Это был единственный пучок, который Гарри удалось раздобыть ещё весной; очень тощий и потрёпанный, потому что в сундуке, пока ехали из Хогвартса, пакет с пучком развернулся, и стебли с листьями подверглись сокрушительному воздействию растоптанных кроссовок. Конечно, можно было для солидности подмешать к нему стандартную штокрозу, например… да хоть укроп или несколько флоксов с клумб тёти Петунии. Но размер на самом деле не имел особого значения.
Обычно в саду возилась тётя Петуния, едва ли не день-деньской, но с наступлением сумерек она исчезала в доме. Дядя Вернон тоже не показывался в темноте из дверей дома номер четыре по Прайвет-драйв; даже Дадли, поздно возвращаясь из своих рейдов с приятелями по улицам городка, проскальзывал через сад тихо, как мышка — если только позволительно сравнивать с мышью этакого слона. Поэтому сейчас, когда темнота и вовсе сгустилась, Гарри был совершенно один на этой лужайке позади дома. Тётя Петуния обожала устраивать здесь чаепития с соседками, попутно перемывая кости всему населению Литтл-Уингинга (отсюда отлично просматривалась улица, тогда как сама лужайка была надёжно скрыта розовыми кустами; если не стоять, а сидеть, никто никогда не догадается о наблюдении из этого сада). Но Гарри было совсем не до чая — хотя он, безусловно, не отказался бы, потому что это лето было ещё более голодным, чем все предыдущие, вместе взятые; пусть Дурсли не решились бы больше не давать ему еды по неделе, но этот постоянный страх затравленных зверей у них в глазах… Гарри предпочитал проскользнуть на кухню раз или два в день, когда там никого не было, сунуть за щёку кусок сыра или хлеба, что попадётся, и уйти из дома на целый день, бесцельно бродить по улицам — лишь бы не видеть, как опасливо косится дядя Вернон на руки племянника, как тётя Петуния вздрагивает от малейшего движения Гарри, как Дадли внаглую пялится, забывая расстреливать своих монстров на экране игровой приставки. Монстры этим пользовались и без малейших трудностей пожирали не оказывавшую сопротивления игровую ипостась Дадли, надсадно урча из динамиков; ну, хоть кому-то было комфортно в такой ситуации.
Огонёк на ладони вспыхнул, повинуясь мысленному приказу; Гарри поднёс его к заветному пучку трав. Кончики стеблей еле занялись, начали тлеть; острый и сладкий одновременно запах растёкся в воздухе. Гарри осторожно подул на крохотные языки пламени, и они — словно только этого и ждали — взметнулись чуть ли не на полметра, едва не опалив Гарри лицо.
«Ох, чёрт… — Гарри осторожно потёр кончик носа. Завтра лицо будет неестественно-румяным, но хотя бы без волдырей обошлось… — Ничего. Главное, зажглось хорошо».
Он склонился над крохотным потрескивающим костерком — так близко, что пляшущий огонь не доставал до лица каких-то миллиметров — и закрыл глаза, вдыхая дым так глубоко, как получалось; от размеренных вдохов-выдохов скоро закружилась голова. «Как бы головой в костёр не рухнуть — то-то дяде с тётей радости будет…», — промелькнула мысль. Промелькнула и ушла по своим собственным делам. А Гарри тем временем провалился в долгожданную черноту под веками, оглушающую, просвечивающую алым, пахнущую уже только сладким — словно кто-то разлил по всей лужайке тёплое ароматное море патоки.
В огромной комнате было темно; несколько факелов на стенах не рассеивали темноты, только придавали находящимся в ней людям зыбкие, колеблющиеся очертания... А в особенности одному из этих людей, который и при свете дня производил более чем устрашающее впечатление. Тому, кем сейчас был сам Гарри.
— Я недоволен твоим отцом, — высокий, вибрирующий, холодный голос принадлежал Гарри.
— Да, мой господин…
— И мне хочется знать, способен ли наследник рода Малфоев выполнить задание, которое я поручу ему… — Гарри сделал многозначительную паузу.
— Я сделаю всё, что будет в моих силах, мой господин, — только что полученная метка чернела на тонком белом предплечье, окружённая тонкой красноватой каймой воспаления.
Гарри задумчиво смотрел на светлую, отражавшую красноватые блики факелов макушку коленопреклонённого Драко Малфоя и размышлял над тем, что же ему поручить. Что-нибудь такое, что было бы трудновыполнимым. Но при выполнении могло бы оказаться полезным, потому что бесполезных заданий лорд Вольдеморт своим слугам не давал.
«Дамблдор, — выдохнул тот Гарри, что до сих пор нависал над костерком из расширяющих сознание трав и глубоко вдыхал дым. — Нужно избавиться от старикашки — он вечно портит все планы… Дамблдор…»
Безволосая голова качнулась в раздумье; безгубый рот расплылся в усмешке, красные глаза полыхнули предвкушением забавы.
Дамблдор младшему Малфою не по зубам сейчас — и вряд ли когда-нибудь будет. Но невыполнение задания — донельзя удобный повод держать в кулаке единственного сына Люциуса. И когда Люциус выйдет из Азкабана, куда угодил по собственной глупости, то станет куда сообразительней и расторопней… наберёт утерянную за спокойные годы хватку. У него будет к этому достаточно весомый стимул.
А если вдруг Драко Малфой по какой-нибудь случайности сумеет убить директора Хогвартса — тем лучше. В конце концов, держать своих Пожирателей в кулаке можно и безо всякого повода…
— Ты должен будешь найти способ провести в Хогвартс группу Пожирателей, Драко Малфой, — тихие, почти вкрадчивые слова заставили слизеринца резко поднять голову и широко распахнутыми глазами уставиться на своего Лорда. — И собственноручно — только своей рукой, Драко, — убить директора.
— У Хогвартса сейчас только один директор, — улыбка этого лица напоминала простую прорезь в коже. Но это было порой даже на руку.
— Да, мой господин.
На помертвевшем лице Драко Малфоя отчётливо читалось: «Вот тут-то мне и
* * *
**». Гарри мысленно ухмыльнулся.
Вольдеморт насторожённо вскинул голову, прислушиваясь к чему-то, неслышимому никому больше; замерший Гарри отлично знал, к чему именно, и пока ещё мог — рывком дёрнулся прочь от костра, больно ударившись о землю лопатками.
Полутёмная комната померкла, первые звёзды на небе радостным хороводом закружились в глазах Гарри. «Удача, какая чертовская удача… думал проверить, могу ли незаметно залезть Вольдеморту в голову, а тут как раз то, что надо было…» Он приподнялся на локтях, ловя ртом свежий воздух, и его вырвало прямо посреди лужайки.
«Что за чёрт?» Кисловатый привкус рвоты поселился на языке; Гарри сел по-турецки и потёр ноющий висок. «Кажется, ничем не травился…»
Его вырвало снова, но было уже практически нечем; и Гарри битых двадцать минут делился с окружающим миром своим запасом желчи, отчаянно надеясь, что дядя и тётя, если они ещё не спят, не выглянут из окна проверить источник подозрительных звуков в саду.
«Да что же это такое…» Гарри кое-как встал, затоптал практически догоревший костёр и даже предпринял попытку героического похода в пристройку за лопатой, чтобы убрать проклятую непонятную рвоту с самого видного места, но не дошёл; приступ боли, раскалённым обручем обхватившей голову, ослепил, подломил колени, и Гарри очнулся уже под розовым кустом, на полпути к пристройке, с постепенно утихающим звоном в ушах и с круговертью цветных пятен перед глазами.
Пришлось кое-как понавыдирать травы из наименее заметных мест — откуда-нибудь из-под кустов, например — и забросать рвоту. Конечно, глупо и малоэффективно, но совесть не позволяла Гарри оставить всё, как есть, а странная болезнь не давала убрать как следует.
«Задница», — пришёл Гарри к неутешительной оценке всех обстоятельств в целом, медленно, как выздоравливающий от перелома обеих ног, поднимаясь по лестнице. Пальцы белели каждый раз, когда он цеплялся за перила, приступы дурноты накатывали с новой силой, но уже не такие, как в саду; что было хорошо, потому что за заблёванную лестницу Дурсли расчленили бы его с особой жестокостью, забыв о страхе.
Добравшись до второй спальни Дадли, Гарри аккуратно прикрыл за собой дверь и с облегчением рухнул на кровать. Рухнул — и сразу же об этом пожалел, потому что на такое пренебрежительное обращение голова ответила весьма резким демаршем. Можно было добраться до сундука, выудить флакон со сваренным в школе обезболивающим и выпить, но встать не было никаких сил. Гарри обнял подушку обеими руками и прикрыл глаза.
Ему снилась искрящаяся чернота завесы; такая, как в момент падения. Тьма, бархатная, обволакивающая, заполняющая собой всё и за пределами этого «всего»… и ничего твёрдого под ногами… «Да будет свет!», — твердил Гарри во сне, как молитву. Но света тоже не было. Только темнота, непроглядная и безнадёжная, потому что в ней не было ни родителей, ни Седрика… и чей-то смех… злорадный дробный смех, как будто постукивают в странном ритме камнем о камень, и этим камням щекотно… «глупый мальчик, забавный мальчик, ты и вправду думал, что почти-смерть никак тебя не изменила?»…
Гарри проснулся, только упав с кровати на пол. На бедре и плече наливалось по свежему синяку, за окном на полную громкость разорялся дядя Вернон, обещавший найти и удушить поганых ублюдков, курящих марихуану в чужом саду и пачкающих чужие лужайки. «Неправда, — вяло подумал Гарри, — и не марихуана это была вовсе…»
Всё тело Гарри и простыня были в холодном, липком поту.
* * *
«Привет, Гарри!
Я долго переписывалась со всеми нашими, и мы решили, что было бы неплохо рассказать, что случилось в Министерстве на самом деле. Лучше развеять лишние слухи сразу, потому что в Министерстве по-прежнему верят, что ты, во-первых, заодно с Дамблдором, во-вторых, против Министерства и хочешь сам захватить власть. Моя тётя, Амелия Боунс — помнишь её? — очень всем этим возмущена, она ведь знает тебя лично. Она поможет мне опубликовать интервью в «Пророке», а Луна обещала надавить на папу, чтобы в «Придире» всё тоже появилось сразу… если ты дашь добро, командир, мы всё расскажем.
Жду разрешения или запрета.
Сьюзен».
«ГАРРИ ПОТТЕР — ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЛИ ОН ИЗБРАННЫЙ?
В обществе продолжают циркулировать таинственные слухи о недавнем происшествии в Министерстве магии, на котором видели Того-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут.
«Нам не разрешают говорить об этом, не спрашивайте меня ни о чём», — сказал запретивший разглашать своё имя Стиратель памяти, покидая Министерство вчера вечером.
Однако хорошо осведомлённые источники в Министерстве подтвердили, что происшествие связано с легендарным Залом Пророчеств.
Хотя в Министерстве до сих пор отказывались даже подтвердить сам факт существования такого места, в Магическом сообществе растёт число тех, кто верит, что Пожиратели Смерти, содержащиеся сейчас в Азкабане, ворвались туда и предприняли попытку украсть пророчество. Хотя его содержание неизвестно, муссируются слухи, что оно касается Гарри Поттера — единственного человека, кому удалось пережить Смертельное проклятие. Как известно, он также находился в Министерстве в ту ночь и принимал участие в инциденте. Некоторые заходят настолько далеко, что называют Поттера «избранным», веря, что пророчество указывает на него, как на единственного человека, который может избавить нас от Того-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут. В подтверждение тому берутся слова учащихся школы Хогвартса, утверждающих, что они тоже были в Министерстве в тот момент. Сьюзен Боунс, племянница Амелии Боунс, главы Департамента магического правопорядка, дала нашей газете пространное интервью от лица так называемой Эй-Пи… (см. продолжение на стр. 2)»
«СКРИМДЖЕР ЗАНЯЛ МЕСТО ФАДЖА.
Руфус Скримджер, ранее возглавлявший службу авроров в Департаменте магического правопорядка, сменил Корнелиуса Фаджа на посту министра магии. Магическое сообщество встретило новость о его назначении с большим энтузиазмом, хотя слухи о его трениях с Альбусом Дамблдором, недавно восстановленным в звании Верховного Мага Визенгамота, всплыли в течение нескольких часов после вступления Скримджера в должность.
Представители Скримджера подтвердили, что он встретился с Дамблдором сразу после того, как приступил к работе, но отказались комментировать обсуждавшиеся темы. Альбус Дамблдор известен тем, что... (продолжение на странице 3, колонка 2)»
«Гарри, привет!
Дамблдор говорит, ты скоро приедешь сюда, а мне он найдёт какое-то дело! Правда, здорово?
Скучаю по тебе. Не забыл о зеркале? Пользуйся им в любое время, я буду только рад.
Твой,
Сириус».
«Министерства магии.
ЗАЩИТА ВАШЕГО ДОМА И СЕМЬИ ОТ ТЕМНЫХ СИЛ
Магическому миру в настоящее время угрожает организация, члены которой именуют себя Пожирателями Смерти. Соблюдение следующих простых рекомендаций по безопасности поможет защищать Вас, Вашу семью и Ваш дом от нападения.
1. Вам лучше не покидать дом всем сразу.
2. Особую осторожность следует проявить в тёмное время суток. Везде и всегда, где только возможно, старайтесь завершать все дела вне дома до наступления темноты.
3. Предусмотрите меры личной безопасности вокруг Вашего дома, удостоверьтесь, что все члены семьи знают о неотложных мерах, таких как Защитные и Развеивающие Чары, а несовершеннолетние знают, как переместиться в безопасное место.
4. Договоритесь с близкими друзьями и членами семьи об использовании секретного вопроса, чтобы, если Пожиратели Смерти примут их облик при помощи Многосущного зелья, Вы смогли их обнаружить. (см. страницу 2).
5. Если Вы заметили, что член Вашей семьи, коллега, друг или сосед странно себя ведут, немедленно свяжитесь с Департаментом магического правопорядка, возможно, к ним было применено заклятие Подвластия. (см. страницу 4).
6. Если Чёрная Метка появится над любым жилым домом или любым другим зданием — не входите внутрь, но немедленно сообщите в Аврорат.
7. По непроверенным сведениям, Пожиратели Смерти теперь могут использовать Inferi (см. страницу 10). При обнаружении любых следов Inferius нужно сообщить в Министерство НЕМЕДЛЕННО».
«Привет сокрушителям Тёмных лордов!
Как ты там? Посылаем тебе ещё бутылёк нашего лосьона, он тебе не помешает — особенно с теми толпами журналистов, которые шныряют по Лондону. Никогда не думали, что в Магическом мире СТОЛЬКО писак. Впрочем, после того интервью, что дала Сьюзен, это никого не удивляет: пара слов от тебя озолотят любую бульварную газетёнку.
Видели на днях игрушку: лохматая черноволосая кукла со шрамом на лбу машет палочкой и говорит «Ступефай». Толку, правда, ноль, зато как раскупается! Думаем начать производить что-нибудь такое. Ты же не против? Потому что если против, то мы всё равно будем производить, но нам будет стыдно…
Ждём ответа.
С любовью,
Дред&Фордж».
«Дорогой Гарри,
Если это удобно для тебя, я приеду в дом номер четыре по Прайвет-Драйв в эту пятницу в одиннадцать часов вечера, чтобы проводить тебя до дома Сириуса, где ты пробудешь оставшуюся часть каникул.
Если ты согласен, я буду рад твоей помощи в одном деле, которое я надеюсь решить по пути на Гриммаулд-плейс. Я объясню тебе подробнее при встрече.
Пожалуйста, пришли ответ с этой же совой. Надеюсь увидеть тебя в эту пятницу,
С наилучшими пожеланиями,
Альбус Дамблдор».
* * *
Кровать была жёсткой и продавленной; собственно, такой она и должна была быть, учитывая удельный вес барахла, которое хранилось на ней несколько лет до того, как Дурсли пересилили Гарри сюда из чулана. Пружины зловредно толкались в спину, руки и ноги Гарри, и он, прикрыв глаза, пытался сосчитать, сколько их там — это отвлекало от слабости и дурноты.
С того вечера, когда Гарри залез в голову к Вольдеморту, самочувствие первого оставляло желать лучшего; тогда как последнего, судя по хронике в «Пророке», не брала загадочная хворь — возможно, по принципу «зараза к заразе не пристаёт». Во всяком случае, Гарри в таком состоянии, в каком он пребывал все эти дни, не мог бы сделать столько пакостей, сколько умудрился Вольдеморт.
Рвать его больше не рвало, да и ходить он мог вполне бодро; вот только недолго. Он уставал слишком быстро; если бы мог, он оставался бы в комнате круглые сутки и цедил из привезённых с собой флаконов обезболивающее и общеукрепляющее зелья, но на окне намертво заело задвижку, и открыть его было решительно невозможно. А без свежего воздуха голова начинала болеть практически сразу, и никакое зелье не справлялось с этой болью. Но всё же с каждым днём Гарри становилось легче — понемногу, по чуть-чуть.
«Раз, два, три… четыре, пять… или эту под левой лопаткой я уже считал?», — Гарри рассеянно потёр лоб; сухая горячая кожа казалась на ощупь тонкой, как пергамент. «Как только приеду в Хогвартс, надо будет залезть в книги и поискать что-нибудь похожее… в разделе ментальной магии и в медицине… опять здесь дышать нечем!»
Гарри с опаской встал с кровати, ожидая, что сейчас опять закружится голова от смены положения с горизонтального на вертикальное, но в этот раз странная болезнь проявила милость: отозвалась только слабым недовольным уколом боли в висках. «Ещё пара дней, и буду как огурчик», — оптимистично решил Гарри. «Зелёный и в пупырышках?!», — неподдельно изумился внутренний голосок.
Газеты, письма, обрывки пергамента, обёртки от сладостей, сломанные перья, старые игрушки Дадли, рваная выцветшая одежда — уже не понять, чья, стулья без ножек, книги, из которых кузен Гарри в детстве рвал от скуки страницы… Гарри привычно лавировал между всем этим, пробираясь к поцарапанной двери.
В саду было жарко; безмятежное лето, знать не знавшее никакой войны, царствовало на Прайвет-драйв. Гарри, щадя чувства дяди, тёти и Дадли, не разлёгся на той самой лужайке, где жёг травы, а устроился посреди розовых кустов. Тётя, судя по всему, поливала их сегодня, и ещё слегка влажная земля была холодной. Гарри прижался лбом к ней, приминая короткую, какую-то куцую траву; запах мокрой земли окутывал Гарри, прохлада проникала под джинсы и рубашку, под коротко остриженные ногти безуспешно пытались забиться кусочки почвы.
«И почему я не розовый куст, а Гарри Джеймс Поттер?»
Темнота сгущалась; один за другим вспыхивали фонари вдоль дороги, пока Гарри лежал на животе, подложив ладони под подбородок и наблюдая за целой колонией муравьёв, бегавших туда-сюда в десяти сантиметрах от носа Гарри. У них была своя муравьиная деловитая жизнь; они таскали палочки, травинки, комочки земли, в одиночку и группами, без груза носились в разные стороны — наверняка не просто так, а с какой-то целью, которую Гарри никогда не сумел бы узнать.
Калитка позади Гарри открылась с отчётливым скрипом; неторопливо, с достоинством зашуршала мантия. С десяток муравьёв сбилось с шага и уронило большую сухую травинку. Гарри поднял её, подождал, пока муравьи немного успокоятся, и опустил её обратно в крохотные чёрные лапки, едва различимые на фоне травы. Потом перевернулся на спину и осторожно, чтобы голова не взбунтовалась, встал.
— Здравствуйте, профессор Дамблдор.
— Здравствуй, Гарри, — директор улыбнулся. — Ты готов к отъезду?
— Вполне, — кивнул Гарри. — Я уже собрал вещи, сэр. Они в доме.
— В таком случае, пойдём и заберём их, — логично предложил Дамблдор. — Надеюсь, ты предупредил дядю и тётю, что я приду за тобой?
— Н-нет… — Гарри запнулся. Он просто не представлял себе этот разговор.
— Ничего страшного, — блик фонарного света скользнул по стёклам очков-половинок. — Я поговорю с ними, пока ты будешь занят вещами.
— Конечно, сэр, — Гарри покосился на Дамблдора, пытаясь понять, какие такие у него могут общие темы для разговоров с Дурслями. Так, сходу, можно было назвать две: погода и Гарри Поттер. И вряд ли беседа будет по первой, хотя недооценивать Дамблдора не стоит… он наверняка сумел бы светски поболтать с дядей Верноном о перспективах расширения банановых плантаций в Венесуэле и не нарваться в процессе на пару непечатных выражений. — Пойдёмте.
Пока дядя Вернон медленно наливался багровым цветом, пучил глаза и топорщил усы, а тётя Петуния, в полуобмороке привалившись к косяку, внимала речам Дамблдора, Гарри взбежал по лестнице на второй этаж, остановился передохнуть у двери и только потом взялся вытаскивать своё имущество. Сундук с кучей тяжёлых книг. Метла. Клетка с Хедвиг, недовольной тем, что её посреди ночи куда-то тащат. Рук решительно не хватало; дыхание сбилось почти сразу, на лбу выступил пот. Дадли в полосатой пижаме, пухлый и белобрысый, похожий на непомерно разъевшегося амурчика с любимой серии религиозных картинок тёти Петунии, пристально наблюдал за кузеном, выглядывая из приоткрытой двери. Гарри поставил сундук посередине коридора, одёрнул задравшуюся футболку и сердито сверкнул глазами на Дадли — вот только его тут ещё не хватало!
Против ожиданий, Дадли не устрашился, а, напротив, вышел из комнаты в коридор.
— Помочь?
В ожидании ответа Дадли всё так же пялился на своего кузена, как и все эти две летние недели; так он смотрел на игрушки, которые хотел разломать, но никак не получалось. Впрочем, как правило, в конце концов даже самые прочные игрушки из пластмассы, нержавеющей стали и закалённого стекла проигрывали неравную битву с Дадли.
— Ну помоги, если хочешь.
Дадли без усилий подхватил сундук и метлу, предоставив Гарри разбираться с нахохлившейся Хедвиг самому.
— Вниз нести?
— Ага, в холл, — Гарри двинулся впереди.
— У тебя футболка обтягивает все позвонки. Это ведь не моя старая?
— Нет, — пожалуй, даже если бы Гарри нацепил на себя футболку, принадлежавшую Дадли-дошкольнику, та не обтянула бы позвонки.
— А кто тебе её купил?
— Я её сам себе купил, — Гарри ступил на лестницу.
— У тебя что, есть деньги? — неподдельно изумился Дадли.
— Дадли, у меня есть целая чёртова жизнь, о которой ты не имеешь ни малейшего понятия, — сердито фыркнул Гарри. — И да, деньги в ней тоже имеются.
Дадли замолчал, словно обдумывая ответ; Гарри поставил клетку на пол и заглянул в гостиную, где Дамблдор продолжал разговаривать с Дурслями-старшими.
— Магический мир в настоящее время находится в состоянии открытой войны. Гарри, которого лорд Вольдеморт уже пытался убить несколько раз, находится сейчас в ещё большей опасности, чем в тот день, когда я оставил его у вашего порога пятнадцать лет назад, с письмом, в котором рассказал об убийстве его родителей, и выразил надежду, что вы будете заботиться о нем, как о собственном сыне. Вы не сделали того, о чём я просил. Вы никогда не относились к Гарри, как к сыну. Он видел здесь только пренебрежение и жестокость. Магия, которую я вызвал пятнадцать лет назад, обеспечила Гарри мощную защиту до тех пор, пока он может называть этот дом своим. Действие этого волшебства прекратится в тот момент, когда Гарри исполнится семнадцать; другими словами, он станет взрослым человеком по законам Магического мира. Я прошу вас только об одном: позвольте Гарри ещё раз вернуться в этот дом перед семнадцатым днем рождения, здесь ему гарантирована полная безопасность, до этого самого дня.
Гарри слушал, стоя на пороге, и у него — не у порога, а у Гарри, хотя не исключено, что и у порога тоже, за компанию — вяли уши. Несомненно, это был великолепный спектакль… но, ради Мерлина, перед кем он здесь разыгрывается?! Перед кем мечется весь бисер обличительного красноречия? Сам Дамблдор и Гарри отлично знают, что директору всё равно, как именно прошли все эти пятнадцать лет на Прайвет-драйв; на Дурслей так или иначе это не возымеет никакого эффекта — это всё равно что объяснять червяку человеческим языком, что чувствует дракон, когда летает. Тогда зачем? Просто ради поддержания имиджа?
— Так ты уйдёшь следующим летом навсегда? — прервал размышления Гарри голос Дадли.
— Ага, — рассеянно кивнул Гарри. — Я буду совершеннолетним…
— И… опять проведёшь здесь две недели?
Гарри пожал плечами.
— Судя по тому, что только что сказал Дамблдор, я проторчу здесь до самого дня рождения, больше месяца. Не печалься, этот месяц будет последним. Уж если ты десять лет терпел меня каждый день, месяц как-нибудь переживёшь.
— А тебе обязательно уезжать? — робко спросил Дадли.
«Либо у меня что-то со слухом, либо в Запретном лесу сдох кто-то очень крупный».
— Ты готов, Гарри?
— Да, сэр, — «нет, со слухом вроде всё в порядке».
— В таком случае, идём. И я хотел бы, чтобы ты держал мантию-невидимку при себе, на всякий случай. Кстати, я бы посоветовал тебе держать её при себе весь учебный год.
«От кого это он намеревается меня прятать?»
— А вещи я отправлю на Гриммаулд-плейс, пусть дожидаются нас там.
Гарри запихнул невесомую мантию в карман, нещадно комкая ткань; Дамблдор взмахнул палочкой, заставляя сундук, метлу и клетку исчезнуть. Ещё один взмах — и входная дверь распахнулась; на улице был туман, была темнота, и был холод. Гарри шагнул туда, не оглядываясь.
— Зачем, сэр? — Гарри коснулся левой ладони Дамблдора — холодной и сухой.
— Ты ещё не умеешь аппарировать, а нам срочно нужно добраться кое-куда. Приготовься, сейчас я аппарирую…
Гарри сплющило, сжало и протащило сквозь очень узкий шланг; глаза словно вдавило внутрь черепа, никакого воздуха, никакого пространства, барабанные перепонки готовы были лопнуть… холодный ночной воздух застал Гарри почти врасплох; он выпустил руку Дамблдора и выпрямился, чувствуя себя пропущенным через мясорубку. Должно быть, аппарацию придумал мазохист. А садист придумал сделать её общепринятой.
— Как ты себя чувствуешь? — Дамблдор заботливо застегнул верхнюю пуговицу куртки Гарри, закрывая горло последнего от ветра.
— Жить буду, сэр. Где мы?
— Это волшебная деревня Батлейт Бабертон.
— И что мы будем здесь делать?
— Мы должны найти кое-кого из моих старых знакомых и убедить его вернуться на работу в Хогвартс.
— Но… при чём здесь я, сэр?
— Я уверен, для тебя найдётся дело, — покровительственно взмахнул рукой Дамблдор, и Гарри впервые за всё это время увидел, какой стала правая рука директора: чёрная, сморщенная, будто обугленная.
— Сэр, что с Вашей рукой?
— Потом, Гарри, это долгая история… идём.
«Потом, когда доварится лапша, которую Вы будете вешать мне на уши, многоуважаемый господин директор?»
Церковные часы пробили полночь, когда Гарри и Дамблдор остановились у ворот каменного особнячка, утопавшего в цветах и приземистых деревьях с широкими кронами.
— Держи палочку наготове, Гарри, — Дамблдор открыл ворота и осторожно двинулся вперёд, освещая себе путь Люмосом.
«Кем должен быть этот «старый знакомый», чтобы надо было постоянно держать палочку при себе? Я бы сказал, что Аластором Грюмом, но к чему тогда являться ночью и тащить меня с собой?»
Дверь дома, как и ворота, открылась без малейшего сопротивления; Гарри это настораживало, но Дамблдор без тени сомнений и раздумий прошёл в гостиную. Гарри остановился на пороге комнаты и еле удержался от того, чтобы уважительно присвистнуть: такого бардака он ещё не видел нигде. Здесь будто бы прошёл берсеркер вместе со своим погрызенным щитом и зазубренным топором; диван и подушки-думки были взрезаны и покрыты слоем пуха и перьев — своих внутренностей, осколки стеклянной люстры хрустели под ногами Дамблдора, переливчатый фарфор, буквально стёртый в порошок, украшал собой практически всё в комнате, маятник треснувших, валявшихся у порога старинных часов сиротливо притулился в углу, по полу были разбросаны клавиши фортепьяно, и оно жалобно раззявило щербатый рот навстречу незваным гостям. На обоях красовались брызги тёмно-красной крови.
— Не очень-то уютно, не правда ли? — светским тоном прокомментировал Дамблдор.
— Я бы сказал, очень неуютно, — откликнулся Гарри. — Здесь что, прошла забастовка домовых эльфов?
— Не совсем так, мальчик мой, — рассмеялся Дамблдор. — Ну-ка…
Директор невозмутимо ткнул палочкой в громоздкое кресло у стены.
— Ой! — возмущённо воскликнуло кресло. — Вам не кажется, Альбус, что можно было бы и не тыкать?
Гарри моргнул, глядя, как кресло превращается в невысокого пузатого мужчину; свет Люмоса отразился от лысины этого человека, от серебряных пуговиц бархатного винно-красного жилета и от густых белоснежных усов.
— Добрый вечер, мой дорогой Гораций, — Дамблдор явно был в своей стихии. Гарри оставалось только отойти к камину, чтобы украдкой согреть ладони, и недоумевать по поводу надобности своего присутствия здесь. В то, что Дамблдору позарез нужна была одна саркастичная реплика со стороны, Гарри сильно сомневался.
Тем временем Дамблдор и угрюмый Гораций устроились на диване в обществе рюмок, полных чего-то алкогольного, починили одним заклинанием всё, что было разломано, и завели разговор, в течение которого Гораций всячески отнекивался от предложения вернуться в Хогвартс, а Дамблдор мягко настаивал.
— Позволь познакомить тебя с моим юным другом, Гораций, — Гарри, разглядывавший от нечего делать фарфоровых пастухов и пастушек на каминной полке, обернулся. — Это Гарри Поттер. Гарри, это мой старый друг и коллега, Гораций Слагхорн.
— Очень приятно, — Гарри слегка склонил голову; чёлка свесилась со лба на висок, открыв шрам, и взгляд Слагхорна невольно задержался на нём.
— Вы действительно думали, что сумеете уговорить меня вернуться, Альбус? — брюзгливо осведомился Слагхорн, продолжая почему-то смотреть на Гарри. — Я ценю Ваши старания, но мой ответ был и будет НЕТ!
Слагхорн демонстративно отвернулся от Гарри, немало заинтриговав его этим. «Это что же, я — приманка, на которую Дамблдор хочет выцепить Слагхорна в Хогвартс? И чем это таким я могу его соблазнить? К-хм, что-то я не то подумал…»
— Конечно-конечно, — успокаивающе сказал Дамблдор, и Гарри подавил смех: кем бы ни был Слагхорн, с Дамблдором ему было не тягаться. — Могу я воспользоваться твоей ванной, Гораций?
— Вторая дверь слева в конце коридора…
— Благодарю, — Дамблдор скрылся в сумраке коридора.
«Мой выход?»
— Не думайте, что я не знаю, для чего он Вас сюда привёл, — отрывисто сказал Слагхорн, нервно забегав по комнате взад-вперёд.
— Для чего же, сэр? — мягко спросил Гарри, стараясь держать Слагхорна в поле зрения. — Признаться, я понятия об этом не имею…
— Не притворяйтесь, Гарри! — Слагхорн заложил руки за спину и слегка сбавил скорость. — Вы так похожи на своего отца…
«И что?»
— Только глаза…
— Да, у меня глаза матери, сэр, — покладисто согласился Гарри.
— Ах, Лили, — Слагхорн сел обратно на диван. — Одна из талантливейших моих учениц, что правда, то правда… нехорошо, когда у учителя есть любимчики, но она была любимой моей ученицей. Очаровательная и умная девушка, отлично её помню… я всегда считал, что она должна была быть на моём факультете.
— На Вашем, сэр?
— Я был главой Слизерина, — пояснил Слагхорн. — Вы, если не ошибаюсь, тоже воспитанник Салазара?
— Не ошибаетесь, — кивнул Гарри.
— Странно, что Вы не учитесь в Гриффиндоре, как Ваши родители…
— Сортировочная Шляпа распределяет только по личным качествам, — разговор вкупе с пристальным взором Слагхорна, сверлившим скрывавшую шрам чёлку, начинал тяготить Гарри. — Сэр.
— Вы правы, Гарри, — протянул Слагхорн в раздумье. — А не скажете ли, правда или ложь то интервью, которое недавно появилось в «Ежедневном Пророке»? Конечно, в Вашем возрасте позволительно не интересоваться скучными газетами…
— Я знаю об интервью, — пожал Гарри плечами. — Я ведь сам разрешил Сьюзен его опубликовать.
— Вы разрешили?
— В газете всё написано, сэр.
— Да, конечно… Армия Поттера, подумать только!
— В самом деле, странно, — едко заметил Гарри. — Сэр…
— Да?
— Почему Вы не хотите возвращаться в Хогвартс?
Слагхорн весь поник и съёжился, как проткнутый воздушный шарик.
— Ну… в принципе… все очень хорошо для Дамблдора, что тут говорить... Но надо принять во внимание, что, если я вернусь в Хогвартс, то должен буду вступить в Орден Феникса! Я уверен, они — очень смелые и отважные, отличные люди, но я ведь от этого отдыхаю... Но, с другой стороны… я не хочу выходить из рядов союзников... э-э…
— Вы не обязаны вступать в Орден Феникса, — Гарри кусал губы, чтобы не рассмеяться. — Это дело добровольное, сэр. Сами подумайте, зачем вербовать бойца, который не хочет сражаться?
Слагхорн пристально взглянул на Гарри.
— А Вы знаете в этом толк, Гарри, не так ли?
— Не могу сказать, что я эксперт в войне, но… — Гарри дёрнул плечом.
— Что ж, — Слагхорн в раздумье покусал губы. — И как Вы думаете, Дамблдор придерживается такой же точки зрения?
— Абсолютно такой же, сэр, — уверил его Гарри. Если Дамблдору нужен будет Слагхорн в Ордене, то промыть мозги и сагитировать будет делом техники. Так что того, кто сам не желает, вербовать действительно никто не станет.
— Ну что ж, Гарри! — жизнерадостно объявил словно выросший из-под земли Дамблдор. — Мы уже и так злоупотребили гостеприимством нашего дорогого Горация.
— Хорошо, сэр, — Гарри встал с дивана и легонько потянулся.
— Вы уже уходите? — как-то потерянно спросил Слагхорн.
— Да, Гораций, — любезно улыбнулся Дамблдор, дожидаясь, пока Гарри застегнёт куртку. — Я увидел, как безнадёжна была моя идея пригласить тебя работать в Хогвартсе снова. Всего хорошего, друг мой.
«И где же, интересно, он это увидел, сидя в ванной? В сливе раковины?», — мысленно фыркнул Гарри. Впрочем, для растерянного Слагхорна сгодилась бы и куда более топорная игра.
— В любом случае, Гораций, в Хогвартсе всегда будут тебе рады. Идём, Гарри.
— До свидания, — Гарри очень вежливо улыбнулся Слагхорну и спрыгнул с высокого крыльца в сад, игнорируя ступеньки. Трава возмущённо зашуршала под кроссовками.
— Хорошо, хорошо, я возвращаюсь! — досадливо заорал Слагхорн.
— Ты решил вернуться из отставки? — весьма натурально удивился и обрадовался Дамблдор. Гарри зябко спрятал руки в карманах.
Рыба заглотила свою приманку вместе с крючком.
— Да, чёрт побери… да… я, наверно, спятил, но я согласен.
— Тогда первого сентября ты должен приступить к работе, Гораций, — лучезарно улыбнулся Дамблдор.
— И я требую повышения зарплаты!! — крик Слагхорна догнал их уже на улице.
— Хорошо сработано, Гарри, — вполголоса сказал Дамблдор.
— Спасибо, сэр.
* * *
— Здравствуй, Гарри! — миссис Уизли тормошила Гарри, словно куклу. — Боже, ты такой худой, такой бледный… ты не простудился под этим ужасным дождём?
— Всё в порядке… — Гарри привстал на цыпочки, чтобы повесить куртку на вешалку, и споткнулся о подставку в форме ноги тролля.
БАМ-М!
— Поганые грязнокровки! Как вы посмели осквернить мой дом, подонки, грязь, гнусь, вон из моего дома!!
— Если ты сейчас же не заткнёшься, я тебя сожгу, старая карга!! — заорал Гарри, которому хотелось пойти и лечь спать — что было бы затруднительно под эти вопли.
— Ты не посмеешь, мерзкий мальчишка, грязная кровь, дрянь!!..
— Я убил уже троих человек, — вызверился на неё Гарри, — и сжечь кусок холста с дурным характером посмею запросто!..
Пока миссис Блэк пребывала в некоторой растерянности, вспоминая подходящие к случаю ругательства, подоспевшие на место происшествия Сириус и Ремус задёрнули потёртые занавески.
— С прибытием, крестник! — бодро поприветствовал его Сириус. На щеке крёстного отпечатался уголок подушки.
— Привет, Сириус, — Гарри взглянул на прижавшую в испуге руку ко рту миссис Уизли и криво улыбнулся. — Извините, миссис Уизли.
— Бедный мой мальчик! — миссис Уизли едва не задушила Гарри в объятиях. — Как же ты, должно быть, натерпелся!.. — «То ли она недопоняла чего-то, то ли решила, что я виню себя в смертях, в которых на самом деле не виноват…»
Гарри исподтишка показал кулак Сириусу и Ремусу, хихикавшим соответственно злорадно и сочувственно.
— Я хочу спать, миссис Уизли… можно, я пойду наверх?
— Конечно, милый, пойдём. В этот раз ты будешь жить в комнате один, Фред и Джордж переселились в свою квартиру рядом с этим их магазином, но если хочешь, можешь жить с Ронни, например, как тебе больше нравится, дорогой?..
— Спасибо, я не буду переселяться, — открестился Гарри, торопливо взбегая вверх по лестнице. Противная слабость уже давала о себе знать.
Комната без близнецов была во много раз тоскливей, чем с ними; лунный свет узкими полосками плыл по высокому потолку, холодная широкая кровать пахла затхлостью и пылью. Гарри вертелся, как на сковородке; ни одна поза не казалась ему удобной, тишина, не наполненная двойным мерным дыханием, давила на уши, как вата. Помучавшись с полчаса, Гарри свернулся калачиком в центре кровати, накрывшись одеялом с головой, крепко сжал в руке плюшевую мышку и забылся тревожным сном.
…Оказывается, стены на самом деле прозрачные. И сквозь них легко ходить, как сквозь воздух. Но гораздо интереснее ходить не через них, а по ним. В них есть тайные ходы, есть пара скелетов врагов рода, когда-то вмурованных сюда заживо, есть клад: несколько золотых монет с профилем Салазара Слизерина, завёрнутых в истлевший шёлковый платок с инициалами А.Ф.Б. И каждый кирпич имеет свой цвет, и мельчайшие частички скрепляющего раствора вспыхивают слабым светом, когда твоя полупризрачная рука проходит через них, и весь дом виляет хвостом у твоих ног, слабо дребезжа посудой на кухне, и темнота над крышей переходит в серый блёклый туман, когда ты подходишь к самому себе, садишься на край кровати, касаешься своей руки — запястье тоньше ножки кровати, рот приоткрыт, и губы пересохли, покрылись какой-то коркой, волосы слиплись от холодного пота, брови нахмурены — к чему хмуриться, к чему грустить, когда весь мир пропитан магией?..
Гарри резко сел на кровати, и сильнейший приступ рвоты согнул его пополам. Боль раскалёнными щупальцами шарила по голове, как слепая, ищущая опору.
— T… tergeo, — выдохнул Гарри, направив палочку на лужу рвоты сразу, как только сумел отдышаться.
Новый приступ боли заставил Гарри беспомощно скорчиться на полу.
«Да что со мной такое?..»
Гарри дополз до своего сундука у стены, почти наощупь вытащил флаконы с зельями — глоток одного, глоток другого. Стало немного легче, боль неохотно отступила, но тошнота осталась.
Надо встать. Одеться. Умыться. Спуститься вниз и позавтракать… при мысли о завтраке Гарри снова скрутило, и лужица желчи, зелий и слизи дополнила изъеденный молью ковёр.
— Tergeo, — Гарри морщился от привкуса во рту, но новый приступ боли, уже во всём теле, заставил его сразу забыть об этой мелочи. — ** твою ма-ать…
«Стоит мне произнести заклинание, и становится больно. Если дело в этом, то почему меня рвало сразу, как проснулся… почему рвало тогда, в дурслевском саду?..»
— Я же и тогда колдовал, — хрипло прошептал Гарри; язык и губы слушались через пень-колоду. — Эти травы, которые расширяют сознание… эта ментальная магия… ладно, понятно. А сейчас?
«А сейчас — дом Блэков?»
Гарри недоверчиво посмотрел на стены, внутри которых ходил всю ночь. Если предположить, что вот в этой самой стенке на самом деле лежит клад, а в подвале и комнате Джинни с Гермионой среди кирпичей в стенах имеется по скелету… и он всё это видел своими глазами… это тоже должна быть магия.
«То есть, стоит мне поколдовать, как мне становится больно и меня рвёт. А впереди учебный год и Эй-Пи. Ка-ка-я-пре-лесть…»
Утверждение нуждалось в дополнительной проверке, но прямо сейчас Гарри был не расположен колдовать только для того, чтобы увериться в том, что от этого ему станет ещё хуже, чем есть. Такого рода эксперименты могут ждать долго… и ещё дольше.
Ещё два глотка обезболивающего, три глотка общеукрепляющего — и Гарри сумел встать, вытащить из сундука чистую рубашку и даже надеть её, не запутавшись дрожащими пальцами в пуговицах.
Зеркало в ванной неодобрительно заметило:
— Чем ты занимался всю ночь, а?
— Спал, — честно признался Гарри, плеская на помятое лицо холодную воду.
— С кем это, интересно?
— Ну ты и пошляк… пошлячка… не знаю, как тебя назвать, — запутался Гарри. — Один я спал!
— Скажи это кому-нибудь другому, — противно захихикало зеркало.
— Будешь говорить гадости, разобью, — предупредил Гарри, без особого успеха пытаясь пригладить водой волосы — мыть их не было времени. Вихор на макушке торчал, как злорадно выставленный средний палец.
— Не посмеешь, — неуверенно сказало зеркало.
— Я всё посмею, — не очень убедительно буркнул Гарри и прополоскал рот.
— Доброе утро, — кухня уже была полна народу, когда Гарри спустился туда. Сириус, Ремус, миссис Уизли, Джинни, Рон, Гермиона, Билл и Флёр Делакур.
— Привет, — отозвались присутствовавшие члены Эй-Пи.
— Доброе утро, — кивнул Ремус.
— Зд’авствуй, ‘арри, — сдержанно сказала Флёр.
— Ну ты и спать, крестничек! — Сириус был в самом приподнятом настроении.
— Садись, дорогой, — миссис Уизли плюхнула на тарелку солидную порцию яичницы и толкнула её через стол; тарелка остановилась у единственного свободного места между Роном и Биллом. — Ты как раз вовремя.
«Отличное место. Кусок в горло не полезет», — Гарри сел, стараясь даже случайно не коснуться Билла, и взял тост. Желудок трепыхнулся, не желая ничего в себя принимать, но Гарри старательно его проигнорировал.
— Все знают, что сегодня придут результаты СОВ? — неестественно-бодро поинтересовалась Гермиона.
Рон уронил вилку.
— Правда?
— Правда, — подавленно кивнула Гермиона. — Я так волнуюсь…
— Кто бы говорил, — откликнулся Рон. — У тебя наверняка все «Великолепно»!
— Я точно ошиблась, когда делала перевод по Древним рунам, — замотала головой Гермиона. — И на практике по ЗОТС, я так волновалась, всё делала невпопад…
— Уж по ЗОТС-то у нас обоих всё должно быть нормально! — Рон взглянул на старательно жевавшего яичницу Гарри. — Правда, командир?
Это обращение слегка нервировало Гарри. Почему бы не оставить его для стычек с Пожирателями? Или Рону просто нравится так говорить?
— Я гарантирую, что по ЗОТС у вас обоих не меньше, чем «Сверх ожиданий», — Гарри для пущей выразительности повёл вилкой в воздухе. — Поэтому ешьте спокойно.
— Да ты настоящий командир! — присвистнул Сириус. — Помню, нас, авроров-курсантов, в учебке Грюм гонял… точно таким же тоном с нами разговаривал!
Гарри подавился яичницей и закашлялся; Билл услужливо хлопнул его по спине.
— Спасибо, — пробормотал Гарри, глядя в тарелку.
— Ты планируешь продолжать деятельность Эй-Пи в этом году? — заинтересованно спросил Ремус.
Гарри начинал подозревать, что интервью Сьюзен было очень плохой идеей.
— Планирую.
— Но ведь это уже не будет п’отив властей, Дамблёдо’ ве’нулся в ‘огва’тс, — заметила Флёр, источая вежливый светский интерес с налётом скуки.
— Дело не во властях, — яичница не лезла Гарри в горло, и он отодвинул почти полную тарелку. — Дело в Вольдеморте.
— Я тобой горжусь, — улыбнулся Сириус. — И Джеймс бы гордился. Самая настоящая маленькая армия, подумать только!..
Гарри нервно отщипывал крошки от тоста и кидал их на салфетку перед собой.
— Э-э… это случайно не хогвартские совы за окном? — три каких-то совы и в самом деле подлетали к дому; в любом случае, это был прекрасный предлог для смены темы, потому что Рон и Гермиона немедленно повскакивали с мест и бросились к окну.
Впушенные совы важно сели в ряд в центре стола и подняли правые лапы, к которым были привязаны письма; Гарри меланхолично мучил тост, прикидывая, что входит в зелье от неприятностей с желудком и годится ли это зелье в его случае. «К основе три цветка боярышника, потом сок одуванчика, всё покипятить на слабом огне десять минут… в это время нарезать коры дуба… раз уж оно обладет вяжущим и скрепляющим эффектом, должно помогать — хотя бы на то время, за которое добегу до ближайшего фаянсового друга, чтобы поделиться с ним всем, что съел за день… хотя надо модифицировать или поискать что-нибудь более конкретное в книгах…»
— Гарри, ты разве не хочешь узнать свои результаты? — Джинни плюхнула письмо их Хогвартса прямо на усеянную крошками салфетку.
— А? Да, конечно… — Гарри распечатал конверт.
«Результаты экзаменов Совершенно Обычного Волшебного Уровня.
Проходные оценки:
Великолепно (В)
Сверх Ожиданий (С)
Хорошо (Х)
Непроходные оценки:
Плохо (П)
Ужасающе (У)
Тролль (Т)
Гарри Джеймс Поттер получил:
Астрономия В
Уход за магическими существами В
Чары В
Защита От Тёмных Сил В
Прорицания В
Гербология В
История Магии В
Зельеварение В
Трансфигурация В
Древние руны В».
За Астрономию и Прорицания явно следовало благодарить провидение и профессора Марчбэнкс; по глубокому убеждению Гарри, на обоих экзаменах он наработал на среднее между «Хорошо» и «Сверх Ожиданий». Чары, Зелья, Трансфигурация и ЗОТС были предсказуемы; Уход, История и Гербология были лёгкими. Древние руны — вот здесь Гарри, много раз засыпавший в обнимку с руническим словарём, имел полное право собой гордиться. А вообще… не прошли, значит, даром вечера, проведённые с книгами — бесчисленные вечера, когда пальцы пропитывались запахом пыли намертво, когда шелест страниц въедался в уши и не утихал даже после того, как закрывалась библиотека, формулы плясали по пергаменту, выходя одна из другой с каждой минутой всё яснее и плавней, таблицы устилали стол, а глаза болели от витиеватого мелкого шрифта. Быть может, не попади он в Слизерин, он не проводил бы столько времени, глотая знания так неистово, словно они были панацеей от хронического одиночества…
— Вау, — выдохнул Билл над самым ухом Гарри. — Поздравляю!
— Ну-ка, покажи, что там у тебя! — потребовал Сириус; Гарри протянул листок и снова занялся тостом. — Ого, десять «Великолепно», поздравляю! В учёбе ты весь в Лили, это явно! У неё тоже вечно были несусветно высокие оценки…
Гарри безучастно покивал. Вокруг экзаменов поднимали явно слишком много шума… или это он сам не мог оценить важность СОВ, занятый более насущной проблемой?
— Мы теперь студенты ТРИТОНа! — Рон радостно размахивал своим листком, где не было ни одного «Великолепно». — Здорово!
«Оно, конечно, здорово, но в один прекрасный день меня просто вывернет наизнанку, и до ТРИТОНов я не доживу…» Гарри поспешно встал из-за стола и смылся наверх, к общеукрепляющему зелью, сопровождаемый расстроенным голосом миссис Уизли:
— Отчего же ты ничего не ешь, Гарри, дорогой?..
* * *
В жизни Гарри крайне редко выпадали свободные недели — такие, как эти, когда совершенно нечего было делать, солнце светило в окна, пробиваясь сквозь извечный лондонский смог, и никто из всех, кто окружал Гарри, не пытался причинить ему боль, физическую ли, душевную ли. Гарри вспоминалось похожее лето — в Норе, перед четвёртым курсом… но здесь нельзя было летать, нельзя было выходить из дома. Оставалось искать развлечений в мрачных стенах родового гнезда Блэков, тем более что Сириус позволил бы крестнику хоть взорвать всё здание, если бы Гарри позарез потребовалось именно это (а Орден Феникса мог катиться куда угодно вместе со своей нуждой в штаб-квартире).
Первые три дня Гарри употребил с пользой: варил зелья. Библиотека дома номер двенадцать предоставляла возможность сварить такие вещи, до которых Гарри не додумался бы никогда; в том числе зелья, которые вылечили бы от чего угодно… если бы Гарри ещё знал, чем именно болен. Аллергией на собственную магию? Поэтому он заготовил впрок два десятка флаконов: общеукрепляющее, обезболивающее и то зелье, что даётся беременным женщинам в первом триместре. Опытным путём — разжигая огонь под котлом с помощью Инсендио и подзывая Акцио ингредиенты, а потом давя усилием воли боль во всём теле и глотая зелья из разных пузырьков — Гарри выяснил, что зелье, спасающее от морской болезни, действует и вполовину не так эффективно, как то, что для беременных. Оставалось надеяться, что никто не найдёт у него эти флаконы, а если и найдёт, то не распознает, что в них. Ответить на вопрос, кто же из его знакомых в интересном положении, Гарри вряд ли смог бы.
— Ты скоро станешь совсем как Сопливус, — с ноткой неодобрения заметил Сириус, вечером третьего дня появившись на пороге комнаты Гарри. — Всё варишь и варишь что-то…
— Ремус уехал, — угадал Гарри. Пока оборотень был в доме номер двенадцать, Сириус буквально светился и не уделял окружающим и трети того внимания, которое доставалось Ремусу; при всём при том Гарри готов был прозакладывать все плоды своих трёхдневных зельеварческих усилий, что безоблачными отношения обоих не были.
Ремус до сих пор не простил себя за то, что поверил в предательство Сириуса; последний, после падения Гарри в Арку прочувствовавший, что каждой минутой рядом с любимыми людьми стоит дорожить, ибо неожиданная смерть может прийти в любой момент, не здороваясь, сумел оставить это в прошлом. Гарри исподтишка наблюдал за обоими и видел безоговорочную любовь в глазах Сириуса и неотвязную боль в мельчайших жестах Ремуса. И чем счастливей делался Сириус, незаметно для остальных — как ему казалось — сжимая под столом ладонь Ремуса, тем мрачнее делался оборотень, опускал глаза, говорил неохотно и тихо. Сириус пытался как-то сгладить неловкость, зная, в чём проблема, но становилось только хуже, потому что Ремус не считал себя в принципе заслуживающим любви. И не понимал, как прикосновение к нему — предателю — может дарить преданному им человеку столько радости. И можно было быть уверенным, что перед отъездом Ремуса они разругались из-за этого вдрызг.
— Уехал, — мрачно согласился Сириус, садясь на кровать.
— И вы поругались, — Гарри перелил последнюю порцию обезболивающего во флакон и завинтил крышку.
— Поругались… ты что, слышал?
— Нет. У тебя на лице написано.
Сириус вздохнул.
— Джейми тоже видел меня насквозь… я помню, мы с Ремом тогда даже ещё не поняли, что любим друг друга, но ссорились в пух и прах три недели подряд. Напряжение выплескивали, раз больше некуда было. Любо-дорого смотреть было, как Луни кричит до хрипоты, книжками и чернильницами швыряется…
Гарри недоверчиво присвистнул, убирая прочь котёл и остатки ингредиентов.
— Да-да, у Рема есть темперамент — другое дело, что большую часть времени он его прячет, — Сириус мечтательно зажмурился. Гарри едва сдержался, чтобы не ляпнуть: «Знаю, на себе испытал». — Так вот, один раз, когда чернильница попала Джеймсу по затылку и все чернила вылились на него, Сохатый отчего-то очень рассердился, хотя какая разница с его цветом волос, всё равно незаметно, взял нас обоих за шиворот, отволок в спальню и запер дверь снаружи… приказал не ломиться наружу, пока не помиримся и не натрахаемся. Так и сказал, — Сириус улыбнулся. — Луни похлопал ресницами и спросил: «И что делать будем?». А я предложил привести план Сохатого в действие… гм, дальше тебе рановато знать.
— И сколько вам тогда лет было?
— По пятнадцать где-то… а что?
— Мне уже практически шестнадцать, — напомнил Гарри, плюхаясь в кресло напротив Сириуса. — И я с тринадцати лет знаю о том, что ты скрываешь за кадром.
— Рановато начал… с кем, кстати?
— Неважно, с кем… ты меня воспитываешь, или мне кажется? — съязвил Гарри, уходя от опасной темы.
Сириус помрачнел и подтянул колени к подбородку.
— Ну да, ну да… я пропустил двенадцать лет по собственной глупости… я больше узнаю о тебе из газет, чем от тебя. Чёрт побери, это так неправильно!..
— Ты хотя бы из газет обо мне узнаёшь, — Гарри мысленно дал себе подзатыльник за некорректный намёк на Азкабан и всё сопутствующее. — А я ничего о тебе не знаю, кроме того, что ты о себе расказываешь, вот как сейчас.
— А другие тебе ничего не рассказывают? — удивлённо уточнил Сириус.
— Ну, я знаю, что ты и отец были близкими друзьями… любили шалости, хорошо учились… видел, что вы любили свою популярность, — Гарри вспомнился мыслеслив Снейпа. — Но это даже неважно, потому что это было давно… тех пятнадцатилетних придурков давно нет, правда ведь? А о тебе теперешнем я ничего не знаю…
Сириус задумчиво смотрел на Гарри.
— Как ты странно рассуждаешь…
— Почему странно?
— Будто тебе тридцать, не меньше.
Гарри удивлённо заморгал.
— Ты считаешь?..
— Считаю. А ещё считаю, что ты абсолютно прав, — Сириус в затруднении почесал в затылке. — Но что я могу тебе о себе рассказать?
— Всё, что хочешь, — уверенно сказал Гарри. — Я всё хочу знать.
— Уверен? Всё? — Сириус усмехнулся. — Я могу рассказать о том, как мне били морду вчерашние приятели по аврорату, когда скрутили там, где сбежал Питер. Могу рассказать, как жутко в Азкабане, когда из тебя выпивают всё светлое, и только чувство собственной невиновности не даёт сойти с ума, и жажда мести — сильнее обычной жажды, а там такой солёный воздух, что всё время хочется пить, соль оседает на стенах камеры, а ты меришь её, эту камеру, шагами, меришь, а из-за двери несёт холодом: там дементоры собрались поужинать твоей радостью, твоим счастьем, твоей беззаботностью и молодостью, и в памяти всплывают лица тех, кто поверил, взял и поверил, что ты всех предал, кого мог… Могу рассказать, как на втором году бьёшься головой о стены, а на пятом пишешь своей кровью на стенах: «Я не виноват, Луни, забери меня отсюда…». Могу рассказать, как воняет, когда в соседней камере кто-то кончает жизнь самоубийством, а тело не забирают пять дней, потому что кому мы там все, на хрен, нужны… могу рассказать, как в Азкабане холодно зимой, потому что сквозь решётку в окне дует ветер с моря, а одеяло тонкое, как блин, оно пережило уже с десяток таких, как ты, и переживёт ещё сотню, пока не разлезется на волокна, и как жарко летом, потому что от солнца некуда спрятаться — шесть шагов в ширину, шесть шагов в длину, везде лучи, и каменный пол раскалён к середине дня. Могу рассказать, как паршиво, когда ты наконец на свободе, но податься некуда, и даже со скамейки в парке гонят магглы-полицейские, как погано, когда сидишь взаперти, а все остальные что-то делают, бродишь, как тень по дому, который всегда ненавидел… сбежал из одной тюрьмы и попал в другую!..
Сириус уткнулся лицом в ладони.
— А Луни говорит, что я его мучаю… сам не знает, чего хочет, но говорит, что его жгут мои поцелуи, что на нём каинова печать, что я не должен с ним быть, должен найти себе кого-нибудь другого… а когда спрашиваю, любит он меня вообще, или нашёл кого-нибудь другого за дюжину лет, даёт пощёчину и вылетает из комнаты!..
Гарри спрыгнул с кресла и, сев на кровать, обнял Сириуса, вжимаясь лицом в тёплое подрагивающее плечо.
— Он любит тебя, — утешающе сказал Гарри. — Он просто не может себя простить.
М-да, и слова о «ком-нибудь другом» наверняка вызвали в памяти Ремуса третий курс Гарри… вряд ли он хотел это вспоминать — лишний груз вины, пусть и совершенно напрасный. Потому и из себя вышел…
— Я и то уже простил… — Сириус прерывисто вздохнул. — Я всё ему простил, прошлое и будущее, авансом… я как представил себе, что могу его потерять… тогда твердил вслед за Сопливусом слова этого ритуала, чтобы вытянуть тебя из-за Арки, и думал, что не могу потерять ни тебя, ни Луни… у меня же только вы двое… никого и ничего больше…
— Я же вернулся из-за Арки, — умиротворяюще мурлыкнул Гарри, и Сириус слегка расслабился. — И Ремус вернётся, он ведь даже не за Арку отправился, а куда как ближе.
— В том-то и дело, Гарри, что он может не вернуться каждый раз, — Сириус отнял руки от лица и уставился в пол. — Он по приказу Дамблдора пытается перетянуть на светлую сторону британских оборотней… а на кой им это надо, если Вольдеморт им обещает столько свобод и льгот, сколько от Министерства они бы в жизни не дождались. И его могут убить Пожиратели, могут убить те же оборотни, если им надоест его слушать…
Гарри, сдвинув брови, смотрел на плавный и чёткий — хоть сейчас чекань на монете — профиль Сириуса.
— А ещё ты боишься, что он может остаться с оборотнями, да? — медленно спросил Гарри. — Останется с ними, чтобы защищать их интересы, он ведь знает, как это — быть изгоем из-за того, на что никак не можешь повлиять… Ты боишься, что он променяет тебя на стаю… да?
Сириус с силой оттолкнул крестника и вскочил; Гарри отлетел к спинке кровати, ударившись не единожды раздробленным локтем о крепкое дерево, но даже не поморщился — больше собственной боли его занимало искажённое яростью и растерянностью лицо крёстного.
— Ты… ты что, в голову ко мне залез? — Сириус судорожно вдыхал и выдыхал, слишком ошеломлённый, чтобы злиться всерьёз, слишком беззащитный, чтобы нападать, забыв, кто перед ним. — Откуда ты знаешь?!..
— Я просто догадался, — растерянно сказал Гарри, машинально потирая разнывшийся локоть. — Я не умею лазить к людям в головы…
«А Вольдеморт не в счёт?», — встрял внутренний голосок. «Нашёл человека — эту красноглазую образину…»
— Догадался? — эхом повторил Сириус.
— Ну да… — Гарри не стал добавлять, что и сам готов был пойти и повеситься, когда близнецы оставили его в Хогвартсе и улетели — ради магазина, ради того, чтобы досадить Амбридж. Пусть даже это вовсе не значило, что они его бросают — сам факт вызывал в Гарри утробную тоску и тупое нежелание жить.
— У меня всё на лице написано, ага? — Сириус негромко, лающе рассмеялся и быстрым шагом вышел из комнаты.
Гарри устало прикрыл глаза.
«Поговорили, блин».
Слоняться по дому номер двенадцать без дела было тоскливо; Гарри напоминал сам себе призрака — оставалось только раздобыть где-нибудь цепи и позвенеть ими в полночь. Общения с Роном, Джинни, Гермионой и миссис Уизли он благополучно избегал, Сириус сам не попадался крестнику на глаза… Гарри готов был выть от тоски. Даже мысль о библиотеке не вызывала в нём энтузиазма — что он, книжный червь, что ли? И вообще, если всё время учиться, свихнуться можно. «Вот он я, пример к этому правилу».
В гостиной в это время — девять вечера — было пусто; Гарри огоньком на ладони разжёг камин и забрался в скрипучее кресло с ногами. Как выяснилось, огонёк не причинял никаких неудобств, и анимагия тоже; а вот всё остальное, в особенности то, для чего требовалась палочка… Гарри поёрзал в кресле, устраиваясь поудобнее, и чихнул — облачко пыли от старой ткани окутало его.
— Спасибо, — пробормотал Гарри, бросая взгляд на висевший слева от камина портрет Финеаса Найджелуса Блэка. — Так это Вы сегодня за мной приглядываете? Можете передать Дамблдору, что я в полном здравии, никого не убил, сам не умирал, и вообще всё зашибись…
— Перестаньте фиглярствовать, юноша! — неподдельно возмутился самый нелюбимый директор Хогвартса за всю историю школы. — Блэки никогда не были соглядатаями!
— Вот только не делайте вид, что портреты бывших директоров занимаются не тем, что собирают информацию для нынешнего, — фыркнул Гарри. — Для чего бы они там ещё висели? Чтобы ворчать на провинившихся учеников? Да ладно Вам… Вы в любом случае лучше Мундугнуса Флетчера.
Финеас Найджелус выглядел по-настоящему оскорблённым этим сравнением.
— Знайте, юноша, что я здесь не по воле Дамблдора!
— Неужто вопреки? — искренне изумился Гарри.
— А Вам не приходит в голову, юноша, что я могу просто интересоваться жизнью последнего из Блэков и его крестника? — сухо спросил Финеас Найджелус.
Гарри пожал плечами.
— Откуда я могу знать, чем Вы на самом деле интересуетесь? Кроме того, если так, то Вы зря сюда пришли — ничего интересного в этом доме не происходит. Хотя если Вам нравится наблюдать ссоры на пустом месте…
— Здесь происходят не только ссоры, — возразил Блэк.
— Что Вы имеете в виду?
— Как по-Вашему, юноша, интересно ли наблюдать, как умирает человек? — прищурился Блэк.
— О ком Вы? — Гарри подался к портрету, навалившись на подлокотник. — О ком?
«Что-то происходит с Сириусом? С кем-то из Уизли?»
— О Вас, юноша, о Вас, — беззаботно ответил Блэк и тщательно сдул с рукава своей нарисованной мантии невидимую пылинку.
— Обо мне? — Гарри с облегчением привалился плечом к спинке кресла. — Ну и что там со мной?
Финеас Найджелус с любопытством рассматривал Гарри, не торопясь отвечать.
— Такое впечатление, юноша, что Вам всё равно, что с Вами происходит.
— Не всё равно, конечно… — промямлил Гарри, который никогда не думал об этом в таком ракурсе. — Просто я за других беспокоюсь… я подумал, Вы говорите о Сириусе…
— А о себе не беспокоитесь?
— Беспокоюсь. Но с собой я как-нибудь справлюсь, а когда что-то случается с другими, я не могу это контролировать…
-Могу Вас уверить, юноша, что то, что происходит с Вами в данный момент, Вы контролировать не в состоянии, — заверил Блэк.
— Ну так что со мной происходит-то? — напомнил Гарри.
— Вы умираете, — терпеливо повторил Блэк.
— Почему? — не менее терпеливо осведомился Гарри.
— Все беды этого мира от невежества, — вздохнул Блэк. — Если бы люди знали об Арке чуть больше…
— Но я же выбрался из неё…
— А почему, юноша, как Вы думаете, никто не возвращался из-за неё на протяжении столетий?
Гарри замялся. Говорить «у них не было Седрика» как-то не хотелось.
— Не знаете, юноша, — неправильно истолковал его молчание Блэк. — Позвольте же мне рассказать Вам об Арке.
Гарри подтянул колени к груди и внимательно воззрился на Блэка.
