История одного оборотня

Знаете, я всегда любил читать книги, в которых часть внимания читателя обращают на описание повседневной жизни. Привычные, казалось бы, вещи добавляли некое ощущение реальности происходящего, и я буквально погружался в текст с первых слов и до последней строчки. Таких книг появляется все меньше и меньше, и я решил попробовать создать то, чего всегда так ждал от книг. Прошу, не воспринимайте эту историю как представление фактов предыстории войны — это просто история одного оборотня, которому разрешили поиграть в волшебство…

Будда

За всю свою жизнь я встречал многих людей, которых просто разрывало от желания узнать как это — быть оборотнем. Я не знаю. Я никогда не жил той самой обычной жизнью, которой так тяготится половина населения Лондона и поэтому мне не с чем сравнивать. Меня обратили совсем маленьким. Тогда, в детстве, это казалось забавной игрой — было интересно наблюдать, как твоя рука покрывается мягким мехом, а ногти удлиняются. Превращение было единственным волшебством, мне доступным. Дети любят чудеса, и я обожал ту ночь, когда мог бегать на четырех лапах и искать маму или папу по запаху. Это было совсем не больно — становиться волком. Мама, а она была колдомедиком, считала, что все это из-за того, то мое человеческое тело не сформировалось еще и наполовину, поэтому так легко допускало изменения. Я знал, что в будущем мне будет больно, и я нисколько не боялся. Я даже не испугался, когда спустя несколько лет среди собственных мыслей услышал чужие интонации, голос, а затем и чужие мысли.

У моего волка не было имени. Это я узнал в одно из осенних полнолуний, когда валялся на ковре в библиотеке и болтал с ним. Это был первый и последний раз, когда я сам заговорил с ним. Мой сосед по телу был, да и сейчас остается, невероятно древним существом, и он рассказывал мне что-либо исключительно по своему собственному желанию, которое в те времена появлялось невероятно часто. Мой волк действительно умел рассказывать. Воображение только и успевало рисовать с его слов картины: становище оборотней, великолепный скрытый в гуще леса сверкающий водопад или же необыкновенные утренние чудеса. Думаю, именно он научил меня видеть красоту такой, какой она была, никоим образом не поддаваясь на традиционные о ней представления. Жгучее желание увидеть все собственными глазами заставляло меня выбегать из дому через заднюю кухонную дверь. Я весело шлепал лапами по лужам, прибегал в лес грязный по самые уши и учился у Волка чутью. Иногда он лишь подсказывал мне направление, а я уже несся к очередному чуду, скрытому в листве — будь то ландыш или же цветущий магический папоротник, о котором я совсем недавно читал. Я вообще люблю читать.Возвращался домой я под утро счастливый, измазанный в

земле, послушно терпел мамины ворчания и процедуры умывания, в процессе которых иногда превращался обратно в человека, обливая маму водой. Она никогда на меня не ругалась, ровно как и папа. Кажется, это не только потому, что я был сообразительным и сравнительно тихим, послушным мальчиком. Порой я думаю, что родители хотели создать мне счастливые воспоминания для, по их мнению, ужасного будущего. Я благодарен им за это — те дошкольные года были самыми спокойными и беззаботными. Всегда хотел вернуться в то время.

Соседи избегали меня, как чумного. Все дети нашей окраины знали, что я «больной», хотя и не могли сказать наверняка, почему я так опасен, как им рассказывают их родители. Уже сейчас я понимаю их — никогда бы не пустил сына играть с мальчиком-оборотнем. Тогда мне было немного обидно, ведь я знал — я не опасен, и в полнолуние остаюсь самим собой, всего лишь обрастая шерстью. Не то что бы я так нуждался в общении — у меня были родители, книги, телевизор и изредка мой Волк, но ничто из этого не могло заменить того чувства, кода залезаешь на дерево раньше своих друзей. У меня не было настоящих друзей в том далеком детстве. Не знаю зачем, но я ходил к маггловской школе и наблюдал, как обучаются юные немагические дарования, через окно класса на первом этаже. Я даже мог слышать, о чем рассказывают на уроках биологии, а это был именно тот класс. Слышать в живую — это совсем иное, нежели читать то же самое в книгах. Я не смогу описать, чем отличаются эти два способа получения знания, и я так же не смогу сказать, какой из них лучше, ведь у каждого свои способности и таланты. Для меня всегда было абсолютно без разницы, каким образом получать знания, пусть это была такая незначительная мелочь, как нелюбовь одноклассников к очень умным детям. Они были одиночками в маггловских классах.

Сейчас мне смешно, но первой мыслью, когда в наш дом зашел странный старик, представившийся Альбусом Дамблдором и директором магической школы, и пригласил меня обучаться в этой самой школе, — что я стану таким же одиночкой, как маггловские отличники. Директор выглядел престранно — уже давно немолодой, сверкавший невероятно яркими голубыми глазами, одетый в какое-то платье — мантию светлых тонов, перевязанную самым неожиданным образом. Он говорил мягко и спокойно, но я чувствовал, что отказаться ни я сам, ни мои родители не смогут. Этот человек не оставлял выбора, настолько красиво и беззаботно он говорил, убеждал в том, что таким одаренным как я следует учиться в Школе. Я все гадал, когда же родители скажут директору, почему я никогда не смогу обучаться в этой магической школе. И мы все трое пришли в необычайное удивление, когда директор заявил, что он все знает о моей «болезни» и что он все уже подготовил. Родители сдались — и я был официально подтвержден как ученик Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс в середине июля 1971 года. Тогда же я впервые перестал контролировать собственные действия во время полнолуний. Мой Волк, молчавший уже несколько лет, прорывался на свободу каждый раз. Я держал его, как мог, держал в себе, но в то же время я понимал, что Волк по-другому и не может — он и так ждал столько лет. Звери не должны сидеть в клетках, и я выпускал его ненадолго. Я упросил маму не закрывать заднюю дверь, выходил ночью на улицу и только вдалеке от дома давал Волку такую необходимую свободу. Это похоже на то явление автопилота в маггловских книгах о самолетах — я видел, слышал, чувствовал все, но управлять не мог, да и не хотел — настолько радовался мой Волк. Он никому и никогда не причинял вреда, но в любую секунду все могло измениться, и я старался уйти как можно дальше от всего, чтобы хоть как-то снизить риск навредить кому-нибудь, но тем летом все было спокойно — мы просто носились по нашему лесу, с разбегу влетали в озеро…

Даже зная о том, что представляю опасность для окружающих, я все равно радовался предстоящей учебе в школе так же, как радуется маленький ребенок подаркам на Рождество. Я целиком и полностью погружался в тот новый для меня магический мир все больше и больше с каждым днем. Невероятно счастливая мама еще в начале августа начала таскать меня по разным магическим магазинам. Каждое утро я просыпался и сразу же бежал спрашивать у нее, поедем ли мы сегодня куда-нибудь. Если мы ехали, я от счастья бегал по всем комнатам и прыгал по всем кроватям, если же нет — я убегал обратно к себе читать волшебные книги, которые приобрел в прошлую поездку. От невероятной радости я мог превратить нехитрый процесс умывания в настоящий миниатюрный всемирный потоп, чтобы посмотреть, как одним заклинанием отец уберет все это безобразие. При мысли о том, что и я смогу так же, я разве что не летал.

Диагон-аллея была первым моим волшебным местом. С уверенностью могу сказать, что мы с мамой побывали во всех магазинах, что нашли на ней. Я чувствовал, что мама скучала по магическим вещам, которые не могла себе позволить, когда я был маленьким. Одним из первых магазинов, которые мы посетили, было ателье мадам Малкин. Одним простым заклинанием с меня сняли все мерки и мгновенно подогнали одежду по размеру, а я только лишь зачарованно наблюдал и послушно примерял все те мантии, что мне приносили. Я был целиком и полностью согласен с маминым выбором — необычно темная, почти черная мантия, несколько светлых и темных рубашек, штаны, издалека похожие на обычные джинсы — все было словно сделано для меня и на меня. Оказалось, что черный — мой цвет. Мама считала, что черный наиболее подчеркивает цвет моих глаз. Всегда знал, что она хотела девочку, а не мальчика. Мама утешилась тем, что и мальчика можно принарядить, и накупила мне невероятную кучу всякой разной одежды. Я и представить не мог, что все это мне придется везти с собой в школу. Мне было слегка стыдно перед остальными покупателями — такая куча одежды в невероятном количестве смотрелась просто неприлично. Я отчаянно позавидовал белобрысому мальчишке, который зашел в ателье один, купил мантию, похожую на мою и спокойно вышел на улицу. Наверное, так чувствовала себя и мама, когда ходила со мной в книжный магазин — меньше чем с пятью книгами я оттуда не возвращался. Лишь поход к Оливандеру понравился нам обоим: я никогда не забуду тепло волшебной палочки, когда коснулся ее, ту радость от простого фейрверка. Простого, но первого, сотворенного мной. Жаль, что тогда я постеснялся спросить, какую часть тела кентавра, а главное как Оливандер умудрился ее уместить в маленькую светло-коричневую палочку? Уж тем более я постеснялся спрашивать, как он отважился достать волос вейлы. Странная меня выбрала палочка.

Каждый раз мы возвращались домой с огромной кучей сумок, на обычном автобусе, шли через парк и я всегда думал — неужели я мог бы вот так же беззаботно качаться на качелях, гонять мяч, а потом стать простым банковским клерком как эти дети?

Август пролетел незаметно. Жизнь — это движение, и чем больше ты двигаешься, тем быстрее движется и она. Целый месяц я носился по дому, собирая и разбирая чемодан, проверяя наличие всего необходимого, проверял, работает ли палочка. Я ненавижу ждать, у меня просто не хватает терпения, хотя я довольно невозмутимый внешне человек. Я даже маму просил найти мне какое-нибудь занятие по дому, чтобы я за делами не считал времени. Тогда она отправляла меня в магазин или к бабушке в соседний район Лондона. Так и проходили мои последние дни в том году в родном доме.

Первое сентября 1971 года встретило нас ярким и невероятно теплым для начала осени солнцем. Оно весьма нагло пробивало своими почти прозрачными лучами мамины любимые золотые занавески. Несмотря на весьма ранний час, я радостно вскочил с постели и распахнул окно. Лето в том году наступило довольно поздно и упорно не верило, что сегодня его сменит осень. Я видел еще вполне зеленые листья на дереве, которое росло рядом с нашим домом со времен моего рождения, ощущал теплый ветер и отгадывал, что значит то или иное облако. Мне казалось, что белый пух на небе — это или листочек клена или рыбка...Я не считал времени, я не знал, сколько я простоял вот так вот — опершись локтями на подоконник и задумчиво смотря на облака до тех пор, пока мама не постучалась в мою комнату. Я всегда гадал — куда подевалось все мое счастье от предстоящей поездки? «Я не хочу туда» — подумал я, увидев улыбающуюся маму в нарядном переднике на пороге своей комнаты. Я боялся одиночества и боюсь до сих пор. За пять дней до полнолуния я ехал в абсолютно незнакомое мне место, в котором только один полусумасшедший старик (а я действительно считал директора именно таким) знал о моей звериной натуре в прямом смысле слова. Никакая жажда знаний не могла пересилить страх от возможного отсутствия друзей. Я не обольщался на свой счет — я не выглядел как напарник для игр и шалостей, насколько я серьезно выглядел для своих одиннадцати лет. Максимум, на что я мог тогда рассчитывать, — несколько таких же влюбленных в книги и живущих в мире мечтаний, как и я. Это оставляло мне тоненький лучик надежды на то, что учеба в Школе не окажется тяжким бременем. Одному…Неизвестно куда …Да что говорить, я и сейчас предпочту не лезть в неизвестность сломя голову, особенно в одиночку!

Выбора у меня все равно не было, и родители выглядели невероятно счастливыми, провожая меня на Хогвартс-Экспресс. Мы даже выехали несколько раньше, хотя, полагаю, это было связано с непостоянством маггловских автобусов, ведь собственной машины мы не имели. Бежать со всей силы на стену…Сидя на потрепанном сиденье низенького автобуса и прижимая к себе очередную книгу, я и подумать не мог, что решусь на такое. Магический мир был странным, это я уяснил еще с появления директора, а значит и переход должен ему соответствовать. Я ожидал увидеть нечто вроде телефонной будки Министерства, про которую рассказывал отец. Опускаешь монету в телефон, называешь имя и опускаешься под землю. Оказалось, ничего подобного. Мама, с привычной для нее теплой улыбкой и теплым выражением глаз (полагаю, это у меня от нее), объясняла мне про эту злополучную стену. Я даже и думал про то, что это шутка, но кивающий отец не любил шутить, а значит это пугающая реальность. Не то, чтобы я так боялся стенок — разбить себе лоб или нос в начале учебного года я честно не планировал. Вид пробегавших мимо ребят, исчезавших в стене, нисколько меня не успокаивал, и я простоял бы так до самого вечера, если бы отцу это не надоело и он весьма ощутимо подтолкнул меня к металлическому барьеру вокзала. Благоразумно решив отключить мысли, я просто осторожно протянул руку и коснулся…Пустоты. Ничего не произошло, когда я оказался на платформе девять и три четверти. Никаких ощущений магии, никаких погружений словно бы в жидкость…Родители вновь заулыбались и посоветовали мне поменьше читать немагическую фантастику. Чтоб они понимали в ней…

Мне было неуютно в такой толпе детей и большинства счастливых родителей. Мне казалось, что я просто потеряюсь среди этих всех незнакомых лиц, просто буду задавлен ими и их огромными тележками с гордыми совами. И в то же время это было великолепно — чувствовать себя частью такой массивной жизни, чувствовать себя частью этих счастливых первокурсников. Сколько себя помню, я всегда страдал от противоречий в самом себе. Это довольно трудно исправить, но куда легче переносить, признавшись себе в этом. Когда ты часть чего-то, ты как никогда раньше ощущаешь то, что жизнь идет полным ходом. Никоим образом я не задумывался о том, что смогу стать для любого из этих магических детей больше, чем одноклассником. Нет, конечно, я ощущал на себе некоторые заинтересованные взгляды, но я считал причиной свои глаза. Магглы всегда обращали на них внимание и провожали меня задумчивыми взглядами. Я же не видел ничего необычного в своих всего лишь светло-карих глазах и запомнил себе на будущее поинтересоваться у однокурсников, чем они впечатляют равнодушных обычно магглов. Я чувствовал на себе достаточно взглядов в тот момент для того, чтобы потерять шаткое душевное равновесие и опять почувствовать себя неуютно. Это чувство сохранялось даже тогда, когда я нашел свободное купе, опустился на светло-голубое сиденье и попытался расслабиться. Я слышал смех и разговоры даже сквозь стены, видел через стеклянную часть дверей снующих туда-сюда будущих и уже студентов. Хотелось ли мне присоединиться к кому-нибудь из них? Возможно. Мне было бы интересно поболтать с кем-нибудь об Хогвартсе или магическом мире, и я боялся показаться глупым со своим незнанием. Не знаю, решился бы я, наконец, выйти из своего купе, если бы ребята сами ко мне не пришли. Скачать, что я удивился — ничего не сказать. Двое темноволосых мальчиков затаскивали чемоданы в мое купе, даже не обратив на меня никакого внимания, хотя я и разглядывал их во все глаза. Наконец невысокий мальчик в круглых очках, с непокорной копной волос и темными глазами расположился на противоположном моему сидении и стал невозмутимо меня разглядывать. Второй темноволосый и высокий мальчик с поразительной синевы глазами со всего размаху опустился рядом со мной, едва не задев меня локтем.

— Извини, что мы так бесцеремонно сюда ворвались, — подал голос мальчик в очках. — Я Джеймс.

— У нас выбора не было, все равно все свободные места заняли до нас, — жизнерадостно сообщил мне синеглазый. — Я Сириус!

— Ремус Люпин, — эти двое продолжали меня удивлять. Я почти смирился с тем, что меня игнорируют, и никак не ожидал, что со мной заговорят.

— Приятно познакомиться, — почти хором заявили мне Сириус и Джеймс. Прошло столько времени, а я до сих пор помню чертят, которые поселились навечно в глазах Сириуса, помню, как улыбался тогда Джеймс. Они не предлагали мне дружить, никогда. Они просто вошли в мою жизнь, не спрашивая, и так там и остались. Иногда мне кажется, что они выбрали единственно правильный путь. Я никогда не стал бы соглашаться на дружбу сам, я боялся ее как чего-то абсолютно чужого. Мне казалось, я не умею дружить. А им было все равно, они сидели рядом, шутили и смеялись, играли в карты. Я наблюдал.

— Вы друзья? — решился тогда поинтересоваться я.

— Конечно, с этого момента и до гроба, — заверил меня Сириус под недовольным взглядом Джеймса. Ему очень не хотелось зарекаться на такой большой срок, но он ничего не сказал. — Я бы хотел, чтобы ты присоединился к нам!

Он подмигнул мне и принялся мешать магические карты, не замечая бушующих во мне противоречивых чувств. Я не сразу заметил, что выглядел Сириус весьма и весьма довольным. Я понял, что уже попал и согласие мое никому не требуется. В этом был весь Блэк — он просто нагло врывался во что-либо, очаровывал своей дерзостью и просто не принимал отрицательного ответа. И я был так же очарован беззаботностью и самоуверенностью этого мальчика. Я завидовал ему белой завистью, ведь так легко общаться с незнакомыми я не мог. Да и вообще легко общаться не мог. Понятия не имею, как Сириус это узнал, но он принял на себя роль души нашей компании, в чем я нисколько не сомневался — Блэк не отпустит меня и Джеймса от себя. Кинув слегка наигранный грустный взгляд на меня, Джеймс улыбнулся. Мы друг друга поняли.

Так неожиданно у меня появилась своя компания, пусть странная, лишенная здравого смысла, но она была. Сейчас я и представить не могу, что в друзья мне могли попасться совершенно другие люди, такие как Северус или Лили. Я подходил Сириусу и Джеймсу так же, как и они мне. Им не хватало моей серьезности, моего здравого смысла и немного изощренной фантазии. Мне же не хватало их легкомыслия, самоуверенности и такой силы, которую Сириус излучал даже в одиннадцать лет. Конечно, это не значит, что Сириус и Джеймс ходили по вагонам и искали именно вот такого тихого подростка. Спонтанно, неожиданно, но в то же время идеально. Признаюсь, я думал, что компания Сириуса будет большая, что он и Джеймс подружатся со всеми, кто едет в этих вагонах. Меня раздражало это — я невероятный собственник, в чем до сих пор боюсь себе признаться. Мне казалось, что дружбой нельзя делиться и я с горечью ожидал того момента, когда вокруг Сириуса и Джеймса начнет собираться толпа, а я окажусь где-то на заднем плане. Наверное, это тяжело понять тем, у кого были или есть лучшие друзья, но те, у кого их не было могут понять меня. Когда ты приобретаешь то, чего у тебя не было, то, чего ты неосознанно желал, делиться абсолютно не хочется. Так и я не хотел отдавать Джеймса или Сириуса кому-то другому и вновь оставаться одному.

— Могу я присоединиться к вам? — погруженный в собственные мысли, я и не заметил, как двери нашего купе открылись, впуская низенького и неприметного мальчика с блеклыми глазами и волосами.

— Да не вопрос, — добродушно разрешил Сириус, копаясь в карманах.

— Я Питер, — застенчиво представился мальчик и поставил свой чемодан рядом с последним четвертым сиденьем.

— Пэн? — улыбнулся Джеймс, отвлекшийся от созерцания какого-то яркого магического журнала.

— Нет, Питтегрю, — застенчиво улыбнулся в ответ Питер.

Сириус с интересом осматривал новоприбывшего. Мне казалось, что он думает о том, чем ему может быть полезен Питер. Он раздумывал недолго, после чего оглядел нас и выдал совершенно счастливую улыбку. Отчего Джеймс вздрогнул, а я пожелал оказаться подальше отсюда. Пусть мы и знали Сириуса совсем недолго, от силы час (Джеймс встретил Сириуса только в коридоре перед моим купе), мы уже знали, что ничего хорошего и скучного нам определенно не грозит.

— Прошу тебя, Сириус, скажи сразу, что ты придумал и дай нам время сбежать? — вздохнув, сказал Джеймс.

— Могу ничего и не говорить, — надулся Сириус и картинно вскочил с сиденья, порываясь выйти из купе, на пороге которого нарисовались еще двое неизвестных.

— Проходной двор какой-то, — опять грустно вздохнул Джеймс и уставился на очередных гостей.

— А я уже начал надеяться, что найду в этом паровозе свободное купе, — протянул один из прибывших, невероятно светловолосые, сероглазый, еще более уверенный в себе, чем Сириус, он настораживал.

— А я уже пожалел, что согласился пойти с тобой, — тихо заметил второй гость из-за спины блондина, внимательным взглядом осматривая нас четверых. У меня было такое чувство, что я попал под маггловский рентген. Никогда не думал, что взглядом можно передать такое количество презрения. Я не знаю, чем заслужил его, но заводить врагов я отчаянно не хотел.

— Вам не видно, что здесь нет свободных мест? — сузил глаза Сириус, как будто почувствовал соперника по силе.

— Ни за какие сокровища Гринготтса я бы не расположился здесь с вами, даже если бы они и были, — холодно бросил блондин и вышел из купе, второй мальчик поспешил за ним, не обронив ни слова.

— Надутый павлин, — буркнул Сириус и вернулся на свое место, поняв, что проиграл этот раунд. — И нечего ржать!

Джеймс, пытавшийся до этого скрыть улыбку, весело расхохотался, да и я не смог удержаться от улыбки. Сириус не любил проигрывать, и выглядел таким несчастным, что не улыбнуться было нельзя.

— Предатели, — пробурчал Сириус, сверля взглядом веселившегося Джеймса.

— Прости, Сири, но этот блондин реально тебя сделал, — виновато улыбнулся Джей. — Видел бы ты свое лицо! Сириус ничего не ответил, а я продолжал улыбаться. Эти двое ругались как старые супруги, и я внезапно понял, что могу и хочу это им сообщить, что я незамедлительно и сделал, получив в ответ двумя подушками, которые еще несколько мгновений назад разделяли сидения на места.

— Говори вам после этого комплименты, — недовольно заявил я, снова получив по голове коробкой от шоколада, который Сириус купил у жизнерадостной женщины с тележкой сладостей под аккомпанемент смеха Джеймса.

За окном стремительно темнело, я с трудом мог различить контуры деревьев, проносящиеся с огромной скоростью за окнами. Попытки определить местонахождение Хогвартса я бросил еще до того, как ко мне присоединились Сириус и Джеймс — я слишком плохо ориентировался в движущемся пространстве, да и карту Лондона запомнил размыто (мне было жутко интересно, куда нас все-таки везут — через местоположение вокзала и направление путей я мог бы примерно определить местность). С появлением ребят я перестал волноваться о том, куда, в конце концов, приеду — я был уверен, что они меня не бросят. Почему я никогда не упоминаю Питера? Я никогда не считал его своим другом, скорее приятелем. Да и приятелем тоже с натяжкой — я чувствовал, что страх в этом маленьком мальчике пересилит все, если понадобиться. Это чувствовал не сколько я, сколько мой Волк. Питер настораживал его, в то время как Сириуса и Джеймса он принимал вполне равнодушно. Мысли проносились в голове синхронно с очертаниями лесов за толстым стеклом. Вполуха я слушал то, о чем спорят Сириус и Джеймс, иногда вмешивался, когда мне было что сказать. До прибытия в Хогвартс мы успели переболтать обо всем на свете. Начиная от факультета (я благоразумно промолчал) до маггловских сладостей. Мы привыкали к новой одежде, непривычной и пока не очень удобной. Правила школы предписывали нам одевать рубашки с длинными рукавами, хотя Сириус одел с короткими, авторитетно заявив, что ему жарко и терпеть жару он не собирается. Я же выразительно посмотрел на свою рубашку с длинными рукавами и абсолютно черную, после чего решил правила Школы не нарушать, хотя и очень хотелось. Сириус был прав — на улице было невероятно душно. Героически вытерпев веселье новых друзей по поводу моей «легкой» одежды, я направился к лодкам вперед них, показывая легкую наигранную обиду. Я не обиделся, однако приучать Сириуса и Джеймса к веселью надо мной было не очень здравой мысль. Пока я с удивлением разглядывал огромное озеро, тихо плескавшееся, сверкающее и невероятно теплое, я заметил невероятный блеск где-то сбоку от себя. Казалось, тот заносчивый блондин светился в темноте, но меня удивляло совсем не это.

— Первый день, а ты уже нажил врагов среди старшекурсников, Сириус, — с легким беспокойством отследил мой взгляд Джеймс.

— Танки грязи не бояться! — лихо ответил Сириус и плюхнулся в ближайшую лодку, та подняла тучу брызг, и я оказался мокрым по самую макушку. — Ой…

Твердо пообещав себе не задушить Сириуса ночью подушкой, я аккуратно ступил в лодку, смерив наследника Блэков многообещающим взглядом. Тот очаровательно улыбнулся и пожал плечами. Вздохнув, я сел на скамеечку и горестно подумал, что пора привыкать не спускать Блэку ничего с рук: он и так избалован по самую макушку. Другие ученики, так же как и мы, с невероятным шумом рассаживались по лодкам, пытались спихнуть друг друга, пока лодки не начали свое движение. Это была магия в чистейшем виде, первая магия волшебников, которая поразила меня до глубины души. Вероятно, эти лодки следовали за самой первой и самой далекой лодке, в которой сидел невероятно высокий и плотный человек. Небольшая кучка лодок в полнейшей тишине рассекала озерную гладь, изредка скрипели светильники, подвешенные к каждой лодке, или же трещало дерево. Я был зачарован объединенной красотой леса, замка и озера. Высокий и массивный светлый замок с освещенными окнами отчетливо выделялся на фоне колышущегося темного леса и отражался в огромном озере, которое растянулось, вероятно, на целый километр. Я был уверен, что большинство почувствовало ту силу, что исходила от замка. Этот замок безопасен, и он станет домом. Это на первом курсе понимали все, глядя на эту великолепную картину — как будто невероятно талантливый художник использовал лишь четыре цвета— белый, темно-синий, черный и золотой. Почти созревшая луна добавляла этой панораме таинственности, окутывая все легким серебристым цветом. Хогвартс покорил всех первокурсников — изумление и восхищение читалось в поведении всех новичков. Он влюбил в себя всех так же, как влюблял веками. Я опустил руку за борт лодки и легко коснулся поверхности теплого озера, волнуя отражение одной из башен замка.

Невозможно сказать, сколько же времени длилось наше водное путешествие, ориентируясь лишь на свои собственные ощущения. Мне казалось, что целую вечность я наблюдал мерцавшие звезды и наслаждался тишиной, в то время как Сириус уверял, что прошло не больше десяти минут. Наш спор разрешил проходивший мимо темноволосый и ничем не примечательный мальчик, язвительно сообщивший нам о наличии у Джеймса на руке часов. Тот, под откровенно издевающимся взглядом Сириуса, поспешно глянул на циферблат и важно объявил о том, что только что пробило семь часов вечера. Мы плыли ровно двадцать пять минут, невероятное количество времени даже для такого огромного озера.

— Может еще поинтересуешься у нас, где твои очки? — усмехнулся Сириус и в тот же момент сорвался с места, спасаясь от разъяренного Поттера. Мне ничего не оставалось, как поспешить за двумя клоунами, по счастливой случайности, назвавшими себя моими друзьями. Оставив остальных первоклашек далеко позади, я нагнал ребят у самых дверей замка, как раз вовремя, чтобы стащить Джеймса с шеи Сириуса, который так и порывался если не заехать ему по уху, то уж откусить точно.

— Детский сад, — прокомментировал темноволосый спутник блондина, все это время находившийся в тени каменных стен.

— А ты откуда тут взялся? — хором поинтересовались мы у него — всех первоклашек мы оставили позади, а вперед нас никто не уходил, это мы видели точно.

-Я предпочел теплые кареты ненадежным лодкам,— невозмутимо пожал плечами брюнет.

— Разве первокурсникам позволено ехать в каретах? — недоверчиво спросил Джеймс, оставивший в покое Сириуса.

— А кто говорил, что запрещено? — мальчик весьма наигранно поднял бровь.

Мальчики не нашлись и оставили в покое это странное создание, оставляя за ним последнее слово.

— Я голодный! — трагично известил нас несколько позже взъерошенный наследник Блэков и грустно оглядел нас всех подряд.

— А я, допустим, в туалет хочу, но это не значит, что я должен сообщать об этом всему своему окружению, — вновь невозмутимо подал голос темноволосый и темноглазый, совсем незаметный в темноте мальчик.

— Ты уже сообщил,— заулыбался Сириус и вытащил незадачливую тень на свет лунный. — Как тебя зовут?

— Северус, — попытался вырваться из хватки Блэка мальчик.

Тот словно бы и не замечал телодвижений Северуса и задумчиво осматривал его.

— Странный ты какой-то, — вынес через некоторое время вердикт Сириус и отпустил уже присмиревшего Северуса.

— Это комплимент или диагноз? — поинтересовался Северус, поправляя мантию.

— Признание в любви, — вмешался Джеймс, и вновь началась игра в догонялки.

Северус ошарашено глядел на медленно удаляющихся мальчиков.

— Это они так шутят, — попытался я привести в чувство первого пострадавшего от моих друзей.

— Я заметил, — скривился тот и вернулся в спасительную тень, а я попытался разглядеть Сириуса и Джеймся в сгущающихся сумерках, пока не заметил маячащий где-то недалеко свет фонаря, который оказался в руке нашего огромного сопровождающего. В другой руке он крепко держал моих незадачливых друзей.

— Так и быть, МакГонагалл не скажу, — добродушно заявил мужчина и отпустил изрядно потрепанных мальчиков на волю. — Если будете себя смирно вести.

— Будем, — покивал головой Джеймс, поймал слетевшие очки и наградил Сириуса уничтожающим взглядом. Этот нахал, никоим образом не чувствующий вину, улыбнулся и попытался спрятаться от Джеймса за моей весьма неширокой спиной. Я был согласен с нашим новым знакомым — мои друзья все еще оставались невероятными детьми.

Массивные двери открылись, впуская нашу маленькую процессию внутрь. Огромные полотнища с изображениями зверей притягивали мой взгляд, ровно как и герб Школы, висящий в центре дельней стены. Мягкий свет от невероятного количества свечей, темные ковры и пара мягких диванов создавали то невероятное ощущение уюта, которое порой невозможно достичь. По невысокой, но весьма широкой лестнице к нам спускалась темная фигура в самой странной шляпе, которую я только видел. Она была высокая, невероятно нескладная и абсолютно черная, подходящая только под описание «волшебная» и никак больше. Ее хозяином оказалась высокая и худенькая женщина, уже немолодая и со строгим выражением лица. Ее бледно-зеленые, почти серые глаза неторопливо оглядели всех нас с ног до головы.

— Я рада приветствовать всех вас в Школе Чародейства и Волшебства Хогвартс. Меня зовут Минерва МакГонагалл, и, ради Бога, мистер Лонгботтом, как Вас угораздило так намокнуть? — женщина взмахнула рукой, и одежда неуклюжего темноволосого мальчика слева от меня вновь стала сухой,— Позволю вам напомнить, что существуют определенные правила поведения, которые вы все должны помнить и следовать им в стенах этой Школы. Сейчас я отведу вас в Большой Зал, где состоится отбор. Постройтесь.

Я был в состоянии легкой эйфории магии, которая чувствовалась здесь буквально во всем. Я дышал ею, видел ее… Сириусу пришлось за руку оттащить меня в более или менее ровный строй остальных первогодок прямо перед собой.

-Не спи, Ремус, — шепотом подбодрили меня Джеймс, стоявший спереди меня, и Сириус, стоявший позади, хотя и был выше меня на несколько дюймов под недовольным взглядом женщины, назвавшей себя Минервой МакГонагалл. Таким слегка распущенным строем мы ввалились в огромное помещение через одну из боковых дверей.

Мне казалось, что назвать это помещение Большим Залом мог только очень жизнерадостный и оптимистичный человек. Это был не просто Большой, это был Огромный зал для нас, маленьких детей. Четыре длинных деревянных стола, такие же длинные скамьи, тяжелые скатерти разных цветов и невероятное количество незнакомых лиц. Невероятное количество взглядов, направленных на нас. Это было так же неуютно, как и тогда, на платформе 9 и 34. Я поднял глаза наверх, стараясь не замечать такого внимания. Поднял и не смог опустить. Темное небо, редкие облака и невероятной красоты луна, затмевающая светом близлежащие звезды. В помещении. Невероятная картина, заслоненная от нас неисчислимым количеством свечей, которые просто так парили в воздухе. Много, невероятно много света и легкий шум от учеников привели меня в состояние нереальности происходящего. Я перевел взгляд на Сириуса — он так же как и я минуту назад, подняв голову и позволив волосам рассыпаться по плечам, расширившимися глазами наблюдал за течением облаков. Джеймса, казалось, нисколько не волновало небо над ним. Он с нарастающим страхом в карих глазах разглядывал старшекурсников. Я улыбнулся Поттеру, в ответ получив обреченный взгляд. Не зная, как приободрить Джеймса, я позвал Сириуса и кивнул в сторону мальчика в очках.Мой находчивый и изобретательный друг неслышно поменялся со мной местами в ряду и так тихо и снисходительно шепнул Джеймсу:

— Трусишка.

Щеки Джеймса немедленно вспыхнули, и он резко повернулся к Сириусу, намереваясь высказать ему все, что о нем думает. С торжеством посмотрев на меня, Сириус развернул Джеймса обратно — лицом к весьма и весьма недовольной МакГонагалл, которая держала в руках изрядно пожившую Шляпу и поглядывала на длинный список.

-Сейчас я назову фамилию и имя ученика, который должен будет выйти сюда, надеть Шляпу и, узнав название факультета, проследовать к своему столу. Я прошу соблюдать всех порядок и тишину, — МакГонагалл выразительно посмотрела на Блэка, а тот, в свою очередь, очаровательно ей улыбнулся еще и своими честными синими глазами.— Блэк, Сириус!

Сириус уверенно опустился на предложенный трехногий стул. Шляпа, опущенная на его голову, вдруг ожила и откашлялась. Сириус, абсолютно не ожидавший таких звуков, подскочил на стуле от неожиданности.

— Определенно Гриффиндор, — заявила Шляпа низким голосом.

Один из центральных столов сдержанно поприветствовал своего новичка, чье выражение даже отдаленно не было таким радостным. Сириус спокойно занял предложенное ему место за столом Гриффиндора и крепко задумался. Я редко когда видел его таким — Сириус из тех людей, что думал и делал одновременно или же не думал вообще. В его глазах не было тех чертах и искр, черты лица были спокойными, отчего Сириус казался не от мира сего. Я был озадачен таким поведением друга.

— Вся его семья училась в Слизерине и от него ждала того же, — заметив мое непонимание, объяснил мне Джеймс тихим голосом.

— Разве можно выбирать факультет? — недоумевал я.

— Я не знаю, — спокойно ответил мне Джеймс, вновь переключив все свое внимание на распределение смуглого мальчика по фамилии Забини, ставшего спустя мгновение учеником Слизерина.

— Лейнстридж, Рудольф!

— Слизерин!— и очередной мальчик, с резкими чертами лица и невыразительными глазами занял свое место.

— Логботтом, Фрэнк!

-Гриффиндор! — красно-золотой факультет на этот раз буквально взорвался аплодисментами, принимая в свои ряды неуклюжего лопоухого мальчика. Признаюсь, я разозлился на весь факультет за Сириуса — мне казалось, что фамилия не должна никоим образом влиять на отношение к человеку. Кажется, я ошибался.

— Люпин, Ремус! — погруженный в свои мысли относительно несправедливости, я благополучно пропустил свое имя мимо ушей, и на этот раз уже Джеймсу пришлось выпихивать меня к заветной табуретке и Шляпе. И я действительно испугался. Испугался того, что меня отправят на какой-нибудь другой факультет, и меня разлучат с новыми друзьями, так и не дав с ними пообщаться. Удивляюсь, как я вообще тогда дошел до МакГонагалл и не упал. Вторая стадия испуга началась после продолжительного молчания Шляпы. Я отчетливо чувствовал, как в моей голове весьма наглым образом копаются. «Знаешь, у тебя невероятное количество талантов. Ты умен и наблюдателен, я могла бы предложить Райвенкло» — наконец произнесла Шляпа. «Я не хочу туда» — твердо подумал я. «Что ж, вероятно тебе подошел бы Хаффлпафф — ты ценишь дружбу». Черт возьми, тогда я окончательно отчаялся попасть на один факультет с Сириусом — я не мог видеть то, как его игнорируют ребята с его факультета. «Почему ты не можешь отправить меня в Гриффиндор?» — я пытался сдержать ярость как мог. Никогда в жизни я не был так зол. «Я могу, но стоит ли он неправильного выбора?». Я действительно задумался — безусловно, я был благодарен Сириусу за его предложение дружбы, но может мой факультет действительно не Гриффиндор? Может, я недостаточно смел для него? «Мерлин, не бывает неправильного выбора, ведь он мой личный, и если я хочу в Гриффиндор, значит, я попаду туда!» — упрямо заявил я Шляпе. Ответом мне было лишь короткое — «Ты стоишь его».

— Гриффиндор! — я помню, как улыбнулся грустный Сириус, когда я занял место рядом с ним. Я нисколько не жалею о своем выборе даже сейчас, спустя двадцать с лишним лет.

-Питтегрю, Питер!

— Гриффиндор! — после продолжительного молчания сообщила Залу Шляпа. У меня осталось твердое ощущение, что она подумывала отправить его в Слизерин. Наш стол снова взорвался аплодисментами, заглушая голос Минервы и вердикты Шляпы. Ни я, ни Сириус не принимали участия в радости этому маленькому мальчику. Неосознанно, но нам хотелось оказаться подальше от него. Это не было вызвано его внешностью или тем, как он общался, просто само его присутствие рядом изрядно волновало. Возможно, мы были жестоки к Питеру и мы быстро поняли это, поспешно предложив место рядом с нами. Врагов найти мы успеем всегда.

— Поттер, Джеймс!

Для нас, безусловно, распределение Джеймса стало еще одним поводом для волнений. За те несколько часов, что мы успели провести вместе, я привязался к этим двум, понял, что мне нравиться наблюдать за их потасовками и разнимать их, смеяться над подколками Сириуса или праведным гневом Джеймса. Я понимал — рано или поздно они и меня втянут в такую потасовку, и я был несказанно рад побыть таким же ребенком, как и они. Так за Джеймсом внимательно наблюдали две пары глаз: темно-синие Сириуса и светло-карие, мои. Поттер, несмотря на всю свою близорукость, отлично видел нас и не замедлил улыбнуться. Он был уверен в Гриффиндоре, как уверена была в этом Шляпа спустя несколько секунд. Под оглушительные аплодисменты Джеймс подошел к нашему столу, чтобы в тот же момент оказаться в объятиях Сириуса, который тут же и меня вытащил из-за стола, громко заявив, что он рад быть со своими друзьями. Наконец оказавшись на воле, мы с Джеймсом тоже выразили свою несказанную радость охрипшими голосами — Сириус прилично нас задушил, прежде чем отпустить. Я смотрел на наследника Блэков и отчаянно гадал: «А действительно ли Сириус расстраивался из-за семьи и факультета, или это он не хотел нас от себя отпускать?». Во всяком случае, этот несносный мальчик был счастлив по самые уши, а я остался вместе с ним и Джеймсом еще на семь лет. Неважно, в конец концов, каким образом это получилось.

— Снейп, Северус! — сказать то, что наш новый знакомый взволнован, нельзя. Его выражение лица оставалось совершенно спокойным, походка уверенной, а движения все такими же отточенными не по годам.

— Слизерин, — после продолжительной паузы неуверенно сообщила Шляпа. Судя по всему, она искренне сомневалась в своем выборе, как, впрочем, и я. За изумрудным столом сидели самоуверенные, заносчивые и гордые люди, а Северус был не похож на такого. Он вообще аристократом не казался, несмотря на совершенно белую кожу и прямую спину. Мне казалось, он слишком умен для этого факультета, слишком прямолинеен. Кто знает, может Шляпа и не ошиблась в выборе, однако тогда я неосознанно желал подружиться со всеми, кого успел встретить, а учитывая межфакультетскую вражду (про нее нам жизнерадостно сообщил рыжеволосый мальчик напротив), это было не так то и просто. Вновь погрузившись в собственные мысли, я прослушал почти всех оставшихся учеников, и так бы и сидел дальше, если бы меня не пихнул весьма ощутимо Сириус. Я непонимающе уставился на него, когда вдруг понял и без слов то, что он хотел мне показать — на трехногой табуретке восседала маленькая хрупкая девочка с огромной волной тяжелых рыжих волос и невероятными изумрудными глазами. Несмотря на всю «ведьмину» внешность девчонки, не это было так примечательно для внимания. Я впервые видел Джеймса с таким непередаваемым выражением лица. Оно не было ни влюбленным, ни мечтательным — Джеймс просто глубоко задумался, остановившись взглядом на этой рыженькой. Поразившись мыслительным достижениям моих друзей, я вопросительно посмотрел на осененного какой-то очередной гениальной мыслью Сириуса. Тот внимательно следил невинными глазами за зеленоглазой первокурсницей Гриффиндора, когда Джеймс внезапно соскользнув со скамьи и весьма сильно приложился о каменный пол прямо перед девочкой. Он покраснел, извинился и немедленно вскочил с пола, пропуская ее к свободному за столом месту, после чего направил свой гневный взор на меня. Я не удержался и в ответ посмотрел на расстроенного Сириуса.

