Достойный любви

— И что, они действительно отреклись от тебя, вот так просто?

Я вздохнул, посмотрев на Ремуса, который сидел на кровати в доме Джеймса и с беспокойством разглядывал меня. Смутившись, я снова повернулся к нему спиной. Я не хотел видеть сочувствующих взглядов друзей.

— Мы все знаем, что это только вопрос времени, Лунатик. Ничего удивительного, так?

— Сириус…

— Я не хочу говорить об этом, пожалуйста, не надо. Уже все кончено. Больше не о чем беспокоиться.

Ремус подошел ко мне сзади и мягко прикоснулся к моему лицу.

— Если не о чем беспокоиться, тогда почему ты плачешь, Бродяга?

Я отошел от него, испытывая отвращение к себе за свою слабость.

— Да потому что я долбанный ребенок, вот почему. Я такой слабый и эмоциональный, и не удивительно, что моя семья захотела избавиться от меня.

Руки Ремуса обхватили мои плечи, разворачивая меня к нему лицом.

— Если это та причина, по которой они избавились, отреклись от тебя, тогда тебе станет только лучше без них. Если ты плачешь — это не говорит о том, что ты слабый. Это только делает тебя человеком и показывает, что у тебя тоже есть чувства. Ты можешь чувствовать, Сириус, правда. Это нормально.

Я тряхнул головой, пытаясь вырваться из его хватки.

— Это не нормально, Ремус. Не нормально. Это не нормально — плакать из-за того, что уже прошло, не нормально плакать из-за того, что я знаю правду.

— О какой правде ты говоришь? — спросил Ремус, сжимая руками мое лицо.

Я все еще пытался вырваться, чтобы убраться подальше от него, пока вся моя защитная стена не рухнула.

— Это не имеет значения.

— Сириус, — прорычал он, слегка встряхивая меня, — не лги мне. Мы не собирались хранить секреты друг от друга. Мы рассказываем друг другу все, так что скажи мне, что они могли такого сказать, чтобы привести тебя в такое состояние.

— Мы не рассказываем друг другу все, — прорычал я в ответ, отстраняя его руки от своего лица.

Он посмотрел на меня, сбитый с толку, и схватил за запястья.

— Что ты имеешь ввиду?

Я вздохнул, высвобождая руки, желая прекратить его прикосновения. Это становилось все сложнее, когда он был так заботлив, внимателен и мягок.

— Мы не рассказываем друг другу все, Рем. Не рассказывали и не будем. И так будет всегда. Мы будем скрывать некоторые вещи друг от друга. Мы должны.

Ремус встряхнул головой, его пальцы сомкнулись вокруг моих дрожащих рук.

— Я рассказываю тебе все, Сириус, все.

— Тогда ты не сказал мне, что был оборотнем, — выпалил я, тут же пожалев об этом, увидев, как он вздрогнул, опустив руки. Я не хотел говорить этого. Я только хотел, чтобы он перестал прикасаться ко мне, перестал смотреть на меня с мольбой во взгляде карих глаз. Я вздохнул.

— Пожалуйста, давай закроем эту тему, Лунатик?

— Нет, Сириус. Скажи мне. Что ты скрываешь от меня?

— Они назвали меня отвратительным, — в конце концов прошептал я, не в силах так долго держать все в себе, и отвел глаза, как раз увидев что-то за окном. — Они сказали, что я извращенец, что я ужасен, и что никто даже не полюбил бы меня. Они сказали, что я закончу существование шлюхой, продавая себя тому, кто захотел бы добровольно прикоснуться ко мне. Они были правы. Они правы. Они всегда будут правы.

Ремус задохнулся, пытаясь снова ухватиться за меня.

— Только не говори мне, что ты поверил им, — сказал он, смотря на меня широко раскрытыми глазами.

Я опустил голову, не в состоянии видеть его пораженный и обвиняющий пристальный взгляд.

— Все, что они сказали — правда, — шепнул я, слезы снова потекли по щекам.

Вдруг Ремус толкнул меня и прижал обеими руками к стене рядом с окном, яростно сверкая глазами.

