяц мы проведём там, где я скажу. Например, в Париже. После возвращения жить будем…

— Пожалуйста, пожалуйста, только не со свекровью! — взмолилась Гермиона.

— Цыц! Рот открывать только по моему приказу! Я люблю свою мать, она уже достаточно настрадалась, поэтому жить с нею ты не будешь никогда. И, разумеется, никаких тёщ на моей территории. Так, кажется, я всё сказал. Ах, да извини, ещё одна обычная формальность. Ты должна ответить, согласна ли ты. Можешь отвечать.

— Согла… — договорить невесте не дали; едва она открыла рот, как Рон, вжав девушку в стену так, словно хотел протолкнуть сквозь камень, впился в её губы хищным поцелуем.

— Апчхи! — звонко высказалась Джинни.

Гермиона даже глаз не открыла, а когда Рон попытался отстраниться, повисла у него на шее, не давая прервать поцелуй. Рон всё-таки оторвал её от себя и недовольно взглянул на парочку внизу.

— Пошли, тут неудобно, — буркнул жених, схватил невесту за руку и утащил наверх.

Гарри и Джинни разочарованно вздохнули.

— Мисс Уизли! Пять баллов с Гриффиндора за неподобающий внешний вид! — донёсся до них несколько нетвёрдый голос Гермионы.

Джинни оглядела свой халатик и покраснела, осознав, что нынешним утром весь Гриффиндор имел удовольствие любоваться её фигурой, пока они с Гарри, полулёжа на диване в общей гостиной…

— И Поттера оштрафуй! — велел сверху Рон. — Он сестре до сих пор предложения не сделал, козёл!

— Да, милый, как скажешь… пять баллов с… о, Рональд!..

Дверь наверху громко хлопнула, и неудавшиеся любовники остались на лестнице одни. Джинни поникла головой и отступила на шаг от Гарри.

— Я… мне… и вправду надо пойти одеться, — проговорила она. — Ты, наверно, тоже думаешь, что я бесстыжая, и…

— Это я бесстыжий! — вздохнул Гарри. — Не подумал, что ты можешь замёрзнуть! Здесь, на лестнице, так холодно!.. Ну-ка, надень!..

Он торопливо скинул с себя мантию, которая каким-то чудом всё ещё оставалась у него на плечах, — несмотря на полную приключений ночь и бурное утро.

— Спасибо, — прошептала Джинни совсем убитым голосом; Гарри торопливо засунул руку в карман брюк.

— Вот, — произнёс он, доставая и разворачивая фантик от жвачки. — Это тебе… Я хотел как правильно, чтобы было кольцо… Думал, закажу в субботу в Хогсмиде… И я закажу, ты не сомневайся!.. А пока что так… Я… в общем, делаю тебе предложение. Ты выйдёшь за меня замуж?

— Да, — улыбнулась Джинни, разглядывая крошечный бриллиантик, блестящий на её ладони, и вдруг заплакала.

— Ну, что ты! — прошептал Гарри, обнимая девушку. — Рано плакать! Плакать будешь на свадьбе, как положено… А сейчас ты должна меня поцеловать!..

— Сколько захочешь! — невеста подняла заплаканное лицо, и на несколько сладких мгновений мир вокруг перестал существовать.

… Гарри сидел в гостиной и ждал Джинни, предаваясь головокружительным мечтам, когда дверной проём открылся, и в гостиную влетел Невилл.

— Гарри! Быстрее! Бежим! — воскликнул он без предисловий.

— Что случилось? — Гарри лениво поднял глаза.

— Драка, вернее, настоящее побоище, — проговорил, тяжело переводя дыхание, Невилл. — Они совсем взбесились… Теперь и Хаффлпафф тоже… Прошёл слух, что вчерашнее проклятие произнёс не слизеринец, так теперь они бьют всех подряд!.. Бежим скорее, надо их разнять!..

Гарри поднялся с дивана и даже сделал пару шагов к двери, но… Джинни! Он обещал подождать её! Она спустится, а его нет… У них только-только всё наладилось…

— Нет, пускай разбираются сами, — Гарри вернулся на диван. — Перестань с ума сходить. Вот вчера — да, вчера было настоящее побоище, жаль, ты не видел. Я имею полное право отдохнуть. У меня, между прочим, и личные дела имеются.

— Но… но ты же староста! — удивился Невилл.

— Это всего лишь дань уважения со стороны руководства, — его занудство здорово действовало на нервы, и Гарри не удержался:

— К тому же, ты сам сказал совсем недавно, что я недостоин этого звания. Так что, можешь принять полномочия, если так уж неймётся.

Невилл вздрогнул, но в следующую секунду его лицо стало непроницаемым.

— Хорошо. Я всё понял, мистер дезертир. В таком случае, скажите мне, где Рон.

— Наверху, в спальне, но я на вашем месте туда бы не ходил, мистер…

Договорить Гарри не успел: Невилл уже исчез на лестнице. Гарри откинулся на спинку дивана. На сердце было муторно: паникёр Лонгботтом всё-таки умудрился посеять в нём тревогу. Да ну, глупости какие! Неужели после вчерашнего в Хогвартсе найдётся хоть один идиот, жаждущий повторения? Покидаются друг в друга Оглушающими и разбегутся…

Чтобы отвлечься, Гарри заставил себя подумать о том, как удачно всё складывается. Сейчас и Рон ответит за «козла», и Гермиона за снятые с Джинни баллы, а Невиллу и вовсе мало не покажется… Ворваться к влюблённым в такой момент…

Мысли немедленно и уже без всякого усилия вернулись к алым розам и случайно распахнувшемуся во сне короткому халатику. Вернувшись из теплицы, Гарри до рассвета сидел на коврике перед диваном, то любуясь на спящую Джинни, то возвращаясь к своему занятию: срезанию шипов с длинных стеблей. Когда Джинни проснулась, роскошные цветы были уже совершенно безопасны для её ладоней…

— А я сказал, оставайся здесь!

— Рон, милый, ну, пожалуйста!.. Я же староста!..

— Я сказал, нет!

— Это может быть опасно, а ты собрался идти один, без меня!..

— Если это опасно, то не хватало мне ещё и за тебя переживать! Хватит, напереживался уже на всю оставшуюся жизнь! Это моё последнее слово!

— Рон!..

— Оставайся здесь и жди.

Влетевший в гостиную Рон резко остановился и развернулся. Из-под полурасстёгнутой мантии сверкнула белая рубашка: ни свитера, ни тем более галстука на Роне не было. Гермиона, на ходу натягивавшая джемпер, ойкнула, сослепу налетев на парня.

— Жди здесь, — повторил Рон, помогая невесте справиться с рукавами. — И не бойся. Ну подумай сама, что может со мной случиться?

— Н-не знаю, — Гермиона, глотая слёзы, дрожащими пальцами застегнула его мантию. — Что-то сердце у меня не на месте…

— Если хочешь, можешь за меня помолиться, — с улыбкой предложил Рон, — твоя непорочная молитва подарит мне славную победу над стадом сумасшедших первокурсников. Уж если мне сегодня не суждено было одержать победу над…

— Ребята, честно, я не знал, — покраснел Невилл.

— Ничего, будем считать, что ты спас невинную деву от дракона, — усмехнулся Рон, хлопая его по плечу. — Зато теперь у нас всё будет правильно. Белое платье, букет из лилий и что там ещё положено…

Он подмигнул Гермионе и повернулся к Невиллу.

— Давай, избавитель прекрасных принцесс, показывай дорогу!

Сидящего в тени Гарри Рон, по всей видимости, не заметил, а Невилл скользнул по нему взглядом, как по пустому месту. Гермиона с минуту стояла неподвижно, глядя на закрывшийся дверной проём, потом повернулась и…

— А ты почему здесь?! — возмутилась она.

Гарри собрался было ответить в том же тоне, но у Гермионы были такие несчастные глаза…

— Гермиона, успокойся, пожалуйста, — сказал он. — Ничего страшного не происходит…

— Откуда ты знаешь? Вчера на твоих глазах чуть не погибла девочка!..

— Я думаю, это был хороший урок для всей школы, — ответил Гарри, стараясь говорить твёрдо; однако тревога снова начала поднимать голову.

— Гарри, пожалуйста, пойди с ними! — прошептала Гермиона. — Мне страшно… Гарри, мне кажется, что я ещё никогда так не боялась!.. Да, я помню, Трелони говорила, что у меня никаких задатков ясновидящей… Но… Гарри…Я чувствую: должно случиться что-то ужасное!..

Вид у неё был совершенно безумный. Тревога начала перерастать в панику. Гарри вскочил с дивана.

— Послушай, но я должен дождаться Джинни!.. Мы договорились… Мы помирились с таким трудом, и если мы поссоримся вновь…

— Гарри, я ей всё объясню, — всхлипнула Гермиона. — Гарри, пожалуйста!..

… Выскочив из гостиной, Гарри остановился, сообразив, что не знает, куда бежать дальше. Рука, уже державшая наготове волшебную палочку, мигом вспотела. Какой же он идиот! Так, надо рассуждать логически. Невилл наткнулся на сражение по пути на завтрак. Значит, надо двигаться в сторону Большого Зала… Проклятье! Туда есть целых два коротких пути! Какой выбрать?!

Впрочем, стоять и сомневаться — ещё глупее, и Гарри бросился по коридору направо. Пару раз ему казалось, что он слышит какие-то крики, и он прибавлял скорость, но, выскочив в вестибюль, понял, что ошибся.

— Статуи! Статуи ожили! — полные ужаса вопли, донёсшиеся с главной лестницы, подтвердил опасения: ему следовало выбрать другую дорогу.

Стиснув зубы, Гарри бросился вверх по мраморным ступеням. Чем дальше он бежал, тем больше испуганных студентов попадалось ему навстречу. Крики об оживших статуях раздавались со всех сторон.

— Какой идиот их оживил?!

— Мы не можем их остановить!..

— Заклинания не действуют!..

— Спасайтесь!..

Вывернувшая из-за поворота коридора толпа едва не сбила Гарри с ног: он едва успел отскочить в сторону. Следом за вопящими студентами, лязгая ржавыми суставами и потрясая разнообразным оружием, тяжело топали рыцарские латы: три, четыре, пять… чего? Штук? Комплектов?.. Вот, чёрт! А их ведь и впрямь «Ступефаем» не возьмёшь, «Петрификус тоталус» тоже вряд ли поможет, они же неживые, «Инкарцеро» — верёвки они порвут как нечего делать… Заклятия щекотки или ватных ног им нипочём, их нельзя ни напугать, ни ранить… Взорвать? На таком расстоянии это чистое самоубийство…

— Экспеллиармус!

Любимое заклинание выкрикнулось как будто само собой. Рука с волшебной палочкой указала на ближайшего противника. Огромный двуручный меч вырвался из латных рукавиц и отлетел назад. Туда же в следующие несколько секунд отправились ещё два меча, пика и алебарда. Доспехи развернулись и побежали за своим оружием. Гарри устремился в коридор, откуда доносились звон металла и крики.

Невилл и Рон сражались спина к спине метрах в двадцати от поворота: на них наседала целая армия взбесившихся статуй. Ребята, по всей видимости, успешно использовали Уменьшающие чары: многие противники были им по колено. Впрочем, их секиры и мечи не стали от этого менее острыми, и путавшаяся под ногами железная мелюзга только усугубляла опасность. Вот Невилл, получив укол в голень, споткнулся, и его заклинание Отбрасывания ушло мимо цели. Тяжёлый топор взвился над его головой…

— Экспеллиармус! — завопил Гарри.

Он знал, что не промахнулся, но раскланиваться и принимать благодарности не было времени: в коридор вернулась давешняя пятёрка. Подобравшие своё оружие доспехи не продолжили преследовать убегавших студентов — это хорошо. С другой стороны, Гарри оказался заперт в коридоре. Выйти отсюда он мог теперь лишь одним способом: победив это безмозглое воинство.

«Интересно, хоть кто-нибудь догадался учителей на помощь позвать?»

— Редукто! — увы, поражённая заклинанием статуя уменьшилась хорошо если на одну пятую. Значит, в каждую нужно попасть по нескольку раз… и при этом увернуться от остальных…

Обороняться от пятерых не ведающих усталости и практически неуязвимых врагов оказалось весьма утомительным занятием… чрезвычайно утомительным… совершенно изматывающим… абсолютно безнадёжным…

Последний запомнившийся момент: Гарри лежит на полу, правая рука с волшебной палочкой прижата к холодному камню тяжеленным железным сапогом, от боли темнеет в глазах, а остриё двуручного меча готово пронзить сердце…

И вдруг — чей-то крик, вспышка заклинания, меч красиво взлетает в воздух и, сбив со стены горящий факел, исчезает во мраке.

— Поттер! Поттер, вы живы? Отвечайте немедленно!

Гарри открыл глаза: над ним склонилась Минерва МакГонагалл. Растрёпанная, запыхавшаяся и без очков.

— Жив! — с облегчением выдохнула она и сразу же перешла на сурово-деловитый тон:

— Рассказывайте, что здесь произошло!

Гарри сел, охнув от боли в правой руке. Пальцы, вроде, гнулись, но с трудом…

— Перелома нет, — успокоила его директриса. — Итак, скажите… Хагрид! Профессор Хагрид, отойдите оттуда, вы с ним не справитесь!..

Гарри обернулся. Там, где вот буквально только что держали оборону Рон и Невилл, бродила, грозно помахивая шипастым шаром на цепи, огромная — на голову выше Хагрида — статуя. Полувеликан бегал вокруг и размахивал руками, видимо, пытался заставить её пойти на своё место. Статуя его не замечала.

— Этот у нас самый тупой из всех, — сказала Минерва МакГонагалл; Гарри не совсем понял, кого именно она имела в виду.

Директриса, прошептав заклинание, взмахнула волшебной палочкой, статуя развернулась и потопала прочь. Хагрид посмотрел ей вслед и подошёл к профессору Флитвику, который не без сожаления возвращал уменьшенным доспехам их первоначальный размер. Ни Рона, ни Невилла видно не было.

— А где… — начал было Гарри, но его перебили.

— Рон! Гарри! Невилл! Где вы?!

Перепуганная Джинни упала на колени и стиснула Гарри в объятиях.

— Всё в порядке?! Ты не ранен?! — всхлипывала она, тычась мокрым носом ему в шею; Гарри обнял девушку левой рукой и успокаивающе погладил по спине.

Бледная, как мел, Гермиона не кричала и не плакала. Тяжело переводя дыхание, она с потерянным видом оглядывала коридор.

— Нам сказали, что они здесь, — произнесла она, — а его нет…

— Тут был кто-то ещё? — нахмурилась директриса. — Мне доложили только, что на студентов нападают ожившие статуи. И я была весьма удивлена, увидев, что Поттер пытается их остановить. Без специальных заклинаний это практически невозмо…

— Минерва!.. Господи!.. Какой ужас!..

К ним бежала новый декан Гриффиндора профессор Синистра.

— Там… там… — пролепетала она, остановившись и показывая рукой куда-то назад.

— Барашек! — вскрикнула Джинни; Гарри обернулся и увидел, как в коридор, непонятно откуда, пошатываясь, медленно выходит Невилл.

Сделав пару шагов, юноша обессилено привалился к стене и сполз по ней на пол. У Гарри замерло сердце. Не обращая внимание на боль и противную слабость в ногах, он поднялся и поспешил к другу вместе с остальными.

— Я… не ранен, — еле слышно проговорил Невилл, когда госпожа МакГонагалл, подбежав, позвала его по имени. — Там… Рон…

Невилл открыл глаза и обвёл собравшихся помертвевшим взглядом. Увидев Гермиону, он прошептал:

— Не смотри…— его глаза закатились, и Невилл стал медленно заваливаться набок; Джинни бросилась к нему и уверенно, словно бы даже привычно подставила плечо.

— Всем оставаться на месте! — непререкаемым тоном произнесла госпожа МакГонагалл; засветив огонёк на кончике волшебной палочки, она шагнула под тёмную арку между двух колонн: Гарри заметил её только теперь.

При ближайшем рассмотрении арка оказалась дверным проёмом; сорванная с петель дверь лежала за порогом небольшого помещения, судя по всему, пустующего. Оттуда пахло холодом и пылью.

— Филиус, — промолвила, возвращаясь в коридор, Минерва МакГонагалл (на директрисе лица не было), — немедленно к мадам Помфри. Пусть вызывает помощь… И… Санни позовите тоже.

* * *

— Но Рона нельзя отправлять в больницу, — растерянно лепетала Гермиона, сидя на постели в больничном крыле. — Когда вы перевозили профессора Снейпа…

— Девочка моя, ляг, пожалуйста, — ласково уговаривала её мадам Помфри.

— … он чуть не умер, — Гермиона легла, но тут же снова села, — а Рон…

— Когда мы перевозили профессора Снейпа, мы почти не могли использовать магию, — терпеливо объясняла целительница, — а Рон молодой здоровый мальчик, ему волшебство не повредит, его окружат самой сильной защитой…

— Тогда… тогда хорошо, — Гермиона покорно откинулась на подушки и закрыла глаза; мадам Помфри поправила одеяло и отошла от кровати. Гермиона снова поднялась.

