Гарри считает, что во всех наших с Роном ссорах виновата я. Это я слишком много работаю, я уделяю мало времени семье, я снова закрылась с книгами в библиотеке, я не хочу детей.
Детей? Мерлин, какие дети? У меня один уже есть, муж.
Нет, дети в тысячу раз лучше. Они добрые. Когда я смотрю на то, как Джинни обнимает маленького Джеймса, а тот ласково гладит её волосы своими пухленькими ручками и улыбается, плакать хочется. А дышать — нет. Умирать не хочется тоже, только вот мир поперёк горла — как был, так и остался. Нет, я же говорила, что нужно просто разрешить гоблинам и маглам иметь своего представителя на магэкомической конференции, чтобы избежать очередного кризиса. Но «миссис Уизли, вы бредите, это же гоблины! Маглы вообще всё испортят!», а теперь «головокружительное падение курса галеона к евро», «долой этих гоблинов», «Вольдеморт был прав — нужно истребить маглов, чтобы под ногами не путались»…
Ничего не меняется, а у меня всё меньше сил, чтобы действовать.
Рон этого никогда не понимал. На седьмом курсе я подумала, что он изменился, ведь в ночь битвы за Хогвартс он сам предложил эвакуировать эльфов-домовиков! Дико было позже узнать, почему он сказал это.
— А что с них взять? Как будто они могут сражаться против волшебников, Гермиона! А теперь представь, что все домовики погибнут. Кто тогда будет выполнять их работу?
И посмотрел ещё с таким снисхождением, с каким взрослые смотрят на детские трагедии — на запачканное кукольное платье или развалившуюся пирамидку из кубиков.
Захотелось подойти и ударить, сильно.
Ему всегда нужнее воздуха чувствовать себя выше меня, умнее, сильнее, лучше. Обычно Рон просто находит повод, чтобы как-то меня унизить.
— О, да ты у нас слишком умная! — говорит он, когда у него не получается. Не понимая, что меня действительно волнует то, что происходит, что я действительно хочу помочь, что-то сделать. Мне нет никакого удовольствия вместо того, чтобы с книжкой лежать утром в кровати, потягивая кофе, горбатиться над судебными делами в архивах Визенгамота… чтобы искать прецеденты. Чтобы спасти одну невинную жизнь. Но чаще — чтобы в очередной раз её не спасти.
Паразитов всегда раздражает,
Когда им не дают питаться,
Демоны души людей обожают,
И лезут Иуды ко всем целоваться.
Я просто не понимаю, почему я позволяла себе не замечать этого раньше. Весь последний курс был сплошным издевательством надо мной.
— Это что, грибы? Нет, я не буду есть эту дрянь! Неужели нельзя было найти что-нибудь получше?
А это он сказал после того, как я, пытаясь найти хоть немного съестного, почти час бродила по лесу, где рыскали Пожиратели.
Ничего не изменилось, ничего. Это ему не нравится, то слишком сладкое или слишком острое. Только вот больше нельзя прикрываться войной и Вольдемортом.
Гарри говорит, что Рон очень меня любит. Я тоже когда-то так думала, иначе ни за что не согласилась бы выйти за него. А теперь вижу только страшную любовь-ненависть.
Рон завидует мне и моей карьере, ему не нравится, что меня приглашают на международные конференции, а какой скандал он устроил, узнав, что мне предложили почётное место среди судей Визенгамота!
Он не умеет радоваться моим успехам, потому что так и не смог ничего добиться. Честными путями, своим умом. Стоит вспомнить его последнюю диссертацию по магловедению, которой в Министерстве дали очень высокие оценки. Мистер Уизли так гордился своим сыном!
— Я знал, всегда знал, что он пойдёт по моим стопам! Тебе действительно удалось описать, как работает микроволновая печь! — старенький отец в кресле-качалке украдкой смахивал слёзы, текущие по щекам.
Сын светился от счастья, непревзойдённый талант наконец-то был признан.
