Ремус Люпин наткнулся на них в грязной лавочке парижского магического квартала. Маленькие бутылочки с зельями, великолепный, мерцающий Феликс Фелицис и Амортенция. Не бледное подобие, которому заклинаниями придали товарный вид, а настоящие зелья. И, наконец, Волчьелычное зелье — сварить его мог лишь настоящий мастер.
— Pardon. Parlez-vous l’anglais?[1] — обратился он к человеку за прилавком. Вы говорите по-английски? Ему нездоровилось. Вот уже который день он чувствовал себя совсем больным, и думать было тяжело… Тяжелее даже необходимости говорить на чужом языке.
Продавец окинул его настороженным взглядом. Это был пожилой мужчина, почти совсем седой, длинное, вытянутое лицо цветом своим напоминало обгоревшую головешку.
— Cela dépend[2], — говорил он. Когда как.
— Давайте сделаем вид, что говорите, — сказал Люпин. — Полагаю, ваш мастер зелий англичанин?
— Чего вы хотите, pédé[3]? — спросил продавец. Люпин притворился, что это слово ему незнакомо.
— Просто интересно, каким образом в скромной лавке с написанной от руки вывеской могли оказаться столь качественные зелья. Кто их изготавливает?
— Вы из министерства, что ли? — фыркнул темнокожий волшебник.
— Нет, — отозвался Люпин, горько усмехнувшись. Он вытянул вперед руки, и продавец разглядел, что на его ладонях мерцала фраза на латыни и сменяющие друг друга лунные фазы.
Продавец ухмыльнулся.
— Значит, оборотень? — сказал он. — Вас, нечестивцев, давно пора было метить. И что ты сделал? Выдавал себя за человека? Или обрюхатил ведьму?
— Oui[4], — коротко ответил Люпин. Он уже не улыбался. Теперь, когда горькая радость не освещала больше его лица, оно стало совсем восковым, как у покойника.
— Странно, что ты отделался одной меткой, обычно за такие нарушения вашего брата под замок сажают, — удивился владелец лавки.
— Я был членом L’ordre du Phoenix[5].
— А, понимаю, — устало отозвался продавец. — Для войны ты годился, а когда дело дошло до их работы и их баб, началась другая история.
— Кто делает вам зелья? — с не меньшей усталостью в голосе повторил Люпин.
— Принц. Тобиас Принц. Я зову его принцем, потому что ходит он, задрав свой длиннющий нос, весь из себя оборванный и грязный, а смотрит на всех свысока.
— Это он. Где я могу его найти?
— Откуда мне знать? — продавец пожал плечами. — Он приходит раз в неделю, приносит зелья. Зелья хорошие, нормально продаются, никто не жалуется. С чего это я должен вам что-то рассказывать, если это может разрушить наш уговор?
— Я не собираюсь делать что-либо, что поставит под угрозу ваше соглашение. Мне надо просто поговорить с Принцем. И больше ничего. — Он достал из кармана поношенного пальто маленький, наполовину пустой мешочек с монетами. — Я могу заплатить. Вот все, что у меня есть.
— Да верю я, верю, страшила, — продавец протестующе взмахнул рукой. — Оставь свою мелочь себе, купи лучше что-нибудь поесть. Тебе это не повредит. Принц придет через два дня. Появится перед самым закатом. Сделайте милость, подождите, пока мы с ним обделаем свои делишки, и только потом занимайтесь вашими. И подождите на улице. Не впутывайте меня в свои проблемы.
— Merci, merci beaucoup[6].
— Vas te faire foutre[7], — вздохнул продавец.
* * *
Два дня спустя он стоял возле лавки. Солнце зашло, и из магазинчика вышел мужчина. Один взгляд на сутулую спину, и Люпин не мог не узнать его, даже несмотря на короткие волосы и маггловскую одежду вместо мантии — джинсы и черную футболку. Ремус шагнул вперед, приставив палочку к его горлу.
— Северус, — начал было он и удивленно ахнул, заглянув в мутные бледно-голубые глаза. — Тебе не удастся обмануть меня, Северус. Ты не проведешь меня ни короткой стрижкой, ни маггловской одежкой, ни голубыми глазами. Я знаю, что это ты. — Он взмахнул палочкой, пытаясь снять наложенные на глаза заклятья, которые придавали им этот странный, почти люминесцентный оттенок.
— Убери от меня свою палочку, оборотень, — прорычал мужчина, подтверждая тем самым, что это действительно Северус Снейп. — Теперь это мои глаза. Прежние забрал Волдеморт. Ты нашел меня, что дальше? Собираешься позвать авроров, чтобы они вернули меня в Англию и бросили в Азкабан? Похоже, это место становится популярным среди твоих любовников.
— Перестань, замолчи, — попросил Люпин, зажмурившись и потирая рукой лоб, то ли от смущения, то ли от боли.
— Учитывая, что ты поймал меня перед самим магазином, полагаю, это мсье Фано подсказал, где меня найти, — продолжил Снейп. — Он родом с Мартиники. Эмигранты — его слабое место, должно быть, ты показался ему еще более жалким, чем я.
— Тихо, — потребовал Люпин. — Я ничего не соображаю, дай мне прийти в себя.
— Я вовсе не обязан идти тебе навстречу.
Люпин опустил палочку и схватил его за грудки.
— Я не собираюсь арестовывать тебя или захватывать. Никаких авроров, никакого Азкабана. — Его речь звучала несколько невнятно.
— И что тогда? — требовательно спросил Снейп. Вместо ответа Люпин поцеловал его, жадно, даже агрессивно, отнимая дыхание, не давая вымолвить ни слова. Предъявляя права на тело и на душу, если она, конечно, вообще была. На какой-то миг Снейп замер, ошеломленный подобным напором, а потом ответил. Тело откликнулось само, без всякого согласия с его стороны. Их языки толкались друг в друга, словно совокупляясь. Люпин опустился перед Снейпом на колени, уткнувшись лицом ему в пах и вдыхая его запах.
— Что ты делаешь? — оторопел Северус, хотя это стало понятно в тот момент, когда Люпин принялся расстегивать ему джинсы. — Остановись. Я не буду, не буду трахаться в глухом переулке как животное.
— Тогда отведи меня в такое место, где ты будешь трахаться как животное.
Вспышка, переулок исчез, и они оказались в саду за высокой глухой изгородью перед каменным фасадом дома, украшенного виноградной лозой. Они снова принялись целоваться, но в этот момент виноградная лоза потащила Люпина прочь. Разразившись проклятьями, Снейп взмахнул палочкой, и растение ослабило хватку.
— Этот мелкий параноик опять выставил свои ловушки, — сквозь зубы прошипел он. Люпин не стал спрашивать, о ком идет речь, и снова набросился на него.
Что-то было не так. Возникало слишком много вопросов, требующих ответа, но Северус решил, что задавать их ему пока не хочется. Как ни претило ему подобное, он позволил себе плыть по волнам желания и страсти. Последний раз он видел Люпина той ночью, когда убил Альбуса Дамблдора, почти три года назад. Все это время он никогда не разрешал себе даже мечтать, что когда-нибудь они снова смогут быть вместе. Сейчас, когда это стало возможным, в тот момент, когда сбывалась его мечта, он отчаянно желал, чтобы все у них получилось.
Раньше Северусу Снейпу поневоле приходилось быть сильным, иначе он давно бы сломался, но жестокое обращение Волдеморта, война и трудности кочевой жизни сделали свое дело. Он практически покорно лег под Люпина, но ахнул от боли, когда оборотень ворвался в него. Больно… очень больно. Что-то не так… словно Люпин был под каким-то заклятьем. Но с болью или без нее, не прошло и минуты, как Северус кончил. Они оба кончили. Ни один из них даже не попытался взять ситуацию под контроль.
