Что обещаем мы

В третий раз она отправилась к нему почти в отчаянии. По традиции только в течение пяти лет после окончания школы юные ведьмы и волшебники имели возможность заключить договор об ученичестве. Это был ее последний шанс, и потому несколько дней она провела в страхе.

Гермиона Грейнджер, лучшая студентка своего класса и дважды отвергнутая соискательница, желающая поступить в ученицы к Северусу Снейпу, мастеру зельеварения, вошла в его кабинет без приглашения и, не двигаясь, ждала, когда тот заметит ее.

Наконец он нехотя посмотрел поверх свитков, в которых делал пометки красными чернилами — экзаменационные работы, вне всякого сомнения, — и презрительно поднял бровь.

— И снова … настойчивая мисс Грейнджер, — мягко сказал он, наполнив сарказмом каждое слово. — Разве не достаточно оскорблений я нанес вам? Если хотите, можем подобрать вам какое-нибудь лекарство.

— Сэр, я понимаю, что я последний человек, которого вам хотелось бы видеть, — ответила Гермиона, собираясь с духом и чувствуя, что вся решимость пропала, стоило ему лишь скривить губы в самодовольной усмешке.

— Напротив. Как оказалось, это довольно забавно.

Глубоко вздохнув и попробовав успокоиться, Гермиона подошла к его столу и сцепила за спиной руки.

— Пожалуйста, профессор, рассмотрите мое прошение. Уверяю вас, я буду образцовой ученицей. У вас есть результаты моих ТРИТОНов, вы знаете, что я способная. Что мне сделать, чтобы вы увидели, что я не… — она запнулась, пытаясь вспомнить, как он назвал ее в прошлый раз. Докучливой болтушкой?

Он открыл рот — без сомнения только для уничижительного комментария, — но помедлил и вместо этого обдумал ее слова.

— Прежде всего, — сказал он, — простойте молча на этом месте до тех пор, пока я не разрешу вам говорить.

Испытание. Она справится с ним.

Вовремя поймав чуть не слетевшие с губ слова: «Да, сэр», — Гермиона кивнула, расправила плечи и приняла более устойчивое положение.

После того, как, по ее ощущениям, прошло минут пятнадцать, она исподтишка взглянула на часы: было пять тридцать пять.

В шесть Снейп призвал эльфа и велел принести обед. Ростбиф и картошка пахли божественно, а Гермиона была сегодня слишком занята, чтобы пойти на ланч, но профессор ничего ей не предложил.

В шесть двадцать у нее заурчало в желудке. Профессор скользнул по Гермионе взглядом, но не проронил ни слова.

К пяти минутам восьмого ноги у нее затекли, спина чесалась, а сама девушка проклинала себя за то, что пришла в холодные подземелья без мантии и чего-нибудь потеплее поверх практичной, но тонкой рабочей одежды.

Около половины восьмого она начала перечислять — разумеется, про себя — двенадцать способов использования драконьей крови. «Как хочется есть…»

Примерно после девяти, когда все ингредиенты для зелий закончились, и ей больше нечем было отвлекать себя от мыслей о желудке, дрожащих ногах или гусиной коже по всему телу, Гермиона переключила все внимание на Снейпа, который, закончив обедать, снова взялся за работы злополучных учеников. «Как хочется есть…»

Если с ним и произошли какие-то изменения с тех пор, как она окончила школу, Гермиона их не заметила. Он как сказка, которую переврали: белая как снег кожа, волосы черные как смоль — яркого же румянца на щеках нет и в помине, но чернила, сочившиеся с пера, вполне его заменяли, отметила девушка, сдерживая смешок. «Как хочется есть…»

Он хмурился над экзаменационными листами. «Почему он все еще в Хогвартсе?» — вдруг подумала Гермиона. Эта загадка была достаточно сложной, и девушка моментально забыла обо всех неудобствах. Волдеморт умер четыре года назад, Дамблдор — пять. Снейпа ничего здесь не держало, больше не было никаких неоплаченных долгов. Он мог бы вести вполне спокойную жизнь, изготавливая зелья на заказ. И преподавание ему, определенно, не нравилось.

По крайней мере, его преподавание не нравилось Гермионе. Она чуть-чуть сместила центр тяжести, пытаясь унять боль в низу спины, и напомнила себе, что заставляет себя проходить эти пытки для того, чтобы подписать договор еще на три года пыток, но Снейп в Европе был авторитетным экспертом в области зельеварения, а может быть, и во всем мире. Гермиона разузнала все о мастерах, живущих в пределах доступного для аппарации расстояния, и даже о некоторых за этими пределами, и они ее не впечатлили. Большинство из них, казалось, знали немногим больше нее.

А Гермиона хотела такого мастера, у которого действительно могла бы чему-то научиться. Она не искала легких путей.

Гермиона осторожно поджала холодные пальцы, заставляя кровь бежать быстрее.

Четыре года изготовления простых зелий оставили ее равнодушной. Боясь показаться бесчувственной, Гермиона никогда не признается, что они, по-своему, были так же плохи, как и последний бездарно проведенный год перед войной. Это взросление было ужасным — и вместе с тем стимулирующим: думай или умри. Теперь Гермионе ничто не угрожало. Однако ей было до смерти скучно.

Снейп скучным не был.

По правде говоря, она и сама понимала, что это глупо: так зациклиться на ученичестве у Снейпа, когда было очевидно, что он не хочет ее учить. Времени на заключение договора, позволяющего получить высшее образование, почти не осталось, а каких результатов она достигла? Она злилась на себя и на произвол магического сообщества в вопросе о том, когда можно начинать первое ученичество.

Но здесь и сейчас она наконец с робкой улыбкой подумала, что, кажется, начинает делать успехи. Снейп никогда раньше ее не испытывал. Он был так близок к тому, чтобы предложить ей договор, что Гермиона уже почти слышала скрип своего пера по пергаменту. Это было бы великолепно: стать его ученицей после того, как пять лет назад он во всеуслышание провозгласил, что никогда не возьмется обучать ее.

С другой стороны, ей нужно достаточно выдержки, чтобы игнорировать его притеснения, и Гермиона подозревала, что он будет жестоко испытывать ее все следующие три года. Нет, комфортных условий он не предложит. С этой мыслью она едва не провела кончиком языка по резцам — привычка, которую она приобрела в те дни, когда ее зубы были чуть больше, чем сейчас. Он вел себя как герой, но оставался при этом зловредным, мелочным человеком. Да кто он такой, чтобы говорить о несоразмерности зубов…

— Ну-ну, мисс Грейнджер, — и она вдруг поняла, что Снейп смотрит ей прямо в глаза и держит палочку наготове. — Вряд ли подобные доводы убедят меня.

Она моргнула. И заставила себя думать о безопасном и рутинном.

«Как хочется есть…»

В четверть одиннадцатого Снейп резко встал, разогнав все ее мысли о еде, и, рассматривая девушку, двинулся в обход стола. Гермиона не знала, стоит ли ей ответить тем же, или он, подобно волкам, сочтет это оскорблением. Найдя компромисс, она остановила взгляд на краешке белой сорочки, выглядывавшей из-под ворота его сюртука. Лен? Гладить его — занятие не из приятных. Впрочем, Снейп наверняка предоставил это домашним эльфам.

Сорочка настолько сбила Гермиону с толку, что девушка не сразу заметила, что Снейп подошел ближе («Да, определенно лен», — подумала девушка), и задержала дыхание, когда он начал медленно обходить ее кругом.

Гермиона почувствовала себя студенткой-заучкой, едва Снейп завершил маневр. По правде сказать, она уже привыкла к этой его тактике: если он прибегает к запугиванию, значит, испытание окаменением почти подошло к концу.

Снейп вернулся на стул, сложил пальцы в замок и уставился на Гермиону в упор, а она ждала, что он признает — нет, не поражение, но хоть что-нибудь.

Ждала.

Ждала.

В одиннадцать двадцать пять, через шесть часов после начала проверки, только сила воли удерживала ее в вертикальном положении. В висках стучало, глаза слезились, комната то расширялась, то сжималась вокруг нее.

— Мисс Грейнджер, — сказал Снейп, разрывая сплошной туман боли, — вы настоящий образчик гриффиндорского упрямства.

«Можно подвести осла к воде, но пить его не заставишь», — мелькнула смутная мысль в голове Гермионы.

— Наверное, вы считаете, что продержитесь дольше меня, — продолжал он, выходя из-за стола. — И так случилось, что я отправляюсь отдыхать.

Он остановился. Гермиона ждала неминуемого продолжения. Раз, два…

— Но в ту же секунду, когда вы скажете хоть слово или сдвинетесь с этого места, пусть только для того, чтобы лечь, я об этом узнаю, — прошипел он ей в ухо.

Он вытащил палочку из рукава — «Лен, так и знала!» — и наложил серию заклинаний, в которых она узнала слабые сигнальные чары.

«Никакого глупого размахивания палочкой в классе… Десять баллов со Слизерина, профессор…»

— Хорошего вам вечера, мисс Грейнджер, — насмешливо ухмыльнулся он, последним заклинанием потушив факел.

«Не сдавайся…»

В пять минут второго ночи одна, озябшая, голодная и утомленная, она потеряла сознание.

* * *

Придя в себя, Гермиона резко дернула руками: ей на секунду показалось, что ее связали. Но когда девушка сфокусировала взгляд, оказалось, что она лежит в кровати под толстым покрывалом.

— Что?.. Где?.. — начала она, плохо понимая, что происходит.

— Так-так, — сказал знакомый голос, а его обладатель вступил в поле ее зрения с флаконом в руке. — Сначала вы двигаетесь без разрешения, теперь говорите. Если подобным образом вы собираетесь выполнять мои указания, когда станете моей ученицей, вы об этом очень пожалеете.

Воспоминания обо всех событиях этого вечера разом вернулись к ней. Гермиона закрыла глаза, подавляя сильнейшее желание наброситься на Снейпа.

Знать, что она нарушила приказ не специально, и все равно напоминать об этом — да как он…

Постойте-ка.

— Когда стану вашей ученицей, сэр? — прохрипела Гермиона, пытаясь улыбнуться непослушными сухими губами.

— Выпейте это, — сказал Снейп вместо ответа, сунув флакон ей в руки. Увидев, что у Гермионы нет сил поднести его к губам, он сам напоил ее, нетерпеливо фыркнув.

Зелье обволокло гортань, как мед, сладкий, с тонкой нотой горчинки. Девушка почувствовала, как действует его восстанавливающая магия, и спросила:

— Что это? Совершенно точно не перечное зелье — оно гадкое, к тому же здесь я отчетливо чувствую чемерицу…

— Тихо, — велел Снейп.

— Да, сэр, — ответила она, разом умолкнув.

Секунду он грозно смотрел на нее, как в старые добрые времена, прежде чем ответил на вопрос, так скоропалительно оброненный Гермионой:

— Это Укрепляющий эликсир, и, полагаю, ваша реакция ясно доказывает, что название ему было дано правильно. Можете уже сменить вид жертвы василиска на какой-нибудь другой, мисс Грейнджер. Не думаю, что вы слышали об этом зелье раньше: это мое собственное изобретение.

Он призвал стул и уселся на него, спрятав ноги под диван.

— Когда вы ели в последний раз?

Гермиона бросила взгляд на часы: было двадцать пять минут второго.

— Больше пятнадцати часов назад, — ответила она.

— А как вы себя чувствуете теперь? — он рассматривал ее с необычной заинтересованностью.

— Прекрасно. Ни капли усталости. Есть хочу, но голова больше не кружится, и боль ушла.

— Хорошо. Вы вполне удовлетворительно провели испытание.

— Вы имеете в виду?.. Вы в первый раз?.. Вы заставили меня пройти через все это, только чтобы испытать в действии свое чертово зелье?

— Следите за языком, мисс Грейнджер, — Снейп сложил руки на груди и посмотрел на Гермиону из-под полуопущенных ресниц. — Это была проверка вашей выносливости, а не моего эликсира, который, к слову сказать, я уже проверил на себе. Однако с вашей стороны разумно будет запомнить, что если появляется возможность, я с удовольствием использую… все ее преимущества.

Угрожающе взмахнув палочкой, он призвал домового эльфа и тут же велел тому бежать сломя голову за тарелкой супа. Гермиона хотела отказаться от супа из принципа: в самом деле, Снейп уже достаточно вывел ее из себя, но все-таки решила, что неразумно оставаться без еды так долго, и густой овощной суп на говяжьем бульоне, с которым появился эльф, исчез довольно быстро.

— Где я? — спросила она, положив ложку в пустую тарелку и наконец разглядев зеленое с серебром убранство помещения. — Это ваша комната?

Снейп поднял бровь, и этот жест был явно презрительным.

— Едва ли. Вы в одной из гостевых комнат Слизерина.

— А, — ответила Гермиона, чувствуя, что ей дали отповедь и напомнили, что Снейп был когда-то Пожирателем смерти и вряд ли теперь он хочет, чтобы кожа грязнокровки прикасалась к его простыням.

— Так, — Снейп прервал ход ее мыслей. — Мы и за три года не управимся, если вы не согласитесь на договор, дающий мне право полностью контролировать вас.

Гермиона слегка нахмурилась. Скорее от раздражения, чем от растерянности. Согласно условиям договора мастер и ученик никогда не имели равных прав, ученичество — это вовсе не те дружеские взаимоотношения, что царят в маггловских университетах, когда все называют друг друга по имени. Гермиона знала, из книг, разумеется, что, согласно традиционному договору, от молодой ведьмы или волшебника требовалось заниматься черной работой в лаборатории, быть способным работать от рассвета до заката, ассистировать при исследованиях, ничего при этом не получая взамен, и всегда быть почтительным.

Разумеется, каждый будет почтительным. Успешное завершение ученичества целиком и полностью зависело от одобрения руководящего мастера.

— А в чем разница, профессор? — наконец спросила она. — Что вы имеете в виду?

— Вы, например, не сможете покидать территорию школы без моего разрешения.

Эти слова вызвали укол разочарования: она рассчитывала, что сможет вырываться иногда по вечерам, чтобы увидеть родителей или Гарри и Рона. Может быть, он согласится… Хотя это же Снейп… Наконец она пожала плечами: победа была совсем близко.

— Я все равно редко хожу куда-то, — ответила она полуправдой.

— Надо же, — пробормотал он, и вытащил из кармана мантии маленький свиток пергамента.

Там были слова, которые он, без сомнения, писал, пока она стояла в одиночестве посреди класса. Это был самый простой договор, который Гермионе только приходилось видеть: «Я, Гермиона Грейнджер, передаю себя в подмастерья мастеру зелий Северусу Снейпу на срок, соответствующий обычаю, и обязуюсь во всем ему повиноваться».

Высунув палочку из самодельного внутреннего футляра, который крепился к руке ремешками, Гермиона наколдовала красное перо с золотыми пятнышками.

— Прежде чем вы воспользуетесь этой мерзостью, — сухо сказал Снейп, — я… вынужден спросить, полностью ли вы оправились.

— Да, — удивленно ответила Гермиона.

— И вы сейчас вполне довольны своей способностью использовать то, что вы, вероятно, по ошибке называете мозгом?

— Да, — ответила она, стараясь говорить уверенно и от безысходности пощипывая перо.

— Подумайте, мисс Грейнджер, вы готовы исполнить любое мое распоряжение?

Он разглядывал ее пронзительно, оценивающе. Гермиона тревожно взглянула на него, впервые почувствовав, что что-то, возможно, идет не совсем так, как должно. Он, что?.. Неужели он имеет в виду?.. Нет, он не может так поступить.

— Если вы сомневаетесь, что готовы к этому испытанию, — сказал он без запинки, протягивая руку чтобы взять договор, — без колебаний оставайтесь ночевать здесь. Утром же уйдете, но никогда больше не оскверняйте моих подземелий своим присутствием.

«Вызов».

Она хотела вызова.

Стараясь выиграть время, Гермиона выдернула договор из рук Снейпа так, чтобы он не смог дотянуться до пергамента. Будь это кто-то другой, Гермиона бы засомневалась, пересмотрела бы свое решение…

Но бога ради, это же Снейп. Случай с зубами был вовсе не единственным, когда он дал понять, что не находит ее привлекательной.

Кроме того, Гермиона инстинктивно чувствовала: пока она уверена, что его волнуют всякие мелочи, ему можно доверять. Он воевал на их стороне против Волдеморта, даже тогда, когда казалось, что светлая сторона потерпит поражение.

Гермиона подняла на него глаза, его лицо не выказывало ни единого признака заинтересованности ее решением. Девушка снова взглянула на немудреный договор, в простых словах увидев обещание знаний и умений.

После пяти лет безуспешных попыток завоевать этот приз она не собиралась отказываться от него из-за нелепой идеи, что он собирается затащить ее в постель тогда, когда ей будет очень неловко сказать «нет».

— Я готова, — сказала она, аккуратно написав свое имя под его неразборчивыми строчками, а затем быстро прикоснулась палочкой к чернилам. Договор вступил в силу, и стремительный поток неожиданно сильной магии, словно тройная доза зелья Снейпа, прошел сквозь девушку, ослепив и лишив дыхания.

Придя в себя, Гермиона увидела, что Снейп в одной руке держит ее палочку, а другой прячет пергамент в карман мантии. А затем он откинулся на спинку стула и улыбнулся. Медленно.

Страшно.

— Мисс Грейнджер, вы глупее, чем я мог себе представить.

Гермиона открыла рот, но не раздалось ни звука. Он коротко рассмеялся и заложил руки за голову, все еще рассматривая ее одиннадцать дюймов виноградной лозы.

— Вам еще не приходило в голову, что теперь я могу приказать вам убить себя, и вы это сделаете? Отравить Поттера, и вы подчинитесь, зная, что не сможете с этим жить дальше? Приказать вам сделать самые недостойные вещи, которые пойдут вразрез с вашими глубочайшими убеждениями, со всеми вашими благими намерениями?

Она моргнула, объятая ужасом. Это чувство прошло почти сразу. «Насмешка. Он всего лишь насмехается. Соберись. Он не заставит тебя делать все это. Даже если мог бы, он не станет».

— Я верю вам, — просто сказала она, а когда он хмыкнул, запальчиво добавила: — Если бы вы были настолько плохим, вы никогда бы не пошли против Пожирателей смерти. Я знаю, что вы сделали ради нас.

— А, — сказал он. — Но у вас нет никакого представления о том, почему я, в конце концов, присягнул на верность Дамблдору. Вы меня не знаете, как и не понимаете, какую власть над собой только что передали в мои руки.

— Я провела на ваших занятиях…

— Тихо, — проронил он, повторяя приказ, который уже отдавал ранее.

Эффект был мгновенным, шокирующим. По коже Гермионы побежали мурашки, рот закрылся, как будто невидимые пальцы сомкнули ее губы. Она пыталась сказать хоть слово, любое слово, и почувствовала, что ее тошнит. Больше всего эти ощущения походили на эффект от Imperio, вот только Гермиона была полностью в сознании, могла размышлять и делать выводы, но была совершенно не способна ослушаться.

— Видите, мисс Грейнджер? Вот ваш первый урок: ничего не принимайте на веру, кроме того, что люди злы и дают простор дурным качествам своей души всякий раз, когда для этого имеется у них легкая возможность, — он замолчал, а затем добавил, как будто это только что пришло ему в голову: — Можете говорить.

— О Господи, — сказала она, уронив голову на подушку и закрывая глаза, чтобы не видеть Снейпа.

— Действительно.

Гермиона тихо застонала. Она не могла поверить, что все самое худшее, что представлялось ей ранее, и все, что она отбросила как глупые мысли, теперь вполне может воплотиться. Одним только словом Снейп может превратить ее бездумное решение быть его ученицей в согласие делить с ним постель.

— Что же я наделала? — прошептала она, открыв глаза и уставившись в беленый потолок.

— Я думаю, что правильнее было бы спросить, зачем вы, предположительно такая умная, это сделали.

Она ответила монотонно, как будто в трансе:

— Я хотела знать то, что знаете вы. Я хотела испытать себя. Я хотела от жизни больше.

Его спокойная бесстрастность исчезла на долю секунды; казалось, он потерял самообладание. А затем горько рассмеялся:

— Мои поздравления. Если не считать жажды крови, вы только что назвали причины, по которым я присоединился к Волдеморту.

— Пожалуйста, — сказала она, испуганно посмотрев на него, — не играйте со мной, профессор. Скажите, зачем вы настаивали на полном контроле? Скажите сейчас и покончим с этим. Что вы хотите, чтобы я с собой сделала? Кого вы хотите, чтобы я убила? Что за ужасные вещи вы хотите, чтобы я сделала?

— Я не на рынке и мне не нужен наемный убийца, — ответил он, снова став невозмутимым. — И у меня нет особенного желания видеть, как вы наносите себе увечья. Более того, я вам запрещаю делать это.

И снова слабое покалывание прошло по всему телу, и она вздохнула — от облегчения, что ей не придется ничего с собой делать, и омерзения, из-за того, что ее заставляют.

— Пока мы не отошли от темы: вы не должны и мне причинять никакого вреда, — сказал Снейп, положив палочку Гермионы на кровать рядом с ней.

— Чего вы хотите? — мрачно повторила она.

Обнажив зубы в улыбке, напомнившей Гермионе сказочного персонажа, того самого, который имел непреодолимую склонность к маленьким девочкам в красных шапочках, он ответил почти нежно:

— Странный вопрос, мисс Грейнджер. Я хочу вас.

____________

Примечания (здесь и далее — примечания автора, если не указано иначе):

1. Здесь и далее все цитаты из «Фауста» в переводе Н. Холодковского (прим. перев.)

2. То, что Снейп перед тем, как Гермиона подписала договор, три раза спрашивает ее, уверена ли она в своем решении, отсылает нас к «Фаусту» Гёте: Фауст был вынужден трижды пригласить Мефистофеля в дом, прежде чем дьявол вошел. (Интересно, что Мефистофель впервые появляется на сцене одетым как ученый. В мантии.)

3. «…люди злы и дают простор дурным качествам своей души всякий раз, когда для этого имеется у них легкая возможность» — цитата из «Государя» Макиавелли. Разумеется, Снейп читал эту книгу. Определенно, это обязательное произведение для слизеринцев, несмотря на то, что создал его маггловский автор. (Кроме того, я полагаю, что чистокровные маги могли и не считать ниже своего достоинства чтение маггловской литературы, написанной до XIX века).

4. Снейп говорит «Волдеморт»: сомневаюсь, что он называет Риддла «Темным лордом» в каноне потому, что предпочитает обращение по титулу. Это, скорее всего, потому, что так хочет Риддл. Волдеморт умер, и Снейп может называть его так, как хочет.

Неожиданно комната поплыла перед глазами. Гермиона моргнула, чтобы сосредоточиться, и, разумеется, в поле зрения снова появился злосчастный Снейп. В ушах зашумело, и девушка рассеянно определила, что это стучит кровь.

Гермиона почувствовала, как из горла рвется истерический хохот, и не смогла сдержать его.

— Вы хотите меня? Вы хотите меня?! — выкрикивала она, почти глотая слова. — Вы высмеивали мои волосы на шестом курсе, вы дали Малфою пять баллов за то, что он назвал меня идиоткой с поросячьим рыльцем на седьмом, а в тот раз, когда мы разругались на встрече Ордена… Вы еще сказали, что даже хорошо, что я книжный червь, потому что соответствующим образом и выгляжу!

— Вам было семнадцать, вам было восемнадцать, вам было девятнадцать, — ответил Снейп, загибая пальцы. — Теперь же вам, если память меня не подводит, двадцать четыре. Школьницы не вызывают у меня никакого желания. Вы же, что очень кстати, выросли.

— Но… но вы же ненавидите меня, — жалобно сказала она, хватаясь за последнюю соломинку.

— Напротив, вы мне абсолютно безразличны, — поправил он. — Но я бесконечно рад тому, что после того, как семь лет вы находили всяческие способы игнорировать мои указания, вы наконец не сможете их не выполнять — и все это исключительно по вашей собственной воле.

— А вы не хотели бы притащить меня в свои комнаты, заставить биться в истерике и овладеть силой? — пробормотала она.

— Нет, — ответил Снейп резко.

— Не вижу разницы!

— Разница огромная, к тому же все законно: у вас был выбор. Вряд ли я виноват в том, что вы не ухватили сути. Я несколько раз предостерегал вас от бездумного подписания договора, а вы ринулись вперед сломя голову как типичная…

— Гриффиндорка, — сказала она тупо. — Гриффиндорка, не уделившая ни капли внимания тому, что подписывает договор с классическим слизеринцем. Мне хотелось думать о вас лучше, а вы только и ждали, когда я попадусь в ловушку.

— Я разумней всех глупцов, — сказал он, и в его фразе Гермиона узнала цитату из какой-то маггловской пьесы, но названия так и не вспомнила.

— Как долго вы планировали это? Как вы догадались, что я постараюсь переубедить вас на этот раз?

— Я не знал. Если помните, в прошлый раз я выставил вас вон так громогласно именно потому, что вы — искушение. Но, моя дорогая мисс Грейнджер, вы взяли меня измором. Вы раз за разом все настойчивей вешались мне на шею, пусть и с целями, отличными от моих, так что я не вижу больше причин разочаровывать нас обоих.

— Если появляется возможность, вы с удовольствием используете все ее преимущества, — горько сказала Гермиона, натягивая покрывало до подбородка, чтобы унять неконтролируемую волну дрожи.

— По крайней мере, вы прислушиваетесь ко мне. Может быть, вы научитесь ловить меня на слове.

— На слове? — выплюнула она. — А чего стоит ваше слово? Я спросила, почему вы настаиваете на таком договоре, и что вы ответили? Что не хотите, чтобы я околачивалась вокруг вас в свое удовольствие без вашего на то разрешения! Не могу поверить, что защищала вас перед Гарри и Роном все эти годы…

— Вы ужасно наивны. И будет лучше, если мы восполним дефицит здравого смысла прежде, чем вы попадете в настоящую беду.

Она открыла рот, чтобы возразить: если это не настоящая беда, тогда ад — курорт на берегу моря. И как смеет он притворяться, что оказывает ей услугу?! Но Снейп продолжал говорить тем самым тоном, который ассоциировался у Гермионы с лекциями по зельеварению перед ТРИТОНами.

— Урок второй: прислушивайтесь к тому, что не сказано вслух так же внимательно, как к тому, что сказано. Я же добавил «например», не так ли? Других примеров не последовало, и вам следовало немедленно насторожиться.

— Я думала, ваша жестокость ограничивается сарказмом, — возмущенно ответила Гермиона.

— Чёрт — эгоист, нельзя ждать от него, чтоб даром стал он делать одолженья, — сказал Снейп, элегантно пожав плечами.

Эту цитату Гермиона мгновенно узнала. Девушка тут же вспомнила о летних месяцах, проведенных по настоянию родителей за чтением маггловской литературы.

— Я полагаю, это Мефистофель? Как к месту. Ну а я, в таком случае, Фауст. Или — Гретхен?

Думая о совращенной девушке и ее разрушенной жизни, Гермиона сильнее сжала покрывало.

— Это слова Фауста, если быть точным, — ответил Снейп. — Обсудим скрытую иронию того, что я знаю маггловскую литературу лучше вас, или вернемся к главной теме?

— Давайте вернемся! Хотелось бы послушать, как вы объясните профессору МакГонагалл, почему спите со своей ученицей!

— И это тоже законно. Кстати, вам запрещается говорить с ней о нашем договоре.

— Правда? — едко спросила Гермиона, подстрекаемая ненавистным ощущением реакции собственного тела на приказы Снейпа. — Если в этом нет ничего предосудительного, если это вполне прилично, зачем же скрывать?

— Я предпочитаю не выслушивать неизбежного ворчания о бедненьких невинных гриффиндорцах, с которыми нужно нянчиться до пенсии. Не обсуждайте договор и его результаты ни с кем, кроме меня.

— Вы знаете, что это неэтично, — сказала Гермиона, начиная осознавать реальность происходящего и не зная, надеяться или ужасаться. — Знаете, и вам наплевать.

— Я собираюсь придерживаться условий сделки. Через три года вы будете хорошо образованной ведьмой.

Несколько долгих минут Гермиона лежала без движения, пытаясь придумать, как выпутаться из этой истории и не попасть в какую-нибудь другую. У нее ничего не получалось, потому что она изо всех сил старалась успокоиться.

— Что вы собираетесь со мной сделать? — грубо спросила она, вкладывая в слова столько злобы, сколько могла.

— Вы хотите, чтобы я прочитал вам лекцию… Как это называют магглы — «о птичках и пчелках»? Урок третий, мисс Грейнджер: не испытывайте моего очевидно ограниченного терпения. Я отказываюсь верить в то, что вы, пройдя всю войну, до сих пор девственница.

Гермиона почувствовала, что кровь прилила к лицу, и щеки зарделись.

— Нет, — ответила она со злостью. — И я не спрашиваю вас о подробностях. Я хочу понять, чего мне ожидать от вас вообще, к чему готовиться.

— А если хорошенько подумать? — пробормотал он.

— Чего вы ожидали, когда впутали меня во все это? — закричала она. — Это гадко! Вы самый отвратительный человек, и, надеюсь, вы…

— Перестаньте орать, — холодно сказал Снейп, и волоски на руках Гермионы встали дыбом.

Желание не поддаваться ему было поистине непреодолимым. С героическим усилием ей удалось произнести следующие слова с прежней яростью:

— Я буду орать, если мне, черт побери, хочется.

Ради его удивленного вида можно было почти примириться с последствиями неповиновения. Почувствовав внезапный приступ тошноты, Гермиона неуклюже выпуталась из покрывала и бросилась к двери, которая, как она думала, вела в туалет.

Когда Гермиона смогла наконец поднять голову, то увидела, что Снейп стоит в дверном проеме. Темнота ванной и свет из спальни сделали неясными черты его лица.

— Я так же приказывал вам не причинять себе вреда, — сказал он, двумя большими шагами сокращая дистанцию между ними.

Встав на колени позади Гермионы, указательным и большим пальцами он взял ее за подбородок и вытер лицо влажной тканью, которую только что наколдовал. Это успокаивало и смущало одновременно.

Гермиона, как в тумане, подумала, что в этой ситуации невозможно обороняться.

У девушки не осталось сил сопротивляться, когда, сев позади нее, Снейп прислонился к стене и притянул Гермиону к себе так, что ее голова легла ему на грудь. По крайней мере, подумала она, он был все еще застегнут на все пуговицы до самой шеи. По крайней мере, руки он положил на безобидные места: одну на пол, а вторую на основание шеи.

— Не боритесь с этим, мисс Грейнджер, — его голос был почти ласковым. Гермиона отстраненно подумала, может ли он ощущать, как магия воздействует на ее кожу. — Ни вы, ни я не получим того, чего хотим от этой сделки, если вы все время будете провоцировать недомогание, не говоря уже о вреде вашему желудку.

— Не могу… жить так, — ответила она хрипло. — Пожалуйста, профессор, не делайте этого. Я на самом деле собиралась следовать вашим указаниям, но теперь, когда я вынуждена это делать, когда каждый, самый простой приказ сопровождается такой силой…

— Если вы действительно собиралась следовать моим приказам, тогда нет никакой разницы.

— Я бы не спала с вами.

— Вопреки широко распространенному мнению, я видел себя в зеркале.

Она фыркнула от досады, которая на время заменила отчаяние и подначивала снова читать лекции неразумным. Честное слово… Но тут же Гермиона передумала и решила не говорить Снейпу, что его внешность никакого отношения к этому не имеет и что она в любом случае не была настолько ужасной.

«А если лицо — зеркало души...»

— Допускаю, что я была прискорбно дезинформирована на ваш счет, — вместо этого ответила она, — но вы не знаете обо мне самого главного, если считаете, что я дам вовлечь себя в отношения с мужчиной, чье положение выше моего.

— Урок четвертый: в мире, который вы выбрали, существует давняя традиция, согласно которой ведьмы подчиняются более сильным волшебникам.

— Есть другая традиция: держать домовых эльфов в рабстве.

— Они довольны своей службой. Они не знают, как можно жить иначе.

— Но я не довольна, и я знаю иную жизнь! — она помедлила, а затем тихо добавила: — Я буду бороться с вами до тех пор, пока это не убьет меня. Я не буду вашей рабой.

Она почувствовала, как напряглись его мускулы, но голос Снейпа оставался спокойным.

— И все же вы согласились на это добровольно.

Гермиона подумала о ненавистном клочке пергамента, о, казалось бы, таких несущественных словах: «Обязуюсь во всем ему повиноваться».

Никому не следовало доверять так полно, не говоря уже об этом подлом человеке.

— Кажется, вы в безвыходном положении, мисс Грейнджер, — сказал он. — Вы как будто держите в заложниках свое тело, надеясь, что я позволю вам нарушить обещание, хотя я не позволю. Меня же ждут затруднения: сложно получить причитающееся мне по договору от женщины, которая будет делать все для того, чтобы ее вывовачивало наизнанку до тех пор, пока она не умрет.

Теперь была очередь Гермионы отступить. Развернуть кампанию по запугиванию Снейпа было бы, конечно, замечательно, но в этот раз ее затея провалилась.

Это не было похоже на желудочный грипп, это было много хуже — тяжелое чувство абсолютной несправедливости захлестнуло Гермиону. Она подписала зачарованный пергамент, и пусть договор не был честным, магия не даст Гермионе отступить от него.

Ее собственное тело предало ее. И это дело рук Снейпа.

— Как вы только сами себя терпите? — горько спросила она.

— Не страдаю от пустых сомнений, не боюсь чертей и привидений, и в самый ад спуститься я готов, — холодно ответил Снейп.

На секунду Гермиона задумалась: какие же ужасные вещи приходилось делать и видеть Снейпу, когда он был Пожирателем смерти, если он считает это порабощение — а без юридической патины, просто изнасилование — вполне приемлемым способом взаимодействия с другим человеком. А затем она вдруг осознала, что грудь Снейпа прижата к ее спине, его правая рука лежит на ее правом плече, его левое бедро у ее бедра. Он был опасен, этот испорченный человек. Как же она не видела этого раньше? Как Дамблдор, с его способностью делать умозаключения, не понимал этого?

Или он знал и ничего не делал, так как думал, что Снейп будет более полезным в качестве шпиона таким, какой он есть?

Оторвавшись от созерцания пола, Гермиона мельком увидела кровать в смежной комнате и поняла, что решение ей надо принимать сейчас. Ко всему в жизни она относилась решительно. Она была уверена, что и к смерти сможет отнестись так же, даже если решиться на это и будет нелегко. Да что там! Она даже могла бы собраться с силами и преодолеть магические путы, чтобы вернуть себе палочку и быстро покончить со всем этим.

Итак, все это она могла бы сделать. Но стоило ли умирать из-за этого?

Договор был ужасным, этого нельзя отрицать. Большую часть времени, проведенного в Хогвартсе, она сочувствовала домовым эльфам, а теперь сама оказалась в похожей ситуации. Только Снейп мог освободить ее до истечения трехлетнего срока. Гермиона была достаточно осведомлена о волшебных законах для того, чтобы точно знать: магический контракт может быть расторгнут только по обоюдному согласию обеих сторон.

Но опять-таки, всего три года, а не вся жизнь в услужении. Три года делать то, чего хочет Снейп, зато потом — сладкий воздух свободы, и степень мастера зелий в придачу.

Три года.

Ей вовсе не хотелось умирать.

— Скажите мне, — сказал он в полной тишине, — что вас больше беспокоит: необходимость делить со мной постель, или то, что вам приказано это сделать?

— То, что это приказано, — тут же ответила она, даже не задумываясь. Но, тем не менее, это была правда.

Слегка отодвинув Гермиону, Снейп встал и, обойдя девушку, по-турецки сел напротив нее. Глаза Гермионы уже привыкли к тусклому свету, и она могла отличить его черную мантию от окружавшей их темноты, но лицо его было по-прежнему непроницаемо.

— Нет желания обсудить все еще раз, мисс Грейнджер?

Гермиона прижалась к камню, все еще хранившему тепло его спины, и быстро оценила расстановку сил. У него все еще было преимущество, но ее выигрыш в силе был все-таки несомненно больше, чем она смела надеяться, пусть она и была зажата между каменной стеной и этим жестким человеком.

— Вы предлагаете разорвать договор и заменить его новым? — осторожно спросила она.

— Не совсем.

— Ничего не выйдет.

— Урок пятый: всегда выслушивайте вашего оппонента: он может случайно дать вам оружие против себя.

— Вы что, все воспринимаете как военные действия? Постойте, — попросила она с отвращением, — не отвечайте. Конечно, все так и есть, и ваши уроки служат тому подтверждением.

Он слегка ухмыльнулся:

— Ну, думаю, теперь вы будете предпринимать какие-то действия только после того, как соберете всю относящуюся к делу информацию. Нечего возразить?.. Вот мое предложение: я не аннулирую договор, который вы подписали, но мог бы отдавать вам прямые приказы только тогда, когда вы исполняете общепринятые обязанности ученика.

— И что вы хотите в обмен на такую неслыханную щедрость?

— Прекрасно, мисс Грейнджер. С вами еще не все потеряно.

Он помедлил, вероятно, для пущего эффекта, а потом сказал:

— Если вы согласны, то я буду иметь с вами секс каждую ночь.

— И в чем разница? — возмущенно спросила она.

— Никаких приказов. Никаких требований. Никакого, — длинным пальцем он провел по ее шее, — магического воздействия на вашу кожу.

Она вздрогнула от его прикосновения и скрестила руки на груди.

— Конечно же, я могу оставить все как есть и просто приказать вам захотеть меня. Даже такой упрямой ведьме, как вы, будет нелегко пересилить чувства, вызванные такой сильной магией, какой обладает договор, заключенный с полного согласия.

— Нет! — задохнулась она, и это была совершенно непроизвольная реакция. — Делать нечто подобное и так плохо, но заставлять меня чувствовать то, что я… Подчинять мой разум, как…

— Imperius, — сказал он мягко. — Я знаю. Я этого не сделаю. Imperius не кажется мне хоть сколько-нибудь эротичным.

— Думаю, у вас достаточно опыта, — выплюнула она.

— Да, — признал Снейп. — Строго говоря, все, что происходит между нами, происходит по обоюдному желанию, так как я не заставлял вас подписывать этот договор и, тем не менее, предпочел бы, чтобы вы отдавали себе полный отчет в своих действиях.

Закрыв глаза, чтобы не дать себе воли, Гермиона обдумывала сложившуюся ситуацию. Обдумывала поведение Снейпа. Раньше, в тот ужасный момент, когда она все поняла, он сразу же превратился в ее глазах из героя, острого на язык, в жестокосердного негодяя. Благодаря своему поведению в последние несколько минут, он теперь завяз где-то в сером болоте между двумя этими крайностями.

Мотивы Снейпа оставались неясными. Но его предложение было все-таки чуть-чуть лучше, чем условия договора.

— Раз в месяц, — сказала она резко. — Я соглашусь на вашу поправку к договору, если мы будем с вами встречаться раз в месяц.

— Мисс Грейнджер, вы меня оскорбляете. Ежедневно.

— Два раза в месяц.

— Ежедневно.

— Раз в неделю.

— Четыре раза в неделю, и ни днем меньше.

— Но как же…

— Кроме дней ваших менструаций, разумеется. По рукам?

— По рукам, — вымученно ответила Гермиона, чувствуя, что и на этот раз последнее слово осталось за Снейпом. — Господи, чему вы улыбаетесь?

— Сомневаюсь, что на большее у меня хватило бы сил, — ответил он, сгребая в охапку хватающую ртом воздух Гермиону и поднимая ее с пола.

Секунду спустя он бесцеремонно бросил девушку на кровать, коротко пожелал ей спокойной ночи и шагнул к выходу.

— Постойте! — позвала она. — Я думала, вы собираетесь…

Снейп обернулся — полы его мантии взметнулись — и одарил Гермиону довольным взглядом:

— Нет, я устал. Однако мне лестно знать, что вы… полны желания.

— Полна желания разделаться с вами! Мразь! — крикнула она.

Сдавленно фыркнув, Снейп скрылся за дверью, и подушка, которой Гермиона рассчитывала попасть ему в голову, отскочила от двери, не причинив никому вреда. Все произошедшее показалось девушке самым настоящим издевательством.

Никогда еще в своей жизни она не испытывала к Снейпу меньше уважения, чем сейчас, после того, как подписала договор и обещала неукоснительно следовать всему, что бы он ни велел.

А Снейп просто ушел и оставил ее наедине со своими мыслями.

___________

Примечания:

1. «Теперь же вам, если память меня не подводит, двадцать четыре». Дж. К. Роулинг недавно ответила на долго обсуждавшийся вопрос о возрасте Гермионы: ей было почти двенадцать, когда она поступила в Хогвартс. Ее палочка так же описана в соответствии с данными Дж. К. Роулинг.

2. «Я разумней всех глупцов» — «Фауст», слова главного персонажа. Там же: «Не страдаю от пустых сомнений, не боюсь чертей и привидений, и в самый ад спуститься я готов».

К огромному удивлению Гермионы, мастер зелий переместился в спальню через камин в восемь часов следующим утром вовсе не для того, чтобы потребовать исполнения условий договора — Снейп отослал ее на работу, чтобы она подала заявление об уходе и отработала положенные две недели.

— А вы не боитесь, что я не вернусь? — воинственно спросила девушка.

— Возвращайтесь, — ответил Снейп, согнул указательный палец и как будто поманил ее. Ноги девушки повиновались раньше, чем она поняла, что они делают. — Это сработает так же эффективно, даже если вы будете за тридевять земель.

Итак, двумя часами позже Гермиона была в захламленной Алхимической лаборатории Гельвеция на окраине Лондона и наблюдала за тремя котлами с варевом, которое постепенно превращалось в Универсальный пятновыводитель миссис Чистикс. Зелье это доставлялось совиной почтой и давало постоянный доход. Обычное зелье. Рутина.

Теперь это больше невозможно.

Гермиона резала и помешивала, и сцеживала, как в тумане, следуя обычному списку заказов от домохозяек и владельцев магазинчиков. Она не могла не радоваться, что ее контора не занималась ничем сложнее чистящих средств для дома. К обеду все остальные сотрудники — всего их было четверо — уже знали, что Гермиона увольняется. Их наилучшие пожелания девушка принимала весьма рассеянно.

— У кого будешь учиться? — спросила Дафна Гринграсс, одна из тех редких слизеринок, с кем у Гермионы сложились приятельские отношения.

— Что? А, извини. У Снейпа.

— Нет! Неужели правда? — Дафна смотрела на Гермиону со смесью страха и недоверия. — Удачи тебе! Даже слизеринцы не осмеливаются идти к нему в ученики. Я и думать не могла, что он возьмет гриффиндорку: он же вас ненавидит всей душой!

— Всей душой, да, — пробормотала Гермиона.

Она снова принялась помешивать Сдувающее снадобье, размышляя, удастся ли ей стащить немного.

«Идиотка. Ты же хотела испытания. Ты его получила. Отличная работа!»

В тот же вечер Гермиона с головой погрузилась в справочники, тщетно пытаясь найти лазейку в фаустовом контракте. К одиннадцати девушка утвердилась в мысли, что эти книги совершенно не справляются с возложенной на них задачей, и принялась за изучение труда «История Магического Мира, часть 1: от Большого взрыва до Раннего средневековья», чтобы посмотреть, не дадут ли договоры, заключенные в прошлом, хоть какую-нибудь надежду.

Раздел, где рассказывалось о наемных магах-убийцах, сражавшихся и за рыцарей, и за сарацин в крестовых походах, хотя и бесполезный, заинтересовал Гермиону: это был еще один пример взаимодействия двух миров, о котором не было сказано ни слова на скучных лекциях профессора Биннса.

Затем Гермиона пролистала страницы, чтобы прочитать сноску к статье «Маги и магглы на поле брани», и с шумом втянула в себя воздух.

«К двенадцатому веку численность мужского населения из-за войн существенно сократилась, и все чаще и чаще ведьм, которых было в три раза больше, чем волшебников, брали замуж только после подписания брачного договора, по условиям которого вся власть переходила к мужчинам. Такие договоренности были в ходу вплоть до четырнадцатого века, когда большинство ведьм стали отказываться выполнять свои обязательства, предписанные договором. Однако такие договоры иногда заключаются и в наши дни».

Гермиону замутило, и на этот раз ее самочувствие не имело к Снейпу никакого отношения.

* * *

Следующие полторы недели Гермиона все свободное время собирала информацию так неистово, как не делала этого со времен сдачи ТРИТОНов. Она прочла около дюжины книг о юридических тонкостях магического мира. Проконсультировалась у двух адвокатов, один из которых был из уважаемой конторы, управляющей делами Алхимической лаборатории Гельвеция, а другой работал в сыром офисе на углу Косого и Лютного переулков. Памятуя о приказе Снейпа, Гермиона представляла дело так, будто бы кто-то другой заключил такой договор. Она даже отыскала взломщицу проклятий из банка Гринготтс, с которой ее как-то познакомил Билл Уизли, и задала ей пару осторожных вопросов об искусстве снимать заклинания.

Все напрасно.

Однажды ночью, когда Гермиона поняла, что способа разорвать так опрометчиво подписанный договор попросту нет, она целый час пыталась представить, как это будет: раздеваться перед ним и видеть его раздетым, прикасаться к нему и чувствовать его прикосновения и — тьфу! — поцелуи.

Мысли девушки перескакивали с одного на другое. Снейп всегда был острым на язык и скорым на оскорбления, и он с удовольствием пользовался своим ростом и широкой мантией, чтобы запугивать Гермиону. Близость с неприступным Снейпом? Нет, нет, нет, нет.

Если вспомнить, как он вел себя в классе, становилось ясно, как он будет вести себя в постели. Снейп будет грубым. Он будет подавлять и требовать.

«Не думай об этом, — наконец велела она себе. — Скоро сама все узнаешь».

Остаток ночи Гермиона провела за только что купленными книгами, которые можно было бы озаглавить как «Пережить насилие». Делая пометки, Гермиона размышляла, у скольких жертв было время подготовиться к тому, что их ожидало.

«1. Дело не в сексе. Дело во власти над другим человеком.

2. Жестокость в порядке вещей. (Все же, не в моем случае: Снейп запретил мне причинять себе боль.)

3. Жертвы часто винят в случившемся себя. Я НЕ БУДУ СЕБЯ ВИНИТЬ».

Не отрывая ручки от бумаги, она остановилась, поняв, что неожиданно пришедшая ей в голову мысль только подогревает ее праведный гнев: то, что Снейп намеревался в скором времени осуществить, маггловским законом рассматривалось как насилие. А Уизенгамот — теперь Гермиона знала это точно — беззаботно ответил бы, что Снейп получил согласие Гермионы, пусть даже до того, как они договорились об этих встречах четыре раза в неделю.

Он же намекал ей: «Вы готовы исполнить любой приказ?» Он предупреждал ее: «Подумайте, мисс Грейнджер». Черт возьми, почему она не слушала?

«Перестань», — твердо сказала Гермиона, дважды подчеркнув третий пункт.

От следующей мысли ей стало нехорошо. Потому что у нее не было ответа на вопрос, что она стала бы делать, предложи ей Снейп с самого начала ученичество в обмен на секс.

Когда она снова подчеркнула третий пункт, стержень прорвал бумагу, и под разрывом Гермиона написала: «4. Я заставлю его проклинать тот день, когда он втянул меня во все это».

* * *

Два оставшихся вечера она разделила между Норой, домом родителей и коттеджем Гарри, стараясь напитаться благословенным дождем нормальной жизни перед тремя годами засухи.

— Пожалуйста, пишите мне, но… Но, наверное, не стоит приезжать, — сказала она друзьям в последний вечер. — У меня сложилось впечатление, что Снейп уже распланировал нагрузку для меня на каждый божий день.

— Я все еще не верю, что ты хочешь проводить с ним больше времени, — крикнул с кухни Гарри: он пытался приготовить ужин. — Самая большая награда за победу над Волдемортом — не видеть этого зануду.

Ее хмыканье было похоже на всхлип.

— Что случилось, Гермиона? — спросил Рон, который давно уже не был мальчишкой, с которым они дружили в школе. — Ты сама не своя в последнее время. Ты что, из-за ученичества переживаешь?

— Да, — ответила она, хватаясь за это объяснение, бывшее почти правдой. — На самом деле, я до смерти боюсь.

— Ха! — сказал Гарри, заглядывая в гостиную и размахивая ложкой. — Гермиона Грейнджер побеждает всех — от экзаменов до Пожирателей. На месте Снейпа я бы боялся.

Гермиона рассмеялась и почувствовала себя чуть лучше. И в этот волшебный момент полного благополучия она добавила пятый пункт к тому договору, который заключила сама с собой: «Я не дам ему сломать меня».

* * *

Спустя двадцать три часа Гермиона процедила последнее зелье для лаборатории, расписалась на пергаменте, где отмечали посещение, попрощалась с близоруким волшебником, ведавшим хозяйством, и с мрачной ухмылкой трансфигурировала рабочую одежду в точную копию традиционного наряда Минервы МакГонагалл, который не открывал практически ничего, а обещал и того меньше.

Большие напольные часы — маггловские, как и все остальные часы в конторе: изготовителям зелий нужно отмерять точное время, — начали усердно отбивать шесть часов. Стараясь не думать, по ком они звонят, Гермиона собрала все свои заранее уменьшенные пожитки, поместившиеся в два саквояжа, и неохотно вышла через черный ход.

Когда стих последний удар, Гермиона почувствовала, что Снейп зовет ее. Распрямив плечи и подняв подбородок, она с мягким хлопком дизаппарировала из Лондона.

* * *

— Гермиона Грейнджер, подумать только! Как приятно видеть вас снова! Заходите немедленно, будем ужинать.

Фигура профессора МакГонагалл, стоящей у открытых дверей, была залита струившимся из холла Хогвартса светом. В своих бледно-золотых одеждах директор напоминала стареющего архангела. Гермиона вытянула шею, чтобы посмотреть, не спускается ли Снейп-Мефистофель по лестнице, чтобы встретиться с ними, и обрадовалась, увидев, что Снейпа нет.

— И я — привет, Добби! — тоже очень рада вас видеть, директор, — ответила девушка, вручив свои сумки домовому эльфу, когда тот закончил танцевать вокруг нее от радости.

— Не нужно званий, — ответила МакГонагалл, подмигнув Гермионе, и провожая ее в Большой Зал. — Вы не моя ученица. Имейте в виду, я никогда не прощу вас за то, что пять лет вы потратили зря, дожидаясь, когда Северус наконец согласится. Сейчас вы уже были бы мастером трансфигурации.

Гермиона, отчаянно желавшая именно этого, запинаясь, начала подбирать оправдания, но МакГонагалл перебила ее:

— Моя милая, да я вовсе не злюсь на вас. Наоборот, я счастлива, что вы вернулись. И удивлена тоже. Вы знаете, что этот негодяй сообщил мне об этом всего полчаса назад? Внимание! — выкрикнула она, когда они подошли достаточно близко к преподавательскому столу. — Вернулась одна из моих учениц.

За столом сидело всего полдюжины ведьм, поэтому обычно квадратный стол теперь зачаровали так, что он стал круглым и уменьшился таким образом, чтобы за ним было комфортно сидеть оставшимся на лето учителям. За пару минут Гермиону поприветствовали, усадили и вручили полную тарелку эскалопов с луком-пореем.

Разговор учителей странным эхом отражался от стен в почти пустом зале, и, механически нарезая мясо, Гермиона позволяла этим звукам омывать себя, не давая себе труда прислушиваться. Девушка почти закончила есть, когда вдруг кто-то произнес ее имя.

— Простите?

— Я только говорила, что сегодня за ланчем Северус выглядел не таким раздраженным, — сказала профессор Спраут. — Он никогда не признается, но мне кажется, что в этом есть и ваша заслуга.

— Во-возможно, — ответила Гермиона, поперхнувшись луком. Она потянулась за водой, чтобы проглотить и овощ, и нарастающее желание рассмеяться из-за абсурдности происходящего.

— Как бы то ни было, — сказала МакГонагалл, вилкой указывая на Гермиону, — я надеюсь, вы скажете мне, если он будет слишком притеснять вас… Роланда, похлопайте ее по спине. Наверное, вода попала не в то горло.

* * *

Подавив стремление отметиться у Снейпа, как сделала бы хорошая ученица, Гермиона пошла прямо в свои комнаты: те самые гостевые апартаменты, в которые он привел ее две недели назад.

На ночном столике у кровати стоял черный флакон с широким основанием и узким горлом. К нему была прикручена записка: «Если вы хотя бы вполовину так искушены в зельях, как вам нравится думать, вы без труда узнаете содержимое этого флакона и поймете, что с ним делать».

Едва ли это настоящая логическая задача. Гермионе не нужно было откупоривать бутылочку и принюхиваться, чтобы понять, что внутри противозачаточное зелье. «Спасибо, профессор, что хотя бы не планируете сделать мне ребенка», — нацарапала девушка под этим посланием, а затем, сморщившись, опустошила флакон.

Быстро приняв душ, чтобы смыть с себя следы работы с зельями, Гермиона снова полностью оделась — не позабыв и мантию — в ванной при запертой двери. Но, осмелившись выйти, она обнаружила, что по-прежнему может наслаждаться восхитительным одиночеством. Тогда девушка прошлась по комнатам, которые были в два раза больше, чем ее лондонская квартирка, и примерно в десять раз зеленее.

— Commuto rubefacio, — скомандовала Гермиона, и ковер любезно стал темно-красным. Она повторила заклинание, перекрасив еще несколько вещей, в том числе простыни, и как раз подумала, что красный цвет очень символичен, и не только потому, что она гриффиндорка, когда из камина вышел Снейп.

«Боже. Боже, боже, боже».

— Уже меняете обстановку? — ехидно спросил он.

— Именно, — сказала Гермиона так, словно бросила ему в ответ перчатку. — Я так же считаю, что здесь должно быть больше золота и меньше серебра.

Он провел рукой по глазам и простонал:

— Я категорически отказываюсь делать что-либо в спальне, убранной в гриффиндорских цветах.

— Прекрасно.

— Мисс Грейнджер, напоминаю вам, что у меня есть ваша клятва в письменной форме, у вас же моей нет. Вспомните урок третий, пожалуйста.

Гермиона обнаружила — как странно! — что помнит этот урок: «Не испытывайте моего очевидно ограниченного терпения». Нахмурившись, девушка спрятала палочку в рукав мантии.

— Пришли получить порцию секса? — спросила она тоном «чтобы всяким ублюдкам неповадно было».

— Вот и осуществится то, о чем мечталось, — пробормотал он, стряхивая крупицы белого пепла и зеленого дымолетного порошка с сюртука. Его мантия, очевидно, осталась в его комнатах.

Гермиона начала расстегивать мантию, приободрившись от мысли, что хотя бы это она делает самостоятельно.

— Перестаньте, — сказал он резко и добавил «пожалуйста», когда вспомнил, какую силу имеют над ней глаголы, сказанные им в повелительном наклонении.

— Почему? — руки Гермионы после секундной дрожи из-за воздействия магии снова нерешительно поднялись к застежкам.

— Потому что, — прошептал Снейп, останавливаясь в метре от девушки, — я хочу сделать это сам.

Снейп расстегнул третий и последний зажим, который держал мантию, снял ее и положил на стул у кровати. Он поднял бровь, давая понять, что заметил облачение в стиле МакГонагалл, а потом медленно, очень медленно обошел девушку и принялся расстегивать длинный ряд пуговиц на спине Гермионы.

Снейп не прикасался ни к чему, кроме одежды, и все, что девушка чувствовала — прохладный воздух комнаты на оголяемой коже и тепло дыхания Снейпа на спине, когда он встал на колени позади нее чтобы расстегнуть оставшиеся пуговицы. Гермиона была шокирована тем, насколько расходились ее смутные догадки о том, как он будет вести себя, с реальностью.

При любых других обстоятельствах это было бы обольщением. Снейп играл роль любовника, а не хозяина.

Гермиона инстинктивно почувствовала, что притворяться, сопротивляясь этим ласкам, будет очень тяжело.

У нее были две цели, которых она собиралась достичь по прошествии трех лет: получить как можно больше от ученичества у зельевара и сохранить себя как личность. В конце концов, ей не хотелось превратиться ни в безвольное желе, ни в озлобленную стерву, а больше всего ей не хотелось бы стать ведьмой, испытывающей к этому манипулятору что-нибудь, кроме отвращения.

Снейп, завершив манипуляции с пуговицами, поднялся с колен и снова встал перед Гермионой. Он взялся за рукава у ее запястий и аккуратно потянул за них. Наконец ткань оказалась у него в руках, а Гермиона осталась стоять перед ним в одном только нижнем белье (намеренно несексуальном).

Положив робу поверх ее мантии, Снейп направился к девушке с таким сосредоточенным видом, что Гермиона отступила, ударилась бедром о кровать и села. Снейп слегка ухмыльнулся и опустился на одно колено, чтобы снять с девушки босоножки, за которыми последовали чулки. А затем, заведя руку за спину, Снейп расстегнул ее бюстгальтер одним ловким движением пальцев.

Даже теперь он не прикасался к ней — только изредка задевал. Гермиона чувствовала, что сейчас закричит: да сделай уже все, что хочешь, и проваливай! Но его молчание заворожило ее, и Гермиона не сказала ни слова.

Усевшись на пятки, Снейп рассматривал ее до тех пор, пока кожа девушки не покрылась мурашками. «Может быть, он понял, что мое совершенно обычное тело не стоит таких усилий, — подумала Гермиона с надеждой. — Смотри! Родинки! Куча родинок! А еще маленькая грудь, широкие бедра и костлявые коленки!»

В эту секунду Снейп коснулся кончиками пальцев ее лодыжек, и Гермиона сжала простыню, чтобы не свалиться с постели. Снейп скользнул по ее икрам, остановился у колен и обвел их с чуть заметной улыбкой — прочитал ее мысли? — прежде чем продолжил двигаться вверх, к бедрам, теперь касаясь ее двумя пальцами. Поверх хлопковых трусиков он провел уже шестью пальцами. Скользнул по талии и соединил руки на пупке. Вверх, к солнечному сплетению, теперь восемью пальцами, а потом снова развел руки, чтобы большими пальцами провести под ее грудью.

Коснувшись плеч, он прижал девушку к карминовым простыням и опустился сверху — все еще полностью одетый в черную шерсть, царапавшую ноги Гермионы.

— Скажите же что-нибудь, черт вас побери! — задыхаясь, потребовала Гермиона. Она была сбита с толку, но ей было уже неважно, что Снейп это заметит.

— Ты в краткий час, — мягко произнес он нараспев, нагнувшись чтобы поцеловать ее правое бедро, — среди видений, — живот, — получишь больше наслаждений, — ладонь, — чем в целый год обычных дней, — о, Господи, сосок, — ни песни духов бестелесных, — шея, — ни дивный ряд картин чудесных, — лоб, — не будут сном волшебных чар.

Вытащив палочку из рукава, Снейп произнес короткое заклинание и на нем не осталось ни нитки. Но Гермиона успела заметить только бледную кожу, прежде чем потеряла самообладание и закрыла глаза. Когда он провел одним большим пальцем по ее скуле, а вторым скользнул к ее трусикам, Гермиона была вынуждена признать, что он не только старается завести ее, но ему — черт возьми! — это почти уже удалось.

Гермиона сжала кулаки так сильно, что ногти впились в ладонь. Девушка пыталась сосредоточиться на этом неприятном ощущении, а не… не…

«Сосредоточься!»

— Ты будешь тешить обонянье, — Снейп продолжал нашептывать теперь в левое ухо, и шелковый голос отвлекал Гермиону так же, как большой палец, круговыми движениями ласкающий ее кожу, — и вкус, и даже осязанье — всё, всё тебе доставлю в дар! Приготовлений ждать не нужно: мы в сборе все. Начнем же дружно!

И с этими словами он стянул с Гермионы последнюю преграду и вошел в нее.

____________

Примечания:

1. Алхимическая лаборатория Гельвеция — Йоханнес Гельвеций был знаменитым алхимиком XVII века.

2. Универсальный пятновыводитель миссис Чистикс (перевод М. Литвиновой), Mrs. Scower\'s All-Purpose Magical Mess Remover — Чистящее средство, используемое в Хогвартсе для уборки помещений. В частности, Филч безуспешно пытается стереть им кровавую надпись, появившуюся в 9-й главе «ГП и Тайная комната». Это зелье так же рекламировалось на чемпионате по квиддичу в 1994 (см. «ГП и Кубок огня», глава 18). У М. Спивак это «Универсальный пакостесниматель миссис Швабберс». (По материалам http://www.hplex.info/) (прим. перев.)

3. Сдувающее снадобье, Deflating Draft — устраняет последствия Раздувающего Раствора (Swelling Solution). Снейпу приходится давать Сдувающее снадобье ученикам, после того, как Гарри Поттер взорвал в котле с Раздувающим раствором Превосходную Петарду доктора Флибустера (Dr. Filibuster\'s Fabulous Wet-Start, No-Heat Fireworks) в 11-й главе «ГП и Тайная комната». Другие названия: «Прокольная доза» (перевод М. Спивак), «примочка» (перевод М. Литвиновой). (По материалам http://www.hplex.info/) (прим. перев.).

