Разумом, телом, сердцем и душой

Драко сидел, прислонившись спиной к изголовью огромной кровати. Его руки были связаны у запястий длинными полосками шелка слизеринского зеленого цвета и закреплены по обеим сторонам от юноши на двух столбцах кровати. Ткань плотно стягивала его кисти у основания: недостаточно туго, чтобы помешать кровообращению в руках, но достаточно сильно, чтобы оставить на них синяки, если бы Драко вздумалось сопротивляться.

Между его раздвинутыми ногами сидел его любовник. Он улыбался Драко, любуясь стройным молочно-белым телом перед собой, таким открытым, послушным его воле и его желаниям.

— Само совершенство… ты… не правда ли? — произнес он, не спрашивая — утверждая. — И это совершенство принадлежит мне.

Жаркая волна возбуждения прошла сквозь все тело Драко на этих словах, произнесенных мягким, полным восхищения голосом. Его член, напряженный с самого начала, когда юноша еще не был раздет и связан, нетерпеливо дернулся в ответ, стоило взгляду любовника скользнуть по нему вниз. Тот снова улыбнулся и протянул руку, мягко и почти невесомо пропуская сквозь пальцы волнистые белоснежные пряди Драко, не скованные гелем и свободно рассыпающиеся под его прикосновениями. Он ненавидел, когда Драко зачесывал их назад, и они становились жесткими от застывшего лака, будто лишенными жизни. Любовник Драко настаивал, чтобы его волосы ниспадали свободными прядями — ради него, будто приглашая коснуться их, когда бы он этого ни захотел.

Драко издал хныкающий звук и запрокинул голову назад, следуя за движением руки его любовника. Все так же улыбаясь, тот быстро провел тыльной стороной ладони по щеке юноши, очертил линию подбородка и спустился по шее вниз. Драко с усилием сглотнул. Он почти дрожал от напряжения, больно прикусывая нижнюю губу и призывая на помощь всю свою выдержку, чтобы тут же не начать непроизвольно двигаться, в то время как рука любовника продолжала едва ощутимо ласкать его, скользя по груди, мимо сморщенных коралловых сосков и вниз — к его трепещущему животу. Сладкая пытка все длилась и длилась, пока вдруг резко не замерла у линии роста интимных волос Драко, где среди жестких завитушек призывно торчал его напряженный, налитый кровью член. По воле любовника это прикосновение должно было стать первым с тех самых пор, как тот привязал Драко к кровати.

— Ты так сильно хочешь меня, что это, должно быть, больно… ты ЖАЖДЕШЬ моей близости… не так ли?

— Да… — прошипел Драко. Он безуспешно боролся с непреодолимым желанием упереться пятками в кровать и вскинуть бедра навстречу этой руке, которая, словно дразня, застыла всего в несколько сантиметрах от его члена, но сопротивляться самому себе становилось все труднее.

— Я нужен тебе, как воздух, — его любовник тепло улыбнулся ему своей хулиганской улыбкой, которая послала еще больше жидкого огня сквозь все его тело. Из горла Драко вырвался сдавленный всхлип, и он дернулся навстречу его руке, но зеленые ленты надежно удерживали его у кроватной спинки из прочного красного дерева. Он почти коснулся бедрами руки, как его любовник отдернул ее назад и с неизменной улыбкой на губах покачал головой.

— Ты хочешь меня… Скажи это.

-Я… да, я хочу… тебя… — простонал Драко, слегка прикрывая глаза, в то время как его бедра продолжали искать прикосновения, которое было нужно ему больше, чем воздух. Его любовник улыбнулся, вглядываясь в расплавленную ртуть умоляющих глаз, мерцающую из-под полуприкрытых век.

— Я нужен тебе… Твое тело истосковалось по мне.

— Да… да, ты нужен мне… я просто умираю без тебя, — нетерпеливо прошептал Драко.

Раскрытая ладонь легла на его грудь, будто обхватывая пальцами сердце. Драко резко вскрикнул от обжигающего прикосновения.

— А это тоже мое? Твое сердце? — большой палец дразняще приласкал молочно-белую кожу под его правым соском. — Ты бы отдал его мне?

-… твое… — прошипел Драко. Его руки непроизвольно сжались в кулаки, когда он снова попытался вырваться из своих шелковых оков. -… вся кровь моего сердца… можешь забрать ее…

Рука немного передвинулась, зажав его сосок между двумя пальцами, выкручивая и слегка пощипывая его. Глаза Драко закатились; ощущение было просто ошеломляющим: чистое наслаждение и жгучее желание волнами проходили сквозь все его тело. Его губы невольно приоткрылись, приглушенные всхлипы, слетающие с них, молили любовника взять его, сделать его своим, сделать хоть что-нибудь с ним — сделать ЧТО УГОДНО. Теплое дыхание коснулось губ Драко, лаская, и он скорее почувствовал внутри себя, чем услышал тихий шепот:

— Готов ли ты отдать мне всего себя, самую свою сущность? То, что делает тебя тобою — это тоже мое? Сила, которая живет в этом теле, твоя душа. Готов ли ты и ее отдать мне? До скончания веков — в мое владение? Согласен ли ты соединиться со мной нерушимыми узами: так, чтобы больше никто и никогда не мог посягнуть на тебя, так, чтобы ты стал моим навсегда?

Драко распахнул глаза и поймал пылающий взгляд изумрудных глаз. Они горели страстью, но были куда серьезней, чем Драко когда-либо доводилось видеть их.

— Я… я твой… — прошептал он в ответ. Отдать всего себя до конца — он жаждал этого, он хотел этого больше всего на свете. Он весь дрожал от желания при мысли о том, что несло за собой требование его любовника. Принадлежать ему… Драко низко простонал, откидывая голову назад, будто сдаваясь на милость победителя:

— … Твой… Разумом… телом… сердцем… душой… Возьми меня… Сделай меня своим.

Его любовник замер на мгновение и резко отодвинулся назад, пристально глядя на него сквозь разделяющее их пространство; его глаза по-прежнему горели, но в них застыло новое выражение — Драко не мог понять, что оно означало.

— Пути назад не будет, мой Дракон…

Нет, никакого пути назад. Драко рывком сел, часто и тяжело дыша; его тело пылало, согретое теплом тела его любовника, несмотря на многие сантиметры, разделяющие их:

— … Только так… и никак иначе… Сделай же это… или потом… когда я освобожусь… я просто убью тебя…

Любовник обхватил его голову обеими руками, поглаживая большими пальцами нежную кожу за ушами. Драко закричал, не в силах контролировать свое собственное тело. Нужда. Желание. Жажда. Его охватило страстное желание, чтобы существо, стоявшее перед ним на коленях, овладело им.

— … Пожалуйста… — произнес он, задыхаясь.

Одна из рук, ласкающих его, исчезла, но другая продолжала свои неторопливые движения. Его любовник все еще удерживал его взгляд, в то время как все, чего хотелось Драко, это закрыть глаза и потеряться в ощущениях, от которых, казалось, плавились даже кости.

Потом он почувствовал пальцы у своего рта; влажные, покрытые молочно-белой субстанцией, они мягко касались его губ, будто рисуя по ним. Не колеблясь ни секунды, он с готовностью разомкнул губы, и пальцы тут же проворно скользнули внутрь. Вязкое вещество на самых их кончиках было горьким на вкус. И соленым. Драко издал низкий гортанный стон и стал жадно посасывать предложенные ему пальцы, пока не вылизал их дочиста. Но и после он все продолжал сосать, отчаянно вращая вокруг них языком, вызывая улыбку на лице своего любовника. Когда тот медленно высвободил свои пальцы, из груди Драко вырвался болезненный всхлип, и он попытался удержать их в своем рту. Тогда рука переместилась на бедро Драко, и тот протяжно застонал, стоило крепкой ладони обхватить его налитый кровью член. Он стал беззастенчиво толкаться в ласкающую его руку, но, зажатый между спинкой кровати и телом своего любовника, Драко был почти лишен возможности двигаться. Его же любовник лишь стоял на коленях и смотрел, как отчаянно он дергается, как ускоряются рваные толчки, как учащается его дыхание — прерывистые, неверные стоны. Огонь, бегущий по венам, сводил Драко с ума, и все, чего он хотел, это кончить для своего любовника, раствориться в нем, разлететься на тысячу мельчайших осколков — ради него.

Драко почти закричал от ощущения ужасной потери, когда его любовник внезапно разорвал сладкий контакт. Он с усилием дернулся из своих оков в попытке продлить прикосновение; слезы неудовлетворенного желания текли по его щекам. Любовник покачал головой и снова легонько пробежал пальцами по его губам, мешая следы собственной страсти Драко с остывшими каплями своей спермы.

В отчаянии Драко попытался поймать его пальцы губами, чтобы ощутить на них свой собственный вкус, но его любовник отказал ему и в этом. Тогда Драко попробовал облизать свои губы, но любовник снова покачал головой и тут же резко наклонился к нему, лаская нежную кожу его рта своим дыханием.

— Мой… — прошептал он и, мгновенно сократив расстояние между собой и Драко, впился в его губы собственническим поцелуем, вначале жадно слизав с них вязкую белую субстанцию, а потом и полностью овладевая его ртом. Драко не сопротивлялся, готовый отдать ему добровольно все, что потребуется; его тело висело тряпичной куклой, поддерживаемое лишь полосками ткани, стягивающими кисти юноши, да горячим гибким телом, яростно вдавливающим его в спинку кровати. Он почувствовал, как сильные руки потянули его от спинки кровати на себя, в то время как губы его любовника продолжали терзать его. Рука легонько пробежала по внутренней поверхности его бедра, покружила вокруг мошонки и скользнула вниз, ко входу. Смоченный в его собственной слюне, палец прошелся дразнящим движением по нежной коже ануса, и Драко, охнув, откинул голову назад, когда тот начал медленно растягивать его изнутри. Совсем немного — и палец полностью погрузился в него, вырвав у Драко низкий протяжный стон. Он почувствовал, как его любовник улыбнулся ему в шею и начал посасывать чувствительную кожу за ухом, спускаясь все ниже и ниже, пока его влажные губы не замерли там, где отчаянно колотился пульс Драко. Когда второй палец добавился к первому, растягивая его еще сильнее, Драко схватился обеими руками за сдерживающие его куски материи и, упершись плечами в изголовье кровати, стал с усилием насаживаться на буравящие его изнутри пальцы. Тихий удовлетворенный смешок вырвался из его груди, и тут же его любовник ввел в него третий палец. Драко закричал и выгнулся дугой, изо всех сил упираясь головой в спинку кровати. А потом все три пальца выскользнули из него.

— Мой, — повторил его любовник, уткнувшись носом в подбородок Драко, и медленно поднял голову, оставляя языком мокрую дорожку на его шее. — Отдан по собственной воле — по собственной воле взят. Связаны навеки, — его руки снова переместились на бедра Драко, крепко обхватывая и аккуратно приподнимая их. Что-то горячее и твердое уперлось в его вход, будто дразня этой своей твердостью. Драко закусил губу и дернулся навстречу своему любовнику, чувствуя, как рот наполняет соленый и металлический привкус крови.

— С этого момента, мой Дракон, Драко, ты мой, — и его любовник вошел в него, заявляя на него свои права, овладевая им, и Драко скрестил ноги у него за спиной, притягивая его к себе, не в силах более сдерживать стоны и крики, рвущиеся из груди. А потом любовник начал двигаться, входя и выходя из него, и нестерпимый жар охватил все его существо: казалось, по венам тек жидкий огонь, а чья-то невидимая рука все крепче и крепче сжимала сердце. Драко чувствовал, где-то на грани сознания, сгущающиеся вокруг него силы, которые взывали к самому его естеству и устанавливали нерушимую связь между ним и его любовником, заполняя его изнутри, делая их единым целым. И все смешалось: тьма и свет, боль и удовольствие — и все это было в нем, единым и неделимым. И потом он громко закричал, и тяжесть в его сердце взорвалась тысячей осколков, и все, что осталось неизменного и прекрасного — это его любовник, с ним, в нем, навсегда.

POV Драко.

Я сел на кровати, тяжело дыша. Весь липкий от холодного пота, я мелко-мелко дрожал, а все мышцы болели так, будто последние двенадцать часов я без перерыва играл в квиддич. Хотя нет, болело не все. Одна часть моего тела была просто невероятно чувствительной к прикосновению влажной, покрытой густой тягучей спермой пижамы, и каждое движение посылало новые вспышки удовольствия сквозь все тело, превращая его в безвольную трепещущую массу.

Мокрые сны снились мне с тех пор, как мне исполнилось двенадцать и мое тело начало меняться. Но они были совсем непохожи на этот. Обычные подростковые сны, которые помогали сбросить гормональное напряжение. Сюжет был примитивен: я вколачивал некоего безымянного человека в матрас, в стол, в пол, или даже в стену. Только секс, ничего лишнего: я не помню, чтобы там была какая-то прелюдия. В двенадцать лет в вашем словарном запасе и слова-то такого нет. Однако к тринадцати годам я заметил кое-что странное: человек, присутствующий в моих снах, не имел признаков, присущих противоположному полу. Я трахал парня. Немного обеспокоенный — в основном, из-за реакции своего отца, если бы каким-то непредсказуемым образом он узнал обо всем этом — я предположил, что в общем-то это ничего и не значит. Ничего такого. Я подслушал, как старшие мальчишки говорили о своих мокрых снах, девчонках и о том, какую из них они хотели бы трахнуть, и пришел к выводу, что это просто игры гормонов. Парням снится, как они трахают других парней, девчонкам снятся девчонки, а иногда происходит полная смена пола, и парню кажется, что он стал девчонкой, и его, девчонку, трахает другой парень. Все это обычные шутки подсознания — просто случайные ментальные образы, которые собираются в подчас дикие картины, когда твой мозг пытается перейти из фазы сна в стадию бодрствования. Тем не менее, к четвертому курсу все только ухудшилось.

Тогда я этого, конечно, не понял, но, как говорят магглы, любой задним умом крепок. Хотя, пожалуй, я должен был заподозрить неладное еще тогда, когда в школе появились те ведьмочки из Шармбатона. Заметьте, все девушки были из видных чистокровных семейств и весьма не дурны собой, а одна из них, Флер Делакур — и вовсе частично вейла. Все парни, по крайней мере, те, кто достиг определенной половой зрелости, ходили за ней, как на привязи. Даже Поттер и Уизел (хотя Уизел вел себя куда менее сдержанно, чем Поттер). Мне же она была безразлична. Я просто ничего не чувствовал — никакого притяжения. Мне, безусловно, импонировал ее холодный и равнодушный вид, но она привлекала меня не больше, чем любимая дворняга Хагрида.

