Естественная жизнь

Художники утверждают, что для живописи требуется много естественного света.

Гарри — не художник. В сложившейся ситуации это довольно удачно, потому что в квартире, которую он выбрал для своего важного дела, всего одно окно, которое расположено высоко на восточной стене. Темный, потрескавшийся квадрат окна окружен штукатуркой в пятнах воды и пропускает совсем немного света. Большую часть процесса, как понял Гарри, нужно будет провести при свете палочки и зачарованной магловской лампы, но это его не волнует. Свет требуется мастерам, а все, что нужно Гарри — кровь, воспоминания и две палочки.

Он переводит взгляд от окна на огромный пустой холст, стоящий на мольберте в нескольких шагах от него. Четыре фута в высоту и три в ширину — тот сразу бросается в глаза. Неудивительно, ведь кроме этого в мрачной комнате есть всего два предмета мебели — потертый коричневый диван и низкий столик, такой же желтовато-серый и неряшливый. Это и к лучшему, ему не стоит отвлекаться. Есть где спать и держать принадлежности. В данный момент стол прогнулся под тяжестью Омута Памяти, дюжины склянок с волшебной живой краской и флакона крови.

Что же касается палочки Снейпа, то Поттер крутит её в руке.

— Ну что ж, ублюдок. Пора начинать, — произносит он, обращаясь к Омуту Памяти. — Да уж, я бы сказал, что время летит. Ты ждал достаточно долго.

Длительное ожидание — это вина Гарри. Он хотел начать раньше — намного раньше — но это было так сложно. Никто не понимает его страстного желания написать картину, но зато все любыми способами пытаются сорвать его планы. Гермиона — своей практичностью. Джинни — руками и ртом. Рон — своими бессвязными растерянными обвинениями.

По крайней мере, здесь нет Ремуса с его хмурым порицающим взглядом. Как будто бы это что-то остановило… Гарри качает головой, вспоминая своего друга и профессора. Игнорировать Люпина всегда было не просто, но ещё не факт, что этот проект стал бы камнем преткновения. Ремус мертв.

Вздыхая, Гарри вертит в руке палочку Снейпа. У него непреодолимое желание начать, но ноги, будто их прокляли, прилипли к истертому полу. Как только он приступит, назад дороги не будет. По крайней мере, так объяснил ему художник. И хотя он не сказал, что именно случится, если проект будет заброшен, но когда тот говорил, парень видел дрожащие руки и прочитал в глазах мастера страх.

Гарри готов, но в то же время — нет, и его приводит в бешенство тот факт, что невозможно толком определить, почему.

— Можно подумать, что тебе этого не хочется, ты, летучая мышь-переросток, — с тихим уважением произносит он. — Как будто ты влияешь на меня оттуда… где бы ты ни был. И знаешь что? — Гарри встает и поворачивается к холсту. — Я это сделаю. То, что говорят люди, не имеет значения; ты этого заслуживаешь. Хотя бы портрет, если нет ничего другого.

Так что долой сомнения. Портрет будет написан, и точка — не стоит отступать. Он делает шаг вперед и кладет палочку Снейпа на край мольберта. Она трясется, поворачивается на полдюйма назад и успокаивается у холста. Маг чувствует у лица дыхание силы и знает, что его ожидает что-то большее. Намного большее.

Начинается.

По утверждению живописца, Снейп, где бы он ни был, чувствует, как его притягивают силы крови, памяти и краски.

Когда Гарри наклоняется, чтобы открыть первую банку краски, кто-то стучит в дверь. Парень останавливается, наполовину согнувшись над столом, и ждет. Когда звук повторяется, он узнает посетителя. Джинни.

Её стук всегда одинаковый. Девушка едва позволяет пальцам касаться дерева. Короткими импульсами те трепещут над поверхностью, как мотылек над стеклом уличного фонаря. Интуитивно, но отчаянно.

Рон обычно тяжело бьет в дверь, его кулак ударяет три-четыре раза перед тем, как остановиться и подождать. Он никогда не стучит дважды. С другой стороны, Гермиона вообще редко стучит. Она достаточно умна для того, чтобы понимать: Гарри знает о ее присутствии; для того, чтобы вытащить его, девушка пользуется своей самой великой силой — словами. Поэтому парень настроил защиту двери на приказ сохранять спокойствие, когда та ощущает её приближение.

— Гарри? — голос Джинни прерывает его мысли.

Он вздыхает и убирает пальцы от краски. Его концентрация нарушена — по крайней мере, в этот момент. Юноша опускается на диван, надуто уставившись на холст. Палочка Снейпа нетерпеливо подрагивает.

— Скоро, — уверяет её Гарри.

Зря Джинни не сдалась и не оставила его в покое. Он же не собирается заниматься этим вечно… Когда закончит, то так и скажет и с удовольствием раскроет для неё объятья. Но мысль о том, что сейчас придется на это отвлекаться, вызывает волну тошноты. Он устал оттого, что все суют нос в не свое дело, и его возмущение граничит с неприязнью. Можно лишь надеяться, что она уйдет прежде, чем ситуация станет ещё более зловещей.

После очередного легкого удара она, наконец-то, уходит. Гарри вздыхает с облегчением.

Парень встает и протягивает руку.

— Акцио записи. — Из-под дивана ему в руку летит небрежная стопка бумаги. Он очищает от пыли самые грязные и находит первую страницу. Каракулям мастера Кипсея трудно следовать, но Гарри пересматривал инструкции так много раз, что его память сама заполняет пробелы.

Руководство к написанию живых портретов, можно прочитать на верхнем листе. Сокращено и предоставлено мистеру Гарри Поттеру, 3 марта 1999 г., для создания несанкционированного портрета Северуса Снейпа.

— Я не знаю, почему ты несанкционированный, — обращается Гарри и к палочке, и к холсту. — Учитывая твои жертвы, это несправедливо. Хотя не имеет значения. Я тебя напишу; не думаю, что у них хватит пороху попытаться меня остановить.

На этот раз, когда он открывает краску, его не прерывают. Парень много и долго думал, с чего бы приступить к работе, и в этом заметки мастера Кипсея подтверждают его инстинкты.

Он начнет с головы.

Гарри зачерпывает немного краски и выкладывает на палитру. Волшебная смесь переливается калейдоскопом цветов. Её не нужно специально разводить или смешивать: ложась на холст, та принимает любой желаемый художником оттенок — так уж она зачарована. Хотя для этого произведения Гарри действительно намерен смешать её, и смешать хорошо.

Омут Памяти — первый компонент, кровь — второй, но это понадобится в другой день. Гарри отодвигает флакон с кровью подальше и ставит перед собой на стол Омут.

Он подготавливается, а затем опускает палочку в водоворот жидкости, чтобы через мгновение её вытащить. С нее стекают воспоминания Снейпа. Сам Снейп. Парень быстро толкает палочку в краску и начинает помешивать. Краска пропитывается памятью, и Гарри, размешивая, произносит заклинание, окончательно их соединяя.

В записях мастера Кипсея не упоминается заклинания, но береженого Бог бережет. Немного собственной магии процессу не повредит.

Поттер бережно прижимает палитру к бедру, игнорируя несколько полосок краски, попавших на футболку. Она старая и поношенная, да и джинсы его не лучше, но юноша — новичок и, как и все они, производит кое-какой беспорядок. Лучше уж все держать подальше от единственного у него приличного комплекта одежды.

Он помнит, как мастер Кипсей рисовал в причудливой шелковой и парчовой одежде, а также соответствующей остроконечной шляпе. За все дни, когда Гарри наблюдал его за работой, тот не пролил ни капли краски. Это напомнило Гарри о дотошности Снейпа в лаборатории зелий.

Мысли о зельеваре возвращают его обратно к объекту деятельности. Холст манит; на мольберте дрожит палочка профессора. Глубоко вздохнув, Гарри вытирает с собственной палочки самое худшее, а потом осторожно опускает её в краску.

Покалывание магии поднимается по его руке до плеча.

— Вот и пора, — произносит Поттер. — Пора отдать должное. — Он касается палочкой холста.

* * *

Сначала юноша очерчивает контур выше шеи. Он никогда в жизни не рисовал ничего сложнее, чем фигуру из черточек, но палочка сама управляет его рукой. Прямо перед ним лицо Снейпа обретает форму, а глаза зельевара оценивают Поттера из-под полога волос.

Гарри застенчиво одергивает футболку и снова окунает кончик палочки в краску.