— Арка обладает разрушительным воздействием. И не на Ваше бренное тело, нет — оказавшись в безвременье, оно становится ничем, частью этого ничто. С ним ничего не происходит, потому что его там, по большому счёту, нет — его вообще нигде нет. Арка убивает не тело, а душу и прочие нематериальные субстанции — такие, как магическая энергия. Вы вообще когда-нибудь задумывались, как колдуете? По глазам вижу, что нет… так знайте же, юноша, что наравне с сетью вен, артерий и капилляров Ваше тело густо оплетено изнутри сетью магических жил. По ним течёт та таинственная сила, которая даёт Вам превосходство над магглами и сквибами. И эта сеть — очень хрупкое образование. Вы даже себе не представляете, юноша, насколько хрупкое при всей своей важности и кажущейся прочности. Чтобы Вам было понятнее, приведу аналогию: человеческий волос способен выдержать больший вес, чем может поднять руками сам человек, но как легко разорвать волос слабым усилием пальцев! И именно разрушением этой сети занимается Арка. В течение пяти-шести дней, зависит от силы волшебника, Арка уродует и корежит Вашу магическую сеть. После того, как она с этим покончит, человек уже не может вернуться из-за Арки — его душа, лишённая магической поддержки, рассеивается, как пыль под порывом ветра…. Вы спросите, откуда я всё это знаю, юноша? Мой… близкий друг упал туда… и я изучал всё, что мог найти об этом артефакте. Эти несколько предложений, которые я только произнёс, вместили в себя шесть лет труда по архивам древнейших магических семей и богатейшим библиотекам мира. Какова же была ирония ситуации, когда спустя шесть лет я вычислил, что предельный срок — шесть дней…
Блэк встряхнул головой, избавляясь от ненужных воспоминаний, и заговорил более деловито:
— Вы пробыли там полтора дня. Этого срока мало, чтобы убить Вас сразу, но необратимые изменения появляются сразу, как только Вы целиком скрываетесь за завесой. Разве что если бы Вас схватили за пятку, пока Вы туда падали — тогда да… так что всё, что происходит с Вами сейчас — закономерное следствие повреждения магической сети.
Гарри молчал, переваривая информацию. Блэк подождал секунд десять и добавил:
— Когда Вы вернулись, у нас с Вами завязался разговор в кабинете директора. Вы говорили, что не чувствуете разницы… что ж, было бы странно, если бы Вы её чувствовали, Вы ведь не задумываетесь, когда дышите. Но стоило Вам посмотреть мне в глаза, и я понял, что все теоретические умопостроения, которыми я занимался при жизни, правдивы. У Вас в глазах смерть, юноша. Она была там в то утро, и сейчас она тоже там.
Гарри машинально дотронулся кончиками пальцев до век, словно мог таким образом ощутить смерть внутри.
— И… это не лечится?
— Юноша, лечить можно то, что умеют лечить, — снисходительно ответствовал Блэк. — Болезни, подобной Вашей, никогда не встречалось — хотя бы потому, что никто никогда не возвращался из-за Арки. Хотя возьму на себя смелость предположить, что колдовство приведёт Вас к смерти быстрее, чем отказ от него. Каждое заклинание истощает Вашу изуродованную магическую сеть, и когда она окончательно придёт в негодность, это просто убьёт Вас — и, скорее всего, это будет болезненно и грустно. Хотя изменения, повторяю, необратимы, и даже жизнь маггла Вас не спасёт.
— Но я могу превращаться в дракона… по меньшей мере частично… и вызывать огонёк на руке, видите? — Гарри в смятении заставил огонёк появиться, словно трепещущий язычок пламени мог опровергнуть все слова Финеаса Найджелуса.
— Видите ли, юноша, анимагия основана не на душе, а на теле, — со вздохом пояснил Блэк. — Меняется Ваш способ воспринимать мир, Ваш облик. Она переплавляет Ваши пять чувств из человеческих в звериные, но душу Вашу не трогает. Анимагия действует в обход магической сети, если можно так выразиться, недаром она требует только мысленного усилия. В анимагическом облике Ваши магические способности не действуют… это яснее ясного показывает, что магическая сеть в этом не участвует. Надо сказать, Ваше образование просто зияет белыми пятнами… А Ваш огонёк… право, это не смешно, юноша. Он требует так мало, что Вы и не можете ничего почувствовать. Даже не почешетесь.
— Но я колдовал после Арки… в поезде, по пути из Хогвартса, и ничего не почувствовал…
— И какие заклятия Вы использовали?
— Фодико… Фините Инкантатем… Фурнункулюс… всё.
— Ну, Фините Инкантатем не заклятие — оно всего лишь прекращает отток Вашей магической энергии через палочку, а заклятие, напротив, этот отток вызывает. В Вашем возрасте пора бы уже знать это, юноша. Что же касается прочих двоих… Фодико забирает достаточно сил, чтобы Вы почувствовали себя плохо… — Блэк задумался.
— А слёзы феникса могли блокировать это? — тихо спросил Гарри. — Фоукс плакал для меня, когда я вылетел из-за Арки…
— Неприятные ощущения — безусловно, могли. Если количество слёз было достаточным для того, чтобы остаточный целительный эффект сохранился несколько дней.
«Фоукс плакал щедро… будто знал, что мне пригодится. И уже тогда, когда Снейп вылечил основные мои повреждения… словно специально, чтобы эффект сохранялся дольше… как мило со стороны Фоукса позаботиться, чтобы я не облевал Малфою ботинки…» Мысли Гарри метались в голове в самой настоящей панике, как крысы, обнаружившие, что бежать с тонущего корабля некуда.
— А… вылечить слезами феникса это нельзя? — с надеждой спросил Гарри.
— Юноша, отчего Вы смотрите на меня, как на последнюю надежду? Я практически ничего об этом не знаю, хотя все остальные — ещё меньше… я считаю, если бы это лечилось слезами феникса, небезызвестный Вам Фоукс потрудился бы наплакать их в достаточном количестве, чтобы Вам хватило для исцеления. Кроме того, испокон века лекарства для тела отличались от лекарств для души.
— То есть, Вы считаете, что самым простым выходом для меня будет лечь в гроб и самому накрыться крышкой? — напрямик спросил Гарри.
— Вы так прямолинейны… — поморщился Финеас Найджелус.
— Но я прав?..
— На мой взгляд — правы. Хотя у Вас есть время, чтобы самостоятельно искать другой выход… ограничьте своё колдовство, заройтесь в книги, делайте что-нибудь…
— Скажите, сэр, обо всём, что Вы мне сейчас рассказали, знает кто-нибудь, кроме Вас?
— Насколько мне известно, никто. Даже Дамблдор, отвечая на Ваш невысказанный вопрос.
— Могу я попросить Вас сохранять наш разговор в тайне от всех остальных, не делая исключений ни для кого?
— Конечно, юноша. Всё останется между нами…
— Вы что-то подозрительно сговорчивы…
— Вы — единственный официально существующий наследник рода Блэков, Гарри Поттер.
Глава 3.
— Что случилось, расскажи;
быть может, я сумею помочь тебе?
Леонид Соловьёв, «Очарованный принц».
Палочку Гарри спрятал в сундук — пользоваться ею он не собирался без крайней необходимости. Книги… книги, книги и книги. Верные друзья Гарри… они не лгали, не предавали… а если лгал тот, кто писал их, всегда можно было найти правду, перечитав десятки, сотни книг, сравнив всё, что в них говорилось, сделав конспект, проанализировав… книги ничего не просили и не требовали, они беззвучно говорили с ним, когда людей не было рядом, и никогда не мялись в нерешительности, ничего не забывали, не оскорбляли его и не обманывали. Их было много в библиотеке Блэков, и Гарри за неделю перечитал практически всё, что там касалось медицины, и теперь, не найдя ничего подходящего, перелопачивал книги о редких зельях, природе магии и прочих областях, где мог найти что-нибудь полезное. Увы, полезное не находилось... Всё это время Гарри ночевал в библиотеке — просто отключался на стуле, положив голову на разворот раскрытого фолианта. Он забывал, что нужно есть, нужно умываться, переодеваться… шелест страниц, полутьма, вечно царившая в библиотеке, где не было окон, неверный дрожащий свет огонька на ладони, резкий запах старой пыли — никто не открывал эти книги много, много лет… затёкшая шея, дрожащие от усталости пальцы, слезящиеся глаза… сначала — чувство голода, отстранённое и несильное, потом пустота. Выход должен быть… его не может не быть, можно же сделать что-нибудь… что сломалось — чинится… Гарри лихорадочно листал книгу за книгой, вчитываясь в тексты. Он узнал достаточно, чтобы экстерном сдать ТРИТОНы по Зельеварению и Чарам хотя бы на «Хорошо», но среди всего этого не было и намёка на что-нибудь реально полезное. Гарри как безумный читал, читал и читал; он искал ответ на вопрос, который до него никто и никогда не задавал.
Может ли быть так, что ответа не существует?..
— Та-ак, что я вижу… — Гарри взяли за плечи и бесцеремонно приподняли над стулом. — Бледнолицее нечто на последней степени издыхания… Гарри, ты что, с ума сошёл?!
— Сириус? — хрипло пробормотал Гарри, обнаружив, что его голос успел изрядно заржаветь от того, что им долго не пользовались.
— Поздравляю с возвращением в реальный мир, — несколько издевательски подтвердил крёстный. — Я тут, значит, думаю, что он на меня дуется, вот и не показывается на глаза… а он зарылся в библиотеку, не ест и не пьёт! Если бы Финеас Найджелус не забил тревогу, ты бы помер тут от жажды, чёрт побери!..
Выговаривая Гарри за такое неразумное поведение, Сириус подхватил крестника на руки и вынес из библиотеки; глаза Гарри заслезились от непривычно яркого света.
— Пей, — Сириус сунул ему в руки стакан воды. — Мелкими глотками.
Гарри послушно начал пить понемногу. Ему было уже всё равно.
— Ты что, решил покончить жизнь самоубийством? — сердито осведомился Сириус. — Допьёшь — пойдёшь мыться и ляжешь отдыхать в нормальной кровати! Придумал тоже, спать на столе в библиотеке!.. Мерлин мой, Гарри, что ты там так яростно искал? Амбридж в школе больше нет, ты можешь хоть каждый вечер свободно приходить сюда через камин и брать любые книги. Зачем ты пытался прочесть всё, что там есть, за одну неделю?!
— Мне было нужно, — пробормотал Гарри, не поднимая глаз от стакана. Поверхность воды подрагивала — руки тряслись.
— Что тебе было там нужно?
Вместо ответа Гарри сделал ещё один глоток.
— Ох, Гарри… не смей так делать больше, понял?!
— Понял, — покорно согласился Гарри, потянулся вперёд, обнял Сириуса и заснул у крёстного на плече.
Ему снилось, как он залезает в гроб и накрывается крышкой. Крышка была тяжёлая и всё никак не ложилась ровно, сам гроб был коротковат; внутри было жёстко и назойливо пахло увядшими розами. Рядом с гробом стояла Арка, небрежно помахивала завесой и терпеливо, уверенно ждала.
Хуже всего были причитания миссис Уизли. Остальные, кто был в доме, либо полагали, что у него были очень важные причины так над собой измываться — и пытались украдкой эту причину выведать — либо имели достаточно такта, чтобы не напоминать ему об этом вообще. «И ведь ни один… ни один не додумался поискать меня в библиотеке, даже Гермиона!». Но миссис Уизли не нужны были причины; она охала над Гарри, не давая ему и слова вставить, кормила, как на убой, «дипломатично» подговаривала своих детей составлять компанию «бедному мальчику», чтобы он больше так не поступал. А Гарри казалось, что в нём неслышно тикают часы, отсчитывая минуты и секунды, которых он раньше не ценил — секунды, утекающие, как песок сквозь пальцы, пока его магическая сеть потихоньку разрушается, осыпается, разламывается на кусочки. И тиканье этих часов заглушало порой голоса остальных, что бы они не говорили. Сколько ему осталось, если учесть, что в школе он должен, обязан будет колдовать на уроках и занятиях Эй-Пи, колдовать много и на совесть? Сколько ему осталось, если он провёл в Арке целых полтора дня? «Все мы когда-нибудь умрём…», — философски замечал внутренний голосок. «А некоторые из нас умрут раньше других», — отвечал Гарри угрюмо. Странное дело, прежде Гарри не особо ценил свою жизнь… он выживал не столько из желания жить, сколько из духа противоречия: вы хотите, чтобы я умер, а я не позволю вам решать за меня такие вопросы, поэтому валите-ка куда хотите с вашей Авадой, вашим ядом и со всем, что у вас там ещё есть.
В этот раз противостоять было просто некому. Причина сидела в самом Гарри; его магия предала его, она убивала его, она изнутри грызла его жизнь по кусочкам, и это нельзя было остановить, а если и можно — Гарри не знал, как это сделать, и никто не мог посоветовать ему. Бессилие. Беспомощность. Беззащитность.
Гарри честно пытался расслабиться, забыть на время обо всём, чтобы с новыми силами начать поиски ответа в Хогвартсе; он играл в шахматы с Роном, неизменно проигрывая, писал письма близнецам, тщательно умалчивая о последствиях падения за Арку, шутливо пикировался с Сириусом, помогая крёстному ухаживать за Клювокрылом, съедал всё, что миссис Уизли водружала на его тарелку, обсуждал с Гермионой Древние руны, засыпал, сжимая в руке плюшевую мышку — как талисман. И тиканье часов сопровождало его всюду, подстраивая под свой ритм пульс Гарри, его дыхание и шаги.
«Я веду себя, как истеричная девица. Но для этого у меня всё же есть кое-какие основания…»
— В субботу надо пойти на Диагон-аллею, — озабоченно сказала миссис Уизли в шестнадцатый день рождения Гарри. — Письма пришли сегодня утром, нельзя больше тянуть. Но без охраны мы туда не пойдём…
— Охрана из-за Гарри, да? — с любопытством уточнил Рон.
Что бы кто ни говорил, но у Молли Уизли имелись такт и способность к сочувствию, которые она проявила в полной мере, взглянув на покрасневшего Гарри.
— Из-за того, Рональд Уизли, что кто-то уже похитил или убил Флориана Фортескью и мистера Олливандера, и никто не знает, где ждать нападения Пожирателей в следующий раз! И если не хочешь остаться дома, ешь свой кусок торта молча.
— Но что люди будут делать без Олливандера? — обеспокоенно спросила Джинни. — А как же палочки?
— Есть и другие мастера, — ответил Люпин, явившийся на Гриммаулд-плейс только два часа назад, в местами разорванной чьими-то когтями одежде, встревоженный, усталый и бледный; он и принёс вести о Фортескью и Олливандере. — Но Олливандер был лучшим. Если он у Вольдеморта — это плохо…
— Гарри, — окликнул Билл. Гарри едва не подавился своим тортом. — Вот твои деньги…
Гарри автоматически принял набитый галлеонами мешочек; пальцы обоих на миг соприкоснулись, и Гарри отдёрнул руку, словно обжегшись, но деньги удержать успел — не то они шлёпнулись бы в креманку со сливками.
— Я сходил в твоё хранилище и забрал немного, — быстро заговорил Билл, сглаживая подозрительную заминку. — Не то пришлось бы получать их пять часов, гоблины так усилили меры безопасности… два дня назад банк пытались ограбить, поэтому… словом, я подумал, тебе так будет проще.
— Он всьегда такой заботливый, — разнеженно проворковала Флёр, гладя Билла по волосам и прижимаясь к нему всем телом.
— Спасибо, — сказал Гарри недоеденному торту на своей тарелке.
«Не за что» Билла прозвучало похоже на «прости»… или же Гарри показалось.
Бывали в его жизни дни рождения и похуже… и самым отвратительным в этом дне рождения было то, что Гарри пришлось напоминать себе об этом.
Суббота не задалась с самого начала — это Гарри понял, когда мистер Уизли сказал, что министерская машина повезёт их всех на Диагон-аллею исключительно из-за него, Гарри, которому, видите ли, нужна охрана. Потом вид Диагон-аллеи вверг Гарри в уныние — как, впрочем, и всех остальных. Заклеенные плакатами Министерства витрины, глумливые лица Пожирателей на листовках «Разыскивается», почти пустынные улицы, безлюдный «Дырявый котёл» с новым барменом, хмурым сгорбленным старичком, забитые крест-накрест досками окна кафе-мороженого Флориана Фортескью, наспех построенные ларьки, полные сомнительных амулетов, с продавцами, явно бывшими в духовно-кармическом родстве с Мундугнусом Флетчером.
С покупкой книг, мантий и ингредиентов для зелий (признаться, тут Гарри немного вышел за рамки школьного списка) они расправились быстро; на повестке дня было бонусное посещение магазина Фреда и Джорджа, и если все сгорали от любопытства, то Гарри тосковал по самим близнецам.
Пропустить здание, где располагались «Ужастики Умников Уизли», было невозможно; эти окна отличались от всех прочих, как павлин от куриц. Ярко-жёлтые буквы на фиолетовом фоне кричали:
«ПОЧЕМУ ВЫ БЕСПОКОИТЕСЬ
О САМИ-ЗНАЕТЕ-КОМ?
ВЫ ДОЛЖНЫ БЕСПОКОИТЬСЯ
СОВСЕМ О ДРУГОМ.
ЗАПОР, КАКАЯ СЕНСАЦИЯ,
ОН ЗАХВАТЫВАЕТ НАЦИЮ!»
И никаких скучных министерских предписаний. Миссис Уизли была в шоке, все прочие — в восторге.
Внутри магазина был праздник — тем более нежданный, чем мрачнее было во всех прочих магазинах; толпа покупателей, яркий свет, шум, гомон, смех, яркие стенды с образцами товаров, многоцветные коробки и обёртки. Самих близнецов не было видно; Гарри заметил над стендом, где собралось больше всех народу, гигантскую надпись: «ГАРРИ ПОТТЕР, ИДЕНТИЧНЫЙ НАСТОЯЩЕМУ; КОЛДУЕТ, УЛЫБАЕТСЯ И ДАЖЕ ПЬЁТ ТЫКВЕННЫЙ СОК». «Всё-таки начали производить…»
Гарри протиснулся к стенду, стоявшему дальше всех от стенда с «Гарри Поттером, идентичным настоящему», и взял в руки коробку с надписью: «Запатентованное заклинание мечты». В качестве описания было указано: «Одна простая магическая формула, и Вы попадаете в высококачественную очень реалистичную получасовую мечту; хорошо в использовании на уроках учеников средней школы, практически необнаружимо (побочное действие: безучастное выражение лица и незначительное выделение слюны). Не продается детям младше шестнадцати лет».
— Вау… — восхищённо протянул Гарри. Волшебство, которое позволило сделать такое… это было нечто действительно выдающееся.
— Нравится? — задорно поинтересовался Фред из-за спины.
— Тогда бери, сколько хочешь, — щедро предложил Фред, заключая Гарри в обьятия. — Вообще бери бесплатно всё, что хочешь, ты же наш совладелец.
— Зачем мне какие-то мечты, когда у меня есть вы с Джорджем? — рассмеялся Гарри.
— Ого, какой увесистый комплимент, — Фред чмокнул Гарри в лоб. — Пойдём к Джорджи, он сейчас в подсобке, там все наши самые эксклюзивные товары. По правде сказать, всё, что в этом зале, не приносит и половины того, что наши непубличные разработки.
За занавеской в конце зала была полутёмная комната, заваленная коробками с угнетающими надписями. Защитные шляпы, перчатки и мантии, Порошок Мгновенной Темноты из Перу, Заманивающая Взрывчатка, отвлекающая грохотом внимание врагов, когда надо по-тихому смыться…
— В общем, эти товары раскупаются Министерством на «ура», — подвёл Джордж итог краткой экскурсии по подсобке.
Гарри прислонился плечом к стене и улыбнулся, глядя на сияющих близнецов; рыжие волосы и яркие красные мантии словно рассеивали полумрак подсобки. Он был рад… он был на самом деле рад, что с ними ничего не случилось, что они процветают… но что будет, когда он умрёт? Он ведь наверняка сделает это гораздо раньше, чем близнецы…
— Эй, Гарри, что-то случилось?
— Что не так?
— Всё так, — Гарри очень натурально ухмыльнулся. «Если не считать того, что я умираю, то всё просто шоколадно». — Вот только интересно… вы меня первыми поцелуете, или я вас?
— А есть какая-то разница? — Фред лизнул мочку уха Гарри.
— Мы думаем, что абсолютно никакой, — тоном опытного эксперта добавил Джордж, целуя Гарри в губы.
Поцелуи из нежных и лёгких быстро перешли в жадные, горячие, нетерпеливые; Гарри выгибался, задыхаясь от желания, руки близнецов блуждали по его телу, и каждое прикосновение, умелое, ласковое, почти обжигало. Несколько коробок с грохотом свалились на пол, мантия Гарри куда-то делась, и он понял, что его рубашка расстёгнута, только тогда, когда Фред лизнул его сосок, а Джордж повёл линию поцелуев вниз по плечу, спуская рукав.
Горячие руки, исступленная нежность — они так долго не были вместе, несколько недель, в шестнадцать и восемнадцать это кошмарный срок; сбивчивый шёпот, единый ритм, кожа к коже, густые волосы — как пламя, припухшие губы… восемь минут, показавшихся Гарри восемью вечностями, сладкими, как слёзы феникса, понадобились ему, чтобы приглушенно застонать в губы Джорджу, выгибаясь навстречу ласкающей руке Фреда.
Близнецы застегнули его рубашку; отвели со лба прилипшую прядь волос, пока он, благодарный, опустошённый, держался за них, вдыхал их запах, ловил в воздухе их руки и целовал кончики чутких пальцев.
— Что с тобой случилось? — дыхание Фреда обдавало жаром кожу Гарри.
— Что тебя мучает? Расскажи нам…
— Ничего… — шепнул Гарри, зная наперёд, что может врать кому угодно, но только не близнецам. — Ничего…
— А всё-таки?
— Вы не можете помочь… зачем грузить вас лишней ерундой…
— А если можем? — в голосе Джорджа проскользнула нотка обиды.
— Никто не может… — замотал головой Гарри. — Совсем никто…
Он сполз по стене на пол, придавливая коробку с Защитными шляпами; близнецы опустились рядом, обнимая его, заключая в безопасность и уют между своими телами.
— Покупатель ищет шуточный котёл, мистер Уизли и мистер Уизли, — молодая ведьма в алой мантии — видимо, это была корпоративная форма «Ужастиков Умников Уизли» — заглянула в подсобку, не выказав ни малейшего удивления по поводу позиции, в которой застала своих нанимателей.
— Покажи ему товар сама, Верити, — отмахнулся Фред. — Мы с мистером Уизли заняты.
— Хорошо, мистер Уизли, — Верити тщательно задёрнула за собой занавеску.
— Расскажи, не мучай себя.
— Если и правда помочь не можем, то выслушаем.
Гарри глубоко вдохнул и выдохнул.
Рассказать или не рассказать?
— Вы будете переживать… вы не сможете помочь, и мне легче не станет, если я расскажу… я это всё не разделю, а приумножу…
— Мы вполне способны справиться со всем, с чем справляешься ты, — мягко сказал Джордж. — Или ты считаешь нас слабыми?
— Я… уже свыкся с этой мыслью. А вам ещё надо будет принять её… — Гарри закрыл глаза и мысленно спросил себя, какого чёрта он артачится, когда даже слабоумному дикобразу ясно, что противостоять двойному напору близнецов невозможно. Попробуй лучше остановить цунами клюшкой для гольфа!
— С какой мыслью, Гарри? — Фред намотал на палец вихор на макушке Гарри, легонько подёргал, словно вырисовывая пожирнее точку под вопросительным знаком в конце своей реплики.
— Не замыкайся в себе… Кстати, ты что, думаешь, нам будет легче после всех намёков, что ты тут уже раздал?
Последняя мысль была вполне здравой. И Гарри рассказал близнецам о том, что бывает, когда падаешь в Арку.
— Подлови этого Финеаса Найджелуса ещё раз и узнай досконально, в каких архивах он копался, — деловито сказал Фред, когда Гарри замолк. — Вполне может быть, что он пропустил какой-нибудь след…
— А до тех пор экономь своё волшебство. Попроси Блейза тебе помогать. Даже если не расскажешь, в чём дело, он всё равно всё для тебя сделает, — добавил Джордж.
— Как цинично звучит… — критически заметил Гарри.
— Так мы по себе судим, — пояснил Джордж. — И не мучайся больше. Так просто ты отсюда не сбежишь!
— Мы сделаем всё, что сможем.
— И немножко больше.
— А ты не смей унывать.
— И умирать тоже не смей.
— Ясно?
— Ясно, — рассмеялся Гарри.
В конце тоннеля засиял свет. Пусть это даже был луч его собственного фонаря — какая разница?..
«Я думаю, что абсолютно никакой».
* * *
Задача «Подловить Финеаса Найджелуса» оказалась не такой уж и сложной; достаточно было два дня поошиваться вблизи его портрета, ожидая, пока он появится, чтобы понаблюдать за жизнью своего праправнука и его крестника. Список архивов и семейных библиотек Блэк предоставил по первой же просьбе, но долго при этом смеялся, сказав, что если уж он шесть лет потратил, чтобы переворошить всю возможную информацию по этому поводу, то двое молодых самонадеянных и легкомысленных парней уж точно не найдут ничего за то время, что осталось Гарри.
— И сколько же мне, по-Вашему, осталось?
Финеас Найджелус пожал плечами.
— В своей жизни, юноша, я участвовал в одной войне... мне доводилось видеть людей, из глаз которых так же смотрела смерть, как и из Ваших… как правило, эти люди умирали в течение недели, больше — двух, потому что их разрушало какое-нибудь изощрённое проклятие, к примеру. Но Вы протянули уже больше… могу только сказать, что на шесть лет Вы вряд ли можете рассчитывать.
— Да что Вас заклинило на этих шести годах? Фред и Джордж вполне могут быстрее найти что-нибудь, что Вы пропустили…
— Думаете, юноша?
— Ну-у… всё-таки Ваш… друг был за Аркой… а я здесь, и близнецы сделают всё, чтобы я тут и оставался.
— Вы так верите в любовь, юноша?
— В их любовь — верю…
— Да Вы идеалист!
— Если бы…
«Вот список, на отдельной бумажке. Берегите себя.
С любовью,
Гарри».
— Гарри…
— А? — Гарри поднял взгляд от футболок, которые честно пытался уложить в аккуратную стопку.
— Собираешься? Давай помогу… — Сириус ловко покончил с упрямыми футболками и закинул их в открытый сундук Гарри.
— Как ты? — Гарри привалился спиной к кровати. — Как у вас с Ремусом?
Сириус сел рядом, обняв колени руками; эта поза выглядела настолько привычной, что Гарри задумался, а не в ней ли Сириус проводил дни в Азкабане.
— Как сажа бела… не в рифму, да, зато правда. Мы как сговорились не вспоминать о том разговоре, но всё равно он везде проскальзывает… может, Рем и в самом деле нашёл себе кого-нибудь поинтересней меня? — с горечью спросил Сириус; вопрос был риторическим, но Гарри ответил.
— Он всё ещё чувствует себя виноватым.
— Как может чувство вины быть таким сильным? Почему нельзя забыть то, что было пятнадцать чёртовых лет назад…
— А вы об этом говорили? Ты говорил, что простил, чтобы он забыл?
— Нет…
— Ну так скажи в следующий раз! И будь уверен, никого он себе не нашёл.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю, — уверенно сказал Гарри. «Кому и знать-то, как не мне».
— Ладно… — Сириус устало потёр виски. — Что мы всё обо мне и обо мне? Расскажи про себя что-нибудь…
— Что? — Гарри сдержал позыв нервно расхихикаться, представив, как рассказывает Сириусу о взаимоотношениях с одноклассничками, о последствиях падения в Арку, о наказаниях Амбридж… — У меня на самом деле достаточно скучная жизнь… со слизеринцами я не общаюсь, со всеми остальными негде и некогда общаться. Сижу один, усиленно учусь… ловлю снитч для Слизерина…
— Что, с тобой прямо-таки и не происходило ничего интересного? — недоверчиво прищурился Сириус. — Не верю!
— Ну-у… — Гарри лихорадочно перебирал воспоминания, ища что-нибудь развлекательное, цензурное и информативное одновременно. — А вот горгульи, которые перед кабинетом директора… они меня почему-то называют Наследником. Ты не знаешь, может, мой отец был потомком кого-нибудь из Основателей?
— Может, старые каменюки просто двинулись? — со смешком предположил Сириус. — Джеймс никогда ни о чём таком не упоминал… да и я не встречал нигде, хотя маменька заставляла меня зубрить генеалогию всех семейств, которые были в родстве с Блэками.
— Понятно... хотя вряд ли они двинулись. Может, об этом просто никто не знает…
Сириус задумался, забавно морща нос.
— Знаешь, я не могу придумать, зачем бы кто-то стал это скрывать. Это, как минимум, почётно… если только поискать в хрониках самой семьи, намёки должны найтись…
— А у Поттеров есть хроники?
— Всё, что было, хранилось в доме, который был разрушен пятнадцать лет назад, — Сириус развёл руками, словно извиняясь. — Даже если тогда что-то уцелело, то теперь давно сгнило. Все думали не о вещах, а о тебе…
Гарри прикусил губу.
— Жалко…
— Послушай, я ведь хотел тебе сразу отдать! — Сириус вытянул из кармана какую-то бумажку. — Когда заговорили о хрониках, вспомнил… вот. Это ещё одно стихотворение Джеймса… сегодня с утра на ум пришло…
Гарри бережно разгладил мятый пергамент и негромко прочёл:
— Есть лица, подобные пышным порталам,
Где всюду великое чудится в малом.
Есть лица — подобия жалких лачуг,
Где варится печень и мокнет сычуг.
Иные холодные, мертвые лица
Закрыты решетками, словно темница.
Другие — как башни, в которых давно
Никто не живет и не смотрит в окно.
Но малую хижинку знал я когда-то,
Была неказиста она, небогата,
Зато из окошка ее на меня
Струилось дыханье весеннего дня.
Поистине мир и велик, и чудесен!
Есть лица — подобья ликующих песен.
Из этих, как солнце, сияющих нот
Составлена песня небесных высот.
Замолчав, Гарри рассеянно поглаживал пергамент пальцами.
— Сириус… а кому это было посвящено?
— Посвящено?
— То стихотворение, про грозу… помнишь? Оно было посвящено маме. А это кому? Точно не ей, она же была красивая, я видел на колдографии, а здесь — «была неказиста она, небогата»…
— Н-не знаю… — Сириус был сбит с толку. — Ты думаешь, оно о ком-то определённом?
— Мне так кажется. Может, вспомнишь? Откинь всех красивых людей, которые были тогда рядом с вами… кстати, когда это было написано?
— Где-то на шестом курсе, не помню точно, когда именно… — Сириус хмурился, вспоминая своих бывших однокурсников. — Нет, не она… и не он — редкостная свинья был парень, что снаружи, что внутри… и не она… и не мы с Ремом, мы всё-таки не настолько неказисты были в те времена… и не он, конечно… разве что… если только… ох.
— Что «ох»? Вспомнил?
— Нет, — быстро сказал Сириус. — Показалось. Не помню никого такого, чтобы «дыханье весеннего дня». Наверное, просто так написано… не знаю, как это у поэтов бывает, но ведь необязательно о ком-то?
— Наверно, необязательно, — согласился Гарри, пряча стихотворение в карман; о специфике стихосложения он имел ещё более смутные представления, чем Сириус. — Спасибо огромное, Сириус… жаль, что мне завтра уезжать в Хогвартс. Кстати, ты ведь тут не останешься снова? Ты писал, Дамблдор собирается дать тебе какое-то поручение….
— Вроде собирается… но пока не сказал ничего конкретного. Обещает, что через несколько дней наведается и скажет, чем заняться для Ордена.
— Напиши, как получишь задание, — попросил Гарри, устраивая голову на плече Сириуса. — Пусть секретное… просто напиши, например, что будешь делать кое-что для «старой компании».
Остаток вечера они мирно и даже как-то по-семейному проговорили о квиддиче.
Глава 4.
Долгое путешествие, тяжёлая усталость, тревоги…
Георгий Караславов, «Орлиный камень».
На вокзале — куда они прибыли на министерской машине — Гарри сопровождали за барьер два мрачных аврора в плохо сидящих маггловских тёмных костюмах; один даже цепко держал Гарри за руку, будто сомневался, что тот сам найдёт дорогу до нужной стены между платформами. Взгляды всех, кто толпился на перроне — восхищённые, насторожённые, восторженные, влюблённые, ненавидящие — наполняли собой воздух, которым было трудно дышать; Гарри непроизвольно сутулился, прячась от этих взглядов, но через секунду спохватывался и независимо расправлял плечи — не всё ли равно, что они все о нём думают? Не всё ли уже равно…
— Гарри, ты пойдёшь в вагон старост? — робко осведомилась Гермиона.
— Да, пойду… надо только вещи куда-нибудь пристроить, в какое-нибудь свободное купе.
— Так опоздаешь же, — напомнил Рон. — Лучшие Ученик и Ученица на тебя разозлятся…
— Кусок они от меня всё равно не откусят, не так ли? — отмахнулся Гарри. — Подождут немного.
— Привет! — только что вспрыгнувший в поезд Блейз расплылся в улыбке до ушей при виде Гарри. — Ищешь купе?
— Надо куда-то вещи пристроить, — признал Гарри.
— Давай сюда, — Блейз, не задумываясь, открыл дверь ближайшего купе — совершенно пустого. — Я подожду тебя, пока ты будешь в вагоне старост.
— Ага, спасибо, — Гарри вместе с Блейзом затащил в купе свои и его вещи и бегом кинулся догонять Рона и Гермиону. — Я скоро приду!
Однако вид собравшихся старост не располагал к тому, чтобы быстренько прослушать обычный инструктаж и уйти по своим делам; нынешние Лучшие Ученик и Ученица, некто из Хаффлпаффа, чьего имени Гарри не припомнил бы и под угрозой навозной бомбы, и Чжоу Чанг, выглядели очень сурово и решительно. Прочие старосты выражали собой прямо-таки воплощённое внимание. Гарри кивком поздоровался с Дафной Гринграсс, Эрни МакМилланом, Ханной Аббот; улыбнулся Колину Криви от пятого курса, демонстративно проигнорировал Кэти Белл, вместе с каким-то парнем отвечавшую за Гриффиндор, и Крейга Боуда с Патрицией Деррик из Слизерина. Всех прочих он вообще помнил смутно, кроме тех, кто теперь отвечал за пятый курс Слизерина; насколько он мог их опознать, это были младший брат Эдриана Пьюси, Доминик — донельзя зашуганный старшекурсниками, у которых до сих пор был на побегушках, худой, малорослый и стеснительный — и Джиллиан Монтегю, уменьшенная копия брата, закончившего Хогвартс в прошлом году; у неё, обладавшей непринуждёнными манерами бывалого солдата, авторитета среди младших курсов хватило бы не то что на двоих, а и на десятерых. «Должно быть, Дамблдор каждый раз очень забавляется, когда подбирает старост», — решил Гарри.
— Вы все знаете, — негромко сказала Чжоу Чанг, когда все утихли, — что Магический мир теперь в состоянии войны.
«А если все и так знают, зачем повторять?»
— Поэтому мы, старосты, должны оказывать властям всю возможную помощь. Нужно поддерживать дисциплину среди учеников, нужно не допускать паники. Хогвартс, возможно, станет важнейшим форпостом в будущей войне — и мы должны подготовить всех к этому.
«Ой, как круто…»
— Поэтому прошу всех немедленно пресекать любые беспорядки во время патрулирования коридоров. Сначала пойдут пятые курсы: Гриффиндор, Рэйвенкло Хаффлпафф и Слизерин. В такой же очередности — шестые и седьмые, все по полчаса. Все поняли?
«Ну уж такого-то дауна, до которого не дошло бы, вряд ли сделали бы старостой».
— Напоминаю, что в обязанности старост входит патрулирование Хогвартса по ночам и пресечение беспорядков на переменах. Пятые курсы, не забудьте получить у деканов пароли от гостиных и проводить первоклашек после пира. На ежемесячном старостате будут раздаваться новые пароли, расписания ночных дежурств и будет проводиться разбор деятельности всех старост. Явка обязательна... для всех, даже для народных героев, — «это намёк на то, что в прошлом году меня ни на одном старостате не было? Подумаешь...» — Если вы не оправдаете возложенных на вас надежд, вас могут снять с поста… так же, как и за плохую учёбу.
«Хоть где-то ко мне нельзя придраться, хвала Мерлину».
— Теперь все свободны, пятый курс Слизерина начинает обход.
Гарри вымелся из купе на второй космической.
— Всё, — Гарри с облегчением вытянул ноги, упав на сиденье; Блейз собрал со стола карты Таро, которые зачем-то раскладывал, и воззрился на Гарри со всем возможным вниманием. — Они там такие зануды со своими пафосными речами о будущей войне…
— А что ты хочешь? — фыркнул Блейз. — Наверняка директор послал Лучшим Ученикам соответствующие инструкции…
— Хорошо, что я не Лучший Ученик… — Гарри закинул руки за голову. — Надо будет только отпатрулироваться ещё…
Блейз сунул карты в карман и опустился на колени у изголовья Гарри.
— М-м? — вопросительно осведомился Гарри.
— Да просто так…
— У тебя ничего не бывает «просто так», — улыбнулся Гарри. — У тебя всё обязательно с умыслом.
— Да? — прищурился Блейз. — И с каким же на этот раз?
Гарри соскользнул на пол рядом с Блейзом и сделал вид, что глубоко задумался.
— Может быть, с этим? — Гарри запустил пальцы в густые волосы Блейза и поцеловал его в губы — мягкие, с привкусом кофе, горячие…
— И с этим тоже, — согласился Блейз. — Но тебя что-то тревожит… что?
— У тебя карманное зеркало есть? — мрачно спросил Гарри.
— А зачем тебе? — опешил Блейз.
— Посмотрю, вдруг у меня на лбу что-то написано! Близнецы тоже почти сразу поинтересовались, что со мной не так…
Блейз рассмеялся и невесомо провёл кончиком пальца по лбу Гарри, вычерчивая какие-то одному ему ведомые узоры.
— Здесь абсолютно чисто, могу тебя уверить — ну, если не считать шрама. Но зато вот здесь, — Блейз коснулся губами точки между бровями Гарри, — есть ма-аленькая морщинка… а раньше её не было. Ты очень много думаешь о чём-то и хмуришься. А ведь даже в прошлом году так не делал… и вообще никогда.
— Мне ещё рано обзаводиться морщинами, — проворчал Гарри.
— Что поделаешь, — Блейз снова поцеловал эту морщинку, которой сам Гарри не замечал. — Кстати, если не присматриваться, её не видно… ну, не хмурься…
Совершенно невозможно хмуриться, когда тебя так нежно целуют; Гарри таял под губами Блейза, целовал в ответ, перебирал тёмные пряди, отливавшие красным в солнечном свете.
— Почему у тебя такой странный цвет волос? — не удержался Гарри. — Нигде такого не видел…
Блейз слегка запрокинул голову, подставляю шею губам Гарри.
— А давай по-честному — я тебе о волосах, ты мне о том, что тебя тревожит.
— По-моему, это нечестно, — Гарри в отместку поставил Блейзу большой засос в ложбинке между ключицами. — О твоих волосах наверняка есть занятная легенда, которая не имеет никакого отношения к настоящему, а моя проблема… я не хочу нагружать тебя этим. Просто не хочу, чтобы у тебя появилась такая же морщина.
— Ничего, есть косметика, — фыркнул Блейз. — Одолжу у матери крем от морщин, и дело в шляпе. Итак, меняемся честными рассказами?
— Ну зачем ты вставил это прилагательное… — вздохнул Гарри, надеявшийся сочинить что-нибудь.
— Вот затем и вставил, — Блейз утешающе чмокнул Гарри в кончик носа. — Или ты боишься, что я с морщинами перестану тебе нравиться?
— Балбес, — беззлобно сказал Гарри. — Тогда сначала ты рассказывай.
— Ладно… дай только сяду поудобнее, — Блейз поднялся с пола и устроился на сиденье. Гарри, недолго думая, сбросил кроссовки и с ногами залез на сиденье рядом, обняв Блейза; живое тепло, бьющаяся жилка в дюйме от губ Гарри позволяли не думать о постороннем, негромкий мягкий голос отвлекал от непрестанного мысленного тиканья.
— Я бы не сказал, что это действительно такая уж занятная легенда… начинается она с того, как первый Забини явился в Англию и стал отвоёвывать себе место под солнцем. По легенде ему отчего-то не сиделось спокойно в своей Греции, где до того проживали толпы потомков Кассандры, не только он один… кажется, дело было в том, что в паломничество ему приспичило стаскаться в Мекку, а там, где он жил, не жаловали религию пророка Магомеда... Был основатель нашего рода смуглый, черноволосый и черноглазый — и всем Забини внешность передал — и носил при себе, помимо палочки, какой-то кривой меч с длинным зубодробительным названием. В общем, он явился и бил морды всем, кто был против… твоим предкам, кстати, в том числе. Потом они, правда, помирились, да и вообще почти все признали моего предка за равного и решили не связываться. Но с одним родом — с родом МакГонагалл, угу, тем самым, да-да — мой предок враждовал до-о-олго… я подозреваю, что спустя полвека резни и грызни все успели забыть, с чего это началось, но, как говорится, noblesse oblige... Кончилось тем, что тогдашнего главу МакГонагалл мой предок умертвил тем самым мечом; почему не банальной Авадой, неизвестно. Возможно, хотел поглумиться, — Блейз хмыкнул. — Далее в семейных хрониках говорится, что мой предок с победным кличем — клич этот на полстраницы — отбросил меч, опустился на колени рядом с трупом, из чьего перерезанного горла всё ещё хлестала кровь, набрал полные ладони этой крови и омыл ею свою дурную голову. Дескать, этот жест символизировал то, что жизнь и смерть побеждённого принадлежали победителю, а ещё говорилось, что таким образом он вытягивал силу из побеждённого — было в те времена такое странное поверье. А потом, сколько мой предок голову ни мыл, красноватый отенок остался навсегда. Я, грешным делом, когда прочитал, подумал, что у него просто был никудышный шампунь… Ну, потом там было ещё страниц двадцать про неизмеримую крутость основателя нашего рода и про то, что этот цвет — знак нашей великой доблести и побед, ну, всякая такая ерунда.
— А что, и правда занятно, — одобрил Гарри. — Красиво, по крайней мере… ты представляешь, что пришлось бы выудить из тела врага моему предку, чтобы оправдать цвет волос?
Блейз подавился воздухом — видимо, представив — и заржал в голос.
— Ладно ещё твоему, — выговорил он сквозь смех. — А представь, что бы понадобилось предку Малфоя?!..
Гарри сложился пополам от смеха.
— Ну ладно, — Блейз резко посерьёзнел. — Теперь твоя очередь рассказывать.
Всё веселье Гарри как рукой сняло.
— Блейз… я сейчас сильно испорчу тебе настроение — и это как минимум… — с тоской сказал Гарри, желая хоть как-то оттянуть момент, когда всё же придётся рассказать. — Может, не надо, а?
— Не буду говорить, как звучит твоя последняя фраза, — фыркнул Блейз. — Рассказывай-рассказывай. Хорошее настроение — дело наживное.
Гарри закрыл глаза, чтобы проще было сосредоточиться на воспоминаниях, и рассказал.
— Эй, ты что об этом хоть думаешь? — не выдержал Гарри после трёхминутной паузы, наступившей после его рассказа.
— Я думаю, что мне надо было разломать эту ** Арку в мелкие камушки сразу же, как я её увидел, — с горечью ответил Блейз. — Но я же не знал, что будет именно так…
— Никто не знал, — Гарри коснулся губами виска Блейза. — Хорошо, что я оттуда хотя бы на некоторое время вернулся… другие как падали в эту дрянь, так там и оставались… а я снова увидел тебя, близнецов, крёстного…
— Ты так спокойно об этом говоришь…
— Я уже привык к мысли, что умираю, — Гарри пожал плечами. — Первые недели я буйно сходил с ума… а теперь вот потихоньку с него схожу. Конечно, обидно так рано умирать, но…
— Ты что, заранее себя похоронил, что ли?! — Блейз вскочил, с силой отталкивая Гарри; последний упал с сиденья, чувствительно приложившись о пол затылком, лопатками и ягодицами. — Ты уже просто ждёшь, пока тебя положат в гроб и напишут на могильной плите: «Он подавал большие надежды»?!!
— Нет, — покачал головой Гарри — частично напуганный такой вспышкой, частично просто растерявшийся. — Я буду искать что-нибудь в библиотеке Хогвартса… и зелий у меня полно про запас, никто не заметит, что мне плохо от колдовства… я… я просто привык. Не смирился, но привык.
Блейз зажмурился и глубоко вдохнул; Гарри зачарованно наблюдал, как успокаиваются затрепетавшие в ярости крылья носа, разглаживаются гневные складки на высоком лбу, расслабляются побелевшие, сжатые губы.
— Прости. Я сорвался… Тебе не больно? — Блейз подхватил Гарри на руки прежде, чем тот успел что-то сообразить и начать сопротивляться, и уложил на сиденье.
— Всё нормально, я же не стеклянный, — Гарри сел по-турецки. — Наговорил тебе всяких гадостей, вот ты и не выдержал.
— Тебе правда не больно? — Блейз поцеловал центр ладони Гарри.
— Правда. Иди сюда…
— Хочешь не упускать времени? — почти истерично рассмеялся Блейз, послушно запуская руки под рубашку Гарри.
— Именно так, — согласился Гарри; виноватый и заботливый Блейз вызывал просто непреодолимое стремление не упускать капризное время…
Гарри плёл косички из волос Блейза — слишком, впрочем, коротких для этого — а Блейз по-кошачьи фыркал и лениво отмахивался. Оба были без рубашек; но штаны они всё же натянули, памятуя, что купе — не Выручай-комната, и сюда может в любой момент кто-нибудь зайти («Обзавидуется же», — заявил Блейз с неподражаемым апломбом). Так оно, собственно, и вышло: незнакомая обоим третьеклассница робко заглянула в купе.
— Я… э-э… — она встретилась взглядом с Гарри и мучительно покраснела; кажется, её смущал даже не тот факт, что оба они полуголые, а тот, что это сам Гарри Поттер. — Я п-принесла вот это… для Гарри Поттера и Блейза Забини…
Она протянула им два пергаментных свитка, перевязанных фиолетовыми ленточками.
— Спасибо, — Гарри забрал оба и вежливо улыбнулся.
Третьекурсница вспыхнула, как маков цвет, и убежала.
— Странная девочка, — глубокомысленно заключил Блейз, беря тот свиток, где было написано его имя. — Вроде бы мы не такие уж и страшные…
— Её просто слепила твоя неземная красота, и она не в силах была оставаться в одном купе с таким воплощением Аполлона, как ты, — Гарри показал Блейзу язык, увернулся от дежурного подзатыльника и сдёрнул ленточку со своего свитка. — «Гарри, я был бы чрезвычайно рад, если бы Вы присоединились ко мне за ланчем в моём купе. Искренне Ваш, Г. Слагхорн».
— У меня ровно то же самое, только имя моё, — хмыкнул Блейз, пробежав глазами своё приглашение. — Этот Слагхорн… мать мне о нём рассказывала.
— А что рассказывала? — заинтересовался Гарри.
— Ну, говорила, что он начал работать в школе едва ли не вместе с Дамблдором... и с тех самых пор основал «Клуб Слизней».
— Звучит не очень аппетитно.
— Да и по сути не очень аппетитно… нет, я не хочу знать, что ты там себе представил, что скорчил такую физиономию… и не надо ржать, будь так добр. Слагхорн привечает в этом своём клубе всех, у кого есть влиятельные и богатые родственники, а также тех, у кого какие-то выдающиеся способности. Тебя, полагаю, пригласили по второй причине, а меня по первой… Потом, когда «Слизни» выпускаются из Хогвартса, они становятся знаменитостями, политиками, предпринимателями, учёными… и не забывают своего старого доброго учителя. У него больше знакомств среди влиятельных людей, чем у всех остальных в этом поезде, вместе взятых. Он как паук, сидит в центре своей паутинки и дёргает за ниточки. С тем поговорил, с этим проконсультировался, того, наоборот, проконсультировал сам… всех поздравил с Рождеством и сам получил ворох открыток… в общем, предприимчивый человечек.
— Надо же, а с виду и не скажешь… — задумчиво протянул Гарри.
— А ты его видел? Где это?
— Этим летом Дамблдор уговаривал Слагхорна вернуться преподавать… и взял меня с собой. Достаточно было светски побеседовать со Слагхорном, пока директор отлучился на пару минут, и он уже согласился. Надо думать, не вынесла душа поэта, когда он увидел, какой роскошный потенциальный «Слизень» в лице меня уходит из рук.
— Очень на то похоже, — ухмыльнулся Блейз. — Так что готовься стать изюминкой коллекции Слагхорна, Мальчик-Который-Выжил-Дважды… Подумать только, Снейп наконец добился своего!
— Чего своего?
— Как чего? Должности преподавателя ЗОТС… он её шестнадцать лет хочет занять, каждое лето подаёт директору заявление, а тот отказывает и набирает кого может. На это уже и ставки перестали делать ещё до того, как мы поступили в Хогвартс. А на проклятую должность охотников мало, вот и попадаются в основном идиоты — один Локхарт чего стоил…
— Постой, ты хочешь сказать, что Слагхорн преподаёт Зельеварение?
— Ну да, — недоумённо подтвердил Блейз. — А ты не знал?
— Откуда? У него на спине нет плаката «Я преподаю Зельеварение»… блин, Снейп и ЗОТС!.. Он же с меня сдерёт три шкуры…
— Хуже Амбридж уже никого не может быть, — успокаивающе сказал Блейз.
— Это меня как-то слабо утешает… — вздохнул Гарри
— Скажи, а что имел в виду Малфой, когда говорил в прошлом году, что ты что-то сделал со Снейпом? — неожиданно спросил Блейз. — Весной, помнишь?
Гарри помнил.
— Не знаю. Может, у Малфоя в тот момент просто что-то помутилось в голове от злости?
— Мне так не показалось, — с сомнением сказал Блейз. — Он явно имел в виду что-то определённое…
Безусловно, проницательный Блейз был прав, но об этом Гарри не собирался ему говорить; не хватало навесить на ни в чём не повинного человека ещё и эту новость — или скорее «устарелость», за давностью-то лет — о подозрительном прошлом Мародёров и Снейпа…
— Если и так, я об этом ничего не знаю, — Гарри потянулся. — Ну что, идём к Слагхорну? Послушаем, что скажет, и я пойду как раз попатрулирую…
— Идём, — согласился Блейз. — Эй, а рубашку ты надеть не планируешь?
— Хм… — Гарри, к собственному глубочайшему неудовольствию, залился румянцем, представив, как по рассеянности явился бы к Слагхорну полуголый, и поймал брошенную Блейзом рубашку. — Эй, это же твоя, ты перепутал…
— Ничего я не перепутал, — Блейз невозмутимо застегнул рубашку Гарри на себе. — Считай, что я фетишист.
Гарри только головой покачал.
— Носки в следующий раз не экспроприируешь?
— Только если чистые, — фыркнул Блейз. — Пойдём уже.
— Гарри, мальчик мой! — Слагхорн лучился радушием, весьма схожим с дамблдоровским; однако отсутствие бороды и очков делало его не «всеобщим дедушкой», а, скорее, «добродушным дядюшкой». — Очень, очень рад тебя видеть! И Блейз с тобой, замечательно! Заходите, присаживайтесь!
Гарри и Блейз присели на свободные стулья у двери; если что, незаметно смыться отсюда было удобнее, чем если бы пришлось протискиваться через всё купе. Помимо них двоих, Слагхорн пригласил двоих семикурсников — Гарри не был уверен, что помнит, с какого они факультета — и выглядящего потерянным и подавленным Невилла Лонгботтома.
— Вы всех здесь знаете? — с энтузиазмом осведомился Слагхорн. — Это Невилл Лонгботтом, вы наверняка его помните, он учится с вами на одном курсе... Это Кормак МакЛагген, прошу...
МакЛагген поднял руку в приветствии.
— А это Маркус Белби, будьте знакомы... — нервничающий Белби улыбнулся и кивнул.
— А теперь начнём общаться, — Слагхорн, казалось, не мог представить себе большего счастья, чем упомянутое общение. — Позвольте предложить вам мой собственный ланч... боюсь, моя пищеварительная система не приемлет то, что имеется на тележке со сладостями, я уже далеко не так молод, как вы, господа!
Слагхорн смеялся словно бы всем телом; объёмный живот под шёлковой рубашкой и бархатным жилетом колыхался в такт смеху, длинные седые усы покачивались в воздухе.
— Позвольте предложить Вам фазана, Маркус...
Расспросом несчастного Белби Слагхорн остался не удовлетворён — Маркус, как выяснилось, редко виделся со своим дядей, изобретателем зелья, о котором Гарри что-то когда-то слышал, и обладателем Ордена Мерлина. Зато Кормак МакЛагген, оказавшись довольно близко знаком с действующим министром магии, заставил Слагхорна просто сиять.
После МакЛаггена наступила очередь Блейза.
— Позвольте узнать, Блейз, как здоровье Вашей матери? — любезно осведомился Слагхорн, предлагая Блейзу блюдо с пирожками.
— Благодарю Вас, профессор, она в полном здравии, — вежливый Блейз взял один пирожок. — Конечно, загадочная смерть уже седьмого мужа — это случилось в позапрошлом году — очень огорчила маму... она решила уйти с головой в дела и бесповоротно покончить с личной жизнью.
— Ах, бедная Каролина, — сочувственно протянул Слагхорн. — Она всегда была ранимой девочкой...
Гарри пребывал в лёгком ступоре. Семь мужей? «И что, все загадочно умерли?!»
— Вы совершенно правы, сэр, — кивнул Блейз, сохраняя на лице чрезвычайно серьёзное выражение. — Никакое наследство, пусть даже очень большое, не может заменить человека...
Блейз скорбно надкусил пирожок; Слагхорн выразил свои соболезнования, чрезвычайно весело при этом поблескивая глазками, и перешёл к Невиллу. Невилл этому обстоятельству был вовсе не рад; он бледнел, краснел и заикался, пока Слагхорн пытался выяснить, унаследовал ли Невилл талант родителей — выдающихся, по словам Слагхорна, авроров.
— И теперь... — вкрадчиво начал Слагхорн, оставив Невилла в покое, — Гарри Поттер! С чего же начать? — триумфально спросил Слагхорн сам себя. — Избранный? Ведь Вас так называют?
— Называют, сэр, — не стал Гарри отрицать очевидного. Кажется, продолжалась игра, начатая ещё летом, в Батлейт Бабертон.
— Конечно, конечно... — протянул Слагхорн. — Ещё с той ужасной ночи ходили слухи... Лили, Джеймс... а Вы выжили, мой мальчик. Говорили, что у Вас есть огромная сила...
— Боюсь, сэр, слухи преувеличены, — улыбнулся Гарри так обаятельно, как только мог. — Я всего лишь рядовой ученик Хогвартса, которому довелось случайно попасть в самую гущу значимых событий...
Блейз рядом давился смехом.
— Ах, как Вы скромны! — Слагхорн был в полнейшем восторге. — В любом случае, этим летом по стране ходили такие слухи... в своём интервью «Пророку» от лица Армии Поттера Сьюзен Боунс отказалась привести текст пророчества, хотя и утверждала, что оно ей известно...
— Вся Армия Поттера знает, что сказано в пророчестве, — ответствовал Гарри беззаботно. — Но я запретил публиковать это, потому что Вольдеморту оно очень нужно... согласитесь, было бы досадно: предпринять столько усилий в июне, спасая пророчество от него, и дать ему возможность прочесть искомое в газете за завтраком.
— Как Вы остроумны, Гарри! — Слагхорн был счастлив находить в Гарри достоинства. — Но полноте, неужели Сами-Знаете-Кто читает газеты за завтраком?
— Никто не знает, что он делает, а что нет, — пожал Гарри плечами. — Поэтому лучше хранить пророчество в тайне.
— Но что, если кто-нибудь из Вашей Армии проговорится? — с живым интересом спросил Слагхорн. — Не опасно ли доверять тайну почти дюжине человек?
— Исключено, — Гарри отмёл все сомнения царственно-небрежным взмахом руки; мягкая ткань рубашки Блейза — несомненно, стоившей дороже, чем весь гардероб Гарри — приятно холодила кожу. Разговор был более чем забавен. — Присутствующие здесь Блейз и Невилл могут подтвердить Вам, что мой приказ не будет нарушен.
«Мерлин, хоть бы не заржать невовремя, обидно будет всё испортить...»
— О, так вы входите в Армию Поттера? — изумлённо осведомился Слагхорн сразу у обоих Невилла и Блейза.
— Ну конечно, сэр, — Блейз изогнул бровь — это долженствовало обозначать недоумение. — Вы же читали интервью... там Сьюзен перечисляла всех, кто был в Министерстве вместе с Гарри.
— И мы в списке точно были, — почти обиженно добавил Невилл. — Сьюзен разослала нам по копии текста, одобренного Гарри...
Слагхорн некоторое время сверлил взглядом обоих, но даже Невилл остался невозмутим и спокоен, не выдав больше никакой информации.
— Что ж, Вы действительно Избранный, Гарри?
— Вы льстите мне, сэр, — снова заулыбался Гарри; настойчивость Слагхорна, жаждавшего определиться с этим кусочком сведений, начинала ему надоедать. — Я уже говорил Вам, что не представляю собой ничего особенного...
«И вообще, раз я скоро умру — и вовсе не от Вольдемортовой руки — значит, пророчество просто лажа. Всегда знал, что Трелони шарлатанка...»
Слагхорн снова не поверил, но понял, что добиться чего-либо ещё — мартышкин труд, и пустился в воспоминания о Гвеног Джонс, нынешнем капитане Холихедских Гарпий. Гарри глянул на часы и встал.
— Простите, сэр, я как староста должен патрулировать вагоны. Я полагаю, наше общение придётся продолжить уже в Хогвартсе...
Во взгляде Блейза читалась неприкрытая зависть к удачному предлогу для побега.
— Конечно, Гарри, мой мальчик, — уютно закудахтал Слагхорн, — заходи в любое время, когда только захочешь. Обязанности старосты — это очень важно...
До обхода поезда в компании Дафны Гринграсс оставалось ещё целых двадцать минут, но Гарри не собирался терять эти минуты, каждую секунду которых отмечали тик-таком незримые часы, на чьи-то воспоминания о знакомстве со знаменитыми людьми. Позабавился, и хватит.
Дверь купе, где он ехал вместе с Блейзом, Гарри зачаровал — чтобы никто не явился; упал на сиденье лицом вниз и позволил себе расслабиться. Всё это время он вёл себя, как обычный человек... как живой человек... как человек, никогда в жизни не падавший в Арку.
Избранный. Чёрта с два! Вольдеморт скоро будет любезно избавлен от мешающегося под ногами мальчишки, спасённого пятнадцать лет назад самоотверженной матерью... каково это будет — умереть от боли, в луже собственной рвоты?..
Гарри уткнулся лицом в рукав рубашки Блейза; от ткани слабо пахло тонким и пряным одеколоном — точно так же, как и от тёмных волос с бордово-красным отливом... Гарри прерывисто вздохнул и крепко зажмурился, но предательские горячие слёзы катились из-под опущенных век, впитываясь в ткань.
«Я не хочу умирать».
«Но такое впечатление, что я с этим уже действительно смирился...»
«Не всё, что можно сломать, можно починить».
«Я не хочу, не хочу, не хочу!!..»
Гарри вцепился зубами себе в ладонь, чтобы не зарыдать в голос.
Он мог делать вид, что с ним всё в порядке, пока кто-то был рядом; мог улыбаться близнецам, таким уверенным и спокойным — наверняка только затем не проявивших беспокойства, чтобы не расстроить его ещё больше; мог, как ни в чём не бывало, заниматься любовью с Блейзом, не позаботившись в пылу запечатать дверь купе магией; мог непринуждённо играть в словесные игры со Слагхорном, плетя паутину недомолвок и якобы случайных оговорок; мог играть в шахматы с Роном; мог терпеливо объяснять Джинни Зельеварение, помогая с заданным на лето сочинением. Но себе Гарри врать не умел и не собирался этому учиться.
Часы неуклонно тикали, отсчитывая заодно со всей оставшейся жизнью и пятнадцать минут, отведённых Гарри себе на слабость.
«По крайней мере, не утянуть бы никого с собой...» Гарри пожалел, что не оттолкнул близнецов и Блейза, что нашёл общий язык с крёстным. «Если бы я вёл себя с ними, как свинья, им, возможно, было бы легче пережить мою смерть, но теперь... поздно теперь». Может, Сириус и не догадался бы о подоплёке дурного поведения крестника, если бы Гарри написал ему каких-нибудь гадостей в ближайшем письме, но Блейз и близнецы всё поймут. И надерут Гарри уши за такое благородство.
Со своей стороны они, конечно, будут правы.
Но беда заключалась в том, что у Гарри была своя сторона, на которую он никого не хотел перетягивать; своя сторона — другой берег Стикса, на котором Гарри не хотел встретить никого из тех, кто был ему дорог. И настоящая трагедия была в том, что желания Гарри эти люди в данном случае в расчёт брать не собирались.
Когда пятнадцать минут кончились — мерное тиканье часов дарило Гарри отличное чувство времени, тик-так, тик-так, секунда за секундой, достаточно вслушаться — он встал, натянул мантию, прикрепил к ней значок старосты; выпил обезболивающего, наколдовал немного холодной воды в пустой стакан, чтобы протереть мокрым платком опухшее, покрасневшее от слёз лицо; остатки воды выпил залпом, вылечил заклинанием два полукруга от собственных зубов на ладони и вышел из купе навстречу раздражённому возгласу Дафны:
— Ну наконец-то, я уж думала, одной придётся весь поезд обходить! Чем ты занимался эти пять минут, на которые опоздал?
— Дела, Гринграсс, дела...
* * *
«Слово чести не склоняется», — гласил нынешний пароль к слизеринской гостиной; Гарри, то и дело вспоминая за пиром в Большом зале эти слова, хмыкал в кубок с соком. Эта фраза скорее подошла бы Гриффиндору...
Сортировочная Шляпа спела песню, превосходившую длиной прошлогодний шлягер, но суть была точно та же: не ругайтесь, ребята, мы все играем в одной песочнице, так что давайте жить дружно. Дамблдор представил Слагхорна как нового преподавателя Зельеварения; на лице Снейпа, объявленного учителем ЗОТС — «ёлки-палки, это же просто слоновьим терпением и ослиным упрямством надо обладать, чтобы шестнадцать лет подряд каждый год проситься на одну и ту же должность!» — промелькнул самый настоящий триумф.
— Я не могу достоверно сказать, насколько опасна ситуация на данный момент. Защита Хогвартса была усилена в течение этого лета новыми и более мощными способами, но даже учитывая это, мы не должны проявлять неосторожность, все мы, начиная с учеников и заканчивая преподавателями. Посему я побуждаю вас придерживаться всех ограничений безопасности, которые администрация школы может на вас возложить, хоть вы и можете найти их обременительными... в частности, например, правило, по которому вам не разрешается выходить из замка в определённое время. Я прошу вас немедленно сообщать кому-либо из преподавателей, если вы заметите что-нибудь подозрительное внутри или снаружи замка. Я верю, что вы будете вести себя правильно и предельно осторожно — как для вашей собственной безопасности, так и для безопасности других людей.
«Как это всё мило и вдохновенно звучит...»
Директор великодушно позволил всем разойтись по спальням; Гарри подождал, пока Малфой вместе со своими преданными громилами пройдёт мимо — ещё не хватало подставлять им спину! — и только тогда двинулся прочь из Зала, одним из последних. Блейз догнал его.
— Ты в порядке?
— Да, — рассеянно ответил Гарри. — Я же не колдовал... и времени у нас полно...
«До тех пор, пока часы не замолчат».
— Но завтра уроки... как ты будешь?
— Буду пить обезболивающее. На Зельях будет легко, на Уходе за Магическими Существами тоже... вообще надо опасаться только Трансфигурации, Чар и ЗОТС — там надо непосредственно много колдовать.
— Может быть, я буду за тебя что-нибудь делать?
— Но мне же надо всё это уметь... просто присматривай за мной, чтобы я ничем себя не выдал, хорошо?
— Хорошо.
Над спальней, в которой Гарри ночевал пять лет, красовалась гордая табличка: «Шестой курс». «Убиться веником, я умудрился дожить до шестого курса... если подумать, я должен не сокрушаться, а радоваться, что так долго протянул».
— Locus Singularis, — Гарри убрал палочку в карман мантии, глотнул обезболивающего, прогоняя из головы пренеприятное ощущение разлившегося по мозгам кипящего масла, и прислушался к шагам и возне остальных.
Через несколько минут спальня стихла — никто в ней не был расположен к болтовне; Гарри удовлетворённо кивнул сам себе, накинул мантию-невидимку и выскользнул из-за полога.
Сон был в положении Гарри непозволительной роскошью; он собирался поспать часа три-четыре, ближе к рассвету, чтобы хоть на что-то годиться днём, но сейчас Гарри собирался нанести визит в Запретную секцию библиотеки.
Конечно, маловероятно, что в школьной библиотеке найдётся что-нибудь об этом; всё же тема не самая распространённая и плюс к тому одна из самых опасных — что только было бы, начни дети экспериментировать со своими магическими жилами... но если есть соломинка, чтобы за неё уцепиться, то не стоит ждать, пока с неба к тебе упадёт просмоленный канат, не так ли?
Гарри резанул ножом — давнишним подарком Сириуса — по пальцу и капнул кровью на обложку выбранной книги из секции по редким магическим искусствам. Книга раскрылась, не дожидаясь, пока зализывающий ранку Гарри хотя бы дотронется до обложки.
«Сервис, однако», — хмыкнул Гарри, вызывая на ладони огонёк и готовясь несколько часов провести за разбором мелкого шрифта и витиеватых грамматических конструкций.
Тик-так, тик-так, напоминали воображаемые часы; шелестя, виновато извинялись перелистываемые страницы, полные чем угодно, но не тем, что нужно; Гарри напрягал глаза, просматривая разворот за разворотом, и ничего, совершенно ничего полезного не находил.
Рассвет брезжил за окном, когда Гарри, бросив сожалеющий взгляд на необъятные просторы ещё непросмотренного, вышел из библиотеки, зябко закутавшись в мантию-невидимку. Смертельно хотелось спать. «Да, именно смертельно...»
