Она включила свет, сняла пальто и повесила его на крючок около входа. Из-за закрытой входной двери слышались гудки машин, шорох колес, визг тормозов… Сладковатый запах выхлопного газа чувствовался даже здесь, в прихожей крошечного домика.
Гермиона Уизли неспешно прошла на кухню. В доме было тихо, ничто не нарушало тишину, ставшую столь привычной — уже не давящей, так что Гермиона скорее испугалась бы какого-либо звука, чем ее.
Маленькая кухня с чуть покосившимся столом, старым и оттертым до такой степени, что нельзя было угадать первоначального цвета столешницы.
Мешая ложечкой чай, Гермиона бездумно смотрела в окно. За голубоватым — совершенно не прозрачным, как думало большинство, — стеклом падал снег. Мокрые хлопья такого сероватого снега тяжело оседали на землю, тут же превращаясь в грязную расхлябанную жижу.
«Как моя жизнь».
Ревущие моторы, вырывающиеся клубы газа — вблизи, при вдохе, он казался Гермионе странно сладковатым, непонятным. В детстве ей нравился запах свежей краски и выхлопных газов. Мама ее ругала за это, но маленькая Гермиона не понимала, что в этом плохого — краска кружила голову, в висках была приятная тяжесть, хотелось закрыть глаза и дремать…
Мокрые снежинки прилипали к оконной раме, стекая по ней мутными каплями.
«Как мои слезы».
Слез было много — а как их не могло быть после всего того, что Гермиона пережила?
Она тяжко вздохнула: столько было в ее жизни, всего и не вспомнить.
А снег все падал — на некрасивую неопрятную улицу с ровными улочками.
Чаинки непонятным кружевом лежали на дне и стенках чашки, не образуя для Гермионы никакого смыслового рисунка. Мятный запах заварки неприятно щекотал ноздри, а Гермиона, как ни старалась, не могла ничего увидеть.
«Профессор Трелони была права. Во мне совершенно нет предрасположенности к гаданиям. Да и зачем они мне?..»
Вылив невкусный холодный напиток в раковину и поставив чашку на край, она вернулась в гостиную — такую же идеально чистую, как и кухня, но почти без мебели.
«Как мое будущее — однообразное и пустое».
Гермиона поднялась в кабинет отца на втором этаже и села на пыльную софу.
Ей хотелось уснуть — или хотя бы просто полежать, бездумно глядя в потолок. Несмотря на ужасную погоду, Гермиона открыла окно нараспашку — морозный, но не обжигающий холодом воздух ворвался в комнату, взъерошив спутанные темные волосы. Вместе с ветром залетело и несколько снежинок, тут же растаявших на вылезшем от времени ковре.
Гермиона, тяжко вздохнув, откинулась на спинку дивана. Голова кружилась, нестерпимо хотелось застонать и сжать виски пальцами, чтобы чуть ослабить боль.
Но вместо этого Гермиона потянулась и взяла со столика толстую книгу с десятком исписанных вложенных закладок. Открыв на одной из страниц закладку, Гермиона бегло ее просмотрела, а затем углубилась в чтение.
Спустя час стала мерзнуть: большого пальца на правой ноге она уже не чувствовала, но не могла с уверенностью сказать — от холода ли это или оттого, что нога просто затекла. Вставать и закрывать окно было лень, поэтому Гермиона поджала ноги под себя и постаралась свернуться калачиком. Читать так было неудобно — уже через несколько минут глаза защипало. Отложив книгу в сторону, Гермиона, свесив руку с края дивана, перевернулась на спину. Белый потолок был идеально ровным и совершенно неинтересным.
Мысли сами собой уносили прочь, не давая собраться с силами, встать и прикрыть окно.
В последнее время она все чаще приезжала сюда — в дом родителей, просто для того, чтобы отдохнуть от своего мужа — Рона Уизли. Первый год их совместной жизни был прекрасным и безоблачным — как в сказке. В сказке!
Гермиона хмыкнула. Ага, как же…
Безумная влюбленность поглотилась и разрушилась бытом, ежедневные проблемы поглотили всю остроту ощущений.