4. Commuto rubefacio — заклинание, придуманное автором. Состоит из двух слов: «commuto» (менять, изменять; превращать — лат.) и rubefacio (окрашивать в красный цвет, обагрять — лат.) (прим. перев.).

5. Мастер зелий в сюртуке. Есть несколько достойных аргументов в пользу того, что Снейп носит только робы, если не принимать во внимание того, во что создатели фильма одели Алана Рикмана. Но каноническое представление о Снейпе-ребенке у нас вполне определенное: мальчик в посеревших трусах, — что само по себе отличный аргумент в пользу того, что взрослый Снейп постарается завернуться в как можно больше слоев одежды. Плюс, для такого закрытого человека как Снейп это оправдано и психологически. (Разумеется, Дж.Р. в «Кубке огня» показывает нам старого волшебника, который болтает о том, что ему нравится, как воздух обдувает его интимные места. Но она так же описывает и чистокровную семью Уизли, в которой все носят свитера. Таким образом, вовсе необязательно, что молодое поколение — к которому относится и Снейп, — не приемлет иной одежды, кроме роб).

6. «Вот и осуществится то, о чем мечталось» (\'Tis a consummation devoutly to be wish\'d) — цитата из «Гамлета», из известного монолога, начинающегося словами «Быть или не быть». Переводчик взял на себя смелость перевести эту фразу заново, а не цитировать существующий перевод, так как ни один из них не удовлетворяет смыслу этого текста (прим. перев.).

7. «Ты в краткий час среди видений…» и далее «Ты будешь тешить обонянье» — Снейп цитирует «Фауста», слова Мефистофеля.

Сердцебиение постепенно приходило в норму, и Гермиона заново обдумывала сложившуюся ситуацию, лежа в одиночестве на кровати.

Снейп совершенно точно вознамерился свести ее с ума. В самом деле, иного объяснения быть не может. Она приготовилась к агрессивному натиску, а он вместо этого уговаривал и увещевал. Да что он за человек? Сперва принуждает женщину разделить с ним постель, а потом ведет себя так, как будто хочет, чтобы и она хорошо провела время?

Гермиона сердито нахмурилась, неосознанно копируя того, о ком думала. Она не хотела проводить с ним время — ни хорошо, ни плохо. Даже если отбросить необходимость сохранить свое «я», Гермиона просто не хотела доставлять ему удовольствие.

«О-хо-хо…»

Конечно.

Этот ошеломляющий вечер был еще одной проверкой его власти над Гермионой, и ее реакция была именно такой, на какую он и рассчитывал. Снейп говорил ей, что Imperio не кажется ему сколько-нибудь эротичным. И это неудивительно, если ему нравится добиваться проявления чувств от ведьмы, которая твердо намерена никак не реагировать на его действия.

«Черт его побери!»

Гермиона выбралась из кровати, наложила сильное очищающее заклятие на простыни, но тут же передумала и разорвала их. Да лучше она будет спать сегодня на голом матрасе! Но сначала пойдет в ванную, где будет просто лежать в воде и долго-долго отмокать.

Пытаясь усмирить гнев, Гермиона подождала, пока огромная ванна на четырех когтистых лапах наполнится, а затем забралась в воду, выпростав всю копну непослушных волос за исключением пары завитков за бортик ванной. Девушке вдруг подумалось, что вода теплая, и это очень приятно, и теперь это слово — «приятно», «приятно», «приятно» — без конца повторялось у нее в мыслях, обогащаясь все новыми раздражающими ассоциациями.

Через две дюжины «приятно» Гермиона подумала, что, узнай Гарри и Рон о том, каков Снейп в постели или почему он вдруг оказался в постели с Гермионой, они оба пришли бы в ужас. С этой мыслью ее наконец-то отпустило.

Мрачный смех девушки перешел в саркастичный лай и, наконец, сменился по-настоящему веселым, хоть и немного сдавленным хохотом.

В конце концов, подумала она, успокоившись, ей удалось сдержать стоны. И теперь, решила Гермиона, когда она знает, чего он от нее добивается, Снейпу придется попотеть, чтобы заставить ее как-то реагировать.

Это была психологическая война, и Гермиона не собиралась проигрывать.

* * *

— Всегда, мисс Грейнджер.

От неожиданности Гермиона разжала пальцы, и вилка с лязганьем упала на скатерть: Гермиона не слышала, как подошел зельевар. «Отличное начало», — отругала она себя. Один-ноль в пользу Снейпа.

— Северус! Дай же девочке позавтракать! — сказала директор. — У тебя нет ни капли такта! — весело добавила МакГонагалл, а Снейп ухмыльнулся ей как нераскаявшийся в своем проступке школьник.

«Он ей нравится, — поняла вдруг Гермиона, снова опустив глаза в тарелку, прежде чем они заметили, что девушка смотрит на них. — Он ей нравится, пожалуй, так же, как и я. А я думала, что она хорошо разбирается в людях…»

— Девочке следовало бы завтракать раньше, — ответил Снейп привычным тоном мастера зелий.

Несколько ведьм за столом одновременно фыркнули.

— Простите, профессор, — сказала Гермиона, вставая и натянуто улыбаясь. — Я и не знала, что вы так… полны желания, — добавила она, вернув ему его же слова, сказанные две недели назад.

— Отныне и впредь вы будете приходить в лабораторию к семи часам, — прошипел он, сузив глаза, и пошел прочь, не давая себе труда посмотреть, идет ли Гермиона следом.

Зудящее ощущение на коже девушки, вызванное действием магии, было хорошим напоминанием о том, что пунктуальность превыше всего. Гермиона допила апельсиновый сок и с высоко поднятой головой прошествовала за Снейпом. Ей удалось вывести его из себя! Она мысленно поставила себе галочку: выводить его из себя как можно чаще. Итак, один-один после ответной атаки Гермионы.

И не нужно устраивать ему бойкот: Снейпа больше всего раздражали ее слова.

— Урок шестой, — сказал Снейп, когда Гермиона догнала его: — не стоит пытаться укусить змею.

— Недостойно запугивать того, кто и так под вашей пятой, — ответила девушка на его выпад. — Почему бы вам не приказать мне вести себя прилично?

Уголок его рта слегка искривился.

— Урок третий, пожалуйста.

Ответ застал Гермиону врасплох: он был гораздо мягче, чем она рассчитывала. Прежде чем Гермиона смогла придумать достойный выпад, Снейп подошел к лаборатории и в явном нетерпении придерживал дверь, ожидая, пока девушка пройдет.

— Раз мы начинаем на сорок пять минут позже…

— Потому что вы мне не сообщили о времени начала занятий.

— Я рассчитываю, что вы будете работать во время ланча, — продолжал он, не обратив никакого внимания на слова Гермионы.

— Обычно я так и делаю.

— Итак, — сказал зельевар, протягивая девушке скрученный пергамент, который оказался списком из названий пятидесяти зелий, расположенных в алфавитном порядке. Некоторые из них сопровождались цифрой, которая указывала, очевидно, что таких зелий требовалось несколько котлов. — Предлагаю вам начать с самого начала.

— Боже мой! — воскликнула девушка. — Вы же не думаете, что я закончу все сегодня! Здесь работы до конца…

— На все лето. По крайней мере, для меня. У вас, без сомнения, уйдет гораздо больше времени.

Прочитав список внимательнее, Гермиона недоуменно воззрилась на зельевара:

— Пополнение основных запасов больничного крыла?

— Блестящее умозаключение, мисс Грейнджер. Я счастлив, что взял вас в ученицы.

— Ой, замолчите! Мы оба прекрасно знаем, почему вы так счастливы. И я не спрашивала, варите ли вы зелья для больничного крыла: вы отлично знаете, что мне известно, для чего предназначены эти зелья. Мне интересно, почему летом мастер зелий тратит свое свободное время на составы, которые я могла приготовить к концу обучения на шестом курсе.

— Покупать их слишком дорого. Вы будете набираться опыта или задавать мне вопросы целый день?

— И то, и другое, — ответила Гермиона, заслужив презрительную усмешку.

Девушка прошла в кладовую, смежную, с одной стороны, с лабораторией, а с другой — с классом зельеварения за компонентами для Антиартритного Анальгетика. «Скорее всего, для преподавателей, а не для студентов», — подумала Гермиона и приступила к работе за большим столом из твердой древесины, который, впрочем, и тут и там был трачен временем и ножом.

Когда девушка закончила сортировать жала брюховертки, она поняла, что Снейп устроился напротив нее и выставляет на стол множество флаконов. Выдержанный экстракт пиявок, консервированные глаза рыбы-фугу, сухой кайенский перец, целиком…

— Язвозаживляющее зелье? — спросила девушка.

— Да. И я предпочитаю работать не отвлекаясь, поэтому…

— Но разве я не должна сама разделаться с этими зельями?

— Нет, я рассчитываю, что мы встретимся в середине списка.

— Почему? — в замешательстве спросила Гермиона.

— Вы не сможете выполнить задание к началу учебного года, — Снейп поджал губы, а затем не слишком вежливо добавил: — Я так же хочу заняться с вами зельями посложнее, прежде чем все силы будут потрачены на тупоголовых болванов.

— А, — ответила она мягче. — Спасибо.

— Не нужно меня благодарить, — ответил он сварливо. — И — да, это приказ.

Остаток дня Гермиона провела в тишине, нарезая, отмеряя и помешивая. Как бы ей хотелось, чтобы Снейп был бессердечным всегда, а не время от времени: тогда она смогла бы возненавидеть его как следует.

* * *

Прошел месяц, и этого было достаточно, чтобы в их отношениях установилось некое постоянство. Снейп не прикасался к Гермионе нигде, кроме спальни, и, лаская ее, говорил мало. Если же он все-таки нарушал тишину, то лишь для того, чтобы прочесть стихи.

Наконец, поддавшись импульсу, Гермиона заказала «Фауста» в одном из магазинов, торгующих маггловской литературой в Косом переулке, и прочитала пьесу гораздо более внимательно, чем шесть лет назад. Раз за разом она находила строки, которые произносил зельевар. Иногда слова принадлежали дьяволу, но, в основном, Снейп цитировал Фауста, ученого, который заложил душу, соблазненный возможностью получить тайные знания.

Гермиона была уверена, что это неслучайно. Сознательно или нет, но Снейп считал себя Фаустом.

На секунду ей стало нестерпимо жаль волшебника, которому не было и двадцати одного, когда он присоединился к Волдеморту и восстал против него. Но затем гнев поднялся в ней с новой силой.

Он уже приобрел опыт Фауста, и ему это не понравилось. Так зачем же он втянул ее в подобную сделку? Мерзавец!

Именно эту секунду Снейп, как обычно, застегнутый на все пуговицы, избрал, чтобы появиться в комнате. Почти в бешенстве и, не желая выносить его дольше, чем необходимо, Гермиона наставила на него палочку и выкрикнула:

— Denudo!

Его одежда исчезла, и Снейп, подняв брови, наблюдал за тем, как Гермиона наставила палочку на себя и повторила заклинание.

— Торопитесь? — насмешливо спросил он, увлекая девушку на кровать.

— Идите к черту.

— Как хороша! — ухмыльнулся Снейп, безошибочно скользя вниз к чувствительной точке. — Я клятву б дал, что в жизни лучше не видал! Так добродетельна, скромна — и не без колкости она.

— Я не буду вашей Гретхен, — решительно заявила Гермиона. — Я никогда не полюблю вас, никогда.

Пальцы Снейпа замерли, и всю притягательную силу своих непостижимых глаз он обратил на Гермиону. Губы его скривились в подобии улыбки:

— Нет нужды утверждать очевидное, мисс Грейнджер. Но сейчас, вероятно, подходящее время для двадцать второго урока: гораздо безопаснее внушать страх, нежели быть любимым.

— Без сомнения, ваша жизненная философия.

— Она проверена временем. Может быть, вернемся… к начатому?

— И это делает вас счастливым?

— Да, — просто ответил он и наклонился, чтобы поцеловать ее шею.

Она так никогда и не спросила, имел ли он в виду философию или секс.

* * *

О существовании договора нельзя было забыть, даже если другая сторона была за пределами видимости. Никакого физического эффекта, разумеется, просто сама идея вызывала чувство сродни клаустрофобии.

«Я не властна над своей жизнью», — думала Гермиона, открывая глаза и вспоминая — всегда с ужасом, — что она в Хогвартсе, а не в Лондоне.

«Я не властна над своей жизнью», — приходило ей вдруг в голову, когда она торопливо доедала завтрак, чтобы успеть в лабораторию к семи.

«Я не властна над своей жизнью», — ярилась она по ночам, никогда не зная, будет ли эта ночь одной из тех четырех.

Гермиона обещала не обвинять себя, но злилась на себя за то, что ей не удалось предвидеть последствий, так же как и на Снейпа за то, что он бессердечно пользовался своим преимуществом.

* * *

— Все еще на М? — спросил он ее однажды в субботу две недели спустя, помешивая зелье в котле против часовой стрелки. Выглядел он при этом донельзя самодовольно.

— К вашему сведению, я только что закончила обеззараживающее зелье, и работаю над обеззуживающим.

— Что ж, очень хорошо. Поскольку желчегонное зелье будет готово, как только простоит ночь и загустеет, завтра сможем начать зелье поинтереснее.

— Правда? — спросила Гермиона, не сдержав восторга и ругая себя за это. — Какое, например?

Прежде чем ответить, Снейп отвел глаза и слегка скривил губы:

— Кроветворное.

— О! — воскликнула она азартно. — Скорее бы! Я читала о нем в «Самых сильных зельях»; оно довольно каверзное: если расчет не точный, зелье может вызвать заражение крови, и компоненты должны быть свежими…

— Вы удивитесь, но мне об этом известно.

— Эээ… Разумеется. Простите.

На минуту повисла тяжелая пауза, а затем Снейп сказал мрачно:

— Можем собрать ингредиенты после ужина, если хотите.

Гермиона посмотрела на зельевара так радостно, что его недовольное лицо осветилось полуулыбкой.

Когда девушка переодевалась, собиралась в Запретный лес, ей вдруг пришло в голову, что Снейпу или придется спать с ней сегодня, или же он потеряет четвертую часть причитающейся ему каждую неделю платы, а сбор компонентов почти наверняка займет весь оставшийся вечер.

____________

Примечания:

1. Брюховёртка (Billywig) — насекомое, ареал обитания которого — Австралия. Длина ярко-сапфирового тела Б. достигает полудюйма. Скорость ее такова, что магглы замечают Б. крайне редко, волшебники же — только тогда, когда Б. их ужалит. Укус Б. вызывает головокружение и провоцирует непроизвольную левитацию, вследствие чего жало Б. стало предметом охоты многих волшебников Австралии. Высушенные жала Б. применяются в качестве ингредиента во многих зельях. (По материалам http://www.hplex.info/) (прим. перев.).

2. «Как хороша!» — «Фауст». Фауст говорит о Гретхен. Кстати, о Фаусте: и он, и его создатель интересовались алхимией.

3. «Гораздо безопаснее внушать страх, нежели быть любимым». Макиавелли, «Государь».

4. «Выдержанный экстракт пиявок, консервированные глаза рыбы-фугу, сухой кайенский перец, целиком…» Очевидно, что это выдуманное зелье. Эй, магглы, даже не пытайтесь повторить в домашних условиях!

5. «Самые сильные зелья» (Moste Potente Potions) — иллюстрированное издание; содержит, среди прочего, инструкции по изготовлению Полиморфного зелья. Об этой книге упоминают, однако не используют на втором курсе при обучении зельеварению («Гарри Поттер и ТК», гл. 9). Издание находится в Запретной секции библиотеки Хогвартса. (По материалам http://www.hplex.info/) (прим. перев.).

По прошествии двух месяцев Гермиона окончательно решила, что язвительного Снейпа из лаборатории она предпочитает поэтичному Снейпу из спальни. И не только потому, что тот нечестно вел себя по отношению к девушке: он переставал походить на самого себя, как только начинал раздевать ее, и Гермиона не могла понять почему.

Может быть, она просто не могла привыкнуть к тому, что желание Снейп выражал заимствованными словами, а его голос приковывал внимание.

Какими бы ни были причины, он разделил свою жизнь надвое, и приходилось прикладывать усилие, чтобы не думать о нем как о двух разных людях. Гермиона поняла, что не может с презрением относиться к дневному мастеру зелий: выполняя его бесконечные задания, она получала весьма хорошее образование. Гораздо легче было презирать ночного рабовладельца.

Разумеется, напоминала себе Гермиона время от времени, Снейп хотя бы не жестокий, не настойчивый: от девушки никогда не требовалось ничего — только бы она лежала на спине, пока он неторопливо прикасается к ней, а большего от совершенного эгоиста нельзя было и требовать. Гермиона ни разу не притронулась к нему и пальцем — Снейп не жаловался. Он ни разу не поцеловал ее в губы, что, конечно же, было большим облегчением, хотя его рот где только не побывал.

Умело воздействуя на ее тело, заставляя его предавать разум, Снейпу часто удавалось втянуть Гермиону в занятия сексом, не пользуясь властью над ней, данной ему договором. После таких случаев Гермиона ненавидела себя и ситуацию в целом особенно сильно.

Она все-таки заставила себя смотреть на Снейпа. Он был очень худым, не болезненно худым, но все-таки девушка полагала, что под столькими слоями одежды скрывается больше плоти. Без сюртука он напоминал черно-белый эскиз, и тонкие темные волосы сильно выделялись на бледной коже. От черной метки не осталось и следа — очевидно, она исчезла, как и шрам Гарри, когда умер ее создатель.

Не смущаясь собственной наготы — этого высокомерного кретина ничто не смущало, — Снейп, казалось, чувствовал себя спокойнее в одежде. Редко когда она исчезала до того, как ее владелец снимал ее, повинуясь собственному желанию.

Однажды Гермионе пришла в голову мысль, что Снейп, возможно, предпочел бы быть в маске. Но, вспомнив, что зельевар долгое время с ней не расставался, содрогнулась.

* * *

— О Боже!

Отложив в сторону резак, Гермиона заклинанием очистила руки и заправила выбившиеся пряди обратно в пучок. Шпильки держали оборону всего пару часов, а от заклинаний было только хуже.

— Ну все, я их отрежу.

Снейп оторвался от проверки ее кипящего котла и посмотрел на девушку неодобрительно.

— Нет.

— Что, простите?

— Нет, не отрежете.

— Вы что, приказываете мне?..

— Да.

«О Боже!»

* * *

— Вам никогда не приходило в голову пригласить меня на ужин? — спросила она как-то с досадой, когда Снейп встал с кровати и снова при помощи магии облачился в свои доспехи.

— Не мелите чепухи, женщина, — ответил он, усмехнувшись. — Мы каждый вечер едим вместе в Большом зале.

— Нет, нет. Я имею в виду свидание. Раньше. Вместо того чтобы тщательно планировать эту западню, которая вымотала мне всю душу.

Он моргнул, и, казалось, его хороший настрой исчез бесследно.

— А вы бы согласились? — спросил он низким, опасным голосом.

— Вероятно.

— Пожалуйста, вспомните урок третий.

— Я не испытываю вашего терпения. Вы знаете, сколько свиданий у меня было с тех пор, как я окончила школу? Восемь. Восемь! Два с магглами — один из них был сыном друзей моих родителей. «Ты должна встретиться с этим милым мальчиком», — и так далее. Никто меня не хотел. И если бы вы сказали, что хотите, я была бы польщена.

— Полагаю, именно это я и сказал.

— Да, после того, как не оставили мне никакого выбора.

— Так лучше.

— Почему? — крикнула она в ярости.

— Умоляющий ухажер, — мрачно ответил он, бросая дымолетный порошок в огонь, — жалок.

* * *

— Да почему же вам так это нравится?

Он запнулся на середине строки:

— Какой глупый вопрос, мисс Грейнджер.

— Нет, я имею в виду: почему вы хотите, чтобы секс был всего лишь платой, а не даром? Зачем вам нужна такая власть надо мной?

— Урок тридцать пятый: власть есть неизбежная часть человеческого общения. Ею обладаете либо вы, либо ваш противник.

— Какой у вас косный взгляд на человечество.

— Это не взгляд, а факт, — ответил он, проводя большими пальцами вверх по бедрам девушки. — И в жизни нет места таким дарам.

* * *

— Нет, нет, нет, — раздраженно сказал он, взмахом палочки заставив исчезнуть нарезанные квадратики дикой капусты. — Так заготавливают сухие листья. Свежие же нужно нарезать на полоски под углом точно в сорок пять градусов, иначе их способность свертывать кровь значительно уменьшится.

— О нет, — слабо сказала Гермиона, чувствуя, как кровь отхлынула от лица. — Я уже положила первую партию.

— Мисс Грейнджер…

— Да знаю, знаю! — простонала она, горько сожалея о времени, которое было — впустую! — потрачено на то, чтобы дойти до этого уровня. — Вы говорили мне, а я забыла. Идиотка. Нет, я хуже. Я всезнайка, которая посчитала, что такому гениальному зельевару, как она, вовсе не обязательно сверяться с записями.

— Вы закончили?

Ее «Да» было таким тихим, что она и сама едва его расслышала.

Двумя пальцами Снейп потер виски и глубоко вздохнул:

— Как вы, вероятно, уже поняли, это зелье безнадежно испорчено. Однако, — продолжил он громче, потому что Гермиона снова застонала, — так как это первое зелье, которое вы испортили, не принимая во внимание вашего Полиморфного зелья на втором курсе, которое вы сварили, нарушив правила, я думаю, вам стоит запомнить этот случай как доказательство того, что и вы можете ошибаться, и двигаться дальше.

— Урок… сорок первый? — спросила она несмело.

Он наградил ее усмешкой:

— Совершенно верно.

* * *

Наверное, самым странным в жизни было его явное нежелание отдавать приказы, хотя по контракту у него было на это право. Гермиона думала, он будет упиваться этим. Однако он был чрезвычайно осторожен в формулировках, тщательно прокладывал дорожку через минное поле слов и предложений, следование которым ничем девушке не грозило — кроме вспышек ярости.

Он согласился не отдавать ей приказов в постели, но относительно другого времени он таких обещаний не давал. И все же Гермиона могла сосчитать по пальцам одной руки те случаи, когда зельевар недвусмысленно велел ей сделать что-либо или, наоборот, запретил. (И Гермиона по-прежнему не понимала причины этого противопарикмахерского распоряжения: Снейп никогда не говорил ничего хорошего о ее волосах.)

Так почему же он так следил за своими словами? Гермиона могла бы счесть это случайностью, если бы за семь лет не выучила, что команды он предпочитает всем иным фигурам речи.

Разумеется, не имело ровным счетом никакого значения, почему он ведет себя именно так. Неважно, пользуется он своей властью или нет, важно то, что он обладает властью. Она ненавидела это. Ненавидела его.

И все же любопытно…

У нее было множество теорий. Возможно, он хотел только силой своего духа подчинить ее. Возможно, это была своеобразная попытка соблюсти нормы морали.

Однажды, когда Гермиона ждала, пока остынет зелье, ей пришло в голову, что, может быть, где-то очень глубоко в душе он все-таки хоть чуть-чуть считается с ее чувствами.

— Смех без причины, мисс Грейнджер, — первый признак сумасшествия, — сухо прокомментировал Снейп, когда она наконец успокоилась.

* * *

К тому дню, когда в Хогвартс должны были приехать студенты, Гермиона сварила, среди прочего, три котла с кроветворным зельем.

— Вполне приемлемо, мисс Грейнджер.

Эти слова, произнесенные им над первым котлом с удавшимся зельем, против ее воли взволновали Гермиону.

— Это самая высшая похвала, которую я от вас когда-либо слышала! — сказала она безразлично, стараясь не показать, как важны были эти слова. — Вы хоть знаете, как я была бы счастлива услышать это в классе?

Он фыркнул:

— И поэтому вы так невыносимо трясли рукой?

— Я просто хотела, чтобы вы знали, чего я стою… — она остановилась и нахмурилась. — Неважно. Забудьте. Меня не волнует, что вы обо мне думаете теперь.

Он поднял бровь и вернулся к работе, но с тех пор ни разу не упускал возможности отметить, что ее зелья сварены надлежащим образом.

* * *

За день до пира в честь начала учебного года Гермиона сопровождала Снейпа в лавку «Все для зельеварения» А.Р. Джиггера в Хогсмиде, чтобы понаблюдать, как он будет делать последние покупки перед первым семестром.

— Нельзя ли помедленней? — неодобрительно спросила девушка, идя по вымощенной булыжником тропинке с двумя пустыми корзинами в каждой руке.

— Хмм… — Снейп был в особенно плохом расположении духа и шел так быстро, что его мантия развевалась за спиной, как живая, поднимая уже упавшие в преддверии осени листья.

— Профессор, — начала она, продолжив только тогда, когда он не сделал попытки проклясть ее, — вам хоть чем-нибудь нравится преподавание?

— Нет.

— Тогда почему, черт возьми, вы не уволитесь?

Он глянул на нее через плечо.

— А чем, по-вашему, моя дорогая мисс Грейнджер, мне следовало бы заняться? — спросил он с сарказмом.

Этот вопрос сбил Гермиону с толку.

— Как — чем? Изготовлением зелий, разумеется, — ответила девушка, догоняя зельевара. — Или исследованиями. Как мастер зелий вы очень востребованы…

— Каждый раз, как только я оправляюсь в Европу, — ответил он, остановившись так резко, что полы мантии схлестнулись у его ног, — меня оскорбляют. Или обвиняют в том, что я принял сторону Волдеморта, или ненавидят за то, что предал его.

Некоторое время Гермиона изумленно смотрела на него.

— Но… вы же герой, — она услышала, как сказала это, и не могла поверить, что слова сорвались с ее собственного языка.

— Вам стоит поработать над вашей чудовищной наивностью, — сказал Снейп горько, а затем добавил: — Это совет, а не приказ.

— Конечно, не все…

— Но и их достаточно.

— Как же могут люди вести себя так… так…

— По-людски? — подсказал он. — Скажите, что бы вы чувствовали, покупая составы у волшебника, который, очень может быть, отравил вашу троюродную сестрицу? Или родственника поближе?

— Думаю, что стала бы покупать зелья в другом месте, — немедленно ответила Гермиона, как по команде.

— Магическая Европа — это маленький мир, не склонный прощать. А так как я не желаю начинать жизнь заново на другом континенте, в особенности потому, что кое-кто хотел бы застать меня врасплох, одного, я остаюсь в Хогвартсе, в окружении людей, способных меня выносить.

Секунду Гермиона молчала, прикусив нижнюю губу.

— Ну, здесь вы уже давно… Если вы все это время откладывали по чуть-чуть, то можете уволиться пораньше и жить в Хогсмиде.

— Не так уж много у меня сбережений, — ответил он тихо. — Моя зарплата стремилась к нулю до тех пор, пока директором не стала Минерва.

— Как? Почему?

— Дамблдор считал это своеобразным способом расплаты.

— Да что вы! — воскликнула Гермиона. — Этот… мерзкий…

Снейп пожал плечами.

— Уж получше, чем Волдеморт.

— Даже если и так, он пользовался вами.

— Если не согласиться с тем, что власть — неизбежная часть человеческих взаимоотношений — кажется, я уже упоминал об этом, — ничего не добьешься, — он замолчал и посмотрел на Гермиону тяжелым взглядом. — Не …

— Говорите никому, — закончила она. — Я не скажу. Обещаю.

Снейп поджал губы и отвел взгляд.

— Нет. Не жалейте меня, будьте любезны. У вас все на лице написано.

Он снова зашагал по тропинке, еще быстрее, чем раньше. Сорвавшись на бег, чтобы не отстать от него, Гермиона выровняла дыхание и сказала спокойно:

— Я вас не жалею и не пугаю. Смиритесь с этим, вы, великий специалист в области издевок и запугивания!

Снейп сузил глаза — выглядел он при этом задетым. Секундой позже он громко рассмеялся, вспугнув несколько фей, до этого мирно сидевших в траве. Смех Снейпа был похож на сухой лай, но, в конце концов, он был подтверждением того, что профессор не утратил чувства юмора.

— Ну конечно, всегда же есть студенты, — сказал он, и взял одну из корзин.

* * *

Преподаватели за столом внимательно следили за сортировкой, но Гермиона вдруг поняла, что ей вовсе не интересно, какого ребенка куда распределят. Она не могла даже наслаждаться презабавным видом Снейпа, исполнявшего роль Безумного шляпника. Когда начался пир, через Пенелопу Клируотер, Вильгельмину Граббли-Планк, нового учителя защиты от темных искусств — она забыла его имя — Гермиона продолжала исподтишка разглядывать мастера зелий, чопорного и неулыбчивого.

Они оба в ловушке, она — у него, а он — у всех остальных.

Рассердившись праведным гневом на оба этих обстоятельства, Гермиона пылко отозвалась о порочности магического мира, когда они возвращались из Хогсмида с корзинками, ломившимися от покупок.

— Позвольте озвучить вам урок сорок восьмой, на всякий случай — вдруг вы еще не выучили его? — сказал он, не сводя глаз с замка. — Жизнь несправедлива.

— Я знаю, — ответила она. — Я не прошу справедливости, всего лишь немного самостоятельности.

Снейп вздохнул, скользнув взглядом в ее сторону.

— В каждой ситуации мы вольны выбирать, мисс Грейнджер.

Сидя за учительским столом, не обращая внимания на шум, наполняющий зал, Гермиона гадала: какой выбор могла сделать она?

* * *

Позже он не пришел в ее спальню. Весь следующий день она провела в библиотеке, так как Снейп грубо сказал ей, что будет «чертовски занят, чтобы отвлекаться на всяких учениц». Девушка крепко спала, когда он, пошатываясь, вышел из камина.

— Который час? — спросонья спросила она, пробормотав заклинание, чтобы осветить комнату.

— Без десяти двенадцать, — ответил он. Его обычно ровный голос звучал надтреснуто.

— Ну и ну! — недовольно ответила Гермиона, и уже хотела высказать ему все, что думает, но, увидев его, внезапно замолчала.

Он был в брюках и льняной рубашке — рукава закатаны до локтей, кое-где видны пятна чего-то непонятного. Глаза воспалились, хотя определить это было сложно: он едва мог держать их открытыми. Со стоном сгорбившись в кресле у кровати, он прорычал:

— Да уберите же этот проклятый свет!

Повинуясь приказу — она подождала немного, чтобы дать себе возможность прийти в себя после воздействия магии, а Снейпу — успокоиться, и спросила:

— Что с вами случилось?

— Как будто вы не догадываетесь. Первый учебный день, будь он трижды проклят.

Повисла еще одна многозначительная пауза.

— Слизерин, — сказал он вдруг в темноту, — самое никчемное сборище бездельников, вечно всем недовольных типчиков и самых избалованных болванов, которые когда-либо появлялись на свет.

Гермиона начала смеяться, но он еще не закончил:

— Беда, в которую они умудрились вляпаться сегодня вечером, таковой бы не была, если бы сегодня утром я не учил кошмарный класс, состоящий целиком из второкурсников-гриффиндорцев, после полудня — первогодок-рейвенкловцев, которые каждые три минуты спрашивали «почему» и от которых только у трупа голова не разболится. А после обеда мне несколько часов пришлось присматривать за отрабатывающими взыскание хаффлпафцами, которые умудрились взорвать котел с зельем Сна без Сновидений.

— Новые невиллы? — спросила Гермиона, не в силах сдержаться.

— Скорее уж близнецы Уизли, — ответил он глухо, уронив голову на руки.

— А что сделали ваши драгоценные слизеринцы?

Ответ прозвучал сдавленно:

— Я отказываюсь отвечать. И если вы когда-нибудь проговоритесь о том, как я их назвал, вы об этом будете жалеть всю оставшуюся жизнь.

— Бедный несчастный профессор.

— Зато я сейчас вас осчастливлю, — ответил он, но это была довольно вялая попытка соблазнения, и Гермиона с упреком прищелкнула языком.

— Они вас измочалили. Все, что вам нужно, — сон, и немедленно. Нет, нет, — продолжила она, когда он попытался возразить, — у вас голова с трудом держится, не говоря уже о других частях тела. Идите-ка сюда…

Она затащила его на постель, расшнуровала ботинки, чтобы он смог стянуть их, и помогла выпутаться из испорченной рубашки.

— Что же все-таки случилось? — спросила она.

— Вы не хотите этого знать, — он рассеянно потер шею и поморщился.

— Почему, черт возьми, вы не позвали меня помочь вам на занятиях или присматривать за отработкой взыскания?

— Полагаю, мастер зелий в этой школе я, — язвительно ответил он.

— Ну в самом деле! Разве не в этом смысл ученичества — делать всю грязную работу? Зачем же вы взяли меня в ученицы, если… О, не обращайте внимания, — добавила она с легким стоном, когда вспомнила зачем.

— Будьте хотя бы благодарны, что я не втягиваю вас во все это, — ответил он резко. — В любом случае, грязная работа скоро появится: я уже дал студентам письменные задания.

Почему-то чувствуя себя успокоенной, Гермиона натянула стеганое одеяло на них обоих и отодвинулась от Снейпа как можно дальше, как только он беспокойно зашевелился.

— Я уже потратил одну ночь впустую, — пробормотал он.

— Если вы все-таки не… не получите того, что вам причитается на этой неделе, — сказала Гермиона сухо, — я позволю вам наверстать упущенное на следующей.

Он приподнялся на локте и посмотрел на нее с выражением, которое Гермиона определила как шоковое.

— Но только один раз, имейте в виду, — добавила она быстро, уже передумав. «Что с тобой, Грейнджер? Не предлагай ничего противнику, черт тебя побери!»

— Это очень… порядочно с вашей стороны.

Она устроилась как можно дальше от него, повернувшись спиной, и уже почти заснула, когда Снейп скользнул к ней.

— За это я отказываюсь от четверти того, что причитается мне на этой неделе, равно как и от вашего предложения, — сказал он и обнял ее за талию.

Это было…

Приятно.

«О нет…»

Так заботливо прочерченная линия была пересечена: дневной Снейп был в ее постели.

Полностью проснувшись, Гермиона долго вглядывалась в темноту, заставляя себя думать обо всех имеющихся причинах презирать Снейпа, а тепло его объятия согревало ее.

____________

Примечания:

«Полагаю, мастер зелий в этой школе я». Десять баллов вашему факультету, если вы вспомнили, что Снейп уже говорил эти слова Локхарту в «Гарри Поттер и ТК». Снейп очень внимательно следит за тем, чтобы никто не нарушал границ его территории.

Когда Гермиона проснулась, Снейп уже ушел, но оставил записку, в которой было сказано: «Остаток недели будет таким же кошмарным. В субботу продолжим работу в лаборатории. Рассчитываю на твою помощь в пятницу: надо проверить эссе этих олухов. Б.Н.П.»

На секунду подпись привела Гермиону в замешательство, но потом девушка вспомнила: «Бедный несчастный профессор»… Ночные страхи снова накрыли Гермиону с головой, когда она поняла, что с нежностью улыбается, глядя на пергамент.

«Перестань немедленно! — разбранила она себя, разрывая записку на мелкие кусочки. — Он чертов тиран! Он не заслуживает твоего сочувствия. Он почти насильник, и его неудавшаяся жизнь не дает ему права поступать с тобой так же, как когда-то поступили с ним».

Гермиона заставила себя пойти на завтрак, стараясь унять так не вовремя одолевшее ее беспокойство.

* * *

На другое утро сон о Снейпе, обнимающем ее, заставил Гермиону проснуться, и она обнаружила, что тот действительно лежит, прижавшись к ней и перекинув голую руку через ее бедро. Должно быть, он пришел очень поздно, раз ему удалось обнять Гермиону, не разбудив.

В полудреме девушка подумала: «Надеюсь, я смогу к этому привыкнуть». Взволнованная этой мыслью, Гермиона проснулась окончательно.

Неправильно, абсолютно неверно — в этом нет никакого смысла, если только она постепенно не сходит с ума. А может быть, он магически на нее воздействует…

«Господи, я ведь могу даже никогда и не узнать… Стоит ему лишь прошептать приказание, и я буду чувствовать… все что угодно…»

Она почувствовала прилив адреналина и инстинктивное стремление спасаться, спасаться немедленно. И Гермиона попыталась освободиться от его объятий, но Снейп что-то неясно возразил и прижал ее еще крепче.

— Пожалуйста, отпусти меня, — прошептала девушка.

— Нет, — полусонно ответил он.

— Почему? — спросила она, впрочем, не ожидая ответа.

— Моя, — пробормотал он в ее волосы.

«Это ужасно, — мрачно подумала Гермиона, — когда все время напоминают о том, что ты кому-то принадлежишь».

* * *

— Боже мой!

— Ммм…. Как приятно, что ты так обо мне думаешь.

Гермиона извернулась в руках Снейпа так, что смогла как следует рассмотреть его.

— Вы третий раз подряд ночуете в моей постели. В моей. С вашей что-нибудь случилось?

— Там кое-чего не хватает, — ответил он, криво улыбнувшись.

— Этого не было в договоре!

Мускулы на его лице напряглись — движение это было таким неуловимым, что Гермиона вряд ли заметила бы что-нибудь, если бы не находилась так близко.

— Мисс Грейнджер, — сказал Снейп холодно, — я совершаю честный обмен. Пожалуйста, помните о том, что одно только мое слово может заставить вас делать все что угодно. Неужели вам настолько противно спать рядом со мной?

— Мне отвратительна вся эта ситуация, — выплюнула она, выпуталась из простыней и хлопнула дверью ванной.

Через пару минут ей пришло в голову, что Снейпа, уверенного в том, что он отвратителен физически, ее вспышка убедит в этом еще больше, хотя Гермиона имела в виду только принуждение. «Вот и хорошо», — подумала она, усевшись в дальнем углу ванной, скрестив и руки и ноги.

Пятью минутами позже, со вздохом встав с пола, она решилась объясниться.

Но Снейп уже ушел.

* * *

К тому времени, как закончились утренние занятия, Гермиона уже была бы рада встретиться с ним за ланчем. Ее собственные слова снедали ее, и неважно, что Снейп заслуживал всего, что она могла ему высказать.

Но на ланче он не появился. Оставалось пятнадцать минут до звонка, и Гермиона, желая облегчить душу, бегом бросилась в его класс. Но и там его не было. В конце концов, ей пришлось уйти, когда студенты с выражением мрачного смирения на лицах заполнили класс.

«Бедняги так и не узнают, какая муха его укусила», — подумала Гермиона, выходя за дверь, — и тут же столкнулась с мастером зелий.

— Профессор, — задохнулась она, — я…

Он ворвался в класс и хлопнул дверью так, что лязгнули петли. Его приглушенный голос раздался почти сразу:

— Два балла со Слизерина, мистер Эйнсворт, за то, что вы выглядите непроходимым болваном.

Разрываясь между желанием рассмеяться и расплакаться, Гермиона вытащила палочку, наколдовала стул и устроилась на нем возле двери в ожидании окончания занятий.

Когда наконец последний студент унес из класса ноги, Гермиона ринулась в помещение и увидела, как край мантии Снейпа исчезает в кладовой: вероятно, ее владелец направлялся в лабораторию.

— Профессор, — позвала девушка, но тщетно: он не остановился.

А когда она ворвалась в лабораторию, Снейпа нигде не было видно.

* * *

Тем вечером Снейпа не было за ужином. К Гермионе он так же не пришел. В час ночи, потеряв всякую надежду заснуть, девушка все-таки решила предпринять то, на что не могла отважиться весь день.

Сжимая горсть зеленого порошка, Гермиона босыми ногами ступила в золу и произнесла:

— Комнаты профессора Снейпа!

Она боялась, что ничего не получится: Снейп вполне мог заблокировать от нее свой камин. Но это сработало и, по правде сказать, испугало ее не меньше.

Была своеобразная ирония в том, что Гермиона искала общества человека, которого была бы счастлива никогда больше не видеть. «К тому же, — добавил ее внутренний голос с оттенком горечи, — наличие совести — очевидный недостаток: тем, у кого она есть, всегда хочется сделать все правильно — и будь что будет».

— Lumos, — прошептала девушка и внимательно огляделась.

Кровати не было, из чего Гермиона сделала вывод, что очутилась в гостиной. Девушка подождала, пока глаза привыкнут к полутьме, и крадучись подошла к двери, за которой, как ей казалось, должна была быть спальня.

Но дверь вела в маленькую библиотеку. Проявив почти сверхъестественную выдержку, Гермиона тихо закрыла дверь, повернулась — и почувствовала, что палочка Снейпа приставлена к ее горлу.

— Мисс Грейнджер? — спросил тот в замешательстве, опустив оружие, а затем выплюнул: — Что, ради Мерлина, вы здесь делаете?

— Пытаюсь…эээ… найти вашу спальню.

— Вон. Отсюда.

Повинуясь приказу, ноги сами понесли девушку обратно к камину. Но, не думая о последствиях, Гермиона заставила себя остановиться и бросилась на пол.

— Послушайте… — начала она, но поняла, что может произнести только: — О, нет…

Снейп быстро сократил расстояние между ними, но вместо того, чтобы вышвырнуть Гермиону из комнаты, опустился на колени и за подбородок приподнял лицо девушки.

— Вас не будет тошнить, мисс Грейнджер, — произнес он нараспев, как будто гипнотизируя. — Вас не тошнит.

И как только он сказал это, мерзкое ощущение в желудке исчезло без следа.

— Спасибо, — сказала Гермиона, отводя глаза.

— Так уж вышло, что мне очень нравится мой ковер, — пробормотал Снейп, убирая руку с ее лица.

Решив не указывать на то, что для простого Evanesco нужно было бы приложить гораздо меньше усилий, Гермиона сказала:

— Откуда вы узнали, что ваши слова возымеют такой успех?

— Ваше… состояние… явилось следствием нарушения договора, и это навело меня на мысль, что я в силах прекратить это. Сомневаюсь, что с другим человеком результат был бы таким же.

— Ужасно жаль, — ответила Гермиона, пытаясь все обернуть в шутку. — На секунду я подумала, что договор хоть в чем-то мог бы сослужить хорошую службу: вылечить все болезни, например.

Снейп потер переносицу и нахмурился.

— Зачем вы пришли? — спросил он без выражения.

— Я должна вам объяснить, что имела в виду сегодня утром. Нет, ничего не говорите! — добавила она, едва Снейп открыл рот. Зельевар тут же удивленно закрыл его, последовав приказу. — Вы не кажетесь мне отвратительным физически. В вашей внешности нет ничего отталкивающего.

Снейп насмешливо фыркнул, и Гермиона, прикусив губу, протянула руку и дотронулась до его обнаженной кожи — впервые по собственному желанию.

— У вас волевой подбородок, — сказала она, проводя ладонью от уха вниз. — Да, нос действительно необычный, но довольно интересной формы, — она провела пальцем по переносице с горбинкой. — И ваши брови… — очертила контур одной из них, — очень выразительны.

Черная как смоль прядь волос безвольно повисла у виска. Гермиона заправила ее Снейпу за левое ухо.

— Ну и пусть волосы у вас сальные. Разве я могу критиковать вас за это, с моими-то нечесаными космами?

Она ждала, что Снейп хотя бы усмехнется, но он только пристально смотрел на нее, чуть приоткрыв рот, и не двигался, пока она вела пальцами по его шее до плеч.

Гермиону ударило, словно током, когда она поняла, что обладала властью над ним, пусть совсем небольшой. То, что это возможно, никогда раньше не приходило Гермионе в голову. Девушке всегда казалось, что она всего лишь удобная замена какой-то абстрактной Женщине.

«Урок тридцать пятый: власть есть неизбежная часть человеческого общения…»

— Это же не из-за тебя, неужели не видишь? — сказала Гермиона, пользуясь своим преимуществом и придвигаясь к Снейпу. — Принуждение — вот что ужасно. И я думала, что ты поймешь это лучше всех.

Моргнув, Снейп как будто взял себя в руки.

— Ничто не сравнится с ужасом Темной метки, — сказал он холодно. — Срок действия вашего договора истечет, и вы отправитесь на все четыре стороны целой и невредимой. Да к тому же прекрасно образованной.

— Вы передергиваете, сэр.

— Урок сорок девятый: я порочный ублюдок, мисс Грейнджер.

— Нет, — просто ответила она.

Снейп вздохнул глубоко и раздраженно, резко вскочил и исчез в комнате, которую Гермиона приняла за спальню. На секунду девушке показалось, что чаша его терпения переполнилась. Но профессор вернулся, одетый в черный халат.

В руках Снейп держал договор.

— Я его уничтожу, — сказал он.

Гермиона жестоко расправилась с проклюнувшимся было ростком надежды и спросила:

— Чего вы хотите взамен?

— Продолжения нашего соглашения.

Она подозрительно смотрела на него:

— И?..

— И… — Снейп помолчал, как будто принимал решение, — я так же рассчитываю спать подле тебя, когда бы мне этого ни захотелось.

— Никакого магического принуждения, — сказала Гермиона.

— Абсолютно.

— Это соглашение длится до конца моего ученичества.

Он слегка заколебался, но потом ответил:

— Согласен.

В течение четверти часа они составляли новый договор, спорили над выбором формулировок, и, наконец, Гермиона поставила свою подпись — не прикасаясь к пергаменту палочкой. Снейп бесстрастно продемонстрировал ей старый договор, под которым Гермиона так бездумно расписалась, поднял свою палочку и пробормотал:

— Incendio.

Никакого всплеска магии на этот раз. Ощущение было похоже на первое пробуждение прекрасным солнечным утром после продолжительной болезни.

— Слава богу! — воскликнула Гермиона, спрятав лицо в ладони.

— Да. И, — сухо вклинился Снейп, — раз уж все равно очень поздно или, скорее, рано, думаю, пора отдать должное дьяволу.

— Перестань, пожалуйста! — ответила Гермиона, с трудом поднимаясь с пола. — Ты ведь не Мефистофель. Ну же, прикажи мне что-нибудь! Давай!

— Пойдем в постель.

— Нет! — Гермиона дерзко ухмыльнулась.

У девушки слегка кружилась голова, и ей было неважно, что скажет Снейп.

Он же только выразительно поднял бровь.

— Ну хорошо, хорошо, я нарочно, — сказала Гермиона. — Через камин?

— Раз уж мы здесь… — и взяв ее под локоть, Снейп привел Гермиону в свою темную спальню.

— Может быть, я смогу завтра поближе познакомиться с твоей библиотекой? — устроившись на своей половине кровати, с надеждой спросила она, без возражений позволяя Снейпу обнять ее.

— Хммм… Полагаю, потребуется еще одна сделка.

— Так нечестно!

С тихим смешком уткнувшись ей в шею, он ответил:

— Возможно. Зато последствия сделки будут очень приятны.

— Ты отвратителен, — быстро сказала Гермиона, и тут же осознала — слишком поздно — какое неудачное слово выбрала. — Постой… я…

— Я знаю, что ты имела в виду, — ответил он ровно. — Спокойной ночи.

Минутой позже Гермиона спросила:

— Ты наложил пробуждающие чары? Из-за меня ты так поздно сегодня ложишься, боюсь, пропустишь первое занятие…

— Не просплю, — ответил он весело, — хотя я уже подумываю, не заставить ли тебя провести урок?

— Гриффиндорцы-второкурсники, да?

— Я бы назвал их сущим наказанием.

Прошло еще десять минут, и Гермиона снова нарушила тишину вопросом, над которым, охваченная восторгом, не задумывалась раньше:

— Зачем тебе нужно… это?

— Потому что я лучше сплю — разумеется, при условии, что ты молчишь.

Какое-то время Гермиона обдумывала ответную реплику, полную завуалированного сарказма, — до тех пор, пока не уснула.

Уже пробило девять, когда Гермиона открыла глаза и обнаружила, что лежит на огромной кровати Снейпа в одиночестве. На секунду девушку охватила паника, но потом она вспомнила, где находится и почему.

«Свободна».

Почти.

Радости Гермионы поубавилось: ей все еще придется заниматься с ним сексом четыре раза в неделю.

Дальнейшие размышления привели Гермиону к раздражающему заключению, что ее положение не изменилось ни на йоту. За некоторым исключением, Снейп не пользовался своим преимуществом полного контроля над девушкой. По крайней мере, не использовал его напрямую, только косвенно, и на горизонте всегда маячила завуалированная угроза.

Конечно, оттого, чтобы уйти от Снейпа, ее удерживала теперь не магия, а закон. Из книг о магическом законодательстве, которые Гермиона прочла раньше, когда искала лазейку, девушка знала, что Снейпу не придется прикладывать особых усилий, чтобы убедить министерский суд сохранить в силе нынешний договор и одновременно вернуть договор о магическом подчинении в случае, если Гермиона попытается сбежать от него или отказаться от выполнения своих обязательств.

Ему даже не нужно будет заботиться о своей репутации. Решения по так называемым мелким претензиям по гражданским делам — по причинам, которых Гермиона не понимала — решались всегда одинаково.

«Отлично. Я все еще в ловушке. А он получил то, что хотел».

Какое-то время Гермиона кипятилась. Потом, сделав глубокий вдох и постаравшись успокоиться, она напомнила себе, что без договора, который висел над ней как Дамоклов меч, было все же лучше, и приняла решение не зацикливаться на отсутствии самостоятельности, по крайней мере, до тех пор, пока у нее есть возможность наслаждаться частной библиотекой Снейпа. Примечательно, что он разрешил ей остаться, а не вытащил из постели и не вышвырнул через камин.

Спальня Снейпа, как оказалось, разительно отличалась от спальни Гермионы: вместо слизеринских цветов, в которые ее первоначально заточили, эта комната была отделана в синих тонах. «Профессор, неужели втайне вы рейвенкловец?»

Над изголовьем кровати висел гобелен, изображавший герб Слизерина, над которым были вытканы слова: Cupiditas ante omnia.

Честолюбие превыше всего. «Как… типично».

На ночном столике — несколько пустых флаконов, под один из которых Снейп подоткнул клочок пергамента.

«Когда ты наконец снизойдешь до того, чтобы подняться с постели, — говорилось в нем, — начни с омерзительного нароста на столе напротив камина (читай — с проверки эссе первокурсников на моем рабочем столе). Постарайся разбранить их как следует, иначе все их последующие попытки написать эссе будут еще более невыносимыми. Призови домашнего эльфа, пусть принесет тебе еды, если ты все-таки пропустишь завтрак в Большом зале».

После этих слов Снейп пропустил строчку, а затем продолжил: «Когда закончишь с эссе, можешь пойти в кабинет. И — нет, у тебя не получится пробраться туда, если я решу не пускать тебя, любительница нарушать правила».

Широко улыбаясь против воли, Гермиона сунула записку в карман халата и отправилась в свои комнаты, чтобы переодеться.

* * *

Ко времени ланча (который Гермиона также попросила принести эльфа по имени Дриппи — он смотрел на нее с недоверием до тех пор, пока Гермиона не убедила его, что Снейп знает, что она в его комнатах) Гермиона перелопатила три четверти свитков первокурсников. Она не думала, что это займет столько времени, но, тем не менее, старалась дать точные советы — вместе с оскорблениями. Неудивительно, что Снейп не особенно беспокоится о работах, со вздохом подумала Гермиона.

Другой проблемой было огромное количество первокурсников. На пире в честь нового учебного года Гермиона обращала на них мало внимания; теперь же девушка обнаружила, что их гораздо больше, чем было в те времена, когда в школу поступила она.

Разумеется, это было объяснимо. Гермиона родилась, когда Волдеморт был на пике могущества в первый раз, а эти дети появились на свет перед его возвращением. Вероятно, число первокурсников начало расти уже тогда, когда Гермиона была курсе на третьем, но тогда у девушки голова была занята вовсе не подсчетом количества младших студентов.

«Бедняга Снейп, — подумала Гермиона с улыбкой, возвращаясь к эссе, которые были почти так же ужасны, как он и предрекал. — Так много болванов и так мало времени».

Когда Гермиона вспомнила, что он застрял здесь надолго, может быть, на всю жизнь, улыбка исчезла с ее лица.

* * *

— В самом деле, мисс Грейнджер, — сказал он, прислонившись к дверному косяку шестью часами позже, с ворохом эссе в руках, — вы уже в третий раз пропускаете трапезу в Большом зале. Люди станут думать, что я приковал вас здесь цепями.

— Ой! — воскликнула она, отрываясь от иллюстрированного второго издания Ergebnisse eines Experiments mit einem Zaubertrank, которое пестрело закладками в виде пергаментов с переводом, сделанным рукой Снейпа. — Я не хотела пропускать ужин, просто забыла о времени. У вас отличная библиотека, профессор.

— Мне так приятно получить ваше одобрение, — язвительно сказал он, хотя и выглядел при этом довольным. — Давай поедим. Я послал за сэндвичами.

Когда Дриппи принес еду («Вот видишь!? Я же говорила: профессор Снейп знает, что я здесь»), Гермиона устроилась в кресле у камина, а мастер зелий остался за столом, черкая красными чернилами по пергаменту.

— Это могла бы и я сделать, — с нажимом предложила Гермиона, пытаясь удержать тарелку на коленях.

Снейп горько улыбнулся:

— Там, где я взял эти свитки, есть еще больше, и через пару недель тебе уже не захочется проверять их.

— Я и не хочу, я просто…

«Хочу помочь тебе».

«Ну вот, Грейнджер, ты уже проигрываешь».

— Ну ладно… Как ты узнал, что меня не было на завтраке? — спросила Гермиона, чтобы сменить тему. — Ты сам никогда не завтракаешь вместе со всеми.

— Минерва была так добра, что указала мне на твое отсутствие и предположила, что я загрузил тебя работой.

— Полагаю, что ты не стал защищаться и не сказал, что я крепко спала в твоей постели.

Гермиона откусила кусочек ростбифа, чтобы не рассмеяться над выражением тихого ужаса на лице Снейпа. Проглотив, девушка лукаво добавила:

— Ну, теперь меня ничто не может удержать оттого, чтобы рассказать ей о договоре.

— Напротив, — пробормотал Снейп.

— А вот и нет. Конечно, я не могу рассказать ей о старом договоре, пока в силе другой. Но об этом другом я ведь могу говорить!

— Мисс Грейнджер…

— Разумеется, у меня не будет на это времени, если я буду занята в вашем кабинете.

— Ах ты, хитрая девчонка!..

— Так вы от меня точно отделаетесь.

— Хорошо, — сказал Снейп с видом человека, идущего на огромные жертвы. — В обмен на то, что ты никому и словом не обмолвишься о нашем соглашении, можешь приобщаться к моим книгам в любое время, когда ты не занята моими поручениями.

— Вам следовало бы хорошенько подумать над формулировкой этого обета молчания, — сказала Гермиона, откинувшись в кресле с самодовольным видом.

— Следовало бы. И разрешите добавить вам один слизеринский балл за то, что вы воспользовались этой оплошностью. Однако, — добавил он, усмехнувшись, — я и так собирался разрешить тебе пользоваться моим кабинетом. Сначала выясни, чего твой противник не хочет давать тебе, а потом торгуйся.

— Мы все еще должны быть противниками? Ладно, неважно, — пробормотала Гермиона, злясь на себя за то, что встала на скользкий путь дружбы с этим человеком. — Ответ мне известен.

— Урок пятидесятый: хотя каждый из нас в этой ситуации что-то получает, — холодно сказал он, — вы никогда не должны забывать о том, что я воспользуюсь своим преимуществом, когда это будет возможно.

Гермиона кивнула. Именно эти слова и нужны были, чтобы земля не уходила из-под ног. Но когда девушка думала обо всем этом позже, сидя в кабинете с книгой на коленях, она не могла не заметить, что Снейп все-таки не всегда живет согласно этой своей философии.

* * *

Когда в десять вечера Снейп вернулся с патрулирования коридоров и поиска нарушителей режима, он выдернул «Тайны изумрудной скрижали» из рук Гермионы, вернул на место в книжном шкафу позади нее, и увлек девушку со стула.

Он проделал это так быстро — всего лишь два молниеносных движения, — что она оказалась в его руках прежде, чем смогла сказать хоть слово.

— Я даже предложение не дочитала, ты… ты…

— Это была чертовски длинная неделя, — прорычал он ей на ухо, быстро выходя из кабинета.

— И твое очевидно ограниченное терпение закончилось? Несносный волшебник. Никакого понятия о приличиях.

— Если за двенадцать лет ты так и не смогла понять этого, не такая уж ты умная, какой хочешь казаться, — к удивлению Гермионы, он увлек ее в камин, и они переместились в его спальню.

— Я никогда не утверждала, что я умная, — обиделась она.

— Может быть, и нет, но я уже столько раз слышал это от Минервы, — сказал Снейп, стягивая ее свитер. — “На прошлой неделе мисс Грейнджер заработала пятьдесят баллов своему факультету, Северус.” “У мисс Грейнджер «Превосходно» по всем СОВам, Северус.” “Тебе, должно быть, ужасно жаль, что мисс Грейнджер учится не на твоем факультете, Северус”.

— Все ясно, — ответила Гермиона, скорчив ему рожицу. — Так твое поведение по отношению ко мне вовсе не было обыкновенной ненавистью. Ты завидовал.

Снейп бросил ее брюки поверх свитера и хмыкнул.

— Десять баллов Гриффиндору, мисс Грейнджер, за то, что вы не слизеринка, — сказала она, понизив голос на октаву.

— Ты — слизеринка? Это был бы полнейший кошмар! В любом случае, может быть, ты и не училась на моем факультете, зато сейчас ты в моей постели, — прошептал он, расстегивая ее бюстгальтер, — и я уверен, что этого никогда бы не случилось, если бы ты не была гриффиндоркой.

Покраснев, она отвернулась от него и скрестила руки на груди.

— Спасибо за напоминание, что я должна тебя ненавидеть. Иногда я и правда об этом забываю.

Он обошел ее, опустился перед Гермионой на колени и проложил дорожку поцелуев по ее животу.

— Возлюбленный у ног твоих лежит, — сказал Снейп насмешливо, его дыхание скользнуло по ее коже, — он от цепей тебя освободит.

— Пожалуйста, — простонала Гермиона — ее гнев уходил, — не нужно «Фауста».

— Правильный ответ, — ответил он без выражения.

— И ты освобождаешь меня, мой друг, и к сердцу прижимаешь? — сказала она невыразительно, цитатой отвечая на его цитату. — Ужель тебе не страшно быть со мной? Да знаешь ли, кого ты, милый мой, освободил?

Снейп отстранился, рассматривая Гермиону.

— Изучаем что-то, кроме зелий, в свободное время?

— Тебе вовсе не обязательно быть им. Твой дьявол мертв.

— Я сам себе дьявол, — ответил Снейп и сделал все для того, чтобы у Гермионы не хватило дыхания ответить.

____________

Примечания:

1. «Тайны изумрудной скрижали» (Secrets of the Emerald Tablet) — звучит как название приключенческого романа, а на самом деле — это, предположительно, старейший из сохранившихся алхимических трактатов.

2. “Cupiditas ante omnia” (лат. — «Честолюбие прежде всего») — Cupiditas значит не только «честолюбие», но и «желание».

3. Ergebnisse eines Experiments mit einem Zaubertrank — с немецкого — «Последствия эксперимента над зельями». (прим. перев. — Поскольку на английском название этой книги звучит как “Results of a Potions Experiment” и именно оно было первоначальным, переводчик принял решение опираться именно на английский вариант.)

Гермиона на мгновение задумалась, изменит ли их ночи новый договор, который связывал ее со Снейпом не магией, а законом. Прошлой ночью девушка определенно чувствовала себя гораздо счастливее, засыпая в его объятиях, но причиной этой почти эйфории частично, если не полностью, было сожжение старого контракта.

К тому времени, как он уложил ее в кровать вовсе не для того, чтобы спать, Гермиона почти двадцать четыре часа усмиряла свою благодарность, постоянно напоминая себе, что Снейп по-прежнему подлый манипулятор и забывать об этом не следует. Этот подлец зарекомендовал себя таковым. Однако временами Гермиона замечала, что он бывает заботливым — заботливым по-снейповски. У девушки были так же железобетонные — а вернее, пергаментные — основания полагать, что он влачил жалкое существование интеллектуала среди болванов. Если эссе студентов всего лишь раздражали Гермиону, то насколько же тяжело было проверять их волшебнику с блестящим умом, который, к тому же, вынужден мириться с подобными работами на протяжении уже целого поколения.

Коротко говоря, она не знала, что и думать о нем. И то, что он пугающе точно знал, как вести себя с ней в спальне, отнюдь не вносило ясности.

«Я сам себе дьявол…»

Господи.

Гермиона предприняла нехарактерный для нее выход из положения: решила проанализировать ситуацию позже — и сосредоточилась на том, чтобы осуждающе сжать губы в линию, пока Снейп неумолимо вел их к кульминации вечера. «Сладких… снов», — сказал он потом, как будто намекая на всевозможные неподобающие видения.

Невыносимый человек!

