Четыре времени года. Смена сезонов

Старый дом в Тупике Прядильщика выглядел совсем не так убого, как в былые времена. Новенький светлый сайдинг покрывал его от темно-зеленой крыши до фундамента. На окнах висели жалюзи, ухоженный палисадник, несмотря на поздний октябрь, выглядел почти празднично. Наверное, в этом были виноваты молодые рябины и клены, высаженные вдоль дорожки. Правда, забор вокруг дома был полностью снят: земля по соседству продавалась за бесценок, и Снейп не мог не воспользоваться этим.

Гарри оставил мотоцикл под навесом на площадке возле снесенного дома и, перепрыгивая через сухие стебли крапивы, добрался до крыльца.

— Я вернулся! — крикнул он, сбрасывая ботинки в прихожей.

— Гарри, — отозвался из гостиной портрет Эйлин. — Как все прошло?

— Нормально. Можно считать, что сессия закрыта. Осталось получить «автомат» по паре предметов.

— Поздравляю, — мать Снейпа улыбнулась и встряхнула на коленях вышивку. — Северус в лаборатории. Просил передать, что ты можешь его побеспокоить.

— Как мило, — шутливо буркнул молодой человек и подошел к двери в подвал, за которой располагалась святая святых. Привалившись плечом к косяку, он посмотрел вниз.

Край рабочей мантии Снейпа с гербом Слизерина застыл перед алхимическими весами. Остальное скрывал от взгляда густой ароматный дым.

— Удачно?

Спустившись по лесенке, Гарри заглянул через его плечо на горку серой невзрачной пыли, покоившейся на весах:

— Удачно. Что ты делаешь?

— Заказ для компании деда. Не дыши, пожалуйста.

Зачерпнув крошечной мерной ложечкой из пластикового стакана, Снейп добавил несколько пылинок к тем, что были на весах.

— Тебе помочь… или не мешать? — юноша провел рукой по его спине вниз.

— Гарри. — Голос ни на йоту не потеплел, однако признаков раздражения в нем не наблюдалось. — Мне нужно еще полчаса.

— Очень нужно?.. — ладонь опустилась еще ниже.

— Очень.

Через несколько секунд, на протяжении которых место приложения руки не изменилось, Снейп вновь подал голос.

— Гарри. Что ты делаешь?

— Держу тебя за задницу, — нагло и честно признался тот. — Мешает?

— Немного.

Прицел темных глаз наконец переместился с весов на лицо молодого человека. Ни тени улыбки не проскользнуло в зрачках и ресницах, и следующие слова бывшего профессора оказались все такими же сдержанными:

— Полчаса. Это важно. Пожалуйста.

Гарри шумно вздохнул (постаравшись при этом, чтобы выдох был направлен за спину Снейпа и не потревожил драгоценную пыль), убрал руку.

— Если через полчаса ты передумаешь, будет уже поздно.

Портрет Эйлин в гостиной с улыбкой взглянул на него поверх вышивки.

— Он в своем репертуаре! — пожаловался Гарри.

— Ты же знаешь, для него важно помогать компании Абрахама…

Тот дернул плечом:

— У него всегда есть что-то важнее меня!..

Три года с момента того самого Хэллоуина, когда он решил навестить Снейпа, руководствуясь исключительно своими предчувствиями, были без преувеличения самыми тяжелыми годами в его жизни.

В лексиконе Снейпа не было простейших слов «спасибо», «пожалуйста» и «прости меня». Он не умел извиняться. Если что-то шло не так, он просто уходил в какие-то свои неизвестные глубины, его взгляд становился пустым и прозрачным. И он молчал. Он молчал в ответ на все обвинения и оскорбления, в ответ на просьбы, в ответ на требования. Единственное, на что он был способен — это на короткое «Поттер», в котором Гарри, видимо, должен был услышать «не уходи, ты мне нужен».

— Я так не могу. Я не знаю, зачем тебе нужен. Я не знаю, нужен ли вообще! Ты даже не разговариваешь со мной. Я верил, что между нами возможно какое-то… понимание? Верил, что ты относишься ко мне не так, как все остальные. Что я для тебя значу больше, чем для всех остальных. Ну что ты молчишь?! Скажи что-нибудь!..

