На волшебном отделении Сорбонны каникулы начинаются накануне дня Святого Валентина — такова давняя французская традиция.
К приезду Драко в Малфой-мэноре готовились загодя: эльфы до блеска отдраили и без того безукоризненно ухоженный дом, Нарцисса предвкушала долгие разговоры с сыном, а Люциус мечтал о том, как введет единственного наследника в курс семейных дел.
Но младший Малфой прибыл не один, а с полудюжиной друзей. Приветствовав родителей и минут пять полюбовавшись праздничным убранством дома, он заявил:
— Ма, па, у нас очень сложная программа, и я должен сегодня же начать готовиться к летней сессии. Охотничий домик в саду у нас отапливается по-прежнему? Тогда мы пойдем туда…
Молодой хозяин и его друзья вернулись лишь к обеду. За едой Драко говорил только с однокурсником Этьеном Годфруа, не обращая внимания ни на других своих гостей, ни на родителей. Люциус и Нарцисса не хотели встревать в беседу, поэтому молчали и несколько ошарашенно разглядывали сына.
Когда все встали из-за стола, к Люциусу подошел Анри де Крезонье — невысокий темноволосый парень, приехавший вместе с Драко. Смущаясь, Анри сказал с легким акцентом:
— Мистер Малфой, ваш сын много рассказывал мне о вас. Насколько мне известно, вы собираете средневековые китайские вещи весьма специфического назначения?
Только многолетняя привычка позволила Люциусу сохранить самообладание и величественно кивнуть. О китайской коллекции хозяина Малфой-мэнора знали очень немногие, и Люциус даже не подозревал, что и сыну о ней тоже известно.
— Я также интересуюсь китайским средневековьем, мистер Малфой, и давно мечтаю увидеть вашу коллекцию!
— А вы имеете хоть какое-то представление о тематике моей коллекции, месье де Крезонье? — решил на всякий случай уточнить Люциус: все-таки собеседник выглядел очень юным и невинным.
— Разумеется, мистер Малфой! — лицо Анри осветила счастливая улыбка. — Я большой любитель подобных вещей! Я бы очень хотел увидеть вашу коллекцию!
В душе Люциуса внезапно вспыхнувшая надежда боролась с тревогой. Он искоса взглянул на жену, но Нарцисса о чем-то увлеченно говорила с долговязым рыжим бретонцем Робером д’Эпине, который также приехал с Драко. Поняв, что с этой стороны проблем не ожидается, Люциус позволил себе улыбнуться уголками губ:
— Право, не знаю, месье де Крезонье, будут ли интересны столь молодому человеку, как вы, увлечения такого старого оригинала, как я…
— С эпитетом «старый» я категорически не согласен, мистер Малфой, — Анри задорно улыбнулся, — но удивить меня вам уже удалось. Я никак не ожидал, — длинные ресницы француза затрепетали, словно крылья бабочки, а в черных как смоль глазах появился странный блеск, — что у человека вашего положения в обществе окажутся такие накачанные бицепсы…
В этот раз Люциус не смог скрыть легкого смущения. К счастью, неловкую ситуацию спас, сам того не ведая, Драко. Он недовольно воскликнул:
— Роб, Анри, где вы застряли? Нам пора идти заниматься!
— Мы договорим вечером, мистер Малфой, — Анри снова улыбнулся и направился к друзьям.
Всю вторую половину дня Люциус провел в счастливом предвкушении. Он еще раз осмотрел свою коллекцию и, не доверяя это важное дело домовикам, почистил самые любимые ее экземпляры.
Однако прекрасные планы были разрушены нелепой случайностью. Поднимаясь в столовую на ужин, Люциус услышал голос сына. Драко, судя по всему, стоял этажом ниже и отдавал распоряжения домовику:
— Уби, Этьен и Робер решили поменяться комнатами. Перенеси вещи наших гостей в их новые комнаты!
— А ты уверен, что твои родители не будут против, Драааако? — промурлыкал Этьен. — Все-таки теперь я буду жить совсем рядом с тобой…
— Брось, Годфруа! — даже не видя лица сына, Люциус мог поклясться, что его губы тронула легкая улыбка. — У мамы своих дел хватает, да и отец не станет докапываться до правды…
Эта нелепая фраза и решила дело. Старший Малфой оперся рукой о стену, хватая ртом воздух и молясь всем богам, чтобы безумие не накрыло его в этот светлый вечер. Увы, мольбы остались безответными.
На ужин Люциус не пришел. В записке, посланной в столовую с домовиком, он сообщил, что чувствует себя не очень хорошо, есть не хочет и рано ляжет спать. Предупредив родных и гостей о своем отсутствии, старший Малфой, никем не замеченный, отправился в подвал родного дома. Там в самом дальнем и темном углу хранилось огромное количество лопат, мотыг и кирок всех форм и размеров.
