Он улыбнется и ничего, совершенно ничего не ответит Маркусу Флинту. И презрение в глазах — тоже проигнорирует.
Перси Уизли — умный мальчик. А Маркус Флинт — сильный. И быстрый. И ловкий. А еще на Перси — очки, и он знает, что если осколки повредят глаза — не поможет никакая магия.
Да и прав Маркус, разумеется, прав, и про маму, и про папу, и про... Просто прав.
* * *
Если сильно запрокинуть голову, можно увидеть небо все, целиком.
Перси предпочитает этого не делать. Пальцы мерзнут, он греет их влажным дыханием и думает о том, что слишком длинный. Что он — слишком длинный, а сердце — слишком вялое, чтобы разогнать кровь по пальцам-ушам-ногам и чтобы все одновременно.
Моросит мелкий дождь, у Перси — ботинок прохудился. А он не знает нужного заклинания. И клея под рукой нет. И мамы.
В небе парит Маркус Флинт.
* * *
У Перси Уизли крупный кадык и тощая шея. И волосы секутся. И ладони противно потеют. И спермотоксикоз скоро будет. И вырастут волосы на ладонях.
Маркус Флинт выглядит как тролль. У него большие зубы и маленькая челюсть. Огромные руки и короткие пальцы.
А еще у него — небо и (в качестве бонуса) тоненькая девушка с тоненькой талией.
И смотрятся они как Дюймовочка с Майским Жуком.
* * *
Тяжелое пьяное небо нависает над Хогвартсом.
Перси не обращает внимания на Маркуса Флинта: он счастлив. Он встречается с Пенелопой Кристалл, у которой глаза — цвета серого-серого, как небо. Она не слишком красива, зато — его. Он не уверен точно, любит ли ее, но все равно счастлив. На всякий случай.
А вялое сердце не греет ночами озябшие ноги.
* * *
На Астрономическую Башню? Нет-нет, я согласен, я не боюсь, что ты, Пенелопа, тебе не придется ловить меня, цепляясь за парапет.
Боится ли он высоты? Глупый вопрос — он обожает ее. Или даже не саму высоту, а небо, похожее на эмалированную чашку донышком вверх, и чувство вседозволенности. И то, как голова кружится и страшно, и сладко.
Только вот Перси не может летать на метле. Вообще. Такое бывает иногда, обычно это означает, что у человека слишком низкий уровень магии, чтобы он мог пользоваться артефактами. У Перси уровень магии — немногим ниже стандартного, просто это врожденное. А еще он точно знает, что у Флинта уровень этот еще ниже, но, тем не менее, небо досталось ему. Глупость.
А потом они поднимутся на Башню, а в небе будет Маркус Флинт. Снова.
Перси разобьет костяшки пальцев о бордюр.
* * *
Маркусу Флинту нравится Пенелопа Кристалл.
Перси в этом уверен: так сказал Джордж, так говорят собственные его наблюдения.
Флинт скрежещет зубами при виде Перси. И кидает на него гневные взгляды. И оскорбляет. И делает это значительно чаще, чем прежде. Не то, чтобы Перси терялся в догадках — почему.
Маркус Флинт больше не встречается со своей Дюймовочкой. Когда он не скрежещет зубами на Перси — он летает.
Перси думает, что это справедливо: ему — Пенелопа, Флинту — небо.
Конечно, на самом деле он так вовсе не думает.
* * *
Перси Уизли не уверен, что любит Пенелопу Кристалл.
Если бы любил — меньше думал бы о небе, верно? И о Маркусе Флинте — тоже. Плевать ему было бы.
И ему очень-очень интересно, замечает ли тот, насколько часто цепляется к Перси по пустякам? И как перед собой оправдывается?
Впрочем, потом Перси видит, как Флинт дерется с Оливером Вудом и понимает — подобное поведение необычно только для него самого. Не для Маркуса Флинта, ведь тот задирает всех. Это просто черта характера.
Перси расстается с Пенелопой.
18.06.2011 2
На следующий день Перси бьет Маркуса Флинта. Неловко замахнувшись, так, что кулак проходит по касательной, а сам он — едва не падает.
В коридоре становится внезапно тихо-тихо. Перси сам не знает, что на него нашло, но кричать хочется так, что ком в горле.
А у Маркуса Флинта — растерянный вид, но он не промахивается. А очки — действительно рассыпаются мелким крошевом. Небо взрывается звездочками, а Перси тычет куда-то палочкой и орет что-то, что — сам не знает.