Уже потом, когда Люпин, обессилев, распростерся на нем сверху, Снейп почувствовал, что сердце оборотня бьется неравномерно, а дыхание поверхностное и затрудненное. Он повернул к себе его ладони и принялся тщательно рассматривать метки.
— Так вот как они вознаградили тебя за то, что ты посвятил им свою проклятую жизнь? — спросил Северус.
— По крайней мере, глаза у меня пока свои, — отозвался Люпин. Снейп пригладил рукой тронутые сединой темно-русые пряди.
— Когда же ты перестал быть чересчур хорош для меня? — прошептал он.
— Когда стал таким же, как ты, — отозвался Люпин.
Тридцать лет они играли в эту игру, являясь зеркальным отражением друг друга, путая желание и отвращение, любовь и ненависть, всегда презираемые, всегда одной ногой во тьме.
Три года назад, после пятнадцати лет работы в Хогвартсе, предназначенных ему вместо покаяния, Северус Снейп сделал шаг навстречу. Похоже, за это время Ремус Люпин сумел сделать свой.
__________________________
[1] Parlez-vous l’anglais? — Вы говорите по-английски?
[2] Cela dépend (фр.) — Когда как.
[3] Pédé (фр.) — подонок, мразь.
[4] Oui (фр.) — Да.
[5] L’ordre du Phoenix (фр.) — Орден феникса.
[6] Merci, merci beaucoup (фр.) — Спасибо, большое спасибо.
[7] Vas te faire foutre (фр.) — Эквивалент русской фразы «Да пошел ты…»
28.02.2010 Глава 2
Я люблю тебя очень, очень давно.
Я уже не помню, как все это началось.
И я не хочу верить, что все это закончилось.
Только не для меня.
Я знаю, что моя любовь настоящая.
Я не могу думать о том,
как все пошло не так
и из-за чего, и кто виноват.
Это не изменит моих чувств, не залечит рану.
И я не верю, что Время сможет
облегчить ту боль, о которой я говорю.
От любви нет лекарства, нет противоядия.
«Aint No Cure for Love», Леонард Коэн. Сетевой перевод Morgren, «Самиздат»
В Большом зале Хогвартса замерли друг напротив друга Гарри Поттер и Темный Лорд. Вокруг толпились Упивающиеся смертью, члены Ордена феникса и студенты, называющие себя Армией Дамблдора, но от них ничего уже не зависело. Исход войны решался в поединке между восемнадцатилетним юношей и темным волшебником. Они парили в воздухе, а вокруг них клубилась магия.
Ремус Люпин был ранен, он потерял много крови, одна рука размозжена и сломана, палочки не было. Замок вокруг рушился, но уйти Люпин не мог — он прикрывал собой от падающих обломков потерявшую сознание Гермиону Грейнджер. Ремус был слишком слаб, слишком изранен, чтобы перенести ее в безопасное место.
Из разверзшегося вокруг ада появился Аластор Хмури и подхватил девушку на руки словно куклу.
— Уходим, — скомандовал он. — Пошевеливайся. — Люпин встал и пошел, но вовсе не за аврором. Теперь, зная, что о Гермионе позаботятся, он мог отправиться в Большой зал, туда, где сверкали зеленые вспышки заклинаний и где сражались Гарри и Волдеморт.
В тот миг, когда Ремус добрался до зала, полыхнула ослепительно-яркая вспышка. Из груди Темного Лорда вырвался ужасный крик, и оба мага рухнули на пол. Люпин бросился к Гарри, краем глаза заметив, как возле тела Волдеморта склонился Упивающийся смертью, чье лицо скрывал капюшон. Скорбные крики Упивающихся возвестили, что Лорд мертв, а Гарри выжил.
Юноша улыбался.
— Я сделал это, — прошептал он. — Сделал.
* * *
Ремус Люпин очнулся, возвращаясь в настоящее, к утреннему солнцу, льющемуся сквозь окна в свинцовых переплетах. Рядом обнаружилось костлявое тело Снейпа. Это всего лишь сон. После финальной битвы прошел почти год. Волдеморт мертв. Гарри Поттер мертв.
На лицо упал пепел. Рядом с кроватью стоял молодой человек со светло-русыми волосами, и курил. На его лице застыла маска холодного презрения, но рука с зажатой в ней сигаретой ощутимо подрагивала.
— Что все это значит? — спросил он намеренно громко, чтобы разбудить Снейпа. — Воссоединение преподавательского состава Хогвартса? Похоже, вы потеряли где-то свои мантии.
Северус сел на кровати.
— Тебя никто сюда не звал.
— Почему нет? Я имею право знать, какую дрянь ты сюда таскаешь.
— Мы обсудим это в более удобной обстановке. Поговорим мы и об установленных в саду ловушках.
— Пффф, — молодой человек фыркнул и вышел из комнаты.
— Похоже, ты берешь пример с Оскара Уайльда, — невесело улыбнулся Люпин. — Ты не просто сбежал после своего провала в Париж, но еще и оказался в одной компании с маленькой блондинистой дрянью, которая так тебя подставила.
— Я должен извиниться за юного мистера Малфоя, — холодно отозвался Снейп. — Его душевное состояние сейчас весьма нестабильно. Он многое пережил во время войны.
— Я знаю, ведь ему пришлось «пережить» и меня тоже. Вы с ним любовники?
— Нет, он всего лишь ребенок. Больной ребенок, — резко заметил Северус. А потом добавил: — Да. — В его голосе слышалась ненависть к самому себе. — Сейчас уже нет, но когда-то давно я проявил слабость. Мы оба ощущали одиночество и страх, и я позволил себе поверить, что это не будет выглядеть так, словно я воспользовался сложившимися обстоятельствами. Но я ошибся. Я был его преподавателем, и он верил, что я могу защитить его.
— Ему почти двадцать, и он превратился в чудовище. Его место в Азкабане.
— Может, он и заслуживает Азкабана, — отозвался Снейп, — но тогда я заслуживаю в сто раз больше. Он был всего лишь мальчишкой, и обе стороны использовали его на свой лад. Я удивлен отсутствием у тебя сострадания, Люпин.
— Я никогда не был таким всепрощающим, каким ты считал меня, Северус, — заметил Ремус. — Я просто был чуть добрее тебя.
Внезапно почувствовав себя неловко, они разошлись по разным углам и принялись одеваться. Северус пытался одновременно бросать на Люпина взгляды украдкой и отворачиваться от него. Казалось, ему очень не хватает привычных длинных прядей, за которыми можно было спрятаться.
— Зачем ты меня нашел? — задал он наконец беспокоящий его вопрос.
Ремус ответил столь же прямо:
— Я умираю.
— Я заподозрил ночью что-то подобное. Скажи, что с тобой, уверен, что я смогу приготовить зелье, которое…
— Нет, — невозмутимо возразил Люпин. — Я приехал не за зельем. Я хотел еще раз взглянуть на тебя, прежде чем превращусь в полную развалину.
— Перестань корчить из себя мученика, идиот, — стиснув зубы, прошипел Снейп, кутаясь в привычную черную мантию. — Что бы тебя ни убивало, я могу это исправить.
Ремус достал из кармана какой-то пергамент.
— Узнаешь? — протянул он листок разъяренному зельевару. — Это принес мне ворон на следующий день после того, как ты убил Альбуса Дамблдора. Подписи не было, но я всегда думал, что это написал ты.
