Дурной пример

Не то, чтобы Поттер до сих пор ненавидел эту фамилию. Нет, после стольких лет он уже ни к кому не испытывал подобных чувств. Когда тебе за сорок, смешно лелеять детские обиды, даже если они плавно перетекают в горькие воспоминания. Печальные картинки прошлого давно подернулись траурной дымкой, военные годы ушли на задворки памяти, поверх старых, зарубцевавшихся ран успели нарасти свежие шрамы. Схоронив родителей жены, пару раз произнеся речи над могилами учителей и друзей, умерших вполне мирной смертью, он уже и не вспоминал о войне и ее участниках. Особенно о тех, кто был по другую сторону баррикад.

Но письмо младшего сына его встревожило и даже немного расстроило, словно вместе со сладким куском свадебного пирога ему попалась кислая ягода. Неприятно, противно и хочется поскорее прополоскать рот.

— Знаешь, мне не нравится эта идея, — прямо сказала Джинни, поправляя на плечах черные кружева воротничка: она уже полгода носила траур по родителям, считая, что таким образом поддерживает традиции, которые в семье Поттеров и так почти не соблюдались. — Да, они дружат, но приглашать этого мальчика к нам на все каникулы. Просто удивительно, что его родители согласились. Не ожидала от них такого демократизма.

— Им уже пятнадцать, — Гарри оттянул пальцем веко, рассматривая покрасневшие сосуды в глазу. — Я рад, что Альбус не такой придурок, как его отец или старший брат.

— Гарри, Джеймс просто попал под влияние дяди, — снисходительно улыбнулась жена, как всегда покрывая своего первенца. — И не называй его придурком, это непедагогично.

Гарри смущенно кивнул. Обращаться «педагогично» с собственными детьми он так и не научился, несмотря на возраст и жизненный опыт. Джинни и Гермиона постоянно пеняли ему и Рону за глупые неудачные шутки, которыми они часто перебрасывались с детьми. Гриффиндорец Джеймс никогда не обижался, разделяя грубоватый юмор и считая его проявлением сопричастности к миру взрослых мужчин. А вот рейвенкловец Альбус болезненно кривился, отказываясь понимать нелепые, на его взгляд, шутки родителя, чем часто смущал Гарри, не ожидавшего от среднего сына подобной щепетильности.

Ал рос странным. В детстве это было не так заметно, но после распределения в Рейвенкло эта странность стала слишком бросаться в глаза. «Не быть ему лидером», — вздыхал Поттер, наблюдая, как макушка приехавшего на каникулы сына прячется за очередным фолиантом. Квиддич его не интересовал, веселые забавы и возня в снегу вызывали легкую снисходительную улыбку. Единственной игрой, в которой преуспел Альбус, были шахматы. Зато он настолько мастерски наловчился передвигать волшебные фигурки на клетчатой доске, что дядя Рон отказался от состязаний с племянником, когда тому было еще двенадцать.

— Странный Альбус, — тихо говорила Гермиона, и при взгляде на Ала, быстро что-то выписывающего на пергамент из очередного пухлого тома, на ее лице просыпались нежность и удовольствие. Похоже, в отличнике Поттере она видела родственную душу.

— Рейвенкловец, — почти уничижительно бросал Джеймс, и Альбус прожигал его одним-единственным пронзительным взглядом, сравнимым почти с Авадой.

— Отстаньте от мальчика! — сердилась Джинни, когда отец не оставлял попыток затащить сына на матч по квиддичу. Гарри не хотел смиряться: упорно покупал билет и для среднего сына тоже, упорно тащил его на стадион и считал почти победой, когда Альбус, пряча в уголке губ снисходительную усмешку, все же соглашался осчастливить отца. А потом всю игру сидел на трибуне с отсутствующим видом или снова утыкался в книгу.

И когда в конце первого курса Альбус впервые написал в письме о своем лучшем друге, Гарри почти не удивился. Это было настолько в духе Ала, что семья только пожала плечами, а Джеймс покрутил пальцем у виска и сообщил родителям, что «двум таким занудам только и дружить».

— Ты готов? — Джинни приколола к траурному воротничку перламутровую гемму и отошла от зеркала, уступая место мужу. Гарри в последний раз пригладил волосы и снова оттянул вниз веко, словно ожидая увидеть под ним что-то интересное.

— Вполне. Попроси Рона сдерживать эмоции, не хочется, что бы они про нас подумали невесть что…

Жена понимающе улыбнулась, пообещав проследить за братом, не научившимся держать язык за зубами даже ради соблюдения элементарных приличий. Рон так и остался веселым задирой, правда, теперь его рыжую голову украшала небольшая лысина, а для чтения спортивного раздела в «Ежедневном пророке» требовались очки, чего он стыдился.

— Волнуешься? — Джинни заботливо поправила мужу узел галстука. — Надеюсь, Джеймс не устроит прямо на вокзале какой-нибудь каверзы. Не хотелось бы попасть в неудобное положение.

— Малолетний хулиган, — Гарри почувствовал, что действительно волнуется.

— Ну не такой уж и малолетний, — жена в последний раз придирчиво оглядела гостиную, сейчас мирную и пустую, где скоро невозможно будет расслышать собеседника за гулом разновозрастных голосов. Ну что: не шикарно, конечно, но уютно. И, можно сказать, стильно.

— Как думаешь, он такой же? — вдруг испуганно спросила она, подходя к Поттеру, держащемуся за ручку двери. — Вдруг ему не понравится? Вдруг он…

— Яблоко от яблони? — усмехнулся Гарри, сразу уловив, о ком идет речь. — Не понравится — отправится домой: это идея Альбуса, в конце концов, это его друг. Думаю, он предупредил его, что у нас тут обычный дом, а не Букингемский дворец. Не переживай, в следующем году им просто придется пригласить к себе Ала — из вежливости. Вот тогда и оценим, у кого лучше.

— Но… — Джинни почти умоляюще посмотрела на супруга, сама не ожидая от себя такого мещанского желания выглядеть лучше в глазах посторонних людей.

— Все нормально, ты прекрасная хозяйка! — Гарри мягко поцеловал супругу в макушку. — Ему все понравится! Главное, чтобы Джеймс не провоцировал Альбуса — и все будет замечательно. Пойдем, если детям придется ждать на вокзале, Гермиона нас живьем съест.

* * *

Они двигались по платформе странной компанией: впереди Лили, следом за ней на удивление угрюмый Джеймс, небрежно толкающий перед собой сразу две тележки. Взволнованный Альбус с очередным книжным кирпичом под мышкой постоянно оборачивался к своему другу, которому предстояло прожить в доме Гарри все каникулы. Поттер просиял улыбкой навстречу детям и тут же слегка потух, заметив, что позади приятеля Ала, словно призрачный конвой, возникли две высокие фигуры. Мужчина и женщина вежливо кивнули Альбусу и что-то зашептали своему отпрыску в уши, на что тот недовольно поморщился.

Джинни глубоко вздохнула и незаметно сжала в руке ладонь мужа. Гарри осторожно улыбнулся и ободряюще ответил на рукопожатие.

— Привет, — буркнул Джеймс, останавливая тележки рядом с родителями, и вытер вспотевший лоб. — Чертова сова меня всего исклевала, Лили, забери свою птицу!

— Ты ее дразнил! — воскликнула сестра, выворачиваясь из объятий отца. — Папа, а мы на квиддич пойдем?

— Пойдем, — Гарри машинально ответил на приветствие старшего сына, не отрывая глаз от приближающейся компании.

— Добрый день! Вы, вероятно, родители Альбуса?! — вежливо поинтересовалась высокая блондинка, протягивая Джинни руку. Та смущенно закивала, тряся узкую аристократическую ладонь. — Мы много о вас слышали, Скорпи часто рассказывает о семье друга.

Гарри мысленно поблагодарил Мерлина за то, что Рон остался ждать их в машине: страшно представить, что он мог бы выдать в ответ на эти слова. Припадая в церемонном поцелуе к прохладным тонким пальцам, он не мог не отметить удивленный взгляд жены, не ожидавшей от супруга такого галантного поступка.

— Надеюсь, вашему сыну понравится у нас, — промямлил Гарри, упорно не замечая вторую высокую фигуру в дорогой кремовой мантии, — Мы очень рады его дружбе с Альбусом.

— Надеюсь, в следующем году он сможет погостить у нас, — жена Малфоя приподняла кончики губ, снисходительно не заметив странного напряжения, повисшего над их группой. — Вы же не будете против?

— О, нет-нет, конечно! — поспешно ответила Джинни, чувствуя себя еще более неловко. Блондинка улыбалась, не зная, что еще сказать, и комкала в руках тонкие голубые перчатки. Лили ворковала со своей совой, два приятеля, ничего не замечая вокруг, что-то бурно обсуждали в сторонке. Гарри молчал, рассматривая бриллиантовую гроздь в мочке уха своей собеседницы, продолжая игнорировать отца Скорпиуса.

Томительную паузу прервал Джеймс, которому до смерти надоели церемонные поклоны и натянутые приветствия.

— Мы идем или нет?! — сердито спросил он, пнув ногой клетку с совой — птица возмущенно захлопала крыльями, а Лили бросила на брата гневный взгляд. — Я жрать хочу как тролль, а в поезде не еда, а сладкое дерьмо для малолеток!

— Джеймс! — Джинни вспыхнула, бросив в сторону блондинки извиняющийся взгляд. Та все поняла правильно.

— Конечно, дети устали с дороги, — и еще раз потрясла руку Джинни. — Рады были познакомиться, миссис Поттер, ждем Альбуса к нам следующим летом.

— Мы вели себя как идиоты, — тихо сообщила супруга, когда они быстрым шагом двигались к парковке. — Столько лет прошло, а я все не могу спокойно на Малфоя смотреть. Я со стыда сгореть готова, как дикари какие-то.

— Ну, он тоже не слишком-то вежлив был, — посчитал нужным указать Гарри и уже у машины приобнял жену за плечи. — Ты вела себя прекрасно, Джин, хоть к самой королеве. И, в конце концов, мы же не обязаны перед ними расшаркиваться.

Жена тепло улыбнулась ему, молча поблагодарив за поддержку, и полезла на переднее сидение семейного микроавтобуса. Гарри сел в машину, и сразу оглох от многоголосого гомона нескольких молодых глоток. Он кивнул Рону, застывшему за рулем с неестественно выпрямленной спиной, послал воздушный поцелуй мило зардевшейся Розе Уизли и обернулся назад, чтобы хоть здсь спокойно рассмотреть друга своего сына.

Они устроились на заднем сидении, между клеткой с совой и чемоданом. Гарри по привычке потер шрам на лбу: сын впервые выглядел таким оживленным. Две макушки, черная и белая, склонились над какой-то книгой, две руки водили по строчкам. Время от времени Ал поднимал голову и долго-долго смотрел на друга, занятого изучением чего-то интересного в книге. Тогда светловолосый подросток тоже поднимал от страниц тонкое порозовевшее лицо и понимающе улыбался приятелю. Они ничего не говорили, просто смотрели друг на друга, словно не нуждаясь в словах, и опять ныряли в книгу.

— Альбус — заучка, — прозвучало над ухом. Гарри вздрогнул и повернул голову. Джеймс тоже смотрел назад и кривил губы в злой усмешке, медленно сжимая кулак.

«Да, вот и проблемы», — мелькнуло в голове, когда машина наконец-то сдвинулась с места и за окном замелькали лондонские улицы. Взгляд старшего сына, брошенный на друга Альбуса, Гарри совсем не понравился.

* * *

Ужин был в разгаре. Рассекая острым ножом подрумяненный бочок жареной курицы Джинни сама раскраснелась от удовольствия, оживленного разговора и выпитого вина. Гарри откинулся на спинку стула, прикрыв салфеткой лоснящиеся губы и в который раз за этот вечер поразился несоответствию младшего Малфоя его собственным представлениям об этой семье.

Скорпиус очаровал всех. Жена Гарри норовила подложить ему лучший, самый лакомый кусочек, дурашка Лили не спускала с блондина сияющих глаз, ревниво следя за Розой Уизли, бросающей на друга Ала кокетливые взгляды, на которые тот совершенно не реагировал. Гермиона и Рон, в самом начале вечера пребывающие в напряженной задумчивости, ближе к десерту расслабились и «распустили галстуки», как и сам Гарри. Гермиона даже завязала со Скорпи совершенно нудный на взгляд Гарри разговор насчет древних фамилий магического мира, с жаром споря о хитросплетениях генеалогических связей между знаменитыми чистокровными семействами. То, что магглорожденную супругу Уизли интересует все, связанное с историей волшебной Британии Гарри знал еще со школы, но то, что Скорпиус Малфой примется обсуждать это с ней на равных — стало неожиданным откровением.

Единственные, кто не разделял всеобщего восторга, были Джеймс и сам Альбус. Первый мрачно поедал ужин, почти не поднимая головы от тарелки, так же мрачно норовил плеснуть себе в стакан вместо сока вина, и недовольно прятал глаза, замечая острый взгляд матери. А Ал… Гарри смотрел на среднего сына и не мог отделаться от странного ощущения, что совершенно не знает его. Альбус вел себя еще более странно, чем обычно, сидел рядом с оживленно болтающим Скорпиусом, тихонько улыбался каким-то своим мыслям, почти ничего не ел и только бросал на друга снисходительные взгляды, когда Роза что-то быстро говорила, перегнувшись через стол, так, что ее грудь, острая, и по юношески дерзкая, мелькала в вырезе блузки. Тогда Скорпи быстро кидал на друга короткий взгляд и Альбус отвечал ему осторожной улыбкой из-под рваной черной челки. Скорпиус нежно розовел и с преувеличенным интересом бросался в очередное обсуждение.

«Ал ведет себя как девчонка» — с неудовольствием отметил Поттер, впервые в жизни наблюдая общение сына с лучшим другом и девочками, — «Смотрит на Розу, словно она из хрусталя, неужели он так ни с кем и не встречается? Был бы я на его месте, да в его возрасте…». Дальше мысль не развилась, Гарри печально покачал головой, вспомнив, что его личный опыт и его же фантазии не имеют между собой ничего общего. Да, в пятнадцать Гарри вел себя с девочками едва ли не более застенчиво, чем Альбус. И Поттер уже привычно сказал спасибо жене, когда-то умудрившейся взять развитие их отношений в свои маленькие, но очень решительные ручки.

— Вот зануда, — прошипел рядом Джеймс и тут же получил по затылку от дяди Рона, который, по какой-то неведомой причине, проникся к младшему Малфою симпатией и желанием покровительствовать, чему Гарри был несказанно удивлен.

— Отстань от них, — лениво протянул отец и воспользовавшись тем, что Джинни не смотрит на их конец стола, быстро плеснул сыну в стакан вина. Джеймс заговорщицки подмигнул и опрокинул в себя темно-красную жидкость, продемонстрировав явное знакомство с напитком. «Мальчишка» — с гордостью подумал Гарри, наблюдая, как хитрюга Джеймс тут же налил в стакан виноградный сок, камуфлируя красные винные разводы на стеклянном дне. Почему же Ал совсем не такой?

Гарри невежливо положил локти на стол и сквозь мерцание свечей, ради дорогого гостя и праздничного ужина выставленных на стол, попытался еще раз разглядеть приятеля сына. Странные взгляды, которыми постоянно обменивались подростки, его почему-то сильно настораживали, но чем — понять он не мог.

Скорпи, наклонив белокурую голову к плечу, внимательно слушал Гермиону, что-то ему доказывающую, под длинными ресницами лежала четкая тень, немного подрагивающая в неярком свечном освещении. Рот мальчишки покраснел от разговора и виноградного сока, иногда он облизывал тонкую влажно блестевшую губу и Альбус тут же утыкался носом в полупустую тарелку. Гарри потер переносицу, рассматривая сына своего школьного врага и невольно сравнивая его с отцом. Нет, ничего общего, совершенно. Милый красивый мальчик, оживленный и абсолютно не пытающийся изобразить из себя нечто. Светлые мягкие волосы заправлены за уши, длинные пальцы (на левой руке до боли знакомый фамильный перстень, не раз испивший крови Поттера во время многочисленных драк) спокойно лежали на столе, кончиками дотрагиваясь до ладони Ала.

«Подумать только, и это Малфой» — Гарри налил себе вина и незаметно чокнулся бокалом с Роном и Джеймсом, под шумок выбившим себе еще одну порцию. — «А ведь я даже на Драко на вокзале глаз не поднял, уже и не помню, как он выглядел-то…»

Это было вранье, но стыдно не было, Драко Малфоя Гарри помнил очень хорошо, и был даже рад, что в его сыне нет ничего от отца, кроме внешности. Вот тут сходство настолько бросалось в глаза, Малфоевская кровь так ярко и громко кричала в каждом жесте подростка, что Гарри нервно вздрогнул, когда Скорпиус внезапно вскинул голову и надменно прикрыл глаза. Нет, не чтобы сказать гадость, а чтобы всего лишь радостно рассмеяться какой-то шутке Лили. Невероятно. Гарри подумал, что, наверное, Драко мог бы быть именно таким, если бы… если бы что? Если бы не его отвратительный характер, если бы не война, если бы они подружились на первом курсе, если бы Драко так слепо не подражал своему отцу, если бы он не наговорил глупостей в ателье мадам Малкин, если бы он не был таким уродом… Утомившись перечислять многочисленные «если бы», Гарри повернулся к Джеймсу, мрачно поедающему кусок шоколадного торта.

— Ну, Джейми, — улыбнулся он сыну, — А как тебе друг Ала?

Джеймс неопределенно передернул плечом и промолчал, сосредоточившись на откалывании от верхушки торта шоколадной глазури. Поняв, что сын не собирается поддерживать светскую беседу, Гарри обернулся к Рону, но тот кинул на него осоловелый взгляд и вежливо прикрыл рот салфеткой, скрывая усталый зевок. Гарри улыбнулся — Рон превратился в обрюзгшего буржуа. Да и не только он, все они, и не сказать, чтобы Гарри не нравилась эта сытая спокойная жизнь. Глядя, как школьный друг таращит сонные глаза, утомленный шумной молодой компанией, вкусным ужином и хорошим вином, Поттер испытал почти благоговейный трепет и благодарность судьбе за этот вечер. За мрачного Джеймса и не в меру болтливую Лили, за хозяйственную Джинни, за Гермиону, внимательно вслушивающуюся в разговор, присев к «молодому» краю стола, и за лысину Рона. Даже подумать страшно, что этого всего могло не быть, что все это могло остаться лишь невозможной фантазией, сгореть в военной топке, и не без помощи отца того самого мальчишки с белыми волосами и остреньким носом, на которого с немым обожанием смотрит вся женская половина семьи Гарри Поттера.

— Не люблю придурков, — пробормотал Джеймс, и Гарри вздрогнул, оторвавшись от своих ленивых сытых размышлений. Повернувшись к сыну он с интересом на него уставился — расправившись с тортом и воспользовавшись тем, что мать занята ублажением юного гостя, Джеймс уже не скрываясь тянул из стакана вино вместо сока.

— Нехорошо так говорить о родном брате, — менторски сообщил Гарри, поправляя на носу очки, — Тем более, если ты старше, ты должен подавать пример…

— Слышал уже, — неприязненно отозвался Джеймс, сквозь мутное стекло стакана рассматривая младшего Малфоя. Гарри искоса глянул на противоположный конец стола — Скорпиус что-то доказывал Джинни, с улыбкой покачивающей головой, и поигрывал в такт своим словам десертной ложкой. Альбус молчал, его локоть лежал рядом с ладонью Малфоя и тот невзначай толкал его рукой. Поттер-средний улыбался, пряча лицо в стакан с соком.

— Я смотрю, тебе не нравится Скорпиус, да? — Гарри, оценив выпяченную нижнюю губу и сдвинутые широкие брови сына, пришел к неутешительному выводу, что Джеймсу больше всех не улыбается перспектива провести лето в компании белобрысого малолетнего аристократа, — Но ты мог бы притвориться, хотя бы ради Ала и мамы…

— Больше ничего не нужно? — неприязненно отозвался сын и Гарри нахмурился, решив, что он рано записал сопляка в разряд взрослых — выпитое вино явно не пошло Джеймсу на пользу.

— Нужно. Например — вести себя сдержанно! Если тебе не нравится друг твоего брата…

Джеймс громко заперхал, поперхнувшись вином, и уткнулся лицом в ладони. Гарри засуетился, хлопая рукой сына по спине, и бросил в сторону обернувшейся на звук Джинни успокаивающий взгляд. Рон, уронив голову на грудь и сцепив пальцы на круглом брюшке, недовольно забурчал что-то под нос, тихонько клюя носом.

— Это Малфой-то друг? — Джеймс поднял лицо и уставился на отца красными слезящимися глазами, — Брось, пап, ты же знаешь, что…

— Прекрати! — Гарри тихонько хлопнул ладонью по скатерти, призывая сына к порядку и осторожно глянул на другой конец стола — Альбус не отрываясь смотрел куда-то поверх плеча друга, подперев щеку кулаком, Гермиона, Джинни и девчонки наперебой спорили о чем-то, Рон вздрагивал во сне от взрывов громкого смеха.

— Малолетка, — сказал Джеймс, угрюмо уставившись в пустой стакан, и громко икнул, — Просто нудный зазнавшийся малолетка! Еще и подлиза к тому же!

Гарри почувствовал приступ воспитательского ража и необходимость объяснить сыну, что обаятельный блондинчик, нежно улыбающийся его матери, не обязательно должен быть такой же сволочью, как его отец. «Забавно» — подумал Гарри, — «Никогда бы не подумал, что буду обелять эту семейку в глазах собственного сына, Малфой бы сдох со смеху!» Почему-то от этой мысли ему самому стало весело.

— Джеймс, просто оставь их в покое. Мне бы не хотелось, чтобы Малфои решили…

— Ну, конечно! — сын упрямо мотнул большой лохматой головой, — Опять Малфои, все время Малфои! Не хватало еще, чтобы мне дома запрещали говорить то, что я хочу!

— Тише! — Гарри с изумлением уставился на сердитого сына, Джеймс метнул в сторону Альбуса и Скорпиуса злой хмурый взгляд, — Что за бред ты несешь, поменьше слушай дядю Рона, он еще и не такого наговорит. Не такие они плохие…

— Да, они просто прекрасные! — почти крикнул Джеймс и тут же притих. Гарри понял, что сын, не смотря на выпитое, все еще способен контролировать себя и гнать его из-за стола спать, как маленького ребенка, еще рано.

— Надоело! — прошипел Джеймс, прикрывая рот рукой, — Все вокруг него прыгают, и мама, и тетя Гермиона! Даже дядя Рон! А Лили с Розой вообще с ума сошли, гонялись весь год за этим нудным альбиносом. А МакГонагл постоянно… — Джеймс скривил рот, вытаращил глаза и противным дрожащим голосом, вероятно, должным копировать манеру разговора директора, продекламировал, — «Прекрасные успехи студентов Скорпиуса Малфоя и Альбуса Северуса Поттера приносят славу нашей школе!» Зануды…

Джеймс выдохся и замолчал, уставившись на шоколадные разводы на ребристом блюдце. Гарри тихонько засмеялся, уже понимая причину недовольства сына, и дружески потрепал его по волосам, тот недовольно дернул головой в сторону. Джеймс просто и безыскусно ревновал. Правда, было не совсем понятно кого к кому, но это было и не важно, ничего, бывает. Гарри уже даже собрался прочитать небольшую лекцию, совершенно непедагогично рассказав Джеймсу о детской ревности дяди Рона к славе его отца, и сколько неприятных минут им пришлось из-за этого перенести, но Джеймс не стал дожидаться. Отставив в сторону пустой стакан он встал из-за стола, громко скрипнув стулом, и пробурчав что-то смутно похожее на извинение, вышел из комнаты. Его ухода даже никто не заметил.

«Да, а Джейми-то прав» — подумал Гарри, тоже испытав нечто похожее на ревность, заметив, что внимание всех присутствующих по прежнему приковано к молодому Малфою, — «И правда, чего они вокруг него так вертятся? Странный мальчишка…»

* * *

— Фух, ну и день… — Джинни устало запахнулась в халат и придирчиво взглянула в зеркало, прежде чем мазнуть под глазами ночным гелем, — У меня ощущение, что мы принимали принца Уильяма, а не сына Малфоя.

— Ммм? — Гарри уже чувствовал, как его плавно и неумолимо затягивает на дно приятного сонного колодца. Гости разошлись глубоко за полночь, а Ал и Скорпи, судя по полоске света из-под двери библиотеки, еще и не думали ложиться.

— Устала… — пожаловалась Джинни, легкими ударами пальцев вбивая в увядшую кожу под глазами волшебный крем, — И все же удивительно, что он оказался там милым мальчиком.

— Угу, — Гарри закрыл глаза, пристроив под щеку прохладный угол подушки, и с удовольствием зевнул, — А Джейми ревнует.

— Да, я заметила…

Джинни последний раз глянула в зеркало, покачала головой и легла рядом, завозившись под одеялом. Гарри сразу обнял супругу за талию и поцеловал в затылок, сделав это больше по привычке, чем из-за желания заняться сексом. Этот жест давно перестал быть приглашением, скорее — обязательным ритуалом перед сном, милой семейной традицией, должной означать — мы вместе, все хорошо. Жена вытянула руку и щелкнула кнопкой маггловского торшера, спальня погрузилась во тьму.

— Знаешь, я весь вечер смотрела на Скорпи, а вспоминала хорька, — пробормотала в темноте Джинни. — Мне иногда казалось, что я именно его видела, никак не могу отделаться от мысли, что Драко тоже мог бы таким быть, если бы не его папаша и отвратительный характер.

Гарри открыл глаза и уставился на темное теплое пятно перед глазами. Джинни шевельнула головой и пятно ткнулось ему в нос, обдав знакомым домашним запахом мыла и ночного крема супруги.

— Каким таким? — спросил он. Почему-то не хотелось говорить жене, что и он думал о том же самом, рассматривая приятеля сына. Словно это было нечто постыдное — заподозрить во враге детства что-то человечное и… симпатичное. Нет, не заподозрить, всего лишь предположить, но признаваться в этом все же было стыдно.

— Тебе надо со Скорпи поговорить, тогда сразу разницу заметишь, — Джинни завернулась в одеяло с головой, уютно сворачиваясь калачиком и прижимая к щиколоткам Гарри ледяные ступни, — Очень милый мальчик, такой воспитанный, веселый, так держится по-простому, не зазнается… Не то что его отец…

Поттер выдохнул в теплый затылок, изображая дремоту. Джинни, не дождавшись ответа, еще немного поворочалась и затихла, привычно пристроив голову на сгиб локтя мужа. Гарри лежал на боку, продолжая смотреть подслеповатыми глазами в темноту, слушал спокойное дыхание спящей жены и думал о Малфоях. Мысли текли лениво, плавно переходя в сон, под закрывающимися веками мелькали смутные образы: голубые теплые глаза Скорпи, внезапно становящиеся серыми и холодными, влажно блестевшие улыбающиеся губы превращались в тонкую язвительную усмешку и Гарри, медленно уплывая в сон, затеял давний спор со старым недругом, о котором не вспоминал уже много лет.

Наконец он уснул, и спал не видя снов, не мучая себя призраками прошлого и настоящего. И, конечно не слышал, как мимо его спальни быстро прошмыгнули тихие шаги, и чей-то голос позвал:

— Скорпи…

Еле слышный смешок, шепот, две пары босых ног прошлепали мимо двери и звук шагов затих в конце коридора у двери в комнату Альбуса.

Прикрыв глаза рукой, Джинни внимательно вглядывалась в небо.

— Мерлин, если все будет продолжаться в том же духе, то к концу каникул Альбус запросит метлу, — пробормотала она, не отрывая глаз от двух крошечных точек в небе.

— Думаешь? — Гарри вопросительно поднял брови, не отрываясь от газеты, и потянулся к кофейнику. Жена оторвалась от созерцания кучевых облаков над головой и смахнула с хлебной корзинки упавший с дерева листочек. Завтракать в хорошую погоду на улице, накрыв стол в палисаднике в тени вековой липы, стало еще одной традицией семьи Поттеров, чему Гарри был очень рад — на свежем воздухе вкус кофе казался насыщеннее, хлеб мягче, а масло вкуснее. Даже надоевший еще во времена детства тыквенный сок шел на ура, и кувшин приходилось наполнять дважды за трапезу.

— О, господи, — ахнула Джинни, и заорала, сложив ладони рупором и усилив голос заклинанием, — Альбус! Скорпиус! Снижайтесь немедленно!

Гарри вздрогнул от неожиданности и выронил газету. Жена отчаянно замахала над головой руками, стремясь привлечь к себе внимание летунов, но те, похоже, и не думали спускаться.

— Черт знает что, — недовольно пробурчала она, опять усаживаясь за стол и то и дело поднимая голову вверх, — Хорек в школе был ненормальным, но у того хоть было чувство самосохранения, а его сын совершенно рамок не знает! А Альбус! Он же терпеть не может летать!

— Он любит летать, — сообщил Гарри, не отрываясь от спортивного раздела, но считая своим долгом защитить сына, — Просто рекорды его не интересуют.

— Да он же из-за Малфоя шею сломает! Альбус! — снова крикнула она, — Сейчас же вниз!

Гарри поднял голову и счастливо заулыбался, не разделяя обеспокоенности супруги. Под белой пузатой тучей, похожей на пухлую подушку, летали две темные фигурки. Периодически одна из них зависала на месте, дожидаясь, пока вторая в нескольких метрах от нее выписывает зигзаги и восьмерки. Через несколько мгновений уже обе фигурки повторяли только что показанный вираж. Красиво.

— Если Ал заинтересуется квиддичем, то я буду только рад, — сказал Гарри, продолжая всматриваться в глубокую летнюю синеву, не замечая как от неудобной позы начинает ныть шея.

— Что ты, что Рон — просто неисправимы, — отозвалась Джинни, заботливо подливая мужу новую порцию кофе, — И что за маниакальное желание сделать из детей звезд мирового спорта?

Гарри оторвался от созерцания неба и молча принял из рук жены кофейную чашечку, покрутив занемевшей шеей. С Джинни он был не согласен. Вовсе не хотел он сделать из Ала звезду, тем более, что Джеймс своими спортивными успехами и так вполне тешил отцовское тщеславие. Лучший загонщик Гриффиндора, благодаря которому команда уже в третий раз брала школьный кубок — нет, Джеймс явно пошел в отца!

«Мальчишка!» — в который раз с гордостью подумал Гарри, вспомнив отчаянный вираж, который исполнил Джейми на последней игре сезона. Поттеры сидели на трибуне для почетных гостей, вместе с директором, преподавателями и другими родителями, рукоплескавшими двум великолепным командам, орали как ненормальные, размахивая красно-золотыми шарфами, а потом обнимали счастливого чемпиона возле раздевалок. Альбус игру пропустил, смывшись под каким-то благовидным предлогом, и обнаружился только вечером, когда родители уже собирались домой.

— Молодец, — сухо поздравил он брата, чмокнул в щеку мать и тут же испарился, заметив в конце галереи светловолосую голову.

«А ведь Скорпи не играет в квиддич» — вдруг вспомнил Гарри и снова взглянул в небо, — «Кто же его научил таким выкрутасам, неужели хорек?!» Представив, как Малфой мог бы обучать своего сына держаться на метле Поттер криво усмехнулся и порадовался, что в команде Слизерина больше нет ни одного представителя белобрысого семейства, иначе Джеймсу было бы трудно вырвать из цепких хоречьих лапок кубок. Даже самому Гарри это удавалось с трудом, что бы там не думали его гриффиндорские друзья-приятели, вечно проезжающиеся по поводу купленного места в команде. Когда-то поддавшись общему убеждению Гарри быстро расстался с иллюзиями и убедился, что у отца Скорпи был настоящий талант ловца, и если бы не грандиозное везение Поттера — не видать Гриффиндору кубка как своих ушей за все годы учебы в школе Драко Малфоя.

— Нет, он расшибется! — покачала головой Джинни, опять бросая в небо встревоженный взгляд, — Хоть бы пониже спустились, ну нельзя же так!

— Пусть летают! — решил Гарри, не обращая внимания на обеспокоенное лицо супруги, и тут же зажал руками уши, когда Джинни сорвалась с места и опять заорала, приставив к губам руки:

— Джеймс! Джеймс! Скажи им, чтобы немедленно спускались!

Гарри понял, что спокойно насладиться утренним кофе ему не дадут. Свернув газету трубкой, он решительно положил ее на край стола, тяжело поднялся со стула и точно как жена, приложил ко лбу ладонь козырьком. Из-за густой кроны высокой липы взмыл черный длинный силуэт и понесся в небо, подняв черенок метлы почти вертикально вверх, со свистом тараня упругий воздух.

— Ну, сейчас он им задаст, — улыбнулся Гарри, предвкушая занятное зрелище — почему-то он был уверен, что старший сын с радостью присоединится к Скорпиусу в его попытке научить Ала полетам.

Джеймс быстро поднимался под облако, на глазах превращаясь в третью черную точку. Подлетев к двум другим, он остановился и завис на одном месте в паре метров от брата и его друга.

— Не надо никому ничего задавать! — рассердилась Джинни, не опуская головы, — Если они продолжат в том же духе втроем — сама поднимусь, видит Мерлин, и плевать, что я уже сто лет не летала!

— Правда?! — Гарри повернулся в сторону жены и шутливо приобнял ее за талию, прижимаясь боком, — Может, правда полетаем? Покажем молокососам на что способны их старики? Мы еще с тобой ого-го!

— Прекрати, Гарри, — легко засмеялась Джинни, отталкивая от себя мужа, — А просто шучу, куда уж мне летать.

— А что? — у Поттера вдруг азартно загорелись глаза, — Соберем команду: я, ты, Рон, можно еще кого-нибудь позвать...

— Малфоя, например, — жена уже вовсю улыбалась, снисходительно поправляя Гарри воротничок рубашки.

— Малфоя? Можно и его! — взбудораженный идеей Гарри даже не заметил жеста жены, — Соберем команду родителей и покажем этим новоявленным чемпионам где тестралы пасутся!

— Фантазер. — Джинни шутливо толкнула мужа в плечо, посмотрела вверх и вдруг испуганно ахнула, побледнев как полотно, — О, Мерлин, нет!

Гарри тут же задрал голову и почувствовал, как в завтрак в желудке сделал кульбит и холодным камнем упал куда-то вниз.

Три точки хаотично метались по небу, словно под облаком, как под белым плафоном, бесятся черные мухи. Летуны то сближались на угрожающе близкое расстояние, то разлетались в разные стороны со скоростью бильярдных шаров, по которым изо всей силы ударили кием, то снова мчались друг на друга, и казалось, что мальчишки вот-вот столкнуться прямо в воздухе.

Вдруг одна из точек задергалась из стороны в сторону, метнулась влево-вправо, и со скоростью курьерского поезда устремилась к земле.

— Альбус! — закричала Джинни, в панике хватаясь за голову.

Гарри как в кошмарном сне наблюдал, как метла сына несется прямо в крону старой липы, и понятия не имел, что делать и как остановить неминуемую катастрофу. Так страшно ему еще никогда не было. Боковое зрение отметило какое-то движение справа, Гарри на секунду повернул голову и увидел осевшую на траву Джинни, на белом как скатерть лице застыла маска ужаса. Медленно потянув из заднего кармана джинсов палочку, Поттер поднял руку и непослушными губами прошептал:

— Мобиликорпус!

* * *

Целитель похлопал Альбуса по руке и вежливо улыбнулся Джинни, застывшей на стуле и продолжающей сжимать в руках стакан с успокоительным зельем. Гарри тяжело привалился к дверному косяку, сосредоточенно созерцая солнечные блики на полу. Желтый яркий квадрат освещал кроссовки Ала, пыльную полу серой мантии колдомедика и угол кожаного чемоданчика с зельями.

— Ерунда, все ерунда, — бодро напевал под нос целитель, закрепляя повязку, — Завтра все будет как новое, но с полетами лучше повременить. А вот мать пугать не надо, не надо мать-то пугать.

Гарри согласно кивнул, словно знахарь обращался к нему, и закрыл глаза, чтобы не видеть вялого тела сына на кровати. Альбус зевал, пристраивая на груди перевязанную руку. У противоположной двери неловко перетаптывались с ноги на ногу Джеймс и сын Малфоя. Скорпиус так же как Гарри прислонился к косяку и сложил руки на груди, уставившись в окно. С момента жесткого приземления Ала в крону старой липы мальчишки не проронили ни слова.

— Ну-с, — целитель подошел к Гарри и хлопнул хозяина дома по плечу, — Переломов нет, сотрясений нет. Небольшая царапина, можно было бы сразу убрать, но пусть лучше зелье старается. Так надежнее.

— Да, — согласился Поттер, все еще переживая потрясение.

— Летать можно, но осторожно, — колдомедик повернулся к Альбусу и погрозил ему пальцем, — Слышите, молодой человек? Можно, но осторожно!

— Да, — опять ответил Гарри за сына. Ал открыл, было, рот, увидел взгляд матери, стушевался и покорно лег обратно на подушку.

— Молодость и горячность, да, — вещал целитель, двигаясь рядом с Поттером к камину. — Все мы были молоды, я и сам несколько раз в юности с метлы падал. А уж дочка моя вся ломаная-переломаная! Мне, говорит, квиддич нравится, вот так вот! — с непонятной гордостью сообщил он.

Гарри скептически покосился на розовую лысину медика. Ломаная-переломаная дочь целителя не показалась ему достаточной причиной для оправдания безрассудства Альбуса. Хорошо, что Джинни их не слышит.

— А у мальчика все будет хорошо, — интимно понизив голос, продолжала розовая лысина, забираясь в камин, — Не ругайте его, вы же сами герой, а они просто мальчишки, обыкновенные мальчишки.

— Да.

Зеленое пламя полыхнуло в лицо, колдомедик хитро подмигнул хозяину дома и исцез. Гарри постоял у опустевшего очага, потом снял очки и потер слезящиеся глаза.

— Джеймс! — заорал он, решив, что уже вполне успокоился, чтобы провести допрос с пристрастием.

Дожидаясь появления сына, Гарри подошел к окну и выглянул на улицу. Солнце заливало ярким светом зеленый палисадник, за белым низким заборчиком шумела кроной старая липа. Неприбранный стол с забытыми чашками выглядел сиротливо — ветер трепал край белой скатерти.

— Чего?!

Гарри обернулся на голос. В дверях гостиной стоял мрачный Джеймс. По его насупленному лицу было понятно, что мальчишка прекрасно понимает, о чем пойдет речь, и заранее приготовился к обороне.

— Ну? — отец уселся в кресло, сбросив с него старый рукодельный журнал, — И что же произошло? Почему Альбус упал?

— Вот его и спроси! — резко ответил сын, с независимым видом засовывая руки в карманы.

— Спрошу. — пообещал Гарри и вдруг попытался представить, как хорек общается с собственным отпрыском. Ничего не получилось. Возникшая картинка задрожала и рассыпалась — Гарри понятия не имел, как бы в такой ситуации поступил Драко.

— Так что же случилось, Джеймс?

Сын шумно втянул носом воздух, повесил голову и уставился под ноги.

— Да понятия не имею! — начал он. — Я взлетел, сказал, чтобы они спускались. Что мама волнуется. А белобрысый сказал, что они и так сейчас спустятся. А Альбус сказал, что не хочет. А я сказал, чтобы он сейчас же снижался. А он сказал, что ему нравится, и он еще хочет летать. А я сказал, что если он не спустится, то я сам его спущу. А белобрысый заржал. А Альбус сказал, что я дурак и неуч, все в мускулы ушло. А я сказал, что у него…

— Что у него? — не понял Гарри, почти сразу потеряв нить сбивчивого повествования. — Что у него?

Джеймс замолчал, еще ниже опустив голову. Поттер смотрел на сына, и слушал, как тикают напольные часы за его спиной. Медное блюдце маятника лениво покачивалось из стороны в сторону, узкие изящные стрелочки застыли на половине одиннадцатого. Тик-так. Сын молчал, вздыхал и ковырял носком ботинка плинтус.

— Что ему метлу надо в задницу засунуть и в небо запустить. — наконец выдавил он.

Гарри удивленно приподнял бровь.

— И все?! — изумился он. На его памяти Джеймс и Альбус могли друг другу еще и не такое наговорить, но ни разу это не приводило даже к драке. Ал умел одним словам так припечатать брата, что тому оставалось только убраться, поджав хвост. Ни разу Джеймс не пробовал пустить в ход кулаки, хотя по характеру был очень похож на дядю Рона.

— И все! — рявкнул сын, сполна оправдывая бешеный темперамент Уизли, — А белобрысый сказал, что если Ал захочет, то летать может даже лучше меня! Даже лучше тебя! А я сказал, что ему только в библиотеке сидеть, книжки читать, а настоящий спорт ему и не снился. А Альбус… — Джеймс поиграл желваками и запустил пятерню в волосы, — Он сказал, что из любого пике спокойно выйдет… И как рванул вниз!... Я и слова не успел сказать! придурок…

Гарри встал с кресла и неловко приобнял сына за плечи, отметив про себя, что мальчишка уже сравнялся с ним в росте. Джеймс отвернулся, пряча блестящие непролитыми слезами глаза.

— Перед белобрысым своим рисовался, кретин, — невнятно пробормотал он, и Гарри опять вспомнил ревнивого Рона. Ну, до чего же похож, даже поразительно! Такой же вспыльчивый и резкий Уизли. Да, а Альбус не такой… И в кого — не понятно, не в Гермиону же…

— Ладно, я маме скажу, что просто несчастный случай, — Поттер грубовато потрепал сына по макушке, тот дернул головой, выворачиваясь из отцовских объятий. Совсем мальчишка вырос, теперь его на колени не посадишь, и снитч в руку не сунешь… Взрослый. — Только давай договоримся — пока в нашем доме гостит…

— Пап, да прекрати! — взвился Джеймс, краснея еще больше, — Причем тут белобрысый?! Ты чего, еще не понял, что Альбус не из-за меня упал, а из-за него?!

— Нет, не понял, я вообще связи не вижу, потому что Скорпи…

— Да, Скорпи замечательный мальчик, умный, начитанный, и даже на метле держится как профи, хоть и не играет! Я всего этого дерьма в школе наслушался, хоть ты мне это не повторяй!

Джеймс в бешенстве пнул ногой испуганно крякнувшие часы, и вылетел из комнаты, грохнув дверью.

Гарри метнулся к окну и успел увидеть только черную тень, взмывающую в небо. Сын пронесся мимо палисада, взлетел выше, зацепив прутьями верхушку липы, и помчался над пустым полем.

— Черт, не семья, а сумасшедший дом, — рявкнул Гарри, ударив кулаком в стену, и пошел искать жену.

Проходя мимо открытой двери, за которой стоял диван с пострадавшим летуном, Гарри притормозил и воровато заглянул в комнату, удивляясь своему поступку. Он увидел идиллическую картину — перевязанный герой лежал, откинувшись на подушки, а младший Малфой… Гарри почувствовал острую необходимость срочно протереть очки, потому что меньше всего мог представить сына хорька стоящим на коленях перед диваном и чуть ли не мурлыкающим с Альбусом. Скорпиус положил голову Алу на живот и что-то тихо говорил, периодически срываясь на нервное хихиканье и грозя пальцем, а Ал отвечал ему совершенно идиотской улыбкой.

Гарри тихо отступил назад. Он стоял в полной прострации, рассматривая стену коридора, а потом развернулся и пошел в обратную сторону, не совсем понимая, чему только что стал свидетелем.

* * *

Метла неслась вверх, ветер свистел в ушах, отдувал к вискам слезы, рвал куртку с плеч. Джеймс покрепче сжал в ладонях ребристый черенок, наклонил метлу вперед и сделал круг над озером. Улетать дальше было категорически запрещено, и Джеймс чувствовал себя мухой в банке, бессильно мотаясь вверх и вниз. Под облако — и к слепящей глади воды, снова вертикально в небо — и опять к земле. Он летел по широкой дуге, вдоль белой ограды, огибающей опушку леса и выводящей на луг позади родительского дома.

Приземлившись в маленький стожок терпко-пахнущей свежескошенной травы, Джеймс отшвырнул метлу и упал ничком во влажную зеленую подушку, зарываясь в нее лицом.

— Придурок… — невнятно пробормотал он, сжимая в кулаке сочный травяной пучок.

* * *

— Ал, ты дурак, ну и зачем это надо было? Еще раз так сделаешь — и я сам тебя с метлы столкну, псих ненормальный! — Скорпи осторожно поправил бинт на руке, лежащей перед его лицом, — Ты просто болван, ты это знаешь? Вот поправишься, видит Мерлин, я тебя отлуплю, честное слово!

Альбус улыбнулся другу, и неловко пошевелился — подбородок младшего Малфоя больно надавил ему на живот. Скорпи сдвинулся в сторону, но с коленей не встал, продолжая выговаривать приятелю за глупую выходку.

— Ну, ничего же не случилось… — неуверенно протянул Ал, упиваясь странной смесью удовольствия, вызванной озабоченным видом друга, острой виной и не до конца пережитым страхом, когда он попал в объятия старой липы. Темная зелень в лицо, оглушительный хруст веток, хлесткие удары по рукам и ногам — и темнота. А потом — бледные лица родителей, испуганный Джеймс, ловкие руки целителя и молчаливый Скорпи, немым укором застывший в дверях.

— Когда случится — будет поздно! — друг улыбался и Альбус расцвел, как всегда не в силах держаться от ответной улыбки, — Что вы за народ такой, Поттеры? Вечно влипаете в приключения!

— Мы не влипаем, они сами нас находят, — Ал откинулся на подушку и закрыл глаза, когда Скорпиус осторожно убрал с его лба растрепанную прядь, — Можно подумать, что с тобой такого не бывает никогда.

— Нет, представь себе, не бывает, — Скорпи пристроил обе ладони на груди приятеля и положил на них подбородок, — А если и бывает, то всегда по твоей вине!

— Ты забыл, что я рейвенкловец, — напомнил Альбус, и потянулся руками вверх — долго лежать без движения он не привык, — Максимум, что со мной может случиться — это шишка на лбу, когда на голову падает очередной библиотечный том.

— Кто такую глупость говорит?

— Джеймс говорит.

— Джеймс ни черта не понимает, но уж мне-то можешь не заливать.

— Да, ты, конечно, знаешь про меня больше остальных!

— Конечно, знаю! — без тени сомнения заявил Скорпи, — Я, например, знаю, что ты хочешь научиться летать на метле. А еще я знаю, что ты вовсе не зубрила, просто у тебя хорошая память. А еще ты любишь лопать ванильные сухари и одновременно читать под одеялом. А еще у тебя есть дурацкая привычка гладить меня пальцем по щеке, вот как сейчас, хотя ты знаешь, что еще немного — и я начну чихать! Ал, да прекрати, ну щекотно же, я тебе что, девчонка что ли?!

Альбус довольно рассмеялся, когда Скорпи сел на пятки и звонко чихнул, закрыв лицо ладонями. Трогать друга ему нравилось, и нравилось, что Скорпиус ему это позволяет, хотя потом злится. Но невозможно было не протянуть руку и не погладить бледную фарфоровую щеку, а если повезет — то и прочертить линию от уголка ярко-голубого глаза к розовым сухим губам. Представить, чтобы Скорпиус еще кому-нибудь разрешил прикасаться к своему лицу, было нереально.

— Ну и болван же ты, — незлобно констатировал Скорпи, перестав чихать, и опять устраиваясь подбородком на теплом животе приятеля. — А потом твой брат опять скажет, что мы гомики.

— Не скажет, — Альбус поборол в себе желание еще раз повторить свой маневр, с целью потрогать мягкую щеку, — Тем более, что его все равно нет.

— А если бы был, то пусть завидует, да? — голубые глаза лукаво сощурились. Скорпиус изобразил имитацию удара, слегка ткнув приятеля кулаком под ребро.

— Вот именно, пусть завидует!

* * *

Нервное утро сменил относительно спокойный день, а затем и долгожданный вечер. Джинни уселась в кресло с вязанием, Гарри устроился напротив. Он медленно прихлебывал обжигающий чай и, поддавшись незнакомому приступу сентиментальности, листал старый школьный альбом Джинни. Молодежь на улице играла в некое подобие маггловского футбола, с воплями гоняя по двору старый мячик Лили. Квиддич был объявлен вне закона на неопределенный срок.

Гарри изредка бросал взгляд в окно, наблюдая как Альбус, поставленный голкипером в импровизированные ворота из двух садовых стульев, элегантно валится в траву, пропуская очередной мяч. Тогда Джеймс, в силу возраста представляющий из одного себя всю команду противника, носился по палисаднику и зычно орал: «Го-о-ол!» Лили и Скорпиус заливались смехом, Ал поднимался на ноги, неловко отряхивая брюки и покорно возвращался в ворота.

— Я за эти каникулы с детьми свихнусь, — пожаловалась Джинни, продолжая считать петли, — Через месяц меня можно в Мунго отправлять.

— А завтра они купаться собирались, — не моргнув глазом сдал детей Гарри, тихонько посмеиваясь, когда Джеймс и Скорпи затеяли борьбу за мячик. Они азартно толкались на пяточке размером метр на метр, заплетаясь ногами и поднимая в воздух столб легкой желтой пыли. Лили с визгом прыгала вокруг них, пытаясь помочь белобрысому гостю отбить мяч.

— Я не разрешаю, — поджала губы Джинни, разматывая клубок оранжевых ниток, до боли напоминая покойную тещу, — Сегодня Ал с метлы упал, а завтра утонет. Или, не приведи Мерлин, со Скорпи что-то случится!

— Да что с ним случиться может?! — Гарри не отрываясь смотрел в окно, мечтая присоединиться к веселой возне в палисаднике — в нелегкой борьбе команда Альбуса вырвала мяч у противника и великий футболист Малфой забил шикарный гол в пустые ворота.

— Нечестно! — взревел Джеймс, но в его голосе недовольства не слышалось, — Я добежать не успел, гол не засчитан!

Обе команды затеяли жаркий спор. Гарри засмеялся и нетерпеливо потопал по полу стоптанными тапочками — безумно захотелось выйти на улицу, встать между двумя стульями и поддержать «команду» Джеймса.

— Случиться может что угодно, — невозмутимо отозвалась из своего угла супруга, — Тем более, Альбус не умеет плавать.

— Научится! — легкомысленно отмахнулся Гарри, откладывая в сторону альбом и жадно прилипая к окну. Черт, надо позвать Рона, позвать Гермиону, можно еще собрать знакомых по школе. Мерлин с ним, с квиддичем, но погонять мячик по траве… можно еще какие-нибудь новые правила придумать… И хорька тоже пригласить.

Поттер на минуту представил тонкие губы, складывающиеся в презрительную усмешку в ответ на предложение поиграть семьями в маггловскую игру, и опять улыбнулся. Нет, этот сноб никогда не согласится царапать свои лаковые штиблеты о потрепанный резиновый мячик. Ну и черт с ним, а вот Малфоевский сын явно с восторгом принял бы приглашение поиграть со взрослыми.

В это время игра изменилась — спорщики договорились до пенальти. Джеймс встал в ворота, чуть пригнулся и растопырил руки. Скорпиус отошел подальше, поставил мячик на землю и заправил за ухо растрепанную длинную челку. Лили и Ал заняли позицию в стороне, не отрывая глаз от обоих дуэлянтов. Гарри понял, что невольно задерживает дыхание, впившись взглядом в тонкую светловолосую фигурку.

— Гарри, не вздумай потакать Альбусу, никаких купаний! — раздалось за спиной.

— Да, да! — нетерпеливо ответил Поттер, не слушая жену и практически впечатавшись носом в стекло.

Скорпи легко разбежался и ударил по мячу. Джеймс метнулся в правый угол, но мяч, бешено закрутившись в воздухе, по какой-то немыслимой траектории пролетел над его левым плечом и врезался в клумбу с ирисами, пробив в высоких ломких цветах заметную просеку.

— Гол! — заорал Альбус, повисая у Скорпиуса на шее. С другой стороны к нему присоединилась Лили и вся троица повалилась на траву, вереща и дрыгая ногами в воздухе.

— Чертов мальчишка, все же забил! — Гарри ударил кулаком по подоконнику и засобирался на улицу — он был обязан поддержать старшего сына и забить гол малолетним заучкам, чтобы сравнять счет.

— Ты куда?! — удивилась Джинни, увидев, как муж в прихожей вытаскивает из шкафа старые рваные кроссовки, — Гарри, ты с ума сошел, соседи увидят, тебе давно не двадцать!

— Прекрати, тут на мили вокруг никого нет, — пропыхтел возбужденный Поттер, завязывая шнурки и топая по коврику поцарапанными подошвами — кроссовки были старые, заслуженные, повидавшие всевозможные метеоусловия, и Гарри не позволял их выбрасывать, в последний момент выхватывая потертых ветеранов из рук хозяйственной жены.

— Гарри, не мешай, пусть играют без взрослых!

— Я пойду, послежу, вдруг с Алом опять что-нибудь случится, — неубедительно соврал супруг, азартно блеснув глазами, и выскочил за дверь.

Его появление в палисаднике было встречено бурным восторгом Джеймса, писком Лили, вежливой улыбкой Скорпи и удивленным взглядом Ала.

— Примите? — весело спросил он игроков, пошире раздвигая стулья в воротах старшего сына.

— Конечно, мистер Поттер! — засмеялся Скорпи, зажимая мячик под мышкой и вытирая лоб грязной рукой — на белой коже остались темные полоски, — Из Джеймса не вратарь, а полный ноль, даже флобберчервь справился бы лучше!

— Поговори у меня, Малфой! — погрозил ему Джеймс, выбегая на середину площадки, — Сейчас посмотрим, какой из тебя вратарь!

— Увидим, Поттер! — сверкнул улыбкой Скорпи и Гарри вздрогнул от моментального чувства дежа вю. Но нет, белобрысый красавчик, с растрепанными волосами — это не хорек, а его сын. А знакомое обращение адресовано не Гарри, а Джеймсу.

— Ал, вылезай из ворот! Начинаем с нового счета! — рявкнул Джеймс, — Сейчас твой приятель нам покажет высокий класс игры!

— Даже не сомневайся! — Скорпи подошел к растерявшемуся Алу и подтолкнул его в спину, — Мы вас сделаем, вот увидишь!

— Жду с нетерпением, хвастун!

Альбус вышел на площадку, неуверенно пожимая плечами. Лили что-то быстро зашептала ему в ухо, видимо, объясняя стратегию игры. Гарри занял позицию между стульями, пригнулся и, в ожидании мяча, развел руки в стороны, мысленно посмеиваясь над неумехами-футболистами.

К его немалому изумлению первый же мяч в солнечное сплетение он словил именно от Альбуса. Второй, буквально через несколько минут — от дочери. Следующий удар он пропустил, и команда младшего сына вырвала еще один гол, теперь навалившись с восторженными криками на совершенно счастливую Лили.

— Пап, соберись! — крикнул раздраженный Джеймс, выходя один на один против младшего Малфоя, оставив за флагом не поспевающих за ним брата с сестрой. Удар — Скорпи по-кошачьи прыгнул в воздух, поймав мяч над головой.

— Попробуй еще раз, Джейми! — засмеялся он, вставая с земли и возвращая мяч на поле, — Я же обещал, что мы вас сделаем!

Джеймс только что-то неразборчиво прорычал в ответ.

Гарри потерял счет времени. Сумерки быстро сгущались, но никто из игроков не собирался прекращать игру, даже тихоня Альбус. Поняв, что в воротах успеха не добиться, Ал полностью выкладывался на поле, нагло атакуя отца и ловко выбивая мяч из под ног старшего брата. Через несколько минут и двух неудачных атак, захлебнувшихся на подходе к воротам, Гарри пропустил еще один гол, теперь забитый Альбусом.

— Вот черт! — выругался Гарри, вытаскивая мяч из безвозвратно изуродованной клумбы, — Мама нам задаст за ирисы!

— Ерунда! — Альбус забрал мяч и вопли над площадкой возобновились.

Лили ловко сделала пас брату, Ал, опьянев от чувства победы, снова погнал мяч к воротам отца. Но Джеймс, раздраженный до крайности тем, что его команда проигрывает малолеткам с позорным счетом 3:5, легко блокировал подачу, отобрал мяч и со скоростью Хогвартс-экспресса рванул к воротам Малфоя.

Гарри так и не понял, как можно было так ударить, но Скорпи получил грязным резиновым мячиком точно в центр живота, согнулся пополам и упал на землю. А сверху его накрыло тело Джеймса, не успевшего затормозить. Оба мальчишки покатились по траве, уродуя бордюр из настурций, и так и остались лежать друг на друге среди смятых цветов.

— Я так и знала! — раздался с крыльца возмущенный голос Джинни, — Кого на этот раз покалечили?!

* * *

Джеймс помотал головой и осторожно приподнялся на локтях, почувствовав, как в ребра ему упираются твердые кулаки.

— Черт, слезь с меня, дышать нечем! — прохрипел Скорпиус, пытаясь спихнуть с себя незадачливого нападающего, — Чуть кости не переломал!

— Да, — смущенно пробормотал Джеймс, скатываясь с горячего распаренного тела. Малфой тяжело вздохнул и закашлялся, осторожно ощупывая пострадавший живот.

— Скорпи! — Альбус и Лили летели к ним на всех парах. Отец неспешно ковылял следом, видимо сообразив, что ни переломов, ни разбитых голов не случилось.

— Вставай, чего разлегся? — недружелюбно буркнул Джеймс, протягивая руку. Скорпи на секунду застыл, оценивая перемазанную землей ладонь, ухватился за предложенную конечность и, кривясь при каждом движении, медленно поднялся на ноги.

— Тупой придурок, думай, что делаешь! — Альбус налетел на брата, энергично размахивая руками, так что тот от неожиданности попятился назад, — Болван, тебе голова для еды нужна, а больше ты ни на что не годен!

Джеймс открыл рот и не нашелся что ответить. Взбешенный Ал наскакивал на него, выдавая замысловатые ругательства и пытаясь достать до челюсти кулаком. Лили, причитая, метнулась к Скорпи, отряхивающему брюки от налипших цветочных лепестков. Под ногами погибали сломанные настурции, втоптанные в рыхлую землю возбужденными футболистами.

— Ал, уймись! — рявкнул Гарри в сторону сыновей, решив, что над нетипичным поведением Альбуса подумает потом. Сейчас намного важнее выяснить какие потери понес гость, — Скорпиус, все нормально? Ничего не болит? Лили, отойди, что ты под ногами вертишься?!

— Все хорошо, мистер Поттер, — ответил Скорпи, осторожно прижимая к животу руку, — Просто мячом попали, бывает…

— Ну, Джеймс! — мистер Поттер развернулся к старшему сыну и понял, что гость уже отомщен — старший сын, вытянув вперед руки, удерживал Альбуса за плечи, стараясь не подпустить его к себе на расстояние удара. Оба мальчишки совершенно забыли об окружающих, продолжая орать друг на друга. Джинни, перегнувшись через перила крыльца, размахивала руками, подавая супругу какие-то загадочные знаки, видимо, призывающие прекратить членовредительные игры, пока все еще живы.

— Все, игра закончена! — сообщил Гарри, подбирая с земли мячик. Ответом ему был разочарованный стон игроков и возмущенные требования Джеймса продолжить матч. Не обращая внимания на недовольные возгласы, Гарри решительно направился к дому и остановился только у крыльца, дожидаясь плетущихся позади футболистов.

— И уберите тут все, Джеймс, слышишь? Чтобы двор был таким же как до игры! — велел он, проигнорировав еще один дружный страдальческий стон.

— Гарри, я говорю серьезно — завтра никаких купаний! — Джинни внимательно посмотрела на мужа, подошедшего к крыльцу, и Поттер послушно кивнул, притворившись, что да, никаких купаний, квиддича и футбола больше не будет.

* * *

— Ты точно в порядке? — Альбус тихонько тронул Скорпи за локоть, когда обе команды, восстановив относительный порядок в палисаднике, засобирались в дом, — Ты как-то дергаешься, может маме сказать? Она колдует хорошо, не хуже целителей.

— Да нормально все, — Скорпиус недовольно, когда друг бесцеремонно ткнул его пальцем в живот, — Это же обычный мячик, а не квоффл! Что я, от простого синяка умру, что ли?

— Дай посмотрю! — потребовал Альбус, решительно хватаясь за пуговицы на рубашке Малфоя.

— Обалдел?! — Скорпи быстро оглянулся, увидел Лили, помогающую Джеймсу убирть на крыльцо садовые стулья, и густо покраснел, — Я при твоей сестре заголяться не собираюсь!

— А как же ты купаться собираешься завтра?

— Это другое, болван!

Ал захихикал, схватил приятеля за руку и поволок за угол дома, туда, где из окна кухни лился уютный желтый свет. Толкнув Скорпи к стене, он деловито начал расстегивать пуговицы рубашки, не обращая внимания на протесты и неубедительные отталкивания. Совершенно красный Скорпиус нервно оглядывался и вздрагивал от каждого звука.

— Мать твою! — ахнул Альбус, увидев длинный лиловый кровоподтек, начинающийся под ребрами и спускающийся наискосок через весь живот почти до бедра. В некоторых местах кожа была содрана, и из царапин проступала сукровица. Видимо Джеймс, не успев затормозить, добавил вратарю вражеской команды удар ногой в живот.

— Налюбовался, что ли? — зло прошептал Скорпи, пытаясь запахнуть рубашку и чувствуя себя крайне неловко, — Может, еще Лили пригласишь на просмотр?

Альбус не ответил — усевшись на корточки перед другом, он осторожно провел пальцами по всему синяку, погладил вздрогнувший живот и поднял на Скорпиуса несчастные сочувствующие глаза.

— Сильно болит? — спросил он, продолжая гладить теплую кожу, — Вот ты придурок, чего ж ты сразу не сказал, что Джеймс еще и ногой ударил!

— Потому что там была твоя сестра! — Скорпиус еще больше вспыхнул, разозленный недогадливостью друга, — Ты бы прямо при всех смотреть полез, я тебя знаю!

— Ты что, стесняешься Лили?! — изумился Ал, и прыснул, уткнувшись лицом в измазанные землей и травой брюки Скорпи, — О, Мерлин, да она же совсем маленькая! Никогда бы не подумал, что ты такой застенчивый. А представляешь, вдруг вы вырастите и поженитесь, как же тогда?

— Дурак! — рявкнул блондин, раздраженно шлепнул друга по руке, и скривился от боли, — Во-первых, я вовсе не стесняюсь! Во-вторых, я все равно хотел потом к твоей маме подойти! А в-третьих, прекрати меня трогать, больно, между прочим!

— Ой, прости! — Альбус быстро убрал руку, и, пока Скорпи приводил в порядок одежду, громко пыхтя через нос, недовольно проговорил, — Джеймса надо запереть в клетку и показывать за деньги, как самое тупое и бесполезное существо на свете.

— Он не нарочно, — проворчал друг, и расстегнул верхнюю пуговицу на брюках, чтобы осторожно заправить рубашку — любое прикосновение к содранной коже отдавалось саднящей болью. — Лучше помоги, больно…

— Так, вот где наши голубки милуются!

Альбус, уже протянувший руки к ширинке друга, вздрогнул от неожиданности, потерял равновесие и плюхнулся на зад. Скорпиус застыл на месте, так и не успев застегнуть рубашку, и покраснел еще сильнее, увидев ухмыляющееся лицо Джеймса.

— Альбус, ты бы хоть дома постеснялся свои склонности демонстрировать! — рявкнул старший брат, нависая над растерявшейся парочкой, — У вас в Рейвенкло все полные извращенцы, или ты один такой?! А ты прикройся, педрила белобрысый! — обрушился он на Скорпиуса, стоящего у стены с расстегнутыми брюками, — Смотреть противно, а если мама или Лили увидят?!

— Заткнись! — взревел Альбус, подскакивая на ноги, — Сам ты педрила озабоченный, вали отсюда!

Скорпиус быстро застегивал одежду, тихонько шипя от боли, пока братья орали друг на друга, затеяв старый спор, который продолжался уже год, с тех пор, как Джеймс встретил их в Хогсмите. Увидев младшего Альбуса с другом, держащихся за руки перед витриной Сладкого королевства, Джеймс в первый раз отпустил гадкую шуточку по поводу странных отношений брата и Скорпи. Через неделю, обнаружив их же под квиддичными трибунами, где оба мальчишки с интересом листали какую-то книгу, Джеймс предложил им снять номер в отеле, а не позорить школу. Ал полез в драку, получил сильный тычок в грудь и осел на пожухлую осеннюю траву. Тогда в бой ринулся Малфой. Все закончилось отработками для всех троих, а для Альбуса — еще и визитом в больничное крыло.

После того случая Джеймс присмирел, рук не распускал, но шуточки все равно сыпались с завидной регулярностью, тем более что Ал и Скорпи, словно назло, сдружились еще больше, везде появляясь вместе, и заметив злые глаза Джеймса специально хватались за руки. А с началом каникул, когда Альбус объявил, что хочет и лето провести вместе с другом, ситуация накалилась до предела. Даже сильнее чем в школе.

* * *

— Это уже не смешно! — возмущалась Джинни, колдуя над плитой, — Я не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал. Гарри, ты понял насчет завтрашнего дня? Никаких купаний!

— Да понял я, сколько можно повторять? — Поттер с удовольствием принюхивался к вкусным запахам, поднимающимся над кастрюлями. После беготни на свежем воздухе он был готов съесть дракона, — Все будет нормально, никаких купаний.

— И никаких лодок как в прошлом году! — категорично добавила Джинни, шлепая супруга по руке ложкой, когда Гарри с любопытством приподнял крышку шкварчащей на огне сковороды, — Я могу рассчитывать на то, что никто не утонет, пока меня не будет дома?

— Можешь, — Поттер проглотил голодную слюну и нетерпеливо посмотрел в окно — дети слишком задержались с уборкой, а сесть за стол хотелось немедленно. Тем более что из-за футбола ужин и так задержался.

— Лили, накрывай на стол! И позови остальных! — крикнула Джинни в открытую дверь и, повернувшись к мужу, добавила, — А если Джеймс будет задевать Ала — устрой ему выволочку. Что-то он в последнее время распустился…

— Угу, — Гарри стянул с деревянной доски кусок сыра и жадно затолкал его в рот, проигнорировав суровой взгляд жены, не одобряющей перекусы перед ужином. Прожевав кусок, он подошел к окну, привлеченный какой-то подозрительной возней в палисаднике.

— Ты куда? Что случилось? — испугалась Джинни, когда супруг, выругавшись, рванул на улицу, оглушительно хлопнув входной дверью.

Гарри лежал в раскладном кресле, закинув руки за голову. Он улыбался летнему солнышку, краем уха слушал плеск воды и вопли детей, и думал, что в их семье, все же главный именно он, а не Джинни. После вечернего происшествия жена и слышать не хотела ни о каких купаниях, и даже склонялась к мысли прекратить совместные каникулы Альбуса и Скорпи, отправив малолетнего хулигана домой, даже не смотря на перспективу ссоры с Малфоями.

Когда Гарри растащил дерущихся в палисаднике мальчишек; когда снял с Джеймса громко сопящего Скорпи, сосредоточенно работающего кулаками; когда отпихивал Альбуса, стремящегося наподдать старшему брату ногой; когда орал на всех троих в гостиной (кривящий разбитые губы Скорпи, возмущенный Ал и мрачный Джеймс, разглядывающий окровавленную футболку); то он сам был готов написать гневное письмо хорьку, с требованием немедленно забрать белобрысого бандита из их дома. Почему-то Гарри был уверен, что зачинщик драки именно Скорпиус. Тем более что когда мальчишки залопотали совершенно невообразимый разрозненный бред, когда суровый отец потребовал объяснений.

«Врут» — понял Гарри и, не сказав ни слова, отправился на кухню, объясняться с Джинни.

Ужин прошел в гробовом молчании. Подштопанные заклинаниями бойцы не смотрели друг на друга. Лили хмурила оранжевые тонкие брови, Джинни раскладывала еду по тарелкам. Напряженную тишину, повисшую в столовой, нарушал только стук приборов и обиженное шмыганье трех пострадавших в драке носов.

После хорошо прожаренного бифштекса с луком Гарри расслабился, подобрел, выпил бокал вина, и к десерту приступил уже в спокойном, даже философском, расположении духа. Поглядывая на вяло ковыряющих в тарелках мальчишек, он тихонько посмеивался, вспоминая собственные детские стычки, и незаметно подавал бровями знаки жене, призывая сменить гнев на милость. Джинни делала вид, что не понимает намеков супруга, но когда Скорпи, мило улыбнувшись, сообщил, что никогда не ел таких вкусных бисквитов — не удержалась и улыбнулась в ответ.

— Подхалим… — очень тихо пробормотал Джеймс, но к счастью, никто его не услышал.

Джинни сопротивлялась долго, даже не смотря на то, что притихшие подростки провели остаток вечера в гостиной, на виду у взрослых. Альбус, Скорпи и Лили влезли с ногами на диван, молча и степенно листая каталог метел. Джеймс в гордом одиночестве читал книжку у камина, забывая переворачивать страницы. Через час вежливые паиньки снялись со своих мест, и, демонстрируя полное раскаяние, разошлись по своим комнатам. И Джинни, впечатлившись представлением, сдалась, уступив ласковым поцелуям за дверями спальни и горячим уверениям мужа, что завтра малолетняя шайка ни на минуту не останется без присмотра.

На следующий день, проводив супругу к камину и согласно покивав на последние воспитательные наставления, Гарри с облегчением вздохнул и бодро гаркнул на весь дом, созывая свою буйную команду на озеро. Он был уверен, что уж сегодня ничего плохого не случится.

* * *

Лили завозилась на клетчатом одеяле, стряхивая в траву крошки от печенья и конфетные фантики. Альбус недовольно замычал, когда золотистая бумажка щелкнула его по носу. Солнце уже перекатилось на другую сторону неба, душный день медленно двигался к вечеру, длинные тени от ветвей ивы, под которой устроились купальщики, стелились по воде.

— Эй, герои, вы обедать собираетесь? — отец лениво встал с раскладного кресла, и украл из коробки последнюю конфету.

Нестройное мычание возвестило заботливого родителя, что «герои» обедать не собираются. Наоборот, они собираются и дальше валяться под ивой, поглощая сладости и твердые зеленые яблоки, а потом еще купаться, и опять валяться, и снова купаться и опять подкрепляться конфетами и печеньем. А есть горячий обед, сидя в столовой — нет, это удел скучных занудных взрослых, привыкших жить по регламенту.

— Нет? — Гарри сделал еще одну попытку быть правильным родителем и накормить растущие организмы полноценным обедом, — Лили, а ты?

Дочь нетерпеливо отмахнулась, не отрывая глаз от занимательного зрелища — Скорпиус ловко сворачивал из фантиков каких-то невиданных зверей, пристроившись затылком на спине дремлющего Альбуса. На перевернутой крышке конфетной коробки уже выстроился целый зоопарк.

Поняв, что обедать придется одному, Гарри пожал плечами и направился к дому, оставив расслабленную компанию валяться под деревом.

— Пап, подожди, я с тобой! — вдруг крикнула Лили, и Джеймс, опять занятый давешней книжкой, вздрогнул от неожиданности. — Ты последнюю конфету съел!

— Больше никаких сладостей! — попытался настоять на правильном питании Поттер, но дочь даже не обратила внимания: вздрагивая рыжими косичками она решительно двинулась к крыльцу, и Гарри понял, что после сегодняшнего дня запас сладкого в доме заметно сократится.

— А ваш старикан ничего такой, бодрый. — Скорпи подергал за хвост золотистого дракончика — блестящие крылышки из фольги пришли в движение, и мастер оригами довольно улыбнулся, — И в футбол гоняет, и в квиддич, и вообще…

— А твой не такой, что ли? — Джеймс, стремясь сохранить шаткое равновесие, с таким трудом восстановленное после драки, осторожно выглянул из-за книги.

Скорпиус пожал плечами, и сильно дунул — дракончик взмыл в воздух и медленно поплыл над озером, распугивая стрекоз и комаров.

— Нормальный, — без выражения сказал он, укладываясь затылком на поясницу приятеля. Потом закрыл глаза и скрестил руки на груди, давая понять, что обсуждение родителей закончено.

Джеймс снова закрылся книгой, исподтишка рассматривая странную парочку. Альбус повернул голову на бок, рваная челка упала на одну сторону, на щеке дрожал солнечный зайчик. Иногда Ал морщил нос, словно собирался чихнуть и сучил ногами, когда голые ступни щекотали примятые травинки. Тогда Скорпи передергивал острыми плечами, устраиваясь удобнее на спине беспокойного приятеля.

Джеймс осторожно выдохнул — на грудь белобрысого упал узкий ивовый лист. Скользнул по гладкой коже вниз, к наивному выпуклому пупку, обозначив еле заметный абрис вчерашнего синяка под выступающими ребрами, и затерялся в смятом полотенце, прикрывающем длинные, почти безволосые ноги. Скорпи, не открывая глаз, нахмурил светлые брови и смахнул пришельца, попутно почесав бок — на белой коже остались яркие красные полоски от ногтей.

— Так, я пошел на лодке кататься! — решительно сказал Джеймс, вставая на ноги, и отшвыривая в книжку, — Кто со мной?

Скорпиус отрицательно покачал головой и скрестил ноги в щиколотках. Ал пробормотал что-то неразборчивое и повернул голову в другую сторону.

— Отлично, — процедил Джеймс, начиная злиться непонятно на что. Невозмутимые лица брата и его друга начали раздражать, хотя он клятвенно обещал отцу не задирать молокососов. Но глядя на тощее тело, вытянувшееся на клетчатом одеяле, Джеймсу хотелось сделать какую-нибудь гадость. Или глупость. Например, со всей силы ударить ногой в мягкий выпуклый пупок, вокруг которого золотился еле заметный пух. Или поднять белобрысого щенка на руки и швырнуть в самый центр озера, чтобы платиновая макушки скрылась под бурой ряской и широкими лопухами кувшиночных листьев. Или…

Джеймс подхватил джинсы, с раздражением пнул пустую коробку из-под конфет, вдавил пяткой в пружинящую траву золотой зоопарк и быстрым шагом пошел по тропинке вдоль берега. Сломав по дороге ивовую ветку и сбивая на ходу ни в чем не повинные желтые головки одуванчиков, он отправился к дальним мосткам, у которых была привязана лодка, хотя отец и запретил к ней приближаться.

Скорпиус открыл один глаз и приподнял бровь, с интересом глядя вслед психованному брату своего друга — Джеймс дошел до густого кустарника, полоскавшего в воде длинные лохматые ветви, и скрылся из виду.

— Ушел, что ли? — пробормотал Альбус, приподнимаясь на одеяле, — Ну и хорошо, пусть прогуляется.

— Чего вы с ним ссоритесь все время? — Скорпи дал возможность другу перевернуться на спину, и привычно устроился щекой на теплом животе, ожидая ответа.

— Приоритеты разные, — авторитетно заявил Аль, ероша волосы улыбающегося приятеля, — Ему квиддич и беготня, а мне — оценки. Он спортсмен и папина радость, а я радость тети Гермионы, она у нас тоже заучка. У него куча приятелей, таких же придурков, как он сам, а у меня…

— Я, — засмеялся Скорпи, опять укладываясь на спину.

— Ты, — согласно кивнул Ал и задрал голову вверх, — Смотри, вот то облако, видишь? На что похоже?

Малфой тоже поднял голову, приложив к глазам ладонь козырьком. В высоком аквамарине плыли легкие барашки облаков, шустрые ласточки со свистом резали небо.

— Которое? Левое или правое?

— Левое.

— На кота.

— Точно. Миссис Норрис. А вон там — гиппогриф...

* * *

Поттер довольно потирал руки, засчитав в свою виртуальную книжечку «хороший папа» еще одну победу — долго отнекивающаяся Лили наконец сдалась и согласилась разделить с отцом трапезу, правда категорически отказавшись от супа. Увлеченно размахивая палочкой над плитой, Гарри ехидно улыбался, представляя, как расцветет от облегчения лицо Джинни, когда он вечером предъявит ей детей. Сытых, здоровых и не покалеченных.

«Не умею воспитывать, ха! — думал заботливый отец, подвигая плетенку с хлебом поближе к дочери, за обе щеки уписывающей рагу, — Да я лучший воспитатель на свете! И без всяких сюсюканий обошелся! И без угроз! Еще бы остальных накормить…»

Воображение тут же услужливо нарисовало столовую в Малфой-Мэнор, которую Гарри видел только один раз в жизни, и то — мельком. Гарри представил себе огромное помещение, залитое солнечным светом, длинный обеденный стол, дорогую вензельную посуду и чопорную белокурую семью за обедом. Хорек наверняка сидит во главе стола. Гарри был уверен, что все отцы благородных семей непременно должны усаживаться именно так — во главу стола, отдельно от остальных. Как короли. Наверняка его жена изящно вкушает какой-нибудь супчик, в прозрачном бульоне которого плавает один единственный овощной листик. А маленький бледненький наследник, удавленный крахмальной салфеткой под горло, ковыряет серебряной вилкой вареную брокколи. Пресная, невкусная еда, такая же сухая, как тощие обитатели Малфой-Мэнор.

— Фух… — Лили сыто отвалилась от стола и отодвинула от себя тарелку, — Спасибо, пап.

— Не за что, — расцвел папа, утаскивая посуду на кухню. Вот он, Гарри, совсем не хорек. Нет, он не будет сидеть во главе стола и ковырять вареную брокколи или есть противные склизкие устрицы. И дети у него здоровые, крепкие, не то что тощенький Скорпи!

Чувствуя, что начинает лопаться от глупой гордости, Гарри тихонько рассмеялся — тощенький Скорпи уже показал, что, не смотря на хрупкое телосложение, сила у него есть. И доказательством тому служит разбитое лицо Джеймса. Вот тебе и хоречий сын — так отделать взрослого парня!

— Пап, я с Роззи поболтаю! — крикнула из глубины дома Лили, — Я не буду долго камин занимать, я немножко!

— Угу, — отозвался Гарри, и уставился в окно, дожидаясь, пока моющее заклинание вернет тарелкам, сгруженным в раковину, первозданный вид.

Изуродованный вчерашней дракой газон радовал черными проплешинами и кусками вывернутого дерна. Разоренные кусты ракитника зияли широкими провалами. Поттер почесал в затылке и решил, чем занять завтра не в меру активную молодежь. Пусть все восстанавливают, как было. И ручками, ручками, без всякой магии и помощи взрослых!

Довольно хмыкнув, Гарри открыл оконную створку и, вытянув шею, попытался разглядеть, чем заняты его отпрыски и гость. Приземистая ива на берегу скрывала часть обзора, но кусочек пляжа и две фигуры на одеяле можно было видеть очень хорошо.

Мальчишки валялись на траве и что-то оживленно обсуждали, тыкая пальцами в небо. Гарри тоже поднял голову вверх, но ничего интересного там не увидел. Ну, облака. Ну, ласточки. Ну, пролетел где-то высоко-высоко маггловский самолет, расчертив небо на две половины узкой белой полосой. Видимо, только рейвенкловец Альбус и его друг способны разглядеть вон в том облаке кота… а вот в этом — некое животное, слегка напоминающее гиппогрифа. Интересно, Малфой до сих пор боится гиппогрифов, или он тогда мастерски претворялся? Немного подумав, Гарри остановился на втором варианте и опять, сощурившись, уставился на озеро.

Мальчишки, забыв про облака, поднялись с одеяла, и у Гарри невольно ёкнуло сердце — Скорпи, от холода смешно втянув живот, так что острые ребра, казалось, сейчас прорвут белую кожу, уже стоял по пояс в воде, и протягивал обе руки другу, нерешительно топтавшемуся на песчаном пяточке у самой кромки воды.

«Надо было все же научить Альбуса плавать…» — подумал Гарри, с волнением наблюдая за попытками блондинчика затащить его сына в воду. Что-то в поведении Ала настораживало, но Гарри никак не мог понять — что. Тягучий замедленный жест, которым Альбус протянул Скорпи руку, плавное вкладывание смуглой кисти в узкую ладонь, осторожные испуганные шажки навстречу, лукавая улыбка младшего хорька и самое главное — мигом вспыхнувшие ярким румянцем бледные щеки, когда Альбус, неловко поскользнувшись, почти упал в объятья друга.

Скорпиус громко и ненатурально рассмеялся, помогая Алу встать и отряхнуться от длинных нитей водорослей, прилипших к плечам. Гарри нахмурился, сообразив, что ему показалось странным — еще полчаса назад сын вовсе не боялся входить в озеро, а наоборот, с гиканьем и воплем бегал по колено в воде, поднимая высокие белые фонтанчики, беся Джеймса.

«Хагридова борода, да Ал же с ним кокетничает!» — изумился проницательный родитель. Он медленно закрыл окно, сел на табуретку и задумчиво почесал в затылке, ошарашенный внезапным открытием.

* * *

— Давай, Ал, вода не кусается! — Скорпи повернулся к берегу и слегка вздрогнул — от холода кожа покрылась противными мурашками, — Или я тебя научу плавать, или я не Малфой!

Альбус, закусив губу, нерешительно потрогал воду ногой — учиться плавать прямо сейчас ему совсем не хотелось. Хотелось валяться на одеяле, грызть яблоко и отгадывать фигуры в небе. А плавать — нет, только не сегодня! Когда Скорпиус узнал, что рядом с домом друга, в котором ему предстоит провести каникулы, есть озеро, то пообещал непременно научить Ала плавать. Тогда эта идея показалась младшему Поттеру заманчивой, даже забавной. Но когда Скорпи решительно встал с травы и поволок приятеля к воде, предупредив, что сейчас начнется учебный процесс, энтузиазм Ала сразу испарился.

— Ну, и чего ты встал? — Малфой пошлепал по воде ладонями и вытянул вперед мокрые руки, — Держись, а то там скользко.

— Может завтра?.. — нерешительно промямлил несчастный Ал, делая шаг вперед. Озеро стало казаться невыносимо глубоким, а вода — грязной, холодной и опасной. Протянув руку, он крепко вцепился в ладонь Скорпи, чтобы в последний момент не передумать и не выглядеть совсем уж законченным трусом.

— Не завтра, не послезавтра, а сейчас! — приятель хитро улыбнулся и вдруг сильно дернул на себя протянутую руку. Альбус ойкнул от неожиданности, поскользнулся и плашмя плюхнулся в воду, не ударившись головой о дно только потому, что крепкие руки Скорпи поймали его раньше, предотвратив неизбежную катастрофу.

— Черт, я ж утону! — прохрипел Ал, поднимаясь на ноги. Истерически ржущий Скорпи уже снимал с него мерзкие скользкие водоросли и, глядя на бурые потеки на своей груди младший Поттер передернулся от отвращения.

— Что ты гогочешь?! — напустился он на друга, отталкивая от себя настойчивые руки, — Да, я боюсь! Меня папа в детстве в ванной не удержал, у меня, может, шок психологический до сих пор!

— Альбус! — хихикающий Малфой настойчиво подпихивал его в спину, преградив путь к берегу, — Я знаю, ты сейчас целую лекцию по психологии можешь прочитать, но я все равно буду учить тебя плавать!

— Черт… — пробормотал младший Поттер, начиная не на шутку нервничать, когда вода дошла ему до середины груди, — Если я утону — я тебя убью!

— Не утонешь, — выдохнул Скорпи прямо в ухо, а потом совершил абсолютно невозможный поступок — подхватил приятеля под коленки и подмышки, и поднял задеревеневшее от страха тело на руки.

Перестав чувствовать под ногами твердую почву, Альбус пронзительно заорал и крепко обхватил друга за шею, уже нисколько не заботясь о сохранении имиджа.

— Ал, задушишь! — прохрипел покрасневший от натуги Скорпиус, не выпуская из рук истерически молотящего ногами по воде приятеля, — Да не нервничай ты так, тут мелко! Альбус, слышишь?! Я тебя держу, псих! Отцепись от шеи, идиот!

— Поставь меня! — орал Альбус, — Поставь, говорю, пусти!

Побултыхав вволю ногами, прооравшись и подняв со дна мутное облако ила, нервный рейвенкловец наконец немного успокоился, перестал душить друга и смог услышать, что ему пытается втолковать новоявленный инструктор по плаванию. Скорпиус уже сто раз пожалел, что затеял такое экстремальное обучение, но врожденное упорство требовало довести начатый урок до конца, не смотря на искреннее сочувствие к другу, который, видимо, и правда до смерти боялся утонуть.

— Все, успокоился? — спросил Скорпи, отдувая со лба мокрую челку, — Держишься, что ли?

— Держусь… — сдавленно ответил бордовый Ал, не рискуя отпускать спасительную шею, — Ну погоди, вылезем на берег, и я тебя так отлуплю!

— Заметано, — покладисто согласился Малфой, — Только не удуши меня раньше времени, договорились?

— Посмотрим, — пропыхтел Альбус, чувствуя себя ужасно некомфортно. Отвратительная позорная ситуация — мало того, что он разорался и устроил истерику, мало того, что перепугался, словно ему снова пять лет и он захлебывается мыльной горячей водой, так еще приятель держит его на руках как… как какую-то девчонку! Почувствовав, что тело друга снова деревенеет, Скорпи немного покачал потенциального утопленника на руках, запустив по воде мелкие волночки. Альбус опять испуганно вцепился в его шею.

— И что дальше? — белыми непослушными губами прошептал будущий чемпион по плаванию, — Долго ты меня еще держать собираешься?

— Пока не успокоишься, и не научишься держаться на воде.

— А ты знаешь, что плотность воды, по сравнению с плотностью тела человека…

— Так, ну я смотрю, ты уже освоился, — Скорпи сделал решительный шаг вперед и Альбус нечеловеческим усилием воли подавил подкатывающую к горлу панику, когда вода лизнула его подбородок, — Теперь делаем так — расслабься и вытяни ноги.

Альбус молча замотал головой. Опять накатило страшное воспоминание — текучая прозрачная масса смыкается над головой, а носоглотка горят огнем из-за хлынувшей в нее мыльной жидкости.

— Альбус, это не страшно, — Скорпи осторожно прижал к себе окаменевшее тело и прошептал в спрятавшееся под мокрыми волосами ухо, — Я тебя держу, ничего с тобой не случится. Ты мне веришь?

— Не знаю… — рейвенкловский паникер сделал над собой усилие и медленно вытянул ноги, с ужасом уставившись на ступни и колени, показавшиеся из воды. На большом пальце прилипло зеленое пятнышко ряски. Ал моргнул и поболтал ногой, избавляясь от посторонней водной растительности, не заметив, как Скорпи удовлетворенно улыбнулся.

— Молодец. Теперь расслабься и выпрямись.

— Издеваешься?! Я же захлебнусь!

— Просто опусти затылок на воду и посмотри наверх, болван! Я тебя держу, сколько можно повторять!

Альбус глубоко вздохнул, закрыл глаза и медленно запрокинул голову назад. Когда затылок коснулся воды, на секунду показавшуюся ледяной, он непроизвольно вздрогнул, но руки Скорпи тут же подтолкнули его вверх. Немного успокоившись он поднял веки и увидел прямо над собой высокое небо, кошачье облако, давно потерявшее свою форму и голубые глаза друга.

— Ну, чего, не умер? — с сарказмом поинтересовался Малфой, осторожно поддерживая Ала снизу, — А если совсем расслабишься, то сам почувствуешь, как тебя выталкивает наверх.

— Бред. — прошептал Альбус и удивился тому, как глухо прозвучал его голос, когда вода закрыла уши — как из-под подушки.

— Не бред. Сам же что-то там плел про плотность воды. — голос Скорпи тоже звучал странно, как сквозь несколько слоев ваты. Осторожно пошевелив рукам Альбус почувствовал как его тело медленно всплывает на поверхность. А если еще немного запрокинуть голову, то вода перестает облизывать подбородок и пытаться затечь в рот. Лежа на спине и рассматривая неподвижное небо Альбус почти успокоился, тем более что совсем рядом с ухом мерно и глухо стучало сердце Скорпиуса.

— Забавно… — сообщил Ал, и улыбнулся. Как только он перестал дергаться и вырываться, мягкая прохладная вода действительно начала держать его на поверхности, как и обещал лучший друг.

— А когда поплывешь — еще забавнее будет! — Скорпиус почесал нос и пригладил назад мокрые волосы. Обеими руками.

Несколько секунд ошарашенный Альбус тупо смотрел на ухмыляющегося приятеля, скрестившего на груди руки, а потом вода резко перестала его держать, из ласковой перины превратившись в страшную, смертельно опасную стихию. Выдав в голубое небо залп отборной ругани Ал замолотил конечностями по воде, нахлебался мерзкой жидкости с привкусом тины, насмотрелся на подводный мир и очнулся только на мелководье, куда его вытащил из бездонной пучины вероломный приятель.

— Ну получилось же! — оправдывался Скорпи, пытаясь увернуться от крепких дружеских кулаков, — Если б ты так не психовал, то и поплыл бы сегодня! Я бы помог!

— Пошел ты со своей помощью! — ревел Альбус, демонстрируя взрывной уизлевский характер, обычно спящий в нем крепким сном, — Я чуть не утонул из-за тебя, придурок!

— Ну, так ЧУТЬ! — Скорпи с трудом поймал друга за запястья, заломил за спину обе руки и вытолкнул его на берег. Споткнувшись о какую-то корягу тренер и ученик рухнули на траву, продолжая бороться, награждая друг друга тумаками. Наконец оба бойца растянулись на спинах, притомившись выяснять отношения.

— Ладно, не злись, — первым пошел на примирение Скорпи, тронув друга за руку. Тот что-то недовольно пробормотал и сел, подтянув к груди колени. — Ну, правда, извини, дурак я, сам знаю.

Альбус не ответил — сосредоточенно сопя он оттирал с кожи бурые пятна ила. Скорпи повернул голову, оценивая обиженный изгиб спины — к смуглой коже пристали выдранные с корнем травинки, длинные царапины алели на боках.

— Идиот… — дрожащим голосом пробормотал Альбус, наклонился вперед и вдруг его плечи затряслись как в ознобе. Он закрыл лицо ладонями и опустил голову вниз, тихонько подвывая и всхлипывая, пугая истерикой друга, который и без того чувствовал себя во всем виноватым придурком.

— Ал! Альбус, успокойся! Ну, все уже, все хорошо! — Скорпи неловко обхватил руками вздрагивающие плечи, не представляя, что делать дальше. Альбус отнял от лица ладони и запрокинул назад голову, хохоча и подвывая, захлебываясь слезами сквозь истерический смех. Поняв, что на слова приятель не реагирует, Скорпиус сделал единственное, что пришло ему в голову — размахнувшись, влепил другу звонкую оплеуху, оглушившую обоих.

Альбус затих и изумленно уставился на Малфоя, автоматически поглаживая алое пятно на щеке.

— Извини, — Скорпи опять притянул к себе друга. Тот вздохнул и, пробормотав что-то смутно похожее на «спасибо», уткнулся носом в исцарапанную шею, позволяя перебирать волосы на затылке и шептать на ухо какую-то успокоительную чушь. Он закрыл глаза, постепенно успокаиваясь, обнял друга за талию, и вдруг, сам не понимая зачем, тронул губами острое плечо. Рука в волосах замерла. Скорпи моментально придвинулся еще ближе, зарылся лицом в пахнущие водой черные пряди и замолчал, горячо и быстро дыша в висок. Ал почувствовал, как тонкие пальцы неловко спустились по спине ниже, несильно надавливая на поясницу, как они осторожно поглаживают содранную кожу, пробегают по линии позвоночника, и от этого почему-то становится жарко…

— Мать вашу, опять!!!

Мальчишки отпрянули друг от друга и одновременно повернули головы назад — на тропинке стоял белый от бешенства Джеймс.

* * *

— Паааап! Тебя тетя Гермиона вызывает! — вопль Лили потряс пустой дом. Гарри вздрогнул, оторвавшись от размышлений, и кинулся к камину, благодарный супруге Рона, отвлекшей его от очень неприятных и странных выводов.

— Гарри! Гарри, ты тут? — голова старинной подруги показалась в камине, и Поттер быстро присел на корточки, успев улыбнуться недовольной дочери, чей разговор с подругой прервали глупые взрослые со своими вечными неотложными делами.

— Тут я, тут, — пробурчал Гарри. Лили прислонилась к стене и скрестила руки на груди, демонстрируя нетерпение и желание отодвинуть отца от переговорного пункта при первой же возможности.

— Как у вас там дела? — беспечным тоном поинтересовалась Гермиона, и Гарри насторожился, заподозрив, что разговор затеян не просто так. — Как там мальчики? У вас все нормально?

— А что такое? — ответил вопросом на вопрос бдительный глава семьи, уже догадываясь, что его жена и школьная подруга опять что-то затеяли. — У нас как раз все нормально, а у вас? Джинни с тобой?

Гермиона споткнулась на полуслове, отвернулась, явно с кем-то пошепталась, и захихикала. Гарри снисходительно вздохнул — опять у них какие-то дурацкие девчоночьи планы, которые случались всякий раз, как Джинни отправлялась в Лондон по делам. И как подозревал Гарри, не последней целью этих визитов была возможность вырваться из плена домашних дел, в которых деятельная Джинни увязла сразу послу ухода из редакции «Ежедневного пророка».

— Ну… — замялась Гермиона. — Мы тут хотели с Джинни по знакомым пройтись, ну, ты понимаешь… Зашли в «Пророк», а там назначение нового редактора спортивной колонки, праздник… И мы подумали, что, надо бы сходить, тем более Джинни и так почти нигде не бывает, а ты же понимаешь, ее там еще помнят, даже назад зовут…

— Так, я все понял, — Гарри потер переносицу и неодобрительно посмотрел на дочь, продолжающую с независимым видом подпирать стену. — Лили, чего ты там хотела, конфеты? Ну, так бери и иди, я тебя позову, когда мы закончим.

— Не позовешь, — уверенно парировала та. — Ты забудешь, а потом скажешь, что мы и так много болтаем!

— Лили, мне прямым текстом сказать, что разговор не для твоих ушей? — Гарри нахмурился, демонстрируя капризному ребенку, кто в доме главный.

Дочь закатила глаза, возмущенно встряхнула косичками и нарочито медленно покинула помещение. Отец обреченно вздохнул — на его взгляд в семье рос еще один отпетый хулиган, не признающий авторитетов. Уизлевская бурная кровь оказалась крепким коктейлем.

— Где Джинни, у вас? — спросил он без обиняков, когда за Лили закрылась дверь. — И как я понимаю, сегодня она не вернется, да?

Гермиона замялась, и снова послышалось тихое перешептывание, как шум закипающего на плите чайника. Гарри терпеливо ждал, переминаясь на корточках — от неудобной позы ноги затекли, и он как всегда пожалел, что в магическом мире не принято пользоваться такой простой и удобной вещью как телефон.

— Привет, — в камине появилась голова Рона, и Гарри мысленно застонал, уже смиряясь с тем, что супругу он увидит только завтра. — Как вы там, все нормально?

— Привет, Рон, у нас все нормально, никто не утонул, шею не сломал и с метлы не упал! — начиная злиться, выпалил Поттер. — А еще у нас на ужин курица и я обещаю, что все будут сыты и вовремя лягут спать! Есть еще вопросы?!

Тяжелая артиллерия в лице Рона замолчала и обернулась назад, видимо, совещаясь. Гарри начал закипать. Почему-то считалось, что он не дает Джинни возможности развлекаться вне семьи, и каждый раз, как возникала похожая ситуация, в уговаривание «домашнего деспота Поттера», включался школьный друг. Откуда взялось мнение, что Гарри тиранит жену, было неизвестно, да он и не хотел это выяснять, но Гермиона, помешанная на феминизме, постоянно устраивала подобные представления. Гарри злился и обижался и, конечно, никогда не возражал против ночевки Джинни у родственников. Но многословные переговоры через камин, невразумительное бурчание смущенного Рона и решительный тон Гермионы его бесили неимоверно.

Потратив пятнадцать минут на выяснение обстоятельств, и потеряв несколько сот нервных клеток, Гарри наконец-то добился разговора со смеющейся женой.

— Да что ты внимание обращаешь? — Джинни заливалась хохотом, отбиваясь от Гермионы, порывающейся влезть в разговор. — Рон всю жизнь такой, переживает за младшую сестренку.

— Скажи ему, что в следующий раз я просто его пошлю куда подальше! — рычал оскорбленный Поттер. — И Гермионе передай — я не богатый самодур, а ты не мой эльф, чтобы тебя из рабства вызволять! Пусть занимается своим делом! Это наша личная жизнь, а не Министерский кабинет!

— Передам, передам, — улыбалась Джинни, стараясь успокоить разбушевавшегося супруга.

Закончив переговоры Гарри несколько раз чертыхнулся, поминая недобрым словом характер школьной подруги, и крикнул в глубину дома, сообщая Лили, что камин свободен.

Столкнувшись в дверях с недовольной дочерью, он вышел на заднее крыльцо, намериваясь наплевать на свободу личности, раз с его личностью все равно никто не считается.

— Джеймс! — заорал Гарри, заметив под ивой три фигуры — стоящий спиной к дому старший сын и Альбус с другом, сидящие на траве. — Быстро домой! Обедать! И никаких отговорок!

Больше не оборачиваясь он прошел на кухню и раздраженно шваркнул кастрюлю на плиту. «Чертовы родственники! — думал Гарри, размахивая палочкой над разогреваемым супом. — Гермионе делать нечего! А Рон тоже хорош, друг называется!»

Поттер вдруг позавидовал хорьку, который, по предположениям Гарри, точно не имел такой активной и заботливой родни.

* * *

— Ну что, девчонки, не нализались еще? — Джеймс расставил ноги и сунул руки в карманы, с отвращением глядя на обернувшегося брата. — Может, вам подальше отойти? А то давайте, я на стреме постою, пока вы будите отсасывать друг другу.

— Джеймс, заткнись, — очень тихо, но угрожающе проговорил Скорпи, воинственно наклоняя голову. Рука Ала зашарила по траве в поисках подходящего тяжелого предмета, но ничего не обнаружив, замерла рядом с коленом друга.

— Тебе все равно не светит, Джейми, — сладким голосом пропел Альбус, стараясь скрыть волнение.

— О, малыш Альби осмелел? Рисуешься перед своим бледным кузнечиком? А ты, Малфой? Как тебе мой братец?! Хорошо языком работает?!

— А ты завидуешь? — криво усмехнулся Альбус, демонстративно придвигаясь к другу и обнимая его за плечи и, по исказившемуся лицу Джеймса стало понятно, что драки не миновать.

— Еще раз так скажешь, щенок, и я…

— И что ты? Третьим напрашиваешься?

Джеймс побагровел, стискивая кулаки, и угрожающе двинулся вперед. Скорпи почувствовал гулкие толчки крови в висках, как происходило всегда перед дракой, и бросил быстрый взгляд на друга. Альбус стал похож на кошку, подобравшуюся перед прыжком — тело напряжено и готово отразить атаку, но начинающийся бой прервал резкий окрик отца, требующий всех немедленно идти к дому.

— Кретин… — пробормотал Ал, глядя вслед уходящему брату. — Девчонку ему надо, совсем мозги набекрень съехали...

Скорпи промолчал. Все еще натянутый как струна он смотрел в спину врага удаляющегося к дому. Намечающаяся битва не на жизнь, а на смерть, так и не состоялась, и теперь он никак не мог успокоиться, перебирая в голове отвратительные слова Джеймса.

— Эй… — рука друга осторожно сжала плечо и Скорпиус медленно выдохнул, прежде чем взглянуть на Ала. — Ты в порядке? У тебя такое лицо было, будто ты его убить собрался.

— Много чести, — Малфой разжал кулаки и отряхнул руки от травинок, прилипших к вспотевшим ладоням. — Но если он еще раз…

— И не раз, и не два. — Альбус поднялся на ноги, и наклонился вперед, упершись руками в колени, покрытые засохшей илистой коркой. — Джеймс упертый как тролль, если ему в башку что-то втемяшится, то уже ничем не выбьешь. Ну, если только хорошенько врезать. Силу он уважает. Но тоже не всегда.

— Значит — врежу, — мрачно пообещал Скорпи, тоже поднимаясь на ноги и медленно сворачивая клетчатое одеяло. Идиотские и неправильные отношения между братьями Поттерами его начали не на шутку раздражать. В школе это тоже бесило, но там ему не приходилось находиться круглые сутки в компании непредсказуемого Джеймса, готового в любой момент устроить мордобой.

— Один не справишься, — спокойно заметил Ал, поднимая с земли джинсы и пытаясь попасть ногой в штанину. — Он старше и сильнее. Есть у меня одна идея, но это надо с тетей Гермионой посоветоваться… Джеймс еще сто раз пожалеет, что у него вместо мозгов протухшее пюре.

Скорпи ничего не ответил, сражаясь с пуговицами рубашки. Если б можно было колдовать вне школы, то Джеймс уже горько пожалел о своих мерзких словах, которые хлестали по Скорпи не хуже пощечин. От одной мысли, что брат Ала посмел говорить такие мерзости про его друга, заставляла молодого Малфоя выходить из себя. В этот момент он Джеймса ненавидел.

— Пошли что ли? — Ал взвалил на плечо одеяло и обернулся к приятелю. Тот молча кивнул, не поднимая головы. Руки дрожали и пуговицы никак не хотели слушаться, выскакивая из непослушных пальцев. Альбус вздохнул, сообразив, что друг все еще на взводе.

— Давай помогу, — предложил он, сваливая на землю одеяло и отодвигая руки Скорпи. — Знаешь, если бы ты был девчонкой, то я бы решил, что Джеймс ревнует.

— Чего?! — Скорпиус недоверчиво посмотрел на друга, решая, шутит он или нет. Альбус, закусив от усердия губу, быстро и ловко застегивал мелкие пуговички, смешно хмуря черные брови. Справившись с рубашкой, он осторожно расправил невидимые складочки на груди, мягко улыбнулся и опять поднял многострадальное одеяло.

— Чего-чего, — передразнил он приятеля, поворачиваясь к тропинке. — Ревнует, говорю! Может он и есть самый натуральный гомик, а на нас валит. Фу, гадость…

Скорпи поплелся следом, обдумывая предположение друга. Джеймс ревнует… Да нет, не может быть! Джеймс два месяца встречался с какой-то гриффиндоркой, даже на время оставив в покое неразлучную парочку. Но увы, после Рождества гордая красотка дала кавалеру полную отставку и преследования возобновились с новой силой. И с тех пор Джеймс больше ни с кем не встречался. Во всяком случае, Ал об этом не упоминал. А может он и правда?..

На секунду представив старшего брата друга, целующимся с другим парнем, Скорпи передернулся от отвращения. И правда — гадость. И как этих гомосексуалистов не тошнит целоваться друг с другом? Не говоря уже обо всем остальном? Правильно покойный дедушка говорил, что это страшное извращение, маггловская модная зараза. Натуральное извращение.

— Ну, чего ты плетешься? — Ал обернулся, поправляя на плече сползающее одеяло. — Давай скорее, а то папа рассердится.

Скорпи пошел быстрее, уперевшись взглядом в острые лопатки под голубой футболкой идущего впереди приятеля. Отросшие волосы Ала закрывали шею, одна прядь осталась за воротом, и Скорпи уже хотел протянуть руку, что бы вытащить ее наружу, но так и не сделал этого, опять уйдя в свои мысли.

Джеймс и анонимный парень исчезли из его головы, и их место занял Альбус, в голубой футболке, с острыми лопатками и черными отросшими волосами, закрывающими шею. Чужие мужские руки уверенно гладили Ала по спине, зарывались в волосы, забирались под футболку, по-хозяйски лезли за пояс джинсов. Лучший друг запрокидывал назад голову, открывая горло, и хрипло задышал. Руки передвинулись вперед, погладили плоский смуглый живот, и нырнули в расстегнутую ширинку.

Скорпи встал как вкопанный, почувствовав, как злость и раздражение на неведомого обладателя наглых рук, посмевших так беззастенчиво лапать Альбуса, ударяет в голову и заставляет сильнее колотиться сердце. И одновременно с этим все тело обдало жаром, перехватившим дыхание. Малфой сглотнул горячую слюну — тоже самое было, когда он успокаивал Ала после истерики. Только тогда Скорпи не успел об этом подумать, прерванный появлением ненормального Джеймса. А сейчас он понял и испугался собственного открытия — с такого же жара, бешеного сердцебиения и сбитого дыхания, всегда начинались вечерние фантазии под одеялом.

Гарри скучал, слонялся по дому без дела, выглядывал в окна, вздыхал и тихонько покашливал в кулак. К ужину тяжелый зной, обещавший теплый летний вечер, обернулся сильным ливнем из неведомо откуда набежавшей тучи. Ливень сменился противным моросящим дождем, монотонным и по-осеннему холодным. Гарри печально посматривал на небо, затянутое до самого горизонта сизыми тучами, и чувствовал себя стариком.

Он два раза обошел весь дом, останавливался перед окнами, делая вид, что проверяет запирающие заклинания. Постоял на заднем крыльце, ежась от промозглого мокрого ветра, покружил по веранде, замерз окончательно и вернулся в дом. Наконец он пристроился в гостиной, пустой и холодной, включил торшер и раскрыл Квиддичское обозрение. Через полчала отборочные таблицы и игроки на колдографиях, до неприличия молодые и бодрые, начали навевать на него тоску. Швырнув обозрение на пол, Поттер вытянул ноги и обвел тусклым взглядом пустую комнату.

В доме было непривычно тихо. Лили, воспользовавшись тем, что мать осталась у родственников, нагло напросилась в гости, повидаться с Роззи. Джеймс сразу после ужина поднялся в свою комнату, хлопнул дверью и больше не показывался. Альбус с хоречьим сыном засели в небольшом кабинете, заставленным книжными шкафами и гордо именуемым библиотекой. За ужином Гарри пристально наблюдал за приятелями и старшим сыном, но ничего подозрительного не заметил, кроме того, что младший Малфой был странно задумчив и молчалив, а Джеймс стремился поскорее улизнуть из-за стола.

«Показалось» — решил Поттер и, посчитав миссию наблюдателя исчерпанной, встал перед глобальным вопросом — как и чем занять остатки вечера? Часы на каминной полке показывали восемь вечера, в палисаднике шуршал дождь, занятие не придумывалось. Пощелкав пультом старенького телевизора и не обнаружив ничего заслуживающего внимания, Гарри перегнулся через подлокотник кресла, высматривая в подставке для газет что-нибудь поинтереснее Квиддичного обозрения.

На глаза ему попался старый школьный альбом Джинни, который так и остался со вчерашнего вечера засунутым в ворох газет. Гарри вытянул губы и обиженно подергал себя за прядь надо лбом. Провести вечер в компании воспоминаний — это все равно что признаться самому себе в том, что волосы твои уже подернуты пеплом седины, тело далеко от былого совершенства, секса все еще хочется, но уже не так как раньше, а в твою дверь скоро постучит старость.

— Чушь какая в голову лезет, — сердито пробормотал Поттер, решительно призвал из бара бутылку огневиски и стакан, шлепнул на колени тяжелый кожаный том и открыл первую страницу. В конце концов, кто сказал, что он старик? Глупости, просмотр школьного альбома, это всего лишь способ скрасить одинокий вечер, ничем ни хуже любого другого способа.

Без интереса пролистнув пару страниц со смутно знакомыми мальчиками и девочками, имен которых Гарри вспомнить не мог, он наткнулся на свою колдографию, аккуратно вырезанную из старого «Ежедневного пророка». Отхлебнув огневиски и почувствовав как по пищеводу прокатилось жидкое пламя, согревая внутренности и душу, Поттер усмехнулся. Пролистнув еще несколько страниц и похихикав над детскими фотографиями Рона и Гермионы, он пришел в самое отличное расположение духа, окунаясь в собственное детство, заботливо сохраненное женой.

Вот Гарри пытается спрятаться от объектива, нервно прячась за плечо злорадно ухмыляющегося Рона. Вот он же после матча — в руке бьется снитч, метла небрежно закинута на плечо, на потемневшем от пыли лице написано счастье победителя. Вот вся семья Уизли — в первом ряду присевшие на корточки Рон и Гарри. За ними стоит чем-то недовольная Гермиона, скрестившая на груди руки. Вот групповой портрет двух школьных команд по квиддичу — Гриффиндорской и Слизеринской.

Гарри причмокнул губами, с удовольствием разглядывая снимок. Даже через много лет с колдографии, запечатлевшей представителей вечно враждующих факультетов, веяло напряжением. Тот матч Гарри помнил хорошо. После фотографирования команды почти сразу поднялись в воздух и Гриффиндор, конечно, выиграл, отобрав у Слизерина шанс выйти в финал. А после игры два ловца традиционно подрались, столкнувшись возле раздевалок.

От приятного воспоминания и выпитого спиртного настроение Гарри резко подскочило вверх. Перевернув следующую страницу, он опять увидел квиддичные колдографии, но теперь на них была и Джинни. Полюбовавшись на ладную фигурку супруги верхом на метле, Гарри смахнул набежавшую слезу умиления и решил, что с выпивкой на сегодня достаточно. Отставив в сторону стакан, он пролистнул несколько страниц, не заметив на них ничего интересного, и вдруг удивленно поднял брови, увидев на предпоследней большую колдографию Драко Малфоя.

— Вот еще новости, — ревниво пробормотал Поттер, разглядывая лицо, которого уже не видел лет… Закатив глаза к потолку и пошевелив губами, Гарри отказался от подсчетов, и опять посмотрел в альбом. Малфою на колдографии было лет пятнадцать, примерно как его сыну сейчас. Все тот же противный хорек с зачесанными назад волосами, все тот же язвительный прищур холодных глаз, все то же лицо сердечком.

— Придурок, — сказал Поттер и вдруг показал колдографии язык. Хорек не удостоил его взглядом. Он смотрел куда-то в сторону, время от времени приглаживая назад волосы. Гарри почему-то обиделся — на его памяти вредный слизеринец никогда не упускал случая обратить внимание на своего вечного соперника, так почему бы его колдографии не быть последовательной и не ответить тем же? Ну, хоть бы голову повернул!

— А вот сын не такая сволота как ты! — сообщил Гарри, пытаясь заинтересовать Малфоя, но тот никак не отреагировал. Сделав еще несколько попыток и не добившись успеха, Поттер понял, что разговаривать с колдографией, словно это портрет, выпив предварительно хорошую порцию огневиски, не лучший способ проводить время. А вот отправиться наконец спать — идея хорошая.

— И все равно, придурок, — упрямо пробормотал Гарри, поднимаясь на второй этаж. Снимок Малфоя его расстроил, хотя он сам не понимал — чем.

