Свет ее души

* * *

Была ночь. С тихом доме не было слышно ни одного звука, и это немного пугало.

Гарри замер у окна. Вот сегодня он пересек невидимую черту. До момента, когда он вернулся с берега озера Дин, в его жизни еще была Джинни, потому что был жив тот, кто ее убил. А сейчас его нет, нет какой-то точки, от которой Гарри мог бы отталкиваться, сохраняя в своей душе призрака Джинни.

Уходили в прошлое страшные ночи одиночества, полные вины и скорби. Она, единственная, кто столько лет помогал ему жить дальше, забывать о семи годах потерь и испытаний, погибла от рук его врагов. Он был виноват, как и в смерти Сириуса… Но и это уходило в прошлое.

Вот сегодня он должен отпустить ее, потому что ни местью, ни любовью, как бы она ни была сильна, жену уже не вернуть. В прошлое уходили тихие вечера на качелях, их походы по магазинам, ужины всей семьей… Но только не воспоминания о ней. Только не любовь к ней.

Не было Джинни. Не было Рона, ушедшего от них и от самого себя. Не было прошлого, не было Золотого трио. Был лишь этот тихий дом и разбитая жизнь, в которой, кроме детей, остался лишь один человек.

Лишь она, спасшая его от бездны боли и отчаяния.

И без нее он теперь не мог помыслить себя.

* * *

Гарри спал спокойно, очки его съехали на бок, чуть не хрустнув, когда он повернулся. Именно поэтому он был вырван из сна, где было так хорошо и спокойно.

Гарри сел на постели и взглянул на циферблат часов. Половина третьего ночи. Он чувствовал себя ослабшим, но намного лучше, чем раньше. А еще он хотел пить.

Он встал и пошел из комнаты, на ходу приглаживая взъерошенные волосы и поправляя очки. Тихо заглянул в комнату к Альбусу — мальчик спал, подложив под щеку ладонь и улыбаясь своим снам.

Гарри вскинул голову, когда услышал шаги. Кто-то ходит, неужели Гермиона? Может, что-то случилось?

Он выхватил палочку, почти бесшумно толкнул дверь в спальню Гермионы и замер, увидев ее силуэт на фоне горящего камина.

Она стояла лицом к огню, завернувшись в клетчатый плед. Гарри осторожно приблизился, заметив, что она смотрит в камин. Нет, не в него. На что-то в ее руках. Он подошел почти вплотную, когда она, наконец, почувствовала его присутствие. Вздрогнула, обернулась и подняла на него чуть влажные глаза. В руке, отраженное пламенем, озарилось золото медальона. Медальона Рона.

Она не прятала взгляда, не опускала руку с цепочкой, вообще не двигалась. Просто смотрела на Гарри, безмолвно делясь с ним тем, что было на ее душе. И Гарри понимал все, как много лет понимал каждый ее взгляд, каждый жест, каждое слово. Теперь он не только понимал ее — странно, но он словно ее чувствовал, когда смотрел в ее глаза. Словно какая-то нить связала их. Раньше этого не было.

Она молчала, но этого было достаточно. Гермионе было больно. Опять боль из-за Рона. Он ушел, испугавшись себя. Он нашел самый простой для себя выход. Или самый сложный… Не бороться с волком внутри себя, не пытаться снова жить, как прежде… Просто уйти и начать все заново.

Гарри понимал, как больно сейчас стоящей перед ним женщине. Но она сильная. И она понимает все. И принимает. Ей просто больно.

Гарри шагнул к ней, к тому свету, что излучали ее глаза. К его свету. Плед скользнул с ее плеч. Медальон ударился о пол и отскочил куда-то к камину. Он знал — так и должно быть. И она не будет искать.

* * *

Гермиона обняла его, судорожно вздохнув в его плечо. Он потерял ее взгляд, но не ту нить, что, казалось, еще крепче связала их. Крепче тех лет, что были у них общими. Потому что те годы и те события, что остались там, в прошлом, были не только их. А эта связь, как ниточка, как луч странного, прохладного солнца, была только их.

Откуда взялась эта связь?

Откуда?!

— Этой ночью целительница душ, подруга Джеймса, совершила обряд магии,— словно читая его мысли, прошептала Гермиона, не отстраняясь.— Она спасала твою душу. От тебя самого, твоей боли, твоей вины, твоей скорби.

Он вспомнил — в тот момент, когда взял ее за руку. Как там, в ночном сумраке его внутреннего ада из вины и отчаяния. Он вспомнил адскую боль, которую испытывал, совершая те несколько внутренних шагов, что вели к свету. К ее свету.

