Дороги, которые мы выбираем

В каждом есть и темная, и светлая сторона, главное в том, какую ты выбрал — это определяет все.

— — — — — — — — — — — — — — — — — -

* * *

Гул гомонящей толпы приятно рассредоточивает внимание, позволяет отвлекаться на мелочи, упускать из виду нечто важное и не думать о том, что давит, точно тяжелый пресс, мешая свободно дышать.

— Регулус, ты все запомнил? Как только пройдешь распределение — отошли сову, понял? Не вздумай забыть об этом! Регулус, ты меня слушаешь? — мамин строгий голос раздается эхом в голове, а у меня и так с трудом получается сосредоточиться на чем-либо, кроме своих полубессвязных мыслей.

Отвлекаюсь от созерцания блестящего вагона «Хогвартс-Экспресса»:

— Конечно, мама, — для пущей убедительности я киваю. На самом деле, я ничего не слышал из того, что она сказала за последние минут пятнадцать, но, будучи примерным сыном, уже давно научился выделять те интонации в маменькином голосе, когда полагается вежливо поддакивать.

— И не смей следовать примеру своего несносного старшего брата! Я не стерплю еще один позор, слышишь?

Подавив зевок, снова киваю. За последние три дня я уже раз сто услышал эту фразу в разных вариациях.

А я, собственно, и не собираюсь в Гриффиндор. Блэки всегда были в Слизерине, а я никогда не изменяю традициям. Я не бунтарь и не люблю идти против общепринятых правил.

Но мать этими простыми словами в очередной раз показывает, кому из нас простили другой факультет, а кому его не простят никогда.

Впрочем, в данный момент меня мало это волнует, как и надувшийся на какой-то пустяк Сириус. «Я еду в Хогвартс», — этой мысли мне вполне хватает для счастья на ближайшие сутки.

— Мы когда-нибудь сядем уже в поезд или как? — бурчит брат себе под нос, но достаточно громко, чтобы я его услышал. Вертит головой в поисках своего драгоценного Поттера.

Мама наклоняется ко мне, заглядывает в глаза:

— Регулус, будь умницей, хорошо?

А ведь я помню, как эту же фразу она произнесла на этой же платформе год назад, глядя в глаза своему старшему сыну. Я помню, как он, скривившись, прошипел «Да, мама», и с чистой совестью отправился в поезд, собираясь в очередной раз удивить общественность, родителей и самого себя.

И мне ничего не остается, кроме как, обреченно вздохнув (так же, как и Сириус год назад), кивнуть:

— Да, мама.

Она улыбается своей холодной и немного надменной улыбкой, обнимает и слегка прикасается губами ко лбу.

— Мам, отпусти ты его уже, нам идти пора, поезд без нас уйдет, мама!!! — ноющим голосом тянет брат и виснет на маминой руке, пытаясь отвлечь ее от меня.

— Сириус прав. Вам пора, — мама поправляет на мне новенькую школьную мантию и проводит рукой по волосам, приглаживая и без того уложенную челку. В такие редкие моменты заботы мама становится менее строгой и даже более родной.

В нашей с братом жизни есть много «но», «не» и «должны». Потому что мы — Блэки… бла-бла-бла… не должны общаться с грязнокровками… бла-бла-бла… не должны хулиганить…бла-бла-бла… не должны предавать семью… бла-бла-бла… Подставьте, что душе угодно.

Вот Сириусу, например, плевать на все эти запреты — он их изящно обходит. Причем именно обходит, а не протестует в открытую. Пока не протестует, по крайней мере.

Как он попал на факультет гриффов, до сих пор, кажется, вся семья вопросом задается. Нет, он смелый, решительный — кто бы спорил. Но и втихомолку что-нибудь провернуть, чтобы насолить — тоже вполне в его стиле. Я знаю, о чем говорю. Я его уже одиннадцать лет терплю.

— Регулус, ты должен попасть в Слизерин, слышишь? — уточняет папа, рассеянно потрепав меня по макушке. Сириус внимательно смотрит на отца, но ничего не говорит, а подозрительный блеск в его глазах не предвещает мне ничего хорошего.

Внезапно брат резко срывается куда-то, позабыв о нас, и бежит, размахивая руками. Отец, уже собиравшийся что-то сказать, замолкает, следя взглядом за Сириусом, а тот уже вовсю обнимается с худым темноволосым и очень лохматым мальчиком. Поттером, надо полагать.

Сириус мне все лето про него говорил, как будто бы влюбился. Я, правда, не знаю, может ли мальчик в мальчика влюбиться, но это другой вопрос.

— Сириус Орион Блэк, вернись сейчас же! — мама не стесняется повышать голос на Сириуса. Она говорит, что иначе он не понимает.

Брат виновато разводит руками, хлопает Поттера по плечу и нехотя плетется обратно к нам.

— Возьми Регулуса и отправляйтесь в поезд. А там найдешь кузин и оставишь его с ними. Ты хорошо запомнил, Сириус?

