Вся правда о Драко Малфое

Это был один из самых замечательных дней за всю осень. Такие дни редко выпадают на долю жителей северных районов. День был по-настоящему хорош. Огромное лазоревое небо казалось стеклянным куполом, растянутым над землей. Не было ни облачка, ни ветерка. Запретный лес преобразился, засверкал всеми оттенками желтого и красного. Темные стволы на фоне огненной листвы казались вырезанными из фанеры или нарисованными. Воздух был прозрачен, и казалось, что при желании от него можно откусить кусочек. Утренняя прохлада уже отступила, уступив место ненавязчивой свежести дня, теплоте солнечных лучей. Это был, возможно, один из последних теплых дней в этом году. Было начало октября.

Вдохнув полной грудью пряный, пахнущий водорослями из Черного озера, свежей травой на квиддичном поле и дымом из каминных труб, воздух, Гермиона присела на камень у кромки воды на берегу озера. Ей сегодня было необычайно хорошо. Она даже не могла сказать в точности, почему. Просто утром, едва открыв глаза, она почувствовала, что должно случиться что-то на самом деле хорошее. Это настроение не покидало ее и после завтрака, и после разговора в общей гостиной, когда мальчики собирались на тренировку по квиддичу. Сегодня была суббота, и Гермиона хотела по обыкновению поработать в библиотеке, но странное чувство заставило ее выйти из замка и прийти сюда, к озеру.

Она любила это место. С ним было связано много приятных — и не очень — воспоминаний. Черное озеро, Запретный лес, огромный, словно нависающий над всеми землями замок. Хогвартс. Она любила его едва ли не больше собственного дома. Хотя, пожалуй, на самом деле больше. Не было на свете места, с которым ее связывало бы столько же, сколько со школой. Гермиона не могла представить, что уже через два года она выйдет из этих дверей, чтобы уже никогда не вернуться…

Она отбросила печальные мысли, как отбрасывала ненужный пергамент со стола за каминную решетку. Ей было хорошо. И, в конце концов, два года — это не такой уж и маленький срок. Тем более что впереди предстоят трудные и опасные времена. Сколько раз Гарри говорил с ними об этом? Она уже и не помнит точно. Боже! Гарри. Как он переживает за них, как боится, что они последуют за ним, когда придет время… Он думает, что они — Гермиона и Рон — не догадываются об этом. Все-таки, он наивен, Гарри Поттер. Они никогда не оставят его. Куда бы он ни пошел. Хоть на край света. Хоть в ад. Хоть на битву с Волдемортом…

Размышления Гермионы были прерваны приближающимся шумом и голосами. Двое шли к озеру и ожесточенно спорили друг с другом. Голоса принадлежали юноше и девушке. Гермиона обернулась и тут же узнала их: девушка невысокого роста с тщательно уложенными темными волосами и пронзительно-презрительным взглядом, одетая в мантию с зеленой эмблемой, была, несомненно, Пэнси Паркинсон. А сопровождающий ее юноша (хотя, скорее, наоборот, это именно Пэнси сопровождала его) был, естественно, не кто иной, как Малфой.

Гермиона поморщилась. Меньше всего ей хотелось в такой день встретиться с Малфоем — младшим. Это был тот человек, который мог на счет раз испортить ей настроение, а на два — довести до белого каления какой-нибудь убийственной фразочкой. За долгие пять лет, что Гермиона знала его, она научилась не обращать внимания на то, что говорит или делает Малфой. Однако в последнее время Гарри стал проявлять к нему неподдельный интерес. «Я уверен, Малфой — Пожиратель Смерти!» — твердил Гарри всякий раз, как речь заходила о его злейшем враге. Не так давно опасения Гарри начали подтверждаться. Взять хотя бы таинственный поход Малфоя в «Боргин и Бэркс». Или его поведение в лавке у мадам Малкин. А уж тот номер, что Малфой отколол в «Хогвартс-экспрессе», точно свидетельствует о его причастности к делам Темного Лорда. Так утверждал Гарри. Он был свято уверен в своей правоте. Гермиона не могла с ним согласиться. Она и сама толком не знала, что заставляет ее оправдывать Малфоя. Он не ангел — это уж точно. И вообще он вполне гадкий и скользкий типчик. И попортил Гарри, ей и Рону уже немало крови. Но все же она никак не могла заставить себя поверить в то, что он — Пожиратель. Это не укладывалось в голове. Возможно, она просто хотела думать, что он лучше, чем кажется? Чем есть на самом деле…

Малфой в сопровождении Паркинсон быстро приближался к берегу озера. Он выглядел не то уставшим, не то разозленным. Пэнси беспрерывно что-то говорила, временами ее голос срывался на крик, точнее, на какой-то крысиный писк, от которого Гермиону передергивало. Малфой отвечал ей короткими тихими фразами, от которых Пэнси начинала еще больше горячиться. В пылу спора ни один из них не заметил, что на берегу кроме них есть кто-то еще. Подойдя вплотную к Гермионе, слизеринская парочка остановилась у старой кряжистой ивы. Из-за ее ствола Гермиону не было видно. А вот Гермионе было все прекрасно слышно. В первый момент девушка хотела встать и уйти или хотя бы кашлянуть, чтобы дать о себе знать. Но, прислушавшись, тут же передумала. Гермиона затаила дыхание и мысленно возопила: «Почему у меня нет с собой мантии-невидимки?!» Разговор по ту сторону ивы был весьма и весьма интересным.

— Как ты можешь так говорить?! — воскликнула Паркинсон чересчур высоким голосом. — Это для тебя ровным счетом ничего не значит? Все, что было?!

— Ничего не было, Паркинсон, — лениво, словно сытый кот, играющий надоевшей мышью, ответил Малфой. — С чего ты взяла, что для меня это может что-то значить?

— Ты… ты эгоист, Драко! — в голосе Паркинсон появились опасные нотки. Казалось, еще секунда — и она перейдет на ультразвук. — Ты не можешь так поступить! Я — тоже дочь известного семейства. Наши родители…

— Мне нет дела до твоих родителей, — перебил Малфой небрежно и привалился к стволу ивы (Гермиона могла бы поклясться, что в этот момент он по привычке скрестил руки на груди и уставился на Пэнси своим коронным непроницаемо-высокомерным взглядом. И скорее всего, он предавался любимому занятию — ухмылялся).

Пэнси издала не то стон, не то всхлип. Он был похож на предсмертный писк летучей мыши. У Гермионы по спине побежали мурашки.

— Не говори так! — чуть не плача, запричитала Паркинсон. — Ведь мы предназначены друг другу! И я совершенно не понимаю, причем тут Темный Лорд…

— Заткнись, Паркинсон! — прошипел Малфой. — Еще одно слово о Темном Лорде, и тебя будут соскребать с травки под башней Астрономии!

Гермиона напряглась. Это уже что-то интересное! Казалось, вся она превратилась в слух. Она уже не могла уйти.

Пэнси еще пару раз всхлипнула. Потом необычайно резко сменив тембр голоса на низкий и хрипловатый от слез, сказала:

— Хорошо. Я уйду. Не буду тебе мешать. Если ты и вправду делаешь это во имя Темного Лорда… Не важно, что именно. Меня это не интересует. Конечно, если тебе понадобится моя помощь…

— Мне НЕ понадобится, — Малфой с нажимом произнес это «не».

Пэнси несколько секунд собиралась с мыслями. Малфой не давал ей ни одного шанса уговорить себя.

— Драко… — голос девушки дрожал. — Скажи мне только одну вещь… Это ведь не из-за другой девушки?

— О, Боже, Паркинсон! — Малфой театрально вздохнул («Наверное, опять закатывает глаза», — с раздражением подумала Гермиона). — Ты бываешь просто невыносимо тупа! Нет, просто непроходимо тупа! Порой мне хочется спросить, не родственник ли тебе Хагрид!

— Как ты можешь… — Пэнси задохнулась от возмущения.

— Хватит! — Малфой властно прервал бурную реплику своей подружки. — Я больше не желаю об этом говорить. Мы должны расстаться. Тебе ясно? Это конец. Все. Так надо. Причины тебя интересовать не должны. И только попробуй заикнуться хоть одной живой душе о том, что ты слышала.

Повисло напряженное молчание. Пэнси обдумывала услышанное, с усердием теребя рукав мантии. Наконец, она выдавила:

— Хорошо. Я все сделаю, как ты скажешь. Но знай — если это из-за другой девушки, это ее будут отскребать от травки…

Малфой фыркнул.

— Не бросай на ветер угроз, Паркинсон. Они имеют свойство приходить в исполнение. И хватить распускать слюни. Ты все-таки носишь известную фамилию и должна поддерживать ее честь и авторитет. К тому же, ты из Слизерина. Так что стоп. Хватит. Иди в замок.

Пэнси всхлипнула и, пробубнив что-то вроде «Пока», бросилась бегом в сторону главных ворот.

Малфой остался стоять на берегу озера. Он прижался к теплому, пахнущему осенью, землей и туманом стволу ивы и, по-кошачьи прищурив глаза, стал смотреть на сверкающую сталью гладь озера. Солнечные блики играли на его светлой коже, придавая ей схожесть с мрамором. Сейчас он, правда, был похож на мраморное изваяние. Красивое и очень холодное. Легкий ветерок коснулся его щеки, пробежал по светлым волосам. Ветер принес запах.

Гермиона услышала все, что хотела и могла услышать. Теперь было бы неплохо убраться от Малфоя подальше подобру-поздорову, пока он не увидел ее и не понял, что она все слышала. Сейчас Гермиона была уязвима — ее лучшие друзья на тренировке и думают, что она всего-навсего пошла в библиотеку. «Может, стоит воспользоваться Оглушающим заклятьем? Малфой все равно меня не видит, так что подозревать не станет… И на моем месте он не стал бы церемониться, возможно, сразу бы бросился Убивающим Заклятьем!» Думая так, Гермиона почувствовала, как ее захлестывает гнев. Все ее хорошее настроение, сопутствовавшее ей с утра, улетучилось в одно мгновение. И всему виной был он, Драко Малфой. Не раздумывая больше, Гермиона опустила руку в карман и нащупала палочку.

— Не стОит, Грейнджер, — вдруг услышала она.

От неожиданности Гермиона вздрогнула и выронила палочку в траву. «Кошмар!» — только и успела подумать она, как из-за дерева выглянул усмехающийся Малфой. Гермиона потянулась к палочке, но слизеринец, заметив ее в траве, наступил на палочку идеально вычищенным ботинком. Палочка угрожающе хрустнула.

— Отдай мою палочку, Малфой! — бледнея, прошипела Гермиона. Девушка боялась представить, что Малфой может сделать с ней после того, как узнал, что она за ним шпионила. Пусть это случилось не по ее вине, но ему-то этого не докажешь!

— Какую палочку? — издевательски протянул Малфой, изогнув брови в наигранном удивлении. — Вот эту? — он наклонился и подобрал палочку Гермионы.

С замиранием сердца девушка смотрела, как он вертит в тонких ухоженных пальцах ее волшебную палочку. Гермиона не могла вымолвить ни слова, будто голос перестал повиноваться ей. Как, впрочем, и все тело. Малфой приковал ее к месту своим пронзительным ненавидящим взглядом.

— Отдай, — одними губами прошептала Гермиона, чувствуя, что страх переходит в стадию паники. «Так, успокойся! — сказала она себе. — Это всего лишь Малфой… Что он тебе сделает? Мы же в школе… Здесь Дамблдор. И Гарри. И вообще — это всего лишь Малфой!»

Слизеринец еще несколько секунд рассматривал палочку, а потом, не обращая на требование Гермионы никакого внимания, засунул ее палочку в карман своих черных брюк. Гермиона, секунду назад бледная, как покойник, тут же залилась ярким гневным румянцем:

— Ты, что, не слышал меня?! — завопила она. Ее крик эхом полетел над озером. — Я сказала — немедленно отдай мне мою волшебную палочку, гадкий самовлюбленный слизняк!!!

— О! — протянул Малфой и сделал шаг навстречу Гермионе. Она тут же отпрянула. — А это у тебя входит в привычку, грязнокровка Грейнджер!

Гермиона все еще кипела от злости, но удержалась, чтобы не стукнуть Малфоя. Все равно это не принесло бы пользы — он был выше и сильнее, к тому же он парень. И сейчас его лучше было не злить. На его стороне была сила и его волшебная палочка. У Гермионы сейчас не было ни того, ни другого.

— Тебе нравится меня обзывать, да, грязнокровка? — спросил Малфой, подходя еще ближе. Гермиона отступила и почувствовала, что уперлась спиной во что-то твердое и неровное. Малфой прижал ее к дереву, отступать стало некуда.

Гермиона собрала все свое самообладание и, вздернув подбородок, ответила:

— Мне не нравится вообще ничего, что связано с тобой, Малфой! Ты просто клоун, хотя и злобный. Мне жаль тебя…

Гермиона сама вдруг испугалась собственных слов. Жалеть Малфоя? Да кто он такой, в конце концов? Слащавый ублюдок, папенькин сынок! В нем нет ничего святого. За что его можно жалеть?!

На секунду лицо Малфоя исказилось от отвращения и гнева, но он гораздо лучше, чем Гермиона, умел держать себя в руках. Натянув на лицо привычную высокомерную усмешку, он бросил:

— Если тебе нужна твоя палочка, приходи сегодня в полночь в коридор на восьмом этаже. Если, конечно, не испугаешься.

Гермиона потеряла дар речи от такой наглости. Но это был еще не предел.

— Да, — добавил Малфой, уже собираясь уходить. — И не смей ничего говорить своим дружкам, особенно святому Поттеру. Если я узнаю — а я обязательно узнаю — можешь заказывать себе у Олливандера новую палочку! Хотя постой… — Малфой вдруг остановился и, сверкнув глазами, протянул. — Ах, да, ведь лавочка старого пня теперь закрыта! Не правда ли, интересный поворот судьбы? — и, расхохотавшись холодным театральным смехом, удалился.

Гермиона, оглушенная, сползла по стволу ивы на землю. Что он только что говорил ей? Куда нужно прийти? Чего нельзя делать?.. «Боже, во что же я влипла?!» — страдальчески подумала Гермиона, закрывая лицо руками. Страх и гнев отобрали у нее много сил, и теперь ей необходимо было просто посидеть и подумать. Жаль, что она ничего не может рассказать Гарри и Рону…

«Стоп! — Гермиона вскинула голову, споря сама с собой. — Почему это я не могу рассказать все Гарри? С каких это пор я слушаюсь Малфоя?! Не станет же он, в самом деле, ломать или сжигать мою палочку? Что ему с этого? И вообще, если сказать Дамблдору…»

«Ты этого не сделаешь, — вдруг сказал внутренний голос. — Не пойдешь ни к Дамблдору, ни к Гарри. Никому ничего не расскажешь»

«Но почему?» — все еще сопротивлялась Гермиона.

«Потому что у тебя есть шанс узнать, что задумал Малфой, — тут же ответил внутренний голос. — И поэтому пока лучше играть по его правилам. А потом уже можно будет все рассказать мальчикам. Полезно будет разубедить Гарри в том, что Малфой — Пожиратель Смерти».

— Или доказать, — тревожно подытожила Гермиона вслух.

От звука собственного голоса девушке стало не по себе. Передернув плечами, Гермиона встала и направилась в замок. Гулять ей уже не хотелось, хотя над озером, над лесом, над замком все еще сверкало перламутровое ослепительно-голубое небо. Самый замечательный октябрьский день был в самом разгаре.

* * *

— Чего ты такая хмурая, Гермиона? — спросил Гарри за обедом.

— Ничего, Гарри, все хорошо, — соврала Гермиона, нанизывая на вилку оливки и кусочки маринованных шампиньонов.

Тренировка по квиддичу сегодня затянулась, поэтому ребята прибежали в Большой зал на обед прямо в форме, обсыпанные пылью и с травяными пятнами на локтях и коленях. У Гарри на руке была свежая царапина, а Рон старательно пытался скрыть огромный лиловый фингал, медленно наливающийся под его правым глазом.

— Бладжер, — буркнул Рон, когда удивленная Гермиона спросила, откуда он взялся.

— Ага, — кивнула улыбающаяся во весь рот Джинни. Она выглядела опрятней и свежей, чем мальчики. — Бладжер по имени Кормак Маклагген…

— Ты подрался с Маклаггеном?! — Гермиона подпрыгнула от удивления и возмущения. — Но почему?!

— Он… — Рон понизил голос и, наклонившись к самому уху Гермионы, пробурчал, — он о тебе плохо отзывался.

— В каком смысле плохо? — спросила Гермиона, по-учительски строго сдвинув брови.

— Ну… — замялся Рон. — Он говорил, что ты — заучка…

— Ой, ладно, Рон! — вмешалась в разговор Джинни. — Он всего лишь сказал, что Гермионе стоит поменьше заниматься уроками и обратить внимание на такого красавца, как великолепный Кормак!

— Это правда? — спросила Гермиона.

Джинни засмеялась и кивнула. Рон тут же приобрел цвет свежевыжатого свекольного сока.

— Подумаешь! — пробубнил он в тарелку. — Все равно я его достану!

Гарри, чувствуя, что назревает разбирательство (он уже понял по глазам Гермионы, что она так просто не оставит этот вопрос с Маклаггеном), предложил Рону побыстрее доедать и отправляться в душ.

— Можешь не торопиться, Уизли, — неожиданно раздался голос за их спинами. Гермиона почувствовала, как проваливается вниз ее сердце. У гриффиндорского стола стоял Малфой. — Тебе все равно поможет только недельное отмачивание в стиральном порошке… А твоим шмоткам — уже вряд ли. Скажи, сколько поколений твоих братцев носили этот свитер?

Казалось, покраснеть сильнее, чем он уже был, Рон не сможет. Однако Гермиона заметила, как щеки, лоб и даже уши Рона приобретают все более насыщенный бордовый оттенок. Она осторожно положила свою руку на его. За соседними столами уже начали прислушиваться к разговору.

— Оставь нас в покое, Малфой, — отчеканила Джинни, сверля слизеринца взглядом.

Он и бровью не повел.

— О, смотрите-ка! Крошка Уизли умеет говорить! Тебе-то повезло больше, чем твоему братцу, ты в семье вроде как единственная дочь, хотя по тебе и не скажешь. Разве не здорово не надевать обноски? О, нет, я понял! — Малфой наигранно изумился своей догадке. — Ты, наверно, донашиваешь за своей дрянной мамашей!

Слизеринский стол разразился хохотом. Рон вскочил со скамейки и схватил Малфоя за ворот мантии. Тут же к ним подскочили невесть откуда взявшиеся Крэбб и Гойл, которые сразу оттащили Рона от своего предводителя. Гарри тоже поднялся из-за стола и встал рядом с Роном.

— Придержи язык, Малфой! — сказал Гарри твердо. — Иначе пожалеешь, что вообще открыл рот.

— Угрожаешь мне, Поттер?! — Малфой явно получал удовольствие от перебранки. — Давай, вперед! Будет что вспомнить на твоих похоронах!

Гарри побледнел. Гермиона увидела, как набухла и запульсировала жилка на его виске — верный признак того, что Гарри вот-вот взорвется. С места вскочила Джинни:

— Тебе нечего больше делать, Малфой? — звонко, на весь Большой Зал, спросила она. — Поприставай к Филчу, все полезнее будет! Один другого непременно уморит! Или может быть, ты к Гарри неравнодушен?

В зале наступила тишина. Преподаватели заинтересованно оглянулись на учеников. Гермиона увидела, как в одно мгновение краска сбежала с лица Малфоя. Рот его искривился в приступе ярости.

— А ты… — прошипел он сквозь зубы. — Ты заткнись, поттеровская подстилка!

Бум! Тут же последовал удар. Бах! Затем — второй — звук упавшего на пол тела. Преподаватели повскакали с мест. Первым к гриффиндорскому столу подлетел разгневанный Снейп.

— Поттер! — взревел декан Слизерина. — Пятьдесят очков с Гриффиндора!!! Что вы себе позволяете?!

Подоспевшая профессор Макгонагалл грозно посмотрела на Гарри поверх своих очков, но решение Снейпа о снятии баллов оспаривать не стала. Наклонившись, она попыталась помочь Малфою встать с пола. Однако тот не желал, чтобы ему помогали. Выдернув локоть из услужливых рук профессора, Малфой самостоятельно встал. Даже не встал — подскочил, как ужаленный.

— Ты еще пожалеешь об этом, Поттер! — завопил он в ярости. На его левой скуле отчетливо виднелся отпечаток кулака Гарри, начавший наливаться краснотой. — Ты будешь умолять, чтобы тебя отправили к твоей мамочке-маггле!!!

— Мистер Малфой! — строго воскликнула профессор Макгонагалл. — Я попрошу вас воздержаться от подобного рода заявлений! Мистер Крэбб, проводите мистера Малфоя в больничное крыло к мадам Помфри.

Малфой скривился. Буркнув: «Сами вы идите в больничное крыло!», он развернулся, стремительно пересек Большой Зал и выскочил вон. За ним, еле поспевая, кинулись его дружки.

— Мистер Поттер, — Макгонагалл перевела взгляд на Гарри. — Потрудитесь объяснить, что произошло? Почему вы ударили мистера Малфоя?

Гарри стиснул зубы. Не глядя профессору в глаза, он ответил:

— Он оскорбил меня.

— О, ну, конечно же! — тут же вмешался Снейп. — Великий Гарри Поттер не терпит, когда мимо него проходят, не отвесив поклон! Не лгите, Поттер! Лучше скажите правду — почему вы напали на мистера Малфоя? Вы не можете сдерживать агрессию? Или у вас действительно мания величия?

Гарри проигнорировал выступление Снейпа, приведя того в бешенство.

— Мистер Поттер, — взяла слово профессор Макгонагалл. — Каковы бы ни были причины того, что вы сделали, это не дает вам права выяснять отношения подобным образом. Подумайте, какой пример вы подаете младшим ученикам? Сожалею, но мне придется наказать вас не только снятием баллов с факультета.

Гарри понуро уставился на свои квиддичные ботинки, продолжая молчать. Макгонагалл вздохнула:

— Жду вас в моем кабинете в понедельник после занятий.

Гарри кивнул. Не совсем удовлетворенная таким ответом, Макгонагалл все же удалилась.

— Надеюсь, ваши отработки не повлияют на игру команды, Поттер, — злорадно протянул Снейп. — Что ж, это всего-навсего справедливость. Вы ведь вывели из строя слизеринского ловца… — криво усмехнувшись, Снейп бросил на Гарри полный отвращения взгляд и поспешил занять свое место за преподавательским столом.

Гарри сел рядом с уже успокоившимся Роном и Гермионой. Ученики начали потихоньку перешептываться, и вскоре Большой Зал наполнился привычным многоголосым гулом. Теперь можно было и поговорить. Правда, никому из троих друзей говорить не очень-то и хотелось. Рон скрипел зубами и шептал проклятия в адрес Малфоя, с аппетитом заедая их пудингом с мясом. Гермиона была погружена в собственные размышления по поводу сегодняшней ночи. Гарри же просто сидел и смотрел в тарелку. Он не притронулся ни ко второму, ни к третьему и пришел в себя только тогда, когда услужливые домовые эльфы подали сладкое. Он поднял голову и осмотрел гриффиндорский стол.

— А где Джинни? — спросил он с тревогой.

Гермиона тут же отвлеклась от своих мыслей и, так же, как и Гарри, оглядела стол своего факультета. Джинни за столом не было, и Гермиона не помнила, чтобы она уходила.

— Рон! Где твоя сестра? — Гермиона толкнула беспрестанно жующего Рона по локоть так, что тот едва не подавился.

— Офкува я жнаю?! — недовольно пробурчал Рон, прожевывая приличный кусок пирога с патокой. — Мовет, пофла в дуф или в свою комнафу?

— Ты видел, как она выходила? — спросил Гарри, поднимаясь с места.

— Нет, а фто? — пожал плечами Рон.

Гарри посмотрел на Рона со смесью гнева и раздражения.

— Она пропала сразу, как только я ударил Малфоя! — воскликнул Гарри.

Рон уставился на своего друга. Гермиона вдруг что-то поняла.

— Брось, Гарри! — заговорила она не очень уверенно. — Не думаешь же ты, что Джинни…

— Беспокоится о Малфое? — закончил за нее Гарри. — Знаешь, это первое, что приходит в голову.

Гермиона попыталась мирно улыбнуться, чтобы Гарри перестал быть таким уверенным на этот счет, но не смогла. Она вдруг почувствовала, что думает точно то же самое. Рон перевел недоумевающий взгляд с нее на Гарри и обратно.

— Да нет! — замотал он головой, как собака, вылезшая из воды. — Нет, не может быть! Чтобы Джинни — и Малфой?

— Я тоже так думаю, — неожиданно получив поддержку, Гермиона решила перейти в наступление. — Не надо делать поспешных выводов, Гарри. Мы же все знаем, что Джинни встречается с Дином. И потом, после того, что Малфой сказал ей, думаю, у нее вряд ли возникнет желание вообще когда-либо ее видеть.

— Вот — вот! — подтвердил Рон. — Может, она из-за этого не захотела остаться и вернулась в свою комнату. Не переживай ты так, Гарри! Джинни уже не маленькая, она сама разберется. А про Малфоя даже не думай. Какая нормальная девушка будет встречаться с таким ублюдком и отморозком?!

— Хорошо, убедили, — кивнул Гарри неохотно. — Все равно нужно ее найти и поговорить. Вам не кажется, что стоит ее поддержать после того, что этот мерзавец тут наговорил?

— Как хочешь, — пожал плечами Рон. — Лично я собираюсь закончить обед, я после квиддича страшно голодный. А ты сходи, если хочешь.

Гарри кивнул и вышел из-за стола. Уже у дверей Большого Зала его догнала Гермиона.

— Я думаю, — сказала она, переводя дух, — я догадываюсь, где можно искать Джинни…

Гарри молча кивнул. Это означало, что он не против компании Гермионы. Вместе они пересекли холл и вышли на улицу. Яркое осеннее солнце сразу ослепило их. Было тепло, пахло бессмертником и хвоей. Возле хижины Хагрида поднимался дымок — лесничий жег опавшие листья, перерабатывая их для своего огорода.

— Ты думаешь, она на стадионе? — спросил Гарри, прищуриваясь на ярком солнце.

— Возможно, — кивнула Гермиона. — Она любит летать. Прямо как ты. Это помогает ей отвлечься. Думаю, если она не там, то уж наверняка где-нибудь, где мы ее не найдем. Ты же знаешь Джинни. Она никому никогда не рассказывает о своих печалях…

Гарри кивнул. Да, он очень хорошо знал Джинни. Он переживал за нее и любил, как сестру. Или… Только ли, как сестру?

* * *

Джинни, действительно, была на стадионе. Она носилась в нескольких ярдах над землей, вырисовывая в воздухе правильные восьмерки. Это кружение прерывалось только тогда, когда Джинни пыталась отвлечься и отработать один из приемов игры — резко задирала метлу вверх, а потом уходила в крутое пике, тормозя и выравнивая метлу у самой земли. В принципе, ей, как Охотнику, знание такого приема было не обязательно. Но в душе Джинни была ловцом. К тому же она очень любила полет. Полет, скорость и опасность.

— Джинни!

Она не сразу услышала, что ее кто-то зовет. Притормозив, Джинни разглядела на поле две фигурки — высокая, лохматая фигура в квиддичной форме и фигурка поменьше, тонкая, в синем свитере и с копной каштановых волос. Джинни тут же спустилась на траву. Гари и Гермиона подошли к ней.

— Как ты? — участливо спросила Гермиона.

— Нормально, — отмахнулась Джинни. — Вы, что, думали, что я расстроюсь из-за этого придурка?

Гарри с Гермионой переглянулись.

— Вы и в самом деле так думали? — Джинни выдавила усмешку. — Бросьте! Мне наплевать, что он там городит, лишь бы от него не было проблем… Зря ты ударил его, Гарри. На виду у всех учителей… Теперь тебя, должно быть, накажут…

— Как ты может так спокойно ко всему относиться?! — Гарри вскипел от негодования. — Он ведь назвал тебя… Этот ублюдок назвал тебя…

— Не важно, — тряхнула головой Джинни. — Мне не важно, кем там он меня считает. Важно, что обо мне думают мои друзья. И что с этими друзьями происходит. Скажи, тебя ведь наказали?

— Да, — ответила за Гарри Гермиона. — Он должен быть на отработке в понедельник у Макгонагалл… — в это же время Гермиона подумала: «Почему я не хочу рассказать все Гарри? Что такого может случиться? Ведь Малфой ничего не может со мной сделать, правда?»

И тут Гермиону осенила догадка: он подходил к гриффиндорскому столу не просто так, чтобы поплескать на них своей желчью и нарваться на драку. Малфой все делал с умыслом, порой одному ему понятным. Вот и сейчас. Он подходил, чтобы выяснить, рассказала ли Гермиона кому-нибудь из своих друзей об утреннем происшествии у озера или нет. И теперь точно знал, что она не проболталась, иначе первое, что сделали бы Гарри и Рон — так это набросились на Малфоя с кулаками и требованием немедленно вернуть ее палочку. «Что ж, — хмыкнула Гермиона, — Нет худа без добра. Интересно только, зачем ему встречаться со мной ночью, если можно отдать палочку в любой момент — у нас ведь много совместных уроков… Определенно, он что-то задумал».

Беседуя сама с собой, Гермиона не заметила, как Гарри и Джинни отошли от нее на приличное расстояние и встали у трибун, увлеченные разговором. Гарри все же хотел узнать, как Джинни отнеслась к высказыванию «этого ублюдочного хмыря Малфоя». Почему-то ему не верилось, что можно пропустить подобное мимо ушей.

— Да все в порядке, Гарри! — улыбалась уже совершенно искренне Джинни. — Ты же знаешь, он вечно несет всякую чушь. Мне, честно, наплевать! Я не Рон, и не буду взвиваться и строить из себя оскорбленную невинность при каждом выпаде этого придурка Малфоя. Он ведь только этого и добивается.

Гарри посмотрел на Джинни недоверчиво, но все же кивнул.

— Пойми, за каждым вашим ответом на его очередную колкость последует еще одна, неприятней предыдущей, — Джинни со вздохом погладила древко метлы и подняла глаза к безоблачному небу. — Это замкнутый круг. Чтобы не попасть на его удочку, лучше вообще не замечать его существования.

— Ты права, — Гарри снова кивнул и так же устремил взгляд в небо. — Не стоит об этом думать. Сегодня отличная погода, может, полетаем? — спросил он вдруг на удивление самому себе.

Джинни засмеялась:

— Ты еще не устал на тренировке?

— Нисколько, — поспешно замотал головой Гарри, заставив Джинни вновь улыбнуться.

— Тогда давай, — согласилась девушка, седлая метлу.

— Я только сбегаю за «Молнией», я оставил ее в раздевалке, — Гарри поспешно развернулся и припустил бегом в сторону раздевалки. Он даже не обратил внимания на то, что с поля незаметно для них обоих исчезла Гермиона.

* * *

— Что я здесь делаю? — уже в который раз вопрошала себя Гермиона, несколько часов спустя поднимаясь по лестнице на верхний этаж замка.

Серебристо-молочный свет нарождающегося месяца, льющийся из высоких стрельчатых окон, пересекал лестницу яркими полосками. В лучах клубились пылинки, будто взвихренные снежинки или серебряные брызги фонтана. Если бы она не чувствовала, что ее поджидает какая-то неприятность, она, может быть, даже остановилась бы, чтобы полюбоваться их ночным вальсом в лунном свете. Но сейчас ее целиком занимали другие мысли. Во-первых, ее беспокоило то, что она нарушает основное школьное правило — крадется по школе в первом часу ночи, когда все приличные ученики уже давно сладко спят в своих кроватях. Хотя… можно списать это на обязанности старосты… Во-вторых, она очень сомневалась, найдет ли тот коридор, о котором говорил Малфой, и если найдет, то не встретит ли там Филча или, того хуже, Снейпа. Вполне в духе Малфоя было устроить лучшей ученице Гриффиндора такую подлую ловушку. Ну, и, в-третьих, даже если там будет сам Малфой, то, что он скажет? Что будет делать? Он наверняка потребует что-то взамен ее палочки. Но вот что? Что он задумал? Что ему нужно? И связано ли это как-нибудь с тем делом, что поручил ему Темный Лорд?..

Думая так, Гермиона преодолела, наконец, последний лестничный пролет и оказалась в главном коридоре восьмого этажа. Коридор был тих и безлюден. Никаких признаков того, что в нем находится кто-то кроме нее, не было. «Лишь бы не встретить Пивза», — скривившись, подумала Гермиона. Она решила, что, если в ближайшие десять минут не отыщет Малфоя, то просто пойдет спать, а завтра все расскажет Гарри. Или даже лучше Дамблдору.

Вздохнув и посильнее закутавшись в тонкую пижамную рубашку — в школе по ночам было довольно холодно — Гермиона осторожно пошла вдоль стены коридора с высокими арочными окнами. Здесь света было намного меньше, месяц скрылся за башней Астрономии. В окна проникал только его слабый отблеск, так что Гермионе через несколько шагов пришлось вытянуть вперед руки и продвигаться на ощупь.

«Вот черт! — подумала она с досадой. — И ведь даже палочки нет, чтобы посветить!» Тут же Гермиона безрадостно усмехнулась — будь у нее палочка, она ни за что даже не сунулась бы в этот коридор посреди ночи, зная, что ее будет поджидать Малфой. «Что ж, решение принято», — подумала девушка твердо и быстрее зашагала по коридору.

Главный коридор восьмого этажа был не таким уж длинным. Вскоре Гермиона уперлась в сплошную стену, справа и слева открылись коридоры поменьше.

— Вот дьявол! — прошептала в сердцах Гермиона. — И где мне искать этого чертова Малфоя?!

Вдруг девушка услышала шорох мантии, звук быстрых шагов и, не успев обернуться, почувствовала, как чья-то холодная рука зажала ей рот. Гермиона пискнула от неожиданности и страха, колени ее тут же задрожали, ноги стали ватными.

— Тшшш… — услышала она шепот над самым ухом. Щеку девушки обожгло чье-то горячее дыхание. — Не стоит привлекать внимание, Грейнджер. Где-то здесь бродит Филч.

«Малфой!» — с яростью подумала Гермиона и дернулась, высвобождая закрытые губы. Малфой не стал ее держать. Гермиона резко обернулась и встретилась глазами с горящим взором его серебристо-стальных глаз.

— Я пришла, — выдохнула она. — Верни палочку, Малфой.

Слизеринец усмехнулся, прищурив глаза, и протянул полушепотом:

— Не здесь, Грейнджер. Мне надо с тобой поговорить.

Гермиона несколько секунд колебалась, а потом тряхнула головой:

— Хорошо. Где ты хочешь поговорить? Классы закрыты, к тому же, как ты сам заметил, где-то поблизости бродит Филч…

Малфой усмехнулся еще сильнее и, сложив руки на груди, сказал:

— Не торопись, Грейнджер. Всему свое время.

Затем он вдруг схватил Гермиону за руки и, не дав ей опомниться, накинул ей на глаза черную повязку. Гермиона почувствовала, как затянулся на ее затылке тугой узел, с корнями выдирая ей волосы.

— Что ты делаешь, мерзавец?! — зашипела девушка.

— Попрошу без оскорблений, — хмыкнул Малфой и замолчал. Не отпуская рук Гермионы, он потянул ее куда-то. Девушка поняла, что они ходят взад-вперед. Наконец, Малфой протолкнул ее в какую-то дверь (Гермиона слышала, как скрипнули петли и щелкнул замок) и отпустил ее. Гермиона тут же сорвала с глаз повязку, чувствуя, что вся ее решимость, с которой она шла на это «свидание», с каждой секундой все быстрее улетучивается, уступая место страху и отвращению.

Гермиона огляделась. Они стояли в небольшой комнате, похожей на гостиную, тускло освещенной несколькими свечами и пылающим в камине огнем. Определенно, она никогда раньше не видела этой комнаты.

— Где мы? — спросила Гермиона шепотом, не сообразив, что теперь их никто не услышит.

— Догадайся, — пожал плечами Малфой, скинув с плеч мантию и оставшись в одной черной рубашке и шерстяных черных брюках, прошествовал к камину и растянулся в кресле, как лев после удачной охоты.

Гермиона снова осмотрелась. Комната была не слишком большой, но довольно уютной. Несколько картин с пейзажами по стенам, отделанным в пастельных тонах, высокие узкие окна, сквозь которые лился молочный свет луны; пара удобных низких кресел перед жарко горящим камином, резной столик с письменными принадлежностями. И… кровать? Да, действительно, в глубине комнаты Гермиона увидела кровать под тяжелым бархатным пологом цвета спелой вишни. Было похоже, что это — чья-то спальня. Только Гермиона не могла припомнить, чтобы кто-то, кроме, естественно, преподавателей, имел отдельную комнату в нежилой части замка… И тут девушку осенило.

— Выручай-комната!

Малфой самодовольно улыбнулся, не отводя взгляд от огня, пляшущего в камине.

— Зачем ты привел меня сюда? — спросила Гермиона раздраженно, с опаской поглядывая в сторону кровати.

— Я же сказал, — медленно, словно неохотно ответил Малфой. — Мне нужно с тобой поговорить.

— Так говори! — воскликнула Гермиона, теряя терпение. — И, будь добр, верни мне, наконец, мою палочку!

Малфой метнул в сторону Гермионы недобрый взгляд, от которого девушка поежилась. Это не укрылось от его глаз, и слизеринец усмехнулся еще более самодовольно и устрашающе, чем когда-либо. Поднявшись с кресла, он подошел к Гермионе вплотную, заставив девушку инстинктивно отпрянуть от него.

— А ты не такая смелая, когда рядом нет твоего золотого Поттера и этого ничтожества Уизли, — сладким голоском пропел Малфой, склоняясь чуть ли не к самому ее лицу.

Гермиону охватила дрожь. Собравшись с силами, она выдавила:

— Я не собираюсь играть в твои игры, Малфой! Отдавай мне палочку и катись ко всем чертям!

Малфой отодвинулся от Гермионы и отрешенно взглянул на сверкающий за окном месяц. При этом глаза его наполнились каким-то нечеловечески холодным сиянием.

— Ты не находишь, что это довольно невежливо, а, грязнокровка? — спросил он тихо, и от его голоса у Гермионы все сжалось внутри. — Я пригласил тебя для мирной беседы, но, видимо, гриффиндорцам такое понятие незнакомо. Естественно, переговоры — не ваш конек. Гораздо проще сразу залепить пощечину или двинуть кулаком в челюсть… — при этих словах Малфой невольно побледнел и прикоснулся рукой к левой скуле, где все еще виднелся след от его «мирной беседы» с Гарри.

— Что тебе надо, Малфой?! — затравленно прохрипела Гермиона.

— Ничего такого, что ты не могла бы мне предложить, — ответил слизеринец, бросив на девушку хищный взгляд.

Гермиона поняла, что еще пара минут таких прений — и у нее случится истерика.

— Я не собираюсь тебе ничего предлагать, — проговорила она. — Ты отнял мою собственную палочку, и я не обязана давать тебе что-то взамен! Я могу пойти к Дамблдору…

— Можешь, — кивнул Малфой. — Но не пойдешь.

— Откуда тебе знать?! — выкрикнула девушка.

Малфой поморщился, но все же ответил:

— Оттуда. Ты же хочешь знать, какое задание поручил мне Темный Лорд?

Гермиона замерла от удивления. Малфой хочет поделиться с ней своим секретом?! Не может быть… Мир перевернулся… да нет же, он просто хочет, чтобы она дала ему что-то, а потом просто сделает вид, что ничего не знает и не говорил. Это же всего лишь Малфой!

— Мне все равно, какие грязные делишки ты проделываешь с компанией Волдеморта и твоего папаши! — выпалила Гермиона, не задумываясь.

В тот же миг лицо Драко исказилось от гнева:

— Не смей! — зашипел он змеей. — Не смей говорить о моем отце, грязнокровка!

— А ты не смей называть меня грязнокровкой, мерзкий ублюдок! — выплюнула Гермиона ему в лицо.

Малфой заскрипел зубами. Щеки его покрыл гневный румянец.

— Ты пожалеешь, грязнокровка! — процедил он. — Вы все пожалеете, особенно твой ненаглядный Поттер! Противно смотреть, как вы все носитесь с ним, как с тухлым яйцом, а он, в благодарность вам, подкидывает все новые неприятности! Да, похоже, вы достойны того, чтобы называться ему друзьями! Такие же безмозглые, тупые болваны, обреченные вместе с ним на смерть!

— Ты не имеешь права так говорить! — вспыхнула Гермиона. — Ты не пережил и сотой доли того, что довелось пережить Гарри!

Малфой залился холодным, безумным смехом:

— О, да, святой Поттер, Мальчик-Который-Всех-Ужасно-Достал! Бедный и несчастный, сражался с Темным Лордом и сбежал с позором!

— Ты не был там! — взвизгнула от негодования Гермиона. — Не был и ничего не знаешь!!! Ты… ты… скользкий, грязный мерзавец!!! Ненавижу тебя!!!

— А вот это ты зря, Гермиона, — выдохнул Малфой.

Гермиона никогда не слышала, чтобы ее имя произносили подобным голосом. Еще никогда в жизни она так сильно не пугалась от звука собственного имени.

— Что ты хочешь сделать, Малфой?! — дрожащим голосом спросила она, видя, как слизеринец стремительно приближается к ней. Она отступила на шаг, на два… Наконец, ее спина ощутила холодный камень стены. Гермиона вздрогнула.

— Показать, кто ты такая на самом деле, грязнокровка, — ответил Малфой, и в голосе его сквозило презрение и ненависть.

— Я знаю, кто я! — завопила Гермиона. — Не подходи ко мне, я буду кричать!

— Кричи, — бесцветным тоном ответил Малфой. — Все равно в эту комнату никто не может войти, пока мы здесь. Надеюсь, ты в курсе?

Гермиона похолодела. А ведь он прав… Как же она сразу не догадалась…

— Прочь… — прохрипела Гермиона, чувствуя, что сознание вот-вот ее покинет. — Прочь! Не приближайся ко мне, Малфой, грязный ублюдок! Не смей меня трогать, иначе…

— Иначе — что? — выдохнул Малфой прямо ей в ухо, прижимая Гермиону всем телом к холодной стене.

Гермиона задрожала от страха и отвращения. Сзади ей в спину впивался ледяной камень, спереди — дышало жаром тело Малфоя. Гермиона услышала свой собственный всхлип.

— Страшно? — с едкой ухмылкой поинтересовался Малфой. Гермиона не могла отвечать — страх сковал ей горло мертвящей хваткой.

И тут Драко наклонился к ней, еще сильнее прижимая дрожащую от ужаса девушку к стене, и впился своими губами в ее сжатые губы.

В первую секунду Гермиона подумала, что сойдет с ума. Или сейчас лишится чувств. Но нет — ни того, ни другого не произошло. Она все еще стояла, прижатая горячим телом Малфоя к стене, и чувствовала на своих губах яростные прикосновения его пылающих губ. Он не особо церемонился с ней, силой заставив ее рот приоткрыться, и проник в него языком. Гермиону передернуло от отвращения. Она пыталась оттолкнуть Малфоя, но он неожиданно цепко впился ей в запястья одной рукой, скрутив их у нее за выгнутой спиной, а другой — схватил ее за подбородок, чтобы она не смогла вырваться.

Гермиона в отчаянье закрыла глаза и почувствовала горячую дорожку слез на щеке. «Скотина! Ублюдок! Ненавижу, ненавижу тебя, Малфой!!!» — стучало в ее голове. А он продолжал целовать ее так, словно брал неприступную крепость — с безумным напором, с яростью и одновременно с нечеловеческим наслаждением от победы. Она услышала, — нет, скорее, просто ощутила, слышать она уже не могла, так стучала кровь в ушах — что его дыхание участилось. Почувствовала сквозь свою пижаму и его тонкую льняную рубашку, как колотится его сердце. А может, это колотилось ее собственное?

Наконец, Малфой пресытился своим захватническим поцелуем и немного отстранился от Гермионы. Тут же удушливая волна тошноты накатила на девушку. Она не смогла больше стоять и безвольно повисла на руках у Малфоя. Он усмехался. В этой усмешке было что-то от дьявола.

— Отпусти меня, Малфой, — еле слышно прошептала Гермиона, — иначе меня сейчас вырвет прямо на тебя…

Драко поспешно разжал руки и отскочил от девушки, скорчившейся у стены. Гермиона даже не плакала — она просто захлебывалась в истерике без слез и криков. Она открывала рот, жадно хватая воздух, словно не могла надышаться. И ни звука не вырывалось из ее беспрестанно вздымающейся груди. Малфой скривился — он не любил видеть человеческую слабость, хотя должен был признать, что Гермиона вела себя достойно. Наконец, девушке удалось совладать со своим телом и голосом, и она полупрошептала-полупрохрипела:

— Ты за это ответишь, Малфой! Клянусь, не будь я Гермиона Грейнджер, ты за это ответишь!.. Не думай, что тебе всегда все будет сходить с рук, ты… ты… — она никак не могла подобрать для него подходящего определения и просто закрыла глаза. Медленно сползла по стене и уткнулась лицом в колени. Силы покинули ее. Она не могла даже говорить.

— Прости, — вдруг услышала она его голос и вздрогнула от удивления: неужели это сказал Малфой?! В его голосе не было ни капли прежнего равнодушия, или ненависти, или высокомерия, с которым он бросал ей в лицо свое вечное «Грязнокровка!» Похоже, он и вправду просил прощения. Малфой просил прощения!

— Что?! — не веря собственным ушам, прошептала Гермиона и подняла на слизеринца взгляд своих карих глаз, опустошенный и беспомощный.

— Я сказал, прости, — неохотно ответил Малфой, видимо, уже раскаиваясь в своей минутной слабости. — Я сожалею.

— Ты сожалеешь… — Гермиона почувствовала, как сжалось от ярости все ее существо. Она не смогла даже сделать вдох, словно тугой обруч сжал ей горло. — Ты сожалеешь?! — она начала задыхаться. — Да что ты вообще можешь знать о сожалении, Малфой?! Верни мне мой поцелуй, я не желаю, чтобы он принадлежал тебе!!! — Гермиона вскочила на ноги, кинулась на ошеломленного Малфоя и вцепилась в воротник его черной рубашки. — А если не можешь вернуть его, тогда немедленно верни мне мою палочку, ублюдок, и я убью тебя!!!

— С моей стороны было бы глупо последовать твоему совету, — ответил Малфой, отдирая от своей рубашки руки Гермионы. Несмотря на все произошедшее, в нем еще было полно его ядовитого сарказма. — Я пока не собираюсь умирать!

— Ты все равно умрешь, Малфой! — с надрывом прокричала Гермиона. — Умрешь в страшных муках, это я тебе обещаю!!!

— О, ну надо же! — усмехнулся Драко. — У тебя открылся дар к прорицаниям? А я думал, что вы с Трелони не слишком ладите…

Гермиона уставилась на Малфоя, как на диковинную зверушку.

— Что? — спросила она, отступая. — В каком смысле?.. Откуда ты знаешь?.. — она была ошеломлена.

— Это знает вся школа, Грейнджер, — уже гораздо более миролюбиво ответил Драко. — Ты ведь тоже звезда первой величины, несмотря на то, что сверкать приходится из-за широкой спины Поттера…

— Кто бы говорил! — совсем по-детски обиженно фыркнула Гермиона. Она вдруг поняла, что уже не испытывает той ярости, которая захлестнула ее минуту назад. Только какое-то ноющее чувство вроде тоски или сожаления.

— Что тебе от меня надо, Малфой? — устало проронила она и опустилась прямо на ковер перед камином у манящего огня.

Горячий воздух лизнул ее щеки, осушая остатки слез, принял ее в свои объятия, словно пытаясь укрыть от боли и ненависти, которая окружала девушку. Гермиона откинулась назад, упершись в ножку кресла, и закрыла глаза. Огонь рисовал на ее лице причудливые знаки, отблески алого и золотого плясали на ее щеках, волосах, на губах… Как бы там ни было, но Гермиона была, действительно, красива. И Малфой не мог этого не признать. Он поймал себя на мысли, что неотрывно смотрит на ее лицо, даже не моргая. Передернув плечами, чтобы отогнать наваждение, он ответил своим тягучим, как отравленный мед, голосом:

— Больше ничего. Мне больше ничего не нужно от тебя, Грейнджер. Пока что.

Гермиона не открыла глаза. Было не понятно, услышала ли она вообще его слова. Но она услышала. Просто говорить ей не хотелось. Больше не хотелось слышать его голоса. Чувствовать, что он где-то рядом. Вдруг раздался стук, какой бывает при падении карандаша с парты на каменный пол. Гермиона вздрогнула и открыла глаза. Рядом с ней, почти у самой каминной решетки на полу лежала ее волшебная палочка. Целая и невредимая, пожалуй, даже вычищенная, хотя, возможно, это ей только показалось. Гермиона осторожно протянула руку, ожидая, что в любой момент Малфой может наброситься на нее или что-то в этом роде. Но нет — он просто стоял за спинкой того кресла, возле которого она сидела, и смотрел, как она убирает палочку в карман своей пижамы.

— Ты гаденыш, Малфой, — без каких-либо эмоций произнесла Гермиона. Она ничего не чувствовала, кроме опустошенности и страшной усталости. — Ты просто маленький слизеринский гаденыш.

— А ты — просто своенравная гриффиндорская сучка, — таким же спокойным тоном ответил Драко.

Он не видел смысла задерживаться в выручай-комнате. Он сделал то, что хотел. По крайней мере, большую часть того, на что рассчитывал. Он знал Гермиону достаточно хорошо, хотя она и сама об этом не догадывалась. Он знал ее слабости. Он изучал ее все эти пять лет в Хогвартсе. И теперь он знал, как сделать так, чтобы она играла по ЕГО правилам. Его план пришел в исполнение…

Повернувшись к двери, Драко бросил:

— Если захочешь меня увидеть, я буду здесь. Мне эта комната нравится.

— Пошел к черту, Малфой, — устало огрызнулась Гермиона. Она чувствовала, что вот-вот заснет, хотя и не понимала, как можно заснуть после всего, что произошло.

Малфой хмыкнул и подошел к двери. Что-то держало его. Он не мог просто уйти. И не мог понять, почему, ведь это не так уж сложно. Он никому ничем не обязан, кроме, разумеется, Темного Лорда… Почему же так дрожит его рука, легшая на медную ручку двери?

Драко услышал шорох и обернулся. Гермиона лежала, свернувшись калачиком, прямо на полу перед камином. Эта ночь доконала ее. Девушка даже не побеспокоилась о том, чтобы вернуться в свою комнату. Драко удивленно приподнял бровь — он не припоминал, чтобы Грейнджер когда-нибудь так легко сдавалась. Из чистого интереса — так он, по крайней мере, сказал сам себе, — он подошел к девушке и присел рядом с ней на корточки. Она дышала ровно и тихо. Она спала. «Ничего себе, — подумал Малфой. — Хотел бы я уметь вот так засыпать…» Драко невольно залюбовался спящей девушкой. Во сне разгладились морщинки на ее переносице, ушло с лица напряжение и ненависть. Ее алые от отблесков огня губы были чуть приоткрыты. Драко ощутил странное притяжение к этим губам. О, он бы с великой радостью украл у нее еще один поцелуй! И даже, возможно, не один… Не совсем осознавая свои действия, Драко опустил руку на ее волосы — они были мягкими, как пух одуванчика. Он позволил себе погладить ее по голове, ощущая под своими тонкими пальцами шелк ее кудрей. Гермиона резко повернулась — Малфой отпрянул. Но она не проснулась, всего-навсего сменила неудобную позу. Ее волосы разметались по ковру и оказались в опасной близости от камина.

Подчиняясь какому-то неведомому порыву, Драко вдруг склонился над Гермионой, осторожно приподнял ее голову и пропустил руку под ее согнутые колени. Она не проснулась, только сразу подалась к нему и вцепилась в рубашку. Драко вздрогнул от неожиданности и встал, поднимая Гермиону на руки. Его сердце бешено колотилось, и он не мог понять, что заставляет его так бережно с ней обращаться. Ведь она всего лишь грязнокровка…

Драко вдруг сам содрогнулся от промелькнувшего в голове слова. Что-то непонятное творилось со слизеринцем. А он не любил, когда с ним происходило что-то, чего он не мог контролировать. Перенеся Гермиону на кровать, Драко снова хотел поспешно ретироваться. И снова не смог. Во сне Гермиона выглядела так беспомощно, что ему сразу захотелось обнять ее, прижать к себе и попытаться как-то защитить. «От кого, идиот?! — с горечью подумал Драко. — От кого ты можешь ее защитить? Разве что, от самого себя…» Наклонившись, Драко укрыл Гермиону одеялом.

Вдруг она протянула к нему руки, обвила ими его шею и, заставив его склониться еще ближе, поцеловала. Драко опешил. Что это на нее нашло?! Что она себе позволяет, мерзкая маггла, заучка Грейнджер?!

Он не мог остановиться. Тепло ее губ, их нежный ванильный аромат вызвали в юноше настоящую бурю. Он обнял ее, прижал к себе и ответил на ее неожиданный поцелуй. «Боже, какие же мягкие у нее губы!.. Какая же нежная кожа, какая горячая!.. Боже, что со мной происходит?!»

Поцелуй закончился так же внезапно, как и начался. Гермиона бессильно уронила руки и, все еще не открывая глаз, пошептала:

— О, Рон…

Драко подскочил с кровати, как выпущенный бладжер.

«Рон?!» — чуть не взревел он на весь замок, но сдержался. Уж чем-чем, а выдержкой Малфой точно мог похвастаться.

— Спи, пока можешь, грязнокровка, — прошипел он в приступе ярости и, не раздумывая больше, выскочил из выручай-комнаты, хлопнув дверью.

Гермиона вздрогнула, но не проснулась. Слишком много сил отнял у нее сегодняшний день. Слишком много чувств. Она должна отдохнуть. Должна остаться одна, в своих снах… Забыть. Она должна забыть о том, что произошло.

«Если захочешь меня увидеть, я буду здесь…» Зачем ей хотеть видеть его?! После того что он сделал, она не позволит ему приблизиться к ней ни на фут! Да, верно. Никогда. Она не позволит ему… Ни за что…

На губах горел поцелуй. Гермиона спала, но все еще ощущала его. Горячий и трепетный, какой-то непонятный, совершенно другой поцелуй, не тот яростный, отвоеванный у нее взбесившимся Малфоем. Что все это значит? Может, это сон? Она не знала. Она не хотела это знать. Она хотела просто спать. Спать и не видеть снов.

Гермиона проснулась от того, что страшно замерзла. Не просто озябла, а почти окоченела от холода. Кое-как присев в кровати, девушка протерла болящие глаза и, передернув плечами, натянула на себя шерстяное одеяло. Затем она осмотрелась.

Из уст Гермионы вырвался удивленный вопль. Она была не в своей спальне в башне Гриффиндора. Девушка сидела на кровати в совершенно незнакомой маленькой комнате с потухшим камином и окнами, насквозь продуваемыми холодным ветром. За ними уже наливалось алым предрассветное небо. Гермиона пыталась вспомнить, что же произошло вчера ночью, раз она оказалась здесь. Память услужливо подбросила девушке пару образов. Камин… Она заснула у камина. Он еще горел. Как она оказалась на кровати?.. ножка кресла, она прижимается к ней спиной… и еще что-то холодное… что-то невероятно холодное между ее лопаток… ах, да, вспомнила. Она прижималась к стене… а к ней… прижимался…

— Малфой!!! — раздался в комнате гневный вопль Гермионы. Она сразу же все вспомнила.

Конечно! Он потребовал прийти ночью на восьмой этаж, затащил ее в выручай-комнату и насильно поцеловал! «Хорошо еще, что просто поцеловал», — мелькнула в голове Гермионы испуганная мысль. Вчера вечером она даже не подумала, что Малфой может попытаться сделать с ней что-то другое… А ведь он мог! А она так доверчиво заснула прямо на полу перед камином, когда он вернул-таки ее палочку… Что ему стоило снова забрать ее и сделать с Гермионой все, что ему заблагорассудится?!

Холодея, Гермиона засунула руку в карман и с облегчением нащупала гладкую поверхность волшебной палочки.

— Боже, хорошо, что я не раздавила и не сломала ее во сне! — подумала Гермиона вслух, покрываясь холодным потом от осознания того, что сама чуть не лишила себя возможности колдовать.

И вдруг огненной пощечиной в сознание Гермионы ворвалось еще одно воспоминание. Руки, несущие и обнимающие ее… горячие мягкие губы… прерывистое дыхание… дурманящий аромат мужского тела… Что это?!

Гермиона вцепилась себе в волосы, словно хотела самолично снять с себя скальп. Не чувствуя боли, закусила до крови губу. Что же тут было? Что произошло? Почему она почти ничего не помнит после того момента, как положила палочку в карман?! Как она могла так быстро заснуть? И что это было? Что за странное чувство, что она целовалась с кем-то во сне? Или наяву?!

Гермиона задрожала. Собравшись с силами, она встала с кровати — ледяной пол обжег ее босые ноги, Гермиона поморщилась. Отыскав свою обувь, оказавшуюся возле каминной решетки, Гермиона окинула взглядом комнату. Что-то определенно не давало ей покоя. Что-то, чего она никак не могла вспомнить.

«Если захочешь меня увидеть, я буду здесь…». Тихий, вкрадчивый голос. Без ненависти. Без брезгливости. Просто уведомление. Как на уроке возле доски. «Если захочешь меня увидеть, я буду здесь…»

— Боже, он еще думал, что я захочу увидеться с ним наедине! — в сердцах пробормотала Гермиона и, открыв дверь, вышла в коридор.

К счастью, по дороге в Гриффиндорскую башню Гермионе не встретился ни Филч, ни Снейп, ни тому подобная напасть. Полная дама на портрете мирно посапывала, видя десятый сон.

— Бумсланг, — стуча зубами от холода, проговорила Гермиона.

Полная дама недовольно открыла один глаз и пробурчала с хрипотцой:

— По ночам нужно спать в своей постели, милочка. Где это вы были?

— Бумсланг, — упрямо повторила пароль Гермиона.

Полная дама недовольно закряхтела, но все же повернула портрет на петлях. Гермиона проскользнула в общую гостиную, а оттуда — в свою комнату.

Лаванда и Парвати спали богатырским сном — их не разбудил бы и вопль бэнши, не то, что Гермиона, которая на цыпочках пробралась к своей кровати и нырнула под одеяло. Кровать была холодной. Вместо того, чтобы согреться, Гермиона еще сильнее окоченела. «Да что же это такое?!» — с отчаянием подумала она, пытаясь дыханием согреть заледеневшие руки. Промучившись около часа, она, наконец, уснула.

Проснулась она от кошмара. Ей снилось, что она стоит в огромном черном камине, внутри которого бушует пламя. И это было не изумрудный огонь от Летучего пороха, а настоящий живой огонь, даже более чем живой. Она видела, как языки пламени, обвиваясь вокруг нее, превращаются в огромных змей, в химер и драконов. К ней тянулись их ненасытные пасти, их яростные когти и клыки. Гермиона чувствовала нестерпимый жар, от которого — она знала — нет никакого спасения. Нет заклятия, способного остановить этот огонь. Она знала — он остановится только тогда, когда пожрет своего создателя. Но она помнила, хорошо помнила, что не вызывала адского пламени. Для этого она была слишком разумной. Но кто же тогда?..

Она видела, как огонь, раздуваясь от собственной ярости, вырвался из камина на волю и начал сокрушать замок. Нет, это был храм… Или городской квартал… Она видела ряды зданий — или это были полки с книгами? Библиотека? Нет, не похоже… Она не могла понять, где она. Огонь душил ее, заставлял кашлять в едком серном дыму, огонь палил ее. Она знала, что где-то здесь, среди проходов и рядов, есть тот, кто вызвал его. Тот, за кем пришел огонь. Гермиона не знала, кто он. Но она проснулась от собственного вскрика:

— Гарри! Там Драко!..

Несколько минут девушка не могла прийти в себя. Спутанные образы, мелькающие краски, звуки, прокравшиеся в реальность из ее сна, все еще окружали ее. Голова гудела, тело сковала странная тяжесть. Гермиона огляделась: в комнате, кроме нее, уже никого не было. «Должно быть, я слишком долго спала, — отметила про себя Гермиона. — Это странно…»

Девушка попыталась встать с кровати, но все, на что хватило ее сил — это сесть, опершись о спинку кровати. Гермиону пробил озноб, а через секунду — бросило в жар. В горле пересохло, голову словно стянуло железным обручем, лицо горело…

— Поздравляю, мисс Грейнджер, — сказала сама себе Гермиона и не узнала собственного охрипшего голоса. — Ты простудилась.

Девушка попыталась вспомнить, где могла подхватить простуду, но в памяти все перемешалось: квиддич, обед в Большом зале, выручай-комната, странный дворец, охваченный огнем… девушка не могла в точности сказать, что произошло с ней вчерашним вечером. Это сильно обеспокоило Гермиону. Было похоже на то, что на нее наложили заклятие Забвения.

— Хочешь — не хочешь, но нужно вставать, — вздохнула Гермиона и выбралась-таки из постели.

Поеживаясь и шмыгая носом, она кое-как натянула на себя свитер и юбку, отыскала свои туфли и, даже не расчесавшись, поплелась в гостиную. Нужно было как можно скорее посетить Больничное крыло, попросить у мадам Помфри зелье от простуды. Сегодня Гермионе определенно не хотелось потратить день на то, чтобы валяться в постели с температурой.

В уютной теплой гостиной сидело всего несколько человек, в том числе, Рон и Гарри. Заметив Гермиону, они оба оторвались от изучения какой-то книги и с самыми невинными выражениями лиц уставились на девушку. Гермиона подошла к ним и села на диван рядом с Гарри.

— Привет, — сказала она, стараясь придать голосу обычную мягкость, но вместо этого получился только страшный хрип.

— Гермиона, что случилось? — взволнованно воскликнул Гарри. — Что с твоим голосом? Ты заболела?

Отпираться бессмысленно. Да и что такого в том, что ее друзья узнают о простуде?

— Да, — Гермиона кивнула. — Собираюсь к мадам Помфри, она мигом меня вылечит.

— Не тяни с этим, — со знанием дела посоветовал Рон. — Когда кто-нибудь из нас подхватывает насморк, мама всегда говорит: «С ним шутки плохи. Порой насморк может обернуться чем-то похуже! Надо сразу бороться с врагом, как только он дал о себе знать!»

— Спасибо за совет, Рон, — прохрипела Гермиона. — Я и так не собираюсь засиживаться. Просто решила поздороваться с вами. Кстати, что это вы тут так увлеченно читали? Впервые вижу такое стремление к учебе, да еще в выходной!

Гарри бросил предостерегающий взгляд на Рона, который уже открыл, было, рот. Тот сразу его захлопнул и со скучающим видом начал разглядывать завитушки на каминной решетке. Гермиона заподозрила неладное.

— В чем дело? — спросила она тоном профессора Макгонагалл. — Вы что-то от меня скрываете?

Отвязаться от настырной Гермионы было не так-то просто, и ребята решили во всем сознаться.

— Это… — начал неуверенно Гарри. — Это был учебник, ты права. Я выучил новое заклинание, невербальное, кстати.

— Поздравляю, — с долей сарказма отозвалась Гермиона, хотя отлично знала, с каким трудом Гарри даются невербальные заклинания. — И что же это за заклинание? Одно из тех, которые преподает нам Снейп?

— Нет, — встрял в разговор Рон. — Такого он нам точно никогда не расскажет! Это потрясно, Гермиона! Как раз сегодня утром…

— Когда ты еще спала, — вставил Гарри.

— Представляешь, — продолжал Рон, улыбаясь во весь рот. — Сплю я себе, никого не трогаю, а тут вдруг как вспыхнет! И вздернуло меня кверху прямо за лодыжку! Я как заору! Все проснулись, переполошились, а потом как начали ржать! Смеху было… и тут опять как полыхнет, и я снова шлепнулся на кровать!

Гермиона вовсе не обрадовалась этому рассказу. Наоборот, нахмурившись, она спросила:

— Это заклинание, случайно, не из твоего любимого учебника по зельеварению, Гарри? — и в упор посмотрела на друга проницательным взглядом.

Гарри тоже нахмурился:

— Сразу подозреваешь худшее?

— Да или нет? — настаивала Гермиона.

— Ну… да, а что? — вскинулся Гарри.

— Значит, ты вот так запросто решил попробовать незнакомое, неизвестно кем написанное от руки заклинание, — от возмущения Гермиона, казалось, забыла о своем охрипшем голосе, — и решил посмотреть, что получится?

Гарри прекрасно знал, как Гермиона относится ко всему, что написано в его, Гарри, учебнике по зельеварению. Этот учебник достался ему случайно, полученный из запасов в кабинете профессора Слизнорта — бывшем кабинете Снейпа, — когда Гарри пришел на первый урок зельеварения с совершенно пустыми руками. Учебник был вдоль и поперек исписан убористым почерком прежнего хозяина, дававшего дельные советы по приготовлению зелий и не только. На задней обложке значилось имя — или, точнее, псевдоним — доброго владельца: Принц-полукровка. Гермиона, едва узнав, откуда у Гарри внезапно появился талант к зельеварению, сразу пошла в атаку на таинственного Принца, сказав, что его советы не принесут ничего хорошего, а возможно, даже втравят Гарри в очередную неприятность. Мнение свое она не изменила даже тогда, когда Гарри, благодаря учебнику Принца, стал любимчиком у Слизнорта и получил в награду флакончик с зельем удачи. Вот и теперь Гермиона готовила очередную гневную тираду, Гарри это чувствовал. Поэтому он поспешил обойти острую тему, придравшись ко внешней стороне вопроса Гермионы:

— Какая разница, что оно написано от руки?

— А такая, — тут же ответила Гермиона, — что это заклинание, скорее всего, не утверждено Министерством. А кроме того, — добавила она, видя, как Гарри и Рон недовольно переглянулись, — я еще раз настаиваю на том, что ваш Принц — довольно сомнительная личность.

— Это была шутка! — воскликнул Рон с негодованием. — Понимаешь, шутка, для смеху!

— Ничего особенного в этом заклинании нет, — поддержал его Гарри. — Я ведь никого не ранил и не убил!

— Даже не смей об этом говорить! — взвизгнула Гермиона, но тут же закашлялась.

— Тебе срочно нужно идти в Больничное крыло! — «обеспокоенно» пробормотал Рон, надеясь поскорее выпроводить Гермиону из гостиной и закончить неприятный разговор.

— Не думайте, что я не вернусь к этому вопросу! — Гермиона бросила гневный взгляд на друзей и встала, чтобы уйти.

— Гермиона, — мученически застонал Рон. — Только не говори, что собираешься испортить нам своей лекцией поход в Хогсмид!

— Что? — Гермиона застыла у портретного проема. — Как? Сегодня — Хогсмид? — она явно была сбита с толку.

— Ты забыла? — не меньше, чем она, удивился Гарри. — Гермиона, порой мне кажется, что Маклагген прав — тебе надо поменьше сидеть за учебниками, а то ты совсем забудешь о реальном мире!

— Вот только не надо говорить мне о… — начала Гермиона, но вдруг осеклась.

В одно мгновение в ее памяти восстановился весь вчерашний день, от первой минуты до последней. Упоминание о Маклаггене вернуло ее мысли в Большой зал, где Рон с синяком под глазом сыпал угрозы в адрес Кормака, смеялась Джинни, а потом Гарри… ударил…

— Малфой! — затравленно прошипела Гермиона, чувствуя, как волна ярости накрывает ее с головой.

Вот, оказывается, что произошло! Вот почему она простудилась! Она провела ночь в Выручай-комнате, на сквозняке, она замерзла, поэтому заболела! Это Малфой заставил ее прийти туда ночью! Это он, этот грязный, мерзкий, эгоистичный слизеринец во всем виноват!!!

— Не говорить тебе о Малфое? — непонимающе переспросил Гарри. — Вроде, о нем и речи не было…

Гермиона уже не слышала. Она выскочила в коридор и понеслась в больничное крыло. Куда делась вся ее усталость? Подгоняемая гневом, девушка в мгновение ока взлетела вверх по лестнице и бегом припустила к кабинету мадам Помфри. Ох, как же ей хотелось разобраться с этим мерзавцем!!! Как ей хотелось заткнуть его раз и навсегда! Растоптать! Раздавить! Уничтожить!!! Как он мог, как он посмел украсть у нее поцелуй?! Как ему вообще такое могло прийти в голову?! Грязный извращенец! Чего он хотел добиться? Того, что она будет чувствовать себя униженной? Что ж, это у него получилось. Но для чего? Откуда такая ненависть лично к ней, ведь раньше он просто игнорировал девушку, ненавидя ее «за компанию» с Гарри и Роном, да еще за то, что она не отличалась чистотой крови и в учебе была лучше него… Хм… В принципе, у него было полно причин поступить так. Для нее это были важные причины. Но Гермиона не могла назвать ни одной достаточно убедительной для Малфоя. Чего же он хотел? Что входило в его планы? Определенно, он сделал это не из простой прихоти. Это было задумано, хитроумно спланировано… Может, это как-то связанно с заданием Темного Лорда?

«Гермиона Грейнджер, — сказала девушка сама себе. — Ты превращаешься в параноика! Хватит, наконец, видеть за каждым поступком этого хлыща какой-то скрытый смысл! Может, ему просто захотелось потешить самолюбие!»

Гермиона недовольно фыркнула и остановилась перед дверью в кабинет мадам Помфри. И тут же растерялась: что сказать лекарю? Почему студентка шестого курса не сумела сама приготовить простое жаропонижающее зелье? Почему простудилась в начале октября, когда погода еще баловала студентов теплыми деньками? Сказать, что случайно пролежала на сквозняке шесть часов?..

Гермиона в нерешительности переминалась с ноги на ногу, придумывая наиболее убедительную причину своей простуды, как вдруг из раздумий ее вывел знакомый, с ленцой, растягивающий слова голос:

— Какая встреча! Неужели от тебя нельзя избавиться хотя бы на один день, Грейнджер? У меня возникает ощущение, что ты меня преследуешь!

Гермиона обернулась. Взгляд ее метал молнии.

— Меня тоже тошнит от одного твоего вида, Малфой! — прохрипела она грозно. — Не мог бы ты найти другое место для прогулок?

— Что, Грейнджер, записываемся в солисты «Вустерширских Ведьм»? Что ж, характерный хрип у тебя уже есть…

— Это не твое дело! — изо всех сил стараясь держать себя в руках, парировала Гермиона. — Иди, куда шел, Малфой! Или тебе не терпится нарваться на скандал?

— О, ты мне угрожаешь? — Малфой привалился плечом к стене, глядя прямо Гермионе в глаза, что несказанно ее раздражало. — С каких это пор ты возомнила, что имеешь право так со мной говорить?

— С тех самых, как ты решил, что можешь ни во что не ставить чувства других людей, Малфой!

Драко усмехнулся и, прищурив глаза, протянул:

— Неужели, Грейнджер, вчера ночью твои чувства так пострадали, что сутра ты прибежала в больничное крыло?

— Нет! — вышла из себя Гермиона. — Я пришла, потому что простудилась! И это ты виноват в том, что я не успею на завтрак перед походом в Хогсмид! Ты заставил меня прийти ночью в эту чертову выручай-комнату, заснуть там и подхватить простуду! Ты, бессовестный самовлюбленный болван, украл мою палочку…

— И не только, — хмыкнул Малфой.

Гермиона замерла с открытым ртом. Он посмел напомнить ей о том злосчастном поцелуе?! Он смеется над ней?! Ну, все, Малфой, это — последняя капля…

Гермиона выхватила палочку и направила ее в грудь Драко. Тот не шелохнулся. Только его улыбка стала еще наглее и неприятнее.

— И что ты будешь делать, Грейнджер? — спросил он. — Убьешь меня? Будешь пытать? А силенок хватит?

Гермиона тряслась от негодования и гнева. Палочка ходуном ходила в ее ослабевших от жара руках. Перед глазами поплыли разноцветные круги. Усилием воли Гермиона вернула себе ясность сознания и прошипела разъяренной кошкой:

— Я не собираюсь пачкаться об тебя, Малфой! Я еще не совсем сумасшедшая, чтобы применять к тебе непростительные заклятья! Но, клянусь Мерлином, я сделаю так, что ты будешь стоять передо мной на коленях и умолять о пощаде!

Малфой лениво зевнул, всем своим видом показывая, что ему совершенно наплевать на угрозы девушки. Легким движением руки он отодвинул от своей рубашки кончик гермиониной палочки и произнес:

— Слишком много желчи, Грейнджер. И нервов. Надо быть спокойнее и расчетливее, когда угрожаешь кому-нибудь…

— Пошел к черту, Малфой! — выдохнула Гермиона, опуская палочку.

— Увы, сейчас я могу пойти только к чертовой Макгонагалл, у меня отработка… — Драко осекся, сам не понимая, что заставило его так разоткровенничаться.

— Вот и шел бы… — прошептала Гермиона. Силы стремительно покидали ее. — Зачем тебе понадобилось больничное крыло?

— Раз уж тебе интересно, мисс Всезнайка, я тоже… хм… немного простужен. А все из-за твоей дурацкой палочки…

Малфой не успел договорить — Гермиона вдруг пошатнулась и начала заваливаться на бок, теряя сознание. Инстинктивно дернувшись вперед, юноша успел подхватить ее, и прислонил к стене. Гермиона была в обмороке.

— Черт! — выругался Малфой. — Только этого мне не хватало! Не возиться же теперь с грязнокровкой! — и он, раздраженно хмыкнув, толкнул дверь врачебного кабинета.

Мадам Помфри без особой охоты выслушала жалобы Малфоя (за пять лет она хорошо узнала его как выдающегося симулянта) и дала ему два пакетика с порошком от простуды. Драко, даже не поблагодарив целительницу, повернулся, чтобы уйти. Но вдруг какая-то неведомая сила заставила его остановиться и сказать:

— М… Мадам Помфри… Не могли бы вы на минутку выйти в коридор? Кажется, какой-то ученице стало дурно…

— И вы говорите мне об этом только сейчас?! — с негодованием воскликнула целительница и пронеслась мимо слизеринца, едва не сбив того с ног.

Драко поджал губы, оскорбленный до глубины души таким обвинением, и вслед за мадам Помфри вышел из кабинета. Гермиона все еще сидела у стены, обмякшая и бесчувственная. Над ней уже хлопотала целительница. Даже не посмотрев на девушку, Драко прошел мимо и направился в кабинет Макгонагалл на отработку. «Что за черт?! — думал он, шагая по широкому коридору, в котором сейчас сновали ученики младших курсов. — Почему я помогаю ей? Что на меня нашло?» Ответа на этот вопрос он не знал, да и не мог знать. И его это порядком раздражало. Малфой не любил, когда в его жизнь вмешивались посторонние силы, такие, как чувство жалости или сострадания. И теперь он упорно занимался самоедством, проклиная себя за минутную слабость. «Однако, — в утешение самому себе, подумал он, — в какой-то степени это мне на руку. Мадам Помфри наверняка расскажет грязнокровке, как все было. Да, так даже лучше». Успокоив таким образом самого себя, Драко с легким сердцем вошел в кабинет профессора Макгонагалл, которая уже ждала его.

— Опаздываете, мистер Малфой, — недовольно сказала профессор и жестом пригласила Драко сесть за парту. — У вас что-то случилось?

— Да, профессор, — так же недовольно ответил Малфой. — Я простудился, пришлось зайти в больничное крыло.

— Хорошо, — кивнула профессор. — Конечно, это можно было сделать и раньше. Но, раз уж вы, все-таки, пришли, займемся вашими заданиями…

Гермиона очнулась почти сразу после того, как ушел Малфой. Увидев перед собой обеспокоенное лицо мадам Помфри, девушка сразу пришла в себя и хрипло спросила:

— Что случилось?

— Я у вас хотела это узнать! — воскликнула целительница с долей гнева в голосе. — Разве можно так относиться к своему здоровью? Вы простужены, но вместо того, чтобы лежать в постели, разгуливаете по холодным коридорам, да еще и сидите на ледяном полу! Если бы мистер Малфой не сказал мне, что вы здесь, я бы…

— Малфой? — перебила Гермиона в недоумении. — Он сказал вам, что я — здесь?

— Что в этом удивительного, мисс Грейнджер? — фыркнула целительница. — Мистер Малфой — такой же человек, как мы все, вполне понятно, что он не мог оставить девушку в бессознательном состоянии лежать посреди коридора!

«Поверьте, мог», — так и хотелось сказать Гермионе, но она сдержалась. Опершись на руку мадам Помфри, девушка поднялась и проследовала за целительницей в кабинет.

— Вам лучше всего сейчас остаться в палате, — усаживая Гермиону на стул, сказала мадам Помфри тоном, не терпящим возражений.

— Нет! — тут же воскликнула Гермиона. — Я не могу!

— Как это — не можете? — нахмурилась мадам Помфри.

— Сегодня нас отпускают в Хогсмид… — начала Гермиона, но целительница с негодованием перебила:

— Ни о каких прогулках не может быть и речи! Вы едва держитесь на ногах!

— Но…

— Никаких «но»! Я не желаю нести ответственность за ваше здоровье, безрассудно позволив вам с такой температурой выйти на улицу! Вам необходим покой…

— Чашки горячего чая и жаропонижающего зелья будет вполне достаточно, — не согласилась Гермиона.

— Я вижу, вы разбираетесь в целительстве куда лучше, чем я? — мадам Помфри едва сдерживала гнев. — В таком случае, не знаю, чем вам помочь.

— Простите, — Гермиона опустила голову. — Мадам Помфри, я обещаю, что со мной ничего не случится, только дайте мне немного зелья. Если температура снова поднимется, я непременно вернусь в больничное крыло, и…

— И вы думаете, что я на это соглашусь? — мадам Помфри задохнулась от негодования.

Гермиона уже потеряла надежду, как вдруг ее спасло совершенно неожиданное обстоятельство. В кабинет целительницы ворвался ученик третьего курса Равенкло Ирвин МакГрегори и завопил:

— Мадам Помфри! Мадам Помфри! Там… Там…

— Что случилось, мистер МакГрегори? Объясните спокойно!

— Малкольм Дарвин упал с лестницы и подвернул ногу! Помогите ему! — заорал еще громче перепуганный студент.

— Хорошо, — мадам Помфри поспешила к двери вместе с МакГрегори. Обернувшись к Гермионе, целительница сказала: — Оставайтесь здесь и не смейте никуда уходить! — и захлопнула дверь.

Гермионе потребовалось несколько секунд, чтобы оценить ситуацию. Она — в кабинете, битком набитом медикаментами. Стоит только пару минут поискать, и флакончик с антибиотиком или жаропонижающий порошок непременно отыщутся. Но для того, чтобы привести в исполнение этот блестящий план, придется пойти на воровство…

— За столько лет дружбы с Гарри и нарушений всех школьных правил, — сказала Гермиона вслух, — я не могу решиться на то, чтобы стащить один крошечный флакончик лекарства?

Решительно встав со стула, девушка подошла к шкафчику с лекарствами. Прозрачный флакон с надписью «жаропонижающее» сразу бросился ей в глаза. Оставалось только открыть шкафчик, протянуть руку и…

Но, как оказалось, сделать это не так-то просто. Все существо Гермионы решительно бунтовало против воровства, пусть даже в благих целях. Несколько минут девушка уговаривала себя взять флакон, но рука не поднималась… Вот-вот должна была вернуться мадам Помфри, которая обязательно запрёт Гермиону в больничном крыле как минимум на неделю, а этого допустить было никак нельзя. «Ну же, давай! — твердила себе девушка. — Всего-то один флакон. Ты же никого не убиваешь!» Эти рассуждения сразу напомнили ей Гарри: «Я же никого не ранил и не убил!» Гермиона передернула плечами, отгоняя навязчивую мысль.

За дверью раздались шаги и голоса. Не помня себя от волнения и страха, Гермиона резко дернула на себя дверцу шкафа — та оказалась запертой.

— Алохомора! — шепнула Гермиона.

Дверца открылась. Желанный флакончик словно сам прыгнул в руку девушки, и стеклянная дверца тут же с дребезжанием захлопнулась. Запихнув флакон под свитер, Гермиона метнулась к двери и прислушалась: голоса удалялись. Осторожно приоткрыв дверь на спичечный коробок, девушка выглянула в коридор: в дальнем конце его виднелись две фигуры, одну из которых Гермиона сразу узнала — черная развевающаяся мантия, черные сосульки волос — Снейп! Подождав, пока преподаватель скроется за углом, Гермиона поспешила покинуть кабинет мадам Помфри и опрометью бросилась в гриффиндорскую башню.

В общей гостиной Гриффиндора царило оживление. Старшекурсники, одетые в свитера и закутанные в шарфы, толпились у выхода, весело смеялись и переговаривались. Первый и второй курс с завистью погладывал на старших товарищей, сидя на мягких креслах у камина. Среди кучки малышей Гермиона заметила рыжую шевелюру Рона и темную — Гарри. Девушка поспешила к друзьям.

— Быстро ты обернулась, — удивленно поднял брови Рон. — Я думал, мадам Помфри тебя не отпустит. Ты просто кошмарно выглядишь.

— Спасибо, Рон, — усмехнулась Гермиона. — Ты тоже ничего. Почему вы еще не одеты? — Гермиона оценивающе посмотрела на домашний свитер Рона и легкую рубашку Гарри.

— Мы ждали тебя, — ответил Гарри. — Думали, может, ты тоже пойдешь.

— Конечно, пойду! — Гермиона радостно улыбнулась. — Отправляйтесь наверх и одевайтесь, я тоже скоро буду.

Ребята недоуменно переглянулись, но спорить с ней не стали. Все вместе они поднялись наверх и разошлись по своим комнатам.

Едва Гермиона закрыла за собой дверь, как тут же, одним махом, опрокинула в рот весь флакон жаропонижающего. По телу тут же разлилось приятное тепло, девушка ощутила легкое покалывание в горле и в груди. Сразу стало легко, головная боль прошла, отступила слабость. Издав восторженный вопль, Гермиона кинулась одеваться. Поспешно натянула теплый свитер, брюки, накинула шарф и надела ботинки. Бросив взгляд на зеркало, девушка пискнула с ужасом: на кого она похожа! Схватив расческу, Гермиона минут пять безрезультатно воевала со своими волосами, но потом махнула на это рукой и, забрав волосы в хвост, вышла из комнаты.

Внизу уже ждали Гарри и Рон.

— Так — намного лучше, — признал Рон, увидев укрощенные волосы Гермионы.

— О, Рон, ты сегодня необычайно щедр на комплименты! — засмеялась девушка.

Друзья подхватили. Весело хохоча, все трое выбрались через портретный проем из башни и направились к главному выходу из школы.

У выхода толпился народ. В этот раз движение стопорилось серьезнее, чем обычно. Кроме стандартной проверки разрешений на посещение Хогсмида, сегодня учеников проверяли еще и на наличие у них непозволительных предметов. Впереди всей толпы, у главных дверей, стоял смотритель мистер Филч с длинным тонким Детектором лжи и по нескольку раз проверял каждого выходящего студента.

— А какая разница, если кто-то и выносит из школы темные артефакты? — спросил Рон, покосившись на Детектор с неприятными предчувствиями. — Главное, чтобы ничего такого не вносили внутрь.

Гермиона строго посмотрела на друга, и тот смолк. Наконец, всем благополучно удалось пройти проверку, и ребята направились в деревню волшебников в приподнятом настроении.

— Кстати, Гермиона, — на ходу обратился Гарри к подруге, — открой нам секрет, как тебе удалось отделаться от мадам Помфри? Бьюсь об заклад, она тебя не отпустила бы! А если это так, то я съем свой собственный шарф!

— А ты точно к ней ходила? — поддержал Гарри Рон.

— Да, — ответила Гермиона, не успев ничего придумать, чтобы соврать.

— И как же… — снова начал допрос Гарри, но девушка перебила:

— Давайте отложим рассказ о моих похождениях до вечера в замке, хорошо? Помнится, кто-то жаловался, что я могу своей лекцией испортить поход в Хогсмид. Так вот, я еще не отказалась от этой заманчивой идеи.

Рон тут же захлопнул рот. Гарри улыбнулся, сделав вид, что рад шутке, но Гермиона увидела, как между его бровей залегла тонкая морщинка.

— Рон, — Гермиона попыталась разрядить обстановку, поговорив о чем-нибудь отвлеченном. — А где Джинни? Вроде бы мы собирались пойти в Хогсмид вместе?

— Джинни пошла с Дином, — мрачно ответил Рон. — Сказала, что мы там встретимся.

«Опять двадцать пять! — расстроено подумала Гермиона. — Хотела отвлечься, а сделала только хуже…» Она убедилась в этом, взглянув на Гарри — тот совсем повесил нос. Видимо, его даже покинуло желание идти куда бы то ни было.

— Кстати, если тебе интересно, — сказал Рон, — Гарри снова получил письмо от Дамблдора. У него урок в понедельник, так что отработку у Макгонагалл пришлось перенести.

— Вот как? — Гермиона не знала, радоваться ей или тревожиться. Выражение лица Гарри ни о чем ей не говорило. — Это… хорошо, наверное. Гарри, что скажешь?

— Что? — оторвавшись от своих мрачных размышлений, спросил Гарри. — Что сказать?

— Ничего, — вздохнула Гермиона. — Какие-то вы слишком мрачные. Мы же идем в Хогсмид!

— Знаешь, Гермиона, в последнее время у нас слишком мало поводов для веселья, — отрезал Гарри.

Гермиона, пораженная такой резкой сменой тона в его голосе, не сразу нашла, что ответить. Рон покосился на друга, но ничего не сказал.

— Знаешь, Гарри… — неуверенно пролепетала Гермиона. — Именно потому, что у нас осталось слишком мало поводов для радости, ими нельзя пренебрегать… иначе можно… потерять надежду…

Гарри ничего не ответил. Трое друзей продолжили путь в молчании.

Поход в Хогсмид оказался вовсе не увеселительной прогулкой. Начать, хотя бы, с того, что буквально с порога ребята столкнулись с Горацием Слизнортом, преподавателем зелий, который настойчиво просил Гарри посетить один из его знаменитых «вечеров». В этот раз Гарри сумел выкрутиться — как раз на время проведения вечера в «Клубе слизней» у него был назначен урок у Дамблдора.

— Боюсь, в другой раз тебе не отвертеться, — со вздохом сказала Гермиона.

Гарри согласился. Но встреча со Слизнортом была только первой из неприятностей. У входа в «Три метлы» ребята встретили известного проходимца и воришку Мундунгуса Флетчера, с которым у Гарри вышла перепалка — старый негодяй ограбил дом номер двенадцать на площади Гриммо, доставшийся Гарри в наследство от крестного. Правда, все закончилось тем, что Флетчер трусливо улизнул, а ребята отправились попить сливочного пива и успокоить нервы. Гарри долго сокрушался по поводу сбежавшего бессовестного ворюги и украденных вещей Сириуса (хотя, крестный не сильно-то и любил все эти фамильные драгоценности…).

Как оказалось, это тоже была не самая главная неприятность. Все случилось уже на обратном пути в Хогвартс.

Ребята шли молча — разговор не клеился, каждый был погружен в свои мысли. Да и погода не располагала к болтовне: ураганный ветер в лицо, дождь со снегом. Бр-р! Всего за день погода ужасно испортилась. Возможно, это повлияло на их общее настроение. Гарри, кроме всего прочего, был еще сильно расстроен тем, что так и не встретился с Джинни. Наверняка она с Дином уютно устроилась в кафе мадам Паддифут и весь день счастливо проворковала… «И почему меня это так волнует? — подумал Гарри с раздражением. — Какая разница, с кем встречается Джинни? Она — сестра Рона, это его должно волновать. И потом, она — самостоятельная девушка, наверное, даже слишком самостоятельная… и сама может решать, с кем ей встречаться, а с кем — нет…»

Размышления Гарри прервал голос Кэти Белл, охотницы команды Гриффиндора по квиддичу. Она вместе со своей подругой Лианной шагала немного впереди, трем друзьям было хорошо слышно, что девушки о чем-то спорят.

— Тебя это не касается, Лианна! — громко воскликнула Кэти.

Лианна попыталась выхватить у подруги сверток, которая та держала в руках. Кэти не отпускала, потянула сверток на себя. Сверток упал на землю.

И тут началась настоящая неразбериха. Страшный, нелепый кошмар. Кэти вдруг резко поднялась над землей на шесть футов и застыла с закрытыми глазами, широко раскинув руки. Потом страшно, надрывно закричала, будто ее настигло заклятие Мучения. Перепуганная Лианна тоже истошно завопила, пытаясь за ноги стащить подругу вниз. Ребята бросились на помощь. А Кэти все кричала, кричала страшно, заставляя кровь застывать в жилах, а сердца — разрываться от бешеного ритма… Потом она упала. Гарри кинулся к школе за помощью. Пришел Хагрид, осторожно поднял корчащуюся от боли девушку на руки и бегом припустил к школе. Расспросы Лианны ничего не дали. Девушка тряслась от рыданий и не могла спокойно сказать и двух слов. В свертке, что несла с собой Кэти, оказалось ожерелье. Древнее проклятое ожерелье, которое Гарри однажды видел в лавке «Боргин и Бэркс». Гарри с превеликой осторожностью взял ожерелье, и ребята направились в школу. Гермиона вела обливающуюся слезами Лианну.

— Малфой знает про это ожерелье, — вдруг сказал Гарри. — Оно лежало на витрине у «Боргина и Бэркса» четыре года назад, когда я случайно оказался в этой лавке и прятался от Малфоя и его папаши. Малфой тогда подозрительно долго его разглядывал. Вот что он покупал в тот день, когда мы за ним следили!

— Ну, не знаю, Гарри… — неуверенно ответил Рон. — Мало ли, кто заходит в «Боргин и Бэркс»… и потом, Лианна сказала, что Кэти его кто-то дал в женском туалете.

Предположения Рона Гарри совсем не убедили. На пороге школы ребят встречала профессор Макгонагалл. Она была обеспокоена. Нет, не просто обеспокоена, а, скорее, ужасно нервничала. Приказав Филчу отнести пакет с ожерельем Снейпу, Макгонагалл повела ребят в свой кабинет.

Лианна сумбурно, вперемешку со всхлипами, рассказала Макгонагалл о том, что произошло в «Трех метлах» и потом — по дороге в Хогвартс. Профессор отпустила девочку в больничное крыло. И взялась за троих случайных свидетелей. Гарри хотел увидеть профессора Дамблдора — оказалось, его нет в замке. «Нельзя это так оставлять, — подумал Гарри. — Не хватало, чтобы кто-то еще пострадал!» И он решил выложить Макгонагалл свои подозрения насчет старого врага.

— Я думаю, это Малфой дал Кэти ожерелье, профессор, — сказал он.

Гермиона вздрогнула от упоминания о злейшем враге. Конечно, она ненавидела Малфоя всеми фибрами души, но ее совесть не позволяла ей согласиться с таким голословным обвинением. Тем более что Гермиона точно знала…

— …мистера Малфоя не было сегодня в Хогсмиде, — высказала профессор Макгонагалл мысль Гермионы.

— Откуда вы знаете, профессор? — насупился Гарри, несколько минут назад страстно пытавшийся доказать свою правоту.

«Потому что он был на отработке у Макгонагалл…» — пронеслось в мозгу у Гермионы.

— Потому что он отбывал наказание у меня, — ответила профессор. — Он уже два раза подряд не сдал мне домашнюю работу по трансфигурации. Одним словом, спасибо, что поделились своими подозрениями, Поттер, — профессор уже сердилась, так как забыла прибавить свое обычное «мистер», шагнула к двери и распахнула ее. — А пока мне нужно заглянуть в больничное крыло, узнать, как чувствует себя Кэти Белл. Всего хорошего.

В разговоре была поставлена жирная точка. Их вежливо выдворили. Спорить было бессмысленно, и Гарри это понимал. Он злился на Рона и Гермиону за то, что те не поддержали его. Они и прежде не хотели верить в его выводы относительно Малфоя, но сейчас… это было слишком.

— Как вы думаете, кому Кэти должна была передать ожерелье? — спросил Рон по пути в гриффиндорскую башню.

— Кто знает? — ответила Гермиона с таким озабоченным видом, словно решала наисложнейшую задачу по арифмантике. — Во всяком случае, этот человек чудом спасся. Ведь он непременно прикоснулся бы к ожерелью, когда открыл пакет…

Еще несколько минут ребята строили предположения о том, кто же был целью таинственного убийцы, но так ни к чему и не пришли.

— Не понимаю, — сказал Гарри озадаченно, — зачем Малфой приказал ей нести пакет в замок? Ведь Филч проверяет всех на входе…

— Гарри, Малфоя не было в Хогсмиде! — Гермиона в раздражении топнула ногой. Упрямство Гарри по поводу причисления Малфоя к Пожирателям начало ее страшно бесить.

— Значит, у него был сообщник, — невозмутимо ответил Гарри. — Крэбб или Гойл… А может, еще какой-нибудь Пожиратель смерти, у Малфоя теперь наверняка есть дружки почище Крэбба и Гойла, он ведь и сам…

Гермиона мотнула головой и беспомощно взглянула на Рона: «Ну, и как прикажете с ним спорить?» Рон ответил ей понимающим взглядом. Каждый остался при своем мнении. И каждый был по-своему прав…

В тот же вечер Гермиона решила во что бы то ни стало добиться у Малфоя правды. Одержимость Гарри не давала ей покоя. А выведать нужную информацию проще всего было «из первых уст». Хотя Гермиона сильно сомневалась, что Малфой что-нибудь ей расскажет. Но попытаться стоило, тем более что она точно знала, где его найти.

Да, и вот еще. Этот странный жест с его стороны — помощь возле кабинета мадам Помфри — все еще не укладывался в голове девушки. Неужели Малфой действительно проявил к ней сочувствие? Или это был кто-то другой, кого мадам Помфри спутала с Малфоем? Вряд ли, этого слизеринского мерзавца ни с кем нельзя перепутать… но тогда почему? Почему он сделал это?

От обилия переживаний и не дающих покоя мыслей Гермиона никак не могла заснуть. Около часа поворочавшись в кровати, девушка, наконец, встала. Прислушалась — соседки по комнате мирно спали, никакие напасти мира их не тревожили. «Вот и славно», — подумала Гермиона, взяв теплый свитер, и вышла из спальни.

В гостиной было темно и тихо. Камин медленно остывал, отдавая комнате накопленное за день тепло. Тихонько прокравшись к выходу, Гермиона отодвинула портрет и выбралась наружу. В коридоре было холодно. Девушка поежилась, натянула свитер поверх ночной рубашки и поспешила к лестнице на восьмой этаж.

На удивление, в эту ночь, как и в предыдущую, ей не встретились ни смотритель, ни Снейп, ни кто другой из преподавателей, которые взяли привычку патрулировать коридоры по ночам. Благополучно добравшись до знакомого еще с пятого курса портрета Варнавы Вздрюченного, обучающего троллей балету, Гермиона застыла у стены. Она даже не подумала, что не знает, как попасть в ту самую комнату, куда привел ее Малфой. Выручай-комната открывалась только тому, кто о ней просил, а узнать, что именно просил у комнаты Малфой, Гермиона не удосужилась. Да и зачем? Она думала, что больше никогда в жизни не вернется сюда! И вот, теперь, когда ей жизненно необходимо попасть в выручай-комнату, она не знает что делать и стоит в растерянности посреди коридора… А что, если Малфой уже там? Тогда никакого шанса попасть к нему нет — комната не откроется, пока кто-то внутри… Гермиона тяжело вздохнула, поняв всю безнадежность своего положения, и развернулась, чтобы уйти.

И тут же нос к носу столкнулась с кем-то.

Гермиона инстинктивно сжалась и зажмурилась, предполагая самое худшее. «Только не Снейп! Только не Снейп!» — с ужасом подумала она. Но, открыв глаза, тут же пришла в себя и чуть не завопила от радости. Перед ней стоял Малфой.

— Ты! — выдохнула Гермиона, не в силах справиться с удивлением.

— Я так и думал, ты меня преследуешь! — воскликнул Малфой не слишком дружелюбно. — Что тебе на этот раз понадобилось, грязнокровка? Помочь вытащить твоего ненаглядного Поттера из очередной задницы? Извини, на сегодня мой лимит благородных поступков исчерпан.

Гермиона с оскорбленным видом уставилась на Малфоя. Что он городит?!

— Или ты возомнила, что я тебе что-то должен? — Малфой скрестил руки на груди и в упор посмотрел на девушку.

— Нет! — тут же отозвалась Гермиона. — Я скорее добровольно съем флоббер-червя, чем попрошу тебя о помощи!

Малфой ядовито усмехнулся:

— Смотри, как бы не пришлось пожалеть о сказанном!

Гермиона возмущенно фыркнула.

— Вот что, Грейнджер, — Малфой начал терять терпение. — Или выкладывай, что тебе нужно, или катись ко всем чертям! Я от тебя смертельно устал, нигде ты не даешь покоя! И только не говори, что решила прогуляться перед сном, и случайно забрела именно в этот коридор!

— Не скажу, — пожала плечами Гермиона, ощущая неподдельное удовольствие от того, что смогла так легко вывести Малфоя из себя. — Я, действительно, хотела с тобой поговорить.

Малфой внимательно посмотрел на девушку, ожидая продолжения.

— Может, откроешь комнату? — спросила Гермиона неожиданно даже для самой себя. — В коридоре довольно прохладно, а я до сих пор простужена.

Малфой хмыкнул, пытаясь скрыть удивление, но все же подошел к стене возле картины. Сосредоточившись, он несколько раз прошел взад-вперед вдоль стены, и вот в ней открылась небольшая дубовая дверь с медными петлями и такими же ручками.

— Ты идешь? — спросил Малфой, открывая дверь. — Если ждешь особого приглашения — билеты кончились вчера.

Гермиона фыркнула почти весело и шагнула вслед за Малфоем в комнату.

Комната ничуть не изменилась с прошлой ночи. Так же горел огонь в камине, так же манили своей мягкостью удобные кресла, застеленная кровать так же скрывалась в полумраке в дальнем углу… На это раз Гермиона чувствовала себя намного уверенней. Прошествовав прямиком к камину, она село в одно из кресел. Малфой развалился в соседнем кресле, вытянув длинные ноги к каминной решетке.

— Итак? — спросил он нетерпеливо.

— Ты каждую ночь приходишь сюда? — спросила Гермиона.

— Это тебя не касается, — отрезал Малфой. Поразмыслив, он добавил, — Допустим, да.

— Тебе не нравится в твоей комнате? — Гермиона искренне удивилась.

— Если ты решила взять у меня интервью, запишись в очередь, — Малфой бросил на Гермиону полный злобы взгляд. — А если в твоем понимании «поговорить» — это задать кучу дурацких вопросов, то ты обратилась не по адресу. Я не настроен развлекать тебя, грязнокровка, если тебе не спится, пойди, достань своего Поттера или лучше Уизли. Он тебя развеселит, будь уверена. За километр видно, как он по тебе слюни пускает. А меня оставь в покое.

Гермиона растерялась от такой словесной атаки. Но, собравшись с мыслями, все же ответила:

— Вовсе он не пускает слюни!

— Дело твое, — Малфой откинулся на спинку кресла и зарыл глаза. — Мне, вообще-то, абсолютно все равно, по кому пускает слюни твой дружок. В любом случае ему не светит ничего больше, чем… ты.

Гермиона вздрогнула, как от удара. Что он сказал?! Что он хотел этим сказать?! Гермиона уже хотела выкрикнуть что-то обидное, но спохватилась: ведь тогда получится, что она считает Рона кем-то таким, кто не достоин ее дружбы и любви… ох, уж этот Малфой! Как он умеет подловить человека на самой, казалось бы, простой фразе! «Нет, так, Гермиона, успокойся. Просто расслабься. Не покупайся на его уловки. Ты должна узнать что-то важное».

— Малфой, — голос Гермионы вдруг охрип, действие зелья прекращалось. — Ответь мне на один вопрос, и я оставлю тебя в покое.

— Ради этого я готов ответить на целых два вопроса, — съязвил юноша.

— Хорошо. Тогда вопрос первый: ты ходил сегодня в Хогсмид?

Малфой открыл глаза и посмотрел на Гермиону с презрением.

— Я был лучшего мнения о твоих умственных способностях, Грейнджер, — протянул он. — Неужели трудно сопоставить понятия «отработка у Макгонагалл» и «поход в Хогсмид» и сообразить, что они взаимно исключают друг друга?

— Значит, не был, — констатировала Гермиона, даже не обидевшись на язвительный выпад Малфоя.

Сейчас главное — задать такой вопрос, который не вызвал бы у слизеринца подозрений, но в то же время развеял бы сомнения Гермионы. Это была довольно сложная задача. Вздохнув поглубже, Гермиона, наконец, выдавила:

— Что ты знаешь о проклятых вещах? Где можно купить себе такую?

На какое-то мгновение на лице Малфоя отразился интерес, но потом его выражение снова стало непроницаемым.

— Думаешь, я не знаю, зачем ты это спрашиваешь? Я слышал о том, что случилось с Белл. И наверняка ты со своими дружками решила, что это сделал я.

Гермиона напряглась. Она не ожидала, что Малфой так отреагирует на ее вопрос.

— Но это ведь не так? — спросила Гермиона почти с надеждой.

Вот теперь Драко в самом деле удивился. Он никогда не слышал, чтобы эта грязнокровка Грейнджер ТАК с ним разговаривала. Что-то случилось. Может, у нее от температуры мозги расплавились? Справившись с удивлением, Драко как можно более холодным тоном ответил:

— Это тебя тоже не касается.

Гермиона поняла, что битва проиграна. Малфой сразу раскусил все ее замыслы, и теперь ничего не расскажет. Возможно, он вообще больше не позволит ей с ним заговорить.

Гермиона поднялась с кресла и молча направилась к двери.

— И это все? — догнал ее у самого выхода голос Драко.

Девушка обернулась и непонимающе посмотрела на Малфоя. Он встал с кресла и подошел к девушке.

— В каком смысле? — спросила Гермиона, чувствуя, как изнутри накатывает знакомое паническое чувство ужаса и отвращения.

Малфой ответил не сразу. Он стоял очень близко, Гермиона отчетливо видела каждую прожилку в светло-серой радужке его глаз, внимательно изучающих растерявшуюся девушку. «У него красивые глаза…» — промелькнула мысль в голове Гермионы. Девушка даже вздрогнула от таких размышлений.

Малфой это заметил:

— Что, грязнокровка, неприятно стоять со мной рядом?

Гермиона собрала остатки смелости и гордо вздернула носик:

— Не боишься запачкаться о «грязнокровку»?

Малфой поморщился.

— С чувством юмора у тебя так же туго, как с мозгами, — пробормотал он, прислонясь плечом к двери рядом с девушкой. — Надеюсь, это не заразно.

— Я была бы удивлена, Малфой, если бы тебе перепала хоть частичка того или другого! — парировала Гермиона с достоинством.

— А ты научилась скалить зубки, грязнокровка, — протянул Малфой с каким-то удовлетворенным злорадством. — Даже не дожидаясь помощи своих дружков…

— Дружки — у тебя, Малфой, — гневно отрезала Гермиона. — Гарри и Рон — мои друзья! Может, позволишь мне выйти?

— Я думаю, — Малфой хитро прищурился, — стоит взять плату за поведанную мной ценную информацию.

— Ценную?! — Гермиона деланно расхохоталась, правда, смех получился немного истерическим. — Я ничего нового не узнала, можешь не стараться!

— Дурацкий у тебя свитер, Грейнджер, — неожиданно сменил тему Малфой. — Тебе не идет.

— С каких это пор ты интересуешься моим внешним видом? — хмыкнула Гермиона, чувствуя при этом, как ослабели ноги.

— Я вообще интересуюсь многими вещами, в отличие от тебя, — ответил Малфой. — Эстетический вкус у меня врожденный. Просто противно смотреть на то, во что вы все одеваетесь…

— Так не смотри! — воскликнула Гермиона раздраженно. — Выпусти меня!

— Не так быстро, — Малфой усмехнулся и, оттолкнувшись плечом от стены, встал напротив девушки. — Сначала сними свитер.

Гермиона потеряла дар речи от удивления и возмущения.

— Что?!

— Сними свитер, — повторил Малфой.

Гермиона окаменела от охватившего ее чувства страха и беспомощности. «Что он задумал? — стучало в ее мозгу. — Что ему нужно?!»

В третий раз Малфой повторять не стал. Шагнув к Гермионе, сжавшейся в комок, он схватил полы ее свитера и резко дернул вверх. Девушке некуда было отступать — спиной она упиралась в дверь. Непонятная слабость внезапно навалилась на нее, сковала, спутались мысли. Все, как вчера… Гермиона сдавлено пискнула, пытаясь защититься, но Малфой был проворнее — после минутной борьбы он, раскрасневшийся, тяжело дышащий, держал в руках синий свитер Гермионы, а девушка, в свою очередь, сжалась еще сильнее, обхватила себя руками, пытаясь скрыть от него свою ночную рубашку.

— Ты… ты… — вырвался из ее уст страдальческий вопль. — Ты… ублюдок!..

— Придумай что-нибудь новое, а то уже становится скучно, — вздохнул Малфой и кинул свитер на кресло. Потом оценивающе посмотрел на полуобнаженную девушку и добавил: — Так-то лучше. И нечего устраивать истерик, я ничего не сделал.

«О, как бы я хотела отплатить тебе за все, что ты сделал!!!» — попыталась закричать Гермиона, но с ужасом поняла, что не может вымолвить ни слова, будто на нее наложили заклятие косноязычия.

— Здесь не так уж и холодно, не понимаю, как ты могла простудиться, — хмыкнул Малфой и, повернувшись, направился к креслу.

Гермиона, дрожащая с головы до ног, растерянная, раздавленная, продолжала стоять возле двери. Она не сразу поняла, что горячие мокрые дорожки на ее щеках — слезы.

— Отдай… — прохрипела она. — Отдай… мой свитер… «Господи, и почему мне всегда приходится у него что-то просить?!»

— Зачем он тебе? — безразлично протянул Малфой, даже не глядя на Гермиону.

Девушка медленно сползла по двери на пол и, обхватив колени руками, опустила голову. У нее не осталось сил. Все, как в прошлый раз. Это какие-то чары, какая-то магия… не может быть, чтобы все было так просто… Это Малфой. Это он применяет какую-то магию. Это его рук дело!

— Что… ты со мной сделал? — прошептала Гермиона, с трудом подняв голову.

— Снял с тебя свитер, — невозмутимо ответил Малфой.

— Какое заклятье ты на меня наложил? — проговорила Гермиона неразборчиво.

Драко услышал только «заклятье», но все равно удивленно обернулся. Гермиона уже почти лежала на полу. Руки ее безвольно упали, голова склонилась на грудь. Девушка почти спала. «Где-то я это уже видел…» — подумал Малфой с беспокойством. Он встал и подошел к Гермионе. Девушка слабо встрепенулась и открыла слипающиеся глаза.

— Малфой… если узнаю… наложил заклятье… я тебя… убью… — пробормотала она бессвязно.

— Что ты несешь, Грейнждер? — возмутился Драко. — Какое заклятье я мог на тебя наложить, я даже не доставал палочку!

Гермиона не ответила — на это у нее не осталось сил. Она прилегла возле двери и, положив под щеку кулачок, мирно засопела.

«Так вот в чем дело… — подумал Драко. — Вчера было то же самое… На ней — какое-то заклятье… Какое-то странное заклятье, которое заставляет ее заснуть в Выручай-комнате… Как все это глупо!» Юноша чертыхнулся, скрестил руки на груди и отошел к окну. Ночь была ненастная, стекла в оконной раме дребезжали под порывами ветра. Драко надолго задумался. Точнее, просто погрузился в какое-то туманное состояние без мыслей и чувств. Такое с ним случалось редко.

Очнувшись, Драко неожиданно осознал, что с трудом понимает происходящее. Мысли путались. Какие-то необъяснимые порывы заполняли душу. В голове стояла каша, все воспоминания каким-то чудесным образом перемешались, превратившись в круговорот красок, звуков, ощущений…

Драко бросил взгляд на лежащую у двери девушку. Сразу же на него нахлынула необъяснимая жалость к ней, к этой магглорожденной, к этой заучке Грейнджер… Подойдя к девушке, Драко присел рядом с ней. Протянул руку, прикоснулся к ее щеке — ее кожа была мягкой и необычайно горячей. Драко с беспокойством положил руку девушке на лоб — он горел огнем. Гермиона прошептала что-то пересохшими губами, кажется, «Гарри…». Драко нахмурился — даже в бреду она ни на секунду не забывает о своих чертовых друзьях!

— Чтоб ты провалился, Поттер! — прошипел Драко сквозь зубы.

И снова, как прошлой ночью, он взял Гермиону на руки и отнес на кровать. Девушка начала что-то бормотать, ее глаза под закрытыми веками беспорядочно заметались из стороны в сторону. Драко укрыл Гермиону одеялом и вернулся к камину — подбросить угля. «Черт, не хватало мне еще больной грязнокровки! — подумал он. — Одни проблемы от этой Грейнджер, жаль, что ее на втором курсе не загрыз василиск!»

С кровати раздался громкий хриплый стон Гермионы. Драко вздрогнул и обернулся. Девушка металась в бреду, скинула с себя одеяло, пыталась освободиться от рубашки… Драко сглотнул. Он, конечно, ненавидел Грейнджер, но не до такой степени, чтобы оставить ее в Выручай-комнате умирать. Чертыхнувшись, юноша достал из кармана волшебную палочку и зашептал заклинания: наколдовал еще одно теплое одеяло, серебряный тазик с водой, бинты… Вызвал из своей комнаты пакетик с жаропонижающим порошком, который сам так и не принял. Затем сел на кровати рядом с Гермионой, укрыл ее, подоткнув одеяло со всех сторон. Откинул волосы с ее взмокшего лба. Определенно, температура у девушки зашкаливала. Драко разорвал бинт на несколько полос, намочил их, приложил холодный компресс ко лбу Гермионы. Девушка снова застонала, тихо, жалобно… У Драко задрожали руки. Не может быть, чтобы обычная простуда привела к таким последствиям. Тут явно замешана какая-то магия. Да и сама Гермиона что-то говорила о заклинании… Драко поежился при мысли о таинственной магии, скорее всего, Темной, которая воздействовала на девушку.

В щель между полом и дверью проскользнул пакетик с порошком. Драко подхватил его, высыпал порошок в наколдованную пиалу, развел его в воде. Оставалось напоить им Гермиону, вот только проблема была в том, что девушка была без сознания.

Драко снова присел рядом с Гермионой. Осторожно приподнял ее голову, поднес к губам девушки лекарство. Она открыла глаза, подернутые дымкой болезни.

— Выпей, Грейн… Гермиона, — тихо сказал Драко, сам не веря тому, что назвал девушку по имени. — Выпей, это лекарство. Тебе станет легче…

— Мал… фой… — Гермиона узнала его. — Ты…

— Не разговаривай, пей, — Драко настойчиво приблизил к ее губам пиалу и наклонил.

Гермиона сделала судорожный глоток и, закашлявшись, уронила голову на подушку.

— Это… ты… со мной сделал… — прошептала она.

Драко почувствовал раздражение — слабый отзвук того настоящего раздражения, которое он испытывал, выслушивая обвинения в свой адрес. Юноша не мог понять, что с ним творится. Почему он помогает ей? Почему волнуется за нее? Почему так мягко говорит с ней, так нежно, осторожно к ней прикасается?.. «Я сошел с ума», — заключил Драко, смачивая очередной компресс и прикладывая его к груди Гермионы.

Юноша промучился больше двух часов, прежде чем лекарство и компрессы начали действовать. Гермиона, наконец, перестала стонать и метаться, уснула спокойным, глубоким сном. Дыхание ее выровнялось, жар спал.

— Наконец-то! — вздохнул Драко с облегчением, взмахом волшебной палочки убирая все следы своего присутствия.

Выжатый, как лимон, Драко подошел к двери. Оглянувшись последний раз на Гермиону и убедившись, что с ней все в порядке, юноша вышел и тихо прикрыл за собой дверь. Ночное приключение измотало его так, как не изматывал ни один квиддичный матч. Ночь подходила к концу, нужно было выспаться перед завтрашним учебным днем. Драко устало потянулся, зевнув во весь рот, и поплелся по лестнице вниз, в подземелье, к своей комнате, где его уже заждалась его широкая удобная кровать. Уже подходя к двери гостиной, он вдруг с удивлением понял, что ничего не помнит о сегодняшней ночи. Но он слишком устал, чтобы в чем-то разбираться. Отложив все раздумья на завтра, Драко, наконец, отправился спать.

После того памятного дня, когда Кэти Белл подверглась заклятию (и Гермиона Грейнджер, похоже, тоже) прошло больше недели. Приближалась первая игра сезона — матч по квиддичу со Слизерином. Гарри был как на иголках, и не только потому, что великолепная загонщица Кэти в этот раз не сможет выйти на поле (после ужасного случая с ожерельем девушку отправили в лечебницу Святого Мунго, и было бы глупо надеяться, что она вернется до начала сезона). Гарри тревожило еще и то, что на игре будет присутствовать новоявленный Пожиратель Смерти — Драко Малфой. Еще больше Гарри раздражало поведение Рона и Гермионы — они, словно сговорившись, старались упорно не замечать его намеков или прямых разговоров о своей теории относительно мерзкого слизеринца. Они только все время пожимали плечами и одаривали Гарри сочувственно-непонимающими взглядами.

Кроме того, уроки Дамблдора тоже не проходили бесследно, заставляя Гарри все время думать о том, что же такого важного хочет сказать и показать ему директор. С разрешения Дамблдора Гарри все рассказал лучшим друзьям. Рон с восхищением и страхом выдал:

— Да, Гарри! Жуткое дело — Сам-Знаешь-Кто в детстве!

Гарри думал так же. Юный Реддл понравился ему не больше, чем тот, которого он видел на втором курсе — живое воспоминание, восставшее из дневника. Конечно, в маленьком мальчике-сиротке трудно было разглядеть будущего величайшего злодея волшебного мира, Гарри прекрасно понимал это и не осуждал Дамблдора за то, что тот все же решился принять Реддла в Хогвартс. Но что-то зловещее, странное, необъяснимое сквозило во взгляде маленького Тома, что-то, что выдавало темную сущность его души. Гарри не мог отделаться от ощущения, что где-то уже видел подобный взгляд. Где-то совсем рядом, не так давно. И это был, точно, не взгляд Волдеморта — жуткий, проникающий сквозь кожу и раздирающий сердце взгляд узких, как щелки, красных глаз со змеиными вертикальными зрачками. Это был взгляд кого-то из знакомых, кого-то, кого Гарри встречал так же часто, как Рона или Гермиону…

— О чем ты все время думаешь? — прошипела Гермиона Гарри на ухо.

Шел урок трансфигурации, Макгонагалл заставила шестикурсников сотворить из воздуха несколько канареек. Пока это никому не удалось.

Гарри вздрогнул и посмотрел на подругу. Он выглядела обеспокоенной.

— Все в порядке, Гермиона, — прошептал Гарри. — Просто… скоро квиддич, а у меня нет замены для Кэти.

— Ты думаешь об этом с таким лицом, будто у тебя, как минимум, нет замены для собственной правой руки, которая вдруг перестала работать… — пробормотала Гермиона.

«Что ж, — подумал Гарри. — В чем-то ты права».

У него и в правду в последнее время было похожее ощущение. На него вдруг навалилось столько всего, что он и не знал, о чем в первую очередь стоит думать. Матч по квиддичу, проклятье, наложенное на Кэти, уроки у Дамблдора, шастающий по школе убийца-Малфой… кроме всего прочего Гарри не давали покоя мысли, которых он изо всех сил старался избегать. Мысли, по его мнению, совершенно не нужные и бессмысленные в данное время. Мысли о Джинни.

За завтраком она посмотрела на него как-то иначе. Не так, как всегда. Каким-то долгим, слишком долгим, словно изучающим взглядом, от которого у Гарри мурашки побежали по коже. Ему захотелось расхохотаться, как сумасшедшему, или запрыгнуть на стол и сплясать дикий танец аборигенов Австралии, или наорать на Рона, все время что-то бормочущего про квиддич… Или… подойти к ней, взять ее за руку. Наплевать, что на виду у всего Хогвартса, на виду у ее брата и ее парня Дина Томаса… От этих мыслей все в Гарри выворачивалось наизнанку, в голове гудел пудовый колокол: «Она — сестра Рона. Она — сестра Рона. Не будь предателем». Но юноша ничего не мог поделать с собой. Если он не думал о Дамблдоре или о Малфое, то не мог думать ни о ком другом, кроме как о ней.