Мысль об этом просто шокировала меня. Да, признаю, на Кубке Мира я тоже ничего особенного не почувствовал, но тогда мои родители специально зачаровали меня так, чтобы магия вейл на меня не действовала. Дело в том, что у мамы пунктик на этот счет: она терпеть не может, когда папа смотрит на других женщин, особенно на вейл. Мама сама на четверть вейла, и, как и все они, она невероятная собственница. Но после встречи с Флер мне пришлось пересмотреть свое отношение к происходящему. А потом стало еще хуже. Кубок выбрал Поттера в качестве второго — ВТОРОГО, вы можете себе представить?! — представителя от Хогвартса на предстоящем турнире. И это просто так сошло ему с рук! Я был просто в ярости и в течение года с удовольствием срывал на нем всю мою злость и гнев. Он снова был в центре внимания, а так как на время турнира были отменены все соревнования по квиддичу, мне было просто нечего противопоставить ему, не в чем его превзойти. Это бесило меня до умопомрачения.

А потом было это последнее задание, когда Поттер и Диггори исчезли из лабиринта, и только Поттер вернулся живым. Его тут же увели с поля, но я успел увидеть его искаженное лицо и остекленевший, остановившийся взгляд.

Он беспокоил меня, этот его взгляд, но я продолжал вести себя, как прежде: в конце концов, было совсем несложно все так же дразнить и всячески изводить Поттера и его прихлебателей. Но когда я вернулся домой, оказалось, что все совсем не так, как я думал. Темный Лорд действительно вернулся при помощи какой-то древней темной магии и крови и теперь всей душой жаждал смерти Поттера. Тогда же, в Малфой-мэноре, подслушивая в кабинете отца, я узнал, что произошло на самом деле, как умер Диггори и каким образом Поттер умудрился вернуться назад живым. Мне над многим предстояло подумать.

К завершению картины, мои сны тоже изменились. Это по-прежнему были мокрые сны, и даже мастурбация перед сном не могла избавить меня от них, но теперь у моего партнера были совершенно определенные и, к несчастью, чертовски узнаваемые черты. Худая фигура. Кожа легкого оливкового оттенка. Волосы, словно зона бедствия, и невероятные зеленые глаза, которые, казалось, светились в темноте. Чертов Гарри Поттер. Я понятия не имел, какого Мерлина этот полукровка вторгался в мои сновидения — причем в очень, очень личные — пачкая их своей маггловской сущностью. Одно время я пытался вообще не спать, но вскоре был вынужден оставить эту затею. Тогда я начал принимать перед сном по ложке зелья Сна Без Сновидений, но эффект был слишком слабым, чтобы и дальше продолжать принимать его. Да, мне больше не снились сны, но и моя пижама, и простыни по-прежнему были мокрыми и липкими по утрам, а, когда я просыпался, перед моим внутренним зрением все так же стояла пара пронзительных зеленых глаз. Уж лучше было видеть эти глупые сны.

А потом начался пятый курс. Я слышал из нескольких достоверных источников, что летом на Поттера напали дементоры, и эти слухи порядком беспокоили меня, ведь я точно знал, что эта атака не была спланирована Пожирателями. Кто-то из министерских пытался добиться исключения Поттера из школы, но я готов был биться об заклад, что это был не Фадж. У этого бесхребетного пуффендуйца кишка тонка замахнуться на подобное. Когда начались занятия, оказалось, что меня сделали префектом, а Поттера — нет. Вначале я был чертовски доволен собой, но Поттер и его компания не придали этому особого значения, и мое торжество не продлилось долго.

В тот год я вообще чаще наблюдал за Поттером, чем цеплялся к нему. Нет, я, конечно, снял с него пару десятков баллов и испортил не одно его зелье, но большую часть времени я только наблюдал. Что-то происходило с ним, и я понятия не имел, почему это так беспокоит меня. А потом был квиддичный матч, и он, как всегда, первым поймал снитч. Тогда я, КАК ВСЕГДА, сделал пару нелестных замечаний о его семье и о семье Уизла. И вот тут-то и произошло кое-что необычное. Поттер кинулся на меня. Честное слово, он кинулся на меня с голыми руками, а следом за ним и один из их рыжеволосых близнецов. Меня никто и никогда не бил до этого, не считая Грейнджер, которая ударила меня на третьем курсе. Это было ужасно. Это было очень больно. Однако все прекратилось так же быстро, как и началось, и Амбридж навсегда отстранила Поттера и обоих близнецов Уизли от игры в квиддич. Я был просто в бешенстве! Как теперь я мог побить Поттера хоть в чем-нибудь? Позже ночью, когда я лежал в кровати и прокручивал в голове события прошедшего дня, я сделал самое нежелательное открытие за всю мою недолгую жизнь. Воспоминание о том, как Поттер кинулся ко мне, сшиб меня с ног и, усевшись на мне верхом, стал наносить удар за ударом… возбуждало меня. Господи, меня просто бросило в жар, когда перед глазами возник образ Поттера, приближающегося ко мне с горящими от ярости глазами — я не видел в них такого огня со времен Последнего Задания. И я еще никогда не был так возбужден, даже тогда, когда мастурбировал на колдографию… ммм… пожалуй, вам необязательно это знать. Достаточно сказать, что у меня стояло дай бог как, и, что самое ужасное, эрекция и не думала проходить, и я ничего не мог сделать, чтобы избавиться от образа Поттера, который так и стоял у меня перед глазами. Сложите вместе два и два, и вы поймете, что последовало дальше. Я сжал свой член рукой, представляя, что это Поттер ласкает меня. В моем воображении он подчинял меня, брал меня силой, и я не противился этому, напротив — я восторженно приветствовал каждое его движение. И никогда в своей жизни я не кончал так сильно и так долго, как тогда. А после, лежа на кровати, выжатый, как лимон, и совершенно удовлетворенный, несмотря на недавние открытия, я думал о том, что наши отношения с Поттером приобрели такую форму, какую ни понять, ни объяснить я пока был просто не в состоянии.

И теперь, после всех событий, последовавших за возрождением Темного лорда, я просто не знаю, что со всем этим делать. Единственное, в чем я уверен, так это в том, что скоро что-то произойдет и ничто уже не будет таким, как прежде.

* * *

Занятия шли своим чередом, но мучавший меня сон по-прежнему не давал покоя. За прошедшее лето мысли обо мне и Поттере стали просто наваждением, вызывая у меня смешанное чувство желания и отвращения. И каждую ночь мне снились сны, в которых он подчинял меня себе, овладевал мною, делал со мной все, чего ему только хотелось. И я наслаждался этим столь же сильно, сколь и ненавидел. Сама мысль о том, что Поттер мог иметь надо мной подобную власть, пусть даже только во сне, возмущала меня до глубины души. Но каждый раз, когда я прикасался к себе, я представлял, что это его рука скользит по моему члену, и каждую ночь, засыпая, я мечтал увидеть его снова.

Наверное, я начал сходить с ума.

Но тот сон отличался от всех предыдущих. Никогда еще Поттер не был со мной таким нежным, никогда еще он не обходился всего лишь парой шелковых лент, которые не шли ни в какое сравнение с цепями, наручниками и кожаными ремнями, фигурировавшими во всех других моих снах о нем. Никогда раньше он не озвучивал вслух свое право на обладание мною — ничего подобного тому, что было в этот раз. И сам этот сон ощущался как-то неправильно, и меня наполнял смертельный ужас при мысли о том, что это, возможно, было намного большим, чем очередным будоражащим воображение мокрым сном — что это сновидение было пророческим. И что еще до окончания школы, в один прекрасный день в течение следующих полутора лет, я буду лежать распятым в свой комнате, на своей собственной кровати, и добровольно отдаваться Поттеру.

Я сгорал от желания в ожидании этого дня.

* * *

Зелья всегда были моим любимым предметом, и не только потому, что профессор Снейп покровительствовал мне. Просто здесь я всегда был лучшим, смешивание ингредиентов казалось мне куда более простым и понятным, чем Трансфигурация или Чары. Ну а то, что зелья всегда проходили вместе с гриффиндорцами, делало урок еще приятнее. Мой любимый предмет, мой любимый преподаватель и мои излюбленные жертвы — все в одном месте, как на заказ.

Я повернулся на стуле так, чтобы краем глаза видеть, когда прославленное трио войдет в класс. Как всегда, они заняли свои обычные места — настолько далеко от слизеринцев, насколько это было возможно. Межфакультетская вражда нисколько не утихла после событий прошлого года, по крайней мере, между нами четырьмя. Ходили слухи, что гриффиндорцы сблизились с когтевранцами и пуфендуйцами, но ни один человек со всех трех факультетов не пытался завязать дружбу с кем-нибудь из Слизерина. Все Пожиратели Смерти, схваченные в Министерстве, были в прошлом слизеринцами, и доверие к нашему факультету было окончательно подорвано. Я подслушал, как Грейнджер говорила об этом Поттеру и Уизлу буквально на днях.

Урок начался, и профессор Снейп пронесся по классу в своей излюбленной манере. Я внимательно наблюдал за ним и Поттером. Что-то произошло между ними в прошлом году, но я не знал, что именно. Уверен, это имело частичное отношение к тем их занятиям по лечебным зельям, одно из которых я случайно прервал. Абсолютная чушь — вот чем это на самом деле являлось. Но, что бы там ни случилось, это обострило отношения между ними. Шестое чувство подсказывало мне, что уже не я был для Поттера самым ненавистным слизеринцем.

Аааах… Я тихо кивнул в такт собственным мыслям, заметив, как они обменялись взглядами, полными чистой ненависти и отвращения. Просто чудо, что ни один из учеников, разделявших их, не вспыхнул тут же от силы взаимной неприязни, горевшей в их глазах. А Поттер, разве он выглядел когда-нибудь таким горячим, как сейчас: весь напряженный, как струна, полностью сосредоточенный на предмете своей ненависти, с яростно сверкающими глазами… Профессор Снейп резко опустил огромный том по зельям на стол, и громкий звук отвлек меня от благоговейного созерцания. Быть пойманным фантазирующим о гриффиндорском чудо-мальчике — самое последнее, чего я хотел.

Профессор Снейп заговорил:

— Сегодня вы должны приложить все усилия… — он сделал паузу и презрительно посмотрел в сторону Лонгботтома. Он был так же ужасен в зельях, как и в прошлом году, хотя я слышал о его заметном прогрессе в Чарах и ЗОТИ. — … чтобы приготовить одно из самых деликатных зелий… — это значило, что сделай ты даже самую крошечную ошибку, как оно тут же взорвется, — … которое делает выпившего его бесплотным на некоторое время, — ауч, одно из тех зелий, для приготовления которых требуются довольно редкие и потенциально опасные ингредиенты. Скорее всего, профессор будет вынужден поставить нас в пары. — Чтобы приготовить зелье правильно, вы будете работать в парах… — взгляд Снейпа блуждал по классу. Все прекрасно знали, о каких парах шла речь: Снейп имел привычку ставить вместе представителей разных факультетов. — Зелье, которое вам предстоит приготовить, называется Матэрия Амитто, — на этих словах профессор Снейп зло осклабился, обводя нас — каждого из нас — презрительным взглядом, и я непроизвольно нахмурился, не узнавая названия зелья и не понимая, что он хотел сказать нам глазами. У меня появилось нехорошее предчувствие. Профессор озвучил пары. И, как все и ожидали, каждая из них состояла из слизеринца и гриффиндорца. Естественно, моим партнером оказался Поттер.

В течение следующих десяти минут профессор Снейп прочитал нам небольшую лекцию, объяснив ход приготовления зелья, перечислил ингредиенты и продиктовал пошаговую инструкцию, которую нам следовало внимательно записать. Покончив с теоретической частью, он предоставил нас самим себе и тому хаосу и разрухе, которые мы неизбежно устраивали на каждом практическом занятии. Мало какому зелью удавалось без последствий пережить сотрудничество двух враждующих факультетов. Я отправил Поттера за необходимыми ингредиентами, а сам начал устанавливать котел. В ответ он кинул на меня полный ненависти взгляд, но в нем не было ни того напряжения, ни той глубины, которые предназначались профессору Снейпу. Черт возьми, это действительно задевало меня! Я, между прочим, не раз угрожал ему в течение этих лет. Но, в конце концов, он всю свою жизнь был вынужден чего-то опасаться. По всей видимости, угрозы больше не трогали его, а мои глупые комментарии могли только усложнить мне задачу по заполучению Поттера.

А я твердо решил, что Поттер будет принадлежать мне, или, что вернее, я буду принадлежать Поттеру. Просто он еще не подозревал, что ему готовило будущее.

Наконец, мы приступили к приготовлению зелья. Порезать ингредиенты и отмерить нужное количество, добавить их вовремя в зелье и аккуратно помешать — все это время мы с Поттером не проронили ни словом больше, чем требовалось для правильного выполнения задания. По большому счету, мы общались друг с другом почти как цивилизованные люди. До определенного момента. Поттер тогда сидел слева от меня — к моему крайнему неудовольствию: терпеть не могу, когда люди заходят ко мне с левой стороны, тем более когда я работаю над зельем. Он с раздражением резал крылья златоглазки, как вдруг с той стороны класса, где расположился Лонгботтом, раздался какой-то резкий звук. По моим предположениям, его котел должен был взорваться еще четверть часа назад, учитывая, что его партнером был Крэбб. Поттер же вздрогнул от неожиданности и отдернул руку назад — туда, где всего в нескольких сантиметрах позади него покоилась моя рука. И у него все еще был нож.

Острая жгучая боль пронзила меня, когда его нож полоснул по тыльной стороне моей ладони от самого основания мизинца до большого пальца. Из полдюжины перерезанных венок тут же потекла кровь, стекая вниз тонкими трепещущими струйками и окрашивая стол в темно-красный цвет. Кто-то резко втянул воздух, и послышался хриплый вздох, но откуда конкретно он доносился, я не знаю: я неотрывно смотрел в перепуганные зеленые глаза Поттера. Я гулко сглотнул: он причинил мне боль, он поранил меня, но охвативший меня жар и слабость в ногах были вызваны отнюдь не болью. Взгляд Поттера упал на мою кисть, и вся краска сошла с его лица; его руки непроизвольно потянулись к моим, чтобы как-то остановить кровотечение. В несколько шагов профессор Снейп оказался подле нас, бросая на Поттера убийственные взгляды. Тот проигнорировал его и, оторвав от своей мантии неровный кусок, начал накладывать самодельную повязку на мою рану. Я прикусил губу: все его внимание было сосредоточено на мне; его неловкие движения причиняли боль, но, когда он поднял на меня блестящие глаза, я видел, что ему было искренне жаль, что все так вышло. Но нет, он не делал попыток извиниться — только смотрел, не отрываясь, на наши руки потемневшими от шока глазами.