Тик-так. Тик-так.
Глава 5.
Повергая одним ударом врага, он не чувствует никакого огорчения,
но невольно ранить друга боится, как женщина.
Акутагава Рюноске, «Слова пигмея».
За завтраком деканы факультетов торопливо разбирались с расписанием новоиспечённых шестикурсников, проверяя, кто какие оценки получил, и требуя подтверждения по поводу выбранных предметов.
— Поттер, Вы уверены, что Вам нужно столько предметов? — Снейп с сомнением глядел на листок с оценками Гарри за СОВ. — Если Вы по-прежнему планируете стать целителем, Вам не нужны, например, Прорицания и Уход за Магическими Существами…
По правде сказать, Гарри был уверен, что оба эти предмета ему не нужны; но Уход он продолжал изучать из-за Хагрида, а Прорицания — из-за Блейза, который стопроцентно собирался на них ходить. Два-три предмета туда или сюда — велика ли разница? «И вообще, я, может, до ТРИТОНов и не доживу — зачем сейчас беспокоиться?»
— Я абсолютно уверен, профессор.
— Тогда в Вашем расписании не будет отдыха, как у прочих, — предупредил Снейп. — Обычно шестикурсники изучают не больше семи предметов для ТРИТОНов, но десять оставят Вас без перерывов.
«Не беда».
— Я понял, сэр.
— Что ж, — Снейп задумался на минуту, а потом коснулся палочкой чистого листка бумаги. — Вот Ваше расписание, Поттер. И не жалуйтесь потом.
«Когда это я тебе жаловался?!»
Первым уроком у Гарри были Древние руны; преподаватель была настроена крайне серьёзно и назадавала столько, что он засомневался в своём решении: пятнадцатидюймовое эссе, два сложных перевода, и к среде все должны были прочесть целую охапку книг. С этими книгами ему пришлось идти на ЗОТС, потому что оставить их в спальне он решительно не успевал; впрочем, не у него одного была такая проблема.
Кабинет ЗОТС в очередной раз поменял свой облик; при Квиррелле это была безликая аудитория, при Локхарте всё было увешано его же портретами, при Люпине где-нибудь в углу обязательно имелась коробка, аквариум или клетка с очередным существом для урока, при Грюме полки у стен изобиловали всяческими врагоизобличающими приспособлениями, при Амбридж всё было омерзительно слащаво и окрашено в пастельные тона. Снейп же повесил на окна более тёмные занавески, добиваясь в классе зловещего полумрака, схожего с тем, что царил в подземельях Хогвартса, и «украсил» стены, лишённые теперь полок, картинами, эстетическую ценность которых Гарри затруднился бы определить; однако их практическая ценность сомнений не вызывала. На одной из картин, например, был изображён человек под действием Круциатуса; это было куда как нагляднее, чем грюмовские пауки. Пустые глаза незнакомого волшебника на другой картине заставили Гарри вспомнить о Поцелуе дементора, а неопознанная кровавая масса на третьей вообще отбила у него охоту и дальше интересоваться живописью.
— Уберите свои учебники, — тихо велел Снейп тем шустрым, что уже успели их вытащить. — Я буду говорить, а вы будете слушать.
«Инновации в образовании, блин».
— Итак, у вас было пять преподавателей ЗОТС, и каждый из них имел свои приоритеты и цели. Странно, как при таком хаотичном образовании вы сумели сдать СОВ на достаточном уровне, чтобы продолжать обучение, и ещё более странно будет, если вы сумеете не отстать от уровня, требуемого на ТРИТОНах.
Снейп помолчал, чтобы присутствующие прониклись, и продолжил.
— Тёмные Силы многолики, изменчивы и вечны. Это гидра: когда вы отрубаете одну её голову, вырастает новая, более умная и жестокая, чем прежде. Вы боретесь с тем, что текуче, неразрушимо. Поэтому ваша оборона должна быть столь же гибкой и изобретательной, как силы, которые вы стремитесь уничтожить. Итак… Вы, несомненно, новички в невербальной магии. Поэтому начнём с азов. Каковы преимущества невербальных заклинаний?
Рука Гермионы стремительно взметнулась вверх. Гарри, немного читавший о невербальных заклинаниях, поднимать руку не стал.
— Итак, мисс Грейнджер? — осведомился Снейп, убедившись, что больше никто не хочет ответить.
— Ваш противник не имеет никакого представления о том, какое заклинание вы собираетесь применить, что даёт вам преимущество в несколько секунд, — на одном дыхании выпалила Гермиона.
— Ответ полностью скопирован из «Стандартной книги заклинаний, часть шестая», — откомментировал Снейп. — За неимением лучшего, он сгодится.
Малфой хихикал, не скрываясь.
— Теперь делитесь на пары, как вам будет угодно. Один из партнёров будет нападать, используя невербально уже известные вам заклятия, другой будет отражать их — также в полной тишине.
Половина класса, наивно полагая, что Снейп попадётся на такую детскую уловку, тихонько шептали заклинания себе под нос; Снейп, однако, распознавал халявщиков безошибочно и назначал взыскания слизеринцам и снимал баллы с Гриффиндора в диких количествах. Гарри рад был тому, что ни один из Эй-Пи не пытался смухлевать, хотя они и в самом деле никогда раньше не пробовали заниматься невербальной магией.
— Блейз, ты нападаешь или просто вид делаешь? — подозрительно прошипел Гарри после десяти минут с поднятой палочкой в ожидании хоть каких-то действий со стороны напарника.
— Нападаю! — также шёпотом возмутился Блейз, делая страшные глаза своей палочке, словно это она была во всём виновата. — А что, совсем никак?
— Никак, — подтвердил Гарри.
— А если ещё раз?.. — Блейз сосредоточенно сдвинул брови.
Холодок опасности резво пробежал по позвоночнику; Гарри автоматически взметнул палочку выше, мысленно выкрикивая: «Protego!».
Заклятия столкнулись с тихим треском в завибрировавшем от магии воздухе; Блейза отнесло к стенке, как пушинку, Гарри выронил палочку и упал на колени, давя слабую, но жгучую боль во всём теле. Он понял теперь в полной мере, насколько плотно пронизывает тело сеть магических жил. «Почему… я не выпил… обезболивающего перед… уроком… придурок…».
— Гарри, Гарри, что с тобой?! — члены Эй-Пи окружили его, позабыв об уроке. — Ты в порядке, Гарри?
— Я отлично, — Гарри заставил себя встать и придать лицу приветливое выражение. — Что с Блейзом?
Блейз тем временем, шипя, выкарабкивался из-под перевёрнутой в полёте парты и двух стульев.
— Кажется, у меня плечо сломано, — сквозь зубы поведал он Снейпу, одним взмахом палочки освободившему его из-под завалов мебели. — А так всё нормально…
— Поттер, взыскание в субботу вечером в моём кабинете, — бросил Снейп, не оборачиваясь. — Похоже, даже невербальная магия не научит Вас сначала думать, а потом делать. И отведите мистера Забини в больничное крыло, раз уж невербальное Протего Вы успешно освоили.
Гарри кивнул и подал руку Блейзу — который, однако же, обошёлся без посторонней помощи, вставая. Левая рука слизеринца висела плетью, и он морщился всякий раз, когда случайно двигал ею.
— Я не нарочно, — сокрушённо сказал Гарри, как только за ними закрылась дверь кабинета ЗОТС. — Я не думал, что будет так сильно…
— Забей, — нетерпеливо мотнул головой Блейз. — Беги в подземелья, пей обезболивающее… такое мощное заклятие, тебе должно быть больно…
— Это терпимо. Сначала сдам тебя с рук на руки мадам Помфри, тогда пойду, — непреклонно ответствовал Гарри.
— Ладно, — неохотно сдался Блейз. — Но если ты свалишься в коридоре от боли…
— То ты меня предварительно пару раз пнёшь за дурость и дашь обезболивающего? Я же не буду колдовать, — беспечно отозвался Гарри. Боль чуть схлынула, или он просто с ней свыкся. — Расслабься, ты же знал, что мне будет больно.
— Ну и что, что знал? — буркнул Блейз, не глядя Гарри в глаза.
Гарри осторожно поцеловал Блейза в уголок губ и почти сразу отстранился.
— Пойдём.
До конца урока ЗОТС оставалось ещё битых полчаса, когда Гарри, глотнув обезболивающего зелья, смог наконец-то расслабиться.
«И так каждый день?..» Гарри надеялся только, что в следующий раз он сумеет никого не покалечить.
Пустая спальня была непривычно безопасной, Гарри забился на свою кровать, не задёргивая полога, и достал из тумбочки мешочек с рунами.
— Руны-руны, — негромко пропел Гарри; в голове всплывали мутные образы некогда читанных тайком от тёти Петунии экзотических сказок. — Что меня ждёт в этом году? Что будет, чему не миновать?
«Послушал бы меня кто — живо бы сплавил в Сейнт-Мунго».
Горячая руна обожгла кончик указательного пальца; её товарки недовольно леденили ладонь, намекая, что нечего тут ковыряться, когда сегодня не их черёд. Гарри торопливо вытащил нужную, подкидывая её на ладони, раскалённую, совно рассерженную до крайности.
— Ну-ка?..
Руна Perthro. Пертро.
— Это руна возрождения, инкарнации. Это возрождение в материальной сфере. Например, инкарнация человека. Руна связана с Фригг — супругой Одина. Таинство. Рождение. Perthro управляет процессами в материальной сфере. Это руна стихии Земли. Чрево Земли. Возможности Пертро по регенерации и восстановлению органов и их тканей используются в лечебных заклинаниях, — заунывным голосом начал Гарри цитировать рунический словарь. — Иератическая или мистериальная Руна. Указывает на то, что находится за пределами наших слабых возможностей делания. Эта руна пребывает в плане Небес, непостижимого и ассоциируется с фениксом, мистической птицей, которая сжигает сама себя, а затем возрождается из собственного пепла. Действуют глубоко спрятанные внутренние трансформирующие силы. Эта Руна символизирует полет. Полет, устремленный ввысь, ничем не связанный, поднимающийся над течением обыденной жизни, к расширению границ восприятия. Ничто внешнее не имеет никакого значения, кроме того, как оно вам представляется. Руна имеет отношение к глубочайшим пластам вашего бытия, основополагающим принципам, на которых покоится ваша Судьба. Perthro символизирует, в некотором роде, опыт смерти. Если потребуется, позвольте уйти абсолютно всему, без всяких возражений и исключений. На карту поставлено возрождение Духа — ни больше, не меньше. Старый путь подходит к концу. Вы просто не можете повторить однажды пройденное. Соберите воедино ваши силы, сконцентрируйтесь на своей собственной жизни, на том, что в данный момент требуется для вашего собственного развития. Череду препятствий вы можете осознать как испытание, характерное для Инициации, которую вы проходите в настоящий момент. Каждая неудача, каждое унижение становятся проверкой вашего характера. Когда ваша внутренняя сущность пребывает в процессе изменения и преобразования на глубинном уровне, необходимы терпение, постоянство и настойчивость. Поэтому придерживайтесь золотой середины, не теряйте чувства юмора и оставайтесь тверды в вере своей. Сила руны — это процесс медленной трансформации потенциала унаследованного от наших предков и глубоко скрытого на уровне Подсознательного. Секрет, судьба, жребий, тайна, оккультные способности, эволюция, сила, чрево. Руна времени и изменений. Руна управления тайнами, скрытыми вещами, связь с кармой.
Гарри аккуратно положил отслужившую своё руну в мешочек и убрал его поглубже в сундук.
— Очень интересно…
«Феникс? Возрождение? Это, конечно, хорошо… но «если потребуется, позвольте уйти абсолютно всему, без всяких возражений и исключений»… руны обещают возрождение… «руна времени и изменений»… «Perthro символизирует, в некотором роде, опыт смерти»… ну, к этому мы уже готовы… но чем придётся пожертвовать? Чему я должен буду позволить уйти?» Гарри вздохнул. «Соберите воедино ваши силы, сконцентрируйтесь на своей собственной жизни, на том, что в данный момент требуется для вашего собственного развития». «А если не соберу? Если не сконцентрируюсь? Чего будет стоить это чёртово возрождение и кому? Блейз? Близнецы?»
Явно, к бочке мёда была подмешана ощутимая порция слабительного.
Кстати о слабительных и других зельях…
— Наверняка я могу опоздать к Слагхорну без последствий, — вслух решил Гарри. — Но всё равно не стоит…
Гарри сунул на всякий случай в карман самый маленький флакон обезболивающего — мало ли — выложил из сумки учебник ЗОТС, коль скоро последний был сегодня уже не нужен, и отправился к кабинету Зельеварения.
Только дюжина человек смогли наработать на достаточную оценку на СОВ, чтобы продолжать изучение Зельеварения; четверо человек из Рэйвенкло — в их число входил Майкл Корнер, пять из Слизерина, считая Гарри, один хаффлпаффец — Эрни МакМиллан, и двое из Гриффиндора, Рон и Гермиона.
— Привет! — с энтузиазмом поприветствовал его Эрни. — Как дела? Когда будет следующее занятие Эй-Пи?
— Я всех оповещу обычным способом, — улыбнулся Гарри. — Нет смысла менять этот порядок, он хорошо себя зарекомендовал.
Эрни радостно закивал; похоже, без адреналина, который в его жизнь привносила Эй-Пи, ему было скучно.
— Заходите! — радостно провозгласил Слагхорн, распахивая двери класса. — Гарри, Блейз, как я рад вас обоих видеть…
Блейз, с закованным в Ferula плечом, ограничился кислой улыбкой. Надо думать, ему пришлось выдержать самую настоящую битву с мадам Помфри, жаждавшей уложить первого в этом учебном году пациента в постель.
Класс был заполнен витавшими в воздухе парами и запахами, словно Слагхорн, дабы облегчить ученикам жизнь, уже сам всё сварил за них. Три больших стола — по количеству, надо полагать, групп, которые задумал сформировать Слагхорн — стояли в некотором отдалении друг от друга; на учительском столе красовалось четыре небольших котла с разными зельями.
— Доставайте весы, — гостеприимно предложил Слагхорн, — ингредиенты и, разумеется, ваши учебники…
— Сэр, — поднял руку Рон. — У меня нет учебника, весов и компонентов… понимаете, я не думал, что смогу продолжать Зельеварение в этом году…
«Ах да», — Гарри вспомнил, что Снейп брал на курс ТРИТОНа только учеников с СОВ «Великолепно», а у Рона было «Сверх Ожиданий». Слагхорн, надо думать, был более либерален.
— Ничего страшного, — заверил Слагхорн, поворачиваясь к неприметной двери кладовой позади себя, и Гарри померещилось, что Рону сейчас будет предложена лимонная долька. — Я думаю, что могу предоставить Вам компоненты из шкафа, весы и книгу — правда, старую, но это не беда. Пользуйтесь, пока не напишете во «Флориш и Блоттс». Теперь начнём… в этих котлах представлены зелья, которые вы непременно должны уметь варить, чтобы успешно сдать ТРИТОН. Кто скажет мне, что это такое?
Рука Гермионы взметнулась в воздух прежде, чем Слагхорн завершил движение, указующее на котёл с прозрачной, как вода, жидкостью.
— Это Веритасерум, зелье, вынуждающее того, кто его выпил, говорить правду, — на одном дыхании выпалила Гермиона.
— Отлично, отлично, — заулыбался Слагхорн и показал на второй котёл. — Вот это зелье… довольно известное… Гарри, не расскажете классу, что это такое?
Рука Гермионы снова поднялась раньше всех, но Слагхорн, не заметив этого, вопросительно смотрел на Гарри; надо полагать, был наслышан о нападениях лже-Поттера в прошлом году и резонно полагал, что Гарри должен был ознакомиться с тем, как именно его подставили, чтобы в будущем такого не повторялось.
— Это Многосущное зелье, сэр. Оно позволяет превратиться в другого человека, если в готовое зелье добавить частичку этого человека.
— Великолепно, Гарри! — засиял Слагхорн. — А кто скажет, что вот это такое? Мисс? — снова только Гермиона горела желанием поведать всему миру о том, что это такое.
— Это Амортенция, сэр, сильнейшее любовное зелье в мире!
Слагхорн и Гермиона минуты три обсуждали характерные особенности этого зелья, после чего Гриффиндор получил пятнадцать баллов, а Слагхорн философски сказал, кивая на котёл с Амортенцией:
— Это — самое опасное и мощное зелье в комнате… да-да, — укоризненно добавил он, глядя на скептически ухмыляющихся Малфоя и Нотта. — Когда вы узнаете жизнь так же, как я, вы не будете недооценивать власть одержимой любви…
Блейз слева от Гарри опустил голову; Гарри скользнул взглядом по заострившимся чертам лица и закушенной нижней губе слизеринца и отогнал от себя какое-то нехорошее предчувствие. В конце концов, не он здесь потомственный пророк, чтобы предчувствовать.
— А это, сэр? — не выдержал кто-то из рэйвенкловцев. — Что вот это?
Последнее зелье было самым примечательным, на взгляд Гарри; по искрящейся золотой поверхности прыгали большие капли, словно резвясь, но ни единой не выпрыгнуло за пределы котла.
— Felix Felicis, — в один голос сказали Гарри и Гермиона.
— Верно! — триумфально воскликнул Слагхорн. — По десять баллов Слизерину и Гриффиндору! А что оно делает, все знают?
— Это жидкая удача, — негромко сказал Гарри. — Оно обеспечивает удачу тому, кто его выпьет, за что бы тот ни взялся.
— Ещё десять баллов Слизерину! — Слагхорн определённо был щедр на раздачу баллов. — И напоследок… — он выудил из кармана жилета небольшую бутылочку. — Вот в этом флаконе достаточно Феликс Фелицис, чтобы сделать любого удачливым на двенадцать часов. И эта бутылочка будет наградой тому, чьё зелье будет сегодня лучшим.
В классе повисла звенящая тишина.
— Но, — Слагхорн был доволен произведённым эффектом, — должен вас предупредить, что зелье Феликс Фелицис запрещено на спортивных соревнованиях, экзаменах и выборах. Таким образом, победитель должен будет использовать его только в обычный день... и увидеть, как обычный день становится по-настоящему захватывающим! А теперь откройте страницу десять в ваших учебниках и принимайтесь за зелье Живой Смерти. Награда будет ждать победителя, — он спрятал бутылочку обратно в карман.
Лихорадочно зашелестели страницы, застучали ножи о разделочные доски, вспыхнул огонь под котлами, движения приобрели нервную суетливость — у всех, кроме Гарри, который подозревал, что в его случае Феликс Фелицис вряд ли чем-нибудь поможет. К тому же он привык работать в быстром темпе, варя сразу два зелья — себе и Невиллу; поэтому лишняя спешка теперь, когда он мог работать только для себя, была совершенно ни к чему. Ему только пришлось попросить Блейза зажечь огонь под котлом — награда или не награда, а лишнюю боль терпеть совершенно ни к чему.
Рон рядом всё время шёпотом чертыхался.
— Что у тебя там? — не выдержал Гарри, которому всё никак не удавалось толком сосредоточиться.
— Предыдущий владелец исписал весь учебник, — с досадой ответил рыжий. — Я даже инструкций толком не могу разобрать…
— Возьми мой учебник, только больше не шуми, хорошо? — не дожидаясь ответа, Гарри подпихнул свой новенький экземпляр «Передового Зельеварения» за авторством Либациуса Бораго к Рону и забрал густо исписанный пометками неизвестно кого потрёпанный учебник гриффиндорца.
Страницы были исписаны неведомым учеником прошлых лет так густо, что у учебника практически не было полей; Гарри напрягал глаза, разбирая текст сквозь чернила, но не жаловался — всё равно он не отставал от остальных. Какие-то ингредиенты были вычеркнуты, какие-то действия в перечне инструкций были переправлены на другие; Гарри, застыв с серебряным ножом и корнем валерианы в руках, вчитывался в пометки предыдущего владельца учебника; почерк казался Гарри странно знакомым, и разбирать его было достаточно легко. «А что, так я и сам собирался сделать… и этот ингредиент действительно лишний… а это указание… ну-ка… если прикинуть, что должно получиться в итоге, то да, так и нужно…» Либациус Бораго безнадёжно проигрывал в знании науки Зельеварения как прежнему владельцу учебника, так и Гарри. Если бы почерк не был таким непохожим на собственный почерк Гарри, последнему показалось бы, что он сам это всё приписал…
Теперь, когда не было нужды расшифровывать инструкции Либациуса Бораго, приготовление зелья пошло, как по маслу. Гарри быстро пробегал взглядом заметки предыдущего владельца учебника, мысленно прикидывал, верны ли они, соглашался и делал именно так. Чтобы вывести всё это самому, потребовалось бы как минимум втрое больше времени…
— Время! — воскликнул Слагхорн как раз в тот момент, когда Гарри окинул своё идеальное зелье довольным взглядом. — Посмотрим, что у вас получилось…
Слагхорн не одобрил ни одного зелья к тому моменту, когда подошёл к столу Гарри, Блейза, Рона и Гермионы. Над варевом Рона Слагхорн сокрушённо покачал головой, зелье Гермионы заслужило одобрительного кивка, зелье Блейза получило сомневающийся взгляд.
— Ясный победитель! — в каком-то экстатическом восторге возопил Слагхорн на весь класс, глянув в котёл Гарри. — Превосходно, чудесно, великолепно! Гарри, Вы явно унаследовали талант матери! Лили была восхитительна в зельях… блестяще, просто блестяще… а вот и Ваш Феликс Фелицис!
— Спасибо, сэр, — улыбнулся Гарри, принимая прозрачную бутылочку, внутри которой плескалось жидкое золото удачи.
«Может, это был мамин учебник?»
Гарри торопливо запихнул в сумку всё, кроме учебника, и открыл обложку учебника — вдруг он подписан на форзаце? Ничего. А если заднюю обложку?
«Эта книга — собственность Принца-Полукровки», — гласила надпись, и первым, что испытал Гарри, было жгучее разочарование: вряд ли девушка додумалась бы называть себя принцем.
«Принц-Полукровка? Кто это?»
— Гарри, — Рон потянул Гарри за рукав, привлекая внимание. — Спасибо за учебник…
— А?.. Рон, если хочешь — оставь новый учебник себе, — Гарри улыбнулся. — Мне совсем нетрудно читать этот…
— Но ведь ты покупал свой… — озадаченно возразил Рон.
— Ничего страшного, напишешь во «Флориш и Блоттс», купишь новый и отдашь мне, — Гарри беззаботно взмахнул учебником. — А до тех пор я могу пользоваться этим. Никаких проблем…
— Ну, если тебе и правда несложно… — всё ещё сомневался Рон.
— Абсолютно, — заверил Гарри. — Пойдём в Большой зал?
Поймав испытующий взгляд Блейза, Гарри подмигнул в ответ; уж кому-кому, а другому слизеринцу было ясно, как день, что за неожиданной добротой душевной Гарри скрывались другие мотивы.
«Может, я сумею выяснить по этим записям, кто он такой был, этот Принц-Полукровка… он ведь думал совсем как я!»
* * *
«Привет!
Переворошили два архива из указанных. Пока ничего, но впереди ещё непочатый край работы.
Виделись на днях с Ли Джорданом — он жаждет твоих указаний насчёт самостоятельных тренировок и жутко тоскует по Эй-Пи и Луне Лавгуд. Может, ты ей намекнёшь об этом? (Ну мы, конечно, не об Эй-Пи, хотя и ей тоже можешь рассказать…)
Как твои дела — учёба, всё прочее? Кстати, привет Блейзу от нас обоих.
С любовью,
Дред&Фордж».
«Привет, Гарри!
Старая компания дала мне поручение… неопределённое время буду им заниматься… к сожалению, подробности рассказать не могу, потому что разглашать их запретили строго-настрого… в общем… правда, здорово?!!!
Твой,
Сириус».
«Дорогой Гарри,
Я хотел бы давать тебе в этом году частные уроки — по крайней мере, отвечать тем, кто заинтересуется твоими визитами ко мне, ты должен именно так.
В эту субботу приходи в мой кабинет в восемь часов вечера [«Обломался Снейп со своим взысканием, и слава Мерлину…»].
Искренне твой,
Альбус Дамблдор.
P.S. Я очень люблю кислотные тянучки». [«Ну и дурацкий же пароль…»]
«Привет, Фред, Джордж!
Ли Джордану передайте, чтобы читал книги из приложенного списка и тренировал с вами невербально всё, что есть в первых трёх. О результатах пишите регулярно.
Спасибо, что так оперативно лопатите архивы, но это необязательно, у вас же магазин, всё такое, вы отвлекаетесь… а у меня ещё есть время. Дела, кстати, нормально. Учусь, пью зелья. Блейз вам обоим передаёт привет и воздушный поцелуй.
С любовью,
Гарри.
P.S. Оказывается, Луна Лавгуд тоже была бы не прочь пообщаться с Ли, кто бы мог подумать, а? Если он напишет ей в Хогвартс, то непременно получит ответ. Для пущей уверенности в ответе пусть поинтересуется у неё, кто такие мозгошмыги, но, в принципе, можно обойтись и букетом цветов».
«Привет, Сириус!
Жутко рад за тебя! Пиши, как продвигается поручение, если сможешь… Очень хочется узнать подробности, но раз нельзя, так нельзя…
Удачи с поручением. Береги себя.
Твой,
Гарри».
«Гарри, а когда Эй-Пи начнётся? Мы по ней так соскучились…
Вечно твои,
Колин Криви,
Деннис Криви».
«Колин, Деннис,
Следите за своими палочками, как в прошлом году. Не нужно писать мне, кстати говоря, можно было бы подойти и спросить.
Гарри.
P.S. Будете продавать мою размноженную подпись пищащим от восторга первокурсницам — выгоню из Эй-Пи к Мерлиновой бабушке».
«Привет, Гарри!
Не говори глупостей. Пока мы не в магазине, Верити отлично справляется одна. Кстати, это совсем нетрудно, потому лучше всего расходятся твои куклы, а она уже наизусть выучила, какая из них с какой комплектацией сколько стоит.
Перелопатили половину ещё одного архива, срочно варим Многосущное зелье, потому что кончилось всё, что было, а без него никак (представляешь, в эти архивы просто так, любого, кто захочет, не пускают; обидно, да?). Пока пользуемся своим лосьоном, но его мало.
Поставь Блейзу большой засос от нашего имени.
С любовью,
Дред&Фордж.
P.S. Ли Джордан был бы на седьмом небе, если бы выкарабкался из-под этих милых книжек весом с нас, что ты велишь прочитать. Но он совершенно точно передавал тебе из-под них пламенный привет и горячую — с пылу, с жару — благодарность».
«Мистер Поттер,
Ввиду настоятельной просьбы директора Ваше взыскание перенесено на субботу следующей недели [«Вот блин…»].
С. Снейп, декан Слизерина».
* * *
— Добрый вечер, директор, сэр, — Гарри ступил в кабинет Дамблдора.
Фоукс, сев Гарри на плечо, приветственно потёрся головой о его щёку; Гарри в ответ погладил мягкие перья.
— Я полагаю, ты задавался вопросом, чему же буду посвящены наши — за неимением лучшего определения — частные уроки.
— Да, сэр, — не стал отрицать Гарри.
— Я подумал, Гарри, что теперь, когда ты знаешь о пророчестве, ты должен получить определённую информацию.
— О Вольдеморте, сэр?
— Именно так, Гарри, — Дамблдор поставил на стол небольшую бутылку, в которой клубилось серебристо-белое вещество — жидкость-не жидкость, газ-не газ.
«Хм… если уж речь зашла о Вас, господин директор… а можно ли подделать воспоминания? Кстати, вполне в Вашем стиле: давать определённую информацию, из которой полагается сделать не менее определённые выводы».
Гарри вместе с Дамблдором просмотрел воспоминание Боба Огдена — как пояснил Дамблдор, в то время работавшего в Отделе Магического Правопорядка. Семейство Гонтов, единственных оставшихся в живых потомков Салазара Слизерина, произвело на Гарри удручающее впечатление; если все чистокровные семьи в конце концов придут к тому же, не стоит ли им уже сейчас плюнуть на все предрассудки и срочно пережениться на магглорожденных?
Марволо Гонт, дед Вольдеморта. Морфин Гонт, дядя Вольдеморта. Меропа Гонт, мать Вольдеморта. Том «Первый-Парень-На-Деревне» Риддл, отец Вольдеморта. Ни одного из них Гарри не мог назвать приятным человеком. Вначале Меропа, несмотря на забитость и сломленность (что неудивительно с настолько сумасшедшими отцом и братом), производила впечатление некоторой адекватности, но тот факт, что она таки добилась Тома Риддла с помощью любовного зелья и сбежала с ним из деревни, резко приуменьшил симпатии Гарри к ней. А узнав о том, что Том Риддл, когда ему перестали подливать любовное зелье, бросил свою пусть нелюбимую, но законную и уже беременную жену и вернулся в свой захолустный Литтл-Хэнглтон, никогда даже не вспомнив о своём ребёнке, Гарри уяснил, в кого пошёл Вольдеморт по своей потрясающей способности ходить по головам окружающих в случае нужды. Было бы даже странно, вырасти из Вольдеморта что-нибудь, кроме того, что выросло — при такой-то наследственности. Яблочко от яблони… хотя, скорее всего, и жилось Вольдеморту, точнее, маленькому Тому Марволо Риддлу, впоследствии не очень сладко… сама по себе такая жажда власти возникнуть не может.
В любом случае, стоило подождать следующих кусочков информации, прежде, чем делать выводы. И попросить Блейза найти насчёт воспоминаний, обязательно… можно ли их подделать?
Гарри вежливо распрощался с Дамблдором и уже брался за ручку двери, когда краем глаза заметил на одном из столов у стены донельзя уродливое кольцо. Точно такое, какое Гарри видел на пальце Марволо Гонта в воспоминаниях… Большой чёрный камень на нём был разворочен, словно в нём поковырялись одной из разлюбезных дрелей дяди Вернона.
— Сэр, это кольцо… это ведь то самое, что Марволо Гонт показывал Бобу Огдену?..
— Да, Гарри, то самое.
— И… как давно оно у Вас?
— Сравнительно недавно, я бы сказал. Я получил его за несколько дней до того, как забрал тебя от дяди с тётей.
— Не в то ли самое время Вы повредили правую руку, сэр? — поинтересовался Гарри.
— Примерно в то, — согласился Дамблдор. — Но эту историю ты услышишь в другой раз.
«Тоже мне, Шахерезада… с бородой и в очечках. А шальвары на мантию променяла».
— Спокойной ночи, Гарри. Уже поздно.
— Спокойной ночи, сэр.
* * *
— Гарри… может, уже спать пойдёшь? Простудишься здесь, — Блейз безошибочно нашёл Гарри на Астрономической башне. Чудесное место, столько воспоминаний с ним связано…
— Не простужусь, — заверил Гарри, дописал до конца предпоследний абзац во втором эссе из трёх, которые ему нужно было написать к послезавтрашнему, точнее, уже завтрашнему дню, и заглянул в котёл с обезболивающим.
Запасы всех зелий практически ополовинились за первую неделю в Хогвартсе; помимо обильной переписки самой разной направленности и неимоверной кучи домашних заданий, эта неделя ознаменовалась ещё и закручиванием гаек со стороны всех преподавателей — за исключением, пожалуй, только Хагрида, чей урок для ТРИТОНов выбрали только Гарри и парочка неприметных ребят не то из Хаффлпаффа, не то из Рэйвенкло, и Хагрид позволял Гарри заниматься домашними заданиями после краткого ознакомления с очередным «прелестным» чудищем или просто поил чаем. Флитвик и МакГонагалл, словно следуя примеру Снейпа, тоже взялись за невербальные заклинания, и Гарри уже успел возненавидеть вкус обезболивающего и проникнуться сочувствием ко всем беременным женщинам, которым приходится пить такую мерзость, как зелье от тошноты, регулярно. Впрочем, после одной особенно напряжённой Трансфигурации Гарри всё же вырвало; хорошо хоть, он успел добраться до туалета. И вдвойне хорошо, что это был не туалет Миртл, потому что сплетня о блюющем после урока в туалете Гарри Поттере немедленно разнеслась бы по всей школе. Как минимум, МакГонагалл была бы оскорблена столь явным отвращением к её предмету.
— Откуда ты знаешь? — Блейз рассеянно зачерпнул зелье из котла и вылил обратно, изучая консистенцию. — По-моему, уже готово…
— Я никогда не простужаюсь, — Гарри быстро настрочил несколько предложений, заканчивая эссе, свернул его и потянулся за пустыми флаконами — перелить зелье.
— Так-таки никогда?
— Никогда, — подтвердил Гарри. — Хотя лучше бы я простужался, чем… ну, ты понял.
— Понял, — эхом откликнулся Блейз.
— Что не так? — Гарри тревожно взглянул на Блейза.
— Следи за зельем, — посоветовал Блейз, — сейчас перельётся…
— Ой… — Гарри поспешно выровнял котёл и завинтил крышку флакона. — Это не ответ. Что не так? Что-то случилось?
В тишине было слышно только слабое побулькивание переливаемого зелья и свист ветра вокруг башни.
— Я гадал, — признался Блейз, помолчав. Гарри взялся за третий флакон.
— Думаю, можно не спрашивать, на что… и как? Совсем дерьмо?
— Не сказал бы, что совсем… — Блейз присел у котла, глядя, как Гарри завинчивает крышкой третий флакон. — Понимаешь, всё очень смутно… и по Таро, и по звёздам, и по дыму… по-всякому… Каждый раз получается, что вроде бы ты исцелишься в конце концов, но плата за это будет такова, что…
— Какова? — Гарри вылил остатки зелья в четвёртый флакон и отставил пустой котёл в сторону.
— А дальше пятьдесят на пятьдесят, — досадливо ответил Блейз. — Либо ты сумеешь оправиться после такой платы, либо не сумеешь…
— А что за плата, не знаешь? — Гарри размашисто написал вверху чистого листа пергамента название последнего эссе на сегодня и задумчиво прикусил кончик пера.
— Я хотел узнать. Но в самый интересный момент банально потерял сознание, — Блейз раздражённо дёрнул плечом. — Теперь неделю надо восстанавливаться… по-хорошему, нельзя столько гадать сразу, способности пророка — вещь хрупкая… мой прапрапрадед однажды перегадал и остался сквибом…
Гарри отложил перо и встал на колени рядом с Блейзом, положив ладони ему на плечи.
— Не надо так больше, хорошо? — тихо попросил он. — Ты уже узнал достаточно, чтобы успокоиться и снова встревожиться… Если ты потеряешь способности из-за меня, я себе не прощу.
— Но… — Гарри незамедлительно заткнул Блейза ласковым поцелуем.
— Никаких «но». Послушай… я не стою того, чтобы терять из-за меня способности, умирать или делать ещё что-нибудь. Я запрещаю тебе, слышишь? Если любишь меня, то никогда и ни за что такого не делай. Я сам виноват, что умираю. Я просто не хотел, чтобы умер Сириус, и я сам, понимаешь, сам, выбрал провалиться в Арку вместо него.
— Ты просто не удержал равновесие, — буркнул Блейз. — Я видел.
— Это неважно, — отмахнулся Гарри. — Важно, что выбор был: или Сириус, или я. И у меня не было на этот счёт сомнений… не было тогда, и сейчас тоже нет. И я не хочу, чтобы что-то случилось с тобой… или с близнецами, которые землю роют, чтобы отыскать что-нибудь…
— А ты не думал, что у нас на этот счёт диаметрально противоположные мнения? — угрюмо спросил Блейз.
— Блейз… — Гарри почти в отчаянии кусал губы. — Не делай ничего необдуманного, пожалуйста… пообещай, что не пойдёшь, чтобы меня вылечить, на что-нибудь, что лишит тебя магии или жизни… пожалуйста…
— Скажи, Гарри, ты меня любишь? — неожиданно спросил Блейз.
— Что? Ты это к чему?
— Это я к тому, что если любишь, то имеешь право запрещать мне всё, что ты тут запрещал. А если это только я тебя люблю, то, извини, это моё дело.
Гарри растерянно хлопал ресницами. Он никогда над этим не задумывался; желание удержать Блейза рядом с собой выросло в прошлом году из чувства вины и какой-то детской восторженности, направленной на всепоглощающую, бесконечную, почти болезненную любовь самого Блейза. Сейчас это была совершенно определённая тяга: тяга к независимому характеру Блейза, к его чувству юмора, острому уму, к гибкому смуглому телу, наконец… но было ли это любовью? Гарри совершенно точно знал, что любит близнецов и Сириуса; до сих пор любит Седрика, потому что вовсе не обязательно любовь к человеку умирает вместе с ним. Но что чувствует к Блейзу помимо этого притяжения…
— Так любишь? — настойчиво повторил Блейз.
— Н-не знаю… правда, не знаю… я не думал об этом…
— В таком случае, полагаю, я должен предоставить тебе время для размышлений, — Блейз сбросил руки Гарри со своих плеч и одним слитным, быстрым движением встал на ноги. — Думай, сколько хочешь, любовь моя. Спокойной ночи.
Пожалуй, таким тоном, каким Блейз произнёс «любовь моя», большинство людей предпочли бы сказать «** **».
Гарри потерянно смотрел вслед Блейзу, забыв о недописанном эссе; холодный ветер прихотливо гулял в волосах и забирался под мантию.
Кажется, это называется «первая ссора»?..
Глава 6.
Мы будем иметь здесь наш образец, наш символ, нашу крылатую мечту!
А. Стругацкий, Б. Стругацкий, «Понедельник начинается в субботу».
Воскресенье выдалось солнечным и ясным; подумав немного, Гарри выбрался из замка посидеть под своим любимым деревом у озера. С собой он захватил учебник Принца-Полукровки и несколько книг по Древним рунам, ибо количество литературы, которую надо было прочесть по этому предмету, росло день ото дня, как дьявольские силки. Но сначала Гарри взялся за пометки Принца, внимательно читая всё и прикидывая, так ли бы сделал он сам.
В том, что касалось непосредственно зелий, Гарри и Принц были совершенно солидарны; однако Принц не ограничивался одними зельями. То ли у него не было нормальной записной книжки, то ли он настолько любил Зельеварение, что таскал с собой повсюду учебник по этому предмету, но на полях были записки, не относившиеся к зельям ни под каким видом. Например, нервное, испещренное кляксами «Придурок!!!» над началом главы по антидотам. Или густо, с ожесточением вымаранное неизвестно что довольно больших размеров; Гарри разглядел только слово «ты», что особой ясности не прибавило.
Хотя такие личные вещи встречались достаточно редко. Чаще Гарри находил на полях заклинания, которых не было в учебной программе; несколько раз зачёркнутые, с пометками о том, как лучше исправить звучание… эти заклинания были плодом фантазии самого Принца-Полукровки, Гарри в этом не сомневался и был в восхищении: изобретение заклинаний справедливо представлялось ему задачей сложной и опасной, и он пожалел, что не может опробовать заклятия Принца тотчас же и попробовать изобрести что-нибудь сам. То есть, конечно, он мог. Но тогда ему пришлось бы либо внаглую грабить Слагхорна, потому что после вчерашней интенсивной варки обезболивающего имевшиеся в наличии ингредиенты подошли к концу, либо заказывать недостающее по почте, что могло привлечь нежелательное внимание.
Кстати говоря, нельзя столько обезболивающего пить так часто. Оно вызывает привыкание… но что ещё делать?
— Гарри, привет! — Гермиона непринуждённо устроилась рядом с Гарри. — Я хотела у тебя спросить, когда начнутся занятия Эй-Пи…
«Достали».
— Гермиона, — очень терпеливо сказал Гарри, — следи за серийным номером своей палочки. Нужно будет ведь согласовать расписание со всеми квиддичными командами и со всеми уроками…
— Это не проблема! — радостно объявила Гермиона, протягивая Гарри какие-то листки. — Майкл Корнер стал в этом году капитаном команды Рэйвенкло, и он уже утвердил расписание. Рон — капитан Гриффиндора, здесь тоже никаких проблем, а из команды Хаффлпаффа в Эй-Пи никого нет.
— Э-э… — красноречиво сказал Гарри, глядя на расписание. — Боуд ещё не установил расписание Слизерина, я ничего не могу гарантировать…
— Но ведь первый матч сезона — Гриффиндор-Слизерин!
Гарри пожал плечами.
— Наверное, скоро скажет… до тех пор — ждите. Спасибо за расписание.
— Всегда пожалуйста. О, ты занимаешься Древними рунами?
— Как раз планировал, — кисло сказал Гарри. — Кстати, что ты думаешь по поводу включения гексаграмм китайской Книги Перемен в девятый рунный круг?
Гермиона охотно переключилась на Руны, а Гарри с тоской понял, что элементарно боится начинать занятия Эй-Пи. Постоянная, жгучая, вездесущая боль, тошнота, слабость… и всё это — по собственной воле, без намёка на принуждение… и каждый раз, поднимая палочку, знать, что делаешь ещё один шаг к собственной смерти…
Гарри притянул колени к подбородку и покосился в сторону — туда, где под раскидистым вязом сидел Блейз в компании Эрни, Майкла, Невилла и Рона. Всем пятерым было вполне комфортно в компании друг друга; пока Гарри смотрел на них, Блейз толкнул Рона локтем и что-то сказал. Остальные покатились со смеху; Рон ответил что-то, Блейз в комичном ужасе прижал руку к сердцу и заговорил. Рон тоже засмеялся, а Блейз улыбнулся и лениво потянулся. Казалось, он не то что не ссорился с Гарри вчера вечером, а вообще никогда никого не любил безответно. Иначе был бы он таким безмятежным?
* * *
«Стэн Шанпайк, кондуктор известного магического автобуса «Ночной рыцарь», был арестован по подозрению в принадлежности к деятельности Пожирателей Смерти. Мистер Шанпайк, 21 год, был взят под арест прошлой ночью после обыска в его доме в Клэпхеме», — сообщала колонка происшествий в «Пророке».
«Идиоты, прячущие голову в песок, сменились идиотами, жаждущими действовать», — Гарри раздражённо отбросил газету. Пожалуй, трудно было придумать менее подходящего на роль Пожирателя человека, чем Стэн Шанпайк. Да что там человека, Гарри с большим доверием воспринял бы новость о том, что его собственная Хедвиг получила Метку.
— Поттер.
— Да? — откликнулся Гарри, с преувеличенным вниманием глядя на Боуда.
— С завтрашнего дня начинаются тренировки по квиддичу. В семь вечера будь на квиддичном поле как штык, понял?
— Как часто будут тренировки? — безучастно спросил Гарри.
— Вторник, среда, пятница, — с готовностью перечислил Боуд. — По крайней мере, пока. Ближе к матчу могут быть чаще, сразу после него — реже.
— Ага, — кивнул Гарри и невидяще уставился в кубок с соком.
От занятий Эй-Пи положительно было не отвертеться. Ну, он и не собирался, раз уж обещал в прошлом году, что будет учить их и дальше…
А на палочку Блейза Сменочары, сообщающие о дате и времени, не распространяются… и наложить их может только сам Гарри, потому что иначе смена серийного номера его палочки никак не отразится на номере блейзовой… Как подойти к Блейзу с этим вопросом, Гарри решительно не представлял. Более того, он подозревал, что, если Блейз будет не в настроении, то запросто может и послать туда, где Гарри, в принципе, уже доводилось бывать.
Если вдуматься, Гарри был бы не против уже даже и повторить этот опыт, но самолюбивый Блейз наверняка откажется — просто потому, что Гарри понятия не имеет, что ответить на вопрос «Ты меня любишь?».
«Почему всякий раз, как в отношениях с Блейзом у меня наступает разлад, виноват один только я? Хоть бы для разнообразия виноватым побыл кто-нибудь другой, всё равно кто…»
* * *
«Привет, Гарри!
Я пока занят своим поручением… надеюсь, что всё делаю, как надо. Никакой опасности мне не грозит, не волнуйся, но писать, скорее всего, больше не смогу, пока не закончу с поручением. И по зеркалу со мной тоже будет не связаться.
Будь осторожен, Гарри. В Хогвартсе нынче тоже небезопасно…
Твой,
Сириус».
«Что же это за поручение такое — неопасное, но долгое, и писать при этом нельзя? Да ещё и Сириусу понравилось…» Фантазия решительно отказывала Гарри; более того, внутренний голосок вкрадчиво напоминал, что Сириус, на минуточку, ещё в розыске, так что какие такие поручения он может выполнять? Вряд ли крёстный написал бы «правда, здорово?!!!», если бы ему велели заниматься чем-то в безопасном доме на Гриммаулд-плейс… «Это всё так дурно пахнет, что со мной вот-вот случится незапланированный приступ тошноты».
Гарри поджёг письмо огоньком с ладони — Insendio означало бы лишнюю порцию обезболивающего или не меньше получаса боли, а потом часа слабости — и поковырял вилкой в рагу. Ужин уже заканчивался, и большинство учеников и преподавателей ушли, а Гарри всё пытался уговорить себя проглотить хоть что-нибудь; но на душе было так паршиво, что кусок в горло не лез. Близнецы не писали, Сириус занимался неизвестно чем неизвестно где, Блейз… Блейз оживлённо обсуждал что-то с Теодором Ноттом и в сторону Гарри не смотрел. И домашних заданий у Гарри было достаточно, чтобы заниматься ими полночи — и это при условии, что утром опять вскакивать рано и мчаться на уроки, которыми был по завязку забит весь его день. «Сейчас написать эссе по Трансфигурации… отработать эти чёртовы чары для Флитвика, потом нацарапать что-нибудь для Хагрида… хотя бы начать перевод по Рунам…», — Гарри с отвращением прожевал то немногое, что, занятый своими мыслями, донёс-таки до рта, и отодвинул тарелку. К концу первой недели ему пришло в голову, что, может, не стоит держать оценки на том же уровне, что и раньше… если на уроке едва не теряешь сознание от боли, это ведь может служить смягчающим обстоятельством? И вообще, Вольдеморт вряд ли поинтересуется, как он сдал ТРИТОНы, прежде чем убить… при условии, конечно, что Гарри не покинет этот бренный мир раньше, чем пышущий жаждой мести Тёмный Лорд до него в очередной раз доберётся. Конечно, руны и гадания Блейза утверждают, что с ним всё будет в порядке, но намёки на плату, которой он не выдержит, нервировали Гарри, весьма чётко определявшего для себя, что он может выдержать, а что нет.
Всегда ведь можно направить палочку на вены и сказать «Caedo», не так ли?
— Гарри, Гарри, я как раз искал тебя! — Слагхорн просто цвёл при виде Гарри, застигнув последнего в холле на полпути к подземельям. — Как ты посмотришь на то, чтобы поужинать в субботу в моих апартаментах? Мы устраиваем маленькую вечеринку для нескольких восходящих звёзд, я уже пригласил Блейза и мистера МакЛаггена, а также очаровательную Мелинду Бобин — не знаю, знаком ли ты с ней? Ее семья владеет большой сетью аптек...
«Да хоть сетью магазинов скупки краденого, мне-то какая разница?»
— Боюсь, профессор, что не смогу прийти, — вежливо сказал Гарри, мечтая добраться до учебников и общеукрепляющего зелья. — Как раз в эту субботу у меня взыскание с профессором Снейпом…
— О, Мерлин… — лицо Слагхорна сокрушённо вытянулось. — Я так на тебя рассчитывал, Гарри! Ладно, я побегу и поговорю с профессором Снейпом, объясню ему ситуацию. Я уверен, что я смогу договориться о том, чтобы он отсрочил взыскание.
— Не думаю, профессор, — торопливо сказал Гарри разворачивающемуся Слагхорну. — Видите ли, взыскание уже один раз переносили, и профессор Снейп не сделает этого больше. Я приду к Вам в другой раз… Вы не возражаете?
Слагхорн выглядел так, словно собирался активно возражать, понимая при этом, что толку не будет.
— Что ж, этот ужин не последний. Учтите, Гарри, я поймал Вас на слове, — расплылся он в несколько натужной улыбке. — До встречи на ближайшем уроке.
— До встречи, сэр, — Гарри улыбнулся одними губами и подождал, пока Слагхорн отойдёт подальше.
В спальне Гарри привычно активизировал Locus Singularis, глотнул обезболивающего, отгоняя плеснувшую в висках горячую волну боли, и устроился на кровати, обложившись учебниками и пергаментом.
…«Как я буду отрабатывать чары, если мне БОЛЬНО?!», — Гарри, перечитав двадцать раз соответствующий параграф в учебнике, раздражённо отшвырнул книгу в сторону; учебник влетел в спинку кровати, хлопнулся на подушку, да так там и остался. «А если не отработать, Флитвик будет очень недоволен…»
Гарри вздохнул и с тоской уставился на свою палочку, точнее — на её серийный номер. Ещё неделя промедления — и Эй-Пи что-нибудь заподозрит; они уже сейчас просто томятся в нетерпении — снова начать заниматься, скорей, скорей, как будто им уроков мало… Но Блейз… что делать с Блейзом? «Если попросить у него палочку для Сменочар и сообщить о начале занятий Эй-Пи, он может поднять меня на смех… а если я этого не сделаю, то стопроцентно обижу его до глубины души. Вопрос в том, что мне дороже: своя гордость или его доверие?»
Вопрос на этот ответ Гарри искал недолго; собственно, он и вовсе не думал над этим, а просто выскользнул из-за полога и отправился на поиски непосредственно Блейза.
Искомый обнаружился в библиотеке, у стеллажа по Прорицаниям; стопка книг на столе рядом с ним сравнялась по высоте с его макушкой, и мадам Пинс уже бросала на Блейза и ещё парочку засидевшихся любителей знаний красноречивые взгляды — мол, пора и совесть иметь.
— Блейз, — робко позвал Гарри.
— Да? — безукоризненно вежливо и невозмутимо вопросил Блейз, поднимая голову от раскрытого фолианта на незнакомом Гарри языке.
— Совсем скоро начнутся занятия Эй-Пи… — промямлил Гарри; взгляд тёмных глаз словно сковывал язык, который у Гарри был вовсе не так плохо подвешен. — Если ты всё ещё не против присоединиться… в общем, я всем сообщал о дате занятия Сменочарами, наложенными на палочки… менялся серийный номер… в общем, надо и твою палочку заколдовать тоже… если ты не против…
— Мистер Забини, мистер Поттер, мистер Бут, мисс Патил, — сухо отчеканила мадам Пинс. — Библиотека закрывается, будьте так добры покинуть помещение.
Блейз подхватил несколько книг; мадам Пинс наскоро записала их в формуляре и бесцеремонно выпроводила всех. Рэйвенкловцы ушли в свою башню сразу же, Блейз, положив книги на подоконник, укладывал их аккуратнее, чтобы удобнее было нести, а Гарри топтался рядом, чувствуя себя идиотом.
— Блейз… так ты… не против?
«Что-то мне напоминает эта ситуация…»
Блейз идеально, как по линейке, выровнял стопку, отступил на шаг, с удовлетворением полюбовался плодами своего труда и ответил:
— Не против. Вот моя палочка, накладывай чары.
Гарри торопливо зажал в кулаке обе палочки, свою и Блейза, и повёл над ними свободной ладонью, шепча заклинание — Сменочары ещё никто не думал накладывать невербально; в самом бою их не применяют, так что какой смысл. Жар заполнил ладонь Гарри и вкрадчиво потёк вверх по руке, заполняя тело; в ушах у Гарри зашумело — мягко, назойливо, как будто он приложил к ушам по морской раковине; колени подогнулись от слабой боли и болезненной слабости. Гарри качнулся к стене, опираясь на неё плечом, и помотал головой, прогоняя с глаз странную пелену.
«Так жить нельзя».
— Вот, возьми, — Гарри протянул соответствующую палочку Блейзу, смотревшему на своего… фиг-знает-кого… с совершенно нечитаемым выражением лица. — Когда я поменяю серийный номер на дату и время, палочка нагреется, как при покупке… остынет только тогда, когда возьмёшь её в руки.
Гарри оттолкнулся плечом от стены и вопросительно взглянул на Блейза — нет ли каких затруднений?
Гарри не был уверен, что точно понимает то, что под этим подразумевалось.
— Ничего, — тихо сказал Гарри, оттолкнулся от стены и пошёл по коридору к лестнице, усилием воли заставляя себя идти ровно. В конце концов, он ведь привык к боли, так какого чёрта расклеивается?
Чары для Флитвика отрабатывались из рук вон плохо, но Гарри ожесточённо бился над ними, пока они не вышли безукоризненно, а сам Гарри не растянулся на кровати с разъярённым дикобразом в голове и с мокрым платком у разразившегося потоком крови носа. Эта боль заглушала ту острую, иррациональную, что Гарри почувствовал, когда дошёл от библиотеки до самых подземелий, но звука шагов Блейза позади так и не услышал.
* * *
— Итак, сегодня наше первое занятие в этом году, — Гарри подавил зевок — вчера на тренировке Боуд продержал их на квиддичном поле до темноты, и эссе по Гербологии и Зельеварению пришлось дописывать, когда все остальные уже мирно посапывали в своих постелях. Хоть бы домовые эльфы поменяли подушку, а то вся чернилами залита… — Надеюсь, никто ничего не забыл за лето?
Раздалось одобрительное мычание; несколько человек вразнобой кивнули.
— Отлично, — Гарри задумчиво постукивал польцами по полу рядом с подушкой. — В связи с тем, что преподавание ЗОТС, что ни говори, значительно улучшилось — ну, Снейпу пришлось бы очень и очень постараться, чтобы быть хуже Амбридж, не так ли?..
Послышались смешки.
— В связи с этим, — невозмутимо продолжал Гарри, — я решил изменить программу обучения. Чтобы эти встречи имели смысл, вы должны получать здесь навыки, которых не получите на уроке.
Двенадцать пар блестящих от любопытства глаз уставились на него.
— База у вас есть. Теперь эту базу, что логично, надо развивать. Прежде всего, как у вас всех обстоят дела с невербальными заклинаниями?
У всех дела с ними хоть как-нибудь, да обстояли; шатко ли, валко, каждый нарабатывал на занятиях такой уровень, которого было достаточно, чтобы удовлетворить профессоров.
— Очень хорошо, — кивнул Гарри. — Кстати говоря, Эй-Пи ни в коем случае не должна помешать вашей учёбе, учтите это. Отстающие будут после занятий Эй-Пи со мной разбирать то в основных предметах, за что получат неудовлетворительные оценки, но… — Гарри выразительно покосился на братьев Криви, — не советую этим злоупотреблять.
— И непосредственно о том, как будут проходить наши встречи. Каждое третье занятие будет проверочным: будем все тянуть жребий и делиться на две команды. Эти команды будут друг на друга нападать; это будет похоже на то, как в прошлом году я расшевелил вас перед четырнадцатым февраля. Прошу учесть, что остановить это учебное сражение я смогу в любой момент, и каждый должен будет немедленно опустить палочку. А также, поскольку это не спорт, а подготовка к будущей войне, не сосредотачивайтесь на том, чтобы победить; концентрируйтесь на том, чтобы не делать ошибок и по возможности исправлять ошибки, которые могут допустить ваши товарищи по команде. Каждое такое занятие будет проходить в разных условиях; думаю, Выручай-комната не откажется предоставлять нам требуемые полигоны, — Гарри перевёл дыхание и продолжил. — Обычные занятия будут посвящены как вербальной, так и невербальной магии, хотя по большей части последней. В Министерстве нам повезло — Аваду и Круцио невербально не наложишь, для этого надо быть самим Мерлином, не меньше, а другие заклятия Пожиратели как-то недолюбливают, как вы могли заметить. Из этого вытекает: вы должны мыслить быстрее и более гибко, чем Пожиратели. Ограничиваться одними Непростительными глупо, тем более что они забирают больше сил, чем многие заклятия, приводящие к точно такому же эффекту, — в области того, какие заклятия сколько магических сил забирают, Гарри теперь был специалистом; количества книг, которые он прочитал по этому поводу после памятного разговора с Финеасом Найджелусом, хватило бы на опору для пяти-шести диссертаций. — Поэтому мы будем отрабатывать заклятия, во-первых, сложные, выходящие за рамки школьной программы, во-вторых, отрабатывать так, чтобы, если вас ночью разбудит случайный шорох, вы отреагировали правильно. Под «правильно» я подразумеваю распознать опасность и обезвредить, а не просто укокошить с полпинка, — строго добавил он. — Всем всё понятно?
— Да, командир! — дружно рявкнули все, даже Блейз, который выглядел слегка удивлённым. Ну, в прошлом году он не имел сомнительного удовольствия познакомиться с преподавательской манерой Гарри, остальные же успели привыкнуть.
— Вопросы есть?
— Да! — выпалили Невилл, Колин и Деннис.
Гарри вопросительно приподнял брови.
— Мы тут это… — смущённо пробормотал Невилл.
— Придумали… — поддержал его Колин.
— Мы ещё в прошлом году… — очень информативно добавил Деннис. — Сразу после Министерства…
— Мы подумали…
— О чём вы подумали? — не выдержал Гарри. — Невилл, как старший, расскажи обо всём членораздельно.
Невилл порозовел и начал сбивчиво объяснять:
— Мы ещё в прошлом году подумали, что нам нужна… э-э… символика.
— Символика? — удивлённо повторил Гарри.
— Д-да, — розоватость лица Невилла превратилась в самую настоящую свекольную бордовость. — Мы ведь Армия… маленькая, но… в общем, мы подумали, что нам нужна символика, — твёрдо закончил Невилл. — Мы придумали значки, которые мы все будем носить… если ты разрешишь, конечно… придумали наши цвета… то есть, мы хотим выделяться… мы хотим, чтобы все знали, что мы — твоя армия. Мы говорили со всеми… никто не против.
— То есть, все знали, и эта идея — сюрприз только для меня? — уточнил Гарри, укоризненным взором обводя комнату. Все, даже Блейз, выглядели такими хитрыми и довольными, что у Гарри аж зубы свело. — Покажите тогда, что породила ваша бурная фантазия, если красноречие отказывает, — от шпильки Гарри не смог удержаться, но Невилл и братья Криви восприняли её как знак, что их командир не сердится, и просияли.
«Дети, Господи боже, какие дети…»
— Вот, — все трое шустро повытаскивали из карманов какие-то уменьшенные вещи. — Это наши значки. Мы на всякий случай сделали на всех… тебе особенный, а остальным одинаковые.
— Дайте разные посмотреть, — в протянутую ладонь Гарри легло два прохладных кусочка металла; родственная магия — магия палочек, связанных с его собственной — слегка кольнула кожу.
Гарри рассмотрел сначала тот, что должны были носить рядовые члены Эй-Пи. Квадратный, слегка выпуклый значок был размером почти с четверть ладони — «мантию оттянет и дырки прорвёт…»; неизвестный Гарри металл был чёрным — быть может, Невилл и братья Криви просто изменили его цвет волшебством. Зелёные мерцающие буквы — не камни, но зеленоватый жизнерадостный свет, заключенный в металл — складывались в аббревиатуру «АП». Значок, предназначавшийся лично Гарри, был из того же металла; прямоугольный, точно такого же веса, как и первый значок. Маленькие зелёные буквы образовывали растянушееся на три четверти значка слово «командир»; две большие, занимавшие последнюю четверть, были всё теми же — «АП». Эй-Пи.
Армия Поттера.
— Это всё? — неожиданно хрипло спросил Гарри.
— Не совсем, — заторопился Невилл, — вот ещё… письма обычно запечатывают или перевязывают лентой, ведь так? У нас есть ленты, наполовину зелёные, наполовину чёрные… а ещё девочки обещали связать всем к зиме чёрные шарфы с зелёными кисточками.
— На этом всё? — тупо спросил Гарри.
— Д-да…
— Что ты об этом думаешь, Гарри? — взволнованно спросил Колин Криви.
Гарри вздохнул. Принять всё это — значки, шарфы, ленточки — означало, в некотором роде, подписать контракт, который ещё в прошлом году выразил непревзойдённый пропагандист Ли Джордан. Это связало бы его и членов Эй-Пи… дороги назад не было бы ни у него, ни у них. Пока это просто было общество собравшихся изучать ЗОТС, это было терпимо — даже несмотря на клич, напугавший Амбридж до судорог. Но символика — это всё меняло.
Глупая детская игра перерастает в нечто серьёзное, когда появляется символика. Кружки студентов, обсуждавших политику за пивом, неизбежно перерастали в революционные общества с тысячами последователей, как только приобретали символ; все уважающие себя тайные общества Средних веков — масоны, например, и все монашеские ордена: тамплиеры, францисканцы, доминиканцы, иллюминаты, иезуиты, кто угодно — имели символику, к которой они относились с благоговением; таким же благоговением, какое светилось в глазах братьев Криви при взгляде на груду значков, которые были сделаны указанными братьями собственноручно. Красивые картинки, сложенные в определённом порядке слова — человечество всегда было падко на ритуалы, церемонии, обычаи и традиции. Так сладко быть причастным к особому, отдельному кругу и иметь при себе подтверждение этому; так захватывающе входить в группу людей, преследующих те же цели, что и ты. За символику люди умирают — посмотрите в любом учебнике истории, и найдёте лозунги, флаги, знамёна, которые люди ценили во много раз больше собственных жизней.
Свою «В» по Истории магии Гарри получил отнюдь не за красивые глаза или, скажем, не менее красивый шрам на лбу; и его пугала такая ответственность. Он не хотел её. Он хотел только научить тех, кто захочет его слушать, защищать себя. Но они захотели большего.
Такая мелочь — значки и шарфы… но какую гордость они зажгут в глазах членов Эй-Пи! И Гарри готов был поклясться, что они станут посылать друг другу в десять раз больше писем — абсолютно ненужных, пустых писем; но лишь бы под любопытными и завидующими взглядами соседей по столу бережно развязать гладкую чёрно-зелёную ленточку и развернуть пергамент, делая вид, что там что-то совершенно сверхсекретное и срочное…
А когда начнётся война, письма будут содержать только необходимую информацию… и значки будут крепко-накрепко приколдовываться к мантиям перед битвой — чтобы не оторвало случайным заклятием. И слово «командир» окончательно прилипнет к Гарри…
— Гарри? — тревожно окликнула его Джинни. — Гарри, ты что?
— А что со мной?
— Ты уже две минуты стоишь молча и смотришь на значки…
— Послушайте, — сказал Гарри очень неубедительно; его голос подрагивал. — Это же просто показуха… к чему нам символика?
— Мы хотели… — губы Колина и Денниса задрожали. — Мы со всеми обсуждали…
— Гарри, это правда хорошая идея! — почти умоляюще воскикнула Гермиона. — Мы ведь были с тобой в Министерстве!
— Мы обещали быть с тобой, даже если запретишь! — горячо добавила Сьюзен Боунс.
— Мы думали, что это будет здорово, если все будут видеть, что мы твоя армия, а ты наш командир… — потерянно сказал Невилл.
— Гарри… — мягкий голос Блейза — «эй, это удар ниже пояса!» — заставил Гарри дёрнуться и уронить значки на стол. — Неужели мы не заслужили показать всем, как гордимся тем, что мы твоя армия?
Гарри беспомощно оглядел просящие лица и нервно сглотнул. Это напоминало лавину, горный обвал, прорыв плотины. Если один человек — невысокий, худой и физически слабый — попробует остановить что-то из вышеперечисленного, раскинув руки и встав на пути снега/камней/воды, что у него получится?
Правильно. Ни… чего не получится.
— Если вы этого хотите — то ладно, — обречённо сказал Гарри и поднял руку, обрывая радостные вопли. — Но у меня есть условия. Во-первых, вы не кичитесь своей символикой перед другими, потому что чем-то существенно лучше остальных она вас не делает. Во-вторых, вы не позорите её. В-третьих, если к нам вдруг придут новенькие, их значки, шарфы и ленты будут точно такими же — никакой дискриминации. В-четвёртых, не называть меня командиром вне Выручай-комнаты и боевых действий — за это могу и из Эй-Пи выгнать. В-пятых… в-пятых, то время, что мы потеряли на обсуждение символики и потеряем сейчас, пока все будут радостно прикалывать значки и любоваться друг другом, мы восполним, продлив занятие. Вопросов, предложений, инициатив или проблем ни у кого нет?
— Нет, командир! — счастливо, ликующе заорала Эй-Пи, повинуясь взмаху руки Колина, которому, похоже, Ли Джордан передал свои обязанности «дрессировщика» по наследству.
— Тогда разбирайте значки, охайте над ними, и начнём, наконец, заниматься делом, — Гарри взял со стола свой значок и одну ленточку и отступил на шаг. — Ли и близнецам отправьте тоже, — вполголоса велел он Колину и Деннису.
С ума сходить, так всем вместе.
* * *
— Добрый вечер, сэр, — Гарри с некоторой опаской переступил порог кабинета Снейпа; воспоминания о прошлом внеучебном визите сюда заметно уменьшали его энтузиазм.
— Добрый вечер, Поттер, — перо, которым декан Слизерина проставлял отметки на чьих-то сочинениях, противно и громко царапнуло по пергаменту, и Гарри показалось, что Снейп нервничает не меньше него самого. — Сегодня Вы перебираете флобберчервей. Отделите пригодных к использованию от испортившихся. Защитные перчатки, надеюсь, с собой захватили?
— Э-э… нет, сэр. Я же не знал, что именно должен буду сделать.
Снейп досадливо бросил перо на стол и выдвинул ящик.
— Вот, возьмите, — старые перчатки из драконьей кожи шлёпнулись на стол. — Если они Вам малы, будете работать без перчаток.
Однако перчатки оказались Гарри точно впору, хотя тому же Снейпу не налезли бы ни при каком условии (у Гарри немедленно возник вопрос о том, на кой, в таком случае, хранить их в ящике стола; не проще ли приобрести нужного размера, а эти отправить в кладовку).