А в начале недели на него навалилась еще одна напасть. В понедельник, рано утром, перед занятиями, в Большой Зал на завтрак не спустилась Гермиона. Мальчишки так и не смогли выпытать у нее, куда она запропастилась: раньше Гермиона никогда — или в очень редких, совершенно исключительных случаях — не пропускала завтрак или обед и сама все время твердила друзьям, что «Здоровое питание — прежде всего!» Настораживало не столько отсутствие Гермионы на завтраке само по себе, сколько тот факт, что она никак это не объяснила. Просто буркнула «Привет» на первом уроке и совершенно отрешенным взглядом уставилась на доску. С лучшей подругой Гарри Поттера что-то, определенно, происходило. Что-то, о чем она не хотела рассказывать даже друзьям. Рон, конечно же, ничего не заметил, а на вопросы Гарри только отмахнулся:

— Ты же знаешь, это Гермиона! Она всегда такая. Мало ли, что ее беспокоит. Может, какая-нибудь очередная ерунда, которую она не может отыскать в библиотеке. Она ведь даже не рассказала нам, как умудрилась сбежать от мадам Помфри, помнишь?

Рассуждения Рона ничуть не успокоили Гарри, наоборот, усилили его тревогу. За Гермионой никогда раньше не замечалось ничего подобного. Чтобы она скрывала что-то от них? Чтобы смогла перечить преподавателю или кому бы то ни было из старших? Чтобы просидела три урока подряд, ни разу не подняв руку даже на самый простейший вопрос?!

Однако вскоре Гермиона пришла в себя, словно внезапно проснулась. Сразу вернулось ее былое настроение и весь ее скептицизм по поводу измышлений Гарри.

— Драко Малфой не может быть Пожирателем Смерти! — отчетливо дала понять свою позицию Гермиона. — Это просто глупо. Что из того, что его отец — Пожиратель? Отец Сириуса тоже не был золотом, да и все семейство Блэков, однако это не помешало твоему крестному стать замечательным человеком!

Упоминание о Сириусе ножом резануло по сердцу. Гарри ничего не сказал, но предпочел закончить дискуссии с Гермионой о Малфое.

В тот же день Гермиона преподнесла еще один сюрприз: на травологии, когда разговор зашел о пресловутых вечеринках у Слизнорта. Гермиона в числе лучших учеников всегда была приглашена на эти торжественные собрания так называемого «Клуба слизней». Беседу завел Рон, которому совсем не нравилось, что Гермиона ходит на эти вечеринки одна. Да и, надо было признать, Рон завидовал ей и Гарри — Слизнорт не мог даже запомнить его фамилию и на уроках постоянно игнорировал, вот Рон и скрипел зубами. Гарри и Гермионе, как всегда, доставалась вся слава.

В любом случае, какими бы ни были причины, разговор закончился тем, что лучшие друзья Гарри чуть не переругались между собой из-за этой чертовой вечеринки. Гермиона неожиданно призналась, что хотела бы пригласить Рона, но раз уж он так настаивает, передумала и решила пригласить Кормака Маклаггена. Гарри с трудом верил, что Гермиона решится на такое — он помнил, как она вздрагивала и передергивала плечами при каждом вожделенном взгляде Кормака. Пожалуй, она никогда так не напрягалась даже из-за Малфоя. Гарри точно знал, что Гермиона пошутила. Рону же это было невдомек, он злился и чуть ли не кричал на них обоих. Заявление Гермионы о том, что та хотела бы пригласить лучшего друга, Рон воспринял с не меньшим удивлением, чем сама Гермиона. Однако ругаться перестал. Посмотрел на Гермиону искоса и, подойдя к Гарри, шепнул ему на ухо:

— Как думаешь, она шутит?

Гарри пожал плечами, продолжая воевать со взбесившимся пеньком цапня — нового магического растения, которое они изучали в этот раз. На самом деле Гарри не хотелось думать о том, что сказала Гермиона. Это его настораживало. Напрягало еще больше, добавляло проблем. Как будто у него и без того их мало! Не хватало только, чтобы Рон и Гермиона… что будет, если они заведут роман, а потом поссорятся? Перестанут разговаривать друг с другом? Как ОН будет чувствовать себя рядом с ними, терпеть излучаемое ими ледяное презрение? Гарри помнил ссору Рона и Гермионы на третьем курсе — ощущение дикой безнадежности, когда твои лучшие друзья не разговаривают друг с другом, не доставляло ему ни малейшего удовольствия.

А если все будет иначе? Что, если они двое будут счастливы, как Билл и Флер? А он при них — третий лишний? Гарри помрачнел. Такой расклад его не совсем устраивал. Хотя… ведь не обязательно самому оставаться без пары. Вокруг столько замечательных девушек, которым он, наверняка нравится… «Да уж, — подумал Гарри. — Может, я им и нравлюсь. Вот только та девушка, которая нравится мне…» Перед глазами возник знакомый образ: ясные глаза, медно-рыжие волосы, обворожительная улыбка… Нет! Нельзя об этом думать! Ни в коем случае!..

Урок трансфигурации подошел к концу. Гарри, погруженный в свои не слишком веселые размышления, даже не заметил, как прозвенел звонок. Он очнулся, только почувствовав, как Гермиона пихнула его под локоть.

— Я недовольна вами, — нахмурившись, сказала профессор Макгонагалл. — К сожалению, сегодня с заданием справилась только мисс Грейнджер. Десять очков Гриффиндору. Вы свободны, практикуйтесь до следующего занятия.

Класс зашумел, шестикурсники потянулись к выходу. Гермиона, невероятно довольная собой, собрала учебники в сумку и, бросив на Гарри немного встревоженный взгляд, поспешила к дверям.

Гарри все еще думал о том, кого подобрать на замену Кэти. Нужно было что-то решать. Единственным, кого он еще мог представить в роли загонщика команды Гриффиндора, был Дин Томас. Гарри точно знал — обратись он к Дину, на него тут же обидится Симус Финниган. Однако Гарри был вынужден признать, что Дин летал лучше Симуса и на отборочных испытаниях показал себя как хороший игрок. По правде сказать, Гарри не очень-то и хотелось его приглашать, и главным образом, вовсе не из-за обиды Симуса. Все было гораздо сложнее…

Делать нечего — матч был на носу, а еще одних полноценных отборочных Гарри просто не выдержит. Скрепя сердце, Гарри подошел к Дину.

— Тебя еще интересует возможность сыграть за охотника?

— Чего? А, ну да, еще бы! — разволновался Дин.

— Тогда считай, что ты в игре, — сказал Гарри. — Тренировка сегодня в семь.

— Понял! Ура, Гарри! Ух ты, скорее расскажу Джинни! — и Дин, радостный сверх меры, выскочил из класса.

Симус с кислым видом посмотрел на Гарри. Они остались в классе одни. Гарри было неловко. Еще и потому, что при упоминании Джинни он покраснел, и ему вдруг невероятно захотелось вцепиться Дину в глотку и разорвать его на мелкие клочки.

Не только Симус был недоволен выбором Гарри. Узнав о том, что новый охотник команды Гриффиндора — однокурсник Гарри, ребята с факультета начали возмущаться:

— Он и так уже набрал в команду половину своих друзей! Чего стоит один только Уизли!

Видимо, воспоминание о том, как Рон феерически выиграл последний матч на пятом курсе, немного поблекло в головах Гриффиндорцев. Гарри не возмущался. За шесть лет своего обучения он слышал и не такое. Однако постоянное моральное давление вовсе не укрепляло боевой дух. Рон тоже потихоньку начал сходить с ума. В преддверии матча возвращались все его былые страхи и паника.

И — самое страшное — Гермиона. Она не поддержала ни Гарри, ни Рона. Казалось, ее вообще не интересует, как они сыграют в этот раз. Конечно, Гермиона вообще редко обращала внимание на спортивные увлечения друзей, и квиддич интересовал ее меньше, чем жизнь соплохвостов, однако полного и безграничного равнодушия она никогда не проявляла. Это было, по меньшей мере, странно, если не сказать, страшно.

— Гермиона, что происходит? — спросил Гарри вечером, собираясь на тренировку.

— О чем ты? — Гермиона подняла взгляд от разложенных перед ней на столе диаграмм по арифмантике.

— Что с тобой такое творится? — повторил Гарри. — Ты будто где-то… в другом месте.

— Не понимаю, что ты имеешь в виду, — возмущенно фыркнула Гермиона. — Гарри, пожалуйста, не мешай, я должна разобрать еще четырнадцать графиков. Если у тебя нет ко мне ничего конкретного…

Гарри пожал плечами. Он не мог точно сказать, что именно пугает его в изменившемся поведении Гермионы. И он знал — пока не найдется достаточно веской причины, она на все будет отвечать только: «Глупости! Я не понимаю, что ты имеешь в виду».

С тяжелым сердцем Гарри отправился на поле для квиддича.

Гермиона чувствовала, что с ней что-то не так. Она помнила, как проснулась в выручай-комнате, одна, укрытая двумя теплыми одеялами. Ни следа от простуды, ни жара, ни головокружения. Это было странно — она точно помнила, что едва держалась на ногах за несколько часов до этого. Что же произошло? Что случилось ночью? Как она могла так быстро выздороветь?

И еще одно не давало ей покоя — она совершенно не помнила, как и почему оказалась там, в выручай-комнате, на кровати. Зачем она пришла туда? И — главное — каким образом ей удалось войти внутрь? Ведь открыть ТУ САМУЮ комнату не мог никто, кроме…

Малфоя. Опять этот чертов слизеринец преследует ее. Теперь уже в мыслях. Она все никак не могла выбросить из головы его поступок у кабинета мадам Помфри. Зачем ему понадобилось спасать ее? Почему он просто не оставил ее валяться посреди коридора? Неужели в этом слащавом ублюдке проснулась совесть? В это с трудом верилось. Он явно что-то задумал. Что-то очень, очень нехорошее. При мысли о том, что могло случиться в выручай-комнате, у Гермионы мурашки бежали по спине, а ладони моментально становились влажными. Впервые в жизни знаменитая натренированная память лучшей ученицы Гриффиндора дала сбой. Гермиона не помнила ни минуты, проведенной ею в выручай-комнате тем вечером. Однако она точно знала, что утром ее синий теплый свитер лежал на кресле возле камина…

Единственное, что могло отвлечь от мрачных размышлений — занятия. Гермиона с головой окунулась в учебу, хотя порой наступали минуты, когда она проваливалась в какой-то густой бессознательный туман, когда исчезали все мысли, все слова, все вокруг. Однажды это заметил Гарри. Он обеспокоенно спросил:

— Ты в порядке? Такое ощущение, что ты нездорова.

— Я в порядке, Гарри, — соврала Гермиона. О, Мерлин, как же часто она в последнее время стала врать!

Тогда Гарри отступил, не стал вдаваться в подробности. Но вот — опять. Снова это пресловутое: «Что с тобой случилось?». Конечно, Гермиона понимала, что он заботится о ней, беспокоится. Что он — ее лучший друг, и правильнее было бы рассказать ему все. Все, что случилось. Но вот беда: она даже не знает, что именно случилось той ночью. И предыдущей. Потому что она до сих пор помнила то странное ощущение мягкого поцелуя на своих губах. Какого-то слишком необъяснимого поцелуя…

Гермиона не могла сосредоточиться на графиках. Девушка поймала себя на мысли, что уже в восьмой раз просматривает одну и ту же диаграмму и никак не может вникнуть в смысл задания.

— Все! — сказала сама себе Гермиона. — Пора заняться чем-нибудь другим.

Но, так как других очевидных занятий, кроме выполнения домашнего задания, у нее не было, Гермиона принялась писать работу по зельям. Слизнорт на этот раз задал очень сложный по составу рецепт — зелье смелости. Гермиона не сомневалась, что, посидев немного над учебником и, возможно, проведя пару часов в библиотеке, она наверняка сможет его осилить. Девушка уже много недель кряду пыталась не ударить в грязь лицом на уроках зельеварения, но Гарри с его Принцем-полукровкой неизменно оказывался на высоте. Гермиону это раздражало — ведь способ, которым Гарри удалось выбиться в любимчики Слизнорту, был, в общем-то, не слишком честным. Однако девушка знала точно — ни под каким предлогом, ни при каких обстоятельствах, даже если от этого будут зависеть ее годовые оценки, она не обратится к Гарри за помощью. За помощью Принца.

Гермиона вздохнула и потянулась, расправляя затекшие плечи. По-видимому, все же придется пойти в библиотеку — учебник по зельеварению не внушал доверия. Собрав все свои бумажки и запихнув их в сумку вместе с пером и чернильницей, Гермиона отправилась в самое тихое, спокойное и ею любимое место — в библиотеку.

В этот вечер в библиотеке было необычайно тихо и немноголюдно. Только парочка второкурсников с Хаффлпаффа о чем-то тихо перешептывалась за дальним столом, один рослый равенкловец с задумчивым видом листал огромный том по Защите от Темных Искусств, да неугомонная мадам Пинс, школьный библиотекарь, сновала между рядами книжных шкафов. Гермиона нашла несколько полезных книг и уселась за стол, разложив письменные принадлежности.

— Только попробуйте оставить на книгах хоть одно чернильное пятнышко! — проскрежетала мадам Пинс, проходя мимо Гермионы.

— Хорошо, — кивнула девушка и углубилась в чтение.

Занятия отвлекали ее. Книги — вот то единственное, что могло помочь перестать думать о проблемах.

— Какой сложный состав! — бормотала Гермиона, перелистывая страницы и записывая убористым почерком ингредиенты зелья в свой пергамент. — Волос единорога… толченый корень альрауна… листья аконита… лунный камень… О, Мерлин! — девушка вздохнула, исправляя описку.

И тут какое-то необъяснимое чувство охватило ее. Сердце пропустило один удар, а потом забилось быстро-быстро… Спина покрылась липким холодным потом. Гермиона не могла понять, откуда взялось это предчувствие — ничего не предвещало опасности. Но девушке вдруг страшно захотелось выскочить вон из библиотеки и бежать на квиддичный стадион, к Гарри, к Рону… Беспокойно оглядевшись, Гермиона заметила, что библиотека опустела окончательно. Даже мадам Пинс куда-то подевалась. Вздрогнув, Гермиона начала лихорадочно собирать свои вещи в сумку. Приступ паники усиливался. «Что происходит? — думала девушка. — Что со мной творится?» Ответа на этот вопрос у нее не было.

Схватив книги со стола, Гермиона опрометью бросилась прочь из зловеще-полутемного пустого помещения. Сердце колотилось, как бешеное, руки дрожали мелкой дрожью, воздуха не хватало… Что же это такое?

Едва за спиной девушки закрылась тяжелая дверь библиотеки, как страх отступил. Так внезапно, что Гермиона остановилась, как вкопанная. Обернулась, посмотрела на массивные дубовые двери. Ничего необычного. Старая добрая библиотека, вечное прибежище нерадивых студентов, неудачливых заговорщиков и законченных заучек. «Таких, как я», — с тоской подумала Гермиона и повернулась, чтобы уйти.

— Опять ты?

Знакомый, мерзкий, растягивающий слова голос.

— Малфой! — прорычала Гермиона.

— Грейнджер, — кивнул Малфой.

— Поразительно! — криво усмехнулась Гермиона. — За шесть лет мы выучили, как друг друга зовут!

— Не нарывайся, — парировал Малфой. — Я уже, кажется, говорил, что с чувством юмора у тебя проблемы.

— Иди, куда шел, Малфой! — пробормотала Гермиона, собираясь пройти мимо него.

Драко схватил ее за локоть и развернул к себе лицом.

— Не смей так со мной говорить, Грейнджер! — прошипел он в ярости. — Не смей делать вид, что тебе наплевать!

— Но мне, действительно, наплевать, Малфой, — усмехнулась Гермиона, чувствуя, как приступ паники накатывает с новой силой.

— Тогда зачем ты приходила в выручай-комнату? — процедил Малфой ядовито. — Просто поболтать? Тебе мало твоих дружков, хотелось поговорить с умным человеком?

— Ты — умный человек? — наиграно удивилась Гермиона, при этом понимая, что основной смысл высказывания Малфоя — совсем иной.

— Поумнее некоторых, — криво ухмыльнулся Малфой и, наконец, выпустил руку Гермионы из своей.

— Вот что, Малфой, — Гермиона начала терять терпение. — Просто оставь меня в покое, ладно? Просто не подходи ко мне, не говори со мной! Неужели это так сложно? У тебя прекрасно получалось последние пять лет!

— Это мне решать, — скривился Малфой. — С кем говорить и к кому подходить. Не указывай мне, Грейнджер. Не то у меня возникнет желание перекинуться парой слов с твоим ненаглядным Поттером. Или лучше с Уизли? Боюсь, его мозгов вряд ли хватит, чтобы понять…

— Что? — взвизгнула Гермиона. — Что такого ты можешь им рассказать?! Что украл мою палочку? Что заставил меня прийти в эту чертову выручай-комнату? Что поцеловал меня насильно? Или, может, то, что позвал мадам Помфри, когда я потеряла сознание прямо в коридоре?!

Малфой несколько секунд задумчиво смотрел на Гермиону, а потом каким-то совсем не малфоевским тоном сказал:

— Нет. Думаю, стоит им рассказать, что произошло в воскресенье ночью…

— А что такого произошло в воскресенье? — вскинулась Гермиона, с ужасом осознавая то, что она ничегошеньки не помнит.

— Ты забыла? — Малфой удивленно изогнул брови. — Да уж, я и не надеялся, что ты что-то запомнишь, в том невменяемом состоянии…

— Я все прекрасно помню! — соврала Гермиона. — И я не сделала ничего такого, о чем можно было бы пожалеть! Так что твой так называемый шантаж — пустая трата времени, Малфой!

— Вот как? — снова ухмыльнулся слизеринец. — Хорошо. Тогда, думаю, у тебя не будет поводов для волнения, если я на самом деле пообщаюсь с Поттером…

— Только попробуй! — вскрикнула Гермиона и тут же закрыла рот ладонью.

Малфой чуть не расхохотался. Смерив Гермиону презрительным взглядом, он прошествовал мимо нее в дальний конец коридора. Гермиона неотрывно следила за ним взглядом. У поворота к Малфою присоединилась какая-то девчушка, по виду — первокурсница со Слизерина. Вдвоем они скрылись за углом.

Гермиона была оглушена и раздавлена. Что же такого он мог сделать в ту ночь в выручай-комнате? Чем он может ее шантажировать? Она должна, она обязана все узнать!.. Вот только как это сделать?..

И тут Гермиона вспомнила про Омут Памяти. Даже если она сама не может вспомнить то, что случилось злополучной воскресной ночью, то Дамблдор обязательно поможет ей… если, конечно, Малфой не наложил на нее заклятие Забвения. «Вряд ли, — подумала Гермиона, — ему знаком такой уровень магии… Это доступно только мракоборцам…»

Направляясь в Гриффиндорскую башню, Гермиона обдумывала план. Чтобы обратиться за помощью к Дамблдору, похоже, придется выдумать что-то очень правдоподобное. Хотя Гермиона сомневалась, что директор поверит в любую, какую бы то ни было красивую, ложь. И тогда придется рассказать правду. Этого ей хотелось меньше всего. Но и ждать, пока Малфой выкинет очередной номер, и ничего не предпринимать, Гермиона тоже не собиралась.

— Что ж, лучше уж Дамблдор, чем Гарри, — подытожила Гермиона, поднимаясь в свою комнату.

Тренировка прошла не лучшим образом. Гарри не разочаровался в своем выборе — Дин хорошо сыгрался с остальными охотниками и летал, в общем, неплохо. Вот только Рон совсем расклеился. Мало того, что он, разнервничавшись, пропустил не меньше десятка мячей, большинство из которых, кстати, забила Джинни, Рон совершенно спятил: начал метаться перед кольцами, дергаться, с трудом мог управлять метлой, а под конец так разошелся, что заехал кулаком в лицо охотнице Демельзе Робинс.

— Я нечаянно, прости, Демельза, прости, пожалуйста! — кричал Рон ей вслед, пока девушка с залитым кровью лицом спускалась на землю. — Я просто…

— Распсиховался, — сердито закончила Джинни, опускаясь на поле. — Придурок ты, Рон! Посмотри, в каком она состоянии!

Гарри приземлился рядом с девочками.

— Я сейчас поправлю, — он направил палочку в лицо Демельзе. — Эпискеи! А ты, Джинни, прекрати обзывать Рона придурком, ты не капитан команды!

— Так ведь ты у нас очень занят, все никак не соберешься ему сказать, что он придурок, должен же кто-нибудь…

Гарри, с трудом удержавшись от смеха, прокричал:

— Все по метлам, продолжаем!

Тренировка закончилась через полчаса. Команда выглядела уставшей, но вполне довольной собой. Гарри решил, что в преддверии матча стоит поднять боевой дух товарищей, поэтому немного покривил душой:

— Вы все отлично поработали! Молодцы! Думаю, мы размажем Слизерин по стенке.

Ребята согласно закивали и, довольные, ушли в раздевалку. С Гарри остался только Рон.

— Я играл, как мешок с драконьим навозом, — пробормотал он и опустил голову.

— Ничего подобного, — твердо ответил Гарри. — Ты — лучший вратарь из тех, кого я видел на отборочных испытаниях. У тебя одна проблема — нервы.

Рон не очень-то поверил. Гарри почти физически ощутил, как из его лучшего друга по капле вытекает вся уверенность в собственных силах, которая вообще когда-то была. По дороге к башне Гриффиндора Гарри изо всех сил старался поднять другу настроение. В конце концов, Рон чуточку повеселел и даже улыбнулся. Они вместе подошли к потайной лестнице — самому короткому пути к башне, — и Гарри отвел в сторону скрывающий проход гобелен.

И тут же Гарри почувствовал, как закипела в жилах кровь, как внутри зарычало и заворочалось что-то громадное, страшное, неуправляемое… кулаки сжались сами собой, зубы — стиснулись.

За гобеленом прятались Джинни и Дин, тесно обнявшиеся и слившиеся в неистовом поцелуе, как будто склеившись друг с другом.

Краем сознания Гарри уловил какое-то движение сбоку. Рон, лицо которого моментально приняло зеленоватый оттенок, воскликнул с негодованием:

— Эй!

Дин и Джинни отскочили друг от друга. Джинни со злобой посмотрела на Рона.

— Чего тебе?!

— Я не желаю, чтобы моя родная сестра лизалась с парнем прямо при всех! — закипая, выпалил Рон.

— Между прочим, в коридоре было пусто, пока вы сюда не влезли! — повысила голос Джинни.

— Э-э… — пробормотал Дин. Он явно был смущен тем, как отреагировал на увиденное Рон, а еще больше — тем, как на него смотрел упорно молчащий Гарри. — Пошли, Джинни. Давай вернемся в гостиную…

— Ты иди, — отмахнулась Джинни. — А я скажу пару ласковых слов своему дорогому братцу!

Дин поспешно ретировался, в душе радуясь тому, что не нужно вмешиваться в назревающие разборки.

И тут началось. Джинни и Рон словно с цепи сорвались. Они начали орать друг на друга, как сумасшедшие, выхватили волшебные палочки. Гарри поспешил вклиниться между братом и сестрой, чтобы не допустить смертоубийства, однако в душе он был целиком и полностью согласен с Роном. Единственная разница была в том, что Гарри хотел накричать не на Джинни, а на Дина. Да что там накричать! Порвать его в клочки, превратить в лужицу!.. Гарри сам испугался своих мыслей.

Джинни выкрикнула что-то очень оскорбительное, и Рон выпустил в нее струю оранжевого пламени. Гарри тут же прижал Рона к стене:

— Ты что творишь?! Не дури, Рон!

Рон, казалось, не слышал. А разъяренная Джинни только закричала еще громче:

— Гарри вот целовался с Чжоу! А Гермиона — с Виктором Крамом! И только ты ведешь себя так, словно целоваться — это какая-то гадость! А все потому, что у тебя опыта, как у двенадцатилетнего!..

С этими словами Джинни бросилась прочь. Гарри с беспокойством взглянул на Рона. Тот выглядел так, словно только что убил человека.

За углом раздались шаркающие шаги Филча и короткое «Мяу!» его любимицы миссис Норрис.

— Пошли отсюда, — Гарри подхватил Рона за руку и потащил наверх.

Спасаясь от вездесущего смотрителя, ребята помчались по коридору восьмого этажа.

— Кыш с дороги! — рявкнул Рон на какую-то малявку.

Девочка вздрогнула и выронила бутыль с жабьей икрой. Гарри едва различил грохот бьющегося стекла. Мысли его были далеко отсюда. Джинни. Ее образ заслонял реальность. Гарри почти воочию видел тот же самый коридор за гобеленом, но вот только вместо Дина с Джинни был он сам… а потом Гарри представил, как разъяренный Рон врывается в коридор и, выхватив волшебную палочку, кричит что-то вроде «Предатель!», «А еще друг называется…»

— Как думаешь, Гермиона правда целовалась с Крамом? — спросил Рон хмуро.

Гарри с трудом вернулся к реальности, оторвавшись от размышлений.

— Что? Ну… э-э…

Честнее всего было ответить «да», но Гарри не хотелось еще больше усугублять отвратительное самочувствие друга. Хотя, Рон и сам все понял по его лицу.

— Лабардан, — буркнул Рон портрету Полной Дамы, и оба друга забрались через портрет в гостиную.

В тот день они больше не говорили ни о Гермионе, ни о Джинни. Но Гарри все никак не мог успокоиться, долго лежал в кровати без сна и раз за разом прокручивал в голове страшный момент встречи в узком коридоре. О, Мерлин, почему же так колотится сердце, когда он думает о ней? Почему ему все время хочется ее видеть? Она — сестра Рона. Она — его подруга. Нельзя думать о ней, как… как о девушке… как о ЕГО девушке…

Поворочавшись около часа, Гарри, наконец, заснул.

Он и не догадывался, что в другой комнате гриффиндорской башни точно так же, как он, вертится в кровати и не может сомкнуть глаз его лучшая подруга Гермиона Грейнджер. Правда, совсем по другой причине. По той причине, о которой она никогда не смогла бы рассказать ни ему, ни Рону. Даже в то, что она сможет все рассказать Дамблдору, она верила с трудом. Потому что ее причиной был самый мерзкий, противный, самовлюбленный, законченный ублюдок, самый ядовитый, извращенный и надменный хорек, но — какая ирония! — самый богатый, знаменитый и красивый парень Хогвартса. Драко Малфой.

Следующим утром Рон проснулся в отвратительном настроении. Мало того, что он упорно не замечал Джинни (она, по правде сказать, от этого не слишком расстроилась), так еще и бедную Гермиону начал третировать своим угрюмым безмолвием.

— Да в чем дело?! — наконец, не выдержала девушка. — Гарри, хоть ты объясни мне, что происходит?!

Гарри только пожал плечами — все было слишком сложно, чтобы объяснять. Гермиона одарила обоих друзей испепеляющим взглядом и, оставив недоеденный завтрак, отправилась на первый урок.

Как назло, первым было Зельеварение. Профессор Слизнорт не преминул упомянуть о том, что у шестого курса было достаточно времени, чтобы как следует подготовиться к работе над зельем смелости. Гермиона, со злости пересевшая подальше от Гарри и Рона, тяжко вздохнула — вчера вечером она так и не удосужилась закончить работу. Это случалось крайне редко и просто выбивало девушку из колеи. Полистав учебник, она принялась выкладывать на стол все необходимые ингредиенты.

— Профессор, — вдруг раздался холодный надменный голос.

— Да, мальчик мой, — тут же отозвался Слизнорт, обернувшись к позвавшему.

— Профессор, — это был, конечно же, Малфой. — Я, к сожалению, забыл учебник. Могу я сесть… с кем-нибудь?

— Да, конечно, — кивнул профессор. — Однако это нехорошо, мистер Малфой, я вынужден снять пять очков со Слизерина.

Малфой передернул плечами: «На здоровье», — и уставился на профессора выжидательно.

— Что-то еще? — спросил Слизнорт.

— С кем я могу сесть?

Профессор с нескрываемым удивлением посмотрел на Малфоя. Выражение лица Слизнорта так и говорило: «Вы уже на шестом курсе, мистер Малфой, неужели трудно решить самому?» Но профессор предпочел не вдаваться в подробности и, пожав плечами, сказал:

— Вы можете сесть с кем хотите. Хотя, похоже, сегодня только у мисс Грейнджер нет пары.

Услышав свое имя, Гермиона отвлеклась от учебника и уставилась на профессора. Она явно что-то пропустила… Тут же она заметила, с какими ошарашенными лицами Гарри и Рон смотрят то на нее, то на Слизнорта. И только увидев, как Драко Малфой собирает со своего стола все принадлежности и, захватив сумку, встает, она, наконец, все поняла…

«О, Боже!!!» — Гермиона почувствовала, как кровь запульсировала в висках, как неимоверно напряглись сразу все мышцы, как на лбу выступила испарина. Бросила умоляющий взгляд на Гарри. Он только покачал головой. В этой ситуации Гарри был бессилен. Его взгляд говорил: «Ты сама пересела, я тут ни при чем…»

Малфой вразвалочку подошел к столу Гермионы, небрежно бросил на него свои вещи и, бесцеремонно толкнув девушку, уселся рядом с ней.

— Полегче, Малфой! — прошипела Гермиона, потирая ушибленный бок.

— С чего бы это, Грейнджер? — усмехнулся он.

Гермиона бросила на него уничтожающий взгляд и уткнулась в учебник.

— Боюсь, тебе придется поделиться, Грейнджер, — прошептал Малфой, заметив, как строго посмотрел на него профессор.

— Да ну? — наигранно удивилась Гермиона. — Неужели ты опустился до того, что просишь у меня что-то?

— Прошу, сосредоточьтесь на работе, — Слизнорт недвусмысленно посмотрел на парочку за последним столом.

Гермиона снова уткнулась в учебник. Малфой не собирался сдаваться.

— Положи этот чертов учебник на середину парты! — прошипел он с яростью.

— Надо же, — невозмутимо ответила Гермиона. — Оказывается непревзойденный зельевар Драко Малфой тоже нуждается в указаниях учебника? А мне казалось — по крайней мере, так утверждал профессор Снейп, — что ты просто талант!

— О твоем чертовом Поттере тоже много чего говорят! — отрезал Малфой.

Гермиона уставилась на Драко так, словно у того вдруг выросла лишняя рука.

— Ты… только не говори, что ты… завидуешь Гарри! — Гермиона была поражена до глубины души.

— Я этого не говорил, тупая гряз… — Малфой вдруг поперхнулся. — Грейнджер! — прорычал он в гневе.

Гермиона от удивления не нашла, что ответить. Молча положила учебник посередине стола, между собой и Малфоем, и принялась разводить огонь под котлом.

— У вас есть час, чтобы приготовить зелье! — напомнил Слизнорт и уселся в кресло за преподавательским столом, сцепив руки на пухлом брюшке.

— А то мы не знаем, — пробормотал Малфой, нарезая листья волчьего лыка.

— Ты что, и готовить собрался в моем котле? — прошептала Гермиона, искоса поглядывая на Гарри и Рона — они ни разу не обернулись и не посмотрели в ее сторону.

— Вот еще! — огрызнулся Малфой. — Я даже не прикоснусь к этому ночному горшку!

— Еще одно оскорбление — и зелье будешь готовить сам! — вспыхнула Гермиона.

Кажется, она сказала это слишком громко, потому что на ее голос отреагировал не только Слизнорт, но и Гарри. Обернувшись, он смерил Малфоя ненавидящим взглядом и, что-то пробормотав сквозь зубы, снова вернулся к приготовлению зелья.

«У Гарри, наверняка, все получится лучше всех! — с раздражением подумала Гермиона. — Если бы он не был моим лучшим другом, я давно бы уже заставила его отдать учебник и во всем сознаться!..»

— Ты ведь сама завидуешь Поттеру, — вдруг шепнул Малфой на ухо Гермионе. От его теплого дыхания, коснувшегося ее щеки, девушку бросило в жар. Она почувствовала запах его туалетной воды — морская свежесть, цитрус, что-то еще, чего Гермиона не могла определить… Это запах… он был ей знаком… как-то слишком знаком… что это значит?!

— Вовсе я не завидую Гарри, — пробормотала Гермиона, стараясь справиться с волнением.

— Да неужели? — усмехнулся Малфой и вдруг…

И вдруг пожил руку на ее колено.

Гермиона вскочила, как ужаленная. Котел покачнулся, выплеснув немного зелья на стол. Дерево тут же задымилось. Весь класс обернулся на девушку.

— В чем дело, мисс Грейнджер? — спросил профессор Слизнорт раздраженно. Ему порядком надоело, что парочка за последним столом все время нарушает тишину.

— П-п-профессор… — залепетала Гермиона, с трудом соображая. — Он… Он…

— Выражайтесь яснее, — нахмурился профессор.

— Это… это… — Гермиона задыхалась от возмущения. — Это Малфой…

— Да, профессор, — неожиданно вставил Драко. — Я случайно положил в зелье Грейнджер не тот ингредиент. Ей показалось, что котел может взорваться.

— Какой кошмар! — воскликнул профессор. — Мистер Малфой, вы меня разочаровываете! Минус десять очков Слизерину! Увы, не думал, что мой любимый факультет… — Слизнорт не договорил, сокрушенно покачав головой, побежал в кладовую (Гарри был уверен, что у профессора в кладовой припрятана пара бутылок крепкого огневиски на случай, если понадобится срочно успокоить нервы).

Гермиона несколько секунд смотрела на Малфоя в полном недоумении, но потом, все же, села.

— НЕ — СМЕЙ — НИКОГДА — ТАК — БОЛЬШЕ — ДЕЛАТЬ! — процедила она сквозь зубы.

Малфой только усмехнулся.

Весь урок Гермиона старалась не замечать его присутствия. И только в редкие мгновения, когда их руки случайно соприкасались, или он, склонившись над учебником, обдавал ее своим свежим ароматом, Гермиона чувствовала, как обрывается сердце. Как по каждому нерву пробегает какой-то совершенно необъяснимый разряд тока… Малфой больше не сказал ни слова, сделав вид, что Гермионы не существует. Она вздохнула с облегчением — ей было бы невыносимо сидеть с ним рядом, выслушивая при этом скользкие шуточки и мерзкие оскорбления. Однако к концу урока, когда профессор начал обходить учеников и заглядывать в их котлы («Гарри, мальчик мой! Вы, как всегда, превосходно справились!»), Драко вдруг наклонился к самому уху девушки, почти касаясь его губами:

— Попроси у нее место для одиночества, для отдыха души…

— Что? — Гермиона вздрогнула, почувствовав, как его губы коснулись ее кожи. Губы и… язык? Не может быть!..

— Что это ты вытворяешь, Малфой?! — грозный голос Гарри.

Гермиона покраснела до корней волос и стала поспешно запихивать в сумку школьные принадлежности. Малфой поднялся из-за стола и в упор посмотрел на Гарри одним из своих коронных высокомерных взглядов. Гарри медленно надвигался на Малфоя, за другом следовал Рон.

— Молодые люди! — воскликнул профессор, чувствуя, как накалилась обстановка в классе. — Прошу, воздержитесь от выяснения отношений в моем классе! Лучше позаботьтесь о зельях, очистите котлы!

Гермиона вздрогнула, прислушиваясь. В одно мгновение в ее голове выстроился четкий, простой и до невозможности гениальный план.

— Позвольте мне, профессор, — она вскочила с места. — Гарри, ты иди. Я догоню.

Гарри посмотрел на Гермиону непонимающе.

— Прошу, Гарри, только не здесь, — прошептала Гермиона одними губами. — Не связывайся с ним!

Гарри кивнул и, бросив последний гневный взгляд на Малфоя, вышел вон из кабинета. Рон следовал за ним.

Малфой обернулся к Гермионе. Если бы взглядом можно было убить, девушка уже упала бы замертво.

— Я не нуждаюсь в твоей помощи, гряз… Грейнджер! — прошипел он и выскочил из класса.

Гермиона несколько раз моргнула, пытаясь понять, почему он уже два раза пытался назвать ее своим привычным «грязнокровка» и дважды не смог этого сделать. Однако долго раздумывать было нельзя. Оставив сумку на столе, Гермиона отправилась к котлу, в котором осталось зелье Гарри.

— Спасибо, мисс Грейнджер, — Слизнорт расплылся в улыбке. Щеки его пылали алкогольным румянцем. — Конечно, вы не должны были выполнять работу за всех… но за ваше рвение я начисляю десять очков Гриффиндору!

— Спасибо, профессор, — кивнула Гермиона немного рассеянно. Подошла к котлу и, взмахом волшебной палочки создав прозрачный флакончик, осторожно влила в него немного зелья. Девушка не сомневалась в том, что зелье отменное — хотя она и не доверяла таинственному Принцу, но не могла не признать, что в зельях он разбирался блестяще.

— Поторопитесь, мисс Грейнджер, не то опоздаете на обед, — пробормотал Слизнорт и скрылся в своей кладовой.

Гермиона закупорила пузырек с зельем, засунула его поглубже в карман мантии и, одним взмахом волшебной палочки очистив все котлы, забрала свою сумку и вышла из класса.

«Я украла… Я украла… Я украла…»

По пути в Большой зал Гермиона не могла отделаться от этой навязчивой мысли. За последние две недели она уже дважды отважилась на воровство, нарушила с дюжину школьных правил, а главное, бессчетное количество раз солгала своим лучшим друзьям. «Что с тобой происходит, Гермиона Грейнджер? — вопрошала она себя. — Неужели это из-за… него?»

Она заметила его, как только вошла в Большой зал. Он сидел за столом Слизерина, окруженный извечной толпой мнимых друзей и ярых прихлебателей, которые дружно смеялись над его плоскими шутками. Пэнси Паркинсон, отвергнутая им не далее, как в начале октября, с хмурым видом сидела неподалеку, бросая на него полные ревности и обожания взгляды. Крэбб и Гойл, вечные охранники Малфоя, теснили его с двух сторон. Блэйз Забини пытался ему что-то втолковать, а он только усмехался, потягивая тыквенный сок. Заметив вошедшую Гермиону, он вдруг улыбнулся. Странно, неожиданно, совершенно не по-малфоевски. Тепло улыбнулся. Как старому другу.

Гермиона вздрогнула и поспешно отвела глаза. Подошла к своему столу и села рядом с Гарри.

— Привет, Гермиона, — сказал Гарри, протягивая ей стакан с соком. — Как-то ты быстро…

— Просто я не стала утруждать себя работой вручную, — ответила Гермиона, накладывая себе в тарелку жареные колбаски. — Тем более что Слизнорт, похоже, был в слишком приподнятом настроении, чтобы что-то контролировать.

Гарри весело фыркнул. Рон посмотрел на Гермиону тяжелым взглядом и вдруг нарушил свое молчание:

— Что от тебя понадобилось этому слизняку?

— Слизнорту?! — Гермиона от удивления даже забыла, что обиделась на Рона.

— Не Слизнорту, — ответил Рон мрачно. — Малфою.

— Откуда я знаю, — возмущенно пожала плечами Гермиона. — Если ты о том, почему он решил ко мне пересесть…

— Я о том, что он шептал тебе что-то на ухо, — Рон начал заливаться краской от гнева. — Как хороший друг. Или как…

— Как кто? — вскинулась Гермиона. — Ну, договаривай, Рон! Я хочу это услышать!

— Как твой парень!

Гермиона уронила вилку. Гарри вздрогнул и посмотрел на подругу. Потом перевел взгляд на Рона.

— Эй, — выдавил он, наконец. — Рон, ты не прав… это глупо…

— Да нет, Гарри, это не глупо! — вдруг возмущенно заговорила Гермиона. — Просто Рону, почему-то, кажется, что его сестра никак не может встречаться с этим мерзким вонючкой Малфоем, а я с легкостью на это согласилась бы! Не странно ли, Гарри, что я слышу это от якобы лучшего друга?! — Гермиона кипела от гнева.

При упоминании о Джинни сердце Гарри сжалось, к горлу подступил яростный вопль. Взяв себя в руки, Гарри пробормотал:

— Гермиона, ты не права… Рон просто слишком напряжен перед матчем, он ничего такого не хотел сказать…

— Вовсе нет! — в один голос воскликнули Рон и Гермиона.

Гарри в недоумении уставился на друга.

— Я сказал то, что хотел сказать, — отрезал Рон, поворачиваясь к Гермионе. — Не странно ли, что он ни с того ни с сего садится рядом с тобой да еще и щебечет что-то на ушко? А ты краснеешь при каждом упоминании о нем! И все время говоришь, что не понимаешь, что не знаешь, почему мы спрашиваем у тебя… ты ведешь себя как… как…

— Как кто? — спросила Гермиона необычайно тихо.

— Как настоящая слизеринка! — выпалил Рон.

Гермиона в один миг стала белой, чуть ли не бледнее чертова Малфоя. Глаза ее сделались такими огромными, что было трудно понять, как они вообще помещаются на лице. В глазах стояли слезы. Гарри почувствовал, как что-то большое, светлое, сильное, что связывало их все эти годы, в один короткий миг оборвалось. Будто лопнувшая струна. И произошло это из-за Рона…

Трясясь, словно в лихорадке, Гермиона встала из-за стола и побежала прочь из Большого зала. Гарри кинулся следом, но не смог ее догнать — когда он выскочил за двери зала, коридор оказался пуст. Гарри не знал, куда ему деваться. Искать Гермиону? Она могла пойти куда угодно. Вернуться в Большой зал и начистить физиономию Малфою? Тот даже не поймет, по какой причине, да и сидящие в зале преподаватели не позволят… Заскрипев зубами от бессильной ярости, Гарри вернулся в зал.

Рон сидел за столом, совершенно раздавленный и настолько жалкий, что даже кричать на него не хотелось. Гарри молча сел рядом с другом.

— Я — полная задница, Гарри, — сказал Рон с надрывом. — Полная и окончательная задница. Я — хуже, чем Малфой…

— Не смей так говорить, — ответил Гарри резко. — Никто не может быть хуже, чем этот ублюдок. А ты — не задница, Рон. Но с Гермионой ты переборщил. Не все можно списать на нервы, знаешь ли. Ты должен извиниться перед ней.

— Конечно, — кивнул Рон, старательно отводя взгляд. — Я извинюсь. Я попробую. Боюсь, она меня не простит…

— Глупости, Рон! — Гарри похлопал друга по плечу. — Конечно, простит, если ты снова не станешь выделываться и предъявлять ей обвинения.

— Да, — кивнул Рон совсем безнадежно.

Гарри вздохнул. Подняв глаза, он встретился со взглядом ненавистного слизеринца. Малфой самодовольно усмехался.

— Подожди, чертов хорек, я выведу тебя на чистую воду! — пробормотал Гарри. — Рано или поздно ты совершишь ошибку. Такую ошибку, которую уже нельзя будет списать на других!..

Гермиона бежала в сторону Гриффиндорской башни. Слезы застилали глаза, руки дрожали. «Как он мог? Как он мог?!» — стучало в мозгу. Нет, Рон на такое не способен. Она отказывалась верить в то, что ее лучший друг только что сказал ей самое страшное, то, что она больше всего боялась услышать. Он не мог! Он не мог! Однако он это сделал…

Уже в своей комнате, лежа на кровати, уткнувшись лицом в подушку, Гермиона поняла, что пропустила Защиту от Темных Искусств.

— Вот и хорошо, — сказала она себе. — Выслушивать ехидные замечания Снейпа? Я этого не переживу.

Она встала и походила по комнате, приводя в порядок мысли. Ей не удалось как следует обдумать то, что она собиралась сделать. Флакон с украденным зельем болтался на дне ее кармана, обжигая своим прикосновением. Мысли никак не хотели выстраиваться в логическую цепочку, мечась от Гарри к Малфою, от Малфоя к Рону и от Рона обратно к Гарри. Временами среди этих образов проскальзывал Дамблдор, но о нем Гермионе хотелось думать меньше всего. Еще и потому, что она уже была твердо уверена, что найдет директора и расскажет ему обо всем. Не зря же она, все-таки, шла на риск и выкрала зелье… Была лишь одна проблема — как найти директора, если его почти все время нет в школе?

Приведя себя в порядок, Гермиона решила отправиться на урок. Глупо было пропускать сразу несколько занятий из-за какого-то мерзавца — Малфоя и пары недружелюбных замечаний Рона. Следующим после Защиты был урок Арифмантики, на которую Гермиона ходила без своих друзей. Собрав так и не законченные графики, она вышла из гриффиндорской башни.

И только подходя к классу, вспомнила, что на Арифмантику ходит Малфой.

Гермиона чуть не взвыла от негодования. Нигде ей нет покоя от этого скользкого типа! Что ему надо от нее? Что за бред он нес на зельях? Что он сказал ей перед самым звонком?

«Попроси у нее место для одиночества, для отдыха души…» Что это значит?

Гермиона несколько раз повторила про себя эту странную фразу, прежде чем войти в кабинет Арифмантики. В классе было тихо — профессор Вектор любила порядок во всем, так же, как в науке, которую преподавала. Гермиона прошла к своему месту и села за парту.

И тут понимание озарило ее мозг яркой вспышкой.

«Попроси у нее место для одиночества, для отдыха души…» Выручай-комната! Малфой сказал ей, как открыть выручай-комнату! ТУ САМУЮ, ЕГО выручай-комнату!!!

Гермиона почувствовала, как к горлу подкатывает крик. Что он хочет от нее? Чего добивается? Думает, что она сама, добровольно, пойдет в эту чертову комнату?!

Девушка бросила взгляд на фигуру блондина, сидящего в нескольких рядах впереди. Он словно почувствовал это и обернулся. Гермиона тут же отвела глаза и уткнулась в разложенные перед ней свитки пергамента. Прозвенел звонок. В класс впорхнула профессор Вектор, урок начался…

Гарри не мог найти себе места весь день. Рон ходил, как в воду опущенный, а Гермиона демонстративно не замечала ни его, ни Гарри. Это было совсем невыносимо. Вечером, вернувшись с квиддичного поля в гриффиндорскую гостиную, Гарри застал Гермиону за учебниками. Напустив на себя огорченный и раскаивающийся вид, Гарри подошел к подруге и сел рядом с ней.

— Кхм… Гермиона?

— Да, — ответила девушка, не отрываясь от работы.

— Мне надо с тобой поговорить. Ты не против?

— Нет, — пожала плечами Гермиона.

— Это… это касается Рона… — неуверенно пробормотал Гарри.

— Если ты пришел заступаться за него, не могу ничем помочь, Гарри, — отрезала Гермиона. — По-моему он вполне ясно дал понять, как относится ко всему, что со мной происходит. Ко мне.

— А с тобой что-то происходит? — обеспокоенно спросил Гарри.

— Гарри! — Гермиона возвела глаза к потолку. — И ты — туда же! Сколько раз можно повторять — со мной все в порядке!

— Хорошо, — тут же пошел на попятную Гарри. — Я не спорю. Если ты говоришь, что все в порядке, я тебе верю, честно.

— Тогда в чем дело? — Гермиона, наконец, оторвалась от записей и посмотрела на Гарри в упор.

— Я думаю, тебе не стоит обижаться на Рона, он в последнее время не в себе…

— То, что он волнуется из-за какого-то квиддича, еще не повод оскорблять меня подобным образом! — отрезала Гермиона.

— Дело не только в квиддиче, — вздохнул Гарри. — Дело в…

— В чем? — сощурилась Гермиона.

«Хочешь — не хочешь, а рассказать придется», — с тоской подумал Гарри. И рассказал подруге о том, что произошло после вчерашней тренировки по квиддичу.

Гермиона внимательно выслушала его и наверняка заметила, как Гарри изменился в лице, вспоминая Джинни, прижавшуюся к Дину, но ничего не сказала. Гарри закончил рассказ и посмотрел на девушку с ожиданием.

— Хорошо, — вздохнула Гермиона. — Я понимаю, причина более веская, чем мне показалось. Но все-таки, срывать зло на мне — это несколько не по-дружески, как думаешь?

— Значит, ты его не простишь? — с долей отчаяния спросил Гарри.

— Почему же? — пожала плечами Гермиона. — Он же мой друг. Я прощу его. Если он сам попросит прощения, а не заставит тебя, Гарри, просить за него.

Гарри почти физически ощутил, как с плеч свалился тяжелый камень. Сразу стало легче дышать.

— Я могу сказать ему об этом? — спросил он.

— Пожалуйста, — передернула плечами Гермиона. — А сейчас, Гарри, извини, мне нужно доделать работу, вчера я не успела разобрать графики.

— Хорошо, — кивнул Гарри и встал. — Знаешь, мне очень нелегко смотреть на то, как вы вечно ссоритесь. Я, все-таки, ваш друг…

— Я понимаю, Гарри, — уже гораздо мягче ответила Гермиона. — Но и ты пойми меня. Я не могу слышать подобные вещи от своего лучшего друга.

Гарри кивнул и удалился.

Гермиона попыталась снова сосредоточиться на диаграмме по арифмантике, к которой после сегодняшнего урока прибавилось еще двенадцать, но поняла, что заниматься уже нет сил. Она сама себя не узнавала — никогда раньше она не откладывала домашние задания на завтра, скорее, она выполнила бы всю работу на месяц вперед. Да, видимо, Гарри прав — с ней творится что-то очень странное. Что-то, чего она сама не могла понять. Это пугало.

Гермиона кинула перо на стол, потянулась. В гостиной было совсем мало народа, большинство учеников уже отправились спать. Девушка бросила взгляд на часы — половина десятого. Опустила руку в карман мантии, нащупала пузырек с зельем.

— Так, — сказала себе Гермиона. — Еще полчаса, и пора действовать.

Собравшись с силами, она вновь взялась за домашнюю работу.

Драко не понимал, что происходит. Словно какой-то голос поселился в его голове, подчиняя, приказывая… Словно какая-то посторонняя сила все время толкала его, заставляла делать совершенно безумные вещи. Например, целовать Грейнджер. Или садиться с ней на уроке. Или улыбаться ей. Или приходить в выручай-комнату и ждать ее там… Каждый вечер. Каждую ночь. Хотя она ни разу так и не появилась. Потом он понял — почему. Она не знает, как открыть комнату. И сказал ей, как это сделать. Он надеялся, что она поймет. Она, черт побери, умна, эта Грейнджер, отрицать это было глупо. Она наверняка поняла все правильно. Так, как ему было нужно.

В глубокой задумчивости Драко брел по коридору восьмого этажа к привычному месту — к перекрестку трех коридоров, к выручай-комнате. И совершенно неожиданно, а главное, совершенно некстати, столкнулся с тем, кого меньше всего хотел бы видеть в ближайшее время.

— Добрый вечер, мистер Малфой, — тихо сказал директор и посмотрел на Драко сквозь свои очки-половинки проницательным взором ярко-синих глаз.

— Здравствуйте, профессор, — ответил Драко, чувствуя, как закипает кровь, а мысли в голове несутся бешеным галопом.

— Могу я отнять у вас немного времени, мистер Малфой? — спросил профессор вкрадчиво. — Обещаю, я не задержу вас надолго.

— Конечно, профессор, — бесстрастно ответил Драко, сжимая кулаки.

— Пройдемте в мой кабинет. Коридор — не самое лучшее место для разговоров, согласитесь. В школе очень много людей, которые не отказались бы подслушать наш невероятно содержательный разговор.

Драко кивнул и последовал за Дамблдором в его кабинет. Они спустились на четвертый этаж, прошли через несколько полутемных коридоров, поднялись по узкой лестнице и оказались перед каменной горгульей. Дамблдор шепнул что-то изваянию. Горгулья отскочила в сторону, открыв взгляду винтовую лестницу, уходящую вверх. Директор жестом пригласил Драко проследовать вперед.

Драко еще ни разу не бывал в кабинете директора. Это было довольно странное место. Множество золотых и серебряных приборчиков, о назначении которых Драко мог только догадываться, жужжали, скрежетали и позвякивали на всех плоских поверхностях, которые только имелись в кабинете. По стенам висели портреты бывших директоров и директрис Хогвартса, большинство из них спали, мирно посапывая или даже издавая громкий храп. На золотом насесте возле директорского стола сидела большая птица с ярким красно-золотистым оперением и спала, засунув голову под крыло.

Дамблдор уселся за стол и кивнул на кресло напротив. Драко сел, чувствуя, как возрастает непонятная тревога. Он догадывался, что директор неспроста вызвал его к себе в кабинет. Он что-то знает. Но что именно? Точнее, как много он знает? Или просто о чем-то догадывается?

— Итак, — Дамблдор положил на стол сцепленные руки и посмотрел в глаза Драко, отчего у того по спине побежали мурашки. — Не хотите ли вы рассказать мне что-нибудь, мистер Малфой?

Драко едва заметно вздрогнул — это не ускользнуло от взгляда профессора. Собравшись с мыслями, Драко ответил, не отводя глаз:

— Нет, профессор. Мне показалось, это вы хотите о чем-то поговорить.

— Вы правы, — кивнул Дамблдор. — Я всего лишь надеялся, что вы сами расскажете мне, что вас беспокоит. Чтобы это не выглядело так, будто я вмешиваюсь в вашу личную жизнь.

«Вот и не вмешивались бы!» — хотелось крикнуть Драко, но он сдержался. Невольно отвел взгляд, посмотрел на руки профессора и едва не вскрикнул — правая рука Дамблдора, черная, словно обуглившаяся, выглядела омертвевшей и усохшей. Содрогнувшись, Драко вновь посмотрел директору в глаза.

— Не понимаю, о чем вы, — сказал он спокойно, хотя внутри все трепетало.

— Драко, — неожиданно тепло, даже несколько сочувственно произнес Дамблдор. — Неужели вы думаете, что я настолько слеп? Даже если меня нет в школе, — как вы, несомненно, заметили, — это еще не значит, что я ничего не вижу и не знаю. С вами что-то происходит. Что-то нехорошее, что-то, что очень вас беспокоит, и вы не можете понять, почему. Я прав?

— А если и так? — с вызовом ответил Драко. Он не мог оставаться спокойным под пристальным взглядом этих глаз, которые, казалось, просвечивали его насквозь, как рентген. — Если меня что-то и беспокоит, какое отношение к этому имеете вы?

— Самое прямое, Драко, — ответил Дамблдор, нисколько не лукавя. — Я беспокоюсь о каждом ученике этой школы, ваши трудности для меня равносильны моим собственным. Я не хочу, чтобы вы, повинуясь неоправданным желаниям или неверным посылам, сделали что-то, о чем потом можете пожалеть.

— Можете не беспокоиться, — тут же откликнулся Драко. — Есть люди, которые могут позаботиться как обо мне, так и о моих трудностях.

— Этого-то я и боюсь, — вздохнул Дамблдор. — Того, что вас окружают совсем не те люди…

— Это не вам решать, — вспылил Драко.

— Прошу вас, не горячитесь, — устало ответил директор. — Я всего лишь хочу помочь вам. Помочь не оступиться, не выбрать неправильный путь.

Драко посмотрел на Дамблдора со смесью презрения и гнева. Директор точно что-то знал, но, как всегда, невозможно было догадаться, что именно.

— Если это все, что вы хотели… — начал Драко, но директор перебил:

— Думаю, вам стоит признать, что у вас возникли некоторые… хм… трудности со сном.

— Что? — Драко не сразу понял смысл вопроса.

— Вы плохо спите по ночам, Драко? — повторил Дамблдор. — Мне говорили, что вы часто покидаете свою комнату после отбоя.

Драко побледнел и сжал подлокотники кресла. Кто? Кто мог рассказать все этому маразматическому старикашке?! Кто-нибудь из Слизерина? Исключено — однокурсники Драко скорее пошли бы на чай к Хагриду, чем разоткровенничались с Дамблдором. Может, Снейп? Вряд ли — Драко слышал от матери что-то об обещании, которое дал ей профессор. Конечно, целиком и полностью доверять Снейпу Драко не мог, особенно после того, как Темный Лорд лично усомнился в верности своего бывшего Пожирателя. В тот раз Снейп выкрутился, но доверие Драко потерял. Он, конечно, мог рассказать директору, что пару раз видел Драко в коридоре ночью. Или… не мог. Но кто тогда? Кто еще видел, как он выходил из комнаты? Кто знает о его ночных бдениях в выручай-комнате?

И тут Драко осенило.

— Грейнджер, — пробормотал он сквозь стиснутые зубы.

Директор услышал и едва заметно улыбнулся.

— Если вы думаете, что мисс Грейнджер рассказала мне об этом, вы ошибаетесь, — сказал Дамблдор. — Однако то, что прежде всего вы вспомнили именно о ней, дает мне повод беспокоиться о вас. И о ней.

— Что вы имеете в виду? — вскинулся Драко.

— У вас какие-то проблемы в отношениях с мисс Грейнджер, не так ли?

— У меня не может быть проблем в том, чего нет, — ответил Драко с раздражением. — И никогда не было.

— Простите, я неверно сформулировал свою мысль, — улыбнулся директор. — Конечно, я не намекаю на то, что у вас могут быть какие бы то ни было отношения с мисс Грейнджер. Однако вы не можете отрицать, что в последнее время общаетесь с ней гораздо чаще, чем раньше.

— Откуда вы…

— Помилуйте, Драко. Я просто обязан знать, что происходит в школе, вверенной мне под мое руководство! — Дамблдор откровенно веселился. — И я, как вы уже догадались, знаю о ваших ночных встречах в коридоре восьмого этажа.

Драко вздрогнул, как от удара.

— Это… это… вас не касается… — прошипел он затравленно.

— Увы, мой мальчик, должен вас огорчить. Это имеет ко мне самое прямое отношение. Я не могу допустить, чтобы двое лучших учеников Хогвартса, пример для подражания, образец для младших студентов, нарушали школьные правила и бродили по темным коридорам поздно ночью.

Драко посмотрел на Дамблдора с нескрываемой ненавистью. Казалось, от такого взгляда директор должен был, по меньшей мере, превратиться в пепел, но он только устало улыбнулся и откинулся на спинку кресла.

— Пообещайте мне, Драко, — сказал он. — Что не будете совершать необдуманных поступков.

Драко усмехнулся почти довольно:

— Конечно, профессор. Обещаю. Никаких необдуманных поступков.

«Если бы ты знал, старый хмырь, сколько раз я уже обдумывал то, что должен сделать!»

— Тогда вы свободны, — Дамблдор жестом указал на дверь.

Драко встал и направился к выходу.

— Кое-что еще, — голос директора догнал Драко у порога.

Юноша обернулся.

— Желаю вам, мистер Малфой, выбрать правильный путь. Я знаю, у вас есть возможность сделать это. Спокойной ночи.

— До свидания, профессор, — пробормотал Драко и вышел вон.

«Что он тут болтал? — думал слизеринец, направляясь в подземелья. — Что за правильный путь? Что он знает?.. Что знает этот сумасшедший старик?! Он наверняка знает намного больше, чем говорит! Черт, черт! Как же все это… глупо! Почему я должен… почему я? И почему эта чертова Грейнджер не выходит у меня из головы?!»

Внезапно образ Гермионы возник в его сознании с такой четкостью, что Драко вздрогнул и остановился, как вкопанный. Ее шикарные волосы, светлая кожа, огромные карие глаза, розовые губы, приоткрытые, манящие… Драко почувствовал, как изнутри накатывает волна сумасшедшего, необъятного желания. Юноша стиснул зубы, сжал кулаки, но чувство никуда не делось. Тот самый чужеродный, странный голос в его голове твердил снова и снова: «Иди туда! Иди в выручай-комнату! Иди, найди ее! Она там!»

Вот уже несколько дней он безуспешно пытался бороться с эти голосом. Но, увы, ничего не получалось. Вот и сейчас. Зарычав от ярости, Драко развернулся и бросился бежать по лестнице на восьмой этаж, даже не совсем понимая, что именно делает.

Гермиона свернула последний пергамент с готовым заданием и потерла уставшие, болящие глаза. Потянулась, разминая затекшие мышцы. Бросила взгляд на часы и охнула — была уже половина одиннадцатого.

— Все пропало! — выдохнула Гермиона с ужасом. — Поздно…

Однако неугомонный внутренний голос тут же завопил: «Иди! Иди сейчас же, не теряй времени!» Гермиона вскочила, быстро запихнула учебники и тетради в сумку и выбежала из гостиной в темный коридор. Нащупала в кармане зелье и помчалась к лестнице. Она даже не представляла точно, где находится кабинет директора, но все тот же внутренний голос словно вел ее. Наконец, девушка добралась до каменной горгульи и остановилась в нерешительности. Снова опустила руку в карман. Вытащила пузырек с зельем и, не раздумывая больше ни минуты, залпом выпила его.

Тут же она почувствовала, как по телу разливается необычайная легкость, все мысли сразу же прояснились. Гермиона вдруг поняла, что в этот вечер у нее обязательно все получится. Оставалось только найти способ попасть в кабинет директора.

К счастью, долго его искать не пришлось. Каменная горгулья отскочила в сторону, и из-за нее вышел профессор Дамблдор собственной персоной. Гермиона чуть не запрыгала от радости.

— Добрый вечер, мисс Грейнджер, — с легким удивлением поздоровался профессор.

— Добрый вечер, профессор Дамблдор, — ответила Гермиона, с трудом подавляя охватившее ее радостное возбуждение. — Простите, профессор, могу я с вами поговорить?

— Конечно, мисс Грейнджер, — кивнул директор. — Видимо, у вас что-то срочное. Проходите, — он отступил в сторону, пропуская Гермиону в свой кабинет.

Гермиона не стала дожидаться повторного приглашения, проскользнула мимо директора в кабинет.

Дамблдор закрыл дверь и предложил Гермионе садиться.

— Спасибо, — кивнула девушка и уселась в кресло напротив директорского стола. В то самое, где всего несколько минут назад сидел Драко Малфой.

Профессор Дамблдор прошествовал к своему креслу и сел, изучающее глядя на Гермиону.

— Итак, мисс Грейнджер? — спросил он осторожно.

— Дело в том, что… — начала Гермиона сбивчиво. — Профессор, я не знаю, к кому мне обратиться, кроме вас… кто сможет мне помочь…

— Не волнуйтесь, мисс Грейнджер, мне вы можете рассказать все, что угодно, — Дамблдор подбадривающее подмигнул.

— Хорошо, — быстро согласилась Гермиона. Мысли роились в ее голове, слова лезли наружу, опережая друг друга. — Все дело в том, что… я не могу рассказать этого Гарри или Рону… и вообще никому другому… потому что… это сложно… я сама не понимаю, что происходит… но… у меня проблемы, профессор… проблемы с памятью, — на одном дыхании выпалила Гермиона и неожиданно добавила. — И с Драко Малфоем.

Дамблдор понимающе кивнул.

— Что вы имеете в виду под проблемами с памятью, мисс Грейнджер? — Дамблдор явно пытался помочь Гермионе выстроить свои мысли в логическую цепочку.

— Просто… понимаете, профессор… в последнее время… это очень странно… такого никогда раньше со мной не случалось… но сейчас… у меня появляются провалы в памяти… и это связано с Драко Малфоем. Боюсь, он наложил на меня какое-то заклятие…

— Ну, что вы, мисс Грейнджер, — тепло улыбнулся профессор. — Студенту шестого курса не под силу правильно выполнить заклятие Забвения, вы же знаете.

— В том-то и дело, профессор! — воскликнула Гермиона, беспокойно заерзав в кресле. — Он мог наложить на меня заклятие Забвения неправильно, поэтому у меня время от времени пропадает память!

— Поверьте, мисс Грейнджер, вам не о чем беспокоиться. Неправильно наложенное заклятье Забвения начисто лишает человека способности запоминать что бы то ни было. Думаю, вы знали об этом, но… забыли?

Гермиона неуверенно кивнула.

— Но тогда… в чем дело, профессор? Как это объяснить?

— Думаю, этому есть объяснение, мисс Грейнджер, но, увы, сейчас я, равно как и вы, не могу предположить, какое.

— Значит… — разочарованно пробормотала Гермиона. — Значит, вы мне не поможете?

— Все зависит от того, на какую помощь вы рассчитываете, — лукаво улыбнулся директор.

Гермиона занервничала и почувствовала, что начинает краснеть.

— Вообще-то, профессор, я хотела попросить вас…

— Да?

— Возможно ли каким-то образом восстановить мои воспоминания? Даже если сама я это сделать не в силах?

— Вы имеете в виду Омут Памяти, не так ли? — догадался директор.

Гермиона кивнула и опустила глаза.

— Хм, — профессор встал и подошел к шкафчику в стене. — Думаю, ваши выводы не лишены оснований. Конечно, я могу попробовать извлечь те ваши воспоминания, которые вы не можете добыть самостоятельно. Но подумайте хорошенько — вы, действительно, хотите, чтобы я это сделал?

— Да! — с готовностью ответила Гермиона, вскинув голову.

— Хорошо, — кивнул Дамблдор, открыл шкафчик и достал древнюю на вид каменную чашу. — Можете не беспокоиться о том, что ваши друзья или враги или кто бы то ни был другой узнают о ваших воспоминаниях. Даже я не имею права без вашего согласия увидеть их, — и он поставил каменную чашу на стол.

Гермиона кивнула. Это ее вполне устраивало. Узнать, что произошло в выручай-комнате, никому не открываясь.

— Я согласна, профессор, — сказала девушка и посмотрела на директора с надеждой и восхищением.

Дамблдор поднял волшебную палочку, прикоснулся ею к виску Гермионы. Девушку охватило чувство, словно какая-то важная часть ее существа отделяется от нее и перетекает в нацеленный на ее голову кончик волшебной палочки. Дамблдор осторожно отвел палочку в сторону — за ней тянулась полупрозрачная серебристая нить, похожая на туман.

«Никогда не думала, что забирать воспоминания так просто», — промелькнуло в голове у Гермионы.

Дамблдор осторожно перенес сверкающую нить воспоминаний в Омут и стряхнул ее с волшебной палочки. В каменной чаше тотчас закружилась какая-то призрачная субстанция, не то газ, не то жидкость. Дамблдор жестом пригласил Гермиону подойти. Девушка встала, чувствуя, как дрожат колени, и подошла к столу.

— Опустите лицо в Омут, — сказал Дамблдор.

Гермиона последовала его совету. Как только ее лицо коснулось поверхности взвихрившейся субстанции, Гермиона тут же начала падать — все ниже, ниже, ниже… замелькали какие-то образы, огни, пятна… и вот, наконец, девушка приземлилась в выручай-комнате.

Она сразу узнала ее — тот же камин, те же кресла, та же кровать. Только на этот раз на кровати лежала она, Гермиона. Девушка вздрогнула — ее охватило странное чувство, какое бывает во сне, когда ты видишь себя со стороны. В комнате был другой человек — он склонился над лежащей девушкой, глядя на нее. Гермиона увидела черную рубашку, бледные руки, светлые пряди, упавшие ему на лицо. Малфой.

Гермиона подошла поближе к кровати. Та, другая Гермиона из воспоминаний, лежала неподвижно. Малфой все смотрел и смотрел на нее, словно собирался запомнить на всю жизнь. И вдруг… вдруг другая Гермиона протянула руки, обвила ими шею Малфоя, притянула его к себе и поцеловала.

Настоящая Гермиона вскрикнула:

— Нет!

И тут же на нее накатило знакомое ощущение — мягкое, нежное прикосновение губ, аромат мужского тела, чьи-то сильные объятия… Так, вот в чем дело! Вот что за поцелуй все не давал ей покоя! Она сама поцеловала самого ненавистного и отвратительного человека, которого знала — Драко Малфоя!!!

Поцелуй прервался так же неожиданно, как начался. Другая Гермиона опустила руки и томно прошептала:

— О, Рон!..

Малфой тут же вскочил с кровати. Настоящая Гермиона качнулась вперед с нехорошим предчувствием, но тут же вспомнила, что она — в своем собственном воспоминании, где ничего не может поделать. Она продолжала стоять и смотреть на Малфоя, в ярости скрежещущего зубами. Он бросил на спящую девушку уничтожающий взгляд и вышел вон из комнаты.

Тут же воспоминание поблекло, потеряло очертания. Вокруг Гермионы снова замелькали цветные пятна, яркие огни и полосы. Наконец, все исчезло — она снова стояла посреди выручай-комнаты, но уже днем позже.

Она поняла это, как только увидела лежащий в кресле у камина синий свитер. В остальном все было так же, как в предыдущем воспоминании — другая Гермиона лежала на кровати, а над ней склонился все тот же Малфой. Он что-то говорил — настоящая Гермиона не смогла расслышать, поэтому подошла совсем близко.

И замерла в оцепенении: Драко Малфой, чертов слизеринский ублюдок, пытался напоить ее, мечущуюся в жару и в бреду, жаропонижающим зельем. Он приподнял ее голову и поднес к ее губам пиалу с золотистой жидкостью.

— Выпей, Грейн… Гермиона, — тихо сказал Драко. — Выпей, это лекарство. Тебе станет легче…

— Мал… фой… — пробормотала другая Гермиона неразборчиво. — Ты…

— Не разговаривай, пей, — Драко настойчиво приблизил к ее губам пиалу и наклонил.

Другая Гермиона сделала глоток и упала на подушки.

— Это… ты… со мной сделал… — прошептала она.

Малфой скривился, словно откусил приличный кусок лимона, но ничего не ответил. Вместо этого он намочил непонятно откуда взявшийся в выручай-комнате бинт в таком же совершенно необъяснимым образом появившемся тазике с водой и приложил холодный компресс к груди другой Гермионы.

Настоящая Гермиона невольно схватилась за грудь напротив сердца. Да, что-то такое… она помнила… холодные прикосновения… жаркий шепот…

Другая Гермиона застонала и облизнула пересохшие губы.

— Все будет хорошо, — зашептал Малфой, смачивая очередной компресс. — Все будет хорошо, Гермиона… только держись. Все будет хорошо…

Настоящая Гермиона не могла поверить своим глазам и ушам. Словно ей показывали отрывок из фантастического фильма с ее участием. Нет! Этого не может быть! Это не он, не Драко Малфой! Он не может такого говорить! Он не может такого делать!!! Вернее, не мог…

И вот — снова то же ощущение, будто мир завертелся вокруг в бешеном ритме, распался на мириады цветов и исчез. Гермиона зажмурилась, а когда открыла глаза, то увидела профессора Дамблдора, с любопытством разглядывающего ее.

— Я полагаю, вы не расскажете мне, что увидели, мисс Грейнджер, — сказал Директор. — Я и не настаиваю. Скажите только, оправдались ли ваши ожидания?

Гермиона не знала, что ответить. Ожидала ли она увидеть нечто подобное? Думала ли о том, что именно произошло в выручай-комнате? Со всей присущей ей честностью, девушка не могла ответить «нет» на эти вопросы. Да, она задумывалась над тем, что же такое произошло между ней и Малфоем, да, она рассчитывала увидеть что-то не слишком приятное и, возможно, шокирующее. Но такое?..

— Простите, профессор… — пролепетала Гермиона. Голос ее дрожал. — Позвольте мне… я пойду…

— Да, конечно, мисс Грейнджер, — кивнул директор. — Не хотите ли вы забрать свое воспоминание?

— Ах, да! — спохватилась Гермиона.

Дамблдор вынул серебристую нить из Омута Памяти, поместил ее в хрустальный флакон и протянул его Гермионе.

— Спасибо, профессор, — сказала девушка. — Большое спасибо.

— Не за что, дорогая моя, — улыбнулся директор. — Отправляйтесь спать и ни о чем не беспокойтесь. Наш разговор не выйдет за стены этой комнаты. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, профессор, — пробормотала Гермиона и вышла из кабинета, сжимая в руке флакон со своим воспоминанием.

Первое, что ей хотелось сделать, как только каменная горгулья за ее спиной встала на место — изо всех сил швырнуть хрустальный флакон в стену и посмотреть, как он рассыплется на тысячи осколков. Если бы так же просто можно было избавиться от воспоминаний! Теперь они уже не были только призрачной субстанцией, клубящейся во флаконе. Теперь они принадлежали ей, Гермионе, были частью ее, неотделимой от всего прочего. Девушка сжала флакон в руках, а потом решительно запихнула его в карман мантии и направилась в Гриффиндорскую башню.

Уже переступив порог общей гостиной, она вдруг поняла, что вовсе не хочет идти спать. Поняла, что ее ждет еще одно незаконченное дело. Зелье смелости еще не прекратило действовать. В Гермионе все кипело, кровь бурлила в теле, чувства переполняли душу. Она должна отомстить! Должна показать ему, этому наглому самовлюбленному болвану, что она — не бесчувственная кукла. Что с ней нельзя играть в такие жестокие игры. Она должна заставить его почувствовать себя на ее месте! Отомстить! Раздавить! Уничтожить!!!

Скинув мантию, Гермиона решительно выскочила из гостиной и бросилась туда, в коридор восьмого этажа, в выручай-комнату. Она была уверена, что найдет его там.

Открыв дверь в выручай-комнату, она сразу увидела его. Он сидел у камина, глядя на огонь. Услышав звук закрывшейся двери, он обернулся.

— Ты, все-таки, пришла, — усмехнулся Малфой. — Я знал, что придешь. Ты же любопытна, как дикая кошка…

Гермиона не отреагировала на его ерничанье. Она чувствовала, как по телу разливается необычайная легкость, и в то же время все ее мысли были предельно ясны, мышцы — напряжены, готовые к предстоящей борьбе, сердце колотилось, как сумасшедшее. Зелье безупречно делало свою работу — Гермиона в эти мгновения была готова на все, даже прыгнуть в пасть голодного василиска. Что уж говорить о разговоре каким-то Малфоем!

— Встань, Малфой, не хочу, чтобы ты разговаривал со мной, как с прислугой, — отчеканила девушка.

— Тогда, может, сама сядешь? — лениво протянул Малфой, демонстративно вытягивая ноги и закидывая руки за голову.

Гермиона фыркнула.

— Ты сам предложил! — и вдруг, стремительно приблизившись к развалившемуся в кресле слизеринцу, села на него сверху.

Драко инстинктивно отпрянул, вжавшись в кресло, вскинул руки. Он явно ничего подобного не ожидал.

— Что ты, мать твою, делаешь, Грейнджер?! — больше ошарашено, чем зло, спросил он.

Гермиона вцепилась ему в плечи (он, почувствовав, как ее острые ногти царапают его через рубашку, поморщился), и склонилась к самому его лицу.

— Разве ты не этого хотел, Малфой? — прошептала она ему на ухо, заставив Драко вздрогнуть.

Он быстро справился с собой, деланно — безразличным тоном ответил:

— Почему бы и нет? — и положил немного дрожащие руки девушке на талию. Он попытался язвительно усмехнуться, но усмешка получилась не слишком убедительной.

Гермиона обвила его шею руками, прижалась к нему. Его тело отреагировало мгновенно, дохнув жаром, сердце бешено заколотилось. Драко запустил свои тонкие пальцы в ее каштановые кудри, потянулся к ней губами. Она не сопротивлялась. Ее губы раскрылись, пропуская его язык. Гермиона задрожала, еще сильнее обняла Драко. Его бархатный поцелуй сводил с ума… Их языки соприкоснулись. Настала очередь Драко задрожать.

Пальцы Гермионы пробежали по его спине, сквозь рубашку чувствуя его горячее напряженное тело. Не прерывая томительно-сладкий поцелуй, девушка потянулась к пуговицам на его рубашке, дрожащими пальцами начала быстро расстегивать их одну за другой… Драко отпустил ее волосы и поспешил помочь ей. Гермиона стянула рубашку с его плеч.

Тяжело дыша, они оторвались друг от друга. Девушка окинула юношу взглядом. «А он ничего… — подумалось ей. — В смысле фигуры…» Он смотрел на нее горящими серо-стальными глазами, жилка на его обнаженной шее отчаянно пульсировала.

— А ты не такой смелый, Малфой, когда рядом нет твоих дружков… — хлестнула Гермиона Малфоя его же фразой и тут же, не сумев пересилить нарастающее желание, впилась губами ему в шею. Он шумно вздохнул. — Ведь в эту комнату никто не может войти, пока мы здесь…

— Разве нам кто-то нужен? — томно спросил Малфой и скользнул руками под ее кофточку.

Гермиона вздрогнула от неожиданности. Прикосновения его пальцев были подобны брызгам кипящей лавы, коснувшимся ее кожи. Не будь Гермиона под действием зелья, она непременно отстранилась бы, оттолкнула его, убежала… но не сейчас. Сейчас, вместе с гневом и отчаяньем, в ней нарастало новое неведомое чувство — влечение… страсть…

— Что тебе нужно, Грейнджер? — севшим, немного хриплым голосом спросил Малфой, скользя руками вверх по ее гладкому животу. Она чувствовала, как дрожат его руки, и это ей, определенно, нравилось.

— Ничего такого, чего ты не мог бы мне предложить, — в ответ прошептала девушка.

Вдруг она распахнула свою кофточку, схватила руку Малфоя и накрыла ею свою грудь.

— О… — почти простонал Драко. — А это уже интересно…

Гермиона не дала ему договорить, прильнула к его губам своими. Она чувствовала его напрягшуюся плоть, упирающуюся ей между ног. Не совсем осознавая, что делает, Гермиона начала неспеша двигаться, подаваясь бедрами вперед и скользя назад по его вздрагивающим бедрам…

Драко ощутил ноющую сладость внизу живота — тут же его тело сотрясла крупная дрожь. Он прижал Гермиону к себе и подался ей навстречу. Он стремительно терял контроль над собой. Руки его беспорядочно метались по ее спине от шеи к пояснице. Он горел, тяжело, надрывно дыша, временами переходя на тихие глубокие стоны. С каждым ее движением вперед он с силой подталкивал ее снизу, заставляя ее прижиматься к нему вплотную. Он покрывал быстрыми горячими поцелуями ее губы, глаза, щеки, шею… Она вздрагивала от его поцелуев, как от укусов, вцепившись руками ему в светлые волосы. «Боже!.. Что же она такое делает, чертова Грейнджер?!» Ее губы, ее руки… Ее гибкое нежное тело, прижимающееся к нему, сладко пахнущее ванилью и ландышем… «Боже, она так хороша… она возбуждает меня до безумия… Боже, как жарко… как… странно…»

Гермиона отстранилась от Малфоя и скользнула своими маленькими пальчиками вниз по его обнаженному торсу. Нащупала пряжку ремня, одним рывком сдернула его, расстегнула брюки. Драко напрягся, до боли сжал ее плечи. «Будут синяки», — пронеслось у нее в голове, но она не остановилась. Изогнувшись, она просунула руку к нему в брюки и прикоснулась к его напряженной горячей плоти…

Драко судорожно вздохнул и вскинул на Гермиону ошеломленный взгляд.

— Ой, только не говори, Малфой, что ты никогда ничего подобного не чувствовал, — проворковала девушка ему на ухо и сжала его «достоинство» в руке. Драко застонал. — Неужели никто из слизеринских шлюшек — твоих якобы подруг — не удосужился исполнить твою маленькую прихоть?

— Нет… — простонал Драко, закрыв глаза. Покачал головой и повторил, — Нет…

— Может, ты плохо их уговаривал? — продолжала сладко мурлыкать Гермиона, доводя его до безумия. — Или они тебя совсем не возбуждали? — она, подчиняясь порыву, внушенному зельем, начала осторожно двигать рукой: вверх — вниз…

— Нет… — бессвязно бормотал Драко. — Нет! Боже… Прекрати, Гермиона…

— О, теперь я — Гермиона? — девушка, подражая Малфою, удивленно приподняла одну бровь. — А как же «грязнокровка»?

Драко передернуло от прозвучавшего слова. Оно резало слух.

— Прости… — прошептал юноша безвольно и тут же глубокий стон вырвался у него из груди. — О!.. Гермиона… Не надо… постой… — он схватил ее, прижал к себе в надежде, что она остановится. Он дрожал всем телом, чувствуя, как доселе неведомое удовольствие охватывает его.

Гермиона не остановилась. Она только ускорила темп, наслаждаясь своей властью над «неприступным подонком Малфоем». Сейчас он был, как никогда, уязвим и слаб. Он дышал только потому, что рядом дышала она. Он зависел от ее губ, ее глаз, ее шепота, ее нежных рук, вытворяющих чудеса у него в брюках…

— О, Боже… — шептал он полубессознательно. — Боже, Гермиона… О-ох!.. Нет… не надо… Боже!.. Как же… О, подожди!.. Стой, Гермиона!.. Остановись… прошу… О-о-охм-м-м-м!..

Драко изогнулся, откинув голову на спинку кресла. Его трясло, хриплое дыхание с шумом вырывалось из приоткрытого рта… взгляд потерял осмысленность, глаза затянулись пеленой наслаждения, непроизвольно закрылись…

Гермиона ликовала. Она почувствовала — зелье ей подсказало — что он вот-вот достигнет пика. Недолго думая, девушка вытащила руку из его брюк и встала с колен Малфоя.

— Это все, Малфой, — бросила она совершенно спокойным, холодным тоном. — Мне больше ничего от тебя не нужно. Ни сейчас. Ни потом. Никогда.

Запахнувшись в расстегнутую кофточку, Гермиона выскочила из выручай-комнаты.

Несколько секунд Драко не мог прийти в себя. Его колотило, внутри бушевал пожар, готовый с минуты на минуту вырваться наружу. Он никак не мог осознать, что развязки не будет, что Гермиона ушла. Просто ушла, бросив его тут, возбужденного и несчастного… Драко в ярости стиснул подлокотники кресла и сполз на ковер перед камином. Внутри у слизеринца все трепетало, напряженная плоть требовала удовлетворения…

— Вот сучка! — скрипя зубами, полупрошипел-полупростонал Драко. — Гриффиндорская сучка!..

Он откинулся навзничь, уставился в потолок. Волны тепла от камина накатывали на него одна за другой, смешиваясь с его внутренним пламенем.

— Черт, черт!!! — выругался Малфой, осознавая, что сейчас он просто не в силах бороться со своим собственным телом. Кажется, вместе с Грейнджер за дверь выскочило и его самообладание. Закрыв глаза (тут же ее лицо выплыло из темноты и встало перед его внутренним взором: ее светлая кожа, горящие карие глаза, копна каштановых волос…), он позволил себе отдаться на милость собственным желаниям, чтобы избавиться от наваждения, заглушить страсть, усмирить плоть… Отец всегда говорил ему, что тело не должно брать верх над разумом. А если уж так вышло, то лучше сразу дать телу то, что оно хочет, и освободиться от лишних желаний. Будь то вода, пища, одежда… или секс…

Ему потребовалось не больше минуты, чтобы, шепча проклятия стоящему перед глазами образу, достичь высшей точки наслаждения. Никогда раньше удовлетворение не приходило к нему так быстро, с такой силой и таким разочарованием. Ему было, определенно, мало. Он хотел ее… именно ЕЕ… только ЕЕ…

— Я все равно трахну тебя, Грейнджер! — сквозь зубы прошипел Малфой, застегивая ремень на брюках. — Не будь я Драко Малфой, уже к рождеству ты окажешься в моей постели!

Чертыхаясь, он подобрал валяющуюся на полу мантию и поспешил покинуть ставшую уже ненавистной выручай-комнату…

День матча «Гриффиндор — Слизерин» стремительно приближался. Рон за прошедшее время предпринял несколько безуспешных попыток помириться с Гермионой, но все получалось только хуже: как правило, все его извинения плавно перетекали к тому, что это Гермиона, на самом-то деле, во всем виновата. Девушка обижалась еще сильнее и, в конце концов, вовсе перестала разговаривать с Роном и завела привычку сидеть на трапезах в Большом зале отдельно от друзей.

Рон совсем упал духом. Гарри это не обрадовало — у капитана команды Гриффиндора и так хватало проблем. Мысли Гарри все время крутились вокруг последнего разговора с Дамблдором, раз за разом возвращая юношу в увиденное им странное пугающее воспоминание о детстве Темного Лорда. Гарри стал плохо спать по ночам. Его беспокоили совершенно безумные сны, в которых он, Гарри, сам приходил в приютскую комнату к Тому Реддлу, но вместо него заставал там ухмыляющегося Драко Малфоя. Малфоя в снах Гарри почему-то все время сопровождала Гермиона. И — к ужасу Гарри — она с Малфоем начинала целоваться и обниматься, скрываясь за тяжелым пыльным гобеленом. Гарри пытался отдернуть гобелен в сторону и неизменно обнаруживал за ним все того же Малфоя, правда, целующегося уже с Джинни. Тогда Гарри выхватывал палочку и кричал, в ярости срывая связки:

— Круцио!

От этого крика он, как правило, и просыпался. Просыпался в холодном поту, с дрожащими руками и колотящимся сердцем. В редких случаях от вскрика Гарри просыпался Рон. Он смотрел на друга с недоумением и сонно бормотал:

— В чем дело, Гарри? Опять кошмары?

— Нет, Рон, все в порядке, — отмахивался Гарри от друга, моментально проваливающегося в прежний глубокий сон.

Нет. С ним ничего не было в порядке. Гарри это чувствовал. Какая-то необъяснимая, холодящая тело и будоражащая мысли тревога с каждым днем все прочнее утверждалась в его сознании. Однажды утром, проснувшись от очередного кошмара, в котором Драко Малфой наслал на него заклятие Империус, и Гарри вынужден был пытать Джинни, а потом схватить Гермиону и лететь с ней на метле над серыми вздыбившимися морскими валами в логово к Волдеморту, Гарри неожиданно осознал, что его тревога вовсе не так необоснованна, как ему казалось. Все было гораздо сложнее, и подсознание юноши пыталось помочь ему понять причину беспокойства, показывая по ночам такие странные запутанные сны. В то утро Гарри понял, что его тревога связана с Малфоем и Гермионой. А точнее, с отношениями между Малфоем и Гермионой. Конечно, таковых нет и быть не могло, убеждал себя Гарри. Но, в один прекрасный момент связав воедино все странности и необъяснимые происшествия последних недель, он с невероятной отчетливостью понял, что не ошибся. Между его лучшей подругой и заклятым врагом что-то происходило. Что-то, что Гарри просто обязан был выяснить.

— Понимаешь, мне кажется, он шантажирует ее чем-то, — на сдвоенном уроке Трансфигурации объяснял он Рону свою новоиспеченную теорию относительно Малфоя. — Поэтому она и ведет себя так странно. Может, боится нам рассказать, чтобы мы не сделали с ним чего-нибудь. А может, просто решила разобраться со всем сама, это же Гермиона…

— Мистер Поттер, сосредоточьтесь, пожалуйста, на канарейках, а не на ухе мистера Уизли, — профессор Макгонагалл строго посмотрела на Гарри и Рона.

Компания слизеринцев за последними партами противно захихикала. Неожиданно их поддержал и Симус Финниган.

Гарри нахмурился, стараясь вернуться мыслями к уроку. Но они разбредались в разные стороны, никак не хотели подчиняться логике и неизбежно возвращались к вопросу «Малфой и Гермиона». К концу урока Гарри, все-таки, удалось с горем пополам сотворить одну-единственную канарейку, правда она, почему-то, никак не могла взлететь, и при очередной попытке с каким-то металлическим стуком падала на парту. У Рона же вовсе ничего не получилось, кроме странного клубка пуха и перьев грязно-белой окраски, уж слишком отдаленно напоминающего канарейку.

Мимо стола Гарри и Рона с донельзя довольной улыбкой прошествовала Гермиона. Она, как всегда, справилась с заданием безупречно. Ее взгляд, казалось, говорил: «Не все можно решить с помощью твоего ненаглядного Принца, Гарри! Иногда стоит думать и своей головой!»

— Ты пытался поговорить с ней? — за обедом спросил Гарри Рона, косясь в сторону Гермионы, сидевшей отдельно.

— А то ты не знаешь! — сразу вскинулся Рон. — Я уже тысячу раз к ней подходил!

— Ты просто должен взять себя в руки, — сказал Гарри, разглядывая жареную картошку и бифштекс на своей тарелке. Есть не хотелось. — Просто не спорить с ней, а искренне попросить прощения.

— Я не понимаю, Гарри, — Рон со злостью откусил приличный кусок булки и чуть не поперхнулся. — Что я такого сказал? Она и в правду ведет себя странно, ты же сам все время мне это твердишь!

— Это не повод, чтобы оскорблять ее, — нахмурился Гарри. — Может, сначала стоило выяснить, что ее беспокоит, а потом устраивать сцены?

— Раз ты такой умный, сам попробовал бы с ней поговорить! Ставлю десять галеонов, она ни слова не скажет! Опять начнется: «Я не знаю, о чем ты!», «Это все глупости, займись лучше уроками!»

Гарри вздохнул и покачал головой. Спорить с Роном было бесполезно. Еще и потому, что в глубине души Гарри был согласен с другом. В последнее время Гермиона изменилась. Не то, чтобы сильно, но как-то уж слишком быстро и незаметно, исподволь, так, что оставалось только догадываться, когда все это началось. И на все расспросы она старалась отвечать одинаково: «Все в порядке. Я не понимаю, что ты имеешь в виду». Или вовсе отмалчивалась. Такое ее поведение настораживало. Пугало.

Гермиона с трудом могла сосредоточиться на завтраке. Та необъятная гора работы, которую навалили на шестикурсников преподаватели, не давала расслабиться ни на минуту. Кроме того, Гермиона беспокоилась о Гарри — она видела, с каким трудом ему удается выдерживать нейтралитет в их с Роном затянувшейся перепалке. Гермиона уже и сама подумывала о том, что Рона давно пора простить, но противный червячок гордыни, поселившийся в ее душе, не позволял ей сдаться так просто. Это убивало.

И еще, конечно же, Малфой. С той ночи, когда девушка, хлебнув зелья смелости, отважилась прийти в выручай-комнату и вытворить нечто совершенно, по ее мнению, противоестественное, мысль о ненавистном слизеринце не покидала ее сознания. Да и сам Малфой словно спятил. Он ни минуты не давал Гермионе вздохнуть спокойно, при каждом удобном случае напоминая о своем существовании, хотя, к удивлению девушки, ни разу так и не упомянул о случившемся. Для начала он выкинул совершенно безумный номер на первом же после той ночи уроке Арифмантики: попросил профессора Вектор пересадить его от Блейза Забини к ней, Гермионе. Слизеринец сослался на то, что чего-то не понимает в новой теме, а «Грейнджер, как вы сами говорите, профессор, разбирается в арифмантике лучше любого знакомого вам студента». Это Гермиона стерпела, сделав вид, что Малфоя просто не существует, хотя это было довольно сложно, учитывая то, что он сидел всего в нескольких дюймах от нее и время от времени будто нарочно прикасался к ней то рукавом мантии, то теплой ладонью. Гермиону постоянно передергивало от этих мимолетных прикосновений. Перед глазами тут же всплывали образы, увиденные ею в Омуте Памяти. Тихий, мягкий голос, руки, с нежностью прикасающиеся к ней… О том же, что случилось в выручай-комнате после того, как Гермиона посетила кабинет директора, девушка предпочитала вообще не вспоминать. Потому что при первой же мысли о Драко Малфое, с наслаждением стонущем и изгибающемся от движения ее рук, у нее тут же перехватывало дыхание, по телу бежали мурашки, а внизу живота начинался пожар…

Усилием воли Гермиона вернулась от своих размышлений к реальности. И тут же вздрогнула, осознав, что уже несколько минут в упор смотрит на слизеринский стол. А именно — на Малфоя. Он тоже смотрел на нее. Не удивленно, не презрительно, не надменно. Как-то иначе. И смотрел долго, наверное, не меньше, чем она. Гермиона поспешно отвела взгляд.

— Гермиона, — это был Гарри. Быстро покончив с обедом, он, все-таки, решил поговорить с подругой.

— Привет, Гарри, — несколько рассеянно ответила Гермиона.

— У тебя найдется минутка?

— Да, конечно, — кивнула девушка, украдкой бросая взгляд на слизеринца. Тот уже о чем-то разговаривал с Ноттом.

— Не думай, это не касается Рона, — тут же пробормотал Гарри и, перехватив взгляд Гермионы, уже решительнее добавил. — Я хочу поговорить о Малфое.

Гермиона вздрогнула и посмотрела на друга. Он был серьезен, как никогда.

— Гарри, — начала Гермиона с нескрываемым раздражением. — Если ты — снова о том, что Малфой — Пожиратель…

— Нет, — перебил Гарри. — Я не о том.

Гермиона уставилась на него непонимающе.

— Тогда о чем?

— Нам лучше выйти, — понизив голос, сказал Гарри.

Гермиона не стала спорить. Все равно есть ей уже не хотелось, а находиться в одном помещении с мерзким слизеринцем дольше, чем было необходимо, она не собиралась. Встав из-за стола, Гермиона прошествовала к выходу из Большого зала. Гарри шел следом.

Оказавшись в коридоре, ребята остановились у широкого арочного окна.

— О чем ты хотел поговорить, Гарри? — спросила Гермиона. Ее одолевали нехорошие предчувствия.

— Кхм… — откашлялся Гарри, собираясь с мыслями. — Я думал, ты мне что-нибудь расскажешь.

Гермиона удивленно подняла брови.

— Понимаю, звучит глупо, — тут же заговорил Гарри. — Просто я беспокоюсь о тебе. Поверь, мне ты можешь рассказать все, что угодно. Я пойму, Гермиона. Честно. Что бы ни случилось. Я же твой лучший друг. Если ты не хочешь, чтобы Рон это знал — я ему не скажу. Мне-то ты можешь доверять.

— Что ты хочешь, чтобы я тебе рассказала, Гарри? — с вызовом спросила Гермиона, чувствуя, как сердце обрывается, а голова начинает кружиться от внезапной слабости.

«Гарри что-то узнал… Что он мог узнать?»

— Скажи правду, Гермиона, у тебя какие-то трудности с Малфоем? — выпалил Гарри.

Гермиона побледнела, но больше ничем не выдала своего волнения.

— Нет, с чего ты взял? — как-то чересчур спокойно ответила она.

— Мне кажется, тебя что-то беспокоит, — продолжил Гарри. — Ты все время напряжена, постоянно сидишь за уроками и молчишь…

— Знаешь, я и раньше была не слишком-то разговорчива, когда выполняла домашнюю работу! — парировала Гермиона. — Что в этом странного?

— Раньше это было не так, — стоял на своем Гарри. — Ты молчишь все время, даже на уроках забываешь поднимать руку! И ты… постоянно смотришь на него!

Гермиона замерла, почувствовав, как ужас ледяными цепями сковывает тело.

— Гарри… — прошептала Гермиона — голос отказывался повиноваться, — Это не то, что ты…

— Скажи честно, — Гарри, казалось, не слышал подругу. — Между вами что-то происходит, я прав?

Гермиона задохнулась на мгновение. Не успела ответить — Гарри сам сказал за нее:

— Он тебя шантажирует? Он сделал что-то плохое и теперь шантажирует тебя? Да? Скажи правду, Гермиона! Если ты боишься — не стоит. Я никому ничего не скажу и, клянусь, ничего не сделаю этому слизеринскому подонку. Только скажи, что ему от тебя надо?! — Гарри сорвался на крик.

— Гарри… — Гермиона с трудом соображала, страх сменился чувством раскаяния и беспомощности. — Правда, Гарри… ничего такого, о чем вам с Роном стоило бы беспокоиться…

— Только не лги, Гермиона! — воскликнул Гарри возбужденно. — Я устал слышать от тебя, что все в порядке. Ничего не в порядке, я это чувствую!

— Ты хочешь сказать, что я все время лгу? — губы Гермионы задрожали.

Гарри тут же пожалел, что так бездумно накричал на подругу. Бездумно, а главное, по большому счету, беспричинно.

— Нет, Гермиона… — залепетал он. — Я не…

— Так вот заруби себе на носу, Гарри Поттер! — наконец, взорвалась Гермиона. — Не все проблемы этого мира касаются лично тебя! Если у меня и есть какие-то трудности, будь добр, предоставь мне возможность самой с ними разобраться! Я уже не маленькая девочка, Гарри, и я имею право на личную жизнь!!!

Выпалив все это, Гермиона развернулась и быстрым шагом удалилась в сторону главной лестницы. Гарри, совершенно обескураженный такой вспышкой гнева, остался стоять у окна.

Однако одиночество его продлилось недолго. Едва край мантии Гермионы скрылся за поворотом лестницы, как рядом с Гарри раздался знакомый надменный голос:

— Что, Поттер, неприятно быть за бортом?

Гарри резко обернулся, встретился взглядом с подошедшим Малфоем.

— Что ты несешь, Малфой? — Гарри старался говорить спокойно, хотя внутри закипал гнев, а кулаки сжались сами собой.

— Твоя маглорожденная подружка так на тебя орала, что слышал весь Хогвартс, — растягивая слова, ответил Малфой и презрительно сощурился. — Забавно было смотреть, как она тебя отшила!

— Она меня вовсе не отшила! — заливаясь гневным румянцем, прорычал Гарри. — И вообще, это не твое дело! Катись отсюда, пока я не…

— Что? — Малфой криво усмехнулся. — Снова решил поупражняться в кулачных боях, Поттер? Конечно, тебе же неизвестны цивилизованные методы общения! Чему ты мог научиться у своих вонючих магглов, кроме как размахивать кулаками!

Гарри заскрипел зубами, отыскивая подходящее оскорбление, но не успел ничего сказать. Из Большого зала вышел Рон и, заметив Малфоя, стоящего рядом с Гарри, поспешил к другу на помощь.

— Чего тебе надо, Малфой? — с ходу накинулся он на слизеринца.

— О, шестерка Поттера тут как тут! — самодовольно усмехнулся Малфой. — Не надоело таскаться за Золотым Мальчиком и заглядывать ему в рот, Уизли? Ждешь, что тебе перепадет частичка его так называемой славы или в твой карман закатится пара монет?

— Закрой пасть, Малфой, — Рон мгновенно побагровел и сжал кулаки. — Твои-то дружки куда-то слиняли, ты сейчас один…

Драко, видимо, и сам уже понял свою оплошность. Поэтому решил поскорее ретироваться.

— Еще увидимся, Поттер, — бросил он с усмешкой и прошел мимо Гарри, с силой толкнув его плечом.

— Только сунься к нему еще раз, Малфой! — крикнул Рон вслед слизеринцу.

У подножия лестницы Малфой обернулся.

— Эй, Поттер! — крикнул он с издевкой. — И все же ты не стал отрицать, что она — твоя подружка! — и, расхохотавшись деланным смехом, побежал вверх по лестнице.

Гарри затрясся от гнева.

— Я его убью! — прорычал он.

— Ладно тебе, Гарри, — Рон положил руку на плечо друга. — Не бери в голову. Это всего лишь Малфой.

Гарри кивнул. Друзья вместе отправились на следующий урок.

В душе Гермионы бушевали сотни чувств: гнев, раскаяние, страх, отвращение к самой себе и к Малфою, обида, ненависть… к этому яркому букету примешивалось еще одно странное, совершенно необъяснимое чувство. То самое, что заставляло мысли Гермионы вновь и вновь возвращаться к напыщенному слизеринскому хорьку. Перед глазами все время всплывал образ Малфоя, с чрезвычайной осторожностью и, кажется, даже нежностью прикасающегося к ней, смотрящего на нее с тревогой и теплотой… того Малфоя, что всю ночь выхаживал ее, забывшуюся в болезненном бреду. Того Малфоя, который ответил на ее безумный поцелуй. Нет, это не тот Малфой, которого она знала уже пять лет. Это просто не мог быть он. Это — какой-то другой, незнакомый человек, которого Гермиона боялась, но к которому ее непреодолимо тянуло…

Обреченно вздохнув, Гермиона вошла в класс Арифмантики. Пока что класс был пуст, большинство студентов еще сидели в Большом зале и обедали. Гермиона села за свою парту, разложила книги и пергаменты, достало перо и чернила. Она действовала машинально, даже не задумываясь. Мысли ее были далеко от класса. От Арифмантики. Они были там, в Большом зале. Там, где самый отвратительный мерзавец на всем белом свете так неожиданно посмотрел на нее… с интересом? С радостью? С теплотой?

Гермиона покачала головой, отгоняя навязчивые мысли, и попыталась сосредоточиться на разложенных перед ней графиках. К сожалению, ей этого не удалось. Учеба не шла на ум. Устало откинувшись на спинку стула, Гермиона закрыла глаза. Тут же вспомнилась перепалка с Гарри. Его удивленное, оскорбленное, такое вымученное выражение лица… Гермиона почувствовала внезапный приступ жалости к Гарри и к самой себе. «Ты чертовски запуталась, Гермиона Грейнджер, — подумала девушка. — Нужно это прекращать, немедленно прекращать. Пока ты не натворила непоправимых бед…»

— Не выспалась, Грейнджер?

Гермиона вздрогнула и открыла глаза. Кто бы сомневался! Это был Малфой.

— Оставь меня в покое, — процедила девушка, демонстративно отворачиваясь к своим записям.

Малфой сел рядом с ней, усмехаясь. Достал из сумки учебник и несколько свитков пергамента. Гермиона от всей души желала, чтобы сейчас, прямо в эту самую минуту в класс вошел кто-нибудь еще. Кто угодно, лишь бы не выслушивать ядовитые речи чертова подонка Малфоя. Она даже не надеялась, что он просидит рядом с ней молча хоть пару минут. Ее опасения оправдались.

— Я удивлен, Грейнджер, — протянул он в своей обычной манере. — Поттер научился устраивать сцены ревности!

Гермиона посмотрела на слизеринского ублюдка со смесью презрения и гнева.

— Что ты вообще можешь понимать в отношениях между друзьями, Малфой? — прошипела она разъяренной кошкой. — Тебе-то и слово такое неизвестно — «друзья»!

Малфой фыркнул.

— Мои друзья не суют свой нос в мои дела, за что я им несказанно благодарен.

— Потому что им на тебя наплевать, Малфой! — хохотнула Гермиона раздраженно. — Они дружат с тобой постольку, поскольку ты все еще богат и твоя фамилия в некотором роде знаменита…

— В некотором роде! — Малфой чуть не зарычал от негодования. — Моя фамилия стоит десятка таких, как фамилии предателей крови Уизли или магглолюбцев, вроде Дамблдора…

— Я бы сказала, твоя фамилия стоит десятка подобных ей: Макнейр, Розье, Долохов, Нотт, Забини, Паркинсон, Крэбб, Гойл… Ваша семейка переплюнула всех этих отморозков по количеству совершённых мерзостей и преступлений! — Гермиона осеклась, поняв, что перегнула палку.

Малфой побледнел, щеки его покрылись некрасивыми алыми пятнами от гнева.

— Не смей касаться своим грязным языком моей семьи, Грейнджер! — прорычал он. — Иначе я придушу тебя прямо на глазах у твоего несравненного Поттера и придурочного Уизли!

— Давай! — Гермиона с вызовом вскинула подбородок. — Сделай это, Малфой! Ты же только и мечтаешь о том, как бы раздавить мерзкую грязнокровку!..

Малфой вздрогнул. Гермиона еще больше разозлилась:

— Только не делай вид, что тебе неприятно слышать это слово! Ты пять лет кряду чуть ли не каждый день награждал меня этим отвратительным прозвищем! И делал это с превеликим удовольствием! Так что нечего корчить из себя благородного рыцаря, Малфой, ты не более, чем самовлюбленный, гадкий, надменный, чертов папенькин сынок!!!

— Как же ты любишь красивые фразы, Грейнджер, — Малфой говорил предельно спокойным тоном, но Гермиона отчетливо слышала в нем нарастающую угрозу.

Однако она не сдалась.

— По-крайней мере, я умею выражаться литературным языком, Малфой! И не говорю о людях гадости, как ты со своими омерзительными дружками и прихлебателями!!! Ты… ты… никчемный… трусливый… подлый… — Гермиона начала задыхаться от охватившего ее гнева.

С каждым произнесенным ею словом Малфой становился все бледнее и бледнее. Он заскрежетал зубами — Гермиона заметила, как задвигались, перекатываясь, желваки на его тонких скулах. Девушка замерла на полуслове. Ее охватило до боли знакомое чувство, которое неизменно приходило, когда она находилась рядом с Малфоем дольше, чем пару минут, — чувство всеобъемлющей дикой паники. Гермионе вдруг показалось, что Малфой без зазрения совести приведет свою угрозу в исполнение и придушит девушку прямо здесь, в классе… Она сжалась от предчувствия чего-то страшного и попыталась отодвинуться от разъярившегося слизеринца.

Попыталась, но не смогла. Потому что Малфой настолько неожиданно и быстро, что Гермиона не успела никак среагировать, схватил ее, притянул к себе и… впился своими губами в ее приоткрытый от удивления рот.

Гермиона затравленно пискнула и попыталась оттолкнуть Малфоя. Куда там! Он был гораздо сильнее, к тому же паника, охватившая девушку, совсем не добавляла ей уверенности и сил. Гермиона безвольно обмякла в объятиях Малфоя, почувствовала, как его горячий язык проникает ей в рот, и невольно затрепетала. Негодяй — Малфой, довольный своей победой, только сильнее прижал Гермиону к себе, углубив поцелуй. Она не сопротивлялась. На это у нее не было сил. В голове ее стучала единственная мысль: «Пусть это скорее закончится! Пожалуйста, пусть это закончится!» Она вдруг с ужасом осознала, что вовсе не хочет, чтобы поцелуй, этот дерзкий, силой отвоеванный у нее поцелуй, прекращался… хочет, чтобы он длился и длился, заставляя ее мысли перепуганными пташками метаться в голове, сердце — вырываться из груди, тело — плавиться, превращаясь в жидкий огонь… Она сама не заметила, когда начала отвечать Малфою. Обхватила руками его плечи, подалась навстречу ненавистному слизеринцу… Он, казалось, забыл о существовании окружающего мира, целиком отдавшись одному этому поцелую…

Увы, все рано или поздно заканчивается. Гермиона отчетливо услышала, как дверь класса открылась. Девушка тут же изо всех сил отпихнула Малфоя от себя и бросила перепуганный взгляд на дверь. Там стоял Эрни Макмиллан, студент с Хаффлпаффа, занимающийся Арифмантикой вместе с гриффиндорцами и слизеринцами только потому, что с его родного факультета больше никто не выбрал этот предмет. Эрни замер с открытым ртом, уставившись на Малфоя и Гермиону. Девушка залилась краской и отвела взгляд. Малфой же, как ни в чем не бывало, хмыкнул и сказал:

— Чего уставился, Макмиллан? Тебя не учили, что пялиться на людей невежливо?

Эрни обиженно поморщился, но не стал связываться с известным скандалистом Малфоем, а просто прошел к своему месту и сел.

Гермиона не знала, куда деваться от стыда. Ей хотелось провалиться сквозь землю, раствориться, исчезнуть, умереть. Только не испытывать того страшного, тягучего, ноющего чувства абсолютной безнадежности, неспособности что-либо изменить, которое охватило ее. Теперь скрывать правду от друзей бессмысленно. Может, Эрни и не сплетник, но кому-нибудь он наверняка расскажет удивительную весть о том, что лучшая ученица Гриффиндора и подруга Гарри Поттера Гермиона Грейнджер встречается со слизеринским принцем Драко Малфоем… хотя это и не было правдой, но Гермионе совсем не хотелось, чтобы до Гарри или Рона дошли подобные слухи…

Девушка не заметила, как начался урок. Добрую половину занятия она просидела, бессмысленным взглядом уставившись в одну точку на странице учебника. К реальности ее вернул шепот Малфоя:

— Профессор Вектор на тебя смотрит.

Гермиона вздрогнула, с потерянным видом взглянула на Малфоя, потом — на профессора, а затем снова опустила взгляд в учебник. Какая ей, в сущности, разница, что она не сделает задание по арифмантике? Ведь сегодня, в самый ужасный день в ее жизни, разрушилось все, что она с таким трудом создавала — ее репутация правильной и высокоморальной студентки, ее мечты о прекрасном светлом будущем вместе с Гарри и Роном, дружба с ними, да и, по сути, сама ее жизнь. Слизеринский ублюдок в одно мгновение перечеркнул все, ради чего жила Гермиона. Одним-единственным поцелуем…

«Только одним? — подумала девушка и испугалась своим мыслям. — Нет, Гермиона, ты ошибаешься. Это произошло не сейчас. Не в то мгновение, когда в класс вошел Эрни. Это случилось тогда, когда ты сама впервые переступила порог выручай-комнаты…»

— Не устраивай трагедию, Грейнджер, — прошептал Малфой, наклонившись к Гермионе и почти касаясь своими губами ее уха. — Макмиллан просто жалкий идиот, он не станет распускать слухи…

— С чего бы это ты стал обо мне тревожиться, Малфой? — сухо спросила Гермиона, не глядя на соседа по парте.

— Брось, Грейнджер! — фыркнул Малфой. — Ты сидишь с таким видом, будто у тебя кто-то умер!

Гермиона повела плечами, словно пыталась отогнать назойливую муху, и ничего не ответила. У нее не было ни малейшего желания продолжать этот бессмысленный разговор. Малфой, наконец, отстал, вернувшись к работе над своими записями. Однако пару минут спустя он снова заговорил. Причем так, что Гермионе волей-неволей пришлось отвлечься от своих мыслей и с удивлением посмотреть на него.

— Слушай, Грейнджер, — начал он с явной неохотой. — В самом деле, брось убиваться, это выглядит… глупо. Этот чертов Макмиллан возомнит себе невесть что. Он уже несколько раз на тебя оглядывался.

— Боишься подпортить свою репутацию, Малфой? — сквозь зубы процедила Гермиона. — Что будет, если Паркинсон узнает, что ты целовался с грязнокровкой?

— Прекрати! — зашипел Малфой. — Перестань говорить… это слово…

Гермиона удивленно подняла брови.

— Я не ослышалась? Малфой просит меня, чтобы я перестала называть себя грязно…

— Заткнись, Грейнджер! — в полный голос воскликнул Драко.

Гермиона вздрогнула. Весь класс обернулся к той парте, за которой сидели она и Малфой. Тут же по рядам пополз шепоток. Профессор Вектор смерила слизеринца недовольным взглядом. Драко тут же опустил голову, сделав вид, что погружен в работу. Как только класс успокоился и вернулся к делам, Малфой снова зашипел Гермионе на ухо:

— Вот что, Грейнджер, предоставь это мне. Я поговорю с этим тупоголовым хаффлпаффцем. Можешь не беспокоиться, он не станет трепаться о том, что увидел. Но и ты, будь добра, веди себя нормально.

Гермиона снова посмотрела на Малфоя. Похоже, он говорил искренне.

— Скажи, ты, часом, не спятил? — спросила она с презрением. — С чего ты решил, что мне нужна твоя помощь?

— Я просто… — Малфой явно растерялся. Гермиона видела такое впервые. — Слушай, кончай выделываться, я просто хочу помочь и все. Ясно? Не задавай глупых вопросов!

Гермиона ошеломленно кивнула. Малфой принял это, как согласие, и, вздохнув с облегчением, вернулся к работе. Гермиона попыталась последовать его примеру, но до конца урока так и не смогла сосредоточиться на цифрах и графиках. В ее голове все перемешалось, все мысли спутались, превратившись в невообразимую кашу. Что же, черт побери, происходит?! Что творится с ними со всеми? С ней, с Малфоем, с Гарри, с Роном? Похоже, весь мир сошел с ума…

Прозвенел звонок. Студенты поднялись с мест и стали с шумом собираться. Гермиона тоже встала, запихнула в сумку учебник, почти чистый пергамент с парой небрежно набросанных строчек, перо. И тут почувствовала прикосновение к своей руке. Девушка невольно содрогнулась и подняла взгляд на Малфоя. Он смотрел на Гермиону с каким-то странным выражением, совершенно для него не свойственным, а потому непонятным.

— Ты… — пробормотал он, глядя куда-то поверх ее плеча. — Извини, ладно?

Гермиона только и смогла, что кивнуть в ответ. Это его странное извинение еще больше спутало ее мысли. Совершенно сбитая с толку, растерянная, раздавленная, Гермиона направилась к двери. Краем глаза она увидела, что Малфой подошел к Макмиллану и о чем-то с ним заговорил. Стараясь больше не думать о том, что произошло, и какие последствия ее ждут, Гермиона, наконец, покинула класс.

Вопреки ее ожиданиям, никаких слухов не возникло. Видимо, Малфой, и правда, умел убеждать людей. Хотя Гермионе, почему-то, казалось, что он просто припугнул Эрни чем-то не очень хорошим. Спрашивать самого Малфоя об этом Гермиона не решилась.

Весь оставшийся день Гермиона была сама не своя. Гарри с ней не разговаривал, Рон — и подавно. Настроение у девушки было хуже некуда. Вечером, когда Гермиона сидела у камина в гриффиндорской гостиной, к ней подошла Джинни и села рядом.

— Привет, — сказала Джинни.

— Привет, — кивнула Гермиона.

— Ты в порядке? — участливо спросила Джинни, заметив синие круги под глазами у подруги.

— Да, — кивнула Гермиона, не задумываясь. Но потом вдруг покачала головой. — Нет. Честно говоря, я совсем не в порядке.

Джинни посмотрела на нее с сочувствием и удивлением. Гермиона никогда раньше не делилась с младшей сестрой Рона своими проблемами. Похоже, случилось что-то из ряда вон выходящее, раз она рискнула об этом заговорить.

— Хочешь что-нибудь рассказать? — осторожно спросила Джинни.

— Не знаю, — вымученно ответила Гермиона. — Но у меня такое чувство, что, если я никому ничего не скажу, то просто свихнусь.

— Наверное, это что-то не очень… хорошее? — предположила Джинни. — Ты бы рассказала Гарри или Рону, если бы…

— Послушай, Джинни, — перебила Гермиона. — Именно потому, что Гарри и Рон не должны ничего знать, я…

— Я понимаю, — кивнула Джинни, поняв подругу с полуслова. — Я им ничего не скажу. Рон так вообще со мной не разговаривает.

— Гарри…

— Ему я тоже не скажу, обещаю, — Джинни подбадривающе улыбнулась.

— Хорошо, — кивнула Гермиона. — Мы можем найти какое-нибудь тихое место?

— Выручай-комната? — сразу предложила Джинни, но, увидев, как изменилась в лице подруга, пробормотала, — Ну, или какой-нибудь пустой класс…

— Хорошо, — Гермиона поднялась с дивана и направилась к двери. Джинни последовала за подругой.

Долго искать не пришлось: сразу за поворотом коридора оказалась незапертая дверь в один из тех классов, которые редко использовались преподавателями и студентами. В классе было тихо и сумрачно, парты покрывал тонкий слой пыли. На преподавательском столе лежало несколько свитков пергамента и пара перьев, в углу класса стоял сломанный телескоп и несколько швабр. Похоже, Филч приспособил класс под одну из своих кладовых.

Гермиона прошествовала к ближайшей парте и уселась на нее. Джинни устроилась рядом.

— Знаешь… — неуверенно начала Гермиона. — Я даже не знаю, что именно тебе рассказать…

— Расскажи все, — сразу предложила Джинни.

— Это так сложно — все, — задумчиво произнесла Гермиона и некоторое время молчала, собираясь с мыслями. Наконец, она посмотрела Джинни в глаза и сказала. — Джинни, ты обещаешь, что никому не расскажешь то, что услышишь?

— Конечно, — кивнула Джинни.

— Даже если я скажу, что это связано с… Драко Малфоем? — Гермиона вздрогнула, произнося это имя, словно оно принадлежало самомý Темному Лорду.

Джинни удивилась, но не подала вида.

— Не имеет значения, с кем это связано, — сказала она. — Ты — моя подруга, и можешь рассказать мне все, что угодно.

«Ты даже не представляешь, насколько вы с Гарри похожи», — подумала Гермиона с теплотой. Затем, собравшись с духом, выпалила:

— Он отнял у меня волшебную палочку.

— Как?! — воскликнула Джинни. — Почему же ты не сказала Макгонагалл или Дамблдору? Это ведь нарушение правил! Его накажут!

Гермиона слабо улыбнулась и, вытащив из кармана палочку, показала ее Джинни. Рыжеволосая ведьмочка обескуражено заморгала.

— Но… я не понимаю…

— Он ее вернул. В тот же день, — пояснила Гермиона.

— Просто так? — Джинни не могла поверить в бескорыстие слизеринца. — Ничего не потребовав взамен?

Гермиона опустила голову, стараясь скрыть от подруги навернувшиеся на глаза слезы.

— Нет, — она покачала головой. — Не просто так. Он заставил меня пойти ночью в выручай-комнату…

Джинни охнула.

— Гермиона… ты туда пошла? Одна?

Гермиона кивнула.

— Только не говори мне, что этот ублюдок что-нибудь с тобой сделал! Потому что если это так, прости, но я нарушу свое обещание и расскажу все Гарри, этот подонок Малфой должен ответить за свои поступки!

— Джинни! — воскликнула Гермиона с мольбой.

Джинни замолчала, сверля подругу взглядом. Гермиона вздохнула, направила палочку на дверь и произнесла:

— Оглохни!