Потом было много криков, и Гриффиндор лишился не одного десятка баллов, но я даже не смог бы сказать, сколько их сняли и по какой именно причине. Черная материя плотно обхватывала мою кисть, и кто-то в очередной раз предложил проводить меня до Больничного крыла. Я покачал головой, медленно поднимаясь со стула. В голове зашумело, и комната поплыла перед глазами, но я твердо стоял на ногах. Я вышел из класса, но вместо того, чтобы, как ожидалось, пойти в Больничное крыло, направился в сторону слизеринских комнат. Я прижимал поврежденную руку к груди, словно баюкая ее, и вся моя одежда успела пропитаться кровью, когда каменная стена отъехала в сторону и я скользнул в образовавшийся проход. Скоро я уже был в своей комнате и неуклюже рылся в сундуке в поисках аптечки.

Достав медицинские принадлежности, я устроился на кровати и бережно разбинтовал руку, пачкая здоровую о пропитавшийся кровью черный лоскут. Стоило мне отодрать последний слой ткани, как рана снова начала кровоточить, и я смотрел, не в силах оторвать взгляда, как темно-красная кровь стекает по моей кисти вниз, как отвратительные пьяные капли падают на мои колени — и все это по вине Поттера. Я наклонился и провел языком вдоль пореза, чувствуя крепкий вкус своей жизненной эссенции на языке. Волна возбуждения прошла сквозь мое тело, боль и удовольствие, казалось, плавили, размягчали сами кости, и я низко застонал.

С трудом сглотнув, я отстранился от руки и потянулся за баночкой с целебной мазью, которую только что достал из сундука. Мазь должна была остановить кровотечение и ускорить процесс заживления раны. Мадам Помфри, конечно, могла бы вылечить порез в доли секунды, не оставив на руке и следа в напоминание о событиях сегодняшнего дня. Но я не мог позволить этому случиться. Я хотел оставить себе этот шрам — серебристо-белую отметину, проходящую через всю тыльную сторону ладони — чтобы всегда помнить об этом дне.

Драко растянулся на столе в классе зелий. Он лежал на расстеленной мантии, вся остальная его одежда отсутствовала; его кожа, казалось, светилась на фоне темной ткани. Драко согнул руки в локтях, и его тут же бросило в жар, едва широкие кожаные ремни, закрепленные у ножек стола, обвили его запястья. Он поежился, невольно потершись спиной о грубую ткань мантии, и почувствовал легкое давление в области лодыжек. Осторожное движение ногами, — и уже знакомые кожаные ремни впились в нежную кожу щиколоток. Теперь он был полностью лишен возможности двигаться. Из горла Драко вырвался низкий стон, и его член дернулся в предвкушении.

— Ты выглядишь восхитительно, котенок, — послышался шепот откуда-то сверху. — Растянутый и весь раскрытый передо мной; кожаные ремни отлично смотрятся на твоем теле. — Драко приподнял голову и, увидев Поттера, стоявшего во главе стола, издал звук, подозрительно похожий на всхлип. Поттер медленно обогнул стол, остановившись сбоку от него. — В чем дело, любовь моя? Ты чего-то хочешь? — Поттер был полностью обнажен, его более смуглая, чем у Драко, кожа так же мерцала в отблеске свечей. Он скользнул рукой вниз по своей груди и животу, пока она не исчезла за краем стола. Драко дернулся в своих оковах и протяжно застонал.

— Мое прикосновение. Разве не этого ты хочешь, котенок? Ты хочешь, чтобы я коснулся тебя сейчас? — Поттер вытянул руку вперед, держа ее над грудью Драко. — Где же ты хочешь, чтобы я ласкал тебя? — он провел рукой по груди Драко, сильно ущипнув того за сосок. Драко вскрикнул от боли. — Ммм… неплохо, но как насчет… — рука Поттера скользнула ниже, выводя узоры на напряженном теле Драко, изредка касаясь золотых завитушек внизу его живота. Драко напрягся в своих оковах, и крепкие ремни больно вонзились в его кожу, когда он изогнулся, пытаясь продлить желанный контакт. — Может быть, ниже, котенок? — Поттер снова приподнял руку, и она замерла в нескольких сантиметрах от напряженного члена Драко. — О да, ты хочешь этого, любовь моя. Смотри, — он поиграл с чувствительной кожей на головке, дразня Драко. — Ты уже весь мокрый… для меня, — Поттер резко убрал руку и положил палец в рот, медленно и провокационно посасывая его. Драко заскулил в голос, с силой прикусив нижнюю губу, и вскинул бедра вверх, моля о продолжении.

— Терпение, любовь моя, — Поттер склонился над ним, с жадным блеском в глазах глядя на его прикушенную и распухшую губу. — У нас вся ночь впереди, я не хочу торопиться, — и он впился в его губы яростным, требовательным поцелуем. Драко снова застонал, теряясь в наслаждении от ласк, от осознания, что он принадлежит Поттеру.

Он закричал от чувства мучительной опустошенности, когда Поттер отстранился от него, и в отчаянье потянулся за любовником; жалобные стоны вырывались из его приоткрытого рта.

— Сейчас, любовь моя, — спокойно прошептал Поттер, сверкнув глазами. — Терпение. — Драко видел из-под полуопущенных век, как он обернулся и взял что-то с соседнего стола. — Что ж, посмотрим… Попробуем этот… — Поттер повернулся обратно, держа в руке маленький перочинный ножик. Драко охнул, снова задергавшись в своих оковах. Поттер мягко улыбнулся. — Ты ведь знаешь, что сейчас произойдет, котенок? Ты… хочешь этого? — Поттер выставил нож вперед, любуясь тем, как серебристое лезвие переливается в отблеске свечей. Потом он медленно опустил руку и надавил плоской стороной ножа на нежную кожу живота Драко; мышцы судорожно сжались, когда холодный металл коснулся разгоряченной кожи. Драко облизал пересохшие губы, и Поттер ухмыльнулся.

— Как же я люблю это ощущение… ммм… — он провел острием ножа по животу и груди Драко, стараясь не поранить нежную кожу, внимательно наблюдая, как Драко выгибается ему навстречу.

— … пожалуйста… пожа-а-алуйста… — простонал Драко. Он был так близок, так близок, но знал, что не имеет права кончить, пока не получит разрешения сделать это.

— Пожалуйста? Пожалуйста — что? Помучить тебя еще? — глаза Драко расширились от ужаса, когда лезвие ножа скользнуло вниз к его паху. — Пожалуй, я согласен, — Поттер отдернул нож и одним быстрым движением переместился на бедра Драко, почти касаясь его напряженного члена своим.

— Спой для меня, котенок. Я хочу послушать тебя, — Поттер слегка подался вперед и провел плоской стороной ножа по всей длине его члена. Драко откинул голову назад и хрипло застонал. — Да, вот так, — Поттер снова отвел нож в сторону, чтобы тут же прижать его острием к впадине над ключицей Драко. Через мгновение он резко вонзил холодную сталь в бледную кожу — темно-красное пятно на белом шелке, — и Драко закричал от боли. — Да, именно так.

Поттер управлялся с ножом, как художник с кистью, вырывая у Драко крики, и стоны, и мольбы, и тот платил своему мучителю кровавыми каплями, стекающими по бледной коже, чтобы впитаться в темную ткань мантии. Драко уже охрип от бесконечного крика, когда Поттер поднес нож к его окровавленным губам. Драко тут же открыл рот и начал жадно водить по лезвию языком, пока не вылизал его дочиста.

— Ну что, любовь моя, что ты думаешь теперь? — Поттер осторожно провел пальцем по изуродованной коже Драко, и тот, проследив глазами за его движением, увидел, что сквозь кровавые разводы темнеют свежие раны. Поттер использовал его грудь в качестве холста, выгравировав на ней какую-то фигуру, напоминающую изображение гриффиндорского льва.

— Тебе идет красное, котенок, — прошептал Поттер, глядя на него блестящими от похоти глазами. Он положил нож на соседний столик и провел рукой по груди Драко, оставляя на ней красные следы, снова и снова бередя свежие раны, заставляя Драко изнывать от смеси боли и удовольствия, волнами проходящих сквозь все его тело.

Поттер потянулся дрожащей рукой к своему налитому кровью члену и обхватил его ладонью, размазывая кровь Драко по всей его поверхности. Он начал ласкать себя, откинувшись назад в наслаждении.

— О-о-о-о… О-о-о, котенок… — собственный член Драко подергивался в такт стонам Поттера, сочась прозрачно-белой жидкостью. Поттер кончил, тяжело дыша, и снова посмотрел на Драко — красное, разлитое на белом, капля за каплей стекающее в черное. Он чуть переместился и устроился на коленях между широко разведенными ногами Драко.

— Соси, — потребовал он, поднося к губам Драко свои покрытые кровью и спермой пальцы, и тот нетерпеливо втянул их в рот, жадно посасывая, в то время как рука Поттера наконец обвила его ноющий член.

— Хороший мальчик, — мягко произнес Поттер низким, хриплым голосом, впившись взглядом в глаза Драко. — А хорошие мальчики заслуживают награды, — он сильно сжал его член и улыбнулся, когда губы Драко слегка приоткрылись, а из горла вырвался пронзительный вскрик, обдавая волной горячего воздуха его влажные пальцы. Поттер облизал губы и вытащил пальцы изо рта Драко — ниточка слюны тянулась от них до влажно поблескивающих губ — и скользнул рукой под Драко, ища и с легкостью находя туго сжатое кольцо его входа.

— Хороший, хороший мальчик, — один палец проник в него, и Драко снова застонал; он с силой ухватился руками за кожаные ремни, выгибаясь всем телом, в попытке продлить желанное прикосновение. Поттер кружил пальцем внутри него, периодически толкаясь в узкую горячую дырочку. Вдруг он вытащил палец резким движением, и тут же вогнал обратно уже два пальца, раздвигая их как можно шире, чтобы еще сильнее растянуть Драко.

— … пожалуйста… пожалуйста… пожалуйста… — исступленно выкрикивал Драко, подаваясь ему навстречу в страстном желании быть заполненным полностью, чтобы тот наконец овладел им и доказал старым, как мир, единственно возможным, единственно правильным способом, что он, Драко, принадлежит ему безраздельно.

Драко был уже на грани сознания, когда Поттер снова вытащил из него свои пальцы и взмахнул палочкой над его ногами — Драко понятия не имел, откуда она взялась, да и по сути ему было все равно. Единственное, что он знал, так это то, что Поттер наконец-то схватил его за бедра и приподнял их над столом, закидывая его ноги — теперь развязанные — себе на талию.

— Котенок… мой, — прошипел Поттер, входя в него одним сильным движением. Драко казалось, что все внутри него горит огнем, что он так растянут, что вот-вот порвется, но даже этого было недостаточно. Он застонал, прося о большем, и крепко сжал ноги за спиной Поттера; из его глаз брызнули слезы, когда тот начал яростно вколачиваться в него так, будто хотел вдавить в ровную поверхность стола. Каждый толчок наполнял Драко наслаждением, которое огнем растекалось по всему телу, все больше, глубже, сильнее, пока наконец он не почувствовал себя сплошной огненной массой; его мышцы болели от напряжения, тело, казалось, билось в агонии, а он жаждал большего, куда большего, пока эта страсть, этот жар не уничтожат его, пока все вокруг не исчезнет в безжалостном пламени.

И пламя взорвалось внутри него тысячей огней, и свет вокруг померк, чтобы тут же вспыхнуть снова; и раны на его теле больше не имели значения, они стали ничем, пустым звуком, в то время как наслаждение, плавящее его сознание, — всем.

* * *

POV Драко.

В то утро я проснулся на рассвете, весь в холодном поту и с вязкими белыми разводами на пижамных штанах; я был не в силах даже пошевелиться, пресыщенный только что испытанным наслаждением. Я понимал, что мне нужно было срочно что-то делать со всем этим, и желательно поскорее: одному Мерлину известно, сколько еще я смог бы просуществовать в таком режиме. С каждым разом мои сны становились все более и более дикими и при этом до жути реальными. Я мог бы поклясться под Веритасерумом, что до сих пор ощущал следы от глубоких ран на своей груди и тупую ноющую боль между ног, а горло мое саднило от криков. Когда же я окончательно пришел в себя ото сна и не обнаружил рядом Поттера, что-то кольнуло у меня в груди. Он должен был быть со мной, просто должен был. И я был обязан заполучить его, если, конечно, не хотел лишиться рассудка в самое ближайшее время. Той ночью я так и не заснул больше — я размышлял, и к утру у меня уже был готов вполне осуществимый план. Все, что мне нужно было теперь, — это время, немного удачи и парочка зелий.

Время шло, близились каникулы, а я все ждал удачного момента для осуществления моего плана. Мы с Поттером больше не цеплялись друг к другу в коридорах, классах и в Большом Зале, но это не значит, что я мог подойти к нему и перекинуться парой слов о погоде или о чем-то таком. Мы не были приятелями, но держались вежливо по отношению друг к другу, когда нам приходилось работать вместе; это отсутствие враждебности я списал на свою реакцию на Зельевой Инцидент, как его стали величать наши сокурсники. Точнее на ее отсутствие. Я тогда просто ничего не сделал. Я не стал гоняться за Поттером, чтобы отыграться на нем за произошедшее; я не выслеживал его по всей школе с кучкой разъяренных слизеринцев с тем, чтобы, чтобы заставить его глубоко сожалеть о том, как ужасно он поранил меня. Ничего. Я даже не потребовал от него извинений за его халатность и невнимательность, хотя в первые дни после происшествия не раз ловил на себе его задумчивые взгляды, будто он размышлял, подойти ко мне или нет. Должно быть, хваленые гриффиндорские храбрость и благородство оставили его, потому что он так и не подошел.

Мой план был сама простота. Так как любому, у кого имелось хотя бы две мозговые клетки в черепушке, было ясно, что по собственной воле Поттер никогда не придет ко мне, предстояло заставить его сделать это. Насколько мне было известно, Поттер собирался остаться в Хогвартсе на время зимних каникул, ведь куда опасней было позволить ему уехать тогда, когда Темный Лорд находился на свободе и больше всего на свете жаждал его смерти. Единственным безопасным местом для него по-прежнему был Хогвартс: эти дураки в Министерстве просто не смогли бы защитить его должным образом, если бы он вздумал отправиться куда-либо еще. Кроме нас, мало кто еще собирался остаться в замке: лишь парочка младшекурсников в башне Гриффиндора да столько же человек из Когтеврана и Пуффендуя. Я же, напротив, был вынужден соседствовать с целым взводом слизеринцев со старших курсов. К счастью, Грейнджер и оба младших Уизли так же, как и остальные, собирались по домам.