Как жаль, что я помню все прочитанные книги, в том числе и мамин потёртый учебник по физике.
— И что ты сделаешь? Трансгрессируешь в Министерство и обвинишь меня в плагиате? — кричал он. — Никогда не думал, что ты способна на такое! Променять близких людей на какую-то абстрактную псевдонаучную правду!
Никуда я не пошла, но учебник выбросила в помойку. После этого он не разговаривал со мной неделю, а потом… ну, у меня много ещё их, учебников.
Да, он говорит мне «люблю». Когда я веду себя так, как ему нравится. Эту любовь я должна воспринимать как чудо, подарок с небес. Потому что за его словами скрыт абсолютно другой смысл, который никто не замечает, кроме меня. «Ты даже представить не можешь, как с тобой тяжело, какая ты зазнайка, выскочка, но я всё равно тебя люблю, видишь? А ты платишь чёрной неблагодарностью, но и после этого я продолжаю жить с тобой. Смотрите все, какое бескорыстное самопожертвование!»
Иногда он пытается укорять меня, заставить почувствовать, что я у него в неоплатном долгу. Чтобы расплатиться, нужно всего-то отказаться от себя. Не только прекратить расти и развиваться в духовном плане и заиметь в арсенале пару фирменных блюд, но и опуститься ниже его уровня, тогда Рон будет счастлив и доволен, я уверена.
Я не умею так.
Я не могу делать то, что ты хочешь,
Обессилена, вышла из строя,
Видишь, какая я вредная сволочь —
Зажала последнюю каплю крови!
В наших отношениях он умело изображает пострадавшую сторону. И ему верят! Даже я ему верю.
Если уж честно… в семье от меня и правда никакой пользы — полдня на работе, потом ещё полвечера за делами, не женщина, а так — нечто промежуточно-бесполое — и не друг, с которым можно хотя бы поболтать о квиддиче, и не примерная хозяйка. Ну не умею я готовить как все эти волшебницы: пару движений палочкой, а через двадцать минут тушёное мясо в горшочках с тремя гарнирами и андалусским гаспачо. Кого угодно во что угодно трансфигурирую, сложнейшие формулы запоминаю с первого раза, Напиток Живой Смерти сварю по памяти, а с супами такая проблема. Как будто что-то внутри сопротивляется изо всех сил.
Гарри как-то в сердцах сказал, что не понимает, что мне ещё нужно, что я совсем обнаглела, а Джинни намекнула, что Уизли всё равно остаются Уизли, даже сменив фамилию, и она не позволит мне издеваться над своим братом. О миссис Уизли нечего и говорить! Она мне недавно ещё и писанину Риты Скитер припомнила, которая поливала меня грязью на Турнире Трёх Волшебников.
— Не получилось на четвёртом курсе Гарри приворотить, так ты за моего мальчика взялась? — прошипела она мне в ухо. Рон спокойно стоял рядом, делая вид, что ничего не происходит.
Бить меня моею же силой —
Месть голодных отверженных тварей.
Кровосос всегда самый милый,
А донор всегда самый крайний...
Два года назад, когда мы ещё почти не ссорились (всё пошло не так, когда у Гарри и Джинни появился Джеймс), он, разлёгшись на диване в гостиной, рассказал мне, что видел в зеркале Еиналеж на первом курсе. Потом добавил, что, наверное, и сейчас увидел бы там что-то подобное, ведь нет ничего лучше славы и известности. Он думал, что я соглашусь с ним, но я только молча слушала, мне было страшно. Вот так и лишаются розовых очков. Стало ясно, почему он попросил меня уничтожить крестраж в Тайной комнате. Боялся, что опять увидит меня вместе с Гарри, боялся, что кто-то опять скажет ему, что он — неудачник, вечная тень Поттера. Гарри по секрету признался мне, что тогда произошло у маленького замёрзшего озера, когда мы искали крестражи. Думал, сможет помирить нас после очередной ссоры. Этими словами он пытался доказать мне, что Рон любит меня.