Снейп взял письмо.
«Я сделал то, что требовалось, — было там написано. — И теперь должен столкнуться с последствиями содеянного. Больше сказать мне нечего. Прощай».
— Я не стану задавать вопросы о Дамблдоре, — продолжил Люпин, — об Упивающихся смертью или Темном Лорде. Не буду спрашивать, был ли ты в Хогвартсе в тот день, когда умер Гарри. Не буду. Все кончено. Ты сделал то, что должен был сделать. Ты нашел способ жить с этим дальше. Я тоже сделал то, что должен был. Но жить с этим не могу.
— Ты убиваешь сам себя, — неверяще произнес Северус. — Тебя пожирает твоя собственная магия.
— Ты сам все сказал.
— Я не смирюсь с этим.
— Я все равно уйду, — невозмутимо отозвался Люпин. — Я хотел бы остаться. Нам не дали ни единого шанса быть вместе. Я хотел бы провести с тобой столько времени, сколько смогу, но если ты будешь давить на меня, я уйду.
Повисло напряженное молчание. Северус пытался справиться с обуревающими его эмоциями.
— Не надо. Не уходи. Останься, — выдавил он наконец. — Будь ты проклят, Люпин. Ублюдок гребаный.
— Я тоже тебя люблю, — сухо отозвался Ремус.
Северус направил на него палочку.
— Убирайся с глаз моих, пока я сам тебя не прикончил, — сказал он абсолютно искренне.
И Люпин остался, хотя Снейп несколько дней отказывался смотреть на него, прикасаться к нему и разговаривать с ним, даже спал в другой комнате. Ничего другого оборотень и не ждал. Поиски Снейпа и быстро прогрессирующая болезнь изнурили его. Он много спал, и днем, и ночью. Когда чувствовал себя получше, гулял по улочкам Парижа. Если сил не было, оставался в увитом виноградными лозами домике и пытался разгадать, какие отношения связывали Северуса и Драко.
Дом, как он понял, принадлежал магглам. Весь последний год Снейп и Малфой жили в пустующих домах, каждые несколько недель перебираясь в новый. Склонность Драко поджигать почтовые ящики, копать бездонные ямы на внешне безобидных дорожках, а также превращать сады и цветочные вазоны в хищные заросли, доставляла немалые проблемы внезапно вернувшимся домовладельцам или их случайно нагрянувшим знакомым.
Драко уничтожал сам себя. Ещё в первое утро Люпин заметил, что молодого Малфоя постоянно трясет. Его паранойя достигала уже уровня Шизоглаза Хмури. Юноша также страдал от ночных кошмаров, разнообразных фобий и истерических припадков. Северус же демонстрировал столько терпения, сколько Люпин никогда бы в нем не заподозрил. Особенно в ответ на злобную ругань, которой Драко имел обыкновение осыпать своего защитника во время приступов.
Люпин неизменно пытался уклониться от компании Драко, но если тому вдруг приходило в голову пообщаться, Заглушающие чары, наложенные Снейпом, непременно оказывались взломанными. И хотя душевное здоровье Малфоя доверия не вызывало, по части заклинаний юноша становился настоящим экспертом.
В один момент Драко мог завопить: «Я не останусь в одном доме с твоей грязной, гребаной подстилкой. Ты сделаешь так, как я сказал! Раньше ты был цепным псом моего отца, теперь ты моя собачка. Поэтому ты выгонишь его отсюда, ты, мерзкий, уродливый, старый полукровный извращенец». А затем он вдруг становился похож на потерявшегося ребенка или отвергнутого любовника на грани отчаяния: «Ты любишь его больше, чем меня… Ты больше не занимаешься со мной любовью… Прости, что я так называл тебя. Я вовсе так не думаю… Я буду хорошо себя вести… Я лишь хотел, чтобы ты любил меня… Ты уйдешь вместе с ним, ты забудешь меня, и я останусь совсем один… Пожалуйста, не бросай меня. У меня больше нет никого, кроме тебя…»
Люпин мог бы пожалеть юношу, если бы в памяти не всплывал отчетливо образ улыбающегося Драко Малфоя, с удовольствием выплевывающего над мертвым телом Артура Уизли: «Предатель крови». Ужасно желать кому-либо подобной участи, но Ремус пожелал тогда и продолжал желать сейчас, чтобы дементоры высосали из Малфоя эту радость.
* * *
После пяти дней молчания Снейп нехотя сунул Люпину в руки кубок с зельем.
— Пей, — приказал он. — Это Волчьелычное зелье. По крайней мере, ты будешь избавлен от необходимости каждый месяц становиться зверем и рвать себя на кусочки.
Это зелье Ремус принять мог.
— Спасибо, — сказал он.
Вкус был знакомым, но все же что-то изменилось.
— Ты улучшил рецепт, — отметил Люпин.
— Зелья должны совершенствоваться, — безучастно отозвался Снейп.
Люпин спорить не стал. Он вовсе не стремился умирать. Волчьелычное зелье способно облегчить трансформацию, может быть, даже подарить несколько дополнительных недель. Если Северус решил улучшить зелье, пусть работает. Это позволит думать, что в его силах что-то изменить, даже если это и невозможно.
Отравляющая его тайна была глуха к мольбам. Ремус знал, что с ним, но не мог ни говорить, ни думать об этом. Он даже думать об этом не смел.
* * *
Этой ночью Северус спал рядом, ворчливо пристроившись у Люпина под боком.
— Когда я успел стать такой размазней? — выругался он. — Долгие годы я обходился без чужих прикосновений. Когда это произошло? Война сделала тебя сильнее. Меня превратила в слабака.
Ремус поцеловал его.
— Ты устал, Северус. Ты сорок лет должен был выкручиваться, сражаться и пробивать головой стены. Остановись.
— Нет. Только не сейчас, когда твоя жизнь летит псу под хвост.
— Когда мы были детьми и ты губил свою жизнь, я просто смотрел на это и ничего не делал. Это твой шанс отплатить мне тем же.
Каждый раз, когда он засыпал, ему снилась последняя битва. Но сон неизменно обрывался на том моменте, когда он подходит к Гарри Поттеру, а тот улыбается и говорит: «Я сделал это».
03.03.2010 Глава 3
Каждый знает, что ты меня любишь.
Каждый знает, что больше я ничей.
Каждый знает, что ты была верна мне,
Может, кроме пары-другой ночей.
Каждый знает, что ты была скромна,
Просто очень многим себя должна.
Как по часам.
Каждый знает сам.
«Everybody Knows», Леонард Коэн. Перевод М. Немцова
Принимая во внимание, что дом, в котором они жили, был не так уж велик, Люпин почти месяц проявлял чудеса изворотливости, стараясь не сталкиваться с Драко Малфоем. Пока тот не поймал его.
Вернее, однажды вечером, когда Люпин возвращался в дом, его схватил сад, зачарованный этим паршивцем.
Оказавшись в Париже, Ремус завел привычку бродить по улицам. Он тосковал по Снейпу, и это чувство выросло практически до уровня навязчивой идеи — сложная мешанина гордости и самоуничижения, инстинктивного желания защитить и почти равной по силе лютой ярости, горькой обиды и темной, звериной сущности, кое-как уживавшихся в тощем, хилом теле. Люпин приехал сюда в поисках Снейпа, приехал в Париж, влекомый слухами. А теперь обнаружил, что старается избегать общества любимого, часами, из последних сил, бродя по улицам вдали от того, кого так искал.
