Игроки поневоле

It's in the water baby,

Глава 1. Звенья одной цепи

«Сейчас в Хогвартсе действует закон: либо ты с игроками, либо ты никто. Забудь обо всем, что произошло в этом году. Считай, что мы вернулись назад во времени, и теперь все по-прежнему: ты — игрок, а я — никто».

Обрывок чудом уцелевшего, обгоревшего пергамента лежал на столе, похожий на засохшую апельсиновую корку. Пальцы сжались и смяли записку, которую она передала еще до битвы, но времени прочитать послание уже не оставалось. Запах пыли и гари пропитал мантию насквозь, вспотевшие, черные от копоти руки теребили бумажонку, превращая ее в жалкие обрывки.

«К черту! Главное, что мы живы. И нет уже ни правых, ни виноватых, нет темных и светлых — теперь есть только друзья Поттера, герои недоделанные, и все остальные — игроки, выбывшие из борьбы. Пройдет время, и не вспомнят уже о том, что я сын Пожирателя, что я чуть не убил Дамблдора, стоял на коленях и просил меня пощадить. Она бы сказала, что это низко, но мне уже все равно: ты — подруга Поттера, а я — никто».

* * *

— Гермиона, ты уже приготовила салфетки? А сервиз в порядке? Я видела рядом с ним Тонкс, поэтому и беспокоюсь…

Миссис Уизли иногда поражала своей наивностью: какой сервиз? И почему она спрашивает об этом именно у Гермионы? Мать Рона действительно хочет загрузить их работой и, тем самым, помешать собраться вместе? Так или иначе, решение было принято, и миссис Уизли повлиять на него уже не могла: они уйдут на поиски крестражей сразу же после свадьбы Билла и Флер. Молли, конечно, всегда гостеприимна и добра к друзьям детей, но порой начинает надоедать своим чрезмерным вниманием. Мистер и миссис Грейнджер были совсем другими родителями: они воспитывали в дочери самостоятельность, руководствуясь принципом «работа — превыше всего». Гермиона отлично понимала: мама с папой не могут уделять ей больше получаса в день. Клиенты звонили домой, требуя приехать «сейчас же, забросив все дела, потому что терпеть эту боль уже невыносимо». Никакие увещевания не помогали: отец брал сумку с инструментами и отправлялся заводить машину. Мама же, слушая рассказ о школьных делах дочери, разговаривала по телефону и рассеянно кивала, в очередной раз спрашивая: «Боль острая? А в прошлую пятницу применяли анестезию?» Гермиона привычно вздыхала и искренне считала, что во многих семьях дела обстояли именно так. К тому же, завистливые шепотки соседских девчонок, у которых дома постоянно находились мама или старший брат, развеяли все сомнения.

С тех пор как Гермиона поступила в Хогвартс, связь все слабела, становилась незримой, мама и отец казались далекими и ненастоящими. Нет, они радовались ее успехам и огорчались, когда что-то не получалось, но бурных восклицаний, слез и объятий никогда не было, как и душевной близости. Иногда она завидовала Джинни, рядом с которой всегда находилась мать, а мистер Уизли, хоть и приходил с работы уставший, в любой момент готов был выслушать и помочь.

— Гермиона, а ты не видела, куда я положила новую скатерть? По-моему, она была где-то здесь… — Молли открыла шкаф и начала перебирать белье, время от времени приговаривая: — Где-то здесь должна быть…

Миссис Уизли была отличной матерью — добродушной, заботливой и понимающей. И все же ее упорное нежелание понять всю серьезность ситуации начинало раздражать. Гарри тоже был не в восторге от подобного поведения, но поделать они ничего не могли. Рон вообще старался не попадаться Молли на глаза, предпочитая делать вид, что с энтузиазмом готовится к свадьбе старшего брата. Все трое жаждали остаться наедине хоть на полчаса, и все трое ждали. Завтра к вечеру гости начнут разъезжаться, и в общем потоке можно будет скрыться незаметно: благо, вещи уже собраны, надо лишь договориться о том, как отвлечь миссис Уизли.

«Иногда я начинаю сочувствовать Рону, — подумала Гермиона, наблюдая, как Молли пытается найти скатерть при помощи заклинания. — Надзор бывает хуже, чем самостоятельность и ответственность. В конце концов, мы уже взрослые люди и имеем право распоряжаться своей судьбой сами».

Она отлично понимала, что это лишь слабые отговорки, которыми легко оправдывать их побег. Неизвестно, что ждет за пределами «Норы», и именно поэтому дрожали колени при одной мысли о предстоящих трудностях. Гермиона вытирала вымытую посуду и внимательно наблюдала за тем, как Джинни гладит платье. Трудно было предположить, что ждет ее в Хогвартсе, иногда появлялось желание взять подругу с собой, но этому воспротивится Гарри, да и Рон будет против. Разумеется, опасность нешуточная: друзья даже Гермионе предлагали остаться и вернуться в школу, но она не собиралась слушать уговоры. А уж тем более подчиняться указаниям.

«Гермиона, понимаешь, — мялся Рон, — это очень рискованно. И мне… нам бы не хотелось, чтобы ты… Вообще, эти крестражи — Мерлин их подери! — мутные они какие-то. И Дамблдор толком ничего не сказал, — Рон начинал теребить край рубашки и опускал глаза. — А ты все-таки не… ты же…»

Слова у него заканчивались, эстафету принимал Гарри, который поправлял очки и решительно выступал вперед:

«Я не хочу сказать ничего плохого о твоих способностях. Мы знаем, что ты лучше нас в трансфигурации, ну или в заклинаниях, но защита — это такое дело… Мы не хотим, чтобы с тобой что-то случилось…»

Разговор ходил по кругу, друзья уговаривали ее остаться, а Гермиона смотрела на них и понимала, что не сможет вернуться в школу одна. Такие беседы начинали действовать на нервы, к тому же Гарри, уже было согласившийся на ее участие, вдруг изменил свое решение:

— Гермиона, я хочу, чтобы ты осталась! Пусть ты не жалеешь себя и хочешь рискнуть своей жизнью, но подумай о Джинни! Я прошу тебя, Гермиона, очень прошу остаться с ней, — он подошел ближе. По щекам Гермионы уже катились слезы — не то от безысходности, не то от злости. — В Хогвартсе сейчас тоже опасно, но так будет лучше.

— Как ты не понимаешь?! Я не могу плюнуть на нашу дружбу, помахать вам вслед и со спокойной совестью продолжать раскладывать по столам чертовы салфетки! — Гермиона вытерла слезы рукавом, забыв про платок. Она уже ненавидела себя за то, что не сдержалась — все-таки плакать на людях жутко неудобно. — Не могу я оставить тебя, и Рона не оставлю — если вы уйдете без меня, я буду искать вас, и найду!

— Конечно, найдешь, ты же проворнее мамы будешь, — Рон остановился в дверях и усмехнулся. — Мы же дело говорим — подумай. Что-то я больно рассудительный сегодня, — он почесал запястье и продолжил: — Это уже не игрушки, мы не в шахматы играем, помнишь, как на первом курсе? И даже не в Отдел Тайн идем, и с Турниром это не сравнится. Тогда почти весь волшебный мир был на нашей стороне, а сейчас? Жалкая кучка Пожирателей превратилась в хозяев, теперь мы в опале, а не они, и только поэтому рисковать слишком опасно!

— Послушай Рона, Гермиона. Он дело говорит. Первый раз в жизни, пожалуй, — Гарри слабо улыбнулся. — Если ты вернешься в школу…

— Я. Туда. Не. Вернусь. Без. Вас, — отчеканила она и, развернувшись, побежала по лестнице в спальню.

Предпраздничный день заканчивался не лучшим образом. Она сидела на кровати, слезы давно высохли, а вот мрачные мысли остались: что, если Гарри и Рон уйдут тайком, и придется все же вернуться в Хогвартс одной? Гермиона машинально перебирала вещи в маленькой бисерной сумочке, проверяя, все ли на месте, а в уме повторяла заклинания, которые удалось выучить за лето. Задумчиво посмотрев в зеркало, висевшее напротив, она горько усмехнулась:

«А ведь Гарри должен меня понять: он расстался с Джинни, чтобы не подвергать ее опасности, пожертвовал дорогим ради поставленной цели. А я не хочу жертвовать. Не хочу! Не могу я поступиться нашей дружбой».

— И не в этом даже дело, — сказала Гермиона своему отражению. — Признайся ты наконец, что у тебя никого нет, кроме них, ни единой родной души в Хогвартсе. И Джинни не в счет: одно дело, когда Гарри и Рон всегда рядом, другое — когда на занятиях придется сидеть в компании Панси Паркинсон. К тому же: от политики Министерства ожидать приятных неожиданностей не приходится — скорее уж неприятных. Что ни говори, страшно за себя и близких.

Именно поэтому утром, глядя на вымученную улыбку Джинни, Гермиона вздохнула. Вот почему она сделает все, чтобы отправиться на поиски крестражей вместе с друзьями: оставаться здесь и ждать — невыносимо; лучше, преодолевая страх, следовать за Гарри и Роном.

«Упрямые мальчишки! — глазами она нашла двух рыжих парней, один из которых был замаскированным Гарри. — И ведь наверняка совещаются, каким образом можно отговорить меня от этой затеи».

— Гермиона, дорогая, сходи, пожалуйста, наверх и принеси еще пару упаковок салфеток, — миссис Уизли до сих пор выглядела взволнованной. — Джинни уже ищет приборы, а Чарли…

— Конечно, миссис Уизли, я сейчас схожу, — она кивнула и подошла к Рону, стоявшему поодаль от матери. — Подержи мою сумку, ладно? Я быстро, и не потеряй ее, очень тебя прошу, — Гермиона строго посмотрела на него.

— Прекрати строить из себя маму, тебе не идет. Само собой, не потеряю, — пробурчал Уизли. — Мы, кстати, еще не дотанцевали, так что…

— Я быстро, — махнула ему Гермиона, направляясь к дому, — если, конечно, миссис Уизли еще что-нибудь не понадобиться, — добавила она шепотом.

«Мерлин, эта свадьба сведет меня с ума! Теперь я понимаю Джинни, которая недолюбливает Флер, ведь это именно Флер настояла на помпезном торжестве. Как будто других проблем нет! — Гермиона методично осматривала шкафы, но салфеток не находила. — Если бы не праздник, можно было еще вчера отправиться на поиски. Впрочем, один день роли не сыграет, и уже сегодня… Да где же салфетки, будь они неладны?!»

Шум за окном привлек ее внимание, а яркая вспышка на мгновение ослепила. Забыв про салфетки, Гермиона бросилась к выходу и в ужасе остановилась на пороге. Десятки, может, сотни темных фигур в плащах двигались среди гостей, сметая все на своем пути. Люди падали, словно пешки в шахматной партии, и почему-то сразу вспомнилось, как они с Гарри и Роном играли на первом курсе в заколдованные шахматы профессора Макгонагалл. То же бессилие перед происходящим, то же равнодушие соперников, которые уже были совсем близко.

— Бегите! — чей-то голос, полный паники, прозвучал в нескольких шагах, и Гермиона, очнувшись, бросилась вперед.

— Гарри! — ее крик потонул в общем шуме голосов и звуков. — Рон! — люди двигались, бежали, метались, сливаясь в одно разноцветное пятно.

Этот круговорот засасывал, подхватывал, подобно смерчу, и уносил вместе с сотнями размытых фигур. Кто-то налетел на Гермиону и тут же исчез в толпе. Над головой мелькнула вспышка, рядом упал человек, но времени, чтобы помочь ему, уже не оставалось. Она видела, как Ремус и мистер Уизли подняли над головой палочки, стараясь защитить заклятием хотя бы тех, кто находился рядом.

— Рон! Ну где же ты?! — мелькнули рыжие волосы — близнецы пронеслись мимо, кто-то застонал рядом, и Гермиона невольно посмотрела вниз, но не увидела ничего, кроме разбитого стекла. — Гарри! Рон! — бесполезно: если они и были рядом, все равно услышать что-либо в таком хаосе невозможно.

— Гермиона! — она услышала отчаянный крик и резко обернулась, ударившись обо что-то острое — край стола или сломанный стул. Протянутая рука Гарри казалась далекой и недосягаемой, Гермиона шагнула навстречу, но толпа вновь отнесла ее назад. Чувствуя себя никчемной и слишком легкой, чтобы прорваться сквозь плотную массу тел, Гермиона выкрикнула: — Гарри! Я здесь! Рон! — так река подхватывает утопающего и уносит по течению, которому невозможно сопротивляться. — Гарри! Помоги!

Но фигуры в черных мантиях уже приблизились к друзьям вплотную — слишком поздно. На ее глазах Гарри схватил Рона за руку и повернулся на месте. Из-за шума нельзя было различить даже звука, но Гермионе показалось, что хлопок, с которым исчезли ее друзья, раздался совсем рядом.

* * *

— Гермиона, ты пойми: у нас нет другого выхода. Если бы Гарри с Роном хотели взять тебя с собой, они бы непременно дали знать! — Джинни толкала тележку с вещами, изредка оглядываясь назад.

Гермиона упрямо молчала: целый месяц она пыталась убедить себя, что никто не виноват в случившемся. Друзья вынуждены были покинуть «Нору» без нее, и все планы рухнули. Она каждое утро осматривала небо в поисках черной точки, но сова так и не постучала в окно; постепенно пришло понимание, что неразлучной троицы больше не существует.

Впрочем, недавно стало известно, где скрываются от Пожирателей беглецы, и Грейнджер совсем уж собралась присоединиться к ним, но наткнулась на сопротивление миссис Уизли.

— Гермиона, за домом следят, за перемещениями каждого из нас тоже, ну как их обмануть, а? — Молли качала головой и теребила край фартука. — Гораздо лучше будет вернуться в школу. Артур обещал сделать родословную — он представится твоим троюродным дядей, ты выучишь наше фамильное древо. Подумай… Мальчики справятся, хотя я против подобных затей, но они совершеннолетние, и мы с отцом на Рона повлиять уже не можем. А тебе стоит три раза подумать, прежде чем очертя голову нестись на площадь Гриммо. Если они не взяли тебя с собой сразу же, значит, на то были причины…

«А ведь Молли в чем-то права, — думала Гермиона, и в ее душе зарождалась обида. Она отлично понимала, что послать ей письмо сейчас означало огромный риск, но ведь Люпин же навещал их на площади Гриммо! — Не думай об этом. Гарри и Рон все равно твои друзья, что бы ни случилось, и никакое стечение обстоятельств не может разрушить эту связь», — повторяла Гермиона себе, складывая парадную мантию.

Неожиданно пальцы сжались, комкая материю: кому нужна эта чертова мантия! Теперь в Хогвартсе не будет праздников и балов. Джинни слышала разговор родителей: порядки, которые отныне вводились в школе, оказались дикими, и неизвестно, что еще придумает новый министр под руководством Волдеморта.

Джинни упорно не хотела верить в это, и Гермиона даже иногда завидовала ее излишней беспечности.

— Гарри и Рон тоже сражаются, и мы будем! Они помнят о нас, я уверена, — горячо убеждала Джинни, на что Гермиона чаще всего лишь мрачно улыбалась:

— Мы были звеньями одной цепи, а сейчас эта цепь порвалась. Есть они, и есть я. Вот и все.

— Это не так. Они же наверняка не хотели, чтобы так получилось, и я знаю, что ты их лучший друг. Поверь.

Гермиона верила, а что еще оставалось? Так или иначе, толкая тележку к барьеру на вокзале Кингс-Кросс, думала о них, и надеялась, что на площади Гриммо все в порядке.

«Мне остается лишь ждать. Может быть, им удастся найти крестражи быстрее, чем Хогвартс превратится в лагерь Пожирателей, — размышляла она, глядя на ярко-красный паровоз. — Джинни права: мы будем бороться и ждать».

— Здесь свободно, — оклик вернул Гермиону в реальность, заставляя отвлечься от мрачных мыслей. — Я думаю, мы заслужили отдельное купе, — улыбнулась Джинни, — дома невозможно спокойно поговорить: везде мамины уши.

— Уж вам-то точно отдельное купе не положено, — Панси Паркинсон протиснулась внутрь и вызывающе посмотрела на них. — Будь моя воля, вас бы вообще в общих вагонах возили по двадцать человек в купе.

— Ну, слава Мерлину, твое мнение здесь роли не играет, — окоротила ее Гермиона, оглядывая пятикурсницу, топтавшуюся за спиной Панси.

— Минус двадцать баллов Гриффиндору, Грейнджер, — мило улыбаясь, пропела Паркинсон. — Как видишь, играет.

— Ты не имеешь права…

— Хочу тебя огорчить, — Панси не скрывала злорадства. — Ты больше не староста, и потому я имею полное право наказывать тебя точно так же, как остальных. А так как я теперь еще и староста школы… — она сделала ударение на последнем слове и свысока посмотрела на изумленную Гермиону, — то советую тебе заранее приготовить половые тряпки и щетки для чистки пробирок. Ты будешь очень часто оставаться после занятий, могу пообещать, — сладким голоском закончила Паркинсон.

— Панси, но ты действительно не имеешь права… — тихо сказала пятикурсница. — Она ведь ничего…

— Завтра после уроков подойдешь в Филчу: он назначит тебе наказание, — перебила ее новоявленная староста. — За споры с начальством. А теперь пойдем дальше.

С этими словами она развернулась и вышла в коридор, взглядом приказав помощнице следовать за ней. В ту же секунду Гермиона вскочила на ноги, вынимая из кармана палочку.

— Куда это ты собралась? — хмуро спросила Джинни. — Уж не думаешь ли идти разбираться? Не лезь на рожон, Гермиона, это может плохо закончиться.

— Кто бы говорил! — она даже задохнулась от возмущения. — Ты же сама постоянно утверждала, что нельзя молча терпеть. Разве это не твои слова? К тому же, я хочу узнать, почему меня лишили значка, и с какой стати Паркинсон стала старостой школы?

— Да, это мои слова, — перебила ее Джинни, — но не в этой ситуации. Сейчас нужно действовать умнее, во всяком случае… — она осеклась и расхохоталась.

— Что? Что случилось?

— А я-то думаю, чего это Паркинсон так злобится? Вроде эта девчонка тоже слизеринка, староста факультета опять же.

— И что?

— А сейчас я вспомнила, что это за белобрысая. Астория Гринграсс!

— И кто она такая?

— О Мерлин, Гермиона! Ты что, действительно интересовалась только уроками и не слышала ни одной сплетни?

— Я предпочитаю не слушать то, о чем говорят Лаванда с Парвати.

— А стоило бы иногда: эту новость последние полгода только ленивый не обсуждал. Ну хотя бы про то, что Паркинсон давно вешается Малфою на шею, ты знаешь?

— Про это знаю, — по голосу становилось понятно, что Гермиона уязвлена.

— Вот. И эта Астория тоже имеет на него виды.

— И все? Из-за этого такая проблема?

— Нет, Гермиона, ты все-таки неисправима. Естественно, проблема: Малфой, как ни крути, наследник чистокровной фамилии, и для кого-то это важно. Нас ведь очень мало осталось.

Подумав несколько секунд, Гермиона направилась к двери, у которой резко обернулась, постояла немного, потом вновь взялась за ручку и лишь тогда сказала:

— В конце концов, меня не интересует, что там у них творится. Сейчас я больше всего хочу узнать, почему меня лишили значка, и какой идиот назначил эту дуру старостой школы?!

— Про значок и я тебе могу сказать, — заявила Гринграсс, вновь появляясь в купе и с презрением глядя на Гермиону. — Профессор Кэрроу и профессор Снейп решили, что ты неблагонадежна, потому что якшалась с Поттером и Уизли. К тому же…

— К тому же, — продолжила Панси, перешагивая через порог, — грязнокровкам в принципе не место в Хогвартсе, не говоря уже о помощи администрации. И мне абсолютно все равно, Грейнджер, что ты наваляла себе липовую родословную. Ты такая же родственница этому сборищу рыжих нищих уродов, как я, например, или как Астория. То есть никто, поняла?

— Следи за выражениями! — вскинулась Джинни.

— И еще минус десять баллов с Гриффиндора. Глядишь, когда подъедем к Хогсмиду, ваши факультетские часы можно будет выкидывать за ненадобностью, — ухмыльнулась Паркинсон. — Сядь и заткнись, дура, пока я не внесла тебя в особый список.

— В какой еще список? — не поняла Уизли.

— Скоро узнаешь, — Малфой прислонился к косяку двери, скрестив руки на груди, и чуть тише повторил: — Скоро узнаешь.

«Расскажи мне о себе. Расскажи все, что захочешь, — я не буду тебя останавливать».

Эти слова были единственным посторонним звуком в абсолютно пустой голове. Они казались огромными и всепоглощающими, если можно так сказать о словах. Словно в нежилое помещение запустили несколько мыльных пузырей, которые медленно двигались по воздуху и легко отталкивались от стен.

«Расскажи».

Голосу невозможно было сопротивляться: он завораживал своим спокойствием, забирался в сердце, безжалостно вторгался в мозг и начинал копаться в мыслях, выворачивал их наизнанку. Чьи-то пальцы бесцеремонно залезли в горло и вытянули душу наружу, чтобы рассмотреть внимательнее. Собственная беспомощность взбесила бы, если во власти разума оставались хоть какие-то эмоции, но они сгинули. Глаза, смотревшие в одну точку, не выражали абсолютно ничего: такой взгляд, наверное, должен быть у человека, которого поцеловал дементор, но никак не у живого существа.

«Расскажи», — прогремело еще раз, и звук обрушился на Драко смертоносной лавиной, накрывая с головой.

Сопротивляться не было сил: какое противодействие может оказать телесная оболочка, если душа уже полностью порабощена? Наверное, так нужно, иначе тот, кто спрашивает, не стал бы повторять трижды, не правда ли? Малфой не знал, с чего начать, не знал, что говорить, и что случится потом. Но, вопреки воле, бескровные губы приоткрылись и зашевелились, складывая звуки в слова.

— Я никогда не стоял перед выбором своего пути. С раннего детства мне внушали, что наша семья — образец, к которому нужно стремиться, на который нужно равняться. «Не подведи меня, сын» — слышал я чуть ли не каждый день и всегда мог с уверенностью сказать отцу, что не оправдаю его доверие. То, чем занимался папа, было естественным и обычным, и потому казалось правильным. Но этот мир — шаткий и непонятный — изменился для меня в тот миг, когда я сам попал в него.

Я получил черную метку от моего хозяина: помню только боль и жжение в предплечье. И сразу задание — не с кем посоветоваться, и я по глупости гордился собой. Убийство жалкого старика, который всегда с пренебрежением относился ко мне, казалось игрой. Само собой, я понимал, что смерть необратима, но не представлял, насколько трудно будет поднять палочку. Одна за другой попытки оканчивались неудачей, и после каждой из них какая-то часть моего сознания кричала от радости: не переступил еще ту грань, пока еще жив, и душа цела.

По ночам я не мог уснуть и думал о том, что сам разделил свою жизнь на две половины. Или за меня ее разделили, тоже не знаю. Ничего не смогу сказать о первой ее половине, потому что эти воспоминания стерлись из памяти — наверное, они несущественны, несерьезны, не нужны. Не знаю. Но зато те события, что произошли со мной за последний год, я могу воспроизвести до мельчайших подробностей.

«Говори».

Единственное слово отдавалось в голове эхом: огромный мыльный пузырь втиснулся в неведомое помещение, сталкиваясь с маленькими пузырьками, распихивая их в стороны, изгоняя из сознания. Судорожный вздох прервал монотонное повествование, но в ту же секунду речь снова стала тихой, фразы безликими, а голос равнодушным.

— Каждый мой день был похож на предыдущие: любую свободную минуту я проводил в Выручай-комнате и пытался починить шкаф. Изворачивался, лгал, пытался отделаться от Снейпа, который постоянно мешал. Страх, как огромный червь, понемногу точил меня, пока не сменился первобытным ужасом. Последние недели я все время думаю о том, что не готов еще стать убийцей. Часто просыпаюсь от того, что вижу лицо старика, уже тронутое тлением, но все еще живое. И глаза у него живые — он умер, но продолжает преследовать меня. Почему? Ведь это сделал Снейп — он тоже иногда приходит ко мне и говорит о том, что это было мое задание. Я знаю. Это единственное, что я знаю точно.

Длинные белые пальцы медленно взяли со стола склянку с остатками Сыворотки правды. Высокий человек посмотрел на Драко, глаза которого закрылись, тело обмякло и повисло на стуле. Разумеется, можно было применить легилименцию и выудить из сознания мальчишки необходимые сведения. Но это рискованно: кто знает, чему его успела научить Белла? В этом потоке информации было несколько очень важных деталей — несущественных, но значимых. Да, Темный Лорд умел выбирать методы допроса, и сегодня умение пришлось как нельзя кстати.

Теперь можно было с полной уверенностью говорить о том, что семейство Малфоев очень ненадежно. Именно поэтому Люциуса и Нарциссу нужно безболезненно устранить, либо превратить в марионеток, да, наверное, так даже лучше — зачем же разбрасываться слугами? Ну ничего, лорд Волдеморт умеет укрощать — надо лишь знать рычаги: мальчишку стоит отправить обратно в Хогвартс, где он будет далеко от родителей и под постоянным контролем Кэрроу. Драко — слабак, такой отвернется от хозяина и не заметит. Умрет, конечно, но не заметит.

