— Рассказать что-нибудь об этом мужчине? Вы же понимаете, что я не могу — это совершенно некультурно… но, так и быть, я думаю, что вам можно довериться, — сплетница-старушка склонилась к самому уху молодой девушки лет двадцати пяти — двадцати шести. Прытко Пишущее Перо, спрятанное в огромной спортивной сумке и невидимое для посторонних глаз, тут же встрепенулось и приготовилось писать. Старушка неодобрительно покосилась на яркий лак на ногтях корреспондентки, но ничего не сказала: конечно, каждый мог самовыражаться так, как хотел.
— Он поселился у нас не очень давно, около семи лет назад, ему тогда было лет шестьдесят пять на вид. Никто уже и не помнит, как он оказался в доме, но нам сразу стало понятно –совершенно невоспитанный человек, пренебрегающий советами умудренных жизнью людей. Он редко выходил из дома, никогда ни с кем не разговаривал. И все время был в этом своем нелепом пальто, застегнутом до самого горла — очень широком, черном, совсем ему не шедшем. Соседа и так нельзя было назвать красавцем, а уж в такой одежде он становился похожим на коршуна. А однажды я услышала, как он кричал — я сначала подумала, что что-то случилось, а потом узнала, что он кричал во сне, ну, видимо, во сне — как-то ночью проснулась от шума и, выйдя на улицу, поняла, что эти крики — из его апартаментов. Он начал чахнуть прямо на глазах: постоянно кашлял, не мог остановиться. Ходил сгорбленный, а в глазах была такая боль и безысходность, что мне становилось страшно. И с ума совсем сошел — все время шептал: «Гермиона, Гермиона»… Наверное, это его жена, кто знает?.. Его имя? — старушка изучающе оглядела девушку, словно раздумывая над тем, зачем ей это человек. — Ох, как же его звали-то? Сервер… нет, Северус Снейп, верно? — старушка повернула голову к сидящему рядом деду. Тот встрепенулся, рассеянно кивнул и снова задремал. — И вот он уже год как умер.
* * *
Он так надеялся, что сможет исчезнуть из ее жизни, дать ей шанс на нормальное существование, забыть ее. Но не смог. Все эти годы после того, как он трусливо сбежал от нее, прошлое не давало ему покоя.
Снейп погрузился в омут памяти, призывно стоящий перед ним, маня своим серебристым содержимым. Бродя по воспоминаниям, переходя от одной картинки к другой, он разглядывал ее, первокурсницу — девочку с непричесанными волосами и большими зубами, — и понимал, что уже тогда она зацепила его.
Чем именно? Да ничем особенным. Он видел в ней лишь самого себя в далеком детстве: требующего признания, уважения, старающегося показать, что он сам чего-то стоит.
Картинки в омуте менялись: годы шли, Грейнджер росла, но он не видел изменений — все те же угловатые коленки, те же взлохмаченные волосы, только зубы стали меньше. Однако острота ума, живой блеск в глазах не давали ему покоя: Снейп чувствовал какую-то смутную связь, волнение от близости Грейнджер. Он даже ревновал ее к Поттеру и Уизли, как будто имел на это право, как будто она была его. Ее учеба в Хогвартсе, курс за курсом: вылазка за философским камнем, полгода в лазарете из-за взгляда василиска, гонки вместе с Поттером за хоркруксами, битва у Хогвартса… Да много всего.
Гермиона притягивала его: некоторое время на ее шестом курсе он думал, что влюблен. Да, собственно, так и было.
И, как ни странно, она отвечала взаимностью, хотя, казалось бы, их ничто не могло сблизить.
Семнадцатилетняя девочка и тридцатишестилетний мужчина. Ученица и Учитель. Магглорожденная и Пожиратель Смерти. Гермиона Грейнджер и Северус Снейп.
И все-таки они были вместе.