-Скажи мне, что ты расстроен своей неуклюжестью, — прошипел ему Джеймс, опускаясь на скамью и яростно сжимая кулаки.

— Ты на нее должен был упасть, я просчитался, — грустно пожаловался нам Сириус, попытавшись спрятаться за мной.

— Убью, — спокойно пообещал ему Поттер и демонстративно устремил свой взгляд на директора, отчаянно требующего внимания.

— Пока не успокоитесь, я пир не начну, — довольно мирно сообщил нам директор в полной тишине. — Дорогие друзья! Я рад приветствовать вас в этих стенах, таких счастливых и, несомненно, жаждущих знаний! Я уверен, все вы замечательно провели каникулы и готовы грызть гранит науки, и я с радостью объявляю (все наши соседи с огромной надеждой уставились на директора) начало нового учебного года (по залу прокатился разочарованный вздох) в Школе Чародейства и Волшебства Хогвартс! Я, конечно, не жду от вас всех отличных оценок и примерного поведения, но, как говориться, не пойман — не вор…Ах да, мистер Филч просил напомнить: ученикам запрещается посещать Запретный Лес и колдовать на переменах, а так же устраивать магические дуэли. На этом я позволю себе объявить начало торжества!

Я никогда не думал, что когда-нибудь увижу такое разнообразие еды. Каждый стол буквально ломился от массы стоящих на нем приборов. Невероятное количество первых и вторых блюд, невообразимые сочетания кухонь разных стран — все это в мгновение появилось перед нами. Картофель с мясом в горшочках, самые интересные части курицы и другие виды мяса, салаты (я видел даже несколько русских с французскими названиями), кувшины с соком — и это было только в моих пределах досягаемости. Да что говорить, даже избалованный с детства Сириус был восхищен таким обслуживанием — он долго решал, за что хвататься сначала. Большой Зал наполнился невероятными ароматами, звоном посуды и стуком кувшинов, тихими и не очень разговорами и переливами смеха.

— Ребят, вы прям как с голодного острова! — авторитетно заметил один из старшекурсников, сидевший несколько вдалеке от нас, но, тем не менее, очень недовольный тем, как мы едим.

— Может мне еще локти со стола убрать? — нахально поинтересовался Сириус, непринужденно поглощая пятое по счету крылышко курицы, запеченной в хрустящей панировке.

— Не думал, что в семье Блэков учат быть свиньями, — старшекурсник смерил моего друга тяжелым взглядом и отвернулся к своим собеседникам.

— Что, даже не помчишься с геройским кличем защищать свою потревоженную честь? — Джеймс сверкнул глазами поверх очков и собственного стакана с тыквенным соком.

Сириус беззаботно отмахнулся и с новыми силами бросился на поиски закуски к курице, едва не задев мой стакан. Вздохнув, я отодвинул его поближе к себе, чтобы, не дай бог, не пострадать третий раз от неуемного Блэка. Одной его бушующей внутренней энергии хватило бы, чтобы опрокинуть несчастный стакан на меня.

Я обожаю сладкое. Я безумный сладкоежка, хотя и обижаюсь, когда мне говорят в лицо. Это звучит как-то…обидно, что ли. Только Сириус или Джеймс могли обозвать меня сладкоежкой, никоим образом не задев. Они всегда на удивление остро чувствовали грань между шуткой и действительно обидным замечанием, пока шутка была подобна парциальному давлению — без вмешательства внешних сил или собственных чувств.

— Правильно, Рем, носу твоему тоже очень хочется мороженого, — постоянно комментировали мои друзья, пока я уделял все свое внимание великолепной горке шоколадного мороженого, которое появилось уже после так любимой Сириусом курицы. Помню, как отчаянно разрывался между ним и вазочкой конфет, пока не принял единственно важное решение — придвинуть к себе и то и другое под тихий смех однокурсников. «Шоколад то исчезнет к концу ужина, а проучить кое-кого подушкой вечером я еще успею» — уверял я себя, поглощая ложку за ложкой и наблюдая за тем, как Джеймс с такой же скоростью поглощает апельсины и мандарины. Это было настолько забавно, что я не удержался от улыбки. В который раз я пишу это — мы были детьми, и навсегда ими остались. Даже официально став взрослыми людьми, мы всегда были не прочь подраться на подушках или погонять на коллекции мотоциклов Сириуса. Наверное, я всегда буду думать, что люди не меняются никогда.

-Ребята, пожалуйста, проследуйте за мной, — помахал рукой нам очередной старшекурсник, имени которого я так и не запомнил.

— Я еще неделю есть не буду! — ныл Сириус, вися на руке Джеймса, и я вполне его понимал — сам себя чувствовал огромным шариком с мороженым, которое разве что в ушах не плескалось.

— А если я решу запомнить это, слабо будет исполнить? — пыхтел Джеймс, пытаясь спихнуть с себя Блэка.

— Да не вопрос! — решительно отвечал Сириус, еще больше облокачиваясь на Джеймса.

— Зато может ты, наконец, замолчишь, — мечтательно протянул Поттер и обреченно поддержал Сириуса. — Исключительно по доброте душевной!

— Ага, — пробурчал Сириус, борясь со сном.

— Ну точно свинья! — прокомментировал тот самый язвительный старшекурсник, гордо шествующий мимо.

— У кого что болит, тот о том и говорит, — тихо возразил ему я, идя следом за своими друзьями к префекту Гриффиндора.

Тот, кто никогда не видел Хогвартса, никогда не поймет того, что почувствовали мы, когда увидели Лестницу. Это было невероятное зрелище — огромные части тяжелейших лестниц плавно плыли в каком-то определенном порядке на огромной высоте.

— Нам на седьмой, — жизнерадостно сообщил нам светловолосый префект и первым направился на нужную лестницу.

Лицо Джеймса горестно вытянулось. Он еще мог героически протащить почти заснувшего Сириуса до выхода из Большого Зала, но поднять на седьмой этаж было выше всех его сил. Он бесцеремонно стащил с себя Сириуса и посоветовал ему идти на собственных ногах, на что недовольный Блэк решил не отвечать. «Не злопамятный, просто злой с недосыпу и память хорошая». Пока же Сириус ежесекундно звал меня и тыкал в очередное чудо, по его мнению. Я настолько устал от собственных мыслей и переживаний, что только обессилено кивал на показанную картину или доспех и плелся на следующий этаж. Пока не оказалось, что меня и остальную толпу студентов отделяет огромное расстояние, а сам я непостижимым образом оказался на другом конце лестничного помещения. Растерянно я посмотрел на префектов, которые уже спешили по изменчивой лестнице ко мне, и тихо извинился. Мне было ужасно стыдно за то, что я задержал и без того уставших однокурсников.

— И никуда ты от нас не денешься, — заключил позже сияющий Блэк, когда мы оказались в одной спальне с Джеймсом, Фрэнком и Питером, и со всего размаху опустился на собственную кровать, которая находилась между нашими с Джеймсом. Поттеру выпало спать у двери, в то время как между нами с Сириусом находилось небольшое окно, освещая комнату еще и лунным светом. Я в бессилии опустился на необычайно огромную для меня кровать — великолепную, с резными башенками, поддерживающими темный бархатный полог, невероятно мягкую и с кучей подушек — я просто чувствовал себя как дома, ровно как и мои соседи по комнате: Сириус прыгал на кровати и излучал новую волны энергии (откуда она только берется?), Джеймс на коленях заполнял прикроватную тумбочку, Питер шуршал чем-то за задернутым пологом, а Фрэнк переодевался в забавную пижаму цвета весеннего неба и залезал под одеяло. Был десятый час вечера, а мы уже изрядно утомились.

Я разглядывал серебристый диск луны сквозь неплотно задернутый полог и слушал мерное дыхание соседей по комнате. Впервые за одиннадцать лет, мое счастье было абсолютно полным и безоблачным — у меня было все, о чем я мечтал.

— Как думаешь, может все же холодной водой? — услышал я сквозь пелену сна.

— Не-а, заболеет еще, тьфу, тьфу, тьфу, — звук стука.

Вчерашний день казался сейчас мне всего лишь чудесным сном, и я ожидал того, что сейчас проснусь на своей собственной кровати в доме родителей на окраине Лондона, пока, собственно, не проснулся и не заметил мирно сидящих на краю моей кровати Сириуса и Джеймса.

— Может, одеяло стащим?

— Водой, и никак иначе! — воодушевленно доказывал Сириус Джеймсу, пока я сидел и в упор на них смотрел, подперев щеку ладонью.

— Нет, мы еще не знаем, как сушить одежду, — нахмурился Джеймс и продолжил. — А давай щекоткой?

— А может он ее не боится? — сомневался Сириус. — Ну смотри, мы его сейчас легонечко из графина поливаем, и все о`кей?

— Утоплю, — тихо пообещал я Блэку.

— О, сам проснулся! — улыбнулся Джеймс.

— Может хоть щекотку? — с надеждой посмотрел Сириус на нашего друга.

— Ну так и быть, — милостиво разрешил тот.

Я даже не успел обдумать эти слова, как на меня грохнулся нелегкий Сириус и принялся щекотать. Я и кусался, и пинался, не отпускали они меня и все тут — боюсь я щекотки! Когда у меня уже не хватало сил на смех, я тихо предложил:

— А может Джеймса?

Сириус прикинул себе что-то в уме, и широко улыбнулся, посмотрев на Джеймса.

— Согласен, — и ринулся за успевшим уже отбежать Джеймсом, пока я пытался отдышаться.

— Ремус, я буду мстить, и мстя моя страшна! — пообещал мне Поттер, нарезая пятый круг по спальне, не замечая того, что пока он носиться, Сириус спокойно уселся на моей кровати и ждал, когда тот остановится.

— Я Сириуса больше боюсь, — сообщил я Джеймсу. — И вообще-то он за тобой не бегает уже давно.

Джеймс покраснел и ринулся в атаку, а Сириус только и рад был подраться. Создав невероятный переполох, эти двое покатились по моей многострадальной кровати. Я улыбался, глядя на удивленные взгляды наших соседей. Я удивительно быстро привыкал к дурдому, который Сириус так и норовил устроить для Джеймса. Так и сидели мы втроем с Фрэнком и Питером и наблюдали за ни на минуту не прекращающимся боем, пока Джеймс не выдохся и не объявил временное перемирие. Почему-то опять же на моей кровати. Развалившись на моей кровати, с блестящими глазами и растрепанными волосами, они разглядывали друг друга.

— А Сириус похож на девчонку, — сообщил нам Джеймс

— Ремус, докажи, что я очень мужественно выгляжу? — поинтересовался у меня Сириус.

— Видишь, он просто очарован твоими буйными кудрями и огромными синими глазами! Ой!— я метко опустил две приличных своих подушки на не в меру болтливых друзей как раз в тот момент, когда к нам в спальню заходил префект. Впрочем, он не обратил внимания на свершение убийства.

— Завтрак в восемь часов в Большом Зале, — сообщил префект и, круто развернувшись, вышел.

— Это он нам или стенке? — глухо спросил Сириус, отбиваясь от моей руки с зажатой в ней подушкой.

— Спроси стенку, — не замедлил ответить Джеймс, бесцеремонно спихнув чистую подушку на пол.

— Мне и тебя хватает, — отмахнулся Сириус и ушел-таки на свою кровать. — Предлагаю оценить местные душевые!

В какой-то момент жизни, посмотрев на свое отражение в зеркале, ты понимаешь — ба, да это ж я! Ты понимаешь, что никогда не смотрел на себя как на единое целое — ну нос там испачкал или волосы не причесал. Мы всегда обращаем внимание на мелочи, не смотря на то, как выглядим в целом. Я уверен, найдутся люди, которые начнут возражать. А вы закройте глаза и попытайтесь представить себя в целом, не пропуская не одну мелочь. Не пытайтесь вспомнить фотографию — просто представьте, как сейчас выглядите со стороны. Единый образ вы не получите никогда — он будет расплывчат, будет ускользать от взгляда. Вы сможете четко представить собственные глаза (вы часто их разглядывали), но представить их в сочетании с носом и вашей же прической не сможете, потому что никогда не смотрели на себя как на единое целое. А я увидел. Тогда, в зеркале нашей общей спальни я увидел себя целого: я был невысоким и худым мальчиком, с тонкими запястьями и не менее тонкой шеей. Я выглядел лет на восемь: огромные светло-карие глаза, которые можно назвать теплыми, не очень послушные светлые волосы, которые я не причесывал с утра. Но это все детали — в том зеркале я увидел мальчика, которому действительно можно было доверять. Этот мальчик не был опасным зверем, разве что котенком спросонья. Я просто не был таким, каким меня считали люди, знавшие о моей «болезни».

— Сириус, какой я?

— Эгоистичный, — тут же ответил мне Сириус с другого конца спальни, оторвавшись от созерцания новой мантии.

— Почему это? — опешил я.

— Потому, что твои друзья хотят есть, а ты сидишь тут и разглядываешь себя, как фамильную ценность, — невозмутимо проговорил Сириус, и, схватив меня и Джеймса за руки, потащил в Большой Зал.

Не заметить разительную перемену в этом помещении я просто не мог. Выслушав комментарии по поводу моих вчерашних прений с лестницами Хогвартса, я влетел в Большой Зал первее, чем Сириус и Джеймс. И застыл — на потолке светило солнце. Не так ярко, чтобы резало глаза, но и не незаметно. Оно не дарило тепла, однако выглядело пугающе настоящим. Если бы я не знал, что это были чары, я бы на полном серьезе подумал, что Альбус снес крышу. Мне казалось, что директор может все. По идеально голубому небу Большого Зала плыли белые и пушистые облачка, изредка закрывая солнце. С утра в Зале не было летающих свечей — света от двух солнц, настоящего, которое проникало сквозь огромные окна, и магического, хватало с избытком. В Зале стоял легкомысленный шум, звенели бокалы и тарелки с кашей, шуршали листочки с расписаниями, и невероятно аппетитно пахло свежеиспеченными тостами. Казалось, что Сириус учуял именно этот запах и на всех парах припустился к красно-золотому столу, забыв даже про нас. Но и мы не заставили себя ждать — после ужина прошло более двенадцати часов, а для нас это был огромный промежуток времени. Когда мы подошли к свободным местам рядом с Сирусом, тот уже заканчивал явно не первый тост.

— Потолстеешь на одном хлебе, — не удержался от высказывания Джеймс, выкладывая себе на тарелку всю яичницу с беконом, которая была рассчитана минимум на нас троих. Сдается мне, это было вторым любимым блюдом Поттера после мандаринов. Или же он просто кашу не любил, как и мы все.

— Я расту, — уверенно ответил Сириус и переключился на кукурузные хлопья, которые обнаружил позади пустующей тарелки с тостами.

— Правильно, вширь, — улыбнулся Джеймс и пихнул мне пачку таких же хлопьев, только шоколадных. — Рем, я тебя знать не знаю, если ты будешь есть эту овсянку!

Я мысленно согласился с неаппетитным видом овсянки и принялся топить бедные хлопья в теплом молоке в то время, как Сириус получал от префекта наши расписания и внимательно их изучал.

— У нас сегодня столько всего! — с трагичным видом заключил Сириус и, отложив листочки, горестно закусил Джеймсовой мандаринкой.

— Даже сдвоенные уроки трансфигурации с МакГонагалл не стоили моей мандаринки! — Джеймс грустно наблюдал, как Блэк жует последнее оранжевое чудо из его запасов.

— А у нас сдвоенные уроки трансфигурации? — поинтересовался я, оторвавшись от хлопьев.

— Нет, просто зельеварение со слизеринцами, одна трансфигурация и еще чары после обеда! — на одном дыхании выпалил Сириус.

— Ерунда, — пожал плечами я и забрал один из листочков, не удержался и посмотрел в сторону слизеринского стола — я все еще надеялся подружиться с тем странным темным мальчиком. Мне казалось, у нас действительно много общего.

— Рем, скажи мне, что ты смотрел на Филча, а не разглядывал слизеринцев? — спросил меня Джеймс по пути в подземелья.

— А почему я не могу рассматривать слизеринцев?

— Джейми, врагов надо знать в лицо! — с умным видом объяснил Сириус, идя слева от меня и копаясь в сумке.

— Ребят, по-моему, мы крупно заблудились, — проигнорировал я выступление Блэка, заметив статую, изображавшую обвитый змеей земной шар, в пятый раз.

— Да с чего ты взял? — жизнерадостно оглянулся вокруг Сириус.

— Я вижу эту статую в пятый раз, — указал я на змею и шар.

— Мало ли, может фантазии не хватило на разные статуи, — философски рассудил Блэк, не обращая внимания на полное согласие Джеймса со мной.

-Не уверен, что наша чистокровная гостиная достойна присутствия здесь осквернителя традиций рода и его свиты, — раздался серебряный голос откуда-то позади нас. Я развернулся почти мгновенно, как раз для того, чтобы заметить, как из пролома в стене появляется неприятель Сириуса.

— Повторишь? — Джеймс подошел вплотную к блондину.

— А ты глухой? — наигранно заботливым тоном спросил он у Джеймса.

— Нет, тебя жалко, — вполне серьезно ответил за друга Сириус, так же подходя к блондину.

— Эйвери, Макнейр, представляете, мне тут малышня угрожает, — плавно повернув голову, через плечо бросил он еще двум высоким и довольно сильным слизеринцам.

— Ты где тут малышню заметил? — Сириус был одного роста с этим аристократом, несмотря на разницу в возрасте.

— Не хочу мешать столь интеллектуальному спору, но профессор МакГонагалл, кажется, была недовольна твоим, Люциус, отсутствием на уроке, — в нашей теплой компании появился новый гость, тот, с кем я так мечтал подружиться.

— О, спасибо за заботу, Северус, — вежливо улыбнувшись, Люциус развернулся, не удостоив нас ответом, и исчез вместе со своими телохранителями в темноте подземелий.

— А вам особое приглашение к Слагхорну надо? — Северус смерил нас взглядом.

— Мы просто заблудились, — успел сказать я, опередив разошедшегося Сириуса.

— Может быть, я провожу вас, как только заберу свои учебники, — тем же тихим голосом сказал слизеринец и исчез в мгновенно закрывшемся проломе.

-Я не позволю вам обоим попасть в переделку в первый же день, — ответил я невозмутимым тоном на безмолвный вопрос своих друзей.

— Да, мамочка, — не удержался Сириус. Он всегда был незлопамятным и отходчивым парнем.

— Спасибо тебе, Ремус, от лица моей совести! — поклонился мне Джеймс.

— Дураки, — отвернулся тогда я от них. Мне действительно хотелось присоединиться к Джеймсу и стереть с лица этого Люциуса всю его самоуверенность чем только можно, но я так же ясно понимал, что хоть один человек в компании Сириуса должен иметь хоть каплю здравого смысла. Думаю, это понятие для них было абсолютно незнакомо.

Северус появился совсем скоро и жестом показал нам следовать за ним по каменному лабиринту подземелий. Нам оставалось лишь подчиниться, поражаясь тому, как далеко мы забрели.

— Профессор Гораций Слагхорн, позволю себе сразу представиться, — подал голос низенький и пухленький волшебник после того, как все с горем пополам расселись в классе, — Я чрезвычайно рад видеть столь юные дарования, которые, несомненно, еще покажут нам свой талант за этот год. Зельеварение — тонкая и очень сложная наука, но я уверен — учебники и моя скромная персона позволят вам подружиться. Надеюсь, все приобрели необходимые пособия и ингредиенты?

Класс утвердительно зашумел.

— Я был бы чрезвычайно рад не видеть его, несомненно, добродушное лицо еще лет семь, — шепотом сказал Сириус. — Пустозвон.

— Первый день, а какие изречения! — притворно восхитился Джеймс. — Я бы поклонился, да, боюсь, стол мешает.

Я покачал головой и попытался снова уловить смысл того, о чем так распинался профессор Слагхорн.

— …Ну что ж, довольно слов, мои дорогие! Нас ждут великие дела — откройте, пожалуйста, ваши учебники на шестой странице. Пропустим предисловие, что нам дадут пожелания их авторов! Знания — вот что главное, да, миссис Эванс?

— Полагаю, что да, — серьезно ответила рыжеволосая девочка с одной из первых парт.

— Да, сэ-э-эр, — подмигнул Джеймс, обернувшийся на смех недовольной Эванс.

— Клоун, — наморщила носик девочка и отвернулась к доске.

— Что есть зелье? Лекарственный или ядовитый напиток, настоянный на травах, злаках — так считали магглы на протяжении веков. Нужно отдать им должное — за все время своего механического развития они добились поражающих успехов, не владея даже самой обычной магией! Однако сколько людей отравилось, пока не осознало, что банальная Symphoricárpos* опасна для человеческого организма, сколько времени понадобилось, чтобы определить, что притягательные черные ягодки Atrópa belladónna** на невзрачном кустике отнюдь не русская черника! Помнится, читал я на досуге про итальянских дам, что натирались и закапывали глаза белладонной— якобы щечки розовели и очи чернели. Подумать только, сколько времени у них ушло, чтобы изучить и признать действия всех описанных трав! — восторженно вещал Слагхорн, расхаживая перед учениками десятую минуту. — Понять всю магию составляющих, правильно оценить последствия и рассчитать единственно верные пропорции — залог успеха каждого зельевара. Смею заметить, что понятие магглов об ингредиентах весьма ограничены. Знайте же, мы будем использовать не только растения, но и щедрые дары животного мира!...

— Он бредит, — заявил нам Сириус на исходе получаса, удобно устроившись на парте, подложив под голову мягкую тетрадь для конспектов в обложке.

— Есть немного, — признал я, рассеянно изучая учебник. Просмотрев глазами разглагольствования авторов на тему «великой ценности» каждой составляющей и тому подобное, я решил, что читать огромные параграфы на тему чудодействий ромашек меня не очень-то и тянет — мне бы хватило и краткого изложения свойств.

— Единственное, что мы вынесли с этого урока — магглы достойные идиоты, маги умнички, а Слагхорн фанатик, — высказался Джеймс, не менее удобно устроившийся — он облокотился на меня, отпихнул Сириуса и полулежа расположился на скамейке.

— Мистер Поттер, будьте добры сесть нормально, — оторвался от своей проникновенной речи Слагхорн и якобы грозно навис над нашей партой, попутно тыкая в Сириуса пальцем. — Мистер Блэк, не вынуждайте меня снимать баллы — я уважаю вас и вашу семью.

— А связь где? — недоуменно сам себя спросил Джеймс, не соизволив поменять своего положения.

— Да все просто — он надеется, что я замолвлю за него словечко перед мамашей, — потряс головой Сириус, отгоняя предпосылки сна и изредка неприязненно поглядывая на отошедшего уже Слагхорна.

— А что, твоя мама очень значимая фигура в обществе? — закрывшись учебником от внимательного взгляда Горация, прошептал я Сириусу через Джеймса.

— Его мама правит светским миром, — с молчаливого согласия Сириуса ответил мне Поттер. — Семья Блэк вообще очень влиятельная, древняя…

— Еще чистокровная до пятидесятого колена, богатая и тщеславная, — наконец не выдержал Сириус и с грохотом опустил руку на стол. — Ненавижу, когда они начинают свои песни про «чистую кровь» и «достойного наследника».

— Мистер Блэк, ну-ну, не огорчайтесь так! Я обещаю, я устрою практические занятия уже на следующей неделе! — мгновенно среагировал Гораций.

— Он о чем? — утихомирился Блэк и оглянулся вокруг.

— Переживает за ученика, ничего более, — подавив смешок, сообщил ему Джеймс под громкий перезвон колокола, сообщавший о конце урока.

— Не забудьте, я жду от вас на следующий урок подробное эссе об истории исследования какого-нибудь ингредиента! — пытался перекричать Слагхорн разбушевавшийся класс.

— А вот и наш маленький Сири, — преградила нам дорогу высокая темноволосая девушка с хищным выражением лица, когда мы выходили из класса.

— Пропусти, Белла, — почти прошипел Сириус.

— Ты не рад своей кузине? — обиженно надула губки девушка. — Впрочем, неважно. Ты уже сообщил мамочке о том, куда ты попал? На факультет грязнокровок и осквернителей рода, на факультет ничтожеств…

— Я сказал, пропусти нас, — Блэк увернулся от руки Беллы, которая намеревалась погладить его по щеке.

— Конечно, ты же не хочешь огорчить мамочку. А знаешь, Сири, я напишу ей за тебя вечером. Я даже даю тебе время на то, чтобы придумать причину того, что врагов надо знать в лицо… — протянула Белла. — Видишь, какая я добрая сегодня? Нарси, я ведь сегодня добрая?

Девушка, названная Нарси, такая же высокая, но уже блондинка с равнодушным взглядом, ничего не ответила, лишь без интереса скользнула взглядом по нам троим.

— А какая компания у нашего наследника: очкастое недоразумение и ботаник, — усмехнулась Белла, изучая всех нас.

— Пропусти или я убью тебя, — обманчиво спокойным тоном известил свою кузину Сириус.

— О, похоже, малышка решил угрожать не только мне, — из-за спины Беллы неслышно появился Люциус.

— Люци, что я слышу, он и тебя грозился убить? — притворно охнув, протараторила Белла.

— Как видишь, — развел руками однокурсник.

— Мистер Малфой, мисс Блэк, мистер Блэк, я все вижу! Прошу вас немедленно прекратить споры! Мистер Блэк, мистер Поттер и мистер Люпин, вам давно пора на следующий урок! — засуетился Слагхорн, вылетая из своей каморки за классом.

— Да, профессор Слагхорн, непременно прекратим, — пообещала Белла и, оттолкнув Сириуса, направилась к своей парте.

Я бы выразил Сириусу свое сочувствие по поводу такой неприятной родни, но он не потерпел бы жалости к себе. Да, иногда он уставал копить эту злость в себе и вымещал ее на всем своем близлежащем окружении, но это было невыносимо редко и не требовало к себе жалости. Просто потребность выговориться и получить подтверждение того, что его семья действительно ненормальная.

— Хочу умереть и снова родиться в какой-нибудь милой и забавной семейке с кучей забавной малышни, в которой я был бы не первым и не последним! Какого черта я должен был родиться в этом холодильнике? — рассержено пнул Сириус доспехи, которые стоял на выходе из подземелий. — Почему я не мог родиться в твоей, Джеймс, семье или в семье Ремуса?

— Думаю, нашим родителям и нас хватает, — грустно отвечал я ему. Тяжело, когда твой единственный сын — оборотень.

— Я не трудный ребенок, — нахмурился Сириус.

— Ага, — кивнули мы ему в ответ хором, поднимаясь по очередной лестнице.

— И вы даже не хотели бы быть моими братьями?

— Ты и так нам как брат, — успокоил Блэка Джеймс. — Докажи, Рем?

— Ага, — повторился я, погруженный в собственные раздумья на тему: «А что если бы Сириус был моим братом?». Раздумья были грустные — наш маленький семейный домик несостоявшийся Люпин разнес бы в два счета.

— Отмазались, — буркнул Сириус и попытался убежать вперед нас, демонстрируя обиду.

— Куда это ты собрался, братец? — успел поймать его за руку Джеймс.

— Меня тут не любят, — вновь обиженно пробурчал Сириус.

— Дорогой Сириус! — опустился Джеймс перед ним на одно колено, — я тя люблю, как день любит ночь! Я за тебя жизнь отдам, голову положу! Стихи читать или обойдемся?

— Читай! — выкрикнули невольные свидетели этого спектакля.

Джеймс задумался секунд, вздохнул и продекламировал:

« До свиданья, друг мой, до свиданья.

Милый мой, ты у меня в груди.

Предназначенное расставание

Обещает встречу впереди».

* * *

Потом подумал еще секунд пять:

— Не, это что-то не по теме. Ну и Мерлин с ним, короче ты понял, что я тебя люблю и все такое?

— А цветы подаришь? — с надеждой глядел на него Сириус.

— И конфеты, конфеты шоколадные! — не удержавшись, влез я под восторженные вздохи наивных девчонок с других факультетов.

— Я на мели, но все еще впереди! — решительно сообщил нам Джеймс, поднявшись на ноги.

— А рифма-то, рифма какая! Это твоя любовь ко мне так на тебя влияет? — подмигнул Сириус.

-Так влияет, что пойду от неразделенной любви выкинусь с Астрономической башни!

— Если понадобиться помощь — ну там подтолкнуть или завещание передать — я всегда к твоим услугам, — поклонился Поттеру Блэк.

— Все, finita la comedia! Иначе голубой цвет будет преследовать вас до конца школы, — улыбнулся я незадачливым актерам и кивнул в сторону явно заинтересованных хаффлпаффок.

— Какой у нас Рем просвещенный в таких делах! — пихнул меня локтем развеселившийся Сириус.

— Я рад, что сей факт тебя так радует, — произнес я, преодолевая последние ступеньки на пути к классу Трансфигурации — я был безумно рад тому, с какой легкостью удалось увести Сириуса от темы его высокомерных родственников.

— Ну так! — неопределенно откликнулся Сириус, быстро шагая по темно-красному ковру, которым был устлан коридор.

— Джеймс, откуда ты стихи русские знаешь? — вдруг вспомнил я о своем незаданном вопросе.

— Это все мама, она любит их декламировать, — пожал плечами Поттер и первым зашел в класс.

— Расскажешь нам еще? — последовал за ним Сириус.

— Мистер Блэк и мистер Поттер, раз уж вы все-таки соизволили почтить мой класс своим присутствием, то делайте это молча! Минус пять баллов с Гриффиндора за Ваше опоздание, — резко произнесла тогда Минерва, не заметив меня за спинами друзей. — Садитесь уже!

— Вот стерва! — не скупился на выражения Сириус, когда в очередной раз мы сели вместе, не замечая гневных взглядов ответственной девушки Эванс.

— Ни за что сняла! — вторил ему Джеймс.

— Мистер Блэк и мистер Поттер, вам мало пяти баллов? Я могу снять еще, если вы не обратите, наконец, на меня свое драгоценное внимание и не прекратите разговоры! — вновь обратила свой недовольный взгляд МакГоннагалл на ребят.

— Извините их, профессор МакГонагалл, — ответил я за друзей.

— Извиняю, мистер Люпин, — лицо Минервы смягчилось, и она продолжила:

— Искусство трансфигурации не терпит отсутствия дисциплины, как не терплю ее я. При недостаточном сосредоточении вы никогда не сможете превратить даже спичку в зубочистку. Внимание — вот что действительно важно при изучении данного предмета. Внимание и хорошая фантазия, разумеется. Может, кто-нибудь из присутствующих озвучит мне три основополагающие заклинания трансформации? Да, мисс Эванс? — спросила МакГонагалл, заметив единственную поднятую руку.

— Смею полагать, профессор МакГонагалл, что для трансормации объекта необходимо произнесение самого заклятия, мысленное представление конечной стадии превращения и собственно магия, — на едином духу выпалила рыжеволосая девчонка, вызвав несколько взглядов уважения, в том числе и мой.

— Верно, мисс. На словах все просто, так, как Вы и сказали. Кто расскажет нам, что из перечисленного доставляет больше всего проблем?

— Представление конечной чего-то там, — усмехнувшись, ответил Сириус.

— Поднимайте руку, мистер Блэк. Нет, это доставляет проблем только людям с плохой фантазией. Смею надеяться, что с этим у Вас нет проблем. Да, мисс Эванс?

— Большинство проблем доставляет именно магия, — девочка так и разрывалась от переполнявших ее знаний.

— Зануда, — в один голос с ней протянул Сириус, мгновенно теряя интерес к уроку.

-Ты просто завидуешь, — шепнул ему Джеймс.

— Мистер Джеймс, может, Вы скажете мне, какие проблемы могут возникнуть при использовании магии?

— Э-э-э…Может, проблема в том, чтобы направить магию конкретно на каждое из требуемых свойств конечного объекта? — с трудом выговорил Джеймс, чем и заслужил наши взгляды округлившихся глаз, том числе и глаз МакГонагалл.

— Вы правы, мистер Джеймс, — вмиг переменила свое мнение о нем Минерва — это было видно по сверкающим серым глазам. — Что значит направить магию на каждое из свойств? Это значит изменить цвет, время действия и так далее. Я не ожидаю огромных достижений от вас прямо на первом уроке, но я надеюсь, что к концу данного курса вы сможете прилично превратить лягушку в заварочный китайский чайник.

— Лучше б Беллу, та еще жаба, — проворчал Сириус, недовольно поглядывая на МакГонагалл — он единственный из нас не достиг ее расположения к себе.

— Я не стану пересказывать вам скучные истории развития этой науки, ровно как и не стану заставлять конспектировать что-либо, — продолжала тем временем профессор, удобно устраиваясь в кресле преподавателя. — Но я предпочитаю проверять и теоретические знания путем тестов, так что либо развивайте память, либо записывайте. На первых курсах Хогвартса ученикам положено пользоваться вербальной формулой, которую каждый изберет для себя сам. Стандартная — «превращение». Ученики старших курсов предпочитают пользоваться исключительно собственным воображением. Мистер Лонгботтом, будьте добры, раздайте эти деревяшки каждому.

— Да, профессор, — Фрэнк поднялся со своего места, уронив все учебники с парты, и тут же бросился их поднимать.

— Мистер Питтегрю, давайте лучше вы это сделаете, — улыбнулась смущенному Лонгботтому МакГонагалл.

Я с интересом посмотрел на кругленький кусочек дерева, затем на собственную палочку и на улыбающихся до ушей друзей.

— Превратите их в пуговицы, что ли, — задумалась профессор. — Начинайте!

— Превращение! — класс наполнился этим словом, произнесенным на разный лад.

Я все еще сомневался — ни в каких книгах не описано то, как я должен направлять эту самую магию.

— Превращение! — тихо прошептал я, коснувшись палочкой деревяшки. Как и ожидалось, ничего не произошло. Как не произошло и в последующие полчаса.

— Да превращайся ты уже! — рассердился Сириус и замахнулся палочкой на несчастную деревяшку, вместо которой теперь лежала блестящая изумрудная деревянная пуговица.

— Прекрасно мистер Блэк, пять баллов Гриффиндору за несомненный талант, — улыбнулась профессор удивленному Сириусу.

— Да ты крут, — был краток Джеймс, снова уткнувшийся в свою деревяшку.

— Ага, — не менее кратко отозвался довольный собственным успехом Сириус.

— Превратись, — попросил я собственную деревяшку, представив как дерево становиться черной пластмассой, закрыв глаза.

— Мистер Люпин, и вы туда же! — чуть не хлопала в ладоши Минерва. — Редко когда мне удается видеть такой быстрый прогресс, да еще и с изменением материала! Еще пять баллов за второй талант!

— Рем, мы гении, — самоуверенно заявил мне счастливый Сириус.

— Черт возьми, превращайся, собака деревянная! — воскликнул разъяренный Джеймс и ошарашено принялся изучать вырезанную из дерева собачку.

— Мистер Джеймс нам только что доказал на примере то, как слова влияют на вашу фантазию. Каждое слово отдается картинкой в наших головах, так мы приучены с детства. Каждый раз, когда вы обжигались, вы запоминали боль и огонь, и неосознанно связывали два понятия, однако точно так же связывали вы и слова с картинкой, когда учились говорить, — уголки губ Минервы подозрительно дернулись вверх, когда Хогвартс наполнил звук колокола. — Что ж, благодарю за прекрасный урок. Домашнее задание — подробно описать, как превращать предметы на примере. Практика практикой, а изложение чувств тоже помогает. Все свободны.

— Ну ты крут, — в который раз повторился Джеймс, восхищенно глядя на Сириуса.

— Да мы все сегодня круты, парни, — ухмыльнулся Сириус. — Обнимемся, как телепузики?

— Как кто? — успел выкрикнуть Джеймс, прежде чем был втянут в это массовое объятие.

— Да так, сказка магглов, — смущенно признался нам Блэк, по-прежнему держа нас в своих объятьях.

— Спешите видеть: наследник самой чистокровной семьи читает маггловские книги!— приглушенно выразился Джеймс откуда-то из под меня, хотя мне казалось, что это я ниже. — Черт, Сириус, отпусти или ты своими руками прикончишь двух своих лучших друзей!

— Уж и потискать нельзя, — почти натурально обиженным тоном заявил Блэк, выпуская нас.

— Тискать можно, душить нельзя, — сказал я, очевидно, не подумав как следует.

— Ремус, я тебя люблю! — и Сириус принялся меня обнимать.

— Отпусти, а то подумают еще не то, — ошарашено пробормотал я, пытаясь не помереть от недостатка воздуха. — Джеймс, ну помоги, жестокий ты человек!

— Понимаешь Рем, я боюсь, что если я подойду, он снова меня поймает и начнет душить!

— Да что мне, уже и друзей пообнимать нельзя, сказать, как я их люблю? — грустно спросил Сириус, глядя на нас своими большими и не менее грустными глазами.

— Сдаюсь, — вздохнул Джеймс и притянул нас к себе.

Признаюсь, я был счастлив, когда ребята на следующий год заявили мне, что «обнимашки» для детей. Мне было неловко, когда такой момент наставал где-нибудь в коридоре, в котором Сириусу было просто необходимо выразить свою «самую большую и светлую любовь — к друзьям». Мысль о том, что я здесь не причем, помогала мне хотя бы не краснеть. Всегда завидовал естественности моих друзей и их абсолютному равнодушию по отношению к чужому мнению. Я так не мог — тогда мне было важно нравиться всем и вся, ведь страх одиночества по-прежнему не покидал меня, лишь уступил потребности быть рассудком для всех троих. Я не мог вот просто взять и при приветствии обнять человека, пусть это был близкий друг — так могли только Сириус и Джеймс, которые не только обнимали, но могли еще и сверху прыгнуть, и вместе завалить на снег, если это была зима.

— Вы, наверное, совсем не планируете посетить обед? — поправил я изрядно помятую мантию.

— Еще как планируем! — воодушевился Сириус и первым помчался к дверям Большого Зала.

Сейчас я с трудом припоминаю все обеды, завтраки или ужины, хотя и никогда не жаловался на память. При всем своем многообразии и великолепии, они все проходили абсолютно одинаково: веселые разговоры сокурсников и других ребят, грандиозное появление сов по утрам, поспешно списанное домашнее задание (для Сириуса и Джеймса) и невероятное количество еды, хотя и каждый день одинаковой, но от этого не менее вкусной. Обеды проходили в два раза медленнее завтраков и в разы быстрее, нежели ужины для нас. Вскочив с утра на полчаса позже, мы неслись на завтрак, перехватывали пару тостов и бежали на уроки, с которых возвращались полусонные на обед наверстывать упущенное с утра, с которого ползли на последнем издыхании, дабы не тревожить набитые желудки. На ужины же мы спускались полные сил и невероятно голодные. Так было на протяжении всех семи лет, за исключением, пожалуй, праздников.

Вот и тогда мы буквально тащились на урок Чар с таинственным профессором Флитвиком, чье имя было написано в расписании. На очередном этаже Сириус внезапно остановился, выдохнул и выдал:

— Я устал.

— А я…. — попытался прокомментировать шедший за ними Северус, но был уведен в сторону рыжей Эванс.

— Небось, опять в туалет хочет, а рыжая его не пускает, — хмыкнул Сириус.

— Лили, — автоматически поправил друга Джеймс.

— Чего?

— Ее зовут Лили Эванс, а не рыжая, — последовал незамедлительный ответ.

— Джейми влюбился, — попытался поддразнить Поттера Сириус, подумал и продолжил, — и не в меня!

— Какая жалость, — пытался я определить время по новомодным часам с римскими цифрами — подарок дяди на первое сентября, присланный совой. — И еще, мы, кажется, сейчас опоздаем!

— Бежим! — мгновенно среагировал Сириус и побежал преодолевать весь путь до класса Чар в рекордное время.

— Мерлин, мы тебе что, чемпионы квиддича? — держась за бок, произнес Джеймс, пытаясь отдышаться перед закрытыми дверьми класса.

— Все еще впереди, — оптимистично возразил ему Сириус и толкнул двери.

— Я бы предпочел, чтобы вы не опаздывали на урок, мистер…

— Блэк.

— Поттер.

— Люпин, — на едином духу представились мы. Судьба у нас такая была — опаздывать всегда и везде.

— В общем, приходите в следующий раз вовремя, — донеслось из-за кафедры учителя.

Мы синхронно закрыли и открыли глаза — голос есть, а учитель где?

— Садитесь уже, садитесь, — махнул рукой нам маленький человечек, появившийся из-за кафедры.

Я ни сколько не сомневался, что мы займем соседние места.

— Так вот, о чем это я? Меня зовут профессор Флитвик, и отныне я буду вести в этом классе ваши уроки Чар, — начал профессор. — Волшебник без магии никуда. Волшебник по сути своей — магия. Волшебство, если угодно. К седьмому курсу ученики забывают то, как когда-то не имели понятия о том, зачем нужна эта палочка. Безусловно, профессор МакГонагалл уже рассказала вам принципы заклинания трансформации. Я лишь хочу сказать, что собственно чары, заклинания, боевые ли бытовые, строятся по схожей с ними схеме. Вербально, мысленно, действенно.

Профессор плавно прочертил палочкой по воздуху, поймал появившийся букет цветов и отправил его сидящей на первой парте Эванс. Девочка зарделась и устроила букет на парте, не глядя на одноклассников.

— Представить нужный результат, обозначить его словом и наполнить магией, вот и все, что требуется от вас. Другое дело то, что в Чарах несомненно важна вербальная формула…

— Профессор, но ведь есть и невербальная магия! — не удержались в классе несколько учеников, в число которых мы не входили.

— Невербальной магией тяжело овладеть, однако и она требует словесного представления заклинания, пусть и слова сложатся лишь в вашей голове, — улыбнулся Флитвик. — Но довольно слов, практика и только практика помогает достичь желаемого результата…

— Ты понимаешь, о чем он говорит? — обратился ко мне слева Сириус.