— Круцио! — тело Малфоя подбросило вверх, в ту же секунду раздался мучительный вопль. Однако Темный Лорд даже не заметил этого, с лицом экспериментатора он опустил руку и произнес: — Встань.

Драко, не понимавший, что происходит, с трудом приподнялся, но хозяин легким движением вновь опрокинул его на пол.

— Темный Лорд не прощает предательства. Но это не так важно: еще больше всего ненавижу глупость. Ты сделал глупость, поддавшись мне, даже не пытался сопротивляться Сыворотке правды, и заплатишь за этот проступок.

— Хозяин, я…

— Молчать! Ты сказал даже больше, чем я ожидал. Нет, я не буду тебя убивать, но наказание понесешь. И твои родители тоже.

Лицо Малфоя исказила боль, когда он попытался пошевелиться, но он застыл при одном упоминании о матери и отце.

— Наказание будет самым легким, какое только можно придумать: ты вернешься в школу и будешь помогать преподавателям уничтожать грязнокровок, ясно?

— Да, мой повелитель, — несмотря на тупую боль, Драко знал, как следует вести себя с господином, — я искуплю вину, — судорожные попытки вспомнить, что именно он говорил под действием зелья, оказались неудачными.

— Конечно, искупишь, иначе умрешь.

Лорд посмотрел на Малфоя, который полулежал на полу, и вынул палочку. Естественно, мальчишка умрет. Предатели среди Пожирателей обречены на гибель, так уж сложилось, но перед этим он еще послужит своему хозяину.

* * *

Драко сидел напротив Блейза в купе «Хогвартс-Экспресса» и перелистывал стопку пергаментов, которые лежали у него на коленях.

— Как думаешь, сколько грязнокровок к концу года останется в живых? Мне кажется, не больше трети, — протянул Забини, потягиваясь и глядя в окно.

— Считаешь? — скучающим тоном спросил Малфой.

— Уверен, ты только погляди, какую программу для них подготовили в министерстве… Послушай, — он замялся, — ты ведь знаешь, что сейчас творится в Хогвартсе. Это все — правда?

— Что — правда?

— Все, что написано в этих пергаментах! Наказания, перечисленные там, — около двухсот видов в зависимости от тяжести провинности — это действительно будет? Если да, я не завидую скотам: мало того, что надо получить подтверждение статуса чистой крови, так еще на каждом углу будет стоять поверенный и следить за каждым шагом, — Блейз лениво ухмыльнулся.

— Только так с ними и нужно, Забини. В этом году вся грязь будет вычищена из Хогвартса, — Драко будто со стороны слышал, как он произносит эти слова: надменно, с презрением и абсолютно равнодушно. — А что, очень даже хорошая система. Администрация школы организует из верных людей особую группу. А мы уже будем осуществлять контроль за грязнокровками — оплачиваемый труд, между прочим.

— И как же нам будут платить? Едой? Галлеонами? — Блейз легко рассмеялся и взял со стола бутылку.

— Нет, — прошептал Драко, — грязнокровками и будут платить.

Забини, который как раз сделал глоток сливочного пива, поперхнулся:

— Грязнокровками? Я не ослышался? И каким образом? В смысле — что мне делать с ними? Торговать на рынке? Заставить стирать мои носки? Так для этого эльфы есть!

— Блейз, ты совсем тупой? — снисходительно отозвался Малфой. — Нам будут платить девками, ты ведь знаешь, что с ними делать? — он рассмеялся и вновь принялся за чтение.

— Хм, в таком случае… Куда там записываться, чтобы попасть в группу поверенных?

— Ты уже в ней, если что, — пояснил Драко, откинувшись на спинку скамьи. — Смотри-ка, грубость старосте — один вечер в бункере. Все настолько легко, что даже забавно.

— Где-где, прости, один вечер?

— Объясняю еще раз для тех, чье место в Равенкло: директор Хогвартса Снейп и два его заместителя Кэрроу — администрация, — он многозначительно посмотрел на Блейза, тот кивнул, и Драко, прищелкнув языком, пояснил: — Хозяин назначил преподавателями Амикуса и Алекто Кэрроу — это брат с сестрицей, они учились на одном курсе с моим отцом. Истинные Пожиратели: Алекто очень любит смотреть, как дементоры высасывают душу и чуть ли не в экстазе от этого бьется. Амикус испытывает слабость к маленьким девочкам, особенно любит их пытать. Ну да ладно, это не так важно, — Малфой отбросил пергамент. — Директор и Кэрроу набирают в помощники особую группу поверенных: около тридцати человек, большинство из которых — слизеринцы. Вот список, — Драко вновь схватил листок и потряс им в воздухе. — Поверенные имеют почти такие же права, как администрация, мы даже Макгонагалл можем поставить на место. Только для нас в Хогвартсе будут открыты все двери: не открою тебе секрет, если скажу, что Темный Лорд любит развлечения и для своих слуг не жалеет подобных вещиц, понимаешь? Он заранее продумал все: есть возможность проводить вечера так, как и положено чистокровной элите, сечешь? Грязнокровок по вечерам будут сгонять в особое подземелье, то самое, что названо в честь великого Салазара. Одна маленькая провинность, и магглорожденный уже под ударом, большая провинность — и он попадает в камеру…

— В Азкабан?

— Да нет же, — махнул рукой Малфой. — Камерой называется место, куда будут сгонять жертв для игр. Ты уже слышал про игры?

— Что за игры? Квиддич?

— Посерьезнее квиддича, — тихо промолвил Малфой, резко встал и подошел к двери купе. Задернув занавеску, приоткрыл ее, почти сразу захлопнул и опустился обратно на сиденье. — Все равно скоро узнаешь, ведь ты в любом случае попадешь в число игроков.

— Игроков?

— Может, прекратишь все время переспрашивать и дашь договорить?! — прошипел Драко. — Игроков. Это то, чем развлекался раньше отец с друзьями.

— А если подробнее?

— Обычные дуэли, победителю достается приз — угадай, какой, — Малфой осклабился и выдержал паузу, чтобы дать собеседнику возможность оценить его остроумие. — Массовые игры — не квиддич, нет, Забини, кое-что посерьезнее. Взрослые игры с живыми ставками. И вариантов тысячи, а затрат никаких: не считать же потерей какую-то простачку… Я понятно объясняю?

— Более-менее. И что же, мы можем делать с… призом что угодно? — неуверенно переспросил Забини.

— Ну разумеется! Ты до сих пор не понял? Мы теперь хозяева жизни, повелители школы, врубаешься, придурок? А все эти людишки — грязь, насекомые, которых можно и нужно давить, уничтожать, как травят вредителей… — страстную речь прервал звук открывающейся двери и капризный голос:

— Драко, дорогой, пойдем патрулировать коридоры? — Панси показалась на пороге, но при виде Забини демонстративно наморщила нос и еще более противным тоном продолжила: — Я уже хочу почувствовать вкус власти, наградить этих уродов парочкой десятков штрафов, увидеть их озлобленные физиономии. Ну пошли, Драко!

— Хорошо, подожди секунду, нам нужно договорить, — твердо сказал он, указывая взглядом на выход.

—Уже жду, — призывно улыбнулась Паркинсон, а Малфой закатил глаза и вновь обратился к Забини: — Так что всем грязным тварям недолго осталось, ведь потери в таких играх неизбежны, — с притворным сожалением вздохнул он и вышел в коридор, захлопнув за собой дверь.

Джинни хмуро посмотрела на Малфоя, а он, обняв за плечи подошедшую к нему Панси, продолжил:

— Уизли, ну ты-то, может, и не сразу попадешь в заветный список, а только если сильно разозлишь. У нас ограничения на внесение в него чистокровных… — он горестно вздохнул, — к сожалению. А вот твоей подружке место в нем обеспечено.

— Почему это? — громко спросила Гермиона.

— Потому что ты мне не нравишься, Грейнджер, усекла? Хотя, ты ж дура…

— Ты думаешь, со сменой начальства тебе можно делать все, что придет в твою белобрысую голову, Малфой? — она подскочила на ноги, не понимая, почему эта фраза выбила ее из колеи.

— Если ты будешь раскрывать рот, пожалеешь. Гринграсс, внеси эту грязнокровку в наш список, и да, сучка, здесь Панси права: меня тоже не волнует, что вшивые Уизли расписались в родстве с тобой — тебе эта липа не поможет, поняла, тварь?

— Позвольте поинтересоваться, о наисветлейший, — с издевкой протянула Гермиона, — что же это за список такой все-таки. Это больно, когда тебя туда вносят?

— Сегодня вечером придешь в самое дальнее подземелье — в нем не бывает занятий — там и узнаешь, но могу сказать… Да, это больно, — он нехорошо ухмыльнулся и кивнул Панси и Астории, призывая следовать за ним.

— Что за подземелье? — удивилась Джинни, отправляя в рот очередной леденец «Берти-Боттс».

— Оно не используется для уроков, там Снейп, а теперь Слагхорн, хранили ингредиенты для зелий, которые не помещались в шкаф… И что же с нами там будут делать?

— Надеюсь, ничего серьезного, — пожала плечами Джинни. — Вот увидишь, ты такая не одна будешь. Строчки, наверное, заставят писать или пробирки мыть.

— Хорошее окончание первого дня в школе, не успели приехать, а тут специальное предложение — наказание от Малфоя!

— Не думаю, что за вами будет следить Малфой, скорее всего, Филч или кто-нибудь из этих Кэрроу.

— Лучше бы Филч, — хмыкнула Гермиона, поглаживая огромного рыжего кота, — а то не знаешь, чего ждать от нового начальства.

— Ничего хорошего, — резюмировала Джинни. — Мы, кажется, подъезжаем. Тебе после ужина идти туда?

— Скорее всего. Интересно, сколько времени это займет? Я еще не доделала летнее задание по трансфигурации, и если в расписании она будет первым уроком…

— Я тебе не завидую, — хихикнула Джинни и, когда поезд начал замедлять ход, первая вышла из купе.

* * *

В зале пахло именно так, как и должно пахнуть в заброшенном помещении: сыростью, затхлостью и чем-то сладковатым — скорее всего, это был запах гниения дохлой крысы. Темные своды, покрытые плесенью, и вода, капающая с потолка, напомнили Гермионе о средневековых подземельях. Под шепот слизеринцев, у каждого из которых на мантии красовалась вышитая буква «П», Грейнджер прошла в противоположный угол зала. Невилл, сидевший на корточках, поднялся на ноги и шагнул ей навстречу:

— И ты тоже?

— Ага, еще в поезде, а вы-то когда успели?

— Я нагрубил Гойлу, крикнул, что он тупица, а теперь скажите мне, что я был неправ, — Невилл кивком указал на глупо ухмыляющегося Грегори и ощупал заплывший глаз.

— А что они здесь делают? — недоумевала Гермиона, глядя на кучку слизеринцев, столпившихся неподалеку.

— Это поверенные, — Лаванда явно обрадовалась возможности рассказать новость еще одному непосвященному человеку, — особая группа, которая поддерживает новое начальство, что-то вроде Инспекционной дружины во времена Амбридж, помнишь? — она тараторила очень быстро, будто боялась, что ее кто-то опередит. — Они теперь всегда будут присутствовать при наказаниях, не знаю, правда, зачем?

— Наверное, моральная поддержка, — мрачно пошутила Гермиона.

— Говорят, теперь так будет каждый вечер. Все провинившиеся должны собираться здесь ровно в девять, жаль, что сегодня нас так мало…

— О чем ты? — Ханна нахмурилась и грозно посмотрела Лаванде в глаза.

— Ты что, не понимаешь? Чем нас меньше, тем больше вероятность, что любой может попасть под удар! — Лаванда, как всегда озабоченная своим маникюром, рассматривала ногти. — Вот если бы было десятка три человек…

— Ты сама-то соображаешь, что говоришь? — перебила Гермиона. — Вот если бы наказали класса четыре сразу, тогда… Так?

— Ты как всегда все не так поняла, — снисходительно улыбнулась Парвати.

— А что нас ждет? — вмешался Невилл.

— Так вы еще не знаете? — захлопала глазами Лаванда. — Я слышала, как Гринграсс говорила своей однокурснице, что накажут не всех грязнокровок.

— Не произноси этого слова! — вскинулся он.

— Если ты не знал, теперь так называют не только магглорожденных, а всех, кто не поддерживает новый режим, — проворковала Лаванда.

— Как это? — вытаращился Лонгботтом.

— Чтобы новое название не придумывать. Так вот, выберут нескольких и только им назначат отработку, а остальных отпустят.

— Так не бывает, — возразила Гермиона.

— Посмотрим, — пожала плечами Лаванда, всем своим видом показывая, что спорить с занудой не собирается.

— Скорее всего… — начала Грейнджер в надежде на поддержку Невилла, но закончить фразу ей не удалось: дверь подземелья тяжело отворилась, пропуская в помещение приземистого сутулого мужчину.

За ним следовали Малфой в школьной мантии с серебряной нашивкой и Забини, перекинувший плащ через руку. Кэрроу уселся на низкий стул, Драко и Блейз встали по бокам от него и оба со скучающим видом уставились на провинившихся. Забини сдул со лба длинную челку и скрестил руки на груди, Малфой расстегнул мантию и бросил ее на спинку стула, каждым движением показывая, что ему дозволено все.

— Драко! — голос Амикуса больше смахивал на карканье. — Ты, как главный поверенный должен показать пример остальным. Кого выберешь в соперники? — он прищурился и оглядел сначала слизеринцев, потом столпившихся в углу грязнокровок, которые как по команде с непониманием уставились на него.

— Ну что ж, — тихо произнес Малфой и вынул из кармана палочку. Его глаза внимательно осмотрели возможных соперников, ни один из них, видимо, не показался достойным, поэтому он тихо произнес, посмотрев на Забини: — Я выбираю Блейза.

Тот вздрогнул, словно очнувшись, и, самоуверенно посмотрев на Драко, начал закатывать рукава рубашки.

— Полагаю, права отказаться у меня нет? — на всякий случай спросил Забини, прищурив серые глаза.

— Неужели ты не хочешь заработать приз? — прокряхтел Кэрроу и хрипло захихикал, глядя на грязнокровок.

Не ответив, Блейз зашагал к противоположной стене и, резко развернувшись, склонил голову в приветствии, поднял оружие и приготовился к дуэли. Пару секунд они смотрели друг другу в глаза, буравя взглядом, после чего разом вскинули палочки и почти одновременно выкрикнули:

— Серпенсортиа!

— Экспеллиармус!

Драко оказался чуть проворнее: его оружие осталось при нем, а на пол перед Забини упала черная змея и, зашипев, поползла к нему.

— Эванеско, — шепнул Блейз и в ту же секунду: — Импедимента! — от заклятия Малфой увернулся, налетел на стену, ударившись, но выпалил:

— Ступефай! — промахнулся буквально на дюйм: Забини ушел в сторону, наткнулся на какой-то стол, заорав в ответ:

— Петрификус Тоталус! — Драко, упав на землю, перекатился, вновь поднялся на ноги и в ярости выкрикнул, забыв, что сражается с другом:

— Сектумсемпра! — девушки ахнули, наказанные, что стояли слишком близко к месту битвы, отпрянули назад и прижались друг к другу. Забини рухнул на пол, зажимая глубокий порез на щеке.

— Стоп! — скомандовал Амикус. — Сражаемся до первой крови, поэтому сегодняшней дуэли — конец. Блейз, пойди к дуре Помфри, пусть она посмотрит рану, а после возвращайся сюда. На первый раз приз получите оба, в качестве поощрения, — процедил он, поднявшись наконец со стула. Кажется, Кэрроу был недоволен подобным исходом битвы. — Драко, награда сегодня твоя: право выбирать первому, так сказать.

— Я могу выбрать только из скотов, я правильно понял? — равнодушно спросил он, и провинившиеся возмущенно зашумели.

— Молчать! — рявкнул Кэрроу и кивнул: — Пока да, как только поднесут новое разрешение — посмотрим.

— Ну что ж, в таком случае… — его полупрозрачные глаза забегали, выбирая жертву: — Броклхерст.

Невысокая светловолосая девушка из Равенкло вздрогнула и вжалась в стену, помотав головой:

— Нет, я не хочу, пожалуйста, я…

— Это мой выбор, — пожал плечами Малфой, обращаясь к Амикусу, тот ссутулился еще больше и подошел к девчонке.

— Ты! Как тебя там… Пойдешь с Драко и будешь делать то, что он скажет, ясно, дура? Иначе не поздоровится.

— Нет, я не пойду, — она вновь помотала головой, а Патил тихонько застонала, начиная понимать, какого рода наказание ждет Мэнди. Гермиона обернулась, но та только огромными глазами таращилась на Броклхерст, которую Кэрроу ухватил за горло.

— Нет, говоришь? Будешь выполнять его приказы, иначе своим примером продемонстрируешь, как нехорошо не слушаться начальства, лады?

— Делайте со мной, что хотите, но обслуживать этого гада я не собираюсь, — прошептала она под тихое ругательство Малфоя.

— Что хотите, говоришь, значица? — в его голосе мелькнула угроза.

— Что вы делаете? — взвизгнула Грейнджер, когда преподаватель швырнул Броклхерст на пол и встал над ней, занеся палочку. — Прекратите! — но ее уже никто не слушал: все произошло почти мгновенно, события промелькнули со скоростью света, не оставив времени понять, что происходит.

Резкий взмах палочкой, крик «Сектумсемпра!» — и заклятие Кэрроу разрезало воздух, в этот же миг раздался нечеловеческий вопль. Но кричала не жертва, а Ханна: при виде окровавленной однокурсницы она потеряла сознание.

Мэнди в судорогах дергалась на полу, захлебывалась собственной кровью. Все ее тело будто искромсали огромными ножницами, изрезали сотней ножей, руки и ноги мелко дрожали, глаза закатились, горлом пошла густая, темно-бордовая кровь. Испачканные бледные пальцы, и грязь под ногтями, и хриплое дыхание — как будто рассеченное надвое тело. Разметавшиеся, красные от крови волосы похожи на замызганную тряпку, и лица уже не видно вовсе. Агония длилась всего несколько секунд, а показалось, что час: Мэнди вскрикнула в последний раз и затихла.

Никто не смел даже шевельнуться: страх и ужас пригвоздили к полу, придавили своей тяжестью, сковали разум. Послышались булькающие звуки — Парвати рвало около стены, парни с ужасом взирали на месиво, в которое превратилось тело несчастной, девчонки ревели, кто-то до сих пор истерически визжал. Мир в одно мгновение рухнул, превратившись в сотню осколков; все, во что когда-то верилось, теперь стало ненастоящим и призрачным. Ведь такого не может быть: Мэнди только что стояла рядом, а теперь ее нет. Останки лежат на полу, а Пожиратель в маске преподавателя стоит напротив и гнусно ухмыляется. Такого просто не бывает, это сон, но почему же он тогда не заканчивается, а?

— Что вы наделали? — заикаясь, выкрикнула Гермиона, не понимая до конца, что именно произошло. — Она же… она же мертва! — бессвязные слова рвались наружу, Лаванда с Парвати всхлипывали, прикрывая лица руками, Невилл задыхался; а Гермиона, держась за стену, сделала несколько шагов вперед: — Изверги! Что вы наделали? Она же… Вы же убили ее! Мерлин…

— И так будет с каждым, кто осмелится мне перечить, — провозгласил Кэрроу. — Поняла, дура? И тебя я сегодня тоже накажу, что, самая смелая нашлась? Придет Забини — пойдешь с ним, ясно?

Малфой, часто-часто дыша, прикрывал рот рукой, будто ему тоже было нехорошо, пот стекал по лицу, и время от времени Драко языком слизывал его с губ.

— Не надейтесь, что новый режим пожалеет вас, — обернулся Амикус к наказанным. — Все вы — отбросы, какие не жалко отправить на помойку, как эту сучку, все поняли, твари? Драко, ты можешь выбрать себе… энто… другую игрушку, — снисходительно обратился он к Малфою, который всем своим видом показывал, что с него на сегодня достаточно.

— Браун, — белые губы шевельнулись против воли, и Лаванда мгновенно шагнула ему навстречу, пошатываясь — настолько силен был испуг. Даже не взглянув на добычу, Малфой протянул руку и повел ее из комнаты. В дверях они столкнулись с Забини, на щеке которого красовалась нашлепка.

Он непонимающе воззрился на кровавое месиво и отшатнулся в сторону, поняв, что именно видит.

— Что за?.. — Блейз шагнул назад, стараясь не касаться трупа.

— Теперь твоя очередь, Забини. Ты уж прости, но выбор я уже сделал за тебя: Грейнджер тут строила из себя не пойми что, борца за свободу, — Амикус осклабился, — так что придется тебе сегодня развлечься с ней, ты не против?

— Разве есть выбор? — хладнокровие Забини поражало даже товарищей. — Буду довольствоваться малым.

— Я не пойду с ним, — дрожащим голосом заявила Гермиона. — Не пойду!

— Хочешь повторить судьбу этой? — Амикус ткнул кривым пальцем в то, что осталось от Мэнди. — Мне нетрудно.

— Иди, Гермиона, — горячо зашептала Парвати. — Он же убьет тебя.

— Девка дело говорит. Хочешь оказаться на месте этой потаскухи, нет?

Гермиона еще раз посмотрела на кровавое месиво, перевела взгляд на ухмыляющегося Блейза, несколько раз вздохнула и шагнула вперед, чувствуя, что сердце дало перебой.

— Приятного вечера! — ведомая Забини, она уже не услышала напутственных слов.

* * *

В соседнем подземелье было чуть чище и немного теплее, но все равно неуютно и промозгло, будто недавно прошел дождь. Гермиону била дрожь: перед глазами до сих пор стояло искаженное мукой лицо Мэнди. Она внутренне сжалась, потому что Блейз отпустил ее руку, чтобы смахнуть со стола сваленные там пергаменты и какие-то мелочи. Этот жест был настолько однозначным, что захотелось убежать как можно дальше: неважно куда, главное, подальше.

— Грейнджер, ты знаешь, что я не какой-то паршивый гриффиндорец, а чистокровный колдун, поэтому предпочитаю любую встречу начинать с беседы, ведь только невоспитанные магглы ведут себя как животные, — выражение лица Забини говорило лишь о том, что он, вопреки словам, презирает подобное поведение. Неожиданно он схватил Гермиону за волосы и приблизил к ней лицо. С выражением крайнего отвращения Блейз процедил: — Какая же ты все-таки… убогая. Эти твои патлы, которые торчат во все стороны, местами обгоревшая кожа, бледные руки и почти полное отсутствие груди — у меня еще не было такого кошмара. Наверное, сегодня не мой день — достаются какие-то отбросы, вот Малфою нынче повезло: Браун очень даже ничего, уж я-то знаю. Пожалуй, ты подходишь лишь для одного… Ты уже сосала у кого-нибудь? Отвечай!

— Что? — Гермиона подумала, что ослышалась, но Забини растянул губы в улыбке и снова прошептал:

— Ты сосала у Поттера? Или у рыжего? — казалось, он сам удивился предположению. — Ты брала у них в рот? Так понятнее? Чтобы я знал, чего ожидать, — с невинным видом закончил он, пытаясь высвободить рубашку из-за пояса брюк.

— Отпусти! — на глаза навернулись слезы, но сильные пальцы лишь крепче вцепились в волосы.

— Знаешь, когда девка сосет у меня, я обычно думаю о том, что буду делать с ней дальше, — Забини выдыхал слова так быстро, совсем рядом с ее лицом, и Гермиона подумала, что ему тоже не хватает воздуха. Темные волосы щекотали подбородок, и изредка ее шеи касались его губы. Они оставляли болезненные синяки, а в перерывах между поцелуями, Забини продолжал: — Я обычно смотрю, как сначала она долго облизывает его, заглатывает целиком, а сам уже знаю, что будет дальше. Иногда становится даже скучно: очень долго шлюха обсасывает мои яйца, как будто это доставляет неземные ощущения. Не повторяй таких ошибок, Грейнджер: меня подобное заводит слабо.

С этими словами Блейз отпустил ее волосы, но тут же, схватив за руки, подтащил к стулу. Не слушая отчаянные крики, швырнул на пол около него. Повозившись, он расстегнул ширинку, приспустил штаны вместе с трусами, уселся на стул и за волосы притянул Гермиону к себе:

— Что ждем? Приступай.

— Нет, я не буду.

— Будешь, сучка, будешь. Бери, я сказал.

— Нет, никогда я этого не… — удар обрушился на нее и пришелся по губам. Утерев кровь, Грейнджер посмотрела на Забини и прошептала: — Я не сделаю этого.

