Дневники оборотня

Небольшая тетрадь в темно-красной обложке открыта на первой странице. Сверху ровным, аккуратным почерком выведено: «Ремус Джон Люпин, оборотень, аврор по призванию, учитель по профессии, безработный по статусу, оптимист по характеру». Чуть ниже стоит простенькая роспись и еще какая-то закорючка. Потом идет дата, 4 августа 1996 года, после которой значится: «Запись первая. Два волка». Дальше следует текст. Строчки ровные, но буквы скачут, как будто стараются обогнать друг друга.

Опоздали. Мы аппарировали в неизвестность, по заданным Снейпом координатам, чтобы оказаться у пылающего ярким пламенем особнячка. Деревянные перекрытия, пожираемые огнем, печально потрескивали. Никого вокруг не было. И без того не очень живописную картину завершали тела двух людей, женщины и девочки лет десяти, лежащие у крыльца. Женщина погибла, явно спасая ребенка, но заклятие не пощадило никого. Я живо представил себе зеленую вспышку, отчаянный вопль матери, простирающей руки, и крик девочки, так не вовремя выбежавшей на шум. В отблесках пламени лицо малышки казалось спокойным и слегка удивленным, как будто она никак не могла взять в толк, что же произошло. Расплетенные косы, большие глаза — она стала бы настоящей красавицей, если…

На ветвях закаркали вороны, почуяв запах мертвечины. Птицы били крыльями, готовые сорваться на добычу, но огонь пугал их, безбожных.

— Вы только гляньте на это! — раздался голос Артура, и я обернулся. С другой стороны, возле стены дома, наши обнаружили еще два трупа: мужчины и женщины. Их тела были изуродованы, исковерканы. Растерзанные, они лежали почти в самом пекле, и пламя уже начало подбираться к их останкам.

— Кто это их так? — ни к кому не обращаясь, спросил Чарли, сглотнув и неприязненно поморщившись. Все обернулись, посмотрели на меня, и мне стало еще противнее, потому что было ясно: это сделал зверь. Хищный, страшный, неуправляемый. Такой, каким становлюсь в полнолуние я.

— Что ты думаешь по этому поводу, Ремус? — тихо спросил Артур, и все опустили глаза, словно извиняясь.

Я подошел поближе и постарался оттащить тела подальше от огня и искр. Скинув мантию, я прикрыл ей то, что осталось от супругов Лестранг, лишь вскользь взглянув на обезображенные болью лица.

— Волк, — констатировал я, судя по характеру рваных ран.

— Как странно, — произнес Дедал Диггл, осматривавший до этого тела девочки и ее матери. — Почему же зверь напал на этих двоих и не тронул тех? Мать и дочь были убиты при помощи Авады, это очевидно.

— Вероятно, это какое-нибудь магическое существо или, может, преданный пес хозяев, — Артур по-прежнему старался не смотреть на меня, а я почему-то чувствовал себя здесь лишним.

— Наверное, высшие силы защитили тела матери и дочери от поругания… — севшим голосом сказал Энди, самый молодой из нас. Когда я преподавал в Хогвартсе, меня всегда удивляло то, как сильно этот парень увлекался Предсказаниями и верил в Провидение и прочую чепуху, это на седьмом-то курсе! Я сдвинул брови и серьезно взглянул на него, давая понять, что его версия меня в корне не устраивает. Он только хмыкнул и отвернулся, что-то пробормотав себе под нос.

— Ладно, давайте поторопимся, со зверем разберемся позже, — заметил Артур и, подняв палочку, произнес заклинание, помогающее установить личности погибших. Мать и дочь оказались ведьмами, носившими фамилию Финниган, которая показалась мне знакомой, хоть я и не мог вспомнить, где же слышал ее.

— Других двоих можно не идентифицировать, — мрачно сказал я, не имея ни малейшего желания еще раз увидеть изуродованные тела убийцы моего лучшего друга и ее мужа. — Лестрангов я узнал сразу, так что их можно… в общем, их личности установлены, а что с ними делать, Артур, решай сам.

Артур кивнул. Дедал и Энди уже успели потушить пожар, так что теперь дом смотрел на нас обгорелыми дырами окон, словно упрекая тех, кто осмелился бросить его в таком состоянии. Сорвавшись с крыши, к моим ногам с печальным лязгом упал жестяной водосток. Глубоко вздохнув, я переступил через него и просканировал пепелище на предмет наличия темной магии. Подойдя вплотную, заглянул в окно, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь уцелевшее, выяснить, не было ли в доме еще кого. Вдруг до моего слуха донеслось тихое ворчание. Я подтянулся на руках и, перегнувшись через подоконник, еще раз просканировал комнату. Ничего. Пусто. Только на душе стало очень скверно, ибо слух еще ни разу не подводил меня. Я повернулся к остальным и шикнул на них, призывая прекратить копошиться и переговариваться. Авроры и так осторожны, но на всякий случай…

Я потянул носом воздух и сумел уловить чуть ощутимый запах зверя, смешавшийся с запахом пепла и смерти. Я выхватил палочку и пошел на этот своеобразный зов, подгоняемый скорее чутьем, чем разумом. Люди, считающие, что в каждом человеке спит зверь, сильно ошибаются. Зверь никогда не спит, просто разуму чаще всего удается приручить его. У меня это получается не всегда.

Завернув за угол дома, я стал медленно двигаться вдоль его стены, когда почувствовал чье-то дыхание сзади. Резко обернувшись, я приготовился было отразить атаку, но в следующий момент вздохнул с облегчением. Рядом стоял Чарли также с палочкой наготове. «Я с тобой», — беззвучно произнес он, и дальше мы двинулись вместе. Я снова и снова ловил запах зверя, который доносил до меня легкий ветерок. Судя по всему, он был рядом, затаился. В такой ситуации всегда трудно сказать, кто на кого охотится.

Стена закончилась, и теперь нам предстояло самое сложное — завернуть за угол. Углы всегда таят за собой больше опасности, чем темнота леса или тишина коридоров. Я оглянулся, кивнув Чарли. Парень, похоже, ничего не чувствовал, только осторожно озирался по сторонам, ожидая моих указаний. Я сделал знак рукой, означающий «прикрой меня», и быстро шагнул вперед, выставив перед собой палочку.

В это же мгновение зверь, молодой и сильный, сбил меня с ног и придавил к земле, лишив возможности сопротивляться. На секунду я задохнулся, не в силах выдержать напора, но тут же собрался, покрепче сжав рукоять палочки и готовясь произнести заклинание… И тут я увидел его глаза. Серые, с зеленым ободком, большие и немного печальные, усталые.

— Риктусемпра! — разбил тишину голос Чарли, и прежде, чем я успел что-либо предпринять, зверь отлетел назад, упав навзничь, но тут же поднявшись и оскалив белоснежные зубы. — Ступефай!

Пучок искр, вылетев из палочки Чарли, на мгновение ослепил меня. Я зажмурился, не в силах открыть глаза. На шум прибежали остальные члены Ордена, и я слышал, как шуршат веревки, связывающие временно парализованное тело волка. Оборотня. Чья-то рука похлопала меня по щекам, приведя в чувство, и я разлепил веки, с состраданием глядя на несчастное животное, безуспешно пытающееся сбросить путы.

— Пойдем, — скомандовал Артур. — Ремус, ты в порядке? — бросил он мне на ходу.

— В полном, — привычно ответил я, понимая, что раскисать не имею права, что бы я ни думал по поводу этого таинственного человека-волка.

В штаб добирались долго, поскольку аппартировать с двумя трупами и огромным молодым зверем было непросто даже для таких профессионалов, как Артур и Дедал. Совсем стемнело, начал накрапывать дождь. Капли падали за ворот мантии, но капюшон поднимать не хотелось. Так неприятно и так чарующе ощущать влагу на горящей шее! А шея горела, потому что я никому не сказал о том, что скрывается за густой серой шерстью и острыми клыками.

Добравшись до какого-то места «X», известного только Дедалу, нам, наконец, удалось воспользоваться каминной сетью и перебраться в штаб Ордена, в тепло и уют, которыми заведовала Молли. Волка бросили в подземелье и ушли, предоставив самому себе.

Потом был ужин. Мы сидели и лениво обсуждали последние события. Снейп стоял в стороне и внимательно слушал. Что ему надо? Сделал свое дело — уйди в тень, не мешай жить. Он раздражал меня всегда. Не внешним видом, не угловатостью, которые служили отличным поводом для насмешек в школе. Он откровенно бесил своей манерой держать себя, тем превосходством с налетом пренебрежения, с которым он всегда смотрел на меня, словно издеваясь. Я молчал почти весь вечер.

А ночью не мог заснуть. Что-то не давало мне покоя, мучило. Очень хотелось поговорить с человеком, скрывающимся под личиной зверя, хотелось взглянуть на его лицо. Странно, но почему-то убийца, столь цинично расправившийся с двумя отличными Пожирателями смерти, не вызывал у меня отвращение. Наверное, это личное, ибо встреть Лестрангов я, трудно сказать, удалось бы разуму побороть живущего внутри меня зверя.

Размышляя таким образом, я спустился в подземелье и вошел в келью, где лежал он. Из темноты на меня смотрели таинственные глаза. Комната были наполнена тяжелым, прерывистым дыханием животного, еще молодого и сильного. Так странно, что оно не шевелилось, свернувшись в клубок, словно сжавшись, когда бока вздувались от переполняющей его энергии. Этот зверь был создан для свободы, но сейчас лежал, не смея вскочить, сорваться с места и побежать. Бежать долго и быстро, и пусть ветви хлещут по бокам, пусть лапы ступают по острым камням, пусть ветер обдувает морду. Главное — нестись и нестись, почти лететь подальше отсюда, из этой душной камеры с кроватью и окном, через которое смотрит почти полная луна.

— Что же ты натворил? — но зверь не ответил. Он только моргнул, прикрыв на секунду свои огромные глаза, в уголках которых тут же появились крупные, прозрачные слезы. — Поговори со мной. Ты же знаешь, я не враг.

Животное отрицательно покачало головой, и острые уши вяло зашевелились, словно в такт его мыслям.

Я тяжело вздохнул, провел своей шершавой ладонью по голове зверя. Но уходить не хотелось. Я уселся на краешек кровати, показывая, что не боюсь, и закрыл лицо руками. Сейчас этот волк неопасен, он напуган и не знает, что будет впереди. Примерно те же чувства испытывал я, когда Сириус и Джеймс узнали, кем на самом деле был их тихоня-друг.

— Скоро полнолуние, — глухо сказал я сквозь пальцы и услышал, как зверь дернулся, — и тогда меня тоже посадят в эту комнату, чтобы спасти от себя самого.

— Вы боитесь этого? — раздался над моим ухом ломающийся голос с хрипотцой, почти что детский.

Я оторвал руки от лица и с удивлением взглянул на тонкий силуэт скорчившегося юноши, выделявшийся на фоне окна в свете луны. На меня по-прежнему смотрели серые глаза, и я кивнул, польщенный таким доверием.

— Вы, должно быть, ненавидите волков, — сказал юноша, залезая под тонкое одеяло. Он весь дрожал, но теперь, не видя его лица, я не мог понять — от холода или от страха.

Я вздохнул и, достав из кармана свечу, зажег ее, и келья наполнилась тусклым светом. Не знаю, почему мне не пришло в голову сделать это раньше. Но, может, тогда мальчик-волк не откликнулся бы…

— Почему же, — я удивился спокойствию собственного голоса. — Все оборотни — рабы луны, безумные, несчастные. Мне жаль их так же, как бывает иногда жаль себя, когда я лежу здесь долгие ночи напролет, а луна, словно издеваясь, смотрит в окно и смеется пустыми кратерами.

— Как Вы красиво говорите, — тихо и печально сказал он. Я не знал, что ответить, поэтому просто пожал плечами. Иногда мне хотелось написать оду Луне, иногда — примнить к ней одно из Непростительных проклятий, а, бывало, хотелось просто выть. И неважно, в какой личине находился я в этот момент. С воем из сердца уходит печаль. Иногда я сравниваю вой со слезами, и мне кажется, что слезы лечат не так эффективно… Хотя что может знать об этом человек, не плакавший ни разу за всю свою сознательную жизнь.

— Почему вы сразу не убили меня? — парень задал вдруг вопрос, который даже не пришел мне в голову: об этом не было и речи.

Он откинул с лица длинную челку, и мне удалось, наконец, рассмотреть в свете свечи его лицо, худое и бледное, хотя и не изможденное. На правой щеке виднелась тонкая полоска шрама, красная, свежая. Подбородок был покрыт редкими волосками недавно начавшей пробиваться щетины. Тонкий нос с горбинкой чуть заметно втягивал запахи комнаты, по-звериному распознавая их и разделяя на запахи опасности и прочие. Парень чем-то напомнил мне Гарри и тот год, что я провел в Хогвартсе в качестве преподавателя. Я еще раз взглянул на юношу, и в моей голове что-то щелкнуло: я его знаю, он был моим студентом!

— Почему ты решил, что мы должны убить тебя? — ответил я вопросом на вопрос, как любил делать Снейп.

— Лучше умереть, чем пойти в Азкабан, — тихо сказал юноша. Он изо всех сил пытался храбриться, в то время как я безуспешно старался вспомнить его имя.

Парень сел на кровати и серьезно посмотрел на меня, словно проверяя, можно ли мне доверять до конца. Я знаком с этой животной повадкой, поэтому смело вернул ему взгляд, стараясь сделать лицо как можно более открытым.

— Те двое, мужчина и женщина, — начал, наконец, парень, — убили мою мать и сестру. Я где-то уже видел их. Они — Пожиратели смерти! — с горечью добавил он, и из его глаз потекли слезы. Он старался не показывать их, отвернулся к стене, но все его тело подрагивало, и мне очень захотелось сказать ему что-нибудь теплое, но все правильные слова, как назло, куда-то провалились. А ведь как я понимал его! Лестренджи забрали самое дорогое, что было у этого юноши, Финнигана, точно так же, как сделали это с Невиллом Лонгботтомом, с Гарри и мной. В общем-то, они получили по заслугам. Я не оправдывал убийство — я отказывался верить в виновность этого мальчика.

— Значит, ты убил их из мести? — почти прошептал я, но получилось только громче.

— Хотел бы! — сквозь зубы процедил парень, со злостью ударяя кулаком о каменную стену кельи. — Только… нет. Я просто хотел спасти свою шкуру. Пожиратели убили бы и меня, если бы я не сделал выпад раньше.

Как все это неправильно. Дети не могут думать о мести, они должны жить верой в светлое будущее, надеждой на исполнение всех самых заветных желаний и страстью к приключениям и новым открытиям. Но как требовать от них этого, если мы, взрослые, провоцируем их, заставляя своими грехами повзрослеть, возмужать раньше времени, если мы сами лишаем их мечты? У Лестрангов не было детей. Им не понять. В сущности, у меня тоже нет детей, зато есть исковерканное взрослыми прошлое…

— Если ты снова станешь волком, сядь поближе к окну и повой на луну… — посоветовал я совершенно серьезно. — Знаешь, помогает.

— Спасибо, профессор Люпин, — и парень чуть улыбнулся мне сквозь все еще текущие слезы.

Почему-то мне вдруг стало неловко, и я поспешил удалиться, забыв даже попрощаться. Почему я не сказал ему, что все будет хорошо? Не знаю.

В общем, в эту ночь я так и не заснул. Как неприкаянный, бродил по дому Сириуса. Поднявшись наверх, посидел с Клювокрылом, поглаживая его по гладким перьям и все думая, думая…

Как-то Снейп сказал мне, что думаю я слишком много, и он, возможно, прав. Я часто мечтаю. Как бы мне хотелось, чтобы не было этого укуса в детстве, Дракучей ивы в школе и постоянных тайн, чтобы Снейп однажды перестал язвить и просто пожал мне руку в знак примирения, а война, эта глупая война, закончилась, исчезла, испарилась… Красиво, не правда ли? Красиво, если всерьез задумываться о несбыточном. А жизнь, она жестокая, она ломает воздушные замки. Стоит мне только заново отстроить фронтон, как рушится крыльцо, стоит украсить залы лепниной, как обваливается потолок, и так до бесконечности. И так надоедает. Иногда хочется потерять память, как это случилось с Локхартом, забыть обо всем и начать жизнь заново, с чистого листа, где-нибудь далеко-далеко от этого мира, жениться, наконец! Только как все туго завязано в этом мире. У оборотня не может быть жены, как, кстати, и у шпиона. Ты попался, Снейп, в те же сети, что и я!

Клювокрыл потерся клювом о мою щеку и ободряюще хрюкнул, но я уже почти спал, привалившись спиной к его мягкому боку.

Я спустился в столовую, когда все уже завтракали.

— Что будем делать с волком? — спросил Артур, едва я появился на пороге.

— Поблагодарим и отпустим, — просто сказал я, и Молли уронила ложку, а Энди поперхнулся.

— Как это — отпустим? — удивленно сказал Наземникус, перестав ковырять в своей тарелке.

— Действительно, Ремус, — Молли встала и, взяв меня за плечи, усадила за стол. — Что-то ты неважно выглядишь. Плохо спал, наверное…

— Я говорил с ним, — упрямо сказал я.

— Значит, это и вправду оборотень? — заворожено спросила Тонкс. Ее всегда все интересует. Порой я не понимаю ее нездорового энтузиазма! И общение с Энди явно не идет ей на пользу — она скоро начнет во всем видеть знаки. Тьфу-тьфу-тьфу!

— Не говори ерунды! — весело перебил ее один из близнецов, накалывая на вилку очередную сосиску, которая исчезла в нем со скоростью света. — Какие оборотни? Полнолуние только завтра!

Он осекся, посмотрев на меня, правда, это произошло скорее от грозного взгляда, которым наградила его Молли. А я улыбнулся: парень отлично соображает, и ему вполне можно вступать в Орден, как, впрочем, и его брату.

— Фред прав, — подтвердил я, — тот, кто сидит в подземелье, вовсе не оборотень, а анимаг, причем очень сильный.

— Значит, ты говорил с ним. Мы знаем, кто это? — Артур, казалось, совсем забыл про свой завтрак.

— Этот парень — Финниган, сын убитой женщины. Он напал на Лестрангов, защищая себя.

— Финниган? Симус? — спросил Джордж.

— Наверное, я не помню его имени, — кивнул я. Ко мне вдруг вернулось хорошее настроение, проснулся аппетит, и жизнь показалась такой милой. Со мной так иногда бывает. Просто вдруг, откуда ни возьмись, нападает радость, такая детская, легкая. С Симусом все будет хорошо, и это главное.

Когда несколько дней спустя я снова появился в гостиной, ко мне подошла Молли с чашкой горячего кофе.

— Ты заслужил отдых, — мягко сказала она, усаживая меня в кресло.

Я сделал глоток и прикрыл глаза. Так хорошо снова стать человеком! Наверху раздался веселый смех Джинни, на лестнице послышался топот множества ног, и вот в гостиной передо мной стоят мои студенты, пусть и бывшие. Гарри уверенно протянул мне руку, улыбаясь как-то очень серьезно, понимающе; Гермиона склонила голову набок и справилась о моем самочувствии; Рон шмыгнул носом и сочувственно посмотрел на мое усталое, небритое лицо; Джинни скромно притихла, будто это не она только что хохотала в голос; а Симус стоял молча. В его глазах светилось доверие и благодарность.

— Вчера был суд, — тихо сказал он, — и меня оправдали. Только знаете, профессор, на душе все равно скверно…

— Ты молодец, Симус, ты сильный человек, — попытался я утешить его, но вышло скомкано и коряво. Я знал, что чувствовал Симус. Я понимал, как тяжело ощущать себя убийцей… В тот момент я был так благодарен Дамблдору, которому удалось оградить меня от преступлений.

Я встал, поставил чашку с недопитым кофе на стол и взял Симуса за плечо:

— Все пройдет, — я старался говорить как можно убедительнее. — Боль притупится, горечь уйдет, рана зарубцуется. Только шрам останется, — я указал пальцем на маленькую полоску на правой щеке Симуса, и он коснулся ее, задумчиво глядя мне в глаза.

— Меня зарегистрировали, так что теперь я анимаг по закону, — на мгновение в его взгляде мелькнула гордость.

— Поздравляю! — горячо сказал я, и был действительно рад за парня.

— Профессор Люпин, — подал голос Гарри, — а я тоже буду учиться на анимага. Я хочу быть, как мой отец или как Сириус!

— Ваше сходство и так поражает, Поттер, куда уж больше! — раздался ядовитый голос Снейпа, который, похоже, уже долго стоял, прислонившись к косяку двери, и только ждал случая, чтобы вставить ремарочку.

Гарри осекся и замолчал, а я прищурился, придумывая достойный ответ, но, конечно, на ум ничего путного не пришло. Снейп усмехнулся своей маленькой победе и произнес тихо, почти нормально:

— Если ты уже допил свой кофе, Люпин, то можешь пройти в столовую на общее собрание Ордена. И так только тебя и ждем, — добавил он в своей излюбленной манере и скрылся за дверью.

Я вздохнул и обнадеживающе улыбнулся ребятам. Жизнь продолжается! Все получится! Никогда нельзя забывать об этом. Ну, в крайнем случае, Снейп напомнит — уж он-то это умеет! Мне вдруг стало невыносимо весело. Захотелось просто набрать в легкие побольше воздуха, засмеяться, попрыгать на одной ноге.

Я подмигнул ребятам и последовал за Снейпом.

Небольшая тетрадь в темно-красной обложке лежит на самом краю стола, словно хозяин небрежно бросил ее, торопясь покинуть комнату. Она открыта, и среди примитивных набросков в верхней части страницы можно рассмотреть дату — 16 августа 1996 года — под которой написано: «Запись вторая. Зеленый платок». Буквы неровные. Они скачут по строчкам, то съезжая вниз, то забираясь лишком высоко, и создается впечатление, что руки автора дрожали, когда он описывал очередной случай из своей нелегкой жизни.

* * *

Я стоял на холодном ветру, молча глядя в небо. Крыльцо дома на площади Гриммо скрывало меня от посторонних глаз. Я облокотился о перила и устало глядел на одиноких людей, спешащих мимо. Некоторые из них, случайно бросая взгляд в мою сторону, замирали на мгновение, крестились или плевали через левое плечо и ускоряли шаг. Это эффект ограждающих заклятий: магглы не могут видеть заговоренный дом, но, на всякий случай, дополнительные чары заставляют их чувствовать беспокойство и идти скорее своей дорогой, не задерживаясь.