— Поттер, — сиплым, едва слышным голосом.

— Я никогда не знаю, о чем ты думаешь! Для чего я здесь? Кто я для тебя?

— Поттер.

— Я знаю свою фамилию, она у меня с рождения!

Оглушительно хлопает дверь, и Снейп остается в одиночестве и в тишине. В гостиной громко тикают часы. За окнами — февральский ветер, голые ветки кустов. В течение часа Снейп смотрит на мобильный телефон — подарок на Рождество — в памяти которого записан единственный номер. Усиливающаяся паника заставляет его взять в руки маггловскую игрушку.

— Да.

— Поттер. — Долгая пауза, в которой он суматошно старается вычленить фразы из обрывков спутанных мыслей. — Вы вернетесь?

— Я не знаю… — откуда-то доносится веселая музыка, почти перекрывающая голос Гарри.

— Я… Простите.

— Почему? Почему я должен прощать вас? Почему я должен быть терпеливым, почему я всегда должен первым идти на уступки, почему я вообще что-то должен? Вам плевать на меня, плевать, что я чувствую, плевать было все эти полгода!

— Четыре месяца.

— Какая разница!..

— Мне не плевать.

— Я не знаю, — устало говорит Гарри. — Наверное, все это было ошибкой. Мне не следовало… Это бессмысленно. Я просто был идиотом, когда подумал, что мы…

— Поттер.

— Прекратите. У меня есть имя, помните? Меня зовут Гарри.

— Вы хотите, чтобы я звал вас по имени?

— У меня много желаний, профессор, это нормально для любого человека!

— Давайте обсудим, чего вы хотите от меня.

— Мерлин!.. Вы издеваетесь, да?..

— Нет.

Прислонившись к стене, Гарри прижимает к уху телефонную трубку и молчит. Снейп тоже молчит, но в динамике слышно его беспокойное дыхание.

— Гарри, — заставляет он себя. — Вы вернетесь?..

— Я вас ненавижу… — горько вздохнув, тот выключает телефон.

Икона магического мира бродит по гаснущим улицам Йоркшира, не зная, куда приткнуться. Ссоры со Снейпом каждый раз, кажется, убивают внутри какой-то кусочек души. Но дурацкая надежда на то, что все еще каким-то волшебным образом изменится, приводит обратно в Тупик Прядильщика.

Снейп, сгорбившись, сидит в гостиной. Мобильник лежит на журнальном столике. Гарри молча уходит в спальню, его бывший профессор следует за ним через несколько минут.

— Не надо, не трогай меня… Я просто переночую.

— Гарри.

— Господи, что ты заладил: то Поттер, то Гарри!.. Я устал… Я не могу так. Просто скажи, что я тебе не нужен. Мне не следовало приходить…

— Гарри.

Снейп сидит на краю кровати. Молча смотрит на своего бывшего ученика и не может произнести ни слова из тех, что теснятся в голове. Слишком страшно.

— Я не телепат, сэр… правда. Я не понимаю. Наверное, мне лучше уйти.

— Не надо, — торопливо просит тот.

— Это слишком. Я не могу так. Пока вы были… больны, я мог терпеть, потому что мне нужно было вернуть вам долг и отблагодарить за все, что вы для меня сделали. Но на большее меня не хватит. Я просто кончусь.

Снейп пытается преодолеть собственные бастионы, но даже для него это оказывается непростой задачей. Он смотрит на Гарри и, как всегда, не может произнести ни слова. Неконтролируемый ужас оказывается сильнее рассудка. Если бы они могли никогда не покидать постель, в которой не нужны слова, ему бы жилось намного проще. Секс не требует того понимания, которого ему не достает. Секс — это то, чем он превосходно умеет управлять. Почему же Гарри не способен понять, что каждое его прикосновение, каждое действие — это признание? Да, нужен, да, необходим!

Портрету Эйлин приходится выступать в роли миротворца — не в первый и не в последний раз. Сначала Снейп, заложив руки за спину, расхаживает по гостиной и с усилием выдавливает из себя слова. Затем Гарри, все еще обиженный и сердитый, отмахивается от ее аргументов. Но что-то продолжает держать их вместе, что-то заставляет верить, что все еще наладится.