Ремус Люпин всегда слишком сильно зависел от мнения окружающих, и яростная настойчивость Снейпа потрясла его. Времени у него оставалось мало, он не мог позволить себе уступить желанию Северуса. Он не мог жить. Он не хотел жить, оттого и блуждал часами по незнакомым улицам, поворачивая обратно, лишь когда едва не терял сознание от усталости. В эти моменты все, сказанное Снейпом, напоминало бессмыслицу, а пронизывающий взгляд странных серебристо-голубых глаз воспринимался как сквозь дымку.
Как-то раз, когда он в подобном обессиленном состоянии пробирался через сад, розовые кусты преградили ему путь и оплелись вокруг шеи, а виноградные лозы связали руки.
Из тени ленивой походочкой вышел Драко Малфой, в ярком лунном свете похожий на прелестную белокурую девушку.
— Не люблю, когда меня избегают, — произнес он, палочкой приподнимая подбородок Люпина. — Нам с тобой нужно кое-что обсудить, pétasse[1].
— В самом деле? — прорычал Люпин. Лицо Малфоя было так близко, что сердце бешено заколотилось. Хорошо, что виноградные лозы держат крепко. Хорошо, что сил у него не осталось, иначе он охотно разорвал бы это маленькое чудовище на куски.
— Если ты действительно подыхаешь, оборотень, то, на мой взгляд, делаешь это слишком медленно.
— И ты решил ускорить процесс?
— Это приходило мне в голову, но если я убью тебя, Северус будет очень недоволен. Он сразу поймет, что это моих рук дело, ведь больше никого не волнуют тебе подобные. Ты был посмешищем для Упивающихся смертью. Маленькая шлюшка Фенрира Грейбэка. Ему достаточно было прикоснуться к тебе, и ты тут же кончал. Ты был жалок. Пока ты сидел на привязи, та мерзкая крыса-переросток легко могла заставить тебя рыдать как младенца, всего лишь рассказывая истории о твоих мертвых приятелях с идиотскими кличками.
Люпин молчал. Он лишь смотрел на юношу и представлял, как впивается зубами ему в лицо.
— Хватит таращиться на меня своими противными желтыми волчьими глазищами, — рявкнул Драко. — Я здесь пострадавшая сторона. А ты самозванец, который пытается натравить на меня Северуса. — Он с неожиданной силой хлестнул Люпина по лицу. — Я сказал, хватит на меня так смотреть, — закричал он.
— На этот раз твои руки не дрожат, Драко, — отозвался Люпин, слизывая кровь с разбитых губ. — Все, что тебе нужно, — это объект для пыток, и ты снова в прекрасной форме.
Малфой злобно улыбнулся.
— Были ли у тебя в последнее время какие-нибудь навязчивые видения? — поинтересовался он. — Сны, которые снятся снова и снова с тех пор, как ты появился здесь?
— Как ты узнал?..
— Идиот. Легилименция. Он просматривает твои воспоминания. Я видел, как он это делает, — подсматривал в замочную скважину. Он делает это с тех пор, как ты появился здесь. Какую бы тайну ты ни пытался скрыть, он всё равно узнает.
Люпин был потрясен. Этого не должно было случиться! Он должен был догадаться… Должен был… Это открытие нанесло ему более серьезный удар, чем пощечина Драко.
Сны начались еще до того, как он рассказал Снейпу о случившемся с ним. Еще в первую его ночь здесь Северус без спроса залез к нему в разум. Он должен был догадаться. Пусть войны больше нет, но Снейп остался тем, кем и являлся долгие годы: убийцей, шпионом, предателем, темной двуличной тварью. Люпин пытался об этом забыть, он хотел умереть, зная, что любим, но факты — вещь упрямая.
В какой-то мере это было похоже на изнасилование.
— Он ничего не узнает, — сказал Люпин скорее для себя, чем для злобно хихикающего юноши.
— О да, пока он ничего не нашел, но это его не остановит, — ехидно фыркнул Драко. — Как думаешь, где сейчас Северус?
— Полагаю, ушел куда-то, — отозвался Ремус. — Был бы он дома, у тебя духу на все это не хватило бы.
Драко нахмурился и ударил его снова.
— Он отправился посоветоваться с твоей старой знакомой, очаровательной мадам Делакур-Уизли.
— С женой Билла Флер? Что Северусу от нее надо? — От молодой девушки с рассыпающимися по плечам золотистыми волосами, перед которой никто не мог устоять. Она привлекала внимание даже тех мужчин, которые оставались равнодушны к чарам других красавиц. В ней была магия. Не та, которой владели волшебники и волшебницы. — Нет. Он не мог. Одна лишь мысль о том, чтобы прибегнуть к магии вейл…
Драко рассмеялся.
— Нашему Северусу решимости не занимать, — ухмыльнулся он.
Весь гнев Люпина, прежде направленный на Драко, обернулся сейчас против Снейпа.
Большинство волшебников относились к вейлам, как, впрочем, и к темным и опасным фэйри с Британских островов, как к безобидным и прекрасным созданиям. Мало было известно — вернее, мало кто заговаривал — об их темной кровной магии, уже несколько столетий находящейся под запретом.
Если Снейп хотя бы на миг начал задумываться, не воспользоваться ли магией вейл, просто развернуться и уйти будет недостаточно. Сначала придется разрушить то, что было между ними.
Ремус знал, что делать. Он должен успеть.
Раньше он всегда мог обратиться за помощью к Сириусу, но Сириус мертв. Значит, это придется сделать Драко.
Люпин улыбнулся.
— Скажи мне, малыш, — прорычал он, — видел ли ты что-нибудь, что тебе понравилось, когда заглядывал в замочную скважину?
— Sale pute[2], — восхищенно присвистнул Драко. — Грязная потаскушка. Можно подумать, я захотел бы прикоснуться к такой твари, как ты. — Тем не менее, он придвинулся чуть ближе, хватка виноградных лоз усилилась, теперь они обвивали бедра Люпина.
— Ты уже делал это. Я помню, как заводит тебя ощущение власти.
Драко осторожно поцеловал его.
— Не кусаться, — предупредил он. — Укусишь меня — получишь кляп из колючек. Я могу — ты знаешь.
— Знаю.
Драко поцеловал его снова, проталкивая в рот Люпина свой острый, гладкий язычок и поглаживая того по животу, все ниже и ниже.
— Я расскажу, что видел сквозь замочную скважину, — промурлыкал юноша, обхватывая ладонью член Люпина. — Я видел, насколько ты был жалок, когда кончал под ним. Думаю, для меня ты тоже сможешь кончить, если я тебе позволю. Никакого самоконтроля. Отвратительно. Ты мне противен.
Следующие несколько часов прошли как в тумане. Он просто принимал все, что происходит с ним. Он знал, что снова переживет все это, когда Северус применит к нему легилименцию. Снова увидит, как Драко Малфой вжимает его лицо в землю, а порхающий язычок и длинные тонкие пальцы прокладывают себе дорогу внутрь его тела. Увидит, как виноградные лозы послушно удерживают его связанным, то обвиваясь вокруг члена и возбуждая, то вдруг пытаясь задушить. То подстегивают его, то сдерживают. Увидит, как Драко трахает его, и возненавидит юношу за то, что трахает его именно Драко, и за то, что Малфой так хорош в этом, так невыносимо хорош. Снова услышит, как молит позволить ему кончить, когда виноградные лозы в очередной раз начинают его сдерживать. Увидит, как Драко предлагает ему свою изящную маленькую задницу и как он с размаху входит в юношу, со всей убийственной яростью, которую испытывает к этой мелкой гадине. И трахает его, пока оба не падают на землю. Увидит, как пресмыкается и скулит, вымаливая освобождение, и как Драко наконец позволяет виноградным лозам отпустить его. Как пальцы внутри подводят его к мучительному финалу, вышибающему дух и едва не разрывающему сердце.