Чан с флобберчервями пах отвратительно, склизкие черви не выражали особенного желания делиться на пригодных и непригодных; Снейп позади раздражённо чиркал по сочинениям и нервно шелестел пергаментом, чем заставлял дёргаться Гарри, у которого и без того нервы были натянуты, как струны.
— Поттер, Вы скоро? — раздражённо поинтересовался Снейп; Гарри уронил только что отделённого червяка и стремительно обернулся.
— Нет, сэр… я разобрал только половину.
— Мне нужно уйти на некоторое время… надеюсь, теперь Вас можно оставлять в одиночестве в чужих кабинетах?
Гарри ошеломённо хватал ртом воздух, пока Снейп, окинув своего самого ненавистного ученика непонятным испытующим взглядом, твёрдо выходил из комнаты. Все мало-мальски остроумные и просто подходящие к ситуации реплики просто-напросто вылетели у Гарри из головы; «Это же надо быть таким… таким… наглым!?!»
Флобберчерви подверглись массированной атаке разозлённого Гарри, и за пятнадцать минут с ними было покончено. Ёмкость с пригодными для использования червями Гарри сердито плюхнул Снейпу на стол, втайне надеясь, что зельевар случайно испачкает рукав в червячной слизи; ёмкость с испорченными, по-хорошему, полагалось очистить заклинанием, но у Гарри не было ни малейшего желания колдовать лишний раз в сложившихся обстоятельствах. А если оставить всё, как есть, Снейп запросто может назначить ещё одну отработку, мотивируя это тем, что с первой Гарри не справился; отсюда следовало, что Гарри убил бы на идиотских червей ещё драгоценный час-полтора — и это с таким количеством домашних заданий, которое и Гермионе не снилось.
— Я закончил, сэр, — отрапортовал Гарри хмуро, когда Снейп вернулся в кабинет.
— Почему Вы не очистили это? — Снейп неожиданно брезгливо для человека, всю жизнь имевшего дело с зельями, ткнул пальцем в испорченных флобберчервей.
— Э-э… ждал, пока Вы оцените мою работу, сэр, — невинно предположил Гарри, надеясь, что его хилой окклюментивной защиты хватит, чтобы Снейп не залез к нему в голову, используя невербальную версию Legillimens.
— Прекрасно, Поттер, просто превосходно, — процедил Снейп недовольно. — В перебирании флобберчервей Вам нет равных, поверьте моему опыту. Я искренне восхищён. А теперь, если Вас не затруднит, очистите это и идите, куда Вам угодно.
— Спасибо за разрешение, сэр, — буркнул Гарри, берясь за палочку. И зелья с собой нет, как назло… и за день наколдовался по самое не хочу, ноги еле держат… — Evanesco!
Боль огненными иглами прошила Гарри насквозь, в каждой клетке, в каждой частичке; перед глазами затанцевали языки пламени, закружились вихрем, сливаясь в один большой костёр, на котором сгорал Гарри, словно жертва Инквизиции; огонь всё кружил, кружил, отдалялся, темнел, исчезал, и в конце концов Гарри обнаружил над собой встревоженные тёмные глаза и бледное лицо, обрамленное поглощающими свет прядями.
— Поттер, что с тобой?
— Устал, — пробормотал Гарри, чувствуя, как боль быстро уходит — должно быть, Снейп ухитрился влить в него, пока он был в отключке, какое-нибудь зелье для нервных подростков, падающих в обмороки. — Переутомился. Переучился. Всё в порядке.
— Поттер, если врёшь, потрудись делать это немного искусней, — раздражённо сказал Снейп, и Гарри вздрогнул, вспомнив, при каких обстоятельствах его декан в последний раз переходил на «ты».
— Видите, сэр? — Гарри поднял показавшуюся неимоверно тяжёлой правую руку. — Я не должен лгать. Я и не лгу.
— Почему ты не сказал в прошлом году, откуда эти шрамы? — в голосе Снейпа звучала горечь.
— А смысл? — устало спросил Гарри, прикрывая глаза — свет резал их. — Подумаешь, Режущее перо, запрещённое в школе… если уж Вы ухитрились благополучно забыть о том, что одноклассники меня насиловали и пытали, к чему обеременять Вас какими-то шрамами?
Гарри до сих пор поражало и немного даже ранило искреннее удивление Снейпа в тот момент. «Вы с ума сошли, Поттер? Кто Вас насиловал? Кто Вас пытал?»
— Одноклассники насиловали? — в замешательстве переспросил Снейп. «Ха, ты думал, что ли, что можешь запатентовать эту идею — трахнуть Поттера против его воли?» — Пытали? Кто?
— Снова-здорово, — Гарри вздохнул. — Профессор, я Вам всё это уже говорил в прошлом году. Честно говоря, мне лень повторять.
— Но я бы запомнил… — растерянно сказал Снейп, морща лоб. — Чёрт побери, Поттер, за кого ты меня держишь, если думаешь, что я могу оставить просто так изнасилование и пытки?!
— Слизерину не нужны скандалы, — процитировал Гарри кого-то из тех слизеринцев, что были на седьмом курсе, когда он сам — на первом. — Вы знали об этом на моём третьем курсе, но благополучно забыли на пятом… и сейчас тоже забыли… может, Вам записывать? А то я задолбался Вам рассказывать.
— Поттер, не дерзи! — рявкнул Снейп.
— Не буду, сэр, — Гарри судорожно сглотнул; прикосновение руки Снейпа, аккуратно поддерживавшей затылок Гарри, рождало не самые приятные ассоциации. — Я знаю, чем это чревато, сэр.
Снейп резко, словно Гарри оскорбил его в лучших чувствах, поднялся с пола и отошёл куда-то в сторону; Гарри, воспользовавшись моментом, поднялся на дрожащие, как желе, ноги, и поковылял к выходу, держась по стеночке — здравый смысл подсказывал, что безопаснее и комфортнее быть вдали от Снейпа; всё равно где, но подальше.
— Поттер, Вы куда?
— Мне надо, — пробормотал Гарри. — У меня эссе по Трансфигурации не начато, и три параграфа по ЗОТС не прочитаны…
— Плюньте Вы на эти параграфы, — щедро сказал Снейп, и Гарри, утеряв от изумления равновесие, стукнулся лбом о стену. — Хм, это не означает, что Вы должны выбивать из себя последние мозги!.. Вот, выпейте.
Гарри принял стакан с зельем и выпил медленно, определяя, из чего оно было сварено. «Общеукрепляющее, обезболивающее — очень сильные, сильнее моего самопала… бодрящее и успокаивающее… со снотворным эффектом, который подействует через двадцать минут… мать твою, а Трансфигурация?! МакГонагалл меня расчленит…»
— Объясните мне, пожалуйста, Поттер, — Снейп забрал пустой стакан и поставил рядом со злосчастной ёмкостью из-под испорченных флобберчервей, — что Вы имеете в виду? Что за… изнасилования? Что за пытки?
Гарри покачал головой. Может быть, Снейп неудачно упал с лестницы и теперь страдает провалами в памяти? Слишком уж искренне говорит для издевательств…
— Сэр, я действительно рассказывал Вам в прошлом году. Вы были искренне возмущены и несколько подавлены этой информацией, насколько я помню. Потом я ушёл. Что сделали Вы, не знаю, но уже на следующем занятии окклюменцией Вы не упомянули об этом ни словом. Спокойной ночи, сэр.
— Постойте, Поттер!..
Гарри хлопнул дверью и сжал янтарного феникса.
А эссе можно написать с утра, если плюнуть на завтрак… а если времени не хватит, то и на обед плюнуть, невелика потеря.
Глава 7.
Но нет спасения тому, кого любят без взаимности,
ибо над чужой страстью ты уже не властен и,
когда хотят тебя самого, твоя воля становится бессильной.
Стефан Цвейг, «Нетерпение сердца».
Зима, казалось, началась уже в конце сентября, не дожидаясь, пока календарь отобразит какую-нибудь более подходящую дату; дождь, ветер и мокрый снег — вот что ждало всякого, решившегося не в добрый час высунуть нос из замка. Гарри предпочитал не выходить за пределы Хогвартса кроме как на Гербологию и Уход — холод был непереносим для огня, текшего по жилам Гарри, и последний с тоской думал о декабре и январе. Хотя после порции обезболивающего всегда становилось почти всё равно; уходила боль, уходили всяческого рода нравственные терзания, становилось уютно и спокойно, можно было сосредоточиться на бесконечных эссе, переводах и дополнительной литературе — и не думать, не думать о том, как равнодушно проходит мимо Блейз, как подозрительно молчание близнецов… наконец, о том, каким нервным и измученным выглядит Снейп. Один глоток — и Гарри не вспоминал больше о том, что умирает, о том, что каждый взмах палочки подталкивает его к смерти, о том, что время уходит — уходит безвозвратно; как оно, впрочем, делало и тогда, когда ценить его не было особых причин.
Это называлось зависимость. Гарри — гордость Слагхорна, признанный наследник материнского таланта в Зельеварении — знал об этом побочном эффекте; но обойтись без обезболивающего было никак нельзя, потому что не дело падать в обморок от боли на каждом уроке, а рассказать всем о своей беде никак невозможно. К тому же разве это плохо, если хоть что-то может принести успокоение и невозмутимость, заглушить тревогу и страх за Сириуса и близнецов? «Это ведь никому не мешает, — говорил Гарри сам себе, делая очередной глоток, — я ведь сразу перестану его пить, когда вылечусь… я ведь вылечусь, руны говорят, что вылечусь…» «Лучше бы ты продолжал курить», — вздыхал внутренний голосок, всегда тревожный и здравомыслящий; порой Гарри задавался вопросом, не Перси ли Уизли подражает этот намёк на раздвоение личности. «Я бы курил, — отвечал Гарри, шелестя страницами книг, — но где здесь сигареты взять? Только трансфигурировать, а значит, в любом случае придётся пить обезболивающее…»
Заказывать недостающие ингредиенты всё же приходилось по почте, и Гарри надеялся только, что «Пророк» об этом не пронюхает и не сделает правильных выводов; отсутствие Риты Скитер в рядах внештатных корреспондентов «ЕП» делало эти надежды вполне обоснованными, потому что больше никто не рискнул бы писать об «Избранном» что-нибудь нехорошее. Герой на белом пони требовался всем; особенно сейчас, когда не проходило недели, чтобы над каким-нибудь незадачливым домом не повисла Чёрная Метка; и на эту роль даже претендентов никаких не было, кроме Гарри. «Что бы они сказали, — думал Гарри, брезгливо отшвыривая утренний «Пророк» с хроникой происшествий и очередной порцией намёкой на то, что неплохо бы мистеру Поттеру пойти и всех спасти, раз уж он Избранный, — если бы узнали, что их «Избранный» умирает? Плюс к тому, он почти что наркоман, и вообще жалок до невозможности».
Но уже об этом не знал никто. Напротив, Гарри ловил на себе восхищённые взгляды девочек, сбивавшихся при его появлении в стайки, слышал шепотки за спиной:
— Какой красивы-ый…
— Как жалко, если он правда любит мальчиков…
— Неправда, Скитер всё врала! У меня папа в Министерстве, он сказал, это всё бред…
— А твой папа проверял?
Смех.
— Ой, я так хочу в его Армию…
— Туда таких, как ты, не берут.
— А каких туда берут?
— Говорят, там надо сразиться с каким-то чудищем, чтобы тебя приняли.
— По-моему, с троллем.
— Нет, кажется, с акромантулом.
— А потом ещё присягу принести!
— Какую присягу?
— Ну, что будешь во всём слушаться Гарри Поттера, будешь воевать за него…
— Воевать я не хочу, а вот слушаться… хм…
— А всё-таки он жутко классный! Такого можно и слушаться, остальные ещё завидовать будут…
— А может, всё-таки можно без акромантула?..
— А знаешь, говорят, у него специально двенадцать человек в Армии, и никого туда больше не возьмут, чтобы число не менялось…
— А зачем двенадцать?
— Ты что! Это же дюжина! С Сама-Знаешь-Кем можно бороться только таким отрядом, потому что это сведёт на нет всю тёмную магию, которую Сама-Знаешь-Кто может применить…
— Ой, но ведь сам Гарри — тринадцатый!
Многозначительное хмыканье.
— Гарри Поттер — это ведь совсем другое дело, дурочка!
— Да?
— Он же Избранный, подумай сама! Он здесь не считается!
Уши вяли.
И в самом деле, члены Эй-Пи гордо носили свои значки; те, кто были старостами, прикалывали их над значками с буквами «С», остальные таскали их просто на как можно более видных местах и беспрестанно теребили, невольно обращая внимание собеседника на светящуюся зелень — Гарри порой так и подмывало поинтересоваться, снимают ли они эту бутафорию хоть на ночь или прикалывают их на пижамы. Сам Гарри прикрепил свой командирский значок к плюшевой мышке и на том успокоился; члены Эй-Пи несколько раз робко интересовались, почему он не приколет значок на мантию — одного грозного взгляда хватило, чтобы все вопросы отпали. Кстати говоря, Эй-Пи искренне радовалась кошмарной погоде, потому что можно было с полным правом носить чёрные шарфы с зелёными кисточками.
Ну хоть кому-то было хорошо; Гарри радовался за свою маленькую Армию, цветущую и счастливую. Его собственные дни сливались в мутную круговерть, неясную и тревожную; он тонул в трясине отчаяния, отупения, лихорадочной спешки, свинцовой усталости. И не было никого рядом, чтобы подать руку и вытянуть на свет; но Гарри не огорчался этому, потому что и в трясине было вполне терпимо — тем более терпимо, что его маски были безупречны, и оценки не снижались, Эй-Пи с каждой неделей становилась всё уверенней и боеспособней, снитч послушно ловился на тренировках, не изнуряя Гарри долгой погоней (возможно, сердобольный крылатый мячик полагал, что смеяться над убогими грешно). Чем благополучней всё становилось снаружи, тем больше прогнивало изнутри. Впрочем, самого Гарри это не беспокоило, потому что к самому себе он привык относиться философски ещё с дней незабвенного детства в компании кулаков дяди Вернона, а окружающие и подавно ничего не замечали.
* * *
Середина октября привычно ознаменовалась первым в году походом в Хогсмид; Гарри планировал провести день, как обычно, за учёбой, но… Поттер полагает, а злорадно хихикающий парень наверху, распределяющий радости и горести бытия человеческого, усиленно располагает.
На завтрак Гарри в этот день не пошёл, предпочтя потратить это время на варку подошедшего к концу зелья от тошноты; последнюю неделю он вообще ел урывками — не хотелось совершенно, зато много и часто пил воду. Но по дороге на Астрономическую башню, к которой Гарри привык уже, как к родной, состоялась встреча, коей Гарри успешно избегал вот уже почти месяц.
— Гарри, доброе утро! Мне кажется, или Вы от меня прячетесь, а? — жизнерадостно осведомился Слагхорн.
— Что Вы, профессор, — Гарри растянул губы в улыбке. — Дела, дела… я всегда занят, только и всего. Учёба, квиддич, моя армия…
— Ну, сегодня выходной, — логично указал Слагхорн. — И в честь первого похода в Хогсмид в этом году я устраиваю небольшую вечеринку… все свои, конечно же, приватный, тихий праздник. Вы так долго избегали ужинов у меня, Гарри, но уж сегодня не обидьте старика?..
Гарри пребывал в затруднении. Подходящей причины, чтобы отвертеться, не придумывалось; тратить время на ерунду не хотелось ужасно, но ошмётки такта не позволяли сказать об этом прямо.
— Доброе утро, профессор, — ловкая рука обняла Гарри за талию. — Я слышал, Вы говорили о сегодняшней встрече в Ваших апартаментах?
— Именно так, дорогой Блейз, именно так! — расцвёл Слагхорн, решив, очевидно, что к нему прибыло подкрепление. — Я буквально настаиваю на том, чтобы и Вы, и Гарри пришли ко мне сегодня! Ожидаются изумительные корзиночки с кремом, — Слагхорн хитро подмигнул обоим сразу, оставляя Гарри в замешательстве; ни за собой, ни за Блейзом он не знал пагубной страсти именно к корзиночкам с кремом.
Блейз сокрушённо покачал головой; тонкий и пряный запах одеколона, смешанный со слабым травяным ароматом шампуня донёсся до Гарри от тщательно уложенных тёмных с бордовым отливом прядей, щекотавших ему ухо.
— Увы, как раз сегодня у Армии Поттера намечено внеочередное занятие, — с приличествующей случаю скорбью объяснил Блейз. Гарри лишь огромным усилием воли сохранил на лице бесстрастную мину, поскольку впервые слышал об этом занятии. — Гарри считает, что мы не должны расслабляться и в выходные…
— Вы слишком строги к своей Армии, Гарри, — добродушно заметил Слагхорн. — Уверен, они превосходные бойцы, и сегодняшнее занятие можно отменить…
— Простите, профессор, но я очень долго его готовил, — качнул головой Гарри. — К тому же все члены Армии поменяли свои планы ради этого занятия…
— Но мисс Грейнджер я приглашал вчера, и она ни словом не упомянула об этом занятии, — припомнил Слагхорн, сощурившись.
— Должно быть, забыла, — развёл руками Гарри. — Блейз, ты не предупредишь Гермиону ещё раз, как только увидишь?
— Разумеется, Гарри, — бесстрастно склонил голову Блейз. — Как видите, профессор, сегодня, увы, ни я, ни Гарри не сможем прийти.
— Что поделаешь, — Слагхорн выглядел раздосадованным. — Я надеюсь, Вы не будете часто проводить такие занятия?
— Достаточно редко, — профессор, — заверил Гарри. — Благодарю за приглашение, но в преддверии войны мы не должны пренебрегать подготовкой к бою…
Распрощавшись, Слагхорн ушёл; Блейз выпустил Гарри, едва профессор Зельеварения скрылся за поворотом, и отступил на шаг.
— Мне подумалось, что ты не горишь желанием убивать весь вечер на воркотню Слагхорна о его многочисленных знакомствах со знаменитостями, — Блейз небрежно дёрнул плечом.
— Спасибо, — сказал Гарри, не зная, что ещё можно произнести; он смотрел на Блейза, жадно, нетерпеливо, он впитывал взглядом пушистые ресницы, непроницаемые глаза цвета чёрного кофе, прямой нос, изящные губы, высокие скулы, смуглую кожу, упрямый подбородок… — Тебе правильно подумалось…
Блейз, против ожиданий, не уходил, а точно так же рассматривал Гарри в ответ. Словно тоже тосковал всё это время и хотел подойти и рассмотреть вот так вот, но не решался.
— У тебя мешки под глазами, — заметил он.
— Правда? — рассеянно спросил Гарри. «Если я его поцелую — он меня пошлёт или нет?»
— Если не веришь, посмотри в зеркало, — посоветовал Блейз, протянул руку и дотронулся кончиками пальцев до лба Гарри. — У тебя лоб холодный и влажный… ты заболел?
— Он то горячий, то холодный, — тупо сказал Гарри, молясь про себя только о том, чтобы Блейз не убирал руку; и, кажется, у бога был сегодня день удовлетворения жалоб населения, потому что Блейз не спешил разрывать касание. — За ним не уследишь.
Блейз негромко рассмеялся.
— И глаза в красных прожилках… всё учишь ночи напролёт?
Гарри молчал, как идиот, борясь с желанием взять руку Блейза в свои и расцеловать каждый дюйм.
— Эй, земля вызывает Гарри! — Блейз прекратил касаться Гарри и пощёлкал пальцами перед его носом. — Ты спишь стоя, что ли?
— Ты на меня больше не сердишься? — вырвалось у Гарри.
У Блейза сделалось какое-то растерянное, беззащитное лицо.
— А я на тебя сердился?
— А разве нет?
— Я думал, тебе лучше отдохнуть от меня…
— А я думал, что я без тебя подыхаю, — с горечью сказал Гарри. — Если ты этого хотел, тогда и правда лучше без тебя, а если чего-то другого… Но я до сих пор не знаю, что тебе ответить.
Последнюю фразу Блейз явно пропустил мимо ушей, потому что первая заставила его просиять, как никогда раньше; он весь словно искрился своей радостью, светился ею, излучал её. Гарри чувствовал её даже сквозь щит эмпата, который держал постоянно.
— Правда? Ты правда скучал по мне?..
— Для надменного и победоносного отпрыска древнего аристократического рода ты ведёшь себя слишком неуверенно, — критично заметил Гарри и рассмеялся при виде возмущения на лице Блейза.
— Пойдём сегодня в Хогсмид? — предложил Блейз, внезапно прекратив возмущаться.
— Там холодно, — Гарри зябко обхватил себя руками; на первом этаже, где они стояли, обреталось несколько бодрых сквозняков, которых Гарри чем-то очень привлекал, и они так и норовили окутать его холодом.
— А мы в «Трёх мётлах» посидим. И в «Сладкое королевство» зайдём. Ты же любишь шоколадные лягушки?
— Это подкуп? — хмыкнул Гарри.
— Самый настоящий, — глаза Блейза смеялись.
— Ну тогда я согласен. Только давай сначала зайдём в совятню.
— Зачем?
— Надо же предупредить Гермиону, чтобы она сегодня не ходила к Слагхорну. И если ещё кто-то из Эй-Пи приглашён — пусть скажет, чтобы тоже не ходили.
— А-а…
Гарри наскоро нацарапал записку на обрывке пергамента и перевязал — за неимением чего-нибудь другого, не шнурок же от кроссовок брать — ленточкой цветов Эй-Пи; выпустил Хедвиг под сдержанное хихиканье Блейза.
— Кстати, ты-то почему поддержал всю эту ерунду с символикой? — Гарри опёрся спиной о стену совятни; навязчиво пахло птичьим помётом, под ногами шуршали перья, но зато не было никого постороннего.
— Мне понравилась идея, — Блейз упёрся ладонями в стену по обе стороны от лица Гарри. — Симпатичные значки, и даже шарф не колючий…
— А меня идея ужаснула, — пожаловался Гарри. — Теперь все экзальтированные девицы Хогвартса мечтают попасть в Эй-Пи…
— Ну, пока они не решаются подъехать с этим к тебе или к кому-нибудь из Армии, это не страшно, — Блейз улыбнулся, наклоняясь к самому лицу Гарри; их лбы соприкасались, а дыхание смешивалось. — Ты не передумал идти со мной в Хогсмид?
— С тобой — нет, — Гарри слегка подался вперёд и накрыл губы Блейза своими.
Простое касание двух маленьких участков тел, осторожное, почти целомудренное — отчего при этом так кружится голова, так подгибаются колени, так трудно дышать — можно только вдыхать и вдыхать, безудержно, безостановочно этот пряный, непонятный запах? Отчего шальная, пьяная, торжествующая улыбка появляется на заалевших губах Блейза, и она оказывается отражением улыбки самого Гарри, такой улыбки, словно в мире больше нет смерти, да никогда и не было, её только придумали, чтобы пугать маленьких детей? Отчего так трудно прекратить обнимать тонкое тело, чувствуя его жар сквозь слои одежды, отчего так хочется и плакать, и смеяться, и целовать — снова и снова, пока мир не рухнет, да и после того, потому что уж что-что, а совятня уцелеет, ведь здесь они двое, и воздух вокруг них звенит от сумасшедшего коктейля эмоций, и тот, кому будет поручено вызвать обоих на Страшный Суд, смущённо прикроет дверь и велит никому не беспокоить их, целующихся у стены, испачканной птичьим помётом?..
— Я так тебя люблю, — шепнул Блейз в приоткрытые губы тяжело дышащего Гарри и оттолкнулся ладонями от стены. — Так мы идём в Хогсмид?
— Здесь мне нравится больше, — откровенно признался Гарри, стряхивая с рукава совиное перо. — Но раз ты хочешь, то пойдём.
— Всегда бы ты был таким послушным, — с ехидцей заметил Блейз, поправляя мантию.
— Тогда тебе же первому станет скучно, — фыркнул Гарри.
Оспорить это Блейз не мог.
* * *
Услужливый ветер швырял Гарри в лицо хлопья снега и капли дождя, решив, очевидно, что это как раз то, чего Гарри всю жизнь и не хватало; шарф цветов Эй-Пи закрывал шею, но вот щёки и уши Гарри уже не чувствовал.
— Где тут твои лягушки? — деловито осведомился Блейз, втолкнув Гарри в «Сладкое королевство».
— Не знаю… я их здесь в последний раз знаешь как давно покупал?
— Столько и не живут, ага, — понимающе кивнул Блейз. — Хочешь шоколадных шаров? У них внутри земляничное мороженое…
— Хочу, — не стал отрицать Гарри. Если мысль о хогвартской неизменной овсянке на завтрак заставляла его кривиться, то земляничное мороженое в шоколадном шаре всё ещё было способно вселить энтузиазм.
Пока Гарри размышлял о поистине волшебных преимуществах мороженого перед овсянкой, Блейз успел купить шоколадный шар и торжественно вручить своему… тем-более-непонятно-кому.
— Я мог бы и сам за него заплатить, — опешил Гарри.
— Мы, надменные и победоносные отпрыски древних аристократических родов, этого не допускаем, — Блейз ухмыльнулся.
— А не боишься, что я сяду тебе на шею? — Гарри вгрызся в толстый слой шоколада.
— Ты? — Блейз закатился в приступе смеха. — Скорее уж Дамблдор мне на шею сядет…
Гарри не стал отрицать.
— Пойдём в «Три Метлы»? — выразительно намекнул Гарри после того, как Блейз набрал целую охапку сладостей, не давая Гарри купить самому ни крошки. — Я плачу за сливочное пиво.
— Ладно, — снисходительно согласился Блейз. — За пиво, так и быть, плати.
Порой Блейз бывал совершенно невыносим, но сегодня это казалось Гарри очень милым.
Переулки Хогсмида были полны студентов Хогвартса, замёрзших, с покрасневшими носами и кислыми выражениями лиц; многие предпочли бы остаться в такой мерзкий день в замке, но первый поход в Хогсмид — это же святое… Гарри и Блейз петляли между домами, обходя самые большие лужи; Блейз берёг щегольские кожаные ботинки, Гарри руководствовался здравым смыслом, подсказывавшим ему, что если его старые кроссовки развалятся, намокнув, то он останется без последней нормальной обуви.
— Ты ничего не понимаешь, Линн! — раздался резкий девичий голос поблизости, и Гарри узнал Кэти Белл, ловца гриффиндрской команды.
Незнакомая Гарри девушка, обозначенная как Линн, пыталась отобрать у Кэти какой-то пакет, но терпела явную неудачу; пакет упал на землю, и Кэти Белл подбросило в воздух — словно она собралась полетать без метлы. Она кричала, истошно, пронзительно, словно ей было больно, и Линн тоже закричала — надо думать, за компанию.
Опущенная на землю Кэти не перестала кричать, но больше не пыталась взмыть в воздух..
— Беги за помощью, в замок! — велел Гарри, тряхнув за плечи Линн, дрожащую и раз за разом повторяющую, что Кэти вышла с этим пакетом из туалета в «Трёх Мётлах», и была такая странная, наверно, под Империусом, и отказывалась отдать пакет, и говорила, что его надо отдать кому-то в Хогвартсе и, наверно, сейчас умрёт..
— Х-хорошо…
— Perspicio hostilitas! — Блейз взмахнул палочкой над зеленоватым ожерельем, выпавшим из разорванного с одного боку пакета. — Ого, а эта вещичка проклята! И серьёзно проклята…
— И кому же она должна была это отдать? — задумчиво протянул Гарри, опускаясь на колени рядом с Кэти и нащупывая её пульс.
— Кому-то, кого очень хотят убить, — Блейз пожал плечами. — Может, тебе?
— И какой идиот подумал бы, что я возьму что-нибудь из её рук просто так? Все знают, что она меня терпеть не может, потому что раз за разом мне проигрывает… логичней было бы использовать, например, кого-нибудь из Эй-Пи…
— Тогда кого ещё хотят убить? Кто не заподозрил бы от неё подвоха?
— Интересный вопрос… — Гарри смотрел на бледную зелень опалового ожерелья в грязи и снегу, и кусочки мозаики складывались в уме.
Гарри точно знал, кого ещё хотят убить в этом году — Дамблдора, чьё убийство Гарри фактически сам же и заказал Малфою. Но эта дурацкая попытка всучить проклятое ожерелье руками другой ученицы… ведь Филч всё равно всех проверяет на входе и выходе на предмет тёмной магии специальным датчиком. Нашли бы. И Дамблдор просто так схватился бы за него? Кто здесь, интересно, имбецил — Малфой, Дамблдор или сам Гарри?
— Эй, у тебя есть какие-то идеи? — поинтересовался чуткий Блейз.
— Что здесь происходит? — Хагрид, профессор МакГонагалл и профессор Спраут подоспели на место происшествия.
— Потом, — одними губами шепнул Гарри и принялся отвечать на заданный профессорами вопрос.
— Ну так и что у тебя были за идеи? — напомнил Блейз, стоило им обоим оказаться в одиночестве на продуваемой всеми ветрами Астрономической башне.
— Мне пришло в голову, что хотели убить Дамблдора, — отозвался Гарри, понемногу высыпая в котёл толчёные лепестки медуницы и размешивая готовящееся зелье по часовой стрелке.
— Вот как? А почему именно его?
— А что? Великий волшебник, воплощение Света… отчего бы Вольдеморту и не решить от него избавиться?
— Не паясничай, — попросил Блейз, закутывая шарфом пол-лица. — Чёрт, как здесь холодно… Ты же не наивный гриффиндорец, чтобы до сих пор думать, что наш дорогой директор добр и мил хотя бы чуточку больше, чем соплохвост в брачный период.
— Тем более Вольдеморту надо его убить, — выдвинул Гарри контрверсию. — Чтобы он, такой хитрый и коварный, не путался под ногами.
Блейз прыснул.
— Тебя бы в цирке показывать, вместо клоуна… давай, говори правду.
— Ещё Веритасерума подлей, — буркнул Гарри, кидая в котёл мелко нарезанные корни дягиля.
— Зачем? — хитро прищурился Блейз. — Ты разве так не расскажешь?
— Только за плату, — твёрдо заявил Гарри, долил в зелье жабьей крови, размешал и накрыл крышкой, оставляя кипеть на медленном огне полчаса.
— И что за плата? Могу предложить сахарное перо или медовую поющую ириску… — демонстративно задумался Блейз.
— Не-ет, — помотал Гарри головой. — Лучше согрей меня как-нибудь, а то я совсем загнусь тут на ветру.
— И как же тебя согреть? — невинно поинтересовался Блейз.
— На твоё усмотрение, — Гарри натянул на ладони рукава свитера, надетого под мантию.
— Ты думаешь, если меня раздеть, мне станет теплее? — лукаво вопросил тот.
— Это смотря как тебя раздевать, — ладони Блейза скользнули под свитер и рубашку Гарри — такие горячие, нежные, осторожные…
— Кажется, ты прав, — Гарри закусил губу, когда большие пальцы Блейза добрались под рубашкой до сосков и погладили. — Мне уже не так холодно…
— Это заметно, — шепнул Блейз. — Ты краснеешь…
— Не могу я до сих пор краснеть, — неубедительно возразил Гарри, чувствуя, как горят щёки. — Не девственник же, в конце концов…
— А какая разница? — Блейз поцеловал Гарри за ухом, проводя ногтями по позвоночнику; Гарри выгнулся, прижимаясь к любовнику и отчаянно жалея, что оба всё же одеты.
— Никакой, — выдохнул Гарри, запуская руки в волосы Блейза.
— Вот и я о том же…
Руки Блейза блуждали под одеждой Гарри, гладя, слегка царапая, лаская; Гарри пытался возвращать ласки, но минуты через три окончательно сдался на милость этих удивительных рук, заставлявших его растекаться киселём по жёсткому полу Астрономической башни, вскрикивать, беспомощно вцепляясь в плечи Блейза, запрокидывать голову, подставляя шею поцелуям.
Вжикнула молния на джинсах Гарри; мягкие влажные губы пропутешествовали вниз по его животу, отмечая свой путь всё новыми и новыми поцелуями, и горячий рот накрыл твёрдый член; гибкий язык кружил вокруг головки, танцевал по длинной выпуклой вене, вырывая из Гарри стоны и судорожные вздохи, как мелодию из фортепьяно.
Волны опаляющего кайфа накатывали на Гарри с каждым движением губ и языка Блейза; не давали ни о чём думать, оставляя только почти животное желание двигаться — быстро и жёстко, трахать эту горячую глубину в выбранном ритме; но Блейз прижимал бёдра Гарри к полу и продолжал свою сладкую, томительную, чудесную, восхитительную пытку.
Очередная волна захлестнула Гарри с головой, и он рад был утонуть в ней.
— Ну как, согрелся? — Блейз поцеловал Гарри в губы; горьковато-солёный привкус на припухших губах принадлежал самому Гарри, и это — хотя, если вдуматься, в этом не было ничего удивительного или неожиданного — зачаровывало.
— Более чем, — признал Гарри. — А тебе не холодно?
— Я как бы уже тоже, — туманно отозвался Блейз; но Гарри понял и залился краской до ушей.
— Никакие девственники так не краснеют, — поддел его Блейз. — Так только ты умеешь.
— Видишь, какая двойная выгода? — сонно спросил Гарри. — Я и не девственник, и краснею…
— Странные у тебя понятия о выгоде, — Блейз бережно застегнул мантию Гарри и обнял его. — Кстати, так что там с Дамблдором?
— Дамблдор? — Гарри зевнул, устраивая голову поудобнее на груди Блейза; значок Эй-Пи холодил щёку. — А, это я залез Вольдеморту в голову и подговорил поручить Драко Малфою убить Дамблдора… вот Малфой и старается, мечется, паникует… я посплю, ты не против?.. Только разбуди меня минут через двадцать, зелье…
Остолбеневший Блейз был, судя по всему, не против, и Гарри удовлетворённо прикрыл глаза. Уже засыпая, он слышал, как Блейз тихо смеётся, и чувствовал, как слизеринец любовно перебирает его растрёпанные волосы.
— Мой, — шепнул Блейз. — Мой Гарри… только мой.
* * *
— Поттер, задержитесь.
Гарри после очередной изматывающей ЗОТС мечтал о паре глотков общеукрепляющего и обезболивающего, а вовсе не о внеплановой беседе со Снейпом; но Снейпу это было, разумеется, неведомо.
— Занеси на Прорицания, ладно? — Гарри протянул Блейзу свою сумку. — Мне думается, это будет долгий разговор…
Блейз спокойно кивнул; только тот, кто хорошо его знал, разглядел бы тревогу в тёмных глазах. Гарри ободряюще улыбнулся и повернулся к Снейпу.
Слизеринскому декану тоже не приходилось сладко в эти дни; Гарри безучастно рассматривал круги под его глазами, безжизненно опущенные уголки губ, прежде брезгливо поджатых, глубокую морщину на лбу — такую, какая, по утверждению Блейза, была у самого Гарри первого сентября.
Сейчас этой морщины не было, потому что всякий раз, как Гарри отхлёбывал обезболивающего, спокойствие окутывало его, нахмуренные брови расслаблялись, морщинки раздумий разглаживались, и о будущем Гарри размышлял не со страхом и тревогой, а с вялым интересом.
У Снейпа такого действенного способа, по-видимому, не было; положа руку на сердце, Гарри никому не пожелал бы этого.
— Поттер… расскажите мне о том, о чём рассказывали в прошлом году. Расскажите мне о том, что я забыл.
Гарри широко распахнул глаза и взметнул брови чуть ли не до середины лба.
— Сэр?.. Вам что, нравится слушать о пытках и изнасилованиях?!..
— Нет, Поттер!.. — рявкнул Снейп; Гарри отступил на шаг, намеренный больше не извиняться под каким видом, а просто сразу уносить ноги, пока цел. Это движение не осталось незамеченным, и лицо Снейпа исказилось… болью? Яростью?
Зельевар тяжело опустился за учительский стол. Гарри, подумав немного, присел за первую парту и сложил руки, приготовившись слушать.
— Послушайте, Поттер… — голос Снейпа был непривычно тихим. — Что бы Вы обо мне ни думали, я не мог бы забыть о том, что моего ученика пытали и насиловали. Я… могу быть неприятным человеком. Собственно, я такой и есть. Со мной невозможно общаться, я эгоистичен и подчас груб, но… я ведь не чудовище, Поттер.
Гарри молчал; боль, вызванная практикой невербальных заклинаний на уроке, жгла, расеивала внимание, но Гарри был к ней уже достаточно привычен, чтобы не утерять ни капли преподносимой информации.
— Я… я не знаю, что случилось с моей памятью. У меня есть подозрения, но я не могу ни подтвердить их, ни опровергнуть. Расскажите мне, Поттер. Я должен знать об этом.
— А зачем вам? — поинтересовался Гарри. — Допустим, я расскажу. Вы будете наказывать виновников того, что случилось год, два или три назад? Что Вы предпримете? Если с Вашей памятью случилось что-то серьёзное, то нужен не рассказ со стороны, а квалифицированное ментальное лечение… Вы ведь легилиментор и окклюментор, можете вылечиться сами…
— Не могу, Поттер! — Снейп досадливо тряхнул волосами, даже более сальными сегодня, чем обычно. — Я пробовал, но все наши с Вами разговоры, где мы могли бы дойти до такой темы, я помню смутно… нет намёков, но нет и чёткости, понимаете? Все остальные воспоминания я могу просматривать чётко, словно применил к самому себе Легиллименс… но эти…
Снейп безнадёжно замолчал.
— Вы уверены, что мой рассказ Вам поможет? — с сомнением спросил Гарри.
— Не уверен, Поттер. Но… может быть, после этого я сумею помочь Вам?
На взгляд Гарри, это была поистине новаторская мысль. Пока он её обдумывал, Снейп продолжил.
— Вы не едите почти ничего в Большом зале, но много пьёте. Вам постоянно холодно — на вас и сейчас два свитера, не так ли? Вы никогда не были таким бледным, как в этом году и таким болезненным… эти симптомы напоминают мне…
Снейп замолчал, подозрительно разглядывая Гарри — видимо, догадка с каждой секундой всё крепла; Гарри мог бы и без Легилименции или других ментальных искусств подтвердить, что все эти симптомы вызваны зависимостью от обезболивающего зелья, и мог бы добавить, что холодно ему не всё время — иногда вдруг накатывает жар, такой, что приходится за задёрнутым пологом сдирать с себя одежду и обтирать пылающее, бьющее жаром тело мокрым платком. Мог бы добавить, что выходные, когда не приходится колдовать на уроках и не приходится пить обезболивающее, теряют к вечеру всю возможную прелесть, тускнеют, и в горле пересыхает — и никакая вода не может утолить эту жажду, только обезболивающее, его резковатый свежий вкус, его обволакивающая мягкость. Мог бы поведать в красках, как не спится ночью, если удержаться и не глотнуть из заветного флакона, как холодный пот пропитывает простыни, а тяжёлый сон на рассвете заполнен худшими воспоминаниями из возможных.
Но Снейпу было совершенно, абсолютно ни к чему знать об этом.
— Я устаю, профессор, только и всего. И очень не люблю холод… я ведь дракон по анимагической форме. То, о чём Вы просите рассказать… оно здесь ни при чём.
— Мне кажется, Вы чего-то недоговариваете, Поттер, — с сомнением протянул Снейп. Видно было, что от своих подозрений он не отказался, но отложил их до поры до времени. — Так или иначе… расскажите мне. Пожалуйста.
Гарри устало потёр виски и постарался собраться с мыслями.
— Может, Вы всё же запишете? — предложил он. — Потому что пересказывать ещё один раз я точно не стану.
Снейп скрипнул зубами, молча вытащил из ящика стола чистый кусок пергамента и выжидательно повертел в руках перо.
— На моём третьем курсе Драко Малфой и Блейз Забини изнасиловали меня, — скучливо сказал Гарри. — После этого Вы применили ко мне Легилименцию и воочию видели всё, что произошло. Потом Вы дали мне какое-то зелье с сонным эффектом и говорили о том, что Вам тоже кажется несправедливым, что ублюдки окажутся безнаказанными. Об этом Вы больше не упоминали.
Гарри сделал паузу и выразительно взглянул на пергамент, где Снейп, потрясённый услышанным, не оставил ещё даже кляксы.
— Я пишу, пишу, — Снейп заметил этот взгляд и торопливо накалякал что-то. — Дальше, Поттер.
— На четвёртом курсе ко мне неоднократно применяли Круциатус и многие другие пыточные заклятия, — Гарри демонстративно сдержал зевок. — Иногда в мою сторону летела и Авада, а один или два раза это был Империус, но каждый раз я как-то выворачивался. Разумеется, это был всё тот же Малфой. Вы самолично сказали мне в том году, что все заклинания, произнесённые в Хогвартсе, фиксируются в особом списке. Признаться, это укрепило меня во мнении, что Вам и всей остальной администрации плевать на то, что со мной происходит, так как что бы со мной ни творили, дело каждый раз заминали.
Гарри перевёл дыхание и спрятал зябнущие ладони в рукава. Перерыв между занятиями грозил вскоре закончиться, но недовольство Трелони не особо тревожило Гарри. Снейп с полминуты потратил на переваривание сведений и написал что-то на пергаменте.
— На пятом курсе Малфой убил Бэддока и едва не убил меня… от того случая остался вот этот шрам, — Гарри оттянул воротник свитера, демонстрируя беловатую полоску. — Судя по Вашему взгляду, Вы это помните. Однако и это происшествие, как и многие другие, не несло для Малфоя никаких последствий. Потом, во втором семестре, я рассказал Вам обо всём этом, в то занятие, когда Вас отшвырнуло к стене моим Протего. Я разозлился тогда и добавил несколько подробностей… в частности, я рассказал Вам, что Ваш крестник, как он сам мне поведал, очень любит накладывать Круциатус на людей, скованных Петрификусом. Дескать, это очень эстетично, когда они не дёргаются и не кричат, а молча плачут.
Гарри прикрыл глаза и добавил немного тише:
— Тогда Вы спросили, почему я на четвёртом курсе хотел покончить с собой. Я сказал, что Вам не должно быть никакой разницы, и что даже для меня её уже нет — и вышел. Вы крикнули: «Постойте, Поттер!», но я ушёл.
— В этом Вы проявляете завидное постоянство, Поттер.
— А Вы проявляете завидно постоянную забывчивость, сэр, — не удержался Гарри от того, чтобы не съязвить в ответ. — Потому что уже на следующее занятие окклюменцией Вы не упомянули об этом ни словом.
Снейп бросил перо, которое рассеянно вертел в пальцах, и потёр лоб.
— Я помню тот день, но смутно… и следующий тоже, всё как в тумане… я готов поклясться и в том, что никакого такого разговора не было, и в том, что Вы не лжёте…
— Сочувствую Вам, сэр, — Гарри встал. — Могу я теперь идти? Что бы ни случилось с Вашей памятью, я больше ничем не могу помочь.
— Идите, Поттер. Спасибо, что помогли. И не смотрите на меня так, словно я перекрасился в блондина — такие слова, как «спасибо», я действительно тоже знаю.
Гарри хмыкнул и аккуратно прикрыл за собой дверь кабинета ЗОТС.
Глава 8.
Да, ты сердце его испугала; но более древние страхи
Овладевали им…
Райнер Мария Рильке, «Элегия третья».
«Дорогой Гарри,
Наш второй урок состоится вечером в понедельник. В восемь часов будь в моём кабинете.
Искренне твой,
Альбус Дамблдор.
P.S. В последнее время я предпочитаю карамельные пряники».
«Что бы он, интересно, сказал, если бы знал, что мне и даром не нужны эти пароли — я и без них пройду куда угодно?», — Гарри скомкал письмо и поджёг огоньком; за превращением пергамента в пепел прямо на ладони Гарри наблюдало как минимум несколько десятков обожающих, восхищающихся глаз. «Мерлин, лучше бы они столько внимания уделяли завтраку…»
Гарри по-прежнему не знал, что ему делать со своей бешеной популярностью и всеобщей любовью; но, как он убедился, любовь и популярность имели одно неоспоримое преимущество перед ненавистью и страхом — с ними ничего не требовалось делать, ибо перед ним настолько благоговели, что не смели приближаться. Если раньше, бывало, его хотели убить за чужие преступления, его травили во всех смыслах этого слова — то теперь его всюду встречали радостные улыбки, благоговейное преклонение и беспрекословное почитание. Везде — за исключением слизеринской гостиной; впрочем, там единственный, кто мог решиться открыто выступить против Гарри, то есть Малфой, был занят другими делами (и Гарри даже было отлично известно, какими).
Самым странным Гарри казалось то, что больше всех его превозносили члены Эй-Пи, которые, вроде бы, знали его ближе всех, и, в отличие от второкурсниц с богатым воображением, были прекрасно осведомлены о том, что он — обычный человек из плоти и крови, требовательный, нетерпеливый, подчас рассеянный, вечно растрёпанный, в мятой, несмотря на все усилия хогвартских эльфов, мантии; циник, «ботаник» и сладкоежка. Но все двенадцать человек, носивших квадратные значки с двумя буквами, буквально боготворили Гарри, что изрядно сбивало его с толку. Он предпочёл бы, чтобы они относились к нему, как к равному… хотя нельзя отрицать, что иногда такое отношение было полезным — когда он учил их новым заклятиям, например. Но когда Гермиона, получив от Слагхорна очередное приглашение, не преминула написать своему командиру перевязанное чёрно-зелёной ленточкой письмо, где осведомлялась, может ли она это сделать, или Гарри опять требуется, чтобы она не появлялась на вечеринке… вот тогда Гарри захотелось постучаться головой об стену. «Видели глазки, что покупали, теперь ешьте, хоть повылазьте», — мрачно думал он, перевязывая чёрно-зелёной ленточкой письмо с уведомлением, что Гермиона полностью свободна в своих поступках, и если ему ещё когда-нибудь понадобится, чтобы она не ходила к Слагхорну, он, Гарри, попросит её об этом отдельно.
Но всё это было вполне терпимо; хуже было неуклонное молчание близнецов — Гарри написал им три письма разной степени истеричности, но ни на одно не получил ответа. Что с ними произошло там, где они копались в этих дурацких архивах? Да хоть бы они ничего не нашли, хоть бы оказалось, что руны и гадания Блейза врали, и он никогда не исцелится — только бы с близнецами ничего не случилось, только бы они были целы и невредимы!.. И Сириус. Это его задание для Ордена и полное отсутствие вестей… Гарри изводился по вечерам, не в силах писать эссе и читать учебники; он подолгу вглядывался в темноту вокруг Астрономической башни, словно стараясь увидеть там вспышку рыжих волос или горящие собственным светом собачьи глаза, но, конечно же, ни разу не замечал ничего, кроме — изредка — звёзд и луны
— Добрый вечер, директор, сэр, — Гарри прикрыл за собой дверь и привычно сел на стул у письменного стола.
— Здравствуй, Гарри. Итак, сегодня у меня есть для тебя очередная порция воспоминаний…
— Сэр, могу я спросить?
— Разумеется, Гарри. Слушаю тебя?..
— Что за задание у Сириуса? Он пишет, что это безопасно, но я не верю… где он? Чем занимается?
Дамблдор вздохнул и переплёл пальцы.
— Гарри, тебе стоило бы больше доверять старшим… задание Сириуса — это секрет…
— Я его крестник! — Гарри сам осознавал шаткость аргумента, но другие, более убедительные, ему в голову не приходили. — Профессор Дамблдор, сэр… скажите мне, пожалуйста, чем занимается Сириус.
— Хорошо, Гарри… но ты должен пообещать мне, что эта информация не пойдёт дальше тебя, — Дамблдор изучающе сверлил Гарри глазами, словно решал, сможет ли тот удержать драпающую на всех парах мимо информацию.
— Я обещаю, сэр.
— Я поручил Сириусу найти и доставить правосудию Питера Петтигрю.
Гарри опрокинул стул, вскакивая.
— ВЫ ЧТО, С УМА СОШЛИ?!!.. — Гарри закашлялся, подавившись воздухом. — Это же опасно, его узнают, они знают его в лицо и его анимагическую форму, его же убьют!..
— Успокойся, Гарри, — взмахом палочки Дамблдор поставил стул на ножки и подпихнул его под Гарри, подсекая того под колени — чтобы непременно сел. — У тебя нет никаких причин так кричать.
— Никаких причин?!..
— А теперь выслушай меня, — холодно сказал Дамблдор, и Гарри с огромным трудом заткнулся — криком было ничему не помочь. — Сириус не может заниматься чем-нибудь для Ордена, пока он в розыске. Но Министерство совершенно определённо не оправдает его без доказательств и настоящего преступника. И искать Петтигрю тоже никто не станет, потому что он считается мёртвым, а Сириус — виновным. Все остальные члены Ордена заняты другими делами, а оставлять Сириуса бродить по дому на Гриммаулд-плейс неосмотрительно — он может сорваться и подвергнуть себя ненужной опасности. И насчёт безопасности… на экстренные случаи у него с собой Многосущное зелье и волосы людей, никак не замешанных в этой войне. А его анимагическую форму не так просто опознать. Для этого надо сначала его увидеть, а Сириус умеет прятаться.
«Ну да, ну да, а ты решил загрести жар чужими руками, если получится, а если нет — так тебе невелика потеря, да?!»
— Сэр, но ведь он один, без поддержки… как бы он ни прятался, Пожиратели могут его найти и схватить!
— Гарри, Гарри, неужели ты думаешь, что Пожиратели днюют и ночуют рядом со своим Лордом? Те из них, кто ещё считаются добропорядочными людьми, ведут обычную жизнь вкупе с подрывной деятельностью. Но Петтигрю, я уверен, неотлучно находится рядом с Лордом, потому что деться ему больше некуда.
— Если Сириуса схватит Лорд, это будет немногим лучше, чем если Пожиратель, Вы не находите?
— Гарри, не нужно так говорить, — мягко сказал Дамблдор под возмущённые перешёптывания портретов, недовольных такой наглостью ученика. — Я регулярно получаю вести от Сириуса. Он пока не добился успеха, но уже напал на след убежища Пожирателей…
«Что там нападать-то? Можно было просто проверить фамильные имения всех Пожирателей-аристократов, только и всего; станет Вольдеморт искать что-то ещё, когда под рукой пара десятков удобных хаз, ха!»
— Итак, Гарри, ты получил информацию, о которой просил. Давай наконец займёмся делом.
Гарри прикусил язык, на кончике которого уже вертелся язвительный комментарий на тему, что можно считать делом, а что нет, и сосредоточился на выросшей из мыслеслива полупрозрачной фигуре Карактакуса Бэрка, владельца известного на Дрянн-аллее магазина сомнительных артефактов. Острая непрошеная жалость кольнула Гарри, когда он узнал, что скряга Бэрк дал Меропе Риддл только десять галлеонов за бесценный медальон Салазара Слизерина, веками хранившийся в семье Гонтов.
— Меропа умерла сразу же после родов в бесплатной больнице для бедных, — добавил Дамблдор, заставляя Бэрка погрузиться обратно в серебристо-перламутровую глубину мыслеслива. — Она успела только попросить, чтобы её сына назвали, во-первых, Томом в честь отца, во-вторых, Марволо в честь деда. И маленький Риддл попал в маггловский приют. Но его магические способности никуда не делись, и когда ему исполнилось одиннадцать, я — в то время преподаватель Трансфигурации в Хогвартсе — отправился объяснить ему всё о магии и предоставить, как неимущему ученику, финансовую поддержку от школы: на книги и одежду.
Гарри нырнул в нужное воспоминание вместе с самим Дамблдором и пронаблюдал весь разговор ещё молодого, тёмно-рыжего в то время, директора с начальницей приюта, миссис Коул, и с маленьким Томом Риддлом.
Невероятная энергетика, исходившая от одиннадцатилетнего Риддла — гордого среди убогости, красивого в лохмотьях — даже в воспоминаниях, притягивала бы, не будь она со знаком «минус»; он верил только в себя, потому что в убогом приюте, где ему, как одному из самых младших, наверняка жилось несладко, и верить было больше не в кого и не во что. В отличие от Гарри, Риддл рано понял, что может что-то, чего не могут другие, и пользовался своей странной силой; Гарри был склонен согласиться с миссис Коул в том, что сам по себе обычный кролик вряд ли сумел бы повеситься на стропилах. И история о двух детях, которые ничего не помнили после того, как прогулялись с Ридддом до уединённой пещеры, не могла не вызывать определённых опасений.
Поняв, что обычная тактика поведения с Дамблдором не пройдёт, и повелительная стихийная магия не подействует, Риддл вёл себя так вежливо, как умел; фальшивость его поведения бросалась в глаза всем четверым — молодому и старому Дамблдорам, Гарри и самому Риддлу. Но придраться формально было не к чему.
«Почему я сам не стал таким, хотя предпосылки у меня были примерно те же?», — задался вопросом Гарри, когда молодой Дамблдор и одиннадцатилетний Риддл распрощались. «Почему он стал тем, кем стал? Сколько ему пришлось вынести, прежде чем он понял, что либо его сломают, либо он сломает остальных?»
— Итак, ты можешь видеть сам, насколько Том Риддл был готов узнать, что он особенный, — заговорил Дамблдор, прерывая философско-психологические раздумья Гарри. — Он ненавидел всё, что могло хоть как-то делать его похожим на остальных, даже собственное имя. Из-за этого, очевидно, он и придумал себе этот псевдоним: Лорд Вольдеморт.
— Он всегда был один, сэр, насколько я понял, — заметил Гарри. — И всех остальных привык или использовать, или убирать с дороги. Сомневаюсь, что кто-нибудь когда-нибудь поддерживал или любил его, дружил с ним…
— Совершенно верно, Гарри, — кивнул Дамблдор. — В одиннадцать лет он был уже вполне самостоятельным, независимым и крайне скрытным. Мало кто из тех юных волшебников, которые до одиннадцати не знали о мире магии, решились бы самостоятельно отправиться на Диагон-аллею, безо всякого сопровождения. Что ж, я надеюсь, ты хорошо запомнил всё, что видел, потому что большая часть черт характера Риддла была заложена в нём уже в те годы…
— Да, сэр. До свидания, — Гарри мог понять, когда его деликатно выпроваживали.
— До свидания, Гарри.
Гарри никогда не думал, что сумеет сочувствовать Вольдеморту, но в этот вечер сострадание душило его, лучше многих знавшего, что значит быть не нужным ни единому человеку во всём мире.
* * *
Приближался первый матч сезона; Гарри думалось, что начало ноября — возможно, не самая удачная дата для этого, потому что паршивая погода — дождь и липкий мокрый снег — продолжалась весь октябрь и не собиралась останавливаться из-за такой мелочи, как наступление ноября. Приходилось, конечно, играть и в условиях похуже, но тогда — о какой бы прошлой игре ни шла речь — сам Гарри чувствовал себя куда как лучше. По крайней мере, в те разы он не умирал и не был наркоманом.
Завтрак Гарри был украшен присутствием того, о ком он успел уже подзабыть.
— Доброе утро, Барон, — Гарри шутливо отсалютовал кубком с тыквенным соком. — Вы пришли узнать, каковы шансы Слизерина на победу сегодня?
— Доброе утро, Гарри, — голос призрака по-прежнему резал уши хриплостью и грубостью, но Гарри заново привык к этому едва ли не с первых слов. — Я знаю, что Слизерин выиграет, и этот вопрос меня сейчас не занимает.
— Знаете? Откуда?
— Я просто уверен в этом, Гарри, — Кровавый барон рассмеялся. По степени приятности этот звук можно было сравнить с работающей бензопилой. — Сказать Вам честно, меня занимают куда более важные проблемы.
— Вот как? И какие же? — Гарри с сомнением смотрел на намазанный сливовым повидлом тост — откусить или опять ничего не есть.
— Почему от Вас пахнет смертью, Гарри?
Гарри, вздрогнув, опрокинул кубок с соком; оранжевая сладкая жидкость впиталась в скатерть и услужливо подставленный рукав мантии Гарри.
— Пахнет смертью? — Гарри в панике кусал губы. — Вам не показалось?
— Судя по Вашей реакции, Гарри, не показалось, — без малейшей иронии отметил Барон. — Что с Вами случилось?
— Вы подразумеваете, что как только Вы в скором времени умрёте, это перестанет быть проблемой? — саркастично осведомился призрак. — Полноте, Гарри… я наблюдал за Вами с сентября, и запах смерти усиливался с каждым днём. Почему?
— Так ему, видно, хочется… — Гарри пожал плечами и промокнул рукав салфеткой — очищать заклинанием и вынуждать себя пить лишнее обезболивающее не хотелось. — Запах, Вы сказали? Разве призраки чувствуют запахи?
— Обычные — разумеется, нет. Но запах смерти… поверьте мне, призраки чувствуют его так же ясно, как Вы бы чувствовали вонь разложившегося трупа.
— То-то Вы ко мне больше двух месяцев даже поздороваться не подходили — освежителя воздуха с собой не было, — фыркнул Гарри.
— Это не тема для упражнений в остроумии, Гарри, — грустно сказал Барон. — Я ожидал, что Вы что-нибудь предпримете в связи с тем, что Ваша душа скоро рассыпется…
— Я изучил половину библиотеки, — возмутился Гарри, начисто забыв о тосте. — Если там нет ничего об этом, я разве виноват?
— Не виноваты, Гарри, но Ваше время утекает…
— И сколько же мне, по-Вашему, осталось? — вопрос был более чем животрепещущий. А ну как скажет «Пара дней, дорогой Гарри, можешь сразу идти писать завещание и заказывать место на кладбище, не трать время на квиддич»?
— Несколько месяцев, полагаю. Сколько точно, сказать невозможно. Это зависит от того, что Вы будете предпринимать в это время…
— Не требуйте от меня невозможного, Гарри, — досадливо заметил призрак. — Должен признаться, всегда был не в ладах с арифмантикой…
— Не думаю, чтобы «несколько» значило так много, что пальцев на руках не хватит, — хмыкнул Гарри. — Назовите цифру, Барон, так мне будет проще.
— Больше трёх, но меньше шести, — определился Барон, выглядя при этом крайне недовольным.
— И на том спасибо, — Гарри вздохнул.
Границы определены. Ещё три месяца гарантированы… если, конечно, до тех пор не убиться случайно каким-нибудь другим способом, мало ли каким… кирпич там на голову упадёт…
— Так Вы расскажете, что с Вами случилось? — настойчиво спросил призрак.
— Простите, Барон, но здесь слишком много лишних ушей, — Гарри покачал головой. — И, поверьте, Вы ничем не сможете помочь… я всего лишь отягощу этой информацией ещё одного человека.
— Я не человек, Гарри.
— Это не имеет в данном случае никакого значения, — Гарри встал из-за стола — не хватало только опоздать на поле. — Спасибо за подсчёт, Барон…
— Не за что, Гарри… Я буду следить за тем, что происходит с Вашим здоровьем.
— Зачем Вам?
— Вы с самого начала были интересны мне, Гарри…
— И кроме того? — вопросительно приподнял брови Гарри, игнорируя свирепый взгляд Боуда от дверей Зала.
— И кроме того, мне хотелось бы, чтобы моё родовое поместье было кому наследовать.
— Вы?..
— Позвольте представиться, — призрак несколько издевательски раскланялся. — Сигнус Сириус Блэк. На гобелене в гостиной меня не найти, предупреждаю сразу. Там только последние несколько поколений… а я умер в тринадцатом веке.
Гарри поражённо похлопал ресницами.
— Если бы Сириус знал, как мне поможет то, что он составил завещание в мою пользу, — задумчиво протянул он. — Кстати, в таком случае можете узнать всё о моих проблемах с запахами у Финеаса Найджелуса, Вашего, надо думать, потомка… Он, правда, запахов не чувствует, потому как портрет, зато ту же самую смерть усмотрел в моих глазах… а мне пора бежать, до свидания, Барон.
— До свидания, Гарри.
«Сумасшедшее семейство Блэков…»
Ветер разъярённо порывался скинуть Гарри с метлы; лицо сразу замёрзло и потеряло чувствительность. Гарри жалел, что ничего не съел за завтраком (быть может, тогда он как-нибудь надёжней держался бы на метле), и выглядывал снитч, вполуха слушая комментарии какого-то хаффлпаффца, сменившего Ли Джордана на посту комментатора.
Игра разворачивалась ни шатко, ни валко; гриффиндорцы упрямо пытались перехватить инициативу, слизеринцы столь же упорно пытались её не отдавать. В результате в воздухе едва не развязалась драка за квоффл, и только вмешательство мадам Хуч навело приблизительный порядок.
Ловцом от Гриффиндора вместо до сих пор не поправившейся Кэти Белл вышла Джинни Уизли, из-за чего половину комментариев упомянутый хаффлпаффец занимался непосредственно игрой, а другую половину — прохаживался насчёт Рона, якобы взявшего сестру в команду по блату, и насчёт самих ловцов, утверждая, что Джинни нарочно отдаст Гарри победу, так как входит в Эй-Пи. Гарри помечталось, чтобы кто-нибудь въехал комментатору в нос бладжером; судя по лицу Джинни, зависшей в воздухе неподалёку от Гарри, она думала как минимум о двух бладжерах.
Счёт был 60:40 в пользу Слизерина, когда комментатор прекратил заунывно перечислять имена игроков, боровшихся за квоффл, и закричал в микрофон:
— Снитч появился на поле! Я вижу снитч, но оба ловца ничего не замечают…
«Где???» Гарри торопливо завертел головой; золотая искорка блеснула в издевательски ярком голубом небе без единого облака — сегодня природа расщедрилась и решила придержать свой бесконечный дождь.
Джинни заметила снитч одновременно с Гарри и ринулась к мячу; очевидно, инсинуации комментатора сильно её задели.
Но Гарри не собирался отдавать снитч просто так; он уже как-то привык, что всякий матч золотой мячик оказывается у него в руках, и менять эту привычку Гарри не собирался.
Молния Гарри была быстрее, чем Комета Джинни; у Джинни, правда, была фора метров в шесть-семь, но Гарри хватило двух секунд, чтобы обогнать её и оставить далеко позади.
Шустрый снитч, почуяв скорое пленение, рванул вперёд на такой скорости, как будто Гарри собирался швырнуть его в адское пламя, а не зажать в кулаке и отдать судье матча. Свободолюбивый мячик делал невероятные финты, убегая от двоих преследователей; не раз длинные волосы Джинни, собранные в хвост, хлестали Гарри по лицу, когда оба переворачивались в воздухе, избегая бладжеров; небо и земля мешались, и чётким оставался только золотой отблеск впереди, всегда впереди — в какую сторону он бы ни пытался уйти.
Гарри пролетел сквозь кольца Гриффиндора, чудом разминувшись с Роном, промчался над хаффлпаффской трибуной, взмыл вверх — Джинни не сходила с дистанции, упрямая, сосредоточенная, она скользила за Гарри, всегда отставая на метр или два, но не давая увеличить отрыв. Про квоффл забыли все, кроме тех, кто непосредственно им занимался; Гарри, кожей чувствуя нетерпеливое ожидание стадиона, начинал нервничать.
«Ещё немного… ну же… прекрати от меня бегать, глупый мячик... поймать — и в тепло… попросить у Добби какао, Мерлин, как я замёрз…»
Мысль о тепле чудесным образом помогла Гарри прибавить скорость; он протянул руку, почти касаясь хрупких крылышек. Снитч вилял из стороны в сторону, судорожно, словно в агонии. Гарри наклонился вперёд чуть дальше, и его пальцы сомкнулись вокруг гладкого холодного золота.
— Слизерин выигрывает со счётом 210:40, — разочарованно сказал комментатор.
— С честной победой, командир, — отсалютовавшая Джинни не выглядела особо огорчённой.
Гарри подлетел к мадам Хуч, вручил ей снитч и приземлился. Слизеринцы гурьбой валили в замок — праздновать; Боуда они несли на руках.
«Мерлин, как здесь всё-таки холодно».
Весь вечер в подземельях был посвящён вечеринке в честь победы; Гарри великодушно отпустил Дафну Гринграсс с патрулирования, выпашего как раз на эту ночь, рассудив, что справится и один, если что. И он бы справился, если бы было, с чем справляться; единственным, кто бродил этой ночью по коридорам — кроме Гарри, конечно же — был Филч; сгорбленный, непрерывно бормочущий себе что-то под нос, никого не замечающий вокруг. Он до сих пор носил траур по миссис Норрис; хмуро смотря Филчу вслед из-за поворота, Гарри думал, стоили ли несколько шрамов на его спине жизни миссис Норрис, которая, что ни говори, не была ни в чём виновата. «Хотя если бы Блейз отравил самого Филча, это было бы хуже…»
* * *
Ноябрь — серый, вьюжный, ледяной — не принёс с собой ничего особенного, только ухудшил всё, что было; Гарри всё чаще отказывался от завтрака, обеда и ужина, всё сильнее мёрз, надевая по две футболки и два свитера под мантию, и успешно избегал поползновений Слагхорна затащить его к себе на вечеринки. Эй-Пи крепла, в то время как её командир слабел; если раньше ему нужно было после интенсивного занятия три глотка обезболивающего, чтобы можно было идти, разговаривать и улыбаться так, что не подкопаешься, то теперь — не меньше семи. Одежда Гарри вся насквозь пропахла обезболивающим, и никакие стирки трудолюбивых эльфов не помогали от этого избавиться; как-то раз Добби лично принёс Гарри чистую одежду и долго извинялся за то, что ни магией, ни даже маггловскими средствами въевшийся в волокна запах не истребить. Гарри чистосердечно сказал, что это ерунда, чем осчастливил эльфа. Это могло бы стать не-ерундой, если бы Снейп затеял ещё одну доверительную беседу — запах довершил бы картину подозрительных симптомов; но, к счастью Гарри, от него ничего больше не требовалось рассказывать, а в классе Снейп был слишком занят бдительной слежкой за всеми прочими, дабы они, наколдовав чего не надо, не причинили себе вреда. А Слагхорн и подавно не чувствовал посторонних запахов — класс зельеварения всегда был полон испарений от зелий. К тому же Слагхорну совершено некогда было принюхиваться к Гарри; насчёт последнего у преподавателя зельварения были совсем другие планы.