Северус поражался: как такое могло случиться? Не только то, что он позволил этому произойти, но и то, что Гермиона ответила взаимностью? Она подарила ему свет, надежду, любовь. Привнесла в его жизнь гармонию… Носительница имени «Гермиона»(1), она просто не могла быть другой…
Они проводили совершенно безумные ночи и такие же безумные дни. Снейп не понимал, почему она все еще была с ним? Ведь он ничего не мог дать ей в ответ… Разве что нерастраченную за годы одиночества любовь: жгучую, преданную, слепую. И все, только это.
А потом эта битва… эта чертова смерть-несмерть. Если бы он знал, что магия захочет поиграть с ним еще и еще в свои дурацкие игры, он бы убил себя сразу, там, в хижине.
Но он не знал. Как и не знал того, что спустя три месяца очнется в маггловской больнице. Искалеченный, слабый, пустой. Он не знал, как здесь оказался, но догадки были — в те редкие мгновения, когда сознание плавало между реальностью и бредом, он видел чьи-то огромные глаза, лопоухую макушку. Домовой эльф?..
Именно тогда, в госпитале, Северус решил, что навсегда покинет ее — Гермиона как раз уверена, что он мертв, что ее ничто больше с ним не связывает. И он скрывался: жил в забытых Мерлином маггловских деревеньках, вел почти отшельнический образ жизни, изредка узнавал о судьбе Гермионы после войны.
Северус тяжело вздохнул: в свои семьдесят два года, что по меркам волшебников было не так уж и много, он чувствовал себя мертвым. И было отчего: вся его жизнь была мукой, долгой, ужасной, ведущей к забвению. Теперь в ней не было никакого смысла.
Гермиона вышла замуж за Уизли спустя шесть лет после его, Северуса, «смерти». Ему тогда было всего сорок три года. А жить уже не хотелось…
Он был в ее сердце тринадцать лет. Она в его сердце — на двадцать девять лет дольше. Северус считал, что Гермиона забыла его после своей свадьбы, в отличии от него, который до сих пор помнил ее.
Но едва ли это продлится долго: инфекция разъела его легкие, он уже не мог кашлять без крови и надеялся, что все закончится через пару месяцев.
Надоедливая старушенция из соседнего дома замучила своими советами и рекомендациями, какого врача следует посетить. Северус из последних сил сдерживался, чтобы не послать ее к черту — совершенно не хотелось лечиться. Зачем?
Днем боль притуплялась, становилось чуть легче. А в сумерках снились эти сладкие кошмары: его ночи с Гермионой, когда она приходила к нему, такая красивая, светлая, чистая.
Ему виделись ее полузакрытые глаза, ее кожа, ее припухшие губы. Слышались ее стоны, совсем тихие, почти неслышные — она всегда стеснялась себя. С бешеной страстью она дарила ему такие ласки, о которых он и мечтать не смел, но… Странная девочка: ночью она отдавала себя всю, была открытой, а днем краснела и смущалась от одного только взгляда, как школьница. Как школьница, вот же каламбур. Ее совершенное тело, ее прекрасный голос, ее любовь. Сейчас ничего этого у него не было.
Сейчас у него была только смертельная болезнь и нескончаемая боль.
Северус Снейп пока не знал, что срок в пару месяцев, который он сам назначил себе, истечет быстрее, чем он надеялся. Он не знал, что не протянет даже трех недель.
А меньше, чем через год, умрет Гермиона. И ее дочь, Роза Уизли, так похожая на свою мать, придет на его могилу.
* * *
Роза Уизли кивала старушке, слушала с таким вниманием, словно от этого зависела ее жизнь.
Мама…
Так вот какой была ее первая любовь, та, которую она не забыла до самого последнего вздоха.
Месяц назад мама умерла. А Роза нашла в ее вещах старое, неотправленное письмо.
Дочь прочитала, удивилась, замкнулась — столько всего было в этом запыленном пожелтевшем клочке бумаги.
Письмо перевернуло всю жизнь, разрушило весь тот розовый мирок, в котором она жила.