— Да, — я был краток — все свое внимание я обратил на объяснения Флитвика.

— Что вы такие умные-то! — разгневался Сириус.

— Послушай для разнообразия — вмиг поумнеешь, — откликнулся Джеймс справа.

— Ты намекаешь на то, что я дурак?

— Нет. Я говорю это прямым текстом, — обезоруживающе улыбнулся Поттер и вернулся к действию урока, не замечая вскипающего Сириуса.

— Я решил, что «Акцио» для первого урока будет в самый раз, — вещал профессор со своей кафедры. — Все просто — укажите на предмет палочкой, махните ею на себя и представьте, как она станет двигаться. Не забудьте сказать заклинание, и прошу, не пробуйте придвинуть к себе однокурсников!

— Акцио! — вмиг среагировали ученики и принялись безуспешно тыкать в первые попавшиеся предметы.

— Акцио! — решительно заявила Лили в сотый раз своему перу, которое впервые в ту секунду решилось придвинуться к ней, чем и заслужила если не улыбку, то довольный взгляд профессора.

— Акцио! — повторял Джеймс, воинственно размахивая палочкой над стопочкой книг Сириуса.

— Акцио! — отвечал ему взаимностью Сириус, указывая на чернильницу с парты Поттера.

А я спокойно разглядывал корешки книг в шкафу профессора, пока не заметил одно очень интересное название. «Откуда у Флитвика маггловская книжка?» — подумал тогда я, отчаянно желая ее рассмотреть поближе. Она носила загадочное название «Дочь чародея» и была весьма кричаще оформлена. Посмотрев на книжку пару мгновений, я вновь обратил свой взор на перо и грустно вздохнул. Я не понимал, чего требует от нас профессор до тех пор, пока не получил чем-то весьма тяжелым по голове. Миг — и я уже поднимал с пола ту самую книжку, потирая болезненный ушиб.

— Как Вы это сделали, мистер Люпин? — обратился ко мне профессор.

— Ну…Посмотрел на книжку, захотел прочитать аннотацию и произнес заклинание, — соврал ему я с честным выражением лица.

— Желание! Еще одна гарантия правильно выполненного заклинания! Пять баллов Гриффиндору за такое наблюдение! — протараторил Флитвик и вернулся к остальным ученикам.

— Ты не произносил заклинаний, — хмуро заявил мне Джеймс, когда мы уже спускались на первый этаж по предложению Сириуса прогуляться.

— Произносил, — остался при своем мнении я — мне казалось, что я просто не заметил того, как сказал нужное слово.

— Вообще-то я тоже не слышал ничего, — задумчиво почесал затылок Сириус.

— Ты вообще никогда ничего не слышишь, — улыбнулся я.

— Бывает, — признал Блэк и заторопился к выходу из замка.

Безуспешно я пытался уговорить их перво-наперво сделать домашнее задание — я безоговорочно проиграл аргументам «не на завтра же!». Признаться, я и не очень-то и хотел просиживать такой удивительно теплый день за, несомненно, интересными книгами. Возможность просто поваляться на вполне мягкой и зеленой траве и понаблюдать за облаками притягивала меня так же сильно, как и моих друзей. Мы были ослеплены ярким солнечным светом, как только покинули стены замка, который при свете дня выглядел совсем не таким могущественным, как вчера ночью. Он казался мне невероятно древним и хрупким строением, вполне уютным и радушным местом, особенно в сочетании с огромным прозрачным озером и естественной зеленью деревьев, окружавших его.

— Искупаемся? — в очередной раз прервал поток моих мыслей Сириус.

— Совсем чокнулся? Холодно же, сентябрь на дворе! — немедленно хором возразили мы.

— И что? Лето еще вовсю господствует, — распростер руки Сириус, намереваясь показать нам все признаки лета.

— Сумасшедший, — не удержался Джеймс, за что и полетел позже в это самое озеро.

— Сириус, он же утонет, — с любопытством разглядывал я место падения Джеймса.

— Да выплывет, куда денется, — отмахнулся Блэк.

— Или все-таки падет жертвой кальмара? — с чисто научным интересом высказал я свое предположение.

— ДЖЕЙМС! — среагировал на мое сообщение Сириус и тоже прыгнул в воду.

И все было бы замечательно, если бы он меня не прихватил с собой. Так и летели мы с небольшого обрыва прямо в холодную воду, к ожидавшему нам сердитому Джеймсу.

— Слава богу, ты живой, — облегченно выдохнул Сириус, подплывая к нему.

— Не твоими стараниями.

— Я думал, тебя кальмар съел! — продолжал объясняться Блэк, успешно игнорируя недовольный вид Джеймса.

— Какой кальмар? — заинтересовался Поттер и тут же едва не схлопотал огромным нечто, которое только что нависло над ним.

— Бежи-и-им! — в который раз за сегодня скомандовал Сириус.

— Или все-таки плывем? — не утерпел я неточности.

-Да какая, к Мерлину, разница! — откликнулись мне двое сообразительных друзей.

Под веселый смех ниоткуда взявшихся учеников других факультетов наша троица выбралась из воды и на всех парах понеслась подальше от озера. Я едва поспевал за не в меру энергичным Сириусом и не менее напуганным Джеймсом. По правде сказать, я даже и испугаться то не успел, слишком быстро все произошло, но панику охотно поддержал, за компанию.

— Устрица несчастная! — разглядывал у одного из раскидистых деревьев вдалеке от озера Сириус свою мокрую одежду.

— Кальмар не устрица, — вновь проявил я свою любовь к точной информации.

— Одни моллюски, — пожал плечами Сириус и убрал с лица мокрые пряди.

— Заболею — уроки будешь делать за меня, сам виноват! — подал голос Джеймс.

— Не я виноват в твоей природной неуклюжести!

— Это я неуклюжий?

-Ага, с рождения, я давно заметил!

— Убью!

И я снова наблюдал за сцепившейся парочкой. Я начинал мерзнуть в холодной и тяжелой одежде. Посмотрев на разбушевавшихся друзей несколько минут, я подхватил сумку и направился в Хогвартс. «Выдохнутся — придут», — здраво рассудил я, направляясь к дверям Школы.

Только я успел переодеться и вытереть волосы, как в спальню ввалились помятые и практически высохшие ребята. Разглядывая их довольные, но явно замерзшие физиономии, я вздохнул и применил увиденное недавно в разделе «Дополнительно» учебника согревающее заклинание. Мне казалось, что его должно было хватить до ужина, а там уже горячая еда вернет их к жизни. Я выгнал их в душевую, авторитетно заявив, что если они не примут горячий душ, я не пущу их на ужин. Меня на удивление легко послушались, и уже скоро лица Сириус и Джеймс приобрели здоровый румянец.

— Я не хочу писать эти глупые эссе, — капризничал Сириус, когда я потащил их с собой в общую гостиную делать домашнее задание.

— Не думал, Сири, что ты такой ребенок, — принялся Джеймс за свое.

— Я не ребенок! — мгновенно взвился Блэк.

— Так докажи это, — удачно влез я в начинающуюся пикировку и вручил ребятам их учебники, не обращая внимание на грустные взгляды обоих.

На удивление быстро мы закончили с трансфигурацией и Чарами — описать процесс превращения или творения заклинаний оказалось совсем просто, это даже Сириус подтвердил, когда мы шли на ужин, на котором им таки удалось убедить меня оставить зельеварение на завтра.

— Эй, Сири, лови!

-А? — некстати медленно повернулся Сириус и получил чем-то по голове, когда мы уже поднялись обратно к себе в спальню.

— Извини, я думал, ты успеешь среагировать, — улыбнулся другу Джеймс и поднял трансфигурирванную собачку с пола.

— Ты требуешь от меня невероятных чудес ловкости, — пробурчал Сириус, потирая ушибленный лоб.

— Я вообще-то собрался подарок тебе дарить! — рассердился Джеймс. — Рем, и ты иди сюда, а то как не родной!

— Я и есть не родной, — весьма тихо заметил я тогда.

— Да сейчас, — возмутился Сириус, хватая меня за руку. — Так что там за подарки?

— Я тут почитал кое-что по трансфигурации, — внезапно смутился Джеймс.

— Не томи, — загорелись глаза у Сириуса.

— В-общем, вот, — махнул палочкой Джеймс над своей злополучной собачкой и прошептал пару слов, затем протянул нам небольшие кулоны.

— Это ты нам так хочешь сказать, какие мы с…собаки? — усмехнулся Сириус, надевая кулон себе на шею.

— Я хотел оставить нам напоминание о первом учебном дне, дурак! — обиделся Джеймс и попытался отнять у Блэка его кулон.

— Ни за что, — увернулся Сириус и, посерьезнев, сказал:

— Спасибо.

Я тоже поспешил поблагодарить, тем более что превращение действительно вышло удачным — с тоненькой цепочки на нас смотрела веселая собачья морда с высунутым языком.

— Как девчонки, — услышал я позже бормотание с кровати Сириуса, затем звук чего-то летящего и тяжелого и сдавленное «Ой!», а потом медленно закрыл глаза. Я все еще был счастлив.

* Symphoricárpos (Волчья ягода) — кустарники с белыми ягодами.

** Atrópa belladónna (Белладонна, сонная одурь ) — растение высотою с метр, с маленькими темно-фиолетовыми цветами и черными ягодками. Сильное ядовитое растение.

* * *

Стихи Сергея Есенина

Спал я беспокойно. Я метался, словно находился в бреду: от одного края кровати до другого, стискивая подушку и почти разрывая одеяло. Джеймс говорил, что это было страшное зрелище, похожее на метание дикого зверя в клетке. Он был чертовски прав — я и был клеткой для дикого зверя, рвущегося на волю с наступлением полнолуния. До полнолуния оставалось два дня, а я не знал, как проведу его, ведь я с каждым разом все тяжелее отстаивал права на контроль сознания. Мне снились смутные образы людей в старинном замке, я нападал на каждого, сбивал с ног и рвал на части, и в то же время я наблюдал за этим со стороны, вглядывался в лица своих жертв и переживал каждый раз, когда замечал далекое сходство их с моими друзьями. Я совершил непростительную ошибку — я так отвлекся на Сириуса и Джеймса, что забыл, кем являюсь на самом деле, я не подумал о том, что до сих пор не нашел безопасного места. Два дня, у меня оставалось лишь два дня, чтобы найти потаенный уголок где-нибудь в Хогвартсе, иначе…Я боялся об этом подумать, и все же думал о возможных последствиях — отсюда мои сны, которые я вызываю подсознательно сам себе, напоминая о «болезни».

Я не видел выхода из этого ужасного сна. Я слышал вой волка, стук его когтей и приглушенные крики людей, — знал, что все это слишком реальный сон. Я не мог заставить себя выйти из этого состояния, хотя уже довольно долго пытался. Мое начинающееся отчаянье прервало осторожное прикосновение. Вот оно — мне не хватало чего-то из реального мира, чтобы сконцентрироваться на нем и проснуться. Я был безмерно благодарен Джеймсу, который тряс меня за плечо. Он выглядел взволнованным, но спрашивать ничего не стал. Любое упоминание о путах сна вызывало во мне глухое отчаянье и собственное бессилие перед второй сущностью. Я улыбнулся в ответ на беспокойный взгляд Джеймса, оценил заботу Сириуса о собственном друге — Блэк раскинулся на всю ширину кровати и громко сопел. Поблагодарил Поттера за то, что он принес мне стакан воды, и пожелал ему спокойной ночи — мне следовало хорошенько выспаться.

Сон не шел. Я не хотел снова увидеть призрачную смерть людей от зубов оборотня, хотя я действительно пытался заснуть — и овец считал, и прыгающих Дамблдоров, и подумывал уже стукнуться головой, только чтобы отключиться до самого утра. Предаваясь горестным размышлениям об отсутствии договоренностей со своим разумом («Я захочу, а ты отключишься»), я не заметил, как на исходе второго часа мучений уснул — на этот раз без нервирующих сновидений.

— Похоже на кому, — с сомнением прожужжала какая-то муха у меня над головой противным режущим голосом.

— Тогда может все-таки водичкой? — с надеждой отозвалась вторая, еще более громкая и от этого еще более противная.

— Уймись, — не настроена была шутить первая.

— Я же жизнь ему спасти хочу! — возмутилась вторая.

Я скривился и схватился за голову — она немилосердно болела.

— Очнулся! — невыносимо громко крикнула вторая муха, и я застонал от болезненного эхо в голове.

Я только собрался высказать мухам все, что о них думаю, как вспомнил, что они, собственно, не разговаривают. Зато мои энергичные друзья-соседи очень даже. Интересные у моего разума ассоциации.

— Я вас умоляю, тише, — умоляюще прошептал я, пытаясь не щуриться от яркого солнечного света.

— Для тебя — все что угодно, — чрезвычайно тихо сказал мне Сириус и, под грозным взглядом Джеймса, принес мне тот же самый стакан воды.

— О, вот так всегда и говори, — слегка расслабился я, убирая руки от висков и забирая предложенный стакан — Джеймс был недоволен тем, что «Сириус нагло проспал время, когда Рем нуждался в них».

— Так и буду, если не станешь нас так больше пугать, — расслабился вместе со мной Сириус.

— А чем я пугал?

— Ну, ты вообрази, я сплю, тихо и мирно, тут ко мне подлетает Джей, сдергивает полог и орет, что тебе плохо! Я естественно с утра плохо соображаю, он на меня вываливает кучу оскорблений и со слезами на глазах жалуется, что ночью тебе тоже нездоровилось. Я более ли менее вернул способность думать, смотрю — а ты лежишь весь холодный и зеленый — так перепугался! — сбивчиво рассказал мне Сириус.

— Ну и не зеленый, — возразил я.

— Ну и не со слезами на глазах, — смутился Джеймс.

— Ага, а я самая красивая ведьма Британии, — хмыкнул нам в ответ Сириус.

— А похож, — оценил Сириуса Джеймс.

— Ты бессовестное существо! Не видишь, Ремусу плохо! Хватит меня разглядывать! — возмутился тот и принялся освобождать меня от одеяла, в котором я основательно запутался.

— Ты чего делаешь? — не понял я Блэка.

— Освобождаю твою больную тушку, чтобы отнести ее в медпункт и стать героем, спасшим собственного друга от какой-нибудь немочи! — самоуверенно протараторил Сириус, вытаскивая меня на свет солнечный.

— А как же я? — обиженно надулся Джеймс.

— А ты обречен вечно быть лишь моей тенью, смертный, — Блэк поднял меня на руки и решительно потащил к выходу из спальни.

— Я же в пижаме! — панически проорал я, пытаясь высвободиться. Напрасно, я был намного слабее Сириуса

— Ты больной, тебе можно, — последовал незамедлительный ответ. — Джеймс, так и быть, я отдам тебе одну четверть своей славы, если ты поможешь мне его дотащить!

— Сам ты больной! — вдвое сильнее сопротивлялся я.

— О, так ты сам идти можешь? — обрадовался Блэк и опустил меня на землю, которая почему-то сразу начала качаться и уплывать. — Черт, а ведь таким здоровым выглядел!

— Определенно в медпункт, — подхватил меня Джеймс с другой стороны.

Вот так я впервые попал в это светлое и просторное помещение с устоявшимся в нем запахом различных трав, с огромными картинами и множеством белых шкафов и таких же белых кроватей, сейчас пустующих. Я был первым в истории Хогвартса, кто попал в медпункт на второй день учебы, да еще и таким оригинальным способом — вися на шее двух своих только что приобретенных лучших друзей.

— Господи, что это с ним? — охнула еще молодая женщина в белом чепчике. — Милый, что с тобой?

— У него был кошмар, а с утра он едва проснулся! — с жаром принялся объяснять Джеймс.

— Это вполне обычная реакция на смену обстановки, — появился из дальней двери директор. — Ремус жил на оживленной окраине Лондона, и, возможно, это реакция его организма на переезд на более чистый воздух. Я бы попросил вас выйти на пару минут — мадам Помфри необходимо провести пару процедур, после чего вы можете забрать его. Никто его тут есть не собирается, мистер Блэк!

Сириус, почуявший подвох, попытался возразить, но был насильно уведен Джеймсом из больничной палаты.

— Зачем вы соврали им? — скривился я от особенно горького зелья, которое тотчас же после нашего прихода принесла мадам Помфри.

— Ты думаешь, им следует знать о твоей волчьей натуре? — подмигнул профессор. — Успеешь еще. Сейчас о главном — я знаю, что скоро полнолуние и твое состояние только доказывает это. Поппи будет отводить тебя сначала, а потом ты уже и сам привыкнешь. Не беспокойся, это абсолютно безопасное место, — поспешил добавить он под моим недоверчивым взглядом.

— Вы уверены, сэр? — только и оставалось, что спросить мне.

— Как в том, что сегодня надел одинаковые носки! — и директор покружился, показывая мне и впрямь одинаковые носки. Как будто они могли оказаться разного. — И прихвати с собой что-нибудь теплое, уже холодает.

Я в недоумении глядел в спину величайшему магу и недоумевал — он выгоняет меня на улицу?

— О, это всего лишь домик на отшибе, — проворчала медсестра и позвала моих взволнованных друзей за тем, чтобы они оттащили меня в Большой Зал и как следует накормили.

— И только попробуй это все не съесть! — авторитетно произнес Сириус, указывая на заполненную до краев тарелку с мясом и салатом.

— Сириус, я лопну! — попытался тихо возразить я.

— Неблагодарный! Мы за ним целые ночи напролет наблюдаем, — Джеймс хмыкнул, но прерывать Сириуса не стал, — заботимся о тебе, а ты на нас плюешь!

-Нет, что ты, — вновь возражал я.

— Тогда ешь! — и Блэк снова указал на злополучную тарелку.

В итоге мне все равно пришлось все съесть. Последний аргумент Сириуса «обижусь!» я игнорировать не мог — слишком дорожил друзьями, которые косились на меня на протяжении всего завтрака. У меня зародилось смутное ощущение того, что ни Сириус ни Джеймс не поверили ни единому слову директора, но, тем не менее, не спрашивали. Вероятно, они думали, что я сам не знаю, что со мной. Как бы я хотел этого не знать.

Мои друзья садисты. Это я понял уже тогда, на первом курсе, на третий день нашего знакомства. Я добросовестно съел все, что они мне предложили. Но когда Джеймс решительно достал яблоко на середине истории магии, которая была, к слову сказать, невыносимо скучной даже для меня, я громко возмутился.

— Мистер, я, конечно, понимаю, что все знают историю довольно хорошо, но это не повод так нарушать тишину!

— Извините, сэр, — ответил я слабо мерцавшему призраку-профессору и обреченно принял яблоко, хотя и не смог промолчать. — Я лопну, исключительно по вашей вине!

— Тебя послушать, так мы всегда в чем-нибудь виноваты, — ничуть не смутились друзья.

Я, вздохнув, потеребил цепочку Джеймса, скрытую под воротом мантии, и попытался воззвать к жалости друзей еще раз. Тщетно.

— Магия не берется из ниоткуда. Магия есть то, что производит природа, производим мы. Магия это энергия. Само собой, что мы не станем изучать магию именно в этом смысле. История магии предполагает изучение истории развития магического общества в переплетении с историей развития энергии, названной магией, но никак не только ее. Магией пользовались всегда. Вот в далекие времена, еще древнее римлян, когда еще Земли не существовало — уже тогда существовала магия. Наша история начинается именно с тех времен, времен действительно Великих Волшебников, и я предлагаю начать вам с Адама, по глупости которого мы навсегда потеряли доступ в Абсолютное Магическое место, он же такой любимый магглами Рай. На самом деле… — нудно бормотал профессор Биннс, не глядя на учеников, которые в большинстве своем уже сладко зевали.

Я изо всех сил старался не подражать им и не вспоминать о наполовину бессонной ночи. Я старательно записывал то, что считал нужным, хотя меня постоянно одолевало желание присоединиться к мерно сопящим рядом Джеймсу и Сириусу, которые вот уже двадцать минут от лекции сладко спали, устроив головы на собственных руках. Стараясь не обращать внимания на сонные звуки с двух сторон (как в засаде, честное слово), а позже и со всех четырех, я медленно записывал ничего не значащие для меня даты. Для меня история Адама останется маггловской сказкой про Рай, а не темной волшебной истории. Еще бы сказали, что Адам некромант, или кто там еще страдает выращиванием людей из собственных костей. Я почти точно знал, что на следующем уроке он начнет рассказывать нам про Египетских богов, которые друг друга выплевывали или из других мест вылезали. Кто же они могли быть тогда, если не развлекающиеся темные маги! Ничего себе развлечение — выплевывать взрослых девушек или череп для них собственный раскалывать. Конечно, кое-что все равно приукрасили…Я понял, что мысли мои приняли неправильное направление, и постарался вернуться к уроку. Я испытал неимоверное облегчение, когда услышал первые колокола за этот день.

— Хорошо поспал, — потянулся Сириус, очнувшись, наконец, от своего глубокого сна.

— И не говори, мировой мужик этот Биннс! — вторил ему Джеймс, потирая глаза.

— Это пока вы его домашнее задание не узнали, — тихо пробормотал я себе под нос, надеясь на острый слух друзей.

— Какое домашнее задание?!

— Не менее двух футов подтверждений того, что история с Адамом есть история волшебная.

— Какого черта?!

— А кто это такой?!

-Где мы ответы то достанем, да еще и настолько?!

— Совсем сбрендил, — завершили свои восклицания Джеймс и Сириус.

— А я еще надеялся, что диагнозы учителям мы оставили во вчерашнем дне, — улыбнулся я.

— Мы еще не всех видели, — доходчиво объяснил мне глупость моего высказывания Сириус и тут же оглушительно чихнул. Потом еще раз. И еще.

— Да поняли мы, что правду говоришь, — усмехнулся Джеймс на шестой чих Блэка.

— Настолько прав, что сейчас расчихается по полной, — обеспокоенно посмотрел я на Сириуса, когда тот смог прийти в себя, поднять голову и шмыгнуть носом.

— Кажется, Сириус заболел, — грустно констатировал я и услышал еще один чих.

— Джеймс, друг, я всегда знал, что ты без меня никуда! — заулыбался Блэк и тут же схватился за голову.

Так мы попали второй раз в больничное крыло за сегодняшний день. Я с беспокойством следил за тем, как негодующая Помфри раздает ребятам зелья и заставляет их выпить.

— Оно горькое! — пожаловался Сириус, попробовав немного.

— Зато полезное, — парировал я.

— Не переживай, Сири, если мы и траванемся, то исключительно вместе! — нисколько не заботило Джеймса его плачевное состояние.

Их температуры тела, словно сговорившись, упорно ползли вверх.

— За здоровье, — не смог промолчать Сириус и чокнулся бутылочкой с Джеймсом, после чего залпом выпил и скривился.

— Ну и гадость! — раздались два недовольных голоса.

Мне пришлось оставить своих друзей в больничном крыле — на этом настояла колдомедик, объяснив, что они все равно скоро уснут. Я усмехнулся ей на прощанье — чтобы Сириуса заставить заснуть, надо как минимум выкачать из него всю энергию. Однако когда я уже обернулся у выхода второй раз, Сириус закрывал глаза и устраивался удобнее на кровати, обняв подушку, а Джеймс смотрел уже, вероятно, второй сон. Он забыл снять очки, а мадам Помфри куда-то ушла, поэтому я дал себе разрешение опоздать на урок и позаботился о Джеймсе — кто знает, когда ему пришлют следующие очки, если он сломает эти.

Я так и не спросил, почему Джеймс носит очки, ведь можно вылечить глаза зельем. Не спросил ни тогда, ни в день рождение Гарри, ни через год. А после я не смог — мертвые не разговаривают, если они не стали призраками.

Я заглянул к ребятам перед ужином, надеясь, что они уже в порядке. Всю трансфигурацию мне пришлось работать в паре с Фрэнком — я вновь одним из первых превратил деревяшку в изящную пуговицу с измененным цветом и структурой. У Лонгботтома почему-то никак не выходило, и я не мог понять отчего. Я и так ему объяснял, и картинки рисовал, да я разве что песни не пел! У Фрэнка не все не получалось — и меня осенило. Я подумал, что, возможно, каждый человек представляет себе свой собственный разум по-разному. Я вот когда хотел пробудить воображение, представлял лист пергамента и мысленно рисовал на нем то, что хотел получить. Это мне было ближе всего. Но такая гениальная мысль не решала проблему, и я пытался пробудить воображение Фрэнка. Минут десять я убил на то, чтобы объяснить то, что я от него хочу. К концу урока мы смогли слегка изменить цвет деревяшки, и я имел право гордиться собой, что делать все равно не стал.

Я был расстроен, когда мадам Помфри сообщила мне о подозрительном цвете лица моих друзей и доступно объяснила, что до завтра она их точно не выпустит. Я поверил ей сразу же, как только увидел Сириуса: он был невероятно бледен, а глаза подозрительно блестели. Не так сверкали, когда он придумывал очередную шалость, а действительно блестели больным блеском. Джеймс выглядел чуть лучше, но он был ближе к светло-зеленому цвету, и его мутило, о чем он мне успел неоднократно сообщить. Тем не менее, спокойствие по-прежнему избегало моих друзей, и они бы носились по всему больничному крылу непременно, если бы не строгие взгляды мадам Помфри. Сириус подозрительно тихо со мной поздоровался, явно погруженный в свои мысли:

— Соизволил явиться.

— Могу и уйти, — пожал плечами я, поворачиваясь к выходу.

— Стоять, где мои конфеты, сладости и все, что полагается больному? — нахмурился Джеймс и кинул в Сириуса подушкой.

— За что?! — вмиг очнулся тот и схватил свою подушку.

— Не смей обижать Ремуса.

— А я обидел? — искренне удивился Сириус.

— Забудьте, — отмахнулся я.

— Рем, а ты принес нам конфет? — повторил Блэк.

— Два тапочка пара, — вздохнул я и поспешил извиниться:

— Я еще не был на ужине, но если вы меня отпустите, то я прихвачу вам чего-нибудь.

— Все тащи, — загорелся Сириус и отправил Джеймсу обратно его подушку. — Я голоден, как собака!

И я в который раз вышел из больничного крыла за тем, чтобы через полчаса вернуться сюда же с огромной кучей еды, трансформированной мною в незаметный пакетик. Не хочу вспоминать, как на меня смотрели одноклассники, когда я собирал всю эту еду в кучу. Опустив ее на столик между кроватями друзей, я трансформировал еду обратно и устало опустился на кровать рядом с Сириусом. Еще не было трех часов дня, а я ужасно устал.

Сириуса и Джеймса не выпустили и на следующий день, мотивируя это тем, что Джеймса тошнило, а Сириуса знобило постоянно. Я три раза в день исправно таскал ребятам «что-нибудь» вкусное килограмм на пять, когда в один из таких походов меня не осенило. Я буквально влетел к мадам Помфри и спросил насчет противопростудного зелья, что она дала Сириусу и Джеймсу. Моя догадка была проста, как круговорот воды в природе — состояние Джеймса я переживал несколько раз в глубоком детстве, пока не выяснил, что у меня банальная аллергия на груши, и есть их мне нежелательно. Всю дорогу обратно я размышлял с огромной скоростью, перебирая, что бы это могло быть: сначала они были точно простужены. И тут меня снова осенило — противопростудное зелье! С Сириусом все было еще проще — зелья было для него слишком мало, чтобы вылечить, но достаточно, чтобы удержать температуру на одном уровне. Я пытался донести это до мадам Помфри, впервые проявив такое красноречие, что меня даже директор заслушался, когда зашел сюда за снотворным.

— Браво, Ремус! — похлопали мне аж три человека.

Я смутился и пробормотал, что это просто даже для ребенка. Колдомедик Хогвартса сначала не поверила мне. И снова не поверила, когда я предложил ей провести маленький эксперимент. Но с директором ей пришлось смириться — он поддержал мою идею. Сириусу была немедленно дана усиленная доза, а у Джеймса была взята кровь для анализа на аллергены. Я устало потер глаза и пожелал друзьям спокойной ночи. Мне предстояло как следует выспаться перед завтрашней ночью.

Четвертого сентября я вновь учился без друзей.Ощущение пустоты и скуки преследовало меня все Зельеварение, вновь стоящее первым уроком. Слагхорн предложил нам сварить простенькое взрывающееся зелье, написав рецепт на доске после того, как добрых двадцать минут распинался на совершенно отвлеченные темы. Я мысленно в который раз согласился с Сириусом — Гораций Слизнорт действительно пустозвон. Он рассказывал что-то насчет клуба студентов, который собирается у него каждую субботу и это все родственники известных людей. Профессор определенно старался найти среди нас будущих членов его клуба, и я не думал, что ему хоть что-то удастся. Из первокурсников Гриффиндора не было знаменитых детей, за исключением наследника одного из древнейших родов, но Сириус вряд ли согласиться вести светский образ жизни по субботам. Я с нескрываемым удивлением нашел в рецепте Слагхорна несколько ошибок, сверившись с учебником. Я решил не спрашивать, а делать, за что в итоге и был вознагражден. В конце урока, когда профессор проверял наши зелья, он поставил «Превосходно» лишь двоим — мне и Лили Эванс, заявив, что «молодой человек, несомненной, чрезвычайно талантлив, и я надеюсь на плодотворное с ним сотрудничество»!». Мне казалось, что я видел самое настоящее презрение, как тогда, в поезде, от того же Северуса, которые занимал одну из последних парт и редко когда поднимал голову от собственных записей. Сейчас же он смотрел прямо на меня, и мне захотелось немедленно скрыться так, чтобы не попадаться ему на глаза в ближайшие лет десять. Я не понимал, чем вызвал такое острое пренебрежение этого темного мальчика, но сильно переживал из-за этого. Казалось, что Снейп считает меня недостойным оценки «Превосходно», и я уже начинал с ним соглашаться. Зелье Северуса выглядело раз в пять опаснее моего и постоянно потрескивало. Наконец, Слагхорн обратил внимание на своего темного ученика, словно вспомнив о том, что пропустил его.

В классе зельеварения раздался мощный взрыв. Все склянки попадали на пол, стекла рассыпались под небольшой взрывной волной.

— Идиот, — прошипел кто-то сквозь легкий дым.

Когда он рассеялся, я смог разглядеть лежащего профессора перед последней партой и склонившегося над ним Северуса. Я подошел ближе, Северус поднял голову и доходчиво объяснил, какой я недалекий человек, раз до сих пор не побежал за помощью. Я старался не обращать внимания на приличную ссадину на его лбу, повернулся и выбежал из класса зелий за тем, чтобы через несколько минут в рекордно быстрое время достичь медпункта и в очередной раз громко позвать мадам Помфри.

Со Слагхорном не случилось ничего страшного, как я выяснил позже от Северуса, который тоже был доставлен к бедному колдомедику нашей школы. Она забинтовывала слизеринцу лоб, пока я засыпал его вопросами, не замечая недовольства моих друзей от такого соседства. Скривившись, Снейп все же объяснил мне, что сварил максимально неустойчивое зелье, а «идиот Слагхорн» полез его трогать, толком не посмотрев, что сварил его ученик. Сдается мне, профессор даже не знал, что из такого ничтожно малого количества ингредиентов, что он просил использовать, можно сварить натуральное землетрясение. Я немедленно зауважал сокурсника, о чем и поспешил ему сообщить, в ответ получив лишь утомленный взгляд. Северус вырвался из рук колдомедика и немедленно покинул Крыло под нашими удивленными взглядами. Объяснять что-либо друзьям я не успевал — мне казалось, что профессор МакГонагалл с меня спустит три шкуры за очередное опоздание, даже если бы я прибыл только что с тонущего «Титаника».

Вновь увидел я друзей лишь после обеда, который был мне необходим из-за очередной помощи Фрэнку. Они сидели на кровати Сириуса, который сжимал в руках лист пергамента. Я собирался спросить, что же случилось, когда вспомнил об обещании Беллы. Видимо, он получил ответ из дома, и я не думаю, чтобы мама им гордилась. Сириус был бледен, смотрел куда-то через текст и снова о чем-то думал, не замечая ни моего прихода, ни присутствия рядом Джеймса.

«Хогвартс, Шотландия.

Вальбурга Блэк.»

К сдержанной записке прилагался номер магического «Пророка». В котором если не на первой, то уж на второй полосе было написано о неудачном распределении Наследника и размещена колдография матери Сириуса. К слову сказать, она была весьма красивой женщиной, с этим вечным слизеринским надменным выражением, таким же, как у Беллы и Малфоя. Видимо, на газету Сириус не обратил никакого внимания, потому что она и осталась лежать сложенной, а Сириус никогда не отличался аккуратностью. Я не вынес этого молчания, и спросил самое банальное, что мог произнести:

— Сириус, ты в порядке?

— Ага, — неопределенно пробормотал Сириус, медленно поднимая голову. — Эврика!

— Ты определенно читал маггловскую литературу, — вновь удивился я пристрастиям друга.

— Отстань ты от меня с этими магглами и не мешай мне ловить гениальную мысль! — гневно посмотрел на меня Сириус.

— Бедная мысль, — искренне посочувствовал Джеймс, тоже возвращаясь из глубины раздумий.

— Все, поймал, — сообщил нам через некоторое время Блэк.

— А хвост не оторвал? — вновь собрался сочувствовать Джеймс.

— Какой хвост? — воззрился на него Блэк с явным удивлением и непониманием на лице. — Прекратите вы ерунду нести, лучше слушайте! Есть такое заклинание, которым девчонки себе волосы завивают. Нам нужно позарез его узнать.

— Нам? — подал голос я.

— Волосы завивать? — продолжил за меня Джеймс, сверкая глазами из-под круглых очков.

— Да не мы волосы завивать будем, идиоты, — рассердился Сириус, явно надеявшийся донести до нас эту мысль на блюдечке с первого раза. — Это заклинание вообще не имеет обратного заклинания.

— Всю жизнь такими ходят? — невольно восхитился я.

— Оно настроено на определенный промежуток времени, — ласково, как на умалишенного, посмотрел на меня Сириус, и мне очень захотелось подавиться собственными словами и больше так не позориться.

— Я понял, ну есть заклинание, нам оно зачем? — недоуменно спросил Поттер.

— Нам лично оно не надо. Но нам так сильно не нравиться один надменный слизеринец, верно? — подмигнул нам Блэк.

— Боюсь, легко вьющиеся волосы ему только еще больше пойдут, — попытался возразить Джеймс.

— А мы заклинание на максимальные кудряшки настроим, — улыбнулся Сириус, и начал рисовать нам конечную картину, пока мы катались по его кровати и утирали слезы от смеха. Но все начиналось снова, как только Блэк упоминал слова «Малфой» и «кудряшки» в одном предложении. На фантазию мы никогда не жаловались.

— Все это великолепно, но как ты собираешься туда попасть? — посерьезнел Джеймс.

— Нет ничего невозможного, друг мой! Разве мы можем лишить Хогвартс такого удовольствия? — последовал философский ответ.

— А заклинания Несмываемой косметики случайно не существует? — сам себя спросил я, пока мои друзья переживали вторую волну смеха.

Я никак не ожидал третьей волны.

-Чур, губы ярко-розовой помадой с блестками!

— И тени, тени синие!

— Щеки румянами!

— Ремус, я говорил тебе, что ты гений? — обратился, наконец, ко мне Сириус после того, как был составлен план действий.

— Я не против послушать еще раз, особенно, когда предложу вам секретное название нашей операции, — хитро улыбнулся я, насмотревшись в детстве маггловских детективов.

— Какое? — тут же заинтересовались оба.

— «Все женское — женщинам»?

— О да, мне нравиться действовать по плану ВЖЖ! — усмехнулся Сириус, но менять не стал, лишь поглядел на весело жужжащего Джеймса. — Этому столику больше не наливать.

За непринужденной болтовней и обсуждение «нового образа мистера Малфоя» время пролетело совершенно незаметно. Казалось, я только что вбегал сюда после обеда, а времени уже было далеко за десять. Нашу беседу прервала мадам Помфри, сообщив, что меня ждет директор, и что завтра ребята уже выйдут из лазарета. Я покорно следовал за медсестрой, которая за всю дорогу до огромного дерева не проронила ни слова. Я думаю, она боялась меня, особенно когда была со мной наедине и в ночь полнолуния. По ее расчетам выходило, что луна станет окончательно полной лишь под утро, поэтому она ждет меня с утра у себя, чтобы проверить мое физическое состояние. Я почти не слушал ее бормотание и пропустил тот момент, когда она объясняла, куда меня ведет. Я с опаской поглядывал на странно качающиеся ветви дерева, они казались мне живыми и точно разумными. Они переплетались меж собой, производили легкий шум, похожий на шепот, и покачивались против ветра.

— Вот сюда нажмешь, — все еще продолжала объяснять мне что-то колдомедик, пока я зачарованно смотрел на странное дерево.

— Ремус, у нас не так много времени, заклинание скоро спадет! — вконец разозлилась она.

А я даже не запомнил, куда она попала веткой, чтобы открылся этот подозрительно темный провал у самых корней. Помфри уже подталкивала меня к нему, когда над нашими головами в опасной близости пролетела огромная ветка.

— Да двигайся же ты! — раздался гневный голос позади меня, когда я уже стоял в темном подземной коридоре.

Коридор не освещался. Холодный подземный воздух неприятно обжигал легкие, земля была сырая, идти приходилось быстро. Я был рад, что оборотни редко болеют простудой, но если я бы не был оборотнем, меня бы и здесь не было, что не могло не огорчать. Я вновь разрывался противоречивыми чувствами, которые, казалось, совсем исчезли под натиском моих жизнерадостных друзей.

— Там лестница, она приведет тебя в Хижину, не забудь дверь запереть, — махнула мне Помфри и поспешила обратно, оставив меня в невыносимом одиночестве.

За все семь лет я запомнил эту комнатку в мельчайших деталях. Я с уверенностью могу сказать, какой пролом где находиться. Тьма комнаты, тяжелый воздух и невероятное количество пыли — все слилось в одно и то же воспоминание на протяжении нескольких курсов. Мне было настолько плохо в этом доме, что это сказывалось даже на моем Волке, пусть я давно перестал чувствовать его настолько хорошо. Мои воспоминания о собственных действиях с каждым новым превращением покрывал все более густой туман, но даже сквозь него я помнил, как с отчаянием смотрел на закрытую дверь, положив голову на передние лапы. Мой старый Волк все еще хотел быть кому-то нужен, и с каждым превращением отчаянно желал этого кого-то найти. А я нашел. Нашел и ждал помощи. Ждал поддержки. И смотрел вместе с Волком на дверь все раннее утро, пока со вздохом не заметил нарастающую боль в некоторых костях. Превращение не занимало много времени, но отнимало достаточно сил. Пошатываясь, я отпер дверь, прошел подземным ходом на улицу и, пошатываясь, побрел по мокрой от росы траве в сторону замка, разглядывая необычайно светлое для такого времени небо и Лес, покрытый таким же туманом, каким был заполнен мой разум. Я не замерз и не промок, но как только я оказался лицом к лицу с мадам Помфри, я позволил себе просто упасть в темноту за новой порцией сил. Тогда счастливым я себя уже не чувствовал. Я вообще ничего не чувствовал.

Наутро началась подготовка к ВЖЖ (и не один раз я пожалел о том глупом названии). Двери лазарета распахнулись и впустили два миниатюрных торнадо, по ошибке названных неженскими именами, в то время как я продолжал лежать на больничной койке и грезил о спокойном и задушевном отдыхе, желательно в лежачем положении. Меня снова весьма бесцеремонно подняли с кровати и поставили на ноги, параллельно ворча в два голоса что-то о моей совести. Кажется, даже если бы мои друзья знали о моей второй натуре и количестве прошедшего времени с последнего новолуния, они все равно не стали бы делать мне поблажки. Впрочем, правильно бы решили — физически я был абсолютно здоров. Морально же я все еще ощущал некую двойственность положения хозяина тела, и мне требовался вполне серьезный разговор с самим собой и недовольный монолог собственному Волку. Подумать о странном его поведении, о его тоске…Мои надежды снова не оправдались. И это при том, что я им еще не рассказывал ничего! Да и вряд ли когда-нибудь бы сам рассказал. Таким образом, я, спустя всего несколько часов после превращения, уже был посвящен в грандиозный план Сириуса (и это даже не мои слова), даже до того, как спустился на завтрак и окончательно проснулся.

План напоминал подготовку к масштабным военным действиям: разведка, тайный шифр врага и контроль оружия. Так уж получилось, что мне выпала разведка, или, другими словами, я должен был разведать слизеринские подземелья на предмет ниш и пустых комнат, если мы, не дай Мерлин, попадемся на глаза кому-нибудь. Сириус с чрезвычайно важным видом сообщил, что он принимает на себя огонь девушек и идет узнавать заклинание многострадальных бигуди. Джеймсу же пришлось подслушивать пароль к гостиной змеек. Не будь урока ЗОТС сразу после завтрака, прекрасное утро воскресенья мне пришлось бы провести в темноте и сырости. Ну а ЗОТС, пусть и по временному расписанию выпал на выходной в связи с новым директором, новыми учителями и тому подобное, был моей отсрочкой. Не нравилось мне задание Сириуса, но разве мог я ему противостоять? Разве бы получилось у меня как ни в чем не бывало спросить у девчонок про заклятье или же незаметно подслушать пароль? Да нет, конечно, я получил то задание, которое смог бы выполнить, и Сириус тут совсем не причем.