Конечно, ей вовсе не нравились заклинания, выдуманные каким-то странным Принцем-полукровкой, но с полезностью некоторых из них она не могла поспорить.

— Что это за заклинание? — спросила Джинни.

— Это… так… ничего особенного, — пробормотала Гермиона.

Джинни не стала допытываться, только кивнула, продолжая внимательно смотреть на подругу.

— Джинни, все так сложно… — Гермиона с трудом подавила всхлип. — Я даже не знаю, сможет ли мне кто-нибудь помочь, потому что у меня такое ощущение, что я сошла с ума…

— Не бойся, расскажи все, — тихо сказал Джинни.

Гермиона посмотрела в глаза подруги и, увидев в них живейший интерес и сочувствие, наконец, решилась.

— Понимаешь, — начала она, — той ночью, в выручай-комнате…

И тут ее словно прорвало. Слова, много дней копившиеся в ее голове, наконец, нашли выход, полились бурным потоком, будто река, сломавшая плотину. Гермиона рассказала Джинни все: и о том злополучном первом поцелуе с Малфоем, и о случае у кабинета мадам Помфри, и о наглых инсинуациях чертова слизеринца, и о второй ночи в выручай-комнате, когда он несколько часов просидел рядом с потерявшей сознание девушкой, пытаясь ей помочь. И о том, что произошло после встречи с Дамблдором. И о поцелуе перед уроком Арифмантики, о том самом, который так некстати увидел Эрни Макмиллан… Джинни слушала, раскрыв рот от удивления и возмущения. К концу рассказа, когда Гермиона уже обливалась слезами, рыжая ведьма была просто вне себя.

— И ты еще защищаешь его?! — воскликнула она. Глаза ее потемнели от гнева. — Да он еще больший мерзавец, чем я о нем думала! Он просто… просто… извращенец! Просто наглый, самолюбивый папенькин сынок, который думает, что ему все дозволено!!! С этим надо разобраться, Гермиона, с этим обязательно надо разобраться!

— Как? — всхлипнула Гермиона. — Как мне с этим разобраться? Рассказать Гарри? Как думаешь, что он скажет, когда узнает, что я целовалась с… с… Малфоем?! — Гермиона вновь разрыдалась.

— Но ты не виновата! — тут же отозвалась Джинни. — Он все подстроил! Он сделал это против твоей воли! Гарри за это оторвет ему голову, клянусь Мерлином!

— Но в ту ночь, когда я ходила к Дамблдору… — Гермиона подняла взгляд на Джинни. — Я ведь потом пришла к Малфою! Совершенно самостоятельно, в здравом уме! Это нельзя списать на то, что он меня заставил! Он сам не ожидал, что я приду!..

— Ты сделала это под действием зелья, ничего удивительного, что у него оказался побочный эффект! — выпалила Джинни. — Ведь его готовил Гарри, насколько я поняла?

— Да, — кивнула Гермиона. — Но Гарри теперь — признанный зельевар…

— Это дела не меняет, — тряхнула головой Джинни. — Ты была не в себе, ты же сама сказала, что почти ничего не помнишь! Так что твоей вины тут нет. Во всем виноват этот слизеринский ублюдок! — Джинни и не заметила, как перешла на крик. — О, Мерлин, я готова своими руками порвать его на мелкие кусочки!!! Или заклясть, как следует!!! Почему ты раньше ничего не рассказала, Гермиона?! Он же просто издевается над тобой уже больше недели! И ты молчишь! Я давно заметила, что с тобой что-то не так, но чтобы причиной был Малфой?.. Он из тебя всю душу вытянул, Гермиона! Почему ты терпела? Почему не рассказала Гарри сразу, в тот же день, когда Малфой выкрал твою палочку?!

— Я надеялась узнать, правда ли Малфой — Пожиратель Смерти, — ответила Гермиона чуть слышно. — И разубедить Гарри в этом…

— Хорошо, — кивнула Джинни, все еще злясь. — Но потом? Почему не рассказала потом, когда он начал измываться?!

— Мне показалось… — Гермиона тяжело вздохнула. — Я подумала, что он неспроста спас меня… Что в нем есть хоть что-то человеческое, просто он скрывает это… в глубине души… Он не такой, как его отец…

— Брось, Гермиона! — фыркнула Джинни. — Все Малфои одинаковые! На то они и Малфои! Что может быть человеческого в этом напыщенном слизняке?!

— Ты права, — кивнула Гермиона. — Я ошибалась… А теперь… теперь все пропало. Я не могу рассказать Гарри. Просто не могу… И если Эрни распустит слух… мне конец, Джинни! Гарри и Рон не захотят со мной разговаривать! Не станут со мной дружить! Вся моя жизнь рухнула из-за этого… этого… Малфоя!.. А еще — из-за моей глупости…

— Вовсе ты не глупая, Гермиона, — Джинни присела на парту рядом с подругой и обняла ее за плечи. — Конечно, я не все поняла, но я уверена — у тебя были причины, чтобы поступить так, как ты поступила. А это подонок… он просто… просто воспользовался тобой. Твоей вины тут нет.

— Джинни, — всхлипнула Гермиона, уткнувшись подруге в плечо. — Я пойму, если ты не захочешь больше со мной дружить…

— Глупости! — обиженно воскликнула Джинни. — Как ты можешь думать обо мне так плохо?!

— Прости… Я подумала, что… Знаешь, если ты расскажешь все Гарри, я не буду тебя винить… он имеет право знать. Но сама… я не смогу. Я просто не смогу смотреть ему в глаза…

— Я не буду ничего рассказывать Гарри, — успокоила подругу Джинни. — Ни Гарри, ни Рону — никому. Я не из тех, кто готов раззвонить доверенную тайну на каждом углу. Но и ты, Гермиона, прошу тебя, не затягивай с решением этого вопроса. Ты сама должна рассказать все Гарри. Он тебя поймет, поверь. Он не станет тебя осуждать. Вы же дружите с первого курса, никто так не знает друг друга, как вы… — в голосе Джинни сквозила печаль и легкая зависть.

— Джинни, — Гермиона подняла взгляд на подругу. — Что ты, Джинни? Ты — тоже наша подруга! Я люблю тебя не меньше, чем Гарри или Рона! Не смей даже думать, что ты не дорога нам!

— Я не думаю, — Джинни улыбнулась. — Но, все равно, спасибо.

— Тебе спасибо, Джинни, — Гермиона попыталась улыбнуться в ответ, стирая со щек слезы. — За то, что выслушала.

— Не за что, — пожала плечами Джинни. — Если тебе понадобится помощь, приходи ко мне. Обещаю, я сделаю все, что в моих силах. Если придется придушить Малфоя, я с великой радостью…

— Спасибо, — Гермиона, наконец, улыбнулась от всей души. — Ты такая замечательная, Джинни!

Подруги обнялись. Потом Джинни начала строить планы мести Малфою, один невыполнимее другого. Гермиона смеялась, Джинни сама покатывалась со смеху. Гермионе стало легче на душе — она поняла, что у нее есть человек, к которому она сможет обратиться в любое время. Подруга, которая все поймет, не станет обижаться или возмущаться. Остаток вечера Гермиона провела с Джинни. Все страхи лучшей ученицы Гриффиндора, все ее тайные опасения, тревоги, муки совести, которые не оставляли ее ни на минуту, сегодня, наконец, отступили.

Но праздновать победу было еще слишком рано…

На следующее утро Гермиона проснулась в хорошем расположении духа. Ей было намного лучше, чем во все предыдущие дни, хотя бы потому, что сегодня она, наконец, смогла выспаться.

Гермиона спустилась на завтрак в Большой зал. И сразу же вспомнила, что сегодня не простой день. Сегодня должен был состояться первый матч сезона по квиддичу — Гриффиндор против Слизерина. Гриффиндоский стол пестрел красно-золотыми цветами мантий команды и одежды болельщиков. Слизеринцы, разодевшиеся в зеленое с серебром, принимались громко улюлюкать, как только в зале появлялся кто-нибудь из гриффиндорских игроков.

Гермиона, заметив Гарри и Рона, решила подойти к ним. Она надеялась, что сегодня ей удастся поговорить с друзьями спокойно, без скандала, и, возможно, извиниться. Она нерешительно остановилась за спиной у Рона и осторожно поинтересовалась:

— Как настроение, мальчики?

— Отличное, — ответил Гарри. Он, похоже, совсем не обиделся на Гермиону за вчерашнее. — Держи, Рон, выпей, — он пододвинул Рону стакан тыквенного сока.

Гермиона заметила какой-то флакончик, блеснувший в зажатом кулаке Гарри. И тут же все поняла.

— Рон, не пей! — воскликнула она, когда Рон поднес стакан ко рту. Она даже забыла, что все еще не помирилась с ним, настолько ее возмутил поступок Гарри.

— Почему это? — спросил Рон, уставившись на девушку.

Гермиона смотрела на Гарри, словно не верила своим глазам.

— Ты что-то добавил в стакан!

— Что ты сказала? — спросил Гарри.

— Что слышал! — Гермиона кипела от негодования. — Я видела, что ты что-то подлил в сок! Пузырек и сейчас еще у тебя в руке!

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — буркнул Гарри, быстро сунув флакончик в карман.

— Рон, я тебя предупреждаю, не пей! — с тревогой сказала Гермиона.

— Нечего тут командовать, Гермиона! — ответил Рон и залпом выпил сок.

Гермиона была потрясена до глубины души. Склонившись к Гарри, она прошептала ему на ухо:

— Тебя за такие дела надо бы исключить! Не ожидала от тебя, Гарри!

— Кто бы говорил, — шепнул он в ответ. — Давно ни к кому не применяла заклятие Конфундус?

Упоминание об отборочных испытаниях, когда она оглушила Кормака Маклаггена Конфундусом, чтобы помочь Рону, привело Гермиону в бешенство. Ничего не сказав Гарри, она отвернулась и зашагала прочь. Переполненная гневом, она даже не заметила, что одно из мест за слизеринским столом пустовало. На завтраке не было Драко Малфоя.

Не появился он и на игре. Никто не знал, что случилось со слизеринским ловцом. Кто-то сказал, что он неважно себя чувствует. Гарри удивился: помнится, в последний раз, когда Малфой не смог играть за свою команду, он потребовал перенести матч на более удобное время. Интересно, что такого могло случиться со слизеринцем, если он решил пропустить квиддич?

Рона весть об отсутствии Малфоя несказанно обрадовала. К тому же на игру не смог попасть и главный бомбардир слизеринцев — охотник Вейзи, который, по счастливой случайности, на тренировке получил бладжером по голове.

— Странно как-то, правда? — тихо спросил Гарри Рона. — Что Малфой не играет?

— Я бы сказал, удачно, — слегка оживился Рон. — И Вейзи не будет, он у них лучший… Эй! — Рон вдруг замер, вытаращившись на Гарри.

— Что? — отозвался Гарри.

— Я… ты… — забормотал Рон с ошеломленным видом. — Мой стакан… тыквенный сок… Ты же… не может быть!

Гарри усмехнулся про себя, но сказал только:

— Одевайся живее, через пять минут начинаем.

Вскоре друзья вместе с командой вышли на залитое солнцем поле. Гарри подошел к мадам Хуч и пожал руку капитану слизеринской команды. Затем все взобрались на метлы. Раздался свисток судьи. Игра началась.

Гриффиндор оказался на высоте. Словно какие-то высшие силы оберегали команду. Раз за разом гриффиндорские охотники успешно нападали на слизеринские кольца, проводя блестящие атаки, а на другом конце поля Рон снова и снова, будто без усилий, брал мячи. Трибуны заходились от рева, кто-то вспомнил старый добрый куплет «Рональд Уизли — наш король!», и вскоре его распевал чуть ли не весь стадион (за исключением, разумеется, его «зеленой» слизеринской половины). Только к концу матча фортуна чуть не отвернулась от Гриффиндора: слизеринский ловец Харпер, вышедший на замену Малфою, заметил снитч раньше, чем Гарри. Слизерин был на волосок от победы, Гарри не успевал, снитч уже сверкал у самых пальцев Харпера… И тогда Гарри в отчаянии пошел на крайние меры.

— Эй, Харпер! — заорал он. — Сколько Малфой тебе заплатил, чтобы ты играл вместо него?

Трюк сработал. Харпер словно споткнулся в воздухе; снитч проскочил между пальцами у незадачливого ловца. Гарри рванулся вперед и схватил золотой крылатый мячик.

— ЕСТЬ!!!

Победа досталась Гриффиндору.

Радости болельщиков не было предела. Стадион утонул в их реве. Едва Гарри спустился на землю, команда бросилась обнимать своего капитана. Все вместе они, забыв прошлые обиды и распри, отправились в раздевалку.

— Праздновать будем в гостиной! — не находя себе места от избытка чувств, вопил Дин Томас. — Мне Симус сказал! Джинни, Демельза, пошли!

Гарри и Рон задержались позже других. Они уже собирались уходить, когда в раздевалку вошла Гермиона. Она нервно теребила гриффиндорский шарф, вид у нее был расстроенный, но решительный.

— Гарри, мне нужно с тобой поговорить, — она тяжело вздохнула. — Зря ты так поступил. Ты же слышал, что сказал Слизнорт, это незаконно.

— И что ты сделаешь? Донесешь на нас? — с вызовом спросил Рон.

— Ребята, о чем вы? — спросил Гарри наиграно удивленным тоном и отвернулся, чтобы повесить мантию и скрыть от друзей улыбку.

— Ты прекрасно знаешь, о чем! — вскрикнула Гермиона. — Ты за завтраком добавил Рону в стакан зелье, приносящее удачу! «Феликс Фелицис»!

— Нет, не добавлял, — покачал головой Гарри, обернувшись.

— Нет, ты добавил, Гарри, — настаивала Гермиона, — поэтому все и шло так замечательно, и у слизеринцев двое игроков заболели, и Рон брал все мячи!

— Ничего я туда не добавлял! — Гарри улыбнулся во весь рот, а затем достал из кармана прозрачный флакончик, до краев наполненный золотистой жидкостью, и плотно закупоренный крышкой, залитой воском. — Я хотел, чтобы Рон подумал, будто я так сделал, вот я и притворился, когда увидел, что ты подходишь.

Рон и Гермиона уставились на Гарри, открыв рты.

— Ты брал мячи, — обратился к Рону Гарри, — потому что был уверен в своей удаче. А на самом деле ты все сделал сам, — Гарри улыбнулся еще шире и спрятал флакончик с зельем в карман.

— Значит… я пил простой тыквенный сок? — ошеломленно выдавил Рон. — А как же Малфой? И Вейзи не смог играть… ты, правда, не давал мне никакого зелья?

Гарри покачал головой. Рон несколько секунд смотрел на друга, разинув рот, а потом вдруг обернулся к Гермионе и гнусаво передразнил:

— «Ты за завтраком добавил Рону в стакан «Феликс Фелицис», потому он и брал все мячи!» Видишь, я и без посторонней помощи умею брать мячи!

— Я не говорила, что не умеешь… — залепетала Гермиона. Она совсем не так представляла себе разговор с мальчишками, ведь, в сущности, она пришла ради того, чтобы помириться… — Рон, ты же и сам думал, что выпил его!

Рон не слушал. Закинув метлу на плечо, он направился к двери.

— Э-э… — смущенно протянул Гарри. Такого побочного эффекта он явно не ожидал. — Пойдем праздновать?

— Иди, — ответила Гермиона, смаргивая слезы. — Меня от Рона сейчас просто тошнит. Не понимаю, что я опять сделала не так…

И она тоже выскочила из раздевалки.

Гарри медленно побрел к замку. Его кто-то окликал, приветствовал, поздравлял. Но Гарри было не до этого. Юношу охватило чувство полного и окончательного провала. А ведь он так надеялся, что, если Рон выиграет матч, то они с Гермионой сразу помирятся! И как объяснить Гермионе, что она виновата только в том, что когда-то давным-давно целовалась с Виктором Крамом?..

Гермиону мучило нехорошее предчувствие. Ей совсем не нравилось то, как отреагировал Рон на ее попытку помириться. Видимо, придется приложить максимум усилий, чтобы вернуть его расположение… а стоит ли? Рон в последнее время стал совершенно невыносим! Сколько можно носиться с ним, как с маленьким ребенком? Он уже взрослый, сам может решать, с кем ему дружить, а с кем — нет. И вообще… кто-то когда-то сказал, — кажется, это был Малфой, не к ночи будь помянут, — что Рон пускает по Гермионе слюни. Бред! Если бы это было так, он бы не стал ссориться и вести себя, как настоящая свинья.

Гермиона свернула за угол и налетела на кого-то, пребольно стукнувшись лбом.

— Ой! — девушка схватилась за ушибленное место.

— Смотри, куда идешь, Грейнджер! — прошипел знакомый голос.

— Малфой! — Гермиона подняла взгляд на разгневанного блондина. — Нигде от тебя нет покоя!

— О! — протянул слизеринец с каким-то особым садистским наслаждением. — Сегодня Грейнджер не в духе! Что, интересно, может тебя беспокоить?

— Это не твое дело, Малфой! — отрезала Гермиона, собираясь идти дальше.

Неожиданно Малфой схватил ее за локоть и оттащил в ближайшую нишу в стене — теперь их не было видно из коридора.

— Быстро учишься, Грейнджер, — прошептал он Гермионе в самое ухо. — Но я предпочитаю слышать ответы на свои вопросы!

— С чего это ты стал интересоваться моим настроением? — съязвила Гермиона, чувствуя, как все тело напряглось, а спина покрылась мерзким холодным потом.

— Мне совершенно все равно, какое там у тебя настроение, Грейнджер, — фыркнул Малфой. — Хоть топись, я только помогу камень на шею повесить. Мне интересно, что могло тебя так расстроить. Это явно что-то из ряда вон. Наверняка твой золотой Поттер опять влип в какую-то историю…

— Это тебя не касается! — почти вскрикнула Гермиона. Голос ее начал дрожать.

Малфой мгновенно зажал ей рот тонкой теплой ладонью.

— Не ори! — он склонился еще ближе к девушке, теперь его щека касалась ее лица, отчего у Гермионы по спине побежали мурашки. — Отвечай, если не хочешь неприятностей! — он отнял руку от ее лица, дав ей возможность вздохнуть. Вдох получился судорожным.

— С какой стати? — у Гермионы еще находились силы спорить и сопротивляться, хотя тело уже не слушалось, а изнутри накатывало такое знакомое чувство ужаса и отвращения.

— С такой, — ответил слизеринец. — Если хочешь узнать, где я был…

— Неужели ты рискнешь рассказать мне о своих темных делишках только в обмен на то, чтобы я рассказала тебе о своих проблемах? — усмехнулась девушка.

— Я еще раз повторяю, — прорычал Малфой. — ТВОИ ПРОБЛЕМЫ меня не волнуют! Я хочу знать, что задумал Поттер!

— С чего ты взял, что я переживаю из-за Гарри? — спросила Гермиона с вызовом и тут же пожалела, что вообще заговорила.

— Значит, это из-за Уизли? — Малфой неприятно оскалился. — Что, очередная семейная ссора?

— А вот это тебя, действительно, не касается, — Гермиона отвела взгляд, чувствуя, как на глаза наворачиваются совершенно неожиданные и ненужные слезы.

— Что я вижу? — ядовито протянул Малфой. — Заучка Грейнджер пускает слезки по тупоголовому Уизли!

Гермиона со злостью посмотрела на Малфоя, но не нашла, что ответить.

И тут Малфой сделал нечто такое, чего Гермиона ожидала меньше всего. Он наклонился к ней и… поцеловал.

В первые несколько секунд Гермиона даже не могла понять, что происходит. Тело сковал приступ ужаса, все мысли мгновенно улетучились. Малфой целовал ее. Малфой снова целовал ее! Причем не так, как всегда — будто берет приступом укрепленный вражеский форт, — а как-то совсем иначе… нежно? Ласково? С любовью?!.

Гермиона сама не поняла, когда стала отвечать на поцелуй. Но это действительно произошло. Страх отступил, дав волю эмоциям. Гермиона расслабилась в объятиях злейшего врага, прижалась к нему, полностью отдалась этому странному поцелую… Юноша обнял ее, притянул ближе к себе, запустил руки в ее растрепанные каштановые кудри. Его губы были такими теплыми… такими знакомыми… Их прикосновение вызывало в девушке какие-то непонятые желания, заставляло сердце биться быстрее, дыхание — участиться… из уст Гермионы вырвался невольный стон.

Драко отстранился от девушки с видом совершеннейшего удовлетворения. Ей совсем не понравился его взгляд.

— Что ты творишь? — прошептала она слегка севшим голосом.

— Тебе не нравится, как я целуюсь? — Малфой вопросительно поднял бровь.

— Нет! — воскликнула Гермиона. — Да!.. Боже, я не знаю!.. Ты — просто мерзавец! — Гермиона почувствовала, что краснеет.

Драко тихо засмеялся и выпустил девушку из объятий.

— Не советую тебе думать об Уизли, — сказал он без тени насмешки. — У вас с ним ничего не получится, поверь моему опыту. Это человек не твоего уровня.

— Ценный совет, Малфой, — Гермиона была не в силах спорить или ругаться.

— Как всегда, — усмехнулся слизеринец.

— Не смей никогда так больше делать! — Гермиона не могла заставить себя посмотреть Малфою в глаза.

— Не указывай мне, Грейнджер! — Малфой явно наслаждался своим превосходством над ней в этой ситуации.

— Катись к черту!

— Уж лучше ты, — Малфой повернулся, собираясь уйти, но вдруг остановился и сказал. — Я был в выручай-комнате. Можешь передать Поттеру. А еще лучше, приходи туда сама. Ты знаешь, как ее открыть, — и ушел.

Гермиона еще несколько минут простояла в безлюдном коридоре, пытаясь осознать все, что только что произошло. Малфой поцеловал ее. Она ответила. Они не поругались, когда это закончилось. Он сказал ей, где был во время матча. Что происходит? Малфой сошел с ума? Может, он что-то задумал?.. Боже, почему все так сложно?!

Гермиона направилась в сторону гриффиндорской башни. Девушка еще ощущала на своих губах вкус его поцелуя, на теле — тепло его рук. Но мысли ее были уже далеко. «Что скажет Гарри, когда узнает обо всем? Смогу ли я рассказать ему все после того, что между нами было?.. Хотя, собственно, ничего не было. Но все же… Гарри не поймет. Я потеряла одного друга, не хочу потерять всех…»

Думая так, Гермиона подошла к портрету Полной Дамы.

— Милочка, где же вы ходите?! — радостно воскликнула дама в розовом. — Весь факультет уже внутри! Поздравляю вас с победой!

— Спасибо, — без особой радости ответила Гермиона. — Простите, я забыла пароль…

— Ничего не могу поделать, — Полная Дама строго посмотрела на Гермиону.

Девушке ничего не оставалось, кроме как ждать, пока из гостиной кто-нибудь выйдет. Ждать пришлось недолго — из портретного проема вывалился Невилл.

— Привет, Гермиона! Чего не заходишь?

— Я забыла пароль.

Невилл ошарашено уставился на Гермиону — как правило, это он всегда забывал и путал пароли, но чтобы она? Что-то здесь не так… Однако, выяснить, что произошло с лучшей ученицей Гриффиндора, Невиллу так и не удалось — Гермиона скрылась в проеме за портретом.

Гостиная была полна народу и шума. Звучала музыка, поздравительные крики, кто-то выводил известный куплет «Рональд Уизли — наш король!». Гермиона огляделась в поисках виновника торжества. Увидела Гарри — он о чем-то разговаривал с Джинни. Тут же Гермиона заметила рыжую шевелюру Рона и шагнула к нему, но остановилась. Ее лучший друг — хотя, это уже сомнительно, — почти полностью скрылся в объятиях ее соседки по комнате — Лаванды Браун. Эти двое так тесно сплелись, что было трудно определить, где чьи руки и ноги. Захваченные страстным поцелуем, они не замечали ничего вокруг.

Гермиона почувствовала, как сердце отрывается и летит куда-то вниз, вниз, все ниже и ниже, окатывая внутренности хлещущей из порванных артерий кровью… Тело обдало жаром, глаза застлала пелена слез, голова закружилась. Зато мысли сразу прояснились. Гермиона поняла, что ни минуты не может оставаться в одной комнате с НИМИ.

Гарри не заметил, как в гостиную вошла Гермиона. Он, как и все Гриффиндорцы, смотрел на своего лучшего друга, страстно целующегося с Лавандой. К тому же рядом была Джинни, и все мысли Гарри сейчас были о ней. «Почему я думаю о ней? — спрашивал он сам себя. — Она — сестра Рона, да и мне как сестра… К тому же, она встречается с моим другом Дином Томасом… нельзя о ней думать». Убеждая себя таким образом, Гарри в тоже время чувствовал, как внутри все переворачивается, когда он видит Джинни, когда слышит ее тихий приятный голос, когда чувствует запах ее цветочных духов.

— Хорошо сыграли сегодня, Гарри! — поздравила друга Джинни и похлопала его по руке.

Гарри обдало жаром. Сердце сделало кульбит и понеслось галопом. Гарри сглотнул, хотел что-то сказать, но голос не слушался. К тому же Джинни уже отошла в сторону столика — за сливочным пивом. За ней по пятам следовал Живоглот, не спуская глаз с пушистика Арнольда, сидящего у нее на плече.

Бросив взгляд на рыжего котяру, Гарри сразу вспомнил о Гермионе и огляделся в поисках подруги. Странно, что ее все еще нет в гостиной, где собрался, казалось, не только Гриффиндор, но и другие факультеты — так было тесно. Гарри увидел, как открылся и сразу закрылся портретный проем. Сердце его ухнуло вниз — он успел заметить мелькнувшее в проеме что-то, очень похожее на гриву каштановых кудрей.

Гарри бросился за подругой, выскочил из гостиной. В коридоре было пусто. Озадаченно оглядевшись, Гарри направился в первый попавшийся класс. Гермиона была там, сидела на учительском столе. Над головой у девушки со щебетом порхали созданные прямо из воздуха канарейки. Гарри невольно восхитился, как четко ей удается выполнять заклинания даже в такую минуту.

— Привет, Гарри, — сказала Гермиона дрожащим голосом. — Я тут упражняюсь…

— Здорово у тебя получается… — пробормотал Гарри, не зная, что обычно говорят людям в таких случаях.

— Рон, кажется, вовсю веселится? — сказала Гермиона неестественно тонким голосом.

Гарри вздрогнул, как от пощечины: он никогда не слышал, чтобы Гермиона ТАК говорила. Ему было невыносимо жаль ее, но, увы, он не знал, что можно сделать.

— Да? — спросил Гарри в попытке увести Гермиону от неприятных размышлений, сделав вид, что ничего не знает. Может, тогда она тоже подумает, что ей показалось?

— Только не делай вид, что ничего не видел, Гарри, — в полумраке класса было плохо видно выражение лица девушки, но Гарри мог точно сказать, что услышал в ее голосе слезы и отчаяние. — Он не очень-то и прячется, он…

Дверь с грохотом распахнулась. К своему ужасу Гарри увидел ворвавшегося в класс Рона, тянущего за собой смеющуюся Лаванду.

— О! — воскликнул Рон и остановился, как вкопанный, увидев Гарри и Гермиону.

— Ой-ой! — пискнула со смехом Лаванда и тут же выскочила за дверь.

Наступила тишина. Гарри показалось, что он слышит биение собственного сердца, эхом разносящееся по классу. Гермиона в упор смотрела на Рона, который не мог взглянуть ей в глаза и старательно отводил взгляд.

— Эй, Гарри! — выдавил Рон со смесью смущения и бравады. — А я все думал, куда ты запропастился!

Гермиона соскользнула со стола. Канарейки последовали за ней, продолжая порхать вокруг ее головы, как крохотные космические спутники.

— Напрасно ты заставляешь Лаванду ждать в коридоре, — справившись с голосом, сказала Гермиона. — Девушка будет удивляться, куда это ты подевался, — и с высоко поднятой головой прошествовала мимо Рона к двери, стараясь выглядеть совершенно спокойной.

Рон перевел дух, обрадовавшись, что Гермиона не стала скандалить и устраивать сцен. Он был рад такому повороту событий, тем более что ничего конкретного он Гермионе никогда не обещал…

Девушка подошла к двери, собираясь с достоинством покинуть кабинет, но тут в ней что-то сломалось. Гермиона не смогла пересилить себя, обернулась.

— Оппуньо! — крикнула она почти с яростью, и желтые птички ринулись в атаку на Рона.

Он что-то завопил — она уже не слышала. Забыв о Гарри и вообще обо всех, Гермиона выскочила вон из класса и понеслась по пустым коридорам школы. Она не знала, куда бежит — слезы застилали глаза, ноги подкашивались. Но девушка продолжала нестись вперед, словно могла сбежать от боли, разрывающей сердце.

Она остановилась, только упершись в стену. И не сразу поняла, где находится. Широкий коридор, по бокам — еще два, поменьше. На стене — картина, на которой тролли в балетных пачках пытаются избить незадачливого волшебника.

— Выручай — комната… — обреченно прошептала Гермиона, стирая со щек слезы.

Сегодня все не так. Все против нее. Словно все сговорились испортить ей жизнь. А теперь еще она сама приходит туда, где меньше всего хотела бы оказаться.

Сделав пару шагов в сторону от заветной комнаты, Гермиона в нерешительности остановилась. Словно какой-то голос в ее голове говорил ей: «Вернись! Войди туда!» Не отдавая себе отчет, девушка вернулась, подошла к сплошной стене и тихо спросила:

— Малфой, ты там?

«Глупо, — тут же подумала она. — Он меня не услышит».

Собравшись с мыслями, Гермиона три раза прошлась вдоль стены. В сплошной каменной кладке появилась небольшая дубовая дверь с медными ручками — до боли знакомая дверь. Девушка решительно вошла в выручай-комнату.

И стразу увидела его. Он по обыкновению сидел у камина, глядя на огонь. Он выглядел уставшим и подавленным. Отблески пламени играли на его щеках, их можно было принять за румянец — на самом деле он был, как всегда, бледен, даже, пожалуй, бледнее обычного. Гермиона тихо подошла к его креслу и остановилась в двух шагах за его спиной.

— Малфой, — тихо позвала девушка.

Он вздрогнул и обернулся. Он явно не ожидал ее прихода и был настолько погружен в свои мысли, что не услышал, как она вошла.

— Ты? — он был удивлен.

— Можно я посижу тут… с тобой? — спросила она нерешительно.

— Сиди, — пожал плечами Драко.

Гермиона села в соседнее кресло и так же, как он, уставилась на огонь. Сколько они просидели так — трудно сказать. Каждый из них думал о своем, говорить им не хотелось, ругаться — тем более. Они оба устали и хотели просто спокойно посидеть.

Прошло не меньше получаса, прежде чем Драко решился нарушить тишину.

— Что у тебя случилось?

— Что? — не сразу поняла вопрос Гермиона.

— Что произошло? — переспросил Драко. — Ты плакала.

— Да, — Гермиона не стала отпираться. — Это… сложно объяснить.

— Ты попробуй, — посоветовал Драко. — Я не совсем глупый, думаю, смогу понять.

— Зачем это тебе? — вместо ответа спросила Гермиона. — Зачем ты это делаешь? Целуешь меня, а потом говоришь гадости? По ночам носишь на руках и спасаешь от болезни, а днем ведешь себя так, будто я — хуже, чем грязь на подошвах ботинок…

— Как, ты это помнишь? — искренне удивился Драко. — То, что случилось, когда ты заболела?

— Да, — кивнула Гермиона. — Я недавно все вспомнила. Все в подробностях. И я не понимаю, почему…

— Я тоже, — перебил Драко. — Я понятия не имею, почему делаю все это. Бывают моменты, когда я становлюсь… другим. Словно это — не я. Словно в меня вселяется другой человек. И этот человек все время хочет кому-то помочь, кого-то спасти…

— Это называется совесть, — усмехнулась Гермиона.

— Как бы это ни называлось, раньше со мной такого не было, — мрачно подытожил Драко. — У меня полно дел, голова забита уроками, а я все время думаю только… о тебе.

— Что? — Гермиона опешила от такого признания.

— Смешно? — криво усмехнулся Драко. — Пожалуй. Я сам не в восторге от этого. Такое ощущение, что на меня наложили заклятье Империус…

— Я чувствую точно то же самое, — неожиданно даже для самой себя сказала Гермиона.

Драко посмотрел на нее своим проницательным взглядом и спросил:

— Так ты мне расскажешь, что у тебя случилось?

Гермиона опустила глаза. Сейчас ей не хотелось думать о Роне и Лаванде, о Гарри, о той жизни, что осталась за дверью выручай-комнаты. Но Драко был любопытен и настойчиво просил ее рассказать все. Гермиона вздохнула и ответила:

— Это Рон. Он… в общем, у него появилась девушка. И я совсем некстати застала их за горячим времяпрепровождением.

— Проще говоря, ты увидела, как они целуются, — констатировал Драко.

Гермиона кивнула, почувствовав, как к горлу снова подкатывает комок. Драко заметил, что ее глаза увлажнились, и тихо сказал:

— Только не плачь. Терпеть не могу женские слезы. А про этого Уизли забудь, он тебе не пара.

Гермиона посмотрела на Драко почти с благодарностью. Не в силах сдержаться, девушка заплакала. Драко встал с кресла и подошел к ней, присел на пол рядом и, обхватив ее ноги, положил голову ей на колени.

— Поверь, — сказал он тихо, — это еще не самая страшная беда. Все пройдет, забудется, вы снова помиритесь, и все будет хорошо… У вас всегда все хорошо. Рано или поздно…

— Тебе есть на что жаловаться, Малфой? — сквозь слезы спросила Гермиона. — Я думала, твоему положению надо завидовать.

— Глупости, — ответил Драко. — Не бывает абсолютно счастливых людей. А вся эта театральная напыщенность — только ради того, чтобы чувствовать себя лучше, чем есть на самом деле…

— Что я слышу? — от удивления Гермиона перестала плакать. — Драко Малфой критикует сам себя?

— И вовсе не критикую, — вскинулся Драко, но тут же отступил. — Хотя, конструктивная критика иногда полезна…

— Кто ты? — спросила Гермиона с иронией. — И куда ты дел Драко Малфоя?

— Это я, — ответил Драко. Поднял голову и посмотрел Гермионе в глаза — ее сердце сразу забилось чаще. — Мне нравится, когда ты называешь меня «Драко».

— А мне не нравится, когда ты называешь меня «грязнокровка», — ответила Гермиона.

Драко поморщился:

— Я давно так тебя не называю.

Гермиона задумалась: да, он прав. Она давно не слышала от него подобного оскорбления. С той самой ночи в выручай-комнате, когда он выхаживал ее несколько часов.

— Хочешь, я буду называть тебя Драко? — вдруг спросила девушка.

— А я за это должен буду поцеловать подол мантии Поттера? — спросил Драко с усмешкой.

— Нет, — Гермиона покачала головой. — Совершенно безвозмездно.

— Не стоит, — ответил Драко серьезно. — Тебя неправильно поймут.

Гермиона согласно кивнула.

— Но здесь, — добавил юноша, — в этой комнате… я буду рад, если ты станешь называть меня по имени.

— Хорошо, — ответила Гермиона. — Драко…

Он посмотрел на нее внимательно. Что-то сильно изменилось в ней за последнее время. Возможно, она перестал быть той дерганой заучкой с растрепанными волосами и чернильными пятнами на руках, что вечно таскалась за Поттером и Уизли. Возможно, она похорошела, стала лучше следить за собой… А может быть, она просто выросла, превратившись из худенькой девочки-подростка в настоящую красивую девушку с копной мягких, как пух, каштановых волос и с огромными карими глазами… Драко не мог оторвать взгляда от ее глаз. Она тоже смотрела на него, не мигая. Вдруг он, подчинившись неведомому порыву, встал на колени, потянулся к ней и поцеловал. Второй раз за сегодняшний день. Поцеловал так, как не целовал никого и никогда. Как можно целовать только любимую девушку. Нежно, трепетно, едва касаясь губ… Прикосновение — как вздох… Легко, невесомо, возбуждающе…

Гермиона закрыла глаза и подалась ему навстречу. Обвила руками его шею, прикоснулась к его мягким светлым волосам. Она не сразу осознала, что уже не чувствует знакомого страха или отвращения. Только нежность и тепло, разливающееся от его губ по всему телу…

Они не поняли, как это произошло. Все было настолько быстро, естественно и обоюдно одобрено, что они просто не задумывались об этом. Прервав поцелуй, Драко встал, Гермиона тоже поднялась с кресла. Привычным движением юноша взял ее на руки — сердце его забилось чаще от ощущения ее стройного гибкого тела, находящегося в его власти, — и отнес на кровать. Гермиона не сопротивлялась. Она только в ожидании смотрела, как он снимает мантию, рубашку… Он был потрясающе красив — светлая, почти прозрачная кожа, широкие плечи, плоский живот. Гермиона на секунду задохнулась, увидев Драко без рубашки. А он присел на кровать рядом с ней и склонился к ее лицу, чтобы снова поцеловать ее. Она сразу же подалась навстречу, притянула его к себе, обняв за плечи. Девушка почувствовала, как неистово колотится сердце в его груди. Впрочем, ее собственное не отставало.

Драко отстранился, чтобы посмотреть на Гермиону, и спросил:

— Ты этого хочешь?

Она кивнула в ответ — говорить не хотелось, чтобы не разрушить очарование момента.

Юноша протянул руки и начал стягивать с Гермионы свитер. Она привстала, помогая ему. И вот ненужная сейчас деталь гардероба уже лежит на полу возле кровати… вслед за свитером отправилась рубашка и юбка Гермионы. Девушка осталась в белье и сразу сжалась, обхватив себя за плечи.

— В чем дело? — непонимающе спросил Драко.

— Мне… мне неловко… — пролепетала Гермиона.

Драко тепло улыбнулся — она даже не догадывалась, что он способен так улыбаться — и снова приник к ее губам своими горячими нежными губами. Постепенно Гермиона расслабилась, позволила ему обнять себя, провести тонкой ладонью по спине от поясницы к затылку. От этого его движения Гермиона невольно задрожала.

— Тебе холодно? — прошептал Драко, обжигая ее щеку своим дыханием.

— Нет, — покачала головой Гермиона и потянулась к нему губами — сама.

Через несколько минут юноша освободился от брюк и забрался на кровать рядом с девушкой. Она прижалась к нему, спрятав лицо в ладонях.

— Ты боишься? — спросил Драко напрямик.

Гермиона что-то прошептала в ответ.

— Странно, ты ведь уже делала это… — Драко повернулся, оказавшись над Гермионой, отнял ее руки от лица, заставив девушку посмотреть ему в глаза. — Когда приходила сюда после Хеллоуина. Тогда ты не боялась…

— Я приняла зелье смелости, — Гермиона покраснела до корней волос и зажмурилась.

Драко удивленно поднял брови. Он ожидал от Грейнджер всего, что угодно, только не страха перед его персоной.

— Прости, — вдруг сказал он и начал целовать ее лицо: ее высокий лоб, разрумянившиеся щеки, закрытые глаза, припухшие от поцелуев губы… он почувствовал, как напряглось все ее тело, но отступать было поздно.

— За что? — тихо спросила Гермиона.

— За все, — не задумываясь, ответил Драко. — За все, что я сделал… чего не должен был делать.

— Мы с тобой по разные стороны, — сказала Гермиона с грустью. — Так и должно быть. Тебе не за что просить прощения. Как и мне.

— Ты права, — Драко почувствовал, как откуда-то изнутри накатывает волна нестерпимого желания.

Он не мог и не хотел больше ни о чем говорить. Он начал целовать ее тело: ее тонкую шею, открытые плечи, живот. Ее кожа горела огнем от его поцелуев. Незаметно для самой девушки Драко снял с нее остатки одежды и отстранился, залюбовавшись ее прекрасным телом.

— Не смотри на меня так, — прошептала Гермиона, чувствуя, как возвращается знакомое чувство страха.

— Ты прекрасна, — сказал Драко немного хрипло. Желание переполняло его, тело пылало, низ живота наполнился ноющей сладостью.

Но он не стал торопиться. Медленно, дюйм за дюймом, он принялся изучать ее тело своими руками и губами. Прикоснулся к ее груди, почувствовав, как сразу напряглись и затвердели под его ладонью ее соски. Опустился к ним губами. Осторожно прикоснулся, провел языком по розовому напряженному шарику, а затем втянул его в рот.

Гермиона не выдержала — выгнувшись дугой, она громко и томно застонала.

По телу Драко словно прошел электрический разряд. Возбуждение зашкаливало. Однако он не прервал своей сладкой пытки, продолжая целовать и ласкать ее грудь. Опустил руку чуть ниже, провел тонкими пальцами по ее животу, затем — еще ниже. Прикоснулся к самому сокровенному и самому желанному. Почувствовал на своих пальцах влагу. Гермиона задрожала крупной дрожью, дыхание ее сбилось, она вцепилась Драко в волосы, не осознавая, что делает ему больно. Он тоже не слишком об этом заботился. Он прикоснулся пальцами к ее сокровищу, надавил немного и ощутил, как проникает внутрь… Гермиона судорожно вздохнула и залепетала:

— Нет… Нет!.. Не надо… Драко-а-а… А-ах!.. Пожалуйста… Ах…Ммм…Нет! Прошу… тебя… не надо… не надо… туда…

Драко только сильнее разгорелся, услышав тихие протесты девушки. Он продвинулся глубже, чувствуя, как ее горячая влажная плоть обхватывает его пальцы. Это было до боли возбуждающее ощущение. Гермиона застонала громче, содрогаясь всем телом, и подалась навстречу Драко.

— Ох! — выдохнул он с удивлением. — Да ты горячая штучка, Грейнджер…

— Гер… миона… — простонала девушка.

— Гермиона, — кивнул Драко, с удивлением обнаружив, как красиво звучит ее имя.

Он вернулся к ее губам, почувствовал, как она дрожит, как пылает ее тело. Он хотел ее. Прямо сейчас. Больше ждать не было сил.

Она почувствовала его твердую горячую плоть у себя между ног и задрожала еще сильнее. Задрожала от возбуждения и страха. Гермиона еще никогда ни с кем не спала… от подружек она как-то слышала, что первый раз — не самый приятный для девушки. Гермиона зажмурилась, затаила дыхание, напряглась так, словно собиралась нырнуть в Черное озеро.

— Расслабься, — услышала она шепот Драко. — Поверь, так будет лучше.

Гермиона честно попыталась последовать его совету, но поняла, что просто не сможет. С каждой секундой паника охватывала ее все больше.

Драко попытался войти в нее. Это оказалось не так-то просто. Девушка была слишком напряжена, к тому же у нее это было впервые… собрав всю свою волю в кулак, Драко старался продвигаться вперед как можно медленнее и осторожнее. Гермиона болезненно застонала, сжав зубы.

— Тихо, — зашептал Драко, целуя ее лицо. — Тихо, хорошая моя… все будет хорошо. Успокойся. Все будет хорошо, обещаю…

— Не надо, — всхлипнула Гермиона. — Остановись, Драко…

— Ты же хотела этого, — прошептал он в ответ, не останавливаясь. — Не волнуйся, успокойся, Гермиона… все хорошо… все хорошо…

Его шепот подействовал на нее волшебным образом. Девушка перестала паниковать, немного расслабилась, обняла Драко дрожащими руками. Он продолжал двигаться, пока, наконец, не вошел в нее целиком. Гермиона судорожно вздохнула, на глазах ее выступили крупные слезинки. Драко остановился, дав ей время успокоиться, расслабиться, привыкнуть к новому ощущению. Невероятных трудов ему стоило сдержать себя. Он продолжал что-то шептать ей, даже не задумываясь над тем, что именно он говорит, продолжал целовать ее. Почувствовав, что ее напряжение, наконец, отступило, он начал двигаться в ней — медленно, стараясь не причинять ей боли. Гермиона задышала часто, вцепилась ногтями ему в плечи, до крови раздирая кожу. Драко поморщился, но ничего не сказал — в какой-то мере боль обостряла его чувства, возбуждая его еще сильнее. Сдерживаться становилось все труднее, юноша совершенно потерял голову… Движения его стали быстрее и необузданнее. Он все глубже проникал в девушку, все резче и сильнее проталкиваясь внутрь. И вскоре почувствовал, что Гермиона отвечает ему. С каждым его движением она подавалась ему навстречу, из уст ее вырывались тихие стоны — не то от боли, не то от удовольствия.

Несколько резких движений — с низким стоном Драко достиг пика наслаждения. Переполнявший юношу жар выплеснулся наружу потоком животворной влаги… Совершенно обессиленный, он упал на Гермиону.

Ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что она плачет. Драко приподнялся над ней, взглянул на девушку. Она не просто плакала — она захлебывалась в рыданиях, слезы ручьем текли по ее лицу. На какую-то секунду Драко растерялся и испугался.

— Что? — прошептал он, чувствуя, как холодеет все внутри. — Что случилось? Гермиона?

Она не могла ответить — слезы душили ее, не позволяя вымолвить ни слова. Драко отстранился от девушки, прилег рядом, обнял ее. Она сжалась в комок, продолжала плакать, уткнувшись головой в его грудь.

— Что случилось, Гермиона? — снова спросил Драко. — Скажи! В чем дело? Что-то не так?

— Нет… — услышал он сдавленный всхлип девушки.

— Почему ты плачешь? — Драко приподнял ее голову за подбородок, посмотрел в ее полные слез глаза.

— Просто… — Гермиона судорожно дышала, пытаясь сдержать рыдания. — Просто… это не правильно! Так не должно быть!.. Почему — ты? Почему — с тобой?.. Ты — мой враг!..

Драко нахмурился. Он ожидал услышать нечто подобное, но совсем не обрадовался, когда его ожидания оправдались. Хотя… странно, что он вообще переживает по этому поводу. Ведь в его планы как раз это и входило — унизить ее, растоптать, заставить сломаться, захлебываясь слезами. Почему же его сердце обливается кровью, когда он видит ее слезы и слышит ее горькие слова?..

— Враг? — мрачно переспросил Драко. — Я — твой враг…

Гермиона посмотрела на него с удивлением, а потом вдруг улыбнулась. На этот раз удивился Драко.

— Ты меня пугаешь, Грейнджер! — воскликнул он. — То плачешь, то смеешься… ты, часом, не сумасшедшая?

— Нет, — покачала головой Гермиона. — Ты даже не помнишь, что говорил мне только что?

— А что я такого сказал? — насторожился Драко.

— Ничего, — Гермиона лукаво улыбнулась, вытирая слезы.

Драко был озадачен. Что он мог сказать? Вот Дьявол, он даже не думал о том, что говорит ей! И теперь у нее есть преимущество над ним — она знает то, чего он не может вспомнить.

— Вот что, Грейнджер, отвечай сейчас же! — тоном профессора Макгонагалл потребовал Драко.

Гермиона рассмеялась. Звонко, чисто. Ему понравился ее смех.

— Думаю, ты сам вспомнишь. Когда-нибудь, — сказала Гермиона и снова уткнулась лицом в его грудь.

Он не стал отстраняться, отталкивать ее, как намеревался сделать с самого начала. Он просто не мог. Обняв ее покрепче, он закрыл глаза. Было до невозможности приятно ощущать рядом ее горячее тело, чувствовать запах ее волос, слышать ее голос… «Что со мной происходит? — подумал Драко с тревогой. — Похоже, я, в самом деле, спятил…»

— Послушай, — сказал он тихо. — Мне кажется, что на нас действует какая-то магия.

Гермиона что-то утвердительно пробурчала.

— Что это может быть? — продолжал Драко. — Я никогда с таким не сталкивался. Это не Империус, мы ведь вполне осознаем свои поступки. Но иногда мне кажется, что мной кто-то управляет…

— Если хочешь, я посмотрю об этом в библиотеке, — предложила Гермиона совершенно искренне.

— Вряд ли там что-то будет, — уверенно ответил Драко. — Это какой-то вид высшей магии, в школе такое точно не преподают… но, да, я хотел бы, чтобы ты посмотрела.

Гермиона кивнула. Потянулась за одеялом и накрыла их обоих. Драко снова обнял ее.

— Теперь все иначе? — с грустью спросила девушка.

— В каком смысле?

— Как думаешь, мы сможем вести себя по-прежнему? Остаться злейшими врагами? Ненавидеть друг друга на глазах у наших друзей? После всего, что было…

Драко внезапно захотелось встать и убежать куда-нибудь подальше, только чтобы не слышать ее вопросов. Правильная Грейнджер! Как она любит ясность во всем! Ему не очень хотелось задумываться о том, что ждет его там, за дверью выручай-комнаты. Она же всегда ставила вопрос ребром.

— Не знаю, — выдавил Драко. — Как ты сама думаешь?

— Мы не сможем иначе, — сказала Гермиона. — Я точно не смогу рассказать все Гарри. И Рону. Они меня не поймут.

— Думаю, я тоже… — неуверенно протянул Драко.

— Значит, будем вести себя, как обычно? — спросила Гермиона. — Сделаем вид, что ничего не случилось? Будем ненавидеть друг друга и ставить подножки при первой возможности?

— Зачем ты спрашиваешь об этом? — Драко неожиданно почувствовал невероятную усталость, глаза начали слипаться. — Давай поговорим об этом завтра, Грейнджер…

— Пообещай мне одну вещь, — попросила Гермиона.

— Да?

— Называй меня по имени. Хотя бы здесь, в выручай-комнате.

— Хорошо, — кивнул Драко, чувствуя, что проваливается в теплую пелену сна. — Обещаю, Гермиона…

— Спокойной ночи, Драко, — прошептала она.

— Спокойной, — ответил он сквозь сон.

Обнявшись, прижавшись друг к другу, как давние влюбленные, они, наконец, заснули. На замок опустилась холодная снежная ночь.

Драко проснулся от оглушительного девичьего вопля:

— Малфой!!! Что ты, черт побери, делаешь в моей кровати?!!!

Все еще пребывая на границе между сном и реальностью, слизеринец хрипло и почти неразборчиво ответил:

— Отвали, Паркинсон. Я могу задать тебе тот же вопрос. Потому что это — моя крова… — тут он приоткрыл один глаз и подавился словами. Увиденное моментально смахнуло с него остатки сна, и Драко завопил чуть ли не громче девушки, — ГРЕЙНДЖЕР?! Какого…

Рядом с ним, прикрытая простыней, сидела Гермиона — такая красная от ярости и стыда, что казалось, что сейчас с нее, как с закипевшего чайника, сорвет крышку. Драко тоже сел, откинулся на спинку кровати и изучающее посмотрел на Гермиону.

— Или это — сон, или я чего-то не понимаю, — глубокомысленно изрек он.

— Проснись, кретин! — взвизгнула Гермиона. — Мы спали В ОДНОЙ ПОСТЕЛИ!!!

— Я заметил, — кивнул Драко и сладко потянулся, всем своим видом показывая полное равнодушие к ее истерическим воплям.

— О, Боже! — Гермиона не то всхлипнула, не то вскрикнула, и закрыла лицо руками.

— Что? — недовольно протянул Малфой, но тут…

Тут воспоминания тягучей темной волной накатили на него из глубины сознания. Ее голос… ее тело… ее горячее тело, извивающееся под ним… ее стоны, ее всхлипы… ее соленые слезы, ручьем бегущие по лицу… О, Мерлин! Что они натворили?!

— Г… Грейнджер… — выдавил Драко, безуспешно пытаясь справиться с дрожью в голосе, — ты же не думаешь, что…

— Что это — правда? — спросила Гермиона, не отнимая рук от лица. — То, что случилось вчера ночью?

Драко сглотнул. Она тоже все помнила. Определенно, им двоим не могло присниться одно и то же.

— Какого черта? — прошипел слизеринец сквозь зубы. — Что все это значит?..

— Понятия не имею! — голос девушки сорвался на какой-то немыслимый писк. — Скорее всего, мы… нас… нас подвергли заклятию…

— Это точно, Грейнджер, в здравом уме я бы никогда…

Она вдруг подняла голову и посмотрела на него. Пронзительно. Гордо. С омерзением. С горечью. С нескрываемой болью. Все сразу. Драко невероятно быстро захлопнул рот, — зубы щелкнули. Она не имеет права на него так смотреть. Что она о себе возомнила? Ну, подумаешь, трахнулись разок… подумаешь, ему это понравилось… подумаешь! Она всего лишь… грязно…

Он не смог даже подумать это слово. Будто какой-то рычаг в его мозгу окончательно и бесповоротно заклинило. Мысленно чертыхнувшись, Драко пробормотал:

— Я не это имел в виду…

— Думаю, я прекрасно поняла, ЧТО ты имел в виду, Малфой, — она с нажимом произнесла его фамилию, четко устанавливая дистанцию между ними. Теперь он — Малфой. Только Малфой. Не больше, чем Малфой. Который вчера ночью лишил ее девственности…

— Отвернись, — попросила Гермиона. Нет, скорее, приказала.

Драко не стал спорить, повернулся к ней спиной и, положив под щеку кулак, закрыл глаза. Спать уже не хотелось, да он бы и не смог — столько мыслей сразу крутилось в его голове! «Как?! Черт побери, как это получилось? Почему? Почему такое чувство, что меня вчера ночью не было в этой комнате? Я сошел с ума? У меня раздвоение личности? Что происходит? Что со мной, черт возьми, происходит?! Неужели это из-за…»

— Я ее видела, — вдруг сказал Гермиона.

Драко без приглашения обернулся, непонимающе посмотрел на девушку. Она уже надела юбку и блузку и теперь натягивала через голову свитер. Драко не мог увидеть ее лица.

— Что ты видела? — спросил он с привычной надменностью, стараясь скрыть за ней волнение и любопытство.

— Метку.

Вот оно. То самое. Одно-единственное слово. От которого сердце стукнулось о грудную клетку, похолодели руки, проступила испарина на лбу. А чего он ждал? Того, что она не заметит этого гигантского уродливого черного шрама на его предплечье? Что в полумраке и в эротическом бреду ей будет не до этого? Как бы не так! Это была Грейнджер, чертова Грейнджер. Она всегда все замечает. Всегда все видит. Все знает. О, Мерлин, за что ты послал ее на мою голову?!

— Гарри был прав, — вынырнув из горловины свитера, процедила Гермиона. — Ты — Пожиратель.

Драко сглотнул. Похоже, все в одночасье катилось к чертям. Весь его гениальный план не стоил выеденного яйца. Нужно было тысячу раз подумать, прежде чем связываться с Грейнджер. А потом еще тысячу раз подумать, хорошо ли ты подумал. Она же — подружка Поттера. Гриффиндорка до мозга костей, смелая и честная и такая правильная, что иногда хотелось ее придушить. Почему иногда? Всегда, постоянно, с самого первого ее дня в этой школе. И сейчас… сейчас он больше всего на свете хотел ее… убить? Раздавить? Унизить? Заставить пожалеть о том, что случилось? К своему ужасу Драко вдруг осознал, что больше всего на свете хочет ее. Просто хочет ее. И больше никого.

— Гермиона, — выдавил он хрипло и сам несказанно удивился такому вежливому к ней обращению.

— Да, Драко? — откликнулась девушка, по-прежнему подчеркивая, что сейчас она владеет ситуацией. — Ты что-то хотел, Драко?

— Ты ведь не расскажешь…

— Гарри? — Гермиона смерила слизеринца привычным презрительно-холодным взглядом. — А ты, что, боишься?

— Кого? — фыркнул Драко. — Тебя? Твоего ненаглядного Поттера или тупоголового Уизли? Ну, и что ты им скажешь? Как ты могла увидеть Метку, если только я сам тебе ее не показал?

— Я расскажу Дамблдору.

Ну, вот, опять. Противный, липкий страх разлился по позвоночнику, заставив зашевелиться волосы на затылке. Она может. Она, правда, сможет рассказать все этому мерзкому старикашке Дамблдору о том, что видела. О том, что слышала. Ему не нужно дополнительных объяснений. Тем более, если к нему с заявлением «Вы знаете, Драко Малфой — Пожиратель Смерти» придет не кто-нибудь, а Гермиона Грейнджер, самая рассудительная и наименее склонная к фантазиям и выслушиванию сплетен ученица Хогвартса. Драко поперхнулся.

— Что-то не так, Драко? — с ехидцей в голосе спросила Гермиона.

— Замолчи, — отрезал слизеринец. — Просто помолчи минуту.

Она усмехнулась и направилась к камину — в кресле она оставила волшебную палочку.

Драко почувствовал, что его трясет. Трясет ощутимо, мышцы живота болезненно сокращаются, плечи вздрагивают, руки трясутся, как у алкоголика. Что это с ним? Страх? Ярость? Ненависть? Разочарование? Желание? Похоже, он испытывал стразу все эти чувства, и они просто не могли уместиться в нем, поэтому и пытались вырваться наружу, хоть как-то, хоть криком, хоть плачем, хоть дрожью. Что происходит? Почему он просто не сотрет ей память? Почему не придумает никакой подходящей угрозы, тем более что у него в руках неоспоримый козырь — он ее — таки, трахнул? Почему трясется, как заяц, колотится, как последний Хаффлпаффец, встретивший в темном переулке злого дядю? Где тот старый добрый Драко Малфой, которого он знал с рождения? Что случилось с ним?

— Послушай, — наконец выдавил он. — Давай просто сделаем вид, что ничего не случилось. Что ты ничего не видела. И я ничего не делал.

— А иначе что? — спросила Гермиона с вызовом. В глазах ее плясал темный огонь.

— Ты же знаешь, у меня есть масса способов отравить тебе жизнь, — Малфой криво усмехнулся. — А вчера у меня появился еще один прекрасный… пожалуй, самый лучший способ.

— Ты имеешь в виду шантаж? — вскинулась Гермиона. — Будешь шантажировать меня тем, что расскажешь все Гарри и Рону? Так вот, заруби себе на носу, они не поверят ни одному твоему грязному намеку, не купятся на твои инсинуации…

— Я имею в виду желание, — тихо, но довольно твердо перебил Драко.

Гермиона сдвинула брови.

— Я имею в виду твое желание снова повторить это, Грейнджер. Поверь, оно возникнет. И тогда ты прибежишь сюда снова. И будешь умолять меня сделать это с тобой. Это я называю высшим искусством мести…

— Да как ты… — Гермиона задохнулась от возмущения.

— Не кипятись, Грейнджер, — лениво протянул Драко, откидываясь на подушки и прикрывая колючие серебристо-ледяные глаза. — Поверь, я знаю тебя лучше, чем ты думаешь… Ведь я знал, знал с самого начала, что эта ночь непременно настанет. Знаешь, мне даже не пришлось ждать так долго, как я рассчитывал…

— Ты… ты… — Гермиона потеряла контроль над собой. Ее охватил такой невиданной силы гнев, что слова просто не успевали сорваться с губ, застревая и растворяясь в горле. Девушка вскинула волшебную палочку. — ТЫ ГРЯЗНЫЙ МЕРЗКИЙ САМОЛЮБИВЫЙ СКОЛЬЗКИЙ ЧЕРТОВ УБЛЮДОК!!! — заорала она так, что стекла в окнах тихо задребезжали.

— Я не отрицаю, — Драко упивался ее гневом, наблюдая за тем, как сбегает краска с ее лица, и как начинают трястись теперь уже ЕЕ руки.

— Ты все это подстроил!!! Ты… ты сделал так, чтобы я поверила тебе! Чтобы увидела то, чего в тебе никогда не было! Частичку человечности! Ты устроил все это, мерзавец!!! Ты заставил меня думать о тебе, как о человеке, а не как о чертовом ублюдочном хмыре, Малфой! Но ты такой и есть!!! ТЫ — ЧЕРТОВ ЗАСРАНЕЦ!!! НЕНАВИЖУ ТЕБЯ!!! НЕНАВИЖУ!!! НЕНАВИЖУ!!!

— С такой яростью нужно кричать, как минимум, «Круцио!», — ухмыляясь, ответил Малфой.

Гермиона заскрипела зубами от бессильной ярости. «О, да, я с великой радостью применила бы к тебе парочку Непростительных Заклятий, Малфой!» — подумала она с каким-то диким восторгом и сама испугалась своих мыслей. Поколебавшись пару минут и сделав несколько глубоких вдохов, Гермиона, наконец, опустила палочку. Малфой, все это время безмолвно за ней наблюдавший, немного удивленно приподнял бровь и сказал:

— Что, Грейнджер, не хочется портить свою безупречную репутацию, применяя Непростительные Заклятья?

— С чего ты взял, что я этого хотела? — процедила Гермиона сквозь зубы. Злость все еще кипела в ней, но она уже не была такой безумной и всепоглощающей, как пару минут назад.

— У тебя это на лице было написано, — усмехнулся Малфой. — Или ты будешь все отрицать, наша правильная гриффиндорская заучка?

— Прекрати называть меня заучкой, Малфой! — в ответ бросила Гермиона и развернулась, чтобы уйти.

— Как скажешь, заучка! — противно засмеялся Малфой. — Передавай привет Поттеру!

Гермиона подошла к двери и, уже взявшись за ручку, обернулась:

— Пожалуй, я передам привет Дамблдору, — и, не дожидаясь ответа Малфоя, выскочила из выручай-комнаты.

Что-то подсказывало ей, что такой ее ответ совсем не удовлетворил слизеринца, и тот наверняка захочет предотвратить ее встречу с директором. Поэтому, не раздумывая долго, Гермиона припустила бегом по коридору в сторону гриффиндорской гостиной. Как Гермиона и ожидала, всего через пару секунд за ее спиной раздался пронзительный вопль:

— Стой, Грейнджер! Остолбеней!

Гермиона вильнула в сторону, уклоняясь от вспышки заклинания, свернула к лестнице и побежала вниз. За нею по пятам следовал разъяренный Малфой. «Черт, зачем я это сказала?!» — в сердцах ругала себя девушка, при этом чувствуя, что разум охватывает какой-то не поддающийся объяснению восторг, тело наполняется легкостью и силой, а сердце начинает стучать так быстро, что, кажется, может вырваться из грудной клетки. «Что это со мной? — думала Гермиона, перескакивая через две ступеньки сразу. — Разве я не должна бояться?..» От этой мысли ей вдруг стало смешно. Гермиона, не в силах сдержаться, залилась звонким веселым смехом и побежала еще быстрее.

Услышав этот странный, почти пугающий смех, Малфой остановился, как вкопанный. Поглядел вслед убегающей девушке и подумал: «По-моему, это она чокнулась, а вовсе не я… И все же, стоило бы ее догнать, как бы она и в самом деле не потащилась к этому выжившему из ума старикашке… Они, похоже, все чокнутые, эти Гриффиндорцы. Пусть даже и бывшие…»

Драко покачнулся и едва успел ухватиться за перила лестницы, чтобы не упасть. Невероятная слабость охватила его, голова закружилась, все мышцы разом словно обмякли, руки и ноги отказались слушаться. «Что за черт? — подумал юноша. — Что-то не так… что-то происходит, со мной явно что-то происходит… что-то плохое, что-то, похожее на магию… нужно спросить…» Только вот у кого спрашивать, Малфой не знал. Пару лет назад, столкнувшись с неведомой магией, юноша наверняка обратился бы к профессору Снейпу, но с недавнего времени Драко перестал ему доверять. Пойти к мадам Помфри Драко считал высшей степенью глупости, только если не нужно было пропустить пару особенно занудных уроков. А мысль о том, чтобы спросить кого-то другого из преподавателей, даже не пришла бы в голову слизеринца.

Драко опустился на ступеньку и прислонился спиной к холодным перилам лестницы. Ледяной мрамор сразу обжег ему обнаженную спину — Драко, выбегая из выручай-комнаты в погоню за Гермионой, успел только натянуть брюки да схватить волшебную палочку. «Чертова Грейнджер, вечно из-за нее неприятности!» — подумал Малфой. Мысль о Грейнджер отозвалась тупой болью где-то между ребер. То, как она смотрела на него, то, с какой яростью кричала проклятия в его адрес, то, с какой ледяной интонацией призналась, что видела Метку — все это как-то уж слишком сильно задело его. Как-то необыкновенно глубоко подцепило, схватило за самое сердце. И — что еще более странно — вовсе не потому, что Драко испугался — он знал, что Грейнджер не пойдет к Дамблдору сразу, так как чувство вины непременно начнет ей досаждать, а потом уже можно будет поговорить с ней спокойно и убедить ее не делать глупостей. Драко прекрасно понимал это, потому и позволил Гермионе убежать. Но почему же тогда так болит сердце? Почему по телу разливается такой холод, что кажется, будто вместо внутренностей образовался огромный кусок льда? Откуда эта необъяснимая слабость, откуда тот странный комок, который сжал горло и мешает дышать?..

Скрипнув зубами, Драко медленно поднялся и поплелся наверх, к выручай-комнате. Ноги все еще плохо слушались его, но слизеринцу было не привыкать бороться с обстоятельствами. И, в конце концов, ему все же нужно было вернуть свою одежду — каким бы закаленным и сильным Драко не был, но в начале декабря в замке было довольно холодно, да к тому же по коридорам частенько гуляли сквозняки. Поежившись, Малфой продолжил свой путь.

* * *

Гермиона, раскрасневшаяся, запыхавшаяся, ворвалась в гостиную Гриффиндора, едва дыша от приступа смеха, а еще больше — от страха. Ей сначала показалось, что смеется она из-за того, что ничего не боится, но на самом деле этот смех был всего лишь признаком паники.

В гостиной было немноголюдно — несколько второкурсников сидели в дальнем углу за книжками, да двое студентов с четвертого курса тихо переговаривались за столом. Как только Гермиона буквально вывалилась из портретного проема в гостиную, все тут же замолчали и устремили на нее любопытные взгляды. Смутившись и покраснев еще сильнее, девушка прошествовала к креслу у камина и села, пытаясь отдышаться. В голове ее роились какие-то совершенно бессвязные мысли, вроде: «О, Мерлин! Что я натворила?! Что же мы натворили?!» Гермиона не могла точно сказать, по какому именно поводу так сокрушается — из-за того, что произошло вчера ночью, из-за утреннего разговора с Малфоем или из-за того, что вообще согласилась пойти на эту страшную авантюру давным-давно, в самом начале октября… Пожалуй, из-за всего сразу.

В выручай-комнате Гермиона намеренно вела себя холодно, старалась держать себя в руках, чтобы не давать Малфою лишних поводов для издевательств. Но теперь, оказавшись в родной гостиной, девушка уже не могла бороться с чувствами и мыслями. Сердце ее колотилось все сильнее, глаза наполнились горячими крупными слезами. Камин, картины, кресла размылись и поплыли перед глазами Гермионы. Она уронила голову на руки и тихо заплакала. «Что же я наделала?! Что же я наделала?! Что же будет, если Гарри или Рон об этом узнают?!. Зачем, зачем я пошла в эту чертову выручай-комнату?! Почему именно он, именно Малфой?!!! Это какое-то наказание на мою несчастную голову! Что я сделала не так, в чем согрешила в своей жизни, почему именно он?!!! Я не хочу, не хочу, не хочу!!!»

— Гермиона, с тобой все в порядке?

Девушка подняла глаза. Рядом с ней стояла Джинни, заспанная и растрепанная, видимо, совсем недавно поднявшаяся с кровати.

— Как ты? — снова спросила рыжая ведьмочка и посмотрела на подругу обеспокоенно.

— Я в порядке, Джинни, я в порядке, — дрожащим голосом ответила Гермиона, тыльной стороной ладони смахивая слезы со щек. — Пойдем в Большой Зал, наверное, завтрак уже подходит к концу…

— Хорошо, — кивнула Джинни. — Если не хочешь мне рассказывать — не надо. Только успокойся, Гермиона. Что бы там ни случилось, это — не конец света. Все наладится. А если захочешь поделиться…

— Я знаю, Джинни, — Гермиона слабо улыбнулась. — Спасибо. Только сейчас ты вряд ли чем-нибудь можешь мне помочь. Пойдем же, я страшно проголодалась…

— Пойдем, — согласилась Джинни, и подруги вдвоем покинули гостиную.

Гермиона не лгала — она действительно вдруг почувствовала, что, набегавшись и наплакавшись, так сильно хочет есть, что готова скушать целого слона.

Едва войдя в двери Большого Зала, Гермиона резко остановилась. Она заметила сидящих за столом Гриффиндора Гарри, Рона и Лаванду Браун, тесно прижавшуюся к рыжему парню. Тут же на Гермиону накатило знакомое чувство отчаяния и дикой тоски. Есть как-то сразу расхотелось.

— Знаешь, Джинни, — пробормотала Гермиона. — Я, пожалуй, поем потом… я забыла, мне нужно проверить свою домашнюю работу по древним рунам… там еще пять страниц переводить…

— Так и скажи, что не хочешь сидеть за одним столом с моим лицемерным братцем, — фыркнула Джинни. — Не обращай внимания, Гермиона, он всегда такой. Подуется и перестанет, глядишь, уже к Рождеству попросит у тебя прощения.

— Я не думаю… — тихо ответила Гермиона, отводя взгляд от слипшейся парочки за Гриффиндорским столом. — Я не хочу об этом думать. Извини меня, Джинни, я, пожалуй, пойду.

— Как хочешь, — с удивлением пожала плечами Джинни.

Гермиона быстро удалилась. Проводив подругу взглядом, Джинни направилась к своему месту за столом своего факультета.

— Доброе утро, Джинни, — поздоровался Гарри. — Ты выглядишь не слишком бодро, — он улыбнулся. — Вчерашняя вечеринка?

— Угу, — кивнула Джинни, наливая себе в чашку крепкий черный чай и добавляя в него молока. — Не выспалась… Гермиона, похоже, тоже не в лучшем расположении духа.

— Ты видела ее? — Гарри перешел на шепот и склонился к самому уху Джинни, хотя Рон, из-за которого Гарри пошел на такие конспиративные меры, казалось, не услышал бы и пушечной пальбы — так он был занят своей новой пассией.

— Да, только что, — кивнула Джинни, намазывая маслом горячий тост. — Она шла со мной на завтрак, но увидела ИХ, — тут Джинни кивнула на своего брата, утонувшего в ванильно-розовых объятиях Лаванды, — сказала, что не сделала какое-то задание по рунам и ушла.

— Ясно, — кивнул сразу помрачневший Гарри. — Я так и думал, что этим все и закончится.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Джинни.

— Ты же сама видишь, — вздохнул Гарри. — Они и до этого были не слишком-то любезны друг с другом, и все из-за Рона и его истерик по поводу квиддича… А теперь — полный провал. Гермиона так просто этого не оставит. А мне уже до жути надоело быть парламентером…

— Понимаю, — кивнула Джинни. — У меня так бывало, когда Фред и Джордж ссорились с Роном. Мама просила меня разобраться, ну и приходилось постоянно бегать то за одним братом, то за другим… Приятного мало. Все смотрят на тебя, как на предателя. Им-то не докажешь, что дорожишь ими всеми, а не кем-то в отдельности… — тут Джинни вздохнула и посмотрела Гарри в глаза.

Сердце его перевернулось, кровь прилила к лицу, дыхание тут же сбилось. Гарри судорожно сглотнул и поперхнулся. Джинни весело расхохоталась. Гарри, откашлявшись, тоже улыбнулся. Ему нравился ее смех…

Но тут к гриффиндорскому столу подошел Дин Томас и сел рядом с Джинни.

— Привет, Джинни, Гарри, — поздоровался Дин.

Девушка несколько натянуто улыбнулась ему.

Гарри только кивнул в ответ и отвернулся. Улыбка моментально исчезла с его лица, Гарри уставился в свою тарелку и до конца завтрака уже ни с кем не заговаривал.

* * *

С этого дня в жизни Гарри Поттера началась серая полоса. Вроде бы никаких очевидных неприятностей не происходило, но и ничего хорошего, к сожалению, тоже. Гарри, после удачного квиддичного матча ставший вдруг невероятно популярным среди женской половины Хогвартса, оказался в одиночестве среди своих друзей. Джинни много времени проводила с Дином, и на разговоры с Гарри у нее не оставалось ни сил, ни желания. Лучшие друзья Гарри продолжали упорно не замечать друг друга, причем каждый из них считал себя правым, а другого — виноватым. Конечно, Гарри гораздо больше устраивал новый, повеселевший и словно оживший Рон, чем тот мрачный и злой, который всех изводил перед первым квиддичным матчем. Но, с другой стороны, приходилось мириться с постоянным присутствием Лаванды, которая считала то время, когда она не целуется с Роном, прожитым напрасно. К тому же было довольно сложно говорить с Роном, при этом выдерживая нейтралитет, так как друг часто заговаривал о Гермионе, при этом все его речи сводились к одному:

— Я ей ничего не обещал, Гарри, ведь так? Ей не на что жаловаться. Она целовалась с Крамом. А теперь вдруг обнаружила, что со мной тоже кто-то хочет целоваться. Мы, вообще-то, живем в свободной стране. Я ничего плохого не делаю… — и далее все в том же духе.

Чтобы не оказаться предателем и не сказать того, чего говорить не хотелось бы, Гарри по большей части приходилось держать рот плотно закрытым и лишь изредка кивать или бормотать что-то неразборчивое. Рон со временем отставал, начинал заниматься своими делами, но Гарри время от времени мог расслышать в бормотании друга знакомые фразы, вроде «Крам» и «не на что жаловаться».

С Гермионой же все обстояло еще хуже. После того злополучного поцелуя Рона и Лаванды, который она увидела в гостиной Гриффиндора, Гермиона замкнулась в себе и с большой неохотой соглашалась на разговоры. К тому же она наотрез отказывалась находиться в одной комнате с Роном и Лавандой (те, по обыкновению, сразу после занятий оккупировали угловое кресло в гостиной и надолго отстранялись от всего происходящего) и уходила заниматься в библиотеку. Поэтому Гарри приходилось искать подругу там, где говорить можно было исключительно шепотом. Гарри всерьез опасался, что из-за недостатка речевой практики скоро совсем разучится говорить…

* * *

Со дня победы Гриффиндора над Слизерином прошло около двух недель. Погода оставляла желать лучшего, но уже в самом воздухе чувствовалось приближение праздников. По небу бродили хмурые тучки, как стадо непослушных овец, все время норовящих сбежать от пастуха в лес. Окрестности замка уже укрыло снежное одеяло. Озеро наполовину покрылось льдом. Хогвартс жил привычной жизнью, готовясь к встрече Рождества. Хагрид уже принес из лесу традиционную дюжину елей, которые установили в Большом Зале, и теперь профессора и студенты на переменах между занятиями и после них занимались украшением Зала. Все старшекурсники уже распланировали ближайшие походы в Хогсмид за рождественскими подарками, преподаватели находились в явно приподнятом расположении духа (кроме, пожалуй, Снейпа, что не было неожиданностью). Праздничное настроение, в некоторой степени подогреваемое профессором зелий Горацием Слизнортом с его вечерами в «Клубе слизней», охватило всю школу. Даже плакса Миртл на время покинула свое убогое жилище на третьем этаже и переселилась в ванную старост, где без зазрения совести подглядывала за старостами-мальчиками.

Не радовалась надвигающимся праздникам только Гермиона. За все прошедшее со дня матча время она не находила себе места ни на минуту. Во-первых, ее совсем не радовало то, что изо дня в день приходилось видеть — пусть и мельком — Рона и Лаванду, слившихся в страстном поцелуе или обнявшихся в каком-нибудь темном уголке. Гермиона пыталась не придавать этому значения, но каждый раз это несколько вульгарное зрелище резало ножом по сердцу. Посему девушка решила попросту избегать встреч с бывшим лучшим другом и его возлюбленной и практически поселилась в библиотеке.

Но это было еще полбеды. По ночам Гермиону начали мучить кошмары, в которых она пыталась поговорить с Гарри, но неизменно появляющийся в самый неподходящий момент Драко Малфой с язвительной усмешкой кричал:

— Эй, Поттер! Ты еще не в курсе? Я переспал с твоей подружкой!..

Гермиона всякий раз просыпалась в холодном поту, с дрожащими руками и слезами на глазах. А потом весь день не могла сосредоточиться на занятиях. Порой ее охватывало желание немедленно пойти к Дамблдору и рассказать ему о том, что Малфой — Пожиратель смерти. Но потом она начинала представлять, как директор непременно задаст вопрос: «Откуда вы это знаете, мисс Грейнджер?», и как она не сможет ничего ответить. Ведь рассказать все Дамблдору означало — признаться в том, что все произошедшее в выручай-комнате случилось по ее вине. Точнее, по ее воле… Гермиона изо всех сил пыталась доказать себе, что она ни в чем не виновата. Что это было действие какой-то неизвестной магии. Но чем сильнее она пыталась себя убедить, тем менее вескими казались ей собственные доводы. В конце концов, не выдержав морального напряжения, Гермиона решила поговорить с Малфоем.

К несчастью, сделать это ей так и не удалось. Едва завидев гриффиндорку, Малфой предпочитал тут же ретироваться, причем независимо от того, был ли это урок или свободное время. На занятиях по арифмантике Малфой снова пересел к своему другу Забини, на трапезах в Большом Зале демонстративно не замечал Гермиону и даже не удосужился взглянуть на нее ни разу с тех пор, как… как произошло то, что произошло. Это убивало. Девушка не могла понять, что происходит. Задумал ли он что-то? Пытается ли что-то доказать, или же испытывает чувство вины? Понять это было невозможно ни по его поведению, ни по каменному, извечно надменному выражению его лица. Единственное, что могла заметить Гермиона — так это то, что Малфой в последнее время стал как-то уж слишком бледен и напряжен. В остальном он оставался таким же обычным слизеринским хорьком, каким был всегда.

Окончательно запутавшись, Гермиона решила утолить свою боль, окунувшись в привычную среду. Библиотека с ее монументальным спокойствием и тишиной всегда была по душе девушке. Там она и спасалась от всех бед, что навалились на нее. И там же надеялась выяснить их причину. Как и обещала, Гермиона пыталась найти тот странный вид магии, который, по ее мнению, воздействовал на нее и на Малфоя, когда они находились в выручай-комнате. Прежде всего она решила подробно узнать о свойствах самой комнаты и перекопала несколько стеллажей с неподъемными томами, но так и не нашла разумного объяснения всему, что произошло. Тогда Гермиона принялась изучать свойства волшебных комнат вообще, перечитала на всякий случай «Историю Хогвартса», все известные ей книги по заклинаниям и еще много всякой литературы, которая, в конечном счете, оказалась настолько же бесполезной. «Он был прав, когда говорил, что я ничего не смогу найти, — думала Гермиона, в очередной раз пытаясь разобраться в какой-то очередной совершенно ненужной книжке. Она взяла за правило называть Малфоя только «он», так как его имя неизменно заставляло ее сердце сжиматься, а к горлу подступал крик. — Это какой-то вид высшей магии, в школе такое вряд ли преподают. Если только посмотреть в запретной секции…»

Девушка твердо решила проверить запретную секцию библиотеки, и уж если там ничего не окажется, посоветоваться с тем, кому она доверяла больше, чем самой себе — с Дамблдором.

Правда, на пользование запретной секцией даже ей, Гермионе, необходимо было разрешение преподавателя. Она решила подойти с этим вопросом к профессору Макгонагалл, сославшись на какой-нибудь сложный доклад, который она, Гермиона, якобы пишет. И вот, через несколько дней, перед обедом в Большом Зале, Гермиона отправилась в кабинет трансфигурации, обдумывая варианты разговора с деканом Гриффиндора. Погрузившись в свои размышления, девушка перестала замечать происходящее вокруг нее, и в дверях кабинета трансфигурации чуть не сбила кого-то с ног.

— Мисс Грейнджер! Очень кстати, не мешало бы с вами поговорить.

Гермиона остановилась. Из кабинета Макгонагалл только что вышел профессор Снейп и с нескрываемым неудовольствием уставился на лучшую ученицу Гриффиндора.

Гермиона не обрадовалась такому повороту событий, но все же сказала как можно вежливее:

— Добрый день, профессор. Вы о чем-то хотели со мной поговорить?

— Да, мисс Грейнджер, — с кислой миной ответил Снейп, продолжая буравить Гермиону взглядом. — Помнится, вы не сдали мне работу по Щитовым Чарам…

Гермиона побледнела, вспомнив, что, действительно, забыла сдать эту работу как раз после ТОЙ САМОЙ ночи в выручай-комнате.

— Но не это главное, — продолжал Снейп. — Профессор Дамблдор намекнул мне, что я… кхм… с недостаточным рвением отношусь к своим обязанностям, допуская, чтобы НЕКОТОРЫЕ ученики бродили по школе в темное время суток… — профессор с нажимом произнес это «некоторые», явно намекая на кого-то известного им обоим.

Гермиона почувствовала, как сердце обрывается. Ладони ее сразу вспотели, по спине пробежал холодок.

— Я не желаю, — Снейп сделал шаг вперед и наклонился к девушке, — чтобы выполнение мною моих прямых обязанностей ставилось под сомнение, мисс Грейнджер. И не желаю выслушивать эти сомнения от директора этой школы.

— Я… — залепетала Гермиона срывающимся голосом. — Я н-н-не понимаю, о ч-ч-чем в-в-вы…

— Думаю, вы все прекрасно понимаете, мисс Грейнджер, — усмехнулся Снейп, выпрямляясь. — Не заставляйте меня прибегать к серьезным мерам, иначе может случиться так, что ваш друг Гарри Поттер совершенно случайно узнает о ваших тайных прогулках в компании ученика с моего факультета…

Это был удар ниже пояса. Перед глазами у Гермионы поплыли алые круги. Это — конец… Снейп знает… Малфой рассказал ему. Видимо, именно поэтому он и не хотел с ней разговаривать, зная, что Снейп сам с ней поговорит…

— П-п-профессор… — чуть слышно произнесла Гермиона. — Вы не имеете права вмешиваться в мою личную жизнь…

— Равно как и вы — в мою, — парировал Снейп ядовито. — А моя работа, прошу заметить, является неотъемлемой частью моей жизни. Так что ваши возражения я считаю излишними, мисс Грейнджер. Вам пора задуматься о своем поведении, пока еще не поздно, — и, бросив на Гермиону последний презрительный взгляд, Снейп удалился.

Едва держась на ногах от пережитого шока, Гермиона прислонилась к стене и закрыла лицо руками.

— Боже мой! — зашептала она, теряя самообладание. — Боже мой, за что же мне все это?! За что?!

Слезы ручьем потекли из ее глаз, просачиваясь между пальцев, обжигая ладони и щеки. Забыв о том, зачем она приходила к кабинету трансфигурации, Гермиона бросилась бежать по коридору, пока не нашла первый попавшийся женский туалет. Закрывшись в кабинке, она дала волю слезам. Еще никогда в своей жизни Гермиона не плакала с таким отчаянием. Мир для нее рушился, с каждой минутой — все быстрее… Ничто уже не может спасти ее. Если раньше — пару недель назад — она еще и могла рассказать все Гарри, зная, что он обидится, но потом все же поймет ее и простит, то теперь… Теперь пути назад не было. Теперь — только вперед. Ухудшая то, что и так уже плохо. Разрушая то, чего и так уже почти не осталось… Может, лучше сразу покончить со всем? Подняться на самый верх самой высокой башни и прыгнуть в небо, отдаться на милость ветру и в последние минуты своей жизни оказаться, наконец, свободной…

Дверь в туалет скрипнула, послышались голоса. Гермиона поспешно вытерла слезы и притихла. В туалет вошли несколько девушек. Они оживленно переговаривались и смеялись. Гермиона прислушалась. Судя по голосам, девочек было шестеро. Среди них Гермиона узнала голос Ромильды Вейн, гриффиндорки курсом младше. Ромильда заявила:

— Я уже знаю наверняка, как это сделать!

— И как же? — подхватила другая девочка. — Он все время обедает со своими друзьями, с этим… Уизли и его девчонкой. Думаешь, он позволит тебе сесть с ним рядом?

— При чем тут это? — фыркнула Ромильда. — Я не собираюсь подливать ему зелье за завтраком или за обедом. Это глупо, ведь выпить может кто-нибудь другой или преподаватели заметят. У меня есть план!

— Рассказывай, рассказывай! — загалдели девчонки.

— Чтобы вы им воспользовались? — усмехнулась Ромильда. — Ну уж нет! Придумывайте свои собственные способы завоевать Гарри Поттера! А на вечеринку к профессору Слизнорту с ним пойду я! — и Ромильда довольно захихикала, отдаленно напомнив Гермионе профессора Амбридж.

«Так вот оно что! — подумала Гермиона. — Они собираются напоить Гарри любовным зельем, чтобы он пригласил одну из них на вечеринку к Слизнорту… О, Мерлин, я и забыла, вечеринка уже завтра!..»

Дверь снова скрипнула, и голоса удалились. Гермиона вышла из кабинки, подошла к зеркалу и внимательно посмотрела на свое отражение. Плакать больше не хотелось.

— Воистину говорят — хочешь забыть о своих бедах, подумай о бедах другого, — сказала она вслух и улыбнулась. Улыбка получилась вымученной. — Надо предупредить Гарри. И собраться на эту чертову вечеринку. Надо еще и пригласить кого-то…

Перед глазами тут же всплыл образ Рона, целующегося с Лавандой. Гермиону передернуло от отвращения. На смену Рону пришел другой образ. Светлые волосы, бледная кожа, тонкие черты лица — Драко Малфой. Гермиона чуть не застонала от злости и отчаяния. Ну почему, почему она хочет пригласить на вечеринку к Слизнорту тех, кого и видеть-то не желает?!

— Видеть не желаю… — повторила задумчиво Гермиона.

И тут в ее голове родился новый план. План мести. Это был не такой хитроумный и изощренный план, как ее предыдущие, но все же он казался ей сносным. К тому же, это должна была быть месть не только Рону, но и тому, кто поистине заставил ее страдать и обливаться слезами по ночам — Драко Малфою.

* * *

В библиотеке было тихо и немноголюдно. Гарри сидел за письменным столом напротив Гермионы и готовил работу по зельям, записывая в пергамент ценные указания из «Расширенного курса зельеварения», оставленные в учебнике Принцем. Гермиона переписывала какой-то текст из громадного тома, который еле помещался на столе, и вид у девушки был весьма серьезный и озабоченный. Перед тем, как начать работу, Гарри пару минут поговорил с Гермионой о Роне и о том, как тяжело ему, Гарри, приходится в последнее время, и «не могла бы ты относится к нему чуть снисходительнее, он же все-таки наш друг… и то, что он целуется с Лавандой, не имеет никакого отношения к нашей дружбе…»

— Он имеет полное право целоваться с тем, с кем ему заблагорассудиться, — прошептала Гермиона, искоса поглядывая на мадам Пинс, вышагивающую между стеллажами. — Меня это ни капельки не волнует.

При этом она занесла перо и с такой силой поставила точку над «i», что проткнула дырку в пергаменте. Гарри промолчал, он уже начал привыкать к такому безмолвному общению с друзьями. Вздохнув, он еще ниже склонился над «Расширенным курсом», старательно вычитывая пометы Принца.

— Да, кстати, — вдруг добавила Гермиона. — Будь осторожнее.

— В последний раз говорю, — с хрипотцой от долгого молчания ответил Гарри. — Учебник я возвращать не стану. От Принца-полукровки я узнал больше, чем от Снейпа и Слизнорта вместе взятых…

— Я не о твоем Принце-самозванце, — ответила Гермиона, посмотрев на учебник так, будто он нанес ей личную обиду. — Я совсем о другом. Сегодня я зашла в туалет, там было человек шесть девочек, в том числе Ромильда Вейн. Они решали, как бы подсунуть тебе любовное зелье. Они мечтают попасть на вечер к Слизнорту и, похоже, накупили у Фреда с Джорджем приворотного зелья, которое, видимо, все же действует…

— Что же ты его не конфисковала? — с негодованием спросил Гарри, возмутившись до глубины души тем, что Гермиону подвела ее маниакальная страсть к соблюдению школьных правил в такой критический момент.

— Они же не принесли его с собой в туалет! — обиженно ответила Гермиона. — Просто обсуждали план действия. А поскольку вряд ли даже Принц-полукровка, — тут Гермиона с неприязнью покосилась на учебник, — знает рецепт противоядия сразу к десятку любовных зелий… Гарри, ты должен кого-нибудь пригласить, тогда другие поймут, что у них нет шансов. Вечеринка завтра, они готовы пойти на все!

— Но мне не хочется никого приглашать, — пробормотал Гарри. Он по-прежнему старался не думать о Джинни, но мысли о ней постоянно лезли в голову, причем такого содержания, что в душе Гарри тайно радовался, что Рон не обладает способностями к легилименции.

— Ромильда настроена решительно, так что будь внимателен и следи за тем, что пьешь, — посоветовала Гермиона и принялась быстро строчить что-то в своем пергаменте.

Гарри задумался на несколько минут, а потом вдруг проговорил:

— Подожди-ка… Ведь Филч, кажется, запретил проносить в школу товары из «Всевозможных Волшебных Вредилок»?

— С каких пор в школе кто-то обращает внимание на запреты Филча? — усмехнулась Гермиона, продолжая писать.

— Но ведь всех сов на подлете к школе обыскивают, разве нет? Как же этим девчонкам удалось протащить в школу любовное зелье?

— Фред и Джордж посылают их под видом духов и микстуры от кашля, — ответила Гермиона. — У них это входит в список услуг.

— Да ты просто эксперт в этом вопросе! — усмехнулся Гарри.

Гермиона посмотрела на него примерно так же, как пару минут назад — на его «Расширенный курс зельеварения».

— Это было написано на этикетках, когда ребята летом показывали зелья нам с Джинни, — ответила Гермиона мрачно. — Я, знаешь ли, никому не подливаю зелья в тыквенный сок. И не притворяюсь, будто подливаю, что, по-моему, ничуть не лучше…

— Хорошо, хорошо, забудем об этом, — поспешно забормотал Гарри, стараясь избежать неприятной темы. — Важно другое: Филча можно обдурить, так? Протащить в школу что-то одно под видом чего-то другого. Почему же Малфой не мог принести в школу ожерелье?..

— Гарри, не начинай, — Гермиона страдальчески возвела глаза к потолку, еще и потому, что имя Малфоя само по себе с некоторых пор стало ей ненавистно.

— Нет, ты скажи, почему…

— Потому, — вздохнула Гермиона, — что школа просто напичкана Чарами, улавливающими всякие проклятия и порчу. Эти Чары настроены на то, чтобы обнаруживать предметы, заколдованные с помощью Темной магии. Такое мощное проклятье, какое было наложено на ожерелье, они уловили бы сразу же! А бутылку с неправильно наклеенной этикеткой — вряд ли. К тому же любовные зелья не относятся к Темной магии, ведь они не опасны…

— Легко тебе говорить, — буркнул Гарри, вспомнив про Ромильду Вейн.

— …и Филч вряд ли смог бы понять, что перед ним — микстура от кашля или что-то другое, он ведь не очень хороший колдун, поэтому отличить одно зелье от… — Гермиона замолчала на полуслове.

Сзади, из-за книжных стеллажей, послышался какой-то шорох. Кто-то подкрадывался к столу, за которым сидели Гарри и Гермиона. Ребята напряглись, но уже через мгновение из-за книжного стеллажа выглянула мадам Пинс с масляной лампой в руке и весьма хищным выражением на лице. В свете лампы это лицо с тонкой желтоватой, словно пергаментной, кожей и крючковатым носом выглядело отнюдь не привлекательно.

— Библиотека закрывается, — проскрипела мадам Пинс. — Положите все книги, что взяли, на свои места… А это что такое?! — вдруг лицо библиотекарши исказилось в приступе страшнейшего негодования. — Как ты посмел исписать книгу, негодник?! — казалось, от возмущения ее сейчас хватит удар.

— Это моя книга, она не библиотечная! — воскликнул Гарри, вцепившись в свой экземпляр «Расширенного курса зельеварения», к которому мадам Пинс уже протянула свою иссохшую костлявую руку.

— Какой ужас! Позор! Кощунство! — зашипела библиотекарша, чуть ли не брызгая слюной.

— Подумаешь, всего пара строчек, — ответил Гарри, пытаясь вырвать книгу из ее цепких рук.

Мадам Пинс остолбенела с таким видом, будто кто-то только что убил ее близкого родственника, и этот кто-то стоит сейчас перед ней.

Гермиона быстро собрала со стола свои вещи, схватила Гарри за руку и потащила его прочь из библиотеки.

— Смотри, как бы она не запретила тебе пользоваться библиотекой, — проворчала Гермиона. — И зачем ты только притащил с собой этот глупый учебник!

— И вовсе он не глупый, — ответил Гарри. — Просто если у нее не все дома, я в этом не виноват. А может, она слышала, как мы говорили про Филча, вот и расстроилась? Я всегда подозревал, что между ними что-то есть…

Гермиона засмеялась, Гарри ее поддержал. Весело хохоча, ребята направились в Гриффиндорскую башню. Ни один из них не заметил, как всего несколько мгновений спустя из библиотеки тихо вышел высокий светловолосый юноша в черной мантии с серебристо-зеленой нашивкой. Драко Малфой.

* * *

Драко Малфою было не по себе. Вот уже две недели он не мог думать ни о чем, кроме как о случившемся в ночь после матча Гриффиндора со Слизерином и на следующее утро. Юноша постоянно пребывал в каком-то необъяснимом беспокойстве, не мог сосредоточиться ни на занятиях, ни на том задании, которое ему поручил Темный Лорд. Он был до такой степени погружен в свои мысли, что это начали замечать даже его тупоголовые телохранители Крэбб и Гойл. Пару раз к нему подходили Забини и Паркинсон с вопросами о его самочувствии, на которые он неизменно отвечал:

— Со мной все в порядке. С чего вы взяли, что я нуждаюсь в вашей помощи?

И Пэнси, и Блейз, скорчив обиженные физиономии, все же отступали, но Драко чувствовал, что его ответы ничуть не успокаивали друзей, а заставляли их только еще сильнее переживать за него. Ему было не понять такого рвения с их стороны, ведь ему самому было, в сущности, наплевать на их собственные проблемы. Почему же они так волнуются за него?..

На следующий же день после ТОЙ САМОЙ ночи Драко сделал одно интересное и не совсем приятное открытие: слабость, что напала на него во время погони за Грейнджер, была явлением не единичным. Каждый раз, когда гриффиндорская заучка оказывалась рядом с ним ближе, чем на пять футов, чувство абсолютной неспособности управлять собственным телом обострялось, заставляя сердце колотиться, как бешеное, а мысли — паническим потоком нестись в голове. Поэтому он и решил не подпускать к себе Грейнджер слишком близко и скрывался при первой же ее попытке подойти к нему. Он чувствовал, что разговора с ней не миновать, но желал оттянуть это безрадостное мгновение настолько, насколько это возможно.

И все же странная реакция собственного тела на какую-то магглорожденную всезнайку беспокоила Драко куда меньше, чем то, что эта всезнайка раскрыла его секрет. Со дня на день Драко ждал вызова в кабинет директора, но, похоже, Грейнджер держала язык за зубами, приберегая сенсацию для какого-то удобного ей случая. Это не радовало слизеринца, совсем не радовало. Еще и потому, что этот его «секрет» начал его беспокоить.

Однажды ночью Драко проснулся от того, что левое предплечье нестерпимо болело. Его словно прижгли раскаленным железом. Вырванный из пучины сна, Драко долго не мог сообразить, в чем дело. А при очередном взрыве боли чуть не взвыл, вскочил с кровати и кинулся в туалетную комнату. Открыв на всю мощность кран с холодной водой, Драко подставил руку под обжигающе-ледяную струю и, стиснув зубы, стал ждать, пока боль утихнет. Прошло не меньше получаса, прежде чем страшное чувство, будто плоть вскрывают тупым зазубренным ножом, отступило, сменившись пульсирующим покалыванием. Драко рухнул на пол прямо возле раковины. Прижав руку к груди, он начал раскачиваться взад-вперед, стараясь не думать, отстраниться от сущего, перестать чувствовать. Отец именно так учил его избавляться от боли. «Не думай о ней — и ее не будет. Не чувствуй ее — и она не доставит тебе беспокойства».

— Отец… — прохрипел Драко пересохшими губами. — Я сделаю это. Сделаю ради тебя… я выполню свой долг…

Темный Лорд злился. Он ждал, когда Драко сможет исполнить то, что ему приказано, чтобы, наконец, свести счеты со всеми выродками маггловского мира и их покровителями. И — конечно же — с Гарри Поттером. Темный Лорд был терпелив, но терпение его начало иссякать. Драко почувствовал это в ту самую ночь, когда сидел на полу в туалете и, чуть не плача, баюкал у себя на груди горящую огнем руку. Темный Лорд ждал действия, а не каких-то гипотез и предположений. Драко должен был действовать. Но только как?..

Этот вопрос не давал ему покоя. Вскоре Драко понял, что действовать придется быстро — боль в Метке стала повторяться, примерно раз в неделю слизеринец проводил ночь в компании крана с холодной водой. Пора было отбросить в сторону возню с маловероятным вариантом и приступить к серьезной работе. Только что же ему делать? Каким образом воплотить в жизнь план Темного Лорда?.. Может, привлечь к этому гриффиндорку Грейнджер? Она, похоже, уже на все согласна, только чтобы Драко никому ничего не рассказал. Это ему, конечно, на руку, но вот только реальной помощи от Грейнджер он не ждал. Но поговорить с ней стоило. Не обязательно открывать перед ней все карты, можно поговорить так, чтобы она ни о чем не догадалась. По-крайней мере, сразу.

Эта мысль, пришедшая Драко в голову в день перед вечеринкой у Слизнорта, придала юноше сил и стойкости. Слизеринец знал, что Грейнджер после скандала с Уизли и проведенной в выручай-комнате ночи предпочитает скрываться от своего рыжего друга в библиотеке. Возможно, она предпочла бы скрыться и от Поттера, но это вызвало бы подозрения, поэтому ей приходилось бороться со своим раскаянием и, надевая на лицо приветливую маску, делать вид, что все в порядке.

Ближе к вечеру Драко спустился в библиотеку, точно зная, что застанет Грейнджер именно там. Каково же было его разочарование, когда он, увидев знакомую копну каштановых волос и направившись прямиком к ней, услышал голос ненавистного Поттера:

— Подожди-ка… Ведь Филч, кажется, запретил проносить в школу товары из «Всевозможных Волшебных Вредилок»?

Драко притормозил уже на подходе к столу, за которым сидели Гарри и Гермиона, и спрятался за соседним книжным стеллажом. Из своего укрытия он мог прекрасно слышать все, о чем говорили двое гриффиндорцев.

— С каких пор в школе кто-то обращает внимание на запреты Филча? — усмехнулась Гермиона. Ее гусиное перо мерно скрипело по пергаменту — даже разговаривая, она не переставала писать.

— Но ведь всех сов на подлете к школе обыскивают, разве нет? — продолжал допытываться Поттер. — Как же этим девчонкам удалось протащить в школу любовное зелье?

— Фред и Джордж посылают их под видом духов и микстуры от кашля, — ответила Гермиона. — У них это входит в список услуг.

— Да ты просто эксперт в этом вопросе! — усмехнулся Гарри.

«Помолчал бы ты, Поттер!» — со злостью подумал Драко и сам удивился своим мыслям. С каких это пор он переживает за маггловское отродье Грейнджер? Что это на него нашло?.. Драко провел ладонью по лицу, словно отыскивая что-то такое, что могло бы объяснить этот внезапный приступ сочувствия. Почувствовав на пальцах влагу, юноша осознал, что вспотел, хотя в библиотеке не было жарко. «Опять начинается, — подумал он с тоской. — Опять эта слабость… Как бы не грохнуться тут и не наделать шума, а то эти психи возомнят себе невесть что…»

За размышлениями Драко пропустил большую часть разговора Гермионы и Гарри. Прислушавшись, он уловил рассерженный шепот Грейнджер:

— Потому, что школа просто напичкана Чарами, улавливающими всякие проклятия и порчу. Эти Чары настроены на то, чтобы обнаруживать предметы, заколдованные с помощью Темной магии. Такое мощное проклятье, какое было наложено на ожерелье, они уловили бы сразу же! А бутылку с неправильно наклеенной этикеткой — вряд ли. К тому же любовные зелья не относятся к Темной магии, ведь они не опасны…

— Легко тебе говорить, — пробормотал Поттер недовольно.

— …и Филч вряд ли смог бы понять, что перед ним — микстура от кашля или что-то другое, он ведь не очень хороший колдун, поэтому отличить одно зелье от…

В этот момент Драко потерял равновесие и вцепился в полку стеллажа, чтобы не упасть. Двое за столом замолчали. Чертыхаясь про себя, Драко как можно тише прокрался в дальний конец ряда и как раз вовремя — с другой стороны, оттуда, где он только что стоял, с лампой в руке вышла библиотекарша мадам Пинс и заскрипела что-то над ухом у Гермионы. Что именно — Драко уже не слышал, он был слишком далеко от них. Слизеринец заметил, что Поттер о чем-то ожесточенно спорит с библиотекаршей, и тут же увидел причину спора: Поттер и Пинс тянули друг у друга из рук какой-то учебник. Если бы Драко не мучила слабость, он, возможно, нашел бы эту ситуацию комичной. Но сейчас он просто ждал, когда же Поттер со своей подружкой, наконец, уберутся, чтобы он, Драко, мог выйти из библиотеки и спокойно все обдумать.

Наконец, Грейнджер побросала свои вещи в сумку, схватила Поттера за руку и потащила его прочь из библиотеки.

Драко облегченно вздохнул. Как только Грейнджер вышла из библиотеки, ему сразу стало легче дышать. Правда, его тут же обнаружила вездесущая мадам Пинс и заскрипела:

— Вы, что, не слышали, молодой человек?! Библиотека закрывается!

Библиотекарша была в десять раз злее и неприветливее, чем обычно, и Драко предпочел с ней не связываться. Все еще немного пошатываясь от слабости, он вышел из библиотеки и направился в подземелья.

«Что там Поттер нес по поводу того, как можно обдурить Филча? — думал он, направляясь к слизеринской гостиной. — Поменять этикетку, одно выдать за другое?.. Хм… Интересно, очень интересно…»

И вдруг… Боль. Дикая, неудержимая, всеохватывающая, умопомрачающая боль пронзила его левое предплечье. У юноши потемнело в глазах. Пошатнувшись, он ударился об стену и сполз по ней на пол, сжимая в одной руке другую, словно это могло помочь. Боль нарастала, заставляя сознание сжиматься до размеров ячменного зернышка, заполняя собой весь мир вокруг, забирая, уничтожая все прочие чувства, стирая запахи, заглушая звуки… Драко стиснул в зубах воротник мантии, закатал правый рукав и начал царапать собственную руку — другую, не ту, на которой пульсировала болью Метка. Его ухоженные подпиленные ногти оставляли глубокие алые полосы на нежной коже предплечья. Пару минут спустя правая рука начала гореть так же, как левая. Однако юноша не думал останавливаться. Он продолжал самоистязание, пытаясь одной болью заглушить другую. Он раздирал собственное тело в кровь, не в силах справиться с жутким, невыносимым чувством, будто под кожей перекатываются осколки битого стекла… Слезы текли по его лицу — он их не чувствовал, потому что не плакал, они полились без приглашения… Боль возросла до немыслимых пределов. И в тот момент, когда Драко уже был готов лишиться чувств, на пике невыносимых мучений, боль неожиданно прошла. Прошла так быстро, как не проходила никогда раньше. При этом мысли Драко необычайно прояснились, и в голове у него выстроился четкий и удивительно заманчивый план.

Опираясь левой рукой о стену, а правую — изодранную в кровь — держа на весу, Драко заковылял в сторону своей спальни.

Но, не пройдя и пару шагов, услышал голос, заставивший его остановиться.

— Мистер Малфой!

Драко глубоко вдохнул, пытаясь вернуть себе свое привычное хладнокровие, и обернулся. Перед ним стоял декан его факультета, профессор Снейп.

— Мистер Малфой, вам нехорошо? — поинтересовался профессор слегка обеспокоенным тоном. — Вам нужна помощь?

— Нет, профессор, — ответил Драко с легким презрением. — Мне не нужна ВАША помощь.

— Что у вас с рукой? — спросил Снейп гораздо более холодно. Профессор был не в восторге от такого к себе обращения. — Вы поранились? На вас кто-то напал?

— Со мной все хорошо, профессор, — произнес Драко чуть ли не по слогам, давая понять, что беспокойство Снейпа в данной ситуации неуместно.

— Позвольте предложить вам промыть руку настойкой подорожника и чистотела, — твердо сказал Снейп, не обращая внимания на интонацию Малфоя, явно говорящую о нежелании последнего иметь дело с профессором. — Раны не опасны, но лучше их очистить и перевязать. Думаю, глупо советовать вам обратиться к мадам Помфри…

— Как вы прозорливы, профессор, — съехидничал Драко. Ему уже начало надоедать общество Снейпа. К тому же он знал, для чего профессор затеял весь этот «дружеский» разговор. У Драко совершенно не было желания его продолжать. — Я, пожалуй, последую вашему совету и НЕ пойду к мадам Помфри. Спасибо за беспокойство, настойка чистотела у меня есть.

— Как вам угодно, мистер Малфой, — скривился профессор. — Если у вас возникнут какие-то трудности, обращайтесь ко мне. Вы же знаете, по части зелий я могу без ложной скромности назвать себя человеком сведущим… И я могу, если возникнет такая необходимость, приготовить для вас немного… хм… обезболивающего зелья…

— С чего вы взяли, что оно мне нужно? — вскинулся Малфой, забыв добавить свое привычно-надменное «профессор».

— Мистер Малфой, — Снейп усмехнулся с выражением явного превосходства. — За долгие годы своей преподавательской практики… да и вообще за те… несколько десятков лет, что мне довелось прожить, я научился отличать раны, нанесенные человеку кем-то посторонним, от нанесенных себе им самим. Вы же знаете, — Снейп вдруг понизил голос и наклонился вперед, вглядываясь в глубину серебристо-стальных холодных глаз Драко своими черными, как жуки, глазами. — Это такая боль, которую не могут усмирить ни ледяная вода, ни обезболивающее зелье… они только укрывают сознание от ее мощных нападок. Я прав, мистер Малфой?

— Не понимаю, о чем вы, профессор, — ответил Драко с усмешкой. — Думаю, мы говорим о разных вещах, — и, не дожидаясь, пока Снейп скажет еще что-нибудь, повернулся к профессору спиной и направился в гостиную Слизерина. Рука все еще болела, теперь уже правая, но боль эта была сродни удовольствию. Запершись в своей спальне, Драко закатал рукав мантии и слизнул несколько проступивших на коже капель крови.

— Это вы ничего не понимаете, профессор, — усмехнулся он самодовольно. — Я уже готов совершить то, что должен. И у меня есть план…

* * *

Едва Гарри и Гермиона успели переступить порог гриффиндорской гостиной, как к юноше подбежала разрумянившаяся Ромильда Вейн и радостно воскликнула:

— Привет, Гарри! Хочешь «Горной воды»?

Гермиона оглянулась через плечо и выразительно посмотрела на Гарри: «Ну, что я говорила?!»

— Нет, спасибо, — поспешно пробормотал Гарри в ответ Ромильде. — Мне она не очень нравится…

— Ну, тогда попробуй вот это, — девушка протянула Гарри коробку. — Это шоколадные котелки с огневиски. Бабушка прислала их мне, я не люблю…

— А-а… Э-эм-м-м… — замялся Гарри. — Большое спасибо… Мы тут как раз торопились… — Гарри поспешил за Гермионой, и его бессвязное бормотание постепенно затихло.

— Я же говорила! — недовольно проворчала Гермиона. — Чем быстрее ты кого-нибудь пригласишь, тем быстрее остальные от тебя отвяжутся, и ты сможешь… — Гермиона осеклась. Лицо ее в одно мгновение сделалось непроницаемым. Гарри оглянулся и увидел Рона и Лаванду, сидящих в одном кресле тесно обнявшись.

— Спокойной ночи, Гарри, — Гермиона встряхнула кудрями и направилась в спальню девочек, хотя было еще только семь часов вечера.

Гарри в совершенно расстроенных чувствах отправился в свою комнату. Закинув под кровать коробку с шоколадными котелками, он сел и задумался. Проблемы, которые, казалось, отступили после матча со Слизерином, снова дали о себе знать. Гермиона, ставшая совсем замкнутой и неразговорчивой, явно не намеревалась мириться с Роном в ближайшее время. «Ну, ничего, — сказал Гарри сам себе. — Осталось пережить еще один день и вечер у Слизнорта, а там мы с Роном отправимся в Нору. Возможно, за каникулы они с Гермионой поостынут. По-крайней мере, она перестанет так болезненно на все реагировать… надеюсь…» Надежда эта была настолько призрачной и слабой, что Гарри самому не верилось в то, что она существует.

Опасения его подтвердились на уроке трансфигурации следующим утром. Шестой курс только-только начал проходить сложнейший раздел — трансфигурацию человека. Профессор Макгонагалл предложила студентам, работавшим перед зеркалом, поменять цвет своих бровей. С первой же попытки Рон умудрился отрастить себе великолепные, лихо закрученные кверху усы. Гермиона злорадно захихикала, увидев это. Рон не замедлил отомстить, злобно, но очень правдоподобно изобразив, как Гермиона подпрыгивает на стуле всякий раз, когда профессор Макгонагалл задает вопрос.

Лаванда со своей лучшей подружкой-болтушкой Парвати нашли пародию Рона необычайно смешной. Гермиона едва сдержала слезы и, как только прозвенел звонок, выбежала из класса, забыв половину своих вещей.

Ворвавшись в женский туалет этажом ниже кабинета трансфигурации, Гермиона разрыдалась. Как же она устала от этого бессовестного Рона, от этого постоянного напряжения, ожидания подвоха, от бессонных ночей, от пристальных взглядов Снейпа, от сочувствия Гарри… Ото всего сразу. Выходка Рона оказалась последней каплей, переполнившей чашу терпения Гермионы. И теперь все копившиеся много дней чувства изливались безудержным потоком горячих слез.

Гермиона не сразу поняла, что в туалете она не одна. Обернувшись, она увидела невысокую девушку со светлыми волосами и добродушной улыбкой, одетую в мантию с эмблемой Равенкло — Луну Лавгуд.

— Привет, Гермиона, — меланхолическим тоном поздоровалась Луна. — А я думала, что это — Плакса Миртл… Что-то случилось? Тебя кто-то обидел?

Гермиона поспешно вытерла слезы и попыталась улыбнуться:

— Ничего страшного, Луна. Просто поссорилась с другом… Ох, этот Рон… он немного не по-дружески себя ведет в последнее время… я так запуталась… — слезы снова навернулись ей на глаза.

— Рон? — переспросила Луна удивленно. — Рон Честер-Кеттертон, открывший двадцать пять магических свойств сливы-цеппелина?

Гермиона уставилась на Луну с не меньшим удивлением. Покачав головой, она ответила:

— Нет, не Честер… Как-То-Там… Уизли. Рон Уизли, мой друг… или… не друг… — Гермиона не смогла сдержать всхлипа.

Луна взяла Гермиону под руку и повела к выходу, неловко похлопывая ее по плечу.

— Тебе бы надо выпить отвара из слив-цеппелинов, он прекрасно помогает успокоиться. Извини, я не захватила с собой, не думала, что они понадобятся, — заговорила Луна успокаивающим тихим голосом. — Но, может быть, стоит просто пойти в Большой Зал, попить чаю с мятой и отдохнуть…

— Спасибо, Луна, ты такая добрая, — всхлипнула Гермиона, выходя вместе с Луной из туалета.

Почти сразу же девочки встретились с прибежавшим за Гермионой Гарри.

— Привет, Гарри, — поздоровалась Луна. — Ты знаешь, что у тебя одна бровь желтая?

— Привет, Луна, — поздоровался Гарри. — Гермиона, ты забыла в классе… — он протянул Гермионе книжки.

— Ах, да, — сдавлено ответила Гермиона, забирая учебники и сразу отворачиваясь, чтобы Гарри не заметил, как она утирает глаза пеналом. — Спасибо, Гарри. Ладно, я, пожалуй, пойду.

Быстрым шагом Гермиона направилась в Большой Зал. Слезы все еще душили ее. Но к обиде уже примешивалось и другое чувство — злости, желания как-нибудь насолить Рону, задеть его за живое…

Прямо в дверях Большого Зала Гермиона чуть не налетела на высокого широкоплечего парня. Он тут же поддержал ее за локоть:

— Не ушиблась? — и ослепительно улыбнулся.

Подняв глаза, Гермиона почувствовала, как душа уходит в пятки — перед ней стоял Кормак Маклагген, буквально пожирая ее глазами. Нервно сглотнув, Гермиона ответила:

— Нет, спасибо. Можешь меня отпустить…

Кормак сделал вид, что сильно удивлен, мол, я и не заметил, что тебя держу, но все же не стал спорить и отпустил локоть Гермионы. Девушка посмотрела на Кормака с долей благодарности. Он снова приторно улыбнулся ей во все свои тридцать два зуба.

И тут Гермиона вспомнила о том, что нужно отомстить Рону. Во что бы то ни стало отомстить. Да и не только Рону…

— Послушай, — произнесла она нерешительно. — Кормак…

— Да-да, — тут же откликнулся парень, едва не заглядывая Гермионе в рот, чтобы поймать каждое ее слово.

— Ты бы не хотел… пойти… на вечер… к Слизнорту… — Гермиона буквально выдавливала из себя слова, которые никак не хотели произноситься. — …со мной?

Договорив, девушка перевела дух. «Знал бы ты, каких трудов мне это стоило!» — подумала она со злостью, при этом продолжая с улыбкой смотреть на Кормака.

А тот от радости готов был прыгнуть выше головы.

— С тобой? На вечер? К Слизнорту?! — завопил он так, что, казалось, слышал весь Хогвартс. — Конечно, Гермиона, конечно! О, ты меня так обрадовала! Может, сядем вместе за обедом?

— Ты имеешь в виду — прямо сейчас? — с опаской спросила Гермиона.

— Ну, да, — пожал плечами Кормак.

— Ты знаешь… — залепетала Гермиона, перепуганная таким напором со стороны Маклаггена. — Я еще не совсем готова… Думаю, не стоит торопить события… надо подождать… Присмотреться друг к другу…

— О, я все прекрасно понимаю! — тут же согласился Кормак. — Надо присмотреться. Правильно! Гермиона, ты такая умная! Присмотреться. Да, присмотреться! Тогда до вечера?

— До вечера. Встретимся в восемь, — кивнула Гермиона, чувствуя неподдельное облегчение от того, что смогла так легко отделаться от Маклаггена.

«Это ненадолго», — тут же подумала она. Опасения ее подтвердились. За обедом Маклагген все время посылал ей полные страсти взгляды и улыбочки, да и вообще, сиял, как начищенный галеон, так что это было трудно не заметить. Гермиона не знала, куда деваться от стыда, поэтому старалась не смотреть по сторонам и сидела за столом, упорно не поднимая головы. Однако, услышав знакомые голоса, все же встрепенулась. В Большой Зал на обед пришли Гарри и Рон. Они что-то обсуждали. До Гермионы донесся обрывок фразы Рона:

— …Любую! А ты пригласил Полоумную Лавгуд!..

Гермиона сразу все поняла и улыбнулась. Гарри-таки решился пригласить на вечер девушку. Правда, выбор его был, скорее, продиктован необходимостью, нежели искренним желанием.

Рядом с Роном и Гарри остановилась Джинни. Гермиона не слышала, что Джинни говорит, но догадалась, что та отчитывает брата. «Так тебе и надо», — злорадно подумала Гермиона. Посмотрев в сторону дверей, она чуть не поперхнулась — в Большой Зал вошли Лаванда Браун и Парвати Патил. «Подходящий момент», — подумала Гермиона и с неистово колотящимся сердцем направилась к друзьям.

Гарри о чем-то говорил с Парвати, в то время как Рон, скрывшийся в объятиях Лаванды, был полностью отрешен от реальности. Гермиона остановилась за его спиной и приветливо — насколько это было возможно — улыбнулась Парвати, сидящей напротив.

— Привет, Гермиона, — улыбнулась Парвати в ответ.

— Привет, Парвати, — Гермиона улыбнулась еще шире.

Гарри обернулся и взглянул на подругу с недоумением.

-Ты идешь сегодня на вечер к Слизнорту? — спросила Гермиона, излучая высочайшую степень доброжелательности.

— Меня не пригласили, — хмуро ответила Парвати. — Хотя я бы очень хотела, говорят, там бывает весело… А ты идешь?

— Да, — кивнула Гермиона. — В восемь мы встречаемся с Кормаком и…

Тут раздался звук, какой бывает, когда выдергивают затычку из засорившейся раковины. Рон вынырнул из объятий Лаванды, но Гермиона не обратила на это ни малейшего внимания.

— …и вместе идем к Слизнорту.

— Кормак? — переспросила удивленная Парвати. — Кормак — который Маклагген?