* * *

Ванильные сухари из плетенки исчезали с невероятной скоростью, тем более, что когда Ал начинал нервничать, то мел все подряд. А сейчас он именно нервничал, стараясь понять, чем и когда успел обидеть друга, что тот весь вечер сидит, не поднимая головы, на вопросы отвечает невпопад, и отказывается объяснять в чем дело.

Пару раз нарвавшись на «Ал, не выдумывай, просто настроение плохое», он уже не рисковал приставать с расспросами, резонно решив, что приятель сам расскажет в чем дело, если посчитает нужным. И все равно было обидно — Скорпи ни разу не скрывал от друга причины плохого настроения. Тем более что Альбус не мог припомнить ни одного случая, чтобы друг был так неразговорчив и угрюм.

Сидя напротив и уткнувшись в какую-то книжку, Скорпи лениво переворачивал страницы, мусолил во рту сухарик и странно дергался всякий раз, когда друг пытался его разговорить.

Альбус понял, что и у него начинает портится настроение. Обнаружив на пыльных полках старинную книгу с неимоверно завлекательным названием «Жизнеописание великого колдуна и чернокнижника Якова Брюса», приятели еще утром договорились после ужина обязательно заняться изучением занятного фолианта. И теперь Яков Брюс лежал в стороне, всеми забытый и никому не нужный.

Осторожно поглядывая на притихшего друга, Альбус неслышно вздыхал и клял старшего брата, более чем уверенный, что плохое настроение младшего Малфоя было спровоцировано мерзким поведением Джеймса, который, судя по всему, окончательно слетел с катушек. Мелкие подколки и подначки, которыми брат целый год развлекался в школе, не шли ни в какое сравнение с последними событиями. На памяти Альбуса с братом он дрался всего несколько раз в жизни, не считая детских потасовок из-за игрушек или сладостей. А тут драки пошли как по расписанию, практически каждый день. Сегодня, правда, судя по всему, день закончится без потасовки, но Альбус заметил, как Джеймс, сразу после ужина, воровато оглядываясь, свистнул из родительских запасов бутылку маггловского бренди. Хорошо, если нажрется в своей комнате и уснет, а вдруг ему придет в голову пошататься по дому? Мерлин знает, что этому идоту придет в голову…

Ал смотрел на Скорпи, на его опущенные плечи, на склоненную над столом светловолосую голову и тихо злился на придурка Джеймса, из-за которого лучший друг может просто прервать совместные каникулы, которые обещали столько радости. Или вообще решит, что с буйными Поттерами лучше не иметь дела, а терять единственного друга Альбус не собирался ни за какие коврижки.

«Точно надо с тетей Гермионой поговорить, — думал Ал, яростно хрустя сухарем, и вспоминал истории из школьной жизни отца — на его взгляд тетка была чем-то вроде ходячей энциклопедии, в которой собраны лучшие рецепты по укрощению всевозможных идиотов, начиная с ее супруга, который, судя по всему, в школе тоже не отличался тихим характером, и заканчивая отцом Скорпи, — Правда, нотацию прочитает, зато поможет!»

Ал даже подумать не мог, что дело не в дураке Джеймсе, а в самом Скорпи. Тот весь вечер пытался отвлечься и не думать о своем открытии, случившимся у озера. И как назло, словно в притче о белой обезьяне, чем больше Скорпи боролся сам с собой, тем чаще возвращался к мысли о том неправильном и стыдном, что он почувствовал, представив лучшего друга в объятиях незнакомого мужчины.

Нет, Скорпи давно знал «откуда берутся дети», и даже частенько участвовал в совместных развлечениях общей спальни, когда с каждой койки раздаются стоны и всхлипы, и никто не считает зазорным подрочить на глазах соседа по комнате. Скорее его бы не поняли, если бы он вдруг решил отказаться от старой традиции, привившейся в спальнях Слизерина в незапамятные времена, и как подозревал Скорпи — не только Слизерина.

Задыхаясь и постанывая на собственной кровати с отдернутым пологом, он усердно ласкал сам себя, представляя в фантазиях то грудастую и задастую старосту из Гриффиндора, то тощеньких рейвенкловок, то симпатичную колдунью с обложки «Ведьмополитена», то одну хорошенькую хохотушку из Хаффлапафа. Или чаще не представлял никого конкретно, просто отдавался ощущениям, не зацикливаясь на соблазнительных образах, разноцветным вихрем мелькающих перед глазами.

И тут вдруг — Альбус. Парень, лучший друг, любитель биографий знаменитых волшебников, вроде, не к ночи будет помянут, Якова Брюса. Старина Ал, обожающий ванильные сухари, мечтающий научиться летать на метле, боящийся воды, и не обладающий ни тонкой талией, ни большой грудью, ни круглой задницей — то есть, самыми привлекательными женскими частями тела, которые всегда завораживали эстета Малфоя.

Чем больше Скорпи задумывался, тем четче становилась похабная картинка в его голове, с астрономической скоростью обрастая красочными подробностями. Ал уже не просто хрипло дышал, а стонал в голос, когда чужие руки пощипывали коричневые кружочки сосков или наминали по-мальчишески плоский зад, забравшись под джинсы. Друг зажмуривал глаза, отворачивал пылающее ярким румянцем лицо, облизывал припухшие губы и подавался вперед, навстречу настойчивым ладоням, уже вовсю хозяйничающим у него в плавках. Картинка была такой яркой и объемной, что несчастный растерянный Скорпи, с трудом выдержавший пытку долгим ужином, сорвался из-за стола даже раньше Джеймса, и только через несколько минут проведенных в туалете, смог присоединиться в библиотеке к предмету своих преступных фантазий.

Он схватил первую же попавшуюся книжку с полки, оказавшуюся пособием по уходу за мандрагорой, что-то рассеяно буркнул встревоженному Алу и уселся напротив, подальше от источника раздражения, стараясь сконцентрироваться на размере горшков и правильном подборе земляной смеси для получения хорошего урожая волшебного растения. Скоро Скорпи понял, что идея сесть так, чтобы между ним и погрустневшим другом оказался стол, была не правильной.

Альбус сидел ровнехонько напротив, грыз сухари, оставляя на красных влажных губах сладкие крошки, облизывал указательный палец, перелистывая страницы, и обижено хлопал черными длинными ресницами. Скорпиус сто раз видел и крошки на губах друга, и обслюнявленный палец, и девчачьи ресницы, но сейчас ему хотелось провалиться сквозь землю вместе со стулом, пособием по выращиванию мандрагоры и своей буйной фантазией, которая сыграла с ним такую подлую шутку. Воображаемый Альбус тихонько похныкивал лежа на спине, слюнявил во рту чужой палец и вздрагивал ресницами, зачем-то порываясь задрать вверх голую ногу. Ужаснувшись этой картине и обливаясь потом, Скорпиус попытался переключиться на образ какой-нибудь красивой ведьмы с пышным бюстом, и это ему почти удалось. Но тут Ал задал какой-то вопрос и по старой привычке погладил приятеля по плечу.

Скорпи дернулся, как от электрического разряда и понял, что терпеть он больше не может.

— Ты куда? — удивился Ал, так и не получивший ответа на свой вопрос.

— Надо…— многозначительно буркнул друг и умчался из библиотеки, хлопнув дверью.

«Совсем все плохо… — грустно подумал Ал, положил на книгу обе руки, пристроил на них подбородок и окончательно затосковал.

* * *

Пить Джеймс не умел, это он понял сразу, и даже честно в этом сам себе сознался, когда при первом же глотке обжигающего бренди еле успел добежать до туалета. Отправив ужин в фаянсовое нутро унитаза и прополоскав рот, попутно попив воды прямо из под крана, он с истинно гриффиндорским упрямством решил повторить попытку. Первый неудачный опыт еще не повод бросать дело на пол пути, правда?

Зачем он решил напиться, Джеймс не понимал. Да и не собирался понимать и анализировать, но дурное настроение требовало сделать что-то запредельное, чего он никогда не делал. Например — напиться бренди, как взрослый. Тем более, что в книжках герои в дурном расположении духа всегда сидят в каком-нибудь баре, потягивают спиртное и мрачно дымят в потолок приклеенной к губе сигаретой. Мужественно. И, безусловно — красиво.

Дурное настроение наличествовало, а вот насчет бара было сложно. Да и курить Джеймс бы не рискнул. Во-первых, он не умел, во-вторых, сигарет у него не было. А в-третьих, и это главное — сигаретный дым без магии было не вывести, а колдовать вне школы он не мог.

Зато в гостиной стояла батарея разномастных бутылок, и Джеймс был уверен, что от похищения одной единственной бутылочки папа не обеднеет. Если заметит. А, скорее всего — и не заметит.

Припрятать под просторной футболкой выпивку не составило труда и мужественный тайный агент Джеймс Поттер, находящийся в прескверном расположении духа, оказался обладателем бутылки бренди. И все было бы хорошо, если бы не неприятность с первым глотком. Но когда это останавливало настоящих мужчин с героической фамилией Поттер?

Вторая попытка увенчалась явным успехом — Джеймс открыл рот и с трудом продышался, вытирая ладонью заслезившиеся глаза. Третья и четвертая пошли уже по накатанной, а дальше шестнадцатилетний пьяница не считал. Через сорок минут в бутылке осталась ровно половина темно-янтарной жидкости, а Джеймс валялся на кровати, наблюдал сквозь туман опьянения плавно покачивающийся потолок и наслаждался своим дурным настроением.

Альбус его бесил. Да. Именно так — бесил. И его засушенный белобрысый дружок, похожий на тушканчика-альбиноса, тоже бесил. И оба вели себя как девчонки. А у тушканчика еще и фамилия Малфой. А кто такие Малфои, Джеймс прекрасно знал, даром, что родители очень редко о них говорили. Зато дядя Рон, когда мужественно и красиво пропускал за ужином парочку стаканчиков, мог и порассказать кое-что, особенно когда рядом не было тети Гермионы, которая, почему-то считала, что такие рассказы непедагогичны. Но Джеймс был на стороне мужественного дяди Рона, который хоть и отрастил себе пузо и лысину, но считал, что врагов надо знать в лицо! С чем Джеймс, в принципе, был согласен.

Конечно, белобрысый никакой не враг, и любой нормальный парень, например, такой как Джеймс, тушканчика одним ногтем придавит! А Альбус тоже хорош! Это все странные рейвенкловские привычки, и вообще, Альбус с детства был странным. Кто же знал, что это не странность, а самая настоящая ненормальность?

Джеймс пошарил рукой рядом с кроватью, свалил бутылку и захихикал, наблюдая, как бренди с бульканьем льется на пол. Ну и черт с ним, настоящему мужчине наплевать на такие мелочи, как лужа спиртного на полу. Это Ал со своим белобрысым бы сейчас бегали и причитали — ой, ай, мама заметит, от папы попадет! Трусы.

А как они лапались сегодня!

Джеймс передернулся от отвращения, покрутился на кровати и закинул ноги на стену — потолок закружился быстрее, а мысли в голове приняли еще больше неприятный поворот.

Вот именно — лапались. Джеймс все прекрасно видел. Он подошел совсем тихо, со спины и долго наблюдал, как тушкан поглаживал его брата-извращенца по заднице, а тот, вместо того, чтобы зарядить белобрысому в глаз, как и сделал бы нормальный парень, еще ближе придвигался. И сам же его лапал. Наверное, тоже за задницу. Как девки какие-то, честное слово.

Вспомнив о девках, Джеймс заскучал. Марта Бишоп его отшила, а больше, почему-то, никто не рвался в объятия великого чемпиона по квиддичу. Дуры. Ничего не понимают, потому что сами еще дети, хоть и сиськи у большинства, как арбузы вымахали. И брат тоже ведет себя как девка, а его приятель не то что девчонка, а прям самочка. Ага, самочка тушканчика, беленькая и мягонькая, с длинными хрупкими лапками. Такого даже не бить надо, а как с девками — к стенке прижать и тискать, пока пищать не начнет и дурь из головы не порастеряет.

Вспомнив, что именно так и потерял расположение красавицы Марты, зажав ее в темном углу перед Рождеством, да и еще и словив при этом звонкую оплеуху, Джеймс помрачнел. Поведение настоящего мужчины, которым он хотел поразить Марту по совету друзей, в этот раз не сработало. Но тушкан точно не стал бы драться, хотя в прошлый раз порядочно зарядил Джеймсу в глаз. Но то ж драка была! А то — поступить так, как белобрысый ждет. И вот тогда посмотреть бы, как он будет рыпаться и дергаться! А там глядишь, перепугается самочка, да и упрыгает на хрупких длинных лапках к своему папе под крылышко, и от Ала отстанет. А тот перестанет позорить фамилию Поттеров, везде появляясь в обнимку с белобрысым. Прям перед ребятами уже неудобно!

Джеймс улыбнулся и в предвкушении потер ладони — настроение подскочило до отметки «отлично» и потребовало пойти и поискать белобрысое бесполое создание, чтобы немедленно претворить сладкие планы мести в жизнь. Или вообще — выйти из комнаты и придумать что-нибудь интересное. Да, точно!

Поняв, что тело требует немедленных действий, все равно каких, Джеймс поднялся на ноги, покрутил головой, держась за стену, и нетвердой качающейся походкой выплыл в коридор, на встречу приключениям, достойных настоящего мужчины.

* * *

Хлопнув дверью библиотеки, Скорпи сделал несколько шагов по коридору, зашел за угол и обессилено сполз по стене на пол. Так паршиво он себя еще никогда не чувствовал.

Смотреть на ничего не подозревающего Ала было невыносимо, но еще невыносимее было осознавать, что поганец Джеймс оказался совершенно прав! Он, Скорпиус Малфой грязный педик, извращенец и урод, у которого стоит на лучшего друга.

Скорпи закрыл лицо руками и тяжело вхдохнул, мучаясь от возбуждения и дикого стыда, от которого у него сразу заболел живот. Ужасно, это все равно, что заболеть какой-то неизлечимой позорной болезнью — знаешь, что болен, но ничего изменить нельзя, и не расскажешь никому… Не подойдешь же к отцу и не скажешь — пап, тут такое дело, мне нравится Альбус Поттер, будь добр, всего один Обливейт, я много не прошу!

Хотя, зная отношение отца к Поттерам, он, вполне возможно, и стер бы сыну память. А заодно отправил бы его в другую школу, подальше от запретного плода. «Да они же его сожрут, — говорил отец вполголоса, когда мама сообщила ему о планах сына на лето, — Это же Поттеры…» Словно диагноз поставил.

А Альбус? О, Мерлин, лучше и не представлять. Тогда вообще всему конец, ни дружбы не будет, ни посиделок за книжками, ни-че-го. «Представляешь, два мужика… Фуууу!» Ну почему еще вчера все было так просто и легко, а сегодня все стало так ужасно?!

Отлепившись от стены, совершенно запутавшийся Малфой, успевший поставить на себе жирный крест, побрел дальше по коридору, печально повесив голову, и шаркая ногами как пенсионер. Остановившись у окна, за которым уже сгустились лиловые дождливые сумерки, Скорпи подышал на стекло и в образовавшемся туманном кружочке нарисовал крестик. Все. И правда крест. И что делать дальше?

Организм недвусмысленно напомнил, что надо бы сделать в первую очередь, прежде чем так категорично поступать со своей жизнью. Скорпиус вздохнул и осторожно надавил пахом на край подоконника, ненавидя себя, подоконник и потребности молодого организма, которому было плевать на душевные метания хозяина. Организм требовал разрядки, а настроившись на нужную волну уже не собирался с нее сворачивать. Скорпи прислонился лбом к стеклу, закрыл глаза и еще раз надавил набухшим членом о подоконник, решив не притрагиваться к бунтующему органу руками.

В воображении сразу нарисовался Ал. Слизывающий с губ сладкие крошки ванильных сухарей и склонившийся над книгой, так что черная длинная челка падает на лоб, совершенно закрывая глаза с длинными девчачьими ресницами. Полные губы шевелятся, когда Ал читает, смуглый локоть упирается в край переплета.

Смирившись с неизбежным, Скорпиус тяжело вздохнул, отвалился от подоконника и потянул вниз язычок молнии. Первое же прикосновение к возбужденному члену заставило его задохнуться воздухом и перестать дышать. Прикусив губу и тяжело переводя дух, Скорпи опять прислонился лбом к совершенно запотевшему оконному стеклу, прочерченному прозрачными дорожками конденсата, и быстро задвигал рукой.

— Вот ты мне где попался! — ударил в нос резкий запах бренди и младший Малфой почти впечатался в стекло лицом, когда чьи-то руки обхватили его за талию и толкнули вперед, — Ну что, тушканчик белобрысый, много умного вычитать успел?

— Джеймс, пошел на хуй! — рявкнул Скорпи, пытаясь унять прыгающее сердце, — Тролль вонючий, да ты пьяный, пусти, урод!

— А вот за урода и схлопотать можно! — засопел Джеймс, дыша в шею добыче горячими спиртными парами и Скорпи похолодел, когда почувствовал, что «настоящий мужчина» вовсе не собирается его бить.

— Обалдел совсем?! Ты что делаешь, придурок! — зашипел он, когда Джеймс навалился на него всем телом, прижимая к окну. Малфой закрутился на месте, пытаясь вывернуться из-под тяжелого тренированного тела, но когда неловкие, но, тем не менее, настойчивые пальцы грубо схватили его между ног и весьма ощутимо сжали в паху — желание вырываться исчезло вместе с последними остатками разума.

— Не пищи, крыса, — прохрипел Джеймс, перехватывая жертву поперек груди и нагло запуская руку в расстегнутые брюки, — Тебе ж это нравится, нет? Вот и молодец, вот и молчи.

И Скорпи замолчал. Уперевшись ладонью в запотевшее стекло, он тихо вздохнул, когда пальцы Джеймса обернулись вокруг его члена, и стало уже все равно, кто, где и как — сдерживаемое несколько часов возбуждение, вырвавшись наружу, совершенно стерло все границы и здравые мысли. Постанывая, поскуливая и даже похныкивая от удовольствия, он послушно толкался в руку Джеймса, чувствуя на шее обжигающее дыхание насильника, запрокидывал голову ему на плечо и даже не обращал внимание на то, что брат его друга, утробно урча, изо всех сил трется о него сзади.

Выстрелив спермой в чужой кулак, Скорпи обессилено обмяк в крепких руках, так и не поняв, почему Джеймс вдруг сильно прикусил его шею, глухо вскрикнул и напоследок все же вжал вялое податливое тело в холодное запотевшее стекло с отпечатками ладоней и жирным крестом посредине.

Откровенно говоря, Гарри уже надоела роль домашней хозяйки, и возвращения Джинни в лоно семьи он ждал как манны небесной. Подвязавшись кокетливым передничком с воланами, он наблюдал за готовящимся завтраком, левитировал на стол приборы и скрежетал зубами, ощущая себя чем-то вроде домашнего эльфа, тем более что самостоятельное приготовление пищи ассоциировалось у него с жизнью у Дурслей — неприятные воспоминания, которые он предпочел бы забыть.

— Есть кто живой?! — заорал он, водрузив в центр стола кувшин с соком, — Завтракать!

Ответом ему была гробовая тишина. Пожав плечами Гарри уселся за стол, решив наплевать на разоспавшихся подростков, которые нагло дрыхли, хотя часы на каминной полке показывали уже десять.

«Ну и пусть спят, — решил демократичный отец, с удовольствием отпивая обжигающий кофе, — Все равно каникулы».

Со второго этажа донеслись шаркающие шаги, Гарри поднял голову и ласково улыбнулся спускающемуся по лестнице Альбусу, который выглядел непривычно помятым и недовольным. На приветствие сын не ответил, в ответ не улыбнулся, молча сел за стол и нахохлился, как рассерженный воробей.

— А приятель твой где? — вежливо поинтересовался Гарри, листая свежий номер «Пророка».

Сын опять промолчал, уставившись взглядом в бок фарфорового кофейника.

— Спит еще, что ли?

Молчание, тихое сопение в чашку.

— И Джеймс что-то не встает…

Раздраженное скрипение ложки по краю тарелки.

Гарри вздохнул и отложил в сторону газету. Альбус сидел, низко склонив лохматую голову, и Поттер подумал, что сыну пора постричься, иначе через месяц-другой из его густой черной шевелюры можно будет плести косички и завязывать их голубыми бантиками. Или розовыми.

— Вы что, поссорились?

— Нет.

Обрадовавшись тому, что долгожданный контакт наконец-то установлен, Гарри принялся расспрашивать сына о причинах его плохого настроения, но быстро понял, что откровенничать Альбус не собирается. На безопасные вопросы насчет прочитанных вчера книг он отвечал короткими однозначными предложениями, насчет куда-то запропастившегося Джеймса ничего не знал, а когда вопросы касались Скорпи — надолго замолкал, закусывал губу и хмурился. Через несколько минут подобной доверительной беседы отца с сыном, Гарри понял, что из Альбуса получился бы отменный аврор, которого не стыдно посылать в стан врага за ценными сведениями — стало понятно, что Ал не расколется даже под сывороткой правды. Правда, мимика выдавала его с головой.

— Так вы поссорились, все же?

— Нет!

Удивившись такому резкому ответу от тихони Ала, Гарри задумчиво почесал в затылке, побарабанил ложечкой по вареному яйцу и решительно отправил недовольного сына будить брата и друга.

«Помирятся, — усмехнулся Гарри, гладя в горестную спину Альбуса, — Тоже мне, немножко поругался с хорьковым сыном, и сразу в тоску впал. Вот, помниться мы с Роном…»

Предаться воспоминаниям о днях золотых и редких, но всегда яростных, ссорах с другом, Поттеру не дал шум в камине — Джинни и Лили, громко чихая, уже вылезали наружу, недовольно стряхивая сажу с одежды прямо на ковер.

— Кого я вижу! — саркастически скривился Гарри, сразу вспомнив подозрительную колдографию в альбоме супруги, которой там быть совсем не полагалось, — Неужели кое-кто вспомнил, что где-то есть дом родной?!

— Привет, — тепло улыбнулась Джинни, поправляя черный воротничок, — А вот и мы! У меня такие новости, угадай, кого я встретила, и куда нас пригласили!

* * *

Джеймс громко замычал в подушку и пошарил рукой рядом с кроватью, пытаясь найти хоть что-то, что можно было бы выпить. Пальцы нащупали вчерашнюю бутылку, так и валяющуюся на полу со вчерашнего вечера. Посмотрев мутным взглядом на этикетку и унюхав запах из горлышка, Джеймс икнул, и, свалившись с кровати, быстро пополз на четвереньках в сторону туалета.

Измучив себя рвотными позывами, не возымевшими никакого эффекта, похмельный «настоящий мужчина» привалился горячим виском к прохладному бачку, обнял унитаз и попытался вспомнить хоть что-нибудь из вчерашних приключений. Память оказалась заблокирована алкогольной амнезией похлеще Обливейт. Связные воспоминания обрывались на том моменте, как Джеймс лежал на кровати и пил бренди. Дальше шли какие-то обрывки, как разорванная на мелкие кусочки кинопленка. Вроде бы он гулял по коридору. Вроде высовывал голову из окна, подставляя под холодный дождь разгоряченную голову. И все, больше ничего связного не вспоминалось. Хорошо, что у него хватило сил доползти до комнаты и свалиться на кровать прямо в одежде, а не уснуть в коридоре.

— Что б я еще хоть раз… — простонал Джеймс, обращаясь к унитазу.

Маггловская сантехника осталась глуха к страданиям молодого мага, и Джеймс, с трудом встав на ноги, склонился над раковиной. Он долго пил холодную воду, долго умывался, фыркая и брызгая водой во все стороны и все равно — из зеркала над раковиной на него смотрело опухшее, смутно знакомое лицо с красными глазами и черными волосами, торчащими во все стороны, почти как у Альбуса.

— Больше никогда! — пообещал Джеймс незнакомцу и наконец-то нашел отклик, когда физиономия его зеркального двойника утвердительно кивнула в ответ.

Джеймс пригладил волосы, понюхал собственную подмышку и скривился от отвращения — такого мерзкого запаха не было даже в квиддичской раздевалке! Перегар, прелое тело, застарелый пот и еще что-то, совершенно не знакомое, но не менее противное.

Решив немедленно принять душ, Джеймс рывком стянул футболку через голову, тут же отлетев к стене, когда вестибулярный аппарат, деморализованный похмельем, не удержал его в вертикальном положении.

Чертыхаясь и поминая нехорошими словами производителей спиртных напитков, Джеймс сел на пол, для устойчивости прислонившись к стене, и принялся расстегивать джинсы. При первом же звуке молнии он понял, что ко всем похмельным прелестям ему срочно надо избавить мочевой пузырь от излишков жидкости, иначе может случиться нечто позорное.

Справив нужду, Джеймс продолжил процесс разоблачения из узких джинсов. Поплясав по тесному помещению, наматерившись вволю и сосчитав все стенки и углы, он все же смог избавиться от нижней часть одежды, но когда схватился за резинку трусов…

— Вот… еще и во сне обкончался, — уныло пробормотал Джеймс, рассматривая заскорузлую ткань нижнего белья, и волосы на лобке, слипшиеся неопрятными сосульками, — Или не во сне?...

Задумчиво почесывая пах, он подошел к душевой кабинке, открыл кран и вдруг вспомнил бледную шею, мокрую от его собственной слюны, вкус чужой кожи на языке, белые волосы, щекочущие нос, жалобное полузадушенное поскуливание, ерзающий упругий зад и горячую жидкость, плеснувшую ему в кулак. И отпечаток узкой ладони на запотевшем стекле.

Посерев как шерсть оборотня, Джеймс зажал рот ладонью и метнулся обратно к унитазу, на этот раз высказав в канализационные глубины весь свой ужас от произошедшего.

* * *

Альбус поскребся в дверь, подождал ответа, задерживая дыхание, и не услышав даже слабого шороха, постучал сильнее.

— Скорпи… — тихонько позвал он, приложив ухо к двери. Из комнаты не доносилось ни звука.

Вздохнув, Ал сердито пнул кроссовкой дверной косяк и поплелся завтракать один, окончательно расстроившись.

С другой стороны двери Скорпиус Малфой, лежа на кровати, перевернулся на живот и закрыл голову подушкой. Ему было плохо.

Вчерашний вечер окончательно выбил его из колеи, сначала поставив привычный мир с ног на голову, а за несколько минут, проведенных в темном коридоре — еще и вывернув наизнанку.

Очнувшись от послеоргазменного дурмана, Скорпи обнаружил себя уткнувшимся щекой в холодное стекло, со спущенными до колен брюками, с чужой рукой на собственном опустошенном члене и навалившимся на спину Джеймсом Поттером, старательно вылизывающим его шею и ухо. Джеймс пыхтел какую-то трудно-переводимую чушь, дышал перегаром и, судя по всему, совершенно ничего не соображал, потому что начал вытирать мокрую ладонь о голую задницу своего пленника, и эти поглаживания и пощипывания менее всего были похожи на банальное желание очистить руку.

Испугавшись того, что только что произошло, а так же реакции собственного тела, норовящего прогнуться в пояснице навстречу пошлой руке, уже пытающейся проникнуть между ягодицами, Скорпи отпихнул от себя пьяного гриффиндорского загонщика и помчался по коридору, подальше от места преступления, на бегу придерживая брюки.

Он ворвался в свою комнату, пронесся по ней ураганом, вываливая из шкафа вещи, и только когда затянул ремень на чемодане, и уселся рядом, вытирая трясущейся рукой лоб, смог немного успокоиться и начать думать.

Первой мыслью было — бежать! Паническое отступление под защиту родных стен показалось настолько правильной идеей, что немногочисленные пожитки были собраны в самые кротчайшие сроки, упакованы и поставлены возле двери. Вторая мысль была очень неприятна, и совершенно противоречила первой — уйти из дома друга вот так, даже не попрощавшись и никак не объяснив свой поступок… Представив растерянное лицо Ала, который утром не обнаружит в комнате Малфоя, сбежавшего как последний трус, Скорпиус вздохнул и поволок чемодан обратно.

Третья мысль была настолько ужасающей, что у Скорпи никак не получалось ее сформулировать, а когда получилось, то незадачливый эротоман, попавшийся в сети собственных гормонов, рухнул ничком на постель и бессильно завыл в подушку.

Его фактически поимел Джеймс Поттер. Ну и что, что просто подрочил, приперев младшего Малфоя голым животом к подоконнику, не важно, что больше ничего не было! Самое ужасное было в другом — Скорпи, страдая от отвращения к себе самому, признал, что если бы Джеймс захотел продолжения, то отказа, скорее всего, не получил бы. Слишком необычные яркие ощущения, слишком уверенный напор, подавляющий волю к сопротивлению, слишком острое наслаждение, слишком сладкое боязливое предчувствие неизбежного, когда влажная шершавая ладонь прошлась по заднице, и скользкие от спермы кончики пальцев почти нырнули в щель между половинками.

Скорпи побился головой в подушку, потом затих, повернул голову, тяжело вздохнул и сел на кровати.

— Я пидор... — пробормотал он. Эти слова, произнесенные вслух, заставили его вздрогнуть. Снова вспомнился дед с его презрительным: "Извращенцев надо топить, как выбракованных щенков. Это позор магического мира".

Младший Малфой нахмурился, приказал себе не распускать нюни, встал с кровати и решительно направился в душ. Пустив воду, он разделся, подошел к зеркалу и уставился на собственное отражение. Зеркало показало раскрасневшееся лицо, растрепанные светлые волосы и голубые глаза с похотливой поволокой. Белая шея сверкала свежими засосами, которые к утру обязательно превратятся в большие пятна приятного лилового оттенка. Скорпи облизнул губы и понял, что нюни распускаются сами собой. Отвернувшись от зеркала, чтобы не видеть в нем блондинистую шлюху, он решительно отодвинул шторку, встал под воду и попытался спокойно и без истерики решить, что делать дальше.

Понятно, что о позорном открытии, и не менее позорном происшествии, никто не должен узнать. Тем более Альбус. На минутку представив отвращение на лице друга при такой «радостной» новости, Скорпи скривился. Нет, Ал вообще никогда не должен узнать, что его лучший друг — мерзкий извращенец, мечтающий его трахнуть.

Впервые так откровенно признавшись в собственном желании, новоявленный пятнадцатилетний гомосексуалист опять почувствовал знакомый прилив возбуждения и со злости саданул кулаком в кафельную стену. Резкая сильная боль заставила разбушевавшийся молодой организм переключить внимание с соблазнительного друга на сбитые в кровь костяшки.

Пососав кулак, Скорпи сделал воду попрохладнее и продолжил свои размышления. Уже решив, что никакого coming out не будет, он немного успокоился, но тут же снова подобрался — он-то не скажет, а Джеймс?! Глумливый полудурок Джеймс, отдрочивший лучшему другу своего брата, и с явным удовольствием лапавший его задницу… Хорошо, если этот урод проспится и утром ничего не вспомнит, а если вспомнит?!

«Ну что, малыш Альби, ты не против, если я еще разок потискаю твою шлюшку? Тем более, что она в прошлый раз была совсем не против?!»

С сомнением взглянув на собственную руку, уже занесенную для нового удара в стену, Скорпи пожалел ни в чем не повинную конечность, еще раз лизнул содранную кожу и вдруг хитро улыбнулся, припомнив одну маленькую деталь, на которую сначала не обратил внимания — а Джейми-то кончил! Точно кончил, потому и оставил на шее своей жертвы почти вампирский укус. Так-так, вполне возможно, что предположение Ала может оказаться правдой и Джеймс тоже… такой же… Ну конечно такой же! В коридоре поймал, потискал как девку, сам кончил — и как его назвать после этого?!

Обрадованный неожиданным козырем Скорпи засмеялся, выключил воду и почти в спокойном расположении духа вышел из ванной, искренне радуясь, что кому-то может быть еще хуже, чем ему.

Вот пусть попробует этот кретин хоть слово сказать, уж Малфой прекрасно сумеет воспользоваться трещиной в броне врага, на то он и Малфой! Поняв, что с этой стороны удара можно почти не опасаться, Скорпи упал на кровать и залез под одеяло, подумав, что хоть он теперь и грязный гомик, но об этом никто никогда не узнает, и эта мысль его совсем утешила. А проблему ненормальных приливов возбуждения при виде друга можно решить завтра!

Но утро к старым проблемам добавило парочку свежих. Проснувшись на рассвете и сладко потягиваясь, Скорпиус напрочь забыл о неприятных выводах о собственной природе, сделанных накануне, но богатое воображение тут же напомнило ему об этом.

По привычке сунув под одеяло руку и лениво поглаживая себя в паху, Скорпи улыбался, в полудреме представляя себе обычный набор сладких образов — от маггловских длинноногих манекенщиц, до школьных подружек. Остановив свой выбор на одной Слизеринской смуглянке, Малфой шумно выдохнул через нос и заработал рукой активнее, сам не заметив, в какой момент худенькая смугляночка превратилась в не менее худого и смуглого Альбуса. Поморщившись от неожиданности, но уже не имея сил сдерживаться, Скорпи прикусил губу и со всеми подробностями представил себе лучшего друга в совершенно голом виде, да еще лежащего на спине. Ал игриво подмигивал, и тоже ласкал себя, действуя синхронно с приятелем. Через несколько секунд Скорпи уже вылизывал плоский живот, погружаясь языком в пупок, щекотал темные соски, а еще через несколько секунд к жарко целующейся парочке присоединился… Джеймс! Старший брат Ала нагло навалился на спину нетерпеливо ерзающего под ним блондина, решительно развел ему ягодицы и вогнал внутрь мокрый скользкий палец, почти доведя вечернее приключение «настоящего мужчины» до логической развязки.

Скорпи с криком забился на кровати, сминая ногами одеяло, и брызгая вверх вязкой белой жидкостью. Немного отдышавшись и размазав по животу улики своего преступления, он несколько минут пребывал в состоянии приятной опустошенности, а потом застыдился, разволновался и побежал в ванную.

Увидев себя в зеркале, Скорпи чуть не сделал то, что не делал лет с пяти, то есть — чуть не разревелся. На шею было страшно смотреть — вчерашние засосы слились в одно большое лиловое пятно, словно Малфоя всю ночь душили неизвестные недоброжелатели. А рядом с ухом багровел приличного размера укус — метка кончающего Джеймса.

— Ну, пиздец тебе пришел… — нелитературно высказался Скорпи в сторону старшего сына Поттера, судорожно придумывая, чем можно замаскировать страшные пятна.

Ничего не придумывалось — скрыть шею одеждой не представлялось возможным, так как весь гардероб Скорпи представлял собой набор из разнообразных футболок, рубашек и пары свитеров, очень дорогих и модных, но с открытым горлом. На помощь магии уповать тоже не приходилось — к своему стыду Скорпи не знал ни одного заклинания, способного убирать синяки, да и колдовать на каникулах он все равно не мог. Оставались два варианта — попросить помощи у мамы Ала, придумав убедительную историю происхождения синюшных пятен, или пропадать окончательно…

* * *

Проходя мимо комнаты брата, Ал с остервенением пнул дверь ногой и заорал:

— Подъем!

Посчитав долг перед семьей перевыполненным, Альбус поспешил дальше, нервничая не на шутку. То, что приятель вчера так и не вернулся в библиотеку, было обидно, но не смертельно. А вот то, что он упорно не открывал дверь, начинало настораживать и откровенно пугать.

Подойдя к двери, он опять прислонился лбом к крашеному белой краской косяку и осторожно постучал.

— Скорпи…

И опять дверь ответила пугающей тишиной. Альбус почувствовал, что от волнения начинает терять голову. Побарабанив по двери и для убедительности подергав ручку, он крикнул:

— Скорпи, если ты сейчас не откроешь, то я иду за палочкой! Открой, это уже не смешно! И пусть меня потом исключат из школы! Скорпи, слышишь?

Да, может это и было похоже на шантаж, но угроза несанкционированного применения магии возымела действие — замок мягко щелкнул и дверь немного приоткрылась. Проскользнув внутрь, Ал растерянно огляделся, поразившись плотно задернутым шторам на окнах, не пропускающим в помещение яркий утрений свет, и стоящему у двери чемодану.

— Какая еще палочка, с ума сошел?! — возмущенное шипение заставило Альбуса подпрыгнуть на месте от неожиданности. Скорпи, все это время стоявший у друга за спиной, быстро выглянул в коридор, и неслышно прикрыл дверь.

— Какого черта ты будишь меня в такую рань? — хрипло поинтересовался он у друга, зачем-то поддергивая вверх воротник рубашки и придерживая его у горла рукой.

— Какого черта?! — вскипел Ал, который испытал огромное облегчение, убедившись, что друг жив и здоров, — Скорпи, уже одиннадцатый час!

— И что?! — тут же взвился младший Малфой, нервным движением пальцев теребя уголок воротничка, — Может, я не выспался? Может, я плохо себя чувствую?!

— А почему не отзывался?! Я уже второй раз прихожу!

— Я не слышал! Я спал!

— И мог бы сразу сказать, что заболел, я бы у папы взял зелье какое-нибудь…

— Не нужно мне зелье!

— Ты же сам говоришь, что плохо себя чувствуешь, можно у мамы попросить…

— Нет! Не надо никаких мам и зелий! И вообще, прекрати меня опекать как маленького! — потеряв терпение, рявкнул Скорпи и Альбус отпрянул от друга, впервые столкнувшись с такой неоправданной грубостью. Увидев задрожавшие ресницы, насупленные черные брови и поджатые губы приятеля Скорпиус мысленно застонал.

— Ладно, извини, — буркнул он, неловко похлопав друга по плечу, пытаясь хоть как-то сгладить неприятный момент, — Мне и правда нездоровится…

— А что с тобой? — тут же оживился Ал, сходу вцепившись в предложенную возможность перевести тему в более насущное русло, — Горло болит, что ли?

— С чего это ты решил? — с подозрением спросил приятель, который так и не придумал никакого достойного объяснения синюшным пятнам на шее.

— Потому что ты за него держись, идиот! Что там у тебя опять? Показывай сейчас же!

Молодой Малфой тяжело вздохнул, поминая недобрым словом свою чересчур тонкую аристократическую кожу, и, решив идти ва-банк, распахнул воротник рубашки.

Увидев шею друга, Альбус многозначительно присвистнул, и, прищурившись, принялся изучать переливы всех оттенков лилового. Скорпиус мужественно терпел осмотр, стараясь не слишком громко и часто дышать, когда друг, конечно же, не удержался от того, чтобы сочувственно провести по пострадавшему горлу кончиками пальцев.

— Что это? — выдохнул он прямо в ключицу друга, бесцеремонно расстегивая верхнюю пуговицу рубашки, желая заглянуть за пазуху, — Это от чего?! Тебя что, всю ночь гриндилоу душил?!

— Не важно, — пробормотал порозовевший Скорпи, с одной стороны страшно злясь на привычку Ала исследовать на ощупь все, что можно потрогать, а с другой — наслаждаясь каждым прикосновением. — Не обращай внимания…

— Как это не обращать?! — на Скорпиуса уставились большущие зеленые глаза, за секунду сменившие выражение с изумленного на подозрительное, — Так… А ну, признавайся, откуда синяки?! Это Джеймс, да?! Это он?! Поэтому ты вчера так и не вернулся?! Подрались, да?! Вот мразь, ну я ему устрою!

Ал заиграл желваками, раздувая ноздри, и стал до невозможности похож на старшего брата. Сжав кулаки, он с силой врезал ногой по ножке ни в чем не повинной кровати и решительным шагом направился к двери.

— Альбус! — Скорпи вспотел, представив очередную громогласную разборку двух братьев, в которой могли всплыть подробности вечерней прогулки по коридорам второго этажа, — Это не Джеймс! Слышишь, мать твою, не Джеймс!

— А кто?!

— Да никто!

— А что тогда?! — заорал Альбус, окончательно выходя из себя, — Упал с лестницы и ударился шеей?!

Скорпиус, уже открывший рот, чтобы и в правду выдать идиотскую версию насчет падения с лестницы, понял, что его опередили, стушевался и замолчал. Неловко почесав в затылке, он подумал, что ночные переживания, по-видимому, повредили ему мозги, раз он не в состоянии придумать ни одной приличной отговорки. Да, значит, придется пропадать…

— Это я, да?..

Скорпи поднял голову, с удивлением услышав в голове друга страдальческие нотки. Альбус, все еще держась за дверную ручку, стоял к нему в пол оборота, кусал губы и смотрел в пол, уже не порываясь мчаться мстить за друга.

— В каком смысле? — осторожно спросил блондин, почесывая пострадавшую шею.

Альбус шумно вздохнул как маленький ребенок, случайно разбивший бабушкину любимую вазу.

— Ну… Если это не Джеймс… Значит, это от моих рук. Ты ж просил не душить, а я все равно…

Скорпиус мысленно вознес хвалу Мерлину и Моргане, за прекрасный шанс выкрутиться из ситуации. Наивный Альбус явно решил, что синяки на шее друга — последствия неудачного урока по плаванию, и разубеждать его в этом казалось верхом глупости.

Промычав нечто невразумительное, но явно подтверждающее догадки приятеля, Скорпи со вздохом облегчения повалился на кровать, уже не пытаясь отбиться от полного раскаяния Ала, который забегал вокруг травмированного друга, как заботливая медсестра.

Через двадцать минут Скорпиус уже вовсю наслаждался почти восстановленным душевным равновесием и даже позволил Альбусу самому нанести похищенную из родительской аптечки исцеляющую мазь, тихо млея от осторожных поглаживаний и сосредоточенного пыхтения рядом со своим лицом. Единственное обстоятельство портило впечатление — глядя на расстроенное лицо Ала, переживающего за нанесение травм другу, Скорпиус чувствовал себя последней сволочью.

А когда вполне помирившиеся друзья спустились в столовую, в которой уже вовсю хозяйничала миссис Поттер, то радостное легкое настроение лопнуло как мыльный пузырь — за столом сидел бледный похмельный Джеймс.

Старший брат Альбуса оторвался от кувшина с соком, поднял на спускающихся по лестнице друзей красные воспаленные глаза, и Скорпи нервно сглотнул, встретившись с ним взглядом — Джеймс явно все помнил.

— Как хочешь, а к хорьку в гости я не поеду, — Гарри насупился и сделал вид, что читает спортивную колонку, исподтишка наблюдая за супругой. Джинни спокойно уселась за стол, и пододвинула к себе кофейник. Поттер вздохнул и шлепнул газетой по столу, — Нет, почему я?! Пусть дети одни отдыхают — пары взрослых вполне достаточно, чтобы уследить за тремя здоровыми лбами и одной девочкой!

— Это будет невежливо, — невозмутимо отозвалась Джинни, и косо глянув на дочь, глаза которой загорелись азартным блеском, добавила, — И потом, катание на лошадях…

— Вот именно! Это всего лишь лошади, а не драконы! — Гарри захлебнулся от возмущения — тащиться с визитом к родителям Скорпиуса и убивать на это весь воскресный день ему совсем не хотелось.

— Альбус не умеет держаться в седле, — спокойно напомнила жена, помешивая ложечкой кофе, — Мне будет спокойнее, если ты будешь рядом.

— Я тоже не умею! — тут же встряла Лили, но сразу замолчала, заметив укоризненный взгляд отца.

— Альбус вообще ничего не умеет! — Гарри, в который раз пожалел, что в свое время послушался жену и не стал настаивать на физическом развитии среднего ребенка — почему-то Джинни считала, что это отвлечет надежду и гордость Рейвенкло от учебы, — Ни плавать, ни на метле сидеть…

— Вот именно, — холодно подтвердила Джинни, и по ее голосу Гарри понял, что пора сменить тон, тем более что Лили хоть и делала вид, что увлечена исключительно вазочкой с джемом, но на самом деле держала ушки на макушке.

Пошуршав газетой Гарри решил, что просто так не сдастся. Никаких Малфоев в воскресенье! Никаких Малфой-Мэнор! Никаких лошадей и присмотров за детьми! Он достаточно побегал за преступниками в свою бытность аврором, и считал, что имеет полное право наслаждаться честно заработанной пенсией по своему усмотрению. А не работать нянькой при великовозрастных балбесах.

— Я не поеду, — отрезал Поттер, опять закрываясь «Ежедневным пророком» и с грохотом роняя с ноги на пол тапочек.

Джинни пожала плечами, и протянула Лили салфетку. Гарри выглянул из-за газеты и понял, что жена, воспользовавшись присутствием дочери, при которой устраивать выяснение отношений непедагогично, сейчас его додавит.

— Ну съезди ты! — просящим голосом начал умолять Поттер, сам себе в этот момент напоминая дочь, выпрашивающую новые туфли, — Ты с женой Малфоя договаривалась, тебе и ехать.

— У нас с Гермионой планы на воскресенье, — сообщила Джинни, и Гарри страдальчески закатил глаза. Все ясно, это всеобщий заговор, с целью свести его с ума. Представив на минуту, чем обернется для него попытка настоять на своем, Поттер нахмурился. Гермиона его съест. Загрызет, сжует и выплюнет. И Рон не заступится за школьного товарища. И Гарри даже не хотел задумываться когда, и в какой момент они с верным другом превратились в полигон для воспитательных экспериментов деятельной миссис Гермионы Уизли, в девичестве Грейнджер.

«Ненавижу феминисток…» — мрачно подумала жертва произвола, рассматривая кофейное пятно на скатерти.

Со второго этажа послышались шаги, Гарри поднял голову и уронил газету на пол, аккуратно накрыв хрусткими листами тапочек. По лестнице спускался Джеймс. Увидев бледного сына с черными кругами под глазами, наблюдательный отец, прекрасно помнивший годы молодые, понимающе хмыкнул.

— О, Мерлин, Джеймс! — Джинни всплеснула руками, — Ты что, заболел?!

— Живот болит, — буркнул сын, усаживаясь за стол, и сердито посмотрел на Лили, которая тихонько хихикала, прикрыв рот ладонью.

— Так нужно зелье выпить! — сразу засуетилась Джинни.

Гарри наблюдал, как сын прячет глаза, пытается увернуться от руки матери, норовящей пощупать его лоб, и старательно дышит в сторону. Ему страшно хотелось проучить молокососа, чтобы тот раз и навсегда запомнил, что такое похмельный синдром и заодно познал всю силу родительского гнева, когда мать почувствует слабый запах перегара. Но, увидев несчастное лицо Джеймса, затравлено озирающегося по сторонам в поисках спасения, решил взять излечение глупого подростка в свои руки. В конце концов, всякое бывает…

— Я сам ему зелье дам, — Гарри решительно встал из-за стола и, подхватив сына под локоть, выволок из-за стола, — Я думаю, ему не только зелье понадобится… Но и ремень, — тихонько добавил он в ухо еще больше побледневшего Джеймса, который уже понял, что отец совершенно не поверил в историю с внезапным приступом гастрита.

Конвоируя сына вверх по лестнице, к заветной коробке с антипохмельными зельями, хранящейся в спальне, Гарри пообещал себе, что с сегодняшнего дня будет накладывать на бар в гостиной двойное запирающее заклинание. Обнаружить в один прекрасный день в своем доме четверых перепившихся подростков ему совсем не хотелось.

«Интересно, у Джеймса «болит живот», у Альбуса плохое настроение, а Скорпиус еще не спускался… — размышлял Поттер, вталкивая сына в комнату и молча копаясь в коробке с зельями, — Не хватало еще бутылки пересчитывать… Алкоголики…»

— Вот, — сказал он, протягивая сыну зеленый флакончик, — Выпиваешь залпом, потом идешь в столовую и впихиваешь в себя всю еду, которую сможешь впихнуть.

— Пить хочу, — страдальчески прошептал Джеймс, отводя глаза, но зелье послушно выпил, правда, скривившись от отвращения.

— Еще бы… — согласился отец, внимательно наблюдая за изменениями в помятой внешности Джеймса — зелье было сильное, почти моментального действия, и бледные щеки сына на глазах начали розоветь. Джеймс потерянно молчал, разглаживая чуть дрожащей рукой покрывало на постели родителей, уже понимая, что сейчас бывший аврор Поттер устроит ему допрос с пристрастием.

— Что пил? — спросил грозный аврор, скрещивая руки на груди.

— Бренди, — донесся еле слышный ответ — Джеймсу было стыдно, и Гарри подумал, что на старшем ребенке ставить крест пока рано. Хоть стыдно — уже хорошо.

— Скорпиус с тобой был? — спросил Гарри, скорее из желания внести ясность, чем для возложения репрессий на остальных возможных участников попойки, и сильно удивился, когда Джеймс вдруг дернулся как от удара и сильно покраснел.

— Точно? — напирал отец, и сын опять отрицательно замотал головой. Как-то слишком уж энергично.

«Покрывает, — подумал Гарри, наблюдая за тем, как у Джеймса опять начинают предательски бегать глаза, — А ведь так и не скажешь, вот тебе и цветочек-одуванчик… Одно слово — хоречий сын. И не накажешь ведь…»

— Шагом марш отсюда! — грозно рявкнул он, и Джеймс, еще не веря, что так легко отделался, почти бегом рванул к двери, — И чтоб больше никаких попоек, слышал?! А Скорпи передай, что если я еще раз узнаю, что вы пьете — все его отцу расскажу!

— Да! — крикнул сын уже из коридора и Гарри вдруг засмеялся — счастливые сопляки, он в их возрасте мог только мечтать о таких несущественных проблемах, как выволочка от родителей за первую пьянку…

Еще немного похихикав, Гарри вдруг вспомнил о неприятном, и нахмурился — у него оставалось всего четыре дня, чтобы отвертеться от воскресного визита вежливости в Малфой-Мэнор.

* * *

Все еще мучаясь приступами тошноты, Джеймс пил уже пятый стакан сока, и все никак не мог напиться. Взгляд отца, стоящего у него за спиной и спорящего с матерью, прожигал дыру в затылке, и к физическим мучениям, хоть и сильно разбавленным зельем, добавлялись страдания моральные.

«И с чего папа решил, что я с этим… пить буду, — думал Джеймс, печально заглядывая в опустевшее нутро кувшина, — Да я с ним вообще бы… И никогда… И вообще, может он уже ноги сделал?»

Встречаться с белобрысым другом Альбуса совсем не хотелось. Ну, если только с целью разбить смазливую голубоглазую мордочку. Для себя Джеймс уже решил, что во всем произошедшем виноват исключительно тушкан-извращенец. Если бы он не обжимался целый год с братом, если бы не тискался с ним у озера, если бы не бесил своими тощенькими ручками и ножками, если бы из-за него Альбус не выглядел изнеженной бабой, так что приятели-гриффиндорцы не раз хихикали за спиной своего лучшего загонщика — Джеймс бы не напился! И никогда бы не пошел мстить женоподобному созданию, вертящему перед Алом своей кругленькой розовой попкой! И тогда бы Джеймс не чувствовал себя так паршиво!

Вспомнив вид на голую «розовую попку», активно трущуюся о его ширинку, отчего, собственно, и произошел конфуз, Джеймс громко икнул и густо покраснел. Злость на белобрысого вспыхнула с новой силой, как и непрошеное возбуждение.

«Только этого не хватало… — подумал Джеймс, ежась под отцовским взглядом и не имея возможности сбежать из-за стола, чтобы устранить неудобство, — Черт!»

Понятно было, что белобрысый получал от всего происходящего немалое удовольствие. И приседал, и ахал, и охал, и вперед наклонялся, и задницу отклячивал… И даже сопротивляться не думал!

Джеймс поболтал в стакане остатки сока, и помрачнел еще больше. Надо было врезать блондинчику, чтобы запомнил, как пытаться опозорить фамилию Поттеров! Вот как начал охать — так сразу и врезать, прямо по тощенькой бледной шейке, чтоб носом в стекло влетел. Или вообще яйца оторвать…

— Ну не можешь же ты ехать к ним в старом свитере и джинсах? — прозвучал над ухом голос матери и Джеймс вздрогнул, отвлекшись от воспоминания о плотной горячей мошонке в своей горсти, и тихом стоне прямо в ухо, когда светловолосый затылок ложился на его плечо.

— Джинни, сегодня только вторник! — страдальчески воскликнул отец, из последних сил отбиваясь от желания супруги принарядить мужа перед визитом в дом белобрысого.

— Лучше с этим определиться заранее… — перед Джеймсом появился новый кувшин с соком, в который он тут же вцепился, опередив Лили. Родительская беседа постепенно переходила на повышенные тона и Джеймс, морщась от вспышек головной боли, понял, что в его ситуации лучше всего забрать кувшин и уйти с ним куда-нибудь в безопасное место. Например, на улицу.

— Альбус! Ну сколько можно спать?!

Джеймс поднял голову и чуть не поперхнулся соком. По лестнице спускался растерянно улыбающийся Ал, а за ним следом шел белобрысый — аккуратный, румяный и до отвращения невозмутимый. Только на шее под ухом темнело бледно-желтое пятнышко, похожее на старый синяк. Вчера этого пятна не было — Джеймс это помнил отлично, не смотря на пьяные провалы в памяти. Шейка была беленькая, теплая, и под языком, если провести им как раз от ключицы до уха, можно было почувствовать биение пульса...

Джеймс с грохотом опустил кувшин на стол, так что звякнули чашки, а из узкого носика на белоснежную скатерть плеснула оранжевая жидкость.

Скорпи дернулся, повернул голову, и Джеймс победно ухмыльнулся — в голубых глазах плеснул такой откровенный страх, что стало сразу понятно, как отвадить белобрысого мерзавца от младшего брата. Оставалось только выбрать нужный момент для следующего шага.

* * *

Весь вторник Скорпи провел как на иголках, в любой момент ожидая провокаций со стороны Джеймса. Но старший брат Ала его словно не замечал — набрал полные карманы конфет, оседлал метлу и спустился на землю только к обеду. Потом снова поднялся в небо, и Альбус с другом, сидя на ступеньках заднего крыльца, могли наблюдать восьмерки и петли в исполнении чемпиона Гриффиндора на фоне вечерних золотых облаков.

— Тренируется, — с горделивой улыбкой констатировал мистер Поттер, выходя на крыльцо, и сунув руки в карманы посмотрел в небо, — Надо же так на метле сидеть, как влитой!

— Как приклеенный, — желчно поправил Альбус, и ревниво добавил, — Ничего особенного, все так летают.

Скорпиус пихнул его локтем в бок, но мистер Поттер словно не слышал — задрав голову вверх, он наблюдал за сыном и улыбался во весь рот.

Ужин тоже прошел в атмосфере взаимного игнорирования. Джеймс вежливо разговаривал с родителями, не задирал Альбуса, пару раз улыбнулся Лили, когда она начала расписывать очередные шедевры из бумаги, сложенные для нее младшим Малфоем и даже ни разу не посмотрел в сторону Скорпи, словно на месте светловолосого гостя стоял пустой стул.

Спрятавшись с Алом в библиотеке после ужина Скорпи впервые за весь день смог расслабиться и успокоиться. Усевшись рядом с другом за стол, и наконец-то принявшись за похождения Якова Брюса, Скорпиус изредка посматривал на Ала, листающего страницы, улыбался и чувствовал себя почти счастливым.

Среда и четверг прошли без особых происшествий. Джеймс опять весь день парил под облаками, миссис Поттер, впечатленная хорошим поведением детей, уже не возражала против водных игрищ, а мистер Поттер наконец-то отвязал лодку и катал Лили по озеру. Яков Брюс был взят на озеро, где продолжил развлекать любознательного Альбуса своими приключениями на службе у царя далекой северной страны, со странным и загадочным названием Россия.

Лежа рядом с другом на клетчатом одеяле и прижимаясь бедром к его горячему, нагретому солнцем боку, Скорпи переживал самые яркие эротические впечатления в своей жизни — Альбус постоянно возился, шевелился и почесывался, то задевая блондина локтем, то закидывая ему на плечо теплую тяжелую руку, то переваливался всем телом через спину совершенно сомлевшего друга, чтобы дотянуться до корзинки с яблоками и бутербродами. Малфой краснел, тихонько вздыхал, ерзая животом по клетчатой ткани, а когда становилось совсем невыносимо — плашмя падал в озеро и долго плавал, тараня прохладную воду горячей макушкой. И совершенно не вспоминал о Джеймсе, кружившем в небе над безмятежным домом Поттеров, решив отнести странную встречу в коридоре к категории «всякое в жизни бывает».

А в пятницу он понял, что рано расслабился…

* * *

С высоты птичьего полета дом выглядел плоским красным квадратом, озеро казалось круглой серебряной тарелкой, а деревья — зелеными пятнами с неровными краями. Джеймс уже здорово замерз, но упорно продолжал врезаться в облака, проваливаясь в молочный влажный туман, как в вату. Через какое-то время одежда намокла, прутья метлы напитались влагой и летать на такой запредельной высоте стало опасно. Направив черенок метлы вниз, Джеймс начал медленный спуск по широкой спирали, внимательно высматривая расположение сил противника.

Крошечный квадратик одеяла одним боком высовывался из-под кроны ивы, две шевелящиеся на нем фигурки казались копошащимися муравьями. Джемс прикинул время — через несколько минут тетя Гермиона должна выйти на связь, чтобы проверить, как там поживают любимые племянники, и, конечно, захочет поговорить с Альбусом. Беседа затянется не меньше чем минут на сорок — тетка была единственным человеком в семье, способным найти общий язык с занудным рейвенкловцем. О чем брат мог так долго разговаривать с женщиной, годящейся ему в матери Джеймс понятия не имел, и задумываться не собирался. Главное, что белобрысый на длительное время останется совсем один — коварный стратег Поттер был уверен, что Скорпиус не станет вмешиваться в семейные переговоры через камин, а останется на берегу.

Приземлившись у главного входа, Джеймс прислонил метлу к стене и легко вбежал по ступеням в тихий пустой дом. Стянув по дороге мокрую ветровку вместе с футболкой, он зябко поежился, подтянул джинсы и занял позицию напротив камина, нетерпеливо посматривая то на часы, то в окно.

Наивные педики плескались в воде — белобрысый пытался уложить Альбуса спиной на воду, и это у него, как ни странно, получилось почти сразу. Джеймс криво усмехнулся — научить брата плавать, по его мнению, было невозможно. Так же как играть в квиддич. Правда, в футбол у него выходило неплохо, а белобрысый вообще оказался неплохим игроком, быстрым и выносливым. Джеймс нахмурился, не желая признавать за тушканчиком никаких мужских качеств. У Лили тоже хорошо получалось, так что можно отнести футбольное поражение старшего брата в разряд досадных недоразумений.

Камин захрипел, Джеймс резво обернулся к черному каменному зеву, присел на корточки, и растянул губы в широкой фальшивой улыбке.

— Джеймс?! Эй, есть кто-нибудь?! Джеймс?! — спросил камин теткиным голосом, и выдал в воздух серый выхлоп сажи, словно прокашливаясь.

— Тятя Гермиона, я тут! — закричал Джеймс, почти влезая в камин с головой и энергично размахивая руками, разгоняя пепел и сажу.

— Привет, Джейми, — сказала голова миссис Уизли, появляясь над кучей углей, — Как вы там? Все нормально? Никто не утонул, не подрался?!

— Все хорошо, Альбус с другом на озере, я рядом, все живы, — торопливо отрапортовал Джеймс, и, чтобы соблюсти приличия, вежливо поинтересовался, — А мама с папой скоро вернутся?

— Не знаю, — честно ответила тетка, пожав плечами, — Твой отец никогда не отличался вкусом в одежде, там что пока мама не будет довольна его выбором, да еще Лили… Ну, ты уже взрослый мальчик, понимаешь, конечно? — и тетя Гермиона игриво подмигнула племяннику, признавая в нем взрослого, все понимающего мужчину.

Джеймс с готовность закивал головой — еще бы он не понимал. Заставить отца обновить гардероб было практически невозможно. А, судя по последнему разговору родителей, он понял, что в отце проснулось знаменитое упрямство — наряжаться ради родителей белобрысого он не хотел, и Джеймс был с ним полностью солидарен. Мама так разозлилась на несговорчивого мужа, что в желании настоять на своем и купить супругу новые вещи, впервые в жизни оставила дом на старшего сына, доверив ему жизнь и здоровье брата, прихватив с собой только неугомонную Лили — страстную любительницу магазинов и кондитерских. А это, в свою очередь означало, что в ближайшие часы внезапного возвращения родителей можно не опасаться.

— Позвать Альбуса? — поинтересовался Джеймс, мысленно подпрыгивая от нетерпения, но был сильно разочарован, когда тетка покачала головой.

— Ну, зачем его дергать, пусть уж с другом общается, мы с ним потом поболтаем, — улыбнулась она, и Джеймс скрипнул зубами от раздражения. Прекрасно придуманный план, который он разрабатывал с момента подслушанного разговора о готовящемся рейде по магазинам, оказался под угрозой срыва.

— Ну, думаю, он все равно захочет поговорить, — быстро заговорил Джеймс, решив во чтобы то ни стало воспользоваться моментом, и не давая тетке опомниться, метнулся к открытому окну.

— Альбус! — заорал он, перевешиваясь на улицу, не обращая внимания на бормотания в камине, — Альбус! С тобой тетя Гермиона поговорить хочет!

Две головы обернулись на крик — Ал, недовольно вылез из воды, и побежал к дому, на ходу отжимая длинные купальные шорты. А белобрысый спокойно вытерся полотенцем и развалился на одеяле, подставив солнцу слегка загорелую спину. Джеймс улыбнулся — как он и думал, тушкан остался на берегу, теперь все зависит от болтливости двух ходячих энциклопедий — тетки и племянника.

— Тятя Гермиона! — дурачок Альбус расцвел улыбкой и с разбегу бухнулся на колени перед камином, видимо, горя нетерпением поведать родственнице об очередной заумной ерунде, вычитанной им в очередной заумной книжке.

— Привет, Ал, — Джеймс недовольно нахмурился, уловив в голосе тети Гермионы особые теплые нотки, которых он никогда не удостаивался в разговоре с ней. Впрочем, время для обид было не совсем подходящее.

— А я про Брюса читаю! — выпалил Альбус, устраиваясь на полу по-турецки и подтягивая к себе плетенку с ванильными сухарями, заботливо припасенными у камина коварным Джеймсом.

— Это который Брюс? Который чернокнижник? — с интересом поинтересовалась тетка, и Джеймс осторожно попятился к двери, мысленно благословляя шотландского колдуна Якова Брюса, чье толстенное жизнеописание два заучки с интересом мусолили все эти дни. Теперь можно не волноваться — увлекательная беседа продлится не меньше часа, а этого времени Джеймсу должно хватить за глаза.

Осторожно прикрыв за собой дверь заднего крыльца, старший сын Гарри Поттера посмотрел на озеро и усмехнулся — белобрысый тушкан безмятежно валялся на солнышке, еще не подозревая, что его сегодня ждет.

* * *

Неслышно выйдя из-за кустов, Джеймс остановился у одеяла, с интересом разглядывая ничего не подозревающую жертву.

Белобрысый лежал на животе, уткнувшись лицом в сложенные руки, что-то тихонько мурлыкал под нос, и иногда сгонял с поясницы надоедливую стрекозу, норовящую совершить экстренную посадку на мокрое полотенце, прикрывающее узкие бедра. Джеймс внимательно оглядел длинное худое тело, примеряясь, с чего бы начать, уставился на гладкие стройные икры, покрытые легким загаром, проследил взглядом линию позвоночника и приподнял брови, заметив рядом на траве аккуратно расправленные плавки. Поняв, что соперник под полотенцем абсолютно голый, мститель за честь фамилии мигнул и покрылся испариной.

Тихонько присев на корточки он протянул руку и осторожно погладил белую изнанку колена, удивившись мягкости теплой кожи. Хотя, чему удивляться — самочка…

— Ал, прекрати, щекотно… — пробормотал белобрысый в согнутый локоть и нетерпеливо дернул ногой, когда Джеймс, уже плохо соображая, что делает, продвинул ладонь выше, огладив мускулистое бедро.

Белобрысый замычал, зашевелился, полотенце начало задираться и Джеймс с трудом сглотнул, когда мокрая ткань облепила округлый зад. Скорпи протянул назад руку, поправляя полотенце, приподнялся на локте и обернулся.

Несколько секунд они смотрели друг на друга не говоря ни слова. Вдруг белобрысый быстрым змеиным движением дернулся в сторону, сорвался с одеяла, бухнулся животом в воду, сверкнув белыми ягодицами, и быстро поплыл, стремясь уйти на другую сторону озера.

— Куда, гадина! — рявкнул Джеймс, почувствовав незнакомое чувство азарта, совершенно не похожее на все, что он переживал до сих пор. Даже во время финальных матчей, когда до победы остается всего несколько очков, и внутри все поет от радостного предчувствия, он не испытывал ничего подобного. Этот азарт был другой, горячий, жаркий, окрашенный в бордовый цвет — догнать добычу, которая была уже практически в руках, усмирить, подчинить… Правда, что делать дальше Джеймс представлял очень приблизительно, но удаляющаяся от берега платиновая макушка заставила его скинуть джинсы вместе с бельем и броситься в погоню.

Белобрысый плыл здорово, ровными длинными саженками, почти стелясь по воде и не сбавляя темпа. Если бы Джеймс не был так возбужден охотой, то, безусловно, оценил бы стиль тушканчика, оказавшегося еще и отменным пловцом. Но спортивные таланты добычи интересовали его в последнюю очередь — Джеймс остановился на месте, чуть приподнялся над водой, прикидывая путь светловолосой торпеды, и рванул наперерез, заметив, что пловец стремится обмануть преследователя, изобразив путь по прямой, на самом деле нацелившись на дальние мостки, возле которых покачивалась отцовская лодка.

Тушкан, разгадав маневр противника, заметался между приближающимся охотником и противоположным берегом, с подступающим к самой воде обрывом. Джеймс, тяжело дыша, снова приподнялся над водой и понял, что победа близка — блондин быстро молотил руками по воде, приближаясь в песчаному откосу с высокими зарослями камышей, и Джеймс прекрасно знал, что самочка в ловушке — слишком высок берег и слишком ненадежны обрывки корней высоких сосен, обступивших озеро с этой стороны.

Загнав беглеца на отмель, Джеймс невольно залюбовался — тушканчик был очень хорош. Гибкое быстрое тело с какой-то кошачьей грацией выбралось из воды и попробовало подняться по осыпающемуся песчаному склону. Пару раз съехав по рыхлому песку вниз и поняв, что так ничего не выйдет, приятель брата ухватился за толстые корни сосен, свисающих над водой, подтянулся на руках, и уже был близок к спасению, но тут Джеймс с победным воплем поймал его за тонкую щиколотку.

— Пусти, мразь! — заорал Скорпи, норовя заехать пяткой в лицо ухмыляющегося Джеймса, но тот сильно дернул его ногу на себя — сухие корни оборвались, и оба парня с громким плеском упали в воду.

— Тихо, тихо, тихо… — забормотал Джеймс, пытаясь удержать в руках отчаянно вырывающееся, скользкое как у ужа, и такое же юркое тело, — Все, тихо, тихо уже, попался, не уйдешь…

Белобрысый отбивался изо всех сил, больше не пытаясь орать, только громко сопел, и все норовил ударить ногой в стратегически важные места, заставляя Джеймса звереть и продолжать теснить упирающегося тушкана в камыши. Молчаливая возня среди высоких стеблей, увенчанных черными бархатными колбасками, закончилась победой более сильного соперника — блондин еще несколько раз дернулся, и обессилено повис на руках Джеймса, тяжело переводя дух.

— Ну что, добегался? — прохрипел Джеймс, разворачивая добычу к себе спиной и перехватывая ее поперек живота, — И что теперь с тобой сделать, а, Малфой?

— Да пошел ты… — задыхаясь отозвался Скорпи и резко дернул головой назад, пытаясь ударить врага затылком в нос.

— Что, до последнего не сдаешься? — засмеялся Джеймс, упиваясь чувством победы и тяжестью горячего мокрого тела в руках, — Тебе в квиддич играть надо, а не в библиотеке сидеть.

— Тебя спросить забыл! — Скорпи сделал последнюю попытку вывернуться, получил ощутимый шлепок по заднице и сдавлено охнул, когда Джеймс слегка встряхнул его в руках, разворачиваясь вместе с добычей в другую сторону.

Крепко прижав к себе тушканчика и приподняв его вверх, так что ноги Скорпи оторвались от земли и теперь болтались на весу, победитель медленно пошел обратно на отмель, подальше от камышовых зарослей — по непонятной причине Джеймсу не хотелось портить мягкую тушканичью шкурку об острые поломанные стебли.

— Может, я сам пойду? — сдавленным голосом поинтересовался блондин, вцепившись в руки, сжимающие его поперек живота, — Черт тебя побери, да отпусти ты!

— В прошлый раз ты тоже это говорил, — засмеялся Джеймс, и Скорпи почувствовал, как горячий язык лизнул его между лопаток, — А потом и вырываться перестал.

Подтащив свою добычу к старой сосне, в прошлом году поваленной в озеро ураганом, старший брат Ала сгрузил Скорпи в воду, привалился спиной к замшелому стволу с белыми сахаристыми каплями старой смолы, и задрал голову вверх, переводя дух.

— Кретин, — проворчал Скорпиус, рассматривая на своих боках длинные тонкие царапины, — Ну и какого черты ты меня сюда загнал?

— А сам не догадываешься? — усмехнулся лучший загонщик Гриффиндора, отрываясь от созерцания облаков над головой, и потянул к себе хмурого блондина, пытающегося вырвать из руки Джеймса свое запястье.

— Не посмеешь! — сузил глаза Скорпи, но по его тону Джеймс понял, что белобрысый сам не очень-то верит в то, что говорит. А когда старший брат Альбуса легко развернул теплое тело лицом к поваленному шершавому стволу и уже привычно навалился на спину, то по нетерпеливому переступанию тощих длинных ног в воде и покрасневшей шее Джеймс догадался, что добыча сама ждет от охотника решительных действий.

— Стой спокойно и не дергайся, — пробормотал охотник, успокаивающе поглаживая ладонями мягкий плоский живот с детским выпуклым пупком.

Почувствовав колено, протискивающееся между его ног, Скорпи вспыхнул еще сильнее и уткнулся лицом в сложенные на бревне руки, замирая от стыдного сладкого предчувствия.

— Чтоб у тебя не встало! — прошипел тушкан, и вздрогнул, когда Джеймс прихватил губами красное горячее ухо. Его победитель ухмыльнулся — белобрысый все понял правильно. Злится, артачится, но понимает, что деваться ему некуда, а значит, в его интересах не выделываться. А подерзить можно. Пока — можно.

— Встанет, Малфой, не беспокойся, встанет! — засмеялся Джеймс, впервые в жизни чувствуя уверенность в собственных силах. Почему-то рядом с Мартой Бишоп он переживал до дрожи в коленках, даже поцеловать боялся, не то чтобы позволить себе провести рукой по крутому бедру под школьной мантией. Единственная неудачная попытка оставила после себя неприятный осадок и глухое раздражение, а с этим гибридом грызуна и дикой кошки можно особенно не церемониться.

Возбуждение, накатившее на него в первые секунды погони никуда не делось, наоборот, стало еще острее, особенно во время борьбы в камышах, когда под Джеймсом билось и выгибалось гибкое сильное тело. А сейчас разглядывая скрещенные на бревне руки, в которые белобрысый уткнулся лбом, розовые полосы на персиковой пояснице и белеющий под водой круглый зад, Джеймс вдруг подумал, что лето может быть очень интересным. И пожалуй не стоит спроваживать эту мягкую самочку домой.

— Ну, давай, расскажи мне, чем вы там в своей библиотеке занимаетесь? — усмехнулся Джеймс, прижимаясь пахом к прохладным упругим полушариям. Белобрысый испуганно вздрогнул, почувствовав в ложбинке между ягодицами твердый орган, и попробовал отодвинуться, но Джеймс уверенно дернул его бедра на себя.

— Не твое дело — еле слышно ответил тушкан, отворачивая пунцовое лицо и прикрывая блудливые глаза, когда рука Джеймса решительно передвинулась вперед, опять погладила живот и спустилась вниз, к золотым кудряшкам.

— Не вежливый ты, Малфой, — охотник довольно улыбнулся, когда его жертва задержала дыхание и чуть прогнулась назад. Джеймс прижался губами к мокрой шее, слизывая капли воды, наслаждаясь знакомым вкусом кожи. Тушканчик и правда был хорош, и Джеймс с какой-то мрачной злостью решил, что Альбус обломается — вот пусть сначала половит эту золотую рыбку, погоняет по всему озеру, а потом посмотрим.

Блондинчик не ответил — он часто и хрипло дышал в сложенные руки, и Джемс прекрасно понимал почему — поганца можно было и не заставлять, при первом же прикосновении вялый член белобрысого затвердел и выпрямился. Видать, маленький гомик только и ждал, когда же нормальный парень, вроде Джеймса, обратит на него внимание. Быстро задвигав рукой, брат Ала почувствовал себя почти всесильным — мягонький тушканчик по-кошачьи выгнул спинку, шире расставляя ноги, и громко всхлипнул, совсем как в первый раз, откидывая голову на чужое плечо.

— Молодец, — похвалил Джеймс, и изумленно ахнул — белобрысый начал творить что-то невообразимое: не просто тереться, а почти самостоятельно насаживаться на Джеймса, присаживаясь и выпрямляясь, скользя задницей по члену, сильно сжимая гладкие ягодицы.

Джеймс задохнулся, когда тушкан протянул назад руку и надавил на бедро своего насильника, принуждая того вжиматься еще сильнее, придавливая белобрысого грудью к поваленному дереву. Этот странный секс без проникновения на вкус был чем-то острым, запретным, позорным и терпким, как солнечная кожа белобрысого. Одурев от ощущения власти и вседозволенности, от послушного горячего тела под руками, от хаотичного трения плоти о плоть, от которого во все стороны по воде бежали широкие волны, Джеймс рывком развернул тушкана к себе лицом, запрокинул его голову назад и накрыл красные мокрые губы своим ртом.

Блондин ответил сразу — впустил чужой язык, закрыл глаза и громко застонал, когда Джеймс положил обе руки на теплую задницу, сильно сжимая пальцы. Обхватив ладонью прижатые друг к другу члены Скорпи ритмично задвигал рукой, позволив Джеймсу тискать его ягодицы и поглаживать нежную кожу между ними.

— Да давай же, тролль тебя задери! — зло рявкнул белобрысый, отрываясь от поцелуя, и Джеймс решился. С трудом преодолев плотно сомкнутые мышцы он довольно грубо и резко всадил тушкану в зад средний палец, чуть не потеряв сознание от нахлынувшего оргазма. Белобрысый забился в его руках, и Джеймс сквозь звон в голове и шум в ушах разобрал тихое удовлетворенное:

— Бляяя…

Пересказ жизненного пути Якова Брюса уложился всего в каких-то полтора часа. К моменту окончания разговора у Альбуса ныли ноги, спина, шея и очень хотелось пить. Тяжело поднявшись с пола, он потоптался на месте, морщась от неприятного покалывания в ступнях, печально покрутил в руках пустую плетенку из-под сухарей и направился к дверям.

Спускаясь по тропинке к озеру он издалека заметил светлые волосы и сгорбленную спину сидящего на одеяле Скорпиуса — друг, накинув рубашку на плечи, меланхолично швырял в воду мелкие камушки, рассыпанные на одеяле. Ал плюхнулся рядом, бесцеремонно отодвинул локоть приятеля и устроился головой на теплом белом колене.

— Ну что, наболтался? — спросил Скорпи, подкидывая на ладони камушек, прицеливаясь в зеленый лист кувшинки, покачивающийся на воде.

— На год вперед! — сообщил Ал, вытягиваясь на одеяле, — В горле пересохло, спина ноет, а сухарей съел — море!

Скорпи улыбнулся потрескавшимися губами и ничего не ответил, снова замахиваясь — камушек щелкнул по плотной кожаной поверхности листа и упал в воду. Ал лениво потянулся, закинул руки за голову и обнял лучшего друга за талию, радуясь тишине летнего дня, спокойному небу и гармонии, царящей во всем мире.

Приятель вздохнул, вытянул ноги и улегся на спину, позволяя Альбусу устроиться затылком у себя на животе. Ал блаженно молчал, закрыв глаза и расплылся в широкой улыбке, когда почувствовал пальцы Скорпи в своих волосах.

— Долго меня не было? — спросил он, просто чтобы что-то спросить.

— Часа полтора, — младший Малфой сорвал длинную травинку, сунул ее в рот и принялся энергично жевать, продолжая перебирать спутанные волосы друга.

— Вот черт, извини… Небось, скучно было?

— Да нет...

— Мог бы в дом придти, я когда с тетей болтать начинаю, вообще о времени забываю.

— Да ладно…

Альбус повернулся на бок, потерся щекой о гладкую кожу живота и удивленно распахнул глаза, заметив на боку друга длинные царапины, словно спину Скорпиуса кто-то расчертил тонким перышком, предварительно обмакнув его в рубиновую краску.

— Не смотри так, — Скорпи выплюнул травинку и почесал обгоревший розовый нос, — Я купался, пока тебя не было, в камыши влез, ну и поцарапался.

— В какие камыши? — не понимающе захлопал ресницами Ал, и привстав с одеяла посмотрел на противоположный берег, — Ты что, к откосам плавал?

— Ну да…

— Зачем?

Скорпи пожал плечами, и уставился в небо, давая понять, что ответа на этот вопрос у него нет. Альбус задумчиво почесал в затылке, ероша и без того растрепанные волосы, потом лег на живот и вытянулся рядом с приятелем, пристроившись носом ему в плечо. Через несколько минут он уже дремал, уютно посапывая во сне, прижавшись боком к длинному телу друга, утомленный болтовней, жарким днем, купанием и съеденным «морем» ванильных сухарей.

Скорпиус лежал на спине, продолжая смотреть на проплывающие облака, слушал тихое дыхание друга, шелест длинных ветвей ивы, звонкое стрекотание кузнечиков в горячей траве и думал о… Да ни о чем конкретном он не думал. Оказалось, что думать и логически анализировать свои поступки он больше не в состоянии. Оставалось хотя бы попробовать собрать воедино собственные эмоции. Если после всего произошедшего они еще остались.

* * *

С откосов они вернулись вместе, точно так же как и попали туда — вплавь. Примерно до середины дистанции они держались почти плечом к плечу, а потом, не говоря друг другу ни слова, повернули в разные стороны: Скорпи — к оставленному под ивой одеялу, а Джеймс — к дальним мосткам. Выйдя на берег, младший Малфой спокойно вытерся полотенцем, надел забытые на траве плавки, брезгливо зашвырнул подальше в кусты оставленные Джеймсом штаны, набросил на плечи рубашку, сел на одеяло и принялся ждать друга.

Через пятнадцать минут неподвижного сидения он вдруг всхлипнул и заревел, уткнувшись лбом в колени, мелко дрожа всем телом и стискивая в кулаках края рубашки. Еще через пятнадцать минут истерика закончилась сама собой. Скорпи умылся, наковырял в песке горсть камушков, выбрал себе мишень и начал методично бомбардировать кувшинки, приказав себе не думать в том, что случилось на откосах.

* * *

Ал завозился на животе, чему-то улыбаясь во сне, и тихонько всхрапнул. Скорпи осторожно повернулся на бок, обнял приятеля и зарылся лицом в черные лохматые волосы. Друг пах ванильными сухарями, зубной пастой, конфетами и чистотой. Скорпи прерывисто вздохнул, заталкивая обратно в горло горький комок, и быстро прижался губами к чуть влажному виску, оставляя на смуглой коже горячую соленую каплю, упавшую с ресницы.

* * *

Ничуть не смущаясь собственной наготы, Джеймс спокойно шел к дому по тропинке, ведущей вдоль белой низкой ограды, и думал о том, что так и не занес в дом метлу, опрометчиво бросив ее у главного входа. Спортивным инвентарем он привык дорожить, тем более что метла была дорогая, коллекционная, подаренная ему отцом на рождество.

Насвистывая какую-то дурацкую маггловскую песенку, привязавшуюся к нему еще утром, он подошел к крыльцу, забрал свою коллекционную красавицу и втащил ее в дом. Пристроив метлу в чуланчик, Джеймс осторожно выглянул в коридор, услышал заливистый смех младшего брата, продолжающего эксплуатировать каминную связь, и неслышно поднялся в свою комнату.

Он постоял под душем, продолжая свистеть занудливую мелодию, потом бесцельно покружил по комнате, не зная куда бы применить бьющую через край энергию, и в конце концов упал на кровать, вытащив из-под матраса помятый маггловский порно-журнал. Поглазев на глянцевые страницы с богатым ассортиментом человеческих пороков, и не найдя там ничего нового и интересного, Джеймс заскучал, швырнул через всю комнату журнал и уставился в потолок.

Тело приятно ныло уставшими мышцами, а в голове не было ни одной мысли, словно вместе с бурным оргазмом Джеймс выплеснул и последние мозги. Еще минут двадцать попялившись в белый квадрат над головой, Джеймс встал, вытащил из шкафа первую попавшуюся одежду и поплелся вниз, решив, что для достижения полной нирваны ему не хватает только пары бутербродов и стакана молока.

Соорудив себе двухэтажный сэндвич, Джеймс лениво пристроился на табуретку у окна, и полистал отцовское квиддичское обозрение, забытое на кухонном столе. Позавидовав красавцам-чемпионам на колдографиях, Джеймс быстро проглотил остатки сендвича и мысленно примерил на каждый снимок свою физиономию. Убедившись в том, что он очень неплохо смотрелся бы на страницах обозрения, Джеймс отложил журнал, взял стакан молока и выглянул в окно.

Полюбовавшись на палисадник, так и не приведенный в первоначальный вид, он заметил в поломанном ракитнике старый мяч и вдруг тепло улыбнулся, вспомнив, как белобрысый азартно толкался с Джеймсом на пыльном пятачке в центре поля, пытаясь выбить из-под ноги соперника этот самый мячик. Пушистые светлые волосы мотались перед лицом Джеймса, страшно раздражая увлеченного игрой футболиста, и очень хотелось отпихнуть от себя наглого увертливого пацана, не дав ему возможности завладеть куском круглой дутой резины. Интересно, неужели эти два придурка так и продолжают сидеть под ивой и даже есть не хотят? Сам Джеймс уже думал, что не отказался бы от второй порции и еще одного стакана молока. Ну Альбус, судя по пустой плетенке на столе в гостиной, слопал весь запас сухарей, а белобрысый? Неужели за весь день жрать не захотел?

Навалившись животом на подоконник Джеймс по пояс высунулся из окна, стараясь рассмотреть берег озера и своего тушканчика под ивой и вдруг почувствовал, как кровь горячей волной ударяет в голову, а в животе, куда только что провалился сэндвич, разливается холодная пустота, словно Джеймс проглотил большущий кусок льда — белобрысый лежал на одеяле, тесно прижавшись к Альбусу, что-то шептал ему на ухо и осторожно гладил по черным волосам.

* * *

Воскресное утро было похоже на какой-то странный сон, в котором подсознание выдает то, чего никогда не может быть в реальности — облаченный в новый тонкий свитер песочного цвета, казавшийся ему слишком щегольским, и новые брюки, слишком сильно облепляющие зад, Гарри Поттер церемонно раскланивался с красивой блондинкой на пороге Малфой-Мэнор.

Мать Скорпиуса, стоя в проеме открытых дверей, плавным жестом предложила гостям пройти в дом. Однако малолетние гости, подбодренные сыном хозяев поместья, уже проскользнули внутрь, и приветствие досталось одному Гарри, продолжающему топтаться на мраморных ступенях.

Жена хорька и великолепие убранства большого холла, начинающегося сразу за дверями, его поразили. И это при учете того, что блондинку он уже видел на вокзале, а от Малфой-Мэнор другой обстановки было бы ожидать нелепо. Но в прошлый раз на матери Скорпи не было легкого василькового платья, оттеняющего золотые волосы и голубые, такие же как у сына, глаза. Поняв, что так и стоит на крыльце, пялясь на начинающую нервничать хозяйку, Гарри разлепил губы, пробормотал какую-то банальность о погоде, протиснулся мимо великосветской дамы внутрь, и только увидев, что Ал и Лили уже разгуливают по галерее второго этажа, рассматривая под руководством Скорпиуса портреты предков, начал постепенно приходить в себя.

— У вас прекрасные дети, мистер Поттер, — сказала хозяйка дома, неслышно возникая за спиной гостя, и Гарри осторожно покосился на «прекрасного» Джеймса, который с выражением величайшего презрения к богатству и роскоши на лице, сосредоточенно колупал позолоту на старинной резной раме. Белокурые обитатели картины в старинных платьях внимательно наблюдали за действиями дорогого гостя, кривили губы в вежливых улыбках, еле сдерживаясь, чтобы не нагрубить невоспитанному вандалу.

— У вас красивый дом, миссис Малфой — промямлил Гарри, проклиная внезапный приступ косноязычия, запоздало спохватившись, что в ответ надо было хвалить не дом, а хоречьего сына.

— Астория, называйте меня Астория, — нежно улыбнулась миссис Малфой, — Ваш мальчик так дружит со Скорпи, так к чему родителям соблюдать излишний этикет?

— Тогда — просто Гарри, — с облегчением выдохнул отец друга Скорпи, окончательно успокаиваясь — если хорек умудрился где-то отхватить такую милую жену, да еще родить вполне нормального ребенка, то может быть, он хоть немного изменился в лучшую сторону за прошедшие годы. Хотя, где это видано, чтобы Малфои менялись? С другой стороны, приходилось признать, что друг Ала совсем не напоминал детский кошмар Гарри. Ну, если только внешностью.

Блондинка с готовностью подхватила гостя под руку, и продолжая щебетать о детях, погоде, родовых гнездах и еще о какой-то чепухе, повлекла сомлевшего Гарри через холл на галерею, оттуда, мимо беломраморной колоннады, к оранжерее. И не успел Поттер опомниться, как стеклянные створки в стене распахнулись, и по глазам ему ударил яркий калейдоскоп красок — солнечный свет, изумрудная трава газона, розовые лохматые шары высоких пионов и темные движущиеся пятна вдалеке, медленно плывущие над живой изгородью, за которой начинался загон.

— Лошади! — восхищенно выдохнула Лили, выныривая из-под отцовской руки, — Папа, пошли туда! Ну пап, пошли, ну что ты встал?! Пошли, пап!

— Лили! — попытался усмирить дочь смущенный Гарри, но возбужденные подростки уже неслись к загону по холеной траве, своей первозданной зеленью намекающей на вмешательство магии.

— Джеймс, проследи за Альбусом! — взмолился Гарри, поймав старшего сына за локоть.

Джеймс утвердительно кивнул и припустил следом за орущей троицей.

— Не волнуйтесь, Скорпи замечательный наездник, — с плохо скрываемой гордостью произнесла Астория, улыбаясь немного ошарашенному гостю, — Животные его очень любят и слушаются, пусть дети развлекаются, не будем им мешать.

Гарри кивнул, и тут же был увлечен куда-то в сторону, за пионы и пышные кусты сирени, к высокой беседке, в которой был накрыт небольшой чайный столик. Двигаясь как плохо смазанный шарнирный манекен, Поттер послушно уселся на изящный белый стул с витой спинкой, прокляв новые узкие брюки, впившиеся швом между ног, принял из лап надутого эльфа невесомую чашечку чая, посмотрел вверх, на оплетенную декоративным виноградом крышу беседки и в течении получаса вел светскую беседу с женой хорька, а точнее, выслушивал ее долгий эмоциональный монолог — красивая Астория щебетала и щебетала, мило перемешивая английские и французские слова, рассказывая какие-то истории из жизни ее замечательного отпрыска, о полном переустройстве родового гнезда Малфоев после смерти свекра, о том, как они рады принимать в своем доме семью Гарри Поттера, и как она счастлива, что, не смотря на события давно минувших лет, дети двух знаменитых фамилий сумели найти общий язык.

Гарри, который был благодарен радушной хозяйке за возможность вежливо улыбаться, не вмешиваясь в ее болтовню, по поводу двух последних пунктов скептически изогнул губы, а при упоминании о кончине Люциуса Малфоя, случившейся пару лет назад, изобразил на лице некое подобие скорбной мины.

— Вы же посещали этот дом лишь в юном возрасте, и при весьма драматических обстоятельствах, не так ли? — щеголяла знанием биографии великого героя Астория, — С тех пор тут многое изменилось, например, западное крыло полностью перестроено, так же мы решили пожертвовать частью служб для расширения оранжереи. Вы не представляете, сколько сейчас стоят услуги хорошего архитектора и декоратора! — всплеснула она руками, заметив по задумчивому лицу гостя, что тот действительно этого не представляет, — Зато вы можете насладиться результатом, поместье стало более уютным, и не надо забывать, что мы так же немного изменили ландшафт парка! Вы же еще не видели наше озеро! Скорпиус говорил, что ваш дом стоит у озера, у нас оно тоже есть, думаю, что после обеда мы с вами обязательно прогуляемся к этому чудесному водоему…

— Дорогая, не думаю, что мистеру Поттеру будет интересно осматривать этот пруд.

Гарри, не скрывая облегчения, вздохнул, мысленно благодаря неведомого обладателя негромкого голоса, перекрывшего фонтан красноречия хозяйки, от которого он уже начинал впадать в некое подобие транса. Он заготовил вежливую улыбку, но обернувшись назад подавился приветствием, и так и остался сидеть с открытым ртом и выпученными глазами, отказываясь признавать в высокой худощавой фигуре, застывшей на пороге беседки, что либо знакомое.

— Добрый день, мистер Поттер, — сказал Драко Малфой, и, подойдя к сияющей супруге, галантно поцеловал ей руку, — Прекрасная погода сегодня, не правда ли?

* * *

Гранд вздрагивал лоснящимися боками, встряхивал челкой, прял острыми овальными ушами и громко благодарно фыркал, когда онемевший от восторга Альбус гладил коня по замшевому кончику морды.

— На, — Скорпи протянул другу кусок хлеба, и полез под жердину изгороди, — Он спокойный, не взбрыкнет, ты только на ладонь хлеб положи, а не в пальцах держи, а то прикусит случайно.

Ал покрутил в руке хлеб, словно не понимая, зачем приятель сунул ему эту обгрызенную булку, нерешительно обернулся назад, понял, что остальные не отрываясь смотрят, как его отец позорится, пытаясь влезть на гнедую кобылу, и тоже полез под жердину.

Могучее животное нервно переступило длинными сильными ногами, и негромко всхрапнуло, когда Скорпи уверенно погладил гладкую шею, похлопал по блестящему крупу и обернулся к другу, вжавшемуся спиной с изгородь загона. Оказалось, что лошадей Альбус тоже побаивается. Одно дело смотреть на быстрых изящных красавцев, навалившись грудью на жердь, защищенную магическим барьером, и совсем другое — оказаться внутри загона, когда в паре метров от тебя, по убитой до каменного состояния земле, топчутся огромные круглые копыта.

Скорпиус закатил глаза, еще раз хлопнул ладонью по лошадиной шее, подошел к бледному другу и решительно дернул его за руку с зажатым в ладони куском хлеба. Поставив перед собой испуганного Ала он обнял его за талию и осторожно подтолкнул вперед.

— Да не бойся ты! — шепнул он в ухо приятелю, не отрывающему глаз от вороного жеребца, который, чувствуя нерешительность и страх человека, начал волноваться, громко фыркать и прижимать уши, — Я же с тобой, чего ты боишься?!

Альбус не ответил, только сделал пару шагов на непослушных ногах, когда Скорпи опять подтолкнул его в спину. Но когда до Гранда, подозрительного косящего на мальчишек огромными глазами, оставалось сделать всего два шага, Ал встал как вкопанный, и уже не реагировал ни на подталкивания, ни на голос друга, уставившись на черного лоснящегося гиганта, как кролик на удава.

Скорпи прижался грудью к напряженной спине приятеля, сунул нос в черные волосы и громко задышал в небольшую ушную раковину. Альбус двинул плечом, стремясь избавиться от дискомфорта, все так же не двигаясь с места. Вороной гигант, казавшийся таким красивым с другой стороны загона, сейчас внушал ему настоящий ужас. Альбусу казалось, что он уже видит, как огромный жеребец с оглушительным ржанием поднимается на дыбы, и опускает тяжелые копыта с блестящими подковами ему на голову, пробивая череп и втаптывая в каменную землю кроваво-белые куски мозга.

— Ал… Просто сделай шаг и протяни руку, — шепнул в ухо знакомый голос, и что-то мягкое и влажное ткнулось ему в щеку, — Давай же, не бойся…

Как под гипнозом Альбус шагнул вперед и оказался прямо перед громко и горячо дышащей длинной мордой — конь широко раздул ноздри, принюхиваясь к запаху подошедших людей, и качнул здоровенной лобастой башкой. Ал нервно дернулся, и получил еще одно влажное прикосновение в щеке, почему-то его успокоившее.

— Смотри, он не страшный, — шепнул тот же голос, и из-за его плеча вытянулась тонкая рука с закатанным до локтя рукавом рубашки. Скорпи, продолжая обнимать друга за талию, ласково почесал жеребца по белой звездочке на лбу, погладил мягкую морду, и провел ладонью по длинной челке.

— У него грива на твои волосы похожа, — улыбнулся он в черную шевелюру друга, — Покорми его, дай ему хлеба.

Альбус медленно поднял вялую руку кулаком вверх и разжал пальцы. На чуть подрагивающей ладони лежал хлебный мякиш, смятый в ноздреватый мокрый кругляш. Гранд фыркнул, тряхнул челкой и мазнул по дернувшейся ладони Ала бархатными губами, принимая угощение.

Скорпиус радостно засмеялся и, уже не скрываясь, поцеловал смуглую щеку, крепче прижимая к себе обалдевшего от всего происходящего друга.

Нерешительно улыбнувшись, Ал, подражая приятелю, почесал широкий теплый лоб жеребца и повернул лицо к смеющемуся блондину, почти встретившись с ним губами. Скорпи тут же ликвидировал «почти» и отвесил Альбусу звонкий поцелуй, не заметив, что за странной парочкой в загоне внимательно наблюдают две пары глаз: одни — с пониманием и сочувствием, а вторые — с откровенной злостью.

* * *

День промчался мимо Гарри как скоростной поезд, украшенный разноцветными воздушными шариками — длинная вереница бесконечно сменяющих друг друга картинок и впечатлений. Весь пропахший острым лошадиным потом, с которым, казалось, не могут справиться даже самые действенные очищающие заклинания, одуревший от воплей возбужденных подростков, пытающихся перекричать друг друга, до рези в глазах насмотревшийся на все красоты обновленного поместья, он ввалился в дом, схватился за спасительную бутылку огневиски и ушел на заднее крыльцо.

Приложившись к узкому горлышку, Поттер откинулся затылком на высокую спинку плетеного кресла, забросил ноги на перила лестницы и закрыл глаза, наслаждаясь долгожданной тишиной и покоем. А ведь он знал, что будет именно так — бессмысленное стрекотание ни о чем, фальшивые улыбки, гербовая посуда за обедом и постоянное волнение — как бы собственные активные детки не натворили дел в чужом доме.

Правда никаких пресных блюд на столе не было, обед оказался вполне съедобным и даже вкусным. И детки не подкачали — Гарри на нервной почве как-то позабыл, что Джеймс и Альбус, да и Лили тоже, в силу возраста, давным-давно не способны причинить ущерб чужому имуществу. Ну, если только самый минимальный, вроде поцарапанной позолоты на картинной раме, да и то — исключительно в экспериментальных целях. И катание на лошадях оказалось не таким уж проблематичным моментом, даже для Альбуса. Побледнев для приличия, средний сын сделал круг почета вокруг загона, выбрав для прогулки огромного вороного жеребца, немало удивив отца такой храбростью.

Вспомнив о лошадях, Гарри помрачнел, и дал себе зарок обязательно «поблагодарить» заботливую супругу, заставившую его надеть новые вещи — сунув ногу в стремя и ухватившись за луку седла, Гарри услышал тихий треск ткани в паху, и героическое вознесение Национального Героя на боевого коня превратилось в цирковое представление. Пугливая гнедая кобыла, почувствовав неуверенность седока, пытающегося элегантно перекинуть ногу через ее спину и не сверкнуть при этом прорехой в брюках, пошла боком, волоча за собой тихо чертыхающегося Поттера, застрявшего одной ногой в стремени, а другой по-утиному загребающего землю, поднимая клубы пыли.

Гарри еще раз обиженно приложился к бутылке и посмотрел на запад — оранжевый солнечный мандарин медленно падал за кромку дальнего леса, длинные лучи запутались в ивовых ветвях, над тропинкой, ведущей к озеру, танцевал прозрачный столб комариков. Наслаждаясь тишиной летнего вечера Поттер вспомнил болтливую Асторию и улыбнулся — перестав нервничать и ломать комедию, мать Скорпи расслабилась, и на поверку оказалась очень милой разговорчивой женщиной. Разглядывая ямочки на ее щеках, Гарри понял, в кого у Скорпиуса такая располагающая к себе улыбка.

Но хорек превзошел всех!

— Гарри! Гарри, ты где?! — донесся из глубины дома голос Джинни.

— Нет меня, — пробормотал Поттер, блаженно закрывая глаза и устало потягиваясь. Отвечать на распросы жены не хотелось — Гарри все еще злился на Джинни за испорченный день, за новые шмотки, за «планы на выходные с Гермионой» и за феминистские идеи самой Гермионы.

Сбитый с мысли о событиях сегодняшнего дня, Гарри еще немного позлословил в адрес родни, не дающей ему покоя, а так же помянув недобрым словом всех активных женщин с их планами, призванными портить жизнь утомленных мужей. И тут же нахмурился, подумав, что, видимо, начинает превращаться в старого брюзгу — еще немного, и кроссовки придется сменить на уютные тапочки, футболку — на фланелевую клетчатую рубашку с шерстяным жилетом, а драные джинсы — на мягкие домашние брюки.

— Ну, я же еще молодой… — нерешительно проговорил Гарри, успокаивая себя — становиться стариком совершенно не хотелось. Вот хорек действительно с возрастом стал какой-то странный, а Гарри, нет, Гарри еще хоть куда! Не смотря на всяческие конфузы с лошадьми и узкими штанами!

Вернувшись мыслями в сегодняшний день, Поттер вдруг испытал жгучее желание призвать из гостиной школьный альбом Джинни и сравнить собственные впечатления со старыми колдографиями, потому что Малфой его просто ошеломил своими изменениями. Увидев в дверях беседки высокую худую фигуру в длинной серой мантии, Гарри понадобилось несколько минут, чтобы уговорить себя признать в человеке с бледным лицом и неестественно белыми волосами, того Драко Малфоя, которого он помнил со школьных времен.

Хорек здорово изменился. Вежливо беседуя с «мистером Поттером» о внешней политике государства и последних событиях в магическом мире, тот, кто когда-то назывался Драко Малфоем, ловко обходил острые и неудобные темы, ни разу не коснувшись военных и школьных воспоминаний, словно несколько лет совместного сосуществования под остроконечными крышами Хогвартса были стерты мощнейшим Обливэйт. Малфой был так подчеркнуто лоялен и корректен в высказываниях, что через несколько минут разговора в подобном духе, Гарри стало казаться, что над ним тонко и изящно издеваются. Не может этот высокий холеный господин, тихим бесцветным голосом рассуждающий о недавних событиях в Министерстве Магии, быть тем противным маленьким засранцем, которого Гарри помнил по школе. Но и Драко времен войны он совсем не напоминал. Всматриваясь в серые глаза, лишенные блеска, Поттер безнадежно искал хоть что-то, хоть какую-то зацепку, давшую бы ему возможность разглядеть под неприступной ледяной маской, старинного недруга — и не находил. И ему ужасно хотелось наплевать на приличия и во все горло заорать на эту живую мумию: «Да что с тобой, Малфой, твою мать?!», или совершить еще какую-нибудь глупость. Даже фамильные портреты на галерее излучали больше жизни, чем беловолосый незнакомец.

А когда милейшая Астория предложила дорогому гостю проследовать к конюшням, дабы насладиться конной прогулкой, и заодно проверить, не сломали ли дети себе головы, Гарри поджидал еще один неприятный сюрприз. Выйдя на залитый солнцем газон, он понял, почему в тени беседки волосы хорька показались ему такими странными.

Драко Малфой был совершенно седой. Он шел рядом, прямой как палка, всю дорогу молчал, смотрел только вперед, и лишь приклеенная к лицу улыбка показывала, что хозяин прекрасно помнит о том, что рядом идет притихший гость, норовящий пригладить пятерней собственную шевелюру, в которой тоже давно проросли серебряные нити.

Но у конюшен Гарри ждало новое потрясение. При виде несущегося к ним Скорпиуса, с Малфоем произошла грандиозная метаморфоза — он словно расцвел изнутри, встряхнул серебряной головой, заулыбался совершенно незнакомой улыбкой и раскрыл навстречу сыну объятья, в которые, ничуть не смущаясь посторонних, и влетел пятнадцатилетний подросток. Гарри стоял столбом, неприлично открыв рот и уронив руки, и лицезрел совершенно дикую, на его взгляд картину — два слепка с одного оригинала, взрослый и молодой, схватившись за руки, бегом понеслись к загонам, и Поттеру на какой-то момент показалось, что он услышал звон разлетевшегося во все стороны ледяного панциря, окружающего его бывшего врага, которого он так и не узнал.

— Они очень похожи, — сказала Астория, провожая теплым взглядом своих мужчин, — Драко сам учил Скорпи сидеть в седле.

Гарри только молча кивнул — похожи, очень похожи. Особенно сейчас, когда старший Малфой перестал напоминать заключенный в стеклянный магический футляр тюльпан, стоящий перед портретом родителей Джинни в Норе. Цветок был красив и свеж, на нежных атласных лепестках блестели капельки влаги, скатываясь по длинному стеблю вниз, и казалось, что белый тюльпан оплакивает трагическую кончину Молли и Артура Уизли, ставших для Гарри второй семьей. Но, не смотря на всю красоту и свежесть, хрупкое растение под стеклянным колпаком было давно мертво.

А вот Малфой оказался живым. Скинув мантию на руки конюха, он взлетел в седло, махнул рукой замешкавшемуся сыну, и легко перепрыгнув через изгородь, пустил солового коня вскачь по аллее парка. Скорпи азартно щелкнул хлыстиком, подняв свою лошадь на дыбы, и скоро два всадника скрылись за поворотом.

Через несколько минут они вылетели с другой стороны аллеи — впереди невозмутимый отец, чуть пригнувшийся к шее коня, а за ним сын — раскрасневшийся, с растрепанными светлыми волосами и улыбающийся во весь рот.

Спешившись, Драко бросил поводья подбежавшему конюху, улыбаясь, что-то сказал сыну, возле которого уже вертелся возбужденный Альбус, повернулся и пошел обратно к жене и гостю, на ходу обрастая ледяным панцирем, который так легко сбросил всего несколько минут назад, своими перевоплощениями подсовывая Поттеру очередную головоломку.

— Вот ты где! — сказал над ухом голос Джинни и Гарри вздрогнул, чуть не выронив из рук бутылку, — Я так и знала, что ты убежишь сюда.

— Устал, — хмуро проворчал Поттер, недовольный тем, что его размышления так грубо прервали.

Джинни встала рядом, облокотилась на перила, и муж со вздохом спустил ноги на пол. Супруга скептически покосилась на огневиски в руке Гарри, но ничего не сказала, и отвернувшись, посмотрела на озеро, казавшееся в сгущающихся сумерках светлым размытым пятном.

— Жарко завтра будет.

— Жарко, точно, — Гарри звонко шлепнул себя по шее, прибивая нахального комара, прорвавшегося сквозь антимоскитное заклинание, и по-дружески пихнул Джинни локтем, — Ну, давай, спрашивая, я же вижу, что тебе не терпится.

Джинни легко засмеялась, и уселась на колени крякнувшего от неожиданности мужа.

— Рассказывай, как у них там? Тебе Астория понравилась? Я вот сестру помню, а ее нет. Очень Скорпи на нее похож, правда? А имение? Мне кто-то говорил, что они там все поменяли, не узнать стало. А хорек? Все такой же противный? Надеюсь, вы с ним там не подрались? — тараторила Джинни, легонько встряхивая мужа за плечи.

Гарри, осоловевший от усталости и выпитого спиртного, неопределенно пошевелил бровями и поправил на носу очки.

— А хорька… хорька я не видел, — наконец выдавил он, с удивлением поняв, что сказал сущую правду — седой красивый человек по имени Драко Малфой был ему совершенно не знаком.

* * *

После позднего ужина стало понятно, что на чтение и болтовню у Альбуса просто не осталось ни сил, ни эмоций — он клевал носом, сонно хлопал ресницами и незаметно зевал в кулак. Скорпи наслаждался, валяясь на кровати в комнате приятеля, слушал ровное сопение у своего уха и заново переживал сегодняшний день — особенно счастливое лицо Ала, теплую жесткую шерсть черного коня и вкус случайного поцелуя на своих губах, который друг так и не прокомментировал, что давало, пусть призрачную, но — надежду.

В коридоре послышались голоса мистера и миссис Поттер, вполголоса обсуждающих какого-то хорька, и Скорпи подумал, покосившись на черноволосую голову на своем плече, что, видимо, Алу давно надо было подарить какую-нибудь живность. Просто, чтобы перестал бояться незнакомых животных.

— Все, я — спать! — он захлопнул «Якова Брюса», неумолимо приближающегося к концу, и потер глаза, — Суматошный день какой-то…

— А мне понравилось… — сонно промямлил Альбус — он уже почти спал, и не сразу открыл глаза, когда Скорпи зашевелился, собираясь идти в свою комнату, — И родители у тебя хорошие, и вообще… А твой отец всегда такой?

— Какой? — Скорпи сел на кровати и наклонился вперед, натягивая кроссовки.

— Ну, такой… — Ал неопределенно помахал в воздухе вялой рукой и сладко зевнул, — Очень сдержанный, идет — словно десять раз подумает, куда и как ногу поставить… Я думал, что ты больше на него похож, а оказалось — на маму…

— Еще к нам поедешь? — спросил Скорпи, стараясь уйти от неприятной темы, — Могу родителей попросить, они с радостью согласятся. Да и Гранд тебя признал, — осторожно добавил он, искоса взгляну на друга, внутренне замирая — приятель опять не высказал своего отношения к поцелуям в загоне. Чему Скорпи, с одной стороны, был рад, а с другой ужасно хотел знать, что по этому поводу подумал Ал.

— Конечно, поеду! — друг, уже уютно устроившийся на подушке, открыл глаза и завозился, натягивая на ноги покрывало, — У вас интересно, и потом, ты обещал, что будешь учить меня на лошади ездить.

— Договорились, — Скорпи взялся за ручку двери, и уже выйдя в коридор, вдруг обернулся назад, — Слушай, дай Брюса, на ночь полистаю, что-то сон перебило.

— Угу… — Ал потянулся за книжкой, лениво встал с кровати и, шлепая босыми ногами по полу, подошел к другу, поддергивая джинсы, — Держи, спокойно ночи.

— Спокойной… — Скорпи принял тяжеленный том из рук Альбуса и выжидающе уставился на друга, словно собираясь еще что-то сказать.

— Что? — не понял тот, почесывая под футболкой живот. Скорпи увидел полоску темных волосков, уходящую от пупка вниз, за резинку белых трусов, торчащих над сползшими джинсами, прерывисто вздохнул, будто решившись, и вдруг схватил Ала за плечо.

Альбус изумленно заморгал, когда его губы накрыл чужой рот — Скорпи прижал друга к дверному косяку, схватил за футболку, и с грохотом уронил на пол «Якова Брюса». Несколько секунд Ал видел перед собой только закрытые глаза с пушистыми темно-пепельными ресницами и светлую прядь, упавшую ему на лицо, не совсем понимая, что происходит. А потом почувствовал, как бешено заколотилось сердце и горячо вспыхнули щеки — рука лучшего друга отпустила ворот его футболки, переместилась на спину и с силой надавила на поясницу, притягивая ближе, прижимая к чужому телу. Скорпи, не открывая глаз, немного повернул голову и Альбус, словно очнувшись от сна, сильно вздрогнул, почувствовав влажное прикосновение языка. Испугавшись того, что горячее мокрое нечто осторожно надавливает на губы, заставляя приоткрыть рот, и одновременно с этим его начинает накрывать жаркая удушливая волна, от которой вмиг перехватило дыхание, Альбус замычал и дернул головой в сторону.

— Ты! — возмущенно рявкнул он, разрывая поцелуй, и отталкивая от себя приятеля, — Ты… Да иди ты, сдурел что ли, придурок!

— Ал! — Скорпи отлетел к противоположной стене, сильно ударившись спиной. «Яков Брюс» полетел по коридору, вывалившись из ветхого переплета, — Ты не так понял!

— Все я прекрасно понял! — сердито закричал совершенно красный Альбус, неловко вытирая рукой мокрые губы, — Что за идиотские шутки?! Ты… это неправильно! Нельзя так шутить! Я тебе не девчонка, что б меня лизать! И там, в загоне, думаешь, я не помню?!

— Альбус, послушай! — умоляюще начал Скорпи, сгорая со стыда и кляня себя за несдержанность и глупость, — Я не шутил… То есть — я не хотел! То есть, хотел, но… Черт, я не знаю, зачем это сделал! Ну, извини меня!

— Болван! — заорал до нельзя смущенный Ал, гневно сжимая кулаки — так внутри все кипело от злости и какой-то горькой досады, а губы горели от прикосновения чужого языка, — Шуточки твои эти… идиотские! И вообще! И попробуй только еще раз! Шутник чертов!

— Ал, пожалуйста! АЛЬБУС! — взмолился Скорпи, делая шаг навстречу, но добился только нового болезненного тычка в грудь, и хлопка двери перед своим носом, — Альбус… — прошептал он, прижимаясь лбом к холодному крашеному дереву.

С другой стороны двери, Ал, прислонившись спиной к стене, тихо выругался, сел на пол, и спрятал в ладонях пылающее лицо.

Проклиная дурацкие правила, запрещающие колдовать вне школы, Джеймс вооружился карманным фонариком, пощелкал кнопочкой, убедился, что желтый круглый луч освещает намного лучше Люмоса, и посмотрел на часы. Время приближалась к половине второго ночи, дом давно погрузился в мирный сон, и даже из-под двери родительской спальни перестал пробиваться свет торшера.

Осторожно выглянув в темный коридор, Джеймс поводил желтым кружком света по стенам, удостоверился, что преграды нет, и тихонько прикрыл за собой дверь. Комната белобрысого была последней, в самом конце коридора, почти напротив двери в комнату брата, и Джеймс не смог сдержать язвительной ухмылки, представив, что сегодня произойдет прямо под носом у дурачка Альбуса, мирно храпящего в своей постельке.