Дверь скрипнула, и на крыльцо вышла Эммелин Вэнс в своем вечном зеленом платке. Иногда я задаюсь вопросом, почему бы ей не заменить его чем-нибудь другим, более современным, что ли. Вот, как раз, мимо дома прошла девушка с элегантным шарфиком на шее… кстати, фигурка у нее неплохая…

— О чем задумался, Ремус? — Эммелин коснулась моей руки. Я пожал плечами, предпочитая не распространяться на эту тему, и еще раз взглянул на ее платок. Безнадега. Она без него — что Дамблдор без бороды.

— Да так, ничего особенного, Эммелин, — я засунул руки в карманы и снова уставился на улицу.

— Тихо сегодня, — заметила моя напарница: мы c Эммелин в этот раз вместе дежурили.

— Не к добру, — констатировал я, улыбнувшись: абсолютно не верю в приметы.

Эммелин ничего не ответила. Несмотря на то, что знакомы больше пятнадцати лет, мы ни разу не поговорили по-человечески. Она все время чего-то не договаривает, как будто боится, что любое лишнее слово будет истолковано превратно. Я почти ничего не знаю о ней, кроме, разве, того, что она была влюблена в Сириуса. На самом деле, это знали все, даже Снейп. Странно, но он ни разу не попытался уколоть ни ее, ни Бродягу по этому поводу. А теперь Сириуса не стало, и в ее мутно-серых глазах потухла крошечная искорка, которая раньше делала их живыми и даже веселыми.

Ветер подул с новой силой, и Эммелин закуталась в свой платок, а я поднял воротник старого пиджака. Мимо дома семенила маленькая, но очень резвая старушка, постоянно глядя по сторонам, словно вместо ушей у нее были локаторы, реагирующие на малейший шум. Ни с того ни с сего она вдруг остановилась прямо напротив нашего дома и начала суетливо ходить кругами, словно ища что-то.

— Что это она? — спросила Эммелин, а я вытащил палочку.

— Я бы на ее месте обеспокоился, как все нормальные магглы, — я спустился на ступеньку пониже.

Старушка продолжала семенить взад и вперед, беззастенчиво разглядывая каждый сантиметр дома Сириуса и в упор не видя его. Я поднял палочку, направил на крышку мусорного бака на другой стороне улицы, произнес заклинание левитации и, когда крышка поднялась достаточно высоко, резко отпустил ее, прошептав: «Фините Инкантатем». Крышка с грохотом упала на асфальт, но старушка даже глазом не повела, зато пробегавший мимо мальчуган припустил еще быстрее, боясь даже оглянуться.

— Как это понимать?! — несколько раздраженно воскликнул я и спустился еще ниже.

— Похоже, она не просто маггла, — серьезно сказала Эммелин.

— Теперь мы как в осаде: ни войти, ни выйти, — понуро сообщил я, указывая на тощую фигуру Наземникуса Флетчера, появившегося из подворотни и резко замедлившего шаг.

— Мы должны предпринять что-нибудь, — Эммелин дернула меня за руку.

— Хорошо, попробуем, — невесело сказал я и, спустившись на самую нижнюю ступеньку, присел на корточки. Подождав, пока старушка в очередной раз поравняется со мной, я направил на нее палочку и произнес:

— Десфунцио! — после чего стал наблюдать, как глаза старушки закатились, и она начала медленно падать прямо на руки подоспевшего вовремя Наземникуса. Он чертыхнулся и, нелепо взвалив ее на плечо, оттащил подальше, положил аккуратно на тротуар, отменил заклятие и, пока старушка, охая и ахая, приходила в себя, укрылся на крыльце, так быстро взбежав по лестнице, что ни один маггл ничего не заметил. Откуда в этом человеке столько энергии?!

— А, Люпин! Я-то думал, сегодня Тонкс дежурит! — пробубнил он, пожимая мне руку. — Вэнс, — и Эммелин склонила голову в знак приветствия. — Что это за ископаемое мешало мне войти? — нелестно отозвался Наземникус о старушке, которая едва ли была старше его самого.

— Понятия не имеем, — честно ответила Эммелин.

— Ну, так проверьте! — посоветовал Флетчер, как-то странно взглянув на меня. Если бы я был аврором… не стоял бы тут на ветру, а занимался чем-нибудь более полезным. Мрак.

Выбрав момент поудобнее, я быстро спустился на тротуар и подошел к охающей старушке.

— С Вами все в порядке? — участливо спросил я, помогая ей подняться. Почему-то больше никто из прохожих не обратил внимания на пожилую женщину, которой вдруг стало плохо, и это послужило еще одним поводом для беспокойства.

— Что происходит? — слабым голосом спросила старушка и жалобно посмотрела на меня. Ее глаза были пустыми, какими-то неживыми, а зрачки постоянно вращались, словно она никак не могла сфокусировать зрение. Женщина смотрела во все стороны и в то же время, казалось, никуда.

— Пойдемте со мной, — я взвалил оказавшуюся очень легкой старушку на плечо и взошел на крыльцо.

— Что там? — спросила Эммелин, сгоравшая от любопытства.

— Похоже на Империо, — ответил я и вошел в дом.

Уже в прихожей столкнулся с Наземникусом, который выглядел очень заинтересованным. Между прочим, он вполне мог отнести старушку в дом самостоятельно! Ничего не объясняя относительно моих подозрений, чтобы не потревожить мать Сириуса, я прошел в гостиную и уложил старушку на диван. Почувствовав себя более комфортно, женщина откинула голову назад и, казалось, заснула, иногда вздрагивая.

Вниз спустились Гарри и Рон.

— Кто это? — спросил Рон, разглядывая гостью.

— Это нам и предстоит выяснить, — добродушно сказал я. В последнее время я старался сделать все возможное, чтобы помочь Гарри оправиться от смерти Сириуса, хотя у меня плохо получалось.

— Такое впечатление, что она в трансе, — тихо сказал Гарри, легонько толкая старушку в бок.

— Похоже на то, — кивнул я. — Гарри, принеси-ка из моей комнаты флакончик с жидкостью зеленоватого цвета, он там на тумбочке стоит, — попросил я, желая заинтересовать парня, привлечь к работе, чтобы он хоть ненадолго отвлекся от вечных своих шахмат и грустных мыслей.

Гарри моментально исчез, желая как можно скорее справиться с заданием, а я еще раз осмотрел женщину. Она и вправду находилась под заклятием — сомнений не было.

— Нетрудно догадаться, кто ее послал, — проскрипел Наземникус, набивая трубку отсыревшим табаком.

— Я бы на твоем месте не курил тут — Молли это не нравится, — посоветовал я, но он пропустил замечание мимо ушей и, затянувшись, исчез за густыми облаками едкого зеленого дыма.

— А что ей удалось выяснить? — спросил Рон, и я пожал плечами.

Появился Гарри с флаконом в руках и предвкушением во взоре. Я забрал у него зелье и развел в чашке с водой, в пропорции 1:5. Гарри и Рон внимательно наблюдали за моими слегка неуклюжими манипуляциями: я же не Снейп, в конце концов. Слегка приподняв голову гостьи, я влил содержимое чашки ей в рот и проследил, чтобы она проглотила.

— А что это за зелье? — спросил Гарри, заметив, что старушка постепенно начала приходить в себя.

— Зелье Просветления Рассудка, — коротко ответил я, не желая вдаваться в подробности. Да и кому интересно знать, что там пьет оборотень, даже когда до полнолуния еще далеко.

По-моему, Гарри огорчился, ожидая более обстоятельного ответа, но я только сделал вид, что ничего не заметил.

В комнату спустилась Молли и тут же начала кричать на курящего в уголке Наземникуса. Выпустив пар, она подошла к нам и тоже стала рассматривать гостью.

— Присмотри за ней, — попросил я — нужно было возвращаться на пост. Молли кивнула и начала помогать старушке подняться.

— Что с ней делать? — спросила она.

— Постарайся побольше узнать. Я вернусь, как только Тонкс и Энди сменят нас с Эммелин.

— А можно мы тоже постараемся что-нибудь разузнать? — загорелся Гарри, и я не смог отказать ему.

— Хорошо, только не упускайте ее из виду, — я улыбнулся парню и снова вышел на крыльцо.

Эммелин по-прежнему куталась в платок, поеживаясь от пронизывающего ветра. Я снял пиджак и накинул ей на плечи. Она улыбнулась:

— Замерзнешь, Ремус.

Я только пожал плечами: ерунда какая! Тому, кто в худшие времена утопал в сугробах, воя на луну, вряд ли страшен летний ветер, пусть и холодный. Сложив руки на груди, я уселся на ступеньке и продолжил глядеть на улицу. Ничего не происходило. Вообще. Казалось, во всем волшебном мире наступило затишье. Шпионская война, когда за врагом наблюдают посредством, например, заколдованных старушек. Даже как-то по-детски. Может, Волдеморт и правда сошел с ума, как говорят некоторые?

Вдруг из дома донесся истошный вопль Молли, сопровождаемый радостными криками матери Сириуса. Я вскочил и бросился за Эммелин, которая, выхватив палочку, уже вбежала в дом. Заклятие попало ей прямо в грудь. Я успел увернуться и упал на пол, посылая ответный «Ступенфай». Мать Сириуса надрывалась, где-то в глубине дома Молли взахлеб рыдала, а я валялся на полу, сраженный собственным заклятием, срикошетившим от врага. Ситуация становилась все опаснее. Что случилось с Гарри?! Пошевелиться я не мог, зато отлично видел Нарциссу, во всей красе стоявшую надо мной. Она была хороша. Казалось, арест мужа пошел ей только на пользу. Ее бледно-голубые глаза светились от радости, когда она за волосы приподняла Эммелин и, придерживая длинным ногтем за подбородок, проворковала:

— Как приятно снова оказаться у Вас в гостях, тетушка, — она обращалась к матери Сириуса и та, состроив умильную гримасу, кивнула:

— И мне, дитя мое, и мне. Как ты похорошела, Нарцисса, как расцвела. Скажи: ты пришла очистить этот дом от грязнокровок?

— Нет, — поморщилась Нарцисса и наотмашь ударила Эммелин по щеке, оставив кровавые дорожки от острых ногтей с идеальным маникюром. — Я лишь пришла забрать свое…

И Нарцисса, отбросив в сторону мой пиджак, сорвала с плеч Эммелин платок. Та вскрикнула и вдруг, собрав все свои силы, схватила Нарциссу за ноги, пытаясь остановить. Нарцисса только брезгливо ткнула ей под ребра каблуком-шпилькой и неторопливо, словно издеваясь, направилась к двери. Я увидел, как закатились глаза Эммелин, как она обмякла, не в силах больше пошевелиться.

— Платок, — шептала она. — Платок!..

Я почувствовал, что сила заклятия, сковавшего меня, начала слабеть.

— Нарцисса, стой! — крикнул я, пытаясь пошевелиться.

Она обернулась и взглянула на меня тем взглядом, каким обычно преподаватели смотрят на чернильные пятна на пергаментах учеников.

— Ты что-то хотел, Ремус? — сладко спросила она, и я понял, что сейчас она ударит меня.

Я не ошибся. Резкая, острая боль заставила меня изогнуться, невзирая на еще действующее проклятие. Все мое тело свела судорога, хотя Нарцисса только ударила меня каблуком по лицу. Я стиснул зубы, чтобы не застонать, и поднял на Нарциссу глаза. Она усмехнулась точно так же, как когда-то на школьном балу, когда Петтигрю попытался пригласить ее на танец.

— Ты не меняешься, — спокойно сказала она. — Все такой же горячий, отважный, глупый. Я бы убила тебя и всех вас, особенно Поттера, но… — она сделала многозначительную паузу, — мне это не нужно. Если Лорду так хочется, пусть сам марает об вас руки. Я не убийца.

— Ты хуже, — процедил я, готовясь получить еще один удар, но его не последовало.

— Ладно, симулянт, поднимайся, — сказала она мне и поманила пальцем. — Я ведь знаю, что тебе не больно!

Я не мог понять, почему она стоит здесь и тратит свое время на глупые разговоры. Я боялся даже думать о том, что Гарри, Рон, Молли, Наземникус и Гермиона были мертвы, несмотря на заверения Нарциссы. Я рыдал в душе, глядя на неподвижное тело Эммелин. И я не мог подняться, поскольку боль все не утихала. Нарцисса снова усмехнулась, на этот раз добрее. Она присела на корточки и погладила меня по голове, как хозяева гладят своих собак.

— Хороший мальчик, — сладко сказала она и чуть приподняла юбку. Моему взору открылись идеальные лодыжки, обвязанные тонкими шнурочками, удерживающими на прекрасных ножках легкие туфельки на серебряных каблучках. Я подумал, что Люциус никогда не был жадным, особенно при выборе подарков любимой жене. Меня передернуло.

— Не волнуйся, — тихо сказала Нарцисса, и в ее глазах мелькнула грусть. — Я только заберу этот платочек, попрощаюсь с тетушкой и уйду…

Потом она поднялась, послала мне воздушный поцелуй, развернулась и, бросив матери Сириуса дежурное «До встречи», скрылась за дверью. А я лежал на полу и никак не мог совладать со своим телом, пришедшим в полную негодность из-за соприкосновения с серебром.

Я не помню, сколько пролежал так, пытаясь заставить себя собраться и хотя бы подползти к Эммелин. Наконец, входная дверь скрипнула, и на пороге появилась Тонкс. Споткнулась об меня, охнула, и шлепнулась рядом, ободрав обо что-то руку.

— Мистер Люпин, что с Вами? — закричал Энди и бросился ко мне — он пришел вместе с Тонкс, чтобы сменить нас с Эммелин.

— Мисс Вэнс… — Тонкс поднялась и осмотрела мою напарницу.

— Как она? — хриплым от долгого молчания и волнения голосом спросил я, в то время как Энди помогал мне подняться.

— Я… — на глаза Тонкс навернулись слезы. — Я не знаю… Кажется, она умерла…

Тонкс нервно хватала Эммелин за руки, пытаясь нащупать пульс.

— Отпусти меня, — тихо сказал я Энди и соскользнул на пол, потеряв опору. Но теперь я мог дотянуться до Эммелин. Пульс был, хоть и очень слабый. — Энди, отнеси мисс Вэнс в гостиную и посмотри, как там остальные.

Внутри меня бешено клокотала глупая надежда на то, что Нарцисса не солгала, что Гарри и остальные все еще живы. Тонкс осталась рядом со мной. Она сидела, поглаживая меня по руке и тихонько вздыхая. Несколько мгновений показались вечностью. Наконец, из глубины дома раздался победный возглас Энди — значит, все обошлось. Я вздохнул с облегчением. Парень вернулся в прихожую и помог мне перебраться в гостиную, где на диване лежала Эммелин, на полу у камина что-то несвязно бормотала Молли, а за столом сидели Гарри, Рон и Наземникус, ошалело озираясь по сторонам. Их оглушили — сомнений не было.

— Профессор Люпин, как хорошо, что Вы живы! — проговорил Рон, протирая глаза и щурясь от яркого света. Я кивнул ему и опустился в кресло, тяжело дыша — переход в гостиную дался мне нелегко. Внутри начало подниматься тяжелейшее чувство вины за произошедшее. Я закрыл глаза и тихо сказал:

— Простите меня, — хотя знал, что этим ничего уже не изменишь.

Ко мне подошел Гарри и нерешительно обнял, уткнувшись носом в мое плечо. Я собрал все силы и тоже обнял его. Захотелось выть… Один Наземникус, казалось, остался спокоен после того, что произошло сегодня, и смотреть на него почему-то было тяжелее всего.

Вечером пришли Снейп и Грюм. Снейп криво усмехнулся, глядя на меня, но ничего не сказал. Грюм же, наоборот, очень долго кипятился, ругая меня на чем свет стоит. А я, как инвалид, сидел в кресле и, опустив голову, кивал, соглашаясь со всеми эпитетами, которыми старый аврор осыпал меня.

Снейп сразу же скрылся на кухне и через час появился, держа в руках пробирки с какими-то жидкостями. Он роздал по одной каждому и велел выпить, глядя почему-то на огонь, пылавший в камине. В последнюю очередь он подошел к Эммелин и влил ей в рот жидкость кроваво-красного цвета. Постепенно ее щеки порозовели, и Снейп резко встряхнул ее. Слово деликатность всегда было чуждо ему! Эммелин глубоко вздохнула, потом еще раз и еще, а потом, не открывая глаз, выдохнула, схватив Снейпа за руку:

— Сириус…

Снейп резко выдернул у нее свою руку, словно обжегшись, и ядовито произнес:

— Как вижу, мисс Вэнс, Вы уже в полном порядке, так что вполне в состоянии вернуться в реальность из Ваших розовых грез!

Эммелин ойкнула и открыла глаза, непонимающе глядя на раздраженного Снейпа.

— А где Сириус? — спросила она и посмотрела на меня, словно ожидая ответа. Прошла еще минута, прежде чем она все вспомнила и, поняв, что же произошло, обхватила плечи руками в поисках платка. — Где он? Где мой платок?! — истерично закричала она и, сорвавшись с места, бросилась ко мне, словно ища поддержки. Снейп схватил ее и усадил обратно. Глядя ей прямо в глаза, он сказал, резко, но очень серьезно:

— Твоего платка больше нет. Зато у нас есть сомнения на счет того, действительно ли эта вещица принадлежала тебе.

От его взгляда Эммелин поежилась и постаралась смотреть на меня.

— Эммелин, — сказал я как можно мягче, — помнишь, Нарцисса сказала, что пришла за своей вещью. Расскажи нам, почему она решила, что этот платок принадлежит ей?

Эммелин зарыдала и откинулась на спинку дивана.

— Этот платок… — выдавила, наконец, она между всхлипами, — мне его подарил Сириус… Он просил беречь его, что бы ни случилось… А я не уберегла…

Снейп развернулся и вопросительно взглянул на меня, потеряв к Эммелин всякий интерес.

— Как это понимать, Люпин? — зло спросил он, но я только пожал плечами.

— Сириус никогда не рассказывал нам об этом, — ответил я и присел на краешек дивана рядом с Эммелин. Нежно обняв ее за плечи, попытался утешить, но мне это никак не удавалось. Она рыдала взахлеб, не обращая внимания ни на что вокруг.

Ситуацию снова спас Снейп. Он извлек из складок мантии очередную пробирку и заставил Эммелин выпить ее содержимое. Повсхлипывав еще немного, она затихла, а еще через пару минут заснула у меня на плече.

— Отнесите ее в спальню, — заботливо сказала Молли, которая за это время успела не только оправиться от происшествия, но и уложить детей в постель, угостив крепким снотворным.

Снейп поморщился, но все-таки взял Эммелин на руки, понимая, что я слишком слаб, чтобы отнести ее наверх.

Меня продолжало терзать чувство вины. Когда же появился Дамблдор и стал расспрашивать меня, Молли и Наземникуса о том, что произошло, мне вообще стало дурно, закружилась голова.

— Мы думали, эта старушка находится под заклятием Империус, — рассказывала Молли. — Но буквально минут через пятнадцать после того, как Ремус вышел на крыльцо, она вдруг превратилась в Нарциссу Малфой…

— Должно быть, она применила Оборотное зелье, — предположил Наземникус.

— Конечно, никто из вас не додумался обыскать ее? — недовольно вставил Грюм, и Молли отрицательно покачала головой.

— Что же было дальше? — ласково спросил Дамблдор, и она продолжила:

— Мы даже опомниться не успели, как она оглушила Наземникуса, а потом и мальчиков… — На глаза Молли навернулись слезы. — И надо же было случиться — как раз в этот момент Гермиона спускалась по лестнице — Нарцисса и ее Ступенфаем наградила. Я, было, палочку вытащила, послала в нее проклятием, но она увернулась, а, может, и нет, только проклятие мое ко мне же и вернулось…

— Со мной то же самое случилось, — уныло сообщил я.

— С тобой, Люпин, всегда что-то случается, — едко вставил Снейп, и мне очень захотелось ударить его, а лучше — избить. Выплеснуть на него всю вою боль, все чувство вины и разочарования в самом себе.

— Я думаю, Ремус, тебе стоит пойти отдохнуть, — мягко сказал Дамблдор. — Ты ни в чем не виноват, — добавил он мне вслед, — с каждым может случиться…

Я поднялся по лестнице, закрылся в своей комнате и упал на кровать. Почему-то я был уверен, что со Снейпом такого не случилось бы никогда… Выть хотелось невыносимо, и никакое зелье не в состоянии было спасти меня. Теперь мы не можем чувствовать себя в безопасности. Нарциссе удалось проникнуть в штаб — может это удаться и другим Пожирателям смерти. И виноват в этом только я один. Я подставил под удар всех. Из-за меня в опасности оказалась жизнь Гарри — самого дорогого мне человека. Из-за меня чуть не погибла Эммелин. Все изменилось в один миг.

Я долго лежал, глядя на рваный полог над кроватью. Я много думал. Просто необходимо было исправить то, что я натворил. Как я мог это сделать? Пожалуй, единственным способом было найти Нарциссу, узнать у нее, что это был за платок, привести в штаб, заставить рассказать все, что ей известно о планах Волдеморта… Пообещав себе выполнить все это, я погрузился в беспокойный сон…

Небольшая тетрадь в темно-красной обложке брошена небрежной рукой на кресло. Страница, на которой она открыта, надорвана и помята, словно автор злился на выходящие из-под его пера строки. Даты нет — сразу идет заголовок: «Запись третья. Черный замок». Вокруг заголовка накалякано несколько силуэтов замков, два из них зачеркнуты. Буквы жирные и некрасивые, но ровные. Очевидно, автор обводил запись, сделанную карандашом.

* * *

Выполнить данное себе слово оказалось непросто — Дамблдор ни на минуту не отпускал меня, то ли не доверяя больше, то ли опасаясь, что я натворю глупостей. А ведь я мог. С памятного дня визита Нарциссы я перерыл всю библиотеку Блеков и даже пытался поговорить с его мамашей в надежде понять, почему обычный зеленый платок был настолько важен. Но тщетно. Нигде никаких упоминаний о нем, никаких намеков. Эммелин заперлась в своей комнате и не спускалась больше, так что члены Ордена были всерьез обеспокоены ее душевным состоянием. И я больше всех…

Абсолютное бездействие просто убивало меня. Пару раз я пытался незаметно улизнуть, намереваясь явиться к Нарциссе и поговорить с ней по душам, но Грюм пресек все попытки, ругая меня, как мальчишку. После второго раза я окончательно убедился в том, что мое положение в Ордене свелось к функции помощника Молли по ведению домашнего хозяйства. Выбраться из штаба теперь было просто невозможно — даже на дежурства меня не ставили. Через полторы недели, совсем упав духом, я отправился спать, твердо решив серьезно поговорить с Дамблдором. Но судьба распорядилась иначе.

Мой сон был безжалостно прерван. Со всех сторон слышались сонные крики, удивленные и испуганные возгласы, какие-то хлопки и плач Молли. Зевая, я накинул халат и быстро спустился вниз по широкой лестнице, беспокойно прислушиваясь к отрывкам доносящихся до меня разговоров.

