Привычно сидеть, обняв колени. Прижаться к стеклу, чтобы унять головную боль. Крепко-крепко сжать зубы, чтобы не видно было слез. Смотреть на снег, ванильный от света фонаря, чтобы не думать, не думать об этом. Вдыхать полной грудью запах зимы, чтобы забыть другой, столь родной, аромат.
Он умер... Он ушел... Он больше не придет... Не обнимет... Не погладит... Не чмокнет в макушку... Не найдет в темноте спальни твои губы... Не притянет к себе... Не уснет, положив голову тебе на грудь...
Боль стала частью твоей жизни. Ты научилась погружаться в нее с головой, выискивая на задворках памяти образы, события, запахи. Последнее, что осталось с тобой. Хотя нет... Есть еще немного. Единственное письмо. Газетная вырезка. Множество книг по ЗОТИ. И зелье от ликантропии. И боль. Боль там, где когда-то было твое сердце.
Ты знаешь, что последняя битва не пощадила многих. Что не ты одна осталась с пустотой. Но остальные смогли пережить. А ты не смогла. Твои волосы навсегда приняли серый цвет, как тогда, когда вы еще не были так безоблачно счастливы. Кожа стала бледной, а из глаз ушел тот особенный свет, что отличает влюбленных. И они тоже стали серыми. Но для кого тебя теперь быть красивой? Он ушел навсегда. Он умер...
А сегодня Рождество. Но ты даже не включишь свет. Зачем? Все равно никто не придет. Да и тебе и не нужен никто, кроме него. А он не придет. Никогда.
Вдруг раздается стук в окно. Прилетела сова. С письмом. Для него. Предложение работы.
Ты задумчиво перечитываешь письмо. Берешь перо и пишешь ответ. Пишешь, что Римус Люпин приступит к работе. И отправляешь письмо.
Зачем. Хотя он бы точно не отказался от работы. И точно к сроку приступил бы.
Ты снова смотришь на ванильный снег. Такой же был, когда вы целовались первый раз... И снова погружаешься в пучины воспоминаний.
Но... Поворачивается ручка. Открывается дверь. И заходит он, принося с собой запах ванильного снега.
— Извини, любимая. Я задержался.
И ты кидаешься к нему в объятья. Он живой, настоящий. Немного холодный. Но такой родной...
— Но... Как? — он закрывает твой рот ладонью.
— Не надо. Есть кое-что, что выше нашего понимание...
— Магия?
— Нет... Это волшебство другого порядка. Да и потом, не мог же я не поехать, после того, как ты дала обещание...