— Чудесно, просто восхитительно! — привычно закудахтал Слагхорн, зачерпнув из котла Гарри зелья Умиротворения. — Прекрасно, как и всегда, Гарри, учить Вас — истинное наслаждение… Слизерин получает свои заслуженные двадцать баллов. Кстати, Гарри, что Вы думаете насчёт рождественской вечеринки у меня?
— Не знаю, сэр, — Гарри механически убирал со стола остатки ингредиентов и никак не мог понять, что же ему не нравится в тоне Слагхорна. — Я могу быть занят тем вечером…
— Никаких проблем, Гарри! — триумфально провозгласил Слагхорн, и Гарри понял, что как раз эта триумфальность заставила чувство опасности недовольно прокатиться по позвоночнику. — Я назначу вечеринку на тот день, когда Вы будете свободны! Просто скажите, когда Вам будет удобно!
Это был удар, который Гарри отбить не мог. Не заявлять же, в самом деле, что занят всегда — пусть это и соответствует правде.
— Я… я не знаю, сэр…
— Вот календарь, Гарри! — жизнерадостно сообщил обо всём позаботившийся Слагхорн и положил перед Гарри на стол перекидной календарь абсолютно маггловского вида. — Просто укажите день, когда Вы можете уделить внимание моему скромному празднику!
«И почему у меня такое впечатление, что я — бабочка, а Слагхорн бегает за мной с сачком?..»
— Э-э… — Гарри взял календарь в руки.
Квиддичные тренировки почти прекратились; домашних заданий, правда, к концу семестра начали давать больше, но в случае Гарри это не имело особого значения, как не имеет значения ведро воды, вылитое в море. Больше трети библиотеки ещё не было перекопано на предмет магических жил, и Гарри втайне подозревал, что там и вовсе ничего нет, потому что уж очень тема специфическая. Школьная библиотека, по идее, должна обеспечивать школьный же уровень знаний; а вопрос был не из тех, что изучают на уроке.
А от близнецов вестей всё нет и нет…
— Ну, скажем, в этот день, — Гарри ткнул куда-то во вторую неделю декабря. — Вам подходит?
— Всё, что подходит Вам, Гарри, подходит и мне, — засиял Слагхорн, взмахом палочки обводя указанный день зелёным кружком. — Пожалуй, стоит распространить подобную политику и на все прочие мои ужины… — «Только не это!» — Жду Вас в этот день в восемь вечера! И не забудьте прихватить с собой очаровательную девушку из числа Ваших поклонниц!
— Девушку?
— На рождественскую вечеринку полагается приходить парами, Гарри, — нравоучительно сказал Слагхорн. — Впрочем, у кого-кого, а у Вас не возникнет проблемы с поиском спутницы, не так ли? — Слагхорн подмигнул Гарри.
«О Мерлин… может, Блейз согласится снова поизображать Элоизу?!..»
— Срочно приглашай кого-нибудь, — безапелляционно заявил Блейз, стоило обоим отойти от кабинета Зельеварения на сотню шагов. — Иначе жди в своём утреннем соке пару дюжин разных любовных зелий.
— А яды на меня не действуют… — обрадовался было наивный Гарри, но жестокий Блейз спустил его с небес на землю:
— Так это и не яд. Оно не тело твоё подавляет, а волю. Веритасерум на тебя действует? Тогда и любовное зелье любого пошиба тоже.
— Ох… — Гарри приуныл, потому что опасность влюбиться в дюжину девушек сразу была вполне реальной. — Но я не знаю, кого пригласить. Я бы тебя пригласил, но ты же не станешь снова изображать Элоизу…
— Что?.. — Блейз от неожиданности поскользнулся; Гарри успел схватить его за талию и удержать на ногах, что стоило достаточно больших усилий, учитывая, насколько Гарри потерял в весе за семестр. — Спасибо. Так что ты сказал?..
— Я сказал, что пригласил бы Элоизу Забини, — буркнул Гарри. — А больше я не знаю, кого хотел бы видеть рядом на вечеринке…
— Мне воспринимать это как комплимент? — лукаво прищурился Блейз.
— Ну можешь как наезд, — огрызнулся Гарри, опасливо косясь на стайку восторженных девиц, проходящую мимо. Он вообще стал раздражительнее в последнее время; особенно в такие дни, когда с самого утра шли уроки, на которых не нужно было активно колдовать и, соответственно, пить обезболивающее: Древние Руны, Прорицания, История Магии, Зельеварение…
— Что-то ты мне в последнее время не нравишься… — пытливо протянул Блейз.
— В смысле? — искренне изумился Гарри.
— Ты напоминаешь скелет. Ты ничего не ешь. Ты то огрызаешься на всех, вот как сейчас, то ведёшь себя мило. И вся твоя одежда очень знакомо пахнет… — Блейз снова споткнулся; Гарри уже почти привычно подхватил его, но на этот раз не удержал, и оба с высоты своего роста шлёпнулись на каменный пол коридора. Если судить с этой точки зрения, Блейзу, как превосходящему в росте, пришлось хуже, но сам Блейз так не думал, невозмутимо продолжая свой монолог. — Из чего я только что сделал очень неутешительный вывод… Гарри, не смей больше пить эту дрянь.
— Ты что, рехнулся? — Гарри неловко встал и подобрал упавшую с плеча сумку. — Я без него не могу.
— Как раз поэтому пора перестать! — убеждённо заявил Блейз. — Хотя бы уменьшай потихоньку порцию…
— Блейз, — зашипел Гарри, — ты не понимаешь, о чём говоришь…
— Гарри, я тебя не понимаю, — встревоженно сказал Блейз. — Может, перейдёшь с серпентарго на английский?
Гарри вспомнилась семья Гонтов, непринуждённо болтавших друг с другом на змеином языке — тогда как сам Гарри до сих пор мог говорить на серпентарго только со змеями, а так просто, от внезапно всколыхнувшейся злости, никогда не говорил — и его захлестнула волна страха. В этом году он вообще боялся больше, чем обычно; словно раньше и не знал толком, как это делают, а сейчас начал учиться этому неблагородному занятию.
«В кого я превращаюсь?..»
— Ты не понимаешь, о чём говоришь, — повторил Гарри; судя по мгновенно сошедшимся бровям Блейза, на сей раз это был английский. — Мне пришлось увеличить дозу… три глотка не действуют… организм привык. И если я её уменьшу, не будет вообще никакого смысла в том, чтобы его пить. А без него я буду падать в обморок каждый день.
— Может, ты сваришь другое?
— Ингредиенты во всех примерно одни и те же… ты думаешь, я не изучил их все? — Гарри прислонился к влажной стене подземелий пылающим лбом. — Ты думаешь, я сам всего этого не понимаю? Но у меня нет другого выхода… либо боль, либо это. Я бы терпел боль, честно… если бы ещё моё тело терпело, но оно вечно норовит грохнуться в обморок или ещё что-нибудь глупое сделать.
— И всё же попробуй уменьшить дозу, — попросил Блейз. — И свари другое. Пусть в основном одно и то же, небольшая разница всё равно будет на пользу. Гарри… это может убить тебя быстрей, чем последствия Арки…
— Ты уверен? — хмыкнул Гарри. — Кровавый барон сказал, что от меня пахнет смертью, и что мне осталось от трёх до шести месяцев. Если я не буду больше увеличивать дозу, то до этого времени точно доживу.
— От трёх до шести месяцев? — эхом повторил Блейз.
— Ага… если, конечно, не найдётся какого-нибудь выхода. Близнецы не пишут, я беспокоюсь, не случилось бы с ними что-нибудь…
— Будь ты проклят, Сириус Блэк, — безжизненно сказал Блейз. — Гарри, если бы только ты не сунулся спасать его…
— Блейз, не надо, — устало попросил Гарри. — Я же видел твоё лицо, когда падал. Ты чувствовал, что я туда непременно свалюсь, так или иначе. Сириус не виноват, что я его люблю.
— Любишь?
— Он же мой крёстный… а ты о чём подумал? — Гарри взглянул на застывшее лицо Блейза, который, кажется, вовсе ни о чём таком не думал, а просто автоматически повторил последнее услышанное слово; Гарри вглядывался несколько секунд в черты, ставшие похожими на восковые или фарфоровые — неживые, кукольные — и сполз по стене, истерически смеясь. — Мерлин, ты так на это реагируешь… это так смешно, я не переживаю, я не жалею, а ты переживаешь… — Гарри захлебнулся смехом и закрыл лицо руками.
Истерика. Просто истерика. Обычное дело для наркоманов. Неуравновешенность, неконтролируемые смех и слёзы… нет, никаких слёз!! Только не здесь, где в любой момент может кто-нибудь пройти… хотя колокол, кажется, уже гудел, только что… МакГонагалл рвёт и мечет, заметив, что два ученика отсутствуют… Гарри издал истерический смешок.
— Гарри… успокойся, Гарри, — Блейз осторожно отвёл руки Гарри от лица.
— Я боюсь, Блейз, — признался Гарри в странном приступе ожесточения. — Я никогда ничего не боялся, веришь? Дядя Вернон с кулаками шёл на меня пятилетнего, а я драпал сосредоточенно или зубы сцеплял, если драпать было некуда… Вольдеморту хамил — не боялся, к Амбридж на наказание шёл — не боялся… а сейчас боюсь…
— Ты же болен, естественно, что ты боишься за себя… — попытался урезонить его Блейз. Гарри перебил:
— Да хрен со мной! Какая разница, сдохну я или не сдохну… я другого боюсь. Открыть «Пророк» и прочесть, что близнецов нашли мёртвыми в какой-нибудь канаве. Боюсь узнать, что Сириуса убили. За тебя боюсь, ты рискуешь постоянно… из-за меня чуть способностей не лишился… И ответственности боюсь… Эй-Пи на меня молиться готова, а я боюсь этого, понимаешь? И себя боюсь… что это я вдруг начал на серпентарго пять минут назад? Я себя не контролирую, я стал полным дерьмом, вдруг я сделаю что-то, о чём всю жизнь жалеть буду… Я боюсь, Блейз, я жалкий трус… — Гарри надтреснуто рассмеялся и замолчал.
— Всё будет хорошо, — Блейз крепко прижал его к себе. — Ты выздоровеешь. Ты избавишься от чёртова зелья. Никого не убьют. И с Эй-Пи всё будет в порядке, им просто нужен лидер, а ты чудесно подходишь, ты сильный, харизматичный, умный, смелый… Всё будет хорошо…
— Какое, на хрен, хорошо, — пробормотал Гарри, — если ты плачешь?
— Я не плачу…
— А что тогда такое мокрое у меня под ухом, как раз там, где твоя ладонь? Я думал, ты ею слёзы сейчас вытер…
Блейз громко ахнул.
— У тебя кровь из уха течёт!
— Да? И чего это она? — вяло удивился Гарри.
— Пойдём в спальню, к мадам Помфри тебя нельзя… — Блейз отчаянным рывком поднял Гарри на ноги.
— Правильно, нельзя, — согласился Гарри. — Её один мой анализ крови в гроб вгонит…
— Горе ты моё…
— Горе, несчастье, катастрофа, — кивал Гарри, хотя Блейз и не вслушивался толком. — Не связался бы ты со мной, ходил бы сейчас под ручку с какой-нибудь чистокровной девчонкой… тебе же род продолжать. А тут я — парень, полукровка… и придурок впридачу. Всё на «п», прикольно, правда?..
Блейз плюхнул Гарри на кровать и направил палочку на проблемное ухо.
— Только не отрезай его, ладно? — продолжал Гарри нести чушь. — Мне оно как память дорого…
— Обязательно отрежу, если будешь болтать глупости.
— Я больше не буду, — пообещал Гарри. — Правда-правда. Ты прости, что я сорвался… я тут полежу, скажешь МакГонагалл, что я заболел, хорошо?
— Чёрт с ней, с МакГонагалл, — Блейз пробормотал несколько заклинаний, и Гарри совсем успокоился. И вытекшая кровь перестала неприятно холодить шею. — Обойдётся без нас один урок, пополам не переломится.
— Дай мне обезболивающего, — попросил Гарри.
— Нет.
— Дай! — требовательно повысил голос Гарри. — Мне нужно…
— Тебе не нужно, — мягко возразил Блейз. — Ты не колдовал, тебе не больно.
— Я хочу зелья… — беспомощно сказал Гарри. Снова захотелось плакать.
— Давай лучше я побуду рядом, — Блейз задёрнул полог Гарри и присел рядом на кровать. — Хочешь, расскажу что-нибудь?
— Расскажи, — согласился Гарри. — Ты правда лучше, зелье ничего не рассказывает… оно только кончается и кончается… и я его всё варю и варю…сколько денег угрохал уже… скоро Слагхорна пойду грабить…
Блейз тихо рассмеялся.
— Будешь разбойником с большой дороги?
— Из больших подземелий, — серьёзно поправил Гарри и закрыл глаза. Тело, надрываясь, требовало зелья, но пока Блейз сжимал холодную влажную ладонь Гарри, это можно было терпеть. — Блейз…
— Что?
— А я так и не решил, с кем пойти на вечеринку… начали про девушек, а чем закончили?..
— Пока ничем, — отозвался Блейз. — Мы ничем не закончили. У нас всё только начинается.
— Уговорил… — пробормотал Гарри. — Посплю… Блейз, если оно всё только начинается… разбуди меня сразу, как начнётся, ладно?
— Непременно разбужу. Спи, катастрофа моя…
Гарри уснул; и тепло ладони Блейза надёжно отгоняло от него видения десятка бутылок с обезболивающим зельем.
Глава 9.
С любым внешним врагом можно бороться или хотя бы
попытаться вступить в борьбу, но что делать, если
против тебя ополчился собственный рассудок?
Геннадий Воронов, Борис Андреев (Марго и Клод), «Книга Листьев».
— Пригласи кого-нибудь из Эй-Пи, — сострадательно посоветовал Блейз, глядя, как Гарри прилежно проверяет на посторонние примеси сок и еду и со вздохом отодвигает кубок, где сока было меньше, чем любовных зелий. — У тебя ещё полторы недели, а всё не проверишь…
— В Эй-Пи у всех пара есть, — Гарри педантично капнул специально сваренного обнаружителя в повидло и почти с отчаянием увидел, как капля розовеет, показывая, что любовное зелье есть. — Блин, может, попросить Добби лично мне готовить, и чтобы ни одна зараза не могла подобраться?
— Ну и что, что пара есть? Попроси сходить с тобой по-дружески, не руку и сердце же предлагаешь…
— А по школе слухи поползут: Поттер любит такую-то! Такая-то бросает такого-то и уходит к своему командиру!
— Поползут и поползут себе, плюнь и разотри, — Блейз, не выдержав мучений Гарри, подсунул ему свой тост с джемом. — Ешь, здесь чисто, я проверил. Меня никто не хочет влюбить в себя уголовно наказуемым способом.
— Шпашибо, — Гарри мрачно вгрызся в тост. Есть не хотелось, но было нужно.
Зелье Гарри отдал Блейзу на следующий же день после своей постыдной истерики; пусть будет, вдруг понадобится на занятиях Эй-Пи или самому Блейзу. Сварил новое, которое пахло по-другому и имело другой вкус. И под строгим взглядом Блейза пил по одному глотку после практических ЗОТС, Трансфигурации и Чар и по два — после занятий Эй-Пи. Это унимало боль ровно настолько, чтобы Гарри мог связно мыслить и соображать, но не отгоняло боль целиком. Четыре дня, проведённые без привычной дозы, уже казались Гарри адом; боль словно не уходила, а скапливалась, не переставая жечь и жалить, разрастаясь, пожирая его изнутри — так, должно быть, чувствуют себя люди, больные раком на последней стадии.
Днём ещё как-то удавалось держаться, улыбаться, разговаривать, шутить, принимать какие-то решения — но к вечеру Гарри начинало трясти; крупная дрожь длилась и длилась, и он не мог даже взять в руки перо, чтобы написать эссе. Пришлось заколдовать перо, что обошлось в дополнительную порцию боли, и теперь оно писало почерком Гарри под его же диктовку — благодаря этому Гарри очень быстро научился при надобности строить безукоризненные предложения на страницу, с терминами, оборотами и цитатами, и контролировать голос, что бы ни происходило. Бывало, что он не мог сидеть от слабости и ложился на каменный пол в каком-нибудь неиспользуемом кабинете, кутаясь в спёртое с собственной кровати одеяло; и дрожал, и покрывался испариной, и мечтал о глотке зелья, и тонул в боли, но диктующий голос оставался спокоен и нетороплив. Когда приходится ваять по пять эссе за вечер, и каждое должно быть не меньше двадцати дюймов, подобное умение приходит быстро. Правда, приходилось соблюдать конспирацию и прятаться от Блейза, который заботился о Гарри, как жена о декабристе, и отбирал пергамент с пером, мотивируя это тем, что Флитвик переживёт эссе о Водотворных чарах и покороче, чем надо, и Спраут на самом деле вовсе не настаивает на том, чтобы получить от Гарри доклад на восемь свитков о Щупалице Ядовитой, и Слагхорн совсем не будет в претензии, если так и не дождётся от своего любимого ученика вдумчивого сорокадюймового рассуждения на тему этичности использования крови разумных магических существ в зельях и возможной замены этой крови. Мол, здоровье дороже, прекрати себя мучить. Гарри подозревал, что Блейз втайне боится, что его неуравновешенный любовник сбегает, чтобы втихомолку пить своё обезболивающее там, где никто не застукает; но вслух Блейз, разумеется, ничего подобного не высказывал, а сам Гарри не спрашивал — ему хватало того факта, что о нём заботятся. И, пожалуй, только это чувство — тёплое, мягкое, пушистое чувство защищённости и нужности, что Гарри обретал в кольце рук Блейза — удерживало его от того, чтобы на самом деле сварить зелье и выпить залпом.
Гарри не представлял раньше, что можно ТАК хотеть что-то. Так мечтать о чём-то, жаждать это, видеть во сне по ночам, всеми клеточками тела тянуться к чему-то… знать, что предмет твоих мечтаний утолит твою жажду, отгонит страхи, убьёт боль. И знать, что получить это можно… достаточно подождать сорок минут, пока сварится — и горячая жидкость с резковатым вкусом прольётся вниз по горлу, и всё станет хорошо, и проблемы будут смешными, и жить станет легче, и даже улыбка будет естественной… Но нельзя. Ни в коем случае. Никогда. Ни капли.
Это сводило с ума, и Гарри принимал как данность свои болезненные сны, где были изнасилования и убийства, была нестерпимая жара и невыносимый холод, была дикая боль, захлёстывающая тело, была отчаянная рвота — бывало, Гарри просыпался в подсохшей луже собственной желчи. В этих снах он ничего не мог, только испытывать боль, только страдать, и даже огонь, его собственный огонь, верный друг и слуга, восставал против Гарри и сжигал его всего — и тело, и душу. И Гарри умирал от боли к утру, запутавшись во влажных простынях, и кричал так, что в ушах звенело и голос срывался — но отличное заглушающее заклинание за авторством Принца-Полукровки, Muffliato, не давало понять даже Блейзу, что происходит с Гарри по ночам.
На фоне настоящих проблем мысль о том, что ему не с кем пойти на вечеринку к Слагхорну, как-то освежала и успокаивала, напоминая, что есть мир и вне горячих влажных простыней, вне безумных грёз воспалённого мозга, вне боли и смерти.
— Не за что, — Блейз задумчиво повозил ложкой в каше, но есть не стал. — Если по порядку… Сьюзен, Джинни, Луна, Ханна, Гермиона.
— Эрни, Майкл, Ли, Невилл, Рон, — с некоторым злорадством перечислил Гарри.
— Только не говори, что они пойдут бить тебе морду из ревности, — хмыкнул Блейз.
— Может, пойдут… а может, и не пойдут… — пробормотал Гарри рассеянно. Разумеется, любой из Эй-Пи скорее дал бы по морде самому себе, чем своему командиру, и реплика эта была совершенно беспредметной, но сосредотачиваться было очень трудно.
— Пригласи Луну, — предложил Блейз. — Ли сейчас всё равно не в Хогвартсе…
— Хочется верить, никто ему не доложит анонимным письмом, чем Луна занимается в его отсутствие, — хмыкнул Гарри, которому было совершенно всё равно, кого приглашать.
— Сама же Луна и расскажет, — отмахнулся Блейз. — Не делай проблему из ерунды.
— А я и не делаю… мне просто всё равно, с кем идти, — Гарри домучил наконец тост. Жевать и глотать его Гарри не нравилось, и сам тост был в чём-то с Гарри совершенно солидарен; судя по ощущениям в животе, этот кусок хлеба, поджаренный, но не сдавшийся, пытался выбраться наружу тем же путём, каким туда попал, но Гарри усилием воли приказывал ему оставаться на месте. — На этом столе есть что-нибудь, что можно пить без риска?
Блейз провёл палочкой над своим кубком, шепча выявляющее примеси заклинание — простота и удобство, с некоторых пор недоступные Гарри; странно чувствовать себя едва ли не сквибом в мире, где люди пользуются магией так же непринуждённо, как дышат. Хотя вроде бы есть такие болезни, при которых дышать больно…
— Вот, возьми, — Блейз подтолкнул проверенный сок к Гарри. — Всё чисто.
Пить сладкий густой сок тоже было противно. Может, завтра попросить у эльфов вместо него чёрный кофе? Они будут только рады услужить…
* * *
— Итак, сегодня у нас очередное зачётное занятие, — Гарри зябко переступил с ноги на ногу; трава зашуршала под кроссовками. — В этот раз наш полигон, как видите, лес. — «Хотел бы я знать, какую магию Основатели сюда вбухали, чтобы из обычной комнаты она могла становиться лесом, большим по площади, чем весь замок». — Тянем жребий, потом я оглашаю программу действий.
Жребий был до безобразия прост, как и во все предыдущие зачётные занятия; тринадцать бумажек, на семи из которых было написано «1», а на пяти — «2», клались в пожертвованную кем-то старую вязаную шапку, перетряхивались и по очереди вытягивались.
— Первая команда налево, вторая направо, — Гарри потряс шапкой и раскрыл её.
В первую команду попали Джинни, Гермиона, Блейз, Невилл, Майкл, Сьюзен и Колин. Во вторую, соответственно, Луна, Деннис, Эрни, Рон, Ханна и сам Гарри. Гарри всегда шёл во вторую; так решили ещё в самом начале — чтобы силы уравновешивались. В последние недели Гарри думалось, что эту традицию, оправдывавшую себя в те времена, когда он мог стоить двух бойцов, стоило бы поменять, но когда он в приватной обстановке заикнулся об этом перед Блейзом, тот только повертел пальцем у виска, и Гарри больше не поднимал тему.
— Это, сами понимаете, не Запретный лес, но я попросил Выручай-комнату поселить там несколько разных монстров. Это волки, акромантулы и пикси. Где-то посередине леса есть река с кельпи. Под какими-то кустами спрятано по парочке боггартов, будьте бдительны. Задача — пройти через лес насквозь. Там, куда следует дойти, стоит большой шест с флагом наших цветов; тот, кто коснулся шеста, считай, прошёл. Обе команды, разумеется, мешают друг другу в меру сил. Будьте очень осторожны и очень бдительны. Это самое опасное зачётное занятие из всех, какие у нас были. Яд акромантулов может парализовать почти на сутки, а особо большая доза — и повредить что-нибудь в нервной системе. На что способны волки, полагаю, вы можете себе представить. Пикси достаточно безопасны сами по себе, но очень отвлекают и могут спеться с теми же акромантулами. С кельпи все умеют обращаться? — все закивали. Каким бы аховым учителем Хагрид ни был, но про смертоносных лошадок рассказывал исправно. — Отлично. Правда, утонуть в здешней речке затруднительно, всё же это не настоящая река, но всё же воздержитесь от мысли покататься на симпатичных лошадках. Прошу всех помнить, что если вас тут убьют, вам будет уже всё равно, а мне придётся идти в Азкабан, — шутка возымела своё действие: даже заметно занервничавший при упоминании акромантулов Рон расслабился и улыбнулся. — Лечащие заклинания держите в уме, не зевайте и не болтайте. Обстановка на самом деле очень приближена к реальной. Невилл, ты командуешь своей группой.
Ну, в реальном лесу, конечно, было бы куда больше тварей, да и мешать команды друг другу будут вполсилы, тогда как те же Пожиратели не поскупились бы на тринадцать авад от всей своей черномагической души. Но, тем не менее, хоть какая-то приближенность к реальности; по крайней мере, большая, чем в комфортном классе ЗОТС под бдительным взглядом Снейпа.
— Расходимся в разные стороны и через десять минут начинаем, — велел Гарри. — Через час всё прекращается, кто не успеет добраться до шеста, пусть идут обратно, сюда. Те, кто доберётся, поступают так же. Здесь же доложите обо всём, разберём ошибки и отметим достижения. Вопросы есть?
Вопросов не было, и команды благополучно разошлись.
Пробираясь во главе команды по узким тропинкам между кустами и деревьями, Гарри бдительно вертел головой вправо-влево, но ни одного обещанного им же самим монстра пока не появилось. Команда дисциплинированно двигалась сзади; ни громкого вздоха, ни веточки, хрустнувшей под ногами — зря, что ли, Гарри с начала года учил их экономности движений? Этой самой экономности он, к слову, научился у василиска; плавные извивы змеиного тела — это просто идеальная тактика для того, кто хочет остаться незамеченным… можно было бы, например, взять пример с кошки, но той у Гарри никогда не водилось, а с василиском Гарри как-то раз провёл несколько дней наедине…
Сумрак леса странным образом успокаивал; свежий запах листьев и травы прояснял мысли. С каждым шагом Гарри ощущал, как обостряются все пять чувств, как упорядоченней становятся мысли, как сосредоточенней становится он сам. Может быть, Блейз был прав, когда повертел пальцем у виска… Гарри и раньше отмечал за собой эту привычку: в боевой или приближенной к боевой обстановке отбрасывать в сторону всё, что мешает. Всё, что может помешать выжить. Жажда зелья уменьшилась в разы; руки перестали трястись, неуверенные движения стали плавными; Гарри чувствовал биение сердец всей своей команды — если бы он был их врагом, их уже не было бы в живых, он кидал бы заклинания в цель, не глядя… учитывая предстоящую войну, эта привычка — или лучше сказать, способность? — сосредотачиваться на бое была очень кстати. А учитывая, что она на час практически избавляла его от мощнейшей ломки, она была попросту спасительна.
В тридцати шагах впереди зашелестели ветки; порыв ветра взъерошил Гарри волосы.
Там, впереди, стучали два сердца. Размеренно, медленно; Гарри всмотрелся туда, и неясные тени сложились в очертания двух волков. Он остановился и поднял правую руку.
— Там волки, — одними губами пояснил он Рону и подождал, пока тот передаст это дальше по цепочке.
Тени зашевелились и начали расходиться в разные стороны. Они тоже были не лыком шиты, эти звери, они умели двигаться куда как бесшумней и экономней; но ни один волк не может совладать с драконом — пусть даже и больным. Пожалуй, волку не под силу было бы совладать даже с мёртвым драконом — чешую-то фиг прогрызёшь…
— Рассредотачиваемся, — велел Гарри так же тихо. — Кто первый подойдёт достаточно близко, пусть ступефаит. Не давать им прыгнуть.
Это тоже было передано остальным, и пять фигур с поднятыми палочками скрылись в кустах, зашелестев листьями — слабый звук, но достаточный для того, чтобы волки насторожились.
Гарри дал своей команде полминуты форы и двинулся следом, полуприкрыв глаза, переключившись на почти звериное восприятие мира — всем своим существом.
— А-а-а!.. — крик Ханны заставил Гарри дернуться, словно по нему пропустили ток. — Stupefy!
— Stupefy! — крик Луны.
— Ты в порядке? — перемахнув через высокий куст, Гарри присел на корточки рядом с сидящей на траве Ханной.
— Д-да… он меня не задел, только прыгнул… я уклонилась.
— Что уклонилась — молодец, что орала — это плохо, — Гарри встал, придирчиво оглядывая оглушенных волков. — Используйте невербальную магию, не давайте противнику знать о том, где вы находитесь… крик порой даже лучше маяка.
— Когда видишь опасность, трудно вспомнить, что ты владеешь и невербальной магией, — робко возразил Эрни.
— Трудно, но можно, — Гарри махнул палочкой в сторону пикси, примеривавшейся с верхушки большой сосны сбросить Рону на голову приличных размеров шишку; невербальный Levicorpus, изобретение Принца-Полукровки, подвесил пикси в воздухе вверх ногами — точно так же, как когда-то Джеймс Поттер подвесил Северуса Снейпа погожим летним деньком… — И даже нужно, вот как сейчас.
Некоторые только после этих слов Гарри сообразили посмотреть туда, куда указывала его палочка.
— С такой высоты меня этой шишкой и убить могло!
— Правильно, Рон, могло. Но об этом тоже потише. Что, если за той же сосной стоит первая команда и злорадно хихикает?
Рон подозрительно заглянул за сосну.
— Нет, тут никого.
— Но так будет не всегда. Petrificus Totalus! — так и не выпустившая свою обожаемую шишку пикси свалилась под дерево, а Гарри сдержал приступ тошноты и слабости в коленях — два заклинания подряд уже были перебором. — Парализуйте волков и идём, мы теряем время. Рон, теперь ты впереди. Я замыкаю.
Последняя мера имела собой двоякую цель: во-первых, воспитательный момент — не всё же самому бдить, надо и свою армию припрячь, во-вторых, так никто из команды не видел, чем занят сам Гарри — а ему срочно надо было глотнуть зелья от тошноты. Бедные беременные женщины… от такой мерзости, пожалуй, и зародыша в животе тошнить начнёт. Может, доработать формулу на досуге?
Пока Гарри предавался зельедельческим размышлениям, Рон наткнулся на боггарта и успешно с ним расправился — то есть, это потом оказалось, что на боггарта, а сначала все по понятной причине подумали, что на акромантула. Гарри мысленно отметил себе отработать со всеми невербальное Riddiculus — так, на всякий случай.
— Отлично… Ханна, веди теперь ты.
— Командир, а… в какую нам сторону? — уточнила новоиспечённая ведущая группы.
— Заклинание ориентирования на местности? — Гарри приподнял бровь.
— Так я узнаю, где север… а куда идти-то?
— Надо было у входа в лес это заклинание применить, тогда бы точно знала, — Гарри вздохнул. «Учить, учить и раз учить…» — Раз Рон никуда не сворачивал, идём туда же, куда и шли, — Гарри махнул рукой в нужную сторону. — Запоминайте ориентиры местности. Вперёд!
Акромантулы и основная часть пикси, судя по всему, решили атаковать вторую группу, рассудив, что людей там больше, а значит, больше возможностей поживиться; Гарри, сдувая со лба прилипшую чёлку, отгонял тревожные мысли о Блейзе — как он там?
Почти два километра обошлись без происшествий; Эрни, сменивший Ханну, вопросом о направлении не задавался и даже ловко уложил на подходе двух пикси — уложил невербально, за что удостоился от Гарри одобрительного кивка.
— Впереди шест с флагом! — шепнула Луна, шедшая перед Гарри.
— Отлично, только не бросайтесь к нему с воплями, сначала осмотритесь. Передай остальным.
Пока Луна передавала, Гарри прислушивался к лесу; в сбивчивый шёпот его команды вплетался шорох листьев, чириканье каких-то незапланированных птичек и… такой же шёпот — едва различимый, едва уловимый, довольно далёкий. Гарри скользнул к середине цепочки и жестом подозвал всех ближе.
— Первая команда здесь, тоже только что подошли. Кто поймёт, куда бить?
Первой высказалась Луна.
— Вон в тех кустах, да, Гарри? — она единственная никогда не звала его командиром.
«Интересно, почему у меня надо переспрашивать? Я, что ли, их по кустам рассаживал?»
— Верно. Бьём Петрификусами, но с оглядкой — в любом случае их на одного больше, кого-то непременно не зацепим.
Безмолвное Petrificus Totalus — и Гарри насчитал пять звуков падения. Только пять — в кого-то не попали, кому-то и вовсе не досталось. Если, конечно, все семь добрались до этого места…
Гарри стукнул себя палочкой по макушке, навешивая заклятие прозрачности, защитился Protego, чтобы случайным Finite Incantatem не зацепило, и шёпотом велел:
— Рассредотачивайтесь!
Сами разберутся, чем куда пулять, не маленькие. А вот от инстинктивного обыкновения кучковаться так до сих пор и не отвыкли, м-да… оно, конечно, спокойнее плечом к плечу, но не так уж и надёжно…
Боль накатывала в такт ударам сердца, ехидная, жгучая. Здравствуй, Гарри… да я далеко и не уходила… здравствуй, мы снова вместе, это ли не повод для праздника? Шаги взрывали в голове миниатюрные бомбы, и что-то горячее потекло по лицу; Гарри поднёс руку к лицу — шелковистая жидкость… солёная на языке, такая солёная… Кровь из носа. «Кровь из носа, как я тренирую свою армию», — мелькнула мысль.
Гарри выдернул из кармана платок, прижал к лицу — не время обращать на всё это внимание — и продолжил заходить первой группе в тыл.
Пока вторая рассредотачивалась, первая успела с помощью Фините Инкантатем снять все Петрификусы и тоже рассредоточиться — они внимательно слушали Гарри на всех предыдущих занятиях, очень внимательно…
«Vino Dementia. Glacius. Pello. Petrificus Totalus. Hortor iram. Levicorpus», — Гарри, закрыв глаза, произносил про себя заклинания одно за другим, не делая передышки, попадая каждый раз туда, куда хотел попасть. Боль набатом прокатывалась по телу, заставляя корчиться, кусать губы; струйка крови вытекла из уголка рта, и Гарри отполз в сторону, под дерево.
«Я как будто сам хочу себя убить… зачем я столько колдовал? Надо выпить зелья… Блейз не рассердится, это другое зелье, и мне так больно…» Гарри попытался выудить нужную бутылочку из кармана, но руки не слушались.
Звуки заклинаний — всё-таки не сдержались, перешли на вербальные — доносились до Гарри смутно; «какие они все смешные сейчас, наверно… глаза горят, палочки ходуном ходят, заклинания сыпятся, как горох… для них это всё ещё игра… даже после Министерства… ну хоть кому-то весело…»
Кровь текла и текла, и остановить её можно было только заклинанием — можно было бы, если бы Гарри сумел поднять палочку. «Так я тут и сдохну… и никто меня тут не найдёт, невидимого и под Протего…»
Он не мог даже корчиться от боли — не было сил; слышались удивлённые голоса. Гарри знал, что они недоумевают по поводу его отсутствия.
— Гар-ри-и-и!.. Гарри-и-и-и!.. — крики растекались по лесу, забирались Гарри в уши, щекотали барабанные перепонки. — Га-арри, где ты?..
«Наверно, в рифме к слову «где».
— Гарри-и-и-и-и!.. Га-арри-и-и!.. Ты где, выходи?..
«Я их не учил заклятию обнаружения… может, зря?»
— Гарри, это не смешно! Выходи, Гарри-и!..
«Дракон, выходи на смертный бой!», — так, кажется, орали перед драконьей пещерой все уважающие себя рыцари в сказках?»
«Спасение утопающих, мистер Поттер, дело рук самих утопающих, — менторским тоном сказал внутренний голосок. — Поэтому отрывайте-ка задницу от земли и приводите себя в порядок». Гарри мысленно покрутил пальцем у виска.
Внутренний голосок замолчал, но подкинутая им мысль осталась. Найти его вряд ли найдут, если продолжат искать вот так, как сейчас. Стало быть, два варианта — сдохнуть вот так или самому взять себя за шкирку и вытащить отсюда. Завтра суббота, уроков нет, можно будет лежать в кровати с головной болью хоть сутки…
«Вставай», — велел Гарри себе, стиснув зубы.
Тело слушалось с неохотой, словно было чужим и не привыкло, чтобы он им командовал, не сработалось с ним. «Вставай». И он вставал, медленно, шатаясь, цепляясь за ствол дерева — пальцы соскальзывали, ногти ломались, грубая кора царапала, но ничего не прибавляла к его боли; это уже была слишком сильная боль, более сильная, чем он рассчитывал когда-либо терпеть.
Голова кружилась, но Гарри не сосредотачивался на этом. Он наконец-то стоял, стоял на ногах — и это достижение, которым обычно гордятся года в четыре, если брать в среднем; но Гарри был этим действительно горд, был счастлив, несмотря на то, что голова его, по ощущениям, уже раскололась на части, как уроненный на камни арбуз.
Рука казалась чужой — так бывает, если отлежать её, потом она плохо слушается до тех пор, пока кровообращение не восстановится; но в этот раз ждать не было смысла, надо было действовать, как есть. Руку заносило в разные стороны, она то взмывала в воздух, то бессильно падала, но Гарри не оставлял попыток, и в один прекрасный, воистину прекрасный момент рука попала в карман.
Пальцы судорожно сжались вокруг бутылки — точно так же, как пальцы другой руки обхватили палочку — не оторвёшь; Гарри одним отчаянным движением вытащил руку из кармана, и она повисла плетью.
Теперь открыть и донести горлышком до рта — желательно не разлив по дороге. Практически невыполнимая задача.
Гарри поднял руку с бутылкой и с размаху ударил по ней второй рукой — не глядя, вслепую; костяшка большого пальца врезалась в стекло, и послышался хруст. «Очень хотелось бы знать, что сломалось — палец или бутылка». Ещё удар — и новый хруст. Ещё один, ноги не держат, глаза что-то заливает — пот или кровь?
Ещё один рывок — и острое стекло впилось в нижнюю губу Гарри; шрамом больше, шрамом меньше… Гарри запрокинул голову, для верности захватывая край оббитого горлышка зубами, и обезболивающее полилось в рот.
Стекло резало язык, горло отказывалось глотать — но это были такие мелочи по сравнению с тем, что Гарри уже сумел сделать; и он пил, жадно, почти захлёбываясь, пока боль не утихла, звон в ушах не прекратился, а в глазах не прояснилось. Зелья оставалось ещё около трети бутылки. Гарри направил на себя палочку всё ещё трясущейся, но уже безукоризненно слушавшейся рукой и хрипло сказал:
— Finite Incantatem! И ещё раз… Finite Incantatem!
«С такой рожей показываться нельзя. Блейза инфаркт хватит». Гарри отлепился от дерева и пошёл вглубь леса. Там должна, просто обязана быть речка… её не было там, откуда он сюда пришёл, значит, она в это стороне… конечно, можно бродить долго… очень долго… но если есть на свете хоть какая-то справедливость, он найдёт эту долбаную речку. «Выручай-комната, будь так любезна подсунуть мне эту речку на пути… ты ведь обязана выполнять мои желания, так что речку, пожалуйста!»
И через две минуты Гарри нашёл её: холодную, чистую, восхитительную; он упал на колени на берегу и погрузил руки в воду. Он плескал её в лицо, он пригоршнями лил её себе на голову, он пил её, такую чудесную, сладкую, спасительную…
«Язык поцарапал — это фигня. Вон Цицерон в юношестве, чтобы от заикания избавиться, тренировался с камнями во рту разговаривать, и ведь как наблатыкался! Подумаешь, порезы… а губа и так вся в шрамах, никто ничего не заметит. Ну, если только Блейз. Но это не беда. Ему что-нибудь скажу, может, даже правду скажу. Но никто больше ничего не должен знать».
Гарри допил зелье, в последний раз брызнул холодной водой в пылающее лицо и пошёл вглубь леса. Он знал, куда идти; Выручай-комната подсказывала ему, потому что всё, что находилось в ней сегодня, было порождением его же фантазии.
— Нет, — раздражённо говорил Блейз, — мы не можем поменять комнату! Гарри всегда сам придумывает полигоны, и лес исчезнет, только если Гарри захочет!
— Откуда ты знаешь? — мрачно огрызнулся Колин.
— Ты думаешь, я не пробовал это сделать? Надо прочесать весь лес…
— Так мы будем искать неделю, — трезво предсказала Ханна. — Может, кто-нибудь знает заклятие, которым можно найти человека?
— Никто, — резюмировала Гермиона после довольно продолжительного угрюмого молчания. — Скажите, вы хоть что-нибудь заметили? Куда он мог пойти? Что с ним могло случиться?
— Да нечему вроде было случаться, — расстроенно ответил Эрни. — Он сказал рассредоточиться и исчез, мы даже глазом моргнуть не успели…
— Кто исчез? Я исчез? — поинтересовался Гарри, выходя из-за дерева. — Надо же, а я и не знал…
— Гарри!!! — на лицах членов Эй-Пи была написана такая незамутнённая радость, что Гарри даже стало стыдно за своё суицидальное поведение.
— Ты в порядке?
— Где ты был?
— Что случилось?
— Почему ты не отзывался?
— Я пошёл к речке — пить захотелось, — беспечно отозвался Гарри. — Не подумал как-то, что вы меня потеряете… мне ведь уже не пять лет!
Многие выглядели смущёнными, многие — пристыженными. И только взгляд Блейза говорил: «Ни на грош я тебе не верю. Но помолчу, чтобы никого не расстраивать». Гарри подмигнул ему: «Всё потом, потом…»
— Ну а теперь… Невилл, как прошло всё у твоей группы?
Невилл рассказывал что-то об акромантулах, о том, что они цапнули Джинни за плечо, но временый паралич уже прошёл и всё залечено, о том, как они регулярно проверяли направление. Гарри слушал и кивал, мечтая только о том, чтобы упасть на кровать, сжаться в комок и остаться так не меньше, чем на неделю. Рассеянно указал всем на ошибки, похвалил за то, что делалось правильно. Добавил:
— После Рождества зачётные занятия будут опасней. Никто не возражает?
Разумеется, никто не возражал, даже попавшая под жвала акромантула Джинни.
— Все свободны, молодцы.
Блейз выразительно постучал кулаком по лбу и кивнул в сторону Луны.
«Ах да…»
— Луна, — окликнул Гарри.
— Да, Гарри?
— Ты не хочешь сходить со мной на вечеринку к Слагхорну? Как друг…
— Это будет здорово, — твёрдо заявила Луна, и Гарри подавил порыв смеха, представив себе Слагхорна, слушающего развёрнутую справку о морщерогих кизляках. Ну, или, если Луна решит завести злободневный разговор на тему политики, то о глобалденном рассекайфере, наверняка перешедшем от Фаджа к Скримджеру. — Меня ещё никто не приглашал на вечеринку, как друга!
* * *
— Привет, Луна! Отлично выглядишь!
Гарри не врал ни единым словом: синее платье Луны, испещренное серебристыми блёстками, выглядело достаточно необычно, чтобы все встречные девушки оглядывались, и достаточно удачно подчёркивало её хрупкую фигурку, чтобы оборачивались и парни.
— Спасибо, Гарри, — просияла Луна, которую всеобщее внимание ничуть не смущало. — А где будет вечеринка?
— В кабинете Слагхорна, — чтобы не идти далеко, Гарри договорился встретиться с Луной в холле. — Пойдём? — Гарри неловко предложил ей руку, за которую Луна уцепилась без малейших сомнений.
— Гарри, мальчик мой! — воскликнул Слагхорн, стоило Гарри показаться в дверях. — Наконец-то ты сумел прийти ко мне! Позволь, я познакомлю тебя с несколькими людьми…
Слагхорн мёртвой хваткой вцепился Гарри в локоть и потащил куда-то; охваченный паникой Гарри только успел покрепче взяться за руку Луны, чтобы хотя бы не оставаться в одиночестве.
— Гарри, я хотел бы, чтобы ты встретил Элдреда Уорпла, моего студента, автора книги «Кровавые братья: моя жизнь среди вампиров» — и, конечно, его друга Сангвини.
«Друг» с говорящим именем оказался вампиром, и стайка девиц толпилась около него с любопытством и тем задорным видом страха, что заставляет маленьких детей соваться на тёмный, пугающий чердак.
— Гарри Поттер, о, как я восхищён! — казалось, Уорпл и в самом деле был восхищён. — Я как раз вчера говорил профессору Слагхорну: где же биография нашего юного героя? О нём должны знать правду, отчего она ещё не написана?
Гарри не пожал потянутой руки и холодно кивнул:
— Добрый вечер, мистер Уорпл.
— Чудесно горд и скромен, точь-в-точь как описал дорогой Гораций! — воскликнул Уорпл, ничуть не смутившись. — Но если серьёзно, Гарри… — его тон внезапно стал очень деловым. — Я буду счастлив написать Вашу биографию, люди просто жаждут знать больше о своём герое! Всего четыре или пять часов интервью в день, и через месяц мы закончим. Это будет бестселлер, Гарри, и это не потребует от Вас особых усилий…
— Простите, — Гарри слегка склонил голову к плечу, — но меня это совершенно не интересует. Луна, пойдём?..
Луна не возражала; Уорпл выглядел искренне огорчённым.
«Ещё только биографий мне не хватало. Будто меня и так не каждая собака в Британии знает…»
— Хей, Гарри! — Блейз, пригласивший на праздник Дафну Гринграсс, отсалютовал бокалом. — Когда ждать твою биографию, а?
— Никогда, — твёрдо сказал Гарри. — Ты считаешь, мне мало известности?
Луна повстречала в толпе Гермиону и завела с ней разговор о чём-то; Дафна, держа обеими руками бокал с чем-то светлым, внимательно слушала Гарри и Блейза.
— Да нет… вообще-то… если к уже имеющейся что-нибудь прибавится, тебя просто раздерут на сувениры, и вся недолга, — Блейз невозмутимо отпил из бокала тёмно-вишнёвую жидкость.
— Всегда знал, что можешь ободрить, — фыркнул Гарри. — Что ты там пьёшь? Можешь, кстати, и мне дать бокал…
Блейз подцепил бокал с ближайшего стола и подал Гарри.
— Сухое красное вино, прошу.
— Алкоголь? В школе? — недоверчиво уточнил Гарри, вглядываясь в свой бокал. — А Дамблдор, интересно, об этом знает?
— Ну, коль скоро он много лет закрывает глаза на пьяных в зюзю старшекурсников, валяющихся вповалку в своих гостиных после каждого удачного квиддичного матча или на какой-нибудь праздник, то пару бокалов некрепкого вина он, без сомнения, переживёт, — Блейз отпил немного. Гарри посомневался и последовал его примеру.
Вино слегка обжигало язык и согревало горло; на языке оставался вкус винограда, чистейший, яркий, настоящая квинтэссенция вкуса.
— Неплохо, — признал Гарри.
— Ну что ж, со светской частью мы покончили, — решил Блейз. — Может, перейдём теперь к делу?
— Я весь внимание, — Гарри не ожидал, что с ним будут обсуждать какие-то дела, но не был против.
— Дафна, прошу, — Блейз несколько шутовски поклонился.
— Блейз говорил с Тео, — задумчиво сказала Дафна. — А ты говорил со мной… в прошлом году, помнишь?
Гарри помнил. «Ещё бы я забыл ту твою истерику. Стоял как дурак и не знал, что делать и как успокаивать».
— Мы решили перейти на светлую сторону. То есть, на твою.
— «Мы» — это ты и Нотт?
— Это я, Тео, Миллисент и Эдриан.
— Негусто.
— Но, согласись, куда больше, чем «никто».
— Несомненно, — признал Гарри. — А как же то, что вас отлучат и всё прочее?
— Плевать, — махнула рукой Дафна. — Говоря откровенно, я насмотрелась на быт Пожирателей за это лето… Тео тоже. А Миллисент хотели поставить Метку, как Драко… в общем, мы решили, что деньги как-нибудь заработаем. Ну, быть может, когда ты победишь, нам что-нибудь перепадёт.
Не «когда светлая сторона победит». Не даже «когда вы победите». «Ты». Достаточно показательно.
— Ты примешь нас в свою Армию?
— Приму ли я — это не тот вопрос, который должен тебя интересовать, — Гарри отхлебнул ещё вина. На этот раз виноград на языке слегка горчил. — Сама Армия вас не примет.
— Но ведь приняла Блейза?..
— Блейз — это совершенно отдельная тема, — покачал головой Гарри. — И у моей Армии были достаточно веские причины принять его.
— Те же причины не могут сработать в отношении нас?
— Увы, нет, — «ну, если только вы не воскресите Амбридж и не зашлёте её в Хогвартс снова, чтобы потом защищать меня от неё с палочками в руках. Хотя мне думается, даже если бы её воскресили, она бы ни за что сюда не вернулась».
— В таком случае… — Дафна хмурилась, крутя в руках свой бокал. — Вы сможете взять нас под свою защиту, если что? И мы сможем… о да, мы решили, что вполне сможем сражаться на твоей стороне. Можно ведь и без значков с шарфами.
— Совершенно верно, можно, — согласился Гарри. — А какие гарантии вы можете мне дать в том, что Вольдеморт не подбил вас втереться ко мне в доверие и кокнуть меня?
— Если уж он сам не смог, как ты выражаешься, кокнуть тебя, с чего бы ему думать, что мы сможем это сделать? — Дафна зябко поёжилась; должно быть, в её платье без рукавов и вправду было холодно. «Специально надела, чтобы я удостоверился в отсутствии Метки?»
— Ты так точно знаешь, что думает Вольдеморт и чего не думает?
— Я слышала от отца, что у Вольдеморта другая цель… — нерешительно сказала Дафна.
— Это не секрет, — поморщился Гарри. — Не думаю, что у Малфоя есть какие-то шансы, наверно, Вольдеморту в тот вечер просто было очень скучно, и он решил позабавиться, выслушивая отчёты Малфоя о неудачных попытках устранить некую персону на «Д»…
Дафна выронила бокал с выражением такого ужаса на лице, что Гарри на миг заподозрил, не отнесла ли она к себе слова о «некоей персоне на «Д».
— Ты всё знаешь и так?!
— Хорош бы я был, если бы ждал, пока милые одноклассники, которые пять лет хотели меня убить, принесут мне информацию на хвосте в обмен на безопасность! — фыркнул Гарри. Блейз прикрывал усмешку бокалом, но пляшущие в тёмных глазах чёртики скрыть было сложнее. — Знаю, конечно. Это вы хотели мне предложить в обмен на защиту?
— Д-да… но если ты знаешь, то нам нечего предложить, кроме наших палочек на твоей стороне…
— Блейз, как ты думаешь, им можно верить? — скучающе спросил Гарри.
— Думаю, да, мой командир, — Блейз старательно сохранял тон серьёзным; но за этих озорных чёртиков Гарри простил Блейзу даже неуместное обращение.
— Что ж…— Гарри отпил ещё немного вина. — Пока считайте, что я принял это предложение: предоставить вам защиту, когда развернётся полномасштабная война взамен на ваше участие в этой войне на моей стороне. Но я буду наблюдать за вами до конца этого года… — Гарри сделал выразительную паузу.
— Никто из нас уже не последует за Малфоем, — твёрдо сказал Дафна. — У него ничего не получится… — «А это уже не от Малфоя зависит, м-да…» — А Лорд… многие думают, что он сошёл с ума. Что возрождение… не пошло ему на пользу.
— Ну да, такая пакость мало кому может пойти на пользу, — Гарри поморщился, припомнив отвратительное варево в котле на кладбише Литтл-Хэнглтона. — Я же сказал, считайте, что я принял предложение.
Дафна, вздохнув, отошла за новым бокалом; Блейз легонько сжал пальцы левой руки Гарри и шепнул:
— Великолепный маленький спектакль.
— На том стоим, — ответил Гарри и залпом допил вино, как воду, но оно всё равно не могло утолить его дикую, жгучую, убийственную жажду.
— Держись, — шептал Блейз, почувстовав, как конвульсивно сжались пальцы Гарри. — Ты сильный. Ты сможешь больше никогда его не пить. Ты справишься…
Гарри поставил пустой бокал на стол и бросил тоскливый взгляд на Слагхорна, приближавшегося с явными намерениями спеть своему почётному гостю очередной дифирамб.
Хотя эти однообразные речи о таланте, уме и избранности Гарри немного отвлекали от мыслей об обезболивающем, которого он не пил уже две недели. Тот суррогат, другое зелье, не мог сравниться с тем, что было нужно Гарри, ах, как оно было нужно… но его не было, его нельзя было варить, его нельзя было пить, нельзя было о нём думать, и тоска с болью сжигали Гарри ежечасно.
Но был шёпот Блейза, были твёрдые горячие пальцы, сжимавшие ладонь Гарри, были касания губ, был мокрый платок на лбу в те часы, когда Гарри лежал пластом, весь заполненный своей жаждой, не способный двигаться и думать, была любовь, заполнявшая целительным золотистым светом сны Гарри, всё такие же бредовые, болезненные и мучительные.
И он не пил больше зелья, хотя видел Мерлин, чего это стоило Гарри. Однажды сердобольная Луна даже поинтересовалась, не напали ли на Гарри мозгошмыги и не захватили ли они его мозг с целью сожрать — а то слишком уж подавленным он выглядит в последнее время.
Пожалуй, лучше бы это были мозгошмыги, целая стая маленьких гнусных мозхгошмыгов с многочисленными острыми зубками, чем эта жажда. Эта долбаная ежедневная, ежечасная, ежеминутная, е-же-се-кунд-на-я — слоги сухо щёлкают, как костяшки старых маггловских счётов, туда-сюда, туда-сюда, в такт тиканью невидимых часов — проклятая борьба с самим собой. Война на поражение с жадным, исступленным, тупым чудовищем, которое знает и хочет только одно: обезболивающее зелье. Сейчас, здесь, как можно больше, чтобы пить, захлёбываясь; напившись, прижимать к себе остатки, удовлетворённо урча.
Но худшим из всего было то, что у Гарри не было выбора: жажда или мозгошмыги.
Если вдуматься, Гарри не припоминал и дня, когда бы этот самый выбор у него был в то время, когда был действительно нужен.
Глава 10.
— Потому что у каждого человека есть
только один Настоящий враг. И от тебя
зависит, узнаешь ты этого врага или нет…
Сергей Лукьяненко, «Мальчик и Тьма».
По всей видимости, Питер Петтигрю получил от своей крысиной ипостаси не только бегающие глазки и писклявый голос, но и способность безукоризненно спасать свою плешивую серую шкуру в любых обстоятельствах — во всяком случае, к Рождеству Сириус всё ещё продолжал искать бывшего школьного друга, и на сам праздник Гарри отправился в Нору вместе с Роном и Джинни, хмурый, угрюмый и замкнутый. Единственного сдерживающего фактора — Блейза — в Норе не было и быть не могло, и это значило, что Гарри мог сорваться. Забраться на чердак, где, по слухам среди семьи Уизли, обитает стучащий по трубам упырь (Гарри подозревал, что там просто сквозняк и много хлама, но деликатно держал своё мнение при себе), разжечь крохотный костёр от огонька на ладони, не глядя смешать ингредиенты — он так привык варить это зелье, так сроднился с ним, что отмерял всё наугад, привычными, затверженными движениями; если привычка — вторая натура, тогда что же тяжкая, болезненная, сильнейшая зависимость?
«Почему, — в сердцах спрашивал себя Гарри, переплетая пальцы, чтобы они не дёргались инстинктивно в поисках флакона с кровью дикобраза, пакетика с цветками пижмы, баночки с порошком коралловой соли, — почему всякое дерьмо — убивать, захватывать власть, варить наркотики — это так просто, а отказаться от наркотика, заменить Аваду на Петрификус, терпеть издевательства много лет потому, что издеваться самому было бы противней — это так трудно? В этом грёбаном мире есть хоть капля грёбаной справедливости?»
Внутренний голосок в ответ заливисто смеялся в голове Гарри под неумолчный тик-так несуществующих часов; впрочем, никто и не требовал от голоска отвечать на заведомо риторические вопросы.
Рождество в Норе было самым настоящим семейным Рождеством, таким, каким его изображают в нравоучительных романах; правда, Гарри всё равно чувствовал себя здесь лишним, потому что это была не его семья, но всё же это было лучше, чем если бы он отправился бродить по затхлым коридорам дома номер двенадцать на Гримммаулд-плейс в компании Кричера и замшелых портретов представителей рода Блэков, древнейшего, благороднейшего и безумнейшего.
Но близнецы, чёрт их побери, всё не писали и не писали, и утром сочельника Гарри готов был выть от тоски. Миссис Уизли засадила их с Роном чистить брюссельскую капусту — нудное неинтересное занятие, высвобождавшее мозги для посторонних мыслей. Гарри чистил чёртовы овощи быстро и аккуратно, свыкшись с этим за свою многолетнюю кухарскую деятельность у Дурслей; Рон, которого вовсе не так часто припрягали к домашним хлопотам, то и дело попадал ножом себе по пальцу, чертыхался, возмущался, а в промежутках вёл с Гарри неловкую беседу о квиддиче, полную странных пауз и ответов невпопад. Гарри неинтересен был квиддич; он думал о Фреде и Джордже, без которых вечно шумная и оживлённая Нора была вопиюще пустой. Миссис Уизли уверенно утверждала, что они обещали приехать домой на Рождество, но, с другой стороны, кто бы посвятил её в сакральную тайну архивов, Арок и прочих достаточно грустных вещей?.. Мало ли что могло с ними случиться… воображение Гарри никогда не отказывало ему в картинах того, что один человек мог сделать с другим, и его руки начинали дрожать. Непосредственно страдала от этого, правда, только капуста, но она, как существо неразумное и бессловесное, в расчёт не принималась.
— «Пушки Педдл» будут играть в новом сезоне с «Соколами Сенена»… ой! — Рон обиженно выронил свой подлый нож и сунул порезанный кончик пальца в рот. — Блин, жалко, нам нельзя колдовать на каникулах, можно было бы сразу залечить…
— Так залечи, — безразлично предложил Гарри. — Здесь полно взрослых, никто не подумает, что это ты сделал.
— Мама меня за это убьёт…
— А ты ей не говори, — «интересно, стань я гриффиндорцем, был бы таким же наивным?» — Меньше знаешь — крепче спишь.
Рон, судя по лицу, начал обдумывать эту революционную мысль; Гарри снова взялся за капусту. «Дорогой Санта-Клаус, если ты есть, подари мне, пожалуйста, на это Рождество Фреда и Джорджа. Больше мне ничего не надо, только Фред и Джордж, живые и невредимые. Я, конечно, нагло совру, если скажу, что весь год хорошо себя вёл… но это, по-моему, совершенно не важно».
В стороне, в холле, завопила миссис Блэк. «Опять кто-то неосторожный пришёл…», — Гарри сдул чёлку со лба и потянулся за следующей порцией нуждавшейся в очистке капусты. В холле разговаривала миссис Уизли на довольно повышенных тонах, забивая напрочь того или тех, кто ей отвечал — при условии, что они находили, куда вставить слово.
Дверь кухни распахнулась, и прежде, чем поднять глаза на вошедших, Гарри почувствовал волну уличного холода и свежести, внаглую контрастировавшую с запахом капусты.
— Привет героям кухонного фронта! — два голоса звучали синхронно. — Нам кажется, или здесь есть кто-то, кто по нам соскучился?
Гарри выронил из рук нож и капусту. «Может, это глюк? Может, просто сон?»
— И где вы были всё это время? — сварливо осведомился Рон. — Мама вас будет теперь ещё три дня песочить, что не сразу явились…
— Эй, Гарри, ты что? — близнецы с беспокойством смотрели на него. Со стороны, наверно, он и вправду вызывал беспокойство, застывший в одной позе, бледный, как пресловутый упырь и с широко раскрытыми от удивления глазами.
— Вы… — у Гарри перехватило горло; он кашлянул и повторил. — Вы мне не снитесь?
— Как думаешь, братец Дред, мы не снимся Гарри? — Джордж заговорщически толкнул Фреда локтем в бок.
— Думаю, что нет, братец Фордж, — вполне серьёзно ответил Фред. — Гарри…
Гарри отбросил всё, что держал в руках — капуста соскочила со стола, покатилась по полу, весело подпрыгивая, нож гулко стукнул о столешницу и недовольно завертелся вокруг своей оси — и, одним прыжком перемахнув через два стула, вцепился в близнецов, несколько ошарашенных такой противоречивой реакцией.
— Живые, — шептал Гарри, вжимаясь лицом в тёплые плечи, притягивая близнецов к себе ближе, до боли стискивая обоих, беспорядочно целуя белую кожу, видневшуюся в растёгнутых воротниках рубашек. — Живые, здоровые… Фредди, Джорджи…
Остолбеневшие близнецы молча позволяли проделывать с собой все вышеозначенные манипуляции; Рон за спиной Гарри тоже выронил нож.
Гарри прикусил губу, резко отстранился и сжал плечи близнецов.
— Чёрт побери, где вы были всё это время?! Почему вы не писали?!! Я вас мысленно двадцать раз успел похоронить, хотя бы слово можно было черкнуть, или во всех ** архивах не нашлось клочка бумаги?.. Живые, Господи…
— Всегда знал, что у тебя потрясающий темперамент, — невозмутимо сказал Фред, осторожно отцепил руку Гарри от себя и коснулся губами тыльной стороны его ладони.
— Мы не думали, что ты будешь так волноваться, — виновато сказал Джордж. — Это был каирский архив, тот, в котором мы копались всё это время… а египетское Министерство магии с нашим не в ладах, ни почта в Англию не ходит, ни портключ туда, ничего… мы пешком шли через границы, а то нас завернули бы, как подданных Британии…
Рон по стеночке выбрался из кухни, стараясь не привлекать к себе внимания.
— А вот я волновался, как последний идиот, — Гарри хотел сказать зло, но получилось жалобно.
— Мы так больше не будем, — хором пообещали близнецы.
Гарри присел на стол, опустив голову; близнецы пристроились по обе стороны от него, обняв его за плечи.
— Я чуть с ума не сошёл, — со вздохом сказал Гарри. — Вы не пишете, Сириус на задании Ордена, Блейз чуть способностей не лишился…
— Если ты его пьёшь каждый день весь семестр… — медленно сказал Фред.
— …то должен был на него подсесть, причём крепко, — закончил Джордж.
— А я и подсел, — кивнул Гарри. — Теперь пытаюсь отсесть.
— Ох, Гарри…
— Знаю, что дурак, — согласился Гарри.
— Да это и не обсуждается, — хмыкнул Фред. — Нашёл же чем заняться…
— Надо же было как-то выкручиваться, — Гарри развёл руками. — Вы… когда собираетесь уехать?
— Пока не знаем, а что?
— Мне проще, если рядом есть кто-то, чтобы держать. В Хогвартсе был Блейз… а здесь только вы, — Гарри знобило, и он даже знал, почему: в этот день недели и в это время дня обычно заканчивалась интенсивная сдвоенная Трансфигурация, после которой Гарри уединялся где-нибудь на минуту и доставал флакон с зельем. — Но если у вас дела, то я и один потерплю… — Гарри запоздало спохватился, что у близнецов, например, имеется магазин, где неплохо было бы появляться время от времени, производство приколов для этого магазина и множество других дел, никак не связанных с одним глупым малолетним наркоманом.
— Иногда, Гарри, меня так и подмывает дать тебе в глаз, — вздохнул Фред, нежно целуя Гарри.
— Или в нос, — добавил Джордж, сменяя брата.
— Чтобы глупостей не болтал.
Гарри попробовал улыбнуться, и ему пришлось несколько секунд вспоминать, как это делается.
Едва ли не впервые в жизни Гарри на равных присутствовал на самом настоящем семейном вечере в сочельник; у Дурслей Гарри в это время либо безвылазно сидел в чулане, либо исполнял почётную роль «подай-принеси». Здесь же всё было по-другому.
Из колдорадио лилась донельзя глупая любовная песня, от которой миссис Уизли была в полном восторге, мистер Уизли чистил картошку, периодически засыпая под звуки радио, Джинни и Рон играли во взрывающегося дурака, Флёр и Билл в углу гостиной очень громко разговаривали — таким нехитрым способом Флёр надеялась заглушить песню; Ремус сидел у камина в одиночестве, неподвижно смотря в огонь, а сам Гарри пристроился между близнецами, украдкой держа их за руки, и это делало его таким счастливым, что всё остальное могло пойти и покурить — Гарри всё равно не уделял ему никакого внимания.
— Мы нашли немного информации… — тихо рассказывал Джордж, пользуясь тем, что песня, громкость которой миссис Уизли всё увеличивала и увеличивала назло Флёр, служила отличным отвлекающим фоном. — Финеас Найджелус мог это просмотреть, потому что оно было положено не в ту секцию ещё до того, как он родился. Правда, пока мы это нашли, с нас семь потов сошло…
— Там чётко сказано, — добавил Фред, — что ритуал лечения существует. В записках того, кто эту Арку создал. Правда, кто именно сделал эту гадость, не уточняется, зато есть место: Берлин. Поедем туда, будем искать там… кстати, в списке архивов берлинского нет, так что, может статься, нам повезёт больше, чем старичку Финеасу.
Гарри подавил желание расцеловать обоих. Ничего, у него будет возможность сделать это и многое другое вечером, в его и близнецов комнате.
— Получили твои значки, — вспомнил Джордж. — Прелесть что такое. Колин, Деннис и Невилл расстарались…
— А шарфы и ленточки не получили? — удивился Гарри.
— И это тоже. Кстати, очень милое сочетание цветов, мы оценили…
— А что в нём такого милого? — не понял Гарри. — Чёрный и зелёный, строго и просто…
— Так это же твои цвета!
— Мои?
— Посмотри в зеркало, — со смешком посоветовал Фред.
Увидев значки, Гарри подумал о многом, но не о том, с какого потолка троица новоявленных дизайнеров взяла цвета. Зелёные глаза и чёрные волосы, значит…
— Иногда Колин и Деннис меня просто пугают, — с сомнением сказал Гарри. — Я уже молчу о том, какие взгляды они на меня бросают… у меня уже начинают возникать подозрения по поводу того, кто добавлял в мою еду любовные зелья, братья Криви или всё-таки экзальтированные девицы.
