С момента гибели Поттеров прошло четыре года. Разумеется, нескольких лет мне не хватило, чтобы всё забыть и окончательно отойти от смерти Джеймса. К счастью, Люциус об этом прекрасно знал и постоянно вытаскивал меня то на праздники, то на семейные торжества в Малфой-мэнор. Не стало исключением и Рождество 1985 года. Самое странное Рождество в моей жизни…
В поместье Малфоев было шумное застолье. Гостей было человек двадцать. Нарцисса довольно рано ушла спать и забрала с собой Драко. Все присутствующие вскоре разбились на небольшие компании и негромко беседовали в разных углах гостиной. Я сидел и тихо напивался. Обычное моё занятие на праздники, подобные этому. Сначала Люциус, как и положено хозяину, ходил от одного гостя к другому. Но потом ему, верно, наскучили бессмысленные разговоры, и он опустился в кресло возле меня, откупоривая бутылку коньяка.
Наконец кто-то вспомнил, что у него дома остались дети, кто-то начал откровенно зевать, гости стали расходиться, и вскоре осталось всего несколько человек. Люциус бросил на них оценивающий взгляд, чтобы убедиться, что они не нуждаются в его компании, и уволок меня в свой кабинет. Только там мы смогли удобно расположиться — Люциус в кресле, я — на мягком диване — и наконец наплевать на манеры и этикет. Можно было расслабиться, сползти пониже на пышных подушках и вытянуть ноги. В итоге мы сидели и пили, пока стрелка часов лениво не подползла к трём часам ночи. К этому времени на полу стояли уже две пустых бутылки, и Малфой, открыв третью, разливал янтарную жидкость, вкус которой уже почти не чувствовался, по бокалам.
Затем Люциус очистил заклинанием пепельницу и полез в портсигар, но тот оказался пуст. Тогда Малфой поднялся на ноги и, нетвёрдой походкой направившись к столу, извлек из верхнего ящика небольшую деревянную шкатулку. В ней оказались сигареты из тёмно-коричневой бумаги. Люциус снова присел в кресло, щёлкнул зажигалкой, затянулся, и по комнате пополз странный горьковатый запах.
— Что это? — спросил я, поднимая отяжелевшую голову и пытаясь сфокусировать взгляд.
— Это, mon cher, новый сорт табака. Мне прислали его в подарок всего несколько дней назад, — ответил Люциус довольно трезвым голосом.
— Интересный запах, — задумчиво пробормотал я, силясь вспомнить, что напоминает мне этот странный аромат.
— Это миндаль.
— Миндаль? — удивился я. — Люци, с каких это пор делают сигареты с миндалём?
— Понятия не имею. Но у магглов, кажется, такого сорта нет, — Люциус сделал глубокую затяжку. — Потрясающе… — выдохнул он, блаженно прикрывая глаза.
— Да, букет отменный, — улыбнулся я. — Нужно будет поискать такие благовония.
— Жаль, что ты не куришь. Тебе будет трудно оценить всю прелесть изысканного аромата.
Я тихо рассмеялся. Когда Люциус начинал говорить со мной, словно мы находимся на торжественном приёме, это могло означать только две вещи: либо он издевается, либо он очень пьян. В данном случае, кажется, были верны оба варианта.
— Спасибо, — отозвался я. — Мне вполне хватает изысканных ароматов зелий, которыми после каждого урока «благоухает» моя одежда.
Люциус только улыбнулся и снова прикрыл глаза, делая очередную затяжку.
— Сев, если бы ты мог разделить…
— Я верю тебе на слово.
Вдруг Люциус открыл глаза и очень серьёзно на меня посмотрел. Причём по его взгляду нельзя было сказать, что он вообще сегодня пил.
— Это лучший сорт табака из всех, что я курил. Ты должен это попробовать, — заявил он.
— Ты ведь знаешь, я не курю, — начал вяло сопротивляться я.
Признаться, мне даже в голову не могло прийти, что он так загорится идеей немного потравить меня дымом.
— Это не проблема, — возразил Люциус и, поднявшись на ноги, приблизился к моему дивану. — Я тоже поначалу не брал в рот сигарету. Знаешь, как тот равенкловец научил меня курить?
Люциус вдруг присел на диван возле меня и посмотрел мне в глаза каким-то странным изучающим взглядом.
— Не знаю, — с усмешкой отозвался я.
На лице Малфоя появилась хищная улыбка, а в глазах загорелась азартная искра.
— Ты мне доверяешь? — внезапно спросил он.
Этот вопрос даже немного протрезвил меня. Я повернул к Люциусу голову и нахмурился.
— Конечно, доверяю.