Прокравшись на цыпочках по поскрипывающим половицам, он осторожно повернул дверную ручку и улыбнулся — тушкан явно не привык запираться на ночь, какая непредусмотрительность с его стороны! Еще раз пошарив фонариком по стенам, как всегда делают в шпионских фильмах, брат Ала шмыгнул в комнату и прикрыл за собой дверь, нажав на блестящую кнопочку. Дверной замок мягко щелкнул и Джеймс задержал дыхание, прислушиваясь.

Убедившись, что тело на кровати, стоящей у стены, не подает признаков активности, он снова включил фонарь, направив желтый луч в потолок. Комната осветилась тусклым рассеянным светом, Джеймс поставил источник освещения на столик у окна и склонился над спящим телом в кровати.

Из-под одеяла торчало узкое запястье и острая коленка, на подушке лежала прядь светлых волос, в неярком свете фонаря почти сливаясь с белой наволочкой. Осторожно откинув с головы спящего угол одеяла, Джеймс увидел бледное лицо, красный нос и припухшие розовые веки. Все ясно — самочка была в горе, и рыдала под одеялом, пока ее не сморил сон. Джеймс хмыкнул, вспомнив, как орал на белобрысого его братец. Чего уж там не поделили девчонки, он не понял, но Альбус шарахнул дверью прямо перед носом тушкана, а тот еще долго сидел под стеной, изредка вытирая глаза, совершенно не замечая приоткрытой двери в другом конце коридора. Хотя белобрысый вообще ничего не замечает, словно весь мир крутится вокруг него, драгоценного, и он может себе позволить позориться самому и позорить других. Например, облизывая Альбуса на глазах у всех.

Вспомнив целующуюся парочку в загоне, Джеймс скрипнул зубами, и, задерживая дыхание, потащил одеяло с кровати, медленно обнажая спящее тело. Белобрысый лежал, свернувшись клубочком, поджав под себя ноги и сунув одну руку под подушку. Джеймс полюбовался трогательной изнанкой бедер, и медленно выдохнул, рассматривая выступающий позвоночник на спине белобрысого.

Присев на скрипнувшую кровать, он провел пальцем по расслабленному животу, ощущая под подушечкой еле заметную шероховатость золотистого пушка, и взялся за резинку трусов белобрысого. Тушканчик вздохнул во сне и зашевелился, вытягивая ноги и переворачиваясь на спину. Теперь по телу можно было водить всей ладонью, поглаживая не только теплый живот, мерно поднимающийся и опускающийся в такт дыханию, но и грудь под задравшейся майкой, задерживая пальцы на крошечных бусинах сосков. Джеймс моргнул, отметив про себя, что, наверное, женская грудь на ощупь совершенно другая, мягкая и большая, но додумать мысль до конца не успел — белобрысый согнул одну ногу в колене, бесстыдно открывая пах, закинул руку за голову и еле слышно прошептал на выдохе:

— Альбус…

Джеймс помрачнел — помогать осуществлению эротических сновидений похотливого педрилы, во сне мечтающего о его младшем брате, он совершенно не собирался. Запоздало вспомнив, что так и не придумал, чем бы заткнуть рот тушкану, который, проснувшись, заверещит на весь дом, Джеймс решительно влез кровать, устраиваясь в ногах белобрысого, приготовившись сразу пресечь любые попытки к сопротивлению.

И они, конечно, начались. Скорпи открыл мутные от сна глаза, пошарил вокруг себя рукой в поисках одеяла, и протестующее замычал, когда чье-то тяжелое тело навалилось на него сверху, вжимая в отчаянно заскрипевшую кровать.

— Пасть откроешь — яйца отверну, педик! — пообещал Джеймс, внимательно вглядываясь в ничего не понимающее лицо и зажимая белобрысому рот ладонью, — Понял, нет?

Голубые глаза в ужасе распахнулись, и Джеймс ухмыльнулся, поняв, что меньше всего тушкан готов к огласке. Осторожно убрав руку, он приложил к бледным губам Скорпи палец, и убедившись, что тяжело и испуганно дышащий блондин орать не собирается, опять сел в изножье кровати, прихватив со стола фонарь.

Желтый кружок заметался по стенам, пока Джеймс стаскивал с себя пижаму и усаживался по-турецки, внимательно наблюдая за белобрысым, нервно забившимся в самый дальний угол кровати, обнимая руками колени.

— Ну, чего дрожишь? — почти ласково спросил брат Альбуса, направляя на зажмурившуюся жертву яркий луч фонарика, — Сам разденешься, или помогать?

— Гиппогрифов навоз, это уже не смешно, вали отсюда! — зашипел белобрысый с неожиданной яростью в голосе. Джеймс удивленно поднял брови — тушкан вовсе не выглядел ни смущенным, ни напуганным, скорее возмущенным и очень сердитым.

Джемс положил фонарик на кровать и на четвереньках пополз к белобрысому, вспомнив заметку в старом «Ведьмополитене». Заметка имела впечатляющее название: «10 способов соблазнить ведьму», и один из рецептов советовал проявить нежность и ласку. А что подходит девчонкам, то вполне сгодится и для тушканьей самки, во всяком случае, Джеймс собирался проверить это на практике, хотя ни в нежности, ни в ласке никогда не упражнялся. Вот если бы на тушкана подействовали, к примеру, рассказы о квиддичных победах Джеймса в прошлом сезоне…

Белобрысый испуганно замер, когда Джеймс положил ладони на острые холодные коленки, погладил длинные гладкие икры и неловко ткнулся губами в теплую щеку. Не встретив сопротивления и ободренный таким началом, коварный соблазнитель просунул руки под майку тушканчика и перестал дышать, когда почувствовал под ладонями теплые мягкие бока. Белобрысый вдруг нервно прыснул в колени и захихикал, уворачиваясь от грубоватых пальцев, надавливающих на его ребра.

— Черт, щекотно! — прошептал он, отталкивая от себя руки мастера соблазнения, — Ты чего хочешь-то, убогий, может, прямо скажешь?

Джеймс сглотнул, сразу растеряв боевой настрой, и понял, что озвучивать свои желания не готов. А хотел он многого, а если точнее — всего и сразу. Хотел разложить белобрысого на кровати и долго-долго рассматривать, водя по тощему голому телу лучом фонарика. Хотел еще раз увидеть, как тушканчик по-кошачьи выгибает спину и услышать тихое хныканье, переходящее в протяжный полузадушенный стон. А еще хотел довести до конца то, что не успел в прошлый раз. И чтобы белобрысая шлюха оставила, наконец, в покое его младшего брата, тем более, что есть старший, черт возьми! Вот всего этого он и хотел, но произнести вслух не мог…

— Поня-я-ятно, — протянул белобрысый, и Джеймс с неудовольствием отметил незнакомые нотки превосходства в его голосе, — Шел бы ты спать, Джейми, поздно уже.

— Нет, — угрюмо проворчал незадачливый Казанова, вдруг сообразив, что маленькая слизеринская самочка ловко обвела его вокруг пальца, и теперь он должен или уйти, или унижено выпрашивать позволения остаться. Или применить грубую силу, а как ее применить, если бывшая жертва тебя совершенно не боится?

— Нет? — переспросил белобрысый, и Джеймс немедленно воспрял духом, уловив заинтересованные интонации, — И что же ты делать собрался?

Покосившись на ухмыляющегося блондина, ночной насильник нахмурился и мрачно закусил губу, начиная злиться. Белобрысый откровенно глумился — вполне освоившись в новой роли, он откинулся на спинку кровати, вытянул ноги и нагло закинул за голову тощие лапки, скаля зубы и приглаживая ладонью растрепавшиеся волосы. Заметив злой взгляд брата своего друга, тушкан медленно задрал майку, погладил себя по животу, прикрыв блестящие глаза, и сунул большие пальцы рук за резинку трусов.

— Давай, Джейми, будь мужчиной, — прошептал тушкан, поглаживая себя под бельем и ерзая по подушке худыми бедрами, — Или можешь баиньки пойти, тоже дело хорошее…

— Вот шлюха! — рявкнул взбешенный Джеймс, набрасываясь на истерически заржавшего блондина. Кровать громко ухнула, фонарь упал на пол и стыдливо погас, погружая комнату в непроницаемый мрак.

* * *

Он проснулся от странной смеси счастья и стыда. Уставился в потолок, и не сразу понял, где находится — шкаф стоял не у той стены, кровать была другая, а рядом кто-то уютно посапывал, прижавшись к боку теплой спиной. Повернув голову, он увидел у себя подмышкой платиновый затылок и острое плечо, торчащее из-под одеяла. Джеймс заулыбался, сразу вспомнив, чем вызвано незнакомое ощущение восторга, поселившееся внутри, повернулся на бок и обнял спящего соседа за талию, осторожно прижимая к себе расслабленное тело.

— Скорпи… — пробормотал он, зарываясь носом в мягкие светлые волосы, и прижался губами к нежной тонкой коже за маленьким розовым ухом, — Ско-р-пи…

— Мммм, — заворчал недовольный блондин, натягивая одеяло до самого лица, — Иди к себе, Джеймс, заметят же…

— Угу, — согласился тот, облизывая и посасывая прохладную мочку, — Сейчас, уже иду…

— Ну, так иди! — нетерпеливо дернул плечом Скорпиус, уворачиваясь от чужих губ, — Сейчас твои родители встанут, давай-давай, двигай…

Джеймс вздохнул, и, откинув одеяло, под которым так тепло и уютно лежать, прижав к себе белобрысого, начал медленно натягивать пижаму. Подобрав с пола фонарик, он тихонько отжал блестящую кнопку замка и осторожно выглянул в коридор.

Судя по запахам готовящейся еды, родители уже встали, из столовой на первом этаже доносились приглушенные голоса и звон столовых приборов. Дверь в комнату Альбуса была закрыта.

Джеймс уже собирался выйти, и, сам не зная зачем, обернулся назад. Скорпи теперь спал на животе, обняв подушку и повернув голову на бок — на бледной щеке лежали растрепанные светлые пряди.

Почувствовав на своем лице теплое дыхание и влажный поцелуй в губы, младший Малфой опять недовольно замычал, отпихивая от себя брата своего друга, на которого вдруг напал приступ нежности.

— Да иди уже! — рявкнул Скорпи, поднимая от подушки красное лицо, — И дверь закрой, не забудь.

— Уже ушел, — Джеймс последний раз провел рукой по легким волосам, пропуская их сквозь пальцы, и быстро выскользнул за дверь, не услышав, как белобрысый за его спиной тихо и тоскливо завыл в подушку.

И только на пороге своей комнаты Джеймс подумал, что, не смотря на сумасшедшую ночь и на все то, что он вытворял со Скорпи, трахнуть белобрысого ему так и не удалось.

* * *

Наверное, первый раз в жизни Альбус, разнервничавшись, не хотел есть. Он сидел, все так же прислонившись к холодной стене, положив руки на колени, и не замечал сквозняка, гуляющего по голым ступням. Время медленно перевалило за полночь, за окном повисли звезды, но двигаться не хотелось, даже для того, чтобы встать и пересесть в более удобное место. Хотелось забиться в самый дальний угол и не двигаться, пока кто-нибудь его не найдет. Захлебнувшись в водовороте противоречивых эмоций, Альбус довел себя почти до истерики, поддавшись собственным страхам и внутренним демонам.

Первым желанием было догнать друга и потребовать, чтобы тот немедленно убирался из дома Поттеров, а еще лучше — сменил школу, страну проживания и стер себе память. Идиотская идея, покрутившись в голове, быстро исчезла без следа, и Ал тяжело вздохнул, опять опустив тяжелую голову на руки. Нет, отказаться от Скорпи, от единственного друга, улавливающего мысли и чувства Альбуса не то что с полуслова, а с полу-вздоха — он не мог и не хотел. Возвращаться в вакуум всеобщего недопонимания, в котором Ал жил до дружбы с младшим Малфоем, казалось самым страшным, что вообще может произойти. Даже страшнее мыслей, вертевшихся в голове — отвратительных, липких и пошлых мыслей, воняющих хуже полироли Джеймса и гаже навозных бомб.

Скорпи не мог так отвратительно шутить. Не такой человек его друг, чтобы ради развлечения сделать такое… такое… Альбус поднес руку к лицу и осторожно потрогал собственные губы, в который раз вспоминая горячее настойчивое прикосновение, переживая его заново и опять чувствуя странное волнение… И все равно — Скорпиус придурок!

Почувствовав очередной приступ досады и необъяснимой обиды, Альбус сильно потер рот тыльной стороной ладони, и вздохнул. Остается признать, что приятель все же пошутил, за что было бы неплохо набить ему морду, за такие розыгрыши, или… А вот про «или» думать было неприятно и неожиданно больно, и чем больше Ал размышлял над всем случившимся, тем больше приходил к пониманию, ЧТО его больше всего обижало.

Если предположить что… что Скорпи… на самом деле… Альбус закрыл глаза, глубоко вздохнул, стараясь остановить рвущиеся наружу злые слезы, и сердито вытер мокрый нос, поняв, что не может произнести слово «гей» применительно к лучшему другу. Это казалось слишком неправдоподобным и неправильным. По отношению к Скорпи — неправильным.

Итак, если Скорпи…действительно… такой… То почему он раньше не говорил?! Чего боялся? Неужели не доверял?! За кого он его принимает, за Джеймса, что ли?! И какого черта тогда он позволял Альбусу… Вспомнив свою привычку трогать друга то за плечо, то гладить по щеке, то укладываться головой на живот, Альбус залился краской жгучего стыда и глухо застонал в ладони.

Теперь все становилось понятно. Друг называется, сам же спровоцировал, потом оттолкнул, накричал… И все эти мелочи, на которые он не обращал внимания, странные долгие взгляды, которые Скорпи украдкой бросал на друга, думая, что тот ничего не видит. И тогда на озере, когда приятель осторожно поглаживал Ала по спине и от его горячего прерывистого дыхания в волосах становилось жарко... И поцелуи в загоне… Черт знает почему Ал сразу не придал им значения, но на фоне радости и новых впечатлений, эти подбадривающие мягкие прикосновения губ к щеке показались ему чем-то… Ну, если бы его поцеловал отец или мама, похвалив за хорошую успеваемость… А Скорпи, конечно, принял молчание друга за одобрение и решился на более смелый шаг.

— О, Мерлин, я болван… — промычал Альбус, не отрывая рук от лица, — Какой же я идиот…

С трудом поднявшись на ноги и чуть прихрамывая, он, подошел к книжному шкафу, открыл стеклянные дверцы и надолго застыл перед полками, заставленными разнокалиберными переплетами.

— Вот черт, а того, что надо и нет… — пробормотал Альбус, нерешительно проведя пальцем по тесненным книжным корешкам. Что он собирался найти, Ал и сам не вполне точно знал, но зато очень хорошо помнил, как папа смеялся с дядей Джорджем, подарившим Джеймсу в его десятый день рождения большущую, странного вида, книгу. Пролистнув пару страниц, мама покраснела, отвесила звонкий подзатыльник собственному брату, который, не смотря на почтенный возраст, глупо захихикал как мальчишка, и сказала, что бы эту гадость срочно убрали из ее дома.

Джеймс книгу так и не увидел, хотя требовал, чтобы загадочный подарок был вручен юбиляру, и успокоился, только получив из рук дяди-хулигана билеты на финал кубка по Квиддичу. Загадочный том, обитый дорогой кожей, долго пылился на нижней полке шкафа, и маленький Альбус, роясь на книжных полках, часто пытался открыть подарок дяди Джорджа, и каждый раз натыкался на заклинание, намертво склеившее страницы, не позволяя любопытным детям сунуть нос в содержание. Но никакое заклинание не вечно, и если его давно не обновляли…

Ал встал на колени, открыл створки нижнего ящика и полез в недра шкафа. Наглотавшись пыли, вволю начихавшись и перерыв несколько стопок интересной, но совершенно бесполезной сейчас литературы, он радостно вскрикнул, когда пальцы нащупали знакомый прохладный переплет.

Том был все такой же тяжелый, пах все той же дорогой кожей и не имел никаких опознавательных надписей на обложке. Усевшись на пол прямо у разоренного шкафа, Альбус бережно стер пыль с переплета полой футболки, и, задержав дыхание, попробовал открыть обложку. В этот раз загадочная книга поддалась беспрекословно, сразу раскрывшись на титульном листе. Видимо, родители благополучно забыли об опальном подарке, запихнув его в нижний ящик книжного шкафа, и не вспомнили о нем, даже когда шкаф перекочевал из кабинета отца в комнату сына, нуждавшегося в научной литературе. Они забыли, а вот глазастый Ал вспомнил.

Титульный лист украшала витиеватая надпись с богатыми завитушками — «Энциклопедия секса, издание второе, дополненное, с иллюстрациями». Альбус усмехнулся — что-то такое он и предполагал, недаром родители столько лет бережно накладывали на книгу склеивающее заклинание. Тихонько похихикав при мысли, что Джеймс так и не узнал, что за похабный подарок приготовил любимому племяннику дядя Джордж, а так же похвалив себя за сообразительность, Ал повертел в руках энциклопедию, и открыл оглавление на последней странице.

Нужный раздел нашелся почти сразу, и Альбус облегченно вздохнул, что ему не придется тащиться за нужными сведениями в библиотеку, или еще куда-нибудь, если необходимых справочников там не окажется. Быстро полистав книгу в поисках указаной в оглавлении страницы и смущенно зажмуриваясь, когда на глаза попадались живые картинки со страстно стонущими парочками, Альбус, наконец, открыл нужную главу и углубился в чтение.

Прочитав пару абзацев, он захлопал глазами и задумчиво почесал в затылке, изумляясь странностям человеческой природы, а перевернув страницу, густо покраснел и закусил губу, внимательно рассматривая двигающиеся иллюстрации к главе «Однополые отношения, история и современность»

За дверью раздался шорох, чьи то осторожные шаги прошмыгнули мимо комнаты, и замерли в конце коридора, но Альбус не обратил внимания — улегшись животом прямо на пол, он вытащил из заднего кармана джинсов ванильный сухарь и приступил к детальному изучению вопроса.

* * *

Столкнувшись в коридоре с Лили, несущейся в столовую, Джеймс попросил передать родителям, что завтракать он будет позже, и изумив сестру довольной улыбкой, открыл дверь в свою комнату.

Упав на кровать, он немного полежал лицом вниз, улыбаясь своим мыслям, потом скинул пижаму и голышом направился в душ. Уставившись в зеркало, Джеймс подмигнул собственному отражению, пригладил рукой торчавшие во все стороны волосы, осторожно потрогал пальцем царапину на предплечье, оставленную ногтями возбужденного тушканчика, и встал под воду.

Прохладные струи ласково погладили затылок, смывая приятную сонливость и запах секса с кожи. Джеймс повернулся лицом к душевой лейке, запрокинул голову, закрыл глаза и засмеялся, еще раз прогоняя в памяти события прошедшей ночи.

Белобрысый с каждым разом становился все активней и предприимчивей, явно входя во вкус, и безумно заводил Джеймса своей страстностью. Первая разрядка случилась почти сразу, после нескольких жадных поцелуев и грубых поглаживаний — Скорпи забрызгал спермой бедро партнера, просунутое между худых белых ног, и Джеймс, почувствовав горячую скользкую влагу между тесно прижатыми телами, тоже не смог себя сдержать.

А вот дальше началось то, ради чего Джеймс и устроил ночной набег на тушканчикову норку. Отдышавшись, белобрысый вытянулся на спине, отвернул в сторону порозовевшее лицо и зажмурил глаза, позволив Джеймсу скользить ладонями по всему длинному тощему телу, исследуя пальцами все, что можно потрогать и пощупать, от узких ступней, до рубиново-красных круглых ушек. Тушканчик вздрагивал, приоткрывал один глаз, следя за чужой рукой, путешествующей по его телу, втягивал живот и громко пыхтел через нос, когда пальцы визитера мягко перекатывали и сжимали налившуюся темно-розовую мошонку. Через несколько минут этой тактильной и визуальной пытки в тусклом свете фонаря, Джеймс понял, что опять не может сдерживаться, и сделав пару торопливых резких движений, уже размазывал по груди и шее Скорпи результат своего возбуждения. Блондин продолжал лежать на спине, прикрыв пунцовое лицо ладонью, и другой рукой тискал влажную простынь, когда Джеймс аккуратно слизывал последние белые капли с его горячей щеки.

Эта нарочитая покорность, в сочетании с краской стыда на обычно бледной коже, действовала на Джеймса еще сильнее, чем обычная строптивость, и в приступе необъяснимой нежности, он склонился над зажмурившимся Скорпи и отправился в обратное путешествие по мягкому отзывчивому телу, от красных припухших губ к бедрам, повторяя путь, ранее пройденный ладонями, губами и языком.

И это оказалось еще лучше, потому что белобрысый приоткрыл рот и быстро прерывисто задышал, почувствовав губы Джеймса, сомкнувшимися вокруг напряженной пуговки соска. А когда Джеймс, ошалев от вкуса пряной солоноватой кожи, нерешительно остановился над золотыми завитками, обведя кончиком языка детский пупок — Скорпи требовательно застонал и раздвинул ноги. Взяв в руку твердый розовый пенис, Джеймс удивленно принялся разглядывать теплый предмет в своей ладони, впервые увидев так близко член другого парня. Подвигав рукой и добившись выступившей на кончике прозрачной капельки и громкого просящего всхлипа белобрысого, Джеймс высунул язык, и, зажмурившись, лизнул красную головку, отметив про себя, что в этом месте тушкан на вкус более пряный и… вкусный.

Скорпи поднял голову, протянул руку и ласково погладил партнера по голове, несильно надавливая на затылок.

— Ну же… — жалобно прошептал он, и Джеймс любезно снизошел, уже не раздумывая ни секунды.

Неловко обхватив губами ствол, он заскользил вверх-вниз, давясь с непривычки, изредка царапая тушкана зубами и помогая себе рукой, но все эти трудности показались Джеймсу сущей ерундой, когда белобрысый запрокинул голову назад и хрипло задышал широко открытым ртом. Усмехнувшись, великий знаток оральных ласк продолжил работать, с удивившей его самого гордостью замечая, как поджимаются под мягкой кожицей плотные яички, как втягивается живот, и непроизвольно вскидываются вверх узкие бедра с острыми тазовыми косточками, так, что Джеймсу пришлось решительно прижать разошедшегося тушканчика к матрасу, чтоб не подавиться.

Поняв, что белобрысый вот-вот кончит, Джеймс отстранился, не обращая внимания на недовольный возглас, решительно перевернул Скорпи на живот и собирался уже пристроиться сверху, но хитрая самочка решила по своему. Оттолкнув Джеймса, тушканчик подтянул к груди колени, встал на четвереньки, высоко поднял кверху задницу, и широко раздвинул ноги. Старший сын Гарри Поттера поперхнулся воздухом и подумал, что сейчас не выдержит в третий раз.

— Смотреть, но не трогать, пока не разрешу! — рявкнул тушкан, обернувшись через плечо, и схватив себя за член, активно задвигал рукой.

Джеймс понял, что погиб — такого представления он и не ожидал увидеть. Белобрысый стонал, выгибался в пояснице, еще больше выпячивая тощий зад, то взмахивал вверх платиновыми волосами, то обессилено утыкался лбом в подушку, и, видя все эту разнузданную вакханалию, несчастный Джеймс мог только дрочить сам себе, не решаясь дотронуться до танцующей перед его глазами белой задницы.

— Давай! — сквозь вату, плотно заложившую уши, услышал он решительную команду, и послушно облизнув палец, протолкнул его внутрь, зажмурившись от ощущения горячей тесноты. Белобрысый знакомо захныкал, толкаясь задом навстречу, и, обалдев от нереальности всего увиденного и испытанного, Джеймс кончил на тонкую щиколотку, повалившись сверху на ослабевшего от оргазма тушкана.

— Рисковая ты сволочь… — пробормотал он, когда фонарь бы уже погашен, а оба удовлетворенных любовника погружались в сон, — А если бы я взял, да и трахнул?

— Не трахнул бы, — уверенно ответил белобрысый, поворачиваясь к Джеймсу спиной, и, еле слышно добавил одними губами, — Тролль потому что…

* * *

Альбус поднял голову от страницы и мутным взором оглядел комнату. Вокруг, в живописном беспорядке, валялись вывернутые из шкафа книжки, а в окно били яркие лучи солнца, которые и разбудили обитателя комнаты.

Хмуро почесав щеку, на которой отпечатался угол книжного переплета, Ал сел на пол и брезгливо потащил с себя расстегнутые джинсы, перекрутившиеся на середине бедер, заодно потерев, замерзшую во время сна на полу, поясницу. Джинсы вместе с бельем полетели в угол, Альбус встал на ноги и, зевая, пошел к кровати, волоча за собой подушку, прихваченную ночью для более успешного изучения мира взрослого секса.

Рухнув животом на мягкий матрас, он заворочался, устраиваясь удобнее, блаженно вздохнул и улыбнулся, расслабляя затекшие мышцы.

Ночной сеанс собственной половой идентификации закончился признанием себя абсолютным натуралом. Альбус подошел к делу со всей серьезностью — изучив теоретическую часть вопроса, он уселся на пол, расстегнул джинсы, пристроил между коленями раскрытую энциклопедию, и, рассматривая живые иллюстрации, занялся испытанием на прочность собственного тела.

Опытным путем было установлено, что обнимающиеся плечистые красавцы, занятые исключительно друг другом и не обращающие на Ала никакого внимания, его совершенно не взволновали. Без толку промучив себя целых пятнадцать минут и не добившись ничего, кроме автоматической эрекции, которой только мешали целующиеся мужики на рисунке, Альбус смирился, бросил бесполезное занятие, и пролистнул несколько страниц в начало книги. Картинки с девушками в объятиях юношей, занятых активными гимнастическими упражнениями, заинтересовали его намного больше, а когда пошли цветные вкладки, то дело и вовсе наладилось!

Уставившись на двух красоток, страстно целующих друг друга, Альбус напрочь забыл, для чего, собственно, был затеян эксперимент. Та, что справа, худенькая светлоглазая блондинка с острыми чертами лица, иногда отрывалась от смуглой черноволосой подружки, и игриво подмигивала вспотевшему подростку, увлеченно работающему правой рукой.

Поймав очередной заинтересованный взгляд, Альбус еле успел отодвинуться, чтобы не заляпать ценную книгу собственным семенем. Вытерев мокрую руку об штанину, юный естествоиспытатель долго валялся на спине, не спеша застегиваться, и вяло грезил о худенькой блондиночке, признавая, что и в тандеме с большеглазой брюнеткой та была весьма хороша.

Для чистоты эксперимента сделав еще несколько попыток, измученный, но чрезвычайно довольный Ал пришел к нескольким выводам. Во-первых — Альбус Поттер самый настоящий гетеросексуал, в чем он, собственно, никогда не сомневался. Во-вторых — ему явно нравятся длинноногие худосочные блондинки скандинавского типа: с высокими скулами, тонкими чертами лица и светлой кожей. Хотя, листая занимательную книгу, приходилось признать, что внимания так же вполне достойны и маленькая пухленькая шатенка из главы «Половое воспитание подрастающего поколения», и подтянутая русоволосая красавица в подвенечном платье из приложения «Советы молодоженам», и даже полуголая негритянка, сверкающая белозубой улыбкой на шоколадном лице из рубрики «Сексуальные традиции народов мира».

Но две обнимающиеся девушки, приковавшие к себе внимание Альбуса в самом начале эротического марафона, были вне конкуренции. Последний эксперимент закончился ничем — утомленный бесконечными опытами, юный ученый уснул прямо на полу, не вытащив руку из трусов и уронив усталую голову на крошечную грудь голубоглазой блондинки. В таком виде его и застало утро, растормошив ярким светом из окна, и заставив перебраться в более цивилизованные условия, то есть — в собственную кровать.

— Извини, Скорпи… — пробормотал Ал в подушку, прокручивая в голове насыщенную фантазиями ночь, в которой не было места парням, и вдруг почувствовал как в груди что-то болезненно сжалось. Он вспомнил глаза друга, блестящие непролитыми слезами, умоляющий голос, протянутую руку, которую Альбус отпихнул от себя, захлопывая дверь, и расстроено засопел. Он-то вот всю ночь увлеченно гонял в кулак, рассматривая занимательные картинки, а лучший друг, наверняка не спал до рассвета, переживая ссору… Почувствовав угрызения совести, Альбус поджал губы и уже хотел перевернуться на другой бок, но вдруг в голове сверкнула отчаянная мысль, от которой он буквально подпрыгнул на кровати — а вдруг Скорпи вернулся домой?! А вдруг он теперь даже знать не захочет бывшего приятеля?!

Рассудок сразу трезво напомнил, что вторая мысль глупа и необоснованна, но Ал уже рванул к шкафу, вытаскивая свежую одежду, и, натягивая шорты, на одной ноге попрыгал к двери. Вывалившись в коридор головой вперед, он затормозил у комнаты друга, и, не постучавшись, распахнул дверь.

— Скорпи! — выдохнул он с облегчением, заметив на кровати знакомую длинную фигуру, и вдруг подозрительно принюхался, уловив в комнате странный терпкий запах, от которого Альбусу стало как-то не по себе.

Тело на кровати зашевелилось, из-под мятой простыни показалась светловолосая голова, и Скорпи обернулся назад, продемонстрировав другу хмурое усталое лицо с красным отпечатком подушки на щеке.

То, что после сегодняшней ночи, Джеймс от него уже не отстанет, стало ясно в тот момент, когда туповатый, но сильный брат Альбуса уселся рядом со Скорпи и опять включил свой чертов фонарь, водрузив его на стол. Поняв, что его сейчас будут беззастенчиво разглядывать, а может, даже лапать, роняя на живот слюну вожделения, младший Малфой задохнулся от стыда и бессильной злости. Если бы у него была возможность, то наутро в спальне старшего сына мистер Поттер обнаружил бы флоберчервя, или еще какую-нибудь мерзкую живность, откликающуюся на имя Джеймс.

Напряженно вытянувшись на кровати и сжав в побелевших ладонях простыню, Скорпи отвернул лицо и сильно зажмурил глаза, чувствуя подкатывающую тошноту от страшного унижения, когда чужие пальцы сразу спустились по его телу вниз и начали оценивающе перекатывать и мять яички, словно прикидывая их вес и плотность.

Младший Малфой покраснел, закусывая губу и пытаясь сдержать злые слезы, когда другая ладонь по-хозяйски погладила живот, потеребила предательски затвердевший сосок, и сжала его пальцами. Чужие руки надавили на бедра, разводя их в стороны, и, услышав хриплое тяжелое дыхание, Скорпи понял, что Джеймс беззастенчиво рассматривает его промежность, опять сжимая в ладони мошонку, слегка приподнимая ее вверх.

Приоткрыв один глаз и встретив откровенно похотливый взгляд Джеймса, Скорпиус вспыхнул жарким румянцем, и вдруг понял, что начинает испытывать странное извращенное удовольствие от этого унизительного осмотра, от собственной беспомощной открытости, и от шершавых ладоней, жадно и хаотично блуждающих по телу. Все происходящие было настолько похабно, грязно и вульгарно, что Малфой был шокирован, почувствовав желание прижаться сильнее к руке, грубо лапающей его между ног.

Тяжело дышащий Джеймс передвинулся ближе, и Скорпи быстро зажмурился, поняв, что сейчас произойдет. Брат Ала громко застонал у лица младшего Малфоя, горячие капли брызнули на грудь и шею, заставляя краснеть и возбуждаться еще больше, отворачивая пылающее лицо и закрывая глаза ладонью.

Мокрый язык широко лизнул щеку, Джеймс запыхтел, спустился губами ниже, поцеловал сосок, чуть прихватывая его зубами — и Скорпи выгнулся навстречу, пьянея от стремительно нарастающего желания. Губы медленно двинулись дальше, вниз, кончик языка, слегка надавливая, нырнул в пупок, заставляя задерживать дыхание, замирая от страха и почти болезненного напряжения в паху.

Заметив невыносимо долгое раздумье своего мучителя, застывшего над возбужденным членом, Скорпиус, уже не думая об унижении и стыдливости, сам раздвинул ноги, открывая себя, предлагая, умоляя не медлить, и даже не возмутился, заметив победный взгляд Джеймса, когда вокруг члена сжалось и заскользило мокрое кольцо губ.

Ощущения были невероятными — Скорпи задыхался, хватая воздух пересохшим ртом, стонал и выгибался всем телом, толкаясь в горячий рот, уже не пытаясь закрыться или протестовать против откровенных ласк, приподнимая бедра и теряя голову от желания кончить.

Когда влажный источник удовольствия исчез, Скорпи не смог сдержать стон разочарования. Подчиняясь сильным рукам, он перевернулся на живот, и не дав Джеймсу опомнится, встал на четвереньки, стремясь открыться полностью, требуя продолжения, от боязливого предвкушения которого, сводило пальцы ног.

Джеймс удивленно хмыкнул, видимо, растерявшись, и не делая никаких попыток довести дело до конца, и тогда Скорпи, разозлился, обернулся назад, и в бешенстве прорычал:

— Тогда смотри, и не трогай, пока не разрешу!

Последние секунды были тягучими, сладкими и страшными — еле держась на дрожащих, расползающихся в стороны, коленях, Скорпи мотал головой, задушено мычал, утыкаясь лицом в подушку, и, почти доведя себя до финала, но, так и не дождавшись никакой помощи, отчаянно выкрикнул:

— Давай!

Только тогда Джеймс очнулся — громко застонав от внезапно накатившего пронзительного удовольствия, Скорпи упал на кровать, всхлипывая и пачкая спермой одеяло, чувствуя внутри тупую саднящую боль и глухое раздражение на Джеймса. Гриффиндорский придурок оказался еще хуже, чем можно было подумать — не просто тупой и бестолковый, но еще и не способный на решительные шаги в самый ответственный момент.

А к утру вся неприглядная картина вчерашнего вечера и прошедшей ночи предстала перед ним во всей красе. Выпроводив незадачливого любовника, Скорпи долго лежал лицом в подушку, вспоминая отвратительные подробности собственного позора, ненавидя приставучего Джеймса, который теперь точно проходу не даст, проклиная себя и свою грязную извращенную природу, из-за которой Скорпи потерял все — самоуважение, дружбу и самого дорогого человека.

И как теперь жить дальше он просто не представлял.

* * *

— Привет… — хриплым сонным голосом отозвался лучший друг, и Альбус сразу повеселел, решив, что раз Скорпи не вернулся домой, то у него есть шанс все объяснить и поговорить.

— Эээ… Можно войти? — глупо поинтересовался Ал, продолжая принюхиваться и пытаясь определить странный запах, в котором явно было что-то знакомое.

— Да ты и так уже вошел, — осторожно улыбнулся Малфой, садясь в кровати и подтягивая к животу простыню. Альбус закрыл дверь, и шагнул вперед, почувствовав необъяснимую тревогу. Друг выглядел так же как всегда, но что-то в нем неуловимо изменилось — то ли лицо казалось непривычно усталым, то ли кожа стала выглядеть еще более тонкой и какой-то прозрачной, то ли в глазах пропал прежний озорной блеск.

Усевшись на громко скрипнувшую кровать, Альбус пошарил взглядом по стенам, взглянул в окно, и уставился на носки собственных кроссовок, не зная, с чего начать разговор. Слова, правильные и умные слова, еще ночью сформировавшиеся в голове, и казавшиеся такими логичными, при виде странно изменившегося друга, стали казаться глупыми и пустыми, а быстро придумать им замену Ал оказался не в состоянии, не смотря на хваленную рейвенкловскую сообразительность.

Скорпи тоже молчал, опустив растрепанную светловолосую голову и перебирая в пальцах краешек простыни, терпеливо ожидая от друга первого шага. Исподтишка поглядывая на приятеля, Альбус покусал губы, набрал в грудь побольше воздуха, и не нашел ничего лучше, чем без предупреждения выпалить:

— Я натурал!

— Поздравляю, удивительное известие, — криво усмехнулся Скорпи, не поднимая на друга глаз. — Я уже догадался.

Он завозился на кровати, взбивая подушку, устало откинулся на спину и прикрыл глаза рукой, словно яркий солнечный свет из окна причинял ему боль. Альбус повесил голову, обозвав себя тупицей и кретином, и, глядя на бледного товарища, понял, что прежним безоблачным отношениям со Скорпиусом Малфоем пришел конец. Скорпи выглядел спокойным и безразличным, словно прекрасно знал исход разговора, и просто ждал, когда же Альбусу тоже надоест эта бесполезная болтовня.

— А ты? — сделал новую попытку Ал, удивляясь собственному косноязычию, в котором он раньше не был замечен. — Ты… да?

— А я да, — с неожиданной злостью сказал Малфой, продолжая закрывать глаза ладонью. — А я, видимо, гей.

— Почему ты мне никогда этого не говорил? — тут же спросил друг, стараясь выяснить важные вопросы в максимально короткий срок — Альбусу стало казаться, что Скорпи еле сдерживается, чтобы не заорать на приятеля и не вытурить его из комнаты. Не смотря на кажущееся спокойствие, Ал заметил, как подрагивают кончики длинных пальцев, поправляя простыню, а над верхней тонкой губой проступила легкая испарина — верный признак того, что друг сильно волнуется.

— Я сам только недавно понял, — спокойно ответил Скорпи, убирая с глаз руку и заправляя за ухо светлую прядь. — И потом… Как ты себе это представляешь? Я должен был подойти и сказать — знаешь, Ал, я гомик, и мне нравятся парни, так что ли?

— Да как угодно, все лучше, чем набрасываться! — бухнул Альбус и осекся, когда друг, понимающе и грустно улыбнулся. — Черт, прости, я не имел ввиду…

— Все нормально, — бесцветным голосом отозвался Малфой, отворачиваясь к стене. — Я сам виноват… И я действительно грязный педик, так что не надо извиняться, — добавил он.

— Знаешь что! — возмутился Альбус, почувствовавший приступ злости, сразу вернувший ему уверенность. — Не смей так говорить! Я не Джеймс, и никого осуждать не собираюсь.

— Не вопи, услышат, — тихо ответил Скорпи, глядя в стену, и Альбус сразу перестал злиться — настолько несчастной и одинокой выглядела худая спина под мятой белой тканью. И Альбусу не надо было объяснять, что такое настоящее одиночество…

Не зная, зачем он собирается это сделать, Ал тяжело вздохнул, почесал в затылке, и вдруг решительно улегся рядом с другом, крепко, совсем как раньше, обнял вздрогнувшее тело, и уткнулся лицом в тонкую шею.

— Мне совершенно плевать, что тебе нравятся парни, а не девчонки, — быстро зашептал он в покрасневшее ухо, тесно прижимаясь к напряженной спине. — Это Джеймс может ненавидеть за непохожесть, а мне все равно! И ты дурак, что ничего мне не объяснил сразу, я сначала подумал, что ты издеваешься, ну, что я как девчонка, воды боюсь и лошадей тоже, и что меня как девочку надо утешать…

— Придурок, — прошептал Скорпи, деревенея под простынкой, но Альбус пропустил оскорбление мимо ушей, продолжая прижиматься к другу и гладить платиновые волосы.

— Честное слово, если Джеймс еще хоть слово скажет, или пошутит на эту тему, я его заколдую! — вдохновенно бормотал Ал, почувствовав, что наконец-то нашел нужные слова. — Меня тетя Гермиона научила, когда мы в последний раз с ней болтали, он еще пожалеет, он же совершенно не знает какой ты! А я знаю! Ты со мной постоянно возишься, ты мне помогаешь, ты меня понимаешь! И я не хочу, чтобы из-за этого ты перестал со мной дружить, ты себе представить не можешь, каково это, когда ты никому ничего не можешь рассказать. Потому что страшно, потому что не поймут и высмеют…

— Как раз прекрасно представляю, — хмыкнул Скорпи, начиная оттаивать — неожиданный поступок друга, после всего случившегося, не побоявшегося обнимать своего приятеля-извращенца, и его пламенная речь, такая искренняя и по-детски наивная, заставила его улыбнуться. — Вот теперь очень хорошо представляю…

— Ты же мой друг! Ты что, думаешь, что я наплевал бы на дружбу, только из-за того, что ты не такой как остальные? Да я сам не такой, меня вот даже мама называет странным, а дядя Рон, кажется, до сих пор считает, что я должен был девчонкой родиться. Потому что на метле сижу плохо, плавать не умею, учусь хорошо, а дерусь только с Джеймсом…

— А еще у тебя волосы отросли и можно хвостики завязывать… — тихонько захихикал Скорпи, начиная постепенно приходить в себя, наконец-то поняв и поверив, что друг вовсе не собирается его отталкивать как больного неизлечимой «маггловской новомодной заразой». И топить как «выбракованного щенка» тоже не станет. — Отличная команда — извращенец и заучка, похожий на девчонку…

— Еще раз назовешь себя извращенцем, и я тебе врежу! — пообещал Альбус, легко взбил волосы приятеля и сел на кровати. — Мы все еще друзья или нет?

— Друзья…

— Тогда вставай и пошли вниз! И вообще, я жрать хочу, а из-за тебя мы опоздаем, а мама не любит, когда еду несколько раз разогревать приходится. Давай, Малфой, подъем, хватит валяться и себя жалеть!

Скорпи с облегчением засмеялся, переворачиваясь на спину — комната опять стала казаться уютной, солнечный свет, бьющий в окна, больше не жег глаза, а желудок вдруг напомнил о том, что как бы ни было плохо, и каким бы не были беды — глупо страдать не позавтракав.

«Переживем… — решил Скорпиус, тоже садясь на кровати и оборачивая вокруг голых бедер простыню. — Малфои и не из таких переделок выплывали, справлюсь».

— Ну что, встаешь? — Альбус, широко заулыбался, заметив изменения в настроении друга, и протянул руку. — Мир?

— Мир. — Скорпи с чувством пожал ладонь приятеля, решив, что жизнь — неплохая штука, потому что в ней есть смешной и наивный Ал Поттер, отличный, все понимающий друг, без поддержки которого Малфой не справился бы с внезапно взбесившейся реальностью. А с натуральностью Альбуса можно разобраться позже…

* * *

Выпуски «Пророка» в начале недели никогда не отличались информативность, но сегодняшняя газета даже для понедельника была на редкость скучна и не интересна. Полистав страницы и узнав, что за выходные в Магической Британии ничего экстраординарного не случилось, Гарри швырнул газету в угол и обвел взглядом оживленно болтающую семью.

Джинни читала «Ведьмополитен», разделив его пополам с любопытной Лили, которая упорно лезла к матери под локоть, одновременно прихлебывая молоко. Сияющий Альбус болтал с хоречьим сыном, обсуждая какую-то очередную заумную чушь, вычитанную им в очень интересной книге. Скорпи молча внимал, ничего не говорил и только улыбался другу, сияя не меньше Альбуса.

Джеймс выдрал из «Пророка» последнюю страницу со спортивным разделом, и ушел с головой в сводные таблицы отборочных матчей, активно работая вилкой и не обращая внимания на присутствующих. Гарри улыбнулся — судя по такой увлеченности, Джеймс был в прекрасном настроении, что в последнее время стало большой редкостью. С самого начала каникул сын был всем недоволен, больше обычного задирал Альбуса, и даже пару раз поругался с Лили, хотя обычно относился к сестренке со снисходительной нежностью.

«Совсем взрослый стал, — с нежностью подумал Гарри, наблюдая, как крепкие пальцы сына уверенно сжимают стакан с соком, словно это черенок метлы. — Девчонки, наверное, табунами гоняются.»

Мысль о том, что за красивым сильным Джеймсом непременно должны гоняться все старшеклассницы, приятно грела отцовское сердце. За самим Гарри все школьные годы гонялся только Волдеморт, да еще, пожалуй, Драко Малфой, и то — в детстве, с целью сделать очередную пакость. Хотя Гермиона уверяла, что гриффиндорский Избранный был очень популярен среди женской части Хогвартса. Но все дело в том, что девичьих преследований Гарри не помнил, кроме истории с приворотными шоколадными котелками от девочки, имя которой потерялась на задворках памяти. А вот Волдеморта, при всем желании, не забудешь. Да и подлый Малфой тоже прилично нервы попортил.

С неудовольствием поняв, что его мысли опять вернулись к хозяину Малфой-Мэнора, Поттер нахмурился и посмотрел на противоположный конец стола, где сидели Альбус и хоречий сын, как обычно, по заговорщицки, наклонив друг к другу головы. Скорпиус тихонько смеялся и нежно розовел, когда Альбус пальцами изображал какие-то замысловатые фигуры, в красках пересказывая содержание очередной книги. Глядя на хорошенькое смеющееся личико белокурого подростка, и сравнивая его со старшим седым хорем, увиденным накануне, Гарри почувствовал, как у него, не смотря на прекрасное утро, вкусный завтрак и довольных домочадцев, начинает медленно, но неотвратимо, портиться настроение.

* * *

Несколько дней прошло в блаженном ничегонеделании — молодежь купалась, загорала, дурея от ленивой летней жары, и устраивая по вечерам посиделки на крыльце, больше похожие на шумные семейные скандалы. Наблюдая за детьми Гарри только пожимал плечами — Джеймс присоединился к остальным, и вся веселая компания в полном составе сидела по вечерам на ступеньках, вяло соревнуясь в острословии.

Случайно подслушав пару подобных бесед, Гарри в который раз усомнился в правильном выборе факультета для Альбуса — рейвенкловец так изящно и элегантно проезжался по личности старшего брата, что его слова наводили на мысль о Слизерине. Хотя, удивляться было нечему — рядом с Альбусом всегда сидел хоречий сын, в перебранках почти не учавствовал, мило улыбался или болтал с Лили, предпочитая занимать нейтральную позицию и не ввязываться в «дружескую» беседу с Джеймсом.

«Общий язык нашли, что ли? — недоумевал Гарри, наблюдая в окно террасы энергичных болтунов — Джеймс усаживался на перила, свесив вниз ноги, Лили, Скорпиус и Альбус всегда строго на ступеньках. — Ну точно, напились в прошлый раз и спелись!»

Драк и неприятных событий больше не повторялось, и два дня Гарри прожил в относительном спокойствии.

Утро среды началось с неожиданного визита — в окно дома Поттеров влетела пушистая серая сова, размером не больше вороны, холеная и наглая. Походив по столу и свалив сахарницу, она клюнула Гарри в руку, и пока матерящийся хозяин накладывал заживляющее заклинание, утащила из коробки вишневый леденец.

— Сколько раз просить, чтобы убирали сладкое со стола?! — рявкнул Гарри, с ненавистью разглядывая нахальную птицу. — Лили, забери свои конфеты!

Сова посмотрела на Поттера равнодушными янтарными глазами и неожиданно громко ухнула, протягивая лапу.

— Ой, мамин Полонез! — улыбнулся Скорпи, сбегая по лестнице. Альбус, шедший следом, тут же скатился по ступенькам и протянул руку, собираясь отвязать от лапы маленькое письмо.

— Осторожно, он клюется! — предупредил Гарри, разворачивая послание. — Можно сразу было догадаться, чья птица. — Недовольно проворчал он.

Сова, оказавшаяся Полонезом, повернула к Поттеру круглую башку и еще раз ухнула, распушив светло-серые перья, когда хоречий сын, навалившись животом на стол, принялся чесать домашнего любимца под клювом. Альбус тут же повторил маневр приятеля и два заучки принялись обсуждать породу Полонеза, оказавшегося, ко всему прочему, «новошотландским мохноногим сычом, очень редкого вида». Неодобрительно покосившись на два тощих зада, торчащих над скатертью, и заметив, что крошечный мохноногий Полонез сожрал еще один леденец, Гарри развернул письмо и отошел к окну, поправляя очки.

Красивые, но плохо читаемые строчки, вежливо выражали восторг по поводу прошлого визита семейства Поттеров, и сообщали, что хозяева Малфой-Мэнор были бы счастливы еще раз лицезреть у себя всю развеселую компанию в это воскресенье, вместе с многоуважаемыми родителями. А так же, просят передать любимому сыну пламенный привет и нежный родительский поцелуй.

Еще раз перечитав письмо Гарри задумчиво потеребил кончик носа и обернулся назад. Альбус, вытянув вперед губы, сюсюкал с Полонезом, сосредоточенно чистящим клювом огромный кривой коготь. Скорпиус наглаживал сыча по пушистой голове, с чрезвычайно серьезным тоном рассуждая об особенностях совиной породы.

Гарри отвернулся к окну и задумчиво постучал уголком письма по подбородку. Ехать к Малфоем не то чтобы не хотелось, тем более, что в прошлый раз странное поведение хорька разбудило в Гарри почти забытый охотничий азарт, но ему страшно хотелось проучить Джинни, заставив супругу испытать всю прелесть общения с болтливой Асторией.

— Это что за курица? — раздался за спиной голос старшего сына. Гарри обернулся на звук — Джеймс стоял на верхней ступеньке лестницы, облокотившись на перила, и брезгливо смотрел на редкого мохноногого сыча.

— Это Полонез, — с умилением сообщил Ал, не отрывая любопытных глаз от наглой птицы, теперь энергично ковыряющейся под крылом. — Он сладкое любит.

— Ясно, — хмыкнул Джеймс, и громко крикнул в коридор. — Лили, сейчас эта курица сожрет все твои леденцы!

Ал возмущенно обернулся к брату и начал доказывать, что от пары конфет, пожертвованных занятному почтальону, никто не обеднеет, на что Джеймс заметил, что от сладкого у Полонеза слипнется под хвостом, а если Альбусу так нравятся куры, даже если они редкие, то почему бы брату не поселиться в курятнике?

Стараясь не обращать внимания на начинающуюся перепалку, от которой сразу заболела голова, Гарри быстро шмыгнул в кухню и плотно прикрыл за собой дверь. Теперь из столовой доносился приглушенный гневный голос Альбуса и густое низкое «бу-бу-бу» Джеймса, в сопровождении восторженных воплей Лили, видимо, только что спустившейся вниз и увидевшей чужую сову.

— Что опять случилось? — спросила Джинни, не отрываясь от плиты, на которой что-то шкварчало и шипело.

— Новошотландский мохноногий Полонез случился, — хмуро сообщил Гарри, роясь в ящиках кухонного стола, в поисках пера — приглашение, написанное таким вежливым тоном, да еще почерком, который Поттер разобрал с большим трудом, требовало достойного ответа.

— Какой еще полонез? — не поняла жена, с удивлением поворачиваясь к супругу — с деревянной поварешки, зажатой в ее руке, капал густой оранжевый соус. — Что у вас там происходит, почему Лили орет? Опять Джеймс какой-нибудь фокус выкинул?

— Это не Джеймс, это Малфой, — Гарри с победной улыбкой выудил из ящика калиграфическое перо, когда-то подаренное ему Гермионой, специально для написания официальных бумаг. Но после выхода Поттера на пенсию, перо за ненадобностью было похоронено в недрах ящика для мелочей.

— Скорпи? — удивленно приподняла рыжие брови Джинни, отказываясь поверить, что очаровательный хоречий сын мог стать причиной такого шума.

— Да нет, Драко! — нетерпеливо отмахнулся Гарри, пристраиваясь на угол стола и вытаскивая старый блокнот. — Приглашает нас еще раз к себе, и опять в воскресенье.

— Ну, могу поехать, если хочешь, — улыбнулась Джинни, опять поворачиваясь к плите и самозабвенно размахивая палочкой над кастрюлей. — А то ты опять скажешь, что тебя перетрудили…

Заметив сарказм в голосе жены, Поттер упрямо сжал губы, и покосился на стоптанные задники домашних туфель Джинни. В голове мелькнула яркая картинка — песчаная длинная аллея, затененная высокими шатровыми тополями, восторженные вопли детей, ржание лошадей, и два всадника, на сумасшедшей скорости несущиеся навстречу — стук копыт, развевающиеся гривы, ямочки на щеках улыбающейся Астории и гладкие серебряные волосы, летящие по ветру.

— Нет уж, — мстительно усмехнулся Гарри, вдохновенно покусывая кончик пера. — Я сам поеду!

«И джинсы старые надену!» — добавил он про себя, заметив удивленный взгляд супруги.

Вооружившись тюбиком с полиролью и старой вельветовой тряпкой, Джеймс устроился на заднем крыльце, с остервенением надраивая черенок своей коллекционной метлы. В последний раз проведя мягкой тканью по полированному дереву, он полюбовался на плоды своих трудов и удовлетворенно улыбнулся — в длинный темный черенок можно было смотреться как в зеркало, округлый кончик ослепительно сверкал лаковыми бликами.

Отставив метлу в сторону, Джеймс лениво вытер руки чистым полотенцем, похищенным с кухни, и уставился на берег озера, где под ивой резвилась веселая малолетняя компания.

Альбус, Лили и белобрысый играли в какую-то странную игру — тушканчик и Ал перебрасывались надувным полосатым мячом, похожим на арбуз, а сестра, стоя посередине, с дикими воплями подпрыгивала вверх, стараясь поймать большую скользкую сферу, пролетающую над ее головой.

Игра была в самом разгаре, Лили наконец-то удалось отбить мяч, и ее место занял Скорпи. Оценив физический потенциал соперника, игроки начали подбрасывать надувной арбуз почти вертикально вверх, стараясь не дать белобрысому прыгуну ни одного шанса. Особенно старалась Лили, судя по всему, у нее были все основания опасаться возвращения в центр поля и до изнеможения прыгать за мячиком.

Джеймс поставил локоть на колено и подпер подбородок кулаком, залюбовавшись на белобрысого. Тушканчик свечкой взлетал в воздух, легко отталкиваясь от земли длинными ногами, вытягивал в прыжке руки, выгибал спину, стараясь достать мяч в полете, и приземлялся, красиво встряхивая платиновыми волосами.

— Вот засранец, — ласково пробормотал Джеймс, с улыбкой наблюдая, как задирается белая футболка, обнажая втянутый живот, покрытый легким загаром.

Наконец, после отчаянного длинного прыжка, мяч был пойман, и место в центре занял Альбус. Игра началась по новой — Скорпи широко замахивался и с оттяжкой бил по большому арбузу, посылая его высоко в небо. Альбус подпрыгивал как дикая коза, но достать мячик не мог, как ни старался. Наконец, дождавшись промаха Лили, он радостно заорал, сжав скользкие надувные бока обеими руками, и хохоча, повалился на траву.

— Не честно! — заверещала Лили, падая на брата. — Я не так ударила, переигрываем!

— Все по правилам! — отбивался Ал, пытаясь спихнуть с себя сестру и подняться на ноги, но его друг, тоже заорав как взбесившийся гиппогриф, прыгнул сверху, заливаясь хохотом. Под ивой началась веселая возня, сопровождаемая оглушающими воплями и смехом, мячик, отбитый чьей-то ногой, упал в воду, и медленно поплыл от берега, дрейфуя на мелкой волне.

Огорченные драчуны сразу прекратили возню, столпились у кромки воды и жарко заспорили, кому доставать мяч. В итоге в озеро пришлось лезть белобрысому — легко скинув шорты и футболку, он разбежался, и, поднимая ногами высокие брызги, с размаху ринулся в воду.

Джеймс засмеялся, когда мокрый тушкан, возвращаясь к берегу, столкнул в воду ржущего Альбуса. Тот неловко взмахнул руками и завалился на мелководье, облив с ног до головы сестру, и прилично двинув по ноге хихикающему белобрысому.

Поняв, что сейчас спор разгорится с новой силой, Джеймс снисходительно пожал плечами, ничуть не удивляясь глупым развлечениям малолеток, подхватил метлу, задвинул ногой под скамейку полироль вместе с ветошью, и ушел в дом, решив теперь занять наблюдательный пост у окна второго этажа.

Пройдя до конца коридора он выглянул в окно и усмехнулся — совершенно мокрый Альбус прыгал на одной ноге, вытряхивая из уха воду, а белобрысый, уже полностью одетый, активно выжимал плавки. С первого этажа донесся возмущенный голос Лили, громогласно жалующийся на неуклюжего брата, обрызгавшего ее водой.

Джеймс повернул обратно, и проходя мимо комнаты тушканчика, осторожно повернул ручку, убедившись, что Скорпи, наконец-то, приучился запирать дверь.

— Джеймс! — донесся с первого этажа голос матери. — Джеймс, Альбус с тобой?

Джеймс поспешил к лестнице, и перегнувшись через перила заорал, свесив голову вниз:

— Нет, он на озере!

— Позови, тетя Гермиона с ним поговорить хочет!

— Ага! — ответил Джеймс, и уже поставил ногу на ступеньку, собираясь спуститься на первый этаж, но тут ему в голову пришла одна замечательная идея. Бегом промчавшись по коридору, он ворвался в свою комнату, распахнул дверь в ванную и зашарил по полке, роняя на пол зубную пасту, крем для бритья и расческу. Убедившись, что ничего подходящего не находится, Джеймс чертыхнулся и вылетел из комнаты.

Осторожно прокравшись по коридору до поворота, он нырнул за угол, и открыл дверь в спальню родителей. У широкой кровати под шелковым покрывалом, примостилось маленькое трюмо, заставленное кремами, духами и еще какими-то скляночками и баночками. Прислушиваясь к звукам, доносящимся из коридора, Джеймс быстро наклонился над парфюмерным изобилием, и начал перебирать разноцветные флакончики и коробочки, поражаясь женскому пристрастию к разнообразной косметике. Вот у мужчин все намного проще — крем для бритья, или соответствующее заклинание — и все! Ну, одеколон еще. Интересно, как только женщины не путаются во всем этом бардаке?

Необходимая баночка нашлась почти сразу — Джеймс окунул в скользкую густую массу палец, растер белую каплю на ладони, остался доволен результатом, и, запихнув маленький кругляш в карман, покинул место преступления, неслышно прикрыв за собой дверь.

— Джеймс, ну в чем дело?! — обрушился на него отец. — Ты нашел Альбуса? Ты его позвал?

— Уже бегу! — бодро отрапортовал послушный сын, и открывая дверь на заднее крыльцо, как бы случайно спросил. — Пап, можно на лодке покататься? Я не долго, честное слово!

— Можно, — автоматически буркнул отец, скрываясь в кухне, где продолжил прерванный спор. — А я сказал — больше никаких обновок! Поеду в том, в чем мне удобно!

Джеймс мысленно возликовал, распахнул дверь на крыльцо, и сложив ладони рупором, заорал в сторону ивы:

— Альбус! Марш домой, тебя мама зовет!

Черная растрепанная макушка вздрогнула — младший брат обернулся, рассеяно кивнул приятелю, и потрусил к дому, роняя с ног расшлепанные старые кроссовки.

— Ты бы переоделся, простынешь, — сладко пропел Джеймс проходящему мимо брату, испытывая чувство дежа вю. Это уже было — мокрый с ног до головы Альбус, вызов по каминной сети, и одинокий тушкан на берегу озера. Только теперь никаких погонь не будет.

— Без тебя разберусь, — пробурчал Ал, оттирая плечом старшего брата. — Скорпи, ты чего копаешься, пошли в дом!

— Догонит, а ты иди быстрей, тебя по камину вызывают! — потеряв терпение, рявкнул Джеймс, проигнорировав нелестный эпитет, и захлопнул за Алом дверь в дом.

«Благослови Мерлин тетку Гермиону! — подумал он, лениво спускаясь по ступенькам и направляясь по тропинке к озеру. — И папу, за лодку!»

* * *

Белобрысый стоял на тропинке, с независимым видом скрестив на груди тощие руки, и мрачно смотрел на приближающегося брата Альбуса. Заметив недовольный взгляд исподлобья, Джеймс скривился — тушканчик явно догадался, откуда ветер дует, и специально вышел навстречу. Тропинка прекрасно просматривалась от дома, и Джеймс никогда бы не рискнул зажимать мелкого посреди чистого поля. А зажать очень хотелось — тяжелый кругляш жег карман, а белая футболка белобрысого прилипла к мокрому телу, и топорщилась на груди двумя крошечными бугорками сосков.

— Как водичка? — бодро поинтересовался Джеймс, подходя ближе и окидывая воинственно настроенного тушканчика откровенным взглядом, задержавшись на завязке шорт, болтающихся над бедрами. Белобрысый чуть покраснел, но все равно сузил глаза, и прошипел, отступая в сторону:

— Как всегда, мокрая.

Джеймс посторонился, пропуская Скорпи — тот еле заметно вздохнул, и опустил расслабившиеся плечи, наивно понадеявшись, что опасность миновала. Быстро глянув на занавешенные окна, и не заметив за ними никакого движения, Джеймс метнулся вперед, привычно обхватил белобрысого поперек испуганно дрогнувшего живота, и, захлопнув рукой громко вякнувший рот, поволок бешено выгибающееся тело под лохматые ивовые ветки.

Никогда еще тушканчик так отчаянно не боролся за свободу — проволочив белобрысого всего пять метров по тропинке, ведущей к дальним мосткам, Джеймс вспотел как после хорошей тренировки, а озверел до такой степени, что, не выдержав, приложил пленника о ствол ближайшего дерева. На несколько мгновений Скорпи обмяк, повиснув руками вниз и тяжело дыша через нос, но тут же вновь начал колотить пятками по ногам своего похитителя, и пытаться, вывернувшись назад, ударить Джеймса локтем в глаз.

— Да уймись ты уже, придурок! — прорычал Джеймс, получив пару смазанных ударов по лицу. — Пришибу, крысеныш!

Белобрысый не внял, продолжая отбиваться, и в итоге Джеймс, окончательно осатанев, свалил его на тропинку, упав сверху, стараясь заломить за голову руки взбесившегося тушканчика. Скорпи пронзительно заголосил, как только рука Джеймса перестала зажимать его рот, и тот, перепугавшись, сделал то, что делать совершенно не собирался — вмазал тушкану наотмашь по челюсти.

Скорпи закатил глаза и перестал вырываться. Джеймс, тяжело дыша, поднялся на локтях над безжизненным телом и пошлепал Малфоя по бледным щекам.

— Эй… — тихо позвал он, поворачивая к себе голову тушкана за подбородок, — Эй, Скорпи…

Белобрысый глухо замычал, кривясь от боли, и вяло отмахиваясь от рук Джеймса.

— Гад… — выдавил он, отворачивая лицо от пальцев, мягко ощупывающих его челюсть, — Долго это еще продолжаться будет, а? Что ты привязался-то ко мне, урод?

— Так надо, значит, — с облегчением улыбнулся Джеймс, оставшись вполне довольным осмотром. Ничего страшного — синяк, конечно, будет, но если помазать зельем, то уже через несколько минут о вынужденном применении силы совсем ничего не будет напоминать.

Белобрысый охнул, когда Джеймс легко поднял на руки тощее тело, и вцепился руками в смуглую шею, пряча лицо.

— Держись крепче, — шепнул Джеймс в розовые губы у своей щеки, бережно прижимая присмиревшего тушканчика. И пошел по узкой тропинке, раздвигая ногами высокую траву.

Скорпи опустил голову и нахмурился, медленно заливаясь румянцем — видимо, тушкану совершенно не нравилось, что его опять таскают на руках, как девчонку. Заметив подозрительно заблестевшие глаза и дрогнувшие губы, Джеймс ускорил шаг, обогнул высокий кустарник, и наконец ступил на нагретые солнцем мостки, сгрузив несопротивляющегося Скорпи на прогибающиеся доски, пахнущие мокрой древесиной.

Не успев получить свободу, белобрысый отскочил назад, и как заяц припустил по тропинке в обратную сторону, лихо перепрыгивая через низкие кусты и кочки, заросшие осокой.

— Твою мать, опять бегать! — простонал Джеймс, начиная не на шутку злиться на Малфоя, вздумавшего ломать комедию, изображая из себя недотрогу. — Чертов тушкан, ну погоди!

От злости развив невиданную скорость, он почти моментально догнал юркого блондина, и со всей силы врезал кулаком наугад, куда-то в центр мелькающей перед глазами белой футболки. Мелкий взмахнул руками и повалился в кусты, пробив в них глубокую брешь. Задыхаясь от бешенства, горячим молотком стучащего в висках, Джеймс навалился сверху, хватая в горсть белые волосы, дергая их на себя. Тушканчик зашипел, запрокидывая голову, и лягнул назад ногой, попав Джеймсу по колену.

— Гадина! — рассвирепел тот, и вцепившись пальцами в затрещавший пояс шорт, со всей силы дернул их вниз, до крови царапая ногтями худые бедра. Мелкий завертелся под ним ужом, стремясь отползти глубже в кусты, подтягиваясь на руках и виляя голым белым задом.

— Зараза! — выдохнул Джеймс, не помня себя от ярости, и опять схватился за светлые пряди, не давая Малфою вырваться на свободу. — Не хочешь по-хорошему — по-плохому ведь будет!

Словно решив прислушаться к такому доводу, белобрысый замер в напряженной позе — упираясь ладонями в землю и запрокинув назад голову, не рискуя дергаться, когда чужие пальцы сильно тянут назад волосы, так что затылок почти ложится на лопатки.

— Будешь хорошим мальчиком, и больно не будет, — пропыхтел Джеймс, борясь с диким желанием избить молокососа, каким-то неведомым образом умудрившегося наставить ему синяков. — Ты еще не понял, Малфой, что со мной лучше не ссориться?

— Как же ты меня достал, тролль вонючий! — с трудом выдавил Скорпи сквозь стиснутые зубы, — Все не успокоишься никак?

— Вот ты и успокоишь, — хмыкнул Джеймс, отпуская волосы тушкана и наваливаясь сверху на ерзающее тело. — В прошлый раз ты намного сговорчивее был, не с той ноги встал, что ли?

Белобрысый прошипел что-то неразборчивое, но очень злое. Джеймс усмехнулся, и, нагнувшись ниже, сильно дунул в белый шелк волос, обнажая розовое горячее ухо, которое и лизнул с большим удовольствием, заставив мелкого вздрогнуть и недовольно запыхтеть.

— Ну что, будем слушаться? — прошептал Джеймс, мягко касаясь губами теплой щеки. Как только тушкан перестал сопротивляться, злость схлынула сама собой, а сейчас, лизнув солоноватую кожу, и чувствуя под бедрами упругий круглый зад, он сразу вспомнил, что вовсе не собирался лупить белобрысого, тем более после прошлого раза. И что на этого психа нашло? У него, видимо, не только внешность как у самочки, но и характер совершенно девчоночий — переклинивает на ровном месте и без всякой причины.

Белобрысый продолжал молчать, уставившись взглядом куда-то в мешанину веток и листьев. Тогда Джеймс немного привстал, просунул ладони под худой живот и потянул Скорпи на себя, садясь на пятки и усаживая тушканчика себе на колени.

— У нас мало времени, — пробормотал он в легкие волосы, запуская обе руки под футболку и поглаживая крошечные горошины сосков. Скорпи медленно выдохнул, расслабляясь, и Джеймс поощряющее поцеловал покрытый испариной висок, прижимая к себе такое желанное гибкое тело.

— Черт с тобой, — наконец выдавил белобрысый хрипловатым голосом, когда Джеймс нежно погладил внутреннюю сторону исцарапанного бедра, пробежавшись пальцами почти до паха. — Может, хоть тогда отвяжешься.

— Может и отвяжусь, — отозвался Джеймс, заглядывая через острое худое плечо — его рука уже нашла, что искала, и тушканчик коротко вздохнул, вздрагивая длинными ресницами и откидываясь спиной на грудь Джеймса.

Со всем вниманием потискав белобрысого между ног и добившись яркого румянца на щеках в сочетании со стойкой эрекцией, Джеймс поиграл мягкими волосками в паху, погладил детский пупок, слушая прерывистые тихие вздохи, провел ладонями по худым бокам и вдруг настойчиво надавил на поясницу.

Скорпи вздохнул, видимо смирившись, и покорно встал на четвереньки, опираясь на локти и уткнувшись лбом в мягкую земляную подушку. Увидев приподнятый кверху зад, Джеймс уверенно приспустил до колен мятые шорты тушканчика, решив, что уж в этот раз самочка от него не улизнет — все это он уже видел, а значит сумеет себя сдержать.

Белобрысый, почувствовав чужую руку, наглаживающую его задницу, покрылся клюквенными пятнами от шеи до середины спины, а когда Джеймс истерично зашарил по карманам и зазвенел молнией джинсов — ощутимо напрягся и испуганно сдвинул колени.

— Да не бойся ты, — срывающимся голосом сказал Джеймс, непослушными пальцами свинчивая с баночки крышку. — Пониже нагнись… — прошептал он, надавливая ладонью на спину белобрысого.

Тот медленно прогнулся, выставляясь сильнее, но тут же дернулся и задушено пискнул, когда что-то скользкое и мокрое мазнуло ему между ягодицами.

— Тихо, тихо… — пробормотал Джеймс, хватая Скорпи за узкие бедра и подтягивая его на себя. — Все нормально, не трясись.

— Не надо… — заскулил тушканчик, поворачивая назад красное лицо и пытаясь сдержать слезы.

Джеймс не стал слушать — слишком близко он подошел к тому, чего хотелось уже несколько дней. Так хотелось, что даже злость брала от невозможности взять прямо сейчас, попробовать на вкус и на ощупь. Увидев перед собой раздвинутые белые половинки, темно-розовое плотно сжатое отверстие посередине, и тоненький шовчик, делящий нежную кожу промежности пополам, теряющийся в золотом пухе испуганно поджавшейся мошонки, он больше не мог и не хотел ждать.

Белобрысый жалобно ойкнул, когда Джеймс сразу двумя пальцами, скользкими от крема, нетерпеливо и грубо надавил на вход — закрутил задом, пытаясь отодвинуться и улечься на живот, захныкал и запищал. Джеймс среагировал моментально — опять ухватив тушканчика за волосы, он заставил его запрокинуть голову и вернуться в прежнюю позу, не обращая внимания на болезненные постанывания, когда пальцы проворачивались в горячей тесноте, разминая сокращающиеся мышцы.

Поняв, что еще немного и с ним случится прежний конфуз, Джеймс щедро зачерпнул густой крем, размазал жирную массу по болезненно твердому члену, ухватил одной рукой тушкана за бедро и ткнулся в покрасневшее колечко, надавив изо всей силы.

Белобрысый захлебнулся криком, когда толстая головка протолкнулась внутрь, заскреб скрюченными пальцами землю, подгребая под живот сухую листву и ломаные ветки. Джеймс, задохнувшись и стремительно теряя голову от незнакомых ощущений, когда его со всех сторон сдавили тесные скользкие стенки, так что самому стало больно, толкнулся еще раз, и тушкан снова заорал, запрокидывая голову назад, вздрагивая блестящей от испарины спиной.

— О господи... — прохрипел Джеймс, из последних сил сдерживая себя, чтобы не двинутся глубже и не разорвать пополам верещащего блондина, насаженного на его член, как на вертел. Опустив голову вниз, он увидел свой собственный орган, бордовый, перевитый надувшимися венами, наполовину уходящий в растянутое отверстие, непристойно блестевшее смазкой. Уставившись на эту картину, Джеймс толкнулся вперед, наблюдая, как медленно исчезает налитый кровью член в истерзаной заднице, раздвигая тугие мышцы, и с упоением слушая хриплый стон белобрысого, уже не способного кричать.

Полностью оказавшись внутри горячего вздрагивающего тела, Джеймс запрокинул лицо вверх и выдал в густую листву над головой победный рев, дурея от осознания полной победы и достижения желаемого. Вцепившись ногтями в мокрые от пота бедра, он быстро задергался, сквозь водопадный шум в ушах почти не слыша странных хлюпающих звуков и писклявых стонов белобрысого, сопровождающих каждый толчок; и кончил, даже не поняв этого — просто упал сверху на рыдающего тушканчика, кусая тонкое плечо под совершенно мятой грязной футболкой.

Возвращение в реальность было трудным и пугающим — Джеймс поднял голову и увидел прямо перед своим лицом посеревшие от пота пряди, залитую слезами щеку и искусанные красные губы. Приподнявшись на локтях, он дернулся, с громким чмокающим звуком выходя из неподвижного тела, сел рядом, и с нарастающим липким ужасом уставился на картину разгрома перед собой.

Белобрысый лежал на животе, уткнувшись лицом в мягкую землю, неловко подогнув длинные ноги, и мелко дрожал. Джеймс растерянно смотрел на изломанную фигуру, в отупении задерживаясь взглядом то на исцарапанной коже спины, то на коричневых и зеленых пятнах, измазавших некогда белую футболку, то на странных, бледно-розовых липких разводах, которым были испачканы бедра тушканчика с внутренней стороны.

— Черт… — пробормотал он, не зная, что еще сказать — сумасшедший звериный восторг, еще минуту назад накрывший его с головой и вознесший на вершину мира, схлынув, оставил после себя не удовлетворение и спокойствие, а оглушающую пустоту и ощущение потери.

— Скорпи… — тихо позвал Джеймс, не решаясь прикоснуться к дрожащему как в лихорадке телу, — Скорпи, ты как?

Тушканчик издал что-то похожее на всхлип и зашевелился, поджимая под живот голые ноги — по белым бедрам опять потекло мерзкое и липкое, теперь уже светло-красное. Очнувшись от транса, Джеймс рванулся вперед, сгребая в охапку худенькое тельце, прижимая к себе, гладя по грязным волосам, стремясь хоть как-то утешить и успокоить белобрысого, сразу начавшего тихонько и горестно подвывать, как только Джеймс поднял его с земли и стиснул в объятиях.

— Скорпи, маленький, ну прости, прости меня, хороший мой… — бормотал он, без разбора тыкаясь губами в залитое слезами лицо, бережно перебирая пальцами слипшиеся серые пряди, гладя горячую спину, и продолжая просить бесполезное, никому уже не нужное прощение, не слыша, как белобрысый, уткнувшись в его грудь, как заклинание повторяет одно единственное слово:

— Сдохни, сдохни, сдохни…

* * *

Потеряв голову от беспокойства, Альбус бежал по тропинке к дому, обшарив и мостки, и бережок под ивой, и даже длинную проселочную дорогу, упирающуюся в шоссе, ведущее в Лондон — и нигде не находил друга. Скорпи пропал, и Джеймс тоже, дорога порадовала мягкой пылью и абсолютной безлюдностью, маггловские автомобили с ревом проносились мимо, отцовская лодка покачивалась на воде, и Алу не оставалось ничего другого, как, теряясь в догадках, вернуться в дом.

Проходя по тропинке, ведущей вдоль белой ограды, он задумчиво смотрел под ноги, злясь на свое неумение вовремя заканчивать разговор с теткой, вечно вываливающей на любимого племянника ворох безумно интересной информации, и вдруг встал как вкопанный, получив в лоб хлесткий удар отогнутой веткой, висящей над тропинкой.

Потерев голову, Альбус потрогал пальцем чуть влажный надлом, зачем-то его понюхал, и полез в густой кустарник, заинтересовавшись странной брешью в обычно плотно сомкнутых ветвях. Вломившись в самый центр вытоптанной проплешины, в которой, видимо, валялся пьяный великан, он растерянно огляделся по сторонам, пожал плечами, и присел на корточки, заметив среди оборванных листьев и мелких веточек, вдавленных в сырую землю, маленькую белую баночку.

Повертев находку в руках, Ал понюхал приятно пахнущие остатки крема, внимательно изучил название субстанции, оказавшейся «Волшебным гелем против морщин», сунул баночку в карман, и, озадаченный всем увиденным, потрусил к дому.

— Джеймс вернулся, пока ты бегал, — сообщил отец, не поднимая головы от очередного «Квиддичного обозрения» и прихлебывая на кухне чай. — А твоего приятеля я не видел. Может, тоже вернулся…

Альбус галопом припустил по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, промчался по коридору и забарабанил в дверь.

— Скорпи! Скорпи, открой! — заорал он, пиная ногой крашеное дерево.

В комнате послышался шорох, дверь распахнулась, и Ал невольно отступил назад, увидев друга — с красными пятнами на бледных щеках, в рубашке, застегнутой на все пуговицы не смотря на жару, и с совершенно непроницаемым выражением лица, до жути напоминающим мистера Малфоя.

— Скорпи… — выдохнул Альбус, не решаясь спросить, где носило приятеля все это время, и почему, черт побери, он выглядит так, словно, по меньшей мере, собрался на похороны премьер-министра.

— Мне нужно домой, — холодным тоном сообщила пародия на лучшего друга, возвращаясь в комнату, и приглаживая перед зеркалом влажные волосы, — Хорошо, что ты сам зашел, не хотелось уходить, ничего не сказав.

— Случилось что-то?.. — растерянно промямлил Альбус, застыв в дверях и рассматривая напряженные руки, заправляющие за уши выбивающиеся прядки, — Неприятности дома?

— Что-то вроде того, — отозвался Скорпиус, странной, прихрамывающей походкой выходя в коридор. — Я только до завтра, не переживай.

— А… — открыл рот Ал, но смешался, не зная, что говорить дальше. Скорпи поправил ремень на брюках, развернулся прямой спиной и пошел к лестнице, не обернувшись на приятели, и не сказав больше ни слова.

Спустившись в пустую гостиную, младший Малфой, так же не говоря ни слова, сгреб из плошки летучий порох, и повернулся к другу, нервно кусающему пальцы и уже готовому разреветься от дурных предчувствий и непонимания происходящего.

— Я завтра вернусь, честное слово, — бесцветным голосом пообещал Скорпиус и вдруг, подавшись вперед, поцеловал опешившего Ала в губы. Камин полыхнул зеленой вспышкой, друг исчез и Альбус грузно осел на пол, уставившись в черную от копоти каминную пасть, уже понимая, что произошло что-то непоправимое.

* * *

— Ну, ты бы хоть спросил, что там случилось? — мама слегка толкнула Лили, которая дремала над тарелкой супа, навалившись на стол локтями. — Надо же, взял, и просто ушел?

— Он сказал, что завтра вернется, — пробормотал Альбус, не поднимая головы и уставившись взглядом в желтый куриный бульон. Есть совершенно не хотелось, тем более, что в тарелке плавала отвратительная лапша, похожая на тонких бледных червей, которую Ал терпеть не мог. Да еще странное поведение друга наводило на грустные размышления. А из разговора с родителями выяснилось, что и они понятия не имели, почему Скорпи внезапно засобирался домой — в последний час никаких сов не было, а камин был прочно оккупирован Альбусом и теткой.

Ал тяжело вздохнул, и повозил ложкой в тарелке, разгоняя по янтарному остывшему морю лапшичных червей, уже выдумывая себе новости из Малфой-мэнор, одну страшнее другой.

— И Джеймс не спустился, — недовольно пробурчала мать, делая новую попытку уговорить дочь перестать клевать носом и заняться обедом. — Что за дети — сначала на солнце перегреются, перекупаются, а потом с постели встать не могут!

— Потом поест, если сейчас не хочет, — отец быстро расправился с супом, и внимательно посмотрел на сына, задумчиво занимающегося спасательной операцией — белые черви ловко вылавливались из морской пучины и ровными рядами укладывались для обсушки на край тарелки. — Альбус, если тебе не нравится еда, то можешь не есть.

— Гарри! — мама неодобрительно покачала головой, но обрадованный таким шансом, Ал, со звоном грохнул ложку в тарелку, сорвался из-за стола и вприпрыжку умчался на второй этаж.

— Нет, ты видел?! — возмутилась Джинни, вытирая жирные пятна, выплеснувшиеся на стол и тарелки сына. — Совершенно от рук отбился. А все ваши дурацкие полеты и футбол!

— Не выдумывай, — спокойно ответил Гарри, однако странная напряженность повисшая в доме, его настораживала.

Ну, хорошо, Альбус расстроен тем, что хоречий сын на весь день умотал в родное имение, но в конце-концов, это же не повод ходить, словно в воду опущенный? Тем более, что завтра слизеринский друг наверняка вернется и опять начнутся бесконечные посиделки в библиотеке до полуночи и шумная возня под ивой. Один-то день можно потерпеть!

И младший Малфой тоже хорош, вот и верь в сказки о том, что аристократы хорошо воспитаны — ушел и даже не сообщил почему.

Гарри тихонько усмехнулся, опять заметив, что рассуждает и бурчит совершенно по-стариковски. Тоже мне, эталон воспитанности и знаток этикета! Мало ли какие могут быть неотложные дела в Малфой-Мэнор… И к тому же, в любой момент можно связаться с Малфоями и выяснить в чем дело и куда так срочно сорвался Скорпиус, ни сказав никому ни слова.

Представив себе перспективу переговоров через камин с Драко Малфоем, Гарри почему-то поправил воротник рубашки, пригладил волосы и втянул живот.

— А вдруг Джеймс заболел? — опять подала голос Джинни. — Нет, я все же поднимусь и спрошу в чем дело…

— Да оставь ты его в покое, — супруг отложил в сторону ложку и встал из-за стола. — Я сам спрошу.

— И скажи Альбусу, что если он все же захочет есть, то я еще раз еду разогрею! — крикнула ему в спину Джинни.

Поднявшись наверх, Гарри дошел до комнаты сына и вежливо постучал в дверь. Не дождавшись ответа, он пожал плечами, и нажал на блестящую ручку. Замок не поддался, Гарри изумленно уставился на дверь и нерешительно потоптался на месте. Это было новостью — запираться на ключ в их доме было не принято.

— Джеймс! — позвал он, прислонившись губами к щели между косяком и дверью. — Джеймс, все нормально?

После долгого молчания из-за двери послышался скрип кроватной проволочной сетки, и хриплый голос еле слышно отозвался:

— Нормально…

— Ты себя хорошо чувствуешь? — Гарри нагнулся вперед и немного повысил голос, чтобы быть гарантировано услышанным. — Мама волнуется, ты не заболел?

— Нет.

— Точно? Обедать не будешь?

— Нет…

Гарри поморщился от тянущей боли в пояснице и только сейчас заметил, что стоит перед дверью согнувшись пополам, почти уткнувшись губами в замочную скважину. Распрямившись, он потер спину и поправил на носу очки, задумчиво выпятив нижнюю губу. Все же странный сегодня день…

— А ты не знаешь, что случилось со Скорпи? — сделал он последнюю попытку разговорить сына, и чуть не отпрыгнул в сторону от неожиданности, когда Джеймс громко рявкнул из-за двери:

— Нет! Не знаю! И все со мной хорошо, отстаньте от меня!

— Джеймс! — пораженно ахнул отец, но дверь замолчала и больше не реагировала ни на стук, ни на крики, не на угрозы применить отпирающее заклинание — Джеймс на контакт не шел, и дверь не открывал, словно вообще исчез из запертой комнаты.

— Да что происходит, мать вашу! — вскипел Гарри, и пошел в гостиную с твердым намерением сию минуту вызвать на разговор Драко Малфоя. Может, хоть одной загадкой будет меньше — странное исчезновение хоречьего сына его необъяснимо тревожило.

Скорпи проснулся в своей кровати под утро и долго лежал, тупо глядя в окно, за которым разливался бледный рассвет. Сначала окно стало светло-синим, потом молочно-голубым, словно в насыщенный ночной кобальт налили и плавно размешали густые белила. Наконец старинный гобелен на стене напротив окрасился нежнейшими оттенком оранжевого и алого, как старинное крепкое вино, которое он всю ночь пил вместе с отцом.

Перевернувшись на живот, Скорпи скривился от головной боли и возмущения в желудке. Он потянулся к кувшину с водой и пузырьку с антипохмельным зельем, заботливо оставленных на стуле рядом с кроватью. Потом он отвернулся к стене, подогнул по щеку прохладный угол подушки, но уснуть уже не смог — мысли, успокоенные вином из подвалов имения, с рассветом опять закружились в голове тревожным роем, не давая расслабиться и погрузиться в спасительный сон.

Повертевшись в постели, Скорпиус вспомнил свой разговор с отцом в библиотеке и медленно покраснел, натягивая на голову легкое одеяло. Да не только разговор триумфальное возвращение под крышу родного дома совершенно не давало повода гордиться собой.

Вывалившись из камина на ковер гостиной, и до смерти перепугав стайку эльфов, начищающих старинные доспехи по углам комнаты, молодой хозяин сразу прошел в столовую, по дороге останавливаясь у каждого встречного зеркала, изображая на бледном лице радостную легкую улыбку.

Увидев улыбающегося сына, мама и бабушка всплеснули руками, кинулись навстречу, прижимая Скорпи к себе, целуя в щеки и радуясь так бурно и искреннее, что он почувствовал, что еще немного — и тщательно отрепетированный спектакль рухнет, едва начавшись. В носу сразу предательски защипало и чтобы скрыть брызнувшие из глаз слезинки, Скорпиус громко и ненатурально расчихался, списав внезапный приступ аллергии на запах новой мебели, украшавшей столовую после ремонта, но, заметив, как потемнели серые глаза отца, понял, что ему не очень-то и поверили.

Рассказав фальшивую историю о ссоре с Альбусом, сочиненную впопыхах, по пути от гостиной до столовой, якобы из-за которой он и вернулся под защиту родных стен, Скорпи на какое-то время забыл обо всем случившемся, отгородившись от дома Поттеров мощнейшим щитом родительской любви и последними новостями от школьных друзей. Зайдя после обеда в свою комнату и увидев груду писем и свитков на письменном столе, он набросился на них с жадностью вампира, почуявшего свежую теплую кровь.

Перечитав всю почту, и не дав себе возможности сидеть без дела, Скорпи отправился на конюшню, и до темноты болтался в стойлах, мешаясь под ногами у смеющихся конюхов, впитывая запах острого пота и душистого сена, поглаживая лоснящиеся гладкие шеи и заглядывая в большие, все понимающие лошадиные глаза. От верховой прогулки он решительно отказался.

К полуночи, смертельно устав от постоянного хаотичного кружения по поместью, в попытках скоротать время и не дать себе возможности хоть на минуту остановиться и задуматься, Скорпи осторожно приоткрыл дверь в кабинет покойного деда. Поставив на пол масляный фонарь, он крадучись шмыгнул к дальней стене за массивным креслом с высокой спинкой, в котором любил отдыхать дед, и зашарил ладонью по резным дубовым панелям, стараясь нащупать знакомую выпуклость.

Наконец почувствовав под пальцем круглый глаз искусно вырезанной деревянной химеры, он надавил на вертящийся шарик. Панель плавно отъехала в сторону, открывая маленькую квадратную металлическую дверку — дедовский тайник, защищенный магией крови, который так и не смогли обнаружить при обысках в незапамятные времена, казавшиеся Скорпи такими же далекими, как и эпоха самого Мерлина.

Задерживая дыхание, Скорпиус приложил ладонь к прохладному металлу — дверка словно лизнула его руку гладким холодным языком, признавая потомственного Малфоя, и молодой потомок чистокровного рода нервно рассмеялся. Невидимые замочки тихо щелкнули, петельки пришли в движение — и тайник гостеприимно распахнулся, осветив свои внутренности тусклым лиловым светом.

Скорпи закатил глаза и шепотом поблагодарил всех великих волшебников за то, что грандиозный ремонт, затеянный матерью, так и не затронул эту часть дома, и тайник остался в своей первозданной неприкосновенности, так же как и при жизни дедушки. Прошуршав старинными, осыпающимися по краям манускриптами, сдвинув в сторону несколько артефактов неизвестного назначения, он наконец-то нащупал что искал — прямоугольный ящичек, обитый темно-вишневым сафьяном с медными земляничками на уголках.

Бережно обтерев рукавом пыль, Скорпи сел на пол рядом с раскрытым тайником, и нехорошо улыбаясь, нажал на замочек, откидывая сафьяновую крышку.

Пробежав пальцами по крышечкам многочисленных флакончиков, он устроился поудобнее, и начал перебирать каждый маленький фиал, пристроившийся в отдельной ячейке, на которые был разделен ящичек. По очереди вытаскивая флакончики, тускло блестевшие то зеленым, то красным стеклом, Скорпи придирчиво рассматривал содержимое на свет, встряхивал, наклонял и убирал обратно, вспоминая длинные пальцы деда, порхающие над смертоносным ящичком, и рассказывающего внуку о достоинствах или недостатках каждого флакона.

— Цикута, — говорил дедушка, усаживая маленького Скорпи на колени и пристраивая перед ним сафьяновый ящичек, завлекательно поблескивающий таинственными пузырьками. — Цикута, малыш, хороший яд, но примитивный, как все маггловское. Никогда не используй цикуту, это совершенный моветон для чистокровного волшебника. Так же как и кураре. Они хороши как составляющие, но в чистом виде слишком громко кричат о себе и их легко обнаружить.

Маленький Скорпи тянулся руками к интересным стеклянным сокровищам, норовя открыть каждый пузырек и если не попробовать, то хотя бы понюхать, и дедушка, запрокидывая седовласую голову, громко смеялся, отбирая у него очередной синий или желтый фиал, с гордостью глядя на горящие живым интересом глаза внука.

— Смотри, Драко! — громко говорил дед, подбрасывая хохочущего Скорпи над головой, — Это же прирожденный зельевар! Это настоящий Малфой. Это истинный потомок Салазара Слизерина, он еще всем покажет, да, малыш?

— А не рано ли про яды? — недовольно спрашивал отец, который, судя по всему, не одобрял идеи, что Скорпи «всем покажет». — Не думаю, что эти знания могу ему пригодится, особенно теперь.

— Глупости, в самый раз, — отмахивался дед, опять усаживая внука на колени, — Когда-нибудь мы обязательно возьмем реванш, и мой внук будет самым знаменитым волшебником магического мира! Да, Скорпи?

Отец, при слове «реванш», сразу начинал хмуриться и, дед, заметив на лице отпрыска недовольную мину, тут же заводил разговор насчет какого-то позора, болезней и неоправданных надежд, которые маленький внук, безусловно, оправдает, когда вырастет — надоедливая песня с непонятным смыслом, выученная Скорпи наизусть, и всегда заканчивающаяся одинаково. Отец вскакивал, метал глазами молнии, бледнел еще больше и уходил, хлопнув дверью, а дедушка, поглаживая по голове расстроенного Скорпи, жалеющего папу, продолжал урок.

И кто бы мог подумать, что именно теперь эти уроки могут пригодиться… Перебрав все содержимое ящика, Скорпиус выбрал крошечный фиал молочно-белого лунного стекла, за тонкими стенками которого бродила медленная мучительная смерть, и широко улыбнулся, поглаживая пальцами прохладный шарик плотно притертой пробки.

— Концентрированный яд королевского василиска, — говорил дедушка, поворачивая на свету лунный фиал. — Хранится может почти тысячу лет — и не теряет силы. Без запаха и вкуса. Вот капни всего одну капельку хоть в суп, хоть в вино — через неделю ты забудешь о существовании своего врага. Яд сам найдет в теле жертвы болезнь, расшевелит ее, растолкает, удобрит, даже если это обычная простуда. И твой враг умрет от скоротечной болезни, а яд не обнаружат даже лучшие медики.

— И не обнаружат даже лучшие медики… Спасибо, дедушка, — прошептал Скорпи, через много лет вспоминая урок покойного Люциуса Малфоя, нагревая в ладони молочное стекло фиала. Он еще раз пробежался взглядом по смертоносной коллекции, мысленно перечисляя действие и состав ядов, остался доволен своим выбором, и захлопнул сафьяновую крышку, пряча приговор для врага в нагрудный карман рубашки.

Поднявшись на ноги, он поставил ящичек обратно в тайник, любовно погладил шершавую дверцу, закрывшуюся с мягким щелчком, и чуть не упал от неожиданности, когда за спиной прозвучал спокойный голос отца:

— Не спится, Скорпи?

* * *

После нескольких часов бесцельного кружения по комнате, Джеймс долго лежал на кровати, уставившись в стену. Он слышал, как семья садилась обедать, слышал, как отец несколько раз подходил к его комнате и барабанил в дверь, слышал, как приходила взволнованная мама, и только желание наконец-то остаться в одиночестве, заставило его сползти с кровати и открыть дверь.

Мама пощупала у сына лоб, спросила о самочувствии, поинтересовалась причинами странной отчужденности, убедилась, что ребенок жив — здоров, и, наконец, отстала, чему Джеймс был только рад.

Усевшись на пол у ножки кровати, он опустил голову на руки и в который раз попытался успокоиться и уговорить себя, что все случившийся произошло не с ним, а с каким-то посторонним парнем, по несчастливой случайности тоже зовущимся Джеймсом Поттером. Это посторонний парень, а не реальный Джеймс, трясущимися руками обувал исцарапанные узкие ступни в грязные сырые кроссовки. Это посторонний парень испуганно заглядывал в ненавидящие голубые глаза, стирая большими пальцами серые мокрые дорожки с горячих щек. Это посторонний парень нес к дому худое тело, ставшее неимоверно тяжелым. Это посторонний парень получил мощный удар в пах, когда тропинка вывела его из-за поворота к центральному крыльцу, и это посторонний парень хватал белыми губами воздух, то ли беззвучно ругаясь, то ли, в очередной раз прося прощения. Это был кто угодно, но не реальный Джеймс Поттер.

Но все было напрасно — стоило ему опустить голову и закрыть глаза, как тут же под горячими веками начинали прыгать зелено-коричневые мазки на белоснежном хлопке, перевернутый вверх подметкой кроссовок, вдавленный в рыхлую землю, и худенькие дрожащие коленки, перепачканные грязью, с красными царапинами содранной кожи — и от этого воспоминания у Джеймса начинала нестерпимо болеть голова, а горло сжималось горьким рвотным спазмом.

К вечеру он немного воспрял духом — родители заспорили в коридоре у двери в свою спальню, и Джеймс понял, что отец разговаривал по каминной сети с отцом Скорпиуса. Половина беседы прошла мимо Джеймса, хотя он изо всех сил напрягал слух и даже подошел к двери, прислушиваясь, но судя по растерянному голосу отца, старший Малфой или до сих пор был не в курсе произошедшего, либо не посчитал нужным устраивать скандал через камин.

Поняв, что коридор снова опустел, Джемс зашел в ванную, и долго пил холодную воду, стараясь прогнать омерзительный привкус рвоты и меди. Не глядя в зеркало, он вернулся в комнату и опять лег на кровать, отвернувшись к стене, и стал думать о том, что скоро все закончится — за ним придут, и начнутся бесконечные допросы, веритасерум, опять допросы, все, как рассказывал отец и дядя Рон, а значит у него уже не будет времени думать и вспоминать. И родители сойдут с ума, и до смерти будут нести клеймо людей, родивших и воспитавших урода. И почему-то об этом думалось намного спокойнее, чем об исцарапанных грязных коленках. Думать об этом было правильно, и Джеймс ухватился за эти образы, по сотне раз прокручивая их в голове, лишь бы не вспоминать вопли, все еще звучащие в ушах.

Вечер катился к ночи, комната сперва окунулась в сумрак, а через какое-то время — в полную темноту. Проведя несколько часов в звенящей тишине уснувшего дома, Джеймс понял, что начинает сходить с ума. Ему все время казалось, что где-то в глубине дома раздается тихое задушенное хныканье, словно в подвал заполз маленький котенок, провалился в какую-то трубу и плачет внутри, жалобно и обреченно, так, что хочется разбежаться и удариться головой о стену, лишь бы не слышать тихих всхлипов, монотонно звучащих на одной ноте.

Почувствовав необходимость идти на звук, словно на него наложили Империус, Джеймс медленно встал с кровати, вышел из комнаты, и, прижимаясь к стене, пошел вниз, стараясь не подходить к окнам, за которыми уже начинал брезжить рассвет. Медленно ступая по половицам, отдававшимся визгливым скрипом, он дошел до лестницы, спустился на первый этаж, толкнул дверь, и оказался в темной пустой гостиной.

— Кис-кис…ты где, маленький? — позвал Джеймс, озираясь по сторонам, не зная, что и думать. Или у него начались галлюцинации, или в доме правда плачет и жалуется живое существо, умирающее в четырех стенах и не имеющее возможности вырваться на свободу.

Гостиная ответила ему привычной звенящей тишиной, тиканьем часов, поскрипыванием рассохшейся мебели, и знакомым тихим хныканьем, идущим непонятно откуда.

— Маленький… — еще раз прошептал Джеймс, пятясь спиной к двери, уже начиная догадываться, что никакой кошки в гостиной нет. И вообще в доме. И дом давным-давно пуст, обитатели мертвы и все вокруг покрыто пылью и затянуто лохматыми клубами паутины, слегка колышущейся на ледяном сквозняке, идущем откуда-то из-под пола, откуда доносится плач маленького запертого существа. И от этого мерного колыхания, отвратительного сладковатого запаха тлена и разложения, а больше всего — от тоскливого монотонного плача, становилось жутко и холодно.

В ужасе повернув обратно, Джеймс бедром задел журнальный столик, с которого на пол повалились книги, журналы и старые газеты. Застыв на одной ноге и зажав ладонями уши, по которым ударил грохот рассыпавшейся литературы, он немного постоял, забыв вздохнуть, а потом зачем-то опустился на корточки, собирая газеты в кучу, и замер, уставившись на распахнутый альбом в желтом кожаном переплете.

Несколько минут он молча смотрел на старые колдографии, не узнавая изображенных в них людей, а потом решительно встал с пола, подошел к камину и зачерпнул из плошки горсть летучего пороха.

«Ну и пусть…» — невразумительно подумал он, называя адрес и швыряя под ноги серый порошок.

* * *

Укладываясь в кровать и выключая свет, Гарри все никак не мог перестать думать о странном разговоре с Драко Малфоем. Увидев в камине ледяное холеное лицо, Поттер опять втянул живот и с трудом поборол желание поправить узел несуществующего галстука, сразу вспомнив, что на нем надета старая домашняя рубашка и такие же древние затасканные джинсы, обтрепавшиеся до бахромы по низу штанин.

— Чем могу служить? — холодно поинтересовался ледяной красавец, и Гарри нервно проглотил слюну, внезапно смутившись, что посмел беспокоить всякими глупостями столь значимую персону.

— Нууу… — замычал он, неловко переминаясь на корточках. Малфой вопросительно изогнул бровь, и Гарри выдохнул с облегчением — этот жест он узнал бы из тысячи. Слизеринский хорек сразу занял место седовласого незнакомца, и Поттер, уже не чувствуя торжественности момента, сурово спросил:

— Скорпи дома?

— Да, уже час как дома, — ответил Малфой, продолжая держать на лице маску царственной особы, почившей своим выходом чернь, собравшуюся на площади — вежливая улыбка и взгляд в никуда.

— А что у вас случилось? — наплевав на этикет и сразу переходя к делу, поинтересовался Гарри, усаживаясь перед камином. Если хорьку интересно изображать из себя королевского горностая, то Поттер не собирается ему подыгрывать.

Малфой на мгновение замялся, словно обдумывая ответ и решая, достоин ли его почетный гражданин Британии.

— Его бабушка заболела. Печально, но мы решили, что Скорпи должен ее повидать.

— Нарцисса больна? — искренне удивился Гарри, заметив за спиной Малфоя какое-то оживление. Драко обернулся назад, и до Поттера долетел чей-то возглас, очень похожий на: «Кто это болен?!»

— Да, увы, но у мамы инфлюенция, — важно подтвердил хорек, элегантно прогнусавив в нос удивительное название болезни, — а в ее возрасте это может иметь самые неприятные последствия…

И опять Гарри почудилось движение в камине и возглас: "Что значит — "в ее возрасте?"

Задав еще парочку вопросов и получив на них столь же исчерпывающие ответы, Гарри отвесил издевательский поклон «царственной особе», ударившись лбом об каминную решетку, и почувствовал себя раздосадованным, от того, что Малфой, никак не прокомментировав дурацкую выходку, отключился, сохранив на лице все ту же вежливо-ледяную улыбку.

— Инфлюэнция, значит… — бормотал Гарри, крутясь в кровати и беспрестанно стаскивая с Джинни одеяло. — Инфлюэнция…

Он никак не мог отделаться от ощущения, что его самым наглым образом пытаются надурить, а между странным поведением сыновей и исчезновением хоречьего сына есть какая-то закономерность. Но чем больше он об этом думал, тем тревожнее становилось у Гарри на душе.

* * *

Он вывалился из камина, больно ударившись коленом и свалив подставку с совком для угля. Чертыхнувшись, Джеймс на четвереньках пополз вперед, оставляя за собой черный угольный след на ковре. Подняв голову, он огляделся, не понимая, где находится — прямо напротив своего лица Джеймс увидел витую ножку дубового стола, тускло блестевшую полировкой, рыцарские доспехи в углу, гобелены на стенах и колонны у дверей, верхушками теряющиеся в густом мраке высокого потолка.

Разогнувшись, он встал на ноги и отряхнул джинсы, уже догадываясь, что огромный гулкий зал, скорее всего, является гостиной Малфой-Мэнор. Еще раз оглядевшись, Джеймс вдруг понял, что понятия не имеет, что делать, и куда идти дальше. Сумасшедшая идея припереться в дом Скорпи начала казаться не просто глупостью, а чудовищной ошибкой. И кого он будет искать в огромном доме, когда хозяева спят сладким предрассветным сном? Не Скорпи же…

При воспоминании о дрожащих грязных коленках, Джеймс судорожно сглотнул, потер горло и нахмурился. А потом представил, что будет, когда его обнаружат хозяева или слуги, и нервно рассмеялся, уже слыша, как ему зачитывают приговор — ко всем его преступлениям, прибавится еще и незаконное проникновение в чужое жилище с неизвестной, но явно дурной целью.

Словно подтверждая его мысли, из дальнего угла под ноги метнулась тень, оказавшееся маленьким серым существом, похожим на крысу, и тоненький голосок откуда-то снизу пронзительно заверещал:

— Кто такой? Вор? Ты вор?! Отвечай, кто ты?!

Джеймс испуганно шарахнулся в сторону, не сразу поняв, что перед ним стоит всего лишь обычный эльф, а вовсе не крыса, и не очередная дикая галлюцинация. Моментально среагировав на его движение, эльф вскинул лапки, и ночной посетитель почувствовал, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой — преданный домовик одним жестом обездвижил пришельца, мешком завалившегося на пол.

— Я Джеймс! Джеймс Поттер! — проблеял несостоявшийся вор, пытаясь перевернуться на спину и встать, хотя бы, на колени, — Мне нужен мистер Малфой! Я не вор, я ничего не украл!

— Ворюга! — голосил эльф, поставив торчком длинные уши, и приплясывая на одной ноге от радости. — Хозяева будут довольны, Марки поймал вора, хороший, ловкий Марки вора поймал!

— Я не вор… — только и смог промычал Джеймс, еле ворочая вялым языком и кривясь от боли в мышцах — магия маленького серого гаденыша спеленала его не хуже Инкарцеро. — Не вор я!

Шустрый Марки продолжал голосить на весь дом, искренне радуясь своей удаче, не слушая объяснений обездвиженного пленника. Джеймс уткнулся лбом в испачканный сажей ковер и глухо застонал, поняв, что на вопли ополоумевшего домовика, преисполненного гордостью за свой верноподданнический поступок, сейчас сбежится все население огромного поместья, от остальных эльфов, до служителей конюшни.

— Что за шум?

Эльф прекратил свои шаманские пляски вокруг поверженного противника и потрусил к высокой беловолосой фигуре, застывшей у колонны, мелко семеня ножками. Джеймс с трудом оторвал от жесткого коврового ворса тяжелую голову, прищурился, силясь рассмотреть вошедшего, и вздохнул почти с облегчением — ну вот и хорошо, наконец-то, сейчас все и закончится.

— Хозяин, Марки поймал вора! — горделиво пропищал эльф, азартно потирая лапки и тряся лопоухой головой. — Вор пришел через камин, но Марки его поймал! Марки хороший эльф, он поймал вора!

— Мистер Малфой, — с надеждой позвал Джеймс, опять роняя голову на ковер — так сильно ныли мышцы шеи, сведенные магией проклятого эльфа. Высокая фигура не ответила, продолжая стоять и молча рассматривать своего визитера, даже не пытаясь остановить истеричные вопли говорливого эльфа.

— Молодец, Марки, — наконец произнес хозяин дома, все так же продолжая подпирать колонну, и не двигаясь с места. — Освободи молодого человека, и проводи его в старый кабинет.

— Мистер Малфой, — снова прошептал Джеймс, не понимая, что происходит. Почему-то он был уверен, что увидев в своем доме обидчика сына, старший Малфой испепелит его на месте, прямо на полу, у камина, чтобы не возиться с уборкой пепла. А тот, больше не взглянув на пленника, развернулся прямой спиной и исчез в темном коридоре, что-то пробурчав напоследок домовику. Или Скорпиус так ничего и не сказал, или для Джеймса придумали какое-то особое, страшное наказание.

Эльф послушно закивал, видимо уверившись в том, что хозяин решил не учинять расправу в гостиной, дабы не портить дорогие ковры, помахал лапками, и Джеймс вздохнул с облегчением, почувствовав, что болезненный спазм, скрутивший все тело, постепенно проходит. С трудом усевшись на полу, он подогнул под себя ноги и начал растирать занемевшие запястья, тихонько постанывая от боли, когда мышцы неприятно закололо.

— Вставай, вор, пошли. — деловито скомандовал эльф, останавливаясь между колоннами, и оборачиваясь к Джеймсу. — Хозяин добрый, Марки похвалит, а вору плохо сделает.

— Это точно, — вяло согласился «вор», делая осторожные шаги на подкашивающихся ногах — чем дольше затягивалась эта непонятная ситуация, тем глупее начинал себя чувствовать Джеймс. Не надо было сюда приходить. Надо было сидеть дома и ждать, когда за ним придут авроры, а не геройствовать, вваливаясь в чужой дом. Воображение уже нарисовало «старый кабинет», оборудованный орудиями пыток, как в книжке про Инквизицию, которая валялась у Альбуса в комнате — Джеймс с пугающими подробностями представил ЧТО с ним сделает Драко Малфой, когда узнает, что это именно Джеймс посмел… Поняв, что так и не может даже мысленно произнести ужасное слово, приговоренный к пыткам тяжело вздохнул, и опустив голову поплелся вслед за эльфом.

Длинный темный коридор привел его к полуоткрытой двери, из которой лился приглушенный оранжевый свет. Проворчав что-то насчет воров, которым добрый хозяин непременно «плохо сделает», эльф исчез, предварительно громко похлопав ушами-лопухами в дверной проем.

— Да, — послышался тихий голос. Джеймс глубоко вздохнул, воинственно выдвинул челюсть и толкнул дверь, почувствовав, как, не смотря на напускную браваду, у него предательски задрожали колени, что-то больно и горячо заскребло в горле, а кровь отхлынула от щек.

Драко Малфой сидел в кресле, запахнувшись в длинный атласный халат, потягивал красное вино из хрустального бокала и смотрел на огонь в камине. На какой-то момент Джеймсу показалось, что хозяин Малфой-Мэнор забыл о нем, настолько спокойным и безмятежным был бледный профиль с танцующими оранжевыми всполохами в серебре волос. Глянув по сторонам Джеймс вздохнул с облегчением, и тут же обругал себя тупицей за неуемную фантазию, способную, как оказалось, сделать честь даже Альбусу. Никаких пыточных орудий в кабинете, конечно же, не было, ни дыбы, ни цепей в стене, ни жаровни в углу. Обычный кабинет, чуть побольше отцовского и обставлен намного богаче — но ничего такого, что наводило бы на мысль о кровожадных намерениях старшего Малфоя. Хотя, с другой стороны, пара Круциатусов — и никакие маггловские костедробильные приспособления будут не нужны… А, с другой стороны, не за этим ли он сюда шел?

— Так ты старший сын Поттера? Ты, кажется, был у нас в прошлое воскресение? — спросил хозяин дома, и Джеймс вздрогнул от неожиданности, отвлеченный от собственных мыслей о своей невеселой участи.

— Эммм… — замычал Джеймс, совсем как отец переминаясь с ноги на ногу и вертя в пальцах завязки широкой толстовки. — Ну… да…

— Узнаю фамильное красноречие, — как-то странно ухмыльнулся мистер Малфой, и Джеймс вытаращил глаза, пораженный моментальной переменой в хозяине дома — бывшее еще мгновение назад спокойным и отрешенным лицо перекосилось до неузнаваемости, а через секунду бокал со звоном брызнул во все стороны осколками, ударившись о каминную решетку. Не успел Джеймс вздохнуть, как холодные сильные пальцы сомкнулись на горле, больно надавливая на кадык, и он с ужасом почувствовал, что ноги отрываются от пола, а в шейных позвонках раздается противный тихий хруст.

— Как ты посмел дотронуться до моего сына, Уизлевское отродье?! — прошипел страшный незнакомец, заглядывая в побелевшее лицо Джеймса жуткими стеклянными глазами, в которых плясало каминное пламя.

Осушив сразу половину кувшина, Скорпи зарылся в подушки и вздохнул, опять вспоминая прошедшую ночь — так стыдно ему еще никогда не было.

Отец моментально все понял, проницательно заметив и отодвинутую деревянную панель с безглазой резной химерой, и бегающие глаза наследника, и оттопыренный карман рубашки, и уши, полыхнувшие красным.

— Мистер Поттер и Альбус передают тебе привет, — спокойно сообщил отец, усаживаясь в дедовское кресло, и закидывая ногу на ногу. — Я все ждал, что ты сам расскажешь, почему всем наврал и сбежал домой. Но, видимо, мне придется спрашивать?

— А… — начал Скорпи, но был остановлен нетрепливым жестом отца.

— Я сказал, что бабушка заболела, и сочинять мне пришлось на ходу, уткнувшись головой в камин. Весьма идиотское положение. А потом пришлось выдерживать настоящий допрос от собственной матери, которая не поняла, почему она, будучи еще минуту назад в полном здравии, вдруг оказалась на пороге смерти…

Скорпи не выдержал и хмыкнул, на минуту представив сцену в гостиной. Значит, отец Альбуса решил все выяснить сам. Хотя, это можно было предположить…

— Так что же случилось, все-таки? Ответ «ничего» не приму, так же как и сказки о том, что ты вдруг почувствовал желание обнять мать и бабку. Я слишком хорошо тебя знаю, на тебе весь день лица нет. Давай, выкладывай, что там у Поттеров стряслось? — спросил отец, и похлопал по сидению соседнего кресла, предлагая сыну присесть. Скорпи осторожно сел на самый краешек, лихорадочно соображая, какую свеже-выдуманную историю отец съест не поморщившись. Ну, или почти не поморщившись.

Пока он самозабвенно кусал губы, разглядывая пестрый узор ковра, отец шумно вздохнул, закатывая глаза, и хлопнул в ладоши. Появившийся эльф шустро разжег камин, пошептался с хозяином, помелькал где-то за спиной, и когда Скорпи поднял голову, чтобы выдать очередную совершенно неправдоподобную историю, то увидел перед своим носом бокал вина.