Он вспомнил. Вспомнил, как рвались железные путы, сковавшие его сердце, его душу на много лет. Они рвались, причиняя боль каждым невидимым движением его души, которую она спасала. И только ради нее, ради ее желания уйти оттуда, из его душевной тьмы, он терпел эту боль.

Они молчали, прижавшись друг к другу, соединенные нитью их душ крепче, чем любые слова, любые клятвы. Они оба чувствовали эту нить. И свет, наполнивший его душу. Ее глаза.

Понимание не пугало, Гарри был даже рад, что не нужно говорить лишнего. Говорить не хотелось.

Она предоставила ему право выбора, но знала, что выбора как такового у них уже не было. Выбор за них сделали другие: Рон, ушедший в прошлое, целительница Ксения, впустившая ее свет в его тьму, Альбус, прижавшийся к Гермионе неожиданно доверительно. У них почти не было выбора. Почти.

Это «почти» Гарри преодолел за один взгляд на нее, стоявшую у камина с медальоном, который, казалось, стал центром того, что звалось теперь «прошлое». Рыжие отсветы от огня играли на ее волосах, словно отсветы тех людей, что еще недавно были с ними. Были и всегда будут.

Никогда не было Гарри и Гермионы. Были Рон и Гарри. Было Золотое трио. Были Рон и Гермиона.

Невозможное стало возможным, окутанное светом ее души.

Плед комком лежал у их ног. За окном падал снег, освещенный лунными бликами уличного фонаря.

И словно далекое эхо прошлого, когда-то и где-то услышанного и увиденного, — пение феникса…

* * *

Гермионе показалось, что она спала не более получаса. Она чуть вздрогнула, просыпаясь, и уже каким-то привычным жестом протягивая руку, чтобы почувствовать тепло рядом. Тепло Гарри. Ее Гарри, почти потерянного, но вновь обретенного.

Страшно, когда умирает надежда, когда не остается даже крохотного шанса, когда ожидание чуда теряет всякий смысл. Страшно и больно.

Три дня назад в их с Роном спальне, у камина, который много лет согревал их и окутывал теплом, умерло прошлое. Гарри уже расстался с ним, потеряв Джинни и смирившись с уходом лучшего друга.

Теперь прошлое умирало и в ней, потому что ее любимый, всегда близкий Рон, уже не раз уходивший, на этот раз не вернется. И Гермиона чувствовала тупую боль и судороги, с которыми внутри нее умирало прошлое. Умирало все то, что когда-то было с Роном. Оставалась лишь память, которая с годами, наверное, перестанет болезненно отдаваться внутри.

Он сам выбрал свой путь. Он сам решил вычеркнуть ее из своей жизни. Он сам сделал выбор. Он своими руками разорвал все то, что связывало их.

Его обручальное кольцо, которое он прислал ей, перечеркивая все, что было раньше, словно вынося свой вердикт их долгой семейной жизни. Вынося свой смертный приговор. Теперь это свидетельство счастливо прожитых лет лежало где-то в их спальне, у потухшего камина, как свидетельство безвозвратно ушедшего.

Теперь ничего не изменить. После той ночи пути назад уже нет. Да у нее его и не было. И выбора у нее не было. У Рона был, и он его сделал. Выбор был у Гарри — и он тоже его сделал. Он увидел свет и шагнул за ним из своего ада.

У нее не было выбора. Рон ушел, и остался лишь один человек, который мог заполнить пустоту в ее душе. И в ее сердце. Человек, который давал надежду.

Один. Единственный. Самый близкий. Самый сильный. Самый ранимый. И, наверное, самый любимый…

В комнате было прохладно и темно. Видимо, камин погас уже давно. Значит, спала она дольше, чем ей могло показаться.

Рука нащупала лишь холодные простыни. Гермиона резко открыла глаза и тут же увидела силуэт Гарри у окна. Мужчина был озарен лунным светом, делавшим все очертания какими-то нереальными.

Гарри. Единственный. Их осталось лишь двое. Двое наедине с большим, по-новому жестоким миром. Жестоким, потому что еще недавно она была женой его лучшего друга. А он всегда был согрет теплом и любовью Джинни.

Теперь их только двое. И любовь у них одна. На двоих.

Гермиона встала, кутаясь в одеяло, босыми ногами ощущая холод пола. Она подошла к Гарри и обняла его. Он не вздрогнул — лишь накрыл теплыми ладонями ее руки.

— Почему ты не спишь?— тихо спросила она, поцеловав небольшой шрам на его плече.

Гарри не ответил, расцепил ее руки и обернулся. Глаза его казались очень темными, пробившаяся щетина оттеняла упрямо сжатые губы.