Несколько ночей подряд я занимался исследованиями, штудировал целые тома по зельеварению в поисках того, что мне было нужно, но все отчетливее понимал: мне придется смешать несколько различных зелий, чтобы достигнуть желаемого эффекта. А работа с двумя или более зельями требовала определенной ловкости и была чрезвычайно опасна. Допусти я даже малейшую ошибку в расчетах — и мое отчисление стало бы лишь делом времени. Мне же нужно было зелье, способное одновременно вызвать в Поттере ярость, похоть и желание и заставить его действовать, повинуясь первым импульсам и инстинктам. Тогда, под влиянием зелья, Поттер вел бы себя именно так, как мне требовалось. Что было гораздо сложнее — зелье должно было быть приготовлено в виде пара. Проще всего было сделать так, чтобы оно активизировалось при контакте с кожей, но сама природа данного зелья делала этот способ его употребления ненадежным. Оно должно было быть принято внутрь или же было достаточно просто вдохнуть его — тогда оно оказало бы на организм человека нужный эффект, вот только у любимой квиддичной команды Уизла было больше шансов выиграть кубок мира в этом веке, чем у меня заставить Поттера проглотить хоть что-либо, что, на его взгляд, имело ко мне хоть какое-то отношение. Значит, зелье должно было попасть в его организм через легкие. Кроме того, это было зелье быстрого действия, которое мгновенно вступало в реакцию с воздухом: Поттер тут же почувствовал бы изменения, стоило лишь ядовитым парам просочиться в его кровь и достигнуть клеток мозга. Попав в его легкие, зелье подействовало бы уже через несколько минут. И тогда… тогда он будет принадлежать мне.

Нет. Это я буду принадлежать ему. Тут же мой член, мгновенно отвердевший, стоило мне лишь подумать о Поттере, дернулся, и желание, как разряд молнии, пронзило меня насквозь. Я сунул руку в пижамные штаны и крепко сжал свой член ладонью. Ох, он был уже влажный от выступивших на нем капель возбуждения и тверд, как камень — от одной лишь мысли о Поттере под действием моего зелья. О да, он овладеет мной, не во сне — по-настоящему… ммм… Я скользнул другой рукой себе под рубашку, намеренно задевая соски, и начал нетерпеливо теребить их, одновременно поглаживая свой член. Единственный сексуальный опыт, который у меня имелся, заключался в постоянной мастурбации. Не было ни одного человека на моем факультете, которому бы я смог доверить свое тело — сама мысль о том, что кто-то из них будет касаться его, такого белого, такого… совершенного, казалась мне мерзкой, вызывая у меня протест и отвращение. К тому же, судя по тому, что остальные рассказывали о своих сексуальных приключениях, и опираясь на то, как я сам реагировал на прикосновения моих собственных рук и мысли о Поттере, можно было с уверенностью сказать, что я получал несравнимо большее наслаждение, чем они. А значит — какая, к черту, разница.

Вспышки удовольствия проходили сквозь все мое тело, выплескивая в кровь сумасшедшую дозу эндорфинов; жгучее желание у меня между ног становилось просто нестерпимым, и я двигал рукой все быстрее и быстрее. Я выпустил из пальцев свой болезненно напрягшийся сосок, чтобы тут же схватить их жадными губами и начать яростно облизывать, представляя, что это не мои пальцы, соленые от моего собственного пота, а член Поттера находится у меня во рту, а он лишь стоит и смотрит, как я отсасываю ему и дрочу свой член в почти безумном желании получить разрядку — для него, ради него — смотрит на меня затуманенными от страсти глазами и со сладострастной ухмылкой на устах.

Низкие гортанные звуки срывались с моих губ в такт движениям руки, пальцы до боли сжимали пульсирующую плоть, заставляя меня уже не стонать, а хрипеть от желания и возбуждения; пальцы глубоко во рту слегка приглушали звуки, а глаза Поттера горели диким огнем, сверкая в полутьме, пока он наслаждался видом моего налитого, сочащегося смазкой члена, зажатого в тисках моей ладони — потрясающе эротическое зрелище, театр одного актера, шоу, поставленное только для него одного. Мне казалось, я весь горю, рубашка липла к моему телу, влажная от пота, обтягивая мою кожу каждый раз, когда я вскидывал бедра навстречу своей руке, лаская себя все сильнее, все яростнее. Я хотел получить еще больше, намного больше, я умирал от невыносимого желания — еще немного, еще чуть-чуть — мое сердце колотилось, как сумасшедшее… и наконец я в последний раз исступленно толкнулся в свою руку — и наслаждение затопило меня, и каждый нерв, казалось, пронзительно звенел, как туго натянутая струна, и кровь жидким огнем разливалась по венам. Мои веки дрогнули, и глаза закатились, оставляя молоко глазных яблок трепетать под светлыми ресницами. Меня всего трясло, каждая мышца моего тела, казалось, стонала в экстазе. Я со свистом втягивал воздух сквозь сжатые зубы, в голове шумело, и весь мир вокруг подернулся дымкой глубокого изумрудно-зеленого цвета.

* * *

Спустя три дня после Рождества я приступил к осуществлению своего плана — во время завтрака одна из школьных сов опустила на стол перед Поттером вполне безобидный на вид конверт. Автор письма приглашал Поттера встретиться с ним в одной из множества неиспользуемых комнат Хогвартса, которая была спрятана за гобеленом с вышитой на нем буквой «И» в коридоре восточного крыла на четвертом этаже; к подробному описанию места встречи также прилагался и пароль. Насколько мне было известно, никто не знал, что за гобеленом скрывалась довольно уютная гостиная. Когда я впервые обнаружил ее на третьем курсе, она вся была покрыта многовековой пылью и паутиной. Но парочка заклинаний — и она стала как новенькая. Кроме того, в комнате не было ни одного портрета, который смог бы потом поведать миру о том, что происходило в ее стенах. В общем, это было идеальное место для тайных встреч.

Поттер быстро просмотрел записку, слегка нахмурился и передал ее своей соседке по столу — светловолосой когтевранке, которая присоединилась к их компании в прошлом году. Она что-то сказала ему, и он кивнул в ответ, а потом оба с подозрением посмотрели в мою сторону. Я сидел почти не дыша, боясь пошевелиться и тем самым показать, что я сам следил за ними, и мгновение спустя они отвели взгляды. Поттер тут же сложил письмо и сунул его в карман. Что ж, время покажет, придет он или нет.

* * *

Честно говоря, я ожидал его подозрительности, и придумал способ справиться с ней. Той ночью, едва войдя в комнату, я зажег огонь в камине и положил палочку на самую дальнюю полку, но так, чтобы ее можно было легко заметить от самых дверей. Поттер скорее поверил бы мне, если бы видел собственными глазами, что моя палочка находится в противоположном от меня конце комнаты. Потом я прошел в глубь гостиной и сел в одно из кресел у камина. Теперь настало время для осуществления второй части моего плана. Назначенное для встречи время уже прошло, а Поттер все еще не появлялся. Тогда я нарочито громко вздохнул, встал с кресла, призвал палочку и вышел из комнаты. Едва опустив за собой ткань гобелена, я опрометью кинулся вниз по коридору, благодаря Мерлина за то, что мягкая драконья кожа моих туфель позволяла мне передвигаться практически бесшумно, и запрыгнул в слегка выдающуюся нишу в нескольких метрах от гобелена — тени от факелов скрывали ее от посторонних взглядов и делали отличным укрытием. На этот раз мне не пришлось долго ждать. Не более чем через пять минут после моего ухода гобелен пошевелился. Я видел, как сквозь него проступили очертания человеческой фигуры, потом один край приподнялся, будто выпуская кого-то наружу, и тут же опал вниз, ударяясь о глухую стену за собой. Однако никто не показался в коридоре, или, по крайней мере, никого не было ВИДНО.

Я уже несколько лет знал, что у Поттера есть мантия-невидимка — еще с третьего курса, много всего произошло тогда. И я был уверен, что он ни в коем случае не заявится на встречу со мной без нее. Не меньше я был уверен в том, что он придет раньше назначенного времени, чтобы оценить, могу ли я представлять для него какую-либо опасность. Вначале я надеялся, что он даст знать о своем присутствии, но потом подумал, что, возможно, для успеха моего плана будет куда лучше, если он так и останется невидимым. Я просидел в своей нише чуть ли не целый час, затем незаметно выскользнул и заспешил по направлению к совятне. Мне было необходимо отправить ему еще одно письмо. Я не боялся, что меня поймают: в это час префекты еще имели право находиться за пределами своих спален, но мое время уже было на исходе. Мне следовало поспешить, если я хотел оказаться в слизеринских комнатах до начала комендантского часа. На обратном пути я поймал двух пуффендуйцев, разгуливающих по школе, и, с удовольствием сняв с каждого из них по десять баллов, отправил их в пуффендуйскую гостиную. Это был удачный для меня вечер. Когда я проходил через слизеринскую гостиную, Панси стреляла в мою сторону глазками и соблазнительно улыбалась, но я не обратил на нее внимания. Она была одной из тех, кто вызывал у меня стойкое отвращение, стоило мне лишь подумать о ней в сексуальном контексте; если бы не угрозы моего отца, я бы ни за что не пригласил ее в качестве моей партнерши на Рождественский бал. Оказавшись в своей спальне — слава Мерлину старостам полагались отдельные комнаты — я выскользнул из своей одежды, скинул ботинки, быстро натянул пижамные штаны и с наслаждением растянулся на кровати. Совсем рядом, на тумбочке, стоял маленький пузырек, наполненный дымчатой субстанцией синего цвета. Я завернулся в одеяло, не отрывая глаз от заветного пузырька, и продолжал ласкать его взглядом до тех пор, пока Морфей не забрал меня в свое царство.

На следующее утро уже другая школьная сова уронила Поттеру на колени письмо. На этот раз в нем настойчиво спрашивалось, где он был прошлой ночью, еще раз подчеркивалась важность нашей встречи и звучала просьба, чтобы этим вечером мы все-таки увиделись в то же время и в том же месте. Я внимательно наблюдал за ним и Лавгуд: они торопливо прочитали письмо, потом быстро посмотрели в мою сторону и тут же отвернулись. Поттер все еще был полон сомнений, но было видно, что его любопытство понемногу начинает перевешивать подозрения. Разумеется, гриффиндорские львы отважны, горды и бесстрашны, однако, как и все представители семейства кошачьих, от рождения чертовски любознательны. Теперь я точно знал, что приблизился к своей цели еще на один шаг: Поттер придет, причем на этот раз — не прячась под мантией-невидимкой. Я даже не мог спокойно закончить свой завтрак в предвкушении того, что произойдет сегодня вечером. Весь оставшийся день я был какой-то дерганый; «дерганый хорек» — это было как раз про меня, но упаси Мерлин кого-то произнести это вслух — я бы тут же послал в него парочку-другую особо гадких проклятий. Усилием воли я заставил себя хорошо пообедать, но ни крошки не смог проглотить за ужином: казалось, в моем животе обосновалась целая стая бабочек, которые нервно били своими крылышками, заставляя меня чувствовать себя как на иголках. Наконец, подошло назначенное время. Вернувшись после ужина в свою комнату, я быстренько принял душ и надел свежую мантию, оставшись под ней абсолютно голым. Потом сунул палочку в один внутренний карман мантии, пузырек с зельем — в другой и широким шагом вышел из слизеринских комнат.

Я пришел как раз к назначенному времени. Обычно на встречи принято немного опаздывать, но только не сейчас, когда я сам же и послал приглашение. Как и прошлой ночью, создавалось ощущение, что я единственный человек, находящийся в комнате. Я вынул палочку и, как и в прошлый раз, зажег огонь в камине, прежде чем положить ее на книжную полку. Потом я вернулся к камину и сел у огня, приготовившись ждать.

В комнате было по-прежнему тихо, только потрескивание огня в камине нарушало тишину, но я чувствовал, что кто-то стоит около двери и осторожно рассматривает меня. Похоже, как и вчера, Поттер пришел на место раньше меня, невидимый под своей мантией. Мне оставалось только ждать, что же он предпримет дальше. На этот раз он должен был сделать первый шаг: снять мантию и подойти ко мне — чтобы я мог приступить к следующей части своего плана.

Я сидел неподвижно уже с четверть часа, когда, наконец, услышал легкое шуршание за своей спиной — звук скольжения ткани о ткань. Однако я не обернулся: звук был очень тихим, и предполагалось, что лишь человек с очень тонким слухом мог уловить его. Потом я услышал голос и повернул голову в его сторону:

— Ну, хорошо, Малфой, я здесь. Что случилось такого важного, что ты так хотел увидеться со мной?

Поттер все еще стоял у самого входа. Я чуть склонил голову в вежливом приветствии:

— Добрый вечер, Поттер. Рад, что ты почтил меня своим визитом.

Мне пришлось подавить улыбку, когда я увидел, как вытянулось от изумления его лицо: похоже, он ждал от меня несколько иного поведения, а я даже не прокомментировал его грубое обращение. Он нахмурился, и его глаза в свете огня блеснули подозрением.

И чуть-чуть ярости, конечно же — просто идеально.

— Малфой, зачем ты позвал меня? — почти прорычал он, и от звука его голоса по моей спине побежали мурашки.

— Всего лишь маленький разговор, Поттер, — я показал рукой на кресло прямо перед собой, предлагая ему сесть. — Мне кажется, нам пора пересмотреть отношения между нами, принимая во внимание все, что было…

Поттер все еще был полон сомнений. Он окинул взглядом всю комнату, на секунду задержавшись на моей палочке, одиноко лежавшей все там же, на книжной полке. Если бы он сел в предложенное мною кресло, то оказался бы как раз между мной и моей палочкой — тогда преимущество было бы на его стороне, потому как я вовсе не настаивал, чтобы он в свою очередь тоже отложил палочку в сторону. Поттер едва заметно кивнул, видимо, что-то решив для себя, и, в два шага преодолев разделяющее нас расстояние, опустился в кресло. Он казался очень напряженным: не желая терять бдительность наедине с человеком, которого считал свои врагом, он не откинулся на спинку кресла, а лишь присел на самый краешек сиденья на тот случай, если ему вдруг потребуется резко вскочить.

Я предвидел и это и предпринял меры на этот случай. Единственным известным мне изъяном в моем плане было то, что Поттер мог мгновенно проклясть меня, стоило мне лишь кинуть в него пузырек с зельем: к моему несчастью, его рефлексы были отточены до автоматизма, словно он прошел курс подготовки авроров. У меня не было бы ни единого шанса победить его в открытом противостоянии. Поэтому я должен был замедлить его рефлексы, немного отвлечь его. Успокоить. Для этого мне и нужно было второе зелье, но это было зелье настолько общего воздействия, что никому и в голову не пришло бы использовать его как-то еще, кроме как по назначению. Это была Пыльца Бабушки Генриетты под названием «Спокойный Малыш». Простое зелье на уровне второго курса школьной программы, легкое в приготовлении и совершенно безобидное. Обычно его использовали родители, чтобы утихомирить капризного ребенка. Я рассыпал немного пыльцы на кресле, которое предназначалось для Гарри — в основном, ею посыпали простыни на детских кроватках — зная, что она подействует на всякого, кто окажется в метре от нее или в прямом физическом контакте с нею.

Поттер хмуро зыркнул в мою сторону.

— Принимая во внимание что, Малфой? Твой отец — осужденный Пожиратель Смерти. Он не раз пытался убить меня и моих друзей. Нам с тобой не о чем разговаривать.

— Ошибаешься, Поттер. Заблуждения моего отца не имеют никакого отношения к причине нашей встречи.