— Сделаешь, — тихо ответил он и подался вперед. — Ну! — еще один удар заставил Гермиону протянуть руку и коснуться Блейза. — Смелее. Он не кусается, — хохотнул Забини. — Губами, — и, понаблюдав пару минут, как она неумело облизывает кончик, продолжил:

— Вот и сейчас, Грейнджер, ты сосешь мой член, и от этого уже хочешь, чтобы он оказался между твоих ног, у тебя внутри, да? — Гермиона замерла на секунду, пытаясь помотать головой, но Забини толкнулся бедрами вперед, заставляя ее задыхаться и не оставляя времени на оправдания. — У тебя уже мокрые трусы, ведь правда? — рука Блейза скользнула вниз и коснулась ее промежности. — Ну разумеется, можно было не проверять, — тихо рассмеялся он. — Ты хочешь меня так, как никогда не хотела нищего рыжего урода, потому что Уизли в жизни не позволит себе ничего, что сделаю с тобой я. Я буду ебать тебя, разведу твои бедра до предела, проведу рукой по твоей пизде, раздвину складки и засуну внутрь сначала один палец, потом второй. Ты будешь умолять меня трахнуть тебя, знаю, это всегда так бывает, но я буду иметь тебя пальцами, пока ты не начнешь молить о том, чтобы я наконец-то вошел внутрь… — он задумчиво посмотрел на Грейнджер и с внезапной злостью проговорил:

— Ни хрена ты не умеешь — ничему тебя Поттер не научил, и рыжий не постарался… Придется учиться сейчас: с таким характером, как у тебя, ты будешь ходить в наказанных очень часто. Сильнее и глубже, ну! Можешь ведь, когда хочешь, сука, — продолжил он, не глядя на Гермиону, которая не могла утереть слезы, потому что упиралась руками в колени Забини. — Ты будешь стонать подо мной, как никогда не стонала под Уизли, слышишь? И просить большего…

Слушать эти слова, каждое из которых эхом отдавалось в ушах, было невыносимо, в мозгу мгновенно зарождались образы, вызывавшие тошноту. Гермиона не думала даже, что ее воображение способно создавать столь яркие кадры, но слова Блейза превращались в живые картинки. От этого низ живота стягивало в узел, а ужас и отвращение переплетались с желанием исполнить все, о чем говорил Забини. Грейнджер, тяжело дыша, облизнула головку, но он взглядом приказал подняться на ноги. Снова вспомнилось окровавленное тело, которое все еще, наверное, лежит в соседнем подземелье, и паника накрыла с головой. Однако Блейзу было абсолютно все равно, что за мысли роятся в ее голове: он бесцеремонно толкнул свой приз к столу и, задрав юбку Гермионы, потянул вниз трусы. Кивком указал снять их до конца самой и лишь после этого одним движением колена раздвинул ее ноги. Поводив между них ладонью, Забини придвинулся вплотную, почти касаясь промежности:

— Ты ведь хочешь, признайся, — прошептал он, вводя внутрь пару пальцев.

— Нет, — выдохнула Гермиона, чувствуя, как его рука массирует клитор. Блейз поплевал на пальцы и надавил чуть сильнее, вызывая боль. — Ненавижу, тварь.

— Это не мешает тебе хотеть меня, — просто возразил Забини.

— Нет, — выдавила она, для большей убедительности помотав головой; перед глазами мелькали разноцветные вспышки, голова кружилась и почему-то тошнило.

Казалось, что она не в Хогвартсе. Ведь в школе такого не бывает: меньше чем за час пережить гибель однокурсницы, унижение и сейчас…

Стук двери вырвал ее из выдуманной реальности; сначала Гермиона не поняла, что происходит, и лишь когда знакомый голос сказал что-то, узнала его обладателя.

— Стоило зайти сюда, чтобы увидеть Грейнджер в таком виде, — Малфой скрестил руки на груди, стоя в дверях. Его глаза прожигали насквозь, и она машинально попыталась прикрыться руками и сжать ноги. — Хватит трахаться, Забини: Кэрроу велел срочно явиться к нему в кабинет, так что закончишь в следующий раз. Член только спрячь.

— Ебаный стыд! — выругался Блейз и, оставив Гермиону, поспешно застегнул штаны. — Закончим после, — бросил он ей. — Я уверен, что это не последняя наша встреча, Грейнджер. Одеться не забудь, — с лживой заботой добавил он и вышел вслед за гадко ухмыляющимся Малфоем.

— Ну какого черта, Малфой? Неужели так срочно? — Блейз по дороге поправлял галстук и приглаживал волосы. — Что там случилось?

— Срочно. Кэрроу рвет и мечет — кто-то написал на стене «Пожирателям не место в Хогвартсе!» Успеешь еще насладиться всеми радостями поверенного, не волнуйся, да и потеря-то невелика… — Драко обернулся назад, увидев, что Забини остановился. — Что?

— Послушай, я только сейчас подумал…

— О чем? — Малфой удивленно воззрился на него, прислонившись к стене.

— А это не опасно? Ведь Грейнджер наверняка расскажет…

— Само собой разболтает, но это им не поможет: теперь мы здесь хозяева, понимаешь? Та сучка, что померла сегодня, кому она нужна? Родители-магглы никогда не узнают, что девка похоронена в Запретном лесу, — Драко двинулся дальше, в свете факелов его тень то растягивалась, то уменьшалась до небольшого пятна на полу. — А что ты так волнуешься?

— Хм, а нас за это не могут?..

— Не могут, — твердо сказал Малфой, вновь останавливаясь, — с грязнокровками можно делать все, что душа пожелает. Правда, выбор бедноват: липовые родословные достали немногие, остальные сидят по норам или в бегах… Вот с волшебниками надо быть аккуратнее: Лорд хочет сохранить чистую кровь, ты же знаешь. Во всяком случае, пока что.

— А потом? Что будет потом?

— Если они будут наглеть, меры ужесточатся. И хватит трястись — никто тебе ничего не сделает, правда, Грейнджер — это, конечно, не Броклхерст и не Браун, но для первого раза сойдет, а? — подмигнул ему Драко и продолжил путь.

Блейз скривился в ухмылке и двинулся за ним, размышляя, что, пожалуй, Малфой в чем-то прав: нельзя получить все и сразу, для начала не так уж и плохо.

* * *

Гермиона сидела на столе, утирая слезы, струившиеся по лицу. Будто в беспамятстве она обняла себя, стараясь согреться, но не могла унять дрожь. Ощущение гадливости и стыда поглощало целиком, поэтому Гермиона быстро подошла к окну и распахнула его. Холодный ветер, который бывает в феврале, а не в сентябре, ворвался в комнату, однако облегчения не принес: по-прежнему казалось, что ее с ног до головы облили грязью.

«Мерлин, кто-нибудь, скажите мне, что это сон, ну неправда это, я же не могла… Ведь Кэрроу не посмел бы убить Броклхерст, а то, что произошло с Забини — такого не бывает. Ну не бывает же!» — в отчаянии она осмотрелась вокруг и дрожащей ладонью провела по своему обнаженному бедру. Белья на ней нет, значит, чьи-то руки все же сняли его.

Мозг работал с трудом, но смятая юбка и синяки на запястьях кричали о том, что случившееся — не игра воображения. Спохватившись, Гермиона вытерла рот ладонью и судорожно огляделась по сторонам. Нужно было найти в себе силы, встать и уйти отсюда, но ноги будто приросли к полу.

«Как представлю, что нужно будет смотреть друзьям в глаза, так в дрожь бросает. Они же сразу поймут, что произошло, — она топталась возле двери, пытаясь одновременно одернуть блузку, поправить галстук и провести ладонями по волосам. — Лаванда наверняка уже все рассказала, да и Забини с Малфоем не будут молчать: уж кто-кто, а они любят похвастаться властью».

Однажды мама сказала ей, что нельзя стыдиться несчастий, и сейчас эти слова пришли на ум, но страх не прогнали. Что будет, если весь Хогвартс узнает? Будут показывать пальцами и смеяться или, наоборот, посочувствуют и утешат? Так ведь и этого сейчас нельзя допускать: Невилл и Симус, скорее всего, случившегося так не оставят, но жутко подумать, что с ними сделают Кэрроу.

Гермиона брела, не разбирая дороги, ноги сами принесли ее к портрету Полной Дамы, будто за шесть лет выучили путь наизусть. Крик, раздавшийся из гостиной, разрезал тишину коридора.

— Они убили ее, убили! — орала Лаванда, отпихивая руки Парвати.

— Но этого же не может быть, — Финниган сел в кресло и, встретившись взглядом с Патил, пожал плечами.

— Может, — мрачно сказал Невилл, усаживаясь напротив. — Мы все это видели, и нужно что-то делать. Родные нам не помощники — сами под ударом, да и в Хогвартс их никто не пустит. Послушай, Лаванда, — он подошел к дивану и коснулся ее плеча, — а что Малфой и Забини… что они делали? В смысле, они сами придумывают наказания или как?

— Да, Кэрроу переложили хлопотное дело на плечи своих поверенным, — громко сказала Гермиона. Лаванда вздрогнула и ошарашенно посмотрела на нее, мгновенно забыв про истерику. — Но они неоригинальны: писать строчки крайне неблагодарное занятие, правда, Лаванда?

«Только скажи «да», пожалуйста, скажи «да». Не удивляйся, не возражай, просто скажи «да», — мысленно молила Грейнджер, и когда Браун неуверенно кивнула, продолжила:

— Мне кажется, Мэнди — это… — дыхание перехватило, и понадобилось собрать все свое мужество, чтобы продолжить: — …это театральное представление, теперь все знают, на что способны слизеринские твари. Они хотят запугать нас, подавить нашу волю, сделать беспомощными и слабыми…

— Ни у кого другого не получается лучше произносить речи, Гермиона, — хмыкнула Демельза Робинс, — но это все разговоры. Где гарантия, что Кэрроу не зайдут дальше, а? Если они убивают при малейшем неповиновении, следующим может оказаться любой из нас.

— Я это знаю даже лучше тебя, — холодно ответила Грейнджер, настороженно взглянув на Лаванду — та, приоткрыв рот, следила за происходящим. — Невилл прав: нужно договориться, что делать дальше и как защищаться. Пока Пожиратели только пугают, но скоро могут перейти от угроз к делу.

— Ты дура! — закричала Браун. — Ты же понимаешь, что их нельзя остановить, сама сегодня на себе испытала!

— Заткнись! — Гермиона сделал шаг вперед, будто хотела наброситься на нее и задушить, остальные с непониманием уставились на обычно уравновешенную однокурсницу. — Все может быть хуже, гораздо хуже! Пожиратели хозяйничают в Хогвартсе, и нам нужно держаться вместе, иначе не победить. Помните ОД? Ведь мы были единой командой, так почему же сейчас не стать ею?

— Дело говоришь, — кивнул Невилл, и для пущей убедительности ударил кулаком по столу, — нам нельзя ругаться, любая ссора против нас.

— Спасибо, я знала, что ты меня поддержишь, — слабо улыбнулась Гермиона и продолжила: — Поэтому сейчас предлагаю всем разойтись по спальням и хорошенько подумать. И да, надо будет поговорить с Энтони и Эрни, не думаю, что другие факультеты останутся в стороне.

Невилл кивнул и поднялся с дивана, устало потерев глаза. Парвати, с тревогой посмотрев на Лаванду, тоже встала и медленно побрела к лестнице. Уже на ступеньках она обернулась и, обреченно вздохнув, покачала головой. Демельза ударила себя по коленкам, подскочила как на пружинах и, бодро попрощавшись, поспешила к креслу у камина.

Наблюдая, как друзья расходятся по спальням, Гермиона чувствовала, что держится из последних сил, и отлично понимала Лаванду, по лицу которой до сих пор бежали слезы. Лаванда, тем временем, решительно встала с дивана и прошла мимо, даже не посмотрев в ее сторону.

— Подожди! — крикнула Гермиона, взбегая вслед за ней по лестнице. — Выслушай меня.

— Не собираюсь я тебя слушать! Какого черта ты вообще соврала всем? Пусть знают…

— Мерлин, Лаванда, мне тоже больно, и мы с тобой в одинаковом положении, но пойми: не нужно, чтобы об этом судачили на каждом углу. Не знаю, что ты чувствуешь, но мне стыдно, я не могу рассказывать о подобных наказаниях, хоть убей. Подумай: ведь не все же нам сочувствуют, мы живем совсем в другом мире, где друг может стать предателем.

— Красиво как говоришь! — хмыкнула Лаванда. — Вот только жизнь теперь у нас не очень красивая. Кстати, это ты сейчас о Поттере и Уизли?

— Не смей так говорить о моем брате, — Джинни вышла из тени и злобно посмотрела на Лаванду. — А с Кэрроу надо бороться, а не поджимать хвост.

— Между прочим, тебя сюда не звали, — взвизгнула Лаванда, испугавшись, что их разговор подслушивали.

— А я тебя не спрашиваю, и не смей так говорить о Роне и Гарри, ясно? Не то без волос останешься. Они тоже сражаются, и мы будем, Пожиратели не помеха — не в первый раз, — она переводила взгляд с Гермионы на Лаванду и обратно.

— Джинни, уймись! Ты не знаешь, что они могут сделать, — Грейнджер сверкнула глазами. Конечно, ей легко говорить, Уизли не видела, как тело Мэнди превратилось в кусок окровавленной плоти и не испытывала леденящего ужаса.

— А что они сделают? Заставят мыть пробирки? Или строчки писать, пока пальцы не сотрешь? А может, в подземелье посадят? — Джинни почти кричала. — Ты лучше подумай, что Гарри с Роном за тысячу миль отсюда, и они одни, а нас много. Так неужели мы будем сидеть сложа руки и ждать, пока все разрешится само собой?

— Ты просто ничего не знаешь, — со слезами на глазах прошептала Гермиона. Еще в сыром подземелье она решила, что никогда и словом не обмолвится о произошедшем — во всяком случае, пока опасность не нависнет и над Джинни.

— Знаете что? Разбирайтесь тут сами! — заявила Браун. — Не желаю ничего слышать ни о твоем братце, ни о нашем Избранном, который где-то прячется, ни о Пожирателях! — выплюнула она и, резко развернувшись, ушла.

— Ничего не рассосется просто так! Нам нужно действовать, — похоже, Джинни не услышала слов Лаванды или не хотела слышать. — И Гарри…

— Если они такие герои, то почему не взяли меня с собой? Мы же здесь сгнием! — все то, что Гермиона передумала, пока шла в гостиную, вылилось в вопль, и сейчас она выкрикивала свою обиду и ненависть к друзьям. Не оставь они ее в этой каше, не было бы Забини и унижения. Не было бы чувства гадливости, омерзения и презрения к самой себе.

— Что ты такое говоришь? Они же не хотели… думали, что так будет лучше.

— Лучше? Да пойми ты наконец, что не получилось лучше! Все намного хуже, чем парни предполагали, если вообще думали обо мне! — Гермиона закрыла лицо руками и замотала головой, когда Джинни попыталась погладить ее по волосам.

— Ну ведь не все так плохо, — тихо сказала Уизли, про себя подумав, что видит Гермиону в таком состоянии впервые. — Мы живы, здоровы, и, будем надеяться, Броклхерст была первой и последней жертвой, хоть это и ужасно, но ведь… война. Сейчас все мыслят по-другому: главное, что мы живы, а там уж…

— А ты оптимистка, — сквозь слезы улыбнулась Гермиона, направляясь к спальне. — Наверное, потому что ничего не знаешь, — добавила она шепотом, однако Джинни ее не услышала.

* * *

Следующее утро не принесло Гермионе ничего, кроме головной боли и ощущения опустошенности. Вчерашние события казалось далекими и ненастоящими, а, может, просто мозг до сих пор не хотел работать. Она медленно поднималась по лестнице после завтрака, думая лишь о том, что сейчас придется встретиться с Забини. А уж он-то наверняка не упустит возможности напомнить о ее наказании или, того хуже, опозорить прилюдно. Гермиона стояла рядом с Лавандой — та выглядела лишь несколько подавленной, хотя прошлой ночью плакала в подушку. Внезапно Браун вздрогнула и прижалась к стене, что-то прошептав Парвати, и Грейнджер сразу догадалась, чего она испугалась.

Забини с Малфоем вышагивали по коридору в сопровождении Крэбба и Нотта и о чем-то оживленно спорили, однако, приблизившись к кабинету, смолкли. Блейз снял мантию и перекинул ее через руку, а Драко прислонился к стене, уставившись в одну точку. Вопреки ожиданиям, Блейз не обратил на Гермиону ни малейшего внимания, посмотрел, словно на пустое место. Таким взглядом окидывают обычно стенку, на которой нет ничего — ни портрета, ни часов, и поэтому она не вызывает интереса.

«Как будто и не было ничего, — подумала она, уткнувшись в книгу, чтобы не видеть их. — Забыть бы и мне…»

— В класс! — процедила Алекто, распахивая дверь. — Живее, эй ты, с темными волосами, как тебя там?

— Корнер, профессор, — последнее слово Майкл сказал с таким видом, будто чувствовал себя участником абсурдной пьесы.

— Открой окна! — помещение не использовалось некоторое время, и в воздухе стоял запах затхлости и сырости. — Быстро все сели! — ученики, мрачно переглядываясь, стали рассаживаться, и лишь слизеринцы выглядели довольными. — Сегодня мы с вами приступим к изучению обязательной дисциплины. Знаю, раньше не все из вас это учили, но теперича…

— Зачем нам маггловедение? — спросил Невилл. — Мы и так знаем…

— Вы все должны знать правду. Я расскажу вам об истинной сущности этих грязных животных, называемых магглами, — Кэрроу склонила голову набок и продолжила: — Сегодня мы с вами поговорим так… в целом, а если кто-то будет мне мешать, — она выразительно посмотрела на Лонгботтома, — он будет… это… наказан, всем ясно?

— Можно еще один вопрос? Последний, — Невилл с невинным видом вновь поднялся и, не дожидаясь ответа, продолжил: — А сколько маггловской крови в вас и вашем брате? — наступила зловещая тишина, казалось, слышно было, как тикают часы у кого-то на руке.

— Это был неверный вопрос, мистер…

— Лонгботтом, — вставил Невилл, но Алекто уже не слушала, надвигаясь на него с палочкой наизготовку:

— Как ты, маленький сучонок, осмелился мне грубить?

— Да кто вы такая?! Вы же никчемная… — договорить он не успел, потому что сверкнула вспышка, и на лице Невилла появился глубокий порез.

— Не сметь сейчас идти к Помфри, понял? — Лонгботтом пытался зажать рану рукой. — Отсидишь урок, а потом уж делай чё хочешь, ясненько?

— Да, — процедил Лонгботтом, сверкнув глазами и прикладывая к скуле протянутый Парвати платок.

— Да как вы смеете? Вы не имеете права наносить студентам увечья! И тем более запрещать обращаться за помощью! — Гермиона вскочила на ноги, но тут же осеклась, увидев почти хищный оскал Кэрроу.

— Этта кто тут такой смелый, а?

— Это Грейнджер, профессор, — радостно встряла Паркинсон, — она дура и не может сидеть молча.

— Заткнись! — одновременно воскликнули несколько голосов.

— Тихо! — переорала всех Алекто. — По пятьдесят баллов с Гриффиндора, Равенкло и Хаффлпаффа, ну а тебе, Грейнджер, вечерняя отработка. Панси…

— Я уже внесла в список, — угодливо пропела та.

Гермиона машинально посмотрела на Забини: тот растянул губы в улыбке и выразительно оглядел ее с ног до головы.

— А теперь продолжим, — Кэрроу обвела взглядом притихших студентов и начала диктовать текст, от которого волосы становились дыбом — настолько он был абсурден: — Магглы остановились в своем развитии на уровне животных, это примитивные, злобные, тупые твари. Несколько веков назад они узнали о существовании волшебников и начали травлю: жгли их на кострах, сажали в каменные мешки и топили. Теперь же пришла пора отомстить этим скользким гадам, целью которых стало наше уничтожение. С тех пор прошло много лет, скоты сменили тактику: внедряются в наше сообщество путем проникновения в ряды студентов Хогвартса и браков с магами. Главная их цель — разрушить сложившиеся устои волшебного сообщества изнутри. Однако мы не можем допустить, чтобы…

Гермиона перестала слушать Алекто на третьей минуте страстной речи, просто водила пером по пергаменту, делая вид, что пишет. Мысли вертелись вокруг Забини: сегодня он своего уж точно не упустит, не зря так плотоядно оглядывается. Кажется, вчера Блейз был очень недоволен приходом Малфоя и наверняка воспользуется возможностью закончить начатое. Встретившись с ним взглядом, Гермиона вздрогнула и отвела глаза, продолжая чертить на листке какие-то непонятные символы и кружочки.

— Ну как, Грейнджер, тебе вчера понравилось с Забини? — прошептала Панси, когда прозвенел звонок, и все вышли в коридор. Самым ужасным было то, что она говорила это без стеснения и не обращала внимания на Малфоя, стоявшего за ее спиной. — Я слышала, вам вчера помешали, но ничего, Блейз не любит останавливаться на достигнутом.

— По своему опыту знаешь? — Гермиона надеялась, что дрожь в ее голосе не заметна.

— Да нет, он сам рассказывал, — заявила Панси, — вчера в гостиной.

Стараясь не показать, насколько эта новость потрясла ее, Гермиона прошипела:

— А ты не думала о том, что твой Малфой тоже властью попользовался?

— Ну и что? Мне все равно, кого он там имеет, любит-то он меня, ясно, сука? — Паркинсон схватила Гермиону за волосы и потянула вниз так, что у той от боли на глаза выступили слезы.

— Я бы на твоем месте не была так уверена, — прошептала Грейнджер и с силой оттолкнула Панси от себя. Та смерила ее презрительным взглядом и пошла за Малфоем, а Гермиона повернулась к Невиллу, который все еще зажимал рану окровавленным платком.

— Ты что, дурак? — прошипела она, тяжело дыша. — Зачем ты подставляешься? Не стоит оно того: сегодня первый день учебы, а у нас уже раненые и наказанные. Если так будет продолжаться…

— Если мы будем бездействовать, то это будет продолжаться, да. Ты же сама говорила, что нужно бороться, вот я и начал! — Невилл прислонился к стене и нахмурился.

— Но не так же! — Гермиона, выкрикнув эти слова, спохватилась и судорожно огляделась по сторонам: благо, рядом уже никого не было. — Она же сумасшедшая! Убьет и не заметит! Если ты о себе не думаешь, ты о нас подумай, о бабушке своей подумай — каково ей будет, случись с тобой несчастье?!

— Ты не учла одного, Гермиона, — при упоминании бабушки Невилл вздрогнул, но тут же взял себя в руки: — Они не торопятся убивать чистокровных, у меня есть небольшое преимущество, и я собираюсь его использовать.

* * *

«Мне бы такое преимущество, — с отчаянием думала Грейнджер, спускаясь в холодное подземелье. — Может быть, тогда я тоже была бы уверена в себе. А так приходится гадать, выйду я живой отсюда или зароют меня в Запретном лесу, как Мэнди. Ну почему? Почему Гарри и Рон бросили меня здесь, а? Ради моего блага, как же! Почему?» — эти вопросы Гермиона задавала себе уже второй день и не могла найти ответ.

Дверь тяжело захлопнулась, отрезав от внешнего мира, и Гермиона почувствовала, как екнуло сердце: помещение украсилось огромными штырями, вбитыми в необтесанные стены. Судя по ухмылкам поверенных, ничего хорошего это новшество не сулило. Приблизившись к группе наказанных, она ощутила, как по полу потянуло холодом — из дальней комнаты появились Кэрроу и Малфой с Забини. Все повторялось с точностью до мелочей: улыбки мучителей, их движения, группа ухмыляющихся зрителей — Гермиона даже знала, что может случиться дальше.

«Может, сегодня обойдется», — надеялась она, оглядывая наказанных. Кэрроу уселся на стул и достал палочку. Он потер руки, будто перед вкусным обедом и обратился к помощникам:

— Ну что же, сегодня наш улов гораздо богаче, а? То-то же, будет, из чего выбрать, — Пожиратель хохотнул. — Прошлый раз был не очень удачным, поэтому эта… стоит повторить. Драко, Блейз, прошу, или, может быть, есть другие желающие? — Амикус окинул группу поверенных взглядом. Те как по команде замотали головами, и Кэрроу с удовлетворением повернулся к Малфою и Забини, которые уже разошлись по разным сторонам подземелья, оттеснив наказанных к стене.

Они улыбнулись друг другу, поклонились и мрачно осмотрелись, приготовившись к дуэли. Казалось, для них это всего лишь игра, не более чем развлечение. Несколько странное развлечение, учитывая, что вчера все могло закончиться трагедией для самих соперников.

«Пожалуйста, Малфой, выиграй! Никогда я тебя ни о чем не просила, но сейчас умоляю: выиграй, ведь ты-то никогда меня не выберешь. Пожалуйста, выиграй», — Гермиона бормотала про себя, а сама со страхом следила, как парни взмахнули палочками, как Забини ушел в сторону от заклятия, а Драко повезло меньше: его швырнуло назад и ударило об стену. Красная вспышка, сверкнув, исчезла, Малфой лежал на полу — он был без сознания.

Толпа слизеринцев зашумела, а Забини медленно пошел вперед, покосившись на провинившихся. Гермиона не смотрела на него, но чувствовала, как он ощупывает ее глазами.

— Ну что ж, Блейз, сегодня ты взял реванш, — захихикал Кэрроу, подошел к Малфою и произнес: «Энервейт!» — Можешь выбрать себе приз, не стесняйся, — Амикус подмигнул Забини.

