Гермиона заерзала, сидя на белой подстилке. Казалось, что муравей забрался под ее одежду и полз теперь по бедру, но это оказалась всего лишь капелька пота. Девушка потянула за края шортиков, в надежде впустить под одежду хоть немного практически несуществующей прохлады.
Хотя до полудня было еще далеко, солнце безжалостно палило по выгоревшей, сухой траве, на небольшой поляне, посреди которой возвышалась крупная яблоня. Ее раскидистые ветви, усеянные плодами, спасали от обжигающих солнечных лучей. Дерево стояло у подножья невысокого холма, за которым находился утопающий в зелени дом Уизли. Хотя Гермиона и Джинни были недалеко от вечно суетящейся Молли Уизли и ее бесконечного списка домашних хлопот, девушкам казалось, что они унеслись за тысячи миль от этого места. Они не слышали кудахчущих куриц, которые гуляли во дворе, не видели накренившегося домика: перед ними была лишь темная стена леса.
Гермиона подняла глаза на деревья. Тенистые великаны манили прохладой. Пряди кудрявых волос девушки выбились из хвостика и щекотали шею.
— Может, пойдем в лес, Джин? — сказала она.
Джинни Уизли распласталась на земле возле подруги, положив щиколотку одной ноги на колено другой.
— Нет, там полно жуков, — ответила она и, убрав руку с глаз, посмотрела на Гермиону. — Хватит читать. Эта книга скоро расплавится на твоих ногах.
Это было правдой. Кожа на ее бедрах, на том месте, где лежала книга, стала липкой. С мягким хлюпаньем Гермиона оторвала книгу от себя, и в ту же секунду горячую кожу обдало прохладным ветерком. Девушка вздохнула. Лениво взяв палочку в руку, она отлевитировала книгу перед собой. Джинни ухмыльнулась.
— Серьезно, Гермиона. Сейчас август, невозможно жарко, и делать ничего не надо. Почему бы тебе просто не расслабиться?
— Я расслабленна.
— Неправда. Закрой книгу и отключи мозги. Ни о чем не думай, — Джинни улыбнулась при мысли, что маленький книжный червь может прислушаться к совету «ни о чем не думать».
— Звучит отлично, Джин, правда. Но мне надо подготовиться к учебе в Бобатоне за несколько недель. А как мне учить уроки, если я даже не знаю французского?! — Гермиона заерзала на покрывале. Разгоряченной кожей она почувствовала, что тонкий материал стал ничуть не нежнее наждачной бумаги.
— Не знаю, как насчет переводного заклинания? Или надень тот лингво-кулон, который подарил тебе Рон, — Джинни села и перекинула копну рыжих волос через плечо.
— Слишком много сложностей, — ответила Гермиона.
— Наоборот, с ними очень легко и не возникает никаких проблем. — Джинни положила на колено подруги свою загорелую руку. — Нет, Гермиона должна выучить французский вместо того, чтобы применить простое заклинание или надеть кулон, который весит не больше унции.
Гермиона посмотрела на смятое покрывало между ног и улыбнулась. Осенью она собиралась изучать продвинутый курс Рун в Бобатоне и преподавать там девушкам английский язык, чтобы зарабатывать на жизнь. Через год она надеялась получить рекомендации на изучение Рун в Египте, а там, кто знает? Здесь ее ничто не держало. Юношеская любовь к Рону уже прошла, но они продолжали редкие свидания у нее на квартире. А с тех пор, как Рон и Гарри реорганизовали Аврорат, золотое трио стало видеться еще реже. Гермиона начала подозревать, что у Рона появилась другая девушка, чувствовала, что должна ему сказать, что в этом ничего плохого нет. Но понимала, что еще не готова и боится этой темы. Однако в данный момент ее мысли были заняты не Роном, а предстоящей, как раскаленный воздух на горизонте, возможностью сотрудничества с мадам Мари Вульпэн из Бобатона.
Гермиона посмотрела на Джинни, сдув завиток волос со лба.
— Интересно, что же ты видишь плохого в углублении познаний?