На штаб напали. Случилось то, чего все мы так опасались! Самое ужасное — что никто не знал, куда можно перенести штаб, чтобы обезопасить, наконец, всех членов Ордена и, самое главное, Гарри. Сейчас мальчик совсем не был готов к очередной встрече с Пожирателями смерти и, тем более, с Волдемортом — слишком тяжело переживал он потерю крестного. Контроль усилили, оборону укрепили, а вот избавиться от картины матери Сириуса так и не смогли. Сейчас она орала на весь дом, потому что мимо пронеслась Тонкс, задев покрывало. Я последовал за девчонкой и вошел в гостиную. Вокруг большого стола собрались все члены Ордена. Снейп черной тенью стоял в углу, вертя в руках палочку: он только что участвовал в обороне штаба. Все выглядели заспанными и взволнованными, но его лицо не выражало ничего. Глядя на него, я вдруг пожалел, что не дрался сейчас с ним, не дежурил, хоть по графику сегодня была моя очередь. Дамблдор подошел к нему и что-то тихо проговорил, похлопав по плечу. Снейп едва заметно кивнул, но ничего не ответил.

Я уселся на свой стул и откинулся на спинку, приготовившись слушать. Наземникус Флетчер, только что появившийся в штабе, недольно хмурился и как-то воровато озирался. Вскоре все стали понемногу успокаиваться, только Молли суетилась, безуспешно пытаясь заставить детей и близнецов вернуться в спальни. Дамблдор подождал, пока все усядутся, а потом поднялся и взмахнул рукой, призывая к тишине. Мне показалось, что он сильно постарел за лето, во всяком случае, внешне. Длинная седая борода стала редеть, под глазами образовались тяжелые мешки, а сами глаза все чаще стали слезиться. Директор обвел всех взглядом, а потом произнес:

— Нам надо срочно менять штаб. Срочно, друзья мои. У нас нет больше времени…

Члены Ордена начали настороженно перешептываться. Только Снейп оставался спокойным, как мраморная статуя. Аластор Грюм, который сидел рядом, посмотрел на меня своим волшебным глазом и почему-то подмигнул:

— Будем драться!

Я только рассеянно кивнул, чувствуя себя бесполезным балластом на плечах членов Ордена. К тому же меня не покидало беспокойство за судьбу Гарри, но Дамблдор, рассказывая о попытке нападения Пожирателей на штаб и о грозившей всем опасности, даже не упомянул о нем.

— Я могу предоставить в распоряжение Ордена поместье Снейпов, — прокаркал обладатель сего, без сомнений, замечательного поместья. Все удивленно посмотрели на него, и я готов был поклясться, что в глазах почти всех Уизли читалось недоверие.

— Спасибо, Северус, — мягко сказал Дамблдор, — но, боюсь, Пожиратели сразу догадаются об этом. Поэтому мы не можем принять столь щедрое предложение.

Как скромно и корректно. Директор всегда был таким. Никогда не делил людей на Снейпа и нормальных. И я, признаться, очень уважаю его за это. Да и не только за это.

— Здесь неподалеку, милях в тридцати, есть отличный замок, старый и заброшенный, — сказал внезапно оживившийся Наземникус, махнув рукой в неопределенном направлении.

Дамблдор пристально посмотрел на него и спросил:

— И кому принадлежит этот замок?

— А я откуда знаю? — без тени смущения пожал плечами Флетчер. — Там бродяжки ночуют, костры жгут, прямо в комнатах, и картошку пекут.

Создавалось такое впечатление, что сам Наземникус неоднократно имел удовольствие откушать в этом милом местечке.

— Надо узнать, что там происходит, — после недолгой паузы произнес Дамблдор. — Тонкс, Северус… Ремус, могу я попросить вас осмотреть этот замок. Если Пожиратели еще не побывали там и хозяина нет, то мы вполне можем воспользоваться такой возможностью, хотя бы на время.

Я встрепенулся и покраснел от радости: значит, Дамблдор еще рассчитывает на меня! На этот раз я не подведу!

Я с готовностью поднялся. То же самое сделала Тонкс. Снейп и так стоял, неприязненно буравя нас глазами. Но перечить Дамблдору он не стал. Надо, значит надо. Я пошел переодеваться, а когда спустился снова, мои напарники уже стояли в дверях, слушая инструкции Наземникуса о том, куда именно аппартировать. Я не слышал и половины, но полагался на Снейпа: на Тонкс полагаться как-то остерегался. Уж больно она непутевая.

Мы вышли из дома Сириуса и, пройдя метров двести по пустой улице, аппартировали. Процессом руководил Снейп, и он неплохо справился, хоть мне и нелегко было это признать. Правда, моя мантия немного расщепилась, но Снейп мог нарочно чуть сместить координаты, так что я не обратил на это особого внимания: внутри меня клокотал восторг оттого, что я снова в деле, что я полезен. Да и потом, нельзя обвинять сизеринца в маленьких гадостях — они у него в крови. Тем более по отношению ко мне.

Замок громадой возвышался среди деревьев, но до него было еще идти и идти.

— Как Пожирателям удалось прорваться на этот раз? — спросил я Снейпа, не очень надеясь на ответ.

— Нарцисса Малфой, — коротко ответил Снейп, поджав губы. Мой энтузиазм сразу сошел на нет, получив укол слегка поутихшего, было, чувства вины.

— Энди сказал, что они аппартировали к самым ступеням, — с азартом начала Тонкс — она сдружилась с Энди почти сразу, и сегодня они все время болтали, не слушая Дамблдора. Парень этот вступил в Орден только в этом году и уже прославился таким умением выпутываться из неприятностей, соперничать с которым мог разве что талант Тонкс в эти самые неприятности попадать.

— Энди как раз курил, — продолжила Тонкс. — Сам дом они увидеть не могли, и Энди даже подсмеивался над их попытками снять заклятие невидимости. Они копошились довольно долго, но безрезультатно. А потом… — Тонкс выдержала эффектную паузу, — появилась моя тетушка. Красивая такая и изящная, просто воздушная вся. Только лицо перекошенное, будто ей в нос суют что-то кислое.

Тонкс хихикнула.

— Но в прошлый раз она попала в дом обманом, что же она придумала теперь? — задумчиво спросил я, и Тонкс печально вздохнула, а Снейп хмыкнул. Он молча шел чуть в стороне и участия в разговоре не принимал, хотя всем видом показывал, что считает Энди полным ничтожеством. Почему Дамблдор решил, что они сработаются?

— В том-то и дело, что она не сделала ничего… — пояснила Тонкс. — Она просто стала подниматься по ступеням, как будто никаких чар и вовсе не было, а остальные…

— Тихо!.. — зашипел вдруг Снейп, резко нагибаясь. Мы последовали его примеру и тоже спрятались за густыми кустами.

К замку, всего в нескольких десятков метров от нас, шел человек. Как мы могли не заметить его — не понимаю. Но факт остается фактом. Он шел, не оглядываясь, и над ним клубилось облачко зеленого дыма — на ходу он курил трубку.

— Откуда он взялся? — недоуменно прошептала Тонкс, глядя на меня. Я только пожал плечами. Задание нравилось мне с каждой минутой все меньше.

Я чуть приподнял голову из-за куста и посмотрел на дорогу. Человек проворно подошел к замку и скрылся за тяжелой дверью, не постучав. Похоже, его ждали.

Я повел носом и уловил слабый запах гари — в замке что-то жгли.

— Пойдем, — тихо скомандовал я и стал осторожно пробираться к могучим стенам, все еще скрываясь за диким кустарником. Через некоторое время запах усилился, и Снейп, уловив его, процедил:

— Пахнет палеными листьями лопуха.

Мы с Тонкс переглянулись, но промолчали. Нам это абсолютно ни о чем не говорило. Мы продолжили свой путь, как вдруг Снейп резко схватил меня за мантию.

— Туда соваться нельзя, — выдохнул он, и я недовольно уставился на него. Что это еще за штучки?

— Почему это? — наивно спросила Тонкс, но, встретившись со Снейпом взглядом, прикусила язык.

— Листья лопуха жгут только во время темных ритуалов, — нехотя пояснил он, и я настороженно посмотрел на окно, в проеме которого плясали языки пламени. Мне стало не по себе.

— Ты хочешь сказать, что замок кишит темными магами?

Снейп нерешительно передернул плечами.

— Во всяком случае, это не Пожиратели, иначе я бы знал.

— А когда они напали на штаб, ты тоже знал?! — ядовито спросил я, и он ощерился:

— Очевидно, Люпин, ты и не представляешь себе, что такое незапланированное мероприятие?!

— Что будем делать? — нерешительно прервала Тонкс назревающую ссору, внимательно глядя на меня, и я, почесав подбородок, вынужден был признаться себе, что самым правильным было бы вернуться в штаб Ордена и сказать Дамблдору, что этот замок — вовсе не подходящее место. Вместо этого я уверенно сказал:

— Надо бы подобраться поближе и разузнать, что там.

— И оказаться в лапах непонятно кого, — резюмировал Снейп.

Но Тонкс его не послушала:

— Давайте я замаскируюсь и проберусь вон к тому окну, — предложила она. — Если мне удастся заглянуть внутрь, я смогу узнать что-нибудь.

Я напряженно посмотрел на светящееся окно, а Снейп приглашающее махнул рукой: иди, мол, если не боишься. В другой обстановке я обязательно высказал бы Снейпу все, что думаю о нем, но в этот раз я понимал, что Тонкс замаскироваться удастся лучше всех из нас. Я кивнул, и она, порвав мантию, приняла вид старой, сгорбленной старухи. Седые патлы развевались на ветру, лицо было покрыто плотной сеточкой морщин, и я невольно улыбнулся, поражаясь дару Тонкс.

— Удачи, — сказал я, похлопав ее по плечу. Снейп промолчал, только губы его скривились, но я не мог понять, что он пытается выразить. Лучше бы сказал. Впрочем…

Тонкс медленно поплелась к заветному окну, подражая походке старого человека. Два раза она споткнулась, и два раза мое сердце проваливалось куда-то в желудок. Что происходило со Снейпом, я не знал. Он просто сидел, пристально глядя вслед Тонкс с безразличной маской на лице. Меня иногда пугала эта маска.

Тонкс тем временем подобралась довольно близко, почти вплотную прижавшись к стене, как вдруг из окна высунулась чья-то голова, рассмотреть которую было невозможно — на фоне яркого проема она казалась черным пятном. Я выхватил палочку и крепко сжал ее в руке, готовясь защитить Тонкс, если потребуется. Снейп принял боевую стойку, но лицо его осталось неизменным. Я напряг мышцы и подался вперед, чтобы лучше видеть.

Но незнакомец, похоже, не заметил маленькую Тонкс, потому что через несколько минут его голова исчезла, оставляя неприятный осадок на душе. Я глубоко вздохнул, стараясь убедить себя, что опасность позади, и снова вгляделся вдаль. Глаза стало щипать от напряжения, но я не обращал на это внимания.

Тонкс отделилась от стены и почти по-пластунски, как-то нерешительно подползла к окну. Ей пришлось встать на цыпочки, чтобы заглянуть внутрь, и я тоже приподнялся, следуя за ней взглядом, но Снейп рывком толкнул меня вниз.

— Дурак, — процедил он в своей излюбленной манере, и я промолчал, снова вынужденный признать его правоту: меня могли заметить.

Тонкс наблюдала за происходящим в замке довольно долго, так что я уже начал беспокоиться. Более того, она попыталась даже подтянуться, что было верхом неосмотрительности в подобной ситуации. Меня начало тошнить — первый признак нервозности. Захотелось оказаться рядом с ней, а еще лучше — на ее месте.

Когда же Тонкс подтянулась настолько, что вся ее голова оказалась выше подоконника, я не выдержал:

— Что она делает, черт возьми?! — я снова подался вперед, и Снейп опять потянул меня за мантию.

— Пойдем, когда она будет внутри, — тихо сказал он, и я понял, что он догадался о чем-то, но тщательно скрывал это. Мне опять стало не по себе и жутко захотелось ударить его, но я сдержался.

Тонкс и вправду вскоре исчезла в проеме окна, и Снейп кивнул, пожалуй, самому себе.

— Дыши через раз, — предупредил он таким тоном, словно перед ним был пятилетний ребенок. Я сжал зубы и кивнул, стараясь не растерять остатки самообладания по дороге к этому чертову окну.

Мы поползли вперед, стараясь красться как можно тише. Где-то вдалеке ухнул филин, из глубины леса раздался протяжный вой волка, под ногой хрустнула ветка, и я потерял терпение — нервы и так были на пределе. Вдохнув побольше воздуха в легкие, я рысью бросился к стене и замер, постаравшись вжаться в камни как можно сильнее. Для меня все стихло. Я весь обратился в слух, стараясь не дышать и заставить сердце колотиться не так сильно. Ночь казалась абсолютно мертвой, и я бы ни на секунду не усомнился в этом, если бы не видел очертания Снейпа, все еще прятавшегося в кустах и крутившего пальцем у виска. Наверное, стоило поработать на Волдеморта, чтобы приобрести такую выдержку, как у него.

Я продолжал стоять у стены, а Снейп начал медленно продвигаться ко мне. Его шаги были бесшумны и очень легки, движения — точны и ловки. Я следил за ним и понимал, что мне никогда не удалось бы сработать так четко. Наконец, Снейп тоже прижался к стене, практически слившись с ней в своей черной мантии а ля летучая мышь. Какое-то время мы не двигались, прислушиваясь к тому, что происходит в замке. Похоже, нас не засекли. Снейп резким кивком указал на окно, и я стал продвигаться вперед. Добравшись до плюща, которым оно было увито, я почувствовал тонкий цветочный аромат, почти неразличимый за запахом жженого лопуха, растекавшимся по всей округе. Видимо, я замешкался на секунду, потому что Снейп бесцеремонно ткнул меня палочкой в спину. Чуть повернув голову, я наградил его самым суровым взглядом, на который только был способен, и различил на его губах чуть заметную усмешку. Честно говоря, я не силен в суровых взглядах. Еще одно очко в пользу Снейпа.

Подобравшись к подоконнику, я прошел чуть вперед, дав возможность Снейпу тоже заглянуть внутрь. Моя голова уже начинала кружиться от того самого цветочного аромата, который стал гораздо ощутимее и приятнее. Хотелось вдыхать его снова и снова, хотелось подобраться как можно ближе к его источнику. Случайно взглянув на Снейпа, я, к своему великому удивлению, не нашел на его лице и тени блаженства. Точнее, я даже не сразу нашел его лицо, скрытое краем мантии до самых глаз, взиравших на меня с отвращением. «Дыши через раз», — пронеслось у меня в голове, и я, справившись с желанием вдыхать волшебный аромат, тоже закрыл лицо мантией. Полегчало. Мысли перестали путаться, глаза прояснились, и я смог-таки заглянуть в окно.

В центре довольно большой комнаты горели три костерка, вокруг которых сидели люди, одетые во все черное. Ссутулившись, они склонялись над пламенем, вдыхая тлетворный цветочный аромат, исходящий из жестянок, подвешенных над огнем, и, по-видимому, ничего не соображая. Тонкс среди них, похоже, не было. Я оценил ситуацию и пришел к выводу, что мы со Снейпом вполне можем справиться со всеми этими безумными существами, назвать которых людьми у меня не поворачивался язык. Я дернул Снейпа за мантию, привлекая его внимание, и знаками показал, что нам нужно напасть как можно внезапнее. Снейп еще раз заглянул в окно, а потом указал на костерки, ткнув себя в грудь. Я понимающе кивнул и, не медля больше ни секунды, подтянулся и перемахнул через подоконник, на ходу посылая все знакомые мне парализующие проклятия в разные стороны. Буквально через мгновение рядом появился Снейп, который, не теряя ни минуты, бросился к жестянкам, висящим над огнем, и опустошил их, одновременно заморозив пламя. Кто-то из недобитых мной попытался ударить Снейпа, но тот, ловко увернувшись, послал его в такой глубокий нокаут, что я даже хмыкнул. Повязав всех стреноживающим заклятием, мы осмотрелись. Застывшие костры, пустые погнутые кружки и пятнадцать остолбеневших и парализованных человек являли собой картину поля боя с двумя уцелевшими рыцарями посередине. Я еще раз хмыкнул и, наклонившись, откинул капюшон одного из поверженных. Его лицо было испещрено волдырями, которые росли и, лопаясь, заливали глаза, нос, рот, щеки человека противной на вид жидкостью с тем же самым цветочным запахом, правда, казавшимся теперь неприятным, словно испорченным гнилью.

Снейп тоже присел на корточки и с интересом стал осматривать другого пленника, чье лицо претерпевало точно такие же метаморфозы. Я просканировал комнату на наличие черной магии и удивился, когда мои расчеты показали, что ее тут не так уж и много. Впрочем, она постепенно выветривалась вместе с запахом паленого лопуха.

— Ты знаешь, что с ними происходит, Люпин? — свистящим шепотом спросил меня Снейп, но даже в его шепоте можно было уловить нотки превосходства. Я только пожал плечами. — Это какое-то дурманящее зелье, делающее людей невменяемыми. Оно обволакивает их тонкой пленкой, лишая разума.

— Это как маггловские наркотики, — резюмировал я.

— Это как… — Снейп аккуратно собрал остатки смердящей субстанции, изливавшейся из волдырей лежащих на полу людей, и поместил их в маленький флакончик, который достал из складок своей невероятной мантии, — это как… Видишь: теперь пленка лопается, и зелье вытекает наружу.

— Смотри, — я указал на старика в углу, — кажется, он скоро придет в себя.

Я предусмотрительно проверил, насколько хорошо связан этот бедолага, как вдруг мой взгляд упал на парня, лежащего неподалеку. Снейп, похоже, тоже заметил его, потому что молниеносно закрыл лицо мантией.

Это был Маркус Флинт, недавний выпускник Хогвартса, а нынче очередной Пожиратель смерти, на что указывала свежая метка Мрака, которую я обнаружил на его предплечье. Парень постепенно приходил в себя, безуспешно пытаясь пошевелиться.

— Сегодня, кажется, не твой день, точнее, не твоя ночь, — заметил я, глядя на его бесплодные попытки. — Ты меня понимаешь?

Я помахал рукой у него перед глазами, чтобы убедиться, что он вменяем.

— Где я? — простонал Флинт и с ужасом воззрился на величественную фигуру в черном, которая, без сомнения, принадлежала Снейпу. Впрочем, Снейп походил скорее на бандита с маской на лице, чем на декана уважаемой школы. Я не смог сдержать улыбку.

— Вот ты нам и объяснишь, где ты, — добродушно сказал я, памятуя об успехах парня на моих уроках.

— Я… я ничего не помню, — был слабый ответ.

Вокруг начали приходить в себя другие люди, которых Снейп тщательно проверял на наличие меток Мрака. Закончив осмотр, он подошел вплотную ко мне и прошипел на ухо:

— Остальные чистые. Бери Флинта и пошли отсюда.

— А как же Тонкс, — напомнил я, на всякий случай тоже закрывая лицо мантией.

— Я имел в виду, пошли из этой комнаты, — шикнул он, и я поморщился от неприятного звука. Конспиратор, тоже мне.

Левитировав тело стонущего Флинта, мы покинули это чертово помещение и оказались в кромешной темноте, царившей, как оказалось после применения заклятия «Люмос», в широком коридоре, уходившем вдаль как в одну, так и в другую сторону. Ни дверей, ни окон в коридоре не наблюдалось. Да и та дверь, через которую мы попали сюда, тоже исчезла, едва закрывшись за нами.

Я опустился на каменный пол рядом с телом Флинта и глубоко вздохнул. Часть пути была проделана, но нам предстояло еще пройти… я не знал, сколько. Вопросов с каждой минутой становилось все больше. Я терялся в догадках и из последних сил старался не потерять надежду.

Небольшая тетрадь в темно-красной обложке лежит на подоконнике. Холодный осенний ветер, полистав тонкие страницы, улетел, оставив дневник открытым. «Запись четвертая» — написано карандашом на первой строчке. На этот раз автор не потрудился обвести свою писанину чернилами, и блеклые буквы уныло смотрят с пожелтевшего листа. В правом нижнем углу страницы нарисован жирный знак вопроса, густо раскрашенный черным грифилем.

Сидеть в темном коридоре бесконечно было невозможно. Через какое-то время Снейп толкнул меня: пора было идти.

— Ну, и что мы будем делать с этим балластом? — спросил я, выразительно глядя на Флинта.

— Брось его здесь, — снова зашипел мне на ухо Снейп. — Когда вернемся — обсудим. Кстати, я иду в ту сторону, и нам не по пути.

С моей стороны возражений не последовало, тем более, что я и сам хотел предложить разделиться, хотя и не так категорично. Не успел я кивнуть, как напарничек уже бодрым шагом направился в неизвестное и исчез во мраке. Я посмотрел на несчастного Флинта, и мне стало определенно жаль его, такого, в сущности, еще молодого и глупого.

— Только не бросайте меня, не бросайте, не оставляйте… — скороговоркой бубнил он, лежа на каменном полу, и я, проклиная себя за слабость, отменил стреноживающее заклятие.

— Пойдешь со мной, — строго велел я ему, и Флинт стал медленно подниматься на ноги, не споря и не сопротивляясь. Похоже, он действительно не представлял себе, где находится.

За полчаса с черепашьим темпом мы едва ли прошли четыреста метров, потому что Флинт постоянно спотыкался, так и норовя упасть. Ослабевшие ноги отказывались служить ему, и я успел уже пятьдесят раз пожалеть о том, что не послушал Снейпа, когда Флинт, в очередной раз облокотившись о стену, чтобы передохнуть, вдруг вскрикнул и начал проваливаться в неизвестно откуда взявшийся проем. Мне удалось схватить его за пояс, но он оказался тяжеловат, и я, не рассчитав силы, тоже провалился куда-то вниз.

Мы упали на деревянный пол круглого зала, в середине которого возвышалось огромное дерево.

— Ничего себе! — присвистнул Флинт, с удивлением взирая на необыкновенное растение. Дерево было сплошь покрыто листвой, но определиться с его видом было невозможно, потому что со всех сторон смотрели кленовые, березовые, рябиновые, осиновые и даже пальмовые листья. Снейп обязательно бы оборвал по листику каждого вида и сложил аккуратненько в мантию. Но его тут не было, и не скажу, чтобы я сильно переживал по этому поводу.

— Вставай, — велел я Флинту и начал обходить дерево. Его ствол был очень толстым, а ветви причудливо изогнуты, словно образуя лабиринт. Поразившись такому интересному сравнению, я, шутки ради, решил проследить, куда же меня этот лабиринт выведет. За исходную точку было решено принять начало самой нижней ветки и, водя пальцем по воздуху, чтобы не сбиться, я стал следовать глазами по ходу ветвей, перепрыгивая взглядом с одной на другую. Несмотря на свою толщину, дерево было относительно невысоким, так что, когда лабиринт закончился, мой взгляд уперся в покосившуюся дверь. Я готов был поклясться, что до этого в стенах круглого зала и намека на нее не было.