Брат поднимает глаза на мать, смотрит таким яростным взглядом, будто бы его сейчас ни за что ни про что кнутом огрели. Честно говоря, я за лето так и не смог понять, у кого он такому взгляду научился.

— Мама, он сам не найдет слизеринское купе, что ли? Мне-то зачем туда идти? — начинает канючить Сириус, состроив при этом мерзкую гримасу.

— Я так решила, не спорь со мной. Сейчас же возьми брата за руку и делай, что я сказала.

Сириус закатывает глаза, хватает меня за локоть и тащит к вагонам, напряженно сопя в ухо.

— Отпусти, дурак, больно делаешь! — не могу не отреагировать, когда он сжимает мою руку так, будто отодрать от тела хочет, не меньше. Сириус останавливается, ослабляет хватку, но локоть не выпускает. Оглядывается, будто боится, что его подслушают. Я соображаю, что он улизнул от родителей, причем вместе со мной и против моей воли:

— Эй, пошли обратно, родителей найдем. Ругаться ведь будут, причем при всех. Стыдно.

— К черту! — выдыхает Сириус. Я даже не успеваю удивиться, откуда у него такое выражение взялось. — Слушай, Регс, хочешь к нам?

Поперхнувшись глотком задымленного воздуха, широко раскрываю глаза, изумленно глядя на брата. Еще бы: мало того, что он вообще редко спрашивает мое мнение, так еще и с собой зовет.

— Серьезно! У нас очень круто! Ребята все замечательные, я тебя с Джеймсом познакомлю, он тебе понравится, и Ремус тоже, а с Питером вы так вообще не разлей вода будете. Мы тебя даже к нам в компанию возьмем!

Удивленно уточняю:

— К вам — это в купе или на факультет?

— И туда, и туда, — кивает Сириус, а глаза уже двумя огоньками зажглись, будто бы игрушку новую увидел. — Так как?

А я-то, может, и хочу. Но не к гриффам, а просто с Сириусом. С братом, которого почти год не видел, и который за этот год так изменился, что мне порой кажется, что моего Сириуса подменили, оставив в нем только заносчивость и зловредность.

Так вот, я-то, может, и хочу, но нельзя мне в Гриффиндор, как и Сириусу, по-хорошему, нельзя было, да вот только определила же его Шляпа. Но мне нельзя.

Я — Блэк, а Блэки — истинные слизеринцы.

— Не хочу, Сириус. Ни в купе, ни на факультет твой.

Блеск в его глазах меркнет, медленно, точно свет в театре, превращая их в два холодных серых уголька. Улыбка с лица сползает, складочка ложится между черными бровями.

— И чем мы тебя не устраиваем? — голос холодный, точно у мамы, когда она с полукровками разговаривает.

— Сириус, во-первых, тем же, чем тебя не устроил Слизерин, надо полагать. Во-вторых, маме не понравится, если и я пойду против традиций, да и отца ты только что слышал. А семью я предавать не намерен.

— А я, значит, предаю, да?! — брат повышает голос. Отхожу на шаг от него, потому как слишком хорошо знаю это ожесточенное выражение. Сириус не в ладах с дипломатией, а кулак у него увесистый. — Да ты просто трус! Трус и маменькин сынок! Ты просто боишься, что она тебя любить перестанет!

— Неправда! — выкрикиваю отчаянно, хотя прекрасно знаю, что не должен так реагировать, что он специально так себя ведет, чтобы разозлить меня. А внутри больно-больно, он ведь, как всегда, прав. Только я не трус, я просто маму не хочу расстраивать.

Ощущаю сильный толчок в грудь, и Сириус смотрит на меня почти ненавидяще, а я понимаю, что падаю на землю. Больно ударившись спиной о перрон, закусывают губу, чтобы не заплакать то ли от боли, то ли от обиды. Поднимаю глаза на брата, а тот с торжествующим видом выплевывает, словно яд:

— А родителей и слизеринцев будешь искать сам, трусливый гаденыш!

Разворачивается и исчезает в толпе, заполоняющую все больше и больше платформу. Я же глотаю слезы, поднимаясь на ноги, и вытираю судорожно щеки тыльной стороной ладони.

Блэки не плачут. Так папа говорил.

Родителей я нахожу через минут двадцать, успев раз десять пробежать по платформе туда-обратно и старательно пытаясь не запаниковать. Они будто бы даже не заметили нашего с Сириусом отсутствия, увлеченные беседой с мистером Лестрейнджем. Его старший сын Рудольфус, кажется, на четвертом или пятом курсе. Рядом с ним, вцепившись в его руку, стоит мальчишка моего возраста, очень похожий на своего брата — те же волосы насыщенного красно-рыжего оттенка, чуть короче, чем у брата, завязанные сзади зеленой бархатной лентой, те же огромные серые глаза, в которых плещутся сосредоточенность и настороженность.

Мама, наконец, замечает меня:

— Регул, а где Сириус?

— Не знаю, — кривлю душой. К Поттеру помчался, конечно, рассказывать о моей трусости. — Я потерял его. Уже в поезд, наверное, сел.