— Совершенно верно, — кивнула Гермиона с лучезарной улыбкой. — Тот самый, который ЧУТЬ БЫЛО, — она подчеркнула последние слова, — ЧУТЬ БЫЛО не стал вратарем в команде Гриффиндора.

— Вы с ним встречаетесь? — широко раскрыв глаза от изумления, спросила Парвати.

— Да… А ты не знала? — спросила Гермиона и совершенно не по-гермионски захихикала.

— Да ты что! — воскликнула Парвати, пораженная таким известием. — Да у тебя, похоже, страсть к игрокам в квиддич! Сначала Крам, теперь Маклагген…

— К ХОРОШИМ игрокам в квиддич, — поправила Гермиона, не переставая улыбаться. — Извини, пора бежать. Надо приготовиться к вечеру… — и она поспешно удалилась.

Выходя из Большого Зала, Гермиона чувствовала, как испаряется вся ее решимость и какое-либо желание идти на вечер к Слизнорту. Больше всего на свете ей сейчас хотелось закрыться у себя в комнате и поплакать несколько часов, пока глаза сами не станут слипаться, мысли не уйдут из головы и не придет первое тревожное сновидение. Но — нет. Если уж она затеяла все это, то доведет начатое до конца. Сыграет свою роль назло тем двоим, которые…

— Грейнджер…

Тихий голос. До такой степени тоскливый, что казалось неправдоподобным, будто он может принадлежать этому человеку.

Гермиона остановилась у поворота лестницы и обернулась. Несколькими ступеньками ниже стоял Малфой. Он тяжело дышал — видимо, пытался догнать ее от самого Большого Зала. Гермиона почувствовала, как сразу оборвалось сердце. Захотелось закричать, заплакать и засмеяться одновременно. Сдерживая внутреннюю дрожь, Гермиона спустилась на одну ступеньку и тихо спросила:

— Чего тебе, Малфой?

Он смотрел на нее как-то странно. С тоской, с непониманием, с болью, с ненавистью. Словно она была виновата в чем-то очень страшном. Помолчав немного, он ответил:

— Нам нужно поговорить.

— Вот как? — тут же отозвалась Гермиона. — Беспокоишься, не рассказала ли я кому-нибудь про Метку? Можешь спать спокойно, я еще не совсем выжила из ума…

— Поговорить не об этом, — тихо, но настойчиво перебил Малфой.

— А о чем же? — с вызовом спросила Гермиона, при этом ощущая, как к горлу подступает комок.

— Это правда? — вместо ответа спросил Малфой.

— Что именно? — не поняла Гермиона. Она вдруг заметила, что он как-то совершенно неестественно бледен. Под глазами у Малфоя пролегли темные тени, нос заострился, кожа обтянула скулы так, словно под ней ничего, кроме костей, не было… «Что это с ним?» — подумала Гермиона с тревогой, но спрашивать вслух не стала.

-То, что ты пригласила этого недоумка Маклаггена на вечеринку к Слизнорту? — спросил Малфой совсем тихо. Гермиона едва могла разобрать его слова. — Этот верзила так орал, что даже кентавры в Лесу слышали…

— Тебя это волнует, Малфой? — с сарказмом спросила Гермиона. — С чего это вдруг? За последние две недели ты со мной и словом не обмолвился. И знаешь — я этому рада. Честно. Совершенно искренне рада, что больше не слышу от тебя твоих вечных мерзостей. Может, продолжишь в том же духе?

— Я не знаю, — ответил Малфой полушепотом.

— Чего не знаешь? — спросила Гермиона зло.

— Не знаю, почему спрашиваю это у тебя… — ответил Малфой и вдруг осел на ступени лестницы, как марионетка, которой резко перерезали веревочки.

Гермиона кинулась к нему, не совсем понимая, что делает и что вообще может сделать. Перекинула его руку себе через плечо, помогла ему подняться («Ну и тяжелый же ты, Малфой! А на вид — одни кости!») и, затащив его в первый попавшийся пустой класс, усадила за парту.

— Что случилось? — спросила она с тревогой, усевшись напротив.

Малфой выглядел весьма потрепанным и жалким. Тяжело дыша, он полупрохрипел-полупростонал:

— Это все… из-за тебя…

— В каком смысле? — не поняла Гермиона. — Ты обвиняешь меня в том, что ты по какой-то непонятной причине плохо себя чувствуешь?! Да это верх наглости, я ведь пыталась тебе помочь!

— Не ори, Грейнджер! — ответил Малфой. — Если тебе интересно… в том, что со мной происходит, виновата именно ты. Только я не знаю почему. Когда я к тебе приближаюсь… все мои силы… они исчезают… я не могу… ни ходить… ни двигаться… ни говорить…

— Но сейчас-то ты говоришь! — возмущенно фыркнула Гермиона. — И я не понимаю, при чем здесь я?!

— Говорю… — согласился Малфой. — Знала бы ты, каких усилий… А, в прочем, не важно. Так это правда или нет?..

— Ты о чем? — спросила Гермиона раздраженно.

— О тебе и Маклаггене, — ответил Малфой.

— Тебя это волновать не должно, — ответила девушка со злостью. — Я не обязана перед тобой отчитываться. Да и перед кем бы то ни было — тоже. Кого хочу, того и приглашаю…

— Это правда? — повторил Малфой тверже. К нему возвращалась его злость, а вместе с ней, кажется, и сила.

— Допустим, — ответила Гермиона. — Тебе-то какое дело? Хотел, чтобы я пригласила тебя?

— Вот еще! — усмехнулся Малфой. — Я и сам могу туда пойти! Слизнорт знал моего дедушку…

— И не очень-то тебя за это ценит, — усмехнулась Гермиона. — Открой глаза, Малфой, ему на тебя наплевать!

— Так же, как мне — на него, — ответил Драко.

— Тебе на всех наплевать, кроме самого себя, — скрипнув зубами, бросила Гермиона. — Если это все, о чем ты хотел поговорить, то я, пожалуй, пойду. Мне еще нужно подготовиться к вечеру… — она встала и направилась к двери.

— Не на всех.

Его голос заставил ее остановиться. В нем снова сквозила такая дикая, необъятная тоска, из-за которой хотелось отбросить все былое, обнять злейшего врага, поддержать его, успокоить… Гермиона обернулась.

— Что с тобой творится, Малфой? — спросила она с долей сочувствия.

— Не знаю, — ответил он, не глядя на нее.

— Я перерыла половину библиотеки, — вдруг призналась Гермиона. — И ничего не нашла. Думаю, все, что случилось…

— Случилось потому, что мы этого хотели, — перебил Малфой и, обернувшись, посмотрел Гермионе в глаза. Тут же ее горло словно стиснула железная рука. — Разве не так?

— Нет… — прошептала Гермиона, пытаясь бороться с подступающими слезами. — Нет, это не так. Это была какая-то магия…

— Ты так думаешь потому, что тебе удобнее так думать, — сказал Малфой с легкой усмешкой. — Потому что в противном случае окажется, что ты сама на это пошла, и никакая магия тут ни при чем. И тебе уже нечем будет себя оправдать. Разве не так? Разве я не прав, Гермиона?

Девушка вздрогнула. Малфой назвал ее по имени? Малфой назвал…

Не до конца осознавая свои действия, Гермиона в пару шагов преодолела расстояние, отделяющее ее от Малфоя, склонилась к нему и прикоснулась своими губами к его пересохшим губам.

Он ответил на поцелуй. Обнял ее, притянул к себе, заставив сесть на него сверху. Гермиона не сопротивлялась. Сердце ее неистово колотилось в груди, душу наполняло ни с чем не сравнимое ощущение абсолютного и безграничного счастья. Она запустила свои пальцы в его волосы, прижалась к нему всем телом, продолжая целовать — неистово, страстно, нежно, трепетно, пламенно, жадно… Время остановилось для них. Исчезли границы между их замкнутыми мирами. Враги? Они никогда не были врагами в этом светлом, радостном, бесконечном царстве эйфории…

Драко одним рывком сдернул с Гермионы ее школьную мантию, основательно погнув застежки и вырвав с корнем пару пуговиц, расстегнул воротник ее рубашки и принялся целовать нежную девичью шею, стиснув в кулаке прядь ее каштановых волос. Гермиона задышала часто, откинула голову назад, подставляя шею под горячие поцелуи слизеринца. Он опустился ниже, к заманчивой ложбинке между ее грудей, провел по ней языком, заставив Гермиону задрожать крупной дрожью. Выправил из-под юбки подол гермиониной рубашки и обжег ее спину прикосновением своих рук.

— Драко… — зашептала Гермиона, теряя самообладание. — Драко, нет… не нужно… мы должны остановиться… мы должны…

— Я никому ничего не должен, — хрипло отвечал Драко, продолжая покрывать поцелуями пышущее жаром девичье тело. — Разве ты не хочешь этого?..

— Нет… — Гермиона попыталась сопротивляться, но попытка оказалась слишком уж слабой. — Нет, Драко, остановись… прошу тебя, не надо!.. не надо!..

— Почему? — горячо шептал он в ответ. — Я не хочу… не хочу останавливаться… Я хочу… тебя…

Гермиона вздрогнула, как от удара. Изо всех сил схватила Драко за плечи, заставив его остановиться. Спрыгнула с его колен, раскрасневшаяся, запыхавшаяся, будто только что убегала от разъяренного гиппогрифа.

— Почему? — спросил Драко с надрывом.

— Я не могу, — ответила Гермиона, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. — Я не должна… мы не должны… больше никогда…

— Ты сама понимаешь, что говоришь?! — воскликнул Драко с негодованием. — «Мы не должны!» Да кому мы вообще должны? Разве тебе не наплевать, что про тебя подумают?!

— А тебе наплевать? — спросила Гермиона устало, накинув на плечи мантию и застегнув уцелевшие крючки и застежки.

— Да, мне — наплевать! — рявкнул Малфой с такой яростью, что Гермиона пошатнулась от неожиданности. — Наплевать на всех, включая тебя! Катись к черту, Грейнджер! Проваливай!!!

Гермиона не заставила себя долго упрашивать. Развернувшись, она выскочила из класса и понеслась в сторону гриффиндорской гостиной. Слезы душили ее, но она не решалась дать им волю. «Нет! Ни за что! Никогда! Я не стану больше плакать из-за тебя, Малфой! Пропади ты пропадом!!!»

* * *

К восьми часам вечера Гермиона совсем расклеилась. Она уже хотела попросить прощения у Кормака и сказать ему, что не сможет пойти на вечеринку, так как у нее раскалывается голова, но передумала. На ее решение главным образом повлияли два факта: факт первый, прилипнув к факту второму, как булавка к магниту, страстно целовался с вышеупомянутым фактом в дальнем углу гриффиндорской гостиной. Гермиона не могла смотреть на это безобразие и поднялась к себе в комнату — переодеться и привести себя в порядок. Через полчаса, одетая в атласное платье нежного кремового цвета, прекрасно оттеняющее ее тщательно уложенные волосы, Гермиона спустилась из спальни в гостиную. Там ее уже ждал Маклагген в строгой черной мантии, распространяющий такой удушливый аромат туалетной воды, что Гермионе сразу захотелось на воздух. Гермиона собиралась подождать Гарри, но оставаться в душной гостиной просто не было сил.

— Пошли, — сказала она, чуть не закашлявшись.

Маклагген, не отводящий от Гермионы восторженного взгляда ни на минуту, предложил девушке свою руку. Любезно приняв поданную руку и натянуто улыбнувшись, Гермиона в сопровождении своего кавалера покинула гостиную.

— Как здорово, что ты меня пригласила! — начал разглагольствовать Кормак, едва они вдвоем успели переступить порог гостиной. — Знаешь, я очень люблю такие вечеринки. Помню, дома, на мой День рожденья, когда я решил обыграть моего друга Томаса Уилсона в квиддич…

Гермиона едва сдержалась, чтобы не зевнуть. Маклагген, заговорив о себе любимом, перестал обращать внимание на поведение и настроение Гермионы. Ему казалось, что он, будучи одним из самых известных красавцев школы, так же является неплохим собеседником, поэтому и не беспокоился о том, что девушка все время молчит. «Если девушка молчит, значит, она внимательно слушает», — считал он. И, пожалуй, напрасно.

Гермиона заскучала и совсем расслабилась в компании Маклаггена. А вот этого-то как раз делать было нельзя. Ибо не прошло и нескольких минут, как Кормак, кажется, начисто позабыл о каком-то там Слизнорте и его пресловутой вечеринке, и потащил Гермиону потайным ходом на верхний этаж. Там сейчас никого не было и быть не могло — все, кто не был приглашен на вечеринку, оставались отмечать наступающее Рождество в своих гостиных. Гермиона забеспокоилась только тогда, когда поняла, что Кормак настроен серьезно и что прогулка на верхний этаж — вовсе не простой променад перед увеселительными мероприятиями. Похоже, Кормак, в правду, поверил, что у него с Гермионой свидание.

— Куда мы идем? — с тревогой спросила Гермиона, резко останавливаясь.

Маклагген не обратил на это ровным счетом никакого внимания, продолжая тащить упирающуюся девушку в каком-то одному ему понятном направлении.

— Кормак, отпусти! — взвизгнула Гермиона. — Ты делаешь мне больно!

— Ой, прости, — Маклагген остановился, выпустил руку Гермионы, которую минуту назад сжимал так, точно хотел переломать в ней все кости.

— Куда мы идем? — спросила Гермиона тверже, хотя уже нервничала всерьез.

— Мы уже пришли, — ответил Кормак и приторно улыбнулся.

— Вообще-то нам нужно быть в кабинете у Слизнорта, — строгим тоном истинной старосты сказала Гермиона. — Иначе нас могут увидеть преподаватели… или смотритель… и назначат нам наказание.

— Брось, в такой чудесный вечер, — Кормак придвинулся поближе к Гермионе, заставляя ее отступить к стене, — с таким чудесным кавалером ты все еще думаешь о каких-то там наказаниях? Поверь, ни один преподаватель не станет штрафовать наш факультет только за то, что встретит влюбленную парочку в канун Рождества под омелой…

— Во-первых, влюбленная парочка — это сильно сказано, — истерически хохотнула Гермиона и тут же побледнела, как полотно. — Под ЧЕМ?!

— Под омелой, Мионочка! — проворковал Маклагген. — Ты не против, если я буду называть тебя «Мионочка»?

— Кормак, ты в своем уме?! — Гермиона окончательно потеряла контроль над собой. — Какая омела? Какая «Мионочка»?! Мы идем к Слизнорту или нет?

— Мионочка, успокойся, — Маклагген схватил Гермиону за талию и притянул к себе (при этом Гермиона почти услышала, как трещат ее ребра). — Думаю, мы можем позволить себе в этот романтический вечер немного опоздать на праздное сборище старых гуляк… — и потянулся к девушке губами.

Гермиона крепко зажмурилась, чувствуя, что, если Кормак сейчас же не остановится, то она ему как следует врежет. И наплевать, какие потом могут пойти слухи… На вечеринку к Слизнорту она, определенно, пойдет одна.

— Мионочка, ты такая милая, когда злишься, — пробормотал Маклагген и попытался поцеловать девушку, хотя, скорее, это выглядело так, будто он собирается ее съесть.

Почувствовав, как рот Кормака накрыл ее собственный, Гермиона передернулась от отвращения и протестующе замычала. Маклагген, видимо, принял этот звук за стон удовольствия и, взбодрившись, ринулся в серьезную атаку.

Гермиона чуть не задохнулась, пока пыталась выдержать — при этом отчаянно сопротивляясь — поцелуй Маклаггена. Для нее это была настоящая пытка! Мало того, что Маклагген вообще, похоже, не имел ни малейшего понятия о том, как нужно целоваться, так он еще и считал, что является в этом деле мастером и не собирался останавливаться в ближайшие несколько минут. Гермиона взвыла от негодования, собрав последние силы, уперлась руками в широченную грудь Кормака и отпихнула его от себя.

— В чем дело? — недовольно спросил Кормак.

— Я… — переводя дух, залепетала Гермиона неразборчиво. — Я… я… мне… надо… да… извини… я… на минутку… в дамскую комнату… я сейчас… извини… — и, не дождавшись ответа своего «кавалера», опрометью бросилась прочь.

Сердце ее колотилось, а в голове стучала только одна мысль: «Больше никогда в жизни я не буду так делать! Больше никогда в жизни! Клянусь!» Поцелуй с Кормаком вернул Гермиону к реальности. Жажда мести мгновенно утолилась, уступив место отвращению и возмущению. «Как он посмел, без моего разрешения?! — думала Гермиона, бегом преодолевая очередной лестничный пролет. — Даже Крам вел себя по-джентльменски по сравнению с этим неотесанным мужланом! Хотя, надо признаться, Виктор тоже не ахти как хорошо целуется… О, Мерлин, о чем я только думаю!» Гермиона покачала головой, отгоняя прочь ненужные мысли. Но на место Кормака и Крама вдруг пришел другой. Тот, о ком она не желала думать, но все же думала. Тот, кого не желала целовать, но все же целовала. Драко Малфой…

* * *

Малфой долго обдумывал свой план и пришел к выводу, что он не так плох, как предыдущий, но и не так хорош, как тот, что в настоящее время пребывал в процессе исполнения. Конечно, быстрая работа — это хорошо и порой необходимо, но нельзя забывать о том, что слишком простые планы часто дают сбои. Поэтому Малфой и не прекратил своей работы — долгой, напряженной, рутинной работы — над долговременным проектом, а только отложил ее, чтобы обдумать новый план.

Но сегодня, после встречи с Грейнджер, он решил наведаться в свое тайное святилище и продолжить выполнять свою темную миссию. Теперь это было ему необходимо не как само по себе задание, а как отдушина, как лазейка, как возможность забыть о чертовой магглорожденной всезнайке Грейнджер и сосредоточиться на чем-то не менее важном. Малфоя немного беспокоило то, что его вечные телохранители — Крэбб и Гойл — сегодняшним вечером не смогут «прикрыть» своего предводителя — профессор Снейп (будь он не ладен!) оставил их на отработку в своем кабинете в подземелье. Но, на счастье, в тот самый вечер Гораций Слизнорт устраивал знаменитую вечеринку в своем кабинете, большинство преподавателей были заняты, а большинство студентов собрались в своих гостиных отмечать приближающееся Рождество. Воспользовавшись таким удачным стечением обстоятельств, Драко решил пробраться туда, где его ждала незаконченная работа.

Уже подходя к лестнице на восьмой этаж, Драко вдруг остановился и прислушался. Из-за угла доносились тихие голоса. Слизеринец напрягся и уже вознамерился убраться подобру-поздорову, но тут узнал голос Грейнджер.

— Во-первых, влюбленная парочка — это сильно сказано, — услышал он нервный смешок Гермионы. — Под ЧЕМ?!

— Под омелой, Мионочка! — ответил ломким юношеским баском ее собеседник.

«Маклагген!» — тут же сообразил Малфой. Желание уйти усилилось во сто крат, но он, почему-то, остался стоять на месте, словно пораженный Обездвиживающим заклятьем. Где-то между ребер закололо, зубы стиснулись. Малфой попытался взять себя в руки, но в последнее время сделать это было все труднее, особенно тогда, когда где-то поблизости оказывалась эта магглорожденная всезнайка Грейнджер.

Пересилив себя, Драко шагнул в сторону, но тут услышал яростный вскрик:

— Кормак, ты в своем уме?! Какая омела? Какая «Мионочка»?! Мы идем к Слизнорту или нет?

Малфой круто развернулся и, подкравшись к углу коридора, осторожно выглянул из-за него (благо, способностей к скрытности, подслушиванию и подглядыванию слизеринцу было не занимать). Он увидел растрепанную и перепуганную Гермиону и нависшего над ней громилу-Маклаггена.

— Мионочка, успокойся, — Маклагген бесцеремонно схватил Гермиону и притянул к себе. — Думаю, мы можем позволить себе в этот романтический вечер немного опоздать на праздное сборище старых гуляк…

И тут Маклагген повернулся, почти полностью скрыв Гермиону от взгляда Драко своей широченной спиной. Но Малфою уже не нужно было ничего видеть — он прекрасно понял, что произошло.

Кровь закипела в жилах Драко. Первое, что ему захотелось сделать — выхватить волшебную палочку и проклясть ненавистного гриффиндорца. За какое-то мгновение Маклагген вдруг стал для Малфоя врагом едва ли не страшнее, чем Гарри Поттер. Драко сжал кулаки, глядя на то, как этот неотесанный мужлан — Маклагген целует сопротивляющуюся Гермиону, видя его мерзкие ручищи, прикасающиеся к ее плечам… Драко почти физически ощутил на своих пальцах тепло и бархат ее кожи, шелк ее волос… Слизеринца охватила такой невиданной силы ярость, что, казалось, одним своим взглядом он, как василиск, способен убить первого встречного.

Малфой прислонился спиной к каменной стене и попытался взять себя в руки. Услышав шорох, а затем — топот ног, он вжался в стену, проклиная себя за свою минутную слабость и страстно надеясь, что его не заметят. Мимо укрытия Драко вихрем пронеслась Гермиона, едва не задев слизеринца своими растрепавшимися волосами, обдав его запахом ванили и ландыша, заставив его сердце оборваться… Малфой судорожно вздохнул. Гермиона, не заметив его, побежала дальше, вниз по лестнице. Следом за ней спешил Маклагген, который тоже не обратил на Малфоя внимания.

Когда они оба скрылись за поворотом лестницы, Драко облегченно вздохнул. И тут же вновь ощутил его, тот самый аромат, который преследовал его во снах, тот, который мог принадлежать только одной девушке на всем белом свете…

Скрипнув зубами, Драко замахнулся и изо всех сил врезал по стене кулаком. От боли у слизеринца чуть не посыпались искры из глаз, зато на душе стало полегче. «Что это со мной? — подумал Драко с тревогой. — Почему мне так… плохо? Не все ли равно, с кем целуется эта чертова Грейнджер?»

Тут же перед ним возник образ Гермионы, прижавшейся к Маклаггену и с нежностью щебечущей ему что-то на ушко. Драко зарычал от ярости, всей душой возжелав свернуть Маклаггену шею. Чертыхаясь про себя, он, наконец, продолжил путь на восьмой этаж, хотя всякое желание что-либо делать испарилось. Остановившись у стены на перекрестье коридоров, Драко попытался сосредоточиться, но в голову лезли какие-то совершенно ненужные мысли и образы: Гермиона и Маклагген, Маклагген, падающий с метлы, зеленая вспышка заклинания, отразившаяся на искаженном ужасом лице Маклаггена… «Хватит, хватит! — мысленно закричал Малфой, схватившись руками за голову. — Не хочу об этом думать!»

И тут чья-то твердая костлявая рука схватила его за ухо.

* * *

— Профессор Слизнорт, — просипел Аргус Филч, втаскивая сопротивляющегося Малфоя в празднично украшенный кабинет зельевара. — Я поймал этого мальчишку, когда он ошивался в коридоре восьмого этажа в неположенное время! — Филч говорил так воодушевленно и глаза его при этом так светились воистину маниакальным дисциплинарным огнем, что казалось, смотритель испытал высшую степень удовольствия в своей жизни, обнаружив беспорядок. — Он утверждает, что приглашен к вам на вечер, но опоздал! Говорит, что его пригласили. Это так?

Малфой вырвался из крючковатых цепких пальцев смотрителя и недовольно воскликнул:

— Хорошо, хорошо! Не приглашали меня, доволен?

— Совершенно недоволен! — в ответ заклокотал Филч, хотя выражение его лица говорило об обратном. — Профессор Дамблдор запретил ученикам находиться в коридорах школы в неположенное время без соответствующего разрешения!..

— Аргус, Аргус! — захмелевший, с ярким алкогольным румянцем во всю щеку, профессор Слизнорт замахал руками, останавливая бурную речь смотрителя. — Сегодня Рождество, и желание мальчика попасть на вечеринку — не преступление. Давайте на один вечер забудем о наказаниях. Драко, вы можете остаться.

Малфой скривил губы в подобие благодарной улыбки (у слизеринца не было никакого желания оставаться на этой вечеринке) и окинул взглядом кабинет, ради праздника превращенный в роскошный шатер. Тут же ему на глаза попался чертов Поттер, притащившийся на вечеринку с Полоумной Лавгуд из Равенкло. Драко не стал задерживать на нем внимание и обратился к профессору Слизнорту:

— Благодарю вас, профессор…

— Пустяки, мой мальчик! — отмахнулся Слизнорт, при этом весьма самодовольно улыбаясь. — Я ведь когда-то знавал вашего деда…

— Он всегда очень хорошо о вас отзывался, сэр, — поспешно вставил Малфой, привыкший заискивать и лебезить перед теми, кто старше и сильнее. — Он говорил, что не знал лучшего зельевара…

Краем глаза Малфой уловил движение — всколыхнулись полы черной мантии. Драко обернулся. О, Мерлин! Как же он не догадался? На вечеринке присутствовал Северус Снейп… Профессор Снейп сверлил Малфоя озлобленным и — неужели? — несколько испуганным взглядом. Наконец, он подошел к Малфою и проронил:

— Мне нужно поговорить с вами, Драко.

Слизнорт тут же встрял:

— Оставьте, Северус! Сегодня Рождество, не будьте таким требовательным…

— Я — декан его факультета, — ответил Снейп без тени эмоций. — И сам буду решать, стоит ли мне быть требовательным или нет. Драко, следуйте за мной, — приказал он слизеринцу и двинулся к выходу из кабинета Слизнорта.

Драко ничего не оставалось, как пойти следом за Снейпом. О, как ему хотелось сбежать, скрыться, уклониться от разговора с профессором! Драко старался делать это весь первый семестр, но, видимо, фортуна отвернулась от юноши в тот вечер.

Снейп быстро вышагивал по пустому коридору, подобный огромному нетопырю в своей черной развевающейся мантии. Драко едва поспевал за профессором. Наконец, тот остановился и почти втолкнул Драко в дверь пустого класса.

— Вам не кажется, мистер Малфой, — заговорил Снейп холодно, как только дверь за его спиной закрылась, — что вы привлекаете слишком много внимания к вашей персоне?

— Какое вам до этого дело? — озлобленно буркнул Драко. Он старался не смотреть в глаза профессора.

— Вы сделали неверный шаг, Драко, — так же холодно продолжал Снейп. — Даже несколько неверных шагов. Полагаю, вы не понаслышке знаете о том, что случилось с ученицей Гриффиндора Кэти Белл?

— Вы считаете, что это я подсунул ей ожерелье? — хмыкнул Малфой. — Вот как? Интересно…

— В этом нет ничего интересного, Драко, — Снейп понизил голос почти до шепота. Профессор был обеспокоен. — Вы оступились. Нельзя допускать подобных ошибок в будущем, ведь если вас исключат…

— Я тут ни при чем, ясно? — выпалил Драко.

— Надеюсь, что это правда, — ответил Снейп, проигнорировав вызывающий тон ученика. — Потому что попытка была довольно глупой… Вас все равно подозревают в причастности…

— Кто? — гневно воскликнул Драко. Помолчав, он добавил: — Повторяю в последний раз: я не имею отношения к тому, что произошло с Белл. Может быть, да и наверняка, у нее есть враги, о которых никто не знает…

Снейп попытался перехватить взгляд Драко, но юноша отвернулся. Лицо его исказила озлобленная гримаса:

— И нечего на меня так смотреть! Думаете, я не знаю, что вы задумали? Я не идиот! Я этого не позволю!..

Снейп нахмурился, словно стараясь что-то припомнить. Несколько мгновений спустя он протянул разочарованным полушепотом:

— Я… вижу, тетя Беллатрикс научила тебя окклюменции? Какие мысли ты пытаешься скрыть от своего господина, Драко?

Малфой усмехнулся.

— От НЕГО я ничего не скрываю. Но вы… я не хочу, чтобы вы вмешивались!

Северус вздохнул — откровение студента не было для него неожиданностью.

— Так вот почему ты избегал меня в течение всего семестра? — спросил он, хотя вопрос звучал скорее как утверждение. — Боишься моего вмешательства? Ты ведь понимаешь, Драко, будь на твоем месте другой студент, которого я приглашал бы в свой кабинет и который так упорно отказывался бы приходить…

— Ну, так накажите меня! — вскинулся Драко. — Пожалуйтесь Дамблдору!

Северус посмотрел на Драко с каким-то совершенно не свойственным ему выражением: то ли жалости, то ли удивления, то ли безграничной усталости. Попытался снова проникнуть в сознание слизеринца и снова наткнулся на сильный барьер. Драко умело скрывал от своего профессора важные факты своей жизни…

— Ты прекрасно знаешь, что я не сделаю ни того, ни другого, — тихо сказал Снейп.

— Тогда перестаньте меня вызвать в свой кабинет! — чуть не вскрикнул Драко. Он был уже порядком раздражен. К тому же ему было трудно удерживать концентрацию, чтобы не допустить любопытного профессора в свою голову — Драко был слишком разозлен, слишком расстроен, слишком занят мыслями о том, о чем думать вообще было нельзя… Он почувствовал, что теряет контроль над сознанием. Если профессор попытается проникнуть в его мозг еще раз, подумал Драко, ему это, наверняка, удастся без труда…

— Послушай, — тихо сказал Снейп с почти отцовской интонацией, что звучало, по меньшей мере, настораживающе. — Я хочу помочь тебе, Драко. Я обещал твоей матери, что буду защищать тебя. Я дал Непреложный Обет…

— Тогда вам придется его нарушить, потому что мне не нужна ваша защита! Это мое задание, ОН поручил его мне, и я его выполню. У меня есть план, и он сработает как надо! Просто это займет больше времени, чем я рассчитывал…

Драко был готов послать профессора к Дьяволу, только чтобы этот бесполезный, раздражающий его разговор закончился. Единственное, чего Драко, действительно, сейчас хотел — спуститься в свою спальню, растянуться прямо на ледяном каменном полу и прекратить думать, просто полежать в тишине без мыслей и эмоций…

— Если ты расскажешь мне, что собираешься сделать, я помогу тебе, — продолжал упорствовать Снейп.

— Мне не нудна ваша помощь, у меня уже есть помощники! — резко ответил Драко. Он не заметил, что уже почти перешел на крик.

— Однако сегодня вечером ты был один и попался, — возразил Снейп. — Это глупо, Драко — бродить по коридорам, даже не позаботившись об элементарной охране…

— Если бы не ваша отработка, со мной были бы Крэбб и Гойл! — парировал Малфой.

— Тише! — прикрикнул Снейп на чересчур разошедшегося Малфоя. — Если ваши друзья хотят успешно сдать ЖАБА по Защите от Темных Искусств, они должны гораздо прилежнее…

— Да какая разница?! — заорал вышедший из себя Малфой. — Защита от Темных Искусств! Это же фальшь, лицемерие чистой воды! Как будто кому-то из нас нужно от них защищаться!..

— Лицемерие, важное для успеха твоего задания, — ответил Снейп. — Где, как ты думаешь, я провел бы все эти годы, если бы не умел притворяться? А теперь послушай меня, Драко. Ты проявил крайнюю неосторожность, выйдя вечером в коридор, к тому же ты попался смотрителю. Если ты полагаешься на таких помощников, как Крэбб и Гойл…

— У меня есть люди и получше! — фыркнул Малфой.

— Тогда почему ты не хочешь довериться мне? — Снейп тоже начал терять терпение. — Я мог бы…

— Я знаю, что вы собираетесь сделать! — Малфой раскраснелся от гнева, светлые пряди упали ему на глаза, горящие злостью. — Вы хотите украсть у меня славу!..

Северус посмотрел на Драко с искренним удивлением, а затем изрек:

— Ты говоришь, как ребенок, Драко. Я понимаю, тебя расстроил арест отца, но…

«Ребенок?! Я — ребенок?!»

Драко круто развернулся на каблуках и, скрежеща зубами от гнева, выскочил из кабинета, с силой хлопнув дверью. «Я — ребенок?! Да что вы, вообще, понимаете, ПРОФЕССОР?! Я — ребенок?! Ребенку Темный Лорд не доверил бы такое дело… И мой отец еще будет мной гордиться, клянусь!..» Драко никак не мог успокоиться. Внутри у него бушевало пламя гнева, сердце колотилось, как бешеное, кровь стучала в висках. Определенно, сегодня был не его день…

Увы, Драко даже не догадывался, насколько неудачным для него оказался памятный вечер перед Рождеством. Ибо как раз во время того самого его разговора с профессором Снейпом под дверью класса, тесно прижав ухо к замочной скважине, прятался под мантией-невидимкой Гарри Поттер…

Пробуждение в канун праздника — самая замечательная минута в жизни. Особенно если этот праздник — Рождество. Особенно если тебя после долгой напряженной работы ждет приятная поездка к родным и близким, пылающий камин в маленькой гостиной, наряженная елка, гирлянды из остролиста на дверях, рождественский ужин и конечно — что важнее всего — подарки. Да, Рождество — один их тех праздников, когда даже самые тяжелые пережитые минуты забываются, а на смену печали и страхам приходит почти нескончаемая радость… Если все именно так, то утро в канун Рождества — самое замечательное утро в году. Если же все иначе…

Гермиона проснулась с тревожными мыслями. Сегодня ученики покидали Хогвартс, отправляясь домой на каникулы — кто куда. В спальнях и гостиных всех четырех факультетов царило небывалое оживление. Студенты паковали чемоданы, обменивались поздравлениями, в спешке проверяли и перепроверяли, все ли самое необходимое они захватили с собой… Гермионе тоже нужно было собираться, но, в отличие от остальных студентов, она не чувствовала абсолютно никакой праздничной приподнятости.

Вчерашний вечер был не из самых приятных в ее жизни. Разговор с Малфоем, «свидание» с Маклаггеном… Гермиона проклинала себя за то, что из-за какого-то глупого, совершенно необоснованного желания кому-то отомстить и что-то доказать сама испортила себе праздник. Утешало только то, что с треклятой вечеринки у профессора Слизнорта она сбежала раньше своего «кавалера», поэтому ей не пришлось оправдываться и искать предлог расстаться с ним через два часа после начала «отношений».

Однако сегодняшний день тоже не сулил ничего приятного. Во-первых, Гермиона не могла представить себе, как она спустится в гостиную и встретится там с Кормаком. Еще тяжелее ей было представить прощание с Гарри (с ним, наверняка, будет Рон, к которому, разумеется, будет приклеена Лаванда). Поразмыслив немного, Гермиона решила спуститься в гостиную как можно позже, в надежде на то, что большинство студентов, торопящихся на поезд, уже часам к девяти очистят помещение.

Приведя себя в порядок, Гермиона принялась не торопясь собирать свои вещи. Ее рождественские праздники обещали быть не слишком веселыми: вдали от друзей, в кругу престарелых тетушек и полысевших дядюшек. Никаких поездок за границу, никаких путешествий… Гермиона сама не хотела уезжать далеко от школы, зная, что где-то рядом, может быть, на соседней улице или в соседнем коттедже, могут с минуты на минуту появиться Пожиратели смерти. Она бы с радостью провела Рождество в компании Гарри на площади Гриммо, но Гарри ехал в «Нору» к Рону, а терпеть беспрестанные разговоры о Лаванде в течение всех каникул Гермиона не собиралась.

— Ты не опоздаешь? — поинтересовалась Парвати, вбегая в спальню за полосатым шарфом. — В гостиной уже все собрались, еще десять минут — и отправляемся в Хогсмид!

— Все в порядке, Парвати, спасибо, — кивнула Гермиона, продолжая неспеша упаковывать свои вещи. Даже находясь в глубокой задумчивости, она все делала четко и аккуратно. — Я не опаздываю, просто не хочу торопиться.

— А-а-а… — протянула Парвати. — Ну, тогда ладно. Я… пойду? — не совсем уверенно закончила она и, смутившись неизвестно отчего, выскочила из комнаты.

Гермиона вздохнула, подумав о том, что встречи с Гарри, все же, не избежать — он-то ни в чем не виноват, оставить его без поздравления и не попрощаться с ним было бы не по-дружески.

Девушка в последний раз осмотрела свой багаж, проверила, на месте ли все необходимые учебники, взяла ли она перья и чернила (Гермиона собиралась на каникулах провести время с пользой, впрочем, как и всегда), и уже собралась уходить, как вдруг почувствовала, что что-то забыла.

— Успокойся, — сказала она себе. — Так всегда бывает перед отъездом. Вечно кажется, что ты что-то забыл, а потом оказывается, что еще и взял лишнего…

Успокоившись, она спустилась в гостиную. На счастье, Маклаггена там уже не было, зато Гарри стоял неподалеку от входа. Гермиона помахала ему в знак приветствия и спустилась по лестнице, волоча за собой свой огромный чемодан. Она надеялась поскорее попрощаться с Гарри и не встретить Рона, но надежды ее не оправдались — Рон, удачно спрятавшийся за спиной лучшего друга, без помощи слов прощался с Лавандой Браун.

— Привет, Гермиона! — поздоровался Гарри, как только она подошла ближе. — Тебе помочь?

Было видно, что Гарри очень неловко и за Рона, и в некотором роде за себя, ведь ему не так часто удавалось бывать с Гермионой в последнее время.

— Все в порядке, Гарри, я справлюсь, — ответила Гермиона гораздо прохладнее, чем хотела. И тут же добавила, смягчившись. — Не беспокойся, правда, Гарри. Со мной все хорошо, — и, не в силах больше наблюдать проявление страсти за спиной у друга, отвернулась.

— Ладно, — кивнул Гарри и вымученно улыбнулся.

Студенты Гриффиндора, громко смеясь и переговариваясь, потянулись из гостиной в коридор. Гермиону оттеснили от Гарри. Она расслышала обрывок его фразы:

— … встречи после каникул! Счастливого …ства!

— Тебе тоже счастливого Рождества, Гарри! — ответила девушка. Толпа уже несла ее к портретному проему.

— … есть важные новости, я все …кажу после каникул! — прокричал Гарри ей вслед.

Гермиона не успела ответить — Гарри пропал за спинами гриффиндорцев, выходящих из башни.

«Что за новости? — подумала Гермиона нахмурившись. — Вчера вечером случилось что-то, о чем я не знаю… Почему у меня такое чувство, что это как-то связано с Малфоем?..»

Поразмыслить над этим у нее не было времени — впереди ждала дорога в Хогсмид, а там — «Хогвартс-экспресс» и четырнадцать дней рождественских каникул, то есть целая пропасть свободного и совершенно бесполезного времени…

«Что ж, — вздохнула Гермиона. — Домой, так домой», — и направилась к выходу вместе с остальными.

Уже в поезде она вдруг ощутила ту же странную тревогу, что охватила ее за несколько минут до выхода из башни Гриффиндора. Словно Гермиона забыла что-то важное, что-то, что не должна была оставлять без присмотра в своей спальне, даже зная, что пароль от портрета неизвестен никому, кроме гриффиндорцев, а пробираться в спальню к старосте вряд ли кому-нибудь взбредет в голову. «О, Мерлин, что же я забыла?! — думала Гермиона, в четвертый раз перерывая свою сумочку. — Что я могла забыть?! Вроде бы все как всегда, ничего нового, ничего лишнего… Все на месте… В чемодане — одежда и учебники… Что же я забыла? Подарки? Нет, их тоже взяла… Что же тогда?!.»

— Что потеряла, Грейнджер? — надменный, холодный, искусственно растягивающий слова голос.

Гермиона подняла голову от содержимого своей сумочки и посмотрела на того, кто к ней обратился. На нее привычным неприступно-высокомерным взглядом серебристых глаз воззрился Малфой.

— Чего тебе, Малфой? — у Гермионы не было ни малейшего желания спорить или ругаться. — Иди, куда шел.

— Я, между прочим, в вагоне старост, — хмыкнул Драко. — И я, к твоему сведению, староста. Так что я имею полное право находиться там, где я сейчас нахожусь. И даже, пожалуй, обязанность…

— Не можешь найти купе, в котором от тебя спрятались твои дружки? — Гермиона не выдержала мирного тона и начала язвить. В последнее время у нее это начало удивительно ловко получаться.

— Мои дружки от меня не прячутся, — Малфой явно не собирался уходить. Демонстративно сложив руки на груди и прислонившись плечом к двери, он уставился на Гермиону с каким-то не совсем понятным выражением. — В отличие от некоторых… магглорожденных всезнаек… которые прячутся от неотесанных мужланов по коридорам Хогвартса…

— На что ты намекаешь, Малфой?! — Гермиона вскочила с сиденья. В девушке начал закипать гнев.

— Я?! — наиграно удивился Драко. — Боже упаси, ни на что я не намекаю! Я же не самоубийца, вдруг ты натравишь на меня своего возлюбленного — верзилу?

— Он мне не возлюбленный! — вспыхнула Гермиона. — Я просто… просто пригласила его на вечер к Слизнорту… потому что не знала, кого еще можно пригласить… и вообще, почему я перед тобой отчитываюсь?!

— Не знаю, — пожал плечами Малфой, ядовито улыбаясь. — Может, потому, что боишься меня?

— Я?! — Гермиона театрально расхохоталась. — Тебя?! Малфой, ты в последнее время с лестницы не падал? Или об стены головой не бился? Это не я выпытываю у тебя о твоих интрижках, а ТЫ пытаешься узнать, встречаюсь ли я с Маклаггеном!

— Какая разница? — усмехнулся Малфой, хотя взгляд его сразу стал несколько обеспокоенным.

— А такая, — ответила Гермиона, подходя к слизеринцу вплотную. — Ты меня ревнуешь, вот что!

Малфой опешил от такого заявления. Пару секунд он с совершенно беспомощным видом хлопал глазами, а потом вдруг побледнел, как полотно. Это не сулило ничего хорошего.

— Ревную? Тебя? — прошипел он с хорошо знакомой Гермионе интонацией угрозы. — Да я скорее расцелую соплохвоста, чем стану ревновать какую-то магглорожденную выскочку с лошадиными зубами!

— И вовсе они не лошадиные! — взвизгнула Гермиона, у которой с четвертого курса были совершенно нормальные зубы. — И ты ревнуешь, Малфой! У тебя это на лбу написано, просто крупными буквами! И знаешь, что именно? «Смерть Маклаггену!»

Малфой рассмеялся:

— Придумай что-нибудь получше, заучка Грейнджер! Или у тебя фантазии не хватает? Ты просто бездарна, ни чувства юмора, ни мозгов…

— А ты… — Гермиона задохнулась от возмущения. — Ты… Ты жалок, Малфой! И… и никчемен! И мелочен! И глуп! И труслив! И…

Тут Драко сделал шаг навстречу Гермионе, при этом дверь купе за его спиной захлопнулась.

— И какой же я, по-твоему, еще, а, Грейнджер? — спросил он тихо, но внятно.

— Ты… — Гермиону вдруг охватило знакомое чувство панического ужаса. — Выйди из моего купе…

— Зачем? — пожал плечами Малфой. — Мне здесь весело. Я узнаю о себе много нового…

— Малфой, ты…

— Драко, ты где? Куда ты пропал? — раздался голос в коридоре. Судя по всему, он принадлежал бывшей пассии Малфоя — Пэнси Паркинсон.

Гермиона торжествующе улыбнулась:

— Тебя зовут, Малфой! Не заставляй девушку ждать.

Драко посмотрел на Гермиону недружелюбно, но, усмехнувшись, сказал:

— Я сам решаю, когда мне стоит что-то сделать, и мне никто не смеет приказывать!

— Кроме, разумеется, Темного Лорда, — тут же вставила Гермиона с ядовитой усмешкой.

Малфой вздрогнул.

— Что, неприятно, Малфой? — продолжала Гермиона, хотя сама не могла понять, почему так себя ведет. — Не нравится чувствовать себя уязвимым? Ты не всесилен, так же, как и твой папаша…

Драко вдруг схватил Гермиону за плечи и встряхнул так сильно, что она чуть не прикусила себе язык.

— Не смей говорить о моем отце, слышишь?! — зашипел он ей в самое ухо. — Не смей, не вздумай! Я больше не намерен тебе этого повторять! В следующий раз…

— Что? — прошептала Гермиона, задыхаясь от страха и гнева. — Что ты сделаешь? Убьешь меня?! Так давай не будем откладывать, сделай это сейчас, пока Дамблдора нет рядом…

Глаза слизеринца сверкнули недобрым огнем. Гермиона уже начала жалеть, что вообще рискнула открыть рот. Но вдруг дверь распахнулась, и ворвавшаяся в купе Пэнси Паркинсон пораженно воскликнула:

— Драко?! Почему ты тут с грязнокровкой?! Что происходит?!

Гермиона почувствовала, как вздрогнули руки слизеринца, когда Пэнси произнесла запрещенное слово. Однако выражение его лица ни на йоту не изменилось. Малфой прошипел все с той же яростью в голосе:

— Я учу маггловское отродье хорошим манерам… Но, видимо, это бесполезная трата времени. Таких, как они, эти отбросы магического общества, нужно просто… убивать… — и, отпихнув Гермиону от себя так, что она упала на сиденье и больно ударилась локтями, повернулся к своей слизеринской подружке. — Пойдем, Пэнси, здесь нам нечего делать. Их черед все равно скоро настанет…

Пэнси тоненько захихикала, поддакивая своему кумиру, подхватила его под руку и вместе с ним удалилась из купе.

Гермиона, растерянная, подавленная, разгневанная и напуганная, села к окну и, потирая ушибленные локти, начала размышлять. И размышления эти, прямо скажем, были не слишком приятные. «Черт побери, и почему мне так не терпится нарваться на скандал с этим хорьком? Как будто раньше он не говорил ничего подобного! Ведь я могла, могла совершенно спокойно посылать его к черту, не реагировать, не отвечать…»

«Тогда ты с ним не спала», — ехидно протянул внутренний голос.

«Я… это была не моя вина! — вскинулась Гермиона. — Я тут ни при чем! Это… это он все подстроил! И эта странная магия… Я тут ни при чем!»

«Ты просто хочешь так думать, потому что тебе удобнее думать именно так», — хмыкнул внутренний голос, в котором на удивление проявились совершенно малфоевские нотки.

«Это он так говорил, прекрати его цитировать, я его ненавижу!»

«Ты сама пошла на это, Гермиона Грейнджер, — продолжал твердить внутренний голос. — Не потому, что ненавидишь его. Не потому, что пожалела его или себя. Не потому, что была расстроена и подавлена. В ту ночь ты плакала не только от обиды…»

«Я почти не помню ТУ ночь, — со злостью подумала Гермиона. — Это доказывает, что я ни в чем не виновата. Это было… какое-то…»

И вдруг яркая вспышка озарила сознание.

— Я забыла!!! — возопила Гермиона, вскакивая с сиденья. Бросилась к двери, но тут же остановилась и, усмехнувшись, посмотрела в окно. Поезд тронулся, маленькая железнодорожная платформа медленно поплыла назад. — Я забыла свои воспоминания… Наверное, положила их в столик и не посмотрела… Как все это глупо! — девушка плюхнулась на сиденье. — Забыла воспоминания! Надо было сразу разбить тот дурацкий флакон!..

Тут дверь купе скрипнула, вошли другие старосты, и Гермиона предпочла молча уставиться в окно — разговаривать ни с кем не хотелось. «Хогвартс-экспресс», набирая скорость, побежал по заиндевевшим рельсам к Лондону.

* * *

Драко не был рад каникулам. Да, он соскучился по матери. Да, ему до жути надоело ходить на бесконечно тоскливые уроки. Да, он был рад хоть на некоторое время уйти от своих обязанностей, прервать свои труды по исполнению воли Темного Лорда. Но он был не рад каникулам. Отнюдь. Он их уже ненавидел, не успели они начаться. Потому что Драко знал, что ждет его в поместье. Точнее, КТО его там ждет…

Разговор с Грейнджер еще больше испортил настроение слизеринцу. Ему не хотелось разговаривать ни с Пэнси, которая все еще висела у него на руке, ни с Блейзом, который присоединился к ним по дороге в свободное купе. Вскоре объявились Крэбб с Гойлом, и Драко стало еще тоскливее.

— Ты сам не свой, Драко, — прощебетала Пэнси на ухо Малфою. — Что случилось? Что сказала тебе эта грязнокровка? Клянусь, я порву ее на куски, если она осмелилась…

— Хватит, Пэнс, — грубо прервал Драко. — Не хочу больше о ней слышать.

— О, смотрите, тут свободно, — с неестественной бодростью воскликнул Блейз. — Сядем?

Никто не стал возражать. Заняв свободное купе, слизеринцы примолкли. Все чувствовали необъяснимое напряжение, словно вокруг их друга Драко Малфоя сгустилась темная аура, мешающая свободно дышать и думать. Даже Пэнси, которая знала Драко с самого детства, не могла понять, что с ним происходит. Она пыталась утешить себя тем, что Драко выполняет какое-то задание Темного Лорда, но чувствовала в глубине души, что это не единственная причина изменившегося поведения Малфоя. Правда, спросить его самого она ни за что не решилась бы.

— Куда ты собираешься на Рождество? — спросил Блейз у Пэнси.

— Наверное, мы с родителями поедем в Канны…

— Приятно провести время! — усмехнулся Блейз. — Вас потянуло на французскую кухню? Говорят, они едят лягушек…

— А мы варим из них зелья, — в ответ фыркнула Пэнси. — Чушь, Франция — это не так уж плохо. Там весело, наверное…

— Скоро будет весело и здесь, — мрачно процедил Драко. Все замолчали, уставившись на него.

— Что… что ты имеешь в виду? — неуверенно улыбнулась Пэнси.

— Не важно, — ответил Драко и, растянувшись на сиденье, закрыл глаза и сделал вид, что смертельно устал и хочет спать.

На самом деле ему не пришлось даже притворяться — в последнее время Драко действительно начал сильно уставать, перестал спокойно спать по ночам, постоянно думая над тем, как исполнить волю Темного Лорда. Поэтому уже через несколько минут он уснул по-настоящему.

Проснулся он от того, что Пэнси трясла его за плечо:

— Вставай, Драко! Мы подъезжаем к Лондону, пора переодеться…

Драко потер глаза и сел. В купе уже никого, кроме него и Пэнси, не было. Разминая затекшие руки, Малфой спросил:

— Где эти недоумки?

— Крэбб и Гойл? — переспросила Пэнси, хотя прекрасно знала, о ком спрашивает Малфой. — Кажется, ушли пугать первокурсников…

— Я же говорил этим идиотам, чтобы они не нарывались! — прошипел Малфой, вставая. — Если найдешь их, скажи, что их ожидает медленная мучительная смерть.

— В каком смысле «найдешь»? — с недоумением спросила Пэнси. — Ты меня… прогоняешь?!

— Нет, Пэнс, я ПРОШУ тебя, — с угрозой произнес Малфой. — Пока что прошу…

Пэнси поджала губы и сощурилась.

— Я думала, мы с тобой помирились…

— А мы когда-то ссорились? — поднял бровь Малфой. — Что-то я не припомню. Кажется, я… ах, да, я просто послал тебя, Пэнс. И не собираюсь просить за это прощения. Дружишь со мной — дружи на здоровье. Но на большее можешь не рассчитывать!

Пэнси заскрежетала зубами от ярости.

— Ну, ты и гаденыш, Драко Малфой! — воскликнула она, схватила с сиденья свою сумочку и выбежала из купе, кипя от гнева.

— Я знаю, — усмехнулся Малфой ей вслед.

«Как они мне надоели, — подумал он с тоской, принимаясь переодеваться из школьной мантии в свою обычную одежду. — Все эти тупицы, недоумки, с которыми приходится постоянно нянчиться, как с малолетними сопляками… И эта Паркинсон! До чего же упрямы эти девчонки, просто диву даешься, на что они готовы пойти, ради того, чтобы запрыгнуть в постель к богатому красавцу…»

Вдруг перед внутренним взором Драко возник до боли знакомый образ: светлая кожа, тонкие черты лица, ясные карие глаза и копна каштановых кудрей… Драко вздрогнул, покачал головой, пытаясь отогнать навязчивое видение, но не тут то было — образ стал настолько четким, что Драко мог поклясться, будто Грейнджер стоит прямо здесь, в его купе, и смотрит на него с легким укором. Из закоулков памяти всплыло воспоминание о сладкой ночи, самой жаркой, самой удивительной ночи, которая только была в его жизни. И той ночью она была с ним…

Драко стиснул зубы, пытаясь изгнать из сознания все мысли о «недостойной рода Малфоев» девушке, но не мог. Она вновь и вновь появлялась перед ним, ее губы манили своей ванильной мягкостью, ее волосы сводили с ума ландышевым ароматом… Драко не мог понять, что с ним происходит. «Я спятил, — подумал он уже в который раз. — Я совершенно свихнулся, если думаю об этой гря… Грейнджер! Черт побери, я даже не могу подумать о том, что она… Проклятье! Чертова Грейнджер! Кажется, она заколдовала меня или опоила приворотным зельем! С нее станется…»

Проклиная все и вся, Драко, наконец, собрался. Поезд начал сбрасывать скорость и уже через полчаса, выпуская клубы пара, остановился у платформы 9 и три четверти.

В купе к Драко заглянул Блейз:

— Ты идешь?

— Да, сейчас, — кивнул Драко мрачно. — Выходите без меня, мне нужно еще немного времени…

Блейз не стал ничего уточнять. Кивнув, он скрылся за дверью купе.

Драко подошел к окну и всмотрелся в толпу на платформе. Почти сразу он заметил золотой проблеск волос и длинное черное шелковое платье. Помрачнев, он направился к выходу.

— Драко! — воскликнула Нарцисса, как только он сошел в подножки поезда. — Дорогой мой, как замечательно, что ты приехал! — Нарцисса обхватила сына, прижала его к себе, хотя он был уже на голову ее выше, и поцеловала в лоб (для этого ей пришлось встать на цыпочки). — О, Мерлин! Сынок, ты так похудел! Ты плохо питаешься?

— Мама, — пробормотал Драко, чувствуя, как его захлестывает гнев. — Хватит! Я уже не ребенок. Едем домой!

Нарцисса посмотрела на сына слегка обиженно, но, не переставая улыбаться, ответила:

— Конечно, конечно, дорогой мой! Мы сейчас же отправляемся домой. Мы решили, что лучше всего трансгрессировать…

— Мы — это кто? — хмуро спросил Драко.

— Ты же знаешь, — Нарцисса, явно волнуясь, потащила Драко к выходу с платформы. — Тетя Белла… и… ОН… Они считают, что нам лучше не появляться в мире магглов и не пользоваться иным транспортом…

Драко вздохнул и покорно поплелся за матерью. Как и большинство студентов шестого курса, трансгрессировать он еще не умел, поэтому должен был следовать за матерью, как за поводырем. Однако он был рад, что сумел избавиться от своей свиты без прощаний, похлопываний по плечу, гневных взглядов Пэнси и натянутых улыбочек Блейза. Уже подходя к барьеру, Драко вдруг почувствовал, что на него кто-то смотрит. Обернувшись, он успел заметить только мелькнувшую в толпе копну каштановых волос. Сердце его вдруг оборвалось и полетело куда-то вниз, дыхание сбилось, а ладони тут же вспотели…

— Драко, милый, тебе нехорошо? — обеспокоенно спросила Нарцисса. — Может, нам стоит задержаться в «Дырявом котле» и дать тебе время отдохнуть?

— В этом нет необходимости! — немного резче, чем хотелось бы, ответил Драко.

Нарцисса замолчала. Драко посмотрел на мать с долей сочувствия. На самом деле он не хотел ей грубить, просто все, что навалилось на него в последнее время, делало его невероятно раздражительным.

— Сынок, — проронила Нарцисса. — С тобой все в порядке?

— Да, мама, — ответил Драко. — Я в порядке, все хорошо, не волнуйся.

Золотоволосая женщина сразу просветлела, услышав утешительные слова сына. Драко заметил, что мать тоже не совсем здорова. Огромные голубые глаза были заметно покрасневшими от слез, кожа побледнела почти до синеватого оттенка, заострились скулы… Драко мог бы пожалеть Нарциссу, если бы не знал, какую боль это ему принесет. Он жалел свою мать всегда, с самого детства, но показывать это не решался, зная, что жалость порой бывает острее стального клинка и ранит сильнее любого заклятия. Вздохнув, он лишь крепче взял ее за руку и попытался избавиться от всех неприятных мыслей, что донимали его.

Через несколько минут Драко с матерью уже стояли у ворот парка, окружающего Малфой-мэнор. Сам парк, имение и его окрестности были укрыты сверкающим снежным одеялом. Легкий морозец щипал за щеки и нос, изо рта при каждом выдохе и слове вылетали клубы пара, складываясь в причудливые формы. Вдалеке, под холмом, в маленькой волшебной деревушке на площади мерцала разноцветными огнями огромная рождественская елка. Из деревенского паба слабо доносились отзвуки веселой музыки и смеха. В имении же было тихо, огромная серая каменная глыба здания с темными провалами окон и мрачный парк со своими строгими пропорциями, ровно подстриженными кустами и свечками кипарисов наводил на неприятные мысли. Праздником тут и не пахло. Истинные Малфои предпочитали праздновать знаменательные даты вроде Рождества иначе, чем простые волшебники и уж тем более магглы.

— ОН здесь? — спросил Драко, как только они с матерью вошли в парк.

— Нет, — покачала головой Нарцисса. — Он отлучился по важным делам, но в имении гостит тетя Белла и несколько близких друзей…

— Долохов? Макнейр? Нотт?

— Да, да, сынок, — ответила Нарцисса, смущенно и несколько испуганно улыбаясь. — И еще… Сивый…

— Оборотень в нашем доме?! — возмущенно воскликнул Драко.

— Тише, сынок, прошу тебя! — взмолилась Нарцисса. — Мы уже так близко к дверям… Не оспаривай решение Темного Лорда, Драко. Такова была его воля.

— Наша семья ни разу за всю свою историю не допускала, чтобы порог древнейшего имения переступали маггловские выродки или, того хуже, оборотни… — пробормотал Драко, нахмурившись. — Почему для Сивого мы должны делать исключение? Сегодня мы пускаем в дом оборотней, а завтра наши домовики поднимут бунт и, когда мы будем спать, перережут нам глотки!

— Не говори так, Драко, — Нарцисса содрогнулась от мысли о взбунтовавшихся домовиках с огромными мясными ножами в каждой руке. — Это… Не то же самое. Сивый здесь по приказу Темного Лорда. И то, что он оборотень…

— Говорит о многом, мама, — перебил Драко, поднимаясь по широкой каменной лестнице к парадной двери. — Я не хочу больше это обсуждать. Можешь не волноваться, я не стану ничего говорить или спорить с волей Темного Лорда. Но то, что Сивый здесь, меня не радует. Это мое мнение и ничего больше.

Нарцисса кивнула. Приложила руку к двери и произнесла заклинание, снимающее защитные чары. Двери со скрипом распахнулись.

Драко шагнул вслед за матерью в тускло освещенный широкий холл. Осмотрелся и почувствовал, как по телу пробежала дрожь. Малфой-мэнор сильно изменился после ареста отца. Четыре месяца назад, когда Драко только отправлялся на учебу в Хогвартс, это было еще не так заметно. Теперь же какая-то дикая пустота словно заполнила весь некогда великолепный дом — почти дворец — изнутри. Хоть домовые эльфы по-прежнему выбивали пыль из тяжелых бархатных портьер, натирали мраморные полы до блеска, вычищали до последнего пятнышка всю мебель, хоть в имении все время пребывал кто-то из подручных Темного Лорда, а так же тетя Беллатрикс и Нарцисса, но дух запустения уже поселился в этом роскошном особняке, и не почувствовать этого было нельзя. Дом всегда был огромным, обделенным солнечным светом, холодным, таинственным и пугающим, но сейчас он стал казаться еще огромнее, темнее и ужасней. Драко повел плечами, пытаясь избавиться от неприятного чувства. Нарцисса подошла к нему:

— Думаю, тебе лучше отправиться в свою комнату, Драко. Эльфы принесут твои вещи и обед. Тебе нужно хорошо поесть и выспаться перед собранием…

— Собрание? — Драко вздрогнул. — ОН будет здесь?

— Да, Он сказал, что ждать его нужно ближе к полуночи, — кивнула Нарцисса. — Так что постарайся хоть немного отдохнуть, думаю, собрание затянется надолго, и возможности поспать долго не представится…

— Хорошо, мама, я постараюсь, — холодно бросил Драко, направляясь к широкой, устланной изумрудно-зеленым ковром мраморной лестнице на второй этаж.

— Обязательно поешь! — вслед крикнула Нарцисса. — Ты так исхудал…

— Конечно, поем, — пробормотал Драко себе под нос. — Как только выпровожу из имения этого вонючего оборотня и поговорю с Лордом. Или наоборот…

Нарцисса не услышала ответа сына, но поняла, что он совсем не доволен происходящим. Она чувствовала, что его что-то гложет, но не решилась спросить. Незаметно смахнув навернувшуюся слезинку, хозяйка имения поспешила в гостиную к ожидавшей ее прихода сестре и другим «постояльцам», а точнее, новым хозяевам некогда неприкасаемого имения Малфоев.

* * *

Предрождественский вечер был изумителен. Легкий морозец рисовал на окнах затейливые узоры, медленно падали с неба хлопья снега, похожие на пух — словно кто-то там, высоко-высоко, решил пошутить и выпотрошил огромную пуховую подушку. Временами среди туч мелькал смутный отблеск луны. На улицах и в домах яркими огнями сверкали гирлянды, трещал веселый огонь в каминах, со всех сторон тянуло всевозможными ароматами домашних вкусностей, приготовленных специально ради праздника.

Гермиона сидела в своей комнате у окна. Нельзя сказать, что она чем-то занималась, скорее, была погружена в безмолвное созерцание праздничного пейзажа за окном. Девушка старалась избавиться от мыслей — ее вечных спутников — хотя бы на один этот вечер, чтобы не казаться в кругу семьи самой несчастной и измученной. Все ее тетушки, дядюшки, племянники, кузины и кузены приедут вовсе не затем, чтобы смотреть на ее кислую мину. Гермиона не хотела расстраивать родных, а в первую очередь — родителей, поэтому и решила посидеть немного одна, привести в порядок мысли, а точнее, изгнать их из головы и закрыть дорогу обратно.

Снизу, из гостиной, раздался голос матери:

— Миона, спускайся! Дядя Джайлс и тетя Нэтэли вот-вот будут!

Гермиона вздрогнула, встряхнула кудрями. Признаться, ей не очень-то и хотелось спускаться, встречать родных, выслушивать поздравления, восхищенные вздохи по поводу того, как она выросла, и сочувственные ахи насчет ее бледного вида и темных кругов под глазами. Но выбора у нее не было, и девушка, натянув на лицо маску любезности, отправилась вниз, встречать гостей.

— О, Миона! — тетя Нэтэли, пухлая розовощекая женщина, папина двоюродная сестра, с порога заключила Гермиону в свои поистине богатырские объятия. — Как ты повзрослела! Как выросла! Тебя просто не узнать!

— Спасибо, тетя Нэтэли, — через силу улыбнулась Гермиона. — Вы тоже потрясающе выглядите!

— О! — восхищенно воскликнула тетя. — Как всегда, сама любезность! Джейн, твоя дочь — просто совершенство! Не так ли, Джайлс?

Тетя круто — настолько, насколько позволяли ее габариты — повернулась и выудила откуда-то из-под своей правой руки своего мужа, невысокого худенького человечка с очень приветливым лицом, таким же румяным и улыбчивым, как у тети Нэтэли. Он сразу же активно закивал в знак согласия, поздоровался с Гермионой и, проскользнув мимо грузной супруги, бросился приветствовать хозяев дома.

— Привет, Герми! Давненько не виделись!

Из-за широкой спины тети Нэтэли вынырнул кузен Гермионы — Эдвард.

— Здравствуй, Эд, — кивнула Гермиона, слегка скривившись. — Я тоже рада тебя видеть.

— Фу, Герми! — поморщился Эдвард. — Ненавижу, когда мен называют Эд!

— Я в курсе, — кивнула Гермиона. — Я даже больше чем уверена, что тебе тоже известна моя неприязнь к сокращению МОЕГО имени…

— Ой, ладно, Герми! — засмеялся Эд, хлопнув девушку по плечу, как парня. — Не строй из себя обиженную маменькину дочку, я же знаю, какая ты на самом деле! Я не собирался тебя злить.

Гермиона натянуто улыбнулась:

— Ты всегда просто поражаешь меня своей тонкой натурой и манерами, Эдвард. Впрочем, добро пожаловать! Сегодня, все-таки, Рождество, так что я не буду особо придирчивой. По крайней мере, постараюсь…

Эд, расхохотавшись, прошествовал мимо Гермионы в гостиную.

Вскоре прибыли дядя Селем с дочерьми Марианной и Элизабет; приехала из Стаффордшира бабушка Офелия Грейнджер, в последний раз выбиравшаяся из дома лет десять назад; следом за ней явился кузен матери Уильям Саммерс с женой, с ними — дедушка Джейкоб и бабушка Фанни… Словом, к семи часам дом Грейнджеров был полон родственников, улыбок, шуток, поздравлений, подарков, смеха… В воздухе витал аромат настоящего праздника, хотя почему-то Гермиона не чувствовала никакого душевного подъема. Праздник не радовал ее. Мысли девушки были далеки от поздравлений, подарков, пудинга и семейных фото на фоне ярко украшенной елки. Девушку постоянно кто-то окликал, кто-то стискивал ее руку в очередном приветствии, кто-то душил ее в объятиях, кто-то пытался поговорить с ней, кто-то шутил над ее рассеянным видом… Гермионе стало не по себе. Сославшись на головную боль и торжественно пообещав спуститься к праздничному ужину, Гермиона поднялась в свою комнату и заперла дверь. Сейчас ей просто необходимо было побыть одной, наедине со своими мыслями.

— Что со мной не так? — спросила она свое отражение в большом настенном зеркале. — Рождество! Пора повеселиться! Улыбнись, Гермиона Грейнджер, ты получишь массу удовольствия! Ты не видела бабушку Офелию и дядю Билли уже сто лет!.. Ну, почему мне не весело? Я более чем уверена, что Гарри и Рон сейчас развлекаются вовсю!

Гермиона с неожиданной злостью пнула ножку письменного стола и ушибла пальцы. Зашипев от боли, девушка плюхнулась на кровать. Снизу, из гостиной, донесся взрыв хохота, зазвучала веселая рождественская музыка. Гермиона, раздраженно что-то бормоча, спрятала голову под подушку.

«Почему я не могу просто повеселиться? — думала девушка про себя. — Почему нельзя расслабиться и ни о чем не думать? В кого я такая уродилась?..» Мысли Гермионы постоянно возвращались к последнему разговору с Малфоем. Ее пугали странные, необъяснимые смены его настроения: он то тянулся к ней, то в приступе гнева начинал говорить ей гадости, то игнорировал ее, с высокомерным видом проходя мимо… Что-то странное творилось с ним. Да и с самой Гермионой тоже. Она никак не могла понять, почему все еще думает о нем. Никак не могла объяснить свой странный поступок перед вечеринкой у Слизнорта. И, черт побери, не могла прогнать мысль о том, что ей понравилось…

«Я окончательно свихнулась, — подумала Гермиона с тоской. — Что в нем такого? Почему он все время в моей голове? Словно он меня заколдовал. Или напоил любовным зельем… Он мог! Это же… Малфой…»

Гермиона тяжело вздохнула. Как бы там ни было, но сейчас он был далеко от нее, в своем роскошном Имении, и наверняка посмеивался над ее, Гермионы, глупостью и недальновидностью. Что ж, как только каникулы закончатся, она обязательно поговорит с ним. Выскажет ему все, что накопилось. А сейчас она имеет полное право отдохнуть и повеселиться. Выбравшись из-под подушки, девушка направилась к двери — внизу ее ждали ее близкие, рождественский пудинг и приятные впечатления. Гермиона уже подошла к двери и даже повернула ручку, но вдруг замерла. Что-то насторожило ее, что-то было не так. Не оборачиваясь, Гермиона осторожно опустила руку в карман кофты, нащупала гладкую поверхность волшебной палочки. Собравшись с духом, Гермиона быстро обернулась, вскинув палочку.

Раздалось сразу два вскрика — девичий и совиный. На письменном столе Гермионы сидела незнакомая сипуха и таращилась на девушку огромными желтыми глазами. К лапке совы был привязан сверток.

— Привет, — немного нервно усмехнулась Гермиона. — Ну и напугала же ты меня! Как ты здесь оказалась? — бросив взгляд на приоткрытое окно, девушка сразу все поняла. — Как тихо ты влетела, просто удивительно! От кого это?

Сова повернула голову и моргнула. Ответить она, конечно, не могла. Гермиона, заинтересованная таким внезапным появлением незнакомой совы, подошла к столу.

— Интересно… — протянула девушка. — Вроде бы для подарков еще рановато…

Сова протянула Гермионе лапку со свертком и еще раз пронзительно вскрикнула.

— Гермиона, милая, с тобой все в порядке? — раздался с лестничной площадки взволнованный голос мамы.

— Да, мам, все отлично, — крикнула Гермиона в ответ.

От громких голосов сова забеспокоилась, захлопала крыльями и заверещала.

— Ладно, ладно! — прошипела Гермиона. — Я принесу тебе пирога, если ты сейчас же замолчишь!

Сова затихла, глянув на Гермиону почти презрительно. Девушка отвязала сверток от совиной лапки. Сверток был запечатан сургучной печатью. Это было очень странно. Ни Гарри, ни Рон, ни кто-либо другой из друзей Гермионы никогда не прислали ей подарков с гербовой печатью на упаковке. Такие вещи были скорее свойственны колдунам из знатных семейств.

— …Вроде Малфоя, — вслух закончила Гермиона свою мысль. — Стоило только о нем подумать, и вот, пожалуйста! О, Мерлин, когда он оставит меня в покое?!

Гермиона попыталась разобрать рисунок на печати, но он был нечетким — видимо, печать ставили в спешке, и герб получился смазанным. Доказать, что сверток прислал Малфой, Гермиона не могла, как, впрочем, не могла и опровергнуть.

— Это Малфой тебя послал? — спросила Гермиона, глядя на симпатичную сову. Птица, естественно, промолчала. — Кто кроме него мог послать мне сверток с гербовой печатью?! — Гермиона вдруг разозлилась. — Наверняка это какая-нибудь проклятая вещь, или ядовитое зелье, или Бог знает что еще! Ну, нет! Я это открывать не стану!.. — Гермиона бросила сверток на стол и зашагала по комнате взад-вперед, нервно теребя рукава кофты. — А я еще не верила Гарри! Боже, какая же я идиотка! Я ведь знаю, что Малфой — один из прихвостней Того-Кого-Нельзя-Называть, и ничего не могу поделать! Если мне придется все рассказать… Пожертвовать жизнью или дружбой Гарри и Рона?! Замечательный выбор! А, главное, чрезвычайно простой!!!

Гермиона услышала шорох и остановилась. Сипуха все еще сидела на столе и поглядывала на девушку хитрыми круглыми глазами. Гермиона усмехнулась:

— Хочешь, чтобы я тебе заплатила?

Сова склонила голову на бок, а потом вдруг клюнула сверток.

— Хочешь, чтобы я его открыла? Уверена, твой хозяин и об этом позаботился…

Сова продолжала клевать сверток. Клочки бумаги полетели в разные стороны.

— Прекрати! — Гермиона шагнула к столу. — Прекрати сейчас же! Если в нем проклятая вещь…

Сова не останавливалась. Гермиона в панике схватила сверток и резко дернула его к себе. Бумажная обертка с треском порвалась. На стол выпала маленькая, очень милая сумочка, вышитая сверкающим бисером, а вместе с ней — записка.

— Ну, вот! — нахмурилась Гермиона, строго глядя на сову.

Покосившись на сумочку, девушка взяла записку. Почерк был незнаком Гермионе: красивый и правильный, с множеством завитушек, он был похож на женский.

В записке было всего несколько строк не совсем понятного содержания:

«Эта бисерная сумочка — подарок от всего сердца. Она может пригодиться в ближайшем будущем. Береги ее и используй ее с умом. Счастливого Рождества!»

Ниже шла совсем непонятная приписка:

«Заклинание расширения пространства: Локус Экстенцио.

Заклинание уменьшения веса: Диминупондус».

— Странно, — сказала Гермиона самой себе. — Эти заклинания похожи на Высший курс магии, мы еще не начинали их изучать… Хотя, Малфою, должно быть, известны такие заклинания, о которых мы даже не имеем представления…

Сова тихо ухнула, словно усмехнулась, взмахнула крыльями и бесшумно вылетела в приоткрытое окно.

Гермиона со вздохом опустилась на стул и уже без опаски взяла в руки сумочку. Повертела ее в руках, внимательно рассматривая, открыла, заглянула внутрь. Сумочка казалась вполне обычной, разве что слишком ярко расшитой и слишком маленькой для ношения учебников.

— Зачем она мне? — хмыкнула Гермиона. — Чего он хотел добиться, посылая мне эту вещицу?..

«Может он… скучает по тебе? — не замедлил с ответом внутренний голос. Он же написал: «от чистого сердца». Может, так и есть? Может, он не такой, как кажется?..»

— Я уже один раз попалась на эту удочку! — хмуро пробормотала Гермиона. — С меня хватит!

Бросив бисерную сумочку на стол, девушка решительно шагнула к двери. Злость словно разбудила Гермиону, придала ей сил и желания повеселиться как следует в кругу семьи. Гермиона встряхнула кудрями, прогоняя все мрачные мысли, и пустилась бегом по лестнице.

И только у двери в гостиную вдруг поймала себя на мысли, что у Драко Малфоя никогда не было сипухи. С тех пор, как родители подарили ему черного филина.

* * *

Драко вот уже несколько часов сидел в своей комнате и никак не мог заставить себя выйти. Свечей он не зажег, и комната мало-помалу погрузилась в мягкий таинственный полумрак. Когда-то давно, в далеком детстве — Драко хорошо это помнил — он боялся странной полутьмы, заполняющей дом в сумерки и ночью.

Маленький Драко не любил свою огромную полупустую комнату, обитую зеленым шелком, с темно-зеленым, почти черным ковром на полу и тяжелыми бархатными портьерами на окнах, поглощающими свет. Эта комната быстрее всех других заполнялась темнотой и сильнее прочих пугала Драко наплывами странных шорохов и скрипов, вздохов и шепота. Драко казалось, что вместе с темнотой в комнату вползают существа, враждебные всему светлому, живому, дышащему; они шипят, чавкают, облизывая голодные оскаленные пасти, и протягивают к маленькому дрожащему мальчику свои длинные когтистые пальцы. Драко пытался укрыться, сжимался в комок под одеялом посреди широкой кровати, старался не слушать и не мог… Он просил домашних эльфов зажечь свечи и спал при свете, но отец, узнав об этом, запретил эльфам зажигать в доме свет по ночам. И снова Драко дрожал в темноте своей спальни, прислушиваясь к шорохам и всхлипам старого особняка. Однажды, в особенно темную и страшную ночь, мальчик не мог уснуть. Ему все казалось, что на кровать взбирается по покрывалу отвратительная скользкая рука, покрытая язвами, трупными пятнами и комьями могильной земли… следом за этой рукой должен был появиться некто настолько жуткий, что одна лишь мысль о нем вызывала панический ужас. Не выдержав такой пытки, Драко в первый раз в жизни ослушался отца и, разрыдавшись, бросился в комнату родителей. Отец был в гневе. Он не только не пожалел напуганного, дрожащего сына, но еще и решил наказать его за «поведение, не подобающее отпрыску рода Малфоев». На другой день Люциус привел сына в обширный зал в подвале Имения и оставил там без каких-либо источников света. При этом он предупредил сына, что где-то в тоннелях подземелья бродит боггарт…

Та ночь навсегда осталась в памяти Драко. С тех пор он перестал бояться темноты, даже в какой-то мере полюбил ее. Полумрак и тишина позволяли ему расслабиться, освободиться от лишних удручающих мыслей. Вот и сейчас, в предрождественский вечер, Драко сидел у письменного стола, всматриваясь в темноту перед собой, и мысли его текли медленно, умиротворенно, и были почти приятными. Драко думал о будущем, о своем триумфе и славе, которая ждет его в новом мире. Думал о том, как будет гордиться его отец, когда он выполнит поручение Темного Лорда и сможет вызволить Люциуса из Азкабана. Думал о многом… Но среди этих приятных мыслей тревожной искоркой проскакивало какое-то неясное воспоминание… что-то далекое, почти забытое, почти нереальное… Драко даже не мог сказать наверняка, с кем или с чем оно связано. Но оно было. Где-то рядом, где-то на периферии сознания…

Тук-тук-тук!

— Мистер Малфой! Миссис Малфой зовет Вас. Госпожа просит, чтобы юный господин мистер Малфой спустился в гостиный зал.

Драко бросил взгляд на дверь. В полумраке сверкали глаза-блюдца и колыхались огромные, похожие на уши летучей мыши, уши домовика.

— Передай миссис Малфой, что я спущусь через пару минут, — неохотно ответил Драко.

— Как прикажет юный господин, — эльф поклонился так низко, что почти коснулся ковра кончиком носа. — Но Слэйви должен предупредить юного господина, что Темный Лорд не любит ждать…

Драко вскочил со стула, как ошпаренный.

— Темный Лорд здесь?! — воскликнул юноша, бледнея. — Который час?

— Почти полночь, мой господин, — снова поклонился эльф.

— Отправляйся к моей матери. Скажи… — Драко кинулся к закрытому чемодану. — Скажи — я иду.

С тихим хлопком эльф исчез. Драко почувствовал, как холодеет тело, выступает испарина на лбу, а руки начинают предательски дрожать. «Темный лорд не любит ждать…»

— О, чертов домовик, ты даже не представляешь, насколько ты прав! — прошипел сквозь зубы Драко, лихорадочно перерывая чемодан в поисках волшебной палочки и строгой черной мантии.

Наконец, найдя все необходимое и собравшись с духом, Драко вышел из комнаты и направился в гостиный зал.

В зале было людно и горел яркий свет. После полумрака комнаты и коридоров свет резанул Драко по глазам. Сощурившись, юноша вошел в широкий, шикарно обставленный зал, и направился к матери, которую заметил стоящей недалеко от входа в обществе Беллатрикс Лестрейндж.

— О, Драко, мальчик мой! — вздохнула Нарцисса, увидев сына. Она была бледна, губы ее дрожали. — ОН ждет тебя. Он желает с тобой поговорить… Драко, признайся мне, признайся своей матери, ты ни в чем не провинился?..

— В чем я могу провиниться, мама? — хмуро спросил Драко, при этом почувствовав, как внутренности окатило ледяной волной страха. — Я выполняю волю Темного Лорда и горжусь этим.

— О, да ты вырос, Драко, — сладко протянула тетя Беллатрикс. — Я всегда знала, что Люциус воспитает из тебя настоящего Пожирателя… Хотя в тебе половина крови от Блэков, а это тоже о многом говорит…

Драко скривился в подобие улыбки. Тетя Беллатрикс расхохоталась:

— Истинно Блэковский юмор! Драко, ты меня удивляешь!

— Драко?

Холодный голос. Шипящий голос. Ползущий, проникающий в душу, подчиняющий, страшный…

— Драко здесь? Пусть подойдет ко мне.

Нарцисса вцепилась в руку сына. Глаза ее расширились от невыразимого страха за свое чадо. Казалось, еще секунда, и холодная, как айсберг, и твердая, как скала, Нарцисса Малфой свалится в обморок.

— Успокойся, мама, все в порядке, — пробормотал Драко недовольно. — Мне нужно идти, Он зовет меня.

Вырвавшись из рук матери, Драко прошествовал к центру зала, где на любимом кресле отца восседал Волдеморт. Пожиратели Смерти расступились перед Драко. Половина из них смотрели на сына Люциуса со злостью, другая половина — со злорадством.

— Ну, здравствуй, Драко, — тихо проговорил Темный Лорд. Тут же все разговоры в зале стихли. — Я вижу, ты решил отпраздновать Рождество в кругу семьи…

— Я не могу праздновать, пока не выполню своего задания, — ответил Драко, бросив взгляд на лицо Темного Лорда и тут же отведя глаза.

— Это похвально, Драко, — мягко проговорил Лорд. — Я рад, что ты, в отличие от своего отца, понимаешь всю важность данного тебе поручения. Надеюсь, ты относишься к нему со всей ответственностью.

— Конечно, мой Лорд, — с почтительным полупоклоном ответил Драко.

Лорд Волдеморт улыбнулся. Это была самая ужасная, леденящая кровь улыбка, которую когда-либо кому-либо приходилось видеть.

— Хорошо, — прошипел Темный Лорд. — Однако я до сих пор не вижу результата…

— Я пытался! — воскликнул Драко с волнением. — Я посылал эту Белл с проклятым ожерельем, она должна была принести его, но чертов Поттер…

— Достаточно! — резко прервал Драко Темный Лорд. — Я знаю о твоих попытках. Я был рядом и напоминал тебе…

Драко побледнел, непроизвольно схватив себя за предплечье.

— Напоминал тебе, что существует большая разница между «пытаюсь» и «делаю», — продолжал Темный Лорд все так же мягко, но в каждом произнесенном им слове слышалась угроза. — Вижу, мои напоминания тебя никак не подстегнули.

— У меня есть план, — залепетал Драко. Вся его напускная уверенность мгновенно улетучилась. — Я знаю, как это сделать. Я слышал, Слизнорт собирается подарить ему бутылку медовухи… Я подменю ее на яд. Никто не сможет остановить меня на этот раз! К тому же шкаф уже почти готов, остались только детали…

— Ты молодец, — кивнул Волдеморт. — Я рад, что ты стараешься выполнить поручение. Но достаточно ли усилий ты прикладываешь?

Драко нервно сглотнул, чувствуя, что в горле немилосердно першит.

— Думаю, да, мой Лорд, — хрипловато и не очень уверенно ответил он.

— Что ж, — снисходительно кивну Волдеморт. — Охотно верю. Ты умный мальчик, Драко. Ты ведь сумел извлечь урок из бесславного провала той миссии, которую я поручал твоему отцу…

Драко словно стегнули раскаленным кнутом. Упоминание об ошибке отца, а на деле — о его никчемности и бесполезности — из уст Темного Лорда звучало тягостнее всего.

— Итак, господа! — вдруг обратился Лорд к Пожирателям, совершенно забыв про Драко, что еще больше разозлило юношу. — Верные мои друзья, соратники! Ужас и дрожь всего магического мира! — Волдеморт встал с кресла и окинул взглядом безмолвствующую толпу Пожирателей. — Сегодня праздник, не так ли? Давайте выпьем в честь нашей будущей победы, в честь великих перемен, что грядут в волшебном мире! Выпьем за новый мир без грязнокровок (Драко едва сдержался, чтобы не вздрогнуть), без маггловских выродков! За мир, в котором место будет только чистокровным магам и их верным подданным!

У каждого Пожирателя в руках оказался золоченый кубок из коллекционного сервиза Малфоев.

— За новый мир! — провозгласил Темный Лорд.

— За новый мир! — хором повторили Пожиратели и осушили кубки.

В углу зала послышалась возня. Пожиратели расступились, пропуская вперед косматого колдуна с оскаленными желтыми зубами и волчьим взглядом. Он тащил за собой связанного подростка — маггла. Мальчишка был почти без сознания от ужаса. Кричать он не мог и только лихорадочно оглядывал окружающих его людей.

— Сегодня будет славная потеха, мой Лорд, — прорычал косматый колдун, сглатывая слюну. — Оставьте мне его живым, обожаю молоденькую кровь!..

— Ты привел к нам гостя, Фенрир, — усмехнулся Темный Лорд. — Замечательно! — Лорд подошел к подростку, схватил его за подбородок и заставил посмотреть в свои змеиные глаза. — Тебя ждет незабываемое Рождество, мальчик! Поистине незабываемое!

Пожиратели захохотали, а мальчишка заскулил от страха.

Драко стоял в стороне, сжимая кулаки и скрипя зубами. Он не мог видеть, как знаменитый особняк, принадлежащий семье магов, на протяжении многих веков гордившихся исключительной чистотой своей крови, превращается в притон для полукровок. Присутствие оборотня в доме само по себе раздражало Драко, но это он еще мог стерпеть до поры до времени. Но еще никогда — никогда за все время существования Малфой-мэнора — его порог не переступал ни один маггл!..

— Мой Лорд, — Драко решительно подошел к Волдеморту и, остановившись в нескольких шагах от него, поклонился. — Могу ли я просить Вас выслушать меня?

Темный Лорд обернулся с легким удивлением на змеином лице.

— Я слушаю, Драко. Хотя, признаться, я думал, что ты давно в своей постели, ведь время уже довольно позднее, а ты еще так юн…

Пожиратели бесстыже загоготали. Драко побледнел еще сильнее, на щеках его проступили некрасивые алые пятна.

— Мой Лорд! Как наследник рода Малфоев, чистокровного и одного из самых уважаемых в магическом обществе семейства, как сын вашего преданного соратника, я прошу избавить мой дом от позорящего и попирающего честь Малфоев присутствия маггла… и оборотня.

В зале наступила гробовая тишина. Стало слышно, как тихонько всхлипывает мальчик — маггл.

— Сильно сказано, мой мальчик, — усмехнулся Волдеморт. Повернувшись к Пожирателям, он воскликнул. — Мистер Драко Люциус Малфой считает наше с вами присутствие в доме его отца недопустимым! Честь семейства Малфоев, по его мнению, будет запятнана, если дом сию минуту не покинут все магглы и оборотни!

Пожиратели неуверенно и недружно захихикали. Темный Лорд повернулся к Драко и, наклонившись к самому уху юноши, прошипел:

— Может быть, ты считаешь, что имя твоей семьи так же позорят присутствующие здесь полукровки?

Пожиратели смолкли. Драко почувствовал, как сердце ухнуло вниз, а ладони мгновенно покрылись липким потом.

— Мой Лорд… — залепетал юноша. — Я не это имел в виду… я хотел сказать… что оборотень… что мы никогда… наша семья никогда… мой отец…

— Твой отец подвел меня, мальчик, — раздраженно перебил Волдеморт. — И сидит в Азкабане, где ему самое место! А его сын, такой же никчемный, как отец, никак не может выполнить простейшего поручения вот уже четыре месяца! Ты возомнил, что можешь просить меня о чем-то, мальчик?! Думаешь, что можешь приказывать мне?!

— Нет, мой Лорд, я только…

— Молчать! — рявкнул Волдеморт. — Я не закончил. Так вот, мальчик, запомни раз и навсегда: и ты, и твое тело, и твои мысли, и твоя душа, и родовая честь, и все, что у тебя есть — все это в моей власти! Только мне решать, когда ты можешь говорить, а когда должен молчать. Мне решать, когда ты должен дышать, есть и пить, а когда тебе лучше просто умереть! Ты пока что не заслужил того, чтобы просить у меня что-то. Ты — мой. Запомни это. А для того, чтобы ты как следует усвоил урок, думаю, не помешает затвердить его. Круцио!

Невыносимая, немыслимая, непередаваемая никакими словами боль охватила все тело Драко. Юноша закричал против собственной воли, упал на колени, а затем — на спину. Он чувствовал, как трещат кости, как выворачиваются суставы, как рвутся сухожилия. Кожа горела огнем, ее кололи тысячи игл, внутри все разрывалось, кровоточило, истлевало… При этом разум был словно отделен от тела. Драко мог поклясться, что наблюдает за своими муками со стороны. «Только не потерять сознание… — стучало в мозгу. — Только не потерять сознание… Только не потерять…»

Мучения кончились так же внезапно, как начались. Драко судорожно вздохнул, хватая ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. В широко распахнутых глазах его стояли непрошеные слезы.

Склонившись над распростертым на полу юношей, Темный Лорд прошипел:

— Не правда ли, это интересней, чем просто расшалившаяся Метка? Тебе было весело, мальчик? Запомни: ты мой. Ты должен выполнить то, что я поручил тебе, а иначе… Иначе твою любимую, милую мамочку ждут такие мучения, по сравнению с которыми твой сегодняшний урок — лишь одна тысячная доля. Ты все понял, мальчик? Я тебя не слышу!

— Я… Понял… — прохрипел Драко, с трудом сумевший разжать стиснутые челюсти.

— Что ж, на сегодня с тебя хватит. Уберите его отсюда, — громко сказал Лорд и, развернувшись, направился к креслу.

Тут же к Драко кинулась Нарцисса, все это время боявшаяся приблизиться к Лорду.

— О, Драко! — всхлипнула она. — Вставай, сынок! Я помогу тебе…

Драко медленно поднялся с пола, опираясь на руку матери.

— Драко, милый, — дрожащим голосом зашептала Нарцисса, хотя ее никто уже не слышал — Пожиратели дружно гоготали над «шутками» Сивого с несчастным магглом. — Я же просила тебя подождать… Темный Лорд в гневе. Не нужно было говорить ему…

— Я сам знаю, что мне делать, — резко ответил Драко. — Пусти. Я хочу подняться в свою комнату.

— Но, сынок, я только хотела помочь…

— Спасибо, я не нуждаюсь в помощи, — Драко отстранился от матери, пошатываясь, поплелся к лестнице. Едва добравшись до первой ступеньки, Драко рухнул на нее, ухватившись за перила.

Нарцисса прижала к глазам платок, не будучи в силах смотреть на мучения сына, но при этом не осмеливаясь предложить ему помощь. Отдышавшись, Драко поднялся на ноги и заковылял вверх по лестнице в свою комнату. Снизу донесся возглас Нарциссы:

— Я пришлю эльфа с Укрепляющим Зельем!

— Присылай, кого хочешь, — пробормотал Драко почти про себя, продолжая упорно подниматься наверх.

Наконец, он добрался до своей спальни и, обессиленный упал на кровать. Уставился в темноту под пологом, попытался выровнять дыхание, прогнать мрачные мысли, успокоиться. Полумрак комнаты благотворно действовал на юношу. Драко почти пришел в себя, как вдруг…

Вдруг из темноты появилось лицо. То лицо, которое он меньше всего ожидал увидеть. Добрые карие глаза, копна мягких, благоухающих ландышем волос… Сердце юноши сделало кульбит, дыхание сбилось.

— Ты?! — хрипло выдавил Драко.

— Тс-с-с! — прошептало странное видение и прижало тонкую теплую ладонь к губам Драко. — Отдохни. Наберись сил. Ты устал, Драко…

— Как ты здесь…

— Помолчи, — видение улыбнулось. — Тебе нужно отдохнуть. Не упрямься. Сейчас это ни к чему, — видение приблизилось. Драко почувствовал на своих щеках легкое покалывание. А затем… затем ощутил ее губы на своих губах… ее вкус, ее запах… она была здесь, хотя ее здесь быть не могло… она была реальна, хотя была чистой воды фантазией… Драко закрыл глаза, отдавшись во власть своего воображения.

В следующую секунду раздался хлопок. В комнате появился маленький домашний эльф с серебряным подносом и пропищал:

— Юный господин! Простите, юный господин, Айви не должен был будить вас… Ваша матушка прислала вам Укрепляющего зелья и велела Айви проследить, чтобы юный господин все выпил до последней капли!

Драко приподнялся на локтях и посмотрел на эльфа, укутанного в старое засаленное полотенце. Юноша еще не совсем осознал, что уснул и только что проснулся. Ему казалось, что она рядом, что она только что вышла и должна вот-вот вернуться. Однако кроме домашнего эльфа в комнате больше никого не было. Драко вздохнул.

— Давай сюда свое зелье, — милостиво согласился он.

Айви с поклоном передал Драко чашу с искрящимся перламутровым зельем. Драко сделал большой глоток и сразу почувствовал, как живительное тепло разливается по телу.

— Зелье поможет юному господину восстановить силы, — пробормотал в благоговейном восторге Айви.

— Мне тут ни к чему твоя болтовня! — скривился Драко. — Убирайся!

— Айви не может, юный господин! Айви должен проследить. Все до последней капли!

Драко заскрипел зубами, но спорить не стал — приказы Нарциссы расценивались эльфами как более значительные, нежели его, Драко.

С очередным глотком зелья в тело вернулась сила и энергия. Вместе с силой вернулась злость. Драко вспомнил хищный оскал Сивого, огромные от ужаса глаза мальчика — маггла и такие же огромные голубые глаза Нарциссы. «Твою любимую, милую мамочку ждут такие мучения, по сравнению с которыми твой сегодняшний урок — лишь одна тысячная доля», — зашипел в голове Драко голос Темного Лорда. Юноша на миг представил лицо матери, искаженное смертной мукой, и чуть не пролил на себя остаток зелья — так затряслись его руки. А потом вместо Нарциссы появилось такое же искаженное, кричащее лицо в обрамлении каштановых кудрей…

— Хватит! — Драко вскочил с кровати, залпом допил зелье и, бросив чашу на поднос, велел эльфу убираться. Тот с поклоном удалился.

Драко зашагал из угла в угол, что-то шепча, сжимая кулаки, скрипя зубами. Через несколько минут, а может быть часов — понятие времени поблекло и растворилось в полумраке спальни — Драко прекратил свои бесцельные метания и сел за письменный стол. Зажег свечу, достал чистый пергамент, перо и чернила. И погрузился в глубокое раздумье, такое же таинственное и необъяснимое, как шорохи и стоны старого печального Имения…

* * *

Гермиона проснулась от странного предчувствия. Словно за пару секунд до пробуждения кто-то сильно толкнул ее в бок, или где-то громыхнула пушка, или Живоглот скакнул с кресла на кровать… Открыв глаза, Гермиона несколько минут не могла понять, где находится — настолько она отвыкла от домашней обстановки, своей уютной маленькой комнаты с веселыми шторками на окне, креслом-качалкой, застеленным клетчатым пледом, книжным шкафом и личным письменным столом. Просыпаясь по утрам, Гермиона привыкла видеть над собой теряющийся в полумраке ярко-алый полог кровати в башне Гриффиндора, слышать сонное посапывание подруг и чувствовать утренний холодок замка. Оказавшись вне стен Хогвартса, Гермиона стала сама не своя. Даже Рождество не смогло переменить ее мрачного настроя. Каждую минуту девушка ожидала какого-то подвоха, настороженно прислушивалась и приглядывалась, все время держала под рукой волшебную палочку. Принесенный совой-сипухой странный сверток с гербовой печатью только добавил Гермионе тревог и волнений. Сумочка, вышитая бисером, уже покоилась на дне школьного чемодана Гермионы рядом с запиской неизвестного автора. Гермиона считала, что это мог быть Малфой, поэтому хотела поговорить с ним в школе и выяснить, почему он решил сделать Гермионе подарок и каков скрытый смысл этого презента.

Открыв глаза, Гермиона сладко потянулась и взглянула на часы. Было без четверти восемь. «Ты на каникулах, Гермиона, — сказала сама себе девушка. — Можно поваляться в постели чуть подольше…» Совершить задуманное Гермионе не удалось. Она вдруг услышала тихий стук и поскрипывание, доносившиеся со стороны окна. Видимо, этот звук и разбудил ее в столь ранний час. Девушка встала, осторожно подкралась к окну и приоткрыла шторку. На подоконнике сидел большой, черный, как уголь, филин и скребся в окно когтистой лапой. В клюве он держал аккуратный квадратик письма. Гермиона пожала плечами и приоткрыла окно. Филин бесшумно влетел в комнату. Сделав круг над головой Гермионы, он уронил письмо на письменный стол, презрительно ухнул и стремительно вылетел вон тем же путем, каким прибыл. Замерев, Гермиона наблюдала за перемещениями филина до того мгновения, пока его черный хвост не скрылся в оконном проеме. И только теперь она поняла, что ей прислали письмо из магического мира. Причем тот человек, от которого она меньше всего ожидала писем…

Осторожно, как к притаившейся в засаде гремучей змее, Гермиона подошла к запечатанному письму. На конверте небрежным почерком был написан (а точнее, набросан) адрес Гермионы и имя отправителя: «Драко Малфой». Сомнений не оставалось. Письмо прислал ОН.

Гермиона села за стол и осторожно приподняла письмо двумя пальцами, словно боялась заразиться какой-нибудь экзотической болезнью. С виду конверт был вполне обычным и не таил никаких опасностей. «Все равно мне нельзя пользоваться магией, — с тоской подумала Гермиона. — Так что проверить письмо я не могу. Придется просто прочитать его или выбросить…» Девушка несколько минут сидела в раздумьях, глядя на желтоватый пергаментный конверт. Она почувствовала, как откуда-то изнутри накатывает волна странного теплого чувства. Сердце встрепенулось, забилось чаще. К горлу подступил комок. Гермиону с каждой секундой все сильнее охватывало непонятное волнение, словно в письме от Малфоя лежал выигрышный лотерейный билет на несколько тысяч фунтов. Гермиона все никак не решалась открыть письмо, утешая себя тем, что она вообще имеет полное моральное право сжечь его, не читая. Но что-то большое и сильное не позволяло ей поступить так. Какая-то часть ее жаждала больше всего на свете вскрыть письмо прямо сейчас. Вскрыть и узнать, что там. Что ОН ей написал…

«Зачем он написал, интересно? — подумала Гермиона. — Что такого важного должно было произойти, чтобы великий и ужасный Драко Малфой соизволил лично написать письмо грязнокровке Грейнджер?»

«Есть единственный способ проверить, — тут же ответил внутренний голос. — Вскрой конверт, прочти письмо».

«А если я не стану этого делать?» — заспорила Гермиона.

«Тогда тебя замучает любопытство. А если ты позволишь случиться чему-то нехорошему, что могла бы предотвратить — тогда еще и совесть», — ответил рассудительный внутренний голос.

Гермиона тяжело вздохнула. Внутренний голос был прав. Она не смогла бы спокойно спать, зная, что, возможно, случилось что-то важное. Отбросив все сомнения, она вскрыла конверт и вытащила свиток пергамента размером чуть больше обычной тетрадной страницы, исписанный быстрым, четким, почти каллиграфическим почерком. Этот почерк явно отличался от того, которым была написана записка, покоящаяся на дне чемодана Гермионы рядом с бисерной сумочкой. Это слегка обескуражило Гермиону. Однако она решила пока не думать об этом, а для начала прочитать письмо.

«Не знаю, зачем пишу тебе, Грейнджер…»

— Отличное начало! — фыркнула Гермиона. — Просто-таки в духе Малфоя — младшего!

В комнату осторожно проскользнул Живоглот, потерся немного о ножки стула и запрыгнул Гермионе на колени. Она рассеянно потрепала его за ухом, углубившись в чтение.

«Не знаю, зачем пишу тебе, Грейнджер. Но, видимо, мне просто не с кем больше поговорить… Глупо, знаю. Можешь считать, что у меня временное помутнение рассудка.

Хотя, возможно, так и есть. Не хотелось бы об этом говорить, но, похоже, твое проклятье передалось и мне. У меня бывают провалы в памяти и все время такое ощущение, будто есть какой-то другой я, которого я не знаю. Взять хотя бы ту ночь в выручай-комнате, когда мы с тобой…»

Руки Гермионы задрожали, строчки запрыгали перед глазами. Девушка глубоко вздохнула, стараясь взять себя в руки. «…Взять хотя бы ту ночь в Выручай-комнате, когда мы с тобой были вместе. Я этого почти не помню. Только обрывки фраз, какие-то нечеткие образы, туман… Может, мне не стоит так переживать по этому поводу? Или, все-таки, стоит? Ты, случайно, не насылала на меня никаких заклятий? Нет? Может, по ошибке? Или нарочно? Я потому интересуюсь, что, если это не так, то я всерьез беспокоюсь за свое умственное здоровье… Забудем. Увы, нам так и не удалось пообщаться более-менее мирно в последнее время…»

Гермиона усмехнулась. «…Я не горю желанием, можешь не усмехаться. С тобой вообще очень тяжело мирно общаться, Грейнджер. Ты упертая до ужаса, а самомнение у тебя просто… как у некоторых личностей, прекрасно нам с тобой знакомых. И нечего щуриться, я не о себе говорю!..»

Гермиона с удивлением поняла, что прищурилась. Улыбнувшись, девушка продолжила чтение. «…Словом, мне бы хотелось знать, можно ли как-то избавиться от всего того бреда, который меня сейчас окружает… Честно говоря, я не уверен, что есть какой-то способ, но для очистки совести было бы неплохо. Смеешься? Малфой и совесть — два слова, не совместимые в одном предложении? Нечего ржать, Грейнджер! Не все могут похвастаться таким целомудрием, как ты. Интересный, однако, каламбур, ты не находишь?..»

Гермиона покраснела до корней волос и прошептала в гневе:

— Такое ощущение, что он писал первое, что придет в голову! Идиот! Может, он отправил мне письмо по ошибке?

«…Здесь ужасно скучно, знаешь ли. Пустовато, сыро, холодно. А по ночам нас мучают сквозняки. Ах, да, и крысы. Не знаю даже, откуда их столько берется. Никакие заклинания не способны их выгнать. Подземелье Малфой-мэнора ими кишмя кишит. Это я пытаюсь пошутить. Знаешь, я был бы рад даже крысам… Здесь нет никого более-менее разумного. Никого, с кем можно было бы просто попереругиваться или затеять небольшую дуэль. Ты же понимаешь, о чем я… Ты снишься мне. По-идиотски звучит, знаю. Но у меня просто сносит крышу. Или я окончательно свихнусь, или отправлю тебе это чертово письмо. Может, ты его сожжешь, даже не открыв, мне это все равно. Просто больше нет сил молчать. В жизни порой происходят такие вещи… которые заставляют думать не только о себе. У тебя так бывало? Конечно! У кого я спрашиваю, ты же вечно таскаешься со своим золотым Поттером, а он постоянно попадает во всякие переделки. Вот скажи, зачем? Какой в этом смысл? Есть у всего этого какая-то цель? Или это просто способ провести свободное время?.. Я был бы не прочь провести свободное время, размахивая мечами направо и налево, пуская в магглов заклинания, и при этом выходить сухим из воды. Как у него это получается, не поделишься секретом?

Не дурацкое. Оно мне нравится… Это я идиот. Я превращаюсь в какой-то бесхребетный комок слизи. Это ужасно! Что ты со мной сделала, Грейнджер?! Я пишу тебе письмо — это ли не доказательство того, что я окончательно свихнулся? Мне, почему-то, кажется, что если тебе все рассказать, то мне станет легче. Чушь, конечно. Ты ведь сразу все выложишь своему ненаглядному Потти. Удивляюсь, как ты до сих пор не рассказала ему про Метку. Думаешь, я буду тебя шантажировать? У меня на это нет времени. Я просто убью тебя в случае чего. Ты же знаешь…»

Гермиона внезапно почувствовала странное облегчение. На губах ее сама собой появилась улыбка, а на глаза навернулись странные слезы.

«Не знаю, как закончить. Перечитывать даже не собираюсь, знаю, что получился бессвязный бред. Но, во всяком случае, я с тобой поговорил. Прекрати преследовать меня. Я хочу спокойно спать. И просыпаться. Когда приедем в школу, обязательно нужно будет поговорить… впрочем, время покажет. Да, и вот еще что: постарайся к тому времени остаться в живых, ладно? Я сильно расстроюсь, если не смогу как всегда подколоть тебя на Арифмантике или пошутить насчет твоей прически утром в Большом зале…»

Гермиона внезапно почувствовала, что смеется и плачет одновременно. Чувства, переполнявшие ее все последние недели, вырвались наружу. Утирая слезы рукавом пижамы, борясь со всхлипами, Гермиона тихонько засмеялась.

«Последнее, что я хотел сказать. Для очистки совести. Ха-ха. Помнишь, я сказал, что давно запланировал нашу с тобой встречу. Нашу ночь в Выручай-комнате. И ты тогда разозлилась. Так вот — я сказал это не для того, чтобы позлить тебя. Я на самом деле все запланировал. Все прошло именно так, как я хотел. За исключением одного… Похоже, я не рассчитал свои силы…

Не важно. До встречи в школе. Жду с нетерпением. Я уже соскучился по нашим встречам в ночных коридорах, по поцелуям и скандалам. По-моему, последовательность верная, я не ошибся? Черт, никогда в жизни не писал таких длинных писем. Уже утро, а я еще не ложился… Все, заканчиваю. Счастливо. Неприятно провести каникулы, Грейнджер. Драко Малфой».

Гермиона опустила дрожащий листик на колени. Конечно, дрожал не листик, а ее руки, держащие письмо. По щекам текли горячие и совершенно необъяснимые слезы. Гермиона улыбалась. Улыбалась загадочно, но от всей души. Улыбалась с облегчением. Она не стала перечитывать письмо. За тем беспорядочным набором слов, что Малфой написал за одну бессонную ночь, Гермиона увидела больше. Много, бесконечно много бессонных ночей. Темных, холодных ночей одиночества. И его — другого. Того, о котором он сам еще не знал или только смутно догадывался…

— Теперь я точно знаю, кто ты, Драко Малфой, — прошептала Гермиона, пряча письмо обратно в конверт. — Точно знаю… И больше не боюсь…

Рождественские каникулы пронеслись, как один миг. Гермиона не успела понять, когда они закончились. Утром восьмого января она уже стояла на платформе в Хогсмиде, одетая в мантию и шляпу. В руках Гермиона держала свой огромный чемодан и не знала, хватит ли у нее сил дотащить его до Хогвартса.

Утро было морозным и ветреным. Деревья вокруг платформы и на аллеях деревушки были сказочно красивы, покрытые снегом, словно серебристой мишурой. В небе застыли похожие на гусиные перья облака. Снег сверкал на солнце, слепил глаза. Гермиона приложила к глазам руку козырьком, посмотрела в сторону школы, оценивая свои возможности и погодные условия.

— Мерлин, как же далеко! — пробормотала девушка. — Жаль, что мне все еще нельзя использовать магию…

Вздохнув, Гермиона поправила шляпу, надвинув ее на глаза, перехватила ручку чемодана поудобнее и поплелась в сторону школы. Сейчас она была бы несказанно рада, если бы рядом оказался кто-нибудь из ее друзей. Честно говоря, она ужасно по ним соскучилась: по Гарри, Джинни, Невиллу, Луне. Даже по Рону, хотя Гермиона не хотела признаться в этом самой себе. И — вот удивительно — больше, чем по своим милым, самым лучшим на свете друзьям, она соскучилась по человеку, которого презирала и ненавидела много лет…

Школа приближалась слишком медленно. Гермионе начало казаться, что она никогда до нее не доберется. И тут она услышала за спиной грузные шаги. Девушка обернулась и восторженно завопила:

— Хагрид!

Великан широко улыбнулся, приветственно помахав рукой.

— Как дела? — спросила Гермиона. — Я так соскучилась! Как поживает Клю… то есть, Махаон?

— Помаленьку, — ответил Хагрид. — Дела тоже ничего. Чего у нас может приключиться-то? Тебе, того, не тяжело?

Гермиона смущенно улыбнулась.

— Ну… если бы ты мне помог, я была бы очень признательна…

— Брось, Гермиона! — отмахнулся Хагрид и схватил тяжеленный чемодан, словно тот ничего не весил. — Чего ты со мной, как с каким министром, разговариваешь? Мы ж, вроде как, друзья?

— Конечно, — кивнула Гермиона и засеменила вслед за Хагридом. На каждый шаг полувеликана приходилось по два ее шага. — Извини, Хагрид, я, наверное, слишком много читала на каникулах…

— Смешная ты, — хмыкнул Хагрид. — Отдыхать надо, а она читает! А… Гарри уже тут? А то он чтой-то давненько ко мне не заходил…

— Не знаю, — пожала плечами Гермиона. — Вообще-то, завтра начинаются занятия, так что он должен был уже приехать… Но я его еще не видела. Если хочешь, я могу зайти к тебе в гости. Все равно еще рано.

— Да? — Хагрид сразу повеселел. — Правда? Ты придешь? Это ж здорово, Гермиона! Я как раз собирался проведать… того… старого друга… а Клюво… кхм… Махаон скучает в одиночку-то. Ты, небось, замерзла, верно? Я и чаю горячего поставлю!

— Спасибо, — кивнула Гермиона.

«Тебе просто не хочется возвращаться в школу, — вдруг заговорил ее вечный спутник — внутренний голос. — Потому что там ты обязательно встретишь Его…»

Гермиона попыталась не обращать внимания на нападки своего второго «я», продолжая весело беседовать с Хагридом, делясь с ним впечатлениями о проведенном Рождестве и двухнедельных каникулах. За разговорами Гермиона не заметила, как они добрались до ворот школы. Радом с одной из колонн, на которых покоились статуи диких вепрей, Гермиона заметила чью-то высокую фигуру, укутанную в теплую темно-лиловую мантию. Подойдя ближе, девушка рассмотрела длинную серебристую бороду и сверкающие на солнце очки-половинки.

— Профессор Дамблдор! — воскликнул Хагрид, подойдя к воротам.

— Добрый день, профессор, — поздоровалась Гермиона.

— Добрый день, мисс Грейнджер, Хагрид, — кивнул профессор, едва заметно улыбаясь. — Как вы находите сегодняшнюю погоду?

— Просто замечательно, — ответила Гермиона, не совсем понимая, почему профессор спрашивает об этом. — Чудесный солнечный день.

— Полностью с вами согласен, — таинственно произнес Дамблдор.

— Профессор, вы проверяете прибывающих учеников? — поинтересовалась Гермиона.

— Можно и так сказать, — совсем уж непонятно ответил Дамблдор и вдруг подмигнул девушке. — Могу я попросить вас об одном одолжении, мисс Грейнджер?

— Конечно, профессор, — без колебаний ответила Гермиона.

Профессор достал из складок своей лиловой мантии свернутый трубочкой пергамент и протянул его девушке.

— Передайте это вашему другу, Гарри Поттеру.

Гермиона поняла, в чем дело и, улыбнувшись, кивнула.

— Хорошо, профессор. Обязательно.

— Вот и замечательно, — Дамблдор пригладил свою слегка заиндевевшую бороду. — Добро пожаловать, мисс Грейнджер! — и, не сказав больше ни слова, направился в сторону Хогсмида.

Гермиона с легким недоумением посмотрела ему в след, а затем взглянула на Хагрида.

— Ох! — вздохнул великан. — Чтой-то совсем профессор Дамблдор в последнее время занят. Нету у него времени отдохнуть, так то! Да… Тяжело это, присматривать за вами за всеми. А вы еще и шалить успеваете, бессовестные!

Гермиона улыбнулась: как же она соскучилась по этим дружеским укорам, по Хагриду, который всегда журит их с Гарри, как сердобольная мамаша…

— Что ж, пойдем к тебе в гости? — спросила девушка. — Хоть погода и вправду замечательная, но уши у меня уже замерзли.

— Пойдем, знамо дело! — оживленно воскликнул Хагрид. — Как это я, старый дурак, совсем позабыл! Заморозил ребенка!..

Бормоча что-то еще в том же духе, Хагрид широкими шагами направился к своему домику. Гермиона, еле поспевая, почти побежала следом.

«Я дома, — подумала она с теплотой. — Я снова дома. Добро пожаловать, мисс Грейнджер. Добро пожаловать в Хогвартс!»

* * *

У портрета Полной дамы образовался затор. Гарри Поттер, Рон Уизли и его сестра Джинни стояли посреди коридора, припорошенные вместо снега пеплом из камина профессора Макгонагалл, и возмущенно таращились на даму в розовом атласном платье, изображенную на картине. Дама явно мучилась головной болью, с трудом приоткрывала глаза, чтобы неприязненно взглянуть на учеников.

— Елочные шарики! — уверенно воскликнул Рон.

Дама поморщилась от громкого голоса и ответила:

— Нет.

— Как это «нет»?! — возмущенно воскликнул Рон.

— Пароль сменился, — ответила Полная Дама. — И не кричи, пожалуйста.

— Но нас здесь не было, — продолжал надрываться Рон, — откуда же мы…

— Гарри! Джинни!

Рона прервал радостный возглас. По коридору к портрету спешила раскрасневшаяся Гермиона.

— Я уже часа два, как вернулась, навещала Хагрида и Клю… то есть, Махаона, — переводя дыхание, заговорила она. — Хорошо провели Рождество?

— Да, — тут же ответил Рон. — Столько всего случилось! Руфус Скрим…

— У меня для тебя кое-что есть, Гарри, — проигнорировав реплику Рона, сказала Гермиона. — Да, постой-ка, пароль. Трезвенность.

— Вот именно, — вяло отозвалась Полная Дама и повернула портрет на петлях.

— Что это с ней? — спросил Гарри.

— Судя по виду, перебрала на Рождество, — пожала плечами Гермиона, пройдя сквозь портретный проем. — Выхлебала со своей подружкой Виолеттой все вино, какое нашла на картине с пьянствующими монахами в коридоре Заклинаний. Впрочем, это не так важно. Вот, держи, — порывшись в кармане, Гермиона вытащила свиток пергамента, надписанный рукой Дамблдора.

— Отлично, — сказал Гарри, развернув свиток. В нем говорилось, что очередное занятие у Дамблдора назначено на следующий вечер. — Мне нужно ему многое рассказать… и тебе тоже. Давай сядем…

Тут в гостиной раздался оглушительный вопль: «Бон-Бон!» — и выскочившая неизвестно откуда Лаванда Браун кинулась на шею Рону. Некоторые студенты, наблюдавшие эту сцену, начали хихикать. Гермиона тоже не удержалась от звонкого смешка.

— Вон там свободный стол, — сказала она. — Джинни, ты с нами?

— Нет, спасибо, — покачала головой Джинни немного тоскливо. — Я обещала Дина встретить…

Гермиона покосилась на Гарри. Тот смотрел на Джинни как-то странно. Но это продолжалось всего мгновение. В следующий миг он взял Гермиону под руку и повел к свободному столу.

— Как провела Рождество? — с искренним любопытством спросил он.

— Как обычно, — пожала плечами Гермиона. — Ничего особенного, — она тут же вспомнила про бисерную сумочку и подумала, стоит ли поговорить об этом с Гарри или лучше разобраться во всем самой. Похоже, у Гарри и так хватало проблем, чтобы еще думать о каких-то таинственных Гермиониных поклонниках. Отогнав мысль о сумочке, Гермиона спросила с усмешкой: — А как все прошло у Бон-Бона?

— Сейчас расскажу, — пообещал Гарри. — Послушай, Гермиона, ты не могла бы…

— Нет, — категорично покачала головой девушка. — Даже не проси. Мы уже говорили об этом, Гарри, помнишь?

— Я думал, может… ну, ты понимаешь, после Рождества…

— Это Полная Дама выдула бочку пятисотлетнего вина, Гарри, а не я, — с легким раздражением прервала его Гермиона. — Так какие важные новости ты хотел мне сообщить?

Гарри вздохнул, понимая, что спорить с Гермионой бесполезно, и вкратце пересказал ей подслушанный перед отъездом разговор Малфоя со Снейпом.

Несколько секунд Гермиона, задумавшись, смотрела на Гарри. Даже не на него, а куда-то сквозь него. Гарри не знал и даже не догадывался, о чем она в это время думала, но выражение ее лица было каким-то уж слишком спокойным, почти каменным, и так не похожим на ее обычное выражение, что Гарри встревожился. Наконец, Гермиона произнесла:

— А ты не думаешь…

— Что, предлагая помощь, Снейп притворялся, хотел обмануть Малфоя и выведать, чем тот занят?

— Ну, в общем, да, — кивнула Гермиона.

— Отец Рона и Люпин тоже так считают, — нехотя признал Гарри. — Но ведь из их разговора совершенно ясно, что Малфой что-то затевает, согласись!

«Ах, Гарри, ну, почему именно я должна говорить с тобой об этом? Я ведь точно знаю… но сказать тебе не могу!..» — подумала Гермиона с болью. В слух же она сказала:

— Пожалуй, да…

— И действует он по приказу Волдеморта, как я и говорил!

«Почему мне так хочется все рассказать тебе, Гарри? Ты возненавидишь меня, если узнаешь… Боже, как же мне плохо!»

— М-м-м… — протянула Гермиона. — А имя Волдеморта кто-нибудь из них упоминал?

Гарри нахмурился, стараясь в точности вспомнить услышанное.

— Не уверен, — ответил он. — Но Снейп точно сказал: «твой господин». А кем еще может быть этот «господин»?

— Не знаю, — задумчиво проговорила Гермиона. — Может, отцом Малфоя?

С минуту Гарри и Гермиона помолчали. Она о чем-то так глубоко задумалась, что не обращала ни малейшего внимания на то, как в кресле неподалеку хохочущая Лаванда щекочет Рона. Наконец, вырвавшись из паутины своих мыслей, Гермиона спросила:

— А как там Люпин?

— Да не очень, — ответил Гарри и рассказал Гермионе о работе Люпина среди оборотней и о его трудностях. — И все-таки я считаю, что вся эта история с Малфоем неспроста. Я просто чувствую, что он — Пожиратель смерти!

Гермиона посмотрела на Гарри с отчаянием. Он воспринял это, как знак того, что Гермиона смертельно устала выслушивать одно и то же по поводу Малфоя (и хорошо, ибо на самом деле отчаяние в глазах Гермионы было несколько иного рода).