— Грейнджер, — даже не дав преподавателю договорить, выпалил тот.

Разумеется. Гермиона поняла это в тот самый миг, когда палочка выпала из обессиленной руки Малфоя. Забини не из тех, кто бросает начатое — так сказала Паркинсон, а ведь ей-то лучше знать.

— Пошли, — грубо сказал Блейз, потянув Грейнджер за руку и вытаскивая из толпы. Проходя мимо Драко, он остановился, лениво протянув: — Ну что, сегодня выиграл я.

— Я бы на твоем месте выбрал кого получше, — Малфой усмехнулся, но не сумел скрыть досаду и злость. — Не умеешь ты пользоваться победой, — снисходительно обронил он.

— Я просто не люблю останавливаться на полпути. Кстати, я не жадный и в качестве утешения приглашаю тебя следовать за нами, — он издевательски поклонился и кивком указал на дверь. — Так что, пойдешь?

Драко фыркнул и не сдвинулся с места: казалось, его унижает подобное поведение друга, однако велик соблазн воспользоваться заманчивым предложением.

— А почему бы и нет, не в гостиной же скучать, — уголки его рта дрогнули; Гермиона старалась не смотреть на Малфоя, но тот двумя пальцами сжал ее подбородок и заставил взглянуть на него. — Впрочем, и здесь ничего интересного не предвидится: что я, не видел, как ты с девками развлекаешься?

— Отпусти меня! — громко сказала Гермиона, но на нее даже не обратили внимания.

— Я даже позволю тебе поучаствовать, Драко. Я сегодня добрый, — тихо рассмеялся Блейз.

— Не зарывайся, Забини. Думаю, у меня еще будет возможность отыграться, а? — Малфой легко толкнул его плечом и пошел вперед, поправляя пряжку мантии.

— Я с вами никуда не пойду! — Грейнджер цеплялась за шершавые стены, но лишь исцарапала пальцы.

— Да замолчи ты уже, блядь! — Блейз наотмашь ударил ее по лицу и процедил: — Хочешь отправиться за Броклхерст? Так мы это устроим, можешь не сомневаться. Все еще не желаешь идти с нами? Ну?

Гермиона тяжело дышала, глядя в полные злобы глаза. Получив еще одну пощечину, всхлипнула, но промолчала.

— Мне кажется, она уже передумала, не так ли, Грейнджер? — тихо проговорил Драко.

— Ну, я надеюсь, ты не забудешь, как я был добр, и поделишься в следующий раз призом? — продолжил Забини, будто разговор и не прерывался. Крепко держа Гермиону за запястье, он направился к двери.

— Я подумаю, — ответил Драко, обгоняя пару, и распахнул дверь в уже знакомую комнату. Однако, не успел он даже захлопнуть ее, раздался крик Кэрроу:

— Забини! Где ты шаришься, мать твою? Подь сюда, думаешь мало наказанных? Я, что ль, со всеми должен разбираться?

— Черт, этот идиот когда-нибудь меня с ума сведет, — выругался Блейз и оглянулся на Драко: — Я скоро вернусь, а пока можешь поиграться. Но… помни, что это мой приз.

— Не волнуйся, и тебе что-нибудь останется, — Малфой проследил, пока Забини выйдет, и лишь после этого повернулся к Гермионе.

Пару минут Драко молча смотрел на нее, как на экспонат в музее. Все так же не говоря ни слова, он медленно подошел к Гермионе, одним взмахом палочки расстегнул ее мантию и провел по плечам. После вновь отошел на шаг, продолжив осмотр, и Гермиона с трудом поборола желание скрестить руки на груди. Его взгляд равнодушно скользнул по лицу, груди, ногам, задержался на бедрах, и она инстинктивно сжалась.

— А Забини прав, — наконец вынес вердикт Малфой, — ты самая обычная девка, в которой нет ничего примечательного. Совсем ничего, за что цеплялся бы взгляд. Но с другой стороны, бывают и хуже, — Драко будто размышлял вслух. — Я думаю, Уизли очень даже доволен, нет? — с притворным сочувствием вздохнул он и подошел совсем близко — так, что Гермионе пришлось чуть отклониться назад. Она почувствовала теплое дыхание на своей щеке и вздрогнула от щекотания.

— Ты думаешь, я сам выбрал бы тебя? Разумеется, нет, — Малфой грубо прижал ее к себе и зашептал на ухо: — Но проигравшим приходится довольствоваться выбором соперника, так что… — увидев, как Гермиона сжала губы, он ухмыльнулся: — Я не собираюсь тебя целовать, Грейнджер, для этого у меня есть Паркинсон. Помнишь, как сегодня она спрашивала, понравилось ли тебе с Забини? Я тоже хочу услышать ответ, потому что я любопытный. Не знала? Ну же, расскажи мне, что Блейз с тобой делал, только подробнее, — произнося эти слова, он взял ее руку и приложил к своей ширинке. — Скажи, чем вы с ним занимались, ты ведь так любишь отвечать на поставленные вопросы. Отвечай!

— Я ничего не буду рассказывать, тебя это не касается, — кровь прилила к щекам, когда Малфой потерся членом о ее ладонь и гадко протянул: «Я выебу тебя прямо сейчас».

— Ну почему же не касается? Блейз мой друг, и я беспокоюсь за него, — ехидно произнес Драко таким тоном, будто предыдущую фразу сказал кто-то другой. Проведя у нее между ног, он потер между пальцами мокрую ткань трусов и невинно поинтересовался: — Нравится, когда я так делаю? А так? — Малфой потянул вниз белье, и ладонь скользнула за резинку. Гермиона в отчаянии замотала головой, чувствуя, как он раздвигает припухшие складки и проникает во влагалище. Щеки пылали, низ живота сводило судорогой — от отвращения, тщетно пыталась убедить себя Гермиона, — в висках стучало, и эхом отдавались его слова. Казалось, что это никогда не кончится: Малфой трахал ее рукой, наблюдая за реакцией с видом гребаного исследователя.

— Постой, — в отчаянии зашептала она, не понимая толком, что говорит. — Зачем я тебе? Неужели не противно с грязнокровкой, а? Или ты меня унизить хочешь? Я не понимаю, что тебе ну… — Гермиона задохнулась, когда Драко ущипнул ее за клитор, и схватила его за запястье.

Не ответив, Малфой оставил ее промежность и провел мокрой ладонью по ее щеке. Со стороны могло показаться, что это жест нежного любовника, но спустя секунду Драко резким движением намотал густые волосы на кулак, развеяв возможные иллюзии.

— Я уже сказал, чего хочу, — тихо произнес он и, свободной рукой скользнув под рубашку, сжал ее грудь. Гермиону чувствовала, как к горлу подкатывает тошнота: запах собственных выделений, которые Малфой размазал по ее лицу, вызывал рвотные позывы.

— Больной урод, — исступленно прохрипела она и покачнулась: Драко оттолкнул ее от себя, и Гермиона натолкнулась на стенку. Через секунду он вновь оказался рядом, порывисто проведя ладонью по своему лицу и по волосам.

— Течная сука.

«Что его так обозлило, уж не оскорбление же», — судорожно подумала она. Малфой рванул ширинку и опять потянул ее юбку вверх.

— Уйди, — в отчаянии повторила Гермиона. — Ты с ума сошел? Зачем тебе я? Ты же меня терпеть не можешь. И я тебя тоже, — пальцы соскальзывали с рук Драко, но она все равно пыталась оттолкнуть их.

— Ты мне, конечно, не поверишь, Грейнджер, но мне абсолютно все равно, грязная у тебя кровь или нет. У Панси месячные, — просто пояснил он, пожав плечами, — а у меня — потребности, — назидательно добавил Драко с видом профессора. Даже не верилось, что мгновение назад он злился. — Я же не жениться на тебе собираюсь, меня не интересует, кто ты, лишь бы дырка была, соображаешь? Именно сейчас, в эту самую секунду, ты здесь, у меня стоит, и только поэтому я хочу тебя, а не кого-то другого. Будь на твоем месте Патил — хотел бы ее, но передо мной стоишь ты, а не Патил, уловила?

И в этом была доля правды. Панси с Дафной обнаглели: то у них критические дни, то кризисные недели — достали уже. А здесь такие доступные грязнокровки, да еще и законно заработанные в честных битвах — грех не воспользоваться. Но — в этом Малфой неохотно признавался даже самому себе — была в откровении и доля лжи. Он захотел Грейнджер еще вчера, когда увидел широко разведенные бедра, раскрасневшиеся щеки и полуопущенные веки. И Блейза, который был готов войти во влажную щель. Ну что это такое — вчера Драко едва удержался от ехидного замечания — уже скоро простачек на улице отлавливать начнем. Ему показалось, или гриффиндорская шлюха хотела отдаться Забини прямо на столе? Кто б только подумал! Впрочем, все зануды жуткие шалавы — так всегда говорил отец. И ведь не приди не вовремя Малфой, она сделала бы это не раздумывая. Или показалось?

Элементарное любопытство грызло Драко, и только по этой причине он поплелся за Забини, когда тот предложил воспользоваться Грейнджер вдвоем. Почему бы и нет? Но единожды начав, трудно остановиться, и руки сами собой тянулись к ее трусам.

— Эй, Драко, остановись, это мой приз, в конце концов, — лениво протянул Забини, возвращая его в реальность. Он сдул со лба темную челку и провел ладонью по лицу.

— Отвянь, Забини, не видишь, я не могу ждать, пока ты управишься, — будешь вторым.

Смотреть на перекошенную физиономию кончающего Блейза — удовольствие для извращенцев. Но Драко-то не извращенец.

— Убери свой член, я сказал! — с угрозой произнес Забини, одним движением разворачивая его к себе. — Тебе не кажется, что нужно уступить победителю? — они стояли друг напротив друга, Блейз хмуро посмотрел на расстегнутые брюки Драко и оскалился.

— Да пошел ты! — он толкнул его и прошептал: — Мне нужно несколько минут.

Крепко зажмурившись, Гермиона вжалась в стену. Рука Малфоя все еще лежала на ее бедре, несмотря на увещевания Забини.

Раздался звук удара — и Блейз тихо, но с угрозой произнес:

— Ты, кажется, не понял, Малфой? Отойди.

— Ебаный ты козел, я сказал: «Нет!»

— Не заставляй меня применять магию, — прошипел Блейз, доставая из кармана палочку и кидая на пол свою мантию.

— Да пошел ты, — Драко посмотрел Забини в глаза.

— Малфой, ты не понял? Отойди, а лучше — выйди за дверь.

— Брось, Блейз, — он сам не понимал, почему до сих пор не ушел. Наверное, причиной было упрямство, а может, глупость.

Драко никогда не сражался за право обладать девкой: невозможно бороться за то, что у тебя уже есть. В конце концов, ему вполне хватало Панси, которая не делала из секса песню с постоянным рефреном: «Я соблюдаю честь: пока не женишься, не дам». Правда, в последнее время она взяла моду закатывать истерики по поводу и без повода, и Малфой понять не мог, что послужило тому причиной. Возможно, расползающиеся по Хогвартсу ложные слухи о его новой подружке, но он подозревал, что дело не только в этом. Паркинсон, несмотря на показную браваду и полное равнодушие, ревностно относилась к попыткам занять ее место около Драко. И что бы она там ни говорила Грейнджер, была весьма недовольна новой системой наказаний.

Вчера Панси демонстративно прижалась к нему и прошептала, обняв за шею:

— Милый, — Малфоя передергивало, когда его называли подобными кличками, уж лучше, наверное, «эй, ты», — зачем ты вообще участвуешь в этих дуэлях? — пропела Паркинсон, поглядывая на Гринграсс, пристально наблюдавшую за ними.

Драко понять не мог, что нужно этой зануде, которая чрезвычайно гордилась своим назначением старостой Слизерина и постоянно бегала к нему за советами. Как будто ему было дело до ее проблем! Хотелось посоветовать прилепить значок на лоб и продолжать восторгаться собой, но связываться с идиотками — не в его правилах.

— Я участвую, потому что обязан, — коротко ответил Малфой. — Поверенные обязаны следить за исполнением наказаний и способствовать их ужесточению, — повторил он заученный абзац из Нового Кодекса правил школы, удивляясь, что так быстро запомнил его.

— Ну милый, — заныла Паркинсон. — Зачем же сражаться? Можно просто посмотреть, я боюсь за тебя.

«Боишься, как же! За меня. Ну-ну. Скорее уж, просто не выносишь, когда я трахаю кого-то другого, пусть даже грязнокровую дуру», — он освободился из цепких объятий и сквозь зубы сказал, лишь бы избежать очередной истерики:

— Все в порядке, не думаю, что сегодня я буду вновь участвовать, ведь мы с Забини не одни.

Драко заведомо солгал, потому что Кэрроу еще вчера предупредил: он и Блейз должны показать пример. И сейчас, стоя напротив злого, взъерошенного Забини, Малфой понял, что пример оказался неудачным.

Он, будто опомнившись, схватил Блейза за руку, в которой была палочка, и прошептал:

— Ты прав. В конце концов, друзья не должны ссориться из-за трофея. Опусти палочку. Я ухожу.

«Мне нужно остыть. Выебать Грейнджер я смогу потом, если захочу, а сейчас мне просто нужна Панси, чтобы остыть, — пожалуй, глупо было затевать свару из-за ерунды, но инстинкты не давали покоя. — Какого хрена я вообще поплелся с ними? В следующий раз выиграю и буду пользоваться сучкой с полным правом, а не стоять с протянутой рукой и спущенными штанами».

— Я ухожу, — еще тише повторил он. — Развлекайтесь.

Драко, не глядя ни на Грейнджер, ни на Забини, развернулся и, на ходу застегивая брюки, быстро пошел прочь — все равно куда, лишь бы подальше.

«Сука, какого хрена я вообще там делал?! Нашел, на кого позариться, кажется, я становлюсь слишком впечатлительным», — Малфой шел по коридору, время от времени поправляя сползающую с плеча сумку. Ноги сами привели по привычке в гостиную, потому что Паркинсон наверняка была именно там.

— Иди сюда, — он дернул ее за руку, заставляя подняться с дивана.

— Куда? — Паркинсон непонимающе взглянула на него, но все же зашагала следом.

— Я хочу тебя, — в этих словах не было ничего необычного: с Панси всегда просто договориться, без всяких сентиментальных глупостей. — Сейчас.

— Но Драко, постой, у тебя в спальне Гойл и Нотт, по-моему, тоже.

— Плевать, — Малфой шел вперед, не обращая внимания на разумные доводы.

— Я не хочу при них, — капризно протянула Паркинсон, пытаясь достать из кармана зеркало, чтобы оценить, насколько она привлекательна, и понять, по какой причине Драко так внезапно потащил ее в спальню. В своей исключительности она не сомневалась.

— А я не спрашиваю, хочешь ты или нет, — резко ответил Драко и прикрикнул: — Ты можешь шевелить ногами быстрее?! Что ты там ищешь?

Неожиданно Панси остановилась и вырвала ладонь из его руки:

— Ах вот как?! Значит, мое мнение тебе неинтересно? Я слышала, что сегодня ты проиграл. Что, не досталось шлюхи, чтобы трахнуть, и ты решил пойти ко мне?

— Заткнись, — буркнул Драко, удивившись, откуда Паркинсон узнала об этом.

— Да катись ты! Я не собираюсь обслуживать тебя по первому зову! Значит, когда не нужна — «иди вон», а когда у тебя стоит — «иди сюда»?

— Это бунт? — Малфой засунул руки в карманы, словно хотел спрятать ото всех грязные ногти.

— Если бы ты пришел ко мне вместо того, чтобы тащиться в подземелье, все было бы нормально. Но ты выбрал сомнительные развлечения, так что можешь обратиться за помощью к подстилке, которая дала не тебе. Какая жалость, — добавила Панси и, нагло ухмыльнувшись, направилась в комнату.

— Сучка, — прошептал Драко и, скинув мантию, устало поплелся к дивану.

— Что-то случилось? — опять эта Гринграсс. Ее сестрица не настолько назойлива, чтобы сесть рядом и начать надоедать.

Астория сдула со лба светлую челку и прищурила глаза; Малфоя всегда раздражало, когда эта дура пялилась на него своими круглыми, больше похожими на пуговицы глазенками. Ее пухлые пальцы теребили рукав маловатой мантии, которая у Драко ассоциировалась с мешком.

— Да пошла ты, — тихо сказал он и, поняв, что остаться в одиночестве не получится, хлопнул дверью, ведущей в спальню.

* * *

Полы мантии Драко скрылись в дверном проеме, а Астория все смотрела ему вслед, будто надеялась, что он передумает и вернется, чтобы продолжить разговор.

Гринграсс не была дурой и отлично понимала, что у нее нет шансов понравиться Малфою. Она была низкой, довольно полной, да и лицо не отличалось выразительностью: мимо такой пройдешь и не заметишь. Астория прекрасно знала об этом и жутко стеснялась своей непривлекательной внешности, особенно когда рядом оказывался объект воздыханий. Назначение старостой давало малюсенький шанс, что Драко обратит на нее внимание и оценит старания нового префекта, однако Малфою было все равно, хоть из кожи вылези. К тому же, им безраздельно владела Панси Паркинсон — дура и стерва, каких поискать. Но у нее было все, чем не наделила природа Асторию: яркие темные глаза, красивая улыбка и ладная фигура, хотя стройной Панси тоже нельзя назвать. Гринграсс все время спрашивала себя: ну почему Драко предпочел симпатичную истеричку, а не спокойную рассудительную девушку? Стоило признать, что он был таким же, как большинство парней: выбирал ту, которая понравилась внешне. И ничего с этим не поделаешь: в своих предпочтениях Малфой не был оригинален, но это не умаляло его достоинств в глазах Астории.

В этом году стало еще хуже: упорно расползались слухи, чем именно занимаются поверенные в злополучном подземелье. И всякий раз, когда Драко задерживался вечером, у Астории начиналась чуть ли не паника: с кем он там и что делает, хотя даже прорицания не нужны, чтобы узнать.

«Да, я дура, которая маниакально следит за Малфоем и страдает без повода, — часто думала Гринграсс. — Идиотка, он же даже не смотрит в твою сторону».

Иногда одержимость доходила до абсурда, в такие моменты хотелось крикнуть ему вслед:

«Я бы хотела быть грязнокровкой, Драко! Только ради того, чтобы оказаться в том подземелье. Рядом с тобой».

* * *

Гермиона все еще прижималась к стене, с ужасом наблюдая, как поверенные решают, кому она достанется сегодня, и даже не обратила внимания на то, что ее назвали трофеем. Все мысли были сосредоточены на одном: чтобы Забини и Малфой забыли про нее, сделали вид, что ее здесь нет, исчезли. Маленькой девочкой Грейнджер любила мечтать, но мечты очень редко становились явью, поэтому даже не стоило надеяться, что про нее не вспомнят.

Повисла звенящая тишина, было слышно лишь громкое дыхание Малфоя и злобное шипение Забини:

— Не заставляй меня применять магию.

В эти секунды Гермиона ясно представила, что идет по тонкой веревке, натянутой между двух высоких домов. Перебирает ногами, словно канатоходец, едва удерживая равновесие, и старается не смотреть вниз. Сейчас Грейнджер точно так же боялась открыть глаза и позволила себе взглянуть на происходящее, лишь когда Малфой выдохнул:

— Я ухожу.

«Куда? Чтобы привести кого-то? — она в панике соображала, что можно сделать, пока не пришел тот же Кэрроу: ему ведь ничего не стоит выместить злобу на ненужной студентке. — Куда же ты пойдешь?»

Драко быстро вышел из подземелья, а Грейнджер не могла представить, что будет дальше. Забини стоял, не говоря ни слова, но первое же его движение напомнило о том, что наказание еще впереди. Из головы мигом исчезли все мысли о Малфое, который может и не вернуться — кто знает, а Блейз был в двух шагах, и Гермиона постаралась отодвинуться как можно дальше от него.

Однако, вопреки ожиданиям, Забини злобно посмотрел на нее, процедил:

— Пошла вон, — и отвернулся, чтобы надеть мантию.

Гермиона молча смотрела на него и не верила тому, что услышала. Ведь такого не бывает, просто не может быть, чтобы он отпустил ее. Но, похоже, награда Блейзу была уже неинтересна, будто ссора с Малфоем оставила неприятный осадок на душе, и забавляться с игрушкой стало недосуг. На ватных ногах Гермиона медленно пошла к двери, опасаясь, как бы Забини не передумал, но, похоже, он и не собирался ее останавливать. Словно в тумане Грейнджер выбралась из подземелья, про себя невольно отметив, что в нем уже никого не осталось. Ощупав лицо, одежду и пригладив волосы, она несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и не переставала повторять про себя: «Ничего не случилось, все могло быть гораздо хуже». Ноги не слушались, и приходилось держаться за стенку, чтобы не упасть, но все же, завидев впереди портрет Полной Дамы, Гермиона подумала: «Сегодня мне повезло, несмотря ни на что».

— Где ты была? — Уизли подскочила с дивана и бросилась к подруге. — Все остальные уже давно вернулись.

Грейнджер лишь покачала головой и направилась к лестнице в девичьи спальни.

— Что это значит? — спросила Джинни тоном своей матери и взяла Гермиону за руку.

— Я хочу побыть одна, вот что это значит, — тихо сказала она, пытаясь освободиться от цепких пальцев. Однако Уизли не собиралась отступать: решительно схватив Грейнджер за мантию, потащила наверх, приговаривая: — Ну-ка, рассказывай!

— Нет.

— Рассказывай! — топнула ногой Джинни. — Лаванда плетет какую-то ахинею про Малфоя, смерть и наказания, и ничего существенного. Что там с Малфоем? И причем здесь Забини?

— Откуда ты знаешь про Забини? — отозвалась Гермиона, сжав руки в кулаки.

— Ну, говорят, он тоже там был. А еще говорят, что ты ушла куда-то с ними двумя…

— Они… — сил скрывать что-либо уже не было. К тому же, Джинни наверняка поняла все без слов, а что не поняла — додумала.

Из-за всхлипов вряд ли можно было понять суть того, что пыталась объяснить Грейнджер. Уизли разобрала только: «Малфой… хотел… я ему говорила… а Забини… они друг друга… гады… я не знаю…»

— Но почему ты мне вчера все не рассказала? — Джинни присела рядом и обняла Гермиону за плечи: кажется, ее опасения оправдались.

— Не знаю, — она всхлипнула, стараясь не смотреть Уизли в глаза. — Не знаю я! — смутное чувство стыда и вины не давало Грейнджер покоя, и почему-то именно сестре Рона не хотелось ничего рассказывать.

— Но нужно что-то делать! — всплеснула руками подруга. — Парни наверняка этого так не оставят, надо им…

— Нет, — твердо ответила Гермиона. — Если ты расскажешь им, я…

— Что? Что ты сделаешь? Убьешь меня? Ты не понимаешь, что молчать нельзя?

— Я не смогу, Джинни. Я не могу рассказать об этом, пойми, — прошептала она. — Мне стыдно. Ты не знаешь, ты не поймешь.

— Я уже не маленькая девочка, Гермиона, — заявила Уизли. — Нельзя опускать руки и делать вид, что ничего не произошло.

— Они убьют нас, — Грейнджер умоляюще посмотрела на нее и продолжила: — А я не хочу умирать. Если ты хочешь, чтобы миссис Уизли порыдала на твоей могиле, я не вправе тебе мешать, Джинни, но я не хочу умирать.

— Это говоришь ты? Ты?! Гермиона, которая была душой ОД, которая поддерживала Гарри? Неужели за два дня можно отказаться от всего, за что мы боролись? Не думала, что ты так быстро поменяешь свое мнение!

— Я видела, как в одно мгновение тело девочки, с которой я училась шесть лет, превратилась в кусок окровавленной плоти. Я знаю, что могло произойти, если бы Малфою с Забини не понадобилось сегодня выяснять отношения. Когда ты сражаешься с Пожирателем, ты не жалеешь себя, потому что смерть кажется далекой. «Со мной этого никогда не случится, с кем угодно, только не со мной» — вот о чем каждый из нас думает, скажешь, нет? Вокруг вспышки, крики, твои раненые друзья падают на землю, поверженные заклятием, но ты всегда уверен, что им помогут, что придет кто-нибудь, произнесет пару слов, напоит их настойкой, и все будет в порядке.

Но когда ты стоишь рядом с преподавателем, который спокойно вынимает из кармана палочку и убивает первую попавшуюся студентку, — это страшно. Начинаешь понимать, что можешь стать следующей, и второго шанса не будет. И тогда приходится делать выбор: выкрикнуть в лицо Кэрроу правду и оказаться зарытой в Запретном лесу или бороться молча и попытаться выжить.

Казалось, Джинни не слышала ни слова из того, что сказала Гермиона; лицо ее выражало крайнее презрение, смешанное с недоумением.

— Я не верю, что это говоришь ты, не верю, что ты так быстро сдалась.

— Я не сдалась! Я просто прошу тебя быть осторожной. Не отрицаю, что нужно продолжать борьбу, но нужно быть хитрее, что ли. Не лезть на рожон, не вешать на грудь плакаты с компрометирующими надписями, не кричать на всех углах о своей непокорности. Тогда у нас будет шанс выбраться из этой каши живыми.