Он лежал на земле, выбившись из сил, бок о бок с Драко — рубашка расстегнута, брюки сбились к лодыжкам, горло, расцарапанное розовым кустом, кровоточит. Драко был обнажен, строен, бледен и прекрасен, если, конечно, не принимать во внимание, что при попытке закурить его руки снова ходили ходуном. При всей его искушенности в темном сексуальном доминировании и играх во власть и контроль, удержать спичку он был не в силах. Люпин помог ему прикурить.
— Мне жаль, — произнес он.
— Жаль? — прорычал Драко.
— Мне жаль, что тебе пришлось так много пережить во время войны. Северус был прав: ты был всего лишь ребенком. Не самый добрый, но ты никогда не должен был принимать того решения, которое принял в семнадцать лет. Ни ты, ни Гарри. Мне жаль. Я сожалею, что тебя использовали и Волдеморт, и Дамблдор; что они использовали гордость и жестокость, привитые тебе отцом, использовали, приблизив тем самым свой собственный конец. Я сожалею, что сделал то же самое, использовав тебя, чтобы разорвать отношения с Северусом.
— Не стоит впадать в сентиментальность только оттого, что я наконец позволил тебе кончить, — усмехнулся Драко, прижимая палочку к щеке Люпина. — Никто меня не использовал. Я теперь сила. Волдеморт мертв. Поттер мертв. А я все еще жив. Я обыграл их обоих.
— И тем не менее, мне жаль.
* * *
Снейп вернулся поздно ночью и, укладываясь спать, коснулся царапин на шее Люпина.
— Что случилось, — спросил он.
— Расскажи, где ты был, и я отвечу, — отозвался Ремус. Снейп отвернулся. — Неважно, ты все равно все скоро узнаешь.
* * *
Ему снились жгучая боль и Драко Малфой, проталкивающий в него свой член и рычащий ему на ухо: «Скажи, что тебе нравится… Скажи, что хочешь сильнее…»
— Пожалуйста, сильнее. Мне нравится, — выдохнул он.
— Baise-moi[3]. Трахни меня. Скажи это, — вкус желчи во рту. Его мутило от необходимости произнести это вслух.
— Baise-moi, baise-moi…
Виноградные лозы, стиснувшие его… Вес Драко на спине…
Он заставил себя вынырнуть из сна, который на самом деле был воспоминанием. Воспоминанием, которое он пережил заново, потому что Снейп просматривал его вместе с ним. Люпин сбросил с себя дремоту.
Северус стоял рядом, привычно скрываясь в тени, в руке палочка, неестественно-серые глаза широко распахнуты.
— Что случилось, Северус? — спросил Люпин. — Наткнулся на что-то новое по пути к финальной битве?
Губы Снейпа шевельнулись, но он не произнес ни слова. А потом он повернулся и выбежал из комнаты. Ремус хотел последовать за ним. Встать, и одеться, и покинуть дом, уехать из Парижа навсегда, но сил на это не осталось. Он закрыл глаза и соскользнул в беспамятство.
Когда он проснулся, снова была ночь — он проспал весь день. Люпин оделся и вышел из спальни в примыкающую к ней гостиную. Северус, сгорбившись, дремал на стуле. Юный Малфой примостился рядом, опустив светловолосую голову на плечо бывшего преподавателя.
Мягко, осторожно Люпин коснулся запавшей, мертвенно-бледной щеки Снейпа. Драко открыл глаза, его веки опухли и покраснели, словно он плакал.
— Мне жаль, — снова произнес Ремус.
Драко высунул язык, изобразив им несколько непристойных движений. Люпин направился к выходу.
Отправляясь в Париж, он взял с собой только метлу и палочку. Метлу Ремус оставил: долететь до Англии он все равно бы не смог. Придется воспользоваться маггловским паромом.
Когда Люпин шел через сад, в его сторону снова потянулись заколдованные Драко виноградные лозы. На этот раз он был настороже. Взмах палочкой, и лозы съежились и погибли у него под ногами. Ремус открыл калитку и пошел прочь.
* * *
Взгляд мертвенных, серебристо-синих глаз Снейпа был прикован к женщине. Та словно светилась, своим сиянием проникая в самые темные уголки его души.
— Я помню вашего друга, мсье Снейп, — заметила она, закурив, и возбужденно зашагала по комнате. — Он всегда очень хорошо относился к моей свекрови. И к моему мужу был очень добр, когда тот так ужасно пострадал. Мой Билл часто гадал, что же случилось с ним, когда приняли законы против оборотней. Тогда-то мы и покинули Англию.
— Они хотели поставить моему Биллу метку, — женщина была в ярости. — Чтобы держать его в клетке и наблюдать за ним. Сказали, что мне нельзя иметь детей. Сказали, что ребенок вейлы и оборотня будет опасным чудовищем. Тогда я сказала: «К черту Англию. К черту министерство магии». Моего мужа заразил оборотень, с которым они сражались. Если у меня будут дети, они будут золотисто-рыжими, прекрасными, как солнышки. Никто не смеет говорить, что мне нельзя иметь детей. Никто не посадит моего мужа в клетку и не поставит ему метку, подобную Алой букве[1]. Я буду делать лишь то, что мне нравится, и я хочу помочь вашему другу, но знайте — это опасно.
— Мне известно, мадам Уизли, что магия вейл запрещена и применение ее карается смертью, — отозвался Снейп. — Я не стал бы просить вас об этом, если бы жизнь Люпина не была под угрозой.
— Жизнь любого, кто столкнется с вейлой в тот миг, когда поет ее магия, находится под угрозой. Спросите у Орфея, — засмеялась она, показав зубы. Северус поежился. — Но я вижу здесь только вас, а где ваш друг? Желает ли он участвовать в ритуале?
— Нет, — отозвался Снейп. — Не желает.
— Он предпочитает умереть? Тогда к чему все это?
— Вы заботитесь о своем искалеченном волке, я о своем.
— Что же, — вздохнула она, — ритуал можно провести и без его согласия. Я могу сделать все через вас, по доверенности, если вы согласны, но риск от этого только увеличится. Он должен быть здесь, и в нормальном состоянии. Все, что я буду делать с вами, чтобы вытащить наружу то, что убивает его, должно быть сделано с его согласия. Если он откажется, вы умрете. Если умрете вы, умрет и он… А потом покатится и моя симпатичная голова.
— Я люблю свою голову, мсье Снейп, — добавила она. — Я люблю жизнь. Мне не следовало бы помогать вам. Вы были Упивающимся смертью, очень плохим и злым человеком.
— Был. И есть.
— Ну, я и сама дурная женщина. Не злая, но плохая. Я тщеславна и эгоистична. Слишком много трачу и все всегда хочу делать по-своему. И все же я люблю. Ужасно люблю. Люблю эгоистично и упрямо. Я заставила Билла покинуть Англию. Он остался бы там и позволил бы поставить себе метку, позволил бы засунуть себя в клетку, потому что это было необходимо и благородно. Я сказала: «Чушь». Может быть, для вас и будет правильно и благородно отступиться и позволить своему другу умереть, но если бы я была на вашем месте, я поступила бы так же. Я сделала бы все, что в моих силах, чтобы он выжил.