Когда тот вновь касается холста, за ним распространяется черное пятно. Со слабой торжествующей улыбкой парень начинает выписывать волосы Снейпа. Во время работы в его голове звенят слова художника.

— Если вы настаиваете на этом… безумии, мистер Поттер, тогда, прошу вас, пожалуйста… Заклинаю вас, следуйте моим письменным инструкциям.

— И какие же?

Мастер Кипсей помалкивал на этот счет. Но это не важно. Гарри сейчас презирает политические предубеждения. Северус Снейп, бывший Упивающийся Смертью и герой (его герой), обязательно удостоится волшебного холста. Хоть где-то.

И Гарри его нарисует.

Он работает, пока от усталости перед глазами не начинает все расплываться. Тогда юноша засыпает.

* * *

Во сне Джинни пытается его совратить. Она посматривает на конец кушетки — туда, куда упираются его скрещенные ноги, и улыбается ему. Её волосы растрепаны; они даже ярче, чем он помнит — почти как огонь.

Потом она перелезает через обитые подлокотники и прижимается к его телу. Странно — он не реагирует на её наготу, пока девушка не добирается до его груди.

— Ты хочешь меня, Гарри? — спрашивает она. В её голосе — такие же чуть скулящие интонации, которые всегда появляются, когда та жалуется на недостаток внимания к её персоне.

Парень вздыхает.

— Я же говорил тебе. Да. Но сначала мне нужно все закончить.

Свет лампы мерцает, бросая на лицо Джинни тени, и на мгновение ему кажется, что над ним притаился сам дьявол.

— Такого быть не должно, — замечает юноша. Он удерживает её за плечо, когда Джинни пытается наклониться вперед, чтобы поцеловать его.

— О чем ты говоришь? — сердито ерзает девушка, не в силах освободиться. — Не должно быть чего?

— Эта лампа зачарована. Она не должна мерцать.

— Ты всегда был небрежен со своей магией, — сладко мурлыкает она. Прежде чем Гарри успевает ответить, девушка дотягивается до его мягкого органа и берет его в руку. Сжимает его, недовольно надув губы.

— Разве ты меня не любишь?

Гарри вздрагивает и просыпается, рывком приподнимаясь в своей ободранной импровизированной кровати. Диван, стол и мольберт теснятся в кольце света от единственной в комнате лампы. Кажется, он один.

Неспособный остановится, парень все-таки вглядывается во тьму в поисках Джинни.

Через пару минут его пульс возвращается к норме. Он садится и опускает ноги на пол. Потом прячет голову в руках, вслушиваясь в тишину. Быть единственным в мире человеком, думает юноша, должно быть не так уж и плохо.

— Поттер!

Гарри судорожно дергается вверх, палочка уже в руках, и автоматически встает в позицию, готовый к борьбе.

— Кто здесь?

— Поттер, — снова рявкает голос. На этот раз Гарри его узнает, и парня в равной мере заполняют опасение и удивление.

— Да, профессор? — отваживается он.

— Что получится, если добавить порошок корня асфоделя к полынной настойке? — шипит на него голос с пишущегося портрета.

Гарри расслабляется. Он опускается обратно на диван, зная, что усмехается как идиот.

— Асфодель в сочетании с полынной настойкой используется для приготовления столь мощного эликсира, что он известен под названием Глотка Живой Смерти. — Он ждет, уставившись на полотно. На нем перемещается обрисованное, наполовину выписанное лицо Снейпа.

Пока портрет не впечатляет — в основном, это беспорядочная коллекция пятен. Гарри требуется два дня, чтобы лицо и волосы казались такими, как ему хочется. Потом он засыпает на пару часов, профессор все ещё мертв.

Но теперь Снейп двигается. Он перемещается, насмешливо усмехается, а его нитевидные волосы шевелит невидимый бриз.

— Да, — шипит он, искоса глядя на Гарри. — И где, Поттер, вы станете искать, если я велю вам найти безоар?

Очертания опять теряют четкость. Гарри снимает очки и зажимает переносицу.

— Безоар, — произносит он, молясь, чтобы его голос звучал ровно. — Это камень, который извлекают из желудка козла, он служит противоядием от большинства ядов. — Когда Снейп не отвечает, Поттер вытирает случайную слезу. Несмотря на тщательную подготовку, часть его не верила, что он преуспеет. — Добро пожаловать обратно, сэр.

Тишина длится довольно долго. Так долго, что парню становится интересно, не истощился ли у Снейпа репертуар. Гарри добавил только чуть-чуть сущности из Омута Памяти, но потом её будет больше. Намного больше. Хотя мастер Кипсей предостерегал против отклонения от обычного процесса.

— Поттер, — через некоторое время произносит Снейп. — Поттер.

Гарри кивает. Голос зельевара потерял остроту. Мужчина тих и смущен. Растерян.

— Поттер? — снова осмеливается Снейп.

Поднимая голову, Гарри замечает, что Снейп смотрит на него.

— Да, профессор?

— Где я?

Рот Гарри растягивается в полуулыбке.

— Вот это вопрос века, сэр.

— Пытаетесь тут поумничать, мальчишка? — рот мужчины кривится. Гарри мысленно помечает себе, что нужно исправить эту деталь. Она не совсем точна, а хочется, чтобы Снейп был максимально похож на настоящего. Точно таким, как он его помнит. Таким, как тот должен быть.

— Нет, сэр, — произносит Гарри. — Вы… вы в портрете.

Снейп недовольно хмурится, и если бы Гарри не знал, что это точно невозможно, можно было бы поклясться, что профессор затаил дыхание.

— Значит, я мертв, — заявляет зельевар.

Юноша на краткий миг задумывается, а не солгать ли?

— Да, сэр. Мне жаль, сэр.

— Я чрезвычайно в этом сомневаюсь, — взгляд Снейпа метается по сторонам, пытаясь увидеть что-то во мраке.

— Нет, правда. Я действительно сожалею. Я знаю… возможно, этот спор следует отложить до лучших времен.

Снейп мигает. Потом ещё раз. Гарри зачарованно наблюдает, несмотря на то, что за эти годы видел сотни живых портретов.

— Поттер! — рявкает Снейп.

— Да, профессор?

— Что получится, если добавить порошок корня асфоделя к полынной настойке?

«О, да», — думает Гарри. — «Нужно добавить больше воспоминаний из Омута».

* * *

После завтрака — шоколадных бисквитов и обжигающего чая — и то, и другое призвано (парень пытается не думать, откуда), они со Снейпом разговаривают.

Это не самая воодушевляющая беседа, которая когда-либо происходила у Гарри с человеком, и даже зная, что портреты не должны быть разумны на сто процентов, он не может не чувствовать разочарование. Разговор профессора идет по кругу — вообще-то, это типично для молодого портрета — но эти ораторские вспышки больше похожи на пьяный бред Рона, чем на загадочные инсинуации. Чрезвычайно непохоже на Снейпа, которого он помнит. Очень досадно.

— Думаю, вам нужно больше воспоминаний, — говорит Гарри.

Глаза зельевара сужаются, сминая наложенную юношей час назад краску для коррекции бровей.

— Я нагоняю на вас скуку?

Гарри пожимает плечами.

— Если честно, то да. Вы пока ещё не оскорбили меня до того привычно-комфортного ощущения. Серьезно, вы слишком милый.

— Я постараюсь это исправить.

Гарри усмехается, заслонившись шоколадным бисквитом.

— Великолепно.

Снейп фыркает:

— У меня много вопросов.

— Знаю. Сделаю все, что в моих силах, чтобы ответить на них, но в процессе общения я все же хочу вас рисовать.

Снейп двигается, посылая по холсту рябь. Его взгляд рассеянно пробегает по Гарри, дивану и поцарапанному столу.

— И первый из них, — говорит он, хотя юноша не сказал ни слова. — Почему именно вы, Поттер, пишете мой портрет, а не художник?

— А, — тянет Гарри, жуя бисквит. — Да, мы затронем эту тему. В свое время.

Он стряхивает бисквитные крошки со своей рубашки — осторожно, чтобы те упали на пол, а не в краску.

— Да спасет меня Мерлин, — бурчит Снейп.

Гарри улыбается, но он достаточно умен, чтобы в этот момент наклонить голову.

— Сегодня я начну вашу шею, плечи и грудь, — произносит он, нанося на палитру свежую краску. Он формирует своей палочкой маленькое углубление в центре бесцветного шара, и, сознавая, что Снейп наблюдает каждое его движение, тянется к флакону с кровью.