— Но тогда у нас ничего не получится! — упрямство Джинни поражало, Гермиона уже не знала, к каким доводам прибегнуть. — Как хочешь, а я намерена сражаться дальше, даже если ты будешь подчиняться этим злобным тварям. Не думала, что ты такая эгоистка, — она бросилась к лестницам в спальни, и Гермионе показалось, что в глазах у нее блестели слезы.

«Мерлин, сколько пафоса! А я не думала, что ты настолько безрассудна, — Грейнджер посмотрела ей вслед. — Я просто хочу снова увидеть Гарри и Рона, обнять родителей, хочу дожить до победы, только и всего. Неужели я многого прошу?»

— Тебе легко говорить, Джинни, — тихо пробормотала себе под нос Гермиона. — Ведь ты чистокровная ведьма. А Кэрроу чистокровных не трогают до поры до времени. Надеюсь, это время наступит еще очень нескоро.

Лишь спустя несколько дней после разговора Грейнджер поняла свою ошибку: она обидела подругу, и та посчитала Гермиону чуть ли не предательницей, не понимая, насколько все серьезно. Джинни сухо здоровалась и так же сухо желала спокойной ночи, но вместо того, чтобы идти в спальню, направлялась в Выручай-комнату. Ходили слухи, что они с Невиллом и Луной совершают вылазки, пишут на стенах какие-то послания и делают все, чтобы Кэрроу не чувствовали себя хозяевами школы. Наказания ребят не пугали, и Гермиона иногда с тоской вспоминала о днях, когда тоже не страшилась угроз преподавателей.

Сентябрь пролетел незаметно: возможно, причиной тому были однообразные, скучные уроки, а может, непрерывные дожди, которые в этом году казались нескончаемыми.

Грейнджер сидела в гостиной, пытаясь дописать задание по трансфигурации. Профессор Макгонагалл, сочувствующая студентам и ненавидящая Кэрроу, старалась задавать как можно меньше, поступаясь своими принципами. Ее примеру следовали и Флитвик со Спраут, но это мало помогало, потому что Амикус и Алекто не делали поблажек. И все же уроки были не самым страшным: с каждым днем наказанных становилось все больше, будто Кэрроу определили для себя норму и стремились ее перевыполнить. Однако многих этот факт не пугал: Невилл, например, постоянно ходил в провинившихся, его лицо покрывали многочисленные синяки и царапины, но останавливаться на достигнутом он не собирался. И весьма неодобрительно посматривал на Гермиону, которую поначалу убеждал в необходимости продолжать борьбу, и лишь качал головой, когда слышал «нет» в ответ.

Пожалуй, лишь Лаванда могла понять то, что Грейнджер пыталась растолковать друзьям. Дин, наверное, тоже понял бы, но он, как и многие магглы, предпочел скрываться, чем поплатиться головой за собственное происхождение.

Иногда Гермиона вспоминала пятый курс, ОД и отчаянную борьбу с Амбридж. Сейчас это казалось детской игрой, несерьезной и далекой, будто прошел уже десяток лет, словно сама она стала намного старше, а вокруг все изменилось до неузнаваемости. Если раньше хотелось досадить Амбридж, поднять на борьбу сочувствующих, показать свою готовность сражаться, то теперь цель была одна: сохранить свою жизнь. Разница ощутимая, особенно если учесть, что жизнь эта зачастую висела на волоске, угрожая оборваться из-за одного неосторожно сказанного слова. Поэтому своей главной заповедью Гермиона считала молчание: еще свежи воспоминания о зверски убитой Мэнди. Но чаще она думала о Малфое и Забини, о том, что это последнее предупреждение — в следующий раз точно не повезет. С того вечера она не произнесла ни одного слова в ответ Кэрроу, как бы те ни пытались ее унизить или оскорбить: уж лучше стерпеть, чем снова оказаться наедине с Забини, который наверняка уже не будет столь любезен с Малфоем. Так или иначе, ничего хорошего встреча ни с тем, ни с другим Гермионе не сулила.

* * *

— Ну и какого хрена мы здесь сидим? — Забини задал вслух вопрос, который уже давно крутился у всех на языке.

— Понятия не имею, — отозвался Теодор, пытаясь протереть палочку полой мантии. — Кэрроу опять приспичило, и я слышал, что речь шла про Игры.

— Уж не про шахматы ли? — ухмыльнулся Гойл, и Малфой в который раз подивился, почему Грегори на людях не разговаривает — ведь умеет же!

— Не знаю я насчет шахмат, — снисходительно отозвался Нотт, — но, по-моему, там что-то серьезное. Я слышал, как Амикус возмущался чистокровными, мол, совсем обнаглели, пора бы и за них взяться. Да и разрешение уже получено.

— Что? — оживился Малфой. — Какое разрешение?

— Говорят, Темный Лорд дал добро на травлю непокорных вне зависимости от статуса крови, — тихо пояснил Теодор. — Одним словом, теперь наказывать можно всех — полная свобода, — ухмыльнулся он, однако Драко не спешил радоваться.

— И что же? Теперь мы сможем выбирать жертву даже из волшебников? Да ну, хозяин не настолько щедр.

— Я бы на твоем месте был поосторожнее с подобными высказываниями, — протянул Забини. — Мне кажется, — обратился он к остальным, — все это ерунда. Какая разница, кого наказывать, а девок на нашу долю хватит — хоть колдуний, хоть грязнокровок.

— И как все это связано с сегодняшним собранием поверенных? — влез Драко. — Что за Игры-то?

— Ну сейчас узнаем, — Нотт кивнул в сторону Кэрроу и его сестры, появление которой оказалось несколько неожиданным: обычно дуэли Амикус проводил в одиночку.

— Все сели! — рявкнул преподаватель: в подобных обращениях он не делал разницы между провинившимися и поверенными. Драко предполагал, что виной тому бедный словарный запас. — Сейчас я зачитаю указ, подписанный министром магии…

— Читай между строк: Темным Лордом, — пробормотал под нос Теодор, но услышали его почти все сидящие рядом.

— ...отныне действие наказаний, установленных пунктом тридцать шестым Нового Устава Хогвартса, распространить на всех студентов вне зависимости от статуса крови. Исключение сделать для группы поверенных и сочувствующих вышеназванной группе.

— И чево это все значит? — с поразительной для семнадцатилетнего парня непосредственностью спросил Крэбб.

— Это значит, дурья твоя башка, что можно наказывать всех, кто провинится, не оглядываясь на чистокровность, — взвизгнула Алекто. — И ставить на кон тоже можно всех.

— На какой еще кон? — нагло улыбнулся Забини, уверенный, что его привлекательная внешность действует даже на Кэрроу.

— Сегодня мы начинаем наши Игры, — спокойно пояснила она, даже не обратив внимания на фамильярность: похоже, Блейз не ошибался на свой счет. — Правила очень просты…

— Мы договорились, что я расскажу об этом, — пробурчал ее брат, усаживаясь на стул.

— Детский сад, — фыркнул Забини, даже не потрудившись понизить голос. Амикус покосился на него, но ничего не сказал.

— Я продолжу, — объявил он. — С сегодняшнего дня мы имеем возможность проводить подобные Игры благодаря новому указу, — Кэрроу потряс в воздухе пергаментом. — Значится, Игра. Правила… — ему явно не хватало слов. — Жеребьевкой выбирается несколько игроков, вот… Каждый из них ставит на кон грязнокровку…

— Необязательно грязнокровку, — встряла Алекто. — Любого, кроме поверенного.

— Ага, любого. Из всех кандидатур на роль жертвы выбирается одна. После этого игроки заключают магический контракт…

— Если честно, я ничего не понимаю, — прервал его Блейз. — Нельзя ли поподробнее? Или на примере?

— Сначала расскажу суть! — рявкнул Амикус, которого назойливый мальчишка начал раздражать. — Контракт…

— Если говорить проще, — Алекто надоело смотреть на попытки брата объяснить правила, — судьи, которыми будем мы, прячут на территории Хогвартса вещь, добраться до нее можно, лишь обладая обширными знаниями и мастерством. Чаще всего, это будут мелкие драгоценности, чтобы вы не жульничали. Тот, кто выигрывает, может делать с призом все, что захочет. Сроки тоже устанавливаем мы, если вы не укладываетесь в рамки, ставка сгорает — потенциальная жертва продолжает здравствовать, не подозревая о том, что могла стать пешкой в нашей Игре, как любит говорить Белла, — и Кэрроу противно захихикала.

— Все равно ничего не понятно, — вставил Блейз. — Из всех ставок мы выбираем одну, да? А если я не хочу выигрывать какую-нибудь Браун, которую поставит на кон, допустим, Нотт? — он чуть склонил голову, глядя на Теодора, — Ничего личного, просто пример.

— Никто не заставляет участвовать. Значит, одним конкурентом меньше, но я уверена, что простой азарт не даст вам заранее отказаться от победы. Пусть даже не столь упоительной, каковой она могла быть, попади на кон ваша ставка.

— Ну теперь более или менее понятно, — пожал плечами Забини и откинулся на спинку стула.

— Вы готовы? В любом случае, пока не начнете играть, многое будет неясным.

— Что, прямо сейчас? — удивился Драко.

— Игра начинается, — ухмыльнулся Кэрроу и выбросил вверх кулак, мгновенно разжав пальцы.

Сначала могло показаться, что мелькнула яркая, ослепительная вспышка света и секундой позже рассыпалась маленькими мерцающими частицами. Драко хмыкнул, когда понял, что это всего лишь стайка птичек, тех самых, что можно создать простым заклинанием «Оппуньо». Они кружили над поверенными, словно ожидая нужного момента. Амикус взмахнул палочкой, крохотные комки пуха разлетелись в стороны. Каждая птичка, казалось, сама должна выбрать своего владельца, впрочем, подумал Малфой, это и есть жеребьевка. Последние недели Драко показались относительно спокойными: он по счастливой случайности не участвовал в дуэлях и не следил за исполнением наказаний. Но любой штиль не может длиться вечно, и, рано или поздно, сменяется ураганом, поэтому Малфой даже не удивился, когда одна из заколдованных пташек направилась к нему и села на плечо.

Пока остальные кружили над поверенными, Драко посчитал присутствующих: двадцать два человека, из них всего две девчонки. Неожиданно мысли потекли совсем в другом направлении. Интересно, а что, если призом станет парень? Что с ним делать в случае победы? Пытать? Да нет — бред. А ведь эти самые две девки и поставят на кон каких-нибудь красавчиков из Равенкло. Впрочем, вероятность того, что ставкой станет парень очень мала, вот если бы участников было больше…

Если большинство напишет одно и то же имя, выбора не будет, но ведь у всех разные вкусы, и имена наверняка будут разными — в этом весь фокус, хитро придумано. Может быть, Кэрроу не такие уж дураки, какими кажутся?

— Ну что ж, участники известны! — голос Амикуса вывел из раздумий.

Малфой успел заметить птичек лишь на плечах Гойла, Забини и Стивенсона, потому что каждая из них в ту же секунду вспыхнула, превращаясь в кусок пергамента.

— Занимательно, — присвистнул Теодор и поправил, листок, лежащий перед ним.

— Кого бы вы хотели видеть в качестве своего приза? — голосом мамы, предлагающей сыну конфетку, произнес Кэрроу и жестом приказал начинать.

Драко украдкой осмотрелся: никогда еще он не видел настолько сосредоточенных однокурсников. Крэбб чесал пером в затылке, Гойл тупо смотрел в пустой пергамент, Стивенсон, кажется, уже что-то нацарапал на листке, а Забини неожиданно поднял глаза от своего клочка и посмотрел прямо на Малфоя: было отчего вздрогнуть. Перо соскользнуло, оставляя чернильное пятно; Драко поспешно стер его заклинанием и быстро написал: «Гермиона Грейнджер».

От автора: честно, я не думала, что этот день наступит, но поняла, что не могу бросить это гиблое — а может, и не очень гиблое — дело:)

Всех с наступающим, и пусть в Новом году вас не заставляют ждать желаемого по полгода))

Драко упал на кровать и глубоко вздохнул — вечер потребовал от него немалых усилий. Кэрроу долго и нудно объясняли, в чем суть игр, но Малфой вынес из разговора лишь одно: поверенным предстоит ходить по кругу, стараясь выполнить бессмысленное задание.

«Вот делать нам больше нечего! Собрания бесят, поверенные раздражают, Снейп сидит у себя в кабинете, а Он молчит. Вот как теперь быть? Я же не железный: от матери писем не было уже с две недели, вечерами пропадаю в гребаных подземельях, а днем постоянно думаю об отце. Я не сойду с ума, я не свихнусь. Ведь не свихнусь же?»

— Наконец-то этот злоебучий день закончился, — заключил Забини и залез под одеяло. — Как тебе затея, Драко? Не кажется, что они перестарались, выдумывая правила? Игры, жертвы, ставки, поиски и вся хрень… Не легче ли сразу поставить всех к стенке и того…

— Неинтересно, — потянулся Малфой и провел ладонью по лицу. — Так кошка играет с мышкой: сразу сожрать скучно, но и тянуть долго не следует, иначе добыча убежит.

— Считаешь, что от этой затеи будет польза?

— Да никакой. Но нам-то что? Шевелись немного, создавай видимость бурной деятельности, еби в рот всех, кто вякает — и будешь на высоте.

— А грязнокровка? Что там Кэрроу говорил — отобрать у нее то, не знаю что? Этот свин издевается?

— Задача со всеми неизвестными, — задумчиво протянул Драко, скидывая ботинки и расстегивая ремень. Лениво поднявшись на ноги, он снял брюки и принялся за пуговицы рубашки. — Мы не знаем, что именно искать, каким образом уговорить Грейнджер отдать вещицу… И вообще! Она-то сама будет знать, что у нее находится что-то ценное? Ничего не пойму.

— Кэрроу сказал так: на грязнокровке лежит заклятие против воров. Забрать у нее вещь мы сможем только с согласия самой Грейнджер. То есть да, она будет знать, что это за ценность, и всячески нам сопротивляться.

— Хуйня-я, — Малфой несколько раз провел по волосам расческой и, аккуратно сложив, бросил одежду на спинку стула. — И ни заклятием не возьмешь, ни силой. Только уговорами. Делаем ставки, удастся ли нам уломать нашу маленькую гриффиндорскую давалку?

— Ставлю пять… нет, десять галеонов на то, что мы пролетим как тестрал над Запретным лесом.

— А я бы не был так уверен. Ставлю двадцать на то, что к Рождеству сумею добыть приз.

— И будешь победителем! — издевательски хохотнул Блейз, протирая рукавом пижамной куртки пыльную тумбочку.

— А кто-то сомневался? — Драко снисходительно подмигнул Забини, глотнул воды из стакана и, задернув полог, отвернулся к стене. Сам он был уверен в своих силах.

* * *

Гермиона украдкой поглядывала на Невилла и с трудом заставляла себя смотреть в пергамент. Задание по маггловедению нужно дописать до десяти, иначе она опоздает к Кэрроу. Записка, переданная с каким-то третьекурсником, содержала всего несколько слов:

«В десять вечера к заместителю директору».

И все. Ни малейшего намека на то, зачем ее вызывают. Наверное, она опять сделала что-то не так.

Как там говорят? От судьбы не уйдешь: поразительно точное определение. Будто убегаешь по узкой тропинке, а тяжелые шаги уже совсем близко, неведомое существо вот-вот настигнет тебя и повалит на землю, свяжет, притащит в судилище и бережно усадит в кресло. Цепи звякнут, оплетая запястья, вежливо намекая, что наручники не скинуть уже никогда, а визгливый голос зачитает приговор. Руки, похожие на сгнившую рыбу, обхватят горло, прощальный поцелуй она не сможет почувствовать, ведь мертвецы не могут ощущать.

Гермиона поднялась с дивана, бросив бесполезное перо на стол. Месяц ожидания отнял у нее волю, но разум-то с ней. Грейнджер все время ждала чего-то: вот сейчас, нет, сейчас, ну вот сейчас точно что-то произойдет, но ничего не случалось. Малфой с Забини вели себя так, будто не было вечеров в подземельях, словно они — просто двое пиздоплюев, а Гермиона мимо проходила. Это к лучшему, но тревожит, а ну как всего лишь затишье перед бурей?

— Гермиона! — окликнул ее Лонгботтом.

Обернувшись, Грейнджер вопросительно подняла брови, но промолчала. А Невилл опустил глаза и прошептал:

— Может, все-таки…

— Нет, я пойду одна, — прошептала Гермиона, стараясь, чтобы голос не дрожал, правда, удавалось с трудом. Махнув в пустоту, она поспешила к выходу: лишь бы не расплакаться на глазах у друга.

«Если бы ты только знал, Невилл, как бы я хотела чувствовать твою поддержку, и ладонь в своей руке, и теплое дыхание, и все-все, что можно ощущать, когда друг рядом. И чтобы не было холода, и «гусиной кожи» на ногах, и мурашек по спине, и сквозняка, что забирается под мантию. Не слышать скрип двери и гнусавый голосок хряка в маске Пожирателя. Но я не могу. Ведь я же, блин, смелая. И даже благородная — не подставляю близких и дорогих мне людей, лучше уж сама, ну не убьет же. Надеюсь».

— Поди сюды, — гаркнул Амикус и приподнял жирную задницу со стула, сдернув очки и кинув их на бумаги. — Догадываешься, зачем я тебя этта… позвал?

Помотав головой, Грейнджер невольно отшатнулась, когда профессор сунулся к ее лицу. До носа донесся смрадный запах от частокола черноватых черепков во рту.

Масляная улыбочка и отвратительный вид плеши вызывали чуть ли не приступ рвоты. Гермиона несколько раз глубоко вздохнула и вновь шагнула к столу:

— Что вы хотели?

Кэрроу поманил ее кривоватым пальцем и вновь плюхнулся на стул, который угрожающе заскрипел:

— На вот, — он бросил через стол металлическую вещицу.

— Что это? — Грейнджер едва поймала ее, прижав ладонями к груди, аккуратно взяла двумя пальцами, будто дохлое насекомое, и машинально протерла от пыли.

— Подарок, — осклабился Амикус и ощупал Гермиону взглядом, отчего по телу пробежали мерзкие мурашки: наверное, такие же противные, как руки этого хряка. — На хранение этта… будешь таскать его с собой и следить, штоб не пизданули, поняла?

Единственное, что смогла сделать Грейнджер, — кивнуть: непотребное слово из уст преподавателя резануло слух.

— Зачем все это? — задумчиво выдохнула она, боясь взглянуть на Амикуса. Сжимая вспотевшей ладонью побрякушку, Гермиона переминалась с ноги на ногу и думала лишь о том, как побыстрее сбежать с уютную спальню — пусть холодную, но безопасную.

— Если ты отдашь медальон, будешь убита, ясен пень! Ты того… защищай эту херню.

— Не буду я, вдруг это очередной хор… — вовремя прикусив язык, Грейнджер мгновенно исправилась: — Очередная хохма.

— Ты как треплешься, дура кособокая?! — кажется, Кэрроу не заметил оговорки — и то ладно. А то, что сейчас орать будет, так это уже привычное дело, можно потерпеть. Как будто слушаешь включенное на полную мощность радио, вот и все. Просто надоедливое радио. — Будешь, блядь ты болотная, еще кланяться мне, что доверил… до того момента, как штукенция у тебя в лапах, ты типа спасена, сечешь? Хто ж курицу-то, которая яйцо хранит, задавит, э? Приготовься, дрянь, ребятки мои не отступятся — они ж не дураки, а? — идиотское хихиканье до сих пор звучало в ушах. Гермиона, не помня себя, выскочила за дверь, ноги сами несли ее по безлюдным коридорам, жили самостоятельной жизнью. Словно ослепшая, она зажмурилась, зажав уши ладонями, замотала головой, будто пыталась выкинуть из нее все лишние звуки, но хохот становился все громче, пока не превратился в скрежет.

«Оставь меня! Оставь, я не хочу, уйди, сразу убей, они же растерзают меня. Кто-нибудь хочет стать добычей гиен? Кто-нибудь знает, каково это — быть задранным собаками или медленно сожранным червями?»

Эта блестящая вещица станет куском мяса, запах его привлечет падаль, и Гермиону просто растащат, разорвут, сдерут кожу, обглодают кости и выбросят. У голоса длинные пальцы, они тонкие и ловкие: отделяют хрящи и кидают их животным; боли почти нет, только покалывание в ногах и потрескавшиеся губы. Призрачный парикмахер срезает волосы, раня кожу, вворачивает в висок сверло, а сам голос орет в ухо, из которого уже сочится кровь:

— Приготовься, дрянь!.. Если отдашь — умрешь!.. И сгниешь, и тело твое сожрут черви, а душа… какая к хагридовой бабке душа. Нету у тебя ее, а-ха-ха! — и хохот, как стук колес поезда — раскатистый, набирающий силу, бесконечный.

— Гермиона! Гермиона, что с тобой? — чьи-то руки схватили ее за плечи и встряхнули. Расплывающееся лицо Симуса мелькало перед глазами, его рот казался перекошенным, потому что он что-то быстро-быстро говорил. Слова доходили словно издалека, смысл Грейнджер не понимала вовсе, а слезы застилали глаза.

— Гермиона! Что сказал Кэрроу, почему ты?..

— Ничего, — прохрипела она, — все хорошо.

— Да ладно? — прищурился Финниган. — Я тоже всегда реву, когда мне хорошо, — саркастически произнес он, скрестив руки на груди. — Слушай, — обратился Симус к подбежавшему Невиллу, — с этим надо че-то делать. Ну нельзя так оставлять! Нас он, кстати, почти не трогает, заметил?

— Потому что вы…

— Чистокровные, — выдавил Лонгботтом с таким видом, будто ненавидит свое происхождение. — Боятся, твари, хозяин-то не велит нас трогать.

— С полукровками не так церемонятся, — печально улыбнулся Финниган и показал Гермионе свежий рубец на запястье. — Помнишь, я крикнул на защите, что Империо — заклятие для слабаков, и Кэрроу оставил меня после урока? Ничего особенного, короче, — пожал Симус плечами и подошел к Гермионе еще ближе, кивнув и сделав приглашающий жест: — Что случилось? Нам-то ты можешь рассказать. Опять назначил наказание? Или…

— Да, — дрожащим голосом произнесла Грейнджер, стараясь выглядеть убедительно. — Сказал, что я не сдала вовремя эссе о распространении маггловских болезней в волшебном мире, и приказал явиться завтра — буду перебирать книги в его кабинете. Хотя я сдавала это сочинение, точно помню, — добавила она, легкомысленно махнув рукой — Гермиона надеялась, что парни попадутся на подкупающую улыбку.

— Точно? — переспросил Невилл, недоверчиво посмотрев ей прямо в глаза. Грейнджер даже не ожидала от него такой прозорливости — давно стоило привыкнуть к тому, что Лонгботтом вырос.

— Ну разумеется.

С трудом отвязавшись от Симуса, который заботливо гладил ее по плечу, Гермиона бегом поднялась по лестнице и захлопнула дверь в спальню. Навалившись на нее спиной и тяжело отдуваясь, она вынула из кармана медальон и поднесла к глазам, чтобы рассмотреть получше.

Если не знаешь, что от этой позолоченной дряни зависит человеческая жизнь, кулон может показаться бесценной побрякушкой, облепленной блестками. Ее придется таскать с собой, беречь, хранить, защищать.

«А я не хочу! Не могу я защищать фигню, полученную из лап вонючего убийцы!» — Гермиона всхлипнула и прикусила костяшки пальцев, чтобы не завыть в голос.

Значит, нужно избавиться от медальона — как от улики, изобличающей преступника, как от опасного оружия, как от палочки, которой было совершено убийство. Спрятать, выкинуть, уничтожить, лишь бы не видеть медальон, не ощущать его на своей шее, ведь задушит же! Ненависть — она есть, и теперь Грейнджер знала, что не только в сказках.

Интересно, удавку подарили только ей, или есть еще счастливчики?

* * *

Амикус Кэрроу не имел ничего против студентов Хогвартса: вот правда! Ходят по коридорам — и ладно, кричат на занятиях — успокоим Круциатусом, не хотят слушаться — заставим. Убивать их никто не собирался, но раз уж дисциплина того требует, нельзя отступать. Ну ведь сами ж на рожон лезут! Нет чтоб слушаться да кланяться — ну как же, мы все гордые фифы, да каждый второй — гриффиндорец в душе и слизеринец в жопе.

Кэрроу было абсолютно все равно, кто из них останется в живых, а кто умрет. Он жил по законам, выдуманным еще в юности, и не собирался их преступать. Главное — собственное благополучие. И если хозяин приказал держать школу в страхе и строгости — ничего не попишешь, иначе спасать придется уже свою задницу.

— Не буду я заклятие лепить… — пробурчал он себе под нос, наливая в стакан огневиски. — Олухи-поверенные думают, что там все накрепко защищено, а грязнокровка-то ишь! Развыступалась, сучка такая — не буду, глянь-ка. Будешь как миленькая, все сама, отдашь, значит, помрешь. Не ты первая, не ты последняя.