— Я помогу вам, — решила она. — Мне нужно три дня на подготовку. К концу этого срока приводите своего друга сюда.
— Merci beaucoup[2], — сказал Снейп. — Спасибо, мадам.
* * *
Ремус проснулся в спальне увитого виноградными лозами дома, в Париже, в объятиях Северуса Снейпа.
— Как я здесь оказался? — спросил он.
— Это просто заклинание, иллюзия, — отозвался Снейп. — Ты никуда не уходил. — И он заткнул Люпину рот грубым, неуклюжим поцелуем.
— Не надо, — слабо запротестовал Ремус, отворачиваясь. Еще один поцелуй. Руки Снейпа, все в пятнах от зелий, погладили его грудь, поиграли с сосками, дразня их, пока те не отвердели. — Остановись.
— Скажи мне, Люпин, — произнес Северус, — скажи, как вышло, что хорошему и доброму Ремусу Люпину всегда удавалось разбить мне сердце?
— Позволь мне уйти, дай мне умереть. Я уйду из твоей жизни навсегда. — Сердце его застучало стремительно и неравномерно. Снейп поцеловал его еще раз.
— Ты лицемер, Люпин, — сказал он. — Гораздо более двуличный, чем когда-либо был я. Используешь других, позволяя им использовать тебя. Это придает тебе видимость невинной жертвы, но тем не менее — ты используешь других. Ты использовал Драко, подпитав его безумие. Используешь меня. Используешь, чтобы спасти себе жизнь. — Он сжал рукой член Люпина. Оборотень застонал и выгнулся назад, прижимаясь к любимому.
— Ты приехал сюда, потому что знал, что я не позволю тебе умереть, — продолжил Северус, поглаживая его медленными, плавными движениями. — Ты приехал вовсе не из-за любви. В Англии полно тех, кто мог бы любить тебя и наблюдать, как ты угасаешь. Ты пришел ко мне, потому что знал, что я заставлю тебя жить. На самом деле умирать ты не хочешь. Веришь, что должен это сделать, что независимо от того, что ты делал или видел, ты должен умереть, но умирать не хочешь, иначе никогда бы не приехал ко мне.
Люпин извивался в объятиях Снейпа, сражаясь за каждый вдох. Мышцы бедер и живота мучительно сокращались, отзываясь на разгорающееся возбуждение. Сердце готово было взорваться, но он двумя руками вцепился в руки Северуса, побуждая того двигаться быстрее.
— Ты проник в мой разум. Ты не имел права… — выдохнул Ремус.
— Я делаю то, что от меня и ожидалось: вторгаюсь, граблю, вынуждаю тебя жить вопреки твоему собственному желанию. Я даю тебе то, что ты хочешь, позволяя делать вид, что это не твой выбор. — Еще один поцелуй. — Ты знал, что я не отпущу тебя. Я ужасный человек. Я разрушил жизнь своего отца. Я паршивый учитель, убийца, я предал всех, кто когда-либо доверился мне, всех своих хозяев и всех друзей. Единственное, что я мог, чтобы хоть как-то искупить причиненное зло, — это защищать детей, вверенных моей заботе, и любить тебя. Ты испортил и то, и другое, оборотень, но мое обещание по-прежнему в силе. Я не могу разочароваться в Драко и не стану разочаровываться в тебе.
— Ты наконец мой, Ремус Люпин, — прошептал зельевар. — Ни Поттера, ни Блэка, только мой. Тебе не нужно больше лгать.
Отчаянно задрожав, Люпин кончил и почти без чувств лежал теперь в объятиях Снейпа.
— Не дай мне умереть, Северус.
— Ты не умрешь, — отозвался тот. — Я обещаю.
___________________________
[1] Алая буква (Scarlet Letter) — алая буква «A», пришивавшаяся ранее на одежду прелюбодейки как символ позора; от слова «adultress».
[2] Merci beaucoup (фр.) — большое спасибо.
07.03.2010 Глава 5
Тот вальс, тот вальс, тот вальс, тот вальс
Тлена и коньяка.
Тень дыханья легка,
Шлейф чуть колышет волна.
«Take This Waltz», Леонард Коэн. Перевод М. Немцова
— Bonjour, messieurs[1], — окликнул их возле самых дверей особняка Билл Уизли. — Добро пожаловать.
И Снейпа, и Люпина его появление застало врасплох. Северус не видел молодого человека, бывшего своего студента и коллегу по Ордену феникса, с тех пор, как на того напал Фенрир Грейбэк. Он хоть и слышал, что Билл довольно серьезно пострадал, но оказался совершенно не готов к зрелищу располосованного шрамами некогда красивого лица.
Ремус с новым обликом Билла был уже знаком, но встреча с тем, кто знал его как доброго и порядочного человека, когда скрытая в глубине души темнота себя еще не проявила, буквально потрясла его. Встреча с тем, кто знал, что он, некогда добрый и порядочный, стал в итоге любовником Упивающегося смертью. Но больше всего Люпина потрясло осознание, что он живет сейчас под одной крышей с мальчиком, который с улыбкой, прямо у них на глазах, убил отца Билла Уизли.
Но какую бы неловкость ни испытывали в его присутствии гости, на Билле Уизли это никак не сказалось. Он казался таким же учтивым и спокойным, как и прежде. Билл пригласил Снейпа и Люпина в дом, словно те решили навестить их запросто, по-дружески, а не прибыли для участия в запрещенном обряде.
Однако кажущаяся обыденность исчезла, как только они вошли в бальную залу. Все помещение, выполненное в виде восьмиугольника, включая высокий потолок, было затянуто плотным черным бархатом. Почти неразличимая в полумраке драпировка сбегала по стенам вниз, выстилая пол подобно ковру. Если всмотреться в черноту бархата, можно было обнаружить мерцавшие на нем звезды. Единственным источником света служила вытесанная из камня женская голова, от которой исходило белое сияние. По центру комнаты располагалась каменная плита, возможно, невысокий стол или скамья, хотя больше это напоминало могилу. Сверху плита была усыпана увядшими и засыхающими цветами, от их густого аромата перехватывало дыхание. На краю стола лежал изогнутый, покрытый пятнами каменный клинок.
— Мы не можем, — произнес Люпин, не отводя глаз от клинка. Он повернулся к двери, но Билл преградил ему путь.
— Прости, приятель, — сказал он. — Флер дала четкие указания. Раз уж вы сюда зашли, уйти можно будет только с ее разрешения.
В комнату вошла мадам Делакур-Уизли. Ее золотистые волосы свободно ниспадали на плечи, глубокий вырез белой мантии без единого шва не скрывал пышной груди.
— Ainsi vous êtes venus[2], — произнесла она. — Вы пришли. — Двери захлопнулись, и бархатная драпировка скрыла само их существование. Флер указала на Люпина. — Chéri, si vous assurez celui-ci n'obtient pas de ma manière[3], — велела она. Билл заломил Ремусу руки за спину.
— Извини, приятель, — сказал он, — тебе придется на все это смотреть. Зрелище то еще, но вмешаться ты не сможешь.
Флер повернулась к Снейпу.
— Мой муж проследит за вашим другом, — пояснила она. — Теперь что касается вас. Me regarder![4] Посмотрите на меня. Посмотрите на мои руки, прекрасную белую грудь. Скоро эти руки глубоко погрузятся в ваше тело, эта грудь покраснеет от вашей крови. Эти руки будут держать ваше сердце, этот рот отведает вашей плоти. Это последний шанс отказаться. Желаете ли вы пройти через все это?