Порой к ним в гости заглядывает Невилл, после окончания школы получивший должность профессора Гербологии. Иногда навещает Гермиона или Рон. В эти дни Снейп старается не оставаться в доме. Его раздражает, что бывшие ученики получают возможность узнать детали его личной жизни. Он предпочитает навещать Малфоев или семью деда. Сара страстно желает познакомиться с Гарри, он в очередной раз обещает привезти его с собой, но снова не решается сказать Поттеру, что есть люди, которые ему небезразличны.

Осенью Гарри начинает учиться в маггловском университете. Он отклоняет все предложения: место преподавателя ЗОТС, как и Зельеварения, руководящий пост в Аврорате, должность в Министерстве Магии. Вместо этого он поступает на факультет антропологии в лондонском университете. Магический мир громко скорбит о потере на всех полосах популярных газет, а Гарри наслаждается жизнью обычного студента, от которого никто не ждет выдающихся подвигов, за исключением сдачи сессии.

Снейп начинает сотрудничать с фармацевтической компанией Абрахама на правах научного сотрудника. Первый год ему приходится заниматься гомеопатией, пока не освобождается место повыше.

В поисках ответов, как жить дальше, Снейп доходит до такой степени отчаяния, что увлекается психологией. Дом наполняется трудами Фрейда, Юнга, Берна и прочих уважаемых мозговедов. Но классика его не удовлетворяет, так что он берется за Хеллингера, Карнеги и Фромма. Он подходит к этому вопросу так же основательно, как ранее — к попытке научиться писать письма, и настолько увлекается своими исследованиями, что в доме на целый месяц воцаряется мир и покой: Гарри старается не лезть под руку и не мешать, а Снейп в благодарность ведет себя теплее обычного и за долгое время ни разу не называет Гарри ни болваном, ни ослом.

Неизведанный мир человеческих отношений открывается профессору стройными логичными системами. Их красота и совершенство завораживают его: оказывается, психология ничуть не сложнее Зельеварения. Он начинает понемногу применять полученные знания. Имея в руках ключ к расшифровке, анализировать все происходящее вокруг становится приятной забавой и отличной тренировкой для логики. Снейп открывает в себе новый азарт.

— Поттер. Вы можете составить список из десяти вещей, которые вас во мне раздражают? — встречает он Гарри с порога. За окном поздний вечер.

— Я могу составить список из пятидесяти вещей, — бурчит тот, швыряя в угол сумку с учебниками.

— Это была ирония, — констатирует Снейп через полминуты. Гарри выкрикивает с кухни:

— Я чувствую себя идиотом, когда вы задаете мне все эти дурацкие вопросы!

— Это означает, что вы отказываетесь принимать участие в налаживании контакта между нами?

Прежде чем сделать десяток выводов и смертельно обидеться, Снейп теперь вслух высказывает свои предположения и каждый раз поражается тому, насколько его восприятие слов Гарри далеко от истины.

— Это означает, что я чувствую себя идиотом! — Поттер плюхается в кресло с чашкой чая и блюдцем свежего миндального печенья.

— Я тоже неловко себя чувствую, — ровным голосом отвечает тот, заложив страницу пальцем и пристально глядя на Гарри. — Но я считаю, что это возможный шанс начать понимать друг друга. Я стараюсь быть откровенным, и мне бы хотелось, чтобы вы… ценили это, — тихо, но все же договаривает он.

— Иногда мне бы хотелось ценить тишину, — не подумав, брякает Гарри, и Снейп замирает. Губы сжимаются в тонкую линию, в глазах как будто от нажатия кнопки выключается жизнь.

— Прости меня, — сообразив, что наделал, Поттер бросается к нему, хватает за руки, из которых легко выскальзывает книга. — Прости, пожалуйста! Я дурак. Я ценю то, что ты делаешь. Просто у меня раскалывается голова после лекций. Я не хотел…

Он гладит его по руке. Снейп сидит, не шевелясь и не моргая, только ноздри раздуваются на резко побледневшем лице.

— Извини, — наконец шепчет он, все тем же пустым взглядом упираясь в стену. — Я должен был узнать, как прошел твой день, прежде чем спрашивать.

Судорожно вздохнув, Гарри порывисто обнимает его.