* * *

Детские сказки врут. Ночь не крадется по коридорам, прячась за доспехами и осматривая картины по стенам. Она топает как великан, привыкший к свободе гор, — просто приходит и начинает шагать по замку, загоняя в темные углы припозднившихся студентов, заставляя дрожать от ужаса и предвкушения забавы одновременно. Есть ли у нее легендарный черный плащ, который накрывает дома и домишки, — кто знает? Наверняка есть, иначе не было бы той таинственности, какая опутывает комнаты и закутки с двенадцатым боем часов.

Гермиона убедилась в лживости детских побасенок: страх сковывал тело, связывал по рукам, надевал на лодыжки тяжелые кандалы и стягивал грудь веревками, когда она кралась по темным коридорам. Ночь уже прикатила на своей выдуманной колеснице — нет, приковыляла пешком, мстительно поправила себя Грейнджер, — и уселась во главе стола. Да-да, того самого, что стоял в кабинете на первом этаже. Комната, еще два года назад превращенная Фирензе в кусок Запретного леса, выглядела бескрайней: стены, ставшие прозрачными, казались призрачными, трава под ногами — слишком мягкой, а небо над головой — несуществующим.

Неестественным было лишь полное отсутствие звуков: как будто находишься в запечатанном пластиковом пакете, что мама обычно приносила из соседнего магазина. Бьешься, пытаясь прорвать целлофан, но он тверже стекла, даже разрезать невозможно, остается лишь смириться и наблюдать за происходящим.

Идеальное место для того, чтобы спрятаться, заблудиться и потеряться, если это кому-то нужно, конечно, подумала Гермиона. Или спрятать. Из всех мест, пришедших на ум, этот класс показался лучшим выходом: Выручай-комната ненадежна, в спальне Лаванда — любительница сунуть нос не в свое и дело, а потом со смаком пересказывать наблюдения первому встречному. Похоже, вечера в подземельях ее ничему не научили: в последнее время Гермиона стала замечать, что Браун льстиво улыбается Амикусу — решила прибегнуть к испытанному средству. И не противно же!

И только стол настолько не вписывался в пейзаж, что хотелось взять мелок и закрасить ненужную деталь. Медленно обойдя его, Гермиона осмотрелась, глубоко вздохнула, чтобы унять сердцебиение, и вынула из кармана медальон. Прятать кулон было совершенно негде, как будто ее окружал не лес, а абсолютно голые белые стены. Можно, конечно, попробовать закопать в землю, но это слишком просто. Или оставить себе?

«Нет-нет, я не смогу носить медальон с собой. Не удивлюсь, если поверенные объединятся, чтобы отнять у меня цепочку. Не понимаю, правда, зачем, хотя мне и не нужно этого знать, как сказал бы Кэрроу», — она опустилась на колени и ощупала траву, будто не веря в ее существование.

— Что это ты тут делаешь, Грейнджер? — Гермиона вздрогнула, пальцы против воли разжались, медальон бесшумно упал и отлетел в траву. Неуклюже поднявшись на ноги, она не спешила оборачиваться, потому что и без этого узнала обладательницу визгливого голоса. Несмотря на то, что слышала его всего пару раз.

Астория была увлекающимся и упорным человеком. Она могла вечерами сидеть над нумерологической задачей, искать ее решения до тех пор, пока не найдет единственно верное. Как только все цифры удавалось увязать в систему с логичным объяснением, Гринграсс отбрасывала черновой пергамент в сторону и с полным правом начинала чувствовать себя счастливой. Она часами отрабатывала заклинания, потому что с первого раза превратить пенал в канарейку у нее не получалось. Лишь благодаря настойчивости Астория считалась примерной студенткой — Макгонагалл скрепя сердце выводила «удовлетворительно», делая скидку на старание и прилежание. По правде говоря, Гринграсс вряд ли тянула на столь высокую оценку магических потуг: частенько путала формулы, не всегда понимала схемы трансформаций и рассеянно глядела по сторонам, пока соседка по парте увлеченно махала палочкой.

«Вот была бы у тебя хоть толика ума Дафны», — вздыхала мама, бросая недовольный взгляд в пергамент с оценками за четвертый курс. Ровные ряды «удовлетворительно», разбавленные редкими «слабо» вызывали у нее презрительную гримасу, которую она честно пыталась скрыть от младшей дочери, однако получалось не всегда. Астория запиралась у себя в спальне и принималась за летнее домашнее задание, снова и снова переписывая сочинения и переделывая готовые таблицы. Руководствуясь принципом «слезами делу не поможешь», она закусывала губу и изо всех старалась не завидовать сестре: Дафна сидела за книгами редко, но совы из Хогвартса всегда приносили родителям радостные известия. Астория хотела задушить взъерошенных птиц.

И даже то, что в конверте, помимо письма и табеля, лежал еще и значок старосты Слизерина, ничего не меняло. Отец благосклонно кивнул и пообещал подарок, мама удовлетворенно повертела металлическую штуковину в руках и отодвинула в сторону пергамент — как будто не желала видеть «этот позор». Астория гордилась назначением: может быть, теперь родители поймут, что и она чего-то стоит, не только сестра? Впрочем, когда семья стояла на платформе девять и три четверти, а Дафна уже высматривала в толпе друзей, мама прошептала отцу: «Надеюсь, значок не отберут после первой же оплошности», на что папа лишь недовольно цыкнул и виновато покосился на поникшую дочь.

Староста школы наорала на нее еще в головном вагоне. На вопрос: «Можно ли наказывать своих коллег?» Панси Паркинсон гневно сверкнула глазами и прогундосила, делая ударение на каждом слове:

— Ну я же уже сказала! Ты чем слушаешь? Старост могут наказывать только старосты школы, и никак иначе. И кто назначает таких тупиц?.. — эти слова Панси произнесла, чуть обернувшись к Драко: тот пожал плечами и продолжил со скучающим видом смотреть в окно.

Покрасневшая Гринграсс пролепетала что-то в оправдание, но ее уже никто не слушал: Паркинсон неслась дальше, наставляя новеньких, а после объявила, что необходимо патрулировать коридоры. Зачем нужно ходить и заглядывать в каждое купе, она, правда, не упомянула, зато указала на Асторию кончиком палочки и заявила:

— Ты пойдешь со мной, а то еще заблудишься, — хмыкнула Панси, презрительно скривилась, но, обращаясь к Малфою, мгновенно сменила тон: — Драко, дорогой, тебе принести что-нибудь из сладостей?

— Принеси мне выпить. Сможешь? — выдохнул тот, откинувшись на спинку скамьи, и ответил себе: — Не сможешь, так что уматывайте уже отсюда.

Не хватало только брошенного вслед тапка и громкого хлопка двери. Как в тумане, Астория плелась за Паркинсон, не замечая, куда идет: в голове, подобно табачному дыму, клубились ерундовые мысли — за ними действительность казалась нереальной. Кто-то поместил Гринграсс в банку, плотно закрыв крышку, и теперь оставалось лишь пялиться на окружающих сквозь стекло, пытаясь разбить его, раня ладони в кровь. Мысли обратились шустрыми муравьями и разбежались, попрятавшись за извилинами: не позволяй вытирать о себя ноги, призывал самый большой муравей, тащивший на спине слишком большую для него веточку.

«Я не позволю», — нерешительно говорила она себе, а насекомые в ответ хохотали и показывали на нее пальцами, на глазах превращаясь в сотню маленьких копий Малфоя — такие же высокие, худые, светловолосые и надменные.

Астория пообещала себе, что не позволит Драко смеяться, ноги пусть вытирает о Паркинсон — та согласна терпеть.

— Что это ты тут делаешь, Грейнджер? — Гринграсс торжествующе захлопнула за собой дверь и уставилась на испуганную Гермиону, которая мгновенно спрятала руки в карманы мантии.

Астория следила за Грейнджер давно: по слухам, именно с ней Драко и Забини запирались в подземельях — видно, она что-то да значила в этой непонятной игре. Даст ли наблюдение результат, оставалось загадкой, но отступать было поздно. Гринграсс всегда доводила начатое до конца — будь то нерешенная задача или распутывание узелка на золотой цепочке. Как хождение по пятам за Грейнджер сможет приблизить ее к Драко, Астория тоже не знала: действовала наугад, а тут такая удача! Гермиона явно что-то скрывала, и, может быть, даже — от Малфоя. А что, если удастся заслужить похвалу Кэрроу и войти в круг поверенных? Дафны среди них нет — есть возможность хоть в чем-то опередить сестру.

— Гуляла, — ляпнула Гермиона первое, что пришло на ум. — Насколько я знаю, старостам позволено…

— Старостам позволено, но ты уже давно не староста, — тихо процедила Гринграсс и вытащила из кармана палочку. — Пойдешь со мной к профессору Кэрроу…

— Нет! — машинально выкрикнула Гермиона, тут же осеклась, но Астория и так поняла, насколько она напугана. — Что тебе от меня нужно? Гринграсс, если не ошибаюсь? — Грейнджер попыталась взять себя в руки и оттянуть время — а там, глядишь, и найдется выход.

— Не ошибаешься. Ловить нарушителей входит в мои обязанности. Я, в отличие от тебя, староста, и потому, в отличие от тебя, имею право наказывать. Ты пойдешь со мной, поняла? — голос Астории подрагивал, словно она боялась того, что собирается сделать.

Боялась, да. И искренне не понимала, почему школа должна стать подобием Азкабана. Разложив книги на столе, Гринграсс принималась за задания, изредка поглядывая в сторону Драко и невольно запоминая обрывки фраз, долетавших до нее. По вечерам в гостиной Слизерина тихо: пожалуй, в гриффиндорской башне или пуффендуйской общей комнате не услышишь такой звенящей тишины. Кажется, студенты боятся даже друг друга, как черви в клубке — выпутаться из него невозможно, но и сосуществовать опасно. Астория считала все разговоры о скрытности и подлости слизеринцев предрассудками, но не могла не признать: каждый сам за себя. Случись что, никто не поможет, не поддержит, не даст совет — из всякого дерьма придется выбираться одной. Перо спотыкалось, но Гринграсс не обращала внимания на кляксы: иногда так надоедало карабкаться к вершинам и сучить лапками. Особенно трудно стремиться к чему-то, когда понимаешь, что лучшей все равно не станешь. Чувствуешь себя гусеницей, ползущей в неизвестность, — на тебя вот-вот наступит огромный ботинок, размажет по полу, уничтожит и не заметит. Куда ползет, Астория не знала, но с завистью смотрела на сестру, на Малфоя, да даже на Гойла, который с легкостью использовал Круцио на младшекурсниках — она и этого не могла и всегда закрывала глаза, если кого-то пытали.

«Признак слабости», — шептал противный голосок на ухо.

«Признак человечности», — убеждала себя Гринграсс.

В мире, где ценится сила и жестокость, трудно найти свое место, если падаешь в обморок при виде крови. Астория собирала пазл по кусочкам и даже смогла сложить маленький обрывок картинки: Драко с друзьями участвуют в дуэлях, приз за победу в которых — человек. От одной мысли об этом передергивало — ну не могут эти мальчишки, старше нее всего на два года, убить. Не могут — и все тут, ведь это же не страшная сказка, в жизни такого не бывает. Ведь не бывает же?

А в последнее время поверенные часто срывались на малышне, еще чаще орали друг на друга и огрызались на учителей — кажется, что-то случилось. Правда, вечерние разговоры превратились в тихие перешептывания, и услышать, что именно они обсуждают, было просто невозможно. Из обрывочных фраз Гринграсс смогла лишь выхватить фамилию Грейнджер — опять Грейнджер. Будь Астория Дафной, уже давно подошла и напрямую спросила бы у парней, в чем дело. Дафне наверняка сказали бы, а вот ее сестре приходится выяснять самой.

«Никогда я не подойду к Драко, знаю себя», — вечером Астория репетировала, как можно начать разговор.

«Привет, Драко, ты не мог бы рассказать, а чем это вы занимаетесь в подземельях?»

«Добрый вечер, мальчики, как дела?»

«Ой, а можно я к вам подсяду?»

Над этими клишированными фразочками самой-то хотелось смеяться, а Малфой и вовсе пошлет далеко и надолго.

— Послушай, Гринграсс, зачем тебе это? Ты выслужиться хочешь — понимаю, — Гермиона решила использовать самый верный, на ее взгляд, способ: объяснить сопернику, что он неправ. В случае с Роном такой ход всегда оказывался результативным. — Но тебе никогда не попасть в группу поверенных — очутиться в закрытом сообществе непросто, практически невозможно. Кэрроу даже фамилии твоей не запомнит, а уж об остальном я молчу. Ты, скорее всего, ненавидишь гриффиндорцев и хочешь, чтобы всем нам было плохо. Ну что ж, тогда не смею тебе мешать, — Грейнджер заметила, что руки Астории дрожат. Признак волнения, если не страха — значит ли это, что еще не все потеряно, стоит надавить на жалость? — Тогда на твоей совести будет человеческая жизнь и…

— Хорошо говоришь, Грейнджер, слушал бы и слушал, но спать хочу, в кровать пора и все такое, — при слове «кровать» Драко ехидно ухмыльнулся, но тут же продолжил: — Ты уже третья, кого мы с Забини встретили за время сегодняшнего дежурства, — он помолчал, многозначительно посмотрев на нее, — Блейз повел дуру Аббот к Алекто.

«Может быть, поверенным разрешено обращаться к Пожирателям на «ты»?» — отстраненно подумала Гермиона, глядя Драко на руки. На одном из запястий краснела свежая царапина.

Притихшая Астория отступила к стене, затаив дыхание. Вот сейчас Малфой похвалит ее, может быть, даже улыбнется и расскажет Кэрроу, кто поймал нарушительницу режима…

— Я сам отведу ее к Кэрроу, можешь идти, — небрежно велел Драко, даже не глядя на Гринграсс.

— Но…

— Какую именно часть предложения ты не поняла? — повысил он голос. — Пиздуй отсюда, пока я тебя с собой не захватил. У старины Амикуса найдутся задания для двоих, — усмехнулся Малфой, засунув руки в карманы. — И да, не смей говорить Забини.

Наверное, так чувствует себя слизняк, все-таки раздавленный ботинком. Открыв рот, чтобы возразить, Астория тут же закрыла его, поведя плечами. О чем именно нельзя говорить Блейзу, она не поняла, но для себя решила поступить с точностью до наоборот. Драко покачивался с пяток на мыски и явно ждал, пока его оставят наедине с Гермионой, чем взбесил до дрожи — то ли сам собирается ее наказать, то ли старается спасти. Нет, это бред, конечно же.

Когда Гринграсс развернулась на каблуках и скрылась в тени, Малфой не спеша осмотрел пленницу с ног до головы. Судорожно соображая, как забрать у нее ту самую вещицу, отданную на хранение, прислонился к стене и завел руку с палочкой за спину. Он не знал, ни как выглядит штуковина, ни где находится — вдруг Грейнджер уже спрятала ее или трансфигурировала? Вычитала в умной книжке неведомое заклятие и превратила в горку пыли? Знать бы, что именно Кэрроу приказал ей стеречь…

— Ты все такая же тупица, — выдохнул Драко, подходя ближе. — Все никак не запомнишь, что по ночам гулять нельзя, особенно, когда рядом нет верных дружков. Двигай! — толкнул ее в спину и, схватив за плечо, добавил: — Где находится кабинет профессора, я думаю, ты знаешь.

— Я никуда не пойду, — Гермиона предприняла еще одну отчаянную попытку освободиться, — с какой стати? Ведь старостам позволено…

— Ты уже давно не староста, Грейнджер, — снисходительно ухмыльнулся Малфой, — пора бы запомнить. Шагай вперед, или тащить тебя прикажешь?

Сглотнув, она стряхнула с себя руку Драко и быстро пошла по коридору. Все, что Гермиона сейчас чувствовала — злость. Мало того, что Малфой напомнил ей про Гарри и Рона, так еще и собирается сдать Кэрроу. Почти детская обида рвалась наружу — хотелось плакать, барабанить кулаками по стене и кричать от безысходности, вцепиться в его волосы, слушать его визг, полный боли, и бежать — куда угодно, главное, подальше от Хогвартса.

— А почему ты не хочешь, чтобы Забини знал? — разумеется, Грейнджер не стала ни плакать, ни кричать, а попыталась успокоиться — она всегда так делала. Малфой замер и остановился, скрестив руки на груди. Гермиона обернулась и обняла себя, поежившись от холода.

— А. Ха. Ха, — раздельно выдохнул Драко. — А ты как думаешь? Если считаешь, что я хочу воспользоваться моментом и по-тихому трахнуть тебя в коридоре — ошибаешься. Ты мне нахрен не сдалась: сам не знаю, что на меня нашло тогда, раньше не замечал за собой тяги к подобным тебе созданиям. — Ей показалось, или он оправдывался? — Отведу к Амикусу, а там пусть сам решает…

— Странно, в тот вечер ты так не считал, — голос дрожал, Гермиона не ожидала, что вообще сможет когда-нибудь вспоминать об этом. — Забыл? — уже спокойнее сказала она, глубоко вздохнув.

— Чего ты этим добиваешься, дура? — раздраженно процедил Малфой, словно злился на самого себя за слабость. — Хочешь повторить? Так Блейза рядом нет — некому будет спасать. Ну пошли, что встала? — он пихнул ее к приоткрытой двери какого-то класса, кажется, это был кабинет защиты. — Ты ведь хочешь, или я что-то не понял? Какого ебаного в рот лукотруса тогда начала этот вечер воспоминаний?

— Отпусти, — кажется, она доигралась. Задела самолюбие Драко, напомнила о споре с Забини и дала повод взять реванш — пока рядом нет никого. — Малфой, очнись, ты же не изверг!

— Ты как паршивая сука готова раздвинуть ноги, думаешь, я не вижу? Думаешь, после этого поднимешься до уровня поверенных? Не надейся — ты навсегда останешься тупой, бесправной сукой, — выплюнул он, вытягивая из-за пояса брюк рубашку.

— Импеди… — Гермиона не успела договорить, потому что Драко размахнулся и ударил ее по губам наотмашь. Она покачнулась и, выпустив из пальцев палочку, прижала ладони к лицу.

Малфой рвано дышал, отступив назад, будто боялся подойти ближе, боялся самого себя и того, что сделал. Проведя по лицу пятерней, он шагнул к Грейнджер и пробурчал:

— Не смей пытаться оглушить меня. Не одна ты владеешь защитными заклинаниями, — рука Драко дрогнула, будто он хотел поднести ее к лицу Гермионы, но передумал. — Кровь вытри. Что ты делала ночью в коридоре? Уж явно не на звезды вышла полюбоваться. Что ты скрываешь? — без особой надежды на ответ поинтересовался Малфой, глядя в испуганные глаза.

Грейнджер умоляла себя соображать быстрее. Знает ли он о медальоне? Наверное, знает, ведь Кэрроу сказал, что поверенные попытаются забрать у нее ценную вещицу. Как же хорошо, что она обронила его в классе — все к лучшему. Кулон потом можно будет отыскать заклинанием, зато Драко он не достанется. Ну и как себя вести — попытаться договориться или сделать вид, что слыхом не слыхивала ни о каком медальоне?

— Послушай… Грейнджер… — Малфой тщательно подбирал слова. — Если тебе есть что скрывать, думаю, лучше рассказать сразу, не дожидаясь, пока из тебя эту правду вырвут силой, не так ли? Ты ничего не хочешь мне сказать?

— Мне нечего скрывать. Ну разве что… что там обычно скрывают? Каким был мой первый поцелуй? Так это тебе неинтересно, — беспечно махнула рукой Гермиона, собрав волю в кулак.

— Не ерничай, Грейнджер, я пока что по-хорошему разговариваю. Может… ты хочешь что-то мне отдать? Я сейчас не про честь, если что, — дружелюбие, граничащее с презрением — пикантное сочетание, когда нервы на пределе.

— Только не говори мне, что собираешься применить Круцио, — скривилась Гермиона, задрав подбородок.

— Что ты прячешь, блядь ты такая? — сорвался Драко, на лбу выступил пот, ладони крепко сжимали палочку. Его руки шарили по ее телу, забирались под одежду, пара пальцев даже скользнула в трусики, но Малфой тут же отдернул ладонь. Ощупав ноги Грейнджер, он быстро поднялся с корточек и заглянул в ее глаза:

— Так ты ничего не прячешь?

— А что, должна? — высокомерно отозвалась та и с вызовом спросила: — Так что прикажете? Какое наказание назначите? — она на удивление спокойно отреагировала на обыск. Все лучше, чем вновь оказаться с двумя парнями в холодном подземелье. Все познается в сравнении, да.

Если бы время было материей, оно превратилось бы в клейстер, который плавится и застывает, не повинуясь природным законам. Казалось, эти секунды зависли над Гермионой вязкой массой, капая с потолка на мантию и волосы.

— Назначит Кэрроу, не я, — наконец произнес Малфой и пошел вперед, а Грейнджер чувствовала, что сердце стучит где-то в горле.

«Какая ерунда. Я перечитала столько книг по медицине и знаю, что сердце находится в грудной клетке и ни при каких условиях не может оказаться к глотке», — глупые, наверное, самые бредовые за всю жизнь мысли бились в голове, путаясь и вальсируя между собой. Наверное, так будет лучше. А может, и нет. Гермиона не могла точно сказать, что чувствовала: облегчение или страх. Она уже привыкла к тому, что жизнь превратилась в большой калейдоскоп — одно неверное движение, и рисунок мгновенно меняется. Никогда не знаешь, чего ждать.

— Профессор Кэрроу, я привел Грейнджер — она опять нарушила правила. — На стуле напротив учительского стола скорчилась Ханна, которая затравленно взглянула на вошедших и, кажется, даже не заметила Гермиону. Директор, его заместители, поверенные — все они превратились в железную громадину, пожирающую студентов, ломающую их, делающую из людей безвольных чучел.

— Гре-е-йнджер? — протянул Амикус, как будто не верил своим ушам и глазам. — Все никак не угомонится, ась? — он тяжело приподнялся из кресла, но тут же уселся обратно.

— Что мне с ней делать? Или вы сами решите? — Малфой учтиво замолчал и толкнул ее вперед.

— Ты этта… сам уж действуй. Забини притащил эту, — он ткнул в Аббот кривым, похожим на сучок пальцем, — да еще одну привел, но ту я уже отправил к Филчу. Некогда мне, короче. Все, двигайте отсюда… того… да дверь закрой, слышь! — Гермиона на ватных ногах выпала в коридор и прислонилась к стене, боясь пошевелиться.

— Ну и что посоветуешь с тобой сделать? — в темноте коридора Драко медленно отвел волосы с лица Гермионы и запалил палочку, поднеся ее прямо к глазам. Грейнджер зажмурилась от яркого света и машинально вцепилась в мантию Малфоя.

— Я бы посоветовала убрать палочку и отпустить меня, но ведь ты же не послушаешь… — слова давались с трудом, будто были большими горошинами, застрявшими в горле.

— Скажи мне, где ты прячешь… то, что прячешь, и я отпущу тебя.

«Если отдашь медальон, будешь убита, ясен пень!» — прозвучало в голове, и призрачный профессор погрозил пальцем.

— Я ничего не прячу, — умоляюще прошептала Грейнджер. — Ну что мне сделать, чтобы ты поверил? Хочешь, я поклянусь? Нет у меня ничего, ты ведь уже обыскал…

— Драко, а продай ее мне? — Блейз равнодушно смотрел то на Гермиону, то на Малфоя. — Мне мать опять денег прислала, девать некуда, — пояснил он на недоуменный взгляд Драко. — Даю полсотни, ты ведь все равно не знаешь, что с ней делать, а я сумею распорядиться, не сомневайся.

— Что ты здесь делаешь? — резко спросил Малфой.

— А мне эта малолетка сказала — как ее? — Гринграсс, кажется. Что ты повел Грейнджер к Кэрроу — я не мог пропустить представление, сам знаешь.

— Я же сказал ей… — злобно начал он, но осекся. — Впрочем, неважно. А ты уже расправился с Паркс? И как она? — Драко тянул время, затыкая паузы откровенной чушью.

— На четверку из пяти, — бесстрастно отозвался Забини и потряс мешочком, в котором угадывались монеты. — Ну так что? Отдаешь ее мне?

— Послушайте, — осмелилась вмешаться Гермиона. — Я не вещь, чтобы меня продавать. Назначайте наказание — и я выполню. Малфой! Кэрроу велел тебе это сделать, хватит уже торговаться. Что, пробирки помыть? Класс?

Тихое хихиканье Драко, похожее на мелкую дробь, поселилось где-то глубоко в голове и теперь поедало изнутри. Оно превращалось в громкий смех, приколачивающий к земле — как будто Малфой на глазах сходил с ума. Просмеявшись, он дернул плечом, посмотрел на Забини и подмигнул ему.

— А выбери сама, Грейнджер. Я или Блейз? — он провел по ее щеке, и Гермиону передернуло — воспоминания все еще были живы. — Как это говорится?.. Третьего не дано. А пробирки пусть Аббот моет.

— Ты шутишь, — убежденно фыркнула Гермиона.

Драко и Блейз уставились на нее, ожидая ответа — кажется, Малфой говорил серьезно. Выбор сродни хождению по канату: стоит оступиться, и ты полетишь вниз, не успев даже сделать последний вздох.