— Нам, кажется, туда, — скомандовал я, и Флинт вылупился на меня с удивлением.

— Там же стена, — решился возразить он все еще слабым голосом.

— Туда, я говорю, — не желая особо распинаться, я схватил Флинта за руку и потащил к двери, которую я мог видеть, а он — нет.

Когда мы подошли, дверь открылась, и я шагнул через порог, не внемля причитаниям Флинта, готовившегося разбить о каменную стену голову.

— Как это, а? — тупо спросил он, когда мы снова оказались в коридоре, в котором на этот раз имелись окошки. Через них до нас доходил тусклый свет бледного солнца, которое мы наблюдали из-за тумана вот уже неделю. Светало.

Ничего не объясняя Флинту, я бодро двинулся вперед, все еще таща его на буксире. Мне даже и в голову не пришло задуматься над тем, в какую сторону лучше идти. Флинт волочился за мной, стараясь по возможности передвигаться самостоятельно, но у него плохо получалось. На всякий случай, чтобы не провалиться в очередную дырку в стене, я решил не отпускать его и вообще держаться поближе к центру. Так мы шли довольно долго, пока не увидели вдалеке мерцающий свет.

— Смотрите! Что это? — вдруг завопил Флинт, испуганно глядя вперед.

Я напряг зрение и, вглядевшись в темноту, смог разобрать очертания животных, направляющихся в нашу сторону. Их было восемь, и они, сбившись в кучу, надвигались медленно, но уверенно, лязгая зубами. Собаки. Целая стая облезлых, плешивых, голодных животных, пусть и небольшая. Флинт сжался в комочек, насколько это было возможно при его немаленьком росте, и спрятался за мою спину, тихонько бормоча что-то себе под нос. Не замечал, чтобы кто-то из слизеринцев умел молиться.

Вскинув палочку, я ждал, когда дворняги подойдут поближе, напряженно кусая губы. Судя по тому, как горели их глаза, эти звери уже убивали, и не раз. Сколько заклятий я смогу послать буквально за несколько секунд? Уж точно не восемь. «Если не можешь атаковать — защищайся», — гласит первое правило аврора, которым мне никогда не стать по причине моей «ненормальности». Я приготовился уже создать вокруг себя и Флинта отражающее поле, когда псы вдруг остановились, притихли и нерешительно завиляли хвостами, потягивая носами воздух. Почуяли опасность — по себе знаю. Один из них, продолжая принюхиваться, выступил вперед и уставился на меня. Хищнику нельзя смотреть в глаза — он воспримет это как вызов. Но не смотреть ему в глаза тоже чревато — сочтет за слабость. Поэтому я, недолго думая, из двух зол выбрал третье и запустил в него оглушающим заклятием. Пес взвыл и отлетел назад, как кегли, разбив стаю своих товарищей. Те ощетинились, но с нападением не торопились — что-то их останавливало, и мне в голову начала закрадываться мысль, что это «что-то» находилось за моей спиной.

— Флинт, оглянитесь, что происходит сзади, — резко сказал я, не спуская глаз со злобных животных.

— Нету там ничего, — проскулил за моей спиной Флинт, и мне очень сильно захотелось двинуть ему за слабость.

В недоумении я продолжил изучать и так знакомое мне поведение собак, которые постепенно стали наступать, стараясь держаться поближе друг к другу. Еще одного уложу — и остальные бросятся, целясь мне в горло. От этой мысли я оскалился, с ненавистью глядя на псов, и те вдруг, как по мановению волшебной палочки, подались назад. Отступили, трусливо поскуливая и помахивая хвостами. Я приободрился и, до предела понизив голос, рыкнул на них:

— Убирайтесь отсюда!!!

Результат превзошел все мои ожидания: собаки сжались в кучу и, ломая строй, унеслись прочь, оставляя меня одного. Нет, не совсем одного. Я одернул мантию, заставив таким образом Флинта отцепиться от нее, и рыкнул на всякий случай и на него тоже.

— У вас так похоже получается… — подобострастно пробормотал он, и я вдруг понял, что псы испугались ни кого иного, как меня, точнее, того безумия, которое живет во мне, моего Альтер-эго. Оборотня. Не скажу, что это очень порадовало меня, потому что полнолуние снова было не за горами, но настроение заметно улучшилось. Надо же, хоть какая-то польза от лунного проклятия.

— Пойдемте обратно, — полушепотом предложил Флинт.

— Лучше идти за псами, — рассудил я, не особо прислушиваясь к тому, что говорил бывший капитан слизеринской команды. — А то еще неизвестно, что ждет нас в другом конце этого бесконечного коридора.

Мы пошли дальше, и Флинт постепенно стал приходить в себя. Распрямился, поднял голову, зашагал увереннее. Как бы мне хотелось, чтобы на его месте была Тонкс! Во мне стремительно росло чувство вины за судьбу бедной девочки: ведь именно я послал ее в разведку! Нужно было идти самому, ведь даже если бы я и не справился, в моей смерти не был бы виноват никто. Хотя… я не мог допустить даже мысли о том, что Тонкс, веселая, смешная, неуклюжая Тонкс погибла. Такого просто не могло случиться.

Пройдя еще немного, мы увидели, что вышли к развилке. Коридор заканчивался двумя одинаково темными туннелями. Я осмотрел оба входа, и они показались мне абсолютно идентичными.

— Вам не кажется, что нам пора разделиться, Флинт? — с иронией спросил я и совсем не удивился, когда услышал:

— Позвольте мне идти с Вами.

Я устало покачал головой и махнул рукой: пойдем, все равно собирался тебя Дамблдору показать. На секунду я задумался, какой из туннелей выбрать, но, вспомнив о Тонкс, решил не мешкать: мы и так уже заблудились дальше некуда, так что теперь все равно, лишь бы быстрее. Я решительно шагнул в темноту правого и произнес: «Люмос!». На конце моей палочки появился огонек, и я двинулся вперед, стараясь не касаться стен, покрытых плесенью. Куда же могли деться собаки? От постоянного напряжения начала болеть голова, затхлый запах, царивший в туннеле, перебивал все остальные, так что мне не сразу удалось учуять аромат духов, приятных женских духов. Это показалось мне дикостью. Что может делать женщина здесь, в таком пропащем месте?

— Флинт, осторожно, — предупредил я и усилил мощность света, исходившего от моей палочки. Флинт старался следовать за мной, шаг в шаг, но иногда все-таки спотыкался, а один раз даже упал, поскользнувшись на грязном полу туннеля.

Аромат становился все более ощутимым, кроме того, мой слух уловил какое-то шуршание впереди — там кто-то был. Я пошел быстрее, надеясь, наконец, увидеть хоть кого-нибудь живого. Шаг, другой. Эхо разнесло по туннелю стук моего сердца. Еще шаг, и в свете палочки я смог различить женский силуэт. Женщина стояла, как будто ожидая нас, и я остановился: вдруг там ловушка?

— Кто Вы? — спросил я как можно суровее.

— Смотря кого ты ожидаешь увидеть, — соблазнительным голосом ответила женщина, и я крепче сжал палочку.

Вдруг я почувствовал сзади сильный толчок и упал, потеряв равновесие. Тут же сверху меня накрыла сеть, спутывая ноги и не давая пошевелиться.

— Диффиндо! — крикнул я, пытаясь освободиться, но заклятие не помогло: вместо того, чтобы уничтожить сеть, оно попало в стену, отколов от нее крупный камень, ударивший меня по голове. Перед глазами все поплыло. Только в сознании еще долго звучал ледяной голос Флинта:

— Миссис Малфой, почему так долго?!..

Небольшая тетрадь в темно-красной обложке покоится на стопке учебников по Защите от Темных искусств самых разных авторов. Страница, на которой она раскрыта, сморщилась, как от дождя, залитая кое-где каплями соленых слез. В тех местах, куда попала влага, буквы расплывчатые и почти нечитаемые. Запись сделана плохим пером, царапающим бумагу, красными чернилами. Судя по почерку, автор очень торопился и нервничал. Ни даты, ни заголовка нет и в помине.

* * *

Первое, что я увидел, придя в себя, было высокомерное лицо молодой Нарциссы, смотревшее на меня с искусно выполненного портрета прекрасными глазами. На портрете ей было лет пятнадцать.

— Развей мои сомнения: это и вправду ты? — недовольно сказала она и поджала губки.

— Что, не похож? — процедил я сквозь зубы, силясь подняться. Странно, но я не был связан.

— Раньше ты был приветливее, — констатировал портрет и продолжил разглядывать меня.

После четырех или пяти бесплодных попыток я сумел-таки сесть, не повалившись набок от головокружения. Юная Нарцисса все это время буквально сверлила меня взглядом. Мне стало неуютно.

— Где я?

— В моей комнате! — Нарцисса скупо махнула рукой в сторону помещения.

Я огляделся, но не обнаружил и следа спальни. Два книжных шкафа вдоль стен, высокий рабочий стол, небольшая узкая кровать с поднятым пологом, буквально заваленная мягкими игрушками… Картину завершал маленький изящный журнальный столик и атаманка, на которой лежал я. Ни намека на присутствие Люциуса. Хотя, может, я неправильно представляю себе семейную жизнь? Я только хмыкнул.

— Между прочим, ты здесь только из моей милости! — сморщилась Нарцисса.

— Что это ты вдруг так расщедрилась?! — попытка встать на ноги не увенчалась успехом, и Нарцисса захихикала со своего холста.

— Потому что мама учила меня помогать убогим! — казалось, ее радости не было предела.

Я пропустил колкость мимо ушей и снова попытался подняться. На этот раз мне это удалось. Машинально похлопав себя по карманам, обнаружил, что палочки там нет, впрочем, нисколько не удивился. Сделал два или три шага, стараясь как можно лучше изучить помещение.

— На столе еда, — сухо сообщил портрет. — Не понимаю, как это ты не падаешь еще: ты же такой тощий, что тебя, наверное, ветром сдувает! — Нарцисса фыркнула, и я недовольно обернулся, намереваясь дать достойный ответ вздорной девчонке, но застыл с открытым ртом, дико глядя на картину. Юная Нарцисса, наверное, решила, что я сошел с ума, но моя голова работала сейчас так ясно, как никогда — плечи девушки украшал ТОТ САМЫЙ зеленый платок!

— Нарцисса, откуда у тебя эта чудесная вещица? — как завороженный, спросил я, и девушка, приосанившись, надменно улыбнулась.

— Что, нравится? Это фамильный платочек семейства Блэков! Жутко старая и ценная вещь!

— Это твой платок?

— Да! — с гордостью выпалила Нарцисса, забыв свой обычный светский тон. — Вообще-то, он должен был достаться Андромеде — она же старшая из нас — но она убежала со своим магглом, этим идиотом Тонксом, поэтому платок перешел ко мне!

Казалось, ее счастью не было предела, а я… Я сел на атаманку и задумался. Я бы, наверное, просидел еще очень долго, размышляя над тем, как платок оказался у Сириуса и почему он не хотел возвращать его владелице, но дверь открылась, и на пороге появилась сама Нарцисса, во всей красе среднего возраста.

— Поднимайся, — холодно сказала она, направив на меня палочку. — Отдохнул, и хватит!

На ее плечах красовался уже не нарисованный, а реальный платок. Он был так близко, что я мог бы одним ловким движением сорвать его. У меня на мгновение перехватило дыхание.

— Шевелись, Люпин! Ну! — Нарцисса по-мужски ткнула палочкой мне в спину, и я был вынужден последовать в указанном направлении.

— Куда ты меня ведешь? — спросил я после примерно получасового плутания по бесконечному лабиринту коридоров. Странно, но я чувствовал себя не уставшим, а, наоборот, отдохнувшим и полным сил.

— А ты сам как считаешь? — вопросом на вопрос ответила Нарцисса. Я только вздохнул. Нарцисса очень приятно пахла. Смешно сказать, но я был почти очарован ароматом ее замечательных духов. Сначала я никак не мог взять в толк, что это со мной, но вдруг, словно прозрев на мгновение, понял, что запах, исходящий от нее, есть не что иное, как дурман, чуть было не затуманивший мне мозги при входе в страшный замок. Я обернулся и посмотрел в лицо моей «спутнице». Оно показалось мне еще более бледным, чем обычно. Зрачки были расширены, и смотрела она куда-то поверх меня или даже просто вверх.

— Иди давай! — одернула она, заметив, что я мешкаю. Мне показалось, что она не очень хорошо соображает. Словно кто-то направляет ее — я даже догадывался, кто это мог быть. Мы прошли еще сколько-то лестниц и коридоров — я сбился со счета где-то на сорок седьмом — и остановились у огромной двери. Она выглядела столь величественно и совершенно, что мне так и захотелось открыть ее ударом ноги, так залихватски, а потом, распрямив плечи, встать на пороге, облокотиться о косяк и отколоть что-нибудь едкое, в духе Снейпа.

— Эсциллус моментум! — четко, почти по слогам произнесла Нарцисса, и дверь распахнулась сама, обрушивая на нас мощный поток яркого света. Я зажмурился на мгновение, но мне не дали прийти в себя: сильные руки клешнями впились в мои запястья и рванули в центр комнаты, а потом бросили так же резко, как и схватили. Я открыл глаза уже лежа на полу. Надо мной склонился, с интересом изучая меня, словно дивное насекомое, Валден Макнейр. Прищурив один глаз, он внимательно следил за тем, как я прихожу в себя от легкого шока, сажусь и почесываю небритый подбородок.

— Отойди, Макнейр! — услышал я над головой хриплый, шипящий голос. — Дай взглянуть на этого правдокопателя!

Валден посторонился, и я смог увидеть два красных глаза Волдеморта, чуть склонившегося ко мне. Лицо его, изъеденное мелкими шрамами, словно молью, не могло не вызвать отвращения, и я отвернулся, стараясь глядеть в другую сторону… Лучше бы я этого не делал. Чертова слабость! Сколько раз говорил, что опасности надо смотреть в лицо?!

В другой стороне комнаты, прикованный путами к стене, стоял Снейп и сверкал на меня своими черными, злыми глазами. Его лицо было залито кровью, нос сломан, но глаза… они горели непоколебимой уверенностью и жаждой действий, словно Снейп никак не мог поверить, что его игра, наконец, окончена. Я отвел взгляд.

— Поднимите его! — шикнул Волдеморт, закончив, очевидно, осмотр, и Макнейр на пару с Флинтом, крепким и явно довольным собой, подняли меня на ноги.

— Снейп, — коротко сказал Волдеморт. — Снейп. Раньше ты всегда работал в одиночку. Стареешь, — он коротко усмехнулся, и меня обожгло острое чувство обиды на эти слова. Именно обиды.

Снейп молчал. Он только сверкнул еще раз глазами и процедил сквозь зубы кровь, смешанную со слюной, но не сплюнул.

— А как ты думаешь, Снейп, твой дружок будет более разговорчив? — Волдеморт обращался к Снейпу почти дружеским тоном, и я поймал себя на мысли, что не боюсь его. Я видел лорда впервые, и его образ никак не хотел связываться в моей голове с образом чудовища, который рисовало все эти годы мое измученное зельями воображение. Сейчас я стоял и осознавал, что Волдеморт, в сущности, был человеком. Таким же, как и я, просто более сильным и могущественным.

Снейп продолжал молчать. Нарцисса подошла к нему и, как бы играючи, провела тонким пальцем по его скуле.

— Ты такой ненормальный, Снейп, — по-девчоночьи сказала она. — Ты просто фанатик!

— Нарцисса, не дразни нашего гостя, — в тон ей проворковал Волдеморт и издал неопределенный звук, который с натяжкой можно было назвать смешком. — Похоже, Снейп сегодня вообще не настроен говорить, ни на какие темы. Жаль.

Тут он повернулся ко мне и, сложив руки на груди, ногой придвинул к себе легкий стул.

— Значит, оборотень. Тем проще, — тут мой взгляд непроизвольно упал на ножки Нарциссы, на которых красовались все те же памятные мне туфельки на серебряных каблучках. Это было плохо. Очень плохо, ибо я был уверен, что Волдеморт тоже смотрит на эти ножки.

— Скажу честно, я надеялся увидеть кого-нибудь посолиднее, — доверительно сообщил он мне. — Кингсли, например. Хотя Дамблдор всегда был старым чудаком, готовым послать на самое ответственное задание непутевую девчонку, Пожирателя-предателя да никчемного оборотня. У тебя за плечами есть хоть одна победа? — он бросил на меня один из фирменных взглядов, которыми принято одаривать неудачников.

Я посмотрел на Снейпа и счел за лучшее промолчать.

— Так я и думал! — почти весело произнес Волдеморт. — Впрочем, к делу. Я думаю, тебе известно, оборотень, — он подчеркнул это слово, — сколько всего человек работает на Орден в данный момент? — он выдержал паузу. — Это известно и мне. Поверь, у меня очень хорошие осведомители. А вот сколько человек связаны с Делом… Это ты мне и сообщишь.

Во мне шевельнулась щенячья радость, быстро сменившаяся паникой загнанного волка — я понятия не имел о том, что за Дело имеет в виду Волдеморт.

— Где Тонкс? — ничего умнее, чем тянуть время, мне просто не пришло в голову. Снейп безнадежно покачал головой и опустил глаза.

— Ваша маленькая шпионка у меня, конечно, — елейно сказал Волдеморт. Казалось, он никуда не торопится. — Правда, она уже не вполне может адекватно реагировать на происходящее, но зато она все еще меняет свою внешность. Там, — он неопределенно махнул рукой.

— Она спятила! — подобострастно пояснил мне Флинт. — Как Лонгботтомы! Только и делает, что смотрится в зеркало и меняется в лице! Мы оставили ее у себя для забавы!

Я почувствовал, что ноги начинают подкашиваться, а в глазах темнеет. Как сквозь сон до меня донесся спокойный голос Волдеморта:

— Ты получил ответ на свой вопрос — теперь моя очередь слушать.

— Я ничего не скажу, — тихо процедил я, глядя себе под ноги.

— Разденьте его, — тембр голоса Темного Лорда оставался неизменным.

Флинт тут же подбежал ко мне и попытался стянуть с меня мантию, но я вдруг выгнулся, насколько это было возможно, резко развернулся и со всей силой своей бьющей через край злости ударил его кулаком по лицу. Он отлетел назад и растянулся на полу, замерев на какое-то время, а я голодными глазами обвел комнату. Все притихли. Целую секунду, а может, даже две взгляды присутствующих метались от меня к Флинту и осуждали нас обоих.

— Деснудо, — разорвал тишину зловещий шепот хозяина бала, и моя одежда исчезла. Я интуитивно сжался, пытаясь прикрыться. Щеки пылали. Нарцисса разглядывала меня с таким презрением, что моя и без того не очень высокая самооценка укатилась куда-то в подземелья, если они тут были.

— Извращенцы, — голос Снейпа показался мне в эту минуту тверже стали.

— Пожалуй, ты прав, — на удивление легко согласился с пленником Волдеморт. — Флинт, вставай, размазня, и принеси оборотню белье! Живо!

Дрожа всем телом, Флинт выскочил из комнаты, но буквально через пару минут вернулся с комплектом чистого, ароматного белья, в которое я почти с благодарностью облачился.

— Мы отвлеклись, — Волдеморт уселся на стул как раз напротив меня и посмотрел мне в глаза. — Как там ответ на мой вопрос?

— Я ничего не знаю.

— Что ж, я думаю, пора применить наш маленький детектор лжи, — как бы с сожалением сказал Волдеморт. Внутренне я поежился.

Нарцисса подошла ко мне и со всей своей женской силы вдавила острый каблук-шпильку в мою босую ногу. Черт! Как же это было больно! Само по себе удовольствие гораздо ниже среднего, а в сочетании с серебром… Я упал на пол и схватился за изувеченную ногу. Прикусил губу, чтобы не завыть во все горло — я почти плакал. Стопа онемела.

— Вы не заметили, Господа, — обратился Волдеморт к присутствующим, — сегодня я чрезвычайно добр, так что повторю вопрос еще раз: сколько человек участвуют в Деле?

— Я… Не… Знаю, — выдавил я, задыхаясь. — Это правда.

Нарцисса, не дожидаясь указаний сверху, атаковала мою голень. Мерлин! Душераздирающие муки повторялись снова! Медленная пытка, расплавленная жестокость… Кажется, я прокусил губу, потому что ощутил во рту соленый привкус крови. Нога ниже колена онемела тоже, так что теперь я чувствовал себя паралитиком. А Волдеморт стоял надо мной и спокойно наблюдал за моими страданиями.

Казалось, ничто не сможет омрачить сегодня его настроение. Давно уже мне не приходилось видеть человека, столько раз проигрывавшего, но при этом настолько уверенного в своих силах. Впрочем, может, это только напускной лоск.

Нарцисса снова ударила меня каблуком по ноге — на этот раз совсем не сильно — так только, чтобы у меня искры из глаз посыпались. Я не мог думать больше ни о чем, кроме раздирающей меня боли, так что даже не понял, что значит произнесенное надо мною слово «Легилименс». Только почувствовал, как отяжелела голова, словно налилась свинцом, как в сознании стали всплывать какие-то далекие образы детства, сцены собраний Ордена… Не успев всплыть, они исчезали, вытесняемые единственной здравой, на мой взгляд, мыслью: «Мне больно! Мне больно! Мерлин!!! Как мне больно!»

Через некоторое время голова просветлела, да и боль стала как будто тише. Я даже смог открыть глаза и различить раздраженное лицо Волдеморта:

— В его сознании пусто! — прошипел он. — Снейп, черт возми, у вас что, все сильны в окклюменции?!

Снейп скривил губы, что должно было означать улыбку превосходства, но снова промолчал. Раздосадованный, Волдеморт пнул меня ногой.

— Ладно, еще пару инъекций — и убирайте его… пока, — приказал темный лорд и, взмахнув полами мантии, удалился.

Нарцисса склонилась надо мной и начала медленно поглаживать по голове. Может быть, от сильнейшей боли, может, от отчаяния, но этот скупой жест показался мне приятным и успокаивающим. Но вдруг Нарцисса убрала руку, поднялась и атаковала каблуком другую мою ногу. На этот раз я закричал в голос. Извиваясь на полу, я умолял ее прекратить пытку — скорее непроизвольно — ведь я прекрасно осознавал бесполезность своих стенаний. Дождавшись, когда боль поутихнет, оставляя после себя тяжелый паралич, Нарцисса снова присела, погладила меня, как собаку, и проворковала:

— Ремус, слушай, будь умницей — расскажи нам все, что ты знаешь о Деле…

— Черт, Нарцисса… — я едва успевал переводить дыхание. — Я действительно ничего не знаю ни о каком Деле…

— Как хочешь, — безразлично сказала миссис Малфой и взяла меня за руку. — С какой начать, Люпин? С правой? Или с левой? — она перебирала мои пальцы, то с силой сжимая их, то отпуская и царапая кожу длинными ногтями.