* * *
Перси лежит в больничном крыле, миссис Помфри выносит из-под него утки.
Рядом лежит Маркус Флинт, и это унизительно. Утки, хлорка, повязка на глаза, пропитанная какой-то до безобразия вонючей и гадкой жижей.
И Маркус Флинт под боком, которого Перси не видит, не может, но от этого не легче: ведь тот видит все. И утки тоже.
Повязки меняют-меняют-меняют, но у Перси по-прежнему пелена перед глазами. И он уже, кажется, забыл, как выглядела… выглядит Пенелопа. Зато безобразно перекошенное лицо Флинта, занесшего кулак, врезалось в память так, что трудно дышать от чувства острой несправедливости.
* * *
Перси уже знает, что Флинт здесь из-за каких-то проблем с сердцем. Глупо-смешно-нелепо. Ведь у него не сердце — кремень, чему там болеть?
* * *
С Перси снимают повязку. Не то чтобы без нее видно значительно лучше, вовсе нет. Силуэты, черное, белое... Перси боится.
Молчание.
Маркус Флинт сидит в маленькой палате, трещит суставами пальцев и, Перси уверен, смотрит в небо. Там наверняка тренируются команды, самое время, а Маркус сидит здесь. Это тоже нелепо: Маркус без метлы — половина Маркуса, но все что ему остается — нервно заламывать пальцы.
Перси смеется:
— Иди, — говорит он.
Маркус кривит рот. Кривит. Перси ощущает смутное сожаление оттого, что не может ощупать его лицо, чтобы удостоверится точно.
— Иди, я тебя прикрою, — цедит он. Он уже жалеет о своем порыве.
Флинт идет к выходу.
— Ты... извини меня, — говорит Маркус. — Я забыл, что на тебе очки.
И выходит, аккуратно прикрыв дверь.
Перси еще не вполне владеет своим лицом, но сейчас на его лице отвращение — точно. Это не Флинт. Это размазня.
Мир поделен на черное и белое.
* * *
Лицо Перси покрыто мелкими точками. Особенно у переносицы. Веки уже почти нормальные, о них позаботились в первую очередь. Он все еще толком не видит, а его мир еще состоит из силуэтов, но, по крайней мере, он начинает различать оттенки.
Когда Маркус Флинт не смотрит виноватыми глазами, он спит.
«Размазня!» — хочется крикнуть Перси. Потому что, черт, возьми, он смотрит виноватыми глазами, потому что, черт возьми, он спит!
Не конкретно сейчас спит, просто Маркус с одеялом в ногах и подушкой — примерно как Маркус без метлы. То есть не Флинт, а не пойми что. И даже зубы не видны.
18.06.2011 3
— Ох, Персик, — смеется Фред. — Ты что ж это нам не сказал, что стал нормальным? Мы ведь когда узнали, что ты морду Флинту набил, даже не поверили! А поверив, подумали: "Мерлин, надо было прятать тянучки!"
— Тянучки? — хмурится Перси.
— Да-а... — тянет Фред. — Это я зря сказал. Ну, а все-таки, зачем ты Флинту врезал? Вы же вроде как не пересекались?
Перси душно. Он тянет воротник больничной робы, но это не помогает. Напряженная спина Флинта — на расстоянии вытянутой руки.
— Перси? — за деланно-беззаботным тоном тревога. — С тобой все в порядке?
— Оставь его, Фред, — ворчит Джордж. — Он, небось, и сам не знает. Не приставай.
Душно. Окно — закрыто, и неба не видно. И Флинт слишком рядом, чтобы Перси мог сказать честно, почему подрался.
Впрочем, прав Джордж (с каких это пор он ворчит?), он и сам-то этого не знает.
* * *
Маркуса Флинта выписали.
Перси больше не накладывает заглушающее перед сном — незачем, никто ведь не храпит оглушающе, а еще никто больше не хрустит огурцом посреди ночи и не выглядит отвратительно мило с отпечатком подушки на щеке.
Все не просто плохо, все гораздо, гораздо хуже, потому что из окна Перси каждый второй день видит в небе Маркуса Флинта с командой. Потому что он ждет, ждет и снова ждет у окна, как какая-нибудь чертова фанатка. А еще, потому что каждый раз, когда Флинт срывается в пике, сердце Перси тоже куда-то срывается, потому что как же так, Флинт ведь болен! Он ведь лежал в больничном крыле, у него ведь что-то не так с его кремниевым сердцем!