Любовь? Вот это?
Убивают такой любовью,
Разрушают, используют, грабят.
Бойся тех, кто сорит этим словом,
Если ты не знаешь их правил.
Мне иногда так хочется бросить всё и пуститься странствовать по миру, мне скучно, муторно, невыносимо здесь! Но мне некуда, не к кому уехать. Я думала даже о Викторе (ну да, о ком ещё думать, если круг мужчин, не скрывавших своего интереса ко мне за школьные годы — и не круг на самом деле… так, отрезочек Виктор—Рон, с выбоиной посередине в виде Маклаггена). Крам женился недавно, и я послала ему коротенькую открытку с поздравлением. По старой памяти, а скорее… из ревности.
Через неделю сова принесла огромную стопку пергаментов. Крам писал, что погряз в рутине и отчаянии, что он больше не может так жить, ему опостылел квиддич, и больше всего на свете он ненавидит себя, потому что собственными руками загнал себя в это болото. В последнем письме он умолял о встрече.
Я согласилась. Мы мало говорили, почти ничего не спрашивали, не касались друг друга, просто шли рядом.
Он предложил попробовать начать всё сначала. Я отказалась, потому что мы оба уже сделали свой выбор.
Когда Рон узнал об этом, он едва ли не обрадовался. Нет, конечно же, он страдал, пил огневиски, жаловался Гарри, отыскал где-то Крама и подрался с ним, после чего несчастно заглядывал в глаза Джинни, пока та обрабатывала его синяки и ушибы настойкой растопырника. Но он был счастлив, что у него появился ещё один повод показать всем... какая я плохая, какой хороший он.
Сейчас я готовлю пирог из патоки, нужно успеть к ужину, когда Рон вернётся с работы. Я раскатываю тесто, а сама почти ничего не вижу, слёзы застилают глаза, они капают и капают, прямо на приготовленный корж.
Почему я с ним? Нет, серьёзно. Почему. Я. До. Сих. Пор. С. Ним.
Я же могу уйти — у меня есть деньги, связи, друзья.
Гарри прав, это я во всём виновата. Я заперта в собственной голове, а оттуда выбраться сложнее, чем из Азкабана с его дементорами.
Сириусу Блэку когда-то удалось.
А мне — нет. Потому что я женщина. Слабая и хрупкая.
Потому что я — умная и сильная женщина, а это значит — ещё беспомощней и уязвимей.
Просто это мой мир. Гарри и Рон — с самого детства, а по-другому я как-то не умею. На свободе хорошо, только вот нестерпимо холодно.
Рон может дать мне то полузабытое ощущение полёта и восторга, которое испытала та маленькая девочка — некрасивая, резкая, категоричная и слишком умная для того, чтобы быть счастливой, — когда впервые поняла, что её любят.
Нет, не так. Её лю-бят! Любятлюбятлюбят. Неважно, как и за что. Любят. И больше можно не доказывать, что ты приносишь пользу и не просто так занимаешь место в мире, что ты кому-то нужен.
И вот сквозь эти ссоры, собственные истерики в своей же голове, я чувствую — я нужна Рону. До безумия, до ломоты в костях, и это выше его самого и всех его комплексов и заморочек вместе взятых. Это то иррациональное, то первобытно-дикое, всегда так яростно отрицавшееся моим интеллектом. И ради этого я буду терпеть всё что угодно и сколько угодно... и…
Как я себя ненавижу.
И тянутся чёрные щупальца горло мне сжать,
И мне говорят, чтобы я не могла помешать:
"Люблю тебя, ты лучше всех", но в этих словах —
Зависть, обида, досада, ненависть, страх!
Вот такая любовь —
Мерзко, грубо, сурово!
Как тебе это новое
Матное слово?!
...и ещё его мучаю.
— Гермиона, иногда мне кажется, что ты нарочно. Почему пирог, который должен быть сладким, солёный?
15.01.2011
432 Прочтений • [Новое матное слово ] [17.10.2012] [Комментариев: 0]