— Гарри, ты преувеличиваешь! Я думаю, всему есть объяснение, в том числе, и поступкам Малфоя, причем не связанное с Сам-Знаешь-Кем!

— Знаешь, ты просто невероятна, — покачал головой Гарри. — Ладно, потом увидим, кто из нас прав… Тебе еще придется извиниться за свои слова, точь-в-точь, как Министерству. Ах, да, я, кроме всего прочего, поссорился с Руфусом Скримджером…

Остаток вечера друзья провели, на чем свет костеря Министерство магии. Гермиона была несказанно рада, что Гарри больше не стал возвращаться к разговору о Малфое. Так как второго испытания нервов на прочность она могла попросту не выдержать…

* * *

Новый семестр начался с приятного для шестикурсников известия: ночью кто-то приколол к доске объявлений в гостиной большой лист, на котором значилось:

«Уроки трансгрессии.

Плата за обучение: 12 галеонов».

Гермиона, увидев это объявление, сразу достала перо и внесла свою фамилию в список студентов, уже успевших оставить свои автографы под объявлением. За спиной у девушки маячил Рон. Он тоже собирался записаться на курсы и уже доставал из сумки перо, как вдруг подбежавшая к нему сзади Лаванда закрыла ему глаза ладонями и взвизгнула:

— Угадай, кто, Бон-Бон!

Гермиону передернуло. Быстро убрав перо, она направилась к выходу. Гарри поспешил за ней. Сразу за портретом их догнал красный, как рак, Рон. Гермиона, презрительно фыркнув, поспешила вперед, догонять Невилла. Терпеть Рона на расстоянии вытянутой руки она по-прежнему не собиралась.

— Привет, Гермиона! — поздоровался Невилл.

— Привет, — кивнула Гермиона. — Как дела?

Невилл пожал плечами:

— Нормально. Бабушка очень переживала, отпуская меня в школу в этом семестре…

— Но ты ведь все-таки здесь, а это замечательно, ведь так? — с извиняющейся улыбкой сказала Гермиона.

— Да, — подтвердил Невилл. — Я очень рад, что я снова здесь. Здесь все мои друзья. Я так и сказал бабушке… Но, знаешь… Я немножко скучаю… скучаю по ОД. По нашим собраниям…

Гермиона не знала, что ответить. Ей стало неловко.

— Извини, Невилл, у меня сейчас Арифмантика… я побегу?

— Конечно, — кивнул Невилл. — Встретимся в Большом зале.

Гермиона кивнула и, оставив Невилла, отправилась в класс Арифмантики. У дверей толпились студенты. Шестикурсники гудели, как растревоженный пчелиный улей. У всех только и было разговоров, что о предстоящих уроках трансгрессии. Кто-то начинал хвастать, что он, мол, уже тысячу раз трансгрессировал с родителями, другой доказывал, что уже умеет это делать самостоятельно и даже показывал значок, якобы купленный в антикварной лавке в Милане. Словом, новый семестр начался весьма оживленно. Погруженная в свои мысли, Гермиона прислонилась к стене подальше от галдящей толпы. Ей было немного не по себе от того, что в первый же день ее первый урок проходит отдельно от Гарри и Рона (хотя насчет Рона она не сильно переживала). А еще больше девушку тревожило то, что сегодня, после четырнадцати дней «разлуки», она должна увидеть того, с кем хотела и одновременно боялась встретиться.

— Привет…

Гермиона вздрогнула. Почувствовала, как сердце провалилось, по телу пробежала судорога, лицо запылало. Обернувшись, девушка с напускным равнодушием произнесла:

— Порой у меня возникает ощущение, что ты умеешь читать мысли. С чего бы это?

Стоящий перед ней белокурый юноша усмехнулся.

— Почему бы и нет? Может, и умею… А ты, видимо, думала обо мне, раз так покраснела?

Гермиона схватилась руками за щеки. Малфой (а это был именно он) тихо рассмеялся. Без злобы. Без ненависти. Без презрения. Просто рассмеялся. Гермиона недоверчиво сощурилась.

— Что это было, Малфой?

— Что именно? — не понял вопроса слизеринец.

— Письмо, — понизив голос, ответила Гермиона. — Если это твоя очередная хитроумная ловушка, то я…

— Ты прочитала его? — в голосе Малфоя сквозил едва ли не ужас.

— Конечно, — усмехнулась Гермиона. — Если мне присылают письмо, то я, как правило, его читаю. Если ты не хотел этого, зачем нужно было его отсылать?

Малфой нахмурился.

— И оно все еще у тебя?

— Наверное, — пожала плечами Гермиона. — Если я не оставила его дома в письменном столе, тогда — да, оно все еще у меня, в моей комнате… А что? Хочешь, чтобы я тебе его вернула? Боишься, что его кто-нибудь увидит?

— Плевать, — процедил сквозь зубы Малфой. — Можешь хоть на доску объявлений повесить.

Гермиона посмотрела на юношу пристально. А потом вдруг сказала совсем тихо и сочувственно:

— Если хочешь, я верну его… если для тебя это важно…

— Я же сказал — плевать! — воскликнул слизеринец.

— Ты просто поражаешь меня, Малфой, — Гермиона отбросила с лица упавший локон и взглянула юноше прямо в глаза. — Я уже, было, подумала…

— Ты ошиблась, — бросил Малфой и, не дав Гермионе ничего ответить, мгновенно скрылся за спинами других учеников.

Гермиона, обескураженная этой неожиданной встречей и довольно странным разговором, осталась стоять в нескольких шагах от остальных ребят. За несколько минут до звонка из кабинета выглянула профессор Вектор и пригласила учеников войти. Гермиона поплелась вслед за всеми, села за свою парту и приготовилась к занятию. Искоса посмотрев на парту, за которой сидел мерзкий слизеринец, слева и чуть впереди, Гермиона покачала головой и сказала сама себе: «Ты ошиблась, Гермиона. Он — все такой же самовлюбленный хлыщ, каким был. Видимо, у него, действительно, было временное помутнение рассудка, когда он писал письмо…»

В это мгновение профессор Вектор призвала класс к вниманию, и Гермионе ничего не оставалось делать, как только выбросить из головы все мысли о Малфое и сосредоточиться на Арифмантике. Но не прошло и пятнадцати минут, как девушке пришлось отвлечься.

Трепеща бумажными крылышками, к столу Гермионы незаметно подлетела записка. Девушка огляделась: кто бы мог ее прислать? Все студенты сидели, уткнувшись каждый в свой пергамент, никто не поднимал головы. Профессор Вектор за преподавательским столом что-то писала. Стараясь не шуметь, Гермиона наклонилась и схватила записку, залетевшую под стол. Встрепенувшись, записка замерла. Гермиона развернула клочок пергамента и почувствовала, как по телу побежали мурашки. В записке было всего несколько слов, написанных таким знакомым, быстрым, четким почерком:

«Сегодня вечером на восьмом этаже. Там же, где всегда. Не говори никому»

Из груди Гермионы рвался наружу яростный вопль, но усилием воли она сдержала себя. Скомкав записку, девушка швырнула ее в сумку и, нахмурившись, принялась работать над своим графиком. «Еще чего не хватало! — думала она при этом. — Он считает, что мной можно помыкать, как бессловесной тварью? Не позволю!..»

Подняв глаза, Гермиона наткнулась на взгляд серебристо-серых глаз слизеринца. В этом взгляде сквозила усмешка. Вздрогнув, девушка отвернулась. Нет, она никуда не пойдет ни сегодня вечером, ни в любой другой вечер. Она не позволит играть с ней, не позволит вытирать об нее ноги! Пусть он подавится своими признаниями. Она его ненавидит, как и всегда ненавидела. Ведь так?..

* * *

В этот вечер Гарри испытывал приятное волнение. Конечно, ему же предстоит встретиться с Дамблдором! Нужно столько всего рассказать… К тому же, Дамблдор наверняка покажет Гарри какое-нибудь новое воспоминание о Волдеморте, которое приблизит их к разгадке тайны Темного Лорда.

Целое утро все друзья и знакомые не давали Гарри прохода после того, как Рон щедро поделился с ними известием о том, что Гарри Поттер уже однажды трансгрессировал вместе с профессором Дамблдором. Друзья так и норовили словно невзначай подсесть к Гарри за обеденным столом, догнать его в коридоре или заговорить в общей гостиной. Всех интересовало только одно: каково это — трансгрессировать? Гарри старался вежливо отвечать на все вопросы, но к концу дня постоянное присутствие любопытных ушей вывело его из себя и, сославшись на то, что он задолжал книгу в библиотеку, Гарри скрылся в неизвестном направлении.

На самом деле он хотел немного побыть один. Собраться с мыслями перед важной встречей. Гарри думал о том, как рассказать Дамблдору все, что он услышал во время вечеринки у Слизнорта. Гарри считал, что Дамблдор должен это знать. Если не он, то кто же тогда? Дамблдор во всем разберется, поговорит со Снейпом, может быть. Поставит в известность Орден и все, наконец, перестанут доверять этому двуличному типу, который прикидывается профессором зельеварения, а на деле является правой рукой Темного Лорда…

Думая так, Гарри незаметно для себя забрел в западное крыло замка, в коридор, где находились пустые классы. Открыв дверь одного из них, Гарри вошел в пыльное полупустое помещение с рядами парт, исцарапанных и исписанных многими поколениями учеников. Прошелся по классу вдоль стены, задумавшись. Постоял пару минут у учительского стола, представляя себя в роли преподавателя.

— Интересно, что мы с вами будем изучать? — пробормотал он вслух и, усмехнувшись, продолжил: — Пожалуй, возьму-ка я Защиту от Темных Искусств… Итак, класс, приготовились! Достали палочки, сосредоточились! Делаем плавный взмах рукой и, внимание, — заклинание обездвижива…

Тут со стороны задней парты послышался какой-то шум. Гарри вздрогнул. На всякий случай достав палочку, он неспеша направился к последнему столу. Что-то снова зашуршало. Видимо, это что-то было слишком маленьким, так как рассмотреть его из-за крышки стола не удавалось. Подойдя вплотную к столу, Гарри заметил, что пыли на нем не так много, как на прочих, словно кто-то недавно стер ее или неосторожно сел на край. Вскинув палочку, Гарри одним прыжком преодолел оставшееся расстояние и ногой отпихнул стоящий рядом с партой стул.

С громким перепуганным писком из-под стола выскочила маленькая мышка. Чертыхнувшись, Гарри вытер со лба проступившие капельки пота. Наклонился, чтобы посмотреть, не осталось ли в столе еще какой-нибудь живности. И вдруг заметил странное поблескивание в глубине ящика стола. Протянув руку, Гарри выудил из укромного местечка небольшой и довольно пыльный хрустальный флакон. Сияние исходило от него. Гарри смахнул с хрусталя налипшую пыль и присмотрелся. Во флаконе клубилась, образуя причудливые формы, серебристая субстанция, нечто среднее между газом и жидкостью. Гарри с удивлением присвистнул:

— Ух ты! Кто-то забыл здесь свои воспоминания… — а, поразмыслив немного, добавил, — или спрятал…

Тут же в голове Гарри начала складываться весьма интересная картинка: Снейп подносит к своему сальному виску волшебную палочку, за ней тянется серебристая нить, которая затем плавно опускается на дно хрустального флакона… Интересно, мог ли Снейп забыть (или спрятать) какие-нибудь важные воспоминания в пустом классе? Вряд ли. Для этого он слишком умен и скрытен. Скорее, это был кто-то из учеников. Может быть, Малфой? Идея показалась Гарри интересной. Тем более что Малфой в разговоре со своим деканом упомянул, что скрывает от последнего какие-то свои мысли. Может быть, это нужно было понимать буквально?

Взгляд Гарри загорелся. Он почувствовал, что находится в нескольких дюймах от решения загадки Драко Малфоя. Юного героя переполнило волнительное, почти болезненное чувство восторга и нетерпения. Нужно было сейчас же, немедленно отправляться к Дамблдору и попросить того взглянуть на эти воспоминания. Уж теперь-то Гарри выведет Малфоя на чистую воду! Не стоит прятать свои воспоминания там, где их так легко можно найти!

— Теперь ты за все ответишь, Малфой, — прорычал сквозь зубы Гарри и бегом бросился прочь из пустого класса.

В кабинете Дамблдора горели все лампы, на портретах тихо похрапывали прежние директора школы, на золотом насесте чистил перья Фоукс. На столе перед директором стоял Омут. Дамблдор ждал Гарри.

— Я слышал, ты встречался на Рождество с министром магии? — спросил профессор.

Гарри согласно кивнул и рассказал Дамблдору о своем не очень приятном разговоре с Руфусом Скримджером. Директор был тронут честным признанием Гарри в том, что он «целиком и полностью человек Дамблдора», как выразился министр.

— Скримджер хотел узнать, куда вы отлучаетесь из Хогварста, профессор, — сказал Гарри.

— Да, — согласился Дамблдор. — Ему очень хочется выведать это. Он даже пытался проследить за мной, приставив ко мне Долиша. Однажды мне уже приходилось оглушать Долиша заклятьем, теперь я вынужден был проделать это еще раз, и с гораздо большим сожалением.

— Значит, они все еще не знают, куда вы исчезаете? — спросил Гарри в надежде на то, что директор откроет ему этот секрет. Но Дамблдор лишь добродушно улыбнулся и ответил:

— Нет, не знают, да и тебе еще не время узнать об этом. Итак, займемся делом, если, конечно, ты ничего больше не хочешь…

— Вообще-то хочу, сэр, — сказал Гарри. Он хотел сразу же попросить профессора взглянуть на найденные воспоминания, но решил, что сначала стоит рассказать ему про подслушанный разговор. — Это касается Малфоя и Снейпа.

— Профессора Снейпа, Гарри, — поправил Дамблдор.

— Да, сэр. Я подслушал их разговор на вечеринке у профессора Слизнорта… по правде говоря, я за ними следил…

И вот, второй раз за последние двое суток, Гарри пересказал то, что ему довелось услышать. Пока он рассказывал, лицо Дамблдора оставалось бесстрастным. Когда же он закончил, директор несколько секунд молчал, а затем произнес:

— Спасибо, что рассказал мне, Гарри, однако я советую тебе выбросить это из головы. Не думаю, что тут есть что-нибудь настолько уж важное.

Гарри потрясенно взглянул на профессора. Он не ослышался? Дамблдор говорит, что разговор Снейпа с Малфоем не слишком важен?! Как это может быть? Гарри был поражен до глубины души.

— Профессор, вы разве не поняли…

— От природы, — с легким раздражением ответил Дамблдор, — я наделен редким умом и потому понял все, что ты мне сказал. Ты мог бы даже предположить, что, возможно, я понял больше твоего. Повторяю: я рад, что ты доверился мне, однако знай, ты не сказал ничего, что могло бы меня встревожить.

Гарри был вне себя от возмущения и разочарования. Дамблдор почти что отчитал его, как несмышленого малыша, который пытается съесть слепленный из песка кулич… Что происходит? Может быть, Гермиона права, и это Дамблдор послал Снейпа выведать замыслы Малфоя? Тогда профессор наверняка уже в курсе всего, и Гарри не сказал ему ничего нового. В таком случае, есть ли смысл упоминать о найденном флаконе с воспоминаниями? Дамблдор, наверняка, не захочет слушать, или — еще того хуже — попросит вернуть флакон на место... «Ну, уж нет, — со злостью подумал Гарри. — Я найду способ посмотреть то, что находится в этом флаконе. И когда я докажу, что Малфой что-то затевает, вы, наконец, поверите мне, профессор!»

Решив больше не возвращаться к этому вопросу, Гарри согласился перейти к делу — его уже ждало новое путешествие в Омут памяти, и Дамблдор не замедлил его начать. Однако в мыслях Гарри Поттера поселилось сомнение. А всякие сомнения, как известно, требуют, чтобы их развеяли…

* * *

Утро было пасмурным и снежным. Казалось, на Хогвартс выпала целая зима снега. Белые хлопья кружились в воздухе, как пух, застилая все вокруг серой дымкой, сквозь которую невозможно было разглядеть не то, что окрестности, но даже товарища, шагающего в паре шагов впереди.

В перерыве между занятиями Гермиона решила выйти во внутренний двор школы — проветриться, отдохнуть, прогнать лишние ненужные мысли. С прошлого вечера ее донимало странное беспокойство, словно она забыла написать какой-то важный доклад или не вернула книгу в библиотеку. Конечно, Гермиона знала, с чем на самом деле связано это беспокойство, но не хотела признаваться в этом самой себе. Она твердо решила не обращать внимания ни на какие инсинуации слизеринского хорька, и, будучи стойко убежденной в своей правоте, чувствовала себя относительно спокойно. По-крайней мере, спокойнее, чем Гарри. Он выглядел слишком дерганым и нервным после встречи с Дамблдором, что не удивительно: повстречать своего заклятого врага, убийцу родителей, пусть даже в воспоминаниях — занятие не из приятных.

Прохаживаясь по двору, Гермиона заметила, что от внутренних ворот к ней спешит какая-то личность, укутанная в теплую мантию и гриффиндорский ало-золотой шарф.

— Гарри, это ты?

— Привет, Гермиона, — поздоровался, подойдя, Гарри. — У тебя есть свободная минутка?

— Конечно, — кивнула девушка. — Если хочешь, даже пять минут.

— Спасибо, — улыбнулся Гарри. — Просто хотел с тобой поговорить о вчерашнем вечере. Я ведь так тебе и не рассказал…

— Да, у тебя были другие дела, — усмехнулась Гермиона, вспоминая, как Гарри пытался поговорить с Роном в тот момент, когда на рыжем предателе практически висела Лаванда Браун.

— Не важно, — отмахнулся Гарри. — Тебе интересно услышать то, что я вчера видел?

— Рассказывай, — милостиво согласилась Гермиона.

— Что ж, слушай, — и Гарри пересказал подруге все то, что Дамблдор показал ему в Омуте памяти и о чем рассказал после: разговор юного Волдеморта с его дядюшкой Морфином Мраксом, убийство семейства Риддлов, ложное обвинение Морфина и подмененные воспоминания профессора Слизнорта. На последнем Гарри задержался подробнее. — Волдеморт спрашивал у Слизнорта что-то о… крестражах, кажется. Видимо, это что-то слишком плохое, раз профессор решил подчистить собственную память. Дамблдор сказал, что Слизнорт, скорее всего, стыдится своих воспоминаний, потому что рассказал Волдеморту что-то такое, чего рассказывать не должен был. И теперь я должен каким-то образом добыть эти воспоминания, потому что без них мы не сможем… в общем… продолжать наши уроки. Как ты думаешь, это выполнимая задача?

Гермиона задумалась на минуту. Выражение ее лица нисколько не обнадежило Гарри, как и ее ответ.

— Знаешь, если даже Дамблдору не удалось вытянуть из него правды о том, что произошло на самом деле, значит, Слизнорт решил ее утаить. Думаю, это будет сложно…

— Как ты меня утешила! — пробормотал Гарри расстроено.

— Крестражи… — не обратив внимание на обиженное бормотание Гарри, произнесла Гермиона. — Крестражи, крестражи… хм… Никогда не слышала…

— Не слышала? — разочарованно переспросил Гарри. А он-то надеялся, что Гермиона поможет ему выяснить, что же они собой представляют.

— Наверное, тут замешана какая-то особо Темная магия, — предположила Гермиона. — Иначе зачем бы они понадобились Волдеморту? Будь осторожен, Гарри, когда станешь разговаривать со Слизнортом, как следует продумай стратегию…

— Рон считает, что мне нужно просто остаться после урока зельеварения…

— А, ну, раз Бон-Бон так считает, последуй его совету, — мгновенно ощетинившись, сказала Гермиона. — В конце концов, разве Бон-Бон когда-нибудь ошибался?

— Гермиона, может, ты, все-таки…

— Нет! — гневно ответила она и стремительно удалилась в сторону ворот. Гарри остался стоять один, по колено в снегу.

Гермиона, раздраженная и подавленная, направилась в класс профессора Слизнорта — следующим в расписании как раз стоял урок зельеварения. Возможно, Гермиона совсем не хотела грубить Гарри, она прекрасно понимала, что ему нелегко, тем более теперь, когда двое его лучших друзей стали почти врагами. Но поделать с собой ничего не могла. В последнее время она стала какой-то уж слишком нервной, напряженной, резкой, она сама себя не узнавала. В ее характере, поведении, отношении к друзьям появилось что-то новое, необъяснимое. То, что Рон Уизли однажды назвал поведением «настоящей слизеринки». Теперь Гермиона поняла, насколько прав был ее друг, и это ее пугало и злило одновременно. Она не должна была быть такой. Это была не совсем она, не та Гермиона, с которой Гарри и Рон дружили последние пять лет. Что-то влияло на нее, меняло, подстраивало под новые правила. И это «что-то» имело вполне конкретное имя…

Скрестив руки на груди, Гермиона решительным шагом пересекла холл и двинулась по коридору в подземелья — на урок зельеварения. Сегодняшний урок, как и большинство других, должен был проходить в компании слизеринцев. Это выводило девушку из себя. Она и без того нервничала, сидя рядом с Роном, а терпеть присутствие Малфоя вообще становилось пыткой. Она постоянно ощущала на себе его взгляд и никак не могла отделаться от мысли, что упустила что-то важное, что не сделала чего-то или чего-то не сказала. Слова из записки, присланной слизеринцем, не выходили у нее из головы. На назначенную встречу Гермиона, как и намеревалась, не пошла, но наутро проснулась с непонятным чувством вины, которое и преследовало ее весь следующий день. И вот, как назло, впереди ждал урок профессора Слизнорта. Урок, на котором будет Малфой. И он, вероятно, поинтересуется, почему она не пришла…

Гермиона, все еще обиженная и расстроенная, решила пересесть подальше от Гарри и Рона. С самым мрачным выражением лица, на которое была способна, она перетащила свой котел поближе к Эрни Макмиллану, демонстративно не обращая внимания ни на Гарри с Роном, ни на пришедшего минутой позже Малфоя.

В класс вошел Слизнорт и, загадочно улыбаясь, призвал студентов к тишине:

— Садитесь, садитесь, прошу вас! И побыстрее, сегодня у нас много работы! Третий закон Голпалотта… Кто может сказать мне?

В воздух взметнулись две руки: Гермионы и Малфоя. Гермиона успела на две секунды раньше.

— Ну, разумеется, мисс Гермиона, — с довольной улыбкой провозгласил Слизнорт.

Гермиона, невероятно довольная собой, затараторила:

— Третий закон Голпалотта гласит, что противоядие от составного зелья не сводится к набору противоядий для отдельных его компонентов.

— Точно! — просиял Слизнорт. — Десять очков Гриффиндору!

Самодовольно усмехаясь, Гермиона села на свое место. Гарри с недоумением и тоской посмотрел на подругу — было очевидно, что он ничегошеньки не понял. Гермиона только повела плечами и невзначай обернулась назад. С последнего стола ее сверлил злобным взглядом слизеринец. Он, похоже, не обращал ни малейшего внимания на то, что говорил профессор, неотрывно глядя в затылок «гриффиндорской всезнайке». Когда она обернулась, Малфой скорчил такую отвратительную физиономию, что Гермиона чуть не прыснула со смеху.

— Итак, — после долгих и весьма туманных объяснений материала закончил Слизнорт, — каждый из вас должен взять с моего стола по флакону, и до конца урока изготовить противоядие от того, что в этом флаконе находится. Удачи вам, и не забывайте о защитных перчатках!

Гермиона тут же сорвалась с места и бросилась к преподавательскому столу. Остальные соображали куда медленнее, за исключением, пожалуй, все того же чертова Малфоя. Он оказался у стола вторым, за ним же следовали все другие студенты. Гермиона украдкой бросила взгляд на слизеринца — он по-прежнему смотрел на нее, не отрываясь. Похоже, он даже не вникал в смысл происходящего. Это было довольно странно, учитывая его извечную любовь к зельям, которую так превозносил профессор Снейп. Однако у Гермионы не было времени раздумывать об этом. Пока все остальные копались, она успела вернуться на свое место, вылить содержимое флакона в котел и развести под ним огонь.

— Какая жалость, Гарри, — сказала она с усмешкой, когда Гарри сел за стол, — что сегодня Принц ничем не сможет тебе помочь! Здесь необходимо понимание основных принципов! Ни тебе простых путей, ни жульничества!

Гарри бросил на Гермиону полный досады взгляд и принялся работать над своим зельем. Увы, Гермиона оказалась права — в учебнике Принца не было оставлено никаких пометок относительно противоядий или загадочного закона Голпалотта. Гарри обреченно вздохнул, понимая, что его репутация признанного зельевара рушится прямо на глазах.

Гермиона ликовала. Конечно, часть ее бурно возмущалась и вопила, что нельзя насмехаться над другом, терпящим неудачу, но другая часть истово требовала триумфа. Гермиона давно ждала подходящего момента, чтобы показать Гарри, что пользоваться подсказками и мошенничать нехорошо.

Через двадцать минут Гермионе уже удалось разделить свое зелье на составляющие, и она старательно разливала их по десяти хрустальным флакончикам, в то время как Гарри с удрученным видом стоял над своим котлом, от которого жутко воняло тухлыми яйцами. Бормоча что-то сквозь зубы, Гарри с яростью перелистывал страницы «Расширенного курса зельеварения», но, как и следовало ожидать, найти там ничего не мог.

Оторвавшись на минуту от своей напряженной работы, Гермиона огляделась. У остальных одиннадцати человек в классе дело шло не так хорошо, как у нее, что очень порадовало девушку. Отбросив с лица упавший локон, Гермиона обернулась. Слизеринцы за последним столом работали неохотно. Но особенно неохотно работал Малфой. Честно говоря, он почти не предпринимал попыток выполнить задание, продолжая, как зомби, пялиться в одну точку — а именно в затылок Гермионы. Нахмурившись, девушка одними губами спросила:

— Что?!

Малфой не ответил, пребывая в каком-то трансе. Пожав плечами, Гермиона вернулась к работе. Противоядие было уже почти готово. Оно состояло из пятидесяти двух составных частей, включая волосы самой Гермионы, и с минуты на минуту должно было окончательно свариться.

— Внимание, осталось две минуты! — объявил Слизнорт.

Рон обреченно что-то простонал. Гарри же не мог так просто сдаться. В очередной раз перелистывая учебник, он наткнулся на запись, сделанную рукой Принца поперек длинного списка противоядий: «Просто суй им в глотки безоар». «Вот оно! — с восторгом подумал Гарри, кидаясь к шкафчику с ингредиентами. — То самое! Безоар — камень, служащий противоядием от большинства ядов. Снейп говорил нам еще на первом курсе…» Гарри открыл шкаф и начал лихорадочно рыться в нем, разгребая рога единороги и пучки сушеных трав, пока не нашел то, что искал — коробочку с надписью «Безоары».

— Время… СТОП! — воскликнул Слизнорт радостно. — Ну-те-с, посмотрим, что у вас получилось!

Профессор начал медленно обходить класс, заглядывая в котлы, осматривая различные противоядия и порой принюхиваясь к ним. С заданием почти никто не справился, за исключением Гермионы, которая все еще пыталась втиснуть в свой флакон какие-то ингредиенты, пока Слизнорт не подошел к ней. У котла Эрни профессор задерживаться не стал, а от противоядия Рона и вовсе отскочил, как ужаленный, зажимая нос. И вот, наконец, он подошел к Гарри.

— Ну-с, Гарри, что вы мне покажете?

С замиранием сердца Гарри выставил вперед руку с лежащим на ладони безоаром. Слизнорт добрых десять секунд смотрел на камень, а потом вдруг откинул голову назад и рассмеялся.

— Ну и нахал же вы, юноша! — профессор поднял безоар повыше, чтобы весь класс мог его видеть. — О, вы совершенное подобие вашей матушки! Что ж, вас винить не в чем — безоар, безусловно, является противоядием от всех этих зелий!

Гермиона, потная, с сажей на носу, побагровела.

— И ты вот так сам до безоара и додумался, а, Гарри? — сквозь зубы спросила она.

Слизнорт, услышав ее, опередил Гарри с ответом:

— Для этого нужна душа истинного зельевара! Такой же была и его матушка…

Гермиона зло посмотрела на Гарри и, не дожидаясь, пока Слизнорт проверит ее зелье, к которому, похоже, потерял всякий интерес, начала собирать вещи.

— Урок окончен! — объявил профессор. — Да, и еще десять очков Гриффиндору — за чистой воды нахальство!

Схватив сумку, Гермиона поспешила к выходу, даже не удосужившись очистить свой котел. Сейчас ее меньше всего волновало соблюдение правил и прилежное поведение. Она было страшно зла на Гарри и на саму себя, при этом так сильно погрузилась в свои мысли, что даже не заметила, как Гарри отстал и остался в классе один на один с профессором. Как и не заметила того, что от группы учеников отделилась одинокая фигура и последовала за ней по коридору.

— Стой! — услышала Гермиона оклик и остановилась.

Следом за девушкой спешил Малфой, причем вид у него был довольно жалкий: он умудрился чем-то облиться и выглядел так, словно на него стошнило кошку.

— Что это? — с отвращением спросила Гермиона.

Малфой посмотрел на свою перепачканную мантию и скривился:

— Этот придурок Блейз опрокинул свой котел с какой-то гадостью прямо на меня… Я превратил бы его в улитку, но подумал, что он и так слишком заторможенный…

— Чего тебе от меня надо, Малфой? — напрямик спросила Гермиона, нахмурившись.

Драко пожал плечами. Коридор начал заполняться учениками, спешащими с одного занятия на другое. Среди снующих малышей рослый Драко выглядел неуместно, к тому же его испачканная мантия производила весьма неприятное впечатление. Заскрипев зубами от злости на самое себя, Гермиона схватила Малфоя за руку и потащила в первый попавшийся свободный класс.

— Ты что вытворяешь?! — воскликнул он, но, увидев взбешенный взгляд Гермионы, тут же умолк.

— Стой и не дергайся! — приказала девушка и, направив на мантию слизеринца волшебную палочку, произнесла, — Экскуро!

Пролитое зелье тут же исчезло, мантия стала выглядеть, как новая.

— И что, ты считаешь, я должен поблагодарить тебя за это? — Малфой посмотрел на Гермиону изучающе.

— Мне не нужны твои благодарности, Малфой! — прорычала Гермиона. — Проваливай! Я не желаю тебя видеть!

— Зачем же тогда привела меня сюда?

Гермиона уставилась на слизеринца, не зная, что сказать. Как только ее взгляд встретился со взглядом его серебристо-серых холодных глаз, она сразу растеряла всю свою решительность, злобу, упрямство… Гермиона почувствовала, как сразу исчезли все мысли, как сердце подпрыгнуло, заколотилось быстро-быстро, а по телу побежали такие знакомые мурашки… Драко вдруг протянул руку и дотронулся до ее щеки. Его руки были холодными. Его прикосновение было похоже на то, как хлопья снега ложатся на разгоряченное лицо…

— Почему ты смотрел на меня? — спросила Гермиона, стараясь придать голосу твердости, но он все равно немилосердно дрожал.

— Смотрел на тебя когда? — спросил Драко тихо, продолжая смотреть девушке в глаза.

— На уроке… сейчас… недавно… — Гермиона начала путаться, сбиваться с мысли. «Успокойся! Возьми себя в руки! Это всего лишь… Малфой…»

— На самом деле я просто думал… и смотрел вовсе не на тебя, — Драко придвинулся ближе, Гермиона ощутила знакомый аромат его туалетной воды — тут же, словно от крепкого вина, у девушки закружилась голова и перед глазами все поплыло. — Вечно твоему Поттеру удается выкрутиться из безвыходной ситуации… подумать только, безоар! Просто гениальная идея… и почему дуракам всегда везет?

— Гарри не такой, как ты говоришь! — с хрипотцой в голосе возразила Гермиона.

— Конечно, не такой, — кивнул Драко. Рука его скользнула девушке на затылок. — Ты всегда будешь защищать его. Так же, как и всегда будешь ненавидеть меня…

— Я не ненавижу…

Глаза Драко расширились от удивления. Гермиона осеклась, поняв, что сказала лишнее.

— Это такая новая шутка? — спросил Драко с сарказмом. — Не очень она смешна, знаешь ли. Что значит: «не ненавижу»?

Гермиона посмотрела на Драко с мольбой: «Ну, почему? Ну, почему вы все, черт побери, просто не оставите меня в покое?! Почему ПРОСТО не оставить меня В ПОКОЕ?!»

— Значит, — дрожащим от волнения голосом пролепетала она, — что я тебя не ненавижу. Неужели так трудно понять?..

— Тогда почему ты не пришла вчера? — спросил Драко полушепотом, склонившись к уху Гермионы. По телу девушки пробежала невольная судорога. Сглотнув, Гермиона ответила:

— Потому что не хочу, чтобы ты играл мной, как твоей новой игрушкой, Драко Малфой! Я тебе этого не позволю!..

— Думаешь, я считаю тебя игрушкой? — спросил Драко, и Гермиона с удивлением услышала в его голосе тоску и раскаяние. — Пожалуй, так и было…

— Что изменилось, Малфой? Что могло измениться за две недели?

— Может быть, я сам?

Гермиона изо всех сил боролась с желанием сделать или сказать какую-нибудь глупость, о которой она, наверняка, будет долго жалеть. Взяв себя в руки, она отстранилась от Малфоя, посмотрела на него с жалостью и произнесла:

— Ты никогда не изменишься, Малфой. Ты — подлый, двуличный, бессовестный тип. Я все про тебя знаю. А теперь и Гарри догадывается о том, КТО ты и что затеваешь… Я не стану его переубеждать, если он снова захочет поговорить со мной об этом. Оставь меня в покое или, клянусь, я все расскажу ему. Просто больше не подходи ко мне, ладно? Я не хочу больше думать о тебе. Не хочу больше говорить с тобой. Дай мне спокойно жить, Малфой, или я не дам спокойно жить тебе.

— Это все? — глухо спросил Драко.

— Все, — ответила Гермиона, чувствуя, как сердце сжимается в комок, а на глаза наворачиваются слезы.

— Счастливо оставаться, — процедил сквозь зубы Малфой и направился к выходу из класса. Остановившись на пороге, он обернулся и прошипел, — грязнокровка!

Гермиона отшатнулась, словно ее стегнули кнутом. По щекам потекли слезы. Она никогда не думала, что это может быть так больно — услышать это слово из его уст. Ведь он уже говорил это раньше, говорил много раз. Она даже научилась не обращать на это внимания… тогда почему же так больно в груди? Почему так сжимается сердце, почему так трудно вздохнуть?.. Что это? Что за странное чувство? «Может, я сошла с ума?»

«Может быть, Гермиона. Если то, что ты чувствуешь, теперь называется сумасшествием. Добро пожаловать, мисс Грейнджер. Добро пожаловать…»

* * *

Она, наконец-то, порвала с ним. Отделалась от него. Сказала ему, что не желает его видеть. Это было как-то… слишком просто. Слишком быстро он согласился. Слишком быстро она успокоилась. Но уже на следующий день поняла, что проиграла. Проиграла битву с самой собой.

Потому что, проснувшись, ощутила, что не может дышать. Что сердце — не бьется. Что тело — не ее вовсе, а чье-то чужое, в которое наспех засунули ее помятое сознание и надорванную душу. Потому что первым, о ком она подумала, был он…

— Гермиона, ты неважно выглядишь, — обеспокоенно произнес Гарри, когда девушка спустилась из спальни в гостиную и села рядом с другом на диван возле камина.

— Мне… не спалось, — солгала она на удивление просто, даже не ощутив привычного укола совести. — Просто думала… Думала о том, как тебе помочь…

Гарри со вздохом откинулся на спинку дивана. Да, он сейчас очень нуждался в помощи. Вчерашний разговор со Слизнортом, на который Гарри так рассчитывал, практически не состоялся. Слизнорт сразу раскусил их с Дамблдором план и наотрез отказался беседовать с Гари по поводу своих отношений с Томом Риддлом. Гарри даже начал опасаться, что теперь профессор и вовсе не подпустит его к себе, после того, как узнал об истинных намерениях своего лучшего ученика. А вечером еще и Рон с Гермионой, словно сговорившись, надулись и не хотели разговаривать с Гарри из-за его поступка на зельеварении. Гермиона кипела праведным гневом, а Рон был обижен на Гарри за то, что тот не рассказал ему о безоаре. Гарри ложился спать в совершенно удрученном состоянии, думая, что сегодняшний день будет ничуть не лучше предыдущего. Но вот, утро наступило, а с ним — и перемены. Гермиона думала о том, как ему помочь. Это хорошо. Это значит, она уже не обижается на него. Вот только она как-то странно выглядит. Так, словно она здесь и в то же время где-то недостижимо далеко. Больше всего Гарри встревожил ее взгляд, пустой и словно остекленевший. Но Гарри пока не стал ничего выяснять, решив понаблюдать за подругой подольше. Сейчас он постарался выкинуть из головы внезапно поселившиеся в ней подозрения и спокойно спросил:

— Как ты думаешь, смогу я это сделать? По-моему, Слизнорт теперь на пушечный выстрел меня к себе не подпустит…

— Не отчаивайся, — сказала Гермиона с таким безжизненным выражением лица, что Гарри усомнился, понимает ли она то, что говорит. — Мы найдем выход. Я пока точно не знаю, какой, но ведь мы всегда умудряемся найти его…

— Гермиона, ты в порядке? — не выдержал Гарри.

— Да, в полном, — кивнула Гермиона и улыбнулась, хотя глаза ее так и остались пустыми. — Я говорю о том, что мы можем подумать, как тебе уломать Слизнорта. Вместе подумать. И, кстати, я уже начала искать информацию о крестражах. Думаю, стоит проверить Запретную секцию…

Гарри почти не слушал. Он все смотрел на Гермиону, в ее ничего не выражающие глаза и вдруг подумал: «Должно быть, такой взгляд — у тех, к кому применили заклятье Империус. Или… поцелуй дементора… Что с ней происходит?»

Тут в гостиную вошли хмурый Рон и истерически хохочущая Лаванда. Гермиона сразу замолчала. Даже не взглянув на друга, она поднялась с места:

— Я пойду, позавтракаю, Гарри, — и, не дождавшись ответа, ушла.

Гарри посмотрел ей вслед, мучительно размышляя над тем, что же с ними со всеми творится. Рон, вечно в дурном расположении духа, Лаванда, беспрестанно щебечущая и смеющаяся невпопад, Джинни, все время странно смотрящая на Гарри и препирающаяся с Дином, Гермиона, потерянная и тихая, сам Гарри, вечно напряженный, вечно ждущий подвоха и подозревающий всех и вся — все это было неправильно. Так быть не должно. Это все — из-за Лорда, из-за нападений, из-за того, что им всем приходилось задерживать дыхание всякий раз, как на страницах «Ежедневного Пророка» появлялись новые заметки об убитых, пропавших, попавших под Империус… Так не должно было продолжаться.

Гарри встал и направился в свою спальню. Он устал. Устал ждать, надеяться на что-то, разгадывать странные загадки, которые давал ему Дамблдор. Он жаждал действий. Он хотел сражаться, помогать Ордену, защищать от Пожирателей ни в чем неповинных волшебников и магглов. Но он вынужден был сидеть и ждать. Просто сидеть и ждать, как пленник. Как Сириус… Гарри присел на край своей кровати и достал из ящика прикроватного столика хрустальный флакон с клубящейся серебристой дымкой внутри. Вдруг Гарри каким-то внутренним чутьем уловил связь между странным поведением Гермионы и таинственным «делом» Малфоя. Он уже и раньше подозревал, что слизеринский хорек не дает Гермионе спокойно жить, но теперь все было гораздо серьезнее. «Если он подверг ее заклятию, — подумал Гарри с гневом, — я разорву его на клочки!»

Еще пару минут он повертел флакон с воспоминаниями в руках, а потом, спрятав его понадежнее, отправился вниз — вытаскивать Рона из тисков Лаванды, чтобы все с ним обговорить.

* * *

Гермиона тоскливо смотрела на лежащий перед ней совершенно чистый пергамент. Шел урок Заклинаний у профессора Флитвика. Студенты должны были в нескольких словах объяснить действие заклинания Агуаменти.

С того дня, когда Гермиона решительно вычеркнула Малфоя из своей жизни, прошло немногим больше двух недель. Хогвартс внезапно накрыла весна. Начало февраля было сырым, беспросветно серым и скучным. По небу беспрестанно ползли мрачные свинцово-серые тучи. Непрекращающийся ледяной дождь превратил лужайки вокруг замка в грязное месиво. Семестр был в самом разгаре. Преподаватели нагружали студентов, не щадя никого, словно завтра должен был наступить конец света, к моменту которого каждый должен был написать по несколько свитков сочинений, выучить массу заклинаний и сварить несколько новых зелий…

Гермиону это, на удивление, не заботило. Она не могла вспомнить, когда в последний раз так безответственно относилась к учебе. Задания она выполняла кое-как, на уроках часто отвлекалась, погружаясь в свои мысли. Домашние задания она и вовсе забросила, ссылаясь на то, что помогает Гарри отыскать информацию о крестражах. Она и вправду много времени проводила в библиотеке, пытаясь выяснить, что это за ужасный вид колдовства, о котором даже Слизнорт говорить отказался. Увы, на этот раз библиотека Хогвартса не смогла дать на это ответа, как и на вопрос о таинственной магии выручай-комнаты. Гермиона начала разочаровываться в могуществе знаний, заключенных в книги, и часто думала, почему в Хогвартсе так сложно в чем-то разобраться без дополнительных усилий и головной боли… Но причиной ее постоянной задумчивости было не только это.

Она думала о нем.

Она часами сидела с открытой на одной странице книгой, представляя себе их разговор. Их последний разговор.

С того дня, когда она сказала ему, что не желает его видеть, он больше ни разу не взглянул на нее. И даже честно постарался как можно реже попадаться ей на глаза. Хотя, возможно, не только она была причиной его частого отсутствия. Она об этом не задумывалась.

Она видела его во сне.

Каждую ночь.

И он больше не язвил, не насмехался, не кричал: «Эй, Поттер! Знаешь новость? Я с твоей подружкой…» Он был другим в ее снах. Он был нежным. Ласковым. Он обнимал ее. Шептал ей что-то страстно. Целовал… целовал с ног до головы… И они были вместе. Они снова были вместе. Каждую ночь. Но только во сне…

А утром все начиналось заново. Завтрак-уроки-обед-уроки-библиотека-ужин-библиотека… и снова сон. Сон, которого она боялась. И которого ждала с нетерпением. Этот сон стал для нее более реальным, чем сама жизнь…

— Сдаем работы, — ворвался в сознание Гермионы голос профессора Флитвика.

Гермиона вздрогнула, опустила глаза на свой пергамент. Он по-прежнему был девственно чист. Не задумываясь долго, Гермиона нацарапала в углу свою фамилию и сдала пустой листок.

На сегодня был назначен первый урок трансгрессии под руководством инструктора из Министерства. Студенты — шестикурсники с нетерпением ждали окончания рядовых занятий. Урок, в связи с отвратительной погодой, должен был проходить не под открытым небом, как планировалось, а в Большом зале.

— Гермиона, ты идешь? — подошел к девушке Гарри.

— Да, конечно, — ответила Гермиона, закидывая сумку на плечо.

— Как написала работу для Флитвика? — спросил Гарри машинально, зная, что Гермиона всегда все делала лучше всех.

— Замечательно, — ответила Гермиона. — Идем?

Гарри кивнул. Вместе они направились в Большой зал, где их уже ждали деканы всех четырех Факультетов — Макгонагалл, Снейп, Флитвик и Спраут, — а так же незнакомый низенький волшебник, который был тем самым таинственным инструктором из Министерства.

В Большом зале было удивительно пусто. Исчезли со своих мест столы факультетов. Прибывающие ученики столпились в центре зала, нервно посмеиваясь и переговариваясь. Гриффиндорцы старались держаться рядом с гриффиндорцами, равенкловцы — с равенкловцами, хаффлпаффцы — с хаффлпаффцами. Ну, и, конечно, слизеринцы. Они вообще держались особняком.

Драко Малфой вошел в зал в сопровождении своих закадычных друзей — Крэбба и Гойла. Паркинсон и Забини где-то задерживались, зато Гринграсс и Буллстроуд уже вовсю подшучивали над стоящими неподалеку хаффлпаффцами, которые только надували губы и отворачивались.

— Когда ты объяснишь, что происходит? — прогремел над ухом Малфоя неповоротливый Крэбб.

— Я вообще не должен ничего тебе объяснять, дубина, — прошипел Малфой, чувствуя смертельную усталость от того, что вот уже битый час пытался доказать Винсенту, что тот лезет не в свое дело.

— Да уж, конечно! — Крэбб насупился по-бычьи и захрустел костяшками пальцев. — Как превращать нас… в черт-те что, так мы сразу друзья. А как объяснить, сколько нам еще все это терпеть…

Крэбб не успел договорить. Похоже, все, кто собирался обучаться трансгрессии, пришли. Деканы призвали учеников к тишине, и вперед выступил низенький министерский волшебник.

— Доброе утро, — поздоровался он. — Меня зовут Уилки Двукрест…

— Если ты от меня сейчас же не отвяжешься, — в то же время яростно шептал Малфой своему телохранителю, — то я сделаю так, что ты вообще больше ни в чем не будешь принимать участия!

— Ты только и можешь, что угрожать, — прорычал Крэбб.

— А вы способны только махать кулаками, потому что мозгов на другое не хватает…

— Малфой, потише и повнимательнее! — рявкнула профессор Макгонагалл.

Все оглянулись. Малфой залился краской и отскочил от Крэбба, который яростно скрипел зубами.

— …после чего, — продолжил начатую речь Двукрест, — многие из вас будут к этим испытаниям готовы. Вы, конечно же, знаете, что трансгрессировать в пределах Хогвартса невозможно. Чтобы вы имели возможность практиковаться, директор школы снял соответствующее заклинание, но только в пределах Большого зала и только на один час. Помните, проникнуть за стены зала невозможно, и с вашей стороны крайне неблагоразумно было бы попробовать сделать это. А теперь попрошу всех встать так, чтобы перед вами образовалось пять футов свободного пространства.

Началась толкотня и давка. Студенты перебегали с места на место, не зная, куда лучше встать. Деканы принялись помогать своим факультетам построиться, переходя от одного ученика к другому.

Крэбб и Гойл встали по обеим сторонам от Малфоя. При этом Крэбб все еще глядел на своего предводителя исподлобья.

— Ты бы хоть сказал, сколько мы еще будем все это делать! — выкрикнул Крэбб. В невыносимом гвалте, которым заполнился Большой зал, его вряд ли мог услышать кто-то, кроме Малфоя.

— Не знаю я, сколько еще, понял? — в ответ крикнул Малфой. — Это займет больше времени, чем я думал!

Крэбб открыл, было, рот, чтобы задать очередной вопрос, но Малфой, доведенный до белого каления его тупостью, опередил его:

— Слушай, Крэбб, чем я занят — это вообще не твоего ума дело! Тебе с Гойлом нужно просто выполнять приказ и стоять на страже!

И тут за спиной Малфоя раздался громкий, почти насмешливый голос Поттера:

— Если я прошу друзей постоять на страже, я стараюсь объяснить им, чем намерен заниматься.

Малфой круто развернулся, одновременно потянувшись к волшебной палочке, лежащей в кармане мантии. Но тут деканы грянули: «Тихо!» — и в зале наступила тишина. Скрипнув зубами, Малфой отвернулся от Гарри.

«Вот, черт! — подумал он в сердцах. — Надо же было так орать! И этот чертов Поттер вечно сует свой нос не в свое дело! Надо его приструнить, не то он может испортить все…»

— Благодарю вас, — сказал Двукрест. — Итак… — он взмахнул волшебной палочкой, и перед каждым учеником появилось по старинному деревянному обручу.

— Главное, о чем следует помнить при трансгрессии — это три «Н»! — сказал Двукрест. — Нацеленность. Настойчивость. Неспешность…

Малфой почти не слушал. Его занимали другие мысли. Зачем, интересно, Поттеру понадобилось подслушивать их с Крэббом разговор? Из чистого любопытства или по какой-то иной причине? Кто разберет этих гриффиндорцев, у них у всех с головой не все в порядке… А может, он потому подкрался, что знал, о чем они говорят? Да и Грейнджер говорила что-то про то, что Поттер подозревает его, Драко. «Черт, черт, черт! — в который раз подумал Драко. — И умудрился же я связаться с этой заучкой! Может, она все рассказала Поттеру? Нет, скорее всего, нет, иначе я бы уже сидел в Азкабане…»

— Шаг второй, — вещал Двукрест. — Настойчивость. Соберите вашу настойчивость в кулак и направьте ее на то место, в которое вы себе мысленно представили…

«Ненавижу все это, — продолжал размышлять Малфой, слушая Двукреста вполуха. — Ненавижу. Эту чертову школу. Эту чертову трансгрессию. Этого чертова Поттера… И ее… ее — особенно…»

— Шаг третий! — воскликнул Двукрест. — Выполняется только по моей команде! Вы поворачиваетесь на месте, нащупывая путь в ничто, перемещаясь неспешно. Итак, по моей команде — раз…

Малфой встрепенулся. Он явно что-то пропустил, задумавшись.

— …два…

Он оглянулся, пытаясь понять, что от них требует инструктор. Остальные так же растерянно оглядывались по сторонам.

— …три!

Студенты закружились на месте. Кое-кто не удержал равновесия и уже валялся на полу. Эрни Макмиллан умудрился приземлиться в центре своего обруча. Хаффлпаффец пришел в полный восторг, но тут же заметил, что Дин Томас, глядя на него, помирает со смеху. Малфою тоже не удалось совершить чуда — он просто пропустил большую часть того, объяснял Двукрест. Посмеявшись над собой и над приятелями, студенты успокоились и снова начали выстраиваться напротив своих обручей.

И тут Драко понял, что смотрит на нее. Она улыбалась. Ее растрепавшиеся волосы закрывали ей глаза, забивались в рот — и это выглядело просто очаровательно. Ему вдруг нестерпимо захотелось подойти к ней и убрать с ее лица надоедливые пряди…

Очнувшись, Драко поспешил встать на свое место и попытался выгнать из головы мысли о Грейнджер. Они мешали ему. Не давали сосредоточиться. Она была здесь. Она была рядом. Он мог бы подойти к ней, чтобы просто поздороваться или язвительно подшутить над ней… Но не смел. Он не должен был, он хорошо это понимал. Не должен был не потому, что она этого попросила, а потому, что это было неправильно. Его мысли о ней. Его желание все время видеть ее. Его сны…

Целый час студенты делали бесплодные попытки трансгрессировать, но, увы, с первого раза ни у кого не получилось, только у Сьюзен Боунс, студентки из Хаффлпаффа, случился расщеп. Остальные же вообще не продвинулись в искусстве трансгрессии ни на йоту. Казалось, Двукрест нисколько не обескуражен этим обстоятельством. Взмахом волшебной палочки он убрал обручи и, застегивая свою уличную мантию, произнес:

— До следующей встречи! И не забывайте: нацеленность, настойчивость, неспешность! — после чего в сопровождении профессора Макгонагалл покинул Большой зал.

Студенты разом загомонили и тоже потянулись к выходу в холл.

— Ну, как ты? — спросил Рон, догнав Гарри. — Я вроде бы что-то почувствовал при последней попытке — такое покалывание в ногах.

— Наверное, тебе просто кроссовки маловаты, Бон-Бон, — произнес голос за их спиной, и мимо, самодовольно ухмыляясь, проследовала Гермиона.

Она словно ожила сегодня. Занятия трансгрессией заставили ее вернуться из своего внутреннего мира к реальности. Она хотела, она должна была научиться трансгрессировать. Это было интересно и полезно. Это могло очень пригодиться в будущем.

На следующий день Гермиона спустилась в Большой зал в приподнятом настроении. Окинув взглядом гриффиндорский стол, она заметила Джинни и поспешила сесть рядом с подругой.

— Привет, — поздоровалась она бодро.

— Привет, — не очень радостно кивнула Джинни.

Гермиона посмотрела на подругу с удивлением:

— Джинни, что случилось? Что-то не так?

Джинни покачала головой, продолжая методично размешивать сахар в своей кружке.

Гермиона пожала плечами и начала намазывать маслом тост. Гарри должен был спуститься позже, а где находится Рон, Гермиона не знала и знать не хотела. Сидеть в молчании ей тоже было невмоготу, поэтому, несколько минут спустя она снова заговорила:

— Джинни, слушай… Ты можешь мне все рассказать, правда. Если хочешь.

Джинни подняла на Гермиону взгляд.

— Спасибо. Только не думаю, что…

— Брось, Джинни, — дружелюбно улыбнулась Гермиона. — Ты же помогла мне однажды, почему же я не могу тебе помочь?

— Просто у тебя своих проблем хватает, — ответила Джинни, переведя взгляд на гобелен с изображением хогвартского герба, висящий на стене. — Кстати, как у тебя дела с… Малфоем?

Гермиона сразу помрачнела. Упоминание о нем заставило ее сердце сжаться.

— Никак. Это все… в прошлом.

— Я рада, — улыбнулась Джинни, — что хоть у кого-то все в порядке.

«Ты не представляешь, насколько ошибаешься», — с горечью подумала Гермиона.

— А с тобой что случилось? — спросила она настойчиво. — У вас что-то не так с Дином?

Джинни кивнула:

— Да. С Дином. И с Гарри.

— Гарри? — Гермиона удивленно подняла бровь. — А что с Гарри?

— С ним… Джинни замялась. — С ним все хорошо… Но… Слушай, давай поговорим об этом в другом месте? — Джинни покосилась в сторону сидящих за слизеринским столом Буллстроуд и Паркинсон, уже навостривших ушки в предвкушении свежей утреней сплетни.

— Хорошо, — кивнула Гермиона. — Давай встретимся в библиотеке, я только зайду к себе, захвачу кое-какие задания…

— Гермиона! — Джинни возвела глаза к потолку. — Сегодня суббота! Сколько можно заниматься?!

Гермиона только усмехнулась, ничего не ответив.

Позавтракав, девушка поспешила в башню Гриффиндора, чтобы, как и сказала, взять с собой несколько незаконченных эссе по Заклинаниям и задания по зельям. Меньше, чем через четверть часа она уже была рядом с библиотекой, где ее должна была ждать Джинни.

Но у входа в библиотечный зал Гермиона увидела другого человека. Это был Эрни Макмиллан.

Гермиона занервничала, но, не подавая вида, направилась прямиком к дверям библиотеки. Возможно, Эрни ждал здесь вовсе не ее, а кого-то другого, а она только зря паникует. Увы, это было не так. Заметив Гермиону, Эрни приветственно помахал рукой и сделал шаг навстречу девушке. «Пожалуйста, пусть это будет касаться обязанностей старосты!» — взмолилась Гермиона, помня о том, что Эрни, как и она сама, является старостой своего факультета.

— Привет, Гермиона, — сказал Эрни, как только она подошла к нему ближе. — Можно с тобой поговорить?

— Конечно, — равнодушно пожала плечами девушка, хотя внутри все колотилось. — Что-то по поводу работы старост? Я пропустила собрание?

— Вообще-то, нет, — покачал головой Эрни. — Я… у меня личный вопрос.

Страх ледяной струйкой пополз по позвоночнику девушки, она побледнела, но, отчаянным усилием воли взяв себя в руки, сказала:

— Я слушаю, Эрни.

— Это касается тебя и… Малфоя.

«О, Боже!»

— Вы с ним… как бы это сказать… правда, что вы вместе?

Гермиона открыла рот в попытке что-то возразить, но тут же закрыла, сообразив, что дрожащий и сразу охрипший голос будет наилучшим доказательством правоты Эрни. Поэтому она просто покачала головой.

— Я так и думал, — деловито кивнул Эрни. — А… то, что я видел…

— Что именно? — вскинулась Гермиона, которую вдруг охватило праведное негодование.

— Ну… — замялся Эрни. — В классе Арифмантики… вы с ним…

— Он приставал ко мне, я отбивалась, — скороговоркой выплюнула Гермиона очередную ложь. — Что-то еще, Эрни?

— Нет, — пожал плечами хаффлпаффец. — Я просто подумал, что… может быть… ты могла бы… пойти со мной…

— Эй, Макмиллан!

Гермиона и Эрни одновременно вздрогнули и обернулись. В нескольких шагах от них, прислонившись спиной к стене и скрестив руки на груди, стоял Малфой.

— В чем дело? — спросил Эрни, нахмурившись.

— Тебя, по-моему, звали в комнату заседаний старост, — растягивая слова, проговорил Малфой. — Малышка Аббот по тебе соскучилась…

— Ханна? — переспросил Эрни. — Я говорил с ней пять минут назад…

Тут Малфой, оттолкнувшись от стены, сделал шаг к Эрни. При этом глаза слизеринца вспыхнули недобрым огнем.

— Я невнятно объяснил, Макмиллан? — грозно прошипел Драко. — Или с первого раза до тебя не доходит? Тебе пора!

— Я никуда не собираюсь…

— Ты давно писал своей мамочке? — зловещим полушепотом поинтересовался Драко. — Напиши обязательно, а то вдруг с ней что-нибудь… приключится…

Эрни побагровел от гнева и сжал кулаки. Несколько секунд они с Малфоем сверлили друг друга взглядом. Наконец, Эрни пробормотал сквозь зубы:

— Отвяжись, маньяк! — и, развернувшись, зашагал прочь.

Гермиона все это время стояла, невидящими глазами наблюдая за происходящим. Она не верила своим глазам. Не верила ушам. Это было выше ее понимания. Она же сказала ему, что не желает его видеть, что не может больше вести ту двойную жизнь, которой приходилось жить, видясь с ним. И он ушел. Согласился. Оставил ее в покое. Тогда почему?..

— Зачем ты это сделал? — спросила Гермиона холодно, стараясь сдержать крик, рвущийся наружу.

— Он приставал к тебе, — ответил Малфой лениво, глядя куда-то поверх ее головы.

— Мы просто разговаривали, — возразила Гермиона. — И я вполне могла разобраться со всем сама!

— Да уж, это точно, — кивнул Малфой с усмешкой. — У тебя просто талант быстро и безболезненно во всем разбираться.

— Оставь меня в покое… — прошептала Гермиона, чувствуя, что больше не может сдерживать подкатывающий к горлу комок.

Он был рядом. Драко был рядом. Он стоял, глядя куда-то мимо нее, и говорил таким холодным, таким привычно малфоевским тоном, что она не могла поверить, что когда-то он мог быть другим. Что он целовал ее. Написал ей трогательное, полное печали письмо… Она так хотела верить, что это — не он. Что он — другой. Она почти поверила, тогда, на Рождество. Но теперь… Теперь она должна признать истину — он не изменился. Он такой же, как был, и всегда таким останется. И ему нет места в ее жизни. Она должна, она обязана покончить с этим раз и навсегда. Но, Боже, как же невыносимо трудно сделать это снова!..

— Оставь меня в покое, — повторила она с надрывом. — Уходи… не вмешивайся в мою жизнь…

— Это я уже слышал, — бесстрастно ответил Малфой, все еще не решаясь взглянуть ей в глаза. — А если я скажу, что не хочу?

— Ты… не имеешь права, — задохнулась от возмущения Гермиона. — Не имеешь права мучить меня! Думаешь, мне так просто хранить твою тайну?! Ты мог бы проявить уважение…

— Уважение?! — вдруг разозлился Драко. — А ты проявила уважение, когда втянула меня во все это?! Когда заставила меня медленно сходить с ума?!

— Я втянула?! — взвизгнула Гермиона. — Я заставила?!

— Это ты не имеешь права обвинять меня! — продолжал кипятиться Малфой. — Я тебя мучаю?! Да знала бы ты, какие мучения терплю я!!! — он вдруг схватил ее за плечи и, приблизив свое лицо к ее, зашептал почти с яростью, — Ты просто понятия не имеешь, через что мне приходится пройти, чтобы не думать о тебе, чертова всезнайка! Не представляешь, что бы я хотел сделать с любым и каждым, кто говорит с тобой! Как же я ненавижу твоего Поттера, и этого Уизли, и всех вас!!! И тебя… я тебя… — дыхание Драко сбилось. — …просто… я…

Тут дверь библиотеки тихонько скрипнула. Малфой дернулся, выпуская Гермиону из своего стального захвата, и, развернувшись, быстро зашагал в сторону, противоположную той, куда направился Эрни.

Из двери библиотеки выглянула Джинни Уизли.

— Гермиона! Я тебя заждалась!

Гермиона обернулась и срывающимся голосом пролепетала:

— Джинни… прости… я тут… просто… мы просто… говорили… — и вдруг, не выдержав напряжения, разрыдалась в голос.

Джинни испуганно посмотрела на подругу. На Гермионе не было лица, словно она только что увидела свой собственный призрак. Обняв рыдающую Гермиону за плечи, Джинни повела ее в ближайший туалет.

— Похоже, тебе тоже не мешает высказаться, — произнесла Джинни, усаживая Гермиону на подоконник, и сама присела рядом с подругой. — Что случилось?

Гермиона замотала головой из стороны в сторону, плотно сжав губы, будто боялась, что слова могут вырваться сами собой.

— Расскажи, ты же знаешь, я никому ничего не…

— Джинни!.. — простонала Гермиона, захлебываясь слезами. — Я так больше не могу! Я не могу так больше!.. Что ему от меня надо?! Почему он не оставит меня в покое?!.

Джинни нахмурилась, начиная понимать, в чем дело.

— Это Малфой, да? — спросила она. — Это из-за него? Это с ним вы разговаривали возле библиотеки?

Гермиона посмотрела на Джинни сквозь слезы и, поколебавшись пару секунд, кивнула.

— Он снова мучает тебя? Шантажирует? Издевается?

Гермиона покачала головой, чувствуя, как новый приступ рыданий подступает к горлу.

— Тогда в чем дело? — непонимающе спросила Джинни.

Гермиона завыла почти как Плакса Миртл и уткнулась лбом в каменную стену оконной ниши. И тут Джинни вдруг поняла. Осознание пришло внезапно, настолько ясное и логичное, что сомнения не имели смысла. Джинни могла биться об заклад, что верно все поняла, что догадалась наверняка, отчего Гермиона плачет и все время ведет себя странно. Почему Гарри порой говорит, что волнуется за нее, что она почти ничего не замечает и даже на уроках постоянно находится в каком-то трансе. Да, Джинни была уверена, что так и есть. Но от этого сразу стало неуютно и похолодело все внутри.

— Неужели ты… — Джинни осеклась, не решаясь сказать главного, страшного слова. Наконец, набрав побольше воздуха в грудь, она выпалила, — Неужели ты влюбилась в него, Гермиона?..

Рыжая ведьмочка заметила, как вздрогнули плечи Гермионы, как на секунду оборвались ее яростные всхлипы и стенания.

Не может быть…

— Гермиона?

Девушка отстранилась от стены и посмотрела на подругу со страхом и сожалением. Слезы все еще текли по ее щекам, но она уже казалась совершено спокойной.

— Джинни… — Гермиона вытерла лицо рукавом мантии и тяжело, прерывисто вздохнула. — Только… только не говори никому… пожалуйста…

Джинни смотрела на Гермиону долгие, невыносимо долгие десять секунд и, наконец, кивнула.

— Хорошо. Это тебе решать, Гермиона… Я, конечно, не ожидала… Ты же понимаешь, что он ублюдок?

Гермиона удрученно кивнула.

— Понимаешь, что он никогда не исправится?

Гермиона снова кивнула.

— Понимаешь, что он тебя не полюбит, и вы никогда не будете вместе? — безнадежно спросила Джинни.

Гермиона загробным голосом ответила:

— Да…

Джинни закатила глаза и вдруг обняла подругу крепко, совсем как миссис Уизли.

— Боже, ну и вляпалась же ты, Гермиона Грейнджер! — вздохнула рыжая ведьма.

Гермиона что-то хрюкнула в ответ из складок мантии Джинни.

— Будет трудно не рассказать все Гарри… — задумчиво произнесла Джинни. — Но если я обещала, значит, так и будет. Никто никогда не узнает этого. По-крайней мере, от меня… Ох, говорила же я тебе, чтобы ты сразу все рассказала Гарри и Рону… Постой… Неужели ты из-за Рона и…

— Нет, — отчетливо произнесла Гермиона. — Не из-за них.

Джинни кивнула, приглаживая растрепавшиеся волосы подруги.

— Это… хорошо, наверное. А может быть, и плохо… не знаю. Тебе решать. Ну, раз уж ты попросила меня хранить твой секрет, то, думаю, ты уж точно должна сохранить мой?

Гермиона выпуталась из объятий подруги и посмотрела на нее с любопытством.

— Только не говори никому, — повторила Джинни слова Гермионы. — Дело в том, что… кажется… я не знаю, но… Дин мне не нравится. Он хороший, да, но… как бы это… он не мой тип. Я не люблю его.

— А кого? — спросила Гермиона, шмыгнув носом.

— Только не смейся. Кажется… это Гарри.

Дни тянулись бесконечно долго, сливаясь в одно сплошное серое марево, без четких очертаний, без ярких красок, без воспоминаний. Такое же серое, как небо за окнами замка. Приближался март, но этого не было заметно. Весна, наступившая сразу и вдруг, оказалась не такой уж и радостной, как хотелось бы.

Драко не находил себе места. Его все раздражало, все казалось ему ущербным, гадким, неправильным. Его бесила тупость Гойла и упрямство Крэбба, подхалимские шуточки Блейза и вечно недовольное выражение лица Пэнси. Паркинсон за короткое время совершенно отдалилась от Драко, да так, что он и не понял, как это произошло. Просто однажды он поймал себя на мысли, что они с Пэнс больше не разговаривают. Только обмениваются дежурными фразами по утрам и вечерам, вроде «доброе утро» и «спокойной ночи». Хотя, по большому счету, даже это не удручало Малфоя, а скорее, нервировало. Он был сам не свой.

Потому что вернулись бессонные ночи. Длинные, темные, одинокие ночи в компании крана с ледяной водой. И жгучая боль. Боль, разрывающая плоть, разбивающая мозг на осколки, которые к утру практически невозможно собрать воедино. И эта боль была лишь отголоском той, что он почувствовал на Рождество…

Драко проснулся в холодном поту. Он видел кошмар. Снова. Один и тот же, он повторялся раз за разом каждую ночь, если только Драко не сидел до утра в ванной. Он видел мать. Бледную, истощенную, напуганную до полусмерти. Ее некогда роскошные волосы висели сосульками вокруг лица, а ввалившиеся глаза не выражали ничего, кроме запредельного ужаса. Драко тянулся к ней, пытаясь укрыть, помочь, защитить… но затем появлялся Он. Он вскидывал волшебную палочку и произносил всего одно слово. Всегда одно и то же.

-Круцио!

Тут же мать начинала кричать, извиваясь всем телом от невыносимой, нечеловеческой боли. Драко пытался остановить Его, закричать, броситься к ней. Но продолжал стоять на месте, а крик застревал в горле.

А потом мать исчезала. Драко не мог понять, как и когда, но на месте Нарциссы неизменно оказывалась другая. И она, так же, как его мать, извивалась и кричала, срывая связки.

Грейнджер…

Он не мог понять, почему ему становится так страшно. Что с того, что Лорд замучает еще одно маггловское отродье? Разве не так все и должно быть? Но, заглянув в ее глаза, он понимал, что не должно. Она протягивала к нему руки, безмолвно умоляя о помощи, а он просто стоял и смотрел. Он даже не пытался помочь. Он не хотел помогать. А потом ее глаза теряли осмысленность. Стекленели. Из них уходил разум. Навсегда. И Драко чувствовал, как все внутри промерзает до самого сердца. И от этого страшного чувства он просыпался.

Просыпался порой с криком, порой со слезами на глазах. Его начинало трясти, он обливался потом и никак не мог понять, почему?

Почему именно она? Почему именно ее смерть так страшит его? Он не знал ответа.

Вот и на этот раз. Драко проснулся от собственного вскрика. Резко сорвал с себя одеяло, вскочил с кровати. В комнате было темно и тихо, и только слышалось, как похрапывает во сне Крэбб и скрипит зубами Гойл. Драко нащупал на туалетном столике свою палочку и прошептал:

— Люмос!

На конце палочки загорелся неяркий огонек. Драко отыскал свою рубашку и брюки и оделся, не отдавая себе отчета, зачем это делает. Возможно, ему просто необходимо было сейчас выйти из подземелья и побродить где-нибудь в одиночестве. В конце концов, какому-то Поттеру можно беспрепятственно шататься по школе по ночам…

Накинув школьную мантию, Драко осторожно, чтобы не разбудить друзей, приоткрыл дверь спальни и выскользнул вон. В гостиной было так же темно и тихо. Драко не стал задерживаться, быстрым шагом пересек гостиную и вышел в коридор. «Интересно, который час? — подумал он. — Хотя, какая разница. Наверняка уже далеко за полночь. Меня никто не станет искать».

Поднявшись из подземелий в холл, Драко прищурился. В широкие арочные окна светила ослепительно-яркая серебристая луна. Тени от филигранных решеток окон рисовали на каменном полу холла причудливые узоры. Драко замер посреди одного из таких лунных рисунков и задумался. Куда пойти теперь? Зачем он вообще выходил из своей комнаты на ночь глядя? Подумаешь, приснился кошмар. Разве ему никогда раньше не снились кошмары?

«Такие — нет».

Драко повел плечами, словно убеждаясь, что окружающая действительность — это уже не сон. А затем, повинуясь какому-то неосознанному чувству, направился к лестнице, ведущей на верхние этажи замка.

Гермиона проснулась так резко, будто закрыла глаза всего минуту назад. В комнате было темно и тихо, соседки Гермионы — Лаванда и Парвати — мирно спали. Девушка потерла глаза, пытаясь прийти в себя. Сон как рукой сняло, и она поняла, что пытаться заснуть бесполезно. Вздохнув, Гермиона встала и, взяв в руки волшебную палочку, потихоньку поплелась к выходу из спальни. По пути она зачем-то захватила с собой свою школьную мантию и машинально надела ее.

В гостиной было темно. В камине тлели последние угли. Видимо, было около двух часов пополуночи, Гермиона не могла сказать точнее. Усевшись в свое любимое кресло в углу, девушка задумалась.

Прошло всего девять дней с того момента, как она, обливаясь слезами, призналась Джинни Уизли в том, что чувствует к слизеринскому хорьку Малфою. До этого она и сама в точности не понимала, что это. Не хотела понимать. Возможно, боялась или стыдилась. Но слово, наконец, прозвучало: «люблю». И вот ее чувство, получившее имя, перестало быть странным и пугающим. Перестало смущать ее, вводить в ступор, заставлять злиться и плакать от беспомощности. Гермионе стало легче на душе, когда она смогла это осознать. Теперь оставалось только понять, что ей со всем этим делать…

Вздохнув, Гермиона подтянула колени к подбородку и принялась медленно раскачиваться, при этом размышляя. Она думала о Гарри. Как он отреагирует на ее чувства? Что он скажет, когда узнает? Возненавидит ее? Станет презирать? Поймет? Или попытается отговорить, «спасти», сделать «как лучше»? Да, в это скорее верится, ведь это как раз в духе Гарри Поттера, Мальчика-Который-Всем-Помогает.

«О, Мерлин, Гермиона! — одернула сама себя девушка. — Ты даже думать начала, как Малфой! Прекрати сейчас же! Гарри — твой друг!»

Да, Гарри не заслужил этого. Не заслужил того, чтобы его предала лучшая подруга. Но она уже ничего не могла исправить. Только покориться судьбе. К тому же, она приложила все усилия, чтобы спастись от своего странного чувства. Спастись от Малфоя. Она же прогнала его, сказала, что…

Все эти размышления вдруг показались Гермионе такими незначительными, что она с сарказмом усмехнулась. Поднявшись с кресла, девушка шагнула к портретному проему. Осторожно выбралась в освещенный серебристым светом луны коридор. И только подходя к лестнице на восьмой этаж, поняла, что же она делает.

«Вернись назад, — твердо сказала она сама себе. — Прекрати это. Ты должна это немедленно прекратить. Ты же знаешь, тебе будет невыносимо больно. Потом. Не сегодня, не сейчас. Но будет, обязательно будет». Гермиона нахмурилась, словно услышала в собственной голове голос Джинни Уизли. Да, Джинни сказала так уже после их долгого задушевного разговора о Гарри. Сказала, что эта гермионина любовь ничего, кроме боли и разочарования, не принесет. Ах, ну, почему Гермиона была с ней согласна?

Девушка остановилась на пересечении трех коридоров, всматриваясь в полумрак за углом. Ей не было страшно. Сейчас она даже была не совсем уверена, спит она или уже проснулась. Выставив вперед палочку с горящим на ее конце волшебным огоньком, Гермиона подошла к стене. Сосредоточившись, она прошлась три раза взад-вперед.

И в стене появилась дверь. Небольшая дубовая дверь с медными ручками. ТА САМАЯ дверь. Их дверь. Гермиона повернула ручку. Дверь бесшумно отворилась, пропуская девушку.

Комната совершенно не изменилась с начала декабря, с той ночи, когда они с Малфоем были здесь вдвоем. Тот же стол. Тот же камин. Те же кресла. Та же кровать. А на полу возле камина сидит, прислонившись спиной к ножке кресла, Драко Малфой.

Гермиона замерла в дверях. Сотни чувств сразу смешались в ней, подняв настоящую бурю. Она не знала, что делать. Не знала, что сказать. Она просто продолжала стоять на пороге, глядя на его светлую макушку, освещаемую бликами каминного пламени. Пока он не сказал:

— Закрой дверь, Грейнджер. Дует.

Она вздрогнула и послушно отпустила ручку. Дверь захлопнулась за ее спиной.

— Проходи, — сказал он негромко.

Она, повинуясь дикому, все нарастающему желанию остаться, сделала несколько неуверенных шагов к камину. Малфой молчал. Он даже не обернулся, чтобы посмотреть на нее. Наконец, она не выдержала и тихо позвала:

— Малфой?

Он передернул плечами:

— Что?

— Почему… ты здесь?

— А ты почему?

Гермиона замолчала, не зная, что ответить. Просто не спалось? Просто захотелось прогуляться ночью по школе? Просто ноги сами принесли ее именно сюда, в выручай-комнату? Гермиона вздохнула. Отбросив сомнения, подошла к камину и села на пол, как и он, прислонившись к ножке второго кресла. Окинула взглядом комнату, невольно подмечая мелкие детали: на картинах, висящих по стенам, были изображены английские сельские пейзажи и мрачные улочки Лондона; лак на резных ножках прикроватного столика потрескался и облупился; в камине скопилось много золы, неплохо было бы его почистить; кровать, как всегда, идеально застелена теплым темно-бордовым пледом…

— Ты тоже об этом думаешь? — тихо спросил Малфой, бросив взгляд на кровать.

— О чем? — спросила девушка, словно не понимая.

— Ты же знаешь, — недовольно ответил слизеринец. — О том, что здесь было…

— Я давно здесь не была, — вместо ответа сказала Гермиона. — С той самой ночи, когда… — голос девушки сорвался, она замолчала.

— Я тоже не мог заставить себя прийти сюда, — признался Драко. — Все как-то… неправильно, что ли?

— Неправильно… — эхом повторила Гермиона. — Да, пожалуй. У меня тоже порой возникает такое чувство. Хотя, знаешь…

— Что? — Драко вдруг поднял голову, посмотрел на Гермиону пронзительным, горящим взглядом.

— Мне кажется, что все это… все, что с нами произошло… это не просто какая-то шутка судьбы. Так должно было случиться. Я думаю, все это неспроста. Есть какая-то причина…

— Глупости, — отмахнулся Драко, все так же пристально глядя ей в глаза, словно не мог наглядеться. — Единственная причина в том, что…

Он замолчал. Он был совсем близко. Совсем рядом. Протяни она руку — и могла бы дотронуться до его плеча. Но она сидела, не шевелясь. Она чувствовала его напряжение, его внутреннюю борьбу, почти слышала его спор с самим собой. И молчала. Молча смотрела ему в глаза, упрямо, гордо, выжидающе, не отводя взгляда. В молчании прошло несколько тягостных секунд. Наконец, Гермиона не выдержала:

— Так в чем же причина?

Драко покачнулся вперед, словно собираясь сесть к ней поближе, но передумал. Гермиона продолжала изучать его взглядом, не говоря ни слова. Она больше не боялась его. Того дикого, неуправляемого чувства панического ужаса, что приходило всякий раз, когда он оказывался с ней один на один, больше не существовало. Гермиона не чувствовала ничего, кроме усталости.

— Я скучал… — вдруг выдавил Драко. — Скучал по тебе…

— Что? — не веря своим ушам, спросила Гермиона.

Драко вдруг ощетинился, взгляд его стал чужим, колючим.

— Ты оглохла, Грейнджер? Я скучал по тебе!

— Драко… — проговорила она тихо и вздрогнула от звука произнесенного имени. О, Боже, как давно она не называла его так… — Драко, зачем все это?

— Что именно? — хмуро спросил он.

— Зачем ты это делаешь? — Гермиона почувствовала, как внутри все сжимается, холодеет, превращаясь в крошечный сгусток невыносимой, сконцентрированной боли. «Зачем ты это говоришь? Зачем разрушаешь то, чего и так нет и быть не может?..» — Мучаешь и меня, и себя, и многих других людей. Зачем? Твои друзья о тебе наверняка беспокоятся…

— Мне нет дела до них, — раздраженно бросил Малфой, не гладя на Гермиону.

— Это неправда, — покачала головой она, словно сопротивляясь сказанным им словам. — Они же твои друзья…

— Уходи.

Гермиона застыла с выражением крайнего изумления на лице. Глаза ее расширились, а подбородок вдруг задрожал.

— Что?

— Уходи, Грейнджер! — со злостью повторил Драко. — Убирайся! Проваливай! Иначе я…

— Что? — спросила Гермиона с вызовом. — Что ты сделаешь?

— Я… н-не знаю… просто уходи! — Драко вскочил на ноги. Гермиона поднялась следом. — Уходи, прошу тебя по-хорошему! Просто уйди! Не действуй мне на нервы! Убирайся из моей головы, оставь меня в покое!..

— Драко… — пораженно прошептала Гермиона, глядя на его бледное лицо, воспаленные глаза, слегка растрепавшуюся шевелюру. Сейчас он был прекрасен… прекрасен в своем почти ребяческом гневе.

— Просто уйди, неужели я так много прошу? — мученически вскрикнул Драко. — Ты нарочно издеваешься надо мной?!

— Драко…

— Заткнись, Грейнджер! — рявкнул Драко так, что Гермиона вздрогнула. — Замолчи, иначе я за себя не ручаюсь!

— Драко, послушай…

Драко круто развернулся, замахнулся, смел с письменного стола все баночки с пудрой и чернилами, подставки для перьев и пресс-папье, что лежали на нем. Все это с грохотом посыпалось на пол. По полу в стыках между камнями расползлись ручейки чернил.

— Как же ты надоела мне, Грейнджер! — с отчаянием завопил Драко. — Ты просто представить себе не можешь, насколько я устал от тебя! От того, что ты все время где-то рядом, от того, что приходится каждый день видеть тебя, чувствовать дурацкий запах твоих духов и знать, что…

— Драко…

— Прекрати! Прекрати называть меня так! Хватит!

— Успокойся, Драко, пожалуйста, — дрожа всем телом, пробормотала Гермиона. — Я хочу тебе помочь…

— Замолчи! — взревел Малфой. — Заткнись! Закрой рот, Грейнджер! Ты понятия не имеешь, что… что со мной происходит! Не имеешь ни малейшего представления! Мне не нужна твоя помощь, просто оставь меня в покое! Просто оставь меня… уйди… исчезни…

— Драко, я…

— ПРОВАЛИВАЙ, ГРЕЙНДЖЕР!!! — вскрикнул Драко, словно рассчитывал напугать Гермиону так, чтобы она сама сбежала. — Я не желаю тебя видеть!!!

— Почему? — почти шепотом спросила Гермиона, но Драко услышал.

— Почему?! Не ты ли недавно сама послала меня ко всем чертям?! Не ты ли кричала, что не желаешь меня видеть?! Так вот: я с тобой полностью согласен, довольна?! Я оставлю тебя в покое навсегда, но и ты, прошу, уйди из моей жизни, иначе я просто сойду с ума!..

— Не надо, Драко, — подавив желание заплакать, тихо сказала Гермиона.

— Да прекрати же ты так меня называть!.. — взвился Драко и бросился мерить шагами комнату.

— Я обещала, — ответила Гермиона. — Помнишь? И ты обещал!

— Чертова Грейнджер! — словно не слыша ее, продолжал бушевать Драко. — Как же ты мне надоела! Как же мне хочется тебя придушить!.. — вдруг он кинулся к ней, схватил ее за плечи, впился взглядом в ее лицо. Его щеки горели лихорадочным румянцем, глаза, как у безумца, метались из стороны в сторону, словно не могли сфокусироваться на лице Гермионы. — Как бы я хотел раздавить тебя, Грейнджер! Уничтожить! Унизить! Заставить тебя пожалеть, что ты родилась на свет!.. Но я не могу! Почему я не могу? Почему мне все время хочется, чтобы ты была рядом?.. Я, наверное, сошел с ума! Это ты сделала меня сумасшедшим! Я тебя просто… просто… я…

— Любишь меня? — спросила Гермиона без тени иронии.

Драко вздрогнул, как от удара, и тут же выпустил Гермиону из рук.

— Что?!

Гермиона потерла плечи, на которых, наверняка, останутся синяки от цепких пальцев Малфоя, и повторила:

— Ты сказал мне, что любишь меня.

— Когда?! — он был ошеломлен, раздавлен, убит…

— В ту ночь, когда мы были вместе.

Несколько секунд Драко приходил в себя, а затем зашипел со злостью:

— Я не знал, что говорю! Это был бред, тебе ясно?!

— Драко…

— Я никогда в жизни не сказал бы такого, будь я в сознании и…

— Драко…

— …в здравом уме! Так что можешь не переживать по этому поводу…

— Драко, я…

— Забудь, Грейнджер, ты возомнила о себе слишком…

— Да послушай же ты, чертов слизеринец!!! — рявкнула, наконец, Гермиона.

Малфой обескуражено уставился на нее, прикусив язык.

— Я… тоже тебя люблю…

Вот оно. Наконец-то. То, что так долго копилось внутри. То, что мешало дышать, путало мысли, заставляло при каждом взгляде на Него проваливаться в воздушную яму… То, что она так давно хотела сказать. С того самого момента, как услышала это от него…

Для Драко признание Гермионы прозвучало, как гром среди ясного неба. Он уставился на девушку так, словно она только что на его глазах превратилась в соплохвоста. Это просто не укладывалось в голове. «Она… меня… любит?!»

Гермиона, набравшись смелости, посмотрела Драко в глаза. Она ожидала увидеть все, что угодно — ярость, гнев, безразличие, возможно, удивление, — но не то, что она увидела. Это был страх. Всепоглощающий животный ужас, граничащий с безумием. Гермиона узнала в этом взгляде отголосок своего прежнего страха, и ей вдруг стало невыносимо жалко белокурого юношу, смотрящего на нее.

— Ты… в своем уме, Грейнджер? — тихо спросил Малфой. Голос его дрожал.

— Если ты о том, что я делаю поспешные выводы, — сразу ответила Гермиона, — то могу тебя уверить: я довольно долго думала над…

— Я имею в виду, — перебил Драко, — неужели ты, правда, думала, что мне нужно это знать? Что это имеет какое-то значение?

Девушка почувствовала, как от страха сжалось все ее существо. Нет… он не должен так говорить… она не так все представляла…

— Что ты имеешь в виду? — прошептала Гермиона, отступая на шаг от Малфоя, словно от перевоплотившегося оборотня.

— Ты думала, — продолжал между тем Малфой, — что между нами что-то есть? Что что-то может быть, даже теоретически?

— Ты… мы… мы были вместе…

— Проще говоря, мы переспали, Грейнджер, — без обиняков изрек Малфой. — Называй вещи своими именами.

Гермиона замерла. Она не могла понять, что происходит. Словно сейчас с ней разговаривал кто-то другой в образе Драко Малфоя. Словно это не из его уст вылетали страшные слова. «Ты думала, что между нами что-то может быть?...» «О, Гермиона, неужели ты, действительно, так думала?..»

Драко смотрел на нее, не отводя взгляда. На лице его застыла привычная холодная маска безразличия. Серые глаза его были похожи на мерцающие льдинки. Гермионе показалось, что Малфой, даже не говоря ни слова, способен одним лишь взглядом дать ей почувствовать себя полнейшим ничтожеством. О, Мерлин, как же она ошибалась в нем! Насколько же она была права, расставшись с ним, как она думала, навсегда! Зачем, зачем она снова пришла в эту ненавистную комнату?!

Гермиона сжала зубы, пытаясь побороть в себе неистовое желание расплакаться, и отвела взгляд от леденяще-стальных глаз Малфоя. Она не заметила того, как дрогнули, поднялись вверх его брови, как между ними пролегла страдальческая складка… Не заметила, как скривился в усмешке над самим собою его правильный, тонко очерченный рот… Как глаза его, намеренно излучавшие холодное презрение, перестают гореть ледяным огнем и затягиваются странной дымкой — словно он пытался бороться с чем-то невероятно сильным внутри себя, таким сильным, что этому странному НЕЧТО не могла противостоять даже хваленая выдержка Малфоев…

— Мне лучше уйти… — сдавленно проговорила девушка, старательно сдерживая рвущийся наружу всхлип. Развернулась, чтобы уйти, но не успела сделать и пары шагов к двери.

Драко догнал ее. Порывисто обнял ее сзади, прижался лицом к ее благоухающим ландышем волосам, вдохнул полной грудью этот дурманящий аромат. Гермиона задрожала.

— Не надо… — прошептал он ей на ухо. — Не уходи…

Он повернул ее к себе лицом, заглянул в ее теплые карие глаза. Она продолжала вздрагивать, но при этом смотрела на него без страха. Возможно, с волнением, и только. Он прикоснулся к ее лицу, провел по ее щеке своими прохладными пальцами. Она прикрыла глаза, чувствуя, как от его прикосновения по телу бежит разряд тока… Его рука скользнула ей на затылок. Драко притянул Гермиону к себе. Она не сопротивлялась.

Их губы встретились. Впервые за много дней. Он даже не подозревал, каким сладким, каким нестерпимо волнующим, обжигающим, потрясающим может быть поцелуй. Ее губы были такими мягкими… такими нежными… он так давно ждал этого дня… он даже не мог представить, что когда-нибудь захочет целовать кого-то, кроме нее… он принадлежал ей. Только ей. Целиком и полностью.

Гермиона едва не лишилась чувств, ощутив на своих губах прикосновение его губ. Ее сердце стремилось вырваться из груди, ее руки дрожали, ее тело горело огнем. О, Боже, как долго она ждала этого! Как она боялась, что это больше никогда не повторится… Прижавшись к нему всем телом, она целовала его страстно, неистово, нежно… чувства, что копились в ней, наконец, нашли выход… Она принадлежала ему. Душой и телом. Только ему. И никому больше…

Оторвавшись от ее губ, Драко, находясь на границе между сознанием и эйфорией, прошептал:

— Прости меня… Я… люблю тебя…

Гермиона отстранилась немного, посмотрела на Драко пристально.

— Если ты шутишь, то это очень жестокая шутка, — сказала она тихо, все еще не в силах избавиться от чувства страха и разочарования, охвативших ее всего минуту назад.

— Я… не шучу… — полупрошептал-полупростонал Драко. Гермионе даже почудилось, что это кто-то другой, руководя Малфоем, пытается говорить от его лица — с таким трудом слизеринцу давалось это признание…

— Драко…

— Это неправильно! — воскликнул Драко, прижимая к себе Гермиону, зарываясь лицом в ее волосы. — Так не должно быть… я не должен тебя любить. Если мои родители узнают… или Темный Лорд… ты даже не представляешь, что… О, Мерлин, за что ты свалилась на мою голову, а, Грейнджер?!

Гермиона вдруг почувствовала: плечи воинственного, надменного слизеринского принца заходили ходуном, грудь его начала вздыматься неровно. Драко рывками вдыхал в себя воздух, пропитанный ароматом ее волос, а с выдохом из его горла вырывались не то стоны, не то хрипы. Гермиона с ужасом и удивлением осознала — Драко Малфой плачет…

Впервые за все годы, что она знала его, Драко Малфой позволил себе слабость в присутствии девушки. В присутствии грязнокровки Грейнджер…

— Драко, — прошептала Гермиона, поглаживая юношу по спине. — Не переживай… так… Не надо. Мы ведь не обязаны никому ничего рассказывать. Просто… будем встречаться в этой комнате… и никто ничего не узнает. Мы справимся с этим. Я что-нибудь придумаю… только не говори, что это невозможно…

Драко стих, отстранился от Гермионы, посмотрел в ее теплые глаза. Не может быть, чтобы все это происходило именно с ним. Именно с ними…

— И откуда ты такая смелая, Грейнджер? — с отдаленным намеком на свою прежнюю презрительную усмешку, спросил юноша.

— Из Гриффиндора, Малфой, — ответила Гермиона, заправляя за ухо надоедливую прядь. — Там все смелые, не забыл?

— Не забыл… — эхом отозвался Драко. — Останься со мной. Сегодня.

И, не дожидаясь ответа, подхватил Гермиону на руки. Она только тихонько охнула от неожиданности и вцепилась в его рубашку. Драко шагнул к постели. Гермиона обвила руками его шею, чувствуя, как в глубине ее существа рождается странное томление, жар, невыразимые желания… Он опустил ее на темно-бордовый шерстяной плед, склонился над нею, целуя. Она же закрыла глаза, наконец, полностью отдавшись переполняющим ее чувствам. Он — рядом. Теперь он — рядом. И он тоже любит… как и она… Они будут вместе. Не сейчас, потом — сейчас их слишком многое разделяет… но они обязательно будут… ей так этого хотелось бы… ведь если очень сильно чего-то хотеть, то это непременно сбудется. Не так ли?

* * *

Утро прокралось в замок незаметно, словно воришка. Настал первый день марта, а значит, первый день настоящей, живой, радужной, веселой весны. В такой день меньше всего хотелось беспокоиться по пустякам, портить себе настроение домашними заданиями или размолвками с друзьями. В такой день нужно было обязательно поваляться в постели подольше. Посмотреть на то, как солнечный лучик крадется по ножке туалетного столика вниз, к ковру, и дальше — к каминной решетке. Поразмыслить над тем, как добыть себе чего-нибудь на завтрак, ведь в Большой зал ты уже совершенно точно опоздал… Представить себе захватывающий дух полет на метле в самый центр ослепительно-голубого мартовского неба, помечтать о будущей карьере самого быстрого Ловца за всю историю квиддича… Да, это было именно такое замечательное утро, когда жизнь казалась медом, и решительно все становилось незначительным и скучным, если только это не связано с развлечениями и получением удовольствия.

Такой политики придерживался Драко Малфой. Растянувшись, как сытый кот, поперек кровати, он положил свою светлую голову на скрещенные руки и наблюдал в решетчатое окно за медленным полетом облаков над замком. Вставать ему совершенно не хотелось. Тем более что он был не один.

Рядом с ним, совсем по-детски засунув под щеку кулачок и приоткрыв припухшие за одну жаркую ночь губы, разметав по простыням каскад своих кудрявых каштановых волос, спала лучшая девушка на свете. Гермиона Грейнджер.

Под утро она заметалась во сне, застонала, что-то забормотала быстро-быстро. Похоже, это были магические формулы, только на каком-то тарабарском языке. Драко, проснувшийся от ее вздрагиваний, обнял девушку, прижал к себе покрепче и зашептал ей на ухо. Он помнил, как порой, в его совсем уж бессознательном детстве, так поступала Нарцисса, если он капризничал и не хотел ложиться спать. Он не знал точно, что именно говорила ему мать, но ее волшебный шепот всегда срабатывал безотказно — Драко засыпал, как убитый. Он попытался повторить то же самое и с Гермионой, но получалось у него не очень хорошо. В конце концов, девушка все же уснула снова. А Драко осторожно перекатился на живот и, упершись подбородком в сложенные руки, уставился в окно. Рассвет едва теплился, когда это произошло. И вот, прошло уже не меньше двух часов, а Драко все еще не мог заставить себя встать и разбудить Гермиону. Он хотел, чтобы она отдохнула. Выспалась. Он знал, что такое — выполнять обязанности старосты с непомерным объемом домашних работ в придачу. Он сам порой зашивался, оставляя только пару часов на сон. Конечно, в последнее время причиной тому было не только его рвение к учебе. Удивительно, но сегодня Драко спал, как младенец, не видя снов. Совершенно никаких снов. Он был совершенно счастлив, проснувшись.

Гермиона что-то забормотала и перевернулась, подкатившись к самому боку Драко. Обняла его за талию, не просыпаясь. Сейчас девушка выглядела особенно хрупкой и беззащитной, поэтому Драко притянул ее к себе поближе и обнял. Гермиона открыла затуманенные сновидениями глаза.

— М-м-м… Доброе утро, Драко…

Вместо ответа Драко поцеловал Гермиону в лоб. Девушка улыбнулась.

— Интересно, который час? — спросила Гермиона слегка охрипшим после сна голосом.

— Это имеет значение? — вопросом на вопрос ответил Драко. — Сегодня воскресенье, можно отдыхать, сколько пожелаешь…

— Да, но если Парвати или Лаванда хватятся, что меня всю ночь не было в моей комнате, не оберешься слухов… — вздохнула Гермиона.

— Раньше тебя это не волновало, — прищурился Драко. — К тому же, ты всегда можешь придумать что-нибудь вроде того, что тебе нужно было пойти… м-м-м… скажем, в библиотеку.

— О-о! — застонала Гермиона возмущенно. — Только ты не начинай! Гарри и Рон уже пять с половиной лет надо мной потешаются! Я не виновата, что хочу учиться, в отличие от большинства студентов!

— Я ничего не имею против, — с серьезным выражением лица ответил Драко. — Только, знаешь, порой ты слишком сильно хочешь учиться. Нужно уметь хотя бы иногда забывать про все мелочи и просто расслабляться.

— Кто бы говорил! — фыркнула Гермиона, поднимаясь с постели.

— Уже уходишь?

— Не то чтобы ухожу… — Гермиона в растерянности поджала губы. — Если честно, я страшно проголодалась, но, боюсь, на завтрак мы уже опоздали…

— Пустяки! — уверил Драко, тоже вставая. — Эта комната порой способна поразить даже мое извращенное воображение. Достаточно только попросить, и… Вот, смотри. Я бы хотел чего-нибудь… вроде чашки крепкого кофе, пары булочек с джемом и каких-нибудь фруктов…

Не успел Драко договорить, как на письменном столе появилась скатерть, а на ней — все, что «заказал» себе слизеринец. Гермиона изумленно посмотрела сначала на стол, затем — на Драко, а потом, откашлявшись, произнесла:

— Я бы хотела… Чаю с молоком и… овсяного печенья.

Тут же на столе появилось все названное. Завернувшись в плед, девушка подошла к столу и села. Драко последовал за ней. Завтрак у них получился немного необычный, но от этого какой-то совершенно волшебный и незабываемый. Они ели, говорили, перебивая друг друга, об обязанностях старосты и об основополагающих вопросах трансфигурации, потом обсуждали школьные сплетни, смеясь от души. И словно не было между ними пяти лет вражды, словно они никогда не ненавидели друг друга, словно она не была подругой Избранного, а у него на руке не красовалась Черная метка… Все это осталось там, за дверью выручай-комнаты, и сейчас им двоим меньше всего хотелось думать о той, другой жизни.

— Знаешь, а ты порой бываешь забавным, — призналась Гермиона, откидываясь на спинку стула. — Не думала, что у слизеринцев бывает чувство юмора…

— Давай не будем переходить на личности, — нахмурился Драко. — А не то я тоже вспомню что-нибудь про гриффиндорский идиотизм…

— Не обижайся, — искренне улыбнулась девушка и накрыла своей ладонью руку Драко. — Это просто замечательно, что ты… такой. Такой, какой ты есть. Ты не должен меняться. Не должен делать что-то только потому, что так надо и без этого никак… Не позволяй кому-то другому принимать решения за тебя.

— Будто у тебя все иначе, — с тоской произнес Драко. — Ты ведь тоже привязана к Поттеру. Если он по своей глупости решит отправиться на верную смерть, ты пойдешь с ним, даже не спрашивая, зачем…

— Это другое, — покачала головой Гермиона. — Гарри мой друг, я уважаю и люблю его…

— Так же, как я уважаю и люблю своих родителей, — перебил Драко.

Гермиона смолкла. С упрямым слизеринцем было довольно сложно спорить. Хотя бы потому, что в чем-то он был совершенно прав.

— Давай не будем об этом говорить здесь, — Драко сжал руку Гермионы в своей. — Для этого у нас будет время.

Гермиона согласно кивнула.

— Знаешь, кажется, мы уж слишком засиделись, — заметил Драко. — Если нас не будет еще и на обеде, сплетни поползут, как пить дать.

— Да, да, — тут же закивала Гермиона и поднялась, чтобы одеться.

Девушка сбросила плед и подняла с пола свою ночную рубашку, в которой вчера вышла из гриффиндорской башни. Тут же раздался немного насмешливый, растягивающий слова голос Драко:

— Подожди-ка минутку.

Гермиона обернулась. Лицо ее пылало румянцем. Она только что поняла, что Драко смотрит на нее обнаженную.

А он встал со стула и подошел к ней.

— Знаешь, — он прикоснулся к ее лицу, — мне кажется, мы могли бы задержаться еще на полчаса… а потом что-нибудь придумаем…

Гермиона улыбнулась. «Да уж, Драко Малфой, действительно, умеет убеждать людей», — подумала она, обвивая его шею руками и приникая к его губам своими…

Через полчаса они вышли из комнаты. По очереди. Так, чтобы никто не заметил их вместе. Сначала он. Осмотревшись и убедившись в том, что коридор пуст, он поспешно зашагал к лестнице. Через несколько минут из комнаты вышла она. За ее спиной растворилась, превратившись в часть каменной стены, дверь с медными петлями. Девушка вздохнула, поправила мантию и направилась в гостиную Гриффиндора. Нужно было одеться, привести себя в порядок и придумать достойное объяснение тому, где и почему она отсутствовала целое утро.

Гермиона без приключений преодолела расстояние, разделяющее выручай-комнату и башню Гриффиндора. В гостиной красно-золотого факультета царило привычное оживление, никто не обратил внимания на вошедшую, немного растрепанную и взволнованную старосту. Гермиона бегом поднялась по лестнице в свою спальню. На счастье, там никого не оказалось, и девушка смогла спокойно одеться, не выслушивая лишних расспросов. Но когда она со щеткой в руках стояла у зеркала и мучительно выдумывала, что можно сделать со спутавшимися за ночь и — частично — за утро волосами, в спальню вихрем ворвалась Парвати Патил. Взгляд заядлой сплетницы горел, а на языке крутилась свежая новость. Гермиона сдержанно поздоровалась с соседкой и как бы невзначай спросила:

— Что нового в школе, Парвати?

— Как?! — воскликнула смуглая кареглазая гриффиндорка. — Ты не знаешь?! Это просто сенсация! Удивляюсь, как ты еще не слышала, тем более что ты его подруга!

«Очередная сплетня про Гарри», — с тоской подумала Гермиона, воюя с непослушными прядями.

— Это просто ужасно, просто ужасно! — продолжала трещать Парвати. — Где ты была все утро? Все только об этом и говорят! Профессор Слизнорт ходит бледный и напуганный, преподаватели беспокоятся, говорят, уже вызвали его родителей в Хогвартс…

— Родителей? — удивленно переспросила Гермиона. Что-то тут не сходится. Видимо, речь шла не о Гарри.

— Да, они должны прибыть по каминной сети, — с удовольствием вещала Парвати, польщенная вниманием своей соседки. — Дамблдор пока ничего не объяснял, но каждому ясно, что кого-то пытались отравить!

— Отравить?!

Сердце Гермионы екнуло. Кого-то пытались отравить! О, Мерлин, хоть бы никто не пострадал!

— Он сейчас лежит в больничном крыле, хорошо, что Поттер оказался рядом и спас его!

— Да о ком ты, Парвати?! — не выдержала Гермиона.

— Как это о ком! — надула губки Парвати, словно ей приходилось объяснять Гермионе, что такое волшебная палочка. — О Роне Уизли, конечно! Сегодня утром они с Поттером были в кабинете у профессора Слизнорта и как-то, уж не знаю, как, получилось, что Рон выпил отравленного вина… слава Мерлину, Поттер оказался рядом! Даже не представляю, что было бы с Лавандой, если бы Уизли умер…

Гермиона уже не слушала. Она побледнела, как полотно, дрожь пробежала по ее телу. Рона отравили! Ее лучшего друга, того, за кого она готова была отдать жизнь, отравили в то время, когда она развлекалась в выручай-комнате с Пожирателем смерти!..

Не думая больше ни о чем, Гермиона бросилась прочь из спальни.

— Куда ты? — крикнула ей вслед Парвати, но Гермионе было не до разговоров. Парвати пожала плечами. — Вот сумасшедшая! Ну, подумаешь, отравился. Он же живой…

И легкомысленная Парвати, быстро забыв о Гермионе, отправилась на поиски совей лучшей подруги Лаванды, чтобы передать ей «самые свежие новости»…

* * *

Бледная, как полотно, с огромными глазами, затуманенными слезами, Гермиона вихрем взлетела по лестнице к больничному крылу и прямо у входа в палату столкнулась с Гарри и Джинни.

— Гермиона! — Джинни была едва ли не бледнее своей подруги. — Гермиона, о, Боже, ты не представляешь…

— С ним все в порядке? — дрожащим голосом, сорвавшимся на страшный писк, спросила Гермиона.

— Да, — ответил Гарри. — Мадам Помфри говорит: еще несколько секунд, и все было бы кончено…

— О, Боже!!! — Гермиона зажала рот ладонью, словно боялась закричать во все горло.

— Так что же там произошло? — спросила Джинни, обращаясь к Гарри.

Гарри, выглядевший растерянным, напуганным, измученным и помятым, посмотрел на рыжую ведьмочку, затем перевел взгляд на Гермиону и со вздохом сказал:

— Это все из-за меня… Я случайно вытащил из своего чемодана коробку с конфетами, которую мне подарила Ромильда Вейн. Помнишь, Гермиона, она предлагала мне их попробовать… В тех конфетах было приворотное зелье. Утром Рон открывал свои подарки и заметил коробку. Подумал, что и она — его подарок. Ну, ты же знаешь Рона, он съел все конфеты и…

Джинни вздохнула. Гермиона продолжала смотреть на Гарри во все глаза, не произнося ни слова.

— В общем, Рон словно спятил. Начал что-то нести про эту Вейн, врезал мне… вроде бы я как-то нелестно о ней отозвался… А потом я понял, что произошло и решил отвести Рона к Слизнорту, чтобы тот помог с противоядием. Слизнорт сначала не хотел меня впускать по некоторым причинам, — Гарри бросил взгляд на Гермиону, но она по-прежнему молчала. — Но, увидев, в каком состоянии находится Рон, все же разрешил нам войти. Ну… потом он приготовил противоядие и напоил им Рона. Рон пришел в себя и был просто в ужасе. Я бы, думается, тоже был не в восторге после такого… Потом Слизнорт сказал, что не мешает нам выпить медовухи за счастливое спасение Рона и за его день рожденья. Профессор разлил вино по бокалам, а потом… — Голос Гарри дрогнул. Было понятно, что юноше тяжело говорить о том, как он только что чуть не потерял лучшего друга. — Потом… я даже не заметил, как Рон выпил вино. Он захрипел и… задергался… и я вспомнил про безоар… и… и…

Гарри окончательно смолк, не в силах продолжать разговор. Пережить то, что случилось с ним, во второй раз, пусть даже в воспоминаниях, было невыносимо тяжело.

— Гарри, слава Мерлину, что ты был рядом! — воскликнула Джинни сквозь слезы.

Гермиона как-то отрешенно кивнула. Гарри отметил, что она выглядит слишком опустошенной и подавленной, словно это она была виновата в том, что случилось.

— Гермиона, ты в порядке? — спросил Гарри участливо.

Девушка поспешно кивнула, не сказав ни слова. Гарри осторожно взял ее за руку и легонько сжал ее ладонь в своей, пытаясь поддержать подругу. Гермиона с благодарностью посмотрела на Гарри.

— Как он там? — спросила Джинни, ни к кому не обращаясь. — И почему мадам Помфри не разрешает нам войти внутрь?!

— Подождем, — тихо сказал Гарри. — Мадам Помфри — замечательный лекарь. Если уж она сказала, что нам туда нельзя, значит, придется подождать… Хоть бы с Роном все было в порядке…

В ожидании прошло несколько часов. Гарри, Джинни и Гермиона дежурили у дверей палаты, пытаясь заглянуть в нее всякий раз, как кто-то входил или выходил. По очереди ребята спустились в Большой зал на обед, хотя есть никому особо не хотелось. Около семи часов вечера в школу прибыли мистер и миссис Уизли и сразу кинулись к сыну. Мадам Помфри, правда, не разрешила им утомлять больного долгими разговорами. Родители Рона, пообещав скоро вернуться, направились в кабинет Дамблдора. Через полчаса мадам Помфри сжалилась над бедными подростками, проторчавшими весь день под дверью палаты, и впустила друзей к Рону.

— Он такой бледный! — прошептала Джинни, увидев брата.

Рон лежал неподвижно, глаза его были закрыты. На бледном лице юноши отчетливыми темными пятнышками проступили веснушки. Под глазами залегли темные тени.

— Не переживай, — тихо сказал Гарри. — С ним все будет хорошо.

Вскоре к ребятам присоединились близнецы Фред и Джордж, приехавшие в Хогсмид по торговым делам и случайно узнавшие о трагедии, произошедшей с Роном. Они долго благодарили Гарри за то, что тот спас их брата, чем окончательно засмущали юношу. Гарри предпочел перевести разговор на другую тему и как бы невзначай поинтересовался, кому могло прийти в голову отравить Рона. Все тут же включились в разговор. Фред, Джордж и Джинни высказали много разных предположений, одно невероятнее другого: может быть, Слизнорт пытался отравить Гарри, но бокал случайно взял Рон, и тогда выходило, что профессор — Пожиратель смерти; возможно, яд был не в бокале, а в бутылке, и в таком случае получалось, что кто-то хотел отравить самого Слизнорта. Чуть позже к общему обсуждению подключился Хагрид, узнавший о случившемся и сразу прибежавший навестить Рона.

— Может, кто против гриффиндорской команды по квиддичу зуб отрастил? — встревожено спросил великан. — Сперва Кэти, нынче Рон…

— Не могу себе представить человека, которому пришло бы в голову поубивать всех гриффиндорских игроков в квиддич, — сказал Джордж.

— Вуд, если бы знал, что это сойдет ему с рук, точно мог бы укокошить всех слизеринцев до единого, — справедливости ради заметил Фред.

— Ну, насчет квиддича я не уверена, но связь между этими покушениями точно существует, — тихо сказала Гермиона.

Гарри посмотрел на свою подругу. За сегодняшний вечер она впервые заговорила, позволив себе оторвать взгляд от Рона. Теперь она выглядела сосредоточенной, и Гарри знал — это значит, что в голове его лучшей подруги уже начинает складываться определенная картина, дающая объяснение тому, что произошло.

— И какая же связь? — спросил Фред недоверчиво.

— Во-первых, — ответила Гермиона, — оба покушения предполагали смертельный исход, до которого дело не дошло только благодаря чистой случайности. А во-вторых, ни яд, ни ожерелье не попали к тому, кому в действительности предназначались. И я думаю, — добавила она хмуро, — что это делает тех, кто стоит за покушениями, еще более опасными. Похоже, им все равно, сколько человек должно погибнуть, прежде чем они доберутся до своей настоящей жертвы.

В палате наступила напряженная тишина. Каждый пытался осознать услышанное. Гарри уже открыл, было, рот, чтобы что-то сказать, но тут дверь распахнулась, и в палату вошли мистер и миссис Уизли. Молли тут же поспешила заключить в Гарри в объятия и от всей души поблагодарила юношу. На голоса из своей каморки выглянула мадам Помфри и с возмущением напомнила, что в палате может находиться не больше шести человек сразу. Гарри, от смущения не зная, куда деваться, поспешил раскланяться и потащил с собой Гермиону. Хагрид решил составить им компанию и тоже вышел из палаты.

Хагрид, сокрушенно качая головой, заговорил о том, что в Хогвартсе творятся страшные дела, и что профессор Дамблдор сильно этим обеспокоен. Гарри и Гермиона внимательно слушали, шагая рядом с великаном по коридору.

— Меня ведь что беспокоит, — остановившись, сказал Хагрид и огляделся, проверяя, не подслушивает ли их кто-нибудь. — Ежели тут на детишек охота пошла, так долго ли Хогвартс открытым останется? Опять, как с Тайной комнатой, верно? Паника поднимется, родители начнут детишек домой забирать, а там и опомниться не успеешь, как попечители… — Хагрид умолк, заметив проплывающий мимо призрак длинноволосой дамы, а затем продолжил хриплым полушепотом, — как попечители начнут поговаривать, чтоб закрыть нас насовсем.

— Неужели это возможно? — встревожилась Гермиона.

— А вы гляньте с ихней точки зрения, — с горечью ответил Хагрид. — Посылать детишек в Хогвартс всегда было дело рискованное, так? Когда столько малолетних колдунов сидят взаперти в одном месте, тут уж жди всяких неприятностей. Да только когда их поубивать норовят, это совсем другая история. Мудрено ль, что Дамблдор так осерчал на Сне…

Хагрид замер на месте. На лице великана появилось знакомое виноватое выражение.

— Что? — быстро спросил Гарри. — Дамблдор сердится на Снейпа?

— Я этого не говорил, — ответил Хагрид, но его испуганный вид говорил сам за себя. — Вы гляньте, сколько времени, уже к полночи, мне бы надо…

— Хагрид, почему Дамблдор рассердился на Снейпа? — громко повторил Гарри.

— Чш-ш-ш! — испуганно и недовольно откликнулся Хагрид. — Не горлань про такое на всю округу, Гарри, ты же не хочешь, чтоб меня с работы прогнали? Хотя, тебе, может, и все едино, тебя ж теперь уход за магичес…

— Хочешь, чтобы я почувствовал себя виноватым? Ничего у тебя не выйдет! — твердо сказал Гарри. — Что натворил Снейп?

— Да не знаю я, Гарри, мне вообще это знать не полагалось! Вышел я вчерась из Леса, слышу — разговор. Ну, это, спор, точнее. Я им на глаза попадаться не хотел и вроде как пошел себе потихоньку, старался не слушать, да только они… горячились, а уши-то не заткнешь…

— И что? — настаивал Гарри.

— Я слышал, как Снейп сказал, мол, Дамблдору много чего кажется само собой разумеющимся, и что может он, Снейп, то есть, больше не желает этим заниматься.

— Чем?

— Не знаю я, Гарри! Снейпу вроде как показалось, что он малость перетрудился, вот и все. А Дамблдор ему ответил, что он, дескать, сам вызвался и толковать тут не о чем. Строго так сказал. А дальше сказал что-то насчет расследования, которое Снейп у себя в Слизерине ведет. Так в этом-то ничего странного нет! — воскликнул Хагрид, заметив, как Гарри и Гермиона многозначительно переглянулись. — Всем деканам велено было разведать насчет ожерелья…

— Да, но ни с кем другим Дамблдор не ругался, — заметил Гарри.

— Слушай, Гарри, — Хагрид неловко вертел в руках арбалет. Раздался треск — арбалет разломился надвое. — Я знаю, что тебе Снейп поперек горла и все такое… Да только не стоит видеть в этом больше, чем там есть.

— Осторожно! — коротко предупредила Гермиона.

Из-за угла показалась сгорбленная фигура Аргуса Филча. Смотритель сверкал глазами и скрипел зубами в радостном предвкушении назначенного наказания. Хагрид вступил со смотрителем в перепалку, шепнув Гарри:

— Топайте отсюда.

Гарри и Гермиона не заставили просить себя дважды. Со всех ног они бросились бежать в сторону гриффиндорской башни. Только возле портрета Полной Дамы они остановились и, переведя дух, назвали пароль и ввалились сквозь портретный проем в гостиную. Там было тихо и прохладно. Гарри решил немного посидеть у камина и подумать. Гермиону же этот безумный день вымотал окончательно и она, пожелав Гарри спокойной ночи, направилась в спальню девочек. Пока девушка поднималась, ее одолевали мрачные предчувствия, в голове крутились обрывки фраз, сказанных сегодня: «…Значит, Слизнорт — Пожиратель смерти?..», «…кто-то пытался убить Гарри…», «они очень опасны, ведь им все равно, сколько людей погибнет…»… Кто такие эти таинственные «они», стоящие за покушениями, Гермиона не знала, но каким-то седьмым чувством догадывалась, что Малфой если не напрямую, то уж косвенно наверняка со всем этим связан.

«Что ж, — подумала Гермиона, — раз уж у меня есть уникальная возможность узнать все из первых уст, то почему бы ею не воспользоваться?» С этой мыслью девушка легла в постель, и едва ее голова коснулась подушки, как Гермиона тут же провалилась в сон, полный тревожных сновидений.

На следующее утро весть о том, что Рона Уизли пытались отравить, облетела всю школу. Но шума, подобного тому, какой был после покушения на Кэти, на этот раз не было: похоже, все сочли эту историю несчастным случаем, к тому же Рон сразу получил противоядие и сравнительно легко отделался. Да и, по чести сказать, большую часть студентов занимала другая проблема — приближался матч по квиддичу: Гриффиндор против Хаффлпаффа. В связи с этим на плечи Гарри Поттера свалилась новая напасть в виде Кормака Маклаггена. Кормак, узнав, что действующий вратарь команды Гриффиндора временно выведен из строя, тут же предложил Поттеру, как капитану, свою кандидатуру вместо Уизли. Гарри пришлось согласиться. Кормак тут же начал наседать на Гарри с вопросами о тренировках, забросал капитана намеками на то, что вратарь из него, Кормака, получился бы гораздо лучше, чем из этого несчастного Уизли, и тому подобное… Гарри несколько раз пришлось напомнить Кормаку, что капитан в команде Гриффиндора не он, а Гарри Поттер. Наконец, доведенный до бешенства монологами Маклаггена, Гарри плюнул на все и решил где-нибудь укрыться от назойливости Кормака и побыть наедине с самим собой и своими мыслями. Но сделать этого Поттеру не удалось. Едва он вернулся с квиддичного поля в замок, как на него тут же налетела разъяренная Лаванда Браун и запричитала: «Ах, почему никто не сказал мне про Рона? Ах, почему все такие бессердечные? Ах, зачем к нему ходит эта Грейнджер?..» — и далее по сценарию. Гарри терпеливо слушал Лаванду битых полчаса, пока юноше не начало казаться, что он просто свихнется, если сейчас же не сбежит от бесконечной болтовни. Сочинив что-то про недописанный доклад для Макгонагалл, Гарри улизнул от Лаванды и отправился в самое тихое место в Хогвартсе — в библиотеку. Юноша надеялся найти там не только спокойствие и тишину, но и свою лучшую подругу Гермиону, с которой ему не удалось поговорить утром.

Уже подходя к библиотеке, Гарри вдруг услышал раздавшийся за углом коридора знакомый голос и тут же остановился, как вкопанный. Голос принадлежал Малфою, Гарри отчетливо слышал, как слизеринец манерно растягивает слова, — но при этом интонация этого голоса была слишком уж странной, совершенно не свойственной Малфою. Казалось, будто надменный хорек Малфой оправдывается перед кем-то, будто он пристыжен и напуган. Гарри, крайне удивленный этим обстоятельством, затаился за углом и прислушался.

— Это не так, — говорил Малфой, и голос его (может, это только кажется?) дрожал. — Это не так, ты не права… Я… это не я. Я тут ни при чем. Как я мог это сделать, подумай сама? Это не я…

Гарри почувствовал знакомое волнительное покалывание во всем теле от предчувствия близкой разгадки: похоже, Малфой оправдывается перед своей подружкой Паркинсон за какой-то проступок… не за то ли, что он пытался отравить Рона?! «Вот сейчас-то я и выведу тебя на чистую воду, Малфой!», — с ликованием подумал Гарри, но вдруг…

Вдруг юноша отчетливо услышал другой голос, ответивший слизеринцу. И голос этот был ему до боли знаком.

— Как я могу тебе верить? Докажи, что это сделал не ты!..

Гермиона. Гермиона Грейнджер. Это она стоит у дверей библиотеки и разговаривает с Малфоем. Разговаривает так, будто он ей что-то должен. Это не укладывалось в голове. Но страшнее всего было то, что Малфой, похоже, тоже считал, что чем-то обязан Гермионе, поэтому он и оправдывался… Гарри схватился за голову. Нет! Это все — какая-то нелепость, какая-то чушь! Скорее всего, ему просто показалось. Такого не может быть: чтобы Гермиона — и Малфой?!