— По-моему, и то, и то одинаково ужасно, — расхохотался Джордж. — Поэтому не ешь лучше и не пей ничего непроверенного…
— Я граблю Блейза, — признался Гарри. — Потому что у меня всё пропитано этими зельями, до последней крошки.
— Кстати, как Блейз?
— Я передавал ему ваш засос. В ответ он просил передать вам кое-что понеприличней, но как раз на то письмо вы уже не ответили, — фыркнул Гарри.
— Братец Дред, я чувствую себя ограбленным собственной дуростью, — Джордж картинно схватился за голову.
— Нет, нас ограбили египетские власти, — отозвался Фред. — Эта их политика просто возмутительна! Гарри, не хочешь спихнуть министра магии, сесть на его место, помириться с Египтом и делать дальше всё, что хочешь?
— Нафиг надо? — резонно спросил Гарри. — Ради какого-то Египта я таким геморроем не желаю обзаводиться…
— Да, геморрой может тебе серьёзно помешать кое в чём, — согласились близнецы.
Гарри залился проклятым румянцем ото лба до самых пяток.
* * *
Он проснулся раньше близнецов и долго лежал, слушая их дыхание и любуясь рыжими прядями, разметанными по светлым наволочкам. «Санта-Клаус, а ты всё-таки есть, так получается?» Гарри хмыкнул и принялся будить близнецов поцелуями, пока не додумался до ещё чего-нибудь весёлого.
— Это у тебя вместо доброго утра? — Джордж потянулся, сбрасывая одеяло.
— Типа того, — сонно подтвердил Фред и неожиданно набросился на Гарри с низменной целью защекотать; Джордж немедленно присоединился к брату.
— Эй! Так нечестно! — возмущался Гарри сквозь смех. — Хватит, я не могу так долго смеяться…
Близнецы прекратили безобразничать (хотя сама такая фраза по отношению к ним звучала крайне неестественно) и сели.
— А вот и подарки! — триумфально объявил Джордж.
— Подарки? — рассеянно переспросил Гарри, тоже садясь и обхватывая колени руками.
— Ну да, — Фред начал потрошить свою кучку подарков. — Ох, когда мама прекратит вязать нам эти свитера?
— Когда Снейп перекрасится в блондина, — отозвался Джордж, вынимая из упаковки свой свитер.
— Умеешь ободрить, Джорджи, — констатировал Фред без особой печали в голосе.
Среди подарков Гарри тоже был свитер: зелёный с серебристой змеёй, свивавшейся в что-то невнятное, отдалённо похожее на буквы «А» и «П».
— Ваша мама долго старалась, — решил Гарри вслух. — Я это не буду носить в школе, пожалуй.
— Ну да, там все и так знают про Эй-Пи, чего лишний раз напоминать, — хихикнул Фред.
Гарри показал ему язык и принялся копаться в подарках дальше.
Большой пакет с надписью «От Сириуса и Ремуса». Внутри лежало две записки и ещё два пакета.
«С Рождеством, Гарри! — гласила первая записка. — Когда я получил задание, то сразу заподозрил, что это надолго и что я могу не успеть к Рождеству с этим управиться. Поэтому заранее приготовил подарок и попросил Рема отдать его тебе. Ты, наверное, не знаешь, но я завещал тебе всё, что у меня есть, и после моей смерти ты будешь главой рода не только Поттеров, но и Блэков (и пусть Белла подавится своим ядом, узнав об этом). Собственно, эта вещь — формальность, хотя по идее она должна принадлежать главе рода Блэков. Эту штуку можно было бы выкинуть за ненадобностью, но я подумал, что она тебе понравится. Весёлого Рождества! Твой, Сириус».
«Весёлого Рождества, Гарри! Передаю тебе подарок и записку Сириуса, поскольку он действительно всё ещё на задании, и заодно подарок от меня. Ремус».
«Краткость — сестра таланта», — хмыкнул Гарри, прочтя вторую записку, и развернул пакеты с подарками.
Эта вещь была определённо от Сириуса: большой овальный серебряный медальон с выгравированной буквой «Б», перевитой выгравированными же змеями. Фамильная вещичка Блэков… «Вот только зачем она нужна, Сириус забыл предупредить». Гарри повертел подарок в руках.
— Ну и что в тебе такого, что могло мне понравиться? — спросил он вслух и только после того, как выгравированные змейки шевельнулись и заскользили по медальону, понял, что заговорил на серпентарго.
— Мы укажшшем тебе твоего врага, — прошипела одна из них.
— Так что, вы только для змееуста? — соображал Гарри.
— Прочшшти надпись ссс другой сстороны медальона, говорящщий…
Гарри послушно перевернул медальон и прочёл: «Во мне ты увидишь врага своего». Довольно двусмысленная надпись, ничего не скажешь…
— Досстаточшшно приказзать нам на любом язззыке, и мы покажшшшем в медальоне твоего ххудшшего врага, ххозззяин.
— Как открыть ваш медальон?
— Просссто проведи пальцссем по краю.
Гарри провёл кончиком указательного пальца по гладкому краю, и медальон плавно раскрылся; изображение в овальной рамке было мутным, расплывчатым.
— Укажите мне моего врага.
— Да, хозззяин, — Гарри почувствовал, как змейки на откинутой крышке медальона зашевелились, сплетаясь в новые и новые фигуры.
Изображение дрогнуло, как в мареве, на миг расплылось ещё больше и сделалось чётким. Из серебряной тускло поблескивающей рамки на Гарри смотрел… он сам.
— Это шутка?
— Нет, хозззяин, — серьёзно ответствовали змейки. «А у змей, тем паче металлических, вообще есть чувство юмора или не предусмотрено конструкцией?» — Мы показззали того, кто наносссил и можшет в дальнейшшшем нанесссти тебе макссимальный вред. Чшшто-то не так?
Может быть, юмор и не был предусмотрен, но садистский сарказм — уж точно.
— Вы можете видеть меня?
— Мы сслепы, хозззяин. Мы ссмотрим в твою душшу.
— Понятно… спасибо за работу, ребята, — пробормотал Гарри и захлопнул медальон.
— О чём ты с ними разговаривал? — не выдержали близнецы, терпеливо молчавшие всё время, пока он общался со змейками. — И почему Сириус подарил тебе медальон с твоим же портретом?
Гарри отбросил медальон в сторону, опрокинулся на спину и захохотал.
— Гарри, ты чего?
— Всё в порядке, — задыхаясь от смеха, заверил Гарри. — Всё отлично, просто… ради Мерлина, это правда смешно… — и он снова закатился в безудержном хохоте. — Медальон показывает мне моего худшего, моего злейшего врага… угадайте с трёх раз, кто это? Я думал, он Вольдеморта покажет…
— Лучше ты, чем Вольдеморт, — Фред выкопал медальон из складок одеяла и положил на тумбочку.
— По крайней мере, ты куда как симпатичней, — Джордж поцеловал замолкшего, опустошённого Гарри в щёку.
— Всё равно это не очень утешительная новость, — вздохнул Гарри. — Я для себя опасней Вольдеморта, подумать только…
— Зато ты можешь контролировать своего врага.
— Может, и могу… иногда, — Гарри помрачнел, вспомнив финал Турнира Трёх Волшебников. — Не всегда. И с Вольдемортом воевать проще.
— Ты уверен, что проще?
— Ага, — сказал Гарри, глядя в потолок, украшенный выбоинами и въевшейся копотью от экспериментов близнецов. — Если воевать с Вольдемортом, то, проиграю я или нет, это всё равно когда-нибудь обязательно закончится… Фред, Джордж…
-Что?
— Поцелуйте меня.
Он хотел добавить «пожалуйста», но близнецов не нужно было долго просить, и губы Джорджа лишили Гарри возможности что-либо сказать. Фред прошёлся губами по его бедру, и горячий язык коснулся Гарри там, где был сейчас определённо очень нужен; Гарри выгнулся в ответ и застонал в губы Джорджу, чувствуя, как тот улыбается.
— С Рождеством, Гарри, — шепнул Джордж, оторвавшись ненадолго от поцелуев. — С Рождеством тебя.
За окнами Норы падал снег и накрывал истерзанную растрескавшуюся землю слепящей, сияющей, радужной белизной.
Остальные подарки были распакованы примерно через час и такого ажиотажа у умиротворённого Гарри уже не вызвали. От Ремуса — изящный кожаный ежедневник, где можно было писать хоть пером, хоть даже пальцем, от Блейза — открытка и коробочка с магическим засосом (когда коробку открывали, невидимый засос вылетал оттуда и ощутимо проявлялся на шее того, кто держал коробку в руках), от Эй-Пи — куча сладостей и поздравительных открыток; от близнецов — их новое военное изобретение: материальные заклинания. Жидкие, сыпучие, кремообразные.
— Вот если ты выльешь эту фигню под ноги нападающему, эффект будет, как от одноименного заклинания, — Фред тряхнул голубым флакончиком с надписью «Glacius». — Вот это рекомендуется плескать в наглые пожирательские рожи, — красноватая бутылочка «Stupefy». — Вот это можно намазать куда-нибудь, чтобы взялись руками, только используй защитные перчатки или частично превратись — чтобы драконья чешуя защищала, в общем, — алая баночка «Insendio». — Вот это рассыпать, чтобы нанюхались… — «Vino Dementia». — Ну, думаю, сам разберёшься с остальными. Главное, вот это не забывай пить, — оранжевая пузатая бутыль, единственная массивная из всех — «Protego». — Мы подумали, это тебе поможет… в Эй-Пи хотя бы. На ЗОТС вряд ли пройдёт, Снейп бдительный, не хуже Грюма, но всё-таки… и в настоящем деле может пригодиться. Они, кстати, не портятся, только сильно нагревать их не надо, так что не плюй в них в своей анимагической ипостаси.
— Не буду плевать, — пообещал Гарри, заворожённо глядя на упаковку, где таких бутылок, баночек и флаконов было десятка три, и все разных цветов. — Фред, Джордж… да вы гении, чёрт побери!
— Ну что ты, — очень скромно потупился Фред.
— Мы просто делаем приколы, — добавил Джордж, старательно сдерживая смех.
— Да ну вас… это правда, гениально, — Гарри бережно убрал набор заклинаний в сундук, чтобы случайно не забыть при отъезде.
В дверь постучали и, не дожидаясь ответа, открыли её.
— Гарри, Фред, Джордж, идите завтракать, только вас ждём… — голос Джинни, поначалу бодрый, становился к концу фразы всё тише и тише — по мере того, как она осмысливала то, что увидела.
Её собственные обнажённые братья, в обнимку валяющиеся на постели — и это при том, что ещё две кровати в комнате не тронуты; разбросанные повсюду подарки, обрывки бумаги, яркие пакеты, сладости; пряный, густой запах секса в воздухе — хоть ножом режь — и у сундука совершенно голый Гарри, весь в засосах, растрёпанный, с припухшими губами. Хотя вряд ли Джинни уделила именно губам достаточно внимания, чтобы заметить этот факт.
— Э… а… я позже зайду, — нашлась Джинни после двадцатисекундного тягостного молчания и выскочила за дверь так, будто за ней кто-то гнался.
— Она всегда догадывалась, — заметил Фред.
— Но никогда не знала точно, — глубокомысленно добавил Джордж.
— Теперь знает, — Гарри захлопнул крышку сундука и полез под кровать — выудить оттуда джинсы. Вроде бы вчера они были зашвырнуты именно туда, пока все трое, Гарри, Фред и Джордж, прикрыв дверь, лихорадочно срывали друг с друга одежду руками и магией, целовали, куда придётся, скользили пальцами по открывающейся коже… — Надеюсь, она не в сильном шоке.
— Скорее, завидует. И ревнует.
— Кого к кому? — Гарри выполз из-под кровати, добыв джинсы, и начал одеваться.
— Тебя к нам, ясное дело. Она до сих пор в тебя влюблена.
— Фред, Джордж, это даже не смешно, — откровенно сказал Гарри, что думал. — У неё есть Майкл. У меня вы. И вы хотите сказать, что при таких условиях Джинни с одиннадцати лет по мне сохнет?!
— Ага, — близнецы выглядели абсолютно серьёзными. Гарри опустил руки, забыв про свитер, который собирался натянуть.
— Не может такого быть…
— Может. Она, конечно, давно поняла, что даже если вы останетесь последними людьми на земле, ты о ней так думать не будешь, но… гм… сердцу-то не прикажешь.
Гарри решительно не знал, что сказать.
— А сейчас на неё не столько факт того, что ты с нами, подействовал — не новость, в конце концов — а твоё явление в чём мать родила, — подытожил Фред.
— Очень впечатляющее зрелище, — фыркнул Гарри, скрывая смущение, и начал натягивать свитер, продолжая вещать из-под плотной шерсти. — Рёбра пересчитать можно, сам за метлой спрячусь, весь в шрамах…
— Глупости говоришь, Гарри, — близнецы тоже слезли с кровати и принялись за поиски одежды.
— Блин, кто из нас вчера порвал мои трусы на три лоскутка?.. Ладно, неважно, — Фред зарылся в шкаф в поисках пока целых трусов. — Ты главного не понимаешь…
— Так объясните, — Гарри вздохнул. Он не любил чувство, возникавшее, когда он чего-то не понимал. Тем более чего-то фундаментального.
— Твои шрамы — самое возбуждающее, что мы когда-либо видели, — Джордж взъерошил Гарри волосы и коснулся губами лба Гарри — совсем рядом со шрамом. — И ты думаешь, лучше было бы, если бы твоих рёбер, как у твоего маггловского кузена, вообще видно не было? Они чудесные, все твои выступающие косточки, которые можно целовать и гладить.
— А про метлу и вовсе ерунда, — Фред натянул футболку. — Тебя на руках носить очень удобно.
— Ты лёгкий, как пёрышко, — Джордж в доказательство подхватил Гарри под лопатки и колени.
— Я вам что, невеста?! — возмутился Гарри, когда Фред обнял одновременно и брата, и Гарри. — Опустите меня на пол!..
— Непременно, — близнецы смеялись и целовали его, а Гарри таял под этими поцелуями, подставлял лицо и шею, по-кошачьи щурясь, целовал в ответ и притягивал обоих ближе.
— Пойдём на завтрак? — как ни в чём не бывало, предложил Джордж.
Близнецы по старой, ещё четырёхлетней давности, привычке дотащили Гарри до кухни на сцепленных руках, а он цеплялся за их плечи, и в голове у него вертелось две мысли.
Первая — прошлогодний разговор с Блейзом. «Ты такой красивый… как статуэтка…» «Ты всё равно красивее». «Почему?» «Потому что я люблю тебя».
Вторая — о ритуале, который мог бы его исцелить. Как известно, бесплатный сыр лежит только в мышеловке, да и то сохлый и политый на всякий случай ядом. Если потребуется… пожертвовать чем-то/кем-то, чтобы его магические жилы пришли в первозданную форму... близнецы перед этим не остановятся.
Гарри был абсолютно спокоен в это утро, поняв, что потерять их он не может, потому что не может никогда. Если что-то подобное произойдёт… Магический мир может сам давать Вольдеморту пенделей, если хочет. А Гарри пойдёт за близнецами.
* * *
Явление Перси и Руфуса Скримджера народу произошло поздним вечером, когда утихший было в районе полудня снегопад разразился с новой силой. Но миссис Уизли углядела своего блудного сына издалека даже сквозь белую пелену и всех переполошила; она была единственной, пожалуй, кто был действительно рад приходу Перси. Скримджер же, с отеческой улыбкой понаблюдав за «семейной встречей», предложил Гарри прогуляться по саду — предложил вроде бы непринуждённо и даже притворившись, что не знает имени Гарри, но все его слова звучали донельзя фальшиво. Даже морская свинка Джинни, Арнольд, и тот понял, что на самом деле министр сюда затем и явился — чтобы с глазу на глаз поговорить с Гарри. Точнее, с Избранным, Мальчиком-Который-Выжил.
«Будет ему Избранный, будет… вот только не слишком-то он этому будет радоваться».
— Очаровательно, — сказал Скримджер, дойдя до садовой изгороди и смотря на засыпанную снегом лужайку.
Гарри неопределённо кивнул. Заводить разговор сам он не собирался — пусть Скримджер скажет, что собирался.
— Я давно мечтал с тобой встретиться, — заявил Скримджер, поняв, что ответной реплики от Гарри не дождаться. — Ты знал об этом?
«Старый извращенец, блин», — фыркнул Гарри про себя.
— Теперь знаю, сэр.
— Дамблдор, скажем так, очень тебя оберегал… особенно после всего, что произошло в Министерстве… Конечно, это естественно с его стороны…
Гарри молчал.
— С того дня, как я занял место министра, мне хотелось с тобой побеседовать, — «Ну ещё бы». — Однако Дамблдор препятствовал этому…
Скримджер сделал паузу, которую Гарри снова ничем не заполнил, а только вскинул брови: говорите, что же Вы?
— Среди людей витает столько слухов… Про пророчество, про то, что ты — Избранный. Конечно, всё это преувеличено и искажено… Ты наверняка обсуждал это с Дамблдором, не так ли?
Не ответить на прямой вопрос значило выставить себя аутистом. Гарри протянул руку ладонью вверх и пронаблюдал, как прямо в центр ладони плавно опускается огромная, с подушечку большого пальца, снежинка.
— Да, сэр.
— Хм… и что он говорил?
— Это имеет отношение к нашему с Вами разговору, сэр? — Снежинка и не думала таять.
— Не то, чтобы прямое… — Скримджер слегка занервничал, кося одним глазом на снежинку на руке Гарри. — Однако я хотел уточнить, что ты сам думаешь… важно ли, что ты Избранный, или нет?
— Это каждый решает сам, сэр, — Гарри кончиком пальца разломил снежинку на две аккуратные витые половинки и стряхнул их на землю. «Перчатки, что ли, купить? А то у рук температура трупа».
— Что ж, хорошо… Людям это кажется важным, Гарри. Немало поспособствовало здесь и то интервью, которое дала Сьюзен Боунс… Очень разумная идея, кстати, поздравляю: создать отряд подготовленных бойцов. Полагаю, в будущем они все намереваются стать аврорами?
«Размечтался! Чтобы мою Эй-Пи — в твои загребущие лапы?»
— Нет, сэр, ни один из них не хочет стать аврором, — «И это чистая правда».
— Но зачем тогда они вступили в твоё тайное общество? — подозрительно уточнил Скримджер. — И почему пошли за тобой в Министерство?
— Они вступили в мою армию, — «Армию, армию, а никакое не общество — съел?», — чтобы изучать ЗОТС, поскольку, уж извините, сэр, квалификация присланного Министерством преподавателя оставляла желать лучшего.
— Ну а почему они пошли в Министерство? — не отставал Скримджер. «Что он хочет услышать? Что я на них Империус наложил?»
— Вы читали то интервью, сэр?
— Читал, но…
— Там был приведён девиз моей армии, сэр. Вы его помните?
— Не совсем точно, признаться…
— Это нестрашно, — покровительственно сказал Гарри; в карих глазах Скримджера промелькнул минутный гнев — надо полагать, в таком тоне с господином министром не разговаривали уже лет тридцать как минимум. — Моя армия пойдёт в бой, если я попрошу. Пойдёт в бой, если я прикажу. И даже если я запрещу — всё равно пойдёт в бой. Чтобы драться за меня, сэр. Защищать меня и подчиняться моим приказам. Вот почему.
«Нарываюсь, конечно. Но, если вдуматься, что он мне сделает?»
— Понятно, — задумчиво протянул Скримджер. — Что ж… вернёмся к тому, зачем я сюда пришёл. Людям действительно кажется важным этот титул Избранного… Для многих ты — символ надежды, Гарри. Сама мысль о том, что существует кто-то, чья судьба — уничтожить Того-Кого-Нельзя-Называть, воодушевляет людей. И когда ты это осознаешь, ты можешь подумать… твой долг подумать о том, чтобы, встав бок о бок с Министерством, оказывать всем поддержку.
— И что же конкретно Вы подразумеваете под словом «поддержка», сэр?
— Ничего обременительного, — Скримджер явно был доволен, что Мальчик-Который-Стал-Всем-Ой-Как-Нужен так быстро сдался. — Просто время от времени появляться в Министерстве, это создаст нужное впечатление…
— Боюсь, сэр, это не сработает, — Гарри захватил с изгороди пригоршню снега, лишь слегка холодившего кожу, и принялся рассеянно лепить снежок. — Видите ли, я не люблю кривить душой. А если я буду создавать, как Вы выразились, впечатление, что одобряю политику Министерства, мне придётся это сделать…
— Что же именно в политике Министерства тебя не устраивает? — покровительственный тон плохо давался привыкшему за бытность главой аврората рявкать и отдавать приказы Скримджеру.
— Например, к чему была арестовывать Стэна Шанпайка? Он совершенно безобиден. Боюсь, та часть Вашего электората, которой доводилось ездить на «Ночном рыцаре», тоже не совсем поняла, чем это было вызвано.
Скримджер долго молчал; Гарри сквозь эмпатический щит чувствовал, как министр пытается сдержать нешуточную злость.
— Я не ожидал, что ты поймёшь, — наконец резко сказал Скримджер. «На слабо меня тоже не взять, неужели до сих пор непонятно?» — Сейчас тяжёлые и опасные времена, и приходится принимать определённые меры. Конечно, тебе только шестнадцать…
— Это не имеет значения, сэр, — Гарри вызвал на ладони огонёк, и надоевший снежок мгновенно растаял. — Я уже ветеран той войны, которую Вы только собираетесь вести, — Пафосно, а куда деваться. Зато до Скримджера дойдёт стопроцентно. — Эти меры ничуть не лучше, чем те, что были до сих пор — уж позвольте мне, шестнадцатилетнему, поговорить о политике со своей точки зрения, потому что какая-никакая, а она у меня имеется.
Возможно, Гарри ёрничал и хамил бы меньше, если бы чудовище в нём, несколько дней не пившее никакого обезболивающего вообще, не ворочалось, не грызло его изнутри, не билось в висках, не лезло наружу. Трудно было сдерживать и его, и собственный язык одновременно.
— Фадж делал вид, что Вольдеморта нет, и всё в порядке. Вы делаете вид, что Вольдеморт есть, но всё по-прежнему в порядке, — «Хорошо сказал, самому нравится». — А поскольку настоящих Пожирателей Вы арестовать не можете — почти все они люди влиятельные и богатые, а если нет, то достаточно поднаторели в боевой магии, чтобы существенно проредить ряды аврората при задержании — то сажаете в тюрьму людей, которые не могут за себя постоять. Исключительно ради того, чтобы в «Пророке» появилась гордая статья о том, что всё в порядке, работа успешно ведётся, спокойной обывательской жизни ни один Пожиратель не посмеет помешать, — голос Гарри был спокоен и почти дружелюбен, словно он не говорил в открытую гадости действующему министру, а объяснял принципы наложения очередного заклятия своей Эй-Пи. — Я заметил странную цикличность, сэр: сначала был Барти Крауч, сажавший всех подряд. Потом был Фадж, который готов был зарывать голову в песок до тех пор, пока Вольдеморт не явился бы к нему лично. Теперь Вы, проявляющий то же рвение, что и Барти Крауч. Забавная вещь история, Вы не находите, сэр?
— Нет, Поттер, не нахожу, — резко сказал Скримджер. — Так ты отказываешься сотрудничать?
— Поезд ушёл, сэр, — Гарри задумчиво посмотрел на белые полоски шрамов на бледной коже: «Я не должен лгать». — Министерство не пыталось со мной подружиться в прошлом году. Думали ли Вы, сэр, когда были отменены решения Конвенции тысяча восемьсот девяносто третьего года, на что это будет похоже? Я единственный студент, который может рассказать Вам, как рада была покойная Долорес Амбридж этому указу…
— Не я отменял решения Конвенции, Поттер!
— Что внушает мне ещё больше опасений, — кивнул Гарри. — Уж если интеллигентски скромный Фадж решился дать официальное добро на то, чтобы калечить студентов, на что же решитесь Вы?
— Поттер, тебе не кажется, что ты позволяешь себе слишком много? — злоба прорвалась таки в голос министра.
— Что Вы, сэр, — Гарри скрестил поднятые руки в обезоруживающем защитном жесте. — Я просто хочу Вам напомнить: Фадж считал меня сумасшедшим и травил меня, как зверя. Где он теперь? Долорес Амбридж ненавидела меня и пыталась добиться того, чтобы я замолчал, всеми способами. Что с ней сейчас? А я всё ещё учусь в Хогвартсе и психически здоров, — «Ну, для красного словца можно ведь и приврать, не так ли?» — И Британия верит моим словам. Учитесь на ошибках предшественников, сэр.
— Ты мне угрожаешь?
— Я просто предлагаю задуматься, сэр, — помотал Гарри головой.
— На чьей ты стороне, Поттер? — шелуха цивилизованности спала с министра, и Гарри померещился приготовившийся к прыжку лев — старый, опытный, вожак стаи, не допускающий промахов. — Дамблдора?
Вот только даже самый опытный и сильный лев не справится с самым маленьким и слабым драконом. И это уже не вина льва.
— На своей, господин министр, — очень хотелось сказать «Руфус» и посмотреть, как тот отреагирует, но Гарри удалось сдержать этот самоубийственный порыв. — Только на своей, и ни на чьей больше.
Повисло тяжёлое молчание. Гарри услышал приглушённые гневные вопли в доме; дверь Норы распахнулась, и оттуда выбежал красный и злой Перси. Гарри обаятельно улыбнулся и добавил:
— Если, конечно, это Вас утешит, сэр.
Глава 11.
Из этих фраз, ужимок и кивков
Выуживает каждый, что захочет,
И думает: нет дыма без огня —
И здесь следы какой-то страшной тайны.
Уильям Шекспир, «Гамлет, принц датский».
Дни после Рождества был унылыми; миссис Уизли то и дело принималась рыдать, вспоминая неудачную встречу с Перси, и любые попытки улучшить атмосферу не имели успеха. Гарри держался тише воды, ниже травы, всё острее чувствуя свою чуждость здесь, где была не его семья и не его дом; но здесь были те, кого он любил, и это делало его счастливым вне зависимости от того, смеялись вокруг или хмурились. Фред и Джордж не отпускали его от себя ни на шаг, и он сам поступал точно так же; через несколько дней им опять надо было остаться друг без друга на неопределённый срок, и они хотели, но никак не могли насытиться друг другом, нацеловаться вдоволь, наобниматься вдосталь, налюбоваться до рези в глазах. Ехидная Джинни даже прозвала их «три в одном», но Гарри не было до этого никакого дела.
Одним из вечеров они сидели у камина — там, где обычно проводил помногу времени Ремус, подавленный и грустный; Гарри подозревал, что он тоскует по Сириусу, но, светел Мерлин, ни с кем своими переживаниями не делится. В этот раз он тоже был здесь, пристроившись в полуметре от «трёх в одном».
— Профессор Люпин, — окликнул Фред. — Вы и вправду жили среди оборотней несколько месяцев?
Ремус не удивился вопросу и даже не поинтересовался, откуда они это узнали; хотя Гарри опустил глаза, потому что именно он разболтал близнецам об этом. Не было, если вдуматься, такой вещи, которую он не мог бы им разболтать; впрочем, они прекрасно понимали, о чём кому можно говорить, а о чём кому нельзя.
— Да, — Ремус вздохнул. — Дамблдору нужен был шпион среди моих сородичей, и я… был кстати. Конечно, трудно было добиться хоть какого-то диалога, по мне слишком видно, что я пытался жить среди волшебников… а большинство оборотней живут на грани: воруют, убивают, лишь бы раздобыть еду…
— Они все уже с Вольдемортом, да? — тихо спросил Гарри. Тихо потому, что миссис Уизли не следовало слышать разговоров о войне и политике — это деморализовало бы жизнь в доме как минимум на несколько часов.
— Да, — кивнул Люпин. — Они решили, что при Вольдеморте им станет лучше жить. И с Грейбэком в этом спорить бесполезно.
— Грейбэком? Кто это?
— Ты не слышал о нём? Фенрир Грейбэк, пожалуй, самый жестокий из ныне живущих оборотней. Его главная цель в жизни — искусать столько людей, сколько возможно. Он хочет создать столько оборотней, сколько будет достаточно для того, чтобы побороть волшебников. Вольдеморт пообещал ему ответную услугу, если он будет ему служить. Грейбэк специализируется на детях… Говорит, что кусает их в детстве... и восстанавливает их против собственных родителей, против жизни нормальных волшебников. Вольдеморт угрожает натравить их на людских дочерей и сыновей, а такие угрозы обычно действуют.
— Это Грейбэк тебя укусил? — угадал Гарри.
Ремус кивнул, глядя в огонь; блики пламени золотили седину в волосах оборотня.
— Мой отец чем-то оскорбил его, и Грейбэк решил отомстить. Вольдеморт поставил Грейбэка во главе оборотней… и я не мог убедить стаю в том, что моё мнение имеет больше смысла, чем мнение Грейбэка о том, что оборотни должны мстить нормальным людям.
— Ты не ненормальный! — вскинулся Гарри. — Ремус… у тебя… просто есть проблема!
Ремус коротко рассмеялся.
— Ты мне сейчас напомнил отца, Гарри… Джеймс на людях называл это моей маленькой пушистой проблемой. У людей создавалось впечатление, что у меня просто есть невоспитанный ручной кролик.
Упоминание об отце подтолкнуло мысли Гарри в другом направлении; он задумался, положив голову на плечо Джорджа.
— Ремус, ты не знаешь, кто мог изобрести заклинание Левикорпус?
— Оно было в большой моде в Хогвартсе, когда мы учились, — пожал плечами Ремус, несколько сбитый с толку резкой сменой темы.
— А его не могли изобрести тогда же, кто-нибудь из учеников?
— Может быть, хотя необязательно. Мода на заклинания приходит и уходит… а к чему ты это спросил?
— В голову пришло, — уклончиво ответил Гарри. Чтобы объяснить, что к чему, пришлось бы пересказывать историю с мыслесливом Снейпа и с учебником Принца-Полукровки, а Гарри было попросту лень это делать. К тому же скрытность брала своё, требуя ничего не рассказывать. Ремус не стал расспрашивать дальше.
Зависимость, казалось, была переломлена; чудище приходило к Гарри только во сне, вечно жаждущее, вечно жгучее, тупое и злобное, требовало зелье, и Гарри снова кричал. Фред и Джордж будили его, вытирали покрытое испариной лицо мокрым носовым платком, целовали и шептали какую-то утешающую ерунду, смысл которой не имел никакого значения — Гарри успокаивало само звучание их голосов, он чутко, как животное, реагировал на интонации и темп речи; и он засыпал, а через несколько часов всё повторялось заново. На месте близнецов Гарри уже давно плюнул бы на себя и укладывал спать отдельно под заглушающим заклинанием, но Фреду и Джорджу подобный вариант даже в головы не приходил. Поэтому в благодарность днём Гарри загонял чудище в самые дальние уголки подсознания, чтобы никто не слышал, как оно воет, требуя наркотик; он усиленно не думал о зелье, он отстранялся от того, что хочет его. И чем больнее и тоскливей было Гарри, тем проще было отстраниться и вспомнить, что Фред и Джордж рядом, чтобы счастье заполнило неприятную сосущую пустоту. У Гарри было такое чувство, будто он повис на вышке бассейна — и скользко, и не по силам, и неудобно, и рукам больно, но надо держаться, потому что в бассейне пусто, и если шмякнуться, разжав побелевшие пальцы, на бетонное дно, то останется мокрое красное пятно.
* * *
В школу их отправили через каминную сеть; Министерство разрешило это в целях безопасности. Безопасность вообще стала первоочередным вопросом, когда Вольдеморт третьего января разгромил с помощью великанов Министерство магии Польши. В стране воцарились разброд и шатание; магглы не знали, в чём дело, но их официальным властям тоже приходилось несладко с непонятными взрывами, разрушениями, с жертвами неизвестных болезней. Десятки террористических группировок с готовностью брали на себя ответственность за массовые убийства, но легче от этого никому не становилось.
В школе же словно и не было никому известно о том, что творилось в охваченном паникой мире; здесь делились впечатлениями о Рождестве, показывали друг другу подарки, беспечно болтали, радовались тому, что открываются курсы аппарирования для тех, кому уже семнадцать или будет семнадцать до тридцать первого августа этого года. Ничего хорошего, по мнению Гарри, в аппарировании не было, но он всё же записался. Было бы неплохо это уметь самому, пусть даже будет очень больно. К тому же существует очень простой способ уменьшить боль: делать всё правильно с первого раза, тогда не придётся повторять и делать себе больнее. И, быть может, пойдёт на пользу обучению то совместное аппарирование с Дамблдором…
В первый же день прилетела сова от директора — прямо в библиотеку, где Гарри выискивал материал для эссе о русалочьей чешуе по Зельеварению. Мадам Пинс долго возмущалась, Гарри долго извинялся, отобрав у птицы письмо и выставив её за дверь; в конце концов строгая библиотекарь смягчилась и оставила Гарри в покое. Она с первого курса питала к нему некую слабость, увидев, как жадно он читает, как подолгу сидит с книгами — молча, сосредоточенно, что в одиннадцатилетних детях — да и в шестнадцатилетних лбах, если начистоту, тоже — встречается редко.
В записке было сказано, что завтра состоится третий частный урок, и сообщался новый идиотский пароль.
— Добрый вечер, сэр, — мыслеслив уже стоял на столе, полный до краёв серебристыми воспоминаниями.
— Добрый вечер, Гарри, — рука Дамблдора пребывала всё в том же плачевном состоянии, как и до того, чёрная, сморщенная, будто обугленная. «Неужели совсем никак нельзя вылечить? Что-то мне сомнительно…» — Я слышал, ты встречался с министром магии на каникулах?
«И теперь Вы жаждете, господин директор, узнать, что я наговорил нашему дражайшему министру. Вряд ли он сам соизволил поведать Вам подробности».
— Он хотел, чтобы я одобрил политику Министерства и успокоил людей, сэр.
— И ты?..
— И я решил, что мало ли кто чего хочет, — хмыкнул Гарри. — Он ушёл совсем невесёлым.
Дамблдор улыбнулся; ему, судя по всему, импонировала мысль о том, что Скримджер получил фигу с маслом.
— Отрадно слышать, Гарри, что ты сумел отстоять собственное мнение… Итак, сегодня у меня есть для тебя два воспоминания, и второе из них, пожалуй, содержит самую ценную информацию из всех. Как ты помнишь, маленький Том Риддл успешно узнал о том, что он волшебник, и самостоятельно приготовился к учебному году. Начался учебный год, и тихого мальчика в поношенной мантии распределили в Слизерин сразу же, как только Шляпа коснулась его головы. Неизвестно, когда Том Риддл узнал о том, что легендарный основатель его факультета умел, как и он сам, говорить со змеями — быть может, в тот же вечер. Но никто в школе об этом не знал. Никакой агрессии или высокомерия, столь свойственных ему до этого. Необыкновенно талантливый и красивый сирота, он вызывал у всех симпатию едва ли не с первой секунды. Безукоризненно вежливый, чрезвычайно жадный до знаний. Ничто не напоминало того Тома, каким он был в приюте, и я подумал, что, быть может, он решил начать новую жизнь. Однако доверять ему целиком и полностью я не мог и решил за ним присматривать. Он чувствовал, что не может обаять меня, как очаровал большинство моих коллег, и старался избегать. Не скажу, что я получил много информации из этого присмотра, потому что ничего особенно подозрительного я в его поведении не находил.
«Глаза бы протёрли… у Вас на глазах Тайную комнату открывают, Тёмными Лордами становятся — а Вам хоть бы что…»
— Он становился старше и собрал с годами вокруг себя компанию друзей — я называю их так за неимением более подходящего слова, но ни к кому из них Риддл не чувствовал даже малейшей привязанности.
«А Вы откуда знаете — легилименцией в голову ему лазили?»
— Эта группа верховодила среди учеников… Это было своеобразное попурри — собрание слабаков, ищущих защиты, амбициозных, желающих разделить славу, и головорезов, ищущих лидера, который мог бы показать им более изощренные формы насилия. Другими словами, они были предшественниками Пожирателей Смерти, и на самом деле некоторые из них стали первыми Пожирателями Смерти после окончания Хогвартса. Твердо управляемые Риддлом, по-собачьи преданные ему, они никогда не были замечены в открытом насилии, хотя их учёба в Хогвартсе была отмечена большим числом неприятных инцидентов, к которым они чаще всего не имели отношения. Наиболее важным из них, конечно, было открытие Тайной Комнаты, что стало причиной смерти девочки. Как ты знаешь, Хагрида ошибочно обвинили в этом преступлении.
«А Вы-то где были? Можно было и защитить Хагрида… нет, Вы подобрали его потом, чтобы он считал Вас благодетелем за то, что его взяли дворником и привратником…»
— Люди, знавшие Риддла в те годы, напуганы сейчас. Некоторых я смог убедить рассказать мне всё, что они знали, некоторых нет. И те, кто всё же говорил, сказали, что Риддл был одержим своим происхождением. Узнав, что его отец не был волшебником, потому что фамилия Риддл никогда не упоминалась в генеалогических книгах, он принялся искать свою мать, которую заранее презирал за то, что она умерла. По своему второму имени, Марволо, он нашёл Гонтов, и летом, когда ему было шестнадцать, ушёл из приюта, куда возвращался на лето, и отправился искать своих родственников. Вот воспоминание об этом, которое мне удалось получить от Морфина.
Гарри послушал малосодержательный разговор Морфина с юным Томом, внешней копией отца; узнал от Дамблдора, что маггловские власти Литтл-Хэнглтона были немало озадачены, найдя мёртвыми всю семью Риддлов, вроде бы вполне здоровых людей, о том, что именно Том Риддл — больше было некому — забрал у своего оглушенного дяди кольцо Слизерина, а за убийство Риддлов осудили Морфина, потому что совершено оно было его палочкой.
Второе воспоминание принадлежало Слагхорну, в то время ещё не лысому и не седому; Гарри наблюдал с несколько смешанными чувствами одну из встреч и тогда уже существовавшего «Клуба Слизняков» — разумеется, туда входил и Риддл, уже убивший к тому времени своего отца и его родителей. Гарри подивился ещё раз тому, какая энергия исходила от будущего Лорда Вольдеморта, даже когда тот просто сидел на пуфике и улыбался, слушая болтовню Слагхорна, расслабленный, уверенный в себе, красивый, как картинка. От него исходила сила, и Гарри впервые понял, почему первые Пожиратели пошли за Риддлом, сиротой и полукровкой без гроша за душой и без единого места в мире, которое он мог считать если не домом, то хотя бы местом, где его кто-нибудь ждал.
Явные дырки в воспоминаниях Слагхорна озадачили Гарри; что такого особенного могло проскользнуть в разговоре при всех прочих «слизняках»? Вот потом, наедине, о хоркруксах — что это, кстати, такое? — могло быть сказано что-то, что Слагхорн отчаянно не желал выдавать…
— Что такое хоркруксы, сэр? — Фоукс пристроился на колени к Гарри сразу же, как они с Дамблдором вынырнули из последнего воспоминания.
— Это, Гарри, ты узнаешь позже.
«Тайны Мадридского двора, тоже мне».
— Полагаю, ты заметил, что воспоминания профессора Слагхорна подкорректированы им же самим, и весьма неумело, — продолжил Дамблдор. Гарри кивнул, рассеянно щекоча Фоукса под подбородком, как кошку; впрочем, феникс ничего не имел против такого обращения. — Хорошо, что это было сделано так грубо, поскольку это значит, что настоящая память всё ещё там, под ложными воспоминаниями. И она, возможно, окажется самой важной информацией из всего, что мы уже знаем.
«Прелестное «мы». Он думал, я этого не замечу?»
— И сегодня, Гарри, я даю тебе домашнее задание, — «Будто у меня их не хватает». — Ты должен убедить профессора Слагхорна обнародовать настоящую память о том разговоре. Сам я не могу этого сделать… профессор Слагхорн силён в окклюменции, и противоядие от Веритасерума у него, несомненно, имеется. Поэтому это будет твоей задачей.
«Как мило. Слагхорн так мне и рассказал, конечно… Дамблдор всерьёз надеется, что у меня получится?»
— Я понял, сэр, — Гарри встал; Фоукс вовремя слетел с его коленей и вернулся на свою жёрдочку. — Скажите… как дела у Сириуса?
— Поиски Петтигрю успешно продвигаются, Гарри. Правда, дело осложняется тем, что Тёмный лорд периодически непредсказуемо меняет своё местонахождение.
Дамблдор замолчал, и Гарри понял, что больше ничего выдавить из директора не удастся.
— До свидания, сэр.
— До свидания, Гарри.
Фоукс на прощание курлыкнул что-то на своём фениксячьем языке и помахал Гарри крылом.
* * *
Месть Малфою и Дамблдору определённо пора было брать в свои руки — так думал Гарри; малфоевские верхние конечности были решительно не в состоянии с этим справиться, судя по тому, каким бледным и потерянным блондинчик вернулся с рождественских каникул. О том, чтобы травить Гарри, он и вовсе забыл; теперь у Малфоя постоянно был отсутствующий взгляд. На уроках Малфой делал глупейшие ошибки, явно не сосредотачиваясь на том, чем полагалось заниматься. Гарри со своей стороны считал, что это глупо, и уделять урокам внимание стоит хотя бы затем, чтобы тренировать мозги, не то извилины разгладятся, но советов Малфою давать не собирался.
Итак, что конкретно поручили Малфою? Гарри некоторым образом присутствовал при этом и сейчас без труда вспомнил. Не только собственноручно убить Дамблдора, но и провести в школу группу Пожирателей. А как радостно сообщил Дамблдор ещё в речи первого сентября, защита замка усилена, наложено много новых заклятий совместными усилиями администрации Хогвартса и лучших специалистов Министерства, и авроры в большом количестве снуют повсюду. Малфой никак не мог придумать способ провести в Хогвартс Пожирателей, используя главный вход, окна, площадку Астрономической башни… способ должен был быть принципиально новым. Скорее всего, Малфой пришёл к тем же выводам — он ведь жесток и избалован, но не туп — и решил начать с убийства директора. Но Малфой наверняка понимал, что лезть к сильнейшему волшебнику столетия, размахивая палочкой — это, по меньшей мере, глупо, и придумал в порыве отчаяния эту глупую штуку с проклятым опаловым ожерельем. Ведь Кэти была под Империусом, и убийство директора, если бы таковое случилось, было бы виной того, кто дал ей ожерелье. Как знать, прошла ли бы для Вольдеморта эта оговорка; быть может, и прошла бы, окажись затея Малфоя удачной.
Как Пожирателям прийти в школу? Гарри внимательно изучил Карту Мародёров, но все ходы, которые были на неё нанесены, уже, как он знал, охранялись — не чтобы специально, потому что о некоторых из них знали только Гарри, близнецы и Мародёры, но там было не проскользнуть. Да и трудно было бы подкинуть Малфою информацию так, чтобы тот поверил и воспользовался ею. Портключ? Опять же, ни Малфой, ни сам Гарри не умели их делать, тем более что в защите замка наверняка что-нибудь имелось на этот счёт, и портключ должен был быть сделан с одобрения директора, что-то в этом роде. Идею подкинуть Малфою своего феникса Гарри отвергнул практически сразу; хотя способ был, в принципе, действенный, Малфой мог снова этим не воспользоваться. Гарри не был уверен, что Малфою известно конкретно о фениксе, но в прошлом году, когда Гарри орал на Малфоя в гостиной Слизерина после убийства Бэддока, он, к сожалению, выдал, что портключ у него есть.
Здесь определённо что-то было… хотя этот портключ, без сомнения, пригодился бы и самому Гарри — и сейчас, и в будущей войне. Поэтому план с янтарным фениксом Гарри оставил на крайний случай и продолжил думать.
Что способно переносить людей с места на место? Все обычные способы отпадают. Быть может, какой-нибудь магический артефакт с особыми свойствами? А где его здесь, в Хогвартсе, взять?
Когда Гарри дошёл в своих раздумьях до этого места, была уже глубокая ночь, но спать ему всё равно было не с руки — ничего хорошего всё равно не приснилось бы; и Гарри отправился в библиотеку, предварительно накрывшись мантией-невидимкой — отрабатывать наказания за ночное шатание по школе совсем ему не улыбалось.
Гарри помнил, что видел эту книгу на полке и даже собирался прочитать её; но как раз в тот день случился прискорбный или счастливый — это уже кому как — инцидент, после которого Гарри стал ловцом команды Слизерина, и книга была попросту забыта… Мерлин, как же давно это было — то блаженное время, когда он не умел варить обезболивающего зелья, и шрамов на его теле — Гарри не любил их, что бы ни говорили Фред и Джордж — почти не было: молния на лбу и пара небольших на спине и на ноге, следы наказаний дяди Вернона и стекла, которое однажды, разбитое Дадли, упало Гарри на ногу. Разумеется, виноват в том, что окно разбили, оказался Гарри, и рану никто не позаботился хотя бы обеззаразить. На Гарри всё равно зажило, как на собаке — быть может, потому, что другого выхода у него, которого никто не стал бы водить по врачам, не было…
«Магические артефакты Хогвартса: приложение к Истории Хогвартса». Вот оно, то самое… Гарри отправился вместе с книгой в обратный путь — читать в постели было комфортнее, чем сидя на жёстких стульях.
Коридоры Хогвартса были пусты, и Гарри старался идти как можно тише — шарканье и стук патрульный может услышать за много метров. «Так я и знал», — навстречу Гарри попалась парочка патрульных. Он придался к стене, затаив дыхание; Джиллиан Монтегю и Доминик Пьюси разговаривали о чём-то своём — точнее, говорила Джиллиан, а Доминик слушал. Гарри проводил их задумчивым взглядом — они о чём-то напомнили ему… но он никак не мог понять, о чём.
Входя в спальню, он всё ещё мучился попытками вспомнить, что же такое навеяли ему старосты пятого курса Слизерина. Гарри толком не знал ни того, ни другую; даже об их старших братьях, с которыми он не общался, ему было известно больше.
Старшие братья?..
Гарри поднял взгляд от книги, которую уже начал листать, и невидяще уставился в задёрнутый полог перед собой.
«Инспекционная бригада — это такая новая шутка, выдуманная Амбридж. Члены этой шутки носят серебряное «И» на мантиях, снимают баллы с кого угодно и вообще ведут себя по-хозяйски».
«Сегодня Монтегю, который в эту бригаду опрометчиво вступил...»
«...попытался снять с нас кучу баллов...»
«...но мы засунули его головой вниз в исчезательный шкаф...»
«...есть такой на первом этаже...»
«...и понятия не имеем, куда его теперь забросило...»
«...потому что этот шкаф давным-давно сломан».
И ещё одно…
«Нашёлся Монтегю, сэр. В туалете четвёртого этажа, сэр, в унитазе».
«Как он туда попал?»
«Я не знаю, сэр, он немного не в себе».
Надо думать, Снейп наверняка дознался, откуда взялся Монтегю, как только тот пришёл в себя. И Малфой дознался тоже, почему бы и нет?
Исчезающий шкаф перенёс Монтегю с первого этажа в туалет на четвёртом. Он сломан… он не постоянен, как портключ Гарри — даже при самой буйной фантазии вряд ли кто-нибудь создал бы вещь, которая переносила бы исключительно в унитаз. Его можно починить — так, чтобы он переносил людей откуда угодно куда угодно.
Гарри лихорадочно залистал страницы; их шелест разбудил бы остальных, не отрезай Locus Singularis часть звуков. Исчезающий шкаф, исчезающий шкаф… «пусть здесь будет о нём… пожалуйста…»
Там было о нём. Всё о его устройстве. О том, что с ним случилось, какая именно поломка и почему. О том, кто поставил его в школе. О том, что второй такой же находится испокон века в лавке «Боргин и Бэркс» на Дрянн-аллее, и они должны, будучи исправными, транспортировать между собой и вещи, и людей.
Если бы Малфой залез в эту книгу, все мучительные сомнения блондинчика насчёт задания Вольдеморта отпали бы сразу. Уж починить артефакт Малфой как-нибудь сумел бы, а не сумел бы, так нанял бы кого-нибудь, кто умеет; долго ли с деньгами рода Малфоев, которыми, пока Люциус в тюрьме, занимается либо сам Малфой-младший, либо Нарцисса… в любом случае, деньги в малфоевском полном распоряжении.
Дело оставалось за малым: подкинуть информацию Малфою так, чтобы тот не заподозрил подвоха и начал действовать в нужном направлении.
* * *
В целом, этот семестр начался куда лучше, чем Гарри ожидал; быть может, он просто привык к постоянной боли, горе домашних заданий и даже к любовным зельям в своей еде — впрочем, количество зелий уменьшилось раза в два после рождественской вечеринки у Слагхорна, что не могло не радовать Гарри. Даже к самым отвратительным вещам на свете можно привыкнуть. Например, личинок есть, как африканские туземцы. Или канализацию чинить, как маггловские сантехники. Ну или жить так, как Гарри Поттер. Любая гадость приедается, любая боль слабеет — сколько можно убиваться по своей горькой судьбине, давясь личинками? В какой-то прекрасный момент будешь жевать их машинально и размышлять себе спокойно о политике или литературе.
Но была и одна новая проблема в безмятежном, в общем-то, начале семестра: Блейз. Он улыбался Гарри, говорил с ним, целовал его в укромном углу, но видно было, что мыслями Блейз не здесь, а в каких-то горних высях, куда Гарри, при условии отсутствия наличия присутствия альпинистского снаряжения, было не добраться.
В первый день Гарри просто удивлялся и гадал, что же случилось. Во второй ему с самого утра, стоило открыть глаза и глотнуть из бутылки с водой — эту бутылку Гарри всегда оставлял у кровати, памятуя, что после истошных воплей из-за ночных кошмаров насмерть пересыхает во рту, — пришло в голову: а что, если Блейз думает не о чём-то, а о ком-то другом?
Сама мысль о такой возможности противно саднила где-то в мозгу; Гарри не знал точно, была ли эта ревность, но ему казалось, что просто горечь. Очень много горечи, даже выступавшей на языке.
Если он надоел Блейзу, в этом не стоит никого винить… Гарри и сам себе успел надоесть за этот учебный год — истерики, обезболивающее… да он вообще умирает, призраки чуют от него вонь разложившегося трупа — где-то внутри Гарри разлагается душа, день за днём теряющая защиту магических жил. И в таком случае, нельзя думать плохо о ком-то, кому ты много раз обязан жизнью, но кого ты уже просто достал.
Но всё равно было горько и обидно; а когда Гарри вспомнил утро перед третьим испытанием Турнира Трёх Волшебников, ему и вовсе захотелось накрыть голову подушкой и повыть в неё, как на луну. «Может, дело не в этом? — Гарри застёгнул рубашку. — Мало ли чего я тут могу домыслить… — Вжикнул молнией джинсов. — Может, у Блейза просто что-то дома случилось — а я ограничился одним дежурным «как дела», ничего не понял… — Прошлогодний уизлитер со змеёй, не составляющей никаких надписей, слегка пах залежавшейся шерстью. — Может, он под Империусом ли ещё что-нибудь… — Лёгкая форменная мантия привычно болталась на Гарри, как на швабре. — А я сразу про одно думаю. Придурок», — Гарри подхватил сумку и вышел из-за полога. Умыться — и бегом на завтрак, потому что никого больше в спальне нет, а опаздывать не хочется…
На завтраке поговорить с Блейзом не удалось — слишком мало времени было. На Трансфигурации МакГонагалл была крайне не в духе, устроила внеочередной тест по всем темам за первый семестр — и это тогда, когда у всех за каникулы повылетали из головы любые знания — и снимала баллы с факультетов с большей лёгкостью, нежели рассерженный Снейп, а это много значило. На Гербологии профессор Спраут, радуясь, как младенец, познакомила их с растением, цветы которого имели тенденцию раз в десять минут превращаться в бабочку и улетать куда глаза глядят, и как раз в эти моменты надо было оные цветы хватать и безжалостно обрывать крылышки, первое средство от проблем с врождёнными патологиями внутренних органов; беготня и суматоха за бабочками, которые, наверно, предчувствовали, что с ними хотят сделать эти раскрасневшиеся люди с маньяческими лицами, снова не дали возможности поговорить. На Чарах шестикурсники отрабатывали заклинания звука и света, безобидные иллюзии, отвлекавшие внимание; Флитвик пообещал, что позже они перейдут к созданию настоящих иллюзий, способных обмануть кого угодно, дать своему создателю выиграть время или смыться и так далее по списку… в общем, поболтать о постороннем на Чарах можно было, но только на несерьёзные темы. За обедом Блейз сосредоточенно пролистывал книгу на иностранном языке — Гарри решил, что это итальянский или испанский, в общем, что-то европейское — и отрывать его ради сущей ерунды было как-то неловко. Послеобеденные занятия тоже разочаровали Гарри в этом плане, да и закончились перед самым ужином, не оставив ни минуты свободной.
— Блейз, — нерешительно окликнул Гарри; Блейз в это время, остекленелым взором уставясь в стену Большого зала, методично мешал ложечкой сахар в чае — уже битых три минуты без перерыва. Они сидели в этом году вдвоём на этом конце стола, который раньше безраздельно принадлежал одному Гарри; хотя Блейз без видимых трудностей при надобности перебирался на прежнее место — как в те две недели после того, что Гарри про себя всё ещё называл «первой ссорой». — Блейз… — надо было сказать «ты не занят после ужина? Я хочу с тобой кое о чём поговорить», а вышло с ходу:
— У тебя кто-то появился в эти каникулы?
— А? Что? — Блейз оторвал взгляд от стены и посмотрел на Гарри; и только после этого сам вопрос дошёл до него. — Что?!
Гарри почувствовал себя идиотом. Или девицей из сентиментального романа, выясняющей отношения с женихом. Он взял кусок хлеба с большого блюда и начал нервно отщипывать по крошке, кидая их в нетронутое пюре перед собой.
— Ты в этом семестре какой-то странный… думаешь о чём-то, даже когда мы целуемся… если ты кого-то встретил, я не… то есть, необязательно быть со мной, если не хочешь…
Сбивчивое бормотание Гарри оборвалось, когда прохладная ладонь Блейза легла ему на лоб.
— У тебя нет температуры? — серьёзно спросил Блейз. — А то при высокой человек обычно не думает, что говорит…
— Нет у меня никакой температуры, — Гарри сердито мотнул головой, сбрасывая руку Блейза. — Я говорю, что думаю, и думаю, что говорю!
Блейз выглядел полностью сбитым с толку.
— Ты что, правда считаешь, что я кого-то там завёл? И думаю об этом ком-то, когда целую тебя?
— Я не знаю… — Гарри дорывал остатки куска хлеба. — Но это так заметно, что ты думаешь не обо мне… я просто хочу знать… я ни на что не претендую, но… просто…
— Гарри, — Блейз сжал правую ладонь Гарри между своими. — Кроме тебя я никогда и никого не любил и не люблю.
«Но чтобы кого-то завести, для развлечения, любить не нужно?»
— И с тех самых пор, как я впервые тебе в этом признался, у меня никого не было, кроме тебя. Ни поцелуев с кем-то ещё, ни чего-то большего… мне это и не нужно… Мерлин, как тебе вообще в голову пришло?!
— Туда много чего является, — Гарри был стопроцентно уверен теперь, что он не девица из романа, а всё-таки идиот. Невозможное счастье и облегчение накрыли его с головой. — А… о чём ты тогда думаешь? Я же вижу…
— Ерунда, — отмахнулся Блейз. — Прорицательские заморочки. На Рождество пробовал гадать, хожу думаю над результатами… кто-то считает, в Рождество самые точные результаты, кто — что самые путаные… я же говорю, ерунда.
Блейз определённо не врал, но чего-то недоговаривал. Выяснять, что именно, Гарри не собирался — если Блейз не сказал сразу, то выпытывать сведения дополнительными вопросами зряшный труд.
— Ну ладно тогда… — Гарри решительно не знал, что ещё сказать, и умоляюще посмотрел в глаза Блейзу — пусть сам додумает всё, что полагается в таких случаях, он же умный!
— Хочешь, я покажу, что умею думать о тебе и только о тебе? — шепнул Блейз, и его пальцы, сжимавшие ладонь Гарри, стали отчего-то очень горячими.
— Хочу, — честно сказал Гарри, давя желание целовать Блейза здесь же, сейчас же, до багровых засосов на нежной коже…
Выручай-комната была рада принять их, как и всегда; на этот раз она представляла собой небольшую спальню, пол которой был целиком застелен толстым матрасом с пахнущими свежестью хлопковыми простынями и кучей подушек-думочек. Больше ничего и не было нужно.
Захлопнув за собой дверь, Блейз прижал Гарри к стене, не целуя — завоёвывая его сдавшиеся без боя губы, быстро, жёстко, властно; определённо, он не думал сейчас ни о ком больше… Гарри вцепился в плечи Блейза и потянул за собой, опускаясь на колени.
Одежда разлеталась во все стороны; один ненужный кусок ткани за другим, и уже можно видеть, осязать живую кожу, вдыхать её пряный, щекочущий ноздри запах, пробовать на вкус — чуть солоновато и так сладко, так безумно сладко…
Нетерпеливые, обжигающие ласки — неловкие, потому что нет сил не касаться друг друга целиком, не прижиматься грудью к груди, напряжённые члены соприкасаются, трутся друг о друга… Гарри перехватил на полпути ладонь Блейза, собиравшуюся зарыться в чёрные пряди, поцеловал и предложил:
— Давай сегодня ты сверху? — «сегодня» означало в первый раз за всё время, что они были вместе. Целый год уже…
— Ты… правда этого хочешь? — глаза у Блейза стали огромные-огромные, почти круглые.
У Гарри было две причины, чтобы сделать это предложение: во-первых, он действительно этого хотел. Во-вторых, чудище в нём бесновалось, требуя своего, и если не зелья, то хотя бы крови — а делать Блейзу больно Гарри категорически не желал. Хватит, наделался.
— Правда, — Гарри обнял Блейза за шею, притянул к себе и поцеловал. — Только… осторожно, ладно?
— Мерлин, конечно…
Нетерпеливость и жгучесть куда-то подевались; остались только тягучая, осторожная нежность, в которой Гарри плавал, как в море патоки. Невесомые поцелуи, не оставляющие никаких следов, нежные касания пальцев — шея, ключицы, соски… С Гарри обращались, как с хрустальной вазой, которую ни в коем случае нельзя трогать неправильно, не то разобьётся. Он выгибался навстречу касаниям, прерывисто дышал, полуприкрыв глаза, и последняя мысль — «почему я не предложил этого раньше?» — утонула в нежности, когда Блейз добрался до области ниже пояса Гарри.
Один палец проник в Гарри почти незаметно — настолько он был уже расслаблен. Второй Гарри принял в себя, непроизвольно дёрнувшись, и Блейз тотчас же остановился.
— Тебе не больно?
— Нет… непривычно…
Гибкие пальцы проникли дальше, шевельнулись в тесном канале и нащупали простату — острое удовольствие тряхнуло Гарри, как электрический ток.
— Как ты?
— Хорошо… просто отлично… не останавливайся!
— Как скажешь, — по голосу было понятно, что Блейз улыбается.
Третий палец — и лёгкая боль; это ощущение заполненности Гарри успел подзабыть с того раза, когда в последний раз оказывался в постели с близнецами, хотя это и было несколько дней назад.
— Продолжай! — потребовал Гарри почти обиженно, когда пальцы Блейза замерли.
— Ты такой тесный, — выдохнул Блейз, целуя согнутое колено Гарри; кончики тёмных с бордовым отливом прядей щекотнули кожу. — И горячий… я сейчас кончу прямо так…
— Кончай, — великодушно разрешил Гарри, подаваясь назад и насаживаясь на пальцы до упора. — У нас есть вся ночь!
Низкий стон Блейза и перламутрово-белые капли на смуглом теле были наградой Гарри; изогнувшись, он слизнул одну из этих капель и потянулся поцеловать Блейза, делясь с ним его собственным вкусом.
— Люблю тебя, — прошептал Блейз.
— Я знаю, — ответил Гарри и провёл влажную дорожку языком по шее Блейза, закончив её под изящным овальным ухом, там, где принято чесать кошек.
Четыре пальца вошли в Гарри без боли и долго гладили, массировали, ласкали простату, вырывая из него крики, стоны и вздохи.
— Ну же… давай… — Гарри рывком раздвинул ноги так широко, как мог.
Судорожный вздох — Гарри знал, каким откровенным, возбуждающим, бесстыдным был его последний жест — и пальцы сменились членом.
Блейз входил в Гарри осторожно, медленно, всё ещё боясь причинить боль. Гарри качнул бёдрами, слегка двигаясь навстречу.
— Сильнее… — попросил он. — Докажи, что ты думаешь обо мне!..
— Охотно, — Блейз поднёс к губам костяшки пальцев Гарри и, не переставая целовать их, одним движением вошёл в Гарри так глубоко, как мог.
Гарри коротко вскрикнул; пальцы левой, свободной руки конвульсивно сжались, разрывая простыню.
— Блейз… сильнее… пожалуйста… Блейз… солнце моё…
Движения убыстрялись; ладонь Блейза легла на изнывающий член Гарри и принялась ласкать его в том же неистовом ритме, в каком двигался сам Блейз.
Может быть, это заняло немного времени; может быть, целую вечность. Гарри, едва не потерявшему сознание от кайфа — это было слишком много для одного человека, просто чересчур — было всё равно.
— У тебя усталый вид, — Блейз бережно держал Гарри в объятиях, словно опасаясь сжать слишком сильно и остаться с грудой сияющих осколков. — Поспи.
— Если ты считаешь нужным… — Гарри зевнул и уткнулся носом в шею Блейза, влажную от пота, горячую.
— Мой Гарри, — шепнул Блейз так тихо, что, не будь Гарри всего в нескольких сантиметрах — ничего бы не услышал. — Мой самый лучший…
— Я тоже тебя люблю, — отозвался Гарри сонно.
Неспокойный, тревожный и короткий, как обычно, сон накрыл Гарри прежде, чем Блейз сказал что-нибудь в ответ.
В конце концов, Гарри знал бы ответ, даже если бы Блейз никогда раньше его не озвучивал.
Глава 12.
В голове у него не было чёткого плана. Какой тут план?
Лови на ходу любой намёк, малейшее движение и,
зацепившись за него, устремляйся вперёд.
Стивен Кинг, «Воспламеняющая взглядом».
— У кого-нибудь есть вопросы? — Гарри тут же задался очень актуальным вопросом, который, однако, решил не озвучивать: на всех ли старостатах Чжоу Чанг толкает речи об ответственности и дисциплине так нервно?
Сам Гарри ответа на этот вопрос знать не мог, потому что сегодняшний старостат был первым за два года, на который он явился — и, как подозревал Гарри, последним; но он резонно предполагал, что нервозности Лучшей Ученицы способствовало именно неожиданное явление Поттера народу — иначе с чего бы она весь старостат так косилась на него? И не одна она, если быть точным, а и все прочие старосты, которым тоже было любопытно знать, что здесь понадобилось Его Разгильдяйскому Величеству. Ну, в том, что касалось обязанностей старосты, Гарри и в самом деле мог дать фору в разгильдяйстве кому угодно.
Но знать, зачем он здесь, никому не следовало; Гарри не сказал об этом даже Блейзу, хотя попросил того подыграть немного в нужный момент, пообещав всё объяснить потом. «Потом» значило «когда обратного хода у событий уже не будет», но об этом Гарри тоже собирался рассказать позже.
План был лучшим из всех, какие приходили в невыспавшуюся голову Гарри; он не мог утверждать с уверенностью, что этот порядок действий безупречен, но попытка не пытка. Главная прелесть состояла в том, что никто — совершенно никто — не заподозрил бы Гарри в том, что он собирался сделать. Хотя никому не стоило бы забывать, что Гарри всё же не с бухты-барахты отправили в Слизерин.
В соответствии со своим планом Гарри пришёл раньше всех под мантией-невидимкой и следил, куда сядет Джиллиан Монтегю, чтобы, быстро стянув мантию, сесть рядом с ней. С другой стороны от Гарри как нельзя более удачно устроился Рон; не имело, впрочем, значения, кто именно это был, главное — чтобы не кто-то из Слизерина.
Само содержание старостата Гарри не занимало нисколько, и он весь этот нестерпимо нудный час рисовал на клочке пергамента карикатуры на присутствующих. Рисунки получались тем более издевательскими, что рисовал Гарри, как курица лапой, и одно его намерение добиться хотя бы отдалённого сходства с изображаемым уже приводило к злейшему шаржу.
Когда выяснилось, что вопросов ни у кого нет (кому же хочется застрять здесь ещё минут на пятнадцать, выслушивая ответ?), Гарри встал одним из первых, потянулся и пошёл быстрым шагом к выходу, оставив на своём стуле, словно по забывчивости, массивную книгу и несколько свёрнутых листов пергамента.
Войдя в гостиную Слизерина быстрым шагом — главное, чтобы не догнали — Гарри несколько картинно хлопнул себя по лбу, плюхнул сумку на ближайшее кресло и принялся в ней ожесточённо рыться. Сидевший в соседнем кресле Малфой злобно поглядывал на ненавистного Поттера, и Гарри занервничал: если малфоевское терпение лопнет, и дело закончится дуэлью, план будет провален. И этот час плюс все приготовления окажутся потраченными совсем впустую, что обидно…
«Мерлин, спасибо тебе», — в гостиную вошла донельзя раздражённая Монтегю с книгой и пергаментом в руках; за ней тенью шёл Доминик, служа своей рослой и бесцеремонной напарнице отличным фоном.