Я совершенно не хотел разговаривать о своем отце. Я все еще был зол на то, что он находится в тюрьме, словно какой-то ПРЕСТУПНИК, но, имея на размышления целое лето, был вынужден признать, что вина за это не лежала целиком и полностью на Поттере. Если бы только отец был чуть-чуть осторожнее, он бы не позволил поймать себя горстке подростков с четвертого и пятого курсов. А теперь это ПРОИСШЕСТВИЕ легло темным пятном на родовое имя.

— Я здесь для того, чтобы обсудить нас и наши с тобой отношения на все оставшееся время, которое мы проведем в стенах этой школы.

Поттер продолжал пристально смотреть на меня с подозрением в глазах — ну и Мерлин с ним! — зато теперь он выглядел намного расслабленней, незаметно для себя откинувшись на спинку кресла. Да и подозрительности, с которой он глядел на меня, не хватало прежней яростности и неистовства. Пыльца «Спокойный Малыш» наконец подействовала.

— Нет никаких «нас», Малфой. Я ненавижу тебя, ты ненавидишь меня. Оставь меня в покое — и я никогда не побеспокою тебя сам. Вот и все наши «отношения».

Что ж… я и не ждал многого… в конце концов, я был несколько резок с ним все эти годы… ну хорошо, я вел себя, как полная задница, и судил о нем абсолютно предвзято. Так что его нежелание помогать мне в моих попытках что-то изменить было вполне предсказуемо. Поттер, тем временем, еще больше развалился в кресле, с удобством положив руки на подлокотники, а его веки потяжелели от усталости. На этот раз я позволил себе улыбнуться.

— Но я верю, что наши отношения могут измениться. Причем в лучшую сторону. Я был бы хорошим союзником, — я наклонился вперед, чтобы скрыть, как моя рука скользнула в складки мантии в поисках кармана, в котором находился пузырек с зельем. Вот мои пальцы коснулись прохладной поверхности стекла… Еще немного и…

Поттер ничего не заметил — только фыркнул в ответ на мои слова.

— Ты? Союзник? Да лишь малейший намек на опасность — и ты убежишь, сверкая пятками, как маленькая трусливая волдемортова шавка, которой ты и являешься, визжа, как сопливая первокурсница, на протяжении всего пути.

Оу… он все еще ненавидит меня. Я, право, тронут. Но главное, теперь он был совершенно расслаблен, убаюканный ложным чувством безопасности, вызванным волшебной пыльцой и осознанием того, что моя палочка сейчас лежит далеко от меня. Момент идеально подходил для осуществления моего плана. Я поддел большим пальцем пробку, закупоривающую зелье, и им же плотно прикрыл образовавшееся отверстие; медленно и как можно более незаметно я начал вытаскивать руку с пузырьком из кармана мантии. На мое счастье, Поттер по-прежнему ничего не замечал.

— Я не Пожиратель смерти, Поттер, более того, я вовсе не собираюсь становиться им. У меня несколько иные планы — планы, которые напрямую касаются тебя. Причем живого и невредимого.

Он моргнул, очевидно, совершенно сбитый с толку.

— Я нужен тебе … живым? — должно быть, он снова вспомнил ту дурацкую прошлогоднюю угрозу.

На этот раз я открыто усмехнулся, заставив его слегка нахмуриться, но он все еще ни о чем не догадывался.

— Да. Но вовсе не обязательно по собственной воле…

Прежде чем Поттер смог осознать своими одурманенными мозгами, что я имел в виду, я быстрым движением метнул пузырек ему на колени. Содержимое тут же вылилось наружу, при контакте с воздухом мгновенно превращаясь в пар. И Поттер не успел еще понять, что происходит, как уже был окутан бледно-голубой дымкой.

— Малфой, ты, маленький гнусный хорек! — взвыл он, скидывая с себя усмиряющие чары Пыльцы и вскакивая со стула. Поттер резко отбросил пузырек в сторону, но тот был уже пуст. Краем уха я слышал звук разбившегося стекла, но все мое внимание было сосредоточено на молодом человеке прямо передо мной. Пары зелья постепенно рассеивались, и сквозь тающую голубоватую дымку я видел, как в глубине поттеровских глаз загораются искорки гнева.

В несколько секунд он преодолел расстояние между нами и, крепко схватив меня за ворот мантии, рывком поднял с кресла.

— Ты, чертов ублюдок! Я знал, что ты что-то задумал, Малфой! Что это было, черт тебя подери?!

Я сглотнул, и Поттер, должно быть, решил, что я перетрусил, будучи пойманным на месте, но я всего лишь пытался что-то сделать со своим горлом, которое мгновенно пересохло от мысли, что он находится так близко от меня, всего в нескольких сантиметрах, крепко держа меня за шиворот, и все его внимание принадлежит мне одному. И я чувствовал жар, исходящий от него и, боги, его запах… Желание и похоть захватили меня целиком, и мне пришлось собрать всю свою силу воли, чтобы не отдаться ему в тот же момент. Чтобы не упасть, как подкошенный, на колени, и не подчиниться любому ему желанию, как я мечтал задолго до этого — но пока еще было не время. Нет, все случится, как я того и хотел, но не раньше, чем зелье полностью завладеет его рассудком, и он уже не сможет оставить меня, чтобы ни случилось. Он просто не мог оставить меня в таком состоянии.

— Что, Поттер? — усмехнулся я. — Ты думаешь, я отравил тебя? — впрочем, ответ был написан у него на лице. — Разве ты уже забыл, что я сказал тебе? Ты нужен мне живым… — я позволил фразе повиснуть в воздухе недосказанной, в то время как в его глазах мелькнуло понимание вместе с чем-то еще, что было отнюдь не гневом.

— … но не обязательно по собственной воле, — закончил Поттер за меня, с нотками тревоги в голосе. — Ты использовал Любовное зелье на мне, да, Малфой? Ты что, совсем рехнулся, идиот?!

— Нет, — прошептал я, качая головой и пристально глядя ему в глаза. — Нет, не любовное. Мне не нужна твоя любовь, — он сжал челюсти, и я с трепетом смотрел, как его глаза затапливает вожделение — адское желание, смешанное с неконтролируемой яростью, которая охватывала его при одном лишь взгляде на меня. Его дыхание стало затрудненным, таким же, как мое собственное, и на щеках его заалели два ярких пятна. — Это всего лишь скромное зелье Желания, смешанное с парочкой других зелий, чтобы оказать нужный мне эффект. Оно выветрится через каких-то пару часов и не оставит после себя никаких долговременных последствий, Поттер. Думаю, завтра утром ты уже будешь самим собой.

Поттера затрясло, хотя он изо всех сил старался сохранить контроль над собственным телом. Упрямец, он пытался бороться с действием зелья у себя в крови.

— Ты хочешь изнасиловать меня? — прошипел Поттер. Он сощурил глаза, глядя на меня с дикой смесью злости, желания и жажды.

Я опустил руку вниз и мягко накрыл ею весьма ощутимый бугор у него в штанах, легонько сжимая его в своей ладони. Через все его тело прошла волна дрожи от этого простого прикосновения, и меня охватило сильное возбуждение при виде него и от ощущения пульсирующего жара под своей рукой.

— Нет, — хрипло прошептал я. — Но если ТЫ хочешь… изнасиловать меня, — моя свободная рука скользнула вверх, и я схватил его за запястье, — …то можешь делать со мной все, что угодно. Я твой, Поттер, — я на удивление легко высвободился из его захвата и, опустившись на колени, уткнулся носом ему в пах. Я слышал запах его желания, желания ко мне, и со стоном потерся о горячую твердость в его штанах, чувствуя, как мое тело загорается от ответного желания. Меееерлин. Это не было сном, все происходило на самом деле. Если бы я должен был умереть наутро, я бы умер, не жалея ни о чем, потому что мое самое сокровенное желание должно было вот-вот осуществится, а о чем еще может просить человек?

Его пальцы прошлись по моим волосам, и он грубо дернул мою голову назад. Я видел его глаза: он больше не пытался бороться с самим собой. Теперь в них горели лишь похоть и бешеное желание наконец взять то, что я так настойчиво предлагал ему, получить обещанный ему приз. Мы замерли, глядя друг другу в глаза: я поглаживал его член сквозь жесткую ткань штанов, а он исступленно выгибался, пытаясь сильнее вжаться в мою руку, и, вцепившись в мои волосы так, словно от этого зависела его жизнь, удерживал мой горящий взгляд. Вдруг он резко выпустил меня, на секунду прикрывая глаза, и опустил руку мне на плечо.

— Сделай это, — прохрипел он, больно впиваясь пальцами в мое плечо. Я знал свое тело: завтра там наверняка появятся синяки, но мне было все равно. Мне больше не требовалось никакого другого свидетельства его желания. Я распахнул полы его мантии и дернул молнию на штанах. Спустя мгновенье они, а следом и трусы Поттера, уже сползли вниз и повисли на щиколотках бесформенной массой. Поттер опустил вторую руку, и теперь они обе больно сжимали мои плечи, притягивая меня ближе, чтобы я наконец-то взял его в рот…

Я смотрел на его член, темно-красный и болезненно напряженный от желания, гордо маячащий из зарослей черных кучерявых волос прямо перед моими глазами. Он не был таким же длинным, как мой, заметил я про себя, по крайней мере, сантиметра на три короче, но — я обхватил его рукой и потерся об него щекой и носом — он был заметно толще. Я бы даже сказал, сантиметра на полтора-два — а значит, намного толще, чем я представлял его себе, ведь даже мой член был уже достаточно толст. Поттер наверняка порвет меня, когда будет брать.

Приглушенное хныканье сорвалось с моих губ, когда я уткнулся носом в его волосы, мечтая лишь о том, чтобы это мгновенье длилось вечно. Мои щеки уже были липкими от влаги его желания; его запах, казалось, навсегда отпечатался в моем сознании; его пальцы в моих волосах требовали, чтобы я прекратил дразнить его и, наконец, взял его внутрь. В свой рот.

— Давай же, — прошипел Поттер, двигая бедрами так, что его член скользил между моей ладонью и щекой. И я, с готовностью подчиняясь требованию, сдвинул ладонь к основанию члена и, заключив его в тугое кольцо своих пальцев, накрыл ртом. На вкус он был горьковатым и немного соленым; это был самый восхитительный вкус на свете. Меня тут же накрыло жаркой волной желания, стоило мне скользнуть языком вокруг его члена, легонько подразнивая; я немного поиграл с чувствительной крайней плотью и вдруг резко втянул его член в себя почти по самое основание. Поттер начал толкаться мне в рот, с каждым толчком заставляя меня принимать внутрь все больше и больше его плоти, пока наконец мои губы не уткнулись в мои же собственные пальцы. Но я продолжал усиленно сосать, постоянно сглатывая, чтобы не подавиться, в то время как он овладевал моим ртом, заявляя на меня свои права.

Я вовсе не был против, когда он внезапно кончил, заполняя мой рот вязкой спермой, которая стекала по моим губам вниз к подбородку — я торопился проглотить как можно больше, не желая терять ни капли. Поттер немного отстранился и посмотрел на меня сверху вниз; полы его мантии были непристойно распахнуты, и его член поблескивал в свете свечей, все еще покрытый остатками спермы и моей собственной слюной; его глаза горели как два изумруда. Я поднес руку к своему лицу, вытер подбородок тыльной стороной ладони, и, глядя ему прямо в глаза, начал слизывать его семя со своей руки медленными кошачьими движениями. Он, в свою очередь, не отрывал от меня горящего взгляда. Тогда я подался вперед и аккуратно вылизал его член дочиста, смакуя его вкус, его изысканнейший аромат. К тому времени, как я закончил, он уже снова был возбужден.

— Раздевайся, — прорычал он, хватаясь за застежки на своей мантии. Тогда я принялся расстегивать свою собственную одежду, торопливо расправляясь с множеством заклепок, и вот уже моя мантия скользнула с моих плеч вниз. Она упала на пол под судорожный вздох Поттера. Сам он заметно отставал от меня, путаясь пальцами в пуговицах; его полурасстегнутая мантия топорщилась на груди, штаны все еще висели на щиколотках, а на ногах были ботинки. На мне же уже не было ничего, не считая домашних тапочек, которые можно было скинуть одним движением. Член Поттера дернулся в одобрении, когда его взгляд скользнул по моему телу — медленно, сверху вниз, пока он не нашел глазами мой торчащий член, красный, напряженный и уже влажный от возбуждения. Он оторвал руки от своей рубашки, видимо, отчаявшись снять ее, и, торопливо стянув ботинки, вытащил ноги из смятых штанин, еле удержав равновесие, когда переступал через них — и тут же упал на пол к моим ногам. С его губ сорвалось отчетливое рычание, и он повалил меня вниз. Я заранее растянул себя пальцами, чтобы быть готовым для него, и теперь лежал с раскинутыми по обе стороны от него ногами и ждал, что же он будет делать дальше. Поттер потянулся за своей палочкой, и я почувствовал легкую нервозность. Если бы все происходило в одном из моих снов, он бы сделал сейчас что-нибудь горячее и абсолютно безнравственное. Что-нибудь, что включало бы в себя ленты и связывание. Но это был не сон, и, даже зная, какой эффект должно оказать зелье на Поттера, я понятия не имел, что же он сделает.

Он направил на меня свою палочку и что-то прошептал.

Почувствовав странное прохладное пощипывание внутри себя, я понял, что Поттер применил что-то вроде чар Смазки. Я нахмурился: подразумевалось, что, находясь под действием возбуждающего зелья, он не будет особо заботиться о моем состоянии. Я уже было засомневался, не напутал ли я что-нибудь с ингредиентами, как Поттер вставил в меня один палец, медленными круговыми движения поглаживая мышечные стенки. Другой рукой он обхватил мой член и начал дрочить его, вторя движениям своего пальца. Мгновенно растеряв последние остатки разума, я был готов позволить делать со мной все, что ему захочется, до тех пор, пока он продолжал ласкать меня. Если бы он остановился в тот момент — я бы просто умер. Я не помнил, когда во мне оказалось уже два пальца, но, кажется, помню третий: никогда раньше я не был растянут настолько сильно, даже когда, мастурбируя, трахал себя собственной рукой. Поттер же все продолжал и продолжал свои ласки, и я уже стонал и извивался под его руками, желая большего, нуждаясь во все новых и новых его прикосновениях, сгорая от сильнейшего желания почувствовать его в себе — целиком. Когда Поттер убрал руки, я чуть не взвыл от досады и разочарования, но безумные горячие прикосновения скоро возобновились. Поттер провел ладонями по моим бедрам и, подхватив мои ноги под коленями, поднял их вверх, раскрывая меня полностью. Я с охотой и нетерпением подался навстречу его рукам, подчиняясь малейшему их движению; мое тело больше не принадлежало мне, я был не властен над собой. Поттер мог делать со мной ВСЕ, — все, что угодно, и я видел в его горящих зеленых глазах, как постепенное осознание своей власти выжигало его душу дотла.