— Нарцисса, хватит уже! — раздался сверху голос Валдена Макнейра, который до этого бесстрастно взирал на происходящее со стула, оставленного Волдемортом. — Нечего тут с ним церемониться! Круцио!

Если бы Нарцисса не успела отскочить, заклятие попало бы и в нее, но она оказалась на удивление ловкой — я получил сполна. Меня трясло, колотило, кидало из стороны в сторону, и я готов был лезть на стену — лишь бы не чувствовать раздирающей на куски тело и выворачивающей наизнанку душу боли.

— Прекратите, идиоты, он и вправду ничего не знает! — я впервые слышал, чтобы голос Снейпа звучал так отчаянно. Надо мной просвистел взмах палочки, и заклятие отступило. Мое тело обмякло, не в состоянии больше шевелиться, а в глазах застыли слезы.

Макнейр повернулся к Снейпу.

— Снейп, кажется, мы зря били тебя по голове — у тебя, наверное, рассудок повредился, раз ты решил кому-то помочь, — фальшиво сказал Макнейр и коротко хохотнул.

А потом, то ли от скуки, то ли от злости, то ли просто так двинул Снейпу в поддых, что тот резко дернулся в попытке согнуться пополам, но путы удержали его в вертикальном положении. Отдышавшись немного, он грязно выругался.

— Фи, Снейп, — подала голос Нарцисса, — здесь же дамы!

Он только фыркнул. В углу комнаты потешался над происходящим Флинт. Похоже, он не испытывал ни малейшей жалости к бывшему своему декану. Я был зол. Черт возьми, я был так зол, как не злился уже очень давно! Как они смеют!

Вынужден признать, что в тот момент я восхищался поведением Снейпа, его выдержкой. Не понимаю, как все эти жалкие людишки не восторгались им!

— Флинт, убери оборотня! — приказал Макнейр, и бывший капитан слизеринской команды, легко подняв меня заклинанием в воздух, транспортировал мое тело обратно в комнату Нарциссы, где бесцеремонно бросил на пол и ушел, хлопнув дверью.

Я попытался приподняться на руках и проползти до уже знакомой мне атаманки, но, преодолев где-то полметра, выбился из сил и, перевернувшись на спину, закрыл глаза и заплакал. Мерлин мой, до чего я дошел!.. Я, как дурак, позволил Флинту обвести себя вокруг пальца. Я, как отвратительный руководитель, послал Тонкс в разведку, не подумав о ее безопасности! Я, как последний слабак, корчился на полу и не мог найти в себе силы переносить пытки достойно. И так и не смог вернуть платок Сириуса.

Я — ничтожество. В тот момент я так ненавидел себя, что был готов покончить с собой — но даже для этого я был слишком труслив и слаб. Не то, что Снейп!

Мне было страшно даже думать о том, что они сделают с ним. Меня упорно преследовала мысль, что там, в комнате, я выдел его в последний раз — и от этого хотелось выть.

— Ой! Люпин! Что-то ты совсем расклеился! — это была юная Нарцисса, о присутствии которой я совсем забыл.

Если бы я только мог!.. Вскочил бы и разодрал отвратительный портрет на сотню мелких кусочков!!! Но я не мог справиться даже с глупой картиной на холсте. Я плакал. Почему я не почуял опасность? Ведь хотел же повернуться и уйти, сказать Дамблдору, что в замке что-то нечисто, но вместо этого…

Не знаю, сколько я лежал так на полу в одном белье и рыдал, как мальчишка, но постепенно усталость одолела меня, и я провалился в какой-то густой сон, вязкий, как кисель.

Проснулся оттого, что замерз. За окном уже смеркалось, и в комнате царил полумрак. Я поежился и проклял сумасшедшего Волдеморта, который, в общем-то, правильно рассудил, что пытать меня серебром лучше без одежды — через ткань не действует. Попробовав пошевелить ногами, убедился, сто паралич почти спал и я вполне могу самостоятельно доползти до стола и перекусить тем, что не успел съесть с утра. Нарцисса, похоже, кимарила в своей богато украшенной драгоценными камнями раме, чему я был очень рад. Почему-то она напомнила мне мать Сириуса.

Теперь к загадке платка прибавилась еще и загадка Дела, которую, я чувствовал, мне просто необходимо разгадать до того, как я сгину в логове Волдеморта.

Глава 6

Небольшая тетрадь в темно-красной обложке выглядывает, раскрытая, из-под подушки. Похоже, ее читали перед сном, да так устали, что забыли, а может, не захотели положить на место. Страницы ее пыльные, карандаш, которым была сделана запись, кое-где размазался. На страницах видны зеленоватые пятна от свежей травы. «15 сентября 1996 года. Запись шестая. Побег», — написано на верхней строчке. Буквы пляшут, словно их писали неверной, трясущейся рукой.

* * *

Комната Нарциссы оказалась далеко не самым худшим вариантом тюрьмы. Надо признать, относились ко мне достаточно хорошо, если не считать ежедневных, словно плановых, допросов и пыток. Утром Нарцисса взрослая избивала меня серебряными каблуками, а вечером Нарцисса юная, как ни странно, пыталась меня утешить.

Это произошло не сразу: сначала она только отпускала мерзкие шуточки в мой адрес и коварно складывала губки, чтобы похихикать надо мной. Но потом все как-то само изменилось. Нарциссе словно надоело играть роль маленькой злодейки, и в один из особенно безобразных дней, сразу после тяжелейшей трансформации, она решила пожалеть меня.

Я валялся на полу. Долохов, добродетельный преступник, рассказал мне во всех подробностях, как убивали Снейпа, и после этого стал задавать какие-то вопросы, но я уже ничего не слышал. Передо мной зарницей промелькнуло детство, юность, зрелость, где Снейпу всегда отводилось место сальноволосого ублюдка, портящего всем праздник жизни.

— Уроды! Подонки! — шептали мои безумные губы в ответ на вопросы Долохова.

Снейп никогда ни о чем не просил. И, если задуматься, всю жизнь возвращал только ему одному известные долги всем нам.

— Сволочи!

Он должен был предвидеть исход. Он не должен был уходить в другую сторону по страшно длинному коридору. Он должен был согласиться разделить со мной свою судьбу. Но вдруг не захотел бы я???

— Уроды! Уроды! Уроды! — это слово заело и повторялось особенно часто. До тех пор, пока добрый Долохов не приложил меня проклятием об стену с такой силой, что я потерял сознание.

Утро. Головная боль. Руки и ноги еще двигаются, но уже не слушаются. Есть приходится по-собачьи. Я плохо соображал, в моей голове копошились самые разные образы: малышка Тонкс — она еще жива, как говорят мне, но я ни разу не видел ее; Снейп — он постоянно стоит у меня перед глазами, упрекает и криво усмехается моей беспомощности; Эммелин — ее губы, как молитву, повторяют одно-единственное слово — «платок»… Мне плохо.

— Ремус, там, под кроватью, есть шкатулочка — в ней целебный бальзам… — тихо сказала юная Нарцисса, с жалостью посмотрев на меня со своего холста.

Я добрался до кровати, нырнул под нее и вынырнул обратно, волоча за собой крошечную шкатулочку. Открыв крышку, достал флакончик с бальзамом.

— Спасибо, — мой голос прозвучал слишком глухо.

— Его дал мне Снейп, — пояснила Нарцисса. — Я тогда бежала к школе и упала, разбила коленку. Но ведь мадам Помфри не объяснишь, что я споткнулась, когда в час ночи возвращалась со свидания! — ее щеки довольно вспыхнули. — А Снейпу можно рассказать! Он все понимал — все-все!

Я почувствовал, как начинает кружиться голова. Черт! Он помогал мне даже после смерти!!! Я сжал в руке флакончик и прижал его к груди, сам не знаю — зачем.

— Нарцисса, расскажи мне про свой платок, — попросил я, чтобы хоть как-то отвлечься и не сойти с ума.

— Да что он тебе дался? — пожала девушка плечами. — Просто платок семейства Блэков. Тому, кто им владеет, открыт доступ ко всему имуществу семьи, даже если оно защищено целой кучей проклятий — вот и все!

— Значит, платок был нужен Нарциссе, чтобы добраться до Ордена и провести в штаб Пожирателей смерти… — пробормотал я.

— Каких Пожирателей? О чем ты! Я бы никогда не связалась с этими людьми! Одно дело — быть против грязнокровок, и совсем другое — убивать людей! Это ниже моего достоинства! — юная Нарцисса поджала губки и, по-моему, обиделась.

— Сейчас ты живая так не считаешь… — сказал я и принялся медленно наносить бальзам на подрагивающие ноги.

Дверь открылась, и в комнату вплыла, легка на помине, точная копия моей единственной собеседницы.

— Люпин! — приказным тоном сказала она. — Немедленно поднимайся! У Господина есть сюрприз для тебя! — от нее все еще пахло дурманом, и этот запах кружил голову. — Что это у тебя? — вдруг спросила она, заметив в моей руке флакончик. — А ну, дай сюда!

Она хотела выхватить бальзам у меня из рук, но я, увернувшись от ее маникюра, со злости плеснул бальзамом ей прямо в лицо.

Она отскочила, схватилась за щеки и завопила, крутясь на одном месте. Ошарашенный, я отполз подальше и наблюдал. Ее лицо начало вдруг покрываться волдырями, которые лопались, извергая струи зловонной жидкости. Нарцисса упала на пол и затихла. Я подполз к ней и, рискуя здоровьем, первым делом снял с ее прекрасных ножек опасные туфли. Стараясь не коснуться каблуков, я оттащил их подальше и спрятал в укромном углу комнаты, после чего снова вернулся к Нарциссе и забрал себе ее палочку.

— Где я? — тихо спросила она. — Люпин, что ты тут делаешь?! — ее глаза в ужасе расширились. — Немедленно убирайся из моей комнаты! Кто дал тебе право…

Я быстро закрыл ладонью ее рот, заставив таким образом замолчать.

— Тшшш… Нас могут услышать…

Она извивалась в моих руках, пытаясь вырваться, и порывалась укусить меня, но я не давался. Во мне шевельнулась надежда на что-то, и я, как ненормальный, изо всех сил сжимал ее в объятиях, заставляя успокоиться. Наконец мне это удалось — Нарцисса затихла.

— Послушай, что я скажу тебе, только тихо, хорошо? — прошептал я, и она слабо кивнула, уставшая от борьбы. — Ты знаешь, что ты находишься в штабе Волдеморта? — спросил я, слегка ослабив хватку. Нарцисса вздрогнула и отрицательно покачала головой. Ее округлившиеся от ужаса глаза красноречиво говорили, что она не врет. — Так вот. Понимаешь, Волдемрт загипнотизировал тебя и заставил доставить меня к нему, — я посмотрел на часы на стене, — полчаса назад. Думаю, он очень недоволен.

Я знал, что Волдеморта она боялась жутко, и решил сыграть на этом. Раз в жизни мне захотелось пойти окольным, слизеринским путем, а не переть гриффиндроской правдой в ворота готового атаковать врага.

— Что же теперь будет? — дрожащим голосом проговорила Нарцисса и предприняла слабую попытку оттолкнуть меня. — От тебя дурно пахнет!

— Это не от меня — это остатки дурмана так воняют, — пояснил я, довольный, что мой план работает. — Я думаю, — сообщил я ей очень серьезно, — Волдеморт накажет тебя за неисполнение его приказа. А ты ведь знаешь, как жестоки его наказания…

— Нет! — возопила она, и я снова был вынужден зажать ей рот.

— Извини, но, боюсь, если он и не убьет тебя, то уж изуродует так, что…

Я буквально наслаждался эффектом, который произвели мои слова. Нарцисса часто-часто замотала головой, и из ее глаз полились слезы.

— Нам надо уходить отсюда, — продолжал убеждать ее я. — Вместе мы сможем выбраться — вот увидишь!

— Я не могу, я не хочу, я не предательница, я не буду! — запричитала она, дико глядя на меня.

— Тогда я уйду один, — хрипло пригрозил я. — А тебя запру здесь, и когда твой лорд придет посмотреть, как ты выполняешь его задание… Да он уже сейчас, наверное, идет сюда!

— Нет! — уже взмолилась Нарцисса. — Не оставляй меня! Слышишь? Я не могу тут… одна…

— Тогда пошли! — я сжал ее запястье, нарочно причиняя ей боль, но она, похожа, была готова терпеть такого рода маленькие неудобства.

— Когда ты вернешься? — бросила мне вслед юная Нарцисса, и я махнул ей рукой, мол, вернусь непременно!

Вместе с живой Нарциссой мы выбрались в коридор.

— Где тут выход? — нетерпеливо спросил я, видя, что в коридоре нет ни окон, ни дверей.

На мою беду, Нарцисса только пожала плечами. Она ничего не помнила.

Действовать приходилось по обстоятельствам. Я рванул ее руку и устремился в темноту, не решаясь зажечь хотя бы палочку. Вылеченные бальзамом Снейпа ноги на удивление быстро несли меня вперед, так что я даже не сразу обратил внимание на стоны Нарциссы, которая сокрушалась по поводу отсутствия обуви.

— Терпи! — велел я ей и мельком взглянул на собственные ноги, которые уже, похоже, забыли, что такое ботинки.

Довольно долго мы почти бежали по бесконечному коридору, как вдруг впереди показался свет факелов и послышался говор. Нарцисса резко остановилась и фактически приросла к полу.

— Быстро, сюда! — я дернул ее на себя и затаился у стены, на всякий случай, снова зажав ей рот. На этот раз она не сопротивлялась.

Расстояние от Пожирателей до нас быстро сокращалось, и я замер, готовясь к нападению. Сейчас моим самым надежным оружием была внезапность.

— Экспеллиармус! Ректусемпра! — заорал я во все горло и бросился на врагов. Координация рук все еще была нарушена, поэтому, промазав, мои заклятия почти не причинили вреда противникам, лишь напугав их, но и это было уже хорошо. Всего лишь секунда промедления была бы смертельна, но мне повезло: вытянув тонкую палочку Нарциссы вперед, я ткнул ею в глаз одного из Пожирателей. Другой попытался проклясть меня, но я, с прыткостью одичавшей овчарки, бросился на него и принялся душить, стараясь при этом побольнее ударить здоровыми ногами. Противник попался крепкий: одним ударом мощной руки он повалил меня на каменный пол и прыгнул сверху, не теряя времени на поиски палочки. Я едва успел увернуться от его кулака, целящегося мне прямо по носу, как получил невероятной силы удары по животу и по ребрам. Одно из них хрустнуло, и меня пронзила ноющая, противная боль. Я собрал все силы и попытался сбросить противника, но у меня ничего не получалось. Вдруг я услышал пронзительный визг и еще какой-то звук, напомнивший мне звук разбивающегося о камень глиняного горшка. Враг на мгновение замер, а потом и вовсе обмяк на мне, так что свалить его и подняться не составило особого труда.

Подняв с пола едва тлеющий факел, мне удалось разглядеть Нарциссу, рыдающую на полу. В руках она сжимала чью-то палочку, которую я тут же забрал у нее — от греха подальше.

— Нарцисса! — осторожно позвал я. — Ты в порядке?!

Она зарыдала громче. Я присел на корточки, и она, обвив руками мою шею, повисла на мне, бормоча что-то нечленораздельное.

— Хватит, Нарцисса, пойдем! Ты поступила очень хорошо! Ты молодец, слышишь?

Она поднялась и даже стала медленно передвигать ногами, но причитать не перестала, и, в конце концов, мне удалось разобрать шершавое:

— У меня же сын! Они убьют его! Мой сын!!!

Я только вздохнул.

Оставив ее на минутку, я собрал две другие палочки и снова вернулся к Нарциссе. Поддерживая ее, стал продвигаться вперед, опираясь о стену. Мы шли так довольно долго и вышли, наконец, к узкой лестнице, ведущей вниз. Не видя альтернатив, мы стали медленно спускаться. Нарцисса, уже почти придя в себя, даже отцепилась от меня и пошла самостоятельно, держа меня под руку. Ох, уж эта манерность! Я вдруг подумал, что, должно быть, так она держалась за Люциуса, когда выходила прогуляться по парку, выполненному во французском стиле. Я понятия не имел, какой парк окружает имение Малфоев, но почему-то был уверен, что именно французский. С их-то педантичностью!

Лестница привела нас в небольшое помещеньице, похожее на подпол или подвал. Запах сырости ударил мне в нос с такой силой, что на минуту пришлось даже задержать дыхание. Нарцисса брезгливо поморщилась и по-детски спрятала свой носик в моей пропахшей потом майке. Я хмыкнул. В этот момент мне просто до смерти захотелось, чтобы рядом со мной стояла Тонкс.

Тонкс! Ее надо было спасти!

— Нарцисса, ты точно не помнишь, как устроен замок? — строго спросил я, отстраняя женщину.

— Не помню, — чуть капризно произнесла она и снова прижалась ко мне. Рассказать бы кому об этом в нормальной жизни — не поверили бы! Но какая сейчас, к черту, нормальная жизнь!

— Мы должны спасти Тонкс! — сердито бросил я и устремился вглубь подпола.

— Подожди! — Нарцисса бросилась за мной. — Не надо спасать никакую Тонкс! Ты с ума сошел! Мы же можем погибнуть! Нам надо срочно выбираться отсюда! А эта полукровка…

Я по-волчьи взглянул на нее, и она замолчала, опустив глаза. Мы двинулись вперед. В сущности, у нее не было иного выхода. Откуда-то из глубины до нас донесся запах паленого лопуха, и я насторожился.

— Дыши через раз, — по-снейповски велел я Нарциссе и, скинув майку, прикрыл ей лицо.

Глядя на меня, Нарцисса закрыла нос знаменитым зеленым платком.

Мы продолжали идти вперед. Я вытащил одну из палочек и держал ее наготове, на всякий случай. Другой палочкой я освещал подземелье.

На нашу удачу обнаружилось, что листья лопуха догорали в небольшой жестянке, висевшей над костерком. Я затушил костерок и, обследовав странное место, обнаружил чью-то старую трубку, валяющуюся неподалеку. Вместо табака, трубка была заправлена дурманом.

— Кого-то еще зазомбировали, — я заткнул трубку за резинку трусов и получше осмотрелся. Никаких следов выхода или прохода хоть куда-нибудь. Тупик.

Вдруг за стеной, прямо возле того места, где стояла Нарцисса, раздалось какое-то шуршание.

— Сюда! — скомандовал я, отбежал подальше, погасил свет и приготовился к нападению.

Стена и правда отъехала в сторону, и в проеме появился сутулый человек. Проем закрылся за ним так быстро, что разглядеть его лицо я не успел. Человек не произнес ни одного освещающего заклинания, а в кромешной тьме начал шарить руками по полу — явно искал свою трубку. Я принюхался — от него пахло свободой и… свежим воздухом! Настоящим свежим воздухом, который не успел еще смешаться со смрадом подземелий! У меня даже закружилась голова — таким близким показалось мне спасение. Но я сидел, не шевелясь, и молился, чтобы Нарциссе не пришло в голову чихнуть, или почесаться, или уж не знаю, что сделать, что бы могло выдать наше присутствие.

Обыскав комнату на ощупь и так и не найдя потерянную трубку, человек пробормотал что-то себе под нос, смачно сплюнул на пол и сделал что-то — я не понял, что именно — что заставило проем отрыться. Он быстро вышел, так и не дав мне возможности получше рассмотреть себя, и проем снова закрылся.

— Почему мы не бросились за ним?.. — заныла Нарцисса. — Мы бы справились с ним одним и были бы сейчас на улице…

— Тихо! Этот проем открывается как-то изнутри, — урезонил я свою спутницу. — Надо только понять, как — и мы сможем выбраться.

— Как ты это поймешь, Люпин, ты, олух Царя Небесного! — зло шикнула на меня Нарцисса, но я не обиделся. Наоборот, мне было приятно, что эта женщина вспомнила, как называла меня всегда, пока мы учились вместе в Хогвартсе. Что-то подсказывало мне, что если человек помнит детство, значит, он не до конца потерянный человек.

— Прекрати хныкать, гордость Блэков, и дай мне сосредоточиться! — в тон ей отозвался я и, применив освещающее заклятие, принялся исследовать стену возле того места, где несколько минут назад был проем.

Нарцисса только вздыхала, сверля меня непонятным мне взглядом. Наверное, ей тоже понравилось, что я вспомнил детство.

Я пробовал нажимать на разные кирпичи, что ни один из них не поддался. В задумчивости я привалился к стене, пытаясь придумать выход, когда Нарцисса ехидно промурлыкала:

— А не кажется ли тебе, что проем может открываться нажатием на определенное сочетание кирпичей, как, например, проход в Косой переулок из Дырявого котла?!

— Черт! А ведь ты права! — хлопнув себя по лбу, я начал пытаться подобрать необходимое сочетание кирпичей. — Если ты такая умная, может, подскажешь, что может лежать в основе такого сочетания?

— Ну… — Нарцисса величественно подошла ко мне и начала пальцами перебирать кирпичи, словно бегая по клавишам рояля. Не прошло и минуты, как проем был открыт.

Я стоял, с восхищением глядя на Нарциссу, а та самодовольно улыбалась.

— И как это называется? — просто спросил я.

— Бетховен, 5 симфония, — не без гордости произнесла Нарцисса и, величественно расправив плечи, вышла на воздух. — Любимая вещь моего мужа.

Я последовал за ней, напевая фальшивым баритоном мотивчик, который вряд ли можно было назвать веселым. Но у меня получалось весело:

— Та-да-да-дааам, та-да-да-дааам…

— Прекрати! — Нарцисса поморщилась. — Тебе в детстве медведь на ухо наступил!

— Не… — беспечно отозвался я. — Это меня оборотень укусил!

Нарцисса скривилась еще больше, но ничего не сказала. А я был рад. По-настоящему рад снова видеть солнце, чувствовать дуновение ветерка, наслаждаться пением птиц, ощущать аромат лета.

Мы отошли от замка на относительно безопасное расстояние, и я позволил себе устроить небольшой привал.

— Не сяду я на траву! — заявила Нарцисса. — Моя мантия вся станет зеленой!

— Ну, хочешь, могу предложить тебе свою многострадальную майку в качестве подстилки, — пожал я плечами.

— Лучше уж на траву! — и Нарцисса осталась стоять, как тонкое деревце посреди поляны.