Гермиона бросила взгляд на луну, что стояла высоко в небе, и на желтую дорожку, на полу комнаты. Потом встретилась с ним глазами. Она была уверена, что думают они об одном: о Роне. Теперь при виде луны они всегда будут думать о Роне, о Роне-оборотне. Как раньше думали о Люпине.

Хотя Гарри и сейчас думает о Люпине, Гермиона была уверена. Потому что, хоть он и освободился от страшного пуда вины, от воспоминаний он не освободится никогда, как бы весь магический и не магический мир не желал, чтобы все было хорошо.

— Смотри, мы стоим на конце лунной дорожки,— прошептал Гарри, указывая на свои ноги.

— Почему на конце?— Гермиона шагнула к нему, поднимая голову.— Мне кажется, что на начале.

Гарри пожал плечами, чуть улыбнувшись.

* * *

Ей снова снился Рон: он сидел на крыльце их дома и строил домик из дощечек. Иногда он поднимал глаза и смотрел на горизонт, словно пытался там что-то заметить. И снова возвращался к своему занятию. Она хотела подойти, коснуться, заговорить, но, как только она делала шаг вперед, и Рон, и крыльцо, и дом словно тоже делали шаг — от нее. И она не могла приблизиться к нему. И это бессилие казалось уже чем-то привычным.

— Доброе утро!— ей на ноги приземлилось что-то большое и тяжелое.

— Ай!— вскрикнула она, мгновенно просыпаясь.

— Не «ай», а «Ал»!— рассмеялся мальчик, подпрыгивая на постели. На сыне Гарри была зеленая пижама, очки чуть криво сидели на носу.— Вставайте, я вам завтрак приготовил!

Гарри рядом потянулся, освобождая руку, на которой спала Гермиона. Он лениво улыбался, садясь на постели и глядя, как Альбус слезает на пол и поднимает поднос с завтраком.

— Ты давно встал?— Гермиона взяла протянутую ей кружку с молоком, где плавало что-то, напоминающее клубнику, которую долго мяли.

— Да,— кивнул Альбус, вручая отцу такую же кружку. Гермиона и Гарри переглянулись, сдерживая улыбки: кулинар из Альбуса был знатный, только вот есть его блюда мог только он сам.— Держите бутербродики…

Гермиона изучающе посмотрела на свой «бутербродик» слоев в двадцать, не меньше. Тут были и хлеб, и колбаса, и сыр, и масло, и листья капусты, и ветчина, и кусочек лимона, и, кажется, слой джема. Есть это было опасно для жизни.

— Альбус, можно я с тобой поделюсь? Мне столько не съесть,— Гермиона разделила бутерброд на две части — сладко-фруктовую и сыро-колбасную. Сладкую часть она отдала довольному собой Алу, кинув насмешливый взгляд на Гарри, которому придется есть все, что сын ему состряпал. Гарри подмигнул ей и принялся за еду.

Втроем они жевали, иногда улыбаясь. Альбус перемазался джемом и побежал умываться.

Осенний сумрак наполнял комнату чем-то тоскливым и неприятным, но, взглянув на Гарри, Гермиона сразу же отмела эти чувства: так светились его глаза. Она не сдержалась и поцеловала его в уголок губ — легко, мимолетно, вызвав у него улыбку.

— Ты пойдешь сегодня в Министерство?— спросила она, поглаживая его по небритому лицу, черпая силы в его взгляде. Если бы его не было, как бы она жила? Как бы она пережила эту пустоту, одиночество в своем доме…

Он кивнул, чуть хмурясь, очевидно, почувствовав ее состояние. Обнял, прижал к себе, зарывшись лицом в ее распущенные волосы:

— Все будет хорошо, не грусти.

— Я не грущу,— ответила она, чуть отстраняясь.— Может, будем вставать? Мне тоже нужно уже на работе появиться… Ты пойдешь за вещами?

Гарри кивнул, отпуская ее.

— Как думаешь, выйдет из меня преподаватель для мракоборцев?— спросил он, глядя, как Гермиона расчесывает волосы.

Она лишь улыбнулась, насмешенная его неуверенностью.

— У тебя все выйдет, Гарри Поттер,— тепло сказала она.

— Я уже оделся!— в комнату влетел Альбус, в свитере и джинсах, с зубной пастой на подбородке.— Я хочу пойти с вами!

— Куда?— Гарри сел на кровати, спустив ноги, и потянулся, чтобы стереть пасту с лица Ала.

— В Министерство, конечно,— отозвался мальчик, оборачиваясь к Гермионе.— Ну, возьмите меня, я буду хорошо себя вести. Вам все равно меня не с кем оставить, а дедушка простыл, он меня может заразить… Тедди сам на работе, так что вам ничего не остается, как взять меня с собой!

Гарри и Гермиона переглянулись и рассмеялись.

