Что я могу рассказать о Луне Лавгуд? Ей всегда хотелось иметь крылья за спиной.
Единственным источником света в помещении был маленький камин, в котором едва слышно потрескивали дрова. Пахло корицей и теплом. Я сидел на мягком ковре, облокотившись на одну из разбросанных подушек, и пил огневиски прямо из горлышка бутылки. Луна кружилась посредине комнаты, запрокинув голову назад и вытянув руки вверх, и я не мог оторвать от нее взгляда. Её звонкий смех был заразителен, длинные волосы переливались золотом в свете огня, маня прикоснуться, а лёгкое коротенькое платьице развевалось в воздухе, обнажая худые ноги. Именно такой я ее запомнил и спустя годы до сих пор слышу, как она смеется.
Луна упала на пол и вскрикнула от боли. Я резко дернулся к ней, выронив бутылку, а она еще громче расхохоталась и потянула меня к себе.
Никогда еще я не встречал подобных девушек, а, поверьте, их у меня было немало. Просто Луна… не знаю… Она, подобно Северной звезде, осветила мне путь. Мне, уже много лет блуждавшему во тьме. Она, словно солнышко, отогрела мое заледеневшее от боли и ненависти сердце. Она была легка, свежа и наивна. И порой вела себя как неразумный ребенок. До сих пор верила во всякие глупости и носила с собой очки, через которые можно было разглядеть мозгошмыгов, застрявших в голове. Но именно это я и любил в ней.
Вы не ослышались, я действительно любил ее. Вы спросите, как такой как я мог вообще любить? Не знаю, возможно, это была вовсе и не любовь, да только я не эксперт в таких вопросах. Но по-другому нельзя было назвать то, что я испытывал к ней. А мне ведь всегда нужно было от женщин только одно, но я этого и не скрывал никогда… А с ней…
— Голова закружилась, — весело сказала Луна, повернувшись ко мне.
— Дурёха ты моя, — прошептал я, поцеловав ее в лоб.
Она по-детски глубоко вздохнула, закусила нижнюю губу и начала разглядывать мерцающие на потолке звезды. Я прикреплял их туда все утро на нашу первую годовщину. Звездочки, будто настоящие, горели туманным светом и иногда подмигивали. И чего только эти Уизли ни придумают!
— Я бы хотела, чтобы у меня были крылья. Большие-большие, как у снежного ангела, — тихо произнесла Луна.
— Зачем они тебе? — я повернул голову, чтобы рассмотреть ее и понять, о чем она думает.
— Чтобы улететь.
— Тебе разве со мной плохо?
— Нет.
— Тогда зачем?
— Я вот все время думаю, что же там, за горизонтом? И куда прячется солнце, когда на мир опускается тьма? Снежные ангелы наверняка знают. Хочу посидеть на облаке и поболтать ножками, а еще пробежаться по радуге и узнать, правда ли в ее конце можно найти горшочек с золотом. Понимаешь?
— Понимаю.
На самом деле нет.
— Всё, хватит, пойдем спать, а то тебе сейчас еще и не того захочется.
Я медленно поднялся на ноги, взял ее за руки и потянул к себе. Она выглядела такой хрупкой и беззащитной, что захотелось никогда не отпускать ее. Мерлин, я стал таким сентиментальным, даже противно!
Луна посмотрела на меня искоса с какой-то непонятной обидой, взъерошила мои отросшие волосы и упрямо сказала:
— А я всё равно хочу, чтобы у меня за спиной выросли крылья, как у снежного ангела!
Что я помню о Луне Лавгуд? Её сердце билось очень громко.
— Мам, ты вообще где сейчас? — спросил я, стоя возле камина, из которого высовывалась голова моей матери.
— Ну, мы с Кристофером сейчас во Франкфурте, — пропела она, кокетливо поправляя прическу.
— Ты ведь собиралась у меня пожить!
— Просто Крисси захотел поскорее увидеть детей и провести с ними какое-то время.
— А ты со своим ребенком не хочешь случайно провести хоть какое-то время?
Ревность и обида закипали во мне, будто дурно сваренное зелье Долгопупса. И почему она так меня ненавидела? Почему не могла вести себя как нормальная мать?! Разве мне, гоблин раздери, не нужна была ее поддержка, ее ласка и забота?! Разве мне не хотелось, чтобы она обняла меня и обещала никогда больше не покидать?! Всегда хотелось и хочется до сих пор. Но она об этом не узнает!
— Блейз, милый, неужели ты обиделся? — мама поджала ярко-алые губы и расстроенно захлопала ресницами.
— Нет, Фрида, тебе показалось, — уже спокойнее ответил я, сдерживая эмоции.
— Ну хорошо, а то я подумала… А как там у Ромильды дела? — встрепинувшись, спросила она.
— Какая к троллю Ромильда? Ты ведь знаешь, что я уже два года с Луной встречаюсь!
— Ах да… Ну и как у нее дела? — рассеянно поинтересовалась она, даже не глядя мне в глаза.
— Нормально.