Не один я был недоволен своим заданием. Джеймс упорно отказывался подслушивать, и на его уговоры было потрачено все время до звонка колокола. К сожалению, я задумался и благополучно пропустил мимо ушей тот главный контрдовод, которому Джеймс не нашел ответа. А мне было ужасно любопытно. Мне просто необходимо было знать все и вся, но времени спрашивать уже не было — я и насчет «великого плана» едва успел переброситься с Сириусом парой слов на полном ходу по пути к классу. Мы снова опоздали.

— Уверяю вас, получение знаний непосредственно на пороге класса происходит значительно медленнее, нежели за партой. Займите ваши места, — едва удостоил нас своим взглядом неказистый профессор. — Рассел Стоунстэй, и в моем распоряжении год, чтобы научить вас основам защиты: от себя, своего страха и непосредственно темных сил. Учебники, при всем моем уважении к кавалеру ордена Мерлина первой степени, Фиару Эфрейду, не сочетаются с моей собственной программой.

Однокурсники, а на сегодня нам достались хаффлпаффцы, издали пару радостных возгласов, понадеявшись на легкие уроки, несмотря на вполне серьезного и на вид очень даже строгого профессора, который, кстати, обладал совершенно заурядной внешностью и ничем не выделялся среди толпы учеников.

— Но это не значит, что вы потратили деньги зря. Теория не помешает, и вы будете изучать ее по министерской программе, но только в качестве домашних заданий, — не потрудился повысить голос профессор на устроивших шум в классе, наоборот, его голос стал заметно тише, и нам волею-неволей пришлось прислушиваться к тому, что продолжал рассказывать профессор Защиты. — Я считаю необходимым и обязательным для учеников умение концентрации для постижения самых простых заклинаний. Научитесь справляться с самим собой, и, может быть, вы сможете защитить себя от собственного однокурсника. В первую очередь, защита необходима именно вам, мисс Боунс, но я могу не учить вас, если вы предпочитаете записки моей лекции.

Девочка впереди нас заметно смутилась и постаралась стать как можно незаметнее, когда взгляд учителя перенаправил и наши взгляды на нее.

— «Фокусники». Простейшая магия в небольшом предмете, позволяет выявить отклонения в развитии зрения у детей до полутора лет, самый большой срок. Он определяет, способен ли ребенок удерживать взгляд на конкретном предмете, дешевая игрушка для заботливых матерей. Сиреневый цвет — все в полном порядке, розовый — отклонения. Я перенастроил его, мисс Эванс, — предугадал профессор несказанный вопрос будущей умницы Гриффиндора. — Сможете полностью сконцентрироваться — вы справились с сегодняшним заданием, нет — удвоение домашнего задания и внеурочный.…Назовем его зачетом. В вашем расположении полчаса.

Перед каждым из нас опустился небольшой белый шарик с серебряным обручем-основой. Стоунстэй (вот же фамилия глупая была!) даже не потрудился объяснить, что же именно требуется от нас. Видимо, Джеймс и Лили думали точно так же, если в один голос синхронно с моей мыслью спросили о том, как выполнять задание.

— Мне казалось, вы достаточно взрослые для таких умных слов, мистер Поттер и мисс Эванс. Концентрация — способность уделять собственное внимание лишь одной мысли, одному предмету и одному действию. Не существует универсальных способов ее достижения, каждый человек индивидуален, и только вы сами знаете, как достичь того или иного эффекта, только вы сами знаете точную оценку собственных сил; подсказать каждому из вас значит потратить неисчислимое количество времени для того, чтобы осознать, каким образом вы думаете, и еще больше времени потратить на создание уникального метода для каждого. Запомните, в особо важные моменты в вашей жизни с вами может не оказаться никого, кто смог бы вам помочь. Собственные силы, и ничего больше, — весьма пространственно ответил преподаватель и опустился в кресло позади учительского стола, придвинув к себе стопку листочков, всем своим видом демонстрируя, что помогать никому не собирается.

Если внимательно пересмотреть речь профессора, то можно заметить намеки на собственный мыслительный аппарат, то бишь мозг. А я углядел еще и разрешение пользоваться воображением, а меня ж хлебом не корми, дай пофантазировать, чем я и занялся. Я не реагировал ни на удивленные и непонимающие взгляды Джеймса, ни на непривычную картину озадаченного Сириуса, ни на научную мини-конференцию, которую тут же развела Эванс, подключив всех близко сидящих девчонок. Парни, естественно, не принимались. Это было последнее, что я заметил перед тем, как совершенно серьезно уйти в себя. Я отчаянно думал. Наверное, данный процесс в моей голове выглядел как маггловская автострада, но с тройной нормой автомобилей. Мой «фокусник» принимал более яркие оттенки розового. Сириус позже с восхищением сообщил мне, что я вполне мог и разорвать бедный шарик количеством мыслей в секунду. Но я думал не про шарик, я думал для него. Как остановиться на одной мысли? Убрать все другие. Как? Воображение, то же, что и на трансфигурации. Представляем свой разум как ту же дорогу, мысли как маленькие машинки. Убрать другие — но их слишком много. Можно отгородить. Рисуем мысленно такую немаленькую Великую Китайскую Стенку кругом, оставляя в зоне действия лишь представление этой детской игрушки. Главное — не отвлекаться. Продолжать держать и верить в то, что делаю. Помню, как попутно представлял, что твориться за этой стенкой — аварии там всякие, магглы в форме бегают туда-сюда, светофоры горят, но это даже помогало мне представлять единую картину. Удерживал, пока открывал глаза, и был сильно разочарован тем, что цвет балансировал на грани розового и сиреневого. Вновь ушел в раздумья относительно недостатков своей стенки. Догадался, только когда услышал особенно громкое возмущение с передних парт по поводу «чертова задания». Может, дело в том, что я еще способен уделять внимание звукам? Решение тоже нашлось довольно быстро — картинка с изображением шумящего водопада откуда-то из Африки услужливо постучалась с другой стороны стенки. Когда я в следующий раз открывал глаза, мой шарик мерцал самым настоящим сиреневым туманом, и я не удержался от похвалы самого себя. Все, что касалось непосредственно воображения, мне удавалось довольно легко. Было немного обидно, когда профессор лишь кивнул мне в ответ на заявление о выполнении задания, но обида с лихвой окупилось гордостью Сириуса за меня, «очень-очень умного его лучшего друга». Он, кстати, закончил со своим заданием сразу же, как только услышал о моем достижении. Как он это сделал, рассказать не пожелал. Да и я молчал, все равно ведь не поймут моих методов.

Когда мы в приподнятом настроении выходили из класса, я мог поклясться, что видел пару завистливых взглядов, и один явно негодующий от Эванс — не мы же виноваты, что мысли о своем собственном любопытстве не давали ей сосредоточиться, как и Фрэнку, который очень боялся своего провала, в котором он не сомневался. Некоторые хаффлпаффцы думали совершенно о других вещах, на которые шарик упорно не реагировал. В общем, справилась лишь наша троица (Джеймс ненамного позже нас разозлился на «глупый шарик», и именно злость помогла ему отвлечься от всего другого), ну и достигли некоторого успеха девочки компании Лили. Впрочем, когда мы выходили из класса в полдень, мы и думать не стали об уроке — выполнения собственных заданий Сириус потребовал немедленно, после чего в прямом смысле слова упрыгал в сторону гриффиндорских башен, с подозрительно счастливым выражением лица. Не своими же пухленькими детскими щечками собрался он покорять девушек, в самом же деле! Постояв некоторое время с ошалевшим выражением лица, покинул меня и Джеймс, убежавший в том же направлении, что и Сириус. Меня ждали подземелья.

Нельзя сказать, что мне так уж было противно там находиться. Подумаешь, темнота да сырость, ну и подозрительное шуршание по углам. Я даже нашел своеобразное очарование в том, чтобы бродить по сплетению коридоров и гадать, куда же ведет, например, левый, в том, чтобы поспешно скрываться в тени, когда перед тобою неожиданно раскрывалась стена, и выпускала пару тройку учеников. За все то время, что я там бродил, я насчитал таких не меньше десяти, если я, конечно, не кругами бродил, хотя карта (маленький кусочек пергамента, весь исписанный и заляпанный чернилами, но для меня предельно ясный) это и не подтверждала. Зачем слизеринцам столько комнат? Военный полигон они там, что ли, прячут?

На обед я, кто бы сомневался, опоздал. Пришел прямо к подаче вторых блюд, что было даже и хорошо — терпеть не могу все эти супы, которые предлагал нам Большой Зал (так уж получилось, что про домовиков мы узнали куда позже). Но не это меня расстроило — пока я мучился темными и страшными подземельями (тут можно и преувеличить), эти две бессовестных, извините меня за выражение, морды уже давно сидели за столом и успели уничтожить целую кучу еды, тарелки от которой даже с первого раза не исчезли. Мне захотелось поиграть в обиду. Я даже сам в нее поверил. Напустив на себя крайне серьезный и немного грустный вид (я надеялся, что я сумел это проделать достойно), я направился к своему столу. Мне даже дали закончить обед, после чего снова бесцеремонно, игнорируя мой обиженный вид, утащили в ближайший пустой класс.

— И пароль у них «Позор львам!», представляешь? — тут же эмоционально выпалил Джеймс.

— Они собираются его менять? — проигнорировал подлость змей Сириус.

— Он им слишком нравиться, — последовал уже серьезный ответ.

— Нужно идти сегодня, — тут же был вынесен вердикт.

Уже все решили, а я даже чистый лист пергамента достать не успел — моя карта была крайне непонятна для друзей, вследствие чего я был отправлен ее перерисовывать по-человечески. Я и не возражал, мне понравилось возиться с чернилами и бумагой, стараясь рисовать как можно ровнее. Изредка я прислушивался к перепалке друзей, щурился от проникающего в окна света, посмеивался над очередной неудавшейся попыткой завить Джеймсу волосы на минуту — у Сириуса определенно не было таланта к косметическим заклинаниям. Он так и не справился с заклинанием к тому моменту, когда я уже отложил перо и довольно оглядывал собственную работу — нарисовать план подземелий очень даже тяжелая работа, когда от маленькой бумажки зависит то, поймают тебя или нет.

— Дай я попробую, — убедился я в тщетности попыток Сириуса и слегка его отодвинул, занимая место перед Джеймсом.

— Пробуй, — обиженно пробормотал Блэк и уселся на парту подальше от меня, а я и не обиделся.

Просто у меня получилось. Получилось навести порядок на голове Джеймса. Я даже и завивать то ему не старался. Видимо, слабенькое «incrispatio*» годится ему только для того, чтобы усмирить черные пряди. Но сколько было радости! Мне удалось справиться с первого раза там, где Сириус спасовал после двадцати. Было ощущение, что он обидится, но Блэк, наоборот, был еще больше рад моему успеху, чем я сам. Похоже, именно он умел действительно дружить во всех смыслах этого слова: и поддержать, и порадоваться за друга, и поныть ему, и пошалить вместе. В тот день были исполнены все эти пункты. Мы поддержали друг друга, когда бежали от Филча, мы радовались друг за друга на уроках и сейчас, Сириус ныл нам весь день и вечер, и ночью мы пошалили вполне прилично, для первого-то раза. Жизнь не просто бурлила, она напоминала извержение вулкана, когда я находился рядом с друзьями. Другого сравнения для внезапного появления идеи Сириуса и немедленного ее исполнения я просто не вижу.

Мы баловались с этим заклинанием как только могли. И время разное ставили, и силу завивки, и друг на друге пробовали, и трансфигурировали что-либо в бантики-обручи. Кто сказал, что мальчики и куклы несовместимы? Нам только платьев и не хватало. Не все же игрушечные метлы и машинки гонять, приятное разнообразие тоже необходимо. Особенно, когда Джеймсу вздумалось дополнить заклинание до «maximus incrispatio», почему-то именно на мне. А у меня и так шевелюра не шибко длинная была, а так вообще в шарик вязаный превратилась. Светло-коричневый, мне Сириус зеркало протянул, когда успокоился и не смеялся, только хихикал. Небольшой такой, в стиле афро, минут десять потерпеть можно, но это совсем не значит, что я не стану «мстить».

— Maximus Incrispatio**! — и вот уже в комнате два шарика, бежевый и черный, как бабушкины клубки шерсти, да и на ощупь такие же.

— Maximus Incrispatio!

Вопреки нашим ожиданиям, третьего шарика в комнате не появилось. Волосы Сириуса как были вьющимися, так ими и остались. Мы попробовали еще раз. И хором. И ничего. Так расстроились, что Сириусу пришлось изрядно от нас побегать. Как выяснилось, у него было что-то сродни иммунитету к этим заклинаниям вообще. Ни у самого не получается, ни на него нельзя. Хотя зачем ему, и так рекорд Люциуса в будущем побьет. Под конец, уже с обычными прическами (если состояние наших волос можно назвать прической), решили, что заклинание буду накладывать я. Так уж сложилось, что пять минут заклинания Джеймса были весьма растяжимым понятием, а не придерживаться плана значит провалить его. На том и решили: идти за полночь, опасаться Филча, и заклинать Малфоя буду я.

Я не помню, как провели мы тот день. Гуляли, дурачились, в карты играли, с Беллой поругались (ругался в основном Сириус, да как виртуозно!), кальмара выглядывали, может, лазали по замку, может, семикурсников по углам отыскивали и пугали. В конце концов, это было слишком давно и слишком привычно, чтобы я запоминал. Яркое солнце, к сожалению, последнее в тот год, еще теплый воздух, еще слабый ветер и уже холодная озерная вода, а еще ожидание. Весь день мы провели в ожидании того момента, когда нам придется выйти из спальни. Даже не знаю, с чем это можно сравнить: когда ждешь того рождественского момента, когда обнаружишь подарки, и ни о чем другом думать не можешь, когда минуты кажутся вечностью, когда вся жизнь кажется пустяком по сравнению с тем самым моментом. То же чувствовали и мы, но разделенное на троих, и мы прекрасно друг друга в этом понимали — говорить мы могли только о том, как сделать нашу проделку более знаменательной. Дошло до того, чтобы действительно раздобыть платье и Прилипающее заклинание, но я посчитал это слишком жестоким, а когда меня не послушались, пригрозил это же сотворить с автором идеи, а, кто бы сомневался, с Сириусом. Может, одеть платье для разнообразии тот бы и не прочь, да вот прилипнуть к нему навечно пугало. Что ж поделаешь, чистокровным наследникам море по колено, раз платья могут спокойно одеть. Только меня встревожило то, что после этого злосчастного платья Блэк глубоко задумался, а ничего хорошего из этого обычно не получалось. Феерическое, знаменательное, запоминающееся, но вряд ли хорошее в понимании обыкновенных добра и зла, и не сулящих ничего, кроме запутанных последствий и обязательных отработках, если это было в школе. После же…

Я даже проспал пару часов до того, как меня потянулся от мягкой подушки и теплого одеяла, но я не сопротивлялся особо, подняли, значит надо. Лишь потом я вспомнил, что сегодня будет своеобразное посвящение в шутники Хогвартса; да и заснуть снова для меня не составит особого труда. Видимо, Джеймс так не считал — он отбивался от нас как только мог, защищая свой сон. Только чудом мы смогли не получить пару-тройку здоровых синяков, особенно, когда Поттер начал активно размахивать пятками, подключая к защите и их. Мы с Сириусом попытались окружить Джеймса с обеих сторон, но едва не получили огромными подушками, которые он не постеснялся стихийной магией призвать. Мне было страшно интересно узнать, что же такое показывает ему подсознание, что ради этого он готов нас придушить, лишь бы не мешали? Ничего другого мне не оставалось, как разрешить Сириусу полить «спящего красавца» из стакана и выполнить, наконец, его огромную мечту. Сириуса, конечно же. Судя по разъяренному выражению лица вмиг пробудившегося Джеймса, он об этом отнюдь не мечтал. Забыв надеть очки, он бросился мстить Блэку, спотыкаясь о каждый чемодан. Одному Мерлину известно, как мы умудрились не перебудить остальных обитателей спальни этой сумасшедшей гонкой, которая на удивление быстро закончилась: Сириус сжалился над полуслепым Поттером и покаялся, пока Джеймс себя обо что-нибудь не убил — в темноте ведь мог и не заметить. Удивляюсь, как он и Сириуса-то увидел и как понял, что водой полил не я (хотя последнее и не удивительно). Вдоволь набегавшись, насмеявшись и поругавшись, мы принялись собираться. Максимум черного в одежде, чтобы спрятаться в темноте. С сожалением отказался от идеи Сириуса насчет масок, во-первых, из чего мы их сделаем, во-вторых, глупо будем выглядеть, если поймают — все равно узнают. А так хотелось ощутить себя героем маггловского детектива, который когда-то давно видел. Занятый похожими мыслями, я не заметил, как Джеймс что-то достал из чемодана и к чему-то яростно примерился. Так я впервые увидел чудо-магию, или, в простонародье, мантию-невидимку, достаточно широкую и плотную, но не тяжелую. Я бы и удивился, да ждал весь день чего-то подобного, и все, что меня взволновало насчет этой ткани, так как мы под ней поместимся?

Сириуса мало волновали теоретические терзания, он предпочитал практику всегда и везде. Прихватив нас, он притащил в одно место, отобрал мантию у Джеймса и сам ею нас накрыл, в прочесе чего я ухитрился избежать встречи его локтя с моим носом. Довольно неудобно было так близко находиться, а мантия и так едва-едва закрывала нас до пола — ростом Джеймс и Сириус вышли чуть выше нормы, я со своим метр пятьдесят с хвостиком в одиннадцать лет даже и не замечался и не особо мешался. А вот ребята друг другу явно мешали, и физически не могли молчать, находясь рядом. Вечные соперники, остававшиеся друзьями на всю жизнь и почему-то принявшие и меня, хотя я был явно «другой». Я не раз пытался спрашивать их насчет этого, но получал лишь явное непонимание — Джеймс понятия не имел о том, что люди делятся на какие-то социальные группы, а Сириус…э…плевал на все общепринятые утверждения, так уж он сам себя воспитал, находясь среди своих родственников, печально известных на сегодняшний день. Тем не менее, мне нравилось общаться с ними, и я стал частью их компании, стал давно и останусь ею до самой смерти. Мне так жаль, что Гарри придется узнавать обо всем, что произошло, из того, что я напишу — я многое забуду, если попытаюсь рассказать. Да и что есть слова? Временное, недолговечное. Книгу же он сможет прочесть всегда, сможет узнать, какими мы были, каким был его отец, и не станет слушать глупые обиды Северуса, который, ну как ребенок, честное слово, все никак не может забыть наши с ним столкновения. Он прекрасно знает, почему так сложилось и отчасти виноват сам. Жаль, что он остался последним, кого я знаю всю свою жизнь. Но довольно, ведь я пишу о том, что было, а что произошло, будет чуть позже. Сейчас же мы шли по пустым и полутемным коридорам, опасаясь каждого шороха, даже учитывая то, что мы не видимы и, по возможности, неслышимы (после того, как я в красках описал ребятам, как выглядит пустой коридор, в котором так и раздаются эпитеты на два разных голоса). Это их позабавило, и они решили помолчать на время пути. Но это ничуть не мешало им многозначительно переглядываться. Если бы все пошло тем же путем, вряд ли ребятам понадобились слова, чтобы общаться друг с другом, и я точно бы чувствовал себя третьим лишним. Слава богам, этого не произошло. Я просто смог понимать их без слов так же, как они понимали друг друга во время той вылазки относительно подколок и подначек. Забыл упомянуть — под этой мантией было ужасно жарко.

До подземелий мы просто ползли. Хогвартс был хорошо протоплен, и даже каменная кладка прогрелась. В подземельях стало легче. Там царил жуткий холод, хотя, наверное, змейкам он был привычен. Добившись нормальной комнатной температуры, мы, согласно моему плану, добрались до входа в подземелья, что был подальше. Их было несколько. Почему и зачем, не знаю, не потрудился выяснить даже когда преподавал в Хогвартсе, не до того было. Мы предпочли дальний, не совещаясь. Просто кивнули друг другу. Я прихватил с собою листочек и простой карандаш — мало ли когда мне еще бы удалось туда попасть, а хороший план всегда пригодиться. Удивительно, как синхронно мы думали с ребятами. Очевидно, что они имели в виду план, как только обернулись мне что-либо сказать. Хорошо, что Джеймс подслушал оба пароля. Буквально спустя мгновение перед нами разошлись камни, открывая довольно узкий проход. Это вам не болтающие портреты. Камни не скажут, что мы тут были.

У слизеринцев красивая гостиная. Вопреки всем слухам, что мы успели выслушать, они не жили во всем зеленом или черном: их общая комната была обставлена предельно просто и не переливалась ярким зеленым цветом. Несомненно, он присутствовал здесь, но не доминировал. Серые камни окружали нас, и только они. Здесь не было никаких сказочно-волшебных окон, показывающих несуществующие картины, не было окон вообще. Она слабо освещалась в такое позднее время магическими светильниками. Практически невозможно было мне, человеку (не совсем, правда), любящему природу и свободу, понять то, как можно жить, не видя света. Видимо, для воспитанников Слизерина это было вполне возможно, еще и уютно, наверное, когда камин зажигали. Камин у них впечатлял, это я сквозь полумрак разглядел. Не кошка я, чтобы в темноте отлично видеть, но я смог разглядеть то, что одно из кресел уже занято. Кем-то, кто заметил нас, несмотря на мантию. Почему только я ожидал удачного стечения обстоятельств?

Северус не стал нам мешать. Вероятно, подумал, что против троих не выстоит. Да и не хотел особо. Поражаюсь только, как заметил нас. Может, услышал шорох наших школьных мантий? Хотя это какой же силы слух надо иметь.…Оказалось, его заметил только я. Сириус и Джеймс увлеченно, но в полном молчании разбирались, кто кому на ногу наступил. И кто кому мстить должен. Просто пытались друг другу их в ответ оттоптать. Очень подходящее поведение для подходящей обстановки. Самое время! Одного моего разъяренного взгляда хватило, чтобы они прекратили свои детские игры с обиженными лицами. Не стал я им показывать на спрятанного в тени Северуса, удобно устроившегося на одном из дальних кресел и наблюдавшего за подозрительно шумной пустотой, как он, наверное, думал. Наконец, наш предводитель понял, что не знает, где спальня Люциуса. Донес эту мысль до Джеймса, который тут же принялся ожесточенно чесать голову, продираясь сквозь черные пряди; движение это осталось привычкой на всю жизнь. Пришлось провести шепотом дискуссию на эту тему, после чего было решено пройтись по всем комнатам. Стоило нам продвинуться еще на пару шагов, как из полумрака появилась табличка на двери, сообщавшая, что здесь обитает шестой курс. Мы даже слегка воодушевились таким везением, толкнули дверь. Двери сами открываются, чертыхание из ниоткуда, как тут можно было не догадаться, что кто-то чужой гуляет? А Малфой ведь староста. Старосты выше пятого курса имеют собственные спальни, мы же видели, черт возьми, у себя в Гриффиндоре? Почему мы догадались об этом только, когда обшарили половину подземелий? Я только и успел рисовать все переходы, двери и комнаты. Изредка я бросал взгляды на слизеринского первокурсника, но тот даже и не подавал признаков того, что хочет спать. Сидел все так же прямо, глаза все так же блестели. Черное на черном, но блики то видны. Наконец, он сжалился над нами и едва заметно кивнул в противоположный коридор. Очевидно, что раз мы не нашли здесь, то найдем там. С чего бы его нам помогать, я даже и не задумывался. Ведь Сириус был на грани отчаяния, а я совсем не горел желанием выслушивать его нытье по поводу «плохой подготовки и вообще все плохо». Необходимо было немедленно закончить начатое или уйти восвояси. Конечно, мы выбрали первое. И вновь пошли шарить по комнатам, пересекли гостиную, пока не добрались до двери с вычурной и совершенно пижонской табличкой «Люциус Малфой, староста 6 курса». Только указателей и не хватает. И она даже не защищена и не заперта! Как часто к нему ходили по ночам, неизвестно.

Когда мы нашли «Спящего Красавца», на лицах ребят было ну такое сильное облегчение, что я перепугался. Все мы устали от хождения по комнатам на цыпочках, еще и вплотную друг к другу — неудобно. Комната у Люциуса была шикарная, своя собственная, и мы вмиг забыли, сколько потратили на ее поиски. Мы тоже такую хотели. И поэтому на следующее утро Малфой появился на занятиях еще и накрашенным. За все наши страдания в жаркой мантии, отдавленные ноги и потраченные на его поиски нервы, когда он валялся в этой самой шикарной комнате, с огромной кроватью, с коллекцией подушек и вообще всем-всем хорошим. Какими же мы были детьми, до сих пор удивляюсь. Малфой был невысок для своего возраста, даже очень невысок. Почти так же, как высок для своего возраста Сириус. И волосы слишком длинные для парня, на мой темный взгляд. Девчонка, она и в Африке девчонка. Мы только чуть-чуть подправим, ради чего я и был отправлен ближе к кровати с поручением колдовать. А я замер в нерешительности, меня посетил вопрос насчет того, что я могу сделать. Я мог сделать его красивой девочкой, а мог чучелом с афро на голове. Если бы я тогда хоть чуть-чуть подумал, я бы понял, что чучело для Малфоя страшнее. Но я выбрал девочку, и завил ему волосы как подобает средней девушке Хогвартса, каких я видел уже не мало. Получилось вполне прилично. Даже на девочку не похоже.

— Джеймс, как будет «краска» на латыни?

— «tingere», но это вроде красить, — едва слышно ответил Поттер.

Я даже и произносить не стал. Одного моего воображения хватило, чтобы магия поспешила сама все выполнить, пока я ей не стал в словах это объяснять. Так Люциус обзавелся длинными и черными ресницами, накрашенными и блестящими губами, румянами и всем тем, что я когда-либо встречал на лицах девчонок, особенно младших, которые пользуются всем и по порядку. Даже чем-то фиолетовым над глазами порисовал, и стрелочки из глаз провел, настолько натуральная кукла из него получилась. И уж чего я совсем от себя не ожидал, так это того, что соглашусь с мнением Сириуса насчет временного увеличения…грудной клетки, скажем так. Я настолько был поглощен творческим процессом, что на все согласился. Откуда взялось потом голубое пышное платье, с хитрым переплетением лент и открытой спиной, я до сих пор боюсь подумать. Странное получилось платье. Вроде и голубое, а местами сиреневое, с прозрачной серебристой накидкой, с закрытым горлом (в противовес спине), с огромными красивыми бантами по бокам, расшитое блестками и бисером (тогда я не знал, что это такое). Я испугался, что Малфой сейчас проснется, и поспешил заклясть данный наряд на двадцать четыре часа, в течение которых он бы это не снял. Когда же я услышал восторженный шепот за спиной, я вздохнул и понял, что хочу удивить ребят еще сильнее, а Люциуса заставить помучиться самым простым образом. Я наколдовал ему те странные туфли на высочайшем тоненьком каблуке, к которым пристрастились в последнее время девушки с Диагон-аллеи (я там разве что не жил, знаю), отчего-то снова цвета летнего ясного неба, тоже украшенные бантиками, больше всего напоминающими бабочки. После этой мысли хвостики бантиков начали подозрительно дергаться, и я поспешил перенести взгляд на уже завитые волосы Малфоя. Не что я с ними мог сделать, то и сделал, по полной программе, что называется. Косички по бокам заплел, бантами перевязал (на них моя фантазия относительно украшений просто тормозит), и полоской ткани перевязал, и блестки прикрепил. Ожерелье на шею наколдовал, с маленькой сиреневой розочкой, в комплекте с сережками-бабочками, совсем миниатюрными. На этом я решил остановиться, позволив себе на секундочку еще вообразить те гольфы, что видел на двоюродной сестре шестилетнего возраста прошлым летом: полосатые и с сеточкой наверху. Безвкусно, конечно, но кто же под платьем видит. Закончив «работу», я отошел на пару шагов и вновь подивился тому, что староста Слизерина умудрился не проснуться, а лишь перевернуться на другой бок, недовольно махнув рукой по бантику.

Я привык с детства не считать себя волшебником. Оборотни не колдуют. И родители мои старались при мне не творить волшебство, чтобы не расстраивать меня. А я считал, что прекрасно обойдусь и без чудес. Как же легко отказываться от чего-то, единственный раз не попробовав. Чувствуя магию в себе, чувству возможность ею управлять, зная то, что я могу с ней сотворить, я больше никогда не смогу от нее отказаться, ведь оборотням колдовать не запрещено. Оборотни вообще не живут среди людей. А я живу и колдую, учусь в Хогвартсе и почти счастлив. Казалось, что я то единственное счастливое исключение из правил о людях-волках. Нет, я не жалею ни о чем, что было в моей жизни хорошего, не жалуюсь на плохое, в конце концов помогающее стать мне сильнее и опытнее. Я даже научился жить, не обращая внимания на вторую сущность: подумаешь, пару ночей больным кажусь. Я не смог бы никогда отказаться от волшебства, и это то, о чем я думал всю обратную дорогу в спальню. Северус давно исчез из гостиной, замок продолжал спать, и никто нам не помешал спокойно добраться до комнаты. Сириус был немного расстроен, он ожидал чего-то более интересного, более захватывающего, но он не стал ничего нам говорить, лишь попросил меня не выкидывать зарисовки подземелий. Я не придал этому никакого значения, согласился и поспешил на свою кровать, благо, что следующий день был перестроен только на послеобеденный урок, в компенсацию за учебу в субботу и воскресенье. Только у первых курсов.

Невероятно сложно писать о своей жизни. Все больше хочется рассказать того, для чего трудно найти слова, подобрать описание или просто объяснить. Как можно понять то, что тебе абсолютно незнакомо? Приходится думать над каждым словом, ведь Министерство ввело некоторую цензуру совсем недавно, а я и в простые правила английского языка с трудом умещаюсь. В книгах не место разговорной речи, это как непреложная истина — ее знают все. Иначе быть и не может. Мы никогда не разговаривали книжным языком. Ясное дело, что разговоры и сокращения были куда ближе нам. Я исправляю эти слова, как могу. Стараюсь соответствовать нормам написания. Я всегда следовал правилам настолько, насколько это было бы возможно. Знаю, многие из моих ровесников не поверили бы мне — я ведь столько раз нарушал эти самые правила, будучи Мародером! Сириус и Джеймс никогда им не следовали, и мне волею-неволей приходилось следовать за ними, ведь мы лучшие друзья. Да, я нашел себе оправдание, но все равно признаю, что было чертовски весело залезть в личные комнаты Филча на третьем курсе.

Мы отлично выспались, несмотря на позднюю отправку в постель. Особенно было приятно то, что торопиться было некуда, а впереди нас ждало грандиозное появление Люциуса на завтраке. Было очень любопытно узнать, как воспримут мое творение моды. Даже Джеймс вскочил одновременно с нами, что случалось крайне редко. До завтрака оставалось еще прилично времени, и мы позволили себе превратить душевую комнату в приличной глубины бассейн. Бассейн позже пришлось ликвидировать из-за так некстати появившегося префекта, но искупаться мы успели. Ровно как и узнать о мечте Сириуса попасть на море, причем только вместе с нами. Он рассказывал про какие-то итальянские курорты, которые мы могли бы поднять на голову и поставить на уши. Я позволил себе немного помечтать и признал, что идея со всех сторон оказалась замечательной, и мы сохранили ее до пятого курса. Мы исполнили ее, если хотите знать.

На завтраке было неприлично тихо, как будто все явственно ощущали неизбежность чего-то странного. Разговоров не было слышно, не было и смеха (но тут и понедельник виноват), лишь позвякивание посуды, которое тоже исчезло. Как только открылись двери Большого Зала, впуская Малфоя. Сказать, что все были удивлены, значит не сказать ничего. Представьте, что человек, который раздражает всех вас, явиться в самом нелепом виде, который можно представить, в самое популярное общественное место. Конечно, вы засмеетесь, если этот человек не Люциус Малфой. Тут смех опасен для жизни, поэтому и мы притихли, хотя зрелище было довольно комичным: Малфой держался очень гордо, с высоко поднятой головой и на каждом шагу спотыкался и зацеплялся за скамьи воздушными юбками. По его лицу нельзя было ничего прочесть, но яростно сжатые в кулаки руки в изящных перчатках (а это уже не я, клянусь) четко говорили о душевном спокойствии парня, вернее, его полном отсутствии. Минут десять весь зал разглядывал косички и бантики, даже учителя. Соглашусь, картина прекрасная, но зачем же реагировать как на воскрешение Мерлина? Возможно, мы просто привыкли за два дня к мысли о Малфое платье. Честно говоря, оно ему даже шло. Или уже ей. Неважно, главное, что это выглядело впечатляюще, а большего и не надо. Ну, разве что очень хотелось похвалить самих себя и сказать, что это работа наших рук. Свобода мысли свободою, а жить нам действительно еще хотелось. Нет, я нисколько не преувеличиваю — Люциус не производил впечатления милого котенка, которого можно подергать за хвост. Но он определенно затмевал женскую половину Хогвартса своею новой красотой, и его гневные взгляды из-под очень длинных ресниц совсем никого не пугали, до поры до времени. Разговоры вскоре вновь возобновились, однако старательно избегали темы такого поведения Малфоя. Джеймс горько пожалел о том, что у него нет с собой камеры, чтобы запечатлеть такой исторический момент, и я согласился с ним: такое забывать было бы преступлением. А еще лучше сохранить фото и показать своим потомкам, которым доведется учиться с потомками Малфоя, чтобы не боялись. Уязвимы все, если знать, куда ударять. Жаль, что тогда я не догадался сделать его некрасивым — этого он бы не вынес. Увиденного с лихвой хватило, и мы остались довольны. Но мы и знать не знали, что на сегодня сюрпризы не закончились.

Люциус просидел за столом недолго. От его взглядов могло скиснуть любое молоко, студенты зеленого факультета отодвигались от него, и лишь она Белла сожалела на тему платья, по ее мнению, такое сочетание цветов давно вышло из моды, чем изрядно меня раздражала и вызывала праведный гнев: я правда старался! Малфой поднялся со скамьи, не без труда, спешу заметить, и поспешил к выходу. Видимо, он забыл о том, как ходить на каблуках, или же вообще не знал. Весьма познавательно и живописно Люциус послал всех далеко и надолго, после чего позволил себе упасть, позволяя всем вокруг разглядеть его туфельки, на которых были уже вполне различимые бабочки (я только подумал об этом, но совсем не хотел!). Такого изящного оттенка красного на его лице я всю жизнь не видел (ладно, хотел), невольно восхитившись удачной сценой. Если мы хотели довести его до ручки, то мы и до ножки сумели довести: чистокровный маг вскочил на ноги тут же, пошатнулся и поспешил выбежать из зала, не заботясь о том, что народ успел оценить полосатые гольфы, мелькнувшие достаточное количество раз. Я снова похвалил себя за тщательно продуманный образ, и заслуженно принял лавры от своих друзей.

— И носки-то какие! Сири, ты заметил, когда он успел их наколдовать?

— Нет, но мне больше понравился вид сзади!

— А что там было?

— Платье получилось с открытой спиной!

— Как я мог это пропустить? — простонал Джеймс и повернулся ко мне, вставая на одно колено:

— Вы бесподобны, мистер Люпин!

— Джеймс, прекрати! — тут же зашипел я на него, замечая интерес гриффиндорцев к поведению Джеймса.

Слава славою, но не хотел я стать достояние общественности. Не в этот раз. Да, мне было стыдно за то, какие наряды способна породить моя фантазия.

Все ожидали того, что Малфой скроется из вида и постарается не показываться на глаза кому бы то ни было весь день. Все мы глубоко заблуждались — Люциус непринужденно гулял по внутреннему дворику после обеда, показался у озера и присутствовал на всех уроках, вежливо улыбался всем и ничего не объяснял. Нам ничего не стоило подслушать это в разговорах слизеринцев, и мы поняли, что нас сделали не глядя. Люциус выдержал девчачий вид, выдержал с достоинством и даже гордился своей красотой. К концу дня он уже сносно ходил на шпильках (услышал это дикое слово из уст той же сплетницы Беллы, которая не отходила от него ни на шаг). Он вежливо отвечал на шутки типа:

— Эй, Малфой, а ты красивая девчонка!

— Завидовать, мистер Финниган, можно и молча.

И так целый день. Его приглашали на свидания за обедом, причем некоторые вполне серьезно. Он даже научился глазки строить особо важным людям! Поведение Малфоя повергло нас в глубочайшее уныние — он вел себя так, а будто был девочкой с самого рождения. Какой смысл в шутке, если она не смешная? Грустно было наблюдать мне, как стайка слизеринских младшекурсниц вились вокруг него и спрашивали, откуда он достал такое великолепное платье и такие туфли. Это мое творенье, и только мое, а его так бессовестно присваивает Малфой, на которого я кидал обиженные взгляды, пока не наткнулся на ответный, и очень злой. Я надеялся, что Малфой ничего не понял из моей обиды.

День не задался с самого утра. Хмурая погода, совсем не соответствующая своей предшественнице, двойное зельеварение после обеда, удавшаяся ровно наполовину шутка, и вечерняя темная от Малфоя.

Мы возвращались из подземелий после урока Слагхорна, когда наступила темнота вокруг каждого из нас. Урок выдался чрезвычайно (у Горация всегда было все только так) тяжелым из-за большого объема теории относительно различных побочных свойств простейшего зелья смеха, следовавшее за ним собственно зелье, подготовка к которому была откровенно утомляющей (кто догадался только резать правые крылья стрекозы косо, а левые прямо?). Варка требовала предельного внимания, и варили мы его каждый по одному. Рассчитывать на помощь не приходилось, а у меня не заладилось все с самого начала. Я перепутал ингредиенты, повредил собственный котел, перепутал все крылья и неправильно прочел рецепт в учебнике. Настроение у меня упало ниже подвалов Хогвартса, сил не было вообще, и я даже не стал думать, откуда взялась эта тьма.

— Вы думали, я такой глупец! — раздался из темноты ужасно знакомый тянущийся голос, совершенно не подходящий грозным взглядам Люциуса, — vincire

* * *

!

Я был притянут к Джеймсу и Сириусу, хотя и не видел их.

— Настолько труслив, что на глаза нам показаться не можешь и нападаешь из-за спины? — не остался в долгу Сириус, убирая из голоса ненависть, рождая в нем наигранную жалость.

— Молчать, щенок! — прорычал Малфой, вмиг растеряв все свое спокойствие. — Немедленно сообщи контрзаклятие!

— Зачем? — сыграл удивление Сириус, пока мы благоразумно молчали. — Мне казалось, ты так вжился в роль Слизеринской Принцессы!

— Да как ты смеешь со мной разговаривать, почти-предатель-рода! — бушевал Малфой в ответ на тонкие, или не очень, издевательства нашего друга. — Или ты скажешь заклинание, или…

— Или ты задушишь меня своими косами?

— Закрой рот! — проорал Люциус и сквозь почти рассеявшуюся тьму приставил палочку к горлу Сириуса.

— Если я закрою, то не смогу сказать тебе отменяющее заклинание, — постарался пожать плечами Блэк.

— Говори сейчас же, щенок, — взял себя в руки блондин и почти мило улыбнулся. — Просто могут пострадать твои друзья.

— У этого заклинания не бывает парного, — тут же сдался Сириус.

— Ты мне лжешь!

— Оно временное, неужели ты не догадался спросить у своих милых подружек, которые завивают волосы каждый день? — спокойно продолжил наш друг, а я и не стал ему объяснять, что заклинаний то было много, просто я их даже не произносил.

— Сколько? — только и оставалось спросить несчастному Малфою.

— До завтрашнего утра, — поспешил высказаться я, предупреждая Сириуса.

— Не думаю, что вы его сумеете встретить как подобает приличным ученикам, — и палочка слизеринского старосты поднялась до уровня моего носа.

— Не думаю, что тебе следует это делать, — раздался новый голос. — Люциус Малфой, гордость всего факультета и собственного отца, наследник рода, позволил себе потерять лицо перед какими-то детьми!

— Не лезь, Снейп. По их милости я ношу это идиотское платье!

— Платье вполне милое, а вина не доказана.

— Мне достаточно их взглядов! Какого черта ты защищаешь их? — вновь стал закипать Люциус, оборачиваясь к своему собеседнику.

— Да мне то, собственно, абсолютно все равно, что ты сделаешь с ними. Не хотелось бы терять баллы, да и стоите вы перед самым входом в слизеринскую гостиную. Поражаюсь, куда испарились твои хваленые мозги и хладнокровность, — пожал плечами первокурсник и скрылся в проходе, не потрудившись даже посмотреть на нас.

До спальни мы добирались молча. Я думал о том, спас ли Снейп нас или старосту своего, Сириус, возможно, раздумывал над тем, как его шутка могла в такое вылиться, Джеймс же просто хотел спать, он зевал каждые три секунды. В самом деле, несмотря на детское время, мы слишком устали, чтобы боятся сумасшедших и неконтролируемых блондинов, чтобы думать о последствиях шуток, просто хотели поскорее забраться в кровать и не думать ни о чем вообще, как это успешно делал Поттер прямо на ходу. Удовлетворение от проделки мы получили, наказание, пусть и своеобразное, тоже, теперь нас ждали лишь подушки и одеяла.

— Знаешь, Джейми, ты задолжал мне стихи.

* Завивка (лат.)

** Максимальная завивка (лат.)

* * *

Связать (лат.)