— Может, мы поговорим об этом в другом месте? — спросил Малфой настороженно. — Середина дня, мы стоим посреди коридора, нас могут подслушать…

— Боишься, что нас увидят вместе? — фыркнула Гермиона. — Что это отразится на твоей репутации?

— Гермиона… — вымученно протянул Малфой.

Гарри поперхнулся. Малфой назвал Гермиону по имени?!

— Здесь кто-то есть, — шепнула Гермиона. — Идем.

За углом раздались торопливые удаляющиеся шаги, а затем все стихло. Гарри еще несколько секунд стоял неподвижно, прислонившись плечом к стене, а затем развернулся и медленно побрел в сторону гриффиндорской гостиной. Странный разговор, услышанный им, не укладывался в голове. Такого просто не могло быть. «Наверное, из-за переутомления у меня начинаются слуховые галлюцинации, — подумал Гарри безрадостно. — Все! Хватит! Пора отдохнуть! А не то еще и не такое померещится…»

* * *

Гарри не ошибся. В коридоре напротив библиотечных дверей, действительно, разговаривали Гермиона Грейнджер и Драко Малфой. Гермиона искала Драко все утро, но ни в подземельях, ни в Большом зале, ни в классах его не нашла. Тогда она решила спуститься в библиотеку, и уж если и там Малфоя не окажется, то пойти в выручай-комнату, где он будет наверняка.

В выручай-комнату Гермионе идти не пришлось. Малфой как раз выходил из библиотеки, когда Гермиона налетела на него.

— Привет, — улыбнулся Драко, увидев Гермиону.

Девушка вздрогнула, увидев на его лице приветливую улыбку.

— Привет, — ответила она натянуто, глядя в глаза Драко.

— Что случилось? — спросил слизеринец, запихивая какую-то толстую книжку в свою школьную сумку. — Ты как-то странно выглядишь. Будто плакала…

— Так и есть, — кивнула Гермиона. — И, я думаю, ты знаешь, почему.

Драко выпрямился, посмотрел на девушку внимательно.

— Это из-за Уизли, верно? — наконец, произнес он.

Гермиона только кивнула.

— Ты считаешь, что это я отравил твоего дружка?

— Он мой друг! — вспыхнула Гермиона.

— Ладно, друг, — начиная раздражаться, ответил Драко. — Ты решила, что я отравил твоего друга?

— А ты этого не делал?

— Думаешь, кроме меня в Хогвартсе нет больше ни одного мерзавца, способного подсыпать кому-то яд? — хмуро спросил Драко. — Считаешь, раз я связан с Ним, то все беды мира можно списать на меня?

— А разве нет? — гневно спросила Гермиона. — Я доверилась тебе, подумала, что ты не такой, каким кажешься… Решила, что смогу помочь тебе, что смогу хоть что-то исправить… но тебе это не нужно! Ты неисправим! Ты решил просто позабавиться со мной, в то время как отравленное тобой вино чуть не убило моего лучшего друга!

— Это не так, — голос Драко задрожал. — Это не так, ты не права… Я… это не я. Я тут ни при чем. Как я мог это сделать, подумай сама? Это не я…

— Как я могу тебе верить? Докажи, что это сделал не ты!.. — вскинулась Гермиона.

— Может, мы поговорим об этом в другом месте? Середина дня, мы стоим посреди коридора, нас могут подслушать…

— Боишься, что нас увидят вместе? — презрительно фыркнула Гермиона. — Что это отразится на твоей репутации?

— Гермиона… — вымученно протянул Малфой.

За углом коридора раздался какой-то звук, похожий на сдавленный хрип.

— Здесь кто-то есть, — шепнула Гермиона. — Идем, — она взяла Драко под руку и вместе с ним быстрым шагом направилась прочь от дверей библиотеки.

— И куда мы идем? — спросил Малфой, когда Гермиона потянула его в очередной секретный проход.

— Не хочу, чтобы нас увидели в людном коридоре, — ответила девушка. — Сейчас у меня не достаточно сил, чтобы объяснять Гарри все, что происходит…

— Думаешь, он не догадывается? — с долей иронии поинтересовался Драко. — Он, что, и в правду такой идиот?

— Он вовсе не идиот! — зашипела Гермиона. — В этом-то и беда. Гарри уже давно что-то подозревает, только я не знаю, как сильно он в своих подозрениях продвинулся.

— Вылитый Дамблдор! — усмехнулся Драко. — Ну, просто добрый дедушка и ласковый внучок!

— Все, хватит! — отрезала Гермиона. — Не желаю, чтобы ты при мне поливал грязью Гарри, Рона или кого бы то ни было из тех людей, которые дороги мне.

— Это условие, Грейнджер? — Драко вдруг остановился, заставив Гермиону сделать то же самое. Они стояли в темном коридорчике, скрытом за старым пыльным гобеленом.

— Если хочешь, называй это так, — ответила Гермиона, чувствуя, что коридорчик становится чрезвычайно тесен для них двоих.

— А здесь довольно тихо, — заметил Драко, осмотревшись. — И укромно. Правда?

Гермиона вздохнула несколько раз, пытаясь успокоиться. Сердце начало стучать все сильнее, каждый вздох давался с все большим трудом… Драко стоял совсем близко, почти касаясь ее. В полумраке коридора его глаза мерцали серебристым светом. Гермиона не могла понять — улыбается он или хмурится, смеется над ней или говорит серьезно?

— Хорошо, — вдруг сказал Драко, придвигаясь ближе к девушке. — Я не буду говорить о них гадости в твоем присутствии. Я согласен на такое условие, только если ты скажешь, что веришь мне.

Гермиона сжала руки в кулаки, стараясь сдержать внутреннюю дрожь. В горле у девушки пересохло, лицо запылало.

— Это глупо, — прошептала она. — Это несопоставимые понятия. Я не смогу верить тебе только потому, что ты перестанешь говорить вслух то, что думаешь…

— Может быть, я так не думаю… — сказал Драко тихо и вдруг притянул Гермиону к себе. Она была не в силах сопротивляться.

— Ты с ума сошел, Малфой! — всхлипнула Гермиона.

— Драко, — поправил юноша, зарываясь лицом в каштановые кудри Гермионы.

— Рон был на волосок от гибели… — продолжала гнуть свою линию Гермиона, хотя уже не совсем понимала, что именно говорит, — мой лучший друг… чуть не умер… а я… я была… с тобой… с Пожирателем смерти!.. Это из-за тебя… все это из-за тебя…

— Ты так думаешь? — Драко аккуратно расстегнул застежки на мантии Гермионы, когда-то давно им самим же погнутые. Мантия с тихим шорохом упала на пол.

— Я уверена в этом, — ответила Гермиона, изо всех сил стараясь сохранить ясность сознания, но оно неумолимо ускользало от нее.

— Тогда мне очень жаль, — шепотом ответил Драко. Его дыхание коснулось ее щеки. Его руки скользнули ей под форменную рубашку. Гермиона задрожала, дыхание ее участилось. — Мне жаль, что я никак не могу доказать свою непричастность к этому… хм… инциденту. Да, ты была со мной. Да, Уизли чуть не умер. Не вижу связи… Гермиона, это все совершенно бессмысленно…

Драко склонился к ее нежной шее и начал целовать отчаянно пульсирующую на ней жилку. Гермиона закрыла глаза, вцепилась Драко в волосы, сильнее притягивая его к себе.

— Ты делаешь мне больно… — хрипло проговорил слизеринец, всем телом прижимая Гермиону к стене. Девушка почувствовала его напряжение и улыбнулась:

— Извини. Но ты сам начал… и потом, вспомни, сколько раз за пять с половиной лет ты сделал больно мне…

— Похоже, я никогда за это не рассчитаюсь, — усмехнулся Драко и накрыл губы Гермионы поцелуем.

Гермиона обвила его шею руками, подалась к нему навстречу, забыв обо всем. Но тут в сознании девушки всего на одну секунду мелькнула картина: бледный, как покойник, с синими кругами под глазами, на больничной койке неподвижно лежит Рон… А рядом сидит напряженная, кусающая губы Джинни. И Гарри, невидящим взглядом уставившийся на какую-то одному ему видимую точку…

Вздрогнув, Гермиона уперлась руками в грудь Малфоя и оттолкнула его от себя.

— В чем дело? — недовольно спросил Драко.

Гермиона поджала губы, глядя на него. Она чувствовала, что он хотел бы сделать это прямо здесь, прямо в этом коридоре… и она почти согласилась… она себя ненавидела.

— Поклянись мне, что это не ты отравил Рона, — сказала Гермиона с надрывом. — Поклянись! Магическая клятва — самое верное доказательство…

Драко молчал. Несколько секунд он смотрел на Гермиону, словно взвешивая все «за» и «против». Затем он наклонился, подобрал с пола ее мантию и протянул ее девушке. Гермиона непонимающе уставилась на слизеринца. А он, не дожидаясь, пока она сама оденется, накинул мантию ей на плечи и сказал:

— Как ты хочешь.

В ту же секунду Драко вытащил свою волшебную палочку, поднял ее вверх, взмахнул ею и произнес:

— Meum vita numina testari! Не я отравил Рональда Уизли.

Из палочки вырвался сноп искр, которые осыпали Драко с головы до ног, но, кажется, не причинили ему никакого вреда. Он и сам, похоже, был несказанно удивлен. Гермиона смотрела на него с ужасом и сочувствием.

— Ты, точно, сумасшедший, — прошептала она. — Сумасшедший, каких еще не было! Нумина тэстари!.. Ты с ума сошел…

— Зато теперь ты мне веришь, — то ли спросил, то ли констатировал Драко.

Мощное заклинание отобрало у юноши много сил, и он медленно сполз по стене на пол. Гермиона присела рядом со слизеринцем, положила голову ему на плечо.

— Теперь — верю, — тихо сказала она.

— Вот и хорошо, — кивнул Драко и закрыл глаза.

В молчании прошло несколько минут. Наконец, Драко тихо проговорил:

— Знаешь, я все никак не мог понять, откуда ты знаешь про то, что я лечил тебя, когда ты заболела… Ты была без сознания и все твердила, что я наложил на тебя какое-то заклятье.

— Я… — Гермиона замялась, посмотрела на Драко. — Знаешь, я сумела добыть свои воспоминания. Вынуть их. И увидеть все заново.

— Отец говорил мне что-то о магии воспоминаний, это сложный процесс, — задумчиво изрек Драко. — Говорят, извлеченные воспоминания материализуются…

— Да, — тут же кивнула Гермиона. — Они похожи на серебристые нити тумана…

— И куда же ты дела свои воспоминания? — спросил Драко с любопытством. — Возможно, было бы интересно увидеть все еще раз.

— Вряд ли, — нахмурилась Гермиона. — Я… Можно сказать, я уничтожила их. Сделала так, что их никто и никогда больше не найдет. А если и найдет, то вряд ли кто-то из учеников представляет, что это такое.

— Ты их спрятала?

— И да, и нет, — Гермиона пожала плечами. — Ведь прячут то, что собираются потом использовать. Я… просто избавилась от них. Они мне не нужны. Теперь воспоминания есть в моей голове. И я не хочу, чтобы кто-то, кроме меня, знал о них.

Драко не стал спорить, только кивнул и обнял девушку за плечи. Гермиона вздохнула. Слишком многое случилось за последнее время. Слишком много мыслей и чувств переполняли ее. Слишком много хотелось высказать, выплеснуть. Но Гермиона предпочла молчание. Даже ему, тому, с кем она делила свою тайну, она не могла рассказать о том, что мучило ее. Что не давало спать по ночам. Не могла потому, что знала: ему все равно. Несмотря на то, что он признался ей в любви, несмотря на его нежные слова и полные страсти взгляды, она каким-то седьмым чувством догадывалась, что ровным счетом ничего не значит для него. Что она — всего лишь его очередная игрушка, прихоть богатенького денди. Она это чувствовала. Но никак не могла заставить себя прислушаться к голосу разума. Поэтому и сидела здесь, в этом тесном пыльном коридорчике, прижавшись к его плечу. Поэтому и потребовала с него клятву, чтобы хоть чуть-чуть очистить свою собственную совесть. Потому что она его любит.

* * *

Со дня отравления Рона прошло больше недели. Для Гарри, Рона и Гермионы многое изменилось. И прежде всего, то, что между Гермионой и Роном, наконец, рухнула стена глухого непонимания. Рон был доволен, а Гермиона и вовсе была на седьмом небе от счастья. По крайней мере, так казалось Гарри. Гермиона по несколько раз в день прибегала в больничное крыло наведать Рона, передавала ему свежие новости и приносила домашние задания. Гарри был рад такой перемене в поведении друзей, всего десять дней назад даже не смотревших друг на друга. Но примирение Рона и Гермионы не только обрадовало Гарри, но и добавило ему проблем. А точнее, одну проблему по имени Лаванда Браун. Ревнивая девица не давала Гарри прохода, пытаясь выяснить, не говорил ли о ней Рон и какое отношение к нему имеет «эта Грейнджер». Гарри, как мог, пытался отвязаться от настойчивой Лаванды, и, в конце концов, просто потребовал от Рона, чтобы тот сам разобрался со своей подружкой. От Лаванды удалось кое-как отделаться, но проблем и головной боли у Гарри не убавилось.

Юноша никак не мог выбросить из головы услышанный (а точнее, подслушанный) разговор Гермионы и Малфоя возле библиотеки. Гарри тщетно пытался убедить себя в том, что он, по выражению Хагрида, пытается увидеть в этом больше смысла, чем там было. Какая-то назойливая мысль, какая-то недоговоренность, нестыковка оставалась во всех размышлениях Гарри. Что-то было не так. Гарри чувствовал, что разгадка близка, но никак не мог довести свои размышления до логического конца. Возможно, потому что знал и боялся: правда может оказаться куда страшнее и неожиданнее, чем любые, даже самые безумные, фантазии и домыслы.

Кроме того Гарри всерьез занимали две другие насущные проблемы. Первая — задание, которое поручил ему директор Дамблдор. Гарри все никак не мог придумать, с какого боку подойти к Слизнорту, чтобы заполучить таинственные воспоминания. Профессор зельеварения, как улитка, закупорился в своих апартаментах и не давал Гарри ни малейшего шанса подступиться к себе.

Второй же проблемой стал злосчастный Малфой. Узнав на первом уроке трансгрессии о том, что Малфой над чем-то работает и заставляет своих дружков-верзил стоять на страже, Гарри решил регулярно проверять местонахождение Малфоя и его телохранителей по Карте Мародеров. И вот удивительно: всегда неразлучные Крэбб и Гойл то и дело околачивались в разных частях замка порознь, а их белобрысый предводитель и вовсе самым таинственным образом исчезал с Карты. Гарри никак не мог дать этому объяснения, и любопытство мучило гриффиндорца сильнее пыточного заклятия. Идея слежки за Малфоем отпала сразу — слишком уж занят был Гарри в последнее время. Но выяснить, куда девается чертов слизеринец, Гарри решил во что бы то ни стало. Правда, пока не знал, каким образом.

За всеми заботами и неурядицами, что свалились на голову Гарри, он и не заметил, как подошло время матча с Хаффлпаффом. В утро перед матчем Гарри был слегка взволнован. Гриффиндорская команда была не в лучшей форме: отличная охотница Кэти Белл все еще пребывала в лечебнице Святого Мунго, а теперь вот и Рон оказался на больничной койке, а вместо него в игре будет участвовать зануда Маклагген, который за время тренировок основательно потрепал Гарри нервы…

— Доброе утро, — поздоровалась с Гарри спустившаяся в гостиную Гермиона. — Ты какой-то уставший, Гарри. Все в порядке?

— Да, — кивнул Гарри, натягивая свитер. — Просто сегодня предстоит тяжелая игра…

— Ты же знаешь, я никогда не смогу до конца понять вашей безграничной любви к квиддичу, как и не вникну во все тонкости этой игры… — слегка виновато улыбнулась Гермиона.

— Зайдешь к Рону перед матчем? — спросил Гарри.

— Думаю, не стоит лишний раз его расстраивать, — ответила Гермиона. — Лучше я зайду после — сообщить о победе.

— Надо же… твое настроение меня воодушевляет, — усмехнулся Гарри. — Ну, а я, пожалуй, забегу к нему.

— Удачи, Гарри, — кивнула Гермиона и вышла из гостиной.

У главной лестницы Гермиона встретилась с Джинни. В последнее время девушки сильно сблизились, и их частенько можно было видеть вместе — в Большом зале за столом, в библиотеке, в коридорах. Гермиона выслушивала Джинни и порой сама делилась с подругой своими печалями и радостями.

— Привет, — нарочито бодро и весело поздоровалась с Гермионой Джинни. — Отличная сегодня будет игра! Мы сделаем Хаффлпафф в два счета!

— Да, наверное, — ответила Гермиона. — Я думаю, Гарри сделает все возможное, чтобы разгромить противника. Обидно только, что Рон не играет…

— И не говори, — нахмурилась Джинни, шагая к выходу из школы. — Этот придурок Маклагген вечно лезет со своими советами, на всех орет, командует, будто он — капитан… Он меня так раздражает!

— О, Джинни, ты даже не представляешь, насколько я с тобой согласна! — горячо воскликнула Гермиона.

Девушки посмотрели друг на друга и звонко рассмеялись.

На площадке перед главным входом в Хогвартс стоял, переминаясь с ноги на ногу, Дин Томас и поджидал свою девушку. Заметив его, Джинни тут же помрачнела и пробормотала:

— Да, забыла сказать, еще и Дин сегодня играет…

— Неужели все так плохо? — тихо спросила Гермиона, опасаясь, что Дин может их услышать.

— Да нет… — пожала плечами Джинни. — Ладно, Гермиона, мне нужно бежать в раздевалку, а тебе — на стадион. Увидимся после.

— Пока, — кивнула Гермиона. — Удачи!

Джинни махнула рукой в знак благодарности и быстрым шагом направилась к Дину. Вдвоем они свернули к раздевалкам, а Гермиона не торопясь побрела в сторону квиддичного поля.

Трибуны были заполнены учениками. Черно-желтые, как осы, болельщики Хаффлпаффа кричали какие-то бодрые песенки, поддерживая свою команду. Ярко-алые ряды гриффиндорцев тоже волновались. Вскоре на поле вышли сами команды. Зрители встретили их дружным ревом и улюлюканьем. Гермиона, усевшаяся на трибуну повыше, с трудом разглядела одетого в алую мантию Гарри. Он, похоже, уже ругался с одним из своих товарищей по команде. Гермиона хмыкнула, сразу сообразив, с кем именно Гарри мог поругаться в самом начале матча, еще до свистка судьи. Конечно, это был Маклагген. Вот он отошел от капитана и с самым мрачным видом направился к шестам. Команды поднялись в воздух. По свистку мадам Хуч матч начался.

Это был один из самых запоминающихся, непредсказуемых и при этом сокрушительных для Гриффиндора матчей. Комментатором по неведомым причинам назначили Луну Лавгуд, и половину всего игрового времени стадион покатывался со смеху над ее комментариями. Игра была, как и предсказывал Гарри, напряженной. Игроки Хаффлпаффа не давали гриффиндорцам спокойно вздохнуть, то и дело атакуя защищаемые Маклаггеном кольца. Точнее говоря, кольца, которые Маклагген должен был защищать теоретически, но на практике не особо рвался. По большей части вратарь орал на весь стадион, поучая своих соратников, и находился при этом где угодно, только не перед кольцами. Это обстоятельство еще больше веселило зрителей, особенно студентов Хаффлпаффа и слизеринцев, не преминувших возможностью поболеть «против Гриффиндора». Гарри пытался вразумить Маклаггена, но безуспешно. Плюнув на все, капитан, а по совместительству еще и ловец, взмыл над полем, выискивая взглядом золотистый крохотный мячик.

— Семьдесят — сорок в пользу Пуффендуя! — рявкнула в рупор профессор Макгонагалл.

— Уже? — искренне удивилась философски настроенная Луна, которую такие мелочи, как счет, интересовали мало — она как раз пыталась привлечь внимание зрителей к проплывающему над стадионом облаку необычной формы. — О, посмотрите-ка! — вернулась в реальность Луна. — Вратарь Гриффиндора завладел битой одного из загонщиков!

Гарри, парящий над полем, резко развернул метлу. И в самом деле, Маклагген отобрал у Пикса биту и с яростью доказывал загонщику, что тот не умеет ею пользоваться.

— Отдай ему биту и вернись к шестам! — завопил Гарри, кидаясь к Маклаггену, но тот уже замахнулся, прицеливаясь попасть летящим на него бладжером в охотника хаффлпаффской команды, и с недюжинной силой вдарил по черному тяжелому мячу, придавая ему ускорение, достойное хорошего пушечного ядра.

Никто из зрителей не сообразил сразу, что произошло. Раздалось громкое «Бум!», а затем капитан команды Гриффиндора Гарри Поттер как-то странно задрал метлу, словно пытаясь сделать мертвую петлю, и начал падать. Раздались вскрики. Кто-то по инерции продолжал хихикать. Гермиона вскочила на ноги. Загонщики Пикс и Кут, быстро справившись с шоком, кинулись на помощь своему капитану и поймали его в воздухе. Зрители загалдели. На поле выскочила мадам Помфри. Гермиона не стала ждать, бегом спустилась с трибуны и направилась к выходу в надежде перехватить целительницу и узнать, как там Гарри. Увы, мадам Помфри успела унести раненого ученика в школу, и Гермионе ничего не оставалось, как вернуться обратно на стадион.

Игра продолжалась, но это была уже чистейшая формальность. Все понимали, что Гриффиндором без Гарри Поттера матч однозначно проигран. Еще полчаса игроки безуспешно пытались кое-как выровнять счет, но в итоге Хаффлпафф победил, разгромив Гриффиндор на голову: триста двадцать — шестьдесят. Хаффлпаффцы ликовали, а студенты красно-золотого факультета с недвусмысленным выражением поглядывали на виновника сокрушительного провала — Маклаггена. Больше всех обозлилась команда, что и понятно. Кут и Пикс, проходя мимо Маклаггена в раздевалку, синхронно толкнули вратаря плечами так, что он споткнулся и чуть не упал, хотя был на голову их выше. Видимо, он и сам понимал, что команда права, поэтому даже не стал задираться.

Зато разбушевалась Джинни. Проигрыш вывел ее из себя. Девушка с превеликой радостью сорвала бы злость на Маклаггене, но, к сожалению (или к счастью), ей подвернулся Дин Томас. Джинни якобы видела, что он потешался над тем, как Маклагген залепил Гарри бладжером по голове. Дин и вправду пару раз хихикнул, но скорее потому, что произошедшее казалось нелепой шуткой, а не из неприязни к Гарри или чего-то в этом роде. Однако Джинни не хотела ничего слушать. Наступая на Дина, она вопила, размахивала руками и была похожа скорее на разъяренную тигрицу, чем на девушку.

Гермиона заглянула в раздевалку, в надежде найти там подругу, и была неприятно удивлена царящей там атмосферой. Ребята хмуро глядели друг на друга, не переговариваясь, а переругиваясь; Маклагген с самым мрачным видом раздевался в уголке; Джинни надрывала связки, высказывая Дину, в чем тот был неправ — словом, самая что ни на есть веселая компания. Вздохнув, Гермиона поняла, что Джинни сегодня лучше не трогать. Развернулась и, оставшись незамеченной, выскользнула из раздевалки и направилась в сторону замка.

Было около трех часов пополудни. Гермиона хотела заняться домашними заданиями на следующую неделю, чтобы выкроить хоть немного времени для очередного тайного похода в выручай-комнату. Но ее планы были бесцеремонно нарушены. Едва девушка вошла в залитый солнцем холл, как к ней подлетел Малфой, разозленный, бледный и несимпатичный. «Что за день сегодня? — с тоской подумала девушка. — Просто праздник какой-то!»

— За мной, — без долгих приветствий и разговоров скомандовал Малфой и направился в сторону подземелий.

Выждав несколько минут, Гермиона пошла следом за ним. Спустилась по мрачноватой лестнице вниз, заметила мелькнувший за поворотом подол черной мантии, прибавила шагу. Коридор внизу был тускло освещен факелами, блики огня играли на влажных стенах. Через несколько шагов коридор поворачивал, а за поворотом находилась развилка. Гермиона остановилась в нерешительности.

— Малфой? — позвала она.

Тишина.

— Если ты сейчас же не выйдешь, я просто пойду назад, — предупредила Гермиона. По правде сказать, ей надоели игры в «отгадай, что я задумал», тем более что теперь они с Малфоем больше, чем просто друзья…

— Не кричи.

Мягкий шепот из-за плеча заставил Гермиону вздрогнуть и обернуться.

— Когда-нибудь я превращу тебя в склянку, набитую гвоздями, чтобы ты не смог бесшумно подкрадываться, — насупившись, заявила Гермиона.

— Когда-нибудь — обязательно, — кивнул с усмешкой Малфой. — Только не сегодня.

— Что тебе нужно? Решил поехидничать, пользуясь случаем? Снова напомнить, какие Гриффиндорцы жалкие и безмозглые?

— Вообще-то, нет, но раз ты предложила…

Гермиона бросила на Малфоя гневный взгляд. Драко тут же смолк, глядя на девушку. Затем взял ее за руку и бесцеремонно затащил в один из коридоров.

— Я хотел просто увидеть тебя. В последнее время ты только и крутишься возле больничного крыла. Тебя не поймать.

— В больничном крыле лежит Рон, если ты не помнишь, — с уже настоящим раздражением сказала Гермиона. — И мне все еще кажется, что он попал туда отчасти и по твоей милости.

Драко скрипнул зубами, но ничего не сказал.

— А сегодня туда попал и Гарри, — добавила Гермиона так же гневно.

— Опять Поттер в центре внимания, — хмыкнул Драко. — Только не говори, что и в этом я виноват.

— Нет, в этом виноват Маклагген, — Гермиона отвела взгляд в сторону и невольно поежилась, вспоминая короткое, но невероятно отвратительное приключение с Маклаггеном перед вечеринкой у Слизнорта.

— Твой бывший дружок? — скривился Драко.

— Он мне не дружок! — тут же вскинулась Гермиона. — И никогда им не был. Никак не пойму, с чего ты это взял? Я просто пригласила его на вечеринку, только и всего.

— Конечно, — кивнул Драко, складывая руки на груди. — А поцелуи у нас теперь считаются за «ничего», да?

— Какие… какие поцелуи? — залепетала Гермиона. — Я не… я же не… откуда ты знаешь?

Малфой самодовольно усмехнулся.

— Ты следил за мной?! — взвизгнула Гермиона. — Это подло! Ты не имел права! Моя личная жизнь тебя не касается, Малфой…

Драко нахмурился, сделал шаг вперед, к Гермионе.

— И вообще, почему я должна перед тобой отчитываться? — продолжала бушевать Гермиона, видимо, заразившись гневом от ребят из команды по квиддичу. — Ты мне никто. И то, что мы с тобой были вместе, ничего не значит! Я не собираюсь быть твоей игрушкой, Малфой!

— А ты сможешь? — прошептал Драко, и, на удивление, Гермиона услышала его.

Сглотнув комок, подступивший к горлу, она выдавила:

— Смогу.

— Ну, так попробуй, — бесстрастно прошептал Малфой, прижимая девушку к стене.

Сердце ее тут же оборвалось, тело предательски напряглось в предвкушении ласки.

— Ты меня провоцируешь… — облизнув сразу пересохшие губы, прошептала Гермиона.

— Да, — не стал отрицать Драко. — Просто хочу узнать, чего стоит слово Гермионы Грейнджер.

Склонившись к девушке, Драко провел горячим шершавым языком по ее шее вверх, от ключицы к уху. Гермиона судорожно вздохнула, сжала кулаки, пытаясь бороться с соблазном.

— Прекрати, — проговорила она нетвердо.

Драко и не думал послушаться. Пробрался руками под свитер и рубашку девушки, накрыл ладонью ее округлую мягкую грудь. Ее соски мгновенно затвердели под его пальцами. Гермиона задышала чаще, щеки ее покрылись румянцем.

— Прекрати сейчас же! — взволнованно зашептала она. — В этот коридор может кто-нибудь войти!

— Это не коридор, а тупик, — уверенно ответил Драко, массируя пальцами маленькие твердые шарики сосков. — Сюда никто не заходит — незачем.

Гермиона еле слышно застонала. По лицу Драко расползлось выражение крайнего самодовольства. Он прижался к девушке еще сильнее, начал покрывать поцелуями ее лицо — глаза, щеки, губы. Гермиона почувствовала, что он возбужден — его напряженная плоть уперлась в ее бедро. Девушка задрожала.

— Мне перестать? — вкрадчиво спросил Драко, отрываясь от своего занятия.

Гермиона закусила губу и кивнула.

— Ты уверена? — юноша расстегнул и бросил на пол свою мантию, затем — ее, потянул вверх свитер Гермионы.

— Уверена… — прошептала она, однако не приняла никаких попыток сопротивляться.

Драко усмехнулся. Ему на самом деле доставляла немалое удовольствие эта игра с огнем, эти тайные встречи с Гермионой, а еще больше — ее бесплодные попытки уйти, скрыться, сопротивляться. Он старался внушить себе, что это — всего лишь игра. Что он сказал тогда, в выручай-комнате, о любви только для того, чтобы эта игра стала еще более азартной. И не хотел думать о том, что каждый брошенный на Гермиону взгляд заставляет сердце проваливаться вниз, что по телу бегут мурашки каждый раз, когда она прикасается к нему; что в душе что-то немилосердно зудит и ноет, когда он видит ее возле больничного крыла или вспоминает про Маклаггена или Макмиллана…

— Ты никогда не сможешь просто так уйти, — хрипло прошептал Драко, с яростью накидываясь на губы Гермионы.

Девушка тихонько пискнула, пытаясь отстраниться, но будучи прижатой к стене, это было не так-то просто сделать. Драко был напорист и несдержан. Гермиона впервые за долгое время начала ощущать накатывающий волнами страх, перерастающий в панику.

Но он не дал ей запаниковать. Расстегнув ее рубашку, он приник губами к ее груди, заставляя Гермиону забыть обо всем на свете. Руки его тем временем оказались у нее под юбкой — Гермиона вспыхнула, ощутив его тонкие горячие пальцы на внутренней стороне своего бедра. Драко стащил с Гермионы трусики, приподнял девушку и заставил ее обхватить ногами его бедра. Гермиона задохнулась от возбуждения. Она чувствовала его — близко, совсем рядом, их разделяла только плотная ткань его черных брюк. Драко прильнул к ее губам, подавшись вперед. Гермиона ответила на поцелуй, сильнее прижимаясь к юноше. Он снова подтолкнул ее. Девушка почувствовала, как впиваются в спину неровные камни стены, как скребут, оставляя на коже царапины. Она не обратила на это внимания, продолжая упиваться ощущением его прикосновений, ароматом его губ. Он начал двигаться так, словно они уже занимались любовью, с силой придавливая Гермиону к стене, ритмично двигая бердами. Девушка оторвалась от его губ и задушено застонала в его плечо.

— Остановись… — горячо зашептала она. — Что же ты желаешь?.. Нас кто-нибудь услышит… Ваша гостиная… Снейп…

— Не вспоминай… о нем… — тяжело дыша, ответил Драко. — Нас никто не услышит…

— Подожди! — взмолилась Гермиона. — Всего секунду, я прошу тебя!

Драко притормозил. Гермиона наклонилась над своей мантией, вытащила из кармана волшебную палочку и, направив ее на вход в коридор, произнесла:

— Оглохни!

— Какое интересное заклинание, надо запомнить, — слегка удивленно отметил Малфой.

Гермиона подняла на него полный страсти и неудовлетворенного желания взгляд.

— Нас никто не услышит, — сказала она прерывающимся голосом. — Но то, что сюда никто не войдет…

— Я тебе обещаю, — прорычал Драко, притягивая девушку к себе.

Снова его губы. Снова его тело, горячее, напряженное — рядом. Гермиона торопливо расстегнула его рубашку и задохнулась, почувствовав прикосновение его разгоряченной кожи. Драко освободился от брюк, снова подхватил Гермиону и прижал к стене. Медленно, осторожно вошел в ее уже влажное, жаркое лоно. Девушка вскрикнула — уже не опасаясь, что кто-то услышит — и подалась навстречу юноше.

Он двигался быстро, неистово, словно боялся, что она может в любую секунду раствориться и исчезнуть. С каждым его движением внутри нее возрастало жаркое, ноющее, сладостное чувство, разливалось по всему телу от макушки до кончиков пальцев, заставляя сердце биться так, что становилось больно. Удар сердца — вдох, удар — выдох, полу-стон, полу-крик. С каждым движением, все сильнее, все быстрее. Он не мог понять, почему так сильно хочет ее. Даже находясь в ней, он продолжал ощущать непрерывную жажду обладать ею. Ему было жарко, было страшно — но сладостно. Он боялся, что этот раз может быть последним. Что потом, когда-нибудь, у него будут другие. Пресные, вялые, неинтересные, как урок Истории Магии. И на них будет хотеться спать… Он уже заранее их всех не хотел. И не мог избавиться от страха… От едкого, липкого страха, преследовавшего слизеринца уже больше полугода. Он хотел скрыться от него. В ее объятиях. Хотел почувствовать хоть что-то, кроме страха…

Волна удовлетворения накатила внезапно. Гермиона глубоко и томно застонала, вцепившись пальцами в плечи Драко. Он не остановился, хотя и напрягся сильнее, чаще дыша. Каждое его движение вызывало в теле Гермионы новый всплеск оргазма, заставляя ее тихо постанывать от непереносимой сладости, заполнившей низ живота. Не прошло и нескольких секунд, как Драко шумно вздохнув, достиг высшей точки наслаждения. Содрогнувшись всем телом, он прижал девушку к стене так сильно, что Гермиона застонала уже от боли. Драко отстранился, отпустил Гермиону и, обессиленный, упал на колени. Гермиона опустилась рядом.

— Как бы ты ни была умна, Гермиона Грейнджер, — тяжело дыша, прерывисто проговорил юноша, — но ты, все-таки, дурочка.

— Почему? — спросила Гермиона без злобы.

— Потому что думаешь, будто тобой кто-то играет… — ответил Драко. — Потому, что боишься поверить. Просто потому, что все не так, как тебе кажется.

Гермиона протянула к юноше руку, убрала с его взмокшего лба светлую прядь.

— Я не знаю, чему мне верить, а чему — нет, — печально сказала она. — Я запуталась, Драко. Запуталась так, как никогда в жизни не запутывалась. Мне страшно…

— Мне тоже, — неожиданно признался Драко. Подался вперед и притянул к себе девушку, обнял ее. — Мне тоже бывает страшно. Сейчас, например. Сейчас — как никогда.

— Почему? — спросила Гермиона тихо.

— Я не могу тебе рассказать, — со вздохом ответил Драко. — Ты ведь и сама это понимаешь.

— Зачем все это нам? Зачем все это происходит с нами? Почему именно мы?

— А почему бы и нет? — усмехнулся Драко, вставая. Поспешно оделся, поглядывая в сторону выхода. На счастье, никого не интересовал тупичок в подземельях, и можно было вздохнуть свободнее.

Гермиона тоже поднялась, начала одеваться, в то же время обдумывая слова слизеринца. В чем-то он прав. Происходит то, что происходит. Они сами это выбрали. Теперь поздно пенять на какую-то стороннюю силу. Сначала еще можно было. Сначала все казалось нереальным, словно кто-то руководит ими, кто-то подсказывает, подталкивает, словно играет. Теперь — нет. Теперь — это только их решение. Добровольное и чистосердечное. По-крайней мере, Гермиона надеялась на это.

— Я могу спросить у тебя кое-что? — подал голос Драко.

Гермиона оторвалась от своих размышлений, кивнула.

— Ты говорила, что Поттер о чем-то догадывается. О чем именно?

Гермиона поморщилась.

— Я не могу тебе этого сказать, — вздохнула она. — Ты сам прекрасно знаешь. Мы все еще по разные стороны…

Драко кивнул — так и есть. Они все еще по разные стороны. И неизвестно, случится ли когда-нибудь так, что они окажутся на одной стороне. Для этого каждому из них придется пожертвовать многим. Не одному, а обоим.

— Я пойду? — спросила Гермиона неуверенно.

— Как хочешь, — пожал плечами Драко. Подобрал с пола волшебную палочку Гермионы и протянул ее девушке.

Уголки губ Гермионы тронула легкая усмешка.

— Что смешного? — буркнул Драко.

— Я просто подумала, что давным-давно все началось именно с вот этой волшебной палочки… И с одного слизеринца, который вдруг решил, что сможет справится с одной гриффиндоркой.

Драко нахмурился:

— И что? Ведь справился.

— Это еще неизвестно, кто с кем справился, — улыбнулась Гермиона. Потом вдруг привстала на цыпочки, клюнула Драко поцелуем в щеку и бросилась прочь.

Вот и задачка по арифмантике… Вычисли, премудрый Драко Малфой, справился ли ты с гриффиндорской всезнайкой Грейнджер. Или это она незаметно, исподволь, сломала и перестроила тебя…

* * *

Гарри был доволен собой. Конечно, его несколько удручал проигрыш гриффиндорской команды, который произошел вовсе не по его вине, но менее обидно от этого не становилось. С другой же стороны, удар, нанесенный незабвенным Кормаком, а так же трещина в черепе, ночь на койке в больничном крыле и масса свободного, пригодного для раздумий времени принесли больше пользы, чем месяц бесплодного скитания по замку в поисках затаившегося Малфоя. Гарри Поттер, наконец, придумал, как подловить ускользающего слизеринца.

Догадка была, как все гениальное, проста до безобразия. Гарри позвал на помощь тех, кто мог следить, смотреть, слушать и докладывать, при этом оставаясь незамеченными. А именно, двух домовых эльфов — Кричера, доставшегося Гарри в наследство от Сириуса вместе с домом Блэков на площади Гриммо, и Добби. Кричеру Гарри попросту приказал следить неусыпно за Драко Малфоем, при этом запретив каким-либо образом дать об этом знать объекту наблюдения. Добби же Гарри приказывать не мог, но свободный эльф был готов на все ради «доброго и великодушного» Гарри Поттера. Рон, ставший свидетелем сцены разговора Гарри с домовиками, долго не мог прийти в себя от удивления и досады за то, что сам до такого никогда бы не додумался да и додумываться бы не стал.

Утром в понедельник обоих друзей выписали из больничного крыла. Гарри был несказанно доволен тем, что одна из загадок должна вот-вот решиться, а еще больше тем, что Рон с Гермионой, наконец-то, помирились. Гермиона даже зашла за мальчиками, чтобы проводить их на завтрак. Она вся просто светилась, что было трудно не заметить.

— Отлично выглядишь, — мимолетно бросил Гарри, когда они втроем спешили по коридору восьмого этажа к лестнице.

— Спасибо, — улыбнулась Гермиона. — Ты не первый, кто мне об этом говорит, — тут она покосилась на Рона, который, видимо, не догадался сделать ей подобный комплимент, но все же высказывать ничего не стала. — Правда, того же самого нельзя сказать о Джинни.

— А что с ней не так? — включился в разговор Рон, тоже явно повеселевший в последнее время.

— Поссорилась с Дином, — пожала плечами Гермиона.

Чудовище, дремавшее в груди Гарри, тотчас заворочалось и обнадежено заурчало.

— Из-за чего они поссорились? — небрежно спросил Гарри.

Все трое в этот момент свернули за угол коридора. У гобелена, изображающего троллей в балетных пачках, стояла маленькая девочка с большими бронзовыми весами в руках. Заметив приближающихся шестикурсников, девочка, похоже, перепугалась и уронила весы на пол.

— Ничего-ничего! — утешила девочку поспешившая ей на помощь Гермиона. Пристукнув по обломкам палочкой, она произнесла: — Репаро! Ну, вот, держи, — и протянула девочке совершенно целые весы.

Девочка не поблагодарила, так и осталась стоять как вкопанная, глядя вслед удаляющейся компании. Рон, уходя, оглянулся.

— Год от года они становятся все меньше… — пробормотал он.

— Ну и ладно, — с легким нетерпением отозвался Гарри. — Гермиона, так из-за чего Джинни поссорилась с Дином?

— Дин, вроде бы, смеялся, когда Маклагген залепил в тебя бладжером, — ответила Гермиона.

— Наверное, это и вправду было смешно, — рассудительно заметил Рон.

— Ничуточки! — с жаром возразила Гермиона. — Это было ужасно! Если бы Пикс и Кут не подхватили Гарри в воздухе, он мог страшно покалечиться!

— Но Джинни порывать из-за этого с Дином не зачем, — Гарри старался рассуждать по-прежнему хладнокровно. — Или они все же не порвали?

— Нет, они… А почему это тебя так интересует? — Гермиона пристально посмотрела на Гарри.

— Просто не хочу, чтобы в нашей команде по квиддичу снова все запуталось, — поспешно объяснил Гарри. Однако Гермиона не сводила с него подозрительного взгляда, и Гарри несказанно обрадовался, услышав оклик. Повернувшись спиной к Гермионе, он увидел спешащую по коридору Луну Лавгуд.

— А, Луна, привет.

— Я заходила в больничное крыло, хотела тебя увидеть, — сказала подошедшая Луна, копаясь в своей сумке. — Но там сказали, что ты уже выписался, а у меня…

Луна сунула в руки Рону нечто, напоминающее крупную зеленую луковицу, большой мухомор и что-то вроде горстки кошачьего помета; наконец, извлекла из сумки потертый свиток пергамента и протянула его Гарри.

— … а меня просили передать тебе это.

Гарри сразу понял, что это приглашение на очередной урок Дамблдора.

— Сегодня вечером, — едва развернув свиток, сообщил он Рону и Гермионе.

— Ты здорово комментировала последний матч! — похвалил Рон Луну, когда та стала забирать у него луковицу, мухомор и кошачий помет. Луна неуверенно улыбнулась.

— Шутишь, да? — сказала она. — Все говорят, что я была просто ужасна.

— Нет, я серьезно! — искренне воскликнул Рон. — Давно я не получал от комментариев такого удовольствия! Кстати, а что это такое? — поинтересовался он, поднимая к глазам «луковицу».

— Это лирный корень, — сказала Луна, запихивая в сумку мухомор и кошачий помет. — Хочешь, оставь себе. У меня их несколько. Отлично отпугивает Пухлых Заглотов.

И она удалилась, оставив лирный корень в руках посмеивающегося Рона.

— Знаете, а Луна нравится мне все больше, — сказал он, когда они снова тронулись в путь к Большому Залу. Гарри при этом отметил, что уши Рона слегка порозовели. — Она, конечно, чокнутая немного, но в хорошем…

Тут он осекся, заметив стоящую у подножия мраморной лестницы Лаванду. Та с грозным видом поджидала своего «ухажера». Рон сразу помрачнел.

— Привет, — нервно поздоровался он.

— Пойдем, — негромко сказал Гарри Гермионе, и оба ускорили шаг, но успели услышать слова Лаванды:

— Почему ты не сказал мне, что тебя сегодня выписывают? И почему рядом с тобой оказалась ОНА?

Полчаса спустя Рон появился за завтраком, и хотя он сел рядом с Лавандой, они вдвоем не обменялись ни словом. Гермиона вела себя так, словно ничего не замечала, однако Гарри видел, как раз или два ее лицо освещала беспричинная улыбка. Гермиона все время смотрела куда-то сквозь Рона, и Гарри проследил за ее взглядом. Сердце Гарри гулко стукнуло о грудную клетку, когда он увидел сидящего за слизеринским столом — как раз напротив Гермионы — Малфоя, который так же безмятежно улыбался и даже бросал на Гермиону какие-то странные взгляды. «Не может быть…», — пронеслось в голове у Гарри, но он не стал останавливаться на этой мысли, предпочтя сделать вид, что ничего не заметил.

«Есть один способ узнать все и сразу, — подумал Гарри, поглощая свой завтрак. — Не нужно ждать, пока Добби и Кричер добудут информацию об этом двуличном хорьке. У меня в руках — доказательства того, что он — Пожиратель. Я могу вывести его на чистую воду. А сегодня у меня есть шанс это проверить».

К вечеру Гарри твердо решил окончательно разобраться с проблемой «Малфой — Пожиратель смерти». Он уже и не пытался что-то доказать Гермионе или Рону, скорее, самому себе. Ему так было спокойнее — думать, что Малфой — враг. Потому что если это не так, то врагом может оказаться кто угодно, даже те, кому Гарри привык доверять. В это меньше всего хотелось верить. Поэтому, собираясь на очередное занятие к профессору Дамблдору, Гарри на всякий случай прихватил с собой найденный в пустом классе флакончик с чьими-то воспоминаниями (Гарри был уверен, что Малфоя).

В кабинете Дамблдора Гарри столкнулся с Сибиллой Трелони. Она была возмущена до глубины души тем, что профессор, по ее словам, «бесцеремонно вышвыривает ее из кабинета» из-за Гарри. Профессор Дамблдор был слегка раздражен, и после «громкого» ухода Трелони (спускаясь по лестнице, она наступила на хвост одной из своих многочисленных шалей и споткнулась) предложил Гарри поговорить о занятиях.

— Но прежде, чем мы начнем обсуждать то, что я сегодня приготовил, скажи, Гарри, справился ли ты с заданием, которое я дал тебе на прошлом уроке?

Дамблдор смотрел на Гарри из-за своих очков-половинок так пристально, что юноше стало слегка неуютно под этим взглядом.

— Ну… — вымолвил Гарри и замолчал, уставившись на Омут памяти, стоящий перед ним на директорском столе. За всеми навалившимися заботами Гарри совершенно забыл о воспоминании, которое должен был добыть. — Я как-то спросил об этом профессора Слизнорта после урока зельеварения, но он… э-э… мне отказал.

После недолгого молчания Дамблдор изрек:

— Понятно. И ты считаешь, что сделал все посильное? Что использовал всю свою изобретательность? Что в стараниях раздобыть это воспоминание использовал все свое хитроумие?

— Ну… — промямлил Гарри, не зная, что ответить. — В тот день, когда Рон по ошибке проглотил приворотное зелье, я отвел его к профессору Слизнорту. И подумал тогда, что, если мне удастся привести профессора в благодушное настроение…

— Тебе это удалось?

— В общем-то нет, сэр, потому что Рон отравился и…

Дамблдор не сердился. Он не повышал голоса, не сыпал гневными тирадами, как порой бывало со Снейпом в моменты стычек с Гарри. Дамблдор был разочарован. Это чувствовалось в его взгляде, в его тихом голосе, в его позе. Гарри стало невыносимо стыдно за себя, за то, что он не смог справиться с таким, казалось бы, пустяковым заданием. За то, что подвел Дамблдора, хотя и был «целиком и полностью его человек».

— Профессор Дамблдор, — наконец, сказал Гарри. — Мне, правда, очень жаль. Я должен был приложить больше усилий… понять, что вы не попросили бы меня об этом, не будь оно по-настоящему важно.

— Спасибо, что сказал это, Гарри, — негромко откликнулся Дамблдор. — Могу ли я надеяться, что с сегодняшнего дня это дело станет для тебя главным? Без воспоминаний Слизнорта наши с тобой уроки станут бессмысленными.

— Я постараюсь, сэр, я добуду его, — горячо пообещал Гарри.

— Значит, больше говорить об этом не стоит, — уже более добродушно сказал Дамблдор.

И старый волшебник вместе с Гарри погрузился в очередной отрывок воспоминаний о Темном Лорде. Гарри довелось узнать, что по окончании школы Волдеморт, тогда еще Том Риддл, желал остаться в Хогвартсе в качестве преподавателя, но профессор Диппет, бывший в то время директором, отказал молодому человеку, сославшись на то, что восемнадцать лет — слишком юный для преподавателя возраст. Тогда Том нанялся на работу в небезызвестную лавку, торгующую всякого рода темными вещичками — «Боргин и Бэркс». Там Риддл выполнял весьма специфическую работу: уговаривал и уламывал хозяев сильных магических артефактов расстаться с ними в пользу магазина для последующей продажи. С одной стороны, это были банальные сделки мелкого лавочника, но с другой… С другой — это была возможность найти среди мелкого барахла поистине нечто стоящее. Этим «чем-то» оказалась реликвия — чаша Хельги Хаффлпафф. Она принадлежала старой похотливой колдунье Хэпзибе Смит, к которой Том наведывался, судя по всему, довольно часто, поэтому успел войти в расположение старушки. Однажды та, в присутствии домового эльфа Похлебы, показала чашу юному Волдеморту. Уже тогда, при виде наиредчайшей магической вещи, на лице Тома проскальзывали известные Гарри черты — красный проблеск в глазах, мертвенная бледность. Но в остальном Том оставался сдержанным и не вызывал подозрений у легкомысленной хозяйки сокровища. Вскоре выяснилось, что у Хэпзибы припрятан еще один сюрприз, едва ли не более шокирующий, чем чаша — это был медальон Слизерина, золотая тяжелая подвеска с выложенной изумрудами буквой «S» посередине. Медальон по праву принадлежал Риддлу, как последнему оставшемуся в живых Мраксу, но Том ничем не показал своего горячего желания завладеть обоими артефактами. А желание это было. Ибо, как сказал Дамблдор после просмотра воспоминания, через два дня Хэпзиба была убита в собственном доме, а в смерти признали виновной несчастную Похлебу. Ни чаши, ни медальона в доме Хэпзибы, естественно, не обнаружили.

Затем Дамблдор показал Гарри последнее из воспоминаний, которые могли оказаться важными — свои собственные воспоминания о Волдеморте. Темный Лорд приходил в Хогвартс спустя много лет после окончания школы. Он изменился, навсегда перестав быть красавцем — мальчиком Томом Риддлом, но еще не окончательно превратившись в подобие пресмыкающегося. Он был бледен, как снег, глаза его налились кровью, черты лица исказились от многочисленных пыток и смертей, что насылал он на людей вместе со своими верноподданными Пожирателями. Однако Том пришел в Хогвартс. Пришел просить места, наняться на работу учителем. Но на самом деле ему нужна была неограниченная власть над малолетними колдунами, еще практически не разбирающимися в том, что хорошо, а что плохо. Дамблдор это прекрасно понимал, поэтому и отказал Тому в его ходатайстве. Волдеморт, обозлившийся и недовольный, ушел, все-таки не причинив директору никакого вреда. Видимо, Дамблдора Том, действительно, боялся.

— Зачем? — недоуменно спросил Гарри, как только они с директором вынырнули из Омута. — Зачем он возвращался? Вы смогли это выяснить?

— Кое-какие соображения у меня имелись, — ответил Дамблдор. — Но не более того.

— Какие же, сэр?

— Об этом я скажу тебе, как только ты раздобудешь воспоминания профессора Слизнорта. Когда ты получишь этот последний кусочек головоломки, все прояснится, я надеюсь… для нас обоих.

Гарри сгорал от любопытства и не стронулся с места, хотя Дамблдор подошел к двери и даже открыл ее.

— Что он хотел преподавать, сэр? Защиту от Темных Искусств? Он так и не сказал.

— О, разумеется, Защиту, — ответил Дамблдор. — И последствия нашей встречи тому доказательством. Видишь ли, с тех пор, как я отказался предоставить это место Лорду Волдеморту, ни одному преподавателю Защиты от Темных Искусств не удалось продержаться на этой должности больше года.

Гарри невесело усмехнулся, вспомнив о «проклятой» должности преподавателя Защиты. Может быть, им, наконец, удастся избавиться от Снейпа, раз он добровольно принял на себя эти обязанности…

— Прости, Гарри, но я должен отлучиться, — сказал Дамблдор, уже выходя из двери. — Думаю, ты сможешь найти выход из кабинета без моей помощи?

— Что? — опешил Гарри. — А… да, конечно, профессор.

— Доброй ночи, Гарри, — кивнул Дамблдор и удалился.

Как только дверь за директором закрылась, Гарри вдруг понял, что остался один в кабинете, где на столе стоит Омут памяти. Неожиданная удача, то самое, что было нужно для разрешения того клубка загадок, что сплелся вокруг Гарри и Малфоя…

Дрожащими руками Гарри вытащил из кармана хрустальный флакон с клубящимся в нем серебристой дымкой, откупорил крышку и выплеснул (или вытряхнул, понять это довольно сложно) воспоминания в Омут. Они заклубились в чаше, закружились водоворотом. Гарри вдохнул поглубже, словно собирался нырнуть в Черное озеро, и опустил лицо во взвихрившийся поток серебристых нитей.

Привычное чувство падения в пустоту — и вот Гарри стоит в незнакомой маленькой комнате, освещенной ярко пылающим в камине огнем и несколькими свечами. Комната была довольно уютной: два удобных на вид кресла перед камином, письменный стол, стул, на каменном полу — ковер с толстым ворсом, на стенах — несколько картин, правда, портретов среди них Гарри не заметил. Зато сразу увидел кровать под тяжелым бархатным пологом цвета спелой вишни. На краю кровати кто-то сидел. Гарри подошел ближе и чуть не вскрикнул от восторга: на кровати сидел Малфой. Не такой бледный и замученный, каким видел его Гарри в последние дни, что свидетельствовало о давности воспоминаний. Малфой смотрел на кого-то, кто лежал на кровати перед ним.

«Вот уж не думал, что Малфой прячет воспоминания о своих подружках», — подумал Гарри разочарованно, подходя еще ближе.

И тут с его уст сорвался настоящий крик, хотя его никто не услышал.

На кровати лежала, закрыв глаза, Гермиона.

Малфой смотрел на нее как-то странно. По-доброму. Не так, как он смотрел на них обычно, не своим высокомерным холодным взглядом, иначе. С любопытством? С заинтересованностью? Гарри не успел понять. Потому что Гермиона вдруг протянула руки, обхватила ими шею Малфоя, притянула его к себе и поцеловала. Тот не особенно сопротивлялся, обнял Гермиону, ответил на поцелуй.

Гарри показалось, что его сердце пропустило пару ударов. То, что он видел, было неправдоподобно. Это было… было настолько странно и непонятно, что казалось невозможным. Что это за комната? Что в ней делает Гермиона? Почему она с Малфоем? Да еще и ночью?! Вопросы обрушились на Гарри снежной лавиной, но ни на один из них он не мог дать ответа. Не мог еще и потому, что сознание вдруг опустело, исчезли все мысли, притупились чувства.

— Не может быть… — прошептал Гарри. — Нет, этого просто не может быть… она не могла… они не могли… Гермиона, почему? Зачем?..

В этот миг Гермиона опустилась на подушку и, все так же с закрытыми глазами, произнесла:

— О, Рон…

Малфой тут же вскочил с кровати, сжал кулаки, заскрипел зубами. Такой Малфой был привычен и понятен. Гарри, глядя на него, вдруг все понял. Да, так и есть: Малфой просто опоил Гермиону приворотным зельем, но не смог справиться с истинными чувствами девушки. Во сне она вспомнила Рона, не Малфоя… Значит, не все потеряно. Значит, не все так плохо, как показалось Гарри сначала.

Не став досматривать воспоминания, Гарри усилием воли оторвался от Омута памяти. Для этого ему пришлось напрячься, а когда он все-таки сумел выпутаться из сети серебристых нитей, то не устоял на ногах и грохнулся на пол. Однако это пошло только на пользу. Мысли сразу прояснились.

— Значит, ты решил добраться до меня с помощью моих друзей, Малфой? — пробормотал Гарри гневно, вставая. — Ничего у тебя не выйдет! Я узнаю, каким способом ты околдовал Гермиону, а когда верну ей способность самой себя контролировать, просто размозжу тебя об стену, как таракана!

— С кем это вы разговариваете, молодой человек? — недовольно пробурчал портрет старой ведьмы на стене справа. — Может, вы не в себе? Сейчас я позову кого-нибудь из преподавателей!..

— Не надо никого звать, я уже ухожу, — тут же ответил Гарри бывшей директрисе Хогвартса. — Простите за беспокойство. Всего доброго, — и вышел вон из кабинета.

И только спустившись по винтовой лестнице вниз и пройдя мимо каменной горгульи, вспомнил, что оставил воспоминания Малфоя в Омуте памяти.

— Ты помнишь о своем предназначении, Драко?

Юноша в непокорном жесте вскинул голову, посмотрел гордо и прямо в глаза стоящему напротив получеловеку — полу-пресмыкающемуся.

— Конечно, мой Лорд, я помню.

— Ты помнишь о том, кто ты такой? — спросил змееподобный Лорд.

— Я — Пожиратель смерти, мой Лорд, — с достоинством ответил юноша.

Темный Лорд нахмурился, сделал шаг в сторону. За его спиной открылась полутемная зала, освещенная редкими факелами. На каменном полу, влажном, грязном, замшелом, кто-то лежал. Юноша сразу узнал ее по золотым волосам и изящному изгибу руки. Хоть она и была измождена, грязна и одета в лохмотья, но ни на секунду не потеряла своего царственного великолепия. Она по-прежнему оставалась его матерью и самой прекрасной женщиной, какую он когда-либо знал.

— Зачем Вы мучаете ее? — проглотив комок, подступивший к горлу, спросил юноша. — Я же обещал. Я выполню все, что должен. Не мучайте ее!

— О, ну раз ты так просишь, — Темный Лорд воздел руки к темному потолку и прошипел подобно гадюке, — Круцио!

Женщина закричала, тело ее изогнулось от невыносимой боли. Юноша зажал ладонями уши, но избавиться от крика не мог — он звучал внутри, в голове, от него не было спасения.

— Прошу Вас! — закричал Драко. — Не мучайте ее! За что?! Я же выполняю ваше приказание! Я клянусь честью Малфоев, клянусь всем, что у меня есть, жизнью своей клянусь, что сделаю все, только не мучайте ее! Отпустите ее, прошу Вас! Лучше я. Лучше меня мучайте! Пусть мне прожжет насквозь руку, только оставьте ЕЕ в покое!!!

Темный Лорд прекратил пытку и с любопытством взглянул на юношу.

— Я думал, ты умный мальчик, Драко, — под сводами потолка прошелестели, как сухие листья, слова Лорда. — Думал, после нашей встречи на Рождество ты поймешь, что пора поторопиться. Но ты не спешишь, нет, не спешишь. Как же заставить тебя понять, Драко? Как?

— Я понял! — вскрикнул Драко. — Я все понял, мой Лорд! Я сделаю все!

— А может, наказать тебя?

Драко в ужасе отшатнулся. Лицо Темного Лорда, похожее на гротескную маску, изменилось: посветлела кожа, черты лица сделались приятнее, глаза потеряли багровый оттенок, вдруг превратившись в светлые, отливающие сталью; выделились скулы, обозначились круги под глазами, лицо обрамили светлые спутанные волосы…

— Отец?!

— Ты не слушаешься, Драко, — голосом Люциуса сказал Лорд. — Тебя следует наказать. Боюсь, закрыть тебя в темном подвале снова не получится, да и ты уже слишком вырос, чтобы бояться такого наказания. Что же мне делать, Драко?

— Отец… — губы юноши задрожали.

— Посмотри, во что я превратился, сынок, — Люциус схватился за свою тюремную робу, притянул ее к лицу юноши. — Что стало со мной, с могучим лордом Малфоем! Как низко пала наша семья, вынужденная принимать у себя грязнокровок и осквернителей крови вроде этих Уизли с их инспекциями! Неужели ты хочешь, чтобы это продолжалось?

— Нет… — прошептал Драко, отступая. — Нет…

— Неужели ты не хочешь, чтобы твой отец вышел, наконец, оттуда, где его ждет неминуемая смерть, где по капле вытекает из него душа?

— Хочу…

— Тогда почему ты медлишь?! — взревел Люциус, и в его голосе прозвучало шипение разъяренной кобры. — Почему не выполнишь приказ Темного Лорда?! Почему приходится напоминать тебе об этом раз за разом? Ты, наверное, забыл, как важно то, что ты должен сделать?

— Я помню, отец… — голос Драко дрожал.

— А может, у тебя есть какие-то другие дела, еще более важные, чем то, что тебе поручил Темный Лорд? Может, ты занят чем-то другим? О чем ты думаешь, Драко? Откройся, расскажи мне, о чем ты думаешь?

— Ни о чем, отец, — поспешно ответил юноша, изо всех сил пытаясь поставить мысленный блок. — Ни о чем, кроме задания.

Люциус исчез так же внезапно, как появился.

Губы Волдеморта искривились в подобие улыбки, Темный Лорд взглянул юноше в глаза, отчего у того по спине побежали мурашки. Красные глаза-щелки с вертикальными зрачками. Они становились все больше, заслоняя собою весь мир вокруг, вбирая в себя свет и тепло. И казалось, что уже никогда в жизни он не увидит ничего, кроме этих глаз, пронзительных, гипнотизирующих, подчиняющих, отнимающих все мысли… Эти глаза проникали в самую душу, всматривались в самые ее темные и секретные уголки, угадывали самые затаенные и безумные желания. Они проникали все глубже и глубже, выискивая, высматривая, допытываясь, докапываясь. Юноша пытался бороться, пытался укрыться, зажмуриться, отвернуться, сбежать — невозможно. От взгляда опасных змеиных глаз нельзя было спрятаться. Нельзя было утаить ничего. И вот из тумана сознания, откуда-то из глубины сердца, из серой пелены мутных образов начал вырисовываться один, более яркий, чем другие. Вот он обрел четкие очертания, придвинулся к самому лицу. И юноша увидел девушку, веселую, смеющуюся звонко. Девушку с книжками в сумке, с книжками в руках, с чернильным пятном на манжете рубашки, с синей черточкой на разрумянившейся щеке. Девушку с встрепанными каштановыми кудрями, с ясными глазами, бронзовыми, медовыми, теплыми, совсем не такими, как у него самого…

— Нет!!! — вскрикнул Драко и отшатнулся.

В пространстве вокруг раздался хохот. Он грохотал отовсюду, подавлял, уничтожал. Хохот был похож на лай собачей своры, на уханье филина, сидящего ночью на перекладине виселицы. От этого звука дыбом вставали волосы, а сердце застывало в предчувствии неминуемой беды.

— Вот, значит, как? Значит, это из-за глупой девчонки, Драко? Из-за девчонки ты не желаешь выполнять мою волю?

— Нет… Нет! Нет!!!

— Она же грязнокровка, Драко! Разве тебе не противно прикасаться к ней? Она же падаль, грязь! Она того не стоит.

— Нет… не надо… нет…

— Я избавлю тебя от сомнений, Драко! Я помогу тебе, — Лорд продолжал смеяться, потешаясь над юношей. — Позволь мне исполнить роль твоего доброго наставника и помочь во всем разобраться, Драко. Я все сделаю, как только ты выполнишь свою работу. Обещаю, все пройдет быстро и совершенно незаметно для тебя. Я даже не буду ее мучить, хотя это и представляется весьма заманчивым. Она умрет быстро, это я тебе гарантирую!

— НЕЕЕЕЕТ!!!

Шаг первый…

— Ты чего орешь, Драко?

Винсент Крэбб, заспанный и злой, сидел на краю кровати Малфоя и тряс того за плечо.

— Винс?.. — прохрипел севшим голосом Драко, глядя на своего «телохранителя».

— Проснулся, наконец-то! — хмыкнул Крэбб. — А то я уж думал, ты весь факультет перебудишь.

— Я… кричал? — в ужасе прошептал Драко и приподнялся на локте.

Шаг второй…

Он сел в кровати и всмотрелся в окружающую его темноту. Он был в своей комнате в подземелье, в этом не было сомнения. Тускло мерцает зажженная Крэббом масляная лампа, ее трепещущий огонек отражается от деревянных полированных столбиков кровати, от влажных стен подземелья, выхватывает из темноты краешек полога над кроватью и угол стола… Но что-то не так. Что-то его тревожит… а ему совсем не нравится, когда происходит что-то необъяснимое. Может, он увидел что-то во сне?

Шаг третий…

Драко попытался вспомнить свой сон и не смог. В голове стояла каша. Мысли путались и разбегались, как перепуганные тараканы по углам. Перед глазами плясали цветные пятна, искры, круги, фейерверки… Драко схватился руками за голову. Движение принесло новое ощущение — влажность. Он вспотел. Не просто вспотел, а был мокрым с ног до головы, словно перед тем, как лечь спать, окунулся в бассейн. Или бассейн вылили на него уже в кровати… Простыни были влажными и неприятно холодили кожу. Вот то самое странное чувство. Тот самый дискомфорт, который он ощутил, как только проснулся. Он не любил мокрой одежды. Он вообще не любил какого-либо рода раздражения собственного тела. Поэтому и предпочитал мягкие ткани, как в одежде, так и в постельном белье. Мокрые, ставшие жесткими простыни выводили его из себя. Драко откинул одеяло в сторону и встал.

— Ты куда? — спросил Крэбб, насупившись.

— Проветрюсь, — бросил Драко, натянул мантию и вышел в гостиную.

Тяжелые бронзовые часы на каминной полке показывали половину пятого утра. Драко поежился, пытаясь избавиться от неприятного ощущения, засевшего где-то между ребер. Что же все-таки случилось? Почему он чувствует себя так, будто только что повстречался с толпой дементоров, и каждый из них приложился к губам Драко жадным поцелуем?

Шаг четвертый…

Юноша сел в просторное кресло и уставился в пустоту перед собой. Мысли смешивались, не могли прийти в порядок, перескакивали с одного на друге. Драко долго пытался вспомнить свой странный сон, из-за которого, по словам Крэбба, он кричал. Но только когда глаза его начали слипаться, окончательно осознал, что сейчас бесполезно пытаться в чем-то разобраться. Тут же вспомнилась Гермиона, такая разумная, вдумчивая. У нее всегда есть ответы на все вопросы, а если и нет, то спустя несколько часов добровольного заточения в библиотеке она их обязательно найдет.

— Гермиона… — одними губами прошептал Драко. Улыбнулся, откинул голову на спинку кресла.

Шаг пятый…

Все, произошедшее за последние дни, было слишком ярким, стремительным, слишком сладким, слишком упоительным и новым, слишком волнующим, будоражащим кровь, дурманящим сознание, слишком радостным и слишком хорошим, чтобы быть правдой. Драко Малфой и Гермиона Грейнджер. Слизеринский принц и безродная грязнокровка. Пожиратель смерти и правая рука Гарри Поттера. Высокомерный, самонадеянный плут и добродушная, честная, правильная всезнайка. Лед и пламя… они были на разных полюсах, и поэтому дополняли друг друга. Но они не должны были быть вместе. Они просто не имели права быть вместе. И умом Драко это осознавал. Но, о, Мерлин, как же редко в последнее время юный слизеринец стал прислушиваться к голосу разума!

— Гермиона, — повторил Драко, словно надеясь, что она откликнется и придет, чтобы поддержать его.

И тут он вспомнил. Вспомнил свой сон до мельчайших подробностей. Вспомнил каждую складку мантии Лорда, каждую прожилку в стальных глазах отца, каждый камень в темнице матери… И ЕЕ. Ее смех, волосы, перепачканные чернилами руки.

— О, Мерлин! — прошептал Драко, чувствуя, как спина вновь покрывается крупным холодным потом. — Он теперь все знает!..

Пропасть…

* * *

Слезы ручьем текли в немытую раковину с потеками ржавчины. В мутном зеркале отражалось припухшее заплаканное лицо с покрасневшими глазами.

— Ну, не надо так убиваться! — щебетала Плакса Миртл, порхая вокруг юноши, склонившегося над умывальником. — Все пройдет, дорогой, все пройдет. Рано или поздно все умирают, вот, как я, например, — Миртл театрально вздохнула с подвыванием и перепорхнула к окну.

Драко стиснул зубы, сжал края раковины так, что заболели ладони. Слезы все текли, не останавливаясь. Он ничего не мог с собой поделать.

— Все-о-о-о прохо-о-одит, — заголосила Миртл, сидя на подоконнике. — Рано иль поздно все проходи-и-ит… Как мухи лю-у-у-ди мрут…

Драко взвыл, захлебываясь слезами. Он задыхался, погибал, он не знал, что делать.

— Я не могу… — простонал он неистово. — Я не могу этого сделать!

— Чего ты не можешь сделать, дорогой мой? — подала голос Миртл.

Драко замотал головой из стороны в сторону. Плечи его ходили ходуном, грудь беспрерывно вздымалась, ему не хватало воздуха.

— Что-то плохое должно случиться, я это чувствую, — сказала Миртл печально. — Правда?

— Я не могу сделать того, о чем он меня попросил! — вскрикнул Драко, ни к кому не обращаясь. Скорее, ему просто нужно было выговориться, а найти лучшего собеседника, чем призрак, он не сумел.

— Если не можешь — не делай, — пожала прозрачными плечами Миртл.

— Тогда он убьет меня! Меня, и моих родителей, и ее тоже убьет!!! О, Мерлин, ну, почему я не остановил все это раньше?!

В туалете для мальчиков наступила тишина, прерываемая только судорожными вздохами Драко. Миртл внимательно смотрела на своего собеседника, не решаясь ничего спрашивать. Наконец, он снова заговорил, захлебываясь слезами:

— Я не успею сделать его, не успею!.. Я уже рядом, я уже почти все приготовил!.. Но что-то не получается! Я не знаю, что! А теперь… теперь, когда я знаю… когда Он знает… Он убьет ее!!! Убьет ее!!! Я не могу этого сделать!..

— Прекрати! — взвизгнула Плакса Миртл. — Хватит говорить такие страшные слова! Что ты заладил: убьет, убьет?

— Потому что он убьет всех! — вскричал Драко. — Всех, кто не повинуется ему! Как только я сделаю то, что должен сделать! И ее — убьет. Ее в первую очередь! А если я не сделаю этого, он убьет ее еще скорее!!!

Тут очередной приступ рыданий подкатил к горлу и заставил Драко замолчать. Миртл сочувственно вздохнула.

— Знаешь, а ведь в смерти тоже есть что-то хорошее, — нараспев произнесла она. — Летаешь себе везде, где вздумается. Не хочется ни пить, ни есть, ни спать. Просто мечта!

Драко ничего не ответил. Сегодня утром он провел несколько часов, работая над поручением Темного Лорда и, как выяснилось, безрезультатно. С каждым днем надежда на счастливый исход миссии, порученной ему, становилась для Драко все более призрачной. К тому же в последнее время его мучили совсем не праздные сомнения. Душа его разрывалась на две половины, одна из которых все еще была чистокровно-Малфоевской, а вторая уже навсегда была связана с магглорожденной гриффиндоркой… И проще было отрубить себе обе руки, чем выбрать между семейным долгом и любовью.

О, Мерлин, если бы только можно было начать все сначала! Он никогда, ни за что на свете, ни за какие галеоны, ни по какой причине, пусть от этого даже и зависела бы успешность его миссии, не стал бы звать Гермиону в коридор восьмого этажа той злополучной ночью, когда они впервые оказались вдвоем в выручай-комнате.

А, может быть, лучше не стоило принимать Черную Метку?

Или совсем не рождаться, мистер Малфой.

* * *

Всю неделю после урока у Дамблдора Гарри ломал себе голову над двумя основными вопросами: как уломать Слизнорта поделиться своими подлинными воспоминаниями и как воспринимать те воспоминания, что Гарри увидел после ухода директора. Сказать по чести, Гарри даже не знал, какой из вопросов волновал его больше. Сначала он хотел поговорить с Гермионой напрямую, выяснить, что же такое ему довелось увидеть и почему это Малфой оказался с ней, Гермионой, в одной комнате в столь поздний час. Но потом понял, что такие вопросы с наскока не решаются, и отложил разбирательство до лучших времен, а пока что стал присматриваться к своей подруге и к злейшему врагу в надежде понять скрытый смысл того, что увидел в Омуте Памяти.

Поздним субботним вечером, сидя в гриффиндорской гостиной, Гарри по привычке перелистывал «Расширенный курс зельеварения», выискивая на страницах, испещренных убористым почерком Принца-полукровки, хоть что-то полезное, что могло пригодиться при разговоре со Слизнортом.

— Ничего ты там не найдешь, — твердо сказала Гермиона, по-прежнему недоброжелательно относящаяся к таинственному Принцу и его записям.

Гарри, Рон и Гермиона в окружении других еще не разошедшихся по постелям шестикурсников сидели у камина. Ребята в гостиной обсуждали объявление о дополнительных уроках трансгрессии, появившееся в гостиной после ужина. Гарри, которому все равно нельзя было проходить испытания до совершеннолетия, только что дописал прескучнейшую работу для Снейпа, Рон же до сих пор сопел и пыхтел над последним абзацем.

— Да говорю же тебе, Гарри, на этот раз Принц тебе ничем не поможет! — произнесла Гермиона раздраженно. — Заставить человека сделать что-то, что нужно тебе, против его воли можно только одним способом — с помощью заклятия Империус, а его использование незаконно…

— Спасибо, а то я как-то запамятовал, — не отрываясь от учебника, ответил Гарри. — Поэтому я и ищу что-то другое. Дамблдор говорил, что сыворотка правды в этом деле не поможет, но ведь может быть что-то еще, какое-то заклинание, зелье…

— Ты берешься за дело не с того конца, — сказала Гермиона. — Дамблдор считает, что только ты можешь раздобыть воспоминания Слизнорта, ты и никто другой. У тебя есть какой-то ключ к его памяти. А это значит, что никакие зелья или заклинания тут не помогут, ведь с помощью зелья любой справится…

— Как правильно пишется слово «агрессивный»? — вдруг встрял Рон, воюющий с пером и пергаментом.

Гермиона моментально переключилась на него, дав Гарри время поразмыслить над тем, что она сказала. Гарри украдкой взглянул на подругу, присмотрелся к ней. Вроде бы ничего странного, ничего необычного… Гермиона — она в любое время года Гермиона. Как всегда собранная, уверенная, все знающая. Эдакий мозговой центр их общей команды, Золотого Трио, как их за глаза называли в Хогвартсе. Ни выражение ее лица, ни жесты, ни голос — ничто не намекало на ее какие бы то ни было таинственные отношения со слизеринским хорьком. То, что Гермиону подвергли заклятию, тоже было весьма сомнительно, она вела себя совершенно естественно, невозмутимо, как всегда. Так в чем же дело? Что за страшную тайну скрывает лучшая подруга Гарри Поттера? Почему она оказалась в воспоминаниях слизеринца?

И тут в голове Гарри промелькнула кощунственная мысль: «А что, если это не его, а ЕЕ воспоминания?..»

Размышления Гарри прервал облегченный вздох Рона:

— Я люблю тебя, Гермиона!

Гарри вздрогнул и прислушался. Кажется, он что-то пропустил.

Гермиона порозовела, но ответила строго:

— Смотри, как бы тебя Лаванда не услышала.

— Да уж, постараюсь, — лениво протянул Рон, прикрывая рот ладонью. — Хотя, может и не стоит… может, она тогда меня бросит…

— Если ты хочешь с этим покончить, почему сам ее не бросишь? — спросил Гарри.

— Тебе-то самому кого-нибудь бросать приходилось, а? — недовольно пробормотал Рон. — Вы с Чжоу просто-напросто…

— Просто расстались, ты прав, — поспешно вставил Гарри. Разговор явно начал уходить в сторону.

«Может, это моя больная фантазия, и больше ничего? — подумал Гарри с тоской. — Может, я в самом деле вижу подвох там, где его нет? Гермиона и Рон… Они отличная пара. Она думала о нем в тех воспоминаниях… Да и у Рона все на лице написано. Успокойся, Гарри, расслабься. Тебе сейчас надо думать о том, как бы вывести Слизнорта на чистую воду…»

— …к тому же, кажется, мне нравится… м-м… другая девушка.

Гарри тряхнул головой, сбрасывая с себя странное оцепенение. Он пропустил часть разговора и теперь не знал, к чему это Рон выдал такое признание.

— Да? — спросил Гарри не столько удивленно, сколько заинтересованно. — И кто же?

— Вечно ты, Гарри… — нахмурился Рон, но не успел договорить.

В опустевшей гостиной раздалось громкое «Хлоп!»

Трое друзей, оказавшиеся самыми поздними полуночниками со всего факультета, одновременно вздрогнули. Гермиона взвизгнула, Рон неосторожно дернулся и залил весь свой пергамент чернилами, а Гарри воскликнул:

— Кричер!

Домовой эльф отвесил низкий поклон и проскрипел:

— Хозяин велел регулярно докладывать, чем занимается молодой Малфой, и потому Кричер пришел сообщить…

Хлоп! Рядом с Кричером возник Добби в съехавшем набекрень чехле для чайника на голове.

— Добби тоже помогал Гарри Поттеру! — пропищал он, возмущенно глядя на Кричера. — А Кричер должен предупреждать Добби, когда он отправляется к Гарри Поттеру, чтобы докладывать вместе!

— Что все это значит? — спросила Гермиона, все еще не оправившаяся от внезапного появления эльфов. — Что происходит, Гарри?

Гарри поколебался, прежде чем отвечать. Он не рассказал Гермионе, что приставил двух домовых эльфов следить за Малфоем, еще и потому, что знал — домовики для Гермионы были больной темой. Теперь же ему еще меньше хотелось об этом говорить, но обстоятельства вынуждали.

— Ну… — наконец, промямлил он. — Я попросил их приглядывать за Малфоем.

— Днем и ночью! — прокаркал Кричер.

— Добби не спал уже целую неделю, Гари Поттер! — похвастался эльф и слегка пошатнулся.

Гермиона возмущенно заговорила:

— Ты не спал, Добби? Гарри, ты же не приказывал им совсем не…

— Конечно, нет! — торопливо ответил Гарри. — Ты вполне можешь спать, Добби, идет? И все-таки, удалось вам хоть что-нибудь выяснить? — При этих словах Гарри бросил взгляд на Гермиону. Она выглядела возмущенной и растерянной. Возможно, эльфы помогут кое-что прояснить…

— Молодой Малфой вращается в обществе людей благородных, как то и подобает его чистой крови, — хрипло затараторил Кричер. — Обличием он напоминает мою хозяйку, манеры же его…

— Драко Малфой — дурной мальчишка! — сердито пропищал Добби. — Дурной мальчишка, который… который…

Тут Добби затрясся и метнулся к камину. Гарри, которому подобное было не в новинку, схватил домовика и крепко прижал к себе. Добби задергался, пытаясь вырваться, потом бессильно обмяк.

— Спасибо, Гарри Поттер, — пропыхтел он. — Добби все еще трудно говорить плохое о прежних хозяевах…

Гарри отпустил эльфа. Тот поправил свой колпак и вызывающе заявил, обращаясь к Кричеру:

— Но Кричер должен знать, что Драко Малфой — плохой хозяин для домовика!

— Да, да, о том, как ты любишь Малфоя, нам слушать не интересно, — сказал Гарри Кричеру. — Переходи-ка к тому, чем он занимается.

Кричер, выглядящий взбешенным, снова поклонился:

— Молодой Малфой питается в Большом зале, спит в спальне, посещает уроки по разнообразным…

— Добби, давай лучше ты, — перебил Кричера Гарри. — Он ходил в какие-нибудь места, где ему быть не следует?

— Гарри Поттер, сэр, — запищал Добби. — Добби ни разу не заметил, чтобы мальчик Малфой нарушал какие-нибудь правила, но при этом он старается укрываться от чужих глаз. Он регулярно посещает восьмой этаж…

Тут Гермиона вздрогнула. Едва заметно, но Гарри этого было достаточно. «Интересно…» — подумал он, продолжая, как ни в чем не бывало, слушать Добби.

-…в обществе многих других учеников, — продолжал эльф, — которые стоят на страже, пока он проникает…

— В выручай-комнату! — вдруг воскликнул Гарри и хлопнул себя по лбу «Расширенным курсом зельеварения». — Так вот куда он ускользает! Вот где творит… — Гарри бросил взгляд на Гермиону. — Что бы он там ни творил! Потому-то, готов биться об заклад, он и пропадает с Карты Мародеров! Если подумать, я же выручай-комнаты на ней никогда не видел!

— Может, мародеры не знали о ее существовании? — предположил Рон.

— Думаю, это часть ее магии, — проглотив комок, подступивший к горлу, сказала Гермиона. — Если тебе требуется, чтобы комната была ненаносимой на карту, такой она и станет.

— Добби, тебе удалось пробраться туда, выяснить, что там делает Малфой? — нетерпеливо спросил Гарри.

— Нет, Гарри Поттер, это невозможно, — ответил Добби.

— Правильно, невозможно, — сразу согласился с ним Гарри. — Но Малфой сумел в прошлом году пробраться туда, в нашу штаб-квартиру, значит, и я смогу проникнуть в выручай-комнату и проследить за ним, дело нехитрое.

— А вот я так не думаю, Гарри, — медленно заговорила Гермиона, и что-то в ее голосе насторожило юношу. — Малфой тогда в точности знал, как мы используем комнату. Дура Мариэтта проболталась. Ему нужно было, чтобы комната стала штаб-квартирой ОД, вот она и стала. А ты не знаешь, чем становится выручай-комната, когда в нее проникает Малфой, и просить ее превратиться в то, что тебе неизвестно, ты не можешь.

«Почему-то мне кажется, что ты знаешь ответ, Гермиона, — подумал Гарри. — Причем не понаслышке…»

— Что-нибудь придумаю, — сказал Гарри уверенно. — Блестящая работа, Добби.

— Кричер тоже неплохо поработал, — дружелюбно сказала Гермиона, но наглый эльф вместо благодарности возвел свои налитые кровью глаза к потолку и захрипел:

— Грязнокровка обращается к Кричеру, Кричер сделает вид, что совсем оглох…

— Катись отсюда! — рявкнул Гарри, и Кричер, отвесив последний поклон, трансгрессировал. — А тебе, Добби, лучше пойти немного поспать.

— Благодарю, Гарри Поттер, сэр! — радостно пискнул Добби и тоже исчез.

— Ну, что, неплохо, а? — с гордостью спросил Гарри, обращаясь к друзьям. — Мы знаем, куда скрывается Малфой, и теперь припрем его к стенке!

— Да, здорово, — уныло ответил Рон, пытаясь очистить свой пергамент от пролитых чернил. Гермиона тоже склонилась над его работой с волшебной палочкой.

— Интересно, что может значить «в обществе многих других учеников»? — поинтересовалась она, и Гарри мог поклясться, что в ее голосе сквозили плохо прикрытые сарказм и… ревность? — «Много» — это сколько? Ты ведь не думаешь, что он мог посвятить в свои дела кучу народа…

— Да, это странно, — нахмурился Гарри, потому что странным было не только заявление Гермионы, но и ее интонация. Гарри изо всех сил пытался не придавать этому значения, но ситуация складывалась все более и более любопытная. — Я, помнится, слышал, как Малфой ругался с Крэббом и говорил, что это, мол, не его, Крэбба, дело, чем там Малфой занимается. Что же он в таком случае говорит всем этим… всем этим…

Голос Гарри замер, юноша уставился на огонь. Головоломка начала складываться. Не хватало всего нескольких кусочков…

— Господи, ну я и дурак, — тихо произнес он. — Все же ясно, как день. В подземелье стоит здоровенная бочка! Он мог во время урока стянуть немного…

— Чего стянуть? — спросил Рон.

— Оборотного зелья. Малфой украл немного оборотного зелья, которое Слизнорт показывал нам на первом уроке зельеварения! И никакие «многие» ученики его не охраняют, просто Крэбб и Гойл, как обычно. Да, все сходится! — Гарри вскочил и начал расхаживать перед камином. — Оба достаточно тупы, чтобы делать то, что приказано и не задавать вопросов. Но Малфой не хочет, чтобы кто-то заметил, как они торчат возле выручай-комнаты, ну и заставляет дружков принимать оборотное зелье, чтобы они выглядели другими людьми… Те две девчушки, которых я видел с ним во время матча — ха! Крэбб и Гойл!

— Ты хочешь сказать, что девочка, которой я починила весы… — проговорила Гермиона.

— Конечно! — вскрикнул Гарри. — Малфой, наверное, сидел в это время в комнате…

Гарри… Прекрати! Остановись! Не надо!..

-…вот она и… постой, о ком это я? ОН уронил весы, чтобы предупредить Малфоя…

Гарри, замолчи! Заткнись, Гарри! Хватит!..

-…И та девчонка, что рассыпала жабью икру — тоже! Мы столько раз мимо него проходили и ничего не заметили!

Гарри! Пожалуйста! Прошу тебя! Довольно!..

— …Странно, что они не послали его куда подальше, — хохотнул Рон.

— Куда же они его пошлют, если он им Черную Метку показал? — спросил Гарри.

— Черная Метка, которой вы даже не видели, — скептически хмыкнула Гермиона, скатывая работу Рона, пока с ней не случилось еще чего-нибудь.

«Что значит «вы»? — подумал Гарри. — Такое впечатление, что она-то ее видела…»

— Увидим, — твердо сказал он, чувствуя, что теперь-то все получится как нельзя лучше. Все загадки будут решены, не будь он Гарри Поттером!

— Увидим, так увидим, — вставая и потягиваясь, сказала Гермиона. — Но только, Гарри, пока ты не распалился окончательно… Я все же не думаю, что тебе удастся проникнуть в выручай-комнату, не выяснив предварительно, что там внутри. И не думаю, что ты вправе забывать о том, чем должен заниматься, — о памяти Слизнорта. Спокойной ночи.

Как же ты влипла, Гермиона Грейнджер! О, Святые Небеса, как же сильно Я влипла!..

* * *

— Это не может продолжаться бесконечно, Драко.

Гермиона сидела на холодном каменном подоконнике в выручай-комнате и, поджав губы, нервно теребила рукав мантии. Лицо девушки выражало крайнее напряжение, словно она изо всех сил сдерживалась, чтобы не разрыдаться в голос.

— Почему? — спросил юноша отстраненно, глубоко засунув руки в карманы мантии.

Гермиона прикусила губу, сдерживая рвущееся наружу оскорбление. «Спокойно, Гермиона Грейнджер, спокойно. Это всего лишь нервы. Держи себя в руках. Ругаться с Малфоем только потому, что распсиховалась — не лучшее средство от проблем…»

— Драко, я так больше не могу. Не могу постоянно лгать друзьям… Не могу скрывать от них все это…

— Что именно? — спросил Драко с ноткой раздражения в голосе. — Что мы с тобой встречаемся? Так мы, вроде бы, никогда и не встречались, разве нет? Может, что мы трахаемся время от времени? Что ж, это весьма интересно и захватывающе, я просто сплю и вижу, как Поттер наслаждается твоим рассказом во всех подробностях…

— Драко, прекрати! — взвизгнула Гермиона.

— Почему? — слизеринец изогнул брови в наигранном удивлении. — Ты же сама хотела «серьезно поговорить». Я, к твоему сведению, совершенно серьезен. Так чего ты не можешь скрывать от своих дружков-правдоискателей? Что влюбилась в меня, в заклятого врага, подонка, хорька, сукина сына или как там еще меня Поттер величает?

— Хватит, прошу тебя…

— Или то, что я, ко всему прочему, Пожиратель? Может, ты ЭТО хочешь рассказать? Но зачем же Поттеру? Чего уж там, иди сразу к Дамблдору, а лучше, к Скримджеру, глядишь, меня уже завтра упекут в Азкабан…

— Хватит!

Хлоп! Звонкая пощечина.

Драко от неожиданности пошатнулся и схватился рукой за щеку. С недоумением и злостью посмотрел на девушку. Гермиона, красная от гнева, дрожала мелкой дрожью, глаза ее были наполнены слезами.

— Что за… что ты себе позволяешь, Грейнджер?! — взорвался Драко.

— Прекрати говорить обо мне гадости! — в ответ закричала Гермиона, безуспешно пытаясь справиться с дрожью в голосе. — Не смей даже думать о том, что я могу так поступить!!! Я не хочу от тебя такого слышать, Драко Малфой! Не желаю! Я думала, ты поймешь меня… думала… ты меня любишь… но ты… ты — такой же, как был, ты ни на йоту не изменился!.. И я тебя ненавижу! Ненавижу! Ненавижу тебя, Малфой!..

Девушка, наконец, разрыдалась, продолжая между всхлипами выкрикивать: «Ненавижу тебя!..»

Драко притянул Гермиону к себе. Она сопротивлялась, упираясь руками в его грудь, пытаясь вывернуться, но Драко был настойчив. Он обнял девушку, прижал к себе, как самую большую драгоценность, начал нежно поглаживать ее по голове, тихо шепча:

— Успокойся. Успокойся, Гермиона. Все хорошо. Все хорошо, любимая моя, маленькая глупышка… Все будет хорошо… Прости меня… Прости за то, что я такая редкостная сволочь. За то, что ты меня полюбила. За то, что все так вышло… Прости меня…

Ты помнишь о своем предназначении, Драко?

— Я ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу!

Драко стиснул зубы, глубоко вздохнул, пытаясь привести в порядок мысли. Плевать! Плевать на все и на всех! На Лорда, на Поттера, на Дамблдора, на отца, дементор бы их всех побрал!.. Он не может, не хочет, не должен ее отпускать! Она дорога ему. Он любит ее. Любит, как никого никогда не любил… И к чертям все семейные предрассудки, к чертям смертельную опасность, всеобщее недоверие, предназначение — к чертям все это! Они должны быть вместе и никто — слышите! — никто не посмеет помешать их счастью. Ни война, ни смерть, ни статус крови…

Она же грязнокровка, Драко! Разве тебе не противно прикасаться к ней? Она же падаль, грязь! Она того не стоит.

— Я люблю тебя, Гермиона… — зашептал Драко, прижимаясь губами к мягким каштановым волосам девушки. — Люблю, понимаешь? Люблю так сильно, что боюсь, как бы сердце не остановилось, когда я вижу, как тебе плохо… Так сильно, что готов заклясть даже Поттера, если он посмеет осуждать тебя… Я тебя люблю, Гермиона, люблю, милая моя, солнышко, люблю, слышишь? О, Мерлин, почему я не могу это объяснить?

Гермиона затихла в объятиях Драко, перестала даже всхлипывать от удивления.

— Я не знаю, что это, не знаю, почему… никогда раньше я не чувствовал ничего подобного… но мне больно от одной мысли о том, что ты перестанешь смотреть на меня так, как смотришь сейчас… что я не смогу слушать твой голос, так тепло называющий меня по имени… Я люблю тебя! Люблю! Люблю! Люблю!..

Она умрет быстро, это я тебе гарантирую!

Драко задрожал от нахлынувших воспоминаний, почувствовал, как к горлу подступает комок. Чувства полного бессилия, собственной никчемности и бесполезности обрушились на юношу, заставив его сердце болезненно сжаться. Драко сильнее прижал к себе Гермиону, словно желая раствориться в ней. Она была нужна ему. Ее голос, ее взгляд, ее смех, аромат ее волос, тепло ее тела. Она была спасительной соломинкой для его рассудка, тонущего в пучине страха. Но она ничем не могла ему помочь. Более того, над ней самой нависла смертельная опасность… Драко крепко зажмурился, сдерживая накатывающие слезы. Он не имеет права плакать в ее присутствии. Он не должен показывать свою слабость. Никогда…

— Драко… — прошептала Гермиона взволнованно. — Я не хотела… Я… это неправда. Я тебя не ненавижу. Просто… все так запуталось… и я… нервничаю, знаешь… мне тяжело с этим справляться… я думаю, тебе тоже нелегко. Прости. Я тоже тебя люблю. И мне все равно, что подумают мои друзья, если узнают. Мне плевать, что ты — Пожиратель. Ты ведь совсем-совсем не такой, правда? Я никогда тебя не оставлю. Скажи мне, что с тобой происходит, я помогу тебе… Я на все готова для тебя…

Она умрет быстро, это я тебе гарантирую!

Драко вдруг подхватил Гермиону на руки и перенес на кровать. У девушки перехватило дыхание.

— Мистер Малфой, что вы себе позволяете?.. — начала, было, она гневную тираду, но Драко поспешил занять ее губы поцелуем.

«Ведь я на самом деле люблю ее… Чертова Грейнджер!..»

Отстранившись от губ девушки, Драко начал неспеша расстегивать крючки на ее мантии. Гермиона сощурилась и, тепло улыбаясь, произнесла:

— Это, видимо, и есть та помощь, которую ты бы хотел от меня получить? Неужели тебе ничего больше от меня не нужно, Драко?

— Не говори глупостей, — фыркнул слизеринец. — Ты подрываешь мою веру в твой интеллект.

— Неужели? — Гермиона подалась вперед, начала покрывать поцелуями лицо Драко. — Кто-то, помнится, говорил, что невысокого мнения о моих умственных способностях…

— Для тебя это — больная тема, — усмехнулся Драко, стаскивая с Гермионы форменную рубашку.

— Так же, как для тебя — родовая честь и все в этом духе… — ответила Гермиона беззлобно. — У каждого есть болевые точки, Драко…

Девушка помогла юноше освободиться от его одежды, притянула к себе, заставив прижаться губами к ее нежной тонкой шее.

— Я знаю это… — прошептал Драко, целуя Гермиону. — Знаю лучше, чем кто-либо другой. Если ты не помнишь, еще полгода назад я отлично этим пользовался, — Драко спустился ниже, проводя дорожку поцелуев от шеи девушки к ее груди.

— Значит, теперь ты этого не делаешь? — спросила Гермиона, изгибаясь всем телом от невыносимой сладости, охватывающей ее.

— Нет.

— Значит, ты на самом деле любишь…

Драко не ответил. Он уже изнывал от желания. Не в силах больше ждать, он развел в стороны ноги девушки и вошел в нее.

Гермиона вскрикнула, зажмурилась.

— Прости… — зашептал Драко, целуя ее закрытые глаза. — Прости, я… так неосторожен…

— Ничего, — ответила Гермиона. — Все в порядке, Драко. Все хорошо…

Гермиона сама подалась навстречу Драко, заставив того содрогнуться от наслаждения. Повинуясь нарастающему желанию, юноша начал двигаться, с каждой минутой все быстрее, неистовее. Гермиона, постанывая от наслаждения, отвечала ему.

— Гермиона… — шептал Драко полубессознательно. — О, Боже, Гермиона, что же ты со мной делаешь?..

Гермиона вцепилась ногтями в его напряженные плечи. Из уст Малфоя вырвался низкий грудной стон.

— Я люблю тебя, Драко Малфой, — зашептала Гермиона пересохшими губами.

Драко тут же поймал ее губы, накрыл их своим влажным горячим ртом. Гермиона задрожала. Движения их были беспорядочны, словно все происходило впервые. Они никак не могли подстроиться друг под друга, каждый хотел большего… Одно неосторожное движение — Драко выскользнул из ее пылающего лона. Гермиона недовольно застонала.

— Прости, — то ли прошептал, то ли прохрипел он и сразу, одним резким движением вернулся в нее.

У девушки перехватило дыхание. Казалось, внутри взорвался фейерверк, нестерпимая сладость заполнила низ живота.

Гермиона обхватила бедра Драко ногами, прижала его к себе, заставив проникнуть еще глубже в нее, и остановилась. Драко непонимающе — жалобно взглянул на нее затуманенными страстью, от этого почти черными глазами.

— В чем дело, милая? — спросил он хрипло.

Она почувствовала, как он дрожит, и невольно улыбнулась.

— Ни в чем… — ответила она полушепотом. — Просто я хочу, чтобы ты побыл рядом. Просто рядом… Хочу почувствовать тебя в себе…

Драко понимающе кивнул и прижался взмокшим лбом к ее щеке. Гермиона запустила свои чуткие пальцы в его светлые волосы — их серебряный дождь тут же коснулся ее лица. Она почувствовала, как внутри нее нарастает наслаждение, словно огромная волна, катящаяся из глубин океана на берег. Через несколько секунд сладостный спазм сжал ее лоно.

Драко почти закричал:

— Гер…ми…она!!!

Она смогла только застонать в ответ.

Он не мог выдержать этой сладкой пытки. Толчок! Один! Другой! Все быстрее и быстрее!.. Она отвечала ему, вместе с ним ускоряя темп… Еще! Еще!.. Вот… сейчас… Драко содрогался всем телом и глухо стонал, подаваясь вперед, подталкивая ее своими бедрами. Яростно, быстро… Раз! Другой! Третий! Еще! Еще! Сильнее!!!

Гермиона стонала, кусая губы, выгибалась дугой под его сильным разгоряченным телом.

— Драко! О, Драко!.. Ах!.. Ммм.. Да! Боже мой, да!.. Да, любимый!.. Только не останавливайся… только не останавливайся…

Он и не собирался. Он был в огне. Чувствовал, как рвется из груди сердце. Слышал собственное хриплое, тяжелое дыхание…

«Нет, не так быстро, мистер Малфой! Ты сделаешь это! Ты заставишь ее испытать то, что ощущаешь ты…»

Драко почувствовал накатывающую волну удовольствия, но заставил себя сдержаться. Несколько раз глубоко вздохнул, стараясь хоть немного умерить бушующее внутри пламя, не останавливаясь и не ослабляя своего натиска. Гермиона стонала и извивалась под ним, разметав по белоснежным подушкам вихрь каштановых прядей. Боже! Какое же это наслаждение — смотреть, как ее охватывает страсть, видеть ее полузакрытые глаза, слышать громкие глубокие стоны из ее уст… Чувствовать, как ее плоть конвульсивно сжимается вокруг его… Да!.. Вот… так!.. Еще! Еще!.. Да, любимая! Да!!!

Гермиона закричала. Волна нестерпимого сладострастия накрыла ее в один миг, сразу за ней — другая, еще сильнее. Внизу живота бушевал пожар. Мышцы мгновенно сжимались и расслаблялись, вызывая все новые взрывы оргазма…

Драко ощутил, как сильно сжалась Гермиона, и в ту же секунду услышал ее крик. Не видя смысла сдерживаться и дальше, юноша позволил наслаждению окутать себя. Оно пришло мгновенно, стоило только ослабить контроль над уже не слушающимся телом. Крупная дрожь пробежала по нему несколько раз. С низким стоном Драко, наконец, достиг оргазма… и сразу же, совершенно обессиленный, упал на разгоряченное тело девушки. Он еще чувствовал, как сокращается ее плоть — его, впрочем, тоже — но уже не мог осознавать действительность. Прижавшись к вздрагивающей Гермионе, он зарылся лицом в ее мягкие, приятно пахнущие волосы и закрыл глаза. Она лишила его всех сил. Но, Боже, это было до невозможности приятно!

Она пришла в себя через мгновение. Обняла его ослабевшими руками, пригладила растрепавшиеся влажные волосы. Он тяжело перевел дух и приподнялся над ней на локтях, заглянув в глубину ее карих глаз.

— Ты неподражаем, Малфой… — прошептала Гермиона, с обожанием глядя ему в глаза.

— Я знаю, Грейнджер, — ответил Драко с едва заметной улыбкой. — Ты тоже ничего.

— Мерзавец, — Гермиона не смогла сдержать улыбку.

— Я тоже тебя люблю, — сразу нашелся Драко, заставив ее улыбнуться еще шире.

— Я хочу быть с тобой, — сказала Гермиона с неожиданно промелькнувшей в голосе болью. — Хочу быть с тобой всегда… Просыпаться рядом с тобой каждое утро… засыпать каждую ночь… Драко?

— М-м? — он приподнял бровь, показывая, что он весь — внимание.

— Как ты смотришь на то, чтобы я родила тебе ребенка?

Вопрос сильно удивил Драко, если не сказать, ввел его в ступор. Правда, юноша решил отшутиться:

— Я бы сказал, мне еще рано думать о наследниках, Гермиона. Я еще так молод, у меня вся жизнь впереди! И потом, все эти пеленки, бутылочки, прогулочки с коляской… Это не для меня. Мне больше нравится квиддич. И ты.

— Я у тебя всегда на втором месте, — вздохнула Гермиона. — После квиддича, после уроков, после друзей и…

— Ну? — Драко нахмурился, ожидая продолжения. Он знал, чье имя чуть не сорвалось с ее губ, но хотел сам услышать это.

— Не важно, — покачала головой Гермиона и прикоснулась к его пылающей румянцем щеке. — Просто скажи, только серьезно, без твоих вечных шуток и насмешек — ты хотел бы, чтобы я была матерью твоих детей?

Драко почувствовал, как к горлу подкатил комок. «Еще бы я не хотел! Ты — единственная, кого я могу представить в этой роли!» — так и рвалось у него с языка, но он знал, что не может сказать ей этого. Не должен. Нельзя. Поэтому он отвел глаза и, поспешно поднявшись с девушки, сел на краю кровати.

Гермиона вздохнула. Она поняла все правильно. По крайней мере, так, как Драко хотел, чтобы она поняла.

— Это из-за них, да? — спросила Гермиона как-то совсем безнадежно. Драко захотелось перегрызть самому себе горло, чтобы только не слышать ТАКОГО ее голоса. — Из-за Гарри, Рона, всех остальных?

Драко почти незаметно кивнул:

— Главным образом да, — сказал он мрачно. — Они никогда не примут меня, ты это прекрасно знаешь. После всего, что я сделал… что мне пришлось сделать… этот ваш принцип праведного выбора… он не так-то прост, между прочим!..

— Значит, это еще и из-за Него, — сказала Гермиона. — Ты все еще боишься…

— Я не боюсь за себя, если ты об этом, — отчеканил Малфой холодно. — Я не трус, хотя твои дружки свято в этом убеждены. Да, я люблю себя, это очевидно, и скрывать не стоит. Но дело не во мне. Дело в… — он осекся. — Мне наплевать, умру я или выживу. Скорее первое, чем второе. Темный Лорд все равно рано или поздно найдет причину, чтобы избавиться от меня. От всей моей семьи… — голос Драко прервался. Он уткнулся отсутствующим взглядом в стену.

— Ты боишься за них? За мать и отца? — спросила Гермиона, зная ответ.

— Мой отец — мерзавец, не правда ли? — вместо ответа вдруг выдал Малфой. Гермиона вздрогнула от неожиданности. Чтобы Драко так отозвался о своем отце?..

— Не думаешь же ты, что я такой же непроходимый олух, как Уизли? — усмехнулся Драко. — Я прекрасно осознаю все хорошие и плохие стороны людей, окружающих меня. И не возвожу себе в кумиры тех, кто… в общем, никого. Да, я горжусь тем, что у меня такой отец. И я люблю его. Но это не мешает мне осознавать, что он действительно мерзавец.

Гермиона в замешательстве смотрела на Драко, не зная, что сказать. Протянув руку, она прикоснулась к его плечу. Драко напрягся, словно это прикосновение было ему неприятно.

— Он знает, — вдруг произнесла Гермиона. — Гарри знает о выручай-комнате.

Драко обернулся.

— Что именно? — спросил он резко, с долей страха в голосе.

— Он знает, что ты часто здесь бываешь, только это, — поспешно ответила Гермиона.

— Я надеюсь, это не…

— Нет, это не я сказала ему, — предупредив вопрос, сказала Гермиона. — Он сам узнал, правда, я не могу сказать, как, но…

— Спасибо, — произнес Драко тихо и, взяв руку Гермионы в свою, поцеловал ее маленькую ладошку. — Спасибо, что сказала. Ты ведь не обязана помогать мне. Тем более, если это касается твоих друзей…

— Будь осторожнее, Драко, — сказала Гермиона. — Пожалуйста.

— Хорошо, — кивнул юноша. — Я буду осторожнее. Ты… ты тоже будь осторожнее.

— Что может со мной случиться? — попыталась отшутиться девушка, но, увидев выражение лица Драко, сразу нахмурилась. — Я всегда осторожна, Драко. Но…

— Просто пообещай мне! — вдруг вскрикнул Драко. Гермиона вздрогнула, испугавшись. — Пообещай, что не станешь ни во что вмешиваться, даже если твой драгоценный Поттер попросит тебя об этом! Пообещай, что не станешь лезть на рожон, что будешь в безопасности, Гермиона! Пообещай мне это сейчас, иначе я… — тут Драко смолк, притянул к себе девушку, уткнулся лицом в ее каштановые кудри.

Гермиона обняла возлюбленного и тихо сказала:

— Я не могу.

Драко молчал.

— Я не могу этого обещать, Драко, — повторила Гермиона еще тише, чувствуя, как сжимается сердце. — Я всегда буду помогать Гарри, какая бы помощь ему не потребовалась. Я готова отдать за него жизнь, ты же знаешь…

— Как я ненавижу чертова Поттера! — пробормотал Драко. — Этого чертова Дамблдора! Темного Лорда, и всю эту неразбериху, что из-за них творится!..

— Я понимаю, — Гермиона успокаивающе погладила Драко по спине. — Не переживай. Все рано или поздно закончится. Все будет хорошо, Драко. Обещаю.

— Я люблю тебя, Гермиона.

— Я тоже люблю тебя, Драко. И всегда буду любить. Что бы ни случилось. Это я тоже тебе обещаю.

* * *

Спустя две недели после невероятного открытия, сделанного Гарри Поттером при помощи домовых эльфов, трое друзей сидели во дворе школы и беседовали. Стояла по-летнему теплая, солнечная погода, двор изумрудным ковром устлала молоденькая травка, в воздухе носились первые бабочки. Настроение у всех студентов было приподнятое, и только Гарри был мрачнее тучи. В последнее время его все чаще преследовали неудачи: он никак не мог справиться с заданием, которое дал ему Дамблдор, а, кроме того, выяснить, чем же занимается в выручай-комнате Малфой, к которому Гарри намертво приклеился после памятного разговора с Добби и Кричером.

— В последний раз тебе говорю, забудь ты о Малфое, — твердо сказала Гермиона.

Она щурилась на солнце, сжимая в руках брошюрку «Трансгрессия: часто совершаемые ошибки и как их избежать». Такую же брошюрку теребил Рон, сидящий рядом с Гермионой. Сегодня после обеда обоим предстояло пройти испытания в Хогсмиде, и оба паниковали не на шутку. Из-за угла показалась какая-то девочка. Рон вздрогнул и попытался спрятаться за Гермиону.

— Это не Лаванда, — устало сообщила она.

— А, хорошо, — облегченно вздохнул Рон.

Девочка подошла к тому месту, где сидели друзья, и обратилась к Гарри:

— Гарри Поттер?

Гарри кивнул.

— Меня просили передать вам это, — и протянула Гарри маленький пергаментный свиток.

— Спасибо, — с упавшим сердцем Гарри принял свиток, рассчитывая увидеть в нем очередное приглашение на урок Дамблдора и уже заранее переживая. Едва девочка удалилась, он сказал: — Дамблдор говорил, что, пока я не добуду воспоминания, никаких уроков не будет!

— Может, его интересует, как продвигается твое дело? — предположила Гермиона.

Гарри пожал плечами и развернул свиток. Однако вместо аккуратного, похожего на женский, почерка Дамблдора увидел неопрятные каракули, к тому же наполовину скрывающиеся под большими пятнами расплывшихся чернил.

Это было письмо от Хагрида. Великан, видимо, обливаясь слезами, написал о смерти своего старого друга и подопечного — гигантского акромантула Арагога. Так же он приглашал (скорее, даже умолял) Гарри, Рона и Гермиону прийти сегодняшним вечером на погребение.

— Взгляните, — Гарри протянул прочитанное письмо друзьям.

— Господи, — вздохнула Гермиона, быстро просмотрев письмо и передала его Рону.

— Он спятил! — прочитав, воскликнул Рон. — Эта тварь предложила своим отпрыскам сожрать меня и Гарри! Угощайтесь, дескать! А теперь мы должны рыдать над ее кошмарной волосатой тушей?

— Дело не только в этом, — подхватила Гермиона. — Он просит нас поздно вечером выйти из замка, зная, что школа охраняется в миллион раз строже и что будет, если нас застукают.

— Но раньше мы ходили к нему в гости по вечерам, — возразил Гарри.

— Да, но не по такому же поводу! — ответила Гермиона. — Мы многим рисковали, когда Хагрид действительно нуждался в помощи, но, в конце концов, Арагог же умер. Если бы речь шла о его спасении…

— То я бы точно туда не пошел, — подвел итог Рон. — Ты его не видела, Гермиона. Поверь, мертвый он намного приятнее живого.

Гарри забрал пергамент и в раздумье уставился на него.

— Надеюсь, ты не собираешься туда пойти? — обеспокоенно спросила Гермиона.

— Чтобы схлопотать наказание? — хмыкнул Гарри. — Ну уж нет. Хагрид и без нас прекрасно справится с похоронами.

— Вот именно, — с облегчением ответила Гермиона. — Слушай, — добавила она вдруг. — Сегодня на зельеварении почти никого не будет, все уходят на испытания по трансгрессии. Может, попробуешь как-нибудь уломать Слизнорта?

— Думаешь, на пятьдесят седьмой раз мне улыбнется удача? — невесело усмехнулся Гарри.

— Удача! — воскликнул Рон. — Ну, точно! Гарри, вот оно — удача!

— В каком смысле?

— Воспользуйся зельем удачи, Гарри!

— Точно! Рон, точно! — потрясенно вскрикнула Гермиона. — Как же я сама не додумалась?!

Гарри уставился на друзей.

— «Феликс фелицис»? Ну, не знаю… я рассчитывал приберечь его для…

— Для чего? — взмахнула руками Гермиона. — Что может быть важнее этого воспоминания?!

Гарри молчал. В глубине его подсознания давно зрел таинственный план по использованию драгоценного зелья, и в этот план почему-то неизменно входила Джинни. Вот она порывает с Дином, а вот Рон поздравляет ее и Гарри с тем, что они теперь вместе… Гарри боялся признаться самому себе, что с радостью использовал бы зелье для того, чтобы завоевать девушку своей мечты…

— Гарри, да что с тобой? — спросила Гермиона взволнованно.

— А? Нет, нет, ничего. Все в порядке, — забормотал Гарри. — Я… если я не смогу разговорить Слизнорта на зельеварении, то, думаю, вечером придется использовать «Феликс фелицис». Да, пожалуй, так я и поступлю.

— Решено, — бодро сказала Гермиона, вставая. Раскинув руки, она совершила грациозный пируэт и произнесла при этом: — Нацеленность, настойчивость, неспешность…

— О, Мерлин, хватит! — взмолился Рон. — Меня уже тошнит от этого!..

Гарри усмехнулся, продолжая размышлять над новым, неожиданно появившимся планом по выведению Слизнорта на чистую воду. Вскоре прозвенел звонок. Рон и Гермиона, взволнованные до невозможности, отправились в Хогсмид на экзаменационные испытания по трансгрессии. Гарри же, пожелав им удачи, отправился на урок к Слизнорту, при этом на душе у него так же было неспокойно.

В подземелье у зельевара собралось всего трое учеников: Гарри, Эрни Макмиллан и Драко Малфой.

— Слишком молоды, чтобы проходить испытания? — добродушно хохотнул Слизнорт, увидев их. — Еще нет семнадцати?

Ребята покачали головами.

— Ну и пусть, — продолжал веселиться профессор. — Раз сегодня нас так мало, давайте развлечемся на славу. Пусть каждый из вас приготовит мне что-нибудь интересненькое!

— Отличная идея, профессор! — подхалимски потер руки Макмиллан.

Малфой даже не улыбнулся.

— В каком смысле «интересненькое»? — мрачно спросил он.

Гарри бросил на слизеринца удивленный взгляд. Что-то было не так. Малфой вел себя как-то иначе, не по-малфоевски. Он не стал подлизываться, как обычно, и его, похоже, вообще мало волновало происходящее. Что-то тут не так… в чем, интересно, дело?..

— Удивите меня чем-нибудь, — легкомысленно воскликнул Слизнорт в ответ.

Малфой, уткнулся в «Расширенный курс зельеварения» с крайне мрачной миной на лице. Гарри и это отметил. Было похоже, что Малфою совершенно наплевать на какое-то там зельеварение и на Слизнорта с его идеями. «Да уж, думаю, он охотнее отправился бы в выручай-комнату, чтобы обделывать там свои грязные делишки!» — подумал Гарри с желчью. Бросив взгляд на старого врага, Гарри отметил, что тот, кажется, похудел сильнее прежнего, кожа его приобрела явственный сероватый оттенок, а лицо осунулось и заострилось. Кроме того, в Малфое не осталось ничего от его былого нахальства, высокомерия и чванливости, той бравады, с которой он в «Хогвартс-экспрессе» хвастался миссией, возложенной на него Волдемортом. «И тут возможно лишь одно объяснение, — подумал Гарри, взбодрившись. — Какова бы ни была его миссия, дела, похоже, идут не совсем так, как на то рассчитывал Малфой. Если только это все никак не связано с

Гермионой…»

Гарри покачал головой, прогоняя навязчивую мысль, и сосредоточился на занятии. Он решил приготовить для Слизнорта нечто особенное: модифицированный Принцем-полукровкой эликсир Эйфории. С помощью этого эликсира Гарри рассчитывал расположить профессора к беседе. Но, увы, по окончании занятия Слизнорт, как обычно, выразив восторг по поводу успехов Гарри в зельеварении, поспешил скрыться от своего лучшего ученика, как только они остались в классе одни.

— Профессор! Профессор, вы не попробуете моего зе… — крикнул Гарри вслед удаляющемуся Слизнорту, но тот даже не обернулся.

«Делать нечего, — подумал Гарри с тоской, очищая свой котел от остатков зелья. — Видимо, придется откупорить «Феликс фелицис», как и советовал Рон. Возможно, мне удастся одним выстрелом убить двух зайцев — выведать тайну и Слизнорта, и Малфоя…»

С этой не совсем отрадной мыслью Гарри покинул опустевший кабинет.

* * *

Было около девяти вечера. Студенты и профессоры неспеша расходились по своим гостиным и спальням, последние завсегдатаи школьного двора, подгоняемые наступающими сумерками, спешили укрыться в стенах замка. Теплый оранжевый шар солнца катился за горизонт, озаряя половину неба мягким розовым светом. Наступала прохладная тишина, нарушаемая лишь шорохом молодых листочков на ветру да тихими вздохами древнего Леса.

Джинни Уизли возвращалась в гостиную факультета Гриффиндор в обществе своего возлюбленного Дина Томаса.

За ужином между влюбленными случилась размолвка. Как раз сегодня старший брат Джинни — Рон — провалил экзамен по трансгрессии. Вечером в Большом Зале за гриффиндорским столом все шумно обсуждали прошедшие испытания, а так же тех, кому их преодолеть не удалось.

— И всего-то половинка брови! — кипел от негодования Рон, набрасываясь на ужин. — Подумать только! Какая им разница? Подумаешь, оставил в пункте отправления крохотный кусочек! Но ведь это только ПОЛОВИНКА БРОВИ!!!

— Не кипятись, Рон, — успокаивала его Гермиона. — По-моему, инструктор к тебе просто придрался…

Дин не участвовал в дискуссии, но Джинни показалось, что ее «возлюбленный» как-то не слишком вежливо улыбается, скорее, даже усмехается над Роном.

— Ты что это? — сверкнула глазами рыжая колдунья. — Смеешься над моим братом?

— И в мыслях не было, — в ответ улыбнулся Дин.

Эта его невозмутимая ухмылочка вывела Джинни из себя. В последнее время она вообще невероятно быстро стала выходить из себя, особенно если дело касалось ее отношений с Дином.

— В мыслях не было? — прошипела Джинни ядовито. — Конечно, ты-то испытания сдал, молодец! Теперь можно перемыть косточки всем остальным, включая Рона, да?

— Джинни, что на тебя нашло? — нахмурился Дин. — Я не понимаю, почему ты постоянно ко мне придираешься? Может, я что-то делаю не так? Скажи мне…

— Да! — вспыхнула Джинни. — Ты все делаешь не так, Дин! Все! Я не голодна, пойду, прогуляюсь, пожалуй. Провожать меня не надо!

И, выскочив из-за стола, Джинни унеслась прочь из Большого Зала. Дин несколько секунд беспомощно оглядывал стол своего факультета, но, похоже, никто из ребят не заметил этой мгновенной ссоры. Вздохнув, гриффиндорец встал и отправился на поиски своей вспыльчивой девушки.

Он нашел Джинни на стадионе. Она сидела в первом ряду на трибуне Гриффиндора и смотрела на то, как медленно темнеет небо у нее над головой. Дин осторожно подошел к ней и сел рядом.

— Джинни, — позвал он.

Рыжая ведьмочка не шелохнулась. Глубоко вздохнув, Дин, так же, как она, поднял взгляд вверх, к небу.

— Что ты там видишь? — спросил он тихо.

— Небо, — спокойно ответила Джинни. — А ты что?

— А я… — Дин пожал плечами. — Не знаю. Бесконечность. Космос. Простор и свободу. А еще я начинаю чувствовать себя крошечной песчинкой в огромном, огромном мире…

— Какая чушь, — умиротворенно пробормотала Джинни.

— Пошли в школу, — сказал Дин, поднимаясь. — Становится холодно, ты можешь простудиться.

— Я? — Джинни с искренним удивлением посмотрела на Дина. — Простудиться? Ох, не смеши меня!

— И все равно, пойдем, — настойчиво повторил Дин.