— Негодный мальчишка, я же сказала ему отвести тебя к сестрам! — мама ищет глазами брата. Взгляд ее не предвещает Сириусу ничего хорошего, и в этот момент я даже успеваю злорадно подумать, что был бы рад, если бы его наказали и, например, не пустили бы в Хогвартс.

— Вальбурга, я думаю, Руди может отвести Регулуса, — вмешивается стоящий рядом с мамой Лестрейндж.

Под изучающим взглядом Рабастана мне становится не по себе. Внимательно так смотрит, будто бы мысли пытается прочитать, чувства прощупать, как Сириус, когда хочет выпытать у меня какой-то секрет.

— Хорошо, отец, — без особого энтузиазма соглашается Рудольфус. — Мы пойдем тогда, скоро поезд отходит, а мне еще Малфоя найти нужно.

— Идите, — распоряжается мама, потом снова обнимает меня на прощание, в очередной раз напомнив мне о том, на какой факультет я должен попасть.

Я закатываю глаза, послушно киваю, украдкой пытаясь отыскать в толпе Сириуса.

— Пока, папа! До свидания, мистер Лестрейндж, — мой голос внезапно кажется мне таким слабым и тихим, что становится жалко самого себя, и я снова на грани того, чтобы разреветься, точно шестилетний мальчуган. Но в этот момент Рудольфус крепко хватает меня за плечо и, попрощавшись с родителями, ведет в сторону поезда. От твердой уверенности этого жеста комок в горле рассеивается, и становится легче дышать.

— Регулус, так? Я — Рудольфус, а это — Рабастан. Ты должен нас помнить, мы с отцом были у вас в прошлом году, — Руди явно некомфортно вести двух насупленных и молчащих мальчишек.

— Я помню, — вежливо уточняю, хотя это спорное утверждение. Тогда еще у меня был Сириус, и остальные меня мало волновали.

— Басти тоже первокурсник. Так что будете учиться вместе. Если ты, конечно, не пойдешь за братом, — последнюю фразу старший Лестрейндж насмешливо выплевывает. Я даже не успеваю сообразить, что к чему, прежде чем меня захлестывает чувство острой несправедливости.

Почему Сириуса всегда осуждают?!

Мне становится обидно, то ли за брата, то ли за себя — я не очень хорошо понимаю. И я уже собираюсь сказать этому заносчивому типу все, что думаю о нем, но натыкаюсь на внимательный взгляд его младшего брата. Рабастан смотрит на меня, слегка прищурившись, будто заранее зная мою реакцию; губы дергаются в легкой усмешке, прежде чем он снова возвращает на лицо маску настороженности. И этот уверенный в своей правоте взгляд действует на меня отрезвляюще. Моя ярость почему-то испаряется так же быстро, как и появилась. Я лишь улыбаюсь прохладно, как Сириус, когда мама его ругает, и тихо, но четко бросаю:

— Я не попаду в Гриффиндор. Никогда.

Рабастан останавливается и смотрит на меня с явным интересом.

— Почему ты так думаешь? Там ведь твой брат, — голос Рудольфуса не просто спрашивает, а настойчиво требует ответа.

— Я — Блэк, — заносчивым тоном повторяю заученную, словно аксиому, фразу.

Руди ухмыляется, как будто бы я сказал что-то смешное, но верное:

— Оно и правильно. Нечего с грязнокровками якшаться. Тебе понравится в Слизерине — вот увидишь.

* * *

И в этот момент Лестрейндж даже не догадывается, что своим замечанием он обрубает те последние ниточки, что связывают меня с братом. Не догадывается, что этой фразой он первым неосознанно окрестил двенадцатилетнего мальчишку предателем крови.

Пока ты не сделаешь выбор, все остается возможным.

А в этот дождливый сентябрьский денек на вокзале Кинг-Кросс я сделал свой выбор — я отказался пойти по скользкой, но правильной дороге брата, выбрав столь простой для блэковского понимания путь. Добро и зло всегда существовали рядом, человек сам волен сделать свой выбор — я сделал его в свои одиннадцать лет.

* * *

Впрочем, на данный момент я об этом даже не догадываюсь.

Ведь я еду в Хогвартс, и этого факта мне вполне хватает для того, что почти забыть про неприятную ссору с братом, ведь их было так много, а первая поездка в школу магии не стоит таких пустяков.

— Да ты не переживай, все будет классно. Вот увидишь, — Рабастан улыбается несмело, и эта нерешительность вперемешку с привычной настороженностью придает его лицу такое забавное выражение, что я непроизвольно тоже улыбаюсь и подмигиваю ему.

С этого дня моя жизнь полетит со скоростью «Хогвартс-Экспресса» вниз по наклонной, но я этого еще не знаю; и мне ничто не мешает чуть позже весело махать родителям на прощание, высунувшись почти по пояс из окна вагона, прежде чем меня втащит обратно проходящий мимо староста Слизерина.