— На, выпей, — пробормотал отец, впихивая ошарашенному сыну бокал и принимая от эльфа другой. — Пей, сам ведь предлагаю…

— С веритасерумом, что ли? — поинтересовался Скорпи, заглядывая в бокал и подозрительно принюхиваясь. Вино пахло приятно, как обычное вино — немного виноградом, немного кислым, немного пряным, никаких посторонних запахов. Поболтав красный напиток по хрустальным стенкам, и пригубив терпкую кисловатую жидкость, он заметил, что отец недовольно поморщился и отхлебнул из своего бокала, внезапно состроив обиженную гримасу.

— Нет, с мышьяком! Дожил, собственный сын подозревает, что я мог подлить сыворотку правды и испортить прекрасное вино!

Скорпиус, уже сделавший внушительный глоток, нерешительно улыбнулся и вдруг причмокнул и расплылся в широкой улыбке — вино, на которое в кои-то веки расщедрился отец, пролилось в горло приятной теплотой, обволокло небо вяжущей кислинкой. Огонь вспыхнул ярче, комната плавно качнула люстрой с висюльками, и неопытный дегустатор почувствовал, как его накрывает нежное бархатное опьянение, от которого ледяные тиски, целый день сдавливающие горло и мешающие дышать, постепенно становятся все тоньше и тоньше, пока не исчезают совсем. И когда отец наклонил графин, вновь наполняя бокалы, Скорпи выхлебал напиток сразу, почти залпом, залихватски крякнув от удовольствия. Совсем как Альбус, когда принимается за очередной ванильный сухарь. Вгрызается белыми крепкими зубами в сушеный ароматный хлеб, слизывает с влажных вишневых губ сладкие крошки, перекатывает кусок во рту, оттопыривая смуглую щеку, дрожит длинными черными ресницами, так низко склонившись над книгой, что растрепанная челка почти ложится на нос…

Вспомнив о друге, оставленном в родительском доме, Скорпи помрачнел и ушел в свои мысли, отставив бокал на столик, заботливо пододвинутый к камину. Глядя на погрустневшего сына, у которого вдруг покраснел кончик носа и заблестели глаза, Драко задумчиво поджал губы, и снова наклонил графин. Уставившись невидящими глазами в танцующие языки пламени, Скорпи автоматически взял бокал за ножку, опрокинул в себя, поставил обратно, а потом вдруг опустил голову и сдавленно всхлипнул.

— Малыш… — тихо начал отец, отставляя в сторону почти не тронутое вино, и немного подаваясь вперед. — Расскажи, что случилось, малыш?

И тут Скорпиуса прорвало…

* * *

Очень хотелось сильнее сжать пальцы, с размаху приложить темноволосый затылок об холодные выступающие камни стены, посмотреть, как зрачки закатываются под веки, а белки медленно наливаются розовым. Испуганный мальчишка болтал ногами в воздухе, хрипел, вцепившись руками в душащие его ладони, но вырваться не пытался. Хотя мог бы — сразу видно, тренированная сволочь, вон плечищи какие нарастил.

Драко разжал ладони, и пленник с грохотом шмякнулся на пол, с сипением заглатывая долгожданный воздух, откашливаясь и вытирая слезящиеся глаза. Хозяин дома брезгливо отряхнул руки, вернулся к камину и жадно выпил вина из второго, уцелевшего бокала. Мальчишка продолжал сидеть у стены, мотая кудлатой головой и упираясь кулаками в пол. Когда он поднял красное лицо, стали видны длинные следы на шее — отпечатки пальцев, только что пытавшихся сломать щенку хребет.

Драко Малфой, уже постепенно успокаиваясь, опустился в кресло, запахивая халат на груди чуть подрагивающими руками. Темная хрипящая фигура, скрючившаяся под стеной, совершенно не вызывала жалости, и будь на месте Драко покойный Люциус — не снести мальчишке головы. Хотя и ему очень хотелось применить парочку непростительных, очень хотелось…

— Вставай, — потребовал мистер Малфой, и Джеймс, послушно попытался подняться на ноги, но это удалось ему лишь со второй попытки. Держась за стену, он погладил саднящую шею и глубоко вздохнул — кадык отозвался тупой болью, язык с трудом протолкнул в глотку тяжелую вязкую слюну.

— Сюда иди, — приказал голос, и Джеймс повиновался, стараясь хотя бы перед смертью сохранить достоинство. Раз уж сам сюда пришел, ведомый непонятными галлюцинациями, больше похожими на горячечный бред.

Выйдя в круг оранжевого дрожащего света от пламени, ревущего в камине, Джеймс распрямился, и, не смотря на дергающееся горло, в котором все еще бился сухой острый кашель, вызывающе задрал голову, с глупой самоуверенностью решив показать, что не боится ни смерти, ни повторных попыток удушения. Увидев, что дрожащий от страха сопляк пытается строить из себя героя, мистер Малфой неожиданно усмехнулся.

— Н-да, гремучая смесь… — не понятно к чему, пробормотал он, поигрывая хрустальным фужером, и вдруг задал вопрос, от которого Джеймс чуть не вернулся в сидячее положение. — Так ты гей?

— Я?! — каркнул пораженный преступник, меняя пунцовую окраску лица на мертвенную бледность. — Я никогда!... Да я… Нет! Конечно, нет, с чего вы взяли?!

— Нет? — изогнул бровь старший Малфой, подливая себе вина. — А кто же ты? Я понимаю, ни твой отец, ни Уизли никогда не отличались внимательностью и большим умом. Я даже могу допустить, что теория о детях знаменитостей, на которых природа отдыхает, имеет под собой основу… Но не до такой же степени!

— Я не гей! — возмущенно захрипел Джеймс, сжимая кулаки. Страх уходил, уступая место гневу на издевающегося аристократа, спокойно попивающего вино, словно перед ним не смертник, а пустое место, да еще пытающегося оскорбить его перед казнью.

— Жаль разочаровывать, но мой сын мальчик, а не девочка, — желчно сообщил мистер Малфой, прикрываясь хрустальным краем бокала, — Ты его преследовал, и как я теперь понимаю, с определенной целью… И кто же ты после этого?

— Я не гей, — упрямо выдавил Джеймс, сердито сверкая глазами исподлобья и поигрывая желваками. Драко Малфой невольно усмехнулся — не смотря на то, что щенок своей смазливой рожей больше походил на рыжую Уизлетту, повадки у него оказались явно отцовские. Именно с таким выражением лица его папаша кидался в драку со своим школьным врагом.

— Тогда почему ты это сделал? — спросил хозяин неожиданно мягким голосом, и Джеймс, уже приготовившийся с пеной у рта доказывать, что ему всегда нравились девочки и он вовсе не поганый педик, подавился словами, стушевался, потеряно заморгал и опустил голову, не зная, что сказать.

Драко терпеливо ждал ответа, рассматривая несовершеннолетнюю сволочь, отмечая, как по детски задрожал упрямый подбородок, как от тяжелого вздоха поднялись и низко опустились широкие плечи, как ладони, только что сжимавшиеся в здоровенные кулачища, расслабились и длинные пальцы снова затеребили крученые шнурки маггловской толстовки.

«Совсем еще сопляк, а уже такая мразь… — совершенно без эмоций подумал Драко, догадываясь, что старший сын Поттера просто не в состоянии человеческим языком объяснить свои действия. — Выпороть бы тебя, да авроров вызвать… И отцу твоему тоже рожу набить…»

Широкоплечий детина у камина продолжал молча теребить завязки, то натягивая крученые шнурки, то ослабляя, и глядя на склоненную черноволосую голову, хозяин Малфой-Мэнор невольно вспомнил другую фигуру, буквально два часа назад сидевшую напротив, и точно так же потерянно молчавшую.

«Идиоты! — со злостью подумал Драко, опять переживая острый приступ боли в груди, когда, наконец-то, смог разговорить Скорпи — словно все внутренности перетирались огромными тяжелыми жерновами. — Какие же идиоты...»

Сын выхлебал вина даже больше, чем можно было рассчитывать, не заметив, как отец бормочет в свой фужер контр-заклятие — сам Драко в свое время выпил только один бокал, но и этого количества хватило, чтобы вывалить на ошарашенного Люциуса всю правду о себе. Поняв, что отец никогда не поймет и не простит сына, Драко, сраженный выражением горького разочарования на его лице, в отчаянии хотел перебить весь запас старинного вина, хранящегося в подвалах имения, даже не смотря на то, что заклинание, придающее ему способность ненавязчиво развязывать языки, было давно утеряно.

Бутылки он не уничтожил, уважение отца потерял навсегда, но когда родился Скорпи, Драко поклялся себе никогда не выведывать тайны сына таким способом. Какими бы они, эти тайны, ни оказались. И точно так же как Люциус не выдержал, сразу почувствовав, что мальчишка, никогда не пытавшейся врать и обманывать родителей, находится на грани.

Скорпиус не просто рассказал о том, что произошло в доме Поттеров — слова и признания полились из него как бешеный водный поток, прорвавший хрупкую плотину. Сын истерически хохотал, потом внезапно срывался в плач, размазывая по покрасневшему лицу слезы, опять принимался хохотать сквозь рыдания, и говорил, говорил, говорил… За час с небольшим он рассказал все, да еще в подробностях, которые отец предпочел бы никогда не слышать, устал и замолчал, повесив нос и встряхивая платиновыми прядками, а Драко выслушав сбивчивый запутанный рассказ, постарел лет на десять.

Первым желанием было немедленно отправиться в дом Поттеров и убить мерзавца, посмевшего надругаться над его сыном. Заметив, как побледнел отец, приготовившись к немедленной аппарации, Скорпи сразу прекратил истерику и решительно замотал головой, вцепившись в отцовский рукав.

— Что?! — не понял Драко, уставившись на сына, упрямо поджавшего губы.

— Я сам! — буркнул Скорпи и отец медленно выдохнул через крепко стиснутые зубы, сообразив, что мальчишка и правда что-то задумал. Не просто так Скорпиус отирался возле дедовского тайника, совсем не просто так. Что же ты там искал, дурачок?

Поняв, что разговор надо начинать заново, но теперь заходить с другой стороны, Драко вернулся в кресло, разгладил кружевные манжеты рубашки, торчащие из рукавов халата, и спокойно попросил:

— Расскажи мне об Альбусе.

Скорпи, не ожидавший такого поворота, удивленно поднял голову и уставился на отца, не зная как реагировать. Драко ободряюще улыбнулся, предлагая новый бокал, и скрестил руки на груди, дожидаясь рассказа. И дождался.

Сын отставил фужер на столик, вытер с губ красные капли, и заговорил, глядя в огонь и улыбаясь каким-то своим мыслям. Через полчаса Драко знал об Альбусе Поттере все. Ему рассказали, что средний сын Спасителя Магического Мира любит читать книжки, ночами просиживая в библиотеке. Что он обожает ванильные сухари, и его грязнокровная тетушка может часами разговаривать с племянником, а родная семья с трудом находит со своим средним ребенком общий язык. Что у него совершенно невозможные длинные ресницы и белозубая улыбка. Что у него тонкие пальцы, и он боится воды. И пахнет от Альбуса Поттера конфетами и зубной пастой… В общем, все то, что Драко и ожидал услышать от сына, увидев сцену в загоне в прошлое воскресенье.

Скорпи был влюблен, влюблен глупо и безрассудно, и влюблен в другого мальчишку, а мальчишкой этим оказался сын Гарри Поттера. Слушая восторженные разглагольствования сына, у которого от волнения и выпитого вина заблестели глаза, Драко грустно усмехнулся — слава Мерлину, что Люциус не дожил до этого дня, иначе его постигло бы еще одно страшное разочарование.

Увлекшись рассказом, Скорпиус и не заметил, как опрокинул в себя еще один бокал, и остановился, только когда голос отца прервал его на полуслове, огорошив очередным вопросом:

— А Джеймс?

Вот тут Драко ждал еще один сюрприз — вместо ожидаемой вспышки ярости или страха, Скорпи вспыхнул ярким румянцем, забегал глазами и нервно сжал тонкую стеклянную ножку бокала. Он молчал так долго, что Драко встревожился, не нашел ли на сына приступ нервного паралича. Наконец, Скорпиус поднял голову, сверкнул красными кончиками ушей, и, не обращая внимания на недовольный взгляд отца, самостоятельно плеснул себе вина из графина, начиная рассказ.

За несколько минут, вслушиваясь в тихое смущенное бормотание, прерываемое то громким сопением, то шмыганьем носом, Драко осознал сразу несколько истин. Первое — он слишком избаловал единственного сына. Второе — наконец-то он понял, что пережил Люциус, выслушав исповедь своего отпрыска. И третье — как бы Драко не хотел, но после всего услышанного засадить мерзавца Джеймса в Азкабан он не сможет.

А когда Скорпи выдохся и притих, пораженный собственными словами и признаниями, то Драко поджидал еще более неприятный сюрприз, чем все предыдущие, на которые оказалась так богата сегодняшняя ночь. Сын похлопал себя по груди, вытащил из кармана рубашки узкий белый флакончик, задумчиво покрутил его перед глазами, швырнул на столик и закрыл ладонями совершенно пунцовое лицо.

* * *

Под утро, искрутившись в кровати, Альбус понял, что уснуть он все равно не сможет. Набрав в шкафу стопку книг, он вернулся под одеяло, включил настольную лампу, устроился поудобнее, и попробовал углубиться в чтение. Ничего не получилось — ни похождения Мерлина, ни история замечательного жизненного пути Ровенны Рейвенкло, ни сравнительный анализ ингредиентов для зелий его не тронули. Поняв, что уже в пятый раз перечитывает один и тот же абзац, Альбус вздохнул, захлопнул книгу и откинулся на подушки, уставившись на картину на стене напротив.

На картине маленькая лодочка плыла по ярко-бирюзовой лагуне к острову под пальмами. Две загорелые до черноты фигурки под белым надутым парусом ловко вели ее через волны, тропическое солнце выбивало яркие блики на воде. Альбус, разглядывая картину, в который раз подумал, что с удовольствием оказался бы вот на таком острове, где нет никого, а самое главное — никто не смотрит на него как на некое странное существо, не похожее на окружающих. Взять с собой пару интересных книжек, погрузить в лодку, оттолкнуться ногой от берега — и вперед! И чтобы обязательно со Скорпи. Иначе что там делать под пальмами одному? Даже прочитанное не обсудишь. Не с крабами же болтать?

Вспомнив о друге, Альбус нахмурился и начал грызть ноготь — чем больше он задумывался о странных событиях сегодняшнего дня, тем больше приходил к выводу, что между братом и лучшим другом что-то произошло. Что-то неприятное и неправильное. Почему-то Альбус совершенно не поверил мистеру Малфою, когда, спрятавшись за балясинами перилл, подслушал разговор через камин. Он был уверен, что отец Скорпиуса сочинил историю с инфлюэнцей, выдумав ее на ходу — уж как-то он странно запинался и недоговаривал… Хотя, кто его знает, он вообще человек… закрытый.

Да нет, не в закрытости дело, и не в мистере Малфое. Все вообще выглядело странно — сначала друг куда-то исчез вместе с Джеймсом, потом странно говорил, странно выглядел, странно двигался, сбежал домой ничего не объяснив, да еще этот поцелуй в камине…

Почувствовав, как начинают гореть щеки, Альбус осторожно потрогал губы, словно все еще чувствовал на них мягкость и тепло поцелуя. Чертов Скорпиус, и зачем он опять его смущает? Хотя, на фоне сегодняшнего настораживающего поведения друга, такие мелочи вообще не должны волновать.

Ал горько усмехнулся и подумал, что начал врать самому себе — как раз этот поцелуй и взволновал его больше всего. Задумчиво побарабанив по губам кончиками пальцев, Альбус встал с кровати, сунул ноги в кроссовки, и опять подошел к шкафу. Порывшись на нижней полке, он достал ту самую, запретную книжку, вернулся в кровать и уютно завернулся в одеяло, промостив тяжелый том на коленях.

Равнодушно полистав страницы и поглазев на непристойные картинки, не вызывающие былого вдохновения, он нашел интересующую главу и закусил губу, внимательно вглядываясь в строчки. Прочитав несколько пунктов в параграфе «Вопросы и ответы: так кто же я?», Альбус посмотрел в потолок, потом скосил глаза вбок и глубоко задумался.

— Да ну, глупость какая-то… — недовольно проворчал он, вылезая из теплого кокона и шумно копаясь в верхнем ящике письменного стола. — Так ничего не выйдет, надо систематизировать, что ли…

Вооружившись растрепанной тетрадкой и пером, он развернул книгу к свету и принялся быстро отвечать на тестовые вопросы, заполняя мятый листок ровными столбиками цифр. Закончив подсчеты, он почесал в затылке и чертыхнулся, со злостью отпихнув от себя книгу.

— Ахинея! Бред какой-то понаписали! — недовольно проворчал Альбус, обругав себя за ненужную инициативу. — Так мне и надо, сам дурак!

Вместо того, чтобы размышлять о непонятных событиях, или просто спать, он принялся во второй раз выяснять собственную ориентацию, словно одного раза было недостаточно, за что и поплатился. Результат теста, предложенного в книге, Альбуса неприятно поразил — в колонке ответов, его подсчеты значились под вторым номером и гласили следующее: «Скорее всего, вы бисексуал.»

Никаким бисексуалом Альбус быть не хотел. Немного порассуждав, он еще раз сверился с результатами теста и швырнул тетрадку на стол, решив, что такие проверки надо проходить на свежую голову, утром и хорошо выспавшись, а не после бессонной ночи. И не после очередного поцелуя приятеля, от которого слабеют ноги, горит лицо и хочется запереться в ванной.

Разозлившись на самого себя за предутренние глупые мысли, Альбус сердито зашуршал страницами книги. Картинка с двумя красотками на развороте нашлась почти сразу — хорошенькая блондинка заулыбалась еще шире, словно узнала неугомонного читателя. Ее черноволосая партнерша посмотрела на Альбуса влажными глазами и похотливо облизнула полные вишневые губы, ближе притягивая к себе подругу. Альбус счастливо улыбнулся — все с его ориентацией в порядке, а всякие глупые тесты пусть проходят авторы сего бессмертного труда. Глубокий поцелуй двух девушек подействовал на него именно так, как и должен был — Ал сполз в кровати пониже и затеребил завязки пижамных брюк, не открывая глаз от смуглых тонких пальцев, сжимающих крошечный розовый сосок.

В коридоре послышались быстрые шаги — экспериментатор застыл, не донеся руку до цели, и уронил книгу на пол. Слетев с кровати, он осторожно выглянул в коридор — Джеймс, мрачно сопя и передергивая плечами, словно от холода, топтался на пороге собственной комнаты.

— Ты откуда? — удивился Ал, с запозданием сообразив, что для шести утра такой вопрос звучит более чем странно, как и передвижение брата по дому в столь ранний час.

Джеймс вздрогнул и резко обернулся, громко скрипнув подошвами кроссовок по натертым половицам. Увидев лицо брата, Альбус взволновался еще больше — Джеймс выглядел так, словно целый месяц провел в палате Мунго. Бледное осунувшееся лицо, всклокоченные волосы и темные круги вокруг совершенно безумных глаз.

— Брысь! — прошипел он, и, не обращая внимания на возмущенный возглас Альбуса, захлопнул дверь прямо перед его носом.

Задумчиво поколупав ногтем белую краску на дверном косяке, Ал побрел обратно, но возле своей комнаты остановился, постоял в раздумии, и решительно направился к лестнице.

Спустившись на первый этаж, он толкнул дверь в гостиную, покружил по помещению, зачем-то заглядывая в углы, стараясь всмотреться в рассветный полумрак. Комната была пуста — камин погашен, с подлокотника кресла у стены свешивался край маминой шали с пышными кисточками, на неприбранном столе примостилась корзинка с разноцветными мотками ниток и отцовское «Квиддичное обозрение». Побродив по комнате Альбус остановился у опрокинутого столика и поднял брови — на полу валялся раскрытый альбом со старыми школьными колдографиями, а с одного снимка на него внимательно смотрел… Скорпи. Тихонько присев на корточки, Ал развернул к себе альбом, вытащил колдографию из бархатных уголков и посмотрел на оборот. Нет, не Скорпи — его отец. Дважды прочитав дарственную надпись на пожелтевшей картонке, адресованную какой-то Парвати, Альбус вернул снимок в альбом и положил его в кресло, гадая, кому это могли ночью понадобиться старые школьные колдографии его матери?

Почесав в затылке, и поняв, что окончательно запутался в собственном расследовании, он обернулся к камину, и, нагнувшись, зашарил ладонями по гладким плиткам, уложенным на паркет перед очагом, сам не понимая, что собирается обнаружить. Но что-то не давало покоя, тревожило и волновало, и когда пальцы нащупали легкую россыпь мелкого порошка, то вопросов стало еще больше. Усевшись перед камином на пятки, Ал растер порошок в ладони, понюхал руку и нахмурился — вечером, после разговора отца с мистером Малфоем, он уже подходил сюда, и летучего пороха на плитках не было.

* * *

— Ну, и что с тобой делать?

Именно этого вопроса Джеймс ждал и боялся. Томительная аудиенция затянулась, хозяин дома продолжал потягивать вино, смотреть в огонь и молчать, погрузившись в свои мысли, и через полтора часа топтания у камина Джеймс уже начал подозревать, что про него забыли. Рассматривая узор ковра под ногами, он сердито сопел, пытаясь сам для себя ответить на заданный ранее вопрос. Получалось плохо — анализировать свои поступки Джеймс не привык.

Ну, какой же он пидор? Не пидор он, что бы там не думал суровый мистер Малфой. Пидоры — это такие… Которые губы красят, носят дырявые майки, бреют ноги, обжимаются с другими такими же, и жеманно выпячивают губы. Джеймс видел их — какой-то тайный пидор-семикурсник однажды забыл в раздевалке журнал с размалеванными мужиками на обложке. Гриффиндорский загонщик с ребятами долго плевался и смеялся, рассматривая мерзких извращенцев, творивших такое, от чего у нормального парня волосы дыбом встанут на всем теле! Разве Джеймс такой? Конечно нет!

А то, что он и Скорпи… Ну, так это же совсем другое! Совершенно не такое, как в том похабном журнальчике. Джеймс и сам не мог объяснить, почему не такое, просто чувствовал, что отвратные мужики с обложки, поигрывающие накаченными блестящими задницами, и белобрысый — это совсем не одно и тоже. И размалеванные молоденькие шлюшки, непонятно какого пола — тоже не имеют к нему никакого отношения. И пусть Джеймс называл этим словом и брата и его друга… Ну, так они же обжимались, Джеймс сам видел! А то, что он пережил, скользя ладонями по худым теплым бокам, чувствуя пальцами каждое выступающее ребро, ни в какое сравнение не шло с тем омерзением и закономерным возмущением, которое Джеймс испытал, отпихивая от себя глянцевый журнал. Это было что-то другое, непривычное, пугающее, волнующее, похожее на рождественское утро, когда все внутри замирает от восторга и предвкушения… Или что-то вроде этого…

Поняв, что подобрать слова для описания собственных эмоций он так и не сможет, Джеймс шумно вздохнул и шмыгнул носом, продолжая вертеть в руках шнурки толстовки.

— Как думаешь, что сказал бы твой отец обо всем произошедшем?

Джеймс поднял голову и пожал плечами, упорно избегая взгляда стеклянных глаз, под которым он чувствовал себя грешником, поджаривающимся на огромной чугунной сковороде. Видимо, это такой новый способ пытки — мучить человека вопросами, на которые он все равно не может дать ответ.

Мистер Малфой еще немного побуравил преступника серыми ледяными глазами, поболтал в бокале остатки вина, и легко поднялся с кресла. Подойдя к двери, он, не оборачиваясь, поманил Джеймса за собой и вышел в коридор. Джеймс вздохнул с облегчением — пытка закончилась, наконец-то его ждет законное возмездие, а это значит, что скоро все закончится. За сегодняшний вечер и ночь он уже настолько устал ждать неминуемого наказания, которое все никак не наступало, что быстро потрусил следом за своим палачом по темным коридорам имения, надеясь лишь, что казнь будет быстрой и не особо болезненной.

Хозяин Малфой-Мэнор шел впереди, распрямив длинную спину, ни разу не обернувшись, словно зная, что пленник никуда не денется, и будет послушно идти следом. И Джеймс шел, не особо задумываясь о собственной участи, краем глаза замечая мелькающие мимо залы и колонны, и только оказавшись в уже знакомой гостиной, поднял голову и осмотрелся.

— Сейчас ты отправишься домой, — сообщил мистер Малфой, вталкивая ошарашенного Джеймса в камин. — Ляжешь спать и никогда больше не приблизишься к моему сыну. Ты понял меня? Не приведи Мерлин, если я узнаю, что ты посмел даже взглянуть в его сторону!

— Мистер Малфой… — пробормотал Джеймс, не понимая, что происходит, и почему его отпускают просто так, словно он не должен поплатиться собственной шкурой за то, что натворил.

— И будь добр, сделай так, что бы я больше никогда не видел твою гнусную смазливую рожу, — бесцветным голосом продолжил хозяин, зачерпывая из сандаловой шкатулки летучий порох. — Ты меня понял, маленький Уизел?

— А… — начал Джеймс, но не успел сказать и пары слов — зеленое пламя ударило в лицо, мир перед глазами закрутился, завихрился и исчез. Через мгновение Джеймс обнаружил себя сидящим на полу собственной гостиной, обалдевшим, и не верящим собственным глазам, так и не поняв, что произошло.

— Малыш, ты же должен понимать, что обманывать не хорошо! — Нарцисса церемонно звякнула чашечкой по блюдцу, и повернулась к многозначительно хмыкнувшему сыну. — Ладно, ладно, можно обманывать, но только в самых крайних случаях! И уж конечно, нельзя врать собственным родителям!

— Мама, ну что ты, в самом деле… — Драко поднял голову и отложил в сторону вилку, посмотрев на сына, уткнувшегося носом в тарелку.

— А мне не нравится, что из-за такой мелочи, как ссора с другом, я оказываюсь больна какой-то неизлечимой болезнью! — патетически воскликнула Нарцисса, смешно сморщив нос, так, что Скорпи неприлично прыснул от смеха. — И я не желаю, что бы мне напоминали о возрасте!

— Мама… — простонал сын, закатывая глаза, но не пытаясь возражать — подобного представления он ожидал еще вечером. Бабушка Скорпи обожала обличительные речи, и произносила их обычно с необыкновенным пафосом и торжественностью, чувствуя себя примадонной на театральных подмостках, от души наслаждаясь процессом. А всем присутствующим отводилась роль статистов, подающих нужные реплики. Присутствующие послушно подыгрывали и благоговейно внимали, потакая склонностям пожилой дамы, особенно не вслушиваясь в слова, в нужных местах согласно кивая головами и высказывая всевозможное одобрение.

— Что это за болезнь такая — инфлюэнца? Зачем этому… — Нарцисса запнулась, подыскивая более благозвучный эпитет, — мистеру Поттеру… Зачем мистеру Поттеру знать, чем я могу болеть? Драко, ответь, что за комедию ты вчера ломал?

— Могла бы и подыграть, — неразборчиво пробормотал сын, прячась за кофейной чашкой. — Еще неизвестно, кто из нас двоих ломал комедию…

— В любом случае, я требую, чтобы это больше не повторялось! — заявила суровая леди, гневно подрагивая раздутыми тонкими ноздрями. — Скорпи, я прошу, чтобы сегодня же ты передал этому… мистеру Поттеру, что с твоей бабушкой все в порядке. Как только вернешься туда — сразу ему это передай.

— Да, бабушка, — смиренно согласился внук, и, проигнорировав косой взгляд отца, поднялся из-за стола.

Шмыгнув в свою комнату, Скорпи нервно покрутился на одном месте, подошел к окну, поглазел на пустую подъездную аллею, а потом плюхнулся на кровать и с досады пнул подушку кулаком. Взгляд собственного родителя он понял очень хорошо — о возвращении к другу можно было забыть. После ночного разговора и всех глупостей, которые Скорпи наболтал под действием волшебного вина, можно было не сомневаться, что отец костьми ляжет, но не допустит появления сына в таком опасном месте.

— Чтобы я еще хоть раз в жизни пил вино! — пробормотал Скорпиус в мягкий подушечный бок, заботливо взбитый эльфами и потерявший красивую треугольную форму, — Пойти, бутылки все перебить, что ли?

О странных свойствах напитка он догадался только утром. Как только похмельный горячий обруч перестал сдавливать голову, изгнанный убойной дозой антипохмельного зелья, в памяти сразу всплыли слова покойного деда, слышанные Скорпи много раз. Дедушка говорил, что лишь благодаря свойствам зачарованного вина он узнал о каких-то неприятных обстоятельствах, сильно его тревожащих, и успел принять меры, пока не стало слишком поздно. Что это были за обстоятельства, и что за меры принял дед осталось загадкой, но отец каждый раз темнел лицом и уходил из комнаты, зато слова Люциуса прочно засели в голову Скорпи. Сложив два и два, он понял, что теперь сам не понаслышке знает, как действует коварный напиток.

Воспоминания о собственных словах и признаниях, которые он обрушил на отца, уже не вызывали прежнего приступа острого стыда, но вот то, что из Скорпиуса полезло такое, в чем он не хотел признаться самому себе, очень раздражало. Еще немного попинав подушку и азартно покусав острый уголок, настраиваясь на решительный лад, Скорпи рывком поднялся с кровати, вышел из комнаты и отправился искать отца для серьезного разговора. В кабинете его не оказалось, в комнате мамы — тоже, и только отловленный в коридоре старенький эльф смог задать верное направление для поисков.

Отец обнаружился на конюшне — внимательно выслушивая конюха, жалующегося на какие-то проблемы с последней партией овса, Драко Малфой кивал головой, задавал вопросы и задумчиво поглаживал черную лоснящуюся шею Гранда. Огромный вороной красавец благодарно фыркал и норовил прихватить хозяина зубами за плечо, требуя к себе еще большего внимания. Собираясь с духом, Скорпи глубоко вздохнул, втягивая носом острый запах конюшни и сена, толкнул деревянную дверцу соседнего пустого стойла, и перегнулся через загородку.

— Пап… — тихо позвал он. Гранд выразительно скосил глаза на пришельца, конюх вежливо улыбнулся и замолчал, вытирая руки куском старой ветоши.

— Подожди меня снаружи, — не оборачиваясь, ответил отец, и Скорпи вздохнул, почувствовав в его голосе лед.

Сердито насупившись, но не рискуя настаивать на своем, младший Малфой медленно сполз с загородки, прошагал по проходу мимо фыркающих лошадиных морд, и вышел в круг залитого солнцем загона. Подтянувшись на руках, он уселся на прогибающуюся жердину изгороди и, чтобы отвлечься от неприятных мыслей, уставился на годовалую резвую кобылку, носящуюся по загону. Серая в яблоках орловка опускала голову, трясла шеей, лихо взбрыкивала задними ногами, пританцовывала на месте, и вдруг бросалась вскачь вдоль длинной изгороди, пуская золотую гриву по ветру.

— Гарда, вот же чертовка, стреножить тебя надо! Ну погоди, вот поймаю, ты у меня целый день в стойле простоишь! — орал молодой конюх, гоняясь за кобылой и безуспешно пытаясь накинуть петлю шлеи. — И откуда ты взялась на мою голову с таким характером?

Скорпи невольно засмеялся — капризная Гарда явно издевалась. Подпустив вспотевшего парня ближе, она храпела, раздувала ноздри, пряла ушами и отпрыгивала в сторону раньше, чем черная ременная петля долетала до ее головы. Конюх чертыхался, подбирая с травы шлею, а кобыла с громким ржанием неслась дальше, и забава начиналась по новой.

— Хорошая лошадь, только молодая и глупая, — раздался за плечом голос отца. Скорпи повернул голову назад — отец устроился рядом, навалившись грудью на жердину, серебряные волосы были стянуты на затылке, открывая высокий лоб. С такой прической он становился похож на дедушку, что Скорпи не очень нравилось.

— Хорошая, — осторожно согласился он, опять посмотрев в сторону загона — конюху наконец-то удалось поймать беглянку, и теперь он пытался отвести взмыленную Гарду к воротам конюшни. Та упрямилась, задирала голову, роняя с губ белые клочья пены, присаживалась на зад, подметая пышным хвостом твердую вытоптанную землю с чахлыми кустиками травы.

— Демьен, не пережми, осторожнее! — крикнул отец конюху, взмыленному не меньше кобылы. — Не люблю, когда силу применяют, но иногда приходится…

— Ты как дедушка говоришь… — буркнул Скорпи, наблюдая золотой хвост и серый круп, исчезающий в полумраке конюшни. Гарда смирилась, подчиняясь силе, и теперь шла по деревянному настилу, глухо стуча копытами.

— В чем-то он был прав, — отец почесал длинный нос и оттолкнулся от сучковатой жердины, потянув сына за собой за рукав. — Пойдем-ка, поговорим.

Скорпиус скривился, но послушно сполз на землю и пошел следом за высокой фигурой отца, приготовившись, как Гарда, отстаивать свое право на свободу и общение с другом.

Отойдя от загона, отец свернул на песчаную дорожку, и пошел вглубь тенистой аллеи к пруду, не оборачиваясь назад и не пытаясь заговорить первым. Скорпи кусал губы, искоса бросая взгляды в отцовскую спину под белой свободной рубашкой, с тоской думая о том, что разговор может окончиться для него не самым лучшим образом. И тогда Альбуса он увидит только осенью.

Остановившись у пруда, отец сошел с дорожки, легко провел ладонью по тонким доскам сидения садовой скамейки, смахивая сухие листья, и сел, закинув руки за голову и уставившись в крону старого дуба над головой. Скорпи пожал плечами и раздраженно хрустнул пальцами, садясь рядом.

— А ты знаешь, кто к нам под утро пожаловал? — хитро усмехнулся отец, рассматривая зеркальную гладь пруда, по которой, как по смазанному маслом стеклу, носились резвые водомерки.

Скорпи вопросительно приподнял одно плечо — ему было решительно плевать, кто мог утром посетить Малфой-Мэнор, будь это хоть министр магии, хоть английская королева. Сейчас его волновали совершенно другие вопросы.

— Да… Поттер, значит… — почему-то улыбнулся отец, прищуривая глаза и распуская хвост на затылке — седые волосы волной рассыпались по плечам. — Люциус, наверное, в гробу переворачивается. — с непонятным злорадством добавил он.

— Зачем ты меня этой гадостью напоил? — сердито спросил Скорпи, при имени деда вспомнив о вероломности собственного папочки, накачавшего сына вкусным аналогом варитасерума.

— Ну, должен же я был выяснить, в чем дело…

— Выяснил?

— Не обижайся, малыш, — старший Малфой с улыбкой потрепал сына по платиновой макушке, и сразу убрал руку, когда Скорпи обиженно отвернулся. — Не мог же я позволить единственному наследнику стать убийцей.

— Опять как дед говоришь, — недовольно пробурчал Скорпиус, подтягивая к груди одно колено и пристраивая на него подбородок. — Я бы и сам справился, я взрослый.

— Да, конечно взрослый, — отец встал со скамейки и подошел к воде, сцепив руки за спиной. — Ты еще глупый слепой щенок! — вдруг рявкнул он, оборачиваясь к притихшему сыну. — Ты сам с собой не справляешься, а туда же — взрослый! Был бы жив твой дед, он бы тебя выпорол для начала, а этот мерзавец, у которого вместо головы квоффл, уже сидел бы в подвале и орал, когда из него жилы стали бы вытягивать. И никакие бы твои причитания не помогли, хоть с вином, хоть без. И поехал бы ты осенью в Дурмштранг доучиваться, а сразу после экзаменов — свадьба, чтобы дурь повыбило! И то — если бы рара был в хорошем настроении! Взрослый…

Скорпи отвернулся, мрачно насупившись — гневная отповедь, при всей своей обидности, была справедливой, как бы не хотелось в этом сознаваться. Сердито поморгав глазами, стараясь затолкать обратно глупые слезы, Скорпи нахохлился и отвернулся, не зная что ответить. Отец решительно развернулся на каблуках, подошел ближе и с размаху сел на лавку, скрипнув старыми досками сидения.

— Скорпиус, я старался никогда на тебя не давить, не считая себя вправе вмешиваться в твою жизнь, — начал отец, опять приглаживая назад волосы, и смахивая с брюк невидимые ворсинки. — Но видит Мерлин, как мне хочется именно сейчас вмешаться! Я прекрасно знаю, о чем ты хотел поговорить. Ты хочешь вернуться в тот дом, да? Я прав или нет?

— Прав, — глухо буркнул Скорпи. В горле царапался горький колючий комок, как при ангине, и говорить было невыносимо трудно, словно в глотке застрял кусок черствого хлеба. Уставившись на жесткие пыльные травинки под ногами, он замолчал и уткнулся лицом в колени.

— Так вот — я категорически против. Не то, чтобы я боялся за тебя, но я не уверен, что ты справишься с ситуацией. А связываться с этой семьей я не хочу.

— Я Альбусу обещал сегодня вернуться, — Скорпи поднял голову, и упрямо поджал губы, сам не замечая, как копирует мимику отца. — Я ему обещал, он ждать будет!

— А-а, ну да, как же я мог забыть! — саркастически откликнулся отец, скрещивая руки на груди, — Альбус Поттер, лучший друг, конечно, разве можно расстроить друга. А как же второй?

— Справлюсь, — отрезал Скорпиус, опять почувствовав себя кем-то вроде Гарды, которую на аркане тащат в теплую безопасную конюшню, уводя с опасного, но такого необходимого просторного луга. — Я ведь все равно вернусь, без спросу уйду, ты меня знаешь!

— Предпочитаешь провести остаток каникул в собственной комнате под замком? — с интересом спросил отец, рассматривая лицо сына, покрасневшее от упрямой злости до такой степени, что даже пепельные брови стали казаться двумя светлыми полосками, сошедшимися у переносицы. — Что, тебе действительно так нравится этот мальчик? — неожиданно мягким голосом поинтересовался он.

Скорпи вспыхнул до бордово-синюшного оттенка, засопел и отвернулся. Старший Малфой поцокал языком и запрокинул вверх голову, рассматривая толстые дубовые сучья над головой. Сын продолжал молчать, упорно не поднимая голову, и Драко понял, что не смотря на все запреты мальчишка действительно сбежит, сколько его не запирай. И как бы хуже не вышло.

— Прости, рара, но я поступлю по-другому… — пробормотал он, обращаясь к волнистым дубовым листьям над головой, и слегка толкнул сына в плечо. — Между прочим, пока ты дрых, меня навестил Джеймс Поттер.

— А? А этому чего тут понадобилось?!

Драко удовлетворенно хмыкнул, увидев то, что хотел — непонимание в голубых глазах сына тут же сменилось целой гаммой эмоций, от удивления, до возмущения. Но самое главное — страха не было, Скорпи совершенно не боялся старшего брата своего друга — злился, негодовал, но не боялся.

— С повинной приходил, — протянул отец, внимательно следя за сменой выражений на лице сына. — Вероятно, думал, что его убивать будут, медленно и больно…

— Ну и зря не убил! — рыкнул Скорпи, ударив кулаком по некрашеной деревянной спинке.

Отец промолчал, опять изучая то листву над головой, то мутную воду пруда, на поверхность которой, то тут, то там, изредка всплывали и лопались большие пузыри. Скорпи, немного остыв, сосредоточено рвал на мелкие кусочки дубовый листок, складывая его сперва пополам, потом в четверть, потом в две четверти, пока в его ладони не оказалась мелкая зеленая труха. От конюшен послышалось громкое ржание, и возмущенный голос конюха Демиена: «Опять вырвалась, неугомонная, чтоб тебя вервольф загрыз!»

— Ладно! — отец звонко шлепнул ладонью по колену и поднялся на ноги, отряхивая брюки. — Можешь вернуться, Мерлин с твоими обещаниями.

И тут же добавил, заметив, как лицо Скорпи расцвело неуверенной, неверящей улыбкой:

— Но прошу тебя не делать глупостей. Насчет этого придурка здоровенного я не волнуюсь, а вот твоя… дружба… с Альбусом… Запомни, Уизли и Поттер — это не я, от них в Дурмштранге не скроешься и в имении не отсидишься. Держи себя в руках, иначе твои каникулы закончатся раньше времени.

* * *

Сколько его не пытались отогнать от камина, сколько не увещевали и не сетовали, но Альбус упорно не желал покидать гостиную. Устроившись с ногами в кресле, он буравил взглядом черное от копоти каменное нутро, поглядывал на часы и грыз пальцы, обкусав кожу вокруг ногтей почти до мяса. Время приближалось к обеду, но друг еще не вернулся, и чем больше Ал ждал, тем больше нервничал, устав успокаивать себя тем, что фраза «вернусь завтра», может означать и ранее утро, и поздний вечер.

Изредка он вылезал из кресла, бродил по комнате, разминая затекшие мышцы, подходил к окну, выглядывал в кухню, и даже читать пробовал. Но через несколько минут книга откладывалась в сторону и Альбус снова смотрел на часы, кусая пальцы.

— У вас что, всеобщая забастовка? — недовольно спросил отец, спускаясь с лестницы, — Лили капризничает, Джеймс второй день из комнаты не выходит, ты в кресле засел, как в засаде… Сходил бы, погулял, погода такая хорошая.

— Не хочу, — буркнул Ал, посасывая кровь, сочащуюся из сорванного заусенца — боль хоть немного отвлекала от томительного ожидания и волнения.

Отец вздохнул, протирая очки, и, подойдя к сыну, неловко потрепал его по растрепанной, как у него самого, макушке.

— Да вернется твой приятель, не переживай… Мало ли, что там случиться могло, бабка его, и правда, в возрасте уже… Хотя от этой… как ее… инфлюэнцы могли бы еще вчера вылечить, все же не чума, и не оспа…

— Угу, — неопределенно промычал Альбус, погруженный в собственные, невеселые мысли — а вдруг и правда, что-то случилось и друг сегодня не вернется? Или не вернется совсем…

Вдруг камин издал странный перхающий звук, и Альбус напрягся как охотничья собака, учуявшая дичь. По дымоходу прокатился глухой рокот, очаг дохнул зеленым пламенем пополам с сажей, и Скорпиус Малфой собственной персоной элегантно спрыгнул на паркет, сверкая белозубой улыбкой.

— Ну вот, а ты переживал! — осклабился Гарри, и почти отлетел к стене — средний сын сорвался с кресла, отпихнув отца, и чуть не загнал друга обратно в камин, совершенно по-девчоночьи повиснув у него на шее.

— Точно, филиал Мунго… — пробормотал сконфуженный Поттер, с неудовольствием наблюдая, как Альбус радостно прыгает вокруг Скорпи, до персикового румянца смущенного такой бурной встречей. — Ну хоть тут все довольны…

За спиной раздался тихий шорох — Гарри поднял голову, привлеченный движением на верхней площадке лестницы, но успел только заметить мелькнувший носок белой кроссовки.

«Ну, совсем хорошо — и Джеймс показался! — улыбнулся Поттер, и, чрезвычайно довольный, отправился на кухню к жене, решив, что в его доме, наконец-то, установился относительный мир и покой.

* * *

Отряхнувшись от сажи и поднявшись на второй этаж, Джеймс ввалился в свою комнату, не включая света разделся и упал в кровать. Сон накрыл его сразу, как только голова коснулась подушки — так крепко он спал, наверное, впервые в жизни. Но глубокий засасывающий сон без сновидений, больше похожий на смерть, продлился не долго — громкий стук в дверь и голос матери заставил Джеймса проснуться. Подпрыгнув в кровати, он несколько минут дико озирался по сторонам, не понимая кто он, и где находится.

— Джеймс! Джеймс, с тобой все хорошо? — надрывался из-за двери голос матери, сопровождаемый громким стуком. — Может быть тебе что-нибудь надо? Джеймс, что с тобой, я волнуюсь!

— Мммм… — ответил Джеймс, тряся головой и с силой натирая лицо ладонями, чтобы разогнать тяжелую липкую сонливость. — Нормально все, мам! Сплю я…

Поговорив с родительницей в таком духе, но так и не открыв дверь, Джеймс вздохнул с облегчением, когда стук стих и коридор опустел. Упав на подушку, он завернулся в одеяло с головой, но прежний сон, прерванный таким бесцеремонным образом, так и не вернулся. Поворочавшись с боку на бок, Джеймс встал с постели, пошатываясь сходил в ванную, попил воды из под крана, и вернулся обратно. С раздражением задернув занавески, чтобы яркий солнечный свет не резал глаза, он снова попытался уснуть, и это ему почти удалось — несколько часов Джеймс провел в чуткой полудреме, то проваливаясь в тревожные короткие сны, то выныривая на поверхность и слыша, как мимо его двери постоянно курсируют домочадцы.

В конце концов он проснулся окончательно, чувствуя себя непривычно разбитым и вымотанным, потом повернулся на бок, обняв подушку и сбив ногами одеяло. Думать ни о чем не хотелось, более того — попробовав вспомнить прошедшие события, Джеймс понял, что визит в Малфой-Мэнор и разговор с мистером Малфоем стал казаться ему фрагментом какой-то прошлой жизни, случившейся не с ним. Или кадрами из странного, нереального фильма. Или сценой, вычитанной в книжке — настолько неправдоподобными были воспоминания о стеклянных светлых глазах и перекошенном бешенством лице. Джеймс осторожно потрогал собственную шею, желая удостовериться, что события прошедшей ночи не бред, и не последствия очередного фантастического сна. Гортань отозвалась легкой болью, кадык все еще хранил память о холодных стальных пальцах, чуть не продавивших его в дыхательное горло.

— Не приснилось… — пробормотал Джеймс, рассматривая собственную обувь, валяющуюся посередине комнаты — шнурки так и остались неразвязными, из одного кроссовка торчал вытянутый язычок стельки.

В коридоре послышались шаги, кто-то остановился напротив двери, вежливо постучал по косяку и голосом Альбуса поинтересовался:

— Джеймс, спишь? Поговорить можно?

Джеймс не ответил — по-отцовски выпятив губу, он продолжал тупо разглядывать кроссовки, словно ничего нет на свете интереснее стесанных подошв с внутренней стороны и серой угольной пыли, приставшей к белой царапанной коже. Брат за дверью шумно вздохнул и прошлепал по коридору в обратную сторону.

— Ну что, все спит? — донесся издалека приглушенный голос отца. Джеймс перевернулся на спину, с хрустом потянулся и закинул руки за голову — вставать не хотелось, а спать он тоже больше не мог, и чем занять свой досуг, понятия не имел. То, к чему он был готов и чего ждал — так и не произошло, и теперь он чувствовал себя в еще более подвешенном состоянии, чем ночью. Ну, хоть никакие умирающие котята больше не хныкали в ухо, и то хорошо.

Провалявшись еще с полчаса в состоянии полнейшей прострации, Джеймс почувствовал, что неплохо бы спуститься вниз и перехватить что-нибудь на кухне из съестного, хоть яблоко, хоть сэндвич. А потом можно вернуться в комнату и наконец-то придумать, что делать дальше — не смотря на то, что его отпустили из Малфой-Мэнор в полном здравии, и даже с порога не отправили в Азкабан, Джеймс был уверен, что на этом история явно не закончится. Вполне возможно, что уже сегодня отец получит сову с письмом, а может, уже получил, или как раз в этот момент оскорбленный отец Скорпиуса находится в Визенгамоте, сочиняя пространное заявление о произошедшем насилии над его сыном. А это значит — расслабляться рано.

Джеймс сполз с кровати, и, позевывая, поплелся в ванную. Стоя под обжигающими струями воды, он с удивлением подумал, что теперь мысли о возможном аресте не вызывают в нем вообще никаких эмоций — ни страха, ни тревожного томительного ожидания. А ведь еще вчера «уютная» Азкабанская камера казалась ему чем-то вроде избавления от навязчивых мыслей, а немедленная Авада от мистера Малфоя, практически, искуплением за ужасный поступок. А сегодня — ничего, совершенно ничего. Это было странно и непривычно, словно Джеймсу стерли все эмоции до единой, оставив пустую оболочку.

Протерев ладонью в запотевшем зеркале круглое окошко, Джеймс увидел в нем хмурое бледное лицо, торчащие иголочками мокрые темные волосы на голове и темную полоску отросшей юношеской щетинки под носом и на подбородке. Погладив шершавую щеку, и решив, что сегодня надо выглядеть достойно, Джеймс полез в шкафчик за зельем, хотя обычно пользовался бритвенным станком, каждый раз получая огромное удовольствие от поистине взрослого процесса, тем более что бриться он начал совсем недавно. Внимательно наблюдая за тем, как зелье уничтожает раннюю подростковую поросль на его лице, Джеймс прикидывал, чтобы ему соврать родителям, и как отвязаться от расспросов младшего брата — по собственному опыту он прекрасно знал, что если Альбус решил что-то выяснить, то просто так не отстанет.

— Заучка, — автоматически пробормотал Джеймс в адрес брата, стирая со щеки остатки зелья и швыряя в угол влажное полотенце.

Выйдя из ванной, он распахнул шкаф, и натянул новые джинсы, жесткие и еще необтертые, мысленно посмеявшись над самим собой — можно подумать, что он собирается на свидание, а не готовится к общению с собственными родителями. Пригладив волосы, и оставшись вполне довольным собственным отражением в зеркале, Джеймс решительно отпер дверь и вышел из комнаты.

— Ну, и что дальше? — спросил он, обращаясь к блестящим натертым половицам, в которых играл солнечный свет, лившийся из того самого окна, к которому Джеймс, когда-то, притиснул белобрысого. Половицы ответили еле слышным поскрипыванием, а окно вообще осталось глухо к вопросу.

Джеймс втиснул руки в узкие карманы, потоптался на месте, и двинулся к лестнице, заслышав какой-то шум, доносящийся с первого этажа, сопровождаемый странным повизгиванием, который мог издавать только один человек на свете — его собственный младший братец. Еще не зная, чем вызвано столь бурное проявление радости, он осторожно выглянул из-за угла, вытягивая шею, и пригнувшись к полированному поручню перилл.

Дверь в гостиную была открыта, Джеймс пригнулся еще ниже, улучшая себе обзор, и застыл на месте в напряженной позе, почувствовав, как кровь отливает от лица, а сердце прыгает под горло, так, что становится больно дышать — прямо посреди комнаты стоял белобрысый, крепко прижимая к себе захлебывающегося восторгом Альбуса, и тихонько раскачивался из стороны в сторону, пряча горящее смущением лицо в растрепанных черных волосах друга.

Старые джинсы и легкая свободная рубашка, выбранные Гарри для посещения поместья Малфоев, стоили ему ссоры с женой и ночевки во второй гостевой спальне. Ворочаясь в непривычно мягкой кровати, Поттер сначала ругал несговорчивую Джинни, потом боднул за глаза феминистку-Гермиону, запудрившую супруге мозги, потом обрушился на подкаблучника Рона, не способного приструнить свою активную подругу жизни. Потом опять рассердился на жену, ни с того, ни с сего начавшую проявлять неприятное мещанское желание показать «этим Малфоям» свой достаток, каждый раз обряжая мужа в дорогие, но страшно неудобные обновки. Вспомнив об «этих самых Малфоях» Гарри рассвирепел окончательно, найдя самую удобную цель для выброса раздражения — если бы не хорек, то он бы не поругался с женой, не таскался бы по магазинам за дурацкими, никому не нужными шмотками, а следовательно — не опозорился бы в прошлый раз, влезая на лошадь. И вот теперь, из-за какого-то барахла, обвешенного бирками с непонятными, но очень модными названиями, он поругался с Джинни и вынужден ночевать в гостевой спальне, на кошмарно мягкой постели, утопая в жарких подушках!

Сообразив, что возмущенные мысли пошли по кругу и вернулись к тому, с чего начались, Гарри раздраженно встал с кровати, сдернул одеяло, прихватил одну подушку и перебрался на раскладное кресло. Немного поколдовав, он превратил скрипучий образчик мебели, обитый веселеньким желтым плюшем, в удобную кушетку, и лег, блаженно вытягиваясь на спине.

Еще немного поворчав про себя, он повернулся на бок и закрыл глаза. Однако уснуть не получилось — мысли, единожды зацепившись за Малфоя, теперь не собирались сдавать своих позиций, и Гарри подумал, что чертов слизеринец, даже через много лет умудряется отравлять его жизнь, причем, не прилагая практически никаких усилий со своей стороны.

Хотя, почему никаких? Вот зачем, к примеру, Малфою понадобилось выяснять, приедут ли Поттеры к ним в это воскресенье, или нет, и в каком составе? Что он собирался выяснить? Будет ли с детьми глава семейства, и удастся ли его еще раз опозорить, заставив гарцевать на нервной кобыле?

«Перетопчешься, хорек!» — злорадно подумал Гарри, ухмыляясь в подушку и вспоминая утренний разговор через камин — теперь-то он не оставит шанса заледеневшему однокурснику, еще посмотрим, кто из них двоих держится в седле лучше!

Вдруг он прыснул от смеха, и смущенно почесал лоб — дожили, с возвращением в его действительность Драко Малфоя Гарри окончательно сдвинулся и впал в детство! Это же надо такое придумать — соревноваться с седым хорем, кто из них лучший наездник, нет, положительно близость Малфоев на него дурно влияет.

Однако безрассудный азарт и радостное предвкушение поездки никак не хотели проходить под влиянием взрослых и зрелых рассуждений — Гарри почувствовал себя кем-то вроде Джеймса или Альбуса, таким же безрассудным подростком, для которого нет ничего приятнее, чем доказать всему миру, и особенно старому сопернику, что он сильнее, быстрее и... моложе?

— Совсем сдурел! — хохотнул Гарри, переворачиваясь на другой бок. — Эдак я скоро у Джеймса метлу начну отбирать.

Представив себя верхом на коллекционной метле сына, Поттер малодушно подумал, что если прокрасться в чулан, пока Джеймс спит, то вполне можно сделать круг над озером, а потом незаметно вернуть метлу обратно… Тем более, что сын в последнее время совершенно забросил и полеты, и купания — теперь у него появилось новое увлечение.

Вот уже второй день, не дожидаясь завтрака, Джеймс прихватывал пакет с бутербродами и термосом, вооружался отцовским волшебным спиннингом, отвязывал лодку и уплывал на другой берег озера, к откосам. Возвращался он только под вечер — исцарапанный, довольный, пахнущий тиной и водой, покрытый красными комариными расчесами, и торжественно вручал сияющей Лили большую банку, полную мелких серебристых рыбешек. Джинни закатывала глаза, обрабатывая расчесы и царапины сына заживляющим зельем, Лили радостно пищала, рассматривая выпученные рыбьи глаза сквозь мутное стекло, а потом торжественно направлялась к озеру, чтобы вернуть рыб в их привычную среду обитания. Альбус и Скорпиус участия в забаве не принимали, держались особняком, и остаток недели просиживали в библиотеке, изучая какие-то очередные исторические труды. Все последние дни прошли под знаком дремотного спокойствия и полного отсутствия хоть какой-то активности в доме.

Задумавшись о детях, Гарри почувствовал, как радостное предвкушение завтрашнего дня исчезает со скоростью воды, испаряющейся с раскаленной сковороды — Джеймс категорически отказался от посещения Малфой-Мэнор, сославшись на какие-то неведомые планы, связанные с рыбалкой. Джинни покачала головой, и пробормотала что-то насчет китов, которых в озере отродясь не водилось, а потом тихонько шепнула мужу на ухо, что Джеймс ее тревожит.

Гарри нахмурился и согласился — старший сын его тоже тревожил. Нет, в увлечении рыбалкой не было ничего необычного, но то, что Джеймс явно старается как можно меньше находиться в доме, заметила даже Лили. Только два заумных приятеля ничего не замечали, будучи заняты исключительно друг другом и библиотечными шкафами, даже на вечерние посиделки притаскивая какие-то пыльные потрепанные книжки, о существовании которых Гарри и не подозревал.

Наблюдая, как Джеймс лихо работает челюстями, закидывая в себя ужин, не поднимая головы от тарелки и игнорируя расспросы, Гарри даже посетила совершенно крамольная мысль — а не подлить ли в чашку с остывшим чаем, который жадно выхлебывал сын, несколько капель веритасерума? И тут же, устыдившись своих аврорских замашек, Поттер ретировался в гостиную, оставив мрачного сына в гордом одиночестве на пустой кухне.

— Влюбился он, что ли? — зевнул Гарри в подушку, погружаясь в сон. — Да нет.… В кого тут влюбляться то? Девчонок нету… и плохо, что нету… не в сына же этого… как его…

Не закончив мысль до конца, он уснул, уронив очки на пол, свесив одну руку с импровизированной кушетки и забыв выключить свет.

* * *

— О, мы вовсе не хотели пугать ни вас, ни вашего очаровательного мальчика, забирая Скорпи домой так неожиданно, — лопотала Астория, поигрывая ямочками на румяных щечках. — Но леди Нарцисса потребовала присутствия внука у своей постели. Знаете, пожилые люди, имеют свои легкие причуды… ну, вы меня понимаете, не так ли? Хотя, жар спал почти сразу, но она провела весь вечер в постели — инфлюэнца весьма коварная болезнь…

Гарри послушно кивал, млея от близости прелестной блондинки, напоминающей пирожное из кондитерской Фортескью — летнее нежно-розовое платье с пышными воланами вокруг глубокого декольте открывало мраморную белизну точеных плеч, золотые волосы, уложенные вокруг головы двумя толстыми косами, казались неким подобием короны. Беззастенчиво разглядывая волнующие изгибы стройной фигуры хозяйки дома, Гарри снова поймал себя на мысли, что хорек отхватил настоящий клад в виде жены. И как это такая милая женщина, уживается в одном доме с Нарциссой Малфой?

Представив себе покойную Молли Уизли, Поттер незаметно вздохнул — невозможно было представить, чтобы его теща, родившая и вырастившая целый выводок детей, легкая на подъем, и не привыкшая жаловаться на судьбу, потребовала бы к своей постели внуков, подобно королю, созывающего наследников у своего смертного одра. Бред и ахинея. Но, видимо, у аристократов свои странности, которых Гарри никогда не понять.

— Леди Нарцисса очень сожалеет, что не может сегодня спуститься и лично пообщаться с вами и вашими детьми, — продолжала Астория, многозначительно прикрывая голубые глаза пушистыми ресницами. — Но, думаю, что в следующий раз она непременно к нам присоединиться.

Гарри еще раз вежливо улыбнулся, мысленно понадеявшись, что к следующему разу Нарциссу Малфой свалит в кровать очередное труднопроизносимое заболевание — встречаться с матерью Драко ему не хотелось. Он даже представить не мог, о чем с ней разговаривать, тем более после стольких лет, прошедших с их последней встречи. Не о Волдеморте же… Уж лучше выслушивать милую болтовню Астории — на нее хотя бы смотреть приятно.

— Пап, гляди! — заорал Альбус, гарцуя на здоровенном вороном коне и в восторге размахивая руками. Гарри приветливо помахал в ответ, заметив как хозяйка дома горделиво приосанилась — ее сынок вышагивал рядом с другом, ведя черного жеребца в поводу вокруг загона. Мимо них с гиканьем пронеслась Лили верхом на резвом шоколадном пони, и Поттер опять вспомнил о Джеймсе, оставшемся дома — ну неужели рыбалка лучше, чем катание на лошадях? Тем более, что в прошлый раз визит в поместье к родителям Скорпиуса старшему сыну явно понравился. Нет, что-то с мальчишкой не так…

— Я вынуждена вас оставить на некоторое время, — с искренней печалью в голосе сообщила Астория, подводя гостя к ограде загона. — Но увы, моя свекровь все еще нуждается в поддержке близких людей, мне непременно нужно к ней подняться. Впрочем, я уверена, что вам не будет скучно, не так ли?

С удовольствием поцеловав мягкую ручку красивой хозяйки, и заверив ее, что скучно ему быть просто не может, Гарри остался один. Облокотившись на длинную жердину изгороди, он подставил горячему солнцу спину, улыбнулся и еще раз помахал Альбусу. Сын осмелел настолько, что пустил своего вороного гиганта мелкой трясучей рысью, неумело подпрыгивая в седле и заливаясь громким хохотом. Скорпи остался стоять у ограды, приставив руку козырьком к глазам, внимательно следя за перемещениями приятеля.

«Да, завтра Альбус с кровати не встанет… — с сочувствием подумал Поттер, наблюдая, как сын, непривычный к таким нагрузкам, неловко заваливается в седле то влево, то вправо. — Ведь говорил же, что надо спортом заниматься!»

— Добрый день, — прозвучал за спиной тихий голос. Гарри обернулся через плечо и кивнул знакомой высокой фигуре — Драко Малфой нетерпеливо похлопывал себя по бедру свернутым хлыстом, не отрывая взгляда от двигающихся фигурок в загоне.

* * *

Гранд, не смотря на свои впечатляющие габариты, по темпераменту оказался спокойнее коровы — единожды признав маленького мальчишку, он позволял возбужденному наезднику подпрыгивать в седле, тянуть себя за гриву и неумело молотить пятками по черным лоснящимся бокам.

— Ты не болтайся в седле, а в стременах поднимайся. Прижми колени к бокам, словно ступнями ему живот приподнимаешь. Нет, ноги не задирай. — наставительно вещал Скорпиус, с видом знатока вышагивая рядом. — И не дергай повод, плечи расслабь, не натягивай — видишь, он голову задирает.

— Фух, тяжело… — проворчал взмыленный Альбус, у которого после третьего круга вокруг загона болела спина, ноги, и даже шея. А задницу, он, похоже, отбил окончательно и бесповоротно.

— А ты думал, что это легко? — улыбнулся приятель, почесывая белую звездочку на широком лбу коня. — Давай, слезай, хватит на сегодня.

Альбус с готовностью выпустил повод, и тут же испуганно обхватил черную шею руками, когда Гранд, почувствовав свободу, сделал пару неожиданных шагов.

— Стремя брось, кавалерист Поттер! — засмеялся Скорпи, хватая коня под уздцы. — Повод не выпускай, и спрыгивай.

— Угу… — Альбус понял, что просто не в состоянии задрать онемевшую ногу, и перекинуть ее через лошадиную голову — мышцы налились свинцовой горячей тяжестью, и на землю он спустился, только когда Скорпиус почти волоком вытащил его из седла.

— Ну что, стоишь? — спросил друг, обнимая Альбуса за талию. Тот только покачал головой, стараясь не сильно дрожать коленями. Гранд громко фыркнул за спиной, демонстрируя свое отношение к первому опыту гостя, и Скорпи тихонько рассмеялся Алу в ухо, помогая добраться до изгороди. Незадачливый наездник плюхнулся на траву, с готовностью вытянул ноги и, закрыв глаза от облегчения, привалился спиной к столбику изгороди.

— Не передумал дальше учиться? — Скорпи присел рядом на корточки и осторожно погладил колени друга, мягко, но чувствительно надавливая большими пальцами, разминая усталые мышцы, — Учти, дальше еще тяжелее будет, ты сегодня и не ездил как положено.

— Буду! — упрямо отозвался Альбус, морщась от неприятных ощущений, и отворачиваясь от солнца, бившего в лицо. — Если у Лили получается, то и я смогу. Она моложе, а даже не устала. Нечестно…

Скорпи обернулся назад — сестра Альбуса болтала с Демиеном, стоящем на пороге конюшни и охотно рассказывающим о своей нелегкой работе и капризной Гарде. Лили кокетливо наматывала гладкий локон на палец, строила глазки и пританцовывала на месте длинными загорелыми ногами, сама похожая на рыжего жеребенка.

— Ой! — болезненно вскрикнул Альбус, когда рука друга слишком сильно надавила на затекшую икру. — Черт, папа прав, я натуральная девчонка! Нет, я хуже девчонки, как кисель какой-то. Ни летать, ни плавать, ни на лошади ездить.

— Ну, на воде ты уже неплохо держишься, — заметил Скорпиус, взяв приятеля за запястье и разворачивая его руку к свету. — М-да… — протянул он, рассматривая красные волдыри на ладони Альбуса. — Говорил же — не дергай повод! Надо в дом сходить, у папы зелье взять, что ли…

— Не надо никакого зелья. — сердито буркнул смущенный друг, который только сейчас заметил, что сбил ладони до кровавых мозолей. — А папа твой и так здесь, вон он, с моим.

— Где? — Скорпи опять обернулся назад и удивленно присвистнул. — Ничего себе. Ну, твой старик силен! — с уважением протянул он.

Из ворот конюшни выехали два всадника — впереди Драко Малфой на соловом коне, а следом за ним показался отец Альбуса верхом на все той же нервной гнедой кобыле. Пришпорив свою неврастеничку, старший Поттер лихо обошел отца Скорпи и загарцевал боком по загону — в этот раз кобыла вела себя намного лучше, признавая уверенную силу наездника.

— Пап! — заорал Скорпи, поднимаясь на ноги и размахивая над головой руками, — Папа!

Мистер Малфой, обернулся на голос, надменно кивнул засуетившемуся конюху, и поскакал к сыну, тихонько похлопывая коня хлыстом по крупу. Подъехав ближе, он нагнулся в седле, внимательно изучая сердитое лицо Альбуса, так и сидящего на траве — обессилено вытянув ноги и пристроив на колени руки ладонями вверх.

— Первая попытка? — понимающе спросил хозяин дома, улыбнувшись одними губами. — Ничего, молодой человек, сила приходит с опытом, никто не рождается с ногой в стремени. Скорпи, может быть, на сегодня достаточно? Идите в дом, тем более, что скоро обед.

— Пап, а… — но Скорпиус так и не успел задать свой вопрос относительно зелья — отец Альбуса рысью промчался мимо них, подняв легкое облачко пыли. Придерживая повод одной рукой, он легко развернул кобылу у противоположного края загона, и поскакал обратно, слегка откинувшись в седле — черные волосы отдувались ветром назад, стекла очков поблескивали на солнце.

— Понятия не имел, что папа умеет ездить на лошади! — завистливо выдохнул Альбус, заворожено наблюдая за тем, как его отец, сжимая коленями круглые коричнево-медные бока, заставляет кобылу то идти боком, то послушно пятиться назад.

— Да, я тоже… — глухо отозвался отец Скорпиуса, внимательно наблюдая за перемещениями старшего Поттера по загону. — Скорее, я не удивился бы дракону, но лошади…

— Папа и на метле может! — с какой-то детской гордостью за отца сообщил Альбус, — Он был лучшим ловцом в школе! Ой, да вы же знаете…

— Да, мальчик, я знаю, — опять улыбнулся одними губами мистер Малфой, и повернулся к сыну, привычно усевшемуся на жердину ограды. — И все же, Скорпи, идите в дом, передай маме, что мы скоро тоже будем.

Он развернул коня, дал шенкелей, и понесся к открывающимся воротцам загона, больше не оборачиваясь ни в сторону мальчишек, ни в сторону второго всадника. Отец Альбуса, увидев песочный круп и белый развевающийся хвост, скрывшийся за поворотом аллеи, азартно гаркнул, пришпорил гнедую кобылку, испуганно присевшую на задние ноги, и рванул в погоню, послав свою лошадь в галоп.

— Никогда бы не подумал, что папа…— Скорпиус уселся рядом с другом, сорвал травинку и задумчиво сунул ее в рот. — Он с твоим в школе не ладил, знаешь?

— Угу, мама и дядя Рон рассказывали, — отозвался Альбус, продолжая смотреть на открытые воротца, за которыми скрылись всадники — над дорожкой аллеи все еще клубилось прозрачное пыльное облачко. — Вроде бы не просто не ладили, а прямо ненавидели друг друга. Слушай, а вдруг они подерутся? — вдруг заволновался он, и тут же расслабился, опять приваливаясь спиной к гладкому бревну столба. — Да не, глупости говорю, столько лет прошло…

— Это точно, — хмыкнул Скорпи, посасывая зеленый стебелек. — Не могут же люди столько лет друг друга ненавидеть, верно?

— Верно…

* * *

Как так вышло, что он сам предложил хорьку поскакать наперегонки — Гарри и сам не понял. Малфой общался все так же вежливо и сдержанно, как и в первый раз, в глаза не смотрел, говорил тихо, и вообще — весьма активно загораживался от гостя своим ледяным щитом. Выдав все положенные фразы о погоде, политике и детях, он уже собирался завести знакомую песню насчет больной матери, но Гарри, которому до смерти надоело это представление, его перебил:

— Я уже в курсе. Твоя жена сказала, что Нарцисса болеет.

Драко на мгновение растерял былую невозмутимость, услышав фамильярное обращение на «ты», и знакомо изогнул бровь, продолжая смотреть мимо гостя. Но сразу взял себя в руки и все тем же бесцветным голосом поинтересовался, почему супруга и старший сын мистера Поттера не смогли посетить гостеприимный Малфой-Мэнор в такой чудесный погожий день, и в добром ли здравии они пребывают?

— В нормальном, — ответил Гарри, начиная чувствовать очередной приступ нездорового азарта — очень хотелось растормошить старого врага, разбить прозрачный футляр и посмотреть, действительно ли Малфой так изменился, или ледяная статуя перед ним, всего лишь красивый, но насквозь фальшивый фасад?

Странная беседа еще несколько минут продолжалась в том же духе — Малфой, поставив ногу в элегантном сапожке на нижнюю жердину, задавал вежливые вопросы, не отрывая взгляда от лошадей в загоне, а Гарри упорно отвечал подчеркнуто фамильярным тоном, с трудом балансируя на грани, рискуя сорваться в откровенную грубость.

Через какое-то время он понял, что так можно продолжать до вечера — видимо к сорока годам хорек приобрел не только благородную седину, но и богатый опыт в искусстве ведения светских разговоров ни о чем, не взирая на личность собеседника. Чистокровная сволочь, белая кость, голубая кровь…

— Давай на перегонки! — неожиданно бухнул Поттер, сообразив, что единственный способ подколупнуть панцирь хорька-броненосца — внезапное нападение. — До вашего пруда и обратно. Спорим, что ты продуешь, Малфой.

— Предлагаете пари, мистер Поттер? — вежливым тоном, от которого у Гарри уже сводило челюсти, поинтересовался Драко, и в первый раз посмотрел прямо в глаза собеседнику. — Что ж, это может быть забавным… Прошу! — и широким жестом пригласил гостя следовать за собой в конюшню.

Не успев опомниться, Поттер уже обнаружил себя стоящим возле денника, в котором шустрый конюх седлал гнедую кобылу. Хорек прошел дальше, отдавая по дороге какие то распоряжения, все так же похлопывая себя по ноге хлыстом. Гарри рассеянно погладил кобылу по узкой длинной морде, посмотрел на нервно перетаптывающиеся по сенной подстилке круглые копыта, и подумал, что с соревнованием он явно погорячился — на лошади он ездил всего шесть раз в жизни, если не считать полета на гиппогрифе в школьные годы. Этот раз будет седьмым.

«Справлюсь! — упрямо решил он, наблюдая, как хорек ласково оглаживает своего солового коня, прежде чем легко взлететь в седло, — Ничего, я, может быть, с детства и не приучен к выездке как некоторые, но если на Клюве усидел, то и тут смогу.»

Оказалось, что он действительно справится — в этот раз Гарри не мешали ни узкие брюки, ни новый свитер, и в седло он сел почти с той же уверенностью, что и Малфой. Освоившись с непривычным ощущением теплых боков под коленями, он похлопал кобылку по шершавой коричневой шее, погладил бархатное ухо, и слегка ударил пятками под живот.

Лошадка всхрапнула, послушно сдвинулась с места, и, обогнав в воротах песочного жеребца, недовольно махнувшего лунным, под масть хозяину, хвостом, вынесла своего седока на залитый солнцем двор.

Порезвившись в загоне, и вспомнив уроки верховой езды, которыми они с Джинни развлекались во время очередного отпуска лет десять назад, Гарри уверился в мысли, что он не только прирожденный ловец, но еще и гениальный наездник. Лошадь слушалась его беспрекословно, моментально отзываясь на все движения коленей и поводьев. Покрасовавшись перед открывшим рот сыном и дочерью, отвернувшейся от разговорчивого конюха, он понял, что вполне способен потягаться с Малфоем — приятно будет выяснить, что тот ему не соперник не только в квиддиче, но и в конном спорте.

Словно угадав его мысли, хорек поступил в своем обычном репертуаре — то есть сжульничал. Пока Гарри разворачивался у противоположного конца загона, хозяин поместья, до этого болтавший со своим сыном и Альбусом, без предупреждения пришпорил солового красавца, вылетел в аллею, ведущую к пруду, и рванул с места в карьер.

— Ах ты! — раздосадовано крякнул Поттер, бросаясь в погоню по песчаной тенистой дорожке.

Ветер засвистел в ушах, деревья, смыкающиеся кронами над аллеей, превратились в сплошную зеленую арку, кобылка вытянулась струной, заражаясь азартом седока в стремлении догнать скакуна с лунным хвостом и гривой. Гарри совершенно забыл кто он, и где находится — впереди, в раздражающем облаке густой пыли неслось нечто, что необходимо поймать любой ценой, что-то, такое же ценное и неуловимое как… как снитч!

Распластавшись на потной, ходящей ходуном спине, он пригнулся почти к самой шее, стремясь слиться с лошадью в единое целое, не замечая, что конечная цель путешествия осталась далеко позади, и дорожка теперь идет вдоль пруда, пахнущего стоячей водой, тиной и водорослями. Неуловимый хорек на мгновение обернулся назад, победно хмыкнул, и, чуть придержав коня у поворота, скрылся за густыми кустами сирени.

— Давай, милая! — взмолился Гарри, с силой сжимая колени, и через несколько долгих секунд тоже вылетел за поворот.

Он не сразу понял, что погоня неуловимо изменилась — всадник впереди, до этого момента, как и Гарри, пригнувшийся к шее коня, распрямился, придерживая поводья. Соловый конек перешел на рысь, потом пошел шагом, а потом совсем остановился в самом дальнем конце аллеи. Поняв, что соревнование закончилось, преследователь разочарованно выпрямился в седле, осторожно сдерживая свою кобылу.

Подлетев к спешившемуся Малфою, Гарри притормозил, сполз на землю с взмыленной лошади, у которой с губ летела пена, и наклонился вперед, упираясь руками в гудящие колени, медленно восстанавливая дыхание.

— Ну и сволота ты! — прохрипел он, поднимая голову, — Вот как был всю жизнь нечестной гадиной, так и остался!

— Ничто не меняется, да, Потти? — издевательски засмеялся второй всадник, и Гарри широко улыбнулся в ответ — наконец-то он добился, чего хотел. Рядом с конем, тяжело раздувающим песочные бока, стоял и ухмылялся Драко Малфой, именно такой, каким его Поттер помнил по Хогвартсу.

* * *

Маленький полосатый окунек смотрел на Джеймса бестолковыми круглыми глазами, беззвучно разевал рот и лениво шевелил короткими оранжевыми плавниками.

— Что уставился? — не особо дружелюбно поинтересовался молодой рыболов, вытирая мокрые руки о джинсы. — Вечером все равно домой вернешься, потерпи.

Окунь не ответил и Джеймс, не отрывая глаз от красного кончика поплавка, покачивающегося на волне, зашарил позади себя, нащупывая пакет с бутербродами.

Рыба сегодня ловиться не хотела. Просидев почти целый день на противоположном берегу озера, Джеймс истратил несколько волшебных червей, замочил штаны, исцарапал руки в прибрежной осоке, но обиженный окунь, пойманный еще ранним утром, оказался единственным уловом за весь день. Мама несколько раз подходила к берегу, звала сына обедать, и, не дождавшись ответа, возвращалась в дом. Теперь на озеро плавно наваливался вечер, комары стали еще активнее, в кувшиночных зарослях на другой стороне озера, сперва неуверенно, словно пробуя свои силы, а потом все громче и громче запел многоголосый хор лягушек.

Джеймс жевал бутерброд с вареным языком, откусывая большие куски, запивал чаем из термоса, и ни о чем не думал. В последние дни, с тех пор, как началось увлечение рыбалкой, он гнал от себя любые мысли, сам себе напоминая полосатого окунька — поймали, посадили в банку и поставили в тенек. И не надо думать или переживать — все равно выпустят на волю. Правда рыбка об этом еще не знает, но продолжает ворочать бессмысленные выпуклые глаза, покорно дожидаясь своей участи.

На узкий кончик поплавка уселась стрекоза, посверкивая слюдяными крылышками, Джеймс недовольно приподнял удилище вверх — леска натянулась, стрекоза взмыла вверх и в сторону, а поплавок, немного покачавшись, снова застыл неподвижным красным маячком. Дожевав бутерброд, Джеймс, вздохнул, вытащил леску из воды, убедился, что лишился еще одного червяка, и начал медленно собираться домой.

Надо было взять обычную удочку, а не выпендриваться с дорогущим отцовским спиннингом, вечно Джеймс выбирает не те средства для достижения желаемого. Закрутив катушку, он сложил удилище, раздраженно швырнул пакет на дно лодки, а потом зачем-то вышел на берег, потоптался на нагретом за день песке, сел и улегся на спину, уставившись в линялое вечернее небо, с нежно-розовыми мазками вечерних облаков.

Джеймс сладко потянулся, согнул одну ногу в колене и закинул руки за голову. Рассматривая бледные розово-золотые переходы на голубой палитре, он слушал тихий плеск воды, назойливый комариный писк, шум старых сосен над откосом и громкое кваканье лягушачьего хора, сам не замечая, что опять начал задумываться. Мысли были привычные и знакомые, похожие на четкие команды, звучащие во время тренировок — следи за соперником, блокируй правого, бей в центр!

Белобрысый злится. Злится, но вернулся на следующий день, словно ему тут медом намазано. А если вернулся — значит… А что это значит? Так, во-первых, это значит, что он не так уж и расстроен всем случившимся, и зря Джеймс жрал себя несколько дней, зря переживал и накручивал воспоминания, как леску на катушку, зря готовился к допросам и слезам родителей. Вон он, спокойно сидит с Альбусом в библиотеке, спокойно проходит мимо Джеймса по лестнице, спокойно болтает с Лили на крыльце каждый вечер, когда усталый рыболов поворачивает лодку к дальним мосткам, и торжественно вручает сестре банку с уловом.

Джеймс перевернулся на живот и улегся подбородком на сложенные руки, разглядывая откосы — над самой его головой тихонько покачивались обрывки узловатых переплетенных корней, вывернутые из рыхлого песка. Именно в этом месте белобрысый пытался уйти от погони, поднявшись по осыпающемуся берегу. Джеймс повернул голову и уставился на пожелтевшие обломанные пики камышей, в которых они тогда боролись — молча, сердито, не желая сдавать своих позиций сопернику. Почему-то он каждый раз приплывал именно на это место, и каждый вечер вот так лежал на песке, рассматривая старое место боевых действий.

Вспомнив пряный соленый вкус персиковой кожи на сгибе вспотевшей шеи, горячий красный бархат щеки, к которому прилипли влажные кончики белых волос, Джеймс вздохнул, уткнулся лбом в песок и вдруг разозлился на самого себя. Если бы он тогда не поторопился, если бы он дал белобрысому больше времени, если бы он не был таким дураком, то может быть… Во всяком случае, он бы теперь не просиживал целые дни на озере, и не прятался бы за новым хобби, которое, честно говоря, совершенно не нравилось Джеймсу, привыкшему к более активным занятиям. А еще бы он так откровенно не боялся находиться в одном помещении с белобрысым.

Джеймс сел на песке и нахмурился — пожалуй, впервые в жизни он засомневался в себе. Более того — рассердился на себя и признал, что и он, оказывается, может быть идиотом.

— Все равно я не педик, — упрямо пробормотал Джеймс, поднимаясь на ноги, и вытаскивая из под сидения лодки банку. — И Скорпи тоже.

Полюбовавшись на окуня, повернувшегося к хозяину хвостом, он решительно зашел в воду по колено, окончательно намочив подвернутые штанины джинсов, и осторожно опустил банку вниз. В широкое стеклянное горлышко хлынула озерная вода, рыбка воспряла духом, и резко изогнув серебристое тельце, вырвалась на волю.

— Тогда попробуем по-другому, — сказал Джеймс, почувствовав удовольствие, когда шипастый спиной плавник последний раз мелькнул в илистой мути. — Зайдем с другой стороны поля…

* * *

Оказалось, что солового коня зовут Ураган, не больше, не меньше, а гнедую кобылу — Жозефина. Хорек, отбросив со лба мокрую прядь, погладил песочного красавца по шее, и, взяв под уздцы, повел по дорожке в обратную сторону, приглащающе кивнув Гарри. Тот потянул за повод свою лошадь и медленно двинулся за хозяином, лихорадочно придумывая, о чем говорить дальше, и как не дать Малфою опять нацепить на себя панцирь.

— Ну что, хорошо я тебя сделал? — вдруг подал голос Драко, и Гарри довольно хмыкнул — вот и отлично, не надо ничего придумывать, главное держаться выбранного тона беседы.

— В следующий раз я просто тебе такого шанса не дам! — ответил он. Кобыла вдруг заупрямилась, начала присаживаться на зад и задирать голову. Драко остановился и обернулся назад, дожидаясь, пока Поттер справится с неожиданным препятствием.

— Какая ты Жозефина, ты настоящая скотина… — бормотал Гарри, дергая за узду храпящую лошадку, вздумавшую показать норов, чувствуя спиной насмешливый взгляд Малфоя. — Да стой ты, гоблин тебя побери!

— Ну, если только на другой лошади поедешь, — усмехнулся Драко, продолжая прерванный разговор, когда Гарри, наконец, уломал капризное животное и пошел рядом. — Если захочешь продолжить игру в догонялки, то выбери Гарду, с Ураганом только она сравниться, остальные лошади так себе…

— Лучшее — Малфоям? — ядовито спросил Гарри, исподтишка разглядывая своего собеседника — тот шел, опустив голову, и если бы не ехидная усмешка, то можно было подумать, что хорек опять спрятался в свой футляр.

— Естественно, ты как думал? — отозвался тот, приглаживая седые волосы. — Всегда так было, и всегда будет.

— Не зарекайся, — улыбнулся Поттер, испытывая настоящее удовольствие от мелких шпилек, отпускаемых с обеих сторон — последний раз он пикировался с Малфоев на пятом курсе, еще до гибели Сириуса. Потом события завертелись, закрутились, и с Драко он больше не разговаривал — не до того было, а война, раскидавшая обоих соперников по разные стороны баррикад, навсегда должна была проложить между ними глубокую пропасть. И она была — уходящая в бесконечность бездонная трещина, не оставляющая шансов даже на самый узенький мост. И со временем Гарри вообще забыл бы о существовании Драко Малфоя, если бы не…

— А я здорово удивился, что Альбус из всех мальчишек выбрал в друзья твоего сына, — сообщил Гарри, вдруг вспомнив события шестого курса — Петрификус Тоталус в Хогвартс-экспрессе, Сектумсемпру и смерть Дамблдора. Как через мутную воду вспомнил — настолько нынешний Драко отличался от того, из прошлой жизни, которого он ненавидел изо всех сил. — Долго понять не мог, как так получилось…

— Знал бы, как я удивился, — эхом откликнулся Малфой, опять опуская голову, и добавил с легкой улыбкой. — А уж как рара обрадовался…

— А что, Скорпиус должен был питать к моей фамилии родовую ненависть, как герой старинного романа? — удивился Гарри, и дернулся в сторону вместе с всхрапнувшей Жозефиной, когда Драко неожиданно громко рассмеялся.

— Поттер, да ты знаток старинных романов? — спросил он, поглаживая морду своего коня, удивленно скосившего глаза на хозяина. — Я думал, что ты вообще читаешь только «Квиддичное обозрение».

Гарри рассмеялся в ответ — хорек всегда умел наступить на больное место, мастерски выбирая мишень для удара. Только в этот раз уколы не достигли цели, да и уколами это было не назвать — так, легкая щекотка, почти дружеское подтрунивание друг над другом. Это было непривычно, но Гарри поймал себя на том, что ему очень нравится этот разговор, запах горячего лошадиного пота и цветущей воды, поскрипывание песка под ногами, и длинная аллея, по которой еще идти и идти. И вот такой Малфой ему тоже нравится — взрослый, немного уставший и снявший прозрачный кокон.

— Я когда письмо от него получил, долго пытался сообразить, что это за друг такой выискался, — хохотнул Поттер, вспоминая свое первое впечатление от сногсшибательно новости. Письмо от Альбуса захлебывалось восторгом, восхваляя ум, понятливость и остальные достоинства маленького слизеринского третьекурсника, с которым он подружился еще в поезде. — А когда в конце фамилию прочитал, то думал, что Ал что-то напутал…

— И у кого еще родовая ненависть? — мягко улыбнулся Драко, мазнув по лицу собеседника рассеянным взглядом, и эта улыбка, от которой стало немного грустно, Гарри тоже очень понравилась. — Представляю, как отреагировал твой рыжий приятель…

— Рон-то? Рон — да, это было смешно, — смущенно поправил очки Гарри, сообразив, что впервые в жизни в разговоре с Малфоем не пытается доказать хорьку, какой Уизли замечательный человек, и какой мерзкий слизняк сам Драко. — Но Гермиона его быстро приструнила.

— Удивительно, она еще его и приструнить может? Грейнджер молиться должна на Уизела, пылинки сдувать, с ее-то происхождением…

Гарри вытаращил глаза, и уже открыл рот, чтобы поставить на место нахала, но, заметив в серых глазах хитрые искорки, рассмеялся и толкнул Малфоя в плечо, тут же получив ответный тычок в бок.

— Хорек! — сообщил Поттер, уворачиваясь от узкой ладони, метившей ему прямо в лоб.

— Очкарик шрамоголовый! — парировал Драко, отскакивая в сторону, почти под копыта своего коня, начавшего нервно пританцовывать на месте.

Пихаясь и подтрунивая друг над другом, словно обоим снова стало по двенадцать лет, и никакой войны никогда не было, они дошли до поворота аллеи. Гарри не покидало ощущение, что он уже все это видел — смеющееся бледное лицо, блестящие глаза, тягучие замедленные движения рук, заправляющих за ухо белую прядь, и никак не мог вспомнить, где он все это уже видел. Видел именно вот так — без издевательской улыбки, искажающей породистые черты, без презрительного прищура глаз, без надменно вздернутого острого подбородка. Разгадка пришла внезапно — Драко, выслушивая какую-то историю, связанную с Альбусом, поднял голову, посмотрел на Гарри и широко улыбнулся — от глаз разбежались лукавые лучики-морщинки, блеснули ровные белые зубы, и Поттер мысленно шлепнул себя по лбу, ошарашенный догадкой, которая все это время лежала на поверхности. Скорпи! Ну, конечно, вот где он видел копию Малфоя — в его собственном сыне. Вот каким мог бы быть Драко, если бы не его мерзкий характер.

«Да, теряю хватку, — подумал Гарри, рассматривая длинные ноги Жозефины, вышагивающей рядом. — Я же еще в первый раз об этом подумал… И благополучно забыл…»

* * *

— Передайте привет миссис Поттер, — Астория пожала руку Гарри, и улыбнулась Лили, не отрывающей глаз от платья хозяйки, в котором та появилась за обедом — яблочно-зеленый шелк мягко очерчивал стройную фигуру матери Скорпиуса, элегантно волочась по полу длинным шлейфом. — Ждем вас в следующее воскресенье!

— Всенепременно передам! — бормотал Гарри, не зная, куда девать глаза, которые так и норовили остановиться то на голой фарфоровой руке, то на крутом изгибе бедра под струящейся тканью. Усталый Альбус, сморенный долгим днем и непривычной физической нагрузкой, дремал в кресле у камина, положив на колени перебинтованные руки. Скорпиус, стоя с отцом за колонной, получал от него какие-то последние наставления — хмурился, нетерпеливо поглядывал на спящего друга, и постукивал по полу пяткой ботинка, стремясь поскорее избавиться от родительской опеки.

— Альбус! Альбус, вставай, уходим! — Гарри потряс сына за плечо. Ал открыл мутные глаза, широко зевнул и с трудом поднялся с кресла.

— Всего хорошего, мистер Поттер — бесцветным голосом прошелестел Драко, опять обрядившись в броню холодной вежливости. — Надеюсь, что в следующий раз леди Нарцисса тоже сможет к нам присоединиться.

— Да, было бы неплохо, — хмуро согласился Гарри, и, поддавшись очередному хулиганскому порыву, подмигнул седовласой статуе, желая еще раз убедиться в том, что сегодняшнее приключение ему не померещилось — вернувшись в дом после конного состязания, Драко буквально на глазах оброс морозной коркой. Изумленный и раздраженный этой обратной трансформацией, Гарри сделал несколько попыток опять заставить хорька сбросить броню, но все было напрасно. Волшебный миг узнавания, который произошел в аллее, исчез без следа, и перед гостями снова оказался красивый живой труп, дышащий, говорящий, но совершенно недосягаемый.

Никак не показав, что фамильярность гостя его хоть как-то тронула, Малфой вежливо поклонился, подтолкнув сына к камину, его супруга улыбнулась в последний раз — и Гарри не оставалось ничего другого, как тоже отвесить прощальный поклон.

«Нет, так просто ты не отделаешься! — подумал Поттер, поворачиваясь к усталым детям. — Я тебя все равно расшевелю!»

Зачем ему понадобилось шевелить полудохлую хоречью тушку, он как-то не подумал, и, влезая в камин, все так же продолжал рассуждать о непонятном поведении бывшего врага.

— Все? Домой? — с плохо скрываемой надеждой спросил Альбус, приваливаясь к плечу друга, придерживающего его за талию. Гарри мрачно кивнул, швыряя под ноги порох — визит в Малфой-Мэнор закончился.

После обработки заживляющим зельем кровавые волдыри перестали болеть, побледнели и превратились в островки облупившейся кожи — Альбус все утро сосредоточенно ковырял собственные ладони, пыхтя как рассерженный еж. Сухие белые чешуйки отставали трудно, открывшаяся под ними нежная розовая кожица немилосердно чесалась, а Ал, устав бороться с собой, сильно потер руки о шершавую ткань одеяла.

— Прекрати, еще хуже будет! — мать взяла со стола коробку с зельями, выбрала наугад невзрачный флакон, взболтнула и поднесла к глазам, рассматривая содержимое на свет. — Потерпи хоть немного, что ты как ребенок.

— Чешется, — ответил Ал, пытаясь незаметно потереть зудящую руку о матрас. — Надо было оставить все как есть, два зелья с разным принципом действия при воздействии на поврежденный участок…

— Я зельеварение тоже в школе проходила. — Джинни поставила флакон обратно в коробку и раздраженно захлопнула крышку. — Я понятия не имею, чем тебя намазали в том доме! Не могла же я допустить, чтобы ты остался с этими тряпками на руках. Тетя Гермиона сама прекрасно варит зелья, ее знаниям я доверяю больше, знаешь ли…

— Так получилось то хуже, — опять заспорил сын, мрачно отколупывая с подушечек под пальцами сухую кожу. — Вон как разъело… А миссис Малфой сказала, что все пройдет!

— Ну, хватит! — окончательно разозлилась мать, придвигая стул к кровати Альбуса. — Малфои то, Малфои это, вот еще новости. Поворачивайся, долго мне ждать?

Ал вздохнул, морщась от боли, стянул через голову футболку, и улегся на живот.

— Один до полуночи на озере болтается — всего комары объели, второй до крови ладони сбивает, — ворчала мама, откупоривая пузырек с зельем, от которого по всей комнате поплыл резкий лекарственный запах. — Я еще с отцом поговорю — как он допустил, чтобы ты на лошадь влез? А если бы ты спину надорвал?

— Ничего я не надорвал, — Альбус поднял голову, но, получив по темечку ощутимый шлепок, снова уткнулся лицом в подушку, — просто мышцы болят, я же не инвалид.

— Да, осталось только инвалидом стать, — язвительно отозвалась Джинни, втирая в спину сына прохладное лекарство — Ал вздрогнул, когда зелье с шипением начало впитываться в кожу. — И друг твой тоже хорош — он бы тебя еще на дракона загнал! Одно слово — Малфой…

— А Скорпи вообще не причем! — взвился сын, почувствовав необходимость защитить приятеля. — И так у всех бывает, это просто с непривычки. Ну, мам, ну ты же сама знаешь, ну чего ты со мной как с маленьким?

— Потому что взрослеете слишком быстро! — Джинни последний раз провела ладонью по острому позвоночнику сына, и вытерла руки о край передника. — А мозги все равно как у первоклашек. Трудно было вчера подойти и сказать, что спина болит, трудно? Вот и валяйся теперь весь день…

— И ничего не весь день, а всего-то два часа. — Альбус приподнялся на локтях, повернув к матери красное обозленное лицо. — Не буду лежать, я не калека!

— Два часа вылежишь как положено, — отрезала мать, собирая свою походную аптечку. — Или в следующий раз свои синяки и ссадины будешь лечить маггловским йодом. Или вон — у Малфоев лекарство попросишь.

Альбус скрипнул зубами и отвернулся к стене, натягивая на поясницу одеяло — ему казалось, что его наказали и за вчерашние спортивные победы, из-за которых он утром еле сполз с постели; и за несанкционированную поездку на лошади: и за собственные перебинтованные руки, обработанные матерью Скорпиуса — последнее было особенно обидно. Мама никогда бы не призналась, что ревнует собственного сына к заботливой миссис Малфой, обещавшей Альбусу, что «через сорок минут все как рукой снимет!». Встретив сына вечером, Джинни сразу размотала повязку, потыкала пальцем в почти затянувшиеся ранки, поджала губы, и решительно отправилась за собственной аптечкой, проигнорировав и объяснения мужа, и слова Ала, пытавшегося доказать, что повторное лечение не принесет пользы. Так и вышло. Никогда его не воспринимают всерьез…

Мама погладила Альбуса по вихрастой голове, уже сожалея о своем срыве. Сын обиженно дернул плечом, и вздохнул в подушку.

— Ноги сам намажешь, герой… — Джинни поставила на прикроватную тумбочку склянку с густой жирной мазью, повздыхала, и нагнувшись, поцеловала теплый растрепанный затылок. — Ладно, ну не сердись… Полежи два часа, ничего же за это время не случится.

Альбус не ответил — отвернувшись к стене, он хранил гробовое возмущенное молчание. Джинни покачала головой, подоткнула край одеяла, и тихо вышла за дверь — со вчерашнего вечера между ней и сыном чувствовалось напряжение, которого раньше никогда не наблюдалось. Ну как объяснить глупому мальчишке, что только родная мать знает, как и чем лучше всего лечить своего ребенка? Не посторонняя женщина, и даже не отец — только мать! А вот Гарри мог бы и получше следить за детьми — Лили, проведя целый день на солнце, совершенно обгорела, и это с ее-то веснушками. Нет, в следующий раз Джинни сама поедет в Малфой-Мэнор, похоже, Гарри так и не вырос из подросткового возраста — все так же легкомысленно относится к отцовским обязанностям.

* * *

Оставшись в одиночестве, Альбус с трудом повернулся на бок, кривясь от боли во всем теле, и потянулся за мазью. Тяжелая банка удобно легла в ладонь, Ал сел в кровати, откинул одеяло и, надавив на металлический замочек, откинул стеклянную крышку. Маслянистая желтая масса, с вкраплениями каких то сухих голубых лепестков, пахла травами и медом — зачерпнув пальцами щедрую порцию крема, Альбус поднес ее к лицу, придирчиво понюхал, и мазнул перепачканными пальцами по бедру.

В отличии от холодящего зелья, которым мама только что намазала его спину, это лекарство действовало совсем по другому — растирая длинные желтые масляные полосы по коже, Ал почувствовал приятное согревающее тепло. Крем, не смотря на свою густоту, впитывался быстро, не оставляя липкого жирного блеска — мышцы, с вечера отдававшиеся сильной стреляющей болью, постепенно расслаблялись, наливаясь горячей тяжестью.

— Надо рецепт узнать, — пробормотал Альбус, рассматривая собственную покрасневшую кожу, словно натертую жгучим перцем. — Хорошо, хоть не щиплет…

Задрав ногу вверх, он покрутил в воздухе ступней, убедился, что внутренняя сторона бедра и мышцы ниже колена все так же стонут, требуя внимания, и с облегчением уронив конечность на скрипнувший матрас, занялся самолечением дальше.

Сосредоточенно прикусив губу, Альбус разминал затекшую твердую икру, постанывая от вспышек боли, когда в дверь кто-то осторожно поскребся.

— Открыто! — гаркнул пострадавший спортсмен — не смотря на почти мгновенное действие мази, прикосновения к одеревеневшим ногам вызывало глухое раздражение на весь белый свет. И главным образом на себя, на собственную слабость и не спортивность. Кряхтя и постанывая, Альбус дал себе зарок, что с завтрашнего дня будет… ну хотя бы каждый день летать на метле. Или продолжать учиться плавать, даже если мама запретит ему подходить к озеру.

— Привет, кавалерист Поттер! — из-за двери показалась платиновая макушка. — Живой хоть, или совсем расклеился?

— Живой… — пропыхтел несчастный Ал, зачерпывая из банки новую порцию мази. — Заходи, все равно мне еще два часа тут сидеть, скучно…

Скорпи, закрыл дверь, сунул руки в карманы, подошел к кровати и с сочувствием уставился на приятеля — теперь тот разминал левую ногу, тихонько шепча под нос проклятия, постепенно подталкивая скомканное одеяло к краю матраса.

— Это ты легко отделался. — обнадежил друга младший Малфой, присаживаясь на стул, так и стоящий у кровати. — Вот я в первый раз на лошадь залез, когда мне десять было. Меня дедушка посадил, я тогда вообще до вечера ходил как на костылях — даже шея не ворочалась.

— Так тебе десять было. — Альбус раздраженно шлепнул на бедро жирную желтую лепешку и остервенело завозил ладонью по коже. — А мне пятнадцать. А все равно как флоберчервь какой-то…

— Пройдет, — легкомысленно махнул рукой Скорпи, внимательно следя за пальцами Альбуса, сжимающими и поглаживающими смуглую гладкую кожу. — У нас мерин был, старенький уже, спокойный такой… Вот я дождался, когда на конюшне никого не останется, вывел его из стойла, и влез без всякого седла… И катался, пока меня с него не сняли.

— Как это? — Альбус громко чихнул, окончательно сваливая одеяло на пол — вся комната пропиталась приторным запахом меда, от которого першило в горле, и сладко кружилась голова.

— А вот так. Он идет и идет по кругу, и не останавливается. И ни уздечки, ни седла. Я за гриву дергаю, пятками стучу — а мерин рысью! — Скорпиус поднял одеяло, и пристроил его в ногах кровати, с улыбкой глядя на хихикающего друга. — Вот ты смеешься, а я почти до полуночи ездил, уже реветь в голос начал — спрыгивать страшно, он же высокий и не останавливается. Ух, как мне от деда влетело! Меня по всему дому искали, пока не догадались на конюшню заглянуть. И я еще всю кожу на бедрах сбил, в общем — первый опыт тот еще.

Альбус улыбнулся, представив как маленький Скорпи пытается слезть с огромной лошади — неведомый мерин представился ему похожим на Гранда, только с более меланхоличной и ленивой мордой. Да, самостоятельно с такого гиганта спрыгнуть страшновато, тем более на ходу…

Поерзав задом по простыне, устраиваясь удобнее, Альбус вытянул ноги, и нахмурился, вытирая медовую ладонь о футболку. Боль в мышцах постепенно проходила, кожа порозовела, и всему телу стало жарко, словно Ала, по самые уши, закутали в шерстяной плед. Но вот извернуться назад, чтобы продолжить лечение, было невозможно — неудобно и очень больно.

— Да давай помогу. — не выдержал Скорпиус, вырывая из руки приятеля банку с мазью. — Переворачивайся, только ноги на одеяло положи.

Альбус с облегчением откинулся на подушку и закрутился в постели, с трудом устраиваясь на животе — не смотря на мамино зелье, поясница при каждом движении все так же отдавалась резкими стреляющими спазмами, и будущий великий спортсмен сам себе сейчас напоминал старика-маггла.

— Ты скажи, если больно будет. — попросил Скорпи, усаживаясь на кровать, и пристраивая банку на сидение стула. Зачерпнув густую желтую субстанцию, он погрел ее в ладонях, вдыхая сладкий медовый аромат, и нерешительно повернулся к приятелю. Альбус лежал на животе, прижав к груди руки и уткнувшись лицом в подушку, доверчиво вытянувшись на кровати. Скорпи медленно выдохнул, подумав, что слишком поторопился с предложением помощи — увидев прямо перед собой смуглые худые ноги, поджарый зад, и чуть задравшийся край футболки, он закрыл глаза и осторожно положил ладони на бедра друга.

«Бархатная… — пронеслась невразумительная мысль, когда скользкие пальцы мягко нажали на теплую кожу, втирая лекарство. — А я и не думал, что такая…» Какая — такая, он не мог определить, слова и образы вихрем замелькали в голове — никогда он еще не дотрагивался до друга в таком месте и с такими мыслями. Погладив изнанку коленей, Скорпи двинул руки обратно, вверх, сдавливая пальцы, чувствуя под ладонями плотные упругие мышцы.

Альбус мужественно терпел, стараясь не кривиться, когда руки друга слишком сильно нажимали на болезненные точки, разгоняя кровь и заставляя напрягаться все тело. Да, это было совсем не похоже на мамины поглаживания — там он почти ничего не чувствовал, кроме неприятного холода от зелья, но сейчас все было по-другому. Ладони приятеля не пропускали ни одного сантиметра, надавливая, прищипывая и сжимая. Странное ощущение — сильное ровное тепло от втираемой мази, боль в поврежденных мышцах и одновременно с этим — желание закрыть глаза и пустить довольную слюну прямо на подушку, настолько процедура оказалась приятной. А еще больше хотелось просто раствориться в ощущениях, пусть немного болезненных, но очень необычных, даже чувственных, и когда руки Скорпи, скромно миновав две выпуклости под белым хлопком белья, скользнули под футболку — Альбус не стал сообщать, что спиной уже занималась мать.

Дотронувшись до горячих боков друга, Скорпи судорожно вздохнул. Проследив кончиком указательного пальца выемку позвоночника, с еле заметными волосками, поднявшимися дыбом от прикосновения, он слегка надавил ладонями на поясницу, там, где резинка хлопковых трусов отмечала допустимые границы.

Альбус тихонько охнул в подушку и, отвернув лицо к стене, закрыл глаза, опять не делая попытки возразить и остановить приятеля. Все происходящие стало казаться чем-то нереальным, и в тоже время знакомым — с трудом сдерживаемое дыхание где-то над головой, настойчивые теплые ладони, поглаживающие спину, и жаркая бордовая волна, залившая лицо, когда друг без предупреждения уселся Алу на ноги, придавив его бедра к матрасу. Надо было бы дернуться, вывернуться из под чужого тела, оттолкнуть руки, разминающие плечи и уже задравшие футболку почти до шеи, ударить по острым коленям, тесно обхватившим бока, но… Но Альбус продолжал молчать, оглушенный собственной реакцией, и очнулся, только почувствовав прикосновение чего-то влажного и горячего между лопатками.

— Больно? — раздался шепот над ухом, когда Альбус передернулся всем телом — пальцы, только что осторожно поглаживающие основание шеи, остановились. Скорпи замер в напряженной позе, почти нависнув над приятелем на вытянутых дрожащих руках, ожидая чего угодно — удара, гневной отповеди или холодного приказа немедленно убираться из комнаты.

— Немножко… — сиплым голосом ответит Ал, стараясь сделать вид, что дело исключительно в больной спине, а вовсе не в неожиданно накатившем возбуждении, напугавшем его самого. — Ногам тяжело…

Скорпи мгновенно скатился с кровати — пружины громко взвизгнули, а Альбус болезненно замычал, когда его тело, только что пребывавшее в состоянии приятной расслабленности, подпрыгнуло вместе с матрасом.

Обернувшись через плечо, он увидел рубиновые кончики ушей, испарину над верхней губой, бегающие глаза и неловкие суетливые движения рук, когда Скорпи быстро закрыл банку с мазью, и уселся на стул, сдвинув колени. Взглянув на красного как спелый помидор друга, он нервно погладил выпуклый стеклянный бочок сосуда и смущенно спрятал ноги под сидение, не зная, что сказать.

Пауза затягивалась, Альбус смотрел на медленно краснеющего приятеля, старательно отводившего взгляд, и боролся с приступом немоты, не представляя, как и чем разрядить обстановку. Язык прилип к горлу, связные мысли разлетелись из головы со скоростью снитча — а приятель явно не спешил на помощь, сам смущенный донельзя.

— Ну… — с трудом пробормотал Ал, не смея пошевелиться, чтобы не выдать свое состояние. — Я, значит, через час… Ну… спущусь я… попозже… Вот.

Младший Малфой вздрогнул, и поднял голову, посмотрев на друга странными глазами — обычно голубая радужка сейчас казалась почти черной из-за расширившихся зрачков. Быстро облизнув пересохшие губы, он коротко кивнул, поднимаясь со стула.

— Я там скажу… что ты скоро… — промямлил Скорпиус, отступая к двери, и зачем-то оттягивая вниз нижний край рубашки.

— Да, скажи…

— Ага, пойду, скажу… — друг нащупал дверную ручку позади себя, нажал, и, пятясь спиной, выскользнул в коридор.

Когда дверь за ним закрылась, Альбус со стоном уронил голову на подушку, и обратился к пузатой банке, в которой осталось меньше половины целебной мази:

— Это что такое было?

Медленно перевернувшись на спину, он согнул ноги в коленях, посмотрел на картину с парусником и лагуной, потом скосил глаза на свои трусы, вызывающе топорщащиеся в области паха, и повторил вопрос, но теперь с самым настоящим возмущением:

— Я спрашиваю — что это сейчас было, черт побери?!

Хлопковый твердый бугор в трусах отозвался болезненным напряжением. Поняв, что ответа на поставленный вопрос не будет, жертва массажа с кряхтением сползла с кровати, и по-стариковски держась за поясницу, поковыляла к шкафу за спасительной книжкой.

Ахая и охая от каждого движения, Альбус вернулся в постель, судорожно зашелестел страницами, отыскивая нужную картинку, и увидев своих любимых красоток, с облегчением схватился за резинку трусов.

Блондинка, увидев старого знакомого, изобразила бурную радость — прикрыв глаза длинными пепельными ресницами, она облизнула губы и, выпустив подругу из объятий, игриво приподняла волосы, демонстрируя тонкую длинную шею. Альбус шумно запыхтел и, устроив книгу рядом, завозился на кровати, забыв о дискомфорте и боли. Через мгновение трусы и футболка улетели в дальний угол комнаты, а возбужденный любитель блондинок скандинавского типа опять вытянулся на простыне, рассматривая девушек.

Но в этот раз все было против него — брюнетка ревниво сдвинула широкие черные брови, окатила подростка гневным взглядом, и вдруг, схватив подругу за руку, уволокла ее куда-то за край страницы.

— Куда?! — возмутился Альбус, пораженный безответственностью героинь пособия, которые как раз и должны были помочь ему в решении проблемы. Быстро пролистнув несколько страниц и убедившись, что его самым наглым образом бросили, Ал в раздражении спихнул книгу на пол, и задумчиво пошлепал себя по голому животу.

— Ладно, раз так… — наконец пробормотал он, рассматривая картину на стене. — А вдруг…

Додумывать мысль до конца он не решился — просто закрыл глаза и начал вспоминать свои ощущения, когда чужие теплые руки скользили по коже, сжимая и поглаживая, а горячие прерывистое дыхание над головой шевелило волосы на макушке.

Порозовев от смущения, Альбус сполз пониже, перевернулся на живот, попытавшись представить тяжесть чужого тела на бедрах, заставляющих его вжиматься пахом в матрас. В голове проносились картинки, названия позиций, обрывки строчек из похабной книги, и Ал проклял свою хорошую память, когда представил, как могли бы развиваться события после массажа. Напряжение в паху сделалось невыносимым.

— Ну, нееет… — простонал он, ерзая животом по шершавой простыне. — Ну не может такого быть…

Выяснилось, что может — для направления фантазий в определенное русло оказалось достаточно представить тонкие длинные пальцы Скорпи, поглаживающие спину, медленно спускающиеся к пояснице и настойчиво надавливающие на бедра. Запыхтев от нетерпения, Альбус приподнялся над кроватью, просунул под живот руку, обхватил пальцами твердый, истекающий смазкой член и быстро задвигал рукой.

Вздыхая, постанывая и даже подвывая от удовольствия, он ласкал себя, зависнув над кроватью в странной напряженной позе — опираясь на колени и локоть, вдавившись мокрым лбом в подушку. Воображаемые ладони Скорпи скользили по смуглому потному телу, щекоча, пощипывая, поглаживая и забираясь пальцами в такие места, что Альбус покрывался мурашками, краснея и ужасаясь собственной разнузданной фантазии, постепенно смиряясь с очевидным. Упав на бок, он громко застонал и брызнул горячими густыми каплями, заляпав не только кулак и живот, но и подушку и даже переплет книги, валяющейся на полу.

Прижавшись вспотевшим затылком к холодной стене, Альбус медленно переводил дух, размазывая ладонью липкую жидкость по коже — думать о собственных фантазиях категорически не хотелось. Иначе пришлось бы признаться себе, что составители идиотских тестов в «Энциклопедии секса» были правы, и Ал не совсем натурал… А к этому он был пока не готов.

— Поживем — увидим… — философски заключил он, сползая с кровати, и голышом направляясь в душ. В любом случае, такое открытие требовало глубокого осмысления, хотя одно можно было сказать наверняка — от массажа и разрядки боль в усталых мышцах совершенно прошла, оставив после себя приятную усталую истому.

* * *

Увидев в своей тарелке кусок бекона — толстый, некрасивый, с обугленными краями и полосками холодного сала внутри, Гарри обиженно поджал губы и исподлобья уставился на жену. Джинни хранила отрешенный вид, со вчерашнего вечера игнорируя супруга. После бурного выяснения отношений по поводу рук Альбуса и облупленного носа Лили, Гарри опять пришлось ночевать в гостевой спальне, на переделанном кресле. В этот раз, смещенный с пьедестала почета «хороший отец», обругал супругу, привел свое усталое тело в горизонтальное положение на скрипящей поверхности, и сразу вырубился.

Утро встретило его холодным безразличием Джинни, жидким кофе и отвратительным куском дурно приготовленного бекона в тарелке. Хмуро оглядев семейство, в молчании ковыряющего яичницу, Гарри снова уставился на жену. Джинни листала «Ведьмополитен», прихлебывала кофе, и за всю трапезу не произнесла ни слова, из чего Поттер заключил, что локальный конфликт перешел в стадию холодной войны.

«Ну и ехала бы сама! — раздраженно подумал Гарри, отталкивая от себя тарелку с оскорбительным завтраком. — И то не так, и это не эдак! И вообще, меня нянькой быть не учили.»