* * *

Гермиона стояла в своем кабинете, не зная, за что же взяться. На ее столе, где всегда царил порядок, сейчас был сумбур из документов, скомканных свитков, перьев. Словно это было материальное выражение прошедших месяцев. Теперь нужно было наводить порядок: на столе и в себе.

Она потянулась за документами, чтобы сложить их аккуратно, но тут же остановилась, глядя на фотографию, что стояла на ее столе с тех пор, как она перешла работать в этот кабинет. Рон и дети. Только сейчас на снимке не было Рона. Даже отсюда он ушел…

Она качнула головой, отгоняя грусть, и принялась за уборку, делая все руками. Не хотелось применять палочку — так легче.

— Гермиона.

Она обернулась, бросив взгляд на часы: время ленча, когда они должны были встретиться с Гарри, еще не пришло. Но он стоял на пороге — взъерошенный, чисто выбритый, без мантии, с закатанными рукавами рубашки.

— Что случилось?— она даже не успела подумать, почему решила, что что-то случилось. Она просто знала — по одному взгляду на него.

— Альбус.

— Он же был в Штабе, с тобой,— Гермиона взяла его за руку и вывела из кабинета, размышляя, куда мог деться мальчик. Она не собиралась даже думать о том, что что-то случилось. Не могло, потому что все, что могло произойти с ними, уже случилось.

— Он был с Тубой,— Гарри запустил руку в волосы.— Я думал, что он пошел к тебе… Я всего на минуту его оставил…

— Гарри,— она остановилась и заглянула в его глаза, обнимая за плечи,— все будет хорошо, ты же знаешь Альбуса. Он где-нибудь сидит и ест шоколад. Или обсуждает с Министром разведение драконов…

— Да,— покорно кивнул мужчина,— я уже отправил всех мракоборцев его искать.

— Ну, еще бы,— усмехнулась Гермиона, быстро размышляя, куда, вероятнее всего, мог отправиться Альбус.— Ты был бы не ты, если бы не поставил на уши пол Англии.

— Ты так говоришь, словно…

— Гарри, Альбус найдется,— она остановилась, потом повернулась к нему:— Он знает, где находится Отдел Тайн?

— Что?

— Гарри, твой сын связан с тобой ментально, ты это знаешь. А о каком месте в Министерстве ты больше всего всегда думал?

Гарри нахмурился, потом развернулся и поспешил к лифтам. Но двери открылись без вызова, и оттуда вышел охранник, держа за руку Альбуса.

— Мерлин, Ал, никогда так больше не делай!— Гарри подхватил его на руки, обнимая.

— Этот юный джентльмен уверял, что он направлен лучшим из мракоборцев с секретным заданием в Отдел Тайн,— усмехнулся охранник, подмигнув Гермионе.— Он так и не раскрыл секрета, кто же он такой.

— Простите,— проговорил Гарри, опуская Ала на пол, все еще крепко держа за руку.— Я с тебя больше глаз не спущу…

— Пап, я видел Министра,— мальчик потащил Гарри по коридору, и Гермиона улыбнулась, глядя на эту пару. Никто никогда не мог сердиться на Альбуса, а Гарри вообще теперь потакал каждому желанию мальчика. И это, конечно, понятно…

— Гарри, ты уже все вещи собрал?

— Нет, я…

— Альбус, пойдем со мной, пусть папа доделает свои дела,— Гермиона взяла мальчика за руку и подняла взгляд на Гарри.— Я не позволю ему никуда уйти.

— Я знаю,— кивнул мужчина, глядя прямо в ее глаза.— Я скоро за вами приду. Альбус,…

— Слушайся Гермиону,— закончил за отца Ал.— Но только если у нее в кабинете есть шоколад. В твоем кабинете даже старого леденца не было…

Гермиона рассмеялась и повела Альбуса за собой. У дверей она обернулась: Гарри все еще стоял посреди коридора и смотрел им вслед. Она улыбнулась ему, он кивнул и пошел к лифтам.

* * *

Сколько себя помнила Гермиона, рабочее время после обеда всегда мчалось стремительно — в отличие от утреннего, когда сотрудники отдела магического правопорядка разгребали документы, бегали по этажам, собирая данные и свитки, что накопились за предыдущий вечер и ночь. Вот и сегодня не успела она пообедать, как часы над ее столом в маленьком кабинете Отдела показали половину шестого.

Одновременно с тихим боем часов в приоткрытую дверь влетела служебная записка, перевязанная лентой, чтобы не развернулась, и спланировала на стол, прямо на стопку уже подписанных Гермионой документов. Кингсли почему-то решил назначить ее начальницей Отдела, и теперь ей приходилось буквально тиражировать свои подписи.