Джинни пожала плечами и, встав с трибуны, последовала за Дином к дверям школы.

— Джинни, скажи, что происходит? — спросил Дин, когда они были на полпути ко входу.

— Что ты имеешь в виду? — недоуменно спросила девушка.

— Не думай, что я ничего не понимаю, Джинни, — тяжело вздохнул Дин. — Ты в последнее время избегаешь меня. Часто сердишься из-за мелочей. Вот и сегодня…

— Дин! — тут же вспыхнула Джинни. — Прекрати этот допрос, если ты все еще дорожишь отношениями со мной.

— Конечно, дорожу, — растерялся парень.

— Тогда хватит! — разозлилась Джинни. — Ничего не случилось, ясно? Просто сегодня у меня тяжелый день, вот и все.

— Хорошо, — кивнул Дин, чувствуя, что сам начинает раздражаться. — У тебя был плохой день. А вчера? И позавчера? И неделю назад? Джинни, только не говори, что у тебя выдался трудный месяц, потому что это выше моего понимания!

— Тогда не задавай мне глупых вопросов, — фыркнула рыжая ведьма и ускорила шаг.

Дин нагнал ее только у подножия главной лестницы. До самого портрета Полной Дамы они вдвоем шли молча. Но едва Джинни переступила порог гостиной, как ее кто-то толкнул. Заскрипев зубами от раздражения, девушка накинулась на своего спутника:

— Не надо меня подталкивать, Дин. Вечно ты со своей помощью! Я прекрасно могу сама войти в гостиную и не споткнуться!

Тут терпение Дина лопнуло.

— Я тебя и пальцем не трогал, хватит валить на меня все шишки! — воскликнул он обиженно.

— Ах, так это я валю на тебя все шишки, просто так, да?! — вскипела от гнева Джинни. — Ты у нас такой белый и пушистый, просто лапочка! А я, выходит, от нечего делать пристаю к тебе со своими обвинениями?

— Выходит, что так! — в ответ огрызнулся Дин. — Я вообще не понимаю, что я такого сделал, что заслужил такое к себе отношение!!!

Джинни мгновенно покраснела. Уперев руки в бока, совершенно как Молли Уизли, Джинни набрала побольше воздуха в легкие, чтобы как следует отчитать Дина и показать ему, «кто в доме хозяин», но тут с площадки лестницы, ведущей в спальню мальчиков, раздался душераздирающий вопль:

— Ты просто мерзавец, Рональд! Я не позволю тебе так со мной поступать!..

Джинни узнала голос Лаванды Браун и удивленно обернулась. По лестнице поспешно спускался Рон, багровый от стыда, а за ним, истошно вереща, следовала Лаванда.

— Ты не посмеешь, Рональд! Остановись сейчас же! Не смей уходить! Посмотри мне в глаза, предатель! Как ты мог встречаться с этой («этой» Лаванда называла Гермиону) за моей спиной?! Ты… ты… бесстыжий ловелас! Я тебя ненавижу!!! О, Мерлин, как же я в тебе ошиблась! Стой, слышишь, стой! Я хочу высказать это тебе в лицо!!!

Гневные вопли Лаванды вместе с ней самой и с Роном исчезли за портретом. Джинни, опомнившись, повернулась к Дину. Тот от души смеялся, провожая взглядом незадачливого друга. Джинни тут же покраснела не хуже Рона, правда, от гнева.

— Ты опять?! — завопила она так, что Дин поперхнулся и тут же смолк. — Ты опять смеешься над ним?! Ты вечно смеешься над моими родственниками и друзьями! Они что, клоуны? Или ты думаешь, что ты намного лучше, чем они?!

— Джинни, я не…

— Хватит! Все, хватит, Дин! — бушевала Джинни. — Мне это просто надоело! Я устала от тебя, просто устала!

Дин замер с открытым ртом.

— Не смотри на меня так, — продолжала Джинни. — Да, ты не ослышался, я считаю, что нам нужно расстаться! Все, Дин, это конец. Прости, конечно, но между нами больше ничего не может быть…

— Джинни, — начал было оторопевший Дин, но девушка круто развернулась и, чтобы не выслушивать просьб или ругательств от парня, которого только что бросила, поспешила удалиться из гостиной.

Немного побродив по коридорам, посидев пару минут в пустом классе недалеко от гриффиндорской башни, Джинни подошла к портрету Полной Дамы и остановилась. Идти назад, туда, где ее будет ждать Дин и полчаса нервотрепки, ей совсем не хотелось. Куда идти, Джинни не знала, к тому же время было уже поздним, и за прогулки по школе можно было получить наказание. Поэтому, чтобы не попадаться на глаза преподавателям, Джинни решила не уходить далеко от родной гостиной. Она знала только одно безопасное место во всей школе, которое находилось сравнительно недалеко от башни Гриффиндора и могло бы послужить временным убежищем, где можно было посидеть в одиночестве и поразмыслить над случившимся.

Выручай-комната.

Не раздумывая долго, Джинни направилась в коридор восьмого этажа. В школе было уже тихо, факелы на стенах мерцали последним тусклым светом, едва освещая пространство вокруг себя. В отворенные окна влетал свежий весенний ветерок, принося с собой ночные запахи из Запретного Леса, с Черного Озера. Тишина и полумрак неотвратимо окутывали все вокруг бархатным пологом.

Ступая тихо, как кошка, Джинни прокралась к развилке коридоров, где открывалась выручай-комната, и остановилась. Ей показалось, она услышала чей-то шепот. Замерев у поворота коридора, Джинни прислушалась.

Так и есть. Кто-то опередил ее. Кто-то стоял у стены рядом с выручай-комнатой и разговаривал. Похоже, их было несколько. Джинни напрягла слух. Разговаривали двое. Прислушавшись, Джинни разобрала шепот:

— …просто нет сил, понимаешь? Нет никаких сил… все напрасно. Я устал. Так устал, что это не передать никакими словами. Только то, что ты рядом со мной, помогает мне.

— Боже, — отвечал другой голос. — Неужели ты не можешь сказать мне, что с тобой происходит? Мы бы что-нибудь придумали! Дамблдор что-нибудь придумал бы!

— Дамблдор! — саркастически усмехнулся первый голос. — Дамблдор — это всего лишь выживший из ума старик, что он может сделать?

Джинни узнала хорошо знакомую ей интонацию высокомерия. «Малфой!» — подумала она и уже решила уйти, не желая слушать его бессовестные обвинения в адрес своих друзей, но что-то заставило ее остановиться. Кажется, она услышала что-то знакомое… что-то такое…

— Поэтому я не могу доверять ему, Гермиона.

Джинни остолбенела, услышав имя подруги.

— Ты не прав, Драко, — в ответ прошептала Гермиона, еще сильнее поразив Джинни. — Дамблдор может помочь, если ты его попросишь. Он сможет защитить и тебя, и твоих родителей, поверь мне.

— Так же, как он защитил Блэка, да? — хмыкнул Малфой. — Или родителей Поттера? Или всех остальных, до которых Лорд сумел запросто добраться?

— Ты не прав, я думаю, что…

— Что мою семью проще всего будет упрятать в Азкабан, потому что уж там ей точно ничего не грозит такого, о чем бы не знал твой любимый Дамблдор! — огрызнулся Малфой. — Нет уж, увольте. Я справлюсь сам.

— Но…

— Хватит, Гермиона, прошу тебя, — твердо сказал Малфой. — Мы так редко видимся в последнее время. Я не хочу, чтобы время, которого у нас и так мало, уходило на эти пустые бесполезные разговоры. Понимаешь?

— Понимаю, — смиренно прошептала Гермиона.

В коридоре наступила тишина. Джинни, едва дыша от удивления и возмущения, в один миг переполнивших ее, прижалась к стене. В душе у девушки разразилась настоящая буря. Она не могла и не хотела понимать, что происходит. Да, она знала о том, что Гермиона влюблена в Малфоя, та сама сказала ей. Но Джинни не придала этому особого значения. Она знала, кто такой Малфой и была более чем уверена, что Гермионе не стоит даже надеяться на его расположение. К тому же Джинни провела с Гермионой «профилактическую беседу» по поводу Малфоя, его характера и последствий, которые могут ждать Гермиону, если она не выкинет его из головы. В тот раз Гермиона согласилась с Джинни, и у рыжей ведьмочки отлегло от сердца. Она решила, что все закончится само собой, понадеялась на благоразумие Гермионы, не стала вдаваться в подробности… И вот, пожалуйста!.. Получите подарочек…

Собрав все свое самообладание, Джинни невозмутимо, как скала, распрямилась и шагнула вперед, выходя из-за поворота коридора на свет факелов, как раз туда, где находились Гермиона и Малфой. И едва она сделала этот шаг, как вся ее невозмутимость мигом улетучилась: она увидела Малфоя, прижимающего к себе Гермиону в страстном поцелуе.

— Что… — пискнула Джинни на какой-то высокой ноте. Откашлялась, чтобы вернуть голосу твердость, и громко повторила, — Что здесь происходит?!

Малфой и Гермиона оторвались друг от друга и отпрыгнули в разные стороны, словно их растащили заклятьем. Наблюдать это было бы довольно забавно, если бы не выражения их лиц — затравленные, перепуганные, бледные. Гермиона уставилась на Джинни огромными, полными слез глазами; губы ее дрожали от страха и волнения. Малфой же сумел сохранить истинно малфоевское достоинство и уже через пару секунд выглядел таким же высокомерным хорьком, каким его всегда знала Джинни.

— Что здесь происходит? — повторила она. — Гермиона? Что это значит?..

— Джинни… — прошептала Гермиона, не в силах справиться с голосом.

Ей на помощь пришел Малфой.

— Чего тебе здесь надо, малявка Уизли? — спросил он с угрозой. — Иди куда шла.

— Заткнись, Малфой, — раздраженно ответила Джинни, начиная злиться. — Гермиона, ответь мне, неужели ты все-таки…

— Не смей затыкать мне рот, рыжая сучка! — прорычал Малфой, делая шаг в сторону Джинни. Та попятилась.

— Драко! — воскликнула Гермиона.

— Какое ей дело, что здесь происходит?! — не слыша, продолжал Малфой. — Катись к своему Поттеру, малявка! И вообще, почему это ты до сих пор не в своей постельке, а, Уизли? Берешь пример со своего ненаглядного? Хочешь отработку получить? Могу мигом тебе устроить!..

— Драко! — со слезами в голосе вскрикнула Гермиона.

— Вали, пока я не разозлился! — тут Малфой запустил руку в карман и вытащил волшебную палочку.

Джинни не заставила себя долго ждать.

— Экспеллиармус!

Малфой мастерски отразил сверкнувшее заклятье.

Гермиона бросилась к слизеринцу, пытаясь схватить его за руку. Но какой-то рычаг в мозгу Малфоя вдруг заклинило. Он словно перестал понимать, что происходит.

— Я тебе за все отомщу, тварь ползучая! — прошипел он с такой яростью, что у Гермионы волосы зашевелились от страха. — Инкарцеро!

— Протего! — взвизгнула Джинни, отскочив в сторону. — Ты спятил, урод! Что я тебе сделала?!

— Ты мерзкая тварь, — продолжал шипеть Малфой, размахивая палочкой. Во все стороны летели искры, Джинни едва успевала прикрываться Щитом, который с каждой секундой истончался все больше. — Ты получишь за все сполна!..

— Прекрати, Драко! — закричала в отчаянии Гермиона, бросаясь между Малфоем и Джинни.

В следующий миг заклинание Малфоя, отраженное Щитом Джинни, срикошетило прямо в спину Гермионы. Та вскрикнула и упала на пол без движения.

Малфой словно очнулся. Секунду он стоял, оцепеневший, над распростертым телом Гермионы, а затем, побледнев, как снег, кинулся к ней. У Джинни сердце на миг остановилось, кровь отлила от лица, внутри все похолодело, а затем она кинулась к своей подруге. Одновременно с Малфоем она вскрикнула:

— Гермиона!!!

— Что ты с ней сделал, выродок?! — заорала Джинни, наплевав на предосторожность.

— Не… не знаю… — залепетал Малфой, дрожащими руками ощупывая руку Гермионы. — Я… не помню… кажется… это было… Оглушающее заклятье…

— Ты просто маньяк! Тебя надо не то, что в Азкабан посадить! Тебя надо скормить Гигантскому Кальмару, ублюдок!!!

— Она жива… — прошептал Малфой, не обращая внимания на вопли Джинни. — Она дышит, сердце бьется…

— Ты, сукин сын, смотри на меня, когда я с тобой разговариваю!!! — от бешенства у Джинни все тряслось внутри, глаза метали искры. — Что ты о себе возомнил, кретин несчастный?! Думаешь, можешь вот так, запросто, швыряться во все стороны заклятьями?!

— О, Мерлин, пожалуйста, пусть с ней все будет хорошо… — Малфой, закрыв глаза, прижал к себе бесчувственную Гермиону. — О, какой же я идиот! Какой же я придурок!!! Прости меня, милая, прости меня, прости, прости…

— Ты еще смеешь называть ее милой?! — взвилась Джинни. — Да если бы ты только знал, сколько она натерпелась от тебя всяких гадостей!!! Ты, надутый, самолюбивый хорек!!! Ты не имеешь права приближаться к ней, даже думать о ней, ты не достоин одного ее волоска, слышишь, ты?! Я тебя насквозь вижу, мерзавец! Ты не способен ни на что, кроме подлости! Что ты наплел ей, раз она в тебя влюбилась? Прикинулся пай-мальчиком, да?! Но меня тебе не провести, лицемерный ублюдок! Я задушу тебя голыми руками, клянусь! А как только Гарри узнает, что ты с ней сделал, он от тебя мокрого места не оставит!!!

— Ты же обещала, Джинни… — вдруг слабо прошептала Гермиона.

Джинни осеклась на полуслове. Гермиона пришла в себя и смотрела на подругу с укоризной.

— Ты же обещала, что ничего не расскажешь Гарри, — сказала она и попыталась подняться. Драко подхватил ее под руку, помогая встать.

— Гермиона… — вымученно протянула Джинни. Сегодняшний день отнял у нее все моральные силы, какие только были. — Ну, почему? Почему ты его защищаешь?! Он чуть не убил тебя!!!

Гермиона посмотрела на Малфоя с недоумением, и лицо ее исказилось от ужаса, когда она осознала, что несколько минут назад чуть не погибла. Драко виновато смотрел на нее и молчал. Он не знал, что может сказать в свое оправдание, да он и не умел просить прощения. Даже теперь он все еще оставался Малфоем.

— Джинни… — выдохнула Гермиона, переводя взгляд на подругу. — Я не знаю, как это все произошло, но я уверена, что этому есть объяснение… В последнее время Драко очень тяжело, что-то на него нашло… Но я уверена, он не хотел причинить нам вреда…

— Драко… — простонала Джинни в исступлении. — Ему тяжело!.. Что-то нашло… Гермиона, ты вообще понимаешь, что говоришь?! Он хотел меня убить и тебя чуть не угробил!!! И ты хочешь, чтобы я молчала?!

— Да…

— Ты в своем уме, Гермиона? Он же маньяк! Он же тебя использует! Это Малфой, он всегда будет Малфоем, Гермиона!!! Что с тобой такое случилось, что ты потеряла голову? Ты же всегда была такой рассудительной, Гермиона! Ты же сама говорила, что между вами не может быть ничего, кроме вражды! Что произошло, Гермиона? Он тебя заколдовал? Опоил любовным зельем? Почему ты доверяешь ему? Почему защищаешь его? Гермиона, почему ты…

— Потому что я его люблю!!! — выкрикнула Гермиона.

В коридоре повисла звенящая тишина.

Джинни глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Драко как-то странно посмотрел на Гермиону, а затем обратился к Джинни.

— Ты права.

— Что? — не поняла рыжая ведьмочка.

— Ты права, — повторил Драко. — Во всем права.

— О чем ты говоришь?

— О том, что я такой, как ты сказала, Уизли, — Драко говорил спокойно, ни одна черточка на его лице не выдавала никаких признаков эмоций. Только глаза горели каким-то слишком уж ярким, искренним светом. — Я — мерзавец, сукин сын, маньяк, душегуб, надутый лицемерный кретин, самовлюбленный подлый хорек и все остальное, при этом меня это нисколько не беспокоит. Я это знаю. Ты это знаешь. И я больше чем уверен, что и Гермиона это знает. Только я не заколдовывал ее. Не поил никакими зельями. Не прикидывался пай-мальчиком. Я не виноват в том, что она меня выбрала. Не виноват в том, что я выбрал ее. Так получилось, понимаешь, Уизли? Просто ТАК ВЫШЛО.

Джинни исподлобья смотрела на Малфоя, пытаясь не сорваться снова. В голове ее не укладывалось все, что она услышала. Это было неправильно. Малфой не должен так говорить. Он же противный и мерзкий, как слизняк. Он не может быть таким откровенным и честным, просто не имеет права. Он же… Малфой…

— Это правда? — наконец, обратилась к Гермионе Джинни.

Гермиона только кивнула в ответ.

— И вы… давно вы… вместе? — Джинни прикладывала все усилия, чтобы не перейти на крик, поэтому голос ее немилосердно дрожал.

Гермиона посмотрела на Драко долгим взглядом, вздохнула и сказала:

— Не знаю, Джинни. Не могу сказать. Все очень сложно. Это не сразу произошло.

— Оно и понятно! — усмехнулась Джинни. — За пару дней ты вряд ли смогла бы так утрамбовать Малфоя.

— Что это значит? — нахмурился Драко. — Не заговаривайся, Уизли, никто меня не утрамбовывал.

— Прекратите, — тут же встряла Гермиона. — Не хватало, чтобы вы снова сцепились!

— Вот что, дорогая моя подруга, — сказала, наконец, Джинни. — Мне, в сущности, все равно, с кем, когда и как ты встречаешься, будь это сам Снейп. Только, знаешь, ты не имеешь права скрывать это от Гарри.

Гермиона заметно напряглась, но возражать не стала.

— Когда ты просила меня ничего ему не рассказывать, — продолжала Джинни, — ты говорила только о том, что влюбилась в Малфоя. Я думала, ты справишься с этим. Но ты выбрала другой путь. И теперь вы вместе. Пусть, я согласна, тебе самой выбирать. Но Гарри я больше обманывать не могу. И ты не можешь. Гарри твой лучший друг. А Малфой… Малфой — наш враг, Гермиона. Нравится тебе то или нет, но он все еще против нас. Кто знает, может, он пытается через тебя подобраться к Гарри? Об этом ты его не спрашивала? — мельком Джинни отметила, что Гермиона слегка побледнела. — Так вот, я считаю, что ты должна все рассказать Гарри. Просто ради справедливости.

— Я… не могу… — проговорила Гермиона с усилием.

— Если ты не сможешь, Гермиона, придется это сделать мне, — твердо сказала Джинни. — Я не допущу, чтобы что-нибудь случилось из-за того, что ты боишься все рассказать лучшим друзьям. Гарри и Рон имеют право знать.

— Джинни, нет! Пожалуйста! — Гермиона была очень взволнована.

— Прости, Гермиона, я считаю, что так будет правильно, — вздохнула Джинни. — Ты должна обо всем рассказать сама. Я буду молчать до матча с Равенкло. Но потом, если ты не сможешь, Гермиона, не обессудь, я буду вынуждена поговорить с Гарри.

Гермиона кивнула с ощущением дикой безнадежности. Малфой, хмурый, как никогда, сверлил Джинни недобрым взглядом. Все трое молчали. Наконец, когда молчание стало попросту невыносимым, Джинни пожелала Гермионе спокойной ночи и удалилась.

— О, Мерлин! — Гермиона закрыла лицо руками и прислонилась к стене. Во время разговора с Джинни она старалась оставаться спокойной, но теперь от ее хладнокровия не осталось ни капли. Девушку трясло, в горле стоял комок, сердце колотилось, как бешеное.

Драко стоял рядом, устремив взгляд в пустоту перед собой. По его лицу нельзя было сказать, о чем он думает. Он даже не пытался успокоить Гермиону. Все равно уже ничего нельзя было сделать. Эта малявка Уизли, как и обещала, выложит все Поттеру, и тогда… И тогда Гермиона возненавидит Малфоя за то, что потеряла из-за него своего лучшего друга. Или она расскажет все сама. И тогда Поттер, наверняка, попытается «спасти» свою подругу из мерзких лап слизеринца. Что ж, может, сразу это ему не удастся, но со временем Гермиона сломается и все равно возненавидит Малфоя… Выбора не было.

Пропасть.

— Драко, — тихо позвала Гермиона.

Он без слов притянул ее к себе, обнял, поглаживая ее мягкие, как пух одуванчика, волосы.

— Драко, что с тобой случилось? — спросила девушка тихо. — Почему ты напал на Джинни? И потом… ты сказал ей… ты такого ей наговорил…

— Я не знаю, Гермиона, — ответил Драко. — Не знаю, что на меня нашло. Ты верно подметила, в последнее время мне тяжело. Так тяжело, что, кажется, еще одно усилие — и я просто надорвусь. Прости, что так вышло… Я будто на минуту потерял рассудок… И эта Уизли… Она сама напрашивалась.

— Что нам теперь делать, Драко? — с тоской спросила Гермиона. — Что теперь будет?

— Не думала же ты, что мы вечно сможем скрываться? — невесело улыбнулся Драко. — Рано или поздно это бы произошло. Хорошо еще, что нас застукала Уизли, а не Поттер.

— Я скажу ему.

— Что? — не понял Драко.

— Я скажу Гарри, что мы с тобой встречаемся. Я должна ему рассказать. Думаю, он поймет и поддержит меня.

— А если нет? — помрачнел Драко. — Что, если он начнет тебя презирать? Или станет «спасать», что как раз в его духе? Что ты в этом случае будешь делать, Гермиона?

— Не знаю, — пожала плечами девушка. — Пока не знаю. Наверное, я узнаю это, когда расскажу все Гарри.

— Ты безнадежна, Грейнджер, — вздохнул Драко. Посмотрел в глаза Гермионы — там плясали отблески пламени факелов. — Просто безнадежна. И я тебя люблю.

* * *

На следующее утро изнывающие от любопытства Гермиона и Рон подсели поближе к Гарри на уроке Заклинаний, наложили заклятие Оглохни на всех соседей и принялись расспрашивать своего друга о его феерическом походе за памятью Слизнорта. Гарри не скупился на краски, тем более что воспоминания об ощущении вседозволенности и счастья, которое создал «Феликс», все еще оставалось для Гарри ярким и живым. Он во всех подробностях рассказал друзьям о том, как сумел выбраться из замка, направился к Хагриду и случайно встретил профессора Слизнорта. Все оказалось проще простого. Слизнорта удалось заманить на похороны Арагога — профессор быстро купился на такое редкое и дорогостоящее вещество, как яд акромантула, и без колебаний решил сопровождать Гарри к Хагриду. У полувеликана они, как и положено, отдали последнюю дань скончавшемуся — гигантскому восьминогому чудовищу — и тут Слизнорт предложил выпить (разумеется, успев нацедить несколько ценных бутылочек яду из мертвой туши). Хагрид, конечно, согласился. Втроем они уселись в хижине лесничего за столом, Слизнорт открыл принесенное вино и выпил вместе с Хагридом за упокой несчастного Арагога. Гарри к выпивке не притронулся, только наблюдал, как постепенно, бокал за бокалом, надирается Хагрид и как маленькие водянистые глазки Слизнорта становятся все более осоловелыми. Наконец, выждав подходящий момент, Гарри подступился к профессору. «Феликс фелицис» работал безупречно. Зелье помогло Гарри подобрать нужные слова, затронуть правильные струны души Слизнорта и, наконец, уговорить профессора отдать настоящие воспоминания о Волдеморте.

— А вот теперь — самое интересное, — заговорщицки проговорил Гарри, и у его друзей загорелись глаза. — Те воспоминания… я увидел их!

— Неужели? — выдохнула Гермиона. — Ты встречался с Дамблдором?

— Да, — подтвердил Гарри. — Как раз вчера он вернулся в школу, я узнал это от Почти Безголового Ника и сразу бросился к нему. Можете представить, как мне хотелось поскорее узнать, для чего мне пришлось так долго ломать себе голову! Профессор Дамблдор сразу же достал Омут памяти, и мы с ним отправились в воспоминания Слизнорта. Там все было так же, как в прошлый раз, помните, я рассказывал? Слизнорт, видимо, проводил вечер в своем «Клубе слизней», и там был Риддл. Когда все разошлись, Риддл остался в кабинете Слизнорта и начал спрашивать профессора о крестражах.

— Ты выяснил, что они из себя представляют? — спросила Гермиона с нетерпением.

— Всему свое время, — спокойно продолжал Гарри, видя, как все сильнее разгорается любопытство друзей. — Риддл подошел к этому вопросу с осторожностью, ему очень нужно было выяснить, что такое крестражи, хотя, думается мне, он уже кое-что знал о них к тому времени. Так вот, умаслив профессора и усыпив его бдительность, Риддл добился своего — Слизнорт проговорился. Он рассказал Риддлу о крестражах все, что знал сам.

— Что именно, Гарри, не тяни кота за хвост! — воскликнул Рон в нетерпении.

— Крестражи, — тут Гарри придвинулся ближе к друзьям и понизил голос, — крестражи — это предметы, в которые волшебник помещает часть своей души, чтобы она находилась в целости и сохранности. Если волшебника, сделавшего крестраж, например, убьют, то он не погибнет, пока жива часть его души, заключенная в крестраже…

— Ой, Гарри! — охнула Гермиона и прикрыла рот руками. Глаза ее расширились от удивления. — Неужели Сам-Знаешь-Кто…

— Точно, все сходится! — подхватил Рон. — Он умер, но при этом как-то остался жив, значит, он сделал себе крестраж!

— Не так громко, Рон, — осадил друга Гарри. — Но, в общем, ты прав. Волдеморт сделал крестраж. И не один, а целых семь.

— Семь?! — в ужасе переспросила Гермиона. — Но это значит, что его вообще невозможно убить!

— В какой-то мере — да, — подтвердил Гарри. — Крестражем может быть все, что угодно, и оно, скорее всего, надежно спрятано. Волдеморт изо всех сил постарался сделать так, чтобы избежать смерти. Или, по крайней мере, отдалить ее на максимально возможный срок… Причем он не гнушался никакими методами, ведь для того, чтобы сделать крестраж, нужно расколоть собственную душу.

— Какой ужас! — прошептала Гермиона.

— Да, — кивнул Гарри. — Ужас еще и потому, что душу просто так не расколешь. Для этого нужно совершить самое страшное, что только можно придумать. Убийство. Нужно лишить человека жизни. И тогда душа разрывается. А потом волшебник с помощью какого-то заклятия помещает оторванный кусочек души в крестраж. Слизнорт говорил Риддлу, что это очень опасно и страшно, да и Дамблдор подтвердил, что душа, разорвавшись на две половинки, становится очень хрупкой и неустойчивой. Представляете, что стало с душой Волдеморта, раз он умудрился разорвать ее на целых семь частей!..

— А с чего вы взяли, что он создал семь крестражей? — резонно спросил Рон.

— Он сам спрашивал у Слизнорта о том, не лучше ли сделать семь крестражей, чтобы надежнее сохранить душу, ведь семь — самое сильное магическое число.

— Значит, Волдеморт непобедим, — печально заключил Рон. — Бесполезно пытаться избавиться от него, он в любой момент может возродиться вновь… А отыскать все его крестражи — безнадежная затея, ведь они могут, как ты сам сказал, оказаться чем угодно…

— Вот тут ты как раз не прав, Рон, — возразил Гарри. — Волдеморт слишком тщеславен, чтобы превращать в крестражи всякий хлам. Помните, я рассказывал вам, как он убил своего отца и всю его семью? А потом Хэпзибу Смит? Так вот, между этими убийствами есть связь: у Морфина Мракса Волдеморт забрал кольцо с фамильным гербом, а у старухи Смит — медальон Слизерина и чашу Хаффлпафф. Дамблдор считает, что Волдеморт превращал в крестражи только те вещи, которые имели для него особую ценность. Кроме того, он хотел собрать по одному предмету, оставшемуся от всех четверых великих волшебников, которые основали школу, ставшую для него домом. Возможно, Волдеморту удалось найти что-то, что принадлежало Ровене Равенкло или Годрику Гриффиндору, но скорее всего, только Ровене.

— И все равно, нам это ничего не дает, — усмехнулся Рон. — Какой резон знать, что за предметы он использовал, если нет никакой возможности их отыскать? Они могут быть где угодно, может, на Северном Полюсе! Нужно перерыть весь земной шар, чтобы найти семь крестражей! Это не под силу никому, даже Дамблдору.

— Ошибаешься, Рон, — улыбнулся Гарри. — Не семь, а только шесть. Ведь седьмая часть души сейчас находится в теле самого Волдеморта, иначе как бы он смог возродиться?

— Верно, — кивнул Рон. — Я как-то не подумал. И все равно! Шесть — это немногим меньше, чем семь!

— И тут ты не прав, — снова усмехнулся Гарри. — Два из шести крестражей уже уничтожены, причем один из них вам хорошо знаком.

— Постой-ка! — воскликнула Гермиона, напряженно думая. При этом она так сжала губы, что они превратились в тоненькую полоску. — Кажется, я кое-что поняла! Крестраж, уничтоженный почти что на наших глазах… Дневник Риддла, верно?

— Совершенно точно, Гермиона, блестящая интуиция! — подтвердил Гарри. — Дневник Риддла был одним из крестражей, и я уничтожил его на втором курсе с помощью яда василиска. А второй уничтожил Дамблдор — это кольцо Мраксов.

— Это из-за него у профессора что-то с рукой? — проронила Гермиона и тут же испуганно замолчала, поняв, что сказала лишнего.

— Да, — кивнул Гарри, пристально посмотрев на подругу. — Но откуда ты…

— И все равно остается еще четыре, — встрял Рон. — О трех мы знаем: это чаша, медальон и что-то, что, возможно, принадлежало Гриффиндору или Равенкло. И, хотя мы все равно не имеем представления, где это все находится, мне интересно, что же Волдеморт выбрал в роли своего седьмого крестража? Вы и до этого с Дамблдором додумались?

— Представь себе, додумались, Рон, — невозмутимо ответил Гарри. — Точнее, Дамблдор додумался, не я. Седьмой крестраж — это Нагайна.

— Змея?! — в один голос переспросили Рон и Гермиона.

— Да, она должна была стать крестражем в тот момент, когда Волдеморт собирался убить меня, но у него, как вы помните, не получилось. Однако потом, когда он готовился к перерождению, он снова совершил убийство и создал недостающий крестраж.

— Уф! — Рон тяжело откинулся на спинку стула. — Какой все это кошмар! Крестражи, расщепление души… просто мурашки бегут по коже!

— Кстати, — заявил Гарри, — Дамблдор обещал взять меня с собой, если ему вдруг удастся отыскать очередной крестраж.

— Гарри, это может оказаться очень опасно! — предостерегающе проговорила Гермиона.

— Я знаю, — кивнул Гарри. — Спасибо за совет, но я больше не могу сидеть в четырех стенах и ждать у моря погоды…

Тут профессор Флитвик провозгласил о начале самостоятельной работы, и все взялись за волшебные палочки. Гарри тоже достал свою и попытался понять, что от них на этот раз требуется. Сегодня ученикам предлагалось превратить уксус в вино. Изящным взмахом волшебной палочки Гермиона тут же проделала этот номер. Гарри страдальчески вздохнул и попытался повторить то же самое. «Да уж, лучше ловить приспешников Волдеморта, чем плесневеть в душном классе над стаканом уксуса…» — подумал он с тоской. Бросив взгляд на парту напротив, он заметил заплаканную и совсем несимпатичную Лаванду Браун.

— Что с ней такое? — толкнул он локтем Рона.

— А? М-м-м… — пробормотал Рон. — Мы с ней расстались. Она застукала нас с Гермионой, когда мы выходили из нашей спальни. Тебя-то она видеть не могла, ты был под мантией-невидимкой… Вот и начала скандалить, наорала на меня, высказала мне много интересного. Хорошо, что самому не пришлось ничего объяснять.

— Трус, — хмыкнула Гермиона. — Кстати, вчера был не самый удачный день для влюбленных. Джинни с Дином тоже разошлись, — при этом Гермиона так многозначительно посмотрела на Гарри, что ему пришлось отвести взгляд, чтобы не выдать своего волнения.

— Из-за чего это вдруг? — спросил он при этом хладнокровно.

— Джинни обвинила Дина в том, что он все время пытается протолкнуть ее в портретный проем, будто она сама не может ходить. Ну и затем, как обычно, слово за слово… Да, у них и раньше не все было в порядке…

Гарри понимающе кивнул, чувствуя, как зверь в глубине души просыпается и начинает ворочаться.

— Теперь тебе тяжело придется, — заметила Гермиона невзначай.

— Почему это? — вскинулся Гарри.

— Ну, ведь Джинни и Дин в команде по квиддичу, если они начнут ругаться или еще что-нибудь…

— А… — спохватился Гарри. — Ну, да. Я что-нибудь придумаю.

При этом в душе у него разыгралась настоящая битва. С одной стороны теперь, когда исчезло препятствие в виде Дина, Гарри мог попытать счастья и пригласить Джинни на свидание, но с другой — он помнил, как Рон смотрел на Джинни и Дина, когда застал тех целующимися. Гарри не хотел, чтобы Рон начал считать своего друга предателем.

Занятие подошло к концу. Так ничего и не решив, Гарри Поттер решил отложить все размышления на завтра. В компании Рона и Гермионы он отправился в башню Гриффиндора.

В общей гостиной было шумно. Семикурсницы толпились у дальней стены. Гарри с интересом посмотрел на это собрание. Тут из общей массы учеников вырвался Невилл и, заметив Гарри, кинулся к нему.

— Гарри! Ты еще не слышал? Кэти вернулась. Кэти Белл!

Гарри подошел ближе к семикурсницам и увидел среди них Кэти, выздоровевшую и лишь слегка бледноватую после проведенных в Святом Мунго месяцев.

— Привет! — радостно поздоровался Гарри. — Как ты?

— Я в полном порядке! — улыбаясь, ответила Кэти. — Меня выписали из Святого Мунго в понедельник, несколько дней я провела с родителями, а сегодня утром вернулась в «Хогвартс». Лианна как раз рассказывала мне про последний матч и Маклаггена…

— Понятно, — кивнул Гарри. — Ладно, раз ты вернулась и Рон в форме, думаю, мы еще поборемся за первенство и размажем Равенкло по стенке. Слушай, Кэти… — Гарри не мог не выяснить этого. Друзья Кэти начали собираться на трансфигурацию и потянулись к выходу. Гарри понизил голос и спросил: — …насчет того ожерелья… ты не помнишь, кто тебе его дал?

— Нет, — грустно покачала головой Кэти. — Меня все спрашивают, а я понятия не имею. Помню только, как вошла в женский туалет в «Трех метлах».

— А ты точно вошла внутрь? — поинтересовалась подошедшая Гермиона.

— Я точно открыла дверь, — ответила Кэти. — Получается, что тот, кто ударил в меня Империусом, стоял прямо за ней. А дальше — сплошное черное пятно в памяти, и только потом — последние две недели в Святом Мунго…Слушайте, мне пора на урок, а то ведь Макгонагалл не посмотрит на то, что я первый день в школе, посадит писать строчки… — Кэти виновато улыбнулась, взяла сумку и поспешила на урок.

Гарри, Рон и Гермиона все оставшееся до занятий время посвятили обсуждению услышанного. Получалось, что Кэти могла подстеречь только девушка или женшина. Или же, как предположил Гарри, кто-то, кто превратился в девушку, ведь Малфой уже давно проворачивает подобный номер со своими дружками Крэббом и Гойлом.

При упоминании Малфоя Гермиона сразу как-то приумолкла, взгляд ее потух. Гарри присмотрелся к подруге с интересом и сочувствием. Сейчас ему гораздо больше хотелось узнать, что происходит между ней и Малфоем, чем расследовать то, о чем и так достаточно сказано и подумано. Перед глазами у Гарри встала картина, увиденная в Омуте Памяти. Малфой и Гермиона. Гермиона и Малфой. Кажется, мир перевернулся. Такого быть не могло. Не должно было быть. Гарри все никак не мог заставить себя посмотреть на все с самой очевидной точки зрения — Гермиона встречается с Малфоем. Тайно, за их с Роном спинами, по-предательски встречается со слизеринском хорьком. Нет, Гарри не мог в это поверить, всеми силами души отгоняя от себя подобные мысли. «Здесь должно быть какое-то другое объяснение, должно быть что-то другое», — твердил он, понимая, что просто загоняет самого себя в тупик. Нет. Никакого другого объяснения просто нет. Просто ты слишком доверчив, Гарри Поттер. Слишком сильно любишь друзей, чтобы подозревать их в чем-то страшном…

Задумавшись, Гарри по привычке начал листать «Расширенный курс зельеварения» и остановился на страничке с загнутым уголком. На полях страницы рукой Принца было нацарапано заклинание Сектумсемпра с подписью «от врагов». Когда-то давно Гарри отыскал его и все никак не решался испробовать его действие, особенно в присутствии Гермионы, слишком скептически относящейся ко всем записям Принца-полукровки. «Надо будет при случае испробовать его на Маклаггене», — мстительно подумал Гарри, пряча учебник в сумку. — Или на Малфое».

* * *

Был по-летнему солнечный и жаркий день. Половина студентов высыпала на лужайки перед школой, другая половина устроилась у Черного Озера в прохладной тени старых кряжистых ив. Школу охватила безудержная весенняя лихорадка, когда преподаватели выбивались из сил, чтобы утихомирить студентов и вбить в их головы хоть немного знаний, а студенты, в свою очередь, до изнеможения носились по школе, словно под действием заклятия ускорения, ломали все, что можно сломать, ругаясь друг с другом и влюбляясь напропалую.

Кроме того, приближалась последняя игра сезона по квиддичу — Гриффиндор против Равенкло. Этого решающего матча с нетерпением ждали все — и игроки, и болельщики, и преподаватели. Перевес в счете на триста очков сделал бы Гриффиндор чемпионом в этом году, Равенкло же попал бы на второе место. Если же Гриффиндор проиграет сотню очков, то скатится на самый низ турнирной таблицы, впервые за последние двести лет. Вся школа живо обсуждала предстоящие состязания. Масса внимания доставалась участникам команд, причем не всегда — лестного. Как водится, многие не особенно сознательные ученики сочиняли про членов чужой команды гнусные песенки и стишки и распевали их в коридорах и во время завтраков и обедов в Большом Зале.

Доля всеобщего ажиотажа досталась и Гарри Поттеру, хотя сейчас он не слишком переживал по этому поводу. На душе у него было легко, как никогда. Вопрос с Дином он решил быстро и безболезненно, попросив того из команды в виду внезапного возвращения Кэти. Джинни же не сильно печалилась по этому поводу, напротив, стала душой команды, постоянно развлекая друзей на тренировках. Гарри не мог оторвать взгляда от огненно-рыжей ведьмы, стремительно мчащейся над полем или звонко хохочущей над какой-нибудь шуткой, и все время думал, мучительно думал, стоит ли ему пригласить ее на свидание. При этом он понимал, что тянуть не стоит, ведь, если он не пригласит Джинни, то это сделает кто-то другой.

Больше всех от повышенной популярности страдал Рон. Вернувшийся в команду на радость товарищей и к вящей скорби Маклаггена, Рон снова ударился в панику и на переменах то и дело отлучался в туалет по причине внезапно накатывающей тошноты. Гермиона же усиленно готовилась к очередным переводным экзаменам и пропадала в библиотеке или в гостиной за кипой пергаментов и целым шкафом книжек. Изредка ей удавалось улучить момент и, сбежав от друзей, прокрасться в выручай-комнату. С каждым днем она делала это все реже, помня, что Гарри, совершенно помешавшийся на идее поймать Малфоя, постоянно следит за ним по Карте Мародеров, и если увидит слизеринца рядом с ней, то не миновать серьезного разговора.

На сердце скребли кошки. Джинни, завидев Гермиону, еще издалека начинала как-то странно кивать и щуриться, напоминая о своем обещании молчать только до матча. Гермиона прекрасно об этом помнила и пыталась уговорить себя согласиться, пойти к Гарри и все рассказать ему. «Завтра, — говорила она себе, укладываясь в постель. — Обязательно, завтра я все ему расскажу». Но, просыпаясь утром, понимала, что ей не хватит сил не только поговорить с Гарри, но даже посмотреть ему в глаза. И она снова откладывала разговор.

А время, между тем, неумолимо утекало. До матча оставалось несколько дней. Гермиона пыталась советоваться с Драко, но он не мог придумать ничего вразумительного, а, может, и не особенно старался. Гермиона заметила, что он отдалился от нее. В те короткие мгновения, что им удавалось провести наедине, он по-прежнему говорил ей теплые слова, обнимал ее, целовал, но Гермиона чувствовала, что что-то не так. Словно это был не он. Словно это была всего лишь пустая оболочка, всего лишь внешнее обличие Драко Малфоя, а сам он, спрятавшись где-то глубоко внутри, закрылся от всего внешнего и исчез. Она стала снова бояться его. Не потому, что Малфой снова стал мерзким слизеринским хорьком, каким считал его Гарри. Нет. Ее пугал взгляд Драко. Он не был ни надменным, ни холодным, как обычно, не был презрительным или гневным, не был ласковым, раскаивающимся, теплым, смущенным или страстным. Он был просто пуст.

«Как у человека, к которому применили заклятие Империус, — подумала Гермиона, взглянув однажды в пустые серые глаза. — Или… поцелуй дементора». Содрогнувшись при этой мысли, она крепче прижалась к Драко и прошептала:

— Я все равно буду любить тебя. Что бы ни случилось, обещаю, я все равно буду любить тебя…

Он посмотрел на нее как-то странно. Она увидела слезы, стоящие в его глазах. И ей на секунду показалось, что он вернулся. Что он, наконец, снова с ней. Но в следующий миг видение исчезло, и его взгляд снова опустел.

Что творится с ним? Наверняка, это как-то связано с Волдемортом. Да, конечно, Драко переживает и за родных, и за себя, и за Гермиону. Но раньше он сам говорил об этом, делился с ней своими страхами, пусть в порыве гнева или в минуту душевной слабости. Но он не был так безразличен ко всему, как сейчас. Гермиона чувствовала — совсем скоро должно случиться что-то очень плохое. И она очень хотела это предотвратить. Она пыталась уговорить его обратиться к Дамблдору, но он только злился и хмурился. Она хотела его защитить, но не знала, как. К тому же она боялась. Боялась огласки. Боялась возможных трудностей с Гарри и Роном. Да и мало ли чего еще…

В тот памятный день, рано утром, Гермиона пришла в библиотеку, чтобы встретиться с ним. Он ждал ее там.

— Доброе утро, — прошептала она, проходя мимо него. За соседним столом сидел какой-то третьекурсник со Слизерина.

Малфой почти незаметно кивнул. Выждав несколько минут, он встал и направился в дальний конец зала за стеллажи. Они совсем недавно нашли это место. Сюда редко заходили ученики, да и мадам Пинс почти не появлялась, и можно было спокойно поговорить.

— Скоро Гарри проснется, — выдохнула Гермиона. — Он может увидеть меня с тобой…

— Как? Сквозь стены? — фыркнул Малфой.

— Я… не могу тебе сказать, — уклончиво ответила Гермиона и отвела взгляд. Сердце ее колотилось от ощущения опасности.

— Тогда почему ты не скажешь ему сама? — спросил Драко и, взяв Гермиону за подбородок, заставил ее смотреть ему в глаза. — Уизли рано или поздно все разболтает, и тогда ты уже ничего не сможешь сделать. А сейчас…

— Я и сейчас уже ничего не могу сделать, — тихо сказала Гермиона. — Слишком поздно. Я не могу потерять лучших друзей и от тебя отказаться я тоже не смогу. Мне ничего не остается, как уповать на судьбу…

— И ты вот так просто сдашься?

— Я прошу тебя, Драко, — вдруг взмолилась Гермиона. — Пойдем к директору! Расскажи ему все, спаси себя, свою семью! Спаси меня от того кошмара, что меня ждет!.. Ведь если ты сделаешь что-то ужасное, я возненавижу тебя, но не смогу не любить!!! Помоги нам обоим, Драко! Умоляю!..

— Я не хочу об этом говорить…

— Драко… Я так больше не могу…

— Молодые люди! — вдруг раздался скрежещущий голос мадам Пинс, а через секунду ее фигура выросла над студентами. — Вы находитесь в библиотеке! Как вы смеете разговаривать во весь голос? Здесь вам не клуб свиданий, немедленно покиньте помещение!

Драко, бросив злобный взгляд на библиотекаршу, вышел первым. Гермиона подождала немного, переминаясь с ноги на ногу под тяжелым взглядом мадам Пинс, а затем последовала за Малфоем.

Он стоял у дверей библиотеки, прислонившись спиной к стене. Глаза его были закрыты, волосы пребывали в художественном беспорядке, воротник рубашки расстегнут, мантия помята. Видимо, он собирался еще в темноте, хотел прийти в библиотеку пораньше, чтобы выкроить хоть пару лишних минут с Гермионой.

— Прости меня, — проговорил он, не открывая глаз.

Гермиона подошла к нему и встала рядом, положив голову ему на плечо.

— И ты — меня, — тихо сказала она. — Ты так изменился, Драко… Мне даже не верится, что это — ты…

— Я не изменился, — в ответ произнес он. — Я такой же, как был. Это у тебя изменился взгляд на многие вещи… А может… нет, не важно. Если бы я и изменился, я бы не стал…

— Что?

— Ничего. Я просто не изменился, — повысил голос Драко. — И никогда не изменюсь. И мне жаль, что ты видишь во мне какого-то другого человека, потому что ты ошибаешься. Я именно такой, как говорит Поттер и Уизли и все остальные твои друж… друзья.

— Изменился, — прошептала Гермиона, сощурившись и тепло улыбнулась. — Ты изменился до неузнаваемости, Драко Малфой…

В то утро они много говорили, кажется до самого завтрака. Неспеша разошлись каждый в свою сторону, наполненные предчувствием следующей встречи и тревожными мыслями о будущем. Гермиона даже слегка взбодрилась, почувствовав, что настоящий Драко не так уж и глубоко спрятался под свою непробиваемую оболочку, и нужно только чуть больше усилий и терпения, чтобы его оттуда вытащить. Вот только было бы у нее время. Ей совершенно не хватает времени…

Настал вечер. Гарри и Рон отправились на ужин, а Гермиона, под предлогом того, что она должна заскочить к профессору Вектор, отправилась в выручай-комнату. Там ее должен был ждать Драко. У них было каких-то полчаса, и этого было чертовски мало, но выбора не было. Пройдясь трижды вдоль стены, Гермиона увидела знакомую дверь с медными петлями, огляделась, не заметила никого постороннего и быстро скользнула в тайное укрытие.

Малфоя в нем не было.

«Наверное, я слишком рано пришла», — подумала Гермиона. Усевшись в кресло, она начала, от нечего делать, повторять в уме разные магические формулы и тренировать невербальные заклятья.

Спустя десять минут она взволновалась. Драко никогда не заставлял себя ждать, приходил даже раньше назначенного времени, а теперь его не было, и это было странно. Вот уже и двадцать минут прошло… Гермиона вскочила с кресла и начала мерить шагами комнату. Червячок беспокойства начал точить ее мысли. Что-то было не так. Что-то не так. Наверное, что-то случилось, раз он не смог прийти…

«О, Мерлин, пусть не случится ничего плохого, только ничего плохого!» — мучительно подумала Гермиона.

Ожидание стало невыносимым. Безо всяких предосторожностей выскочив из выручай-комнаты, Гермиона бросилась в Большой Зал. Сердце ее стучало все громче, ладони покрылись липким потом, дыхание сбилось. В ушах стучала кровь. Тук-тук-тук… Тук-тук-тук… Что-то случилось… Что-то случилось… Что-то случилось…

Замедлив шаг у самых дверей Большого Зала, Гермиона из последних сил постаралась взять себя в руки и не торопясь вошла. В зале уже почти никого не было — с десяток учеников, в том числе Джинни и Рон, профессор Спраут и профессор Слизнорт — вот и все. Малфоя в Большом Зале не было. Вздохнув поглубже, Гермиона направилась к гриффиндорскому столу. Нервы ее были напряжены, как натянутые до предела струны. Одно лишь движение — и дзинь! — разрыв…

— О, Гермиона, наконец-то ты тут! — проговорила Джинни, сверля Гермиону взглядом. — Наверное, на свидание бегала?

Гермиона не успела ничего ответить. Двери Большого Зала с оглушительным грохотом распахнулись. В Зал влетела насмерть перепуганная Парвати Патил (глаза ее были размером с блюдца) и звонко вскрикнула:

— Гарри Поттер только что убил Драко Малфоя!!! В мужском туалете на шестом этаже!!! Плакса Миртл все видела своими глазами!!!

В Зале мгновенно наступила гробовая тишина. Гермиона, вздрогнув, побледнела, как полотно, закрыла лицо руками и медленно опустилась на скамью рядом с оторопевшей Джинни. Все было кончено.

И, наконец, дно…

Гарри было не по себе. Казалось, его раздражало все, что происходило вокруг. Приближающийся матч с Равенкло, замышляющий недоброе Малфой, опасность, исходящая от таинственных крестражей Волдеморта, душевные метания между любовью к Джинни и верностью дружбе, неразгаданная загадка Гермионы… Каждую минуту напряжение все больше возрастало. Терпению Гарри подходил конец. Его переполняла жажда действия. Сидеть сложа руки становилось все труднее. Потому-то, в виду отсутствия очевидных занятий, Гарри с утроенным рвением взялся за слежку, целью которой был Малфой.

За несколько дней до предстоящего матча выдался на редкость спокойный вечерок. Домашние задания под чутким руководством Гермионы были выполнены на два дня вперед, тренировка по квиддичу, изматывающая, но результативная, закончилась полчаса назад, и Гарри оказался совершенно свободен до ужина. По уже устоявшейся традиции он решил ненадолго заглянуть в башню Гриффиндора, чтобы захватить Карту Мародеров и понаблюдать за Малфоем. Не обнаружив его на Карте, Гарри решил, что тот снова скрывается в выручай-комнате. Но тут он заметил крошечную точку, помеченную именем «Малфой» этажом ниже, в мужском туалете. Причем, что показалось Гарри совсем уж неожиданным, Малфой был там не с Крэббом или Гойлом, а с Плаксой Миртл.

Гарри изумленно уставился на эту немыслимую парочку, и, сделав пару шагов, врезался в рыцарские доспехи у стены. Доспехи оглушительно задребезжали, и Гарри, опомнившись, бросился прочь, пока не явился вездесущий Филч. Спустившись на шестой этаж и пробежав по коридору к туалету, Гарри остановился и прижал ухо к двери. Ничего не было слышно. Стараясь не шуметь, Гарри приоткрыл дверь и проскользнул в туалет.

У дальней стены, склонившись над грязным умывальником, спиной к двери стоял Драко Малфой. Из туалетной кабинки раздался сочувственный голос Миртл:

— Ну, не надо… не плачь… Расскажи, в чем дело, я тебе помогу…

— Никто мне не поможет, — содрогаясь всем телом, ответил Малфой. — Я не могу этого сделать… не могу… ничего не получается… а если я не потороплюсь, он сказал, что убьет меня…

Тут Гарри с невероятным потрясением понял, что Малфой плачет. Плачет по-настоящему, по его лицу текут неудержимые слезы, плечи дрожат от рыданий, он задыхается, давится ими, не может произнести ни слова… но вот, после очередного приступа рыданий Малфой, набрав воздуха в грудь, на надрывной ноте простонал:

— Что мне делать?! Как уберечь ее?.. Он ее убьет!.. Меня, моих родных и ее!.. Как мне помочь ей?.. Если бы не этот чертов Поттер… она не должна пострадать, Гермиона не должна…

— Гермиона?! — вырвалось у Гарри непроизвольно.

Малфой вскинул взгляд к растрескавшемуся зеркалу над раковиной и увидел в нем ошеломленно таращившего глаза Гарри.

Мгновение. Рой мыслей разом пронесся в голове Драко. «Поттер… Ненавижу… Он подслушивал! Я убью его!.. Разорву на части… Но Гермиона… Он теперь знает… Надо его оглушить…» Резко повернувшись, Драко выхватил волшебную палочку и метнул в Гарри невербальное «Остолбеней!» Заклятие просвистело в сантиметре от виска Поттера и, врезавшись в стену, разбило светильник. Гарри метнулся в сторону, вскидывая палочку и одновременно пытаясь сосредоточиться на невербальном заклятии Левикорпус. Малфой блокировал заклинание на подлете.

— Нет! Нет! Стойте! — взвизгнула Плакса Миртл. Ее вопль эхом прокатился по туалетной комнате. — Стойте! СТОЙТЕ!!!

— Гермиона?! — повторил Гарри в ярости, уворачиваясь от очередного заклинания Малфоя. — Как ты смеешь…

За спиной Гарри с громким «ба-бах!» взорвалась мусорная урна. Заклинания, рикошетящие от стен, подняли столбом пыль и осыпали сражающихся каменной крошкой. Малфой, бледный и сосредоточенный, с горящими яростью глазами, молчал, посылая в Гарри невербальные заклятья.

— Отвечай, ублюдок, что у вас с ней?! — заорал Гарри, при этом посылая в заклятого врага струю оранжевого пламени. — Я не позволю тебе, слышишь…

«Ты нарвался, Поттер!..»

Заклятье отскочило от стены и разбило сливной бачок, на котором сидела Плакса Миртл. Миртл громко взвизгнула, все вокруг залила вода. Гарри поскользнулся и рухнул на пол. Малфой, с перекошенным от гнева лицом, занес палочку и закричал:

— Круци…

— СЕКТУМСЕМПРА!!! — бешено взмахнув палочкой, взревел Гарри с пола.

Драко почувствовал, как расходится, словно под лезвием бритвы, кожа на лице и груди, а в следующий миг невыносимая боль ворвалась в сознание огненной плетью. Кровь хлынула из лица и груди Малфоя, словно его изрубили невидимым мечом. Слизеринец покачнулся, отступая назад, а затем с громким плеском рухнул в растекшуюся на полу воду. Волшебная палочка выпала из его обмякшей руки.

— Нет… — задохнулся Гарри.

Еле держась на ослабевших в одно мгновение ногах, Гарри встал и бросился к своему противнику. Алое лицо Малфоя влажно блестело, а побелевшие руки скребли по залитой кровью груди.

— Нет… я не… я же не… хотел… — забормотал Гарри, сам не зная, что говорит. Он упал на колени возле Малфоя, сотрясающегося в луже собственной крови.

Плакса Миртл истошно завопила:

— УБИЙСТВО! УБИЙСТВО! УБИЙСТВО В ТУЛЕТЕ!!!

За спиной Гарри хлопнула дверь. С ужасом обернувшись, Гарри увидел разъяренного и бледного, как покойник, Снейпа. Грубо отпихнув Гарри, Снейп опустился на колени возле истекающего кровью Малфоя, вытащил волшебную палочку и провел ею по глубоким ранам, нанесенным заклятьем. При этом он нараспев забормотал какие-то магические формулы. Кровь начала униматься, Снейп стер ее остатки с лица Малфоя и повторил заклинания. Раны стали затягиваться. На глазах у ошеломленного и словно окаменевшего от осознания содеянного Поттера, Снейп в третий раз произнес спасительные заклинания и поднял Малфоя на ноги.

В глазах у Драко потемнело. Боли не было. Это было какое-то другое, совершенно невероятное чувство, от которого все внутренности завязывались в тугой узел. Шрамы, оставшиеся от заклятья, полыхнули огнем. Снейп что-то сказал — Драко не расслышал, да и не хотел прислушиваться. «Надеюсь, теперь Поттер получит по заслугам…», — подумал он прежде, чем окончательно потерять связь с реальностью.

— Вам нужно в больничное крыло, — проговорил Снейп, с трудом волоча обмякшего Малфоя к двери. — Кое-какие шрамы, вероятно, останутся, но если срочно воспользоваться настойкой бадьяна, думаю, можно будет избежать даже этого…

Гарри смотрел на профессора остекленевшим взглядом и по-прежнему не пытался что-либо сказать или сделать. Дойдя до двери, Снейп остановился и, обернувшись, сказал самым ледяным тоном, на который только был способен:

— А вы, Поттер… вы ждите меня здесь.

С этими словами он захлопнул дверь туалета. Поттер остался ждать наказания, а Малфой, повиснув на плече профессора, отправился в его сопровождении на попечение мадам Помфри.

— Что случилось?! — воскликнула целительница, едва Снейп с полубесчувственным Драко показался в ее кабинете. — О, Мерлин, что с мальчиком, Северус?

— Я все… сделаю сам… — прохрипел Снейп, укладывая свою ношу на кушетку. — Обеспечьте мистеру Малфою покой и неподвижность. Дайте ему Укрепляющего зелья для восстановления крови…

— Он потерял много крови? — ужаснулась мадам Помфри. — Северус, ответьте же, что случилось?!

— …и достаньте, будьте добры, хорошо выдержанной настойки бадьяна, — не обращая внимания на обеспокоенный тон целительницы, продолжал Снейп. — Нужно немедленно обработать шрамы. Если хорошей настойки нет, сгодится и свежая, но в таком случае поищите сок чистотела или измельченные листья календулы…

— Северус, я хочу знать…

— Я вернусь через несколько минут, — твердо ответил Снейп. — Прошу вас ничего не предпринимать без моего ведома. У меня остались кое-какие дела, но это не займет много времени. О, да, и еще. Я бы попросил вас сообщить Минерве Макгонагалл, что ее присутствие здесь крайне необходимо.

И, не сказав больше ни слова, грозный профессор удалился. Мадам Помфри, недоумевая, начала хлопотать над распростертым на кушетке Драко. Шелковая белая рубашка его была насквозь пропитана водой и кровью, поэтому мадам Помфри пришлось сначала повозиться с переодеванием Малфоя в чистую сухую больничную пижаму. Сам он, хоть и не терял сознания, был слишком слаб, чтобы что-то контролировать. Только время от времени, пока целительница укладывала его в постель, он силился что-то сказать, но вместо слов получался сдавленный хрип или стон.

— Помолчите, мистер Малфой, — строго сказала целительница, хотя в голосе ее ощущалась тревога и сочувствие. — Поберегите силы, они вам еще понадобятся. Сейчас я на минуту отлучусь, мне необходимо переговорить с профессором Макгонагалл. Лежите смирно и не вздумайте двигаться!

Малфой что-то бессвязно прошептал в ответ. Поняв это, как согласие, мадам Помфри укрыла Драко одеялом и, тяжело вздыхая, вышла вон из палаты.

Скрипнули тяжелые дубовые двери больничного крыла, палата погрузилась в тишину, спасительную тишину после мучительно грохочущего бедлама битвы, воплей туалетного привидения и хлопотливых ахов и вздохов целительницы. Сейчас тишина была нужна ему больше, чем что бы то ни было другое. Опустив отяжелевшие веки, Драко, наконец, погрузился в туман забытья.

* * *

Хогвартс гудел, как растревоженный улей. Плакса Миртл постаралась на славу, за считанные минуты разнеся весть об убийстве Малфоя по всем этажам замка. Пэнси Паркинсон, уже успевшая побывать в больничном крыле, на чем свет костерила Поттера. Преподавателям же обо всем поведал Снейп. Гарри даже пришлось вытерпеть пренеприятнейший разговор с профессором Макгонагалл, которая объяснила, как ему повезло, что его не выгнали из школы, и выказала самое сердечное согласие с наказанием, наложенным Снейпом.

Гарри, все еще не пришедший в себя после всего случившегося, сидел в гостиной Гриффиндора и рассказывал друзьям о дуэли с Малфоем. Он не стал уточнять, из-за чего началась дуэль — по его словам выходило, что Малфой ни с того ни с сего набросился на Гарри просто потому, что решил, будто Гарри подслушивал. Собравшись с духом, Гарри рассказал о том, что использовал против Малфоя заклятье, написанное Принцем-полукровкой в учебнике по зельеварению. О том, как Снейп спросил, откуда Гарри известно такое заклинание. Гарри честно признался, что прочитал его в одном из своих школьных учебников. Тогда Снейп приказал Гарри немедленно принести все школьные учебники. Опасаясь, что тайна его феерического успеха на зельеварении будет раскрыта, Гарри спрятал свой учебник в выручай-комнате, а Снейпу подсунул учебник Рона. Снейп, конечно же, не поверил и назначил Гарри наказание в виде еженедельных субботних отсидок в подземелье. Профессора нисколько не смутило и даже, похоже, обрадовало то, что как раз в следующую субботу должен был состояться квиддичный матч. Увы, кажется, в этом году Гриффиндор потерпит самое позорное поражение за последние двести лет…

Гермиона, бледная и сосредоточенная, как в тот день, когда отравился Рон, внимательно слушала Гарри, а потом с самым хладнокровным видом изрекла:

— Я не стану повторять «А что я тебе говорила?».

— Перестань, Гермиона, — сердито сказал Рон и сочувственно посмотрел на Гарри. Тому было и так не сладко.

— Говорила я тебе, что с твоим Принцем неладно, — продолжала гнуть свою линию Гермиона. — И была права, не так ли?

— Нет, не так, — огрызнулся Гарри.

Ему было тошно и без нотаций Гермионы. Худшим наказанием для него стало выражение, появившееся на лицах игроков его команды, когда он сказал, что не сможет играть в субботу. Ловцом вместо себя он назначил Джинни, а на ее место пригласил в команду Дина, который, конечно же, согласился. Возможно, если Гриффиндору каким-то чудом удастся выиграть, Джинни с Дином помирятся, и тогда Гарри окончательно окажется за бортом. От этой мысли ему хотелось взвыть.

— Гарри, — сказала Гермиона, — как ты можешь по-прежнему защищать эту книгу, когда это заклинание…

— Да отцепись ты от книги! — выпалил Гарри. — Принц всего-навсего выписал откуда-то заклинание, вот и все. Он же не советовал его применять! Откуда мы знаем, может, это заклятие использовали против него!

— Не верю своим ушам… — вымолвила Гермиона. — Ты просто пытаешься оправдать…

— Я не оправдываю того, что сделал, — тут же откликнулся Гарри. — Я жалею, что сделал это, и не только из-за наказания. Ты прекрасно знаешь, я не воспользовался бы таким заклинанием даже против Малфоя. Но и принца винить не в чем, он же не написал: «Обязательно попробуйте, отличная штука» — он просто делал заметки для себя, не для кого-нибудь другого…

— Ты хочешь сказать, — потрясенно произнесла Гермиона, — что собираешься вернуться назад и…

— Забрать учебник? Да, собираюсь, — с силой ответил Гарри. — Без Принца я никогда не получил бы «Феликс фелицис», не знал бы, как спасти Рона от яда. Не смог бы…

— Обзавестись репутацией блестящего зельевара, которой ты не заслужил, — ядовито добавила Гермиона.

— Может, оставишь его в покое, Гермиона? — с нажимом произнесла Джинни. — Похоже Малфой собирался применить непростительное заклятье, ну так радуйся, что у Гарри в запасе было кое-что почище!

— Конечно, я рада, что Гарри не прокляли, — ответила уязвленная Гермиона. — Но называть заклинание Сектумсемпра «чистым»? Посмотри сама, к чему оно привело! А уж если подумать о том, что оно сделало с вашими шансами на победу…

— Ой, только не делай вид, что хоть что-нибудь понимаешь в квиддиче! — фыркнула Джинни. — Стыда не оберешься.

Гермиона задохнулась от возмущения. А Джинни скрестила руки на груди и, сверля Гермиону взглядом, добавила:

— Тем более что на этот раз победа будет за нами.

Гермиона, покрасневшая до корней волос, посмотрела на Джинни исподлобья. Гарри и Рон с удивлением переводили взгляд с одной девушки на другую, никак не могли взять в толк, что происходит — Гермиона и Джинни никогда раньше не ссорились.

— Не надо постоянно напоминать мне о том, что… — Гермиона смерила Джинни странным взглядом. — Что вы прекрасно играете в квиддич, а я с трудом держусь на метле.

Джинни хмуро посмотрела на Гермиону и не стала ничего отвечать. Ни Гарри, ни Рон даже не догадывались, что, говоря о квиддиче, девушки подразумевали совершенно другое.

«Твой ненаглядный Малфой чуть не проклял Гарри, — так и кричали глаза Джинни. — И после этого я должна молчать?!»

«Гарри сам чуть не убил Драко, так что не надо искать виноватого, — отвечал взгляд Гермионы. — Да, вы все такие замечательные, чистенькие и распрекрасные гриффиндорцы, всегда на коне, всегда должны быть первыми… А я уже просто отброс общества, раз решилась встречаться со слизеринцем…»

«Ты сама виновата, Гермиона. Надо было рассказать все давным-давно, в самом начале. Но ты же меня не послушалась!»

«Я сама разберусь, когда и с кем мне разговаривать, Джинни!»

Гермиона резко поднялась с кресла, собрала свои вещи и, не сказав ни слова, отправилась в спальню. Дуэль взглядов закончилась ничем. Основная битва была еще впереди. И неизвестно, кто должен остаться в ней победителем…

* * *

Драко спал. Профессор Снейп, разобравшись с Поттером, сразу прибыл в больничное крыло и обработал раны спящего Драко. Оставив мадам Помфри некоторые необходимые указания, профессор удалился для того, чтобы побеседовать с Минервой Макгонагалл и другими учителями. Мадам Помфри поправила на слизеринце одеяло, поставила на столик возле кровати пиалу с Укрепляющим зельем и удалилась в свой кабинет, чтобы не мешать больному спать и набираться сил.

Сон Драко был тревожным. Его окружали какие-то странные образы, звуки, вспышки цветов. Он видел длинный темный коридор, освещенный тусклым светом факелов. В коридоре были какие-то люди. Они что-то говорили ему, но он не понимал их. Он пытался вглядеться в их лица, но вместо людей видел жуткие звериные морды, клыки, рога, налитые кровью глаза навыкате… Драко в ужасе шарахался от них, ударяясь о стены коридора. Стены, почему-то, были мягкими и пружинили, как батут. Драко с силой оттолкнулся от стены, пытаясь выпрямиться и идти дальше, но ноги не слушались. Его швырнуло на противоположную стену, которая вдруг превратилась в зыбучий песок. Медленно, с тихим шорохом, она начала засасывать юношу в свои недра. Драко рванулся на поверхность и не смог пошевелить даже пальцем. Хотел крикнуть, позвать на помощь — и не единого звука не вырвалось из его рта.

Ужас сковал его сердце. Драко почувствовал невероятный холод, и тут же со всех сторон его окружила морская пучина. Вода залилась в уши, в нос, в рот, одежда сразу набухла и потянула его вниз, вниз, вниз… прямо на морское дно. Драко рванулся вверх, туда, где на поверхности воды плясали отблески алого и зеленого света. Легкие раздирало от нехватки воздуха, в ушах загудела кровь, перед глазами все потемнело. Драко из последних сил сделал рывок к свету и…

Упал на снег лицом вниз. Сотни мельчайших иголочек тотчас пронзили его голые руки, шею, щеки. Снег забился под воротник и в рукава. Недоумевая, Драко поднялся на ноги и попытался осмотреться. Вокруг было белым-бело. Словно не было ни неба, ни земли, а только одно сплошное заснеженное поле. Юноша, дрожа всем телом, пытаясь обхватить себя заледеневшими руками, двинулся вперед. Снежная равнина была беспредельной. И откуда-то лился яркий, но не слепящий, свет. Холодный свет. Драко поднял голову — сверху на равнину сыпалась легчайшая снежная пыль, серебрящаяся в этом странном свете. Юноша почувствовал на своем лице прикосновения крошечных снежинок, от тепла его тела мгновенно превращающихся в воду. Вода… Вода на его щеках… Теплая, соленая вода…

— Драко?..

Юноша обернулся на голос. Посреди равнины стояла дверь. Без стен, без крыльца. Просто одинокая деревянная дверь с потемневшим от времени косяком. Драко подошел к ней и тихо рассмеялся. На двери были медные петли и такие же медные ручки.

— Драко…

Он повернул ручку и открыл дверь. За ней, вместо привычной комнаты с камином и креслами, он увидел что-то темное. Шагнул вперед и оказался на верхней площадке Астрономической башни, освещенной мертвенным зеленым светом. Дверь за его спиной с глухим стуком закрылась.

— Добрый вечер, Драко.

Юноша встретился глазами с тем, кто стоял у парапета башни. Это был высокий, облаченный в темную мантию человек. Драко стало не по себе. За своей спиной он услышал топот бегущих ног и инстинктивно шагнул навстречу высокому человеку.

— Драко, Драко, ведь вы же не убийца…

— Откуда вы знаете? — неизвестно почему спросил Драко и вдруг обнаружил в своей руке волшебную палочку.

Все было настолько странным, что казалось вполне естественным. Драко нацелил волшебную палочку в грудь волшебника напротив и сказал:

— Я бы сделал это во второй раз и в третий, если бы можно было вернуть все назад.

— Я знаю, Драко, — добродушно произнес собеседник, и в призрачном зеленоватом свете блеснули очки-половинки. — Вы должны защитить то, что вам дорого. И я вас прекрасно понимаю…

— Но почему вы все это допустили?! — воскликнул Драко почти обиженно.

— Потому что не в моих силах было это остановить, — устало и немного печально ответил собеседник.

— Но я люблю ее!..

Люблю ее…

Контуры Астрономической башни поблекли. Драко окружила знакомая обстановка Главной гостиной в Малфой-мэноре. За старинным роялем сидела молодая, прекрасная как никогда, Нарцисса. Она подняла голову и, посмотрев на Драко, тепло улыбнулась. Драко, робея, словно маленький мальчик, подошел к матери и положил голову к ней на колени. Нарцисса запустила свои пальцы в его светлые волосы и начала их перебирать, отчего по телу Драко сразу разлилось блаженное тепло.

— Мама… — прошептал он. — Я люблю тебя, мама…

— Не лги! — вскрикнула Нарцисса.

Драко отпрянул от нее. Посреди библиотеки, за рабочим столом, сидел Люциус в тюремной робе и писал что-то золотым пером по пергаменту. Чернила были красным, как кровь, и тут же запекались на бумаге. Нарцисса в траурном одеянии, осунувшаяся, бледная, встала за спиной мужа и наклонилась, чтобы взглянуть на его записи. Драко нерешительно подошел к столу и тоже попытался рассмотреть слова на пергаменте. Отец вскочил, замахнулся и отвесил Драко пощечину.

— Не смей позорить мой род, щенок! — рявкнул он так, что зазвенело в ушах. — Я лишу тебя наследства, слышишь? Ты больше мне не сын!..

Драко схватился за щеку, горящую огнем, и кинулся прочь из библиотеки, все еще слыша гневные вопли отца. Коридоры Поместья, по которым бежал ошалевший юноша, были бесконечны, как лабиринт. Поворот направо… поворот налево… тупик…

— А вот и юный мистер Малфой!

Драко крутнулся на месте, как затравленная собачонка. Его снова окружали люди со звериными мордами. Их пасти были разинуты, с желтых клыков капала зловонная зеленоватая слюна, шерсть на их загривках стояла дыбом, глаза горели адским желтым огнем. Они рычали, лаяли, ревели, хохотали, протягивая к Драко когтистые лапы. Он закричал что было сил…

— Молчать! — громом прокатилось по зале.

Рев стих, на середину круглой комнаты, облицованной черным мрамором, вышел Темный Лорд в парадной мантии. Взмахом волшебной палочки он притянул Драко к самому своему лицу и прошипел:

— Добро пожаловать, мистер Малфой! Вы сделали домашнюю работу?

— Я… я старался… — залепетал Драко.

Вокруг снова раздался хохот, словно зал был полон гиен.

— Ты не достаточно старался, мальчик, — с усмешкой произнес Волдеморт. — Ты сейчас совершенно беспомощен. Ты слаб. Ты жалок. Напомни мне, почему я все еще должен сохранять тебе жизнь?

Драко упал на колени, дрожа от страха.

— Ты молишь о пощаде? — спросил Волдеморт с долей удивления. — Как недостойно отпрыска Малфоев! Какое унижение… Не правда ли, это забавно?

Новый взрыв звериного смеха потряс своды зала.

— Мой Лорд… Я прошу об отсрочке… — прошептал Драко, давясь слезами.

Волдеморт склонился к нему, схватил за воротник рубашки и рывком поднял на ноги.

— Я и так был слишком добр к тебе. Пора с этим заканчивать. С кого мне начать? С твоей милой мамочки? Или с грязнокровки?

Волна ужаса, привычная и вместе с тем неожиданная, накрыла юношу с головой. Сердце пустилось в галоп, а перед глазами тут же встала картинка из забытого сна: скорчившееся на полу, беспомощное тельце, огромные, наполненные невыносимой болью карие глаза и разметавшиеся каштановые волосы… Юноша сглотнул, поднимая взгляд на того, кто сейчас вершил его судьбу. Темный Лорд усмехался. От его усмешки кровь стыла в жилах.

— Нет, — твердо сказал Драко.

Смех в зале стих. Чудовища, словно подхваченные осенним ветром листья, помчались прочь, просачиваясь сквозь стены. Лицо Волдеморта исказилось, из глаз посыпались настоящие искры.

— Хватит, — снова произнес Драко, чувствуя, как возвращаются силы, как они вливаются в вены, в жилы, как тело переполняется восторгом от могущества и свободы. — Я не нуждаюсь в напоминаниях. Вы не разочаруетесь во мне, мой Лорд.

— Ты молодец, Драко, — откуда-то издалека донеслись слова Лорда. — Ты умеешь бороться, когда хочешь… Так сделай же то, что должен…

— Да, — с привычной, но давно забытой, самодовольной усмешкой сказал Малфой. — Сделать то, что должен…

Рядом возникла чья-то смутная фигура с большим ртом. Фигура пристально посмотрела на Драко водянистыми глазками и, постепенно превращаясь в Пэнси Паркинсон, произнесла:

— Драко, мне нужно с тобой поговорить…

Драко отмахнулся от Пэнси, как от назойливой мухи. Но она вдруг схватила его за руку и с такой силой дернула, что он пошатнулся, оступился и провалился в воздушную яму. Внутри что-то екнуло, сердце ушло в пятки. Драко завопил от ужаса и в следующий миг услышал собственный приглушенный стон.

Вздрогнув, Драко открыл глаза. Над ним простирался потолок больничного крыла, вокруг кровати стояли ширмы, а рядом с ним на принесенном табурете сидела Пэнси Паркинсон.

Драко уставился на Пэнс сонными глазами.

— Привет, — слабо улыбнулась девушка. — Как ты себя чувствуешь?

— Как флоббер-червь в желудке у соплохвоста, — ответил Драко хрипло.

Пэнси улыбнулась шире.

— Чувство юмора на месте, значит жить будешь, — заметила она.

— Отлично, — усмехнулся Драко. — Зачем ты пришла, Пэнс?

Пэнси посмотрела на Драко как-то странно. В ее взгляде было столько беспокойства, что юноше даже стало неловко за то, что он ее когда-то бросил. Паркинсон, по привычке теребя от волнения рукав свитера, опустила глаза и, наконец, сказала:

— Драко… мне нужно с тобой поговорить. Это касается Грейнджер.

* * *

С самым мрачным настроением субботним утром Гарри Поттер направлялся в кабинет профессора Снейпа, расположенный в подземелье Хогвартса. Какое наказание выберет Снейп, Гарри совершенно не интересовало. Оттирать котлы, полировать мензурки, нарезать какую-нибудь гадость или писать тысячу раз «Гарри Поттер — законченный негодяй, лжец и нарушитель правил» — не все ли равно? Ведь в тот самый момент, когда Гарри будет усердно работать тряпкой (а в том, что работать придется усердно, Гарри не сомневался), его милая, родная команда будет с треском проигрывать этим не в меру бодрым и как на зло подтянутым равенкловцам. И ни одного комментария, ни единого крика, восторженного или горестного, не донесется сквозь толстые стены подземелья до несчастного капитана гриффиндорской команды, по собственной глупости обрекшего себя на заточение в субботний день. Да и во все последующие субботние дни.

— А-а, Поттер, — с садистским наслаждением протянул Снейп, едва Гарри вошел в знакомый кабинет с расставленными по полкам склянками.

Гарри бросил взгляд на стол, заваленный пыльными, оплетенными паутиной коробками, и мысленно застонал. Его явно ждала долгая, рутинная и никому не нужная работа. И успеть справиться с ней до конца матча Гарри уже не надеялся.

Снейп, поймав взгляд Поттера, неприятно усмехнулся и елейным голоском сказал:

— Мистер Филч уже давно подыскивал помощника, который смог бы привести в порядок эти старые архивы. В них содержатся записи обо всех правонарушителях Хогвартса и понесенных ими наказаниях. Нам бы хотелось, чтобы вы заново переписали карточки, на которых выцвели чернила, а так же те, что погрызены мышами, и в алфавитном порядке разложили копии по коробкам. Без использования магии, разумеется.

— Конечно, профессор, — сказал Гарри, вложив в последнее слово столько презрения, сколько смог.

— Думаю, вам стоит начать, — продолжал, злорадно усмехаясь, Снейп, — с коробок от тысяча двенадцатой до тысяча пятьдесят шестой. Вы встретите знакомые имена, что, несомненно, сделает вашу работу увлекательной. Вот, например… — Снейп наугад вытащил карточку из верхней коробки (хотя Гарри показалось, что он заранее ее наметил). — «Джеймс Поттер и Сириус Блек. Уличены в применении незаконных чар к Бертраму Обри. Голова Обри вдвое увеличилась в размере. Двойное задержание в школе», — Снейп глумливо оскалился. — Приятно думать, что вот их уже нет, а хроника их великих деяний остается с нами.

Гарри почувствовал, как закипает в груди ярость, но прикусил язык, чтобы не сказать ничего лишнего и не навлечь на свою голову еще какую-нибудь неприятность. Он уселся перед коробками и потянул к себе первую.

Работа, как и предвидел Гарри, была нудной, бесконечной и бесполезной. Только время от времени сердце обрывалось при виде имен отца или Сириуса, обычно связанных с какими-нибудь пустяковыми нарушениями. Время от времени к ним присоединялись Люпин с Петтигрю. Гарри старательно переписывал карточки, в то же время думая о том, что сейчас наверху его команда старается не дарить в грязь лицом и что Джинни играет ловцом против Чжоу Чанг.

Гарри бросил взгляд на часы. Казалось, стрелки совсем не движутся. Сколько прошло? Уже целая вечность. Но нет — всего-то полчаса… час… полтора… Гарри, скрепя сердце, продолжал работать, думая, что матч уже, должно быть, подошел к концу. Только в десять минут второго Снейп, до этого упорно молчавший, сказал:

— Думаю, на этом все. Отметьте то место, на котором остановились. В следующую субботу жду вас здесь ровно в десять. И не опаздывайте.

— Да, сэр.

Гарри наугад запихнул карточку в коробку и поспешил к двери. В мгновение ока он преодолел расстояние до главного холла с часами, отсчитывающими очки факультетов, и прислушался. Со стадиона не доносилось никакого шума. Значит, игра уже закончилась.

С неистово колотящимся сердцем Гарри поднялся по лестнице ко входу в башню Гриффиндора и остановился перед портретом Полной Дамы. Команда, да и весь факультет, уже наверняка внутри. Только неизвестно, празднуют они или горюют.

— Quid agis? — поинтересовался Гарри у Полной Дамы.

— Сам увидишь, — с невозмутимым выражением лица ответила Дама и открыла портретный проем.

Тут же на Гарри обрушился, как гром водопада, торжествующий рев гриффиндорцев. Разинув рот, Гарри замер на пороге. Ошеломленного капитана заметили, и сразу несколько рук втащили его в гостиную.

— Мы выиграли! — заорал возникший прямо перед Гарри Рон, размахивая Кубком. — Выиграли! Четыреста пятьдесят против ста сорока! Победа!..

Гарри огляделся: Джинни летела к нему, на ее сияющем лице застыло решительное выражение. Она обвила Гарри руками. И он, не успев ничего подумать, забыв о том, что на них смотрит весь факультет, не успев даже понять, что делает, поцеловал ее.

Прошло несколько мгновений. В гостиной наступила полная тишина. Гарри и Джинни оторвались друг от друга. Гарри увидел позеленевшего Дина Томаса и Ромильду Вейн с перекошенным от ревности лицом. Бросил взгляд на Рона. Тот все еще сжимал в руке кубок, но выглядел совершенно пришибленным. Несколько секунд они с Гарри смотрели друг на друга, затем Рон слегка дернул головой, словно говоря: «Ну, раз уж без этого не обойтись…»

Существо, обитавшее в груди Гарри, торжествующе взревело. Гарри перевел взгляд на улыбающуюся Джинни, взял ее за руку и направился к портретному проему. Им стоило о многом поговорить, и не помешала бы долгая прогулка по окрестностям замка.

Они долго бродили по берегу Черного озера, обошли замок вокруг, и целовались, и говорили, и снова целовались. Казалось, они не могут до конца насытиться друг другом после стольких лет тайных вздохов и несбыточных желаний. Гарри был счастлив так, как не был с тех самых пор, когда узнал о том, что владеет магией. Его глаза светились от счастья, на лице играла детская улыбка. Джинни смотрела на него с восторгом и умилением.

Солнце уже клонилось к горизонту, когда Джинни вдруг помрачнела. Гарри взглянул на нее с тревогой и спросил:

— В чем дело, Джинни? Что-то не так?

— Да нет, — пожала плечами Джинни. — Просто я кое о чем вспомнила… Но, думаю, сейчас не самое подходящее время…

— Ты можешь все мне рассказать, — поспешно проговорил Гарри, но тут же смутился и добавил, — Если, конечно, хочешь.

— Я даже не знаю… — вздохнула Джинни, глядя на разгорающуюся на западе зарю. — Давай найдем какое-нибудь тихое место.

Гарри понимающе кивнул и, крепче сжав руку Джинни в своей, пошел вдоль берега Озера к одинокой, торчащей у берега скале. В ее тени влюбленные остановились. Гарри обеспокоенно посмотрел Джинни в глаза, заметив в них замешательство и тревогу.

— Гарри, я… — проговорила Джинни взволнованно. — Я не знаю, в праве ли я это говорить… может, лучше отложим это?

— Ты меня заинтриговала, — улыбнулся Гарри тепло. — Теперь я не смогу спокойно спать, пока не узнаю, что ты от меня скрываешь.

— Не я… — обронила Джинни.

Гарри насторожился.

— Послушай, — заговорила Джинни отрывисто. — Я не хочу, чтобы из-за меня случилось что-нибудь… непоправимое… и… да, я собиралась тебе кое-что рассказать, но… теперь я думаю, что ты должен узнать все… не от меня. И не сейчас… я имею в виду, что… Боже, все так сложно! Я не могу от тебя скрывать, но… может, это и не мое дело…

— Джинни, — твердо сказал Гарри, взяв ее лицо в свои руки. — Успокойся и постарайся мне все объяснить.

Джинни вздохнула, отвела взгляд.

— Гарри, я… не могу! — выдохнула она со стоном. — Я… просто… это не моя тайна.

— Тогда скажи мне, чья она? — спросил Гарри требовательно.

Джинни прикусила губу. Гарри смотрел на нее почти с мольбой. Это было его больной темой. Он не мог не докопаться до истины, если вдруг на горизонте появлялась какая-то тайна. А тем более, если она касалась его лучших друзей.

— Джинни, с таким выражением лица нужно скрывать, по меньшей мере, убийство, — сказал Гарри непринужденно, но осекся, едва увидел ее взгляд. — Прости, я не хотел…

— Я знаю, — ответила Джинни, смягчившись. — И я не скрывала никаких убийств… ну, кроме тех петухов, которых мне приказал задушить Риддл…

Гарри заметил искорки смеха в ее глазах и расслабился. Обняв Джинни, он устремил взгляд на Озеро, озаряемое алыми отблесками заката.

— Гарри, — позвала Джинни.

— М-м?

— Гарри, послушай… я прошу, только не делай поспешных выводов, все не так, как тебе может показаться…

Гарри внимательно слушал, не перебивая. Он понял, что Джинни невероятно тяжело справиться с собой, но она все же решилась.

— Я хотела тебе сказать… прости, что я не сделала этого раньше, но я думала, что… это, в сущности, не мое дело. Но… в общем, я должна тебе сказать, что… Гермиона… она… о, Боже, я не могу… Гермиона…

— Встречается с Малфоем? — без тени эмоций спросил Гарри. — Я знаю.

У Джинни округлились глаза. От потрясения она не знала, что и сказать.

— Откуда? — вырвался у нее вопрос.

— Малфой… — пожал плечами Гарри. — Я давно это понял по тому, как он ведет себя. И Гермиона тоже была очень странной в последнее время… Да кого я обманываю?! Она начала вести себя странно еще до Рождества. А потом… я кое-что увидел, кое-что услышал. Случайно, конечно. И сделал выводы. Только и всего.

— А-а… — протянула Джинни. Она все еще не могла прийти в себя от того, с каким спокойствием Гарри говорил о своем открытии. Это настораживало.

— Хотя… на самом-то деле все гораздо прозаичней, — продолжал Гарри. — После того, что случилось тогда в туалете… после того, как я…

— Я поняла, — вставила Джинни, заметив, что Гарри об этом говорить неприятно.

— В общем, на следующий день я встретил Эрни. Эрни Макмиллана. Он что-то нес про меня и про Малфоя, и про то, что я молодец, и что жаль, что его не было рядом, а не то он бы добавил Малфою на орехи… Словом, все это было отвратительно, и я спросил, почему это Эрни так разоряется. Он не ответил, зато сказал, что понимает, почему я это сделал. Потому что Гермиона… встречается с Малфоем.

Гарри смолк. Джинни заметила, как сразу потухли его глаза.

— И… — промолвила она. — Что ты об этом думаешь?

— Я думаю, что это очень несправедливо, — ответил Гарри с непроницаемым выражением лица и с убийственным спокойствием в голосе. — Несправедливо то, что об этом знал какой-то Макмиллан, и не знал я. А теперь выходит, что и ты тоже знала.

— Прости, — тихо сказала Джинни, положив голову Гарри на грудь.

— Ты не виновата, — ответил Гарри. — Просто… Так вышло, я понимаю. Ты думала, что Гермиона сама все расскажет, не так ли?

— Угу, — отозвалась Джинни.

— Но она не смогла, — Гарри вдруг хищно усмехнулся, усмешка получилась какой-то слишком… Малфоевской, что ли? — Я пытался ее понять, честно пытался… но как она могла молчать столько времени? Обманывать нас, меня, Рона… этого я понять не могу…

— Ты скажешь ей?

— Что? Что я могу ей сказать? «Гермиона, я в курсе ваших отношений с Малфоем, ты знаешь, что я это не одобряю и считаю себя преданным, но ты моя лучшая подруга и я попытаюсь все понять и принять»? Это будет ложь. А я…

— Не должен лгать, — тихо добавила Джинни, бросив взгляд на руки Гарри, крепко сжимающие ее собственные замерзшие ручонки. Вздохнув, девушка посмотрела Гарри в глаза и чуть не отшатнулась — столько боли, обиды, жгучего желания высказаться или что-либо сделать, чтобы все оказалось неправдой, было в этих родных зеленых глазах. У Джинни сжалось сердце при мысли о том, как же должно быть тяжело Гарри пережить такой удар в спину. Но что-то, видимо чувство долга или дружба, заставили Джинни сделать попытку защитить… Гермиону. — Она так мучается этим… — заметила Джинни. — она уже столько раз пыталась все рассказать и…

— Я подожду, — сказал Гарри холодно. — Подожду, когда она сама решится. А потом будет то, что будет.

— Гарри, — голос Джинни стал немного испуганным. — Боюсь, она не станет ничего рассказывать. Дело в том, что… я пообещала рассказать тебе все после матча. И дала ей время подумать. Раз она не решилась сейчас, то потом точно уже не решится. Она ведь будет думать, что ты все знаешь от меня…

Гарри тяжело вздохнул.

— Я тоже хочу кое-что тебе сказать, Джинни.

Девушка смолкла, слушая.

— Та дуэль с Малфоем… Она не случайна. Я встретил его в туалете. И он… плакал. Понимаешь? Малфой плакал, Джинни. Он говорил, что не знает, как ее защитить. Нашу Гермиону.

— Не может быть… — пораженно прошептала Джинни.

— Я тоже не поверил собственным ушам. А потом он напал на меня и все… произошло так быстро… Но знаешь? Впервые за все шесть лет, что я его знаю… За те шесть лет, что этот хорек-переросток всеми своими силами пытался отравить нам жизнь, за шесть лет постоянных столкновений, дуэлей, ненависти… я вдруг понял, что мне действительно… жалко его.

— Жалко? — переспросила Джинни. — Малфоя?!

— Думаю, он получил то, что заслуживает, — сказал Гарри с долей злорадства в голосе. — И хватит уже о нем. Давай лучше поговорим о нас. Как ты смотришь на то, чтобы завтра попрактиковаться в Чарах где-нибудь… в тихом местечке?

* * *

Если ад на земле возможен, то я как раз в нем.

Гермиона не находила себе места. В тот миг, когда она узнала о смерти Драко по вине Гарри, привычный мир рухнул для нее. А в новом мире, где ее возлюбленный мертв, а лучший друг стал врагом, она жить не желала. Жизнь словно вынули из нее в одно мгновение. Даже потом, когда она узнала, что Драко жив, ей не стало легче. Звуки и краски мира поблекли для нее навсегда.

За время, проведенное с Драко, Гермиона научилась хладнокровию. Ни один мускул на ее лице не дрогнул, когда Гарри, сидя в гостиной Гриффиндора с кровью Малфоя на руках, сбивчиво рассказывал о произошедшем. Она даже, кажется, что-то говорила… и ссорилась с Джинни. Да, Джинни почему-то стала казаться Гермионе виновницей всего случившегося. Объяснить этого Гермиона не могла, но чувство крепло с каждой минутой.

В первые пару дней она жила будто во сне. Привычные уроки, домашние задания, библиотека, беседы с друзьями. Все происходило независимо от ее желания. Она даже не пыталась попасть в больничное крыло, чтобы увидеть Драко. Словно ее внутренний стержень надломился окончательно. Это было выше ее сил. Она не могла даже плакать, просто ходила, дышала, разговаривала, жила — как кукла. Она довольствовалась теми слухами, что просачивались за обедом со стороны слизеринского стола. Знала, что Драко жив и все равно не могла взять себя в руки и пойти к нему. К тому же в больничном крыле теперь все время сидела Паркинсон, и появляться там было бы верхом безрассудства. Удивительно, но именно сейчас, впервые за последние восемь месяцев Гермиона предпочла руководствоваться рассудком, а не чувствами. Чувств просто не было. Только пустота. Огромная, зияющая пустота на месте души.

Наступил день игры с Равенкло, а значит, и разговора Гарри и Джинни. Но Гермиону это больше не пугало. Ну и пусть. Пусть Джинни все расскажет Гарри. Пусть. Давайте, ломайте ее окончательно и бесповоротно, отбирайте у нее все, что только у нее есть! Сначала — любимого, потом — друзей. Чувство собственного достоинства, счастье, надежду… Не оставляйте ничего, ей уже ничего не нужно.

Школа опустела к полудню. Преподаватели и студенты отправились на квиддичное поле в предвкушение феерического разгрома Гриффиндора. Гарри отбывал наказание в подземелье у Снейпа, Рон и Джинни были на поле. Гермиона осталась одна.

Она автоматически собралась, оделась, чтобы идти на стадион. Причесала волосы, поправила мантию, разгладила складки на ней. Ее не волновало, выиграет сегодня Гриффиндор или нет. Она не слишком рвалась на игру. Просто ей невыносимо было оставаться одной наедине со своими мыслями. Поглядев на себя в зеркало — оттуда на нее смотрела девушка шестнадцати лет, повзрослевшая за несколько дней на целую вечность, с окаменевшим лицом и опустевшим взглядом, — Гермиона решительно вышла из гостиной.

Она была уверена, что направляется на стадион. Она даже видела главную лестницу и двойные дубовые двери в холле. Но через миг, изумленная, обнаружила себя стоящей у дверей больничного крыла.

Сердце гулко стукнуло о грудную клетку, тело обдало холодом. Зачем она здесь? Почему она не помнит, как попала сюда? Разве ей не надо быть совершенно в другом месте?

Нет. Не надо.

Гермиона потянула на себя ручку тяжелой двери. Та легко отворилась. В больничном крыле никого, кроме Малфоя, не должно было быть. Мадам Помфри, как обычно, отправилась на стадион, чтобы, в случае чего, оказать необходимую помощь травмированному игроку. Паркинсон же, конечно, не могла пропустить момент прилюдного унижения Гриффиндора. Гермиона несколько секунд топталась на пороге палаты, а затем медленно вошла.

Во всей палате только одна койка была занавешена ширмой. Стоило Гермионе взглянуть на светло-зеленый занавес, как тут же что-то сжалось внутри, к горлу подступил непрошеный крик. Сейчас как никогда ей хотелось всего лишь увидеть его. Просто убедиться в том, что он жив и с ним все в порядке. Почему-то она не могла поверить в это до конца, несмотря даже на то, что говорили, будто скоро его должны выписать, значит, он пошел на поправку. Ей не нужно было слухов. Ей нужно просто взглянуть в его серые, как небо за окном, глаза и понять. Понять, верит ли он ей так же, как раньше. Не винит ли он ее в том, что произошло — ведь это с ним сделал ее лучший друг… Она больше всего боялась сейчас услышать что-нибудь о том, что с ним произошло. Боялась, что он поставит ее перед выбором — либо он, либо Гарри… Такого сковывающего и всепоглощающего страха она не испытывала давно. И почему-то на краю сознания вдруг мелькнуло: «Почему я не приходила раньше? Он наверняка подумает, что я чувствую себя виноватой…»

Собравшись с духом, Гермиона сделала нерешительный шаг в сторону ширмы и тут же замерла. Из-за светло-зеленой ткани послышался голос. Его голос. Уставший, хрипловатый, слегка раздраженный голос.

— Зачем ты вообще пришла?

Гермиона оцепенела от этих слов. Больше всего она боялась услышать именно их. И хоть здравый смысл тихонько подсказывал, что Драко не видит ее через ширму, но буря эмоций, поднявшаяся в душе девушки, быстро заглушила все доводы разума. Гермиона открыла рот, силясь выдавить из себя хоть какое-то подобие звука, но так и не смогла справиться с голосом, только беспомощно сжала плечи руками.

Правда, ответ и не потребовался. Потому что Драко обращался вовсе не к Гермионе, которую, действительно, не видел за ширмой.

— Думаешь, я ничего не понимаю?

Самоуверенный, едкий, слегка надменный и слегка скучающий женский голос. Пэнси Паркинсон.

Первое, что подумалось Гермионе, так это «надо поскорее отсюда убираться, пока эта фурия меня здесь не увидела…». Второе же, о чем подумала гриффиндорка: «И какого черта эта Паркинсон постоянно вертится вокруг него?! Вот заноза!» Ревность темным обжигающим потоком поднялась из глубины души и в одно мгновение затопила не только остатки здравого смысла, но и все прочие чувства, что еще секунду назад переполняли Гермиону. Воображение тут же с легкостью нарисовало парочку весьма пикантных картинок с участием «сладкой парочки» слизеринцев. Передернув плечами, Гермиона уже собралась сделать решительный шаг в сторону выхода из лазарета, как вдруг притихший голос Драко заставил ее остановиться.

— Я больше не собираюсь обсуждать с тобой Грейнджер, ясно?

Гермиона замерла, прислушиваясь. Да, она не любила подслушивать. И понимала, что это совсем невежливо, что сейчас как раз самое время уйти, но что-то не давало оторвать ноги от пола и удалиться. Видимо, потому, что разговор на этот раз касался ее самой.

— Драко, — голос Пэнси прозвучал немного взволнованно. — Как же ты не поймешь, я ведь всего лишь беспокоюсь о тебе. Я вижу, что с тобой что-то не так. Ты… ведешь себя по-другому в этом году. Словно это и не ты вовсе. Когда ты перестал посвящать нас в свои дела — я не сказала тебе ни слова. Когда переложил на меня все твои обязанности старосты — я не стала возмущаться…

Драко едва слышно фыркнул.

— Даже когда ты настоял на том, чтобы мы расстались, — продолжала, не замечая, Паркинсон, — я приняла это, потому что знала, что тебе тяжело, что у тебя есть особая миссия. Но сейчас все совершенно не так. Все так… как не должно быть. Эти постоянные вызовы… и родители пишут… Драко, я желаю тебе только добра, как же ты не поймешь? Просто… дай мне помочь тебе.

— Мне ничего от тебя не нужно, — сухо сказал Драко и тут же добавил, смягчившись. — Пойми, Пэнс, я не хочу втягивать тебя во все это. Это просто… не твое дело, вот и все. Из уважения к твоей семье, к тебе… мы с детства друг друга знаем! Только поэтому я все еще слушаю тебя и не пытаюсь выставить за дверь, только потому, что ты… этого не достойна. Но у всего есть предел, Пэнс. Я не собираюсь терпеть твое занудство бесконечно.

— Занудство?! — тут же вспыхнула Паркинсон. — Значит, по-твоему я зануда, да, мистер Малфой?!

— Пэнси, не начинай…

— Нет уж, позволь мне, все-таки закончить! — Видимо, Драко в своей отповеди переступил какую-то незримую черту, и теперь вся сдержанность и нарочитая холодность Паркинсон улетела к черту на рога. Остались только искренняя злость, возмущение и желание высказать ему все, все что она о нем думает… — В тот день, когда этот выскочка Поттер чуть не убил тебя, я не смогла молчать, но подумала, что ты слишком слаб для таких разговоров, что нужно подождать и дать тебе время поправиться. Во второй раз ты пытался уйти от неприятной темы, как пытаешься и сейчас! Но я не настолько глупа, чтобы не понимать, что с тобой происходит, Драко! Мы выросли вместе, я знаю тебя, как облупленного, по твоим глазам могу прочитать, что ты скажешь в следующую минуту! Не делай из меня дурочку, Драко Люциус Малфой! Я вижу, КАК ты на нее смотришь! Вижу, с какой неохотой говоришь о компании Поттера, будто тебе не просто до чертиков надоел этот четырехглазый, а потому, что не хочется при нас говорить о НЕЙ!!! Я не права, Драко? Разве я не права? Между вами что-то есть, причем уже давно, потому что я не могу представить, будто бы Грейнджер удалось сменить твой гнев на милость за пару дней! И я начинаю подозревать, что ваша пламенная любовь разгорелась на углях НАШИХ отношений! Скажи мне, вы давно с ней встречаетесь?!

За ширмой наступила звенящая тишина. После гневных выкриков Паркинсон тишина казалась почти осязаемой. Гермиона прижала ладонь к губам в предчувствии того, что Драко сейчас должен что-то ответить. Боялась ли она? Вряд ли. Скорее, волновалась. Надеялась, что он скажет все правильно. И тогда не придется разговаривать с друзьями самой, ведь Паркинсон непременно разнесет новость по всей школе. Трусливая мысль, но именно она почему-то пришла в голову Гермионы перед решающим моментом. А потом…

— Если ты о том, как давно мы с ней спим…

— Так вы еще и спите вместе?! — раздается визг Паркинсон.

— Не визжи, Пэнс, — недовольный голос Малфоя. — Да, мы спим с ней. Это ничего не доказывает. Ты сама минуту назад твердила, что из тебя не стоит делать дурочку. Так вот пошевели мозгами, Пэнс, и ответь, неужели мне нужны какие-то там, как ты громко их назвала, отношения, чтобы затащить глупенькую девочку в постель?

— И все равно, — упорно продолжает верещать Паркинсон, — я не поверю ни единому твоему слову, если ты не объяснишь, почему эта чертова гриффиндорка, подружка Поттера, оказалась на моем месте!!!

— Во-первых, не на твоем, — бросил Малфой с издевкой. — А во-вторых, если тебе нужны объяснения, то я предлагаю еще раз как следует поработать серым веществом. Неужели ты думаешь, что меня может что-то связывать с магглорожденной всезнайкой, которая, к тому же, похожа на потрепанное помело? Конечно же, ничего! Кроме… Поттера.

— Причем тут Поттер? — спросила Пэнси недоверчиво, но тон все-таки сбавила.

— Да притом! — зло откликнулся Малфой. — Притом, что она — его лучшая подруга. Кому он станет верить, как не ей? При всем уважении, Пэнс, ты сегодня очень туго соображаешь.

— Наверное, потому, что ты не слишком доходчиво объясняешь, — язвительно откликнулась Паркинсон.

— Ну, тогда объясняю для самых недогадливых, — прошипел Малфой, выходя из себя. — Один раз и с особой четкостью. Темный Лорд поручил мне очень важное, тяжелое и опасное задание, связанное с Хогвартсом. Я должен его сделать так, чтобы никто не смог мне помешать. А так как Дамблдора постоянно нет в школе, то единственной помехой остается Поттер, который вечно сует во все свой длинный нос! Он подслушал наш разговор в «Хогвартс-экспрессе» и наверняка кое о чем догадался. Единственный способ нейтрализовать Поттера — это занять его внимание чем-то не менее важным. Вот мне и пришлось сыграть роль этакого сентиментального добрячка, романтического злодея и… подобраться к Поттеру через Грейнджер. Она довольно тяжелый материал, упертая и недоверчивая, к тому же слишком правильная, как все гриффиндорцы. Вот мне и пришлось немножко поиграть с ней, заставить ее поверить в то, что она мне нравится, даже провести с ней пару… ночей, так сказать, чтобы все выглядело максимально похожим на правду. Ясно теперь?

— То есть, — проговорила Пэнси неестественно тихо, и в голосе ее сквозило удивление и восхищение, — ты просто использовал ее, как прикрытие? Попользовался заучкой Грейнджер, а она этого даже не заметила?

— Именно так, — ответил самодовольный голос слизеринца.

Паркинсон мстительно расхохоталась.

Гермиона вздрогнула, поняв, что все еще находится в больничном крыле, что все еще стоит у светло-зеленой ширмы, скрывающей кровать и двух слизеринцев, один из которых всего пару минут назад казался ей самым дорогим человеком на всем белом свете. Ради него она готова была разрушить все, что только у нее было, потерять уважение преподавателей и сокурсников, доверие друзей, а может, и саму дружбу. И вот прошло каких-то две минуты. А мир вдруг переменился. Словно небесный свод, не удержавшись, всей своей тяжестью рухнул на ее хрупкие плечи. В ушах стоял звон от неестественного смеха Паркинсон. А в голове — туман, и тупая игла застряла где-то в сердце, мешая вздохнуть, не позволяя думать ни о чем другом, кроме того, что он только что сказал. «…Пришлось немножко поиграть с ней, заставить ее поверить в то, что она мне нравится…». Он всего лишь… поиграл… как с куклой.

Гермиона сжала виски руками, словно хотела прогнать из своей головы его голос, его запах, цвет его глаз… словно не желала осознавать то, что услышала. Она могла бы предположить, что он просто солгал, прикрывая саму Гермиону от огласки, от ненависти Пэнси Паркинсон. Могла бы подумать логически и найти массу причин тому, что он только что сказал. Но слишком уж правдиво звучали его слова, слишком многое объясняли, чтобы быть обычной отговоркой… И как назло именно сейчас разум Гермионы умчался куда-то за грань реальности, оставив ее один на один с разрывающимся на части сердцем.

Сжав зубы, Гермиона развернулась и неспеша пошла прочь из больничного крыла. Она не заботилась о безопасности, не пыталась скрыть свое пребывание у постели слизеринца, тем более что он и его подруга детства, похоже, начали что-то бурно обсуждать. Им не было дела до тихих шагов и скрипа старой двери. Им не было дела до тоненькой фигурки, сжавшейся в комочек, той, что покидала приветливые стены больничного крыла. И ей больше не было дела до них.

Она продолжала идти, передвигая ноги, словно какой-то автомат. Она до боли в костяшках пальцев сжимала собственные плечи и не осознавала этого. Не видела тускло освещенных скупым серым светом коридоров. Не видела холла и мистера Филча, который пытался что-то ей сказать. Не слышала рева болельщиков и обрывков комментариев, доносившихся со стадиона. Она словно не жила. Перестала видеть, чувствовать, дышать. Единственное, что она осознавала, так это его слова и ядовито-холодный смех Паркинсон.

На берегу Озера, у старой кряжистой ивы, Гермиона остановилась, прислонилась к теплому шершавому стволу и сползла на землю. Девушку трясло. По лицу текло что-то горячее и мокрое. Она не замечала этого. Она перестала замечать. И кажется, навсегда.

Если ад на земле возможен, то я как раз в его середине…

* * *

Утро начиналось безмятежно и довольно скучно. После громкой победы ни один студент Гриффиндора не вспомнил о том, что капитан-то в решающем матче и не участвовал. Все знакомые и незнакомые ребята в красно-желтых галстуках и с нашивками с гербом Гриффиндора на мантии считали своим долгом при встрече кивнуть, улыбнуться или сказать что-то одобрительное Гарри Поттеру. Примерно столько же улыбок и похвал досталось и Рону, тем более что он чаще всего был рядом с Гарри. Даже Лаванда, в последнее время строившая кислую физиономию при появлении в поле ее зрения Золотого Трио, удосужилась поздравить Гарри и одарить Рона снисходительно-ревнивым взглядом.

— Как приятно пожинать плоды славы, — с довольной улыбкой пробормотал Рон, растягиваясь на диване в гостиной сразу после завтрака. — Все девчонки тебе улыбаются и, держу пари, готовы прыгнуть тебе на шею, если ты только позволишь себе посмотреть в их сторону.

— Да ты просто ловелас, Рон, — усмехнулся Гарри, перелистывая учебник по Трансфигурации. В отсутствие учебника Принца, который он так привык вертеть в руках, Гарри пытался чем-то компенсировать недостачу.

Рон полуобиженно — полуодобрительно фыркнул и уставился в потолок, расписанный потускневшими от времени фресками.

— И все-таки жизнь хороша, — заметил он. — Представляешь, даже равенкловцы меня сегодня поздравляли. Ну, Луна, там, еще пара человек…

— Угм, — кивнул Гарри. — Особенно Луна.

— При чем тут это? — вспыхнул Рон и швырнул в Гарри диванной подушкой.

Гарри со смехом отбросил Трансфигурацию, поймал пущенный снаряд и прижал его к животу. Посмотрел на Рона понимающе. И вдруг почувствовал, как в гостиной стало светлее, будто в узкое стрельчатое окно заглянуло приветливое летнее солнышко. Обернувшись, он увидел вошедшую через портретный проем Джинни.

— Привет, — буркнул Рон, напустив на себя строгий вид.

Джинни усмехнулась.

— Привет, — ответила она и уселась прямо на пол у камина, прислонившись спиной к ногам Гарри. При этом сердце Мальчика-Который-Выжил сделало сальто-мортале, а на губах заиграла неосознанная счастливая улыбка.

— Эй-эй! — возмутился Рон. — Полегче!

— Вот еще, — повела плечом Джинни. — Ты-то со своей Лавандой не сильно стеснялся.

Рон пожалел, что запустил подушкой в Гарри. Сейчас в качестве снаряда могла послужить только стоящая на столе чернильница, но Рон не рискнул испытывать нервы сестрицы на прочность.

— Кстати, — вдруг встрепенулась Джинни. — А где Гермиона? Вы видели ее на завтраке?

— Я — нет, — тут же откликнулся Рон. — Меня осаждала толпа второкурсников с просьбой дать им автограф.

— Ты невыносимо тщеславен, Рональд Уизли, — Джинни возвела глаза к потолку.

— Я тоже ее не видел, — заметил Гарри немного обеспокоенно. — А ты?

Джинни покачала головой. Они с Гарри пару секунд смотрели друг другу в глаза и, не сговариваясь, встали. Рон удивленно перевел взгляд с сестры на друга.

— В чем дело? — спросил он.

— Кажется, я не видел ее со вчерашнего вечера, — проговорил Гарри еле слышно. — Рон, ты видел Гермиону после матча?

— В гостиной ее не было, — ответил Рон, все сильнее нервничая. — А что случилось-то? Я думал, она как всегда в библиотеке или уроками занята…

— Я тоже ее не видела, — перебила Джинни, в упор глядя на Гарри.

— Да хватит вам в гляделки играть! — наконец, вскипел Рон, вскакивая. — Объясните мне, что тут происходит!

— Сядь, Рон, — осадила брата Джинни. — Ничего не происходит. По-крайней мере, я на это надеюсь.

— Подумай, — вдруг выдавил Гарри. — Кого вчера не было на матче, да и быть не могло?

Джинни пожала плечами:

— Филча. Мадам Пинс. Снейп сидел с тобой. И… все.

— Нет, не все, — совсем тихо сказал Гарри, но Джинни услышала. Тут до нее дошел смысл его опасений. Глаза ее начали медленно расширяться от осознания.

— Только не говори, что думаешь то же, что и я… — прошептала она и прижала ладонь к губам.

— Да что, черт побери, происходит?! — подал голос Рон с дивана.

— Сейчас мы это и выясним, — ответил в одно мгновение помрачневший Гарри, и направился к комнатам девочек.

— Стой, Гарри! — крикнула вслед Джинни. — Лучше я. Ты все равно не сможешь. Лестница заколдована.

Гарри остановился, поняв, что Джинни права — мальчикам в спальни девочек вход был закрыт. Гарри выжидающе посмотрел на Джинни. Девушка вздохнула и направилась в комнату Гермионы.

На стук никто не откликнулся. Джинни вспомнила, что видела Лаванду и Парвати у дверей Большого зала — они направлялись к главному холлу, значит, в комнате их быть не могло. Следовательно, Гермиона одна. Если она вообще в своей комнате.

Джинни нерешительно толкнула дверь, боясь того, что за ней увидит. «Черт, черт, черт! — думала она при этом. — Ну, кто просил меня встревать в это дело?! Кто меня за язык тянул? Что теперь будет?..» В спальне шестого курса было сумрачно из-за задернутых штор и… пусто. Только разбросанные по комнате вещи, смятое одеяло на кровати. Джинни почувствовала, как внутри что-то оборвалось. Пустота. Значит, Гермиона не приходила. Значит, не ночевала здесь… холодок пробежал по спине рыжей ведьмочки. Но тут Джинни увидела… нет, скорее почувствовала каким-то седьмым чувством, что в комнате кто-то есть. Приблизившись к кровати Гермионы, Джинни пискнула от ужаса и зажала рот рукой. То, что она приняла за сбившееся одеяло, было… Гермионой.

— Герми… она… — хрипло выдавила Джинни. — Как ты?

Отвечать на этот вопрос было необязательно. Джинни все поняла по лицу. По бледной коже, влажным дорожкам на щеках, по темным кругам под покрасневшими от слез глазами. По судорожно сжимающим рукава мантии пальцам. Гермиона, кажется, не раздевалась со вчерашнего дня. Кажется, она и спала в одежде, если предположить, что она вообще спала.

Джинни глубоко вздохнула, стараясь взять себя в руки и ни в коем случае не думать, что в том, что творится сейчас с ее лучшей подругой, есть доля и ее, Джинни, вины. Подошла к окну и резко одернула шторы. В комнату брызнул яркий солнечный свет, тут же отразившись гурьбой солнечных зайчиков от флакончиков и склянок на туалетном столике Лаванды. Свет проник и под полог Гермиониной кровати. Девушка сощурилась и прикрыла глаза рукой.

— Закрой, — выдавила она.

Джинни содрогнулась. Еще никогда за все шесть лет знакомства она не слышала, чтобы голос лучшей ученицы Гриффиндора звучал так… обреченно.

Не позволив сантиментам диктовать свои условия разуму, Джинни подошла к подруге и, взяв ее за плечо, сказала как можно спокойнее:

— Гермиона, что бы там ни произошло… вчера или сегодня… ты должна встать.

Гермиона отвернулась, сжала губы. Она даже не подозревала, как в это мгновение была похожа на НЕГО. Джинни вздохнула, но отступаться не собиралась. Упрямства дочери Молли и Артура Уизли было не занимать.

— Если я сказала, что тебе нужно встать, значит, тебе придется это сделать, Гермиона Грейнджер! — четко проговорила Джинни и, не давая возможности жалости просочиться сквозь поставленный разумом барьер, потянула волшебную палочку из кармана. — Увы, придется умыться и привести себя в порядок — это можешь считать маленьким бонусом к тому, что доставишь мне удовольствие лицезреть тебя на ногах, а не в постели. Подъем!

— Уходи, — глухо пробормотала Гермиона.

— Обязательно! — немного нервно усмехнулась Джинни. — Только вместе с тобой! Прости, но так надо. Агуаменти!

На Гермиону обрушился холодный душ. Взвизгнув, девушка подскочила с кровати и, в ярости сжав кулаки, уставилась на Джинни.

— Ты спятила! — закричала промокшая Гермиона. — Чего тебе от меня надо?! Неужели мало того, что ты уже сделала?! Оставь меня в покое!..

— Я не знаю, о чем ты, — слукавила Джинни. — Может, я и сделала что-то не так, но это не дает тебе права держать твоих друзей в неведении относительно твоего самочувствия. Они беспокоятся о тебе. Рон и… Гарри. Они не видели тебя вчера вечером и сегодня за завтраком. Поэтому советую тебе привести себя в порядок и спуститься вниз, каким бы паршивым не было твое настроение. Поверь, самоедство еще никого до добра не доводило.

Гермиона бросила недоверчивый взгляд на подругу и проговорила:

— Хорошо, я… спущусь. Если они беспокоятся…

— Да, Гермиона, они, то бишь, твои лучшие друзья, уже готовы поднять на уши весь Хогвартс, разыскивая тебя. Так что я бы советовала не задерживаться. Если не спустишься через десять минут, клянусь, Гарри поднимется сюда на метле!

Гермиона невесело усмехнулась. Джинни, во время дискуссии отчаянно жестикулировавшая руками, успокоилась и убрала волшебную палочку.

— Мы тебя ждем, — сказала она и развернулась, чтобы уйти. Но вдруг остановилась и, не зная, делает она лучше или хуже, сказала. — Гарри все знает. Ему Макмиллан рассказал. Не я, — зачем-то добавила Джинни и, бросив последний взгляд на подругу, окончательно вышла.

Гермиона, как и обещала, спустилась через десять минут. Умывшаяся, причесавшаяся, переодевшаяся и… неживая. Гарри сразу заметил этот взгляд — опустошенный, безжизненный, — тот самый, который напоминал ему действие Империуса или поцелуй дементора. Внутри все содрогнулось при мысли о том, что же нужно было пережить, чтобы взгляд стал таким. Гарри это было известно не понаслышке. Сердце болезненно сжалось, и захотелось просто обнять эту хрупкую, отчаявшуюся девушку, наговорить ей приятных глупостей и увидеть ее улыбку. Настоящую, живую. Сейчас он был готов простить ей все на свете. Даже молчание. Даже ложь. Даже… Малфоя.

— Привет, — тихо сказала Гермиона, не глядя на друзей. Она присела на краешек дивана и принялась старательно изучать свои изгрызенные ногти.

— Привет, — отозвался Гарри, чувствуя, как в носу защипало от ее голоса. Что же с ней творится, Мерлин?

— Что случилось? — взволнованно спросил Рон.

Гермиона покачала головой. Сил на ответы не осталось. Они все ушли на то, чтобы перестать жалеть себя, подняться, собраться и выйти к ним, в гостиную.

— Гермиона, ты можешь все нам рассказать, — продолжал увещевать Рон, искренне надеясь, что это всего лишь очередной срыв из-за уроков. Но что-то подсказывало, что случилось что-то намного страшнее.

Гермиона не ответила. Она продолжала смотреть на свои руки. Джинни нервно заерзала на стуле, перехватила взгляд Гарри и, тут же вскочив, затараторила:

— Рон, ты не мог бы уделить мне минутку внимания? Нам нужно поговорить. Наедине. Ничего не случится, если ты на секундочку отвлечешься, ведь так? Здесь Гермиона в безопасности, ничего страшного не происходит, а Гарри и сам может с ней поговорить, правда?

Гарри рассеянно кивнул в ответ.

Рон недовольно пробормотал что-то про несносных девчонок и дурацкие депрессии, но все-таки взял сестру за руку. Вдвоем они покинули гостиную.

Повисла неловкая тишина. Гарри смотрел на Гермиону настороженно, пытаясь понять, что могло произойти с его подругой за каких-то двадцать четыре часа. Что могло случиться ТАКОГО, что вся остальная жизнь вдруг показалась ей чем-то… незначительным? Нет, конечно, он мог бы потребовать ответа, сказать, что считает себя преданным и больше не желает слышать лживых отговорок или молчания… но что-то удерживало Гарри от такого разговора. Он не мог найти в себе силы, чтобы… обвинить. Потому что должен был защищать. И тут осознание полоснуло разум раскаленным лезвием. Гарри побледнел, сжал кулаки. Не может быть, чтобы все было именно так… Вздохнув поглубже, он положил руку Гермионе на плечо и как можно более участливо спросил, хотя голос его при этом дрожал от гнева:

— Это из-за него, Гермиона? Ответь. Это из-за… Малфоя?