— Но ведь его скоро выпишут, правда? — спросила она с беспокойством. — Иначе он сильно отстанет… Это очень ответственный курс…

— Конечно, конечно, скоро, — улыбнулась ей целительница и повернулась к Гарри. — Пожалуйста, дружок, сбегай за Санни. Скажи, что девочка никак не уснёт. Снотворное зелье — не тыквенный сок, я и так уже дала ей тройную дозу…

— А… ага, — кивнул Гарри и послушно отправился к ширмам.

— Миссис Саншайн! — позвал он, остановившись напротив единорога. — Там Гермиона спать не хочет…

— Да-да, я сейчас, — прекрасная Санни выбежала из-за ширм, а Гарри даже голову не повернул, продолжая тупо разглядывать картину.

Ещё и половины суток не прошло, как он был здесь, счастливый и полный вдохновения… полный радостных надежд… Всего несколько часов назад… Всё было так легко, просто и ясно… Обычная жизнь…Теперь она кажется праздником. Смешные проблемы, глупые ссоры, нежные примирения… Всё кончилось. Всё пропало…

— А у профессора Снейпа глаза, как у Хиппо, — сказал Гарри, услышав позади лёгкие шаги.

Что за ерунду он несёт? Какой профессор Снейп, какой Хиппо?.. Зачем он вообще это говорит?...

— Нет, милый, это у Хиппо глаза Северуса, — тихо ответила Санни, — когда Северус поправится, и у нас будет другой пациент, у Хиппо будут его глаза. Потому что сам Хиппо был слеп, у него вообще не было глаз.

— Хиппо… был? — спросил Гарри. — Как это?

— Очень просто. У меня был единорог. Настоящий, живой…Только незрячий. Но мудрый и добрый. Он очень любил меня. Когда Хиппо умирал, он попросил меня сделать так, чтобы мы с ним не расставались…

— Попросил? — Гарри почувствовал нечто вроде удивления. — А разве единороги умеют говорить?..

— Раньше умели.

— Раньше? Когда это?

— Я хотела сказать — некоторые умеют… Извини, Гарри, это я от усталости уже заговариваться начинаю… Мой Хиппо умел и говорить, и петь, и сочинять стихи. Когда он умер, я исполнила его просьбу и соткала этот гобелен…

— Выглядит так, как будто это было несколько веков назад, — проговорил Гарри, протянув руку и погладив ткань, — вы специально его состарили, да? Для красоты?.. Я знаю, так художники делают… иногда… А Хиппо — смешное имя. Не единорожье какое-то. Это вы его так назвали?..

— Ну, что ты! — женщина за его спиной усмехнулась. — Кто я такая, чтобы нарекать имена единорогам?.. Хиппо — это только кличка. Его имя нельзя произносить вслух.

— Почему?..

— Так уж повелось, — вздохнула Санни, — извини, Гарри, милый, давай не будем больше об этом… Ты лучше пойди, побудь с Джинни. Гермиона и Невилл уснули, а ей сейчас не надо быть одной…

Она быстро скользнула за ширмы, и Гарри покорно побрёл восвояси. Как всегда, после разговора с Санни, на душе стало светлее. Правда, совсем чуть-чуть, не так, как раньше. Печаль не сменилась радостью, тревога не уступила места покою… Оно и понятно, ведь сегодняшнее несчастье не идёт ни в какое сравнение с прежними, а миссис Саншайн не всесильна… Но всё-таки, тупая боль в груди слегка разжала свои когти, и в сердце робко заглянула надежда.

Может быть, всё ещё будет хорошо? Несмотря на сказанные шёпотом слова целителей, несмотря на увиденное собственными глазами…

— Мы с Роном остались, чтобы другие смогли уйти, — рассказал Невилл, когда его привели в чувство, ещё там, в коридоре, где всё случилось, — мы попросили позвать учителей… Но сначала пришёл Гарри… Он спас меня, а потом… потом появился этот, огромный… Уже под самый конец. И мы… мы не успели... Вернее… мы хотели ударить Уменьшающим вместе, но Рон вдруг отвернулся… послал Обезоруживающее… в другую сторону... в последний момент…У этого, огромного, был моргенштерн… Рона просто смело… Дальше не помню… Комната… Я его нашёл у дальней стены…

После этих слов Невилл потерял сознание вновь. Когда с него сняли мантию, оказалось, что на нём живого места нет. Впрочем, по сравнению с Роном, Невилл действительно остался целым и невредимым…

— От такого удара и доспехи не спасли бы, — хмуро проговорил один из целителей. — Ещё повезло, что там оказалась дверь. Если бы об стену, смерть была бы мгновенной, а так…

А так — ожидание повисло в воздухе, словно меч, занесённый для рокового удара. Рона забрали в больницу Святого Мунго, и старший целитель тихонько посоветовал директрисе «подготовить родных». К счастью, девочки этого не слышали…

… Гарри подошёл к постели Гермионы. Зелье и помощь Санни сделали своё дело: девушка крепко спала. Повернувшись на правый бок и сунув ладонь под щёку. Но смотреть на неё было жутко, потому что уютная поза никак не соответствовала выражению лица. Ужас и горе, которые Гермиона так старательно гнала от себя наяву, похоже, добрались до неё во сне. И там она была с ними один на один, не в силах противостоять им, не в силах проснуться…

Гарри перевёл взгляд на соседнюю кровать. Невилл попросил положить его рядом с Гермионой — на всякий случай. Он сказал, что помешанные могут быть опасны сами для себя, а он за ней присмотрит… Правда, сейчас он тоже спал. Большое количество обезболивающего зелья вкупе с лошадиной дозой успокоительного произвели эффект близкий к действию напитка Живой смерти. На спящего Невилл не походил. Скорее — на мёртвого.

Лежал он так, как его уложили: на спине, руки вытянуты поверх одеяла. Так спят только в гробу… Положить ему на грудь меч и скрестить руки на рукояти — и будет то, что надо... Наверно, именно такими представляют павших рыцарей те, кто любит чувствительные романы. Юный герой, нежный и храбрый, с густыми кудрями до плеч и сурово сдвинутыми бровями. Воин и поэт, которым так легко восхищаться и которого так приятно жалеть… уронить пару слезинок, закрыть книжку… и пойти спать…

Гарри снял очки, потряс головой и протёр глаза. Что за бред в голову лезет?.. Невилл как Невилл… и вовсе он не мёртвый, и раны его не опасны, завтра уже будет здоров… Но спать и вправду хочется — после бессонной ночи и такого утра… Хотя нет, хочется не спать, а превратиться во что-нибудь неодушевлённое. В бревно, например… Чтобы перестать чувствовать… видеть, слышать, вспоминать… Чтобы можно было лежать и ничего не делать, никуда не ходить, не говорить ни с кем… лежать и ждать, когда всё закончится…

— Мистер Поттер! Я весьма сожалею, но мне необходимо переговорить с вами. Пожалуйста, пойдёмте со мной.

Да, к огромному несчастью, эти мечты неисполнимы... Идя по коридорам следом за госпожой МакГонагалл, Гарри зачем-то пытался вспомнить: были ли случаи, когда человек превращался, например, в дерево? Кажется, даже в сказках такого не бывало. Ну, или в дерево-то герой превращался, но не переставал быть живым… Вот ужас-то: всё понимаешь, всё чувствуешь, а сделать ничего не можешь, когда дровосек подходит к тебе с топором… Впрочем…

Впрочем, разве сейчас он, Гарри, переживает не то же самое?..

— Цветок чертополоха! — произнесла МакГонагалл, и каменная горгулья отъехала в сторону, открывая вход на винтовую лестницу.

В директорском кабинете, насколько Гарри смог оценить, всё осталось прежним. Как при Дамблдоре. Ни Снейп, ни МакГонагалл не стали ничего здесь менять. Музей хотели сделать, что ли?.. По знаку директрисы Гарри сел в то же самое кресло, в котором ему уже столько раз довелось переживать самые трудные моменты своей жизни. И получать не всегда приятные ответы на свои недоумения. Вот и сейчас, хотя МакГонагалл ещё и рта не раскрыла, и рама портрета за её спиной была пуста (сегодня это скорее радовало, чем огорчало), осознание всего случившегося рухнуло на Гарри, словно могильная плита. От невыносимой тяжести юноша даже пригнулся.

— Это же я во всём виноват! — прошептал он мгновенно пересохшими губами. — Я отказался идти с Невиллом… Я отказался от сражения… Я… отказался… сражаться… нет, не могу поверить…

Застонав и схватившись за голову, он ткнулся носом в колени, но тут же выпрямился и взглянул на директрису.

— А может быть, это был не я, а кто-нибудь другой? — с надеждой спросил Гарри Поттер.

На лице госпожи МакГонагалл выразилась озадаченность и тревога. Директриса встала со своего места, подошла к юноше и пощупала его лоб.

— Мистер Поттер, мне не следовало вызывать вас сейчас, — промолвила она, убедившись в том, что температуры нет, — вы, я вижу, слишком устали…

— Да, правда! Я устал! Наверно, в этом всё дело! — встрепенулся Гарри. — Я устал быть героем!.. Не в смысле — великим… Ну, как бы объяснить… Героем, а не человеком…Мальчиком-Который-Выжил… Выжил — но так никогда и не жил… Я думал — война закончится, и я наконец-то стану свободным… А теперь мне кажется, что я был придуман кем-то только для этой войны, и я сам закончился вместе с нею… Я — нежить… оружие… я не умею жить, только — убивать!..

— Мистер Поттер, перестаньте, — МакГонагалл старалась говорить строго, — не сходите с ума. Вы ещё никого не убили. Насколько я могла понять, даже В… Вы-Знаете-Кто погиб не от вашей руки.

— Да, — новая волна ужаса накрыла Гарри мертвящим холодом, — все погибали сами… все, кто оказывался рядом со мной… И враги… и друзья…Но ведь война закончилась, а это продолжается!.. Это всё из-за меня… Я… я не знаю, что я такое. Вы видите — у меня ничего не получается. Я хочу жить, как обычный человек, а у меня всё наперекосяк…

— Так, мистер Поттер, отправляйтесь немедленно отдыхать, — велела директриса. — От сегодняшних уроков я вас освобождаю. Пойдите к мадам Помфри, выпейте успокоительное и выкиньте из головы все эти бредни. Ступайте.

Гарри поднялся с кресла и с тоской посмотрел на директрису.

— Вы меня не понимаете, — тихо проговорил юноша, вздохнул и добавил почти шёпотом:

— Никто меня не понимает…

— Гарри, перестань винить во всём себя одного, — сказал Невилл спустя пару дней. — Если уж по-хорошему, то во всём виноват я. Мне не за вами с Роном надо было бежать, а за МакГонагалл. А я, видишь ли, героем себя вообразил…

— Это ты по привычке, — рассеянно произнёс Гарри, кроша хлеб на скатерть, — мы же никогда учителей на помощь не звали…

— Если бы я знал, что кому-то придёт в голову оживить статуи! — сокрушённо проговорил Невилл, отодвинул тарелку с нетронутым завтраком и закрыл лицо руками.

— Но ты же не знал, — вяло отозвался Гарри.

Джинни сидела между ними неподвижно, будто замороженная. Лишь появление почтовых сов заставило девушку взглянуть вокруг с некоторым подобием интереса. Она вздрогнула, когда крохотный Сычик спланировал ей на плечо. Отвязав от его лапки свиток, Джинни негнущимися пальцами развернула пергамент, прочла написанные в нём несколько слов, свернула, положила на стол и снова замерла без движения.

— Ну, что там, Джин? — осторожно спросил Невилл.

— Мама пишет, ещё жив, — безжизненным голосом ответила девушка.

— Ты бы съела хоть что-нибудь, — сказал Невилл немного смелее.

— Я не хочу, — равнодушно отозвалась Джинни.

— Тебе надо поддерживать силы…

— Я не хочу, — промолвила девушка прежним бесцветным тоном.

Гарри скрипнул зубами и накрыл пустой кружкой дохлую мышь, только что принесённую, как обычно, заботливым белым филином. Невилл забрал номер «Ежедневного пророка» у большой бурой совы.

— Надо будет отнести Гермионе, — сказал он, пряча газету в сумку. — Ну что, идёмте на урок, уже пора…

— Я не хочу, — сказала Джинни.

— Надо, дружок, — мягко проговорил Невилл, беря её под локоть и заставляя подняться, — тяжело, я знаю, но надо. Ты же помнишь, нам с тобой и раньше бывало плохо, но мы держались…

— Так плохо ещё не было, — сказала Джинни. — Я не хочу жить…

Невилл повесил её сумку на плечо вместе со своей и обнял девушку за плечи свободной рукой.

— Джин, так нельзя, — с ласковым укором промолвил он, увлекая подругу к выходу из зала (Гарри, как потерянный, шёл следом), — это ребячество, а ты уже взрослая… У тебя семья — отец, мать, братья, у тебя Гарри, ты должна подумать о них…

— Мама сказала, если и Рон тоже… то она не выдержит, — ответила Джинни. — А папа не сможет один, без неё… От нашей семьи ничего не останется… Вы… вы не понимаете…

— Джин, как мы можем не понимать? — вздохнул Невилл. — Гарри потерял всю свою семью, я… видимо, тоже скоро останусь один. Папа с мамой не в счёт, а бабушка уже совсем старая, эта война здорово её подкосила… Она, конечно, хорохорится, но я-то знаю… За меня переживала, потом чудом спаслась от слуг Вольдеморта…

— Не совсем чудом, — подал голос Гарри; ему не очень-то хотелось разговаривать, но справедливость требовала кое-что уточнить. — Её спас профессор Снейп.

Невилл остановился так резко, что Гарри едва не врезался ему в спину.

— Профессор Снейп?! — Невилл обернулся и уставился на друга круглыми от изумления глазами. — Он… спас мою бабушку?..

— МакГонагалл сказала, — кивнул Гарри, — сказала, что он при этом сильно рисковал…

Невилл, слегка побледнев, уставился в стену и с минуту стоял неподвижно, кусая губы.

— Я… я это запомню, — очень тихо проговорил он. — Спасибо, Гарри…

… На уроке Зельеварения Гарри тщетно пытался сосредоточить своё внимание на рецепте Оборотного зелья. Профессор Слагхорн предупредил класс, что успех в немалой степени зависит именно от первого этапа. Гарри до рези в глазах таращился на строчки учебника, но, стоило ему начать читать вторую строчку инструкции, как первая тут же испарялась из памяти, и приходилось начинать всё сначала.

Джинни сидела за своей партой так же неподвижно, как до этого — за столом в Большом зале. Невилл довёл её до класса, усадил на место, помог достать учебник и письменные принадлежности. Перед тем, как отойти к своему столу, он наклонился к Гарри и прошептал ему на ухо:

— Давай же, дружище! Возьми себя в руки! Я совсем не против поухаживать за твоей девушкой, но лучше бы ты делал это сам!

Гарри кивнул и даже попытался как-то ответить на ободряющую улыбку. Невилл говорит это ему уже не в первый раз. Позавчера вечером его выписали из лазарета, и с тех пор он возится с ними обоими, как с больными детьми. Пытается как-то расшевелить, поддержать… А ночью — сам стонет во сне. Гарри слышал…

А внять совету Невилла он не может никак. Ему кажется, что, если он подойдёт к Джинни или заговорит с нею, произойдёт нечто ужасное… Да и нужен ли он ей? Вечером того страшного дня Джинни сказала ему: не вини себя, каждый может ошибиться... или что-то подобное, столь же холодно-отстранённое, чужое... И с тех пор замолчала и даже не посмотрит на него: ходит, как во сне, глядя в пространство.

Учителя Джинни не трогают: жалеют, надо полагать… Вот и сейчас профессор Слагхорн, проходя мимо её парты, сострадательно покачал головой и деликатно вздохнул, не сделав никакого замечания. А Гарри вдруг подумал, как бы повёл себя на его месте профессор Снейп. Наорал бы, как пить дать… По щекам хлестать не стал бы, он никогда не позволял себе поднимать руку на студентов. Ну, разве что встряхнул бы хорошенько — в крайнем случае. Но на насмешки и оскорбления точно не поскупился бы.

Ох, как бы это было здорово! Профессор Снейп, наверно, даже каменную статую мог бы из себя вывести за считанные секунды. А живого человека — это вообще раз плюнуть. Уж он-то умел бить по больному… И Джинни наконец заплакала бы… Может быть, даже сама бы на него накричала… Снова стала бы живой девушкой, а не куклой с безжизненными стеклянными глазами…

А Гарри, конечно, кинулся бы её защищать, нарвался на взыскание и потерял бы кучу баллов… Но класс, разумеется, поддержал бы его. И ученики стали бы едины в своём негодовании, сплотились бы перед лицом несправедливости. И эта тень неприязни и отчуждения, что накрыла и разобщила их всех, исчезла бы как по волшебству…

А Гарри, сказав профессору, что-нибудь дерзкое, но жутко остроумное, покинул бы урок с гордо поднятой головой и увёл бы с собою Джинни. И долго утешал бы её в каком-нибудь укромном уголке…Они, может быть, поплакали бы вместе… А потом всё-таки решили бы жить дальше и, чтобы отвлечься, принялись бы ругать Снейпа: какая же он сволочь бесчувственная и бессердечная…

Гарри вздохнул, разглядывая какой-то абзац (прикольно: если долго перечитывать одно слово, оно совсем теряет смысл). Да, как было бы хорошо!.. Но не будет. Кругом — вежливое, благопристойное сочувствие. «Приносим свои соболезнования», как говорится. Ничего живого, искреннего… А вот интересно, как же всё-таки Снейпу, с его-то характером, удалось овладеть окклюменцией на таком потрясающем уровне?.. Впрочем, сны двух последних ночей приоткрыли эту тайну. Гарри не стал отгонять воспоминания. Глаза всё ещё смотрели на путаницу слов в учебнике, но видели совсем другое…

… Чарити Бербидж, преподавательница маггловедения (пропала без вести, тела так и не нашли), почему-то висит вниз головой над длинным столом и медленно вращается вокруг своей оси. Большую комнату, скорее похожую на зал, Гарри видит впервые, но ему почему-то кажется, что он бывал здесь много раз. Вокруг стола какие-то люди… Вон, кажется, Малфои… Что тут происходит?