Снейп пытается вытянуть шею — совершенно неудачно.

— Вы действительно знаете, сколько надо добавить? — спрашивает он.

— Конечно. — Кашлянув, Гарри голой ногой пихает записки под диван. Профессор обязательно захочет на них взглянуть, если узнает, что они существуют. Кроме того, парень знает цену художественной импровизации.

Он льет кровь в краску, пока не чувствует, что этого достаточно.

— Слишком много, — жалуется Снейп. — Я не позволю испортить мой портрет только потому, что вы ленитесь отмерить точное количество.

— Успокойтесь. — Гарри начинает размешивать субстанцию своей палочкой, для ровного счета еле слышно добавляя заклинание слияния. — С каких это пор вы — эксперт по написанию портретов? Кроме того, как ситуация может ухудшиться? Вы обретете сердце?

— Скажите мне, пожалуйста, что вы шутите. — В голосе Снейпа — тень настоящего страха.

— Шучу, — покорно повторяет Гарри. — Теперь, пожалуйста, если можно, потише. Сейчас мне нужна полная концентрация. — Он встает и приближается к холсту, из уголка рта высовывается кончик языка. — Мне нужно правильно нарисовать эскиз. Возврата не получится, и невозможно будет исправить, если в первый раз выйдет неправильно.

— Вы, конечно, понимаете всю иронию своего заявления, — брюзжит зельевар.

— Шшш.

Гарри касается палочкой холста.

* * *

Дело продвигается медленно, но, к счастью, у Снейпа присутствует здравое чувство портретного самосохранения: он учитывает просьбу юноши о тишине во время наиболее тонкой работы. Когда мазков краски на гарриной футболке становится слишком много, чтобы считать, тот снимает её, чтобы использовать как тряпку.

Его внезапное действие заставляет профессора забормотать, и Гарри сбивается на особенно сложной линии плеча. Он впивается в профессора взглядом, но тот его игнорирует.

— Что вы делаете? — кричит Снейп. — Сейчас же оденьтесь! Что вы за волшебник?

Гарри обмакивает палочку в смесь и работает дальше, исправляя линию плеча зельевара.

— Практичный? — пожимает он плечами. — Да ладно вам, Снейп. Вы видели меня с голой грудью и раньше. Кроме того, я весь обляпался этой штукой.

Нарисованные глаза Снейпа почти выпрыгивают с холста.

— Вы проливаете живую краску на себя? Неужели вашей глупости нет конца?

— Вот это как раз то, о чем я и толкую, — усмехаясь, произносит Гарри. — Это и есть Снейп, которого я знаю и люблю.

— Думаю, вы хотели сказать, что ненавидите.

Гарри приостанавливается, липким пальцем поправляя очки на носу.

— Я вовсе не ненавижу вас. Отнюдь.

— Поттер, — Северус закрывает глаза и с силой выдыхает через нос. Эффект такой реалистичный, что Гарри запинается. Снейп продолжает, ничуть не испугавшись. — Я… растерян. Вы закончили на сегодня вашу «трудную» часть процесса? Я требую ответов.

Гарри со вздохом отстраняется. Взгляд на палитру показывает, что он использовал почти всю смесь крови с краской, и такая же проверка холста говорит о том, что завершены шея Снейпа, линия его плеч, а также намек на закрытую одеждой грудь. Он кивает.

— Прекрасно. Да. Теперь я отвечу на ваши вопросы. — Парень кладет палитру на стол и падает на диван. Его пальцы, внутренняя часть левого локтя и кожа справа на груди покалывают. Опускает голову, и, уже не удивляясь, замечает на коже в этих местах живую краску. Он рассеянно потирает кончики пальцев друг о друга. — Задавайте вопросы, профессор.

Снейп грубо кланяется и распрямляет обретенные плечи. Гарри раздраженно шипит:

— Осторожнее! Они ещё не высохли!

Зельевар рычит, но подчиняется. Потом дергает подбородком к столу.

— Это мой Омут Памяти?

— Да.

— Как он очутился у вас?

— Нашел.

Глаза Снейпа почти превратились в щелки.

— Поттер, — предупреждая, растягивает тот слово.

Гарри закатывает глаза.

— После вашей смерти, а также того, что я видел те ваши воспоминания, о которых вы хотели, чтобы я знал, мне стало любопытно.

— Любопытно?

— Ну, не сразу, конечно. Сначала мне пришлось умереть. И убить Волдеморта. А уже после всего этого мне стало любопытно.

Снейп глубоко вздыхает. Гарри наблюдает, как меняется и расширяется линия его груди. Он сдерживается и не выговаривает человеку за то, что тот двигается, когда краска ещё не просохла.

— Так что вы победили, правильно?

Гарри кивает:

— Да. Все кончено.

Северус кивает и опускает глаза.

— Много людей погибло?

— Да. Очень. — Гарри с силой ударяет по рту, и его губы тоже начинают покалывать. — Но это было год назад. Я примирился с большей частью случившегося.

— Год, — бормочет Снейп. — Для ребенка это, конечно, вечность…

Гарри пропускает скрытое оскорбление мимо ушей.

— У вас ещё есть вопросы? — он скрывает зевок, но Снейп его улавливает.

— Да, но я предполагаю, что они могут подождать. Кроме…

Гарри поднимает бровь:

— Да?

— Почему?.. — Снейп закрывает глаза. — Я этого не ожидал. Какой художник взялся бы за мой заказ?

Гарри прикусывает язык, открывает свой рот… и снова прикусывает язык.

— Выкладывайте, Поттер.

— Ни один, сэр, — почти бурчит Гарри под нос. — Ни один не брался. Поэтому у вас есть я.

Они смотрят друг на друга. Гарри — своими усталыми глазами, Снейп — нарисованными. Наконец, зельевар вздыхает:

— Даже в смерти вы являетесь ко мне.

Гарри мягко улыбается. У него есть Омут Памяти Снейпа, и парень был внутри уже не один раз. Ему довольно точно известно, как часто и в какой степени он является другому человеку.

— Тогда я немного отдохну. — Юноша укладывается на диван и закрывает глаза, не дожидаясь ответа. Издали слышится голос Снейпа:

— Поттер! Поттер! Отмойтесь от этой проклятой краски!

— Позже, — бормочет Гарри и проваливается в сон.

* * *

Сон великолепен. Лучики света достигают его завязанных глаз, но ничего не говорят о том, кто его трогает. Рука забирается под футболку и задирает её на шею, открывая грудь холодному воздуху. Юноша задыхается, на миг запаниковав, но забывает об опасении, когда скользкий горячий язык как голодный котенок жадно впивается в его сосок.

Гарри мечется, каждой клеточкой ощущая под собой бугристую софу. Язык путешествует по его груди, делает паузу во впадине, а потом прокладывает дорожку к другому соску, посасывая и облизывая с равным энтузиазмом.

— О, о… — нараспев повторяет парень. Повязка скользит, но держится. Язык начинает путешествие — юноша с хныканьем протестует — и облизывает его горло.

Гарри изнывает от желания дотронуться до любовника. Его член пульсирует и давит на штаны, каждый раз дергаясь при прикосновении волшебного языка. Он вынуждает тяжелые ото сна руки подняться вверх, обняв тело над ним, и вцепиться в мантию, как ему кажется. Парень слишком далеко зашел, чтобы волноваться об этом. Известно только то, что нет никаких мягких изгибов, длинных волос, а также нытья, и он почти плачет от облегчения. Вместо этого чувствуются сила и вес. Агрессия. Доминирование. Его пальцы начинают дрожать, и скоро тело трясет от желания кончить.

— Пожалуйста, — выдыхает Гарри. — Прошу…

Он слышит невнятный стон, а потом мир наклоняется, вертится, и юноша понимает, что его перевернули на живот. Через мгновение его придавливает чья-то масса, и те же грубые руки зарываются в его волосы и тянут голову вверх.

— Посмотри на меня, — скрежещет голос. — Смотри же.

Он поворачивает голову, бросает взгляд через плечо, но не видит ничего, кроме черного шелка повязки.

Руки отпускают его волосы, проскальзывают под телом и крепко обнимают его. Его руки прижаты к бокам, и паника возвращается, но быстро проходит — у неё нет ни шанса против жажды. Вес над ним перемещается, и в этот момент Гарри чувствует, что к его ягодицам прижалась горячая, толстая плоть.