— Северус, не надо, — закричал Люпин. — Она убьет тебя.
— Я хочу пройти через это, — ответил Снейп.
Вейла улыбнулась, ее прекрасные черты исказились в злобной, кривой усмешке.
— Il donne le consentement[5], — сказала она. — Приступим.
Флер положила одну руку Люпину на грудь, вторую — на грудь Снейпа. Из ее горла рвались бессловесные завывания, руки, казалось, потеряли материальность, погружаясь в их тела, пальцы походили на туманную дымку. И тут внезапно она сжала кулаки и рывком выдернула их прочь.
Снейп побелел и, схватившись за грудь, упал на колени. А Люпин ощутил, что впервые за целый год смог свободно вздохнуть.
— Что вы натворили? — требовательно воскликнул он. С неожиданной для ее хрупкой фигурки силой Флер вздернула Снейпа на ноги и толкнула на каменный стол.
— Ваш недуг перешел в него, — сказала она. — Убивая его так же, как прежде убивал вас. Даете ли вы свое согласие, чтобы извлечь это, мсье Люпин?
— Да, — отозвался он, и вейла схватила каменный клинок. — Нет. Положите нож.
— Le sang doit couler[6]. Иного способа нет. Я должна вырезать это, или он умрет, а недуг вернется к вам обратно. Даете вы согласие?
— Да, — устало отозвался Ремус. — Поступайте, как знаете.
— Хорошо. — Она залезла на стол и уселась на Снейпа верхом. Ухватившись одной рукой за темную мантию, другой она разрезала на нем одежду, обнажив бледную грудь. Затем сжала обеими руками клинок и занесла над головой.
Флер вонзила клинок Северусу между ключиц, погрузив его по самую рукоять, и единым безжалостным движением распорола обнаженную грудь. Снейп заорал — от невыносимой боли, от ужаса происходящего. Люпин тоже завопил, и даже Билл, который, чтобы сохранить хладнокровие, закрыл глаза, кричал не переставая: «Флер, нет». Но все их крики оказались перекрыты пронзительной песней вейлы.
Она извлекла нож, отбросив его на пол, и по локоть погрузила руки в распахнутое ею тело. Как она и обещала, ее ладони были глубоко внутри — ее грудь и руки, прекрасное лицо и волосы обагрились кровью, — но там была не только кровь. От раны исходило какое-то сияние.
— Je l'ai[7], — торжествующе воскликнула она. — У меня получилось. Я держу его. Я держу его сердце. Вот где живет тайна. Скажите мне, оборотень, могу ли я достать его сердце.
— Нет, — закричал Люпин. Он бесформенной кучей рухнул на пол, по щекам текли слезы. — Ты убила его, ты чудовище.
— Он жив, — усмехнулась вейла, — но очень скоро умрет, если вы не позволите мне продолжить. Дайте мне разрешение вынуть его сердце.
— Если ты убила его, я вырву твое сердце, Флер Делакур.
— Если он умрет, это будет ваша вина — если вы не ответите «да» на мой вопрос.
Люпин стиснул зубы, безуспешно пытаясь вырваться из захвата Билла, потом сдался.
— Да!— крикнул он.
Когда она вытаскивала руки из распростертого под ней тела, свечение становилось все сильнее. И стало почти ослепляющим, когда Флер извлекла из груди сердце, от которого в разные стороны исходили языки темного пламени. Цветом своим оно походило на тьму и было все утыкано длинными иглами.
— Non. Baiseur de mere![8] — закричала Флер. — Это плохо. Это очень плохо. Я не знала, что он будет настолько нечистым сосудом. Тот, чье сердце так сильно повреждено, вообще не должен был оказаться способным на подобную жертву. Возможно, я ни одного из вас не смогу спасти.
Она принялась вытаскивать иглы и отбрасывать их прочь. Когда все они были удалены, из сердца забила фонтаном какая-то темная жидкость. Кровь это или сама тьма, понять было невозможно.
Флер радостно взвизгнула.
— Мне повезло, — провозгласила она. — Я обнаружила его сердце раньше, чем оно разрушилось. Вы должны еще раз сказать мне «да», мсье Люпин. Вы должны позволить мне вынуть ту убийственную тайну из его сердца.
Люпин согнулся почти до пола, стараясь отвернуться, а Билл всеми силами пытался не дать ему преуспеть в этом.
— Сделайте это, — приказал вейле Ремус. Билл поднял голову и открыл глаза. Флер поднесла окутанное темнотой сердце ко рту и, откусив от него кусок, швырнула обратно в растерзанную грудь. Она выплюнула в руку молочно-белый стеклянный шарик, похожий на содержащую пророчество сферу.
— У меня получилось, — воскликнула она.
* * *
— Не пытайся разговаривать, Северус, — произнес Люпин, когда на короткий миг веки Снейпа, задрожав, приоткрылись. — Ритуал завершен… Все получилось. Сейчас ты дома, только ранен. Тебе надо отдохнуть и подлечиться.
— Ты будешь жить? — хрипло, чуть громче шепота, прозвучал голос Снейпа.
— Да. Пока буду.
— Что это было? Что убивало тебя?
— Она отдала это тебе. У тебя в руке, посмотри.
Северус разжал кулак — внутри оказалась стеклянная сфера.
— Возьми, — сказал он. — Можешь сделать с ней все что угодно. Можешь разрушить ее или сохранить на память. Я не хочу, чтобы она была у меня.
— Нет, оставь себе. Я хочу, чтобы ты знал правду, Северус. Хочу, чтобы ты увидел все своими глазами. Только не сейчас. Когда наберешься сил.
Когда Снейп снова заснул, Люпин вышел в сад. Драко был уже там и курил.
— Чего тебе нужно, оборотень? — требовательно спросил тот. — Еще раз потрахаться?
Виноградные лозы вокруг него задрожали. Люпин осторожно вытащил палочку.
— Я хочу, чтобы ты рассказал мне, что случилось с глазами Северуса, — произнес он.
— Я должен был убить Дамблдора, — ответил Драко. — Когда я провалил свое задание, Волдеморт хотел наказать меня, а Северус попытался защитить. Он просил Темного Лорда наказать его вместо меня. Лорд был рад этому — ему нравилось мучить Северуса. Он всегда мог сломать его, не важно, насколько тот был заносчивым или разгневанным. Однажды Волдеморт захотел вырвать ему глаза. Но это даже не было самым страшным или самым болезненным. Лорд по-прежнему нуждался в Северусе и через несколько недель вырастил ему глаза снова. Вот собственно и все.
— Он прошел через все это ради тебя? — переспросил Люпин.
— И счел, что дело того стоило, — горько вздохнул юноша.
Зеленая вспышка, и юноша рухнул на землю. Люпин вытащил из его пальцев еще тлеющую сигарету и втоптал ее в грязь.
_____________________
[1] Bonjour, messieurs (фр.) — Добрый день, господа.
[2] Ainsi vous êtes venus (фр.) — Итак, вы пришли.
[3] Chéri, si vous assurez celui-ci n'obtient pas de ma manière (фр.) — Дорогой, чтобы у нас все получилось, вы не должны ко мне приближаться (вольный перевод).
[4] Me regarder! (фр.) — Смотреть на меня!
[5] Il donne le consentement (фр.) — Согласие получено.
[6] Le sang doit couler (фр.) — Должна пролиться кровь.
Когда Люпин вернулся от мадам Уизли, Снейп был на кухне, превращенной им в лабораторию, — одевался, наблюдая за бурлящими в нескольких котлах зельями. Видно было, что каждое движение давалось ему с большим трудом. На мертвенно-бледном лице застыло выражение крайнего напряжения, слипшиеся от пота темные пряди падали на лоб.