Лицо профессора Бербидж снова поворачивается к нему. Гарри не посещал её уроков, но эта милая, улыбчивая уже немолодая леди всегда ему нравилась. А теперь она смотрит на него отчаянным взглядом и умоляет: «Помогите… пожалуйста…». Слёзы из её глаз текут вниз, на растрёпанные волосы. Но Гарри сидит неподвижно, сосредоточившись на пустоте внутри себя. Это очень трудно, потому что ему кажется, будто кто-то ещё смотрит его глазами, и этот кто-то охвачен болью, ужасом, отвращением — к происходящему и к самому себе…

Бесстрастие сохранить удаётся, а боль всё-таки находит лазейку: поселяется в груди и начинает расти, распускается, как огненный цветок… И какой дурак сказал, что душевные страдания обязательно страшнее телесных?.. Наверно, у него ни разу сердце не болело... Только не стонать!.. Умирай, сколько влезет, но молча… молча, ты понял?..

«Пожалуйста… помогите!..»

Словно невидимая рука сжимает горло — не вздохнуть… Удушье наполняет бесстрастную пустоту паническим страхом. Вот это хуже, гораздо хуже, чем боль! Страх труднее терпеть, он лишает рассудка куда быстрее… Замечательно... Вот сейчас всё и раскроется. И планы гениального Альбуса Дамблдора отправятся в… стоп. Это же не сейчас…Это было давно и совсем не так… Да, да, правильно: боль всегда приходила после… и страх тоже… Это сон… только сон…

«Это сон, только сон… Дыши, дыши, милый… Не подводи меня… Ну же!.. Не ленись, мой хороший, старайся… Умница, ещё… Вот так… Видишь, уже легче… Я помогу тебе… ты чувствуешь мои руки?..»

О, Небо!.. Ещё никто никогда… не прикасался к нему так… Тёплая рука на груди — и боль отступает, и воздух свободно вливается в лёгкие, и кажется, что одиночество — всего лишь сон… Вся прежняя жизнь — долгий дурной сон… Но теперь уже не обидно. Главное, что всё заканчивается так хорошо!.. Он ничем не заслужил эту ласку, и от этого его благодарность возрастает стократ… О, да, он будет бороться, покуда хватит сил и ещё чуть дольше… Он всё вытерпит, он постарается не подвести… Жаль только — времени осталось мало. Совсем мало, а она не понимает…

— Не понимаю, зачем тебе нужно умирать?

— Я устал жить нелюбимым. Я прожил с разбитым сердцем гораздо дольше, чем это было возможно. Я боялся, что ты будешь горевать, если я умру, но у меня не осталось сил…

Сон изменялся. Гарри сидел на лесной поляне, на влажной от росы траве. Над головой в ясном ночном небе мерцали звёзды. Местность была совершенно незнакомая, и в то же время Гарри казалось, что он бывал здесь много раз. Перед ним лежал прекрасный белый единорог. Лежал не на боку — на груди, поджав под себя копыта. Изящная голова устало клонилась к земле. Гарри расчёсывал деревянным гребнем его шелковистую чёлку, стараясь уложить серебристые пряди так, чтобы они закрыли ямки пустых глазниц.

Гарри чувствовал себя очень странно. Внутри снова была пустота, но совсем другая. Лёгкая и беспечная, неподвластная ни боли, ни страху. Сосредоточенная сама на себе, она смотрела глазами Гарри на умирающее животное, и её равнодушное спокойствие было лишь слегка окрашено любопытством.

— Я не знаю, что такое «горевать». Но мне интересно. Расскажи. Уж если мы говорим с тобою в последний раз…

— Я расскажу. Когда ты уходишь от меня, и я не слышу рядом твоих шагов, не внимаю твоим речам, не чувствую твою руку на своей гриве, мне кажется, будто воздух вокруг стал ледяным, и вода в ручьях превратилась в яд, и умерли все цветы и травы. И силы оставляют меня, и сердце разрывается от боли. И вся мудрость моя покидает меня, и я брожу один в чёрном безумии. И жалею, что нет у меня глаз. Если бы они были, я мог бы плакать…

— Впервые я не понимаю тебя. Этот мир полон живых существ. Какая разница, кто идёт рядом с тобою? Не всё ли равно — я это или кто-то другой?

— Нет, конечно, нет, — единорог поднял голову от земли, — разве в мире есть кто-то подобный тебе?

— Да сколько угодно! Просто ты слепой и не видишь. Наверно, всё из-за этого. Но у меня-то есть глаза. И я не буду горевать, ведь ты не единственный единорог на свете. Я подружусь с другими.

— Но никто из них не будет любить тебя так, как я, — прошептал единорог. — Никто, кроме… О, некстати посетило меня откровение! Теперь я скорблю ещё больше…

— Мне интересно, — сказал Гарри, — расскажи.

— Я расскажу. Вот, что я узнал. Настанет время, когда сердце твоё разобьётся так же, как и моё. На много лет душа твоя погрузится во тьму. И в этой тьме встретишь ты чёрного единорога. Он полюбит тебя так же, как я, и умрёт так же, как я. Я буду плакать о нём, и мои слёзы тебя обманут…

— Какие-то глупости ты говоришь сегодня, о, премудрый. Единорог не может быть чёрным, а родившийся без глаз никогда не заплачет. Или ты хочешь напугать меня, чтобы отомстить за свою смерть?

— Я бы умер за тебя тысячу раз и не возроптал бы ни разу. Я не ведаю мести, как ты не ведаешь страха. Я говорю то, что мне велено. Тяжкая вина будет на тебе — смерть двух единорогов. Я бы хотел, чтобы все беды, уготованные тебе за наши страдания, пали на мою голову. Но этого не будет, увы. Ты искупишь вину собственной болью.

— Я не знаю, что такое боль.

— Ты узнаешь. А разговор наш ты, к несчастью, позабудешь. Это — первая кара…

— Мне наскучило тебя слушать. Наклонись, я надену венок. Единорог без глаз — это так некрасиво. Нужно прикрыть твоё безобразие…

— Как тебе будет угодно, — прошептал единорог, склоняя прекрасную голову; и Гарри почудилось, будто кто-то ещё смотрит его глазами на умирающее животное, кто-то, чья душа разрывается от скорби и жалости и от отвращения к себе. Глухая боль снова поселилась в груди и стала расти, наливаясь огнём.

Что ты творишь?! Как ты можешь не знать, сколько страдания причиняют ему твои слова?! Упади перед ним на колени, обними, проси прощения!.. Невозможно… Это сон… всего лишь сон… И он уже тает… Тьма поглощает лесную поляну и несчастного единорога, тьма обступает со всех сторон, тьма наполняет сердце ужасом… Но чьи-то холодные пальцы осторожно касаются щёк, стирая слёзы…

«Это сон, только сон, не плачь… Мало ли, что может присниться!.. Это не ты, я знаю… Твоя душа совсем другая… Не плачь!..»

О, Небо! Как эти прикосновения похожи на те, другие, по которым до сих пор так тоскует и тело, и душа!.. От этой ласки слёзы льются ещё сильнее, а он не понимает…Не понимает, глупый, что его нежность — страшнее огня. Она будит память о счастье, которое прошло навсегда… Он не понимает…

— Я не понимаю!

Гарри вздрогнул и поднял голову, которая так удобно лежала на раскрытом учебнике. Так он, оказывается, задремал! И проспал, судя по всему, довольно долго: за это время Невилл успел запороть первый этап приготовления Оборотного зелья и теперь растерянно стоял над своим дымящим котлом.

— Ерунда какая-то, — устало проговорил он, — уж так следил, чтобы всё сделать правильно!..

Сзади послышался ехидный смешок.

— В Гриффиндоре мозги есть только у Грейнджер. А без неё все и обделались! А потом говорят, будто это мы тупые!..

Да, что-то Хаффлпафф и впрямь разошёлся в последнее время. Гарри повернулся, чтобы сделать замечание, но его опередил парень из Райвенкло:

— Ну уж определённо ничем не лучше! Вы свои «Превосходно» задницей берёте, а не мозгами!

— Прекратите немедленно! — сказал Гарри.

— Тише, мистер Поттер будет говорить проповедь, — усмехнулась Эмма Нортон. — На тему «Братья, возлюбите друг друга»…

— Тебе хобота мало было, слониха? — спросил кто-то, но тут в класс вернулся отлучавшийся за какой-то надобностью профессор Слагхорн.

— Ай-ай-ай, — покачала головой толстяк, дожёвывая что-то и отряхивая руки от сахарных крошек. — Что за посторонняя болтовня? Минус пять баллов с каждого из факультетов… Давайте-ка, собирайте вещи, урок кончается через пять минут. Оставьте свои котлы кипеть, к следующему классу основа как раз дозреет… А вы, мистер Лонгботтом… А вы не огорчайтесь. Кто-нибудь с вами поделится, не правда ли, господа? У нас ведь такой дружный класс, просто чудо!

— Гарри, я после Защиты побегу в больничное крыло, — сказал Невилл. — Я надеюсь, вы с Джинни сможете без меня обойтись…

— Попробуем, — отозвался Гарри, проигнорировав его шутливый тон.

Невилл нахмурился.

— Ребята, ну, правда!.. Обещайте мне, что вы хотя бы сходите на обед!..

— Обещаем, — кивнул Гарри, — а зачем тебе в больничное крыло?

Спросил он об этом не из любопытства, а лишь для того, чтобы сменить тему. Ибо заботливость Невилла уже начинала доставать.

— Во-первых, я отнесу Гермионе газету, — ответил Невилл, — а во-вторых, навещу профессора Снейпа… Только вот не надо снова упрекать меня в эгоизме. Я не собираюсь задавать ему вопросы по зельеварению. Я даже не стану благодарить его за бабушку. Просто навещу… Может быть, он не рассердится…

— Не рассердится, — устало проговорил Гарри; упрекать кого-то в чём-либо ему бы сейчас и в голову не пришло, — ты это… привет ему передавай.

— Ага, ладно, — Невилл кивнул и задумался о чём-то своём.

В классе профессора Саншайн их ждали такие же хмурые, унылые лица, какие можно было теперь наблюдать в Хогвартсе повсеместно. Некоторые из студентов, пришедшие сюда с урока Слагхорна, искоса посматривали друг на друга, видимо, горя желанием продолжить начатую ранее дискуссию. Не посещавшие Зельеварение ученики выглядели чуть спокойнее. Гарри издали заметил мисс Гэмджи и кивнул ей в знак приветствия. Бетти как-то напряжённо улыбнулась в ответ.

Каждый из факультетов норовил держаться отдельно от прочих. Случайно оказавшиеся за одной партой представители разных домов старались отодвинуться как можно дальше друг от друга. Гарри с нетерпением ждал звонка. Он уже знал, что с появлением Санни тяжкая враждебная атмосфера развеется, как дым, и все снова станут нормальными людьми. Пускай хотя бы на эти полтора часа… на целых полтора часа. Во мраке всеобщего безумия, овладевшего школой, это было спасением. Полтора часа света и покоя… Может быть, и Джинни хоть немного оживёт…

Звонок прозвенел, и в классе наступила мёртвая тишина. Ученики замерли за партами, неотрывно глядя на учительскую кафедру. Гарри понял, что всё они ждут того же, что и он…

Небольшая неприметная дверь, ведущая в учительский кабинет, отворилась, и в класс вошла миссис Саншайн. Медленно приблизилась к кафедре и остановилась рядом с ней... И… ничего не произошло.

— Здравствуйте, мои хорошие, — ласковый голос Санни звучал глухо и устало. — Пожалуйста, напомните мне, что мы делали на прошлом уроке…

— Мы конспектировали пятую главу, профессор! — ответил Гарри, всё ещё не желая расстаться с надеждой.

— Спасибо, Гарри, — Санни с тусклой улыбкой взглянула на него, и разочарование заявило о себе куда увереннее. — В таком случае, сегодня мы перейдём к шестой главе. Откройте, пожалуйста, учебники…

Сегодня извиняющиеся нотки в голосе профессора уже не казались трогательными, а наоборот — вызывали смутное раздражение. Какой-то ерундой заставляет заниматься… Студенты без особой охоты зашелестели страницами. Одна Джинни, как и прежде, сидела неподвижно. Миссис Саншайн взглянула на неё и отвернулась, ничего не сказав. Гарри отбросил перо. Разочарование зрело и разрасталось внутри, наполняя сердце обидой и негодованием.

И эта точно такая же, ничем не лучше прочих! Да что они раньше в ней находили?! Ну, подумаешь, красивая… мало ли красивых женщин на свете? А между тем, ещё совсем недавно за один её поцелуй он, Гарри, был готов прыгнуть с Астрономической башни…

За поцелуй!.. Гарри поднял взгляд от книги и изумлённо оглянулся вокруг. Ему показалось, что до этого мгновения он был слеп, а теперь, наконец, прозрел. Однако прозрение не принесло ему никакой радости, только удивление: как он мог быть таким тупым и не понять сразу того, что понял сейчас?!

Странно, что, проучившись столько лет в чародейской школе, он так и не уразумел, что все окружающие его женщины, от малявок-первокурсниц до директрисы, — ведьмы!.. Опасные, коварные создания, доверять которым может лишь полный идиот! Вспомнить только, что едва не сотворила с ним Ромильда Вэйн!.. А миссис Саншайн, похоже, не нуждается ни в каких приворотных зельях. И пусть она клянётся, будто ненавидит любовную магию, Гарри ей больше не верит. Ненавидеть-то она ненавидит, а пользуется весьма охотно. А сегодня… сегодня ей, наверно, просто надоело играть в роковую неотразимость, решила устроить себе выходной… Или просто нет настроения… Но к следующему уроку оно вернётся, и студенты снова превратятся в восторженных безмозглых болванов…

— Профессор Саншайн! — послышался чей-то демонстративный голос с задних парт. — А когда у нас будут практические занятия?

Ага, подумал Гарри. Началось. До сих пор студенты не позволяли себе задавать профессору Саншайн никаких вопросов. Санни, по-прежнему стоявшая у кафедры, обернулась к классу.

— Что?.. — растерянно переспросила она. — Практические занятия?.. Но… я думала, что сначала следует пройти теоретическую часть…

— Посмотрите на количество глав в учебнике и разделите на количество уроков, — не без ехидства посоветовал кто-то, — и вы увидите, что мы убьём на писанину почти два семестра! У нас просто не останется времени на отработку практических навыков! А как же экзамены?

— Но… мне кажется, хорошего знания теории вполне достаточно для того, чтобы в условиях экзамена использовать некоторые заклинания, — ответила Санни.

Гарри Поттер был потрясён этим ответом до глубины души. Разочарование достигло наивысшей точки и ядом разлилось по жилам. Сжав кулаки, юноша невольно взглянул на шрамы, оставленные на его руке пером незабвенной Долорес Амбридж.

— Так вы считаете, профессор, — подчёркнуто вежливо проговорил он, — что, к примеру, невербальные заклинания можно, как вы выразились, использовать без предварительной подготовки?..

Санни взглянула на Гарри так, словно не понимала, о чём идёт речь.

Ну, подумаешь, ресницы у неё длинные, зато хлопает она ими, как дура. Глупенькую из себя корчит…

— Невербальные — это те, которые не произносятся вслух, — любезно уточнил староста.

— Я это знаю, спасибо… Но я никогда не думала, что…

— Или вы, может быть, считаете, — перебил её Гарри, — что нам вовсе ни к чему уметь использовать магию в целях защиты? Мол, в стенах вашего класса ним ничто не угрожает и так далее?..

— … не думала, что существуют заклинания, которые необходимо произносить вслух, — всё-таки договорила Санни, чем повергла класс в полуобморочное изумление. — И, конечно, я не считаю, что вы не должны уметь себя защитить… Странно было бы утверждать подобное в свете последних событий…

— Тогда почему вы нас ничему не учите? — воскликнул кто-то, оклемавшись от шока. — Пока мы тут перьями скрипим, всякие малолетки тайком изучают проклятия…

— Вы хотя бы обучите нас Щитовым чарам как следует! Не все ведь их знают!..

— И Экспеллиармусу!..

— И научите вызывать Патронуса!..

— Кого, простите? — переспросила Санни.

Ученики снова онемели.

— Профессор, — донеслось от парт Райвенкло, — а вы вообще-то… то есть, где учились?

— Я нигде не… то есть, у меня домашнее образование, — ответила Санни. — Боюсь, что в моих знаниях существуют некоторые пробелы, однако я прочла ваши учебники, и никакого Патронуса там…

— Ну что вы, профессор, — усмехнулся Гарри, — Патронусов в школе не проходят, это магия высшей категории…

— ... доступная лишь Избранным, — ядовито прошипели двое слизеринцев прежде, чем победитель Вольдеморта сообразил, что его высказывание прозвучало не слишком скромно.