— Разве ты не знаешь? — Джинни наклонилась через подругу и подняла с земли яблоко. — Те, кто срывают плоды с дерева познаний — обречены.
Гермиона рассмеялась, обнажив белые зубы.
— Я и не думала, что чистокровные читают Библию.
— Мы и не читаем. Раз в год к нам приходит один волшебник, который рассказывает нам «хорошие новости». Его зовут Хайрам Джошуа Франклин, и, похоже, что его маму-магглу соблазнил волшебник. А когда она поняла кто он, было слишком поздно, она залетела. Родив сына, она сделала все, чтобы вырастить из него настоящего маггла. Богобоязненного маггла. — Джинни печально рассмеялась и снова легла набок, лицом к Гермионе. — Папа обожает его. Он уговаривает остаться Хайрама на весь день, и вечером мы зажигаем камин, слушаем истории из его божественной книги и жарим зефир.
— Правда? — Гермиона была поражена услышанным. — Так значит, он поведывал вам о своем Боге и Библии, а вы вели себя как в походе, и думали, что он вам рассказывает всякие страшилки с привидениями?
Гермиона громко рассмеялась, опрокинув голову назад, и взгляд Джинни скользнул по ее тонкой шее.
— Было весело, — рыжеволосая девушка схватила висящий в воздухе учебник французского языка.
— Что ты делаешь? Отдай.
— Нет, я сама научу тебя французскому.
— Ты не можешь учить меня, — скептически произнесла Гермиона.
— Oui, могу. — Джинни коснулась стопы подруги и сказала. — Pied [Стопа]. Теперь ты повтори.
— Genou. — Гермиона посмотрела на четыре пальца на своем колене, большой палец Джинни скользил по ее бедру. — Где ты выучила французский?
— Во время Тремудрого Турнира. Помнишь Габриэль, сестру Флер? — Джинни не смотрела Гермионе в лицо, когда ее пальцы скользили по шелковистой, влажной коже ее бедра вверх, к краю джинсовых шортиков. — Мы сдружились, она меня и научила. Culottes courtes [Шорты].
— Culottes courtes, — повторила Гермиона — Габриэль? Я едва ее помню. И как же вы объяснялись друг с другом?
— О, мы хорошо понимали друг друга. — Голос Джинни утих, и слабая улыбка озарила ее милые черты лица. Она смахнула нитку с кармана шорт и провела пальцами по поясу. — Помнишь, как она выглядит?
— Так же как и Флер, насколько я помню. — Гермиона смотрела на пальцы, скользящие прямо под ее пупком.
— М-м-м… Как Флер, только немножко поменьше. Более petite [Маленькая]. — Джинни подвернула край майки Гермионы и обнажила несколько дюймов ее живота. Медленно обводя кончиком пальца пупок, она сказала: — Nombril [Пупок].
— Nombril, — мягко произнесла Гермиона.
Летнее жужжание насекомых в траве и в воздухе накрывало их, словно одеяло.
— Она тебя учила не только словам?
Джинни посмотрела на нее своими безмятежными, как день, зелеными глазами.
— Oui. — Девушка наклонила голову набок и оценивающе посмотрела на свою старшую подругу. В тени дерева, ее веснушки почти не выделялись на фоне загорелой кожи. — Miel et poire goutent sucres sur ma langue [Вкус груши с медом на моем языке ].
— Что ты сказала? — широко раскрыв глаза, прошептала Гермиона.
Джинни опустила голову, коснувшись кончиком языка еле заметного бугорка под пупком Гермионы. Горячий язычок, будто у котенка, коснулся кожи. Облизнув губы, девушка сказала:
— Груша с медом.
Когда Гермиона так ничего и не ответила, Джинни скользнула рукой по бедру подруги и подняла край ее топа так, чтобы была видна пышная грудь, скованная в голубой хлопковый бюстгальтер. Она приподняла одну чашечку лифа Гермионы.
— Brassiere [Бюстгальтер], — сказала она.
— Думаю, и я знаю это слово, — выдохнула Гермиона.
Заметив, что подруга выгнула немного спину, поощряя, таким образом, ее движения, Джинни позволила себе скользнуть пальцами между тканью и плотью Гермионы и опустить бюстгальтер, полностью обнажив грудь.