«Я сам себе дьявол…»

— Я не собираюсь спасать тебя от самого себя, — пробормотала Гермиона в темноту, когда Снейпа сморил сон. — Я уже выучила этот урок с эльфами.

* * *

После первой травмирующей недели начавшегося учебного года установился новый порядок. Всю неделю Гермиона проверяла эссе, освобождая Снейпа, чтобы выходные он провел с ней за работой над зельями. Увы, по той же причине его вечера оказывались менее занятыми, чем ей бы хотелось, но с этим ничего нельзя было поделать. Гермиона обнаружила, что иногда она может отвлечь его каким-нибудь спором, поэтому она отыскивала темы для беседы — о зельях или о чем-то еще, — которые могли продолжаться до тех пор, пока Снейп раздраженно не признавал, что уже слишком поздно для чего-либо, кроме сна.

Фактически, Гермиона проводила гораздо больше времени в комнатах Снейпа, чем в своих — разумеется, единственной причиной этого была его соблазнительная библиотека. К тому же, у Снейпа было просто удобнее проверять домашнюю работу, да и какой смысл брать его книги к себе, если на ночь все равно спускаться в подземелья?

А если иногда Гермиона и завтракала перед его камином, а не в Большом зале, то только потому, что хотела задать Снейпу несколько вопросов, прежде чем он исчезнет в классе. Когда же в конце дня Снейп возвращался, у него уходил примерно час на то, чтобы успокоиться, поумерить ярость и стать просто вспыльчивым.

— Перестань, — сказала она однажды, тоже вспылив, когда Снейп отчитал ее ни за что. — Есть вещи гораздо хуже, чем преподавание. Например, ты мог бы уже умереть. Радуйся!

— Сладкое забвение! И правда, отрадная мысль, — пробормотал он.

— Ты… Черт возьми, я не это имела в виду, дурачина.

Когда его губы сложились в кривую улыбку, Гермиона добавила к списку его недостатков: «любит злить меня».

* * *

— Проверка, мисс Грейнджер. Этим безоаром все еще можно пользоваться?

— Разумеется, — тотчас ответила она, даже не посмотрев на мокрый волокнистый шарик, который Снейп удерживал навесу.

— В самом деле? Почему?

Она подавила ухмылку.

— Потому что в противном случае ты не стал бы хранить его.

— Так-так. И это для тебя достаточная причина использовать этот антидот? Тебе следовало бы знать наверняка, а не слепо доверяться мне.

Уже наказанная за свое доверие — и злая к тому же — Гермиона подошла ближе и покосилась на предмет разговора.

— Ну, — сказала Гермиона отрывисто, — этот безоар, очевидно, состоит из растительных остатков и поэтому может прийти в негодность, в отличие от каменного безоара. Ты держал его, — она повела носом, — держу пари, в соляном растворе, который должен бы сохранить безоар на довольно длительный сорок, не уничтожая при этом его противоядных свойств. Он ни на каплю не посерел, поэтому все указывает на правильность моего первоначального мнения: безоар вполне хорош, возможно, в отличие от вас.

— Достаточно аргументированный вывод, — ответил Снейп, склонив голову. — Полагаю, ты доказала, что заслуживаешь той же характеристики, что и безоар. Не хочешь попробовать сварить лекарство от отравления аконитом?

Гермиона воскликнула «Ура!» прежде, чем как следует подумала.

— Но… Но это же чертовски сложно, — добавила она. — Я думала, что во время обычного ученичества не касаются трудоемких зелий…

— А кто сказал, что ты обычная ученица? — насмешливая улыбка зельевара вовсе не помешала его словам прозвучать так, словно это был комплимент.

* * *

— Мисс Грейнджер!

Гермиона удивленно оторвалась от эссе о глазах тритонов, пестревшего элементарными ошибками, и увидела в пламени камина лицо Снейпа, искаженное от ярости.

— В мой кабинет, немедленно, — с этими словами он исчез.

Гадая, чем же она могла провиниться, Гермиона последовала за ним.

— Ты… просто… не поверишь… что эти… идиоты… сделали с моим классом, — выдавил он сквозь сжатые зубы, крепко схватив Гермиону за локоть и потащив за собой.

Слово «беспорядок» было слишком мягким.

Большинство парт перевернуто на бок, несколько железных котлов разломано. Два дюйма желто-коричневого месива покрывали пол, и то, как эта каша двигалась к двери, явно указывало на то, что без заклинания не обошлось.

— Есть жертвы? — спросила Гермиона тихо.

— Нет, — сердито проворчал Снейп, — но только потому, что эти доморощенные пиротехники, эти подражатели Уизли убежали прежде, чем я смог задержать их.

— Да будет тебе! Ну ладно, давай попробуем убрать здесь. Это — что бы это ни было — надеюсь, не токсично?

Через десять минут, когда месиво было убрано, парты расставлены по местам, а целые котлы отделены от сломанных, Снейп обмяк в кресле и мрачно уставился в пространство.

— Эээм… Профессор, могу я еще что-нибудь сделать?

Моргнув, он отвернулся от стены и окинул взглядом тело девушки.

— Великое множество всего, как мне представляется.

Гермиона покраснела и сердито повернулась, чтобы уйти.

— Мисс Грейнджер, — сказал он резко, а потом добавил мягче: — Спасибо.

— Не за что, — сказала она и опять сбежала к трактатам малолетних зельеваров, которые часто ошибались, но никогда не сбивали с толку.

* * *

— Но почему корни ни в коем случае не должны быть сухими?

— В самом деле, даже вы, мисс Грейнджер, должны бы видеть, что структура в результате меняется.

— Да, но регидратирующее заклинание…

— … не вернет первоначальных свойств полностью. Неужели вы еще не изучили мою библиотеку? Я полагал, что третья глава «Рассуждений» Парацельса вами уже прочитана. А теперь, если у вас нет возражений, мне пора на первый урок, а вы знаете, как студенты будут огорчены, если я опоздаю…

— А как насчет заклинания стазиса?

— О, отличная идея, — ответил Снейп язвительно, — но только в том случае, если вы собираетесь использовать корни в течение сорока восьми часов — прежде чем чары ослабнут. Никакой уважающий себя мастер зелий не будет полагаться на взмахи палочкой. Теперь пусти! — добавил он. — Ведь я приду опять; тогда расспрашивай — на всё я дам решенье.

Снейп ушел через камин, и, несмотря на то, что «Фауст» Гермионе уже порядком опротивел, она не могла не признать, что цитата отлично подходила к случаю.

* * *

За ужином в четверг, после Хэллоуина, Гермиона оторвалась от тарелки с супом и увидела, как ее серая неясыть летит по направлению к учительскому столу с конвертом в когтях. Это было неожиданно. И не только потому, что Гермиона редко получала почту (мальчики желали ей только добра, но они, в конце концов, всего лишь мальчишки).

Архимед, подарок на семнадцатилетие, уже несколько лет жил у родителей: Гермиона хотела быть уверенной, что они всегда смогут связаться с ней, когда она будет на работе. До того, как Гермиона вернулась в Хогвартс, чтобы стать ученицей Снейпа, родители никогда его не использовали, да и с тех пор послали ей всего два письма и одну посылку с конфетами. Оба они до смешного не хотели отправлять что-либо с совами.

— Эй, — мягко сказала Гермиона, поглаживая пестрые перья на голове Архимеда и скармливая ему кусочек тоста, — скучал по мне?

Архимед отвернулся от тоста — капризная птица — и бросил письмо прямо на колени Гермионе.

— Ну ладно, ладно, — засмеялась она, вскрывая конверт.

Улыбка ее исчезла при виде сообщения, нацарапанного на одной стороне листа бумаги.

«Солнышко, мама заболела. Мы не знаем, что с ней. Если можешь, возвращайся домой. Если получится, прямо в больницу в Кингстоне».

— Мисс Грейнджер, — рявкнул Снейп через стол, выдернув Гермиону из оцепенения. — Что это?

— Мне прямо сейчас нужно вернуться в Суррей, — сказала она, вскакивая со стула с зажатым в руке письмом. — Пожалуйста. Профессор, вы же обойдетесь без меня сегодня вечером?

Услышав, какими словами она выразила свою мысль, Снейп нахмурился и, дождавшись момента, когда Гермиона оказалась в пределах досягаемости, вырвал у нее письмо.

Его лицо потемнело.

— Я никуда не позволю вам возвращаться…

— Профессор! — закричала она в смятении.

— … одной, — закончил он. — Иначе вы расщепите себя на атомы.

— Что-то случилось? — спросила МакГонагалл, вклиниваясь в разговор.

— Ее мать в больнице, — грубо ответил Снейп, вставая. — Я доставлю ее туда и вернусь.

— Нет, правда, не нужно… — начала Гермиона.

— Прекрасная мысль, Северус, — сказала директор, ставя точку в этом споре. — Пожалуйста, скажи мне, если я смогу чем-то помочь, — добавила она, повернувшись к бывшей студентке.

Через пять минут мастер и ученица достигли антиаппарационной границы Хогвартса. На их робы были наброшены свободные маггловские плащи.

— Примечательно, что ты позволил мне трансфигурировать твою мантию в плащ, хотя считаешь, что с аппарацией мне не справиться, — сказала Гермиона, пряча палочку в карман и чувствуя, как подступает истерика. — Не доверяешь мне? Боишься, что не вернусь? Конечно! Я так тебя ненавижу, что притворяюсь, что моя мать при смерти, только бы от тебя избавиться!

— Стой спокойно, — прошипел он, палочкой указывая на Гермиону, — и думай о больнице. Legilimens.

Много времени это не заняло. Снейп обхватил Гермиону за талию, и они в мгновение ока перенеслись в лесок, возле которого, словно маяк в кромешной тьме, возвышалось здание из стекла и бетона.

— Вам нужно отделение неотложной помощи, — сказал регистратор Гермионе. — Шестой этаж, крыло Эшер.

Снейп неотступно следовал за девушкой. Когда она вошла в лифт, он вошел следом.

— Слушай, ты можешь уйти, — сказала она, с силой нажимая кнопку «6».

Он скрестил на груди руки и ничего не ответил. Когда двери лифта открылись, выпуская Снейпа и Гермиону в шумный улей отделения, она была слишком захвачена поисками родителей, чтобы беспокоиться о своей тени в человеческом обличье.

— Папа, — выдохнула она с облегчением и заново пробудившимся страхом, когда увидела отца.

Он сидел сгорбившись на неудобном стуле в одном из пустующих коридоров и выглядел совершенно истощенным, с черными кругами под глазами и темной щетиной на лице.

— Слава богу, — тихо сказал он, вставая, чтобы обнять дочь. — Никогда не знаешь, найдет ли тебя эта птица.

— Как мама? — дрожащим голосом просто спросила Гермиона.

— Спит сейчас. У нее менингит. Пять минут назад пришли результаты пункции. Она всю неделю чувствовала себя неважно, но настаивала, что это обычный грипп, и отказывалась идти к врачу. Наверное, заразилась от пациента.

— Это значит?..

— Врачи говорят, она поправится, — сказал он, впервые улыбнувшись. — Займет какое-то время, но мы обратились к врачу не совсем поздно.

— Ох! — воскликнула Гермиона — она так мало знала о менингите! — Но он же очень заразный в первые дни. Ты-то как?

— Меня тоже проверят, — ответил мистер Грейнджер, рассеянно пригладив свои коротко стриженные волосы. — Солнышко, это неважно. Всего пару часов назад я думал, что мама умрет. Эти врачи предполагали самое ужасное. Поэтому я с удовольствием немного потерплю. Главное — я теперь знаю, что не потеряю ее.

— Ох, папа, — сказала Гермиона, снова обнимая отца. — Ты знаешь, я так скучаю по вам. Прости, что смогла вырваться только в случае крайней необходимости.

— Ну, ты же предупредила нас, что не сможешь покидать школу до тех пор, пока не пройдет три года, — сказал он, похлопав Гермиону по плечу. — Наверное, твой профессор все-таки не такой бессердечный, как ты нам рассказывала.

— Эээ… Кстати, вот…

Гермиона обернулась, чтобы представить Снейпа, и обнаружила, что тот ушел.

— Да? — спросил отец.

— Вот… Вот самое время повидать маму, если, конечно, она уже проснулась, — сказала Гермиона, решив что так даже лучше.

Хелен Грейнджер лежала на постели такой агрессивно белой, что даже металлический остов кровати был выкрашен белой краской. Отец и дочь уселись на стулья, которые уже стояли по обе стороны кровати. Некоторое время Гермиона и мистер Грейнджер тихо беседовали, но потом разговор угас. Гермиона рассеянно смотрела на мать, выглядевшую вполне нормально, если не считать бледности. Однако женщина лежала совершенно неподвижно, и к тому же молчала — с ее-то характером это было совершенно неслыханно.

Гермиона слегка улыбнулась, почувствовав прилив нежности к обоим родителям — энергичной болтушке и практику до мозга костей, которые любили ее.

«Мне так повезло, что их не втянули в битву с Волдемортом, — вздрогнув, подумала она вдруг. — Бедный Гарри».

— На сколько ты можешь задержаться? — спросил отец, нарушая тишину.

— Боюсь, ненадолго… Профессор Снейп рассчитывает, что я скоро вернусь, — ответила Гермиона, повернувшись на стуле, чтобы посмотреть на часы над дверью — и увидела, как зельевар переступает порог палаты.

— Вспомни чёрта… — пробормотала она.

— Мисс Грейнджер, — сказал он, склонив голову, но прошел мимо девушки и остановился перед ее отцом. — Мистер Грейнджер, меня зовут Северус Снейп. Советую вам разбудить вашу жену и дать ей это. Вам так же стоит выпить зелье — в качестве меры предосторожности.

Он со звоном поставил на прикроватный столик две маленькие бутылочки.

— Зелье? — спросил отец Гермионы, понизив голос. — Вы уверены, что… — он посмотрел на дочь, очевидно, не желая оскорбить ее учителя или их профессию, — это… совершенно безопасно?

— Должно быть безопасно, — ответил Снейп. — Это приготовила ваша дочь.

Гермиона моргнула, на секунду сбитая столку, а затем спросила:

— Обеззараживающее зелье?

— Один балл Гриффиндору.

— Ох, — простонала она, закрыв лицо руками. — Почему мне это не пришло в голову?

— Очевидно потому, — сказал Снейп, секунду помедлив, — что вы забыли о том, что вы ведьма.

Десятью минутами позже Хелен Грейнджер была разбужена, и после того, как ее напоили зельем, заверила всех, что чувствует себя гораздо лучше, и поблагодарила за заботу.

— Я и не знала, как важна ваша работа, — сказала она, лежа на подушках и блаженно улыбаясь. — Я думала, вы готовите какие-то бытовые смеси. А оказалось, что моя дочь — ученый-изобретатель!

— Мама, это не я изобрела, я просто следовала указаниям.

— Тогда — фармацевт-производитель, — ответила миссис Грейнджер, улыбаясь своей смущенной дочери. — И не думаю, что не похвастаюсь нашим невыносимым соседям: я имею право тобой гордиться. Правда, профессор Снейп?

— Конечно, — ответил тот, явно наслаждаясь неловкостью Гермионы. — Послушайте, мисс Грейнджер, я рассчитываю видеть вас в Хогвартсе не позднее восьми часов утра, — «Ну, это даже лучше, чем я надеялась», — в понедельник.

Гермиона воззрилась на него.

— Но… Но проверка эссе… — сказала она, не осмеливаясь поднять вопрос о постели.

— Я уж как-нибудь справлюсь без вас, — сухо ответил Снейп и вышел.

Его плащ развевался за спиной.

— Гермиона, — с насмешливым осуждением сказал ее отец, — он вовсе не такой уж плохой, как ты нам рассказывала.

— Поверьте мне — очень плохой.

— Но он поступил очень чутко, согласись, — сказала миссис Грейнджер, закатывая рукава, чтобы осмотреть руки. — Дорогой, смотри, сыпь тоже исчезла! Как жаль, что вы не можете продавать это магглам.

— Уверена, он просто… Постой. Что ты сказала?

— Очень плохо, что вы не можете продавать это зелье. Антибиотики ему в подметки не годятся.

— На вкус гадкое, зато отлично работает! — весело согласился отец девушки.

— Да, кстати, о работе! — взволнованно воскликнула миссис Грейнджер. — Джек, кто сейчас принимает пациентов вместо тебя?

Чувствуя, что вся ее четкая система встала с ног на голову, Гермиона никак не могла сосредоточиться на разговоре.

___________

Примечания:

1. Парацельс — алхимик-экспериментатор, прославившийся тем, что его пациенты излечивались чудесным образом.

2. «Теперь пусти! Ведь я приду опять; тогда расспрашивай — на всё я дам решенье». — «Фауст», разумеется. Слова Мефистофеля.

Из больницы Кингстона миссис Грейнджер выписали следующим утром. Ее лечащий врач сказал, что, очевидно, случай миссис Грейнджер вовсе не был таким уж страшным, как ему показалось сначала, и вся семья провела тихий, но приятный вечер дома.

Гермиона выросла в покое и достатке в Ричмонде-на-Темзе — не в самом дорогом доме, разумеется, — и ее детство не было омрачено ничем, кроме некоторых странностей, которые время от времени случались с ней, с тех пор как ей минуло девять. Милая ее сердцу жизнь на берегу реки резко контрастировала с совершеннолетием и битвой против зла, и Гермиона была рада вновь насладиться мирными пейзажами, знакомыми с детства.

Сперва она с радостью уезжала отсюда, чтобы ближе познакомиться с магией и чудесами, и всегда с неохотой возвращалась на лето, мечтая остаться в школе на каникулы. Но когда после смерти Волдеморта в магическом мире отношение к магглорожденным почти не изменилось, Гермиона поняла, что у ее старого мира были кое-какие преимущества перед миром чудесного, где любые изменения воспринимались с опаской. Гермиона обосновалась в маггловской квартире, наполнила ее маггловскими штучками, которыми волшебники отказывались пользоваться, и стала жить на два мира.

Улучшить магию маггловскими изобретениями и идеями было делом безнадежным. Гермиона давно оставила эту мысль и не собиралась возвращаться к этой затее — до сих пор.

«Зелья для всех. Почему бы нет?»

В пятницу ночью, лежа на своей двуспальной кровати в окружении всякой всячины из детства, она думала, возможно ли это.

Строго говоря, Гермиона не верила, что это запрещено законом. На магглов или маггловские вещи никто не будет накладывать заклинаний. Просто действенные зелья разольют по бутылочкам и предложат магглам за деньги. И пока у нее будет получаться держать в секрете главный ингредиент, который связывает воедино все элементы зелья, она ни один из миров не подвергнет опасности.

Когда она пришла к этой мысли, то усомнилась в том, что Министерство может отслеживать использование зелий, так что вряд ли они узнают о ее предприятии.

Значит, самая большая проблема — производить зелья большими партиями. В лаборатории Гельвеция она никогда не управлялась больше, чем с шестью котлами одновременно, да и в тех были простейшие зелья: в лаборатории не производили никаких лекарств. Маги никогда не пытались механизировать процесс изготовления зелий — магическим ли способом или каким-то иным — у них не было в этом нужды при относительно небольшой численности населения, как, впрочем, и желания делать что-либо иначе.

Ясно, что для этого предприятия понадобятся чары. Гермиона гадала, захочет ли помочь Пенелопа Клируотер, преподававшая в школе Чары после того, как убили профессора Флитвика.

Маггловские законы о фармацевтике тоже не следует снимать со счетов. Гермиона сомневалась, что сможет пройти проверку без объяснения, почему именно она, а не кто-то другой, соединил все компоненты таким образом, что они действительно помогают. Область для дальнейшего изучения, определенно.

Что же касается того, какие зелья производить — Перечное пришло на ум раньше остальных. Оно будет потрясающе успешным, потому что быстро излечивает обычную простуду. Нужно будет немного поработать над составом, так как пар из ушей наверняка встревожит среднего покупателя.

Но Гермиона уже давным-давно поняла, что этого побочного эффекта можно избежать, если количество жгучего перца сократить до одной щепотки.

«Нужно еще поработать над вкусом зелий, чтобы они были не такими мерзкими…»

Без сомнения, это будет работа ее мечты. Исследования — раз. Польза для людей — два. Никто не командует — три. И Гермиона не очень расстроится, если все-таки разбогатеет.

Гермиона передвинулась на свой край кровати — почему она никак не может улечься удобно? — и с удовольствием отметила, что в новом договоре не было ни слова о том, что она должна информировать Снейпа о том, что собирается делать после окончания ученичества.

* * *

— Ты ведь Гарри и Рона не видела с июня, так ведь?

Мама чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы испечь овсяное печенье. Она кивнула, мол, сахар уже положила, и Гермиона почувствовала, что разрывается между желанием помочь и слизать остатки теста.

— Мммхммм… — ответила девушка, глотая сладкую смесь.

— Тебе, наверное, очень скучно в замке без ровесников.

— Ну, — медленно ответила Гермиона, впервые задумавшись об этом, — у меня очень много дел. Я или проверяю работы студентов для профессора Снейпа, или читаю его книги — мама, ты себе представить не можешь, какие у него книги! — или работаю с ним над зельями.

«Или делаю другие вещи… тоже с ним».

Мама посмотрела на Гермиону взглядом «готовься, сейчас буду тебя дразнить» и поставила противень с партией ровненьких печеньиц в духовку.

— Ты же не потеряла из-за него голову, правда?

— Мама! — возмущенно воскликнула Гермиона, хотя и не по той причине, о которой подумала миссис Грейнджер. — Он абсолютно… Я имею в виду — если бы ты только знала его!.. Ой, я не могу обсуждать это с тобой. Я не потеряла голову из-за него. Этого никогда, никогда не случится.

— Мммхммм… — ответила миссис Грейнджер, улыбаясь так широко, что Гермиона не могла не рассмеяться. — Это приятно слышать! В прошлый твой приезд ты выглядела очень… подавленной, а мне всегда казалось, что ты будешь прыгать выше крыши, если тебе удастся убедить профессора Снейпа взять тебя в ученицы. Я гадала, может быть, ты уже передумала.

Гермиона со смешанными чувствами рассказала матери полуправду о том, что она только после подписания договора поняла, что ей будет трудно жить вдали от всех, кого она любит, целых три года.

— Но теперь ты счастлива?

— Больше, чем рассчитывала, — ответила девушка осторожно, и это не было ложью.

* * *

После раннего ужина — с печеньем — родители убедили Гермиону, что нужно использовать последние часы свободы и навестить друзей.

— Ну же! За меня не волнуйся: я чувствую себя как огурчик, — заявила мама, когда Гермиона попыталась возразить. — Это так удобно, когда в семье есть ведьма.

— И мы постараемся писать чаще, — добавил отец. — Нужно просто привыкнуть посылать письма с совиной почтой.

— Архимед ведет себя очень надменно, — поведала миссис Грейнджер театральным шепотом. — Клянусь, он смотрит на нас с презрением.

— Уверена, ему просто скучно, — ответила Гермиона смеясь и обнимая родителей на прощанье. — Почтовые совы очень гордятся своей работой. Наверное, Архимед обиделся, что ему не дают сделать ничего полезного.

Гермиона нашла недалеко от дома укромный уголок и аппарировала в Годрикову лощину, решив начать с дома Гарри. Ей повезло: в доме был не только Гарри, но и Рон, и Джинни, и близнецы.

— Эм… Решили продезинфицировать Нору? — спросила Гермиона, улыбнувшись всем собравшимся.

— Ой! — Рон спрыгнул с дивана, быстро обнял Гермиону и так же быстро запрыгнул обратно. — Почему ты не предупредила, что придешь?

— Я и сама не знала, — и коротко рассказала им, что случилось.

Фред — теперь его легко можно было отличить от Джорджа: после последней битвы через всю его скулу проходил шрам, — состроил серьезную мину и указал на Гермиону пальцем:

— Будь осторожна. Снейп точно затеял какую-то игру: помогает твоим родителям и вообще ведет себя хорошо…

Гермиона открыла было рот, чтобы велеть Фреду закрыть свой, но Гарри ее опередил:

— Тьфу, Фред, меня сейчас стошнит от твоих намеков! Пошли, — добавил Гарри, повернувшись к Гермионе. — Не хочешь сыграть в «Змей и Львов»? Мы только что расстелили игровое поле.

— Мы здесь, потому что мама и папа уехали в путешествие в честь годовщины свадьбы, — объяснила Джинни, когда ее фишка продвинулась вперед. — Что касается ужина — сегодня короткую соломинку вытянул Гарри…

— Или все мы. Зависит оттого, как на это посмотреть, — проворчал Джордж.

— Эй, да там только чуть-чуть подгорело! — запротестовал Гарри. — У меня уже лучше получается.

Мысленно сделав себе пометку подарить Гарри кулинарные книги на Рождество, Гермиона переменила тему.

— У меня не будет неприятностей с Министерством из-за зелий для родителей, так ведь? — спросила она, надеясь, что ее вопрос звучит достаточно небрежно.

— Конечно, нет, — ответил Фред. — Они совсем не следят за оборотом зелий, да, Джордж?

Джордж лихо ухмыльнулся, заложив руки за голову.

— Да. И это делает наш бизнес таким прибыльным и потешным.

Одной проблемой меньше. Осталось всего шесть…

* * *

Гарри предложил ей остаться на ночь, но Гермиона уже устала спать в чужих постелях. Поэтому — девушка сама в это едва ли верила — Гермиона вернулась в Хогвартс на девять часов раньше.

Дилемма — остаться у себя или пойти к Снейпу — была быстро решена, как только Гермиона вспомнила, что, наверное, он желал ей только добра, когда аппарировал вместе с ней в больницу и так помог.

Снейп сидел в кожаном кресле у камина. С появлением Гермионы его недовольное выражение лица тут же сменилось удивлением.

— Хорошо провели вечер с мистером Поттером? — тихо спросил он.

«Черт побери! Этот негодяй наверняка наложил на меня следящие чары в отделении экстренной терапии. Очень мило, профессор».

— Я действительно хорошо провела вечер, — ответила Гермиона, скрестив руки на груди. — Выиграла партию в «Змеи и Львы», выпила огромную чашку чая и послушала, как Рон хвастает успехами Джинни в «Палящих пушках».

Снейп сузил глаза, но, видимо, не найдя к чему придраться, промолчал.

— Выходные у родителей были просто прекрасными, — сказала Гермиона. — Они предложили мне навестить Гарри и Рона в последний день. Я так и сделала. Жаль, что ты обо мне такого плохого мнения и думал, что меня нужно будет силком тащить сюда.

Развернувшись на каблуках, она переместилась в свои комнаты и, начистив зубы до боли в деснах, бросилась на кровать.

«Черт возьми, этот матрас тоже неудобный…»

Она все еще не спала, когда через полчаса Снейп сам появился из камина.

— Признаю, эта мысль приходила мне в голову, — сказал он натянуто.

Гермионе потребовалось некоторое время, чтобы понять: он продолжает разговор, как будто не было никакого перерыва.

— Мы заключили договор, и он все еще в силе, как ты знаешь, хоть в нем и нет магического принуждения, — ответила Гермиона, нападая на него в ответ.

Но девушка знала его уже достаточно хорошо, чтобы понять: он пытается извиниться, не сказав при этом слов извинения, поэтому она немного смягчилась и добавила: — Кроме того, я ведь дала тебе слово, и мне категорически не нравится эта слежка.

— Finite Vestigatem, — пробормотал он, махнув палочкой в ее сторону и снимая следящее заклинание.

— Если хочешь — оставайся, — пробормотала она в ответ.

— Возвращайся со мной.

Это не было мольбой, но и на приказ не походило. Снейп протянул ей руку.

— Ну ладно, — вздохнула Гермиона, принимая ее.

Девушку окончательно сбило с толку то, что, когда она лежала на его кровати, а Снейп обнимал ее со спины, Гермиона наконец-то почувствовала, что ей удобно.

__________

Примечания:

1. Возможно, эти фотографии Ричмонда-на-Темзе помогут читателям лучше представить себе этот небольшой, но очень милый городок недалеко от Лондона: http://richmonduponthamesdailyphoto.blogspot.com/ (прим. перев.)

2. Finite Vestigatem (vestigatem — от лат. vestigatio — «поиски, расследования») — заклинание, придуманное автором. «Почему именно это заклинание?» — спросите вы. Умница Eris Anglachel замечает, что применение к человеку Finite Incantatem будет, по меньшей мере, грубым, а по большей, — опасным, так как таким образом можно снять все наложенные ранее заклинания, а это может в некоторых случаях нанести вред.

— Чаю?

— Спасибо… Минерва.

— Шесть месяцев прошло, а у вас все еще не получается звать меня по имени, — лукаво заметила директор, направив зачарованные чашку и чайник к Гермионе, а затем села в кресло, которое когда-то принадлежало Дамблдору.

— На самом деле всего пять месяцев.

МакГонагалл улыбнулась и отпила из чашки.

— Северус говорит, что вашей матушке лучше.

— Да. И отчасти это заслуга профессора, — неохотно признала Гермиона.

— Это очень… мило с его стороны, — сказала МакГонагалл, подняв брови, и хоть на лице директора такое выражение выглядело несколько зловеще, Гермиона не могла не улыбнуться этой гриффиндорской попытке сострить по-слизерински.

— Думаю, — ответила Гермиона, постаравшись, чтобы слова звучали вежливо, — он решил, что заплаканная ученица будет совершенно неспособна справиться с работой.

МакГонагалл аккуратно поставила чашку на блюдце.

— А я полагаю, что Северус просто не примет отказа, раз уж он твердо вознамерился помочь.

«Сколько коварства!»

— Эээ… — сказала Гермиона, жалея, что из Хогвартса нельзя аппарировать.

— Я знаю Северуса большую часть его жизни и могу сказать со всей уверенностью: вы ему интересны.

«О господи. Минерва МакГонагалл — сваха».

Гермиона пила чай, готовясь к трудному разговору. Девушка поняла, что ее бывший декан была не так уж и неправа: Снейп действительно заинтересован в том, чтобы сохранить такие удобные для него отношения.

— Никогда не думала, что мне удастся поразить вас до немоты, — бесстрастно сказала директор.

— Давайте проясним: вы предлагаете сблизиться с профессором Снейпом?

— Я думаю, вы были бы ему хорошей парой.

— Весьма вероятно. Однако сомневаюсь, что он был бы хорошей парой для меня.

— Возможно, вы будете удивлены, — сказала МакГонагалл — если она и слышала, что ей в ответ пробормотала Гермиона, то не подала виду, — но вы забываете, что я и вас знаю большую часть вашей жизни. Я видела, как вы общаетесь с представителями противоположного пола, и результаты вовсе не так впечатляющи, в отличие от вашей успеваемости.

— Я же была подростком! — пролепетала Гермиона.

— А после того, как покинули Хогвартс? Позвольте, я угадаю: вы были заняты. Вы работали.

Покраснев, Гермиона отвернулась и сосредоточилась на танце пылинок в лучах полуденного солнца, пробивавшихся сквозь широкое стрельчатое окно.

— Вам нужен человек, — продолжала МакГонагалл, — который не испугался бы вашего интеллекта. Он должен быть умнее или, по крайней мере, опытнее вас, чтобы общение с ним постоянно подстегивало ваше стремление к знаниям. Человек одной профессии с вами: другому вы будете навязывать любовь к зельеварению. Человек, которому нравится спорить так же, как это нравится вам. И самое главное: вам нужен человек, который справится с вашим властным характером. Вы, властны, милочка.

«Только бы… не проклясть… директора…»

— Дышите, Гермиона, ну же, — сказала МакГонагалл, вновь отпивая из чашки.

— Хорошо, примем как рабочую гипотезу то, что мне действительно нужен кто-то в этом роде, кто-то, на кого я буду смотреть снизу вверх, — сказала Гермиона, когда ее правая рука перестала мелко дрожать. — Почему вы думаете, что профессор Снейп вообще способен любить? Он самый отвратительный эгоцентрик, которого я встречала.

МакГонагалл пробуравила Гермиону взглядом и, нахмурившись, спросила:

— Есть что-то, о чем мне следует знать?

«Магического запрета больше нет — о нем ничего не сказано в новом договоре. Ты всего лишь обещала… Давай, скажи же ей о втором договоре, ну же!»

«Давай Грейнджер, говори!»

«Ох, да черт возьми…»

— Нет, — ответила Гермиона угрюмо, — ничего.

Директор поджала губы, а потом выдала последнюю порцию мудрости, в которой Гермиона не нуждалась:

— Если за эгоистичным поведением Северуса его щедрость не так заметна, рискну предположить, это только потому, что в жизни он очень редко получал хоть что-то, чего бы ему действительно хотелось.

* * *

Остаток понедельника Гермиона провела, спрятавшись ото всех на Астрономической башне: скрестив ноги, она сидела у холодной каменной стены и кипела от ярости.

«Властная?! Властная?!»

Девушка не знала, что злило ее больше: то, что не кто-нибудь, а именно МакГонагалл взялась комментировать ее личную жизнь, или то, что всем известная старая дева оказалась права: личная жизнь у Гермионы практически отсутствует.

«Я не властная, черт возьми!»

Гермиона обдумывала все то, что приводило ее в ярость. Она не могла поверить, что директор вот так просто, будничным тоном посоветовала завести заведомо неравные романтические отношения. Получалось, что Снейп вовсе не преувеличивал, когда уверял в том, что общество вполне приемлет близкие отношения между мастером и ученицей — да есть ли хоть что-нибудь в этом мире, что моментально не сводилось бы к пошлости? Неужели кому-то еще непонятно, как опасна абсолютная власть?

И это еще не самое худшее, о нет. Как смеет эта женщина пытаться вызвать у Гермионы чувство вины по отношению к мужчине, который с удовольствием крадет то, что, как он считает, не может получить законным путем?

Поразительно: три совершенно разных человека в течение суток сделали почти одинаковые предположения — или Снейп влюблен в Гермиону или наоборот. Девушка горько улыбнулась и представила, что бы они все сделали, расскажи она правду. Пусть она и не могла объяснить, почему заключила второй договор, однако Снейпа он порочит не меньше предыдущего. Мама категорически отказалась бы отпускать Гермиону назад. Гарри и все Уизли сейчас бы уже разрабатывали изощренный план мести. Даже МакГонагалл, эта трепетная защитница Снейпа, отнеслась бы к происходящему неодобрительно — вероятно, она вышвырнула бы профессора из школы.

«Так почему же я ничего не сказала?»

Задумавшись над ответом, Гермиона невидящим взглядом смотрела в угол, туда, где паук плел свою паутину. Когда же ответ был найден, девушка еле сдержалась, чтобы изо всех сил не стукнуться затылком о стену.

«Потому что я его защищала. Я набитая дура, вот почему».

* * *

Поднявшись на башню, Гермиона наложила несколько заклинаний на арочный вход — просто защита от шатающихся студентов, любой взрослый снял бы их без проблем. И теперь шипение, которое означало, что кто-то проник в башню, вернуло Гермионе чувство реальности, если не все остальные ощущения.

— В самом деле, мисс Грейнджер, — убирая палочку в рукав, сказал последний человек, которого девушка хотела бы видеть, — я разрешил вам провести долгие выходные вне замка, а вы платите мне тем, что бездельничаете в первый же вечер по возвращении. Имейте в виду, это будет отмечено в отчете по окончании вашего ученичества.

Не нужно было иметь «выше ожидаемого» по логике, чтобы понять, зачем он выследил ее. Да, было немного рано для него, но с их прошлого раза минуло уже пять дней. Подтянув колени к груди и положив на них голову, Гермиона прислушивалась к шороху ткани, скользящей по камню, пока Снейп неумолимо приближался к месту ее уединения.

Снейп издал свой запатентованный многострадальный вздох и прижал плечи Гермионы к стене, заставляя девушку посмотреть ему в глаза.

— Твоей матери снова плохо?

Еле уловимое покачивание головы было ему ответом.

— Тебе плохо?

Гермиона невесело фыркнула.

— А, все ясно, — сказал он тихо, со злостью проводя большим пальцем по нижней губе Гермионы. — Я освободил тебя от цепей на семьдесят два часа, ты почувствовала вкус свободы и теперь не можешь стерпеть лязга защелкнувшихся на запястьях замков.

Очевидно, подразумевалось, что это прозвучит саркастично. Раньше Снейп никогда не давал себе труда задуматься о том, что беспокоит Гермиону. И в этом, вероятно, была главная проблема.

— Я не советовал бы упрекать меня и дальше, — сказал Снейп, скрестив руки. — Вы не вынудите меня дать вам дополнительные поблажки: я и так был исключительно щедр по отношению к вам.

И так как он больше не удерживал ее плечи, Гермиона снова уронила голову на колени.

— Принимая во внимание, что вы передали мне полный контроль, — продолжал Снейп в абсолютной тишине, — полагаю, что взамен я прошу относительно мало.

«Мало. Ну конечно».

Но… Наверное, в этом-то и беда, размышляла Гермиона, разглядывая свои туфли. Если бы он просил большего, если бы он был невыносимо ужасен, она не оказалась бы в тупике. Ей хотелось защищать его — черт возьми, это плохой знак.

Девушка содрогнулась.

— Мисс Грейнджер, сейчас вы не спите и не читаете — вы ничем не заняты. Для вас противоестественно молчать так долго, — резко заметил Снейп. — Скажите что-нибудь.

«Запомни, — подумала за Гермиону та малая часть ее сознания, которая по-прежнему находила сложившуюся ситуацию забавной, — надо почаще устраивать ему бойкот».

— Возможно, вам интересно будет узнать, — проворчал Снейп, усаживаясь на пол у стены в метре от Гермионы, — что у меня был образцово-показательно испорченный день.

Гермиона попыталась сдержать смешок, но Снейп все-таки уловил ее намерение.

— Я так счастлив, что мои труды праведные тебя забавляют. Ты хоть знаешь, как это бесит: совершенно доходчиво велишь шестикурсникам добавлять маранту только после глаз жуков, и, в конце концов, треть класса делает наоборот. Ну конечно, — продолжал он, поймав ее заинтересованный взгляд, — это очень зрелищно. Потолок был опален в дюжине мест, прежде чем я успел потушить огонь.

Гермиона обвиняюще подняла бровь, вспоминая тот урок на шестом курсе, когда с трудом удалось избежать катастрофы с зельем Невилла — тот хоть и доказал на СОВах, что вполне разбирается в предмете, в присутствии Снейпа чувствовал себя неуверенно.

— Если я не объяснил, почему маранту надо добавлять после глаз жуков, их действий это не оправдывает, — угрюмо сказал Снейп, прочитав ее мысли. Хотя Гермиона подумала, что он скорее угадал их, чем воспользовался легилименцией.

Она просто не смогла устоять:

— Бедный несчастный профессор.

— Беру свои слова назад, — ответил Снейп, наклонив голову и закрыв глаза. — Лучше молчи.

Несколько минут они сидели в тишине. Гермиона пыталась снова разозлиться — в качестве психологической защиты — но оказалось, что гнев испарился без следа.

— Твоя мать воспользовалась какими-то маггловскими средствами, чтобы изменить прическу? — спросил Снейп ни с того ни с сего, напугав Гермиону и отвлекая ее от тревожных мыслей.

— Да нет… Почему ты спрашиваешь?

— В больнице волосы у нее были прямыми.

— Они такие и есть.

— Тогда от кого ты унаследовала это? — спросил Снейп и легонько потянул туго скрученный завиток.

Гермиона усмехнулась.

— От отца, конечно. Почему, ты думаешь, он стрижется так коротко?

— Хмммм… — рассеянно сказал Снейп, оттянув прядь и наблюдая, как она снова сворачивается в пружину в кудрявой копне волос.

— Я могу обрезать волосы, если тебе они тоже не нравятся.

— Нет.

— Ты теперь не можешь мне запретить, — ответила девушка, довольная, что последнее слово наконец останется за ней.

— Ты, без сомнения, будешь выглядеть нелепо.

— О, без сомнения, — ответила она, снова улыбаясь. — Как ужасно, особенно если учесть, что сейчас я образец очарования.

Его глаза сузились, и он спросил:

— Чего ты хочешь взамен?

— Расторгнем договор.

Снейп многозначительно фыркнул.

— Мисс Грейнджер, вы все еще не овладели искусством заключать сделки.

На секунду задумавшись, Гермиона поняла, что нет больше ничего, что он мог бы ей дать — даже за отказ от стрижки.

— Сегодня я исключительно щедра, — сказала она. — Оставлю их просто так.

— То, что делается даром, — недоверчиво сказал Снейп, прижав подбородок к груди, — ничего не стоит.

«В жизни он очень редко получал хоть что-то, чего ему бы действительно хотелось».

Пытаясь отвлечься от неприятных мыслей, Гермиона почти весело сказала:

— Добро пожаловать в неслизеринский мир, профессор.

— Что за чудное, нелогичное место, — ответил он с обычной своей язвительностью. — Может быть, мы уйдем уже из этой проклятой башни? Ты, разумеется, можешь сидеть на холодном камне сколько угодно и совершенно без последствий, но мое-то тело почти на двадцать лет старше, да и ко всему прочему, сейчас время ужина.

«То есть он пришел вовсе не затем, чтобы…»

Не додумав эту мысль, Гермиона вспомнила, что когда Снейп возвращался с занятий, то неизменно находил ее у себя в кабинете. А сегодня, не застав Гермиону, он, должно быть, гадал, куда она могла запропаститься.

«Разве ты еще не прописалась в его комнатах? Разве ты не проводишь в его обществе времени больше, чем нужно, почти ни с кем не общаясь?»

— Ну? — раздраженно спросил он, снова нависнув над Гермионой, и протянул ей руку, чтобы помочь встать с пола.

Гермиона приняла помощь, и обрадовалась, когда Снейп отпустил руку, как только девушка поднялась на ноги.

— Не хочу есть в Большом зале, — призналась Гермиона, вовсе не горя желанием видеть Макгонагалл и надеясь, что Снейп не попросит объяснений.

— Я тоже. Никогда. Но в отличие от некоторых… учениц, я серьезно отношусь к своим обязанностям.

— Да ну тебя. Ты и на завтраке редко появляешься.

— А все потому, что вышеупомянутая ученица имеет обыкновение монополизировать мое время перед занятиями, забрасывая вопросами.

Секунду Гермиона взвешивала, что будет хуже для ее душевного здоровья: продолжать ненавидеть его всем сердцем и к концу ученичества освободиться от него полностью, но, возможно, обозлиться на весь мир, или перестать противиться этой странной дружбе и, в конце концов, столкнуться лицом к лицу с эмоциональными проблемами совершенно иного свойства?

«Ой, да ладно! Я же не влюблюсь в этого ублюдка».

— Может быть, забьешь сегодня на Большой зал и сходишь со мной на кухню? — спросила Гермиона, приняв решение.

«Это ничего не значит», — говорила себе девушка, пока они шли пустыми коридорами.

Каждый раз, оказавшись в его постели, она будет напоминать себе, что он обращается с ней плохо, и она ненавидит его за это. Гермиона всего лишь разрешила себе относиться к Снейпу с симпатией в тех редких случаях, когда он этого действительно заслуживал.

«Стена отчуждения рухнула», — подумала девушка, пожимая плечами.

Тем же вечером у Гермионы была возможность потешить ту часть своего сознания, которая по-прежнему была в ужасе от мыслей о цивилизованных взаимоотношениях с мастером зелий.

— Пойдем в постель, — велел он, и его слова предполагали множество самых разных занятий, среди которых сон отсутствовал.

Гермиона глянула на него как могла сердито.

— Ты избирательно безнравствен. Это невыносимо, — ответила она, вставая со стула у потрескивающего в камине огня.

— В таком случае, у тебя крайне мало жизненного опыта, — холодно сказал он, за запястье притягивая девушку к себе, — если секс кажется тебе безнравственным.

— Я говорю не о сексе! А о тебе. Ты насильно…

Скорость, с которой он обернулся к ней, испугала Гермиону и заставила замолчать.

— Мисс Грейнджер, — тихо сказал Снейп, его слова резали слух.— Я видел насилие — ничего общего.

Девушка вздернула подбородок и заставила себя ответить:

— Правда? То есть я вполне могу просто сказать: «Отвали»?

— Ты действительно хочешь сравнить ситуацию, которую целиком и полностью сама же и создала, с жестокими увечьями, причиненными психопатами Волдеморта?

— Целиком и полностью я сама?… Не смей! Ты не заставишь меня чувствовать себя виноватой. Ты обманул меня.

— Правда? Тогда ты позволила себя обмануть.

— Кретин несчастный.

— Ты по-другому запоешь, — сказал он обманчиво ласковым голосом, проводя большим пальцем по ее скуле, — когда я возьму тебя.

С этого момента все происходило так или иначе как раньше. Гермиона сжала губы в тонкую линию и смотрела на него с неумолимым осуждением, пока он раздевал ее. Она старалась выглядеть так, как будто бы на нее совсем не влияло то, что он выводил круги по внутренней стороне ее бедер, медленно продвигаясь вверх. Девушка перевела взгляд на потолок и для пущего эффекта прикусила изнутри щеку, когда едва заметные прикосновения пальцев к плоти уступили место натиску языка.

Снейп прижался к Гермионе всем телом и посмотрел в глаза.

— Я заставлю тебя кончить, — сказал он, обнажив зубы в хищной улыбке.

«Обещание или угроза?» — гадала Гермиона. И, в свою очередь, крепко сжала зубы, прежде чем провозгласить:

— Не заставишь!

— Я заставлю тебя кричать, — добавил он, отодвигая свои бедра, чтобы большим пальцем скользнуть к месту, которое — вероломное тело! — кричало, требуя прикосновения.

— Никогда, — поклялась Гермиона и сдержала клятву, хотя его первое пророчество исполнилось.

* * *

— Что?

В одно-единственное слово он сумел вложить максимум презрения.

Прежде чем ответить насмешнику, Гермиона, сидевшая скрестив ноги на табурете в лаборатории зельеварения, заправила обратно так и норовившие выбиться из прически шпильки.

— Я сказала, что хочу сделать Перечное зелье не таким гадким на вкус.

— Я слышал, мисс Грейнджер, но я потрясен, что вы собираетесь тратить время на такое бессмысленное предприятие.

— Оно не бессмысленное. Многие принимают это зелье при простуде, а те, у кого, ко всему прочему, еще и желудок слабый, не хотят пить нечто, по вкусу напоминающее гипсокартон.

— Если они хотят выздороветь, они выпьют и такое зелье.

— Ну, профессор, — с насмешливой серьезностью ввернула Гермиона, — если бы я не знала, каким вы бываете очаровашкой, я бы подумала, что вы втайне радуетесь, что большинство зелий на вкус кислятина.

Снейп закатил глаза и вернулся к справочнику, который до этого пролистывал.

— Делай что хочешь: все равно ведь сделаешь по-своему, и неважно, что скажу я.

Следующим утром, поверх груды экзаменационных работ четверокурсников, которые нужно было проверить, лежал ежемесячный журнал по зельеварению семилетней давности, открытый на странице двадцать три. Заголовок над маленькой статьей гласил: «Исследование сахара как ингредиента, придающего зелью приятный вкус».

* * *

Как оказалось, сахар едва ли мог улучшить вкус зелья. Исследователь потерпел с ним полный провал, и Гермиона, опробовав его самостоятельно, на случай если исследователь неправильно сварил опытный образец, быстро убедилась, что сахар только испортил Перечное зелье. Гермионе хватило одного взгляда на тревожный красно-коричневый налет, чтобы решить, что с таким налетом уже неважно, будет ли зелье по-прежнему эффективным.

Гермиона поняла, что ей нужен был такой ингредиент, изменяющий вкус, который не только бы не мешал взаимодействию компонентов зелья, но и улучшил бы его вкусовые качества, вместо того, чтобы усугублять его кислоту.

Неподслащенный шоколад в качестве основы был довольно приятен. Но сразу после принятия зелья Гермиону начало тошнить, и Снейпу пришлось влить девушке в рот сироп из таволги, обладающий рвотным эффектом.

Лимонный сок оказался вполне безопасным, вкус же, к сожалению, каким-то образом получился хуже изначального. Вытяжка ванили не повлияла никак. Шерри сработал достаточно хорошо, но его нужно было добавлять в таких количествах, что от приема Перечного зелья на основе вина пациент бы захмелел. Снейп, естественно, откровенно забавлялся. Впрочем, Гермиона плюнула на его поведение: в конце концов, он предупредил, какие достаточно безвредные вещества вообще не стоит использовать: с ними образец получился бы токсичным.

После двух недель опытов — периодически доставлявших определенные неудобства, но не смертельных неудач, — Гермиона сделала аккуратный глоток образца номер двадцать два.

— Что-то ты не падаешь замертво, — сухо констатировал Снейп.

— Попробуй, — предложила Гермиона — ее голос просто сочился едва сдерживаемым возбуждением.

Снейп зачерпнул порцию зелья и потянул своим выдающимся носом над жидкостью насыщенно-коричневого цвета. Затем поднял мензурку на свет и некоторое время, прищурившись, рассматривал ее.

— Давай же, — подстрекала его Гермиона. — Я еще не померла.

— Жаль, — с ухмылкой заметил он и опустошил емкость.

— Ну? — против воли с предвкушением спросила Гермиона.

— Полагаю, зелье… вкусное, как и ожидалось. Медицинские свойства те же. Сдается мне, твой более чем лишний компонент не портит качества зелья. Что ты добавила?

— Анисовое масло, — ответила Гермиона, широко улыбаясь и чувствуя, что должна что-то сделать, чтобы выплеснуть радость, а иначе она просто взорвется. — Что за денек героеславный! — добавила она и принялась танцевать.

— Нет, нет, так не пойдет, — сказал Снейп, мрачно качая головой. — Побочные эффекты поистине ужасны.

И в этот миг Гермиона протянула руки, вовлекла Снейпа в танец и не отпускала до тех пор, пока он не начал угрожать, что снимет с первого встречного гриффиндорца двести баллов, если Гермиона немедленно не остановится.

— Сдаете, профессор, — сказала Гермиона, повалившись на диван в углу. — Пару лет назад вы бы не дали второго шанса.

— Порой даже невыносимые всезнайки его заслуживают.

* * *

Увы, анисовое масло не улучшало вкус всех неприятных зелий, как обнаружила Гермиона, когда добавила его в микстуру от головной боли и целый день потом ходила в маленьких разноцветных пятнышках. Девушке на миг даже пришла в голову мысль отказаться от затеи торговли зельями между магическим и маггловским мирами, когда Гермиона поняла, что экспериментировать с составами ей, возможно, придется долгие месяцы.

Но, в конце концов, впереди были еще два с половиной года под присмотром Снейпа, настоящего эксперта в области зельеварения — почему бы не воспользоваться возможностью и не заняться тем, что Гермионе действительно интересно?

Поэтому свитки Гермиона стала проверять в манере Снейпа: минимум комментариев, и каждый составлен так, чтобы пристыдить автора и заставить приложить больше усилий. Свободное время Гермиона проводила в лаборатории, варя зелья под звуки его голоса — в основном, раздраженные, — которые доносились из смежного класса.

— Мистер Гладстоун, извольте объяснить, почему вы порезали эти невыносимо дорогие абиссинские смоквы стальным ножом и тем самым испортили их?

— Вероятно, ваши отметки не были бы такими удручающе низкими, если бы вы чаще занимали свой ум, а не язык.

— Нет, нет, тысячу раз нет, мисс Гулль! Чем вы подкупили Шляпу, что она позволила занять вам место среди студентов Рейвенкло?

Это было ужасно. Снейп придирался к мелочам. Студенты заслуживали лучшей доли. Однако ничто из перечисленного не мешало Гермионе хохотать в голос над его изобретательными остротами.

По его настоянию Гермиона никогда не испытывала образцы до того, как он врывался в лабораторию после занятий, как правило, донельзя злой.

— Я не думала, что ты беспокоишься за меня, — поддразнила Гермиона Снейпа, когда тот напрямую приказал ей, что случалось крайней редко, не пить зелий в его отсутствие.

Он отвел от нее слишком темные глаза и скрестил руки на груди.

— В таком случае, ты понятия не имеешь о том, как Министерство относится к смерти учеников.

— Приятно осознавать, что ты предпочитаешь видеть меня живой.

— В этом есть свои преимущества, — коротко ответил Снейп, и — странно, — но это не прозвучало как намек на их неоднозначные отношения.

* * *

Студенты считали двадцатисемилетнюю Пенелопу Клируотер милой, но слабовольной, и об этом было известно всем, даже Гермионе, ведущей весьма замкнутый образ жизни.

— В следующий раз вам все же придется сдать домашнее задание! — кричала вслед стайке второкурсников, вспорхнувших с мест, чтобы лететь на последний обед перед пасхальными каникулами, хрупкая преподаватель чар. — На этот раз я серьезно! У вас впереди целые каникулы, чтобы закончить. А, привет, Гермиона! Чем могу помочь?

— Ээм… если сейчас неподходящий момент…

— Нет-нет, — ответила та, взмахнув рукой и усмехнувшись с изрядной долей самоиронии.

Но даже с этой кривоватой улыбкой Пенелопа была очень близка к классической красавице: светлокожая и гибкая, с маленьким носиком и голубыми глазами, которые контрастировали с темными волосами. Именно волосам девушки Гермиона всегда завидовала. Длинные. Волнистые. Мягкие локоны так нежно обрамляли личико ведьмы, что Гермиона подумала бы, что это какие-то чары, если бы однажды, будучи еще третьекурсницей, не проверила эту теорию и не прошептала исподтишка Finite Incantatem в сторону Пенелопы. (Это было ужасно грубо, и с тех пор Гермиона каждый раз пыталась забыть об этой истории.)

Именно ее волосы как будто предлагали: «Давайте жить дружно!», и поэтому Гермиона, не желая глубоко об этом задумываться, никогда не делала попыток узнать Пенелопу получше.

Но теперь Гермиона, как могла, игнорировала свою жалкую шевелюру (словно говорившую: «Да ну?»). Девушка глубоко вздохнула и приготовилась убедить Пенелопу помочь ей.

— Мне нужен совет по продвинутым зельям, и я надеялась, ты сможешь…

— Ну конечно! С удовольствием, — сердечно сказала Пенелопа. — Надо воспользоваться случаем и вгрызться во что-нибудь еще, кроме проверки домашних заданий. Зачем тебе нужны чары?

— Для работы с зельями.

Улыбка девушки померкла.

— Профессор Снейп ведь не будет участвовать, правда? — спросила она, понизив голос. — Он… не очень хорошего мнения обо мне.

«С чего бы…»

— Не волнуйся, — заверила Гермиона девушку, почувствовав, что волосы Пенелопы теперь нравятся ей чуть больше. — Это внеклассное занятие — определенно без профессора Снейпа.

Сразу повеселев, Пенелопа зачаровала учебные материалы так, чтобы они следовали за ней из класса и крикнула Гермионе через плечо:

— Приходи ко мне в кабинет в любое время — я у себя в перерывах между занятиями и в течение двух часов после обеда.

— Нянчится с болванами, никакого сомнения, — шепотом пробормотала Гермиона.

Было забавно, как сильно различались два преподавателя, чье экспертное мнение было девушке так необходимо.

* * *

В одиннадцать по полудни Гермиона зашла к Пенелопе и увидела, что та как раз колдует, наводя в кабинете порядок.

— Заходи, — пригласила преподаватель чар, стараясь перекричать шуршание пергаментных свитков. — Только... лучше не двигайся, когда сядешь — так, на всякий случай. Что именно тебя интересует?

Гермиона объяснила, что хочет применить теорию конвейера к приготовлению зелий, но не сказала, зачем ей этой нужно. Профессор чар, имевшая совершенно академический склад ума, тут же согласилась с тем, что кто-то мог бы попробовать сделать это просто так, из любви к науке. К тому же Пенелопа была магглорожденной и также видела необходимость модернизации.

— Я просмотрела кое-что и не нашла ни одного упоминания о том, что чары могут испортить зелья, поэтому думаю, все будет в порядке, — заметила Гермиона, ссутулившись, чтобы бумаги, со свистом летевшие над головой, не задевали ее. — Самая главная проблема, наверное, время. Свежеприготовленные компоненты нельзя долго хранить, к тому же каждый состав нужно помешивать в определенное время.

Пенелопа задумчиво хмыкнула, продолжая дирижировать палочкой.

— Ты же работала на производителя зелий до того, как прийти сюда, так? Разве тебе не приходилось справляться сразу с несколькими котлами?

— Ну, вообще-то да… Я начинала с одного котла, через шестьдесят секунд ставила второй, и так далее. Иначе — никак.

— А насчет заклинания стазиса? Оно работает приблизительно дня два.

— Оно бы помогло, но насущной проблемы не решит, просто позволит отложить на время этап приготовления зелья. Мне же нужно механизировать процесс, а не отложить его.

— Точно… Ой, осторожно — папка! Извини, просто не могу уже терпеть этот беспорядок: я всегда была такой аккуратной…

Преподаватель чар и сама была образцом опрятности. Ее длинные локоны были сейчас частично собраны во французскую косу, которая заканчивалась у основания шеи, а незаплетенные волосы послушно вились вниз по спине. Темно-синяя мантия поверх рубашки на пуговицах и брюк делала ее донельзя серьезной и собранной.

Пенелопа тщательно разгладила складки на робе, садясь, когда кабинет стал наконец соответствовать ее ожиданиям.

— Тогда, думаю, тебе стоит попробовать связывать чары. В таком случае ты сможешь наложить те чары, которые захочешь, сразу и сидеть спокойненько, пока они будут делать свое дело.

— Хм… профессор Флитвик никогда не рассказывал об этом. Не знаю, получится ли у меня…

— Чепуха. Конечно, получится, — весело сказала Пенелопа. — Ты наверняка знаешь о них в теории — ага, значит, я права, — так что все, что тебе нужно, — немного практики.

— А сколько заклинаний можно связать?

— Достаточно, особенно если волшебник могущественный. Ты даже можешь вставить чары, замедляющие время, между чарами, которые будут регулировать процесс приготовления — это как раз подойдет для твоих нужд.

— Понятно, — медленно ответила Гермиона, думая вслух. — Наверное, не получится наложить сверхзаклинание, чтобы отменить связанные чары всего парой слов?

— Было бы здорово, — сказала Пенелопа. — К сожалению, нет — и здесь заканчивается вся схожесть с компьютерным программированием. Конечно, можно изобрести новые чары, но еще ни у кого не получалось сделать то же для многоступенчатых заклинаний, которые гораздо сложнее, чем чары, которыми можно сотворить бутерброд с маслом и чашку кофе. Придется накладывать все заклинания по порядку, и чем больше их будет, тем больше энергии потребуется. Я бы посоветовала есть шоколад до и после.

— Это лучший источник энергии?

— Может быть, и нет, — ответила Пенелопа, заговорщически улыбнувшись. — Просто я люблю шоколад. Пойдем в класс, попрактикуемся?

Гермиона отправилась на ланч с твердым убеждением, что профессор чар, хоть и справлялась со студентами из рук вон плохо, была все-таки хорошим учителем.

____________

Примечания:

«Какой денек героеславный!» (Oh frabjous day!) — цитата из стихотворения Льюиса Кэрролла «Баллада о Джаббервокке» в переводе В. и Л. Успенских. Возможно, многим Джаббервокк известен под именем «Бармаглот», а может быть, и «Брандашмыг» — разница, впрочем, лишь в переводе. С самим же стихотворением, историей его создания, а так же с несколькими вариантами перевода можно ознакомиться, прочитав соответствующую статью Википедии: http://ru.wikipedia.org/wiki/Бармаглот. (прим. перев.)

Связующие чары у Гермионы получались, но весьма и весьма посредственно. Это была изматывающая работа с самого первого слова — Coagmento. К концу первой недели девушка могла связывать уже шесть заклинаний сразу, с трудом произнося в конце необходимое Conficio, чтобы завершить серию заклятий.

— Не нужен мне шоколад, мне нужен сон, — тяжело выдыхала она, падая в удобное кресло, которое Пенелопа наколдовала в углу класса чар специально для своей новой ученицы.

— Расценивай это как силовую нагрузку, — посоветовала преподаватель. — Чем больше будешь тренироваться, тем легче будет потом получаться.

И она была права. Через месяц ежедневной практики (каждое утро, в одиннадцать ноль-ноль, у кабинета чар) Гермиона могла связывать уже две дюжины заклинаний одновременно. К концу двух месяцев, когда студенты на переменах нежились на солнышке у озера вместо того, чтобы жаться к переносным очагам в коридорах, Гермиона связывала воедино почти семьдесят чар.

Достигнув такого результата, девушка решила применить полученные навыки в лаборатории — уже без помощи Пенелопы, которая уверила ее с довольно нервным смешком: «Ты справишься, не волнуйся. Мое присутствие вовсе не обязательно».

Гермиона решила начать с перечного зелья, во-первых, надеясь, что если повезло с этим зельем один раз, то повезет и второй, а во-вторых, выбирая меньшее из зол.

Удерживая все в руках, девушка установила один котел на столе, разложив вокруг дюжину ингредиентов.