Нет, она все еще любила Рона, но как-то не так, не как раньше — без огонька, без страсти. Он был все таким же милым и неуклюжим, нисколько не изменился за эти годы. За два года, что они уже женаты, Рон ни разу не подарил ей цветы и не сводил в кафе или кино. В принципе, Гермиона не относилась к числу девушек, стремящихся потратить все галеоны в ближайшем магазине или пабе — этого ей не позволяла ее рациональность и благоразумие. Но иногда хотелось чего-то такого — вырваться из дома, прервать эту обыденность какими-то новыми ощущениями. Увы, не получалось. Сам Рон догадаться не мог, а говорить ему об этом Гермиона не считала нужным.
Шум внизу привлек ее внимание. Встревоженная, она поднялась, бесшумно отворила дверь и спустилась вниз. Тихо скрипели доски пола — ступени на лестнице прилегали неплотно друг к другу, что еще в детстве не давало Гермионе тайно пробираться по ночам в кабинет отца, в частности — к книжному стеллажу.
Входная дверь была приоткрыта. Нахмурив брови, Гермиона выглянула на улицу — прохожие все так же спешили по своим делам, машины все так же гудели и выпускали клубы дыма.
Девушка захлопнула дверь. В гостиной никого не было, в кабинете — тоже. Идя на кухню, уже почти ругая себя — нечего поддаваться всем мерещимся звукам, Гермиона напряглась: кто-то, кроме нее, в доме все-таки был.
— Мисс Грейнджер, вечер добрый. Вот уж не ожидал вас здесь увидеть.
Он стоял в дверном проеме кухни — одетый в черную мантию, со сложенными на груди руками, ничуть не изменившийся: желтоватая кожа, неопрятные волосы.
— Профессор Снейп, — констатировала она.
— О, вы даже не удивлены.
— Нет. Чего-то такого я и ожидала, только вот на пару лет пораньше.
— Что ж, — Снейп хмыкнул, — вы всегда были довольно сообразительны, еще в школе первой догадались о монстре из Тайной комнаты. Не угостите ли чаем?
— Чаем?
— Да, чаем. Вы не знаете, что это?
— Я знаю, что такое чай, — раздраженно ответила Гермиона. — Но не думаю, что вы здесь задержитесь, поэтому чаепитие будет не вполне уместным.
— Как вы невежливы, — Снейп укоризненно поцокал языком. — Если бы я все еще был вашим преподавателем, то…
— Как жаль, — Гермиона с усилием выделила это слово, — что теперь вы не мой преподаватель.
Гермиона поражалась себе — откуда в ней эта смелость, эта дерзость? Даже, скорее, безрассудство. Перед ней стоял «трагично погибший» два года назад профессор, а затем — и директор Хогвартса, Северус Снейп.
Бывший Пожиратель смерти, хотя какой к черту бывший?! Бывших Пожирателей не бывает…
— Какие, однако, у вас мысли, мисс Грейнджер, — Снейп, прищурившись, внимательно за ней наблюдал.
— Хотите сказать, не так? — кровь прилила к щекам, стало душно.
— Что вы, как раз наоборот.
Повисла тишина. Каждый осознавал смысл этой фразы, взвешивал сказанные слова, анализировал: Гермиона — с ужасом, Снейп — с каким-то наслаждением и интересом к ее реакции.
— Как ваш муж? Вы же вышли замуж за одного из Уизли, не так ли? Я ведь не ошибаюсь, — последнее прозвучало скорее как утверждение, а не вопрос, но Гермиона все равно кивнула.
— Как содержательно.
— Не ошибаетесь, — ответ прозвучал слишком резко, возможно, из-за того, что голос начинал дрожать, — хотя я не думаю, что это ваше дело.
— И как вам живется в качестве супруги малоуважаемого мной Уизли? — Снейп совершенно не обратил внимания на грубое замечание о том, что совать нос в чужие дела не стоит.
— Неплохо.
Гермиона крепко сжала зубы, чуть не прикусив нижнюю губу. Почему она вообще еще разговаривает с ним? Что удерживает ее от того, чтобы выхватить палочку и связать Снейпа, этого преступника? Преступника ли?..
«Он не предатель, — Гарри говорил уверенно, тщательно выговаривая каждое слово. — Он все сделал по прик… просьбе Дамблдора…
— Просьбе?