А я развалился на мягкой траве и, посасывая какую-то травинку, начал раздумывать, как бы спасти Тонкс, поглядывая краем глаза на Нарциссу.

Она была хороша. Черт возьми, она была действительно хороша и выглядела очень молодо. Ветер развевал выбившиеся из ее прически светлые пряди, и это придавало ее облику загадочность, что ли… В мои грандиозные и не очень планы по спасению Тонкс незаметно закралась мысль о том, как бы выглядела Нарцисса, стоя у плиты или за мытьем посуды. Воображение рисовало настолько яркие картины, что я не сразу заметил, как из-за кустов на нас вышел зверь. Большой, неповоротливый, но — сразу видно — опасный, он медленно надвигался, издавая урчащие звуки. Отчасти он был похож на медведя, отчасти — на обезьяну…

Нарцисса тут же, как по команде, завопила и, бросившись на траву, вцепилась в меня мертвой хваткой.

— Замолчи! — шикнул я, но было уже поздно: зверя, похоже, рассердило истеричное поведение моей спутницы.

— Ректусемпра! — я выхватил палочку как раз вовремя, чтобы отразить атаку существа. К моему удивлению, оно лишь отступило на пару шагов назад, даже не пошатнувшись. Определенно, это заклинание на него не действовало.

— Ступерфай! Импедимента! — никакого эффекта.

Зверь рыкнул на нас и выпустил огромные когти. Я попробовал рыкнуть в ответ, надеясь, что, может быть, он испугается моего второго «я», но он оказался явно не из пугливых. В ответ он наотмашь ударил меня по плечу когтистой лапой, так что я завалился бы набок, если бы Нарцисса не поддержала меня. Выиграв пару минут очередной «Ректусемпрой», я вскочил на ноги и, загородив спутницу, приготовился к худшему. Я нервничал, а тут еще Нарцисса впивалась когтями мне в спину, раздирая кожу в кровь, да что-то пребольно кололо меня в бок. Ощупав себя, я извлек из-под резинки трусов трубку, которая, оказывается, и мешала мне. Недолго думая, я раскурил ее и выпустил на зверя облако мерзкого зеленого дыма, от которого исходил запах дурмана. Зверь втянул его полной грудью, фыркнул и замер, в нерешительности глядя на нас. Я снова затянулся и повторил свои действия. К горлу подкатил сильнейший кашель, глаза начали слезиться от дыма, голова закружилась… Зато зверь попятился.

— Еще! Люпин, пожалуйста, давай еще раз! — зашипела мне в ухо Нарцисса, и я снова затянулся. На этот раз начало тошнить. Особенно, если учесть, что я не курю…

Зверь отступил еще на шаг, продолжая принюхиваться. Вот он потянул носом воздух раз, потом другой, а потом развернулся и не спеша, как победитель, удалился, скрывшись за деревьями.

Только теперь я попытался вздохнуть с облегчением, но вместо этого меня вывернуло наизнанку. Привалившись к высоченной сосне, я сидел, держась за опустошенный желудок, и мысленно стонал. Сначала я хотел зашвырнуть мерзкую трубку подальше, но что-то остановило меня, и она перекочевала на свое прежнее место.

Нарцисса присела рядом.

— Ну, ты как? — спросила она, глядя на меня почти с сочувствием.

— Паршиво, — я закашлялся.

— У тебя рана на плече… — она провела рукой по тому месту, где зверь полоснул меня когтями.

— Вот я и говорю: паршиво. Умыться бы, что ли?

Нарцисса ничего не ответила. Только погладила меня по голове, как делала это уже не раз. Но получилось по-другому. Теперь в этом ее жесте не было пренебрежения. А я был чертовски грязным и уставшим.

Небольшая тетрадь в темно-красной обложке одиноко валяется на полу. Помятая, словно поношенная, она с укором глядит вверх желтыми страницами. В правом верхнем углу примостилась дата: 16 сентября 1996 года. Напротив нее — в левом верхнем углу — нарисована карикатурного вида трубка с идущим из нее дымком. «Запись седьмая. Предатель», — аккуратно выведено на первой строке. Запись выполнена при помощи магии, о чем говорят индифферентные буквы, отсутствие особенностей почерка автора и слишком ровные строчки.

* * *

Привал был окончен. Я просто поднялся и велел Нарциссе следовать за мной.

— Я не вернусь больше в этот замок! — заявила она, сложив на груди руки. — И ты немедленно — слышишь? — немедленно доставишь меня домой!

— Нарцисса, ты пойдешь со мной, если не хочешь остаться в этом лесу у стен замка совсем одна, — усталость, наверное, сказалась на моем голосе, ибо он прозвучал обреченно. Впрочем, это сыграло мне на руку: Нарцисса задрожала мелкой дрожью, но подала руку.

Плана у меня все еще не было, и я решил действовать по обстоятельствам. Ситуация осложнялась еще и тем, что нас наверняка уже искали по всему замку. Представив, что с нами сделают, если найдут, я мысленно приготовился убить Нарциссу и себя прежде, чем нас начнут мучить.

Взяв Нарциссу за руку, я стал медленно продвигаться вдоль стены замка, стараясь подражать легкой походке Снейпа. Не скажу, что у меня это получалось так уж хорошо. Стена была шершавой. Кое-где камни выступали, образуя причудливый орнамент. Я каждый раз пытался надавить на выступающие камни, надеясь найти потайной проход, но все было впустую. По стене вился ядовитый плющ, пытающийся обвить мою руку всякий раз, как я хватался за стену. Вероятно, одна из древних ловушек, хотя действовала она плохо, или я был слишком ловким и успевал отдернуть руку в самый последний момент. Наконец, шершавая гладь стены сменилась чередой небольших окон со спущенными шторами. Я присел на корточки под одним из них и прислушался. Тишина. Потянув за собой Нарциссу, я стал ждать.

Смеркалось. Мы сидели под окнами уже, наверное, часа два, не проронив ни слова, а я понятия не имел, чего жду. Просто шестое чувство подсказывало, что идти дальше не стоит. Когда стемнело настолько, что я едва мог различить силуэт Нарциссы, которая, даже сидя на корточках, не переставала помнить о манерах леди, стало ясно, что ждать больше не имеет смысла. Настала пора действовать быстро. За окнами по-прежнему было темно и тихо, поэтому я решился предпринять отчаянный шаг и, чуть подтянувшись на руках, попытался заглянуть внутрь. Из-за штор видно ничего не было, но тишина стояла такая, что я принял решение проникнуть в замок через одно из окон.

— Нарцисса, ты можешь подтянуться?

Миссис Малфой только взглянула на меня, но в этом ее взгляде я без ошибки смог прочесть: «Ты, идиот, неужели я похожа на человека, который может подтягиваться?! Настоящей леди это ни к чему! И если бы ты был хоть чуточку умнее, мы бы сейчас были в безопасности далеко отсюда!» Осуждающе покачав головой, я влез на широкий подоконник и, заклинанием подняв в воздух тело сопротивляющейся Нарциссы, опустил его рядом с собой.

— Тшшш… — велел я и спрыгнул вниз.

Выглянув из-за тяжелой шторы, убедился еще раз, что комната пуста, и помог спуститься Нарциссе. Увидев кресло, она тут же рухнула в него, откинула голову и начала активно изображать мигрень. Мне стало смешно. Я подошел к ней, коснулся ее лба и иронично произнес:

— И хладный труп ее будет покоиться здесь вечно…

— Тихо! — вдруг зашипела Нарцисса, мгновенно придя в себя.

Я тут же вскинул палочку и занял позицию поудобнее. Но в комнате по-прежнему царила тишина.

— Не смешно, — бросил я Нарциссе, но она, похоже, и не думала смеяться. В ужасе глядя в дальний угол комнаты, она беззвучно рыдала, и дорожки слез блестели на ее щеках, освещаемые месяцем, заглядывающим в комнату через неплотно прикрытую штору. Проследив за ее взглядом, я увидел что-то черное, напоминающее кучу старого тряпья. Вдруг — рывок — и прямо передо мной мелькнули два блестящих желтым светом глаза… прыжок! Я отпрянул, откатился в сторону и послал в Нагайну «Ступерфай». Змея извернулась, и заклинание, попав в карниз, обрушило тяжелые гардины. Комната наполнилась бледным светом звезд.

Змея сделала еще один выпад, однако снова промахнулась, но я, зацепившись за низенький пуф, растянулся на полу и выронил палочку. Быстро достал другую, но она никак не хотела слушаться, так что единственное, на что я был теперь способен — это послать в Нагайну пучок сверкающих искр. Змея приближалась. Отбросив бесполезную деревяшку в сторону, я достал третью палочку и в последний момент успел применить щитовые чары. Нагайна со всего маху ударилась мордой о невидимую стену, преградившую ей путь ко мне, и отползла в сторону, злобно шипя. Но тут же воспрянула духом, увидев Нарциссу, ползущую со всей осторожностью, на которую она только была способна, к брошенной мною палочке. Поняв, что змея выбрала жертвой ее, Нарцисса истошно завопила и вскочила на кресло, как делают все женщины, чтобы спастись от крошечной мыши. Я бросился к ней и со всей силы схватил змею за хвост, пытаясь оттащить подальше от Нарциссы…

Вдруг по комнате разнеслось громкое, неприятное слуху шипение, и Нагайна отпрянула и неохотно отползла в свой угол. Вспыхнул яркий свет. Прищурившись, я вгляделся в его источник и увидел Волдеморта, вальяжно рассевшегося на диване в другом конце комнаты. Нагайна выползла из своего угла и устроилась у ног хозяина. Нарцисса побледнела и сделала попытку броситься к Господину, но я схватил ее за талию и резко развернул к себе:

— Ну, уж нет! — я приставил к ее точеной шее палочку.

Она замерла, ожидая, что будет.

— Брось, оборотень! — прошуршал Волдеморт приветливо. — Ты же не способен убить ее! Кого ты пытаешься обмануть?

— Черт возьми! — заорал я фальцетом. — Я убью ее! Мерлин! Да я, не дрогнув, убью эту гадину! Верните мне Тонкс!

— А она здесь, — Волдеморт прищелкнул пальцами, и в комнату ввели мою малышку Тонкс.

Широко открытые глаза смотрели прямо на меня, но она никого, похоже, не узнавала. А ее лицо постоянно менялось: щеки то округлялись, то опадали, обтягивая скулы; нос становился то длиннее, то короче; брови то срастались на переносице, то выщипанными ниточками расползались над глазами… Только глаза не изменялись, безумно глядя в одну только ей видимую точку.

— Отдайте ему девчонку, раз он так просит, — бесцветно произнес темный лорд, и двое Пожирателей, лица которых были скрыты масками, толкнули Тонкс ко мне. И я, забыв обо всем на свете, поймал ее и крепко обнял, буквально стиснул в объятиях, наплевав на то, что сломанное ребро болело нещадно.

Нарцисса, почувствовав свободу, тотчас же упала перед Господином на колени и стала умолять простить ее, причитать и уверять Лорда, что я силой заставил ее следовать за собой… Впрочем, Волдеморту все это было неинтересно. Слегка приподняв палочку, словно скучая, он направил ее на и так уже бьющуюся в истерике женщину и протянул:

— Кру-уцио!

Нарцисса забилась еще сильнее. Она орала что-то нечленораздельное, царапала себя и, было видно, просто изнемогала от боли. Мне стало так жалко ее, что я не выдержал:

— Прекратите!

Казалось, Волдеморт так увлекся созерцанием мучений Нарциссы, что совсем забыл обо мне. Недовольно вскинув голову, словно его отвлекли от очень важного дела, он снова поднял палочку.

— Протего! — заорал я еще до того, как он успел произнести хоть слово, и он зашелся смехом, похожим на шипение пузырьков газировки.

— Оборотень, какой же ты глупый! — едва смог проговорить он, и его Пожиратели тоже захохотали. — Фините инкантатем! — сказал он Нарциссе, и она перестала биться, в неаристократической позе развалившись на полу. — Видишь, я выполнил уже два твоих желания за один только день. И это несмотря на то, что ты так неблагодарно сбежал, пренебрег моим гостеприимством, да еще украл у меня красавицу Нарциссу, — произнося последние слова, Волдеморт облизнулся и снова захохотал, на этот раз мерзко.

Мне стало противно.

— Послушайте! Что вам всем от меня надо? — я решительно не знал ни что делать, ни что говорить. — Я не знаю ни о каком Деле — вы могли убедиться в этом, применив ко мне все возможные способы дознания.

— Ты прав, — Волдеморт по-деловому подвинулся на край дивана. — Я применял к тебе легилименцию, и сыворотку правды, и пытки… Я в первый же день понял, что ты ничего не знаешь. Но ты был просто необходим нам: неужели ты думаешь, что храбрый Гарри Поттер не бросится спасать своего любимого оборотня?!

Я весь похолодел и еще крепче обнял Тонкс.

— Что с Гарри?! — кажется, в этот момент мои глаза тоже стали безумными: наружу вырывался зверь.

— О! Ничего особенного, — махнул рукой темный лорд. — Он не пришел спасать тебя, вот и все. Вероятно, Дамблдор не хотел беспокоить ребенка пустяками, наверное, он сам решил не переживать по поводу троих альтруистов-смертников.

Я злобно глянул в его противные красные глаза.

— Обиделся, что ли? — так мог говорить, пожалуй, разве что добрый дедушка, но никак не мезумец, желающий получить неограниченную власть. — Вот мне было обидно. Понимаешь ли, скажу честно: я не очень рассчитывал на успех этого проекта — уж больно он напоминает мой прошлый — но я ожидал хоть какого-то внимания к своей персоне… А что получил? Своего предателя, расправиться с которым я всегда бы успел, да еще вас, детишки, таких маленьких, невинных и бесконечно отважных. Скучно! Мерлин, как же скучно! Я сначала обрадовался тому, что ты убежал, — он взглянул на меня и положил ногу на ногу, — думал, ты приведешь сюда своих людей, чтобы я смог, наконец, выступить открыто, показать свою мощь. Но потом я вспомнил, что не убил вовремя твою подружку, и очень огорчился: ты не ушел бы без нее…

— Так вы что же, все это время ждали меня? — я стоял в замешательстве. Где-то тут должен был быть подвох, но я упорно не мог понять, где именно. И это настораживало.

— Нагайна ждала, — пояснил Волдеморт и погладил обвившуюся вокруг его ноги змею.

Потом в комнате наступила тишина. Я сжимал в объятиях Тонкс и ждал, сам не зная, чего именно. В голове мелькали самые разные мысли. И первая из них была: почему Дамблдор не послал никого спасать нас? Неужели Волдеморт прав, и все мы для директора только пешки? На какой-то момент я ужаснулся от мысли о спасении, потому что вдруг ясно осознал, что при таком раскладе мне некуда возвращаться.

У моих ног приходила в себя Нарцисса. Или у ног Волдеморта?

— Я вот думаю: жизнь — это ведь самое ценное, что у нас есть, — Волдеморт посмотрел на змею. — Тогда почему же Снейп так легко с ней расстался? Почему твой дружок пожертвовал своей жизнью ради спасения мальчишки Поттера? — он поднял на меня глаза. — Почему же мои Пожиратели, верные Пожиратели не спешат расстаться со своей жизнью, защищая меня??? Как Дамблдору удалось переиграть меня и в этом? — теперь он говорил яростно, экспрессивно жестикулируя. — Ты! Ты мне ответишь!

Я вздрогнул. Создалось впечатление, что Волдеморт хочет узнать у меня одну из тайн Ордена.

— Что же ты молчишь? Ведь ты сам — ты бы умер за него! Ты бы умер за каждого из членов Ордена, даже за эту безумную Тонкс! Впрочем, ты это и сделаешь, и очень скоро.

Тонкс обмякла в моих руках, и я чуть не отпустил ее, но вовремя спохватился.

— Может быть, тут все дело в том, что… — начал я медленно, прислушиваясь к ритму сердца Тонкс, который вдруг участился, — дело в том, что все члены Ордена — все без исключения — мои друзья. И, я знаю, — тут голос мой дрогнул, — что все они, не колеблясь, отдали бы свою жизнь за меня…

— Так уж и все? — ехидно спросил Волдеморт, взмахнув рукой.

Я уверенно кивнул. Темный лорд отпустил Нагайну, и та скользнула ко мне по гладкому паркету. Я отступил к окну. Змея подползла к Нарциссе и ткнулась противной мордой ей в лицо. Нарцисса тут же пришла в себя и, как по команде, вскочила с пола и бросилась почему-то ко мне, ища защиты.

Волдеморт оценил этот жест и нахмурился.

— У меня есть осведомитель, — хищно процедил он. — Вы дали ему кров, еду, вы доверяете ему, а он… он сообщает мне все, что связано с работой Ордена. Он постоянно держит меня в курсе всего, что происходит в доме Блэков… Что ты на это скажешь?

— Это… ложь, — неуверенно промямлил я. Ситуация была не из приятных: Нагайна подбиралась все ближе и ближе, а отступать было уже решительно некуда. Нарцисса вцепилась в меня мертвой хваткой, ее лоб покрылся испариной. Тонкс не подавала никаких признаков жизни. Я сам не мог думать ни о чем, кроме змеи, которая готовилась к нападению.

— Тебе осталось жить всего каких-то несколько минут — Нагайна об этом позаботится, моя умница! Так почему бы не признать очевидное? Кстати, Нарцисса, можешь не жаться к этому отребью — я уже сказал Нагайне, что ты будешь первой, — Волдеморт коротко хохотнул, а Нарцисса еще сильнее прижалась ко мне, боясь даже пошевелиться. Кажется, на нее напал ступор.

— Я не верю в это! — гордо сказал я и прошептал: — Держитесь, девочки! Умирать надо стойко!

Волдеморт прошипел что-то на змеином языке, Нагайна сделала выпад в сторону Нарциссы, и в эту самую секунду я почувствовал, как тело Тонкс, вдруг налившись свинцовой тяжестью, навалилось на меня, и я, не выдержав напора со стороны обеих женщин, полетел через окно вниз, утягивая их за собой…

Вокруг вдруг заплясали солнечные зайчики, и я рухнул на землю, сильно ударившись спиной. Заныло поутихшее было от страха и постоянного напряжения сломанное ребро. Рядом со мной приземлились обе мои спутницы. Какое-то время я лежал неподвижно и ждал, когда же Авада Кедавра настигнет меня, но ничего не произошло. Ни Волдеморта, ни Нагайны, ни Пожирателей не было — они все куда-то исчезли, просто испарились.

Спустя где-то полчаса тяжелого ожидания, Нарцисса закопошилась, приподнялась на руках и огляделась.

— Где мы? — простонала она и снова рухнула на траву.

Я тоже приподнялся, насколько мне позволяло тело Тонкс, покоившееся на моей груди, и обвел глазами окрестность.

Никакого замка не было. Вообще ничего рядом не было — мы лежали на поляне, окруженной высокими деревьями. Месяц спрятался за тучу, так что стало совсем темно.

— Понятия не имею, — признался я. — Даже не представляю, как мы сюда попали!

— Ремус, мне плохо! — заныла Нарцисса. — У меня все болит! Я, наверное, ужасно выгляжу! Мне плохо… Сделай что-нибудь! Я умираю!

— Да уж, Рем, сделай что-нибудь! Например, вели ей заткнуться!

По моему телу словно судорога пробежала.

— Тонкс! Черт тебя возьми, Тонкс! Ты… узнаешь меня? — я приподнял ее за плечи и стал рассматривать, словно видел впервые. — Тонкс! Как же ты напугала меня!

Я снова прижал ее к себе, на этот раз от радости.

— Эй! Полегче! — Тонкс улыбнулась. — Я в порядке, в порядке!

— Но как?! — взвилась Нарцисса. Она выглядела так, словно была готова вцепиться племяннице в растрепанные волосы. — Ты же спятила! Ты же безумна!

— К твоему огорчению, тетушка, я совершенно здорова, — желчно отозвалась Тонкс и глянула на Нарциссу так, что я на всякий случай устроился между ними: ни малейшего желания разнимать их у меня не возникло.

— Гадкая девчонка! Как ты смеешь грубить мне?! — кипятилась Нарцисса.

— Ты, между прочим, здесь только благодаря мне, так что лучше бы тебе помалкивать! — не уступала ей племянница.

— Но где мы? — спросил я, чтобы хоть как-то разнообразить беседу.

— Понятия не имею, — беспечно отозвалась Тонкс. — Судя по всему, в каком-то лесу. Я рассчитывала приземлиться где-то в районе Гайд парка, чтобы падать было помягче, но в координатах что-то сместилось.

— Выходит, ты руководила аппартацией? — я сел на траву и смотрел на девушку круглыми от удивления глазами.

Нарцисса тоже сидела, не в силах вымолвить и слова. Похоже, ей очень не нравился тот факт, что своим спасением она обязана племяннице-полукровке, которую всю жизнь терпеть не могла.

— Ну… я так рассчитала, что пока ты заговариваешь Волдеморту зубы, у меня как раз будет время… Понимаешь, а хотела аппартировать прямо из замка, но ничего не вышло. Меня даже чуть не расщепило — такие мощные там антиаппартационные заклятия!

— Я как раз почувствовал, что ты словно бы обмякла вся…

— Угу, — подтвердила Тонкс. — Энергии ушло много, так что стоять было тяжело. Но я не зря положилась на тебя! — она подмигнула. — Поэтому я стала придумывать, как бы тебе сказать, чтобы ты к окну отошел незаметно… Но Волдеморт помог нам, сам того не зная. А дальше все было просто: я навалилась на тебя и вытолкнула из окна, а сама применила заклинание аппартации, но в суматохе что-то, как всегда, напутала…

— Но ты же повредилась умом! — взвизгнула Нарцисса. — Я сама видела — ты была невменяема!

— Я притворялась, — с напускной серьезностью заявила Тонкс, — иначе меня запытали бы до смерти. А так я сидела перед зеркалом, строила рожи, делала страшные глаза… Флинт, придурок, как он потешался надо мной… Это он первый решил, что я сошла с ума, так что теперь ему достанется от хозяина за все! — Тонкс довольно потерла руки.

Снова выглянул месяц и осветил поляну. Я смотрел на Тонкс, и сердце мое сжималось от переполнявших меня чувств. В бледно-лимонном свете ночи Тонкс казалась маленьким ежом, добрым, верным и до мозга костей непутевым ежом с розовыми колючками коротких волос. Она открыто смотрела на меня и радовалась, что все так хорошо закончилось.

— Снейпа убили, — тихо сказал я. Почему-то страшно заболело сломанное ребро, словно упрекая меня за то, что я посмел забыть об этом.

Улыбка сползла с жизнерадостного лица юной шпионки.

— А я-то думаю: почему он не с тобой… — она улеглась на траву и отвернулась от нас. — Он был неплохом, правда ведь?