Малфой кивнул и поднёс сигарету к губам. А дальше произошло нечто настолько странное и невероятное, что я даже не сразу осознал, что именно. Люциус повернулся ко мне и глубоко затянулся. Но дым не выдохнул. Вместо этого он придвинулся ближе и протянул руку к моему лицу. Замерев, я даже задержал дыхание от неожиданности. А он, аккуратно положив руку мне на шею, слегка притянул к себе. Я невольно подался вперёд. Он наклонился к моему лицу так близко, что я смог разглядеть причудливые узоры на его серой радужке. Его рука легко надавила на мою шею, и я хотел запротестовать, отодвинуться, оттолкнуть его… Но вместо этого замер, как будто на меня наложили Petrificus Totalus. Невозможно было поверить в то, что он собирается делать. Его лицо было совсем рядом с моим. Я смотрел в его блестящие глаза и не мог оторваться. Со мной происходило что-то странное. Он немного наклонил голову так, что наши носы на миг соприкоснулись. Его губы были настолько близко от моих, что я невольно приоткрыл рот. Его рука скользнула по моему уху и остановилась на щеке. По моему телу пробежала дрожь удовольствия от ласки едва касавшихся моей кожи ледяных пальцев. Он прикрыл глаза и начал медленно выдыхать дым в мой приоткрытый рот.
Сначала я не понял, что происходит, но когда до меня дошёл смысл его действий, я начал поначалу осторожно, а потом уже жадно и настойчиво вдыхать в себя серый дым. В горле моментально запершило, глаза начали слезиться, но у меня просто не было сил, чтобы отстраниться. Я сидел и глотал дым, наслаждаясь горьковатым привкусом и лёгкими касаниями тонких пальцев. Я прикрыл глаза от удовольствия и тут же ощутил приятную истому внизу живота, которая стремительно растекалась по всему телу, концентрируясь в члене. Почувствовав сильное возбуждение, я шумно выдохнул дым в лицо Люциусу. Мои губы ощутили непривычную пустоту, и я невольно подался вперёд. Наши губы едва соприкоснулись… Совсем легко и почти неощутимо. Словно порыв ветра… Словно капля воды, попавшая на нежную кожу… Сердце забилось чаще, дыхание стало неровным, лицо окатило горячей волной.
Плохо понимая что творю, я вслепую протянул руку и ухватился за его угловатое плечо. Ощущение тёплого человеческого тела под ладонью ударило мне в голову посильнее градуса. Я тихо застонал и приподнял веки. Серые глаза смотрели прямо в мои собственные. Так близко и так глубоко… С лукавой усмешкой, лёгким удивлением и страстью. Я крепче ухватился за его плечо и потянул на себя. Властно, настойчиво. Но он только усмехнулся и провёл рукой по моей щеке так нежно и так медленно, что у меня перехватило дыхание. Я снова замер.
Дым между нами постепенно рассеялся, но мне не хотелось отодвигаться от Люциуса. Стараясь продлить этот странный момент, я прикрыл глаза. И тут время остановилось… Мне даже показалось, что перестали тикать часы на каминной полке. Я просто сидел и наслаждался тёплым дыханием, щекочущим мои приоткрытые губы. Я вдыхал запах коньяка и миндаля и не мог надышаться. Ещё ни разу в жизни я не находился так близко к Люциусу. И ощущение этой близости разгоняло кровь, заставляло дыхание учащаться, а член болезненно ныть.
Я знал, что мне всего лишь стоит на сантиметр приблизить лицо, и наши губы встретятся. Желание было столь нестерпимым, что показалось совершенно нереальным. Где-то в голове щёлкнул переключатель. НЕТ. Не могу. Нельзя. Не должен. Не прощу себе… Болезненная мысль ударила в голову так резко, что я невольно застонал от разочарования. Я не мог позволить себе прикоснуться к нему. Не мог. Он был настолько близко, но в то же время так далеко, что желание нарушить запрет стало почти нестерпимым. Едва ощутимое дрожание нежных губ и лёгкое прикосновение пальцев Люциуса к моей щеке будоражили гораздо сильнее, чем могла бы лежащая передо мной обнажённая проститутка. Мои ощущения были настолько спутаны, а всё вокруг казалось таким нереальным, что я решился взглянуть на него и поднял веки.
Серые глаза по-прежнему изучали меня. С интересом, недоверием, лёгкой похотью… Я слегка повернул голову так, что наши носы соприкоснулись. Но он не отодвигался от меня, не убирал руку, всё ещё поглаживающую мою щёку, не смыкал губы… а дышал. Дышал мне практически в рот, заставляя изучить, запомнить его запах. Внезапно мне захотелось рвануть его на себя, прижаться к нему, зарыться пальцами в волосах, устроить голову у него на плече и дышать, дышать, дышать!.. И в этом порыве не было ничего пошлого, ничего, выходящего за рамки. Мне просто нужно было ощутить тепло его тела, уже почти родного тела. Захотелось, чтобы его руки в ответ обвили мою талию и плечи, чтобы пальцы скользнули к мочке уха… Захотелось почувствовать себя кому-то нужным, хотя бы на один короткий миг.