— … пожалуйста… пожалуйста… пожалуйста… — снова и снова повторял я, почувствовав, что он замер, пристально глядя мне прямо в глаза. Я жаждал, я больше всего на свете хотел почувствовать его в себе. Я был раскрыт для него, почему, почему он никак не мог овладеть мною?!

А потом я почувствовал, как кончик его члена уперся в тугое кольцо моих мышц, пытаясь проникнуть в узкое отверстие; и он медленно — одьяволтакчертовскимед-лен-но — вошел в меня. Я пытался толкнуться ему навстречу, вобрать его в себя тут же, сразу же, одним резким движением, но Поттер крепко держал меня за бедра, не давая сделать этого. Он входил в меня медленными, умопомрачительно медленными движениями, овладевая мною сантиметр за сантиметром, пока наконец не оказался во мне целиком, растянув меня так, что все внутри меня горело от боли, несмотря на подготовку.

— … возьми меня… черт, пожалуйста… — я выгибался дугой, пытаясь освободиться от железной хватки Поттера на своих бедрах, почти доведенный до отчаянья его медлительностью, теряя рассудок от желания ощутить его в себе. Но он не шевелился, терпеливо дожидаясь, пока болезненные ощущения внутри меня притупились и я обмяк в его руках безвольной куклой, тяжело дыша и умоляя его взять меня. Затем он мучительно медленно вышел из меня, оставляя внутри только головку, и тут же снова ворвался внутрь резким уверенным движением. Я пронзительно вскрикнул; мои ноги дернулись по обе стороны от Поттера, и его голова оказалась зажатой между моими дрожащими коленями. Тогда он снова медленно вышел из меня, закусив нижнюю губу в напряжении, и снова вошел сильным толчком. И я опять громко вскрикнул, дернувшись из его рук. Отпустив мои бедра, Поттер уперся ладонями в пол, чтобы не потерять равновесие, и начал трахать меня, все увеличивая и увеличивая темп, пока я не стал вздрагивать всем телом от каждого его толчка. Комнату заполнили звуки плоти, ударяющейся о плоть, громкие хрипы и стоны Поттера и мои всхлипы. Я впился пальцами в ковер под собой, и каждый новый толчок только увеличивал мою жажду, заставляя желать все большего; а мой член, зажатый между нашими животами, налился кровью и был болезненно твердым от напряжения. Я молил Поттера: «… еще!.. быстрее!.. сильнее!.. ну! ну!...» Казалось, я сгорал заживо, когда он, немного сменив угол движения, стал с каждым толчком задевать мою простату — словно разряд молнии пронзал меня насквозь каждый раз, когда он входил в меня, и я хотел, чтобы это длилось вечно… чтобы это никогда, никогда не заканчивалось… Наконец он вошел в меня в последний раз, и я почувствовал, как все его тело напряглось надо мной, и он кончил, заполняя меня жидким огнем, и я тут же последовал за ним. Мои мышцы судорожно сжимались и разжимались вокруг его члена, продлевая его оргазм, заставляя выплеснуть в меня последние остатки своего семени, в то время как я сам бурно кончал, заливая спермой наши животы. Тело Поттера обмякло, он без сил опустился на меня, и я внимательно прислушивался к незнакомому ощущению липкого и потного тела любовника, придавившего меня сверху, его груди, тяжело вздымающейся при каждом вздохе в такт моему собственному затрудненному дыханию, его черных волос, щекочущих мой подбородок.

— … почему… Малфой… — выдавил Поттер, пытаясь выровнять дыхание. Ощущение теплого воздуха, вырывающегося из его рта при каждом выдохе, было одновременно и странным и очень умиротворяющим. Моя рука скользнула вверх, и я осторожно коснулся пальцами его влажной спины — он не пошевелился. Тогда я переместился так, чтобы вся моя рука покоилась на его спине.

— … почему… я…

— … не сейчас… — прохрипел я. Мое дыхание было так же далеко от нормы, как и его, да и он сам, всем своим весом придавливающий меня к полу, нисколько не облегчал мне задачу. Я слегка приподнял голову и зарылся носом в его волосы; Поттер пах мускусом, и потом, и сексом, и немного самим собой. Он ничего не ответил, но я был так вымотан и пресыщен сексом, что мне было все равно. На меня нахлынула дикая сонливость, и я охотно сдался на милость сна.

Я проснулся лишь несколько часов спустя, чувствуя себя как никогда превосходно, хотя на моих бедрах и плечах уже начали появляться синяки и кровоподтеки. Внутри тоже все болело, настойчиво напоминая о произошедшем. Я улыбнулся и зарылся лицом в подушку, еще хранящую тепло… Осознание того, что это была вовсе не подушка, приходило постепенно — и я, казалось, перестал дышать. Я просто знал, что прижимаюсь к человеку, хотя никогда раньше не спал с кем-то в одной кровати. Я медленно открыл глаза: моя голова покоилась на груди у Поттера. Сам он лежал на спине, вытянув одну руку вдоль тела, а другой — обнимая меня, свернувшегося калачиком рядом с ним настолько близко, насколько это было возможно, и уютно устроившегося у него под мышкой.

— Проснулся, наконец? — его голос практически оглушил меня. Я был раздосадован на собственную недальновидность: разрабатывая свой хитроумный план, я не заглядывал дальше секса с Поттером. Огромная ошибка с моей стороны. Я должен был сразу же уйти, что стало бы прекрасным окончанием всей этой истории. Быстро уйти, оставив Поттера мучиться догадками по утру, что же это все-таки было. Но нет, мне приспичило взять и вырубиться…

— Я знаю, что ты притворяешься, Малфой, — он убрал руку с моей спины, и мне пришлось нехотя сесть. Поттер хмуро смотрел на меня потемневшими глазами. Но стоило ему поймать мой ответный взгляд, как его щеки слегка порозовели. Мерлин, это так мило: он покраснел. Поттер тут же отвел глаза в сторону, и в следующий момент мягкая темная ткань полетела мне в лицо. Моя мантия. Я быстро оделся, совершенно не желая разговаривать с Поттером на общие темы, одетый в одни лишь тапочки… вернее, даже без тапочек, потому как я потерял их прошлой ночью. Впрочем, это ничего не меняло. Я закончил одеваться под его пристальным взглядом, больше всего на свете мечтая о том, чтобы к этой комнате примыкала ванная, потому что я весь насквозь пропах сексом. А еще я чувствовал себя липким от пота и… прочих жидкостей. Так что душ сейчас был бы более чем кстати. Однако была еще одна причина, из-за которой я был рад тому, что Поттер вернул мне мою мантию: стоило мне вспомнить, каким образом я оказался весь липкий и взлохмаченный, как мое тело мгновенно отреагировало на безумные мысли, готовое тут же повторить то, что произошло прошлой ночью.

Но этому явно не суждено было случиться, потому что Поттер хотел поговорить. Пока я разбирался со своей мантией, он быстро нашел и натянул на себя трусы и штаны; его же собственная мантия и наполовину расстегнутая рубашка по-прежнему неряшливо болтались на его плечах. Поттер кинул подозрительный взгляд на кресло, на котором сидел прошлой ночью, и осторожно присел на диван. Я же опустился в то же кресло, что и вчера.

Несколько долгих мгновений мы просто смотрели друг на друга — должно быть, он ждал, что я первым начну разговор. Я же был занят тем, что, во-первых, раздумывал, что ему теперь сказать, а во-вторых, удивлялся, почему он еще не проклял меня или же не кинулся на меня с кулаками — в общем, не прибил меня на месте.

— Ты так и не ответил на мой вопрос, — наконец произнес Поттер. Он сидел на краю дивана, готовый тут же среагировать, случись что. Я вопросительно изогнул бровь.

— И что это за вопрос, Поттер, не напомнишь? — ответил я. Он с силой сжал челюсти, стараясь удержать себя в руках, но попытка провалилась.

— Что, черт подери, произошло здесь прошлой ночью, Малфой?! Ты завлек меня сюда, а потом одурманил чем-то, чтобы я занялся с тобой сексом! Я хочу знать, зачем ты, мать твою, сделал это! И почему ты выбрал для этого меня!

Господи, похоже, Поттер успел все хорошенько обдумать, должно быть, он проснулся намного раньше меня. И что я теперь должен сказать ему? Наверняка от моего ответа зависит, набросится ли он на меня с голыми руками или же просто проклянет, упрямый и благородный гриффиндорец.

— Потому что я захотел, — говорят, когда все идет не так, как задумано, лучше всего обратиться к правде. Однако Поттер, похоже, не оценил моей откровенности.

— Потому что ты захотел? Что это, черт возьми, за причина? Тебя могут исключить из школы за это, Малфой; тебя могут отправить в Азкабан. И все из-за чего? Просто потому, что тебе захотелось немного развлечься? Как все это понимать?

С каждым новым упреком он все повышал и повышал голос, пока не сорвался практически на крик. Он был явно очень расстроен. Я и сам уже начинал злиться. «Немного развлечься»? После всего, через что я прошел за эти годы, Поттер сводит все к небольшому развлечению и попытке выбить его драгоценную персону из колеи? Я презрительно усмехнулся.

— О да, Поттер, это все было только ради развлечения. Я лег под тебя и позволил тебе делать со мной все, что тебе заблагорассудится, только для того, чтобы унизить тебя. Я рисковал не только своим обучением в школе, но и своей свободой лишь для того, чтобы удостовериться, что я могу ввести тебя в наркотическое состояние и заставить заняться со мной сексом, — мои слова были полны такого сарказма, что Поттер непроизвольно моргнул и задумчиво посмотрел на меня, размышляя над тем, что я сказал. После минуты затяжного молчания он вдруг встал и направился ко мне. Он взял меня за запястье и внимательно осмотрел его. Я проследил за его взглядом и обнаружил, что маскирующие чары, которые я использовал, чтобы спрятать шрам, оставшийся после инцидента на уроке зелий, ослабли и больше не скрывали тонкую серебристую полоску.

— Ты должен был давно вылечить его, — произнес Поттер ровным голосом. Он провел большим пальцем по моему шраму, и я вздрогнул. Это непроизвольное движение не ускользнуло от его внимательных глаз, и он снова повторил свою ласку. — Ладно, Малфой, скажи мне, что все-таки происходит. Я хочу знать правду. Это длится уже приличное время, не так ли? Я не обратил вовремя на это внимание, хотя еще в прошлом году ты начал вести себя довольно… странно… необычно, я хочу сказать. В этом же году ты совершенно перестал задирать меня и моих друзей. А теперь еще и это, — он обвел свободной рукой комнату. — Зачем ты одурманил меня?

На этот раз я просто не мог не ответить на его вопрос. Он все еще продолжал осторожно поглаживать мой шрам, и мне приходилось изо всех сил сдерживаться, чтобы не прижаться к нему всем телом и не начать умолять его о еще бОльших ласках.

— Потому что иначе ты бы не занялся со мной сексом.

С минуту он просто смотрел на меня, глядя мне прямо в глаза, словно ища в них что-то, а потом задал еще один вопрос:

— Почему именно я?

А я уже было надеялся, что он забудет об этом… Его палец ритмично скользил по моей коже, и тепло от его нежных прикосновений распространялось по всему телу. У меня пересохло во рту, и я с трудом сглотнул, прежде чем ответить:

— Потому что я хочу только тебя.

— Ты меня хочешь? — прошептал он; его палец замер, и теперь Поттер просто держал меня за руку. — Но… — Поттер кинул быстрый взгляд на мой шрам и тут же поднял глаза. — Но… — на его щеках выступили красные пятна, и я уже знал, что он пытается сказать.

— Я хочу тебя, — повторил я, со вздохом прикрывая глаза и опуская голову вниз, — я всегда хотел только тебя. В моих снах ты всегда был рядом и подчинял меня себе. И я хотел, чтобы ты взял меня — именно ты, только ты, — его рука больно сжала мое запястье, но я продолжал. — В моих снах ты использовал меня, мое тело, делал все, что тебе хотелось, и все твои желания становились моим собственными. Я бесчисленное количество раз мастурбировал, представляя, что это не моя, а твоя рука ласкает меня, а ты смотришь на меня, и я полностью в твоей власти. В этом году… в этом году… — я поднял голову и посмотрел на него, мысленно возвращаясь к тому особому сну. — Ты нужен мне… я хочу, чтобы ты желал меня… я понятия не имею, как и почему ты должен захотеть меня, но если мы сейчас же не уладим все это между нами, кто-то из нас пострадает… и я боюсь, этим кем-то буду я. И поэтому я… — я не мог продолжать. Я снова опустил глаза, не в силах смотреть на него, не в силах поверить, что рассказал ему все это. Я не понимал, как это произошло, но теперь, когда я был полностью в его власти, когда я знал, каково это принадлежать ему, быть его… Отвергни он меня — я не смог бы жить дальше. И, конечно же, именно так он и поступит: в конце концов, благодаря мне его жизнь в Хогвартсе целых пять лет была сущим адом, я издевался над ним и не раз проклинал его, и, наконец, заставил его поступиться своими принципами, одурманив зельем и принудив заняться со мной сексом в неконтролируемом приступе гнева и ненависти. Я все еще не мог поверить, что он не проклял меня после всего этого; что мы еще не сидим в кабинете директора и Поттер не зачитывает ему список моих преступлений, должных привести к моему исключению.

Я почувствовал прикосновение его руки к моей щеке, и его пальцы тут же стали влажными от моих слез, а я ведь даже не осознавал, что плачу. Но я действительно плакал, а Поттер вытирал мои слезы, и я отпрянул от него, прикрывая глаза от стыда, отказываясь признавать, что все это происходило на самом деле. Я не хотел, чтобы он касался меня, чтобы касался моих влажных щек — свидетельства моей слабости. Но, в конце концов, как это всегда происходило между мной и Поттером, я проиграл. И, как всегда, по своей собственной вине. Так или иначе, я всегда оказывался виноват сам.

— Я подумал… в твоих глазах… — прошептал тихо Поттер. Он обхватил руками мое лицо и повернул его к себе. — Посмотри на меня, Малфой… нет… Драко, посмотри на меня…

Но я отказывался открывать глаза, не желая видеть выражение его лица. А он продолжал вытирать большими пальцами потеки слез с моих пылающих щек — мягкими, нежными движениями. Словно ему было не все равно. И тогда я сдался, осторожно приоткрывая глаза — он возвышался надо мной, не отрывая от меня пристального взгляда, и было в этом взгляде что-то, чему я не знал названия. Все виделось мне словно в тумане из-за стоящих в глазах слез, и я попытался сморгнуть их. Тогда он, все так же не отрывая от меня пытливого взгляда, опустился на пол передо мной, чтобы наши лица оказались на одном уровне.