— Он был очень смелым. И сильным духом. Он был не таким, каким хотел казаться, — печально сказал я то, о чем молчал уже очень долго.

— Он был предателем, — коротко сказала Нарцисса и тоже отвернулась.

— Как и ты! — выпалила вдруг Тонкс.

— Неправда!

— Тогда как ты объяснишь, что стоишь сейчас тут, а не лижешь ботинки своему Хозяину?! — Тонкс разошлась и плохо себя контролировала.

— У Малфоев нет хозяев!

— Да замолчите же, наконец! — это уже крикнул я, набрав в легкие побольше воздуха, так что мой рык раскатился далеко по лесу. — Хватит уже.

Они, как по команде, замолчали и отвернулись в разные стороны.

— Тонкс, а как тебя поймали? — спросил я после паузы.

— Они ждали нас. Я на эту гадость попалась, которую они там варили…

— Мы тоже чуть не попались. Если бы не Снейп… — я осекся. — А потом?

— Когда я подползла к окну, я этой дряни нанюхалась, так что не помню ничего. Как пришла в себя, они начали мне задавать вопросы про какое-то Дело — а я понятия не имею, что это за дело такое!

— Я тоже, — кивнул я, и она продолжила:

— А потом они подослали Флинта, чтобы он привел к Волдеморту и вас тоже… понимаешь, они знали, что я была не одна. Не понимаю только: откуда?

— Похоже, у них и вправду есть осведомитель, — задумчиво сказал я. — Только вот кто?

— Это у моей тетушки надо спросить! — едко вставила Тонкс, но Нарцисса только передернула плечами.

— Она была под действием дурмана, так что вряд ли что-нибудь помнит, — пояснил я.

— Ну-ну! — нахмурилась Тонкс. — Верь ей больше! Кстати, ты почему голый?

— Не голый, а слегка не одетый, — шутливо поправил я и рассказал свою историю.

Когда я, наконец, умолк, Тонкс засунула в рот травинку и потянулась.

— Мерлин! Рем, мы, все-таки, молодцы!

Я только пожал плечами.

— Слушай, можно, я посплю чуть-чуть? — спросила Тонкс и зевнула совсем по-детски.

— Хорошо, спи, — мой рот растянулся в улыбке, — а я покараулю. Нарцисса, ты тоже поспи.

— Я уже и так спала, пока ты меня не прервал, — отозвалась миссис Малфой и устроилась поудобнее, подложив руки под голову. Невероятная женщина!

Я тоже лег, потому что сидеть было больно из-за ребра, и, чтобы не заснуть, стал пытаться понять, кто же мог быть осведомителем Волдеморта. Размышляя, я достал трубку, чтобы хоть чем-то занять руки. Трубка была старой. Сейчас она показалась мне очень тяжелой и особенно неприятной. Я вспомнил, как сражался с ее помощью с непонятным чудовищем. Мне стало невероятно интересно, как люди вообще могут курить? Вот, например, Наземникус — вечно сидит, укутавшись в клубы своего вечного зеленого дыма…

— Мерлин! — я чуть не разбудил своим возгласом Тонкс и Нарциссу.

Наземникус — вот кто осведомитель Волдеморта! События снова стали всплывать в моей памяти, но на этот раз они складывались в одну четкую картину, как правильно подобранные кусочки мозайки.

Наземникус посоветовал нам привести Нарциссу в образе старухи в дом, чтобы обследовать ее. Помню, я заметил еще, что после нападения он был что-то слишком спокоен… Это он предложил нам в качестве нового штаба якобы заброшенный замок. Это его, Флетчера, мы увидели на тропинке перед входом. Конечно, ему же нужно было попасть в замок раньше нас, чтобы предупредить Волдеморта, кто придет к нему и в каком количестве! А чтобы выиграть время, он дал нам координаты с таким расчетом, чтобы до замка еще пришлось идти пешком. Моя голова работала так активно, что даже начала болеть. Я потер виски. Как ни тяжело было признавать это, но у меня в руках лежала трубка Наземникуса. Это он обронил ее в подвале замка, а потом пришел искать, указав нам, таким образом, выход. Если бы не он, Снейп был бы сейчас жив. Наверное, он сидел бы в своих подземельях и проверял работы учеников…

Я всегда считал Флетчера гниловатым мужичком, но никогда не думал, что он способен на предательство. Тоска закралась мне в душу, как маленький червячок, и начала подгрызать изнутри мою веру в непоколебимость и единство Ордена. Невзирая на боль, я сел и еще долго сидел, опустошенно глядя на сентябрьские звезды.

Небольшая тетрадь в темно-красной обложке лежит у меня на коленях. Странно, что она была со мной все время. В самый последний момент мне удавалось спрятать ее от чужих глаз, но при этом никогда не упускать из виду. Невероятно, но я сохранил ее, даже оставшись в одном белье…

* * *

Смотрю на последнюю запись и не могу поверить, что перечитал все. «Запись восьмая. Письмо сверху». Самая чувственная. Еще раз перелистываю тетрадь — да, она значит для меня больше, чем все остальные. Она подводит черту. Я не знаю, зачем решил два года спустя перечитать все это, наверное, из-за горечи победы… Жаль, Снейп не выпил со мной в этот солнечный летний день над останками Волдеморта!..

Я беру перо и ставлю на девственно-чистой странице жирную точку, прямо посередине.

Утро не принесло никакого облегчения.

Тонкс потянулась по-кошачьи и, открыв глаза, с удивлением уставилась на небо.

— Что, уже утро?

Я кивнул.

— Ты что же, так и не поспал? — Тонкс посмотрела на меня с досадой. — Разбудил бы — я бы покараулила…

— Ничего, я в порядке. Я просто думал.

— О чем?

— О превратностях судьбы, — я улыбнулся.

С другой стороны зашевелилась Нарцисса, разбуженная, очевидно, нашими голосами.

— Мерлин! Как можно так спать?! У меня болит все! Абсолютно все! Тело ломит так…

— Подумайте, какая нежная! — Тонкс сделала страшные глаза. — Ничего! Это полезно — спать на земле!

— Не смей так говорить со мной, девчонка!..

Я решил не принимать участия в этой перепалке. Теперь нужно было подумать о том, где мы находимся, и решить, как добраться до штаба Ордена.

Прикинув в уме примерное место аппартации, в которое лучше всего было бы переместиться, чтобы незамеченными пробраться в штаб, я занялся очень важным делом — стал пытаться преобразовать майку хотя бы в подобие мантии. Чужой палочкой получалось очень плохо. Нарцисса отвлеклась от спора и неожиданно предложила помочь мне. Но я отказался — не доверяю шикарным блондинкам! Ей только дай палочку в руки — и ищи-свищи!

Подумав таким образом, я сделал то, о чем мечтал уже очень давно: одним резким движением руки сорвал с плеч Нарциссы зеленый платок и спрятал его рядом с трубкой Наземникуса, которую собирался предъявить ему при встрече вместе с обвинениями.

— Кончайте перепалку, — несколько грубо велел я девушкам, — и готовьтесь к аппартации.

— Подожди, Ремус, — Нарцисса вопросительно склонила голову набок, — не думаешь же ты, что я пойду в Орден?!

— А куда же ты собралась идти, позволь спросить? Домой? Думаешь, мы отпустим тебя после всего, что ты сотворила?! — резко сказала Тонкс и грозно уставилась на тетку.

— Но я же была под действием дурмана… — Нарцисса, оправдываясь, сделала шаг назад.

— Ты всегда поддерживала политику Волдеморта! — вскрикнула Тонкс.

— Но я никогда не была заодно с ним. Я не обязана расплачиваться за грехи своего мужа!

— Нарцисса, — мне вдруг стало грустно, — боюсь, тебе все же придется пойти с нами и предстать перед Дамблдором.

— Ремус, ты не можешь так поступить со мной! — большие глаза Нарциссы наполнились слезами.

— У меня нет другого выхода. Кроме того, я думаю, что так будет безопаснее и для тебя…

— Но, Ремус…

— Хватит уже! — оборвала Тонкс. — Рем, она просто зубы тебе заговаривает!

— Неправда! — Нарцисса выглядела сейчас по-настоящему жалкой.

Я вздохнул и приготовился руководить аппартацией.

— Подойдите ко мне поближе и сосредоточьтесь, — я поправил майку.

Спутницы, как по команде, схватились за мои руки и вмиг стали очень серьезными. Я произнес заклинание и закрыл глаза, как делал это всегда при аппартации, хотя перемещался с ее помощью уже очень много раз. Снова перед глазами заплясали солнечные зайчики, и я почувствовал, как земля на мгновение ушла из-под ног, чтобы тут же появиться снова. Почувствовав опору, я приоткрыл глаза и огляделся. Без сомнений, мы стояли посреди одной из узких и извилистых лондонских улочек. Вокруг не было ни души, чему я очень порадовался.

— Штаб должен быть недалеко отсюда, — с видом знатока заявила Тонкс и быстро пошла вперед.

Мы с Нарциссой последовали за ней и буквально минут через пятнадцать плутаний по одним только Тонкс знакомым закоулкам вышли на площадь Гриммо. Я ускорил шаг, так что босая Нарцисса, держащая меня под руку, чуть не падала от столь быстрой ходьбы. Мы дошли до поворота и остановились, шокированно глядя перед собой.

Двенадцатый дом на площади Гриммо возвышался над соседними домами. Он выглядел величественно и пугающе в своей обшарпанности, неопрятности. И, что самое странное, — он был видим! Проходящие мимо магглы испуганно косились на него, крестились и чертыхались или плевали через левое плечо. А на крыльце, удобно примостившись, спал какой-то бомж, поглаживая во сне облезлого кота, что растянулся рядом.

— Что это, а? — спросила Тонкс, тыча пальцем в направлении явно заброшенной громады.

— Они нашли новый штаб, — бесцветно предположил я.

— А может, их перебили Пожиратели, и поэтому дом пустует? — осторожно, почти шепотом, сказала Нарцисса.

Я поежился.

— Не смей даже так думать! — тут же набросилась на нее Тонкс.

— О! Это вы хозяева этого чудовищного дома? — заспанным голосом спросил разбуженный нашими возгласами бомж.

Я подошел к нему, стараясь выглядеть как можно представительнее, насколько это было возможно при моем одеянии.

— Можно и так сказать.

Бедняга вскочил и, видимо, приняв меня за «своего», горячо пожал мне руку.

— Я так рад! Так рад! Оставайтесь! Тут, в общем-то, неплохо, но ночами уж очень страшно! И из прихожей порой раздаются такие жуткие крики…

— Мать Сириуса! — я взбежал вверх по ступеням. — Нарцисса, пойдем, поговоришь с тетушкой! Она наверняка знает, что тут произошло!

Нарцисса нерешительно пошла за мной. Тонкс замыкала шествие.

— Куда же вы? — остановил нас бомж. — Заперто ведь!

Я дернул за ручку, и, к удивлению бродяги, дверь со скрипом открылась, впуская нас в дом славного семейства Блэков.

— Это все Платок, — пояснил я Тонкс. Она явно ничего не поняла, но с умным видом кивнула и тут же, споткнувшись о порог, растянулась на полу. Дом огласился воплями матери Сириуса:

— Грязнокровки! Осквернители рода! Смерть вам! Убирайтесь отсюда!

Эти слова безотказно подействовали на бомжа, который кубарем скатился с лестницы и со всех ног бросился бежать куда подальше.

— Здравствуйте, тетушка! — торжественно начала Нарцисса. — Это я.

— Нарцисса! — морщинистое лицо госпожи Блэк растянулась в приветливой улыбке. — Как я рада видеть тебя здесь!

— Я… тоже, признаться, очень рада, — светским тоном сказала Нарцисса и присела в почтительном реверансе, чуть склонив голову.

Мать Сириуса ответила ей доброжелательным кивком.

— А эти… — она грозно взглянула на нас с Тонкс. — Эти что здесь делают?! Да еще в таком виде!

— Долго рассказывать, тетушка, но я обещаю, что эти грязнокровки не побеспокоят тебя. Лучше расскажи мне, куда делось то отребье, что обитало здесь последнее время? — Нарцисса мастерски нахмурилась, изображая негодование. Хотя, может, она и не притворялась.

— Ах, вот что тебя интересует… — тетушка быстро скользнула по мне злобным взглядом. — А они убрались отсюда!

— Неужели они вот так просто взяли и вдруг ушли?! — глаза Тонкс округлились.

— А тебя, милочка, даже не научили хорошим манерам?! — вскричала миссис Блэк. — Влезать в чужой разговор, а, тем более, перебивать старших, неприлично!

Тонкс уже приготовилась выдать что-нибудь едкое в ответ двоюродной бабушке, но я вовремя наступил ей на ногу, и она смолчала.

— Тетушка, пожалуйста, расскажите нам, что тут произошло, — елейно промолвила Нарцисса, и старуха, сраженная ее обаянием, сдалась:

— Конечно, они ушли не просто так! Тут было сражение, и какое! Только у меня в прихожей пять трупов валялось! Но я бы им еще добавила! — воинственно выкрикнула она и погрозила воображаемому противнику кулаком.

— А потом? — Нарцисса напряглась; я даже вытянул шею, а Тонкс охнула.

— А что потом? Собрали оставшихся в живых — и уехали куда-то. Дамблдор все разорялся, как, мол, ему жаль, что все так вышло! — старуха зашлась скрипучим смехом. — А сам, между прочим, даже не почесался, когда ему сказали, что трое его людей сгинули неизвестно где!

Я вздрогнул: неужели мать Сириуса имела в виду нас? Мы с Тонкс переглянулись. Не к добру все это, ох, не к добру…

— А куда они отправились? — тихо спросила Нарцисса.

— Да откуда ж я знаю?! — довольно пожала плечами старая ведьма. — Они передо мной не отчитываются!

Я развернулся и, не говоря ни слова, вышел за дверь и сел на ступеньки, жадно глотая воздух. Через некоторое время Тонкс и Нарцисса присоединились ко мне. Они тихонько уселись рядом, спрятав ноги под мантиями. В тот момент они, такие разные, показались мне очень похожими друг на друга.

— Куда мы теперь? — непривычно грустно спросила Тонкс.

Я не ответил.

Тишина длилась невероятно долго. На нас бросали недовольные взгляды спешащие мимо пешеходы — почти как в день моего памятного дежурства с Эммелин. То время прошло бесследно.

— Надо ехать в Хогвартс, — наконец, выдавил я безо всякого энтузиазма. — Там-то уж наверняка кто-то должен быть… из «наших».

Тонкс с готовностью поднялась, а Нарцисса умоляюще посмотрела на меня, мол, можно мне остаться? Но я был непреклонен.

— Пойдем, Нарцмсса, — я подал ей руку. — Надо ехать.

И мы раскисшей процессией побрели на вокзал.

На вокзале было полно народу. Люди то и дело толкали друг друга, сновали туда-сюда в поисках нужной платформы, извозчики гремели тележками с багажом, а грузные полисмены лениво бродили среди всей этой неразберихи, излучая уверенность в себе. Я накинул на плечи мантию Тонкс, которая едва доходила мне до середины голени, чтобы хоть как-то слиться с толпой. Нарцисса то и дело охала и морщилась, когда кто-то задевал ее.

Вдруг всеобщая суматоха сменилась настоящей паникой. Бросая вещи, магглы разбегались кто куда, хватая на руки орущих от страха детей. Толпа чуть не смыла нас, унося в водовороте тел, но мне удалось вовремя схватиться за какой-то столб и удержаться на месте. Тонкс и Нарцисса крепко держались за меня, пока толпа не схлынула. Нашему взору предстала живописная картина: посреди платформы, распластавшись, лежал Пожиратель смерти. Его маска была сорвана и валялась в стороне, открывая вытянутое лицо с кривым носом и рассеченной губой. Где-то я уже видел этого человека, но никак не мог вспомнить, где. Над ним стоял, словно изваяние, молодой волк, гордо вскинув голову. Одной лапой он придавил Пожирателя к земле, а другую занес для удара, но наносить его не торопился.

Любопытные зеваки, преодолев страх, стадом стали собираться вокруг, трусливыми глазами глядя на волка. А он и не думал нападать ни на кого из толпы. Он спокойно смотрел, как к месту происшествия спешит отряд Авроров. Толпа расступилась, пропуская магических стражей порядка и скрывая нас, и уже через минуту площадка огласилась душераздирающим воплем:

— Я не виноват! Нет! Только не это!!!

Очевидно, Пожиратель имел в виду поцелуй дементора, который наверняка был ему обещан добрейшей души человеком и по совместительству начальником команды Авроров — Аластором Грюмом.

Что происходило в гуще событий нам с нашего места дислокации было не видно, как Тонкс ни пыталась приподняться повыше. В результате она чуть не свалилась на пути, пошатнувшись на ставших бесконечно длинными ногах, так что от этой затеи нашей шпионке пришлось отказаться.

Мы только услышали, как, проходя мимо, Грюм прорычал:

— Вызывайте отряд по работе с последствиями магического вторжения! Тонкс, Люпин, — бросил он, не меняя тона голоса, — немедленно следуйте за мной!

Вне себя от радости, мы бросились расталкивать магглов. Нарцисса упиралась, но я крепко сжимал ее запястье, так что вырваться ей никак не удавалось. Оказавшись, наконец, за пределами тугого кольца зевак, мы присоединились к Аврорам — молодым ребятам, с интересом взиравшим на нас, грязных, уставших, потрепанных.

Грюм вдруг бросился ко мне и порывисто обнял. Признаться, я не ожидал такого от старого Аврора, и этот жест немало смутил меня.

— С возвращением! — услышал я доносящийся откуда-то слева уже не детский, но еще и не ставший мужским голос.

— Финниган! — я с удивление взглянул на загорелого, окрепшего паренька, который совсем недавно, похоже, повязал своего первого Пожирателя. — Почему ты не в школе?

— Я решил, что больше всего на свете хочу быть полезным Министерству, профессору Дамблдору и Ордену в борьбе с… Волдемортом! — это имя далось ему нелегко. — Мистер Грюм согласился взять меня в свой отряд, несмотря на мой возраст, так что я ушел из Хогвартса.

— Но как же… — я осекся. Может быть, для парня, месяц назад потерявшего самых близких ему людей, это был лучший выход. Я понимал его жажду действий, которую не могли утолить школьные уроки. Я понимал его, ведь, в сущности, мы оба были волками. Это сближало нас. Поэтому я как можно веселее кивнул Симусу и пожал его ставшую мозолистой руку.

Грюм грозно осмотрел Нарциссу волшебным глазом, отчего та вся ссутулилась, словно стараясь стать незаметней, и велел своим молодцам со всеми почестями связать миссис Малфой и доставить в Министерство, где с ней и будут разбираться.

— Ремус! — услышал я жалобный всхлип этой красивой женщины, и мое сердце растаяло.

— Аластор, — я отвел его в сторонку. — Может быть, было бы возможно доставить миссис Малфой, ну, скажем, к тебе в кабинет, а там уж мы побеседуем с ней в частном порядке… Это особый случай.

— Вижу, — недовольно хмыкнул старый аврор, но все же изменил приказ.

— Не бойся, я обязательно приду к тебе, — пообещал я и вернулся к Аластору и Тонкс, которые увлеченно беседовали, обмениваясь последними новостями.

— Люпин! — Грюм похлопал меня по плечу. — Я так рад, что вы все-таки вернулись!

— Почему нас не искали? — задал я давно мучавший меня вопрос.

— Вместо вас вернулся целый полк Пожирателей во главе вот с этой… — Аластор указал на Нарциссу. — Будь моя воля — я бы ее сразу к поцелую приговорил — без суда и следствия!

— Послушай, я отвечаю за каждое слово…

— Ладно, об этом после, — Грюм нахмурился. — Бойня страшная была: и Кингсли, и Дедал Диггл, и Чарли Уизли… а… — он махнул рукой так, что я все понял.

— Северус тоже… — тихо дополнил я неоконченный Аластором список.

Он передернул плечами и, как мне показалось, всхлипнул. Но это только показалось: Авроры не плачут. Никогда. Даже если сердце разрывается на куски.

— У Ордена теперь нет штаба, — сообщил Аластор устало. — Разошлись все своими дорогами, каждый в свою нору — раны зализывать. Уизли тяжелее всех переживали… я даже не смог к ним поехать, хоть они звали… Не смог, Люпин, понимаешь? Видеть чужое горе, горе дорогих тебе людей — невыносимо даже для меня. А я считаю себя человеком стойким, ты знаешь! — он погрозил кому-то пальцем.

— Как же теперь, Аластор? — безнадежно вздохнул я.

— Как-как?! Каждый борется, как умеет. Дамблдор все еще верит в победу. Орден существует, хотя Волдеморту и удалось ослабить его.

— Я могу поговорить с ним?

— Думаю, я смогу это устроить, — пообещал Грюм. — А пока вот что. Пойдемте ко мне, вам надо привести себя в божеский вид и отдохнуть, выспаться, наконец! А тебе, Люпин, я лично залечу ребро!

Я только поразился способностям магического глаза старого Аврора. Приглашение было принято, и уже через несколько секунд мы стояли у дверей крошечной законспирированной донельзя квартирки вечно подозрительного Грюма. А еще примерно через час я лежал на старом диване, посвежевший, побритый, подлеченный и даже надушенный каким-то одеколоном и с непонятным мне удовольствием мазохистского толка слушал душераздирающее пение Тонкс о победе, доносившееся из ванной.

Поспав несколько часов, я отправился в Министерство, где с усердием давал показания в защиту Нарциссы, от лоска которой не осталось и следа. Она буквально кусала ногти, глотая каждое слово защиты с такой жадностью, с которой обычно узники Азкабана глотают хорошие новости из дома. Ввиду того, что метки у нее не нашли, а я показал, что она была невменяема и выполняла приказы Волдеморта не по доброй воле, ее милостиво приговорили заключению в Азкабане на срок до десяти лет с целой кучей оговорок. Ее увели, так и не дав мне попрощаться и пообещать, что я буду навещать ее, когда выпадет возможность. Что-то не давало мне просто так взять и уйти из зала суда и выкинуть из жизни тот день, когда мы, спасаясь от темного лорда, стали одной командой.

А на следующий день я с волнением ждал в «Трех метлах» в Хогсмиде появления директора Дамблдора. Я сидел за стойкой и пил уже четвертую чашку кофе, когда две маленькие ручки закрыли мои глаза. Сам не зная, почему, я расплылся в улыбке.

— Кто это? — мой голос звучал нетипично игриво.

Кто-то губами нежно коснулся моего затылка.

— Если бы ты только знал, Ремус, как я боялась, что больше никогда не увижу тебя… — и Эммелин обхватила руками мою шею.