Гермиона развернула записку, куда был вложен еще один свиток: «Прилетела сова из Академии». Женщина улыбнулась и распечатала письмо, где знакомым уже много лет почерком было написано (сразу видно, что в спешке — как это похоже на него) несколько строчек.

«Гермиона, забери, пожалуйста, Альбуса из «Норы», я задерживаюсь. Встретимся дома вечером. Гарри».

Опять задерживается… Хоть он всего два дня в Академии. Кажется, смена места работы мало повлияет на его рабочий настрой. Джинни постоянно его ждала, когда он был мракоборцем: он дежурил за себя и за других, задерживался, опаздывал, доделывал срочную и несрочную работу… В этом был весь Гарри — хоть борец с темными магами, хоть преподаватель на кафедре Защиты от Темных Искусств магической Академии…

— Миссис Уизли…— в кабинет влетела воздушная секретарша Отдела, вечно улыбающаяся, с пачкой документов в руках.

— Нет, Бетти,— Гермиона поднялась, отвечая на улыбку девушки и поднимаясь, чтобы переодеться.— Я ухожу…

— Ну, и правильно,— легко согласилась Бетти, глядя на начальницу аквамариновыми глазами.— Вы слишком много времени проводите на работе, а вы такая молодая и красивая, к тому же теперь свободная…

Гермиона резко обернулась к болтливой Бетти, и та, тут же осознав, что сморозила глупость, покраснела и извинилась. Гермиона промолчала, взглянув на фотографию, что стояла на столе, — она даже не подумала о том, чтобы убрать ее.

— Давай бумаги, я дома все посмотрю,— Гермиона убрала рабочую мантию и достала папку, куда и убрала документы.— Будут спрашивать — через час смогут найти меня дома.

Женщина кивнула секретарше, которая все еще переживала свою болтливость, и покинула кабинет.

— До свидания, миссис Уизли,— махали ей сотрудницы, и ей показалось, что за ее спинами они сочувственно переглядываются. Конечно, она ведь теперь соломенная вдова… Как все глупо, хотя ей было наплевать, что думают о ней другие. Жаль, что это ненужное сочувствие вполне может коснуться и Гарри.

Через пять минут она уже выходила из камина на кухне «Норы», отряхиваясь от пепла.

— Привет, Гермиона,— от плиты, в фартуке и с чайником в руках, отошла Ангелина.

— Привет,— она положила сумку на стул, скинула пальто и расслабленно протянула руки к огню.— Где все?

— Альбус повел дедушку в магазин за конфетами, потому что у него закончились,— рассмеялась Ангелина, ставя перед подругой чашку и наливая чай.— Джордж взял мальчиков на квиддич…

— Понятно,— Гермиона с благодарностью приняла чашку, грея руки.— Гарри попросил забрать Ала…

— Придется теперь ждать,— Ангелина села рядом, внимательно глядя на подругу.— Как вы?

Гермиона кивнула, не зная, что же хочет услышать жена Джорджа. Наверняка все Уизли, как и они с Гарри, только сейчас начали адаптироваться снова к мирной жизни, правда, к жизни совсем другой. Медленно и болезненно оседало возбуждение, вызванное страхом, горем и борьбой. Они привыкали ко всему, что было теперь в прошлом.

— Ничего, справляемся,— наконец, заговорила Гермиона, опуская глаза.

— Не мучай себя,— Ангелина потрепала ее по руке, сочувственно заглядывая в лицо.— Ты ни в чем не виновата, он сам не оставил тебе выбора. Вы с Гарри молоды, у вас еще целая жизнь впереди… Хорошо, что не замыкаетесь…

Гермиона опять кивнула, четко осознавая, что никто не понимает того, что происходило между ней и Гарри. По глазам родных, коими стали для нее за эти годы все Уизли, она видела, что не понимают. Да и не объяснишь, потому что трудно облечь в слова всю палитру их чувств, эмоций, необходимости и осознанного выбора…

— Перси говорил, что ты что-то узнала о Роне…— Ангелина все же не сдержала любопытства.

— Да, я наводила справки по министерским линиям,— Гермиона отвернулась, чтобы подруга не видела ее глаз. Перси стоит хотя бы иногда молчать о том, о чем его просили молчать.— Его палочка зарегистрирована в Министерстве Болгарии. Там же зарегистрирована и палочка Сары Нильсон…

— Ты как-то пыталась с ним связаться?

— Нет.

— Гермиона!

Они вздрогнули, но Гермиона даже с облегчением вздохнула, оборачиваясь к Альбусу.