— Вот черт, — выдыхает он прежде, чем волна желания перехватывает его дыхание.

Над ним — мужчина. И — да, он должен был понять, и — нет, это не имеет значения. Не сейчас, потому что этот мужчина трется и прижимается своим членом между ягодицами Гарри, и яички парня тяжелеют — готовы лопнуть, и он вот-вот кончит. Он собирается взорваться… Он не может…

Гарри просыпается в середине оргазма; останавливать первый крик наслаждения слишком поздно. Он глушит следующий, вжимаясь лицом в подушку, но бедра все ещё дергаются и дрожат, когда член выплескивает свою сущность.

Он ждет, пока уймется в ногах дрожь, а сердце перестанет рваться из груди, чтобы перевернуться и посмотреть на Снейпа.

— Снова мечтали о мисс Уизли? — выражение лица зельевара безразлично, но взгляд впивается в Гарри.

— Нет, — грубым голосом произносит Поттер, все ещё задыхаясь. И молчит.

Детали сна блекнут. Гарри зевает и потягивается, и тогда его член скользит в липком семени в штанах, посылая телу мгновенную болезненную волну посторгазменного наслаждения. Он тянется к остаткам сна, к тому, что бы ни послало ему такой быструю и яростную кульминацию, но детали ускользают. Открыв глаза, парень видит, что на него уставился Снейп.

— У вас появился цвет, — говорит Гарри, замечая, как краска прилила к лицу Снейпа. — Думаю, помогла кровь.

— Может быть, — отвечает тот.

Влажные штаны начинают причинять юному художнику неудобство. Присаживаясь, он морщится, с изумлением замечая, что руки и ноги все ещё дрожат.

— Нужны салфетки? — спрашивает Снейп. Он и раздражен, и в то же время до злорадности самодоволен.

Гарри фыркает. Ему следовало бы оскорбиться. Северус почти признался, что засвидетельствовал гаррин сексуальный сон: такое смущает и в пятнадцать, а уж в двадцать просто унижает. Но вместо того, чтобы съежиться от позора, его член ещё раз слабо дергается с интересом. Любопытно.

Ноги Гарри дрожат, когда тот встает, и он держится за край мольберта, до тех пор пока не успокаивается.

— Я возвращаюсь к работе. После того, как приму душ. Не хочется терять вдохновение.

Снейп поднимает голову и поворачивает её к единственному окну.

— Какой сегодня день?

— Я не знаю, — признается Гарри.

— Сейчас утро или вечер?

— Не уверен.

Снейп пристально смотрит поверх нарисованного носа на парня:

— Как типично и душераздирающе. У вас совершенно нет дисциплинированности. Никакого рабочего времени. Расписания. Вы сломя голову несетесь куда-то, к чему совершенно не подготовлены, и в процессе изолируете себя вплоть до момента, когда ваше подсознание извергает эротические сны о Джинни Уизли. Вы действительно опустились ниже некуда, Поттер.

Лицо Гарри расплывается в улыбке.

— Я же говорил вам, профессор. Сон был не о Джинни.

Рот Снейпа открывается, потом захлопывается. Парень с удовлетворением направляется в душ.

* * *

Черная мантия зельевара все рисуется и рисуется. Гарри знает, что она должна изящными волнами спускаться до пола, но на этот раз его палочка не в состоянии выписать безупречную линию. Форма — непропорциональная. Неуклюжая.

Когда у Поттера в третий раз за последние минуты сбивается рука, Снейп ещё раз обиженно вздыхает.

— Ну и как это может быть трудно? Вам удавались намного более сложные куски. Это моя мантия. Просто нарисуйте её.

Легко сказать, думает Гарри. Но каждый раз, когда его палочка опускается ниже того места, где должна быть талия Снейпа, его сосредоточенность нарушается. То, что он так боялся спросить, прямо-таки вырывается изо рта:

— Возможно, стоит сначала написать то, что находится под ней? — он смотрит в потрясенные глаза Снейпа.

— То, что находится под моей мантией?

— Ага. В смысле, слоями, конечно же. Я бы позволил первому высохнуть прежде, чем начал второй. — Гарри тяжело сглатывает.

Снейп скрещивает руки.

— Ты хочешь написать моё хозяйство? А потом оставить его на обозрение на пару дней только для того, чтобы ты глазел на него, пока все сохнет?

Лицо Гарри пылает.

— О… Нет, я подумал… я подумал, что мог бы нарисовать отличные брюки. Если вы хотите. — Он подсознательно потирает рукой живот, пачкая его краской. Он не отрицает ту часть, про «глазеть».

Профессор поднимает бровь. Гарри рад видеть, что этот эффект совершенен, даже если он воздействовал на брови Снейпа целых четыре часа.

— Мне не нужны брюки под мантией. Это слишком по-мещански.

— О… — снова произносит парень, и на этот раз те крошечные остатки концентрации, что ещё удавалось сохранить, испаряются. Кто знал, что все эти годы Снейп под мантией был обнажен? И что Гарри это будет так отвлекать?

— Не берите в голову.

— Хотя, — вдумчиво продолжает Северус. — Вот это был бы как раз тот случай, где ваше «воображение художника» могло как-то помочь. — Его рот искривляется в злой усмешке.

Поттер сглатывает.

— Возьму-ка я небольшой перерыв. Потом немного подретуширую ваше лицо и волосы. Это у меня получается намного лучше.

В глаза Снейпа — понимание.

— Как хотите.

— Точно, — отвечает Гарри. Он опускается на диван. Намереваясь восстановить концентрацию, парень смешивает краску, которая ему потребуется для ретуши и зарисовки. Для этой задачи он создает две отдельных лунки в живой краске — одну для воспоминаний, а другую — для крови. Он использует и то, и другое на лице и волосах Снейпа.

Профессор наблюдает.

— Я все ещё думаю, что вы добавляете слишком уж много всего.

— Мммм, — не поднимая глаз, отвечает Гарри.

— Чем вы пользуетесь для замыкания круга? — Взгляд юноши устремляется к ухмыляющемуся зельевару. — Удивлены, Поттер? Я кое-что знаю о написании портретов.

Гарри так и подозревал. В мире не было практически ничего, чего, хотя бы на самом элементарном уровне, не знал Снейп. По крайней мере, так казалось.

— Вашей палочкой. Я замыкаю круг вашей палочкой.

— Что? — Снейп подается вперед так далеко, как только можно. — Вы с ума сошли? Моей палочкой? Это слишком мощный талисман. Вам следовало выбрать что-нибудь более безобидное. Что-то, в чем силы намного меньше, если она есть вообще. Вы пытаетесь все испоганить, Поттер?

— Это все, что у меня есть. Только она и Омут Памяти. К тому времени, как я узнал, что мне что-то будет нужно, ваши вещи… ну, они…

Снейп поднимает руку, заставляя его замолчать, и в наступившей сердитой тишине задумывается на несколько минут. В конечном итоге, он произносит:

— Подозреваю, что существует великое множество людей, которые просто счастливы были бы разорвать мою жизнь и сжечь её, кусочек за кусочком. Если честно, я удивлен, что вы обнаружили целым мой Омут Памяти.

— Да, — Гарри не уточняет, почему. — Хотя я спас вашу палочку.

Снейп опускает глаза и мягко фыркает:

— Для чего?

Неуверенный, что сказать в ответ, юноша пожимает плечами.

— Это она там? — спрашивает Снейп, указывая вниз на край мольберта.

Гарри кивает:

— Да. Согласно словам художника Кипсея, нужно, чтобы она оставалась в контакте с холстом все время, пока портрет не будет закончен.

Северус откидывается и прикрывает глаза. Потом качает головой, и нитяные волосы падают ему на лицо.

— Это глупо. Люди учатся на художников десятилетиями, прежде чем им позволят приступить к заказам, и даже тогда их совершенствование проходит под строгим контролем. С чего вы взяли, что у вас получится?

Гарри со стуком опускает палитру на стол.

— Я пишу! У меня получается! Вы двигаетесь, разговариваете. Вы — думаете.

Снейп зажимает переносицу.

— Это…

Их прерывает громкий стук.

— Гарри? — приглушенно спрашивает голос. — Я знаю, что ты здесь. Я демонтировала твою защиту. Это заняло у меня половину утра, и я устала, так что ты, черт возьми, откроешь эту дверь и выслушаешь меня.

— О, — тянет Снейп с насмешкой. — А вот и мисс Грейнджер. Как интересно наблюдать, что её светские манеры так… усовершенствовались. Осмелюсь сказать, что она проводила время в компании стаи лазилей.