В полночь почти все обитатели Малфой-мэнора уже заснули. Большинство окон были темны; только в спальне Драко еще горел свет, — наверное, старательный первокурсник продолжал готовиться к летней сессии.
Именно в эту ночную пору Люциус вышел из подвала в сад. В руке хозяин Малфой-мэнора держал свою любимую лопату.
Отойдя в дальний угол сада, который невозможно было увидеть из окон дома, Люциус засучил рукава, вонзил лопату в землю и начал копать. Это оказалось нелегко: за зиму земля промерзла и стала твердой и неподатливой как камень. Но землекопа сейчас не могли остановить никакие преграды — впервые за последние несколько часов он был по-настоящему счастлив, предаваясь любимому делу.
С самого раннего детства Люциус мечтал стать анимагом. Он внимательно изучал древние фолианты и трактаты о трансфигурации, а также без устали практиковался в чарах. Наследник одного из древнейших родов Англии не сомневался, что будет превращаться в самое прекрасное существо на земле — единорога, но был не прочь стать величественным лебедем, могучим орлом или энергичным далматином, изображенным на родовом гербе Малфоев.
Первая попытка анимагии удалась Люциусу в тринадцать лет. Трудно сказать, выжил бы Малфой или нет, если бы трансформация произошла в другом месте или в холодное время года, но это случилось в самом дальнем углу парка в жаркий июльский день.
Люциус в первый момент не понял, почему вокруг стало темно, а мир наполнился странными, непривычными звуками и запахами, но инстинкты немедленно взяли свое, и мощные лапы немедленно начали рыть ароматную, мягкую, податливую почву, открывая путь в неведомый мир.
Под землей оказалось так прекрасно, спокойно и удивительно, что Люциусу совершенно не хотелось возвращаться обратно. Лишь огромным усилием воли он напомнил себе о своем долге перед семьей, со страшной неохотой выбрался на поверхность и снова превратился в человека — перепачканного землей с ног до головы, но невероятно счастливого, хоть и немного растерянного.
Приняв душ, Люциус немного поразмыслил и понял, что его анимагической формой оказался крот. Это было странно и немного стыдно, но любое смущение меркло перед воспоминаниями о восторге, который испытываешь, находясь под землей и копая очередной ход своего уютного и обширного дома.
С тех пор Люциус нередко уходил в парк Малфой-мэнора, там превращался в крота, зарывался в землю и с наслаждением обустраивал свое подземное жилище. Время от времени анимаг проделывал это и в Хогвартсе, несмотря на риск быть обнаруженным. Однако беда пришла с самой неожиданной стороны.
Когда Люциусу исполнилось двадцать, он в облике крота имел несчастье попасть в зубы одному из далматинов своего отца. Абраксас Малфой обожал собак этой породы, запечатленных на родовом гербе, и позволял им свободно бегать по парку фамильного поместья. Один из далматинов и решил полакомиться кротом, неосторожно попавшимся ему на глаза…
К счастью, инцидент завершился благополучно: Люциус немедленно превратился в человека, до полусмерти перепугав пса. Но страх, пережитый слепым зверьком в те секунды, когда тяжело дышащее и мерзко пахнущее существо оторвало его от родной земли, не прошел даром. Больше Малфой не мог превращаться в крота, как ни старался. После смерти отца Люциус распродал всех его собак и даже, к общему изумлению, попросил геральдическую палату заменить далматина на гербе Малфоев павлином, — но все было тщетно. Утраченная способность к анимагии не желала возвращаться.
Однако забыть сладостные ощущения, пережитые в облике крота, Люциус тоже не мог. Память об ароматной и мягкой земле, которую так приятно рыть, наполняла его сны и отравляла бодрствование.
Наконец решение проблемы было найдено. В один прекрасный день Люциус под Оборотным зельем отправился в магловский квартал, купил там две лопаты и в ту же ночь отправился перекапывать сад Малфой-мэнора. Это удовольствие, конечно, было не таким полным и всеобъемлющим, как рытье кротовьих нор, но тоже оказалось очень, очень приятным.
С годами коллекция лопат, мотыг и кирок разрослась, став едва ли не больше средневековой китайской коллекции. После особенно тяжелых дней, утомленный ярким светом и надоедливыми гостями, Люциус ночами с огромным удовольствием выходил в сад и копал там очередную траншею, которую утром с легкой грустью уничтожал взмахом волшебной палочки. А если в разговоре кто-то из собеседников упоминал слова «копать», «лопата» и некоторые другие той же тематики — Малфой полностью терял над собой контроль и на следующую же ночь непременно отправлялся в сад.
Вот и сейчас Люциус увлеченно копал очередной ров. Хотя ночь была холодная, по лицу хозяина Малфой-мэнора градом лился пот. Натренированная спина и руки почти не болели. Люциус был абсолютно счастлив.
Vova