Еще раз оглядев присмиревших домочадцев, и ни в ком не найдя поддержки, он допил кофе, с грохотом бухнул чашку на блюдце и потянул к себе «Квиддичное обозрение». И тут же отшвырнул его в сторону, некстати вспомнив шутку Малфоя насчет старинных романов. Почему-то слова хорька, еще вчера выглядевшие безобидным подтруниванием, сегодня показались обидными.

— Я возьму? — Джеймс протянул руку к газете, и Гарри кивнул, через силу улыбнувшись старшему сыну. Впервые за несколько дней мальчишка не сбежал чуть свет на озеро, а остался на завтрак — такое событие следовало одобрить. Покосившись на пустующее место Альбуса за столом, Гарри снова нахмурился — один вернулся под сень родного дома, а второй свалился с больной спиной после короткой прогулки верхом. Вот оно, женское воспитание! Вот она — постоянная опека! Вот они — посиделки до полуночи в пыльной библиотеке вместо нормального отдыха! Как будто целого учебного года было мало! Не парень растет, а какой-то книжный червь! И потом, Гарри был уверен, что не так уж Альбус пострадал — скорее всего Джинни опять пережимает со своей заботой, превращая мальчишку в тепличное растение, и эта мысль не добавила Поттеру хорошего настроения.

Словно в ответ на его слова, Джинни, не обращая внимания на нахохлившегося мужа, отложила журнал в сторону и наклонилась к дочери, что-то заговорщицки шепча ей на ухо. Лили, которая, не смотря на белые пятнышки от зелья на носу, весь завтрак пыталась привлечь внимание погрустневшего хоречьего сына, услышав тихий вопрос матери, энергично закивала, с чем-то соглашаясь.

«Опять тайны за моей спиной! — подумал Гарри, оттопыривая губу. — Женщины…»

— Спасибо, миссис Поттер, — вежливо сказал Скорпиус, поднимаясь из-за стола, и Гарри опять обозлился. Вот младший Малфой точно как Альбус — такой же тощий и щуплый, и тоже весь в книжной пыли, но, почему-то, у него ничего не болит! Гарри прекрасно видел — и плавает, шельмец, и летает не хуже Джеймса. Значит что? Значит, не трясется над ним хорек, не бегает с платочком и капельками по всему дому, воспитывает как нормального мальчишку, а не как нежную принцессу. Нет, пора навести порядок в семье!

Джеймс осторожно выглянул из-за страницы, оценил расстановку сил, многозначительно хмыкнул и ретировался наверх, прихватив с собой газету. Лили увязалась за младшим хорьком, обещавшем дать ей какую-то интересную книгу, и супруги остались в столовой вдвоем.

Джинни величественно поднялась из-за стола, и Гарри еле успел схватить своей стакан с соком, когда вся посуда без предупреждения взмыла в воздух.

— Я еще не закончил, вообще-то! — гневно заметил он, буравя супругу взглядом. Джинни неопределенно пожала плечами, и двинулась в сторону кухни — посуда дружным хороводом полетела за ней следом.

— Нет, это уже ни в какие ворота не лезет! — заорал Гарри, когда скатерть взметнулась вверх белым пузырем, швырнув ему в лицо хлебные крошки. — Джинни, я кажется с тобой разговариваю!

Из кухни раздался шум воды и грохот посуды, укладывающейся в мойку — жена не удостоила оскорбленного супруга ответом.

— Какого черта происходит? — взревел Поттер, врываясь в кухню, — Что это еще за демонстрации?

Джинни, не поворачиваясь к разгневанному мужу, готовому взорваться как перекипевший котел с зельем, не повышая голоса, ответила:

— Мы с Лили решили наших в Норе навестить, передать Рону привет от тебя?

— Я спрашиваю, что происходит? — рявкнул Гарри, грозно посверкивая оправой очков. Идиотское молчаливое наказание неизвестно за что, начало его не на шутку бесить — страшно захотелось устроить полноценный скандал, с криками и воплями, лишь бы прекратить эту изощренную экзекуцию.

— Так передать, или нет?

Гарри в сердцах ударил кулаком по краю раковины — купающийся в мыльной пене кофейник жалобно звякнул.

— Нет! — заорал он, вылетая из кухни и с грохотом захлопывая за собой дверь.

Идите все к черту, Волдеморту, Пивзу и Мерлину! Значит, она собралась опять нажаловаться Гермионе и Рону, замечательно. Из-за какой-то ерунды раздуть такой скандал, чертовы бабы, зачем он только женился? Сначала посылают следить за взрослыми детьми, словно они до сих пор младенцы в коляске, а потом обвиняют, что он не справился со своими обязанностями.

— Сама в воскресенье поедешь! — крикнул Гарри в закрытую дверь, — Или никто вообще никуда больше не поедет! И камин заблокирую! И от переговоров тоже!

Из-за двери донесся грохот посуды, и голос жены прошипел со злостью:

— Прекрасно!

— Вот и договорились! — Поттер плюнул с досады, отшвырнул ногой подставку для газет и в крайней степени раздражения откинул дверцу бара — пусть катится хоть на край света, а ему надо выпить. А еще захотелось сделать откровенную гадость супруге — найти самую старую и рваную одежду, нацепить древние кроссовки и на весь день одному завалиться в Малфой-Мэнор. Скручивая с бутылки крышку, Гарри с мстительным удовольствием подумал, что после вчерашнего визита хорек ни за что бы его не выставил за порог.

* * *

Лили бродила по библиотеке, словно была здесь в первый раз — подходила к шкафам, поглаживала пальчиком тесненные переплеты, открывала то одну книжку, то другую, рассеянно листала страницы и сразу откладывала в сторону. Скорпи улыбался, болтал с сестрой друга, а сам ждал, когда же рыжеволосой девчонке надоест с ним кокетничать и он сможет остаться в одиночестве. Утро, не предвещавшее никаких тревог, обернулось весьма волнующей сценой в комнате Альбуса, при воспоминании о которой до сих пор кружилась голова. А последующий за этим завтрак добавил переживаний — увидев за столом долговязую фигуру, сосредоточенно намазывающую масло на хлеб, Скорпи побледнел, и всю трапезу сидел как на иголках, иногда ощущая на себе короткие взгляды Джеймса. Он ел, не чувствуя вкуса пищи, автоматически улыбался Лили, не поднимал глаз на фигуру напротив, чувствовал рядом пустое место, на котором обычно сидел Альбус, и был благодарен его родителям за гробовое молчание, повисшее в столовой.

Наконец Лили выбрала книжку, еще немного покрутилась между шкафом и столом, демонстрируя длинные ноги, затянутые в узкие красные брючки, и упорхнула за дверь, оставив Скорпиуса в долгожданном одиночестве. Отлепив от лица ласковую улыбку, он повалился в кресло и вздохнул с облегчением — день начинался совершенно по-дурацки.

Поглазев на бронзовую люстру под потолком, Скорпи скосил глаза на медный циферблат настенных часов, и вздохнул — через час с небольшим Альбус получит освобождение из вынуждено плена. Надо б уже успокоиться, привести расхристанные эмоции в порядок и придумать какое-нибудь развлечение — вряд ли недовольная миссис Поттер разрешит сыну купаться, а сидеть в библиотеке надоело.

Побарабанив пальцами по подлокотнику, Скорпиус выбрался из кресельных объятий, и вышел в коридор — впервые в жизни он почувствовал себя неуютно среди стеллажей и книжных корешков, поблескивающих тусклым золотом и серебром. Постояв на перекрестке трех дверей и одной лестницы, он неуверенно погладил полированное дерево перилл, посмотрел наверх, а потом решительно направился в противоположную сторону, подальше от соблазнов. Не дело это — так часто пугать Альбуса, слишком живо было воспоминание о глазах, полных обиды и гнева, когда Скорпи поцеловал друга в первый раз.

«Не хватало еще стать копией этого придурка… — подумал он, выходя на залитое солнцем заднее крыльцо, — Нет уж, я подожду…» Вспомнив испуганное лицо Ала и смуглые щеки, словно подсвеченные изнутри красной лампой — так велико было смущение, Скорпи порозовел и осторожно улыбнулся. Похоже, что в этот раз Альбус испугался вовсе не действий друга, а самого себя… А вдруг ему понравилось? Ну да, этот раз был совершенно не похож на предыдущий — Ал не только не оказал сопротивления, а словно ждал продолжения, вжавшись всем телом в матрас.

Скорпи выдохнул вверх, отдувая со взмокшего лба прядь волос — нет, вот возбуждаться сейчас совсем не время и не место. Да и с чего он решил, что Альбус вообще что-то заметил? У друга болит спина, Скорпи всего лишь помог решить проблему с нанесением мази на труднодоступные участки тела — вот по этому Ал и лежал так смирно, вцепившись руками в подушку. И не его вина, что труднодоступные участки оказались такими… такими… А дышал он тяжело потому, что Скорпи навалился на него всем весом, кто бы не задохнулся? И лицо у Альбуса покраснело — ну так мазь-то согревающая, да и тепло сегодня, даже жарко. Нет, сегодня что-то слишком жарко…

— Гарри, мы уходим! — донесся из-за неплотно прикрытой двери крик миссис Уизли, и голос ее супруга прорычал в ответ:

— Скатертью дорога!

Оттянув пальцем ворот рубашки, прилипшей к телу, Скорпи оттер с лица испарину и понял, что если немедленно не прекратит вспоминать об утреннем инциденте, то не успеет найти укромное место, чтобы снять напряжение — ткань летних брюк натянулась в паху, заставляя чувствовать дискомфорт. Еще немного — и придется кончить прямо в штаны.

Решив хоть немного отвлечься, он завернул за угол, туда, куда не доставали горячие солнечные лучи, и пошел по открытой летней террасе, на которую выходили окна столовой. Рассматривая потемневшие от времени деревянные доски пола, Скорпи медленно снял обувь, и пошел вперед босиком, чувствуя под подошвой теплую пружинящую древесину. Интересно, почему хозяева не используют специальные заклинания, сберегающие деревянные панели в первозданном виде? После ремонта в Малфой-Мэнор даже картинные рамы были заколдованы так, что самые старые из них выглядели только что привезенными из багетной мастерской. А здесь совсем как у магглов — темные половицы, где-то чуть рассохшиеся, где-то даже немного подгнившие, при каждом шаге выводящие тихую скрипучую мелодию. Хотя у магглов Скорпи никогда не жил…

— Колдуешь, что ли? — раздалось над ухом. Скорпи обернулся на голос и сразу сжал кулаки — на подоконнике раскрытого окна столовой сидел Джеймс.

Белобрысый поднял голову и моментально приготовился к обороне — большущие голубые глаза превратились в две узкие щелочки, губы сжались в полоску, а уши вспыхнули красными габаритными огнями. А когда Джеймс перекинул ногу через подоконник, мелкий чуть не сиганул через перила, отшатнувшись в другую сторону.

— Спокойно! — Джеймс поднял руки ладонями вверх, боясь сделать резкое движение, чтобы лишний раз не нервировать психованного блондина. — Не трону, не бойся!

Белобрысый не ответил — отошел подальше, присел на корточки и начал быстро обуваться, настороженно зыркая на непрошенного посетителя из-под густой платиновой челки. Джеймс перевел дух — слава Мерлину, младший Малфой не заорал, не впал в истерику и не умчался с громким воплем прямо в камин, чтобы нажаловаться отцу на приставучего насильника. Значит, не так уж и напуган, значит, можно попробовать сделать еще один шаг.

Скорпи затянул узел на шнурке, отряхнул брюки, деловито потопал кроссовками в пол, и, не поднимая глаз, двинулся к крыльцу. Джеймс понял, что еще одной возможности застать белобрысого в одиночестве может и не представиться — сейчас поднимется наверх и засядет рядом с Альбусом, а сообразив, что старший брат жаждет подловить его для объяснений, прилипнет к заучке как пиявка, ни шагу без него не сделает.

— Чего надо? — недовольно проворчал блондин, когда вытянутая нога Джеймса преградила ему путь. Тот тихонько выдохнул — в голосе Скорпи страха не было, и ярости тоже, скорее — усталая обреченность. Значит, все же есть шанс.

— Поговорить.

Белобрысый независимо сунул руки в карманы брюк, мотнул пушистой челкой, и Джеймс осторожно улыбнулся, сообразив, что за несколько дней, проведенных на озере, страшно соскучился по хмурой скуластой мордочке и голубоватой венке, вздрагивающей под тонкой кожей, там, где заканчивался ворот свободной рубашки. Скорпи испуганно шарахнулся в сторону, когда Джеймс, как под Империо, поднял руку, чтобы заправить за розовое ухо белую прядку.

— Не о чем говорить! — рявкнул он, пятясь спиной от настойчивого поклонника. — Только попробуй…

— Да не собираюсь я тебя трогать. — с досадой пробормотал Джеймс, спрыгивая с подоконника на теплый пол. Ну как объяснить маленькому дурачку, что вовсе не хочет он его обижать? Ну не привык Джеймс играть в слова, он же не Альбус, вот если бы можно было бы как-то действиями показать, что он сожалеет о случившемся. А как показать, если белобрысый, вон — вжался задом в деревянные перила террасы, того гляди орать удумает, или того хуже — как бы опять не разревелся... Что делать в таком случае, Джеймс даже представить не мог.

— А чего тогда?! — потеряв терпение взвился Скорпи, опять отскакивая назад, как только Джеймс сделал шаг навстречу.

— Ну… — Джеймс, совсем как младший брат, закусил губу, пожал плечами и растерянно развел руки. — Это… Ну… извиниться, там… это…

— Извиниться там — это где? — белобрысый защитным жестом скрестил руки на груди, насупился. Джеймс опять тоскливо вздохнул — по платиновой макушке скользнул солнечный луч, погладил затылок и осветил изнутри трогательную ушную раковину. Может, ну его, объяснение это? Может, как раньше — придавить маленького к перилам, навалиться, чтобы пикнуть не смел, обхватить длинное тощее тело, сунуть нос в мягкие пряди…

Нет, нельзя — перепугается, расплачется. И честно говоря, Джеймсу хотелось совсем другого — чтобы само как-нибудь все… ну, само собой… Без лишних слов и трудных томительных объяснений, чтобы можно было проскочить неприятный момент, как на метле, раз — и квоффл в кольце! А блондинчик — в руках. Хорошо, не в руках, но хотя бы как раньше — чтобы не бледнел и не отпрыгивал, как испуганный кузнечик.

Видимо, трудный мозговой процесс так явно отразился на его лице, что губы младшего Малфоя медленно сложились в нервную кривую ухмылку.

— Тролль. — отрезал он, и вдруг сильно толкнул Джеймса в грудь, стремясь проскользнуть между врагом и перилами террасы. — Даже извиняться не умеешь, придурок.

Джеймс словно вынырнул из густого тягучего киселя — почувствовав неожиданно болезненный тычок в солнечное сплетение, он, не совсем понимая, что делает, схватил белобрысого за узкие запястья, развернул в обратную сторону и крепко хлопнул спиной о стену. Нет, не получится проскочить на метле, ни черта не получится. Ну и черт с ним, упрямый тушкан, не желающий не то чтобы принимать извинения, а хотя бы помочь их принести, взбесил Джеймса чрезвычайно.

— Умею! — рявкнул он прямо в злое лицо, нависая над белобрысым, напрочь забыв о благом намерении больше не пугать блондинчика и не применять силу. — Я все умею, и не хуже Альбуса.

— Неужели? — ощетинился Скорпи, ничуть не испугавшись и не делая попыток вырваться, только еще сильнее краснея ушами. — Тупица, правильно отец сказал, что у тебя вместо головы квоффл.

Упоминание о старшем Малфое на секунду отрезвило, но только на секунду, пока в памяти Джеймса пролетали напутственные слова, за которыми последовала яркая зеленая вспышка летучего пороха, отправляющая его из Малфой-Мэнор домой в памятную ночь — "Не приведи Мерлин, если ты посмеешь приблизиться к моему сыну!" Но слишком далеким сейчас казалось это воспоминание, слишком нереальным и странным — если бы это произошло на самом деле, то Джеймс находился бы сейчас совсем в другом месте. И эта мысли придала ему решимости.

— Ну, у тебя-то в голове, конечно, Запретная секция. — усмехнулся он, глядя в прищуренные упрямые глаза, ничуть не сомневаясь в правильности своих выводов. — А как насчет тебя, а, Малфой? Я, конечно, тролль и тупица, а ты-то почему прискакал обратно на следующий день, а?

— Ну, уж точно не из-за тебя, мразь! — зашипел белобрысый, пытаясь вырвать руки из крепкого захвата чужих ладоней.

Джеймс невольно улыбнулся, когда Скорпи окатил его презрительным взглядом, поджав бледные губы — ну откуда на него свалилось это чудо-юдо белобрысое? Вот ведь, поганец, не боится, дерзит, вырывается, но ни одной попытки прекратить неприятный разговор. А ведь прекрасно знает, что спасение рядом, в двух шагах, вот за этой стеной — достаточно только заорать, и отец, устроившийся в гостиной с бутылкой огневиски, тут же примчится выяснять, в чем дело. Рисковый тушканчик…

— А я думаю, что ты не просто так вернулся, — пробормотал он, еще ниже наклоняясь над ойкнувшим от неожиданности белобрысым. — А скажи-ка, почему твой отец не убил меня тогда, а? Ты же ему наверняка все-е-е рассказал… Так почему?

— Не твое поганое дело! — вспыхнул Скорпи, и Джеймс воспрял духом — может, он и не семи пядей во лбу, но в том, что его предположение попало точно в цель, он больше не сомневался.

— А может, и мое тоже, а, Малфой? — наконец-то он сделал то, что давно хотел — не смотря на протестующее шипение, ткнулся носом в белые легкие пряди, и втянул ноздрями знакомый теплый запах, сладкий и солнечный. — Тебе тоже нравилось, разве нет? И ты честно об этом сказал. Поэтому меня и отпустили, да?

Белобрысый промолчал, отворачивая полыхающее краской лицо, и Джеймс осторожно разжал ладони, решив пойти ва-банк. Если сейчас младший Малфой его отпихнет и сделает ноги — то так тому и быть, никаких больше попыток не будет. А вот если нет…

Скорпи замер, и, кажется, даже перестал дышать, когда Джеймс, ободренной такой реакцией, мягко погладил тонкие запястья с ярко-розовыми следами от своих пальцев.

— Ну, что, так ты все-все рассказал? — прошептал Джеймс, заметив, как персиковая кожа на шее белобрысого пошла мурашками, когда он слегка подул на горячую ушную раковину. — И про окно, и про откосы, и про ту ночь… да?

— Тролль… — буркнул Скорпи, пытаясь увернуться от губ, прижимающихся к его макушке, впрочем, без былой уверенности.

— Угу, тролль, — улыбнулся брат Альбуса, наконец-то позволив себе немного расслабиться и без нажима провести ладонью по худой твердой груди под светлой свободной рубашкой. Скорпи дернулся было, но остановился, когда Джеймс, опережая маневр, быстро притянул его к себе за пояс брюк. — Ну, так как насчет извинения? Простишь, или нет? Честно, я не хотел…

Белобрысый поднял на него глаза, и Джеймсу стало неуютно — нехороший это был взгляд, недобрый. Словно хитрый тушкан задумал что-то, неприятное, мстительное и очень унизительное.

— Извинения? — кривя губы, словно во рту перекатывалось что-то омерзительное на вкус, выдавил он. — Какие еще извинения?

— А какие надо? — удивился Джеймс, впервые в жизни задумавшись, что просить прощения можно не только словами, но и действиями. Может, белобрысому чего-нибудь надо? Только непонятно — чего? Все равно хроноворота нет, чтобы все исправить. — Ты скажи, какие, а я…

Договорить он не успел — Скорпи решительно положил руки ему на плечи и надавил. Джеймс пораженно хмыкнул, не понимая, что происходит, когда, оказавшись на коленях, увидел, тонкие пальцы перед своим лицом, ловко расстегивающие пуговицы легких брюк. Онемев от осознания того, чем ему придется заслужить прощение, он поднял голову вверх и тихонько присвистнул, не найдя лучшего способа выразить свое удивление.

— Что? — зашипел на него белобрысый, раздраженно вытирая вспотевший лоб. — Не согласен — вали тогда, и никаких разговоров. И не смей больше подходить, или правда в Азкабан загремишь, кретин!

— Э… — промычал Джеймс, не зная, какими словами дать понять, что он даже и не рассчитывал таким способом загладить свою вину. Сделав еще одну попытку, и поняв, что в этот раз небогатый словарный запас напрочь отказался помогать своему хозяину выразить обуревающие его чувства, он решительно оттолкнул тощенькие лапки, и взялся за дело сам.

Скорпи нервно дернулся, когда Джеймс расправился с неподдающимися пуговицами и потянул брюки вниз вместе с трусами — видимо белобрысый рассчитывал, что брат его приятеля в последний момент гневно отвергнет подобное примирение. «Ага, как же!»— подумал про себя Джеймс, и бережно провел пальцем по чуть тронутой загаром коже, там, где начинались такие знакомые золотистые волоски. Тушканчик сдавлено пискнул, надавливая ладонями на лоб Джеймса, пытаясь отпихнуть его от себя.

— Ну, чего ты? Сам же хотел, — прошептал тот, обхватывая руками худые бедра, подтягивая их на себя. — Извинения, так извинения, твоя же идея была…

Белобрысый засопел, испуганно заозирался по сторонам, переступая длинными ногами, отчего брюки сползли еще ниже, собравшись гармошкой на щиколотках. Джеймс, медленно сходя с ума от самой неправдоподобной ситуации и острого страха быть застуканными, огладил бедра от коленей вверх, к острым тазовым косточкам, полюбовался на вжимающийся живот, задрал повыше рубашку и поцеловал выпуклый пупок, обхватывая губами кожу, втягивая ее в рот. Младший Малфой засопел еще громче и чаще, и Джеймс почувствовал теплое твердое прикосновение к подбородку — ну вот, почти прощен.

— Тссс… — заговорщицки приложил он палец к губам, когда белобрысый нетерпеливо всхлипнул — самому бы сдержаться и не лететь впереди метлы. Слишком все знакомо, и слишком он по всему этому соскучился, уже и не рассчитывая опять почувствовать в ладони упругую тяжесть порозовевшей мошонки, ощутить языком солоноватый привкус, услышать прерывистый выдох сверху. Ну, уж теперь-то он ни за что это все не отдаст!

Скорпи уставился взглядом в плывущие перед глазами доски потолка, и прикусил губу, стараясь сдержать рвущийся наружу горловой стон — решив полностью реабилитироваться в глазах пострадавшего, Джеймс с лихвой искупал неопытность энтузиазмом. Блондинчик был хорош — постанывал, бормотал что-то неразборчивое, толкаясь в чужой рот, дергал черные волосы, запутавшись в них длинными пальцами, шире расставлял ноги и чуть сгибал колени, давая простор наглому вылизывающему языку, и даже позволил партнеру отвлечься, чтобы тот мог расстегнуть свои собственные джинсы.

Через несколько минут усиленных стараний, когда у Джеймса уже болела челюсть от усталости, и он понял, что вот сейчас, вот сию минуту готов взорваться, белобрысый вдруг тоненько заскулил, запрокинул голову и резко толкнулся вперед. Чуть не подавившись, Джеймс успел поймать его за бедра, когда почувствовал, что рот наполнился чем-то густым и солоноватым, выстреливающим короткими толчками — и тут же пальцы, только что теребившие его шевелюру, изо всей силы надавили на затылок, притягивая, вжимая лицо в кудрявое золото, не позволяя отстраниться.

— Вот так… — раздался сверху прерывистый выдох, и руки, только что больно дергавшие за волосы, одобрительно погладили шею, когда Джеймс громко сглотнул горячую, непривычную на вкус жидкость. — Молодец, можешь же нормальным быть…

Джеймс замычал, прижимаясь щекой к прохладному мягкому животу, и зажмурил глаза, быстрее работая рукой, стараясь скорее догнать белобрысого, который с улыбкой наблюдал за стараниями врага, склонив голову к плечу.

«Прощен!» — понял Джеймс, ловя губами тонкие пальцы у своего лица — и это стало последней связной мыслью, перед тем как его накрыл девятый вал наслаждения, смывая страхи, недопонимание и обиды.

* * *

Медовая мазь оказалась совершенно не смываемой — по третьему разу намыливая мочалку Альбус начал подозревать, что приторный сладкий запах впитался в него на веки вечные. И плюс ко всему кожа продолжала гореть огнем, и чем дольше Ал натирался душистым мылом — тем сильнее пекло тело. В итоге из-под душа он выскочил как ошпаренный, красный и злой, но без всяких признаков мышечной боли, словно никаких конных упражнений накануне не было. Пошлепав себя по голому заду, Альбус мрачно посмотрел в зеркало, убедился, что стал обладателем красных горячих пятен на спине, ногах и заднице, и вышел из ванной, недовольно грохнув дверью.

Брезгливо сдернув с кровати заляпанную влажными пятнами простыню, он швырнул неопрятный комок в угол и опять улегся на кровать, расправив одеяло. Посмотрев на картину на противоположной стене, Альбус поджал губы и закрыл глаза — мечтать о далеком острове было совершенно неохота. И, пожалуй, впервые в жизни неохота было не только мечтать, но и вообще думать — хотелось хоть раз в жизни почувствовать себя… Джеймсом! Вот брат бы никогда не сидел и не переливал из пустого в порожнее, для него всегда все ясно — это белое, а это черное, если намазать хлеб вареньем — это вкусно, а если сильно размахнуться и ударить битой — то можно попасть в кольцо, добавив своей команде очки. И если ты вдруг понял, что с тобой что-то не так, то надо… А вот что сделал бы на его месте старший брат, Альбус был не уверен. Скорее всего — ничего особенного.

Вспомнив историю с красивой гриффиндоркой, Ал хмыкнул — и рассуждать нечего, Джеймс пошел бы, и на практике выяснил собственные предпочтения, даже если бы это не принесло ничего, кроме переживаний. И уж точно, не стал бы сидеть в комнате, теоретизируя и тестируя себя по книге. Поняв, что напрочь запутался в анализе собственных ощущений и эмоций, а так же поймав себя на острой зависти к Джеймсу, которого привык считать недалеким верзилой, Альбус вздохнул, почесал колено и решил с сегодняшнего дня попробовать посмотреть на приятеля… Ну, не то чтобы… А хотя бы прикинуть…

Прижав ладони к заполыхавшим щекам, Альбус быстро перевернулся на живот и тут же зашипел — организм недвусмысленно дал понять, что идея присмотреться к приятелю в определенном смысле, особенно после сеанса утреннего массажа, ему явно нравится.

— Да сколько можно? — возмутился хозяин организма, садясь на кровати. — Черт…

Вспомнив старинное правило, по которому лучшим способом для избавления от навязчивой идеи является смена деятельности, Альбус запихнул «Энциклопедию секса» под кровать, натянул шорты, и вышел из комнаты.

Первый этаж встретил его тишиной, запахом нагретой пыли и солнечным светом, бьющим в окна гостиной. Оценив нутро гостеприимно распахнутого бара, Ал задумчиво поскреб зудящую поясницу, провел пальцем по пузатому бочку коньячной бутылки, и пошел в кухню.

Отец сидел на табуретке, болтал в стакане виски, позвякивая кубиком льда, и руководил помывкой посуды.

— Привет, — Альбус остановился на пороге, сообразив, что родители, скорее всего, поссорились — не часто он видел отца в таком мрачном расположении духа.

— Привет, ты откуда такой красивый? — отец принялся рассматривать красные пятна на боках сына, и понимающе хмыкнул. — Теткина греющая мазь, да?

— Она… — Альбус присел за стол и потянул к себе блюдо, накрытое салфеткой — заботливо оставленный завтрак для захворавшего сына. Жадно набросившись на остывший бекон и чуть засохший хлеб, Ал осмотрелся по сторонам — в мусорном ведре красовались осколки разбитой тарелки, печальный отец, смущенно отставив недопитый стакан, опять взялся за палочку, и в раковине забулькала мыльная пена. Точно, поссорились.

— Мама с Лили к дяде Рону отправились, — сообщил отец, заметив внимательный взгляд Альбуса. — Да не ругались мы, ничего страшного…

— Угу… — пробормотал Ал с набитым ртом, подтягивая к себе кувшин с молоком — почувствовав сытный запах бекона, он понял, что дико проголодался. И все выяснения могут подождать, пока он будет завтракать.

— Ты не думай ничего такого, взрослые часто ссорятся, — отец поправил очки на носу, покосился на сына, с аппетитом уплетающего завтрак, и, наплевав на педагогичность, опрокинул в себя остатки виски. — Это жизнь, сынок — сегодня поссорились, завтра помирились…

— Точно, — философски отозвался Ал, почти не слушая — переживать из-за ссоры родителей он и не думал, тем более, что и своих проблем хватало, а уж вопросов — еще больше. Например, где сейчас болтается лучший друг, и чем занимается? Или — заметил ли что-нибудь Скорпи во время массажа? И если заметил, то что подумал? И как теперь это выяснить? И да — разрешено ли ему купаться после маминого лечения?

Отец замолчал, неторопливо помахивая палочкой — мокрые чашки и тарелки плавно взлетали из раковины одна за другой, ополаскивались под струей чистой воды, и сгружались в сетку для обсушки, роняя на нагретый пол тяжелые капли. Альбус прихлебывал холодное молоко, посматривал на расстроенного отца, качал ногой и прислушивался к тишине, царящей в пустом доме.

— Пап, ты Скорпи не видел? — наконец спросил он, когда молочная чашка, направляемая палочкой отца, отправилась прямиком в шапку мыльной пены, белым сугробом возвышающейся над раковиной.

— Носится где-то… — отец неопределенно махнул рукой в направлении входной двери, и подпер голову кулаком, уставившись в пустой стакан с нетающим кубиком льда. — Шли бы, что ли, в футбол погоняли… Или купаться…

Альбус улыбнулся, поднимаясь из-за стола — проблема с разрешением на водные процедуры отпала сама собой, просто отлично! Теперь самое главное — найти друга, который завел странную привычку исчезать неведомо куда, и Ал меньше всего хотел признаваться себе, что это его начало раздражать.

— Только маме не говори про купание! — крикнул отец ему в спину, и, получив в ответ невразумительное, но явно согласное бормотание, воровато плеснул в стакан новую порцию виски.

* * *

Большущая стрекоза уселась на длинную травинку прямо над макушкой задремавшего друга, и Скорпи с интересом уставился в выпуклые фасетчатые глаза с бронзовым отливом. Солнце припекало, от воды пахло цветущей тиной, травинка под ветром склонилась еще ниже, и Альбус, получив по носу мягкой метелкой с осыпающейся пыльцой, громко чихнул, вспугнув насекомое.

— Спи. — прошептал Скорпи, и отвел с лица друга черную прядь. Альбус смешно причмокнул вишневыми губами и по-детски подложил под щеку ладонь, устраиваясь удобнее.

День был странным и совершенно не похожим на все предыдущие — Скорпиус то взлетал до небес, то падал в черную пропасть, ощущая себя чем-то вроде стрекозы, разрезающей текучий плотный воздух. Несет ее теплый летний ветер, швыряя из стороны в сторону, но глазастая дурочка и не догадывается об этом, думая, что сама управляет воздушным потоком. Вот так и он — закрутило, завертело, и уже поздно спрыгивать с мчащегося поезда, да и не хочется, слишком рискованно, слишком волнующе и настолько затягивает, что, не смотря на все доводы разума, нет сил повернуть назад.

То, что произошло на террасе, его поразило — Скорпи впервые испытал незнакомое чувство злого удовлетворения, пьянящее посильнее вина из подвалов родного поместья, когда враг без малейшего сопротивления опустился перед ним на колени и покорно открыл рот. Насаживая на себя голову Джеймса, слушая громкие влажные звуки, Скорпи готов был закричать не столько от удовольствия, сколько от мстительной радости — вот он, мразь и сволочь, принесший столько боли и испортивший своим присутствием каждый день, проведенный с Альбусом. Вот он — стоит на коленях, и как шлюха берет в рот, в надежде получить прощение, еще не понимая, что никакого снисхождения не будет, и быть не может, не догадываясь, что это не примирение, а унизительная казнь. И это было лучше яда, лучше громкого скандала, и даже лучше поцелуя дементора.

И лишь когда уши заложило от громкого стука крови в висках, когда все тело прошила острая игла наслаждения, лишь тогда Скорпи с запозданием понял, что, пытаясь наказать врага, наказал и себя тоже. Джеймс, уткнувшись вспотевшим лбом в его живот и обняв колени, забормотал такое, от чего у Скорпи перехватило дыхание и глаза полезли из орбит.

— Маленький… — шептал брат Альбуса, беспорядочно тыкаясь мокрыми губами в пах своего палача. — Маленький… хороший мой…

Испугавшись мягкой нежной волны, подкатывающей куда-то под сердце, и желания сползти по стене вниз, прямо в крепкие обнимающие руки, Скорпи отпихнул от себя сентиментального поклонника, глядевшего на него совершенно влюбленными глазами, и заспешил в дом, ни сказав ни слова. И сразу попал из огня в полымя: у дверей в гостиную на него налетел Альбус — растрепанный, пахнущий медом, с красными пятнами на голой спине, и в джинсовых шортах, еле держащихся на узких бедрах.

Не успев отойти от шока и уставившись на полоску темных волос на животе друга, убегающую под тертый деним с круглыми желтыми пуговицами на ширинке, Скорпи не сразу понял, о чем говорит приятель, куда зовет и куда тащит, очнувшись только на берегу озера, на знакомом клетчатом одеяле.

Альбус вел себя странно, не так как всегда — смотрел исподтишка, закусывал губу, прищуривал глаза, задумчиво тянул длинную прядь надо лбом, и через полчаса Скорпи почувствовал себя лабораторной мышью, разложенной на столе для препарирования. Именно с таким выражением лица друг брался за решение очередной мозгодробительной задачи, и Скорпи притих, чрезвычайно заинтригованный. Друг явно волновался, то принимался болтать, выстреливая слова со скоростью маггловской печатной машинки, то надолго замолкал, словно не зная, о чем говорить дальше. Натянутая беседа с одной стороны настораживала, а с другой горячила кровь, рождая в Скорпи желание пококетничать с приятелем, желание почти непреодолимое, как щекотка в носу, избавление от которой только одно — чихнуть погромче и посильнее. Да, да, да — ничего ему не показалось, не в согревающей мази дело, и не в массаже, точнее — как раз в нем, и если попробовать хоть чуть-чуть подтолкнуть друга, то может…

«Держи себя в руках, малыш, иначе твои каникулы закончатся раньше времени" — вспомнились слова отца, и Скорпи «держал», послав куда подальше свои порывы, стараясь вести себя как раньше — непринужденно и сдержанно. И у него получилось — Альбус постепенно расслабился, беседа потекла в привычном русле, а после долгого урока плавания и законной преподавательской гордости за ученика, целых три минуты самостоятельно продержавшегося на воде, душевное спокойствие обоих смущенных приятелей было почти полностью восстановлено.

Альбуса как всегда сморил сон, и лежа на клетчатом одеяле рядом с другом, Скорпи смотрел на четкую тень от длинных ресниц, на приоткрытые влажные губы и растрепанную челку, сбившуюся на бок, и тихо сходил с ума от глупой надежды, что Альбус может быть тоже… заинтересован… Или, хотя бы, начинает допускать мысль, что Скорпиус Малфой не только друг.

— Разберемся, да? — шепнул он, склонившись над спящим, почти касаясь губами смуглой щеки. — Ты только не пугайся раньше времени, хорошо?

Друг вздохнул во сне, словно соглашаясь. Скорпи с улыбкой лег на спину, закинул за голову руки и уставился в небо — под пухлым облаком накручивала спирали и восьмерки черная точка, то пропадая в плотном белом тумане, то вновь появляясь. Малфой усмехнулся и вдруг вытянул над головой руку с выставленным вверх средним пальцем, приветствуя отчаянного летуна.

* * *

Гарри просыпался долго и мучительно. Голова превратилась в пустой перевернутый котел, по которому бьют палкой, заставляя вибрировать медные стенки, и по всей округе плывет громкий дребезжащий звук.

— Гарри! Гарри, мы дома! — дребезжала голова от бодрого голоса Джинни, доносящегося с первого этажа.

— Мммм… — завибрировали «стенки» котла, когда Поттер повернулся на бок и потянулся к заветной коробке с зельями, предусмотрительно оставленной на тумбочке. Свалив на пол стакан с остатками виски, он, наконец-то, нащупал искомое, и, перевернувшись на спину, выдернул зубами плотно притертую пробку флакона. В нос ударил резкий ментоловый запах, Гарри зажмурился и громко чихнул, не услышав, как дверь в спальню открылась, впуская в комнату супругу.

— Уууу, — протянула Джинни, оглядывая разгром в спальне, учиненный нетрезвым мужем накануне. — Свободный вечер удался?

— Вполне… — Гарри опустошил флакон с антипохмельным зельем, и теперь терпеливо ждал, когда «котел» перестанет гудеть и вибрировать, а полог над кроватью закончит танцевать краковяк. — Скучно было…

— Я уж вижу, — Джинни подняла с пола пустую бутылку и стакан, покосилась на рассыпание по полу баночки и тюбики с кремами (Гарри смущенно почесал лоб, смутно вспомнив, что укладываясь спать своротил с трюмо косметическую коллекцию жены), и покачала головой.

— Как ребенок, честное слово… — поджала она губы, берясь за дверную ручку. — Надеюсь, тебе стыдно.

«Ага, — с неудовольствием подумал Поттер, когда за супругой закрылась дверь, — прямо умираю со стыда!»

Стыдно ему не было, скорее, просто физически нехорошо — до такого состояния как вчера, Гарри напивался крайне редко, и все такие случаи остались в далеком прошлом, во временах его аврорской практики. Вот тогда, после особенно неприятных дел, он мог, что называется, «расслабиться», но никогда этого не случалось дома, да еще при детях. Хотя, насколько он помнил, никто его не видел — бутылка виски, припрятанная в кухонный шкафчик, смиренно дожидалась своего часа. Лишь ближе к полуночи, когда сыновья разбрелись по комнатам, Гарри достал заветный сосуд, в котором оставалось еще больше половины золотой жидкости, прихватил стакан, и наконец-то оккупировал гостиную.

На Джинни он перестал злиться уже через час после ее отбытия в Нору, но тот факт, что его опять бросили одного, навязав контроль над тремя подростками, стал для Гарри поводом долго и со вкусом жалеть себя. Ощущения были непривычными и забавными — с удовольствием растравливая мелкие обиды и прихлебывая виски, Поттер сидел в кресле, листал подшивку старых «Ежедневных пророков», неизвестно каким образом оказавшуюся в подставке для газет, и самозабвенно клял свое серое скучное существование.

К половине первого он заскучал, отшвырнул от себя газеты и уставился на пустой стакан в собственной руке и ополовиненную бутылку виски у ножки кресла. Спать не хотелось, жалеть себя — тоже, и чем заняться в ожидании подкрадывающегося сна, он решительно не знал. Представив себя, крутящегося с боку на бок в большой холодной кровати в темноте супружеской спальни, Гарри скривился, и вдруг, опустившись на корточки, быстро пополз к камину — дурацкая идея, яркой вспышкой поразившая полупьяный мозг, показалась страшно смешной и оригинальной.

Оказалось, что хорек тоже не спит.

— Хотел бы вам напомнить, мистер Поттер, что сейчас половина первого ночи, — церемонно промямлил он, стыдливо сдергивая с носа изящные очечки в золотистой оправе, и эта деталь настолько умилила Гарри, что он расплылся в глупой пьяной улыбке.

— Малфой, ты чего, очки носишь? — осклабился он, заметив, как Драко быстро запахивает на груди шелковый халат. — Ты у нас значит, тоже очкарик?

— Это для чтения, — у хорька порозовели скулы, и Гарри победно хмыкнул — выяснить, что Малфой чего-то стесняется, показалось чрезвычайно забавным, словно в привычном прозрачном футляре окружающим высокую седовласую фигуру, появилась новая трещинка.

Гарри устроился поудобнее. Малфой занервничал еще больше, сообразив, что непрошеный собеседник настроен на долгий пустопорожний разговор. Хорек легким жестом пригладил прическу, идеальную даже в столь поздний час, и побарабанил длинными пальцами по твердому переплету толстой книги на коленях.

— У вас ко мне какой-то срочный разговор? Что-то случилось со Скорпи? — поинтересовался он, и вздрогнул, когда Гарри невежливо фыркнул, подняв над очагом облако сажи и пепла.

— Ничего с твоим сыном не случилось, он давно дрыхнет без задних ног, — беспечно ответил Поттер, и повернул голову, нащупывая рядом с собой предусмотрительно прихваченную бутылку виски.

— Тогда чем могу служить? — холодно спросил Драко, демонстративно поглядывая на высокие старинные часы, примостившиеся между блестящими доспехами и рыцарским щитом на стене. Гарри выпятил губу, и отхлебнул виски — ну когда Малфой успел превратиться в такого зануду? Хуже Гермионы в школьные годы, когда приближалось время экзаменов — сидит один в собственной гостиной, читает, наверняка, скучнейшую книгу, да еще продолжает корчить из себя придворного вельможу. А главное — с чего бы?!

— Скучно… — Гарри разочарованно вздохнул, подняв новое облако угольной пыли — хорек недовольно поморщился, когда серые частицы пепла полетели на белый ворс ковра перед камином, — Просто скучно, понимаешь, Малфой? Скучно мне!

Драко удивленно приподнял брови, и, отложив книгу в сторону, сложил руки на груди, вытянул вперед длинные ноги и скрестил их в щиколотках. Странный полуночный разговор становился даже занятным — вот тебе и герой, надо же, скучает… Меньше всего Драко мог предположить, что чудаковатый Поттер вздумает напроситься на развлечение в его компании.

— А я, что, лицедей, что ли? — протянул он, еле сдерживая улыбку, заметив, как сразу напрягся Поттер, заслышав знакомые манерные нотки. — Меня не нанимали развлекать пьяных полукровок, тем более в такой поздний час. Чего ты там пьешь? Виски? Мерзость…

— Мерзость. — согласилась голова Поттера в камине, сосредоточенно булькая бутылкой, и вдруг совершенно неожиданно добавила. — Присоединяйся?

Такого приглашения Драко не ожидал. Почесав мизинцем бровь, он еще раз скосил глаза на часы, вспомнил об оставленной книге и Астории, давно видящей десятый сон, и решительно встал, подвигая к камину кресло.

— Нет, пить всякую дрянь я не буду, — отрезал он, призывая эльфа. — Черт бы тебя побрал, Потти, что ты за человек такой? Никогда в жизни ни с кем не пил вот так — через камин…

— Я тоже, — хмыкнул Гарри, дожидаясь, пока толстенький домовичок наливает своему хозяину густое бордовое вино из граненого кувшина. — Ну, что, будь здоров, Малфой!

Они выпили и замолчали. Хорек продолжал сидеть в кресле, поглаживая пальцами гладкую ножку бокала, и с интересом смотрел на собеседника, ожидая, что будет дальше. Гарри слегка разозлился — когда это они успели поменяться ролями? Вроде, это ему скучно, это он хотел напроситься на развлечения, а хорьку отводилась роль балаганного актера, кривляющегося перед почтенной публикой. А получилось наоборот — красивый седой господин в кресле, подкинув наивному собеседнику пару ловушек в виде знакомой манеры ведения разговора и школьной клички, теперь устроился в первом ряду партера, ожидая обещанного представления. Ну, так наслаждайся.

— Очки-то померить дашь? — невинно улыбнулся Гарри, наслаждаясь легкой гримасой недоумения, скользнувшей по бледному лицу, но Малфой с честью отбил удар.

— Тебе они не подойдут, — кривя тонкие губы, сообщил он, и отсалютовал Поттеру новым бокалом. — Все же это золото, а твоя рожа более привычна к маггловскому пластику, как бы аллергия не началась.

— Гад и жмот. — почти с восхищением выдохнул Гарри, выплескивая в рот виски, и уже откровенно рассмеялся, услышав в ответ:

— Хм, это твое аврорское прозвище? Я впечатлен, весьма устрашающе, так и представляю, как оно наводило ужас на врагов Магической Британии.

Болтовня ни о чем продолжалась. Не замечая затекшей спины и гудящих коленей, Гарри уже откупорил вторую бутылку, сквозь пьяный туман с удовольствием разглядывая порозовевшее вытянутое лицо и выбившуюся из гладкой прически длинную седую прядь. Хорек напивался медленно, но, тем не менее, основательно, все активнее и агрессивнее отбивая словесные выпады, и через какое-то время разговор стал походить на игру в теннис, где оба игрока готовы свалиться на пол, но не дать противнику шанса на выигрыш.

— А вот мне интересно, в состоянии ли твой хоречий зад сесть на метлу, или все, годы к земле тянут? — заплетающимся языком вопрошал Гарри, прикладываясь к горлышку бутылки — стакан, давным-давно забытый своим хозяином, так и остался валяться на полу рядом с камином. — Спорим, что и на этот раз я бы снитч поймал раньше тебя. Квиддич, это тебе не лошадки, Малфой.

— О, избавь меня от необходимости тащиться в облаке песка, который из тебя посыплется. — отвечал Драко, еще манернее растягивая слова, явно наслаждаясь процессом — вальяжно развалившись в кресле, он приканчивал очередную порцию вина, поблескивая глазами из-за хрустального края бокала. — У нас дорожки и так песком посыпаны, и учти — чистеньким, речным.

— Ну, так у меня не посыпаны. — брякнул Поттер, подпирая тяжелую голову кулаком — вот сейчас он и выяснит, такой ли сноб его школьный враг, как хочет казаться. — И вообще, как насчет ответного визита, а?

Хорек не донес до рта бокал, странным долгим взглядом посмотрел на голову собеседника, торчащую над кучей углей, и изогнул бровь, словно не поверил своим ушам.

— Ты что, в гости меня приглашаешь, Потти? — изумился он, закидывая ногу на ногу.

— Ну да, — Гарри пожал плечами, и сунул нос в бутылочное горлышко. — Лошадей у меня правда нет, зато есть озеро. И уж поверь, это именно озеро, а не ваш зачахлый прудик.

— Поттер, гоняться над озером за снитчем…

— Что, заранее сдаешься?

— Я? Тебе?

Гарри победно рассмеялся — подлавливать хорька оказалось еще занятнее, чем пытаться вытащить его из ледяного панциря — раскрасневшийся Малфой, чуть не плюющийся в желании доказать противнику собственное превосходство, одним махом перенес их в детство, туда, где еще не было смертей и войны, исковеркавшей столько жизней.

Драко наклонился вперед и вниз, почти касаясь краем бокала кончика носа своего визави из камина, и совершенно по-слизерински прошипел, сузив серые блестящие глаза:

— Да провалиться мне, Поттер, если в этот раз я тебя не сделаю! Ты у меня еще пузыри пускать будешь!

— Значит, в воскресенье, да? — Гарри тут же поспешил поймать хорька за пушистый седой хвост, получив подтверждение тому, что матч-реванш между двумя бывшими ловцами действительно состоится.

— Да! — твердо ответил Малфой, со звоном пристраивая бокал на пол перед каминной решеткой. — И вот что, Потти, советую тебе заранее проверить дно вашей лужи, чтобы на корягу не напороться, когда в воду полетишь.

— А ты не забудь сухую одежду прихватить, — мысленно возликовал Гарри, с удивлением вспомнив, что еще несколько часов назад слонялся по дому без дела, не зная, как и чем победить приступ хандры. — И вот еще что, если Нарцисса опять заболеет и не придет — я не обижусь.

— И когда ты научился так хамить, Поттер? — покачал головой Малфой, откидываясь на мягкую спинку кресла, впрочем, ничуть не оскорбившись.

— Ну так — с кем поведешся... — Гарри лихо взболтал янтарную терпкую жидкость в бутылке, и дурашливо подмигнул своему вечному сопернику, открывшему рот от неожиданности.

Узнав, что в воскресенье состоится незапланированный, а точнее — не согласованный с ней лично визит старшего Малфоя в ее дом, Джинни поджала губы и проворчала под нос что-то похожее на:

— Может, проспится и не вспомнит… Алкоголики…

Гарри почувствовал себя младшим сыном, оскорбленным недоверием матери к лекарственным средствам из Малфой-Мэнор.

«Нет уж, дорогая. — подумал он, закрываясь газетой, чтобы Джинни не заметила выражения его лица. — Я ему напомню, никуда хорьку не деться, да и тебе тоже. Будет так, как я решил.»

По поводу «пьяного дебоша», как обозвала Джинни выходку Гарри, между супругами состоялся неприятный разговор, после которого Поттер, хоть и не сосланный в гостевую спальню, но, тем не менее — не прощенный, засыпал на своем краю постели под отдельным одеялом уже вторую ночь подряд. Возмущенный холодностью жены и несправедливым наказанием, Гарри чувствовал огромное желание по-детски схулиганить и вывести Джинни из себя еще больше, продлевая конфликт. Каминная связь, как и было обещано, подверглась блокировке и работала только на прием, все новые узкие брюки и свитера, заботливо запиханные в старую спортивную сумку, перекочевали на дно шкафа, а драные джинсы и кроссовки-ветераны наоборот — вытащены с антресолей, водружены на почетное место в коридоре, и хозяин дома гордо щеголял по дому, еще больше зля супругу имиджем бродяги.

В четверг, наплевав на мнение Джинни, Гарри выволок из чуланчика старую метлу, выпросил у Джеймса баллон с полиролью, привел летательное средство в рабочее состояние и всю вторую половину дня вспоминал былые навыки. Все закончилось бурными аплодисментами и улюлюканьем детей, когда Гарри, заложив крутой вираж над озером, рухнул в воду, и выразительным взглядом Джинни, наблюдающей из кухни за возвращением неудачливого летуна, оставляющего за собой мокрые следы и обрывки длинных водорослей.

— Что? — рявкнул Гарри на жену, застывшую в дверях. — Да, не затормозил вовремя, и что?

— Да ничего, — ответила Джинни, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться в голос. — Не надо было черенок задирать, эта метла не сбалансирована, забыл, что ли?

— Не забыл. — буркнул Поттер, поднимаясь наверх, и стаскивая с себя на ходу мокрую футболку — о том, что метла была неисправна после падения Альбуса, он действительно забыл, но не признаваться же в этом. И вообще, вот ведь глазастая! Значит, видела задранный черенок, значит смотрела. И могла бы поддержать мужа, сама ведь летает ничуть не хуже, было бы не так обидно. Да, надо до конца недели метлу починить, или идти на поклон к Джеймсу, выпрашивая его коллекционный раритет, над которым тот трясся как над невиданным сокровищем.

К вечеру Гарри осип и Джинни хлопотала вокруг занемогшего мужа, то обматывая ему шею шарфом, то подсовывая кружку с горячим грогом. Втягивая носом вкусный пряный пар, поднимающийся над толстым глиняным краем, Поттер смотрел на суетящуюся супругу и блаженно жмурился сквозь запотевшие стекла очков — Джинни явно напрашивалась на примирение. Сидя на заднем крыльце, замотавшись в плед, потягивая обжигающий напиток и лениво наблюдая за детьми, оседлавшими весь имеющийся в наличии арсенал метел, Гарри уже планировал окончание домашней войны и здоровые супружеские радости, к которым не терпелось вернуться после недельного перерыва.

Альбус молча вышел на крыльцо, уселся на нижнюю ступеньку и поднял вверх тоскливые глаза, следя за тремя летунами, режущими теплый вечерний воздух.

— Ну, а ты что? — поинтересовался Гарри, благосклонно поглядывая на костлявые, горестно опущенные плечи под тонким свитером — желание сына летать, грело душу не хуже грога. — Лили скоро надоест, бери ее метлу — и вперед!

— Мама не разрешила, — буркнул Альбус, не отрывая взгляда от дружной троицы. Одна из фигурок метнулась в сторону и стала медленно снижаться, скользя вниз по широкой дуге — хоречий сын, заметив на крыльце лучшего друга, сразу поспешил к земле.

— Ну давай я попрошу, — предложил Гарри, сплевывая в сторону размякший бутончик гвоздики — Джинни, желая загладить вину, не пожалела специй.

— Не надо, — хмуро ответил Альбус, упрямо тряхнув длинными отросшими волосами. — Опять поссоритесь…

— Ерунда. — Гарри поставил кружку на крыльцо, выпутался из пледа и решительно направился в кухню за разрешением на вылет для сына.

Альбус передернул плечами и снова задрал голову вверх — следом за Скорпи к земле устремилась сестра, а Джеймс, прежде чем идти на снижение и зависнуть над озером, сделал круг почета над кроной старой липы, и закрутил пару восьмерок, любуясь сам собой.

Скорпи пронесся прямо над тропинкой, в опасной близости от земли, и красиво притормозил у крыльца. Свалив метлу в высокую траву у ступеней, он подбежал к опешившему другу и со смехом сунул ледяные ладони ему за пазуху, тараторя что-то о своем желании научить приятеля и полетам тоже, а не только плаванию и верховой езде.

Альбус, с момента взлета друга мучавшийся завистью и ревностью, наблюдая в вечернем золоте неба три крошечные точки, взвизгнул и стремительно покраснел, почувствовав прикосновение холодных пальцев к своей груди.

— Обалдел? Холодно же! — пискнул он, подвигаясь на ступеньке, чтобы смеющийся друг мог присесть.

— Лили сказала, что больше не хочет, — Скорпи плюхнулся рядом, прижавшись к другу прохладным боком, с удовольствием потянулся длинным телом, и весело толкнул приятеля в плечо. — Давай, садись на ее метлу, и полетели.

Ал насупился и отрицательно мотнул головой, переживая очередной приступ глупого упрямства, когда он, наплевав на доводы разума, шел на поводу у эмоций, еще больше усугубляя ситуацию, даже в ущерб себе. «Ты как отец, — смеялась тетя Гермиона, и всегда добавляла в полголоса, — Только ему об этом не напоминай, обидится»

Вот и сейчас, рассерженный на мать, привязавшую его к земле, на счастливого и довольного друга, на старшего брата, ни с того ни с сего вздумавшего летать вместе со «слизеринским педрилой», а больше всего — на себя самого, за слабость, неуклюжесть, и дурацкую ревность, Альбус решил ни за что не раскрывать причин своего недовольства.

— Не, не хочу, — буркнул он, поежившись, когда холодная ладонь Скорпи легла на его плечо — друг внимательно заглядывал в лицо, сразу уловив дурное настроение приятеля. — Голова болит… Я лучше тут посижу.

— Точно не хочешь? — Скорпи моргнул пушистыми ресницами, и Альбус подавился фразой: «Конечно, хочу, но мне запретили!», когда друг посмотрел в небо и азартно потер озябшие ладони. — Тогда пошли ваш странный ящик смотреть, ты давно обещал показать.

— Это называется телевизор, и ты его уже видел, — теперь Ал рассердился уже на Скорпиуса — ну и пусть себе летит, если так хочется. Обида была совершенно идиотской, детской и неправильной, тем более, что друг сразу бы отставил в сторону метлу и пошел бы с Алом хоть к телевизору, хоть в библиотеку, хоть на далекий остров в океане. Но пакостный пикси, по имени «упрямство», посилившийся где-то между горлом и грудной клеткой, вертелся и крутился, дергал за язык и напускал в голову мутного обиженного тумана, заставляя Альбуса продолжать говорить и делать глупости.

— Я тут посижу, снизу посмотрю, — натянуто улыбнулся он. Скорпи поджал губы, еще раз искоса глянул на друга и поднялся на ноги.

— Ну, как хочешь, — сухо согласился он, нагибаясь за метлой — трава, роняющая холодную вечернюю росу, сразу промочила рукава длинной рубашки. — Вон уже Лили бежит, передумаешь — поднимайся.

— Угу, — пробурчал Альбус в удаляющуюся худую спину — очень хотелось окликнуть, задержать и пожаловаться на обстоятельства и маму, запретившую ему подниматься на метле, но проворный гадкий пикси сделал новый кульбит, и Ал остался сидеть на ступеньках, вздыхая и негодуя сам на себя, так и не сказав ни слова.

* * *

Промокшая рубашка приятно холодила разгоряченное тело, когда Скорпи на полной скорости врезался в плотную золотую тучку. Оказавшись в сыром полумраке, он покрепче перехватил ладонями скользкий черенок и закрутил головой — куда-то сюда нырнул маленький тренировочный снитч, которые они втроем гоняли весь вечер, вдохновленные спортивными подвигами отца Альбуса.

Медленно двигаясь в лиловом холодном тумане, Скорпи еще раз вспомнил странное поведение приятеля, и мысленно махнул рукой — ничего, вот доиграют до трех побед, и сразу вниз, мириться. Хотя, они вроде и не ссорились, но осадок после разговора с Альбусом остался, словно Скорпи в чем-то провинился, а вот в чем именно, для него осталось загадкой.

Гоняясь за потертым золотистым мячиком, он иногда поглядывал вниз, и каждый раз видел одну и туже картину — зеленые кляксы деревьев, серая лента маггловского шоссе, с ползущими по ней разноцветными жуками автомобилей, свинцовое зеркало озера, и дом Поттеров — прямоугольник, выходящий фасадом на желтую проселочную дорогу. И на заднем крыльце крошечная фигурка, поднявшая к небу лицо — Альбус. Точнее, с такой высоты друг казался размытым пятнышком, но думать о том, что он продолжает ждать и не уходит, было очень здорово.

Рядом, разрывая серые туманные клочья, с пронзительным осиным жужжанием пронеслось что-то золотистое, и Скорпи резко накренил метлу вправо — снитч! Ну вот, последняя победа, и можно вниз. Тролль, конечно, лучший загонщик, но для ловца тяжеловат и неповоротлив, что и подтвердил, проигрывая и сестре и младшему Малфою с огромным отрывом в счете. Теперь осталось добить до конца — и вниз, где тепло, сухо, и на маленьком крылечке сидит друг, задрав к небу любопытное лицо.

Над ухом свистнуло, перед глазами мелькнул смазанный радужный всполох, и Скорпи победно усмехнулся, сжимая щиколотками прутья старенькой Галактики — в трех метрах впереди покачивался дурацкий мячик, зависнув на одном месте, словно запутавшись в мягкой влажной паутине. Видно снитчу тоже надоела игра, и он только и ждет возвращения в ящик с мячами.

— Вот ты и попался, дружок, — пробормотал Скорпи, вытягивая руку, и чуть не выпустил метловище из ладони, когда над ухом густо пробасило:

— Это точно.

Дернувшись в сторону от неожиданности, он сильно сжал колени, мокрые пальцы скользнули по влажной скользкой деревяшке, метла угрожающе накренилась вместе с седоком, и от неминуемой катастрофы его спасла рука Джеймса, крепко ухватившая Галактику за черенок.

— Да чего ты дрыгаешься все время? — сердито заорал он, удерживая на месте взбесившуюся метлу. — Ну ты и псих! С тобой поседеешь раньше времени.

— Твою мать, а чего ты подкрадываешься?! — испуганно заголосил Скорпи, переживая липкий горячий ужас, ударивший в голову — внутри все сжималось и дрожало в ожидании падения, и только необходимость сделать несколько глубоких глотков сырого воздуха заставила его разлепить побелевшие губы. — Хоть бы предупредил, тролль!

Брат Альбуса, сам напуганный не меньше пострадавшего, уверенно взял в руку снитч, так и висящий на одном месте, покрутил его в пальцах, и, не глядя в посеревшее лицо Скорпи, сжал в кулаке.

— На, ненормальный, выиграл, — Джеймс подлетел ближе и невежливо впихнул мячик в нагрудный карман рубашки соперника. — И чего ты нервный такой, неужели думал, что я за снитчем не погонюсь?

— Кретин… — по привычке пробормотал Скорпи, зачем-то придерживая карман ладонью — своенравный мячик под пальцами ожил и требовательно запросился на волю, до треска натягивая ткань. По всему получалось, что Джеймс его спас. Еще немного — и каникулы действительно закончились бы раньше времени, навсегда. Серый туман пронесся бы мимо белыми снежными хлопьями, мешанина разноцветных клякс и пятен внизу начала бы приближаться, стремительно меняясь местами в вечерним высоким небом, становясь все ближе, ближе… От последней мысли по позвоночнику, от поясницы вверх, прошла мерзкая холодная волна, защекотав кожу на шее, и заставив плотнее сжать ноги вокруг черенка метлы, сразу показавшегося слишком тонким и ненадежным.

Заметив, как вздрогнула худая спина под намокшей клетчатой тканью, Джеймс хмыкнул, подлетел ближе, и вдруг припобнял Скорпи за плечи, чуть притягивая к себе.

— Ну, чего, испугался, маленький? Да я сам чуть от неожиданности не рухнул, — ласково выдохнул он в потемневшую от влаги макушку. — Все хорошо, давай домой, хватит на сегодня. Черт, надо было на антресолях покопаться, наверняка там старые перчатки есть, все же не так руки бы скользили...

Наверное, правильнее было бы оттолкнуть теплую тяжесть, навалившуюся на плечо, отвернуть лицо, не позволяя чужим губам скользить по щеке, резко накренить метлу вниз, вывернуться из объятий, провалившись в плотный студень концентрированной влаги… Но Скорпи продолжал сидеть не двигаясь, все еще переживая ужас несостоявшегося падения. И очнулся, только когда сизые клочья остались позади, над головой раскинулось чистое небо, по закатному лиловое, с золотыми кружевами облаков, а впереди — те самые мазки цветных пятен, приближающийся стремительно, но все же не так быстро, как могли бы. И рука Джеймса, все так же крепко и уверенно держащая Галактику за метловище, направляя ее вниз, к дому, и почти не слышный, на грани догадки успокаивающий шепот на ухо

— Да не трясись ты так, маленький, я же рядом…

* * *

Альбуса на крыльце не оказалось — всучив метлу в руки идущего позади Джеймса, Скорпи почти бегом поднялся по ступенькам и влетел в дом, не обернувшись на своего спасителя. В коридоре было темно, из приоткрытой двери кухни доносились голоса мистера и миссис Поттер, в полголоса выясняющих отношения. Не задерживаясь на первом этаже, Скорпи вприпрыжку взлетел по лестнице наверх, заглянул в пустую библиотеку, темную и пахнущую книжной пылью, и осторожно постучал в дверь комнаты друга.

Альбус открыл сразу, словно все это время стоял с другой стороны двери — молча кивнул приятелю, поддернул пижамные штаны и вернулся в комнату, не обращая внимания на удивленный взгляд друга.

— Ты чего, спишь уже? — Скорпи потоптался на пороге, не решаясь войти. По всему выходило, что друг и правда собрался спать, не смотря на то, что большие часы в гостиной только что отбили половину одиннадцатого — одеяло на кровати откинуто, на подушке примостилась старенькая книжка в потрепанном переплете, под уютной настольной лампой серой горкой лежали ванильные сухари.

— Голова болит, — буркнул Альбус, раздраженно отряхивая босые ступни о штанины и забираясь под одеяло. — Я пораньше сегодня лягу, ладно?

Это прозвучало странно — вроде бы слова выражали извинение за испорченный вечер, но вот тон был капризным, обиженным и… ревнивым? Что-то новое. Скорпи вздохнул и скрестил руки на груди, привалившись плечом к дверному косяку.

— Завтра берешь метлу — и летать, — категорично заявил он. — Там твои родители спорят, и, судя по всему, мистер Поттер побеждает, так что завтра будем учиться.

Альбус насупился и отвернулся, кусая губы — длинная черная челка упала на лоб, закрывая глаза и отбрасывая на лицо густую тень, и понять, о чем думает приятель, было невозможно.

— Посмотрим, — наконец выдавил он, заворочавшись в одеяле как в гнезде. — Если тебе так уж хочется меня учить, а не играть…

— А я думал, что это тебе хочется! — разозлился Скорпиус, даже не пытаясь удержать нервное возбуждение все еще клокотавшее в крови. — Ты же сам говорил, что мечтаешь научиться летать на метле, но у тебя плохо получается! Говорил или нет?

— Ну, говорил! — сразу окрысился Альбус, тоже мгновенно поддаваясь соблазну выплеснуть накопившееся за вечер раздражение. — Только мне одолжений не надо! Я и сам могу, если захочу!

— Какое еще одолжение? — почти крикнул Скорпи, ударив по двери кулаком — белое крашеное дерево отозвалось глухим стуком. — Я же звал тебя сегодня, ты сам отказался, а теперь получается, что я одолжение делаю?

Ал насупился еще больше и выпятил нижнюю губу, став похожим на обиженного щенка, которого выставили за порог, наказав за лужу, сделанную в коридоре.

— Если тебе хочется играть, то почему ты должен тратить на меня время? — мрачно спросил он, уже злясь не на шутку — упрямый пикси выбивал бешеную чечетку, услужливо подсовывая воспоминания о лихорадочном румянце на щеках друга, когда тот нетерпеливо смотрел в небо, желая продолжить погоню за снитчем. — Я уже сказал — у меня болит голова. Может она у меня болеть хоть раз в жизни, или нет? — рявкнул он, раздражаясь еще больше.

— Может. А еще ты мог бы сказать, что тебе просто не разрешили летать — и все! А не обижаться. Честное слово, Ал, ты иногда ведешь себя как… — Скорпи запнулся на полуслове, и еще раз ударил по двери, отворачиваясь от друга, подобравшегося как перед прыжком.

— Ну, договаривай, не стесняйся. — Альбус вскочил на колени и сжал кулаки, словно собираясь кинуться в драку — пикси поддавал жару, раздувая горячие угли гнева, напрочь блокируя все доводы разума. — Как кто я себя веду?

— Как девчонка! — заорал Скорпи, окончательно потеряв терпение — и так слишком много всего случилось за вечер. Сначала Альбус не захотел объяснять свой отказ от полетов, потом на что-то обиделся, потом жуткое происшествие в воздухе, грозившее закончиться катастрофой. И как апофеоз этого «приятного» вечера — сцена ревности и глупые претензии, склонности к которым он никогда не подозревал в лучшем друге. Нет, для одного вечера — слишком много, слишком.

— Да пошел ты. — Ал устало откинулся на подушку и повернулся к стене лицом. — Вали отсюда.

— И повалю! — Скорпи шагнул в коридор и громко хлопнул дверью, услышав, как с другой стороны в крашеное дерево врезалось что-то тяжелое — видимо обозленный друг швырнул в след приятелю кроссовок или книгу.

— К черту! — шипел Скорпиус в своей комнате, стаскивая через голову мокрую рубашку, не обращая внимания на отлетающие пуговицы. — Хочет валять дурака — пожалуйста, мне наплевать.

Как бы он не пытался себя убедить, но ему вовсе было не плевать — отогреваясь под теплым душем, смывающим усталость и напряжение с гудящего тела, Скорпи в который раз прокручивал в голове обидные слова Альбуса и не находил объяснения его странному поведению. Ну, хорошо, миссис Поттер не разрешила ему летать, но причем тут он, Скорпи?! Неужели было так трудно сказать правду, вместо того, чтобы сидеть, молча дуться не понятно на что, а потом вываливать свои обиды на голову ни в чем неповинного друга? И что еще за разговоры насчет одолжений? Да если бы Альбус попросил, неужели бы он отказался? И не потому, что делает одолжение, а потому что очень хочется хоть чем-то порадовать этого неврастеника, швыряющего в спину тяжелые предметы, как… как… и правда — как девчонка!

Повозив по голове пушистым полотенцем, Скорпи сердито посмотрел в зеркало над раковиной, состроил гримасу своему отражению, обмотал то же самое полотенце вокруг бедер, и вышел в комнату. И тут же почувствовал непреодолимое желание отпрыгнуть назад и запереть дверь на защелку — на стуле у кровати удобно устроился старший Джеймс, небрежно листая какой-то журнальчик.

— Чего надо? — нелюбезно поинтересовался Скорпи, быстро справившись с волнением — визит Джеймса его не удивил. Более того, он прекрасно знал, что чертов тролль непременно пожалует за своей премией за спасение, но вот любезничать с ним Скорпи совершенно не собирался.

— Ты дверь не запер, — не понятно к чему заметил старший сын Поттера, откладывая журнал в сторону. — Вот, решил заглянуть на огонек.

Скорпи закатил глаза к потолку и медленно перечислил в уме всех директоров Хогвартса по хронологии, начиная со времени основания. Справившись с раздражением и поняв, что срыва не будет, он подошел к двери, нажал на кнопочку, запирая замок, и повернулся к своему гостю, застывшему на стуле.

— Я устал, так что давай по быстрому, — заявил он, швыряя в угол мокрое полотенце и вытягиваясь на застеленной кровати, не обращая внимания на вытаращенные глаза Джеймса. — И никаких ночевок под одним одеялом, понял?

— Понял, — промямлил сраженный тролль, медленно поднимаясь со стула и подходя к кровати — Скорпи закинул руки за голову и закрыл глаза, увидев выражение лица Джеймса. Изумление пополам с похотью — кадык нервно дергается под смуглой, как и у младшего брата, кожей, над верхней губой испарина, глаза распахнулись так, что кажется еще немного, и вылезут из орбит, а руки, которыми тролль дернул пряжку своего ремня, еле заметно подрагивают от волнения и нетерпения.

— Свет погасить? — почему-то шепотом спросил Джеймс, протягивая руку к круглой настольной лампе в изголовье кровати.

— Как хочешь, — Скорпи равнодушно пожал плечами, на самом деле не испытывая ничего — ни возбуждения, ни страха, ни смущения, только огромную усталость. После сегодняшнего вечера больше всего хотелось повернуться к гриффиндорскому верзиле спиной и уснуть, а он пусть делает что хочет. Главное — побыстрее.

* * *

Когда белобрысый вышел из ванной Джеймс чуть не рухнул со стула — блондинчик так и напрашивался, чтобы его оттрахали! Мокрые светлые волосы острыми иголочками торчат во все стороны, и с них на тонкие ключицы капает вода, прочерчивая блестящие дорожки к крошечным розовым соскам. Да еще в рассеянном свете настольной лампы персиковая кожа стала казаться намного темнее, чем была на самом деле, не загорелая, а почти медная, красноватая, отливающая золотом. Солнечный…

И это полотенце, еле держащееся на бедрах, постоянно сползающее с плоского живота… Джеймс понял, что если его сейчас погонят, то ночь обернется для него бесконечной мучительной мастурбацией, и приготовился к уже привычному резкому отказу, но белобрысый снова его удивил.

Хмуро зыркнув на своего гостя, он совершенно развратным движением сдернул треклятое полотенце, похабно сверкнул голым задом и разлегся на кровати, совершенно не стесняясь собственной наготы. Словно это вполне нормально и правильно — ходить перед братом своего друга абсолютно голым.

«А может, и правильно… — подумал оглушенный Джеймс, осторожно присаживаясь рядом — хотелось провести тыльной стороной ладони от задранного вверх острого локтя вниз, по мягкой белой подмышке, по выступающим ребрам, по животу, спустившись по длинным ногам к ступням. — Может, привык уже?»

На робкую ласку белобрысый почти не отозвался, только сморщил нос, и почесал бок, словно ему стало щекотно.

— Без телячьих нежностей! — потребовал он, и Джеймс нахмурился — как так без нежностей? Нет уж, подрочить он может и в одиночестве, и вовсе не за таким приемом он шел сюда, как только понял, что Альбус опять поругался с другом. Прислушиваясь к беседе на повышенных тонах, он уже понял, что сегодня никаких посиделок в библиотеке за полночь не будет, а когда обозленный тушкан шмыгнул в свою комнату, закрыв дверь без характерного щелчка — еще больше воспрял духом.

— Я же сказал! — прохладная ладонь уперлась в плечо, когда он наклонился вперед и осторожно прикусил губами тощенькую шейку, там, где под мягкой ушной раковиной просвечивала голубая вена.

— А я и спрашивать не собираюсь. — рыкнул Джеймс, припечатывая к подушке тонкое запястье. — Ты ж хотел побыстрее, вот и не отвлекай.

Голубые глаза зло вспыхнули. Белобрысый нахмурился, не пытаясь протестовать, когда губы, то ли врага, то ли спасителя, спустились ниже, с громким хлюпающим звуком всасывая кожу у основания шеи. Рассердившись на ледяного красавчика, продолжающего строить из себя недотрогу, Джеймс решил больше не церемониться. Скорпи громко засопел, раздувая тонкие ноздри, и заерзал ногами по одеялу, стараясь увернуться от горячего языка, теперь облизывающего ухо.

— Тихо. — скомандовал Джеймс, быстро стаскивая с себя джинсы, словно боясь, что белобрысый сейчас вырвется и убежит. — Не ври, не щекотно.

Блондинчик проворчал что-то не лестное в адрес партнера, и опять закрыл глаза, когда Джеймс перевалился через него и устроился рядом, прижавшись спиной к холодной стене. Вот теперь стало намного удобнее — облокотившись на локоть, он медленно погладил грудь, потеребил пуговку соска, провел ладонью по гладкому животу, не забыв приласкать выпуклый пупок, и, обняв белобрысого за талию, неожиданно потянул на себя, поворачивая его на бок.

— Что за… — возмутился было тушкан, и тут же испуганно замер, оказавшись сверху. Воспользовавшись минутным замешательством противника, Джеймс быстро надавил ладонью на платиновый затылок и поймал розовые тонкие губы ртом, стукнувшись зубами. Скорпи задушено вякнул, упираясь кулаками и пытаясь безуспешно отстраниться. Наученный горьким опытом и привычкой белобрысого давать обратный ход в самый неподходящий момент, Джеймс тут же обхватил тонкие щиколотки ногами и положил руку на теплую поясницу, уверенно удерживая на себе ерзающего и мычащего тушкана.

Поцелуй вышел сладким и долгим. Поняв, что сопротивление бесполезно, Скорпи расслабился, перестал вырываться, и минут десять Джеймс просто наслаждался, то осторожно покусывая красные припухшие губы, то втягивая в рот чужой язык, мягко поглаживая теплую спину, внимательно прислушиваясь к участившемуся дыханию белобрысого. Блондинчик возбудился как всегда моментально: завертелся, запыхтел, устраиваясь удобнее, и даже обнял Джеймса за шею, не пытаясь как раньше перехватить инициативу.

— Маленький… — пробормотал Джеймс, вжимаясь напряженным членом в мягкий живот, когда рука белобрысого медленно двинулась по его телу вниз. Скорпи, уткнувшись носом в ухо партнера, нерешительно прихватил губами шершавую кожу щеки, заставив Джеймса удивленно распахнуть глаза. Блондинчик медленно задвигался, прижимаясь крепче, знакомо выгибая спину, подставляясь под ласкающую ладонь.

Не выдержав, Джеймс быстро перевернулся, придавив раскрасневшегося Скорпи к матрасу, и опять накинулся на подставленные губы. Белобрысый громко застонал, жадно отвечая на поцелуй, и Джеймс ахнул, почувствовав прохладные пальцы у себя в паху. Такого еще не было, ни на откосах, ни той ночью — агрессивный возбужденный тушканчик набросился на партнера, больно кусая губы, требовательно обхватывая коленями бедра, скребя пятками по ногам, прижимаясь, толкаясь, и активно двигая рукой.

После нескольких резких движений, Джеймс вдруг сообразил, что все начинает развиваться по старому сценарию — сейчас его доведут до оргазма и выставят за дверь, изобразив холодную брезгливую благодарность за доставленное удовольствие. С трудом отцепив от себя захныкавшего блондина, он отдышался и толкнул его на спину, снова заламывая руки за голову.

— Ну, уж нет, — усмехнулся он в лицо Скорпи, отметив и яркий румянец, и влажный блеск глаз. — Так быстро ты не отделаешься.

Белобрысый опять застонал, прижимаясь к партнеру грудью, и отчаянно дернул руками, стараясь ослабить захват. Выпустив тонкие кисти, Джеймс уселся между широко разведенных ног и потянул несопротивляющееся тело на себя, решив оставить собственное удовлетворение на потом — сейчас намного важнее было закрепиться на отвоеванном рубеже.

Скорпи зажмурился и быстро задышал, запрокидывая голову, когда Джеймс склонился к его паху, целуя чуть влажную кожу промежности, и вдруг громко ойкнул, приподнимаясь на локтях: не понимая, для чего он это делает, да и не стараясь задумываться, Джеймс нагло ткнулся языком ниже, лизнув крошечное отверстие, так сильно пострадавшее по его вине в прошлый раз.

— Псих… — прошептал белобрысый, пытаясь свести колени, когда партнер ласково подул на золотистый пушок. — Как есть псих…

Джеймс не ответил, сосредоточившись на происходящем — слегка помассировав большими пальцами бугорок под поджимающимися яичками, он поднял голову и одобрительно улыбнулся, когда Скорпи выдал долгий хриплый стон и схватился за свой член. Вернувшись в исходное положение он снова лизнул тонкую кожицу, ощущая под языком гладкость складок и чуть не кончил раньше времени, почувствовав через несколько минут, как сомкнутые мышцы мелко вздрагивают и поддаются нажиму, пропуская кончик языка внутрь.

— Что ж ты делаешь, сволочь… — прозвучал откуда-то быстрый прерывистый шепот. — Скотина…

«Скотина» не поверил своим глазам, когда чья-то рука схватила его за запястье и решительно подтолкнула вниз. Сообразив, о чем его просят, Джеймс занервничал. Приподняв голову, он внимательно уставился в раскрасневшееся лицо, оценивая зажмуренные глаза и блестящий испариной лоб с приклеенными к нему белыми прядками, больше всего боясь еще раз совершить ошибку.

— Да! — Скорпиус открыл злые глаза, качнул бедрами навстречу и опять откинулся на подушку, ругаясь сквозь стиснутые зубы.

Дальше все происходило как в тумане. Джеймс даже не мог вспомнить, дышал он или нет, настолько боялся повторения того, что было. Очнулся он только в процессе, двигаясь медленно и с долгими остановками, изо всех сил прислушиваясь к тихим вздохам прямо в ухо. В какой момент он оказался на боку, прижимаясь к спине белобрысого, сознание отказалось зафиксировать. Странная смесь похоти и отчаянного желания на этот раз все сделать правильно, заставила отмечать детали, на которые Джеймс раньше не обратил бы внимания: белый затылок, упирающийся в его плечо, согнутая в колене нога, его же смуглые пальцы, удерживающие ее на весу, и нечто нереально-восхитительное — ответное движение гибкого тела навстречу при каждом толчке.

Закончилось все еще более необыкновенно — почувствовав приближение скорой развязки, Джеймс уткнулся мокрым лбом в шею партнера и задвигался быстрее, уже не имея сил сдерживаться. Вдруг белобрысый вскрикнул, дернулся и Джеймс провалился в огненный сумасшедший водоворот, когда его сильно сжало горячее и вздрагивающее, заставляя рычать, впившись зубами в острое плечо. И последнее, что он успел сделать — на автомате оттолкнул руку Скорпи, оцарапав ногтями напряженно втянутый живот, поймав в ладонь теплые белесые брызги.

Скорпи звонко чихнул и потянулся, сдвигая с груди тяжелую руку спящего соседа по кровати. Джеймс недовольно засопел, но выпускать добычу из рук не захотел — придвинулся еще ближе, стискивая в объятьях тощее горячее тело.

— Вот черт… — Скорпи развернулся в кольце чужих рук и поднял голову с подушки, всматриваясь в циферблат пузатого будильника, стоящего рядом с настольной лампой. Стрелки замерли на половине седьмого, за оконной рамой прыгали воробьи — скребли коготками по жести подоконника, дрались, чирикали, купались в солнечных лучах. Затаив дыхание он прислушался — в доме царила дремотная тишина. Или еще все спят, или хозяева уже встали и спустились вниз. Нет, вряд ли мистер Поттер решил прочитать очередной выпуск «Квиддичного обозрения» в такую рань.

Джеймс открыл мутные глаза и потянулся вперед, сграбастывая Скорпи в охапку, прижимая к себе, целуя красный отпечаток от подушки на щеке. Скорпи засмеялся, отворачиваясь от сухих настойчивых губ, и слегка поморщился, когда сонный любовник по-хозяйски погладил его ниже спины, перед тем как потянуть на себя — каждое резкое движение отдавалось саднящей болью, не сильной, но не позволяющей забыть о прошедшей ночи. И не смотря на впечатляющий финал, этот опыт в самом начале все равно оказался весьма болезненным.

Джеймс входил медленно и осторожно, то пыхтя от напряжения как дракон, то совсем переставая дышать, роняя со лба горячие капли пота. Скорпи казалось, что долгому болезненному проникновению не будет конца и он так и сдохнет от боли прямо тут, на кровати, придавленный к матрасу, пришпиленный к нему огромной огненной головней, разрывающей его пополам. Вцепившись зубами в край подушки, отвратительно мокрой от пота, слюны и слез, он даже не пытался сдерживать громких болезненных стонов при каждом толчке, и мысленно клялся себе, что больше никогда, никогда, никогда не поддастся искушению попробовать нечто подобное еще раз! Надо было быть полным придурком, чтобы согласиться на повторение прошлого печального опыта. Ведь знал же, что ничего хорошего не выйдет, и все равно поддался!

Внезапно все прекратилось. Джеймс, измученный не меньше партнера, остановился, нависая над дрожащим телом на вытянутых руках. Скорпи не успел опомниться, как оказался на боку, со смуглой крепкой рукой под шеей и мокрыми губами на щеке. Целоваться, задрав вверх одну ногу, повернув голову назад под немыслимым углом и со здоровенным членом в заднице, было не просто неудобно и больно, но еще и глупо. Однако тролль думал по-другому. Посопротивлявшись скорее из упрямства, чем в серьез, Скорпи начал отвечать на быстрые успокаивающие поцелуи, особенно не вслушиваясь в ласковое бормотание, тем более что острая режущая боль постепенно отступала — Джеймс больше не пытался двигаться, сосредоточившись на очередном тактильном исследовании тела партнера. Скорпи громко задышал, закатывая глаза, и привычно откинулся затылком на услужливо подставленное плечо, накрывая ладонью чужие пальцы, ласкающие его в паху, стараясь вернуть потерянное возбуждение. А еще через какое-то время понял, что выгибается в пояснице, навстречу медленным осторожным движениям — тяжело сопящий за спиной Джеймс, сообразив, что цель почти достигнута, решился на вторую попытку.

То ли поза была правильной, то ли тролль оказался не таким уж идиотом, но пять минут спустя кровать заходила ходуном, пронзительно визжа металлической сеткой. Незнакомые ощущения на грани боли и стыдного терпкого удовольствия, окончательно сорвали тормоза. Скорпи изгибался, утыкался лицом в сгиб локтя, отчаянно толкался назад, забыв про неприятное жжение, зажмуривал глаза, царапал руку, крепко обхватившую его поперек груди, и чуть не задохнулся, когда Джеймс задвигался быстрее, больше не боясь и не сдерживаясь, стремясь скорее привести себя и партнера к развязке.

Наверное, они кончили одновременно, но он не мог сказать наверняка, на несколько секунд оглохнув и ослепнув от неожиданно сильного и острого наслаждения, взорвавшего реальность. Скорпи долго не мог придти в себя, так и лежал на боку, безвольно вытянув руки, не обращая внимания ни на мелко дрожащие от усталости мышцы, ни на жидкость, стекающую по ягодице, от которой на простыне осталось мокрое холодное пятнышко. И уснул почти сразу, как только перевернулся на другой бок, уткнувшись носом в шею совершенно ошалевшего от счастья Джеймса, опять начавшего что-то монотонно бормотать, усыпляющее поглаживая спину. И проспал всю ночь в чужих объятьях, используя руку Джеймса вместо подушки. И сейчас это совершенно не вызывало волны отвращения к самому себе, как было в прошлый раз — просто усталая удовлетворенная лень и полное нежелание задумываться о чем бы то ни было.

— Мммм, сексом пахнешь… — отвесил Джеймс сомнительный комплимент, проснувшись окончательно, но, так и не открывая глаз. — И солнышком.

— Бред, — Скорпи опять заворочался, позволяя просунуть себе колено между ног, и вздохнул. Сам Джеймс пах потом, выветрившимся одеколоном и полиролью для метел, совсем чуть-чуть. Наверное, так и пахнут по утрам гриффиндорские тролли — знакомо и ненавязчиво.

— Маленький, — тролль благодарно ткнулся губами в круглое розовое ухо, покусывая прохладную мочку. — Тушканчик ты мой солнечный…

Скорпи ничего не ответил — обижаться на сравнение с мелким грызуном тоже было лень. Вообще, все было лень: просыпаться до конца, вылезать из теплой постели, расправляя сбившуюся простынь; выпроваживать ночного гостя из комнаты, идти в душ, одеваться, спускаться вниз… И выяснять отношения с другом, особенно после вчерашней ссоры, очень не хотелось.

— А чего это вы с Альбусом не поделили? — вдруг спросил Джеймс, отрываясь от своего занятия. — Хочешь, я вас помирю в два счета?

— Сам разберусь, — Скорпи мысленно выругался и недовольно потерся мокрым ухом о подушку. Слова Джеймса ему не понравились, словно тот специально решил испортить настроение, напомнив о неприятном вечернем инциденте. Вот он, истинный гриффиндорец — упрямый, туповатый, бестактный и уверенный, что без его помощи и покровительства весь мир рухнет. Тролль. Впрочем, вряд ли он сделал это нарочно…

— Ну как знаешь, — легко согласился Джеймс, и вдруг подхватил Скорпи под колено, подтягивая ногу вверх, пристраивая ее себе на бедро. Видать, проснулся окончательно, и теперь хочет продолжения.

И продолжение последовало — впервые Скорпи не стал возражать и отказываться, с готовностью отвечая на сдержанные ласки, становящиеся все более смелыми и настойчивыми. Уж очень ленивым выдалось утро — долгим, сладким, похожим на карамельную тянучку, когда очень хочется позволить себе наплевать на последствия, уступая желанию. И терять такой шанс ни он, ни Джеймс не хотели.

* * *

Альбус проснулся от топота ног в коридоре и воплей Лили, требовавшей прямо с самого утра оседлать метлы и продолжить вчерашние гонки за снитчем. Судя по всему, все в доме давно проснулись — с кухни тянуло запахом свежей выпечки, кофе и корицы, приглушенные голоса родителей, доносящиеся из другого конца коридора, терпеливо увещевали дочь сначала позавтракать, а потом уже подниматься в небо.

— Не дам свою метлу! — бухнул голос Джеймса прямо за дверью, и Альбус, уже успевший опять задремать, вздрогнул и испуганно захлопал глазами.

Потянувшись и сладко зевнув, он перевернулся на спину, лениво почесал живот под задравшейся майкой, и остался в постели, решив сразу не вставать — уж очень приятно было лежать, вытянувшись на спине и закинув руки за голову. Постепенно голоса в коридоре удалились, семья в полном составе отправилась вниз, и стало так тихо, что жужжание невесть как проникшей за противомоскитное заклинание мухи, мотающейся вокруг плафона под потолком, показалось неправдоподобно громким. На противоположной стене задрожал солнечный зайчик от стеклянного графина с водой, стоящего на залитом солнцем подоконнике, из приоткрытого окна потянуло прохладным сквознячком, и Альбус поплотнее завернулся в одеяло, выставив наружу только растрепанную макушку и кончик носа, не желая окончательно просыпаться.

На границе между сном и явью думалось о всякой ерунде, несерьезной, но приятной. Например о том, что сейчас он встанет, спустится вниз, усядется за стол, потребует большую чашку какао и утащит из под носа Джеймса самую горячую и румяную булочку. Не из вредности, и не из желания досадить старшему брату — а просто так, потому что хочется. Или раньше всех завладеет исправной метлой, и, не смотря на запрет матери, полетает хоть десять минут. Пусть невысоко, пусть не поднимаясь выше крыши дома, но взлетит! Или выпросит у отца лодку чтобы поплавать по озеру. Хотя придется брать с собой Джеймса, иначе отец не разрешит, но вот присутствия брата в такой момент совсем не хотелось — почему-то виделась лодка, отражающаяся в дрожащем водном зеркале длинным темным пятном; комариное попискивание, круги по воде, разбегающиеся от капель падающих с весел; и Скорпи, щурящий голубые глаза на ярком солнце. И больше никого. И можно даже представить, что плывут они с другом на тот самый остров, нарисованный на картине. И, конечно, в этой лодке никаким старшим братьям места быть не должно. И не потому что жалко, а… а просто так, как с булочкой, потому что так хочется. Потому что хочется только вдвоем, потому что это только его мир. Ну, хорошо, и еще это мир Скорпи.

Под одеялом стало душно, Альбус высунул голову наружу и нахмурился, вспомнив вчерашний вечер. Метнув в захлопнувшуюся за приятелем дверь «Историю происхождения магических семейств Британии», он долго мерил шагами комнату, возмущался про себя, грыз ногти, смотрел в окно и, наконец, устав, упал ничком на кровать. Полежав некоторое время прижавшись кончиком носа к холодной металлической завитушке изголовья, он тяжело вздохнул и задумался.

Зловредный пикси, рассорив своего хозяина с лучшим другом, наконец-то успокоился и Альбус подумал, что действительно вел себя как полный кретин. Ревнивый, нервный, распсиховавшийся на ровном месте кретин, который сам не знает, чего хочет, и кого обвинить в своих бедах. И Скорпи был совершенно прав, обозвав его девчонкой, как бы это обидно не звучало. Даже Лили, выпрашивая у мамы новую пару туфель или волшебную разноцветную помаду, не вела себя так истерично как ее брат.

Потратив минут сорок на самокритику, и не на шутку испугавшись того, что натворил в приступе упрямства, сделавшего честь любому барану, Альбус уже хотел идти к другу за примирением, и даже сел на кровати, и даже начал обуваться, но так и остался сидеть в одном кроссовке на босу ногу — почему-то показалось, что это будет совсем уж глупо. Ввалиться к приятелю после ссоры, предварительно наговорив ему гадостей, обидев, прогнав вон…

Альбус посмотрел в угол и закусил губу — «История происхождения магических семей Англии» так и валялась на полу, на кожаном корешке осталась небольшая вмятина после соприкосновения с дверным косяком. Нет, доставать приятеля посреди ночи с идиотскими объяснениями — это уж совсем по-девчоночьи. Правда, Ал понятия не имел, как бы поступила на его месте девочка, даже Лили мог с трудом представить в подобной ситуации, но идея идти сейчас в комнату Скорпи ему не нравилась. Лучше дождаться утра, подойти и спокойно поговорить. Или ничего не говорить — просто увидеть друга за завтраком и сказать: «Привет!», словно ничего и не было. Да и вообще, кто знает, вдруг Скорпи так обижен, что и разговаривать сейчас не захочет, захлопнув дверь у приятеля перед носом. Если вообще откроет.

От такой перспективы Альбус совсем загрустил, и, качнув ногой, с грохотом свалил кроссовок на пол. Пождав ноги, он свернулся на кровати калачиком, размышляя о случившемся, снова и снова переживая ссору и находя все новые подтверждения своей глупости и несдержанности.

Проснулся он от холода и от неприятного покалывания в затекшей ноге. Покрутившись на кровати, он наконец-то вполз под одеяло, согрелся и спокойно проспал до самого утра, пока крики сестры не заставили Альбуса открыть глаза.

И теперь хочешь — не хочешь, но спускаться вниз все равно придется. И просить прощения тоже. И в следующий раз держать себя в руках, не позволяя глупой ревности и упрямству портить отношения с лучшим другом, даже если он захочет целый день провести в небе, гоняясь с Джеймсом за снитчем.

Решительно откинув одеяло в сторону, Альбус сел, свесил ноги с кровати и зашарил ступнями по полу, нащупывая кроссовки. И вдруг насупился, когда понял, что от легкого утреннего настроения не осталось и следа, не смотря на яркое солнце в окне, домашний вкусный запах корицы, ставший еще интенсивнее, и перспективу примирения с другом. Немного подумав, и покрутив свои эмоции так и эдак, Ал насупился еще больше и сурово поджал губы, вспомнив две черные точки, мелькающие под золотым вечерним облачком — неизвестно почему, но мысль о том, что Скорпи может предпочесть компанию Джеймса была не просто неприятна, нет. Она по-настоящему бесила, снова вызывая приступ ревнивой злости и упрямства.

— Сам летать научусь. — прошипел Альбус, быстро натягивая джинсы, словно от скорости одевания зависела его дружба с младшим Малфоем. — Вот еще, даже Лили можно. А она младше меня! И если мама запретит, то я все равно. И плевать, все равно буду.

Умывание заняло у него времени намного меньше, чем обычно — судя по приглушенному звону столовых приборов, доносящихся с первого этажа, семья уже садилась за стол. А это значит, что придется разговаривать с другом после завтрака, а не до. А Лили требовала полетов, а это в свою очередь говорит о том, что старший брат и сестра сейчас оседлают все имеющиеся в наличии исправные метлы и поднимутся в небо, конечно же, пригласив в игру и Скорпи. И если он согласится, то шансы Альбуса на серьезный разговор без свидетелей откладываются на неопределенный срок, как и похищение метлы. И, получается — сидеть ему опять на крыльце, задрав голову вверх, как собачка на привязи, которую хозяин оставил у входа в магазин.

Ужаснувшись собственным логическим выкладкам, и печальной перспективе снова остаться не у дел, замаячившей на горизонте, Альбус выскочил в коридор, на ходу застегивая пуговицы рубашки, и тут же врезался лбом во что-то, двигающееся навстречу, и громко ойкнувшее.

— Привет, соня! — Скорпи поймал ошарашенного друга за руку, не давая упасть. — А я за тобой, ваши уже в столовой.

— Привет… — пробормотал сконфуженный Альбус, не понимая, почему друг разговаривает с ним как ни в чем не бывало, словно вчерашняя ссора была всего лишь неприятным сновидением, растаявшим к утру без следа.

Скорпи выпустил его руку, покачался с пятки на мысок, дожидаясь, пока приятель, почему-то залившийся мягким румянцем, застегивает последние пуговицы, и широко улыбнулся, когда Ал, наконец-то поднял голову.

— У меня новости, — сообщил он, заправляя за ухо белую прядь. — Там Полонез прилетел, в воскресенье мой папа к вам придет, в квиддич играть. Так что, Альбус Северус Поттер, пошли-ка завтракать — и летать. Если ты больше не злишься, конечно…

Ал непонимающе уставился на приятеля, который уже не улыбался, а смотрел серьезными голубыми глазами, словно ожидал подтверждения своим последним словам и боялся услышать неприятный ответ.

— Мне нельзя, — вздохнул Альбус, задвинув к кентаврам снова непонятно откуда выплывшую ревность. — Мне мама запретила. И не злюсь…

— Уже разрешила. — расцвел белозубой улыбкой Скорпи, и тут же затараторил, торопясь сообщить последнюю новость. — Твой отец, это нечто грандиозное! Он собирается всех разбить на команды и устроить настоящий матч по квиддичу. Ну, не совсем настоящий, конечно, но… Так что — ты в игре.

— Я же не умею летать! — изумился Альбус, стараясь сдержать рвущуюся наружу нетерпеливую радость — на такое он и не рассчитывал. Значит, папа решил заманить отца Скорпи к ним в гости; значит, будет большая игра; значит, потребуются игроки; значит, маме пришлось смириться, и разрешить ему снова сесть на метлу; значит, он будет летать! И это значит, что хотя бы оставшиеся дни до воскресенья Скорпи будет все свое внимание отдавать ему, Альбусу, а не Лили и не Джеймсу.

— Научишься. — Скорпи легонько подтолкнул взбудораженного такими известиями друга в сторону лестницы, но, не дойдя до поворота, вдруг по-дружески приобнял Ала за плечи, чуть наклонился к его лицу и выпалил прямо в вишневые влажные губы. — У нас как раз есть время тебя всему обучить… И ты лучше Джеймса будешь, я уверен.

* * *

Крепко потерев ладонью шею, Джеймс с хрустом размял пальцы, и начал деловито натягивать перчатки. Лили с воплем промчалась по ступенькам, ударив брата по руке упругими прутьями метлы. Джеймс чертыхнулся и сунул одну перчатку в рот, затягивая кожаные ремешки на запястье, раздраженно поглядывая на вытоптанный луг между озером и домом.

Новое развлечение пришлось по нраву всем. Отец два дня отлаживал покалеченную метлу, и наконец-то остался доволен результатом, погонявшись с детьми за снитчем, в этот раз приземлившись у крыльца, а не в центре озера. Младший Малфой то учил друга полетам, то развлекал Лили всевозможными воздушными пируэтами, заставляя Альбуса и его сестру восхищенно открывать рты. Джеймс же, слишком хорошо помнящий происшествие в облаке, начинал нервничать, мучаясь невозможностью подлететь к светловолосому акробату, зависшему метрах в пяти над землей вверх ногами, и надавать ему по шее за опасные финты, которые Лили рвалась немедленно повторить. Даже мама, поначалу через каждые пятнадцать минут с тревогой выглядывающая из окна кухни, в субботу утром не выдержала, забрала у Альбуса метлу и поднялась в воздух, сделав широкий стремительный круг над крышей. Заработав гром оваций и довольную улыбку мужа, она сунула ему метлу в руки и удалилась в дом, снисходительно щелкнув смеющегося супруга по лбу.

Альбус, воодушевленный возможностью наконец-то полетать, не отлипал от Скорпи все дни, побив собственный рекорд приставучести и занудства. Он ходил за белобрысым хвостом, ни на минуту не оставляя одного, словно боялся, что его учителя похитят неведомые злоумышленники, и своим постоянным присутствием уже начинал раздражать Джеймса, на долю которого оставались только быстрые голодные тисканья то под лестницей, то за поворотом коридора, то возле дверей столовой. Все остальное время тушканчик проводил в компании друга, просиживая в библиотеке до трех часов ночи. Джеймс крутился в кровати, прислушиваясь к каждому шороху в коридоре, и не дождавшись осторожных тихих шагов, засыпал, кляня последними словами брата, прицепившегося к его парню как прошлогодний репейник к шерсти бездомной собаки. Утро начиналось с болезненной эрекции и торопливой стремительной разрядки, не приносящей ничего, кроме раздражения и желания при первой же возможности хоть как-то взять реванш.

Подловив Скорпи сразу после завтрака возле чуланчика с метлами, Джеймс успел перехватить несколько смазанных мокрых поцелуев и заработать крепкий удар ногой под колено. Белобрысый жарко краснел кончиками ушей и воровато оглядывался по сторонам, пока Джеймс с удовольствием наминал крепкий маленький задик, запустив руки в щегольские брючки тушканчика.

— Позже! — сердито прошипел Скорпи, позволяя Джеймсу дотянуться пальцем между ягодицами, а потом, услышав над головой чьи-то шаги по лестнице, быстро его оттолкнул. И ушел, почти убежал, неловко виляя задом, явно пытаясь скрыть эрекцию под слишком обтягивающей одеждой.

Джеймс тихонько рассмеялся — общая тайна, объединившая их с белобрысым, пусть и немного стыдная, но наркотически притягательная, заставляла его совершать абсолютно идиотские поступки. Вроде вот таких неожиданных подлавливаний под носом у родни. И то, что на Скорпи это действует так же возбуждающе как и на него, еще больше толкало на безрассудство, провоцируя выкинуть какую-нибудь совсем уж запредельную глупость. Например, подойти к маленькому, что-то объясняющему Альбусу, обхватить поперек живота и крепко прижать к себе, лизнув за ухом. Или запустить пятерню в пушистые волосы, сжать их в кулаке и потянуть, заставляя младшего Малфоя обернуться. Или войти вечером в библиотеку, рявкнуть на брата и силой уволочь Скорпи в кровать, чтобы, наконец-то, сбросить тяжелое каменное напряжение, переносить которое становилось все труднее и труднее, особенно после последней, такой замечательной ночи.

И даже мятые порнографические журналы, сосланные под матрас подальше от родительского взора, не приносили былого облегчения. Лениво рассматривая разновозрастные и разнокалиберные женские тела на картинках, Джеймс внимательно вглядывался в технику всевозможных поз и приемов, представляя на месте глянцевых грудастых красоток длинные гладкие икры, мокрое покрасневшее лицо, и зажмуренные глаза со слипшимися от пота ресницами-иголочками. И все это для того, чтобы опять разрядиться в душе, используя вместо желанного тела собственную руку.

К воскресенью тоненькая ниточка терпения лопнула, не выдержав постоянного, все увеличивающегося натягивания. Плюнув на осторожность, Джеймс под утро прокрался в гостевую спальню, ставшую в его мыслях «их» комнатой, и, не обращая внимания на недовольное сонное ворчание, влез под одеяло, разбудив белобрысого.

— У тебя что, бессонница? — возмутился было Скорпи, щуря заспанные бледно-голубые глаза, когда любовник, не тратя драгоценные минуты на нежности, сразу засунул ледяные ладони под резинку трусов. — Вот тролль нетерпеливый, холодно же.

— Угу, — на большее у Джеймса просто не хватило ни слов, ни мыслей. Белобрысый сам придвинулся ближе и заерзал, стаскивая с себя и партнера белье. Растянуть удовольствие опять не получилось — кончил он почти сразу, после нескольких движений тонкой кисти. Да и Скорпи отстрелялся моментально — видно, тоже терпел из последних сил. Очень хотелось полежать рядом с горячим дрожащим тушканчиком, наблюдая, как тот тянет ко рту измазанную чужим семенем руку, явно не соображая, что делает. Хотелось перевести дух, провести языком по розовым приоткрытым губам, втянуть носом солнечный запах и, немного отдохнув, заняться маленьким уже всерьез и надолго, чтобы стонал, краснел и задыхался, выгибаясь дугой. И он даже попробовал претворить эти грандиозные планы в жизнь, аккуратно подминая под себя вялого разомлевшего Скорпи, с готовностью подставляющего зацелованный влажный рот. Но тут в другом конце коридора хлопнула дверь, и бодрая поступь отца ударила по нервам, заставив обоих испуганно замереть под одеялом — бывший ловец Гриффиндора прошел мимо комнаты, насвистывая легкомысленный мотивчик, преисполненный решимости доказать всему миру свои таланты, не утерянные за долгие годы.

Возвращаться к себе пришлось еще быстрее. Захлопнув дверь, Джеймс тяжело выдохнул, прислушиваясь к шуму, издаваемому домочадцами, которые словно сговорились сегодня проснуться одновременно. По коридору проскакал Альбус и возбужденно замолотил кулаками в дверь тушканчика. Джеймс покачал головой, почесал в паху, морщась от очередного мучительного наплыва возбуждения, и пошел в душ, испытывая усталость и досаду на младшего брата. Мелкий заучка мог бы сообразить, что ломиться в комнату гостя, да еще в такую рань, просто неприлично.

И сейчас, стоя на крыльце и затягивая ремешки перчаток, он смотрел на Альбуса и белобрысого, показывающего руками какие-то замысловатые фигуры, и раздражался еще больше. Глаза брата подозрительно блестели — не иначе уже мысленно предвкушает очередной долгий вечер в библиотеке, а значит, Джеймс снова остается не у дел. А тушкан, конечно же, ни за что не станет врать другу, чтобы уйти спать пораньше.

— Ну, что, готов показать класс? — рука отца легла на плечо, и Джеймсу пришлось отвернуться от парочки, болтающей посреди луга. — Эх, надо было настоящие ворота наколдовать, что ли… А то как то несерьезно выглядит.

— Нормально, — Джеймс зажал метлу коленями, в сотый раз поправляя ремни. К раздражению и ревности прибавилась новая неприятная мысль — занятый попытками подловить Скорпи, он напрочь забыл о визите его отца. Точнее, не забыл, просто не придавал этому значения, слишком увлеченный другими заботами. А вот сейчас перспектива встретиться с суровым мистером Малфоем лицом к лицу стала той самой реальностью, которой избежать уже не получится, как бы ни хотелось.

— Будешь в паре с Лили, — сообщил отец, окидывая игровое поле взглядом полководца, проверяющего боеспособность своей армии. — Она не слишком маневренна, пусть ворота защищает, а ты ее прикроешь…

— А почему это я с Лили? — возмутился Джеймс, и тут же прикусил язык, когда заметил удивленный взгляд отца, протирающего очки полой старой фланелевой рубашки с клетчатыми заплатками на локтях — мама давно грозилась испепелить этот хлам, но рубашка продолжала жить и радовать хозяина, слишком любящего старые ношеные вещи.

— Хочешь с Альбусом? — спросил отец, и не успел Джеймс возразить, как он уже крикнул, повернувшись к вытоптанному лугу, изображающему игровое поле. — Ал, ты будешь с Джеймсом.

— Я играю со Скорпи! — тут же заорал в ответ Альбус, к неудовольствию старшего брата делая шаг вперед и становясь рядом с другом, старающимся скрыть довольную улыбку. — Или вообще не играю!

— Я тоже хочу в пару к Скорпи! — с ходу влезла Лили, зависая над крыльцом и даже бледнея от волнения, так, что веснушки на ее щеках стали казаться почти черными. — Он и так все время с Альбусом, а с нами почти не общается!

— Вот именно, — Джеймс скрестил на груди руки и криво усмехнулся, когда две пары глаз одновременно уставились на него — зеленые с негодованием и возмущением, голубые — с насмешкой. Альбуса он проигнорировал, а белобрысому ответил мастерски скопированной гримасой — посмотрел снисходительно и приподнял одну бровь. Пусть это вышло не так элегантно, как у тушканчика, но достаточно для того, чтобы Скорпи закатил глаза и покачал головой, словно признавая, что против сразу двоих Поттеров он бессилен.

— Я хочу играть со Скорпи. — упрямился Ал, волнуясь еще больше — поведение брата и сестры, ни с того, ни с сего решивших разлучить двоих друзей, неприятно его поразило. — Мне с ним привычнее. И я просто хочу. Играть. С ним. — отчеканил он, швыряя под ноги опешившему отцу метлу и перчатки.

— Папа! — Лили сделала разворот, чуть не задев Альбуса по лицу хвостом метлы, и спрыгнула на землю, подбегая к крыльцу. — Это не честно! Почему всегда Альбус? Я тогда тоже не стану играть.

Между братом и сестрой началась громкая перебранка. Гарри стоял, растеряно глядя на взбесившихся детей, не поделивших младшего хорька, не зная, как и чем погасить внезапно вспыхнувший бунт на корабле. Сам виновник раздора стоял рядом, независимо сунув руки в карманы, хмурился и кусал губы, не вмешиваясь в спор. Обернувшись к крыльцу, Гарри понял, что и от старшего сына помощи ждать не приходится — Джеймс удобно устроился на перилах, подтянув одно колено к груди, и улыбался во весь рот, наслаждаясь шумным представлением. Спонтанный скандал разрастался, Лили, решив применить последний аргумент, схватила свою метлу за метловище, и замахнулась на Альбуса, который изумленно распахнул глаза и открыл рот, не ожидая подобной прыти и ярости от младшей сестры.

— Тихо! — заорал Гарри, выходя из ступора, когда метла со свистом взлетела в воздух, грозя обрушится на голову сына. — А ну, прекратите! Что это за обезьянник? Лили, только посмей это сделать. — погрозил он насупившейся дочери, бросающей ревнивые взгляды на брата. — Будете в парах с тем, с кем я скажу. Иначе на неделю можете забыть и про купания и про полеты.

— Все в порядке, мистер Поттер, — подал голос сын Малфоя, наконец-то решившийся выйти на первый план. Гарри обернулся к предмету дележа, одарив Скорпи самым зверским взглядом из своего арсенала, однако тот и не подумал смутиться. — Я буду играть с Лили. Она все же девочка…

— Вот и отлично! — рявкнул Гарри, в гробовой тишине разворачиваясь к крыльцу — нашли время для ссоры! Нет, пора принимать меры, подростки совершенно распустились. Но не успел он сделать и пары шагов к двери, как за спиной раздались сразу два возмущенных вопля:

— Почему с Лили? — голосом Альбуса.

И Лили:

— Ааа, так тебе и надо!

— О, Мерлин… — взревел несчастный отец дикого семейства, поняв, что свара разгорается с новой силой: Альбус, чрезвычайно расстроенный тем, что ему придется играть в паре со старшим братом, продолжил выяснение отношений с ликующей сестрой, попутно высказывая недовольство другу, пытающемуся хоть как-то оправдаться. И все это на фоне громкого хохота Джеймса — единственного зрителя, получившего настоящее удовольствие от разыгравшейся сцены.

— В Мунго! — бормотал Гарри, с грохотом захлопывая дверь, отрезая от себя разноголосые вопли, от которых лоб начал наливаться тяжелой густой болью. — Все в Мунго! Всей семьей! А меня — в отдельную палату, пожалуйста, и под запирающее. И всем селенцио. Навечно!

— Кого убили на этот раз? — Джинни выглянула из кухни и тревожно уставилась на входную дверь. — Что опять не поделили? Метел на всех не хватило?

— Игрушку не поделили! — в сердцах рявкнул Гарри, проходя в кухню и опрокидывая в себя стакан воды, тут же наливая новый. — Всем приспичило встать в пару с младшим Малфоем, он что, из золота сделан, что ли? Альбус и Лили чуть не поубивали друг друга.

— Ну... — жена неопределенно пожала плечами, и улыбнулась, когда Поттер, сердито выпятив губу, схватил с блюда булочку и начал с остервенением ее кусать, снимая раздражение. — Возраст такой. Поставь его с Джеймсом, и никому обидно не будет.

— Больно сильная пара получится, — Гарри заметил, что надкусывает уже вторую булочку, и скосил глаза на часы. — Хотя, и правда поставлю, будут знать, как ссорится из-за ерунды. И главное — нашли кого делить. Да что они в нем нашли?

— Скорпи хороший мальчик, — Джинни развела в стороны руки и отвернулась к плите, словно определение «хороший мальчик» является достаточным аргументом для объяснения происходящего. — Вежливый и веселый, вот они к нему и тянутся. А Альбус действительно никому не дает с ним общаться, особенно в последнее время. Уж не знаю, и так целый год вместе, уж на каникулах-то мог бы…

— Да, эти каникулы я надолго запомню… — Гарри приложил ледяной бок стакана к горячему виску и закрыл глаза, наслаждаясь медленно утихающей болью.

Джинни скептически усмехнулась уголками губ, и опять занялась плитой, так и не ответив. Да Гарри и сам знал, что означала эта ухмылка — жена еще в первый вечер предупреждала, что лето обернется сплошными волнениями. Сначала впечатляющее падение Альбуса с метлы, потом Джеймс решил испытать младшего брата на прочность, потом странное истерическое поведение Альбуса, которого бросает то в черную меланхолию, то в необъяснимый экстаз, потом непонятное кочевание по каминам самого Скорпи. А теперь еще и Лили! Стоило уходить с трудной опасной работы, чтобы вместо тихой домашней жизни попасть в полный хаос, в центре которого оказался хрупкий белокурый мальчишка, из-за которого всегда спокойный дом Поттеров трясло и лихорадило с первого летнего дня.