— Я напьюсь сегодня, — сипло говорит он. — Ты извинился…

К изумлению Снейпа, который в глубине души все-таки сомневается, что из этой затеи выйдет толк, постоянные разговоры весьма способствуют смягчению атмосферы в доме. Без ссор, конечно же, не обходится. Они оба срываются друг на друга, порой вспоминая прошлые обиды. Но, разбегаясь по разным углам дома, каждый оставляет дверь за собой открытой.

Снейп смертельно боится ссор. Теперь они слишком сильно влияют на его жизнь. Страх потерять Поттера и страх получить презрение в ответ на просьбу о мире с равной силой раздирают его на части. Гарри, измученный не меньше Снейпа, однажды решается на отчаянный шаг.

На пустыре возле заброшенной фабрики местные мальчишки иногда гоняют в футбол. После нескольких тренировок мяч летает у Гарри по полю, как заколдованный. Возвращаясь домой в земле и траве, Поттер обычно чистит одежду заклинанием, прежде чем войти. Но в этот раз он вваливается в гостиную, как был. На полу остаются жирные ошметки раскисшей глины, с мяча под мышкой капает ржавая вода: он сполоснул его в луже перед домом.

Снейп смотрит на него молча, скорее удивленный, чем шокированный таким явлением. Подбросив мяч, Гарри швыряет его прямо на колени профессору:

— Извини.

Брови Снейпа непроизвольно ползут вверх.

Сняв шипованый кроссовок, Поттер водружает его на стол.

— Извини.

Второй точным броском отправляется на кресло рядом со Снейпом.

— Извини.

— Поттер, — Снейп в замешательстве глядит на явно помешавшегося мальчишку. — Вам плохо?

— Очень! — честно признается тот и смахивает со стола чашку. Блюдце разлетается по всей гостиной. — Извини.

— Поттер, что это за спектакль? — Снейп брезгливо скидывает с колен грязный мяч и встает. — Excuro!

— Спектакль! — радостно и отчаянно восклицает тот. — Наша университетская постановка, называется «1000 и 1 прощение»!

— Поттер, — Снейп хмурится, когда Гарри подходит вплотную. — Что за шутки?

— Извини, — тот улыбается и пинает профессора под правое колено. — Извини, — И под левое. — Извини, — Заносит руку, с ужасом думая, что сейчас придется все-таки врезать по лицу, но, к счастью, Снейп перехватывает запястье и угрожающе шепчет "Поттер" в четвертый раз за минуту. — Ладно, ладно! Ваша очередь, сэр. Начинайте.

Тот медлит, все еще хмурясь и не понимая смысла происходящего, так что Гарри приходится заехать себе в плечо ладонью Снейпа:

— Ну?

— Я не собираюсь вас бить, Поттер.

— Мерлин, ну тогда сделайте что-нибудь другое!.. — оттолкнув профессора, Гарри безнадежно мотает головой. — Так и знал, что ничего не выйдет.

— Извините, — неожиданно слышит он, и по мановению палочки Снейпа грязный кроссовок врезается ему в грудь.

Их близость рождается из обид и молчания, из яростных криков, хлопанья дверьми, бешеных взглядов, до боли сжатых кулаков, злых непрошенных слез и холодных комков в горле. Из призрачного ночного полумрака, сдавленных вздохов, сброшенных на пол подушек, резкого стука расшатавшейся кровати о стену, горячего пота между телами, упавших на лицо черных волос.

Близость становится их самым трудным испытанием. Но последним.

— «Пророк» до сих пор обсуждает, поженимся мы или нет, — Гарри взглянул на Снейпа поверх газеты. Покинув лабораторию, профессор оставил рабочую мантию на гвозде возле двери в подвал, и теперь выглядел, как… как выглядел бы на его месте любой мужчина сорока лет, обладающий приличным достатком и молодым любовником. Сунув руки в карманы брюк, он оценивающе разглядывал колдографию на развороте.

— Ты теряешь популярность, — сообщил он, едва заметно усмехнувшись. — В прошлом году нас поместили на первую полосу.

Гарри высокомерно хмыкнул:

— И не мечтай. Это ты теряешь привлекательность. Из-за тебя могут упасть тиражи, и «Пророк» разорится.

И бровью не поведя в ответ, Снейп протянул руку:

— Accio, Поттер.