— Заткнитесь, гадёныши! — немедленно завёлся Хаффлпафф. — Вас вообще в школу нельзя было пускать!..

Ссора разгорелась за каких-то пару минут. Все четыре факультета принялись вдохновенно поливать друг друга обвинениями… имея на это полное право. Ибо не далее чем накануне в результате проведённого директрисой расследования обнаружилось, что главным зачинщиком травли слизеринцев был Гриффиндор (а не мисс Гэмджи, на её совести было только название движения), проклятие в Мэтью О'Конноли послал третьекурсник из Райвенкло, а статуи оживил слизеринец, но уже после того, как его, выяснявшего отношения с, опять же, питомцами Синего дома, припёр к стенке напавший из-за угла Хаффлпафф…

Студенты орали и бесились, а миссис Саншайн стояла у своей кафедры, бессильно опустив руки и не предпринимая никаких попыток восстановить порядок, хотя ученики уже готовы были броситься врукопашную. Она даже не смотрела на них. Её взор был прикован к Джинни.

Бедная девушка, по-прежнему безучастная ко всему происходящему вокруг, сидела, уставив пустой взгляд в парту. Никто не обращал на неё внимания. Даже Невилл отвлёкся: он обводил прищуренными глазами галдящих учеников, по всей видимости, прикидывая, кто из них получит от него в морду первым. Да и за собой самим Гарри ощущал вину: издеваясь над миссис Саншайн, он совсем позабыл о Джинни…

А Санни о ней не забыла. Теперь совершенно ясно, что она думала о ней с самого начала урока… Потому и отвечала странно и невпопад… Потому и отвернулась вначале… Санни чувствует чужую боль, а помочь, похоже, способна не всегда. Вот и сейчас у неё такой странный взгляд… Будто она не может решиться на что-то очень трудное…

Ссорящиеся студенты горячились всё сильнее, и не было никаких сомнений в том, что ещё пара минут — и перебранка обернётся побоищем. Но Гарри видел только огонь решимости, внезапно вспыхнувший в синих глазах. Миссис Саншайн отошла от кафедры и направилась к Джинни… И в классе вдруг воцарилась тишина.

Замерев в самых разнообразных позах, студенты следили, как Санни медленно движется по проходу между рядами парт. Это не было колдовством, просто миссис Саншайн шла по классу так, словно это были её последние шаги по земле. Шла будто на казнь… И с каждым шагом становилась всё прекраснее…

— Джинни, девочка моя, — тихо промолвила Санни, остановившись рядом с девушкой и положив ладонь на рыжую макушку.

Джинни вздрогнула и медленно подняла голову. Несколько секунд она смотрела на молодую волшебницу молча, а потом её губы дрогнули.

— Миссис Саншайн, — хрипло произнесла Джинни.

— Что, моя хорошая? — улыбнулась Санни, ласково перебирая её волосы.

С каждым мгновением взгляд Джинни становился всё более осмысленным. Тяжкое оцепенение последних дней таяло на глазах, и Гарри испугался, поняв, какое горе таилось под его тонким льдом… Он понял: если бы этот лёд растаял раньше, Джинни могла лишиться рассудка. Но теперь ей было с кем разделить своё страдание…

Джинни судорожно всхлипнула раз, другой… и разрыдалась — громко, взахлёб, изо всех сил прижавшись к миссис Саншайн и накрепко обхватив её обеими руками. Гарри услышал, как стоявший рядом Невилл осторожно перевёл дыхание. И вдруг почувствовал, что лежащий на сердце камень вины и боли теряет свою мертвенную свинцовую тяжесть. Вздох облегчения как будто пролетел над всем классом.

— Миссис Саншайн, — всхлипнула Джинни, не отрывая щеки от гладкого шёлка синей мантии, — скажите… мой брат… будет жить?..

— Девочка моя, я не предсказательница, — нежный голос был еле слышен; Гарри поднял глаза и увидел, что Санни стоит с закрытыми глазами, и по её щекам ползут слёзы, — я ничего не знаю… Я могу только надеяться. И я надеюсь. Надейся и ты… Пожалуйста…

— Да, да, я буду! — горячо прошептала Джинни. — Я буду, как вы!.. Только вы не уходите, пожалуйста… Не уходите от меня…

— Я не уйду, — отозвалась Санни; руки, гладившие медные волосы, замерли, лицо обратилось кверху, словно в мольбе…

Внезапно раздавшийся грохот оглушил Гарри, будто взрыв. Пару секунд спустя он понял, что всё цело, ничего не рухнуло. Просто Невилл зачем-то вскочил на парту, пробежался по раскрытым тетрадям и книгам и спрыгнул на пол позади миссис Саншайн… И в следующий момент Санни повисла на его руках, как тряпичная кукла.

Джинни, вскрикнув от ужаса, вскочила с места. Класс заволновался. Гарри, едва не поломав ноги, торопливо выбрался из-за парты и поддержал бесчувственное тело, готовое выскользнуть из неловких объятий Невилла. Остальные студенты в тревоге придвинулись ближе, и только теперь, на фоне их здоровых лиц, стало заметно, как страшно бледна Санни.

У неё даже губы побелели… кажется, она почти не дышит… Что с ней?! И что им теперь делать?! Гарри в панике оглянулся по сторонам, и дико обрадовался, увидев, что к ним уже спешит мисс Гэмджи. Тоже не дура оказалась по партам побегать…

— А ну, все сделали три шага назад! — кричала она на скаку. — Ей нужен воздух! Кто-нибудь, откройте окно!.. Так, мальчики, кладите её сюда.

Бетти взмахнула волшебной палочкой, и на полу появился симпатичный матрас с узором из мелких лягушечек.

— Любопытно, — озадаченно пробормотала мисс Гэмджи, обозрев своё творение; впрочем, удивляться было некогда.

Гарри и Невилл бережно уложили миссис Саншайн на матрас. Джинни, дрожа от страха, упала на колени у её ног.

— Что с ней?.. Что с ней? — повторяла она внезапно осипшим голосом.

— Обморок, — отвечала Бетти, деловито расстёгивая манжет на левой руке Санни, — проклятье, а у меня ничего с собой нет… Ох, а пульс-то какой плохой… Такое впечатление, будто она больна очень давно и очень серьёзно… Странно…

— Мисс, может, нужна вода? Вот, держите…

— Да, спасибо, — мисс Гэмджи взяла протянутый кем-то серебряный кубок и, намочив платок, положила на лоб Санни. — Да не толпитесь вы тут, я же сказала, ей необходим свежий воздух!..

Студенты немного раздались, но продолжали тянуть шеи, напряжённо всматриваясь в лицо миссис Саншайн. Из открытых окон потянуло прохладным ветерком, и все невольно улыбнулись, когда Санни глубоко вздохнула и приоткрыла глаза.

— Как вы себя чувствуете? — наклонилась к ней мисс Гэмджи; Гарри вновь отметил про себя, что интонации мадам Помфри она копирует просто мастерски.

— Всё хорошо, — чуть слышно ответила Санни.

— Полежите ещё немного, а потом мы поможем вам встать, — сказала Бетти.

— Встать? — миссис Саншайн слабо улыбнулась. — О, нет… Я уже не встану… Простите, Поппи…

— Я… я не Поппи, профессор, — проговорила мисс Гэмджи своим собственным голосом.

— Это не страшно, — успокоила её Санни, — мы же были к этому готовы, правда?.. Я вас не подведу, Северус будет жить… Я бы тоже хотела… но, наверно, уже не получится… Простите, Поппи… я не могла… девочке было совсем плохо…

Она закрыла глаза и, видимо, вновь лишилась чувств. Несколько минут все молчали. Потом Джинни ахнула и зажала рот ладонями. Мисс Гэмджи вскочила на ноги и испуганно поглядела на однокашников.

— Ребята… надо носилки… кто-нибудь умеет?..

— Я… попробую, — нерешительно отозвался кто-то, и через несколько секунд над полом зависло довольно неуклюжее сооружение, впрочем, вполне подходящее для насущных нужд.

Гарри, Невилл и ещё двое юношей осторожно подняли миссис Саншайн вместе с матрасом и уложили на носилки. Девушки торопливо наколдовали пару подушек и покрывало. Создатель носилок признался, что не сможет долго удерживать их на весу. Юные волшебники совершенно растерялись.

— Но до больничного крыла так далеко!.. И по лестницам!.. Как же мы её донесём?..

Гарри обвёл собрание удивлённым взглядом.

— Ребята, перестаньте сходить с ума! — сказал староста. — Так и донесём. Руками! Ну-ка, беритесь!..

Он первый взялся за носилки, но его быстро убедили, что нести лучше не вдвоём, а вчетвером, не так быстро устанешь. Устать Гарри не успел вовсе: уже через пару минут пути его попросили не жадничать и уступить своё место следующему. Весь класс горел желанием хоть чем-то помочь Санни. Юноши сменяли друг друга у носилок, а девушки следовали за ними плотной взволнованной толпой.

Рядом с миссис Саншайн шли только мисс Гэмджи и Джинни. Гарри, уступив своё место какому-то слизеринцу, пытался угадать: будет ли Джинни против, если он возьмёт её за руку. В тяжких сомнениях он прошёл уже больше половины пути, как вдруг Джинни обернулась и сама обняла его.

— Гарри, Гарри, она ведь не умрёт, правда? — прошептала девушка, прижимаясь к его плечу.

Волна радости поднялась откуда-то с самого дна души — сильная, как волна морского прибоя, и такая же горькая.

— Ты слышала, что сказала Санни, — ответил Гарри сквозь спазм в горле, — надо надеяться. И я надеюсь. Надейся и ты…

— Да, да, я буду надеяться, — сказала Джинни, — вместе с тобой…

— Надежда, как магглы говорят, последней умирает, — ворчала мадам Помфри, роясь в большом шкафу у себя в кабинете. — Я чувствую, сначала мы все тут помрём, а потом уже она… И, что самое главное, винить-то некого! Ругать тебя за то, что Северуса не оттащил от Мэгги? Ругать Санни за то, что помогла бедняжке Джинни?.. И Северус, и Санни — учителя Хогвартса. Заботиться об учениках — их служебная обязанность. Защищать их… любой ценой… обычная педагогическая этика… А Санни ещё и целитель… И, ко всему прочему, очень трезвый человек, зря никогда не паникует. Раз сказала, что девочке было плохо, значит, так оно и было…

Она сунула в руки Гарри пару пузырьков, и юноша, и так уже сверх меры нагруженный разными склянками, чуть не уронил их все.

— На подносе было бы удобнее, — сказал он, когда мадам Помфри запирала шкаф.

— Да, я сейчас, — ответила целительница и ушла в соседнюю комнату.

Вернулась она, однако, не с подносом, а с мухобойкой.

— Муха по палате летает второй день, — объяснила ведьма, — никак не пришибу.

Гарри посмотрел в её отчаянные глаза, и чувство реальности происходящего снова начало таять и расползаться по швам…

… Вокруг постели миссис Саншайн стояли Джинни, мисс Гэмджи и Невилл. Остальной класс послушно ждал новостей за дверями больничной палаты.

— Ну-ка, ну-ка, дети, — сказала, подходя к новой пациентке, мадам Помфри, — посторонитесь… Гарри, ставь зелья на столик… А теперь, молодые люди, дайте нам переодеть больную.

Гарри и Невилл отошли от кровати, и мисс Гэмджи сноровисто развернула за их спинами лёгкую ширму.

— Гарри, а ты пока пойди и скажи остальным, чтоб не ждали, — сказала из-за неё мадам Помфри. — Пусть расходятся по своим делам. О новостях сообщим официально за ужином, никак не раньше.

Семикурсники восприняли известие с разочарованием, но спорить не стали. Помрачнели, предположили вслух, что, значит, дела и впрямь неважные, пожелали Гарри «держаться» (хотя ему-то зачем?) и побрели восвояси, как и пришли — все вперемешку.

Гарри вернулся в палату и увидел, что в дальнем её конце Невилл нерешительно топчется возле единорога. Намеренья друга, как и его сомнения, были понятны, и Гарри направился к нему, но по пути его остановил тихий вопрос:

— Гарри, что-то случилось?..

Гермиона приподнялась в кровати, опираясь о подушки и с тревогой глядя на Гарри большими запавшими глазами. Гарри подошёл к ней и присел на постель.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, стараясь, чтобы голос звучал как обычно; это было непросто, при взгляде на подругу горло сдавило от жалости: выглядела Гермиона ужасно.

— Я не знаю, как я себя чувствую, — ответила она, бессознательным жестом пощипывая край одеяла, — всё как в тумане… это, наверно, от зелий… Что произошло?.. Неужели, опять кого-то у…

— Нет, просто миссис Саншайн немного приболела, — поспешил ответить Гарри.

Гермиона нахмурилась.

— Со мной все говорят так, словно я сумасшедшая, — сказала она, — а я не сумасшедшая… я всё понимаю… если человека приносят на носилках, это не называется «немного приболела»… Я сама всё выясню, — она села и потянулась к халату, — не останавливай меня, я должна знать… Санни… без неё мы все погибнем…

Гарри и в мыслях не имел никого останавливать. Он помог Гермионе надеть халат и дойти до постели миссис Саншайн. Девушка зашла за ширмы, где её появление было встречено удивлёнными возгласами, а Гарри отправился дальше, к Невиллу. Благо, было недалеко: миссис Саншайн уложили всего за две кровати от Снейпа.

При приближении Гарри Невилл постарался принять беззаботный вид и притворился, будто внимательно разглядывает гобелен.

— Красивый сюжет, — проговорил он, — и очень символичный, правда?.. Единорог с закрытыми глазами…

Гарри взглянул на картину, и его сердце упало.

— М-мадам Помфри! — прохрипел он, отшатываясь от ширм.

— Мадам Помфри! — крикнул он, подбегая к постели Санни (женщины уже закончили с переодеванием). — Там… Хиппо… он… закрыл глаза!..

— Мистер Поттер, не орите, вы же в больнице! — одёрнула его целительница, но тотчас побледнела как полотно. — Что?.. Что ты сказал?..

Подбежав к единорогу (Невилл едва успел отскочить в сторону), мадам Помфри схватилась за голову.

— О, Боже мой!.. Северус!..

— Нет-нет, не Северус!

Санни сидела на постели и улыбалась странной, мечтательной улыбкой.

— Это не Северус умирает, а я, — радостно сообщила миссис Саншайн, — видите, какой Хиппо стал тусклый?.. Когда я умру, он исчезнет совсем… Он сам так хотел… Он просил меня… Чтобы мы ушли вместе… Вот он, смотрите… пришёл за мной…

Она посмотрела куда-то вбок и протянула руку… Мадам Помфри со всех ног бросилась обратно к Санни и, растолкав растерявшихся девушек, заставила её лечь.

— Ну, что ты такое говоришь, девочка, — голос пожилой целительницы дрожал, как лист осины, — куда это ты собралась от нас?.. И думать забудь! Всё будет хорошо, слышишь?..

— Так всё уже хорошо! — удивлённо отвечала Санни. — Смотрите, какой Хиппо красивый!.. Как же ты мог ошибиться, о, премудрый?.. Зачем плакал, если надежды не было?.. Ах, неважно, я бы всё равно не смогла поступить иначе…

— Бредит, — вздохнула мадам Помфри.

— Но почему? Ведь жара нет, — робко произнесла мисс Гэмджи, дотронувшись до лба Санни.

— Милая, жар — это пока ещё есть силы, — покачала головой пожилая целительница, — пока воля к жизни не угасла… А у Санни сил не осталось… отдала последние… бедное дитя…

Мадам Помфри взяла стакан и принялась составлять какую-то смесь из принесённых Гарри зелий. Гарри и Невилл тоже подошли к постели миссис Саншайн и замерли, горестно глядя на больную.

— Вот, милая, выпей, — сказала целительница, поднося лекарство к губам Санни.

— Ах, нет, не надо, я не хочу, — прошептала та, отворачиваясь и закрывая глаза.

— Пожалуйста, миссис Саншайн! — взмолилась Джинни.

— Врачей надо слушаться, — поддержала её Гермиона.

— Вам сразу станет легче, — заверила Бетти.

— Ну же, девочка, не капризничай, — ласково уговаривала мадам Помфри, — ты же и сама целитель, ты знаешь… Так, Северус, а вы что тут делаете?

Все резко обернулись. Гермиона и Джинни вскрикнули, а Невилл не то охнул, не то ахнул и плюхнулся на соседнюю кровать. Их реакция была вполне объяснима. На тех, кто видел Северуса Снейпа впервые после победы, его новый облик производил неизгладимое впечатление.

Хотя Гарри отметил, что на ногах профессор держится гораздо увереннее. У него даже хватило сил одеться: поверх ночной рубашки была наброшена лёгкая мантия. Чёрная, разумеется…В остальном же бывший директор изменился мало. Такой же бледный, исхудавший и измученный. Лишённое возраста полупрозрачное лицо, обрамлённое короткими растрёпанными волосами, плотно сжатые губы и широко распахнутые глаза… Гарри подумал, что ему редко доводилось видеть горе подобное тому, какое застыло во взгляде Северуса Снейпа.