— Свалился на мою голову… — проворчал Гарри, подходя к окну и выглядывая на улицу, уже приготовившись перемахнуть через подоконник, при первом признаке побоища. — И где, черт побери, болтается отец этого бледного поганца? Время-то уже к полудню.

Джинни опять не ответила, изобразив глухоту, и Гарри, поиграв желваками, высунулся из окна, вытягивая шею. Драки не было, во всяком случае, все участники будущей игры находились в зоне видимости, и никто больше не орал и руками не размахивал. Довольная Лили носилась над лугом, заворачивая резкие виражи над высокой, пока не притоптанной травой, Альбус, надутый и сердитый, стоял, облокотившись на метлу, непочтительно воткнутую в землю черенком вниз. Хоречий сын за его спиной что-то быстро говорил, видимо, объясняя другу свой выбор пары, Джеймс неторопливо подходил к ним со стороны крыльца, прикрывая ладонью глаза от солнца.

— Дети… — буркнул Гарри, и уже собирался закрыть окно, но так и застыл, держась за поскрипывающую петлями раму — старший сын, проходя за спиной Скорпи, чуть замедлил шаг, и вдруг широко и плавно огладил ладонью джинсовый тощий зад маленького хорька. Скорпи вздрогнул, но не обернулся, только завел назад руку и несильно шлепнул довольно ухмыляющегося Джеймса, словно муху согнал. Мгновение — и сын уже пошел дальше, к двум высоким шестам, изображающим импровизированные ворота, а «хороший мальчик», только что позволивший потрогать себя за задницу, продолжил страстный монолог, обращенный к обиженной спине Альбуса.

— Скажи, ты серьезно в таком виде собираешься гостя встречать? — как бы невзначай спросила Джинни, продолжая помешивать что-то в большой блестящей кастрюле, и Гарри, опасно перевесившийся через подоконник, понял, что сейчас действительно сойдет с ума.

— Серьезно! — гаркнул он на жену, от неожиданности уронившую на кафельный пол деревянную мешалку, и бегом ринулся из кухни в гостиную, к заветному бару. Нет, пожалуй, и Мунго не поможет, самое место для бывшего аврора Поттера — маггловский сумасшедший дом. Наливая в стакан щедрую порцию виски, Гарри решил, что откладывать больше нельзя — странное поведение обоих сыновей начало его всерьез настораживать. Неужели Джинни ничего не замечает? Да не может такого быть! Надо сегодня же с ней поговорить, наверняка она тоже обратила внимание на все это, не могла не обратить.

— Ну да, ей моя одежда важнее. — раздраженно фыркнул он в стакан, и закашлялся, подавившись обжигающим напитком, больно и горячо хлынувшим через нос, когда в камине зашуршало, и манерный голос за спиной прогнусавил со знакомыми интонациями:

— Ну, я еще в школе подозревал, что ты рано или поздно сопьешься, Потти.

Увидев седовласого хорька, одетого неброско, элегантно и очень дорого, Джинни подобралась, вздернула подбородок и поправила черный воротничок блузки. Гарри, все еще не пришедший в себя после принудительного промывания носоглотки спиртным, удивленно уставился на жену слезящимися глазами — желание Джинни изобразить из себя валькирию, зачем-то приготовившуюся к обороне, ему совсем не понравилось.

И, кажется, Малфою тоже — футлярный господин, стоящий сейчас посреди гостиной, ничем не напоминал того легкого и непринужденного человека, шагнувшего из камина на этот самый пол несколько минут назад. Неестественно прямая спина, откинутые с бледного лба седые волосы, сдержанные осторожные движения и мертвая красивая маска вместо лица. Хотя и Джинни смотрелась не лучше — видимо, увидев перед собой мраморный надгробный памятник, почему-то двигающийся и разговаривающий, хозяйка дома насторожилась, почувствовав угрозу. А может быть просто растерялась, совсем как сам Гарри когда-то.

— Добрый день, миссис Поттер, — ледяная пародия на Драко Малфоя склонила голову в приветственном поклоне, и Гарри показалось, что он услышал поскрипывание плохо смазанных шарниров. — Чудный день сегодня, не правда ли?

— Добро пожаловать, мистер Малфой, — в тон ему ответила такая же шарнирная пародия на Джинни Поттер, в девичестве Уизли, которая когда-то залепила слизеринскому хорьку летучемышиный сглаз, а теперь тщательно делала вид, что это была не она. — Лето в этом году прекрасное. И вчера было тоже солнечно, не так ли?

— О, да, — согласился Малфой, и по его лицу Поттер понял, что если сейчас не вмешаться, то на Джинни польется знакомый поток длинных скучных речей о политике и экономике, который он уже выучил наизусть. — Английский климат весьма непредсказуем, но будем надеяться, что завтра дождя не будет…

— Да, хотелось бы надеяться, — промямлила Джинни, сбитая с толку дурацким разговором о погоде, в котором начала тонуть, как муха в варенье. Он обернулась к мужу, ища поддержки. — И сегодня тоже дождь был бы некстати.

— Безусловно, — с готовностью согласился хорек, просверливая взглядом дырку в стене рядом с лицом хозяйки дома. Джинни беспомощно моргнула, как загипнотизированный удавом кролик, и снова одернула кружевной воротничок.

— И завтра, и сегодня, и вчера, и позавчера. — встрял Гарри, не желая выслушивать церемонные расшаркивания, показавшиеся ему абсолютно ненужными. — И на прошлой неделе тоже. И вообще, погода в Англии прекрасная.

Узкая высокая глыба льда никак не отреагировала на его слова, зато Джинни еще больше нахмурилась, когда Малфой, обведя взглядом гостиную, уставился на облизанный леденец, присохший к льняной скатерти — утренний подарок от Лили, вечно разбрасывающей по всему дому конфеты и сладости. Миссис Поттер неловко оторвала карамельку от скатерти и зажала в кулаке, ревниво следя за прозрачными глазами гостя, отметившего и закатившийся под кресло клубок красной шерсти, и открытый бар, и оставленную на полу растрепанную книгу в ветхом засаленном переплете, обильно усыпанную сухарными крошками.

— Признаться, я думал, что вы живете в доме родителей, — сладко прогнусавил Малфой, и Гарри поморщился, словно ему за шиворот вылили ведро приторной липкой патоки. — Чудесный выбор, где поселиться, очень недурно… Маггловское шоссе совсем рядом, шум, гарь, эти их … ав-то-мобили… Вероятно, приятно почувствовать ритм жизни и дыхание большого города под боком…

— В Норе теперь живет Рон с семьей, надеюсь, вы его прекрасно помните, — сухо ответила Джинни, и Гарри про себя поаплодировал жене, наконец-то пришедшей в себя и не позволяющей хорьку создать видимость королевской аудиенции, словно это не он явился в их дом, а они, презренная чернь, посмели потревожить монаршее спокойствие. — Тем более, дети моего брата учатся со Скорпи в одной школе…

«Если вы и это не забыли, дорогой мсье хорек!» — мысленно закончил за жену Поттер, начиная получать удовольствие от этой неожиданной пикировки. Может, Малфои и великие специалисты по колкостям, но гонор Уизли им ни в чем не уступает, как и моментальная реакция на завуалированные шпильки.

— Как же, как же, — по-гусиному закивал хорек, кривя тонкие губы. — Прекрасно помню и вашего брата, и его супругу. Как ее фамилия? Грыжер… нет, Гражер… столько лет прошло, столько лет, эти непроизносимые маггловские имена…

И нежно улыбнулся Джинни, от возмущения покрывшейся ярко-красными пятнами. Гарри вдруг громко хохотнул, впервые в жизни не чувствуя необходимости кинуться на защиту друзей. Ситуация показалась ему неправдоподобно глупой и наигранной, совершенно детской, не смотря на взрослые холодные улыбки и воспитанные речи.

— Ее фамилия теперь Уизли, Малфой. Хватит дурака валять, — добродушно улыбнулся он, игнорируя яростные взгляды супруги. — Вам обоим еще не надоело? Что за спектакль? И кстати, погода может испортиться еще до того, как вы закончите всех общих знакомых перебирать.

К его изумлению оба злопыхателя словно ждали этих слов, чтобы прекратить словесную дуэль. Джинни тут же сложила на груди руки и облокотилась на дверной косяк, хмуро посматривая на придирчивого гостя, впрочем, без ожидаемой враждебности. Малфой всем корпусом повернулся к Гарри, когда тот непочтительно ткнул его в плечо кулаком с зажатым стаканом, в котором плескалось огневиски — ничего более примиряющего, чем предложение выпить, хозяин дома придумать не успел. Драко мазнул по лицу школьного соперника стеклянными, ничего не выражающими глазами и Поттер вздохнул — попытки вытащить бывшего слизеринца из раковины начали порядком утомлять.

— Все и так помнят, что ты редкий зануда, — устало сказал он, всовывая стакан к вялую узкую ладонь. — Так что можешь особо не стараться усилить впечатление.

— А мне понравилось… — неожиданно ледяная изморозь раскололась и исчезла без следа — Драко хмыкнул, понюхал содержимое стакана и вполне по-человечески улыбнулся хозяйке дома. — Ладно, и правда, хватит церемоний, миссис Поттер. Или как лучше? Джинни? Вот и прекрасно. А где мой сын, где Скорпи?

Гарри только пожал плечами и, подумав секунду, вернул бутылку в бар, пообещав себе, что в следующий раз просто врежет по Малфоевской броне и холеному лицу кулаком. Если хорьку охота прятаться за прозрачными щитами — его дело, но подбирать ключи к этим тайнам он больше не станет. Своих проблем хватает, чтобы еще и с чужими разбираться.

— Где ж ему быть? — Джинни, вытаращившая глаза, при мгновенном перевоплощении каменного истукана в обыкновенного человека, совсем как ее муж в первый визит в Малфой-Мэнор, неопределенно мотнула рыжей головой в сторону окна, за которым раздавались приглушенные вопли подростков. — На улице, с Альбусом.

— Понятно, — Малфой плеснул в рот спиртное, глотнул, не поморщившись, и, поставив стакан на край стола, нетерпеливо обернулся к хозяину дома, словно заторопился куда-то. — Так мы играем или нет?

— Играем. — вспомнив о хоречьем сыне, и о руке Джеймса на его заду, Гарри тут же позабыл о словесном развлечении, которому только что был свидетелем. Опять почувствовав тревогу и ощущение зыбкой почвы, уплывающей из-под ног, он решительно двинулся к двери, даже не обернувшись к жене и гостю. Хотя, судя по всему, хорек тоже жаждал побыстрее оказаться снаружи.

Посмотрев в закрывшуюся за игроками дверь, Джинни вздохнула и медленно разжала ладонь, рассматривая липкие карамельные потеки от растаявшего леденца. Пятиминутное общение с представителем древнего рода, с его необъяснимыми метаморфозами и завуалированной грубостью, выжало из нее все соки, в мгновение ока перенеся в военное прошлое, которое вспоминать очень не хотелось.

— Тоже мне, аристократы, индюк надутый, шоссе ему не понравилось… — пробормотала она, задумчиво слизывая с кожи клубничные разводы, и добавила, поворачиваясь к дверям кухни. — А Гарри так и не переоделся…

* * *

Не вслушиваясь в доводы лучшего друга, Альбус бросил метлу, нахохлился как обиженный воробей, и пошел к противоположному концу игрового поля, решив побыть в одиночестве. Скорпи взлохматил пятерней волосы, и, беззвучно ругаясь под нос, начал натягивать перчатки, изредка кидая взгляды в сторону торчащей над метелками луговых цветов черной макушки. Приятель опять обиделся, теперь уже на решение Скорпи играть в паре с Лили, и не хотел слушать никаких доводов. Отвратительная черта, появившаяся в нем совсем недавно, начинала страшно раздражать — очень хотелось схватить Альбуса за худенькие плечи под клетчатой рубашкой и хорошенько встряхнуть, заглядывая в обиженные глаза с кукольными длинными ресницами, заорать, обозвать эгоистом. Или просто развернуться и уйти, ничего не объясняя и не доказывая.

Скорпи покрутил перед глазами рукой в старой потертой перчатке, еще раз глянул на лохматые черные вихры среди кипени белых зонтичных соцветий, и обреченно покачал головой — ну что с ним случилось, какая муха укусила лучшего друга? А он-то надеялся, что обид и истерик больше не будет…

— Это маггловская модель, — пробасил над ухом Джеймс, заглядывая через плечо и с интересом наблюдая, как Скорпиус нервно приклеивает и с громким треском отдирает обратно красную застежку-липучку. — Ни кожаных ремешков, ни магических креплений, просто прижимаешь — и все, застегнуто.

— Чушь какая-то… — фыркнул Скорпи, рассматривая потертую кожу перчатки, покрытую сетью мелких трещинок. — Она же свалится. И кто такое придумал…

Джеймс положил метлу на тропинку, со снисходительным вздохом поймал узкую кисть и, как и объяснял, легко стянул красную потрепанную липучку, надежно зафиксировав ее вокруг тонкого запястья. Скорпи недовольно запыхтел, краснея и оглядываясь по сторонам, и потянул к себе руку, высвобождаясь из ладоней неожиданного помощника. Джеймс неохотно отпустил теплые пальцы, которые очень хотелось погладить, поднял голову и вдруг побледнел, делая шаг назад. Скорпи обернулся и расплылся в широкой улыбке, мигом позабыв о Джеймсе и непонятных маггловских приспособлениях — по ступенькам крыльца спускался отец в сопровождении мистера Поттера, почему-то мрачного и нахмуренного, словно у него разболелся зуб. Наверное, до сих пор сердится из-за ссоры, разыгравшейся на лугу несколько минут назад.

— Джеймс, ты играешь с Лили, — отчеканил мистер Поттер, подходя к растерявшемуся сыну, застывшему столбом посреди тропинки. — Альбус будет в паре со Скорпиусом. И без возражений!

— Ну, ладно, — старший сын пожал плечами, и невольно втянул голову в плечи, когда старший Малфой одарил его внимательным холодным взглядом, обнимая подбежавшего к нему Скорпи. — Но с Лили я объясняться не буду, она сейчас такой крик поднимет…

— Сам объясню, — отрезал отец, и у Джеймса неприятно засосало под ложечкой от дурного предчувствия — таким тоном с ним разговаривали только несколько раз в жизни, после действительно грандиозных проказ, вроде запускания в небо на воздушном шаре миссис Норрис. Полет закончился неудачно как для орущей в корзине кошки, так и для первокурсника Джеймса Поттера — престарелое животное с трудом сняли со шпиля одной из башенок Хогвартса, за который зацепился воздушный шар, и Джеймс искренне считал, что по сравнению с ним кошка легко отделалась. Самого испытателя маггловских летательных аппаратов ожидали куда большие неприятности, начиная со срочного вызова родителей на разговор к директору, и заканчивая снятыми с факультета баллами. Отец тогда был холоден, скуп на слова и сдержан, только смотрел осуждающе, и от этого непривычного тона, от упрека, слышащегося за каждой фразой, от суровых глаз за круглыми стеклами очков, у Джеймса разболелся живот, и саднило горло как при простуде.

— Папа! — обиженный голос Лили вырвал Джеймса из омута неприятных воспоминаний. Отец уже распределял игроков по командам, и спорить с дочерью явно не собирался — после нескольких фраз, сказанных спокойным, но непреклонным тоном, сестра насупилась и молча пошла к воротам, волоча по траве метлу. Бедняжка, спорить с отцом, когда он в таком расположении духа — это все равно, что пытаться остановить несущегося на всех парах грифона, подставив ему подножку. Только хуже будет.

— Альбус, иди сюда! — заорал отец, размахивая руками над головой. — Будешь играть на этих воротах. С приятелем своим.

Метелки и зонтики заходили ходуном, роняя белые лепестки, словно в траве завозился слон. Альбус нарочито медленно, как бы нехотя пошел к центру поля, пряча слишком довольное лицо — еще бы, так или иначе, но тушканчик остался при нем. Поравнявшись с сестрой Ал не удержался и победно хмыкнул, когда хмурая Лили показала ему язык.

Белобрысый о чем-то интимно пошептался со старшим Малфоем, и рысью побежал в дом, а его седовласый папаша милостиво улыбнулся оробевшему Альбусу, неловко стряхивающему с рукава желтую пыльцовую пудру. Все ясно, значит отец решил объединить двух заучек под началом хозяина Малфой-Мэнор, а сам будет отстаивать спортивную честь вместе со старшим сыном и дочерью.

— Поттер, мы начинаем или нет? — протянул мистер Малфой неожиданно противным, манерным голосом, и Джеймс, уже собирающийся тихонько прошмыгнуть мимо, остановился и обернулся назад, прислушиваясь.

— Куда-то торопишься, Малфой? — поинтересовался отец, с интересом рассматривая щегольскую метлу в руках подбежавшего к ним Скорпи. — Что это за деревяшка у тебя? Авторская работа, инкрустация перламутром и дорогими каменьями?

— Всего лишь последняя модель Кометы на заказ, — снисходительно пожал плечами отец белобрысого, плавно проводя длинными пальцами по светлому лакированному черенку из незнакомой древесины с серебристыми прожилками. — Скорпи, идите с Альбусом к воротам.

— Ах, на зака-а-аз… — рука отца перехватила блестящее метловище, и дернула метлу к себе, словно пытаясь отобрать эксклюзивную вещь у владельца. — Наверняка подогнано под вес и рост, да? А прутья какие? Неужели китайский персик?

— Естественно, — разговор между двумя родителями становился все более интересным и Джеймс присел на корточки, якобы завязывая шнурки. — А черенок из нижней части ствола дерева цзяньму, хотя ты вряд ли оценишь.

— Подумать только, из нижней! — отец явно пытался издеваться, и матерый тушкан отвечал ему полной взаимностью, но общий тон беседы казался добродушным и веселым, словно эти двое сейчас не припирались, а действительно мирно беседовали о метлах. — Опять все лучшее — Малфоям? Лучшие лошади, лучшие метлы, да еще сделанные из мифического дерева…

— Ну так мы этого достойны, разве нет? — мистер Малфой приосанился и провел рукой по волосам, заправляя за ухо серебряную прядь — точно как Скорпи. — И знакомства тоже самые лучше, второй сорт и человеческие отбросы нам не подходит.

Джеймс вспыхнул, почувствовав на себе холодный серый взгляд, подхватил метлу и поспешил на свою позицию — он был уверен, что последние слова предназначались именно ему, а не каким-то абстрактным «человеческим отбросам». Уставившись взглядом в притоптанную чахлую траву под ногами, он кивнул такой же хмурой Лили и вдруг подумал, что команда Малфоев вместе с перебежчиком Альбусом сегодня точно выиграет — ну как полностью выложиться в игре, если одного соперника хочется побаловать победой, почти без боя сдав ворота, а от второго бросает в холодный боязливый пот? Одно радует — судя по всему играть они будут двое на двое, а оба престарелых папаши собираются ловить снитч, вспоминая былые годы.

— Играли бы вдвоем! — в сердцах буркнула Лили и села на землю, положив метлу поперек коленей. — А мы бы лучше просто так полетали. Никакого настроения…

Оставалось только вздохнуть, молча соглашаясь с сестрой — с появлением на поле мистера Малфоя, высверливающего взглядом в затылке горячее отверстие, настроение пропало даже у Джеймса. Нет, просто погонять в небе, даже за снитчем, даже с неопытным братом на буксире, он никогда бы не отказался. Или побросать квоффл, но не против белобрысого, а вместе с ним. Но при виде загоревшихся нездоровым блеском глаз родителя, рассматривающего «новую Комету из нижней части ствола цзяньму» в памяти всплыли отрывочные разговоры взрослых, в которых часто упоминался нынешний хозяин Малфой-Мэнор, квиддич и отец. Дядя Рон, когда бывал в настроении и по близости не наблюдалось тети Гермионы, помешанной на «педагогичности», всегда рано или поздно упоминал о противном бледном хорьке, не выигравшем ни одного матча между Слизерином и Гриффиндором. Видимо, сегодняшняя игра задумывалась как продолжение старинного противостояния. И правда, играли бы вдвоем, если так захотелось наконец-то выяснить, кто из них лучший ловец, тем более, что Джеймс не сомневался в ответе — конечно, отец! Если он сто лет назад с легкостью побеждал мистера Малфоя, не смотря на его страшные бесцветные глаза и убийственный ледяной голос, то и сейчас победит.

— Ну что, готовы? — крикнул бывший лучший ловец Гриффиндора, приставляя ладони ко рту рупором. Ответом ему было нестройное ворчание детей — Лили поднялась на ноги и нехотя оседлала метлу, догоняя брата, уже сделавшего медленную восьмерку между шестами.

— Твои игроки просто пышут энтузиазмом, — заметил хорек, застегивая белые тонкие перчатки, с виду такие же дорогие, как и его эксклюзивная метла. — Отличная команда, боевой дух настолько велик, что мне уже страшно.

— Захлопнись, Малфой, — добродушно ответил Гарри, наблюдая, как Альбус неожиданно легко взлетел в воздух, стремясь поразить успехами своего малолетнего учителя. — За своими следи, а еще лучше — за снитчем.

Драко не удостоил его ответом — пожал плечами, покрепче перехватил серебряное метловище и стремительно взмыл вверх, обдав лицо собеседника резким порывом теплого воздуха. Подлетев к сыну, с сомнением рассматривающего развилки шестов, изображающих кольца, он поманил к себе Альбуса и что-то начал объяснять своей команде, показывая на ворота противника.

— Пижон, — проворчал Поттер, с удовольствием наблюдая, как игроки занимают свои позиции. — Весь осеребрился, уж метлу мог бы из чего попроще заказать, ради разнообразия.

Осталось только выпустить мячи, и можно начинать игру. Вытащив из-под крыльца заранее припрятанный деревянный ящик, Гарри откинул крышку и с любовью погладил вздрагивающую поверхность бладжера, закрепленного кожаным ремнем. Мяч завозился в бархатном углублении, словно был живым и чувствовал тепло человеческой ладони, прикоснувшейся к глянцевому черному боку — заерзал, запросился на волю, до скрипа натягивая свиную кожу крепления. Следом за ним ожил и второй бладжер, и красный квоффл, и снитч — теперь ящик ходил ходуном, еле сдерживая спортивные снаряды, рвущиеся в бой.

— Ты что, хочешь, что бы и правда кого-нибудь убило? — Гарри поднял голову и увидел перед своим лицом носки домашних туфель Джинни — супруга вышла на крыльцо и перегнулась через перила. — Никаких бладжеров!

— Под мою ответственность. — сходу начал торг муж — предвкушение полузабытых впечатлений уже прыгало и рвалось из груди, как вздрагивающие мячи под рукой. — Ручаюсь, никто не пострадает.

— Нет! Вас слишком мало для двух бладжеров.

— Тогда один.

— Ни одного. Я не хочу…

— Все будет хорошо.

— …опять вызывать лекаря!

— Поттер, если ты заколдуешь снитч, то лучше сразу самостоятельно утопись, — заорал с неба хорек, утомившись ждать окончания переговоров. Гарри обернулся через плечо и нахмурился, нетерпеливо отмахиваясь от жены, продолжающей расписывать ужасные последствия запланированного матча. Его команда откровенно скучала — Лили спустилась на землю и, привалившись спиной к шесту ворот, загорала, закрыв глаза; Джемс, казалось, задремал прямо в воздухе, покачиваясь на метле. Зато команда соперников была бодра и весела — Малфой что-то заговорщицки сказал своим игрокам, и те заливисто засмеялись, причем Альбус чуть смутился, взглянув на отца.

Скрипнув зубами от ревности, Гарри решительно рванул бронзовое крепление, и черное ядро бладжера устремилось в небо. Джинни ахнула и снова быстро заговорила об опасности членовредительства малолетних игроков, лекарях, разбитых головах, и летальных исходах, но Гарри уже не слушал. Подхватив квоффл, сунув подмышку четыре биты и зажав в кулаке трепыхающийся снитч, он побежал к полю.

* * *

— Ну что, Потти, как я тебя сделал, а? — в который раз повторял Малфой, с удовольствием потирая ладони, когда они оба обсыхали на крыльце после триумфального завершения матча. — Эх, не было фотографов, а то я не пожалел бы заплатить за заметку в «Пророке».

— Не надоело еще? — Гарри хмуро глянул на своего соседа и обиженно запыхтел в кружку с грогом, натягивая на плечи плед. — Сколько можно повторять? Выиграл — радуйся, но молча.

— «Реванш через много лет! Лучший ловец команды Гриффиндора, знаменитый Гарри Поттер наконец-то посрамлен!» — хорек гаденько захихикал, совсем как в детстве, встряхивая уже высохшими волосами, и продолжил, сполна наслаждаясь ситуацией. — Ну, согласись, Потти, хоть раз я должен был выиграть, или нет?

— Болван слизеринский, — буркнул Гарри, и не выдержав, тоже засмеялся — седовласый господин, завернутый в такой же как у него клетчатый плед, радующийся как ребенок своей победе, выглядел уморительно. И вообще, сама попытка доказать что-то друг другу через много лет с самого начала выглядела смешной, но только сейчас, получив от хорька очередной «щелчок по носу», он, наконец-то, понял весь комизм ситуации.

Игра сразу началась неправильно — побросав свои малолетние команды, оба ловца устремились за снитчем, не обращая внимания на то, что происходит на поле. Гарри злился — снитч явно обиделся на своего владельца за долгое заточение в ящике, и, словно издеваясь, появлялся то слева, то справа, то упархивал вперед, то золотым смазанным всполохом проскакивал перед самым лицом, совершенно исчезая из вида. Малфой, похоже, решил копировать манеру подлого мячика — блеск его китайской эксклюзивной метлы из «нижней части ствола цзяньму», постоянно отвлекал внимание обозленного ловца, в самый неподходящий момент брызгая по глазам невыносимыми серебряными бликами.

В итоге погоня за снитчем перенеслась на опушку леса, туда, где высокие сосны густой темно-зеленой щеткой подступали к озеру. На границе голубого неба над головой и темного ковра леса под ногами, золотой шарик стал заметен намного лучше, чем у дома, среди мешанины цветных пятен, и Гарри пришпорил метлу, кидаясь в погоню. Увлеченный преследованием, он даже забыл о сопернике, и чуть не врезался в Малфоя, когда снитч вдруг передумал лететь по прямой, сделал внезапный разворот, и задев обалдевшего Гарри по лицу радужным крылышком, рванул в обратную сторону.

— Смотри, куда летишь, идиот очкастый! — зло заорал хорек, перекувыркнувшись в воздухе, стремясь уйти от столкновения. — Мечтать на земле надо!

— Да пошел ты! — прорычал Гарри, покрепче перехватывая черенок коллекционной метлы Джеймса, казавшийся горячим, как раскаленный стальной прут. Облетев соперника, он снова устремился в погоню, однако, помня о чуть не произошедшей катастрофе, теперь старался отслеживать второго ловца, летевшего рядом. Малфой был серьезен и сосредоточен, ничем не выдавая своего азарта. Пригнувшись к черенку метлы, как к лошадиной шее, он стал похож на хищную серебряную птицу — острый сухой профиль, плотно сжатые губы и белые развивающиеся волосы-крылья, отдуваемые назад встречным ветром. Несколько раз повернув голову и каждый раз видя за плечом летящий тонкий профиль, Гарри про себя чертыхался и пришпоривал метлу, напрочь позабыв про озабоченное лицо старшего сына, переживающего, как бы отец в пылу погони не сломал его красавицу.

И именно желание не упустить из виду Малфоя его и подвело — чертов снитч решил окончательно вымотать обоих летунов, выписывая широкие круги над озером, снижаясь все ниже и ниже, заставляя разгоряченных преследователей лететь над самой водой, почти касаясь прутьями поверхности. Солнечное ребристое зеркало до слез слепило глаза, с берега доносились вопли детей, побросавших биты и метлы на землю и столпившихся на берегу, горячо болея за родителей.

— Все же заколдовал! — рявкнул хорек, когда снитч, летевший метрах в пяти впереди, опять сменил траекторию, заметался из стороны в сторону как заяц в силке, и вдруг полетел прямо на своих преследователей, — Ох ты, блять!

Гарри обернулся и возмущенно открыл рот, увидев как подлый мячик, прожужжав над самым его ухом, подлетел к Малфою, и как котенок ткнулся тому в растопыренную ладонь. Не ожидающий такого маневра от непредсказуемого снитча, хорек начал тормозить, задирая метловище почти вертикально вверх — прутья «китайского персика» чиркнули по золотому слепящему зеркалу, и Малфой, словно споткнувшись, грохнулся в воду, подняв высокий фонтан белых брызг.

— Победа! — заорал звонкий мальчишеский голос с берега, и Гарри, еще не понимая что произошло, грудью влетел в озеро, точно так же как и соперник, зацепив воду хвостом метлы.

Вынырнул он сразу, наглотавшись холодной воды с привкусом тины, потеряв очки, и костеря на чем свет стоит Малфоя, снитч, озеро и коллекционную метлу, на поверку оказавшуюся ничуть не лучше старенькой модели Альбуса. Хорек уже выбирался на берег, держа над головой руку с зажатой в ладони золотистой победой — орущие в восторге подростки пританцовывали у кромки воды, встречая облепленного водорослями победителя.

— Предатели! — Гарри в сердцах шлепнул по воде ладонью и поплыл к берегу, раздраженный поражением, тяжелой намокшей одеждой и метлой, которую приходилось тащить за собой на буксире.

Встречали его с не меньшим энтузиазмом, что и хорька — хохочущие дети устроили измазанному илом герою бурные овации, Джинни, наблюдавшая великолепное падение с крыльца, тут же засуетилась с палочкой вокруг обескураженного мужа и гостя, накладывая высушивающее заклинание. Сам победитель, на котором висел ошалевший от счастья Скорпи, тепло и необидно улыбнулся, вручая сыну золотой мячик.

— Ну, а у вас какой счет? — спросил несчастный посрамленный лучший ловец Гриффиндора, устраиваясь на крыльце с чашкой грога, тут же приготовленного для обоих соперников расторопной супругой. — Только не говори, что вы проиграли.

— А никакой! — «обрадовал» его Джеймс, сверкая широкой улыбкой, словно это была самая лучшая новость за сегодняшний день. — А мы просто играли, без счета. По очереди ловили. Лили отличный вратарь, надо будет ее осенью в команде попробовать.

— Замечательно… — Гарри выпятил губу, обжегся грогом и затосковал окончательно. Позор. Так опростоволоситься, так глупо проиграть, да еще при детях, и кому! Чертовому хорьку, который отцепил от себя подвывающего от восторга сына, милостиво принял из рук Джинни плед и кружку с горячим напитком, и нагло развалился на ступенях крыльца рядом с поверженным соперником.

— Ну что, Потти, как я тебя сделал, а? — протянул Драко, с удовольствием прихлебывая обжигающий ароматный грог, хитро поглядывая на расстроенное лицо второго ловца, и Гарри, конечно, не мог смолчать, тут же ввязавшись в старинный обмен любезностями, выдавая все обидные школьные прозвища.

Они хрипло переругивались еще с полчаса — в кружках плескалась уже вторая порция пряного напитка, дети ушли в дом, безответственно пошвыряв в траву метлы и спортивный инвентарь, солнце привычно заваливалось за развесистую иву, отмечая наступление раннего вечера. В конце концов оба злопыхателя утомились припоминать друг другу старые оскорбления и придумывать новые, и над крыльцом повисла приятная усталая тишина. Гарри распахнул плед, давным-давно не чувствуя холода, и покосился на Малфоя, вальяжно устроившегося на ступеньках. Хорек смотрел на озеро, изредка подносил к губам кружку, жмурил серые довольные глаза, всем видом выражая удовлетворение от сегодняшнего дня. Ну еще бы! Наконец-то исполнил свою мечту — впервые в жизни выхватил снитч у Поттера из-под носа! Гарри запыхтел, лихорадочно соображая, чем и как сбить с благородной узкой мордочки вредного седого хорька самодовольное выражение, но ничего существенного как назло не придумывалось. А очень хотелось еще раз посоревноваться, заново пережить пьянящее чувства азарта, по которому он, оказывается, скучал все эти годы. И соревноваться хотелось именно с хорьком, и ни с кем другим!

— Итак, пора подвести итог, — почти промурлыкал Драко, ставя кружку на ступеньку, и демонстративно не замечая кривой ухмылки собеседника. — На лошадях я тебя обогнал. В квиддич обставил. И у кого из нас задница стала неповоротливой, а?

— Просто повезло, — упрямо буркнул Поттер, с удовольствием потягиваясь, и вдруг брякнул, сам не зная, как это пришло ему в голову. — Малфой, а ты рыбу удить любишь?

— Что, прямо сейчас? — хорек повернул голову и удивленно вскинул бровь, став очень похожим на сына — в мягком вечернем освещении тонкие морщинки у губ и бровей разгладились, а волосы стали казаться просто белыми, без признаков седины. На Гарри смотрел молодой красивый мужчина — опять новые метаморфозы. Ну не хорек, а ларец с сюрпризами!

— В следующее воскресенье! — Гарри радостно хохотнул, наблюдая смену эмоций на знакомом, и в тоже время, таком непривычном лице — от изумления до твердой решимости принять новый вызов. — Кто больше наловит, а? Или слабо?

— О, Мерлин, ты точно ребенок, Потти! Все никак не успокоишься с этими соревнованиями! — Малфой облокотился на ступеньку и неожиданно рассмеялся. От этого тихого смеха, от вида хитро заблестевших глаз, и главное, от понимания того, что хорек уже согласен на авантюру с рыбалкой, Гарри тоже стало весело и тепло. Совсем как от новой порции горячего пряного грога.

* * *

Светлые волосы лезли в лицо, щекотали ноздри, и Альбус сильно потер переносицу, прогоняя приступ, боясь чихнуть и разбудить приятеля, задремавшего прямо в библиотеке на диване, пристроившись головой на плече друга. Время неумолимо приближалось к полуночи, и он уже сам зевал во весь рот, но будить Скорпи не хотелось — напуганный приступами дикой ревности Альбус теперь наслаждался каждой минутой, когда лучший друг находился полностью в его распоряжении и его не надо было делить с сестрой, старшим братом, с ними обоими одновременно, и с остальным белым светом.

Устав искать оправдания самому себе, Альбус к вечеру воскресенья честно повинился отражению в зеркале, стаскивая рубашку в ванной — он ревнует и ревнует бешено! Ему не нравится, что сестра и брат, вдруг, на ровном месте, начали оказывать внимание лучшему другу. Ну, Лили понятно, ей что Малфой, что Малфоевский конюх, лишь бы на себя внимание обратить, но Джеймс! Джеймс, который еще несколько недель назад не упускал случая побольнее проехаться по крепкой дружбе брата, который при любой возможности швырялся отвратительными оскорблениями, теперь начал сам искать общения со Скорпи, и делать это весьма настойчиво, незаметно оттирая младшего брата на вторые позиции.

Покрутив в руках мокрую от пота рубашку, Альбус задумчиво почесал в затылке и с нежностью улыбнулся — а вот сам Скорпи наоборот, не пытается бросить друга, променяв книжки, разговоры и тишину библиотеки на активные игрища с Лили и Джеймсом. И даже ни разу не упрекнул Альбуса за гневливые вспышки ярости, помня последнюю ссору — надежный товарищ, проверенный друг, родной и близкий до последней мысли в голове, такой понимающий, такой милый…

Сообразив, что только что назвал другого мальчишку «милым» Альбус громко рассмеялся и полез в душ, хихикая над самим собой — ну вот, чтение глупых энциклопедий до добра не доводит, не хватало еще влюбиться в друга, как этот… Как бисексуал, вот!

— Ой, бред какой. — пробормотал он сквозь смех, отфыркиваясь от теплых струй, бьющих в лицо. Мысль о влюбленности в парня больше не казалась шокирующей и противоестественной, скорее, забавной, и капельку, совсем чуть-чуть — возбуждающей. Как будто вот-вот должно произойти что-то необыкновенное и немного страшноватое, как в сочельник, когда на цыпочках пробираешься в еще темную и пустую гостиную, большую половину которой занимает рождественская ель, ожидая обнаружить в носке, подвешенном над камином, яркую коробку с подарком. И хотя Альбус прекрасно знал весь стандартный набор того, что ему могут подарить родители и родственники, но само ожидание, ощущение радостной тайны было самым запоминающимся моментом праздника. Сейчас было очень похоже — стоишь, переступая босыми ногами на холодном полу, и осторожно заглядываешь в дверь, надеясь на чудо и боясь разочарования.

Альбус посмотрел в лицо мирно дрыхнущего друга, тихонько перевернул страницу книги, лежащей на коленях, и осторожно пошевелил затекшими ступнями — узенький диванчик в библиотеке явно не предназначен для двоих. Читать, усевшись рядом и подложив под спину все имеющиеся в наличии кресельные подушки было удобно, но вот спать… Зато без толпы жаждущих общения родственников, ради этого можно и потерпеть небольшое неудобство, правда же?

Поговорить с Джинни не получилось: не успел Гарри дойти до своих выводов, как супруга отложила в сторону вязание, скрестила на груди руки и разразилась длинной речью, смысл которой заключался в том, что многолетняя работа в Аврорате превратила доброго, смелого Гарри Поттера, верящего в добро, в маньяка, подозревающего собственного сына в таких отвратительных вещах. Что Джеймс прекрасный мальчик! Что он бы никогда! Что думать так о собственном ребенке — отвратительно! Что она страшно разочарована и у нее просто нет слов. Что бы муж прекратил от скуки играть в шпионов, выслеживая детей. И пусть он лучше найдет более полезное применение своей энергии, например, готовится к очередному состязанию с хорьком, раз уж ему больше нечем заняться.

— А вот Рон вечно тебя по колену гладит, когда вы болтаете. — продолжала Джинни, распаляясь все больше и больше. — Я должна думать, что мой брат и муж извращенцы?

— Да я не это хотел сказать! — оправдывался Гарри, страшно жалея, что вообще затеял этот разговор. Некстати вспомнилась сцена у озера и тягучий томный жест Альбуса, вкладывающего пальцы в ладонь хоречьего сына, и румянец, и смущенный смех. И чем больше Джинни говорила, тем больше бывший аврор, несостоявшийся шпион и потенциальный клиент отделения для сумасшедших клиники Святого Мунго убеждался в своих подозрениях. Нет, пример с Роном его не убедил — на лице друга никогда не было такого похотливого выражения, какое он заметил у Джеймса, и у самого Гарри при прикосновении Рональда никогда так густо не краснели уши.

— Как тебе такое вообще могло в голову придти? Гарри, это же просто смешно. В таком случае, я должна заподозрить, что ты сам такой, раз видишь то, чего нет и быть не может?

— Все! Я ничего не говорил, и ничего не видел! — рявкнул Поттер, крайне раздосадованный последними словами жены и собственной наивностью. Ведь знал, знал, что во всем, что касается детей, Джинни будет непреклонна, отстаивая свое мнение. И в этом неприятном деле она ему не помощник.

Весь день Джинни злилась на мужа, не давая тому возможности присмотреться к подозрительной парочке. Во вторник, застав его на террасе, с самым кротким видом листающим «Справочник мага-рыболова», она сменила гнев на милость. А в среду уже и не вспоминала о неприятном инциденте, окончательно списав несправедливые слова Гарри на профессиональную подозрительность бывшего аврора. Мир в семье, и, главное — в супружеской спальне, был восстановлен.

Но вот подозрения никуда не делись, хотя поначалу Гарри, понаблюдав за подростками несколько дней, уже сам начал думать, что странная сцена на лугу ему померещилась. Кто их знает, этих детей, может, это у них такая странная привычка общаться? И даже стало стыдно за то, что он, видимо, действительно старый маразматик, помешанный на подозрительности. И он уже готов был идти к Джинни с покаянными словами, полностью признав ее авторитет в воспитании детей, но то, что случилось в среду вечером…

Они обосновались на террасе, прямо под окнами столовой — шипящий то ли от злости, то ли от смущения, красный как рак Скорпи, и совершенно невменяемый Джеймс. Гарри стоял за углом, остолбенев от увиденного, тискал в ледяных пальцах «Справочник мага-рыболова» и не знал, что делать и как поступить.

Сперва, он решил, что старший сын душит малфоевского отпрыска, стиснув пальцы вокруг тощей шеи, близко наклонившись к пунцовому лицу своей жертвы, от ужаса зажмурившей глаза. Он даже хотел гаркнуть на всю террасу, прекратив самоуправство, и сделал шаг вперед, чтобы разнять двух малолетних идиотов, затеявших драку, наверняка, по какому-нибудь пустяковому поводу. Но тут Скорпиус что-то невнятно всхлипнул и запустил обе бледные ладони под рубашку душителя, притягивая его ближе, прижимаясь всем телом к Джеймсу, пытающемуся сожрать губы младшего хорька.

Онемев от внезапного понимания того, чему стал свидетелем, Гарри несколько долгих секунд тупо смотрел на целующихся и тискающихся подростков, потом тихонько шагнул обратно за угол и привалился спиной к стене, оттирая со лба холодный противный пот. С террасы доносился быстрый сбивчивый шепот, приглушенные всхлипы и чавкающие звуки мокрых поцелуев, словно парочка пристроилась прямо за поворотом, еще больше смущая пораженного отца, которого весьма явственно стало подташнивать.

В конце концов, Гарри просто малодушно хлопнул дверью и ушел в дом, вспугнув малолетних любовников, поднялся в спальню и заперся в душе. Мылся он долго и тщательно, несколько раз меняя температуру воды, промывал уши, и никак не мог отделаться от гадких сосущих звуков, прочно поселившихся в голове.

Выйдя из душа, он сел на кровать и уставился на валяющиеся у окна тапочки Джинни — красные, мягкие, с пушистыми белыми мордочками неведомых зверюшек вместо помпонов. Зверюшки отдаленно напоминали помесь белки с крысой и, обрадовавшись присутствию хозяина, приветливо запыхтели черными носами-бусинками.

— Привет, — буркнул Поттер тапочкам и упал на спину, закрыв глаза. Обрывки мыслей метались в голове, как солнечные зайчики по поверхности озера во время погони за снитчем — стыд, непонимание, желание пойти и впервые в жизни применить метод физического воздействия, выпоров Джеймса ремнем как маленького ребенка. Желание немедленно выставить Скорпи из дома. Поговорить в хорьком. Врезать хорьку по благородной красивой морде. Привязать хорька к стулу и спросить, а знает ли он о пристрастиях своего сына? Обратиться в Мунго. Посоветоваться с Гермионой. Спуститься на кухню и заорать на Джинни — я же тебя предупреждал! Напиться — и это желание на данный момент было самым легко осуществимым.

— Непедагогично, непедагогично… — тяжело вздыхал несчастный отец, спускаясь вниз по лестнице к заветной нише в стене, где хранилось лекарство на все случаи жизни, — Вот вам, педагогичность ваша! Ничего, я наведу тут порядок.

Одно Гарри знал совершенно точно — пока он не примет окончательное решение, Джеймс к Скорпиусу не подойдет даже на пушечный выстрел.

* * *

Воскресный вечер спонтанно закончился в кровати младшего Малфоя — Альбус, утомленный впечатлениями, уже за ужином начал клевать носом, сразу заявив, что идет спать. Подловив Скорпи в коридоре Джеймс чуть ли не на руках втащил тушканчика в комнату, еле дождавшись, когда за братом закроется дверь.

— Увидят! — ныл белобрысый, и послушно поднимал руки вверх, помогая стаскивать с себя рубашку. — Я же говорил — позже.

— Сейчас! — Джеймс осторожно выглянул в коридор и запер дверь. Мысль о том, что мать или отец в любой момент могут его позвать, мелькнула, и испарилась, когда они оба оказались в ванной. Скользить мыльными руками по розовой разгоряченной коже оказалось не менее волнующе, чем просто целоваться. Скорпи, сперва пытавшийся вытолкать самозваного банщика за шторку, в конце-концов повис у того на шее, уткнулся лбом в смуглое плечо и только тихонько вздрагивал, когда скользкие пальцы проезжались по особо чувствительным местам. Джеймс ловил горячее хриплое дыхание у своих губ, собирал в горсти теплую воду, расплескивая ее на гладкую спину, подхватывал тушканчика под тощий зад, приподнимая и впечатывая спиной в стену, дурея от нежного восторга.

Ночь была сумасшедшей и ненасытной. Белобрысый мотал головой, отчаянно подмахивал, сжимал коленями торс Джеймса, так, что у того перехватывало дыхание, сгибался пополам, стремясь закинуть длинные ноги почти на плечи партнера. Потом, после короткого отдыха, вставал на четвереньки и, ничего не говоря, утыкался лицом в подушку, выгнувшись как кошка и задрав кверху задницу — требовал продолжения. И Джеймс кидался выполнять молчаливую просьбу, и к утру, размякнув от вида красного языка, слизывающего с его пальца густую белую каплю, от тяжести усталых рук, обнимающих шею, от доверчивого сопения в свою подмышку, готов был сказать то, что уже несколько недель вертелось на языке, просилось на волю, но никак не могло оформиться в слова.

Но утром Скорпи проснулся, посмотрел на Джеймса холодными глазами, покачал головой, словно все понял, и повернулся спиной, потягиваясь, прижимаясь, ерзая длинным гибким телом — какие уж тут слова? А потом в коридоре раздался голос отца и совсем стало не до романтических объяснений. Пора было вылезать из кровати, переваливаясь через недовольно мычащего белобрысого, быстро натягивать джинсы, искать в куче тряпья на полу футболку и быстро ретироваться в свою комнату.

— Да, да, потом как-нибудь… — проворчал Скорпи, натягивая на лицо одеяло, когда Джеймс привычно повернул с порога обратно, и, наклонившись к прохладному уху, сбивчиво зашептал то, что хотел, и не мог сказать ночью. Выпросив небрежный поцелуй, Джеймс вздохнул, провел пальцем по гладкому подбородку с детским светлым пушком, совсем не похожим на его щетину, и пошел к себе. Нет, поплыл, полетел на мягких вялых ногах — тело словно потеряло свой вес, и казалось, что он сейчас может парить, оттолкнувшись от пола, настолько был опустошен.

Всю первую половину дня он мирно проспал, спустившись вниз только к полудню. Скорпи уже валялся на своем привычном месте под ивой. Альбус, лежал рядом на животе и, подперев щеку кулаком, что-то важно вещал другу, перелистывая страницы толстой книги. Тушканчик внимал, закинув за голову тонкие руки, и при появлении Джеймса даже не открыл глаз, только сморщил облупившийся нос, давая понять, что заметил присутствие старшего брата своего друга. Джеймс подавил приступ недовольства и ушел к мосткам, возле которых уже крутилась Лили, требующая лодочной прогулки.

Вторник и среда прошли как обычно — полеты, купание, пара поцелуев украдкой, и неудачливый ловец, оккупировавший террасу с рыболовным справочником в руках. А вот с четверга началось непонятное.

Непривычно молчаливый отец с самого утра вручил Джеймсу совок, лейку и повел сына за дом. Остановившись напротив ирисной клумбы, когда-то покалеченной во время футбольного матча, он присел на корточки и начал обрывать пожелтевшие хрупкие листья, длинные и узкие как сабли.

— Надо восстановить, — сказал отец, растирая в пальцах желтую труху. — Давно надо было, да все руки не доходили.

— И чего? — не понял Джеймс, ставя на траву тяжелую лейку — восстановить клумбу можно было одним взмахом палочки, совершенно не используя корявые маггловские приспособления.

Отец тяжело вздохнул, удивляясь непонятливости отпрыска, поднялся на ноги и отряхнул старые мешковатые джинсы с мелкими дырками ниже коленей.

— А ничего. Все перекопать. Взрыхлить. Бери Лили в помощники, или Альбуса, если один не справишься. Мама хочет тут тюльпаны посадить, вот и будет ей сюрприз.

— Ну, так сделай, — Джеймс сунул руки в карманы и тут же потупился, встретив взгляд отца — точно такой же, как в воскресенье, на игровом поле. Непонятный упрек и порицание, словно сын опять сделал что-то плохое, хотя Джеймс никаких грехов за собой припомнить не мог.

— Нет, пусть мама думает, что оно само… — неопределенно промычал отец и отвернулся. — Я все же скажу Лили чтобы принесла грабли.

Оставшись в одиночестве перед клумбой, Джеймс пихнул ногой лейку и выругался, опасливо обернувшись на окна кухни. Отлично. Папа решил сделать из сына садовника, заставив ковыряться в земле. Не то чтобы Джеймс боялся физической работы, или брезговал, но тон, которым отец попросил заняться сюрпризом для матери, напомнил ему отработки в школе. Слишком все смахивало на наказание.

Воткнув совок в рыхлую землю между зелеными трубками стеблей Джеймс сел на траву и с тоской уставился на опрокинутую лейку, из носика которой выплескивалась теплая желтоватая вода — клумба-то заговоренная. Отец лично в начале лета накладывал заклинание против кротов, вечно подрывающих то ирисы, то декоративный бордюр с настурциями. И судя по тому, что совок, немного покачавшись на острие, вывалился из земли наружу, словно его выдавила невидимая воздушная подушка — заклинание все еще действует. Папа не мог забыть, значит — действительно наказание. Интересно, за что? Теперь он до вечера будет ковыряться в клумбе, пытаясь вскопать заговоренную землю, а завтра? Полоть настурции? Полировать метлы?

— Да вот разбежался. — сердито пробурчал Джеймс, и, поплевав на руки, взялся за дело. Ладно, сегодня он сделает вид, что действительно готовит клумбу под посадку тюльпанов, но завтра — ни за что!

* * *

— Как это — пусть навестит дядю? — Джинни сдвинула брови и с подозрением уставилась на мужа. — Ты опять за свое?! Сначала Альбус почти калечится с твоего молчаливого попустительства, теперь Джеймс и Лили зачем-то должны на неделю уехать из дома? Что ты там напридумывал с клумбой? Кому нужны эти тюльпаны? Джеймс еле до комнаты дополз, ты даже забыл заклинание снять.

Гарри заерзал от жалости к сыну и упрямого желания настоять на своем, чувствуя себя школьником в кабинете декана. Суровая Минерва Макгонагл всегда начинала воспитательную работу с перечисления подвигов нарушителя, и лишь убедившись, что обвиняемый в полной мере осознал свою вину, меняла гнев на милость, отпуская Поттера на волю. Еще и одаривала доброй материнской улыбкой напоследок. Еще и могла накинуть баллов Гриффиндору за находчивость и смелость самого отчаянного студента, вызывая своим решением глухое недовольство профессора Снейпа.

Только вот Джинни не Макгонагл. Гарри с тоской взглянул в окно и поморщился — обаяшечка-хоречий сын, мило улыбаясь и поигрывая ямочками на щеках, строил песчаный замок на отмели. Лили и Альбус, присев рядом на корточки, заворожено смотрели, как с длинных белых пальцев стекает песок пополам с водой — светло-желтые капли застывали фантастическими наплывами, медленно формируя башни и стены замка. Нет, ну всех очаровал! Каков паршивец. И куда только смотрит его отец, воспитал непонятно кого, Упивающийся хренов.

Джеймс, устроившись на скамейке под окнами кухни, вручную перематывал леску на катушке отцовского спиннинга, изредка кидая жадные взгляды в сторону компании под ивой. А «хороший мальчик» Скорпи даже ни разу не поднял голову в его сторону, весь сосредоточившись на процессе строительства. Гарри опять стало жаль сына, обделенного вниманием маленького блондина, но тут же в голове всплыла сцена на террасе, и суровый отец поджал губы. Нет, все правильно! И нечего тут... А то ишь ты! Что устроили! Совсем распустились!

Не то чтобы Гарри был каким-то там гомофобом, или что-то подобное, тем более всякие такие слова сильно попахивали последней войной и разделением на «правильный — не правильный», просто… Ну вот, просто нечего тут! И вообще, не правильно! И пусть эти, как их там, живут как хотят, никто им не мешает, а здесь, под самым носом — не надо. А Джеймс нормальный парень, вообще-то, у него даже девочка была в прошлом году, значит — нормальный. А вот от хоречьего сына чего угодно можно ждать, он вообще темная лошадка, одна фамилия чего стоит. Ладно, пусть Малфои давно уже честные граждане, элита и на хорошем счету, но Гарри-то прекрасно помнит его папочку в возрасте сыночка. И пусть Скорпиус совсем не Драко, да и сам Драко уже другой, явно не враг, явно не такой уж вредный гад, да и вообще, здорово изменился, и общаться с ним оказалось скорее приятно… В общем — другой, а какой именно — Гарри еще не разобрался… А, черт с ними, все равно — не надо.

И признаваться себе в том, что с памятного тисканья на террасе самому Гарри уже два раза подряд снились совершенно идиотские сны… Да ну, это все слишком жирный и обильный ужин. Гарри тогда подскочил на кровати в холодном поту, чуть не разбудив жену, и сбив на пол одеяло. Он долго таращился в темноту ничего не понимающими близорукими глазами, а потом ушел в ванную. Поплескав в лицо прохладной водой, Поттер вернулся в постель и попытался успокоиться, отодвинувшусь от мирно сопящей жены на дальний край кровати. После сна остался неприятный осадок, хотя, вроде бы, ничего совсем уж ужасного ему не приснилось. Ну, подумаешь, снился ему Хогвартс, так это часто бывает; ну подумаешь, привиделась одна из верхних галерей на безымянной башенке, которых в школе чуть ли не с дюжину. И в том, что на этой галерее стояли два мальчишки, одетые в формы Гриффиндора и Слизерина, тоже ничего странного не было. Тот, который высокий и тощий, с белыми волосами и в зеленой форме, властно прижимал к перилам черноволосого мальчика в гриффиндорской мантии. Причем теснил так нагло и уверено, что гриффиндорец чуть ли не переваливался спиной через угрожающе поскрипывающие перила. Вот еще чуть-чуть — и рухнет вниз! И так хотелось заорать на обоих, чтобы один перестал приставать, а второй не смел падать, чтобы вцепился в зеленую мантию и дал уже себя поцеловать, черт побери, но не погиб. Да тролль с тем, что происходит между этими двумя, но как же стало страшно, когда рассохшееся дерево громко треснуло, и оба студента в последний момент успели отпрянуть от края пропасти, в которую полетели обломки перил.

— Гарри? Я, кажется, с тобой разговариваю.

Поттер вздрогнул, отвлекшись от своих переживаний, и повернулся к супруге, решительно упершей в бока руки, измазанные белой мукой. Джинни ни на секунду не усомнилась, что поездка с дядей Роном в Румынию является частью дурацкого плана мужа, который, не смотря на все заверения, продолжает играть в шпиона, портя детям каникулы. А ведь обещал!

— Вообще-то, это была идея Чарли, пригласить племянников на недельку в Румынию. Драконы, воздух чистый, экзотика опять же… — Гарри как мог честно взглянул на жену, продолжающую недоверчиво поджимать губы. Ничего, поверит, каким бы Рон не был хорошим братом, но лучшего друга он не сдаст даже собственной сестре. Даже жене.

А идея с Румынией появилась спонтанно, именно в тот момент, когда Гарри, заметив перепаханную и даже взрыхленную клумбу, понял, что понятия не имеет, чем еще занять Джеймса, чтобы тот не имел ни времени, ни сил шарахаться по всяким малолетним хорькам. А он ведь наверняка шарахается. Разрозненные кусочки мозаики, давно не дававшие покоя, постепенно стали складываться в целостную картину, пусть до конца не четкую, и кое-где имеющую белые пятна, но очевидную — старший сын крутит летний романчик с другим мальчишкой, и видимо давно. Приехали, мистер Поттер, или придется признать, что старший сын… гей. В общем, будем называть вещи своими именами, черт бы побрал все на свете! Или все это последствия летнего безделья и юношеских бурлящих гормонов. Во второй вариант верилось намного легче, а осмысливать и принимать первый Гарри был пока не готов.

Все утро пятницы было посвящено приватным переговорам через камин с Роном, а затем и с Чарли Уизли, оказавшимся обладателем маггловского мобильного телефона. Не смотря на загруженность на работе, дядя Чарли благородно согласился целую неделю развлекать племянников, и даже не стал задавать лишних вопросов, когда Гарри попросил выслать совиной почтой официальное приглашение.

Удача была на стороне бывшего аврора — Рон, обычно требующий посвятить его во все тонкости задуманного плана, на этот раз сожрал выдумку про сюрприз для детей и даже не поморщился. И даже согласился придержать любимую супругу, имеющую привычку везде совать свой заинтересованный нос. Видимо, идея на неделю отправить из дома Роззи и Хьюго ему тоже понравилась, из чего Гарри сделал неутешительный вывод — вот что значит не видеть собственных отпрысков большую часть года. Месяц дома — и родители уже не знают, куда деться от активных и предприимчивых подростков.

Послание от Чарли пришло тем же вечером. Наплевав на совиную почту, заслуженный драконолог снова воспользовался маггловскими технологиями и Гарри пережил несколько неприятных минут, принимая у молоденького почтальона телеграмму — если сейчас кому-нибудь приспичит полетать, то придется стирать мальчишке память. Паренек энергично жевал резинку, слегка пританцовывал под ритмичную музыку, доносившуюся из наушников, и совершенно не обращал внимания на вспотевшего господина в очках, нервно расправляющего в руках узкий почтовый бланк. Выпроводив почтальона, Гарри вздохнул с облегчением, потоптался на пороге, примиряя радостную гримасу, и толкнул дверь столовой, за которой ужинала семья.

Его хитроумный план сработал на сто процентов. Как он и рассчитывал, первой радостно заверещала Лили, особенно когда узнала что Роззи и Хьюго Уизли тоже едут. Альбус, в первый момент возбужденно сверкнувший глазами, быстро потух, пожал плечами и повернулся в присмиревшему Скорпи, на лице которого мелькнула тревога — его-то никто никуда не приглашал, разумеется.

Наблюдая за переглядыванием двух приятелей, Гарри победно хмыкнул — так он и знал. Ал предпочтет остаться с разлюбезным дружком, а уж уследить за двумя заучками не составит труда, главное — держать их всегда на виду. А значит у проницательной Джинни не возникнет вопросов, если отцы, собираясь на ночную рыбалку, прихватят с собой и детишек. Благо озеро — вон оно. Из окна видать. С одной стороны — романтика, костер, палатка и иллюзия оторванности от цивилизации, с другой — бдительное родительское око! И коробка с зельями, на случай травм, ожогов, комариных укусов и других повреждений, могущих нанести смертельный вред хрупкому организму среднего сына. И все довольны — Гарри спокойно вздует седого хоря, дети — полны новых впечатлений, у Джинни не будет поводов для переживаний, а Джеймс…

А вот реакция Джеймса Гарри совсем не понравилась — старший сын категорично заявил, что никуда не поедет. Да еще глянул на отца исподлобья, явно что-то подозревая. Проклиная обстоятельства, заставляющие его врать собственному ребенку, Гарри употребил все красноречие, убеждая Джеймса непременно навестить дядюшку Чарли из Румынии, тем более что тот почти не бывает в Англии. И потом — это же Румыния! Далекая маггловская страна! Горы! Леса! Драконы! Полетать с драконами — да сам Гарри не мог и мечтать о таком в свои шестнадцать, а тут такой шанс. Тремудрый турнир, тестралы и гиппогриф не считаются. И за Лили присмотреть надо, одну ее отпускать в далекую маггловскую страну… Там ведь горы! Леса! Драконы! А у Джеймса только одна сестра. А дядя Чарли не даром считается ведущим драконозаводчиком, ему бы за своими чешуйчатыми питомцами уследить. Это же не лошади, и даже не русалки, это драконы! А кругом леса и горы…

Заблудившись в горах, лесах и драконах, великий оратор Поттер смешался, растерял боевой задор и с надеждой уставился на сына. Джеймс задумчиво покусывал губу и смотрел в пол, явно пытаясь понять, в чем подвох. Да, не только лучший загонщик, не только звезда спорта и надежда отца — парень явно унаследовал и фамильную сообразительность. А вот как сейчас пошлет он всех куда подальше! И отца, и Румынию, и драконов… И что тогда делать? Не аппарировать же с ним, связав по рукам и ногам? Придется или срочно придумывать новый план, или заводить с сыном неприятный разговор, которого очень хотелось избежать, или… Или пустить все на самотек, наблюдая, как его гордость и надежду водит за нос смазливый блондинчик. Который, вполне возможно, и сам-то запутался. Так что спасать надо двоих! Нет, троих — укладываться в Мунго все же не хотелось.

Ободренный такими благородными мыслями и доводами, почти успокоившими некстати разыгравшуюся совесть, Гарри ждал решения сына, от волнения вытирая о джинсы вспотевшие ладони.

— Ну, если там горы и леса… Да еще и драконы… — начал Джеймс, задумчиво разглаживая на столе помятый бланк телеграммы. — Ну, ладно, я согласен. А когда ехать-то?

— Завтра. — осклабился отец, чрезвычайно довольный тем, что все так гладко складывается. Правда Джинни все равно в сомнении поджала губы, еще раз перечитывая послание от далекого брата. Пусть перечитывает. Пусть даже свяжется с Чарли и убедится во всем сама.

— Понятно, — протянул Джеймс, и быстро зыркнул через стол. Скорпиус поймал его взгляд и еле заметно дрогнул ресницами, наклонившись к другу, занятому вылавливанием из тарелки колец жареного лука.

Гарри, уже приготовившийся вздохнуть с облегчением, встревожено нахмурился — это что еще за перемигивания прямо за столом? Этого еще не хватало! Послав куда подальше жалость вместе с совестью, и призвав на помощь здравый смысл, Гарри сразу после ужина вручил сыну искусно разобранный на запчасти спиннинг и занял наблюдательный пункт у окна.

Нет уж, ребятки, можете считать меня старым занудой, сухарем, хрычом и гомофобом, но никаких романтичных прощаний сегодня не будет.

* * *

Сборы начались неожиданно — мистер Поттер вышел на крыльцо, кивнул Джеймсу, выглянувшему из-за угла дома, и зычно гаркнул, призывая Лили.

— Ну, я-то никуда не еду, — Альбус широко улыбнулся, когда у него наконец-то получилось складывать нужным образом пальцы, чтобы песчаная струйка превратилась в фантастической красоты башенку. — Так что нам можно не идти.

— Ага, — Скорпи уселся удобнее и снова обернулся в сторону дома — Джеймс торжественно вручил отцу спиннинг и поднялся на крыльцо. — Смотри-ка, все-таки собрал!

— С тебя кнат! — Альбус не отрываясь от своего увлекательного занятия, мотнул головой, убирая с глаз черную прядь. — Я знал, что он справится, если надо что руками делать, то тут Джеймс кому угодно класс покажет.

Скорпи многозначительно хмыкнул и быстро отвернулся, когда мистер Поттер, повертев в руках премудрое маггловское устройство для ловли рыбы, поднял голову и сверкнул в сторону парочки под ивой линзами очков. Хозяин дома уже не первый день выглядел хмурым и сосредоточенным и был чем-то недоволен, а вот чем — непонятно. Может, расстроен проигрышем? Хотя, что такого, ну проиграл и проиграл, велика печаль. Печаль — это когда прилетает Полонез с письмом от отца. Когда после теплых строчек внизу пергамента обнаруживается невидимая приписка: «Прекрати творить глупости, сын! Я все заметил, не пытайся усидеть на двух метлах — разобьешься.»

Вот и думай, что там отец мог заметить? И как? И когда? И как же было стыдно, и хотелось оправдаться, и хотелось схватить пергамент и написать дерзкий злой ответ. Что он будет делать то, что хочет, и спать с кем хочет, и если захочет — то с обоими одновременно, потому что САМ так решил! Потому что взрослый.

Приступ идиотизма прошел, как только Полонез, не выносящий слишком бурного проявления эмоций и чувствующий их за версту, больно клюнул сына своей хозяйки. Скорпи ойкнул и сунул окровавленный палец в рот — крошечный сыч сердито распушил перья, став похожим на серый мохнатый шар. Нет, конечно, ничего он отцу не напишет. И вообще, папа совершенно прав, но как удержаться от соблазна, если весь день рядом маячит Альбус — то облизывает яркие губы, то задумчиво тянет себя за прядь надо лбом, подрагивая длинными ресницами, то приваливается к другу теплым боком. Все как раньше, только теперь очень хочется сцепить руки вокруг талии приятеля, прижать его к себе и слизывать, сцеловывать сладкие крупинки ванильного сахара с блестящих губ. Особенно все это хочется сделать сейчас, когда невнятные желания обрели законченность и объем.

А Джеймс… Скорпи немного подумал, пожал плечами и, достав чистый пергамент сел писать ответ отцу — все равно свое отношение к брату Альбуса анализировать он не собирался. Да и в чем разбираться-то? Когда тролль не надоедает, то с ним бывает даже забавно.

— А знаешь, что папа после ужина сказал? — Альбус вытер о джинсы мокрые руки и слегка покраснел, пряча смущенную улыбку. — Я случайно подслушал…

— Случайно подслушал? — Скорпи придвинулся ближе, осторожно переставляя ноги, чтобы не порушить песочное великолепие, с таким трудом созданное неумелыми руками приятеля.

— Ну, ладно, не случайно, — Альбус покраснел еще больше и обернулся в сторону крыльца, на котором уже никого не было. — Папа сказал, что он возьмет нас на рыбалку! Ночную. Представляешь? Ночью. Здесь, на озере. И мама согласилась! Правда, сказала, что папа сумасшедший, но…

— В каком смысле? — Скорпиус уставился на приятеля. — Они, ну, то есть твой папа и мой собираются ночью рыбу ловить?

— Ну да! — Ал возбужденно засмеялся и тут же понизил голос, когда на крыльцо выглянула миссис Поттер, втаскивая в дом раскладной стул. — Папа сказал, что раз я не хочу ехать в Румынию, то надо хоть раз преподать мне урок жизни. Ха, урок жизни, а то я не знаю, что такое жизнь. Хотя, я спорить не стал…

Альбус еще что-то говорил, подшучивая над желанием отца научить сына школе выживания в тяжелых условиях ночевки под открытым небом в нескольких метрах от родного дома, но Скорпи слушал его краем уха. На минуту представив себе все то, что расписывал лучший друг, его воображение разыгралось как никогда раньше. Сразу увиделось усыпанное звездами черное небо, языки костра, с треском выплевывающего оранжевые искры, шум ночных деревьев и плеск воды. И Альбус, обязательно лежащий на животе перед костром — тоже весь оранжевый, с улыбкой на лице, и танцующими крошечными костерками в блестящих глазах. И можно было бы сесть рядом, приобнять лучшего друга за горячие, нагретые у огня плечи, и зарыться лицом в копну темных волос, осторожно переворачивая Ала на спину. И чтобы руки приятеля ответили на объятие, и вишневые губы сами приоткрылись навстречу…

— А мама сказала, что палатку можно наколдовать из старого одеяла, — продолжал выдавать подробности Альбус, судя по всему, «случайно» подслушавший весь разговор родителей с начала до конца. — И взять хоть пару подушек и плед, а папа сказал, что тогда проще взять кровати, а еще проще — остаться дома, а рыбу купить в супермаркете. А мама…

— Еще и палатка?

Альбус радостно закивал и затрещал дальше, и Скорпи заволновался еще больше — загадочная палатка представилась как теплое и темное нечто, в котором вдвоем тесно. А значит можно на законных основаниях закинуть на спящего друга руки. Или ногу. И прижаться крепко-крепко, и под соусом «так теплее» просунуть под тонкий свитер ладони, трогая мягкую смуглую кожу живота и груди. Да, палатка. Это вам не диванчик в библиотеке, хотя и на нем Скорпи умудрялся получить маленький шанс прижаться к наивному и невинному приятелю. И если сначала совесть бунтовала и требовала немедленно прекратить смущать друга-натурала, то чем дальше, тем ее голос становился тише, тише, тише…

Альбус звонко шлепнул себя по шее, прибивая надоедливого комара, и засобирался домой, с сожалением посматривая на недостроенный замок. Потом выпятил губу, поджимая пальцы на босых ногах, и пошлепал себя по заду, отряхивая от песка джинсы. Скорпи, отвлеченный от соблазнительных картинок, мелькающих в разыгравшемся воображением, поспешил следом за приятелем к дому, тем более, что у воды становилось по настоящему прохладно. Сумерки, прозрачные и легкие в самом начале лета, теперь, ближе к июлю, становились более густыми и насыщенными, уже не акварельными, а гуашевыми, а к сентябрю и вовсе лягут жирными масляными мазками. А потом желтый лист поплывет по холодной воде озера и придет время собираться в школу. А там занятия, занятия, занятия…

Конец дня закончился как обычно — в библиотеке. Скорпи грезил наяву, устроившись над какой-то книгой, Альбус, непривычно присмиревший и молчаливый исподтишка посматривал на друга и тихонько таскал из плетенки сухари. Молчал, вздыхал, не пытался пересказать только что прочитанное, и не просил поделиться мнением. В другое время Скорпи забеспокоился таким странным поведением, но сегодня молчание было не тягостным, а правильным и до ужаса интимным. Такое уже ни раз бывало, но вот сегодня — совсем не так, словно отъезд в далекую Румынию сразу двух членов семьи сделал еще теснее их камерный мирок на двоих, в котором так приятно и легко просто молчать, зная, что тебя чувствуют и понимают без слов. И Скорпи поднимая глаза от книжных страниц, видел розовеющие смуглые щеки, смущенную улыбку и длинные ресницы, и еще больше уверялся, что завтра у него может все получиться. Хотя откуда и почему пришла эта спокойная уверенность — он не знал.

По комнатам они разошлись как обычно — глубоко за полночь, пока Альбус не начал клевать носом прямо над книгой. Скорпи нырнул под одеяло, завозился на холодных простынях, стараясь согреться, и потянулся к выключателю настольной лампы в изголовье. Комната провалилась в темноту — Скорпи, продолжая улыбаться своим мыслям, сунул руку под подушку, подворачивая прохладный угол под щеку, и нахмурился, нащупав между наволочкой и шершавой простыней что-то маленькое и металлически-холодное. Вытащив находку наружу, он повертел ее перед глазами, осторожно положил на тумбочку и поджал губы, отворачиваясь к стене. Изжеванный тюбик «Увлажняющего волшебного крема для сухой и тонкой кожи» ночевал под подушкой уже неделю, изображая из себя любрикант — очередной экспонат, похищенный из косметической коллекции миссис Поттер. Скорпи натянул одеяло до глаз и тихонько вздохнул, даже не пытаясь приструнить скребущих на душе кошек — с Джеймсом он так и не попрощался.

К обеду Гарри уже вполне успокоился — суматошное утро и предшествующий ему вечер здорово выбили из колеи. Альбус и его кокетливый приятель вели себя вполне благопристойно — осторожно заглянув в щель неплотно прикрытой двери библиотеки, Гарри полюбовался на две головы, склонившиеся над заваленным книгами столом, и поблагодарил Мерлина, что средний сын слишком занят чтением, чтобы обращать внимание на прелести сидящего напротив блондинчика. Да, иногда и в заученности есть свои плюсы. По крайней мере у Альбуса в голове мозги, а не гормональный влюбленный клубок непонятно чего.

Джеймса он просто усыпил — недолгая борьба между стыдом и благими намерениями, завершилась победой здравого смысла.

— Ничего страшного, всего один раз… — бормотал Гарри, накладывая на кровать сына усыпляющие чары, и испуганно оглядывался на дверь, в любой момент ожидая за спиной возмущенного вопля лучшего загонщика Гриффиндорской команды. И не смотря на то, что все прошло без сучка и задоринки, на душе было мерзко и противно.

Утро началось с беготни, суеты и переругиваний в пол-голоса, чтобы не разбудить двух мирно дрыхнущих заучек. Сумки и чемоданы плыли вниз по лестнице, заставляя прижиматься к стене, дабы избежать ударов острыми углами и ручками. Невыспавшаяся Лили капризничала, а Джеймс выглядел еще более мрачным, чем накануне.

«Переборщил я с чарами… — затосковал Гарри, наблюдая душераздирающе зевающего сына. — Да ладно, ничего страшного… Потом сам спасибо скажет.»

Кто скажет, и за что «спасибо», и главное — зачем он отправил собственного ребенка в глубокий волшебный сон, Поттер предпочитал не задумываться. Просто так надо, и все. Главное, что, судя по всему, запланированное прощальное рандеву двух сопляков не состоялось.

— Глупость какая-то. — Лили уселась на красный кожаный чемоданчик и подперла щеку рукой. — Зачем было вставать в такую рань?

— Затем, — многозначительно отозвался отец, пряча глаза от взгляда бдительной супруги, которая молчала, но, судя по недовольному виду, все равно не верила до конца в брата-альтруиста, в кои-то веки решившего пригласить в гости толпу малолетних племянников. — Потому что рейс не отменят из-за того, что кое-то из пассажиров проспал посадку.

— Аппарировать… мооооожноооо… — подал голос Джеймс — конец фразы утонул в широком зевке, вызвавшем у Гарри новый приступ раскаяния. — Или уже в аэропорту встретиться с дядей Роном. Зачем в Нору-то заворачивать?

— Так надо. — отрезал Поттер, опять поймав внимательный взгляд супруги. Да, если утро начинается вот с таких «приятных» взглядов, то что же будет вечером? Да еще эта рыбалка, затеял на свою голову… Да еще…

— Я останусь у Гермионы, — тоном, не терпящим возражений, заявила Джинни, прикалывая на черный воротничок перламутровую гемму — подарок дорогого брата Перси на прошлое Рождество. — Раз ты всех детей по миру разогнал…

— Я разогнал? О, просто замечательно! — не выдержал Гарри, уже начиная всерьез злиться и на себя, и на сексуально-озабоченных подростков, и на жену. — А как же Альбус? Вдруг ноги промочит?

— Вот и позаботься, чтоб не промочил. Счастливо порыбачить, привет твоему новому приятелю, — выдала Джинни, не оценив всей тонкости сарказма. Гарри только беспомощно развел руки, когда супруга, следом за детьми, исчезла в зеленом пламени. Чудесно. Просто великолепно! Его опять бросили, опять сделали из него няньку, а потом предъявят претензии, если Ал случайно чихнет. Кто виноват? Поттер виноват, не уследил за сыном.

— Чертовы каникулы, чертово лето, чертовы женщины, — в сердцах рявкнул брошенный отец семейства, оглядев пустую гостиную, и галопом помчался по лестнице на второй этаж. Обида на жену, объединившись с муками совести и вполне объяснимым переживанием, вызванным перелетом детей через всю Европу, подняла в душе такую бурю эмоций, что Гарри, остановившись посреди тихого сонного коридора, достал палочку и заорал на весь дом, увеличив громкость голоса Сонорусом:

— Подъем!

* * *

Средний сын Поттера показался Драко еще забавнее, чем при первом, не очень близком знакомстве. Малфой с улыбкой наблюдал, как Скорпи, ненавязчиво розовея ушами, насаживает на крючок какую-то хитрую приманку, изготовленную совместными усилиями представителей факультетов Рейвенкло и Слизерин. Приманка булькала в ужасном закопченном маггловском котелке, подвешенном над костром, походила на черную расплавленную смолу и пахла тухлым мясом.

— Дядя Джордж же прислал трубочника. — ревниво заметил Поттер, приподнимая крышку и разглядывая пузырящееся варево. Над котелком взметнулся смрадный пар, и бывший гриффиндорец смешно сморщил нос, словно химические опыты двух мальчишек напомнили ему уроки Зельеварения в школе. Драко прекрасно помнил это выражение лица — смесь брезгливости, любопытства и упрямого желания настоять на своем. И слава Мерлину, что приманку варил не старший Поттер, а его сын. Судя по восторженным рассказам Скорпи, за чистоту собственной одежды можно не волноваться, так как незапланированного взрыва не случится.

— Наша плотва на червяков не клюет, — с видом знатока заявил Альбус, и Драко не сдержал улыбку, с самого начала рвущуюся наружу. Не ожидающий от своего отпрыска таких познаний в пищевых пристрастиях местной плотвы, Поттер на мгновение растерялся и замолчал, тараща удивленные зеленые глазищи. Ну, точно, как в детстве, такой же несуразный ребенок, не смотря на седые нити в растрепанных волосах и модные квадратные очки, давно сменившие колесообразное чудовище, когда-то сидевшее на его носу.

— А на это будет? — поинтересовался старший Малфой, аккуратно отодвигая в сторону пыхтящего обидой Поттера. Черт побери, ну совершенно не меняется с годами! Победитель Волдеморта, Герой, начальник Аврората на пенсии, орденоносец, и так далее — а лицо несчастное, словно профессор Снейп, упокой Господь его душу, опять назначил несправедливую отработку. Черные брови мохнатыми гусеницами поползли вверх, дужки очков горестно потускнели — ну как удержаться, и не подпустить шпильку, увидев такое? В детстве Драко никогда не упускал возможности царапнуть гриффиндорскую надежду, доводя очкастого недруга до белого каления и получая при этом массу удовольствия. Уж очень занятно выглядел стремительный переход от несправедливой обиды к ярости, когда зеленые глаза, только что подозрительно блестевшие непролитыми слезами, начинали сверкать от злости. Вот эта метаморфоза, вот эта резкая смена эмоций завораживала и заставляла снова и снова бесить низкорослого худенького гриффиндорца. А уж если удавалось спровоцировать еще и на драку…

— Это Альбус придумал, — тут же встрял Скорпи, помешивая вонючую смолу небрежно обструганным ивовым прутиком. Драко осторожно улыбнулся — в голосе сына сквозила плохо скрываемая гордость за друга, сумевшего изготовить какую-то невиданную приманку для плотвы. — И почти никаких магических ингредиентов.

— Ну-ка! — отец юного изобретателя забрал у Скорпиуса палку, осторожно вытащил ее из черной булькающей каши, и капнул смоляную кляксу на широкий лист лопуха. — И как вы собрались эту грязь использовать? В воду выливать? Альбус, если завтра вся рыба всплывет брюхом верх…

— Да вон же! — возмущенно пискнул черноволосый мальчик, зеркально копируя обиженную мимику отца, и ткнул пальцем в черную каплю, прямо на глазах густеющую и собирающуюся в блестящий шарик. — Пять секунд, и можно насаживать. Ну чего ты, пап…

Драко почувствовал себя не в своей тарелке. Альбус Поттер насупился и шмыгнул носом, поглядывая из-под растрепанной челки на Гарри Поттера. Да, нацепить мальчишке круглые очки на нос, нарисовать на лбу шрам, и получится маленькая копия папочки. Нет, у его отца никогда не было хороших оценок по Зельеварению, и вряд ли он смог бы изготовить такую оригинальную и вонючую приманку для рыбы. Да и такого теплого взгляда, обращенного в сторону лучшего друга, тоже никогда не наблюдалось… Так-так…

Между тем, мелкий конфликт в героическом семействе подошел к завершению — поняв, что переборщил с недоверием, Гарри неловко потрепал сына по макушке, явно не зная, как выразить свое сожаление, отошел в сторону и присел на корточки перед большой спортивной сумкой. Повозившись с молнией, он посмотрел на сына, уже оживленно что-то обсуждающего с другом, и поманил Драко к себе, вытаскивая из сумки какой-то странный плоский сосуд. Подойдя ближе и заглянув через плечо довольно сопящего Поттера, Малфой увидел отвратительный глянцевый комок наживочных червей на дне круглой стеклянной банки.

— Чадский трубочник? — разглядывая живое шевелящееся месиво, состоящее из судорожно дергающихся красных хвостов, Драко брезгливо сморщил нос. — Поттер, это же контрабанда.

— Да! — гордо подтвердил хозяин дома, явно приняв беспокойство гостя за восхищение. — Джордж целый фунт отвесил! И совершенно бесплатно…

— Я вижу, что фунт, — Малфой поежился, на минуту представив, что будет с этим озером через год, если хоть один червь улизнет с крючка и выживет в слишком холодной для него среде обитания. Через пару месяцев к озеру будет не подойти, и вообще, придется Поттеру менять место жительства, а Министерству Магии — улаживать конфликт с маггловскими властями, когда по всей округе разлетятся гигантские кровососущие насекомые размером с кулак взрослого мужчины — порождение африканской волшебной фауны. Вот порадуются доктора, ломая голову над странным заболеванием галлюционирующих пациентов, покусанных неведомыми современной науке тварями.

— Поттер, это ведь подсудное дело, — очень трудно было не поддастся искушению и не мурлыкнуть, наклонившись к самому уху рыболова-авантюриста, любовно закручивающего прозрачную крышку банки с наживкой. — Не боишься, что я тебя сдам твоим бывшим коллегам вместе с трубочником? И твоего рыжего шурина тоже, за нелегальный ввоз в страну запрещенных магических животных?

— Ты? — Поттер поднял голову и уставился на Драко округлившимися от удивления глазами. — Нет, Малфой, не сдашь. Вот раньше — мог, а сейчас ты возьмешь вот эту банку и будешь насаживать вот этого червяка на крючок. Или вон того… Короче, выберешь сам, какой больше понравится. И никуда ты заявлять не пойдешь, а пойдешь со мной ловить рыбу.

Драко мигнул и не нашелся, что ответить. Поттер, приняв молчание гостя за согласие, уже вытаскивал из сумки длинный кожаный чехол на черных кнопочках. Увидев в руках соперника щегольский спиннинг в полной боевой комплектации, словно Поттер собрался ловить, по меньшей мере, нарвала, а не плотву, Малфой хмыкнул и сунул руку в карман, доставая свои рыболовные снасти.

— Простой попловочник? — в голосе Гарри послышалось неподдельное изумление, и Драко поздравил себя за еще одну маленькую победу. Черт знает почему, но ему очень нравилось каждый раз удивлять бывшего гриффиндорца. Уж очень искренне распахивались зеленые глаза, а темные губы округлялись буквой «о» — если бы Драко еще в школе знал, что удивленный Поттер выглядит намного забавнее Поттера злого, то половины конфликтов можно было бы избежать. Когда черные гусеницы-брови уползают под лохматую шевелюру, а, обычно плотно сжатые губы, вот так приоткрываются, как у ребенка, застывшего перед богато украшенной витриной кондитерской, хочется… Хочется запустить пятерню в густые непослушные волосы, приподнять их над лбом со знаменитым, давно побледневшим шрамом, растрепать еще больше, стащить с носа маггловские квадратные очки, несильно прихватить пальцами твердый подбородок с еле заметной ямочкой посредине…

— Пап, а палатку ставить будем? — послышался голос Альбуса, и Драко отвернулся, горько усмехнувшись про себя — смешно. А вот его сын совершенно спокойно стоит рядом со своим другом перед кучей одеял и подушек, небрежно сваленных на траве, на законном основании пристроив локоть на острое плечо под широкой мешковатой футболкой. И маленький Поттер иногда автоматически протягивает руку и то поправляет приятелю задравшуюся рубашку, то снимает с волос узкий ивовый листок, то наваливается на плечи, разглядывая что-то интересное в руках Скорпи. И никто их не одергивает, и не говорит о вражде, позоре и дурных наклонностях. И Драко не будет этого говорить. Во всяком случае — не при Альбусе и его отце. Особенно — при последнем.

— Сейчас! — отозвался Поттер, продолжая рассматривать пробковую рукоятку удочки. — Черт тебя дери, Малфой, никогда бы не подумал, что ты притащишь обычный попловочник. Я ожидал увидеть…

— Спортивный спиннинг из какого-нибудь экзотического материала, с серебряными кольцами и золотым вэгглером? — усмехнулся Драко, и не мог сдержать улыбки, когда собеседник чуть нахмурился и прикусил губу. — Что, я угадал?

— Да, с тобой не соскучишься, это уж точно, — парировал Поттер, с сожалением возвращая удочку владельцу. — Притащить в кармане обычное мачтовое удилище… Долго, поди, колдовал, прежде чем уменьшить под размер кармана, а?

— Ну, в школе у меня были прекрасные оценки не только по Зельеварению… — мило улыбнулся Малфой, и тут же засмеялся, получив несильный тычок поддых. — Потти, ну извини, если мои успехи в колдовстве так сильно ударили по твоему самолюбию, я не знал, что уменьшение предметов для тебя — запредельная ступень магии.

— Позубоскаль тут, — улыбнулся в ответ Поттер, и сразу пошел в наступление. — Ну, если ты такой великий волшебник, то прошу! — он широким жестом указал на кучу барахла, возле которой топтались мальчишки, уже сооружая себе удобное лежбище из подушек и пледов. — Палатка на тебе, можешь блеснуть талантом, публика заранее в восторге.

И публика, в основном, ее молодая часть, действительно осталась довольна, — подогреваемый снисходительной ухмылкой главного рыболова, Драко расстарался вовсю. Не палатка, нет. Высокий просторный шатер из плотной ткани. Решив еще раз удивить хозяина, Драко припомнил старые восточные сказки, которые он читал сыну в детстве. Скорпи заслушивался историями про джиннов, злых Магрибских колдунов и прекрасных пэрри; засыпал, привалившись к плечу отца, и его приходилось нести на руках в кровать, к явному неудовольствию деда, считающего, что любимому внуку нужен жесткий режим.

«Набалуете мальчишку, потом же сами горя хлебнете, — недовольно говорил отец, и морщился, когда мама, утомившись слушать упреки насчет воспитания любимого внука, совала ему в руку стаканчик с зельем. — Нарси, убери эту гадость, и не мешай мне разговаривать с сыном! Между прочим, мы его тоже избаловали, и чем все обернулось?» Мама только качала головой и с сочувствием смотрела на Драко, упорно делающего вид, что он не слышит очередную воспитательную речь, которую покойный отец заводил при каждом удобном случае.

Поттер вошел внутрь палатки, огляделся по сторонам, посмотрел на Альбуса и Скорпи, уже затеявших шуточную драку цветастыми шелковыми подушками, разноцветным ворохом разбросанными по всему шатру, глянул себе под ноги и смущенно отступил назад. Драко опять засмеялся — интересно, как Поттер умудрился работать аврором, если по его лицу можно читать без всякой легилименции?

— Потти, снимать обувь не обязательно, это все равно не настоящая шкура, — Малфой присел на корточки и погладил ладонью теплый оранжево-черный мех. — Хотя, согласен, из твоего драного пледа изобразить что-то более выразительное было сложно.

— Выпендрежник, — буркнул уязвленный Гарри, осторожно просовывая ступню в оскаленную тигриную пасть, ровно между длинными желтоватыми клыками. — Еще бы белого медведя наколдовал.

— Могу и медведя, но это не будет вписываться в восточный стиль, — менторским тоном сообщил Драко, и тут же добавил, заметив насмешку, мелькнувшую в зеленых глазах. — Даже могу мертвого гиппогрифа изобразить, но памятуя о твоем сентиментальном отношении к детским воспоминаниям…

— Ну, хватит! — не выдержал Поттер, метнув в гостя испепеляющий взгляд. — Хватит дурака валять. Мы тут рыбу ловить собирались, а не дизайнерское шоу устраивать. Ал, поставь мангал на место, еще не хватало тут спалить все к троллям!

Рыбу они ловили почти до темноты. Поттер выпендривался, шикал на мальчишек, устроившихся в нескольких метрах дальше по берегу, как заправский рыбак поплевывал на красного глянцевого трубочника, извивающегося на крючке, элегантно сматывал леску, снова забрасывал и надолго застывал на месте, стоя по колено в мутной от поднятого ила воде. Драко тихонько хихикал себе под нос, снимая с крючка очередную бьющуюся серебряным телом рыбку, и иногда заглядывал в ведро соседа, беся его сверх всякой меры, чтобы подсчитать улов. Три маленьких плотички и один губастый окунь. Не густо.

— Не нервируй меня, хорек! — прорычал Поттер, когда Драко в очередной раз склонился над ведром, демонстративно загибая пальцы. — Следи за своим поплавком, а тут крутиться нечего!

— Спокойно, Потти. — ухмыльнулся Малфой и мило улыбнулся взбешенному рыболову. — Животный мир очень тонко чувствует негативное настроение волшебника. Вокруг тебя уже искрит, магию придержи, а то разнесет на атомы.

Аврор-рыболов прорычал что-то неразборчивое, и снова мстительно плюнул на наживку. Драко пожал плечами и вернулся на свое место — сам он выпросил у мальчишек несколько вонючих шариков «смолы», проигнорировав контрабандных червей, и в его ведре уже плескалось штук шесть отборных окуней. А у Альбуса и Скорпи улов перевалил за десяток рыбин, каждая размером с ладонь — младший Поттер, оказывается, действительно не просто так в библиотеке просиживает. Хороший мальчик.

На озеро опустились сумерки, и Драко поежился — у воды становилось прохладно. Альбус и Скорпи давно уже смотали удочки, похвастались уловом перед окончательно помрачневшим родителем, выпустили рыбу в озеро и вернулись к шатру, вытащив наружу изящную медную жаровню, украшенную затейливым орнаментом и незаслуженно оболганную гриффиндорским неучем. Везунчики. Сидят на красных мягких пуфиках, болтают, уплетая бутерброды, греют руки над бордовыми углями, тычут пальцем в небо, угадывая медленно появляющиеся бледные звезды

— Малфой, ты особенно не радуйся. — Поттер с независимым видом подошел к Драко, занятого сматыванием лески, встал за спиной и с грохотом плюхнул в траву пустое ведро. — Сейчас быстро перекусываем, отвязываем лодку и на тот берег!

— Думаешь, там твоих африканских монстров оценят? — Драко методично пересчитал свой улов, с видом фокусника достал из кармана заранее припасенный для такого случая маленький блокнотик и сделал в нем пометку, не замечая оттопыренную нижнюю губу соперника. — Потти, я, как тебе известно, человек требовательный, и привыкший к комфорту… Да, судя по твоей вытянувшейся физиономии, ты об этом прекрасно помнишь. Так вот, становится холодно, и я не хочу простыть, тем более что…

— Не волнуйся, Малфой, не простынешь. — Поттер как-то нехорошо усмехнулся, и точно с таким же видом заезжего факира выудил из кармана маленький флакончик, на глазах превратившийся в здоровенную бутыль огневиски. — Прекрасное согревающее зелье. Так что, не занудствуй, а готовься к проигрышу.

* * *

Жаровня оказалась красивой, но бесполезной штуковиной, практически не дающей тепла. Красно-черные угли вспыхивали и гасли за витой решеточкой, иногда выбрасывая вверх короткое бездымное пламя, и тогда палатка озарялась густыми бордовыми всполохами. Скорпи казалось, что он уснул и попал в книжку, которую папа читал ему в детстве. Если долго смотреть на переливы оттенков алого и черного в центре подернутых серым пеплом углей, то можно представить, что вокруг не Англия, а пустыня в центре Азии, и за плотной хрусткой тканью шумят не ночные деревья, а песок, сползающий с гребня дюны.

Альбус даже в условиях «дикой природы» остался верен себе. Стоило обоим родителям уйти к дальним мосткам (мистер Поттер буркнул что-то насчет талантов сына, еще раз неловко потрепал Ала по голове и прихватил с собой котелок с остатками наживки, спрятав подальше банку с загадочными червями, не оправдавшими ожиданий), как приятель умчался в дом. Вернулся он оттуда с огромной книгой подмышкой, старым театральным биноклем, судя по объяснениям — подарком покойного дедушки, и целым пакетом разных сладостей, оставленных для него матерью. Соорудив на тигриной шкуре импровизированное ложе из всех имеющихся в наличии подушек, друзья долго листали книгу, оказавшуюся атласом звездного неба, сравнивая бумажную копию с бескрайним лилово-чернильным оригиналом, раскинувшимся над головой. Разглядывая молочные брызги звезд в треугольном проеме откинутого входного полога, они лопали маленькие кремовые пирожные, листали атлас, натягивая на озябшие плечи пестрое теплое покрывало, болтали, и прислушивались к отдаленному плеску весел — мистер Поттер действительно не шутил насчет противоположного берега.

— На том берегу вообще ловиться сейчас не будет, — Альбус зевнул и уютно привалился виском к плечу приятеля, вытаскивая из пакета еще одно пирожное.

— Почему? — Скорпи осторожно стер в носа друга белый мазок сахарной пудры и засмеялся, когда Ал смешно скосил глаза, следя за его рукой.

— Потому что погода меняется. — на этом загадочном утверждении тема рыбалки была закрыта.

В итоге Ал задремал, подвернув под живот подушку и устроившись щекой на плече друга. Скорпи осторожно вытянул из рук приятеля гладкие листы книги; стараясь не шуметь завязал пакет с пирожными и задернул полог, подцепив ткань кончиком удочки, оставленной у входа. В палатке стало сразу намного теплее и уютнее. По стенам, слегка шевелящимся на ветру, бродили красно-оранжевые пятна, Альбус повернулся на другой бок, натягивая на плечи покрывало, и Скорпи, обняв друга за талию, сунул замерзший нос в черные теплые волосы, пахнущие карамелью.

Альбус то вздрагивал во сне, то принимался что-то бормотать под нос, то замерзал, еще больше прижимаясь спиной к другу, то забавно причмокивал губами, и через полчаса Скорпи понял, что спать он не в состоянии. В голове некстати закрутились вчерашние фантазии, так похожие на сегодняшнюю реальность, обрывки разговоров с отцом и клятвенных обещаний не смущать друга. И невнятные, но такие успокаивающие мысли о том, что во всем виноват Джеймс со своими настойчивыми нежностями, к которым Скорпи уже начал привыкать, и теперь, лишенный возможности сбросить напряжение, он вынужден…

Альбус легко вздохнул во сне и передернул худыми плечами, в поисках тепла подтягивая руку приятеля повыше, и Скорпи решил рискнуть. В конце концов, ну неужели ему померещилось в прошлый раз когда… Когда пахнущие медом ладони скользили по розовой разогретой коже, он же прекрасно видел сквозь рваные черные пряди волос густо покрасневшую щеку, видел дрожащие ресницы, слышал, как Альбус задерживает дыхание и тихонько вздрагивает, зажмуривая глаза… И то, как друг смутился, увидев оттопыренные шорты Скорпи, которые тот безуспешно пытался прикрыть краем футболки. И пахло тогда, пахло…

— Медом… — пробормотал Ал во сне, засовывая озябшую ладонь под подушку.

Скорпи коротко вздохнул и закрыл глаза, положив ладонь на расслабленный живот друга. Вот именно, медом пахло. И карамельной ванилью, мятной пастой и чистотой. Но тогда он не мог засунуть руки под живот, и не мог потрогать подушечками пальцев, ставшими слишком чувствительными, тонкие волоски, сбегающие от пупка вниз, под пояс джинсов. И сам пояс, и ремень — гладкий, с острым краем обрезанной кожи, с нагревшейся металлической пряжкой, с узкими перемычками грубых на ощупь джинсовых шлёвок. А если немного сдвинуться вниз, то под пальцем звякнет медная, да, Скорпи прекрасно помнил, именно медная собачка молнии.

Друг шевельнулся, чуть разворачиваясь на боку, словно специально давая возможность пальцам Скорпи скользнуть под задравшуюся футболку. Ну совсем чуть-чуть, просто прикоснуться, просто чтобы узнать, что на груди Ала кожа безволосая и очень гладкая, не такая как на животе, и ребра даже можно почувствовать, если провести ладонью снизу вверх. И мягкий бугорок соска, обвести кончиком пальца ареолу, и испуганно задержаться, почувствовав, как тоненькая кожа прямо под рукой собирается мелкими морщинками и трещинками, твердеет, приподнимается…

— Мне так щекотно… — раздался шепот прямо над ухом, и Скорпи окатила волна паники, когда, подняв голову, он встретился взглядом с глазами друга. Он судорожно сглотнул, не зная что сказать, чувствуя себя полным идиотом — пальцы продолжали сжимать затвердевший кусочек плоти, а язык прилип к небу, отказавшись выручать хозяина, попавшего в такую двусмысленную ситуацию.

И как ни странно выручил его сам Альбус. Друг еле слышно вздохнул, прикусил полную вишневую губу, откинулся обратно на подушку и вдруг самостоятельно задрал футболку под горло и зажмурил глаза, загораясь жарким румянцем. В красноватом тусклом свете Скорпи разглядел свою неправдоподобно белую ладонь на фоне смуглой груди, и то, что он тискал все это время — темно-коричневую напряженную изюминку, точно такую, как представлялось. Альбус повернулся на спину, вытянул вперед руку и как слепой зашарил в воздухе, так и не открывая глаз. Когда его пальцы наткнулись на мягкие светлые волосы, Скорпи громко зашипел — ладонь друга сжалась, сгребая легкую шевелюру в пятерню. Малфоя потянули, потащили за волосы вперед, другая рука неловко вцепилась в рукав рубашки, рванув до треска на швах, притягивая еще ближе.

Губы у Альбуса оказались мягкими и податливыми, совсем не такими, как в прошлый раз. Теперь Скорпи изумленно распахнул глаза, почувствовав почти укус в язык — друг, или, уже любовник, с неожиданной злостью накинулся на его рот, прихватывая зубами, до боли втягивая нижнюю губу, настойчиво и грубо надавливая ладонью на затылок. Происходило что-то неправильное, что-то было не так, и услышав сдавленный истерический всхлип Скорпи все понял.

— Ал, стой… Подожди… Да погоди ты! — с трудом вырвавшись из цепких рук, продолжающих дергать ткань рубашки, Скорпи отпрянул назад и сел на шкуре, среди россыпи пестрых подушек. — Успокойся, черт тебя побери!

— Что не так? — Альбус приподнялся на локтях, и Малфой скрипнул зубами с досады. Ну не правильно это, вот так как сейчас! Растрепанные сильнее обычного, отросшие черные волосы, ходящий ходуном живот под задранной до подмышек футболкой, красный, вульгарно припухший рот — и ни капли возбуждения в глазах. Страх, упрямство, глупое стремление кому-то что-то доказать, но не желание.

— Ты ж не хочешь! — зашипел Скорпи, уже привычно оттягивая вниз рубашку, прикрывая вздувшийся бугор в джинсах. — Я не… Не буду я, если ты не хочешь! Я тебе что, этот, что ли?… Не буду, короче.

— Я хочу. — Альбус по-бычьи опустил голову и сердито глянул на приятеля из-под челки, вспыхивающей алыми и бордовыми бликами. — Хочу.

— Врешь. — идиотский разговор, идиотский вечер, идиотская идея потискать друга, воспользовавшись его сонным состоянием. — Ты боишься! И не хочешь. Чего ты доказать пытаешься? Эксперимент проводишь? Я тебе не пикси лабораторный.

Альбус насупился и отвернулся, почесывая голый живот. Скорпи потянул на плечи покрывало — не смотря на горящее стыдом и возбуждением лицо, все тело сотрясалось в ознобе, словно это не друг, а он сам сейчас собирается… А что собирается? Лишиться невинности? Попробовать первый секс? Повалять дурака, поиграть, чтобы утром с милой извиняющейся улыбочкой заявить: «я не гей»? Злость на приятеля медленно проходила, выталкиваемая огромным разочарованием и тоскливым пониманием — ни черта у них не получится. Никогда Скорпиус Малфой не пойдет по пути Джеймса Поттера, пользуясь слабостью или наивностью другого человека. Лучше сейчас плюхнуться прямо в одежде в ледяную воду озера, сбрасывая ненужное возбуждение, замерзнуть до судорог, до побелевших губ, до сморщенных кончиков пальцев, чем… вот так!

— Просто покажи мне, ладно? — Альбус тихонько вздохнул и хмуро посмотрел на приятеля, уже готового умчаться на край света, подальше от соблазна. — Ты можешь просто мне показать, как это? Просто покажи.

— Чего показать-то? — еще больше взвился Скорпи, теряя последние остатки сдержанности. — Экспериментатор хренов, члена живого не видел? Да на, смотри!

Он со злостью отшвырнул в сторону покрывало, зазвенел пряжкой ремня, путаясь в петлях и пуговицах, рванул ширинку и Альбус вытаращил глаза, уставившись на длинный твердый орган, торчащий из облачка золотистых волос.

* * *

Ну, естественно, хорек устроился с максимальным комфортом — тут же превратил неудобную узкую лодку в некое подобие надувного понтона.

— Старость — не радость, Поттер. — сообщил он, устраиваясь в центре бывшей лодки, и приглашающее похлопал по упругой резиновой поверхности надувного чудовища. — Присаживайся, чувствуй себя как дома.

— Ну, ты нахал, — Гарри погладил теплый глянцевый бок понтона и усмехнулся — потомственный аристократ не поленился изобразить даже нечто похожее на внутренний подогрев. — Боишься старый зад застудить?

— А как же, — седой хорек улегся на спину, с удовольствием потянулся, заняв в длину всю «лодку» и, не глядя, протянул руку. — Где там твое мерзкое пойло, давай сюда.

Они пили молча, по очереди прикладываясь к стеклянному горлышку — почему-то Малфой не стал наколдовывать стаканы, а Гарри это и в голову не пришло. Драко пил осторожно и мало, долго держал бутылку в руках, долго смаковал резкий напиток с привкусом ячменного солода, пялился на противоположный берег, смотрел на звезды и не торопился забрасывать удочку. В конце концов, Гарри это сделал за него — не обращая внимания на насмешливый взгляд, насадил вонючий шарик на крючок и забросил в воду, недалеко от своего спиннинга.

Малфой только фыркнул и перевернулся на живот, пробормотав согревающее заклинание, накрывшее понтон теплым вязким колпаком.

— Надеюсь, они купаться ночью не полезут… — сказал Гарри, имея в виду детей. Сказал просто так, чтобы хоть что-то сказать. Уж очень непривычным было уютное молчание, опустившееся на берег. Вот поди ж ты, он и представить не мог, что с Малфоем, с противным, гадким, подлым, вражеским Драко Малфоем может быть приятно не только соревноваться, а просто молчать, валяясь на теплой прорезиненной надувной ткани, уставившись в темное небо, слегка покачивающееся над головой. И не понятно, почему покачивается — то ли из-за виски, толи из-за теплого трепетания прозрачного согревающего купола.

Но Малфой почему-то разволновался, сел и уставился на противоположный берег, туда, где тускло мерцала палатка с мальчишками, похожая на гигантского красного светляка, спрятавшегося среди чернильных пятен деревьев, сливающихся с ночным небом.

— Поттер, а странно все-таки, что они подружились, а?

Гарри пожал плечами. Ничего странного в дружбе Альбуса с маленьким хорьком он не видел. Ну, подружились, не дерутся, не враждуют — так хорошо же. Хотя, судя по тону, Драко говорил о чем-то другом.

* * *

Оказалось, что надо было всего лишь закрыть глаза, чтобы перестать бояться, и все сразу встало на свои места. Ощущения, не подкрепленные зрительными образами, моментально сделали свое дело — Альбус медленно расстегнул джинсы, поймал узкое, прохладное на ощупь запястье, и потянул его вниз. В темноте стащить штаны оказалось намного проще, и намного проще было самому провести рукой по животу, и, наткнувшись ладонью на горячее, твердое и чуть влажное — не отдернуться испуганно, а осторожно сжать, погладить; спустившись вниз, осторожно подхватить снизу округлые и тяжелые яички... И мысленно обозвать себя трусом и нервной девчонкой на первом свидании.

Где-то слева раздался тихий выдох, зашевеливший волосы на голове — Скорпи. И еще один, когда Ал нетерпеливо провел ладонью по гладкому и твердому. Только теперь намного ближе, так, что теплым дыханием, как ветром, обдало щеку. Друг больше не сердился, позволив Альбусу заняться «экспериментом», как он сам это назвал. Ну, пусть думает, что эксперимент, опыт, практическая работа, пусть думает что хочет, тем более, что со стороны, наверное, так и выглядит. Но хотелось, хотелось, очень хотелось наконец-то… И все эти посиделки в библиотеке, и прикосновения, и слова, и взгляды — такие же, как и раньше, но теперь все наполнилось другим смыслом, не столько дружеским, сколько… чувственным. И уже не казалось смешным или глупым, хотя еще совсем недавно... И когда отношение начало меняться, Ал тоже не помнил — может, это началось, когда друга начали уводить, отвлекать, оттаскивать; а может после того случая с мазью; или, когда подлые лесбиянки бросили возбужденного читателя наедине с его фантазиями.

— О, господи, не спеши… — выдохнуло теплым ветром в макушку, и Альбус послушно ослабил хватку, почти прекратив движение рукой. На минуту представилось, как это выглядит со стороны — темная палатка, освещенная пошлым красным светом, он сам, спиной на тигриной шкуре со спущенными до колен джинсами и задранной футболкой, с узкой прохладной ладонью друга на глазах. И Скорпи — провести руками по худым сильным ногам сверху вниз и обратно — стоит над ним на коленях, и ему, наверное, тоже неудобно в приспущенных штанах. Острый край пряжки царапнул кожу, и Ал решительно сунул большие пальцы за пояс, потянув вниз чужие джинсы — ну хватит игр, ничего он уже не боится.

* * *

Чего он совершенно не ожидал, так это новой вспышки упрямства. Поморгав, Альбус медленно отвел глаза от распахнутой ширинки друга, вызывающе выдвинул челюсть и закопошился на шкуре, деловито расстегивая ремень, приспуская до колен штаны вместе с бельем, заставив приятеля шумно вздохнуть при виде полу-напряженного темного органа, лежащего на бедрах — ничем не уступающего размерами старшему брату. И опять улегся на спину, полыхнув бордовыми щеками. Да еще схватил Скорпи за руку и накрыл его ладонью глаза, отсекая от себя реальность.

— Хочу! — буркнул, как приказал. Ну и что прикажите делать? Разлегся, раскрылся, заголился как… Скорпи дернулся от неожиданности, когда смуглая ладонь прошлась по животу, на мгновение нерешительно остановилась, наткнувшись на возбужденное препятствие, и вдруг сильно обхватила член. Даже смешно стало — как за дверную ручку схватился. Дурачок испуганный, ну что вы за народ такой — Поттеры? Упрямцы, глупые наивные герои, умилительные в своей решимости все доводить до конца.

— Не спеши… — голос подвел, сорвался, вместо нормальных слов выдавилось что-то похожее на сиплое задушенное карканье. Нет, слишком быстро — Скорпи чуть отодвинулся, почувствовав, что если смуглые пальцы будут продолжать в том же духе, то все закончится раньше, чем хотелось бы. И не в физическом удовольствии дело — слишком сильно ударил в висок тяжелый горячий коктейль эмоций и переживаний, в котором было намешано чересчур много ингредиентов. И страх, и отчаяние, и нежность, и возбуждение — огромное и неотвратимое, как чернильное небо, забрызганное молочными каплями звезд, и желание поверить в то, что это происходит на самом деле, и сомнение, и снова по кругу…

И когда Альбус вдруг отвел его руку, дернул вниз джинсы, толкнул на спину, наваливаясь сверху — Скорпи уже не мог сдерживаться. Друг вздрогнул всем телом, обернувшись назад, когда белые ладони сильно сжали ягодицы, почти до крови впиваясь ногтями в смуглую кожу.

— Черт… — выдохнул Ал. И уткнулся лицом в тонкую шею, прерывисто сопя в ухо, и без того оглохшее от двойного стука сердец, от оглушающего звона и лязганья пряжек ремней, рваным ритмом бьющихся друг об друга, от болезненного упрямого мычания, когда мокрые от слюны пальцы с силой продавились внутрь. Воздуху не хватало — бордовые угли, страшные раскаленные камни выжгли последний кислород, наполнив легкие густым кроваво-красным жаром, от которого пересохшие рты вместо поцелуев могли только жадно открываться, давясь одним дыханием на двоих. Скорпи цеплялся за худенькие скользкие плечи, приподнимал бедра, усиливая и без того до боли тесный контакт между грубо трущимися членами, скреб ногами в запутавшихся штанах по оранжево-черному меху, ловил и прикусывал зубами потрескавшиеся темно-вишневые губы. И уплывал, еле сдерживая напряжение, умирал от восторга, чувствуя, как непривычная сдавливающая теснота вокруг пальцев медленно расслабляется, пропуская его глубже.

Вдруг Альбус приподнялся на локтях, не прекращая движения, закатил под веки черные жуткие глаза без зрачка, и Скорпи взорвало изнутри трудным болезненным оргазмом, разорвало в пыль, в труху, в молочные звездные брызги, когда на живот плеснуло горячее, и чей-то смутно знакомый голос пробормотал странную абракадабру:

— Все же бисексуал…

* * *

Откуда в плотной ткани шатра образовалась маленькая дырочка, было не понятно. Может, она была с самого начала, а может быть к утру волшебство стало понемногу рассеиваться, и наколдованная ткань разъехалась в месте крепления, и теперь в пышных красных складках появилась крошечная прореха. Почувствовав на лице тепло солнечного луча, Альбус сморщил нос, повертел головой, пытаясь уйти от источника света, и, наконец, открыл глаза.

Похлопав ресницами, он зевнул, пошевелил пальцами ног и удивился — тело было спеленато в плотный кокон, так, что даже колено не согнешь. Приподняв с подушки голову, Ал оценил гору пестрого тряпья, наваленного сверху, и сунул руку под спину, вытаскивая что-то твердое, больно вдавившееся в поясницу. Это оказался брючный ремень. Оценивающе покачав на ладони металлическую пряжку, теплую и тяжелую, Альбус снова взглянул на свои ноги. Сбившееся покрывало, яркая наволочка, сползшая с какого-то пуфика, несколько подушек, и как апофеоз безобразия — белые тонкие трусы, обмотавшиеся вокруг щиколотки. Не опознав в куске материи принадлежащий ему предмет нижнего белья, Альбус осторожно сдвинул в сторону руку Скорпи, тихо, стараясь не шуметь, сел на шкуре, и начал выпутываться из вороха разнообразного барахла.

Он даже заботливо разобрал одежду, отделив друг от друга две пары джинсов, скрутившихся штанинами в какой-то немыслимый клубок, все аккуратно сложил стопкой рядом с их импровизированным ложем, и лег обратно на подушки, устраиваясь на спине. Скорпи тут же занял исходное положение — головой на плече друга, рука легла поперек живота, нога примостилась на бедро. По-хозяйски так. Альбус еще раз зевнул, автоматически поглаживая ладонью худую прохладную спину с круглыми выступающими позвонками, почему-то на ощупь напомнившими ему драконий хребетик, хотя спину дракона он никогда не щупал. Они что, так и проспали всю ночь в обнимку, как парочка из любовного романа? Скользнув по спине приятеля чуть ниже, он слегка подвинулся, давая Скорпи возможность прижаться еще крепче — ага, именно так и спали. Притом, абсолютно голыми. Вот почему столько шмоток сверху — холодно было, тем более что угли жаровенки к утру умерли окончательно, подернувшись серым пепельным налетом.