— Comme c'est beau [Какая красота!]. — Джинни опустила голову и примкнула губами нежной коже.
Гермиона была в шоке. Только мальчики (Мальчики! — прокричал ее мозг) делали ей такое, ну, не совсем такое. Они щипали, сосали и немного скручивали ее большие соски, явно очарованные ими. Джинни, напротив, была очень нежна, всасывая в себя молочную плоть. Гермиона чувствовала, как мокрый язычок ласкает ее вверх, вниз и в сторону, пока губы Джинни не сомкнулись, и она не начала нежно посасывать ее сосок. Девушка заметила, что задерживает дыхание, зачарованно глядя, как подруга работает ротиком, а золотые волосы щекочут ее кожу. Она была так заворожена этим видом, что не заметила, как Джинни снова начала ласкать рукой ее животик, а затем расстегнула пуговицы на ее шортиках.
— Un bouton [Одна пуговица], — произнесла Джинни и подула на сосок, от чего тот потемнел и стал твердым.
Еще одна пуговица.
— Deux boutons [Две пуговицы], — сказала она и облизнула сосок.
Следующая пуговица выскочила из петли, и рыжеволосая девушка снова подула на плоть Гермионы — единственная прохлада за весь день. Приподнявшись на локтях, Гермиона поняла, что ничего не может делать, кроме как смотреть… и чувствовать.
Она чувствовала, как нежная ладошка подруги скользит у нее между ног, прижимая ткань к ее мокрой щелочке. Джинни зубами приподняла топ над другой грудью, и замерла, безмятежно глядя на нее.
— Bouge un peu, s'il te plait [Отодвинь немного, пожалуйста], — сказала она.
Хотя Гермиона и не знала французского, она послушно опустила вторую чашечку, чтобы Джинни смогла насладиться и другой грудью. Вскоре она откинула голову назад. Джинни продолжала облизывать и посасывать соски Гермионы, и ее бедра начали медленно двигаться вперед-назад.
Джинни отодвинула в сторону хлопковые трусики, и уверенные пальцы, подобрав влагу, размазали по женственности Гермионы и нажали на клитор. Она медленно смазывала разбухший бугорок, но, услышав, что вздохи Гермионы участились, ускорила свои движения.
Возможно, Джинни придавливала ее к земле, или Гермионе просто хотелось принять горизонтальное положение, но вскоре она поняла, что уже не опирается на дерево, а сползла на землю, стянув за собой покрывало, вперед на встречу Джинни, навстречу желанию, рождающемуся внизу живота и распространявшемуся по всему телу.
Джинни уже не надо было опираться на руку, поэтому она стала ласкать вторую грудь Гермионы, продолжая их облизывать и сосать. Соски были напряженные и темные и явно указывали на возбуждение. Когда их ласкали неопытные мальчишки, Гермиона абсолютно ничего не чувствовала. А теперь же, они трепетали, наливались и твердели, будто вот-вот взорвутся от желания.
Гермиона неистово терлась о руку Джинни, сдавленный стон вырывался из ее груди при каждом движении, а голова ерзала по белому покрывалу. Несмотря на все свое желание, девушка не могла сказать того, чего ей действительно хотелось: «Трахни меня, Джинни!». Ведь как та могла трахнуть ее? Она не знала ответа. Ей хотелось, чтобы ей вставили большой член между ног. И в то же время, она не хотела, чтобы Джинни останавливалась. Джинни, которая так приятно ласкала и сосала ее грудь. Джинни, которая прикасалась к ней так, как Гермиона никогда себе не представляла. Рисуя в воображении картину, как ее трахает мужчина, любой мужчина, а Джин продолжает ласкать ее грудь, Гермиона пережила сильнейший оргазм.
И вот тут подруга, распустив свои огненно-рыжие волосы, раздвинула ееноги и примкнула своими набухшими губками к плоти Гермионы, продолжая ласкать ее клитор и грудь. Гермиона выгнулась под ней, доводя себя до очередного оргазма. Через минуту, обессиленная Джинни соскользнула с подруги и легла рядом. Когда дыхание Гермионы пришло в норму, она приподняла веки, посмотрела на свою подругу и увидела ее полуприкрытые глаза.