На строгий вопрос мадам Помфри Снейп не обратил никакого внимания. Он смотрел в лицо Санни… потом обвёл взглядом остальных — медленно, задерживаясь на каждом… Отчаянно ища что-то в чужих глазах…

— Северус, вы должны быть в постели, — мадам Помфри старалась говорить твёрдо, но у неё плохо получалось.

Когда чёрные глаза остановились на ней, губы целительницы задрожали так, что ей пришлось их прикусить. Поэтому больше она не сказала ни слова. Хотя Снейп явно ждал, что она что-то скажет. Даже не ждал — просил… умолял… До Гарри дошло: Снейп слышал. Слышал всё, что говорила Санни. И теперь надеется услышать, что это — неправда…

Увы, никто из стоящих вокруг постели миссис Саншайн людей не мог дать ему надежду. И Снейп отвёл взгляд от подавленных, скорбных лиц. Шагнул вперёд и опустился на край кровати… протянул руку и тихонько коснулся руки миссис Саншайн…

Санни дёрнулась, словно от прикосновения раскалённого железа.

— Нет, Северус, нет! — простонала она. — Пожалуйста, не надо!..

Гарри опомнился быстрее всех. Он подскочил к Снейпу и, схватив за плечи, заставил подняться. Действовал он осторожно, памятуя о том, насколько профессор слаб и уязвим, но решительно. Благо Снейп не сопротивлялся. Видимо, он и сам испугался слов миссис Саншайн.

— Сэр, я знаю, что вам плохо без неё, — торопливо проговорил Гарри, глядя в тревожные, недоумевающие глаза, — без Санни всем плохо… Но, сэр, пожалуйста… Вы не должны приближаться к ней… Она чувствует вашу боль… Вы мучаете её... Пожалуйста, сэр, вы же её убьёте!..

Последняя фраза вырвалась у него помимо воли. Юноша не успел совладать со своим страхом, и он вплеснулся прямо в глаза стоящего напротив человека. Лицо профессора стало белее его рубашки, он отшатнулся от кровати так стремительно, что едва не упал; Гарри сумел удержать его.

— Сэр, успокойтесь! — сказал староста, стремясь загладить свой промах. — Я хотел сказать, что… Ну, в общем, это же ненадолго! Санни поправится, и вы снова сможете… э… общаться… А сейчас просто дайте ей немного отдохнуть… Идёмте, сэр, вам нужно лечь, я провожу вас…

Снейп повиновался со всем рвением, на какое был способен. Гарри боялся, что профессора придётся оттаскивать от Санни силой, а оказалось, что его нужно уговаривать не торопиться. Лишь перед самыми ширмами Снейп на мгновение остановился и, обернувшись, в последний раз взглянул на Санни. С такой тоской, будто и впрямь — в последний… Гарри немедленно захотелось как-то его подбодрить.

— Ну, что вы, сэр, — сказал юноша, мужественно попытавшись улыбнуться, — не надо отчаиваться… Всё будет хорошо!

И поскорее отвёл взгляд. Не хватало, чтобы Снейп увидел его настоящие мысли. Гарри и сам предпочёл бы их не думать…

К счастью, у профессора не было желания заниматься легилименцией. Снейп прошёл за ширмы и сел на постель. Гарри хотел заставить его лечь, но Снейп мёртвой хваткой вцепился в спинку кровати, закрыв глаза и тяжело дыша. Потом вдруг начал торопливо застёгивать мантию. Дрожащие руки плохо слушались, пальцы путались в петлях… Гарри смотрел, ничего не понимая. Снейп, с трудом одолев пару пуговиц, признал себя побеждённым и потянулся за волшебной палочкой. И тогда старосту всё-таки озарило.

Никто не сообразил, что жалкие несколько метров не избавят несчастную Санни от боли Северуса. Никто — кроме самого Снейпа… Только вот куда он собрался бежать — едва живой, полураздетый?.. Впервые в жизни Гарри задался вопросом: а есть ли у Снейпа дом или нечто, могущее считаться таковым? Живы ли ещё его родители? Судя по всему, ни на первый, ни на второй вопрос нельзя было ответить утвердительно…

— Сэр, это не дело, — вставший с кровати Снейп снова оказался в объятиях старосты школы, и на сей раз последнему приходилось прилагать некоторые усилия, чтобы удержать своего решительного профессора. — Сэр, послушайте… Вам нельзя покидать Хогвартс одному, вы больны, вам может понадобиться помощь… Давайте посоветуемся хотя бы с госпожой МакГонагалл… Сэр, это займёт каких-то полчаса… Сэр, пожалуйста… Да успокойтесь вы наконец, чёрт вас побери!

Трудно повышать голос, говоря шёпотом. Гарри захрипел и закашлялся. Профессор, как ни странно, притих — не то задумался, не то просто устал вырываться. Скорее, всё-таки, второе. Во всяком случае, успокоиться он и не подумал: и панический взгляд, и срывающееся дыхание, и нервная дрожь ясно говорили о том, что на такой подвиг Северус Снейп попросту не способен.

Пользуясь передышкой, Гарри хотел было возобновить увещевания, но тут в палате снова раздался голос Санни.

— А где Северус? Почему он ушёл? — проговорила миссис Саншайн; в её тоне Гарри послышалось сожаление.

Снейп встрепенулся и замер, вытянувшись в струну. Истерзанное болезнью тело напряглось до последней жилки… Лицо преобразилось, глаза загорелись надеждой…

— Санни, но ты же сама хотела, чтобы он ушёл, — промолвила в ответ мадам Помфри.

— Я?.. Хотела?.. Ах, нет, вы не так поняли… Просто он взял меня за руку… А я не могу… когда он прикасается ко мне, я сразу вспоминаю о… нет, неважно…

— Но Гарри прав, Северусу сейчас лучше быть подальше от тебя, — сказала мадам Помфри, — ты чувствуешь его боль…

— Ах, Поппи, — Санни рассмеялась, тихо и печально. — Вы разве не поняли?.. Когда он умирал, я связала наши жизни… Мы теперь — одно целое… Его боль — моя, где бы он ни был, а моя сила — его, пока я жива…

Гарри почувствовал, как немеют руки; в груди холодной змеёй заворочался страх. На Снейпа староста взглянуть побоялся…

— Ты связала жизни? — переспросила мадам Помфри. — А эта связь… она теперь навсегда? И разорвать её нельзя?..

— Через несколько месяцев связь распадается сама. Обычно этого хватает для того, чтобы пациент поправился. А разорвать нельзя… И это очень хорошо. Иначе… Вы знаете, все эти дни мне было очень трудно… Сколько раз я пожалела о том, что сделала!.. Увы, Поппи, ведь я всего лишь женщина… Я слаба и труслива… А страдания Северуса чрезмерны… Хиппо ошибся…

Санни вздохнула. Никто не произнёс ни слова.

— Но я не жалею, — продолжала миссис Саншайн, и её голос снова был твёрд. — Нет, я не жалею! И я рада, что пути назад для меня нет. Я рада, что не смогу отнять у Северуса надежду, даже если совсем лишусь рассудка от страха и мучений… Да, я рада, что мне не спастись от его боли, где бы он ни был!.. Пока этот человек существует на свете, мы с ним неразделимы!..

Кто-то (кажется, Джинни), приглушённо всхлипнул. Гарри едва обратил на это внимание. Услышанное никак не укладывалось в голове, и от этого все чувства начинали бунтовать. Юноше показалось, что он наблюдает за происходящим откуда-то издалека. Тело сделалось чужим. Оно всё ещё продолжало держать за плечи холодными одеревеневшими руками какого-то человека. И не смело поднять глаза, чтобы посмотреть ему в лицо.

Гарри уже не понимал — держит ли он Снейпа или сам держится за него. Он стоял, вперив растерянный взор в грудь профессора. Почему в самые нестерпимые моменты жизни в глаза так и лезут разные мелочи? Гарри видел едва приметные пылинки на чёрной ткани, а ещё — что профессор застегнул не две пуговицы, а три…

Тонкая материя слегка вздрагивала: так отчаянно билось под нею сердце… Потом в поле зрения медленно поднялась рука с волшебной палочкой. Снейп держал её очень странно — рукоятью вверх, как кинжал… И никакая она не чёрная. Просто тёмная очень. Морёное дерево. Интересно — какое… И что внутри… рука слегка толкнула старосту в грудь… Снейп хочет, чтобы Гарри взял его волшебную палочку? Но зачем?..

От удивления Гарри вскинул глаза… И встретил взгляд, который уже видел однажды. Чуть больше года назад (а кажется — вечность прошла с тех пор!), в страшную ночь на вершине Астрономической башни. Только те глаза были не чёрные, а голубые, и смотрели они не на него… Но совершенно так же.

— Нет, — еле вымолвил юноша; ему показалось, что палату объяла лютая стужа, тот же мёртвый безнадёжный холод, который мучил его в кошмарах. — Зачем вы… Я… нет, я не смогу… Это… безумие!.. Вы не должны…

Профессор чуть приблизил лицо, и его взгляд вдруг необъяснимо потеплел. Гарри был готов к отчаянию, к слезам, к злости, но не к этому уверенному и почти что радостному спокойствию. Левая рука Снейпа легла на плечо старосты и легонько сжала его — так по-дружески… Нет, друзья — это Невилл, Рон… Или… ведь наставников тоже иногда называют друзьями? Старшими друзьями… И Снейп, оказывается, мог бы…

Додумать эту потрясающую мысль до конца Гарри не смог: Снейп вздрогнул и зажмурился, закусив губу. Свободная рука дёрнулась к горлу, но Гарри перехватил её.

— Вам больно, сэр! — всполошился юноша. — Чем я могу помочь?

То, что произошло дальше, находилось, на взгляд Гарри, далеко за границами здравого смысла. Бескровные губы профессора попытались сложиться в некое подобие улыбки, а рука, державшая волшебную палочку, снова толкнула юношу в грудь — уже сильнее, чем прежде, но явно без злого умысла. Мол, соображай быстрее, тупица!

Тупица похлопал глазами и сообразил. И одним немым в этом сумасшедшем доме стало больше. Конец света. Снейп шутит. «Авада Кедавра — лучшее лекарство». Знаменитый аналог маггловской поговорки про топор. Примерно такой же смешной. Особенно в данных обстоятельствах… Гарри застыл, охваченный изумлением, ужасом и… диким сожалением.

Чёртова судьба, ну почему всё вышло так по-дурацки?! Семь лет ненависти, глупой, беспричинной… Ведь могло бы быть совсем иначе! Ну, может быть, и не дружба, но хотя бы уважение…Снейп, конечно, больше виноват: он первый начал… Но почему Гарри не попытался заглянуть под эту маску, ведь он уже после первого курса мог бы догадаться, что под злобной, ехидной личиной скрывается другой человек… Ну да, раз после всех мучений, после Азкабана и Амбридж выжил именно этот, нынешний Снейп, значит, он и есть настоящий!..

И настоящий понемногу начинал сердиться. Вздрагивая от боли, он сунул волшебную палочку в руку Гарри и повёл глазами в ту сторону, где находилась постель Санни. Проклятье, конечно!.. Больно ему — и значит, миссис Саншайн испытывает то же самое…

Выхода нет… Нельзя, чтобы Санни мучилась, нельзя, чтобы она умерла. Она ещё так молода (и так красива, но это неважно), она необыкновенный целитель, она должна прожить долгую жизнь и спасти жизни многих, а Северус… А что — Северус? Он мог бы стать великим учёным, прекрасным учителем, но… не сложилось, как говорится. И уже не сложится. И жалеть об этом поздно. Так уж повелось, что спасать в первую очередь нужно детей и женщин. И какой мужчина (если он мужчина, конечно) станет с этим спорить?.. Вот только…

— Сэр, я не смогу вас убить, — сказал Гарри. — Я не смогу захотеть, чтобы вы умерли. Теперь уже никогда не смогу…

Кажется, Снейп собрался упасть перед ним на колени… Но Гарри не дал: подхватил профессора под мышки (хрупкое тело показалось лёгким, как пёрышко) и усадил на кровать.

— Давайте лучше я дам вам обезболивающее, — предложил Гарри, осенённый внезапной идеей, — а потом ещё… Вам же его нельзя, верно? Этот гад мистер Коллинз говорил, что оно может вас… что вы от него можете… Чёрт, угораздило же меня с вами связаться!.. Подождите минуту, я принесу, я помню, где оно стоит!..

«Потянуть время! — с такой мыслью Гарри выскочил из-за ширм. — Потянуть время, а там что-нибудь придумается!..»

Навстречу, помахивая мухобойкой, шла мадам Помфри.

— Я её достану! — пообещала она, посмотрев на Гарри красными и совершенно безумными глазами. — Муху эту!.. Она у меня получит! — и, почти без паузы добавила, приглушив голос:

— Они оба умрут. Теперь уже точно. Сначала она, потом он…

— Мадам Помфри, — впоследствии Гарри решил, что задать этот вопрос ему подсказали, не иначе как, ангелы-хранители, — а если… если профессор Снейп умрёт раньше, то миссис Саншайн выживет?

Пожилая колдунья покачала головой.

— Я мало знаю про этот вид магии, — ответила она, — в сущности, ничего, кроме того, что объяснила мне Санни. Но кое-что мне, увы, известно…

Мадам Помфри зашмыгала носом и полезла в карман передника за платком. Вынужденная пауза показалась Гарри бесконечной.

— К сожалению, милый, — договорила целительница, с трудом подавив рыдание, — если пациент умирает, то вместе с ним в то же мгновение умирает и врач…

* * *

Автор данного фика совсем забыл, что к нему имеется парочка иллюстраций.

Полюбопытствовать можно тут:

http://www.diary.ru/~morven-vaniar/p97886726.htm

— Это мы их убили, — сказала Элизабет Гэмджи поздно вечером, когда мадам Помфри наконец выпроводила её, Гарри и Джинни из больничной палаты. Невилл исчез оттуда гораздо раньше, причём никто не заметил, когда именно.

— Нет, неправда, — Гарри помотал гудящей от усталости головой, — мадам Помфри сказала, что они исполняли свой профессиональный долг…

— Им не пришлось бы исполнять свой долг, если бы мы вели себя иначе, — горько вздохнула Бетти. — А мы… эта дурацкая вражда со Слизерином…

Гарри не ответил. А что тут скажешь? К сожалению, девушка права… Как странно: её вина в том, что она хотела войны, когда та уже закончилась, а его — в том, что хотел мира, когда он ещё не наступил…

— Проклятие несвоевременности, — вдруг выговорил Гарри.

— Что? — удивились Бетти и Джинни.

— Не знаю, — Гарри и сам был удивлён не меньше них, — где-то прочёл… или слышал… Кто-то сказал, что это самая вредная штука на свете…

— Ладно, пойду я, — махнула рукой мисс Гэмджи и свернула на лестницу, ведущую к башне Райвенкло.

Гарри и Джинни пожелали ей спокойной ночи и отправились дальше.

— Хотя лично я сегодня вряд ли засну, — покачала головой Джинни. -Разве можно спать, когда они там…

Она отвернулась и всхлипнула. Сколько раз за прошедший день им всем довелось заплакать, Гарри уже и не помнил…

— Жаль, что мадам Помфри не разрешила нам остаться, — прохлюпала Джинни, — мы бы им помогли… хотя бы рядом посидели… им бы не было так одиноко… Знаешь, а мне Снейпа даже больше жаль почему-то…

Ну, это в принципе было понятно. Гарри и сам видел, что Санни выглядела куда лучше Северуса. Болезнь не успела наложить отпечаток на её облик, да и страдала миссис Саншайн, судя по всему, гораздо меньше...

Она лежала в полузабытьи, иногда что-то шептала, но сидевшие вокруг неё Джинни, Бетти и даже Гермиона ничего не могли понять: миссис Саншайн говорила на незнакомом языке.

— Похож на гэльский, — прислушалась гриффиндорская отличница, — но только странный какой-то…

— Может быть, древний? — предположила мисс Гэмджи. — Наверно, профессор Снейп смог бы разобрать… знает же он древнехалдейский…

— Позвать его? — спросила Джинни. — А вдруг Санни говорит что-то важное?

— Вряд ли, — вздохнула Бетти, — но… почему бы и не позвать… Раз уж теперь всё равно…

Она не договорила и зашмыгала носом.

— Везёт, — позавидовала Гермиона, — я вот тоже поплакать хочу… и не могу…Наверно, это всё из-за зелий…

Девушки переговаривались вполголоса, но Гарри за ширмой прекрасно их слышал, хотя и не старался вслушиваться. Он бы предпочёл тишину...