* * *
И все становится совсем уж отвратительно, когда Пьюси его замечает и показывает Флинту.
* * *
Или нет, совсем уж отвратительно становится тогда, когда Перси, сгорая от стыда, выглядывает в окно (прикрывая уши — ему кажется, что они светятся в темноте), а там никого нет. Ну, то есть совсем.
Ночью Перси снится Флинт в роли дракона, и он сам, в роли Рапунцель. Еще во сне есть Фред. Фред громко и неприлично ржет.
* * *
В палату Перси Уизли приходит Пенелопа Кристалл.
Она поводит тонкими плечами и смотрит в пол. От нее пахнет цветами.
— Что с тобой? — говорит она. Это не вполне вопрос.
— Ты меня пугаешь, — говорит, подумав.
Перси не может на нее смотреть. Она слишком ломкая-тонкая-близкая, слишком честная и доступная.
У нее забитый взгляд.
— Это ты спровоцировал приступ Флинта, знаешь? — осторожно, как по тонкому льду.
Перси все равно. Все равно. Он украдкой вытирает чуть влажные ладони.
Перси как будто улыбается. У Пенелопы забитый взгляд.
* * *
«И снова по накатанной», — думает Перси Уизли, сжимая пальцами виски. — «Снова по накатанной».
Пенелопа навещает его. Через день, ровно в пять, хоть часы сверяй, а Перси терпеть не может шоколадных лягушек и не знает, как сказать об этом ей.
Она приходит через день. Нет-нет, она не предлагает ему возобновить отношения, они просто друзья. Так, по крайней мере, она говорит. А Перси не знает, куда деть гору шоколадных лягушек, руки и чувство дежавю.
Флинту — небо, Перси — Пенелопа.
Кажется, это какой-то закон мирозданья.
Кажется, это у Перси Уизли теперь забитый взгляд.
* * *
Маркус Флинт иногда заходит в больничное крыло. Два раза в неделю — на осмотр, пить какое-то жутко воняющее варево и бесить Перси Уизли.
Флинт всегда приходит одновременно с Пенелопой, ухмыляется и пропускает ее вперед, ощупывая взглядом.
Флинт похож на слегка (совсем чуть-чуть) уменьшенного Хагрида, у него огромные руки и кустистые брови. У него торчат уши.
У Пенелопы мягкая тонкая талия. Изящный нос, красивые серые глаза, тонкие пальцы и слабые руки.
Разумеется, Перси их не сравнивает, зачем ему это? Он стряхнет с себя оцепенение и окажется, что Пенелопа сидит совсем-совсем рядом и что-то спрашивает. А Флинт, прислонившись к стене, разглядывает их с каким-то мрачным удовлетворением.
На вопрос, что он здесь делает, он скажет: жду Помфри.
На просьбу уйти он нахамит и продолжит прожигать их взглядом.
А Пенелопа и не заметит ничего: будет ворковать, строить глазки, рассказывать последние сплетни и совать в руки конспекты лекций. На тумбочке выстроится батарея шоколадных лягушек, а Перси снова не хватит духу сказать, что он предпочитает драже БертиБоттс. Старые лягушки будут жалобно шелестеть обертками под подушкой, а взгляд Маркуса будет жечь кожу.
Невыносимо.
* * *
Флинт приходит раньше обычного. Улыбается почти дружелюбно — ощерив зубы, но не хмуря при этом брови.
— Не любишь лягушек? — спрашивает Флинт.
Перси отшатывается. Лицо заливает краска, а лягушки предательски шуршат под подушкой. Едва-едва слышно, но Флинту хватает.
«Звериный слух», — думает Перси.
«Хорошо, что у Пенелопы его нет», — думает он.
— А мне нравятся, — вздыхает Флинт. — Очень.
И Перси чудится, что это другой Флинт говорит, тот, что хрустел ночью огурцами, спал, не показывая зубов. Тот, которого Перси про себя называл «размазней» — вопреки фактам. Тот, который достаточно силен, чтобы позволить себе слабости.
Перси встает и ищет пакет.
* * *
Из палаты Флинт выходит раньше обычного. У него растерянный вид и мешок в руках.
В мешке шебуршатся лягушки.
18.06.2011
771 Прочтений • [Небо без Флинта теряет в цене ] [17.10.2012] [Комментариев: 0]