— Ммм…
Больше нам не о чем было разговаривать. Да и что могло нас связывать, если эта женщина провела со мной рядом в общей сложности года полтора, включая то время, когда она меня вынашивала. Я был ей никем, просто мальчишкой, который напоминал ей о первом муже. Адресат, которому она ежегодно высылала подарки на Рождество и еще какую-то непонятную дату, которую так усердно обводил в календаре ее домовой эльф.
Никудышная из нее вышла мать.
Мама молчала, нервно барабаня маленькими пальчиками по выступу камина и бесцельно оглядываясь по сторонам. И я молчал, уставившись в распахнутое окно и прислушиваясь к мерному тиканью часов.
— Ну ладно, Блейз, мне пора, мы всей семьей садимся за стол, — она послала мне воздушный поцелуй и исчезла в пепле камина.
Она ужинала со своей семьей?! Да пошла она ко всем соплохвостам!
Я в ярости сбросил весь хлам, что скопился на полке камина, схватил со стола забытый бокал и разбил его вдребезги о пол. Тут я заметил улыбающуюся колдографию матери, которая упала на ковер, и начал топтать ее каблуком ботинка, выкрикивая проклятия.
Вы, должно быть, никогда не видели меня в таком состоянии? Да, Блейз Забини всегда был гладко выбрит, аккуратно причесан, невозмутим и сдержан. В большинстве случаев. Но я ведь не был каменным големом, всего лишь человеком…
В это время, видимо, услышав шум, в комнату забежала Луна. Она сплеснула руками и, оглядевшись по сторонам, прошептала:
— Здесь явно побывали сибирские барабашки. Ты поймал хоть одного?
— Луна, не сейчас, — прорычал я сквозь зубы, едва сдерживаясь, чтобы не вытолкать ее за дверь. — Мне и без твоих тварей тошно!
Она жалобно посмотрела на меня, и в больших голубых глазах показались слёзы. Никогда не любил смотреть, как женщины плачут.
Обессилев от злости и ненависти к собственной матери, я упал на колени, даже не замечая, как осколки ее фотографии впиваются в кожу. Луна подошла ближе и обняла. Мерлин, я и не понимал до сих пор, как она была мне нужна! Я прислонился щекой к ее груди, прижимаясь все сильнее и сильнее. Я чувствовал, как громко билось ее сердце. Оно, словно часы, выстукивало минуты её жизни. Нашей жизни. И именно тогда я осознал, что хочу быть рядом с ней навеки.
— Луна, выходи за меня замуж.
— Зачем?
— Чтобы мы всегда были рядом.
— А мы разве и так не будем? — спросила она, заглядывая в мои глаза, пытаясь понять, что я имею в виду.
— Будем…
— Тогда зачем?
— Затем, что я этого хочу, — уверенно произнес я.
— А я хочу, чтобы у меня выросли большие-большие крылья, как у снежного ангела.
Луна грустно улыбнулась и прижалась своей холодной щекой к моей горячей.
Как я могу охарактеризовать Луну Лавгуд? Она была очень сильной женщиной.
Вот уже несколько минут я беззвучно стоял, держась за резную ручку двери. Не знал, что сделать, что сказать и как себя вести. Ведь там, за стеной, была моя любимая женщина, которая очень сильно страдала. Могу поклясться, что, когда шёл сюда, прекрасно осознавал, как ее утешу и что скажу. Но, как только я перешагнул порог нашего дома, все будто улетучилось из головы.
Луна бы знала, как поступить. Она наверняка подошла бы как ни в чем не бывало, улыбнулась и ляпнула какую-нибудь ерунду. И это мгновенно отвлекло бы от дурных мыслей. Но я — не она. Мерлин, помоги мне!
Я медленно повернул ручку и со скрипом отворил дверь. Было темно, и только бледные звезды, которые я прикрепил много лет назад, мерцали с потолка. Луна сидела в углу, сжавшись в комочек. Её маленькие плечи едва заметно дрожали, было видно, что она сдерживает рыдания. У меня в сердце будто что-то защемило.
— Ты прости, но я ужин еще не приготовила, — тихо прошептала она.
— Дурёха, ты ведь готовить-то не умеешь, — ответил я, почувствовав противную горечь в горле. — Луна, мне так жаль…
Мне так жаль, что твой отец умер. Так жаль, что мы не познакомились. Так жаль, что ты не смогла с ним увидеться. Так жаль…
Луна глубоко вздохнула и посмотрела мне в глаза. Она казалась очень серьезной, будто долго что-то обдумывала. На лице вырисовывались тонкие морщины, которые нелепо смотрелись на ее до сих пор детском лице. Но одновременно со всем этим от нее исходила какая-то невидимая сила и решительность. Луна не выглядела сломленной, не билась в истерике и не напилась, как сделал бы это я. Я верил, что она справится, моя маленькая девочка выстоит перед несчастьем. Ведь она была очень сильной.
— Блейз, я уезжаю.
— Куда?
— Мне нужно закончить исследования отца, он бы хотел, я знаю.
— А как же твоя работа? Ведь ты ее так любишь.
— Он бы хотел, я точно знаю, — повторила она, закусывая губу, чтобы не заплакать в голос.