Снейп лежал на кровати, глядя в одну точку. Он лежал так с тех пор, как Гарри сообщил ему, что самоубийство никакой пользы не принесёт. Первоначально он хотел попенять ему, что по его милости они, два придурка, едва не прикончили Санни, но вовремя опомнился: Снейпу для истерики и своих собственных переживаний хватит…

Вскакивать и метаться, биться обо что-нибудь головой, плакать и тому подобное, профессор не стал. Посмотрел на Гарри и тихонько прилёг на постель. Гарри сел рядом и замер, так же как он: не шевелясь и почти не моргая. Вот, значит, как оно бывает… Когда человек погибает не в бою, не в мгновение ока, не во вспышке заклятия, а медленно угасает на больничной койке… И у тебя, вроде бы, есть куча времени, огромное количество секунд, тех самых секунд, которых так не хватало в смертельной схватке… А сейчас их некуда девать… Они бесполезны, даже наоборот, они, как капли яда, падают в душу, оставляя в ней крохотные мёртвые пятнышки…А ты сидишь — и ждёшь… И, что самое ужасное, он тоже — ждёт. Он ещё здесь, но это только иллюзия. Пройдёт всего несколько часов, и…

— Сэр, я не хочу с вами расставаться, — проговорил Гарри, по-прежнему глядя в пространство. — Я, чёрт побери, устал уже расставаться… Сколько можно?.. Всю жизнь только и делаю, что с кем-нибудь расстаюсь… Это нечестно!.. Вы думаете, если я вас не любил, так мне теперь всё равно, что вы... Но я вас знаю столько лет… почти с детства… А кто будет нас штрафовать?! А кто нас будет ловить ночью в коридорах?! Да без вас Хогвартс в богадельню превратится!.. И так уже одни бабы остались… Они с нами не справляются… Творится чёрт знает что!.. Всё к дьяволу катится… Проклятье, сэр, вы же хитрый, вы же так здорово умеете выкручиваться! Ну придумайте же что-нибудь!.. Иначе я всем скажу: Северус Снейп трус и сдался!.. Да, вот так и скажу!.. Мне плевать, что несправедливо!.. Вы меня столько раз унижали, просто с грязью смешивали!.. Я вас ненавижу, сэр!.. Потому что вы… вы…

Гарри совершенно не заботило то обстоятельство, что ему уже восемнадцать, что он герой войны и вообще, совершеннолетний самостоятельный мужчина. Сейчас он чувствовал себя беспомощным ребёнком. Староста школы беззастенчиво ревел, утирая глаза и нос рукавом мантии за вечным неимением носового платка. На Снейпа он по-прежнему не смотрел — боялся потерять вдохновение.

Орать на умирающего — невеликий подвиг, и Гарри мысленно представлял себе другого собеседника. Ему, грозному и опасному слизеринскому декану, Гарри наконец-то высказал всё, что накипело на сердце за столько лет. Правда, говорить приходилось потише, чтобы не услышали находившиеся в палате дамы, ибо некоторые выражения, и таковых в его пламенном монологе становилось всё больше, подходили лишь для сугубо мужской компании. Гарри разозлился не на шутку, потому что Снейп, казалось, никак не реагировал.

Но, когда речь старосты школы окончательно и бесповоротно упёрлась в пару-тройку особенно неприличных ругательств, а сам он уже начал икать от слёз, его руку накрыла холодная ладонь. Юноша кое-как разлепил распухшие веки. Снейп сел на постели и смотрел на него в упор — довольно строго. Гарри удивился: сейчас перед ним был тот самый слизеринский декан, словно воображение смогло вызвать его из небытия… Правда, не грозный и не опасный… Но всё равно — и старше, и умнее бестолкового героя-второгодника, да и сильнее — не смотря ни на что… Словом, тот самый человек, которого Гарри так не хватало всю жизнь…

Сириус — авантюрист, за него самого вечно приходилось волноваться, Дамблдор был слишком велик, чтобы стать близким… Вот разве что — Люпин… О, Господи, как же плохо, что их больше нет!.. А теперь уйдёт и Северус, уйдёт, едва дав понять, что… Нет, это кошмар какой-то!.. По щекам снова поползли слёзы, и Гарри, повинуясь внезапному порыву, подался вперёд и ткнулся лбом в исхудавшее плечо Снейпа.

Кажется, в первый момент профессор хотел оттолкнуть его… Но Гарри изо всех сил ухватился за его ладонь. И через пару минут почувствовал, что будто бы еле уловимый порыв ветра слегка взлохматил волосы на затылке… Но никакого ветра здесь быть не могло… Когда Снейп опустил свободную руку ему на плечо, Гарри догадался, что это было, и ещё сильнее вжался лицом в чёрную ткань, хранившую тепло умирающего тела. Последнее тепло… От Снейпа пахло лекарствами и одиночеством.

— Никуда отсюда не уйду, — пробормотал Гарри.

Снейп только вздохнул в ответ. Медленные секунды всё падали и падали, а Гарри подумал, что даже такие, горькие и ядовитые, они — на вес золота. И их не может быть слишком много. Никогда… В бою или в больнице — их вечно не хватает…

— Вот тебе!!!

Победоносный крик мадам Помфри и громкий хлопок разорвали звенящую тишину так внезапно, что у Гарри чуть сердце из груди не выпрыгнуло, а Снейп… Гарри едва успел подхватить выгнувшееся в жестокой судороге тело.

— Да что ж вы творите, мадам Помфри?! — заорал юноша и, в отчаянии глядя, как несчастный профессор на его руках тщетно пытается вздохнуть, присовокупил ещё несколько слов.

Мадам не откликнулась, зато к ним за ширмы прибежала мисс Гэмджи.

— Это ничего, ничего, — затараторила она, бросаясь к столику с зельями, — это у него нервная реакция такая…

— Хороша реакция! — воскликнул Гарри. — Да он же не дышит!.. Нет, вроде бы, задышал…

— Это… на резкий звук… у детей так бывает, — объясняла мисс Гэмджи, сосредоточенно перебирая склянки, — а он уже сам… почти как дитя… совсем слабенький… Ты его успокой… обними, погладь…

— Ч-что сделать?! — икнул Гарри.

— Пень ты бесчувственный! — рассердилась Бетти. — Доброе слово больному иногда нужнее лекарства, а добрые руки и без магии лечат! Настоящей целитель для своих пациентов должен быть родной матерью!..

— Кто бы говорил! — буркнул себе под нос Гарри, осторожно укладывая Снейпа на подушки.

— Бетти! — за ширмы прибежала расстроенная Джинни. — Миссис Саншайн не хочет пить успокоительное… Ой!..

Она взглянула на Снейпа и зажала рот руками.

— Я её убила! — торжественно произнесла мадам Помфри, появляясь за её спиной; в съехавшем набок чепце, красная и растрёпанная, она являла собой идеальный образ умалишённой. — Муху! Убила-таки! Насмерть!..

Мисс Гэмджи выругалась вполголоса и бочком выбралась из ставшего слишком тесным закутка. А Джинни побледнела и в ужасе уставилась на мадам Помфри.

— Что вы наделали?! — воскликнула девушка. — А как же Санни?! Она же чувствует чужую боль!.. А вы только что убили живое существо!..

Гарри ахнул и сжал кулаки. Ещё не оправившийся от припадка Снейп сделал отчаянную попытку приподняться… Мадам Помфри беззаботно улыбнулась.

— Ну, что вы! Слава Небесам, Санни чувствует только человеческие страдания, — сказала она. — А насекомые, птички, рыбки, мышки там всякие… Нет, вы представляете, что бы с нею было? Они же, негодники такие, постоянно друг друга едят!.. Что же ей, каждый раз умирать, что ли?..

— Да что вы такое несёте? — сердито спросил Гарри; Снейп откинулся на подушки и устало закрыл глаза.

— Мадам Помфри, выпейте, пожалуйста, — перед целительницей, откуда ни возьмись, возникла Бетти со стаканом какого-то снадобья.

— Ваше здоровье! — провозгласила пожилая ведьма и, недолго думая, залпом проглотила предложенное. — Фу, гадость-то какая!.. И где вы откопали прокисшую медовуху, мисс Гэмджи? У меня в шкафу есть ещё целых полбутылки хоро…

Внезапно улыбка сбежала с её лица, и взгляд сделался, хоть и растерянным, но куда более осмысленным, чем до сих пор.

— Ох, что это со мной было? — слабым голосом проговорила мадам Помфри, роняя мухобойку.

— Скажите, сколько времени вы не спали? — спросила вместо ответа мисс Гэмджи.

— Н-не помню, — задумалась мадам Помфри, — а что?..

— Так нельзя. Вам нужно отдохнуть, — Бетти взяла её под руку и вежливо, но настойчиво повлекла прочь. — Идите ложитесь, а мы тут подежурим, ладно?.. Конечно-конечно, если что-нибудь случится, мы обязательно вас позовём!..

Так они и остались в палате вшестером: четверо здоровых и двое умирающих. Гермиона (упорно относившая себя к здоровым) сидела у кровати Санни, Гарри — за ширмами. Туда же деловитая мисс Гэмджи отправила и Джинни. Дескать, Снейпу тоже ласка нужна, а кто его приласкает — не Поттер же!..

Возложенных на неё надежд Джинни не оправдала. Она даже побоялась подойти к Снейпу поближе. Сидела на табуретке у самой ширмы и таращила испуганные глаза. Однако она первая заметила, что у профессора начался озноб, и поняла, что под одним пледом он не согреется. Джинни принесла ещё два с соседних кроватей.

— Гарри, кажется, у него жар, — озабоченно проговорила она через некоторое время.

— Это от волнения, — объяснила вызванная на помощь мисс Гэмджи. –У него так с детства: если сильно попереживает, то обязательно свалится с температурой… Мадам Помфри вчера говорила… Ну да, вчера я тоже тут была, а что? Вы ведь на уроки каждый день ходите, правда?.. Эх, кажется, придётся дать ему лекарство. Проклятая муха, сколько из-за неё проблем!..

Гарри хотел сказать, что профессору Снейпу сегодня и без мухи потрясений хватило, но не стал. Бетти нашла на столике нужное зелье, тихо посетовав на необходимость лишний раз мучить пациента.

— У него же такие глубокие раны, ему очень больно глотать! — Гарри об этом знал, а Джинни расплакалась от сострадания.

Сегодня, однако, дело пошло куда веселее. Снейп, конечно, бледнел и морщился, но уже не делал попыток за кого-нибудь схватиться. Значит, он действительно чувствовал себя намного лучше — жаль только, что радоваться тут было нечему, зная истинное положение вещей…

Когда настало время ужина, мисс Гэмджи принесла за ширмы тарелку с сэндвичами и кувшин сока. У профессора при виде еды сделалось такое лицо, что Бетти извинилась и немедленно всё унесла. Гарри и Джинни торопливо поужинали за маленьким столиком около кабинета мадам Помфри.

Примерно за час до полуночи мисс Гэмджи с большой неохотой разбудила свою наставницу.

— Ох, лучше бы я и не ложилась, — проговорила та, появившись в палате и отчаянно зевая, — теперь мне ещё больше спать хочется… Боже мой, а время-то! Бетти, что за безобразие, вы уже давно должны быть в постелях! А ну, марш по домам!..

— Но, мадам Помфри! — возразил Гарри. — Как же мы уйдём? Нет, мы их не оставим! — он понизил голос. — Ведь Санни и профессор Снейп могут… в любую секунду…

Он так и не смог заставить себя произнести страшное слово, но пожилая целительница поняла его.

— Нет, милый, — грустно улыбнулась она, — не так скоро… Ещё дня два, а может, и все три… Но не сегодня, это точно. Так что, можете спокойно идти отдыхать.

— Профессор, а нас прогоняют, — шёпотом пожаловался Гарри; перед тем, как покинуть больничное крыло, он на секундочку снова заскочил за ширмы и наклонился над изголовьем кровати. — Но мы завтра снова придём, обязательно!.. Ведь вы… вы нас подождёте, правда?..

Снейп лежал, укрывшись с головой, и Гарри не мог понять: слышит его профессор или нет. Но, когда юноша уже решил, что не слышит, клетчатая ткань зашевелилась, и из-под кучи пледов высунулась тонкая рука. Несколько мгновений Гарри оторопело смотрел на неё, а потом спохватился и осторожно пожал узкую ладонь. Когда он ощутил ответное пожатие, глаза снова защипало от слёз.

Конечно, ему тоже ужасно хотелось поцеловать миссис Саншайн, как это сделали, прощаясь, девушки… Но Гарри не решился. Испугался, что тогда уже точно не выдержит: просто взвоет от безысходности…

— Спокойно отдыхать! — плакала Джинни, одолевая последний пролёт лестницы на пути к гостиной Гриффиндора. — Да разве ж можно?.. Да разве мы сможем заснуть после всего этого?..

Несмотря на поздний час, гостиная Гриффиндора была полна народу. При этом, студенты вели себя непривычно тихо: сидели там и сям унылыми кучками. Гарри понял, в чём дело, когда при его появлении весь факультет бросился к нему в едином порыве.

— Ну, что?

— Как она?

— Ей лучше?

— Она скоро вернётся?..

Гарри почувствовал, что отвечать правдиво и обстоятельно он сейчас не в силах. Попытавшись придать своему голосу более или менее официальный тон и сжав руку Джинни (чтоб молчала), он промолвил:

— Состояние тяжёлое. Пока ничего сказать нельзя. Ситуация прояснится в течение двух-трёх дней. Это всё. Пожалуйста, расходитесь по спальням, иначе я вынужден буду принять меры…

Гриффиндорцы разочарованно заворчали, но подчинились. Вскоре гостиная опустела. Лишь на диване темнела ссутуленная неподвижная фигура.

Это был Невилл. Он сидел перед камином, неотрывно глядя в огонь. Он был единственным, кто даже не повернул голову, когда Гарри вошёл в гостиную.

— Барашек, — Джинни подошла и осторожно присела рядом.

— Что с тобой? — Гарри опустился по другую руку, с тревогой глядя на осунувшееся, словно бы даже постаревшее лицо Невилла.

— Со мной, — из горла юноши вместо голоса вырвался хрип; Невилл прокашлялся. — Со мной ничего.

Судя по тому, с каким усилием он разлепил губы для ответа, последние несколько часов он провёл в полном молчании. Невилл медленно вытянул руку и взглянул на часы.

— Ничего себе, — без всякого удивления проговорил он, — уже двенадцатый час… нужно идти ложиться…

Он поднялся с дивана, с трудом разогнув спину, и сделал пару шагов в сторону спален. Гарри и Джинни молча смотрели ему вслед. Словно почувствовав их взгляд, Невилл остановился.

— Простите, ребята, что сбежал, — промолвил он, не оборачиваясь. — Я трус, я знаю, но… я не могу такое видеть. Хоть убейте. Насмотрелся уже…

Он вздохнул и потёр глаза, словно в попытке избавится от застывшей перед ними страшной картины.

— Знаете, мне вдруг показалось, что он сейчас начнёт нам обёртки от жвачки дарить, — нервно усмехнулся Невилл, опуская руки. — Вот я и смылся… Гарри, они его пытали, да?.. Пытали, я точно знаю. Уроды. Ублюдки. Ненавижу… Спокойной ночи.

Когда он ушёл, Джинни уткнулась носом в плечо Гарри и опять заплакала. Сам Гарри плакать уже не мог. Слов утешения у него тоже не нашлось. Он молча обнял девушку и гладил её по голове, пока Джинни не успокоилась.

— Надо попытаться отдохнуть, Гарри, — сказала она, утерев глаза. — Завтра у нас опять будет тяжёлый день…

…Добравшись до спальни, Гарри понял, что опасения Джинни были совершенно напрасны. Сон едва не свалил его, когда он присел на кровать, чтобы стащить с себя носки. Титаническим усилием воли староста заставил себя переодеться в пижаму. Он уснул, едва голова его коснулась подушки. Последней мыслью Гарри Поттера было то, что ему снова придётся окунуться в чужие кошмары. Последним чувством — ну и пусть…

Было ещё очень рано. Хогвартс мирно спал. Только два студента торопливо шагали по гулким коридорам в сторону больничного крыла.

— Гарри, ты уверен в этом? — встревоженно спрашивал Невилл Лонгботтом.

— Нет, конечно, — отвечал Гарри, прибавляя шаг, — и надеюсь, что я ошибся… В этом случае разрешаю дать мне по роже. За панику на пустом месте. И за то, что разбудил в такую рань…

— Обойдёшься, — сказал Невилл. — Я об вас уже все кулаки отбил. Больно, между прочим. Вот под зад коленом — это пожалуйста…

— Скажи ещё что-нибудь, — попросил Гарри, — когда ты шутишь, мне кажется, что всё хорошо, просто у меня крыша поехала…

Перед дверью больничной палаты они немного помедлили, чтобы перевести дух и взять себя в руки. Наконец Гарри осторожно толкнул тяжёлую дверь…

— Я… я ничего не п-понимаю… Минерва… Боже… что это значит?! — свистящий шёпот мадам Помфри, перемешанный с истерическими всхлипами, разносился по всей палате.

— Поппи, успокойтесь, мы обязательно во всём разберёмся, — отвечала директриса, гладя школьную целительницу по спине; Гарри не уловил в её тоне абсолютной уверенности…

— Что случилось? — вскрикнул он, едва не забыв приглушить голос.

— Это я у вас должна спросить, что вы делаете здесь в такую рань, — строго произнесла директриса.

— Гарри приснился сон, — начал было Невилл.

— Наоборот, мне сегодня ничего не приснилось, — перебил Гарри, — совсем ничего, понимаете?..

— Не понимаю, что в этом странного, — пожала плечами директриса. — Я тоже иногда не вижу никаких снов…

— Что с профессором Снейпом? — спросил Гарри напрямик.

Директриса немедленно утратила суровый вид и растерянно переглянулась с мадам Помфри. Та снова всхлипнула.

— Я… не знаю, — прошептала она, — я подходила к нему ночью два раза… он не спал, но ни на что не жаловался… как обычно… А потом… потом я уснула, а когда проснулась…

Она бессильно махнула рукой в сторону ширм — мол, посмотрите сами. Гарри почувствовал, что от страха ноги становятся ватными. Тем не менее, он заставил себя пройти эти несколько шагов. Невилл шёл следом.