— Ты не шутишь, — заключила она и отшатнулась, будто боялась, что парни набросятся на нее. — Тогда…

Гермиона переводила взгляд с напряженного лица Малфоя на насмешливое лицо Забини, ощущая себя загнанной в ловушку — наверное, так чувствует себя мышь, зажатая между двумя котами. Или таракан, убегающий от тапка.

— Тогда ты, — тихо сказала Гермиона.

— Кто? — с удовольствием переспросил Драко. — Имя. Погромче.

— Ты, Малфой, неужели не ясно? — выпалила она и уставилась на носки своих ботинок.

Блейз фыркнул и скривился: не привык, когда выбор делается не в его пользу, пусть даже выбор этот совершает грязнокровка.

— С тебя подробный рассказ, Малфой, — через силу выдавил он таким тоном, будто происходящее его забавляло. — Хотя не думаю, что там будет что-то интересное.

Не ответив, Драко быстро подошел к Гермионе и, схватив ее за запястье, еще раз уточнил:

— Точно? — дождался тихого «да» и направился к выходу, увлекая Грейнджер за собой. Та еле передвигала ноги, словно хотела оттянуть время, но Малфой прикрикнул на нее и распахнул ближайшую дверь.

Кажется, это был один из тех классов, которые используются время от времени, а в остальные дни находятся в запустении — пыльные, холодные и безлюдные. Парты, стоявшие кривыми рядами, в темноте казались выкорчеванными пнями, а шкафы, застывшие у стен, — вековыми деревьями. Дверь захлопнулась, отрезая малейшие звуки, и Гермиона словно очутилась в лесу — та же мертвая тишина и страх перед неизвестностью. Драко швырнул палочку на учительский стол и сам уселся на него, протерев поверхность от пыли.

— Снимай тряпки, — сухо указал он и пристально уставился на нее в ожидании.

Грейнджер сглотнула, безуспешно пытаясь протолкнуть комок в горле, и взялась за отвороты мантии. После украдкой посмотрела на откатившуюся палочку и сунула руку в карман.

— Ну что ты копае… — договорить Драко не успел, но на нападение среагировал мгновенно.

— Импедимента! — крикнула Гермиона, целясь в мелькнувшую ногу. — Инкарцеро! — Но тренировки по квиддичу не прошли для Малфоя даром: он перекатился по полу, вскочил на ноги и добрался до своего оружия:

— Петрификус тоталус! Ах ты сучка, — выплюнул Драко, подойдя к парализованной пленнице, — наебать меня решила? А ведь я-то по-хорошему предлагал, не хочешь — будет по-плохому. Финита, — и когда она смогла пошевелиться, заклятием снял с нее мантию. — Дальше сама.

Гермионе хотелось плакать: теперь он точно не отступится. Может быть, надо было попробовать договориться, а не тянуться к палочке? «Дурадура», — ругала себя Грейнджер, бросая блузку на стул, непослушными руками стянула колготки и вдруг представила, как сейчас смотрится со стороны: в лифчике и сбившейся у талии юбке.

— Снимай, — велел Драко, взглядом указав на белье, и Гермиона уже хотела выполнить приказ, когда в коридоре послышались шаги. — Тихо, — он мотнул головой и проговорил, указав на шкаф: — Сюда.

Замок щелкнул в тот самый момент, когда Малфой, затащив Гермиону за собой, притворил деревянную дверь шкафа и шепнул: «Гомено патронум! Оглохни».

— Ну чево надо-то? — весьма невежливо спросил Амикус у высокого человека в черной мантии. — И почему не у тебя в кабинете?

— Я не уверен, что там безопасно, — ответил Северус. — Гомено ревелум, — еще раз с подозрением оглядевшись, он продолжил: — Я думаю, что об этом не стоит говорить остальным.

— Да почему, драконья оспа тебя подери?

— Темный Лорд, — низкий голос Снейпа был едва различим, — непреклонен.

— Ну дык переубеди его, дурья твоя башка! — Кэрроу злился. — Сейчас у Лорда есть мальчик для битья, а что станется, когда он порешит его? А? Я тебя спрашиваю. Мы следующие, что ль?

— Именно поэтому я не хочу, чтобы кто-то еще знал. Меня пока не тронут, Лестрейнджи ему нужны, Яксли хозяйничает в министерстве, остаетесь вы с сестрой.

Странно, что Снейп не решился говорить у себя, ведь в беседе нет ничего необычного: подобные дела сотни раз обсуждались за столом в Малфой-мэноре. Обнаженная девушка была совсем близко, и Малфой невольно прижимался к ней: провел по груди, потеребил сосок, наблюдая за реакцией, а Гермиона зажала себе рот, чтобы нечаянно не издать даже малейшего звука. Драко это забавляло, и он спустил ладони ниже, поглаживая ее бедра, возвращаясь к груди и шее, вновь запуская пальцы под резинку трусов. Казалось, ему доставляет удовольствие ласкать Гермиону, когда в двух шагах находятся преподаватели. По телу пробежала дрожь: Снейп прошел по классу и остановился совсем рядом со шкафом. Малфой, с трудом высвободив руку, вытер пот с лица и потянулся к паху, но вовремя опомнился.

— А Джагсон с Ноттом?

— Слишком мелко — расправа над ними никого не тронет. Ты заметил, что хозяин в последнее время никому не доверяет? А страх перед смертью — лучшая гарантия беспрекословного подчинения.

— Но когда Люциуса прибьют…

— Люциуса и его семью, ты хотел сказать, — голос Снейпа не дрогнул. — Хотя Драко возможно оставят в живых.

Рубашка прилипла к спине, рука до боли сжала грудь Гермионы, Малфой не понимал, что делает, готовый распахнуть дверь шкафа, схватить Снейпа за грудки и выспросить все: за что отца должны убить, когда, и можно ли этого избежать, все-все. И расшвырять мебель, а еще лучше заехать кулаком по противной роже Кэрроу. Или разнести шкафы в щепки. Ну хоть что-нибудь надо сделать!

— А его-то зачем оставлять? — не понял Амикус.

— Темному Лорду нужны молодые мальчишки. Потому что их можно перевоспитать, — Снейп помолчал. — Запомнил? Никому ни слова, иначе начнется паника. Никто не должен знать, что Темный Лорд намерен проводить чистки. И не стоит цитировать сестре наш разговор, — добавил он, нахмурившись.

Дверь класса закрылась за Кэрроу и Снейпом, а Драко как будто примерз к деревянной стенке. Гермиона осторожно убрала его руки со своего тела и распахнула створку, медленно ступая голыми ногами на ледяной пол. Она не до конца поняла, о чем говорили директор с Амикусом, но на Малфоя смотреть боялась. В голове мелькнула мысль, что, быть может, это и есть спасение, ведь Драко сейчас явно не до нее. Он привалился к стене, на мгновение вцепился себе в волосы, провел ладонями по лицу. Взглянув на Грейнджер, потерся подбородком о плечо и убрал со лба мокрые от пота пряди.

— Снимай, — сказал Драко, будто они не прерывались, и Гермиона поняла, что даже сейчас Малфой не собирается останавливаться. — Снимай трусы, блядь!

Малфой чувствовал, что ему нужно делать хоть что-то, чтобы не завыть от бессилия. Иначе неизвестность и ожидание накроют его с головой и утащат туда, где хранится грязь всех людских поколений. В той комнатке, спрятанной от глаз, сплетаются в извращенных позах уныние и тоска, а экстаз и эйфория танцуют странные танцы, забирая сознание и память и оставляя лишь пустоту, потребность действовать.

— Снимай, — прошептал Драко, расслабляя петлю галстука.

Гермиона завела руки за спину, несколько секунд боролась с застежкой, но вскоре бюстгалтер упал поверх мантии. Сняла трусики и, аккуратно сложив дрожащими руками, бросила на ближайший стул. Безумная надежда, что сейчас дверь откроется, и в класс ворвутся ее друзья-гриффиндорцы, вспыхнула и тут же погасла. Ведь все, что они увидят, — Малфой, прислонившийся к стене, и обнаженная Гермиона. Уж лучше пусть все останется как есть.

Драко отошел от полок и уселся на стул, а она осталась стоять, похожая на выброшенную тряпочную куклу.

— Почему ты выбрала меня? — Малфой расстегнул брюки, чувствуя невероятную усталость.

Хотелось лечь и уснуть, но надо было просто доделать начатое, раз уж вообще взялся. Как будто это не секс, а нудная, тяжелая работа, которую он выполняет изо дня в день из чувства долга или под угрозой. Вид обнаженной Гермионы будоражил, но не до такой степени, как ласки той шестикурсницы-равенкловки, что приходила к нему в прошлую пятницу и просила не выдавать ее Кэрроу. Малфой с удовольствием пошел на небольшую уступку и прекрасно провел ночь. Бледная кожа Грейнджер в темноте казалась землистой, глаза огромными, губы почти черными, а волосы представлялись клубком запутавшихся ниток. Ничего примечательного. Но ему нужно было что-то сделать, отвлечься, избавиться от тянущего чувства внизу живота и от боли в глотке.

Гермиона стояла посреди класса и прикрывалась руками, она не ответила на вопрос, потому что сама до конца не понимала, почему выбрала Драко. На ум пришло лишь одно объяснение — ей никогда не нравились темноволосые мужчины, они казались ей злобными, скрытными, готовыми в любую секунду причинить боль. Гарри для нее был скорее исключением, к тому же глупо подозревать в лучшем друге темную сущность. Забини с его высокими скулами и смуглой кожей представлялся Гермионе олицетворением собственных страхов, список которых она составила еще в детстве и выучила наизусть. И потому, когда встал выбор, Грейнджер, почти не задумываясь, выбрала Малфоя — как там говорится? Из двух зол…

Драко поднялся на ноги, нехотя приблизился к ней, помял грудь, словно выбирал мясо в лавке, и прижал Гермиону к себе, беззастенчиво потеревшись бедрами о низ ее живота. Сквозь ткань она чувствовала его возбуждение — Малфой заставил приложить ладонь, сама бы не решилась, никогданикогда. Его пальцы медленно расстегивали пуговицы рубашки, и Гермиона молила Мерлина, чтобы они никогда не заканчивались. Галстук болтался на шее, Драко нетерпеливо стянул его через голову, отбросив в сторону.

Светлые волосы падали ему на глаза, капельки пота, выступившие во впадине между ключицами, стекали по груди, когда он спустил трусы вместе со штанами, и Гермиона с трудом подавила желание зажмуриться. Она обещала себе не плакать и изо всех сил сдерживалась, чтобы не зареветь. Малфой отрывисто поцеловал ее в крепко сжатый рот, отстранился, снова поцеловал, чуть оттянув нижнюю губу. Долго убирал с ее лица налипшие волосы и проводил ладонью по влажной коже, как будто не мог решиться на большее. Потом посмотрел в сторону и, словно собравшись с мыслями, резко развернул Гермиону спиной, развел пошире ноги, пальцами раздвинул складки и нащупал вход.

Грейнджер поморщилась, когда его член уперся между ягодиц, и почти легла на парту — дерево неприятно холодило грудь, а ладони Малфоя, обхватившие ее за талию, казались горячими. Гермиона почти не ощущала своего тела, голова стала легкой, и только пульсирующее, мерзостное чувство внизу живота и между бедер не давало забыть о том, что сейчас происходит.

Драко пару раз толкнулся в почти сухое влагалище, поморщился и, оставив на мгновение Грейнджер, поплевал на ладонь. Растирая слюну, он взглянул на девушку — забыть бы ее имя и называть просто девушкой — и с видом исследователя ввел внутрь пару пальцев, провел по промежности, задел клитор, лениво помассировав его. Стыдно-позорные отголоски возбуждения волнами накатывали на Гермиону, отдаваясь ноющей болью, и она изо всех сил противилась им. Малфой притянул ее к себе, грудь опять заныла от соприкосновения с холодной поверхностью, сильные толчки, казалось, отзывались даже в голове ударами обуха о металл. Он громко выдыхал и проводил ладонями по ее бокам, после вышел из нее, одним движением перевернул на спину и, подхватив под колени, вновь толкнулся вперед. Гермиона завела руки за голову, почти не осознавая, насколько по-блядски сейчас выглядит, и начала считать про себя.

«Двадцать один, двадцать два, двадцать три…» Спина болела, мышцы ног ныли и, умей они говорить, наверняка умоляли бы дать им расслабиться.

«Сто сорок шесть, сто сорок семь…» Гермиона закусила губу, когда почувствовала что-то, отдаленно похожее на удовольствие, сжалась и провела ладонью по своему лицу. Малфой тяжело дышал через нос и молчал, едва сдерживая стоны. Он навалился на нее сверху, придавив к столу, и поцеловал в шею.

«Быстрее бы уже кончил», — тупо подумала Грейнджер, на мгновение приоткрыв глаза. Словно услышав немую просьбу, Драко издал звук, похожий на змеиное шипение, и, задрожав, оперся руками по обе стороны от Гермионы. Ее подташнивало, но не так сильно, как в тот вечер, когда рядом был еще и Блейз. Она словно пристыла к чуть теплой от ее спины поверхности и позволила себе пошевелиться только тогда, когда Драко отстранился.

Такая тишина, наверное, бывает только в вакууме — казалось, мир замер, движение остановилось, вот-вот задрожит и рухнет комната. Малфой отвернулся и, молча натянув на себя одежду, уселся на парту, а Гермиона все еще неподвижно лежала, даже не позаботившись свести ноги. Он наблюдал за ней с минуту, после чего все-таки поднялся и швырнул сверху мантию.

— Я тебя не насиловал. Это так, на будущее, — твердо сказал Драко, уверенный в том, что говорит правду.

— Мне понравилось, — деревянным голосом соврала Гермиона. — Это так, на будущее, — добавила она, даже не пытаясь одеться.

— Поднимайся, блядь, — терпение его лопнуло, и Драко в два шага оказался рядом с ней. Схватив Гермиону за сведенные вместе запястья, он потянул вверх, Грейнджер нехотя поднялась на ноги, сделала несколько нетвердых шагов и прислонилась к стене. — И не говори мне, что тебе, суке, понравилось. Не говори, — Малфой смерил ее взглядом и развернулся к выходу.

— Тебя убьют?

Слабый голос прозвучал в тишине подобно набату, и Драко застыл на пороге.

— Можешь начинать радоваться.

— Я не хочу, чтобы это произошло, — услышал Малфой уже в коридоре.

Гермиона говорила искренне — смерти она не желала даже Драко. Вот Забини — желала. Хотя нет-нет, так нельзя думать, нельзя. Но когда Блейз нагло ощупывал ее взглядом, очень хотелось, чтобы Волдеморт выбрал своей мишенью его.

Джинни сидела на полу в гостиной Гриффиндора и вырезала из «Ежедневного пророка» очередное объявление о награде за голову Гарри. Наверное, она надумала собрать все заметки о нем, любые страницы, где упоминается фамилия Поттер, как будто они могли заменить ей человека. Гермиона не спрашивала, зачем — они вообще мало разговаривали: Джинни с Невиллом и Луной постоянно выбирались в ночные коридоры Хогвартса и писали на стенах надписи, способные, по из мнению, поднять боевой дух студентов. Но школьники не спешили брать с них пример, и остатки Отряда Дамблдора ничего не могли с этим поделать.

Грейнджер не могла позволить себе рисковать, и Джинни даже сказала, что «все понимает»: там, где чистокровным волшебникам сделают предупреждение, грязнокровкам грозит смерть.

Парвати и Лаванда шептались по углам (ходили слухи, что Лаванда строит глазки Забини, чтобы оказаться на привилегированном положении, и, кажется, удачно), но, когда Гермиона появлялась в спальне, разом замолкали: наверняка Малфой рассказал о том, чем они занимались в пустом классе, Блейзу, а тот растрепал Браун. Но Грейнджер не обращала внимания; «растеряла всякий стыд» — ну да, примерно так. Забини нехорошо ухмылялся, переводя взгляд с Малфоя на нее, но Грейнджер отвечала ему вежливым недоумением на лице. На Драко она старалась не смотреть, но если приходилось — невольно краснела и уговаривала себя, что он уже наверняка забыл.

Известия о Гарри и Роне так и не приходили, ветреный ноябрь сменился снежным декабрем, а сова не спешила стучать в окно. За всеми опасениями оступиться и вновь оказаться в подземельях Гермиона позабыла про поручение, данное ей Амикусом. Хотя каждый вечер, натягивая на себя одеяло, думала о медальоне, оставшемся в заброшенном классе прорицания. Попытаться забрать его оттуда она не решалась — невольно вспоминался Гарри, так и не вернувшийся за дневником Принца-полукровки в прошлом году.

Подозрительное затишье среди поверенных, даже не пробующих отнять у нее медальон, пугало: такое ощущение, что они что-то замышляют. Кто знает, вдруг задумали объединиться и строят планы, как добыть вещицу?

Гермиона взглянула на часы и спохватилась — до отбоя всего десять минут, если она не успеет добраться до спальни, обязательно попадется в лапы поверенных, патрулирующих коридоры.

— Послушай, Панси, — Блейз говорил тихо, и Грейнджер притаилась за углом, — ты хоть сама думаешь, о чем просишь? Объединиться? Кэрроу же велел действовать в одиночку. Неужели ты так обижена на Малфоя, что собираешься нарушить правила? Хотя я не против, — судя по голосу, Забини паниковал.

— Сам подумай, — Паркинсон шептала так быстро, что слова были едва различимы, — Драко ближе всех к цели, потому что…

— Потому что ебет Грейнджер, — подсказал Блейз и ехидно улыбнулся.

— Да, — нехотя согласилась Панси и сжала руки в кулаки. — Она мне заплатит за это.

— Да брось, Грейнджер для него такая же девка, как та дура с Равенкло. Если тебя это утешит, я могу заменить Малфоя, — Забини обнял Паркинсон, и Панси не стала противиться.

— Какая еще дура с Равенкло? — насупилась она и строго посмотрела на Блейза.

— Ты не знала? — невинным тоном спросил Забини. — Да она не первая.

— Плевать! Так что ты скажешь? У меня есть план: нам ведь можно применять непростительные? Я тут попрактиковалась, и у меня получилось… Думаю, под действием Круциатуса Грейнджер отдаст нам все, что угодно. Ну не будет же она умирать из-за безделушки!

Гермиона вздрогнула и отшатнулась, налетев на угол, тонкий вскрик выдал ее, и оставалось только бежать.

— А ну стой! — крикнул Забини, завидев Гермиону, которая успела шмыгнуть в потайной ход и замерла. — Она же сдаст нас, — бросил он Панси и промчался по коридору, заглянул во все двери. — Как сквозь землю провалилась, — сплюнул на пол и обернулся к подельнице. — Она сдаст нас не только Кэрроу, но и Малфою. Хотя… С Драко они сейчас не встречаются, точно знаю — вряд ли Грейнджер пойдет к нему специально, а Амикус ей не поверит. Но при первой же возможности будем действовать. Слышишь, сука? — заорал Блейз, и голос его эхом отозвался под потолком. — Я найду тебя, и ты пожалеешь о том, что еще не сдохла.

Гермиона прижималась к грязной стене и глотала слезы, едва сдерживаясь, что не завыть в голос: да Забини даже искать ее не надо. Завтра вторник, а значит, они увидятся на совместном уроке зелий. С трудом верилось, что Блейз — ее ровесник, наверное, это сам Волдеморт, вселившийся в тело студента, чтобы изгаляться над ней. Ну что за глупости лезут в голову?

— Ты ведь колдунья, Грейнджер, — прошептал кто-то, и на кончике палочки вспыхнул тусклый свет. — Так защищайся, забыла, что ли, как это делается?

Малфой вышел из тени и взглянул на нее.

— Вот так уже лучше, — одобрил он и с сомнением посмотрел на палочку, направленную на него. — Значит, эти твари решили объединиться против меня, — почесал подбородок и хмыкнул: — Ну ладно, я давно подозревал, что дело нечисто. Но ты ведь им ничего не отдашь?

— Как и тебе, — осмелела Грейнджер, — можешь не рассчитывать. Экспеллиармус!

— Ты идиотка, — спокойно протянул Драко. — Мы теперь остались без света.

— Почему вы преследуете меня? Почему? — у Гермионы впервые появилась возможность узнать в подробностях, зачем Амикусу эти хитрости с медальоном. — Что вам от меня нужно?

— Мне нужно то, что дал тебе Кэрроу, — признался Малфой, — вот и все. Ты скажешь мне, где находится то, что велено спрятать? — прошептал Драко, изо всех сил встряхнув ее.

Гермиона помотала головой, но тут он прошипел:

— Если ты не скажешь, я кликну Забини с Паркинсон, уж они-то придумают, что делать. Так что лучше отдай.

— Кричи, — выдохнула Грейнджер, вырываясь из его захвата. — Кричи, я все равно не знаю, где вещь, которая тебе нужна, поэтому можешь отваливать, — в последнее время Гермиона стала замечать, что разговаривает с поверенными на их языке — неужели настолько привыкла?

— Я расскажу тебе, зачем мне нужна эта безделушка, — решился Драко. — Поверенные играют в игру, тот, кто первый заберет у тебя загаданную Кэрроу вещь, выиграл. Вот и все.

— Так просто? — опешила Гермиона, недоумевая, почему тогда Амикус грозил ей смертью. — Ты тоже игрок, или я ошибаюсь?

— Нет, не ошибаешься.

— И какова же твоя ставка?

— Ставка? Ты, Грейнджер. Ты — одна общая ставка для всех, — продолжил Малфой после недолгого молчания. — Я буду ходить за тобой по пятам, пока ты не сдашься, буду преследовать всюду, пока не отдашь мне вещицу, поняла? Ты хочешь этого? Ведь кто знает, что взбредет мне в голову. Не лучше ли отдать безделушку, пока до тебя не добрались Паркинсон и Забини?

— Нет.

«Ведь меня в любом случае убьют», — билось в голове. Эти слова, наверное, невидимыми нитями зависли под темным сводом и теперь не отвяжутся от нее. Призрачная надежда на спасение растворялась в воздухе подобно сухому льду, что комьями лежит на дне ящиков с маггловским мороженым. А стоит кинуть такой комок на горячий асфальт — бесследно исчезнет, даже лужи не останется.

Драко молча смотрел на Гермиону, которая не знала, куда деть руки, и ничего не предпринимал. Она тяжело дышала и закрывала лицо ладонями, словно стояла перед палачом. Машинально сделав шаг вперед, тут же отшатнулась, но Малфой воспользовался моментом и прижал ее к себе.

— Скажи, скажи мне, — выдыхал он между поцелуями, не давая ей опомниться. — Скажи хотя бы, как выглядит эта вещица? — Драко касался ее шеи, лизнул ухо, вновь вернулся к губам, одновременно раздвигая коленом ноги. Сейчас Гермиона в растерянности, разбита, не знает, что делать, нужно лишь воспользоваться этим, говорил себе Малфой.

— Пусти! — Грейнджер изо всех сил оттолкнула его и, выставив вперед палочку, свободной рукой вытерла лицо. — Ты, кажется, перепутал меня с Паркинсон. А ведь мы совсем не похожи, — она посмотрела ему в глаза и, поправив юбку, вышла в коридор, даже не проверив, есть ли в нем кто.

— Гадство, — выдохнул Малфой и поднял свою палочку с пола. Драко так надеялся, что справится: всего-то надо было не дать Грейнджер очнуться, ведь, что бы она ни говорила, в прошлый раз, он не сделал ей больно. — Гадство, — повторил Драко, расстегивая ширинку, и крепко обхватил возбужденный член. Несколько раз передернув рукой, уселся на выступ в стене и закрыл глаза.

Если Снейп не шутил, отца и маму скоро убьют. А Снейп не имеет обыкновения шутить, и такими вещами — тем более.

Голова болела; поплевав на ладонь, Малфой поерзал на месте, чтобы спустить брюки с трусами чуть пониже.

Если он не убедит Грейнджер помочь ему, то проиграет, потому что проигравшего выбирает победитель. Паркинсон и Забини спелись: Панси Драко почти возненавидела за «измены», она всегда была дурой, а Забини все не может простить… А кто знает, что там за обида, поводов много накопилось.

«Экскуро», — шепнул Малфой, кончив, и поднялся на ватных ногах. Застегнув ремень, он не потрудился даже дернуть замок на штанах.

А Грейнджер убьют в любом случае, поэтому нужно всего лишь воспользоваться ею для спасения. Она должна понять, что если из двух жизней можно спасти хотя бы одну, надо сделать это.

— Драко… — Стоило выйти из потайной двери, как Малфоя окликнули.

— Ну что еще? — тупая малолетка поражала своей навязчивостью. Драко уже не знал, какими словами можно объяснить Гринграсс, что она его не интересует.

— Ты все еще хочешь заполучить вещь, которую профессор Кэрроу отдал Грейнджер? — Астория тронула его за руку, и Малфой, обернувшись, увидел ее лихорадочно блестящие глаза и кривую ухмылку.

— Что ты сказала? Повтори, — Драко, собиравшийся уйти, медленно развернулся и в упор посмотрел на Асторию.

Ее бледное лицо казалось бесцветным пятном на темном фоне. Астория переминалась с ноги на ногу и держала руки в карманах: при желании Драко мог обезоружить ее и… А вот что делать дальше, он как раз не знал, и потому равнодушно продолжил:

— Если что-то важное, говори, я очень тороплюсь.