— На самом деле, с Уизли, — поправляет Гарри.

Снейп мигает.

— Разве это не то, что я сказал?

— Гарри! — снова зовет Гермиона.

Гарри вновь берет палитру и сильными движениями мешает краску. Он даже не дергается к двери.

— Пожалуйста! Я просто хочу поговорить. Тебе не следует проходить это в одиночку, — выкрикивает Гермиона. Она ещё раз ударяет в дверь.

Снейп направляет на него длинный изящный палец.

— Она, как всегда, права.

— Гарри, ты лезешь туда, куда не следует.

Профессор фыркает.

Голос Гермионы приобретает отчаянный оттенок:

— Ты прыгнул выше головы и вмешиваешься в магию, в которой вообще ничего не смыслишь!

— Неужели я слышу голос разума? — спрашивает Снейп, поднося согнутую руку к уху. Парень в ответ ему хмурится.

— Прекрасно. Замечательно, Гарри. — На его имени голос Гермионы ломается. Этого достаточно, чтобы рука юноши застыла в середине движения.

— Мы беспокоились, — говорит она. — Мы волновались и не… не понимали, почему ты это делаешь.

Палочка Гарри сердито возобновляет круговые движения. Он заканчивает смешивать живую краску с воспоминаниями и вытирает кончик палочки о тряпку. Затем он поворачивается к живой краске с кровью. Его губы плотно сжаты, а плечи дрожат от напряжения. Разве это так много — желать, чтобы тебя понял лишь один человек? Он рассчитывал на Гермиону.

— Почему вы это делаете? — спрашивает Снейп после того, как Гермиона уходит.

Не поднимая глаз, Гарри отвечает. Его голос — олицетворение того, как же он устал:

— Потому что я должен вам. Потому что вы заслуживаете…

— Бессмертия? — медленно произносит Северус.

— Увековечивания, — Гарри поднимается и, делая два шага, встает перед холстом. — Я просмотрел воспоминания, которые вы хотели, чтобы я увидел. И я видел больше. Фактически, все из них. Каждое, которое вы оставили там, — указывает он на Омут.

— Как вы посмели? — выдыхает Снейп с яростью в глазах.

Парень по-прежнему не поднимает взгляд.

— Я знаю, что вы сделали. Для Ордена. Для меня.

— Что я сделал, — издевательски передразнивает зельевар с презрением в голосе. — Я сделал то, что хотел. Я — не больше, чем эгоистичный мученик с нездоровой привязанностью к единственному человеку, который когда-либо был ко мне добр. Я не ваш герой, Поттер!

— Я сам выбираю своих героев.

— Я всегда заботился только о себе. И лишь однажды… о ком-то ещё. Никогда не думал о том, как поступать правильно. — Снейп отворачивает лицо, насколько позволяет рисунок. Он все ещё скован незавершенной нижней половиной; повернуться спиной к Гарри пока невозможно.

Что, в общем-то, устраивает Поттера.

— Понимаю, — произносит Гарри ровным тоном. — Так что вы полагаете, что ваши побуждения сводят на нет вашу храбрость, героизм ваших дел, — хихикает он, не обращая внимания на свирепый взгляд Снейпа. — Нет. Вы защищали меня.

— Ещё раз повторю, — рычит мужчина. — По эгоистичным причинам.

— И я ещё раз благодарю вас. — Гарри неспешно подходит к холсту. — Что же касается заботы только о себе, не забывайте, пожалуйста, что я был в вашем Омуте Памяти. — Он понижает голос. — Я видел, как вы смотрите на меня. А вы так частенько делали. И когда вы наблюдали, в ваших глазах не было заботы, беспокойства или ненависти.

Снейп сильно краснеет, и Поттер на миг испытывает профессиональную гордость. Он готов поклясться, что ни один из портретов мастер Кипсея не умеет краснеть.

— Не принимайте страсть за привязанность, — выплевывает профессор. — Я сомневаюсь, что вы оценили бы прикосновения грязного старика. К тому же убийцы и Упивающегося Смертью.

Гарри не упоминает, что его подсознание, очевидно, уже преодолело этот специфический барьер. Призраки сна всплывают из подсознания, и его член реагирует.

— Не воображайте, что вы знаете обо мне все на свете, — бормочет он, беря палитру со стола. — Готовы?

Когда Снейп сдержанно кивает, Гарри вновь окунает кончик палочки в живую краску.

* * *

— Вы ужасно скучны.

Гарри приостанавливается.

— Вы имеете ввиду, что вам скучно?

— Нет. Я имел ввиду, что вы — скучный. Ну, хорошо, да. Мне скучно.

— Вы могли бы ещё меня пооскорблять. Это всегда вас ободряло.

Веселое фырканье Снейпа сдувает челку со лба парня, и они оба замирают.

— Ух ты, — говорит Гарри. — Я и не знал, что такое возможно. — Внезапно его горло пересыхает.

Профессор, кажется, потрясен не меньше его.

— Такого быть не должно, — шепчет он.

— Не должно?

Снейп глубоко вздыхает. По портрету проходит рябь. Он вытягивает губы трубочкой и дует. Порыв холодного воздуха впивается в горячую кожу юноши, обвивается вокруг его ушей и скользит по шее.

Гарри сглатывает:

— Вот черт.

В глаза Северуса возвращается страх.

— Что ты сделал?

— Я… ничего, — Поттер отступает назад на два шага и опускается на диван. — Думаете, на сегодня хватит?

Он молится, чтобы профессор сказал «да», когда случается кое-что весьма интересное.

Снейп улыбается.

— Нет, пожалуй, нет, — задумчиво говорит он. — Если не возражаешь, то я бы хотел, чтобы ты начал писать мне фон.

— О… — Гарри с силой шлепает рукой по рту. — Чего бы вы желали?

Ответа зельевара приходится ждать целую вечность. Его указательный палец равномерно постукивает по подбородку, а пристальный взгляд рассредоточен.

— Думаю, — после длительного молчания продолжает он. — Неплохо было бы иметь лабораторию для зельеварения.

Гарри сутулится, думая о бесконечных рядах миниатюрных ящичков и коробочек. Хотя это вызов, а у него все ещё есть как воспоминания, так и кровь. Не стоит их тратить впустую.

— Ингредиенты позади вас, — начинает он.

— …И рабочий стол передо мной. Да, — заканчивает за него зельевар. — Это было бы приемлемо.

Парень кивает. Профессор все ещё улыбается, что одновременно и ужасает, и приятно возбуждает. Но это — комбинация, которая работает для Снейпа, как выяснил Гарри, и уголок рта юноши приподнимается, когда он кивает.

— Я могу это сделать.

* * *

Он просыпается в темноте. Не во тьме, но вокруг все же темнее, чем было в предыдущие дни. Гарри откидывает голову назад, замечая силуэт его вечно горящей лампы — она погашена — и хмурится. Юноша не помнит, чтобы выключал её. Воздух в квартире холодный; кончик его носа замерз. Но сам он завернут в толстое одеяло и полон сейчас сонного тепла и удовлетворения.

Свет есть, смутно отмечает его мозг, но тусклый. Парень медленно поворачивает голову и находит источник.

Снейп двигается. Используя выписанные Гарри свечу и перо, мужчина делает список. Его губы шевелятся, когда мужчина говорит сам с собой, а взгляд перемещается туда и обратно между практически пустыми полками за ним и листом пергамента, который предыдущим вечером нарисовал ему на столе юноша.

Поттер тихо вздыхает и потягивается под одеялом. Рисовать флакон за флаконом компонентов для зелий просто изнурительно. Чтобы удостовериться, что он сотворит всё без ошибок, Снейпу пришлось детально описать цвет и свойства каждого. Процесс был таким медленным и утомительным, а голос профессора преследовал Гарри и во сне. Он вещал о компонентах из крюкорога и о шелкокрылых мухах, описывая цвета, как будто они были живыми.

Когда искра удовольствия пробегает по позвоночнику, парень понимает, что прикасается к себе.

Это неторопливая, безучастная мастурбация; он все ещё в полусне. Острые ощущения приглушены, но когда его желание просыпается, оно ширится, распространяясь к каждому нервному окончанию. Одеяло удерживает возбуждение, смешивая его с повышающейся температурой тела, и вскоре он плавится в коконе удовольствия.