Значительную часть вечера Гермиона потратила на подбор подходящих чар, а порядок их использования записала на пергаменте. «Неудивительно, что никому не хотелось заниматься этим раньше», — раздраженно подумала Гермиона, вымарывая одно заклинание левитации, чтобы вставить другое, которое не выплескивало бы содержимое из бутылочек до того, как они прибудут по назначению.

В результате у нее получилось пятьдесят одно заклинание. Пятьдесят одно заклинание для простейшего зелья.

Покачав головой, Гермиона вытащила внушительных размеров шоколадку и придвинула к себе удобный стул. Когда с губ девушки наконец слетело Conficio, Гермиона совсем запыхалась. Она беспокоилась, что не сможет сосредоточиться и наблюдать за готовящимся зельем.

Однако проблема эта решилась сама собой, когда Гермиона увидела, что ее чары работают, действительно работают!

Магия заставила острый нож самостоятельно нарезать ингредиенты кубиками и ломтиками. Сине-зеленый огонь вспыхнул под котлом, лизнув железо. Десять глаз жуков вылетели из бутылочки и, кружась, сами собой улеглись на стол. И вся эта подготовительная работа заняла времени в десять раз меньше, чем если бы Гермиона делала все это вручную.

Но вдруг что-то нарушило этот гипнотизирующий танец компонентов и инструментов для зелий, и все враз закончилось — так быстро, что Гермиона даже не успела вытащить палочку.

Флакон с анисовым маслом пролетал над столом в тот же миг, что и сжиженный настой эхинацеи. Флаконы эффектно столкнулись над котлом, и осколки стекла посыпались прямо в пузырящееся зелье.

Из котла угрожающе повалил густой черный дым. И прежде, чем Гермиона успела вскочить со стула, чтобы сделать хоть что-нибудь, десять глаз жуков, повинуясь заклинанию, отправились прямиком туда же.

Естественно, котел взорвался.

Взрыв не был похож на проделки близнецов Уизли, как, впрочем, и на ошибки Невилла, но менее досадным это его не сделало.

— Finite Incantatem, — сказала Гермиона, рассматривая серую жижу, разлившуюся по столу. — Надо было оставить немного времени… Ну вот, черт побери, теперь я действительно ученик чародея!

— Так-так… Вызвала без знанья духов к нам во двор, да забыла, как им дать отпор! — прислонившегося к дверному косяку Снейпа картина случившегося в лаборатории то ли забавляла, то ли раздражала — сказать было сложно. — Как очаровательно, — добавил он, заметив выражение ужаса на лице Гермионы.

— Вы хотели бы, чтобы я объяснила, что произошло, до или после того, как вы сделаете мне выговор? — бессильно спросила девушка, взмахом палочки убирая месиво со стола.

— О, без сомнения, до. Чем больше вы меня вооружите, тем лучше.

Гермиона снова опустилась на стул и, давая себе время подумать над тем, что рассказать, а что оставить при себе, принялась смахивать ниточки с робы.

— Я провожу эксперимент: хочу узнать, можно ли пользоваться чарами, чтобы ускорить процесс приготовления зелий, особенно, если нужно сварить много котлов одного зелья, — сказала она, оторвавшись от созерцания подола рабочей одежды, но по-прежнему избегая смотреть профессору в глаза.

Он скрестил руки на груди, но ни одного движения не сделал, чтобы перебить Гермиону, и поэтому девушка быстро продолжила:

— Только подумайте, сколько времени можно сэкономить на летних каникулах! Многие зелья нужно готовить котлами, перечное — всего лишь одно из них. И у вас будет время сделать что-нибудь полезное…

— Вы имеете в виду, — сказал Снейп — его голос был обманчиво мягок и холоден, — что я трачу впустую свое время?

— Нет, — воскликнула Гермиона в смятении. — Я вовсе не это имела в виду. Конечно, ваша работа полезна. Но с вашим опытом, знаниями, вы могли бы проводить исследования или изобретать новые зелья…

— Мне хорошо известно, что я мог бы делать, — резко ответил он.

Понимая, что они вступают на скользкий путь, Гермиона снова попыталась, на этот раз мягче:

— Не отказывайтесь от возможностей, которые открываются перед вами, профессор. Стоит хотя бы попробовать.

— Ни один уважающий себя мастер зелий не станет возиться с чарами, — ответил Снейп. Прошествовав мимо Гермионы, он устроился за столом, отгородившись от девушки.

— И все эти мастера зелий — упрямые консерваторы.

— Мисс Грейнджер…

— Ну пожалуйста, — попросила Гермиона, разворачивая стул так, чтобы на этот раз смотреть Снейпу в глаза. — Пожалуйста. Не нужно помогать мне, просто не запрещайте продолжать исследования. Я заменю все, что разобью, и я уже определила, что пошло не так…

Он вяло усмехнулся.

— Для меня это очень важно, — сказала она, исчерпав все разумные доводы.

Последовала короткая пауза. Гермиона хмуро уставилась в котел, мысленно добавляя в свои планы на будущее несколько лет работы в качестве консервативного мастера зелий сразу после окончания ученичества и до того времени, когда она наконец сможет продавать зелья магглам.

— Ну что ж, хорошо, — вдруг резко и грубо сказал Снейп. — Но ты можешь предпринимать попытки связывать чары только под моим присмотром.

— Конечно, — ответила Гермиона, вскакивая со стула. — Спасибо, спасибо большое…

Он нетерпеливо махнул рукой.

— Да, да, я само великодушие. Так, расскажи-ка мне, где ты научилась связыванию чар? Полагаю, после Хогвартса ты не была ученицей у специалиста по чарам, а то Минерва обязательно упоминала бы об этом при каждом удобном и неудобном случае.

— Мне помогла Пенелопа. Я брала у нее ежедневные уроки с апреля. Мы тренировались после ланча.

Теперь он уже откровенно усмехался.

— Неудивительно, что ты испортила простейшее зелье. Эта девушка просто ходячая катастрофа.

— Это моя ошибка, а не ее, и она вовсе не катастрофа, она очень хорошо разбирается в чарах, — парировала Гермиона. — Может быть, она слишком мягка со студентами…

— Твоя манера преуменьшать просто поражает меня.

— …но ты с ними чертовски суров, поэтому едва ли можешь судить ее, — закончила Гермиона, возмущенно топнув ногой.

— Неужели это так? — спросил он шелковым голосом, вставая, чтобы воспользоваться шестидюймовой разницей в росте в свою пользу.

Это было предупреждение, но Гермиона очертя голову полезла в бутылку.

— Да, это так, и ты это знаешь! Да если вас двоих соединить в одно целое, получился бы образцовый учитель!

— У меня нет желания соединяться с… мисс Клируотер, — сказал он, и на его губах заиграла самодовольная ухмылка.

— Что? О, нет… Я устала, да к тому же вся в мерзком вареве.

— Ну, думаю, немного перечного зелья справится с первой проблемой, — сказал он, вынимая тонкий фиал из металлической подставки на столе. — Благодаря твоим стараниям, от него теперь и послевкусие будет приятным. К тому же я являюсь счастливым обладателем ванной, которая вполне может вместить двоих.

Бросив дымолетный порошок в огонь, Гермиона со стоном добавила к списку его промахов: «Ссоры его заводят. Меняет тему разговора, когда мне удается его обставить».

* * *

Он уже был в воде, когда Гермиона вернулась их своих комнат в махровом халате вместо своего обычного костюма.

— С твоей стороны необычайно доверчиво было полагать, что я все-таки приду.

— Ты доказала, что заслуживаешь доверия.

Его глаза были закрыты, волосы отброшены назад. Одна рука перевешивалась через бортик ванны, и пальцы сжимали бокал, до краев наполненный чем-то темным и густым.

Он выглядел ужасно развратно.

— Ну? — сказал он, открыв один глаз. — Ты так и будешь весь день стоять и смотреть?

— Невыносимый человек, — пробормотала Гермиона, развязывая пояс и перекидывая халат через спинку стула.

Он одобрительно хмыкнул.

— Мы слишком часто делаем это в темноте.

— Мы слишком часто делаем это. Точка, — выплюнула Гермиона, позволяя ему помочь ей забраться в ванну.

— Твои возражения приняты к сведению.

— Но не более того.

— Ты отлично знала, во что ввязываешься с этим договором, — выдохнул он ей в шею.

— Да, этот договор лучше, чем первоначальный, спасибо, — ответила Гермиона и вздрогнула, ощутив разницу между теплой водой и прохладным даже для июня воздухом. — Но по сравнению со старым договором что угодно было бы лучше.

— Сделай мне приятное, — прошептал он ей на ухо, — и позволь резюмировать: я ужасный человек. Я использую тебя, и если бы я стоил свой палочки, я бы предал наш договор огню, как и его предшественника, и позволил бы тебе удалиться в твои комнаты невредимой, — он замолчал и отпил из бокала. — Я признаю все, мисс Грейнджер, но останусь непреклонен.

— Я знаю, — со вздохом сказала она.

Он подал Гермионе бокал и фыркнул, когда она с подозрением принюхалась к содержимому. Другой рукой Снейп обнял девушку за талию, прижимая к себе спиной, — Гермиону пронзила дрожь.

— Никакого яда, — сказал он, сделав еще глоток, — и к тому же самые лучшие токсины не имеют запаха, что, как мне кажется, из моих занятий вынес даже такой неуч как Лонгботтом.

— Что это?

— «Пино нуар».

Когда он снова протянул ей бокал, Гермиона пожала плечами и отпила.

— Терпкое! — от неожиданности у нее перехватило дыхание.

— Так и должно быть.

Вытащив из воды мягкую махровую мочалку, он ловко отжал ее одной рукой и принялся водить ею за ушами Гермионы. Он продолжил в том же духе, потом спустился вниз по шее и по спине девушки, а затем скользнул тканью по внутренней стороне ее бедер. Чтобы сделать этот момент не таким интимным, Гермиона с удовольствием отпила еще глоток вина.

— На этот раз не так плохо? — спросил он. Его, видимо, позабавило, что девушка сделала и третий глоток.

— К чему угодно можно привыкнуть…

— И или к кому угодно.

— Да, — сказала Гермиона, хмыкнув. — Думаю, я привыкла к тебе.

— А я — к тебе, — сказал он, прижавшись губами к ее волосам, — такой милый и в то же время ужасный, — заставив Гермиону затаить дыхание.

Вместо того чтобы продолжать орудовать мочалкой, Снейп поймал правую руку девушки и стал двигать ею так, что пальцы Гермионы коснулись ее сосков, напряженных от холода, ее живота, ее…

«Ох…»

— Сударыня, будь вечны наши жизни, — пробормотал Снейп у нее над ухом, выводя ее рукой маленькие круги, — кто бы стыдливость предал укоризне?

«Хотя бы не «Фауст», и за это спасибо… ох!»

Он продолжал нашептывать строки, возбуждая девушку ее же пальцами и своим голосом. Потом он отпустил бокал — тот с пугающим звоном разбился — и руку Гермионы, чтобы сжать ее бедра.

— Да, насладимся радостями всеми, — сказал он и вошел в нее, — как хищники, проглотим наше время одним куском! Уж лучше так, чем ждать, как будет гнить оно и протухать. Всю силу, юность, пыл неудержимый сплетем в один клубок нерасторжимый и продеремся, в ярости борьбы, через железные врата судьбы. И пусть мы солнце в небе не стреножим — зато… пустить его… галопом… сможем!

Стихотворение закончилось вовремя: он запыхался и совсем обезумел, и было совершенно непостижимо, как он умудрялся в такой момент помнить слова.

— Я хочу, чтобы ты закричала, — прошипел он.

— Нет, — воскликнула она в попытке сохранить достоинство, приближаясь к краю. — Нееееееет!

— Да, — сказал он, и его голос был полон триумфа и еще чего-то, что нельзя было распознать. И прошла целая минута, прежде чем Гермиона смогла собраться с мыслями.

Она в истоме лежала в остывающей ванной, чувствуя, как бьется у щеки его сердце, и думала, что было высокомерно полагать, что через три года она покинет его целой и невредимой. Впрочем, такие вещи влияют на обоих.

______________

Примечания:

1. Coagmento и Conficio — «связывать, соединять» и «заканчивать, завершать» на латыни.

2. «Ученик чародея» — это не только диснеевская короткометражка. Эта известная история о том, как очищающее заклинание сработало не так основана на — в самом деле — балладе Гете. И слова Снейпа: «Так-так… Вызвала без знанья духов к нам во двор, да забыла, как им дать отпор!» — немного измененная цитата из этой баллады».

(В данном случае пришлось немного изменить перевод Б. Пастернака — прим. перев)

3. «Сударыня, будь вечны наши жизни…» (Had we but world enough, and time…) Гермиона права: стихотворение, которое цитирует профессор в конце этой главы, принадлежит не Гете, а Эндрю Марвеллу (1621-1678) и называется “To His Coy Mistress” («К стыдливой возлюбленной»). Стихотворение кажется мне исключительно слизеринским.

(Отрывки даны здесь в прекрасном переводе Г.М. Кружкова — прим. перев.)

— Ну же, профессор, это уникальная возможность попробовать что-то новое.

После последнего учебного дня весеннего семестра Снейп был выжат как лимон. Рухнув на стул с низкой спинкой, стоящий в гостиной, он раздраженно ответил:

— Я сказал — нет. Помолчи, женщина, ты меня с ума сведешь.

Гермиона нахмурилась, в задумчивости откусила заусенец, а затем попробовала зайти с другой стороны:

— Просто представь, как ты повеселишься, выводя меня из себя, если ничего не получится.

— Хммм… — сказал он и, расстегнув сюртук, приподнял уголки губ. — Нет.

— Да ну что в этом плохого?

— До тех пор, пока я не буду уверен, что твое маленькое хобби не скажется отрицательно на конечном продукте, я отказываюсь заполнять хранилище больничного крыла зачарованными зельями.

— Я проверю их…

— Прежде всего тебе придется заразить себя всеми заболеваниями, от которых зелья должны вылечивать, а я этого не позволю, — ответил он, закрыв глаза и потирая переносицу.

Гермиона знала, что попытки Снейпа защитить ее не должны ее трогать — «Он печется о тех средствах, что вложил в зелья, и не забывай об этом, Грейнджер», — но было сложно понять ход мыслей, а тем более, чувств другого человека.

— Почему бы тебе не выпить зелье от головной боли? — спросила она, перегнувшись через спинку его стула.

— У меня болит не голова, а эта чертова шея, — проворчал он. — И не надо советовать принять общее болеутоляющее: оно на меня уже не действует.

— Почему?… Ой.

Слишком уж часто он оказывался в больничном крыле.

— Хорошо, — сказала она. — А как насчет этого?

Когда Гермиона подошла к нему сзади и положила руки на его шею, он издал удивленный вздох, за которым тут же последовал одобрительный стон. Девушка просунула пальцы между воротом сюртука и рубашкой и слегка помассировала позвоночник Снейпа, стараясь расслабить напряженные мышцы под тканью. Через минуту она вытащила руки и большими пальцами потерла место под волосами.

— Иди сюда, — наконец сказал он, потянувшись за спину, и схватил Гермиону за руку. Как только девушка обошла стул, он притянул ее ближе, заставив встать между коленей. — Когда мы закончим с пополнением запасов больничного крыла, мы займемся твоим… проектом и посвятим ему остаток лета.

— Идет, — ответила девушка, удивившись, что действие, которое она вовсе не собиралась как-то оборачивать в свою пользу, в конце концов, сработало ей на руку.

— И хотя времени это займет больше, есть все-таки способ проверить эффективность зелий, не прибегая к тестам на людях, — продолжил он. — Такой способ подойдет для зелий, которые не понадобятся сразу по осени.

Снейп опять помолчал, а затем решительно добавил:

— Я не хочу, чтобы ты пострадала.

«Стоило об этом раньше подумать», — раздраженно подумала Гермиона, но так и не смогла сказать этих слов вслух.

* * *

На этот раз они пополнили запасы лекарств за пять недель, а не за семь. «Хорошо», — только и заметил Снейп, но сказал он это с таким одобрением, что даже то, что тем же вечером он снова воспользовался телом Гермионы, не смогло испортить девушке хорошего настроения. Она оправдывала это очевидным: наконец-то настало время поэкспериментировать с наложением заклятий на зелья.

Однако первый день скорее разочаровал ее, чем принес реальные плоды.

Гермиона разложила на столе компоненты для перечного зелья и установила котел — так же, как и при последней попытке, той самой, которая закончилась взрывом, — и медленно наложила заклинания, свободной рукой ведя по списку, чтобы точно ничего не пропустить.

Когда чары обрушили свое действие на растительные и животные компоненты, Снейп велел Гермионе встать позади него и установил магический щит, «чтобы уберечь нас от чрезвычайно опасных происшествий, если что-то все-таки пойдет не так, как должно», — сказано так, чтобы не сглазить. И все действительно шло так, как нужно.

— Вот так вот, — сказала Гермиона, показав Снейпу язык.

Но когда девушка наконец сунула нос в котел с зельем, оказалось, что что-то действительно пошло не так. Правильно сваренное перечное зелье должно быть насыщенного шоколадно-коричневого цвета. Это же варево получилось цвета грязи и напоминало светлую, иссушенную неплодородную почву.

— Черт побери, — сказала Гермиона, сердце ее сжалось.

— Хмммм, — сказал Снейп, умудряясь наклониться и над девушкой, и над котлом одновременно. — Очевидно, мастера чар не лишат меня куска хлеба. Вот так вот, — добавил он и, повернувшись к Гермионе, ухмыльнулся.

— Пора уже вырасти, — парировала та, совершенно игнорируя тот факт, что сама она сказала Снейпу то же всего минуту назад, и оттолкнула его локтем от стола. — Я попробую еще раз — сейчас же.

Но результат был тот же.

— Ну почему? — простонала Гермиона, отбросив волосы, которые то и дело падали на глаза, с большей силой, чем следовало бы.

Снейп вырвал у нее из рук список заклинаний и внимательно просмотрел его, нахмурившись.

— Ты используешь Disseco для нарезания корней?

— Это очень хорошее заклинание для подобных случаев, — сказала Гермиона, защищаясь.

Когда Снейп не ответил, Гермиона поняла, что, возможно, тому просто требовалось подтверждение. «Не очень-то сильны в размахивании палочкой, профессор? Так-так». Как было бы замечательно сказать это вслух! Но сейчас было неподходящее время для ссоры, поэтому Гермиона попридержала язык и вместо этого сердито посмотрела на перечное зелье.

— Ну? — наконец спросила девушка, когда Снейп вернул ей список.

— Никаких очевидных неточностей я не вижу, — признал он. — По-видимому, нельзя работать над зельями опосредованно.

Гермиона фыркнула, не желая сдаваться без боя.

И она не сдавалась. Остаток того дня и весь следующий девушка провела, накладывая все заклинания отдельно, чтобы наблюдать за зельем после каждого шага. С подготовкой ингредиентов было все в порядке, огонь под котлом выглядел совершенно естественно — все было так, как должно было быть, кроме результата.

— Разве ты не должен парить от счастья? — огрызнулась Гермиона, когда в девятый раз одно за другим накладывала заклинания, пытаясь понять, в чем же дело. Он сузил глаза и уже открыл рот — без сомнения, чтобы ответить замечанием столь же критическим, но Гермиона подняла руку в попытке остановить его. — Извини, просто вырвалось. Я знаю, что ты пытаешься помочь.

«Хотя тебе бы и хотелось, чтобы у меня ничего не вышло, ты, зараза».

— Это… проблема, над которой стоит поломать голову, — сказал он, и это было самое лестное определение, которым он за все время наградил проект.

Грустно вздохнув, Гермиона упала на ближайший к столу стул.

— Это проблема, которая сведет меня с ума. Ну какая разница, готовим ли мы это зелье вручную или при помощи заклинаний? Это не имеет значения.

— Может быть, — сказал он, разглядывая что-то за плечом девушки, — разница как раз в том, что это зелье не приготовлено вручную.

Она быстро закрыла глаза ладонью и перебила его:

— Да, да, вы не одобряете заклинания, вы уже не раз об этом говорили, профессор.

— Именно так. Но ты меня не поняла.

Снейп отвел ее руку от лица.

— По нашим венам течет сила, мисс Грейнджер, — сказал он мягко, проводя большим пальцем по пульсирующей жилке в основании ладони. — Министерству нравится относить нас к обладателям магии, а не магическим существам, но в наших жилах все же течет магия.

Гермиона облизала пересохшие губы и спросила:

— Ты хочешь сказать — заклинания вторичны?

Он пожал плечами.

— Может быть. Что-то изначальное, заложенное природой, есть в самом прикосновении волшебника, что-то…

— Или волшебницы.

Он наклонил голову и слегка поджал губы.

— … что наполняет зелье магическими свойствами, которыми не наполнят его чары.

— Иными словами: «Я же тебе говорил»? — сказала она, силясь улыбнуться, но улыбнуться без гримасы не получилось.

— Мне, в самом деле, так нравится оказываться правым, — ответил Снейп.

* * *

Надо отдать Снейпу должное: он действительно пытался (в своей грубоватой манере) развеселить тем вечером Гермиону. Он не требовал «причитающегося ему», но предложил отправиться на кухни, а не ужинать в Большом зале.

— Куда мы идем? — спросила девушка, когда они прошли комнаты Снейпа; две зачарованные корзинки с дымящейся едой следовали за ними, словно привязанные.

— Немного терпения, — сказал Снейп, — и ты увидишь.

Ожидание давалось с трудом, потому что куда бы он ни вел ее, было это довольно далеко. Через семь лестничных пролетов, ведущих вверх, Гермиона уже гадала, не собирается ли он устроить пикник на одной из башен, как вдруг заметила гобелен, на котором Балбес Барнабас пытается научить троллей делать пируэт.

— Ты ведь знаешь, как работает выручай-комната? — спросил Снейп. Ему не удалось сдержать обвиняющей нотки в голосе.

— Это была хорошая идея, — ответила Гермиона, бросив на Снейпа неодобрительный взгляд. — Кто-то ведь тогда должен был учить нас защите от темных искусств.

Он сложил на груди руки.

— Если бы кто-то не хранил список участников под заголовком «Армия Дамблдора». Ну конечно, чего еще ожидать от Поттера.

— На самом деле, — призналась Гермиона почти шепотом, — это была моя ошибка.

И пока он, лишившись дара речи, смотрел на нее, девушка продолжала:

— Я хотела, чтобы все подписались, чтобы мы знали, если кто-то нас заложит: я наложила очень сильное проклятие на пергамент. Ну, ты, наверное, помнишь Мариетту Эджкомб…

Выразительная ухмылка свидетельствовала о том, что он помнил.

— … а название «Армия Дамблдора» было просто шуткой.

— Опасной шуткой, — запальчиво сказал Снейп, ухмылка тем временем испарилась. — Этот список — совершенно не характерная для вас глупость, мисс Грейнджер. Урок семьдесят девятый: воздаяние хорошо, но уж лучше заранее открыть людям, какие ужасы их ждут, вздумай они предать оказанное доверие.

— Этот урок ты выучил у Волдеморта, — пробормотала Гермиона.

— Ужасно, но эффективно.

— Но тебя это не коснулось, — сказала она, немного расслабившись, и широко улыбнулась ему.

— Кажется, мы уже никогда не поедим — по крайней мере, не в этом столетии, — проворчал он.

— Что ты задумал?

— Выбирай, куда мы попадем, когда зайдем в комнату. Но предупреждаю: если там хоть что-нибудь будет алым и золотым, я тебя прокляну.

— Спасибо за наглядную демонстрацию урока семьдесят девятого, — ответила она, решив за его язвительностью увидеть шутку и не пинать по лодыжке.

Сосредоточившись и поняв, что у нее нет совершенно никакой мысли о том, куда бы она хотела попасть, Гермиона, в конце концов, стала ходить туда-сюда вдоль пустой стены за гобеленом, и в голове была только одна мысль: «Пусть это будет что-нибудь, что порадует меня».

Снейп потянул хорошо отполированную дверь и вошел следом за Гермионой.

— Любопытно, — сказал он. — Я не знал, что в комнате могут появляться водоемы.

Это была Темза. Точнее, это была набережная в Ричмонде-на-Темзе. Они стояли на дорожке у реки, а рядом, в тени раскидистого дуба, было расстелено большое одеяло.

— Здесь я выросла, — сказала Гермиона, почувствовав, как волна тепла поднялась в груди, стоило только ей увидеть знакомое место, полное сладких детских воспоминаний.

— Как… хорошо, — сказал Снейп уклончиво, сел на одеяло сам и поставил на него корзинки со всем содержимым.

Здесь и было хорошо; даже Снейп немного погодя начал получать удовольствие от прогулки. Когда они покончили с тушеной говядиной и с помощью мягкого хлеба разделались с остатками соуса, он освободился от сюртука, закрыл глаза и растянулся на одеяле. Гермиона скинула туфли и, сняв чулки, погрузила ноги в воду. Девушка смотрела на реку, круто поворачивавшую где-то вдалеке, и гадала, сколько можно пройти по берегу до того, как наткнешься на стену? А может быть, стены и нет. В конце концов, это ведь волшебство…

— Это место тебя умиротворило? — спросил вдруг Снейп из своего укрытия в тени дуба.

— Да, так и есть. — Она помолчала, а потом добавила: — Спасибо.

— Тебе очень повезло, что ты вспоминаешь свое детство с нежностью.

Ей нестерпимо захотелось спросить Снейпа о его детстве, но она была уверена, что оно вовсе не было идиллическим, к тому же, в их беседе было уместно все, кроме ее любопытства.

— Я знаю, — вместо этого согласилась она, решив не будить лиха. Однако Снейп удивил ее, продолжив разговор в прежнем русле:

— Ты уже бывала здесь?

— Не совсем здесь… Я имею в виду, не в комнате, а в настоящем месте. Мои родители любят гулять, особенно осенью, когда листья начинают желтеть. Если мы на той самой набережной, где мы бывали, то вон там сады Кью — вон там, за поворотом. Если бы ты только видел растения, что растут в тех садах! Ты бы глазам своим не поверил!

— Думаю, поверил бы.

Она рассмеялась.

— Ну ладно, я не могла поверить своим глазам, когда увидела эти небывалые растения. Но это было еще до того, как я узнала об удивительном мире, скрытом от магглов.

— Если я правильно помню щебет Минервы, тебя посещала она?

— Да. Она сказала, что обычно к каждому предполагаемому магглорожденному ученику в своем списке она приходит дважды — они с Дамблдором брали на себя по половине всех магглорожденных… Ах да, ты, наверное, и так знаешь…

Он махнул рукой — скорее ободряюще, чем нетерпеливо.

— Как бы то ни было, как только она объяснила, что такое Хогвартс, я тут же захотела немедленно начать заниматься и уговорила маму взять меня в Косой переулок… Ты что, смеешься надо мной?

— Мисс Грейнджер, это уже слишком.

— Ты бы тоже был взволнован, если бы вдруг обнаружил, что волшебство не выдумки, и что ты можешь отправиться в замок, чтобы изучать магию, — с досадой сказала она. — Надеюсь, ты не с таким пренебрежением относишься к детям, когда доставляешь письма магглорожденным. Постой-ка. Когда же ты нашел время посетить всех прошлым летом?

— Я и не посещал — ни в прошлом году, ни раньше. Минерва говорит, что больничного крыла с меня достаточно, но ставлю десять галлеонов: она боится, что я распугаю потенциальных студентов. Вместо меня она посылает несносную мисс Клируотер.

— Профессора Клируотер, — сказала Гермиона язвительно. — В самом деле, выказывай хоть немного уважения.

Она не знала, что показалось ей более странным: то, что она поправляла его, как, бывало, поправляла Гарри или Рона, или то, что он просто закатил глаза.

_____________

Примечания:

1. Кью — Королевские ботанические сады Кью (The Kew: Royal Botanic Gardens, Kew).

2. Нет, Гермиона не бросит экспериментировать над зельями. За кого вы ее принимаете?

— Я думал, что мы решили: ты бросишь эту пустую затею, — сказал в среду Снейп в лаборатории, когда гармония, навеянная прогулкой к Темзе, выветрилась.

— Это ты решил, — ответила Гермиона, водружая на стол чистый котел. — Сперва я хочу опробовать в действии твою теорию и посмотреть, можно ли какую-нибудь часть зелья приготовить с помощью заклинаний.

Он вздохнул чересчур громко и устроился на ближайшем стуле за замусоленным изданием «Зелий для разнообразных практических и непрактических целей».

— Смею надеяться, взрывов больше не будет? — спросил он с издевкой.

— Укройся щитом, если тебе так хочется, — пробормотала она и была польщена, когда он не сделал этого.

Разработка плана на новом пергаменте заняла у девушки пять минут. Но Гермиона понимала: чтобы воплотить план, потребуется работать, по крайней мере, до конца недели. Ей придется сначала сварить зелье, применив к нему только одно заклятие, потом сварить еще одно зелье — и применить к нему уже два заклятия и так далее, до конца. Или до тех пор, пока перечное зелье не превратится во что-то другое.

Среди всех чар, которые Гермиона накладывала на зелья, выделялись чары, определявшие время добавления ингредиента, и девушка посчитала, что, если первое из них наложено правильно, то и остальные будут верны. Но ей все равно нужно было сварить сорок четыре образца, и чем меньше чар она будет использовать, тем больше времени займет приготовление данного конкретного зелья.

Она была рада, но все-таки не надеялась на блестящий результат в конце, когда первое из зелий стало шоколадно-коричневым.

В четверг вечером, когда уже двадцать пять составов превратились в превосходное перечное зелье, Гермиону буквально унесли из лаборатории на обед. («Ты и так слишком тощая», — прошипел Снейп ей на ухо, прежде чем взвалил девушку на плечо и протащил треть пути до Большого зала, прежде чем Гермиона все-таки убедила его поставить ее на ноги.)

К середине пятницы рекорд все еще не был побит, а Гермиона все равно ликовала. Когда Снейп перестал притворяться, что читает, и стал наблюдать за ее работой, она сказала себе: «К черту мои планы», — и пропустила проверку всех этапов, кроме последнего. Гермиона с таким нетерпеливым предвкушением ждала результата, что, прежде чем накладывать заклинание на зелье, она наложила заклинание на себя.

Спустя почти полтора часа, когда последний компонент отправился в варево, Гермиона подошла к котлу, схватила палочку для перемешивания и несколько раз помешала пузырящееся зелье против часовой стрелки.

Гермиона скрестила пальцы и стала ждать.

«Шоколадное!»

— Это ничего не значит до тех пор, пока мы не будем уверены точно, что твои заклинания никак не повлияли на перечное зелье, — сказал Снейп, так низко наклонившись над котлом, что его выдающийся нос почти касался лекарства.

— Ну, профессор…

— Вспомните урок первый, пожалуйста.

— Эээ… Ты невыносимый ублюдок?

Снейп выглядел слегка задетым, что показалось Гермионе странным: ведь он столько раз называл себя так.

— Нет, — сказал он, выпрямившись и скрестив на груди руки. — Ничего не принимайте на веру. Завтра начнем проверку эффективности.

* * *

Это заняло целую неделю — длинную, изматывающую неделю, полную оскорблений. Снейп подверг образец стольким проверкам, что Гермиона гадала: признает ли он когда-нибудь, что зелья, которые она сварила, были действительно перечными.

— Ну и что дальше? — замерзнув и проголодавшись, наконец спросила она в пятницу. — Может быть, попросить Трелони проверить ауру зелья?

— Профессора Трелони, — ответил Снейп, усмехаясь, и вытянул еще один флакон с зельем Гермионы из металлической подставки на рабочем столе.

— Да брось ты. Тебе она не нравится даже больше, чем мне.

— Просто тебе не пришлось провести с ней столько времени, — сказал он. — Ты спрашивала, что дальше. Вот это.

Откупорив флакон, Снейп выпил зелье одним глотком.

— Профессор! — потрясенно вскрикнула Гермиона.

Разумеется, она всем сердцем верила, что ее зелье не причинило бы никому вреда, хотела поскорее покончить с проверкой, а не валять дурака с оборудованием в лаборатории. Вот только девушка думала, что последнему тесту зелье подвергнет она сама.

Снейп стоял очень спокойно, глаза его были закрыты. Гермиона поняла, что только в мечтах она желала Снейпу страшных мучений. В действительности же она вовсе не хотела причинить ему вред.

«Конечно же, потому, что, если я отравлю Снейпа, это будет значить, что я никогда не стану мастером зелий…»

— Если ты ничего не скажешь прямо сейчас, я иду за мадам Помфри, — пригрозила она.

— Мои поздравления, мисс Грейнджер. — Снейп открыл глаза — они по-прежнему были темными и холодными, как и обычно. — Кажется, вы выделили ту часть зелья, которой необходимо прикосновение волшебника.

Радостная улыбка Гермионы померкла, когда девушка вспомнила, что она по-прежнему ученица Снейпа. Это не было препятствием для ее карьерных планов, но раздражало сильно.

— Ну, полагаю, это вы сделали, если смотреть с технической точки зрения. Моя интеллектуальная собственность — ваша, и все такое прочее.

— Я отказываюсь от этого права, — спокойно сказал он, очищая флакон заклинанием и убирая его.

— Что? Почему?

— Потому что мастера зелий презирают использование чар в зельеварении. Поэтому это открытие совершенно лишено всякого смысла, — пренебрежительно ответил он, и Гермиона поймала бы его на слове, если бы он не сказал: — К тому же, я и так достаточно получил с тебя.

«Может быть, для него еще не все потеряно», — подумала Гермиона, и весь вечер эта мысль не покидала ее — ровно до тех пор, пока он не продемонстрировал, что по-прежнему желает пользоваться другим своим правом по договору.

* * *

Недавнее открытие Гермионы означало, что ее планы на жизнь после ученичества не изменятся. Девушка была совершенно уверена, что ей удастся наладить массовое производство, даже если ей придется вручную помешивать все зелья — она просто добавит к связке заклинаний чары стазиса, а потом будет снимать их, когда потребуется ее вмешательство в процесс приготовления.

И пока она зарылась в лаборатории, формируя связки заклинаний для других зелий, пролетело лето. И когда Гермиона вдруг напомнила Снейпу, что через неделю приедут ученики, он снова начал раздражаться по пустякам.

Жаль, в самом деле: временами с ним было по-настоящему приятно работать.

С другой стороны, начало года означало, что Снейп будет слишком измотан, и все, на что он будет способен в постели в первую учебную неделю — только спать.

* * *

В субботу утром Гермионе удалось вытолкать Снейпа из замка, и они отправились за традиционными перед новым семестром покупками: ингредиентами для зелий — на тридцать часов раньше, чем обычно.

— Нет, так не будет лучше абсолютно, — ворчал он, специально наступая на несколько ягод, рассыпавшихся по дорожке. — Я делаю это только для того, чтобы ты наконец замолчала.

— Глупо откладывать неприятное на потом, профессор. Предвкушая это, вы изведетесь.

Однако, посмотрев на выражение его лица, она решила отложить лекцию до лучших времен.

* * *

— Я лучше поем у себя, спасибо, — сказал он девять часов спустя, пребывая все в том же раздражении. На этот раз у него в руках была корзина с едой вместо емкостей с высушенными и замаринованными компонентами для зелий.

— Да ладно тебе, — сказала Гермиона, ухватив его под локоть, чтобы он не остановился у двери. — Мне понравилось, понравится и тебе.

«А кроме того, я умираю — хочу увидеть, что, по мнению Снейпа, является славным местечком».

Пройдя семь лестничных пролетов, они остановились возле Балбеса Барнабаса, а мастер зелий принялся вышагивать вдоль пустой стены. Он так резко разворачивался на каблуках, что его мантия развевалась за спиной, как будто в коридоре ни с того ни с сего стало по-осеннему ветрено.

Наконец они прошли внутрь и оказались в замке — это был явно не Хогвартс, если только «славное местечко», по мнению Снейпа, не было Хогвартсом в руинах. (Впрочем, весьма вероятно, что профессор мечтал именно об этом — за день до приезда студентов.)

— Пойдем наружу, — предложил Снейп, и вслед за ним Гермиона вышла на холм, покрытый травой.

Руины, пострадавшие от непогоды, возвышались над ними, а внизу волны бились о скалы. Было пусто и, несомненно, красиво.

— Замок Данстенбург в Нортумберленде, — сказал Снейп, отвечая на ее невысказанный вопрос и ставя корзинку с едой на одеяло, о котором так кстати позаботилась выручай-комната.

— Ты был здесь? — спросила она и добавила: — Зачем? — когда Снейп саркастично кивнул.

— Наш безгранично мудрый директор настоял на том, чтобы тринадцать лет назад я на две недели ушел в отпуск.

Сделав в уме нехитрые вычисления, Гермиона спросила с усмешкой:

— Чтобы ты чуть-чуть успокоился, прежде чем в школу приехал Гарри?

— Меня ничто не могло бы успокоить, — ответил он резко. — Когда Поттер приобрел шрам — будь он трижды проклят, — он просто отложил неизбежное, а я был вынужден годами обучать неблагодарных бездельников, ожидая возвращения Волдеморта.

— Ты хотел сам убить Волдеморта, — медленно произнесла Гермиона. — Сам, и поэтому так и не смог простить Гарри за то, что он почти сумел сделать это, еще будучи ребенком.

Он сердито откусил кусок сэндвича с яйцом и долго жевал его, прежде чем проглотить.

— Если бы я только мог сделать это — неважно когда, но особенно в тот раз, когда Поттер был еще младенцем, — возможно, моя жизнь удачно сложилась бы и за пределами Хогвартса, — пробормотал он.

— Поверь мне, Гарри с радостью переложил бы это задание на твои плечи.

Она разобрала слова «наглец» и «стремился к славе» в его ответе, но, так как Снейп говорил с набитым ртом, остальное понять не удалось.

— Ведь было предсказание, — напомнила девушка. — И последствия совсем не вязались с тем, чего хотел бы Гарри… — Гермиона замолчала, а затем ее озарило, и она добавила: — И с тем, что мог сделать ты.

Снейп вряд ли успокоился, однако ужин он прикончил без жалоб. Он также вполне самостоятельно прикончил и бутылку вина — это говорило о том, что он был в отвратительном настроении, потому что обычно он отказывался пить под тем предлогом, что ему нельзя пьянеть.

Некоторое время Гермиона тихо сидела подле него, наблюдая за гипнотизирующими морскими волнами, но потом она все-таки не смогла сдержать любопытства.

— Профессор… Почему вы присоединились к Волдеморту?

Он посмотрел на нее краем глаза. Гермиона по-прежнему могла видеть его профиль.

— Я тебе уже говорил. Я жаждал его знаний, я хотел от жизни большего и я хотел отомстить.

— Кому?

— Всем.

Некоторое время Гермиона обдумывала этот довольно грустный кусочек информации.

— Тогда почему ты оставил его? — спросила она.

— Месть теряет свою сладость, когда понимаешь, что оказался во власти сумасшедшего.

— Ты чувствовал себя еще более бессильным, чем раньше, — тут же «перевела» Гермиона — как неосмотрительно…

Он замер. На фоне невыносимо голубого неба черты его бледного лица заострились. Однако оскорблений не последовало, и это подтолкнуло Гермиону сказать:

— Не бери в голову. Не имеет значения, почему ты перешел на другую сторону.

Когда Снейп наконец ответил, его голос был наполнен такой убийственной иронией, что за ее ядом Гермиона не сразу поняла смысл сказанного.

— Я также обнаружил, что мне не доставляет никакого удовольствия мучить тех, кто совершил непростительное — женился без оглядки на чистоту крови или хотя бы предполагает, что чистка рядов вовсе не обязательна для членов магического сообщества.

«Ох».

Гермиона не сдержалась, и вопрос вырвался сам собой:

— Ты кого-нибудь сильно ранил?

Он посмотрел на нее так, что слов не потребовалось.

— Ты пытал кого-нибудь?

— Да. — Коротко. Горько.

— Ты убивал?

— Да.

— Ты насилова…

— Нет, — выдавил он.

— Но ты сказал, что по опыту знаешь и что Imperius не кажется тебе хоть сколько-нибудь эротичным.

— Потому что однажды за этим занятием я видел Мальсибера, — пробормотал он.

Гермионе очень хотелось указать ему, что если он и не насиловал никого раньше, то то, что он делает сейчас, едва ли сильно от насилия отличается. Она уже открыла рот, чтобы сказать это.

И в этот момент Снейп поднял на нее глаза, совершенно лишенные какого бы то ни было выражения, очевидно, ожидая следующего неловкого вопроса. «Он не обязан отвечать. Да я поверить не могу, что он отвечает!» — подумала Гермиона и поняла, что просто… не может.

«Он, наверное, пьян. Я не стану пользоваться его состоянием — так, как он воспользовался моим».

— Ну? — сурово спросил Снейп, отвлекая девушку от сбивавших с толку мыслей. — Конечно же, у тебя есть еще вопросы. Давайте же, мисс Грейнджер, продолжим мою исповедь: за всю мою жизнь у меня накопилось полно грехов.

«Не стоит все-таки продолжать. Не настолько он пьян, чтобы разорвать договор».

Гермиона пододвинулась ближе к Снейпу, неловко похлопала его по руке и сказала:

— Ну, не только грехи, хорошие поступки тоже есть.

— Да, разумеется. Пожиратель-перебежчик. Я убил и замучил куда больше людей, когда перешел на сторону Дамблдора, чем раньше. Удивительно, как остальные Пожиратели не соблазнились этими возможностями и не переметнулись на сторону Альбуса.

— Перестань, — велела Гермиона, устав от его излияний вины и боли. — Конечно же, тебе приходилось делать для Ордена вещи куда как страшнее — это и так понятно. Сколько ты продержался, прежде чем стал шпионом?

— Два года, три месяца и четырнадцать дней, — он ответил так быстро, что Гермиона поняла: он подсчитал раньше.

— А потом?

Этот вопрос, очевидно, потребовал больших размышлений.

— Тринадцать месяцев перед первым падением Волдеморта… И четыре года после его второго пришествия.

— Ну, вот и хорошо.

— Правда? Уверен, мои жертвы почувствовали разницу.

— Да ну ради Бога… — начала Гермиона и чуть было не обняла его, но сдержалась. — Ты должен себя простить.

— Почему ты думаешь… — начал он язвительно, но потом, очевидно, понял, что нет смысла притворяться. — Я не могу, — просто сказал он.

— Я очень благодарна тебе за то, что ты был нашим шпионом. Я прощаю тебя за то, что ты делал до того, как стал им, и за то, что ты делал после.

— Так нельзя. Ты ведь не пострадала.

«Зато я страдаю сейчас», — подумала девушка.

Снейп был пьян и угрюм, и Гермиона решила не продолжать этого разговора.

Потому что правда заключалась в том, что когда они подписали договор, Снейп предал ее доверие, и этого она никогда не сможет ему простить.

* * *

К тому времени, когда пришло время ложиться спать, Снейп уже не выглядел таким безрадостным. Гермиона (у которой была куча времени поразмыслить над необъяснимостью его обращения с ней, когда в нем наконец заговорила совесть) решила, что сейчас ему вполне можно задать еще один вопрос, который волновал ее с тех пор, как только она увидела его Темную метку на третьем курсе.

— А что насчет антимаггловской философии Волдеморта?

— А что насчет нее?

— Ты… ты принимал ее?

До этого он стоял к ней спиной и расстегивал сюртук. Теперь же Снейп повернулся и с интересом взглянул на нее.

— Почему тебе так важно об этом знать?

— Потому что… Ну в самом деле! Потому что я магглорожденная, на случай, если кто-то забыл.

— Хммм… Помню, ты говорила, что тебе неважно, что я о тебе думаю.

«Ну да».

Неверно истолковав ее удрученный вид, он добавил:

— Может быть, я когда-то и разделял… — он замолчал, очевидно взвешивая то, что собирался сказать, — глупые домыслы о магглорожденных, но никогда не ненавидел вас как группу людей… Не больше, чем я ненавидел чистокровных и полукровок. Имей в виду, я все еще считаю, что существует явная угроза скрытому миру, который впускает людей, принадлежащих к тем, от которого существование этого мира и скрывается.

У нее не было времени подумать над его предположением, что ей все равно, что он о ней думает, или почувствовать облегчение оттого, что он не был ярым сторонником прав чистокровных волшебников. Его последние слова возмутили девушку.

— А что ты предлагаешь? — спросила она, садясь на кровати и хмуро глядя на него, пока он расстегивал пуговицы на рубашке. — Бросить таких, как я, на произвол судьбы?

— Нет. Здесь нет простого решения.

С опозданием вспомнив, каким было ее изначальное намерение, Гермиона со вздохом перестала обдумывать дальнейшие аргументы.

— Извини. Я не хотела углубляться в несчастливое прошлое или дискутировать с тобой о магической политике. Я хотела как-то утешить тебя.

— Ты и утешишь, — сказал он с намеком, прикасаясь к пуговицам Гермионы.

«Ну, ты же знала, к чему идет: последний день недели, а четвертого раза еще не было… Да, принципы прежде всего». Она состроила гримасу полного отвращения.

— Черт тебя побери.

— Так и будет, — согласился он.

* * *

Первогодки выглядели еще более испуганными, чем помнила Гермиона по своему первому визиту в Хогвартс, но, вероятно, только из-за того, что теперь обязанности МакГонагалл исполнял Снейп. Сидя на стуле, несколько ребятишек сжались от страха, когда Снейп подошел к ним с Сортировочной шляпой.

Она наблюдала за разнообразными гримасами раздражения на его лице, гадая, что выводило его из себя больше: эта работа или страх детей. Странно, но она чувствовала себя рядом с ним… нет, не комфортно, но весьма близко к этому определению, хотя ей теперь и было известно гораздо больше неприятных вещей о нем, чем кому-либо другому. Более того, она испытала кое-что из этого на себе. У нее теперь все легче и легче получалось отделять дурное в нем от хорошего, ненавидеть первое и восхищаться последним.

Она просто делила Снейпа на части и раскладывала по полочкам, поняла девушка. Отдавала ему больше, чем ему причиталось по договору. Но теперь Гермиона была гораздо более счастлива, чем в то же время год назад, и девушка устала волноваться о том, что ее чувства к Снейпу будут смешанными, когда договор истечет. «Я возрадуюсь свободе и быстро смотаю удочки из Хогвартса — до того, как он сделает со мной еще что-нибудь, — разумно сказала себе Гермиона. — То, что я время от времени думаю, что он может быть милым, не значит, что я буду скучать по этому кретину».

— Гермиона, в каких облаках ты витаешь? — мягко спросила Пенелопа, помахав рукой перед носом девушки, когда Снейп снял шляпу с Брайана Цакера. — Ты еще с нами?

— Ой, прости. Ты что-то говорила?

— Просто интересовалась, удалось ли тебе поколдовать над зельями.

— А, да, конечно! Это сработало как… Ну, как заклинания, — ответила Гермиона, чем вызвала у профессора стон. — Что я могу сделать для тебя взамен? Ты столько свободного времени посвятила мне.

Пенелопа снова взмахнула рукой, на этот раз пренебрежительно.

— Я же говорила: здорово попробовать что-то посерьезнее школьной программы.

—Мисс Клируотер, — неодобрительный голос раздался прямо за спинами девушек, — я еще не видел ваших поурочных планов на семестр. Буду ждать их завтра к вечеру у себя в кабинете.

— Д-да, профессор. Простите, сэр.

Снейп сузил глаза и прошел к своему месту в центре стола рядом с МакГонагалл, подальше от всяких учениц и молодых специалистов.

— Поурочные планы? — прошептала Гермиона. — На весь семестр?

— Он больше никого не заставляет делать это, — ответила Пенелопа с горечью, злобно глянув на профессора, когда тот отвернулся. — Ну, возможно, дело в постоянно меняющихся преподавателях Защиты от темных искусств, но я здесь работаю уже пять лет.

— Скажи ему, чтоб отвалил.

Молодая женщина выглядела шокированно.

— Ты шутишь, наверное. Ты-то точно знаешь, какой он.

— Да, — сказала Гермиона, начиная понимать, как сможет отплатить преподавательнице чар, — уж я-то знаю.

* * *

От природы Гермиона была нетерпелива, но все-таки ей достало разумения подождать до середины сентября, прежде чем приняться за План помощи Пенелопе.

— По моему мнению, — сказала она, когда, удовлетворенный, Снейп лег рядом с ней, — ты кое-что мне должен.

Он язвительно поднял бровь:

— Да что ты?

— Да-да. Я две недели не напоминала тебе, что ты беззастенчиво пользуешься моим положением.

— За что преогромное тебе спасибо, — саркастично сказал он. — Чего, ради Мерлина, ты хочешь?

— Веди себя прилично по отношению к Пенелопе Клируотер.

— Для этого ты была не достаточно сговорчивой, — фыркнул он в ответ.

— Она очень хороший человек, и ты не помрешь от страшных мук, если будешь обращаться с ней так, как она заслуживает. Но если ты откажешься, то еще пожалеешь об этом.

Снейп молниеносно подмял под себя Гермиону и оседлал ее бедра.

— Не поддаюсь на угрозы, мисс Грейнджер.

— На какие угрозы? — невинно спросила она. — Я просто претворяю в жизнь урок семьдесят девятый и заблаговременно предупреждаю о возможных ужасных последствиях.

— Вот как? — тихо спросил он. — Урок восемьдесят четвертый: не пытайся перехитрить слизеринца. Как ты помнишь, в договоре указано, что четыре ночи в неделю ты должна делить со мной постель. Не четыре раза — четыре ночи. Только попробуй испортить мою и так не слишком счастливую жизнь, и я найду способ возместить ущерб.

— Да ну ладно тебе… Ты зрелый мужчина…

— Мне сорок четыре, а это вовсе не зрелый возраст для мага. К тому же перечного зелья теперь предостаточно, на случай если меня истощат занятия.

— Хорошо, хорошо, — сказала Гермиона, сердясь на него, а еще больше на себя — за то, что ее, казалось, беспроигрышная партия потерпела фиаско. — Давай не будем снова возвращаться к агрессии. Я зарою топор войны. Мне бы просто хотелось, — добавила она со вздохом, — чтобы ты вел себя справедливо по отношению к ней, потому что она этого действительно заслуживает.

С непонятным звуком он откатился на свою половину кровати и повернулся к ней спиной.

— Меня по-прежнему сбивает с толку то, чего ты от меня ожидаешь.

Несколько минут Гермиона мрачно думала о безнравственном — или все-таки аморальном? — поведении отдельно взятого мастера зелий, озадаченная автоматической реакцией Снейпа на ее предложение. Львиная доля их предыдущих взаимоотношений решалась с помощью сделок. Именно он и никто иной говорил, что ничто не дается бесплатно. Так почему в этот вечер все должно было быть иначе?

Медленно Гермиона сложила вместе все кусочки мозаики и сама удивилась ответу, хотя, по некотором размышлении, он и казался очевидным.

Снейп уже привык к подобию дружбы, где закон «око за око», «зуб за зуб» действует не всегда.

Гермиона этого не ожидала — да и кто ожидал бы этого от Снейпа? Но, прокрутив в памяти все события вечера, девушка подумала, что могла бы просто попросить его вместо того, чтобы сразу же торговаться, а затем принуждать.

Она прикусила изнутри губу, стараясь сдержаться и не начать обвинять себя. Едва ли он вправе жаловаться на принуждение.

Снейп не заслуживает ее дружбы. Он не заслуживает того, чтобы она о нем думала. Он ничего от нее не заслуживает.

«Но ты же не хочешь стать такой, как он…»

«Ох, да ради Бога…»

Гермиона переместилась на другой край кровати и положила голову на подушку Снейпа, достаточно далеко, чтобы не соприкасаться с ним, но в то же время достаточно близко, чтобы подчеркнуть важность жеста.

— Чего тебе опять нужно? — язвительно спросил он.

— Чистой совести, — ответила она. — Спокойной ночи, профессор.

____________

Примечания:

1. Замок Данстенбург в Нортумберленде (Dunstanburgh Castle in Northumberland) — самый большой замок, расположенный на севере Англии недалеко от границ с Шотландией. Фотографии этого великолепного замка можно посмотреть далее по этой ссылке: http://www.flickr.com/search/?q=Dunstanburgh%2Ccastle&m=tags (прим. перев.)

2. «Потому что однажды за этим занятием я видел Мальсибера» — Мальсибер (Mulciber), специалист Волдеморта по непростительным проклятиям.

Гермиона обнаружила, что ровно в одиннадцать снова заходит в кабинет Пенелопы, хотя больше не нуждалась в помощи с чарами. Эти посещения напоминали девушке, что в мире по-прежнему живут нормальные люди, которые не пытаются манипулировать ею или убедить, что она увлечена самим манипулятором.

Из-за непрошеного совета, который дала девушке МакГонагалл почти год назад, Гермиона избегала директора всегда, когда это было возможно — и таким образом проводила с мастером зелий времени больше, чем требуется, хотя и не придавала значения всей иронии этой ситуации. Тех, с кем она могла бы общаться в Хогвартсе, было так мало: Хагрид, милый Хагрид, умер. Мадам Пинс, постоянно кривившая рот в неодобрительной гримасе, вовсе не так сильно любила книги, как надеялась Гермиона. А остальные преподаватели, вероятно, уволились: все они были старше Снейпа, по крайней мере, на целое поколение.

Но Пенелопа прекрасно подходила для общения. Чуть старше, чуть более опытная и совершенно одинокая в Хогвартсе, так же, как и единственная ученица Снейпа.

— У них тут своя компания, — поведала как-то Пенелопа, пожав плечами. Девушки гуляли по территории Хогвартса, присматривая за студентами, которые наслаждались последними теплыми лучами солнца в первое воскресенье октября. — Они и не думают обидеть — просто пришли работать сюда, наверное, еще до моего рождения. Я не вписываюсь в компанию.

— Но тебе не обязательно здесь оставаться, — заметила Гермиона, эгоистично надеясь, что Пенелопа все же задержится хотя бы еще на один учебный год.

— Конечно, я знаю, — весело ответила Пенелопа. — Мне просто нравится преподавание — и особенно момент, когда лица студентов вдруг озаряются пониманием.

«Неудивительно, что профессор Снейп так суров с ней — он ее просто не понимает», — размышляла Гермиона на обратном пути к подземельям.

* * *

— Телик. Определенно, телик.

— Правда? — улыбнулась Гермиона и положила ноги на стол Пенелопы. — А мне больше всего не хватает Интернета.

— Да, и еще музыки! — ответила профессор чар с тоской. — Настоящей музыки, а не этой белиберды, которую играют по Волшебной волновой сети.

— А разве нельзя заколдовать плеер так, чтобы он работал и в Хогвартсе?

— Я перепробовала все, что только могла, но в замке слишком высока концентрация магии. Она только портит маггловскую электронику. В Хогсмиде радио у меня работало отлично, но оно заглохло, как только я принесла его сюда.

— Забавно, мне тоже пришлось несладко поначалу.

— Правда? — удивилась Пенелопа. — Я думала, у тебя с самого начала все было отлично.

— На занятиях — да. Но я никому не нравилась и все время чувствовала себя так, как будто мне постоянно надо доказывать, что я достойна учиться здесь. Наверное, поэтому меня никто и не любил.

— Нелегко быть новеньким, — сказала Пенелопа с тем пониманием, какого Гермиона никогда не слышала ни от Рона, ни от Гарри, и снова взмахом палочки наполнила чаем чашку Гермионы.

* * *

— Как у тебя это получается? — спросила Пенелопа как-то в середине ноября. В голосе девушки явно слышалось недовольство и раздражение. — Как ты умудрилась провести со Снейпом столько времени и не получить нервный срыв?

Едва удержавшись, чтобы не сказать: «с профессором Снейпом», Гермиона ответила, как будто защищая его:

— Он в чем-то даже лучше, чем я ожидала.

Лицо профессора чар выражало крайнюю степень скепсиса.

— И в чем же?

— Он… Ну… Он довольно забавный, — ответила Гермиона, понизив голос, и чувствуя себя так, будто рассказывает Пенелопе о смертном грехе. — Да, у него действительно жестокое чувство юмора, но мне с ним весело. В какой-то момент я перестала принимать все его шуточки на свой счет и стала относиться к разговорам с ним как к словесным баталиям.

— Ты храбрее меня.

— Просто защищайся и увидишь, что все будет иначе, — подбодрила девушку Гермиона, поставив пустую чашку на блюдце.

— Не могу, — ответила Пенелопа с испуганным видом. Она склонилась над партой и прошептала: — Он меня пугает. Всегда пугал. А когда я узнала, что он был Пожирателем, легче не стало.

— Он с тобой что-нибудь сделал? — осторожно спросила Гермиона, пытаясь проверить ужасающую мысль, которая только что пришла ей в голову. — Я имею в виду, кроме того, что он постоянно грубит и заставляет беспрекословно подчиняться?

— Нет, но только представь, сколько отвратительных вещей он делал на службе у Волдеморта! Не понимаю, как только Минерва позволила ему остаться и учить детей — нам всем было бы лучше, если бы она его уволила.

— Но… Но ему же было бы очень трудно найти другую работу…

— Ничего, это было бы только на пользу, — сказала Пенелопа со злостью, и ее милое личико стало вдруг отталкивающим. — Он заслуживает того, чтобы его отправили в Азкабан, а он там так и не был.

Гермиона поняла, что эти слова ее вдруг без видимой причины рассердили, по крайней мере, отчасти. Девушка чувствовала себя немного виноватой: ведь она заподозрила Снейпа в том, что он и Пенелопу обманом заставил подписать договор. «Если даже я время от времени вижу в нем что-то хорошее, то никто не в праве обвинять его», — подумала девушка и резко встала.

— Тебе известно, что он отработал свое служение Волдеморту? — холодно спросила она. — Он был верен Волдеморту всего два года, — «два года, три месяца и две недели», — эхом отдались в голове Гермионы слова Снейпа, — и до сих пор расплачивается за это. Ненавидь его за то, что он мерзавец, но не смей судить за те два года, не учитывая времени, которое он посвятил тому, чтобы исправить свои ошибки.

Дверь кабинета захлопнулась за Гермионой с громким стуком.

— Гермиона! — крикнула Пенелопа секундой позже, и ее голос эхом разнесся по коридору. — Гермиона!

И хотя настало время ланча, Гермиона заперлась в кабинете Снейпа и не выходила весь остаток дня.

«Пусть он оскорбляет ее столько, сколько влезет — мне все равно».

* * *

— Да что случилось-то, мисс Грейнджер? — тем же вечером резко спросил Снейп, когда получил то, что причиталось ему по договору.

— Кроме очевидного? — парировала она, сердито на него глянув.

Он поджал губы и склонился над ней.

— С утра ты была в отличном настроении, а с тех пор, как я вернулся с занятий, все время дуешься как мышь на крупу. Сомневаюсь, что дело во мне.

Последовала пауза.

— Скажи мне, что тебя беспокоит, — церемонно сказал он, — и я сделаю все возможное, чтобы исправить текущее положение.

Снейп никогда раньше не демонстрировал своего к ней отношения, и сейчас Гермиона так удивилась, что даже и не вспомнила о договоре. Вместо этого девушка просто спросила:

— Почему?

Спрятавшись за завесой иссиня-черных волос, из-за которой виднелся только кончик носа, Снейп пробормотал:

— С тобой гораздо приятнее… находиться рядом, когда ты не накручиваешь себя до предела.

— Профессор, — мягко ответила Гермиона, переведя его слова на английский язык, — вы вполне можете сказать, что вам нравится видеть меня счастливой. Это очень… — она набрала в грудь воздуха, — очень трогательно.

Его фырканье вышло каким-то вялым. На секунду закатив глаза, Гермиона придвинулась ближе и уселась на Снейпа так, что он был вынужден смотреть на нее.

— Ты же знаешь, что я никому не собираюсь рассказывать об этом, так чего ты боишься? Репутации бессердечного идиота ничто не повредит.

— Поскольку я действительно бессердечен, — напряженно ответил он, — я был бы тебе чрезвычайно благодарен, если бы ты не приписывала мне тех чувств, которых я не испытываю.

Гермиона отпрянула. Она готова была ответить чем-то столь же обидным или, по крайней мере, влепить ему пощечину.

— Хорошо, — выплюнула она. — Просто… отлично.

Снейп молниеносным движением руки схватил девушку и не позволил ей отодвинуться.

— Наверное, я действительно предпочитаю видеть тебя счастливой, — медленно сказал он, как будто думая вслух. — Это едва ли удивительно: мне от этого столько же пользы, сколько и тебе.

Гермиона смотрела на него широко открытыми глазами. Кажется, она начинала понимать.

Не удостоив комментарием ни одно его якобы разумное объяснение, она позволила Снейпу помочь надеть ей ночную рубашку. И только когда он уснул, обнимая Гермиону за талию, она смогла все обдумать.

Может быть, она притягивает факты за уши, но если — если! — она читает между строк правильно, то Снейп, в лучших традициях Слизерина, сам себя загнал в угол. Возможно, он очень плавно перешел от физической близости к эмоциональной и не мог признаться в этом — в особенности самому себе.

Потому что даже он должен понимать, что потерял все шансы на любовь в тот самый миг, когда протянул Гермионе договор.