— Я же видел это, я не мог ошибиться, — прошептал он так тихо, что я едва разобрал слова. И мягкость его голоса могла сравниться лишь с нежностью пальцев, скользящих по моей коже, едва касаясь ее — ласковые прикосновения, приводящие меня в невероятное смятение. Но что он хотел сказать? Что привиделось ему в моих глазах? Почему он еще не проклял меня? И… невероятно, но он звал меня по имени… Я нахмурился, не понимая, что происходит, и Поттер, заметив выражение моего лица, тут же отвел руку.

— О чем ты говоришь? — я попытался произнести это с привычными презрительными интонациями, но мой собственный голос предал меня. Он звучал… я даже не знаю, как это выразить… Раздраженно, даже с какой-то обидой. Совсем на меня непохоже.

Поттер улыбнулся. Мой ворчливый тон показался ему забавным, и на его лице расплылась самая настоящая ухмылка. Его глаза вспыхнули, и он покачал головой.

— Если ты сам не знаешь… — пробормотал он, приближая свое лицо к моему, и его глаза потемнели, — …тогда я покажу тебе, — и, схватив меня за плечи, он толкнул меня на спинку кресла и скользнул между моих раздвинутых ног, прижимаясь губами к моим губам. Он с жадностью исследовал мой рот; его язык скользил у меня внутри, и, когда он слегка прикусил мою нижнюю губу — я пропал. Из моего горла вырвалось тихое рычание, и я вцепился в его рубашку, как в спасательный круг; тонкая материя с треском разошлась по швам, но ни один из нас не обратил на это внимания. Его рот, жаркий и требовательный, заявлял на меня свои права, его язык словно клеймил меня, и я полностью открывался ему навстречу, отвечая страстными стонами на каждое движение его языка.

Тогда он забрался ко мне на колени и потерся задницей о мой наливающийся кровью член, еще сильнее прижимаясь ко мне. Я захныкал от растущего желания, и он слегка отстранился, глядя на меня горящими глазами, затуманенными страстью и еще чем-то неуловимым. Его губы распухли от поцелуев и казались кроваво-красными, словно свежая рана.

— Ты же хочешь меня, да? — прошептал Поттер жарко и потерся лицом о мою щеку; оправа его очков больно впилась в мою кожу. — Ты хочешь отдаться мне — ты ведь это имел ввиду?

— … Поттер… — простонал я, цепляясь пальцами за растрепанные волосы, пытаясь притянуть его поближе, и быстрым движением стянул с его носа отвратительные очки, — … пожалуйста…

Он слегка поерзал на мне, и иглы жгучего желания вонзились, казалось, в каждый нерв моего тела. Я снова застонал и тут же почувствовал, что его губы, медленно скользящие по моей коже, растянулись в усмешке. Он лизнул чувствительное местечко у меня за ухом, а потом провел языком от него до самого основания шеи.

— Ты ведь хочешь этого? Хочешь отдаться мне? Ты должен сказать это вслух.

— … пожалуйста… да, хочу тебя… твой… о господи!..

Тогда он втянул в себя кожу у меня за ухом, и меня охватила такая слабость, словно сами мои кости расплавились от его ласк, и я откинул голову вбок, предоставляя ему лучший доступ к облюбованному им чувствительному местечку.

— Но ты знаешь, почему? — спросил он, покрывая влажными поцелуями мою шею, и с жадностью провел языком по пульсирующей венке, чтобы тут же вернуться к ней и оставить на блестящей от его слюны коже болезненные красные отметины. Я судорожно впился в его руки пальцами, притягивая его к себе еще ближе. — Драко, — он снова приглушенно позвал меня. — Почему? Ты знаешь, почему?

— … Почему… что? — захныкал я, пытаясь понять, о чем он говорит, но так ничего и не понимая.

Поттер оторвался от моей шеи и посмотрел на меня сверху вниз. Затем взял меня за подбородок и приподнял мое лицо кверху.

— … я скажу тебе… потом… — выдохнул он, тяжело дыша, и снова впился в мой рот так, словно в этом был смысл его существования. Возможно так оно и было. Я потерялся во вкусе, в ласках своего любовника. Он был единственным, что имело для меня значение, единственным, кого я, быть может, смог бы полюбить, если бы у нас были годы и годы впереди. Время бежало, и все смешалось: жаркие стоны, жадные прикосновения, влажные языки и нетерпеливые губы. Он, не прекращая, терся о мой ноющий член, продолжая насиловать языком мой жаждущий рот, и я был так близок, так чертовски близок к тому, чтобы кончить, когда он вдруг отстранился. Я закричал от отчаянья: теперь, не чувствуя тепла и жадности его прикосновений, я был словно рыба, выброшенная из воды; но в следующее мгновение я уже был распростерт на спине, на диване, как мне хотелось верить, потому что мою спину уже не царапал жесткий ворс ковра.

Горячие руки прошлись по моему телу, и я даже не заметил, как моя мантия куда-то исчезла.

— … так вот, какой ты… — голос Поттера был хриплым от желания, его глаза, казалось, светились изнутри, когда его жадный взгляд скользил по моему обнаженному телу. — … Драко… — он перешел на шипение.

До меня донесся неясный шорох мантии, скользнувшей на пол, и Поттер снова оказался на мне, такой же голый, как и я сам, и жар, исходящий от его кожи, казалось, оставлял на моем теле ожоги, когда он неуклюже наклонился, прижимаясь грудью к моей груди. Он потерся своей напряженной плотью о мою пульсирующую плоть, и ощущение от контакта наших горячих членов послало сквозь все мое тело такую волну удовольствия, что я непроизвольно застонал, мучительно осознавая, что он все еще не во мне. Мне казалось, я умирал, и Поттер был единственным, что привязывало меня к жизни. Он отчаянно терся об меня всем телом, словно с

* * *

во время течки, и его урчание, еле слышное при каждом движении наших липких от пота тел, напоминало мурлыканье котенка. Мои руки скользили по его спине вверх и вниз, поглаживая плечи, царапая ногтями нежную кожу, пытаясь притянуть его к себе еще ближе — так близко, чтобы наши тела слились в одно, и ничто уже не могло разлучить нас. Поттер тихо прорычал то же заклятье смазки, что и в первый раз, но, к своему удивлению, я ничего не почувствовал. А он уже возвышался надо мной, застыв в нескольких сантиметрах над моим напряженным членом, и выражение его глаз было… собственническим, властным. Он опустился на мой член, мягко принимая меня внутрь себя, и я закричал, когда он овладел мною полностью, такой узкий, такой горячий. Я не ожидал этого. Я мог чувствовать его, пульсацию его упругих мышц, плотно обхватывающих меня, пока он медленно опускался все ниже и ниже.

— … посмотри на меня…

Желание и удовольствие исказили черты его лица, но он улыбнулся, поймав мой взгляд, и его глаза были полны такой нежности, которой там никогда не было раньше, когда он смотрел на меня. У меня перехватило дыхание, и он нагнулся ко мне, чтобы вовлечь меня в самый сладкий поцелуй в моей жизни, полный такой любви и заботы, какой я и представить себе не мог.

— … Ты хочешь меня… — хрипло прошептал Поттер, с трудом оторвавшись от моих губ. — … я видел это в твоих глазах… Но ты хочешь то… что тебе нужно… а нужно тебе то… что ты *любишь*, Драко… — и мои глаза в шоке распахнулись. Что он хотел сказать? Что я люблю его? Но все вопросы тут же вылетели из моей головы, когда он слегка приподнял бедра и снова опустился на меня, и я полностью потерялся в ощущениях этой безумной скачки. Он брал меня, он утверждал свои права на меня, и атмосфера в комнате накалилась до предела, пока мы, наконец, не кончили вместе с именами друг друга на устах, и именем, сорвавшимся с моих губ, было «Гарри!». Последним, что отпечаталось в моем сознании, прежде чем мой любовник обессилено опустился на меня и нас обоих унесло на волнах сна, была легкая улыбка, тенью скользнувшая по его губам, и сияющая зелень его удивительных глаз, обещающих мне вечность впереди.

POV Гарри.

Я медленно раздел его, позволяя своим рукам задерживаться чуть дольше, чем было нужно, на безупречной коже — белоснежной и гладкой, словно шелк. Он сидел, не шевелясь, позволяя мне прикасаться к нему; его глаза были зажмурены от удовольствия и желания. Скоро он был так же наг, как новорожденный, и так же притягателен, как прекрасная нимфа; его кожа резко выделялась на фоне изумрудного одеяла. Он облизал губы, и я с трудом сглотнул. Соблазнительный — чистое искушение… Но нет, у меня были другие планы на эту ночь, я хотел удивить его. Когда я, наконец, достал длинные шелковые шарфы, глаза Драко широко распахнулись в понимании, и он окинул меня долгим взглядом, полным желания и предвкушения. Меня нисколько не удивило, что Драко, по-видимому, был совсем не против того, чтобы я связал его — нет, только не после трех месяцев наших встреч. Конечно, вначале меня поразило, что он хочет иметь какие-то отношения со мной — почти так же, как я был поражен тем фактом, что я тоже, в свою очередь, хочу быть с ним. Я до сих пор внутренне посмеиваюсь, вспоминая, как Драко одурманил и соблазнил меня, как он вручил себя мне и как я сам отреагировал на все это, находясь под действием зелья. Я не мог сопротивляться ему, не мог полностью контролировать свое тело и желания. Но было бы неправдой сказать, что зелье заставило меня хотеть именно его. Насколько я знаю, исходя из своих собственных ощущений и из того, что Драко рассказал мне после, это был мощнейший афродизиак, который мог заставить любого, попавшего под его воздействие, испытывать сильнейшие вожделение и похоть. А ведь помимо этого, он был смешан и с зельем, вызывающим ярость и подавляющим все внутренние комплексы и запреты.

Собственно говоря, Драко создал зелье, способное превратить любого человека в насильника. Очень по-слизерински, хотя оно и не возымело того эффекта, на который он рассчитывал. Зелье действительно заставило меня желать его до потери пульса, и ярость, вызванная наркотическим дурманом, поселила во мне желание причинить ему боль — так что мне пришлось напрячь всю свою силу воли, чтобы не швырнуть его на пол в тот же момент и не наброситься на него, как какое-то животное. Однако Драко ошибся с последним зельем. Оно действительно ослабило все мои внутренние запреты, но он и понятия не имел, какие чувства и порывы я давно уже пытался подавить, в каких желаниях я не хотел признаваться даже самому себе. Поэтому, когда я поднял на него глаза, полностью находясь под действием зелья, я почувствовал, как во мне поднимается волна жгучего желания, как закипает неконтролируемая ярость и меня охватывает всепоглощающее желание сделать его своим. И он подчинился мне — по собственной воле и беспрекословно, и я с готовностью брал то, что он готов был предложить мне — себя самого, и инстинктивно обращался с ним так, как обращался бы с тем, что принадлежало мне — с вниманием и заботой. Я берегу то, что принадлежит мне, я никогда не сломаю и не испорчу то, что мне дорого — так как у меня всегда было мало вещей, на которых никто не мог посягнуть, я высоко ценил каждую из них. И в этом заключалась главная ошибка Драко. Я поборол ту часть меня, которая требовала, чтобы я причинил ему боль, я заставил его тело изнывать от ответного желания, и он действительно хотел меня, нуждался в моих прикосновениях. Я обнаружил, что он даже не отдавал себе отчета в том, насколько много предлагал мне, насколько много был готов мне дать. Он предлагал мне то, что лишь немногие готовы были дать мне искренне — свою любовь.

И я заставил его признать эти чувства, после того как огонь страсти покинул наши тела и мы погрузились в сон, свернувшись в спутанный клубок из потной жаркой плоти. Он не хотел говорить об этом, кажется, он даже не осознавал, что именно предлагал мне, и не понимал, что я не позволю ему просто закрыть эту тему. И все же что-то продолжало беспокоить его, и я, все еще находясь под действием зелья, которое, правда, уже начало выветриваться, не мог не попытаться успокоить его. Каждое его движение, каждый жест буквально кричали о том, как сильно он хочет меня, как нуждается во мне, в том, чтобы я сделал его своим. И я больше всего на свете хотел пробиться к нему сквозь стену отрицания, которую он соорудил у себя в голове, заставить его понять, что у него уже нет выбора, что он уже отдался мне полностью, всем своим существом — и пути назад больше нет. Он принадлежал мне, и теперь я не мог позволить себе потерять его. Я занимался с ним любовью, взывая своим телом к его плоти, и он не мог не подчиниться мне снова. Я вбирал в себя его напряженный член и занимался с ним любовью, как с самой дорогой вещью на этом свете, и когда мы кончили одновременно, я прохрипел его имя, как и в первый раз, а с его губ сорвалось мое — Гарри… И его глаза были полны настоящего чувства — любовь, всепоглощающая любовь переливалась в них завораживающим блеском.

Последние три месяца были просто удивительными: любовь Драко — бальзам на раны моей души, о существовании которых я даже не подозревал; но я жил в постоянном страхе, что однажды его отнимут у меня. Мои отношения с Роном и Гермионой были прочны и нерушимы, но они были моими лучшими друзьями. Все свои самые сильные чувства, всю любовь своих бесстрашных сердец они берегли друг для друга. Сириус покинул меня, и хотя у меня была возможность взглянуть на него сквозь Вуаль — еще один только раз, — никто не мог обещать, что после смерти мы снова найдем друг друга. Я боялся, что потеряю Драко навсегда. Я хотел его, я нуждался в нем, как в воздухе, и с неожиданной подачи Луны я нашел решение своей проблемы. На прошлой неделе, в ответ на какие-то слова Гермионы, она упомянула статью из старого номера «Придиры». Вначале я не вслушивался в их разговор, пока до меня не дошло, что они обсуждали свадебные узы и обряды, существовавшие в различных магических культурах. Луна сообщила, что в прошлом году в газете ее отца как раз была статья на эту тему, в которой перечислялись формулы различных связующих заклятий. Гермиона тут же подняла ее на смех, заявив, что ритуалы уз — слишком могущественная магия и давно запрещены, и уж точно слова заклятий не могли быть опубликованы в газете, более того — в «Придире». Луна нахмурилась, но окинула меня долгим пристальным взглядом, чем немало удивила. На следующий день нужный номер «Придиры» лежал на моей кровати. Я быстро просмотрел его и был поражен, насколько легкими на вид казались словесные формулировки заклятий и насколько при этом сложными для выполнения были сами связующие чары. Все заклятья носили постоянный характер, многие из них объединяли воедино даже магию или жизненную силу двух людей; некоторые могли привязать их души — одну к другой. При этом каждый из ритуалов мог состояться только в том случае, если двое действительно хотели соединить свои жизни навеки. Если же чьи-то чувства были не так уж сильны, то во время ритуала могла произойти сильнейшая отдача, вплоть до смерти обоих связуемых. Понятно, почему эти ритуалы были запрещены. И все же, один из них заинтересовал меня. Он был призван соединить две души, но только в том случае, если одна из них жаждала принадлежать другой. Технически у ритуала не было никакой формулировки. Все, что было нужно — чтобы двое действительно хотели этой связи, а один из них был готов отдаться другому полностью — разумом, сердцем, телом и душой. В свою очередь, второй из пары должен был принять такой дар во всей его полноте и неделимости. Их взаимные чувства, искренние и пылкие, должны были стать основой для осуществления ритуала, установить баланс между тем, что один был готов отдать, а другой — взять, между зависимостью и заботой — так, чтобы нужды и желания каждого из партнеров были удовлетворены, а их слабости и недостатки восполнялись сильными сторонами друг друга. И тогда ничто не смогло бы разрушить раз и навсегда установленную связь.