Гермиона не проронила ни слова. Только немного больше напряглась и, кажется, чуть-чуть отодвинулась. Гарри сглотнул комок, подступивший к горлу. Что ж, гулять, так гулять.

— Что он сделал, Гермиона? Мне важно знать. Скажи. Я пойму. Он… тебя обидел? Что-то сказал? Или сделал?

С ужасом Гарри увидел, как по щеке Гермионы скатилась одинокая слеза и упала на ее сцепленные руки. При этом выражение ее лица оставалось непроницаемым. «Как кукла…» — подумал Гарри и передернулся от пришедшей мысли. Нет, здесь что-то больше, чем просто «обидел» или «что-то сказал». Здесь читалась целая трагедия — в этом застывшем, как камень, лице, в этих слезах, которые не удержать никакими усилиями воли. Что же произошло между ними? Неужели Малфой… ее бросил?

Гермиона вскинула голову, посмотрев на Гарри с отчаянием и мольбой.

— С чего ты взял? — спросила она хрипло.

Гарри растерялся. Неужели он произнес это вслух? Значит…

— Значит, вы в самом деле… — не сдержался Гарри, но, увидев, как всколыхнулась в глазах подруги нестерпимая боль, замолчал, проклиная сам себя. — И что ты теперь намерена делать?

— Ничего, — выдохнула Гермиона еле слышно.

— Значит, ты просто оставишь все, как есть? Будешь вот так убиваться, ходить, как зомби и делать вид, что тебя все устраивает?

— А что я могу сделать, Гарри?! — вдруг вскрикнула Гермиона.

Гарри вздрогнул. Чувство бесконечной жалости к этой запутавшейся, израненной, нуждающейся в помощи девушке заполнило его и перелилось через край. Гарри сел рядом с ней и, притянув ее к себе, крепко обнял. От сомнений не осталось и следа — он твердо решил, что никогда не станет ставит ей в упрек ее молчание и обман. Она сама достаточно себя наказала. Но вот разобраться с Малфоем ему никто не может помешать…

Через полчаса, согретая теплыми руками друга, выплакавшаяся, напоенная горячим чаем и успокоительным зельем Гермиона отдыхала в своей комнате. Она так и не сказала, в чем причина ее траурного настроения, но Гарри и так все было ясно. Не говоря ни слова Рону (Джинни торжественно поклялась охранять Гермиону в комнате, пока та будет спать), Гарри сжал кулаки, стиснул зубы и направился прямиком в больничное крыло.

Он даже не подумал о том, что там наверняка будет мадам Помфри, да еще Паркинсон или кто-нибудь другой из слизеринцев. Не подумал, чем может обернуться эта «беседа» для него самого, для Гермионы, для остальных. Его гнала вперед слепая ненависть и жажда отомстить. Наконец-то отомстить. За все. За Гермиону. За себя. За Министерство и за Сириуса. За шесть лет унижений. За то, что однажды мальчик по имени Драко Малфой появился на свет.

Драко Малфой спускался в подземелья из больничного крыла. Не далее, как полчаса назад мадам Помфри с нотками недовольства в голосе разрешила слизеринцу покинуть больничную койку только для того, чтобы немедленно вернуться в свою постель в подземелье. При этом она пробормотала что-то про «сующих во все свой длинный нос» деканов и про «бедных детишек, которым не дают как следует поправиться». Драко усмехнулся, собрал свои вещи и, не дожидаясь, пока за ним придет «эскорт» из Крэбба и Гойла или, того хуже, Паркинсон и Забини, покинул уже надоевшее за несколько дней помещение.

Если бы он решил задержаться еще ненадолго, то непременно столкнулся бы с ворвавшимся в палату Поттером, и тогда неизвестно, чем бы все это кончилось. Но, словно повинуясь зову самого провидения, Драко успел не только отойти от больничного крыла на приличное расстояние, чтобы благополучно не услышать поттеровских воплей, но и пошел одним из известных ему потайных коридоров, при этом разминувшись в Крэббом и Гойлом, все-таки решившими встретить своего лидера с почетом после «боевого ранения».

Уже подходя к двери в подземелья, слизеринец ощутил странный холодок, пробежавший вдоль позвоночника. Предчувствия никогда не обманывали его, и на этот раз Драко решил не рисковать. Вытащив волшебную палочку, он свернул за колонну, скрылся в тени и притаился. И действительно — двумя секундами позже из-за поворота коридора выскочил кипящий от гнева Гарри Поттер. У Драко затряслись руки от жгучего желания немедленно швырнуть в Поттера какое-нибудь очень и очень нехорошее заклятье. Единственное, что удержало слизеринца от подобного шага — мысль о Гермионе, которая наверняка проклянет его во веки веков, если он осмелится причинить вред ее ненаглядному Поттеру. Чертыхнувшись про себя, Драко опустил палочку и глубоко вздохнул, пытаясь привести мысли в порядок и успокоить бешено колотящееся сердце. Поттер, не заметив слизеринца, промчался мимо него с таким видом, словно гнался за убегающим Волдемортом. Драко повел плечами — такого выражения на лице Поттера он не видел уже давно, кажется, с того момента, как в прошлом году подстроил его исключение из команды по квиддичу. И тут слизеринец вдруг удивительно отчетливо осознал, что Поттер бежит в подземелья.

«Вряд ли он торопится на свидание к Снейпу», — подумал Драко с ухмылкой. Значит, остается два варианта — либо у Поттера встреча с какой-нибудь слизеринкой, либо он разыскивает никого иного, как… Драко Малфоя.

Тут же, словно в ответ на мысли слизеринца, с лестницы в подземелья раздался яростный вопль Поттера:

— МАЛФОЙ!!!

«Ух, ты, какой я догадливый», — подумал Драко, чувствуя, как злость снова начинает закипать в душе. Нет уж, на этот раз Поттеру так просто не удастся пошвыряться заклятьями! Сегодня все в руках Драко.

Пару раз глубоко вздохнув, призвав все свое хладнокровие и напустив на себя безразлично-надменный вид, Драко покрепче сжал палочку и вышел из-за колонны на площадку перед входом в подземелья.

Послышались быстрые шаги, и в дверном проеме показалась уверенная фигура гриффиндорца, держащего наготове свою волшебную палочку. Казалось, яростью светились даже его круглые очки и застежки на мантии. Драко хмыкнул, подумав, что не зря ему с детства втолковывали — мстить нужно с холодной головой и горячим сердцем, а никак не наоборот. И в этом случае преимущество явно не на стороне Поттера.

— Малфой! — заметив слизеринца, проговорил Поттер. Удивительно тихо после памятного вопля на лестнице. — А я думал, ты будешь прятаться в своей постельке за спинами твоих гориллоподобных дружков.

— Как видишь, я не всегда делаю то, что ты думаешь, Поттер, — с язвительной усмешкой парировал Малфой. — И если ты считаешь, что я расположен с тобой беседовать, то тут тоже придется тебя огорчить. Я намереваюсь встретиться со своими друзьями и не могу доставить тебе удовольствие снова уложить меня на больничную койку.

— О, Малфой, ты даже не представляешь, что бы я отдал, чтобы видеть тебя прикованным к ней навечно! — начал вскипать Поттер. Его терпения хватало только на первые пару фраз. — Но сейчас мне плевать и на тебя, и на твоих дружков. Ты ВЫСЛУШАЕШЬ меня, Малфой, даже если мне придется парализовать тебя.

— Беседа? — презрительно изогнул бровь Малфой. — Поттер, ты умеешь разговаривать? Вот уж не знал, думал, ты можешь только палочкой размахивать и перед фотокамерой позировать!

— Тебе не разозлить меня, Малфой, — стараясь держать себя в руках, проговорил Гарри. — О тебе я тоже могу многое рассказать. Но сейчас хочу поговорить о Гермионе.

Драко на миг потерял контроль над собой. Рука, держащая палочку, вздрогнула. На лбу выступила испарина. Что Поттер имеет в виду? Что значит «поговорить о Гермионе»? Как на это реагировать, в конце концов?

Поттер не заставил себя долго ждать. Заметив, что Малфой не собирается отвечать или делать хоть что-то, он тут же пошел в словесную атаку.

— Вот что, Малфой. Мне, как ты можешь догадаться, не то, что не нравится с тобой беседовать, но даже и находиться рядом с тобой чертовски неприятно. Как я уже сказал, я ничуть не сожалею о том, что случилось, и считаю, что ты получил по заслугам… Но сейчас речь не об этом. Я… все знаю о вас с Гермионой. Можешь не отпираться и не отрицать. У меня есть веские доказательства…

— Уизли… — сквозь зубы прошипел Малфой.

Гарри услышал.

— Еще одно слово о Джинни, и я тебя так оглушу, что ты к следующему Хэллоуину не оклемаешься! — рявкнул Гарри.

Малфой выдавил усмешку:

— Значит, это правда?

— Что «правда»? — не понял Поттер.

— Вы с малявкой Уизли встречаетесь.

— Твое какое дело?! — вспыхнул Гарри. — Тебя это не касается. Ты вообще не имеешь никакого отношения к… Что ты с ней сделал?

— Что? — Драко был удивлен подобным переходом.

Поттер зло сверкнул глазами.

— Что ты сказал ей, уболюдок?!

— Я что, похож на душевно больного? — усмехнулся Малфой, чувствуя, как от Поттера волнами растекается гнев. — Вот еще, разговаривать с Уизли! Думаешь, мне интересно болтать с пустым местом?

— Причем тут Джинни?! — повысил голос Гарри. — Я говорю о Гермионе!

Драко уставился на Поттера с нескрываемым удивлением.

— Ты сказал ей что-то такое, после чего она… — Поттер сжал палочку так сильно, что ногти впились в ладонь. Замолчал, сжал губы, отчего они превратились в тонкую полоску. Только взгляд оставался непримиримо-яростным. Казалось, еще секунда — и у Поттера из глаз посыплются искры.

Драко пожал плечами, подразумевая, что разговор окончен. Ему нечего было сказать. Он вообще не совсем понимал, чего от него добивается бешеный гриффиндорец. «Они точно все с вывихом», — тоскливо подумал Драко и шагнул к лестнице.

Бум! Удар. Драко отлетел к противоположной стене.

Похоже, Гарри сам не ожидал от себя такого, потому что он в недоумении перевел взгляд со сложившегося пополам Малфоя на свою руку. На костяшках пальцев алела кровь.

Шипя, как разъяренная кобра, Малфой поднял голову и, сплюнув прямо на каменный пол сгусток крови, посмотрел на Поттера в упор. Гарри сглотнул — губа Малфоя была рассечена, а взгляд слизеринца горел таким гневом, что Гарри рефлекторно вскинул палочку.

Малфой вдруг усмехнулся, провел рукой по лицу, пытаясь стереть кровь и только сильнее размазывая ее по подбородку. Распрямился, опираясь о стену и, глядя прямо в глаза своему старому врагу, сказал:

— Да, Поттер, ты так и не научился вести цивилизованную беседу. Не странно ли, а? Мальчик-Который-Выжил, Избранный, Символ самых светлых сил пользуется темномагическими заклятьями и чуть что машет кулаками! В чем же тогда разница, а Поттер? Чем это вы так отличаетесь от нас?

— От вас — это значит, от Пожирателей? — мрачно спросил Гарри. — Можешь не отвечать, я не верю ни одному твоему слову, чертов слизеринец. Еще не знаю, как, но я все сделаю для того, чтобы ты пожалел о том, что сделал с Гермионой. Не думай, что на этом все закончится. За нее я сверну тебе шею!

Тут Драко начал кое-что понимать. Разгневанный Поттер… с Гермионой что-то случилось… жажда мести… какой-то таинственный разговор…

Вдруг в голове отчетливо зазвучал голос Пэнси: «Ты просто использовал ее, как прикрытие? Попользовался заучкой Грейнджер, а она этого даже не заметила?» А потом… потом какие-то странные тихие шаги и скрип дверей…

Так, вот, значит, в чем дело. Вот где первопричина. Гермиона. Она была в больничном крыле, когда Драко разговаривал с Пэнси. Она услышала… Черт, черт, черт!!! Ведь даже Пэнс не поверила ни единому слову! А она… выходит, она поверила. Несмотря ни на что. Забыв о его признаниях. Наплевав на свои чувства. Поверила просто потому, что он говорил это Пэнси… Да еще и Поттеру все рассказала. Как же так?! Неужели… неужели все, что было, ровным счетом ничего не значит? Неужели все его чувства были только иллюзией, сном? Неужели он, действительно, настолько подлый и гадкий, что проще поверить в очередную несусветную ложь, нежели в его искренние признания?!

«Не такая уж это и ложь, — подумал Драко и усмехнулся. — Не ложь… А значит, не все еще потеряно, мистер Малфой…»

— Знаешь, — вдруг сказал он спокойно, достав из кармана белоснежный накрахмаленный платок и вытирая им окровавленные аристократические пальцы. — Ты совершенно прав, Поттер. Не думаю, что на этом все закончится. Ведь ты еще не приобрел достаточно мозгов, чтобы понять, что это…

Единственный шанс уберечь…

— … единственный способ довести тебя до белого каления!

Гарри нервно сжал и разжал кулаки, закусил губу, чтобы не сорваться и не наорать на этого надменного папенькиного сынка. Почему-то сейчас было жизненно важно выйти из спора победителем. Оставить за собой последнее слово.

— Я тебя насквозь вижу, Малфой, — сказал Гарри как можно спокойнее. — И поверь, что бы ты ни задумал, я всегда на шаг впереди. Я не позволю тебе играть с Гермионой, как с вещью, клянусь. Не позволю тебе осуществить то, что ты называешь «способом довести меня до белого каления». Учти это, когда попытаешься в следующий раз причинить ей боль. Я отвечу тебе, в чем разница между нами, Малфой.

Драко вскинул голову с притворным вниманием на лице.

— Вся разница в том, что мы победим, а вы отправитесь в ад, — спокойно сказал Гарри. Повернулся к слизеринцу спиной и неспеша направился прочь от подземелий.

И Драко не сумел ничего ответить. Не смог поднять палочку, чтобы напоследок заклясть ненавистного гриффиндорца. Потому что сердце вдруг дрогнуло. И раскололось. И истекло кровью. Потому что Поттер был прав.

Драко почувствовал, как вдруг невероятная усталость опустилась на плечи. Прислонившись к холодной каменной стене, он сполз на пол и уткнулся лбом в колени. Ни холода, ни страха, ни ненависти не чувствовал он в этот момент. Только какое-то щемящее чувство безнадежности, словно он мог что-то сделать, что-то кардинально изменить, и… не успел. Всего чуточку, самую малость. Не сказал. Не сделал. Не решился. И теперь осталось только мучиться сомнениями, слушать болезненный стук сердца и предполагать, что было БЫ… И ждать. Просто ждать.

* * *

Ждать пришлось недолго. Пустота отступила внезапно, вернее, внезапно заполнилась острой болью, разочарованием, надеждой на то, что все еще можно исправить. Но как? Гермиона этого не знала. Ведь то, что не было разрушено, нельзя отстроить заново. Между ней и Малфоем просто никогда не было ничего, кроме… лжи. Просто очередная ложь. Просто способ отомстить Гарри. Просто игра. Ничего серьезного. Ничего настоящего.

— Все будет в порядке, — шептала Джинни, поглаживая Гермиону по голове. Они вдвоем сидели в гостиной у камина, свернувшись на диване под теплым пледом. Несмотря на летнее солнышко, то и дело заглядывающее в окна гостиной, здесь было как-то до странности холодно. Или это только казалось?

Все было не так. Все было слишком… мрачно. Гарри, умчавшийся куда-то по неотложным делам, вернулся угрюмый и вымотанный, словно несколько часов занимался у Снейпа легилименцией. И не сказал ни слова. Ничего никому не объяснил. Гермиона вдруг поняла, что Гарри разговаривал с НИМ. Видимо, разговор получился не слишком веселым. Да и о чем они могли договориться, эти непримиримые враги, сразу после того, как один чуть не проклял другого? Гермиона и не надеялась на то, что все разрешится благополучно. Но какая-то частичка ее души, все еще накрепко привязанная к несносному слизеринцу, отчаянно жаждала утешения. Новой лжи. Только бы знать, что ОН не такой. Что он солгал Паркинсон — не ей. Только бы убедиться, что он все еще ее милый, самый любимый на свете человек. Что он совсем не… Драко Малфой.

— Я не могу больше, — прошептала Гермиона в плечо Джинни.

— Тебе нужно развеяться, — ответила рыжая ведьмочка. — Давай придумаем тебе дело, м?

— Боюсь, ничего не получится, — ответила Гермиона. — Мне нечем заняться, я успела выполнить все задания до конца семестра…

— Ты снова про уроки! — фыркнула Джинни. — Но есть же еще масса интересного! Например…

— Квиддич? — усмехнулась Гермиона. — Ты прекрасно знаешь, как я отношусь к полетам на метле.

— Знаю, — вздохнула Джинни. — Ну, тогда, может быть, плюй-камни?

Гермиона покачала головой. Нет, так ей не отвлечься. Никакие плюй-камни не способны заменить ее любимого, самого дорогого… по крайней мере, бывшего любимым и самым дорогим. Ведь все это…

— Постой-ка! — вдруг пробормотала Гермиона, выпрямляясь. — Плюй-камни… что-то такое… я, кажется, где-то видела…

— Гермиона, ты о чем? — недоуменно подняла брови Джинни.

— Прости, — Гермиона вдруг вскочила с дивана и начала поспешно приводить себя в порядок. — Мне срочно нужно в библиотеку.

— В библиотеку? — Джинни даже не удивилась. — Как хочешь. Мне с тобой сходить?

— Нет, не нужно, — покачала головой Гермиона, закидывая на плечо школьную сумку. — Я справлюсь. Если Гарри будет спрашивать…

— Я скажу, что ты в библиотеке, — улыбнулась Джинни.

— Верно, — кивнула Гермиона. Поспешила к выходу, но у самого портретного проема остановилась, посмотрела на Джинни и пробормотала. — Спасибо.

Джинни пожала плечами: «Не за что».

Не оборачиваясь больше, Гермиона направилась в святая святых — в школьную библиотеку. Единственное место, способное отвлечь ее сейчас. Как ни странно, но лучше всяких зелий, лучше разговоров с друзьями ее успокаивала тишина, шелест страниц и запах старинных изданий в тяжелых кожаных переплетах.

«Плюй-камни… — подумала Гермиона, торопливо спускаясь по мраморной лестнице. — Что-то мне подсказывает… Это важно… не могу вспомнить… где-то я слышала… С чем же это связано?»

Она так и не смогла вспомнить, что же за странные ассоциации вызывает в ней название старинной школьной игры. Едва она открыла дверь библиотеки, как все мысли, что были в ее голове, тут же растворились. Горячая волна радости и обиды накатила так внезапно, что на глаза навернулись слезы.

К выходу из библиотеки шел высокий светловолосый юноша в мантии с эмблемой Слизерина.

У самых дверей, увидев Гермиону, он остановился. Долгих две минуты они смотрели друг на друга, не зная, что сказать. Не понимая, как вести себя в этой ситуации. Пройти мимо? Окликнуть? Поприветствовать? Кто они теперь друг другу? Любовники? Враги?

— Эй, — наконец, произнес Драко и попытался улыбнуться. Может, все еще можно изменить? Все вернуть?..

Гермиона промолчала. Старательно перебирая в руках ремешок школьной сумки, отвела взгляд в сторону.

— Герми… Грейнджер, — позвал Драко, не зная, может ли он называть ее по имени при посторонних. — Нам… нужно поговорить.

— Это уж точно, — откликнулась она.

Драко почувствовал такое облегчение, что сердце подпрыгнуло, а на губах помимо его воли появилась улыбка.

— Тогда… может, пойдем куда-нибудь… где не так шумно? — предложил он и улыбнулся своему каламбуру.

Губы Гермионы едва заметно дрогнули, но она быстро справилась с собой. Все еще не глядя в его сторону, она отрешенно кивнула.

— Куда мы пойдем? — спросил он, чувствуя, как беспочвенные надежды разбиваются о ее поистине каменное выражение лица.

— Тебе виднее, — откликнулась Гермиона. — Можем выйти погулять. Все равно все уже знают…

Драко вздрогнул. Сердце екнуло в груди. Нет! Нельзя этого допустить! Нельзя, чтобы все думали, будто она — его девушка. Иначе…

— Пойдем… в нашу секцию, — предложил он.

Гермиона пожала плечами и последовала за ним вглубь библиотеки. «Нашей секцией» Драко называл коридорчик между двумя стеллажами в дальнем конце библиотеки, куда редко заглядывали студенты.

Остановившись у стены, Драко прислонился к одному из стеллажей и сложил руки на груди, ожидая, что разговор начнет Гермиона. Но она молчала, изучая каменный пол и собственные туфли, нервно покусывая губы и продолжая теребить ремень сумки. Наконец, Драко сказал:

— Поттер со мной беседовал.

Гермиона вскинула взгляд, мельком заметила ссадину на губе Малфоя и тут же снова отвернулась.

— Я знаю, — тихо сказала она. — Он посчитал, что ты… что я… что мне плохо, потому что…

— Гермиона, я… — Драко осекся, лихорадочно пытаясь придумать, что сказать в свое оправдание. — Мне очень жаль, что…

— Да ни черта тебе не жаль, — вдруг резко сказала Гермиона и посмотрела Драко в глаза. Он вздрогнул — таким озлобленным был ее взгляд. Впервые за последние восемь месяцев…

Драко почувствовал, как вскипает в душе гордость. Нет, он не должен… нужно все изменить. Нужно объяснить. Попросить прощения…

Она умрет быстро, это я тебе гарантирую…

Стиснув зубы, Драко отвел взгляд. Ну и пусть. Пусть она думает все, что ей заблагорассудится. Он не станет ее переубеждать. Как же ему все это надоело… Может, и правда, лучше, чтобы все кончилось…

Я люблю тебя, Драко Малфой… Как ты смотришь на то, чтобы я родила тебе ребенка?..

— Ты ничего не хочешь мне сказать? — холодно спросила Гермиона, наконец, отпустив ремешок сумки и сцепив руки перед собой.

— А что ты хочешь услышать?

Как больно… как больно…

С кого мне начать? С твоей милой мамочки? Или с грязнокровки?..

— Хотя бы раз в жизни будь мужчиной, Малфой! — сорвалась Гермиона. — Признайся, что все это… просто фарс!..

Я не позволю тебе играть с Гермионой, как с вещью…

Да если бы ты только знал, сколько она натерпелась от тебя всяких гадостей!!! Ты не имеешь права приближаться к ней, даже думать о ней, ты не достоин одного ее волоска, слышишь, ты?! Ты не способен ни на что, кроме подлости!

И отступить… уже нельзя.

— Да, — ответил Драко сквозь зубы и бросил на Гермиону обжигающе-ледяной взгляд. — Это только фарс. Обман, игра, ложь от первого до последнего слова.

Гермиона вздрогнула и побледнела, услышав его ответ. Похоже, она ожидала совсем другого. Признаний, просьб, клятв… но это Малфой. Всего лишь Малфой. Что от него можно еще ожидать?..

— Это из-за Гарри, да? — с вызовом спросила она. — Из-за того, что он сделал?

— О, да, Поттер всегда был для тебя пупом земли! — презрительно фыркнул Драко, отведя взгляд в сторону. — Он получит по заслугам, это я тебе гарантирую. И не переживай, тебе тоже достанется.

— Драко, что с тобой происходит?! — воскликнула Гермиона с надрывом. Видимо, принять это было выше ее сил. — Я не понимаю… это не ты!

Притянуть… обнять… просить прощения… умолять… целовать… все что угодно, только не слышать ТАКОГО ее голоса. Не видеть мольбы в ее глазах… Если бы только не...

Единственный шанс уберечь.

— Я вижу, ты окончательно свихнулась, Грейнджер, — недовольно протянул Малфой, смерив Гермиону презрительным взглядом. — Что значит «это не я»? Думаешь, я не могу такого сказать? Хм… может, я действую под заклятием?

Гермиона моргнула, почувствовав, что в носу стало щекотно. К горлу подкатил комок. От напускной холодности не осталось и следа. Да, она хотела отплатить ему по заслугам, быть твердой и непримиримой, когда готовилась к этому разговору. Думала, что выскажет ему все, что о нем думает, что потребует никогда больше к ней не приближаться. Но теперь вдруг почувствовала, что ничего на свете не желает больше, чем прикосновения его теплых рук. Его успокаивающего, прогоняющего кошмары шепота. Его любящего взгляда…

— Драко, если это так… — прошептала она с мольбой.

— А может, и нет! — перебил Малфой. — Думаю, все как раз наоборот. Я пришел в себя, наконец-то. Ты просто… вскружила мне голову. Не знаю, что на меня нашло, раз я молол чепуху вроде того, что ты мне нравишься… Ты даже не симпатичная, Грейнджер. И в постели ты тоже не высший класс, а, прямо скажем, посредственность…

— Как ты можешь так говорить?! — воскликнула Гермиона в ярости. — Это для тебя ровным счетом ничего не значит? Все, что было?!

— Ничего не было, Грейнджер, — лениво, словно сытый кот, играющий надоевшей мышью, ответил Малфой. — С чего ты взяла, что для меня это может что-то значить?

Гермиона задрожала. Она не понимала… она не желала понимать…

— Не говори так! — воскликнула девушка в отчаянной попытке исправить все, изменить, перекричать, переспорить, переубедить. — Это… не правда! Ты все это выдумал! Ты был совсем другим! Таким искренним, нежным…Ты говорил, что любишь меня!..

— О, прошу тебя, Грейнджер! — Малфой возвел глаза к потолку. — Неужели ты думала, что между нами что-то может быть? Между мной, потомком древнейшего уважаемого семейства, наследником богатейшего рода, очаровательным, талантливым, умным, чистокровным волшебником и какой-то… грязнокровкой?

Гермиона отпрянула, словно получив оплеуху. Кровь отхлынула от ее лица, ноги стали ватными.

— Нет… — побелевшими губами прошептала она. — Нет… нет…

— Да, Грейнджер, — усмехнулся Малфой самодовольно. — Все кончено. Между нами все кончено. Если можно так сказать, ведь между нами ничего и не было…

Гермиона почувствовала, как внутри что-то оборвалось и со звоном разбилось. Осколки брызнули во все стороны, больно раня, рискуя вырваться наружу неудержимым потоком слез. Развернувшись, она бросилась прочь от Малфоя. Ничего не видя перед собой, понеслась вниз по лестнице. Она бежала, не разбирая дороги. Перед глазами стоял туман, сердце бешено колотилось, кровь стучала в ушах. Огромная ледяная рука сдавила внутренности, мешая дышать.

А в библиотеке, прислонившись к пыльному стеллажу, закрыв глаза, стоял юноша в мантии с эмблемой Слизерина. И ненавидел. Отчаянно ненавидел самого себя.

Единственный шанс уберечь…

Будь ты проклят, Драко Малфой. За то, что так безнадежно опоздал.

* * *

Начало июня выдалось теплым. С неимоверной быстротой окрестности Хогвартса преображались день ото дня. Высыпали на лужайки пестрые цветы, наполняя своим ненавязчивым ароматом все закоулки старой школы. Казалось, даже серый камень древних стен расцвел, поддавшись мимолетному веянию летнего ветерка. Небо, прозрачное, как магический кристалл, поднималось все выше и выше, заставляя молодые головы кружиться от опьяняющего чувства свободы. И не было в этом мире места ни печали, ни болезни, ни горю. Здесь могли быть только радость и бесконечная любовь. Так должно было быть. Как жаль, что не всегда все именно так, как нам хочется.

Время никогда не стоит на месте. Оно всегда движется, всегда течет, независимо от наших желаний. Порой, подчиняясь какому-то своему ритму оно вдруг растягивается, превращая мгновения в года и целые столетия, а порой несется с неимоверной скоростью, стирая в пыль все, к чему мы стремились, покрывая пеплом забвения все, что было нам дорого. Время — это презабавная штука. Можно попытаться перечить ему или даже изменить, но… оно все равно останется правым. Оно возьмет свое, как бы нам ни хотелось иного. Как бы мы не мечтали, чтобы мгновение остановилось, оно неизменно пройдет.

Прошло время, и боль притупилась. Не слишком, только чуть-чуть. Ровно настолько, чтобы не хотелось взвыть при каждом взгляде на НЕГО. Чтобы не хотелось кинуться ЕМУ на шею при каждой случайной встрече. Чтобы не замирать безжизненной скульптурой по вечерам в своей гостиной, и не кусать подушку по ночам в тщетной попытке не заплакать. Время делает свое дело. Уносит, как река — песчинки, все мысли и чувства. И притупляет боль.

Был один из самых замечательных дней за все лето. Было немного душно, от земли шел невидимый пар. Солнышко на радость студентам старалось вовсю. Ни облачка не было на небе, ни ветерка не проносилось по кронам деревьев. Весь мир замер, словно перед грозой.

— Будет гроза, — задумчиво сказал Рон, пожевывая кончик пера. Минуту назад он мучительно пытался выдумать начало к эссе по Чарам, но безнадежно застопорился на первой же фразе, и теперь старательно изучал ползущего по оконной раме жучка.

Гарри потер висок, пытаясь сосредоточиться на домашней работе по Травологии, но этому сильно мешали воспоминания о том, как он с Джинни провел незабываемый час у Черного Озера. Учеба не шла на ум, и Гарри уже решил, было, отложит уроки до лучших времен, как вдруг на горизонте показалась Гермиона.

Гарри был сильно удивлен тем, как быстро она пришла в себя. Не было ни истерик, ни затяжной депрессии. И она больше ни словом не обмолвилась о Малфое. Это было даже немного странно. Только ее взгляд, время от времени становящийся совершенно опустошенным, напоминал о том, что не так давно она пережила. Видимо, ей хватило сил на то, чтобы смириться и… отпустить. Зато она взялась за Гарри и Джинни, все время напоминая обоим, что у Джинни очень важный момент в жизни — она должна сдать СОВ, поэтому нужно проводить гораздо меньше времени с возлюбленным и гораздо больше — за учебниками. Вот и сейчас она приближалась с таким выражением лица, точно собиралась отчитать Гарри за то, что он отвлекает Джинни от учебы.

— Нам нужно поговорить, Гарри, — сказала Гермиона, втесавшись между ним и Роном.

— О чем это? — насторожился Гарри.

— О так называемом Принце-полукровке, — ответила Гермиона.

— Ну вот, снова здорово! — простонал Гарри. — Когда ты уже забудешь об этом?

Забрать книгу из тайника, куда он ее спрятал от вездесущего Снейпа, Гарри так и не решился, поэтому в последнее время успехами на зельеварении не блистал.

— Когда ты меня выслушаешь, — твердо ответила Гермиона. — Я пыталась выяснить, кто мог бы иметь такое хобби — изобретение Темных заклинаний…

— Да не было у него такого хобби… — по привычке вступился Гарри за Принца.

— «У него»? — переспросила Гермиона. — А с чего ты взял, что это «он»?

— Слушай, мы это уже проходили, — разозлился Гарри. — Принц, Гермиона, Принц!

— Правильно, — отозвалась Гермиона. Она тоже начала злиться. Вытащила из кармана старенький газетный лист и бросила на стол перед Гарри. — Смотри! Взгляни на фотографию!

Гарри всмотрелся в газетный лист. На изрядно выцветшей фотографии была запечатлена костлявая девочка лет пятнадцати, откровенно говоря, не красавица, на вид довольно сварливая и замкнутая. Подпись под фотографией гласила: «Эйлин Принц, капитан команды Хогвартса по игре в Плюй-камни».

— И что? — спросил Гарри, просмотрев сопровождающую снимок заметку. — Скучный отчет о соревнованиях между школами.

— Ее звали Эйлин Принц, — невозмутимо ответила Гермиона. — Принц, Гарри.

Гарри внимательно посмотрел на Гермиону и только теперь понял, что она пыталась втолковать ему. Сдержав смех, он сказал:

— Исключено.

— Что?

— Ты думаешь, она и была полукровкой? Да ну тебя.

— А что такого? Гарри, в волшебном мире нет настоящих принцев! Это либо прозвище, выдуманный, присвоенный кем-то титул, либо фамилия, ведь так? Нет, послушай, — насупилась Гермиона, видя, что Гарри готовит очередную отповедь. — Если, скажем, ее отец был магом по фамилии Принц, а мать была родом из магглов, то и получилось бы, что она «полукровка Принц»!

— Да, Гермиона, весьма изобретательно…

— Но ведь все сходится! Может, она гордилась тем, что ее можно назвать «полу-Принцем»!

— Послушай, Гермиона, я знаю, что это была не девочка. Просто знаю!

Препирательства продолжались еще минут пять, пока Гермиона, наконец, не сдалась и не уселась с обиженным видом за стол. Гарри вздохнул, припоминая Принца добрым словом и сетуя на ненавистного слизеринского декана, к которому придется тащиться на отработку еще и в эту субботу…

Мрачное настроение развеял появившийся в гостиной Джимми Пикс, загонщик команды Гриффиндора. Он принес свиток пергамента и протянул его Гарри. Сердце Гарри подпрыгнуло и застучало быстрее. Гермиона, на время забыв про свое недовольство, подсела к мальчикам и всмотрелась в развернутый Гарри пергамент.

— Спасибо, Джимми, — поблагодарил мальчишку Гарри. — Ух ты, это от Дамблдора! Хочет, чтобы я как можно скорее явился к нему в кабинет.

— Ничего себе, — прошептал Рон, уставившись на друга. — Ты не думаешь, что… Может, он нашел…

Гермиона не слышала этого восторженного шепота. Она внимательно присматривалась к записке, чувствуя, что где-то уже видела подобное. Что в записке есть что-то знакомое, что-то, что связано с какой-то загадкой, тайной… этот похожий на женский почерк с завитушками…

И тут Гермиону неожиданно осенила догадка. Почерк, которым было написано ее рождественское поздравление, и тот, что она видела сейчас в записке, были одинаковыми. Гермиона вдруг поняла, кто прислал ей бисерную сумочку. Теперь все встало на свои места. Это был Дамблдор. Директор. Но зачем? Почему человек, с которым она за всю жизнь разговаривала всего пару раз, вдруг решил прислать ей такой странный подарок, да еще и с такой таинственностью?

В сознании Гермионы вдруг что-то шевельнулось. Где-то на самом горизонте разума вдруг блеснуло что-то… вот-вот, сейчас она успеет схватиться… но… нет. Ощущение исчезло так же внезапно, как и появилось. Гермиона не стала придавать этому значения и, проводив взглядом поспешившего к директору Гарри, направилась в свою комнату — все обдумать.

Прошло около получаса. Гермиона пыталась делать уроки, читать или рассматривать фотографии в журналах, что целыми стопками громоздились на тумбочках Лаванды и Парвати, но ни на чем не могла сосредоточиться. Червячок беспокойства точил ее мозг. Какое-то смутное предчувствие заполняло душу, заставляя поеживаться и поводить плечами, словно в комнату вдруг ворвался сквозняк. Не выдержав одиночества, Гермиона спустилась в гостиную.

У камина сидел Рон. Кажется, он тоже был встревожен. По крайней мере, он даже не пытался смотреть в разложенную на коленях книгу, в молчании созерцая каминную решетку.

— Эй, — Гермиона приселяя рядом с другом.

— Эй, — отозвался Рон и попытался улыбнуться. Попытка с треском провалилась. — Знаешь… Кажется, Дамблдор нашел еще один… ну… этот…

— Угу, — кивнула Гермиона. — Я немножко волнуюсь, — призналась она. — Гарри все еще нет… может, они решили не медлить и уже отправились за ним?

— Не предупредив нас? — хмыкнул Рон. — Вряд ли Гарри станет так поступать, он же…

Рон не успел договорить. Портретный проем отворился и в гостиную ввалился Гарри. По его возбужденному виду и горящим глазам было ясно, что все именно так, как и предполагали Рон и Гермиона.

— Что от тебя хотел Дамблдор? — Задала вопрос Гермиона, зная ответ. — Гарри, с тобой все в порядке?

— Все, — отрывисто бросил он и, пробежав мимо друзей, взлетел по лестнице в спальню. Гермиона обеспокоенно посмотрела на Рона, но тот только пожал плечами, мол, сейчас разберемся.

Через пару минут Гарри вернулся, неся в руках свиток пергамента и свернутые в шарик носки. Рон и Гермиона недоуменно уставились на него.

— У меня мало времени, — тяжело дыша, сказал Гарри. — Дамблдор велел прихватить мантию-невидимку. Послушайте. Я только что был возле выручай-комнаты и встретился с Трелони. Она прятала там свой херес, но кто-то вышвырнул ее оттуда. А до этого она слышала, что кто-то радостно смеется. Не знаю, что там произошло, но что-то подсказывает мне, что это был Малфой. — Гарри на секунду замолчал, размышляя, стоит ли рассказывать друзьям о том, что он узнал о подслушанном пророчестве и предательстве Северуса Снейпа, или отложить эту душещипательную беседу на потом. Второй вариант показался более приемлемым, и Гарри продолжил рассказ уже о Дамблдоре. — Потом… Я был у директора. Он нашел очередной крестраж в той пещере, где Волдеморт бывал в детстве, помните, я рассказывал? Сейчас мы с Дамблдором отправимся туда и попытаемся… уничтожить его или… хотя бы забрать. Не знаю, как все пройдет, но… в общем, я надеюсь, что все будет хорошо, ведь мы будем вдвоем, если что-нибудь случится…

Гермиона, побледнев, охнула. Рон попытался что-то спросить, но Гарри продолжил:

— Вы понимаете, что это значит? Дамблдора здесь не будет, так что Малфой (Гермиона еле заметно вздрогнула, но у Гарри просто не было права сейчас отвлекаться на такие мелочи) еще раз попытается добиться своего. Нет, СЛУШАЙТЕ! — сердито прошипел Гарри, заметив, что Рон со скептическим выражением лица хочет прервать его. — Я уверен, это Малфой что-то праздновал в выручай-комнате. Вот, — он сунул Гермионе Карту Мародеров. — Вам придется следить за ним и за Снейпом тоже. Возьмите кого-нибудь из ОД, пусть помогут. Гермиона, те галеоны, которыми мы пользовались для связи, еще работают? Дамблдор говорит, что поставит дополнительную защиту на школу, но в деле замешан Снейп, который наверняка знает, как ее обойти. Правда, он не ждет, что вы будете следить за ним.

— Гарри… — начала перепуганная Гермиона, но Гарри был непреклонен.

— У меня нет времени на споры. Возьмите это, — он вручил Рону свернутые носки.

— Спасибо, — сказал Рон. — А носки-то мне для чего понадобились?

— Тебе понадобится то, что в них завернуто, — ответил Гарри. — «Феликс фелицис». Разделите между собой и дайте Джинни. Попрощайтесь с ней за меня. Мне пора. Дамблдор ждет…

— Нет! — сказала Гермиона, когда Рон с трепетом извлек из носков флакончик с золотистым зельем. — Нам оно не нужно, возьми его — никто не знает, с чем вам придется столкнуться…

— Со мной все обойдется, я буду с Дамблдором, — сказал Гарри. — Мне просто нужна уверенность, что с вами все будет хорошо… И не смотри на меня так, Гермиона. Ладно, до встречи.

С этими словами Гарри Поттер развернулся и торопливо покинул гостиную. Еще пару минут Рон и Гермиона смотрели на дверь, не осознавая до конца, что все происходящее довольно серьезно. Затем Рон встрепенулся, посмотрел на подругу и откупорил флакончик.

— За удачу, — сказал он дрожащим голосом и отпил глоток. Передал флакончик Гермионе, и та повторила его действия.

— Главное, чтобы Гарри повезло, — сказала она тихо.

Рон сжал ее руку в своей. Да. Главное, чтобы Гарри повезло. А уж они постараются не оплошать. Все вместе постараются. Потому что они — друзья.

* * *

На Хогвартс опускалась ночь. В разгоряченном воздухе еще не ощущалось прохлады, но небо уже стало темным, последние отблески заката мерцали на шпилях и башнях старинного замка, смелый ветерок проскользнул по траве. Духота уплотнилась, выжидая последние мгновения перед наступлением вечера. Или перед бурей.

Прошел всего час с того момента, как Альбус Дамблдор вместе с Гарри Поттером покинули Хогвартс. Казалось, ничего не изменилось за эти коротенькие шестьдесят минуточек. Никто, кроме преподавателей да приглашенных в замок мракоборцев не знал, что директор отсутствует. Никто не догадывался, какая опасность нависла над древним оплотом волшебства в этот душный летний вечер.

На восьмом этаже, у дверей выручай-комнаты, с Картой Мародеров, подрагивающими в руках волшебными палочками и самыми сосредоточенными выражениями на лицах дежурили трое подростков: Рон, Джинни и Невилл. В это же время в подземельях, недалеко от кабинета бывшего профессора зельеварения, а нынешнего преподавателя Защиты от Темных Искусств Северуса Снейпа прятались в тени стенной ниши Гермиона и Луна. По первому же зову бывшие члены Отряда Дамблдора откликнулись и поспешили на помощь друзьям. Они даже не стали вдаваться в подробности, когда Гермиона и Рон сбивчиво пытались объяснить, за кем и когда нужно проследить. Просто согласились и встали на страже, с радостным томлением в сердце ощущая свою нужность и причастность.

Сегодня был особенный день. То, что с такими мучениями и трудом подготавливалось в течение последнего года, наконец, было готово. Драко Малфой стоял посреди выручай-комнаты и смотрел на творение своих рук. Вокруг юноши возвышались горы старинного хлама, за много лет принесенного сюда множеством учеников Хогвартса с целью утаить, спрятать, а потом забыть. Весь этот хлам копился, выстраиваясь в длинные коридоры, превращаясь в башни и здания, между которыми пролегали кривые улочки. И вот, посреди одного из таких проходов стоял ОН. Тот самый предмет, который стоил слизеринцу бессонных ночей, изодранных в кровь рук, слез и страха. Теперь все было готово. Оставался лишь последний шаг. Вытащить из кармана волшебную палочку, закатать рукав мантии и прикоснуться к уродливой черной татуировке на левом предплечье. Так просто, и так сложно. Сделать этот шаг. То, чего от него давно ждали, то, что он должен был сделать, то, ради чего жил последние восемь месяцев, то, ради чего рисковал, используя непростительные заклятья и безумные способы подобраться к своей цели — вроде проклятого ожерелья или отравленного вина…

Он постоянно думал об этом. Он желал этого. Хотел искупить вину своего отца перед Лордом, смыть с себя и своей семьи пятно позора. Хотел признания, славы… или просто прощения. Возможности еще раз увидеть и обнять свою мать. Еще раз взглянуть в ее серебристые глаза, увидеть ее теплую улыбку, услышать успокаивающий шепот. Хотел просто выжить, потому что знал о нраве Темного Лорда. Ослушайся он сейчас — и все его старания пойдут прахом, и никому из его близких не миновать жестокой кары. А особенно… ЕЙ.

Ее образ, преследующий его повсюду, снова заслонил собой все прочие мысли. Она была в его сердце. Постоянно. Неотвратимо. Та, что сумела открыть его, что сумела сделать его мягче, вывернуть наизнанку все его представление о мире, заставить чувствовать и жить, как настоящий человек, а не как аристократически красивая кукла. Она смогла переломить его и сделать лучше, вырвать из его сердца ненависть и посеять в нем искреннюю привязанность и… любовь. Как там сказала Уизли? «Утрамбовала»? Что ж, более подходящего определения и не придумаешь.

В глубине темной пещеры, на берегу черного озера, старый волшебник и юноша с ясными зелеными глазами сели в крохотную лодку, светящуюся мертвенным зеленым светом.

Еще час назад он готов был перепрыгнуть через голову от радости, когда понял, что завершил свою работу. Он даже не удосужился посмотреть, кого вышвырнул заклятьем из выручай-комнаты, не стал остерегаться, переполняемый отчаянным весельем. И вот теперь он в нерешительности стоит перед своим творением в одном шаге от спасения, от славы, от… ужасного преступления, что намерен совершить. И ее глаза смотрят на него из глубины сознания. Теплые, карие глаза с искорками смеха. И они не осуждают, не просят. Они все понимают.

— Я… не могу… — прошептал Драко, стискивая в руке волшебную палочку. — Просто не могу… по-другому.

Жалкая попытка оправдаться. Найти вескую причину тому, что он собирается сделать. Ложь, мистер Малфой! Ты мог бы все сделать по-другому, решись ты на это чуть раньше. Мог бы все изменить! И тогда не пришлось бы «спасать» ее. Не пришлось бы идти на преступление, чтобы защитить. И сердце бы не разрывалось от мучительного выбора, которого, в принципе, уже и нет.

Будь ты проклят, Драко Малфой, за то, что так безнадежно опоздал.

Тряхнув головой, Драко решительно поднял левую руку и, зажмурившись в предчувствии боли, коснулся Метки концом волшебной палочки. Боли не было. Только секунда жжения, а затем…

Затем дверца Исчезательного шкафа со скрипом отворилась, и несколько Пожирателей, озираясь, вошли в выручай-комнату.

Старый волшебник с длинной серебристой бородой и мальчик в круглых очках склонились над каменной чашей на крошечном островке посреди черного озера…

— Драко, мальчик мой! — Алекто Кэрроу, выбравшись из шкафа, подхватила юношу под руку, хищно улыбаясь. — Тебе все-таки удалось это сделать! Ты просто молодец. Жаль, что все так затянулось, мне не терпится увидеть выражение лица старого идиота, когда он увидит нас! Ты должен гордиться тем, что сделал и что тебе еще предстоит сделать, мальчик!

— Я… горжусь, — пробормотал Драко, чувствуя, как начинают трястись руки, и все внутри сжимается от предчувствия того, что должно случиться с минуты на минуту.

— Где директор? — прорычал крупный Пожиратель, кажется, брат Алекто. Драко видел его всего пару раз и даже не мог вспомнить, как того зовут, зато мог точно сказать, что этот громила отличается весьма кровожадным характером.

— Он… он куда-то отправился, — ответил Драко неохотно. — Розмерта видела его в Хогсмиде и сообщила мне.

— Отлично, Драко, отлично! — усмехнулся Кэрроу. — У нас есть шанс встретить его со всеми почестями, не так ли, Алекто?

Пожирательница расхохоталась. От ее смеха стало не по себе.

— Идем! — скомандовал Кэрроу Пожирателям и, прихватив Драко, направился к выходу из выручай-комнаты.

Старый волшебник пьет страшное зелье, и мальчик со слезами в зеленых глазах, повинуясь приказу, пытается напоить старика, чтобы опустошить чашу…

Драко приостановился у двери и взмахнул рукой, заставив Пожирателей остановиться.

— Нужно проверить, все ли спокойно, — сказал он громко, пытаясь скрыть дрожь в голосе. Достал из кармана мантии отвратительного вида артефакт, который в начале года приобрел у «Боргина и Беркса» — высушенную человеческую руку, так называемую Руку Славы, которая давала свет только тому, кто ее держит и тем, кто вместе с ним.

— Хорошая идея, мальчик! — прорычал Фенрир Сивый прямо над ухом у Драко.

Юноша не сдержался и едва заметно передернул плечами. «Зачем ОН послал Сивого? Учеников перекусать?» — подумал Драко со злостью. Теперь поздно сетовать. Отступать некуда.

Приоткрыв дверь, Драко выглянул в коридор. И тут же увидел дежурящих возле выручай-комнаты чертовых гриффиндорцев. Скрипнув зубами, Драко достал заранее припасенный пакетик с Перуанским порошком мгновенной тьмы и, не скупясь, подбросил в воздух приличную щепотку. Раздался хлопок, и коридор тут же заволокла непроглядная чернота. Гриффиндорцы завопили, начали выкрикивать заклинания, пытаясь осветить коридор. Драко усмехнулся. Надо отдать должное лоботрясам близнецам Уизли, они, хоть и полные придурки, но дело свое знали прекрасно — никакие заклятия были не в силах развеять эту черноту.

— За мной, — скомандовал Драко Пожирателям и начал пробираться вдоль противоположной стены коридора к лестнице.

Их ждала конечная цель — Астрономическая башня.

Страшное полчище инферналов медленно и неотвратно наступает на крошечный островок, посреди которого лежит обессилевший старый маг и стоит с палочкой наготове растерянный, испуганный юноша…

Откуда ни возьмись коридор, ведущий к башне, наполнился мракоборцами. Пожиратели начали швыряться заклинаниями направо и налево. Сивый радостно взвыл, кидаясь на рыжего мракоборца в кожаной куртке. Драко прикрыл голову руками, каждую секунду ожидая, что чье-нибудь заклятье непременно в него угодит. Из-за угла выскочили Уизли и Лонгботтом и тут же присоединились к мракоборцам. «Только бы Гермиона была не здесь… Только бы ее не было, только бы не было…». Драко в отчаянной надежде распрямился, чтобы осмотреться, но тут же пригнулся, осыпанный осколками камня. Кажется, растрепанной каштановой шевелюры он в коридоре не заметил. О, Мерлин, пусть только с ней все будет в порядке! «Неужели ты думаешь, что Поттер послал на разведку свою девушку, а Гермиону вежливо попросил остаться в постельке?» — с сарказмом подумал Драко, пробираясь ко входу в башню. В проходе мелькнула тень — кто-то из Пожирателей сумел прорваться наверх. Драко знал — сейчас над башней вспыхнет Метка.

Зеленоглазый юноша из последних сил вытаскивает старого волшебника из пещеры и, сосредоточившись, трансгрессирует… В кармане мантии старого волшебника лежит медальон. Тот самый, ради которого все и затевалось…

Проскочив мимо сражающихся, уклонившись от нескольких заклятий, Драко Малфой устремился к лестнице на Астрономическую башню. Пожиратель, ставивший Метку — это был Гиббон, — уже спустился и, кажется, бился в дальнем конце коридора с Макгонагалл. Драко это не интересовало. Его ждало незавершенное дело. Там, на башне. И он спешил туда. Спешил, понимая, что, если он сейчас увидит Грейнджер, то вся его ничего не стоящая решимость пропадет раз и навсегда.

Вскинув волшебную палочку, Драко стремительно распахнул дверь, зная, кто его там ожидает, и выскочил на верхнюю площадку башни с криком:

— Экспеллиармус!

Короткая вспышка — и волшебная палочка Дамблдора, сверкнув, исчезает в темноте за стеной башни.

Несколько секунд длилось напряженное молчание, а затем Дамблдор тихо произнес:

— Добрый вечер, Драко.

Юноша почувствовал, как холод пронизывает все тело. Он уже слышал этот тихий, уставший голос, видел этого спокойного, уверенного человека в отблесках смертно-зеленого света Черной Метки над башней. Отбросив наваждение, Драко шагнул вперед и осмотрелся. Кажется, на башне больше никого не было, но он тут же заметил у стены пару метел.

— Кто еще с вами? — спросил юноша.

— Вопрос, который мог бы задать вам и я. Или вы действуете в одиночку?

— Нет, — ответил Малфой, сдерживая внутреннюю дрожь. — Я получил подкрепление. Этой ночью в школу пришли Пожиратели смерти.

— Ну-ну, — сказал Дамблдор так, словно обсуждал с Драко успешно выполненное домашнее задание. — А что, очень неплохо. Значит, вы нашли способ провести их сюда, не так ли?

— Да, — подтвердил Малфой, тяжело дыша. — Прямо у вас под носом, а вы и не заметили!

— Изобретательно, — сказал Дамблдор. — И все же… простите меня… где они сейчас? Я что-то не вижу ваших помощников.

— Они столкнулись кое с кем из ваших сторожей. И сражаются внизу. Это не надолго. Я пошел вперед. Я… у меня здесь дело.

— Ну, что ж, в таком случае, займитесь им, мой мальчик, — мягко сказал Дамблдор.

Наступило молчание. Драко всеми силами пытался справиться со страхом, охватившим его, пытался убедить себя, что это просто — произнести всего два слова. Что это необходимо, что все уже слишком далеко зашло… и не мог разомкнуть губ.

Дамблдор вдруг улыбнулся немного печально и произнес:

— Драко, Драко, ведь вы же не убийца.

— Откуда вы знаете? — тут же вскинулся Малфой. Палочка в его руках немилосердно задрожала. Он уже слышал это. Видел. Чувствовал. Почему же так тяжело взять себя в руки? — Вы не знаете, на что я способен. Не знаете, что я сделал!

Все это было слишком странно и страшно, чтобы оставаться спокойным. Все завертелось перед глазами слизеринца, слова полились потоком. Он что-то чувствовал — уже не помнил, что. Ненависть? Вряд ли. Страх — определенно. Беспокойство, усталость, обреченность, желание поскорее со всем покончить… Он что-то рассказывал Дамблдору, кажется, о том, что все это время чинил Исчезательный шкаф, соединяющий Хогвартс с лавкой Боргина, и о том, что уже не раз пытался исполнить поручение, посылая в замок проклятое ожерелье и отравленное вино. Старый волшебник с каким-то веселым огоньком в глазах догадался, что на мадам Розмерте, хозяйке «Трех метел», наложено заклятье Империус. А потом был странный разговор о средствах связи, и Драко признался, что позаимствовал идею у Грейнджер с ее волшебными галеонами. Он все никак не мог понять, почему позволяет директору увести себя от того, что необходимо совершить, почему всеми силами цепляется за этот разговор и все ниже опускает палочку, хотя должен оборвать все единственным заклятьем…

А потом Дамблдор сказал, тихо и убедительно:

— Так или иначе, времени у нас остается мало. Поэтому давайте поговорим о ваших возможностях, Драко.

— Моих возможностях! — выпалил слизеринец. — Я стою перед вами с волшебной палочкой и вот-вот убью вас…

— Мой милый мальчик, пора оставить притворство. Если бы вы собирались убить меня, то сделали бы это сразу, едва применив Обезоруживающее заклятье, а не стали бы медлить ради приятной беседы о путях и средствах.

— У меня нет выбора! — выкрикнул Драко, становясь таким же бледным, как Дамблдор. — Я должен сделать это. Он… Он убьет меня! Убьет всю мою семью! И ЕЕ ТОЖЕ УБЬЕТ!!!

— Сложность вашего выбора мне понятна, — сказал Дамблдор. — Почему, как вы считаете, я до сих пор не встречался с вами, чтобы поговорить о вашем так называемом «задании»? Потому что знал: как только Лорд Волдеморт поймет, что я вас подозреваю, вы будете убиты. Но теперь мы можем, наконец, поговорить начистоту. Вреда вы пока никому не причинили, никого не покалечили, хотя то, что опрометчиво попавшие под вашу руку жертвы выжили, можно отнести лишь за счет удачи… Я могу помочь вам, Драко.

— Нет, не можете, — ответил юноша. Палочка в его руке отчаянно тряслась. — И никто не может. Он сказал, что, если я не сделаю это, он убьет ЕЕ. У меня нет выбора.

— Перейдите на правую сторону, Драко, и мы сумеем защитить вас так, как вам и не снилось. И всех тех, кто, по вашему мнению, должен подвергнуться опасности в случае вашего отказа. Более того, я могу сегодня же послать членов Ордена Феникса к вашей матери, чтобы ее сейчас же укрыли в безопасном месте. Вашему отцу в Азкабане сейчас ничего не грозит, а когда придет время, мы защитим и его тоже… Переходите на правую сторону, Драко… вы же не убийца… вам есть ради чего оставаться безгрешным…

Драко во все глаза смотрел на Дамблдора. Он не раз представлял, что, случись ему попросить помощи у директора, тот именно так и скажет. При этом Драко с сарказмом усмехался и твердил самому себе, что никому этот выживший из ума старикашка помочь не может, даже своему драгоценному Поттеру, который вечно попадает в переделки. А вот теперь, когда он услышал простые тихие слова старого волшебника, на душе стало вдруг так тоскливо и тошно, что Драко готов был спрыгнуть с парапета башни.

— Но… — пробормотал он, сглотнув комок в горле. — Я слишком далеко зашел… Они думали, что я погибну, пытаясь прикончить вас, а я здесь… палочка есть только у меня… вам остается рассчитывать только на мое милосердие…

— Нет, Драко, — негромко ответил Дамблдор. — Сейчас в счет идет мое милосердие, не ваше.

Драко посмотрел в ярко-синие глаза директора и увидел в них тепло, сочувствие и надежду. Дамблдор надеялся на то, что Драко хватит сил отказаться от своей миссии. Пусть на последнем рубеже. Пусть уже совершив множество страшных поступков. Но отступить. Покаяться. Решиться. Хоть уже и слишком поздно. Но даже теперь, на вершине Астрономической башни, у Драко Малфоя все еще есть…

Единственный шанс…

Палочка в руках слизеринца замерла и начала медленно опускаться.

* * *

Гермиона Грейнджер нервно сжимала ладонь Луны, пытаясь еще сильнее вжаться в стену, словно хотела раствориться в камне. Луна подняла на подругу обеспокоенный взгляд.

— Все в порядке? — спросила она участливо.

— Не знаю, — пожала плечами Гермиона. — У меня какое-то нехорошее предчувствие…

Уже больше часа девочки стояли в коридоре подземелья и наблюдали за дверью профессора Снейпа. Тот не выходил, и все оставалось спокойно. О том, что творится наверху, девочки не знали. Им оставалось только ждать, нервно переминаясь с ноги ни ногу.

И вдруг все изменилось. В подземелье вихрем ворвалась коротенькая фигурка и кинулась к двери кабинета Снейпа.

— Профессор Флитвик, — выдохнула Луна, узнав своего декана.

Гермиона шагнула вперед, потянув Луну за собой. Профессор Флитвик чуть не налетел на девочек, но, даже не извинившись, проскочил мимо и ворвался к Снейпу.

— Северус! — услышали девочки взволнованный окрик Флитвика. — Северус, нам нужна ваша помощь!

Декан Слизерина ответил что-то неразборчиво — кажется, он был в соседней с кабинетом комнате.

— Северус, в школе Пожиратели!

Гермиона пискнула и тут же зажала рот рукой. Глаза ее расширились от ужаса.

— Их много! Нам нужна помощь! — продолжал кричать Флитвик так громко, что девочки отчетливо все слышали через дверь. — Нужно защитить детей! Кажется, эти чудовища направляются к Астрономической башне! Северус, торопитесь, они ведь…

Тут послышался громкий удар. Гермиона недоуменно посмотрела на Луну. Светловолосая равенкловка пожала плечами. И тут из кабинета вылетел Снейп в развевающейся мантии. Заметив девочек, он с озабоченным видом подошел к ним и обратился к Луне:

— Мисс Лавгуд, очень хорошо, что вы оказались здесь. Вашему декану стало плохо, видимо, от нервного перенапряжения. Профессор Флитвик в обмороке. Если вас не затруднит, зайдите в мой кабинет и… позаботьтесь о нем, пока я буду…

— Мы слышали, профессор, — проговорила Луна. — Вам нужно торопиться.

— Да, да, — кивнул Снейп. — Мне нужно торопиться. Сражаться с Пожирателями смерти. Надеюсь, я могу оставить на вас заботу о профессоре Флитвике?

— Конечно, профессор Снейп, — кивнула побледневшая Гермиона.

Снейп бросил на нее какой-то невидящий взгляд и, развернувшись, бегом направился к лестнице.

Гермиона и Луна кинулись в кабинет Снейпа. На полу, прямо посреди кабинета, лицом вниз лежал профессор Флитвик. Гермиона осторожно перевернула его на спину и попыталась привести профессора в чувство, но ее руки так тряслись, а голос так дрожал, что она даже не смогла произнести необходимые заклинания. Луна положила руку Гермионе на плечо и удивительно спокойным голосом произнесла:

— Не волнуйся. Я все сделаю. А ты… присядь пока… куда-нибудь.

Гермиона со вздохом присела на краешек стола и обхватила плечи руками. Какое-то странное чувство начало возрастать в душе, какое-то предчувствие. Гермиона никогда не верила в дар прорицания, но сейчас она вдруг отчетливо поняла, что происходит что-то… связанное с ней самой. Словно кто-то произнес ее имя. Словно кто-то подумал о ней. Содрогнувшись всем телом, Гермиона вскочила на ноги.

— Куда ты? — спросила Луна, подняв голову.

— Не могу больше тут сидеть, — ответила Гермиона и кинулась к двери. — Я чувствую, что Гарри нужна помощь. Им всем нужна помощь. Я… пойду, — и, не оглядываясь, побежала прочь из подземелья.

«Астрономическая башня… Астрономическая башня… Флитвик сказал…» — стучало в ее голове. Еще издалека Гермиона услышала шум битвы и, выхватив волшебную палочку, ринулась за поворот коридора, туда, где были ее друзья, где требовалась ее помощь…

Она еще не знала, что всего десять минут спустя Гарри Поттер, расшвыривая Пожирателей смерти Парализующими заклятьями, кинется в погоню за убегающим Снейпом. Не знала, что Пожиратели, отступая, подожгут хижину Хагрида, и лесничий, крича проклятья, будет отбиваться от них. Не знала, что Гарри будет бежать по школьному двору и спотыкаться, без тени сожаления выкрикнет страшное «Сектумсемпра!» и упадет, подкошенный встречным заклятьем Снейпа. Не знала, что профессор, приблизившись к поверженному ученику, склонится над ним с перекошенным от ярости лицом и прошипит: «Ты посмел использовать против меня мои же заклятья, Поттер? Это я изобрел их — я, Принц-полукровка!». Гермиона еще не знала, что час спустя над замком раздастся тихая, печальная песнь феникса, а Гарри Поттер, держа в руках странный медальон, с ужасом непонимания будет смотреть на записку, вложенную в украшение. Она не знала этого, вбегая в коридор, готовая к битве.

Но вдруг яркое видение ослепило Гермиону, заставив остановиться, споткнувшись, замереть и зажмуриться.

Она увидела верхнюю площадку Астрономической башни. Привалившись к парапету, невероятно уставший и сразу постаревший на несколько лет Альбус Дамблдор смотрел на окружающих его людей. Напротив директора стоял Северус Снейп, сверля старого мага ненавидящим, как показалось девушке, взглядом. За спиной Снейпа стоял… Драко Малфой. Сердце Гермионы ухнуло вниз, но она не смогла даже пошевелиться. А затем раздался голос. В нем звучала такая искренняя мольба, что Гермиона даже не поверила, что он мог принадлежать директору:

— Северус, прошу тебя…

Черты лица профессора Снейпа исказились. Он поднял волшебную палочку, направил ее в грудь Дамблдора.

— Авада Кедавра!

Гермиона закричала. Очнулась, поняв, что все еще стоит в коридоре, озаряемом вспышками заклинаний.

Это не могло быть правдой. Это ей всего лишь показалось. Это иллюзия, галлюцинация. Это не так…

И грянула буря.

Глава двенадцатая

Гениальный план Дамблдора

Мрак. Пыль. Грохот. Крики. Безумный смех. Боль. Тьма…

Вспышки. Много вспышек. Красные — цвета крови. Зеленые — цвета смерти…

Она чувствовала, что находится где-то не здесь. Не в этом коридоре, тускло освещенном парой уцелевших факелов и яркими вспышками заклинаний. Тело продолжало бороться, сражаться, в крови все еще бурлил «Феликс Фелицис»… Но разум был далеко. Как-то невообразимо, неизмеримо далеко. И она видела.

Видела странный свет. Много народу — гораздо больше, чем сейчас окружало ее. Просторное помещение… пустые рамы окон, россыпь стекла на полу… перевернутые столы… Большой зал?..

Кружение. Медленное. Где-то посредине, в центре расступившейся толпы. Настороженное, напряженное кружение. Она не видела, но могла чувствовать, как струнами натянуты нервы у всех, кто собрался здесь… Круг за кругом. Глаза в глаза. И тихие слова. То шипение, то шепот… то шепот, то шипение… Напряжение, казалось, достигло предела. И тут она расслышала фразу. Одну-единственную фразу. Которая объясняла все.

— Все кончено. Дамблдор мертв.

Вскрикнув дико и надрывно, как подстреленная птица, она упала в обморок. Провалилась в небытие. Погрузилась во тьму. Спасительная тьма…

Все кончено. Дамблдор мертв.

* * *

11 октября, пятница

Гермиона проснулась с мыслью о том, что не выполнила домашнее задание по Чарам. Потрясла головой, приходя в себя. И сразу вспомнила, что успела сделать все задания на неделю вперед. Опасаться было нечего. Но вот неприятное чувство, возникшее от такого нелепого пробуждения, никуда не делось. Оно засело где-то в области грудной клетки, заставляя думать о чем-то не очень хорошем. На ум пришел профессор Снейп, с которым предстояло встретиться на третьем уроке — Защите от Темных Искусств. От этой встречи Гермиона не ожидала ничего приятного. Спускаясь в Большой зал на завтрак, девушка с тоской вспоминала те времена, когда преподавателем Защиты был Ремус Люпин. Вот он-то был, действительно, замечательным учителем! Мало того, что он хорошо знал свой предмет, так еще и уроки у него проходили на высшем уровне, все старались выполнять задания, и учиться было только в удовольствие. Жаль, что он оказался оборотнем. Но ведь совсем не статус крови определяет, какой ты человек…

«Скажи это Малфою», — подумала Гермиона и невесело усмехнулась. Да уж, если отпрыск тщеславного чистокровного семейства считает ее, Гермиону, отбросом общества только за то, что она родилась в семье магглов, что бы он сказал, начни она защищать права оборотней — полукровок и кровожадных убийц!..

Словно в ответ на ее мысли сидящий за столом Слизерина мерзкий хорек Малфой бросил на девушку полный отвращения взгляд. Гермиона ответила ему сторицей и демонстративно уставилась поверх его головы куда-то на стену.

— Привет! — это Гарри приземлился рядом с Гермионой. Выражение лица Гарри говорило о прекраснейшем расположении духа его обладателя.

— Привет, — кивнула Гермиона. — Где Рон?

— Сейчас спустится, — ответил Гарри, накладывая к себе в тарелку приличную горку печенья и булочек с изюмом.

— Ясно, — кивнула Гермиона. — У вас сейчас свободный урок?

— Угу, — кивнул Гарри, набивая рот печеньем и запивая его хорошим глотком тыквенного сока.

— Опять будете без толку слоняться по школе или сидеть в гостиной? — нахмурилась девушка.

— Не начинай, Гермиона! — фыркнул Гарри. — Терпеть не могу твой учительский тон!

— Гарри, неужели ты не понимаешь…

— Прекрасно понимаю! — перебил Гарри. — Подготовка к экзаменам, баллы по ЖАБА, будущая профессия… Не беспокойся, я справлюсь с уроками!

Гермиона не ответила. Закончив завтрак, она кивнула Гарри на прощание и отправилась на урок по древним рунам.

Гермиона надеялась, что занятия отвлекут ее от мрачных размышлений. Однако за два первых урока странное щемящее чувство в душе девушки только усилилось. Гермиона никак не могла понять, что ее беспокоит. Словно какой-то внутренний голос все время твердил: «Что-то не так… что-то не так… что-то не так…» В совершенно расстроенных чувствах девушка спустилась к обеду.

В Большом зале было на удивление немноголюдно. Многие старшекурсники просто зарывались в непомерной горе работы, которую навалили на них преподаватели, поэтому частенько пропускали обеды или ужины. В зале были только самые юные представители школы чародейства и волшебства — с первого по четвертый курс. Гермиона поискала глазами Гарри и Рона и, не найдя их, поплелась к гриффиндорскому столу.

— Эй, грязнокровка! — раздался за ее спиной противный голос небезызвестного слизеринца. — Уйди с дороги!

Гермиона обернулась. Глаза ее пылали яростью.

— Оставь меня в покое, Малфой! — прошипела она.

Малфой усмехнулся. Маячащие за его спиной Крэбб и Гойл хищно улыбались и потирали огромные ручищи.

— Да кому ты нужна? — протянул слизеринец, с презрением глядя на Гермиону. — Мне противно даже дышать одним с тобой воздухом! Отойди в сторону, грязнокровка, от тебя воняет!

Малфоевские дружки громогласно загоготали. Гермиона побагровела от злости.

— Ты за это ответишь, Малфой! — сдавленно прошипела она.

— Да ну? — он явно издевался и получал от этого удовольствие. — И как же? Натравишь на меня своих дружков — Потти и Уизли? Заметь, сейчас их здесь нет, не за кого спрятаться, грязнокровка!

— Я ни за кого не прячусь! — воскликнула Гермиона. — Если ты еще не в курсе, я кое-что понимаю в магии и сама могу прекрасно с тобой справиться!

— Вот как? — Малфой вопросительно поднял бровь. — Дуэль? Правильная девочка Грейнджер вызывает меня на дуэль?

Гермиона поджала губы. Она совсем не это имела в виду. Но отступать было поздно — она не позволит Малфою так с ней обращаться! Она не какая-нибудь бессловесная тварь, способная стерпеть любые оскорбления! Она — не трусиха, прячущаяся за спинами друзей! Она покажет ему, по чем фунт лиха!..

— Да, — ответила она холодно, хотя при этом все внутри колотилось. — Я вызываю тебя на дуэль, Малфой! Если у тебя хватит смелости прийти, а не сбежать, как на первом курсе, натравив на меня Филча или Снейпа!

Малфой скривился и прошипел:

— Да как ты смеешь, грязнокровка?!

— Эй! — раздался крик у дверей Большого зала.

Малфой вздрогнул и обернулся. Гермиона привстала на цыпочки, чтобы через плечо слизеринца рассмотреть кричавшего. Это был Гарри. Он торопливо шел прямо к ним, сверля злобным взглядом своего злейшего врага.

— Чего тебе от нее надо, Малфой?! — грозно спросил Гарри.

— Вот и защитник! — хмыкнул слизеринец. — Тут как тут, примчался спасать свою грязнокровную принцессу! Где твой белый конь, Поттер? То есть, прости, конечно же, рыжий!

Все слизеринцы, что сидели в зале, разразились безудержным хохотом. Гарри помрачнел, но на выпад Малфоя не отреагировал.

— Чего тебе надо, Малфой? — повторил он с нарастающей угрозой в голосе.

— Почти ничего, — пожал плечами блондин. — Так, решил перекинуться парой ласковых слов с заучкой Грейнджер. Вот, думал, пригласить мне ее на свидание или нет? И, знаешь, похоже, она согласна. Как раз сегодня вечером, часов так в двенадцать, на Астрономической башне…

— Что ты несешь?! — теряя терпение, взревел Гарри.

— Брось, Поттер, ты что, ревнуешь? — Малфой расхохотался и, толкнув Гарри плечом, прошествовал к своему месту за слизеринским столом.

Гарри был вне себя от гнева. Гермиона видела, как перекатываются желваки на его скулах, как раздуваются в бессильной ярости ноздри. Девушка взяла друга за руку.

— Гарри…

— Что?! — резко ответил он, бросив на Гермиону подозрительный взгляд.

— Неужели ты веришь этому напыщенному болвану? — Гермиона пыталась говорить убедительно, но голос отказывался слушаться и предательски дрожал. — Он же просто захотел взбесить тебя, и ему это удалось!

— Я ему покажу! — прохрипел Гарри.

— Только не здесь! — взвизгнула Гермиона, намертво вцепившись в рукав его мантии. — Не на виду у преподавателей! Да и вообще, не связывайся с ним, Гарри. Он этого не стоит. Он просто… просто… жалкий хорек, вот и все!

— Этот жалкий хорек выпил слишком много моей крови! Нашей крови, Гермиона! Он уже пять лет портит нам жизнь, ты не находишь, что пора это прекратить?

Гермиона вздохнула, понимая, что сейчас с Гарри спорить бесполезно. Но все же ответила:

— Гарри, пообещай мне одну вещь: ты не будешь разбираться с Малфоем, хорошо? Хотя бы до тех пор, пока у нас не появятся веские доказательства того, что он причастен к делам Темного Лорда. Тогда, уж поверь мне, с ним разберется сам Дамблдор. А сейчас, Гарри, не самое подходящее время вступать в конфликты с Малфоем. У тебя и так достаточно проблем…

Гарри посмотрел на Гермиону со смесью недоверия и гнева. Но через пару секунд взгляд юноши потеплел, Гарри улыбнулся:

— Хорошо, я обещаю. Но и ты пообещай мне — если у тебя будут какие-то трудности с Малфоем, ты стразу все мне расскажешь!

— Конечно, — кивнула Гермиона. — Обязательно.

И тут же почувствовала укол совести: дуэль с Малфоем… о ней девушка не может рассказать лучшему другу. Ведь тогда получится, что она струсила… отвергла собственный вызов… «Что ж, Гермиона Грейнджер, — сказала она себе, усаживаясь за стол. — Ты сама впуталась в эту историю, самой тебе и выбираться. В полночь на Астрономической башне… Я буду там, Малфой! Клянусь! Или я — не Гермиона Грейнджер!»

* * *

На Хогвартс опускались сумерки. Мрак поглотил окрестности школы, окутал Запретный лес, опустился на Черное озеро. Во мгле мерцали теплым домашним светом лишь окна замка да хижины Хагрида. Но вот и они, последние островки света в кромешной тьме, стали исчезать один за другим. Замок засыпал, укладывались в теплые постели его беспокойные обитатели. Только старосты и несколько преподавателей все еще патрулировали коридоры, отлавливая наиболее безответственных студентов, не желавших ложиться спать сразу после отбоя. Правда, уже к одиннадцати часам все разошлись по своим комнатам.

Все кроме двух человек. Как раз в то время, когда все остальные мирно устраивались в кроватях или уже наслаждались первыми сновидениями, эти двое покинули каждый свою комнату. Он неслышно, как кот, вышел из холодной гостиной в подземелье. Она осторожно выбралась из портретного проема в башне. Оба они направлялись в одно и то же место. В то место, куда нельзя было ходить не только после отбоя, но и вообще в любое другое время, кроме занятий. На Астрономическую башню.

Гермиона кралась по темному коридору, поеживаясь от холода. Зажигать огонек на своей волшебной палочке она не решалась: мало ли, кому еще, кроме нее, вздумалось побродить по коридорам ночью? Девушке совсем не хотелось столкнуться со школьным смотрителем мистером Филчем или его мерзкой кошкой. Еще худшим вариантом был профессор Снейп, черной летучей мышью рассекающий пространство коридоров по ночам. Поэтому Гермиона шла в полной темноте, полагаясь только на свою память. В душе она горячо благодарила Гарри, вместе с которым ей не раз приходилось красться по школьным коридорам в неурочное время. Правда, у них всегда была мантия-невидимка… сейчас же Гермиона не могла укрыться, поэтому чувствовала себя не в своей тарелке. Вместе с волнением на нее начало накатывать странное, неуправляемое чувство. Страх. Леденящий душу ужас. Отвращение. Паника… Невзирая на голос разума, требующий немедленно повернуть назад и забраться в родную теплую кровать, девушка продолжала путь.

У подножия башни Астрономии Гермиона остановилась. Еще раз все хорошенько обдумала. Ведь могло быть так, что Малфой и на этот раз решил провести ее. Предупредить смотрителя или своего горячо любимого Снейпа о том, что на башню ночью поднимется ученик, а сам — с преспокойной душой отправиться спать. Да, он вполне был способен на такое. Тем более что Гермионе уже был известен подобный пример его поведения. «Однако, — утешала себя девушка, — это было давно. Мы были намного младше. Да и Малфой не был таким отъявленным мерзавцем, он просто хотел нам насолить. А сейчас…» Сейчас все было иначе, Гермиона это чувствовала. Тот взгляд, которым одарил ее чертов слизеринец, тот тон, с которым он предложил ей дуэль, явно говорили о его твердой решимости показать «грязнокровке» ее место.

— Что ж, Малфой, — прошептала Гермиона в приступе какого-то совершенно безумного восторга. — Ты сам напросился!

И, наплевав на все предосторожности, бросилась бегом по винтовой лестнице на вершину башни.

Он был там. Она сразу увидела его — темный силуэт на фоне усыпанного звездами неба. Он стоял, закутавшись в мантию, обхватив себя руками, и смотрел куда-то вдаль, за пределы замка. Холодный осенний ветер трепал его светлые пряди, и девушке на ум пришло сравнение с Медузой Горгоной, у которой вместо волос были живые змеи. «Не удивлюсь, если они с Малфоем дальние родственники, — усмехнулась про себя Гермиона. — Уж уничтожающий взгляд он точно позаимствовал у своей греческой прапрабабки!»

Девушка нерешительно шагнула навстречу своему врагу. Он услышал шорох ее мантии и обернулся.

— А… — протянул он немного разочарованно (Гермиона удивилась). — Это ты?

— А ты кого ждал? — спросила она первое, что пришло в голову. — Дементора? Ты, вроде бы, сам назначил мне встречу в этом месте…

— Да, — кивнул Малфой как-то уж слишком отрешенно, отчего Гермионе стало совсем не по себе.

— Ну… — выдавила она с дрожью в голосе. — Мы будем… драться?

— Драться? — казалось, до Малфоя почти не доходит смысл ее слов.

— Ты что, отупел за двенадцать часов? — вышла из себя Гермиона. — Я пришла сюда не для того, чтобы выслушивать глупости, Малфой. У нас дуэль, ты помнишь?

— Дуэль? — все так же безучастно спросил Драко, скользнув взглядом по лицу девушки, по ее вытянутой руке, в которой была зажата волшебная палочка. — Да, дуэль, — непонятно, к чему, заметил он.

— С тобой все в порядке? — вдруг спросила Гермиона и сама испугалась своего вопроса. — Ты выглядишь… странно…

— Да? — на секунду на лице Драко отразилось удивление, но через миг он снова стал холоден и совершенно отрешен от всего мира. — Это не важно.

— Хорошо, — Гермиона теряла последние капли самообладания. Честно говоря, Малфой совсем не нравился ей таким… тихим. Задумчивым. Странным. — Давай обговорим правила дуэли.

«Черт, уж лучше бы он, в самом деле, не пришел! — с раздражением подумала Гермиона. — Он меня пугает…»

— Хорошо, — кивнул Драко и посмотрел на Гермиону долгим, абсолютно пустым и, казалось, неосмысленным взглядом.

— Произносим заклинания с десяти шагов, — уверенно заговорила Гермиона, чувствуя, что, если она не возьмет ситуацию в свои руки, то может случиться что-то непоправимое. — Одновременно. Если мы оба промахнемся, продолжим по очереди. Думаю, ты уступишь право первого слова девушке?

— Что? — Драко едва заметно вздрогнул и нахмурился. — Ах, да, конечно…

«Или я чего-то не понимаю, или передо мной — не Драко Малфой», — подумала Гермиона, чувствуя, как паника охватывает мозг.

— Послушай, перестань себя так вести! — вскрикнула девушка с отчаянием.

— Как? — спросил Малфой тихо. В его голосе сквозила тень прежнего презрения, но уж слишком слабая, чтобы воспринимать ее всерьез.

— Ты, случайно, не спятил? — спросила Гермиона с тревогой.

— А ты беспокоишься обо мне, Грейнджер? — спросил Драко и улыбнулся. Не усмехнулся, не выдал своей коронной ухмылки, а именно улыбнулся. По-человечески. Гермиона запаниковала не на шутку.

— Или мы сейчас же проведем эту чертову дуэль, или я иду спать! — вскрикнула девушка.

— Не ори, Грейнджер, — Драко поморщился и передернул плечами. — Лучше прислушайся.

Гермиона замерла, вслушиваясь в окружающую тишину. Ее нарушал лишь шум ветра, тихий шорох опадающей листвы, мерное дыхание слизеринца и быстрое, возбужденное — Гермионы.

— И что я должна услышать? — тихо спросила девушка, опуская волшебную палочку.

— Ночь… — ответил Драко и устремил взгляд на звездное небо.

Гермионе подумалось, что это вовсе не Малфой, а она сама тронулась умом от непомерной работы и многочасового штудирования учебников.

— Что… что ты несешь? — выдохнула девушка, уставившись на Малфоя, как на диковинную зверушку.

Вместо ответа Драко вздохнул и достал из кармана волшебную палочку.

— Я хотел поговорить с тобой, — вдруг сказал он.

Гермиона насторожилась, снова вскинула свою палочку.

— Не дергайся, Грейнджер, я не собираюсь тебя убивать, — устало сказал Малфой. — Люмос.

На конце палочки Драко загорелся слабый огонек, осветил бледное лицо юноши, его горящие серые глаза. Гермиона невольно поежилась, заметив странный, почти дикий взгляд слизеринца.

— Ч-что… ты хотел мне… сказать? — с дрожью в голосе спросила Гермиона.

— Ты не поверишь. Да оно и к лучшему, — начал Малфой, опуская палочку. — Просто мне нужен кто-то, кто выслушает меня… ты ничего не вспомнишь, Грейнджер, я тебе это обещаю.

— Ты не можешь наложить на меня заклятие Забвения! — взвизгнула Гермиона.

— Еще как могу, — на этот раз ухмылка Малфоя была самой что ни на есть настоящей. — И не советую тебе трепыхаться, Грейнджер. Я ведь могу применить и кое-что посерьезнее…

— Непростительное заклятье? — усмехнулась Гермиона. — Ты не сможешь. В школе полно чар, улавливающих Темную магию! Ты не успеешь взмахнуть палочкой, как Дамблдор уже будет знать об этом!

— Это не важно, — усмешка сползла с лица Малфоя, он вновь стал сосредоточенным. — Просто послушай, Грейнджер. Научись, наконец, затыкаться и просто слушать!

Гермиона опешила от такой грубости и не нашла, что ответить.

— Темный Лорд поручил мне важное задание, — неожиданно заявил Драко.

У Гермионы глаза полезли на лоб от удивления. Драко Малфой решил рассказать ей, грязнокровке, своему врагу, о планах Темного Лорда?! Это просто невероятно, даже если учитывать то, что он сотрет ей память… ведь он мог рассказать то же самое кому-нибудь из своих слизеринских дружков, причем необязательно было бы потом использовать заклятие Забвения…

— Это сложно, — продолжал Малфой. Он сразу как-то обмяк, растерял всю свою надменность и лоск. Было заметно, с каким трудом ему удается сохранять хладнокровие. — Это просто невозможно. Он приказал мне… это из-за отца. Темный Лорд зол на моего отца… Из-за того, что он не выполнил задания… в Отделе Тайн… это все из-за чертова Поттера! — Драко, наконец, не выдержал и сорвался на крик. Но тут же взял себя в руки. Глубоко вздохнул пару раз и продолжил. — На этот раз я не подведу его. Не подведу Темного Лорда. Он оказал мне великую честь. Я буду гордиться…

Гермиона с трудом удерживалась от гневного вопля. Малфой рассуждал о своем задании так, будто то, что ему нужно совершить — что бы это ни было — это великое благо.

— Темный Лорд выбрал меня, — продолжал Драко еле слышно. Гермионе пришлось сделать шаг к слизеринцу, чтобы расслышать тихие слова. — Он отметил меня. Теперь все иначе. Теперь я не просто какой-то школьник… и даже не просто наследник рода Малфоев. Теперь я… — Драко не договорил. Неожиданно он закатал правый рукав мантии и направил волшебную палочку на свое оголившееся предплечье.

Гермиона вскрикнула. Она не могла представить, что когда-нибудь увидит нечто подобное. На правом предплечье Малфоя уродливым шрамом извивалась Черная Метка — череп с жуткими провалами пустых глазниц и выползающая из его раскрытого оскаленного рта черная змея…

— Я — Пожиратель Смерти, — с какой-то неестественной радостью прошептал Малфой и посмотрел Гермионе в глаза, словно искал поддержки или восхищения.

Гермиона задрожала, инстинктивно отпрянула от Малфоя.

— Ты… ты… — Гермиона не могла справиться с нахлынувшей волной чувств, закрыла лицо руками и осела на каменные плиты пола.

— Темный Лорд приказал мне… — голос Драко начал срываться, юноша нервничал. — Он приказал мне… я должен…

— Заткнись… — прошептала Гермиона. — Я не хочу этого знать! Не хочу, даже если потом все забуду!..

Малфой не слышал — или не хотел слышать.

— Я должен убить Дамблдора!

На вершине Астрономической башни воцарилась гробовая тишина. Даже ветер, словно поразившись кощунственному заявлению слизеринца, утих и перестал перешептываться с золотыми листьями деревьев в Запретном лесу.

Гермиона подняла на Драко ошеломленный взгляд. Взгляд, полный боли и отчаяния. Отчаяния — от того, что девушка понимала: она ничего не может изменить. Ничего не может поделать. Малфой в точности исполнит свою угрозу — сотрет ей память. А если она станет сопротивляться, может быть, применит к ней непростительное заклятье… Девушка чуть слышно всхлипнула.

— Не надо… — прошептала она.

— Чего не надо? — спросил Драко холодно. — Убивать старого маразматика? Выполнять приказ Темного Лорда? Стирать тебе память? Чего не надо, Грейнджер?

— Ничего, — Гермиона уже по-настоящему плакала. — Ничего не надо! Разве ты не понимаешь? Убийство… это страшная вещь! Ты… никогда больше не будешь таким, какой ты сейчас…

— Я и так уже другой! — рыкнул Малфой и отвернулся.

— Не надо… — шептала Гермиона, чувствуя, как душа наполняется необъяснимым чувством.

Она жалела его. Жалела своего злейшего врага. Жалела того, кто должен был убить самого замечательного волшебника на свете — Альбуса Дамблдора. Жалела потому, что знала — он, Драко Малфой, на такое не способен. Он не должен так поступать. Но не сможет иначе, потому что боится гнева Темного Лорда. И не смирится с позором своего отца, приложит все силы, чтобы смыть это «пятно» с чести Малфоев…

— Не надо, Драко…

Малфой вздрогнул и обернулся.

— Как ты меня назвала?

— Драко… — пролепетала Гермиона.

— Хм… — Малфой вразвалочку подошел к сидящей девушке и остановился в шаге от нее. — Это даже интересно… — протянул он. — Видимо, я вовсе не ошибся с выбором. Ты и в правду можешь мне помочь… Не напрягайся, Грейнджер, я не имею в виду помощь в убийстве… ты можешь… меня прикрыть. И я даже знаю, как.

— Что ты несешь? — всхлипнула Гермиона. — Ты сумасшедший, Малфой, определенно, ты сумасшедший!

— Возможно, — Драко повел плечом, словно отгоняя надоедливую муху. — Но это не делает меня менее сильным волшебником. Дамблдор ведь тоже не в своем уме. А понять сумасшедшего достаточно хорошо может только другой сумасшедший…

— Прекрати! — сдавленно прохрипела Гермиона. Ей казалось, что воздух на Астрономической башне вдруг загустел, что на вдох его уже не хватает. — Остановись! Я не хочу это слышать! Лучше… лучше… отпусти меня! Сотри память, убей! Что угодно! Только не заставляй меня слушать все это!!!

Драко изобразил гримасу сочувствия на лице и присел на корточки рядом с Гермионой.

— О, как же невыносимо видеть страдания такой прекрасной, умной, храброй девушки! — протянул он насмешливо. — Как же это бессовестно — издеваться над лучшей подругой Мальчика-Который-Выжил, надежды всего магического мира! Не правда ли, для этого нужен особый талант?

— Иди к черту, Малфой! — прошептала, задыхаясь, Гермиона. — Оставь меня в покое! Оставь меня в покое!!! ОСТАВЬ МЕНЯ…

Крик девушки прервался так же внезапно, как начался. Гермиона застыла, скованная ужасом и удивлением.

Драко Малфой, слизеринский ублюдок, напыщенный хорек, потомок чистокровного семейства гонителей «грязной» крови среди волшебников, новоявленный Пожиратель смерти, будущий жестокий убийца… приник своими губами к губам Гермионы.

Поцелуй длился всего пару секунд. Но и этого было достаточно, чтобы на девушку накатило чувство неописуемой ярости. Гермиона изо всех сил толкнула слизеринца в грудь. Он не ожидал сопротивления, поэтому просто повалился на спину, больно ударившись о камни. Гермиона тут же вскочила на ноги и нацелила на Малфоя свою волшебную палочку.

— Я НИКОГДА ТЕБЕ ЭТОГО НЕ ПРОЩУ, ГАДКИЙ УБЛЮДОК!!! — заорала она так, что эхо прокатилось над всеми землями замка и затерялось где-то в лесу.

«Не удивлюсь, если она перебудила половину Хогвартса», — мрачно подумал Драко, вставая.

— Если ты думал, что можешь таким образом привлечь меня на свою сторону, то ты не так умен, как я о тебе думала, Малфой! И не рассчитывай, что я так просто позволю тебе стереть мою память! Тебе придется убить и меня, чтобы твоя тайна оставалась таковой!!!

Малфой побледнел и вскинул свою волшебную палочку.

— Экспеллиармус! — истошно завопила Гермиона, в который раз мысленно благодаря Гарри за то, что на пятом курсе он научил членов Отряда Дамблдора боевым заклинаниям.

Заклинание девушки срикошетило от Малфоя, даже не успев достичь цели.

— Учись невербальным заклятьям, грязнокровка! — усмехнулся слизеринец и взмахнул палочкой.

— Протего! — в панике Гермиона не могла сосредоточиться на невербальном заклинании, поэтому кричала вслух.

Заклинание Малфоя отскочило от Щита Гермионы и, врезавшись в парапет башни, осыпало сражающихся каменной крошкой.

В следующий миг Малфой и Гермиона вскрикнули одновременно:

— Остолбеней!

— Петрификус тоталус!

Заклинания столкнулись, верхнюю площадку башни озарила яркая вспышка. Энергия скрестившихся заклинаний отбросила сражающихся подростков в разные стороны. Гермиона пришла в себя секундой раньше, чем Малфой:

— Таранталлегра!

— Круцио!

На этот раз оба заклинания просто пролетели мимо своих целей. Но стоило прозвучать непростительному заклятью в стенах Хогвартса, как все изменилось.

Драко и Гермиона больше не были на башне одни.

Они не сразу заметили присутствие третьего человека, продолжая с ожесточением посылать друг в друга заклятия. И только когда Малфой вновь попытался наслать на Гермиону Круциатус, раздался тихий голос. Непонятно, как они двое вообще сумели услышать его в том жутком шуме, который сами подняли. Но голос звучал настойчиво и властно, будто он звучал не снаружи, а в их головах, проникая прямиком в сознание.

— Прекратите это бессмысленное сражение, прошу вас.

Гермиона и Малфой одновременно обернулись. Из полумрака, скрывающего выход на верхнюю площадку башни, неспеша вышел высокий человек с длинной серебряной бородой, в лиловой мантии, в остроконечной шляпе, в поблескивающих очках-половинках. Альбус Дамблдор.

— Мисс Грейнджер, — директор дружелюбно кивнул Гермионе. — Мистер Малфой. Добрый вечер.

Профессор говорил спокойно и до невозможности вежливо, словно встретил двоих учеников не в момент ожесточенной битвы, а на светском ужине.

— П-п-профессор… — пролепетала ошеломленная Гермиона.

— Прошу вас, — повторил Дамблдор. — Опустите ваши палочки. А еще лучше, уберите их. Так будет гораздо спокойнее.

Гермиона поспешила спрятать свою палочку в карман мантии и покосилась на Малфоя. Тот был бледен, как полотно, глаза его расширились от удивления. Но он тоже убрал свою волшебную палочку.

— Очень хорошо, — одобрительно кивнул директор. — А теперь прошу вас проследовать за мной в мой кабинет.

Малфой открыл, было, рот, чтобы возразить, но профессор посмотрел на него строго и сказал:

— Не спорьте, мистер Малфой. Вы же не хотите, чтобы завтра за вами приехала мать и забрала вас домой до предварительного слушания суда?

— Какого суда? — спросил Малфой, слегка растерявшись.

— По обвинению вас, мистер Малфой, в применении непростительного заклятья к мисс Грейнджер, — директор наклонил голову, глядя на Малфоя поверх своих очков, а потом вдруг подмигнул стушевавшемуся слизеринцу. — Не беспокойтесь, Драко. Это останется между нами, если вы не станете спорить и пройдете со мной в мой кабинет.

Драко так и подмывало закричать: «С чего вы взяли, что я вам верю?!». Но он благоразумно решил помолчать и поплелся вслед за Дамблдором к выходу.

Напуганная до полуобморока, изумленная, трясущаяся Гермиона последовала за ними.

* * *

— Располагайтесь, — Дамблдор, сев за свой стол, жестом указал Драко и Гермионе на пару кресел напротив.

Они уселись. Гермиона уставилась на директора с нескрываемым удивлением и ожиданием. Драко же был напряжен. Он не смотрел директору в глаза, подозревая, что тот находился на башне гораздо дольше, чем могло показаться, и услышал то, чего слышать не должен был.

— Итак, мои дорогие студенты, — начал директор, — вы можете мне не объяснять, почему между вами возникло подобного рода… кхм… недоразумение. Причины мне вполне понятны. Насколько я знаю, за последние пять лет вы не проявляли особого дружелюбия по отношению друг к другу. Однако мне интересно, что вы собираетесь делать дальше?

— В каком смысле, профессор? — спросила Гермиона, которой, по сути, было нечего бояться.

— В том смысле, что ваш спор не был завершен, — охотно пояснил профессор. — И, мне кажется, мистер Малфой не намерен оставлять этот вопрос закрытым?

Драко вздрогнул и на мгновение взглянул директору в глаза. Тут же отведя взгляд в сторону, он пробормотал:

— Не понимаю, о чем вы.

— О, нет, прекрасно понимаете, мистер Малфой! — улыбнулся Дамблдор. — У вас был план, когда вы пригласили мисс Грейнджер в такой поздний час в безлюдное, отдаленное от жилых помещений замка место. Затем, как я понял, ваш план несколько изменился. Хотя от идеи применить к мисс Грейнджер заклятие Забвения вы все еще не отказались.

Гермиона увидела, как краска окончательно сбежала с лица Малфоя. Слизеринец вцепился в подлокотники кресла с такой силой, что казалось, он хочет переломать собственные пальцы.

— Вы… Вы все слышали? — дрожащим голосом спросил он.

— Да, — кивнул Дамблдор.

— Тогда почему? — завопил Малфой, от ярости теряя контроль над собой. — Почему вы не посадите меня в Азкабан? Почему не отдадите дементорам? Почему сами не убьете меня?!

— Боже правый, мальчик мой! — Дамблдор всплеснул руками точь-в-точь как миссис Уизли. — Что за ужасные мысли приходят в вашу голову?! Посадить одного из лучших учеников Хогвартса в Азкабан только за то, что он намеревается спасти свою семью от гибели? Отдать дементорам невинную душу?! Как вы можете обо мне так плохо думать? Я разочарован в вас, мистер Малфой. Как вы могли предположить, что я убью вас?

— Ваше благородство… — пробормотал Малфой и смолк, не в силах справиться с собой.

— Мое благородство не больше, чем ваше, мистер Малфой, — сказал Дамблдор твердо. — Единственная разница в том, что вы проявляете его крайне редко, что не удивительно, учитывая те законы и правила, по которым вы воспитывались. Поверьте, когда-то давно, в молодости, я так же, как и вы, не отличался выдающимися моральными качествами. Но судьба распорядилась так, что мне пришлось поплатиться за свое безрассудство и легкомыслие. Поверьте, я не желаю того же для вас.

— Тогда зачем? — выпалил Малфой. — Зачем весь этот спектакль? Зачем эти нравоучительные речи, если вы не собираетесь ничего сделать со мной? Думаете, я вот так, просто, откажусь от задания? От своего предназначения? От своей семьи?!

— Не думаю, мистер Малфой, — покачал головой профессор. — Поверьте, я не настолько сумасшедший, чтобы верить в молниеносное исцеление вашей души. Но я знаю точно — вы еще достаточно юны и чисты для того, чтобы вернуться на истинный путь и не запятнать свою душу окончательно. Вы даже не представляете, к каким последствиям приведет тот поступок, который вы намереваетесь совершить.

— Почему же, вполне представляю! — усмехнулся Малфой. — Темный Лорд, наконец, восторжествует! Он очистит магический мир от грязнокровных отбросов вроде Грейнджер. И предателей крови…

— Таких, как я? — спросил Дамблдор добродушно, но в глазах его сквозила неизмеримая печаль. Гермиона тихонько пискнула от возмущения и страха, но тут же прикрыла рот ладонью.

Драко замолчал, уткнувшись взглядом в носки своих идеально вычищенных ботинок.

— Так вот, мистер Малфой, — продолжил директор, вставая. — То, что я не собираюсь отправлять вас в Азкабан или — боже упаси! — убивать, еще не значит, что я совсем ничего не буду предпринимать. Ваше задание остается в силе, мистер Малфой, хотя я от всей души надеюсь, что вы откажетесь от этой тяжкой миссии. А, впрочем, я не против. Чтобы вас не слишком терзала совесть, хочу сообщить, что жить мне осталось не так уж и много. Обратите внимание, — тут Дамблдор поднял правую руку, иссохшую и почерневшую, словно обуглившуюся. Драко невольно поежился. — Как вы думаете, что это?

Гермиона во все глаза глядела на директора, боясь вымолвить хоть слово. Но въевшаяся до самых печенок привычка отвечать на заданные вопросы заставила девушку сказать:

— Это очень мощное темномагическое заклятье, сэр…

Дамблдор обернулся к Гермионе и тепло улыбнулся ей.

— Вы правы, мисс Грейнджер. На меня подействовало заклятье Темной магии, такое сильное, что снять его я не могу. Со временем оно отберет у меня жизнь. Отпущенный мне срок — год, не больше. Так что, Драко, как видите, ваше задание будет не более, чем помощь страдающему старику с достоинством покинуть этот мир…

— Но… как же так? — прошептала Гермиона, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. — Неужели это никак нельзя исправить? Директор, есть же сотни способов лечения от последствий темномагических заклинаний… Мадам Помфри…

— Я понимаю ваши чувства, мисс Грейнджер, — тихо сказал Дамблдор. — Но, увы, существуют заклятия, которые невозможно обратить. Такие, как, например, это.

— Значит, вы все равно умрете? — всхлипнула девушка.

— Похоже, что так, — директор улыбнулся так искренне, словно говорил не о собственной смерти, а о загородной прогулке. Затем он обернулся к Малфою, которого увиденное и услышанное повергло в крайнее недоумение. — Мистер Малфой, вы видите, что я не противлюсь выполнению вами вашего задания. Я всего лишь хочу, чтобы вы осознали разницу между выполнением приказа и действием по собственной воле. Я не утверждаю, что на вас наложено заклятие Империус, в нашей беседе речь идет о другом проявлении воли. Думаю, вы меня понимаете.

Малфой не ответил, отрешенно уставившись в одну точку.

— Итак, вернемся к тому, — продолжил Дамблдор, — что у вас, мистер Малфой, был некий план в отношении мисс Грейнджер. Позволю заметить, что этот план не лишен некоторого изящества, за что должен похвалить вас. Однако в тот момент, когда вы рискнули применить к мисс Грейнджер непростительное заклятие, я счел нужным вмешаться в ваши планы и слегка… кхм… подкорректировать их.

Драко непонимающе уставился на директора. Гермиона тоже пришла в недоумение. Что Дамблдор имеет в виду?

— Мой план не так прост, как ваш, Драко. Но и не так коварен, прошу заметить. К тому же он поможет вам выбрать правильный путь. Жаль, что это уже невозможно без постороннего вмешательства… — Дамблдор достал волшебную палочку.

Малфой дернулся, словно хотел тут же выхватить свою, но потом снова расслабился и откинулся на спинку кресла. С Дамблдором ему было не совладать без поддержки. К тому же рядом сидит эта чертова Грейнджер, которая не позволит ему сражаться с директором.

— К сожалению, я вынужден буду воспользоваться и вашими услугами, мисс Грейнджер, — сказал Дамблдор и посмотрел на Гермиону.

— Да, конечно, профессор, — с готовностью закивала она. — Все, что я смогу сделать для вас…

— О, благодарю, мисс Грейнджер, мне не нужно многого, — улыбнулся директор. — От вас потребуется лишь искренность, верность, немного смелости и, конечно, любовь. Те качества, которые у вас в избытке, я прав?

Гермиона кивнула, все еще не понимая, к чему клонит директор.

— От вас же, мистер Малфой, мне потребуется настойчивость, целеустремленность, изворотливость, немного хитрости и хладнокровия. Думаю, вас так же не затруднит поделиться данными качествами?

Малфой только усмехнулся, продолжая наблюдать за директором.

— А теперь, мои милые ученики, я попрошу вас взяться за руки, — вдруг сказал Дамблдор.

Малфой и Гермиона в один голос воскликнули:

— Ни за что!

— О! — с восхищением вздохнул Дамблдор. — Да у вас гораздо больше общего, чем мне показалось! И все же, я настоятельно прошу вас взяться за руки. Не хочу, чтобы это прозвучало, как угроза, но вы должны понимать, что в любом случае выполните мою просьбу. Даже если придется вас заставить, чего я крайне не желал бы делать. Будьте благоразумнее, мои юные друзья. Поверьте, в этом нет ничего сложного.

Малфой с ненавистью посмотрел на директора, но сразу понял, что тот не шутит. Слизеринец нехотя протянул руку Гермионе, с отвращением глядя на девушку. Гермиона тоже протянула руку. Как только ладони двух врагов встретились, и пальцы переплелись, вспыхнул золотистый огонек прямо над их руками. Драко дернулся и почувствовал, что его ладонь намертво приклеилась к руке Гермионы.

— Очень хорошо! — воскликнул Дамблдор.

Затем он направился к одному из своих шкафчиков и несколько минут рылся в нем, пока не извлек из завалов старых пергаментов сверкающий флакончик, наполненный серебристо-голубой жидкостью.

— Что это? — с трепетом спросила Гермиона.

— О, это одно из моих гениальнейших изобретений! — отозвался Дамблдор. — Зелье Обмена. Употребляется только с соответствующими заклинаниями. Неверное употребление губительно! Однако не стоит бояться, вам ничего не грозит. Пожалуй, только маленький побочный эффект.

— И какой же? — хмыкнул Малфой. — Мы превратимся в устриц?

— Ни в коем случае, мистер Малфой, — ответил Дамблдор. — Побочный эффект от Зелья Обмена состоит в том, что на некоторое время вы станете намного более восприимчивы к другим зельям и некоторым видам чар. Но, думаю, это не продлится более двух-трех дней.

Директор разлил зелье по двум равным колбочкам и зашептал над ними неизвестное заклинание. Оно было очень длинным и совершенно непонятным. Из волшебной палочки директора то и дело вырывались серебристые и синеватые вспышки и яркими искрами оседали на поверхности зелья. Гермиона следила за действиями директора заворожено, Малфой — с опаской. Наконец, процесс был завершен. Директор взял в руки обе колбы и передал их сидящим со сцепленными руками Малфою и Гермионе.

— Прошу вас, подумайте о чем-либо таком, что больше всего характеризует вас как личность. О предмете, событии, каком-то вашем поступке. Это не важно. Главное — чтобы вы сосредоточились на вашем внутреннем мире.

Гермиона тут же подумала про библиотеку. Только в окружении книг она чувствовала себя надежно и спокойно. Ну, еще, пожалуй, рядом с Гарри и Роном. Тут же Гермионе представились ее друзья, мирно спящие и даже не подозревающие, где сейчас она находится и что с ней творится… О чем подумал Малфой, Гермиона не знала, но по кислому выражению его лица поняла, что он не стал сопротивляться, да и бесполезно: если сказать кому-то, чтобы он не думал, предположим, об апельсинах, он тут же начнет думать именно о них. Выхода не было, и Малфой сдался.

— Отлично! — несколько секунд спустя воскликнул директор. — Почти все готово.

Он взмахнул волшебной палочкой и произнес какое-то мудреное заклинание, которого ни Гермиона, ни Малфой не знали. В тот же миг Гермиона почувствовала какое-то странное облегчение и дуновение ветра, непонятно каким образом прокравшегося в кабинет директора. Девушке показалось, будто незримая ниточка протянулась прямо от ее груди к колбе с зельем, что она держала в руке. Похоже, то же самое происходило и с Малфоем, потому что он ошарашено уставился на свою колбу. Директор вздохнул почти облегченно, взял обе колбы и, поменяв их местами, снова отдал ученикам.

— Это, что, такое развлечение? — раздраженно спросил Малфой.

— О, нет, мистер Малфой, совсем нет, — с охотой откликнулся Дамблдор. — Это — не развлечение, а часть необходимой процедуры. Теперь все почти завершено. Осталось самое главное. Вы должны выпить зелье.

Гермиона пару секунд смотрела на колбу. У нее не было оснований не доверять Дамблдору, в любом случае, директор рано или поздно объяснит, в чем был смысл этого странного ритуала. Девушка зажмурилась и поднесла зелье к губам.

— Мисс Грейнджер, подождите, — остановил ее Дамблдор. — Вы должны выпить зелье одновременно.

Гермиона бросила взгляд на Малфоя. Тот и не думал пить зелье.

— Ну же, Драко, не упрямьтесь, — вздохнул директор и заглянул в глаза слизеринца. — Поверьте, это для вашего же блага.

— Откуда мне знать? — вскинулся Малфой. — Может, вы хотите меня отравить?

— О, Мерлин! Драко, как вы могли такое подумать? — Дамблдор, похоже, искренне оскорбился. — Поверьте, я не так коварен, как вам кажется. И не так бессердечен, как вам внушали ваши родители и их друзья. Я всего лишь хочу вам помочь. Доверьтесь мне всего один раз, о большем я вас не прошу. Я ведь доверился вам, — тут Дамблдор снова показал Драко свою покалеченную руку.

Малфой поморщился, но спорить больше не стал. Если бы Дамблдор в самом деле хотел убить его, то сделал бы это как-нибудь менее демонстративно и необдуманно. Делать нечего — пришлось выполнить просьбу директора.

— На счет три? — осторожно спросила Гермиона, покосившись на Малфоя.

Тот только кивнул, нахмурившись еще сильнее.

— Раз, два, три… — отсчитала Гермиона и залпом выпила зелье.

Малфой сделал то же самое.

— Вот и отлично, — сказал Дамблдор и вернулся за свой стол.

Драко попытался высвободить свою руку из руки Гермионы, но они по-прежнему были словно склеены.

— Повремените немного, мистер Малфой, — спокойно сказал Дамблдор. — Я должен рассказать вам еще кое о чем. Хотя эти знания пока вам не пригодятся, но потом, когда вы вспомните все, что сегодня произошло, вам будет проще во всем разобраться. Итак, первое: зелье, которое вы только что выпили, как я уже сказал, называется Зельем Обмена. Оно позволяет на некоторое время установить связь между двумя сущностями, проще говоря, проводит мостик от одной души к другой. При этом сущности сообщаются, обмениваются опытом и обогащаются. Но действие зелья не вечно, оно будет длиться в лучшем случае несколько месяцев, но я предполагаю, что вам будет достаточно четырех. Второе: зелье не только восприимчиво к некоторым видам чар или иным зельям. Один из вас постоянно будет чувствовать другого, при этом вы будете встречаться чаще, но на физический контакт зелье может отреагировать непредсказуемо. Например, у одного из вас при приближении другого оно может вызвать слабость или головную боль, у другого может пробудить временные способности к прорицанию, а может и заставить бояться несущественных вещей. Честно говоря, я не могу сказать, как именно зелье станет реагировать на свою вторую «половинку». В этом вы разберетесь и сами. И, наконец, третье: поймите, прошу вас, что зелье будет с каждым днем действовать все меньше. Все то, что произойдет с вами после того, как истечет срок действия зелья, уже никак не будет связано ни с ним, ни со мной.

— И что вся эта ахинея значит? — вспыхнул Малфой. — Что теперь нам с грязнокровкой придется держаться подальше друг от друга? Я — так с радостью!

— Прошу вас, мистер Малфой, не употреблять в моем присутствии подобных ругательств! — нахмурился Дамблдор. — Скоро вы совсем не сможете его произнести, уверяю вас.

Малфой побледнел, но промолчал.

— Простите, профессор, — подала голос изумленная, но не перестающая ясно мыслить и все анализировать Гермиона. — Вы сказали, мы должны запомнить это сейчас, чтобы потом, когда мы все вспомним, во всем разобраться. Что это значит?

— Это значит, моя дорогая, — тепло улыбнулся Дамблдор, — что я, увы, не могу позволить вам помнить то, что вы сегодня видели и слышали. До определенного момента, конечно.

— Вы сотрете нам память? — вступил в разговор Малфой. — Вы не имеете права.

— Равно как и вы, мистер Малфой, не имеете права использовать непростительные заклятья в стенах этой школы, — отрезал директор. — К тому же, повторяю, я не лишаю вас этих воспоминаний навсегда, а всего лишь закрываю их от вас на некоторое время. Поверьте, они могут вам только повредить. Если лорд Волдеморт узнает, что вы во всем признались сначала мисс Грейнджер, а потом — мне, он избавится от вас.

Гермиона заметила, что Малфой побледнел еще сильнее, хотя казалось, что сильнее уже некуда.

— Поэтому, — продолжал Дамблдор, — я вынужден буду скрыть от вас ваши воспоминания. Это не такая простая процедура, как стирание памяти, и она тоже имеет побочные эффекты. К примеру, в первые несколько дней вам будет трудно запомнить какие-то моменты в вашей жизни, связанные с сильным волнением и переживаниями. Уверяю вас, на вашей учебе это не отразится. Но сначала вам будет сложно. Поэтому я не удивлюсь, если уже на следующей неделе один из вас или даже вы оба окажетесь снова в моем кабинете.

— Вот еще! — фыркнул Малфой, но губы его предательски дрожали.

— Прошу вас понять меня и не судить строго. Я всего лишь немного ускорил процесс. Надеюсь, вы и сами поймете. Чуть позже. А теперь, дорогие мои ученики, прошу меня простить, но… — Дамблдор встал, вскинул руки и громко произнес: — Мемориа инклудэрэ!

* * *

Драко схватился за голову и остановился. Нахлынувшие воспоминания, казалось, стремятся разорвать голову на куски. Снейп тоже притормозил, обернулся, посмотрел на ученика.

— В чем дело? — резко спросил профессор.

Драко не ответил. Он, будто контуженый, потряс головой, пытаясь избавиться от круговорота образов, возникших в сознании, но это не принесло результата.

Минутной задержки хватило, чтобы Поттер, перепачканный в крови и в пыли, смог сократить расстояние между собой и сбегающими Пожирателями. Вскинув палочку, он заорал:

— Остолбеней!

Заклинание пронеслось над головой Снейпа, не причинив тому вреда.

— Беги, Драко! — рявкнул Снейп, явно намереваясь дать отпор заигравшемуся в героя Поттеру.

Драко не стал спорить. Голова его разрывалась от боли и от мучительных, ослепляющих воспоминаний. Юноша со всех ног припустил в сторону главных школьных ворот, все так же держась руками за голову. Выскочив за ворота, Драко крутнулся на месте, пытаясь сосредоточиться на образе Малфой-мэнора. Хоть он и не сдавал экзамен на трансгрессию, но все-таки кое-чему Двукрест сумел научить всех своих подопечных. Драко почувствовал рывок в области пупка, затем — душную пустоту, словно его протискивали сквозь бутылочное горлышко, а затем — тишину. Именно почувствовал, потому что после криков, грохота и свиста заклинаний, которыми оглашался двор Хогвартса, здесь, в парке перед поместьем, было так тихо, что казалось, тишину можно потрогать руками.

Не успев ступить пару шагов, Драко упал на колени. Голова гудела, но воспоминания постепенно начали упорядочиваться, образы уже не мелькали так часто и ослепительно, как в первые несколько минут. Счастье, что Малфой сумел добраться до поместья целиком, не оставив за воротами Хогвартса руку или ногу…

С крыльца Малфой-мэнора сбежала тонкая, укутанная в черную мантию фигура, кинулась к Драко.

— Сынок! Сынок, с тобой все в порядке?

Нарцисса бросилась рядом с сыном на землю, обхватила плечи Драко руками, прижала свое чадо к груди.

— Ма… ма… — только и смог проговорить Драко, как вдруг неистовый круговорот чувств, свалившийся на него, в сущности, еще мальчика, вырвался наружу исступленным воплем. — А-а-а!!!

— Что?! — обмерла Нарцисса. — Что, милый мой, что?! Ты ранен? У тебя что-то болит? Что? Где?!

Драко продолжал кричать, пока воздух в легких не закончился. Судорожно вдохнув, Драко взвыл, как раненый зверь, и залился обжигающими, неудержимыми слезами. Захлебываясь, давясь, кашляя, не переставая постанывать, скорее, даже подвывать, Драко вцепился в материнскую мантию. Нарцисса была на грани обморока. Собрав все свои силы, она прижала Драко к себе и начала раскачиваться взад-вперед, что-то тихо приговаривая, совсем как тогда, когда маленький Драко боялся спать в своей комнате.

— Ты за это ответишь, Малфой! Клянусь, не будь я Гермиона Грейнджер, ты за это ответишь!..

— Мемориа инклудэрэ!

Наконец, истерика начала отступать, Драко смог, глотая слезы, заговорить с матерью.

— Все… напрасно… — простонал он в складки ее черной мантии.

— Что напрасно, сынок? — тихо спросила Нарцисса, продолжая «убаюкивать» сына.

— Все напрасно! — вскрикнул Драко. — Я думал… я думал, что… делаю это… во имя Лорда… что есть… какая-то цель…какая-то справедливость… что мы имеем право… что мы — выше всего… что мы можем делать, что хотим… но это не так!.. Он… просто использует… нас всех… меня… тебя… отца… всех… и ничего у нас нет… мы ничего не стоим… а он… этот жалкий старикан… он все знал… заранее… он позволил… он все спланировал…

— О чем ты, Драко? — осторожно спросила Нарцисса, оборачиваясь к крыльцу — не подслушивает ли их кто-нибудь из верных ищеек Лорда?

— О том, — продолжал надрываться Малфой. — О том, что нет никакой справедливости, мама!.. Есть только сила… сила зла, сила добра… какая разница?.. Нас всех просто используют… просто, как кукол… и меня использовали… и ее… И они победили, мама… Они победили…

— Орден был в школе? — спросила Нарцисса, уже зная ответ.

— Да, они были там… — ответил Драко, все еще судорожно дыша и всхлипывая. — Но ты не понимаешь… его убили… Снейп убил… я не смог… он мертв, мама, понимаешь? Дамблдор мертв!.. И все равно он победил… Он все знал! Он… они были правы… она была права… она ненавидит меня… я сам себя ненавижу!!!

Нарцисса не стала вдаваться в подробности. Драко испытал ни с чем не сравнимый шок, она это понимала. Сейчас ему нужно было дать время, чтобы прийти в себя.

Послышался хлопок трансгрессии. На дорожке возле ворот показался взъерошенный Снейп. Подняв руку с меткой, он прошел сквозь ворота и направился к дому. Нарцисса помогла Драко встать и двинулась навстречу Северусу.

— Нарцисса, — кивнул Снейп, подойдя ближе. — С Драко все в порядке?

Светловолосая женщина кивнула, посмотрев вслед идущему к парадным дверям поместья сыну.

— Он чем-то расстроен, — сказала она. — Я боялась, что он ранен или проклят, но он просто… просто это тяжело…

— Я знаю, — кивнул Снейп. — Поэтому Я убил Дамблдора. Теперь Обет выполнен, ведь так?

— Да, — кивнула Нарцисса. — Спасибо, Северус. Я знала, что ты поступишь правильно. Спасибо тебе… За Драко…

Снейп отмахнулся от благодарностей.

— Я не стану задерживаться, — сказал он сухо. — Мне нужно в другое место, по поручению Лорда. Думаю, в моих услугах здесь никто не нуждается…

Нарцисса ничего не сказала, только посмотрела на Снейпа долгим, печальным взглядом. Кивнув на прощание, Северус повернулся, вышел за ворота и трансгрессировал.

Нарцисса вздохнула, поняла взгляд к небу. Над Малфой-мэнором сияли звезды. Величественные, бессмертные, далекие звезды, одинокие странники в ледяной пустыне Вселенной. Бесчувственные и безразличные ко всему, что бы ни происходило на Земле под ними. Такие же горячие и в то же время холодные, как сердце ее сына.

Смахнув набежавшую слезинку, женщина со светлыми волосами неспеша побрела к парадному крыльцу роскошного имения Малфой-мэнор. В окнах на первом этаже уже горел свет, значит, Драко не пошел наверх, а остался в гостиной. Что ж, так лучше — у них будет время поговорить. Впереди — долгая, очень долгая ночь. И за эту ночь мать надеялась узнать правду о своем сыне. Всю правду о нем, о ее маленьком, несмышленом, любимом Драко. Всю правду о Драко Малфое.

THE END & TO BE CONTINUED...