Поглаживая член, он удерживает взгляд на портрете. Когда Снейп отводит упавшие пряди от лица, пальцы Гарри скользят по твердому стволу и перекатывают крайнюю плоть по влажной головке неторопливыми дразнящими движениями.

Когда же профессор подпирает пальцами подбородок и проверяет свой список, Гарри обхватывает яйца другой рукой, нежно их сжимая, а потом грубые кончики пальцев в краске перебираются ниже, в промежность. У него вырывается всхлип, и Снейп переводит взгляд.

— Поттер? — Спрашивает он, искоса всматриваясь в полумрак.

Гарри кусает губу. Движения руки ускоряются.

— Поттер, ты проснулся?

— Да, — отвечает тот. Тихо. Затаив дыхание.

— Я беспокою тебя?

Гарри не может решить, как ответить.

— Приму это в качестве «да», — Снейп бросает перо на стол. Парень улыбается его очевидному раздражению. — Спокойной ночи, — ворчит Северус. Гарри успевает бросить лишь один взгляд перед тем, как комната погружается во тьму.

Рука вокруг члена расслабляется, а потом и вовсе отодвигается. Его возбуждение прошло.

— Спокойной ночи, — шепчет он.

* * *

— Аконит — светлого оливково-зеленого цвета. Его консистенция изменяется: иногда он густой, иногда — жидкий, как вода, но его цвет… цвет не меняется никогда. Оливково-зеленый, иногда с темными прослойками того же оттенка. Чрезвычайно ядовит, самый важный компонент в волчьем зелье.

Гарри кивает, закрывая глаза, и концентрируется. Когда он четко представляет в голове компонент, то касается палочкой холста. Контур пустой бутылочки заполняется оливково-зеленым пятном. Вскоре бутылка полна. Парень снова начинает дышать и убирает палочку.

Снейп критически проверяет содержимое.

— Превосходно, — признает он. — Выглядит великолепно. — Он кидает на Гарри косой взгляд. — Я впечатлен, что тебе удалось столько сделать. Это говорит о твоем творческом потенциале.

Поттер пожимает плечами и призывает стакан воды.

— Я помню, что уже работал с большинством ингредиентов, которых вы требуете.

— Да, — говорит Снейп. — Но без большой дозы волшебного творческого потенциала не имело бы значения, даже если бы ты купался в них ночами. — Он поворачивается к Гарри. — Ты должен уметь воображать сущность, и делаешь это великолепно.

Комплимент? Юноша почти роняет палитру. Он решает проверить сие новооткрытое товарищество.

— Джинни все ещё приходит.

— Да, я знаю. Её отчаянного тихого стука достаточно, чтобы возникло желание напиться. Если получится.

Гарри кивает.

— Я не уверен, что между нами все будет в порядке.

— Думаю, мне все равно.

Палочка парня колеблется на холсте.

— Осторожнее, — рявкает на него Снейп. — Я не хочу кривого стола. Как я буду работать, если все будет скатываться?

Гарри делает глубокий вдох.

— Извините.

Снейп оценивает усилия Гарри. Через несколько минут он прочищает горло.

— Почему у тебя возникли такие мысли?

— Какие?

— О мисс Уизли.

— О… — Парень поправляет очки. Когда переносица начинает покалывать, он понимает, что вымазал краской и её. Снейп глядит с негодованием, но помалкивает. — Ну… — говорит Гарри. — Она не слушает.

— Её можно научить. Большая часть женщин поддается дрессировке.

Юноша поднимает бровь.

— Я передам ей, что вы так утверждали.

Снейп безразлично пожимает плечами.

— А ещё я могу упомянуть это Гермионе, — произносит Гарри, внезапно чувствуя желание созорничать.

Профессор шевелится в своей раме.

— Я бы предпочел, чтобы ты этого не делал.

— Я так и подумал, — Поттер размешивает палочкой краску. — Но я подразумевал лишь то, что Джинни слышит только то, что ей угодно.

— Как необычно.

Гарри делает паузу; его палочка парит в воздухе.

— Так вы хотите этот стол или нет?

Снейп скрещивает руки и засовывает кисти в рукава.

— Я всего лишь высказал свой результат наблюдения. Разве не потому ты начал эту банальную эмоциональную отрыжку? Чтобы посочувствовали твоей грустной и жалкой личной жизни? — Он откровенно отвечает на сердитый взгляд парня. — Разве жениться на своей горячей шлюшке, оплодотворять женушку так часто, как только возможно, давать своему потомству смешные сентиментальные имена и жить через улицу от мистера и миссис Грейнджер — не самое твоё горячее желание?

Гарри смотрит на него с открытым ртом:

— Жить через улицу от… кого?

— Твоих преданных корешей.

— Моих… — Поттер, прищуриваясь, смотрит на Снейпа. — Очень смешно.

— Сомневаюсь, что Рону будет смешно через десять лет, — Северус вредно хихикает.

Гарри бросает палочку на палитру — краска заляпывает все вокруг. Он игнорирует бардак и гордо направляется к двери.

Снейп бесстрашно продолжает:

— Вообще-то, если подумать, то я недооцениваю мистера Уизли. Даже полный кретин сообразит намного раньше, чем через десять лет, что у его жены яйца больше, чем у него.

Гарри хлопает за собой дверью, отрезая голос профессора.

Его нет три дня.

* * *

Когда он возвращается, Снейп спит.

Гарри пинком скидывает с себя кроссовки у двери, устанавливает защиту, а потом неслышно направляется к дивану. Он заваливается на подушки и осматривает причиненный ущерб.

Его палочка застыла в массе загустевшей серой краски. Пятнышки и брызги того же самого цвета украшают стол, пол и край диванных подушек. Воздух затхлый; пахнет смертью. Тонкий слой пыли покрывает все, даже Снейпа.

Долгое время Гарри наблюдает, как тот дремлет. Голова мужчины — на левом плече, и несколько прядей волос колышутся перед лицом, когда тот глубоко вдыхает и выдыхает. Парень пытается вспомнить, не видел ли он раньше портрета, способного дышать. Наблюдать, как поднимается и опускается грудь Снейпа — гипнотизирующее зрелище. Гарри подозревает, что он мог бы легко к этому привыкнуть.

Воспоминания в Омуте все также кружатся. Жидкость — сущность Снейпа — постоянно двигается, как акула под водой. Гарри смотрит на это зрелище, словно прикованный к месту, и впервые с момента начала написания портрета к нему приходит сомнение. Не в цели, а в исполнении.

Может быть, его художественная импровизация была не такой уж и хорошей идеей.

Он отгоняет предчувствие. Пути назад нет. Только вперед, до конца. Может быть, он и не Мастер, но у него получится. Он должен Снейпу. Подсознание кричит, что здесь прячется большее, но Гарри отталкивает эту мысль. Сейчас уже поздний вечер, и он утомлен. Даже не пробуя очистить палочку от высохшей краски, он сворачивается на бугристых подушках и закрывает глаза.

* * *

— Ты вернулся.

Моргая, Гарри пытается очистить глаза от сна, но остается лежать в той же позе.

— Да.

— Ну что, зализал раны?

В словах Снейпа недостаточно гнева. Изображение тусклое из-за слоя лежащей на холсте пыли. Юноша не может удержаться от внезапного расстройства; чистая тряпка поможет.

— Не двигайся, — предостерегает его Гарри. — Я уберу пыль.

Он обметает холст тряпкой по широкой дуге. Снейп чихает и отмахивается руками от частиц, которых, по идее, не может коснуться, и Гарри понимает, что вещи настолько же страшны, как и в тот момент, когда он ушел.

Профессор это тоже осознает.

— Это кошмар, черт возьми, — ворчит он.

Гарри пожимает плечами и тянется к принесенной с собой сумке. Под критическим взглядом Снейпа он увеличивает небольшой обеденный стол, стул, растение и корзину с книгами.

— Цветок? — спрашивает Снейп. — Для зелий?

— Нет. Для… для того, чтобы им любоваться.

Северус подавляет смешок.

— А стол?

— Для того чтобы есть.

Снейп скрещивает руки.

— Значит, ты планируешь остаться на некоторое время? А что ты принес для меня?

Гарри ставит стол наискосок от дивана и подвигает под него стул. Растение помещает на пол у края дивана. Касанием палочки зажигает свою зачарованную лампу, а смятый кусок бумаги преобразует в веселенький коврик. Юноша осматривает свою новую обстановку с кривой улыбкой.

Снейп стучит костяшками по столу.

— Поттер! Что ты принес для меня?