Моя рука легла на его шею. Я провёл ладонью по нежной коже. И его тело отозвалось на ласку как-то по-кошачьи. Он прикрыл глаза и задрожал, а я почувствовал под пальцами мурашки и улыбнулся. Мой. Только мой. Такой близкий и безумно далёкий и недосягаемый. Настолько дорогой, что я не посмею… никогда не посмею. Я убрал руку, и она безжизненно упала мне на колени.
Он снова распахнул глаза, и между его бровей появилась складка. Я почувствовал, как он медленно проводит пальцами по моей щеке в последний раз. Мучительно медленно, словно хочет запечатлеть это ощущение. Он опустил руку, и я почувствовал неприятный холод. Люциус едва заметно мотнул головой, и наши губы снова коснулись друг друга. Я до боли сжал челюсти, потому что почувствовал, что сейчас кончу. Он слабо усмехнулся и не спеша отодвинулся, не отрывая взгляда от моего лица. Мне захотелось схватить его за мантию и прижать к себе, но я вцепился в собственные брюки, чтобы не поддаться искушению. Он откинулся на спинку дивана. Часы вновь начали тикать. Разум возвращался…
Я сидел и оторопело смотрел на него, будучи не в силах выдавить из себя ни слова. Он облизал губы, и я невольно повторил его движение языком. Губам стало непривычно мокро. И неприятно. Чувство сухого горького дыма, выдыхаемого мне в рот, не могло сравниться ни с каким другим. Не поцелуй. Нет. Что-то намного большее и глубокое.
Я тоже откинулся на спинку дивана, шумно выдохнул, пытаясь успокоить свой бушующий организм и особенно один конкретный орган, и закрыл глаза. Мне не хотелось видеть Люциуса, не хотелось ощущать его странный изучающий взгляд на себе, не хотелось смотреть, как он поправляет волосы, выравнивает дыхание и поднимается с дивана. Я осмелился открыть глаза, только когда услышал тихий звон стекла и звук наливающейся в бокал жидкости. Почувствовав запах коньяка, я поднял голову. Люциус стоял надо мной, протягивая бокал. Я покосился на тёмную жидкость, не решаясь взять бокал в руки — так сильно дрожали пальцы. Люциус смотрел на меня непривычным взглядом, в котором я прочёл понимание и… тоску. Вдруг он протянул руку к моему лицу, и я невольно подался вперёд, ища прикосновения холодных пальцев. Он усмехнулся и провёл костяшками по моей щеке. А потом поднял руку… Только тут я заметил, что его пальцы мокрые. Дотронувшись до своего лица, я понял, что плачу… От обиды, досады, злости на самого себя? Я не знал. Но твёрдо был уверен в одном: эти лёгкие прикосновения дали мне намного больше, чем мог бы дать целый бордель самых дорогих и изысканных проституток. Потому что это был контакт не на физическом уровне, а, скорее, на духовном.
Люциус перехватил моё вялое запястье и втиснул мне в пальцы бокал. С полминуты он не отпускал моей дрожащей руки, как будто и сам хотел насладиться этим странным единением.
«Мой. Только мой», — вертелись единственные слова в голове, когда он наконец разорвал прикосновение. И мне показалось, что сделал он это с неохотой. Эта мысль настолько успокоила и расслабила меня, что я смог улыбнуться и откинуться на спинку дивана, делая солидный глоток коньяка.
Люциус вернулся назад в кресло и тоже пригубил из своего бокала.
— Ну, как тебе миндальный табак? — вдруг спросил он, и я вздрогнул от звука его голоса.
— Великолепно, — тихо пробормотал я. — Это лучшее, что мне приходилось вдыхать.
Он понимающе кивнул и замолчал. Я тоже больше не говорил. Это было удивительное ощущение: просто сидеть с ним рядом, потягивая коньяк и слушая тихий треск огня в камине и мерное тиканье часов. Настоящее умиротворение и покой, которого мне всегда так недоставало.
Возвращаясь к себе домой уже под утро, я незаметно прихватил из шкатулки несколько миндальных сигарет. И войдя в свои покои в Хогвартсе, сразу же уселся в кресло перед камином, зажёг одну из его сигарет и закрепил её на подставке для пробирок. Я сидел и вдыхал запах миндаля, разносящийся по комнате. Запах моего несостоявшегося поцелуя, запах моей боли и тоски, запах моего счастья… единственного счастья, которое осталось у меня в жизни.
Я отрешённо думал: что сейчас чувствует Люциус? Вдыхает ли он сейчас запах собственных сигарет, как нечто особенное, что-то значимое для него… для нас обоих? Я так никогда и не узнал об этом, но с тех пор Люциус курил только сигареты с миндальным табаком. Не уверен, было ли это немым приглашением к чему-то или вопросом, но выяснять я не стал. Слишком боялся узнать правду и разрушить то хрупкое и нежное, что навсегда осталось на моих губах горьковатым привкусом миндаля…
Vova