— Привет, — хрипло пробормотал Скорпи, и Альбус послушно отозвался, продолжая изучать высокий резной столб, установленный в центре палатки:

— Привет.

Друг приподнялся на локте, рассматривая лицо любовника внимательными усталыми глазами. Альбус скользнул взглядом по растрепанным светлым волосам, по губам, бледным и сухим, отметил жест руки, заправляющей за ухо длинную челку, и привычно улыбнулся приятелю, мысленно решая задачу мирового масштаба — так все таки, дырка в пологе была с самого начала, или образовалась только к утру? Ни о чем другом сейчас почему-то думать не хотелось.

— Ал, ты в порядке? — с непонятной тревогой спросил Скорпи, и Альбус задумался. Да, конечно, он в полном порядке. Ну, если не считать несильного жжения между ягодицами, которое, наверняка, пройдет уже к вечеру. А можно еще взять в родительской аптечке какое-нибудь зелье, тогда еще до обеда все пройдет.

— Альбус… — лохматая белая челка защекотала лицо, сухие губы царапнули щеку, Альбус рассеянно погладил друга по затылку. Нет, а все же — неужели мистер Малфой допустил промах, когда колдовал? Торопился, что ли? Да нет, не может быть. Наверное, слишком сильное натяжение ткани в месте крепления привело к тому, что…

— Все нормально? — опять спросил друг, и Альбус напрягся, сам не зная, почему. Странный тон, сдержанный и холодный, как сквознячок, проникший под покрывало, когда Скорпи навис над ним на вытянутых руках. Да, все нормально. Во всяком случае, Альбус Северус Поттер теперь точно знает, что он бисексуал, а никакой не натурал. И нечего было читать всякие энциклопедии, проходить дурацкие тесты и переживать. Вспомнив то, что произошло ночью, он мысленно пожал плечами — ну да, он занимался сексом со Скорпи, это было здорово, и то, что с утра не возникло непреодолимого желания утопиться в озере, говорит о том, что все произошедшее — нормально. Для него, с учетом ориентации — нормально. Значит можно больше об этом не думать, а принять как факт. И повторить, когда захочется. И вообще, чего они раньше-то этого не делали? Давно надо было…

— Понятно, — криво улыбнулся Скорпи, еле заметно дрогнув уголками губ. Легко оттолкнулся руками, сел среди подушек, почесал «драконий хребетик» позвоночника, и, встав на четвереньки, потянулся к своей одежде.

— Ты куда? — удивился Альбус, наблюдая, как друг аккуратно и сосредоточенно застегивает пуговицы рубашки. От спокойного утреннего настроения не осталось и следа — Скорпи встал и запрыгал на одной ноге по шкуре, натягивая трусы. Вроде бы ничего не происходит, но Ал почувствовал, что по всему телу пронеслась волна мелких нервных мурашек — друг отворачивал в сторону бледное лицо с темными кругами вокруг заблестевших глаз, на Альбуса не смотрел, и быстро одевался.

— Пора уже… — невнятно пробормотал он, расправляя сложенные джинсы. — Да и твой отец с моим скоро вернутся…

И сел опять спиной, продолжая одеваться, словно за ним гонится стадо взбесившихся грифонов. Альбус занервничал — друг был чем-то расстроен, или обижен, или разочарован, а чем — непонятно. И как исправить положение, Ал понятия не имел. Только чувствовал, что дело именно в нем — это он, Альбус, что-то сделал не так, чем-то обидел приятеля, продолжающего отворачивать лицо, зашнуровывая кроссовки. Да что он сделал то?

— Скорпи.

Но друг уже ловко собирал в кучу рассыпавшиеся подушки, растаскивал по углам круглые пуфики и длинные валики, похожие на разноцветные сардельки, завязал узлом мешок с остатками пирожных, к утру превратившихся в сладкую труху, и молчал, быстро придавая палатке первоначальный вид.

— Ты встаешь? — спросил Скорпи, берясь за край скользкого шелкового покрывала, и наконец-то поднял голову. Альбус увидел розовые, как у кролика, веки, такие же розовые неровные пятна на бледных щеках, тонкие губы, и глаза — не привычно голубые, а светлые, почти серые, вылинявшие и пустые. Ну совершенно как у мистера Малфоя. И от вида этих пустых бесцветных глаз на фоне нездорового румянца, от вида плотно сжатых твердых губ и аккуратно приглаженных волос, еще несколько минут назад беспорядочно и игриво торчащих во все стороны, Альбусу стало тоскливо и страшно.

* * *

Он еще никогда так не мерз. Ванную заволокло душным тяжелым паром, Скорпи сидел под горячими струями, положив подбородок на колени, мелко дрожал и никак не мог согреться. А еще он ужасно хотел спать. И спать он хотел дома, в Малфой-Мэнор, в собственной кровати, казавшейся сейчас самым уютным и спокойным местом на земле. И хотел попросить отца подумать насчет перевода в другую школу. Учиться же можно и в Дурмстранге, а не только в Хогвартсе, правда же? А еще он смертельно устал от каникул, лета и всей этой истории. И от Поттеров тоже устал.

Оказалось, что сегодняшнее утро не шло ни в какое сравнение с пережитым насилием. Тогда эмоции были простые и понятные — страх, боль, отвращение, злость, и сперва жгучее, а потом вполне осознанное и холодное желание отомстить. И ведь если бы не волшебное вино и разговор с отцом — Джеймс бы сейчас медленно умирал в одной из палат Мунго, а не болтался по Румынии. Черт с ним, пусть болтается, Скорпи еще той ночью, напившись вина, честно признался себе и отцу, что тоже виноват в случившемся не меньше тролля. И да, провались все на свете, ему действительно нравится трахаться со старшим братом Альбуса, и никакой злости или ненависти к нему он уже не испытывает. Привык, может быть, даже чуть-чуть привязался к этому туповатому верзиле, имеющему привычку щекотно бормотать на ухо всякую нежную чушь. Совсем не обязательные и часто раздражающие слова, но сейчас Скорпи очень хотел услышать хоть что-нибудь хорошее. Что он теплый, что у него мягкие легкие волосы, что он похож на золотое нежаркое солнце, и что он самый замечательный на свете, и главное — что он нужен! Нужен до дрожи, до горького кома в горле, до желания, наплевав на все, устроить сумасшедший крышесносный секс где угодно, хоть в гостиной, хоть в столовой, хоть перед родителями, настолько сильно его хотят.

— Сентиментальный слезливый пидор… — пробормотал Скорпи, обращаясь к своим коленям и обхватил дрожащие плечи руками. — Баба и тряпка.

Как ни странно, но злые и обидные слова его отрезвили. Озноб прошел, Скорпи выключил воду, вышел из ванной, выпустив в комнату порцию влажного пара, долго копался в шкафу, выбирая одежду, долго приглаживал перед зеркалом волосы, заткнув истерящее раненое самолюбие. Ничего не случилось такого, к чему он не должен был быть готов. С чего это Альбус должен был повести себя иначе? Не отпихнул, не ударил — уже хорошо, уймись, Малфой, и заруби на своем остром семейном носу простую истину — не всякий Поттер падок на твою великолепную внешность.

Скорпи зло хмыкнул, уставившись на отражение «великолепной внешности» — из зеркала, покрытого капельками влаги, на него смотрел бледный строгий мальчик. Очень аккуратный, гладко причесанный, сурово поджавший розовые губы, и с очень серьезными голубыми глазами. Хоть портрет пиши и вешай куда-нибудь в коридор одной из верхних галерей поместья. И подпись, большую, и непременно гравированную на золотой табличке — Малфой, которого отшил Поттер. Нет, не в галерею — в гостиную, над камином, в назидание потомкам. Лопух, дурак и идиот, за полтора месяца в чужом доме умудрившийся наворотить столько глупостей, которых иному человеку, при скромном пользовании, хватило бы до конца жизни. Дедушка, наверное, в гробу переворачивается. Как бы не заявился в виде призрака… Скорпи нервно дернул щекой — выслушивать от дедушкиного приведения нотации он совершенно не хотел. Надо будет его портрет убрать из спальни, то-то дед в прошлый раз был так молчалив — наверняка уже в курсе похождений любимого внука.

Ладно, ныть и жаловаться не имеет смысла, пора делать приветливое лицо и спускаться вниз — разговаривать с отцом, улыбаться мистеру Поттеру, идти и общаться с Альбусом, так и не понявшем, почему приятель почти сразу умчался в дом, ничего не объяснив. Ну, мистер Поттер наверняка ничего не заметит, а вот обмануть отца вряд ли удастся.

Скорпи вздохнул, швырнул расческу под зеркало, и открыл дверь. Ровно за тем, чтобы споткнуться об вытянутые ноги сидящего на полу Альбуса.

— Здорово… — выдал друг нелепое приветствие, словно это не он проснулся час назад со Скорпиусом под одним покрывалом. — Я тут… Ну, в общем… Ты поговорить не хочешь?

— О чем? — младший Малфой покачался с пятки на мысок, пока приятель неловко поднимался на ноги — нет, ну действительно, о чем еще говорить-то? И что-то подсказывало, что Ал совершенно не догадывается в чем дело. Сейчас начнет извиняться, по-щенячьи заглядывая в глаза, будет умолять объяснить в чем его вина, еще больше усугубляя ситуацию. Глупенький, наверняка решил, что сделал что-то не так, или был недостаточно хорош, или что-то в этом роде…

— Вообще-то, ты прекрасно знал, что я ничего не умею! И нечего было такое лицо делать… Мне что, нужно было в Лютный переулок сходить, опыта набраться? — сходу брякнул Альбус, заливаясь смуглым румянцем, и Скорпи мысленно кивнул — ну, точно, именно это он и решил, и разговор сейчас пойдет по давно известному сценарию. Друг с легкостью взял всю вину за неудачное утро на себя, и теперь придется его утешать, успокаивать, уверять, что дело вовсе не в его неопытности, и что все было прекрасно… Черт, ну почему на каникулах нельзя колдовать — одно заклинание, стирающее память, и можно было бы общаться как раньше.

— Ал, давай потом... Как нибудь... потом про это поговорим... — Скорпи решил сделать отчаянную попытку соскользнуть с неприятного разговора, или хотя бы оттянуть неизбежное. — Все нормально, я всем доволен, не в этом дело, просто…

— Просто не надо было дружбу портить, да? — Альбус сдвинул брови и колупнул ногтем краску с дверного косяка. — Не надо было это все…

— Да, наверное, не надо, — выдохнул Скорпи. Вот именно, черт возьми, не надо было — приятель озвучил именно то, что с самого утра сидело в голове, и что он сам очень не хотел произносить вслух. Нужно было поменьше фантазировать. Не нужно было тешить себя глупыми мечтами, и не стоило возлагать надежды на возможную ориентацию друга. Вот она, ориентация во всей своей красе — стоит, и сердито отколупывает со старой деревяшки кусочки белой краски, роняет невесомые пластинки под ноги, дрожит ресницами, и не знает, что сказать, и не понимает, каково Скорпи от этого непонимания. И что толку? Друг попробовал, ему даже, судя по всему, понравилось, но не загорелось, не вспыхнуло… Эксперимент, проба… И Альбус честно об этом сказал. И не его вина, что кое у кого слишком богатое воображение, и этот кое-кто готов принять любопытство новичка за зарождение совсем другого интереса.

— Давай, все таки, потом... — взмолился Скорпи, чувствуя, как голос срываться в горячий болезненный хрип — для завершения такого «впечатляющего» утра осталось только разреветься как в детстве, когда он разбивал коленку или падал с лошади. «Брызнуло из глаз, и хватит! — повторял дедушка, смазывая подвывающему внуку ссадины пахучим зельем. — Не показывай слез, плакать можно только на похоронах. Ты же мужчина.»

Альбус только мотнул вихрастой головой и ничего не ответил, растирая в пальцах сухую краску. Другу тоже было паршиво. И, может быть, так же паршиво, как и самому Скорпи.

Новых впечатлений хватило ровно до пятницы — в субботу с утра Джеймс открыл глаза, покосился на соседнюю кровать, в которой вызывающе храпел Хьюго Уизли, свесив вниз руки-ноги, и убрался в душ.

Привыкнуть к странным приспособлениям для подачи воды было сложно, и малолетние англичане каждое утро по полчаса сражались с вентилями — старыми, с щербинами облупившейся краски на железных кольцах для пальцев, а синий вентиль еще и брызгал во все стороны тонкими ледяными струйками. И водяные трубы были старыми — высокими, певучими, тянущимися по всему потолку к большущей душевой лейке, намертво приваренной к стене ржавыми шестигранными болтами. Немыслимая маггловская технология. Отрыв от цивилизации. Экзотика.

Душ лупанул по затылку кипятком, и Джеймс довольно улыбнулся. Обычно он просыпался позже всех, и гигантская лейка выдавала ему лишь слабую струю чуть теплой воды, пахнущей железом. Приходилось смывать мыльную пену с тела, поворачиваясь то левым, то правым плечом, пританцовывая на темных деревянных досочках настила — мыльная вода затекала в широкие щели и неслась к квадратному отверстию слива, забранному металлической решеткой. Зато гудела и тряслась лейка так, словно рядом с питомником заходил на посадку огромный самолет, вроде того гиганта, на котором они летели из Лондона в Бухарест. Дядя Чарли, загорелый до красноты, сливающейся на лбу с яркой медью волос, посадил их в допотопный драндулет с непроизносимым и смешным названием «Шкода», ловко пошвырял в багажник сумки, и устроил племянникам обзорную экскурсию по улицам странного города. Лили, Роззи и Хьюго липли к окнам, орали как сумасшедшие, комментируя увиденное, а Джеймс, на правах взрослого усевшийся на переднее сидение, переглядывался с малознакомым родственником, и время от времени понимающе усмехался — дети. Орут и верещат, словно попали в зоопарк, а не в чужой город, и по улицам бродят невиданные чудища, а не обыкновенные люди. Столица Румынии не произвела на старшего сына Гарри Поттера особого впечатление — город как город. Иногда чем-то напоминающий волшебную часть Лондона, иногда не похожий ни на что из ранее виденного. Люди, машины, туристы, широкие проспекты и высоченные вычурные фонарные столбы в пять световых штанг, застывшие рядом со светлым большущим зданием, похожим на дворец.

— Это Парламент, — пояснил дядя Чарли, и Джеймс пожал плечами — да и черт с ним, Парламент так Парламент. Музей — так музей. Проспект — так проспект. Дядя сыпал всевозможными прибаутками, местными анекдотами и городскими легендами, вызывая возбужденные вопли на заднем сидении, и к концу экскурсии Джеймс уже одурел от новых слов и названий, от местного воздуха, пропитанного бензиновой гарью и сладким запахом корицы, и от дурацких маггловских имен, распространенных в этой стране.

— Эонеску… — пробормотал он, с облегчением наблюдая, как дядя Чарли с трудом переключает литой резиновый тумблер невидимости на передней панели, такой же древней, как и сам автомобиль. — Иванеску… Папеску… В-зад-стамеску… Бред какой-то.

Машина плавно разогналась и под радостный трехголосый крик с заднего сидения, от которого заложило уши, тяжело оторвалась от земли, резко взмывая вверх. За поцарапанными толстыми стеклами мелькнули высокие окна верхних этажей, облупленные стены, вечернее солнце ударило в глаза, и под колесами раскинулись барханы красных черепичных крыш.

— У-у, а Лондон больше, — разочарованно протянула Лили, и Джеймс, опустив стекло и высунув голову наружу, согласился — Лондон больше. Город стремительно уходил вниз, крыши слились в одно темно-кирпичное пятно с далекими архипелагами новых районов, сбоку блеснула широкая лента реки.

— Дымбовица, — пояснил дядя Чарли, и Джеймс закрутил ручку стекла в обратную сторону. Дымбовица как Дымбовица, ничем не лучше Темзы. Наверняка, еще и хуже, наверняка какая-нибудь сточная канава.

Они летели куда-то на запад, прямо в черную ночь, оставляя за выхлопной трубой Бухарест, сливающийся вечерним оранжевым заревом уличных фонарей с солнечным закатом. Заднее сидение притихло, и, обернувшись назад Джеймс хихикнул — сестра и кузены дрыхли вповалку друг на друге, облопавшись местных тягучих сладостей, присыпанных сахарной пудрой. Дети…

— Спи, будем подъезжать — разбужу, — посоветовал дядя Чарли, не отрывая взгляда от непроницаемой тьмы, льнущей к лобовому стеклу. — Эх, дождь будет, а Людовика, наверное, забыли в вольер загнать…

Джеймс послушно сполз пониже на сидении и закрыл глаза — все равно смотреть было не на что. Проснулся он уже на земле — крепкая веснушчатая рука дяди с красными рубцами старых ожогов, исполосовавших кожу до самого локтя, сильно трясла его за плечо. Он выполз из машины, потянулся, хрустнул шейными позвонками, вдохнул сырой прохладный воздух и чуть не упал в обморок от свежести и аромата ночных цветов.

— Да, это тебе не мегаполис. Это горы. — засмеялся знатный драконолог с обожженными руками, вытаскивая из машины багаж, и вручая заспанной хмурой Лили ее сумку. — Ну что, девочки направо, мальчики налево, все расспросы и вопросы — утром.

И вопросов хватило на целый день, и даже на следующий, и Джеймс не был уверен, что они вообще когда-нибудь закончатся. Драконий питомник оказался самым красивым местом, которое он когда-либо видел — маленькая зеленая долина, зажатая в кольце высоких гор, и казалось, что крошечные домики, загоны и драконьи вольеры находятся в гигантской чашке с волнистым краем. Кто-то капнул на ее дно изумрудно-зеленую краску, а потом долго вертел чашку в руках, размазывая яркую зелень по стенкам. И накрыл этот ненормальный образчик современного искусства пронзительно голубой крышкой неба с белыми барашками облаков. Джеймс вышел на крыльцо, открыл рот и несколько минут стоял в ступоре, молча обозревая всю эту красоту.

— Альбус дурак, что отказался, — выдохнула за спиной Лили, и он полностью согласился с сестрой. Полный дурак! Эх, сейчас бы сюда метлу, и разогнаться, и рвануть к самой вершине самой высокой горы, и лететь вдоль склона, сбивая ногами чашечки белых неизвестных цветов, и дышать, задыхаться вкусным сочным воздухом, который, казалось, можно резать ножом и есть ложкой. А потом свечкой вверх — прямо в глубокое бесконечное небо, цвет которого так напоминает глаза белобрысого.

Чудеса начались сразу за завтраком — увидев длинный деревянный стол, заставленный едой, Джеймс недоуменно хмыкнул. По его расчетам, таким количеством жратвы можно было накормить не только всех работников питомника, сидящих тут же и быстро орудовавших ложками, но и их огнедышащих подопечных.

— Садитесь, садитесь, — раздался за спиной женский голос с таким сильным акцентом, что гости даже не поняли сперва, что им говорят. — Ешьте, вкусно, надо хорошо есть, до обед не проголодаться.

— До обед бы не лопнуть, — проворчал Хьюго, усаживаясь рядом с Джеймсом, который с интересом рассматривал миски с плотной кашей ярко желтого цвета. Каша исходила вкусным паром и лоснилась тающим в самом центре щедрым куском сливочного масла, таким же твердым и желтым. — Неужели, это все можно съесть?

Оказалось — можно. Каша, вареные яйца, белоснежный ломкий сыр, соленый и пряный, румяные лепешки с толстыми пышными краями — они подмели все, только успевая спрашивать смеющегося дядю и добрую женщину в белом легком платке, подвязанным под волосами, о названии незнакомых, но очень вкусных блюд. И к обеду, набегавшись по питомнику, почувствовали, что умирают от голода.

Драконы не произвели на Джеймса впечатления, зато Лили, Роззи и Хьюго были в восторге. Огромные крылатые махины бегали в загоне, по утиному переваливаясь с боку на бок, курлыкали громоподобно, перхали черным дымом с искрами и льнули к знакомым загонщикам. Как голуби, тьфу ты, тоже мне, драконы… Загонщики, молодые веселые парни в странной одежде, от которой огненные искры отскакивали, не причиняя никакого ущерба, разговаривали громкими гортанными голосами, много смеялись, много кричали, и много и страшно хлопали большими драконьими арапниками, поднимая в небо тяжелую чешуйчатую стаю.

— Ух ты! — Лили и Роззи открыли рты, Хьюго сел на валун, которым подпирался столб загона, а Джеймс вдруг подумал, что для полного счастья ему сейчас не хватает белобрысого. Смотреть на полет драконов, грациозно и медленно облетающих по кругу чащу долины, прижимая к себе Скорпи… Да, сесть на траву, посадить его спиной к себе, ловить губами легкие белые волосы, бросаемые в лицо ветром, чувствовать ладонями тепло кожи под рубашкой и смотреть на необыкновенное зрелище. И молчать. Именно так — изумрудная зелень, подернутая белым цветочным туманом, вкусный свежий воздух, запах дерева, дыма и нагретого камня, небо, цвета голубых глаз, и — алые, золотые, болотные, черные перепончатые крылья в вышине. Как диковинные бабочки.

— Эй, ты тут не один! Давай быстрее! — заорал Хьюго, и дверь душевой затряслась от мощного удара. Джеймс, уже решивший тихонько помечтать под душем, вспоминая маленького теплого тушканчика, ругнулся, сбитый с настроя, и раздраженно закрутил облезлые маггловские вентили. Трахаться хотелось просто ужасно, и даже драконы, даже новые впечатления, которых с каждым днем становилось все больше и больше, не спасали от навязчивых мыслей о Скорпи.

А тут еще местный праздник совершенно выбил из колеи, не добавив спокойствия, а только усугубив ситуацию. Оказалось, что в нескольких километрах от питомника, там, где горы сходятся почти вплотную, образуя длинное ущелье, примостилось местное волшебное поселение.

— Потомственные ведьмаки и колдуньи. — важно сообщил дядя Чарли, поднимая вверх указательный палец, стараясь внушить племянникам священный трепет. — Не надо такие лица делать. Вы тоже потомственные, но тут совсем другое дело. Это вам не Хогвартс, и не Дурмстранг. Они местные, долину веками не покидают, магия у них зашкаливает. Если только свадьба, ну, или, там, похороны… Так что, со всем почтением к ним! С расспросами не приставать. Вести себя скромно. И не просить показать «что-нибудь интересненькое», особенно это Лили касается. Ясно?

Да ясно, ясно. Еще одни Малфои местного разлива, именно такие, как дядя Рон рассказывал. Небось, спеси и гонора по самую покрышку. Хотя, поверить в то, что отец Скорпи когда то был заносчивым гадом было почти невозможно. Но раз просят «со всем почтением»… Ладно, посмотрим на этих почтенных стариков и старушек, великих карпатских колдунов.

Но Джеймса ждало еще одно потрясение — «почтенные старушки» оказались многочисленной разновозрастной толпой, с музыкой и танцами ввалившейся на территорию питомника. Праздник продолжался три дня, и на вторую ночь Джеймс проснулся под крыльцом — пьяный, замерзший и совершенно оглохший и ослепший от буйства красок, пронзительных звуков скрипок, гортанных громких песен, веселых танцев и красоты местных девчонок. Смуглые, смешливые, с длинными быстрыми ногами, выписывающими немыслимые па в каком-то варварском танце вокруг костра, с певучими медовыми голосами. И у каждой, как на подбор — огромные карие глаза, похожие на спелые блестящие вишни, и сладкие красные губы, как густое рубиновое вино, льющееся рекой все три дня. Он уже не мог вспомнить лица бесконечных Маричек и Илян, перецеловав с пьяных глаз, наверное, дюжину пряных хохочущих ртов, и если бы не бдительный дядя Чарли, отправивший набравшегося племянника проветрится, то Джеймс бы проснулся под крыльцом не один.

— Ты смотри… — сказал утром дядя, насмешливо посматривая на бледного племянника сквозь пелену рыжих густых ресниц. — Девки местные, они такие… Одно слово — ведьмы. И что б я тебя рядом с ними больше не видел! Еще не хватало, что бы какой-нибудь папаша пришел скандалить. Тут нравы строгие, ты не смотри, что они зубы скалят, тут тебе не Англия. Я с местными ссориться не хочу, сглазят драконов, и что делать-то тогда? Вон, Людовика сглазили, так он уже три недели мучается, бедный. А он у нас один, их осталось-то меньше десяти голов.

— Какой еще Людовик? — не понял Джеймс, поднимая от деревянного ковшика с водой исстрадавшееся серо-зеленое лицо с красными воспаленными глазами. А ведь после памятного употребления отцовского виски давал себе слово никогда больше не пить! О, Мерлин, как же плохо-то…

— Да, зелье не очень, извини, — дядя Чарли легко перекинул ногу через лавку, и встал из-за стола. — Вот послезавтра приходи к дальней вольере, покажу тебе такое, чего ты, может, и не увидишь больше никогда в жизни.

К вольере он отправился, не дожидаясь завтрака, только буркнул что-то недовольному Хьюго, хлестнувшего Джеймса по голой спине полотенцем. Ладно, посмотрим, что там за чудо такое невиданное. Честно говоря, чудеса уже начинали надоедать — ближе к концу недели способность удивляться и разевать рот притупилась, и Джеймс затосковал по дому. Ну, а про маленького он и не забывал. Вот приедет, и обязательно будет долго-долго рассказывать Скорпи про все, что видел. И выпросит у Роззи колдографии, которых она нащелкала уже, наверное, на целый толстый альбом. И может быть, на следующее лето мистер Малфой… Ну, Джеймс же уже будет совершеннолетний… Ну, вдруг он разрешит сыну… Хотя, вряд ли, но вдруг! Всякое ж бывает, он же не будет всю жизнь считать, что Джеймс человеческий отброс, да и Скорпи может сказать, что они давно помирились. И вообще…

— Ты уже здесь? — ладонь с красными рубцами легла на плечо и Джеймс улыбнулся знаменитому родственнику, уже приготовившему длинный черный арапник. — Ты за изгородь на заходи, драконы когда линяют, нервные становятся, а Людовик еще и намучался…

— Так он линять будет? — разочарованно протянул Джеймс. Ну вот, наблюдать как крылатый ящер будет, словно розовый гигантский слизень, вылезать из старой шкуры… И это то самое обещанное редкостное зрелище?

— Ты нос-то не вороти, — дядя деловито закатал рукава огнеупорной рубахи и полез под изгородь, чтобы открыть ворота вольеры. — Это ж такой дракон! Тимишоарский солар! Это тебе не простой огневик, и даже не хвосторога. Таких зверей ты никогда не видел. Красавец!

Джеймс только хмыкнул, почесывая щетинистую щеку — бриться он перестал еще во вторник, впечатленный героическим видом лихих драконьих загонщиков. Со щетиной вроде как более мужественно. И пусть она растет немного клочковато, а под носом вообще лезет какое-то рыжее недоразумение, но…

— Людычку, Людычку… — неожиданно писклявым голосом пропел дядя Чарли, причмокивая губами в темноту открытого вольера, похожего на просторный маггловский гараж. — Иди сюда, хороший мой! Иди, красавчик, сейчас легче станет, потерпи, солнышко!

Джеймс непочтительно захихикал, опустив голову на сложенные руки, а когда наконец отсмеялся, то подавился воздухом и замолчал, пораженный отталкивающим и пугающим зрелищем. В загоне стояло странное существо — непонятный зверь, то ли дракон, то ли больная лошадь с волочащимися по земле длинными тряпками-крыльями. Тело животного казалось пушистым из-за вставшей дыбом тусклой чешуи.

— Да уж, красавчик, — с отвращением пробормотал ценитель драконьей эстетики, наваливаясь грудью на изгородь. Вот не знал, что у родного дядьки такое странное чувство юмора — позвать племянника полюбоваться на гибрид ящерицы с гиппогрифом, пусть он сто раз редкий. Тоже мне, Тимишоарский солар, страшный, как Волдемортова смерть. Животное еле держалось на тонких подкашивающихся ногах, вяло мело по земле острым длинным хвостом и устало вздыхало, когда дядя Чарли начал гладить узкую усатую морду, покрытую грязно-розовыми струпьями.

— Ну, давай, милый, давай еще разочек, ты ж один у нас, красавчик ты мой, — бормотал знаменитый драконолог и Джеймса замутило от отвращения, когда струпья с морды зверя с тихим шелестом полетели на землю, как сухая рыбья чешуя. Мерлин, бывают же такие уроды…

Дядя Чарли, успокоив усталого зверя, отошел немного назад, достал палочку и прицелился, внимательно глядя прямо на дракона, передергивающего худыми пушистыми боками. Джеймс на мгновение испугался, решив, что дядька решил усыпить несчастного уродца, чтоб тот не мучился, и даже успел пожалеть редкую скотину, принявшую такой бесславный конец. Но дядя, как дирижер перед оркестром, взмахнул палочкой, крикнул какое-то непонятное заклинание, гортанное и певучее одновременно, так похожее на местные песни, и дракона закрутило на месте, завертело во все стороны, так что выгибающееся змеиное тело исчезло в густом пыльном облаке.

— Отойди, за камень отойди! — заорал дядя, махая Джеймсу рукой, стараясь перекричать жуткий вой зверя, от которого кровь стыла в жилах — столько в нем было боли и страдания. Джеймс закрыл уши ладонями и присел на корточки, покрываясь мурашками и дрожа не меньше агонизирующего чудовища, бьющегося в конвульсиях в центре загона.

Вдруг что-то треснуло, словно над ухом щелкнули арапником, драконья шкура лопнула и Джеймс вытаращил глаза, напрочь забыв про то, что он уже не способен удивляться. Длинная шея зверя вытянулась вверх, кожа на морде зашевелилась, задвигалась, и во все стороны брызнуло перламутровыми искрами — струпья, оказавшиеся старой драконьей чешуей, начали облетать, осыпаться тонкими треугольными лепестками, превратив желтое пыльное облако в разноцветный переливающийся ураган.

— Красота, а? — радостно и громко закричал дядя Чарли, поворачивая к ошеломленному племяннику смеющееся лицо. — Не высовывайся пока, а то чешуей порежет.

Перламутрово-розово-голубой вихрь вокруг орущего чудовища постепенно успокаивался, и Джеймс не смог усидеть на месте, сгорая от любопытства, когда дядя Чарли что-то закричал на местном языке, вытряхивая из медных волос разноцветные кусочки, летевшие во все стороны. Из облака раздалось неразборчивое рокотание, и драконолог рванул вперед, к своему питомцу.

— Ай, Людычку, красавчик ты мой, ай молодец, ай, хороший! — ворковал дядя где-то в глубине загона, и Джеймс не выдержал — разгоняя руками текучее перламутровое марево, он полез под изгородь и пошел вперед, закрывая лицо от острых невесомых чешуек, плывущих по воздуху.

— Вот, сбросил таки, смотри, какой он у нас красавец! — с гордостью пробасил дядя, и Джеймс подняв голову, только и смог, что молча кивнуть, восторженно вздохнув.

Дракон действительно был красив. Перед молодым англичанином стояло и скребло землю когтистой лапой великолепное животное, переливающееся новой гладкой шкурой, похожей на жидкое золото. Людовик тряхнул длинной усатой мордой, расправил слюдяные стрекозиные крылья, и гибкой радужной лентой взлетел в воздух, окончательно избавляясь от последних перламутровых треугольничков. Джеймс задрал голову вверх и счастливо рассмеялся — дракон, помахивая гладким хвостом, поднялся выше, облетел черепичную крышу вольера и унесся за ближайшую гору, напоследок полыхнув разноцветным всполохом.

— Нууу, теперь до вечера не вернется, соскучился, пока болел, — дядя Чарли радостно потер обожженные руки, и вдруг, присев на корточки, сунул в ладонь племянника что-то острое и невесомое. — На, девушке какой-нибудь подаришь. На цепочку повесь, амулет будет, на счастье. Тимишоарские солары удачу приносят и золото указывают. Только краешки сточи, порежется.

Джеймс уставился на неожиданный подарок — это оказалась старая драконья чешуйка, прямо в руке теряющая легкость, становящаяся плотной и непрозрачной. Через секунду он уже вертел в пальцах твердый перламутровый треугольничек, бликующий всеми цветами радуги, прикидывая, как красиво это чудо будет смотреться на тонкой белой шее, и повторяя про себя название редкостного дракона, чтобы ни в коем случае не забыть.

— Дядя Чарли, а что значит «солар»? — наконец спросил Джеймс, оборачиваясь к драконьему наставнику, с удовольствием притоптывающему сверкающий ковер под ногами. Дядя усмехнулся, и ответил, сгребая ногой живой шелестящий перламутр:

— Солнечный.

* * *

Когда в камине подозрительно зашумело, а по дымоходу прошел гул перемещения, Гарри бросил на стол газету и нервно поправил на носу очки — ну вот, дождался.

— Что, уже? — Джинни выглянула из кухни, привлеченная громким шумом, и радостно вскрикнула, когда Лили, загорелая до красной меди, с воплем перепрыгнула через каминную решетку. Следом за ней из черного каменного зева вылетела дорожная сумка, и кроссовки Джеймса шагнули на плитки пола, своротив по дороге подставку для угольного совка.

— Привет, — Гарри выпучил глаза, словно впервые увидел старшего сына. Ничего себе! Не был дома всего неделю, а изменился-то! Это что за бородища, как у бифитера? Это что за прическа, торчащая во все стороны, как воронье гнездо? Решил переплюнуть отца, всю сознательную жизнь сражающегося с собственной шевелюрой? Загорел, румянец во всю щеку, даже, как будто, подрос на полголовы, или это кажется? Так, а это еще что такое?

— Дядя Чарли подарил! — с гордостью объяснил Джеймс, отстегивая от широкого ремня, почему-то болтающегося не на поясе, а на бедрах, короткий нож с загнутой ручкой и широким лезвием. — Им с драконов шкуру снимают и туши свежуют!

— Мерлин, кошмар какой, — Джинни совершенно не обратила внимания на жутковатое оружие, блеснувшее холодной сталью, прежде чем исчезнуть в щегольских тисненых ножнах, сделанных из такой же странной зеленоватой кожи, что и пояс. — Голодные, наверное? Ну, сейчас обед, сейчас, сейчас.

— Мы в самолете ели! — откликнулась Лили, повиснув на шее у ошеломленного этой суетой отца. — И дядя Рон с нами в кафе заезжал. Я обедать не буду.

— Что значит — не буду? — Джинни суетилась и голосила не намного тише возбужденных детей, и Гарри, поставив дочь на пол, привычным усталым движением потер висок, предчувствуя очередной приступ головной боли. Нет, он тоже счастлив, но орать-то так зачем? — Лили, крикни Альбусу, чтобы они спускались обедать!

Дочь не ответила, втаскивая по лестнице чемодан. Джинни отвесила Джеймсу звонкий поцелуй в щетинистую щеку, с плохо скрываемым восторгом потрепала его по взлохмаченной голове, еще больше взбивая «воронье гнездо» и ушла в кухню, проворковав что-то насчет «сюрприза к ужину». Гарри повернулся к сыну и изучающее уставился на смуглого небритого незнакомца. Что не говори, а идея с Румынией в любом случае оказалась замечательной — разнообразие еще никому не вредило.

— Что? — спросил Джеймс, и повернулся к камину с выставкой белых бумажных фигурок на мраморной полочке, выстроившихся вряд как на параде. — А это что такое?

— Это Альбус, — неопределенно ответил Гарри, отправив сумку сына в медленный полет на второй этаж. — Ори… Оригами, они со Скорпи всю неделю развлекались.

— А, помню, да… — Джеймс взял в руки бумажного дракончика, подергал за острый хвостик, посмотрел на складывающиеся тонкие крылышки и улыбнулся каким-то своим мыслям, не обращая внимания на озадаченный взгляд отца.

«Оригами, — объяснил Малфой, глядя на дрожащие над головой звезды. — Это Астория его научила. Хорошо развивает воображение, память зрительную, ну и вообще — интересное занятие. Японская забава»

Японская, ишь ты. Ну конечно, какие-нибудь более простые развлечения маленькому хорьку не подходят — обязательно должно быть что-нибудь эдакое. А вот Альбус за несколько дней наловчился сворачивать жирафов и бегемотов ничуть не хуже друга.

— Ну и как она, Румыния? — Гарри неловко перетаптывался посреди гостиной, не зная, о чем говорить с собственным сыном. Пока Джеймс был в отъезде, он и думать забыл о своих тревогах, успокоенный двумя учеными мышками, ведущими незаметную безгрешную жизнь — гостиная, библиотека, заднее крыльцо по вечерам, и японские бумажные фигурки. Тихо. И все время на глазах. И, кажется, они и между собой-то почти не разговаривали всю неделю, видимо и так прекрасно друг друга понимают.

— Румыния как Румыния, — Джеймс вернул дракончика на каминную полку и поддернул широкий ремень, зазвенев многочисленными металлическими кольцами и карабинами, прицепленными к зеленой пупырчатой коже. — Все как ты и говорил — леса, горы и драконы, ничего интересного.

Поттер почувствовал в голосе сына иронию и нахмурился — да, характер. А ведь за неделю он так и не решил, как поступить, и что делать с неправильными отношениями между Джеймсом и Скорпиусом.

«Знаешь, Поттер, — говорил Малфой, поворачиваясь на бок и потирая сухие ладони, узким бледным пятном выделяющиеся на фоне темной резины понтона. — Дети… Ты никогда не думал, что им надо давать возможность набивать свои собственные шишки? Вот когда они просят помощи, только тогда твой долг кинуться на защиту, а до того момента — оставь их в покое, это не твоя жизнь».

«Больно умный стал, — ворчливо подумал Гарри, вспоминая странный ночной разговор, и разглядывая Джеймса, которому, видимо, не очень-то хотелось делиться впечатлениями о поездке. Ну, еще бы, он же всего лишь отец, а не маленький блондинчик. — Вот посмотрел бы я на тебя, если б ты застал собственного сыночка тискающимся с другим парнем. Все понимающие, пока сами не столкнутся…»

— А эти где? — Джеймс отставил в сторону ладонь, указывая расстояние до пола — видимо обозначив этим жестом младшего брата и его друга. А он, значит, большой уже. Сосунок. Бородищу отрастил, а голова еще глупая.

— Ну, а как поживает дядя Чарли? — Гарри сделал вид, что не расслышал последнего вопроса, и мысленно ударил себя «Квиддичным обозрением» по затылку — соберись уже, аврор недоделанный! Или действительно, как говорил Малфой, оставь их в покое. Может, Джеймс уже присмотрел там, в Румынии, какую-нибудь симпатичную колдунью из местных, а ты тут себя клянешь за то, что расслабился за несколько спокойных дней. Не просто же так сын изменился, хотя, сейчас он больше похож на записного разбойника с большой дороги, а не на влюбленного, страдающего в разлуке со своей девушкой. Как есть дикий горец, один драконий нож чего стоит.

— Джеймс, хоть ты Альбуса позови, Лили не дождешься! — крикнула из кухни Джинни, и Поттер брюзгливо поморщился, увидев, как просиял сын. — Они в библиотеке сидят.

— Дядя Чарли поживает нормально! — отрапортовал Джеймс, и припустил к лестнице, не обратив внимания на грузно опустившегося в кресло отца — да, никого он там не встретил, в Румынии. И драконы не помогли. И с чертовым Драко Малфоем Гарри так и не поговорил, бездарно потратив всю воскресную ночь на рыбалку, которая закончилась ничьей, и задушевную полупьяную болтовню о сущих пустяках. И как это хорек умудряется каждый раз заставить его забыть обо всем, кроме своей драгоценной персоны?

Отец сразу почувствовал неладное — отозвал в сторону, долго выслушивал невнятные лепетания Скорпи, хмурился, поджимая тонкие губы, качал головой, и, наконец, поняв, что никакого откровенного разговора не будет, отпустил сына с миром. Скорпи помог собрать бывшие пестрые пуфики и валики, превратившиеся в привычные старые подушки. Стараясь не смотреть на полосатую шкуру, быстро теряющую яркую окраску и скукоживающуюся до размеров обыкновенной кресельной накидки, подхватил закопченный котелок с остатками черной вонючей наживки, и держа на лице непроницаемую улыбку, отнес свою ношу в дом.

Альбус, притихший и молчаливый, ходил за ним по пятам весь день, еле заметно шмыгал носом, прятал мокрые глаза под лохматой челкой и даже, казалось, стал ниже ростом и еще худее. К вечеру Скорпи не выдержал этой молчаливой демонстрации страдания и вселенской скорби — прижал Альбуса к библиотечному шкафу и хорошенько пошлепал спиной о книжные полки. К его великому изумлению Ал словно ждал этого, тут же начав активно давать сдачи, и от намечающейся первой серьезной драки лучших друзей уберег спонтанный книгопад с громко скрипящего стеллажа, мигом отрезвивший обиженных приятелей.

До полуночи они собирали рассыпавшуюся литературу, звонко чихая от пыли, складывали книжки в стопки, потирали ушибленные макушки.

— Дай гляну! — Альбус отложил в сторону тяжеленный том, оставивший медный уголком красную широкую царапину на руке приятеля, и быстро подполз к Скорпи, мрачно разглядывающего рваную прореху в рукаве рубашки. — Дотерпишь до утра, или к маме за зельем сходить?

Скорпиус не ответил, разрываясь между желанием закрыть глаза, и отпихнуть юного экспериментатора в сторону — Альбус удобно сел по-турецки рядом, ловко закатал порванный рукав, и начал осторожно дуть на царапину, выпятив вперед блестящие губы. В конце концов сосредоточенное сопение и осторожные поглаживания закончились почти поцелуями — Скорпи молчал, покусывал нижнюю губу и тихонько вздрагивал, когда новоявленный санитар слишком близко наклонялся, практически дотрагиваясь ртом до содранной кожи.

— Ну, вот и все, и не больно совсем… — забормотал друг, отворачивая порозовевшее лицо, когда младший Малфой осторожно отодвинулся, расправляя смятый рукав. В тот вечер они почти не разговаривали, но уже не так, как утром — молчание было приятным. Альбус, почувствовав, что лучший друг больше не сердится, воспрял духом — хрупкое равновесие, взорванное никому не нужным сексом, почти восстановилось, и они оба боялись нарушить его неосторожным словом или действием.

Вся неделя прошла в спокойном созерцательном молчании — старый альбом для рисования методично сворачивался, складывался, скручивался, постепенно превращаясь в стройные ряды фигурок животных. Озеро и уроки плавания были на время забыты. Скорпи и Альбус, не сговариваясь, продолжали держать осторожный нейтралитет, не дотрагиваясь друг до друга без крайней необходимости. Тема воскресной ночи превратилась в табу, как и любые разговоры о сексе, и к концу недели видимость прежних отношений была почти восстановлена.

Субботнее утро началось как обычно — тихий завтрак, диван в библиотеке, теплое плечо Альбуса, случайно прижимающееся к Скорпи, когда друг тянулся за печеньем через весь стол, и голова мистера Поттера, несколько раз заглядывающая в открытую дверь.

— Жарко… — Альбус оттянул ворот футболки и сильно подул за пазуху, подворачивая под зад ногу — забавная привычка сидеть на стуле, которая умиляла Скорпи и раздражала миссис Поттер. — Пить хочу… Тебе принести? На кухне лимонад должен быть.

— Не, — Скорпи мотнул головой, откидывая с мокрого лба длинную челку — в библиотеке действительно было душно. И жарко. И пыльно. И… Младший Малфой задержал дыхание, почесал нос и заморгал заслезившимися глазами. Нет, да ну, в самом деле! Всю неделю сидеть в доме, словно мало было долгой сырой зимы. Пыльный спертый воздух вдруг начал раздражать так, что зачесалось сразу все тело, словно он не был в душе, по меньшей мере, неделю. Сам весь пыльный стал, как крыса архивная.

— Купаться пойдем сегодня? — осторожно спросил он, пока Ал выкручивался из-за стола, разминая затекшие ноги. Чем черт не шутит, может, хватит уже танцевать вокруг друг друга? Ну не получилось, бывает, но Малфой же не маньяк, чтобы набрасываться на лучшего друга, увидев его в плавках. Если уж они смогли выплыть из такой неприятности, то не пора ли…

— Ой, пошли, конечно! — расцвел Ал, и Скорпи не смог сдержать ответной облегченной улыбки — все, можно двигаться дальше, перепрыгнули!

* * *

На Альбуса он налетел в коридоре — тот как раз выходил из библиотеки, вытирая тыльной стороной ладони вспотевший лоб. Увидев Джеймса он вытаращил глаза и остановился как вкопанный, разглядывая экзотический вид старшего брата, задерживаясь взглядом то на бренчащем при каждом шаге ремне, то на непривычно лохматой прическе и недельной щетине на щеках.

— Привет, братишка! — вежливо поздоровался Джеймс, и несильно прихватил Альбуса за кончик носа двумя пальцами, прекрасно зная, как тот ненавидит этот жест. Не то, чтобы он сделал это специально, просто… А вот просто настроение хорошее.

— Вас там без воды держали, что ли? — сразу окрысился Ал, с неудовольствием шлепая брата по руке. — Или мыла не было? Мог бы морду в пасть к дракону сунуть, подпалить.

— Зануда, — ласково ответил великий путешественник, уже сосредоточив свое внимание на двери библиотеки в конце коридора. — Тебя мама звала, иди вниз.

— Идиот, — отозвался Альбус, и потрусил по коридору к лестнице, напоследок покрутив пальцем у виска. Джеймс не обратил на это никакого внимания — там, за тяжелой дубовой дверью притаился тушканчик. Сидит, наверное, весь в своих дурацких книжках закопался, вместо того, чтобы поплавать или на метле полетать. Бедолага, наверняка всю неделю так и просидел на привязи возле Альбуса. Ну, ничего, теперь-то он вытащит маленького на свежий воздух.

Осторожно потянув на себя широкую медную ручку двери, он заглянул в образовавшуюся щель. Сердце ухнуло в желудок, сигануло обратно, и гулко заколотилось в ребра, словно Джеймс проскочил петлю на американских горках — белобрысый сидел за столом, и, подперев бледную щеку кулаком, лениво листал какую-то книжку. Точно, так и торчал с братом в доме — вон, прозрачный стал, как призрак, даже синева под глазами залегла.

Скорпи поднял голову, увидел в дверях нежданного гостя, и сделал почти тоже самое, что и Альбус — распахнул глаза и открыл рот, зачем-то зашлепав ладонью по заднему карману джинсов, словно надеясь нащупать там волшебную палочку.

— Здорово! — Джеймс шагнул вперед, не сдерживая рвущуюся наружу улыбку, и, не дав времени на размышления, легко выдернул пискнувшего тушканчика из-за стола, крепко прижав к себе.

— Твою мать, пусти, придурок, тролль чертов… — зашипел белобрысый, болтая в воздухе ногами, пока Джеймс тыкался губами то в бледную щеку, то в ухо, то в мокрый соленый висок, втягивая носом знакомый запах. Вот чего ему не хватало всю неделю, вот по чему он скучал. Скучал так, что даже драконы надоели, даже горы перестали казаться самым красивым местом в мире. Если бы не опасность быть застуканными, он разложил бы блондинчика прямо тут, на присыпанном крошками и крупицами сахара столе, смахнув на пол книги и журналы. Ну, уж сегодня-то он получит все, чего был лишен так долго, да еще с процентами. Жаль, что нельзя прямо сейчас, наплевав на все, схватить упирающегося, красного от злости Скорпи за руку, и утащить в какой-нибудь укромный уголок…

— Да все уже, отвали на хуй! — рявкнул младший Малфой, выкручиваясь из смуглых шершавых рук. — Одичал там, что ли, окончательно?

— А у меня сюрприз, — Джеймс ловко увернулся от кулака с большими круглыми костяшками, мелькнувшего перед лицом, и, посадил тушканчика на стол, подхватив подмышки — Смотри, амулет, на удачу.

Блондин что-то зло буркнул, сдвигая в сторону стопку книг, и знаменитый путешественник по странам Восточной Европы вдруг нахмурился, вытягивая из кармана длинный витой шнур — что это с ним? Белобрысый действительно выглядел как-то… Непривычно он выглядел, не так, как всегда — кожа бледнее обычного, лицо осунулось и заострилось, словно младшего Малфоя всю неделю морили голодом. И взгляд — холодный и колкий, непривычный. Или это тусклое освещение виновато?

— Это тебе.

Скорпи уставился на костяной треугольничек, покачивающийся перед глазами — вдетый в маленькую дырочку длинный витой шнур, смятый в кармане Джеймса, начал медленно раскручиваться, и амулет заиграл, заискрил, пуская во все стороны длинные радужные лучики. Розовые, сиреневые, голубые и зеленые пятнышки запрыгали по бледным щекам, зарываясь в платиновые пряди длинной челки. Джеймс нахмурился, немного раздосадованный реакцией тушканчика — тот смотрел спокойно, без восторга или какого-то особого интереса. Ну, хорошо хоть, что не с безразличием. Странно все как-то…

— Ты что, солара завалил? — недоверчиво протянул белобрысый, переведя взгляд со сверкающего подарка на кожаные ножны у пояса брата Альбуса. — Браконьер, тоже мне…

— Он удачу приносит… — Джеймс почувствовал тревогу. А если тушканчик сейчас пошлет его куда подальше, оттолкнет руку с подарком, обидно рассмеется в лицо? Почему-то еще неделю назад такие мелочи его не волновали — ну пошлет и пошлет, всегда можно немного надавить, настоять на своем, заставить, в конце концов. Или уговорить. Но не заставишь же другого человека принять подарок? Джеймс почувствовал, как во рту стало сухо и неприятно, так, что и сглотнуть нечем, а серебристый шнурок показался скользким и мылким — того гляди выскользнет из внезапно вспотевшей ладони. И так и останется лежать на темных мореных досках пола, всеми забытый, и никому не нужный. И сам Джеймс, как тот подарок — не нужен.

— Да знаю я эту легенду, — поморщился Скорпи, протягивая руку, и чешуйка Тимишоарского солнечного дракона легла в узкую длинную ладонь. — Я спрашиваю, откуда ты это взял? Это же исчезающий вид.

— Не больше десятка голов осталось… — автоматически повторил Джеймс слова дяди Чарли, и прерывисто вздохнул пересохшим ртом, когда белобрысый, повертев перед лицом экзотический подарок, надел шнурок на шею, спрятав радужное великолепие за ворот футболки.— Дядя дал. На счастье…

Тушканчик молча кивнул, не поднимая головы, а потом сделал нечто совсем запредельное — по прежнему не глядя в глаза ухватился за кожаный румынский ремень с охотничьим ножом, дернул Джеймса на себя и уткнулся носом куда-то с ключицу, словно пытаясь спрятаться. И тут Джеймс занервничал по настоящему, хотя, в любой другой момент воспринял бы подобный приступ нежности с восторгом. Было что-то болезненное в напряженном молчании, в пальцах, вцепившихся в твердую драконью кожу ремня, и главное — в громком сопении, подозрительно напоминающем пыхтение Лили, когда сестра пытается сдержать слезы.

Джеймс поднял руку, осторожно погладил светлые волосы, и не получив отпора, обхватил руками чуть вздрогнувшее тело — что-то случилось с белобрысым, пока он был в Румынии. Что-то неприятное, обидное и неправильное, и Джеймс, сразу, каким-то шестым чувством понял, что сейчас лучше всего заткнуться и молчать, давая возможность Скорпи почувствовать, что он тоже кому-то очень нужен.

* * *

Мама потребовала всех вниз, обедать — Альбус стоял, прислонившись к дверному косяку, слушал мать и кивал головой, не особо вслушиваясь в слова. Он вообще все последние дни ходил как в тумане — кивал головой, без противоречия выполнял то, о чем его просили, молчал и слушал. И ходил за Скорпи, стараясь хоть как-то, хоть чем-то, любым способом угодить другу. Нет, уже не просто другу.

Воскресная ночь и утро оглушили Альбуса — огромный черный бладжер врезал по затылку и умчался дальше, оставив в голове гулкое пустое эхо и шум в ушах, через который с трудом просачивалась окружающая действительность. Он стоически выдержал весь долгий тягостный понедельник, мастерски изобразил радость, когда мама, увешанная коробками и подарками, вышла из камина во второй половине дня, передав всем привет от тети Гермионы и дяди Рона. Вежливо попрощался с мистером Малфоем, и к вечеру с грустью решил, что у него явный актерский талант. Даже отец, вернувшийся с рыбалки в крайней степени задумчивости, даже мама, сразу пощупавшая лоб и осмотревшая сына на предмет царапин и ссадин, ничего не заметили.

Показное спокойствие подвело его вечером, во время драки в библиотеке. Не зная, как еще, какими словами и поступками объяснить Скорпи, как он переживает, и как ему плохо, Альбус с незнакомым азартом сцепился с лучшим другом, вовсю размахивая кулаками. Ну, пусть так, пусть драка, лишь бы не молчать и не получать в ответ такое же напряженное молчание.

Выдержка еще раз подвела его, когда он увидел яркую розовую царапину на плече Скорпи. Хорошо, что в последний момент Альбус успел взять себя в руки и не прижался ртом к ссадине. Теперь, точно зная и помня солоноватый вкус, он на мгновение даже почувствовал на губах тепло и мягкость чуть золотистой кожи — так хотелось… хотелось…

— И что с вами всеми такое? — мама вытащила из шкафа белоснежную скатерть и отправила в гостиную стопку тарелок. — Такое впечатление, что я сама с собой разговариваю. Альбус! Ты меня слышишь? Зови всех обедать. Теперь и Джеймс где-то пропал, не успели вернуться, и сразу по дому разбежались.

— Да, сейчас позову, — Ал послушно кивнул, послушно повернулся в дверях, как солдат на плацу, и послушно пошел созывать семью на обед. Он вообще был даже слишком послушным в эту неделю — не перечил родителям, вел себя тихо, и поддерживал все идеи и развлечения Скорпи, вроде совершенно неинтересного оригами — только бы его больше не отталкивали, только бы не прогоняли и не убегали. Если бы завтра Скорпи предложил сигануть вместе с крыши, наверное, Альбус, не долго раздумывая, согласился — только бы угодить и добиться, наконец-то, одобрения и искренней улыбки. Хоть какой-то реакции!

— Ты чего, караулишь? — буркнул щетинистый Джеймс, чуть не стукнув младшего брата дверью библиотеки.

— Мама зовет всех обедать, — Ал отметил про себя, что брат зажал подмышкой тяжелый томик с золотым тиснением на темном кожаном переплете и подумал, что еще несколько дней назад удивился бы подобному выбору. Представить себе Джеймса, читающего что-то кроме порно-журналов или спортивных каталогов, было невозможно. Никколо Макиавелли. Наверное брата в Румынии укусил какой-нибудь ядовитый дракон, не иначе. Сначала вид, как у шотландского дикого горца, только рваного килта не хватает, теперь Макиавелли…

— Я не хочу, — Джеймс захлопнул дверь и быстрым шагом пошел по коридору. Ал только пожал плечами — он тоже не чувствовал голода. Он вообще ничего сейчас не чувствовал кроме отчаянного желания быть рядом со Скорпи. А уж друг в любом случае не позволит ему умереть голодной смертью. Наверное…

* * *

— Малфой, я не собираюсь обсуждать это через камин! — рявкнул Гарри и осторожно обернулся в сторону кухни, из которой тут же выглянуло любопытное лицо Джинни. — Я еще в прошлое воскресенье хотел поговорить, но эта чертова рыбалка….

— Потти, это великий прорыв, ты понимаешь? — седовласый красавчик в камине церемонно поправил на тонкой переносице золотистые очочки и снисходительно улыбнулся медленно закипающему Поттеру. — Ты хотел поговорить о чем-то, о чем нельзя говорить по каминной сети. Причем, тебе понадобилась целая неделя, чтобы наконец-то об этом вспомнить. Я поражен, честно!

— Ты можешь хоть раз перестать паясничать? — Гарри с громким стуком поставил на пол стакан с недопитым виски, стыдливо прикрыв его полой рубашки — ну вот, теперь, если зайти в гостиную со стороны кухни, то ничего подозрительного не увидишь. Хозяин дома разговаривает через камин, по-турецки усевшись перед очагом, и никакого виски в середине дня, и вообще — никаких подозрительных предметов поблизости.

— Могу, но не хочу, — Драко пожал плечами, и Гарри отчаянно захотел прямо сейчас аппарировать в Малфой-Мэнор, что бы как в детстве надрать хорьку задницу. Тот уже полчаса изгалялся над бывшим аврором — острил, подначивал, тонко издевался, и вообще, явно заговаривал зубы, нарываясь на конфликт. Ну что за семейка, одно слово — хорьки. Впрочем, Гарри намного больше нравилась язвительная и вредная ипостась Малфоя, чем ледяная мертвая маска, которая теперь появлялась все реже и реже.

— Кретин… — Поттер опрокинул в рот остатки виски и хмуро глянул на собеседника. Если седая сволочь его сейчас не выслушает, то придется писать школьному врагу официальное приглашение на разговор. И какого черта именно сегодня Малфою метла под мантию попала?

— От кретина слышу, — голова в камине сняла очки, посмотрела их на просвет, и водрузила обратно на породистый острый нос. — Ладно, чего ты там хотел, Потти?

— А сразу нельзя было вести себя по-человечески? — устало спросил Гарри, призывая из бара початую бутылку. Да, напиваться в обществе хорька начинает напоминать какую-то странную традицию. Вот сейчас Драко щелкнет пальцами, позовет домовика, потребует бокал вина…

— Это скучно, — Малфой чем-то зазвенел, обернувшись назад, и Гарри моргнул, уже ожидая увидеть хрустальный фужер в сухих белых пальцах. Но хорек, видимо, не имел старой аврорской привычки снимать напряжение глотком доброй выпивки — чашечка чая на невесомом блюдце, наверняка китайского фарфора какой-нибудь давным-давно сдохшей древней династии Бдзынь. Пижон.

— Ну что, повеселился? — Гарри снова прикрыл стакан и спрятал бутылку за совок для угля — мрачный Альбус спустился по лестнице и, не глядя на отца, пошел к двери кухни, задумчиво покусывая ноготь. Непедагогичный стакан остался незамеченным, и Гарри помотал головой, собираясь с мыслями. — Так вот, я хотел поговорить о детях…

— Что-то случилось со Скорпи? — тут же напрягся хорек. Гляди-ка, занервничал. Отставил чашечку, и даже забыл пригладить назад белую прядь, упавшую на лоб. Тоже мне, примерный папаша, воспитал непонятно кого.

— Да все с ним в порядке. — Поттер чуть нагнулся вперед, почти упершись носом в острую хорьковую мордочку, торчащую над серой кучей углей. — Короче, Малфой, ты как хочешь, а поговорить надо. И не через камин. И не по переписке. Или дуй сюда, или…

— Потти, давай так, — благородный представитель семейства куньих сразу посерьезнел и перешел на деловой тон. — Сегодня суббота. Завтра приходите к нам, тогда поговорим. Тем более что и мама и Астория хотят увидеться со Скорпиусом. Я понятия не имею, что там он натворил…

— Да ничего особенного он не натворил! — Гарри виновато улыбнулся супруге, опять выглянувшей из кухни. Да, ничего особенного не натворил, если не считать романа с Джеймсом. Ничего особенного, если закрыть глаза на то, что старший сын, судя по всему, влюбился по самую макушку, увенчанную дикой лохматой прической. Ничего особенного, если забыть, что взволнованного отца с самого обеда не покидает навязчивая идея заколдовать постель сына до конца каникул, чтобы глупенький Джеймс падал по вечерам под одеяло и не просыпался до самого утра, даже если вокруг него будет исполнять стриптиз хоть сотня хорьковых детенышей разом! Представив Скорпи, исполняющего стриптиз, Гарри нервно глотнул из стакана.

— Поттер, прекрати говорить загадками! — по ту сторону каминной сети тоже заволновались не на шутку. Малфой всем корпусом подался вперед, словно вознамерился вывалиться на холодные плитки пола в доме бывшего гриффиндорского недруга. — Говори прямо — что случилось?

«Твой сынок соблазнил моего Джеймса!» — ах, как же хотелось рявкнуть это прямо в прозрачные серые глаза. Ееще хотелось сграбастать Драко за полы легкой домашней мантии, сминая в ладонях дорогие тонкие кружева, и хорошенько потрясти, выплевывая в лицо все новые и новые обвинения. Чтобы гладко забранные назад волосы растрепались и волной упали на лицо, а острый хищный профиль порозовел от злости и возмущения. И припомнить ему школьные годы, и все гадости, которыми Малфой доставал Гарри несколько лет. И войну, и злосчастную игру в квиддич, и ночную рыбалку, во время которой хорек совершенно запудрил Поттеру мозги своими беседами «за жизнь». Так запудрил, что Гарри и думать забыл о чем-то другом, кроме светлого пятна узких кистей на темном фоне понтона и очередном состязании, в котором он должен непременно выиграть. И только в конце недели, увидев старшего сына, Поттер вспомнил, что проблема так и осталась нерешенной. И идиотские сны про Хогвартс и двух мальчишек на галерее никуда не исчезли, а наоборот — стали еще подробнее, насыщенней деталями и красками, так, что дух захватывало и волосы шевелились на голове.

— Ладно, тогда завтра поговорим, — Гарри проводил взглядом Альбуса, потащившего на второй этаж здоровенную коробку с конфетами, спотыкаясь на каждой ступеньке. Этот еще тут, бродит по дому как приведение. Все пальцы сжевал почти до локтя, так, что Джинни, охая и ахая, уже решила намазать руки сына очередной целебной мазью. Или Ал переживает, или боится чего-то. Может быть Гарри не слишком умеет найти общий язык со средним сыном, но в том, что касается его привычек…

— Гарри, черт тебя дери, ты можешь объяснить, в чем дело? — из камина истерически плюнуло облаком пепла, и Поттер вытаращил глаза, вспомнив о взволнованном собеседнике. Где-то в желудке стало горячо и приятно, словно виски наконец-то достигло своей цели — ну надо же. Это что ж такое должно было случиться, что бы хорек вдруг, ни с того, ни с сего назвал его по имени? А что же будет, когда Малфой узнает, о чем речь? На плече зарыдает?

— Завтра! Приду и все объясню! — Гарри на четвереньках отполз от каменного зева, в котором все еще возмущенно фыркала и плевалась угольной пылью прерванная магическая связь, и хрустко щелкнул суставами пальцев, разминая руки. Он и сам не понял, почему холодный тяжелый камень, с самого утра неприятно давивший на внутренности, вдруг исчез, словно его и не было. Виски, вот что значит — хорошая порция виски, и никаких успокоительных зелий не надо. Странно только, что действие спиртного так удачно совпало со словами хорька. А с другой стороны — бывает, еще и не такое бывает…

Итак, все разговоры завтра, а сегодня Джеймс опять будет спать невинным младенческим сном в собственной кроватке! И нечего тут!

* * *

Радужный плоский треугольничек лип к влажной коже груди, шнур скользил по шее, и Скорпи хотел снять забавный аксессуар, но Джеймс бросил на него такой умоляющий взгляд, что рука, уже потянувшая через голову серебряную петлю, замерла в воздухе.

— Не снимай, — прохрипел Джеймс, поглаживая скользкие от пота бедра Скорпи, и опять упал на подушку, закатывая глаза. Скорпи машинально кивнул, и зажмурился — вспышки разноцветных пятен вгоняли его в какое-то трансовое состояние, не давая сосредоточиться на процессе. Тем более, что новая непривычная поза и так давалась ему с большим трудом. Он даже успел пожалеть, что решил попробовать насадиться на Джеймса сверху — вначале это было почти так же больно, как в первый раз. И очень, очень глубоко. И если бы не руки Джеймса, крепко удерживающие его за талию, помогая опускаться осторожно и медленно, то он давно бы уже плюнул на все, и перевернулся на спину.

— Маленький… — шептал Джеймс, ловя зубами амулет, перламутровым маятником раскачивающийся над его лицом. — Маленький… черт, двигайся же!

Широкая ладонь легла на затылок, слегка надавила, и Скорпи послушно наклонился вперед, отвечая на долгий глубокий поцелуй — как бы там ни было, но он действительно соскучился, хотя прошло всего семь дней. А событий и переживаний случилось столько, что на месяц с лихвой хватит. Зато сейчас, рассматривая Джеймса сквозь дрожащую радужную пелену, Скорпи словно вернулся на неделю назад, когда у него был друг, от взгляда на которого все замирало внутри, и был брат друга, и все было относительно просто и понятно. Теперь вместо друга у него был несостоявшийся любовник, с которым еще предстоит заново соединять разорваные ниточки доверительных отношений, остаток короткого северного лета, и разбитые вдребезги мечты. Ну, и Джеймс. Который, словно почувствовав, чего не хватает Скорпи, сразу после затянувшегося позднего ужина пришел в его комнату, даже не заходя к себе.

Он прижался носом к теплой щеке, заросшей мягкими волосками, и замычал, когда любовник резко толкнулся бедрами вверх — нет, все же больно! Джеймс моментально остановился, и обхватил худенькое тельце с выступающими ребрами здоровенными ручищами, переворачивая на спину — вот так намного удобнее и привычнее. Пальцы прошлись между ягодицами, добавляя прохладную смазку, и Скорпи вдруг громко прыснул, вспомнив историю, рассказанную придурком-троллем, своровавшим образчик румынской косметической промышленности в каком-то магазинчике по дороге в аэропорт.

— Ты чего? — Джеймс навис над ним на вытянутых руках, отдувая черную прядь с мокрого лба — включенная настольная лампа отбрасывала на смуглую шею и грудь красноватый отсвет, делая щетину на лице еще темнее. Ну, тролль, как есть троллище — мало того, что загорел до черноты, мало того, что стал похож на лесного дикого зверя, так еще и додумался отвести продавщице глаза, чтобы уволочь с прилавка первый попавшийся крем, оказавшийся детским гелем от солнечных ожогов. И схлопотал за это от своего дяди, привлеченного спонтанным выбросом магии. Совершенный идиот. Катастрофический и неисправимый. И ужасно смешной.

— Да ничего, — Скорпи потянулся вперед и вверх, встречая сухие обветренные губы глухо заурчавшего любовника. Ну и пусть он тролль и болван… Зато привычный и свой.

Конь ткнулся Альбусу в плечо и громко фыркнул в черные волосы, легко прихватывая замшевыми губами смуглое ухо — то ли успокаивает, то ли ласкается.

— Гранд, хватит. — Ал улыбнулся и почесал белую звездочку на широком твердом лбу гиганта. Вороной жеребец мотнул лохматой челкой и опять потянулся к знакомому мальчишке. — Да хватит, щекотно же!

— Он тебя узнал. — Скорпи отстранил друга, и огладил черную лоснящуюся шею. — Хороший конь.

— Хороший… — эхом отозвался Альбус, отворачиваясь. Скорпи, заметив бледное лицо приятеля, промолчал, продолжая почесывать лошадиную шею. С самого утра, они почти не разговаривали — Альбус, измученный, уставший от переживаний и суеты, поднявшейся в доме после возвращения брата и сестры, замкнулся в себе. День, не яркий, не солнечный, почти по осеннему тусклый, но все равно теплый, его не радовал, лишний раз напоминая о скорой осени, тяжело и хрипло дышащей в затылок, совсем как огромный Гранд. К Малфоям они прибыли полным составом. Альбус поздоровался с красивой мамой Скорпи, на правах старого знакомого улыбнулся его отцу, и остановился как вкопанный перед высокой пожилой женщиной в жемчужно-сером корсетном платье. Строгая дама надменно взглянула на него сверху вниз, чопорно кивнула серебряной, как у мистера Малфоя, головой и, подняла лицо Альбуса вверх, ухватив за подбородок крепкими сухими пальцами.

— Вы очень похожи на своего отца, молодой человек, — без всякого выражения произнесла Нарцисса Малфой, и Ал растерялся, не зная, как принять эти слова — как комплимент, или насмешку. Бабушка Скорпиуса наградила его холодной, так же ничего не выражающей улыбкой, и увела куда-то мистера Малфоя, к явному неудовольствию отца.

— Будешь кататься? — мягко спросил Скорпи, осторожно дотрагиваясь до вялой руки приятеля. Ал только помотал головой. От простого прикосновения стало щекотно и колко где-то между лопатками — оказывается, он страшно соскучился по всем этим необязательным жестам, которые за неделю сократились до необходимого минимума. Скорпиус протягивал руку за печеньем или стаканом сока, задевая друга локтем, тянул себя за прядь надо лбом, иногда задевая рукавом, держал руку Альбуса, когда тот подходил к конюшне — вот и все. Если бы не Лили, вертевшаяся поблизости, если бы не отец, с нетерпением посматривающий в сторону большого дома в конце аллеи, если бы не Джеймс, живо обсуждающий с конюхами достоинства лошадей, то Альбус наплевал бы на все, и просто повис бы на друге, обхватив за шею. Как раньше. И пусть думает что хочет, пусть обижается, вырывается и убегает, но желание прикоснуться было почти болезненным. Как сильное покалывание в затекших мышцах.

— Эй, Малфой, ты едешь или нет? — крикнул Джеймс, хлопнув по крупу лошадку Лили. — Долго тебя еще ждать?

— Да еду, еду, — сквозь зубы буркнул Скорпи, поворачиваясь к окончательно сникшему другу. — Ну давай, я рядом буду, вместе покатаемся… Ал, ты слышишь?

Он слышал, и не только слышал, но и чувствовал — запах конского пота и свежескошенной травы, там, где начиналась изумрудная травка, перечерченная песчаными дорожками. Чувствовал сладковатый аромат цветов с клумб и воды близкого пруда, даже знал теперь как хрустит нагретый песок под круглыми черными копытами Гранда. И видел влажную пелену неба над головой, загорелые колени сестры на фоне лоснящейся лошадиной шкуры, темные пятна на рубашке Джеймса, там, где швы рукавов уходили подмышки, и острые пики длинных пепельных ресниц, когда Скорпи поворачивался в профиль. И какие-то странные радужные блики, то и дело появляющиеся на бледных щеках и подбородке, когда друг поправлял на шее тоненький витой шнур, уходящий концами за ворот рубашки. Вчера никакого шнура не было...

— Ал, прекращай дурака валять. — Джеймс подошел ближе, ведя в поводу серую в яблоках кобылу. — Или залезай на лошадь, или иди с папой к конюшне, там посидишь. И чего ты вцепился, ты же ему руку оторвешь!

Альбус быстро разжал пальцы, только сейчас заметив, что все это время держал Скорпи за руку, и густо покраснел с досады. Друг улыбнулся, давая понять, что ничего страшного не случилось, потер покрасневшее запястье, и мрачно взглянул на Джеймса, уже лихо взлетевшего на лошадь.

— Пошла, давай, Гарда, а ну, пошла! — старший брат пристукнул коленями, шлепнул по изогнутой шее поводом, и норовистая кобылка неохотно подчинилась, задирая вверх храпящую морду, пошла, сперва шагом, а потом и мелкой тряской рысью.

— Да, я еду, — Альбус решительно взялся за кожаную луку седла, с удовольствием заметив, как просияло лицо друга. — Только вы не гоните, хорошо?

— Шагом поедем, — Скорпи придержал Гранда, помогая другу взобраться в высокое седло, и перекинул через черную лобастую голову поводья. — Ты главное — сам не гони.

Они медленно ехали по широкой алле — четыре лошади, четыре всадника, друг за другом. Лили рвалась вперед, нетерпеливо причмокивая губами. В конце-концов ее лошадь поехала впереди всех, весело помахивая рыжим, в масть всадницы, хвостом. Доехав до поворота дорожки, Джеймс притормозил, вопросительно обернулся назад, и вся четверка выехала к пруду.

Альбус вздохнул — в последние дни он сам себе напоминал какой-то невиданный камертон, который тоненько вибрирует, отмечая малейшие оттенки звуков, запахов и красок, словно с него живого сняли кожу, прибавив животное чутье и слух. Брата с сестрой он еле замечал, погруженный в собственные ощущения и впечатления, яркие, как детские сны. Вот друг слегка нагнулся в поскрипывающем седле, узкая ладонь похлопала вздрагивающую шею коня — белая грива переброшена на одну сторону, твердые лошадиные уши, покрытые светло-серыми жесткими волосками, чутко повернулись назад. Лили, капризным писклявым тоном требует достать ей большую белую кувшинку. Светлая челка друга вздрагивает на фоне темно-зеленой прудовой воды, когда он тянется сломанной веткой за кувшинкой — розовые губы решительно поджаты, а тонкие брови серьезно сошлись у переносицы. Сестра сует нос в сердцевину белоснежного цветка, с длинного черного стебля на сухой песок падают тяжелые капли-слезы. Джеймс что-то говорит, взмахивая рукой в сторону дома — с высоты конского роста, если осторожно посмотреть вниз, видно, как ровно и синхронно идут рядом два коня. Широкие черные копыта — и аккуратные светлые, с новыми подковками. Красиво и завораживающе — цок-цок…

— Ал, ты уснул, что ли? Свалишься. — Лили невежливо ударила брата ладонью между лопаток, прежде чем унестись вперед и скрыться за поворотом. Альбус очнулся от транса, поднял голову и заморгал слезящимися глазами. Нет, он не заснул, просто задумался о чем-то своем, уставившись под ноги Гранда, так и продолжающего топать вперед по знакомому маршруту — прямиком к конюшням. Здорово, получается, что он уехал далеко вперед, как и сестра, оставшись один в пустой аллее.

Обернувшись назад, Альбус уже открыл рот, чтобы окликнуть друга, задержавшегося где-то позади, но так и не смог вымолвить ни слова — недалеко от густых сиреневых кустов стояли две лошади, белая и серая в яблоках. Джеймс, наклонившись вперед, что-то говорил Скорпи, придерживающего своего коня, и в этом не было бы ничего странного, если бы… Гранд вдруг обиженно всхрапнул и встал как вкопанный, когда его гриву сильно и больно стиснули руки всадника — старший Джеймс быстро наклонился вперед, обхватил Скорпи за шею и ткнулся ртом в улыбающиеся розовые губы.

* * *

Разговаривать с Малфоем оказалось еще труднее, чем с Джинни. Хорек не впал в истерику, и не разбил об голову гостя фамильный сервиз, не плеснул в лицо вино из хрустального фужера на высокой ножке, и даже не обозвал Гарри дураком или идиотом. Он просто молчал, слушая сбивчивый рассказ, и на глазах покрывался знакомой ледяной коркой. Только теперь это был явно не панцирь, а толстая прозрачная броня, в которой невозможно пробить брешь, даже паля по Малфою из гаубицы, и через несколько минут Поттер понял, что дело плохо. Оказалось, что к этому зрелищу он совершенно не готов — хорек за несколько минут превратился в пыльное музейное чучело за стеклом витрины. Похож на живое существо, но вместо глаз — стеклянные пуговицы, а из белоснежного меха торчат обрывки ниток, демонстрируя разошедшиеся швы на боках. Труп. Уж лучше бы швырнул в гостя тяжелым бронзовым подсвечником, но не умирал прямо на глазах

— Ну? — спросил Гарри, нервно потирая ладони, и чувствуя себя, по меньшей мере, убийцей. — И что думаешь?

— Ничего. — Драко отставил на столик бокал с нетронутым вином и сцепил пальцы на колене. — Ничего.

— Как так? — Гарри, уже приготовившийся к любой реакции, от презрительной просьбы немедленно покинуть дом, до банальной драки, оторопел. Такого ответа он никак не ожидал. — Малфой, тебе что, все равно, что ли?

— Не все равно, — произнесла живая тень, одернув белоснежные манжеты вокруг узких запястий. — Просто я считаю, что это не твое дело, Поттер.

— Как это — не мое? — пробормотал Гарри, грузно плюхаясь на первый попавшийся стул. Да что такое с хорьком? Он опять, что ли, издевается? Не может же он на самом деле считать, что…

— Вот так. Не твое. Не твоя жизнь, и не твои отношения.

Гарри возмущенно, совсем как Джинни, открыл рот, но так и не нашелся, что сказать. Просторный кабинет хозяина Малфой-Мэнор наполнился звенящей тишиной, даже часы примолкли, даже портреты на стенах, обычно оживленные и болтливые, замолчали, застыв в своих рамах, как обыкновенные маггловские картины. Поттер сидел на стуле, в бессмысленном отупении наблюдая, как высокая фигура Драко, мазнув по его лицу сумрачным взглядом, поднялась из глубокого кресла, пересекла узорчатый ковер на полу, и зашарила ладонью по резным стенным панелям. Под длинными пальцами что-то скрипнуло, резная химера отъехала в сторону, открывая небольшую нишу в стене, уютно вспыхнувшую изнутри лиловым светом. Сообразив, что только что стал свидетелем открытия личного тайника, Гарри нервно сглотнул горькую вязкую слюну. В голове мелькнула шальная и глупая мысль, что Малфой его сейчас отравит — в руках хозяина, повернувшегося к столу, оказался маленький сафьяновый ящичек с медными земляничками на уголках.

— Истерику закатывать не стоило. — Драко ловко откинул темно-вишневую крышку и быстро забегал пальцами по стеклянным круглым головкам пробок. — Еще не хватало от тебя нотации выслушивать, будто мне собственной матери недостаточно…

— А что твоя мать? — Гарри, дернулся в сторону от протянутого бокала с вином, в который Малфой капнул какое-то мутное зелье из рубинового фиала. — Я не стану это пить, и предупреждаю — я хоть и на пенсии, но все же…

— Успокоительное. — Драко снисходительно улыбнулся гостю, словно перед ним сидел не сто лет знакомый школьный соперник и знаменитый герой, а больной ребенок, отказывающийся принимать лекарство. — Не дури, Потти, никто тебя травить не станет, тем более, здесь. Просто выпей и успокойся.

— Успокойся… — вино показалось подозрительно сладким, по вкусу напоминающим клюквенный сок с ударной дозой приторного джема. — Поражаюсь тебе, это же твой сын! Ты что, не понимаешь?

— Понимаю, — повторил Малфой, снова проваливаясь в плюшевые кресельные объятия. — Потти, это дети. Мои. И твои. Но это не ты.

— Болван, — пробормотал Гарри, опуская тяжелую голову на руки — какие бы компоненты не входили в зелье, но работало оно на славу. Он не успокоился, да он и не истерил с самого начала, чтобы там не говорил, и в чем бы не пытался его убедить Малфой, просто очень сильно устал за эти дни. Так сильно устал… И от вечного ора и препирательства детей из-за всякой ерунды, и от требовательной Джинни, и от извращенного романа старшего сына, и от волнующих, но очень страшных снов, и от Малфоя, уже доставшего своими перевоплощениями… И от этого суматошного лета, и от серебряных нитей в голове, и от того, что с некоторого времени по утрам и в сырую дождливую погоду начинают ныть суставы, и зелья приносят только временное облегчение, и от того, что скоро осень… Теперь усталость заползала под веки, раздражала слизистую, щекотно возилась где-то глубоко в носу, там, где оправа очков надавливает на переносицу — точно как в первые часы начинающейся простуды.

— Поттер, нормально все? — прохладная рука несильно сжала плечо, встряхнула и исчезла, когда гость поднял голову.

— Нормально, — Гарри сдернул с носа очки, поморгал, потер нос, слегка подергал себя за лохматые волосы надо лбом — Джинни грозилась насильно остричь и его, и Альбуса прямо во сне, применив магию, и сейчас Поттер подумал, что правильно он откладывал стрижку. Иначе, чтобы он сейчас дергал? А теперь еще и Джеймс стал похож не пойми на кого. Отрастит еще бородищу как у Хагрида… И что за мысли лезут в голову?

Драко молчал, смотрел в сторону и покачивал ногой, демонстрируя ледяное безразличие. И Гарри уже начало казаться, что… возможно чертов хорек в чем-то прав. Может быть не надо вмешиваться, и может быть стоит прислушаться к его словам… Живут же другие… родители… у которых дети… вот такие… Мерлин, да как же они живут-то? Как там Малфой сказал? Не твоя жизнь, Поттер, и не твои отношения. Может, и правда — отношения… Покрутив в голове это слово так и сяк, Гарри тихонько кивнул сам себе — бог с ним, пусть будут отношения. Не называть же все это безобразие любовью…

Мерное покачивание светло-коричневого ботинка из тонкой дорогой кожи действовало усыпляюще, большие часы в углу кабинета тихо отмечали минуты, тусклый уличный свет утонул в бархате темных портьер. Гарри поднял голову, посмотрел на прямую седоволосую фигуру, неестественно выпрямившуюся в мягком кресле, и уже открыл рот, что бы задать очередной вопрос, но тут по коридору прокатилась быстрая дробь шагов и кто-то нетерпеливо забарабанил в дверь.

Малфой нахмурился, метнулся из кресла мимо гостя, мазнув по лицу последнего полой тонкой домашней мантии, приоткрыл дверь и выглянул наружу. Гарри увидел кусочек коридора, две пары ног и две головы — светлую и темную. И шепот, быстрый задыхающийся шепот, срывающийся в истерический фальцет.

— Поттер, такое дело… — пробормотал Драко через несколько минут тихих переговоров, поворачиваясь к ничего не понимающему Гарри. — Ты главное, не психуй раньше времени, но… В общем, похоже Альбус сбежал. Эй, Поттер, ты нормально себя чувствуешь?

Он себя нормально чувствовал. Нормально до такой степени, что при известии об исчезновении среднего сына, при виде бледного лица Скорпиуса, кусающего губы, при взгляде на хмурого насупленного Джеймса, застывшего в дверях, и главное — при виде озабоченного Драко, снова быстро склонившегося над сафьяновой коробочкой, сиротливо забытой на столе, Гарри почувствовал, как губы сами собой складываются в кривую нервную улыбку. Замечательно. Лучшего и придумать было нельзя! Альбус сбежал! Вот просто взял, ни с того, ни с сего — и сделал ноги!

Хрустальный фужер вывалился из ватных холодных пальцев и покатился по ковру, оставляя за собой на узорчатом ковре рубиновую винную дорожку.

Лютный переулок показался ему похожим на глубокую нору в просвете высоких каменных домов. Выпав из неизвестного камина, Альбус зацепился ногой за решетку, и стараясь удержаться на ногах, по инерции сделал несколько шагов вперед, к входной двери. Что это было за странное помещение он не понял, да и не собирался выяснять, оказавшись на улице, на серых ступеньках какой-то лестницы. Он брезгливо отряхнул штаны, автоматически порадовавшись, что не угодил в вонючую зеленую лужу под ногами, в которой плавали луковая шелуха и какой-то уличный сор. Отпустив дверь, Ал поднял голову вверх, посмотрел на длинный серый прямоугольник между острыми гранями крыш, и удивился — летнее небо, пусть и затянутое легкими облаками, отсюда казалось темным и тусклым, точно как поздней осенью. А еще здесь было сыро и холодно, как в Подземельях. Скорпи всегда поддергивал другу воротник школьной мантии, когда они шли по гулким темным коридорам к Слизеринской гостиной, и Альбус рано или поздно обязательно начинал чихать.

Вспоминать и думать об этом было больно — под веками стало горячо, и Ал сердито оттер рукой мокрые глаза. Тяжелая дверь громко заскрипела, завизжала ржавыми петлями и с грохотом захлопнулась, отрезая Альбусу, метнувшемуся назад, путь к отступлению. Еще не осознавая, чем ему это грозит, беглец неуверенно подергал железную скобу дверной ручки. Заперто.

— Чего потерял, красавчик?

Он испуганно обернулся, уставившись на грязную ладонь, ухватившуюся за рукав. На секунду даже показалось, что рука, высунувшаяся их чернильного провала узенькой подворотни, живет сама по себе — двигается, перебирает узловатыми пальцами с обломанными «траурными» ногтями, мнет ткань рубашки, подбираясь к лицу.

— Да не бойся, не обижу — прошелестело из темноты, когда Альбус отпрянул в сторону. Следом за рукой из подворотни появился рваный подол замызганного платья неопределенной расцветки, и кривая деревянная клюка. Нищенка.

— Это Лютный переулок? — спросил Ал, осторожно переводя дыхание и стараясь дышать через нос. Не то, чтобы он испугался оборванной старой женщины, просто уж очень странным и жутковатым оказался узенький простенок между крутой щербатой лесенкой и подворотней. Куча каких-то прелых тряпок в тупике, смердящая лужа, птичий помет на ржавых гнутых перилах, и старая женщина, вышедшая на свет из тени.

— Он самый, мой хороший, — нищенка пошамкала провалившимся ртом, разглядывая пришельца, и Альбусу стало неловко за свой слишком благополучный и опрятный вид. Женщина, то ли обнищавшая ведьма, то ли вообще сквиб, сдвинула на затылок мятую шляпу и задумчиво поскребла ногтями серые сальные волосы, останавливаясь взглядом то на светлой рубашке, то на блестящей пряжке ремня, и Альбус, мысленно прикинув стоимость своей одежды, почувствовав что-то похожее на неловкость и стыд.

— Одет как маггл, а по виду — не маггл, — пробормотала женщина и вдруг широко улыбнулась, продемонстрировав редкие гнилые зубы. — Ты чего забыл тут, чистенький такой?

— Я… — начал Альбус, и замолчал, задумавшись. Зачем он рванул из Малфой-Мэнор в самый злачный район магического Лондона он уже и сам не очень хорошо понимал. Хотя, когда он летел вперед по зеленой аллее, подстегивая коня, не слыша за спиной крика Скорпи, сразу кинувшегося в погоню; когда смотрел вперед сквозь дрожащее марево слез на белые башенки поместья; когда вихрем пронесся по галерее и, оттолкнув пискнувшего эльфа, прыгнул в камин — конечная цель была проста и понятна. И страшно глупа. А сейчас, глядя на грязь, мусор и стараясь дышать ртом, чтобы не чувствовать сладковатый запах тлена и нищеты, Альбус ужаснулся собственному идиотизму, но отступать было некуда.

— У вас тут есть… — опять обратился он к женщине, все так же терпеливо ожидающей объяснений. — Ну… Гостиница, или кафе… чтобы камин… Ну, сеть каминная что бы была.

— Есть, есть, у нас все есть, — нищенка с готовностью закивала — длинные грязные пряди закачались в такт, как серые водоросли. — Смотри, голубчик, сейчас за угол зайдешь — там еще один поворот — прямо к «Цвергам» и вывернешь.

— К кому? — не понял Ал, осторожно обходя вдоль стены зеленое вонючее море с корабликами мусора. — Какие цверги?

— К «Цвергам». — женщина утвердительно постучала палкой в скользкие черные булыжники под ногами. — Трактир. Да ты мимо не пройдешь, тут идти больше некуда. Ты только, красавчик, смотри, если деньги с собой есть, не показывай сразу — отнимут.

— Нету денег, — машинально ответил Ал, и тут же напрягся. — Как это — отнимут?

Оборванка, услышав, что у странного мальчишки нет с собой ни кната, сразу потеряла к нему интерес, и медленно двинулась обратно, в чернильную подворотню, но услышав вопрос, обернулась через плечо.

— Да ты что, с Луны упал, дурачок такой? — удивилась она, опять сдвигая на затылок шляпу. — Как-как, отнимут и все. Или в кости обыграют, или ограбят. Откуда вы беретесь только, чистенькие голубки, впервые слышишь про такое? Дурачок…

— Не впервые! — крикнул Ал в темный провал, в котором растворилась нищенка, — У меня папа аврор, он рассказывал!

— Аврор, значит, — еле слышно донеслось из сумрака — стук палки по булыжникам становился все тише, пока не стих окончательно. Альбус еще немного подождал, перетаптываясь на крохотном сухом пятачке, не загаженном птицами и мусором, понял, что больше никаких комментариев не дождется, пожал плечами и повернулся к выходу из тупика. Ладно, раз он действительно такой идиот, то пора уже брать себя в руки и выбираться отсюда.

Да, Лютный переулок оказался не просто темной норой. Пару раз увернувшись от выплеснутых с верхних этажей помоев, Альбус шел вперед, иногда оскальзываясь на круглой скользкой брусчатке мостовой, с любопытством заглядывая в точно такие же подворотни и тупички, как и тот, в котором оказался он сам, удрав из Малфой-Мэнор. В этих узких проходах между домами копошились тени, мелькали мутные силуэты людей, где-то хлопали двери, выпуская наружу гул и шум, звучали голоса, пьяные песни и смех. Через какое-то время Альбус начал мысленно разговаривать сам с собой, рассуждая, почему же этот район был постоянной головной болью его отца, когда тот еще не вышел на пенсию. Ну, темно здесь. Ну, бедно. Ну, течет по водосточным канавкам вдоль старинной мостовой зловонная липкая жижа, и люди здесь не отличаются изяществом манер. Но к Альбусу никто не приставал, заговаривать не пытался и дорогу не преграждал. Смотреть — смотрят, разглядывают, ощупываюсь глазами, словно пальцами, и пару раз, услышав за спиной приглушенный заинтересованный разговор, Ал втянул голову в плечи и ускорил шаг, продолжая себя уговаривать, что Лютный — самое спокойное место в Лондоне.

Трактир «Цверги» оказался совсем рядом, как и говорила безымянная бродяжка — небольшая жестяная вывеска, три ступеньки вверх и захватанная сотнями рук медная ручка. Потянув на себя тяжеленную дверь, Альбус встал как вкопанный на пороге, закашлялся и заморгал глазами, привыкая к тусклому освещению и пластам табачного дыма, в котором еле угадывались фигуры людей. Барная стойка, тяжелые длинные столы, масляные лампы, сухой перестук игральных костей и вопли разгоряченных игроков, азартно шмякающих деревянными стаканчиками по столешницам. На новоприбывшего посетителя трактира никто не обратил внимания — или тут не привыкли рассматривать вошедших, или все так увлечены игрой, что ничего не видят вокруг. Ну и не надо, главное Альбус уже увидел — большой камин в углу, в котором только что исчезла подвыпившая компания. А вот коробки с летучим порохом, или чего-то похожего, по близости не наблюдалось.

— Тебе чего, парень? — равнодушно поинтересовался толстый дядька за стойкой. Альбус покосился на засаленный коричневый фартук трактирщика, быстро окинул взглядом барную витрину и оживился, увидел то, что искал — красную глиняную плошку с серым мелким порошком. Летучий порох. Только вот стоит эта плошка прямо за спиной здоровяка в фартуке.

— Порох. Летучий. Мне домой надо. — Ал навалился грудью на стойку, указывая на заветный сосуд. — Пожалуйста, мистер, очень нужно.

— Плати сикль, и вали куда хочешь, — так же равнодушно буркнул хозяин «Цвергов», и грохнул на мокрую столешницу глиняную кружку с кружевной пенной шапкой, за которой тут же протянулась рука одного из игроков, подошедших к стойке, что бы промочить горло после очередной партии в кости.

— А если в долг? — без особой надежды промямлил Альбус, провожая взглядом залатанные мантии еще двоих посетителей, только что вышедших из вожделенного камина. — И вообще, почему так дорого-то?!

— А тебе не все равно? — трактирщик кивнул одному из знакомых игроков и уставился на Ала круглыми рыбьими глазами. — У тебя, судя по всему, вообще денег нет.

— Ну, я могу потом…

— Слушай, парень, топай отсюда. Сказано — сикль. Или плати, или проваливай. Или вон, в Триктрак сыграй, может, повезет.

Альбус нерешительно обернулся к столам. Черт с ним, пропадать, так пропадать. Раз он за сегодняшний день и так наворотил глупостей, так почему бы не сыграть? А вдруг повезет? Все равно другого выхода нет...

Присмотревшись к столам, за которыми шла игра, он нахмурился — карты, кости и тот самый загадочный Триктрак. Да, не густо. Вряд ли здесь играют в подрывного дурака, а других карточных игр Альбус, привыкший к тихим развлечениям Рейвенкловской гостиной, не знал. И кости тоже. Вот, если бы здесь играли в шахматы… Значит, остается Триктрак. И если судить по игровым доскам, над которыми склонились игроки — это что-то вроде маггловской игры в нарды.

— Не, пацан, сдурел, что ли? Зачем мне твои маггловские тряпки? — замотал головой лысый обладатель доски в старой лиловой мантии, когда Альбус, набравшись смелости, на ватных ногах подошел напрашиваться в партнеры, как только проигравший игрок встал из-за стола.

— А на что тогда? — губы плохо слушались, а по спине пробежал неприятный холодок, когда сразу несколько человек за соседними столами заинтересованно подняли головы, привлеченные наглостью помирающего от страха новичка.

— Да на что с тобой играть-то, деточка, — лысый окинул взглядом побледневшего Альбуса и почесал пальцем волосатое ухо. — Был бы ты девкой, я бы еще подумал. А так — извини.

— А на это? — вспомнив оценивающий взгляд нищенки из подворотни Ал похлопал себя по пряжке ремня. Не золото, и не даже не серебро, но мама отдала за нее как раз сикль, хотя сын считал, что для обыкновенного брючного ремня вовсе не надо украшать пряжку выпуклым орнаментом, да еще и начищать ее так, что солнечные блики бьют по глазам на расстоянии в несколько метров. Если бы не сегодняшний визит к Малфоям, то ценное приобретение, призванное придать гардеробу Альбуса внушительный вид, так и валялось бы в шкафу, упакованное в картонную коробочку.

— Железка? — лысый протянул руку и погладил пальцем узор из листьев и веточек, выбитых на холодном металле. — Парень, зачем мне бабье украшение?

— Декстер, чего ты новичка пугаешь? — чья-то лапища тяжело легла на плечо, и, сильно надавив, заставила Альбуса плюхнуться задом на лавку, как раз напротив разложенной доски с расставленными на ней синими и белыми круглыми фишками. — Продует если — так я у тебя перекуплю. Хорошая вещица, а мальчику деньги нужны, да?

— Да, — Ал послушно кивнул, чувствуя себя совсем плохо — куда его тролль занес?! Какого дементора он рванул в Лютный переулок, психанув из-за поцелуя брата и друга? Опыта набраться? Доказать, что он обиделся на весь белый свет? Чтобы побегали и поискали? Чтобы Скорпи понервничал и понял… Если друг и поймет, так это то, что Альбус не просто законченный кретин, но еще и… девчонка! Натуральная взбалмошная истеричная девица, как Скорпи и говорил. И это в том случае, если Ал выберется из всей этой переделки целым и невредимым. А что скажут родители, которые, наверняка, уже в курсе всего произошедшего и сходят с ума — лучше и нее думать.

— Ну, если только перекупишь… — лысый лениво пожал плечами, попыхивая длинной глиняной трубкой и усмехнулся, наблюдая за тем, как Ал дрожащими пальцами торопливо снимает с ремня свою ставку для игры. — Парень, ты хоть правила-то знаешь?

— Немножко знаю… — Альбус крякнул от неожиданности, когда та же самая лапища еще раз легла на плечо. Со всех сторон послышался возбужденный гомон — игроки, побросав свои партии, подтянулись ближе к столу, привлеченные дармовым развлечением, и Алу показалось, что за его спиной собрались чуть ли не все посетители «Цвергов»

— Ничего, я подскажу, — пророкотало над головой. — Начинайте уже. И это… Декстер, не жульничать! Что бы никакой магии, я слежу!

Не оборачиваясь, что бы хоть глазком взглянуть на обладателя громоподобного голоса, Альбус положил пряжку рядом с доской. Лысый Декстер, криво усмехаясь и, снисходительно поглядывая на своего партнера по игре, метнул кость. Тяжелый черный кубик с грохотом прокатился по доске, покрутился на грани, и наконец остановился, уставившись в закопченный потолок трактира четырьмя белыми пятнышками.

— Давай, парень, кидай, — бухнуло в ухо, и Альбус, зажмурившись, выпустил из вспотевшей ладони свою кость, подумав, что его первая в жизни серьезная игра рискует стать и последней — так разволновался.

— Шесть! — рявкнуло сверху, — Ну точно, новичкам везет!

Ал чуть не ткнулся носом в чадящее пламя светильника, когда между лопаток его ткнул чей-то кулак. Игроки заволновались, загомонили за спиной, зашумели, и рейвенкловский юниор по игре в Триктрак понял, что зрители начали делать ставки. Ну, все, живым отсюда он точно не выйдет.

* * *

Поттер на удивление быстро взял себя в руки: ногой отшвырнул в сторону вывалившийся из пальцев бокал, в несколько глотков выхлебал остатки вина в графине, рыкнул на Джеймса, держащего за руку всхлипывающую Лили и долго-долго тряс домашнего эльфа — единственного свидетеля побега сына. Через пять минут помещение наполнилось визгом испуганного слуги и причитаниями прибежавшей на шум Астории. Драко беспомощно гладил взволнованную жену по теплой руке, быстро пересказывая ей неприятную новость, и замолчал на середине фразы, заметив в дверях мать. Та не проронила ни слова, только нахмурилась и покачала головой, почему-то с осуждением взглянув на сына, словно в исчезновении Альбуса Поттера был виноват лично он, Драко.

— Ничего не трогал, пыль протирал, доспех чистил! — лопотал несчастный домовик, испуганно прижимая к голове длинные серые уши. — Был тут гость молодого хозяина, да, прибежал, меня напугал, в камин влез и все! А я ничего не трогал! Доспех чистил, я никогда не забываю чистить, хозяин мной доволен!

— Куда он отправился? Чертов лопоух, да говори ты! — голова эльфа моталась из стороны в сторону, пока отец Альбуса тряс его, схватив за тощие костлявые плечи, и Драко поморщился, на минуту представив себя на месте преступника, которого допрашивает аврор Поттер. — Малфой, хоть ты его спроси!

Через пятнадцать минут жалобных эльфячьих повизгиваний и рыданий Лили, не понимающей, что происходит, впервые прозвучало — Лютный переулок. Поттер от изумления открыл рот и разжал руки — бедный эльф, тут же отскочив от сумасшедшего гостя в сторону, предпочел исчезнуть. За спиной кто-то шумно выдохнул, и Драко, обернувшись на звук, заволновался еще больше — Скорпи стоял, опустив голову, вертел в руках метелку для пыли, забытую хозяйственным домовиком, и кусал губы.

— Так. Я в Аврорат. Оттуда в Лютный. Джеймс — остаешься здесь, присмотришь за Лили. Лили, не реви, ничего страшного! Я найду Альбуса, все будет хорошо. Малфой, я не стану пока ничего сообщать Джинни, если что узнаю — сообщу сюда. Миссис Малфой, не переживайте, все будет хорошо. — бормотал Поттер, успокаивая больше себя, чем испуганную Асторию, вцепившуюся в рукав мантии мужа, словно ища у него поддержки и защиты. — Все, я пошел!

Камин полыхнул яркой зеленью и Поттер исчез. Да, а ведь только что мычал и заикался, рассказывая Драко о романе двух мальчишек, потом сидел в кресле, по-стариковски опустив плечи и уронив на скрещенные руки лохматую голову. И вдруг такое перевоплощение — солдат, аврор… Н-да…

— Скорпиус, подойди сюда, — негромко позвал Драко, кивнув в сторону столика между колоннами. Сын искоса глянул на Джеймса, усевшегося на диван вместе с сестрой — Лили больше не плакала, успокоенная предусмотрительно принесенным зельем, только икала, уткнувшись брату в шею красным, заплаканным личиком. О, Мерлин, совсем еще дети, сидят на диване, как брошенные котята… Взрослые только по виду, а как случилась беда…

Разговаривать с сыном и читать ему нотации он посчитал лишним — достаточно было посмотреть на красный кончик носа и искусанные губы, чтобы все стало понятно. Мальчишка доигрался — маленький тихий Поттер увидел что-то, не предназначенное для его глаз, и сорвался в побег. Скорпиус наказал сам себя, и, откровенно говоря, Драко ему сочувствовал, невольно вспоминая себя в юные годы. И даже немного завидовал. Завидовал молодости, безрассудству, сумасшедшему темпераменту и главное тому, что любовные переживания — это единственная серьезная неприятность, выпавшая на долю его пятнадцатилетнего сына. Самому Драко в этом возрасте приходилось решать более сложные задачи, и потом — его любовь была недостижима и далека, чтобы даже просто попробовать за нее побороться.

— Побудь с мамой, — мягко попросил он, сжав ладонью напряженное плечо сына, упорно отворачивающего лицо и не смотрящего в глаза. — Она там с ума сходит.

— Пап, я хотел сказать… — Скорпи наконец-то поднял голову и Драко сочувственно вздохнул, услышав хриплый и глухой голос сына. Черт бы их побрал, дурачки малолетние. Один никак не определится в своих предпочтениях, другой срывается в истерику и мчится на край света… Хорошо, не на край, но при мысли о том, во что может вляпаться Альбус Поттер в Лютном переулке, на какие неприятности может напороться, становилось не по себе. Не то, чтобы там было очень опасно, но, насколько Драко успел заметить, друг его сына был типичным домашним ребенком — милым, наивным, и не по годам инфантильным. Такого до двадцати лет надо за руку водить, и не то что по Лютному, среди притонов и торговцев сомнительным магическим товаром, но и по приличным районам. Влипнет в историю, как пить дать влипнет.

— Отнеси маме. Посиди с ней, и веди себя тихо, — отрезал Драко, впихивая в вялую безжизненную ладонь стакан с водой, и еле слышно добавил. — И вот еще что, Скорпи. Или делай окончательный выбор, или осенью отправишься в Дурмстранг.

— Папа! — большие, как у матери, голубые глаза взглянули с неожиданной решимостью и злостью, но Драко развернул сына к дверям и слегка подтолкнул в спину. Ишь ты, ну и характер… Нет, Скорпи больше похож не на своего отца, а на деда — такой же самоуверенный, такой же упрямый, и такой же твердолобый — где не помогает сила, применит другую тактику. Наверняка, как только эта история разрешится, пойдет подлизываться к матери и бабушке, а те уговорят Драко не отправлять мальчика в другую школу. Хитрый маленький Малфой. И глядя в прямую худенькую спину и белоснежный затылок, исчезающие за дверями гостиной, Драко опять невольно позавидовал сыну.

Два часа спустя они сидели в столовой — обед, больше похожий на поминальную тризну. Гробовое молчание присутствующих, Лили, шмыгающая носом, Джеймс, так и не произнесший за все время ни слова, Скорпи, уставившийся взглядом в желтый нетронутый стог картофельной запеканки на своей тарелке, потерянная, полная дурных предчувствий Астория. И строгая, сдержанная Нарцисса, серым, затянутым в корсет айсбергом возвышающаяся на противоположном конце стола, где когда-то сидел Люциус Малфой. Единственная из всех присутствующих не потерявшая присутствия духа, элегантно отправляющая в рот кусочки пищи. Изящные сухие пальцы уверенно сжимают серебро приборов, подносят к губам белоснежную крахмальную салфетку, пробегают по запотевшему боку пузатого бокала с водой. Прямая спина, поднятые вверх светлые с серебром волосы и острые искры бриллиантов в мочках ушей. И глядя на строгую даму, продолжающую обедать как ни в чем ни бывало, все остальные, наконец-то приступили к еде.

— Хозяин! Хозяин! — пискнуло из-за драпировки, скрывающей дверь столовой. Драко обернулся на звук, заметив, как моментально сгустилось плохо сдерживаемое волнение за обеденным столом: серые пальчики домашнего эльфа вцепились в зеленый бархат портьеры, тиская и перебирая крученую бахрому — верный слуга приплясывал на месте, желая сообщить какие-то новости.

* * *

— Да ты, парень, везунчик! — орало за спиной, когда Альбус закрыл седьмую по счету партию, мастерски отправив все свои фишки в «дом». Декстер тяжело отдувался, блестя потной лысиной, злился, требуя отыгрыша. Пряжка вернулась на пояс, а у левой руки выстроилась аккуратная стопочка монет. Посетители «Цвергов» давно побросали свои столы, сгрудившись возле удачливого новичка и его соперника — Альбуса подбадривающе шлепали по плечам и спине, так что между лопатками образовалось горячее ноющее пятно, ставки на следующую игру все повышались и повышались, и становилось понятно, что из трактира его не отпустят, пока игроки спонтанного тотализатора не потеряют интерес к происходящему.

А они распалялись все больше и больше — в угол стащили все столы и лавки, которые нашлись в прокуренном зале, игровая доска с длинными черными полосками орнамента стала липкой и мокрой от пивных капель, когда над головой Ала плыли передаваемые из рук в руки кружки, кто-то даже поставил одну перед юным чемпионом, и Альбус осушил ее всю и сразу, даже не почувствовав вкуса. Да не до вкуса было, он бы сейчас и огневиски на вкус не почувствовал — внутри все заходилось паникой, как только тяжелые костяные кубики, протанцевав на стесанных ребрах свой, понятный только фортуне танец, падали светлыми пятнышками вверх и зал взрывался воплями восторга. Опять выигрыш, опять тычки в спину, новая кружка пива перед носом, стопка монеток становится выше, за спиной раздаются звонкие шлепки ладоней, которыми спорщики скрепляют пари на новую партию, а лысый Декстер багровеет затылком, прожигая Альбуса ненавидящим взглядом. И новая кружка пива была принята без возражений, и вторая, и третья… И через какое-то время зал поплыл, чадящее пламя светильников и серая грубая кладка стен стали казаться очень уютными, а орущие зрители — отличными ребятами, ничем не хуже однокурсников из гостиной Рейвенкло. И, погладив пальцем гладкие грани и даже демонстративно возведя глаза к потолку в немой молитве Мерлину и Меркурию — покровителю воров и игроков, Альбус начал новую партию почти в таком же азартном волнении, что и собравшиеся в зале.

— Не мухлевать, не мухлевать, носатый! — добродушно рокотал румяный волшебник в неожиданно чистой и добротной мантии, который и посадил Ала за игровую доску. Теперь он сидел рядом, навалившись на скрипящий стол необъятной грудью, и радостно грохал огромной ладонью по столешнице, так, что фишки подпрыгивали, а серебряные монеты раскатывались в разные стороны, когда Альбус снова первым закрывал «дом». — Смотри, насильно палочку отберу! Лучше сам на стол выложи, что бы я видел!

— Что б ты провалился, Том! — рычал лысый, нервно тряся стаканчик с костями, как цыганка тамбурином на рыночной площади. — Лучше щенка проверь, наверняка у него какой-нибудь амулет припрятан! Чертовы авроры, что б вам провалиться вместе с вашим Авроратом…

— Тихо, тихо, — посмеивался бородатый Том, и поворачивался к стремительно пьянеющему Альбусу, вцепившемуся руками в край стола. — Эй, парень, может, и правда хватит? Эк тебя развезло-то…

— Еще! — икал хмельной чемпион, присасываясь к толстому краю новой пивной кружки, — Играю!

— Правильно! Пять сиклей на цыпленка! — взрывалось за спиной, и Альбус вялыми пальцами расставлял фишки на доске, развязно улыбаясь звереющему Декстеру, у которого на потном лице все явственней и явственней читалось желание прибить зарвавшегося новичка.

Через полчаса, когда зал грянул очередным воплем восторга, а лысый в бешенстве швырнул в стену пустую кружку, вызвав у Ала приступ пьяного гомерического хохота, черные резные балки потолка поменялись местами с полом, игральная доска исчезла из поля зрения, а под ногами оказались орущие лица с разинутыми ртами — кто-то дернул Альбуса вверх и поднял в воздух, прямо к грязному сводчатому потолку.

— Ну все, развлечение окончено! — рявкнул бородатый Том, держа вырывающегося Ала поперек туловища. — Ставки закрыты, джентльмены, долг получите с Декстера, он у нас еще за прошлый раз не рассчитался!

— Это против правил! — взвился лысый, хватая Ала за брючину. — Чертов щенок должен мне пять галеонов! Или пусть играет дальше, или возвращает деньги!

— Отвали, урод. — важно ответил «щенок», чувствуя поддержку зрителей и силача Тома, с которым, судя по всему, у носатого Декстера были какие-то свои, личные счеты. — Я честно выиграл, и без всякой магии!

— Пусть играют дальше! — заголосили в зале, и кто-то тут же сунул Альбусу в руку новую неподъемную кружку, которую пришлось схватить обеими руками, чтобы не вылить содержимое на заплеванный, посыпанный желтыми опилками пол. И все равно длинный пенистый язык выплеснулся через край и потек по глазурованному коричневому боку. Альбус открыл рот, что бы слизнуть вкусную белую пену, похожую на обрывок сахарной ваты, но сильные руки опять вздернули его вверх и посадили на лавку в углу, совсем рядом с камином, который уже не вызывал такого жгучего интереса, как в начале вечера. И зачем ему был нужен камин? Вернуться домой? А зачем? К кому?

— Я сказал — хватит! — взревел бородач, грохая кулаком по ближайшему столу. — Все! Представление окончено! Самые говорливые будут сегодня ночевать в участке. Декстер, а если я еще раз поймаю тебя на запрещенных заклинаниях для игры — отправишься прямиком в Азкабан.

Альбус уже не слушал — то, что великаноподобный Том на самом деле аврор, а не обычный завсегдатай трактира, он понял довольно быстро, заметив черный кожаный футляр для палочки, пристегнутый к широкому поясу, когда бородач наклонялся над игральным столом. У отца был точно такой же — только старый и потертый, с тисненым клеймом, бережно хранимый в верхнем ящике письменного стола. Другой вопрос — что этому аврору понадобилось в «Цвергах»? И почему он посадил Альбуса играть? И почему вообще допустил, что бы мальчишка сел играть на деньги? Разве ему не положено было сразу же взять малолетнего игрока за шиворот и проводить до родного дома, сдать с рук на руки родителям, прочитав им лекцию об азартных играх и воспитании детей? И почему Том общается с остальными игроками так, словно прекрасно всех знает? Да и они, судя по всему, с ним неплохо знакомы… А он то, дурак, был уверен, что все авроры такие же как папа — честные и смелые, и уж точно не станут играть в грязном кабаке в кости или карты. Альбус пожал плечами и хихикнул прямо в кружку, повесив себе на нос и щеки клочки пахнущей солодом пены.

— У, да ты хорошо набрался, парень, — раскатисто хохотнуло над головой. Том сел рядом на скрипнувшую лавку и поскреб твердыми желтыми ногтями черную пушистую бороду, дожидаясь, пока Ал, скосив глаза к кончику носа, удалит с лица остатки пены. — Ну что, нагулялся? Попробовал взрослой жизни? Домой-то не пора возвращаться? Сын Гарри Поттера обставил Декстера в Триктрак — вот это новости. И где ты только наловчился так лихо играть, или отцовское везение унаследовал?

— Про нарды в книжке читал, — пробормотал Альбус и тут же распахнул глаза, проанализировав последнюю фразу. — А вы откуда знаете?

Бородач добродушно потрепал его по голове, совсем как отец, и полез под синее сукно мантии, вытягивая из чехла палочку.