Ничего, хочется сказать Гарри, но он отказывается вести себя как ребенок — должен же это сделать хоть один из них.

— Книги, — произносит он. — Я думал, что, возможно, попытаюсь вписать их в портрет для тебя. — Под взглядом Снейпа он заикается. — Конечно, если ты этого хочешь.

— Кажется, ты решительно настроен, — размышляет Северус, — дать мне столько, чтобы я скучал по тому, чего у меня нет.

Перестановка завершена, и Гарри начинает распаковывать книги по зельям. Он принес их из своей собственной библиотеки на Гриммаульд.

— По чему ты скучаешь? Кажется, ты всегда все ненавидишь. И, кстати, ты мертв. У тебя вообще есть чувства?

Снейп фыркает. Он присаживается одной ягодицей в мантии на стол. Из этой полусидящей позы он пристально смотрит поверх носа на Гарри.

— Прежде ты никогда в это не верил.

— Я имел ввиду, сейчас. В портрете.

Снейп пронзительно смотри на новенький столик Гарри.

— Да, у меня есть чувства.

— А должны ли быть? — осторожно спрашивает юноша.

Снейп признает:

— Не думаю. Ты — очень мощный волшебник. То, что ты здесь уже сотворил, и то, что делаешь сейчас — такого раньше не случалось.

— А что я делаю?

Снейп прикрывает глаза:

— Я притворюсь, что не слышал этого.

— Можно мне…?

— Помолчи! — Северус соскальзывает со стола и указывает на парня. — Даже не думай!

Гарри выдыхает.

— Ты понятия не имеешь, что я собирался сказать.

Он не ждет от Снейпа ответа и вместо этого шлепается на диван. У того знакомый запах. С другой стороны, все в его жизни в последнее время пахнет краской. Гарри потягивается, потом наклоняется вперед. В голову приходит запоздалая озорная мысль, и он позволяет ногам опуститься.

Снейп тянет шею к книгам.

— Люди обычно работают перед тем, как отдохнуть, — рявкает он. — Что это за экземпляр там, наверху, в красной кожаной обложке?

Вместо ответа Гарри кладет обе руки на колени; пальцы впиваются в них, пока ногти целеустремленно не вдавливаются в ткань. Дюйм за дюймом он двигает их вверх по бедру.

Книга в красной обложке не выдерживает конкуренции; глаза Снейпа возвращаются к Гарри. Портрет слегка сотрясает, когда тот дрожит.

— Что ты делаешь? — спрашивает он.

Гарри окидывает портрет взглядом профессионала. Нарисованная грудь Снейпа часто поднимается и опускается, а над его верхней губой — пот. Гарри высовывает кончик языка, воображая, как он жадно его слизывает. Будет ли Северус на вкус как краска?

— Что ты делаешь? — требовательно спрашивает Снейп во второй раз.

— Тебе не нравится?

Гарри резко поднимается и встает перед портретом. Одним дрожащим пальцем он прослеживает линию одежды профессора от шеи до лодыжек. Снейп наблюдает из-под полузакрытых век.

— Ну и? — спрашивает Гарри.

— Я не чувствую, — признает Снейп.

Так не годится. Чуть-чуть художественной вольности исправит это. Гарри отступает к дивану. Перед тем, как сесть, он расстегивает джинсы и стягивает их с бедер.

— В таком случае, — мурлычет он. — Почему бы тебе не понаблюдать?

Снейп кивает как в трансе, что заставляет Гарри улыбнуться.

Он целиком возбужден этим жарким зрелищем, и память о сне подстегивает его жажду. Снейп смотрит — спокойно, но не беспристрастно. Его глаза пригвождают Гарри к дивану, а губы мужчины тихо и невнятно бормочут, когда парень гладит и трет свой член, а головка у того увлажняется.

Низкий, хриплый голос Гарри срывается, когда тот пытается говорить.

— Посмотри… на меня. Смотри же… — С откинутой назад головой он изгибается в кулак, сильно и быстро поглаживая себя. Его другая рука мягко сжимает тугие, полные яйца, готовые излиться. — Смотри на меня, — сбивчиво произносит он, тяжело дыша. — Смотри… как я… кончаю для… тебя…

Снейп дергается. Тихие слова из его рта приобретают силу.

— Я смотрю, — говорит он. — Смотрю. — Его руки впиваются в край стола.

Этот голос, полный изумления и желания, выстреливает прямо в член Гарри. Парень напрягается в восхитительном ожидании, тугой как тетива. И уступает, крича с каждой судорогой выплеска.

В последний момент он вспоминает, что нужно удержать семя в руке. Снейп бормочет что-то, похожее на одобрение.

Заканчивается все тем, что Гарри растягивается на диване, глотая воздух; результат его труда — в зажатом кулаке.

— Поразительно, — произносит он. Слово с трудом выходит вместе с выдохом.

— Да, — соглашается Снейп.

Гарри чувствует — хоть и не знает, почему — что выбор правильного момента очень важен, и как только ноги могут выдержать его, парень встает и берет палитру. Снейп наблюдает за происходящим без единого слова, и этот эпический поворот событий Гарри собирается использовать в своих интересах. Он добавляет маленькую порцию краски на палитру, а сверху брызгает своим семенем. Его палочка все ещё торчит из краски трехдневной давности, поэтому размешивает все пальцем.

Голый торс, полуснятые джинсы, а он мизинцем обводит контур рубашки с белым воротником под мантией Снейпа, а потом и еле заметные намеки на открытый ниже шрам. Гари не нужно сосредотачиваться для изменения цвета краски. Он знает, что это могущественная магия.

Последней каплей — её хватает только на то, чтобы покрыть кончик пальца у Гарри — он проводит по губам Снейпа. На этот раз смесь становится глубокого темно-бордового оттенка. Мигающие глаза профессора закрываются, а его разукрашенные губы, до этого бледные, уступая, раскрываются. Гарри очарован такой реакцией, и в нем снова закипает желание.

Рука Снейпа нервно летит ко рту.

— Нет, не трогай, — выдыхает Гарри. — Дай им высохнуть. — У него едва получается сдержать потрясение, когда тот безоговорочно повинуется.

Гарри с усилием сглатывает. Холодный воздух, наконец, пробрался сквозь затянувшееся желание. Перед тем, как застегнуться, он размазывает остатки краски по смягчившемуся члену, и ожидаемое покалывание приносит некоторую теплоту.

Когда он поднимает глаза, Снейп наблюдает за ним.

— Что ты чувствуешь? — спрашивает Гарри.

Ответ Снейпа — вовсе не ответ, а вопрос:

— Ты принес книгу, которая стояла на третьей книжной полке, на восточной стене, ближе к камину? Она должна была лежать на стеллаже открытой на 438 странице, — его голос скрипит подобно гравию по песку.

Гарри останавливается подумать.

— Да. Она казалась важной.

Пальцы Снейпа почти касаются его блестящих губ.

— Дай мне её.

* * *

Слабый запах асфодели, особенной из-за её редкости, заставляет его проснуться. На скамье у Снейпа кипят три разных котла. Он склонился над средним; волосы лишь на дюйм не достают до поверхности оранжевого месива. Вокруг него поднимается пар, который потом просачивается из портрета.

Он конденсируется и падает с верхушки мольберта, с беспорядочны стуком капая на деревянный пол, но такое все ещё неординарное зрелище больше не пугает юношу. Гарри улыбается и подается вперед, чтобы поймать каплю в ладонь. Когда одна из них действительно попадает ему на кожу, он её обнюхивает. Пахнет гранатом и валерианой. Цвета двух других пузырящихся зелий подтверждают, что используются именно эти компоненты.

— Поттер, — окликает его Снейп, не поднимая взгляд. — Мне нужны яйца руноследа и водоросли.

Гарри кивает, смешивает краску и наполняет запрошенные емкости. Снейп хватает их прежде, чем палочка парня покидает холст.

Он усаживается обратно и наблюдает, ощущая себя необходимым, а не бесполезным. На этот раз он нисколько не обижен.

— Поттер, — зовет его Снейп позже. Гарри выжидающе тянется к открытой банке с краской, но Снейп его удивляет. — Что касается мисс Уизли… — Сквозь облако пара он встречает гаррины глаза. — Из моего собственного опыта могу сказать, что неспособность — или… отказ — общения с партнером редко можно исправить. — Он медленно помешивает зелье. — Некоторые будут утверждать совершенно другое. Ты даже мог бы обнаружить, что взаимное усилие на короткое время ослабит напряжение. Но умение слушать — не рутинная работа. Если кто-то не слышит, то только потому, что он не хочет тебя слушать. Ты понимаешь?