— Да, просьбе».
— Какие-то мысли у вас сегодня…
— Какие и гости.
Они снова замолчали. Каждый не решался заговорить, внимательно следя за малейшим движением противника и при этом обшаривая комнату в поисках путей отступления или, наоборот, наступления — для кого как.
— Так может все-таки чаю?
— Вы что, собираетесь здесь задержаться?
— На некоторое время, — кивнул Снейп.
Гермиона аккуратно его обошла, не сводя взгляда, поставила на электрическую плиту чайник, зажгла конфорку. Звук горящего пламени перекрыл гомон с улицы. Чтобы достать чашки, стоящие на верхней полке, пришлось подставить стул, стараясь при этом не обращать внимания на насмешливую ухмылку Снейпа. Хотелось сильно съездить по его лицу сковородкой, скалкой… Нет, лучше кулаком, чтобы почувствовать, как под костяшками дрогнет челюсть, как впалая щека дернется, как откинется на мгновение голова.
— Как здесь все… по-маггловски.
— Это дом моих родителей.
— Ясно.
Заварочный чайник был еще тот, старый, из ее детства — с коричневыми следами многочисленных прошлых чаепитий. Гермиона выключила плиту, ссыпала заварку и залила ее кипятком.
Пухлые, с округлыми боками фарфоровые чашки стояли посреди стола. Снейп с брезгливым видом разглядывал их, сам стол, потом сел на стул, не забыв перед этим провести пальцем по его поверхности, словно проверяя — насколько та пыльная, — и сморщиться.
Чашка оказалась прямо перед ним. Легкое позвякивание ложечкой, что вызвало еще одно скептическое хмыканье, а затем резко:
— Что вы здесь делаете?
— Пью чай, мисс Грейнджер, думаю, это очевидно.
— Прекратите, — раздраженно прервала его Гермиона. — вы прекрасно поняли, что я имела в виду. Что вам надо в моем доме? И не надо говорить, что первый раз здесь или что оказались тут случайно, ни за что не поверю.
Казалось, Снейп почти развеселился: он сложил руки на груди, откинулся на спинку стула. Уголок его губ чуть дернулся, словно пряча улыбку.
«Улыбающийся Снейп на моей кухне? Бред!» — мелькнула безумная мысль, что все это ей снится там, на диване в библиотеке.
— И что же вас заставило прийти к таким выводам?
Гермиона посмотрела на Снейпа так, словно он прибавил ей 50 баллов за правильно сваренное зелье.
— Эм, вы серьезно?
— Что серьезно?
— Спрашиваете меня об этом? Вы? Вы, будучи шпионом около двадцати лет, не могли допустить таких грубых промахов. Кто угодно — но не вы. Вы сразу точно и почти бесшумно прошли на кухню — следовательно, знали расположение комнат. Вы сказали, что не ожидали меня здесь увидеть — значит, знали, что здесь никого не бывает. Именно никого, а не конкретно меня, потому что спросили, чей это дом — точно знали, что не мой. Знали, что в доме есть чай, что дом очень «маггловский», как вы выразились. Итак, я повторяю вопрос: что вы здесь делаете?
По мере того, как Гермиона говорила, брови Снейпа поднимались до тех пор, пока на лбу не появилась некрасивая морщина.
— Браво, — он поднял руки, и в тишине прозвучали два четких скупых хлопка, — аплодирую. Извините, что не стоя, — тут же добавил Снейп с сарказмом.
Гермиона продолжала выжидающе смотреть. Они несколько секунд сверлили друг друга взглядом, после чего плечи зельевара чуть расслабились, и он произнес:
— Дайте, пожалуйста, валериану с левой полки. Мне нравится чай с корнем валерианы.
Гермиона кивнула, развернулась и нашла на указанной полке баночку. Та была пыльная, и возникли сомнения, можно ли еще употреблять сие в пищу.
Чуть колыхнувшаяся мантия Снейпа, немного напряженная поза — он словно подобрался. Протянутая банка была с благодарностью принята, откупорена и тщательно обнюхана.
— Нда, похоже, оно немного несъедобно.
— Видимо.