— Тогда я поеду с тобой, — сказал я, вытирая слезы с ее бледных щек.
— Блейз, я одна уезжаю, — она отвернулась от меня, уставившись в черноту камина.
— Но я хочу быть рядом, ты ведь обещала. Помнишь? До конца жизни?
Я осознавал, как жалко и нелепо звучат мои вопросы. Каким глупым я тогда был! Мне нужно было ее обнять, сказать, что мы вместе изучим этих ее ядозубов, или кого там ее отец исследовал, нужно было показать, как много она для меня значит. Но я как всю жизнь брал от людей то, что было мне необходимо, так я и брал от нее, но вот отдать что-то взамен я не мог, не знал как, а может, и не хотел. А она это чувствовала, понимала.
Любила ли она меня? Не знаю, может, просто жалела. Ведь я был жалким неудачником, который думал, что что-то из себя представляет. А по сути я был никем. Но она помогла мне поверить, что это не так. Она была всегда той незримой стеной, что не позволяла мне сойти с намеченного пути. Она стала для меня всем и отдала себя всю, без остатка. А что я? Я не смог вернуть то, что одолжил.
И она ушла.
Что я сделал для Луны Лавгуд? Я забрал ее домой.
Я отправил ей сотню писем и не получил ни одного ответа. Кроме одного. Последнего.
В кулаке я сжимал листок бумаги, на котором было написано только одно предложение: «Забери меня домой». Я шел быстрым шагом, едва сдерживая себя, чтобы не сорваться на бег, от того места, где аппарировал. Вокруг исследовательского городка было выставлено защитное поле, ограждавшее экспедицию от нежданных гостей.
«Луна ко мне вернется, и будет по-прежнему», — только и вертелось у меня в голове.
Мои руки дрожали — я пытался убедить себя в том, что я очень взволнован, но наш семейный колдомедик настаивал на том, что это от огневиски. Большого количества огневиски. Нет, я не был алкоголиком, просто это помогало мне расслабиться. Если бы только Луна была рядом… Я бы не пил столько.
Я подошел к главному зданию, и как раз в это время мне навстречу вышел пожилой волшебник в дырявом балахоне. Он нахмурился, с осуждением оглядев меня, покачал головой и махнул мне рукой, приглашая внутрь.
— Где Луна Лавгуд? Я приехал за ней.
— Идемте за мной, мистер Забини.
Мы зашли в маленькую комнатку, ярко освещенную осенним солнцем. Напротив входа, у самого окна, стояла кровать, на которой лежала моя Луна. Её было не узнать. Она выглядела невесомой, кожа была прозрачной, словно бумага, и можно было рассмотреть все тоненькие голубые венки. Некогда розовые губы потрескались и пугали своей синевой. Внутри у меня все сжалось от горечи, я не мог сделать и вдоха. Моя Луна… Как?.. Что?.. Кто?..
— Вчера на очередном испытании она была невнимательна, — сухо произнес маг. — Ядозуб набросился на нее сзади и разодрал всю спину, впрыснув большую дозу своей отравы. Мистер Забини, она умирает.
Словно онемев, я опустился на колени перед ее постелью, прикусив губу до крови, и взял ее за холодную руку. Почувствовал, как слезы заструились по моему сухому лицу. Этого не могло быть! Как же так? В это время Луна открыла глаза и едва заметно улыбнулась.
— Ты пришел, — прошептала она, пытаясь сжать мою руку.
— Конечно, дурёха, как же иначе?
— Блейз, я домой хочу.
— Конечно… конечно…
Я вскочил на ноги, решительно вздохнул и аккуратно, стараясь не причинять боль Луне, взял на руки. Её лицо на мгновение напряглось, но потом морщинки разгладились, и она вновь попыталась улыбнуться. Старый волшебник что-то кричал мне вслед, но я уже не обращал на него никакого внимания.
«Луна хочет домой, к нам домой, и я отнесу ее туда!»
Луна запрокинула голову назад, ресницы затрепетали, а из ее глаз покатились крупные слезы.
— Как спину жжет! — пожаловалась она. — Больно…
Я ускорил шаг, ничего не соображая. Понимал только, что ей плохо. Вот он, мой шанс, вернуть ей то, что она отдавала мне годами. Заботу, ласку и любовь. Теперь я был готов. Теперь я даже готов был отдать свою жизнь за нее.
— Потерпи чуть-чуть, родная. Сейчас-сейчас, уже скоро.
— Жжёт. Не могу больше терпеть, — простонала она. — Помоги мне!
У меня подкосились ноги, и мы упали на траву. Она едва слышно простонала, схватила меня за плечи и прижалась ко мне. Ей было страшно. Мерлин! Я зарычал сквозь зубы от бессилия, понимая, что… все… И я не мог ничего сделать.
— Блейз, — прошептала она, измученно улыбнувшись. — А, может, это у меня крылья за спиной растут?
Из горла вырвался стон, и впервые в жизни я заплакал. По-настоящему, как плачут дети. Я прижался к ее груди и услышал, как отчетливо бьется ее сердце. Луна Лавгуд была сильной женщиной, и ее сердце билось сильно и громко.
Vova