Гарри катает банку краски в ладонях.

— Не уверен.

— Она не одобряет того, что ты пытаешься ей сказать. У неё не получается это принять. Что, в конце концов, приведет, если уже не привело, к недоверию и негодованию. Ты просил у меня совета. Вот он.

— Я понял. — Уступаешь, чтобы убедиться. — Это твое объективное мнение?

Снейп усмехается над зельем, стоящим слева.

— Конечно же, нет.

Гарри так и предполагал — он счастлив это слышать.

Водяной пар, наконец, достигает потолка, где и формирует совершенный круг сырости. Старая, уже треснувшая штукатурка пострадает, но Гарри знает, что может починить её при помощи палочки. Как и отсутствующую половицу у окна, и отказывающуюся закрываться дверцу чулана. Самые ужасные повреждения поддаются восстановлению, а с остальным можно жить.

Он называл домом и гораздо худшие места.

Снейп варит зелья весь вечер, периодически требуя то одно, то другое. Через некоторое время Гарри гасит лампу и позволяет нарисованным свечам Снейпа бросать повсюду тени. Остальная комната — и то немногое, что в ней есть — растворяется, когда садится солнце. Луны нет, и вокруг кромешная тьма. Единственный двигающийся объект — Снейп. Он же — единственный источник света.

Чем более возбужденным становится Северус, тем подавленнее чувствует себя Гарри. Наконец, он задает вопрос напрямую, потому что это то, что делают гриффиндорцы.

— Ты собираешься покинуть меня?

— Если я скажу «да», ты дашь мне немного своей крови?

Немного крови. Она использовалась и до этого, и в гораздо худших намерениях. И в самом деле: что такое немного крови? Лишь чуть-чуть вещества, увлажняющего тело изнутри.

— Ради темной цели? — Он должен знать.

— Думаю, да. Чрезвычайно темной.

Гарри облизывает внезапно пересохшие губы.

— А как же твоя душа?

Снейп отвечает очень мягко; его едва слышно сквозь кипящие зелья.

— Что такое душа, если не кровь твоего сердца, твои воспоминания и магия? Кто именно может повелевать тем, кто может вернуться, а кто — нет? И откуда? И почему? — Его возбуждение чуть спадает. — Даже старики не знают о таких вещах.

Интересный и справедливый аргумент. Обдумывая его, Гарри грызет ноготь большого пальца.

— Ты не… Я не буду требовать этого от тебя, — Снейп проводит рукой по своему столу. Он не встречается взглядом с глазами Гарри. — Ты мне заплатил сполна свой воображаемый долг.

— Но заплатил ли мне ты? — Смелый вопрос Гарри потрясает их обоих. Однако не настолько, чтобы Снейп не ответил.

— Я с удовольствием сделаю это, если будет хоть шанс.

Гарри тянется к палочке.

— Мы сейчас связаны? — спрашивает он, с усилием проводя палочкой по предплечью. Она оставляет за собой слабую красную линию.

Снейп понимает вопрос. Вздыхая, он кивает.

— Да, связаны.

Гарри шепчет заклинание, просто крошечное прикосновение магии; ему не нужен глубокий порез. Теплая густая кровь неравномерно льется из раны, стекая в подставленную пригоршню. Её не нужно смешивать с краской. Это так же очевидно, как и то, что пытается сделать Снейп. Гарри охотно окунает кончик палочки в теплый источник и переносит её прямо в подготовленный Снейпом сосуд.

Пальцы Снейпа чуть касаются его запястья, прежде чем он отодвигается. Ни один из них не придает контакту значения.

Юноша остается рядом со Снейпом, пока тот работает, потому что так тоже делают гриффиндорцы. Однако, в конечном счете, диван притягивает его соблазнительной мягкостью и бугристыми подушками, и он со вздохом падает туда. Наблюдая за Снейпом, Гарри устраивает свою голову на руке.

Так или иначе, то, что начато, вскоре завершится. Ещё один долг выплачен, а другой — заработан.

Одни отношения закончились.

И, возможно, одни — возобновились, даже если и на других условиях. Он улыбается и в то же время испытывает боль от такой мысли.

Глаза Гарри постепенно закрываются, но тень Снейпа двигается и за его веками — что-то помешивая, варя. Воздух насыщен паром. Всплывая с теплым потоком, голос Снейпа дрейфует ближе и ласкает его.

— Поттер, ты хочешь, чтобы я сказал, что ты — хороший человек?

— Да.

Снейп мгновенно отвечает. Категорично.

— Ты — хороший человек.

Это ощущается как победа. И, по меньшей мере, приносит на его лицо улыбку.

— А теперь спи, — велит Снейп, и Гарри повинуется.

* * *

Во сне Снейп к нему прикасается.

Голос возле уха, уговаривающий его ноги раздвинуться, или язык на бедре, когда он слушается, нельзя перепутать. Волосы Снейпа касаются его живота, щекочут, дразнят, и только сильные укусы удерживают Гарри от смеха.

Они идеально двигаются вместе. Потому-то Гарри и знает, что это лишь сон. Нет никаких препятствий в виде липкой кожи или маленьких волосков, зацепившихся там, где не нужно. Вместо этого Снейп с красивой, ловкой точностью скользит над телом Гарри. Он устраивает Гарри между своими ногами, и хотя все скользкое, они не испытывают никаких проблем, держась друг за друга.

На вкус Снейп совсем не похож на краску.

Долгое время существуют лишь медленные, равномерные движения. Удовольствие увеличивается и накатывает все более мощными волнами. Гарри извивается, перемещается, и у него, все-таки, получается устроить член рядом со снейповым. Первый ленивый толчок заставляет их обоих застонать при одном и том же вздохе. Гарри отворачивается от жадного рта Снейпа, пряча лицо в плечо.

Фрикции нагревают гладкий слой между ними, и Гарри движется быстрее, сильнее прижимаясь к члену Снейпа. Его дыхание становится судорожным. Снейп улавливает ритм и толкает в ответ. Он стонет в волосы Гарри, выгибаясь, вжимаясь, и всего лишь через несколько секунд Гарри, напрягаясь, кончает и добавляет свои звуки к снейповым.

Ему хочется поговорить, но Снейп ему не дает. Вместо этого он снова и снова целует Гарри, пока тот не проваливается в черное ничто.

* * *

Когда Гарри просыпается, портрет пуст. Палочки Снейпа тоже нет.

На мгновение он пугается, а в его голове появляются дикие мысли — он не думал, что такое может случиться. Как он извинится перед Джинни, и какими оправданиями будет снова завоевывать доверие Гермионы? Но так же моментально они и исчезают. Его рефлекторная реакция — дать задний ход вместо того, чтобы идти дальше — не то, что приличествует гриффиндорцу.

Один глубокий очищающий вздох, и они ушли. Их место заняли совершенно другие размышления о будущем.

Он поправит штукатурку и отремонтирует дверь чулана. Купит другой цветок, чтобы первый не чувствовал себя таким одиноким. И будет вспоминать в фантазиях сны о Снейпе, потому что это — единственное, чего на самом деле нельзя вернуть.

Мысли о Снейпе мгновенно вызывают у него импульс удовольствия. Гарри с силой ударяет по животу и запускает пальцы в волосы вокруг члена даже до того, как успевает понять, что обнажен. И что все тело покалывает.

Он откидывает одеяло и смеется над тем, что открывается его взору. Его торс испачкан в краске. На левом бедре — широкий ушиб. На правом — то, что может быть только отпечатком руки. В некоторых местах краска все ещё липкая, и большая часть стертого — на одеяле.

Его внимание привлекает шарканье позади, и когда он оглядывается, то видит исключительно необычное явление. Даже более необычное, чем отпечаток на своем запястье нарисованной руки Снейпа.

Его стол передвинули. Сейчас тот стоит на другой стороне комнаты, в центре коврика. На столешнице — тарелка с блестящими красными яблоками. Теперь у его стула есть компаньон.

Когда до него снова доносится шарканье, Гарри вытягивает шею к кухне. По изношенному покоробленному полу взад и вперед перемещается тень. Та, которую он опознал бы где угодно. Слышится низкий свист, который через пару секунд становится пронзительным. Лязгают две кружки. Бряцает чайник.

Он потягивается и улыбается.

Конец