— Допивай свое пиво, и давай-ка домой, — пророкотал он, оглядывая зал с разочарованными игроками — кто-то потянулся к стойке за очередной кружкой, кто-то, вернув на место столы и лавки, снова начал трясти кости или метать старые засаленные карты. Красный возмущенный Декстер молча собирал свои пожитки, бросая на своего соперника гневные взгляды. Том вздохнул, потянул из ладони Альбуса скользкую кружку, и приобнял его за плечи, крепко прижимая к себе.

— Не… Не-не-не! — завертел головой Альбус, сообразив, что сейчас странный аврор аппарирует с ним прямо домой, и начнется именно то, о чем он только что рассуждал — несовершеннолетний преступник попадет прямиком в руки матери, а дальше последует лекция об азартных играх и правильном воспитании. — Нет! Не домой!

— А куда же? — бородач отпустил отчаянно вырывающегося Альбуса, который умудрился выплеснуть на себя остатки пива — так усиленно сражался за свободу. — Слушай, парень, прекращай дурить. Я твоего отца неплохо помню, характер у него будь здоров. Он уже наверняка весь Лондон на уши поставил, странно только, что тебя еще не нашли здесь. Ну, если узнаю, что они тут опять скрывающие чары используют, шулеры чертовы!

— В Мэнор, — решение пришло само собой, пока Том рычал и проклинал хозяина «Цвергов», имевшего дурную привычку ставить скрывающие чары на свое заведение, когда в нем шла игра по-крупному. — В Малфой-Мэнор. Там папин друг, я сейчас домой… Нет, не надо домой.

— Куда? — изумился бородач, и вдруг захохотал во все горло, так, что пышная борода задралась к потолку, а круглый живот заходил ходуном. — Папин друг, надо же… Хотя, я что-то слышал такое, говорили в управлении… Неужели мистеру Поттеру так скучно, что… Черт с тобой, Альбус… ты же Альбус, а не Джеймс, тот вроде постарше должен быть? В Мэнор, так в Мэнор.

Не успел Ал открыть рот, как Том ловко подхватил его подмышки, прижимая к себе — темный прокуренный зал «Цвергов», барная стойка и посетители, уже занятые новой игрой, завертелись в аппарационном вихре, скручивающем пространство в какую-то странную ленту Мебиуса из которой нет выхода. Альбуса замутило — голова закружилась, а желудок сразу напомнил о выпитом пиве горькой противной отрыжкой. Зажмурив глаза он уткнулся носом в жесткое и колючее сукно аврорской мантии, а когда мир вокруг перестал вращаться и в воздухе запахло свежестью и чистотой, понял, что Лютный переулок, трактир, Декстер, Триктрак и Лондон остались далеко позади. Он стоял в гостиной Малфой-Менора, привалившись к бородачу аврору, прижимая к груди пустую пивную кружку, грязный, с мокрыми пятнами на одежде и с горстью влажных серебряных монет в кулаке, которые так и не выпускал из руки после окончания игры.

Альбус открыл глаза, пьяно икнул, оглядев застывшую в дверях компанию — нервно ухмыляющийся Джеймс, Лили, прижимающая ко рту ладони, строгий мистер Малфой и его жена, ухватившая мужа за рукав, словно собираясь упасть в обморок. Но самое главное — растрепаный и очень злой Скорпи с горящими сухими глазами и красными пятнами на скулах. Очень бледный. И очень красивый. И почему Альбус этого раньше не видел?

— А я деньги выиграл, — захихикал Альбус, рассматривая молчаливую группу между белыми колоннами, и протянул лучшему другу серебряные сикли на раскрытой ладони. — И у меня папина удача, а еще я отлично играю в Трик…

Он не успел договорить — Скорпиус сорвался с места, и последнее, что успел увидеть чемпион Лютного переулка по Триктраку — небольшой крепкий кулак, летящий ему прямо в лицо.

— Отличный удар, — пророкотало сверху, когда Альбус, мотнув головой, плавно провалился в мягкий черный туман, наконец-то дающий возможность выспаться и протрезветь. Рассыпавшиеся монетки с громким звоном запрыгали по зеркальному паркету.

Кто и когда успел оповестить миссис Поттер о побеге Альбуса, Скорпи так и не узнал, но она внезапно выскочила из камина и сразу запричитала над спящим сыном, свернувшимся клубочком на узкой банкетке в гостиной. Потом появился мистер Поттер — он упал прямо в объятия хозяина поместья, проходившего мимо камина, чтобы проверить самочувствия малолетнего пьяницы, погруженного в магический сон. Мистер Поттер помотал головой, поморгал усталыми глазами, протер о рукав очки, пока отец Скорпи заботливо придерживал его под локоть, потом склонился над кушеткой, шумно вздохнул, и тихо скрылся за дверью гостиной. Всего один час спокойного сна — и Альбусу придется столкнуться с заплаканными глазами матери и нервно-возбужденным отцом, жаждущим прояснить несколько вопросов относительно причин странного побега. Пока же родители беглеца весьма бурно и громко общались с жизнерадостным аврором, доставившим Альбуса в поместье. Бородатый Том, в первые минуты застеснявшийся великолепного убранства помещений, принял бокал хереса из рук щебечущей Астории, расслабился, распустил завязки мантии у горла и, усевшись в кресло, вытянул ноги в огромных сапожищах, приступая к подробному рассказу. Потом толпа возбужденных взрослых переместилась в столовою, оставив Альбуса на попечении лучшего друга и суетливых эльфов, готовых кинуться за лекарством, льдом, водой и всем, что может понадобиться спящему страдальцу, обыгравшему в Триктрак одного из шулеров Лютного переулка.

Скорпи зябко передернул плечами, поправил край покрывала, которым его мать заботливо укрыла пьяного подростка, и повернулся к столику, перебирая флакончики в знакомом несессере из дедовского тайника. Руки сами отыскали необходимый фиал с лекарством. Теперь нужно выдернуть плотно притертую пробочку, капнуть пару капель зелья на чистый марлевый треугольник, сесть поближе, приложить самодельный компресс к потемневшей скуле… Альбус заворочался во сне и сморщил нос — холодная примочка коснулась кожи, и в гостиной сильно запахло ландышем и мелиссой.

— Ну что, герой, отвел душу? — тихо спросил отец, когда вялое тело Альбуса, после непродолжительного полета по гостиной, было аккуратно сгружено на кушетку. — И у кого же ты научился руки распускать?

Скорпиус не стал отвечать — сейчас ему больше всего хотелось, чтобы отец, мама с бабушкой, Джеймс, и Лили, опять принявшаяся рыдать, исчезли. Все равно куда — в столовую, на улицу, в другой город, на другой континент или в иную Вселенную. Хотелось трясти придурка Альбуса за шиворот, так, что бы лохматая голова болталась из стороны в сторону. Хотелось разбудить дурака и заставить выслушать издевательскую, полную ядовитого сарказма речь, обличающую глупых рейвенкловцев, бросающихся очертя голову на поиск приключений на свою тощую задницу. Потом захотелось пожалеть, прижать к себе, долго целовать смуглые щеки и длинные загнутые ресницы, вздыхать от облегчения в маленькое ухо, спрятавшееся под черными волосами. И опять бить, и ругать, и целовать. Тьфу, как девчонка, телячьи нежности!

— О, Мерлин, почему Лютный? Почему? Что он там забыл? — вопрошала миссис Поттер, когда хозяин поместья мягко, но настойчиво уводил ее из гостиной, давая сыну возможность сожрать себя заживо. Она не знала почему, зато Скорпи знал. Точнее, догадывался, прекрасно помня тягостный утренний разговор, случившийся после ночи, проведенной на полосатой тигриной шкуре, когда угли медной жаровни выжгли остатки разума вместе с воздухом. Естественно, куда еще мог рвануть мнительный придурок, как не в Лютный, «набираться опыта»? Горгулья его раздери, дурак, идиот! Поттер, одним словом. Два брата — совсем разные, и такие одинаковые...

Альбус зашевелился на кушетке, потягиваясь и переворачиваясь на спину — отведенные для восстанавливающего сна время подходило к концу. Скорпи пересел поближе, и кивнул эльфу, неслышно возникшему у столика с пузатым графином в руках. Наливая в заранее приготовленный стаканчик прохладную воду, добавляя в нее антипохмельное зелье, которое может потребоваться Альбусу после пробуждения, Скорпи нахмурился. Чувство вины, отодвинутое на задний план тревогой и злостью на вспыльчивого друга, в тишине пустой гостиной вылезло из угла, встрепенулось, приободрилось, и навалилось на младшего Малфоя, с легкостью подминая под себя.

— Идиот, — прошептал Скорпи, наклоняясь ниже и рассматривая приоткрытые пухлые губы. — Какой же идиот… Все вы, Поттеры…

Альбус не ответил. Только вздохнул, обдав друга сильным ароматом зелья, которое в него насильно влил отец Скорпи, прежде чем уложить на банкетку. Глупенький романтик, заревновал, умчался, перепугал всех… Что ж ты раньше молчал… Отставив на столик приготовленный стакан и шикнув на эльфа, застывшего в простенке между рыцарскими доспехами и мраморной колонной, Скорпи осторожно, стараясь не шуметь, придвинулся к кушетке вместе со стулом.

Наклониться и провести языком по приоткрытым мягким губам показалось очень правильным. И то, что через несколько мгновений спящий Альбус пробормотал что-то неразборчивое в рот Скорпи, а потом, не открывая глаз, забросил руки ему на шею, словно делал это каждый день — тоже было правильно. И без всяких переживаний, без лишних вопросов, разговоров и страхов. В конце концов, они уже делали это, и не один раз, и даже больше этого... Ощущения, с одной стороны новые, а с другой — очень знакомые, заставили Скорпи подсунуть под затылок Альбуса ладонь, зарываясь пальцами в густые влажные волосы. Друг открыл мутные от сна глаза, похлопал ресницами и, сцепил руки в замок, притягивая младшего Малфоя еще ближе, словно боясь выпустить хоть на минуту. И даже не пришлось ничего объяснять — почему-то сейчас Скорпиус понял все без слов: сожаление, надежду, желание, и все то, что надо было давно сказать, и не могло выплеснуться, сковывая языки, сейчас занятые более приятным делом.

За спиной что-то щелкнуло, звякнуло и с глухим стуком покатилось по полу. Скорпи вздрогнул, быстро обернулся назад и выругался шепотом — нервный эльф, тот самый, которого мистер Поттер тряс за худенькие плечики так, что у домовика звонко хлопали большие серые уши, опять возник возле колонны. На этот раз заботливый слуга держал на вытянутых лапках тонкое вафельное полотенце, должное, видимо, сыграть роль очередного компресса на голову азартного игрока в Триктрак. На полу валялся прозрачный флакончик с зельем — увидев молодого хозяина за таким странным способом излечения гостя от похмелья, эльф бросил белый прямоугольник на край столика и испарился, словно его тут и не было.

— Ну, отлично, — пробормотал Скорпи, смущенно поворачиваясь к приятелю, и тут же испуганно отпрянул назад — пока он отвлекался на эльфа, пальцы Альбуса успели проворно забраться за воротник рубашки, ухватили скользкий витой шнур и дернули. Румынский амулет, оказавшись на свободе, брызнул в глаза перламутром и закрутился вокруг своей оси, играя и переливаясь всеми цветами радуги. По рукам, по нахмуренным широким бровям, по щекам и покрасневшим губам, по пахнущей пивом одежде друга полетел вихрь ярких разноцветных пятнышек.

— Солар? — Альбус с серьезным видом рассматривал перламутровый треугольник, натягивая серебряный шнур, заставляя приятеля сидеть в очень неудобной позе — сильно наклонившись вперед и упираясь руками в края банкетки. Скорпиус непроизвольно дернул головой, стараясь вырваться и ослабить натяжение, сам себе напоминая собаку, которую неожиданно поймали за поводок. Нагулялась, набегалась, и теперь, наконец-то попавшись, опасливо смотрит на хозяина, ожидая его решения. Скорпи быстро облизал вмиг пересохшие губы — чего ждать? Очередной сцены ревности? Нового побега? Истерики? Отталкивающего жеста руки, крепко сжимающей амулет, так, что шнур больно врезался в кожу шеи.

— Верни ему, — ладонь разжалась, и Скорпи открыл рот от удивления, не ожидая такого поворота. — Верни, сегодня же!

* * *

Пушистые тапочки Джинни недовольно засопели и сонно заморгали глазами-бусинками, когда хозяева, глубоко за полночь, наконец-то ввалились в спальню.

— Я сейчас, — Джинни сунула озябшие ступни в мягкий теплый мех и исчезла за дверью ванной, оставив совершенно разбитого мужа одного. Гарри ничего не ответил. Устало сел на кровать, потом лег на спину, повозил затылком по прохладному покрывалу и закрыл глаза, слушая шум воды за дверью. Под тяжелыми веками медленно плавали бледные желтые пятна, похожие на тусклые золотые галеоны, выигранные сыном в Триктрак. Поттер раздраженно сорвал с лица очки, не глядя швырнул их куда-то в черно-желтое марево и перевернулся на живот, остужая о холодный шелк щеку и висок.

Пока он наводил панику в Аврорате, пока носился по всем кабакам и забегаловкам Лютного, пока заглядывал в подворотни и тряс каждого встречного побирушку, расспрашивая о невысоком худеньком подростке, ему и в голову не пришло дойти до «Цвергов» и заглянуть туда. Он даже не вспомнил о них, что только подтвердило мнение смутно-знакомого аврора Тома, что в трактире используют скрывающие чары. Твою мать, тоже мне — герой, профессионал, попался на такую нехитрую уловку. Не говоря уже о том, что Поттер оказался просто плохим отцом, не разглядевшим в старшем сыне странности по части любовных предпочтений, а в младшем склонности к авантюрам и азартным играм. Страшно подумать, что выкинет Лили, когда подрастет…

Дверь ванной хлопнула, в спальню ворвался влажный запах мыла и шампуня — Гарри опять перевернулся на спину и прикрыл глаза ладонью. Слева, где-то под ребрами засела тонкая стальная спица — несильно покалывает, саднит, отдаваясь острием куда-то под лопатку. И от тихих вздохов жены, с самого возвращения домой не проронившей ни звука, от настороженной тишины в доме, от шаркающего звука мягких подошв по полу спица начинала возиться и дергаться, еще глубже впиваясь в сердце. Черт бы их всех побрал. Зелье выпить, что ли?

— Тебе не кажется, что этот мальчик плохо влияет на Альбуса? — бесцветным голосом спросила Джинни, усаживаясь за туалетный столик. — Я не помню, что бы он себя раньше так вел… Всегда была уверена, что с Алом у нас никаких проблем не будет…

Гарри наконец-то открыл глаза и повернул голову на звук, рассматривая ссутуленную спину и рыжие завитки на шее у жены. Джинни сидела опустив плечи, и задумчиво возила по волосам щеткой, глядя в зеркало. Поттер увидел отражение бледного лица, темные круги вокруг заплаканных глаз с тонкой сеткой морщин. И другие морщины, появившиеся только сегодня — одна вертикальная, залегшая между бровей, и две другие, прямые и глубокие, стремящиеся от крыльев носа к подбородку. Не лицо, а драматическая маска. Как у Малфоя.

— Ну вот и пусть отдохнет от дурного влияния, — пробормотал он, с трудом садясь на прогибающимся мягком матрасе. Спица пришла в движение, отозвавшись под лопаткой тусклой вялой болью, и Гарри глубоко вздохнул, стараясь заглотнуть как можно больше воздуха.

— Ты думаешь, что это поможет? — тихо отозвалась Джинни, откладывая в сторону щетку. Теперь она сидела выпрямившись, внимательно вглядываясь в зеркало, осторожно нанося на кожу крем, едва касаясь лица кончиками пальцев. Как автомат. Усталый автомат, затянутый в яркий шелк домашнего халата, выполняющий ставшие привычными за много лет движения. Пальцы ловко ныряют в розовую пузатую баночку, размазывают по ладони нежно-желтую блестящую массу, пробегают по лицу, осторожными похлопывающими движениями стараясь удержать неотвратимо исчезающую молодость и красоту. Сколько лет он уже наблюдает эту картину — рыжий локон, отраженный в зеркальной глади, запах жасмина или лилий, треск наэлектризованных волос, по которым пробегают зубцы частого гребня, прямая спина и позвякивание многочисленных флаконов и пузырьков?

Спица в сердце постепенно истаивала, воздух в спальне перестал казаться плотным и густым, как вода, и Гарри медленно заковылял в сторону ванны, по дороге стаскивая с себя одежду.

— Не знаю. В любом случае Малфой своего решения не поменяет. И правильно сделает. — буркнул он, швыряя пахнущую потом рубашку на пол у входа в ванную. — Совсем с ума сошли — одному шило в заднице покоя не дает, другой в драку лезет, третий…

Супруга быстрым жестом смахнула с глаз набежавшие слезы и Гарри споткнулся на полуслове — нет, не хватало еще проговориться, о том, что Джеймс… И так слишком много сегодня произошло такого, что не укладывается в голове. И не уложится еще долго. И самое неприятное, что поразило больше всего, что оказалось даже отвратительней липкого страха за Альбуса. Ложь. Ложь, которую на него обрушили все присутствующие, включая взрослых, как только он стряхнул каминный пепел с ботинок и выслушал историю триумфального бенефиса собственного сына в грязном кабаке.

Стоя под теплым душем и наслаждаясь остатками уходящей боли в груди, Гарри снова и снова прокручивал в голове слова и поведение всех присутствующих, и приходил к единственному мнению: не лгали ему только два человека — Лили и Нарцисса Малфой. Дочь, по-видимому, просто не знала, что случилось, поэтому только испуганно жалась к Джеймсу, хлопая длинными мокрыми ресницами. А вот мать хорька вела себя очень странно. Нарцисса, с появлением гостей утащившая Драко на какой-то приватный разговор, молчала, надменно поджав тонкие губы, на Гарри не смотрела, и только изредка дотрагивалась до рукава сына, когда тот проходил мимо. Малфой вздрагивал, оборачивался на мать и закатывал глаза. Молчаливый диалог взглядов и прикосновений, которому Гарри, занятый другими мыслями, тогда не придал значения, сейчас, в конце дня, показался очень подозрительным. Словно Нарцисса каждый раз одергивала хорька, когда тот слишком уж приближался к гостям. Что, до сих пор боится? Ненавидит? Опасается, что ее драгоценный сыночек замарается во время общения с Поттерами-Уизли?

Последняя мысль показалась настолько дикой, что Гарри громко фыркнул и тут же сильно потер лицо ладонями, когда горячая вода больно и противно защипала в носу. Нет, не в ненависти дело, наверное для надменной блондинки ее сын так и остался маленьким мальчиком в зеленой слизеринской мантии, как для любой матери. Поди ж ты — хорек сам уже седой, очки вон надевает, когда читает, а мамаша за ним все еще присматривает… И чего боится — не понятно.

Да и сам Малфой вел себя несколько… Даже если забыть странную реакцию на известие о том, что его похотливый сыночек соблазнил сына человека, у которого был в гостях, то… Гарри прижался лбом к кафельному белому квадрату, подставляя под упругие струи затылок, и замычал от бессильной ярости — да что они все скрывают?! Карамельная Астория только кивала головой, когда проспавшийся Альбус был подвергнут допросу о причинах побега. Смотрела своими прозрачными голубыми глазами, по которым невозможно ничего прочитать, и кивала, когда ее сын, которому Гарри тоже не верил, понес какую-то чушь насчет случайной ссоры, так же как мать, хлопая загнутыми кукольными ресницами. И точно так же продолжала одобряюще улыбаться, когда Малфой произнес прочувствованную речь о глупых подростках, ради дурацкого пари кидающихся в омут головой. Речь, рассчитанная на родителей Альбуса. И если Джинни поверила в историю о том, что малолетние негодники, поссорившись во время конной прогулки, ударили по рукам, что бы проверить, не побоится ли трусишка Альбус в одиночку посетить Лютный переулок, то Гарри сразу понял, что ему морочат голову.

Не похоже это было на спор. Если дело было только в глупом пари, то почему такие испуганные лица были у детей, когда они ввалились в кабинет Малфоя? Почему Джеймс даже слова не промолвил о произошедшем, даже когда они всей семьей вышли из камина и молча разбрелись по комнатам? Почему чертов Драко Малфой так многозначительно переглядывался с женой и матерью, неодобрительно покачивающей высокой прической? Не хотели что-то говорить, предпочтя выдать за истинную версию событий неумелую ложь, придуманную только что, пока Гарри приходил в себя после пережитого волнения? Вызвать бы вас всех в Аврорат, да поговорить как положено…

— Гарри, ты хорошо себя чувствуешь? — раздался из-за двери взволнованный голос Джинни, сопровождаемый громким стуком в дверь. Поттер от неожиданности вздрогнул, прерванный прямо на середине размышлений, и, выругавшись сквозь зубы, выключил воду.

Лежа в кровати, он долго не мог уснуть, рассматривая яблоневую ветку, черными ночными листьями прижавшуюся к оконному стеклу. Жена давно уснула, повернувшись к Гарри спиной и привычно пристроив ступни к щиколоткам супруга — успокаивающее прикосновение, которое сегодня не раздражало и не вызывало желания отодвинуться. Наоборот, казалось чем-то очень привычным и домашним, не позволяющим потерять почву под ногами. Якорь.

Вот когда сегодня Малфой то подавал стакан с зельем, то внимательно заглядывал в глаза, сдвинув к переносице тонкие светлые брови, то осторожно подхватывал под руку, словно Гарри превратился в старую развалину и готов свалиться в обморок — эти короткие моменты необязательных, но таких нужных прикосновений, тоже накатывало ощущение тепла и поддержки. Надо же, вот тебе и слизеринский хорек. Живешь всю жизнь, думая, что здесь черное, а вот тут белое… А потом в один прекрасный день выясняется, что все совсем не так — черное и белое сливаются в один сплошной серый туман со множеством оттенков. Старший сын, надежда и гордость, целуется с другим мальчишкой, и что там у них, и как к этому относиться — не понятно. Средний сын, отличник и тихоня, никогда не замеченный в странном и неадекватном поведении срывается в бега, да еще и открывает в себе талант азартного игрока. А школьный недруг, военные враг, с которым отношения начали налаживаться лишь спустя много лет, оказывается одним из людей, с которыми находиться рядом очень спокойно и надежно. Как с Роном и Гермионой. Даже как с Джинни. А решение Малфоя наказать Скорпи за рукоприкладство, оставив его на всю неделю дома, вызывало еще большую симпатию — Гарри был уверен, что хорек попросту разбаловал сына, растлил вседозволенностью и потаканием глупым капризам. Но спокойный, но непреклонный тон, которым Малфой озвучил свое решение, ему очень понравился. Не смотря на упрямо выдвинутый острый подбородок и вздернутый нос Скорпиуса. Не смотря на нерешительный жест Астории, тронувшей сурового отца семейства за руку. Не смотря на еще больше помрачневшего Джеймса и ворчливое недовольство Альбуса, которому тоже предстояло наказание, но у себя дома.

Хорек показал острые зубы собственной семье. Сам Гарри был не уверен, что смог бы устоять против двух пар влажных, распахнутых на пол лица глаз и дрожащих розовых губ жены Малфоя, переживающей за сына. Во всяком случае против Джинни он был бессилен. А Драко устоял. Вот тебе и на. Кремень. Еще бы не врал — цены бы ему не было, но это уже было бы слишком. В конце концов, он же Малфой…

* * *

Всю первую половину недели он злился. Злился на идиота Альбуса, тупого заученного болвана, опять устроившего глупую истеричную выходку, обошедшуюся всем слишком дорого. Злился на Скорпи, буркнувшего что-то на прощание, когда Джеймс улучил один единственный момент, чтобы поймать белобрысого в галерее между столовой и гостиной, когда представители обоих семейств были слишком заняты, чтобы обратить внимание на то, что отпрыск славного рода слишком задерживается за дверью. Не просто буркнул, а прошипел нечто непонятное, но очень ядовитое, отвернул лицо и оттолкнул Джеймса локтем, протискиваясь мимо него в гостиную, где на узкой банкетке дрых младший братец. Злился на мистера Малфоя, наказавшего сына за драку заточением в родном поместье. И это было очень обидно, тем более, что Джеймс считал, что Альбус еще легко отделался.

Откровенно говоря, тушканчик своим ловким апперкотом всего на несколько секунд его опередил — увидев в доску пьяного брата, с глупой улыбкой появившегося посреди гостиной в обнимку с бородатым аврором и пивной кружкой, Джеймс готов был сам сорваться с места и надавать кретину по шее. За дурь. За истеричный бабий характер. За то, что всех перепугал. И за то, что посмел ревновать чужого парня, за то, что Лили ревела белугой, за дрожащие мамины руки, подносящие к бескровным губам стакан с зельем, за страшный смех отца в первые минуты, когда стало известно о побеге. А несколько часов спустя хотелось врезать уже за другое — за самодовольное выражение лица, за непривычно уверенный взгляд и за широкую улыбку, рвущуюся наружу. Уж чего Альбус с тушканчиком наговорили друг другу в пустой гостиной — не известно, но рожа брата просто лучилась и сияла, как те самые монеты, выигранные этим книжным червем в Триктрак.

К среде стало совсем плохо. За завтраком Лили капризничала, выпрашивая у матери очередной поход по магазинам, отец как всегда читал свежую газету, рассеянно постукивая ложечкой по яйцу в желтой подставке-стаканчике, не замечая, что скорлупа давным-давно треснула. И только придурок Альбус, с которым отношения за эти дни накалились до предела, за обе щеки молотил овсянку ни на кого не обращая внимания. Потом, к удивлению семьи, не привычной к такому аппетиту рейвенкловского отличника, сжевал один за другим два бутерброда, выхлебал стакан сока и сорвался в гостиную, к камину. Джеймсу оставалось только с силой проскрести по тарелке ребром ложки, уставившись на пустой стул, на котором обычно сидел белобрысый — то, что брат сейчас будет минимум три часа болтать с узником Малфой-Менора, запертым дома по его же вине, злило необычайно! Теперь каминная сеть будет занята до обеда, и после обеда тоже — Альбус, видимо, шел на рекорд, побив достижения Лили по длительности болтовни с подругами. Поднимаясь на второй этаж Джеймс иногда присаживался на корточки и заглядывал вниз, в открытые двери гостиной, стараясь разглядеть камин и собеседника брата, но каждый раз видел одну и ту же удручающую картину — потертый джинсовый зад Альбуса, растянувшегося на животе перед очагом, сухарную плетенку у каминной решетки и угол какой-нибудь книжки. Видимо, братец наивно полагает, что Скорпи в родном доме с обширной библиотекой читать нечего. Кретин.

— И какой смысл был в наказании, если они все равно постоянно вместе? — спрашивала мама, выглядывая из кухни, и зычно кричала в открытую дверь. — Альбус, выйди хоть на полчала на свежий воздух. И освободи наконец-то камин!

— Да, сейчас… — глухо доносилось из гостиной. И конечно, болтовня продолжалась с прежним энтузиазмом. Несколько раз намеренно входя в комнату то за очками отца, забытыми на столе, то за маминым вязанием, Джеймс мрачнел, когда при его появлении интимное перешептывание сразу прекращалось. Скорпи сдержанно кивал головой и холодно улыбался, отводя в сторону глаза, а Альбус каждый раз одаривал старшего брата таким взглядом, что Джеймс еле сдерживался, чтобы не наподдать зарвавшемуся малолетке по тощей джинсовой заднице. Оттащить за шиворот от камина, вышвырнуть за дверь, хлопнув тяжелой створкой перед любопытным носом, и расспросить наконец, белобрысого, какого черта происходит? Ну, хорошо, хотя бы просто спросить, как у него дела, когда вернется, да и просто сказать, что Джеймс соскучился, и что он очень ждет воскресенья, когда наказание должно закончится, и услышать в ответ на приветствие такое знакомое: «Чертов тролль, потом, все потом!»

Неделя казалась длиннее целого учебного семестра, зато в воскресное утро встретило Джеймса сильным ароматом ванильной выпечки, горячими солнечными лучами, бьющими в окно, топотом ног по бощатому полу коридора, и звонким голосом Лили, верещавшей где-то на лестнице:

— Папочка, с Днем Рождения! Поздравляю!

— И я, — улыбнулся Джеймс, потягиваясь до хруста в суставах и чувствуя, как внутри все замирает от сладкого предчувствия: накануне в окно кухни влетел нахальный Полонез, сбил со стола масленку, и, покружив под потолком, бросил в руки отца узкий свиток — сегодня Поттеров ждали в Малфой-Мэнор. Белобрысый получал полную амнистию, очень удачно приуроченную ко Дню Рождения Гарри Поттера. Наконец-то.

Драко тяжело вздохнул, и задвинул верхний ящик стола, в котором уже полчаса безуспешно разыскивал необходимый документ. День был испорчен с самого утра — сразу после завтрака пришлось разбираться с накопившейся почтой, и свиток с печатью Гринготса, лежащий на самой вершине пергаментной пирамидки, аккуратно уложенной на блестящем подносе для визиток, сразу же привлек к себе внимание хозяина поместья. Сломав толстый коричневый сургуч, Драко пробежал глазами текст, и нахмурился — опять какие-то мелкие бумажные дела, которые всегда навевали на него скуку и вгоняли в сон. Считалось, что он, как потомственный аристократ, представитель знаменитой фамилии, и прочее, должен прекрасно разбираться в финансовых и юридических вопросах, а так же в тонкостях землевладения и движения денежных средств на фамильных счетах. И во всем этом он действительно неплохо разбирался, но корпеть над пожелтевшими пергаментами, как какому-то банковскому клерку — от одной мысли о подобном времяпрепровождении у Драко начинался приступ зевоты. Однако долг и официальный документ требовал личного вмешательства мистера Малфоя, и пришлось, скрепя сердце, устраиваться в отцовском кабинете, обложившись расходными книгами и банковскими векселями.

Солнце медленно нагревало плотные зеленые портьеры, и к полудню в кабинете запахло горячей пылью. Драко поднял голову от стола, заваленного свитками и бумагами, небрежно смахнул с носа очки и потер лоб над бровями, разгоняя свинцовую сонливость. Покосившись на кипы развернутых пергаментов, дожидающихся своей очереди, и оценив результаты уже проделанной работы, Малфой с удовольствием потянулся — не смотря на скучное занятие, которое всегда откладывалось до последнего, он почувствовал приятное удовлетворение. Иногда стоит заняться нелюбимым делом, чтобы потом ощутить себя почти героем, заслужившим минутную передышку между двумя раундами боя с бесконечными бумагами.

Домовой эльф поставил на край стола поднос с чашечкой кофе, и сразу испарился, преданно вытаращив на деловитого хозяина круглые глаза. Драко втянул носом тонкий кофейный аромат, и решительно отодвинул в сторону растрепанную расходную книгу с вываливающимися из переплета желтыми листами. Но только он поднес к губам край фарфоровой чашечки, как в противоположном конце кабинета раздался щелчок замка, тяжелая дубовая дверь пришла в движение, открываясь, и Драко понял, что день сегодня действительно неудачный.

— Ты занят? — спросила леди Нарцисса, входя в кабинет.

Драко пожал плечами и со стуком вернул чашку на поднос. Он мог бы ответить, что занят ужасно, и освободится не раньше следующей недели или даже года, но моментально понял, что это не поможет — уж очень решительно были сдвинуты высокие светлые брови его матери, и у Драко неприятно засосало под ложечкой от плохого предчувствия. Миссис Малфой прошлась по кабинету, поправила безделушки на каминной полке, провела кончиком пальца по золоченой раме с пейзажем на стене, любовно погладила резную химеру на деревянной панели, и, в конце концов, уселась в кресло, сразу давая понять, что разговор состоится в любом случае.

— Не занят, — буркнул Малфой, сдвигая в сторону малахитовое пресс-папье. — Хотя, еще пять минут назад собирался…

— А как ты себя чувствуешь? — спокойно спросила Нарцисса, наблюдая, как руки сына, чуть подрагивая, тянут к себе поднос с чашкой. — Асти говорила, что ты вчера поздно лег, и что у тебя болела голова, и…

— Может, кофе? — вежливо предложил Драко, кивнув на поднос, и опустил глаза, когда миссис Малфой прерванная на полуслове, недовольно сморщила нос. — Нет? Или чаю? Впрочем, для чая еще рано… Тогда лимонада? Сегодня довольно жарко, да? Может, вы с Асторией прогуляетесь, на свежем воздухе, наверное, весьма неплохо…

— Прекрати паясничать, — Нарцисса выпрямилась в кресле, и стала даже казаться выше и тоньше, чем была на самом деле. — Мне не нужен ни лимонад, ни прогулка. И прекрати разговаривать со мной так, будто не понимаешь, о чем я хочу поговорить.

— Я действительно не понимаю, мама, — пробормотал Малфой, и сделал то, что не позволил бы себе в других обстоятельствах — наплевав на банковские векселя и счета, поставил поднос прямо в центр стола, свалив на пол несколько свитков и бумаг. — Я всего лишь пытаюсь быть вежливым, хотя не люблю все эти излишние церемонии. Ты прекрасно знаешь, чем я сейчас занят и во сколько вчера лег спать. Ты не хочешь кофе, ты не хочешь гулять, так чего ты хочешь? Астория увидела какую-нибудь дорогую безделушку и попросила тебя…

— А как поживает этот мальчик, друг нашего Скорпиуса? — неожиданно спросила Нарцисса.

Драко замер, опять не донеся чашку до рта, и удивленно взглянул на мать, ожидая продолжения. Но миссис Малфой молчала, теперь рассматривая сапфировый перстень на своем безымянном пальце. Пауза затягивалась, за высокими нагретыми портьерами, пахнущими пылью, плавало полуденное солнце, тускло отражаясь в медном циферблате старинных часов с узкими римскими цифрами и силуэтами зодиакальных символов, приглушенно шумели деревья на подъездной аллее под окнами, где-то чирикали и свистели птицы. Солнечный свет упал на сиреневые грани, и сапфир в перстне вспыхнул, больно ударив по глазам длинными острыми лучиками. Драко вдруг захотелось дернуть тугой воротничок рубашки, который начал давить на горло, не давая нормально вздохнуть. И правда, душно тут. Надо бы выйти на улицу, наплевав на бумаги, или даже поручить эту нудную работу эльфам, а самому только поставить в нужных местах витиеватую подпись, и плевать, что отец никогда не доверял банковские дела прислуге, предпочитая во все вникать лично. В конце концов, он не Люциус, так что… Может быть предложить сегодня сыну покататься на лошадях, как раньше…

— Странный вопрос, — наконец ответил он, чувствуя, как на виске собирается крупная капля пота и медленно ползет вниз по шее. — Понятия не имею. Наверное, нормально поживает…

— Как и его отец, вероятно? — язвительно заметила Нарцисса, и подняла голову, услышав жалобный звон фарфора. — Что, ты больше не хочешь кофе?

— Желание пропало! — с досадой буркнул Драко, пытаясь спасти документы, когда от его неловкого движения чашка опрокинулась, и коричневая жидкость плеснула на свитки и пергаменты. — Мама, прекрати говорить загадками. Причем тут Поттер и его сын? Дьявол побери… полдня работы насмарку…

Миссис Малфой наблюдала, как сын, чертыхаясь себе под нос, подхватывает со стола деловые бумаги и письма, как мечется по кабинету в поисках палочки, чтобы устранить последствия катастрофы, смотрела, как густой кофе тоненькой струйкой льется с края стола на пестрый ковер с клюквенными розами и молчала. Наконец Драко перестал суетиться, бросил груду документов, которую держал все это время в руках, решительно хлопнул в ладоши, вызывая эльфов, и пока шустрые домовики наводили порядок, уселся в соседнее кресло, придвинув его к камину.

— Ну, я внимательно слушаю. — начал он, принимая из лапок эльфа новую чашку кофе. — И я прошу, мама — не надо долгих заходов и слов.

— Да, твой отец тоже не любил, когда с ним разговаривали не прямым текстом, хотя сам…

— Был мастером завуалированных намеков. Я все это знаю и помню, мам. Итак, в чем дело? — Драко вытянул ноги, откидываясь на высокую спинку кресла, и наконец-то сделал маленький глоток кофе, которого ему действительно больше не хотелось. Настроение, которое с утра было далеко от отметки «хорошо», после инцидента с опрокинутой чашкой, испортилось еще больше, даже не смотря на то, что домовики уже навели на письменном столе образцовый порядок, уничтожив коричневые пятна со столешницы, обитой темно-зеленым сукном. Наконец последний пергамент лег наверх аккуратной стопки, и эльфы, не переставая почтительно кланяться, один за другим исчезли из кабинета. Малфой вздохнул, под взглядом матери поставил чашку на каминную полку, уселся за стол, и полез в верхний ящик, вспомнив о важном документе, про который он совершенно забыл. Странное поведение собственной матери медленно, но верно начинало его раздражать. Хотя, если ей хочется молчать — пусть молчит, он давно уже не маленький мальчик, которого надо наказывать долгими тягостными паузами, он, в конце концов, взрослый человек и сам отец семейства, хозяин огромного поместья и хозяйства, которое сейчас требовало его пристального внимания…

— Я настаиваю на том, чтобы Скорпиус провел август дома, — внезапно подала голос Нарцисса, когда Драко вынырнул из недр стола, с довольным видом держа в руке необходимый пергамент. — Более того, я хотела бы, чтобы вы с Асторией подумали о переводе моего внука в Дурмстранг!

— Что? — Драко задвинул ящик, и удивленно повернулся, положив руки на документы. — Зачем? Он прекрасно учится в Хогвартсе, что это тебе в голову пришло?

— Потому что мальчик должен получить хорошее образование.

— Ты меня удивляешь, мама, — Драко, снова нацепивший на нос очки, посмотрел на мать поверх тонких прямоугольных стекол. — Хогвартс совсем рядом, и потом, это семейная традиция, насколько я помню. И чем образование в этой школе уступает Дурмштрангу? Или это какая-то шутка, которую я не совсем понимаю…

— Я настаиваю. Он должен закончить школу, не отвлекаясь на всякие… — Нарцисса запнулась и посмотрела куда-то в темную пасть камина. — Всякие глупости. Надеюсь, ты меня понимаешь, не так ли?

— Признаться, ни черта не понимаю, какие глупости, мама? — переспросил Малфой, начиная раздражаться и не обращая внимания на вытянувшееся лицо Нарциссы, невыносящей бранных слов. Ну почему нельзя сказать просто и понятно? Можно подумать, что он просто мечтает о том, чтобы поиграть со своими домочадцами в шарады и ребусы.

— Ну, раз ты предпочитаешь, чтобы я говорила открытым текстом… — миссис Малфой положила руки на подлокотники кресла и посмотрела на сына, став до странности похожей на судью в белом парике и черной мантии. — Я говорю о поведении Скорпи в последние дни. И можешь не пытаться делать вид, что ты ничего не заметил.

Драко выпустил из пальцев пергамент и облизал моментально пересохшие губы, уже догадываясь, о чем пойдет речь, и отчаянно желая избежать неприятного разговора. Все неделю он наблюдал одну и ту же картину — сгорбленная спина часами сидящего у камина Скорпи, сияющие глаза и раскрасневшееся лицо, когда сын вприпрыжку бежал по галереям в свою комнату, пряча смущенную улыбку, словно он один знает какую-то очень важную тайну, недоступную всему остальному человечеству. Слышал приглушенную болтовню, взрывы хохота, и еле слышный, быстрый шепот, видел немного удивленное лицо жены, взволнованной тем, что «Скорпи испортит себе осанку, нельзя так долго сидеть скрючившись в три погибели», и неодобрительно поджатые тонкие губы матери, с каждым днем мрачнеющей все больше и больше. И видел, с каким нетерпением Скорпи ждет воскресенья, чтобы наконец-то получить возможность общаться с другом вживую, а не через камин… А может быть, уже и не просто с другом…

— Обыкновенное поведение… — промямлил он, пытаясь сообразить, чем может закончиться этот разговор. По всему выходило, что ничем хорошим.

— Драко, я требую ограничить общение Скорпиуса с этой семьей, — без обиняков заявила Нарцисса, внимательно следя за реакцией сына, и продолжила, заметив, как тот тихонько вздохнул и зашуршал бумагами на столе. — И ты сам знаешь, почему и зачем это нужно сделать как можно скорее. Да, я уже в преклонном возрасте, но еще не настолько стара, чтобы ослепнуть, и оглохнуть…

— Мама, я считаю…

— И я прекрасно вижу, что происходит. Я вижу, каким он становится после общения с этим… мальчиком. Я видела, как они… Мерлин, да они почти целовались в прошлый раз, прямо в гостиной, когда этот порочный мальчишка сбежал отсюда, наплевав на все приличия! И это не взирая на то, что их родители находились совсем рядом! Хотя, ничего удивительного, учитывая происхождение и воспитание этого Поттера…

— Мама, что ты говоришь…

— Я не желаю, чтобы мой внук пошел по стопам своего отца, который чуть не совершил в свое время роковую ошибку, практически опозорив свою семью! — Нарцисса сжала руками завитушки подлокотников — побелевшие от напряжения длинные пальцы на фоне черного полированного дерева напоминали растопыренные птичьи лапы. — И, слава Мерлину, что Люциус вовремя вмешался. Я даже не хочу представлять, что могло бы случиться, если бы он тогда не проявил твердость, и не настоял на твоей женитьбе. Я долго молчала, понадеявшись, что ты тогда сделал правильные выводы, что ты раскаялся и действительно решил покончить с тем безобразным пороком! И что происходит теперь? В нашем доме опять появился этот человек, наш мальчик общается с его сыном, и я вижу, какого рода это общение. И пока не стало слишком поздно, пока Скорпи не перенял эту ужасную болезнь, это безобразие нужно прекратить.

— Мама! — рявкнул Драко, с силой хлопнув по столу ладонью, так, что пергаменты, только что сложенные эльфами в аккуратную стопку, веером разлетелись по полу. — Перестань нести чепуху! Они дружат с первого курса. И не вмешивайся в жизнь моего сына, пусть общается с кем хочет.

— Он мой внук! — воскликнула Нарцисса, с неожиданной легкостью поднимаясь на ноги, — Он наследник Люциуса. Он не просто какой-то мальчик, он Малфой — потомок древней фамилии, который должен блюсти честь рода…

— Я все это слышал неоднократно, мама, и я сыт этим по горло! — заорал Драко, вскакивая из-за стола навстречу матери, и с грохотом отодвигая стул. — Вы настояли, чтобы я сделал так, как вы с отцом хотели. Я вам уступил, женившись на Асти, я даже поклялся никогда не пытаться сблизиться с… Поттером. Но я не позволю уродовать жизнь моего единственного сына! И кстати — я не желаю, чтобы ты и в мою жизнь продолжала вмешиваться, мне давно уже не семнадцать.

— Это все твой дурной пример, твое воспитание, твоя расхлябанность! — бледная до голубизны миссис Малфой наклонилась вперед, упираясь ладонями в край стола, в упор глядя на не менее бледного сына. — Ты опозорил себя, почти опозорил фамилию, а теперь хочешь все пустить на самотек, позволив сыну стать изгоем. Ты всегда был слаб, ты так и не смог избавиться от этой пагубной страсти, и теперь, когда Люциус умер, ты решил начать все с начала?

— Что начать? — Драко сглотнул горячий соленый комок — чертов воротничок давил на горло все сильнее, заставляя с трудом переводить дыхание, словно из старого отцовского кабинета разом выкачали весь воздух. — Господи, да я и не смог бы ничего начинать — вы же мне не позволили даже попытаться!

— И правильно сделали. — отрезала Нарцисса. — Ты так и не понял, что это страшное извращение — желать другого мужчину? Это в сто раз хуже, чем предательство крови!

Драко сильно дернул пуговицу проклятого воротничка, превратившегося в удавку. По лбу градом катились крупные капли пота — слова, бросаемые сейчас матерью, были знакомы до рези в глазах, до сильной боли, похожей на тяжелый металлический шарик, перекатывающийся где-то в затылке, до взмокших ладоней и нервной дрожи в коленях. За двадцать лет он выучил их наизусть, и помнил до последней буквы, как и чувство страшного стыда и унижения, когда много лет назад отец впервые произнес тусклым глухим голосом: «Ты очень разочаровал меня, сын!» И потом это унижение приходило снова и снова, как только ему напоминали о том давнем разговоре, особенно, когда родился Скорпи. Он научился уходить из помещения, загораживаться посторонними мыслями, научился отключать слух, чтобы сознание не фиксировало колючие обвинительные фразы, но унижение, раскрашивающее бледные щеки малиновыми пятнами, так и не стало с годами слабее. Даже привычным не стало. Он урод и позор семьи. Он предатель, больной извращенец, который должен стыдиться своей болезни, и Драко стыдился. А через много лет, уже будучи женатым на прелестной девушке, учившейся на том же факультете на год младше, и смотревшей на него с немым обожанием, он стыдился того, что может опозорить и ее — виноватую только в том, что связала свою жизнь с таким ничтожеством. Когда родился Скорпи, он стыдился того, что действительно оказался слабым, как и говорил отец. Потому что не настоял на своем, потому что сдался без боя, позволив родителям устраивать его жизнь так, как они считали нужным. Это было правильно, это было легко, и немного примирило его отца с тем, что сын оказался не таким, как мечталось. Он уступил, но стыд и унижение никуда не делись — лишь немного притупились с годами, сменив направление.

— И это ты, это ты виноват в том, что отец умер так рано! Он просто не мог выдержать этого позора, этой грязи, этой мерзости — его единственный сын, на которого он возлагал такие надежды, любит мужчину. И ты еще будешь отрицать, что Поттер появился у нас через столько лет просто так? Просто потому, что его сын дружит с нашим Скорпи? И ты даже не пытаешься…

— Не пытаюсь! Не пытаюсь, мама! Поттер натурал, черт побери, мне все равно ничего не светит. Когда же ты поймешь, что ты сейчас палишь из пушек по воробьям — между нами все равно никогда ничего бы не было. И это понятно было еще в школе. Да он меня ненавидел все эти годы, он и сейчас со мной общается только потому, что ему скучно.

— Или потому, что ты сам его постоянно провоцируешь, — неожиданно спокойным тоном ответила миссис Малфой, и, развернувшись на каблуках, отошла от стола. — Может быть, ты делаешь это неосознанно, но делаешь. Все эти лошади, глупые ночные рыбалки, квиддич. И ты прав — ты давно не мальчик, а ведешь себя…

— Как я себя веду? — устало прохрипел Драко, в изнеможении падая на стул и приглаживая назад растрепавшиеся волосы.

— Как влюбленный глупец.

— Хорошо, я влюбленный глупец, договорились, — буркнул Малфой в ладони, на мгновение прикрыв ими лицо — солнечный свет, отскакивающий от полированных поверхностей мебели, от желтого круга зодиакального циферблата и подноса на столе, начал резать глаза, словно он несколько лет просидел в темной комнате, и наконец-то, впервые за долгое время, вышел на улицу. — Я позор семьи, я дурной пример для собственного сына, я ничтожество и предатель. Что дальше, мама? Чего ты теперь-то от меня хочешь?

— Я хочу, чтобы ты оградил Скорпи от влияния этой семьи, — Нарцисса снова опустилась в кресло, и сложила руки на коленях — яркий камень утонул в складках серого шелка, перестав играть солнечными гранями. — Это какое-то семейное проклятье — мы едва уберегли тебя, и вот опять тоже самое! Опять Поттеры. Я прошу… Нет, я требую, чтобы осенью Скорпиус отправился в Дурмштранг вместо Хогвартса. Неужели ты будешь спокойно смотреть, как твой ребенок гибнет у тебя на глазах, и не постараешься его спасти, пока еще не поздно?

— Нет, — неожиданно для самого себя ответил Драко, убирая от лица ладони, показавшиеся ему ледяными как у покойника. — Он не поедет в Дурмштранг. Он хочет учиться в Хогвартсе. И будет так, как хочет мой сын.

Ответом ему была еще одна долгая томительная пауза — стройная пожилая женщина в глубоком кресле, молча смотрела на него большими серыми глазами, не потерявшими былого блеска и глубины. Только тоненькая сеточка морщинок в уголках век и несколько седых прядей в высокой строгой прическе.

— Это твое окончательное решение? — миссис Малфой сощурила глаза, неестественно выпрямившись в кресле. Он слишком хорошо знал этот взгляд и помнил, что он означает — мать приняла вызов. Именно с таким выражением лица она когда-то пошла за мужем, именно с таким выражением лица она спасала семью, и лично его, Драко, и, судя по всему, готова была спасать и внука. Только теперь Драко не мог и не хотел сдаваться без боя, впервые не чувствуя ни стыда, ни унижения, превращавших его в покорную овцу, которую ведут на бойню, потому что «так лучше, ты сам потом скажешь спасибо». Может быть потому, что сейчас речь шла не о его жизни.

— Да, — Драко мотнул головой, убирая с лица упавшие вперед волосы, и несильно прихлопнул ладонью по зеленому суконному полю, подтверждая свои слова, хотя пальцы все равно предательски дрогнули, задев гладкий холодный край подноса. — Это мое решение. Единственное, что я могу сделать — это оставить Скорпи дома до конца лета. Но выбирать себе школу, друзей и круг общения он будет сам.

Про свой день рождения Гарри благополучно забыл, что случилось с ним, пожалуй, впервые в жизни. Всю неделю в доме стояла приятная летняя тишина — именно такая, о которой он мечтал все последние недели. Дети, словно устыдившись бурного начала каникул, вели себя тихо и благочинно, подарив родителям несколько спокойных дней перед последним летним месяцем. Джеймс, к удивлению матери, отложил в сторону и метлу, и удочку, и всю неделю лежал на кровати в своей комнате, уткнувшись в книжку. Джинни не знала, радоваться ей, что старший сын в кои-то веки проявил интерес к усиленному чтению, далекому от квиддича, или переживать, что он ведет себя настолько непривычно. Успокоилась она, только увидев обложку книги, так заинтересовавшую гордость Гриффиндорской квиддичной команды. Это оказался маггловский детектив в мягкой потрепанной обложке — Джеймс сидел на заднем крыльце в плетеном отцовском кресле, задрав ноги на перила, и неторопливо переворачивал мятые страницы, грозящие вылететь из ненадежного клееного переплета.

— Ну, хоть читает… — прокомментировала Джинни происходящее, а Гарри задумчиво поправил на носу очки.

Внезапная тяга сына к чтению его не обманула — в открытую дверь черного входа прекрасно просматривалась гостиная и камин, у которого теперь всегда сидел Альбус. Иногда Джеймс менял дислокацию — вставал с кресла, разминаясь, прогуливался по крыльцу и веранде, усаживался на подоконник окна столовой, или поднимался в свою комнату. И обязательно, проходя мимо, заглядывал в открытую дверь гостиной. Переживает. Черт побери, это, конечно, все равно неправильно, что бы там не говорил Малфой, но Гарри очень хорошо понимал сына и даже немного ему сочувствовал. А вот Альбус, похоже, так и жил бы в камине, если бы родители разрешили — даже подушку с кресла к очагу подтащил, чтобы удобнее было лежать на животе. Сладости и сок исчезали с катастрофической скоростью во время этих многочасовых переговоров и оттащить Альбуса от темного каменного зева не смогла даже Лили, в один из дней закатившая форменную истерику, требуя освободить ей место для разговора с Роззи Уизли. Скандал, в который сразу же втянулся подоспевший с крыльца Джеймс, в первые минуты бурный и громкий, прекратился почти сразу, стоило только Гарри грозно рявкнуть на детей. Но крики и вопли спонтанно продолжились воскресным утром и уже совершенно по другой причине.

— Я не стану надевать эту гадость! — орала Лили, отпихивая от себя что-то пышное, шуршащее розовым шелком, оказавшееся корсажным платьицем в кружевах и лентах. — Это старушечье платье.

— Зато оно традиционное, — пыталась настоять на своем Джинни, и Гарри, прислушиваясь к женскому разговору сквозь шум бурлящей в раковине воды, громко фыркнул, забрызгав мыльной пеной зеркало. Дочь почти слово в слово повторила слова своего дяди, сказанные им примерно в том же возрасте, по поводу другой вещи. Не менее традиционной, и уж точно не такой красивой. Вспомнив Рона во время Рождественского бала на четвертом курсе, смущенного до кирпичной красноты и облаченного в «праздничную» мантию с пожелтевшим от времени кружевом, Гарри покачал головой и закрутил блестящий вентиль крана, перекрывая воду. Малфой тогда всласть поглумился над несчастным рыжиком, в пух и прах раскритиковав его потасканный наряд… А теперь они всей семьей идут отмечать день рождения Гарри в дом к тому же Малфою… Но у этого Драко давно нет отвратительной усмешки того, школьного. Зато у него есть усталые серые глаза, тонкая складка между бровей, длинные серебряные волосы и острый профиль хищной птицы. И старой мантии давно нет, и нет в живых многих из тех беспечных подростков, выписывающих неловкие па на своем первом настоящем балу. Их нет, а Малфой есть. И Гарри идет к нему в гости. С семьей. Отмечать день рождения. Без Рона и Гермионы, подарки от которых были получены еще ранним утром и теперь занимали целый угол в гостиной. Посматривая на разнокалиберные коробки, завернутые в блестящую бумагу, Поттеру не к месту вспомнился Дадли Дурсль. Интересно, где он сейчас, и что с ним? Вот ведь, а в детстве он вот так же смотрел на гору таких же красивых коробок, щурился от блеска оберточной фольги и не верил, что когда-нибудь и у него будет такая же гора подарков. Черт побери, когда же он перестанет удивляться этим странным событиям, которые когда-то казались совершенно невероятными?

— Ведите себя прилично, — наставляла Джинни, когда они уже собирались всей семьей войти в камин. — Альбус, ты все-таки надел эту рубашку? Она же старая, я тебе совсем другую приготовила. Гарри, это он с тебя пример берет.

— С меня, с меня, — рассеянно ответил Поттер, оглядывая свое шумное семейство, сейчас напоминающее карикатуру на модное приложение к Ведьмополитену: аккуратно причесанный Альбус, в нетерпении кусающий заусенец, очень красивый строгий Джеймс, сверкающий бледными бритыми щеками на загорелом лице, невероятно хмурая Лили, похожая на фарфоровую куклу в розовых лентах, яблочно-зеленая Джинни в платье из ателье Малкин (талия рюмочкой, высокая прическа и никаких черных воротничков). И он сам, отраженный в зеркале задней стенки буфета — солидный и благообразный отец большой семьи в летней дорогой мантии, выводящий своих домочадцев в свет. Это тебе не Рождественский бал в школе.

— Да нормально все! — огрызнулся Альбус, уворачиваясь от материнской пятерни, пытающейся пригладить его волосы. — Пойдемте скорее.

— Правда, долго еще? Жарко же… — пробормотал Джеймс, нервно поправляя воротничок рубашки, и Гарри понял, что сыновья торопятся вовсе не на праздник, а на встречу со своим тощеньким… Кто он им там? Одному лучший друг, а другому… другому… Мерлинова борода, другому — любовник. Вот и психуют оба. Джеймс даже побледнел под загаром до такой степени, что подбородок перестал выделяться белым пятном на смуглом лице. Даже шея стала казаться тоньше в тесном хлопковом воротнике рубашки. Искоса наблюдая за тем, как сын осторожно поправляет то рукава, то ремень на брюках, то разглаживает невидимые складки на одежде, Гарри нахмурился, почувствовав, что тоже постепенно заражается всеобщим волнением — он будет праздновать день рождения у Малфоев. Какой-то бред, это что-то совершенно невозможное. Ни ночная рыбалка, ни квиддич, ни почти все лето, проведенное бог о бок с седым хорьком не шли ни в какое сравнение с тем, что происходит сегодня. О, Мерлин, зачем он согласился? Черт…

— Ну, Гарри, ты что, уснул? — Джинни толкнула его локтем в бок, и Поттер поспешно зачерпнул горсть пороха из плошки, которую уже минуту держал в руках, весь уйдя в свои мысли. — Действительно, неудобно опаздывать.

— Я именинник, мне можно. — ответил Гарри, и швырнул порошок под ноги, чтобы не дать себе шанса передумать в последний момент — ну и черт с ним, с Малфоем. Что это он, разволновался, как перед свиданием с девушкой! Еще немного и тоже начнет поправлять одежду и приглаживать волосы, чтобы выглядеть более импозантно. Это вон сыновья… Ну, они понятно, а он-то что? Ему-то чего волноваться перед встречей с Хорьком, даже если у того совершенно белые гладкие волосы и усталые серые глаза…

* * *

Скорпиусу казалось, что где-то внутри у него поселился щекотный солнечный зайчик — нервно-веселый, горячий, то подпрыгивающий куда-то под горло, то принимающийся быстро-быстро колотиться в ребра, от чего хотелось громко и заливисто рассмеяться. И весь день был именно таким — сумасшедшим, полным бесшабашной радости и веселья. Он почти не обращал внимания на происходящее, просто отмечая про себя последовательность событий: смущенно улыбающийся мистер Поттер пожимает руку отцу, и почему-то вспыхивает ярким румянцем, словно ему стало жарко. Миссис Поттер, похожая на оживший листок салата, вежливо беседует с матерью, исподтишка рассматривая ее нежно-сиреневое платье. Хорошенькая Лили, делающая вид, что слушает разговор взрослых, а сама с любопытством поглядывающая в открытые двери в сад, где в беседке гостей ожидал накрытый праздничный стол, центр которого украшал торт, весь в аппетитных кремовых розах, соперничающих цветом и красотой с ее шелковыми лентами. Бледный Джеймс, кусающий губы и смотрящий себе под ноги. И, конечно же, тот, кого Скорпи так ждал всю неделю — вспотевший от волнения, улыбающийся во весь рот Альбус, который, не успев выскочить из камина, тут же закрутил головой по сторонам в поисках своего друга.

— Скорпиус… — предостерегающе шепнул отец, но он только кивнул головой в ответ, совершенно забыв об утреннем разговоре. Ну как можно «вести себя подобающим образом», как можно «держать себя в руках», если всю неделю он так ждал этого дня, если каждый разговор через камин оборачивался тяжелой душной ночью и мокрыми пятнами на одеяле? И даже неприятная новость о том, что до конца лета Скорпиус останется дома, не смогла отравить радость ожидания. Скорее наоборот — сидя за столом и чувствуя горячее колено друга, прижимающееся к его ноге, Скорпиус на минуту замирал и переставал дышать — ну и пусть его наказали, ну и наплевать, что теперь они смогут увидеться только на вокзале Кингс-Кросс, усаживаясь в Хогвартс-экспресс. Главное и самое важное было уже сказано за эту долгую, и одновременно — такую короткую неделю, когда он с пугающей откровенностью выпаливал в камин то, о чем думал и мечтал все лето, с того самого памятного дня, когда решил научить друга плаванию. И с идиотской счастливой улыбкой выслушивал ответные откровения. Альбуса словно прорвало словами. Скорпи слушал быстрый сбивчивый шепот, видел даже сквозь мертвенно-зеленые языки магического пламени раскрасневшиеся щеки, не мог оторвать взгляда от влажных пухлых губ и думал о том, каким же он был идиотом, оттолкнув Альбуса после ночи в палатке, не поняв, что происходит с его лучшим другом.

— Мама просила ее извинить… — говорил отец, поворачиваясь к мистеру Поттеру, который весь день краснел, словно у него через каждые пять минут поднималась температура — ну совсем как его средний сын во время каминных разговоров, больше напоминающих вольный пересказ "Энциклопедии секса". — Она неважно себя чувствует…

— Опять инфлюэнца? — хмыкал в свою чашку красный мистер Поттер, и неловко вздрагивал, получив от жены несильный тычок локтем в бок. Миссис Поттер вела оживленную беседу с Асторией Малфой, не прекращая присматривать за супругом, нарядная Лили тянула горячий чай из чашки, по-детски вытянув губы и аккуратно слизывала с серебряной ложечки остатки легкого крема. Скорпи чувствовал, как нога Альбуса осторожно трется об его щиколотку и боялся вздохнуть, чтобы не вспугнуть прыгающего внутри солнечного зайчика — такое это было счастье. Глупое, горячее, сладко пахнущее коричными ломкими трубочками на блюдце, отдающееся на языке легким парфюмерным привкусом — улучив момент, пока толпа взрослых и детей двигалась к празднично украшенной беседке Скорпи быстро клюнул Альбуса губами в мягкую щеку, почувствовав легкий запах какого-то средства для укладки волос. Видимо миссис Поттер пыталась привести голову своего сына в более презентабельный вид, а Скорпиусу хотелось наоборот — запустить пальцы в густые черные вихры друга, окончательно уничтожая кропотливую работу расчески.

После торжественного чаепития мистер Поттер стал похож на спелый улыбающийся помидор в очках, и полузабытые разговоры покойного дедушки о том, что Драко Малфой и отец Ала в школе друг друга терпеть не могли, стали казаться Скорпи какой-то глупой шуткой. Не могло такого быть — вон же они, вполне ладят, даже не думая ссориться. Стоят возле загона, мирно беседуя о чем-то своем, и смотрят на лошадей. Мистер Поттер сдергивает с румяного лица очки, чтобы протереть их полой мантии, и застенчиво улыбается какой то реплике отца. И очень, очень сейчас напоминает Альбуса, когда тот украдкой дотрагивался до Скорпи, пряча под густыми ресницами тайну, известную только двоим. Наверное, Ал с возрастом тоже будет вот таким — иногда серьезным, иногда даже суровым, с седыми висками, но все так же забывающий обо всем на свете, когда дело касается любимых развлечений. И хорошо, что у Альбуса это не квиддич, и не рыбалка, к которым Скорпи тоже равнодушен. Пусть родители развлекают остальных Поттеров, а он покажет своему другу одно очень важное место в доме, которое будет интересно им обоим. Такое место, где им точно не будет скучно, где они могут побыть вдвоем, не вызывая никаких подозрений, где они могут хоть на полчаса спрятаться от вездесущих родственников, и где никто не сможет…

— Эй, Малфой, на два слова.

От неожиданности Скорпи споткнулся в дверях библиотеки и удивленно уставился на смуглую ладонь, тяжело опустившуюся ему на плечо. Альбус, уже вошедший в темный гулкий зал, заставленный книжными стеллажами, такими высокими, что к ним полагалась специальная лесенка на колесиках, тоже обернулся и теперь настороженно смотрел на старшего брата, который так не вовремя оказался там, где его никто не ждал.

— Чего? — беспомощно спросил Скорпи и поморщился от боли, когда крепкие пальцы, вздрогнув, сжались сильнее, царапая ногтями кожу под тонкой рубашкой. Только сейчас, оказавшись на пороге библиотеки между двумя братьями Поттерами, он очнулся от солнечного тумана, который пил и вдыхал весь день, и почувствовал смутную тревогу. Он совершенно забыл о Джеймсе, хотя тот все чаепитие молча сидел напротив, не поднимая глаз мешал ложечкой остывший чай, и в разговор не вступал. Через пять минут Скорпи перестал обращать на него внимание, весь сосредоточившись на своих ощущениях и радужных планах о побеге в библиотеку. И вот теперь гриффиндорский бледный тролль стоял совсем рядом, держал его за плечо, и чего-то требовал… Чего?!

— Мы заняты! — Альбус шагнул вперед, встав рядом с другом, и насупился, сжимая кулаки. Скорпиусу стало неуютно — сразу вспомнились и предостерегающие слова отца, и ревнивое требование Альбуса вернуть румынский медальон, больше похожее на ультиматум. Скорпи шумно вздохнул, вдруг почувствовав кожей нагревшийся костяной треугольник под рубашкой, который он хотел снять и вернуть брату Ала, но потом забыл и так и продолжал носить его на шее всю неделю.

— Проваливай, сказано же — заняты мы. Дело у нас, не понял, что ли?

— Я не с тобой разговариваю, — буркнул тролль, по-прежнему не глядя на раскрасневшегося от гнева брата.

— А я говорю — вали отсюда, Скорпи никуда не пойдет.

— На пару слов, — Джеймс не обратил на слова Альбуса никакого внимания, продолжая сжимать пальцы.

И тут Скорпиус разозлился. Разозлился на обоих Поттеров, стоящих сейчас друг напротив друга как два кота, не поделивших кусок территории между мусорным баком и скрипучей старой калиткой. Да что он им, вещь, что ли? Сперва один требует вернуть подарок, а потом становится рядом с видом оскорбленного владельца, защищающего свою собственность. Второй вообще непонятно чего требует — бледнеет, смотрит исподлобья, и еще сильнее стискивает пальцы, словно хочет сломать Скорпи ключицу.

— Да пусти ты! — рявкнул он, ударив Джеймса по руке, от чего тот сразу разжал ладонь и отшатнулся к стене. — Подождать нельзя, что ли, приспичило? О чем разговаривать?

Тролль побледнел еще больше, и заиграл желваками, еле сдерживаясь, чтобы не кинуться в драку. Скорпи с досадой потер плечо, на котором теперь непременно останутся синяки, и решительно повернулся к Альбусу, похожему сейчас на обозленного ежа — встрепанного, колючего и ничего не соображающего от ревности.

— Пятнадцать минут, — Скорпиус слегка дотронулся кончиками пальцев до смуглой горячей щеки, привлекая к себе внимание. — Слышишь, Ал? Пятнадцать минут — и я вернусь. Слышишь? Всего. Пятнадцать. Минут.

* * *

Они шли по длинной темной галерее куда-то вглубь дома, не сворачивая и не останавливаясь. Джеймс чувствовал себя… А никак он себя не чувствовал. Как себя чувствует душевнобольной, внезапно испытавший момент озарения и обнаруживший, что он находится не в райском саду, а в обитой мягким войлоком палате? Он смотрел на мелькающую впереди светлую макушку и неестественно выпрямленную худую спину белобрысого, и не понимал, почему он продолжает покорно топать куда-то за тушканчиком, а не врежет ему кулаком по смазливой мордочке. Почему он, сразу, с первой же минуты понявший, что Малфой променял его на младшего брата, пошел искать его по всему поместью, стоило двум заучкам исчезнуть из поля зрения родителей? Зачем он настаивал на каком-то разговоре? Кому он нужен, этот разговор? Действительно — о чем говорить?

«Презренная тварь, тебя я ненавижу! — восклицала героиня глупой книжки, валяющейся у мамы рядом с кроватью. — Как мог ты, предатель, предпочесть мне эту скверную женщину?» На обложке прекрасная ведьма с обнаженной круглой грудью и рассыпавшимися по молочным плечам волосами, горела на костре. «Предатель» стоял тут же, мерзко улыбаясь и прижимая к себе другую ведьму — не менее прекрасную, но полностью одетую. А может это была вовсе и не ведьма, а маггла. И, наверное, не такой уж презренной тварью был тот самый, в черном плаще и широкополой шляпе, определивший гологрудую колдунью на костер. Смутные времена были, неспокойные… Но Джеймс бы, конечно, ему врезал, если бы мог, потому что…

— Ну, и чего тебе нужно? — сердитым голосом спросил белобрысый, останавливаясь в конце галереи, между мраморной колонной и огромным гобеленом с генеалогическим деревом, украшающим противоположную стену. — Подождать твой разговор, конечно же, никак не мог, да?

Джеймс вздохнул, теперь чувствуя себя дважды идиотом. Да откуда он знает, что ему нужно, и о чем он собирался говорить? Не о чем говорить, это стало понятно в тот момент, когда голубые глаза ярко вспыхнули от радости навстречу его младшему брату, как только семья Поттеров вывалилась из камина. И когда они успели спеться? Или… Или все таки они уже были… раньше… И вполне возможно, что Джеймс не просто так обзывал их весь год, может быть они действительно еще в школе, может быть они и правда вот такие, как те размалеванные мужики в журнале, когда-то найденном в мужской раздевалке? А он-то, идиот, навыдумывал себе…

Почувствовав, как рот наполняется омерзительно кислой слюной, Джеймс громко сглотнул и привалился спиной к холодной каменной стене, вытирая со лба испарину. Тушкан стоял рядом, независимым жестом скрестив на груди тонкие руки, и ждал. Джеймс рассматривал плывущие перед глазами цветные плитки пола и чувствовал, как лицо начинает наливаться горячим стыдным румянцем, и кажется, что еще немного — и с сухим треском вспыхнут волосы на голове. Чем больше он вспоминал прошедшие события, тем сильнее ему казалось, что самое правильное сейчас — немедленно развернуться и уйти, оставив Скорпи в темной галерее одного. Это самое правильное. Только вот почему-то ноги не двигаются с места…

— Слушай… — белая ладонь нерешительно дернула его за рукав и сразу исчезла, когда Джеймс вяло повел плечом. — Тро… Джейми. Ты не думай ничего такого, но я был уверен, что ты не…

— Я не… — ответил Джеймс, не узнавая собственный тусклый голос. — Я просто… Черт…

Скорпиус помолчал, тоже растеряв боевой настрой и решительность, а потом повернулся спиной и навалился грудью на высокие витые перила, всматриваясь в пустой бальный зал под галереей. Видимо, он тоже не знал, что говорить. Где-то далеко внизу раздалось тихое старческое хрипение, сменившееся гулким боем часов. Джеймс слушал низкие звуки, похожие на удары деревянной палкой по перевернутому верх дном котлу, смотрел на худую сгорбленную спину, на светлую короткую прядку, задорным чубчиком торчащую над тушканчиковым затылком, и даже не пытался разлепить онемевшие губы, чтобы продолжить никому не нужный разговор.

— Меня до конца лета оставляют дома, — неожиданно хриплым голосом произнес Скорпи, зачем-то расстегивая верхние пуговицы рубашки. — Так что я, скорее всего, увижу и тебя, и остальных только в поезде… Или вообще — в Хогвартсе….

— А я, наверное, полгода отучусь и уйду из школы… — буркнул Джеймс, зацепившись за первую предложенную тему для смены разговора. — Как семнадцать исполнится, так я и…

— Как это? Куда? Зачем? — Скорпи развернулся всем корпусом и изумленно уставился на собеседника, придерживая руками расстегнутый воротник. Джеймс скользнул взглядом по тонким персиковым запястьям с еле заметным пунктиром золотых волосков, увидел крученую петлю серебряного шнурка, уходящую куда-то под светлую ткань, и быстро отвернулся, чтобы не смотреть в удивленно распахнутые глаза, показавшиеся в полумраке галереи не голубыми, а неестественно светлыми, почти стальными. Мерлин помоги…

— В квиддич. Мне еще в прошлом году предлагали подумать. Ну, чтобы профессионально играть после школы.

— Ты же без образования.

— У меня дядя Фред и дядя Джордж когда-то тоже из школы ушли, и ничего, — с удивившей его самого горячностью ответил Джеймс, словно Скорпи сейчас оспаривал его право на карьеру профессионального спортсмена, и тут же сник, напоровшись на угрюмое выражение лица тушканчика. — Ну, в общем, как совершеннолетним стану, так и… зимой, наверное, и уйду…

— А что за команда? — Скорпиус нахмурился и закусил губу, в ожидании ответа наматывая на палец серебряный шнур, постепенно вытягивая его из-за пазухи. В конце — концов радужный амулет вывалился наружу, блеснув утренним перламутром, и закрутился вокруг своей оси, разбрасывая во все стороны разноцветные лучики.

— Забияки Занделара, — брякнул Джеймс первое же пришедшее на ум название и зажмурился, когда по его лицу полетели зеленые и голубые пятнышки света. — Или Воины Вулонгонга, я еще не решил.

— Твою мать, это же в Австралии! — вдруг зло заорал на него белобрысый, сжимая в пятерне амулет, тем самым прекращая дикую пляску острых радужных лучей, щиплющих глаза, в которых и так уже кипели позорные девчоночьи слезы. — Ты понимаешь, болван, что это в Австралии! На другом краю света! Придурок, тролль гриффиндорский!

— Да понимаю я, понимаю, — Джеймс потер кулаками горячие веки, чувствуя, как по щеке течет что-то теплое и мокрое. — Чего орешь-то, тебе-то какая разница?

Скорпи не ответил. Джеймс вытер дурацкую слезу и громко шмыгнул носом, поблагодарив Мерлина за то, что тушкан опять повернулся к нему спиной, теперь внимательно изучая румынский амулет, зажатый в пальцах. Вот тебе и Тимишоарский Солнечный… Никогда Джеймс не покажет белобрысому как чудесный дракон Людовик сбрасывает старую текучую чешую, превращаясь из отвратительного монстра в гладкого стрекозиного красавца. И никогда они не будут стоять на дне гигантской горной чашки, по стенкам которой размазана изумрудная зелень альпийских лугов с молочными брызгами белых незнакомых цветов. Никогда они не пойдут вместе на праздник с местным колдунам, и вкусный горный ветер не будет бросать Джеймсу в лицо белые легкие волосы, и не будет огромных драконов в небе, похожих на гигантских экзотических бабочек. Ничего этого не будет, потому что…

— Слушай, знаешь что… — белобрысый помолчал, подбрасывая на ладони перламутровый треугольник, словно размышляя над какой-то сложной задачей, а потом сделал то, от чего у Джеймса в груди что-то оборвалось, сильно кольнув слева под ребра — решительно перекинул витой шнур через голову, снимая подарок с шеи. Ну вот и все.

— Слушай, давай в школе поговорим. Сейчас как-то… Потом, давай потом, ладно? Договорились? — Скорпи тяжело вздохнул, подбросил на ладони тоненькую блескучую пластинку, а потом быстро сунул ее в нагрудный карман рубашки, небрежно скомкав шнурок. — Австралия, Новая Зеландия… Антарктида еще. Бред. Потом поговорим как нибудь. Позже.

Стеклянный шарик был совсем маленьким, не больше куриного яйца. Внутри крошечными золотыми искорками облетало осеннее деревце — то ли липа, то ли клен, невозможно разобрать. В первый момент Гарри даже не понял, что именно он вертит перед глазами. Просто рассматривал удивительный подарок и старался сдержать глупую улыбку. От шарика шло ровное несильное тепло, словно листья-искры не только светятся, но и греют.

— Ловец снов, — пояснил Малфой, вручая удивленному имениннику подарок. — Не совсем классический вариант, конечно. Обычный амулет выглядит слишком экзотично — все эти кольца, перья, узлы…

— Это от ночных кошмаров? — уточнил Гарри, наслаждаясь необычными ощущениями. Казалось, что он держит в ладонях маленькое стеклянное солнышко, от которого по всему телу медленно разливалось теплое золотое счастье.

— И от них тоже, — Драко отбросил в сторону сломанную ветку и облокотился на жердину изгороди, за которой начинались густые кусты сирени. — Я хотел добиться восстанавливающего эффекта. Здоровый сон, приятные грезы. Вместо паутины — крона дерева, золото отгоняет злых духов. И потом — это твой металл. В подставку вложен кельтский трискель. Вот он и будет давать защиту и спокойный сон. Амулет настроен на тебя, так что можешь «заказывать» наиболее приятные сновидения. По своему вкусу.

— А почему он светится? — спросил Поттер, чувствуя себя ребенком, которому сняли с новогодней елки серебряный колокольчик — так горячо и восторженно билось сердце, когда он держал в руке необычный подарок. Малфой подарил ему ловца снов. Подарил артефакт, изготовленный специально для Гарри, чтобы отгонять серых ночных призраков. Чтобы он мог видеть замечательные цветные сны.

— Ну… — Драко почему-то быстро заморгал и отвернулся, очень внимательно разглядывая листья сирени, похожие на карточные символы-пики. — Ты же знаешь, как такие амулеты делаются. Эмоциональный настрой заказчика катализирует нагнетание магической энергии… — и добавил, заметив недоумение на лице гостя. — О, расслабься, Поттер. Мне просто пришлось два часа сидеть в мастерской, размышляя о том, какой ты хороший и замечательный.

— А я замечательный, значит? — Гарри подбросил шарик на ладони и громко рассмеялся от распирающей изнутри радости.

— Вполне.

Теперь амулет поселился на прикроватной тумбочке, и Поттеру все время хотелось схватить его в руки или сунуть в карман рубашки. И носить с собой, чувствуя через ткань приятное тепло. После праздника прошло три дня, а он все никак не мог наиграться с амулетом — встряхивал, подбрасывал в воздух, катал в ладонях и долго рассматривал искорки, падающие с веточек-проволочек.

— Как маленький, честное слово, — вздыхала Джинни, по утрам вытаскивая из-под подушки стеклянное яичко и водружая его обратно на тумбочку. — Он действительно работает, или Малфой пошутил?

— Работает.

Гарри отбирал амулет у супруги и уходил с ним на крыльцо — на ярком солнечном свету золотая крона деревца начинала отливать густой зеленью, и Поттер действительно чувствовал себя подростком, испытывающим желание расковырять волшебную вещь, чтобы понять, как и из чего изготовлено это крошечное чудо. Про такие амулеты он только читал, но в руках держал впервые — слишком дорого стоило изготовление подобных игрушек, и слишком мощная магия в них была заключена. И почти невозможно было поверить, что Малфой пошел на такие расходы, чтобы сделать подарок Поттеру на день рождения. Однако вот он, ловец, стоит на тумбочке, приглушенным золотом освещая спальню. Хочешь, не хочешь — а поверишь.

— Проще было ночник подарить, — сонно ворчала супруга, натягивая на голову одеяло, а Гарри засыпал сразу, не раздражаясь на непривычный свет. Малфой не соврал, амулет работал прекрасно — головные боли прошли, сон стал глубоким и спокойным, а утро начиналось ярким августовским солнцем и хорошим настроением, словно Гарри опять двадцать.

— О, Полонез! — этот вопль Альбуса, доносящийся с первого этажа, будил его каждый день. Гарри открывал глаза, долго и с удовольствием потягивался, нежась под одеялом, и не торопился вставать. Он даже перестал переживать из-за ориентации старшего сына. Точнее — почти перестал. Думать об этом, прокручивая в голове бесконечные варианты по спасению Джеймса от малфоевского сынка, было лень. Гораздо приятнее начинать утро с разглядывания солнечных пятен на потолке, стараясь удержать в памяти обрывки волшебных снов. А они действительно были волшебными, и еще они… Гарри переворачивался на живот, зарывался горячим лицом в прохладную наволочку и тихонько хихикал, стыдясь своей несерьезной реакции. Ему опять снился порядком надоевший сон про школу и мальчишек на галерее. Ничего не поменялось — два подростка продолжали ссориться на краю пропасти, и блондин все так же активно прижимал невысокого гриффиндорца к перилам, но теперь это больше не вызывало ужаса и брезгливости, скорее, легкую грусть. Ну, что ж вы ссоритесь, дурашки? Ну что не поделили, в каких вопросах не нашли взаимопонимания? Что вас заставило стоять друг напротив друга, воинственно опустив головы, как пара бычков на мосту? А ну, давайте, топайте дальше, нечего тут толкаться на самом краю.

В итоге мальчишки, словно услышав мысли Гарри, отходили от скрипящих и прогибающихся перил на безопасное расстояние и продолжали ссору у стены, подальше от пропасти. А потом и ссориться переставали — мрачно смотрели друг на друга и молчали, и Гарри не видел, но знал — тот, что с черными волосами и в красной мантии сейчас медленно наливается жарким румянцем. Совсем как Гарри, вспоминающий странный сон, после которого в душе оставалось приятное волнение и ожидание чего-то невероятного… Как перед свиданием с любимой девушкой… Как во время первого поцелуя… Как… О, Мерлин, какая чушь.

С этой мыслью Поттер переворачивался на спину, рывком откидывал одеяло и шел в душ, чтобы в превосходном настроении спуститься к завтраку, все еще посмеиваясь над самим собой. Внизу его ждал накрытый стол, сильный запах кофе, горячие булочки, пахнущий типографской краской номер «Ежедневного пророка» и неизменный Полонез, которому Гарри улыбался как родному. Маленький сыч каждое утро влетал в окно кухни, пугая Джинни, и потом весь завтрак сидел на спинке стула Альбуса, с достоинством принимая от Лили леденцы и щуря на Поттера круглые желтые глаза. Наверное, чувствовал, что ему очень рады в этом доме. Альбус прямо за завтраком терзал конверт, принесенный пушистым почтальоном, читал письмо, беззвучно шевеля губами, и срывался из-за стола, чтобы тут же, сию минуту написать ответ.

— Ал, это безобразие! — кричала ему в спину Джинни. — Доешь хотя бы, неужели нельзя дотерпеть до конца завтрака? Гарри, — восклицала она, поворачиваясь к супругу, витающему в облаках, — ну вмешайся, в конце концов!

Но ему не хотелось вмешиваться. Он бурчал что-то неразборчивое, закрывался газетой и думал о том, что надо бы тоже написать письмо. Малфою. Старшему. И поблагодарить за подарок. И пригласить его в гости. Ну, например… Гарри смотрел на семью поверх газетного листа и пытался придумать какой-нибудь повод, который, почему-то, никак не хотел придумываться. Еще две недели назад он даже не стал бы размышлять — мало ли поводов для приглашения? Хотя бы тот же матч-реванш по квиддичу или очередная рыбалка. Но теперь подобные развлечения стали казаться слишком банальными и… Ну, было это уже, было. И рыбалка, и квиддич, и даже лошади. А вдруг Малфой решит, что Поттер навязывает ему свое общество? А если он подумает, что Гарри слишком много времени уделяет его персоне, выдумывая бесконечные развлечения, единственная цель которых — общение с бывшим школьным врагом?

Смущенный подобными мыслями, никогда ранее не приходившими в голову, Гарри даже не заметил, что Альбус, распотрошив очередную депешу, протягивает ему бумажный листок, выпавший из конверта.

— Что? Мне? Зачем? — изумился Поттер, для чего-то поворачиваясь к жене, словно ожидая от нее ответ на свои вопросы.

— Открой и посмотри. Опять какая-нибудь чепуха от Малфоя, — пожала плечами Джинни, возвращаясь к своей чашке и «Ведьмополитену». — Не удивлюсь, если он приобрел парочку гиппогрифов. Специально, чтобы посоревноваться, — желчно добавила она.

— Глупости, Драко не любит гиппогрифов, — заметил Гарри и засуетился, выбираясь из-за стола и не обращая внимания на язвительную реплику супруги:

— Вот и я говорю — глупости.

Сложенный пополам листок жег пальцы. Гарри вышел в кухню и зачем-то прикрыл дверь, словно за ним собиралась подглядывать вся семья, хотя из домочадцев только Джеймс заинтересовался загадочной запиской. Бедолага — ему-то писем никто не присылал, и вряд ли пришлет. Видать, хоречий сын дал звезде гриффиндорской сборной полную и окончательную отставку. Каков паршивец.

— Ну и не надо, получше найдет. Можно подумать, что на Малфоях свет клином сошелся, — пробормотал Гарри, разглядывая незнакомый острый почерк. То, что записка написана не рукой Драко он понял сразу, как только увидел листок, и этот факт взволновал его больше всего. Что у них там могло стрястись? У хорька украли его эксклюзивную китайскую метлу? Или супруга Драко потеряла перстенек стоимостью в половину дома Гарри? Кто еще мог ему писать из Малфой-Мэнор, кроме хозяина? Не эльф же. Или это почерк карамельной Астории, или…

— Да господи, ну в самом деле, что за идиотизм.

Он вытер о штанину вспотевшую ладонь, решительно развернул тонкую шуршащую бумагу и шагнул к окну, поднося письмо к свету.

Записка была написана Нарциссой Малфой. Поттер дважды прочитал пару коротких предложений, перевернул листок, словно надеясь найти на обороте какую-то дополнительную информацию, и перечитал его в третий раз. Мать Драко просила мистера Поттера связаться с ней по делу, не терпящему отлагательств. Желательно сегодня, или завтра. И настаивает на сохранении конфиденциальности. Что за чертовщина?

— Я с тобой! Пап, ну хоть на полчаса. Мне… мне надо… надо книгу передать! — сразу встрял Альбус, как только отец объявил, что отправляется к Малфоям. Просьбу о соблюдении конфиденциальности Гарри предпочел проигнорировать. В конце концов, не придумывать же сказки для собственной семьи? А объявление в «Пророк» о том, что он идет на аудиенцию к Нарциссе Малфой Гарри давать все равно не собирается.

— Я по делу, — категоричным тоном заявил он, заметив, что и Джеймс заинтересованно поднял голову от «Квиддичного обозрения». Ал метнул в сторону старшего брата хмурый взгляд, на который тот не обратил никакого внимания, а Джинни только кивнула, не отрываясь от журнала. Гарри перешагнул через решетку, отшвырнул ногой в сторону яблочный огрызок — свидетеля ежедневных переговоров по каминной сети и, швыряя под ноги летучий порох, нервно сжал в ладони амулет, показавшийся горячим. Малфои сами вызывают его к себе, и никакого повода для встречи выдумывать не нужно.

* * *

— Я думаю, как отец, вы должны меня понять. Я всего лишь защищаю интересы своей семьи и внука, — Нарцисса поставила чашечку на блюдце, и подвинула к Гарри вазочку с пирожными. — Попробуйте, прекрасный десерт.

Поттер послушно протянул руку и положил в рот крошечное безе, не почувствовав вкуса. Уже полчаса сидел он в комнате матери Драко, пил чай, угощался разнообразными пирожными, и пытался понять, чего хочет эта женщина, вывалившая на него ворох информации, в которую Гарри не мог поверить, как ни старался. Точнее, он даже не мог осмыслить до конца, что радушная хозяйка его не разыгрывает, и говорит совершенно серьезно.

Альбус и Скорпиус? Нарцисса Малфой пытается его убедить в том, что Альбус… И молодой Малфой… Что они… Не только старший сын, но и младший… То есть, у Поттера оба сына… Мерлин, да над ним издеваются? Как такое возможно, что за ерунда?

— Вы, вероятно, шокированы? — участливо спросила миссис Малфой, и Гарри поднял голову, отупело рассматривая жемчужные пуговки на лифе серого платья. — Я понимаю, услышать такие новости от постороннего человека…

— Да уж. — с трудом прохрипел Поттер, и шумно отхлебнул остывший чай. Нарцисса еле заметно поморщилась, когда гость громко звякнул тоненькой фарфоровой чашкой о блюдце, словно руки его плохо слушались.

— Но вы должны меня понять, — мягко продолжила хозяйка, подливая Гарри чая. — Я вовсе не имею намерения опорочить имя вашего сына, или вашу фамилию — наша семья слишком многим обязана. И заметьте — я вовсе не снимаю вины со своего внука, но вы не находите, что это чрезвычайная ситуация?

— Нахожу, — растерянный герой, когда-то спасший ее семью, прикончил вторую чашку, продолжая немигающим взглядом изучать пуговицы на платье хозяйки. Нарцисса занервничала. Она ожидала другой реакции. Мужчина, сидящий напротив, которого она помнила еще мальчиком, вел себя странно. Не протестовал, не пытался оправдать своего сына, не возмущался. Не хотел выяснить подробности. Просто сидел, опустив плечи, и молчал. Понятно, что такой позор подкосит кого угодно, но подобное поведение ее настораживало. Удивительно, что делает с людьми время — тот Поттер, которого она помнила, должен был устроить грандиозный скандал. С возмущенными требованиями привести неопровержимые доказательства, с оскорблениями, со спонтанными выбросами магии… А этот незнакомец вел себя совсем не так, и чего от него ждать, миссис Малфой не знала. Это несколько… пугало.

— Именно поэтому я прошу вас принять меры. — Нарцисса аккуратно свернула салфетку, протягивая ее гостю. — Я полагаю, что никто из нас не желал бы, что бы отношения между мальчиками зашли слишком далеко. Со своей стороны я планирую еще раз переговорить с сыном о переводе Скорпиуса в Дурмстранг.

— А Драко не хочет его переводить? — вдруг оживился Поттер, зацепившись за имя старшего Малфоя и слова «еще раз». Значит Нарцисса, все лето болевшая загадочной инфлюэнцей, на самом деле уже не в первый раз заводит этот разговор в своем доме. Получается, что хорек давно в курсе странных отношениях детей. То есть, он все знал с самого начала. Знал и молчал. Молчал, покрывая своего сыночка, который…. Который… Выходит, Скорпиус Малфой совратил обоих сыновей Гарри с молчаливого попустительства Драко? О, черт.

Злости на подлого вруна-Малфоя он не чувствовал. Зато вспомнил, как совсем недавно сам вещал речь, обличающую моральный облик Скорпиуса. И как Драко молчал, умирая в кресле, на глазах деревенея от каждого слова, сказанного Поттером. Помещение было другое, и собеседник был совсем другой, но Гарри казалось, что он поменялся с Драко местами. Теперь он точно так же умирал на стуле от стыда и досады на себя самого. Ведь знал, знал, знал! С самого начала отношения мальчишек показались ему странными. Все эти взгляды, долгие тягучие жесты, постоянные прикосновения, которыми Альбус обозначал свою близость к другу. Это происходило у него на глазах, он все видел, но не обращал внимания. Господи, Поттер, какой же ты болван…

— Мой сын считает перевод нецелесообразным, — ответила Нарцисса после недолгой паузы. Ее голос прозвучал неожиданно холодно, и Гарри горько усмехнулся. Что, не понравилось фамильярное обращение к хорьку по имени? Ничего, потерпит.

— Нецелесообразным, значит.

— Увы. Вы должны понять — Драко очень любит Скорпиуса. И как не прискорбно это признавать — очень его балует. Честно говоря, я считаю, что со смертью Люциуса воспитание Скорпи было пущено на самотек. Он никогда бы не допустил подобного разврата, если бы был жив, но тюремное заключение никому еще не шло на пользу.

Гарри нервно дернул щекой — упоминание о покойном Люциусе Малфое его покоробило. В голосе хозяйки прозвучал такой явный упрек, что он почти почувствовал себя убийцей, и виновником всего случившегося. Если бы ее драгоценный супруг, усилиями Гарри, не попал когда-то в тюрьму…

— Драко, к сожалению, слишком много позволяет Скорпи, — продолжала откровенничать Нарцисса, постукивая по столу длинным пальцем. Гарри зажмурился, когда острый синий лучик от сапфирового перстня больно кольнул его в глаз. — Я много раз пыталась с ним поговорить, но он меня не слушает. Я не обладаю авторитетом Люциуса, и Драко слишком, слишком потакает желаниям сына, практически развращая его. Эти постоянные уступки, эти лошади, рыбалки, каникулы в доме… — хозяйка замолчала на середине фразы, промокая салфеткой губы, но Гарри прекрасно понял, что она хотела сказать. «В доме врага нашей семьи» — закончил он, и на душе стало еще паршивее.

— Хорошо, от меня-то вы что хотите? — в конце-концов не выдержал Поттер, чувствуя, как у него начинает дергаться веко. После сегодняшнего разговора у него явно прибавится седых волос. Черт бы побрал эту семейку, ну почему опять именно они?

— Ну, прежде всего я хотела бы заручиться вашим содействием в этом вопросе. Самое главное — ограничить общение Скорпиуса с вашим сыном, — официальным тоном произнесла Нарцисса, выпрямляясь на стуле.

Гарри мотнул головой, и еле сдержался, чтобы не уточнить, с кем из двух его сыновей Скорпиус не должен общаться? Ему показалось, что он тонет в вежливых фразах и оборотах — холодных, правильных, напоминающих ежеквартальные отчеты, которые Гарри терпеть не мог, и всегда сваливал эту нудную работу на секретарей. Почему не сказать просто — помогите мне, мистер Поттер, растащить мальчишек в разные стороны? Помогите, пока не поздно, пока ваши сыновья окончательно не превратились в… О, Мерлин…

— Можете на меня рассчитывать, — тускло ответил он, почувствовав огромное желание закрыть ладонями лицо. Или немедленно аппарировать домой и забыть этот позорный кошмар навсегда. Да… Все кругом все знали, видели и молчали. Теперь понятно, почему Драко постоянно заводил одну и ту же песню про личную жизнь детей, в которую родители не должны вмешиваться — Скорпиуса покрывал. Покрывал его шашни не только с Джеймсом, но и с Альбусом. Черт, а Джейми-то в курсе, что молодой Малфой крутит любовь с его собственным братом?! Вспомнив бледное лицо сына и синие круги вокруг потухших глаз, Поттер выплеснул в рот остатки чая и громко захрустел печеньем, стараясь унять внезапно нахлынувшую ярость.

— Я знала, что мы придем к взаимопониманию, — Нарцисса помолчала, беззвучно помешивая ложечкой чай, а потом очень тихо и ласково, словно разговаривая с больным ребенком, добавила. — И я считаю, что общение между нашими семьями тоже надо прекратить. По моим наблюдениям, это ни к чему хорошему не приводит.

— Что? — Гарри не донес до рта чашку, пытаясь понять, что только что услышал. Нарцисса говорит о том, чтобы он прекратил общение с Драко? — Правильно ли я понял, вы просите меня…

— Полагаю — правильно, — миссис Малфой многозначительно подняла палец, и Поттеру опять показалось, что с ним разговаривают как с неразумным дитятей, отказывающимся пить необходимое лекарство. — Мне с самого начала не нравилась эта странная дружба, и дело тут вовсе не… в прошлых противоречиях. Поверьте, я прекрасно отношусь к вашим детям, но не могу игнорировать тот факт, что мой сын…

— А причем тут ваш сын? — окончательно запутался Гарри.

Разговор стал напоминать ему плохонькую пьеску. Актеры не удосужились выучить текст, вышли на сцену, уставленную богатыми декорациями, и теперь вынуждены импровизировать, на ходу придумывая реплики — жалкая попытка выкрутиться из неприятной ситуации, и не быть освистанными. И получается у них из рук вон плохо.

— Мистер Поттер, а вы считаете нормальным, что Драко так много времени проводит в вашей компании?

— И чем же моя компания ему не подходит? — возмутился Гарри.

Нарцисса смешалась, явно сказав что-то лишнее, и он почувствовал глухое злорадство, увидев розовые пятна на бледных щеках хозяйки. Так-так, а вот это уже любопытно, что же тут за тайна такая? Да не может быть, что Нарцисса Малфой до сих пор испытывает настолько сильную неприязнь к Поттеру, чтобы на полном серьезе противиться его общению с сыном. И вообще, им уже давным-давно не по десять лет, и Драко сам способен решать, с кем ему общаться, а с кем нет. Нет, это уже ни в какие рамки не влезает.

— Вы вынуждаете меня говорить об очень неприятных вещах, мистер Поттер. Неужели вы сами не понимаете, что такая дружба… предосудительна? Одна ночная рыбалка чего стоит.

— Погодите, вы намекаете, что не только мой сын, но и я сам…

— Я ни на что не намекаю, я говорю прямо — мне не нравятся эти отношения, они компрометируют Драко и нашу семью.

Гладкий стеклянный шарик вдруг показался очень тяжелым, до треска на швах оттягивая карман рубашки. Гарри со звоном оттолкнул от себя блюдце и поднялся на ноги, нависая над чайным столиком.

— Хотите сказать, что я соблазняю вашего сыночка? — рявкнул он, моментально выходя из себя. — Миссис Малфой, вы понимаете… Вы… вы вообще соображаете, что несете?

— Это вы ничего не понимаете! — прошипела Нарцисса, без всякого страха глядя в глаза Гарри, и отшвырнула в сторону смятую салфетку. — Вы что, настолько слепы, что не видите очевидного?

— Что я должен видеть? Господи, боже мой, я никогда… Да это просто смешно, если бы не ваш возраст и положение, то я бы на вас в суд подал за клевету! Я много лет состою в браке, у меня прекрасная жена и дети, я натурал, а не гей.

— Вы натурал, но Драко нет! — крикнула миссис Малфой, задрожав покрасневшим подбородком. — Глупый мальчишка, ты что, еще не понял, как мой сын к тебе относится?

— Как относится? — по инерции заорал Гарри и тут почувствовал, как в голове взорвалась горячая красная граната, а комната плавно качнулась из стороны в сторону. Он грузно сел обратно на стул, выпучив глаза и хватая ртом воздух. Нарцисса щелкнула пальцами, призывая маленькую шкатулку со столика у стены, трясущимися руками откинула крышку, и по комнате поплыл резкий запах зелий.

— Я даже представить не могу, кем надо быть, чтобы ничего не заметить, — холодно сказала она, капая прозрачную жидкость из зеленого фиала прямо в остывший чай. — Я была лучшего мнения о ваших умственных способностях, мистер Поттер. О, Мерлин, Драко еще в школе из кожи вон лез, чтобы обратить на себя внимание. Пока вы были детьми, можно было обмануться, и принять его поведение за неприязнь, но потом! Неужели вы искренне полагали, что он действительно не узнал вас в мэноре, когда здесь был Темный Лорд? И эта жуткая история в школе, когда мой мальчик чуть не сгорел… Вы что, не понимали, почему он не позволил своим друзьям вас убить, фактически пожертвовав жизнью другого человека?

— Я его тоже спас, — глухо отозвался Гарри, без особого сопротивления принимая из рук матери Драко чашку, в которой плескалась коричневая жидкость, сильно пахнущая травами. — И я был уверен, что он меня ненавидел.

— Эгоист… — тяжело вздохнула Нарцисса, пригубливая вторую порцию успокаивающего напитка. — Героический эгоист, не умеющий складывать два и два. Если бы я не знала, как у нас получают должности и теплые места, то задалась бы вопросом, как вы умудрились столько лет продержаться на должности начальника Аврората.

— Сам удивляюсь… — пробормотал Гарри, пропуская язвительную шпильку мимо ушей. — Но я же ничего не знал! — вдруг возмутился он. — И кстати, почему я должен поверить, что…

— Прекратите орать как баньши, — осадила его миссис Малфой, прикладывая к виску кончики пальцев, словно у нее разболелась голова. — Можете не верить, я лишь объясняю свою позицию. Ваше сближение с Драко в последнее время… Хорошо, давайте на чистоту, мистер Поттер. До этого лета жизнь моего сына была стабильной и вполне налаженной, понимаете? Да, Люциус когда-то настоял на его женитьбе, и даже если Драко никогда не испытывал романтических чувств к своей жене, но он был вполне счастлив в браке. Астория прекрасная хозяйка, с великолепным воспитанием и вкусом. Она чудесная мать, она очень любит и мужа, и сына, о лучшей партии я и мечтать бы не могла. Я даже надеялась, что они рано или поздно подарят мне внучку или еще одного внука, они ведь еще так молоды. И тут появляетесь вы!

— Ну да, я, конечно же, во всем виноват, — Гарри сильно потер лоб, по привычке потянув себя за прядь волос. Черт бы побрал всех Малфоев на свете. Если он переживет этот день без последствий для психики, то навсегда потеряет способность удивляться чему либо.

— Не во всем. Но вы дарите ему неоправданную надежду, — Нарцисса снова открыла шкатулку, оценила содержимое и недовольно покачала головой, видимо, не обнаружив необходимого пузырька. — Я надеялась, что эта ужасная болезнь давно прошла, что Драко успокоился, все осознал и расстался с этим пороком, но, увы. Я вижу, как он изменился в последнее время, как он ждет каждого воскресенья, как он отдаляется от Астории. И все это происходит на глазах его сына. И чему после этого удивляться, скажите на милость?

— Дурной пример? — усмехнулся Гарри, и тут же обругал себя за неожиданно участившееся радостное сердцебиение при известии, что хорек, оказывается, ждет его каждое воскресенье. Ох, ну болван ты, Поттер, разволновался как перед свиданием, а между тем в твоем мире только что небо на землю упало. А ты радуешься таким глупостям.

— Именно. И раз вы вынудили меня раскрыть карты, то я повторю свою просьбу — оставьте Драко в покое. Возможно, вас развлекают эти странные отношения, но задумайтесь на минутку, что почувствует мой сын, когда вам надоест играть в пятнадцатилетнего мальчика? Я прошу вас, прошу как мать, которая не хочет, чтобы ее ребенок страдал. Вы меня понимаете?

Он понимал. Он все понимал, но никак не мог разобраться в собственном сумасшедшим урагане мыслей и эмоций, таком сильном, что проще закрыть глаза и опустить руки. Проще всего, и, возможно, правильнее всего было бы сейчас согласиться с Нарциссой Малфой, и аппарировать домой. И больше никогда сюда не возвращаться. И забыть все, как сон. Отправить через три недели детей в школу, предварительно вправив сыновьям мозги, и уехать на месяц с Джинни… куда? Во Францию? В Италию? В сентябре там прекрасная погода, теплое бирюзовое море и малолюдные пляжи. И не вспоминать никогда сегодняшний день, засунув подаренный амулет в какой-нибудь ящик на чердаке. От последней мысли стало так тоскливо, что Гарри опять потянулся к пирожным, прогоняя медовой коврижкой отвратительный кислый привкус во рту. Да, теперь он знает, какова на вкус тоска — кислая, густая, со вкусом мятного успокоительного зелья.

— Мне надо поговорить с ним, — сообщил Гарри, вытирая с губ крошки. — Я вас прекрасно понимаю, но…

— Мерлин, о чем вам с ним разговаривать? — устало поинтересовалась Нарцисса и без церемоний положила на стол локти. — Это глупая затея, Гарри. Вы позволите себя так называть? Так вот, Гарри, это не просто глупая, но и очень жестокая затея. Мой сын достаточно страдал из-за своего порока, и я думаю, что он заслужил покой.

— Хотите, чтобы я исчез, ничего ему не объяснив? Это, по вашему мнению, гуманнее?

— Да, — твердо произнесла миссис Малфой и, заметив, что Гарри упрямо сжал губы, добавила. — Не пытайтесь настоять на своем, мальчик. Я стара, но у меня вполне хватит сил вас остановить.

— Вы мне угрожаете? И вас не смущает, что вы попытаетесь применить магию к начальнику Аврората?

— О, боже… — Нарцисса откинулась на спинку стула и с раздражением взглянула на гостя. — Не разочаровывайте меня еще больше, мистер Поттер. Я прекрасно знаю, что вы давно на пенсии, прекратите себя вести как ребенок...

— …у которого отбирают игрушку, — закончил за нее Гарри и в нетерпении хлопнул себя по колену. Решение пришло само, как всегда неожиданно, и он не собирался его менять. Пусть Нарцисса Малфой думает что хочет, пусть говорит, что хочет. Пусть даже попробует удержать его, запечатав заклинаниями двери или наложив Обливейд. Но он поговорит с хорьком, чего бы это ему не стоило. Потому что, черт побери, это и его, Гарри, касается тоже. И делать вид, что ничего не произошло, уйти, не выяснив все до конца, забыть это треклятое чаепитие он просто не сможет.

— Не тратьте на меня красноречие, миссис Малфой, — продолжал Поттер, поднимаясь со стула и подходя к дверям. — И Мерлина ради, не пытайтесь меня удержать, — быстро добавил, увидев, как старческая рука потянулась к волшебной палочке, лежащей на краю стола. — Мне не хочется состязаться с вами в магических практиках, тем более, что у вас все равно нет ни одного шанса.

— Идиот! — дрожащим голосом выкрикнула Нарцисса, и Гарри тяжело вздохнул, услышав в ее голосе слезы. — Обязательно надо его мучить еще больше? Что вы за человек, и вас еще считают героем.

— Где он? — спокойно спросил Поттер, берясь за ручку двери. — Просто дайте мне с ним поговорить, и я сразу уйду. И постараюсь больше не попадаться ему на глаза, слышите?

Но миссис Малфой его не слышала. Она отвернулась от своего неблагодарного гостя, положила седую голову на сложенные на столе руки и горько заплакала.

* * *

Чистый желтый песок хрустел под подошвами ботинок, трава вдоль дорожки, сочная и густая в начале лета, сейчас стала казаться пыльной и тусклой. Гарри быстро шел в сторону пруда, стараясь думать о чем угодно, кроме предстоящего разговора. Например, о том, что жаркое лето почти без дождей, не смотря на специальные заклинания, выжгло и проредило газоны по обеим сторонам подъездной дороги у парадного входа. Или о том, что воздух сильно пахнет цветущей близкой водой. О том, что новое поколение эльфов знает его не хуже предыдущего, и с радостью готово выдать знаменитому Гарри Поттеру местоположение любого члена хозяйской семьи. И о том, что он очень приблизительно представляет, где может находиться это загадочное «любимое место покойного хозяина. Да-да, это у пруда, на другом берегу, где старая скамейка под дубом».

— Ну, где же ты? — пробормотал Гарри, останавливаясь у поворота дорожки. Ветки кустов сирени, сходясь над головой зеленой высокой аркой, тоже пожухли от жары, как и газонная мягкая травка, и Поттер неожиданно умилился, рассматривая пыльные листья. Здесь, на этом повороте соловый Ураган ушел от погони, на последок взмахнув белоснежным хвостом, и как азартный всадник не подгонял резвую Жозефину, но догнать Малфоя так и не смог. Гарри медленно пошел дальше, слыша в ушах дробный перестук копыт и свист ветра. И прошло-то всего несколько недель, а событий хватило бы на целую жизнь…

Светлые волосы и сгорбленную одинокую фигуру он увидел внезапно, когда дошел до следующего поворота. Эльф не соврал — вот оно, «любимое место покойного хозяина». Рассматривая издалека высокий старый дуб с уже пожелтевший листвой нижних ветвей, Гарри с трудом проглотил холодный горький комок, внезапно испугавшись предстоящего разговора. Пока он спорил с матерью Драко все казалось простым и логичным — надо найти хорька и расспросить его хорошенько! Прежде всего спросить, давно ли он знает об отношениях Скорпиуса и Альбуса? Почему он промолчал, когда Гарри, как последний дурак, распинался перед ним в памятный день побега младшего сына? Как он вообще смотрит на то, что его обожаемый Скорпи крутит любовь сразу с двумя мальчишками? Собирается ли он отправлять его в сентябре в Дурмстранг, или это так и останется исключительно планами бабушки? Почему Драко никогда не говорил Гарри, что он его… дьявол! Какого черта он так изводил его в школе, если на самом деле вовсе не ненавидел? Зачем отравлял жизнь и самому Гарри, и его друзьям? Почему, тестрал его задери, он за все время так и не признался, и что теперь делать самому Гарри с этим знанием, так внезапно свалившимся ему на голову? И главное — хочет ли сам Драко, чтобы Поттеры навсегда исчезли из его жизни? И, черт побери, именно этот вопрос волновал сейчас больше всего.

Малфой сидел на скамейке, опустив плечи, и смотрел на темную прудовую воду. И даже не обернулся, когда Гарри сошел с тропинки и встал у него за спиной, рассматривая большие белые кувшинки, покачивающиеся на мелкой волне. Желтый дубовый листок, твердый, с плотными горошинками наростов, слетел с ветки и улегся на худое плечо под кремовым шелком мантии. Малфой поднял руку, чтобы смахнуть незваного пришельца, обернулся и сильно вздрогнул, увидев Поттера.

— Тьфу ты, напугал, — пробормотал он вместо приветствия, и Гарри вдруг расслабился.

Он обошел скамейку, смахнул с сидения еще несколько сухих листьев и уселся рядом, с удовольствием вытягивая гудящие ноги. Странно, ему казалось, что из дома он вышел совсем недавно, а взглянув на порозовевшее солнце, медленно уходящее за плотную дубовую крону, понял, что день уже близится к вечеру. Ничего себе — сходил к Малфоям по делу.

— Ты откуда? — спросил Малфой, тоже откидываясь на спинку скамейки.

Гарри повернул голову, разглядывая старого школьного врага, которого он знал как облупленного, и не знал совершенно. Драко опять смотрел на кувшинки, словно и не ждал ответа на свой вопрос — в длинных белых волосах вспыхивали золотые солнечные искры, отраженные от воды, бледная кожа на высоких скулах чуть порозовела. Ловец снов в кармане рубашки внезапно ожил, наливаясь ровным приятным теплом, от чего Гарри почувствовал спокойную уверенность, что правильно сделал, придя сюда.

— Я с твоей матерью разговаривал, — без обиняков бухнул он, и тут же вцепился в узкое плечо, когда Малфой неловко дернулся в сторону и сильно побледнел. — Да хватит уже, я все знаю. Я не… не для этого тебя искал-то. То есть, и для этого тоже, но и для другого.

— А для чего? — холодно спросил Драко, но не отодвинулся, и руку с плеча не сбросил. Так и сидел, боясь пошевелиться, как бабочка, пришпиленная булавкой к картонке. И, кажется, даже не дышал.

Гарри глубоко вздохнул, разжал пальцы и запрокинул лицо вверх, рассматривая резную лиственную мозаику над головой. Еще один желтый лист оторвался от ветки и, с шуршанием цепляясь за своих, пока еще крепких собратьев, по широкой спирали полетел вниз.

— Ты Скорпиуса в Дурмстранг отправишь? — Гарри наконец прервал затянувшуюся паузу, и забросил руки за голову, еще ниже сползая на сидении. Драко помолчал, видимо переваривая вопрос.

— Нет, — твердо ответил он, и чуть улыбнулся повернувшемуся Поттеру. — Я еще в прошлый раз маме сказал, что своего решения не изменю. Это его жизнь.

— Я так и подумал.

Они опять замолчали. Гарри закрыл глаза, слушая заблудившийся в кроне дерева ветер, тихий плеск воды и негромкое постукивание по потемневшему дереву скамейки — Малфой, задумавшись, выбивал пальцами какую-то странную мелодию. Да, он очень правильно сделал, что не послушался Нарциссу. К черту Дурмстранг. К черту предрассудки. И у них тоже своя жизнь, в которую Гарри не позволит никому вмешиваться.

— Значит, мама тебе все рассказала? — прозвучал сдавленный голос над ухом, и Поттер открыл глаза. Малфой сидел в той же позе — неестественно выпрямив спину и уставившись взглядом в прудовую муть, подернутую ряской.

— Да, все.

— И что?

— Ничего.

Гарри вдруг захотелось сделать какую-нибудь утешительную глупость. Например, по-дружески пихнуть Драко в плечо. Или протянуть руку и провести кончиками пальцев по серебряным волосам, чтобы выяснить, какие они на ощупь — мягкие и гладкие, или жесткие и упругие? Или окончательно сойти с ума и устроить с хорьком шуточную потасовку, мутузя друг друга кулаками и катаясь по траве, как школьники. Как там сказала строгая Нарцисса — пока не надоест играть в пятнадцатилетнего? Вот именно, играть. И Гарри не сомневался, что эта игра ему никогда не надоест.

Малфой вдруг глубоко вздохнул и опустил плечи, словно с его спины упал невидимый груз. Новый желтый лист слетел с сучковатой ветки и корабликом поплыл по воде, распугивая резвых водомерок.

— Осень скоро, — тихо произнес Драко, смотря себе под ноги, и больше не вздрагивал, когда Гарри опять сжал пальцы на его плече. — Хорошее время года, да, Потти? Особенно, когда дождей нет.

— Да, — стеклянное солнце в кармане живым теплым комочком мягко толкнулось куда-то под сердце и Гарри от этого стало щекотно и весело. — Просто отличное. А дожди мы переждем…

конец