На секунду я замер, наслаждаясь непередаваемо приятным чувством близости другого человека, женщины… Потом медленно, чтобы не спугнуть прелесть момента, повернулся и заглянул в ее глаза. Мне вдруг почудилось, что в эту минуту в ее глазах вспыхнула лукавая искорка, которая делала их веселыми, когда был жив Сириус.

Я положил руки ей на талию и, как завороженный, смотрел на ее лицо. Просто смотрел и не мог насмотреться.

— У меня для тебя что-то есть, — загадочно проговорила она, когда пауза затянулась.

— У меня… тоже… — только и смог выговорить я, с неохотой отвлекаясь от ее лица и переводя взгляд на желтоватый конверт с печатью Хогвартса, который она протягивала мне.

— Дамблдор не сможет сегодня встретиться с тобой, но он просил передать тебе вот это. Он сказал, что там ты найдешь ответы на все свои вопросы…

Она слегка покраснела и стала вдруг такой красивой, что я не мог больше ждать. Я выхватил из внутреннего кармана мантии зеленый платок, который носил при себе с того момента, как отнял его у Нарциссы, и протянул Эммелин.

Она вмиг изменилась в лице: этакая смесь восторга и бесконечного горя отразилась в нем, что я уже начал жалеть о том, что отдал ей треклятый платок. А она схватила его, прижала к груди и, бросив мне что-то вроде: «Еще увидимся!» — выбежала из трактира.

Я заказал себе виски. Безо льда. Мне совершенно противопоказано спиртное, но я все равно заказал. Повернувшись обратно к стойке и стараясь не встречаться глазами с мадам Розмертой, я вскрыл конверт.

«Дорогой Ремус! — гласило обращение, написанное витиеватым почерком Дамблдора. — К сожалению, обстоятельства против меня, так что встретиться с тобой сегодня я не смогу. Да, может, это и ни к чему. Ведь ты наверняка намерен больше спрашивать, чем рассказывать. Откуда я это знаю? А вот и первый твой вопрос, я угадал? — я непроизвольно кивнул письму. — Что ж, ты имеешь право знать правду. Возможно, ты сочтешь мои слова жестокими, но, поверь, единственной моей целью было спасение Ордена. На борьбу с Волдемортом я положил все свои силы и много долгих лет жизни. Быть может, с возрастом ты поймешь меня. Однако, я отвлекся.

Итак, откуда я знаю о том, как погиб Северус, о том, как пытали вас с Тонкс и о том, как вам удалось бежать? Все очень просто — у меня есть осведомитель. Наверное, ты сейчас в замешательстве? Что ж, я развею твои сомнения. Понимаешь, Северус раскрыл себя и больше не мог работать под прикрытием. Тогда мне пришлось внедрить в логово Волдеморта своего человека. И им стал Наземникус Флетчер. Мелкий вор, продажная шкура — он отлично подходил на роль человека, способного втереться в доверие к Волдеморту. Скажу сразу, работать в качестве двойного агента он стал совсем недавно, но на первых порах его, как наверное, и любого новичка, ожидал огромный успех.

Теперь подошло время ответить на следующий твой вопрос, мальчик мой, который, я уверен, ты задал бы мне. Что это за таинственное Дело, о котором так хотел узнать наш враг? Представляю себе твою обиду, когда ты понял, что Волдеморт знает больше, чем ты, член Ордена. Не стоит обижаться, тут нет ничего сверхъестественного. Ты просто не мог знать о Деле, потому что никакого Дела не существует. В этом и состояло первое задание Наземникуса — он должен был убедить темного лорда, что Орден готовит нечто ужасное, способное сокрушить его. Волдеморт попался в ловушку и начал нервничать — я ликовал! Но тут — вынужден признать, что писать об этом значительно легче, чем говорить, — тут я совершил ошибку. Ошибку, которая стоила мне моего дорогого Северуса и могла стоить и вас с Тонкс. Заметь, я вовсе не стараюсь выгородить себя в твоих глазах, поскольку отлично понимаю, насколько тяжела моя вина. И все-таки, я надеюсь, что могу рассчитывать хоть на каплю понимания….

Беда случилась, когда Волдеморт предложил Наземникусу сделку, от которой он не смог отказаться. Темный лорд решил удостовериться в его верности и велел помочь провести Нарциссу в штаб Ордена на площади Гриммо. И вот тут я и совершил главную свою, саму свою постыдную ошибку: я не смог даже предположить, что Наземникус испугается за свою жизнь и пойдет на поводу у Волдеморта. Близоркукость старого гриффиндорца, привыкшего верить и прощать! Но не спеши делать выводы. Осудить человека ты успеешь всегда — главное, понять, за что ты осуждаешь его. Предательством Наземникуса было не то, что он вероломно помог Нарциссе забрать платок и получить доступ к штабу. Предательство совершилось тогда, когда он не нашел в себе силы признаться мне в содеянном. И я, слепо доверяя глупцу, послал вас в самый центр пчелиного улья…

Мне больно писать об этом, ибо это не единственная моя вина. Узнав в своем поверенном перебежчика, я не был достаточно суров с ним. Надеясь на то, что заблудшая овца всегда имеет возможность вновь прибиться к стаду и действием искупить свою вину, я позволил валяющемуся у меня в ногах Наземникусу остаться в Ордене, не прогнал его, как ничтожное насекомое, а дал второй шанс. И он отплатил сполна за мою глупость и доверчивость. Да, возможно, ты уже догадался, что я имею в виду — он продолжил работать на Волдеморта. Забыв о своей совести, чести и долге, он шпионил на врага, доставляя ему самые свежие сведения, а мы терпели поражение за поражением. Однако, как видишь, я в курсе всего, что происходило с вами в страшном замке Волдеморта, и в этом, несомненно, заслуга все того же Наземникуса.

Итак, что мы имеем: шпиона, работающего на два лагеря сразу и ловко обводящего вокруг пальца и Волдеморта, и меня. Только то, что мне удалось вывести его на чистую воду, уберегло нас от очередной оплошности — я чуть было не послал в замок Волдеморта отряд по вашему спасению, наивно полагая, что вы просто заблудились в лабиринтах подземелий или же стали жертвами бродячих волшебников, не желавших отдавать временное пристанище без боя. Только представь себе, насколько возросло бы число жертв, если бы я послал туда целый отряд Авроров! О! Кажется, я ответил и еще на один твой вопрос, не так ли?

Я не хочу, чтобы ты думал, будто в погоне за общей победой я без колебания могу пожертвовать дорогими мне людьми, которыми являетесь и вы с Тонкс, которым, без сомнений, был Северус. И мое сердце разрывается всякий раз, как я думаю о том, насколько я виноват перед вами. Однако исправить уже ничего нельзя. И время нас рассудит и примирит, если ты затаишь на меня злобу или обиду. Ты должен быть уверен только в одном: все, что я делаю, — повторяю, все — я делаю ради волшебного мира, ради будущего ваших детей, ради всеобщего счастья».

Дальше стоял росчерк и дата, на которые я даже не взглянул. Скомкав письмо, я сначала хотел запустить им в мусорное ведро, но потом, вспомнив об осторожности, поджег злосчастный пергамент, стряхнул пепел в ладонь и высыпал в свой бокал с виски. Надо сказать, я был недопустимо пьян. Но сейчас меня это не заботило. Опрокинув в себя пятый по счету бокал виски, я даже не поморщился, ощутив на языке вкус пепла. А что мне остается? Бороться дальше. Я же почти Аврор. Почти.

Я не очень хорошо играю в шахматы. И есть в этой игре один прием, применять который я вряд ли когда-нибудь научусь. Гамбит — мое слабое место.

Ремус Люпин подошел к окну. Собиралась гроза. Серые, тяжелые тучи застилали небо, нависая прямо над домиком на самой узкой улочке Литтл Уингинга. Мужчина чихнул и закрыл шторы — в последнее время от сырой погоды начинало ломить кости, да и настроение портилось. Устроившись поудобнее в кресле-качалке, Ремус призвал к себе чашечку горячего шоколада и начал пить маленькими глотками.

В дверь постучали.

— Кто там? — громко спросил он, не вставая.

— Это я, — послышался глухой женский голос, и Ремус вздрогнул.

Поспешно поднявшись и чуть не опрокинув на себя остатки шоколада, быстро подошел к двери и распахнул ее. На пороге стояла женщина, высокая и худая. Ее строгое лицо, казалось, ничего не выражает.

— П-проходи, — от волнения Ремус начал слегка заикаться. — Я не ожидал, что ты придешь сегодня…

Женщина шагнула в тепло крошечной комнаты и осмотрелась в поисках вешалки. Ремус поймал плащ, который она легко скинула с плеч; секунда — и он растворился в воздухе. Женщина издала нервный смешок:

— Все твои фокусы, да, Ремус?

— Это не фокусы, просто привычка. Твой плащ висит в шкафу в соседней комнате. Устраивайся, — он указал на кресло-качалку, — сейчас я сделаю тебе чашечку горячего шоколада…

Женщина прошла к креслу и опустилась в него, как-то недоверчиво глядя на огонь.

— Я прочла его, — сказала она, скорее сама себе. — Никогда не думала, что ты можешь так писать.

— Как «так»? — спросил Ремус. Чашечка шоколада дрожала в его руке.

— Так… — женщина резко обернулась и посмотрела ему в лицо тем особенным, долгим взглядом, которым несчастные женщины смотрят обычно на одинокого мужчину. — У тебя было много поклонниц.

С этими словами она достала из дамской сумочки небольшую тетрадь в темно-красной обложке и еще какое-то время крутила ее в руках, словно не желая расставаться с ней.

— Поклонницы… — Ремус скривил рот в почти снейповскую улыбку. Он подал гостье шоколад и взял, наконец, свой маленький дневник.

— Почему ты дал его почитать именно мне и именно сейчас? Хотел задеть меня побольнее? — голос женщины звучал надтреснуто, даже отчаянно.

— Что ты! — Ремус опустился на ковер у ее ног и тоже посмотрел на языки пламени, играющие друг с другом в камине. — Просто я думал… ты ведь хотела знать, как было, разве нет?

— Хотела! — женщина вскочила на ноги, но, вдруг увидев на полу мышь, взвизгнула и снова взобралась на качалку, поджав ноги. — Хотела. Но не так. И не в такой форме.

— У меня есть для тебя еще кое-что.

— О! — женщина скривилась. — Очередные сказки о великих похождениях отставного преподавателя!

— Зачем ты так? — Ремус печально тряхнул головой, отгоняя от себя невеселые мысли. Он уже давно решился на этот шаг, но почему-то сейчас медлил.

Наконец, он встал и подошел к камину. Там, на самом видном месте, под мраморными часами, лежал маленький листок, сложенный вчетверо. Ремус не спеша взял его в руку и долго смотрел на неровные буквы, выведенные красными чернилами.

— Ремус? — его плеча коснулась ухоженная рука, такая же аккуратная и чопорная, как и ее хозяйка.

— Да… вот, возьми, — мужчина отошел к окну и уставился в дождь. — Прочти это дома и, прошу тебя, не приходи сюда больше. К тому же, скоро должен прийти Гарри…

Женщина поджала губы и как-то нерешительно положила листок в сумочку.

— Гарри все еще приходит сюда?

— Это он настоял на покупке этого домика. Он считает Литтл Уингинг родным городом, в какой-то степени. Во всяком случае, как он говорит, его связывают узы крови.

— Наверное, он стал совсем взрослым? — женщина откинула непослушную прядь со лба и чопорно взглянула на портрет молодого юноши с черными взъерошенными волосами и пронзительными зелеными глазами, что висел на стене.

— Да, ты права… А как твой сын? Женился? — Ремус тоже посмотрел на портрет Гарри, но вспомнил его отца.

— Ну, что ты! Он же еще так молод! — гостья сделала большие глаза и отмахнулась от самой этой идеи, как от толстой назойливой мухи.

— Наверное, ты вряд ли одобришь хоть одну кандидатку на роль невестки! — усмехнулся Ремус.

— Неправда! Я с удовольствием приму в семью порядочную девушку, которая…

На крыльце послышались шаги.

— Это Гарри! — взвизгнула гостья и засуетилась в поисках пальто. — Он ни в коем случае не должен знать, что я приходила!

— Быстро! Прячься в спальню! — с улыбкой прошептал Ремус, открывая незадачливой визитерше дверь.

Женщина, не медля ни секунды, скрылась в темной комнате, и как раз вовремя, потому что в дверь постучали.

— Кто там? — отозвался Ремус. Почему-то он был несказанно доволен собой. Разве что к самодовольству примешивалась капелька безысходности… впрочем, может, ему это только показалось.

Оставшись одна в комнате, гостья осмотрелась. Ничего, что указывало бы на присутствие другой женщины, она не обнаружила. Односпальная кровать, грубой работы шкаф, большой письменный стол, неуклюжий стул…

На столе стояли две колдографии: на одной четверо мальчишек в мантиях и красно-желтых шарфах весело скалились в камеру, стараясь оттолкнуть друг друга. На другой был изображен угрюмый мужчина в черном с длинным, крючковатым носом и жирными волосами. Он недобро взглянул на любопытную гостью и презрительно фыркнул.

«Мерзкий тип!» — подумалось женщине, и она уселась на кровать, ожидая, когда Гарри Поттер, наконец, уйдет и даст ей возможность вернуться домой. Дождь барабанил по крыше, одинокие капли ударялись в подоконник, отбивая невеселый марш.

Женщина открыла сумочку и, чтобы скоротать время, достала маленький кусочек пергамента, сложенный вчетверо. Она развернула его и начала читать…

«Я буду с тобой всегда. Даже когда меня не станет — я буду с тобой. Запомни это.

А лучше сохрани в своем сердце и забудь. Наверное, ты смотришь сейчас удивленно на серый пергамент. Не веришь? И не надо. Просто знай.

Вот это письмо подтвердит, что я люблю тебя уже очень давно — и это ни для кого, кроме тебя, не секрет. Все знали, что я с ума сходил от правильных черт твоего лица, густых каштановых волос и прекрасных зеленых глаз — таких же, как у твоей сестры. Мы не виделись уже очень давно, шестнадцать лет, но мне почему-то кажется, что ты почти не изменилась: чопорная, серьезная, аккуратная. Представляю себе, как ты живешь: в доме — идеальный порядок; на работе — верный муж; в школе — любимый сын. Он мог бы быть моим…

Но нет. Ты, конечно же, изменилась. Глаза потухли, словно устали светиться; голос стал тоньше, крикливее; на руках появились первые морщины. Аккуратность превратилась в педантичность, серьезность — в строгость, а порою и в злость. Я слышал все это от Гарри.

Ты так и не смогла полюбить наш мир, отвергая все магическое, даже такое чувство, как любовь.

Помнишь, как мы с тобой встретились? Может, и нет. А может, просто не хочешь помнить. Но я все-таки возьму на себя смелость освежить твои воспоминания. Эх, почему я не был смелым раньше?

Тогда была зима. Весь ваш домик утопал в снегу, а расчищенные дорожки были такими узкими, что пройти по ним можно было либо гуськом, либо близко-близко прижавшись друг к другу. Лили пригласила нас всех на каникулы, и мы ввалились в твой мирок шумной толпой. Немного пьяные, шабутные семнадцатилетние мальчишки. Помнишь: только мы поднялись на крыльцо, Сириус взорвал хлопушку, и белый снег покрылся красными и золотистыми кристаллами… Ты тогда только поджала губы и, даже не поздоровавшись, поднялась к себе. А я посмотрел тебе вслед.

Перед Рождеством мы все вместе украшали елку. И только ты сидела в стороне и делала вид, что читаешь. Но когда я подошел к тебе, ты даже не смогла вспомнить название того фолианта, что держала в руках. Я до сих пор не понимаю, что же заставило тебя пойти со мной прогуляться по одной из узких дорожек, запорошенных снегом. Помнишь, как мы шли рядом, потому что ни один из нас не хотел пропускать другого вперед? А потом сидели на детских качелях, и я читал тебе свои стихи про звезды, а ты смотрела в небо, словно ища там иллюстрации к моим виршам.

А помнишь, как мы валялись в снегу, весело смеясь? Ты пыталась засунуть мне за шиворот побольше снега, а я все норовил обнять тебя незаметно, прижать к себе…

В новогоднюю ночь ты рано ушла спать, презрительно окинув взглядом нашу компанию. Но я-то уже знал, каким еще может быть этот взгляд! Тогда мне хватило ума отделаться от пьяного Сириуса и пробраться к тебе в спальню, где, я чувствовал, ты ждала меня. И я не ошибся. Помнишь, как ты смеялась, когда я признался, что ты первая девушка, которую я поцеловал? Ты не поверила, а это была правда. Такая же чистая, как и наш первый поцелуй.

Я никогда не забуду, как вечерами, сидя рядом со мной на кровати, ты читала мне Шекспира, а я уговаривал тебя почитать Стокера. Конечно, ты так и не согласилась…

Наверное, я утомил тебя своими детскими воспоминаниями. Но, может, ты все же уделишь мне еще несколько минут своей жизни — я скоро закончу.

Конечно, ты знаешь, что я — волк. Не только телом, но и частью души. Может, не войди ты тогда в комнату, ничего бы и не было? Но ты вошла. Как сейчас помню, как чуть не упал со стула, когда, вспоминая с ребятами и Лили наши похождения и проказы в Запретном лесу, увидел в дверном проеме тебя. Как ты смотрела! Сколько боли было в твоих глазах, сколько обиды! Да, я оказался не тем тихим и стеснительным мальчиком, к которому ты успела привыкнуть, а диким, неконтролируемым зверем, который под полной луной рыщет по лесу в поисках жертвы… В чем я могу обвинить тебя? Как можно удивляться тому, что ты ушла, громко хлопнув дверью и так и не пригласив нас на ужин, и никто больше не видел тебя до конца каникул? Все правильно. Пожалуй, это даже хорошо, что ты узнала обо всем до того, как по-настоящему полюбила меня. И, я знаю, ты сейчас счастлива.

Я очень надеюсь, что ты не огорчишься, узнав, что оборотню дано в жизни любить только раз… Прости, но я все еще люблю тебя: твою длинную шею, которую я с таким наслаждением покрывал поцелуями; твои тонкие губы…

Наверное, ты удивишься, что я решил написать только сейчас. Не удивляйся, все просто — я скоро умру. Вот уже две недели, как у меня появилось, наконец, время для того, чтобы вспомнить всю свою жизнь, — между пытками Волдеморта мне остается заниматься только этим. Знаешь, теперь эта моя жизнь кажется мне настолько же прекрасной, насколько неудачной казалась последние пятнадцать лет. Меня убьют скоро, точнее, когда этот пергамент попадет к тебе, меня уже не будет. Мне дали право на последнее письмо, и я написал его тебе. Я мог бы адресовать его профессору Дамблдору, Аластору Хмури, Гарри — на что они, наверное, и надеялись — но я выбрал тебя. Ты — моя последняя надежда, мой последний луч солнца, падающий на этот листок через небольшое окно комнатки, ставшей мне тюрьмой. Только ты и осталась в моей жизни. Ты, ты, ты — до последнего вздоха…

Р.Л.»

Она знала, что должна была прочитать все это дома, в уютной и такой родной спальне, увешанной фотографиями мужа, пропахшей его ароматом. Она представила себе, как бы она заперлась ото всего мира и погрузилась в волшебные, да-да, именно волшебные строки, предназначенные ей одной. Она снова и снова перечитывала письмо, и глаза ее заполнялись слезами. Одинокий мужчина в потертой вязаной кофте и выцветших брюках словно обретал в ее воображении краски, которыми он был так богат в молодости. Самый короткий, самый первый, самый лучший роман в ее жизни оживал с каждым словом письма.

Петунья поднялась и вышла в маленькую гостиную.

— Тетя? Что ты тут делаешь? — Гарри поднял голову и уставился на столь неожиданно появившуюся родственницу.

— Я пришла… — Ремус было встал, но, увидев письмо в ее руках, тяжело опустился в свое кресло. — Я должна поблагодарить тебя, Ремус, за все, слышишь, за все, что ты сделал для меня.

— Я не сделал абсолютно ничего, Петунья, ты же знаешь…

— Да, я знаю, — она прошла в центр гостиной. — Гарри, не смотри на меня так! Я знаю. Вот это письмо — оно… — женщина запнулась, споткнувшись о тяжелое слово, — оно перевернуло весь мой мир — вы оба, слышите — весь мир.

И в этот момент случилось что-то совершенно невероятное: тетя Петунья подошла к креслу, наклонилась и, быстро и жадно, поцеловала Ремуса в губы. Мгновение. Вспышка молнии. Раскат грома. Пустота. И только серый дождь барабанит по крыше.

Петунья резко отстранилась, нервно поправила прическу и, не обернувшись, выбежала на улицу…

— А как же… — Ремус водил пальцем по губам, снова и снова, заново переживая только что обретенное и утерянное навсегда мгновение. — Как же плащ? Он же у меня в спальне…

— В спальне? — ошарашено повторил Гарри, все еще не веря своим глазам. — Вы и тетя, вы… что, встречаетесь???

Ремус поднял на юношу грустные глаза.

— Она пришла сама. На второй день после того, как я переехал сюда, — он поднялся и прошел к камину, усердно стараясь не встречаться с Гарри глазами.

— Я думал, она не любит магию…

— Она и не любит, — просто ответил Ремус, — она хотела лично удостовериться, что я неопасен. Я же…

— Она знала, что Вы — оборотень?

Ремус кивнул.

— Я давал ей свой дневник почитать.

— Но… почему? — Гарри бережно взял в руки небольшую тетрадь с камина и погладил темно-красную обложку.

— Петунья сказала, что ей было бы интересно узнать, как я живу.

— Но тут совсем не то…

— Именно то, Гарри, — Ремус серьезно посмотрел на юношу. — В этой тетради — моя настоящая жизнь. Все прочее — пустое существование.

Гарри понимающе покачал головой, а потом вдруг положил руку Ремусу на плечо.

— Она больше никогда не придет, — тихо сказал Люпин, опустил голову.

— Почему? — Гарри поправил очки, чувствуя, что это единственное, что он в состоянии поправить.

Ремус вдруг почувствовал, что на сердце стало теплее. Агония любви прошла, вежливо уступая место пустоте, царившей в его душе уже многие годы.

— Потому, что… — он замялся, не зная, как рассказать про письмо. — Потому, что она узнала обо мне все, и потому, что этого оказалось больше, чем она могла рассчитывать.

— Странно все это, — заметил Гарри, наморщив лоб. — Надо будет навестить ее как-нибудь. Может быть, выпьем кофе?

— Давай, — улыбнулся Ремус. Он сварил кофе, разлил его по чашкам и принес из кухни коробку с печеньем.

Удобно устроившись на полу у камина, друзья слушали дождь и вспоминали. И Ремус по-мальчишески улыбался, радуясь, что, в конце концов, в его жизни больше не осталось тайн…