— Я тебе что, носильщик, Поттер? — она раздражённо швырнула то, что несла, на кресло, куда Гарри пристроил сумку. — Скажи спасибо, что Чанг заметила твой склероз, не то ты бы это долго искал.
— А, так я оставил мой реферат по нестандартным перемещающим артефактам на старостате? — Гарри мельком глянул на листки. — Спасибо, что занесла… э-э, Монтегю, не так ли?
Брезгливо слушавший всё это Малфой на соседнем кресле вдруг замер, с бледного лица сползло выражение затравленной тоски.
«Слава тебе, Мерлин, Малфой оказался не так глуп, как мог бы».
— Поблагодари свою задницу, — фыркнула Джиллиан — так она разговаривала практически со всеми, поэтому Гарри лишь издал беззаботный смешок.
— Не знал, что с сегодняшнего дня ты занимаешь её должность… Ладно, я поблагодарил, ты ответила, мы друг друга больше не знаем, окей?
Джиллиан в ответ показала Гарри средний палец, развернулась на каблуках и вышла из гостиной. Её выход должен был послужить Блейзу знаком; а если бы она зачем-нибудь осталась здесь, то Блейз должен был выждать минуту или две.
— Гарри, — Блейз влетел в гостиную с очень встревоженным лицом. — Тебя МакГонагалл зовёт, срочно!
— Зачем, не знаешь? — ответ на этот вопрос тоже был продуман.
— Это по поводу тех поющих крысят, которых кто-то оставил ей под столом вчера ночью. Она решила, что это ты.
Собственно, это и был Гарри, но МакГонагалл решительно неоткуда было об этом узнать, так что эти слова не встревожили Гарри нисколько.
— Мерлин, я-то здесь при чём? — Гарри раздражённо накинул на плечо ремень сумки.
— Пойдём, она рвёт и мечет, — поторопил Блейз.
— Пусть вымещает гнев на крысятах, — буркнул Гарри, выскальзывая из гостиной перед Блейзом.
Молниеносное движение — и мантия-невидимка снова на Гарри, и он проскочил в ещё не закрывшийся за Блейзом вход в гостиную. Удовлетворение, с которым Гарри наблюдал за Малфоем, взмахивающим палочкой и шепчущим «Accio пергамент и книги на соседнем кресле», можно было сравнить с гордостью учителя в интернате для умственно отсталых, с тридцать восьмой попытки обучившего своего подопечного петь «Gaudeamus» целиком и без ошибок.
Гарри подождал, пока кто-нибудь не выйдет из гостиной и выскользнул оттуда, направившись прямиком в Выручай-комнату, где его уже наверняка поджидал сгорающий от любопытства Блейз. Теперь можно было и рассказать — теперь, когда липовый, но очень тщательно выполненный реферат и «Магические артефакты Хогвартса: приложение к Истории Хогвартса» были в загребущих руках Малфоя, и никто не мог помешать блондинчику выполнить своё треклятое задание. Как Гарри и надеялся, сочетание «перемещающих артефактов» и фамилии Монтегю навело Малфоя на правильную мысль… но Мерлинова борода, сколько сил и раздумий было угрохано на это! «Вот что бы Вольдеморт без меня делал, а, с такими-то кадрами?»
Моральная сторона дела, правда, не слишком радовала Гарри. Пожиратели не поскупились бы на Авады и прочие приятные вещи и для ни в чём не повинных учеников и преподавателей… Оставалось надеяться, что все вовремя спохватятся и дадут отпор… в конце концов, всегда можно было остановить Малфоя заранее и повлиять на его действия.
* * *
Походы в Хогсмид отменили вообще, обосновав это тем, что студентам опасно там появляться — происшествие с Кэти Белл послужило для администрации хорошим уроком; многие возмущались, но среди возмущавшихся не было ни Гарри, ни кого-либо из Эй-Пи. Война надвигалась, она уже началась в других странах, более слабых, менее готовых к отпору — Гарри предчувствовал эту войну так же ясно, как слышал тиканье невидимых часов, которым осталось отмерить ещё от одного до четырёх месяцев.
Но весна не считалась с угрюмым настроением людей, и уже в середине февраля снег начал таять; Хогвартс наполнился звуками чихания, кашля и шмыганья носов. Гарри дрожал от холода на каждой Гербологии, несмотря на то, что в теплицах было, как обычно, душно, а на Уходе за Магическими Существами у Гарри попросту зуб на зуб не попадал — здесь пристрастие Хагрида поить его горячим чаем, пусть и с несъедобными кексами, было очень кстати, потому что хотя Гарри и не простужался, холод для него был примерно так же мучителен, как две трети вольдемортовского Круциатуса.
За всё это время Гарри так и не придумал, как подобраться к Слагхорну и расспросить его о хоркруксах; оставаться после урока и интересоваться этими загадочными штуками не стоило — Слагхорн просто смылся бы из класса, судя по тому, как сильно он хотел скрыть всё, что знал о Томе Риддле. В библиотеке Гарри нашёл только упоминание о том, что хоркруксы — порочнейшее из магических изобретений, и они, авторы книги, не будут ни писать о хоркруксах, ни давать указаний на другие источники, где может быть написано об этих вещах... Уж такая, одним словом, бяка, что о ней лучше даже и не думать; это многозначительное утверждение привело Гарри в бешенство, как наверняка привело когда-то юного Вольдеморта — книге было больше ста лет, и, скорее всего, «жадный до знаний, вежливый и тихий сирота» до неё добирался.
Хороший план не придумывался, и вконец измученный мыслительными усилиями Гарри решил отложить это дело до лучших времён, тем паче что на последней неделе февраля, когда серые холодные дожди лили потоком над Хогвартсом, медленно, но верно превращая снег в грязь, начались курсы аппарирования.
Министерский инструктор Уилки Твикросс, низкорослый, хрупкий, весь какой-то прозрачный, как порыв ветра, объяснял спокойно и уверенно; голос у него был тихий, но все слушали с жадностью.
— Есть три важные вещи, которые нужно помнить при аппарировании: место назначения, сознание, неторопливость. Уверенно установите свои мысли на желаемое место назначения. В данном случае это внутренняя часть вашего обруча. Хорошенько сконцентрируйтесь на месте назначения прямо сейчас.
Гарри уставился на обруч в другом конце Большого зала, с которого сняли по такому случаю магический запрет на аппарацию; было достаточно трудно сконцентрироваться на том, что толком не можешь разглядеть, но Гарри честно старался домыслить не увиденное.
— Шаг второй, — продолжал Твикросс, — сфокусируйте ваше сознание на представленном месте! Позвольте этому захватить каждую частичку вашего тела!
Гарри слегка прикрыл глаза и попробовал последовать инструкции; вокруг что-то бормотали, пыжились, сверлили обручи взглядом — Гарри старался не обращать на это внимания. Воображение редко подводило его, и вскоре Гарри уже практически сроднился с этим обручем — разумеется, не затрагивая при этом своей магической сети. Чистый полёт фантазии.
— Третий шаг. Как только я дам команду — двигайтесь с места, ощущая ваш путь в пустоту, двигаясь с неторопливостью. По моей команде, один... два… ТРИ!
Последнее слово Твикросс произнёс так резко и повелительно, что Гарри шагнул, не задумываясь, а потом, где-то на полпути, опомнился — эй, а кто тут, собственно, мной командует?..
БРЯК!
Гарри не удержался на ногах и упал на пол там, где появился — ровно на полпути к обручу. К нему кинулись Снейп, как декан, МакГонагалл, как заместитель директора, и Твикросс, как непосредственный инструктор.
— Вы в порядке, Поттер? — деканы осматривали его и произносили диагностические заклинания.
— Прекрасно… э… как Ваша фамилия?
— Поттер, сэр, — «боже, как больно… эта сеть магических жил — как мясорубка… хотя само аппарирование не так уж и ужасно… или я просто из-за боли думаю, что на этот раз меня не так расплющило, как тогда…»
— Прекрасно, мистер Поттер, — в глазах Твикросса мелькнула искра заинтересованности, направленная на прикрытый разметавшейся чёлкой лоб Гарри. — Вы уже учились аппарированию?
— Однажды меня брали в совместное аппарирование, сэр, но сам я никогда не пробовал это делать.
— Что ж, поздравляю с успехом… однако Вам следует удерживать концентрацию дольше, чтобы не выпадать из аппарации на полпути.
— Да, сэр.
— Продолжайте тренироваться, мистер Поттер.
Гарри честно вернулся на своё место, провожаемый восхищёнными взглядами, и попытался ещё пару раз, но ничего не вышло — было слишком больно; да он и не рассчитывал успешно аппарировать сегодня хотя бы ещё на пару сантиметров.
К концу занятия сумели частично аппарировать Сьюзен, Эрни и Гермиона; «частично» в данном случае значило не на часть маршрута, как это сделал Гарри, а оставив часть тела там, откуда аппарировали. Это, как невозмутимо объяснил Твикросс, обычное явление при недостаточной концентрации. Он явно и не ждал сегодня многого от занятия; Гарри это развеселило бы, с его-то впечатляющим на фоне прочих результатом, если бы не было так больно. И выпить зелья, как назло, было негде — в Большом зале совершенно некуда было спрятаться хотя бы на минуту, чтобы кто-нибудь из бдительных деканов не велел «дезертиру» возвращаться на своё место и продолжать.
* * *
«Привет, Гарри!
Чтобы при следующей встрече не чувствовать себя последними сволочами, пишем тебе сейчас.
Берлинские власти по сравнению с каирскими — сущие лапочки. Даже Многосущное не понадобилось, сразу пустили в здешний архив. Но в этом архиве, так его и растак, всё по-немецки!..
Не, мы, конечно, не ждали, что всё будет для нашего удобства по-английски… но вот в Каире кто-то же не ленился переводить, пусть даже таким слогом, что Шекспир долго плакал бы и пошёл бы вешаться!
Сидим со словарями, англоговорящих аборигенов пытаемся обаять, чтобы объясняли.
С любовью,
Фред и Джордж.
P.S. Передай Блейзу от нас то самое неприличное, что он в прошлый раз передавал нам».
«Привет, Гарри!
Мы отрыли мемуары умника, который сделал Арку. Ветхие такие, в руках рассыпаются. И, заразы, на старонемецком. На современном-то мы ещё худо-бедно… А вчера вообще нашли пару слов на французском, сидим и гадаем, были ли французские слова там, где мы думали, что это старонемецкое написание.
Кстати, переводим-переводим, а этот умник всё распространяется о том, какой он крутой и хороший. Повбывали б гада — нельзя, что ли, сначала о деле?! Выписали из словаря все слова со значением «арка» «ворота», «вход» и так далее — ищем их по тексту.
Как ты там? Мы скучаем по тебе…
С любовью,
Дред и Фордж.
P.S. Передай Блейзу на его «спасибо» наше огромное «пожалуйста» и… хм… то, чем мы с тобой занимались рождественским утром; то, с чего начали».
«Guten Morgen, Гарри!
Мы тут уже совсем онемечились, сказать честно. Зато добрались до ритуала, который должен вылечить последствия Арки — слава Мерлину, есть такой ритуал. Но ничего определённого сказать не можем — надо поймать какого-нибудь лингвиста и посредством кучки галлеонов уговорить его перевести всё как следует, сами не рискнём.
Ты в порядке? Мы, конечно, знаем, что ты с Блейзом in guten Handen bist, но всё равно волнуемся. Э-э, Джордж толкается и говорит, что не мешало бы перевести вот это последнее, потому что тебе некогда рыскать по словарям. Это значит «ты в хороших руках».
И не только руках… но вот это мы уже не будем писать даже по-немецки, ты и так всё знаешь. Ты больше не пьёшь эту дрянь?.. В общем, gute Besserung, то есть, выздоравливай от этой пакости... Вот и я тоже начал вставлять немецкие слова, а Фред хихикает.
С любовью,
Фред&Джордж.
P.S. Ты уверен, что Блейз передал нам именно то, о чём ты писал? В смысле, он же не играет в квиддич, как ему в голову пришло? Преклоняемся перед его фантазией и желаем того же самого! У тебя там, кстати, и Молния под рукой…»
* * *
Первое письмо от близнецов пришло в начале марта — в тот самый день, когда Гарри на втором занятии по аппарированию под завистливыми взглядами остальных аппарировал в обруч, не потеряв по дороге даже волоска. Впрочем, Гарри хватило только на две минуты похвал от Твикросса, а потом он сбежал, сославшись на головную боль. Боль, конечно, имела место, но главной причиной была тошнота. Многие из присутствующих, конечно, порадовались бы, если бы Гарри вывернуло прямо на инструктора, но сам Гарри к их числу не принадлежал. Вкус зелья во рту смешался со вкусом желчи — с утра Гарри опять ничего не ел, воспользовавшись очередным приступом рассеянности Блейза. «Маггловские наркоманы тоже худые, как скелеты, и страшные, как смертный грех», — Гарри, морщась от смеси гадких вкусов во рту, с отвращением смотрел на своё осунувшееся, с землистым цветом лица отражение в перекособоченном зеркале мальчишечьего туалета. Этим, пожалуй, магические мужские туалеты кардинально отличались от маггловских — здесь были зеркала. Маги явно полагали, что мальчики тоже могут заботиться о своей внешности. «Лучше бы они так не думали», — Гарри плеснул себе в лицо холодной воды, забрызгав попутно зеркало; рассеянно стёр капли с замызганного стекла. На зеркале остался смазанный след ладони.
Очень хотелось выпить обезболивающего; чудище внутри Гарри уже не в силах было биться, выть, требовать, повелевать, застилать ему глаза красной пеленой — теперь оно жалобно просило, скулило, повизгивало, а порой начинало биться в агонии. Гарри не сомневался, что, если не давать ему больше зелья, оно сдохнет. Вопрос только, не утянет ли его за собой.
Зелье… один глоток — и всё будет хорошо… всё будет чудесно… ни боли, ни сомнений, ни страха… всего один глоток, это же никому не причинит вреда, ведь правда?..
«Ты больше не пьёшь эту дрянь?..»
«Нет. Не пью».
От холодной водопроводной воды, которую Гарри пил из пригоршни, ломило зубы; ледяные струйки стекали по подбородку за воротник мантии и впитывались в свитер. «Я жалок, Мерлин, так жалок… Избранный, как же… герои не бывают такими, как я, — Гарри прижал мокрые пальцы к ноющим вискам. — Даже случайно. И даже специально. Здесь, наверно, какая-то ошибка…»
— Итак, кто может рассказать мне Третий Закон Голпаготта? Мисс Грейнджер, пожалуйста…
Гарри никогда даже не пробовал соревноваться с Гермионой в том, кто быстрее поднимет руку, чтобы ответить на вопрос преподавателя. Это была её привилегия, казавшаяся Гарри прихотью — какая разница, услышит преподаватель от тебя или не от тебя то, что и ему и тебе известно? Быть может, Гермиона просто старательно зарабатывала баллы для Гриффиндора; Гарри же подобный соревновательный дух был чужд с той самой минуты, когда Шляпа распределила его туда, куда он никогда не хотел попасть.
— Третий Закон Голпаготта гласит, что противоядие от смешанного яда будет эквивалентно сумме противоядий на каждый отдельный компонент яда! — звонко продекламировала Гермиона.
— Верно! — просиял Слагхорн. — Десять баллов Гриффиндору. Итак, если принять Третий Закон Голпаготта за правду, то…
Гарри слушал объяснения вполуха; этот закон он знал наизусть.
— Итак, я хочу, чтобы каждый из вас подошёл к моему столу и взял с него один из пузырьков. Вы должны создать противоядие на этот яд до конца урока. Удачи вам, и не забудьте надеть защитные перчатки!
Гарри вылил содержимое своего пузырька в котёл и взмахнул палочкой; заклинание Определения Скарпина позволяло узнать, из чего состоит яд. Боль хлынула на Гарри с готовностью; он недовольно мотнул головой, отгоняя боль, как муху, и нацарапал на пергаменте все составляющие.
«М-да, не поскупился Слагхорн на яды», — Гарри покусывал кончик пера, прикидывая, как в минимальный срок сочинить противоядие от всего, что входило в маслянистую светло-розовую жидкость. Предстоящее занятие должно было стать нудным и муторным — пятнадцать компонентов были очень солидной цифрой… «Может, есть путь покороче? Что-нибудь универсальное?» Блейз рядом шёпотом высказывал всё, что думает о Слагхорне, одной рукой переливая отдельные компоненты своего яда в дюжину пузырьков, а другой черча на пергаменте замысловатые формулы.
— Здесь плюс, не минус, — шепнул Гарри, показав на одну из формул.
— А, да, спасибо, — Блейз нахмурился и перепроверил свои записи.
«Нет, я так не хочу». Гарри перечитал список компонентов, и тут его осенило. На него снизошло знание. Иначе это нельзя было назвать.
Безоар, камень, добываемый в желудке козы, служил противоядием от всего перечисленного в этом списке.
«И пусть Слагхорн снимает баллы за наглость, хотя как раз с меня, наверно, не снимет…»
Через двадцать минут, в течение которых все усердно работали, а Гарри, присев на краешек стола, подкидывал на ладони сморщенный коричневатый камешек, найдённый в шкафу с ингредиентами, Слагхорн начал обходить класс, заглядывая в каждый котёл.
— Ваш котёл пуст, Гарри? Что с Вами?
Гарри молча протянул на раскрытой ладони безоар. Слагхорн с минуту смотрел на него, а потом разразился таким оглушительным хохотом, что у Гарри в первую секунду зазвенело в ушах.
— Браво, Гарри, Вы великолепны! Это дух истиного зельевара, он был у Вашей матери и передался Вам в полной мере! Такая же интуитивная хватка в Зельеварении… — Слагхорн прекратил смеяться, но улыбался до ушей. — Признаться, я не могу найти недостатков в Вашем решении… безоар действительно является противоядием на все эти яды… Изящно, тонко, красиво и просто! Поздравляю, Гарри!
Дифирамбы в адрес «истинного зельевара» растянулись ещё на добрых десять минут; Гарри вежливо улыбался и не позволял скуке проскользнуть на лицо. «Вот если бы Вы мне о Томе Риддле ещё с такой же готовностью рассказали…», — помечталось Гарри.
Кстати, можно было воспользоваться случаем и начать наконец искать подходы к Слагхорну, чтобы вызнать о хоркруксах.
— Кстати, профессор, — вклинился Гарри, когда Слагхорн умолк на секунду. — Я слышал, очередной ужин у Вас состоится в эту пятницу?
«Мерлин, на какие жертвы приходится идти… и ради чего? Домашнего, прости Мерлин, задания от Дамблдора…»
— Совершенно верно, Гарри, в восемь часов! — просиял Слагхорн. — Я собирался завтра вечером прислать Вам приглашение…
— Я принимаю его, профессор, — почти пропел Гарри, чувствуя спиной недоумевающий взгляд Блейза, который ничего не знал о тяжёлом детстве Вольдеморта и привычке Дамблдора спихивать на других самую тяжёлую работу. — Надеюсь, Вы будете рады меня видеть?
Слагхорн был очень даже рад, что тут же озвучил; и даже тени подозрения не промелькнуло в глазах преподавателя Зельеварения, несмотря на то, что раньше Гарри бегал от «дружеских ужинов», как чёрт от ладана. Должно быть, решил, что упрямый Мальчик-Который-Не-Желает-Ходить-На-Вечеринки образумился и счёл нужным завязать знакомства с влиятельными людьми. Если так, Гарри не собирался разубеждать его и надеялся только, что одного визита хватит. Время и силы, в конце концов, не казённые.
— Гарри, во что ты играешь? — Блейз наблюдал за попытками Гарри причесаться к ужину у Слагхорна, чтобы хоть каким-то местом выглядеть презентабельно и цивилизованно. Не сказать, чтобы эти попытки увенчивались успехом. — Чего ради ты сам вызвался туда пойти?
— Я не знаю, имею ли право тебе рассказать, — Гарри отложил расчёску. Он доверял Блейзу, но не стоило забывать, что Блейз, по его же собственному признанию, не чувствует, когда легилиментор лезет ему в голову. Так что если Дамблдор вздумает это сделать, Гарри огребёт полную корзину неприятностей. — Это не только мой секрет…
— Как скажешь, — беспрекословно дал задний ход Блейз. — Просто это очень странно выглядит, сам понимаешь…
Гарри в последний раз взглянул на себя в зеркало и присел рядом с Блейзом на шёлковую подушку, предоставленную Выручай-комнатой.
— Блейз… — а если вдуматься, что такого может сделать Дамблдор? Пожурить за болтливость?
— Что?
Гарри коснулся губами шеи Блейза.
— Не сердись.
— Я не сержусь, с чего ты взял?
Гарри не мог понять ни по голосу, ни по лицу, сердился Блейз или нет, но ему хотелось вообще исключить возможность, что всё же да. И он пересказал вкратце содержание своих «частных уроков» с Дамблдором.
— Хоркруксы… — повторил Блейз, словно пробуя слово на вкус. — В первый раз слышу.
— Жаль… ничего, я найду к Слагхорну подход, — Гарри поцеловал Блейза в губы, такие мягкие, податливые…
— Без десяти восемь, — напомнил Блейз и лизнул нижнюю губу Гарри. — Опоздаем…
— Чёрт… — досадливо сказал Гарри.
Рука Блейза нырнула под мантию Гарри и расстегнула джинсы. Через пять минут Гарри был в состоянии идти куда угодно, не боясь, что кто-нибудь что-нибудь заметит.
Гарри страдал. Молча, но от того не менее сильно. Мукой мученической было сидеть здесь, в компании любимчиков Слагхорна, слушать дурацкие разговоры и тем более участвовать в них. Особенно осложняло дело то, что Гарри был просто-таки звездой вечера; Слагхорн не выпускал его из поля зрения ни на минуту и постоянно теребил, вовлекая в общую беседу, смысл которой Гарри мог изложить одним словом: чушь. А в это время можно было бы написать эссе по Астрономии, доделать капризный перевод по Рунам и нацеловаться с Блейзом до ломоты в губах… и ещё время осталось бы.
Маленькие золотые часы на столике позади восседавшего на высоком пуфике Слагхорна пробили одиннадцать часов.
— Уже так поздно? Вам пора идти, ребята, не то у вас будут проблемы. МакЛагген, напоминаю Вам, что реферат нужно сдать завтра, иначе я вынужден буду назначить взыскание.
Один за другим члены «Клуба Слизняков» покидали комнату, негромко прощаясь со Слагхорном. Гарри встал со своего пуфика, но уходить не спешил; Блейз подмигнул ему на прощание.
— Гарри, Вам тоже пора идти. Вы же не хотите, чтобы Вас так поздно застали в коридоре? Вы ведь староста… — Слагхорн поставил свой бокал из-под вина на стол.
«Дзынь!», — жалобно звякнул бокал, упав на пол. Слагхорн попятился, не обращая внимания на хрустящие под ногами осколки стекла; на благодушном до этого момента лице Слагхорна был такой ужас, словно его худшие ночные кошмары ожили.
— Ч-что?..
— Хоркруксы, сэр, — озадаченно повторил Гарри. Если Слагхорн так реагирует на все упоминания об этих загадочных вещах, то удивительно, как Дамблдор сумел выудить у него хотя бы то покорёженное воспоминание… — В книгах о них не найти ничего вразумительного…
— Это ведь Дамблдор, да? — лихорадочно забормотал Слагхорн, не сводя с Гарри панического взгляда. — Он тебе рассказал? Он показал тебе то воспоминание?
— Да, сэр, — Гарри решил, что врать в данном случае будет глупо.
— В таком случае, — голос Слагхорна дрожал, — ты должен был понять, что я ничего не знаю о хоркруксах… Абсолютно ничего! — выкрикнул он.
Гарри задумчиво склонил голову к плечу.
— Чего Вы так боитесь, сэр? — мягко спросил он. — Пожалуйста, расскажите мне о хоркруксах… дайте недостающую часть воспоминания. Я прошу Вас.
Онемевший от ужаса Слагхорн какое-то время молча смотрел на то, как блики огня из камина пляшут на тёмных волосах Гарри и отбрасывают тени на его лице, делая черты более строгими и правильными; всеми этими подробностями с Гарри в своё время поделился Блейз, обожавший смотреть на своего любовника — при свете камина, без него ли…
— Т-ты… ты как он!! — крик Слагхорна заполнил кабинет. — Как тогда… всё как тогда… изыди!!.. пожалуйста… — взгляд Слагхорна заметался, ища, на что бы упасть, лишь бы не на Гарри, попал на коробку с сушёными ананасами. — Я ничего не расскажу, ни за что, слышишь?!
Такой вопль трудно было бы не расслышать; Слагхорн, придя, очевидно, к тому же выводу, повернулся и попросту сбежал из кабинета, хлопнув дверью — с такой резвостью, которой Гарри решительно не ожидал от человека в подобном возрасте.
«Что на него нашло? — Гарри недоумённо смотрел на захлопнувшуюся дверь. — Я как кто? «Как тогда» — это как когда? Кто такой страшный у него уже об этом спра… ой».
Гарри мысленно обозвал себя идиотом. Потом дураком, ослом и тупицей. Подумал и присовокупил болвана, имбецила и маразматического олуха.
«Вот уж никогда бы не подумал, что при неярком свете так похож на Тома Риддла… — Гарри мрачно выудил из оставленной Слагхорном на столе коробки дольку засахаренного ананаса и надкусил. — Хотя… Он учился в Слизерине, и я тоже. Он был старостой, и я тоже. Он ходил в этот «Клуб Слизняков» — в точности как я сегодня. Это уже не говоря о том, что и у него, и у меня не было никакого детства вообще. И даже чёртов разговор о хоркруксах повторили едва не слово в слово!» Гарри слизнул с пальцев остатки сахара. «В том воспоминании точно так же часы пробили одиннадцать… и каким-то двоим полудуркам Слагхорн напомнил о реферате. Все ушли, а Риддл задержался и спросил… Надо думать, Слагхорн до одури испугался того, что вот сейчас расскажет, а я пойду и сделаюсь Тёмным Лордом, издание третье, исправленное и дополненное…» — Гарри рассеянно стянул из коробки ещё дольку, рассудив, что со Слагхорна не убудет. Мысли продолжали блуждать около темы сходства самого Гарри с Вольдемортом, и кусок ананаса попал Гарри не в то горло, когда на ум пришли слова Дамблдора: «Он становился старше и собрал с годами вокруг себя компанию друзей…» «…они были предшественниками Пожирателей Смерти, и на самом деле некоторые из них стали первыми Пожирателями Смерти после окончания Хогвартса. Твердо управляемые Риддлом, по-собачьи преданные ему…» Что, спрашивается в задачке, мог подумать Слагхорн, узнав об Эй-Пи, увидев значки и шарфы, прочитав в интервью об их девизе? Лицо Гарри вытянулось. «Мой Внутренний круг, **… дожили». Гарри как следует откашлялся от остатков ананаса и почти бегом вымелся из кабинета, пока ему не пришло в голову ещё что-нибудь в такой же степени удручающее.
Глава 13.
Любовь — это когда хорошим людям плохо…
«Сплин», «Джим».
Маленькая коричневая сова деловито села на стол, наступила лапой на джем, влезла клювом в сок Гарри и ухватила печенье с тарелки Блейза — всё очень быстро и так непринуждённо, словно она за этим и явилась.
— Кому письмо? — Блейз приподнял наглую птичку над столом, сурово глядя ей в глаза.
Сова ответила ему не менее выразительным взглядом: прочти, что на письме, придурок.
— И кому же? — без особого интереса спросил Гарри; сегодня ночью кошмары совсем распоясались, и ему удалось проспать в общем и целом не больше трёх часов, а в горле саднило от криков.
— Мне, — слегка сконфуженный Блейз отвязал от лапки совы перетянутый ленточкой Эй-Пи пухлый свиток и развернул.
— Что-нибудь важное? — Гарри чертил черенком ложки узоры в остывающей овсянке. — От кого из наших?
Блейз некоторое время молча читал первые абзацы очень пространного, судя по длине свитка, письма, а потом покачал головой.
— Всякая ерунда, — он свернул письмо и небрежно сунул в карман. — Что у нас первым уроком?
За ужином пришло ещё одно письмо — тоже перевязанное чёрно-зелёной ленточкой, и на этот раз оно предназначалось Гарри.
«Салют!
Текст ритуала в нашем распоряжении. Пересказывать долго, но нужно, чтобы, кроме тебя, там участвовал ещё один человек, чтобы направлять энергию исцеления по адресу. Ты в это время должен стоять и чувствовать, как выздоравливаешь. Подробности очень скоро переправим тебе и Блейзу, только перепишем начисто — мы полагаем, это Блейз будет участвовать, не так ли? Думаем, если ты попросишь кого-нибудь другого, он обидится…
Смертельно скучаем по тебе.
С любовью,
Фред&Джордж».
— Прочти, — предложил Гарри, протягивая письмо заинтересовавшемуся Блейзу.
Как-то странно всё это звучало… даже вполне естественная радость перекрывалась грызшим Гарри ощущением подвоха. Тон письма был совершенно не похож на обычный залихватский стиль Фреда и Джорджа; и даже не было поддразнивающего постскриптума насчёт минетов, риммингов и прочих вещей, о которых не положено знать детям хотя бы до четырнадцати…
— Это же здорово! — Блейз мечтательно улыбнулся. — Ты выздоровеешь, наконец-то… всё будет как раньше!
И Блейз тоже, казалось, в чём-то лукавил; он был рад, но меньше, чем можно было бы ожидать, он не задумывался вслух над тем, как должен выглядеть ритуал, хотя наверняка мог бы предположить верно, потому что по происхождению обязан был в них разбираться. Что-то было не так; где-то была зарыта начавшая разлагаться собака, и это не давало Гарри покоя.
Ночь Гарри и Блейз провели в Выручай-комнате; заснуть обоим удалось только к рассвету, потому что Блейз всё никак не мог остановиться. Он отчаянно отдавался Гарри и брал его сам — раз за разом, всю ночь, почти без передышки; Гарри не возражал, потерявшись в поцелуях и ласках, но этот непривычный неукротимый пыл тоже был странным.
* * *
Ближе к середине марта должен был состояться квиддичный матч Слизерин-Хаффлпафф; Блейз настоял на том, чтобы Гарри сначала сыграл, а потом уже был бы устроен ритуал исцеления.
— Это может тебя отвлечь, а я хочу, чтобы Слизерин выиграл.
— Как оно может меня отвлечь? — не понял Гарри. — Если я буду здоров, это ведь мне только поможет?
— Поможет, конечно, но после ритуала надо отдохнуть некоторое время... всё-таки это сильная встряска для организма — всю сеть магических жил разом починить, — серьёзно пояснил Блейз. — Да даже и Мерлин с ним, с выигрышем, а если ты свалишься с метлы?
— С метлы падать нельзя, — согласился Гарри. — Не то мадам Помфри узнает обо мне много лишнего, — одних шрамов на теле Гарри хватило бы, чтобы навести школьную медсестру на ненужные подозрения, а уж отравленная василиском кровь запросто могла бы довести её до инфаркта.
— Вот и я о том же, — Блейз жестом заботливой мамочки вложил Гарри в руку намазанный апельсиновым мармеладом тост. — Так что играй сегодня днём, а я последние приготовления сделаю.
Гарри помощился, глядя на тост.
— Ешь, — непреклонно приказал Блейз. — Не то тебя с метлы ветром сдует.
— Кто из нас чей командир, хотел бы я знать? — пробурчал Гарри, вгрызаясь в тост.
— Доброе утро, Гарри, мистер Забини.
— Доброе утро, Барон, — хором сказали Гарри и Блейз.
— Прошу меня извинить, но я слышал о неких приготовлениях…
— Приготовления к ритуалу исцеления, — пояснил Гарри. — Блейз, Барон знает о… об этой болезни.
— Так ритуал найден?
— Совершенно верно, Барон, — кивнул Блейз. — Я проведу его сегодня вечером.
— Я слышал, что ритуал утерян после смерти создателя Арки… — задумчиво сказал призрак.
— Так считали, Барон, — подтвердил Блейз. — Хотя его было не так сложно найти — просто никто не нуждался в нём, учитывая прискорбно малое количество вернувшихся из-за Арки.
Кровавый барон рассмеялся.
— Ваша правда, Блейз. Хотя тем сложнее, должно быть, было его найти — никому не нужный кусок пергамента с ритуалом могли просто выбросить…
— К счастью, не выбросили. Хотя Фред и Джордж Уизли, нашедшие ритуал в одном старом архиве, потратили на поиски почти семь месяцев.
— Должно быть, они очень хотели помочь Гарри, — предположил Барон. — Это ведь те два одинаковых рыжих молодых человека, что в прошлом году так эффектно покинули Хогвартс?
— Это были они, — Блейз улыбнулся. — Никогда не стоит недооценивать власть одержимой любви, не так ли?
Гарри едва не поперхнулся остатками тоста. «Никогда бы не подумал, что Блейз повторит эти слагхорновские слова…»
— Вы правы, Блейз, не стоит, — Барон и Блейз определённо нашли общий язык.
— Поттер, бегом на тренировку перед матчем, — Боуд вырос рядом с Гарри как из-под земли.
— Уже несусь, только носки зашнурую, — огрызнулся Гарри. — Блейз, придёшь на матч?
— Непременно, — Блейз тепло улыбнулся Гарри. — Буду где-нибудь на трибуне.
— Тогда до встречи. До свидания, Барон.
Уходя из Зала, Гарри слышал приглушённые голоса Блейза и Барона, но о чём они говорили, разобрать не сумел.
Приветственные крики оглушили вышедшего на поле Гарри; большинство этих криков предназначалось ему. На трибунах трепыхались огромные плакаты с незамысловатыми лозунгами «Да здравствует Поттер!», «Победу Избранному!» и так далее, и тому подобное. Гарри думалось, что такую активность фанатов вызвали действия Вольдеморта в прошедшие две недели: восемь Чёрных Меток над домами британских семей магглорожденных — и никого в живых, разумеется — плюс практически увенчавшийся успехом штурм Министерства магии во Франции: более ста жертв, министр убит, новые выборы организовать некому, а значит — безвластие, анархия, шатания…
Мадам Хуч, перекрикивая зрителей, велела всем играть честно и дунула в свисток; Гарри взмыл в безоблачное, полное солнца небо, направив метлу почти вертикально. Это было так хорошо… солнечные лучи путались в волосах Гарри, скользили по открытым участкам кожи, словно целуя после долгой зимней разлуки; ветер кружил вокруг, почтительно поддерживая Гарри и вовсе не собираясь скидывать его с метлы.
— И квоффл у Смита из команды Хаффлпаффа, — сказал мечтательный голос комментатора, и Гарри едва на самом деле не свалился с метлы. Луна Лавгуд — комментатор?! «Мерлин, это должно быть весело…» — В прошлый раз он очень грубо комментировал игру Слизерина, и я не думаю, что Слизерин об этом забыл… Вот, видите, Пьюси подлетает к Смиту, чтобы в отместку отобрать квоффл… нет, Пьюси тоже никогда мне не нравился. Во всём Слизерине, я думаю, милый только Гарри…
Гарри расхихикался; Луна в полной мере оправдывала его ожидания. Профессор МакГонагалл, сидевшая рядом с Луной, явно не думала, что комментаторские речи оправдывают её собственные ожидания, но менять что-то было уже поздно.
— А теперь эти два здоровяка из Хаффлпаффа — не помню, как их зовут, но вы наверняка сами их видите, они в точности как Кребб и Гойл, но в хаффлпаффских мантиях… так вот, они хотят отбить квоффл у… блин, не могу вспомнить имя, что-то вроде Боринг или вообще Далл…
— Боуд! — сердито прокричала профессор МакГонагалл.
На трибунах валялись от смеха, насколько Гарри мог видеть; но он сам, к сожалению, не мог себе позволить последовать их примеру. Красный от унижения Боуд, лишившись таки квоффла, подлетел к нему и рявкнул:
— Что ты тут торчишь, развесив уши, Поттер? Ищи снитч!
— Уже лечу, капитан Далл! — отсалютовал Гарри.
Луна не преминула отметить и этот факт, не очень-то существенный для дальнейшего матча:
— А вот Гарри Поттер ругается со своим капитаном… чёрт, опять забыла, как его зовут, но вы поняли, о ком речь… думаю, это такая хитрая уловка, чтобы всех запутать, потому что на первый взгляд не ясно, как это поможет поймать снитч…
Икая от смеха, Гарри взлетел выше — на тот случай, если побагровевший, как свёкла, Боуд лопнет от злости и всех вокруг заляпает.
— 70:50 в пользу Хаффлпаффа, — процедила профессор МакГонагалл в мегафон Луны.
— Уже? — рассеянно удивилась Луна.
Гарри кружил над полем, продолжая смеяться; снитч на мгновение сверкнул далеко впереди, и Гарри налёг на метлу.
— Кажется, Гарри заметил снитч, — сообщила Луна всем желающим и нежелающим это знать. — И ловец Хаффлпаффа тоже заметил, но, кажется, не снитч, а Гарри…
Крылатый мячик круто взял вверх. Гарри дёрнул древок метлы вверх и перевернулся, не разжимая рук; он оказался теперь спиной к земле. Голубое небо, перемежаемое клочками облачной ваты, мелькало над ним, не терявшим из виду золотой отблеск.
Гарри давно, так давно не лихачил на метле, выделывая ненужные, опасные и эффектные финты…
Снитч метался по небу, решительно не желая даваться в чьи-либо руки; Гарри, закрутив метлу вокруг своей оси, ввинтился в воздух, но мяч был быстрее. Гарри прибавил скорость, нагоняя; снитч поднялся где-то на полтора метра. Гарри, подумав пару секунд, сделал стойку на руках и носком кроссовки, почти не глядя, пнул снитч.
Золотой мяч с серебряными крылышками явно не привык к такому грубому обращению; он бестолково заметался в воздухе под комментарии Луны, в которые Гарри не вслушивался. Рывок — и метла уже осёдлана, как полагается; Гарри потянулся вперёд и вверх и позволил деморализованному снитчу самому врезаться в подставленную ладонь.
— Слизерин побеждает со счётом… э-э… в общем, с очень разгромным счётом, — объявила Луна, — потому что Гарри додумался пнуть снитч, и, наверное, снитчу понравилось, потому что он решил после этого не улетать от Гарри…
Трибуны грохнули.
Гарри отдал снитч мадам Хуч, послал по воздушному поцелую Блейзу и Луне и приземлился. «Сегодня определённо хороший день».
* * *
— Теперь надо найти место, где нас никто не побеспокоит и не засечёт, — деловито сказал Блейз за обедом.
— Выручай-комната? — предложил Гарри.
— Ну давай… только надо попросить у неё полянку для ритуала, знаешь, такую друидскую… ритуал построен ещё на тех традициях…
— Без проблем, — Гарри имел смутное понятие о магии друидов, но верил Блейзу. — Всё остальное ты приготовил? Свечи, чем разметить пентаграмму?..
— Разумеется, — Блейз укоризненно покосился на Гарри. — Пока ты болтался на тренировке, можно было двадцать раз всё подготовить.
— Двадцать раз нам не надо, — рассмеялся Гарри. — Когда пойдём? Вроде бы на время нет никаких указаний в тех инструкциях, что прислали близнецы…
Блейз помедлил, пристально оглядывая Большой зал. Гарри тоже оглядел, но ничего особенного не увидел; ему хотелось побыстрей вылечиться, избавиться от ежедневной боли, от тошноты и слабости, выкинуть все зелья к чертям и колдовать без оглядки.
— Хоть сейчас, — решил Блейз, тряхнув головой. — Пойдём?
— Пойдём, — Гарри резво вскочил из-за стола: нетерпение жгло изнутри.
Прикрыв глаза, Блейз три раза прошёлся мимо стены; Гарри наблюдал за тем, как проявляется высокая деревянная дверь с металлической круглой ручкой. Блейз открыл дверь и шутливо поклонился:
— Прошу, сэр!
— Благодарю, Вы очень любезны, — рассмеялся Гарри и первым ступил в комнату.
Просторная лужайка, поросшая травой по колено, была окружена высоким деревьями, стоявшими друг к другу так тесно, что Гарри даже не мог разглядеть, были за ними стены или снова деревья. Большой квадратный камень, абсолютно плоский, лежал посередине лужайки.
— У друидов обычно были ещё всяческие атрибуты языческих богов, которым на таких камнях приносили жертвы, — скинувший мантию Блейз, вооружившись угольком, проводил на светлом камне линию за линией. — Но нам такого экстрима не нужно…
— Я могу помочь чем-нибудь? Что там вообще полагается делать? Я так и не прочитал толком инструкцию, ты почти сразу отобрал…
— А мне нужнее, — Блейз обернулся на секунду и показал Гарри язык. — Ты по ритуалу должен просто расслабиться и получать удовольствие…
— Тогда совершенно непонятно, зачем надо чертить всё это и зажигать свечи, расширяющие сознание, — заметил Гарри, сдерживая смех. — Или ты просто давно хотел претворить в жизнь такую фантазию?
— А то как же! — Блейз соединил две линии и удовлетворённо полюбовался результатом. — Представляешь, как здорово: лежим мы на каменном алтаре, жёстко, холодно, все в этом угле — и трахаемся, как ни в чём не бывало, дыма от свечей нанюхавшись…
— Всегда знал, что ты извращенец… — на этом месте у Гарри кончилось хладнокровие, и он заржал в голос.
— Пять баллов Слизерину за эрудицию, — Блейз дочертил одну пентаграмму и принялся за другую, вписывая её в предыдущую.
— Я вставлю их в рамочку и повешу на стену, — Гарри сорвал травинку и растёр её между пальцами; тёмный сок запачкал руки. — Классная вещь Выручай-комната… всё совсем как настоящее…
Блейз не ответил — вырисовывание пентаграммы занимало всё его внимание. Гарри устроился под деревом и стал тихонько наблюдать за Блейзом. «Как он двигается… будто танцует. Никогда не замечал раньше… наверно, его с детства учили танцевать… ага, и рисовать пентаграммы тоже», — Гарри хмыкнул.
— Блейз, ты случайно не выпросил у комнаты к этому лесу ещё и пару хищных зверюшек? А то у меня такое ощущение, что на меня беспардонно пялятся…
— Тебе мерещится, — Блейз, перегнувшись через край камня, аккуратно чертил. — Вот мне, например, кажется, что кое-кто — не будем тыкать пальцем в лохматых и зеленоглазых — буквально пожирает взглядом мою задницу, когда я в такой интригующей позе. Чего только не почудится, да?
Гарри рассмеялся, а Блейз, отложив уголёк на край камня, принялся расставлять свечи, прилепляя их к камню в нужным местах обычным маггловским скотчем.
— А почему не магической клейкой лентой или не заклинанием?
— Во время ритуала будет большой выброс энергии, — объяснил Блейз и оборвал скотч зубами. — Любая магия вокруг покорежится… Выручай-комнате, полагаю, ничего не сделается, её делали люди посильнее нас с тобой, зато клейкой ленте будет несладко. А сие нежелательно есть, если свечи во время ритуала попадают…
— Лесные пожары — бедствие цивилизованных стран, — с умным видом кивнул Гарри.
— Волнуешься?
— С чего ты взял?
— А ты всегда перед чем-нибудь важным начинаешь язвить и зубоскалить. Не волнуйся, всё получится.
— Я уверен, что получится, — Гарри улыбнулся. — Это ведь ты всем занимаешься… главное, говори, что делать, чтобы я не напортачил.
— Обязательно, — Блейз прикрепил последнюю свечу. — А теперь раздевайся.
— Что, ты всё-таки решил заняться своими фантазиями?
— Всенепременно. А чтобы замаскировать свои злостные намерения, нарисую на тебе тем же угольком точки, которых я должен касаться, чтобы энергия шла в тебя. Прикрытие, понимаешь?
— Чего только люди не придумают, лишь бы сексом в экзотических условиях заняться, — понимающе хмыкнул Гарри, вылезая из джинсов.
— И не говори, такие затейники… — Блейз снял рубашку.
— А тебе зачем раздеваться?
— У меня одежда сшита с помощью магии. А ничего такого быть не должно, не дай Мерлин, помешает. Правда, трусы я сегодня предусмотрительно надел маггловские, а то и правда не ритуал бы у нас получился, а сплошные фантазии. Кстати, портключ тоже сними.
— Угу, — Гарри расстегнул цепочку с янтарным фениксом и пристроил его на кучку своей одежды. — Так сойдёт?
— Вполне, — Блейз методично поджигал свечу за свечой кончиком палочки. — Сейчас разгорятся, и начинаем.
— У тебя руки дрожат… тоже волнуешься?
— Обычный мандраж, как перед контрольной, — улыбнулся Блейз. — Всё-таки не спиритический сеанс устраиваем…
— Это да, — Гарри встал рядом с Блейзом, наблюдая, как выравниваются огоньки свечей и как их дым становится белоснежным и приобретает конусообразную форму, расширяясь кверху. «Хотел бы я знать, как это сделано…»
— Ну… всё, по-моему, — голос Блейза слегка дрогнул. — Можно залезать на алтарь, только, ради бога, ни в коем случае не затопчи какую-нибудь линию.
— Jawohl, mein Fuhrer! — со смешком отсалютовал Гарри; эти слова он как-то вычитал в исторической книге, посвящённой борьбе Дамблдора и Гриндельвальда и взял на вооружение, но сказать их было до сих пор всё как-то некому.
— Постой… — Блейз перехватил за локоть уже примерившегося ступить на камень Гарри и притянул к себе для поцелуя: долгого, глубокого, неспешного; Блейз словно заново познавал Гарри этим поцелуем, запоминал малейшие трещинки на его губах и выпуклости дёсен, пробовал его на вкус — так ласково и в то же время требовательно, что у Гарри подогнулись колени.
— Мерлин, я и не знал, что ты так умеешь, — потрясённо выдохнул Гарри.
— Век живи, век учись, — Блейз выпустил локоть Гарри и подтолкнул того к камню. — Залезай, и поосторожней.
— Угу, — Гарри, тщательно следя за тем, куда ступает, встал на край камня. — А дальше как?
— Я скажу, — Блейз вскочил на камень с другой стороны и ловко ступил на чистое пространство между линиями; наклонившись, подобрал уголёк с камня. — Левой ногой встань во-он туда, между этими двумя линиями, которые друг к другу под прямым углом. Не сюда, левее. Ага, вот так. Правой ногой встань в вон то хитросплетение, где шестиугольник вышел… угу, молодец.
Острый уголёк слегка царапал Гарри кожу, пока Блейз, закусив губу, вырисовывал довольно объёмистые точки напротив сердца, на солнечном сплетении, сразу под пупком и справа на боку, где, по сведениям Гарри, находилась печень.
— Чувствую… — Блейз странно двоился перед глазами Гарри, терялся в белом сладковатом дыме. «Совсем непростые свечи, однако».
— Это хорошо, — Блейз прижал по пальцу к каждой точке. — Стой не шевелясь, ладно? Может быть сначала больно, но потом будет очень хорошо. И ни в коем случае не стирай пентаграмму, она здесь всё организует.
— Ага.
Блейз глубоко вдохнул и выдохнул, словно набирался храбрости, и негромко заговорил:
— Connecto magiam meam et magiam tuam…
Чёрные линии пентаграммы вспыхнули золотистым ровным светом, который Гарри видел до сих пор лишь дважды: когда Блейз помогал ему закрываться от чужих эмоций своей любовью.
— Consilium inii et immolo magiam meam et vitam meam pro magiam tuam et vitam tuam!
Точки, где пальцы Блейза касались тела Гарри, кольнуло острой болью; Гарри слабо вскрикнул, но боль тотчас же прошла, и был жар — сильный, постоянный, как солнечный; жар расползался от отмеченных прикосновениями точек по всему телу, словно окутывая Гарри собой. Гарри скосил глаза на руки, до которых жар уже добрался, и увидел золотистую, подрагивающую маревом непрозрачную пелену магической силы.
Когда весь Гарри был окутан мягким ласковым жаром, Блейз нервно облизнул губы и звонко выкрикнул:
— Hoc loco, missa est!
Жар усилился; перед глазами у Гарри всё поплыло, смешалось, как во сне, в дремоте на солнце; истома разлилась по телу, и только кончики пальцев Блейза, обжигающе горячие на тех самых четырёх точках, как-то удерживали Гарри от того, чтобы упасть и заснуть. Кровь шумела в ушах, а если Гарри закрывал глаза, веки просвечивали красным; но он закрыл глаза только однажды, потому что хотел смотреть на Блейза, на его искажённое непонятной — ведь всё так хорошо! — мукой лицо, на капельки пота, выступившие на лбу, на прикушенную нижнюю губу, к которой прилила кровь, и так хотелось поцеловать эти губы, разгладить напряжённую морщинку между бровями Блейза, заправить за ухо выбившуюся прядь, отливающую в золотистом свете не бордовым, а красным, ярким кроваво-красным…
Магические жилы внутри Гарри наливались горячей силой; она струилась по ним, умиротворяя, возрождая, исцеляя. И с каждой секундой Гарри становилось всё легче, всё проще; дурман свечей был тому виной или исцеление, но Гарри охватила эйфория, удивительно слившаяся с сонной истомой, проникшая всюду, всепобеждающая, не знающая сомнений, беспечная, как сама жизнь.
В какой-то момент жар начал уменьшаться, спадать, как вода при отливе; с ним уходила сонливость, и оставалась радость обновлённости, радость возрождения, счастье птенца, вылупившегося из яйца, ощущение правильности, чудесной, наконец-то восстановленной правильности — с Гарри всё было точно так, как должно было быть. А когда жар ушёл совсем, Блейз пошатнулся и рухнул с камня в траву. Сами собой потухшие свечки слабо чадили.
— Всё получилось!! — радостным воплем Гарри можно было оглушить соплохвоста. — Блейз, я чувствую, всё вышло! Со мной всё в порядке… Блейз?
Гарри соскочил с камня и встал на колени рядом с Блейзом; глаза того были закрыты, грудь тяжело вздымалась.
— Блейз, что с тобой?
Блейз открыл глаза; видно было, что это потребовало от него усилия.
— Со мной? Я умираю.
— У… умираешь? — Гарри поверил сразу, и его голос надломился. — Почему?!
— Не почему, а зачем, — Блейз тяжело дышал, постоянно облизывая растрескавшиеся, пересохшие губы. — Чтобы ты жил.
— Но… ты не… не говорил, что так будет…
— Если бы я признался, что это ритуал жизнь за жизнь, ты бы отказался… — по телу Блейза прошла судорога. — Чё-ёрт, как больно…
— И правильно сделал бы! Как тебе можно помочь, говори, быстро?!
— Никак, — Блейз попытался мотнуть головой, но сил хватило только на слабый намёк на движение. — Я отдал за тебя свою магию и свою жизнь. Моя душа рассыпается, как рассыпалась бы твоя без этого ритуала… её нечему держать…
— Но ведь ты говоришь, ты дышишь! Можно ведь что-то сделать! — Гарри сжимал правую ладонь Блейза обеими руками, чувствуя лихорадочный, нитевидный пульс. — Не умирай, пожалуйста…
— Это остаточная магия ритуала. Несколько минут, и она рассеется. И я умру. Гарри… не надо из-за меня делать с собой что-нибудь, как на четвёртом курсе, пожалуйста… я это для того сделал, чтобы ты жил… — новая судорога скрутила Блейза, вырвав из него стон.
— Блейз… — Гарри всхлипнул и поцеловал тонкие пальцы Блейза. — Не умирай… не надо… я люблю тебя, чёрт побери!
— Правда? — черты лица Блейза заострились, кожа стала какой-то восковой. — Я думал, ты тогда просто так сказал…
— Я люблю тебя, я так тебя люблю… — исступленно повторял обезумевший Гарри, как будто эти слова могли чему-то помочь, — я больше жизни тебя люблю, зачем она мне без тебя, не умирай, останься со мной, Блейз, солнце моё, любовь моя, жизнь моя, люблю тебя, не умирай, только не умирай!..
Посление слова вырвались странным стоном.
— Я тоже люблю тебя… — ресницы Блейза дрожали — ему тяжело было держать глаза открытыми. — Мой дракон… мой настоящий дракон… ты летаешь, ты извергаешь пламя… ты огонь и лёд… Гарри, знаешь, а это не просто так написано на гербе Хогвартса, чтобы не трогали спящего дракона… они не знали, они разбудили тебя, это не девиз, это пророчество… ты — дракон… убей этого проклятого Лорда, ладно? Если бы не он, тебе бы не было столько месяцев так больно, как мне сейчас…
— Блейз… — губы Гарри задрожали. — Пожалуйста, останься со мной… я всех убью, кого скажешь, я всё сделаю, только будь со мной, я ведь люблю тебя, я не смогу без тебя, Блейз…
— Сможешь, — из трещинок на губах Блейза начала выступать кровь. — Я хочу, чтобы смог. Обещаешь?
— Как я могу это обещать, если ты умираешь?! — слова перешли в крик, в рёв раненого зверя, в хрип агонии. — Я не смогу, не смогу, слышишь?! Не нужна мне такая плата, я должен был умереть ещё пятнадцать лет назад, я тебя не стою, Блейз, не умирай!..
— Я всё равно умру… ты только смотри на меня, хорошо? Я люблю твои глаза, они такие зелёные… они всегда живые… ты живой… это главное… — воздух вырывался из Блейза с хрипами и хлюпаньем, словно раздирал ему горло и лёгкие зазубренным ножом, заливая дыхательные пути кровью. — Я иду в битву… даже если… ты запретишь… я дерусь со смертью… за тебя… мой командир… Я… люблю… тебя… и всегда… любил… и буду… там, в загробном… мире… Гарри… мой Гарри…
Пальцы Блейза конвульсивно сжались вокруг ладони Гарри; мутные от боли глаза цвета крепкого кофе медленно закрылись. По тонкому телу прошла новая, самая сильная судорога, и оно бессильно обмякло.
— НЕ-Е-Е-Е-Е-ЕТ!!!.. Нет, нет, нет, нет, НЕТ!!.. — Гарри с силой прижал к себе мёртвое тело; сердце Блейза не билось, но Гарри отказывался это признавать. — Ты не можешь умереть, нет, нет, я же люблю тебя, Блейз, нет, не умирай, пожалуйста, я хочу быть с тобой, я не могу без тебя, я люблю тебя, люблю, люблю, люблю…
Гарри мерно покачивался из стороны в сторону, обнимая холодное, безвольное тело, и повторял, повторял одно и то же слово, как мантру, как самое волшебное из всех заклинаний; он оглох и ослеп от боли, от потери, от того, что Блейз больше никогда не откроет глаза, не поцелует его, не назовёт своим, не улыбнётся, не будет по утрам сосредоточенно завязывать галстук перед зеркалом…
Две пары рук обвили его и Блейза; два сердца забились совсем рядом, рыжие пряди смешались с чёрно-бордовыми.
— Он умер, Гарри, — шепнул знакомый голос. — И он не хотел, чтобы ты сходил из-за этого с ума…
Гарри рывком поднял голову, наталкиваясь на серьёзный и печальный взгляд Фреда.
— Блейз умер, — пожаловался ему Гарри. — Он умер… УМЕР!.. — крик Гарри эхом прокатился по Выручай-комнате. — Он из-за меня умер, а я мизинца его не стоил!..
— Он сам этого хотел, Гарри, — голос Джорджа был грустным, тоскующим. — Мы написали ему о ритуале всю правду, сказали, что кто-нибудь из нас это сделает и что он должен помочь нам скрыть от тебя до поры до времени суть ритуала… а он ответил, что хочет умереть за тебя и не даст нам этого сделать.
— Как вы могли ему позволить? — Гарри выдрался из объятий близнецов, не выпуская тело Блейза. — Почему вы не нашли кого-нибудь другого, кого я не любил?!.. Почему вы не порвали в клочки бумагу с этим ритуалом, почему не сожгли её?!.. Я люблю его, а он умер, умер, слышите?!..
Гарри медленно отступал, следя за близнецами взглядом — туда, где лежала его одежда.
— Гарри, успокойся, — Фред встал с земли. — Он умер, ты должен принять это…
— Я не могу этого принять! — Гарри споткнулся о собственный ботинок и упал; высвободил левую руку и лихорадочно зашарил ею среди своей одежды.
— Гарри, что ты собираешься делать? — тревога в голосе Джорджа переходила почти в страх — страх не перед Гарри, а за Гарри.
— Ничего… ничего особенного… — Гарри вытянул найденную наконец палочку и приставил к своему виску. — Avada…
— Expelliarmus! — двойной Expelliarmus близнецов вырвал палочку из рук Гарри, до крови расцарапав ему пальцы. — Гарри, не смей!..
Близнецы опустились на колени рядом с Гарри и мягко разомкнули его объятия, чтобы уложить Блейза на траву. Гарри не сопротивлялся, только неотрывно смотрел на мёртвое тело.
— Он умер, Гарри, — Фред успокаивающе гладил Гарри по руке. — Ему не больно больше, он будет ждать тебя много лет…
— Блейз хотел, чтобы ты жил, — шепнул Джордж. — Он просил тебя пообещать ему, что ты сможешь без него жить…
— Но я не могу… Фред, Джордж… — Гарри неловко прижал дрожащую руку к левой стороне груди. — Я не могу, когда тут так пусто… я не обещал, знал, что не смогу…
— Ты можешь, Гарри.
— Ты сильный.
— И мы рядом с тобой.
— Мы всегда тебя поддержим.
— Ты справишься.
— Ты всё сможешь.
— Я слабый... — пробормотал Гарри; горячие слёзы катились по щекам и падали на голые ноги. — Я слабый, я не могу… я не герой, все ошиблись… я не умею жить, когда так пусто…
— Плачь, Гарри, — близнецы обняли его. — Плачь. Тебе будет легче…
— Блейз, — робко позвал Гарри. — Блейз, очнись… ты же не мог на самом деле умереть… это такая шутка, да?.. Блейз, вернись, пожалуйста…
— Он не вернётся, Гарри, — голос Джорджа дрожал.
— Он умер, Гарри. Он не может вернуться.
Гарри смотрел на Блейза и ничего не отвечал. Тонкие руки, которые никогда никого больше не обнимут. Гибкое тело, которое больше никогда не выгнется в оргазме. Разметавшиеся по траве густые волосы, которых больше не коснётся расчёска. Растрескавшиеся, в крови, губы, которые никого больше не поцелуют.
Это было неправильно… так неправильно… Могильный холод окружил Гарри, холод безнадёжности и безысходной боли.
— Блейз? — нерешительно позвал Гарри, коснувшись холодной узкой ладони. Ответа не было.
Из груди Джорджа вырвалось странное рыдание.
— Фред… сердце разрывается, не могу больше… что делать?
— Может, усыпить? — Фред глубоко вдохнул и выдохнул, успокаиваясь.
— А он проснётся потом?
— Не знаю…
Они подавленно замолчали.
— Ты вернёшься? — спросил Гарри у мёртвого Блейза. — Ты не хочешь, да? Я обещаю, что не буду ничего с собой делать, я убью Лорда, обязательно… только ты вернись, хорошо?
Блейз молчал, и Гарри огорчённо вздохнул.
— Всё равно не хочешь? А я ведь люблю тебя… но я всё равно приду к тебе, ладно? Когда-нибудь… ты ведь соскучишься по мне? Там ведь скучно… хотя, может, скучно там, где был я, а тебе хорошо… пусть тебе будет сейчас хорошо, и я приду, обязательно… ты дождёшься меня?
— Он дождётся, — уверенно сказали два голоса сразу.
Гарри взглянул на близнецов.
— Позаботьтесь о Блейзе, ладно?
— Конечно, — торопливо сказал Фред. — Всё будет, как ты захочешь.
— Мы позаботимся? — повторил Джордж. — А ты где будешь?
— Там, где меня никто не найдёт, — Гарри накрыл рукой янтарного феникса и сжал. — Никто.
Крылышки портключа толкнулись в его ладонь за секунду перед тем, как Джордж схватил то место, где только что было запястье Гарри.
Третий этаж был пуст и тих; в субботу никто не учился и не ходил мимо кабинетов. Гарри встал, держась за стенку, и помчался вниз по лестнице.
Знакомая высокая обшарпанная дверь, запах тины, поцарапанные стены.
— Откройся, — велел Гарри.
Кран засиял, слепя заплаканные глаза Гарри, и начал вращаться.
— Кто здесь? Драко, ты? А почему здесь? — раздался недовольный голос Миртл. Прежде, чем она успела понять, кто перед ней, Гарри соскользнул в открывшийся ход в Тайную Комнату.
Туда, где его никто не найдёт. Никто.
Глава 14.
…а мне
ни один не радостен звон,
кроме звона твоего любимого имени…
В.В. Маяковский, «Лиличка!».
Удар о каменный пол оставил на руках и ногах Гарри немало ссадин; впрочем, о ссадинах он беспокоился сейчас в последнюю очередь.
Слизистая грязь покрывала пол; её было мало, совсем не столько, сколько на втором курсе, когда Гарри впервые здесь появился. «Почему я не умер тогда? Не было бы так пусто… так холодно… — Гарри лежал лицом в грязи и не испытывал никакого желания что-то менять. — Но ничего, я ещё могу сдохнуть сейчас… никто не откроет Тайную Комнату… я буду лежать и думать о Блейзе… и умру…» «Ты обещал, что ничего с собой не сделаешь», — напомнил внутренний голосок. «А я как раз ничего и не собираюсь делать. Просто лежать, когда это было суицидом?» «Сейчас! — рявкнул внутренний голосок. — Неблагодарная свинья! Блейз умер, чтобы ты жил, а ты собираешься сдохнуть, лёжа в грязи?!»
Это был удар ниже пояса; Гарри, наверно, даже сказал бы об этом внутреннему голоску, если бы боль не затопила его, не хлынула в чёрную дыру там, где раньше был Блейз вместе с его ехидными шуточками, летящим почерком, нелюбовью к зелёному чаю, затрёпанными картами Таро, дорогими рубашками, детским пристрастием к маггловской клубничной жвачке, аллергией на дыни, привычкой рисовать чёртиков на полях конспектов, тягой к музыке Баха и с ещё тысячами, миллионами мелочей, которые имеют значение только для того, кто любит…
«Он умер… умер… а я нет, ну почему, почему, почему не наоборот?..»
— Блейз, — всхлипнул Гарри, приподнимаясь на локтях. Он не ждал больше, что ему ответят, но сам звук этого имени был прекрасен; твёрдость и мягкость сочетались в нём, завёрнутые в краткость и присвист на конце — словно глоток вина, когда сначала рубиновая жидкость обжигает язык, потом приходит тепло, а затем — мягкое, лаконичное послевкусие. — Блейз…
Гарри встал и шагнул вперёд наугад, ничего не видя в темноте. «Я обещал, что буду жить и убью Тёмного Лорда… а потом уже совсем всё можно будет, правда?»
— Я обещал Блейзу, — повторил Гарри вслух. — Блейзу…
Гарри вытянул руку и зажёг на ладони огонёк. Ориентируясь в этом колеблющемся, неверном свете, Гарри дошёл до стены с двумя переплетающимися змеями и велел на серпентарго:
— Откройся!
Зеленоватый свет заливал высокий зал; тени колонн чёрной паутиной путались под босыми ногами Гарри, метались, плясали в свете огонька.
— Говори со мной, Салазар Слизерин, величайший из хогвартской четвёрки! — приказал Гарри, задрав голову, чтобы видеть лицо статуи.
Шуршание чешуи василиска по каменному полу; огромные жёлтые глаза и неторопливо сворачивающееся кольцами тело — толще тела Гарри раза в три-четыре.
— Привет, Севви, — Гарри сел, оперевшись спиной о сухую, твёрдую чешую; вздумай василиск пошевелиться, он разодрал бы Гарри кожу.
— Зздравссствуй, ххозззяин. Отчшшего от тебя паххнет горем?
— От меня пахнет горем?
— Да, ххозззяин.
— Вечно от меня чем-нибудь воняет, — безрадостно пожаловался Гарри потолку. — То разлагающимся трупом, то горем… и если бы я сам хоть раз почувствовал все эти запахи…
— Чшто у тебя сслучшшилосссь, ххоззяин?
— Севви, ты умеешь любить?
— Чшто такое «любить», ххозззяин?
— Это когда другой человек… ну, в твоём случае василиск, да… становится тебе дороже тебя самого. Ты готов отдать за него жизнь, отдать всё, что угодно…
— Я всссегда был готов отдать жжиззнь за ххозззяев, но, кажжетссся, «любить» — это чшшто-то другое… — задумчиво прошипел василиск. — Но, ххозззяин…
— Что?
— Ессли умереть можно и беззз «любить», и разз «любить» — это чшшто-то другое… то ради этого «любить» сстоит не умирать, а жжжить? Чшштобы была раззницсса…
Гарри несколько секунд переваривал плоды змеиной философии, а потом расхохотался — дико, громко, почти зло; смех испуганной птицей метался среди колонн, множась, дробясь на тысячу осколков.
— Спасибо, Севви! Без дураков, спасибо за мысль! Умереть ради любви можно, а вот ты пожить попробуй — так, значит? Ох, Севви… а вот за меня умерли, только сегодня… я люблю его, и он любил меня, и он умер, чтобы я жил — настоящая мыльная опера, обрыдаться можно, правда?
— Ззмеи не плачшшут, ххозззяин, — разумно заметил василиск. — Есссли он умер, чштобы ты жжил, ззначшшит, ты должжен жжить. Ты должжен ему…
— Что, у василисков так тоже бывает? — хмыкнул Гарри.
— Ессли и бывает, я ничшшего об этом не ссслышшал, ххозззяин. Но это долг, который нельзззя не отдать.