Северус Снейп. Он был странной, загадочной личностью — безусловно, талантливой, но какой-то иной, нежели другие. Гермиона всегда относилась к Снейпу с уважением, с определенной долей восхищения и признанием его таланта, но ни о какой влюбленности или чем-то таком — нет уж, хватило ей Локхарта — речи не шло…
Тонкие длинные пальцы легко держали ложечку, одинаково искусно обращаясь что с ней, что с ножом для нарезки ингредиентов.
— Мисс Грейнджер, я свою роль исполнил, больше меня для мира магии с его интригами не существует. Я вполне самостоятельная личность теперь. Я хочу просто покоя.
— Покоя? А как же все? О вас же, наверное, беспокоятся… — и тут же осеклась, осознав, что только что сказала.
— Побойтесь Мерлина, Грейнджер, о чем вы? Какие беспокойства? Это же просто смешно. Я прекрасно осознаю ту репутацию, которую так старательно создавал себе всю сознательную жизнь, о чем, кстати, совершенно не сожалею. У меня нет там привязанностей и, слава Мерлину, обязательств.
Сейчас я свободен и, наконец-то, обрел покой.
— Вы счастливы? — удивленно переспросила Гермиона, пораженная его откровенностью. Это было совершенно странным — такие простодушие и открытость — и неестественным.
— Грейнджер, слова «покой» и «счастье» несколько по-разному звучат, не находите? Я обрел покой, именно его. Меня не терзают тупые гриффиндорцы, вокруг не взрываются котлы от зелий Лонгботтома, если их так можно назвать, не вызывают постоянно то один, то другой Хозяин. Я просто оставлен в покое, и прекратите уже на меня таращиться.
Такое откровение располагало. Гермиона поймала себя на том, что внимательно слушает и даже сопереживает зельевару, механически перебирая сероватую салфетку. Чай так и стоял нетронутый.
— Почему вы мне все это рассказываете?
— Я отвечу на этот вопрос чуть позже.
— Позже?
— Да. А сейчас давайте перейдем в гостиную, там удобнее.
Залпом выпив содержимое своего бокала, Гермиона, не глядя, поставила его обратно. Потом она встала, собираясь убрать посуду, Снейп тоже начал подниматься из-за стола.
Уже взяв в руки чайник и развернувшись спиной к собеседнику, она поняла свою ошибку — крепкие руки грубо схватили ее за плечи, одна тут же заткнула рот. Фарфоровый чайник выпал из рук, вдребезги разбившись и расплескав своё мутно-коричневое содержимое по полу. В одно мгновение она оказалась прижатой к столешнице, лицом почти касаясь ее — руки крепко сжимали за спиной. Нос уткнулся в чашку с несколькими каплями чая.
Стенки и дно были некрасивого зеленовато-болотного оттенка, на них начинал образовываться осадок — тонкая пленка того же цвета. В то время как чай был черным.
Гермиона в ужасе расширила глаза — неужели?..
— Теперь я могу ответить на ваш вопрос. Я рассказал вам все это потому, что вы в любом случае умрете через несколько минут. Их количество зависит лишь от того, как много яда вы приняли. А вы приняли очень много — Спящая невеста великолепна…
— Нет, — Гермиона судорожно дернулась.
— Не стоит вырываться. Вам, в любом случае, ничто уже не поможет: противоядия не было, нет и никогда не будет, я в этом уверен. Мисс Грейнджер, мисс Грейнджер… вы меня разочаровали. Вы же видели, видели как я подлили в чай яд — какой, к черту, корень валерианы? Вот уж не думал, что можно на такое купиться. Но вы не обратили внимания, слишком уж велика ваша вера в человеческую честность и любовь к ближнему. Вы всегда были максималисткой, не искали подвоха, а действовали по инструкциям и нормам, книжным ли, общественным ли или каким-либо еще, — голос Снейпа рядом с ухом действовал немного странно: вместе с хлынувшим от страха в кровь адреналином это вызывало странное головокружение и эйфорию, желание истерично засмеяться и заняться сексом.