Незаметно подобрался конец сентября, и вот уже во второй раз за учебный год я навещаю Хижину. Полнолуние застало бы меня прямо на Зельеварении, если бы я вовремя не почувствовал приближение изменений. Вопреки сложившемуся мнению, полнолуние бывает и днем, как и тогда, четвертого октября — оно наступило около полудня. Под удивленными взглядами однокурсников я убежал в Хижину, не дожидаясь прихода медсестры. Джеймс, было, порывался броситься за мной, но был остановлен Сириусом. Верно, свои проблемы я должен решать сам. И я решил, настолько быстро, насколько смог. И все равно едва-едва не опоздал: превращение началось уже у лаза, и я успел только снять школьную мантию. Остальное пришлось просить восстанавливать мадам Помфри, которая прибежала уже вечером, узнав от моих друзей, что я пропал. Я привык, что она частенько забывала о приближении нового полнолуния, но латала меня исправно, да и за много раз починенную одежду я был ей безумно благодарен.

Превращение заняло большее время, нежели в прошлый раз. Я слышал треск костей и чувствовал боль сильнее прошлой. Не скажу, что она была так уж и намного сильнее, но разница была ощутима. Пальцы удлинялись не так быстро, как прежде, не так легко, как раньше, с неприятным слуху звуком, все тем же треском. Ныли колени, на глазах расширялось и меняло строение запястье. Смотреть было еще страшнее, чем испытывать, и мне пришлось закрыть глаза, устроившись на холодном дощатом полу. Спокойно лежать не получалось — тело бросало в дрожь как при сильнейшей лихорадке, особенно когда начал появляться хвост. Удлинение позвоночника было единственным неприятнейшим моментом превращения, остальное же я мог достойно вытерпеть. Когда я неуверенно поднялся на лапы, я продолжал ощущать боль, но теперь ее можно было отнести к душевной — мне хотелось выйти на воздух как никогда прежде. Хотелось увидеть луну, даже если и был день. Хотелось ее просто почувствовать. Нельзя, меня могли увидеть в окна студенты, и никакой Дамблдор меня бы уже не спас. Невыносимо было выбраться, и я мог только грустно выть. Не боясь быть услышанным. Это место давно считали скопищем черной магии и призраков, хотя работу по наведению страха выполнял один лишь я. За все семь лет я не видел никого, кто мог бы издавать похожие шутки, и здорово веселился, когда в Хогсмиде матушки пугали своих детей якобы сегодняшними стонами Хижины при мне. «Чего только не придумывают, чтобы не отпускать детей от себя!» — думал тогда я. Сейчас я готов во все заброшенные дома запихнуть по куче оборотней и вампиров, лишь бы Тедди туда не вздумал ходить, пусть он еще и очень-очень маленький — просто на будущее.

Иногда до меня доносились глухой смех со стороны озера. Я думал о чем угодно, только бы время шло быстрее. С каждым превращением было все невыносимее ощущать помимо своей тоски еще и Волка. Он ведь тоже живое существо, и как бы я хотел, чтобы мы не мучили друг друга! Отпустить друг друга было бы лучшим для нас подарком, хоть и для Волка это означало покинуть наш мир. Он мог только умереть, если бы я каким-либо неведомым методом сумел выгнать его из тела. Но и это было для него лучшим, чем сидение взаперти в моем теле. Определенно, я был самым молодым и самым плохим хозяином, какой ему только доставался. Стал плохим, как только стал бороться с ним. Директор говорил, что я должен побороть чудовище в себе, и я как дурак следовал его советам. Я сам вырастил в себе чудовище, относясь к нему так и только так. Откуда мог старик знать, каким было существо во мне? С чего люди вообще взяли, что внутри нас монстры? Что мы сами монстры? Вынужденные хищники, подверженные законам природы как и все остальные существа. Я не беру в расчет Грейбэка или похожих на него, я сужу по себе и нескольким единомышленников. Оборотни общаются меж собой, и я смог познакомиться с людьми, разделяющими мои суждения. Уже много лет я пытаюсь смириться с тем, кто живет во мне, но он не прощает меня. Вернее, не обращает на меня внимания, сделав неверный вывод из моих глупых детских суждений. Это даже не волки, высшие существа, их духи — они делились с нами магией, знаниями, а мы не принимали дар, считая их монстрами. Волк не то животное, что питается травой. Больше не волчонок.

Помфри не дала мне остаться на ночь в Хижине. Колдомедик смотрела на меня настоящим зверем, да и я отвечал ей тем же — я едва мог устоять на ногах. Вдоволь поспорив, я сдался, в противном случае она могла привести сюда и директора, а давать заговаривать себе зубы я не желал совершенно. Тратить великолепный вечер, который можно было бы провести в постели, скрываясь от всего, на директора было бы самой последней вещью, но что я бы смог согласиться. Я дал мадам Помфри вывести себя из Хижины, позволив ей практически тащить меня в школу. Это не заботило меня совершенно. Слишком слаб, чтобы думать о глупом положении. Достаточно, чтобы осознать то, что так будет всегда. Всю жизнь, с каждым разом все хуже и хуже. Продолжительность жизни оборотней несколько превышает продолжительность людей, как бы ни считали выдающиеся ученые магического мира. Много лет, по двенадцать превращений в каждом, слишком высокая цена за долголетие. Я прожил лишь маленькую часть предоставляемого мне, а вид мой далеко не цветущий. Пожалуй, я мог бы соревноваться со Снейпом в том, кто из нас выглядит на большее количество лет, чем есть на самом деле.

Дни летели, словно почувствовавшая свободу невольная птица. Первокурсники были загружены знаниями до предела, и вся наша жизнь ограничивалась маршрутом спальня — Большой Зал — уроки — Большой Зал — библиотека — Большой Зал — спальня. Сириус заметно притих после того, как к Малфою вернулась его настоящая внешность, Джеймса лихорадило от приближавшихся игр квиддича. Оказалось, что наш друг буквально болен этим видом спорта — он мог ежедневно просиживать более трех часов, рассказывая о необходимых навыках для той или иной роли. Порою это очень утомляло, и приходилось всеми правдами и неправдами заставлять его молчать. Худо приходилось не только нам — Джеймс приставал ко всем членам команды, включая запасных. Единственно возможным способом утихомирить его на долгое время оказалось обещание капитана Карла Вуда пригласить его на тренировку. Счастливый Поттер молчал тогда целую неделю, в течение которой мы с Сириусом заслуженно получали удовольствие от тишины. Не так-то просто было упросить упрямого Карла позвать ребенка.

Спокойствие закончилось, когда в середине октября, когда я самозабвенно просиживал в библиотеке, надеясь найти ответы на коварные вопросы Стоунстэя вперемешку с принципами трансфигурации. В библиотеку вбежал донельзя возбужденный Сириус, распугал всех занимающихся, получил выговор от Пиннс, после чего за шиворот попытался меня оттащить от книг с воплем, похожим на «пошли, дело есть!». Я упирался, как мог — сегодня был последний более ли менее свободный день, когда я мог дописать положенные футы сочинений. Блэк не желал ничего слушать — для него на первом месте были его задумки, и никакие грозные Горации, Минервы и Расселы не могли справиться с этим. Частенько Сириус забывал делать домашнее задание, пропадая где-то вечерами. Он не рассказывал нам, а мы и не требовали ничего от него: Джеймсу интереснее было штудировать книги по квиддичу, что ему пожертвовал загонщик, Дамокл Белби, а я честно учил все уроки. И в тот момент тоже не интересовался никакими планами Сириуса, считая, что головоломка Спраут относительно розовых лиан стоит большего внимания. Блэка это, понятно, нисколько не волновало, и он с трудом переждал, пока я соберу все учебники в сумку и буду готов следовать за ним.

«Испугать всех». Этого хотел Сириус от нас с Джеймсом, когда затащил в пустой тупиковый коридор.

— Как ты себе это представляешь? — поинтересовались мы с ним хором у самонадеянного Блэка.

— Темно, страшно и вокруг все взрывается! — яростно замахал руками тот.

— А как ты это сделать хочешь?

— Петарды, иллюзии и очень-очень страшно! — начал иссякать словарный запас мальчика.

— А магии сколько надо? — усмехнулся я.

— Много? — погрустнел Сириус.

— Столько же, сколько сейчас находиться во всех учениках и учителях Хогвартса вместе взятых, — не замедлил ответить я.

— Может, мы как-нибудь ее собирать начнем, и курсу к пятому как раз соберем? — с толикой надежды спросил Блэк.

— Не бывает таких заклинаний, это даже дети знают, — авторитетно влез Джеймс в наш диалог.

Я не стал его поправлять. Пусть Сириус все равно узнает, что это возможно, но несколько месяцев спокойствия мы себе сохраним. Артефакты ведь не на деревьях растут, в них заложена магия, много магии, чрезвычайно много. До активирования ее она может храниться столетиями, тысячелетиями. С другой стороны, даже если бы он и узнал, сотворить такое мы все равно бы не смогли. Я говорил, что для Сириуса нет ничего невозможного?

Непосредственно перед матчем Райвенкло — Гриффиндор Сириус выложил нам вполне обоснованные теории, следуя которым мы могли бы попробовать сотворить столько заклинаний. Это были даже не теории, скорее просо утверждения. Он узнал про артефакты и смог достать пропуск в Запретную Секцию, хотя я совершенно точно знал, что первокурсников туда не пускают. Проигнорировав мой вопрос о таком добром учителе, Сириус принялся с жаром нам объяснять то, что можно сотворить простенький накопитель энергии достаточно большого размера, копить там магию несколько лет, после чего мы просто сможем разом забрать ее оттуда и сотворить невиданный ранее праздник. Пока он чертил по воздуху символы заклинания и делился знаниями, Джеймс влюбленным взглядом следил за игрой, изредка бешено орал и яростно махал шарфом. Я чувствовал себя как в приемном отделении Мунго — тот же шум, и много орущих людей. Я проворонил тот момент, когда Сириус замолчал, погрузившись в раздумья, чем и разбудил мою совесть. Я спросил его о чем-то, и тут же был втянут в дискуссию:

— Реми, ну как ты не понимаешь, если мы совместим заклинание хранения и несколько защитных, то магия прекрасно сохраниться!

— И как ты ее туда добавлять будешь?

— В книге написано про мага высшего уровня владения разумом.

— Разум включает воображение?

— Я думаю, да. Хэй, ты же лучший фантазер!

— И ничего я не лучший фантазер, подумаешь, всего лишь пару-тройку уроков Стоустэя выполнил.

— Ага, пару-тройку... Ты выполнил все на «Превосходно»! Эванс и Снейп просто дохнут зависти!

— Они выше зависти, я уверен.

Нас прервал очередной восторженный рев. Вуд защитил ворота…

— В тридцать шестой раз! Он прекрасен, черт возьми!

— Джейми, будь добр, не ори! — попытался перекрыть остальные крики Сириус, но, очевидно, бесполезно.

Джеймс заметил снитч. Мерлин, как он орал! Он хотел, чтобы ловец Гриффиндора, Патрик Бэлл, услышал его, непременно услышал. Казалось, что я и Фрэнк единственные, кто безнадежно борются с желанием закрыть уши и убраться куда-нибудь подальше от этого шума. На первом курсе я не понимал интереса этой игры, да и впоследствии не являлся его фанатом. Огромная скорость была единственным, что по-настоящему захватывало (миссис Флайскай предпочитала смотреть сквозь пальцы на нашу учебы полетов на метле — она была уже слишком стара для этого). Невероятное количество травм, ненависть соперников, глупо заколдованные мячики меня ничем не привлекали в отличие от Джеймса. Сириус тоже в свое время интересовался ролью загонщика, но не перенес количества тренировок, и пережил то, что Алисия и Эммелина, единственные девушки в команде, спокойно их переносили.

Тот матч длился не очень долго, и вскоре мы были утащены Сириусом в библиотеку. Джеймса мы оттаскивали буквально за руки и за ноги — слишком уж он хотел лично поздравить ребят с победой. Красно-золотая масса учеников уплыла в гостиную, не заметив нашего отсутствия в большинстве своем. Лишь Лили стрельнула в нас своими блестящими зелеными глазами, по яркости не уступавшими Сириусовым, да префект, девушка по имени Молли, кивнула нам, разрешая. Библиотека оказалась пуста, и впервые я получил удовольствие оттого, что копался в книгах в компании друзей.

— О, слушайте! «варить строго в почти мурлыкающей тишине, помешивая зигзагами только в пять утра ».

— Сири, ты не зелья смотри!

— Кто знает, может, если мы чего-нибудь намажем, оно нам магию законсервирует? — философски отвечал Сириус и принимался за очередной разноцветный томик.

— Ага, в свежем рассоле!

— Это ты уже не из этой оперы, — смеялся я.

— «Справиться с длинноусыми прыгунами Трансильвании можно только шнурками Годрика!» — зачитывал снова кто-нибудь из нас, и громкий смех наполнял библиотечную залу, раздражая мадам Пиннс.

— Змей приманивать носками Слизерина?

— Черт, ну как ты догадался? — и Джеймс от всей души опускал диванную подушку на голову Сириуса. — Такой прикол испоганил!

Мы провозились до самой ночи. Только поздним вечером мы смогли найти древнюю книжицу о «высшем даре богов — артефакте», в запутанном тексте которой с трудом угадывалось описание ритуалов. Исписав пару листов пергамента, переворошив все полки и доведя до белого каления библиотекаршу, мы с чувством собственного долго отправились в сторону спальни, особо не торопясь — не так часто встретишь коридоры Школы абсолютно безлюдными. Изредка нам попадались призраки, Сириус жалел о невозможности подножки, особенно для Толстого Монаха, каким задумчивым он выглядел.

— Вот ты говорил о чем-то большом для хранения магии, ты представляешь, насколько большим это должно быть?

— Мы можем рассчитать нужный объем, который займет вся магия, что мы можем поместить туда за пять лет.

— Да, через плотность материала и скорость закачки. Как ты ее измерять будешь, Макгонагаллчас?

— Хватит глупости нести, мы всегда можем создать еще одно хранилище, — прервал я ежевечернюю тренировку остроты языка.

До нас донесся мощный звук главного колокола, извещавший об отбое, чем и заслужил синхронный поворот голов в нашу сторону. Мы нашли то, что искали. Колокол отлично нам подходил. Было непреодолимое желание подняться к нему, но риск быть пойманными и закрытые двери слегка мешали. Крыша часовой башни была закрыта для студентов, и у нас появилось еще одно препятствие. И, да, я всерьез загорелся идеей Блэка. Я же писал, что фантазировать для меня — жить.

Незаметно пролетела неделя, и еще одна, и еще. На улице давно стоял ноябрь, потом сменился декабрем, и вот уже последний день, а мы стоим у заледеневшего окна. Сириус рисует пяточки на корочке льда, что находиться на втором, внешнем окне. Джеймс пробовал трансфигурировать свечу в маггловскую лампу, но получалось каждый раз нечто шоколадное и с ножками. Очевидно, что Поттер проголодался. Я сидел рядом, и изредка посмеивался над Джеймсом — он напоминал кипящий чайник. Последний вечер перед долгими каникулами, и мы молчали. Я ожидал чего угодно — веселой болтовни, обсуждению возможных подарков, приглашения в гости... Но я не был разочарован — мы слишком мало знакомы и слишком мало времени дружим. Я изрядно соскучился по родителям, исправно писал им каждый месяц, но мамины пироги мне не заменят никакие французские повара. Я писал им о том, что нашел друзей, что считаюсь одним из лучших учеников среди первых курсов, «подаю надежды» по словам Минервы, что невыносимо соскучился и очень хочу снова прокатиться на той горке, пусть я больше не ребенок, что примерил зимнюю мантию и очень рад ей, что лучше всего у меня получается Защита… Я писал им о многом, и так же много писали мне они. Каждый день за завтраком я выискивал глазами Ректу, что должна была нести очередное письмо. Меня совсем не заботили насмешки Сириуса про «маменькиного сынка». Он отчаянно мне завидовал, и я не сужу его за это: лучше он будет смеяться надо мной, чем уйдет в себя и замкнется. Миссис Вальбурга Блэк не баловала сына.

Прощальный ужин, короткая ночь, свалка из чемоданов, и мы уже в купе «Хогвартс-экспресс». Мы играли в карты, воодушевленно обсуждали те книги, что успели прочесть по артефактам, делились соображениями и смеялись друг над другом. Словом, мы вели себя как обычно настолько, насколько это возможно было перед долгой разлукой. Я привык к тому, что, засыпая, я нередко слышу сопение соседей, бормотание Питера во сне, непередаваемые звуки того, как Сириус во время сна катается по кровати, как Джеймс посередине ночи вскакивает и орет: «мой снитч!».

— Я буду скучать, — заявил я ребятам, когда в окне показались окраины Лондона.

— А слезы? — притворно удивился Джеймс.

-Какие?

— Во-о-о-от таки-и-и-е, — вмиг замерцали глаза у Сириуса, и он сделал вид, что размазывает слезы по щекам.

Мы давно знаем, что в нем погиб в страшнейших муках великий актер. Ему поверил бы даже шпион высшего класса. Снейп всегда ему верил, пока на сотый-с-хвостиком раз не попался.

— Я рад, что ты не спрашиваешь то же самое у нас. Конечно, мы тоже будем скучать по твоему нытью: «домашнее задание не ждет»! — ответил Джеймс, улыбнувшись от левого уха до правого.

— Да, Джей полностью прав!

— Не смей меня так называть!

— Ты согласен на Джо?

— Для тебя исключительно «мистер Поттер», — вздернул подбородок Джеймс и сложил руки на груди, как раз в тот момент, когда в двери купе заглядывала Лили Эванс собственной рыжеволосой персоной.

— Я так рада, Джеймс, что ты осознал недостатки маленького роста, но, даже подняв голову, ты выше не станешь. Молли просила сообщить, что поезд скоро прибывает, и вещи вы будете доставать сами, грузчик сломал ногу, — и Лили так же быстро испарилась, как и появилась.

— У меня такое ощущение, что ее покусал Снейп, — выразил наше общее мнение Сириус спустя пару минут.

— И вроде так мало слов произнесла, — очнулся Джеймс и принялся вытаскивать собственный чемодан.

Небо подарило нам небольшой снегопад, совсем легкий и незаметный. На перроне снова появилась толпа народу, но я перестал чувствовать себя неуютно. Я знал многих из этой толпы, мог улыбнуться любой из сокурсниц, мог подойти и попрощаться с Вудом, который подозрительно долго прощался с ученицей хаффлпаффа. Я видел и Фрэнка, стоявшего прямо перед крайне строгой и недовольной матушкой, с очень оригинальной фиолетовой шляпой и в тон ей огромной сумкой. Видел и Лили, которая спешила к красивой паре, трудно было не узнать в рыжеволосой женщине ее маму. Был удивлен, когда заметил, что Снейп (с которым я так и не подружился), стоит рядом с этой семейной идиллией и ждет чего-то. Я был частью этой жизни, которая разворачивалась здесь. Приятное чувство.

Я видел родителей Джеймса, к которым он побежал сразу же, как вышел из вагона. Даниэлла Поттер была уже немолодой женщиной, но оставалась очень красивой и за пятьдесят лет. Были заметны морщинки вокруг глаз, когда она улыбалась, было заметно серебро в ее темных волосах, по цвету которые близились к коричневому. Всегда собранная, она никогда не распускала волосы — сколько себя помню, у нее всегда было несколько заколок обязательно. Она предпочитала мантии того типа, что вроде и старые, а ведь классика. Светлая мантия, подбитая мехом, не была украшена.

— Сири, малыш, мы так давно не видели тебя! — миссис Поттер ласково потрепала Сириуса за щеку, не замечая его недовольного взгляда, адресованного небу.

— Извините меня, миссис Поттер, мама не любитель частых поездок, — пожал плечами Блэк.

— О, я не думаю, что разговор с дорогой Вальбургой доставит мне труд, ты обязательно должен попробовать мой рождественский пирог!

Пока мама Джеймса восхищалась тем, как вырос «малыш Блэк», я старался стать как можно незаметнее. Чужой на празднике жизни чистокровных семей, я был неинтересен Даниэлле, так мне казалось. Когда я уже отчаялся найти в толпе своих родителей, меня толкнул Сириус.

— Кто этот чудесный ребенок? — удостоился и я доброй улыбки.

— Я Ремус Люпин, мадам, — легко поклонился я, не удержавшись.

— Какие манеры! Джеймс, ты нашел себе хороших друзей, теперь я вижу это сама. Милый, ты тоже сможешь приехать к нам после Рождества, — загорелась идеей сбора гостей мама Джеймса, а я и не знал, куда себя деть от смущения, ведь я никогда не был у кого-нибудь в гостях, только у собственной бабушки.

— Мам, ну что ты так сразу! Конечно, Рем навестит нас, правда? — заслужил я тычок от Поттера-младшего.

— Наверное, я мог бы поговорить с родителями, — единственное, что я смог придумать.

— Дорогой, почему у нас нет второго такого сына? Ты посмотри, как он уважает родителей! — обратилась миссис Поттер к молчавшему доселе мистеру Поттеру, поправлявшему в этот момент очки и тут же порозовел, несмотря на свой почти уже преклонный возраст. — Не то, что ты, балбес!

И миссис Поттер хотела щелкнуть Джеймса по носу, но тот успел увернуться и перебежать за отца, на которого был похож на удивление сильно, за исключением глаз. Мистер Поттер был обладателем пронзительно синих глаз, на мгновение сверкнувших из-под очков, и я не нашел ничего лучше, как просто спросить:

— Откуда вы знаете Сириуса, миссис Поттер? — и тут же покраснел, осознав глупость собственного вопроса.

— Дорогой, странно, что ты не знаешь! — удивилась Даниэлла. — Сириус сын двоюродной сестры отца Джейма — они троюродные братья.

— Странно, что я этого тоже не знал, — пробормотал Сириус.

— Я тоже, — поглядел Джеймс на маму.

-А я забыла тебе рассказать? — погрустнела миссис Поттер. — Почему ты мне не напомнил, Чарльз?

— Мне казалось, что ты все уже разболтала давным-давно, — невозмутимо ответил ей муж, пригладив волосы.

— Реми, мы обыскались тебя! — раздался откуда-то из-за моей спины укоряющий голос мамы, и я тут же поспешил обнять ее.

Безусловно, моя мама никуда не собиралась уходить, пока не выяснила бы, кто все эти люди, с которыми так радостно общается ее сын. Она потрепала уже знакомым жестом Сириуса за щеки (как бы я хотел запечатлеть этот непередаваемо-обиженный взгляд Блэка, направленный на мою маму), разрешила Джеймсу проявить джентльменское воспитание, подав ему руку, и обнялась с мамой Джеймса. Женщины тут же нашли общий язык, принявшись что-то яростно обсуждать. Количество народу вокруг нас стремительно уменьшалось, сквозь облака начало пробиваться солнце, скользнув лучами по лицу Даниэллы Поттер, попытавшейся закрыться рукой, блеснуло где-то в волосах моей мамы, отразилось от очков Чарльза Поттера, перебежав на очки его сына, и остановилось на отце, который задержался и появился позже мамы. Я был так рад видеть его обыкновенный строгий вид, рад слышать короткое приветствие. Он и отец Джеймса тоже быстро нашли общую тему, принявшись обсуждать проект в Министерстве, принятый на прошлой неделе под покровительством какого-то Крауча.

— Если мы не встретимся у меня после Рождества, я съем собственные очки! — воодушевленно заявил Джеймс, окидывая нас абсолютно счастливым взглядом.

— Готовь соус, парень, — даже не улыбнулся Сириус, напряженно всматриваясь вдаль.

— Да ты чего, Сири?

— Мама может не отпустить, — мгновенно понял я суть проблемы, за что был награжден едва заметной благодарной улыбкой Сириуса — ему говорить об этом совсем не хотелось.

— Отлично все будет, я уверен! У меня такой дом, челюсти ловить будете…

Пока Джеймс красочно описывал нм собственный дом, к нам успела подойти женщина, очень отдаленно похожая на своего сына. Я мог спорить на что угодно — Сириус пошел в отца, как и Джеймс.

— Сириус, ты заставил меня искать себя, — скривила губы миссис Блэк и не ответила на приветствия наших родителей.

— Вальбурга, извини меня, родная, это я задержала мальчиков! — обворожительно улыбнулась Даниэлла. — Познакомься, новый знакомый наших мальчиков, Рем и его мама, Дариана. О, не волнуйся, дорогая, чистокровная семья!

И миссис Поттер подмигнула миссис Блэк, чем вызвала уже потеплевший взгляд последней.

Прощание затянулось. Я так привык к присутствию рядом кого-нибудь из них двоих, что просто не мог поверить в то, что я снова один, и на меня никто не смотрит, даже если смотрели просто так. У Сириуса была привычка задуматься и уйти в себя, оставив взгляд непосредственно на мне, отчего мне было слегка неуютно по началу. Я привык, и был готов сидеть смирно, пока Блэк не додумается до чего-нибудь и не отпустит меня. Не хотелось отпускать ребят, даже если мы расставались всего на неделю для того, чтобы потом еще точно такую же волшебную неделю провести у Джеймса. Согласие обеих мама было получено Даниэллой на пятой минуте встречи.

Я скучал по этому маленькому дому, где царила такая новая для меня тишина, где не нужно было ждать еды в определенный час, ведь всегда на кухне специально для меня на столе оставалось какое-нибудь блюдо, на котором обязательно лежало шоколадное печенье или пирожки. Я любил перехватить чего-нибудь между ужином и обедом, и распорядок в Хогвартсе отучил меня от всего этого. Я с удивлением отметил несколько досок, прибитых над окном кухни, и узнал от погрустневшей мамы, что дом не предназначен для особо буйных сов, которые я им посылал. Оказалось, одна из школьных сов настолько торопилась передать почту, что слегка промахнулась мимо окна. Мама сказала, что лечила бедную птицу дня два, как раз тогда, когда я начал боятся из-за отсутствия ответа в середине октября. В остальном же дом не изменился: все те же светлые внешние стены, окна, окаймленные темно-коричневыми наличниками, упрямые стебли какого-то неизвестного растения, обвивавшие тот угол дома, на который приходилась гостиная. Наш дом не был очень большим: хоть у нас и был второй этаж, где находилась моя комната, он совсем не увеличивал размер дома во впечатлении, оставшемся, когда уходишь из него. Кухонный угол дома все так же закрывало дерево, которое я люблю рассматривать из своего окна. На нем сейчас совсем не было листьев, прикрытием служил лишь небольшой слой снега. Оно не выглядело уставшим или уродливым, как это бывает с остальными деревьями в нашей округе или в соседнем лесу.

Меня захватило ощущение безграничной свободы, когда я осознал, что каникулы — это когда действительно нет уроков. Я не мог понять тех людей, что по собственному желанию оставались на рождественские каникулы в школе, пока сам не решил остаться с Сириусом на пятом курсе.

Возвращение домой напоминало тот момент, когда, безумно уставший, ты опускаешься на самую мягкую из кроватей, зарываешься в самую мягкую и большую подушку и кутаешься в одеяло. Кажется, что это странная ассоциация, но не для учеников Хогвартса, которые с начала зимы отчаянно мерзли в слабо протопленных помещениях на протяжении всей недели по четыре пары. Если же к тому ощущению добавить присутствие хорошей книги и горячего какао, то это то, что я испытал, войдя в собственную комнату. Я просто был дома.

Вся неделя до Рождества прошла в неизмеримой суматохе, главной зачинщицей которой была мама, которая вознамерилась устроить самое лучшее Рождество, которое только довелось мне праздновать. По сравнению с позапрошлым годом, когда полнолуние выпало на двадцать третье, это уже было лучшее, что я мог себе представить.

На следующий же день после приезда, в воскресение, меня разбудили неприлично рано. Смеющаяся мама долго пыталась поднять меня, пока не привела отца, который без усилий поднял меня с кровати и направил в ванную, откуда я тотчас же принялся мстить четко направленными брызгами холодной воды. Мама сдалась первая, улыбнулась и ушла на кухню, готовить завтрак. Папа же, недолго думая, просто набрал ванную, не обращая внимания на то, что я его просто залил водой, поднял меня на руки и опустил прямо в пижаме в эту ванную. И сверху еще водой полил, чтобы жизнь медом не казалась.

Мама потащила нас за покупками, которые непременно надо было сделать именно в этот день, пока все, видите ли, не подорожало на несколько галеонов. Спустя каких-то полчаса мы были нагружены свертками на все руки. Не слушая наших возражений, мама прошлась по каждому магазину на Диагон-аллее и попросила выбрать подарки своим друзьям. Это было сложно для меня, ведь я не знал, что вообще дарят таким мальчишкам, как я. Однако все мои вопросы исчезли как только я увидел в витрине магазина «Все для квиддича» мини-версию снитча. Ни секунды не задумываясь, я приобрел его как подарок Джеймсу, и даже не сомневался в том, что маленький мячик с крылышками ему понравиться. С Сириусом вышло тяжелее, ведь у него было все, что только можно было придумать, и не было чего-то такого, чем он увлекался по-настоящему. Иногда его тянуло рисовать, и порою получались замечательные пейзажи, выполненные лишь черными чернилами, иногда он садился за приключенческие книги, иногда квиддичем мог увлечься. Я бродил по магазинам около двух часов (с родителями мы разделились — каждому необходимо было в свой магазин), пока не добрался до магазина волшебных изобретений. Я даже не надеялся что-либо там найти, просто толкнул дверь и зашел.

Огромное количество полок, от потолка до пола, заставленные самыми невероятными предметами разных форм и объема, огромные и совсем миниатюрные стояли по соседству, и часто у изобретения не было даже подписи. Признаюсь, было забавно читать про квадратик с ручкой, предназначенный для глажки именно носков, с целым набором функция. Попалась даже такая штука, которая должна была кидать хозяину орешки прямо в рот, но по грустному голосу продавца я понял, что она очень часто промахивается. Казалось, что такая глупая вещь может порадовать Сириуса, пока я не увидел маленький шарик с углублением посередине. Идеальная форма, подходящая для того, чтобы уместить в ладони, но без какой-либо подписи.

Так я нашел «соню», хотя продавец минут двадцать объяснял мне, что она именно «sonus», звук то есть. Этот маленький шарик был способен воспроизводить любые мелодии или разговоры, по желанию хозяина он мог записать все, что угодно, даже ту мелодию, которую слышал в своей голове хозяин, достаточно было лишь коснуться ее палочкой, а дальше «соня» настраивалась под владельца, предоставляя ему право выбирать дизайн управления. Продавец, а именно низенький, но чрезвычайно энергичный старичок, рассказывал, что она могла запомнить название песни, если хозяин скажет ей его, или же найти в головах кого-либо по соседству. Игрушка, умеющая лазать в головы близким, совершенно точно понравиться Сириусу. Я не стал выслушивать все ее прелести, только заплатил нужную сумму (что удивительно, она не была очень дорогой), и отправился искать маму, которая принялась пытать меня о наличии еще у меня друзей, и я почему-то ощутил желание послать подарки Эванс и Северусу. Меня захватил дух Рождества, и я с новыми силами ринулся в магазины, которые словно сговорившись, показывали мне наиболее подходящие подарки сразу. В третьем по счету магазине я нашел совершенно очаровательную заколку для Лили — маленькую цветущую розу, которая была действительно живая. На мгновение я пожалел, что Северус не девочка — в таком обилии красивейших заколок, резинок и бантов я бы совершенно точно нашел его женской версии подходящий подарок. Но, увы, Снейп был мальчиком, и мне пришлось покинуть сказочный мир, где на заколку прицепили целых три заколдованных птички.

Долго ходить мне не пришлось, ибо в книжном я увидел приемлемый подарок — тетрадь в черной обложке, которая по желанию владельца добавляла себе листы.

А потом было несколько дней блаженного отдыха дома. Я снова перечитывал любимые книги, которые не смог взять с собой в Хогвартс. Я не знал уменьшающего заклинания и не взял с собой «Властелина Колец», который мне так приглянулся из всех немагических книг. Я даже сходил с отцом пару раз на замерзшее озеро, где вдоволь покатался на магических коньках, которые не были зачарованы на то, чтобы не давать упасть. Они мало отличались от оригинала, и половину прогулки я ездил на животе или на другие, не менее важных частях тела. Синяки на мне все равно даже не появлялись, поэтому было очень даже весело. На озере каталось многие наши соседи, которые так же комично падали на лед, как и я. Особенно было забавно наблюдать за миссис Джонс, женщину преклонных лет, но упорно это отрицавшую.

— Разрешено все, что не запрещено законом, — с достоинством произнесла Виолетта Джонс и ступила на лед. — Покажите мне тот пункт в наших законах, запрещающий женщинам слегка за пятьдесят…Ладно-ладно, за шестьдесят, кататься на коньках?

Пару кругов миссис Джонс действительно бодро прокатилась, держась за мужа своей дочери (я был посвящен во все новости нашего округа мамой за вечер до этого), не замечая осуждающих взглядов остальных признанных бабушек, облюбовавших скамейки вокруг озера, после чего очень удачно въехала в сугроб и плавно съехала по нему, садясь на лед. Такого удивленного и обиженного лица я не видел у нее никогда, и посмеялся вместе со всеми. Виолетта Джонс даже не обиделась, наоборот, только поддержала нас в нашем веселье. Я ощущал странное единение с теми людьми, кто катался в тот день на озере, с людьми, которых едва знал. Удивительная вещь, дух Рождества.

Домой я возвращался весь в снегу, в распахнутой куртке и съехавшей шляпе, но абсолютно счастливый. Выслушивал ворчание мамы по поводу мокрой одежды и улыбался, шел переодеваться, вытирал волосы и бежал помогать маме на кухне, готовить праздничный ужин. К нам должна была прийти еще бабушка, но она давно не звонила маме по телефону (моя бабушка была магглой), и мне стоило сходить ее проведать за день до Рождества. После готовки я заворачивал и снова разворачивал подарки, стараясь не краснеть от того, что дарю подарок девочке, особенно такой своевольной и острой на язык Лили, хотя такой она была отчего-то только с Джеймсом и Сириусом. Меня она вполне спокойно переносила.

Мы не стали очень сильно украшать дом, ограничившись только маленькой елочкой, которая стояла в гостиной и просто чудесно пахла лесом, из которого была принесена, несколькими венками над дверями, парой гирлянд снаружи и нарядными скатертями. Носки вешать не стали, посчитав, что я уже достаточно взрослый, и это меня очень и очень радовало, почти так же, как и поручение нарядить елку. Я вешал и конфеты, и игрушки, что остались с ранних лет, и красивые цепочки разных цветов, и магические фонарики, таинственно мерцавшие в темноте, и водрузил на самый верх маленькую звездочку. Мне нравилась моя елка.

Я бегал к бабушке, оставляя следы на тонком слое снега, бегал и в ближайший магазинчик, когда маме что-нибудь было нужно, и с нетерпением ожидал сначала момента, когда можно будет развернуть подарки, а потом и поездки к Джеймсу. Я совсем не вспоминал о том, что Сириус просил нас подумать о том, как готовиться к плану Хэллоуина, не вспоминал о домашнем задании, огромное количество которого нам задали (в особенности зверствовали МакГонагалл и Стоунстэй), и максимально наслаждался каникулами, особенно знанием того, что ближайшее полнолуние будет в конце декабря и не испортит не праздников.

Я отдал должное маминым творениям, наевшись до отвала, посидел еще несколько часов за столом, слушая рассказы бабушки о дедушке, который умер достаточно давно — он был аврором. Я немного знаю о нем, только то, что иногда вспоминает бабушка. Она считала его самым красивым мужчиной на свете, и заявляла, что я очень на него похож, отчего я краснел как шестилетний мальчик. Она рассказывала о рейдах деда, которые тогда случались каждую неделю из-за разбушевавшейся «нечисти», о том, как он особенно жестоко истреблял последних вампиров, спасал детей магглов, и как однажды спас ее. Бабушка и мама очень любят эту историю, находя ее романтической, а мне было неинтересно слушать про любовь в свои одиннадцать лет. Еще пару часов мы смотрели телевизор и смеялись над глупыми комедийными шоу, запустили скромный фейерверк, посмотрели на горящие дома соседей и прогулялись до моста, в паре километров от нас, когда провожали бабушку. Невероятная ночная красота, серебристый снег, яркая луна — все это настолько банально, так часто описывалось, что я даже не нахожу слов, чтобы объяснить то, что я видел той ночью, не повторяя никого до меня. Я поражался плавным переходам цвета неба, с радостью отслеживал новые звезды, обсуждал с папой темные пятна на луне и смеялся, когда мама кинула в меня маленьким снежком, который не сколько ударил, сколько охладил мою щеку. Я не стал отвечать снежком маме, но клятвенно пообещал вернуть ей его как только выпадет достаточно снега. Мама покивала головой и начала прощаться с бабушкой, а я все разглядывал окружающий меня мир. Я мог чувствовать запах яблочного пирога, доносящийся из дома слева, который утопал в темноте, мог услышать негромкую музыку из правого дома, а мог услышать вой собак за мили оттуда. Я слышал и чувствовал лучше, чем год назад. Я просто уже не волчонок.

Люди начали выходить на улицы, мы шли обратно. Очень забавную перестрелку разыграли обитатели Лесной улицы, когда просто толкали друг друга в снег и закидывали им сверху, когда очень заразительно смеялись, когда предложили и нам поучаствовать, и когда мы согласились. Я увлеченно обстреливал девчонок-близняшек из противоположной крепости, а сам думал о том, как было бы здорово сыграть с Сириусом и Джеймсом и их родителями, чтобы хотя бы один раз понять друг друга до конца, и забыть о чистоте крови, о возрасте и всяком таком.

Вернулись мы уже за полночь, и я был буквально заперт в собственной комнате под предлогом того, что сейчас прилетит Санта. Я, копируя маму, покивал головой и сделал вид, что поверил. Прислушался к тихим переругиваниям родителей, к тому, как они поднимали многострадальную елку. К тому, как будут объяснять мне такой шум. Сошлись на мнении, что Санта слишком толстый для нашего камина, и что его пришлось вытаскивать. Я отошел к окну и снова полюбовался красотой заснеженной окраины. Высунулся из окна, когда открыл его, и потряс ветки, хотел устроить маленький снегопад. И чуть не упал, когда на фоне луны заметил летящую фигуру. Только отдышавшись и приглядевшись, я понял, что это просто маг на метле. А я чуть было в Санту не поверил!

Наутро, едва проснувшись, я бежал к елке и разворачивал подарки. Мама подарила мне две части зеркала, и сказала, что с помощью них я могу общаться с кем захочу, стоит только ему отдать вторую половину. Отец со всей присущей ему серьезностью подарил стопочку избранных книг, часть из которых я хотел приобрести уж как года три. С удивлением обнаружил ответный подарок Лили, которая в открытке написала, что не удержалась и купила бежевого медвежонка, как он ей меня напомнил. Я снова покраснел, и поспешно принялся открывать подарки от друзей, чтобы родители не заметили произведение магических игрушек. Сириус подарил просто шикарную школьную сумку, черного цвета, в цепочках и перевязках ткани разного цвета, с множеством карманов и двумя большими отделениями, одевать которую следовало через плечо. Я даже сначала не понял, нравиться она мне или нет, но когда обнаружил наложенные на нее кучи заклинаний, очень порадовался. Джеймс оказался более прост, и подарил часы, приписав, что я должен положить конец нашим опозданиям, которые не то, что в традицию вошли, в обычай каждодневный. Бабушка подарила несколько колдографий, на которых был изображен дед, и детские фото моих родителей, посоветовав купить для них фотоальбом, и сказала, чтобы я больше фотографировался с друзьями. Иногда мне кажется, что она была провидицей.

Но главное удивление ждало меня вечером, когда вернулась сова, относившая подарок Северусу. Я стал обладателем очень красивого и необычного фотоальбома, на котором были изображены символы всех факультетов, переплетенные между собой, окружающие изображение Хогвартса. Мне показалось, что это очень дорогой подарок, на что Северус в ответном письме на следующий день написал, что вполне может забрать его обратно и прислать мне тортик. Надо сказать, что я подавился, когда читал письмо, ведь в тот момент я поглощал упомянутый торт.

Позже в моем доме появился довольный Джеймс, который напомнил о том, что пора ехать к нему.

Все-таки тот медвежонок действительно был похож на меня, как бы я не хотел это отрицать.

Джеймс появился самым неоригинальным образом — он просто вышел из камина, отряхнулся и бросился меня обнимать. Я, понятное дело, был немного удивлен.

— Реми, как ты узнал, что я хочу именной ТАКОЙ снитч?!

— Интуиция, — покривил я душой.

Не говорить же мне, что он месяц целый ныл про такой необходимый ему мячик, который продается на Диагон-аллее, выставленный на седьмом от двери стеллаже. Вспомнил я о его нытье уже после того, как купил. В общем, не так уж сильно я соврал.

— А я тебе часы какие-то…Рем, хочешь, я тебе весь мир подарю? — ухмыльнулся Джеймс, оставив, наконец, объятия.

— Пока я дома, он тут всяким Ремусам мир предлагает! А стихи мои где?

Мы как по команде повернули головы к камину, среагировав на такой знакомый голос.

— Дорогой мистер Блэк, извините, что не отрабатываю Вашего, несомненно, уникального подарка, стоившего как магазин мадам Малкин! Ты чем думал, когда столько денег тратил? — с угрозой в голосе, резко поправив некстати сползшие очки, пошел в наступление Джеймс.

— Ты о той метелке, о которой грезит всего лишь половина квиддичных команд? — наигранно лениво протянул Сириус и поспешил занять оборонительную позу. — Почему я не могу купить другу то, что хочу, и потратить столько, сколько захочу? Кстати, Рем, извини, я бы тебе и восстановленную александрийскую библиотеку купил, да вот не уверен, что ты бы принял это.

— А во мне ты, значит, уверен? — продолжал напирать на него Джеймс. — Да ты хоть представляешь, сколько времени я потратил, краснея и оправдываясь перед родителями, что на самом деле я ничего у тебя не просил?