Остановившись перед гобеленом, Гарри взглянул на Хиппо, и школьному старосте чуть не сделалось дурно.

— Как это может быть? — шёпотом спросил Невилл. — Вчера тут был серый единорог с закрытыми глазами, а теперь…

Теперь Хиппо сиял снежной белизной. Вот только глаз у него не было вовсе.

Гарри не ответил. Стиснув зубы, он шагнул за ширму.

Он ожидал всего, что угодно, но только не того, что увидел… Постель Снейпа была пуста. Все пледы, принесённые накануне Джинни, были сложены в изножье кровати. Сложены не то чтобы очень аккуратно, а значит, то было дело рук самого пациента.

— Я так и не уговорила его раздеться и лечь под одеяло, — промолвила мадам Помфри: они с директрисой уже стояли за спинами растерянных студентов.

Гарри внимательно разглядывал неразобранную постель. Судя по ямкам, сохранившимся на подушке и покрывале, Снейп долгое время неподвижно лежал на боку, а потом…

— А потом… он просто испарился… мамочки!.. — мадам Помфри зажала рот платком и тихонько заскулила.

Гарри посмотрел на целительницу… и его пронзила ужасная мысль.

— Мадам Помфри, а… Санни?! Что с Санни?!

Через несколько секунд все четверо окружили кровать миссис Саншайн. Молодая волшебница спала. С первого взгляда становилось ясно, что с ней всё хорошо. Прекрасное лицо было спокойным, на щеках нежно алел лёгкий румянец. Санни дышала глубоко и ровно и чему-то улыбалась во сне.

У наблюдавших эту очаровательную картину вырвался общий громкий вздох облегчения. Санни пошевелилась и открыла глаза.

— Как вы себя чувствуете? — наклонилась к ней мадам Помфри.

— Отлично, спасибо, — промурлыкала, потягиваясь, Санни, — доброе утро, Минерва… Ой… Невилл?.. Гарри?.. — она смутилась и торопливо подтянула одеяло к подбородку. — А вы что тут делаете?.. Что-то случилось?..

— Дорогая, мы только хотели спросить вас о… — начала госпожа директор, но Санни вдруг побледнела и, резким движением отбросив одеяло, вскочила с кровати.

— Северус, — проговорила миссис Саншайн, — Северус... Где он?..

— Вот как раз об этом… — снова заговорила МакГонагалл.

— Минерва, его нет! — вскрикнула Санни, глядя на директрису внезапно потемневшими глазами. — Он исчез!.. Пропал!..

— Мы это уже поняли, — терпеливо промолвила директриса, — но мы бы хотели знать — куда он исчез…

— Просто исчез, — пролепетала Санни, — никуда… был, а теперь его нет… Я его не чувствую… совсем не чувствую…

Оттолкнув с дороги Невилла, она бросилась к ширмам. Подбежав, миссис Саншайн взглянула на гобелен и с громким воплем отпрянула от него.

— Хиппо! Хиппо, что это значит?!

Гарри ожидал, что картина ей ответит, но, судя по всему, гобелен даром речи не обладал. Санни беспомощно взглянула на остальных.

— Не понимаю, — проговорила она дрожащим голосом. — Это невозможно… И мой единорог, и моё сердце говорят одно и то же: человека по имени Северус Снейп больше нет на свете. Нет — ни живого, ни мёртвого… Но ведь такого не может быть!

— Может, — раздался за спиной Гарри слабый голос.

Гарри резко обернулся. К ним, пошатываясь, медленно брело существо, удивительно похожее на ведьму, какими их изображают магглы в книжках для маленьких детей. Тощая, закутанная в саван фигура, стоящие дыбом спутанные волосы и дикое выражение лица…

— Мисс Грейнджер! — воскликнула госпожа МакГонагалл.

Гарри опомнился. Ну, конечно, это Гермиона. Ни в каком не в саване — в обычной ночной рубашке, а волосы у неё почти всегда такие… Но что же это у неё с лицом? Кажется, даже когда она увидела искалеченное тело Рона, в её взгляде не было такого ужаса… Впрочем, тогда она почти сразу потеряла сознание, а потом стала немного не в себе... Но теперь, похоже, её состояние усугубилось.

— Нет… не надо… нет, — повторяла Гермиона, одной рукой хватаясь за спинки кроватей, а другой довольно сильно дёргая себя за волосы; Невилл и Гарри подскочили к подруге, подхватили под руки и посадили на стул, поспешно наколдованный госпожой МакГонагалл.

— Мисс Грейнджер, дорогая, — ласково произнесла директриса, наклонившись и дотронувшись до плеча хогвартской отличницы, — пожалуйста, попытайтесь успокоиться… Если вы что-то знаете… Поймите, это очень важно…

— Да, конечно, — Гермиона подняла на неё застывший взгляд, — я расскажу… Только… только это слишком страшно…

В её обведённых тёмными кругами глазах стояли слёзы, которые никак не могли пролиться… Гермиона ещё раз дёрнула себя за волосы, а потом уронила руки на колени.

— «Тайны наитемнейшей магии», — произнесла она. — Я прочла эту книгу целиком… Там большей частью говорится о способах обмануть смерть. Эликсиры долголетия на крови младенцев и всё такое… Меня потом неделю тошнило…

— Девочка, но при чём тут Северус? — спросила МакГонагалл. — В его состоянии желание покончить с собой было бы куда логичнее, чем попытка избежать…

— А он так и сделал, — кивнула Гермиона. — Профессор Снейп покончил с собой.

Мадам Помфри вскрикнула, а Санни, до сих пор всё ещё стоявшая около гобелена, подбежала к Гермионе и, упав на колени, схватила девушку за руки.

— Нет, милая, ты что-то путаешь, — с мольбой проговорила миссис Саншайн. — Если бы Северус умер, я бы тоже умерла…

— А он и не умер, — ответила Гермиона, — я бы объяснила, но вы никак не даёте мне договорить… Так вот. Как обмануть смерть. Можно пить всякие гадкие зелья, можно изготовить крестражи, но ведь это всё равно не даст полной гарантии, что смерть до вас никогда не доберётся… И если она всё-таки добралась, можно попросту исчезнуть у неё из-под носа… Исчезнуть — в прямом смысле. Перестать существовать. Вычеркнуть себя из мироздания…

— Но… разве это не значит — умереть? — спросила после долгой паузы мадам Помфри.

— Нет, не значит, — ответила Гермиона. — Смерть разрушает тело, а если тела нет? Если оно кануло в небытие, — впрочем, вместе с душой… Нам странно это слышать, но есть на свете такие гордецы, которые непременно хотят оставить последнее слово за собой… Или те, кто жалеет о том, что появился на свет, для кого существование стало пыткой… Впрочем, вторых я теперь понимаю… Такие люди знают, что самоубийство не спасёт их от мучений, ведь человеческая личность бессмертна, и потому решаются на самое страшное…

— Ты говоришь, бессмертна? — встрепенулся Гарри. — То есть, это так в книгах написано? То есть, это научный факт, да? Значит, когда мы умрём, мы… не умрём? Значит, там действительно что-то есть?

— Есть, — эхом отозвалась Гермиона, — но не для профессора Снейпа. Его теперь нет нигде. Нет и… больше никогда не будет. Создавший крестраж может раскаяться и ценой великих страданий восстановить разорванную на части душу. Но тот, кто сам себя уничтожил…

Она замолчала. На несколько долгих минут в палате повисло гробовое молчание. Потом госпожа МакГонагалл прошептала:

— Всё-таки не выдержал… бедный мальчик!..

Миссис Саншайн со стоном уронила голову на колени Гермионы. Невилл как-то странно кашлянул, а когда Гарри взглянул на него, низко опустил голову и скрестил руки на груди. Одна мадам Помфри всё ещё не хотела расставаться с надеждой.

— Друзья, а вдруг мы ошибаемся? — промолвила она. — Я понимаю, что вряд ли, но — вдруг?.. Может быть, стоит проверить…

— Как же мы это проверим, Поппи? — устало спросила директриса.

— Приори Инкантатем, — ответила мадам Помфри, бережно доставая из кармана фартука волшебную палочку, которую Гарри узнал сразу же…

— Нашла под подушкой, — пояснила, глотая слёзы, целительница.

Госпожа МакГонагалл покачала головой.

— Поппи, милая, раз вы нашли её под подушкой, это значит, что Северус при совершении своего последнего волшебства не использовал волшебную палочку, — проговорила она.

— Ох, и правда, — прошептала мадам, — но разве… разве существует такая магия, для совершения которой волшебная палочка не нужна?..

— Дети колдуют без волшебной палочки, — сказала Гермиона.

— Профессор Снейп не всегда пользовался волшебной палочкой, когда хотел… ну… в общем, для легилименции, — вспомнил Гарри.

— Да, он был достаточно сильным магом, — кивнула Минерва.

— Сириус, — добавила Гермиона, — у него не было волшебной палочки в Азкабане…

Невилл, по-прежнему молча, повернулся и отошёл к окну. Минерва МакГонагалл взяла волшебную палочку из рук сникшей мадам Помфри.

— Что же с нею делать? — произнесла директриса. — Обычно волшебную палочку хоронят вместе с умершим магом, но ведь… нам теперь некого хоронить…

Мадам Помфри не выдержала: зарыдала, закрыв лицо передником, и убежала в свою комнату. Санни подняла голову и, посмотрев на директрису, протянула руку:

— Дайте её мне, — тихо попросила миссис Саншайн; взяв волшебную палочку, Санни ласково провела по ней кончиками пальцев. — Кипарис… Благороднейшее дерево… Много веков оно было символом смерти, а потом стало символом бессмертия... Вечная загадка… А внутри… внутри… о, Боже! — прекрасные синие глаза широко распахнулись от изумления. — Волос из гривы единорога! Но почему — черный?!

Ей никто не ответил: все дружно лишились дара речи. Гарри, конечно, уже понял, что миссис Саншайн — необычная волшебница… Зачастую не знающая элементарных вещей, известных любому школьнику, но вместе с тем посвящённая в тайны, недоступные простым смертным… Понял, но всё ещё не мог к этому привыкнуть…

— Почему чёрный? — повторила Санни. — Этого не может быть!.. Светлое дерево легко можно сделать тёмным, но нельзя перекрасить единорога… А вороных единорогов не видел никто от создания мира!..

— Да, Санни, конечно, никто не видел, — очнулась Минерва, — и мистер Олливандер тоже… Я вспомнила эту историю. Я была ещё школьницей, а он приехал в Хогвартс, чтобы побродить по Запретному лесу. Как вы понимаете, мастер, изготавливающий волшебные палочки, может найти там много полезного… И мистер Олливандер нашёл. Снял с куста чёрный волос. Думал, что это волос кентавра или фестрала. Но по всем свойствам выходило, что он принадлежал единорогу… Вороному единорогу, которого никто никогда не видел. Это была сенсация, о ней писали в газетах… Значит, теперь этот волос — здесь!..

Её голос дрогнул. Она дотронулась до гладкого дерева и… едва успела поймать волшебную палочку, потому что Санни внезапно отдёрнула руки и вскочила с колен.

— О, Боже! — прошептала миссис Саншайн, побледнев, как смерть. — Я вспомнила!.. Хиппо предсказал мне… Чёрный единорог… Разбитое сердце… Обманные слёзы… Минерва! Северус погиб из-за меня!

Госпожа МакГонагалл попросила никому ничего не рассказывать. Нехорошо будет, если все узнают, каким именно образом погиб Северус Снейп.

— Мы с вами видели, как он мучился, но толпа не ведает сострадания, — сказала она, выпроваживая друзей из Больничного крыла. — Северуса и так в чём только не обвиняли, а тут Наитемнейшая магия… И вообще, пока что не говорите никому, что он… что его не стало. Я сама объявлю об этом. Когда сочиню достаточно правдоподобное объяснение тому, куда же делось тело…

Гермиону отпустили вместе с Гарри и Невиллом. Сначала мадам Помфри ни в какую не соглашалась на её просьбы о выписке, но потом переменила решение. Во-первых, потому, что теперь всё её внимание занимала миссис Саншайн. Санни в кровь искусала себе руки и исцарапала лицо, крича и требуя, чтобы её немедленно казнили, ибо она хуже, чем убийца. В конце концов несчастную пришлось привязать к кровати. А во-вторых, потому, что, глядя на её мучения, Гермиона вдруг расплакалась.

— По крайней мере, если Рон умрёт, мне не придётся винить в этом себя! — проговорила она.

Мадам Помфри глубоко вздохнула: «Ну, хоть кто-то у нас выздоравливает!» и убежала за успокоительным для МакГонагалл, которая, суетясь вокруг Санни, то и дело хваталась за сердце.

— Не волнуйся, Минерва, она сильная девочка, — приговаривала пожилая целительница, пока директриса глотала зелье, — она скоро придёт в себя. Думаю, через недельку уже будет здорова… Мне говорили, что Санни очень редко теряет пациентов, но каждый раз ужасно убивается, бедняжка…

Слегка успокоившись, госпожа директор велела всем лишним покинуть палату. Гарри, прежде чем уйти, на секунду отозвал мадам Помфри в сторонку.

— Вы скажите миссис Саншайн, когда она сможет вас услышать, — шепнул он ей на ухо, — что это не из-за любовной магии… Профессор Снейп ещё до этого… ну, то есть… Я теперь вспомнил, как он звал её… ещё до того, как Санни попробовала колдовать… Короче, скажите ей, что она не виновата. Ну, или разве совсем немного… в том, что она такая красивая… Ну, а что она сама его не любила, так ведь сердцу же не прикажешь!..

Он машинально пощупал карман с маминой фотографией, почему-то чувствуя себя виноватым. Мадам Помфри снова прослезилась и молча похлопала юношу по плечу.

В гостиную Гриффиндора ребята вернулись как раз к тому времени, когда студенты собирались идти на завтрак. При виде Гермионы все сразу сообразили, что, стало быть, староста посетил Больничное крыло, и налетели с расспросами.

Гарри заверил однокашников в том, что миссис Саншайн чувствует себя лучше и скоро совсем поправится. Студенты возликовали, лишь в глазах Джинни Гарри увидел тревогу. Когда гостиная опустела, он усадил девушку на диван и рассказал ей всё как есть. Он считал, что данное директрисе обещание подразумевает некоторые исключения.

Выслушав новости, Джинни побледнела и долго молчала. Потом сказала, что ей надо побыть одной, взяла свою сумку и ушла обратно в спальню. Следом с теми же словами отправилась Гермиона. Гарри вяло удивился, как это они собираются побыть одни, когда их там будет двое, а потом и сам отправился наверх. Надо было найти Невилла, который снова незаметно исчез посреди разговора…

В спальне его не оказалось. Гарри взял сумку с учебниками, подумав, что надо, наверно, сходить на уроки… Сидеть за партой, прилежно записывая лекции, отвечать на вопросы учителей, выполнять задания… Неужели он сможет это выдержать?..

Стоило Гарри выйти из пустой гостиной и окунуться в толпу, как ему показалось, будто он погрузился в странный цветной туман. Всё казалось призрачным, нереальным: и весёлые лица, и громкие радостные голоса. Весть о скором выздоровлении миссис Саншайн разнеслась по школе с невероятной быстротой, волшебным образом превратив это, казалось, безнадёжно искалеченное войной заведение в старый добрый Хогвартс…

«А ты что такой смурной?»

«Выше нос! Через две недели первый матч!»

«Раскатаем Райвенкло на коврики!»

«Смотрите, как бы мы вас не раскатали!»

«В субботу Хогсмид! Наконец-то!..»

Или всё наоборот, и это сам Гарри — призрак? Может быть, привидения именно так и чувствуют: друг друга видят настоящими, а всё окружающее для них, словно зыбкий сон?..

Впрочем, не всё ли равно? Что так, что эдак, суть от этого не меняется… В смутном мелькании знакомых и незнакомых лиц настоящими ему показались лишь трое.

МакГонагалл, которая на уроке Трансфигурации полчаса искала очки, находившиеся у неё на лбу.

Мисс Гэмджи, догнавшая Гарри в коридоре. Она крепко стиснула его плечо и на мгновение заглянула в глаза — без слов… И тотчас убежала. По всей видимости, мадам Помфри не стала ничего скрывать от любимой ученицы.

Мэтью О’Конноли подошёл к нему в Главном холле после ужина.

— Я очень рад, что с миссис Саншайн всё хорошо, — сказал мальчик. — Но скажите мне, как чувствует себя профессор Снейп?

Врать благородному слизеринцу не хотелось, говорить правду было нельзя, и Гарри сделал вид, что ужасно торопится. Пробормотав что-то об острой нехватке времени, он для пущей убедительности припустил вверх по лестнице со всех ног, а опомнился лишь когда, совершенно задохнувшись от бега, упал на свою кровать.

В спальне было пусто: время ложиться спать ещё не наступило, и студенты сидели в гостиной. Снизу доносился приглушённый расстоянием гул голосов. Гарри перевернулся на спину и уже привычно задёрнул полог с правой стороны: справа стояла кровать Рона…

Взглянув налево, Гарри вспомнил, что за целый день Невилл ни разу не попался ему на глаза. Его не было ни на уроках, ни в Большом зале… Гарри протянул руку и левый полог задёрнул тоже. Уставившись в тёмный потолок, он долго лежал без движения и сам не заметил, как уснул.