— Северус, тебе нельзя вставать, — воскликнул Люпин, — Флер говорила — не меньше недели, а прошло только три дня.
— Тебе нужно Волчьелычное зелье, — отозвался Снейп. — Кроме того, есть заказы от мсье Фано. Жить-то на что-то надо.
— Вот единственное зелье, которое должно тебя сейчас интересовать, — возразил Люпин, доставая принесенную с собой фляжку. — Это от Флер, чтобы залечить нанесенную ею рану. — Ремус осторожно перелил зелье в глубокий хрустальный бокал и велел: — Сядь.
Снейп опустился на стул и, приняв из его рук бокал, медленно осушил. Люпин опустился на колени и принялся расстегивать мантию зельевара:
— Давай я посмотрю на шрам.
Грудь Снейпа от ключиц до пупа пересекал ярко-красный рубец. Выглядел он достаточно уродливо, но все же значительно лучше той разверстой раны, которая была нанесена во время ритуала. Люпин провел пальцем по шраму — тот был горячим, но заживал быстро. Со временем он полностью исчезнет… В отличие от его собственных шрамов, в отличие от впечатавшихся в его ладони слов и изображений, в отличие от его воспоминаний.
Ремус губами коснулся шрама, а затем уткнулся в бледную грудь лицом. Северус обнял его за плечи и легонько поцеловал в макушку.
— Где Драко? — спросил он.
— Уехал, наверное, — отозвался Люпин.
— Врать ты не умеешь, да и Драко плохо знаешь. Он не ушел бы без Оборотного зелья, в своем собственном обличии. Фотография отца, с которой он почти не расстается, по-прежнему на месте. И сигареты тоже. Где он?
Люпин сжал руки Снейпа, переплетая их пальцы — словно хотел не обнять, а удержать. Затем, глядя ему прямо в глаза, ответил:
— В саду. Мертвый. Трансфигурированный в золу и мельчайшие частицы глины и перегноя. Превращенный в сумах и черные ирисы.
Снейп покачал головой. Он попытался отстраниться, но Люпин не позволил.
— Как ты мог? — глухо спросил он. — Ты, из всех людей?..
— Я говорил уже, Северус. Я не настолько мил или добр, как ты думаешь. И ничуть не нравственнее тебя. Я даже не был нравственнее его. Ни один из нас не заслужил права на жизнь. Я не хотел умирать, поэтому убил его. Считай это самоубийством по доверенности, если тебе так легче будет принять все это.
— Я не смогу принять. Не смогу простить.
— Ты сможешь. У обладания есть две стороны, Северус. Я принадлежу тебе, а ты мне. Ты продемонстрировал уже, на что готов, чтобы удержать меня. Потеря Драко вполне сопоставима с ритуалами вейл. Ты простишь меня, даже несмотря на то, что поступок мой непростителен.
На кухне воцарилась тишина. Когда Люпин ослабил наконец хватку, Снейп высвободил одну руку и достал из кармана стеклянную сферу.
— Я всегда любил тебя, — произнес он, — но никогда не доверял. Я всегда знал, что ты опасен. Не только оттого, что внутри тебя живет волк, но и потому, что у тебя есть тайны и ты погряз во тьме так же глубоко, как и я. Я должен увидеть то, что хранится в этом шаре. Я должен знать, что такого ты совершил, что смог так запросто убить Драко.
— Тогда сломай его, — отозвался Люпин.
Снейп сжал шар в кулаке, и стекло, оказавшееся более хрупким, чем скорлупа, треснуло, выпуская хранящуюся внутри тайну наружу.
* * *
В тот миг, когда Ремус добрался до зала, полыхнула ослепительно-яркая вспышка. Из груди Темного Лорда вырвался ужасный крик, и оба мага рухнули на пол. Люпин бросился к Гарри, краем глаза заметив, как возле тела Волдеморта склонился Упивающийся смертью, чье лицо скрывал капюшон. Скорбные крики Упивающихся возвестили, что Лорд мертв, а Гарри выжил.
Юноша улыбался.
— Я сделал это, — прошептал он. — Сделал. — Гарри не волновали ни полученные раны, ни ожоги, ни сломанная и согнутая под неестественным углом нога. Он не чувствовал боли — только радость. Люпин присел рядом с ним и притянул юношу к себе, а вокруг клубились дым и пыль. Оборотень плакал.
— Что случилось, профессор? — спросил Гарри. — Он умер. Все кончено. Мы победили.
— Прости меня, Гарри, — отозвался Люпин. — Это еще не конец. Пока не конец. Осталась еще одна часть души Волдеморта. Еще один хоркрукс. Дамблдор никогда тебе о нем не говорил, зато рассказал мне. — Он откинул со лба юноши темные пряди, открыв пылающий шрам в форме молнии.
— Это ты, Гарри, — прошептал он. — Последняя частица его души — в тебе. Она в тебе с раннего детства, с той ночи, когда он убил твою маму. Убивая тебя, Волдеморт хотел обеспечить себе бессмертие. Когда он выпустил то проклятие, его душа расщепилась, он был готов создать хоркрукс — но любовь Лили спасла тебя. Проклятие вернулось Волдеморту, и отколовшийся кусочек его души вошел в тебя. Вот из-за этого ты и владеешь серпентарго, из-за этого ваши разумы оказались соединены, вот почему твой шрам горел, когда Волдеморт оказывался поблизости.
Люпин обхватил руками шею юноши. Другого выхода нет. Своя палочка пропала, а палочка Гарри валяется рядом, столь же изломанная, как и ее хозяин.
— Прости, Гарри. Ты был единственным, кто мог победить Волдеморта, но нельзя позволить тебе пережить его.
Юноша пытался бороться, но его раны были тяжелее, чем у Люпина, да и сил меньше. Наконец Гарри затих. Оборотень поцеловал его шрам и баюкал в своих объятиях, пока к месту сражения не подоспели остальные.
Не было ни вопросов, ни расследования. Все приняли это как свершившийся факт — Гарри Поттер победил Темного Лорда и погиб сам. Тайна его гибели оказалась погребена в сердце Люпина, в отравленном стеклянном шаре.
* * *
— Можешь меня убить, если хочешь, — сказал Люпин. — Как я убил Гарри, как убил Драко. — Его голова лежала у Снейпа на коленях. Порезы на руках Снейпа, нанесенные разбившейся сферой, кровоточили, но тот не обращал на это никакого внимания. Он поглаживал щеки Люпина, ерошил спутанные седые пряди.
— Ты же знаешь, что я не стану этого делать, — отозвался Северус. — Я ненавижу, и презираю, и оплакиваю то, что ты сделал с Драко. Но именно поэтому ты стал мне еще дороже. Теперь, когда я потерял его, я не могу потерять еще и тебя. Я полагал, что ты приехал сюда, зная, что я заставлю тебя жить. Но я могу сделать больше. Я могу помочь тебе жить с тем, что ты сделал. Как делаю это сам.
— Когда ты нашел меня, — помолчав, продолжил Снейп, — ты сказал, что если я позволю тебе спокойно умереть, ты не станешь спрашивать ни о Дамблдоре, ни об Упивающихся смертью, ни о том, где я был во время последней битвы. Я не дал тебе умереть, как ты того хотел, и теперь ты должен спросить меня обо всем этом. Я узнал твою тайну, а теперь пришло время тебе узнать мою.
Vova
