Главное, что ты есть

Он переступил порог дома, смахивая с лица капли холодного дождя, окунаясь в уют и тепло родного очага.

В камине шаловливо подпрыгивали языки пламени, издавая приятные уху тихие шорохи: они словно разговаривали друг с другом, окутывая дом своим мирным шепотом. На полке тикали часы, унося прочь секунды этого дождливого дня и обещающие новый — после этой ночи.

На столе сидел рыжий кот: он не сводил глаз с огня, словно старался уследить за беспорядочным движением пламени. Хвост медленно покачивался из стороны в сторону, шевеля лежащий рядом пергамент. Лист тихо, как-то совсем уютно шуршал. Черные строчки недописанного письма замерли в ожидании, когда аккуратная рука снова примется за перо, что стояло в чернильнице.

Он скинул мокрую мантию и сделал несколько шагов, боясь спугнуть этот мир тепла и тихих звуков. Из кухни доносился аромат чая с лимоном, букет хризантем опьянял. Он застыл посреди комнаты, прислушиваясь и вдыхая полной грудью аромат родного дома.

Наконец, он услышал то, что ожидал: легкие шаги босых ног и смех ребенка. Он не успел ничего сказать, чтобы выдать свое присутствие, когда на лестнице появилась она, неся смеющегося сына. В руках малыша была тыква с еще незажженной свечей.

Ее зеленые глаза радостно и с долей облегчения распахнулись, когда она посмотрела на него. Сын заверещал, начиная изворачиваться из ее рук, и она отпустила мальчонку.

Он подхватил малыша на руки, не дав упасть, и сел на диван, наблюдая, как она ставит на подоконник тыкву, зажигает свечу, а потом садится рядом, прижавшись щекой к его плечу.

— Он ждал тебя и не хотел ложиться.

— Своевольный мальчишка...

— Есть в кого...

— Мне кажется, что он вот-вот заснет.

— Он очень устал...

— Тяжелый был день?

— Метла, что прислал крестный, не дает ему ни минуты покоя...

— Ему? Или тебе?

— Я писала письмо Сириусу... Только...

— Что "только"?

— Ни твоя, ни моя сова так и не вернулись.

— Ах... Они не могут нас найти. Завтра принесу тебе сипуху...

— Не надо! Лучше не уходи, а с письмами потом разберемся.

— Все в порядке? Мне кажется, что ты обеспокоена...

— Не больше, чем обычно... Давай отнесем Гарри в кроватку...

Кот спрыгнул со стола и зашипел, когда в камине с шумом разломилось полено. Они вздрогнули, следя за тем, как питомец в два прыжка достигает двери. Когти начали неприятно скрести порог, словно зверь просился на улицу, под холодный дождь и ветер.

Он смотрел, как она мягко берет кота на руки и объясняет, что не может его выпустить — иначе их домашнего любимца ждет та же судьба, что и сов.

Гарри на его руках пошевелился, подкладывая худенькую ладошку под щеку и улыбаясь чему-то во сне. Он улыбнулся сыну в ответ и тут же — жене. Она подмигнула, опуская на пол вырывающегося кота.

Они вместе поднялись наверх, в комнату малыша Гарри, где после очередного дня взаперти царил полный беспорядок. Им пришлось аккуратно переступать книжки и игрушки, разбросанные по полу.

Она достала палочку и медленно, с каким-то неподвластным его пониманию удовольствием, начала раскладывать вещи сына. Он же опустил Гарри в кроватку, погладив по торчащим в беспорядке волосам.

Руки жены обвились вокруг него, теплые губы прижались к шее.

— Сегодня он впервые сказал "папа"...

— И меня рядом не было.

— Главное, что ты есть, Джим. Что мы есть...

— Да, это главное — после всего, что мы уже...

— Не надо, не говори об этом. Только не здесь.

— Тебе страшно?

— Здесь, рядом с вами, нет.

— Не бойся, ведь этот дом больше не существует. Лишь для нас и для Питера.

— Как он?

— Он наш лучший друг.

— Я беспокоюсь за него. И за Сириуса...

— А они — за нас.

— Гарри спрашивал про Бродягу.

— Можно начинать ревновать?

— Джеймс... Я так рада, что ты дома.

Внизу громко замяукал кот, продолжая скрестись в двери. Он закатил глаза и разжал объятия.

Она склонилась над кроваткой, укрывая спящего сына, и он улыбнулся, выходя из комнаты. Под ногой скрипнула ступенька. Пламя свечи в тыкве задрожало, словно отреагировав на движение воздуха. Дождь бил по стеклам, заглушая треск огня в камине.

Часы начали бить. Он откинул волосы с глаз и покачал головой, словно безмолвно ругая животное за сегодняшнее странное поведение.

Ветер ворвался в комнату ниоткуда, и он на мгновение растерялся, подумав, что открылось окно. Кот зашипел, выгибая спину.

Он вздрогнул, повернувшись в сторону потока свежего воздуха. Секундное замешательство, паника, страх, недоумение — все слилось в мгновение, когда темная, закутанная в плащ фигура переступала порог его дома.

Рука тут же потянулась за палочкой, хотя он понимал: все это бесполезно. Лишь тихие шаги наверху еще заставляли верить, что секундное сопротивление способно продлить жизнь.

Не ему — им.

— Лили, это он!!! Бери Гарри — и бегите, скорее!!!

— Джеймс!

— Лили, беги же!

— Глупцы...

Холодный смех лишал его последней надежды — надежды на то, что он сможет спасти их.

Белая рука с такой же белой палочкой, казалось, очень медленно поднимается, так же медленно выпуская зеленый луч. Шорох — он напомнил игру пламени в потухшем камине, шелест недописанного письма, ее легкие шаги — буквально вошел в него, проникая глубоко внутрь, забирая способность вспоминать и надеяться.

— Главное — что ты все еще есть...

Яркая вспышка света разорвала ночную мглу, в сторону полетели стекла и ветки сломавшегося дерева.

На землю посыпались осколки, остатки черепицы, кирпичи. Пыль оседала медленно, даря темной, затихшей от недоумения ночи неестественно серый отсвет. Разрывая мрак, обвалилась одна из стен. И все стихло — лишь для того, чтобы в ночи ясно послышались надрывный плач ребенка и дикое мяуканье осиротевшего кота.