Ни о чем не думая девушка поднялась и запустила пальцы в шелковистые, так отличавшиеся от ее, огненные волосы. В нерешительности приоткрыв ротик, она поцеловала Джинни в губы. Их языки сплетались в безумном танце, а рука Гермионы медленно поднимала майку подруги, освобождая ее крошечные груди.
Они были довольно маленькие, едва различимые бугорки над ребрами с ореолами, розовеющими на загорелой коже. Гермиона знала, что Джинни часто загорает топлес на этой уединенной поляне, скрытой от любопытных глаз холмом и отвлекающими чарами, наложенными по пути сюда. Но увидев загорелые маленькие груди с нежными розовыми сосками, Гермиона на мгновение онемела.
— Кажется, я знаю это слово. Fraise [Клубника], — сказала она и наклонила голову.
Она была удивлена, что соски Джинни действительно на вкус были как клубника. А теперь, разгоряченные желанием, они стали ярко-красными. Гермиона не могла насмотреться на эту красоту.
Джинни расстегнула свои шортики и спустила их вниз, показав, что на ней не было трусиков, так же как и бюстгальтера. Продолжая ласкать грудь подруги, Гермиона немного повернула голову, чтобы увидеть рыжие кудряшки, а затем протянула руку и коснулась кожи прямо над огненным треугольником. Джинни отдернула свою руку.
— Regarde-moi [Посмотри на меня], — сказала она.
Затем девушка опустила руку между ног и стала страстно себя ласкать, улыбаясь и шепча:
— Как хорошо, да… Соси сильнее, вот так… — пока не добавила: — Вылижи меня.
Еще медленнее Гермиона начала спускаться вниз, целуя загорелое тело Джинни. Она не была уверена, что знает, как это делается. Рон никогда такого не делал. Она часто представляла себе это, но не догадывалась, что она при этом будет чувствовать. Но Джинни уже ублажала себя пальчиками, лаская свой набухший клитор, окаймленный ярко-красными лепестками. Гермиона прикоснулась к нему кончиком языка, а затем прижалась к нему сильнее. «Груша с медом» — удивлено подумала она. Джинни сладостно застонала. Гермиона лизнула еще раз, и еще, и Джинни залепетала что-то по-французски, наверное, ругательства. Ее крики стали громче, глаза были плотно закрыты, а из груди вырывалось:
— О, господи, да, да, да!!!
Ее смуглые ноги согнулись. Громко закричав, она вся затряслась и затрепетала. На лице появилась лукавая улыбка.
На какое-то время девушки оставались на своих местах, пока Гермиона не рухнула на покрывало рядом с подругой. Джинни вяло улыбнулась, и, как и прежде, прикрыла глаза согнутой рукой. Жара стала невыносимой, и Гермиона чувствовала, как пот катится градом по ее коже.
— Слишком жарко, — сказала она.
— Oui, — ответила Джинни.
Не глядя, она нащупала палочку и наколдовала заклятие, которое обдувало их разгоряченные тела свежим бризом. От неожиданности Гермиона судорожно вздохнула, и ее соски снова болезненно напряглись.
— Немного перестаралась, Джин.
Джинни улыбнулась, показав белоснежные зубы.
— Мы всегда можем вернуться в дом. Мама наколдовала там остужающие заклинания. — Она убрала руку с лица и повернулась к подруге. Увидев возбужденные соски Гермионы, она легонько сжала один пальчиками. — Можем принять душ.
Гермиона задумалась о поляне, на которой они лежали, такой личной и жаркой. Затем она подумала о крошечной ванной комнате, которую Джинни делила со своими братьями. Братьями, которых не было дома по разным причинам. Душевая кабинка была очень тесная, особенно, если пользоваться ею вдвоем.
— Хорошо, — согласилась она.
Девушки поднялись и стали собирать вещи.
— Возможно, мы могли бы еще позаниматься французским, — беззаботно произнесла Гермиона.
Vova