Видимо поняв, как она на него реагирует, Снейп наклонился еще сильнее и прошептал, тесно прижавшись губами к ушной раковине:
— Мисс Грейнджер, как же вам не стыдно…
Он двинул бедрами, якобы случайно, но Гермиона почувствовала упирающийся ей в ягодицу вставший член. Это еще больше усилило ее ощущения, и она почти застонала. Потеревшись о бедра Грейнджер своими, Снейп теснее надавил, на этот раз все-таки вызвав болезненный стон.
Продолжая одной рукой удерживать ее запястья, другой рукой он задрал юбку, погладил промежность девушки через хлопок трусиков.
Сам Снейп был немного дезориентирован таким поведением, но против соблазна устоять не мог — как же, перед ним, согнувшись и выставив на обозрение свою попку, стояла всезнайка Грейнджер… И трахнуть ее ой как хотелось.
— Вы толкаете меня на грех, мисс Грейнджер. Прелюбодействие, знаете ли. Я женат, вот уже как год.
Слова с трудом доходили до замутненного разума Гермионы, она вся полностью была под влиянием возбуждения. Ситуация щекотала ее нервы, все было необычно и непривычно — этот человек, эта поза, эта обстановка. Жажда нового и неизведанного закружила ее в свой водоворот, вызывая дикое желание отдаться — не именно Снейпу, а уже кому угодно.
На задний план отошло даже то, что зельевар сказал всего пару минут назад — она умрет. Умрет от яда, который же сама по неосторожности и выпила.
— Как я умру? — облизнув губы, резко спросила Гермиона.
— О, насчет этого не беспокойтесь, — шепот вызвал мурашки по спине. — Вы умрете спокойно, без мучений: сначала на вас нападет странная апатия, вам захочется спать… вы уснете. Наверное, даже увидите сны. Последние, однако, в своей жизни, ибо уже больше не проснетесь.
Умереть во сне, какая романтика… Тихо, без боли, без страха, чтобы ни одна живая душа не услышала, как это бренное тело покидает струя жизни — как медленно поднимается в небо, темное и холодное, к свету вечных и одиноких звезд, к забытому раю и светлой мечте.
Гермиона снова застонала, но уже оттого, что рука Снейпа залезла под трусики. Сам он внимательно следил за реакцией девушки, словно за каким-то интересным экспериментом.
— Вы не можете так поступить… Лишать человека жизни никто не вправе, это только Бог решает… — но Снейп ее резко перебил:
— Бог?! Какой, к черту, Бог?! Где он был, когда я захлебывался в этой прогнившей чертовой хижине собственной кровью и желчью? Решал?! Сдались мне его решения! Я сам себе хозяин и Бог! Я сам буду решать, когда умереть, а когда жить, ясно тебе, чертова грязнокровка?
— Нет… Не говорите так… вы — не он. Ни вы, ни я, ни Гарри, ни Дамблдор… никто, слышите!
Снейп расхохотался, и его смех в полупустом доме показался завораживающе зловещим и наводящим ужас.
— Нет, они не были Боги… они, но не я.
Резко расстегнув ремень и чуть не сломав пряжку, Северус Снейп рванул вниз брюки. Крепко прижатая к столешнице Гермиона почувствовала, как край стола впивается в ничем не защищенные бедра и живот.
«Будут синяки», — что за идиотские мысли? Она не доживет просто до того момента, когда они нальются.
Холодный воздух пощекотал волоски на лобке, и спустя мгновение Снейп резко вогнал свой член ей во влагалище, вызвав крик. Она почувствовала саднящую боль, попыталась отодвинуться, но тут же властная рука сжалась на шее.
Снейп, ничем не контролируемый, впился пальцами в ее затылок, рыча при этом грубости. Его член резко и больно входил в Гермиону, головкой чуть задевая внутри матку, так что боль смешивалась с острым наслаждением. Что-то скользкое потекло вниз по ноге, но Гермиона не могла точно сказать, что это — ее смазка, кровь или вообще нечто иное.
Толчки становились все резче, проникновение все глубже. Только сейчас насилуемая девушка осознала, что Снейп больше не держал ее руки — он сжимал между пальцами ее соски. Блузка была разорвана, и открывшийся заторможенной Гермионе вид сильно возбуждал: вместе со снейповской рукой ярко-красные торчащие кончики грудей терлись о поверхность стола, еще сильнее раздражаясь от этого.