— Мог бы и меня позвать, я бы объяснил тете Дани все сам!

— Ты, маме моей объяснить? — внезапно остановился Поттер.

— Согласен, чушь сказал, — подумав, ответил Сириус, но подушку с дивана на всякий случай взял и из рук не выпускал, — Ремус, будь добр, привяжи куда-нибудь Джеймса и объясни, как работает эта штука?

Я с минуты три потрясенно оглядывал изрядно потрепанный шарик, что послал Сириусу пару дней назад.

— Извини меня, ты его что, кусал? — только и оставалось, что спросить мне.

— Я в него сначала постучал. Он мне не откликнулся. Я до того дошел, что даже обнюхал его!

— Скажи, а кусать зачем было? — потихоньку слабел я от картин, которые показывало мне мое воображение.

Сириус, который упорно кусает бедный шарик.

— У меня не такая богатая фантазия, как у тебя, — обиженно ответил Блэк.

— А палочкой волшебной ты не пробовал? — совсем уже тихо спросил я.

— А надо было? — вытаращился на меня Сириус.

— Блэк, ты волшебник вообще, или так, время спросить подошел? — из последних сил старался не рассмеяться Джеймс.

Сириус негодующе на него воззрился.

— Я просто не считаю все вокруг воплощением магии.

— Сириус, шарику требовалось только прикосновение палочки, — постарался объяснить я Блэку.

Наследник древнейших и чистокровнейших опасливо тыкнул шарик волшебной палочкой. Потом выражение лица приобрело очень отстраненное выражение, как будто он очень сильно о чем-то задумался.

— Эта штука никак не влияет на скорость мышления? — с тревогой спросил меня Джеймс.

— Если она не сломалась от контакта со мной, то и его примет, — не очень уверенно ответил я.

Я проверил подарок перед отправкой. Коснулся палочкой, рассмотрел данное мне изображение панели управления, выполненной в духе телевизора. Даже мелодию какую-то записал, кажется, это были рождественские колокольчики.

Сириуса в тот вечер мы потеряли до вечера. Откуда нам было знать, что ему так нравится музыка немагического мира, а послушать ее он мог очень и очень редко?

Мы спешно распрощались с моими родителями, назвали дом Джеймса и задержали дыхание. Судьба благоволила нам — мы даже не упали из камина, как это происходило обычно.

Не знаю, чего конкретно ожидал я от дома Джеймса. Казалось, что это просто должно быть что-то из ряда вон выходящее. В такое понятие абсолютно не вписывался двухэтажный дом с террасой на втором этаже. Таких я видел множество в нашей округе. Но ни один из виденных мною домов не выражал так явно тот уют, что хранился в нем. Может, во всем виновата светло-голубая окраска стен, может это заслуга видневшихся в окнах ярких занавесок с кружевами, или же плетеные кресла, что стояли на нижней террасе. Второй этаж придерживали несколько белых балок, издалека казавшихся колоннами, которые шли вокруг всего дома. Второй этаж казался несколько шире первого. Я насчитал три входных двери, почти стеклянных, и поразился такой беззаботности до того, как вспомнил, как легко могут заменить охранные заклинания стальную дверь.

Из-за туч выглянуло солнце, и в том золотом сиянии дом Джеймса стал выглядеть еще более гостеприимным, чем прежде. Тонкий слой снега, покрывавший темно-коричневую крышу, не шел ни в какое сравнение с тем количеством снега, что лежало на земле, и это была, вероятно, тоже заслуга заклинаний. Наверное, мы были много севернее относительно моего дома — у меня не выпало и третьей части того, что лежало здесь. Дорожки были расчищены, задорно вился дымок из невысокой трубы, в нескольких комнатах забыли выключить свет, и снег, лежащий перед этими окнами, красиво мерцал.

Я могу с уверенностью сказать, что полюбил этот дом на всю жизнь. Ничего красивее я в жизни не видел. Он стоял на возвышенности, откуда просматривалась вся округа, поселок и небольшая часть заснеженного озера, позади него полукругом росли деревья.

Джеймс меня на улицу сразу же, как только показал комнату, в которой нам предстояло жить всю неделю. Помимо его комнаты, на втором этаже была еще спальня родителей, от которой нас отделял кабинет мистера Поттера и личная ванная комната Джеймса, которую он отвоевал у мамы, что хотела устроить там филиал своей оранжереи. Против цветов он не имел ничего против, но потребность мамы ухаживать за ними (естественно, руками своего мужа и сына) порядком его раздражала.

Вся комната была обклеена всем, что только упоминало о всемирно известном спорте. Я с удивлением обнаружил странные конструкции, расставленные по всем углам, которые, как позже объяснил нам Джеймс, должны были рано или поздно стать единым строением. Изумление настигло и Сириуса — он их видел раньше меня, но про истинное предназначение не знал. Казалось чем-то нереальным то, как Поттер совмещает квиддич и архитектуру.

— Скажи мне, друг мой, у тебя чертежи есть? — подал голос Сириус, поднявшийся с нами в комнату.

— Нет, а зачем?

— А строить ты как собрался?

— По линеечке?

— Ну, хоть не на глазик.

Блэк вздохнул, потребовал листы пергамента и выгнал нас обоих за порог. Джеймс был удивлен не меньше меня, до тех пор, пока до него не снизошло понимание — Сириус намеревался помочь ему с домом, и счастье отразилось в глазах, стало видно и через очки. Пока мы гуляли, я испытал все его счастье на себе: Джеймс только и мог говорить о том, насколько несовершенны сейчас квиддичные стадионы, как обычные фанаты страдают от плохой погоды и как можно это все исправить, если правильно спроектировать. О том, что проектируют обычно на бумаге, Джеймс предпочитал не думать и «чертил» в собственной голове. Примерно как я представляю, когда от меня требуют заклинания определенных свойств. Как бы я не любил друга, слушать речь счастливого Джеймса было настоящим мучением. К тому времени, как нужно было идти на обед, я мог считать себя просвещенным во все тонкости стадионов , и от всей этой информации голова, естественно, разболелась. Я не стал просить зелье у миссис Поттер — Джеймс выглядел таким довольным, что огорчать его отсутствием интереса было бы слишком жестоко. К обеду солнце уже собиралось садиться, и я в очередной раз подивился тому, как может быть красив вид обычного поселка, окрашенного в цвета заката. Как оказалось, красив лишь для тех, кто видел в первый раз. С течением времени к этому быстро привыкаешь и перестаешь замечать, считая, что ничего в природе измениться не может, а, значит, и ничего особо интересного там не появиться.

— Мальчики, обедать! — позвала нас миссис Поттер как только мы ступили в прихожую.

К середине нашей прогулки начал падать легкий снег, который мы и рассыпали с шапок и шарфов по всему ковру. Мама Джеймса только улыбнулась и забрала шапки на просушку. По лестнице нам навстречу скатился Сириус, заметно уставший и измазанный в чернилах, но очень довольный собой — видимо, приступать к строительству мы могли сразу после обеда. Он сразу принялся объяснять Джеймсу, в чем именно его отдельные конструкции несовершенны и какие из них требуют доработки. Я мало что понимал из их содержательной беседы — разглядеть детали не успел, поэтому тихо балдел в кресле на кухне. Судя по витавшим в воздухе ароматам, обед нас ожидал обильный и состоял не менее, чем из трех блюд. Вспоминая рассказы Гарри о собственном детстве у Дурслей и острую потребность миссис Поттер всех накормить, я как никогда остро ощущаю ту несправедливость, что устроил нам всем Волдеморт, пусть даже и не он был виноват в смерти Поттеров — старших. По старой привычке я виню во всем себя, ведь я не смог убедить Лили в своей безопасности, не стал Хранителем Тайны, не переубедил Дамблдора, не забрал Гарри к себе. Каждый день мне приходиться с этим жить.

Тот обед стал моим самым счастливым воспоминанием, и с его помощью мой Патронус обрел форму. Кота. Вот уж кого не ожидал увидеть — собака была вероятнее. Лишь много лет спустя, когда я закончил изучать всевозможную Защиту, я догадался связать то ощущение счастья с ассоциацией кота. Обед стал воплощением уюта, дружбы и семьи. То теплое чувство, возникшее, когда я наблюдал за улыбками старших Поттеров, когда я вместе со всеми смеялся над происшествием на работе у мистера Поттера, когда играл в догонялки с наборами посуды в руках, когда вместе с ребятами мыл посуду и гонял мыльные пузыри; его отголосок я находил, когда брал на руки чьего-нибудь пушистого кота. Обязательно пушистого. Так и получилось с моим Патронусом, пухленьким и пушистым котенком. Меня даже не обидело веселье друзей, когда Джеймс узнал в моем Патронусе собственного кота.

Миссис Поттер загрузила нас едой так, что я снова почувствовал себя нелегким шариком, как тогда, с мороженым. Сириус от меня не отставал и вовсю жаловался на то, как он, бедный, объелся. Мама Джеймса, очевидно, услышала его жалобы и немедленно пригрозила полдником. Он позеленел и поспешил убраться из кухни. Джеймс давно привык к такому количеству еды, но как он оставался худым, никто из нас понятия не имел. Доползти до комнаты нам было, похоже, не суждено. Джеймс поплелся открывать дверь, в которую настойчиво трезвонили. Как только она была открыта, прихожую сотряс взрыв смеха, а Сириус, едва бросив на гостя взгляд, побежал вглубь дома. На пороге стоял растерянный Питер, сжимавший в руках завернутый в прозрачный пакет торт внушительных размеров.

Я постарался просто улыбаться. Забавно, конечно, получилось, но Питера таким приемом мы явно обидели. Как оказалось, он жил совсем недалеко отсюда и был послан бабушкой, чтобы запоздало поздравить с Рождеством. В тот момент из своей любимой кухни выглянула миссис Поттер и начала сердечно благодарить смущенного мальчика, изредка недовольно поглядывая на довольного донельзя сына. Мне показалось, что в почти бесцветных глазах Питера промелькнула зависть, когда в прихожую выполз все еще бледноватый Сириус и принялся отмахиваться от предложений Джеймса съесть чего-нибудь. Или я просто хочу найти первопричину того, почему Питер стал таким, а, самое главное, когда. Вряд ли все началось именно в тот момент — в компанию мы его все-таки взяли, пусть и несколько позже.

Вечер мы предсказуемо провели в комнате Джеймса, воплощая его мечту в реальность. Строили мы из маленьких деревянных палочек, которые нужно было склеить. Большинство всяких отдельных частей Джеймс соорудил еще до нас и выдвинул ящик со всякой миниатюрной мебелью. Можно было, естественно, клеить магией, но куда забавнее было измазаться и к чему-нибудь прилипнуть. Магии нам хватало в школе. Мы хорошо сработались: чертежи Сириуса хорошо показывали, где необходимо было достроить в определенных частях, но понимал в них что-то только он сам, я изредка придумывал, как можно поизощреннее долепить часть стены, да и работа моя была самой аккуратной, Джеймс просто наблюдал опытным взором.

Мы просидели так до поздней ночи, прервавшись лишь на ужин, во время которого мама Джеймса нас явно пожалела — мы даже не объелись как следует. Как можно скорее хотелось вылезти из-за стола и закончить эту упрямую крышу, которая без чердака держаться не желала. К началу одиннадцатого дом был закончен, и даже уместился на единственном столе в комнате. Джеймс очень хотел трехэтажный, но быстро сдался под напором уставшего Сириуса: ведь тогда предстояло строить крышу, и даже он сам понятия не имел, как ее не уронить. Помог нам мистер Поттер, спрятавшийся у нас, пока его жена не закончит ежевечернюю поливку цветов и прочих растений. Какая ей, волшебнице, была разница, зима на дворе или лето? Кстати, летом, как пожаловались нам оба Поттера, было еще хуже, ибо в распоряжение хозяйственной женщины тогда поступал целый участок, а у бедного Джеймса были каникулы, а у мистера Поттера как раз отпуск. Исключения составляли те месяцы, которые они проводили где-нибудь в разъездах. У Поттеров было много родственников, в том числе и заграницей.

Дом получился очень даже симпатичным и грозил получиться еще лучше, когда у нас дойдут руки (или у Джеймса) сделать гараж и сад. Очень аккуратный, если, конечно, не смотреть на его заднюю стенку. В порыве спора Джеймс вскочил и случайно задел банку с клеем, которая, в свою очередь, тоже абсолютно случайно вылилась прямо на стенку. Однако заниматься на протяжении стольких часов одним и тем же очень надоело, и мы упросили уже сонного мистера Поттера прогуляться с нами недалеко. К нашему общему удивлению, миссис Поттер тоже к нам присоединилась.

Ночь стояла чудесная. Она не была ни холодной, ни мрачной, ни пустой. Мы шли молча, даже не пытаясь нарушить ту тишину, что стояла вокруг. Каждый из нас мог поклясться, что было тихо, но в то же время легко бы подтвердил то, что можно было различить и шорох деревьев, и тихие голоса из поселка тех, кто вместе с нами решил прогуляться, и шум железной дороги, что находилась вообще-то далеко. Как бы сказать… Естественная тишина.

Небо было ясным, несмотря на отсутствие мороза как такового. Множество звезд, уже привычная мне луна, слава Мерлину, не полная. И тут тишину резко нарушили, когда Поттеры принялись искать на небосводе ту самую звезду, чье имя носил наш друг, который очень недовольно что-то бурчал. Подозреваю, что этим его достали, не раз пытаясь напомнить. Прогулка не затянулась надолго, и совсем скоро я отпихивал Сириуса, чтобы первым пробраться в ванную. Если же его пустить первым, то это затягивалось более, чем на три часа. Почему? Из вредности.

Следующее утро было на редкость солнечным, хотя, наверное, вам кажется, что у меня всегда так. Нет, просто все хорошее обязательно случалось в солнечные дни, и тогда солнце светило всю неделю. Еще бы, каникулы у Поттеров это самое-самое, чему я тогда очень радовался. Ребята просыпаться не спешили, да и я подниматься особенно то и не хотел, в такую-то рань. Мой взгляд бесцельно блуждал по комнате. Здесь не было особенно много мебели, в основном полки да пара стеллажей, заваленных всем, что могло быть накоплено мальчиком за его жизнь. Только на эту неделю были поставлены три кровати, но и они не заполняли того ощущения пустоты, что появлялось при осмотре комнаты. Пустота не в том смысле, что голые стены и все такое. Пустота что свобода, ведь кровати были поставлены преимущественно у стен, и в центре комнаты было свободное пространство, которое было еще более заметно при солнечном свете. Нужно сказать, что комната Джеймса как бы огибала террасу второго этажа, и поэтому имела еще одну дверь, на нее ведущую. Дверь была такая же, как и внизу, стеклянная. Окон было немного, но они поражали своей шириной. Но не так, как количество всяких подушек, разбросанных по ковру на полу. Джеймс говорил, что ему в детстве так было безопаснее всего играть, и вот до сих пор осталось. Как и привычка читатьписать, лежа на полу, на ковре, если точнее.

У комнаты не было какой-либо единой цветовой гаммы, здесь царило сочетание невероятных цветов, как сине-красный, например, но в то же время это и не смотрелось как-то… аляповато, что ли. На кровати Джеймса было свалено аж три одеяла, когда мы приехали, и сочетание это было невообразимое: шотландский плед, как у нашего декана, привычное мне пуховое одеяло белого цвета и нечто нежно салатового. Хозяин комнаты, между прочим, утверждал, что после памятного обеда цвет лица потомка чистокровнейших был именно таким. После такого заявления одеяло отправилось обратно к Джеймсу, а Сириус забрал себе нейтральный белый. Который, кстати, к концу следующего дня поменял уже на мой плед, после новых подколок Джеймса, опять же про цвет лица.

Наши кровати были отличны от Хогвартских. Без башенок, простые, причем наши с Сириусом еще и трансформированные. Прямо над моей кроватью висела одна из полок, перегруженная до неприличия всякими ненужными Джеймсу книгами типа словарей. Зато казались очень нужными для меня. Стоило ли упоминать, что над этим тоже посмеялись? Зато над моей кроватью не висела галерея плакатов квиддичных игроков, и мы не избежали нытья Сириуса, ведь ночью они на него, видите ли, смотрели. Ладно бы просто плакаты. Я упоминал, что висело все, что содержало информацию о квиддиче? А теперь представьте, как выглядела бы немаленькая комната, ВСЯ заклеенная плакатами, колдографиями, статьями, проекторами и кричалками по соседству с прочей символикой команд? Над кроватью Джеймса даже метлы висели. Видимо, его бывшие, сломанные. Аккурат над коллажем из известных и не очень стадионов. Среди доселе не виданного мною одеяла Джеймса его самого найти я не смог, однако я заметил очки, валявшиеся рядом на полу. Привычка такая у Поттера была — класть их рядом с собой на кровать и во сне спихивать на пол, после чего оказывались сломаны либо самим Джеймсом, либо сонным Сириусом, который обязательно наступил бы ровно на стекло. Чинить приходилось, естественно, мне, как человеку с самой богатой фантазией. Поразмыслив пару минут, я достал палочку из-под подушки и левитировал очки на ближайший столик, дабы избежать очередного препирательства по их поводу. Очки чуть блеснули, и я испугался было, что кого-нибудь из них разбудил. Не то, чтобы я их так боялся, но у невыспавшихся друзей на весь день сохранялось на редкость едкое чувство юмора. Убедившись в наличии сонного сопения с обеих сторон, я вернулся к разглядыванию комнаты. Надеюсь то, что я хранил и храню палочку под подушкой, никого сейчас не удивляет?

Я сумел разглядел пару зарубок, оставленных на косяке двери. Знаем, все раньше играли в эту игру с родителями. Посчитал было количество подушек, но их оказалось не так много, как казалось с первого взгляда. Я даже десяти не насчитал. Подумал над значением оставшихся строений, распиханных по углам, но и это занятие быстро наскучило. Пробовал заснуть, поворочался с боку на бок, получил пресловутой подушкой по голове, отправленной в полет кем-то из парней во сне, и тихо вздохнул.

Проблема была в том, что я не хотел снова видеть тот ужасный сон. Даже не ужасный, просто тяжелый психологически. Он был насквозь пропитан тревогой. Снилось, что я мог кого-то потерять, и потерял во сне. Не хотел снова бродить по темному лабиринту в волчьем обличье, освещаемый нахальной луной. Не хотел снова сознавать свою беспомощность. Во сне волшебником я не был.

Провалявшись так до восьми, я рискнул тихо встать и попытаться убить время в ванной. Когда я выходил оттуда, то встретил две пары ну очень злых и обиженных взглядов. Все-таки разбудил. Постарался выглядеть виноватым, и меня даже быстро простили, для вида обозвав пару раз. Даже несмотря на то, что я не удержался и прошелся по поводу шикарного состояния прически Сириуса, который предстал перед нами в новой пижаме, видимо, насильно купленной заботливой мамой. Заботливой в смысле репутации. Бедные наследники рода, даже спать без правил нельзя. Хотя, опять же, кто мог узнать, как спит Сириус? Кроме нас, конечно. Которые в тот момент все же слегка подняли себе настроение таким видом Блэка. Детским. Но если бы сообщили ему, над чем веселимся, мы были бы поставлены в глобальное игнорирование и вселенскую обиду. Очень он хотел поскорее вырасти и не выглядеть, как девчонка. Особенно, когда на нас смотрел и совсем не втихаря рассуждал, что ж ему так, бедному, не везет. А Джеймсу очень даже, которому по наследству досталась вполне себе мужественная внешность. Заявлял нам так человек, годика через четыре покоривший половину Хогвартса. А так совсем детская внешность!

Утро было наполненной беготней, суматохой и общим беспорядком. Дело все в том, что после завтрака нас тащили на ближайший каток. Нет, не тащили. Мы сами бежали под бдительным присмотром Поттера — старшего. У такой спешки была еще одна причина — совсем скоро дом Поттеров собирался заполниться женщинами со всего поселка, чтобы посидеть и мило поболтать о том, о сем (читай — обсудить все, что не попадя, и пожаловаться на собственных детей мужей домашних животных).

Наше ожидание было с лихвой оправдано тем размером озера, на котором располагался каток. Оно замерзло все, и мы могла смело играть в догонялки, разве, что лучше бы нам на льду не прыгать. Он, конечно, необычайно крепкий, но не выдержит наших активных действий вкупе с не очень контролируемой стихийной магией. То расстояние, что оставалось до входа, мы пробежали на всех парах, но и здесь не обошлось без приключений: виновата была привычка Сириуса не застегивать пальто и не завязывать шарф. Никакая сила в мире не заставила бы его это сделать, кроме собственной матери, но и та добилась только того, что ее непутевый сын одел лишь шапку. С большим скандалом. В общем, шарф удачно соскользнул с его шеи и полетел прямо под ноги бегущему сзади Джеймсу, который, естественно, не смотрел куда бежит. А впереди, какая неожиданность , бежал я! А я, само собой, совершенно нечаянно задел Сириуса, когда полетел вниз (под гору бежали). До входа мы не очень изящно докатились и только чудом невредимы остались. Зато сколько воплей, сколько радости! Даже на лед спокойно вышли. Когда я пару дней назад катался с отцом, я и не думал, что здесь будет настолько веселее. Настолько, что Поттер — старший предпочел сесть на скамеечку подальше ото льда, чтобы, если что, он не с нами. Как в воду глядел — в процессе обучения Сириусом Джеймса, который не умел стоять на коньках, пострадала целая компания восьмилетних девочек. Но обо всем по порядку.

Когда мы только появились, лед уже захватила целая куча людей. Казалось, что все три поселка в округе решили в этот день приехать покататься. И дети, и бабушки, и парни. Словом, были все. Я было испугался такой толпы, но по блестевшим глазам Сириуса (иногда я понимаю, почему Снейп боится Дамблдора с блестящими глазами) понял, что в покое он нас не оставит и потеряться мне не даст. С другой стороны, я боялся того, что может устроить такой вот маленький мальчик, для которого возможно все. Несколько отодвинуло грозящее нам опасное веселье то, что Джеймс панически боялся льда. То есть не боялся, конечно, но очень опасался за собственную задницу. Так вот, слово в слово, и жаловался нам.

Блэк слушать ничего не стал (хотя когда он кого-то слушал?), взял его за шиворот и самым действенным методом принялся учить: пихнул и пускай себе катиться. В экстремальных условиях для человека можно и возможно все. Сам же Сириус стоял на коньках лучше всех на этом коньке. Пожалуй, даже вместе взятых. Еще лишь пару секунд он привыкал к необычному способу передвижения, но когда он принялся объезжать каток по периметру, он приковал к себе внимание всех. Не быстро, но и не медленно, плавно поворачивая, не удерживая равновесие руками, но в то же время обгоняя всех едущих. Мы готовы были признать, что на коньках он родился. Нечто подобное мы увидим и на втором курсе, когда Джейми соберется пробоваться в команду. Ни разу никого не задев даже полами расстегнутого пальто, он завершил круг, подъехав к нам, только в паре метров от нас начав тормозить. Снегом обдал порядочно. Или льдом. Улыбнулся, когда заметил наше неприкрытое удивление (ладно, ладно, мы поднимали упавшие челюсти), но казался еще слегка задумчивым. Сообщил, что реально стоит на коньках впервые. Мы с обреченностью снова опустились в поисках многострадальных частей черепа. Его слова неожиданно разнеслись по всему катку, и ему начали аплодировать. Я даже упоминать не буду, зачем мы наклонялись в третий раз. Но к аплодисментам присоединились. А Блэк ничуть не растерялся, принялся раскланиваться и улыбаться как чеширский кот. Может, как после того, как объелся сметаны. Я имею в виду кота.

Джеймс было испугался что вот прямо сейчас Сириус заставит его куда-то ехать, но надежд наш друг не оправдал, только подмигнул ему и громко предложил мне посоревноваться в скорости. Конечно, я бы проиграл. Я по сравнению с ним катался как пьяный Хагрид (видели один раз, между прочим). Слушать меня вновь не стали, и вот мы уже стояли на изготовке. Вернее, он приготовился, а я стоял как обычно. Он чуть наклонился вперед и озарил меня поистине дьявольской ухмылкой. Такой обычно Снейп первогодок пугал, но и у него вполовину не так страшно получилось. Джеймс скомандовал старт, обиженно махнув рукой, и мы понеслись. Нет, катался я на уровне, и мог составить небольшую конкуренцию Сириусу, но я тратил слишком много энергии на лишние движения типа размахивания руками. Он же, в отличие от меня, просто сложил их за спиной. Ветер свистел в ушах, лед под ногами предсказуемо скрипел и легкий мороз щипал глаза. Гнаться так было скучно, и я поглядел на Сириуса. Он даже и усилий не прилагал никаких, чтобы двигаться. Это обижало, ведь вскоре я остался единственным, кто ни с каким даром не родился. На щеках друга появился легкий румянец, волосы из-за скандальной шапки выбились, а в остальном он выглядел как прежде. Шарфа на шее не было, и я пожалел того, кому под ноги он попался. Интересно, можно ли характером вещь заразить?

Мой взгляд был замечен, и меня снова озарили самодовольной ухмылкой. Разве стоил Азкабан даже секунду этой жажды и радости жизни? При свете солнца он мог спокойно хвастаться самым натуральным синим оттенком глаз, какие только можно было представить. Забавно, ведь порою их с уверенностью можно было определить как серые. В них нельзя было утонуть (да-да, я тоже присутствовал на вечерах чтения валентинок Сириусу), но попялиться минут пять вполне можно было. Я много раз проклинал тех, из-за кого эти глаза потеряли свой цвет, из которых пропала самая сильная жажда жизни и радости, но я гордился тем, что все же маленькие радости жизни для него еще остались.

Я не помню, кто победил. И победил ли вообще. Это было неважно, ведь в середине гонки нас с горем пополам догнал Джеймс, пыхтя как паровоз и размахивая руками, как птичка. Он не выдержал пренебрежения к собственной персоне и поборол страх грохнуться на твердый лед . Он объехал меня с другой стороны, и зачем-то мы взялись за руки, да так и доехали до конца, хваля Джеймса и подшучивая над ним же. На шее Джеймса болтался тот самый потерянный шарф. Очевидно, он подобрал его по пути.

Сириусу приспичило поменяться местами, и вот он стоял меж нами, крепко держа нас за руки. Перчатки он предусмотрительно снял, однако мы продолжали не понимать, чего он затеял. Он ждал. Со всех сторон к нам покатывали люди, явно довольные нашими сегодняшними представлениями. И как только подъехало довольно большое количество, он принялся нас раскручивать. Кто же виноват, что мы автоматически ухватились за тех, кто был рядом? И разве ж виноваты они, что принялись хвататься дальше? Понятия не имею, как он собирался останавливаться, но он и не собирался, видимо. Лед под ногами трещал немилосердно, ведь вся нагрузка приходилась в одной точке, под ногами у Сириуса. И когда по нему уже пошли трещины, он застенчиво разжал руки. А мы полетели в разные стороны. Я даже помолиться не успел, но все обошлось для нас с Джеймсом — мы были первыми, и нас ожидала вполне себе мягкая посадка. То, что пора сваливать, было очевидно, как только я посмотрел на огромное количество народу, возлежавшее на льду благодаря Сириусу. Но разве ж мог Блэк свалить так некультурно? Нет! Мы устроили паровозик небольшой, человечка на три и с громкой песней (вот уж не помню какой) покатились к выходу. Руками размахивали. Знаете танец такой, где паровозиком идут и в какой-то момент синхронно какую-нибудь часть тела вскидывают в воздух на определенных словах? Вспоминать стыдно, ну честное слово.

Не думайте, что мы простили Сириусу его безумные идеи. В снегу поваляли и шарфом задушили, еще как. Я отчаянно надеялся, что на этом приключения закончатся. Кажется, я даже перестану писать это словосочетание. Понятно же, что нет.

Обед выдался ранее обычного. Женское собрание только входило во вкус, и нам снова пришлось покинуть дом. Первым выбежал Сириус, чьи щеки не выдержали костлявых рук бабушек, которым они очень понравились. Мы были предоставлены сами себе, и это нас никак не задевало. Прятки, предложенные хитрющим Поттером, были приняты на «ура», и первым водить выпало ему. Зимнее солнце садилось рано, но было еще довольно светло, чтобы включить в радиус игровых действий еще и перелесок за домом Джеймса. Считалось, что огни на проселочной дороге за ним освещают лесочек достаточно хорошо, если что случиться. И это что-то случилось.

Первый кон сыграли быстро, хотя и не могли меня долго найти. Я укрылся в развалинах каменного сарая, что стоял чуть подальше и в глубине лесочка. Но как только начали звать, вышел и напугал ребят изрядно. Повыл из-за спины. У меня качественно получается, большой опыт. За такой прикол и получил право воды во втором туре.

Джеймса я нашел сразу — он прятался в сарае и очень громко шумел всякими лопатами, пока туда залезал. Но Сириуса… Я не смог его найти, хотя и долго искал. Я позвал Джеймса, и он с воодушевлением принялся мне помогать. Мы пару минут восхищались, как круто спрятался Сириус, но противный червячок тревоги все чаще давал о себе знать. Мы забеспокоились, хтя и не знали точно, отчего. Мы звали его, обходили весь лесочек, и не находили.

Беспомощность. Я не люблю ее, хотя все чаще оказываюсь в ее власти. Сколько раз я оказывался не в состоянии помочь кому-либо, что почти смирился. Но тогда я не собирался сдаваться. Мы обошли все еще раз. И еще. Солнце почти село, и в сумерках шансы найти друга уменьшались.

Я шел уже четвертый раз по одному и тому же маршруту, когда краем глаза заметил на маленькой версии полянки черный провал. Огромную дыру. Я подозвал Джеймса. Сомнений не было, это было единственное место, где мы не смотрели. И лучше бы никогда в жизни не смотрели.

Это было очень похоже на гигантский ручей без воды, но засыпанный с обеих сторон. Глубина была чуть больше моего роста, но сверху еще лежал снег. Мы нашли его там, в самом низу. На вид Сириус практически не пострадал, но его лицо было неестественно бледным, и он был без сознания. Страшная картина для человека найти друга таким. Но еще страшнее сознавать, что ты слишком слаб, чтобы достать его оттуда. Время шло. Сириус лежал там слишком долго, по своей привычке в расстегнутом пальто, которое, несомненно, намокло, ведь земля внизу была сырая. Мы думали. Один из нас мог спуститься вниз, но поднять Сириуса так высоко, чтобы наверху его принял дугой, не мог никто из нас. Слишком высоко, слишком мокро и слишком холодно. Далеко, мы не могли бежать за помощью, он лежал там слишком долго, и с каждой секундой риск переохлаждения или воспаления легких возрастал.

Джеймс решительно спрыгнул вниз. Он приподнял Сириуса только чтобы он не лежал на мокром, но это было в большей степени бесполезно. Его одежда и так намокла. Я в нерешительности схватился за палочку. Ни «Accio», ни «Wingardium Leviosa» нельзя было применять к живым, но больше я ничего не умел. Да, я знал «Reducto» третьего курса. Но чем могло мне помочь взрывающее заклинание? Могло. Я мог им выбить подобие ступенек, чтобы по ним мы с Джеймсом смогли поднять Сириуса. Могу поклясться, что никто до меня подобным образом заклинание не использовал, но тогда было абсолютно плевать на то, зачем, по сути, придумали заклинание. Оставалось только молиться, что рядом нет магглов. Вылететь из школы и расстаться с друзьями я не хотел.

Уже поздно вечером, когда мы сидели на кухне и отогревались, мистер Поттер рассказал, откуда там могла взяться такая дыра. Когда строили дорогу за лесом, а затем еще один поселок, строителям нужна была поляна, чтобы где-то оставлять машины. Поблизости была лишь одна. Но, вот досада, прямо посередине нее проходил ручей. Строители, недолго думая, быстро засыпали его песком, надеясь, что на их век хватит. Хватило. Но по дну ручья продолжала течь вода, постепенно вымывая песок. Вероятно, что в одном месте песка было критически мало, и именно на то место умудрился наступить Сириус, когда шел спиной вперед от нас.

Ушиб на затылке Блэка был залечен, сам Сириус был закормлен зельями, молоком и медом, а затем уложен в кровать, где был завернут в три одеяла и продолжал ныть, что он ненавидит болеть. Наши нервы были и без того расшатаны. Я молчал и читал книгу, устроившись в кресле рядом с его кроватью, а Джеймс беспокойно мерил шагами комнату, поминутно высказывая, что нам пришлось пережить и что могло случиться. Он не смог справиться с последствиями таких переживаний, и был зол, да и нытье Сириуса делу не помогало. Мне пришлось громко захлопнуть книгу и высказать все, что я обо всем думаю.

Безусловно, в том, что игра состоялась, виноваты были мы все. Виноваты в том, что не подумали, не остановились с наступлением сумерек. Но одновременно с этим Сириус не был виноват в том, что оступился и неудачно упал на спину, ударившись обо что-то и потеряв сознание. Ни я , ни Джеймс не были виноваты в том, что не знали подходящих заклинаний и не решились бежать за помощью. Нас можно было понять. Если Джеймс и злился, то он должен злиться только на себя, и если Сириус ныл, то виноват в таком лечении только он сам, и, черт возьми, я не был обязан все это выслушивать. Мне необходимо было срочно обвинить во всем себя, чтобы в следующий раз этого не допустить, а два этих осла мне порядком мешали!

Они послушно заткнулись, а я отобрал у Сириуса свой плед и пошел спать, не думая о том, что мог их обидеть. Я тоже много пережил за сегодня.

Наутро все стало как обычно. Я отдирал Сириуса от косяка двери в ванную, пытаясь пролезть вперед, Джеймс, хихикая, фотографировал нас новеньким фотоаппаратом, не поймешь, магическим или нет. О произошедшем напоминал только насморк Блэка, из-за которого он все утро просто неприлично хрюкал!

— Дорогой, ты и сам слышал, что рассказывала вчера Энни!

— Я не могу судить только по словам одинокой сумасшедшей старухи!

— Но она видела все своими глазами!

— Никто и никогда не видел этого Темного Лорда, она могла принять любого бандита за него.

— Бандиты над домами не вешают Метки, Чарльз!

Мы непонимающе переглянулись. Видно, мы не должны были слышать этот разговор, но из кухни доносились уж слишком громкие голоса. Так мы впервые услышали о назревающих темных временах и впервые увидели то, как Темный Лорд расправлялся с магглорожденными. Война начиналась.

Не подумайте, что с того дня все волшебники принялись сразу друг за другом гоняться и кричать различные Непростительные. Даже в газетах подобные статьи появлялись только раз в неделю, а то и в две, да и не первой полосе. И не на второй, что успокаивало родителей.

Но напряжение никуда не делось. На улицах нашего поселка почти не гуляли люди, а в середине дня все мы ощутили достаточной силы всплеск магии. Стоило нам выйти из дома, как позади нас заискрила невидимая стена, которую можно было разглядеть с нашей возвышенности едва ли не полностью. Кучка волшебников помахала нам рукой и потопала дальше, а мистер Поттер последовал их примеру. Весь вечер супруги думали над улучшением охранных чар. Никто не слушал нас, хотя мы говорили вполне дельные вещи: если мимо пройдут те самые бандиты Лорда, они просто не удержаться от соблазна посмотреть, что же так сильно пытаются защитить. Мы не верили в надежность заклинаний Поттеров.

Нападение было совершено в другом поселке, что находился совсем рядом. Как раз за тем лесочком и дорогой. Мы бегали туда, искали разрушенный дом. Метку мы не видели, да и много времени прошло, но развалины нашли быстро. Облазили их, потрогали камни черного цвета, не заметив того, что за нами наблюдало маленькое чудо в белом платьице и с мягкой игрушкой в руках неопределенного происхождения. Платьице было запачкано, ровно как и волосы. Тут же за ней прибежала женщина, вся в слезах, и подхватила ее на руки. Мы хотели незаметно исчезнуть, не дело это — по развалинам чужой жизни лазать, но были замечены раньше. Крику было! Как только нас не называли. И грабителями, и мародерами, и бесстыдниками. А когда к ней еще две бабушки присоединились! Я не знал, как извиниться и уйти отсюда. Сириусу, видимо, понравилось пополнять свой словарный запас — он внимательно слушал и кивал головой на каждое слово.

— Извините меня, пожалуйста, — прервал он женское общество и состроил самую невинную морду из всех, что мы успели видеть. — А кто такие мародеры?

— Те, кто совершенно безнаказанно лазают где попало и ищут всякие гадости для своих проделок когда остальным плохо! — не подумав, выпалила женщина слева, с короткими волосами, но очень внушительной фигурой.

Наверное, она и сама не знала, кто они такие были. Мне так казалось. Тем не менее, Сириусу определение понравилось, и он покивал головой и еще тысячу раз извинился, разливаясь соловьем про то, что они не знали, что здесь была беда, что произошло вчерашней ночью и вообще они милые дети, изучают историю родного края. Нам с Джеймсом оставалось лишь поддакивать и глупо улыбаться, шаг за шагом отступая назад. Поттер успел даже с умным видом протереть очки к тому времени, как женщины разошлись, восхищаясь новым поколением и вспоминая бурную молодость.

На просьбу Сириуса и мы не обратили внимания, беспокоясь о том, как бы быстрее исчезнуть и не напороться на других болтливых и честных граждан. Ничего интересного в развалинах не было, живописными они тоже не являлись — просто груда камней и дерева, опаленные огнем и посыпанные никуда не годными вещами. Насчет хозяев мы ничего не знали, говорили, что они пропали без вести, но мы простодушно думали, что они просто сбежали, испугавшись. Мы даже не сочувствовали им — это просто произошло не с нами, и нас никак не трогало. Было жалко людей, но совсем чуть-чуть и то после того, как мама Джеймса рассказывала об этой семье. Поэтому ночное происшествие быстро вылетело у меня из головы, и мы с радостью побежали в магазин с мистером Поттером, которому вручили длиннющий список того, что было необходимо прямо сейчас. Тетя Даниэлла (не привык я ее так называть) нарочито медленно посмотрела на наручные часы, и мы намек поняли. За три прошедших дня мы уничтожили половину всех запасов, но, похоже, этому были только рады. Как по заказу весь наш поход сыпал снег, и мы здорово повеселились, когда не могли друг друга видеть на расстоянии пары метров. Джеймс было запустил снежок в отца, но тот на удивление быстро вернулся, кажется, тот же самый. А ведь мистер Поттер и руки не поднимал, не то, что волшебную палочку достать.

Здешний магазин был совсем неинтересным по сравнению с магазинами Диагон-аллеи: обшарпанный, маленький, но чистый — половину всего пространства занимал длиннющий прилавок, на котором были выложены различные товары. Выбор был тоже не богат, но и мы пришли сюда за определенными продуктами, а не для того, что потребует душа. Пока зачитывался список продуктов, продавщица, совсем молоденькая девушка, бегала из одного конца магазина в другой, и нам было ее почти жалко. И невыносимо скучно. Горка пакетиков росла, но медленно — девушка старалась завернуть все как подобает. И мы ее совсем не ругали за плохое исполнение, просто не сиделось на месте. Пространства для игр не было, сами игры в голову не приходили, и мы относительно спокойно дождались, когда все покупки будут окончательно упакованы в большие пакеты. По два каждому, но для равновесия удобнее было так. Другое дело, что идти пришлось под горку, что не могло радовать. Видя наши кислые физиономии, измученные скукой и подъемом, хотя и невысоко было, Чарльз сжалился над нами, и мы стали обладателями билетов на квиддичный матч завтра вечером. Радости было много, но в основном по поводу того, что мы вырвемся на свободу. Естественно, что Джеймс радовался и тому и другому одинаково, да так, что домой буквально добежал, чтобы поскорее все спросить у мамы. Нас он ждать не стал, и заслуженно получил по ушам, после чего мы все чинно поблагодарили чету Поттеров за проявленное неудобство и трату денег. На последнее мы получили три одинаковых недовольных взгляда и длинную тираду, в которой говорилось, что они достаточно богаты, чтобы устроить самые лучшие каникулы своему ребенку и его друзьям. Я и не спорю — каникулы действительно такими получились.

Спать мы легли рано, но совсем не благодаря нотациям мамы Джеймса относительно раннего подъема. Во сне время быстро течет. И хотелось, чтобы скорее наступило завтра.

Насколько рано был подъем, мы спросить не удосужились, и в пять утра, крайне злые, были подняты с постелей и отправлены собирать рюкзаки. Потирая глаза и отчаянно зевая, мы поплелись совершать утренние традиционные дела, на удивление дружно разойдясь по ванным комнатам. Когда же вылезли оттуда, были в силах возмущаться по поводу такого утра. Все возражения были пресечены поднятой бровью Даниэллы, и мы, оказывается, были предупреждены. Истину знают все — как только вливаешься в жизнь, желание спать пропадает, даже не выслушав обещания поспать днем. Вот и мы к моменту выхода из дома уже больше напоминали энергичных детей.

Понятие о том, на чью, собственно, игру идем смотреть, имел только Джеймс. На протяжении всего завтрака на наши головы было вывалено неимоверное количество предположений о том, кто выиграет, но ни разу не сообщил о самих командах. Да и не нужно это нам было — в первую очередь, возможность полазать на новом месте (нам клятвенно обещали, что до следующего утра мы домой не вернемся). Конечно, мы и четверти той местности, в которой тогда жили, не облазали, но понимали, что по-настоящему захватывающих приключений здесь не будет. А их хотелось, правда, не мне. Но и я сидеть вечно за книжками не собирался. В конце концов, должен же каждый ребенок за свое детство найти столько приключений на свою голову, чтобы кто-нибудь из взрослых окончательно поседел? Тихий ребенок, вероятно, нездоров. Так было написано в книжках по воспитанию детей, которые очень хотела приобрести Дора. Каких усилий стоило отговорить ее… Но я отвлекся. Хотя в этом она чем-то была похожа на маму Джеймса, когда уговаривала взять нас «ну-еще-один-рюкзачок-только-самое-необходимое». И мы его взяли. Не мы же понесем, а магия.