* * *

В какой-то момент, когда Гермиона глубокой ночью обдумывала, вызывает ли она у Снейпа какие-нибудь чувства, кроме раздражения и влечения, ей в голову пришла ужасная мысль.

Второй договор, который она подписала, так же, как и его предшественник, указывал, что срок ученичества «устанавливается согласно обычаю». Разумеется, «согласно обычаю» — это три года. Разумеется, Гермиона не настаивала на указании точной даты истечения договора.

«О, Боже, я опять это сделала».

Что если когда-то договоры «согласно обычаю» действовали семь лет? Или семнадцать? Если он так отчаянно хочет удержать ее, до чего он может дойти?

О, было так приятно верить, что пронзенный стрелой Купидона, Снейп широким жестом влюбленного разорвет договор. Но это Снейп, а Снейп в любви, или что он там под нею подразумевает, едва ли будет менее эгоистичным, едва ли перестанет манипулировать Гермионой. А она за много месяцев подготовила основу для этих чувств: проводила с ним слишком много времени, обращалась с ним как с другом и при этом еще беспокоилась, как бы не полюбить его самой.

«Дура».

Гермиона содрогнулась так сильно, что Снейп дернулся и почти проснулся.

— Засыпай, — пробормотал он, правой рукой крепче обнимая Гермиону за талию. — Тебе просто приснился кошмар.

«Это точно».

* * *

Следующим утром Гермиона проснулась с твердым намерением как следует приглядеться к Снейпу, чтобы понять, что точно скрывается за его словами. Но он, встав с постели с головной болью, запретил разговаривать с ним перед занятиями.

— Как ты собираешься вести уроки? — спросила девушка, не в силах промолчать.

— Как обычно, только лучше, — огрызнулся он, распахивая дверь. — Теперь убирайся.

«Хмм… Он любит меня... Он меня любит?.. Нет».

И хотя этот добрый знак немного улучшил ее настроение, Гермиона все-таки осталась недовольной тем, что была отлучена от его гостиной и места, где она обычно завтракала, и, обиженно посмотрев на Снейпа, выбежала в коридор. Она не хотела завтракать в Большом зале, потому что теперь избегала двух волшебниц, одна из которых сидела рядом с ней. С тяжелым вздохом девушка направилась на кухни, проходя мимо заспанных слизеринцев, торопившихся в противоположную сторону.

Еще ночью ей пришло в голову, что МакГонагалл, вторая ведьма, которую Гермиона не хотела видеть, могла бы стать запасным выходом для девушки, если ситуация станет совсем уж отвратительной. «Более отвратительной, чем сейчас», — поправила себя Гермиона. Конечно, именно это она и имела в виду. Впрочем, это довольно отчаянный шаг: если Гермиона прибегнет к помощи директора, мастерскую степень она так и не получит.

Если о том, что сопутствует ученичеству, узнает МакГонагалл, она наверняка настоит на том, чтобы Снейп разорвал договор. Однако у Снейпа нет обязательства хлопотать о мастерской степени для начинающего зельевра — такого, каким все еще была Гермиона. Девушка не могла себе представить, что он сделает это, даже если его относительно дружеские отношения с директором будут разрушены.

А козырная карта — угроза все рассказать МакГонагалл — вполне может выйти боком самой Гермионе. Каждый раз, когда девушка думает, что полностью владеет ситуацией…

«Не пытайся перехитрить слизеринца».

Но ничто из этого в данный момент значения не имело: ждать и наблюдать было, очевидно, единственным правильным решением. Возможно, он и не собирается удерживать ее больше трех лет, поэтому ей не следует поднимать этот вопрос, хотя бы для того, чтобы не подавать ему такой идеи.

— Ты будешь очень возражать, если я поем здесь? — спросила девушка у Добби, который немедля бросился к проходу, закрытому портретом, когда из него появилась Гермиона.

Домашний эльф, облаченный в темно-бордовую хламиду, смутно напомнившую Гермионе вязанные миссис Уизли вещи, одарил Гермиону диким взглядом.

— Мисс Гарри Поттера может завтракать, где она захотит, — ответил он с — что это? — неужели с неодобрением?

— Хмм… Добби, — сказала Гермиона, а эльф тем временем суетливо провожал ее к столу, на котором в этот момент ничего не готовили, — я все-таки не совсем мисс Гарри Поттера. Мы просто друзья. Да, и надеюсь, ты понимаешь: я вовсе не жду, чтобы меня усаживали с почестями.

— Вы друзья? — спросил домовик с подозрением.

— Да, только друзья.

Казалось, при этих словах Добби повеселел и широко улыбнулся, поставив на стол тарелку с яичницей и сосисками.

— Добби рад, что вы не обманываешь Гарри Поттера, мисс. Добби вы всегда нравилась.

— Что-что? — с трудом выдавила Гермиона. — Обманываю?

— Дриппи говорит, что вы мисс профессора Снейпа, мисс, — пояснил тот, понизив голос.

— Нет, нет, я его ученица, — торопливо ответила девушка.

Добби протянул руку и похлопал Гермиону по плечу.

— Мисс не надо волноваться. Домовые эльфы никому не рассказывают, что мисс спит в комнатах профессора Снейпа. Мы очень хорошо охраняет секреты.

Очень тихо Гермиона прошептала: «О, нет», — прежде чем до нее дошло, что на сохранении тайны вокруг их отношений настаивала вовсе не она.

— Добби надеется, вы счастлива, мисс, — услужливо продолжил домовик. — Иногда профессор Снейп бывает злым волшебником. Если профессор Снейп злой с мисс, мисс должна говорить Добби, и Добби поможет.

«Это ли не неожиданный поворот к лучшему! Свободный фронт в защиту Грейнджер».

В голове Гермионы немедленно возникла картинка: орда домовых эльфов осаждает подземелья и принуждает профессора уничтожить договор.

«Постойте-ка».

«Почему бы и нет?»

Едва ли домовые эльфы посмеют напасть на преподавателя, но Добби был исключением из этого правила. Добби разделяет ее мнение о порабощении. А Снейп не может прогнать эльфа, потому что не захочет, чтобы стали известны причины изгнания.

«Если у Добби действительно получится застать Снейпа врасплох, я даже смогу заставить профессора подписать рекомендацию на получение мастерской степени, — вдруг подумала она. — Я смогу уйти немедленно. Уже сегодня вечером я буду дома и никогда больше не увижу Снейпа — раздетым или одетым».

— Мисс нужна помощь? — спросил Добби, врываясь в мечты Гермионы.

Его большие, навыкате глаза смотрели с тревогой.

Она открыла рот, чтобы сказать: «Да», — и вдруг вспомнила, как на втором курсе он застал Люциуса Малфоя врасплох так неожиданно, что волшебник с легкостью мог бы случайно сломать себе шею. Услышав об этом позже от Гарри, она и Рон решили, что это было бы замечательно.

Однако в отношении Снейпа эта идея казалась не такой уж замечательной.

— Мисс? — снова спросил домовик.

— Нет, — ответила на его вопрос Гермиона, проклиная себя за то, что так легко сдалась. — Но спасибо тебе. Ты хороший друг, я этого не забуду.

— Добби помнит, что вы пытаешься сделала для домовых эльфов, — прошептал он. — Добби хранит все шапочки, которые вы связала.

После завтрака Гермиона решила не говорить Снейпу, что сотня или около того созданий были прекрасно осведомлены об их… отношениях, другого слова не подобрать. Домовые эльфы станут хорошими союзниками, если он попытается удержать ее.

При условии, что она заставит себя обратиться к эльфам за помощью. Этот ее пунктик (все-таки ей не хотелось утруждать эльфов просьбами) было не так-то легко обойти.

Она какое-то время обдумывала это обстоятельство, пока не решила, что оно ничего не говорит о ее чувствах к Снейпу. Принудить Снейпа разорвать договор и написать рекомендательное письмо, чтобы Гермиона могла немедленно стать мастером зелий, едва ли получится. Снейп вообще может аннулировать «рекомендации» под тем предлогом, что они не были даны добровольно. К тому же, если Добби и выстоял в схватке с одним Пожирателем смерти, не факт, что и со вторым у него получится. Не говоря уже о том, что у эльфа будут огромные проблемы, если он сильно ранит преподавателя.

«К тому же я порядочный человек. И мне не нравится ставить других людей в зависимость от сильных, разъяренных магических существ».

«Кроме Амбридж».

«Но это не считается. Снейп не Амбридж».

Гермиона с таким раздражением набросилась на яичницу, что прикусила язык.

«Еще одно разумное объяснение происходящего. Якобы разумное».

Добби принес сандвич, на который Гермиона наложила заклинание стазиса и унесла с собой в комнаты Снейпа. Теперь она могла перекусить за проверкой эссе и, таким образом, ни с кем не общаться. Может быть, это и было неверно, однако Гермиона была так подавлена, что решила сделать что-нибудь, что могло бы хоть чуть-чуть поднять ей настроение.

Ближе к вечеру, когда все свитки студентов были проверены, Гермиона отважилась отправиться в лабораторию. Девушка внимательно наблюдала за ранними стадиями приготовления зелья от головной боли и усердно гнала от себя мысли о профессоре, который научил ее зельеварению, или о другом профессоре, которая научила ее связывать чары.

Гермиона так сосредоточилась на том, чтобы ни в коем случае не думать о них, что чуть не подпрыгнула от неожиданности, когда в лабораторию зашла профессор чар.

— Привет, — нерешительно сказала Пенелопа, стараясь не смотреть на подругу.

— Ужасно рискуешь сейчас, да? — спросила Гермиона. Ее голос дрожал от раздражения, но она призвала на помощь чувство собственного достоинства и использовала в качестве самозащиты. — От большого страшного профессора нас отделяет всего-то одна маленькая комнатка.

— Вообще-то я пришла извиниться, но если ты и правда предпочитаешь разорвать нашу дружбу из-за волшебника, которого мы обе считаем мерзавцем, — что ж, твоя воля.

Гермиона вздохнула и села. Гнев ее улетучился.

— Сама не знаю, почему так взбеленилась вчера, — ответила она, отбрасывая со лба волосы. — Большинство людей с тобой согласятся.

— Нет, ты была права. С моей стороны это так мелко: желать Снейпу всяческих мучений потому, что он был мелочен со мной. Послушай, давай условимся никогда о нем не говорить?

— Идет, — согласилась Гермиона, чувствуя, что уже давно живет от сделки к сделке. — Ты из тех редких друзей, которых не хочется терять — раз уж ты рискнула прийти сюда.

— Я больше нигде не могла тебя найти, — ответила Пенелопа, разведя в растерянности руки. — Я ищу тебя со вчерашнего дня, но ты не спускалась в Большой зал, и тебя не было в твоих комнатах.

— Я ела на кухнях. И мне нравится проверять работы студентов… в других частях замка. Для… разнообразия.

— При условии, что проверка закончена в срок, — сказал бархатный голос, — мне все равно, где вы их проверяете. Хоть в Тимбукту.

Снейп стоял у двери, что вела в чулан с ингредиентами для зелий, а из чулана — в класс. Гермиона, отвечая на молчаливый взгляд Пенелопы — просьбу о помощи, — бодро сказала:

— Здравствуйте, профессор. Пенелопа помогла мне с одной заковыристой связкой заклинаний. Теперь гораздо лучше работает.

— Ну, хорошо, — сказала Пенелопа, отступая. — Хорошо. Рада помочь. Нуу… Я лучше пойду… на обед, — она запнулась, тут же поняв, что обед не накроют еще, по меньшей мере, полчаса, но быстро продолжила: — До свидания, Гермиона… Профессор Снейп.

— Всего доброго, профессор Клируотер, — ответил Снейп почти вежливо, склоняя голову перед темноволосой ведьмой, застав ту врасплох. Однако Пенелопа быстро справилась с собой и без дальнейших слов вылетела из лаборатории.

Гермиону слова Снейпа не столько застигли врасплох, сколько ужаснули.

«Он любит меня! Вот дерьмо!»

— Какого черта ты это сделал? — спросила она, вскочив со стула и против воли срываясь на визг.

Он нахмурился и скрестил на груди руки.

— Что, прости?

— Зачем ты ведешь себя прилично? Перестань!

— Мисс Грейнджер, вы совершенно…

— Я месяцами просила тебя обращаться с ней хоть с капелькой уважения, а сейчас ты наконец решил внять просьбам? Почему? Почему? Почему?

— Успокойся, — рявкнул он, оттесняя девушку назад к стулу. — Я всегда считал, что ты вздорная девица, но эта сцена просто возмутительна.

«Ох».

«Да пустяки, чего уж там…»

— Я не могу вести себя нормально в сложившихся обстоятельствах. Эта ситуация настолько оскорбительна, что я вынуждена предугадывать твои поступки, — пробормотала она. Адреналин моментально выветрился, и девушка почувствовала, что ей становится не по себе. — Тебе никогда не разглядеть меня настоящую, мои мысли и чувства за теми оборонительными сооружениями, которые мне пришлось возвести. Впрочем, для тебя это и к лучшему: тебе же нужно только мое тело.

Снейп моргнул.

— К лучшему, конечно, — сказал он.

Лицо его осталось непроницаемым.

* * *

Гермиона съела полную тарелку колкэннона в относительно спокойном расположении духа, поклявшись себе не делать никаких выводов, и остаток ужина провела, беседуя с Пенелопой о чарах и трансфигурации. К тому времени, как Гермиона встала из-за стола, чтобы идти в подземелья, Снейп покинул Большой зал, и девушка была удивлена, не обнаружив его в комнатах. По четвергам не было собраний, а приступать к патрулированию коридоров ему нужно было гораздо позже. По его расписанию Гермиона могла бы заводить часы. Думать об этом было забавно. А еще забавнее думать о том, как на это отреагировал Гарри: когда они еще учились, Снейп, казалось, был повсюду.

«Вероятно, он наблюдает за взысканием и забыл мне об этом сказать», — подумала Гермиона и призвала последний выпуск еженедельника по зельям.

Тремя часами позже Снейп ворвался в комнату, поднял Гермиону с удобного места перед камином и без слов уволок в спальню для выполнения обязательств по договору.

— Где ты был? — спросила Гермиона после.

— Не твоего ума дело, — последовал ответ, обильно сдобренный ядом.

* * *

Снейп отсутствовал и следующим вечером, почти до десяти. А явившись в вихре мантии, снова уложил Гермиону в постель.

В субботу он, как всегда, материализовался в лаборатории, чтобы наблюдать за приготовлением зелий. Однако он пресек все попытки Гермионы завязать разговор и исчез в неизвестном направлении, как только девушка собралась уже прибраться. Тем вечером Снейп появился в одиннадцать, заклинанием избавился от одежды, натянул ночную сорочку и потушил свет прежде, чем Гермиона успела сказать хоть слово.

На следующей неделе он вел себя так же. И через неделю. И через две недели.

— Ты избегаешь меня, — сказала Гермиона однажды, отчаянно желая, чтобы ее слова не звучали так, будто она сильно задета.

«Ты же не хочешь, чтобы он любил тебя, ты, слюнтяйка».

— Ты меня утомляешь, — парировал Снейп, скатываясь с Гермионы.

— Отлично, — ответила она, едва сдерживаясь, чтобы не накричать на него за такое поведение. В конце концов, так даже лучше по сравнению с тем, что было раньше. — Тогда ты не будешь возражать, если каникулы я проведу не в Хогвартсе.

— У тебя три дня.

— И четыре ночи, таким образом, остаются вам, профессор. Как исключительно великодушно.

— Не нравится, как видно? — спросил Снейп с сарказмом. — Как тут стыдливо не плеваться вам!

«Черт побери. А я-то думала, «Фаустом» он сыт по горло».

* * *

В декабре Гермиона поняла, что перемена в поведении Снейпа заставляла ее чувствовать себя проституткой. Это было неприятное открытие. «А как ты себя раньше чувствовала, идиотка? — со злостью спрашивала себя Гермиона. — Это было насилием тогда, это насилие и сейчас, только обставлено все несколько иначе».

Вот только… Разумеется, после полутора лет подобных отношений ей бы возненавидеть его еще больше. Снейп вызывал целую гамму эмоций: отчаяние, смущение, гнев (сочувствие, любопытство, нежность, о Господи). Но сил ненавидеть Снейпа у Гермионы больше не было. А может быть, она просто не хотела ненавидеть его.

«Дура».

Ну, может быть. Но в какой-то мере Гермиона действительно смирилась с тем, что он и не думал, что насилует ее — нет, Снейп и в самом деле полагал, что, поставив подпись под договором, Гермиона согласилась на подобные отношения.

— Мисс Грейнджер, мы заключили сделку, — сказал он однажды, незадолго до этих дней молчания. — Так почему вы думаете, что справедливо отговорить меня взять то, что вы обещали дать мне, в то время как вы сами ожидаете, что я по-прежнему буду исполнять то, что обещал вам?

Разумеется, его слова спровоцировали ссору, но теперь, когда у Гермионы было предостаточно времени размышлять без каких бы то ни было помех, ей вдруг пришло в голову, что именно по этой причине она не тряслась от отвращения, когда Снейп вдруг оказывался рядом, и ее не тошнило от его прикосновений. Если бы он знал, что совершает насилие, и все равно продолжал бы, ситуация развивалась бы иначе, не так ли? Если бы он получал удовольствие от страха и боли, разве не пришлось бы Гермионе почувствовать и то, и другое?

Девушка со вздохом потерла переносицу. Она знала, что не давала согласия. «И дело не в том, что я пытаюсь выставить себя жертвой. Снейп мог бы легко предложить мне четкий выбор, но он этого не сделал. Его мысли по этому поводу не должны приниматься в расчет».

«И как бы он это ни называл, все по-прежнему сводится к силе».

Гермиона гадала, имеет ли сила отношение к тому, что теперь она почти не видела Снейпа.

* * *

За неделю до Рождества Гермиона разложила подарки, заказанные совиной почтой, на роскошном ковре Снейпа и часть вечера провела за заворачиванием. Снова в одиночестве — теперь это было обычным явлением. Раньше Гермиона думала, что придется посылать их совой, но теперь предвкушала момент, когда подарит их лично: заскочит к Гарри, потом в Нору, и наконец домой.

Подарков было немного, и это наводило тоску. Свертки даже не придется уменьшать, чтобы взять с собой. Гермиона знала, что близких не меряют линейкой, но все-таки подарки напомнили девушке о том, что кого-то в этом мире больше нет. Бабушки и дедушки уже умерли: Грейнджеры поздно решили обзавестись потомством. Дядюшек и тетушек тоже не было. Из друзей — только Гарри и Рон, хотя Гермиона была в хороших отношениях со всеми Уизли (кроме Придурка Перси). Может быть, ей стоило купить что-нибудь и для Пенелопы?

«Ну, времени осталось не так много…»

Отправившись к себе в комнаты через камин, Гермиона нашла кипу каталогов для заказа совиной почтой и вернулась в тепло гостиной Снейпа, чтобы просмотреть их. Книги по чарам Пенелопе, наверное, понравились бы, но казались уж слишком простым решением. Подарить что-нибудь зачарованное? Это может быть воспринято как оскорбление. Что-то из одежды? Возможно, но небезопасно, учитывая то, что Гермиона и понятия не имела о том, что сейчас в моде.

Под глянцевым каталогом товаров от мадам Малкин лежал довольно тонкий справочник «Звуки музыки», который Гермиона уже хотела бросить в стопку непригодившихся каталогов. Но один из заголовков на обложке заставил девушку остановиться.

— «Чертовы сестрички» поют по-маггловски?

Детали были на одиннадцатой странице: «Наши отважные создательницы хитов берутся за то, чего еще не касалась рука волшебника! Вслушайтесь в эти странные мелодии магглов, переделанные так, как только маги-музыканты могут! От «Биг Бэнд» («Гней и его гномы») до «Биттлз». Стоит услышать, чтобы убедиться!»

«Без сомнения».

«Это, пожалуй, ближе всего к настоящей музыке из того, что Пенелопа только могла услышать, — предположила девушка. — А если это и ужасно, то, скорее всего, ужасно забавно», — ухмыльнулась Гермиона, принимаясь заполнять форму заказа.

Запечатав форму, Гермиона встала, собираясь пойти в совятню, и замерла, увидев одну из роб Снейпа, переброшенную через стул у его рабочего стола. Где он был? Почти за месяц такого обращения Гермиона так и не смогла этого узнать, как не смогла узнать и того, чем он занимался в те часы, которые проводил вне своих комнат и класса. Она искала его — конечно, искала, она ведь была любопытной всезнайкой, — но Снейпа не было ни в классе, ни в лаборатории, ни в гостиной Слизерина (не то, чтобы она действительно думала найти его именно там, однако первокурсника все же спросила). В Хогвартсе полно мест, где можно спрятаться, если захотеть, но причины прятаться для Снейпа Гермиона не видела. Хотя бы потому, что он в любой момент мог вышвырнуть ее из своих комнат, если бы ему захотелось побыть в одиночестве.

«Может быть, он покидает замок, чтобы встретиться с какой-нибудь знойной ведьмочкой, которая не прочь провести с ним время».

Гермиона фыркнула. Если так, то почему он возвращается и с такой лихорадочной решимостью укладывает ее в постель?

Чем бы он там ни занимался, Гермиона хотела бы, чтобы он прекратил. В последние несколько дней он возвращался с яростным, почти отчаянным видом, и это внушало Гермионе беспокойство. А если уж совсем начистоту — она скучала по его компании. Не по нему самому. Но по разговорам, по его присутствию, если только он не упражнялся в остроумии.

Теперь же, когда вместе они проводили совсем мало времени, он говорил едва ли пару слов. Но хотя бы не цитировал «Фауста». «Ему действительно стоит почитать что-то еще», — нахмурившись, подумала Гермиона.

«Можно купить ему что-нибудь».

Она посмотрела на стопку каталогов — из середины выглядывал кончик маггловских «Диковин и разных разностей».

«Ну в самом деле, я же не собираюсь покупать ему подарок к Рождеству!»

Десять минут спустя, когда Гермиона пролистала каталог почти до половины, она увидела сборник избранных произведений Шекспира в твердой обложке, и с мыслью, что Шекспир в данном случае все же предпочтительнее «Фауста», заполнила форму и вложила в конверт четыре галлеона.

«Это не подарок, — защищаясь, подумала девушка, наблюдая за двумя совами: одна из них полетела в Косой переулок, а вторая — в хорошо спрятанный офис где-то в Лондоне. — Это ему хороший пендель под зад».

* * *

Так или иначе, Гермиона перестала волноваться о том, что дата истечения договора не указана точно, когда, к ее удовлетворению, Снейп доказал, что вовсе не любит ее. Однако девушке вдруг пришло в голову, что можно воспользоваться неприятием Снейпа ее компании и наконец перестать думать об этом совсем.

«Он вовсе не собирается держать меня при себе больше трех лет, — сказала она себе, когда Снейп перебрался на свою сторону кровати, повернувшись к Гермионе спиной. — И не надо бояться, что ты подашь ему хорошую идею. Ну же, Грейнджер!»

— Когда истекает договор? — спросила Гермиона тоном, который, она надеялась, был вполне беззаботным.

— Что? — не оборачиваясь, раздраженно спросил Снейп.

— Когда точно заканчивается мое ученичество?

Секунду он молчал.

— Десятого июня две тысячи шестого года.

— Мне бы хотелось, чтобы это было зафиксировано письменно.

На этот раз он все-таки повернулся.

— Какое прискорбное отсутствие доверия.

— Ты сам научил меня не доверять тебе.

— Да, — ответил Снейп. — Именно так.

Он призвал сперва перо, а затем договор — последний вылетел из гардероба, — и внизу пергамента нацарапал слова: «Дополнение: настоящий договор действителен до истечения трех лет».

— Нет, я хочу, чтобы была указана дата, — твердо сказала Гермиона, поджав губы.

Снейп подрисовал точке хвостик и продолжил: «до 10 июня 2006 года».

— Что-нибудь еще? — спросил он с фальшивой любезностью, когда они оба поставили свои подписи под новой строкой.

Зардевшись от успеха, Гермиона произнесла:

— Да. Меньше секса.

— Спокойной ночи, мисс Грейнджер.

* * *

В канун Рождества, проснувшись так рано, что Снейп еще не успел исчезнуть из комнат, Гермиона тихо наблюдала за тем, как он одевается, вручную застегивая огромное количество нелепых пуговиц на сюртуке почти в полной темноте.

— Если бы ты зажег пару свечей, было бы проще, — прокомментировала она.

Застигнутый врасплох, Снейп резко обернулся.

— Спи.

— Я уезжаю сегодня, — сказала она, не обратив внимания на его язвительный приказ.

— Вернешься в понедельник.

— Я знаю, — Гермиона помолчала, прежде чем с явным раздражением добавить: — Будет еще одно следящее заклинание? Чтобы ты был точно уверен, что твоя своенравная наложница не избежит когтей своего господина?

— Нет, — коротко ответил он и набросил робу.

— Я не знаю, что происходит, — сказала Гермиона, выбираясь из постели, — но мне бы хотелось, чтобы ты мне рассказал. Раньше ты мне больше нравился.

«О, Боже!»

«Ну… Это ведь правда».

Не поднимая головы, Снейп глянул сначала на Гермиону, а потом на пряжку, которую как раз застегивал.

— Счастливого Рождества, профессор, — добавила девушка и быстро, очень быстро обняла его.

Снейп был совершенно неподвижен. Когда Гермиона отстранилась, он пронзил ее взглядом, но так ничего и не сказал.

— Ну ладно, — вздохнула Гермиона. — Тогда до понедельника, — и отступила в ванную.

* * *

Через два часа, припрятав подарок для Пенелопы у нее в кабинете, а «пендель» для Снейпа — у него, Гермиона быстро шла к воротам Хогвартса, чтобы дизаппарировать. Шел снег, для Шотландии немного рано, но в самый раз для территории замка, на которую наложил чары прежний директор, любитель снежного Рождества.

Коттедж Гарри оказался предсказуемо пустым, поэтому Гермиона тут же отправилась в Нору, где и нашла его, а так же почти всех Уизли и дюжину гостей. Все увлеченно играли в квиддич. Гермиона поставила сумку на землю — в Оттери Сент Кэтчпоул снега еще не было — и помахала им.

— Все, стоп игре! — закричала Джинни, завидев подругу. — Гермиона здесь. Эй, ты! — добавила рыжая, когда Джордж воспользовался тем, что Джинни отвлеклась, и запустил в сестру бладжером.

— Пойдем в дом! — проорал Фред и подхватил Гермиону на свою метлу.

— Поставь меня на землю немедленно! — завопила Гермиона, схватившись за метлу и неодобрительно глянув на Фреда через плечо. — Я серьезно! Я сожгу твой подарок — аааааа!

Последний возглас был вызван тем, что Фред сделал «бочку». Но все-таки ему достало ума надежно удержать Гермиону от падения, обхватив ее за талию.

— Как дела со Снейпом? — спросил он с намеком.

— Изумительно. У нас с ним умопомрачительный секс четыре раза в неделю.

— Молодцом! — ответил рыжий со смехом, когда они приземлились. — Я всегда знал, что где-то внутри у тебя запрятано отличное чувство юмора.

— Мерлин тебя забери, Фред, она ненавидит сюрпризы, — сказал Рон, мягко толкая брата в плечо, пока Гарри помогал Гермионе спуститься с метлы. — Кто за сидром?

Среди игроков, которых Гермиона не узнала раньше, оказалась не только шестилетняя дочка Билла, Прюит, но много других: Ханна Эббот (подружка Рона), Луна Лавгуд (подружка Гарри) Ли Джордан (приятель Джинни), Анджелина Джонсон (подружка Фреда) и девушка из Германии, которую Джордж представил как свою невесту.

«Все по парам, — подумала Гермиона со вздохом, — кроме меня».

Выпив сидра и быстро обменявшись подарками, Гермиона присоединилась к их позднему завтраку и вертела в руках вилку, наблюдая за тем, как остальные с аппетитом уплетают еду. Рон перестал жевать, чтобы прошептать что-то на ухо Ханне, и та захихикала. Ли, видимо, ущипнул Джинни: та взвизгнула, поджала губы и глянула на Ли с неодобрением. Анджелина зачаровала еду, и та летела прямо Фреду в рот — Фреду это показалось ужасно забавным.

Гермиона упрекнула себя за то, что завидует. Было чудом, что вся семья Уизли с трудом, но спаслась от Волдеморта почти без потерь, если только не считать того, что Чарли потерял руку, а Фред, наоборот, приобрел щегольский шрам через правую щеку. Все они заслуживали своего счастья.

Гермиона на секунду задумалась, выразил бы недовольство Снейп, если бы она сошлась с кем-нибудь. «Насчет исключительных прав в договоре нет ни слова…»

«…но ведь и я не встретила никого, кто бы мне понравился».

Наверное, Рон был ей ближе всех, но давным-давно Гермиона поняла, что им лучше остаться друзьями: их различия послужат скорее поводом для раздражения.

Столько молодых людей, с которыми она встречалась, раздражали ее, и Гермиона подозревала, что это чувство взаимно.

«Просто прекрасно».

— Ну, мне пора, — сказала Гермиона, поднимаясь.

— Как? Уже? — спросил Гарри с полным ртом.

— Меня ждут родители, — ответила она, попытавшись улыбнуться.

Улыбка превратилась в широкую ухмылку, когда Гарри и Рон поднялись со своих мест и дружно обняли подругу.

— Счастливого Рождества, — сказали они, и Гермиона подумала, что, возможно, так и будет.

____________

Примечание:

Колкэннон (callcannon) — ирландское национальное блюдо из тушеного картофеля и капусты, часто ассоциируется с Хэллоуином. (Но нет причины для того, чтобы эльфы не подавали его в середине ноября.)

В понедельник утром, объевшаяся сладостями и пирожками до следующего Рождества Гермиона аппарировала в Хогвартс — и на три фута провалилась в снег. Ругая вздорного директора и вытряхивая снег из носков, она вытащила палочку и наложила заклинание: снег стал медленно подтаивать, образуя дорожку, так что теперь можно было почти без ущерба добраться до замка.

Пенелопа, как раз выходившая из Большого зала в тот миг, когда Гермиона закрывала массивные входные двери, стремглав подбежала к подруге и схватила ее за руку.

— Ты должна это послушать, — сказала она, заговорщически улыбаясь.

— Что?..

— Как «Чертовы сестрички» поют по-маггловски, конечно! Словами это не передать.

— Неужели так плохо? — спросила Гермиона, улыбаясь в ответ.

— Ты только послушай, — настаивала Пенелопа, увлекая Гермиону к лестнице.

Комнаты преподавателя чар находились рядом с башней Рейвенкло, поэтому крюк они заложили приличный. К тому моменту, как они все же дошли, Гермиона замерзла в промокшей одежде, и ей пришлось наложить чары, чтобы хоть немного согреться.

Но оно того стоило.

Она смеялась над “It Don't Mean a Thing (if it Ain't Got That Swing)” и не могла остановиться.

— Волынки! — выдохнула она наконец. — Ну чем они там думали?

Из оставшихся песен половина ее так же насмешила. Но несколько композиций получились совсем даже неплохими, а “All You Need is Love” вышла на удивление хорошо.

— Это отличный подарок, — сказала Пенелопа по истечении получаса, взмахнув палочкой и закрыв волшебную музыкальную шкатулку. — Спасибо. Извини, что не припасла ничего для тебя.

— Пусть это будет задержавшейся благодарностью за твою помощь в прошлом году, — ответила Гермиона и отправилась в подземелья со своими подарками.

Оставив свертки у себя в комнатах, она переместилась через камин к Снейпу и удивилась, увидев его там. Он сидел в кресле без книги или журнала, и создавалось впечатление, что он поджидал Гермиону.

— А разве тебе не надо сейчас быть в каком-нибудь загадочном месте? — спросила она.

— Нет, — ответил он, подняв бровь.

Гермиона открыла рот, чтобы ответить, но только чихнула.

— Сядь, — велел Снейп.

Сам же он поднялся и исчез в камине.

— Никуда ему не надо, конечно, — пробормотала Гермиона, чувствуя, что ее снова охватывает дрожь.

Но Снейп вернулся минутой позже с флаконом перечного зелья в руке, который он поднес к ее губам и держал так до тех пор, пока Гермиона не открыла рот и не выпила лекарство.

— Надеюсь, ты хорошо отметила праздник, — сказал он, и если эти слова не прозвучали совсем уж заботливо, они были ближе всего к его обычному тону.

— Да, — ответила она, совсем сбитая с толку. — А ты?

— А как ты думаешь? — спросил он с усмешкой.

— Думаю, что у тебя было совершенно жалкое Рождество, и это целиком и полностью твоя заслуга, мизантроп ты этакий.

— Моя дорогая леди Насмешница, — мягко ответил он, — от празднования мне пришлось много раз отвлекаться.

Гермиона моргнула. Это что, цитата из…

— Например, на проверку эссе, — добавил Снейп.

Если это был отвлекающий маневр, то он сработал.

— В самом деле, — сказала Гермиона, нахмурившись, — ты же знаешь, что я сама собиралась этим заняться, а студенты не вернутся до следующего понедельника. И вовсе не обязательно было…

— Я подумал, что мы сможем использовать время более… плодотворно. — Снейп дал этому туманному предложению повисеть в воздухе, прежде чем добавил: — Лаборатория ждет.

— Спасибо, профессор, — тихо ответила Гермиона и проследовала за Снейпом в камин, гадая, посещал ли его дух Рождества, пока сама Гермиона гостила у родителей.

Ведь не может быть, чтобы ее подарок так повлиял на него, даже если он и намекал, что все-таки прочитал книгу. Гермиона свято верила в силу книг, но это было бы просто смешно.

* * *

Он так и не рассказал, где провел месяц до Рождества. «Урок восемьдесят шестой: надоедливые вопросы ни к чему не приведут». Однако теперь эту привычку он оставил. Гермиона сама была удивлена, как рада была находиться в его компании. Только сейчас девушка поняла, какой одинокой она была, пусть и проводила больше времени с Пенелопой, заполняя эту пустоту.

Странно это: она больше времени проводила в одиночестве в Алхимической лаборатории Гельвеция и не ощущала своего одиночества. Но тогда она знала, что в любой момент может повидаться с родителями или с ребятами, стоит только захотеть. Возможно, разница была именно в этом.

И еще одно изменение, которое возвращало их к прежним отношениям: Снейп теперь интересовался ее изысканиями о зельях. Она предполагала, что это всегда было ему интересно, однако раньше он настойчиво отказывался показывать это, и теперь Гермиона не понимала, почему его отношение переменилось.

Но когда она снова принялась за улучшение вкуса зелий методом проб и ошибок, которое давным-давно забросила ради умения связывать чары, Гермиона поняла, что советы Снейпа были неоценимы.

Саркастичны, но неоценимы.

— Мисс Грейнджер, я очень сомневаюсь, что с помощью корицы вы получите требуемую реакцию. Разумеется, при условии, что в вас не проснулась скрытая любовь к взрывам, — сказал он в январе, склонившись над котлом с зельем для улучшения памяти.

— Может быть, вы все же передумаете, мисс Грейнджер? — резко сказал он в феврале, когда Гермиона уже почти опустила щепотку мяты в другое зелье. — Если только вы не вознамерились наградить нас обоих головной болью.

— В интересах того, чтобы пообедать в разумное время, могу я предложить экстракт апельсина, мисс Грейнджер? — сказал он в марте.

— Ты все время меня так называешь, — сказала она наконец, гадая, не кажется ли ей, что он привязался к ее фамилии и званию больше, чем раньше. — Ты спишь со мной почти два года. Так почему бы тебе не оставить уже формальности и не обращаться ко мне просто «Гермиона»?

— Может быть, потому, что мне этого не предлагали, — ответил Снейп, и уголок его рта немного поднялся кверху.

«Как будто раньше это его останавливало…»

— Разрешаю звать меня по имени, — сказала девушка и добавила с вызовом: — А мне будет дарована ответная милость?

— Да… Гермиона.

Может быть, из-за того, что он сразу согласился, чем озадачил девушку, а может быть, из-за того, как он произнес ее имя — Гермиона не была уверена, — однако она вдруг обнаружила, что совершенно не может сосредоточиться на зельях.

* * *

Это происходило так постепенно, исподволь, что сперва Гермиона ничего и не заметила. Но к Пасхе стало очевидно, что он регулярно пропускал выполнение своего долга. Если поначалу секс у них был по три раза в неделю только иногда, то потом это вошло в привычку.

Разумеется, Гермиона не собиралась жаловаться, но когда однажды он воспользовался своим правом по договору только два раза за всю неделю, она не смогла не сдержать вопроса об очевидном.

— Вдумавшись, мы найдем немало такого, что на первый взгляд кажется добродетелью, а в действительности пагубно, и наоборот: выглядит как порок, а на деле оборачивается благополучием и безопасностью, — уклончиво ответил он, и Гермиона сдалась, решив, что выспрашивать что-то — пустая трата времени.

Может быть, он думал, что она обнаружит, что ей не хватает его прикосновений, если он откажется от близости.

«А может быть, он просто дурак».

* * *

Первый день летних каникул закончился. Гермиона выучила прошлогодний урок на «отлично» и, подготовившись к долгому спору, выдала первый залп.

— Северус, я бы хотела наложить связывающие чары на зелья для больничного крыла.

— Очень хорошо.

— Все твои возражения должны уже… Прости, что ты сказал?

Он усмехнулся, явно наслаждаясь ее недоумением.

— Можешь начать прямо сейчас.

— Почему ты так легко соглашаешься? — с подозрением спросила она. — Что ты скрываешь?

— Ничего, — ответил он, и его усмешка превратилась в широкую улыбку чеширского кота. — Если б я знал, что вежливость возымеет такой эффект, давно бы начал вести себя прилично.

* * *

Следующим утром Гермиона была в лаборатории уже без четверти семь. Прежде всего она принялась чистить и устанавливать двадцать котлов из запасов Хогвартса — котлы студентов, оставленные на лето в школе.

— Готова ли ученица чародея приступить? — спросил Снейп, подняв палочку.

— Постой… Тебе лучше знать, что может произойти в случае … эээ… самой непредвиденной ситуации. Те пять котлов в углу — для зелья от головной боли, эти четыре — паста для лечения ожогов, а остальные — первые одиннадцать зелий по списку в алфавитном порядке. Ну, за исключением, пасты для лечения ожогов… Если все получится, у нас будут готовы составы с А по З и еще немного зелий на букву И… Ох, — добавила она, заламывая руки, — может быть, это не самая удачная идея: ведь столько всего много для начала…

— А доводить себя до истерики — это самое лучшее начало, — сказал он с сарказмом, чем немного успокоил Гермиону.

— Ладно, — сказала она, глубоко вздохнув. — Ну, ладно. Coagmento!

Она наложила связку чар на зелье от головной боли, а затем на один из котлов с пастой от ожогов, сделала перерыв и съела шоколаду. И в том же духе продолжила с остальными котлами: накладывала чары и отдыхала, и снова накладывала чары.

Спустя час, когда она в изнеможении упала на стул, Снейп установил вокруг них защитное заклинание и в тишине наблюдал за зачарованными инструментами и за работой. Гермиона была рада, что он с ней, потому что… просто не могла … держать глаза… открытыми…

Кажется, в следующий же миг он потряс ее за плечо.

— Так-так, — сказал он. — Спим на работе?

— Ммммм… Тебе обязательно нужно отметить это в отчете о моем учени-и-ичестве, — сказала Гермиона, зевая. — Который час?

— Девять, — ответил он, и она, вскрикнув, подпрыгнула на стуле.

— О, нет! Нужно же помешивать!

— Я об этом позаботился.

— И? — нетерпеливо спросила она.

— И, — сказал он, делая небольшую паузу, — грубо говоря, через два часа у тебя будет, очевидно, успешно завершено приготовление четверти всего списка зелий для больничного крыла.

С радостным криком она подбежала к котлу с пастой от ожогов.

«Замечательно».

Зелье от головной боли.

«Замечательно».

«Все — замечательно».

— Ох, — восхищенно сказала она, — это самый счастливый день в моей жизни.

Он насмешливо поднял бровь.

— Да ладно.

— Ну хорошо, хорошо. Самый счастливый после падения Волдеморта. Я сыграла там такую маленькую роль, а здесь заслуга полностью моя. Ну, не совсем моя, конечно…

— Полностью твоя, Гермиона, — сказал он.

____________

Примечания:

1. «Моя дорогая леди Насмешница» (My dear Lady Disdain) — цитата из «Много шума из ничего». Почитываем Шекспира в перерывах между проверкой эссе, а, профессор?

2. «Вдумавшись, мы найдем немало такого, что на первый взгляд кажется добродетелью». Цитата из «Государя» Макиавелли.

Массовое изготовление зелий было действительно большим достижением. Опытному мастеру зелий понадобилось бы больше двух недель, чтобы приготовить вручную то, с чем чары Гермионы управились за два часа. Если бы можно было использовать больше котлов, она смогла бы сварить все зелья по списку в тот же день. Но поскольку некоторым зельям нужно было простоять ночь, чтобы загустеть, слоняться по лаборатории не было смысла. И поэтому они отправились в комнаты Северуса — да, было, в самом деле, странно называть его как-то иначе, чем «Снейп», но Гермиона не собиралась позволять ему называть себя по имени, не пользуясь его именем в ответ.

— И что мы теперь будем делать все оставшееся лето? — спросил он. — У меня никогда не было столько свободного времени.

Слова прозвучали саркастично, но Гермиона знала, что это правда.

— Тебе решать, — с легкостью ответила она, стараясь не допустить ни малейшего оттенка жалости в голосе. — Ты же мастер зелий.

— Думаю, моей ученице нужно научиться варить Волчьелычье зелье, — усмехнулся Снейп, без сомнения, подумав о том оборотне, которого знал лично.

— Нет-нет, мы почти два года занимались только моими проектами. Ты тоже должен что-то получить от нашей совместной работы.

— Я и получаю, — сказал он с полуулыбкой.

— И ты знаешь, как я к этому отношусь, — парировала Гермиона. — Поэтому пусть это будет символом благодарности за то, что в последнее время ты так мало пользуешься моим положением.

* * *

В пятницу вечером самое быстрое завершение пополнения запасов больничного крыла они отмечали пикником у озера — по неожиданному предложению Северуса.

— Нас может увидеть Минерва, — заметила Гермиона, — а ты же знаешь, что тебе этого не хочется.

— Едва ли я вижу в этом какую-то проблему… Если только ты вдруг не станешь приставать ко мне с глупостями.

Через полчаса, наполненных недовольным фырканьем, они устроились в теньке и уплетали пирожки с мясом, которыми их снабдил Добби (подмигнув при этом).

— Ты уже решил, что будем делать все оставшееся лето? — спросила Гермиона, когда последняя крошка была съедена.

— Нет, — проворчал Снейп, педантично подворачивая рукава рубашки в подтверждение необычайно жаркого лета.

Гермиона прислонилась спиной к удобному стволу дерева и неодобрительно посмотрела на Северуса.

— Тогда поторопись! Не стоит терять драгоценное время.

— Да, профессор.

— Разве нет совсем ничего, над чем тебе бы хотелось поработать? — его непокорность застигла ее врасплох. — Ты как-то говорил, что тебе понадобились несколько лет, чтобы завершить работу над Укрепляющим эликсиром, а все потому, что у тебя было мало свободного времени. Разве тебя не расстраивает то, что ты всю жизнь мечешься, как белка в колесе, изредка прерываясь на исследования?

В его ответе была отчетливо слышна болезненная горечь:

— Думаю, просто глупо позволять себе подобные удовольствия и приобретать к ним вкус со временем.

— Да? Тогда почему ты втянул меня в этот трехлетний договор, если ты так не любишь временные удовольствия? — более презрительно Гермиона, наверное, и не смогла бы ответить; впрочем, она была этому только рада.

— Возможно, это тоже было… глупо.

— Ха! Он признал это! Первый шаг к тому, чтобы поступить наконец правильно и освободить меня от контракта. Ты знаешь, я не собираюсь…

— Гермиона, — резко ответил он.

Но от того, чтобы все-таки закончить предложение, Гермиону удержали, скорее, его глаза, чем голос.

* * *

— Ты знаешь, а ведь столько свободного времени у тебя может быть каждое лето, Северус.

Он что-то пробормотал, уткнувшись в книгу по зельеварению, глубже устраиваясь в кресле.

— Что, прости?

— Я сказал, что мои неисчислимые таланты не распространяются на связывание чар.

— Пенелопа могла бы поучить тебя…

— Нет, — выплюнул он.

— Ну, тогда, может быть, я…

— Нет, — повторил он, но уже менее яростно. — Я вовсе… не склонен к этому.

— Полный профан в чарах, хочешь сказать? — поддразнила его Гермиона.

— Серьезно? Может быть, проверим эту теорию на дуэли? Или то, что я столько времени находился подле Волдеморта, ничего не стоит?

— Конечно, у тебя хорошо получаются оборонительные чары и проклятия, — сказала Гермиона успокаивающе, похлопав Северуса по руке и получив в ответ неодобрительный взгляд. — Но в них главное — сила и цель, а большинство других чар требуют более точных движений. Как насчет того, чтобы немного попрактиковаться?

Он поднес свою внушительных размеров книгу к глазам, — то ли для того, чтобы дать Гермионе недвусмысленный ответ, то ли для того, чтобы отгородиться от полного надежды взгляда своей ученицы, — Гермиона не могла сказать.

— Ну ладно тебе, дай мне помочь…

— Нет-нет-нет, — ответил он приглушенно.

* * *

— Нет-нет-нет! На втором слоге заклинания нужно взмахнуть палочкой под углом в сорок пять градусов. Но это была отличная попытка, Северус.

— Мерлинова борода! Женщина, не надо меня опекать! — заорал он. После часа занятий чарами он был в таком же плохом настроении, как во времена Темного Лорда. — Disseco!

На этот раз нож взлетел со стола и накинулся на корни, принимаясь рубить их вместо того, чтобы нарезать узкими ломтиками.

— Черт побери!

— Ну, это было не очень плохо, правда, просто ты вложил в заклинание слишком много силы. Давай, я покажу еще раз…

Северус обернулся к ней — на его лице было совершенно дикое выражение.

— Я не знаю, как ты втянула меня в это, ты, деспотичная хабалка, но если ты еще хоть слово скажешь, я за свои действия не отвечаю!

Гермиона уставилась на него с открытым ртом, а затем развернулась на каблуках и выбежала из комнаты.

«Я не дам этому лжецу, этому лицемеру возможности увидеть, как я плачу».

Она услышала еще одно ругательство и приглушенный взрыв, прежде чем дверь, ведущая в ее комнаты, захлопнулась за ее спиной.

* * *

— Пожалуйста, впусти меня.

Его голос был отчетливо слышен через дверь, хотя он больше и не кричал.

— Зачем? — спросила она язвительно. Девушка вышагивала по другую сторону двери уже полчаса. — Вдруг понял, что тебе понадобилась деспотичная хабалка?

— Гермиона…

— Держу пари, у тебя прекрасно получаются отпирающие чары, так чего же ты ждешь?

— Мне бы хотелось получить твое разрешение.

— Да что ты? Как бы мне хотелось, чтобы ты был таким скрупулезным два года назад.

— Гермиона…

— Уходи!

Пауза, которая последовала за этими словами, была такой длинной, что Гермиона уже решила, что Снейп и правда ушел.

Но его голос снова прорвался через преграду:

— То, что я сказал, было… грубо… и неприемлемо. Твои уроки напомнили мне о кое-каких неприятных событиях, и было… — еще одна, особенно длинная пауза, — неверно… с моей стороны срываться на тебе.

Это было неожиданно, но Гермиона была все еще слишком уязвлена, чтобы смягчиться.

— Ты меня слышишь? — спросил он. — Проклятье! Открой дверь!

— Ты и правда думаешь, что можешь получить все, чего бы тебе ни захотелось, — парировала она, снова задетая его словами. — Меня так тошнит от твоих слов, что я сейчас закричу.

Послышался глухой стук, как будто по двери ударили чем-то тяжелым, гораздо тяжелее кулака. Неужели лбом?

— Гермиона, — сказал он наконец. — Я…

После многозначительной паузы Гермиона начала с новой силой:

— Что — ты? Ты — мелочный придурок? Беспечный подонок? Сальноволосый ублюдок?

— Прости меня, — натянуто сказал он, и Гермиона услышала, как его удаляющиеся шаги эхом отражаются от стен коридора.

«Ох».

Некоторое время она раздумывала, а не удариться ли и ей головой о дверь. Но потом широким шагом направилась в свою спальню и переместилась через камин в комнаты Снейпа как раз в тот момент, когда Северус входил.

— Я принимаю твои извинения, — сказала она и протянула ему руку, — но только при условии, что ты примешь мои — за то, что обзывала тебя такими же гадкими словами.

— Я слыхал и похуже, — ответил он.

* * *

Он уговорил ее отправиться в ванную вместе — «просто полежим, ничего больше». Как только Гермиона погрузилась в горячую воду, а напряжение и обида стали потихоньку отступать, ей пришлось признать, что идея эта была вовсе не плоха. Северус сдержал слово и не распускал руки. В тишине они с Гермионой расположились в длинной ванне лицом друг к другу.

— Неплохо бы немного подогреть воду, — проворчал он через четверть часа.

Гермиона открыла глаза и со вздохом сказала:

— Мне наложить чары?

Пару секунд он смотрел на нее, сузив глаза, как будто ожидая — чего? Уничижительного замечания по поводу его умений? Ничего, однако, не последовало, и, покачав головой, он наклонился над бортиком ванны, чтобы поднять с пола палочку. Наблюдая, как Северус накладывает заклинание, Гермиона подавила желание сказать: «Очень хорошо», — однако с любопытством справиться было не так-то легко.

— Что за неприятные воспоминания я у тебя вызвала? Можешь не говорить, — быстро добавила она, когда Северус поджал губы.

— Конечно, могу, — грубовато ответил он.

— Но ты скажешь, — с улыбкой сказала Гермиона, увидев за его ответом согласие.

Он прикрыл глаза и скользнул глубже в воду.

— Занятия чарами меня исключительно… разочаровывали, — сказал он после минутного молчания, и Гермионе достало здравого смысла не вставлять никаких замечаний, когда он снова ненадолго замолчал.

— Блэку и Поттеру предмет давался хорошо, и они довольно часто — и публично при этом — напоминали о том, у меня дело с чарами обстояло совсем наоборот. То, что я был способным в проклятиях, для них имело мало значения, потому что они всегда превосходили числом.

— Нельзя все уметь одинаково хорошо, — мягко сказала Гермиона, вспоминая урок, который стал для нее горькой пилюлей. — Мне Трелони сказала, что мое внутреннее око совершенно безнадежно.

Он фыркнул.

— В любом случае, я знаю, что у тебя получится, — продолжала она. — Обычные заклинания не так уж сильно отличаются от дуэльных чар. Можно мне снова потренировать тебя? Я… Я постараюсь быть менее властной.

— Вот еще! — резко ответил он. — Тебя можно выносить и такой, какая ты есть.

— Мне Минерва сказала. Ну, что я властная, я имею в виду.

— Пусть на себя посмотрит.

Гермиона беззаботно рассмеялась.

— И почему мне раньше это не приходило в голову?

* * *

Они вернулись к занятиям в понедельник и начали с нагрузок поменьше. Гермиона не знала, почему была настроена так решительно. Возможно, дело было в том, что она хоть в чем-то была лучше Северуса — и маскировала свое детское превосходство альтруизмом. Однако ей действительно нравилась идея научить его массовому изготовлению зелий, чтобы, когда она уйдет, ему не пришлось бы все лето напролет заниматься дурацкой работой. Гермиону приводили в уныние мысли о том, как он изо дня в день вручную готовит простейшие зелья.

И она понимала, почему Северус предпочел проглотить гордость и опыт: за коротким периодом неудач ему виделось долгое время приобретений.

Она была права относительно того, как он произносил заклинания: как только он начал держать себя в руках, уже через неделю у него стали получаться ключевые заклинания для зельеварения.

— Почему в школе не было так просто? — пробормотал он, наблюдая, как из фиала в котел вылились три капли экстракта эхинацеи.

— Наверное, все дело в том, что я прекрасный учитель.

Северус презрительно фыркнул.

— А может быть, сказались тридцать лет практики.

— Хмпфф… Неблагодарный.

— Никто никогда не ценит своих учителей, — сказал он, подняв бровь и палочку.

* * *

После этого они перешли к связыванию чар, несмотря на символическое ворчание Северуса.

Для Гермионы же это был урок об использовании магической силы.

— Ну ладно, — сказала она первым утром, завершив объяснять теорию. — Почему бы тебе не начать с трех заклинаний?

Когда он произнес нараспев «Conficio», чтобы завершить связку заклинаний, ему не нужно было перевести дух, присесть — ему не нужно было даже откусить шоколада.

— О, — ошарашенно воскликнула она. — Это очень… Ну…

— Думаю, слово, которое ты ищешь и не находишь, — с усмешкой, черт его дери, — «впечатляюще».

— Десять баллов со Слизерина за реплику без очереди, — мрачно ответила Гермиона.

— Моя дорогая леди Насмешница, — парировал он, склонившись в ироничном поклоне, — теперь мы квиты. Вы только что продемонстрировали, что способный ученик вам тоже не по нраву.

— Квиты? Ах ты, зараза! Ты оскорблял меня семь лет подряд, и едва ли теперь мы квиты.

— Продолжим работать или продолжим спорить?

— Ну хорошо. Посмотрим, как у тебя получится связать десять заклинаний.

И у него получилось. До стула он дошел, шатаясь, но у него получилось.

— Чтобы научиться связывать десять чар, мне понадобилось полторы недели, — тихо сказала Гермиона. Ее уже изрядно потрепанное самодовольство теперь было стерто в порошок.

— Наверное… мне… не следовало… этого… делать, — выдохнул он. Его кожа стала бледно-серой.

— О нет, — закричала Гермиона и подбежала к нему, отвлекаясь от своих комплексов. — Ты выглядишь ужасно. Тебя надо отвести в больничное крыло, пойдем…

— Нет, — ответил он, прикрывая глаза. — Со мной… все в порядке.

— Прости меня! Это я во всем виновата. Я и не думала, что у тебя получится — и теперь ты пострадал.

— Гермиона, — сухо проронил он, приоткрыв один глаз. — Вспомни, пожалуйста… Я воевал… в двух войнах.

— Да. Прости.

— Дурочка, — сказал он. Слово это хоть и было сказано сдавленным тоном, однако прозвучало ласково.

Гермиона наколдовала еще один стул и сидела рядом с Северусом до тех пор, пока он не почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы отправиться к себе в комнаты, где Гермиона и уговорила его прилечь.

— Останусь-ка я с тобой, — и, когда он возразил, добавила: — Так тебе будет сподручней меня отчитывать.

— Как бы ни любил я возлагать вину на других, — ответил он, позволяя Гермионе обложить себя подушками, — в этом случае я отлично знал, что захожу слишком далеко.

Гермиона вздохнула; к ней возвращалось неверие в собственные силы.

— И все-таки у тебя получилось, а у меня долго не выходило связывать так много заклинаний. А я, вроде бы, лучше тебя в чарах.

— Наложение отдельных заклинаний требует отличного контроля, который у тебя, безусловно, есть и который для меня всегда был слишком труден — движения совершенно иные. Не такие, какие необходимы для зельеварения. Но основное требование для связывания чар, если я правильно понимаю, это…

— Сила, — сказала Гермиона. — Грубая сила.

— И да, и нет, — ответил он, повернувшись к девушке, чтобы уколоть взглядом. — Тебе нужно привыкнуть отдавать силу в больших количествах. То, что у меня изначально получается связывать много заклинаний сразу, ничего не говорит о твоих способностях. Это говорит о том, что один из нас был упивающимся, а другая — нет.

— Ты намекаешь… Это значит, что связывание чар близко к черной магии?

Он закатил глаза.

— Я намекаю на то, что у упивающегося было гораздо больше возможностей проверить себя на прочность, — он потянул за пружинку ее волос, — чем у раздражающей студентки, для которой в расписании Хогвартса не было совершенно ничего невозможного, никакого вызова ее способностям.

Это было просто чудо. Он заставил ее чувствовать себя…

Лучше.

«И он в последнее время постоянно этим занимается, так ведь?»

Гермиона отбросила необъяснимую мысль и скорчила ему рожицу.

— Забавно, но ты всегда казался мне настоящим вызовом.

— Хммм. — Северус притянул Гермиону на кровать и положил голову девушки себе на грудь, прижавшись к ее макушке подбородком. — Тебе и в самом деле стоит придумать, как отблагодарить меня за то, что твое образование вовсе не было пустой тратой времени.

* * *

К середине лета они занимались сексом уже не чаще одного раза в неделю. Гермиона гадала, не начал ли Северус уставать от нее. Или то, что она почти в течение двух лет ругала его, наконец возымело действие?

«…или все это — какой-то хитрый план, о котором ты ничего не знаешь».

Своим правом в последнюю субботу июля он и в самом деле воспользовался хитро.

— Не хочешь вина? — спросил он, и на этот раз в вино было действительно что-то добавлено, в отличие от того, первого бокала, столько месяцев назад. Большой глоток, который сделала Гермиона, заставил каждое ее нервное окончание петь, а дыхание сбиться только оттого, что Северус провел одним пальцем по ее груди.

— Что это было? Ты… ты…

— Ничего опасного, — наклонился, чтобы провести языком по основанию челюсти Гермионы, и фыркнул от удовольствия, когда ее бедра дернулись вверх, как будто повинуясь невидимой нити.

— Да как ты смеешь давать мне возбуждающее зелье!— закричала она, ненавидя себя за желание, возникшее против ее воли.

— Я оскорблен тем, что ты считаешь, будто я опущусь до подобных мер, Гермиона, — медленно продвигая руку к тому месту, которого, как отчаянно надеялась Гермиона, он коснется — нет, не коснется — все-таки коснулся. — Это просто усилитель ощущений.

Последовала короткая пауза, во время которой Северус сосредоточился на том, что делал, а Гермиона — на том, чтобы не застонать.

— Конечно, — сказал он вдруг, — если тебе не нравится эффект, я могу… прекратить.

Он поднял бровь. Гермиона сердито посмотрела в ответ, не доверяя языку отпустить колкий комментарий.

— Ну так как? Остановиться? — спросил он, не прекращая ее ласкать, но теперь касаясь ее кожи только кончиками пальцев.

— Нет, — ответила она немного сердито. — Ты это хотел, — «Ох, да, здесь», — у-услышать?

— Да, — просто ответил он и отпил глоток вина.

Когда он вошел в нее, они оба задохнулись. Его жаркий рот исследовал ее шею. От прикосновений его пальцев по ее животу побежали мурашки. Он поднял ее руки себе на плечи, а она была слишком поглощена неожиданными ощущениями, вызванными прикосновениями к нему, чтобы вспомнить, что никогда не прикасается к нему во время секса.

— Тебе можно получать от этого удовольствие, — пробормотал он, когда она снова отвернулась, скривившись и зажмурив глаза.

— Я камень, — прошептала она, скорее себе, чем ему. «Только не стони, только не стони…»

— О прекрасный мрамор, когда б я мог услышать твой укор и радостно воскликнуть: Гермиона! — ответил он, пробравшись рукой между их телами, вызывая униженный стон. — А все-таки она, клянусь вам, дышит. Вы надо мною можете смеяться, но я хочу ее поцеловать.

Едва он произнес эти слова, как глаза Гермионы распахнулись — неужели он и правда?… Но он прижался губами не к ее губам, а к чувствительному месту на шее рядом с основанием челюсти.

— О, теплая, — прошептал он ей на ухо, но она не была теплой, она вся кипела, горела, и, разумеется, зелье совершенно поработило ее разум, потому что она подняла бедра ему навстречу.

И больше Гермиона не могла думать.

— Пусть это волшебство, — выдохнул он, пока ее чувства возвращались в норму. — Ему я верю, как самой природе.

— Это было совершенно противоестественно, — сказала она, вырываясь из его объятий. — Не знаю, что уж ты пытаешься доказать, но это ничего не подтверждает.

Он выглядел невозмутимо. Уголок его рта пополз вверх — самодовольно или нет, Гермиона не смогла определить.

— Припоминаю, что это зелье мы все-таки разбирали на твоем седьмом курсе. Не говори, что забыла его свойства.

Она открыла рот, чтобы дать ему отпор, но внезапно поняла, что он имел в виду, и резко захлопнула его, чувствуя себя униженной и сердитой.

— И?

— Как следует из названия, это зелье усиливает ощущения, но не может их создать, — пробормотала она.

Ее память все еще хранила все определения из учебников.

— Хммм, — уклончиво ответил он, закладывая руки за голову.

— Северус Снейп, ты конченый ублюдок! Неужели ты правда думаешь, что это что-то меняет? Неужели ты не видишь злой иронии? Ты принуждаешь меня признать, что заставляешь мое тело отвечать на то, что ты же и заставил меня делать.