* * *

Гарри вышел из класса для практических занятий, кивая прощавшимся с ним слушателям Академии. Он провел всего пару занятий, для пробы, но на них ходили чуть ли не все студенты. Это было неудивительно хотя бы потому, что он Гарри Поттер. Об этом он думал с усмешкой, но принимал как данность, ведь сегодняшнее занятие показало, что, из-за чего бы в его класс ни приходили студенты, занимаются они усердно и с удовольствием.

— До свидания, мистер Поттер,— две высокие студентки мило ему улыбнулись и пошли по мрачному коридору Академии, о чем-то перешептываясь.

Гарри чуть повременил и тоже отправился прочь от класса. Нужно было еще переодеться и занести занятия в сетку расписаний, так что придется наведаться в комнату преподавателей, хотя не особо хотелось. Коллеги были слишком предупредительны и обходительны, сочувствуя его горю, хотя ему совсем не нужно было ничье сочувствие. Это причиняло беспокойство и вызывало тревогу. Вообще внешний мир был болезненно мешающим и до тошноты приторным…

— Привет, Гарри.

Он вздрогнул, едва успев закрыть за собой дверь в преподавательскую комнату. Ему улыбалась Лаванда Браун, которую он не видел очень давно. Женщина сидела за столом, изящно закинув ногу на ногу.

— Привет,— он справился с легкой растерянностью и чуть улыбнулся, подходя к расписанию на стене и доставая палочку, чтобы внести свои коррективы.

— Удивлен?— улыбнулась Лаванда, не отрывая взгляда от мужчины. Гарри чувствовал ее любопытный взгляд на своей спине.

— Я не знал, что ты тут работаешь,— пожал он плечами, поворачиваясь к однокурснице.

— А я не работаю,— опять по красивому лицу пробежала улыбка.— Я жду профессора Стоуна. Фредерик — мой жених.

Гарри кивнул, не зная, что сказать. Он слышал, что Лаванда недавно развелась с первым мужем, финансовым директором фабрик волшебных сладостей. Что ж, времени она зря не теряет…

— Может, мы сыграем две свадьбы одновременно?

— Прости?— Гарри удивленно взглянул на Лаванду, сердце его судорожно дрогнуло.

— Ну, мы с Фредериком, вы с Гермионой,— широко улыбнулась будущая миссис Стоун, накручивая локон на пальчик.

— А при чем тут мы с Гермионой?— Гарри достал из шкафа свою куртку, поморщившись: не думал он, что весть об их с Гермионой близких отношениях распространится так быстро. Хотя это же была Лаванда — в школьные годы они с Парватти Патил специализировались на подобных слухах.

— Ну, может, скоро у нас появится еще один малыш Поттер. Такой же умный, как Грейнджер, и такой же храбрый, как Поттер,— сладко проговорила Лаванда, глядя, как Гарри собирает вещи, чтобы уйти.

— С подобными заявками лучше обратиться к моему сыну Джеймсу — малыши Поттеры теперь на его ответственности,— отшутился Гарри.— Все, мне пора, счастливо!

— Привет Гермионе!

Гарри вышел в коридор и даже вздохнул с облегчением, надеясь, что Гермионе такого переживать не приходится, ведь, как он чувствовал и видел, она и так непросто справляется сейчас со всеми переменами в их жизни.

Да и плевать на всех, пусть думают, что хотят, потому что они не понимают того, что творилось в их семье в эти месяцы, не понимают, что произошло. Не понимают, что между ним и Гермионой… Все совсем не так, как все думают. Вот только как, сказать он не мог, да и не видел смысла выражать словами то, что выражать не было необходимости.

Гарри вышел в пустой коридор и пошел к камину, которыми тут были оборудованы все этажи. Он подумал о том, что, когда из школы вернутся дети, им всем придется о многом поговорить, многое решить. А еще им придется как-то жить всем вместе: Гермиона, Роза, Хьюго и Гарри с Джеймсом, Лили и Альбусом. Странно, как две половины их большой и дружной раньше компании вдруг стали одной. Странно, но очень естественно. Наверное, стоит за это сказать спасибо Ксении — видимо, целительница склеила не только осколки чего-то, что называют душой, но и осколки семьи…

Взяв немного пороха, Гарри ступил в камин и вскоре вышел в небольшой гостиной дома Гермионы. Повсюду можно было обнаружить следы пребывания тут Альбуса — карточки от шоколадных лягушек, обертки и фантики, разрезанные журналы и стакан с молоком. Но самого мальчика тут не было — лишь два кота Лили, которых Тедди принес несколько дней назад из их бывшего дома, гипнотизировали зелеными глазами остатки молока, явно не решаясь перевернуть стакан.

Гарри устало снял мантию и прошел в кухню, но и здесь никого не нашел. Мужчина тихо поднялся наверх и заглянул в спальню Хьюго, где сейчас жил Альбус.