За столько лет практически ничего не изменилось в том, как устраивают эти важные матчи. Портключи до стадиона, площадки для палаток и толпы странных людей. Только стадионы разные. Не думайте, что я такой специалист, и каждый год на финальные матчи ходил, нет. Когда твой друг грезит ими, а его сын продолжает традицию, поневоле наслушаешься. К тому же, я попал на то пришествие Пожирателей в 1994 тем же самым способом. А уж какие палатки были во время нашего детства! Закон о сокрытии магии тогда еще только набирал силу, и слушаться его пока не желали, предпочитая жить по максимуму. Думаю, что не совру, если скажу, что насчитал все цвета радуги и миллионы их оттенков. Несмотря на то, что матч, в общем-то, был у Египта и Ирландии, здесь были фанаты самых различных команд и национальностей.

Наш портключ выкинул нас прямо в толпу, громко орущую и размахивающую руками. Как и сейчас, тогда ни одно событие не проходило без эксцессов. Выбираясь из невероятного столпотворения, я слышал что-то об удивительном маггле, который после шестого obliviate перестал на него реагировать вообще. Первый курс такие заклинания не учитывал, и я пробирался совсем спокойно дальше. Скажи кто про аваду, так и на нее реагировать я бы не стал. Конечно, был момент, когда я думал, что вряд ли когда выберусь, но тогда я и увидел свет.

Я был уверен, что полей таких размеров просто не бывает в природе. Но и то, почему я посчитал то место полем, тоже было вне моего понимания. Поле, и все тут. Представьте себе самое большое пространство, окруженное лесом, насколько можете. Поставьте на каждый свободный метр по палатке, обязательно отличной от предыдущей, и, желательно, поярче. Вообразите, что вокруг каждой из них толпиться не менее пяти человек, совершенно вам незнакомых, а сзади надвигается та самая толпа почитателей магический чудес. Конечно, через каждые полметра творилось волшебство, которого не избежало и небо. Особенно громкая ракета вздумала взорваться точно над тем местом, где стоял я, по глупому стечению обстоятельств, один. Подозреваю, что я потерял из виду своих друзей где-то в момент прибытия сюда. Впрочем, меня куда больше волновали те палатки, которые выстроились рядами передо мной. Таких я точно нигде не видел: самыми первыми стояли невысокие палатки, соединяющиеся между собой и образующие кольцо, внутри которого, очевидно, что-то жарили на приличных размеров костре. Подавляющее большинство строений имело окна, и называть их палатками отчего-то не хотелось. Особенно светло-фиолетовый замок в крайнем ряду, с флагами там, куда их только можно было прикрепить. Самый обычный и привычный по сказкам замок, разве что поменьше размерами. Не успел я к нему повернуться, как вокруг его башен начал летать иллюзорный, но от этого не менее симпатичный, дракончик. От того места, где я стоял, я мог различить и его хозяев, которые очень оживленно спорили с мужчинами в темных мантиях. Сомневаюсь, что я правильно понял планировку всего этого, но в центре, довольно далеко от портключей, стоял стадион, а уже от него шли пять тропинок, размерами с хорошие дороги, которые, наверное, вели к местам прибытия. Площадка для прибывающих не являлась частью этого круглого пространства, а соединялась с ним сквозь своеобразные ворота, которые образовал сам лес, великодушно расступившись на нужное расстояние. Как бы запутано это не звучало, это впечатляло. Сам лес казался непроходимым, подобно единой монолитной стене, и он был повсюду, очерчивая границы этой области. Что бы то ни было, магглам обычным путем сюда было не добраться.

Тропинки делили поле на сектора, и у каждого прибывающего спрашивали номер его места, чтобы в следующую секунду отвести его туда. Я попал именно тогда, когда один из провожающих очнулся от какого-то заклинания, которое назвали obliviate. Да я и не отличил бы его никогда от маггла, но и вопросом о его здесь присутствии не задавался. Сокрытие магии казалось просто забавной игрой, в которую играли волшебники, и она мне нравилась. Я был уверен, что все люди знают о магии, ведь про нее написано столько книг обычными людьми! Да, ваша правда, я много раз слушал от родителей про то, что я не должен показывать магию и все такое, но воспринимать мир как игру свойственно всем детям, верно?

А я продолжал разглядывать поле, не уставая каждый раз изумленно распахивать глаза. Насколько силен был контраст замка с огромным шатром-пирамидой! Кажется, я углядел миниатюрных сфинксов рядом с жителями Египта, но был уверен в том, что мне показалось. На небе, необычайно ясном и голубом, то и дело мелькали фигуры на метлах, блестки и искусственные тучи. С другой стороны, рядом с импровизированными воротами, расположился мужчина, который сидел в воздухе, подставляя лицо струям из темно-серой тучи прямо над его головой. На него поглядывали и неодобрительно качали головами, но он не реагировал. Я успел разглядеть много всяких деталей, и был в легком изумлении, том состоянии, когда в шоке следуешь куда укажут, но оживленно оглядываешься по сторонам. Поттеры нашли меня точно в таком же состоянии, а Сириуса мы отправились искать уже почти полным составом. Нашли его, спорящим с двумя мужчинами почтенного возраста, недовольно поджимавшими губы.

— Мама знает, где я! — бушевал он.

— Вальбурга не могла выпустить тебя в общество, не обучив должным образом. Как ты ведешь себя со взрослыми, боже мой! — отвечал ему самый старый мужчина, опиравшийся на элегантную трость.

— Мистер Блэк, вам нельзя так горячиться. Я уверен, как только дражайшая племянница получит сову, она сразу же исправит свою ошибку! — увещевал второй первого, заботливо поддерживая за локоть, на что первый только больше злился.

Сириус нехорошо побелел при упоминании о сове, но сдержался, чтобы не наговорить гадостей:

— Дядя Поллукс, дядя Регулус, я осознал свою ошибку и сам исправлю ее. Не думаю, что матери стоит знать о таких недоразумениях. Я прошу меня извинить за непотребное поведение и глубочайше раскаиваюсь, — проговорил он медленно, однако не потому, что подбирал слова.

— Я рад, что ты смог осознать недостойное поведение, — нехорошо ухмыльнулся самый старый.

Сириус никак не отреагировал на замечание о его оговорке.

— Что ж, я не стану сообщать Вальбурге о том, как вульгарен ее сын. Я не позволю, чтобы все наше достояние перешло к тому, кто позорит наш род, — продолжил старик и с достоинством удалился, не обернувшись ни разу.

Я оглянулся на Поттеров, но они отлично делали вид, что ничего не слышали. Очевидно, это была такая традиция, не вмешиваться в дела других чистокровных.

— А, Джеймс, Ремус, — не очень обрадовано откликнулся Сириус, когда мы позвали его. — потерял вас в той ужасной толпе.

Джеймс задумчиво растрепал свои волосы и попросил друга в будущем выражаться как-нибудь проще. Странное дело, одна такая фраза оказалось способна вернуть нашего задумчивого друга к жизни, и спустя пару минут тот дяденька мог благодарить вышесидящих за то, что не слышит тех простонародных изречений, которыми бросался его отпрыск.

Мы не стали задерживаться на площадке прибытия, благо мистер Поттер отлично знал, куда нам следует идти. Когда я пишу так, мне всегда кажется, что он должен был быть в костюме, в строгих очках и обязательно с галстуком. Вам так не кажется? В любом случае, одежда отца Джеймса как нельзя соответствовал тому, какое событие он посещает. Я, конечно, не о квиддичной форме, которую, кстати, одели сегодня все, кому не лень. Легким путь не был: нам приходилось обходить всевозможные сундуки, брошенные прямо на дороге; наглых животных, среди которых все же оказались маленькие сфинксы; очень энергичных детей, летающих против потока на игрушечных метлах; продираться сквозь толпу у какого-нибудь особенно выдающегося дома и постоянно извиняться. Мистер Поттер в порыве досады неудачно прошел сквозь собрание женщин и наступил какой-то из них на ногу, после чего был вынужден выслушать целую лекцию о невоспитанности нынешних мужчин. Джеймс, посмеиваясь, обещал отцу рассказать обо всем маме. Мистер Поттер очень сильно покраснел и пообещал сыну в ответ рассказать его будущей девушке про все его причуды в детстве, которые очень заинтересовали подслушивающего Сириуса, чье нытье увенчалось успехом. Тому шепотом поведали о приключениях маленького Джейми на детском горшке, с которым он очень не дружил. Я правда не хотел подслушивать, но фотографию в бумажнике все же посмотрел. Правда, наш друг выглядел забавно и одновременно воинственно.

А ряды архитектурных изысков продолжались: бревенчатый дом, каких я не видел в окрестностях Лондона и каких точно не водилось в Британии, соседствовал с индийским (хотя черт его знает каким) шатром, у входа которого валялось множество подушек и вился легкий дымок. Были и самые обычные палатки, самых разных расцветок, но в общем непримечательные. Мы набрели и на колодец, который стоял на одном из перекрестков тропинок, вокруг которого отчаянно спорила еще одна группа людей, размахивающая ведрами. Оживление чувствовалось везде: несмотря на ранний час, волшебники выглядели вполне довольными жизнью, шумно обсуждая шансы выиграть или новый рецепт приворотных зелий. Здесь было много мужчин и парней, поменьше женщин и довольно много детей, среди которых девушек было подавляющее большинство. Взрослых девушек здесь тоже было много, но в основном они встречались в комплекте с такими же взрослыми парнями.

На нашу душу, вернее, голову, прилетели и игроки одной из команд, Ирландии. И журналистов повидали, среди которых был и Райан Скитер, папа Риты, скорее всего. Мне-то тогда было не до всяких знаменитых людей. Мы встретили много однокурсников и учеников более старших, видели воодушевленную Лили с незнакомой нам девочкой, тоже первого курса.

— Да это Алисия, та еще колючка! — сразу же выдал нам Сириус, увидев наши удивленные взгляды.

Он знал почти все обо всех, его положение обязывало, как я и думал всегда. Наследникам положено знать все обо всех, чтобы знать в какой момент кого использовать.

— Да чтоб Моргана Мерлину изменила, мы пришли! — воскликнул победно Чарльз Поттер, но потом как-то очень странно покосился на нас. — Вы ничего не слышали.

Мы довольно покивали. В то время новые проклятия были просто хобби ребят младших возрастов.

— Джеймс, по губам ты тоже не читал ничего, — грозно посмотрел он на своего сына.

Тому ничего не оставалось, кроме как пожать плечами, засунув руки в карманы, и уставиться в небо, любуясь очередным произведением в небе.

— Да, папочка, — шепотом подсказал ему Сириус.

Мистер Поттер усердно покашлял и сделал вид, что он вообще сильно занят разглядыванием доставшейся нам палатки. Сильно она не выделялась, но ручеек воды, бегающий по черной кромке палатки, да открытые окна наводили на мысль о невыделении. Соседи нам достались особенно оригинальные — почти на самом краю леса, они поставили палатку просто на дерево, и катались каждый раз с искусственной лианы вниз. Другие же ограничились фонтанчиками, миниатюрными драконами и колибри, которые весьма ощутимо кусались, когда мы пытались поймать хоть одну. Редко, когда видишь такое маленькое создание.

Здесь не было тропинок и палатки никак не отделялись друг от друга, только небольшим пространством. Такое ощущение, что ты попал на обычный двор, в котором все друг друга видят и все знают. Поттеров, это, похоже, ничуть не смутило, и они сразу же исчезли в палатке, оставив нас с Сириусом лицезреть владения.

Жизни есть много удивительных вещей. К ним привыкаешь и перестаешь удивляться. Честное слово, вот про палатки с квартирой внутри я не слышал никогда. Не удосужились рассказать. Так я и стоял в изумлении, которое в тот день не хотело меня оставлять, да разглядывал квартиру. Она не была большая, всего лишь две комнаты, гостиная, смежная с кухней и самые необходимые, туалет и ванная. Здесь не было много мебели, только самое необходимое, что только подтверждало мои мысли — палатка явно не Поттеров, что я и поспешил высказать.

-Нам, конечно, льстит, что ты считаешь нас такими богатыми, да мы такие и есть, собственно говоря, однако есть ли смысл тратить деньги только для того, чтобы купить ее и использовать только раз в жизни? — ухмыльнулся Джеймс.

А я не силен в экономических делах. Но уверен, что хотел бы купить такую и жить где-нибудь далеко в лесу. Зов природы, наверное.

— Послужите уже человечеству! — вынырнул откуда-то мистер Поттер, потирая шею и протягивая нам ведра.

— А по-человечески попросить за водой сходить уже нельзя? — проворчал Джеймс, но ведра взял.

— Тебя попросишь! — неопределенно ответил его отец и смылся в ванную.

— Куда, а деньги на сувениры? — возопил любящий сын.

— Ничего не знаю, — весело ответили ему и включили воду.

— Вечером ты от меня никуда не денешься, — мстительно пробурчал Джеймс и соизволил обратить внимание на нас.

— Шапочку не покупают? — сочувственно поинтересовался Сириус.

— Мама не любит, когда по дому летает целая команда. А она, между прочим, не целая! У меня еще Джорджона нет!

Нам оставалось только вздохнуть и побежать за расстроенным отпрыском Поттеров, который в порыве чувств понесся совсем не в ту сторону.

Догнав и развернув куда надо, мы вновь принялись изучать толпу и дома. Честно краснели, когда мимо шествовала женщины, чьи одежды были когда-то чьим-то оперением и вопиюще все показывали, ставили подножки надутым чиновникам, которых можно узнать было за милю, по надменному и презрительному лицу. Оставалось только гадать, почему же никто из них не упал и сколько же раз их пытались таким способом угробить? Дружно ахали, увидев очередной супер-мега-домище, над которыми, честное слово, иногда просто издевались. Как бы они нас не впечатляли, спустя много лет уже и не вспомнишь половину из них.

До колодца, надо сказать, добрались мы удачно. И обратно тоже, не разлив ничего, что поражало. С облегчением отдав все ведра главному старшему, мы отправились на поиски чего-нибудь интересного, которое могло закончиться для нас очень плохо, но разве ж это важно?

— Хэй, ребята! — услышали мы чей-то обрадованный визг.

Со стороны неброских палаток, сидя на скамейке, нам яростно махал Питер.

— С бабушкой приехал? — со знанием дела спросил Джеймс.

— Какое там, с дядей, — покраснел тот.

Утверждать точно не берусь, но думаю, что ему было стыдно за то, как фамильярно приветствовал он нас.

— Не знал, что у тебя дядя есть, — удивленно вскинул брови Поттер.

За очками и челкой, правда, видно не было.

— Я тоже не знал, — поник Питер, но уже через секунду вспомнил, зачем нас звал:

— А я могу к игрокам команд пробраться!

Сначала зажглись глаза Джеймса. Потом Сириуса. А мои явно выражали покорение судьбе.

— Веди, — коротко велел Сириус.

Что бы он не придумал, оставалось только молиться, чтобы собственно игре это не помешало. А Питер только этого и ждал, вскочил со скамьи и быстро-быстро пошел по направлению к стадиону.

— Там же сейчас никого нет! — не удержался я от комментария, за что и получил три грозных взгляда.

Откуда мне было знать о последних тренировках?

Мы добрались на удивление быстро, уже привычно огибая все препятствия на нашем пути. Через чемоданы смело прыгали, за что получали крики в спины, животных бесцеремонно отодвигали, и вот мы уже у самых ворот. Суровый дядя, который их охранял, подозрительно на нас посмотрел. Мы дружно отвернулись от него и сделали вид, что случайно здесь оказались. Лучше всего получалось у Питера, который, видимо, уже не раз здесь лазал.

— Все просто: пока я на него буду смотреть, вы проберетесь в ту дверку, — сообщил он нам шепотом и показал на неприметную дверь рядом с охранником. — Там меня и ждите!

Если ребята и хотели что-то возразить, они не успели. Питер сорвался с места и храбро подошел к суровому мужчине и уставился на него. Мужчина занервничал, но взгляда не отвел. Первым решился Джеймс: не спеша он пересек дорогу и спокойно зашел за дверь. Охранник даже не оглянулся, он озадаченно хмурился, но взгляда с Питера не сводил. Казалось, что он смотрит сквозь него. За Джеймсом ринулся Сириус, который не удержался и выделился — перепрыгнул через стол охранника. Тот и головы не повернул. Последним был я.

— Ты гипнозом владеешь? — разом набросились друзья на Питера, который тут же покраснел и задрожал.

— Нет, просто меня обычно никто не замечает, — выдавил он.

— Это как? — не понял Сириус.

Как и мы все.

— Ну если я захочу, я могу пройти под носом, пробежать, станцевать, а человек и не заметит ничего, — выдал Питер самое длинное предложение в своей жизни.

— Покажи, — потребовал Джеймс.

-Не могу, — еще тише отвечал Питер.

— Почему? — на этот раз присоединился и я.

— Вы уже сконцентрировали на мне свое внимание.

— А, — протянули мы и так ничего не поняли.

Но разве это было важно?

Мы пробирались по темным коридорам, пыльным, местами сырым, но стоило только подняться на один ярус выше, как все вокруг таинственным образом перевоплотилось. Коридоры были тщательно убраны, на полу лежал ковер, и где-то за углом вещало волшебное радио. Идти пришлось недолго — всего минуты три, и мы уже стояли перед дверьми в комнаты игроков. Которые совсем неожиданно распахнулись.

— … И я просто не понимаю, как ты можешь мне перечить! — возмущался бабулек, таща за собой нерадивого внучка, тумбообразного и в два раза ее выше.

— Ну, ба, ну мне жарко! — канючил он.

— Знаменитый игрок квиддича, а дуб дубом, — пожаловалась бабулек нам, остановившись и повернувшись к внучку. — Перечного зелья на тебя не напасешься!

Мы стояли молча, взирая на разыгрывающуюся перед нами сцену.

— Да у меня ж форма утепленная! — божился игрок, размахивая лапищами.

— Знаю я это утепление! Пара-тройка заклинаний пройдохи Малкин, и все, бронированная одежда! Тьфу на тебя! — плевалась бабушка и продолжала тираду:

— Вот помру, и делай, чего только душе вздумается!

— Да побойся Мерлина, бабушка! Чего ты такое несешь! Ты же еще молодая, правда? — с надеждой взглянул на нее отпрыск.

— … Тогда будешь знать, как бабку не слушать! Ишь, ушанку он одевать не хочет! Перед бабами ему стыдно! Да они и так на тебя вешаются, только деньги им нужны! … — не утихала бабуля, войдя в раж.

Знаменитый игрок совсем пал духом.

— Моя Цисси не такая! — прошептал он.

— Цисси! — услыхала случайно бабушка. — Та еще пройдоха! Да она спит и видит, как и деньги к рукам прибрать, и род наш древний замарать! Куда мир катиться?! Вот в наше время…

Тут я обратил внимание на снова-серьезное-выражение-лица-которое-так-пугает у Сириуса.

— Бабушка, вы случаем не Нарциссу Блэк ввиду имеете? — вежливо подергал он женщину за рукав.

-.. Вот жив был папаша… А? — обернулась к нему она. — Да, милый?

— Нарциссу Блэк что ли ввиду имеете? — повторил Сириус.

— Она, она самая, коза породистая! Капризная, пальцы гнет, а сама — ни кожи, ни рожи! Да как она детей рожать будет! А возраст, возраст! Мелкая еще совсем! А чой-та, знаешь ее поди?

— Да так, слышал однажды о помолвке ее с Малфоем, — подумав, ответил тот.

— Помолвка? — совсем несчастным стал парень.

— Вот! Говорила я тебе! А ты бабушку не слушаешь, повелся на юбку короткую! Вот жив был папаша, он бы отделал тебя заклинанием ремня, узнал бы тогда! Так нет, бросил тебя на меня, такой же эгоист был! — продолжала вопить бабушка, размахивая палочкой. — Стоять, куда лыжи навострил? Стоять, говорю! Совсем бабушку не уважает!

Внучок, добросовестно кивавший всю речь, уже долгое время пятился к двери. Очевидно, ему не терпелось разбираться с изменницей, да только бабушка у него не слепа и не глуха была, вмиг понеслась за ним, бодро подпрыгивая на каждом шагу. Так мы и узнали тайны личной жизни знаменитого Рейнальда Томаса., который лично для меня ничем не прославился. Но, судя по восхищенным глазам Джеймса, это был очень известный загонщик того времени. Глазом моргнуть не успели, как Поттер с воинственным кличем бросился за странной парочкой. А нам пришлось броситься за ним.

-…Ничего, заболеешь, так я ж тебя вылечу! Чесночная мазь, Банное заклинание, да Ларионовну позовем, вместе как пить дать вылечим! Думал, растрогает меня котлом русским! Да я сроду ничо иностранного в руки не возьму, родное, оно же качественное! Вот как ты бабку любишь, совсем ее мнение не ценишь! А я еще, дурра, мечтала, как внучок у меня послушный будешь, правнуков думала увижу. А ты, балбес несчастный…— послышалось из-за угла.

— Мистер Томас, можно автограф? — истошно заорал Джеймс как только увидел бабушку, державшую внучка за ухо.

Знаменитый игрок рванулся, бабушка от удивления отпустила руку, а загонщика и след простыл. Джеймс погрустнел, сник и вообще расстроился хуже бабушки.

— Да что ж так орать, дите малое! — усмехнулась бабушка. — Че надо-то тебе от него было?

— Автограф, бабушка, — шмыгнул Поттер носом.

Бабушка поглядела на него, вздохнула и полезла в свою огромную сумочку.

— Подожди, милый, была у меня тут где-то его фотография детская, — рылась она.

Джеймс сначала обрадовался, потом нехорошо побледнел. Тут кстати вспомнилась его собственная детская фотография… Миссис Томас протянула нам карточку, и мы грохнули. На фотокарточки детина выглядел точно таким же воинственным и забавным, сидел на горшке так же как Джеймс, и вообще был с ним одного лица. Лицо, кстати говоря, у Джеймса исказилось так… Словом, это надо было видеть.

Рассказали мы бабушке все тайны веселья нашего, а потом еще с полчаса бегали от разъяренного Поттера со съехавшими набок очками. Питер был с нами, и бегал тоже бодренько, хотя и тяжело дышал. С бабушкой мы вежливо попрощались, правда, только на втором круге. Кажется, Сириус успел ей и руку поцеловать, и на чай приглашение получить.

А на поле опускался вечер. Измотанные забегом по стадиону, заполненные впечатлениями, мы едва добрались до палатки, где и спали до ужина. Добравшись благополучно, мы собирались усесться в гостиной и поиграть, однако ж Джеймс выключился первым, бесцеремонно свалившись на меня. Следом за ним дозевался и Сириус. Я держался до последнего, ибо падать-то мне было некуда. Но каково было мое возмущение, когда ко мне на колени забралась еще и кошка, которая служила бесплатным дополнением к квартире. Я был оккупирован со всех сторон.

Очнулись мы много позже. Вернее, очнулся только Джеймс, а мы были нагло разбужены. Все дело в том, что Поттера звала природа, но перелезть через нас бесшумно ему гордость не позволяла. Попытавшись выбраться с дивана из-под Блэка, удобно на нас обоих устроившегося, Джеймс был чрезвычайно возмущен тем, что его придавили. Возмущался он долго и громко, так, что проснулась и кошка, которая отдавила мне все горло. Я слышал, что кошки лечат, но чтобы калечили? Я пытался ее спихнуть, но получил лапой в глаз, без когтей, но ощутимо. Намек я понял и вставать не пытался, целиком и полностью отдав себя на лицезрение очередных претензий Джеймса Сириусу. Последний имел такую же гору претензий к Поттеру. Разбирались громко.

— Пристаешь, да? — грозно заявил Джеймс, сдвигая брови аж к переносице.

— Как только догадался, — возводил к небу глаза Блэк.

— Извращенец, — констатировал Джеймс.

— Он самый, — кивал Блэк.

— Как не стыдно! — отчаялся Джеймс.

— Еще как, — снова соглашался Блэк. — Ты ж вроде куда-то собирался?

— А? — очнулся от мыслей Поттер.

— Стихи мои, говорю, где? — ухмыльнулся Сириус.

— Какие? — еще не освоился с переменой темы.

— Ты мне на ночь обещал!

— А ты мне конфеты!

Я положил под голову руку и умиленно их разглядывал. Кивнул шокированному папе Джеймса, который слышал всю перепалку и безмятежно улыбнулся. Казалось, что жизнь прекрасна.

— Так конфеты я и Рему обещал, — пожимал тем временем плечами Сириус.

— Жади… — внезапно замолк Поттер и почесал в туалет.

Мистер Поттер подозрительно оглядывал Сириуса, а тот осознавал, что он такого сделал.

— Ой, — внезапно покраснел он.

А как сцены в школе устраивать, так не стыдно!

Ужин прошел на предельных скоростях, и мы только-только успевали к началу. Поспешно собрались, проследили, чтобы мистер Поттер в спешке не забыл билеты и деньги (последнее волновало только Джеймса), и побежали по направлению к стадиону. Путь был неблизкий.

Светло было как днем. Разнообразие фонариков поражало так же, как и разнообразие домов. Следом за нами летели потерянные светлячки, под ногами прыгали волшебные лампы, а мы чертыхались и прыгали так часто, как это было возможно. Начиная с пятнадцатого ряда уже собиралась толпа, которая равномерно, пингвиньей походкой, продвигалась к воротам. На горе наше, их оказалось всего две пары. Шум стоял невообразимый: огромное количество языков сплеталось в один-единственный, и мне казалось, что мистер Поттер разговаривает с сослуживцем как минимум на албанском. Была слышна и музыка, и гимны, и песни поклонников, и , кажется, я слышал громогласную миссис Томас.

-О, вот вы, малые, где! — вынырнула она из толпы прямо перед моим носом.

Я автоматически шарахнулся и наступил на ногу Сириусу. Тот взвыл и принялся меня пихать. Заехал локтем Джеймсу. Джеймс взмахнул руками и сбил с отца очки. Мистер Поттер нагнулся за очками. Я удерживал Сириуса, который снова заехал Джеймсу, который, в свою очередь, выбил у тетеньки сумочку, и та заголосила.

Не мы работаем на публику, она работает на нас. Через пять минут вокруг нас образовалось свободное пространство, а тишина стояла противоестественная. Мы оглянулись. Мистер Поттер обреченно вздохнул и поднялся с колен, невербальным reparo чиня очки. Джеймс потер лоб, пострадавший от излишне активного Сириуса, а тот все не мог простить мне отдавленную ногу. Тетенька, потерявшая сумку, смотрела на нас ненавистью.

— Они украли мою сумку! — завизжала вдруг она, тыкая толстым пальцем почему-то в меня.

— Миссис, мои дети ничего у вас не крали! — твердо отвечал ей мистер Поттер.

— Нахал! Плохой отец! Лишить родительских прав!

Отец Джеймса выпал в осадок. Так его еще не называли. А дамочка продолжала голосить.

-Простите…

— Не сейчас! Маленькие сорванцы, негодники… — вошла она в раж.

— Щенки… — скучающим тоном подсказал ей Сириус.

— Щенки! — заорала тетенька.

— Наглецы, — продолжал Блэк.

— Наглецы! — соглашалась тетенька.

— Ну извините меня пожалуйста! — подергал ее за рукав мальчишка нашего возраста.

— Извиняю! Недоросли!

— Да послушайте меня! — гаркнул малыш.

Тетенька притихла.

— Вон дядя, который украл у вас сумку, — тыкнул он неприлично в сторону съежившегося парня, сжимавшего плетеную сумку.

Да, точно, показывать пальцами неприлично. Никак не могу этого запомнить. А тетенька, кстати, радостно переключилась на новую жертву. Мы облегченно выдохнули. Миссис Томас похихикала, да и провела нас короткими путями на нашу трибуну. Точнее, нагло усадила рядом с собой на лучшие места, не слушая слабых возражений отца Джеймса.

— Чарли, твои дети просто чудо, и я с ними дружу! — подмигнула она нам и удалилась повидаться с внуком.

— Это же Джиневра Томас, самая сварливая бабушка из всех бабушек знаменитых! — восхитился он, ни к кому конкретно не обращаясь.

Джеймс фыркнул, вспоминая детские фотографии, а Сириус был назначен объяснять мистеру Поттеру то, как они познакомились с создательницей первого официального приворотного зелья.

А я разглядывал стадион. Я вообще много разглядывал всего на первых курсах. Потом уже завертелся, не до того было. Он был огромен в смысле высоты. Одно кольцо было высотой с пятнадцать меня, не меньше, а может даже и больше. Словом, оно было огромно. Лучшие места размещались ровно посередине, и я был готов поклясться, что отсюда будет самый лучший вид. Со всех сторон пустые трибуны начали заполняться людьми, прибывали достопочтенные и высокочтимые гости. Справа от мистера Поттера расположился Абракас Малфой, очевидно, папа Люциуса, и они вежливо пожали друг другу руки. Сын в должной мере не был похож на отца, это было очевидно: имея те же самые глаза и те же самые волосы, Абракас обладал более естественной красотой, которая и была свойственная мужчине. Люциус же больше был похож на девочку, особенно в то время. Его отец был достаточно высок, в отличие от сына, его голос не звучал холодно, а глаза не выражали презрение ко всему. В то же время он выглядел достаточно уставшим, и это первый и последний раз, когда я его видел.

Прибывали и остальные. Приехала и Батильда Бэгшот, составительница учебников, которые сейчас вовсю используются в Хогвартсе, следом за нею Грезильда Марчбэнкс, выглядевшая моложе своих лет, прибыл и министр, и прочие. Главное, что матч они просидели тихо, что не скажешь о нас.

Стадион взорвался аплодисментами как только их поприветствовал министр, такой же клоун в каком-то роде, что и Фадж.

Сначала появилась команда ирландцев. Мы дружно помахали Томасу, который при взгляде на бабушку едва не упал с метлы. Присоединились к дружным восторгом Владиславом Крамом, чей талант и унаследовал Виктор, а остальных и не знали. Появление их команды сопровождалось полетом трилистников, ковром усыпавших землю, своеобразной, но от этого не менее красивой музыкой. Вся команда выстроилась пирамидой, встав на собственные метлы, магией осветились золотым цветом для тех, кто идеи не понял, и Крам, хорошо разогнавшись, окруженный красным цветом, словно бы разбил эту пирамиду. Это было действительно зрелищно, особенно когда игроки за секунду до бросились в рассыпную, переворачиваясь на метлах и свободно падая. Публика не сдержала ахов, все, кроме египтян — те были верны своим. Комментатор быстро тараторил имена, и половина потонула в восторженном шуме — имена знали и так.

Наступил черед египтян представляться. Те побороть ирландцев в зрелищности не смогли, но мумию изобразили качественно. И фигурку Крама, которую она давила.

Словом, игра началась. Воображение наше она тоже не поражала, однако она здорово отличалась от школьного матча. Игроки были профессионалами, и это чувствовалось. Бесконечное количество трюков, падений, финтов — я устал читать названия. Сначала игра шла ни шатко, ни валко — вяло перебрасывались мячиками, знакомились с противником. Но когда обладатель множества «ибн» в имени ринулся к воротам, это и стало катализатором для начала действий. Настоящая игра началась, и зачастую приходилось включать замедленный режим, иначе невозможно было усмотреть. Омникуляторы, так, кажется, назывались те приборчики, что нам любезно выдали.

Отчаянная девушка в зеленом мчится вперед, встревожено оглядываясь на двух решительно настроенных громил Египта, и только пара метров отделяет ее от столкновения, но она торжествующе улыбается и направляет метлу вверх, а озадаченные египтяне не успевают затормозить и сталкиваются, получая еще и метко направленным бладжером от внука миссис Томас. Ор стоит невообразимый, поклонники скандируют имена своих кумиров, комментатор что-то бурчит через sonorous, а его не слышно. Один из громил падает, и к нему спешат медики. Игра продолжается.

Капитан египтян поспешно шепчет что-то в руку, и на лицо ирландской охотнице Мэри летят несколько скарабеев, и она вопит от ужаса, отпустив метлу и, размахивая руками, стремительно падает вниз.

Счет растет с каждой минутой, но ни одна из команд не получила лидерство. Вратари нервно ищут глазами мяч, где-то наверху творит что-то невообразимое Крам, а египетский Ин-Жун вьется змеей вокруг него. Двое египтян, очевидно, братья, совершенно синхронно перебрасываются мячами, почти играючи обходят всех защитников и только в последний момент не попадают в кольцо. Я смотрел в замедленной съемке — вратарь ирландцев совершенно очаровательно им улыбнулась! Охотники подлетают к девушке и наперебой что-то объясняют ей, хватая за руки и снимая шлем (который, в самом-то деле, в форму не входит). На миг блеснули белые волосы, и вот они оба лежат на земле с совершенно глупыми лицами. Судья свистит, но его попросту не слышат, ведь Крам видит снитч, который парит буквально в метре под ним, но Владислав не успевает — хитрый мяч мчится в сторону нашей трибуны, и я смотрю на Джеймса. По его лицу расплывается улыбка, и он ловит снитч спустя несколько мгновений.

Крам в нерешительности останавливается перед нами. Я могу разглядеть его сумасшедший взгляд и непонимание, могу разглядеть то, что у него явно сломан нос, и я еще больше понимаю, что мне не нравиться игра, которая набрала еще большие обороты: загонщики играли в своеобразный бадминтон, перекидываясь бладжерами. Крест-накрест, прямо, диагональ. Они сбивают девушку из команды египтян, и она теряет сознание еще в полете. Ее неожиданно ловит Томас и с рук на руки передает колдомедикам. Я просто чувствую то, как улыбнулась миссис Томас.

Ирланды лидируют. На табло никто не смотрит, ведь снитч по-прежнему в руках у Джеймса. К нему спешит судья, и я могу слышать то, о чем они так тихо разговаривают:

— Молодой человек, вы знаете, ни разу в жизни никто не лови снитч с трибуны! Уверен, у вас природный талант быть ловцом! — восхищался судья, добродушный пухлый мужчина без усов и с знатными залысинами.

— Вы знаете, я больше охотником… — смутился Джеймс, и Мистер Поттер рядом с ним усмехнулся, явно вспомнив о чем-то.

— Неважно, неважно. Вы знаете, я думаю, что стоит именно вам решить, чьей команде присудить 150 очков. Поймавший снитч должен быть хорошо знаком с квиддичем, ведь так?

— Я большой поклонник, мистер Освальд, — улыбнулся Поттер.

— Вот и отлично, дорогой. Какой же команде присудим баллы?

— Ирландия.

Внимание, эта и предыдущая глава не были отредактированы в связи с полной перепроверкой текста.

Все хорошее когда-нибудь заканчивается. На смену лету приходит зима так же, как учеба на смену каникулам. Не могу сказать, что они прошли плохо — наоборот, по высшему классу пролетели. Слишком быстро.

Про Джеймса написали в газетах на следующий день. Мы помогали убирать посуду миссис Поттер, когда окно постучала сова с ежедневным выпуском «Пророка», на первой странице которого была колдография нашего друга, чье лицо было непередаваемо счастливым и таким же глупым. Вышеобозначенного, впрочем, это совсем не волновало.

У Джеймса брали интервью при нас, сразу после присуждения победы Ирландии. Мы не дошли даже до палаток — представители прессы поймали всю компанию прямо на выходе, у дверей, а потом увели нашего друга куда-то за стадион. Мистер Поттер сына одного не отпустил, внимания на обыденное «Ну я же не ребенок!» выражение лица собственного ребенка не обратил и отправился следом, бросив других детей на растерзание толпы, которой мы нужны не были, но очень на дороге мешались.

— Сириус Блэк! — раздался голос позади нас.

-А? — повернулся он, не останавливаясь.

— Стой, невоспитанный мальчишка, когда с тобой разговаривают!

— Я бы рад, дядя Регулус, да вот народ честной, боюсь, задавит!

Но такой аргумент ответа у престарелых дядей не нашлось, и мы посчитали правильным не останавливаться и дальше.

И вот в то утро мы смогли зачитать статью, интервью для которой так любезно дал Джеймс.

«Снитч не для ловца.

Очередное волшебство в нашем волшебном мире — исход полуфинала квиддичного матча решил одиннадцатилетний мальчик! Как мы все прекрасно знаем, вчера на территории Британии проходил матч между уважаемыми командами Египта и Ирландии (под. см. на стр. 23), длительность которого не превысила одного часа. Напомним, что это вполне нормальный результат.

Спешим сообщить тем, кто был чрезвычайно занят — победу Ирландия получила не за счет навыков своего ловца. На данный момент ведутся длительные переговоры между тремя странами, одна из которых не приемлет такой исход событий. И мы ее можем понять — британец по определению решить в пользу Египта не мог. В чем же дело?

Игра была грязной.

«Я уверена, скарабеи теперь — один из самых главных кошмаров моей жизни» — заявляет игрок ирландской команды Мэри, которую мы встречаем в палатке первой помощи.

«Я привык, что Жук никогда честно не играет — это на уровне рефлексов» — кивает Владислав Крам.

«Вейлы могут играть в квиддич» — утверждает вратарь Хэлен.

«Никогда столько пострадавших не было»— разводят руками колдомедики.

А так ли был неправ Джеймс Поттер, отдавая победу в руки Ирландии?

Мистер Поттер учится на первом курсе Хогвартса, и его главное увлечение — квиддич.

«Я думаю, я поступил объективно. То есть, не должны побеждать те, кто игнорирует правила игры или же пытается их обойти. Они же нечестно играли! Конечно, честно-нечестно — это понятие относительное, с этим я соглашусь. Но разве мы видели игру? Азарт, желание успеть и показать собственные силы? Египту нужна была победа для галочки, для каких-то своих политических заморочек. Ведь это у них сейчас беспорядки во власти?» — рассказывал нам юный ученик.

Мы думаем, что парень прав — недавний захват власти последователями Культа Эхнатона крайне не понравился населению.

«Они обещали прогрессивное развитие, но какой может быть прогресс при радикальных методах?» — недоумевала Матильда Бэгшот, признанный знаток истории.

«В самом деле, это же нонсенс! Словом, им нужна была победа, чтобы показать, что власть не изменила ничего в худшую сторону. Разве ж это спортивный дух? Не хотел бы я, чтобы квиддич стал оружием для политиков» — смущенно закончил мистер Поттер свое интервью. (подр. см. стр. 22).

«Что же делается с нашим миром?» — спросим мы вас, и в следующем номере опубликуем опрос: «Прав ли был Джеймс Поттер?».

С вами был Райан Скитер».

— Джейми, ты откуда слова такие знаешь? — воззрился Сириус на друга, закончив со статьей.

— Читать надо больше! — хихикнул тот.

— Ниже нос, недоразвитое подтверждение теории Дарвина! — выпалил Блэк.

— Это ты сейчас выругался или как? — недоумевал Поттер.

— Сам не знаю.

Мистер Поттер только головой покачал и в кабинет удалился.

Мы возвращались в Хогвартс спустя несколько дней. Неспешные сборы, отвлечение на то, на се — обычное приятельское общение.

— Почему мои носки лежат в твоем чемодане? — грозно надвигался на меня Блэк тем же вечером.

— Э-э-э, Джеймса спроси? — удивился я.

Не я же их брал, честное слово.

— Дже-е-еймс!

— А?

— Почему мои носки лежат в чемодане Ремуса?

— А почему мой журнал валяется под твоей кроватью?

— Носки важнее! Я-то думал, куда они исчезают…

— Да мама их стирала, а я думал, что ты не станешь зеленые носить, вот и к Ремусовым положил.

— А чего это я зеленые носить не буду?

— А пижаму мою никто не видел? — вздохнул я, глядя на двух в позе баранов на одном мосту.

Сборы продолжались. Чемоданы стали явно больше по сравнению с прошлым разом, когда мы их доставали за счет многочисленных презентов четы Поттеров, за счет новогодних подарков…

— Глянь, Джейми, он сумку мою носить будет! — ухмыльнулся Сириус, когда я клал на самое дно новогодний подарок.

— Само собой , он ее носить не будет — ты его достанешь, — пожал плечами Джеймс, не отрываясь от жизненно важного выбора — плакат какой команды с собой взять.

— Да я в жизни никого не доставал! — возмущался Блэк.

— Конечно, не ты. Характер твой, — невозмутимо отвечал Поттер.

— Успокойся, Сириус, она мне очень понравилась, — слегка преувеличил я.

Не в моих правилах было носить сумки, состоящие из перевязанных вдоль и поперек цепочек-ленточек-липучек. Где он ее только достал?

Впрочем, очередное наше приключение началось уже в поезде, и я со свободной душой могу перескочить через утомительные сборы — не интересно, в самом деле, читать про то, как мы друг у друга вещи различные искали. Хотя, да, признаю — наличие пижамы Сириуса на люстре в ванной было неожиданным.

Хогвартс-Экспресс ходуном ходил, а уж наше купе и подавно — статью про полуфинал читали все. Не успев попрощаться с родителями, затащить чемоданы в купе, ребята неслись искать такого знаменитого Джеймса Поттера, утершего нос всему Египту.

— Да ладно тебе, расскажи, как это было? Ну, там, ты на стадионе, в руке снитч, в душе ликование и все такое? — выдыхали восторженно все новые гости в нашем маленьком купе.

— Как будто сами не знаете! Это было так, потом так, а потом — ну ва-а-а-аще! — размахивал руками Сириус.

Обычно незваные гости уходили сразу после этого. Джеймс не возражал.