— Я никогда не принуждал…

— Принуждал, — разозлилась она. — Неужели тебе действительно совсем неважно то, что я чувствую?

Он с шумом втянул воздух. Последовала короткая пауза.

— Моя дорогая леди Насмешница, — сказал он наконец, взяв ее за подбородок, — я всегда старался доставить тебе удовольствие. Ты не можешь, положа руку на сердце, сказать, что тебе это было неприятно.

— Ты прав, — ответила она сурово, — но ничего, кроме острого негодования по этому поводу, я не чувствую.

Ей показалось, что на его бледном лице на мгновение появилось выражение раскаяния, но исчезло так быстро, что Гермиона не была уверена, не привиделось ли ей.

____________

Примечания:

«О прекрасный мрамор, когда б я мог услышать твой укор и радостно воскликнуть: Гермиона!» — Снейп цитирует отрывок из «Зимней сказки» Шекспира. Гермиона там — тезка мисс Грейнджер — королева, которую муж несправедливо обвиняет в измене. Ее сторонники подделали ее смерть. Позже, когда король понял свою ошибку и раскаялся в своих деяниях, ему представили «статую» его жены — которая неожиданно вернулась к жизни. (Отрывок дан в переводе В. Левика — прим. перев.)

К концу июля Северус связывал воедино уже больше шестидесяти заклинаний. У него получилось это сделать в два раза быстрее, чем у Гермионы, и она поняла, что в душе не может простить его за то, что он обставил ее. Разумеется, то, что Северус почти приблизился к своему потолку, немного утешало.

— Думаю, — прохрипел он первого августа, откинувшись на спинку стула, — что мне следует удовлетвориться шестьюдесятью четырьмя… Что тебя так насмешило?

— Я связываю шестьдесят семь, — самодовольно ответила она, оперевшись о лабораторный стол.

Он ничего не сказал, однако выражение его лица говорило само за себя.

— Ну, и что теперь? — спросила Гермиона, когда его дыхание пришло в норму. — Впереди еще целый месяц каникул, а у меня нет настроения прямо сейчас возвращаться к созданию связок чар для зелий.

— Не самое захватывающее занятие? — спросил он нарочито медленно.

— Мне нравится. И все-таки это довольно утомительно психически.

— А как насчет занятия, утомительного физически?

Гермиона сузила глаза и нахмурилась, мыслями вернувшись к последнему разу, когда Снейп осуществил свое право по договору.

— Если ты считаешь, что остаток лета я проведу с тобой в постели…

— Вот так так! Ну и грязные у тебя мыслишки! — сказал он, подняв бровь. — Я всего лишь имел в виду сбор компонентов для зелий.

* * *

Естественно, Гермиона согласилась. В основном, потому, что Северус сказал, что большинство ингредиентов, которые он обычно покупает, можно получить даром, если есть время слоняться по Запретному лесу. Это звучало любопытно, а, кроме того, было еще и потенциально полезно для того, чем Гермиона наметила заняться после окончания ученичества.

Поэтому на следующий день, после завтрака, они взяли ланч, который Гермиона уменьшила так, чтобы он помещался в кармане, и отправились в туманное утро с корзинкой в каждой руке.

Северус вытащил из робы два флакона и один протянул Гермионе.

— Защитный эликсир, — объяснил он. — И прежде чем ты начнешь жаловаться на неприятный побочный эффект, позволь заметить, что это не тот же самый эликсир, который использовали в Битве за Хогсмид. Сыпи не будет.

— Тогда почему…

— Этот не такой сильнодействующий, вот почему. Он только и защищает что от колючек и укусов насекомых.

«Хммм… Интересно, получится ли паковать его в жестяные флаконы? Если да, тогда я смогу продавать это зелье как репеллент».

Гермиона быстро выпила эликсир и скривилась от кислого вкуса, разлившегося во рту.

— Гарри и Рон говорили, что у них сыпь две недели не сходила, — прокомментировала она, рассматривая руку, когда они вошли в лес. — Я бы и не знала об этом: ведь я эту штуку не глотала, — добавила она с горечью.

— У тебя было важное задание. Кто-то должен был следить за запасами для больничного крыла, а я не мог этим заниматься.

Гермиона нахмурилась:

— Но я хотела сражаться! Хотела встать плечом к плечу рядом с Гарри. После того, как меня семь лет называли грязнокровкой — а ведь я знала, что именно из-за философии Волдеморта и было распространено это оскорбление, — разве не готова я была сражаться?!

— Без сомнения, — ответил он, и мягкость в его голосе могла быть и нежностью, и угрозой, но скорее все-таки угрозой.— А желала ли ты убивать? Была ли готова к всплеску адреналина при виде врагов, падающих к твоим ногам?

Он резко остановился и схватил ее за подбородок, чтобы лучше видеть пораженное выражение ее лица.

— Будь благодарна за то, что тебя не заставили лицом к лицу встретиться с твоими самыми страшными кошмарами на этом проклятом поле боя.

— Я вовсе не это имела в виду, — прошептала она. — Я не хотела убивать, я хотела только сделать все возможное, чтобы Волдеморт не выиграл.

Северус отпустил ее.

— Ты сделала все возможное, Гермиона.

Повисла короткая пауза.

— А сейчас ты поможешь мне найти белладонну.

И пока они аккуратно пробирались через заросли куманики, Гермиона вспомнила все случаи, когда он читал ей лекции и решила, что эта была самой славной.

* * *

Между уже готовым ингредиентом для зелий в бутылочке и свежим ингредиентом, который еще необходимо снять с куста, существует огромная разница. К тому же надо знать, где искать этот куст. За оставшиеся дни шедших на убыль летних каникул Северус научил Гермиону находить дикий чеснок, собирать крылатку, не повреждая при этом крошечных плодов, рассказал, почему лабазник порос быльем (и в прямом и в переносном смыслах) и почему льнянку можно собирать только при свете полной луны.

— Неужели знать это действительно необходимо? — проворчала Гермиона. После часа разглядывания неопределенного вида растений в полутьме сумерек Запретного леса ее глаза начали слезиться.

— Ни один мой ученик не достигнет уровня мастера, если не станет свидетелем этого прелюбопытнейшего магического явления.

— А у тебя были и другие ученики? — спросила Гермиона, удивляясь, как это она не спросила об этом раньше.

— Строго говоря, нет.

— Почему?

— Не выношу дураков.

— За двадцать лет преподавания ты просто не мог не встретить кого-то, кто не был бы болваном — не считая меня, разумеется, — добавила Гермиона, дерзко ухмыльнувшись.

— Увы, — сухо ответил он, — только дурак захочет стать моим учеником.

— Туше.

Какое-то время они сидели молча, не сводя глаз с льнянки, блеклая темно-зеленая тень служила им отличной маскировкой.

— А знаешь, ты ведь был прав, — сказала Гермиона наконец. — Ты даешь мне просто прекрасное образование, и я очень тебе благодарна, даже несмотря на то, что ты вынудил меня делить с тобой постель. За это я никогда не смогу тебя простить.

— Никогда? — спросил Северус, переведя взгляд с поросли льнянки на Гермиону.

— Но как?

— Вот в чем вопрос! — ответил Северус, и Гермиона задумалась на секунду, хотел ли он что-то сказать этими словами, прежде чем он продолжил: — Что благороднее: сносить ли гром и стрелы мастера зельеваренья или…

Гермиона рассмеялась, услышав монолог Гамлета в редакции Северуса.

— Тебе понравилась книга?

Она впервые в разговоре с ним упомянула свой не-подарок, сделанный почти восемь месяцев назад. Гермиона не знала, почему не спрашивала его об этом раньше. Просто это было… как будто… неправильно… То, что она купила ему подарок. Своему угнетателю. Гермиона даже и предположить не могла, что стоит ей преподнести Снейпу подарок, как с ним станет проще общаться — даже проще, чем до того, как он открыл свои истинные намерения относительно нее.

Но разве это имеет значение? То, что он сделал, было уже достойно порицания.

Если она и испытывала облегчение оттого, что в последние две недели он не склонял ее к близости, то не собиралась доверять ему из-за этого. Он никогда не делал ничего просто так, не ради выгоды. Эта мысль расстроила ее, хотя Гермиона и не смогла бы сказать почему.

— Понравилась, — тихо ответил он после продолжительной паузы. Его лицо было едва различимо в темноте, скрывавшей все остальное. — Спасибо.

Непонятно по какой причине проглотив язык, Гермиона снова повернулась к льнянке и мрачно уставилась на поляну, потирая колени. Тело затекло из-за того, что она все это время сидела скрестив ноги. Какой смысл было приходить сюда задолго до полуночи?

Северус как будто прочел ее мысли — хотя было очевидно, что он этого не делал, потому что не смотрел ей в глаза — и сказал:

— Полагаю, что потом ты со мной согласишься: зрелище стоит того, чтобы подождать. Невозможно описать, что произойдет, когда первый луч луны проберется сквозь кроны деревьев. Ожидание тут обязательно.

— Льнянка обладает волшебными свойствами, только пока ее касается свет луны?

— Нет. Эффект держится еще пару минут — и после, если успеешь собрать ее в нужный момент.

— То есть надо просто выбрать правильный момент, — подытожила Гермиона, слегка передвинувшись, чтобы вытянуть ноги.

— Да, — ответил Северус, глаза его были полузакрыты. И снова у Гермионы было странное чувство, что они говорят не об одном и том же.

Гермиона уже открыла рот, чтобы спросить, что он на самом деле хочет этим сказать, но это был дурацкий вопрос, и вместо этого она сосредоточилась на льнянке.

Кажется, лужайка стала не такой зеленой…

— Эээ… Северус?

— Начинается, — сказал он, быстро поднимаясь и подавая руку Гермионе. — Приготовься. Сейчас ты будешь сражена наповал.

Он вовсе не был нарочито поэтичным. В течение тридцати секунд цвет растений изменился и из зеленого стал серебряным, и листья засверкали, как маленькие звезды. Поляна осветилась так ярко, что Гермионе пришлось несколько раз моргнуть, чтобы глаза привыкли к свету.

— Это… это прекрасно, — сказала она, затаив дух. Девушка стояла и, не отводя взгляд, смотрела на это чудо, пока вдруг не вспомнила, что они пришли сюда по делу. — Ой, нет, я же только время теряю…

— В моих запасах столько льнянки, что мне лет на пять хватит, — ответил Северус, удерживая ее за руку. — Я просто хотел, чтобы ты это увидела.

— Ох, — тихо сказала Гермиона. — А как насчет того, что надо использовать каждую подворачивающуюся возможность?

От таинственного света бледная кожа Снейпа разрумянилась.

— Есть много способов воспользоваться подвернувшейся возможностью… Например, в образовательных целях.

Наблюдая за тем, как растения снова гаснут во мраке, Гермиона с подозрением гадала: «Чему он пытается научить меня?»

* * *

— Благодаря нашей экспедиции тебе придется запастись всего несколькими ингредиентами, — сказала Гермиона Северусу за день до возвращения студентов в Хогвартс перед началом нового учебного года. — Я схожу в Хогсмид сама, если ты предпочитаешь хандрить в замке.

— Нет, — угрюмо ответил он. — Ни к чему страдать в одиночку. Во всяком случае, так мне говорили.

Гермиона сдержала усмешку, подумав, что в одном только предложении он обобщил всю свою учительскую философию.

— Все понятно: ты и мне намерен испортить настроение?

Он уничижительно посмотрел на нее и поднялся из кресла, чтобы принести мантию. Когда они вышли из замка, Северус протянул девушке руку, и этот жест поставил Гермиону в тупик. С одной стороны, ей не следовало принимать от него какие бы то ни было проявления учтивости. С другой стороны, Гермионе хотелось развеселить Северуса. (И, возвращаясь к первой стороне: следует ли ей хотеть развеселить его?)

«Ой, да ладно, это всего лишь рука!»

Взяв его под локоть, Гермиона мысленно представила себе календарь и подсчитала, что до конца ее ученичества остается около сорока недель — и до истечения договора тоже, если только обойдется без слизеринских уловок, то есть… «Если… он не попытается удержать меня и вынудить заключить новую сделку — в обмен на рекомендации».

При этой мысли Гермиона почувствовала угрызения совести. Северус был таким ужасно… милым, по-другому не скажешь, и такое поведение расчетливого человека, каким является Снейп, выглядит довольно настораживающе. Например, почему, черт побери, он не спал с ней уже целый месяц? Может быть, она необдуманно дает заманить себя в ловушку?

Гермиона потрясла головой, чтобы отогнать эту раздражающую мысль. Сорок недель. Сорок недель.

Этого времени должно хватить на то, чтобы подобрать связки чар и чтобы закончить исследования, направленные на улучшение вкуса большинства зелий, которые она может выпустить на маггловский рынок. Изучать маггловские фармацевтические законы, находясь в Хогвартсе, было довольно затруднительно, но, конечно же, есть книги… Может быть, «Диковины и разные разности» сделают специальный заказ, а может быть, и родители не будут возражать, если…

— Мне бы очень хотелось отложить начало учебного года на как можно больший срок, однако не вижу, как нежелание заходит в магазин может этому поспособствовать, — сказал Северус, и Гермиона вдруг поняла, что они стоят перед магазином «Припасы для зелий А.Р. Джиггера», и Северус держит дверь открытой.

— Извини. Ворон считаю.

— Да ну? — язвительно ответил он и вслед за Гермионой переступил через порог.

Пожилая продавщица при звуке голосов высунула голову из-за рабочего стола и, весело махнув посетителям рукой, направилась им навстречу. Она была совершенно архетипической ведьмой: именно такими их и представляют магглы: непослушные седые волосы торчат в разные стороны и кажется, будто они хотят сбежать с ее головы, но все не выходит; разноцветные глаза: один голубой, другой — зеленый; впечатляющая бородавка на кончике носа и кудахтающий смех.

Гермионе она понравилась еще на шестом курсе — с первого взгляда.

«Интересно, сильно ли ее бизнес завязан на Хогвартсе? — виновато подумала Гермиона. — Да, нужно было раньше об этом подумать — до того, как мы собрали почти все ингредиенты бесплатно».

— Здрасьте, профессор Снейп, здрасьте, мисс Грейнджер, — сказала ведьма, потирая морщинистые руки. — Чего надо-то?

— Все как обычно, миссис Джиггер, — ответил Северус.

Когда изумленная Гермиона повернулась к нему, Северус лишь слегка качнул головой и одними губами сказал: «Потом».

— Отлично, отлично! — сказала миссис Джиггер, уже ковыляя к одной из множества полок, что поднимались на добрых пятнадцать метров в высоту. Наставив палочку, она начала выкрикивать одно за другим призывающие заклинания:

— Accio аконит! Accio асфодель! Accio желчь броненосца! Accio сушеные фиги! Accio чернобыльник!

Бутылочки и флаконы парили и опускались прямо в приготовленные для них корзины, со звоном стукаясь, но так как они были специально зачарованы, то ни одна емкость не разбилась. К тому времени, как ведьма призвала яйца пеплозмея, у Гермионы уже порядком заболела шея от наблюдения за полетом ингредиентов.

Северус выглядел в высшей степени незаинтересованно.

«Да, думаю, в отличие от чистокровных, я никогда не привыкну воспринимать волшебство как само собой разумеющееся. И в то же время, чистокровному магу не пришла бы в голову идея поставить изготовление зелий на поток».

Сунув руку в карман мантии, Северус вытащил мешочек, туго набитый монетами, который миссис Джиггер приняла с хриплым смешком.

— Это у меня любимое время года, да, — хитро заявила она, явно пытаясь поддразнить мастера зелий, однако он одарил ее лишь мрачным взглядом.

Когда она положила мешочек в железную коробку, Снейп язвительно спросил:

— Неужели вы пропустите ежегодный подсчет галлеонов?

— Ну, раз уж вы и за двадцать пять годков меня обмануть не сподобились, я решила вам доверять. А кроме того, — добавила ведьма, и с ее уст сорвался хриплый смешок, когда она передавала ему две первые корзины с бутылочками, — я знаю, где вы, дружочек, живете, и знаю много расчудесных проклятий.

— Вы, мадам, просто гарпия.

Миссис Джиггер отдала Гермионе две последние корзины и громким шепотом сказала:

— Вы-то его, наверно, по шерстке гладите: сроду, с первого его курса не видала его в таком хорошем настроении.

— Полагаю, в этом году у вас нет зелий на продажу? — спросил волшебник, игнорируя ее намеки.

— А для чего б они вам?

— Ни для чего. Мне просто интересно, не начали ли вы заготовку, однако ожидать от вас прямого ответа — верх глупости.

— Ну дак вы ж знаете: мне ж не справиться еще и с зельеварением, как бы мне б ни хотелось, — проворчала она. — Да и времени-то нет.

— Но миссис Джиггер, — смущенно встряла Гермиона, — а как же… эээ… мистер Джиггер?

— Он, окаянный, думает, что раз написал пару книжек, теперь может всю жизнь и в ус не дуть.

— Если мне встретится подходящий мастер зелий, заинтересованный в том, чтобы работать по договору, я порекомендую его, — сказал Северус, переводя взгляд с продавщицы на Гермиону. — Или ее.

«Ой. Ой-ой-ой».

— Хорошего дня, миссис Джиггер, — сказал он.

— Не давайте студентам подпортить ваше настроение, профессор, — ответила ведьма, подмигнув.

— Что ты имеешь в виду?.. — начала Гермиона, как только дверь за ними закрылась.

— Большинство этих ингредиентов хранится годами, — понизив голос, ответил Северус на первый вопрос, о котором Гермиона и забыла в свете более важных дел. — В конце концов, и они будут использованы. Хогвартс выделяет деньги на эти покупки, а я не хочу давать Минерве повод думать, что я так и буду слоняться по Запретному лесу каждое лето, чтобы сэкономить галлеоны.

Гермиона широко улыбнулась ему, временно забыв о том, о чем хотела спросить.

— А еще тебе нравится миссис Джиггер.

— Нет, не нравится, — как будто обиженно фыркнул он, и после короткой паузы добавил: — Однако я очень признателен ей за то, что она… — как это? — никогда не ставила под сомнение мою лояльность.

— Мне она тоже нравится, — просто сказала Гермиона.

— Знаешь, — ответил Северус, меняя тему, — мне кажется, вот тот домик пустует с тех самых пор, как я начал работать в Хогвартсе. Мне всегда думалось, что он станет отличным домом для зельевара: там огромный погреб.

— Северус, хватит ходить вокруг да около. Ты что, предлагаешь мне следующим летом устроить в Хогсмиде лавку и готовить зелья для миссис Джиггер?

— Нет, — нахмурился он. — Так на жизнь не заработаешь. Я тебе предлагаю следующим летом устроить в Хогсмиде лавку и продавать зелья для стольких аптекарей, для скольких сможешь. Включая миссис Джиггер.

Гермиона облегченно выдохнула. Ясно, что он действительно собирался рекомендовать ее к присуждению степени мастера зелий в июне.

Она решительно не хотела думать о том, что скрывается за его намерением сделать все, чтобы она не ушла слишком далеко.

____________

Примечания:

1. Миссис Джиггер — мое изобретение, но ее муж упомянут в каноне, если можно так выразиться. Арсений Джиггер — автор учебника «Колдовские зелья и снадобья».

2. «Вот в чем вопрос!» — Снейп цитирует Шекспира, знаменитый монолог Гамлета.

(Здесь отрывок монолога дан в переводе А. Кронеберга — прим. перев.)

Пока шляпа распределяла детей под мрачным взглядом Снейпа, Гермиона и Пенелопа вполголоса делали ставки на то, кто из первогодок на какой факультет попадет.

— Ха! Я же тебе говорила: этот сорванец — настоящий гриффиндорец, — прошептала Гермиона преподавательнице чар, наблюдая, как высокий мальчик с улыбкой от уха до уха (немного смущенной из-за присутствия мастера зелий) вприпрыжку побежал к своим новым соученикам.

— По-моему, он тот еще хитрец, — возразила Пенелопа.

— Что за предвзятое отношение, профессор? Хитрецами могут быть не только слизеринцы.

— Кстати о предвзятых слизеринцах, о которых мы… договаривались не говорить, — произнесла Пенелопа, понижая голос. — В этом году он не заставил меня показывать ему мои планы.

— Правда? — занервничала Гермиона, гадая, что скрывается за этой резкой переменой.

«Все, что ни происходит, конечно же, имеет отношение к тебе. Пора бы уже вырасти, Гермиона».

— Правда, — ответила Пенелопа и продолжила, только подтверждая правоту внутреннего голоса Гермионы: — Я последовала твоему совету и дала ему отпор, выдвинула целый список причин, по которым не обязана больше заниматься лишней бумажной работой, предоставила ему средний бал моих семикурсников по ТРИТОНам и все такое.

— Молодчина. Я рада, что это сработало.

— Он не так уж плох, как я про него думала, — ответила преподаватель чар и пожала плечами. — А может быть, не такой плохой, каким был раньше.

* * *

На следующий день, после обеда, Гермиона встретила Северуса чаем, посчитав, что немного побаловать его после первого дня занятий будет нелишним.

— Поразительно, — сказал он, принимая чашку, и с мрачным видом тяжело опустился в кресло, — как я еще не задушил ни одного студента.

— Что они сделали на этот раз? — спросила Гермиона, присев на подлокотник и посмотрев на профессора с сочувствием.

— Один из первокурсников опустил в котел свою палочку.

— В котел с зельем?!

Северус кивнул, закрыв глаза.

— Зачем?

— Очевидно, этот малолетний кретин решил проигнорировать мою вступительную лекцию и опробовать только что выученное заклинание подогревания на зелье против фурункулов.

— О, нет! — Гермиона живо представила себе результат. — Кто-нибудь пострадал?

— Удивительно, но всего пара ожогов. Я как раз проходил между соседними рядами и сумел вовремя блокировать большинство искр. Полезнейшая вещь — огнеупорные робы.

— Все, что тебе нужно, — хорошая расслабляющая ванна, — сказала Гермиона, вставая и протягивая ему руку. — Послушай, я даже воды тебе наберу.

Он в ожидании поднял бровь.

— Ну хорошо, и я с тобой. Ты ведь этого хочешь?

— Сейчас и этого довольно, — ответил Северус, принимая ее руку.

* * *

В этот раз Северус уговорил ее лечь на его сторону. В какой-то степени было гораздо удобнее опереться на него, а не на твердый фаянс, хотя вскоре его страсть со всей очевидностью уже прижималась к ее ягодицам. Гермиона замерла, приготовившись к тому, что Снейп захочет воспользоваться своим правом.

«Он уже месяц ничего не требовал, поэтому это всего лишь вопрос времени», — напомнила себе Гермиона, прикрывая глаза.

Но одна минута превратилась в пять, а затем и в десять. Северус не двигался с места. Девушка прекрасно чувствовала, как он прижимается к ней — какого черта он все это затеял?

— Гермиона, — сказал Северус, слегка переместившись, и Гермиона вздрогнула. — Позволишь мне вымыть твои волосы?

— Что? — Девушка была совершенно застигнута врасплох. — Зачем?

— Потому что я бедный несчастный профессор, чьим капризам надо потакать.

— Ты никогда не перестанешь мною манипулировать, да?

— Насколько мне известно, — сухо ответил он, — еще никого мне не удавалось заставить просто спать со мной… Ну так как?

— Вперед. Мне самой это занятие не очень-то нравится…

Перегнувшись через край ванны, Северус схватил палочку и призвал шампунь из углового шкафчика и металлическую чашечку, в которой Гермиона держала расческу. Положив расческу на бортик ванны, он опустил чашечку в воду, а затем опрокинул над волосами Гермионы и делал это снова и снова, пока не намочил их как следует. Потом стал тщательно втирать шампунь, начиная от корней волос и заканчивая кончиками.

Раньше для Гермионы никто этого не делал, если не считать юных лет. На этот раз ощущения были совершенно иными: она чувствовала его пальцы в своей непослушной гриве. Это расслабляло и, в то же время, совсем наоборот.

Когда он повторял эту процедуру с кондиционером, она вдруг почувствовала необыкновенный подъем: помыть ему голову, чтобы его волосы хотя бы раз были чистыми. Весьма вероятно, он никогда не пользовался шампунем.

— Теперь твоя очередь, — сказала Гермиона, неуклюже устраиваясь позади него.

Она умудрилась плеснуть ему водой в глаза, и он раздраженно глянул на нее поверх плеча, прежде чем скользнуть глубже в ванну, чтобы Гермионе был сподручней.

— Очень приятно, — мягко сказал он, когда она стала массировать его голову.

«О, Боже… Неужели он и на этот раз обвел меня вокруг пальца?»

— Смотри, не привыкни, — предупредила она.

— Сомневаюсь, что когда-нибудь смогу к этому привыкнуть.

— Потому что никогда не моешь голову? — поддразнила она, ополаскивая его волосы с намерением повторить процедуру.

— Не стоит верить всему, что говорят в Гриффиндорской башне. Да будет тебе известно, что я мыл голову только сегодня утром.

— Ох. Ну тогда…

— Мои волосы всегда были и навсегда останутся прилизанными и неважно, что я делаю. Так же как твои всегда будут делать то, что нравится им. Держу пари, это один из прелестных побочных эффектов крови волшебников.

— Больше мороки, чем они того заслуживают, — пробормотала Гермиона, зная, что ее-то волосы теперь только вероломно увеличились в объеме во влажной и жаркой ванной.

Со смешком он выбрался из ванной — вода пошла волнами — и, твердо стоя на кафеле, запустил руки в ее шевелюру у висков.

— Мне они нравятся, — тихо сказал он и, призвав полотенце, исчез в спальне за захлопнувшейся дверью.

Еще минуту Гермиона лежала в ванне, чувствуя, что вода вдруг стала холодить тело, а дыхание сбилось — и в этом едва ли можно был обвинить влажный воздух. Гермиона была исключительно раздражена тем, что Северус может так волновать ее.

* * *

Три недели спустя, проснувшись, как обычно, в темноте подземелий, Гермиона вспомнила, что было девятнадцатое сентября, и, следовательно, был двадцать шестой день ее рождения. С лишенным энтузиазма ворчанием она скользнула обратно к теплому Северусу — по утрам было чертовски холодно — и снова заснула.

Когда она проснулась во второй раз, он уже встал и ушел, и Гермиона потащилась на кухни, чтобы съесть поздний завтрак, жалея себя из-за того, что рядом не было никого, кто стал бы суетиться из-за ее дня рождения. Это здорово получалось у ее родителей, мальчики тоже неплохо справлялись, пока все они были студентами — ну, начиная со второго курса. Но так как Гермиона не хотела упоминать о приближающемся дне рождения при Пенелопе и выглядеть так, словно она ожидает подарков, ни одной душе не было известно, что сегодня она официально становилась на год старше.

И все же Добби встретил ее с широкой улыбкой и тарелкой яичницы, а когда Гермиона выбралась из-за картины с фруктами обратно в коридор, там ее уже ждала Хедвиг, чуть ли не прищелкивая когтями от нетерпения.

— Прости меня, — сказала девушка фамилиару Гарри, и сова недовольно ухнула, прежде чем далась Гермионе в руки, чтобы девушка отнесла ее в комнаты Северуса. — Я проспала и не думала, что мне могут что-то прислать раньше ужина.

Угостив Хедвиг печеньем из жестяной банки, стоявшей на столике в гостиной, Гермиона развернула и сняла коричневую бумагу с маленькой посылки, которую принесла сова, и внутри обнаружила пять крошечных коробочек и записку, в которой говорилось: «Увеличь меня». Почувствовав себя Алисой в Стране Чудес, Гермиона последовала инструкции и приступила к разворачиванию теперь уже подарков в их изначальном размере.

Гарри купил ей часы, такие же, как те, что стояли в гостиной у семейства Уизли. Часовые стрелки были подписаны именами «Гермиона», «Гарри», «Рон», «мама», «папа», а еще одна стрелка была продуманно оставлена пустой, она, без сомнения, предназначалась для кого-то особенного в жизни Гермионы. Должно быть, это была дорогая модель, потому что, кроме обычных делений («дома», «на работе», «в смертельной опасности»), она включала еще и другие деления, которые обозначали расположение духа. Все, кем Гермиона дорожила, были, к ее радости, в хорошем настроении. Девушка засмеялась, заметив, что стрелка «Гермиона» движется от деления «сердита» к делению «довольна».

От Рона она получила первое издание «Истории Хогвартса», к которому прилагалась ехидная записка о том, что пора бы уже прочитать эту книгу.

Миссис Уизли связала для Гермионы красивый красный с золотым свитер, которым Гермиона полюбовалась, прежде чем снова убрать в коробку, зная, что никогда не наденет его перед Северусом, если только стрелка на часах не будет показывать «в ярости».

Две последние коробки были от родителей. Одна из них была полна маггловскими штучками, которые Гермиона любила и не могла легко достать — в особенности, жвачкой, приятной на вкус, и ничем больше, — а вторая была полна книг.

Книги о маггловской фармацевтике.

Гермиона потерла руки в предвкушении, неосознанно копируя миссис Джиггер, быстро нацарапала благодарственные письма и прикрепила их к лапке Хедвиг, чтобы та доставила их обратно в Англию, а затем через камин отнесла подарки к себе в комнаты, чтобы прочесть книги без опасения быть застигнутой врасплох мастерами зелий с их щекотливыми вопросами.

* * *

Если не считать небольшого перерыва после ланча и немного проверки эссе, Гермиона читала до обеда. Поэтому она с неохотой направилась к Большому залу, влекомая морем студентов, двигавшихся в том же направлении.

— Мисс Грейнджер, — позвал голос, который не называл ее этим именем уже многие месяцы. — Следуйте за мной, пожалуйста.

Северус, без труда пересекший море, ждал ее с обычным недовольным видом. Гермиона почти приблизилась к нему, когда он повернулся — его мантия взметнулась — и зашагал в противоположном направлении.

— Какого черта ты делаешь? — прошипела Гермиона. Ей пришлось бежать, чтобы догнать его.

— Погоди, — пробормотал он, его губы сложились в едва заметную усмешку. — Чертовы студенты повсюду.

Они вышли из замка, пересекли территорию — «не сейчас, нетерпеливая ты ведьма», — остановились за воротами, и Северус окинул Гермиону критическим взглядом.

— Стой спокойно, — велел он и трансфигурировал ее мантию в алое платье.

— Северус…

— Commuto synthesi, — сказал он, трансфигурировав свою одежду в нечто, очень близкое к маггловскому костюму.

— Северус…

Он мягко обхватил ее за талию, и в следующую секунду они уже исчезли.

— Где мы? — спросила Гермиона, не топнув ногой только потому, что узенькая аллея, на которой они находилась, вся была покрыта лужами. — Ради…

— В Лондоне, — ответил он, высвободившись. — Мы в Лондоне.

— Имеет смысл спросить зачем?

Последовала короткая пауза, в течение которой он через плечо оглядывал соседнюю улицу, к счастью, сейчас без единого прохожего.

— Гермиона Грейнджер, — мрачно сказал он, повернувшись к девушке, — не окажете ли вы мне честь отужинать со мной сегодня вечером?

Это было сказано так невыразительно, в конце предложения не было никакого вопросительного подъема, однако содержание было таким ошеломляющим, что Гермиона удивленно вытаращила на Северуса глаза.

— Что?

— Не заставляй меня говорить это снова, — пробормотал он.

— Ты приглашаешь меня… на свидание?

Он не ответил, но ему и не нужно было. Кислая мина на лице выдавала его с головой.

— Почему?

— Потому что у тебя день рождения. И еще потому, что однажды ты сказала, что мне следовало это сделать.

— Ох, — сказала Гермиона, чувствуя, как у нее слегка закружилась голова, и на ум пришел самый простой вопрос: — Как ты узнал, что у меня день рождения?

— Одним из немногих преимуществ в должности заместителя директора, — сухо ответил он, — является возможность заглянуть в личные дела любого студента, настоящего или бывшего, без разрешения.

Гермиона опустила глаза и посмотрела на платье, в которое он облачил ее и которое так ей льстило. Девушка попыталась привести в порядок мысли, а когда подняла голову, увидела, что он внимательно смотрит на нее.

— Ну так что? — очень тихо спросил он. — Идем?

«Нет! — кричал ее внутренний голос. — Ты знаешь, это плохая идея, и если у тебя есть хоть немного здравого смысла, ты немедленно аппарируешь обратно в Хогвартс. Нет, нет, нет, нет, нет…»

— Да, — ответила она.

Какой-то ее части все же хотелось увидеть, куда точно он планировал пригласить ее. Какая-то ее часть хотела, чтобы вокруг нее в ее день рождения суетились, и совершенно не беспокоилась относительно того, кто именно будет суетиться.

А часть ее просто не осмеливалась оставить его висеть на тонкой веточке, по которой он пришел сюда, зная, что будь его воля, он даже и не полез бы на дерево.

* * *

Ей не нужно было долго ждать, чтобы удовлетворить любопытство. Аллея выходила на проспект, а проспект был связан с Джермин-стрит, а оттуда было рукой подать до ресторана, который выглядел слишком дорого для любого профессора и неважно, был ли он магом. Приглушенный низкий свет, льняные скатерти, красное дерево.

Официант с видом типичного джентльмена, слуги джентльмена, проводил их в уединенный уголок и испарился, оставив меню, в котором значилось вино по сто девяносто девять фунтов за бутылку.

— Северус, — зашипела Гермиона, — это слишком дорогое, да к тому же еще и маггловское место, и ты не можешь…

— Я уже поменял немного галлеонов, — ответил он, подняв бровь, — и мне известно, во сколько обходится подобный истеблишмент. Послушай, ты собираешься спорить весь вечер или все-таки снизойдешь до того, чтобы немного успокоиться и насладиться отдыхом от Хогвартса?

— Может быть, мне нравится спорить?

— Это я заметил, — усмехнулся Северус, раскрыв свое меню. — Удивительно, моя дорогая леди Насмешница, но я не нахожу этот изъян вашего характера утомляющим.

— Может быть, тебе нравится спорить?

— Может быть. — И его улыбка превратилась во что-то похожее на настоящую улыбку.

Их закуски были скорее искусством, чем едой, да и фарфора было больше, чем кушаний по двадцать пять фунтов за каждое, но Гермиона приглушила внутренний голос, твердивший, что у Северуса и так едва ли есть сбережения и, тем более, ему не следует тратить их так.

«Ничто, — напомнила она себе, — не уравняет чаши весов между нами».

И она сердито откусила кусок шотландского омара.

Все-таки это было невозможно вкусно.

— Полагаю, это вполне… приемлемо, — сказал он преувеличенно неуверенно, подкрепив свои слова большим глотком Шардоне.

— Это все, — ответила Гермиона и развела руки, — очень мило. Но я все равно не понимаю, почему ты завлек меня сюда.

Он скрестил пальцы (жест, подцепленный у учеников, всегда ассоциировался у Гермионы с неминуемым обманом) и сказал:

— Сюрприз — вот традиционный способ отпраздновать день рождения.

— Северус…

— А еще я подумал, что ты едва ли откажешься, если будешь уже здесь, — пробормотал он.

— Твои попытки управлять мною работают до этого момента, но не далее.

Он бросил на нее короткий ничего не выражающий взгляд, и как раз в этот момент подали главное блюдо.

* * *

— Кстати, платье великолепное, — через некоторое время сказала Гермиона. — Я и не думала, что твои таланты включают и трансфигурацию одежды.

— Определенное… снаряжение было временами необходимо, пока был жив Волдеморт, а у меня не всегда была возможность приносить его из своих комнат.

— Ох, — вздохнула она, проводя пальцем по бархатному рукаву. Гермиона поняла, что абсолютно не может представить, что вместо костюма могла быть мантия и маска.

«И разве это не метафора, не образ волшебника?»

Когда Гермиона подняла глаза, Северус сердито разглядывал свое крем-брюле, поэтому лучшее, что могла сделать Гермиона, — это переменить тему.

— Признаю, я удивлена, что из всех цветов ты выбрал красный. Я бы ожидала черного с серебром.

— Тебе подходит красный. Не думаешь же ты, что я хотел бы переделать тебя по своему образцу?

— А как же те уроки о мышлении по-слизерински? — поддразнила она.

— Они довольно давно прекратились, если ты помнишь.

По правде сказать, она и не заметила этого, однако быстро поняла, что он прав.

— Каким был последний? — поинтересовалась она вслух.

— Восемьдесят девятый, — ответил он. — Всегда смотри в корень.

Ее осенило: это был один из тех случаев, когда ей достало сообразительности осознать, что она чего-то не понимает, но смекалки не хватило для того, чтобы разобраться, чего именно.

Напрашивался вывод, что на месте Северуса Снейпа любой человек показал бы таким образом, что влюблен в нее. Но факт оставался фактом: это Северус Снейп. Гермиона уже рассматривала эту гипотезу о настоящем чувстве и отвергла ее.

А если это только очередная шпионская стратегия? Он должен понимать, что она обречена на провал. Так о чем же он думал, когда сопроводил ее в ресторан, где обедают одни богачи?

… и почти два месяца они просто спали в одной кровати, и ничего больше…

… и он сказал ей, что она нравится ему такой, какая есть…

«О, боже мой».

Это была такая тонкая попытка заманить ее в ловушку, что она и не заметила.

— Северус, — сурово сказала она, — ты пытаешься заставить меня… — она почти сказала «влюбиться в тебя», но сдержалась и вместо этого произнесла: — остаться с тобой после истечения договора?

Он моргнул, его лицо ничего не выражало.

— Нет.

— Ты… Ты пытаешься убедить меня остаться с тобой?

— Отличная демонстрация урока второго.

— Ответь мне, — прошептала она.

— А что, если так?

— Не сработает.

— Тогда хорошо, — лениво сказал он, поворачиваясь чтобы подать официанту знак принести счет, — что это не так.

Она гадала, стоит ли ей спросить «Что — не так?», но решила, что даже он не может быть таким лицемерным.

* * *

— Северус?

Его ворчание вместо ответа заглушили ее волосы и подушка.

— Спасибо. Это был чудесный подарок на день рождения, хотя транспорт и оставлял желать лучшего.

Он промямлил что-то, чего она не разобрала и что, возможно, вовсе не было связным предложением. Его тяжелая рука лежала на ее бедре, он почти спал.

— Ты можешь быть непредсказуемо внимательным, — сказала она скорее себе, чем Северусу: он был уже явно не здесь. — Я уверена, это все только манипулирование, но я… Я вижу, что ты правда стараешься сделать все, чтобы мне было хорошо с тобой, и я очень это ценю.

Слушая его дыхание, которое становилось медленным и ровным, Гермиона поняла, что слышала этот звук и засыпала под него рядом с Северусом вот уже почти каждый вечер на протяжении двух лет.

«Осталось двести шестьдесят три ночи, — подумала она после нехитрых подсчетов. — Тогда, тогда — прочь из его кровати и из его жизни навсегда». Она сможет делать все, что угодно. Отправиться куда угодно. Заниматься сексом — или не заниматься — с кем угодно. В ее жизни станет меньше поводов для расстройства и ссор, она будет размерянной и не такой трудной.

Не такой интересной.

«Мне нравятся вызовы. Я люблю трудности».

Гермиона прикрыла веки и постаралась сосредоточиться на чем-нибудь еще.

Затем она открыла глаза и невидяще уставилась на стену.

— Как бы я хотела, чтобы ты никогда не принуждал меня, — через какое-то время пробормотала она. — Я хочу сказать, мне хотелось этого с самого начала, но теперь я могу только гадать, как бы все могло сложиться, если бы мы с самого начала не…

Она замолчала, почувствовав отвращение к самой себе.

— Я правда не могу остаться с тобой.

___________

Примечания:

1. Commuto synthesi — заклинание, придуманное автором. Состоит из двух слов: «commuto» (менять, изменять; превращать — лат.) и «synthesi» (synthesis — набор, комплект посуды, одежды и т. п. — лат.).

2. «Официант с видом типичного джентльмена, слуги джентльмена…» — баллы вашему факультету, если вы узнали отсылку к П. Г. Вудхаузу.

«Краткий справочник о законах в области фармацевтики» на четырехстах пятидесяти страницах был не только неудобоваримо назван, но еще и неудобоваримо составлен, однако Гермиона смогла вычленить из него то, что при продаже маглам зелий в качестве лекарства придется использовать, в лучшем случае, Confundus, а в худшем — заклинания для изменения памяти. Слишком уж часто официальные маггловские представители будут соприкасаться с процессом производства — начиная с клинических проб и до регулярной проверки качества.

Но возможность продавать их как растительные лечебные средства сулила надежду.

Насколько она могла понять, на такие лекарства накладывалось всего несколько ограничительных правил: только в отношении опасных продуктов растительного и животного происхождения, а ни то, ни другое Гермиона не собиралась использовать. И все ее ингредиенты были натуральными. В самом деле, кое-что из того, что она собиралась изготавливать, можно было легко продавать как оздоровительные напитки.

К середине ноября у Гермионы уже был готов бизнес-план. Для начала она принесет образцы в магазины, специализирующиеся на продаже здоровой еды (список таких магазинов она составила по телефонной книге, которую по ее просьбе прислал Гарри). Если они закажут ее лекарства и покупатели их приобретут, она проложит себе путь к более крупным компаниям (перечень которых был написан мелкими буквами и прикреплен к списку магазинов). Если хоть немного повезет, то цепочка эта не оборвется. От предыдущей работы у нее осталось немного денег, наверное, достаточно, чтобы протянуть полгода без получения прибыли, хотя это будет зависеть от платы за жилье. «Да, этого должно хватить», — подумала Гермиона.

Она занималась планированием в том числе и потому, что теперь старательно избегала Северуса.

«Стоило заняться этим с самого начала, идиотка».

Он как будто прирос к ней — как плесень, как большое черное противное заплесневелое пятно — и конец этому нужно положить немедленно, до того, как станет слишком поздно. Гермиона уже ловила себя на мимолетной мысли, что не так уж это и противоестественно — подружиться с ним по-настоящему.

Отвратительно.

Дело не в том, что из-за него она всегда будет с раздражением относиться к сексу, и не в том, что он вырвал у нее разрешение контролировать ее и за свою подлость никогда не получит по заслугам, и не в том, что он был абсолютно уверен в своей правоте и едва ли не оправдывал свою безнравственность.

Нет, была проблема значительнее: он разрушил ее когда-то непоколебимую веру в него. Как на этом выжженном поле может вырасти стойкая привязанность?

Да, конечно, его отношение к ней улучшилось. Но Гермиона все еще пребывала в уверенности, что за всем этим скрываются некие тайные мотивы — а разве у него не было их постоянно? И сейчас он просто воздерживался от своего чертова права, потому что думал, что сможет умелым обращением заставить ее остаться с ним по доброй воле, когда срок договора истечет.

«Или заставит согласиться на что-то еще хуже…»

Сперва Гермиона перестала завтракать с ним в его комнатах. Когда стало понятно, что привести свои чувства в порядок таким образом не получается, она организовала свое пребывание в лаборатории так, что когда бы он ни явился, чтобы проверить ее, она была бы где угодно, но не в лаборатории. Затем она сознательно перестала по выходным заводить какие бы то ни было разговоры с ним во время их опытов. И после этого Гермиона начала искать в замке укромные уголки, где она могла бы спрятаться от него во все остальные свободные часы: кабинет Пенелопы, Астрономическая башня, выручай-комната.

Особенно последняя. Она представала перед Гермионой маленькой, уютной гостиной с восхитительным ковром и креслом перед камином, в котором трещат поленья — прекрасное место для того, кто проводит здесь ночи, которые раз от разу становятся все холоднее.

Комната эта была Гермионе хорошо знакома. Девушка строго говорила себе, что не хочет проводить время с профессором Снейпом, даже если ей и удобно в точной копии его апартаментов.

Однако на секунду ее захватили угрызения совести, когда он спросил (своим самым обычным тоном, который означал, что ответ ему чрезвычайно интересен), чем это таким она занимается, что постоянно находится неизвестно где.

— Да… ничем особенно, то то, то это, — уклончиво ответила она, помешивая зелье от ангины.

— Хммм… — Северус сузил глаза, но ничего больше не сказал.

К середине декабря он стал гораздо более настойчивым.

— Ты почтишь своим присутствием мою скромную обитель сегодня вечером, или мне рассчитывать на тихий вечер в одиночестве? — спросил он в понедельник.

— У меня есть новый «Еженедельник зелий». Не хочешь почитать… у меня в кабинете? — искушал он во вторник.

— Если вдруг тебя не ждут совершенно неотложные дела, может быть, тебе захочется услышать, почему твои пробы над зельем, успокаивающим лихорадку, провалились? — предложил он в среду.

— Да будь оно все проклято, Гермиона, — сказал Северус наконец в четверг, когда стало очевидно, что ни одна из его тщательно продуманных уловок так и не сработает. — Может быть, ты все-таки скажешь мне, почему так старательно избегаешь меня?

Гермиона хотела открыть рот и ответить: «Не твоего ума дело», — и почувствовала странное дежа вю.

— Ммм… Нет, — выпалила девушка и исчезла в коридоре.

И вот теперь, часом позже, она сидела в выручай-комнате, в которую пришла кружной дорогой, чтобы никто не мог проследить за тем, куда она направляется. И хотя Гермиона была окружена интереснейшими материалами о том, как начать свое собственное дело, она совершенно не могла сосредоточиться.

То, что Гермиона была вынуждена отказывать Северусу в его просьбах, расстраивало ее. А то, что она расстраивалась по такому поводу, расстраивало еще больше. К тому же кое-что еще не давало девушке покоя — мучительное ощущение, что сложившаяся ситуация была очень знакомой, но у нее не было совершенно никаких идей, как…

ХЛОП.

Замерев в дверном проеме, теперь совершенно ясно видимый, стоял волшебник, встреч с которым Гермиона так старалась избегать. Он осматривал открывшуюся картину, подняв брови и слегка приоткрыв рот.

А затем рассмеялся — громко и горько.

— Какого черта ты здесь… Я не понимаю, почему ты… Ты что, следил за мной?! — закричала Гермиона.

Причин для того, чтобы чувствовать себя оскорбленной, было несколько, и она не знала, с какой начать.

— Нет, — ответил он, взяв себя в руки. — Ты никогда не задумывалась над тем, где я проводил время в ноябре и декабре прошлого года?

— Не смей менять… — начала Гермиона, но замерла: кусочки мозаики вдруг сложились в полную картину. — Ах… Ах ты…

— О, да. Каждый вечер я приходил сюда, чтобы насладиться одиночеством в моих… так называемых комнатах. Не надо было терять время, ожидая, когда ты закончишь читать те свитки, которые хотел прочитать я. Никакой опасности того, что лестью и обманом ты вынудишь меня разговаривать с тобой. Никакой необходимости терпеть твою нескончаемую болтовню.

— Ты мог бы просто выкинуть меня из своих комнат, и дело с концом, — пробормотала Гермиона: его слова неожиданно уязвили ее.

— Каждый вечер, — говорил он, приближаясь к ней, и выражение его лица было самым неприступным из всех, что ей только доводилось видеть, — я приходил сюда, — останавливаясь перед ее стулом, — потому что пытался не влюбиться в тебя еще больше.

Он взял Гермиону за локти и поднял из кресла, пристально глядя ей в глаза.

— Бегство от тебя оказалось бессмысленным. А ты как? Справляешься?

— Я… Я не… Я никогда…

Его губы дернулись, и он быстро прикрыл веки. Затем сунул руку во внутренний карман своей робы, извлек маленький свиток и одним движением развернул его.

Это был договор, самый поздний, тот самый улучшенный договор, который все равно связывал Гермиону с Северусом против ее воли.

— Incendio, — прошептал он, прикоснувшись палочкой к пергаменту.

* * *

Пепел опадал неестественно медленно, а может быть, это время замедлило бег. Было бы здорово, если так: Гермиона чувствовала, что ей потребуется некоторое время, чтобы понять, как реагировать на такой ошеломляющий поворот событий.

Он любит ее. Он сказал, что любит. Она никогда не думала, что до этого дойдет — что он полюбит ее, признается, а потом отпустит.

«Свободна, Господи, свободна!»

— … можешь, разумеется, остаться у меня в ученицах еще на шесть месяцев, как я и обещал, но твои эксперименты, хотя и являются чрезвычайно нестандартными, доказывают, что ты уже работаешь на уровне, которому соответствует степень мастера, — говорил он, теперь отводя от нее взгляд. — Я уже написал прошение о присвоении тебе степени. Официальное уведомление от министерства ты должна скоро получить.

— Спасибо, — с трудом выговорила Гермиона.

Ноги отказались держать хозяйку, и девушка осела на пол.

Он встал рядом с ней на колени, ткань его мантии растеклась лужицей по полу, и приподнял ее лицо за подбородок.

«… как той, самой первой ночью…»

— Тебе нехорошо? Может быть, призвать зелье?

— Нет, — ответила она и сглотнула.

В горле пересохло, а ее здравый смысл вопил: «Прислушайся ко мне наконец, а не к этому чертову мастеру манипуляции!»

«Он не любит тебя. Ты не можешь ему доверять, он заманивает тебя в западню. Не будь же дурой!»

— Гермиона, — начал он необычно просительным тоном и тут же резко остановился. Когда он заговорил снова, его голос звучал очень собранно: — Останься со мной не потому, что того требует закон, а по собственному выбору. Я хочу возвращаться с занятий и видеть, что ты сидишь на моем стуле. Я хочу засыпать рядом с тобой в своей постели. Я хочу тебя.

Он не мог бы выбрать слов лучше этих для своей заключительной речи, чтобы побудить ее к действию — впрочем, очевидно, что он надеялся на другие действия.

«Я хочу тебя».

«Я хочу вас».

В этих словах Гермиона услышала отзвуки сказанного в прошлом. Его голос был безразличным, язвительным, обманчиво ласковым. Гермиона в ужасе уставилась на него и смогла увидеть только профессора зелий — такого, каким он был два с половиной года назад.

Она вскочила на ноги и убежала.

— Гермиона!

Ее отец был явно изумлен при виде дочери. Он разглядывал ее, наверное, целую минуту и только потом наконец впустил Гермиону. Этого следовало ожидать: она появилась на пороге родного дома ровно в девять тридцать в четверг вечером, не предупредив о своем визите. А ведь всего пару недель назад она присылала с совой сожаления, что не сможет провести рождество дома.

— Извини, что заявилась вот так, — начала Гермиона, поставив на пол свой саквояж с уменьшенными вещами.

— Глупости, никаких извинений, — ответила ее мать, усаживая Гермиону на стул в кухне. — Выглядишь так, будто случилось что-то ужасное. Что-то не так, любовь моя?

«Точно, — подумала Гермиона, прикрывая глаза. — Что не так? Любовь!»

Но, снова посмотрев на мать, она все-таки изобразила на лице улыбку и ответила неестественно весело:

— Кое-что случилось, но это скорее хорошо, чем плохо. Профессор Снейп, — Гермиона порадовалась, что голос не дрогнул на этом имени, — только сегодня вечером сказал мне, что, к его удовольствию, я закончила свое ученичество и могу быть свободна, если хочу. Мне, наверное, стоило подождать до завтра, но мне так хотелось сообщить вам новости немедленно.

Отец широко улыбнулся и обнял дочь так, что у той хрустнули ребра.

— Это замечательно, просто замечательно. На полгода раньше! Я так горжусь тобой.

— Да, мы оба гордимся, — согласилась мать, однако улыбалась она не так широко и пристально смотрела на дочь. — Пойдем, поможешь мне застелить твою постель чистыми простынями, а заодно и расскажешь все об этом.

Когда они дошли до комнаты Гермионы, Хелен Грейнджер ногой захлопнула дверь и поджала губы.

— У тебя такой вид, словно за тобой черти гнались, — сухо сказала она. — Ты собираешься рассказать, что случилось на самом деле?

— Мама! — воскликнула девушка, надеясь, что взяла нужный для праведного гнева тон. — Я сказала именно то, что случилось на самом деле!

— Все?

Гермиона не знала, как это получается у матери. Может быть, кто-то научил ее распознавать обман.

«Как Северус научил меня… Зачем ему пытаться обвести меня вокруг пальца и заставить остаться, если он знал, что я каждое его слово буду рассматривать под лупой?»

— Гермиона, — сказала мать с чрезвычайно озабоченным видом.

Выдернув наволочку из стопки белья в руках миссис Грейнджер, Гермиона робко улыбнулась.

— Извини. Просто думаю о том, как странно это, должно быть, выглядит. Полагаю, он рассчитывал, что это… эдакий рождественский подарок, и хотел сделать мне сюрприз. Я онемела от неожиданности, а ты знаешь, что это практически невозможно.

Это, как оказалось, были те самые слова. Мама фыркнула и стала натягивать наволочку на другую подушку.

— Боже мой. Даже не верится, что у меня получилось.

* * *

Поздней ночью Гермиона лежала не смыкая глаз, несмотря на то, что постель была чистой и удобной.

За исключением пижамы, все вещи она оставила лежать в сумках. И все же какое-то время ей пришлось потратить на проверку того, все ли было в порядке — а так и было, несмотря на спешку, с которой она собиралась.

С седьмого этажа Хогвартса она добежала до подземелий за десять минут. Шесть минут потратила на сборы всего, что оставила в комнатах Северуса — не без помощи чар — и в своих покоях. За четыре минуты добралась до первого этажа к выходу. За две — пересекла территорию до аппарационного барьера, не забыв произнести Finite Incantatem на тот случай, если он все же наложил на нее следящие чары, и, наконец, аппарировала.

Тогда не было времени подумать ни о чем, кроме как о том, чтобы побыстрее выбраться из замка. Теперь же времени было достаточно, и Гермиона не понимала, почему не чувствует ни капли облегчения.

Если уж на то пошло, ей было даже хуже.

Неудивительно, что ей не хотелось говорить об этом даже с родителями, которых она нежно любила. Если объяснять им, через что ей пришлось пройти по его вине, пришлось бы объяснять ее противоречивые к нему чувства, а она даже думать о них не хотела. Но не думать о нем было только сложнее…

Из уголка глаза скатилась предательская слеза.

Может быть, это вовсе не было ловушкой?

«Может быть, — подумала она, со злостью вытирая пальцами повлажневшую щеку. — Но если он и не планировал этого, это все равно было ловушкой. Я не могла остаться».

На секунду это воспоминание увлекло ее, но почти сразу ей на память пришел его голос, исполненный желания, и на этот раз его слова не были ни у кого заимствованы, не были они и сказаны с иронией. Вскочив тогда на ноги, она все же уловила выражение его лица. Теперь же, пользуясь возможностью обдумать произошедшие события, Гермиона решила, что он не выглядел ни застигнутым врасплох, ни разозленным, ни удрученным — только усталым, как будто ждал именно такой развязки.

«Так ему и надо. Даже если он действительно имел в виду все, что сказал, не больше, не меньше — а это огромное если! — ему не следовало думать, что я останусь с ним по доброй воле после того, как он фактически владел мной, как вещью».

Чувство вины, кристалликами льда пробиравшееся по венам, было просто-таки смешным.

«Мне вовсе не за что чувствовать себя виноватой, — твердо сказала она себе. — Я просто страдаю от… от ничем не замененного чувства долга. Он заставил меня ожидать от него такие ужасные вещи той самой первой ночью, а потом постоянно удивлял тем, что все время оказывался лучше, чем я о нем думала… Так кого угодно можно заставить чувствовать благодарность».

Да, в этом все дело. Все, что он ни делал, было так или иначе связано с манипуляциями. И ей стоило бы вспомнить об этом до того, как она начала получать удовольствие от его общества или обращаться с ним иначе, кроме как с презрением.

Закрывая глаза и поворачиваясь на свою сторону, Гермиона сама с собой заключила договор жить своей жизнью, раз уж ей вернули ее, производить зелья большими партиями и наслаждаться тем, что она помогает своему маггловскому сообществу, и больше не думать о Северусе Снейпе.

* * *

— Надеюсь, вам по нраву придется — все ж таки завтра рождество, ежели вы еще не заметили.

— Мне очень нравится, мистер Бикстет, спасибо. Вы очень добры.

Однако добрым мужчина не выглядел. Он был, скорее, брюзгой и скрягой, и это наблюдение подтверждал малюсенький склад, в дверь которого мистер Бикстет как раз вставлял ключ. Бетонные стены были когда-то выкрашены — время покраски терялось в глубине веков, если судить по тому, какими облезлыми были стены.

Мистер Бикстет облезлым не был, однако и у него был вид изрядно запущенный. Одежда его была мятой, волосы нечесаными, да и одного зуба не хватало.

— И чегой-то вам до той недели не терпелось? — пробурчал он, толкая дверь и нашаривая выключатель.

Гермиона лучезарно улыбнулась, однако мерцание флюоресцентных ламп ее улыбку несколько приглушило.

— Мне бы хотелось обустроиться на новом рабочем месте до нового года, — терпеливо сказала он, слово в слово повторяя то, что говорила ему по телефону. — Я уже посетила несколько других мест, и мне не хотелось бы вычеркивать ваше из списка только потому, что я не успела его посетить вовремя.

— Ну, смотрите тогда.

Он вышел из промерзшего здания и уселся в свой теплый фургон, что полностью подходило Гермионе. Вытащив из рукава палочку, она прошептала несколько заклинаний, чтобы проверить фундамент, стены и общую пригодность здания и обнаружила следы наводнения, плесени и крыс.

И все это можно устранить, если как следует поколдовать на выходных. Главным достоинством этого довольно проблемного склада была цена, а это было гораздо важнее свежей краски на стенах или близкого расположения к Лондону.

Ливерпуль был почти в трехстах километрах от дома ее родителей, но при наличии аппарации об этом не стоило даже упоминать. В любом случае, Гермиона надеялась, что вскоре у нее будет достаточно средств, чтобы снять квартиру.

Она вышла и снова осмотрела здание снаружи. Оно было втиснуто между другими такими же запущенными домами в очень маленьком, очень ветхом рабочем районе, и Гермиона сдержала смешок. Это место как будто говорило: «Не обращайте на меня внимания». И так как Гермиона не хотела, чтобы люди — будь то магглы или волшебники — присматривались к тому, как она будет варить свои зелья, ей это очень нравилось.

«Как по-слизерински», — подсказал ей внутренний голос, и Гермионе тут же пришлось подумать о чем-то другом, прежде чем следующая мысль напомнила бы ей о том, о ком она так старательно пыталась не думать.

— Ну так как? — нетерпеливо спросил хозяин, высунув голову в боковое окно машины.

— Предложение интересное, — вежливо ответила она. — Или вы слишком торопитесь, чтобы обсудить все условия?

Он как будто оцепенел — ну, так сколько он пытался сдать этот дом? — а затем жестом пригласил ее сесть в фургон.

— Двенадцать фунтов за квадратный метр в год, — сказал он, скрестив руки.

Полную цену подсчитать не составило труда — восемнадцать тысяч фунтов в год, но об этом не могло быть и речи при ее нынешнем весьма ограниченном бюджете. Гермиона воинственно вздернула подбородок.

— Знаете, мистер Бикстет, я была в куда более благоустроенных складах, а аренда стоила там дешевле.

— Выметайся из моей машины, воровка!

— С удовольствием. Я так рада, что налоги для вас не так уж обременительны, учитывая, что здание пустует.

Он пробормотал что-то, что-то явно нелестное, а потом сказал уже громче:

— Червонец.

— Три.

— Восемь.

— Три. И кстати, я заметила, что в фундаменте есть трещины.

— Четыре, и это мое заднее слово, — хмуро проворчал он.

— По рукам, мистер Бикстет, — довольная тем, что удачно провела переговоры, Гермиона зарделась. — И, по случаю, у меня есть договор, поэтому все условия мы можем обозначить письменно.

Он уехал через полчаса, явно не уверенный в том, стоило ли ему радоваться тому, что сдал свою развалюху, или раздражаться оттого, что сопливая девчонка проявила такую твердость. Гермиона снова вошла в теперь уже свой склад и несколько минут стояла одна, мысленно составляя список дел, которыми собиралась заняться после рождества.

В целом, она была довольна своими успехами, достигнутыми за неделю с тех пор, как она покинула Хогвартс под покровом темноты. Она зарегистрировала свое дело — решила назвать его «Ваше здоровье» — и назначила встречу с представителем Агенства по надзору за оборотом лекарств и медицинских препаратов, чтобы ее «растительные лекарственные средства» могли быть сертифицированы как безвредные.

Тем временем, договор аренды, который она только что подписала, был сильно в ее пользу, в отличие от Некоторых Договоров, Которые Нельзя Называть. Этот был всего лишь на год — никаких долгосрочных обязательств. И она не начнет платить ренту до апреля «с тем, чтобы строительные и иные дефекты в вышеуказанном помещении были устранены за счет Арендатора». Конечно же, ей не потребуется и десятой доли отведенного времени, не говоря уже о деньгах, но Гермиона успокаивала себя мыслью, что ее чары сберегут мистеру Бикстету кругленькую сумму.

И все-таки Гермиона, вопреки ожиданию, радостного возбуждения не чувствовала. Она надеялась, что не прыгает выше собственной головы. Гораздо проще было бы обустроиться в Хогсмиде и варить зелья для аптекарских лавок, как кое-кто предлагал.