— Привет, папа,— мальчик оторвался от созерцания своих рук, разрисованных зелеными красками.— Я рисовал себе татуровку…

— Зачем тебе татуировка?— изумился Гарри, садясь на пол рядом с сыном, потрепав его по черным волосам.

— Дядя Джордж сказал, что всегда мечтал о татуровке, но тетя Ангелина пообещала, что тогда сделает с ним что-то очень плохое…— Ал все еще созерцал свои руки.— Когда я вырасту, то у меня будет татуровка,— серьезно заявил Альбус.— Дракончик на груди, ладно?

— Когда вырастешь, тогда и поговорим,— рассмеялся Гарри, поднимаясь и вспоминая о хвостороге, которой его наградила Джинни еще в школьные годы.— Где Гермиона?

— Она спит,— Ал взял кисточку и принялся еще что-то изображать на запястье.— Я ее укрыл тихо-тихо…

— Молодец,— мужчина снова потрепал Альбуса по голове и вышел, решив, что отмывать сына он будет, когда тот закончит с нанесением всех татуировок.

* * *

Гермиона спала в кресле, накрытая клетчатым пледом. Рука ее свисала с подлокотника, волосы рассыпались по плечам. Но не это видел Гарри, подходя к единственной женщине, которая когда-либо проникала в его душу. Единственной, кто видел его так, как никто иной. Видела, чувствовала, а главное — не испугалась, выдержала. И эта сила Гермионы была самой яркой, как ему казалось, чертой на ее лице. Сила и усталость.

Гарри присел рядом с ее креслом, глядя на лицо, в сумраке казавшееся не просто усталым, а изможденным, хотя при свете дня было сложно заметить, что Гермиона изменилась так же, как он и как мир вокруг них.

— Спасибо,— прошептал Гарри, беря ее руку и целуя ее. Он не боялся разбудить ее, он, наоборот, хотел, чтобы она проснулась и посмотрела на него. Тогда прошедший день, как и прошедшие годы испытаний, уйдут, растворятся. И пройдет осадок от разговора с Лавандой, и исчезнет саднящее неудобство, что неизбежно должно было появиться сейчас, когда война закончилась и нужно было привыкать к спокойной жизни.

— Ты неисправим,— прошептала Гермиона, открывая глаза и с легкой улыбкой глядя на него.— Только ты можешь задерживаться в Академии, хотя все занятия там давно закончились. У вас там есть дежурства?

Гарри усмехнулся, не выпуская ее прохладной руки.

— Ты поел?— Гермиона села прямо, с удивлением глядя на плед, который оказался не просто накинут ей на колени, а привязан узелками к ножкам кресла — видимо, чтобы не упал.

— Нет еще,— Гарри рассмеялся, заметив узлы, и потянулся, чтобы освободить Гермиону.— Это не я…

— Докажи,— она взяла со столика палочку, зажигая камин и свечи в погруженной в сумрак комнате. Потом посмотрела на Гарри и запустила пальцы в его седые наполовину волосы. Он пристально смотрел на нее, понимая, что без нее сошел бы с ума.— Подай мне, пожалуйста, вот ту книгу…

Гарри не спросил, зачем. Он взглянул на обложку, дернув уголком губ: «Как улучшить свою внешность: сборник заклинаний».

— Решила покрасить волосы? Или тоже сделать татуировку?— Гарри передал ей книгу и сел на подлокотник кресла, заглядывая в страницы, на которых была положена закладка.

— Альбус нас теперь замучает этим,— серьезно заметила Гермиона, ведя пальцем по строчкам. Она сжала палочку и подняла на него глаза:— Сядь на пол.

Гарри послушно это сделал, размышляя, какое из увиденных им заклинаний — уменьшение морщин, нанесение загара или наращивание ресниц — Гермиона собирается на нем практиковать. Видимо, запал Ала заразен…

Он почувствовал легкое прикосновение палочки к его волосам, услышал шепот Гермионы. Ее дыхание щекотало шею.

— Все,— она прижалась губами к его затылку, обняв за плечи.— Словно и не было…

Гарри обернулся к ней, поднимая руку к волосам. Она взмахнула палочкой, притягивая к себе зеркало.

Гарри взглянул на свое отражение и устало прикрыл глаза. Гермиона смогла убрать седину из смоли его волос. Седину, что так рано и так быстро покрыла его не склонившуюся перед испытаниями голову. Теперь непокорные черные пряди снова стали такими, как до пасмурного дня, когда в Косом переулке была разбита их жизнь. Только на висках, как эхо прошедшего, серебрилась паутина.