— Поклонники так утомили, — пожаловался он нам.

Ну да, а мы не поняли.

— Тяжкое бремя — слава, — горестно вздыхал Блэк ему в ответ.

Я тактично молчал.

Время шло, и мы приближались к Хогвартсу. Бурные радости учеников уходили, сменялись обычным оптимизмом и теплом от встречи с друзьями, проходы Экспресса больше не заполняли толпы хаффлпаффцев, а только освещались мягким светом и тихой мелодией магического радио, которое, по желанию, в купе можно было отключить.

Я думаю, все ощущали когда-нибудь то чувство, возникающее, когда ты находишься в теплом помещении, а за окном твориться что-то невообразимое из снега и ветра, похожее на конец света. Его ты видишь, но не ощущаешь — и становится так… Просто хорошо. Такое чувство было несомненным проводником в нашей поездке, когда британская погода слишком разгулялась.

Мы вывалились из купе шумной кучкой, как, впрочем, всегда и делаем. Сидеть долго на одном месте выше наших сил, и мы решили прогуляться по проходам. Одетые в традиционно-зимние свитера, с улыбкой до ушей, мы шли знакомиться с остальными ребятами — проучившись половину курса, ты не знаешь такой же половины собственных однокурсников и ребят из своего дома.

За стеклянными дверьми царило то же ощущение. Девчонки-первокурсницы громко что-то обсуждали, уютно на сидениях, завернувшись в куртки, смеялись, когда мы мимо проходили. Ребята постарше обычно читали или играли в шахматы. В проходах мы не встречали никого, кроме дежурных старост, и это ничуть не омрачало нашу прогулку.

— Ой, извините, — врезалась в меня совсем маленькая девчушка, которую я бы за однокурсницу и не принял, но меньших здесь и не водилось.

— Да ничего, — пробормотал я ей вслед.

Согласитесь, что, в пустых проходах в вагонах, бегущая со всех ног девчонка привлекает к себе внимание?

— Мало ли, в туалет ей приспичило, — усмехнулся как ни в чем не бывало Блэк.

— Я подумал, что про туалет опять Снейп сказал, — поставил точку в маленьком происшествии Джймс.

Мы продолжили гулять по коридору.

За те недолгие каникулы, которые мы провели дома, школьная жизнь как-то померкла в воспоминаниях, исчезла под напором других воспоминаний, но стоило лишь кинуть взгляд на зарытый в снег Хогвартс, как они возвращались: и урок Защиты в октябре, когда мы бегали от заколдованный мячик и проявляли чудеса ловкости, и завтрак в Хэллоуин, когда сэр Николас пытался одеть на себя тыкву, но, по понятным причинам, взять ее не смог, и вечера в библиотеке с кучей книг, и домашнее задание по Зельям на последний день каникул. Вспомнилось и то, как темнело в шесть часов, а учителя бегали по этажам чрезвычайно рассерженные — ведь еще вчера в это время было светло. Как конец учебного дня совпадал с концом нормального — на фоне ледяных коридоров на первом этаже ученики если не впадали в спячку, то забирались в постель уж точно. И в библиотеке можно было запросто с размаху опуститься в кресло, в котором райвенкловка забыла чашку с горячим шоколадом… Словом, мы снова становились частью школьной жизни; но если еще до каникул учеба казалась чем-то темным и бесконечным, то сейчас можно было явственно ощутить то, что через несколько месяцев снова настанут каникулы, что через пару месяцев у кого-то день рождения, а там и солнышко греть начнет… Есть ради чего жить каждый учебный день, не совмещая его с обычным. Так ведь бывает — зима поглощает все перспективы и прячет их до конца каникул, только тогда их и открывая. Вот и мы вспомнили — и совсем скоро Лили будет праздновать день рождения (в день полнолуния, как назло), и мое через несколько дней — тогда, кстати, праздничное настроение не уходило две недели — до дня рождения Джеймса.

Мы стояли на платформе — кареты задерживались. Стояли и оглядывались — то и дело на лице ребят рядом появлялись улыбки гораздо более сияющие, начинали светиться глаза, а затем они принимались пихать друзей, напоминая о совместных проделках, плавно переходя на обсуждение будущих.

— А хорошо мы тогда клей Филчу в моющее подлили, — попал под то же странное явление Сириус. — Надо бы что-то в таком же духе вытворить.

И совсем неважно то, насколько глупым это было, ведь оно прошло, а воспоминания остались. И вот на ту стенку вы проектировали чей-то украденный дневник, и вот через ту дверь бежали в медкабинет с очередным приступом смертельно-опасной, как всегда, болезни. Это своеобразная история, она не бывает ни плохой, ни хорошей — она просто была, а уж если повлияла на настоящее так вообще…. Истории предавались все ребята на площади, хотя, конечно, не у всех она похожа. Для девчонок-старшекурсниц — это воспоминания о делах любовных, то и дело вызывавших смех, хотя и не смешных вовсе. Девушки вообще эмоциональнее.

И такое настроение будет продолжаться до утра, пока вас не перехватит новое, жаждущее действий и требующее времени и энергии. На ужине ты улыбаешься, когда видишь учителей, и не потому, что они пролили на себя сок, а просто у них с тобой — общая история. Мы улыбались даже Слизнорту, что раньше воспринималось равным улыбке слизняку. А учителя (даже Слизнорт, он это любит) улыбались нам — для них мы тоже история, но настоящая, родная. И среди нее как-то забывается и падение Горация перед собственным подземельем, где случайно разлили особо противную основу для зелья, и временное облысение анимагической формы МакГонагалл, и наглое поведение в медпункте, и открытая клетка с нюхлерами прошлой осенью. Это просто было.

— Я рад снова видеть ваши счастливые лица, и надеюсь, что ваша успеваемость продержится на том же уровне, что и в первом семестре, — традиционно говорит Дамблдор и улыбается собственным наивным словам — к концу года гонка за оценками превращается в черепашьи бега, и оценки, в сущности, не важны.

— Да это мы просто не все оценки выставили, — бурчит МакГонагалл и случайно попадает под действие директорского sonorus`а, но не ругается — сама виновата.

И ужин проходит почти в семейной обстановке — и обычно необщительный Питер сияет и рассказывает девчонкам как был на показе маггловской моды. Для нас его увлечение казалось странным до тех пор, пока мы не вспомнили, что Джеймс, в общем-то, кукольные дома строит. И Фрэнк спорит с Вудом, неизвестно как оказавшимся с ним рядом, и Лили радостно приветствует бледную и больную на вид девочку, только что приведенную Дамблдором. Ее имя — Арабелла. А потом нас всех втягивают в один большой кружок первокурсников, на котором обсуждается все подряд, кроме личных увлечений — хотелось просто поговорить ни о чем. То есть и о новых вкусностях в лавке в Хогсмиде, и новой колонке в «Пророке», где логические головоломки печатают, и байки о ведьмах и упырях, словом, вправду ни о чем. Так подошло и время спать, а наутро от былого настроения не осталось и следа — и Лили зазнается, и Фрэнк стесняется, и Вуд неуловим, и Арабеллу не видно. Учеба напоминала о себе, и мы так никогда не вытянули из нее носа, если бы не начавшиеся странности.

В коридорах все чаще встречались группки девушек, среди которых одна обязательно была в слезах, но ее обступали так плотно, что узнать ничего было невозможно. Все чаще можно было поймать недоумевающие взгляды старшекурсников, тревогу старост, а ситуация никак не прояснялась. Мы, по простоте своей, думали, что во всем виноваты новые уроки этикета, которые зачем-то ввел Дамблдор — нередко миссис Энабель (француженка британских корней далеко за пятьдесят) крыла девушек на чем свет стоит — и так ходить нельзя, и эдак. И все на нас ссылалась — мол, парни-то смотрят на вас. А нам, по большей части, все равно, какую часть ноги девчонка вытягивает. Для нас конкретно девчонка вообще была чем-то вроде такого же пацана, только хорошо сокрытого под платьями и всем таким. А они и соответствовали, первый курс — когда я не мог отрываться от книг, в низкоуровневых подколах с ребятами участвовали Лика и Ника, две близняшки с Райвенкло — исключительно их была идея запереть МакГонагалл в комнате Дамблдора. Запертые двери и отсутствие смысла их не остановило. Скандала не было, но помидорный оттенок на лице декана прослеживался четко. Смысл, кстати, потом появился, но только много лет спустя.

— Опять столпились! — ворчали не удовлетворившие любопытство.

— Да что такое, прохода не дают! — искренне злились другие.

— И где столько воды помещается! — восхищались третьи.

Мы бы, может, так и остались не у дел, если бы директор не решил выступить утром в понедельник, уже через неделю после того, как мы вернулись в школу.

— Мне бы не хотелось и впредь говорить столь неприятные вещи в такое светлое время, как завтрак, но и передавать дело в Министерство я не могу. Пусть и пропадали только дневники, одежда и косметика, но воровство всегда им будет, независимо от того, что вы крадете. Это впервые за историю Хогвартса, но я постараюсь, чтобы он остался и последним. Многие ученицы пострадали из-за человека, которого я и должен найти. Нет, не я — вы сами, и пусть тот человек признается сейчас и добровольно, иначе мне придется рассматривать это дело уже сидя в кресле главы Визенгамота. Не могу не отметить то, что за неделю было совершено тринадцать ограблений, а количество вещей отнюдь не было меньше двух. Как хозяин замка, я получаю сведения обо всех перемещениях в нем, но отследить такие вещи — дело тяжелое, но я прибегну к нему, если обыск спален не принесет результатов, а он не принесет. Не могу не сказать, что это должен быть чрезвычайно умный и изобретательный человек, способный взломать защиту личных вещей. В последний раз прошу выйти сюда виновного, и наказание не выйдет за пределы школьных владений…

— Он бы определился, кнут сначала или пряник... — улыбнулся тогда я, еще бы — такая игра, что не жаль подумать над виновным.

— А чего это он на нас поглядывает? — перехватил взгляд директора Джеймс и покрутил очки, пытаясь вглядеться, на что получил едва заметный его кивок.

— Мало ли, может нас подозревает, — зевнул Сириус, прикрыв рот ладонью так, как безуспешно пыталась научить меня француженка уже два урока.

— Я, да подозреваемый! Нет, не докажут, — скрестил руки на груди Поттер.

Стоит писать, что после кражи у Лили Джеймс заставил нас искать этого подозреваемого, прикрывшись тем, что его могут обвинить?

— Я так и думал, — голос директора заметно похолодел, а из зала разом исчезли все старосты.

Смешно думать, но часто ученики Хогвартса напоминают личную армию его директора. Хотя почему смешно? Так и есть.

— Пока старосты осмотрят все ваши вещи, вы останетесь здесь, — проинформировала МакГонагалл, и потянулось долгое ожидание.

— Они цвет глаз, интересно, в одной небесной канцелярии заказывали?

— Ты про кого?

— Да МакГонагалл и Дамблдор.

— Ты дальтоник? У Минервы глаза карие.

— Да? Тогда это ты с ней вместе заказывал?

— А ты, наверное, так и увивался хвостиком за девкой Паркинсона, да?

— Эта мопсиха? Сбрендил?

— У нее синие глаза.

— Ребята! — прервала глупый разговор моих друзей Лили.

Да, а я на учебнике дремал.

-Чего тебе, Эванс?

— Лили, чего ты хотела? — поспешил я перебить Джеймса, пока от непривычки не нахамил ни в чем не повинной девочке.

— У меня в воскресенье день рождения, мы праздновать в гостиной будем, так что приходите и вы — все равно ведь будете, а так званые, — не совсем логично объяснила она.

— Будем, — поспешил я ее заверить, глядя, как Джеймс опять собирается что-то сказать.

— Подарки-то нести? — позвал ее Сириус, когда она отвернулась.

— Обязательно, — не оборачиваясь, ответила она, и я с удивлением заметил то, что она покраснела.

Я до сих пор уверен, что девочки в детстве болеют все чем-то, что заставляет их краснеть синхронно с самыми обычными нашими фразами.

Полнолуние в то воскресенье выдалось на удивление мирным, я даже выспался. Наверное, тяжелый период взросления остановился на пару месяцев, чему я был несказанно рад. Человеческий облик вернулся еще до начала праздник в честь дня рождения Лили, поэтому я мог считать день удавшимся. Наверное, раз в жизни луна стала полной тогда, когда мне было это удобно (хотя мне удобно вообще никогда от нее не зависеть, да и не видеть тоже), а конкретно — в час двадцать восемь минут, перед началом Гербологии, так что мне даже не пришлось сбегать с урока в полном его разгаре. Чрезвычайно благодарен учителям за то, что они никогда не обращали внимания остальных учеников на мое отсутствие. Для друзей же была выдумана сказка о приступах загадочной магической болезни, поразившей меня с детства и время от времени проявляющая себя в болезненных приступах и прочих неприятных деталей болезни. Хотя почему сказка? Разве я где-то соврал в этом определении?

Вся предыдущая неделя была посвящена поиску подарка для Лили. Нам пришлось изрядно поломать голову — даже если мы были приглашены вынужденно, от обязанностей гостей нас никто не освобождал. Да и Сириусу в голову забрела очередная идея тогда — сделать для Лили праздник запоминающимся, что означало испортить его до конца. Я пытался было возражать — Лили лучше знает, как праздновать, да кто ж меня слушать будет? Никогда не слушали.

— Я сдаюсь — что подарить одиннадцатилетней девчонке-зануде? — наверное, раз в пятнадцатый опускал руки Джеймс, особое ударение делая на слове «зануда».

— Деградируем, да, Поттер? Это же так тяжело — подарок придумать! — весьма противно хихикала над ним Алисия.

Точно, я забыл рассказать об Алисии. Мне очень жаль Невилла, который так никогда не узнает, какой была его мама, ведь она никогда больше не сможет стать собой — магические повреждения мозга трудно вылечить, порой — невозможно. Она начала коротко стричься только тогда, когда поступила в школу авроров, и все же на первом курсе я ее помню длинноволосой. Она была здорово похожа на Лили, только расцветки другой, если так можно выразиться. На первом курсе их можно было запросто перепутать, особенно со спины — обе с длинными волосами до середины спины, всегда с одинаковыми прическами (мы всегда считали, что они утром договаривались), сумки с одинаковых сторон, гриффиндорские мантии сами по себе одинаковые… Однако с возрастом все изменилось, и Алисия изрядно вытянулась — к концу Хогварта она была едва ли не выше меня, хотя и я сам был не очень низким. А рост Лили долгое время оставался неизменным.

Ее мы и встретили первой, когда в обозначенный час спустились в гостиную — до шести входить туда воспрещалось под страхом неведомого заклинания Снейпа, который был поставлен охранять в ход. Не то, чтобы мы верили в его магическую мощь и все такое — нам до шести и не надо было ни в какие гостиные идти — мы прекрасно разыгрались на улице, сотворив на одной из стен главного хода странное изображение, полученное долгим и не совсем метким бросанием снежков. Да и идти на сборище мелких девчонок, в действительности, не так уж и хотелось. Так мы считали — Лили могла собрать исключительно девчонок и Снейпа. Каково же было наше удивление, когда мы в гостиной насчитали человек пятьдесят, и парней, и девчонок, не только первый курс, но и старшекурсников. Наша Лили была чрезвычайно коммуникабельна. У нее не было даже врагов.

Сюрпризы продолжались. Стоило нам пройти чуть дальше, к камину, где и был поставлен стол, как мы увидели необычное расположение гостей — они стояли в основном группами по несколько человек, и самая большая из них скопилась у стула именинницы. Из-за шума, точнее, большого количества разговоров, услышать то, что могло собрать эту группу, мы не смогли. Я видел, что Эйлин Аббот склонилась к кому-то за спиной Лукаса, старшего брата Фрэнка, что Алисия, с озабоченным выражением лица, пересказывает что-то нескольким старостам, а те поспешно кивают, чтобы в следующую секунду исчезнуть в дверях. Если вслушаться, то вполне четко говорит где-то слева Хезер Паркинсон, первокурсница, как и мы, столь непохожая на своего слабого брата:

— Возмутительно! Хотя, честно говоря, этот парень, кто бы он ни был, уже конкретно достал. Это даже неинтересно, — и махает рукой в сторону самого большого скопления народу.

Она замолкает, в то время как в гостиной появляется сам директор, вне обычая даже не сказавший пару слов Толстой Даме (а она способна перекричать всех учеников вместе взятых обычным голосом, а когда собирается петь!). Он просит деканов увести своих ребят, и я слышу вздох разочарования Паркинсон — ее острого языка я боюсь до сих пор, хоть ее и нет уже как двадцать лет. Друг за другом гостиную покидают хаффлпаффцы, а следом за ним уходит человек десять с Райвенкло. Совсем не секрет, что Лили должна была туда попасть.

Гостиная пустеет, и мы, наконец, видим именинницу, с красными глазами и неровными пятнами на мокром лице. Она нарядно одета, по маггловским меркам, конечно: зеленое платье, напоминающее пышный сарафан, огромное количество ленточек и браслетов. Некстати вспоминается мне Люциус в экстравагантном наряде производства меня, и я не могу скрыть улыбку. Ее видят и директор, нахмуривший брови, и друзья, в чьих взглядах изобилие осуждения, и мне становиться стыдно перед ними. Я понимаю, что у Лили, очевидно, горе, а моя улыбка тут совсем некстати, но контролировать эмоции у меня никогда не получалось в достаточной мере естественно. Вы видели зверя с невозмутимым лицом перед нападением? Я нет, хотя кто их знает. Я и в драконов-то до Хогвартса не верил.

Нам не дают подойти к ней. Джеймс первым добегает до Лили, но его не пускает староста Райвенкло, сопровождавший учителей. Алисия утешительно гладит Эванс по спине и тихо рассказывает Дамблдору о том, что произошло. Я могу расслышать — у хищников вообще хороший слух:

— Мы с утра его не видели. То есть, Лили увидела, что его нет на обычном месте, но у нас не было времени поискать его. Мы, конечно, полазали под кроватями, но не нашли его. Лили говорила, что это — ее единственная вещь, оставшаяся еще от бабушки, а вы сами знаете … Нет, он не представлял никакой ценности для кого-нибудь постороннего… Я никого не видела, но, может, Дари видела или Анна…

— Вы слышите, из-за чего она ревет? — бестактно громко спросил Сириус у Джеймса.

-Ты бы еще погромче сказал это, — покачал я головой.

Я не стал вслушиваться дальше, мне было неинтересно слушать про альбом от бабушки, но друзьям, похоже, тогда хотелось быть рыцарями:

— Мы его найдем! — вмиг определил наше будущее Джеймс, погрозив зеркалу кулаком, когда мы были отправлены по спальням.

Но он был не первым, кому в голову пришла эта светлая идея. На следующее утро Холл был полон людьми в черных нешироких мантиях, устрашающего вида и при полном снаряжении. Еще тогда, когда физическая сила играла большую роль, нежели магия, Аврорат не брезговал наручниками и всем таким, что я лично видел только в телевизоре. Кажется, кто-то распускал слухи, что заключенный в магических путах сможет их без труда снять. Насколько я помню, эти предположения исчезли еще до моего выпуска, когда шотландский колдун Джейнси доказал теорию о многоуровности магии, один из которых может ставить блокировки на хозяина. Это высшая магия, и нам про нее рассказывали очень мало, хотя казалось, что нет ничего проще, чем залезть по координатам и привязать мысленный образ человека. Мы спускались по лестнице, когда прозвенел колокол, второй раз для тех, кто проспал (Гарри говорил, что сейчас его нет ни на одной башне). Авроры переглянулись и чертыхнулись каждый на своем языке, а затем человек в темно-синей мантии, выслушав поспешный доклад обычного «черного» сотрудника, жестом отпустил сотрудников, и мы смогли пройти в Большой Зал.

— Как мне сообщил мистер Райан, авроры будут вынуждены остаться здесь до тех пор, пока не будет найден тот, кто сегодня ночью дерзнул залезть в мой кабинет и выкрасть книгу учета Хогвартса….— выступал несколько позже Дамблдор, когда мы обратили внимание на то, что завтрак запаздывает.

— Не понял, зачем кому-то книга со списком учеников? — отвернулся Джеймс от директора, когда он стал, по обыкновению, рисовать перспективы того, кто будет отдан на воспитание специальным аврорам.

Иногда методы Дамблдора не оправдывают свою большую цену.

— Кому-то не хватало фантазии придумать имена для своих рассказов, не иначе, — улыбнулся Сириус, нисколько не озабоченный кражами.

— Я слышала, что в этой книге не только имена, — влезла в разговор Лили.

— О, уже выплакалась подушке? Картинки у нее пропали, котят, — недовольно покосился Сириус на новоявленную соседку.

Он всегда говорил, что Лили портит ему аппетит готовностью читать лекции.

— А что там еще? Фотографии? — поспешил заглушить Блэка Джеймс, под столом его пихая.

Я честно это видел.

— Я думаю, что-то гораздо серьезнее, что могло привлечь Аврорат, — заявил я свое участие в разговоре.

— Мама рассказала, что в этой книге хранятся данные о возможном магическом потенциале каждого ученика с момента ее ведения, а ей более тысячи лет! — выглянула из-за плеча Лили Алисия.

— Ну да, кто у нас способен утащить книгу величиной с нашу башню? — был объективен Джеймс.

— Не в этом дело. Она трехмерная, — поспешил я сообщить другу, не давая ему возможности увести разговор в другую сторону.

— Да, там стоят специальные заклинания. Я ее не видела, — поспешила заверить нас Эванс, когда увидела наши удивленно поднятые брови. У нас это синхронно получилось. — Там записан не только магический потенциал, но и способности ученика к каким-то областям магии. Ну, и его местонахождение. Знаете, — понизила она голос, — я думаю, что это все из-за Лорда, о котором на каникулах писали.

— Я тоже так думаю. Мама говорит, что много чего «Пророк» упускает и не пишет по политическим соображениям, — важно кивнула Алисия.

— А ты хоть знаешь, что это значит?

— Ну, она не мне говорила… — сникла она.

— Вряд ли это тот Лорд. Не полезет он на Дамблдора спустя лишь несколько лет после его победы над Грин-де-Вальдом, — покачал головой Сириус. — Так что, плохо думаешь, Эванс.

Лили заметно обиделась, но через секунду села рядом с Фрэнком подальше от нас. Алисия последовала за ней, смерив нас презрительным взглядом.

— Ну и зачем было их обижать? Они дело говорили, — обратился я к Сириусу.

— … И они будут тщательно наблюдать за каждым из вас… — вещал на заднем фоне Альбус.

— Дуры они малые, вот и все. Ясное дело, что это кто-то из своих, кто не знает истинной ценности книги, — невозмутим был тот.

— С чего ты взял? — провел рукой по волосам Джеймс.

— Неужели вы думаете, что темный маг станет ждать, когда к нему в руки такое сокровище попадется? Он перебьет сразу всех, кто ему мешал, чтобы его, не дай бог, не поймали до того. Как он это сделает.

— Да, ты прав. Но, может, просто не знаем об этом?

— Жертвами должны быть сильнейшие волшебники, смерть которых точно бы заметили. Иначе, зачем же идти на такой риск ради хозяйки кота, третью ночь орущего за окном? — ответил мне за Сириуса Джеймс.

— Мало ли, — совсем сдался я. — Но разве не могли авроры прийти к таким же умозаключениям?

— А Дамблдор и сказал, что они будут следить за всеми нами, — пожал он плечами. — Только их не так и много, чтобы за каждым. Здесь что-то не так просто.

— Никто не может найти крысу так быстро, как другая крыса, — тихо прошептал Сириус. — Мы просто побудем такими же подростками-ворами.

— Я думал, ты сравнил нас с крысами…

— Кстати, одна нам как раз не помешает, — кивнул Блэк в сторону уплетающего за обе щеки Питера.

— В щель не пролезет, — хихикнул Джеймс.

— А меня спросить? — безнадежно возразил я. — За нами, вообще-то, будут следить, или вы забыли?

— Нет выхода там, где нет входа. Это в любом случае дырка в стене, — был богат на глубокие мысли Сириус. — Приступаем.

И он повернулся на скамье, чтобы выйти из-за стола, когда на его плечо опустилась тяжелая рука.

— Не так быстро, парень.

Аластор был первым аврором, которого я видел так близко и с которым мне довелось познакомиться. Конечно, я и раньше видел сотрудников министерства, например, сотрудников Отдела по надзору за Волшебными Существами, но аврора — впервые.

— Ты не уйдешь, пока я не разрешу, — покачал головой молодой аврор, еще молодой, по сравнению с некоторыми учителями. — Я должен следить за первым курсом, это вы? — невежливо он ткнул пальцем в нас. — И вы, наверное, — уставился он на девчонок. — Я, по сути, не должен следить за малышней, но вы ж проворнее всех. Я бы предпочел публику поопаснее…

-Вы только попросите, все будет, — не удержался Сириус, так и не освободивший плечо из хватки человека.

— Я Аластор Муди, и я видел многих опасных типов, — покачал головой аврор. — Ты даже на их правнуков не похож. Короче, малышня, я накладываю на вас чары и появляюсь сразу же, даже если вам стало плохо перед туалетом старика и пройти мимо вы просто не смогли. Сопли разводить не будем, не суйтесь, куда не просят, и все будет шоколадно, — взмахнул Аластор изящно палочкой, и на его пергаменте в свободной от Сириуса руке появились наши имена и местонахождение.

— Дядь, а, дядь, а ты хоть спишь? — продолжал разведывать обстановку Сириус.

— Я не такой старый, чтобы дядей величали,— махнул он рукой. — Когда сплю, все равно чувствую, где вы бродите.

Первокурсники переглянулись, а Муди похромал дальше, к учительскому столу, отпустив Сириуса.

-Лили, — тронул он девочку за плечо.

— Чего тебе надо?

— Тебе понравился наш подарок? — внезапно спросил я, опередив открывшего рот Сириуса.

Джеймс протянул руку и вежливо ему его закрыл. Получил подзатыльник. Дал по шее в овеет. Словом, лучше обманного приема нельзя было придумать.

— Да, спасибо, — покраснела она и опустила глаза, чтобы я мог еще лучше разглядеть ее новые тени или как там они называются.

— Мы рады, — кивнул я в сторону пихающихся друзей.

— Я вижу, — хихикнула она.

— Скажи, Лили, а где ты еду взяла в послеобеденное время?

— На Кухне. Меня Северус туда провел. А что?

— Сириус по ночам страстно взывает к эклерам, и нас с Джеймсом это порядком достало, — постарался как можно убедительнее соврать я.

— Понимаю, Алисия в бреду как-то апельсины звала, — продолжала улыбаться она. — Там на первом этаже, в закоулке за лестницей висит картина с грушей, ее надо только пощекотать и все.

— До конца жизни благодарен буду, — поспешно сказал я и потащил упирающихся друзей за шиворот.

— Я знаю, куда исчезает воровка, — шикнул я на них.

— А почему она женского рода? — слегка заторможено произнес Сириус, поправляя потрепанный воротник.

— Потому что первые кражи начались у девушек, — за меня ответил Джеймс, глядя на меня сверкающими глазами. — Я смогу вернуть Лили ее альбом!

— Сможешь, только не смотри на меня так, как будто я и есть тот самый альбом, — поежился я.

— Куда же она, в таком случае, исчезает? — прошептал Сириус и наклонился, словно бы завязывая шнурок, когда мимо прошли двое совсем молодых девушек-аврорш.

— На кухню, — просто ответил я.

— Да ладно, она здесь есть?

— А ты думал по волшебству возникает? — хмыкнул я.

— Нет…

Мы решили пойти на кухню сразу же, прогуляв с чистой совестью Гербологию. Ведь мы же шли совершать великое дело, какие же тут учебники? Кстати, тезис не мой, я был всеми ногами против. Руками, как ни прискорбно, за — ведь я тоже не выношу женских слез, а уж девчачьи особенно противны.

— Стоять, — скучающим голосом остановил нас Аластор, возникнув прямо перед нами, когда мы заворачивали за угол коридора на первом этаже, ведущего ко второй лестнице на второй этаж.

— А руки вверх надо? — улыбнулся Сириус.

— Нет. Но если хочешь — подними и ноги, — посоветовал Аластор и поднял палочку к горлу.

— Подождите, мистер Муди.

— А? — раздался на весь Хогвартс звук его голоса.

Он поспешно выругался и отменил заклинание. Выругался еще раз, когда понял, что прошлое ругательство слышали все.

— Чего, не вы что ли преступники?

— Не мы, — поднял все же руки Сириус.

— Тогда чего шаритесь где не надо в неположенное время? — недоверчиво окинул он нас взглядом.

— Туалет искали, — пихнул меня довольно неприятно Джеймс, когда я, было, начал говорить об истинных причинах.

— И проводить, и на горшок посадить надо, что за дети…— пробормотал он себе под нос, магией давая пинков нам в нужном направлении.

— Я думаю, он не станет нам мешать, если мы расскажем ему теорию о крысах, — сразу же выпалил я, когда Муди оставил нас.

— Он нас ни во что не ставит. Он даже не подозревает, что один из нас способен украсть, — возразил Сириус с очень серьезным лицом.

Я говорил, что это обычно плохо заканчивается?

— Пусть сначала повнимательнее присмотреться к первокурсникам. Я думаю, один из нас мог сделать это, — торжествующе закончил он.

— Но? — скучающе продолжил я его мысль.

— Но что?

— У тебя всегда после этого идет какая-нибудь безбашенная идея, — поддержал меня Джеймс.

— Вы плохо меня знаете. Я только хотел предложить проделку, после которой он перестанет нам доверять.

— И это ты называешь не безбашенной идей? Подорвать аврора в туалете? Или ночью связать в то же самое платье обрядить? — заорал я, не рассчитав, что эхо разнесет это по всему каменному коридору.

— Иногда я люблю твои идеи, — широко улыбнулся Блэк. — Но они всегда требуют корректировки!

— Пошли уже на кухню, — поглядывал нервно Джеймс в сторону, в которую ушел Аластор.

Путь до кухни мы преодолели почти бегом. Коридоры слились в один бесконечный каменный лабиринт, хотя мы бежали не больше пяти минут. Мы миновали и второй Холл, всегда пустой, ведущий к причалу и никуда больше, миновали запасной спуск в подземелья и чудом не пробежали сквозь Толстого Монаха, который плыл к Нику за советом — чем же лечить больную спину?

Немного помедлили перед картиной. Вы когда-нибудь щекотали грушу? Нет? А картинку с грушей? Вот идите и попробуйте. Незабываемое ощущение собственного идиотизма. Что, вы это сделали? Еще и «ути-пути»? Тогда вы — родственник Лавгудов, точно вам говорю. Мы видели на третьем курсе, как Ксенофилиус (даже не знаю, правильно ли написал его имя) так делал, самозабвенно ее щекоча под недоуменный взгляды эльфов из кухни.

Кстати, об эльфах. Когда Джеймс пощекотал грушу, в ответ получив тираду о том, как правильно нужно щекотать, картина явила нам вход на кухню, где и обитали эти странные существа. Сейчас, конечно, вполне привычные. Кухня выглядела совершенно уникально — я не думаю, что где-либо в волшебном мире есть такая. По всем стенам висели ящики и полки, иногда на огромной высоте. Это можно было бы описать как стеллажи в библиотеке, но там было совсем другое. Ящики выглядели экстравагантно, раскрашенные в разные цвета, которые, на удивление, соответствовали передникам на разных эльфах. Соединяли эти ящики дорожки, сколоченные из досок и очень ненадежные вид. Я не могу сказать, что помещение огромно, нет, но его высота действительно поражала. По этим дорожкам бегали эльфы, и количество этажей превышало шесть, хотя их нельзя сравнивать с этажами нашими, человеческими. Тут и там попадались лесенки, раздавались хлопки и появлялись эльфы, неся в руках какой-либо пучок или тарелку. Тут не было магии как таковой, это было искусство. Особенно поразил эльф, управлявший двумя ножами одновременно.

На пути то и дело попадались столы и сундуки, на которых отчетливо виднелось замораживающее заклинание долгого действия. Пару раз я чуть не упал на эльфа, который слишком быстро пробегал передо мной. Большой оживление чувствовалось где-то за ящиками, там, где мы еще не могли видеть. Но в тот момент нас и постигла всеобнимающая любовь:

— Юные мистеры! — завопило какое-то сознание, поднявшее глаза от посуды и обратившее взор к нам.

Буквально за мгновение мы оказались окружены целой толпой эльфов, которые наперебой спрашивали, не желаем ли мы чего-нибудь и могут ли они нам угодить.

— Мне бы эклеров, — смущенно попросил Сириус, а я выпал в осадок.

Я был готов признать, что они могут читать мои мысли, и меня это начинало пугать.

— А я мороженого хочу, — признался Джеймс.

— А я экономить средства школьные буду! — возопил я, пытаясь вернуть друзей в реальной и страшной действительности.

Вкусности перевесили мои слова, появившись перед нами за секунду до. Из-под подноса торчали только уши, и я признал, что без них Хогвартс помер бы с голоду. И от холода. Ведь они — те, кто убирают наши комнаты.

— Минни, скажи мне, тут в последнее время не бывала девушка с первого курса? Я уверен, ты ее видела, она довольно часто здесь бывает, но редко задерживается, — отвел я в сторону первое попавшееся мне существо.

— Я Тинни, хозяин, но я тоже рад услужить вам. Да, здесь появляется очень милая девочка, но она всегда задерживается, в основном, ночью. Мы рады доставлять ей удовольствие.

— Тинни, скажи, а какого цвета были нашивки на ее мантии?

— На ней не было мантии, сэр.

Я в растерянности отпустил эльфа, не зная, как поступить дальше.

— Но как часто она здесь бывает?

— Каждую ночь, — ответил услышавший меня Тинни и окончательно скрылся где-то за левыми сундуками.

— Что предлагаете? — вздохнул я, возвращаясь к очень довольным друзьям, измазанным в чем попало.

— На пустой желудок я думать не могу! — пробурчал Сириус, запихивая в рот очередной эклер.

— Он не поместиться, — хихикнул Джеймс, с любопытством наблюдая за другом.

— А фсе магу, — едва слышно ответил Сириус и с усилием сглотнул. — Говорил же!

— Я закажу у Помфри койку на вечер, — улыбнулся я.

— Неа, у нас на вечер другие планы, — невозмутимо ответил тот, вытирая лицо полотенцем.

— Где твои манеры…

— Дома, вестимо. Короче, если эта девка бывает здесь каждый вечер, то мы просто должны ее поймать.

— Готов поспорить, здесь не так много девчонок вечером бывает.

— Кто не рискует, тот не получает эклеров!

— Я тебе сейчас получу эклеры, — снова раздался за спиной тот самый знакомый голос.

— Мистер Муди, можно, мы вам все расскажем?

— Ну, все не надо, мне как-то стыдно…

— Да не в том смысле! Мы знаем, как поймать вора!

— И как же?

— Засаду устроить!

— Ишь, какие слова знает. Однако ж, неужели ты думаешь, что лучшие умы аврората не додумаются до такого?

— Я готов дать им подсказку, как только мы проверим свою теорию.

— Глупый мальчишка. Мы знаем, кто это, — слегка покривил душой Аластор.

— Кончайте играть, знаем мы, что вы ничего не знаете, иначе вас здесь бы не было.

— Ладно, что за теория?

И мы рассказали аврору все, что знали. За крыс мужчина похвалил нас, что было редко последние годы.

— Если провалите — на себя пеняйте, — погрозил нам Аластор и отправился договариваться с Дамблдором о дополнительном якобы уроке, который он готов нам предоставить. Тоже якобы.

Вечер наступил всего через несколько часов. Мы успели поспать, прихватили всякие хитрые штучки на всякий пожарный и устроили засаду в тесном пространстве меж ящиков.

— Ты меня локтем пихаешь в бок, — шепотом выговаривал Джеймс Сириусу.

— Отстань, это я так пристаю. Дай допристовать, — отмахнулся тот и попал локтем мне, но не в бок.

— А ко мне ты тоже пристаешь? — потер я глаз.

— Нет. Тебе — случайно, — повозился тот и оказался удобно устроившимся на Джеймсе.

— Что за…

— За ушком почеши, — приказал тот.

— Совсем обнаглел? — растерял все слова Поттер, когда улицезрел у себя на коленях голову высокочтимого потомка.

— А что, не видно? Так я ж повернусь! — и в самом деле повернулся на бок.

— Убью, — покачал головой тот, но затевать драку не стал.

— Какой послушный…

— Заткнись.

— Я любя.

— Не верю.

— Фигня.

— Козел.

— От такого слышу.

— Неоригинален.

— Так ты меня не любишь?

Так, минут через десять, я устал от их разговоров и просто завязал рты первыми попавшимися тряпками. Я думал, что переборщил.

Они начали ругаться жестами. Я отвернулся и тихо вздохнул, как раз в тот момент, когда с потолка опустилась веревка, а в самом потолке оказалась дырка.

— Дыра — это нора, а нора — это кролик, — прошептал мне на ухо Сириус.

— Снял намордник? Одень обратно.

— Я зайца я ловить чем буду?

— Всегда знал, что ты собака, — вклинился Поттер.

Тем временем с потолка спустилась фигура во всем черном и начала поспешно сматывать веревку.

— Не хочу отвлекать, но, кажется, сундуки сейчас упадут, — постучал нас пальцем по плечам Сириус.

Мы в некотором тормозе посмотрели вниз. А потом с криком вместе с ящиками и упали.

Дело в том, что ящики и сундуки здесь часто стояли друг на друге, и вот у одной стены мы обнаружили прекрасное пространство, окруженное вторым этажом со всех сторон. Но там был еще и третий… В общем, мы были высоко, и идиотами. В детстве, конечно.

— Слезь с меня, — простонал Джеймс, когда Сириус упал на него.

— Мерлин! — раздался девчачий голосок, и через мгновение фигура исчезла в стене.

— Ну, по крайней мере, мы знаем, что это точно была девушка.

Шум на кухне привлек Аластора, и он от души похохотал над нашими неудачами. Он помог нам вернуть все ящики на место, утихомирил эльфов и сказал:

— Я поражен тем , что вам почти удалось сделать. Но вы — идиоты, каких мало. Я в одиннадцать на Дамблдора…

— Что? — затаили дыхание мы.

— Нет, ничего, — покраснел тот и продолжил:

— Короче, продолжайте в том же духе.

А затем быстро похромал подальше от нас.

Я провел рукой по стене, где исчезла фигурка. Я был уверен, что она сделала так же, но не мог найти подвоха.

— Сири, какого девка была роста?

— Я не разглядел, но она была точно меньше тебя.

Я опустился на корточки и провел рукой чуть ниже по стене.

— Я думаю, нам туда, — кивнул я на открывшийся ход.

Ход оказался в высшей мере чистым и светлым, здесь были заменены свечи и убрана паутина, только ковра не хватало для полного счастья. Мы шли недолго, и уже скоро вышли на третий этаж.

— И что же дальше? — вопросительно поднял бровь Джеймс.

Его прервал характерный звук, и на некоторое время мы выбыли из игры.

Когда мы, относительно успокоившиеся, брели по направлению от туалета, то в конце коридора заметили все ту же странную фигуру.

— У меня галлюцинации на почве передозировки туалетом?

— Не знаю, но это точно она.

Фигура в отчаянии рвала дверь, очевидно, женского туалета. Мы заторопились к ней.

— Парни, помогите открыть, — простонала она, и тут же замерла, слово под останавливающим заклинанием.

— Она, ребят? — вышел из тени Аластор Муди, и мы все разом перекрестились.

-Напугали, — выдохнули Джеймс и я.

Сириус восхищенно за ним наблюдал.

— Думаю, она, — кивнул он кому-то, и из темноты появилось еще несколько авроров в мантии.

Чуть позже нас посвятили в таинства той ночи. Все оказалось донельзя простым. Аластор поверил нашему рассказу сразу, хотя и не показывал виду. Он приказал эльфам накормить нас несколькими…в общем, вся школа должна была побежать в туалет, но расчет был не на это. Муди исходил из того, что девочка гоняет по школе только после отбоя, а, следовательно, искать ее надо в туалетах на всех этажах. Дальше он просто расставил людей и поймал ее, благодаря, кстати, нашему провалу.

— Это был глупый и неприличный план! — возмущению нашему не было конца.

— Но сработал же, — пожал плечами аврор и потрепал каждого из нас по голове. — Я, честно говоря, был рад с вами поболтать. Думаю, мы еще встретимся.

Мимо нас провели девочку, и мы тут же вспомнили ее — она врезалась в меня в поезде.

— Эй, а почему на ней моя любимая куртка? — возмутился вдруг Сириус.

— Твоя? Пригляделись мы.

— Я только хотела понять, что же делает вещи дорогими, — хлюпнула носом девочка.

— В смысле?

— У всех было что-то, чем он дорожил. Я думала, что тоже смогу дорожить этим, и пробовала все, о чем хвастались в коридорах. Но ни альбомы, ни дневники мне не помогали. Я не знала, что такое — дорожить вещью как памятью или как-то так. У меня не было памяти о семье и все такое. Короче, я сожалею, раскаиваюсь. Делайте со мной, что хотите.

— Куртку-то отдай? — попросил ее Сириус, наплевав на все объяснения.

— Я… Я не могу, — отшатнулась она.

— С фига ли?

— Мне кажется, что мой отец носил такую же.

А потом Сириус просто обнял девочку, разрешив ей забрать куртку. Это было так мило, что мы прослезились, и еще долгое время были вынуждены объяснять, что это всего лишь соринка в глаз попала.

Секретам пришел конец, и мы могли спокойно учиться. Это половину из нас не радовало. Мне очень понравилось сидеть в засаде.