Ей следует заняться плесенью немедленно — что-то глаза от нее слезятся.

* * *

Гермиона и ее родители вовсю готовились к празднованию рождества, когда одна за другой прилетели совы.

Первой была Хедвиг, которая принесла подарки от Гарри и семейства Уизли. Следующей была школьная сова. Она приземлилась на заднем дворе, встревожив Гермиону, но почти сразу девушка увидела, что яркую коробку ей прислала Пенелопа. Тут же прилетела важная министерская сова со свитком, в котором замысловато говорилось о присвоении Гермионе степени Мастера зелий. Это впечатлило родителей, однако сама Гермиона осталась странно безразличной.

Последней была почтовая сова со свертком, в котором, если судить по виду и упаковке, была книжечка, заказанная Гермионой в «Диковинах и разных разностях». (Гермионе показалось и забавным и досадным одновременно, что в журнале посчитали необходимым заворачивать свою продукцию в простую коричневую бумагу без обратного адреса — как какое-то порнографическое издание, потому что некоторые покупатели были бы смущены, если бы кто-то увидел, как они получают явно маггловскую продукцию, которой в «Диковинах» было предостаточно). Уложив все под елкой, Гермиона снова принялась чистить картошку, наслаждаясь запахами сладостей из духовки.

И уже совсем поздно, когда почти все угощения были съедены и все подарки развернуты, Гермиона разорвала коричневую бумагу и обнаружила, что внутри лежал вовсе не тонкий томик «Воспоминаний зельеваров восемнадцатого века».

Это были сонеты Шекспира.

Трясущимися руками она открыла титульный лист. Там была надпись, сделанная обладателем мелкого почерка, который семь лет высмеивал ее и два с половиной года держал в ловушке и который теперь молил о прощении.

Увы, кто знает,

Как изнывает

Вся грудь моя, тоски полна!

Как душа моя томится,

Как дрожит, куда стремится,—

Знаешь ты лишь, ты одна!

Не сонет Шекспира — «Фауст».

«Он так хорошо справлялся в последнее время, — подумала Гермиона, сосредоточившись на той стороне проблемы, о которой могла думать, сохраняя присутствие духа. — Он совсем перестал цитировать эту чертову книгу. Он снова цитировал ее только однажды, когда…»

Гермиона поежилась.

«Он снова цитировал ее только однажды: в прошлом году, когда был особенно несчастен».

Надпись опять привлекла ее взгляд.

«Отличная попытка заманить меня в ловушку, Северус. «Выше ожидаемого», без сомнений», — с этой мыслью Гермиона захлопнула книгу.

Ну и что с того, что он несчастен? Он это заслужил. Ее это не волнует, ни капельки.

Ну ладно, ладно, немного все-таки волнует. Пожалуй, она даже скучает по нему — где-то совсем в глубине души. Пожалуй, в каждом встречном высоком худом брюнете она видит его.

Но он так и не сказал, что был неправ, когда воспользовался ее положением, и никогда открыто не признавал, что понимает всю серьезность того, что сделал.

Он никогда не ставил себя на ее место.

«И очень удачно, что я все-таки не влюбилась в него, — мрачно подумала Гермиона. — Будь я проклята, если бы отдала сердце волшебнику, который рассмеялся мне в лицо в ответ на доверие».

_____________

Примечания:

«Увы, кто знает, Как изнывает…» — Снейп цитирует «Фауста», но не самого Фауста, и даже не Мефистофеля. Это слова Гретхен.

Выходные, которые Гермиона провела за ремонтом склада (в рамках ею же придуманной программы по неоткладыванию на завтра того, что необходимо сделать сегодня), были самым отвратительным, самым грязным временем с того самого ее визита на площадь Гриммо.

Однако вскоре Гермиона с удовольствием вспоминала об этом занятии. Это была единственная часть ее бизнес-плана, которая прошла так, как задумывалось.

Министерство здравоохранения отклонило ее первое прошение обсудить ее продукцию, перенеся встречу на месяц позже. Гермионе было сказано, что они сперва должны изучить список компонентов, которые она использует, и решить, удовлетворяют ли они требованиям, предъявляемым к растительным лекарственным средствам.

— Когда вы дадите мне знать? — спросила Гермиона.

— Возможно, через шесть месяцев. Или через восемь, — протянул чиновник от здравоохранения, сплетя пальцы над папкой с документами.

— Да за это время все мое дело рухнет!

— Давайте будем надеяться на лучшее, — ответил он с неискренней улыбкой, которая вовсе не прояснила, имел ли он в виду успех или провал ее предприятия.

Она попыталась обратить это время себе на пользу и отправилась по магазинам диетического питания, но и там ей дали от ворот поворот.

— Меня не волнует, что ваши напитки делают именно то, что вы говорите. Да пусть они хоть чудеса творят! — в запале отвечал один из управляющих после того, как пять минут пытался хоть слово вставить в речь Гермионы. — Идите и не возвращайтесь до тех пор, пока не получите печать от департамента здравоохранения.

К марту стало понятно, что нужен новый план. Первую оплату за аренду помещения нужно было вносить первого апреля, а у Гермионы не то, что гроша ломаного не было — не было никаких надежд выручить хоть что-то в ближайшем будущем. Своими сбережениями она могла покрыть ренту только до ноября, а то и меньше, если она действительно будет пополнять свои запасы, потом же девушка окажется еще в более худшем положении, чем когда она покинула Хогвартс в качестве новоиспеченной «квалифицированной ведьмы».

Если бы только Гермиона не ринулась очертя голову и не подписала бы договор об аренде, полагаясь на то, что должностные лица будут действовать именно так, как описано в книгах. В самом деле, давно пора перестать думать, что чтение книг может заменить опыт. Разве это не один из тех прелестных уроков, который ей преподал Северус?

«Хотела бы я знать, как он там сейчас».

Гермиона опасалась, что он забросает ее совами или объявится на пороге родительского дома — в школе наряду с датой ее рождения наверняка хранился и адрес. И если сов она могла игнорировать, то едва ли получилось бы избежать разговора. На всякий случай Гермиона сделала свой склад ненаносимым и не стала сообщать родителям своего точного места работы.

Но, вопреки всем ее ожиданиям, с самого рождества она больше ничего о Северусе не слышала. И вот что отвратительно: продолжала думать о нем все чаще и чаще.

Гермиона рассчитывала, что работа займет все мысли, и у нее не будет времени думать о чем-то еще, однако теперь ей практически было нечем заняться, кроме как ждать новостей от Агенства по надзору за оборотом лекарств и медицинских препаратов.

«Интересно, что бы он делал на моем месте?» — подумала она как-то от нечего делать, и тут же сама себе прочитала длинную лекцию о том, что ее не должно волновать, что бы сделал он. За этим последовало воспоминание о том, что Северус уже как-то говорил ей, чем занялся бы.

Производство для волшебных аптек.

«Не такая уж плохая идея. Просто чтобы продержаться на плаву какое-то время».

И Гермиона аппарировала в Хогсмид.

* * *

— Тридцать галлеонов в неделю за вычетом стоимости ингредиентов.

— Стоимость — оптовая, — ответила Гермиона, не сводя глаз с миссис Джиггер. — И если вы захотите заказать больше десяти котлов, мы пересмотрим условия нашего соглашения.

— Вот чертовка! — проворчала старуха, но протянула руку, чтобы скрепить сделку.

Гермиона чуть было не спросила миссис Джиггер, не заходил ли Северус, но спрашивать об этом было бы просто глупо — конечно, не заходил. Он бывал здесь только раз в году для того, чтобы пополнить запасы ингредиентов для зелий, а все оставшееся время проводил в замке. Поэтому она попридержала язык и приступила к выбору компонентов, которые ей понадобятся, и на этот раз миссис Джиггер позволила ей левитировать бутылочки самостоятельно.

К радости Гермионы, не было никакой опасности разбить зачарованное стекло. Девушка направляла флаконы в корзину и думала, что эта работа принесет ей почти такое же удовлетворение, как массовое изготовление лекарств для магглов, потому что, что ни говори, а это будет массовое производство.

«Отличная генеральная репетиция, вот это что такое».

Заказ на десять котлов зелий — в основном на перечное и слабые болеутоляющие — не займет больше двух часов. Четыре таких заказа покроют месячную ренту. Если найти еще несколько аптекарей, она сможет даже заработать немного на будущее. Она могла бы даже не отказываться от своего заковыристого бизнес-плана, учитывая возможности, которыми когда-то предложил воспользоваться Северус.

Удивительно, но раз в жизни он все-таки искренне позаботился о ее выгоде. Конечно, это вовсе не так, как если бы он на самом деле сделал для нее что-нибудь.

Гермиона повесила корзину на плечо, передала пять галлонов миссис Джиггер и постаралась не рассмеяться, когда продавщица, устроив из этого целое преставление, стала пересчитывать деньги.

— Я на это форменное ограбление соглашаюсь только вот потому, что профессор Снейп вас рекомендовал, — брюзгливо сказала старуха, и ее слова немедленно смысли улыбку с лица Гермионы. — Два месяца тому сову мне прислал. А я еще удивлялась: чегой-то он.

* * *

Очень быстро Гермиона выработала определенный режим. Утром по средам она доставляла зелья в Хогсмид и запасалась растительными или животными компонентами, которые у нее заканчивались. В четверг около полудня она варила полторы сотни колб с разными зельями для Слаг и Джиггер (не родственник), чей магазин располагался в Косом переулке. В пятницу вечером Гермиона заглядывала в маленький магазинчик в Уэльсе, который для неискушенного человека был всего лишь огромным деревом посреди деревни.

Это была довольно удобная жизнь, достаточно удобная, чтобы подумать о собственной квартире. Вместо этого Гермиона символически скрестила пальцы ради того, чтобы дело в министерстве здравоохранения выгорело, и отвела себе уголок на складе под спальню.

«Нет, дело вовсе не в том, что мне негде бывать, кроме этих магазинов, — говорила она себе. — Просто так практичнее».

Была и другая, более прозаичная причина: наедине с собой она не чувствовала себя такой одинокой.

Жить с родителями, наблюдать, как они собирают друг другу ланч на работу, сидят вместе с книгой на коленях и смеются шуткам, накопившимся за десятилетия брака, было одновременно и радостно, и горько. Жить в квартире, окруженной дюжинами потенциально счастливых незнакомцев, было невыносимо.

Жить на складе, в котором было тихо, как в склепе, было сравнительно весело.

В последний раз она чувствовала себя так…

«… когда Северус почти не разговаривал со мной».

Разумеется, это было просто смешно. Почти безумно. Гермиона решила игнорировать это чувство до тех пор, пока оно не иссякнет окончательно, пока она снова не станет собой.

Каждое утро она просыпалась в одиночестве. Каждый день она работала в одиночестве. Каждую ночь спала в одиночестве.

И полагала, что это очень удобно — впасть в сонное оцепенение.

* * *

Если она не варила зелья, то проводила время, листая книги по праву, пытаясь найти подтверждение тому, что ее несправедливо не допускают на рынок, на который она так стремилась.

Она была уверена, что лазейка все же есть. Должна быть. По натуре Гермиона была упрямой гриффиндоркой, которую конченый слизеринец научил искать тайные ходы везде, и она не собиралась сдаваться на милость отвратительных чинуш от здравоохранения.

Это заняло какое-то время, но все же она нашла, что была права.

— Мистер Биллингсгейт, — как-то раз сентябрьским днем безразлично сказала она, удивив мужчину тем, что появилась без вызова в его маленьком кабинете, — как приятно видеть вас снова.

— Не помню, чтобы вам было назначено, мисс… мисс…

— Грейнджер, — помогла она, усаживаясь без приглашения. — Я пыталась получить приглашение на прием, но все мои сообщения почему-то всегда оставались без ответа. — Гермиона неодобрительно покачала головой. — Должно быть, вы совершенно выбиваетесь из сил на этой работе. Не желая вас утруждать, я сама исследовала вопрос о процедуре получения разрешения на производство растительных лекарственных средств, о котором мы говорили в феврале.

Она подтолкнула к нему тонкую папку. Чиновник выглядел так, как будто разрывался между желанием выкинуть Гермиону из кабинета сейчас, или все-таки, руководствуясь элементарной вежливостью, чуть позже. Через минуту раздумий он все же заглянул внутрь папки.

— Как видите, — сказала Гермиона, глубоко вздыхая, — здесь список ингредиентов, которые использую я, сверенный со списком ингредиентов, которые запрещены к использованию вашим департаментом, и между этими списками нет абсолютно ничего общего. Так же вы можете видеть копию Раздела пятьдесят три, пункта первого правил безопасности, который прямо указывает, что все растительные лекарственные препараты, в которых не содержатся запрещенные ингредиенты, должны быть одобрены, а так же копию раздела сто семь, пункта пятого государственных стандартов качества, в котором предусматривается, что все текущие дела должны быть рассмотрены в течение двух месяцев. Кроме того, вашему вниманию предоставлена выписка с телефонного узла обо всех моих телефонных звонках в ваш отдел за прошедшие семь месяцев и две недели.

Он пробуравил взглядом бумаги, а затем и Гермиону.

Девушка лучезарно улыбнулась. Неискренняя усмешка добавила бы остроты всему происходящему, но Гермиона была слишком воодушевлена, чтобы выказывать неискренность.

— Уверена, мистер Биллингсгейт, что вы захотите заняться несправедливо отложенным одобрением моих лекарственных средств немедленно. Я с удовольствием подожду прямо здесь.

Выходя из кабинета, прижав драгоценное разрешение к груди, Гермиона позволила себе на секунду представить, как бы Северус отреагировал, если бы она рассказала ему о своем триумфе, а затем решительно приказала себе больше не думать о нем.

* * *

— Стоп-простуда? — худощавый мужчина сначала покосился на образец, а затем на инструкцию по применению. И тут же чихнул. — Ну-ка, ну-ка, давайте-ка посмотрим, что у вас тут? — сказал он, оглушительно высморкав свой покрасневший нос. — Ну вот что. Хочу, чтобы вы доказали, что с этим вашим варевом все в порядке. Отпейте-ка сами глоточек, ну же, будьте умницей.

Гермиона пожала плечами и сделала глоток. Она в любом случае сделала бы это позже: магазин в Бристоле был таким крошечным, что в воздухе, скорее всего, было больше микробов, чем кислорода.

Хозяин с подозрением посмотрел на зелье, прежде чем последовать примеру Гермионы.

— Ни фига себе! — выдохнул он, схватившись за прилавок. — Здорово прошибает! Что здесь?..

Он резко остановился и замер с широко раскрытыми глазами. Гермиона начала нервничать: «Неужели что-то пошло не так? Я ведь все проверила, уверена…»

— Эй, сэр?

— Ни фига себе! — повторил он, и на этот раз в его голосе слышалось благоговение. — Беру сотню бутылочек. Немедленно.

* * *

«Бакалея Гиффина», если судить по названию, вполне могла бы стать отличной стартовой площадкой для розничной торговли зельями. Однако помимо маленького размера, этот магазин еще и закрывался в четыре по полудни в будние дни, исключая среду, когда он закрывался в полдень, а ко всему прочему не открывался и по воскресеньям.

Обмотавшись шарфом, чтобы добраться для безопасного места для аппарации, Гермиона вернулась домой в Ливерпуль, довольная, что достигла цели, однако досада ее была куда как больше: досада на то, что склад был таким просторным, а необходимости варить зелья в больших объемах не было.

Однако через пять с половиной недель у нее не осталось ни свободного места, ни времени, ни сил.

* * *

Гермиона видела заголовки газет: «Изготовитель отзывает вакцину с рынка. Правительство вынуждено распределять дефицит», — и мельком подумала, как это может отразиться на ней.

«Никак», — заключила девушка. Перечное зелье отлично справляется с гриппом, но она не продвигала его на рынок как противовирусное средство, да и доступ к нему будет иметь лишь ограниченное количество покупателей мистера Гриффина, по крайней мере, до тех пор, пока она не убедит другой магазин закупать ее зелья.

Гермиона не рассчитывала на маленькие подарки судьбы.

Одним из постоянных клиентов мистера Гриффина был школьный учитель, который зашел в магазин тринадцатого октября с гриппом, так как впервые не смог сделать ежегодную прививку. Он вышел из магазина с пакетиком, в котором лежала дюжина бутылочек Стоп-простуды, и в ближайший понедельник он поделился им с расклеившейся школьной медсестрой.

Медсестра, довольная результатами действия лекарства, советовала его ученикам, которые приходили к ней простуженными, веля им все же спросить разрешения у родителей, прежде чем пить лекарство.

Родители делились находкой с друзьями, друзья — со своими друзьями. И уже к четвергу сарафанное радио достигло ушей репортера с местного телеканала ITV West, и в шесть часов следующим вечером о лекарствах Гермионы уже снимали ролик перед входом в магазин мистера Гриффина на фоне очереди человек в тридцать, которые то и дело выглядывали из-за спины журналистки.

— Кого заботит сокращение вакцинации? — сказала в микрофон одна милая пожилая леди после того, как выпила свое лекарство. — Это средство гораздо лучше, чем дурацкие уколы в руку.

Из-за того, что телевизора у нее не было, Гермиона совершенно пропустила такое развитие событий. Отключив мобильный телефон на то время, что она была у родителей, Гермиона пропустила звонок от Гриффина. Когда она перезвонила ему в субботу в ответ на безумное оборванное сообщение «полно народу», она, разумеется, была поражена его запросом.

— Вы должны принести мне больше! Святые угодники, у меня все закончилось! Я даже не смог закрыть магазин вовремя — столько было покупателей! Это было просто ужасно!..

— Сколько еще вы хотите? — спросила Гермиона, надеясь успокоить его.

— Несите все, что есть!

— Тысячу бутылочек?

— Да, да! И поторопитесь!

Она прибыла в Бристоль двумя часами позже — аппарировала, хотя сперва ей пришлось нанять небольшой фургон, чтобы доставка выглядела правдоподобно, — и обнаружила человек двести у магазина. Люди большей частью слонялись неподалеку, так как крошечное помещение просто не могло вместить всех. На лице Гриффина появилось выражение трогательной благодарности, когда он увидел Гермиону, и, отпуская каждому желающему лекарство, он не переставал жаловаться на наплыв клиентов — раньше у него в магазине никогда не случалось больше пяти покупателей за раз.

Когда Гермиона покинула магазин, у дверей ее встретила представитель сети из четырех супермаркетов в Бристоле.

— Мы заинтересованы в закупке Стоп-простуды, — быстро сказала женщина, протягивая Гермионе визитку. — Как скоро вы сможете предоставить нам три тысячи единиц вашего лекарства?

Молодая мастер зелий была довольна. Наконец-то! Именно это и должно было случиться!

Она почувствовала себя еще счастливее, когда через два дня владелец сети из шести магазинов по всему Глостеру заказал пять тысяч бутылочек, устав говорить покупателям, что у него не продается эта штуковина.

К концу месяца, когда у Гермионы было заказов уже почти на сто тысяч доз, чтобы удовлетворить потребности множества магазинов по всей юго-западной Англии, она была слишком вымотана, чтобы чувствовать хоть что-то.

Гермионе пришлось поддаться продовольственному буму и выкупить ингредиенты для перечного зелья почти во всех магазинах Европы, торгующих магическими компонентами для зелий. Чтобы заполнить только половину склада котлами, Гермионе пришлось отправиться в Канаду, и после трансатлантической аппарации ее несколько часов мутило. «Надеюсь, котлы вполне соответствуют стандартам, разработанным Перси», — подумала она со смехом, который неизменно сопутствует тем, кто работает в стрессовых условиях. Ей пришлось сделать краткосрочный заем под большие проценты, чтобы покрыть неожиданные стартовые расходы — и все это были лишь приготовления к настоящей работе.

Из одного котла выходило восемь бутылочек. На складе — тысяча котлов. Ей придется сделать дюжину заходов, и кто знает, сколько времени займет каждый, если учесть, что зелье в каждом котле ей нужно будет помешивать?

Просто отлично, что связывание чар для дюжины было не намного сложнее связывания чар для сотни котлов, если все они должны быть наполнены одним зельем. В противном случае, изготовление лекарства заняло бы у нее месяцы. А самое главное, Гермионе все еще нужно было как-то справляться с заказами из волшебных аптек.

«Если бы я только могла нанять помощника, — подумала Гермиона после четырехчасового сна, вручную помешивая одиннадцатую партию. Это занятие, если только проделывалось быстро, занимало три часа и двадцать две минуты. — Требуется: волшебник или ведьма для работы с зельями. Хорошее владение чарами необходимо. Предпочтение — скрытным натурам».

«Близнецы Уизли справились бы лучше всех, — размышляла она со слабой улыбкой. — Плохо то, что у них свой бизнес, да и дела их идут превосходно».

Накладывая на себя охлаждающее заклинание, чтобы противостоять жару от тысячи кипящих котлов, Гермиона позволила себе уныло рассмеяться, когда вдруг осознала, что есть кое-кто еще, кто подошел бы для этой работы даже лучше близнецов. В конце концов, она сама его тренировала.

Северус Снейп.

Гермиона была не так глупа, чтобы тотчас сорваться с места, помчаться в замок и предложить Северусу заключить с ней договор — договор! Она представила себе эту сцену: «Привет, профессор. Прошу прощения, что убежала от вас таким вот образом, хотя вообще-то за то, что вы сделали, вы заслуживаете худшего. Но что, если мы забудем прошлые обиды? Не хотите ли работать на меня?»

Кроме того, что он, весьма вероятно, возненавидел ее теперь (при этой мысли Гермиону пронзила острая боль, которую девушка предпочла проигнорировать), у него есть обязательства перед школой.

«Конечно, он терпеть не может свою работу, — мысленно отметила Гермиона, откусив от плитки шоколада перед новым сеансом связывания чар. — А против этой работы он, возможно, и возражать не будет, особенно если сможет проводить исследования в периоды затишья».

Гермиона потрясла головой, стараясь избавиться от этих дум, и велела себе выплыть из стремительного потока мыслей немедленно. «Ты не хочешь, чтобы он отирался где-то поблизости. Ты не хочешь его снова видеть».

Она повторяла эти слова несколько раз — до тех, пока не убедила себя, что поверила им.

* * *

К концу ноября Гермиона по спецзаказу приобрела еще пятьсот котлов, которые расположила теперь повсюду, оставив свободным только небольшое пространство, чтобы ходить и помешивать зелья в процессе варки, да свой уголок с кроватью. Теперь каждый день она варила по тридцать шесть тысяч бутылочек Стоп-простуды (урожденное Перечное зелье), и остававшегося свободного времени с трудом хватало на то, чтобы спать, есть, доставлять зелья по местам назначения и пополнять запасы.

«Работа мечты, без сомнения. Отличный ход, Грейнджер».

С другой стороны, ей платили пятьдесят пенсов за бутылочку в полпинты (предполагаемая рыночная цена которой была два фунта). И половина от этого — чистая прибыль.

И едва ли можно было жаловаться на девять тысяч фунтов заработка ежедневно.

Часть ее — совершенно измотанная часть — предлагала собрать все, что Гермиона успела заработать, и исчезнуть. Девушка уже приближалась к отметке в полмиллиона фунтов, поэтому о таком исходе можно было и подумать.

Но ведь ее первоначальной целью вовсе не было зарабатывание денег. Гермиона считала, что это будет интересно, полезно, трудно. Она все же не могла представить, что будет всю оставшуюся жизнь нежиться на берегу моря, пусть сейчас это и казалось таким заманчивым. Поэтому девушка продолжала работать, подбадривая себя мыслью, что, если доверять министерству здравоохранения, грипп уже пошел на спад, и количество заказов должно существенно сократиться к рождеству.

И словно по волшебству, так и произошло. Гермиона вдруг почувствовала себя свободной за неделю до праздника, чтобы заняться… делами. Делами, никак не связанными с зельями.

Разделавшись с покупкой подарков — это оказалось гораздо менее затруднительным теперь, когда она разбогатела, — Гермиона отправилась в Нору навестить мальчиков, которые уже успели обручиться со своими подругами. Целый день Гермиона потратила, помогая матери с ежегодной уборкой дома перед праздниками — не имело никакого значения, что за рождественским столом они будут сидеть только втроем. А в субботу, двадцать третьего, отправилась в «Три метлы» встретиться с Пенелопой.

— Мне просто не верится, что ты покинула Хогвартс год назад, — сказала преподаватель чар, усаживаясь за столик. — И я все еще обижена на тебя за то, что ты исчезла не попрощавшись, — добавила она, притворно грозя пальцем. — Сова принесла от тебя записку только два дня спустя, и из-за этого я даже интересовалась у профессора Снейпа, куда ты пропала.

— Эээ… И что он ответил?

— Сказал, что не имеет ни малейшего понятия, и велел убираться из его лаборатории ко всем чертям.

— Вот так так! Извини.

— Да ну, он рассердился не очень сильно, особенно, если учесть, что в конце он добавил «профессор Клируотер», — сказала Пенелопа, пожимая плечами. — И он ведет себя подобным образом с тех самых пор, как ты ушла, — добавила она, выжидающе глядя на Гермиону.

Юная мастер зелий вздохнула и отпила глоток тыквенного сока, уже понимая, к чему клонит Пенелопа.

— Гермиона… Это, конечно, не мое дело, но… Между вами что-то было, так ведь?

— Все очень сложно, — ответила Гермиона, уже устав держать в себе эту историю, которая разъедала ее изнутри, словно ядовитое зелье.

— Я свободна целый день, — ответила Пенелопа, откладывая вилку.

* * *

В целях предосторожности Гермиона наложила на них обеих заклинание неслышимости и заставила преподавателя чар поклясться, что та никогда никому не расскажет того, что Гермиона собирается ей поведать. Гермиона все еще хотела, чтобы Северус заплатил за свое дурное к ней отношение, но, в то же время, у нее не хватало духу так поступить с ним, да к тому же вдруг оказалось, что и ему пришлось несладко.

— Просто выслушай меня и не задавай вопросов, пока я не закончу, хорошо? — попросила она.

Но Гермионе и не нужно было волноваться. Лишь только она приступила к рассказу, Пенелопа немедленно потеряла дар речи и потрясенно молчала, лишь изредка возмущенно фыркая, задерживая дыхание или тихо охая.

Словно вынув пробку из бутылки, Гермиона выплескивала всю историю, деталь за деталью, подробность за подробностью: как Северуса порадовала ее наивность, как Северус раздевал ее, как Северус запретил ей обрезать волосы. Как Северус не воспользовался представившейся возможностью оскорбить ее способности к зельеварению, вместо этого преподав ей урок и сказав, что не стоит всегда требовать от себя только лучшего результата во всем. Как Северус насмехался над ее экспериментами, а потом пригласил в выручай-комнату, чтобы поднять ей настроение, когда эти эксперименты не увенчались успехом. Как Северус ужасно сомневался в своих способностях к чарам, скрипел зубами, но все же на протяжении нескольких недель продолжал учиться у Гермионы.

Рассказала, что он был безразличен. Рассказала, что нравилась ему такой, какая есть. Рассказала, что он полюбил ее.

— Ну, теперь тебе все известно, — закончила она через два с лишним часа, откидываясь на спинку стула и прикрывая глаза. — Есть что сказать?

Пенелопа открыла рот, закрыла, нахмурилась и снова попробовала заговорить:

— Думаю, Снейп — подходящий сукин сын, — при этих словах Гермиона издала неопределенный звук, — и думаю, ты его любишь.

Гермиона тут же широко раскрыла глаза.

— Что? Нет, не люблю.

— Имей в виду, это плохая мысль — если спросишь моего мнения, — но так и есть. Сама подумай: ты скучаешь по нему.

— Я и по тебе скучала, — ответила Гермиона, старательно игнорируя тот факт, что о нем она думала гораздо больше, чем о ней.

Ответом ей было фырканье с другой стороны стола, которое означало, что ее подругу не так-то легко провести.

— Дальше: он никогда не заставлял тебя проводить с ним время вне спальни или лаборатории, но ты все равно была с ним, разве не так?

— Ну… Да, но…

— Но — что? Ты ведь считаешь, что он ужасно интересный собеседник?

— Очень интересный, — с чувством ответила Гермиона. — О чем бы мы ни говорили, мне всегда нужно было хорошенько подумать, прежде чем ответить. У него великолепный ум, я никогда не встречала никого, кто…

Окончание предложения растворилось на языке, оставляя горькое послевкусие.

— Вот черт, — прошептала Гермиона. — И правда люблю.

— И что ты будешь с этим делать? — теперь голос Пенелопы звучал мягко — спор был выигран.

— Ничего, — со злостью ответила Гермиона. — Связываться с ним — плохая идея, и я просто дура, что позволила этому случиться.

Последовала короткая пауза, в течение которой Гермиона пыталась сморгнуть набежавшие слезы.

— С ним ты была счастлива, — сказала Пенелопа полувопросительно.

Гермиона открыла рот, чтобы ответить: «Нет», — но вдруг поняла, что не может сказать так: это было бы нечестно.

— Я не могла чувствовать себя полностью счастливой, — вместо этого ответила она. — Каждый раз, когда он поступал заботливо, каждый раз, когда ему удавалось рассмешить или успокоить меня, мне всегда вспоминался договор. Я или гадала, во что Северус пытается втянуть меня на этот раз, или напоминала себе, что изначально наше общение стоится исключительно на силе — силе магии, прежде всего, а затем и силе закона.

— Если бы только этот придурок не принуждал тебя с самого начала… — Пенелопа оставила не высказанным предположение обо всех удивительных вещах, которые могли бы последовать — о сердцах и розах и о вечном блаженстве.

— Если бы… — тихо повторила Гермиона, впервые серьезно подумав об этом, вспоминая времена до договора. — Если бы он не сделал этого, — произнесла она наконец, сформулировав мысль до конца, — тогда, вероятнее всего, он никогда не подпустил бы меня к себе достаточно близко для того, чтобы я смогла увидеть его настоящего — и увидел бы не меня, а свое сложившееся обо мне мнение за все семь лет, что был моим учителем.

«Думаю, Северус считал, что не имеет смысла держать меня на расстоянии вытянутой руки, раз уж он посадил меня на короткий поводок», — добавила Гермиона про себя.

«Или же он пытался восполнить мне недостаток свободы тем, что обращался со мной как с человеком, а не как с ученицей?»

Звук мягкого смеха Пенелопы тут же вернул Гермиону к реальности.

— Не вижу ничего смешного.

— Гермиона, ты говоришь, что если бы Снейп вел себя согласно общепринятым нормам морали, ты никогда не полюбила бы его.

Гермиона попробовала улыбнуться в ответ, но ничего не вышло. Она подумала, что надо было заказать что-нибудь посильнее тыквенного сока.

— Теперь понимаешь? — спросила она. — Это невыносимо. Он мне отвратителен. Я сама себе отвратительна. К этому нужно относиться только как зависимости, вот и все. Я продержалась год. Я просто… буду держаться и дальше. Правда, я… — Гермиона глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, — приняла решение начать встречаться с кем-нибудь, как только закончатся праздники.

— С волшебником? — с сомнением спросила Пенелопа.

— Надо бы, как ты думаешь? С магглами столько сложностей. Не хочется начинать отношения со лжи.

— Послушай, я знаю, что ты любишь прыгать с места в карьер, поэтому просто… Просто дай себе время. Не жди в следующем месяце чуда и, пожалуйста, не связывайся с первым встречным, который только покажется тебе порядочным.

Гермиона, утомленная, хотела было запротестовать, сказать, что она не идиотка и что она, в любом случае, может выйти замуж хоть за первого, хоть за второго встречного, если ей захочется.

— Ну хорошо, это я лишнего хватила, — быстро вставила Пенелопа, потирая глаза. — Просто дело ведь в том, что ты уже знаешь достаточно магов Британии, которые старше тебя не больше, чем на тридцать лет, и ни один из них не заинтересовал тебя — кроме Снейпа. Ты мне сама об этом сказала, помнишь? Ну, фразы «кроме Снейпа» не прозвучало, но я-то знаю правду. Будет не так-то просто найти того, кто даст пищу твоему уму и заставит твое сердце биться быстрее.

— Ты совсем мне не помогла, — сердито заметила Гермиона. — Я-то думала, что их всех людей ты точно согласишься, что это здорово, что я от него избавилась.

— Нет, нет, ты права: он не сможет вернуть тебе то, чего тебя лишил, и не знаю, как он мог бы восстановить пошатнувшееся доверие. Он оскорбил тебя, и неважно при этом, сколько старания он приложил, чтобы не нанести тебе физического вреда.

— Но тогда…

Пенелопа грустно пожала плечами, вид у нее был подавленный.

— Ты говорила мне, что у тебя никогда не было ощущения, что здесь подходящее для тебя место, и рискну предположить, основываясь на собственном опыте, что и туда ты не вписываешься, — сказала она, и не нужно было пояснять, что «здесь» и «там» — это маггловский и волшебный миры. — Поверь тому, кто на целое поколение младше всех своих коллег: иногда бывает здорово почувствовать, что ты на своем месте.

— Согласна, но какое отношение это имеет к Северусу?

— Вы подходите друг другу. Я не могу понять почему, но так уж получилось. Вы научились ладить друг с другом — и это далеко не всегда манипулирование, иногда вы просто знаете, что сказать и когда.

Гермиона с несчастным видом хмыкнула, чувствуя себя неважно и думая о том, как хорошо было бы сейчас сделать глоток перечного зелья.

— Как жаль, что в самый первый день он безвозвратно разрушил то, что могло бы быть, — добавила Пенелопа. А затем, с надеждой в голосе произнесла: — Мне точно нельзя его проклясть?

* * *

Когда девушки уходили, мадам Розмерта кинула на них раздраженный взгляд через плечо: они просидели несколько часов, а заказали только скромный обед, да пару стаканчиков тыквенного сока. Но Гермиона была уверена, что у хозяйки трактира немедленно появится праздничное настроение, как только она увидит чаевые.

В конце концов, хоть кто-то останется доволен ланчем. Гермиона пришла сюда, чтобы выкинуть из головы зелья и мастера зельеварения, но вместо этого она теперь не могла думать ни о ком другом.

Где-то в глубине души она все это время точно знала, что любит его, но как она могла признаться себе в этом? «Мне сейчас так же плохо, как и Северусу. Нет, даже хуже: у него-то хватило смелости смириться со своими чувствами ко мне».

«При условии, что он говорил правду. А этого я никогда не узнаю».

С мягким хлопком Гермиона аппарировала на свой склад и мрачно приступила к варке антипохмельного зелья, которое она обещала доставить миссис Джиггер для всех, кто любит слишком бурно отмечать праздники.

«Вот еще! Чепуха».

* * *

— А я уж думала, не увижу вас до будущей недели, — сказала владелица аптеки на следующее утро. Она тяжело дышала: ей пришлось пришлепать из своего кабинета где-то в глубине аптеки, чтобы отпереть дверь и впустить своего поставщика зелий. — Вам крупно повезло, что я тут.

— Вы всегда здесь, — едва улыбнувшись, ответила Гермиона. — Вы живете этажом выше.

— Так-то оно так. Но это ж не значит, что я тут ошиваюсь каждую минуту, — смущенно проворчала старая ведьма. — Давайте, вываливайте, что там у вас. Я как раз заканчиваю писать новый заказ.

Она свистнула, подзывая свою сипуху по имени Флетчер, и сделала несколько быстрых пометок, пока Гермиона выгружала бутылочки на полочку с меткой: «Аб-Ар».

— Ну вот, — строго сказала миссис Джиггер, как только сова улетела. — Пойдемте-ка, чайку выпьем.

— Спасибо, это очень мило с вашей стороны, но сегодня канун рождества, я должна…

— Оставить одинокую старушку прозябать с ее старым, никчемным муженьком?

— Ну, если вы ставите вопрос таким образом… — ответила Гермиона, широко улыбаясь: под действием притворного ворчания миссис Джиггер вернулась ее смешливость.

Каморка, которая служила миссис Джиггер кабинетом и в которой Гермиона еще ни разу не бывала, оказалась узкой комнатой, с таким же головокружительно высоким потолком, как и во всей остальной аптеке. Они уселись в плетеные кресла, которые выглядели почти такими же старыми, как и их хозяйка, и выпили по чашке чая на черной смородине, который был таким же терпким, как вино Северуса.

Гермиона, которой никогда не удавалась светская болтовня, никак не могла придумать темы для беседы. И, что казалось еще более необычным, у миссис Джиггер язык тоже как будто отнялся.

«Зачем тогда она пригласила меня сюда? — спрашивала себя Гермиона, и ее настроение немедленно упало до отметки «угрюмое».

После нескольких минут молчания, в течение которых Гермиона размышляла, когда уже ей можно будет вежливо удалиться, хозяйка аптеки спросила:

— Вы так мне и не рассказали, почему вычистили у меня все запасы ингредиентов для перечного зелья несколько недель назад.

Гермиона, давно ожидавшая этого вопроса, сделала глоток чая и ответила в соответствии со слизеринской традицией говорить правду и неправду вперемешку:

— У меня было много заказов от других аптекарей. А я предпочитаю покупать ингредиенты у вас.

«И плачу по розничной цене, так что жаловаться не на что».

— Ммммффф, — неопределенно ответила хозяйка и снова наполнила чашки, к неудовольствию своей гостьи.

Потянулась еще одна неловкая пауза.

— У вас есть дети, миссис Джиггер? — спросила наконец Гермиона, со звоном поставив чашку на блюдце.

— Был, — резко ответила та. — Мальчик.

«Просто прекрасно! Давай поговорим на щекотливую тему, почему бы нет».

— Эээ… Простите, — произнесла Гермиона. — Волдеморт?

— Присоединился к нему, идиот несчастный.

Гермиона смогла сказать только «ох» и с несчастным видом уставилась на дно своей чашки. Ей хотелось что-то сказать, но она не знала, что.

Миссис Джиггер вздохнула и — непостижимо — в третий раз наполнила чашки.

— Я никогда не верила во всю эту дурь насчет чистокровности. Что мой Роберт только нашел в нем?.. Теперь уж не узнать. Силу, наверное. Я, конечно, его умоляла оставить его. А он сказал, что от Волдеморта никто живьем не уходит.

«Никто, кроме… Ой, да перестань ты думать о нем! Перестань, перестань, перестань!»

— И все равно он умер — в ту первую войну, до Гарри Поттера. Я стараюсь не думать о том горе, которое он принес кому-то.

— Вы ни в чем не виноваты, — сказала Гермиона, протянув руку через стол, заваленный пергаментом, чтобы сжать тонкую руку старой леди.

Та вздрогнула, и было неясно — от прикосновения или от нахлынувших воспоминаний. Затем слабо рассмеялась, и ее смех был только тенью ее обычного кудахтанья, и с горечью сказала:

— Я не могу себя простить. И его тоже. Он мог бы уйти от этого ужасного волшебника, мог бы. Как…

Уханье, которое донеслось со стороны двери, прервало ее.

— Это, должно быть, Флетчер, — сказала она как будто с облегчением, вставая со стула с необычной готовностью. — Ох-ох, гляньте-ка на время: вам уже давно пора домой.

Гермиона, благодарная, что миссис Джиггер воспользовалась первым предлогом, чтобы поторопить девушку, встала из кресла и быстро обняла хозяйку аптеки.

— Счастливого рождества, — сказала она. — Не позволяйте прошлому преследовать вас.

— И вам того же, — сказала та, вдруг взглянув на Гермиону с любопытством. — А теперь — идите.

Пару минут Гермиона стояла у аптеки под пушистым снегом и думала, что нет ничего удивительного в том, что миссис Джиггер принадлежала к той малочисленной группе людей, которые ценили Северуса.

Затем она аппарировала на свой склад, даже не подозревая, что все это чаепитие было целиком и полностью в его интересах.

Двумя минутами позже, воплощая ее грезы и ночные кошмары одновременно, на складе у самой двери материализовался Северус Снейп.

Гермиона услышала мягкий хлопок — на грани слышимости, но в гулком помещении склада отраженный многократно, — и тут же обернулась на звук.

И если она была по-настоящему изумлена, увидев его на пороге своего обиталища, то и Северус был порядком удивлен. Он оглядел ряды котлов, сотни и сотни которых были наполнены зельями, и снова повернулся к Гермионе — на его лице застыл ужас.

— Весь магический мир не настолько велик, чтобы обеспечивать его таким количеством зелий, — тихо, но четко сказал он. — Объясни, пожалуйста, что все это значит?

Гермиона схватилась за спинку единственного стула, ища поддержки. Сердце девушки рвалось из груди.

— Полагаю, именно я вправе рассчитывать на объяснения.

— Что… ты… наделала? — требовательно спросил он, шествуя широким шагом по ближайшему проходу между котлами.

— Ничего, я только варила зелья. Я настаиваю, чтобы ты ушел…

— Теперь-то я понимаю, почему ты так интересовалась улучшением вкуса и массовым производством. Теперь-то я вижу, чему так безрассудно помогал. Ты продаешь зелья магглам. Магглам!

— А почему магглы не должны иметь доступ к лекарственным зельям? Ты дал тогда зелье моей матери — ты помнишь, как она была больна и как быстро потом поправилась.

Теперь он нависал над Гермионой, и девушка видела его напряженно застывшее лицо.

— Своими усилиями ты создаешь такую огромную угрозу секретности и безопасности нашего мира, что только Волдеморту могла бы прийти в голову идея совершить нечто подобное.

— Северус, никто не знает, что это волшебные лекарства. Я продаю перечное зелье как напиток, облегчающий симптомы простуды. И я сильно сомневаюсь, что это может разрушить разделительную стену между мирами.

— Но разве ты собираешься остановиться на достигнутом? Нет, ты станешь продавать любое зелье, которое только сочтешь нужным. Может быть, даже наймешь помощника, — при этих словах Гермиона покраснела, вспомнив о том, как подумывала, не пригласить ли Северуса на эту должность, — чтобы расширить производство и продавать зелья в другие маггловские страны. Скоро люди будут считать, что так называемые «напитки» смогут решить каждую их проблему, и ты никогда не сможешь остановиться. Ты что, думаешь, что магглы безропотно заживут по-прежнему, если однажды зелья перестанут появляться как по волшебству во всех окрестных магазинах? О, нет — они потребуют объяснений, потребуют действий и однажды наткнутся на то, что так старательно прячут прямо под их носами. Ты превратишь нас в рабов. Неужели ты хочешь этого?

Гермиона слегка покачнулась и схватилась за спинку стула второй рукой.

— Нет, такого не случится: мы слишком могущественны…

— На каждого волшебника приходится две тысячи магглов, — холодно заметил он. — В самом лучшем случае магглы вынудят нас уйти в такое глухое подполье, что наше нынешнее затворничество покажется всего лишь детской игрой в прятки.

— Премьер-министру известно о существовании магии, и он ни к чему нас не принуждает!

— Он совершенно не представляет возможностей магии. Он думает, что волшебство — это пара-тройка глупых трюков и шуточек, о которых лучше бы помалкивать.

— Но что, если поставки никогда не прекратятся? Что, если ко мне присоединятся и другие зельевары? Подумай о нетронутом рынке — деньги потекут в мир магов как из рога изобилия…

— Гермиона! — проревел он с такой яростью, что она тут же замолчала. — Цена слишком высока. Ты не можешь принимать такие решения за всех нас! Как смеешь ты относиться к защите нашего мира, нашей культуры как к досадному препятствию, которое нужно обойти? Как смеешь ты считать, что знаешь лучше?

Он замолчал, провел рукой по глазам и добавил:

— Ты понимаешь, что то, что ты делаешь, — неверно, в противном случае, ты была бы рада огласить свои намерения. — Голос Северуса был полон каких-то чувств, но Гермиона не смогла распознать, каких именно.

«Разве я не говорила ему то же в ту самую ночь, когда все началось?»

— Это не противоречит закону, — вызывающе сказала она, но осознание вины постепенно ложилось на ее плечи тяжким грузом.

— Думаю, ты скоро обнаружишь обратное, — прошипел он.

— Но Министерство…

— Слово Министерства в таких делах отнюдь не последнее. Международный кодекс о секретности магического мира высказывается по этому поводу достаточно однозначно, и Уизенгамот этого, — пауза, — не простит.

Весь ужас ситуации нахлынул на нее, и Гермиона, перестав сражаться с коленями, без сил опустилась на пол.

Ей не только придется жить с сознанием того, что Северус был прав — а сама она, в лучшем случае, поступила необдуманно, а в худшем — потворствовала страшным вещам. Нет, это было только начало.

Он собирается шантажировать ее. То, что он освободил ее от предыдущего договора, не возымело того эффекта, на который он рассчитывал, поэтому он нашел новый способ принудить ее подписать еще один документ. Что ей грозит? В курсе ли он всех ее приобретений?

Но то, что действительно имело сейчас значение: что ей на самом деле было важно знать, так это — будет ли новый договор длится три года? Или всю жизнь?

— Как ты меня нашел? — уныло спросила она.

Казалось, что по каким-то причинам этот вопрос расстроил его еще больше, потому что он нахмурился, глядя на котлы, как будто они причинили ему какой-то вред.

— Прошлым вечером я попросил миссис Джиггер написать мне, когда ты появишься в аптеке в следующий раз, — сказал он, скрестив руки на груди. — Он согласилась задержать тебя до тех пор, пока я не смогу поговорить с тобой. Когда прибыла ее записка, я наложил на себя чары незаметности, прибыл в Хогсмид с совой и проследил твой аппарационный след.

Глаза Гермионы расширились, и она спросила:

— Где ты такому научился?

— А ты как думаешь? — с ехидцей спросил он, но даже в своем состоянии Гермиона могла распознать отчаяние в его голосе.

«Перестань, черт возьми, анализировать его чувства! Избавься от него пока не поздно!»

Аппарировать не имело смысла: он последует за ней, куда бы она ни отправилась. Но может быть, у нее получится обезоружить его и исчезнуть? Гермиона подавила всхлип — нет, нет, и это совершенно бессмысленно! Пусть он и не угрожает ей палочкой, она все еще у него в руках, а реакция у него быстрая.

А затем — невероятно! — он повернулся к ней спиной.

«Вот твой шанс! Хватай его палочку. Свяжи его. А еще лучше, оглуши. Ну же!»

Рука Гермионы с зажатой в ней палочкой тряслась. Это было ужасно. Девушка не хотела делать этого, и, в любом случае, ей придется всю жизнь скрываться от него, а прожить он может до ста лет и даже больше. Она никогда больше не увидит родителей. Никогда не увидит Гарри, Рона или Пенелопу. Она… Она никогда больше…

— Не могу поверить, что ты это сделала, — тихо сказал он, изучая котлы.

Гермиона была совершенно неподготовлена к острой боли, которую вызвало озвученное им наблюдение. Он ожидал от нее более благородного поведения…

«А ты ожидала, что он поведет себя более благородно, и как он отплатил тебе? Ради бога, не дай ему снова поймать тебя в ловушку!»

В тишине Гермиона довольно долго боролась с собой, ее здравый смысл возмущался теперь еще сильнее — теперь, когда она отказалась от идеи напасть на Северуса.

«Сейчас нет времени, чтобы тешить свои идиотские чувства!»

Но все же Северус не был ей безразличен, к тому же он никогда не был с ней жестоким, никогда…

«После всего, что он с тобой сделал, ты опустишь руки и дашь ему выиграть? — вопил ее внутренний голос. — Нет ничего такого в том, чтобы вывести его ненадолго из строя, ничего, в самом деле, это не продлится долго, ты просто должна…»

Она со стуком уронила палочку и закрыла лицо руками.

«Ты просто должна убить его».

— Господи, кем же я стала? — прошептала она.

— Гермиона, — произнес Северус, и голос его был необычайно нежен. Должно быть, он встал на колени, потому что он вдруг обнял ее и прижал ее голову к своей груди — Думаю, что можешь поверить мне на слово: иногда план действий вовсе не кажется таким уж неправильным — до тех пор, пока не свяжешь себя какими-то обязательствами.

«Интересно, как он может разумно объяснить то, что собирается сделать», — подумала Гермиона. Она была глубоко несчастна и слишком шокирована для того, чтобы даже заплакать.

Вместо того чтобы вырваться из его рук, она позволила ему обнимать себя, позволила пропустить пальцы сквозь копну своих спутанных волос, позволила их сердцам биться в унисон. На самом деле, Гермиона не хотела, чтобы Северус отпускал ее. В это самое мгновение она могла притвориться, что они встретились на равных, что не будет — и никогда не было — никакого договора.

И ко всему прочему, она хотела его, и это все только усложняло.

—Уверен, тебе интересно, почему я здесь, — сказал Северус, и в его голос как будто прокрались прежние суховатые нотки.

— Догадываюсь.

— В самом деле? — он отстранился и, не мигая, посмотрел на нее.

Стараясь отложить страшный момент оглашения истины, Гермиона выпалила:

— Сколько ты это планировал?

— Я пытался найти тебя раньше, но ты сделала все, чтобы твои перемещения было сложно отследить, и это было таким явным сигналом, что я не предпринимал никаких… — он на секунду замолчал, — никаких относительно сложных попыток отыскать тебя до сегодняшнего дня.

Смущенная, она украдкой посмотрела на него. «С чего это мои чары ненаносимости удерживали его от шантажа…?»

— А затем нечто совершенно непредвиденное случилось вчера вечером, прямо перед ужином. Пенелопа Клируотер ворвалась в мой кабинет, продемонстрировала мне поистине неиссякаемый запас бранных слов и впервые за целый год вселила в меня надежду, что, может быть, я не умру в мучительном одиночестве.

Его следующие слова были сказаны так тихо, что их едва можно было различить:

— Это правда? Ты любишь меня?

Гермиона ненадолго прикрыла глаза, не в силах взглянуть на него, но как только собралась с духом, тут же посмотрела на Северуса в упор.

— Да, но это не имеет значения. Я не могу позволить себе испытывать к тебе такие чувства. Только не после того, как ты протянул мне тот свиток с договором.

— Ты должна простить меня, — с нажимом сказал он, обеими руками сжав ее руку. И поскольку он уже стоял на коленях, картина эта пугала и поражала одновременно. — Признаю, я нанес тебе страшную рану, обещаю все отпущенное мне время заглаживать мою вину перед тобой. Но, во имя всего святого, не приговаривай меня провести еще хоть день в этом аду!

— Было бы безумием с моей стороны согласиться, — вскрикнула она, пытаясь вырваться из его объятий. — Как я смогу доверять тебе? Как я смогу терпеть твои прикосновения и не вспоминать, как однажды у меня не было выбора, кроме как подписать с тобой договор?

Он уронил ее руку, одним быстрым движением поднялся на ноги и отвернулся. За завесой волос невозможно было разглядеть выражение его лица.

— Я надеялся, что до этого все же не дойдет, — мрачно сказал он.

«Вот, вот оно! Ради всего святого, это твой последний шанс! Сделай же что-нибудь!»

Но она не могла. Ее палочка лежала на полу, в пределах досягаемости, руки же на коленях дрожали. Секундой позже Северус положил на них свиток пергамента.

Голос его звучал натянуто и тихо:

— Уверен, мне не надо объяснять, что это.

Она трясущимися руками развернула пергамент и посмотрела на слова, накарябанные черными чернилами.

«Я, Северус Снейп, передаю себя на три года в услужение Гермионе Грейнджер и соглашаюсь повиноваться ей во всем».

— Мне подписать? — спросил он. — Даст ли это мне возможность надеяться?

Гермиона невидяще уставилась на написанное.

«Я Северус Снейп, передаю себя…»

«Я, Северус Снейп…»

Невозможно.

Собравшись, она наклонилась, стиснула палочку и прикоснулась к пергаменту, проверяя его на наличие скрытых чар, которые могли бы полностью изменить смысл этого договора.

Ничего.

— Зачем бы тебе это делать? — спросила она, и слезы наконец полились по ее щекам, обжигая холодную кожу.

— Свободна ты во всём. Поверь, я не кичусь собою; тебе ль, другому ли — рабом готов я быть, когда того я стою.

Сглотнув, чтобы не закричать: «Прекрати цитировать эту проклятую пьесу!» — Гермиона вместо этого сказала:

— Ты блефуешь.

С быстротой, которая совершенно застала ее врасплох, он вытащил перо из недр мантии, нацарапал свое имя внизу страницы и прикоснулся к пергаменту палочкой.

— Нет, — прохрипел он, пошатнувшись от всплеска магии.

____________

Примечания:

«Свободна ты во всём…» — Это, разумеется, (несколько измененная, — прим. перев.) цитата из «Фауста», слова Фауста, как будто вы и сами не догадались бы.

Гермиона вскочила со стула, но все равно не сумела подхватить Северуса и предотвратить падение. К счастью, он упал на пол, а не угодил в один из котлов.

— До чего же ты упрямый человек, — сказала она, баюкая его голову, пока слезы стекали по ее щекам и капали на его. — Это выводит манипулирование на совсем иной уровень.

— Это не манипулирование, черт возьми, — выдавил он, дыхание его сбилось, — а возмещение ущерба.

— Зачем тогда ты устроил на меня засаду?

— Засаду? — он выглядел оскорбленным. — Если бы я не обратился к тебе на твоей территории, разве ты дала бы мне возможность и время высказать все, что я хочу?

Гермиона вздохнула, но тут же быстро продолжила:

— Так как ты планируешь исполнять условия договора, если в это же время ты обязан преподавать в Хогвартсе?

— Договор со школой нужно, безусловно, соблюдать, однако в июне я смогу уйти на все четыре стороны.

Она насухо вытерла его лицо от своих слез и в изумлении воззрилась на него.

— Но Северус, так нельзя. Если Хогвартс действительно единственное место в Европе, где ты можешь работать, то тебе просто нельзя уходить.

— Я не могу продолжать жить вот так, — просто сказал он.

— Скажи честно: что ты надеешься получить?

Гермиона почувствовала прикосновение магии к его коже и вздрогнула, тут же вспомнив то время, когда не она, а он отдавал приказы.

— Тебя, — ответил он сразу. — Я схожу с ума. Каждое эссе, которое я проверяю, каждое зелье, которое варю, каждая статья в журнале, которую читаю, — все напоминает о тебе. Каждый раз, когда я срываюсь на какого-нибудь студента, я слышу твой голос, который отчитывает меня. Каждую ночь в течение этого года я не мог заснуть, потому что думал, что ты презираешь меня, и я это заслужил, — он ненадолго замолчал. — Я не могу вернуть тебе то, чего лишил тебя, поэтому отдал себя в твои руки, — еще одна короткая пауза, — хотя думал, что больше никогда этого не сделаю.

«Потому что он уже сделал это однажды, так ведь?»

«Он ненавидит чувствовать себя бессильным».

— Я не Волдеморт, и ты это знаешь, — возразила она, и большая волна возмущения схлестнулась с сочувствием.

— Да, — напряженно ответил он. — Но мне также известно, что, возможно, ты будешь склонна отомстить за себя.

«Ох, Северус…»

Она отвела несколько чернильно-черных прядей от его глаз.

— Почему я так тебе нужна?

— Потому, невыносимая ты ведьма, — сказал он и, схватив ее руку, прижал к своей груди, где бешено билось сердце, — что по необъяснимой причине я люблю тебя.

— И это твой единственный мотив? Не потому, что перепихнуться со мной — легко и просто?

— Моя дорогая леди Насмешница, вы самая тяжелая и сложная женщина, которую я когда-либо знал.

У Гермионы вырвался смешок, но она тут же нахмурилась.

— С тобой очень трудно, но, тем не менее, интересно. Ты невыносимая, умная, способная на сострадание женщина, — добавил он, — и рядом с тобой мне хочется стать лучше.

Гермиона выдохнула, чувствуя, как сжалось сердце.

— Правды ради замечу, что, вероятнее всего, я не стану лучше, — сухо продолжил он. — И думаю, стоит так же отметить, что я едва ли когда-нибудь стану милым.

— Вздумай ты вести себя мило, я бы тебя не узнала, — шмыгнув носом, слабо пошутила она. — Но ты, конечно, понимаешь, что мне тяжело поверить, что, кроме любви, тебе ничего от меня не нужно. Я всегда была для тебя марионеткой, ты всегда дергал за ниточки — даже тогда, когда перестал требовать причитающееся тебе или в тот вечер, когда пригласил меня на ужин…

— Но я ведь прислушивался к тебе. Что еще я мог сделать? Как еще я мог показать, что хотел, — он сглотнул, — хотел того, что невозможно получить по этим чертовым договорам.

— Ты мог бы сказать мне правду.

— Когда я это сделал, — холодно ответил он, принимая сидячее положение, — ты убежала. Поэтому удивительно ли, что я оттягивал этот момент до тех пор, пока у меня уже не осталось выбора?

— А еще ты говорил, что все люди порочны, поэтому удивительно ли, что, обжегшись на молоке, я теперь дую на воду?

— Гермиона, — неловко начал он.

— И меня не волнует, что ты говорил: моего согласия у тебя не было. Ты мог бы просто заключить со мной сделку, но нет. То, что это не противоречило закону, вовсе не значит, что это было честно. Ты прав насчет зелий, и я сделаю все, чтобы исправить то, что сама же и наворотила, но ты был абсолютно не прав насчет секса.

— В конце концов, я и сам пришел к этому мнению, — сдавленно прошептал он в ответ. — Гермиона…

— Ты знаешь, а ведь я подумала, что ты выследил меня, чтобы шантажировать, — снова перебила она. — Когда ты протянул мне этот договор, я думала, что это я должна подписать его.

Он с шумом втянул воздух, широко раскрыв глаза. Когда он заговорил, его голос был гораздо более резким, чем ей когда-либо доводилось слышать.

— Кажется, я причинил тебе куда больше вреда, чем даже мог подумать.

— Но… Но ты ведь не собирался…

— Нет, — ответил он. — Не имел ни малейшего понятия, чем ты тут занимаешься до тех пор, пока не появился здесь. И мне никогда — никогда — не приходила в голову мысль использовать это против тебя.

— Тогда что ты имеешь в виду под «больше вреда»?

Он ухватил своенравный локон, предательски выбившийся из прически Гермионы и заправил его ей за ухо, проводя пальцами по щеке девушки.

— Я научил тебя видеть недобрые намерения во всем, и ты выучила мои уроки назубок. Может быть, когда ты только пришла ко мне, ты была немного слишком доверчивой, но есть проступки куда как хуже, и мне невыносима мысль, что я приговорил тебя к жизни, полной бесконечных подозрений и цинизма. Тебе стоило бы быть немного наивной.

— Девяностый, — пробормотала Гермиона, чувствуя, что лучше выкинуть его отсюда поскорее, прежде чем она пообещает ему что-то, о чем потом пожалеет. — Это девяностый урок.

— Нет, — ответил он, чуть-чуть приподняв уголок губ. — Это первый урок, которому ты научила меня. Мне просто потребовалось время, чтобы твердо его усвоить. — Северус прикрыл глаза, как будто готовясь к чему-то трудному, и добавил тихо: — Прости меня… пожалуйста. Пожалуйста.

— Не могу. — Гермиона видела, как Северус будто напрягся. Она поднялась и отвернулась. — Это ненормально. В этом есть что-то нездоровое. Я даже не могу с родителями поделиться, рассказать им о том, что произошло. Я думаю… Я думаю, тебе лучше уйти.

— Это приказ? — отрывисто спросил он.

Гермиона кивнула, избегая подтверждать его предположение словами.

Он поднялся, взял руку Гермионы и поднес к губам.

— Это, признаю, справедливое наказание, — пробормотал он в ее пальцы.

«Это правильно. Это разумно. Однажды ты просто забудешь о нем».

— Почему ты никогда не целовал меня? — спросила она как будто просто так, продлевая контакт. — Ты прикасался ко мне везде.

— Поцелуй нельзя взять силой, — ответил он и дезаппарировал.

* * *

Обед закончился. Подарки были развернуты. Поленья в камине тихо потрескивали, навевая на Гермиону воспоминания о том, как она, бывало, засыпала перед искорками в горячей золе, и ее уносили в кровать. Однако на этот раз отец задремал первым, и его похрапывание соперничало с треском прогорающих поленьев.

Мама читала книгу на другой стороне дивана, и ноги отца лежали у нее на коленях. Миссис Грейнджер взглянула на мужа и ласково ему улыбнулась.

— Теперь без этой канонады и заснуть не могу.

Гермиона отложила книгу, которую пыталась читать («Зелья сквозь века») и вздохнула от острой боли, которую вызвала эта сцена.

— Мама… А папа… делал когда-нибудь что-то такое, за что ты думала не сможешь его простить?

— Ну, это сложный вопрос. Почему ты спрашиваешь?

— Это я вслепую иду по минному полю взрослой жизни.

— Хммм, — ответила миссис Грейнджер, и уголки ее губ поползли вверх от этого туманного объяснения. — Не могу сказать, что делал, если не считать, конечно, носков, которые он разбрасывает везде, но всегда мимо корзины.

— Хорошо, — ответила Гермиона, огорчившись по непонятной причине, и отвернулась к затухающему огню.

Несколькими минутами позже Хелен Грейнджер вывела дочь из забытья вопросом:

— Ты что-нибудь знаешь о прабабушке Раисе?