Этот ритуал был идеален. Я мог привязать сплести наши души, и, если бы случилось немыслимое и Волдеморт убил его, мы все равно были бы вместе. Его душа — с моей душой. А моя — с его.

Я привязал шарфы — зеленого цвета, под стать цветам факультета Драко — к обеим столбцам у изголовья кровати. Он тут же потянул за них, чтобы определить, насколько они ограничивали свободу его движений, а я тем временем разделся и опустился перед ним на колени. Чтобы ритуал сработал, я должен был сказать Драко о нем: нельзя связать узами того, кто не хочет этого или не знает о проведении обряда. Его решение должно было бы сознательным. Но прежде, чем начать ритуал, я хотел просто насладиться видом его обнаженного тела.

— Само совершенство… ты… не правда ли? — прошептал я. — И это совершенство принадлежит мне, — я опустил глаза на его член, твердый и налитый кровью — для меня — и видел, как он дернулся в нетерпении. Улыбнувшись, я протянул руку, проведя раскрытой ладонью сквозь шелковистые пряди его волос. Я ненавидел то, что Драко все время зализывал их назад, и хотел, чтобы они свободно обрамляли его лицо, скользя по скулам, искушая меня касаться их снова и снова. Я мечтал, чтобы он всегда носил их распущенными, а я бы знал, что имею право коснуться их в любое время, когда мне только захочется.

Драко захныкал и запрокинул голову назад, следуя за движением моей руки. Я продолжал улыбаться, скользя тыльной стороной ладони по его щеке, подбородку и вниз по шее. Он с трудом сглотнул, и я жадно смотрел, как он задрожал под моими прикосновениями в попытке не шевелиться и закусил нижнюю губу, в то время как моя рука опускалась все ниже по его груди: меж двух коралловых бусинок сосков, которые мне так хотелось втянуть в рот и дразнящее ласкать, ласкать своим языком — к животу, тут же затрепетавшему под легким прикосновением. Я опустил пальцы еще ниже, пока, наконец, не остановился у завивающихся волосков и его напряженного, призывно торчащего члена. Как я ни желал, чтобы вся его суть была выжжена клеймом на моей душе, я знал, что мне придется подождать еще немного, прежде чем сказать ему об этом. Сейчас же я ничего не хотел так, как обладать его трепещущим телом.

— Ты так сильно хочешь меня, что это, должно быть, больно… ты ЖАЖДЕШЬ моей близости… не так ли? — прошептал я. Я очень быстро обнаружил, что Драко был очень восприимчив к обольщению словами. Если бы я захотел, я бы мог заставить его кончить, не используя ничего, кроме своего голоса. Но я не хотел — я бы не смог продержаться так долго, не касаясь его, не чувствуя его вкуса на своем языке.

— Да… — прошипел Драко, и я видел, как отчаянно он старался не поддаться искушению и не вскинуть бедра навстречу моей руке, и как безнадежно проигрывал в этой борьбе. Я поднял руку чуть выше, удерживая ее в нескольких сантиметрах от его члена.

— Я нужен тебе, как воздух, — продолжал я, и на моих губах снова заиграла улыбка, когда с его губ сорвался новый стон и он выгнулся навстречу моему прикосновению, однако зеленые шарфы, прочно удерживающие его руки у изголовья кровати, помешали ему обрести желаемое. Кровь бешено стучала у меня в висках, когда я с вымученной улыбкой вовсе убрал руку от его члена и медленно покачал головой. Я хотел подразнить его еще немного.

— Ты хочешь меня… Скажи это, — потребовал я, желая больше всего на свете, нуждаясь в том, чтобы услышать это из его уст. Если бы он не смог сделать этого сейчас, было бы бессмысленно даже заговаривать с ним о ритуале.

— Я… да, я хочу… тебя… — простонал он горячо и слегка прикрыл глаза, продолжая жадно искать бедрами моего прикосновения; его глаза полыхнули расплавленной ртутью сквозь полузакрытые веки.

Я с трудом сглотнул.

— Я нужен тебе… Твое тело истосковалось по мне.

— Да… да, ты нужен мне… я просто умираю без тебя, — прошептал Драко, соглашаясь.

Я положил на его грудь широко раскрытую ладонь — прямо там, где так отчаянно колотилось его сердце — и Драко резко вскрикнул от моего прикосновения.

— А это тоже мое? Твое сердце? — большой палец моей руки оказался как раз под его соском, и я рассеянно приласкал пылающую кожу под ним. — Ты бы отдал его мне?

Драко сжал руки в кулаки и дернулся в своих оковах.

-… твое… — прошипел он, — …вся кровь моего сердца… можешь забрать ее…

Я пристально посмотрел на него и слегка переместил руку вверх — так, чтобы его сосок оказался между моими пальцами. Его слова звучали так, словно он проходил через свою часть ритуала, но даже не подозревал, что я планировал осуществить его… Эти хриплые стоны прервали цепь моих рассуждений: он нуждался в моем прикосновении, и я больше не мог отказывать ему в удовлетворении этой потребности.

Мой взгляд остановился на его лице, и он зажмурился, отдавшись моим ласкам.

— Готов ли ты отдать мне всего себя, самую свою сущность? То, что делает тебя тобою — это тоже мое? Сила, которая живет в этом теле, твоя душа. Готов ли ты и ее отдать мне? До скончания веков — в мое владение? Согласен ли ты соединиться со мной нерушимыми узами: так, чтобы больше никто и никогда не мог посягнуть на тебя, так, чтобы ты стал моим навсегда?

Его глаза в шоке распахнулись; мерцающее серебро встретилось с моим жадным взглядом, и я, наконец, осознал, что только что совершил. Я начал связующий обряд и даже не предупредил Драко об этом…

Драко продолжал пытливо вглядываться в мои глаза.

— Я… я твой… — прошептал он в ответ к моему искреннему удивлению. Он откинул голову назад и простонал: — … Твой… Разумом… телом… сердцем… душой… Возьми меня… Сделай меня своим.

Я замер на мгновение, вглядываясь в черты его лица, искаженные страстью и желанием. Он знал, один Мерлин ведает, как, но он знал!

— Пути назад не будет, мой Дракон.

— … Только так… и никак иначе… — прошептал он, задыхаясь, не разрывая зрительного контакта, заставляя меня трепетать от новой волны желания, прошедшей сквозь все мое тело. — Сделай же это… или потом… когда я освобожусь… я просто убью тебя…

Это был мой Драко, дерзкий и непокорный до самого конца. Я обхватил его голову руками и нежно погладил большими пальцами нежную кожу за ушами. Он был очень отзывчив к прикосновениям там, и, как я и предвкушал, из его горла вырвался сдавленный крик, стоило мне коснуться его. Теперь его тело принадлежало мне, и он знал об этом.

— … Пожалуйста… — произнес он, едва дыша.

Я убрал одну руку от его лица и скользнул ею по своей груди вниз — искры удовольствия разбегались под моей кожей во все стороны и я слегка вздрагивал от приятного ощущения, в то время как моя рука скользила все ниже и ниже — прямо к моему болезненно напряженному члену. Я сжал его, представляя, что это рука Драко ласкает меня, и начал размазывать выступившие на головке капельки моего желания по всей длине члена. Не в силах больше сдерживаться, я с трудом убрал руку и провел пальцами по губам Драко, словно рисуя по ним молочно-белой субстанцией. Его губы раскрылись, и я позволил ему втянуть мои пальцы в рот. Он тут же с жадностью стал посасывать их, в то время как я представлял его жаркие губы на совсем другой части моего тела. Мне нравилось смотреть на него: его глаза были зажмурены от желания, и я улыбнулся, наблюдая, как ритмично его губы скользили по моим пальцам, как блуждал по ним его мокрый язычок, боясь проронить хоть каплю вязкого вещества, покрывающего их, как из его рта вырывались приглушенные стоны удовольствия. Моя решимость таяла на глазах, и я поторопился освободить свои пальцы — мне еще многое предстояло сделать сегодня. Он всхлипнул в расстройстве и потянулся за моей рукой, насколько ему позволяли его оковы. Мои пальцы были покрыты его слюной, и, в крайнем случае, она вполне могла сойти за смазку. Я сжал его член и начал медленно скользить по нему вверх и вниз. Драко тут же застонал и слегка выгнулся мне навстречу. Тогда я прекратил движение рукой, но он все также продолжал вскидывать бедра, и я смотрел, смотрел, не отрываясь, как на его коже выступили капли пота, а голова откинулась назад, как с его губ срывались стоны удовольствия, и все тело напряглось — он сгорал, сгорал в желании, удовлетворить которое мог только я.

Я почувствовал, как все внутри меня сжимается от боли и ненасытного желания, когда он закричал от ощущения потери, стоило мне убрать руку от его налитого кровью члена. Он дернулся вслед за моей рукой, и ленты шарфов впились глубоко в кожу его запястий, пока он безуспешно пытался вновь ощутить мое прикосновение. Слезы неудовлетворенного желания заструились по его щекам, и я больше не мог продолжать эту сладкую пытку. Я поднял руку, на этот раз покрытую его соками, и снова провел пальцами по его губам. Как и в прошлый раз, Драко тут же открыл рот, приглашая меня внутрь, но на этот раз я отказал ему в этом, отдернув руку назад, не позволяя ему поймать мои пальцы губами. Он тихо захныкал и попытался провести языком по собственным губам, словно, не имея возможности заполучить мои пальцы, он хотел хотя бы коснуться своей кожи там, где они оставили влажный след, но я покачал головой и склонился над ним, лаская его приоткрытый рот своим дыханием.

— Мой… — прошептал я, сокращая расстояние между нами и впиваясь в его влажный рот требовательным поцелуем. Я вылизал дочиста вязкую белую субстанцию, покрывающую его губы, не в силах сдержать мурлыканье, ощутив на своем языке горько-соленый привкус его и моей смегмы, а потом овладел его ртом, скользя языком по зубам и всасывая его язык в себя. Драко обмяк, его тело безвольно повисло, поддерживаемое только шелковыми лентами, обхватывающими запястья, да моим собственным телом, вдавливающим его в изголовье кровати. Я провел руками по его бокам, дернул бедра на себя и потянулся за маленькой баночкой со смазкой, предусмотрительно оставленной мною неподалеку еще до того, как все это началось. В ту первую ночь, которую мы провели вместе, я в первый и последний раз использовал палочку, чтобы подготовить себя или Драко. Никакое заклятие не могло сравниться с нежными, или же наоборот, жадными и нетерпеливыми прикосновениями пальцев дорогого тебе человека. Я прошелся скользкими пальцами по всей длине его члена — вряд ли он был в состоянии терпеть эту пытку еще дольше — затем продвинул руку чуть дальше и слегка покружил пальцами вокруг его мошонки, прежде чем скользнуть, наконец, к узкому отверстию его ануса. Нежно погладив его — я всегда был аккуратен, подготавливая Драко — я скользнул одним пальцем внутрь, вырвав из груди Драко долгий протяжный стон. Нехотя разорвав поцелуй, я провел губами по его щеке и втянул в рот чувствительную кожу за его ухом, жадно посасывая ее, а потом начал медленно двигаться вниз, оставляя красные отметины по всей его шее, пока, наконец, не нащупал трепещущую венку, бешено пульсирующую прямо под моим языком. К тому времени Драко уже лишь слабо постанывал, безвольный и податливый под моими руками, и я решил, что пришло время для второго пальца. Драко резко вскрикнул и начал вяло насаживаться на мои пальцы — все его тело, измученное, утомленное ожиданием, буквально молило меня овладеть им. С моих губ сорвался тихий смешок, и я добавил третий палец. И снова Драко не смог сдержать громкого вскрика, полного желания и томления. Я скользнул по нему взглядом: глаза полузакрыты, бледная кожа покрыта болезненным румянцем, капли пота поблескивают в легком полумраке. Он задыхался, все его тело мелко подрагивало в попытке вдохнуть хоть немного воздуха. Волна желания пронзила все мое существо, и я чуть не кончил в ту же минуту: он был прекрасен, он был так дорог мне… Он принадлежал мне.

— Мой, — прошептал я еще раз и, не в силах сдержать себя, потерся носом о его подбородок, словно кот, вылизывая соленую от пота кожу. — Отдан по собственной воле — по собственной воле взят. Связаны навеки, — я снова обхватил его бедра руками, слегка приподнимая его и устраивая так, чтобы кончик моего члена упирался в разработанное отверстие. Я из последних сил цеплялся за остатки своего самоконтроля, тогда как все, чего я хотел, все, в чем так нуждалось мое тело, было скользнуть в его такую тесную и горячую дырочку и овладеть им полностью — но нет, прежде всего мне предстояло закончить ритуал. Я не мог, я был не в состоянии позволить ему оставить меня — теперь или когда-либо еще.

— С этого момента, мой Дракон, Драко, ты мой, — почти прорычал я, и в его глазах мелькнуло понимание и полное приятие происходящего — и я вошел в него, погружаясь все глубже и глубже одним движением. Тугие мышцы входа плотно обхватили мой член, и с его губ сорвался полузадушенный вскрик. Сильные ноги обвили мою талию, притягивая меня еще ближе, и, когда я начал двигаться, входя и выходя из него со всей страстью, владеющей мною, со всей жаждой, которая томила меня беспрестанно, со всей любовью — к нему одному — я чувствовал, как внутри меня поднимается новая волна жара, неведомая мне ранее. И вот уже он, этот жар, разлился по моим венам и плотным кольцом стянул мое сердце, привязывая меня к Драко, заполняя меня изнутри, делая нас единым целым, и я знал, что отныне мы связаны навеки. И все смешалось: тьма и свет, боль и удовольствие — и все это было в нем, единым и неделимым. И чей-то крик прорезал тишину, но я уже не знал, кому принадлежал этот безумный звук; и жара стало слишком много, чтобы его можно было вынести, и тяжесть внутри меня взорвалась тысячью осколков — я словно умер и возродился в одно и то же время. И я чувствовал, я чувствовал Драко, как самого себя. Тогда я потянулся к нему и крепко сжал в своих руках, обещая никогда не отпускать его, обещая быть рядом, обещая защищать его всегда, до самой смерти и даже после. И я чувствовал его внутри себя, и его сердце билось рядом с моим. И я знал, что отныне мы всегда будем вместе — до скончания веков, разумом, сердцем, телом и душой.

The End