— Расскажи мне, Бродяга, — со злостью выплюнул он, дрожа от гнева. — Ты когда-либо брал деньги за то, чтобы переспать с кем-то? Ты когда-нибудь занимался сексом с кем-то, кто не хотел тебя и кого не хотел ты? Чертов Бродяга, ты уже потерял девственность? Ведь недавно мы говорили, всего неделю назад, и я отчетливо помню, как мы оба сказали, что еще девственники и собираемся пока оставаться ими. Что-то изменилось?

Я быстро мотнул головой.

— Н-нет, ничего не изменилось…

— Тогда какого черта ты шлюха или извращенец, или вызываешь отвращение? Как ты можешь говорить такое о себе? Как ты мог позволить сказать им такое и честно поверить, что это правда? Черт! Ты совсем сошел с ума, Сириус? — он вздохнул, отпуская меня, и стал мерить шагами комнату моего лучшего друга. — Можешь не отвечать. Я знаю ответ. О, как же сильно я хочу вбить в твою глупую голову хоть что-нибудь. Ты сводишь меня с ума, Бродяга, кого угодно свел бы. Как ты мог поверить словам этих треклятых людей?

— Потому что я гей, — пробормотал я, уставившись в пол.

Ремус замер передо мной, но тут же внезапно пнул меня в голень, и продолжил шагать по комнате.

— Я правильно понял, ты, чертов мерзавец? Ты думаешь, что ты отвратительный и позорный, что ты извращенец и шлюха и другие долбанные прозвища, которыми ты можешь себя наградить, только потому, что ты хочешь трахаться с мужчинами охотнее, чем с женщинами?

Я кивнул, потирая заболевшую ногу и тут же получил болезненный подзатыльник и упал на пол, потеряв равновесие.

— Какого черта!? — выкрикнул я, сердито подняв глаза на моего друга.

Он вернул мне взгляд, наклонившись вниз так, что теперь наши глаза оказались на одном уровне.

— Ты чертов идиот, — пробормотал он, схватил меня и грубо поцеловал прямо в раскрытые губы.

Мне стало трудно дышать, я пытался отпрянуть, но Ремус прижал меня к себе, запустив руки в мои волосы. Наконец я застонал, так устав от борьбы с ним, от борьбы с собственными чувствами, и расслабился, прижимаясь своими губами к его как можно сильнее.

Как только я стал отвечать, Ремус смягчил поцелуй, мягко кусая мою нижнюю губу, втягивая ее в свой рот, проникая глубже языком внутрь, и затем медленно отстранился.

— Ч-что? — спросил я, ошеломленно глядя на оборотня.

Он покраснел и немного поежился, а потом посмотрел мне в глаза.

— Ты сказал, твои родители говорили тебе, что никто не полюбил бы тебя, Бродяга. Я доказал тебе, что ты ошибаешься.

— Что…— повторил я, смутившись.

Ремус просто улыбнулся мне, прикоснувшись к моему лицу, и снова поцеловал меня.

— Я люблю тебя, — прошептал он мне в губы, и вздохнул, когда я обнял его за талию.

— Правда? — пролепетал я, немного отстранившись, чтобы удивленно посмотреть на парня в моих руках.

Ремус закатил глаза, все еще немного улыбаясь.

— Нет. Я просто сказал это, чтобы поднять тебе настроение. — Он поднял руки, снова отвешивая мне подзатыльник, и засмеялся, когда я застонал от боли. — Конечно правда, чертов дурак. Как я могу не любить тебя?

— Ну…— пробормотал я, мягко улыбнувшись, когда он поцеловал меня снова, заставив замолчать прежде, чем я мог бы огласить весь список причин, по которым он не может любить меня.

Думаю, будет лучше, если я просто приму тот факт, что он любит меня, иначе я могу быть разорван разъяренным оборотнем.

— Я тоже тебя люблю, — прошептал я, широко улыбаясь, когда он снова поцеловал меня.

Ремус вздохнул, крепко обнимая мои плечи.

— Твоя семья не заслуживает тебя, Сириус. Я покажу тебе, что ты достоин любви. Я люблю тебя.

Я ухмыльнулся, обнимая русоволосого парня так же крепко, как он обнимает меня. Было приятно снова улыбнуться.