Она вспомнила все, что рассказывала ей мама — рассказывала в детстве, словно сказку: красивая любовь, такая настоящая, заканчивающаяся свадьбой и счастьем влюбленных.
Сказка была волшебной, почти как о Красавице и Чудовище. Там были и подземелья, и злой маг, и испытания любви. Предательства преодолевались, верные друзья приходили на помощь. И в конце — победа над злодеем, свадьба Красавицы и… Чудовища?..
Маленькая Рози думала, что это про маму и папу.
Но нет.
Мама-то там была, в сказке, а вот папа — нет. Только теперь, из разговора со старушкой, Роза поняла, что за человек был Северус Снейп.
Она узнала все, пусть на это и потребовался месяц поисков, раскопок в завалах книг и старых газет, нескончаемых вопросов к маминым знакомым, но она добилась своего. Она восстановила каждую деталь жизни Гермионы Грейнджер, пусть даже и пришлось влезть в ее личный дневник. Расставила по кирпичикам жизнь героини Великой Войны, вызнала все ее тайны.
Роза снова рассеянно кивнула все еще что-то рассказывающей бабушке, подхватила сумку и пошла прочь. Теперь она знала, что надо делать.
* * *
На могиле Северуса Снейпа было грязно, краска кривой оградки облупилась.
Но за краешек гранитного надгробия был заткнут порвавшийся конверт с недошедшим письмом, а рядом лежала одинокая алая роза.
«Ты умер шесть лет назад и оставил меня одну. Я не знала, как буду жить без тебя, совсем не представляла — как? Мы были вместе — когда-то очень давно, в прошлой жизни. Я любила тебя безумно, безудержно, а ты боялся этих чувств, ты считал, что не заслуживаешь даже капли доброты и сострадания. А зря — ты, именно ты и никто другой не был более достойным счастья.
Ты наконец-то счастлив? Я спрашиваю это сейчас, в своем письме, ведь при жизни я никогда не задавала тебе таких вопросов, все равно ты бы не ответил. Ты не любил сантименты. Еще бы, с таким-то характером… Совершенно не простым, да и откуда вообще взяться простому характеру у тебя?! Когда с детства ты был окружен страшными в своем моральном уродстве людьми, сначала родителями, потом сокурсниками и Пожирателями. Отец, взбалмошный, вспыльчивый и вечно пьяный ирландец, и мать, гордая наследница чистокровного семейства, передали тебе всю свою заносчивость и взрывную ярость.
Свободолюбивый, независимый, резкий... Ты все равно был мне дорог, как никто другой. Менялась вся жизнь, проходили года, но не менялась моя любовь к тебе: недруги и друзья постепенно уходили, все забывалось, оставалось только одно — то чувство, в котором мы сами себе так упорно отказывали. Окружающих меня людей, впрочем, становилось также с каждым годом все меньше и меньше — естественным образом. А я жила, без тебя. Не раз мне в голову приходила мысль умереть, но я тут же ее отбрасывала. Я знаю, как ты хотел, чтобы я жила…»
И ниже — тем же почерком, только более свежий цвет чернил, как будто написано вчера:
«Я скоро умру. Я чувствую это. Скоро я буду с тобой, Северус, и тогда начнется наша жизнь, та наша сказка, которую я так любила рассказывать Розе.
Ты наконец-то счастлив, Северус?..»
____________________
(1) Имя девушки происходит из греческой мифологии. Гермиона — имя дочери спартанского царя Менелая и Елены Троянской. При переводе на русский язык потеряна комичность сочетания имени и фамилии: имя в английском языке несет аристократический оттенок, в то время как фамилия почти дословно означает «деревенщина». Конфликт имени и фамилии в подлинном звучании заметен и на слух: Hermione (хемайони) звучит мягко, а Granger — резковато. Но, по словам Роулинг, взято имя из шекспировской "The Winter's Tale" («Зимняя Сказка»), где была героиня с таким же именем. Она является "примером достоинства без гордости, любви без страсти, нежности без слабости".
Vova