— Я спрашивала, ты все еще хочешь получить вещь, которую…

— Допустим, — Драко решительно подошел поближе, — ты… можешь мне что-то предложить?

— Я знаю, где Грейнджер прячет ее.

Кажется, в этот момент совсем близко полыхнуло пламя, потому что щеки Драко опалила жгучая волна. Если малолетка не лгала, у него появился шанс обставить Паркинсон и Забини, которые, к слову, еще ни на шаг не продвинулись в поисках.

— И… ты скажешь мне? — осторожно осведомился Малфой, тихо ступая вперед. — Где вещь находится? — голос превратился в шепот, Драко наклонился к уху Астории и добавил: — Я умею быть благодарным.

Разумеется, в свои слова он не вкладывал ничего, кроме пустого обещания, помноженного на желание достичь цели, но Гринграсс смутилась, покраснела и наверняка настроила себе бессмысленных планов. Дура, одним словом.

— Ты считаешь меня легкомысленной дурой, — шепнула в ответ растерянная Астория, и Малфой чуть не ляпнул: «Вот именно». Вместо этого он медленно, едва касаясь, провел по ее волосам и собрал их в кулак, чуть оттянул голову назад и приблизился к лицу.

— Я считаю, что тебе не следует со мной торговаться, — и толкнул ее к стене. — Чего ты хочешь? — Астория пискнула, когда Драко сжал пальцами ее подбородок. — Деньги? Сколько? Или, быть может, тебе нужно покровительство?

Когда она судорожно помотала головой, Малфой удивленно вскинул брови и добавил:

— А так? — он провел языком по ее шее, вызвав тихий стон, и обреченно закатил глаза — эта малолетка его не привлекала, но ради дела… — Нравится? — Драко подул на влажный след и резким движением сжал грудь Астории под блузкой. — Ты скажешь мне, где находится нужная вещь? — придерживая Гринграсс за талию, он задрал ей юбку и подтолкнул вперед, заставляя опереться на стену. Худые, бледные ноги, обутые в грубые ботинки, покрылись «гусиной кожей». — Пообещай мне, — Малфой небрежно запустил пару пальцев под резинку трусов, намекая, что в случае положительного ответа, не станет медлить. В конце концов, это всего лишь секс.

— Да, — дрогнувшим голосом проговорила Астория, — я тебе расскажу, — и неловко переступила с ноги на ногу.

— Вот и отлично, — выдохнул Драко. Гринграсс знала, чего хотела, и это было на руку им обоим. Расстегнув пуговицу брюк, он потянул вниз полоску белья и раздвинул ей ноги — все настолько стандартно, что даже скучно, мелькнуло в голове. И холодные пальцы между бедер, и терпкий запах, и ленивое потягивание внизу живота. И на ноги кто-то вновь подвесил по гире, а руки едва слушались, не желая двигаться.

— Драко… — звук повис в воздухе, когда за углом послышались шаги. Малфой с облегчением вздохнул и, шикнув, быстро застегнул штаны. Раскрасневшаяся Астория испуганно оглянулась и, подобрав белье, скользнула в нишу за статуей, а Малфой решительно прошел вперед.

— Профессор?

Северус Снейп при свете факела казался древним стариком: лицо превратилось в череп, обтянутый кожей, костлявые пальцы сжимали палочку, и лишь живые черные глаза внимательно осматривали коридор. А может, он действительно выглядел так — Драко давно его не встречал.

— Мистер Малфой? Почему вы не в постели? — директор прищурился. — Сегодня дежурит мистер Гойл, если не ошибаюсь.

— Да, он, — Драко сглотнул и попятился: профессор нахмурился и скрестил руки на груди. — Мне просто не спалось, и я…

— Спасибо, мистер Малфой, я уже понял, что вы не умеете лгать, — Снейп внимательно посмотрел на него, словно видел впервые, и в его взгляде Драко не заметил злости или раздражения. — Я искал вас, — тихо произнес Северус.

«Лучше бы наказал», — мелькнула мысль. Если директор, появляющийся только во время завтрака, ищет студента, это не к добру.

— Возьмите, — бледная рука протянула ему неприметный клочок пергамента. — От вашей матери.

Время на мгновение остановилось, словно стрелки часов забыли двигаться. Тишина повисла в воздухе, как паук на тонкой нити.

— От мамы? — чуть было не вскрикнул Драко, но вовремя понизил голос до шепота. Тревога забралась за воротник и уселась на шею.

Снейп кивнул и равнодушно принюхался к воздуху — может, он почувствовал, что в нише, затаив дыхание, пряталась Гринграсс?

— И никому ни слова, мистер Малфой, ни про письмо, ни про эту встречу.

Драко рассеянно кивнул и повертел в руках послание, даже не заметив, как директор исчез в потайном ходу. Вместо привычного свитка, запечатанного фамильной печатью с гербом, он держал замызганный листок с наспех накарябанными строчками. Сквозняк медленно полз по каменному полу и прятался в щелях, но Малфой не обратил на него внимания и уселся на корточки, спешно разворачивая письмо. Рука Нарциссы вывела всего пару фраз:

«Сынок, постарайся выполнить задание Темного Лорда. Будь осторожен. Мы с отцом любим тебя».

Подписи не было, но Драко и без того узнал почерк матери. В одном месте чернила чуть расплылись: наверное, Нарцисса плакала, когда писала.

Малфой не понимал, о каком задании идет речь, ведь прошлогоднее выполнил Снейп — Дамблдор тлел в белой гробнице, что у озера, и черви разъедали его спокойно-торжественное лицо, забирались под закрытые веки и между пальцев. Драко тупо пялился в пергамент и сглатывал, но противный липкий ком застрял в горле. Если мама решилась написать и передала записку через Снейпа, значит, дело плохо, и им всем угрожает опасность. Значит, Кэрроу не должны об этом узнать — ведь именно они проверяют всю входящую и исходящую почту.

В детстве, слушая рассказы о могущественном лорде Волдеморте, Драко искренне верил, что Тот-Кого-Нельзя-Называть всегда защищал своих слуг. Темный Лорд представлялся покровителем и тогда, когда поручил Малфою убить Дамблдора — почетная миссия, как же. Но сейчас Драко наконец с уверенной ясностью понял, что хозяину срать на слуг, и от этого становилось жутко.

«Ну а мне срать на тебя», — в отчаянии подумал Малфой и тут же машинально зажал себе рот — кто знает, каких глубин магии достиг Темный Лорд. Вдруг способен контролировать разум на расстоянии? Паркинсон как-то пересказывала ему сплетни, и по ее словам выходило, что хозяин мог отслеживать помыслы Поттера. Возможно, это всего лишь догадки Панси, но кто знает.

— Эй ты, Малфой, — Кэрроу, стоило вспомнить, широкой тенью запрыгал по стене, и Малфой растянул губы в улыбке. — Ты чего эта… здесь сидишь?

— Гойла подстраховываю, грязнокровки совсем распоясались, ничего не боятся, одному дежурить опасно, — отчеканил Драко, комкая записку в пальцах. Бумага прилипла к мгновенно вспотевшим ладоням, и чернила отпечатались на коже. Амикус, на две головы ниже него, хрюкнул и покивал — похоже, поверил.

— Дело у меня к тебе, не абы какое, а оттуда, — он поднял палец и указал на потолок, Малфой проследил за движением и не увидел ничего, кроме темного свода и сырых стен. — Не здесь, — Кэрроу взмахнул рукой, предостерегая от лишних слов, — ко мне в кабинет того… пойдем, — он, приоткрыв рот, втянул воздух в легкие, и Драко затошнило — то ли от гнилостного запаха из желудка Амикуса, то ли от нехорошего предчувствия.

Шагая по стылым коридорам и изредка дотрагиваясь до влажных стен, Малфой освещал путь палочкой — маленький огонек задорно прыгал и крутился на ее конце. Часы вдалеке пробили несколько раз (Драко не успел сосчитать) и с хлопком двери смолкли.

— Садись, что ли, — пригласил Амикус, кивнув на мягкое кресло, и Малфой, обернувшись, увидел Алекто. Она стояла возле пылающего камина и ухмылялась, чем-то напоминая Амбридж. Пожалуй, в сходстве был виноват широкий рот. — Садись-садись, на вот тебе, — Кэрроу подтолкнул вперед стакан с прозрачной жидкостью.

Стало быть, дело серьезное. Амикус редко приглашал в свой кабинет, еще реже предлагал сесть, а уж огневиски предпочитал наливать только себе. Пригубив выпивку, Драко едва заметно поморщился и слишком резко спросил:

— Что вы хотели мне сказать? Профессор, — поспешно добавил он, отставив стакан. — Что-то, касающееся Игр?

— Игр? Нет! Нет… Как, кстати, твои успехи? Надеюсь на твою победу, — масляно улыбнулся Амикус и покрутил в пальцах палочку.

«Ты бы еще сказал, что именно надо искать, старый идиот, — посетовал про себя Драко, однако ни одна мышца на его лице не дрогнула. — Ну не тяни, выкладывай», — капля пота скатилась по виску и затерялась в волосах.

— У меня есть для тебя послание, Малфой, — голос едва перекрывал тихое шипение огня. — Думаю, тебе оно придется… по вкусу.

— Послание?

«Еще одно?»

— Сиди спокойно, — увещевал Кэрроу, а его сестра настороженно следила за пламенем в камине.

Огненные языки взметнулись под потолок и, лизнув металлическую люстру — разом сожрав половину восковых свечей, — завертелись кольцом. Сотни маленьких искр попадали на мантию, на кожу, обжигая, оставляя отметины, и Малфой невольно зажмурился.

— Драко, — прошипело пламя голосом Темного Лорда, — Люциус передает тебе привет, Драко, — пронзительный крик разрезал тишину ночи, сплетаясь с полубезумным хохотом господина. — Ты слышишь, как он счастлив, Драко?

«Нет, прекратите!» — хотел крикнуть он, но вопль застрял где-то в гортани. Малфой задыхался и зажимал уши, но вкрадчивый голос все равно забирался под рубашку и щекотал подмышки, только от этого становилось не смешно, а мерзко и страшно.

— Люциус просит тебя выполнить мою просьбу, Драко. Ты ведь послушный сын, не так ли? — вежливо осведомился Волдеморт, как будто вопрос не был риторическим.

«Да! Да! — удушливая боль кружила голову, ватой закладывая уши. — Только перестаньте его пытать. И меня», — бессильно добавил он про себя, не имея возможности сказать вслух.

— Драко, ты ведь учтешь свои прошлые ошибки? И не заставишь Северуса вновь выполнять твою работу? Северус уже давно доказал свою преданность, а тебе только предстоит, Драко, — хрипение, похожее на шепот больного драконьей оспой, набивалось в приоткрытый рот, в уши и ноздри, заполняло изнутри и стучало в висках. — Слушай меня внимательно, Драко… — и вновь крик Люциуса, летящий сквозь темноту и десятки миль. — Гарри Поттер.

Малфой ненавидел два провонявших сладкой гнилью слова. Из-за двух слов отца пытают, мать, запершись в спальне, строчит записки и тайком отправляет их сыну, а сам Драко вынужден прятаться по углам. Что, не вынужден? Ну, так еще не вечер.

— Я хочу знать, где он, Драко, понимаешь? — хохот всколыхнул огонь, и языки пламени вытянулись струнами, доставая до потолка. — А ты должен выяснить это. Для меня, — уточнил Темный Лорд, склонив голову. Малфой видел лишь тень и неясные очертания мантии.

«Да, мой Лорд», — подумал Драко скорее по привычке, нежели сознательно.

— И если ты не сможешь узнать о местонахождении Поттера в течение месяца, то побываешь на одном торжественном мероприятии. Ведь похороны отца — это своего рода торжество, не находишь? Переход в другой мир — или какую там ерунду выдумывают магглы? Я-то не знаю, я никогда не умирал, — прошелестел Волдеморт. — Глупец Дамблдор говорил, что в Хогвартсе помощь получает каждый, кто попросит. Может быть, в школе найдется человек, способный подсказать тебе выход? — и он взмахнул рукавом, забирая с собой огонь.

Пламя, повинуясь, протянулось ярким хвостом и исчезло в темноте. Вкрадчивый голос выбрался из-под рубашки и скользнул в щель между косяком и стеной, пластилиновые пальцы разжались, Драко закашлялся и открыл глаза. Широкое лицо Амикуса Кэрроу показалось плоским блином соленого теста — его используют для приготовления Феликс Фелициса, — и Малфой машинально отшатнулся, чуть не упав с кресла.

— Все слышал? — заботливо осведомился профессор. — Понял? — его рот, смахивающий на уродливый шрам, дернулся и скривился.

Малфой кивнул, не в силах выдавить из себя хоть слово. На ватных ногах он, провожаемый бессмысленными наставлениями Кэрроу, вывалился в коридор и прислонился к подоконнику. Пожалуй, только сейчас Драко решился выдохнуть, а до этого спертый воздух, смешанный с ужасом и дрожью, томился внутри и забивался в самые укромные уголки легких.

У него был ровно месяц, чтобы узнать, где находится укрытие Поттера, и еще меньше времени, чтобы попытаться выиграть Игру. Вдали часы начали отсчитывать двенадцать ударов, и Малфою показалось, что замок издевается над ним: за поворотом что-то с грохотом разбилось. Где искать, и у кого выспрашивать, Драко не представлял, но в кармане до сих пор лежала скомканная записка от матери, и иного пути не оставалось.

Игры закончились.

* * *

Гермиона бежала по пустому коридору, не оглядываясь. Она до сих пор словно чувствовала прикосновение чужих рук, и желание оказаться под горячим душем становилось все сильнее. Вспотевшие ладони поправляли мантию и поминутно ощупывали бедра, будто проверяя, на месте ли они. Казалось, что за каждым углом стоит Забини, а за дверью прячется Паркинсон. Обезумевшие однокурсники, стремящиеся к бессмысленной победе в неведомой игре, были намного страшнее далекого Волдеморта.

— Тс-с, — послышалось шиканье, и Гермиона в нерешительности замерла. Скользнув за высокие доспехи, она украдкой выглянула из-за них. — Не торопись, — увещевал Блейз, стряхивая с себя цепкие ручонки Панси и наклоняясь ближе. — Нас могут услышать, — Забини крепко поцеловал ее в губы и обхватил круглое лицо ладонями. — К тому же, у нас есть дела поважнее…

— Ну что может быть важнее? — закапризничала она, слово в слово повторяя реплику героини из рассказа, опубликованного в свежем «Ведьмополитене». Гермиона, отбывая наказание под присмотром Дафны Гринграсс, успела выхватить пару строк из журнала, который та читала.

— Ты разве забыла про Игру? — небрежно перебил Блейз, поглаживая Паркинсон по спине. — Нам нужно добыть хреновину у Грейнджер раньше Малфоя, иначе все лавры вновь достанутся ему.

— Неужели тебя это волнует? — почти искренне удивилась Панси. — По-моему, ты никогда не стремился к славе.

— В задницу славу, — прошипел он в перерыве между поцелуями, — я жить хочу. И жить не в камере Азкабана, а в замке, ясно?

— Но Темный Лорд…

— Темный Лорд себе на уме. — Паркинсон судорожно вздохнула, и ее рука машинально взлетела к лицу Блейза, чтобы заткнуть тому рот. — Он благосклонен к нам ровно до тех пор, пока ему не надоест ждать, понимаешь?

— Чего ждать? — опешила Панси и даже забыла спустить ладони на задницу Забини.

— Ему нужен Поттер, только слепой и глухой этого не заметит, а все эти пляски с Играми, поверенными и привилегиями всего лишь прикрытие.

— Ты уверен? — переспросила она, недовольная тем, что Блейз постоянно отвлекается.

— Я так думаю, — он запустил ладони под юбку Панси и обхватил ягодицы. Быть может, удастся заставить ее замолчать. — Конечная цель Лорда — Поттер, а значит, есть два пути: либо запугать грязнокровок до потери сознания, и они сами расскажут господину, где искать Избранного, либо сделать так, чтобы Поттер узнал о бедственном положении друзей… И тогда он припрется в Хогвартс сам.

Гермиона, старалась не дышать: если все действительно так, как говорит Забини, нужно держаться до последнего и предупредить остальных. Нельзя допустить, чтобы Гарри вернулся в школу.

— Ох, мне даже в голову не приходило, — разинула рот Паркинсон, но договорить не успела: Блейз вставил колено между ее ног и подтолкнул к окну.

— Естественно, твое дело — ноги раздвигать, а не думать, — и он усадил Панси на подоконник.

— Ага, видимо, твоя маменька отправила дюжину мужей на тот свет, не думая, — тяжело выдохнула та, обнимая его за шею. Забини схватил ее за волосы и больно потянул:

— Не твое дело, не суй нос куда не следует. Ты, поди, тоже хочешь за Малфоя выйти, а потом прибрать к рукам состояние… — он прикусил ее нижнюю губу, заставляя вскрикнуть.

— Что ты несешь, я его люблю, — выплюнула Панси, притягивая Блейза за бедра к себе.

— Любишь его, а ебешься со мной, думаю, малыш Драко не понял бы, — усмехнулся он. Кажется, Забини совершенно не интересовала ее неразборчивость. — Или Малфой уже не хочет тебя? Променял на кого-то, а?

— А ты что, действительно собираешься убить Грейнджер? — резко спросила Панси и благоговейно прошептала: — Неужели правда? — в интонациях слышались тревога и недоверие.

Гермиона вздрогнула, как будто совсем рядом воздух рассекли хлыстом, кровь бросилась к лицу. Забини помолчал, на секунду в коридоре повисла мертвая тишина, и одно мгновение опять растянулось на целую минуту. Все чаще со временем творилось что-то неладное, а может, Гермионе только чудилось.

— Если понадобится — прихлопну как муху. Мне своя жизнь дороже, — тихо отчеканил Блейз, запуская руки под блузку Панси.

— Но ведь это… это убийство, — невнятно сказала она, внимательно рассматривая его лицо. — Не боишься?

— Не боюсь.

Грейнджер неловко повернулась, и Забини услышал шорох.

— Здесь кто-то есть, — сделав несколько шагов, остановился, и Панси спрыгнула на пол, при свете палочки оглядывая коридор:

— Да никого нет, не отвлекайся…

— Панси, быстрее за Кэрроу! Беги! — выкрикнул Блейз и рванул к доспехам.

Паркинсон на мгновение замерла, кивая, как китайский болванчик, а после сорвалась с места — бегала она гораздо быстрее, чем предполагала Гермиона.

— Что, Грейнджер, до сих пор считаешь себя самой умной? — он сцапал ее за руку и швырнул на стену. Больно ударившись плечом, Гермиона заскулила, но успела выхватить палочку:

— Ступефай!

— Экспеллиармус! — Блейз оказался на сотую долю секунды быстрее, и оружие Грейнджер взмыло вверх, исчезло из виду. Сильная рука сгребла ее за одежду и тряхнула: — Я убью тебя, сучка, а перед этим оттрахаю, — с улыбкой произнес он, будто обещал пирожное в подарок. — Ты ведь не против? Чем быстрее ты мне надоешь, тем быстрее сдохнешь.

— Ты этого не сделаешь, — твердо произнесла Гермиона, которая до сих пор не верила, что ее ровесники могут стать убийцами, ведь Малфой не смог в прошлом году.

Грейнджер не до конца верила в свои слова, и секунды медленно тянулись одна за другой, как машины в пробке на дороге.

— Увидишь, — фыркнул Блейз и пихнул ее в грудь. Гермиона не удержалась на ногах и отлетела в угол. — Но перед этим ты отдашь мне то, что прячешь.

Она помотала головой и четко произнесла:

— У меня нет ничего, что тебе нужно.

— Да ты что? — снисходительно откликнулся Забини и отвесил ей пощечину. Гермиона всхлипнула, но слезы сдержала. — Ты помнишь, что я пообещал тебе несколько часов назад? Я убью тебя, но, кроме смертоносного заклятия, я припас Круциатус. Тебе нравится это слово, правда, оно такое вкусное и болезненное, что ты наверняка кричишь от удовольствия, — он тихонько рассмеялся. — А вот, кстати, и тот, кто даст добро на применение заклятия… — Блейз обернулся, ожидая увидеть Панси и Кэрроу, и напрягся.

Малфой остановился от неожиданности, переступил с ноги на ногу, перевел взгляд с недовольного Забини на изумленную Гермиону и в отчаянии выкрикнул:

— Беги, дура!

— Ты совсем охуел, Малфой? Попользовался — дай другим! Ты все равно не сможешь ее прикончить, слабак, — выплюнул Блейз и тут же захлебнулся собственной слюной. Слюна текла по подбородку, по шее, Забини вытирал ее рукавом, но тщетно. Драко держал его под прицелом палочки, шепча заклятие, и Блейз начинал задыхаться. — Ты… фто… ты фелаеф… — хрипел он, а Драко уже бежал следом за Грейнджер, не оглядываясь, и когда Забини смог нормально дышать, скрылся в темноте хогвартских коридоров.

— Ты за это ответишь, мудак, — отдуваясь, выдохнул Блейз. Совсем близко послышались шаги, и он сплюнул на пол: на пару минут раньше помощники были куда нужнее.

— Сюда, — Драко, преодолевая отвращение, схватил Гермиону за перепачканную ладонь и потянул за собой. Коридор, ведущий в слизеринские подземелья, встретил их недружелюбно, и длинные тени бросились смотреть на незваных гостей. Грейнджер ни разу не бывала здесь и, несмотря на потрясение, украдкой изучала подставки для факелов виде змеиных голов. Похоже, тягу к знаниям не так-то просто отбить, подумалось Малфою.

— Зачем ты сделал это? — вопрос повис паутиной и налип на кожу.

Драко остановился, и Гермиона, шедшая следом, натолкнулась на него. Медленно развернувшись, он невидящим взглядом посмотрел на нее и хмыкнул.

В окружении Поттера было всего два человека, с которыми он делился тайнами. Один из них скитался вместе с гребаным героем, а второй находился в Хогвартсе, совсем рядом с Драко. И этого «второго» надо было беречь — по крайней мере, до тех пор, пока нужные сведения не перестанут быть тайной. Малфой не мог допустить, чтобы Грейнджер погибла — теперь от этого зависела жизнь его родителей.

— Не обольщайся, дура, — процедил Драко, вытирая ладони о мантию. — И запомни: теперь ты мне должна.

По правде говоря, он уже и сам не знал, какого хрена нажил себе врага в лице бывшего друга. Да и Грейнджер не единственная, кто знает про Поттера, ведь есть еще мелкая Уизли или придурок Лонгботтом…

— Теперь я тебе должна, — деревянным голосом повторила Гермиона и опустила взгляд.

Драко, сделавший было несколько шагов прочь от нее, вернулся и встряхнул Гермиону за плечи:

— Хватит строить из себя гоблин знает кого! Твои страдания меня не колышут, — он медленно коснулся ее подбородка и стиснул его пальцами. — Зачем спас, спрашиваешь? Ты мне еще пригодишься, тем более, что…

— Я тебе должна, — дерзко закончила Гермиона, и Драко внезапно понял, что она осталась прежней заносчивой дурой. И никакие страхи не способны вытравить из этой дуры самонадеянность.

— Вот именно, — едва слышно прошептал Малфой ей в губы, и Грейнджер отшатнулась. — Пошли.

— Куда? — напряженно поинтересовалась она и с ужасом поняла, что ее палочка осталась в сыром коридоре.

— Со мной, — Драко мотнул головой в сторону неприметной двери и прищурился.

— Я не могу. — Позвоночник словно смазали мятной мазью, и от этого по спине пробежал холодок.

— Что — не можешь? — оказывается, от тупости тоже можно уставать, заключил Малфой.

— Я не пойду. Если ты спас меня для этого, лучше не стоило. Если ты действительно спас меня по доброте душевной — во что я, к слову, не верю — тогда просто отпусти.

Драко с жалостью посмотрел на нее и выдохнул:

— Идиотка. Пошли, — и двинулся вперед. Гермиона, помедлив, поплелась следом.

Как только полы ее мантии исчезли за дверью, Астория Гринграсс выбралась из своего укрытия и бросилась бежать. Сердце стучало где-то в горле, щеки горели, сосуды вместо крови наполнялись горькой жидкостью с привкусом ненависти и обиды. Добравшись до восьмого этажа, Астория воровато заозиралась по сторонам и, убедившись, что вокруг ни души, трижды прошла мимо сплошной стены коридора. Тролли, не желавшие обучаться балету, наблюдали за ней с гобелена.

Шаги гулко отдавались эхом, когда Гринграсс шла по городу потерянных и нарочно забытых вещей. Сваленные кучей разноцветные мантии и сломанные метлы ее не интересовали, впрочем, как и потрепанные книги. На ходу она сунула руку в карман и за блестящую цепочку вытянула оттуда медальон. Остановившись около высокого столика на пяти ножках, Гринграсс прошептала «Люмос» и поднесла драгоценность к глазам. Насмотревшись, она засунула медальон в неприметную шкатулку, прикрыла ее учебником трансфигурации издательства начала двадцатого века и ехидно ухмыльнулась: пусть Драко попробует отобрать у Грейнджер то, чего у нее нет.