… Ему приснилось, будто он глубокой ночью идёт вместе с Хагридом по Запретному лесу. Что он тут делает? Ах, да, он же провинился, и МакГонагалл назначила отработку!.. Филч с мерзкой улыбкой говорил, что дело предстоит опасное… А Хагрид сказал, что они должны отыскать в лесу раненого единорога. Ничего страшного. Вот только…

— Он, понимаешь, Гарри, чёрный, — объясняет Хагрид, — а тут темно, как… неважно, где. Вот такая ерунда. Но, хошь — ни хошь, а искать придётся. Эх, нам бы фонарь поярче! Луна с неба хорошо бы подошла. Или вот ещё мужик был, не помню, как звали, так он сердце из груди вынул, чтоб светло было. Потом помер, ясен пень. Но это же не главное, главное — дело сделать… А ещё — с тропы сходить нельзя ни в коем случае…

Хагрид говорит что-то ещё, но Гарри уже не слушает: он бежит вперёд по тропинке, залитой лунным светом. Кто сказал, что здесь темно? Вовсе даже и нет… И не темно, и не страшно, наоборот — очень красиво. Воздух лёгкий и прозрачный, и где-то неподалёку в бархатном сумраке звенит ручей…

Тропинка выбегает на поляну и теряется в густой траве. Над головой распахивается звёздное небо. Звёзды такие крупные и яркие, каких Гарри никогда не видел. Над росистой травой в полном безветрии стоит туман.

В середине поляны он густой, как облако… Гарри смотрит внимательнее, и его сердце замирает: это не облако! Это единорог! Прекрасный белоснежный единорог лежит на траве, разметав роскошную гриву. Он ранен… ему нужна помощь!.. Гарри бросается к нему и опускается на колени рядом…

Странно, разве единороги бывают такие маленькие? И безрогие… Или это жеребёнок?.. Но жеребята у единорогов золотые, а этот серебристо-жемчужный и совсем не по-жеребячьи красивый… Тонконогий, стройный… И такой знакомый…

Чудесное существо приподнимает изящную голову и смотрит на Гарри большими восточными глазами… Лань… серебряная лань. Она ждала его. Она умирает, и она ждала его, чтобы попрощаться…

Длинные ресницы вздрагивают и опускаются, когда Гарри касается серебристой шерсти… Какая она настоящая — шелковистая, тёплая!.. Но лишь на одно мгновение. Пальцам становится холодно, и рука падает в туман. Трава под ним не примята, и капли росы сверкают на длинных стеблях, словно звёзды. И Гарри валится ничком в тающую жемчужную дымку. Ни удержать, ни попрощаться, и сердце горит от печали, но на душе — тихо и светло… Вот только роса на лице — солёная…

* * *

Когда он проснулся, стрелки часов подползали к двум часам пополуночи. Собратья по спальне вовсю сопели и похрапывали под своими уютными одеялами. Гарри раздвинул полог. Кровать слева по-прежнему была пуста. Невилл так и не пришёл. Проклятье, где его носит?..

Исчезающий образ серебряной лани всё ещё сиял перед глазами, наполняя душу своим чистым холодноватым светом. Странно: скорбь и тоска никуда не делись, но стали иными. Они кололи сердце, но не как отравленные иглы, а так, как колет кожу мороз на заре зимнего дня. Голова сделалась удивительно ясной, и мысли в ней изменились. Ещё не совсем оформившиеся, они как будто звенели в уме, словно хор колокольчиков: «Подумай нас! Мы очень важные, хоть и не очень грустные!»

Гарри почувствовал, что ему и впрямь хочется подумать: посидеть в тишине, не спеша разобраться в себе и в жизни. Осознать прошлые ошибки и понять, как избежать подобного в будущем…

В принципе, спальня неплохо подходила для одиноких размышлений, но Гарри побоялся, что, продолжая лежать в темноте, скоро уснёт. Поэтому он встал и спустился в гостиную.

Ещё на лестнице он понял, что принял не вполне удачное решение: в гостиной, несмотря на поздний час, кто-то был. Гарри уже хотел было повернуть назад, но вдруг узнал голос Невилла.

— … и облака. Красиво. То есть, я вижу, что это всё красиво, но не чувствую. Совсем. Я знаю, что небо — синее, что трава — зелёная, что листья на деревьях уже пожелтели. Я вижу, я говорю себе: вот это зелёное, а вот это голубое… А на самом деле всё серое. И плоское. Как на фотографии. И слова… они разбегаются, как тараканы, а если пробуешь собрать их вместе — умирают… Я, наверно, больше никогда не смогу написать ни строчки. Я не знаю, что со мной, Джин. Ты помнишь, как нам было плохо на войне. А теперь я понял, что тогда я был счастлив…

Гарри тихонько отворил дверь и вошёл в гостиную. Джинни и Невилла он увидел сразу: девушка сидела на ковре перед камином, а Невилл лежал, пристроив голову ей на колени. Джинни своим гребешком расчёсывала его спутанные волосы. Гарри увидел, как она вытянула из мягких тёмных кудрей сухую травинку… При взгляде на этих двоих сердце вздрогнуло и заныло. Не от ревности. Просто Гарри словно перенёсся назад во времени и увидел ту часть жизни своих друзей, которую судьба скрыла от него.

А ведь это не первая ночь, которую они коротают вот так, без сна, за печальным разговором. Сколько было у них подобных ночей в прошлом году? Двое храбрецов, пытавшихся противостоять мраку, заполонившему Хогвартс, превратившему некогда прекрасный и любимый замок в тюрьму или в склеп… Они терпели поражение за поражением, но не сдавались, мужественно встречая всё новые напасти. Но по ночам одиночество и отчаяние добиралось до них, и они искали утешения друг у друга…

— Ты это знаешь, Джин, — вздохнув, снова заговорил Невилл, — он мне никогда не нравился. Сначала я его боялся и ненавидел, потом — просто ненавидел. Лучше бы я никогда не узнал правды… Со временем я бы просто забыл его… хотя вряд ли бы простил… Ах, что уж теперь… Зачем, зачем он так поступил, Джин? Зачем учинил над собой такое?! Теперь, получается, даже от Вольдеморта что-то осталось, а он…

Невилл закусил губу, и по его лицу покатились слёзы.

— Джин, он был моей последней надеждой, — прошептал юноша, — последней… Теперь всё кончено… Как он мог?! Нет, ты скажи, как он посмел сдаться?! Трус, слабак, предатель!..

Последние слова Невилл выкрикнул во весь голос, ударив кулаком по полу. Гарри подумал, что, если дальше так пойдёт, то вскоре сюда сбежится весь факультет. Староста выскочил из тени, плюхнулся на ковёр рядом с Джинни, крепко схватил Невилла за плечи и хорошенько встряхнул.

— Северус Снейп — не слабак и не трус, — проговорил Гарри в удивлённой тишине, вызванной его внезапным появлением. — Он не сдался. Он поступил так потому, что это был единственный способ спасти миссис Саншайн. А называть его предателем — просто подло, не говоря уже, что это глупость непроходимая. Откуда он мог знать, что тебе позарез нужно стать зельеваром, чтобы вылечить родителей?

Кто-то тихо ахнул, и только теперь Гарри заметил Гермиону, забившуюся в угол дивана.

— Ох, Невилл! — виновато проговорила она. — А я и не знала, для чего тебе было нужно…

Невилл поднялся с пола и гневно посмотрел на Гарри:

— Я же просил тебя молчать! — он повернулся к Гермионе. — А тебе непременно требовались веские причины для того, чтобы прекратить унижать меня?

— Я тебя не унижала, я просто высказывала своё мнение, — нахмурилась Гермиона.

— Довольно бесцеремонно, надо признать, — вмешалась Джинни, — кто назвал Невилла полоумным, как и его возлюбленная?.. Ой…

— А кто растрепал всей школе, что я люблю Луну?! — накинулся на неё Невилл.

— Растрепал?..Всей школе?.. — Джинни вспыхнула до корней волос и отшатнулась; на глазах девушки выступили слёзы.

— Получила, подружка? — криво ухмыльнулась Гермиона.

Первым желанием Гарри было наброситься на Невилла с кулаками, но…

— Тише! — воскликнул староста. — Тише!.. Тише…

Предостерегающе вытянув руки, он закрыл глаза, стараясь уловить еле слышный хрустальный звон, наполнявший его сердце с момента пробуждения. Так журчал ручей в его сне… Так звучали новые мысли… И он должен рассказать всем, что…

— Ребята, война не закончилась. Она только началась… Настоящая война. Та, что с Вольдемортом — это так, разминка. Чтобы узнать себя, понять, на что мы способны... И мы оказались способны на многое. Мы совершали великие подвиги. Мы получили за них награды… Вот только… мы неправильно отнеслись к нашим орденам. Мы спрятали их подальше из скромности, и постарались о них забыть, а между тем…

Гарри перевёл дыхание и виновато улыбнулся, глядя на удивлённые лица друзей.

— Да, что-то я как-то круто завернул, — промолвил он. — Я хотел сказать, что наши ордена — это как оценки на экзамене. СОВ сдали благополучно, значит, можно перейти на следующий уровень. Мы сражались с внешним врагом и одолели его, а теперь наш враг — внутри нас самих. Это уже сложнее…

Гарри нервно почесал нос и сел на диван. Ещё никогда собственное косноязычие не казалось ему столь досадным обстоятельством.

— На той войне мы рисковали жизнью друг ради друга почти не задумываясь, — сказал он, глядя на огонь в очаге, — а теперь не можем пожертвовать какой-то ерундой… Плохим настроением, обидой, завистью… Да, ведь это надо делать постоянно, каждый день, как… как уроки. Притом, за уроки нам хотя бы оценки ставят, а тут — ничего… И скучно. На войне — риск, опасность, даже какая-то красота. Не сравнить, короче. Но…

Странно, что они меня слушают, подумал Гарри, я такую ерунду говорю, как будто впервые в жизни пробую изъясняться по-английски, а они слушают…

— Но если мы проиграем эту войну, бед будет не меньше. Да вы уже и сами знаете. Мэгги, Рон, Санни, профессор Снейп… Это всё по нашей вине. Не только по нашей с вами, конечно, но и мы своё внесли. Где-то не смогли смолчать, где-то наоборот, промолчали, от чего-то отмахнулись просто потому что лень было влезать или свои проблемы замучили… Вроде бы, ерунда, а вот — кого-то уже не спасти. На той войне потери умножали наш гнев, а значит, и силы. На этой — будут делать нас всё слабее. Да вы же знаете... Нам уже жить не хочется из-за всего, что случилось, а жить надо… Опустим руки — ещё хуже станет… В общем… короче… вот.

Сейчас они поднимут меня на смех, подумал Гарри. Оратор тоже выискался… Только всё испортил. Конечно, они ничего не поняли… а колокольчики замолчали. Не звенят больше. И этот свет… прохладный серебристый свет… он исчез. Испарился, как…

— Прости меня! — Гермиона соскочила с дивана и порывисто обняла Невилла. — Я была дура. Я ведь правда тебе позавидовала. Я поняла, что ты сможешь стать тем, кем я не стану никогда… настоящим учёным… я действительно так думаю. И если я только могу чем-то тебе помочь…

— Ну что ты, Гермиона, — Невилл смутился и неловко погладил девушку по растрёпанным волосам, — мне не надо учёным, мне бы только зелье придумать… А я… а я совсем ничем не могу вам помочь, девчонки, — он горестно вздохнул, обняв левой рукой Джинни, — если бы я мог что-то сделать, чтобы Рон выздоровел…

Он внезапно вырвался из объятий подруг и, отвернувшись, закрыл лицо руками. Его плечи затряслись от рыданий. Девушки побледнели, глядя на него, потом посмотрели друг на друга.

— Но ведь, — произнесла Джинни, — даже если Рон… мы всё равно теперь сёстры!..

— Навсегда, — отозвалась Гермиона, пожимая протянутые к ней руки.

Гарри встал с дивана, подошёл к Невиллу и похлопал по плечу.

— Извини, что проболтался. Хочешь — дай мне по морде…

— Ну что ты, Гарри, — откликнулся Невилл, — я же будущий великий зельевар… мне руки надо беречь…

Вот тут уж все четверо дружно уселись на коврик перед камином, и, обнявшись, наплакались всласть.

Да, на этом Эпизод Первый цикла "Из ненаписанного" закончен. Однако смею напомнить, что данный цикл содержит в себе не семь разных сюжетов, а один сюжет в семи частях. Поэтому, коль скоро вам захочется узнать, что произойдёт с героями (со ВСЕМИ героями!) дальше, милости прошу ознакомиться со второй историей под названием "Дженни". Она появится здесь недельки через две. Как говорится, поплакали, теперь можно и улыбнуться))) До встречи. Была рада работать для Вас.

* * * * * * *

— Гарри, ты спишь?

Кусочек неба в узкой раме окна постепенно становился серым, а звёзды тускнели. Гарри лежал, вспоминая разговор в гостиной, и вздрогнул от неожиданности, услыхав шёпот Невилла.

— Нет, не сплю… А ты?

— А я сплю, — отозвался Невилл, — это я во сне разговариваю.

— Шутишь?

— Нет, издеваюсь. Мне тренироваться надо. Великий зельевар, как ты понимаешь, обязан в первую очередь иметь мерзкий характер…

— И не мыть голову, — злорадно добавил Гарри.

— Чёрт, это сложнее, — вздохнул Невилл, — боюсь, не потяну… Хотя, например, Луна в этом смысле тоже… Ну, понятно, мамы нет, не приучила, а папа сам такой же. А мне, знаешь, как-то всё равно. Понимаешь, она светлая… как будто светится изнутри…

Светится… Гарри закрыл глаза, и в памяти снова засиял серебристо— жемчужный силуэт Патронуса. Не такой яркий, как пару часов назад, но Гарри понял, что к чему, когда, желая друзьям спокойной ночи, увидел в их глазах тот же свет, который озарял его собственную душу. Он теперь поделен между ними поровну…

— Гарри!..

— А!..

— Ты сегодня здорово говорил…

— Спасибо…

— Я не вру… Правда…

Гарри не ответил: он уже засыпал. Воодушевление, владевшее им с момента предыдущего пробуждения, медленно угасало. Печальные воспоминания снова начинали просачиваться в сердце. В полудрёме победителю Вольдеморта привиделась тонкая рука, протянутая для прощального пожатия… Снова захотелось плакать. Что ж, никто не обещал, что будет легко. Это война. На войне легко не бывает…

— Гарри!..

— Что?..

— Я тут думаю…

— Я потрясён…

— Не умничайте, сэр, вам не идёт… Я знаешь, о чём думаю…Только не смейся. Не будешь смеяться?..

— Попытаюсь…

— Я серьёзно!.. Пообещай!..

— Послушай, Невилл, — Гарри тяжело вздохнул, — неужели ты думаешь, что мне сейчас очень хочется смеяться?.. Если честно, я тут зареветь боюсь…

— Вот и я про то же, — отозвался Невилл, — знаешь, впервые в жизни мне очень хочется, чтобы на свете был Бог…

— Бог? — Гарри всё-таки слегка улыбнулся. — Такой добрый дедушка с нимбом? Который сидит на облаках и мечет громы и молнии?..

— Нет… Который может исправить непоправимое…

— Спокойной ночи, Невилл, — староста засунул голову под подушку, чтобы друг не услышал, как знаменитый Гарри Поттер хлюпает носом.

Под подушкой было душно и жарко, и долго Гарри под ней не продержался. Вынырнув обратно на свежий воздух, Гарри понял, что героический змееборец на соседней кровати вовсю давится слезами.

Впрочем, слез у них обоих оставалось немного. Вскоре Невилл задышал размеренно и спокойно. Молодец, что уснул: новый день уже не за горами. За окном в сером небе мерцали последние, самые яркие звёзды. Гарри посмотрел на них и повернулся на бок.

«Который может исправить непоправимое? — подумал он, засыпая. — Надо будет завтра спросить у Гермионы… Может быть, в какой-нибудь умной книжке сказано и об этом?..»

The End

* * * * * * * *

В процессе работы над текстом скопировала в файл два стихотворения — чтобы перечитывать на досуге. А теперь мне почему-то кажется, что их не нужно отсюда удалять…

Усталые ели клонили к земле непосильные ветви,

За небо цеплялись отчаянно хрупкие пальцы берез...

Под веками скрою немую печаль, только если

С тобой мы, душа, обойдемся сегодня без слёз.

Ведь, щурясь во тьму на кусочки янтарного света,

Свинцовую тишь вопрошая, доколе тянуться часам,

Ты в мире подлунном, увы, не узнаешь ответа,

Как пахнут, омытые влагой дождя, голубые леса…

Neya@. Дневник «Капли живой воды»

Нынче ветер меня не догнал.

Я видела синее небо, и лужи сияли весной,

а он торопился за мной,

сбивая дыхание,

теряясь в потоке машин и лиц — не столичный житель.

Он привет хотел передать мне от моря —

от дальнего тёплого моря, от прошлого счастья,

он звал оглянуться назад, но я

не обратила внимания.

Просто задумалась на бегу. А когда

бег мой закончился,

ночь наступила — и здесь, и на том берегу.

И я осталась одна:

нынче ветер меня не догнал.

Людмила Дунаева. Дневник «Обитель Ордена Снейпоманок (ООС)»