— Ну… Немного. Только то, что она приехала в Англию из Румынии.

— Я тебе никогда не рассказывала, почему она уехала из Румынии? Нет? Ну, слушай. Это довольно интересная история. Когда ей было семнадцать, в нее влюбился один молодой человек и сделал ей предложение. Она ему отказала — она хотела поступить в колледж и стать учителем, а не женой и матерью, а в то время образование было редкостью и его никогда не получали после замужества. Но этого молодого человека было не удержать. Он пошел к отцу Раисы, они все обсудили и договорились о свадьбе.

— Не может быть, — потрясенно воскликнула Гермиона.

— Да. И, как оказалось, отец Раисы вовсе не был доволен тем, что его дочь хочет стать независимой. Раиса в ярости высказала этому молодому человеку, что он не любил ее по-настоящему, а иначе не принуждал бы ее вести такую жизнь, какой она не хотела, жизнь, которая бы ее убила. Это возымело эффект, потому что он ее отпустил. Даже дал ей денег, чтобы она могла уехать из страны теперь, когда стало очевидно, что ее отец просто найдет другого мужчину, с которым свяжет жизнь своей дочери.

Прошли годы, но она все же умудрилась окончить университет, получила степень и стала учительницей математики в школе для девочек в Манчестере.

— Интересно, а что случилось с тем молодым человеком? — задумчиво спросила Гермиона.

— Ну, Раиса ему писала. Сначала письмо, чтобы сообщить, что она прибыла в целости и сохранности. Потом письмо в ответ на его мольбу простить его. И, в конце концов, они стали регулярно писать друг другу письма обо всех своих неудачах и успехах. Она учила его английскому. Он посылал ей фотографии ее семьи.

— Мам, — сказала Гермиона, начиная понимать, что эта история вовсе не какая-то странная семейная байка, — этот молодой человек — это же прадедушка, да?

— Да, в конечном итоге, он им стал. На ее тридцатый день рождения он приехал в Англию, и они поженились в следующем же месяце.

— Почему? А как же ее принципы? Она же просто сдалась ему на милость.

— Она отстаивала свои принципы, дорогая. Она вела такую жизнь, которую и хотела для себя, и вышла за него замуж на своих условиях.

— Но почему? — опять спросила Гермиона. В ее голосе было больше страдания, чем ей того хотелось.

— Она узнала его так близко, что видела: он хороший человек, несмотря на ту серьезную ошибку, которую допустил. И она полюбила его.

— Это только мешает рассуждать здраво, — пробормотала Гермиона.

Ее мать выглядела так, как будто очень хотела спросить, в чем же все-таки дело, но вместо этого мудро вернулась к книге.

Огонь потрескивал. Мистер Грейнджер храпел. Миссис Грейнджер зевала.

Гермиона лихо вскочила со стула, все разумные мысли, все сомнения покинули ее.

— Мне надо идти, — сказала она. — Счастливого рождества и спасибо тебе за все.

— Передавай ему привет от меня, — сказала ее мать.

— Кому? — спросила Гермиона, застигнутая врасплох.

— Мужчине, которого, как ты думаешь, ты не можешь простить, конечно.

Гермиона нахмурилась.

— Неужели это так очевидно?

— Только для тех, кто любит тебя, — великодушно улыбнулась ее мать. — Приведи его как-нибудь к нам, хорошо?

* * *

За пять минут, что Гермиона добиралась от Ричмонда-на-Темзе до ступеней, ведущих к парадному входу в Хогвартс, она еще раз мысленно просмотрела список важных моментов.

«Он признал, что был неправ? Признал. Просил простить его? Просил. Поставил себя на твое место? Еще как. Таким способом, которого я и ожидать не могла. Это мой собственный выбор, без принуждения и манипулирования? Да».

Но когда Гермиона потянула за ручку тяжелой дубовой двери, то обнаружила, что она уже была надежно заперта на ночь. Она тяжело опустилась прямо на снег, дрожа от пробирающего до костей холода и думая, что теперь делать. Вряд ли стоит чарами выпустить несколько шутих, чтобы вытащить из кровати Минерву и весь педагогический состав школы.

— Давай же, Северус, иди сюда! — пробормотала она. — На этот раз твои ночные блуждания по школе не пройдут впустую…

Наверное, это знак того, что приходить ей не стоило. Гермиона уже не была уверена, что поступила правильно, придя сюда, и голова шла кругом от всех этих беспорядочных мыслей. С трудом поднявшись на ноги, она устало отправилась в обратный путь к аппарационной границе, едва ли отдавая себе отчет, что с каждым шагом передвигает ноги все медленнее.

Если она уйдет сейчас, вернется ли когда-нибудь сюда снова?

— Стой!

Он стоял между распахнутых дверей, яркий свет, лившийся из-за спины, только подчеркивал его темную фигуру. Гермиона часто видела, как он ходит широким шагом, но никогда не видела, как он бежит. Она стояла, будто остолбенев, и наблюдала за тем, как профессор Снейп чуть не летит над замерзшей землей.

— Как ты?.. — начала она, но тут же вспомнила свой последний день в Алхимической лаборатории Гельвеция. — Ты почувствовал, как я зову тебя.

— Ты передумала? — сдержанно спросил он.

— Кажется, сейчас мой разум утратил право голоса.

— Я не причиню тебе зла. Даю слово.

Кивнув, Гермиона взяла его за руки.

— Несмотря ни на что, ты доказал, что можешь быть хорошим человеком.

Он посмотрел на их переплетенные пальцы, и по его лицу нельзя было прочесть то, что он чувствовал.

— Я даже не ожидал… Я даже не думал, что почувствую…

— Я знаю, — сказала она и порывисто прижалась губами к его губам.

Поцелуй был на удивление целомудренным, напоминанием, что отношения их стоились в обратном порядке, но в то же время он был гораздо более интимным, чем все, что было между ними ранее. Гермиона никогда не была настолько близка с ним, по крайней мере, она так это ощущала, даже при том, что между их бедрами было добрых полметра воздуха и одежда.

Северус легко погладил ее по щеке — и это едва заметное прикосновение наполнило ее мучительным предвкушением всех открывающихся им возможностей, таких желанных и таких волнующих.

«Неужели теперь каждое прикосновение будет отравлено прошлым?»

— Не знаю, готова ли я… — сбивчиво сказала она, отстранившись.

— Я знаю, — ответил Северус, обнимая ее, оборачивая полы своей рабочей мантии вокруг девушки.

У него, очевидно, не было времени накинуть теплую одежду, и знание этого согревало Гермиону сильнее, чем его роба.

— Что будем делать?

— Пойдем внутрь, если у нас есть хоть капля мозгов.

— Нет, — рассмеялась Гермиона. — Я хочу сказать: что мы будем теперь делать?

— А я хочу сказать, что надо просто прожить этот день. Это было ужасно — пытаться планировать эти три года.

— Ой, — воскликнула она, высвобождаясь из его объятий. — Чуть не забыла!

Гермиона вытащила волшебную палочку и договор.

— Incendio, — сказала она, прикоснувшись ею к пергаменту.

— Чувствуешь разницу? — спросила она, пока ветер уносил прочь остатки пепла.

Он отвел глаза, пожал плечами.

— Едва ли это имеет значение. Я связан с тобой ничуть не меньше.

Одно из его высказываний тут же пришло на ум Гермионе: «Умоляющий ухажер жалок». Теперь она начинала понимать, почему он казался таким неестественно смущенным — и как, должно быть, трудно ему было прийти к ней и умолять.

— Северус, — сказала она, обнимая его за талию, — ты знаешь, что и я связана с тобой так же сильно.

— Хорошо, — сухо ответил он. — А теперь я действительно вынужден настаивать на том, чтобы мы вошли внутрь, иначе некоторые мои жизненно важные органы будут совсем отморожены.

* * *

Северус предложил Гермионе остановиться в гостевых комнатах, где девушка провела первые месяцы своего ученичества, но ей была невыносима мысль о том, что она снова будет там спать. Затем он предложил ей воспользоваться его постелью, а сам хотел трансфигурировать стул в гостиной во что-то более удобное на ночь, но и на это Гермиона только покачала головой.

— Плохие ассоциации, — просто сказала она, и трансфигурировала стул в кровать для себя.

Северус принял это молча и исчез, чтобы принести одеяло.

— Мне никогда не загладить того ущерба, который я причинил, да? — вернувшись, невыразительно сказал он.

Как бы ей хотелось разубедить его — и себя, — но от правды никуда не деться.

— Я не знаю, — сказала Гермиона, думая не только о том, как он реализовывал свое право, но и обо всех его уроках слизеринства, которые она усвоила, даже не осознавая этого.

— Самое худшее в этом самом худшем году без тебя было осознание того, что все это случилось целиком и полностью по моей вине, — сказал он, усаживаясь на ковер спиной к Гермионе, — и что твоя жизнь стала только хуже оттого, что наши с тобой пути пересеклись.

— Не во всем, — ответила Гермиона, дотягиваясь до него со своей временной кровати и беря Северуса за руку.

Они долго сидели в тишине. Гермиона думала о том многом, о чем ей так хотелось расспросить Северуса: «Почему ты вообще предложил мне подписать тот договор? Какое оправдание ему ты нашел для себя? Когда ты, в конце концов, понял, что все это неправильно?» — но она не была уверена, что ей хочется услышать ответы.

— Почему ты подписал сонеты той цитатой из «Фауста»? — спросила она наконец, остановившись хронологически на самой последней попытке манипулировать ею, к тому же на той, которую можно было простить легче всего.

— Она передавала мои угрызения совести и мой стыд лучше, чем я сам мог бы передать.

Гермиона села на кровати.

— Но… Но я думала, что так ты говоришь мне, что я разбила тебе сердце. Я думала, ты хочешь, чтобы я чувствовала себя виноватой.

Закрыв лицо руками, Северус пробормотал:

— Это просто чудо, что сейчас ты здесь.

— Я не понимаю…

— Ты как-то сказала, что я должен перестать олицетворять себя с Фаустом. Поэтому я выбрал слова Гретхен. Гретхен, единственной, кто понимала разницу между верным и неверным, Гретхен, сожалеющей обо всем, что она сделала, и что шло вразрез с ее представлением о морали.

Гермиона глубоко вздохнула, глаза ее расширились. Секунду она обдумывала слова Северуса, а затем сказала:

— Знаешь что? В следующий раз, когда захочешь мне что-нибудь сказать, просто скажи это!

Она видела, как от этой мысли он напрягся.

— Это не в моем характере… — чопорно начал он.

— Я буду счастлива дать тебе пару уроков гриффиндорской тупости, — ответила Гермиона.

Он скривился.

— Подумай о том, как можно будет повеселиться, Северус. Никто не будет знать, что теперь с тобой делать.

— Я с удовольствием поучусь у тебя, — сказал он, и уголки его губ немного приподнялись, — если в результате ты будешь знать, что делать со мной.

* * *

— Надеюсь, ты понимаешь, что все это — исключительно твоя вина, — сказал Гермиона следующим утром, взгромоздившись на удобную кушетку с чашечкой крепкого чая в кабинете Пенелопы.

— Я вовсе не посылала его за тобой. Я просто разбранила его за то, что по его милости вы оба несчастны. Или, вернее, я сказала, что он заслуживает быть несчастным, а ты — нет.

— Как ты его называла? — спросила Гермиона, борясь со смешком, вспоминая слова Северуса о сквернословии и совершенно не представляя, как нечто подобное могло сорваться с губ Пенелопы.

— О, по-разному, — ответила подруга как будто уклончиво, и на лице ее появилось то самое выражение, что и на лице Рона, когда его назначили капитаном факультетской команды по квиддичу. — Это был лучший момент за все время моей работы, если не сказать — за всю жизнь.

— Пенелопа Клируотер! Ты сделала это ради меня или ради себя?

— Ну конечно, ради тебя. — Снова это мечтательное выражение. — И с радостью сделаю это для тебя снова.

— Ты неподражаема, — Гермиона ткнула подругу в бок. — Надеюсь, ты счастлива, что свела меня с самым неподходящим мужчиной.

— Ты злишься на меня?

Вопрос был не из простых, и Гермиона обдумала ответ.

— Нет, — признала она наконец. — Полагаю, я даже благодарна, но это как будто неверно.

— Впервые за долгое время, — мудро ответила преподаватель чар, — то, что верно — неправильно, а то, что правильно — неверно.

* * *

Размышляя о правильном и верном, Гермиона на следующий день отправилась в Ливерпуль, чтобы позаботиться о свертывании своего непродуманно начатого (пусть и из лучших побуждений) бизнеса.

И хотя она по-прежнему считала, что идею продавать зелья магглам можно реализовать, теперь она знала, что избранный ею способ был вовсе не без недостатков. У нее не было никакого запасного плана — не было возможности даже накладывать Obliviate. Не приходилось рассчитывать, что все будет идти гладко и никто не станет задавать неудобных вопросов. Может быть, Северус и был чересчур пессимистически настроен, но все же из-за того, что она всем заправляла одна, все ее дело могло пойти наперекосяк. И если бы Министерству пришлось заметать ее следы, следующим их шагом было бы бросить ее в Азкабан.

Ей не следовало заниматься этим в одиночку. Ей не следовало действовать втихую, у всех за спинами. Ей не следовало вводить в заблуждение Северуса, а она именно это и сделала, пусть и не лгала ему открыто о своих планах. В конце концов, он был честен с ней в ту ночь, три с половиной года назад.

Ее предательство было не таким плохим, как его, Гермиона была уверена в этом. Но все же это было предательство.

Эта мысль сделала ее решение закрыть фирму «Ваше здоровье» легким, хотя она и не уменьшала боли.

По крайней мере, все должно пройти гладко.

Если бы она продавала свои составы в течение еще одного сезона гриппа и простуды, она, в конце концов, добавила бы в свой список клиентов и большие супермаркеты. Возможно, даже большие корпорации начали бы прощупывать почву в надежде купить ее фирму. Люди привыкли бы к Стоп-простуде, это было бы настоящей проблемой.

Но сейчас это было только начало ее компании в мире, где новички часто прогорают — а иногда и под давлением успешного продукта. Это было известно оптовикам. Это было известно рядовым покупателям.

Северусу это известно не было, но ведь он и не был магглорожденным. Это было свидетельством его попыток измениться, думала Гермиона, что, несмотря на свой страх и гнев, он больше не поднимал этой темы с момента той их ссоры.

«Он доверяет мне. Он знает, что я все улажу».

Гермиона написала от руки записку мистеру Гриффину, сказав, что ее бизнес пошел ко дну, и поблагодарив за то, что дал ей шанс. Она написала более формальные письма остальным своим клиентам, надеясь на лучшее, но все же наложив на письма слабое заклинание, чтобы адресаты не чувствовали себя слишком уж расстроенными. И все же она собиралась проглядывать местные газеты на случай, если появятся какие-то признаки волнений из-за прекращения поставок зелий.

«Нужно что-то сделать с полутора тысячами котлов, — раздумывала Гермиона. Она уже отправила все письма, и теперь одиноко стояла посреди склада, — выбрасывать их — просто расточительство».

В конечном счете, она зачаровала их и спрятала в одном из пустующих классов в подземельях, решив найти им применение позже. А затем еще немного поколдовала над зданием и вышла как раз вовремя, чтобы встретить мистера Бикстета, паркующего фургон.

Это было мучительное, неприятное напоминание о том, что, как бы она ни клялась себе, что не изменится, она все-таки скатилась до установки, что есть только победители и побежденные — в то время как Северус всеми силами старался выбраться из этого болота. Гермиона воспользовалась положением хозяина склада — не сильно, не так сильно, как Северус воспользовался ее положением когда-то, но все же.

— Вы уж могли бы мне и пораньше сообщить, что склад вам еще на год не нужен, — проворчал он.

На вид он был все таким же жалким, каким его запомнила Гермиона.

— Я буду платить вам до марта, — ответила она.

— Ага, — мистер Бикстет заметно повеселел.

Когда же он вошел внутрь и увидел свежую краску на стенах, новый бетонный пол и блеск чистоты, то даже улыбнулся.

* * *

Тем же вечером Гермиона отыскала владельца того давно пустующего дома в Хогсмиде, который, по мнению Северуса, мог бы стать отличным домом для зельевара, и сходу его купила.

Сперва она спала там одна, твердо решив не торопить отношения с Северусом. Но, в конце концов, у нее выработалась привычка оставаться в комнатах Северуса на ночь. Она, в любом случае, навещала его каждый вечер, так как не предполагалось, что преподаватели будут шататься по городку в течение семестра. К тому же она привыкла засыпать в его объятиях, прижимаясь к нему спиной, и скучала без него.

— Я ничего не предприниму, — сказал он в первый раз.

— Что, никогда?

Он ответил на ее улыбку усмешкой, но неделя шла за неделей, а его прикосновения вовсе не превратились из ласковых в чувственные.

«Он ждет меня», — поняла Гермиона.

Это проявление заботы заставило ее еще больше беспокоиться об их неясном будущем.

«Не знаю, смогу ли перейти эту черту».

Здесь были две проблемы, и наименьшей из них было отсутствие опыта.

Ее немногочисленные отношения до него всегда начинались по предложению мальчиков. Сперва Антоний Голдштейн, ревенкловец, который очень практично (но совсем неромантично) заметил, что ей следует заняться этим с кем-то, достаточно опытным, чтобы он мог собрать ее девственную кровь для регенерирующих зелий. Вторым был Ли Джордан накануне битвы, и оба они искали утешения. И, наконец, студент из маггловского университета; затем последовало несколько ничем не примечательных свиданий, а потом Гермиона исчезла, полностью пересмотрев свои стереотипы об отношениях между мужчиной и женщиной.

И, конечно же, вся их связь с Северусом была полностью по его настоянию — и его приказу, — а она намеренно не принимала во всем этом никакого участия.

Сейчас же она чувствовала себя с ним легко. Они сидели в кожаных креслах у камина — он принес второе кресло для нее — и проверяли эссе, зачитывая вслух самые вопиющие примеры идиотизма студентов. Спорили над статьями по зельеварению. По выходным работали в лаборатории над проблемными зельями, которые вызывали у пациентов тошноту.

Она не думала о том, что сможет перенести потерю этой странной дружбы, но она боялась, что как только они снова займутся сексом, она поймет, что продолжение отношений невозможно.

И здесь была куда большая проблема.

Не было страха, не было ненависти, не было отвращения к себе. Проблема заключалась в затянувшейся, кипящей злости — не столько из-за секса как такового, полагала Гермиона, сколько из-за огромной власти, которую Северус имел над ней все это время.

И пока Гермиона оставалась в одежде, ей не нужно было думать об этом.

Немногие бывали в подземельях, если только не собирались подвергнуть себя уроку зельеварения, или имели счастье — или несчастье, зависит оттого, как вы на это смотрите, — быть распределенными в Слизерин. Вот почему у Гермионы и Северуса довольно долго получалось хранить в секрете то, что бывшая ученица навещает своего преподавателя каждый день, проникая в замок через мало кому известную дверь, которой Северус пользовался еще в те времена, когда ему нужно было быстро покидать Хогвартс по зову темных сил.

Но портреты никуда ведь не делись. И хотя постоянные обитатели подземелий были на редкость молчаливы, сэр Кэдоган — по причинам, известным ему одному, — оглушительно лязгнул своими доспехами однажды утром, как раз тогда, когда Северус провожал Гермиону.

Минерва выглядела чрезвычайно — и весьма предсказуемо — довольной собой, когда до нее дошли слухи.

— Как приятно оказаться правой, — сказала она, навестив во время выходных Гермиону в ее доме и загнав девушку в угол. — Сколько вы уже встречаетесь?

— Четыре месяца. С рождества.

— И?

— И могу сказать без обиняков, что Северус — самый, — Гермиона выдержала театральную паузу, — саркастичный мужчина, которого я когда-либо встречала.

— Нет, правда, — фыркнула директор. — Что это за слухи?

Гермиона хотела было высказать этой любопытной сплетнице все, что думает, но почувствовала, что настроена по отношению к директору не так враждебно — теперь, когда дилемма относительно Северуса была частично решена. А кроме того, девушка вспомнила, что, в отличие от Альбуса, Минерва всегда по-настоящему заботилась о Северусе.

Поэтому Гермиона сказала:

— Ну ладно. Он не очень-то счастлив в Хогвартсе.

— Да, — согласилась Минерва, тут же посерьезнев. — Он говорит, что пойти ему больше некуда, а я так и не смогла придумать ничего получше.

На самом деле, нечто подобное уже приходило в голову Гермионе, однако она свои мысли о трудоустройстве Северуса держала при себе. Он не согласится, думала девушка и мрачно напоминала себе, что если и согласится, то никогда не узнаешь, продлится ли идиллия больше года и не придется ли потом жалеть.

— Все это предубеждение против него — просто вопиющее безобразие! — добавила Минерва с раздражением, за которым явно угадывалось желание снять баллы со всей Европы. — Он заслуживает больше, чем пожизненное отбывание приговора в этих стенах.

— Да, — медленно произнесла Гермиона, напрасно стараясь заставить себя придерживаться своих принципов.

«Просто невозможно придерживаться принципов, когда речь заходит об этом волшебнике, да?

Но нет, дело не в этом. Просто он постоянно заставляет тебя переоценивать эти принципы».

Следующие слова слетели с губ Гермионы очень быстро:

— А если я скажу, что придумала альтернативный вариант, вы сможете найти ему замену на следующий семестр?

Брови директора взлетели вверх, рот приоткрылся, но с губ не сорвалось ни слова. Однако Минерва быстро пришла в себя и откашлялась.

— Гермиона Грейнджер, тебе все по плечу, — сказала она и добавила, подмигнув: — Я знала, что ты ему подходишь.

* * *

— Сколько взысканий ты назначил сегодня?

— Шесть, — мрачно повторил он, отводя в сторону ветку розового куста. — Поэтому не планируй увидеть меня сегодня между семью и десятью вечера.

— Прекрати, мизантроп ты этакий, — ответила Гермиона, скользнув ладонью ему под локоть. — Ну, как насчет того, чтобы отправить их к Филчу?

— Я назначал такое несметное количество взысканий, пока тебя… — короткая пауза, — не было, — еще одна пауза, — что, в конце концов, он заявил, что не позволит свалить на него еще хоть кого-нибудь.

Казалось, это самый подходящий момент, чтобы предпринять довольно рискованный маневр.

— А что ты скажешь на то, чтобы работать где-то еще?

— Ты же знаешь, что я не могу, — сердито ответил он — раздражение никуда не делось.

— Я заходила днем в кое-какие аптеки — кроме тех, с которыми я уже сотрудничаю, разумеется, — и обнаружила, что многим владельцам магазинов в Европе трудно найти мастера зелий, который мог бы варить сложные заказы. Например, Волчьелычное зелье.

— Неужели ты настолько низкого мнения о моем уме и думаешь, что я не рассматривал эту возможность? Они не будут работать со мной, поверь мне.

— Но они будут работать со мной, — возразила Гермиона. — И как оказалось, я изготавливать Волчьелычное зелье не могу. Мастер зелий, у которого я обучалась, не научил меня — как предусмотрительно с его стороны. Может быть, так он хотел подкатить ко мне, чтобы я взяла его в партнеры?

Он перестал вышагивать по саду и в изумлении уставился на Гермиону.

— Ты что?.. Ты предлагаешь мне работу?

— Точнее, партнерство.

— Создай связку чар. Я тебе не нужен.

— На самом деле, чары не так уж и хороши, когда дело доходит до действительно мудреных зелий. Я не могу даже помыслить о связке в более чем сотню чар, — призналась девушка. — Выходит, что и от старых методов есть польза. Ну так что скажешь?

— Это просто смешно, — тихо и рассерженно ответил Северус и освободился от ее хватки. — Я, кажется, говорил тебе не…

— Это не жалость, это выгодное дело. Северус, ты только подумай: когда ты не будешь варить зелья на заказ, то сможешь заниматься исследованиями. Мы сможем проводить исследования вместе, если ты считаешь, что мы не пооткусываем друг другу головы. А если нароешь действительно что-то особенно интересное, то сможешь опубликовать статью в «Еженедельнике зельевара». Я узнавала об этом — они не имеют ничего против того, чтобы напечатать твою работу, если это будет действительно что-то стоящее. Ты можешь даже вернуть себе доброе имя, но при любом раскладе ты будешь счастлив. А мне бы этого хотелось. — Она подняла на него блестящие глаза — и почувствовала, как под его каменным выражением лица ее энтузиазм угасает. — Потому что… Если ты не будешь счастлив…

— За исключением Минервы, которую я терплю, — холодно сказал он, — я или недолюбливал или ненавидел своих работодателей. У меня нет желания испытывать судьбу.

Ох, да что же это такое…

— Ты, скорее, не любишь чувствовать, что сила сосредоточена не в твоих руках, — раздраженно ответила она. — Партнерство, слышишь меня? Партнерство. Я даже готова подписать договор об этом, но по причинам, которые кажутся мне очевидными, я бы этого лучше не делала.

Мгновение он выглядел так, будто его застигли врасплох. Затем с подозрением посмотрел на нее.

— Ты что, манипулируешь мною?

— А получается? — спросила Гермиона, чувствуя себя немного виноватой.

Возможно, дело было именно в том, что это было неожиданно, но оказалось, что Северус Снейп действительно умеет смеяться как нормальный человек — сейчас не было и намека на горькие усмешки, которые Гермионе доводилось слышать раньше. Без сомнения, его смех напугал бы студентов больше, чем все, что он когда-либо им говорил, но для Гермионы этот звук был прекрасен.

Северус обнял Гермиону обеими руками и коснулся своим лбом ее лба и носом — ее носа.

— Вот что я получил в обмен на то, что раскрыл тебе слизеринские секреты, — сказал он так мягко, что от звука его голоса по спине Гермионы пробежал холодок.

— Я тебе правду говорю, честно, — сказала она через мгновение, которое ушло на то, чтобы привести в порядок смущенные и смущающие мысли. — Я серьезно думаю, что это хорошая идея.

— Я верю, что ты не станешь меня обманывать,— пробормотал он.

— Ну тогда по рукам?

— Полагаю, от этого дела будет ощутимая… польза.

— Больше никаких болванов. Никаких педсоветов. Никаких взысканий — никогда, — напомнила она, отстраняясь со счастливой улыбкой. — Есть только один рискованный момент: весьма вероятно, что у тебя больше никогда не будет повода на что-нибудь жаловаться.

— Моя дорогая леди Насмешница, — ответил он, взяв Гермиону за подбородок, и поцеловал ее дерзкие губы — легко, осторожно, — это будет просто невыносимо.

* * *

— Еще двадцать дней, — простонал он восемнадцатью днями позже, тяжело опускаясь на стул. — Уверен, это какая-то древняя магия замка, из-за которой последний месяц учебного года тянется в два раза медленнее, чем обычно. А может быть, это студенты теперь стали еще хуже, хотя мне всегда казалось, что хуже уже невозможно.

Гермиона, проходившая мимо с книгой по гербологии из его библиотеки, погладила Северуса по голове с шутливым «ну, ну», и вскрикнула от испуга, когда он вдруг схватил ее за запястье и усадил к себе на колени.

— Не дразни дракона, — проворчал он, а затем прошептал ей на ухо: — Или бедного несчастного профессора.

Гермиона прижалась к его груди, гадая, сделает ли он первый шаг на этот раз, и пытаясь понять, как отнесется к этому сама, однако Северус только обнимал ее за талию.

— Выше нос, — ответила она, когда сердцебиение пришло в норму. — Всего-то двадцать дней осталось, и ты будешь свободен навсегда, а не только на одно короткое лето.

— К этому надо привыкнуть, — тихо сказал он, с горечью добавив: — Я никогда не смогу отблагодарить тебя.

— Я не предлагала тебе партнерства затем, чтобы сделать тебя своим должником, идиот ты этакий. Я это сделала потому, что люблю тебя.

— За что? — спросил он, не в силах сдержать просительной ноты в голосе.

Не раз задаваясь этим вопросом, Гермиона уже нашла ответ:

— За то, что ты умный и вспыльчивый и саркастичный. За то, что, в конце концов, ты умудряешься все сделать верно. И за то, что рядом с тобой я чувствую себя так, будто я единственная женщина в мире.

Северус молчал несколько минут, только пропускал ее волосы сквозь пальцы свободной руки.

— Я совершенно точно уверен, что не заслуживаю тебя, — наконец сказал он, — но раз это еще не пришло тебе в голову, я сделаю все, чтобы не пришло никогда.

* * *

Из гостиной были убраны все его личные вещи, роскошный, ничем не заваленный теперь ковер простирался от одной стены до другой. В кабинете было пусто. Гермиона, зачаровавшая последнюю коробку с его вещами так, чтобы та отправилась прямиком в ее домик в Хогсмиде, вышла и увидела, как Северус смотрит пустыми глазами на пустую же стену, только что вернувшись с прощального чая в кабинете директора.

— Как все это странно, — сказал он, наверное, себе.

— Ты о чем?

— Я прожил здесь двадцать шесть лет, а если считать и годы учебы — то еще семь. И я не могу вспомнить, как это — быть где-то еще. Нет, правда, — пробормотал он, — я думал, что умру здесь.

Гермиона вложила свою руку в его и молча стояла рядом с ним, пока он размышлял о своем скверном прошлом, прежде чем резко заметить:

— Тебе вовсе не обязательно уходить.

Это сработало так же хорошо, как ее чары.

— Ты что?! Не шути так, — в ужасе сказал он и тут же исчез за дверью.

* * *

Гермиона зачаровала свою — их — гостиную, чтобы та выглядела точно так, как его гостиная в Хогвартсе: два кресла у камина, деревянный стол у стены, вместительные книжные шкафы в углу комнаты — своего рода кабинет. Погреб был точной копией школьной лаборатории, ингредиенты были расставлены по тому же принципу, который всегда казался Гермионе очень удобным.

Но спальня отличалась от его спальни на столько, на сколько это только было возможно: Гермиона старалась уничтожить каждое, самое малейшее напоминание о договоре.

Воспоминания о слизеринской гостевой спальне были еще хуже. Она ассоциировалась с полным бессилием. Его же спальня вызывала целую гамму чувств: радость — они обсудили не такой гнусный договор, уныние — она все еще в ловушке, смутное умиротворение — она засыпала в его объятиях…

…секс…

Секс, которого не было с тех пор, как Гермиона вернулась к Северусу шесть месяцев назад. Гермиона была решительно настроена заняться с ним сексом сегодня, теперь, когда они были в этом доме, на ее, а не на его территории.

Иначе никогда ничего не будет.

— Ничего… Подходит, — говорил Северус, осматривая гостиную, и Гермиона сосредоточилась достаточно, чтобы увидеть: он напряжен не меньше, чем она.

— Что-то не так?

Он поднял бровь.

— А разве что-то должно быть не так?

— Нет, но, тем не менее, очевидно, что что-то явно не так.

— Неужели это так очевидно? — спросил он, выглядя при этом задетым.

Гермиона улыбнулась, вспомнив свою мать.

— Только тем, кто любит тебя.

— Хорошо. Значит, только тебе.

— Ну? — спросила она, поджав губы и удивляясь: неужели он, в самом деле, думал, что сможет так легко провести ее?

— Я отдаю себе отчет, что это, — он закатил глаза, — партнерство, но, в сущности, я целиком и полностью завишу от тебя. Я не могу работать без тебя. Без тебя у меня и дома нет.

— Ты говорил, что не можешь жить без меня, — мягко сказала она. — Разве это не страшнее?

Он сел в кресло, в котором сидел обычно, и мрачно уставился на каминную решетку.

«Молодец, Грейнджер».

Отвесив себе воображаемый щелбан, Гермиона прошла мимо своего кресла, встала на колени перед Северусом и положила ладони на его руки.

— Если отбросить то, что мои слова прозвучали совершенно неправильно, то я всего лишь хотела сказать, что тоже чувствую свою зависимость от тебя. Но это страшно — страшно, что твое счастье так зависит от другого человека. Не волнуйся ни о доме, ни о работе. Хогвартс всегда рядом.

— Я рассказал Минерве, — апатично сказал он. — Только что. Всю правду об этих четырех годах.

— Ох, — только и смогла потрясенно ответить Гермиона. Множество вопросов тут же пронеслись в голове: Почему? Что она сказала? Что ты сказал? Но, в конце концов, она сказала только: — Нууу… И как это было?

— Хуже, чем когда я сказал директору, что я пожиратель.

Он не добавил «потому что после стольких лет работы бок о бок с ней мне очень важно ее мнение», но Гермиона все равно знала, что причина именно в этом.

— Тебе не обязательно было говорить ей об этом, — сказала Гермиона.

— Нет, обязательно.

Гермиона поняла, что не хочет спорить.

Сжав ее руки сильнее, он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

— Она сказала, что, принимая во внимание все обстоятельства, мне чертовски повезло, что ты меня простила. Иначе она не сдержалась бы и прокляла меня.

— Ох, Северус…

— Она немного успокоилась, когда я заметил, что с огромным желанием отдал бы ей для такого дела свою собственную палочку.

— Ох, Северус…

— А потом она взяла с меня клятву, что я буду хорошо с тобой обращаться, и еще сказала, что ты должна прийти к ней на чай: она задолжала тебе извинение. — Северус удивленно поднял бровь.

— Поверь мне, ты не хочешь об этом знать, — ответила Гермиона, заставив себя широко улыбнуться.

Воцарившееся молчание вовсе не способствовало хорошему началу их дальнейшей жизни, и Гермиона искала правильные слова, чтобы вытянуть его из этого уныния.

«Он чувствует себя так, будто его загнали в ловушку…»

— Ты ужасно нравишься Минерве, и если устанешь от меня, она с радостью примет тебя обратно.

— Я никогда не устану, — поклялся Северус, и в его черных глазах было такое напряжение, что Гермиона поняла: самое время ломать все преграды.

— Не хочешь взглянуть на спальню? — спросила она невзначай.

* * *

Он смотрел по сторонам, разглядывая стены светло-персикового цвета, маггловские акварели, изображавшие Ричмонд-на-Темзе, большую кровать под пологом, накрытую пестрым покрывалом.

— Вижу, ты решила не вешать герб Слизерина, — насмешливо заметил он.

— Ммм? А, он в подвале, — рассеянно ответила Гермиона, пытаясь разобраться, с чего ей следует начать. — Должна предупредить, что собираюсь соблазнить тебя, — сказала она наконец, решив говорить без обиняков, — а у меня едва ли это получится хорошо.

Он удостоил ее одним из своих редких смешков — низким, теплым, — и коснулся большим пальцем ее нижней губы.

— Одно то, что это ты, — сказал он, — так сильно собьет меня с толку, что, даже если ты будешь совершенно безнадежна, я все равно не замечу.

— Отлично, — ответила Гермиона, почувствовав себя немного лучше. — Тогда садись.

Он устроился на краешке кровати, и Гермиона принялась изучать его так внимательно, как не изучала с того времени как… Вообще никогда. В своем черном с головы до пят одеянии он выглядел отталкивающе, и, очевидно, ради этого он и застегивался на все пуговицы.

Но теперь, когда Гермиона могла позволить себе желать его (или, точнее, принять свое желание), она видела, что это еще и очень соблазнительно. Да, она хотела его — да разве не хотела она его уже тогда, когда договор был все еще в силе, когда сама эта идея казалась унизительной?

«Так, хватит об этом думать».

— Я собираюсь снять с тебя это, — прошептала она, протягивая дрожащую руку, чтобы расстегнуть пуговицу прямо под его кадыком.

Северус сидел не двигаясь, его руки лежали на покрывале, и позволял ей раздевать себя: сперва сюртук, потом рубашка, и, наконец, — и тут он все же чуть-чуть помог — ботинки, носки и брюки.

— Ляг на спину, — сказала она, и он сделал, как она просила, и слабо улыбнулся.

Она для пробы провела ладонями по его груди — он выдохнул, тронула губами его шею — он сглотнул, прижала пальцы к его трусам — он застонал.

Никакой неприязни или несчастливых воспоминаний. Она чувствовала…

Свою власть над ним.

«Неужели и с ним было так же?»

«Вот так каша в голове»…

—Ты как, в порядке? — спросила она, стараясь выиграть время, чтобы со всем этим разобраться.

— О да, — пробормотал он — голова откинута назад, волосы в беспорядке разметались, глаза зажмурены.

— Ничего, что я занимаю… эээ… доминирующую позицию?

— Ты же понимаешь, что я очень долго хотел, чтобы ты хотя бы дотронулась до меня? — ответил он, умудрившись сказать это довольно обыденным тоном, хотя Гермиона в этот момент скользила рукой вверх и вниз по тонкому хлопку.

Секундой позже он добавил:

— Думаю, гораздо более существенно выяснить, в порядке ли ты.

— Конечно! — слишком быстро ответила она.

Его глаза тут же открылись, он долго всматривался в ее лицо.

— Гермиона, — сказал он наконец, и ее имя прозвучало и как мольба, и как предупреждение.

— Со мной все в порядке.

Еще до того, как она почувствовала его напряжение, он подмял ее под себя, усевшись на девушку сверху.

— Гермиона, — испытующе прошептал Северус в ее левое ухо, положив одну руку на ее сонную артерию, — твой пульс только что тревожно подскочил, и я очень сомневаюсь, что дело только в желании.

— Вот зараза, — выругалась она.

И так же быстро Северус скатился с Гермионы, и пока она садилась и обхватывала руками колени, спокойно смотрел на нее.

— В том, что касается самого главного, — сказал он, — мы с тобой очень похожи. Мы хотим управлять ситуацией.

— Нет, я… — Гермиона замолчала, припоминая, как часто ребята называли ее командиршей и прочими, такими же по смыслу словами. — Полагаю, это, более или менее, правда.

— Несколько последних лет я много думал и пришел к выводу, что — если отбросить все эти морально-этические вопросы о том, что верно, а что нет, — это борьба за власть. Почему ты выбрала меня в учителя? Потому что, в конечном итоге, хотела, чтобы я признал в тебе способности мастера зелий.

— Я хотела учиться у тебя, — запротестовала Гермиона.

— Ты могла бы с тем же успехом учиться у нескольких других мастеров. Например, у Седжвика.

— Он не казался… — Гермиона не смогла закончить предложения — не казался каким? Она не могла понять, чем ей так не угодил древний волшебник.

— Уверяю тебя, он вполне компетентен. Он учил меня.

Гермиона только вздохнула.

— Поэтому совершенно очевидно, что ты хотела одержать надо мной верх, хотя бы таким способом. А почему я взял тебя в ученицы? Потому что ненавидел то чувство беспомощности, которое возникало у меня в твоем присутствии, — он с горечью улыбнулся. — А тебе известно, что я очень люблю тебя, иначе бы я в этом ни за что не признался. В те четыре года после войны я видел тебя на конференциях по зельям, во время событий, посвященных победе, во время этих проклятых министерских торжеств, на которые меня вынуждала ходить Минерва, ошибочно надеясь, что это как-то улучшит мою репутацию — я хотел тебя. Да, ты порядочно раздражала меня, но я хотел тебя. И когда у меня появилась возможность заполучить тебя полностью и безраздельно, я с радостью ею воспользовался.

Гермиона положила голову ему на колени. Два невротика-дуэлянта. Прекрасно.

— И знаешь, что я понял? — продолжал Северус. — В своих попытках подчинить тебя я только давал тебе еще большую власть над собой.

— Это вовсе так не выглядело, — пробормотала она.

Он поднял ее руки с колен и снова мягко уложил ее на кровать.

— С самого начала я пытался заставить тебя захотеть моего прикосновения, — сказал он, легко скользя рукой по ее животу, все еще прикрытому робой. — О, вот это настоящая власть, настоящая сила, думал я. Но в результате, когда я каждый раз укладывал тебя в постель, я чувствовал себя совершенно… неудовлетворяющим. Разумеется, вот это вызовет реакцию, — он опустил пальцы ниже, — а ты только кусала губы и смотрела в потолок.

— Я не могла позволить себе наслаждаться всем этим, — ответила Гермиона, неотрывно смотря ему в глаза. — Я не могла…

— Не могла контролировать ситуацию, — решительно закончил он.

Он опустился на подушку и положил руку под голову Гермионе и молча лежал, пока она переваривала информацию.

Он пытался сказать ей, что теперь они встретились на равных, одинаково бессильные. Такая идея никогда не пришла бы в голову Гермионе.

— Ты гораздо лучше разбираешься в чувствах, чем я могла бы подумать, — сказала она, тактично не добавив «для того, кто эмоционально совершенно не развит».

Но ведь для того, чтобы узнать друг друга, требуется время, не так ли?

— Я был шпионом, — сказал он, и в его голосе было достаточно остроты, чтобы понять: он уловил невысказанное оскорбление.

— Что заставило тебя передумать? Я имею в виду то, что ты хотел власти надо мной. Как ты понял, что этот договор был ошибкой?

Его брови сошлись на переносице, но, кажется, сердитый взгляд предназначался ему самому, не ей.

— Думаю, что всегда это знал. Но было так легко оправдываться: договор совершенно дозволен законом. Ты не сказал ей ни слова лжи, ты не заставлял ее ставить свою подпись. Это честная сделка, выгодная для обеих сторон. Ей нужно это ученичество настолько, что она неподвижно стояла у тебя в кабинете до тех пор, пока не упала от истощения. Разумеется, четыре часа в неделю полежать на кровати вовсе не так ужасно.

— Северус!

— Да, я знаю, — с горечью сказал он. — Я чувствовал себя более, — он скривился, — спокойно, зная, что ты никуда не денешься. Что теперь ты не сможешь посмеяться надо мной за то, что я хотел тебя, а потом с глазу на глаз обсудить это забавное происшествие с Поттером и Уизли. Что мне не пришлось бы отдавать контроль над ситуацией в твои руки или меняться самому. Я никогда и ни с кем не был на равных, Гермиона. Это так удивительно, что я… — он замолчал.

— Не смог даже понять этой идеи?

Он вздохнул.

— Я просто не верил в это. Но ты заставила меня поверить, что это возможно.

— И тогда ты понял, что любишь меня.

— Да, но и в это я тоже не хотел верить.

— Как только ты узнал об этом, — нахмурившись, сказала она, — тебе следовало отпустить меня.

— Насколько я помню, мы уже установили, что я эгоистичный ублюдок, — пробормотал он.

— Но ты все же пытался наладить наши отношения, — горячо ответила Гермиона. — Я знаю, что-то изменилось после того рождества. И, в конце концов, ты перестал требовать исполнения условий договора…

Он отвел взгляд.

— Когда ты обвинила меня в том, что мне совершенно безразлично, что ты думаешь, именно тогда я понял, что нет совершенно никакого оправдания тому, что я сделал. Даже когда мое оправдание из «честной сделки» превратилось в «принуждение».

Он передвинулась ближе к нему, положила голову ему на плечо и с удовольствием почувствовала, как расслабляются его мускулы.

— Я прощаю тебя, — тихо сказала она.

Он ничего не ответил, только обнял ее обеими руками.

— Северус, — отважилась сказать она, может быть, четверть часа спустя, — не понимаю, почему ты так хотел, чтобы я поняла, что мне все еще неприятна сама идея секса. Едва ли я сама бы это заметила в ближайшее время…

— Бросилась бы в омут с головой, а потом пожалела бы об этом.

— Ох, — прошептала Гермиона, чувствуя прилив благодарности. Повернувшись на бок, она рассеянно посмотрела на него.

— А что, если мне всегда это будет неприятно?

— Я больше никогда не буду требовать от тебя того, — очень серьезно сказал он, — что ты не сможешь дать мне по собственной воле.

Естественно, она поцеловала его.

Его губы были теплыми, а рот — горячим. Северус позволил Гермионе вести, и хотя он и удерживал пальцы в ее волосах, его прикосновение было легким — знак того, что она в любой момент может отстраниться.

Несколько минут они оставались в таком положении: Гермиона склонилась над ним, их прикосновения были легкими и неуверенными. Это было приятно. Никаких ассоциаций с прошлым.

И с каждой секундой ей хотелось большего.

Гермиона отстранилась и потянула его за собой, и теперь они лежали каждый на своей стороне кровати и смотрели друг на друга.

— Сильнее.

— С удовольствием, — пробормотал он, целуя ее на этот раз, и в том поцелуе не были ни капли неуверенности. Когда позже он отпустил ее, его бледное лицо залилось краской. — Гермиона, — с трудом выдохнул он, — сейчас самое удобное время, чтобы остановиться.

— Нет, — ответила она, не чувствуя ложной бравады, только стойкое ощущение, что если он перестанет прикасаться к ней, она умрет. Она высвободилась из своей одежды и расстегнула бюстгальтер.

Он посмотрел ей в глаза, ища — разрешения — поняла Гермиона.

— Чего ты хочешь? — спросил он, и мышцы на его шее выглядели так, что было ясно: он сдерживается из последних сил.

— Тебя, — просто сказала она.

Северус Снейп был и навсегда останется эгоистом, и едва ли любовь сможет изменить эту черту его характера. По утрам, до того, как выпить чашку крепкого черного чая, он рявкал на Гермиону. Ему доставляло огромное удовольствие цапаться по разным мелким поводам: например, чья очередь идти через дорогу к миссис Джиггер за асфоделем. Временами Северус мрачнел из-за осознания собственной зависимости и отправлялся в Запретный лес, чтобы как следует похандрить.

Но — парадоксально — Северус был чутким любовником. Казалось, ему точно было известно, когда Гермиона провела с зельями слишком много времени, и он выманивал ее из погребка при помощи хитрых уловок и оскорблений, зачастую используя эти две тактики одновременно. Он находил для Гермионы все новые и новые интересные книги, и многие из них не имели никакого отношения к алхимии. А однажды, убедившись, что это не будет так уж неприятно, Северус вместе с Гермионой навестил ее родителей. Однако он не желал общаться ни с кем из ее друзей, за исключением Пенелопы, которая, впрочем, тоже не была избалована его визитами.

А когда Гермиона поддразнивала его и говорила, что из-за любви он становится все менее и менее слизеринцем, Северус отвечал, что его благополучие неразрывно связано с одной вздорной ведьмой, которая, ко всему прочему, еще и болтушка, и что в его же интересах считаться с этой особой.

И таким образом именно Северус незадолго до тридцать четвертого дня рождения Гермионы заметил, что она постепенно впадает в уныние. И именно он — хоть и в присущей ему саркастичной манере — предложил решение проблемы.

* * *

Гермиона была в погребке и хмуро наблюдала за тем, как ингредиенты для зелий один за другим отправляются в две дюжины котлов.

Она занималась приготовлением этих составов уже неделю.

— Большая удача, что настроение зельевара не влияет на Глоток умиротворения, — сказал Северус, скользнув взглядом по недавно полученной партии дорогостоящих лягушачьих мозгов, пока Гермиона двигалась от одного котла к другому, с недовольным видом помешивая содержимое каждого из них. — Едва ли Глоток гнева будет хоть кем-то востребован.

— Да ладно? — ворчливо ответила Гермиона, завершив обход и вернувшись к столу. — Ты хочешь сказать, что не принимал его все эти годы?

— Хммм… Пожалуй, стоит подлить тебе Зелье немоты.

— Отстань.

Северус театрально вздохнул:

— Нет, что-то точно не в порядке. И раз уж все совершенно точно хорошо здесь, — он махнул рукой в сторону котлов, — значит, методом исключения приходим к выводу, что проблема здесь, — он протянул руку через стол и пару раз легко стукнул Гермиону по лбу.

— То, что я не улыбаюсь от уха до уха, еще…

— Ну-ну, — сказал Северус, отвлекаясь от лягушачьих мозгов, — между сосредоточенностью и выражением безысходности на твоем лице есть огромная разница.

Гермиона подумала было наградить его раздраженным взглядом, но решила, что не стоит наказывать его за то, что он так хорошо ее знает.

— Не знаю точно, что не так, — медленно сказала она, изучая теперь кипящие котлы и пытаясь понять, в чем же проблема. — Все идет так хорошо: в Европе не осталось ни одной волшебной аптеки, которая не покупала бы зелья у нас, и чары на пристройке хорошо держатся, — они работали над этими чарами вместе полгода назад, и в результате подвал удалось увеличить вдвое, — а пока тебя не было, Киркик прислал сову, обещая опубликовать обе наши статьи в следующем номере.

— А, — мягко ответил Северус.

— Что — а? — спросила Гермиона, агрессивно вздернув подбородок.

— Ну конечно, ты несчастлива. Все слишком просто для того, у кого необъяснимая тяга к сложностям.

— То, что я люблю трудности, еще не значит, что у меня к ним тяга!

— Тебе необходимы трудности, — усмехнулся он.

Вопреки недавнему решению, Гермиона передумала и раздраженно уставилась на него. А затем ей вдруг пришло в голову, что одной из причин, почему она с ним подписала тот явно не предвещавший ничего хорошего договор десять лет назад, было то, что ей отчаянно хотелось чего-то нового и волнующего.

— Это некрасиво — пользоваться легиллименцией, пока я сплю, — пробормотала она.

— Мадам, вы меня оскорбляете. Мне тоже нравятся трудности, и ничто не сравнится с попытками понять тебя методом проб и ошибок.

— Ну тогда — тебе скучно здесь? — спросила она, обводя рукой их лабораторию.

— Нет. Думаю, мне нравится изучение зелий больше, чем тебе, и все, что варю я, должно быть приготовлено традиционным способом. Насколько тебе известно, я никогда не питал особой страсти к связыванию чар.

— Мне кажется глупым не пользоваться этим преимуществом, — ответила Гермиона, подавляя вздох. — Но я достигла своего потолка: на этом континенте больше не осталось ни одного, даже самого завалящего клиента, которого нужно было бы покорить, и мне не хотелось бы искать их еще: от аппарации через часовые пояса мне становится дурно, и я слабо представляю себе перелет через Атлантику на метле.

— Ну вот, проблема решена: изобрети новый вид транспорта, — невозмутимо предложил Северус, и только легкая усмешка в уголках губ выдавала его. — И это займет тебя на пару месяцев.

Гермиона закатила глаза, а затем печально добавила:

— Все, что я изобрела — способ продавать зелья магглам, ты же знаешь. Ведь если собрать всех ведьм и волшебников вместе, мы и половины Лондона не займем. Это просто ужасно, что…

— Гермиона, — перебил Северус, нахмурившись и скрестив руки на груди.

— Но ведь их так много! И я думаю, — продолжила она, увлекшись, — что при нынешнем положении дел часть денег волшебников все равно каждый год утекает в тот мир — их меняют на фунты или франки, или йены в Гринготтсе. А в обратную сторону это происходит лишь тогда, когда магглорожденные покупают учебники и школьную форму. У нас дисбаланс в торговле в пользу магглов, а так быть не должно.

— Это отличная причина, почему именно так и должно быть.

— Уверена, имей мы достаточно времени, мы смогли бы придумать способ гарантировать секретность магического общества, — сказала Гермиона, постукивая подушечками пальцев по столешнице и глядя в пространство.

— И получить одобрение всех магов и волшебников?

— Ну да, разумеется, это в первую очередь. Ты был совершенно прав тогда. Я не могу заниматься этим в одиночку, на свой страх и риск, ставя под удар всех. Думаю, мне стоит изучить процесс одобрения. Я много читала об изменениях магического законодательства, когда пыталась освободить домашних эльфов, но это будет чуть-чуть потруднее…

— Вовсе нет, — сказал он, выпрямляясь в полный рост и глядя на Гермиону поверх своего крючковатого носа. — Это просто сама простота. Тебе всего-то и придется, что изменить правила, по которым магглорожденные не допускаются в Уизенгамот, не говоря уже о том, что туда не допускаются те, кому меньше шестидесяти. Сделай так, чтобы тебя назначили, и тогда ты сможешь выдвигать свои предложения. Убеди хотя бы половину чрезвычайно консервативных членов Уизенгамота, что твоя сумасшедшая авантюра — на самом деле хорошая идея. А затем представь официальный проект, надеясь, разумеется, что министр его подпишет, а не вытащит палочку и не разнесет в пух и прах.

— Думаю, мне, в таком случае, нужно просто баллотироваться в министры, — ответила Гермиона, широко улыбаясь. — Если мне, так или иначе, придется убеждать Уизенгамот, я могу сделать это с позиции силы и власти.

Северус уставился на нее, не сводя глаз.

— И это займет меня на пару месяцев, — мягко добавила она, направляясь к лестнице.

— Ну нет, — угрожающе пробормотал он, ловя ее запястье и резко поворачивая ее к себе. — Ты никуда не пойдешь.

— Северус…

— Начинай свою кампанию сегодня после обеда, если тебе так хочется, но есть одна более… насущная трудность, которой ты должна уделить внимание. И немедленно.

— Вот же паршивец, — поддразнила его Гермиона, обнимая за шею. — Тебя всегда заводили ссоры.

— А почему, ты думаешь, я на тебе женился? — проворчал Северус в ответ, увлекая женщину к столу в лаборатории и склоняя лицо к ее лицу.

— Мммфффф…. Мммфффф….

— Хотя мне бы хотелось, чтобы ты перестала спорить, когда я пытаюсь тебя поцеловать, — добавил Северус, отпуская ее.

— Лягушачьи мозги!

— А, да, конечно! — фыркнул он, сметая ингредиенты в коробки, и всего за десять секунд отправил бутылочки в кладовую и наложил очищающее заклинание на стол.

Символически запротестовав, Гермиона все же позволила усадить себя на столешницу.

— Наверху есть отличная удобная кровать, ты же знаешь.

— Слишком далеко, — ответил Северус и хищно улыбнулся, задирая ее юбку.

— Да что же… — но именно этот момент он выбрал для того, чтобы склониться над шеей Гермионы и проникнуть пальцами за преграду ее трусиков, и у женщины тут же пропало желание протестовать. — Ладно, я… принимаю твои доводы.

Она неуклюже нащупала пуговицы на его брюках, чтобы ему самому не пришлось отвлекаться оттого, что он делал — ну право слово, чем молния не угодила? — а затем пальцами ног стянула с него и брюки, и трусы.

Северус обхватил Гермиону рукой, пока она лихорадочно расстегивала его рубашку. И как только ее ладони коснулись его кожи, Северус порывисто прошептал:

— Я никогда, никогда не буду воспринимать твою готовность быть со мной как должное.

«Ох, Северус…»

Разумеется, Гермиона не могла забыть, но она простила его — прощала все полнее с каждым годом. Тот, кто любит, не замечает невзгод — или переживает их. Возможно, в этом все дело: Гермиона давно смирилась с тем, что он совершил, принимая во внимание то, что он прилагал все усилия, чтобы исправить содеянное.

И теперь, когда он провоцировал ее заняться сексом, она чувствовала всплеск желания и вместе с тем острую радость оттого, что они дошли до этой точки, точки, где она чувствовала только удовольствие, а он чувствовал себя достаточно комфортно, чтобы снова проявлять инициативу. Только через два года после того, как Гермиона вернулась к Северусу, и когда она уже привыкла всегда делать первый шаг, он осмелился сам попросить ее о близости.

Иногда Гермиона гадала, что было бы, если бы они сближались постепенно, естественно, если бы в постель их привело взаимное притяжение, а не его желание подчинить ее. Любила бы она его больше? Ненавидел бы он себя меньше?

Но что проку в таких раздумьях? Северус делал ее счастливой, несмотря на ожидания совершенно противоположного, и она знала, что он то же самое мог бы сказать о ней.

Наклонившись к нему, Гермиона дала им обоим возможность подумать о чем-то другом.

Когда примерно через двадцать минут они оба, запыхавшись, упали на стол, юбка Гермионы была в нескольких местах порвана, а брюки Северуса все еще болтались у лодыжек из-за того, что он так и не разулся.

«Великолепно».

— Ну? — спросил он как будто сурово, помогая Гермионе лечь так, чтобы ее голова лежала у него на плече.

— Как всегда — «отлично», — ответила она, ласково похлопав его по плечу.

Гермиона уже привыкла к тому, что ему необходимо точно знать, что и ей было хорошо.

Она повернула голову, взглянула на часы и с легкой улыбкой отметила, что стрелка «Северус» указывала на отметку «настолько счастлив, насколько это возможно», и подумала, что сейчас, вероятно, самое время, чтобы продолжить разговор.

— Ты действительно имел в виду, что я могу баллотироваться в министры?

— Да ради Мерлина, — хмыкнув, ответил он.

— Ты точно не будешь возражать, если я попробую изменить законы?

— Я очень возражал, когда ты попробовала обойти закон, — без тени сарказма ответил он, — но если ты получишь поддержку министерства, это по определению будет значить, что ты сделала все возможное для сохранения необходимой секретности.

— Спасибо, — тихо сказала Гермиона, глубоко тронутая его словами: ей было отлично известно, насколько это больной вопрос для всех чистокровных магов, не исключая Северуса.

— Да, и все же, — ответил он и немного повел плечом, чтобы привлечь Гермиону ближе, — помни, что твои шансы добиться этого равны примерно моим шансам быть снова принятым в приличном обществе с распростертыми объятиями.

— Возможно, одно другому не помешает. Возможно, у меня получится…

— Издать министерский декрет? — сухо спросил он. — Провозгласишь август «месяцем Северуса Снейпа»?

— Поставлю тебя во главе Отдела по распределению зелий среди магглов, — закончила она, пихая его. — Хотя сдается мне, ты для этой работы недостаточно серьезен.

Он беззвучно рассмеялся в ее волосы.

— Северус… — сказала она после нескольких минут тишины. — Я думала, мы с тобой уже давно все обсудили.

— А я так не думаю, — кисло сказал он.

— Тебя это очень расстраивает?

Северус молчал так долго, что Гермиона уже подумала, что он не слышал ее. Но потом он отвел ее кудри от левого уха и прошептал:

— Когда в раздоре с миром и судьбой,

Припомнив годы, полные невзгод,

Тревожу я бесплодною мольбой

Глухой и равнодушный небосвод —

Тогда, внезапно вспомнив о тебе,

Я малодушье жалкое кляну,

И жаворонком, вопреки судьбе,

Моя душа несется в вышину.

С твоей любовью, с памятью о ней

Всех королей на свете я сильней.

— Шекспир? — догадалась она и взяла его за руку.

— Действительно.

— Ты больше никогда не цитируешь «Фауста».

— Моя дорогая Леди Насмешница, — ответил он, — вы сделали его ненужным.

_______________

Примечания:

1. И это действительно Конец. На тот случай, если кому-то интересно, первый набросок этой истории был закончен до выхода последней главы “Chaos is Come Again” theatresm, поэтому окончание моей истории вовсе не ответ на ее историю. На самом деле, я изначально собиралась сделать это коротким рассказом, в котором Северус получает заслуженное наказание, влюбляясь в Гермиону, которая только счастлива никогда его больше не видеть, когда истекает срок действия договора. Однако герои не хотели вписываться в мои планы, и, в конце концов, я сдалась, понимая, что это будет гораздо более трудно представить себе. Будет ли обоснованно, если она простит ему то, что он совершил, и сможет ли он стать таким человеком, которому она, в конце концов, отдала свое сердце. (Надеюсь, это действительно выглядит достаточно обоснованно.) Я не такой уж большой любитель счастливых финалов в традиционном понимании. Я за обнадеживающие финалы.

2. «Когда в раздоре с миром и судьбой…» — У. Шекспир, 29-й сонет, второй катрен пропущен. (Сонет приводится в изумительном переводе С. Я. Маршака. — прим. перев.)

3. Аплодисменты следующим замечательным созданиям: Eris Anglachel, которая давала мне советы во всем, начиная от магической логистики и заканчивая поэзией; Moaning Myrtle за ее тщательную вычитку и внимание к деталям (все ошибки, которые вы, возможно, обнаружили, вкрались в текст уже после того, как она его вычитала — моя вина); Worksnaper’ам, которые обсуждали этот фанфик и побуждали меня сделать его лучше; Intacta, которая привела мою латынь в надлежащий вид; моей матери, которая убедила меня опубликовать этот текст, несмотря на содержание, и моему многострадальному мужу, который с честью справился с разговорами типа: «А ты уверен, что эта сцена сработает?»

4. И грандиозные аплодисменты, переходящие в овацию всем вам, дорогие читатели. Отклики на эту историю поразили и восхитили меня — не только потому, что их было так много, но потому, что они заставляли меня много размышлять. Уверена, что именно в этом настоящая перспектива писательства, в независимости оттого, оригинальное это произведение или фанфик, — в связи между автором и читателем. Некоторые из вас говорили, что я повлияла на вас, поэтому, думаю, будет справедливо заметить, что и вы повлияли на меня — или, по крайней мере, на «Что обещаем мы».

Это не совсем та история, которую я собиралась продолжать, когда опубликовала первую главу. Я не меняла сюжета, но добавила новые сцены, другие сцены поставила в ином порядке — и куда больше перекраивала и возилась с текстом, чем привыкла. Думаю, это история стала лучше из-за ваших вопросов, мечтаний и обсуждений, поэтому спасибо вам. Спасибо за то, что читали, за то, что писали отзывы и спасибо за то, что впустили меня в свою жизнь. Баллы всем вашим факультетам.