Оргазм пришел неожиданно, быстро, сильно. Голова закружилась, губы пересохли, а уши запылали. Вряд ли это было продиктовано именно умелостью ее «любовника», скорее, совокупностью всех факторов — и новизной в первую очередь. Гермиона закричала — громко, не сдерживаясь, а Снейп вторил ей своим рычанием.
Она содрогалась на столешнице, чувствуя, как сводит судорогой ноги, как немеют пальцы. Снейп все врывался в нее, кусая шею и больно ударяя в подколенную впадину брючным ремнем.
Гермиона уже почти расслабилась, когда Северус так сильно толкнулся в нее, что живот ударился и проехался о край стола — наверняка содралась кожа.
Бывший Пожиратель конвульсивно дернулся, вжался в гермионины бедра и мелко затрясся. Затем отстранился и, тяжело дыша, осел на стул, нисколько не стесняясь своей наготы.
Теперь Гермиона точно знала, что по ее ноге стекает сперма, а вот с чем еще — оставалось только догадываться. Грейнджер соскользнула на пол, также неуклюже сев, Снейп наблюдал за ней рассеянным взглядом, как будто теперь потерял всякий интерес к неудавшемуся эксперименту — котел с неполучившимся зельем можно выбросить.
— Прекратите так затравленно на меня смотреть, вы сами этого хотели, — Северус поднялся, надел брюки, оправил мантию. — Не забывайте, для легиллимента нет секретов в чужом разуме.
Гермиона не знала, что ответить, поэтому спросила то, что первым пришло в голову:
— Вы женаты? — ей припомнилась брошенная им фраза.
— Да, женат, то есть не совеем женат. Если быть точным, то не совсем я.
Гермиона почувствовала ту самую апатию, о которой говорил Снейп — все стало немного мутным, расплывчатым, как под водой. Она попыталась сфокусировать взгляд — но ничего не помогало. Словно издалека до нее доносился голос:
— О, смотрю, уже началось… — ощущение, что ее несут на руках, поднимают по лестнице, кладут на кровать. — Я известен более как Невилл Лонгботтом. Думаю, это-то уж для вас неожиданность. Как все могли подумать, что это этот идиот убил Нагини, бред! Оборотное зелье, вам ли о нем не знать. Самое главное — в нужный момент и в нужном месте пара телепортов, несколько заклинаний и зелье. А Невилл Лонгботтом скончался где-то в дебрях Запретного Леса, вот уж не знаю, как его занесло туда, причем одновременно вместе со мной, — Снейп зло усмехнулся. — А я удачно занял его место.
Гермиона уже почти ничего не слышала. Заклинание Очищения пробежалось по ней легкой щекоткой, но она даже не поморщилась — все ее силы отнимала концентрация на словах зельевара.
— Да… Это был поистине гениальный план. Но боюсь, мисс Грейнджер, ой, простите, миссис Уизли, что нам пора прощаться. У меня дела, разумеется, неотложные. Жена ждет домой своего мужа.
Он по-отечески поцеловал Гермиону в лоб, аккуратно накрыл ее простыней и покинул комнату.
А Гермиона лежала на кровати, бездумно смотря в белый потолок, идеально ровный и неинтересный. Занавески раздувались от ветра, дующего из открытого окна, приносящего с собой запах так любимого Гермионой выхлопного газа. И ей казалось, что Снейп на него очень похож — такой же сладковатый, сизый, полупрозрачный. От него тоже кружилась голова, тоже хотелось спать…
Дверь внизу хлопнула, и веки устало зарылись. А за окном тихо падал снег.
* * *
— Не забудь поцеловать от нас Невилла, — сказала Джинни Джеймсу, обнимая его.
— Мама! Я не могу поцеловать профессора!
— Но ты ведь знаком с Невиллом…
Джеймс закатил глаза.
— Так то дома, а в школе он профессор Лонгботтом! Представляешь, я приду на зельеварение* и скажу…
А Невилл Лонгботтом стоял в одном из последних вагонов и очень по-снейповски ухмылялся.
___________
* Автору известно, что здесь ошибка переводчиков Росмэна, однако он намеренно ей воспользовался в своих корыстных целях.
Vova