— Словно и не было,— повторил он за ней, прижимаясь к ее груди и накрывая ее руки своими. Если бы все так же просто можно было исправить…

Они молчали. В камине играл огонь, отбрасывая рыжие тени на пол и стены.

— Меня сегодня спросили, не будет ли у нас с тобой ребенка,— проговорил Гарри, поднимаясь с пола.

Гермиона удивленно на него посмотрела снизу вверх, но промолчала. Они оба понимали, насколько глупым был этот вопрос, насколько неправильно окружающие воспринимали их отношения. Ведь с той ночи, что навсегда перечеркнула их прошлую жизнь, с тех мгновений их близости, ставшей словно мостиком к спасению через пропасть боли и пустоты, они не занимались больше любовью. Не договариваясь об этом, они оба поняли, что физическая близость не является главным между ними.

Здесь было что-то много большее, что-то более необходимое. Ласковое прикосновение, тихое дыхание во сне, легкий поцелуй или всего лишь спокойный взгляд были для них важнее даже самых страстных объятий. Почему так получилось, они не знали. Может, потому, что союз двух душ, покинутых и почти разбитых, не нуждался в физическом? Или же прошлое, в котором у каждого были свои ночи любви с самыми близкими и дорогими людьми, им обоим хотелось сохранить почти неприкосновенным? Они не знали, но совершенно четко понимали, что другим никогда не понять того, что жило здесь, в их комнате…

— Нам бы справиться с теми, что у нас уже есть,— Гермиона подала ему руку, и Гарри помог ей подняться.— Когда вернутся ребята из школы…

— Я уже присмотрел большой дом недалеко от Лондона,— он потянул Гермиону в коридор.— Конечно, если ты не…

— Может, завтра съездим его посмотреть?— она с улыбкой протянула руку и стерла с его щеки пятнышко зеленой краски, потом перевела взгляд и улыбнулась:— Если, конечно, к тому времени мы отмоем Альбуса…

Гарри обернулся, чтобы увидеть стоящего на пороге комнаты Ала. Мальчик улыбался, демонстрируя ряд белых зубок, которые на фоне зеленого лица и зеленых рук казались чем-то чуждым.

— Я похож на дракона, папа?

* * *

В темном доме каждый шорох был хорошо слышен, но Ал давно научился ходить тихо, ведь Джеймс всегда ругался, если его будили, да и незачем взрослым знать, что Альбус по ночам любит бродить по дому.

Мальчик уже побывал на кухне, выпив стакан молока и съев пару конфет. Также он напоил кефиром двух котов, что теперь шли за ним по пятам, иногда мурлыкая, чтобы выразить сытое удовольствие. Теперь они поднялись на второй этаж. Ал остановился, решая, пойти ли спать или еще побродить.

Поразмышляв пару секунд, он кивнул сам себе и направился в одну из комнат. Толкнув дверь, он вошел в прохладную спальню с большой кроватью. В окно пробивался предрассветный сумрак.

Альбус разбежался и вспрыгнул на кровать, улыбаясь. Потом затих, увидев, что один из котов пытается что-то достать, запустив лапу за каминную решетку.

— Что ты делаешь, котик?— прошептал Ал, подойдя к зверю и опустившись на колени. Кот блеснул зелеными глазами и чуть отошел, чтобы позволить Альбусу добыть предмет, что закатился в небольшую щель между полом и камином.

На ладошке мальчика была цепочка с медальоном, который он уже видел у Гермионы и дяди Рона.

— Наверное, она потеряла,— проговорил Альбус коту, и тот мяукнул, словно соглашаясь.— Нужно вернуть ей…

Втроем они покинули комнату. Ал толкнул дверь в спальню и остановился, глядя на Гермиону, которая спала, положив голову на плечо отца. Смуглые руки Гарри выделялись на фоне белого одеяла. Наверное, так им теплее, ведь камин в их комнате почти потух.

Альбус сделал два шага к кровати, залез на нее и задумался: ведь Джеймс не любил, когда его будят ночью. Может быть, Гермиона тоже этого не любит? Ведь можно подождать до утра, когда она проснется. Ал еще раз подумал, потом устроился поперек кровати и закрыл глаза, решив, что отдаст свою находку Гермионе сразу, как только та встанет.

Через несколько минут мерное дыхание мальчика присоединилось к спокойному дыханию Гарри и Гермионы. Лишь небольшая тень скользнула вдоль стены, и на кровать вспрыгнул рыжий кот. Он окинул взглядом людей, потом ткнулся мордочкой в расслабленную руку мальчика и тут же скатился на пол. В дверном проеме кот остановился и оглянулся — в зубах его на миг блеснула цепочка.

Скрипнула половица, и в доме воцарилась полная тишина.