— Я пообещал ему, что не убью себя, — слёзы снова покатились градом. — И теперь ничего не могу с собой сделать… пообещал, что буду жить и убью Вольдеморта, твоего прежнего хозяина…
— Зззначшит, тебе ничшшего не осстаётссся, кроме того, чшштобы жжить и убить, — подытожил василиск. — Иначшше он умер ззря…
— Не зови его «он», — попросил Гарри. — Его звали Блейз… правда, красивое имя? Блейз, Блейз… почти как огонь… мне все твердят, что я огонь и лёд, но я-то знаю, что я просто придурок, без изысков… Блейз — вот кто настоящий огонь… был… [по-английски Blaise — Блейз и blaze — пламя, великолепие — произносятся одинаково]
— Блейззз, — прошипел василиск. — Да, ххозззяин, крассивое… жаль, что его большшше некому носссить…
Гарри зябко обхватил себя руками за плечи.
— Блейз, — тихонько выговорил он. — Блейз Забини… Севви, я его так люблю… я идиот, я не говорил ему раньше… ты знаешь, любить — это худшее, что может с тобой случиться.
— Почшшему, ххозззяин?
— Потому что от этого бывает слишком больно. Они все уходят, Сев, все до единого, я так боюсь, что у меня не останется совсем никого!.. — Гарри обнял обеими руками шею василиска. — Они все бросают меня, рано или поздно… и мне больно, больно, дико больно, Севви, ты даже представить себе не можешь, как, потому что ты, счастливчик, не знаешь, что такое «любить»…
Гарри расплакался снова, и на этот раз плакал долго, словно пытался заполнить слезами чёрную дыру, вырванную в нём Блейзом.
— Я бы не дал Блейзу умереть, — объяснил Гарри терпеливо пережидавшему хозяйскую истерику василиску. — И они обманули меня, все трое… Фред и Джордж выяснили, что кто-то должен умереть за меня, Блейз решил, что умрёт именно он, потому что…. не знаю, почему он так решил… и все трое скрывали это от меня, пока Блейз не умер. А теперь уже поздно, Севви, мёрвые не возвращаются, никогда, никак… я точно знаю… — Гарри вытер щёки тыльной стороной ладони.
«А ещё пару часов назад я думал, что это хороший день…»
— Глядя на тебя, ххозззяин, я рад, чшшто вассилиссски не ззнают, чшшто такое «любить».
Гарри подозрительно посмотрел на морду василиска, но по ней решительно нельзя было понять, издевается её обладатель или говорит серьёзно.
— А вот, например, когда вы откладываете яйца… что ты чувствуешь к василиску женского пола?
— Вассилисссков женского пола не ссущщществует, ххозззяин…
— Тьфу, чёрт, забыл… вас высиживает жаба из петушиного яйца, что-то такое, да?
— Верно, ххозззяин… насс рожждает чшшёрная магия.
— Заставить петуха снести яйцо — это и правда надо постараться, — признал Гарри и зевнул. — Севви… у меня был длинный день. Можно, я посплю здесь? Так хорошо, когда тебя не утешают… даже не так больно, будто всё это дурной сон, который можно и нужно забыть…
Долго Гарри не проспал; привычные кошмары сменились лицом Блейза — из трещинок на губах течёт кровь, глаза закрываются, судороги сотрясают тело, которое Гарри столько раз обнимал и целовал…
— Сев, Блейз мне снится…я не могу спать, это больно… — Гарри, уткнувшись лбом в чешую василиска, переводил дыхание.
— Ззначшшит, ты не должжен сспать, ххозззяин, пока не усстанешшь так, чштобы не видеть ссснов.
Совет был резонным, но Гарри сомневался, что может устать до такой степени, чтобы не видеть мёртвое лицо Блейза всякий раз, опуская веки.
— А что мне делать, Севви? — Гарри сжался в комок. — Я только о нём и думаю, я не могу без него… он умер из-за меня… если бы не я, он бы не умер… если бы я тогда не попёрся в Министерство, если бы плюнул на пророчество… я виноват, что он умер… — Гарри снова расплакался, беззвучно, вздрагивая, когда крупные слёзы обжигали щёки. — Я в этом виноват…
— Ты же сссказзал, ххозззяин, чшто Блейзз сссам решшил умереть, — напомнил Северус. — Ты не можжешшшь быть виноват, есссли он ссам решшил…
— Если бы не я, если бы не моя глупость… если бы я не решил повыделываться перед Пожирателями… — всхлипывал Гарри, уткнувшись лицом в колени. — Если бы я не упал в Арку… не знаю, может, я и не стал бы спасать Сириуса, если бы знал, что Блейз из-за этого умрёт… это я, я во всём виноват…
— Почшему бы тебе не расссказзать мне вссё сс сссамого начшала, ххозззяин? — предложил василиск, смыкая свои кольца чуть теснее. — Тогда я мог бы помочшшь тебе лучшшшше…
— Ты хочешь мне помочь?
— Я не знаю, почшему, ххозззяин, но ессли плохо тебе, то плоххо и мне. Раньшшше ссо мной не было такого…
Гарри безрадостно рассмеялся — надтреснуто, безумно, тихо.
— Ты говорил когда-то, что я хороший хозяин, лучше других. Может, это у василисков и называется «любить», а, Севви? Блейз умер, а я подыхаю без него. И тебе из-за этого плохо, хотя какое тебе, вроде бы, дело до моих переживаний…
Гарри помолчал немного и рассказал всё с самого начала — с того самого проклятого дня пятнадцать лет назад, когда Вольдеморт решил избавиться от того, у кого есть сила одолеть Тёмного Лорда. Он рассказывал кратко и сухо, но слёзы всё равно прорывались наружу, текли бесконечным, безостановочным потоком, подгоняемые жгучей болью и тошнотворным чувством потери. Он рассказывал о боли, которую они с Блейзом причиняли друг другу, рассказывал, как Блейз спасал ему жизнь, как сам он учился окклюменции и распознал артименсивное видение, как упал в Арку, рассказывал о Седрике, о хоркруксах, об обезболивающем зелье… рассказывал о том, что никогда, никогда нельзя недооценивать власть одержимой любви.
Странное дело, но со словами притуплялась боль, уходило желание разбить себе голову о ближайшую стену; оставалось глухое, ноющее, грызущее страдание, чувство непоправимой, невозвратимой потери и неизбывное чувство вины.
— Они всё продумали, — слёзы потеряли свою солёность; теперь это была просто вода, текущая по лицу струйками, пресная, горячая, бесполезная, такая бесполезная, потому что ею нельзя было вернуть Блейза. — Блейз даже предложил мне первым зайти в Выручай-комнату не просто так, а чтобы невидимые близнецы зашли за мной следом и я ничего не заметил… и этот поцелуй, перед тем, как мы встали на алтарь… это был последний наш поцелуй, Сев, Блейз знал это, а я нет… я слепой и глухой идиот… я виноват во всём, один я…
— Ессли сссмотреть в корень, виноват мой прежжжний хоззяин, — возразил василиск. — Ессли бы он не решшил тебя убить, многие люди были бы жживы, не только Блейззз…
Гарри молча плакал; он не знал, остановится ли когда-нибудь, но его это не заботило. Если не оплакивать Блейза, то кого же оплакивать?
— Не каззни сссебя, ххозззяин, — раздвоенный язык почти сочувственно коснулся рук, которыми Гарри закрывал лицо. — Ты можжешшшь отомсстить вссем… в тебе досстаточшшно ссилы, чшштобы убить моего прежжнего хоззяина, чштобы убить того ссстарика, который поззволял вссем мучшшить тебя, чшштобы отомсстить вссем, кто делал тебе больно…
— Месть не вернёт Блейза, Севви. Она бесплодна, безрезультатна, она приносит только горечь… местью ничего не исправить…
— Но ведь ты ужже начшшал мсстить тому сстарику и мальчишшшке, — напомнил Северус. — А вссякое начшшатое дело надо доводить до концсса.
— Мне уже всё равно, — устало сказал Гарри. — Я уже не хочу мести, мне всё равно, убьют кого-нибудь Пожиратели, когда Малфой впустит их в школу или нет, мне всё равно, что будет с Дамблдором…
— Раззве у тебя ссовсссем никого не оссталосссь? А Фред и Джжордж, которые тожже любят тебя? — предпринял Северус попытку зайти с другого конца.
— Я люблю их, — признал Гарри. — И они любят меня — иначе вряд ли на такое решились бы. Но они обманули меня… честное слово, лучше бы тогда на третьем курсе это были на самом деле они, чем вот так…
— Неужжели ты не можешшь ихх проссстить? Они хотели, чшштобы ты жжил… это не пресступление, ххоззяин… и не они засставили Блейзззза умереть. Он сссам этого ххотел.
— Да ты никак заделался моим частным психоаналитиком, Севви? — Гарри хмыкнул и понял, что слёзы больше не текут. «Кончились, наверно. И так уже ведер пять наревел…» — И проповедуешь мне жить в мире со всем миром?
— Я говорю, чшшто у тебя ещё осссталась любовь, ххоззяин. Я всё ещщё не зззнаю, чшто такое «любить»… но ты не можжешшшь безз этого жжить.
— Совершенно верно.
— Но у тебя ессть это «любить»… Фред и Джжорджжж… ты можжешшшь жжить дальшше… сс ними…
Гарри вздохнул.
— Знаешь, Севви, я бы простил их… они правда не виноваты… а если бы они меня не обманули, я бы умер сам, не позволил бы Блейзу… я могу их понять… Но чёрт побери, а если я потеряю и их? Они и так ходят по краю… он на виду, этот их магазин, заказы Министерства… если они умрут, я просто сойду с ума…
— Ты ссильный, ххозззяин. Ты ссумеешшшь защщитить ихх.
— Я сам себя толком не могу защитить, а уж кого-то другого… я боюсь, Сев. Я боюсь, что они тоже умрут.
— Спасибо, — едко сказал Гарри. — Ты меня так утешил!
Повисло молчание.
— Говори со мной, — попросил Гарри. — Говори, пожалуйста, не то я сойду с ума в тишине.
— О чшшём говорить, ххозззяин?
Гарри судорожно вздохнул.
— О чём угодно. О чём хочешь. Только чтобы не было тихо. Чтобы я не мог думать о Блейзе. Чтобы твои слова меня отвлекали.
— Можжет, ты ззадашшшь мне какой-нибудь вопроссс, ххозззяин? Так будет легчшше…
— Вопрос? — растерянно повторил Гарри. Мысли метались туда-сюда, сталкиваясь, рассыпаясь, бестолковые, пустые и панические. — А.. хм… расскажи мне о своём яде.
— О моём яде, ххозззяин?
— Да… как он действует… почему в прошлом году, когда Амбридж слизнула мою кровь, он на неё не подействовал…
— Мой яд дейссствует на вссехх, ххоззяин, кроме других вассилисссков…
— Но она была человек, я уверен… пусть даже и похожа была на жабу…
— Она могла быть анимагом-вассилиссском, ххозззяин… ведь ты рассказззывал, на тебя не дейсствует желчшь ссаламандры…
— Во **, — сказал Гарри. — Анимаги множатся, как тараканы… а в списке анимагов этого века её нет… хотя там и Мародёров нет…
— Она могла не ззнать, чшто она анимаг, ххозззяин. Многие умирают, не сстав тем, кем могли бы…
— А ещё какие-нибудь обьяснения у тебя есть?
— Она могла выпить ссслёзз фениксса зззаранее или ссразззу поссле, — будь василиск человеком, он пожал бы плечами на этой реплике. — У моего яда уззнаваемый вкуссс… теперь ужже не уззнать, чшто она ссделала, чшштобы выжжить…
— А твой яд действует, только если его выпить или ввести в кровь?
— Да, ххозззяин. Его можжно лить на кожжу, если на ней нет цссарапин… ххотя он можжет впитатьссся черезз поры, есссли не воссспользоватьсссся ссраззу очшищщающщим ззаклинанием… — василиск замолчал.
— Не молчи! — не выдержал Гарри. — Не молчи, пожалуйста… расскажи мне… чёрт, ничего не могу придумать… расскажи мне о себе. С самого начала.
— Это надолго, ххоззяин. Мне нессколько тыссячш лет…
— Ну, для начала расскажи о том, что ты делал для Салазара Слизерина, — в отчаянии предложил Гарри. — Подробно. Он же не всегда держал тебя здесь. Чем он занимался? Пожалуйста…
— Твоё сслово ззакон для меня, ххозззяин, — василиск пристроил голову на кончик хвоста и заговорил. Гарри слушал, не сводя глаз с мерцающей в тусклом свете ядовито-зелёной чешуи.
Северус рассказывал о том, как был основан Хогвартс; в те времена василиск всегда был рядом со своим хозяином — некоторые всюду берут с собой собак, некоторые василисков, что ж тут такого… О том, как Слизерин покидал школу на время летних каникул, оставляя заботы о грядущем учебном годе остальным Основателям и занимался магией — настоящей магией, как он говорил, а не той ерундой, которой учил других.
Салазар Слизерин не любил западную магию, считая, что маги Европы поверхностны и бездарны. Исключение он делал лишь для троих — Хельги Хаффлпафф, Ровены Рэйвенкло и Годрика Гриффиндора; но и они подчас удостаивались от него звания тупиц, когда он делился со своим василиском тем, как прошёл день. Слизерин увлекался магией востока и магией юга; ментальная магия, зародившаяся под звёздами Дамаска, привлекала его. Но чем дальше, тем больше Слизерин склонялся к южной магии — грубой стихийной магии, беспалочковой, почти первобытной. Она привлекала его неукротимостью и силой; если в Англии чаще всего достаточно было сказать Finite Incantatem, то в Африке требовалась сила воли, требовались властность, хладнокровие и упорство — а всеми этими качествами основатель Дома Змеи обладал в полной мере.
В одно особенно удачное лето Слизерин увёз с собой из Африки девушку-шаманку. Василиск не мог сказать определённо, было там замешано «любить» или не было, но что Слизерин крайне интересовался магией земли — это было несомненно. Он помог девушке выучить английский, дал ей английское имя. Правда, насколько Северус знал, не женился на ней, даже тогда, когда она родила от него сына, который стал носить фамилию матери, придуманную Слизерином; фамилию, связанную с землёй, с песком и глиной, которые, повинуясь воле шаманки, оживали и могли как строить, так и разрушать, как убивать, так и исцелять. Фамилию, отражавшую своеобразное чувство юмора Салазара Слизерина — Поттер.
— Постой! — вскинул руку Гарри, заговорив впервые за три часа. — Это же моя фамилия…
— Ты ззнаешшь исссторию ссвоего рода, ххозззяин?
— Нет…
— Тогда почшшему бы ссыну Сслиззерина не быть твоим предком, ххозззяин? Вскоре девушшка ушшшла от Сслиззерина… он ххотел иссскать её, но в то время начшшал ссссоритьсся сс другими Осснователями из-зза магглорожжжденных… тогда жже он покинул шшшколу, осставив меня ззздесь, и я ничшшего не могу сссказзать о его дальнейшшшей ссудьбе…
— Ох, — слабо сказал Гарри. Другая ветвь рода Слизерина… родом из Африки, подумать только…
Гарри взглянул на обезьянообразное лицо статуи Слизерина. Быть может, той африканке он казался красивым? «А потом она, наверно, скрыла от всех, чей ребёнок… и все веками думали, что у Слизерина осталась только одна ветвь, приведшая к Гонтам… а Шляпа на Сортировке сказала, что во мне есть кровь Гриффиндора… она-то тут как влезла? Надо, наверно, поискать бумаги, архивы, узнать что-нибудь…»
Тишина, в которой больше не было тиканья несуществующих часов, давила на уши. Гарри отвёл взгляд от статуи своего предка и уставился в грязный пол. «Блейз… Блейз, зачем ты умер… я виноват, я так виноват…» Гарри сглотнул.
— Северус! Говори ещё, пожалуйста, говори… с самого начала! Пусть ты будешь говорить неделю, месяц, неважно, только не останавливайся!..
Василиск подчинился.
Свистящие слова застряли где-то в барабанных перепонках Гарри; даже когда Северус замолкал, его голос — холодный, мерный, бесполый — продолжал звучать в ушах Гарри, отгоняя тишину. Несколько раз Гарри почти засыпал — просто потому, что не мог уже больше бодрствовать; это было оцепенением, похожим, наверно, на то, в какое змеи впадают зимой. Гарри видел Северуса, продолжал слышать его — но так слабо, словно василиск был не в нескольких дюймах, а на другом конце зала; кошмары, зыбкие, призрачные, вплетались в сон Гарри, причиняя боль — сильную, но недостаточную для того, чтобы умереть на месте от стыда и горя…
— Сколько я уже здесь, Севви? — губы и язык плохо слушались; Гарри ничего не ел и не пил с тех пор, как спустился в Тайную Комнату, и гортань попросту пересохла, несмотря на то, что воздух здесь был более чем влажный.
— Меня, может, уже и искать перестали, — предположил Гарри. — Решили, что умер…
— Но они ведь не могли найти твоё тело, ххозззяин.
— Думаешь, ещё ищут? Фред и Джордж наверняка пробуют…
— Ессли они решшшили, чшто ты умер, ххозззяин, тебе ссстоит посспешшить наверхх.
— В смысле?
— Есссли они любят тебя, как ты любишшь Блейззза, то чшшто сссс ними происсхходит, когда они думают, чшто ты умер? — этот вопрос был ударом под дых. — Ххорошшшо, ессли сс ними есссть, кому поговорить, ессли людям нужжно, чштобы с ними говорили, когда они ссстрадают… а ессли нет?
Гарри вскочил на ноги и, покачнувшись, рухнул обратно; плечо хрустнуло, ударившись о каменный пол.
— Кажется, я не в лучшей форме… — «ещё бы, рыдать неделю и больше ничего не делать… странно, что я до сих пор жив». — Сев, у тебя тут поблизости не завалялось ничего лечащего и чего-нибудь съедобного? Ох, а ещё мне нужна одежда…
— Нет, ххозззяин. Зздесссь только мы и сссброшенная мной много лет наззад кожжа.
— И много-много грязи, — согласно кивнул Гарри, вставая уже более осторожно; дёргающая, парализующая боль в плече была мелочью. — И палочки у меня с собой нет…
— Попробуй обойтиссь безз палочшшки, ххозззяин.
— А у меня есть ещё какие-то перспективы? — хмыкнул Гарри.
Пять раз повторённое Aguamenti дало в конце концов струю воды из ладоней, почти сразу иссякшую, но Гарри хватило и этой малости. «Будет очень глупо, если я умру, обпившись после недельного сухого голодания… что-то у меня в привычку входить начало по неделе или по две не есть и не пить, а тупо упиваться страданиями, блин… юный Вертер, тоже мне…»
— Севви, где-нибудь тут есть чистая вода? Мне бы хоть грязь с себя немного смыть… тут же озеро над комнатой, да?
— В одном изз боковыхх коридоров натекает вода из озззера. Пить её нельззя, но мытьсся можжно.
Водичка была так себе, мутная; но Гарри был весь в слизистой грязи, поэтому предъявлять претензии не стал.
— Главное, чтобы по мне не было заметно, что эту неделю я просидел в канализации, — Гарри скептически вгляделся в своё отражение в озёрной воде. — А помыться можно будет потом.
Оставалась последняя поблема — одежда; Салазар Слизерин как-то не предусмотрел в Тайной Комнате запасной гардеробной для потомков. «А может, это Вольдеморт всё повыгреб, когда её открыл».
— Так пойду, наверно… — Гарри, подсвечивая себе огоньком на ладони, пробирался ко входу в Тайную Комнату — где-то там должен был лежать портключ, который Гарри выронил при приземлении. — Если кого-то встречу, то им же хуже… ай!
Гарри споткнулся о сброшенную шкуру и рухнул на неё.
— Плечо-о… — выстонал Гарри сквозь зубы, пережидая приступ боли. — Хоть бы ты отвалилось, проклятое…
Сломанное плечо в ответ заболело ещё сильней, словно обиделось на Гарри.
— Надо убрать эту шкуру, — решил Гарри, сумрачно поглядев на виновницу падения. — Ого, как на драконью похожа… почти совсем как та, из которой те куртки Фреда и Джорджа… прямо точь-в-точь… Caedo!
Кожа василиска резалась без палочки на удивление охотно; Гарри выкроил четыре прямоугольника — два пошире и покороче и два подлиннее и поуже. Два широких срастил беспалочковым Reparo по бокам и сверху, оставив отверстия для рук и головы; два поуже превратил в подобие брюк, которые держались исключительно на выступающих костях таза.
— Должно быть, я выгляжу как идиот, — сказал Гарри вслух. — Но хотя бы не как голый идиот…
«А раньше я не мог так, без палочки… я стал сильнее… Блейз ведь отдал мне всю свою магию…», — Гарри осел на пол, прижимая к себе импровизированную рубашкку; плакать он больше не мог.
— Блейз… — тупая боль остервенело грызла Гарри изнутри. — Блейз… я люблю тебя… люблю… Блейз…
Боль накипала в нём; звериная тоска, которая не могла выйти наружу. Они сворачивались вокруг сердца Гарри и сжимали его так, что оно едва билось. Проходило несколько секунд, и оно вяло, неохотно стучало; потом ещё несколько, и оно снова двигалось, неравномерно, с перебоями.
— Блейз… — Гарри ткнулся лбом в кожу василиска. — Я всё сделаю, что обещал… люблю тебя… Блейз…
Портключ нашёлся там, где должен был быть — на полу, в грязи; Гарри кое-как вытер его о «рубашку», едва не поцарапав, и сжал.
— Отличный вид отсюда, — Гарри вспрыгнул на бортик Астрономической башни, держась рукой за колонну; вгляделся в далёкую землю внизу и с сожалением помотал головой. — Нет… я обещал тебе, Блейз, я ничего с собой не сделаю… и Фред с Джорджем очень расстроятся… мне ещё неплохо бы извиниться перед ними за то, как я накричал на них тогда… они ни в чём не виноваты, только в том, что любят меня…
Гарри спустился с башни; шаги босых ног гулко отдавались в пустых коридорах. «Сегодня должен быть выходной, если я проторчал там неделю… опять никто не учится и никто не ходит здесь, рядом с кабинетами… Судя по солнцу, сейчас где-то середина дня, может, в Большом зале кто-нибудь будет?»
Гарри остановился в дверях Большого зала, никем пока не замеченный; вместо обычного шума царила тишина, по крайней мере, среди студентов. За преподавательским столом Гарри увидел штук пять авроров, которые о чём-то говорили с Дамблдором и МакГонагалл, и близнецов, тоскливо смотревших в пустые — свет свечей отражался в золочёных донышках — тарелки перед собой. «Какой же я козёл… почему я всё, что угодно, мог сделать в три раза хуже, чем есть?»
Он двинулся вперёд; стоило ему сделать первый шаг, как его заметили.
— Гарри Поттер! — заорал кто-то за столом Хаффлпаффа.
— Поттер! — благоговейно.
— Поттер! — восхищённо.
— Гарри! — восторженно.
— Гарри Поттер! — влюблённо.
«Интересно, что наговорил им Дамблдор о смерти Блейза, что мне так рады?»
Все повскакивали со своих мест, все четыре факультета; правда, слизеринцы не выкрикивали его имя, а только следили за ним взглядами. Гарри шёл, щурясь от непривычно яркого света; «Очки треснули, оказывается… надо будет починить…»
Близнецы потрясённо смотрели на него первые несколько секунд, сомневаясь в собственном зрении и слухе; а потом вскочили из-за стола и помчались ему навстречу. Но в двух шагах остановились так резко, будто наткнулись на невидимую стену. Позади них торопливо ковылял Грюм, шагали Кингсли, Тонкс и ещё несколько авроров.
— Фред, Джордж… — Гарри хотел сказать: «простите меня», но все слова куда-то пропали из головы, и он молча опустился перед Фредом и Джорджем на колени (всё равно ноги толком не держали…), взяв руки близнецов в свои… и наплевать было, что все на это смотрят. Пусть смотрят. Они ничего не знают, совсем ничего…
Если всю эту неделю им было так же плохо из-за него, как ему из-за того, что Блейз умер…
— Простите меня, — сказал Гарри, отстранённо отметив, что Зал притих. — Пожалуйста, простите меня.
Близнецы рухнули на колени, обнимая его; сломанное плечо активно возмущалось — наверно, не любило таких пафосных романтических сцен — но на него никто не обращал внимания.
— Прощаем, конечно, разумеется, прощаем… — близнецы, как сумасшедшие, целовали его лицо, волосы, его руки. — Всё, что хочешь, что угодно, ты живой, Мерлин, ты живой, ты в порядке, Гарри…
— Гарри… — Джордж слегка отстранился, чтобы взглянуть Гарри в глаза. — А ты… простишь нас?
— Вы ни в чём не виноваты, — помотал головой Гарри. — Я один во всём виноват… вас не за что прощать…
У близнецов нашлось бы ещё что сказать, но на этом месте содержательную беседу прервали.
— Поттер, — рыкнул Грозный Глаз Грюм, — где, чёрт возьми, ты шлялся всю эту неделю?! Мы обыскали весь долбаный остров!!..
— А что это такое на тебе надето? — спросила любопытная Тонкс. — Похоже на драконью кожу, но это ведь не она?..
— Не она, — пробормотал Гарри. Объяснять, где он был, а тем паче — чем занимался, совсем не хотелось.
— Гарри, мальчик мой, где ты был? — деликатно осведомился Дамблдор.
Гарри взглянул директору в глаза поверх плеч близнецов; легилиментивное вторжение не застало Гарри врасплох. Зато Дамблдор был немало озадачен, не сумев проникнуть в мозг ученика.
— Где был, там меня уже нет, сэр, — сказал Гарри. Близнецы улыбались.
* * *
Объяснений требовали долго и настойчиво. Гарри, не отпуская близнецов ни на шаг, отказывался что-либо говорить.
— Поттер, Мерлина тебе в душу мать! — возмущался Грюм, уважавший в людях подобную ослиную упёртость. — Если все студенты начнут на неделю пропадать, что за дерьмо выйдет?! Скажи, где ты был, и никаких больше претензий! Хоть в борделе на Дрянн-аллее подрабатывал…
— Нет, в борделе меня точно не было, — спокойно отвечал Гарри и умолкал.
— Гарри, мальчик мой, я ценю твоё желание сохранить свои секреты, но мы обязаны предупредить возможные исчезновения других студентов… — Дамблдор стелил мягко, на Гарри знал доподлинно, что спать было бы жёстко.
— Если кто-то и пропадёт, то ни в коем случае не туда, где был я, — уверял Гарри и увиливал от ответа на вопрос о том, почему он так в этом уверен.
Это было просто: замкнуться в раковину спокойствия, затянуться в броню вежливости и монотонно твердить: «не скажу», «нет», «не был», «не замечен», «не привлекался»… хуже было с теми людьми, которым Гарри чувствовал себя обязанным рассказать.
— Гарри… мы так испугались, когда ты пропал куда-то… — Гарри впервые за почти шесть лет видел, как у Фреда дрожат губы.
— А потом, когда тебя нигде не было… Карта Мародёров тебя не отображала, авроры обыскали всю Британию…
— Простите, пожалуйста… — Гарри устало закрыл лицо руками. — Я тогда не думал, что вы будете волноваться… я совсем не думал… я безответственный кретин…
— Мы же уже сказали, что прощаем тебе всё прошлое, настоящее и будущее, — Джордж отвёл руки Гарри от лица и осторожно поцеловал его в губы. — Только не пугай нас так больше, ладно?
— Ладно… — Гарри обхватил колени руками и сгорбился. — Фредди, Джорджи… что с Блейзом?
— Похороны были позавчера, — тихо ответил Фред. — Вся Эй-Пи настояла на том, что будет там… Колин положил ему в гроб значок.
— Дамблдор сказал школе, что ты и Блейз нелегально отправились в Хогсмид и наткнулись там на Пожирателей Смерти… в тот день как раз было нападение, неразбериха, жертвы, никто не мог сказать точно, были вы там или не были… сказал, что Блейза убили, а ты отправился их преследовать, чтобы отомстить…
— Бред какой… — отозвался Гарри.
— Но все поверили. Грюму Дамблдор сказал, конечно, что тело Блейза нашли в школе, а ты пропал неведомо куда… иначе из тебя душу вытрясли бы, чтобы узнать, где засели Пожиратели…
— Мадам Помфри засвидетельствовала директору, что смерть Блейза произошла от обширных кровоизлияний в результате повреждения внутренних органов… все решили, что это было такое пожирательское подлое заклинание, Флитвик даже подтвердил, что есть убивающие чары с таким эффектом…
— В общем, склеили кое-как историю, из которой уши торчат через каждый дюйм, но ни одного нарекания не возникло…
— Мы ведь не рассказали Дамблдору, почему Блейз умер. Поклялись магической клятвой, что ни ты, ни мы его не убивали и не хотели, чтобы он умер, и вся информация старому интригану.
— Мы остались тут, думали, ты найдёшься… какой тут магазин, какое что угодно, когда все мысли только о тебе…
— Я был в Тайной Комнате, — признался Гарри. — Я ведь на втором курсе не убил василиска… я заговорил с ним, и он признал меня своим хозяином… и на четвёртом курсе на весенних каникулах я туда ходил. Он хороший собеседник, хоть и не знает, что такое «любить»… В Тайной Комнате темно и пахнет тиной… а василиск рассказывает всякие вещи, если я попрошу… он не утешал меня, он меня цеплял на крючок и тянул из болота…
— Василиск у тебя домашнее животное? — восхищённо переспросил Фред.
— Гарри, ты чудо! — Джордж просто сиял. — Василиск, подумать только… Хедвиг не ревнует?
— И он ещё и разговаривает с тобой, куда там сове! Он тебе рассказывал о Салазаре Слизерине?
— Да, — кивнул Гарри. — И о многих других рассказывал…
— А ты его как-нибудь назвал? — заинтересовался Фред.
— У хомячка, и у того имя есть, а как насчёт василиска? — прибавил Джордж.
Гарри смутился.
— Я подумал, что василиск — это очень большая змея… ну, логично, да?.. И назвал его в честь человека, который тоже самая большая змея, по должности… в общем, моего василиска зовут Северус, но я, как правило, зову его Севви.
Близнецы рыдали от смеха; Гарри улыбался, глядя на них.
— Гарри… я готов поставить тебе памятник… — слабым голосом сказал Джордж.
— За василиска по имени Севви — не жалко десять памятников, — вторил брату Фред.
— Ох, Гарри, ты просто прелесть!
— Кто ещё бы додумался…
— Марлин, как же я вас обоих люблю, — вырвалось у Гарри; он обнял близнецов оеими руками, не обращая внимания на боль во всё ещё незалеченном плече. — Пожалуйста, не умирайте… никогда-никогда не умирайте, я сойду с ума, если какой-нибудь вшивый Пожиратель запустит в вас Авадой…
Посерьёзневшие близнецы обнимали его; они отлично помнили, когда и кого Гарри в последний раз просил не умирать, и что потом случилось.
— Гарри, что у тебя с рукой? — Джордж почувствовал что-то неладное в его объятии.
— Какая ерунда, если тебе больно! — негодующе фыркнул Фред. — Сейчас отведём тебя к мадам Помфри…
— Не надо! — торопливо сказал Гарри. — На четвёртом курсе Севви меня укусил, чтобы перебороть яд, который Малфой мне подсыпал, и с тех пор у меня в крови яд василиска… мадам Помфри об этом не знает, и не стоит давать ей знать. Может, у вас так найдётся Костерост?
— Должен быть где-то, — Фред поднялся на ноги и подошёл к сундуку у стены. — Только сейчас, наверное, Дамблдор явится с Грюмом наперевес, узнавать, где ты был.
— Пусть узнают хоть до скончания века, — отозвался Гарри, пристраивая голову на плече Джорджа. — Кроме вас, правду никто не будет знать…
Гарри хмуро оглядел встревоженные, сосредоточенные лица членов Эй-Пи. Опровергать сказку, сочинённую Дамблдором, было не с руки, но сказать что-то от себя надо было. «Блейз, прости меня».
— Вы все знаете, что Блейз погиб в схватке с Пожирателями Смерти. Я не буду пересказывать подробностей… — сочинять героическую битву по типу «а я ему как дам», «а он — рраз!», «тут я — бац», «а он с копыт…» Гарри не тянуло, — скажу только, что он умер, защищая меня. Пожирателей было слишком много, чтобы справиться с ними всеми… меня отбросило заклинанием, я потерял сознание и очнулся уже после того, как нападение было отбито. Блейз погиб до этого момента… он отдал свою жизнь за мою.
Гарри сделал паузу, обдумывая следующие слова.
— Колин, Деннис, Невилл, вы не думали об уставе Эй-Пи?
— Нет, командир.
— Тогда подумайте. И первым пунктом впишите: членам Эй-Пи категорически запрещается умирать.
Никто не засмеялся.
— Потеря Блейза была очень… болезненна для меня. Полагаю, для вас тоже. Он спасал мне жизнь столько раз, что я сбился со счёта. Он был превосходным бойцом, настоящим другом и замечательным человеком. Не знаю, как вам, а мне больно употреблять по отношению к Блейзу прошедшее время… поэтому я как ваш командир строго-настрого запрещаю вам умирать в битве. Я учу вас побеждать и выживать. Если вы погибнете, победа станет Пирровой. Я приказываю вам побеждать, оставаясь в живых.
Колин быстро-быстро конспектировал на листочке пергамента. Невилл откровенно шмыгал носом.
— У кого-нибудь есть вопросы или возражения?
Возражений не нашлось, зато был вопрос.
— Командир, — подал голос Рон, — а ты?
— Что — я?
— Ты можешь умереть?
— Я умру, если буду должен это сделать, — обтекаемо выразился Гарри. — Но вам — запрещаю. Это не шутка. Тот, кто считает, что я говорю это для красного словца, и собирается в ближайшей битве героически полезть под Аваду, может в любой момент отдать свой значок Невиллу, Колину и Деннису и уйти из Эй-Пи. Ещё вопросы?
Больше вопросов не было. Желания снять значок не изъявил никто.
Гарри нервно переплёл пальцы рук.
— Помните Блейза. Не забывайте его имя, не забывайте его смерть. Если у меня когда-нибудь будет сын, — «в чём я очень сомневаюсь, но если бы да кабы…» — я назову его Блейзом.
Гарри сделал паузу.
— Я увеличиваю количество занятий до трёх в неделю. Я буду гонять вас до седьмого пота. Я собираюсь сделать из вас победителей этой войны… живых победителей, которые смогут насладиться своей победой. Людей, которые могут не умирать за тех, кто им дорог, а убивать, оставаясь при этом в живых. Начинаем тренировку! — подхлестнутые последней неожиданно звонкой, злой фразой, как кнутом, члены Эй-Пи повскакивали с подушек.
«Прости меня, Блейз».
Глава 15.
Война стучится в дверь,
И ты знаешь об этом!..
Просыпайся,
Собирайся…
Просыпайся,
Собирайся…
У таких, как ты, матросов
Нет ни патронов, ни вопросов,
Помаши рукою маме,
Подымай в атаку взвод…
«Lumen», «До свидания».
Кожу василиска Гарри отдал близнецам на эксперименты — всю, какая была на нём. Он не хотел воспоминаний о неделе разговоров на серпентарго, о неделе борьбы с глухой болью и жгучим, острым чувством вины, о неделе запаха тины и слизи; наилучшим способом избавиться от всей этой памяти было вытрясти из головы прежние мозги и вложить туда новые, не знающие горя и сомнений. Но поступить так радикально Гарри не мог по техническим причинам, и ему оставалось спать по две-три ночи в неделю — чтобы хотя бы не помнить от усталости наутро кошмаров, которые неизменно приходили к нему, стоило только смежить веки.
Его больше не тянуло к зелью — жаждущее чудище окончательно издохло где-то на полпути между вторым и восьмым ведром слёз, наплаканным Гарри в Тайной Комнате; он мог колдовать сколько угодно, и заклинания его стали сильнее и правильнее. Поэтому каждый раз, как Гарри поднимал палочку, чтобы наколдовать что-нибудь, его пронзало воспоминание о Блейзе и сразу же — чувство вины и неслыханное, небывалое одиночество.
Всё прочее тоже напоминало о Блейзе, и это было невыносимо; Гарри мечтал о том, чтобы уехать навсегда на Южный Полюс, где не было бы ничего общего с Хогвартсом, не было бы магии — кому там колдовать, пингвинам, что ли? — не было бы бросающейся в глаза опустевшей кровати в спальне шестого курса Слизерина. Иногда Гарри сворачивался в клубок на кровати Блейза, задёргивал взмахом палочки полог и долго лежал, прижимая к себе подушку, ещё пахшую одеколоном Блейза — Гарри попросил домовых эльфов не менять бельё на этой постели, и они рады были угодить «великому сэру Гарри Поттеру». Слёз не было; Гарри просто закрывал глаза и позволял воспоминаниям возникать в мозгу до тех пор, пока не чувствовал, что может утонуть в горькой, как полынь, печали. Тогда Гарри уходил, нежно погладив напоследок полированную поверхность тумбочки Блейза — этого места касались любимые пальцы…
Студенты Хогвартса в большинстве своём были не столько опечалены, сколько шокированы смертью Блейза; война коснулась и их, унеся с собой одну жизнь, война, о которой они, в большинстве своём беспечные и инфантильные, предпочитали не думать, распивая в гостиных сливочное пиво, пуская Филчу под ноги навозные бомбы, соревнуясь за межфакультетские баллы, целуясь по углам, плавя котлы на Зельеварении и держась подальше от милых зверюшек Хагрида на Уходе за Магическими Существами. Гибель Блейза в результате нападения Пожирателей заставила многих радикально переосмыслить своё дальнейшее существование. Следствием чего явился необычный наплыв желающих вступить в Эй-Пи.
— Привет, Гарри, — Гермиона поймала его у двери Большого зала после обеда. — Послушай… ко мне обратилось три десятка желающих вступить в Эй-Пи. К Сьюзен тоже много пришло, и к Эрни, и к Майклу…
— Ты предлагаешь их всех принять? — Гарри приподнял брови.
— Нет, конечно, они ведь отстали от нас в знаниях и опыте, но… может быть, ты поговоришь с ними? Они третий день за нами таскаются. Не решаются подойти к тебе лично.
— И хорошо, что не решаются, — фыркнул Гарри. — Хорош бы я был с хвостом из толпы экзальтированных девиц… это ведь в основном девчонки, так?
— Процентов семьдесят — да, девушки. Но и парни тоже… понимаешь, Гарри, они думают, что должны уметь себя защитить…
— Долго же они собирались на это решиться, — Гарри вздохнул. — Давай сделаем так, Гермиона: ты не будешь пересказывать мне, чего они хотят, а просто скажешь им всем прийти сегодня к Выручай-комнате. Я перенесу занятие на двадцать минут раньше, чтобы все присутствовали, пока я поговорю с желающими. И пусть они сами скажут мне, что именно хотят получить от этих занятий и почему решили прийти. Договорились?
— Договорились, Гарри, — Гермиона полушутливо отсалютовала ему и отошла в сторону, к группе ожидавших её с нетерпением девушек — не иначе как тех самых желающих. Они просто пожирали Гарри восхищёнными взорами; и если раньше это внимание заставило бы его поёжиться, то теперь он смерил их равнодушным взглядом и пошёл в библиотеку, куда собирался до того, как его окликнула Гермиона.
Толпа в коридоре перед Выручай-комнатой заставила Гарри досадливо поморщиться; популярность на самом деле тяжкое бремя, потому что каждый, кому ты нравишься, упорно считает, что ты ему что-то за это должен.
— Разойдитесь! — Гарри бесцеремонно растолкал толпу и, быстро пройдясь три раза по коридору, распахнул дверь Выручай-комнаты. «И ведь планировал сегодня зачётное занятие, но не впускать же их на полигон, ищи потом свищи…»
Когда все расселись по подушкам, которых Гарри благоразумно попросил в избытке, и относительно стихли, командир Эй-Пи обвёл вновь прибывших максимально тяжёлым взглядом.
— Итак, вы хотите вступить в Эй-Пи?
Разноголосое нестройное «да-а».
— В этом году это уже не так просто, — предупредил Гарри. — В прошлом я принимал всех желающих, всех, кто мне верил. Но в этом ситуация слишком серьёзна.
— Ну так мы как раз…
— Из-за этой ситуации…
— Ведь война…
Гарри вздохнул и кивнул наугад невысокой темноволосой девушке — одной из немногих, у кого на лице не отражался священный ужас пополам с благоговением… или хотя бы отражался не так явно, как у прочих.
— Скажи, как тебя зовут.
— Ромильда… Ромильда Вейн.
— И расскажи мне от имени всех остальных, что вы хотите здесь получить и по какой причине вы сюда пришли. Считай, это нечто вроде собеседования.
— А… почему я?
— А почему бы и нет? — парировал Гарри. — Впрочем, если не хочешь, я могу спросить кого угодно другого.
— Нет, всё в порядке, я отвечу… — Ромильда нервно облизнула губы. — Мы… мы хотим уметь защищать себя… чтобы нас не убили Пожиратели Смерти… мы знаем про то, что было в Министерстве в прошлом году… и подумали, что, может быть, ты согласишься нас учить… пожалуйста!
— Понятно, — она явно что-то недоговаривала, но Гарри решил не заострять на этом внимание. — А какие у вас всех оценки по ЗОТС в этом году? Кто-нибудь держится на «Великолепно» или хотя бы на «Сверх Ожиданий»?
Из последовавшего бормотания Гарри заключил, что Снейп не особо щедр на оценки к этим студентам — как, впрочем, и к нескольким сотням других, не пришедших сюда сегодня.
— Мы знаем, что все из Эй-Пи получают у Снейпа «Великолепно», но ведь это оттого, что ты их учишь… — добавила Ромильда.
Гарри покачал головой.
— То, чему я учу Эй-Пи, не входит в школьную программу. На уроках у членов моей армии преимущество только в развитой реакции и привычке к бою, но не в предварительном знании того, что задают на дом.
Все притихли.
— Кроме того, — добавил Гарри жестче, — здесь были изложены не все причины, по которым вы сюда пришли.
Ромильда покраснела.
— Или вы излагаете их, или уходите.
Молчание.
— Ладно, — устало вздохнул Гарри. — Тогда я скажу сам. Вы пришли сюда, чтобы быть ближе ко мне. И я хотел бы, чтобы это было манией величия… Я слышал ваши разговоры в коридорах обо мне, и среди них не было слов «он может научить нас выживать», «у него есть опыт, который он может нам передать» и «заклятия, которым он нас научит, однажды спасут нам жизнь». Не буду пересказывать того, что говорилось, — у Гарри не было никакой охоты озвучивать беседы наподобие «Он такой хорошенький…», «А эти круги у него под глазами и бледность, они такие романтичные…», «Ах, как он двигается…», «Повезло этим выдрам из Эй-Пи, они рядом с ним так часто…», «Зато как он их гоняет!», «Ну и что? Девочки, я обмираю просто, когда он мимо проходит…». — Но суть в том, что уроки не пойдут вам на пользу, если вы думаете не о них, а о чём или ком угодно ещё. Все, кто носит сейчас значок Эй-Пи, пришли сюда не потому, что я им так уж нравился, а потому, что они знали — я могу научить их сражаться, — «это если братьев Криви в расчёт не брать… но не портить же речь такой оговоркой». — Теперь они — слаженный боевой отряд. Они не мои фанаты, а моя армия. Согласитесь, разница большая. Поэтому я прошу уйти тех, кто пришёл сюда не затем, чтобы учиться. Если вы этого не сделаете, то так или иначе отсеетесь в процессе учёбы. Кстати, предупреждаю сразу: тех, кто останется, я не буду учить лично. Ваш уровень настолько не дотягивает до среднего уровня бойца Эй-Пи, что вас нужно будет долго готовить и заставлять нагонять. И этим займутся другие члены Эй-Пи, не я.
После минутной паузы как минимум половина желающих с обиженными лицами покинула комнату; Ромильда Вейн, впрочем, была среди оставшихся.
— Отлично, — кивнул Гарри. — Теперь о деле. Вас здесь… двадцать семь человек. Поделитесь на группы по девять, будьте так добры. Вот так. Невилл, Рон, Ханна, вы будете дважды в неделю заниматься с выбранной группой. Раз в неделю я буду лично проверять, чему они научились — по воскресеньям, в восемь вечера. И поначалу буду присутствовать на занятиях.
— Надеюсь, ты поставил учителями лучших? — подозрительно спросил долговязый белобрысый парень из Хаффлпаффа; Гарри не был уверен, но ему думалось, что это тот самый Смит, который любил некоректно комментировать квиддичные матчи.
— Имя? — Гарри склонил голову к плечу, разглядывая спросившего.
— Захария Смит.
— Ага. Прошу учесть, Захария, что здесь не класс, не соревнование и не игра. Здесь нет лучших и худших. Я не выставляю оценки и не присуждаю кубков. Я назначил учителями людей, которых считаю не только достаточно компетентными, но и достаточно терпеливыми, чтобы иметь дело с теми, кто знает и умеет гораздо меньше, чем они. Есть ещё вопросы?
Вопросов не было.
— Отлично. И я обязан вас предупредить: тренировки будут изматывающими и долгими. Это не кружок вязания. Тот, кто пропустит занятие без уважительной причины, может не являться на следующее. Значков и шарфов вы пока не получите, но неплохо будет, если вы ознакомитесь с уставом Эй-Пи и будете ему следовать. Колин, позаботься об этом, пожалуйста. В Уставе — предупреждаю вас сразу — записаны правила, которым обязаны подчиняться все члены Эй-Пи. Помимо всего прочего, там есть верность мне. Не фанатская любовь ко мне, нет — но способность повиноваться, не рассуждая. Слово «армия» означает именно это, и если вы решили, что станете её частью, то слово командир для вас будет синонимом к «царь и бог». Как минимум, на время тренировок и битв. Те, кто считает, что они слишком независимы для этого, могут тоже уйти.
Никто не ушёл, даже Смит, лицо которого выражало странную смесь эмоций: одновременно брезгливое недоумение «во-что-я-ввязался» и невольная покорность, чем-то смахивающая на уважение.
«Хочется верить, что удастся сделать из них бойцов…»
На палочки учебных групп Гарри наложил Сменочары, сделав ведущими палочки Рона, Ханны и Невилла соответственно; рассказал ещё кое о каких мелочах и отпустил новеньких, сумев начать наконец запланированное занятие. На душе у него было муторно и неспокойно.
«Он становился старше и собрал с годами вокруг себя компанию друзей…» «…они были предшественниками Пожирателей Смерти, и на самом деле некоторые из них стали первыми Пожирателями Смерти после окончания Хогвартса. Твердо управляемые Риддлом, по-собачьи преданные ему…»
Как знать, не начинал ли Вольдеморт с кружка дополнительного изучения ЗОТС.
* * *
— Добрый вечер, сэр, — Гарри привычно сел в кресло у стола Дамблдора.
— Добрый вечер, Гарри. Сначала я хотел бы узнать, справился ли ты со своим домашним заданием?
— Нет, сэр, — честно сказал Гарри. До Слагхорна ли ему было? — Я пробовал однажды, но попытка провалилась. А потом у меня были другие дела.
— Что ж, Гарри… надеюсь, ты приложишь больше усилий к выполнению этого задания, поскольку это чрезвычайно важное воспоминание, без которого вся уже имеющаяся информация останется бесполезной, — Дамблдор не выглядел ни рассерженным, ни разочарованным. Гарри коротко кивнул. — А сейчас у меня есть для тебя ещё два любопытных воспоминания. И если сведения о Вольдеморте в Хогвартсе достаточно полны и верны, то информация о том, что он делал, покинув школу, практически недоступна, поскольку ни одну живую душу он не посвящал в свои планы. Первое воспоминание принадлежит старому домовому эльфу Хоки.
Красные отблески, вспыхивающие в тёмных глазах безупречно одетого, вежливого и ставшего ещё красивее, чем в школе, Вольдеморта, Гарри воспринял философски; очевидно, в то время Том Риддл уже начал становиться тем, кем был сейчас. А вот то, что амбициозный самолюбивый Риддл отправился работать в «Боргин и Бэркс», место, непрестижное никоим боком, поначалу удивило Гарри; но жадность, с которой Вольдеморт смотрел на демонстрируемую ему клиенткой Хепзибой Смит чашу Хаффлпафф, всё расставила по своим местам. Старая и уродливая Хепзиба отчаянно кокетничала с Вольдемортом, и Гарри не мог не признать, что тот был безупречен в охмурении людей, когда ему что-то было от них нужно. «Жаль только, я не могу взять с него пример, чтобы выцарапать из Слагхорна воспоминание… брал уже однажды…»
Медальон Салазара Слизерина, насколько Гарри мог судить, привёл Вольдеморта в состояние, близкое к экстатическому; однако Хепзиба ничего не заметила, насчёт чего Гарри ей мысленно и пособолезновал.
— Хепзиба Смит умерла через два дня после этого эпизода, — сказал Дамблдор, когда они с Гарри вынырнули из мыслеслива. — Её домовой эльф был осуждён за непреднамеренное отравление вечернего горячего шоколада своей хозяйки.
— А чаша и медальон, я полагаю, пропали? — полуутвердительно-полувопросительно сказал Гарри.
— Совершенно верно, Гарри, — удовлетворённо кивнул Дамблдор. — Но к тому времени, как наследники Хепзибы обнаружили пропажу — а это было непросто, учитывая количество тайников в доме Хепзибы — Вольдеморт уже уволился из магазина и пропал в неизвестном направлении.
Дамблдор вылил в мыслеслив из бутылочки второе воспоминание.
— Перед тем, как отправиться наниматься в «Боргин и Бэркс», Том Риддл приходил в Хогвартс, чтобы подать заявление на должность преподавателя ЗОТС. Профессор Диппет отказал ему, потому что Риддл был ещё слишком молод. Я поддержал это решение, поскольку считал, что Вольдеморт хочет двух вещей: во-первых, познать магию замка до конца; ведь даже за семь лет, что Риддл провёл в стенах Хогвартса, вызнать всё о нём было невозможно, и во-вторых, он наверняка желал влиять на неокрепшие умы школьников. Я полагаю, он рассматривал школу как место, где он мог бы начать создавать свою армию.
Гарри закашлялся, подавившись воздухом.
— И спустя десять лет после убийства Хепзибы Смит Волдеморт, занимавшийся всё это время неизвестно чем, вновь пришёл в Хогвартс, чтобы получить вожделенную должность, — как ни в чём ни бывало продолжал Дамблдор. — Но я, в то время уже директор, отказал ему. Давай вместе посмотрим, как это происходило.
«Нет, — решил Гарри, — тёмная магия — определённо поганая штука, если это она сделала…» Лицо этого нового Тома Риддла было обезображено по сравнению с тем, каким красавчиком он был до этого: бледная, как снег, кожа, кроваво-красные белки глаз, словно смазанные влажной тряпкой черты лица. Просто ветеран ядерной войны.
Дамблдор ювелирно вёл разговор с Вольдемортом, перехватив инициативу, утвердив своё главенство и старшинство, обезоружив и сразив в конце концов упоминанием о том, что знает: Вольдеморт явился наниматься в учителя в компании своих верных Пожирателей — Нотта, Розье, Мальсибера и Долохова. «Ну да, сколько лет Дамблдор уже к тому времени играл в эти игры — подумать страшно…» Гарри заинтриговали слова Дамблдора о близком знакомстве с тамошним барменом, но это информация не была такой уж необходимой.
— Ни один человек не удержался на должности преподавателя ЗОТС с тех пор, как я отказал в ней Вольдеморту, — задумчиво сказал Дамблдор. — Я полагаю, он действительно проклял эту должность…
— Когда он успел? — недоверчиво спросил Гарри. — Пока шёл из Вашего кабинета во двор? — «Дунул, плюнул, бормотнул — и готово такое сложное проклятие?»
— Некоторые сложные заклятия просты в исполнении, Гарри, — Дамблдор не был рассержен некоторой развязностью тона Гарри. — В особенности если он заранее спланировал сделать это.
— А, ну ладно, — Гарри пожал плечами. Он не слишком интересовался сложными проклятиями и мог в данном случае поверить на слово тому, кто явно знал о них больше. — Сэр, скажите… — Гарри нервно сжал подлокотники кресла, — как дела у Сириуса?
— Вчера я получил от него очередное донесение. Он уже близок к цели и рассчитывает на этой неделе схватить Петтигрю.
— Понятно… спасибо, сэр.
— И я хотел бы, Гарри, чтобы ты вплотную занялся проблемой воспоминания профессора Слагхорна.
— Да, сэр. До свидания, — прежде, чем уйти, Гарри пристально взглянул в глаза хмурому и недовольному портрету Финеаса Найджелуса и увидел, как лицо того светлеет по мере понимания, что смерть ушла из глаз Гарри.
— До свидания, Гарри.
* * *
С памятного дня неудачного разговора со Слагхорном после ужина Гарри не получал приглашений; более того, Слагхорн целенаправленно избегал Гарри, продолжая хвалить его на уроках, но немедленно сматываясь из класса, как только колокол провозглашал конец урока. По-видимому, он боялся оставаться с Гарри наедине; при таких условиях было крайне трудно выжать из него хотя бы одно лишнее слово. «А почему он боится оставаться со мной наедине? Опасается, что я выцеплю из него воспоминание… стало быть, я могу это сделать, он сам допускает такую возможность… вот только где и как его подловить?»
Гарри бросил в котёл горстку лепестков медуницы и покосился на Слагхорна; тот выглядел не лучшим образом — весёлость и бодрость были наигранными, усы уныло обвисали. Казалось, зельевар даже похудел с тех пор, когда Гарри спросил у него о хоркруксах.
— Рон, Гермиона, — шепнул Гарри. — Как урок закончится, уходите сразу, а я задержусь.
Можно было попробовать… пробовать и пробовать, пока Слагхорн не сдастся. Если это дурацкое воспоминание о каком-то черномагическом дерьме важно для того, чтобы убить Тёмного Лорда, значит, Гарри его получит. Потому что он обещал покончить с Вольдемортом, рано или поздно, так или иначе.
Гарри перелил готовое зелье в пузырёк, который полагалось сдавать, и сел, уткнувшись лбом в сложенные на парте руки. Бумкнул колокол, но Гарри не двинулся с места.
— Гарри, мой мальчик… — нервно позвал Слагхорн, когда все остальные вышли. — С Вами всё в порядке?
Гарри слегка повернул голову вбок, чтобы говорить не со столешницей.
— Мне плохо, профессор, — тихо ответил он.
— Что у Вас болит, Гарри? Я дам Вам зелье…
«Нет, не надо обезболивающего!»
— Зелье не поможет, профессор, — Гарри зажмурился, выстраивая линию разговора на несколько реплик вперёд. — Это… это не физическая боль.
— Вас что-то гнетёт? — нервно осведомился Слагхорн, мелкими шажками отступая к двери. «Врёшь, не уйдёшь…»
Гарри сполз со стула на пол, обхватив руками колени и не поднимая лица.
— Простите, сэр… — прошептал Гарри, так что Слагхорну, чтобы разобрать слова, невольно пришлось подойти ближе. — Простите, что я так расклеился. Просто… просто это так ужасно… все эти смерти… люди умирают из-за меня… я подумал, что ещё не так давно Блейз бок о бок со мной варил зелья…
«**, я себя ненавижу… Блейз, прости, пожалуйста…»
Слагхорн молчал, и Гарри продолжил свою линию бития на жалость и совесть.
— А моя мама… профессор, Вы ведь помните её? Я совсем не помню… — Слагхорн сделал шаг к Гарри, не зная толком, что делать. — Вы знали её, любили её… знаете, профессор, я часто вижу это в кошмарах: крики, вспышки зелёного света… мой отец умер первым. Вы знали об этом, профессор?
— Нет, — тихо ответил Слагхорн.
Гарри медленно поднял лицо, искаженное словно бы болью, а на самом деле — стыдом. «Чем менее похоже на Риддла я буду себя вести, тем лучше».
— Вольдеморт убил его, переступил через труп и подошёл к маме. Он сказал ей убираться с его пути…он сам говорил мне, что она могла не умирать. Но она не сбежала. Она не хотела, чтобы он убил меня. Она умоляла Вольдеморта пощадить меня, но он только смеялся…
— Довольно! — не выдержал Слагхорн. — Достаточно, мой дорогой мальчик… я слишком стар, чтобы это слышать. Почему бы тебе не пойти на следующий урок?
Гарри зябко обхватил себя руками за плечи.
— Я не хотел расстраивать Вас, сэр… Вам ведь нравилась моя мама?
— Я помню её… — сдавленно сказал Слагхорн. — Она была такой смелой… такой умной и забавной… её нельзя было не любить…
— Она отдала свою жизнь, чтобы я выжил, — Гарри прикусил щёку изнутри, чтобы резкая неожиданная боль заставила глаза заблестеть ярче от непролитых слёз. — Выжил, чтобы убить Вольдеморта. Потому что я Избранный.
— Избранный? — эхом повторил Слагхорн.
— Да, — твёрдо сказал Гарри. Важно было не переборщить с хныканьем. — Я Избранный, и я убью его.
— Да, конечно… — пробормотал Слагхорн, глядя Гарри в глаза — глаза Лили, яркие, блестящие, требующие, умоляющие, тоскующие, гневные, повелительные, завораживающие. — Но, мой мальчик…
— Знаете, профессор, если Вы не дадите мне то воспоминание, её смерть будет напрасной.
Колокол возвестил о начале следующего урока. Любопытные начали заглядывать в класс Зельеварения, но Слагхорн пресёк это. «Пусть теперь попробует сбежать, с занятия-то».
— Я ничего от Вас не требую, — продолжил Гарри спокойно. — Но…
Гарри выжидательно замолк, давая Слагхорну возможность реплики.
— Ты фактически просишь помочь тебе… уничтожить того, который… — Слагхорн забыл о «Вы», но Гарри не был в претензии.
— Того, который убил Лили Эванс, — закончил Гарри. — Он ничего не узнает о Вашей помощи, если Вы не хотите. Я даю Вам слово.
«Вот только не знаю, как сдержать, но об этом подумаем потом».
— Я… не горжусь тем, что сделал, — голос Слагхорна дрожал, и Гарри понял, что сломал его. — Я до сих пор думаю, что это была ужасная ошибка…
«Чес-слово, проще было бы наложить Империус…», — импровизированный цирк начинал надоедать Гарри.
— Если Вы поможете мне, это разом перечеркнёт всё, — уверенно и твёрдо сказал Гарри. — Одно движение палочки перечеркнёт все годы, что Вы мучились чувством вины.
Слагхорн какое-то время смотрел на Гарри, не обращая внимания на озадаченный шум под дверью.
— Ты… обещаешь? — прошептал он.
— Я дал слово, — напомнил Гарри. — Я не нарушаю своих обещаний. Никогда.
Медленно, очень медленно Слагхорн вытащил из кармана пустую маленькую бутылочку; плавно, неторопливо приложил палочку к виску и отвёл её вместе с серебристой нитью. Нить заполнила бутылочку перламутровым водоворотом; Слагхорн так же медленно закрыл её и протянул Гарри.
— Только не думай плохо обо мне, когда увидишь это, — попросил Слагхорн.
— Я никогда не буду думать о Вас плохо, профессор, — Гарри поднялся на ноги одним движением и отвесил Слагхорну изящный поклон — как точку в этом фарсе. — Спасибо Вам, сэр. Спасибо.
Гарри быстрым шагом вышел из класса, спрятав заветную бутылочку в карман с плюшевой мышкой и значком Эй-Пи; третьекурсники, терпеливо ждавшие, пока профессор им откроет, расступались, давая ему пройти.. «МакГонагалл сейчас съест меня с потрохами за опоздание на целых десять минут…»
* * *
Дамблдор отсутствовал в школе, как выяснил Гарри, вломившись, как обычно, без пароля в директорский кабинет; просматривать воспоминание в одиночку Гарри не хотелось, и он ушёл, несмотря на то, что Финеас Найджелус определённо хотел с ним поговорить. Догадаться, о чём могла идти речь, было нетрудно, и Гарри знал, что спокойно разговаривать на эту тему не сможет. Возможно, через несколько лет… «Ну, если я ещё буду жив к тому моменту». Кажется, Блэк даже шёл за Гарри следом по другим портретам, но янтарный феникс помог Гарри оторваться.
Ужин в Большом зале был столь же тоскливым, сколь и десятки завтраков, обедов и ужинов до него; Гарри в одиночестве сидел на своём конце стола, вяло терзая хлеб и глядя в одну точку. Быть может, со стороны это смотрелось благородными раздумьями о нелёгкой судьбине Магического мира или усиленными размышлениями на какие-нибудь научные темы, что было особенно актуально после того, как Гарри и профессор Флитвик однажды битый час во всеуслышание обсуждали, стоя в холле, некоторые аспекты использования иллюзионных чар высшего уровня; но вся неприглядная правда заключалась в том, что Гарри знал: повернув голову влево, он не увидит тонкого профиля, аккуратных чёрно-бордовых прядей, уверенных изящных рук… знал и боролся с желанием посмотреть налево, чтобы удостовериться в этом лишний раз.
— Добрый вечер, Гарри.
— Вечер, Барон, — тоскливо отозвался Гарри. С некоторых пор он не считал, что хоть какое-то время суток можно честно назвать добрым.
— Хандрите?
— Нет, я просто тону в море счастья, — огрызнулся Гарри. — Оно меня окружает со всех сторон, прямо деваться некуда.
— Я соболезную Вам, Гарри.
— Слушайте, Барон, — Гарри в сердцах оттолкнул тарелку с солидной горкой хлебных крошек. — Не нужно…
— Что не нужно? — невинно осведомился призрак.
Гарри сгорбился, пряча лицо в ладонях.
— Не нужно напоминать. Я и так… не забываю.
— Прошёл почти месяц, Гарри, — напомнил Барон.
— Да хоть почти век, — буркнул Гарри.
— Он хотел бы, чтобы Вы были сильным…
— А я и веду себя, как сильный, — Гарри неохотно выпрямил спину, отнимая руки от лица. — Ни одна собака не может догадаться по мне, что я думаю. Я учусь, занимаюсь с Эй-Пи, хожу на тренировки по квиддичу…
— Быть сильным и выглядеть сильным — разные вещи, Гарри, — мягко сказал Кровавый барон. — Вы стойко переносили все прежние потери, и не хотелось бы, чтобы именно эта Вас подкосила.
— На этот раз я во всём виноват, — пробормотал Гарри. — Один я. Я пошёл в Министерство и разрешил ему отправиться со мной. Я упал в Арку. Я рассказал ему, что умираю. Я ничего не заметил, ничего не заподозрил, не сумел его остановить… я во всём виноват…
— Мир не вертится вокруг Вас, Гарри, — голос призрака был суровым, и Гарри поднял на Барона повлажневшие глаза. — Виноваты не Вы, а стечение обстоятельств. Или, если Вам угодно, виноват Том Риддл. Но не Вы.
Гарри молчал.
— Не считайте себя средоточием всех причин и следствий, — попенял ему Барон. — Мистер Забини отлично знал, что, зачем и почему делает.
— Он говорил с Вами… в тот день? — горло перехватило. — О том, что хотел сделать…
— Да. Когда Вы ушли, мистер Забини рассказал мне о ритуале и просил присматривать за Вами. Он знал, что Вы станете винить себя, — Барон сделал паузу и добавил:
— На Рождество он нагадал себе умереть до наступления лета. А пророки рода Забини никогда не ошибаются…
— А теперь и род прервался, — перебил Гарри. — Девона я убил, Блейз умер из-за меня, Агис Забини погиб, когда Блейзу было четыре…
— Есть ветвь, которая живёт во Франции, — поправил Барон. — Младший брат Агиса Забини женился на представительнице рода Делакур ещё до того, как Блейз появился на свет, и, насколько мне известно, у них трое детей, средний из которых выказывает несомненные способности к эмпатии — выше Ваших, не в обиду Вам будет сказано, Гарри. Прервалась только английская ветвь.
— Вы думаете, мне от этого легче?
— Не думаю, Гарри. Но, повторяю, Вы зря себя вините. Предположите ещё, что Вы виноваты в том, что Тёмный Лорд наслал на Вас то артименсивное видение. В том, что какой-то министерский дуболом даже не потрудился закрыть как следует доступ к комнате с опаснейшим магическим артефактом. В том, что Блейз Забини любил Вас. В том, что сегодня с утра идёт дождь, наконец!
— В дожде я себя не виню, — Гарри снял очки и помассировал уставшую переносицу. — И министерский дуболом из Департамента Тайн тоже не на моей совести. Но…
— Вы не виноваты в смерти Блейза Забини, Гарри, — сказал Кровавый Барон, и Гарри невыносимо захотелось ему поверить. — Но Вы должны отомстить за неё Тёмному Лорду.
— Я уже обещал Блейзу, что убью Вольдеморта.
— Но если Вы будете есть себя поедом за то, в чём не виноваты, то скорее Тёмный Лорд убьёт Вас, — разумно заметил Барон. — Я следил за Вами на уроках, оставаясь невидимым. Гарри… не воспринимайте свою исцелённую магию, как проклятие. Это подарок Вам… последний подарок Блейза Забини. Будет преступлением, если Вы откажетесь от него. Не делайте жертву Блейза напрасной.
— Не сделаю, — откликнулся Гарри.
Этим же вечером он попросил домовых эльфов поменять бельё на постели Блейза. Эльфы, найдя под кроватью закатившийся флакончик с одеколоном, поставили его «сэру Гарри Поттеру» на тумбочку, и горьковато-пряный аромат прочно и надолго поселился в снах Гарри.
Глава 16.
We were neurophobic and perfect
The day that we lost our souls
Maybe we weren’t so human
If we cry we will rust
And I was a hand grenade
That never stopped exploding
You were automatic and
As hollow as the "o" in god
I am never gonna be the one for you…
(Мы боялись всего и были совершенны,
В тот день, когда мы потеряли наши души —
Быть может, мы не были такими уж человечными;
Если мы будем плакать, то заржавеем…
И я был как ручная граната,
Которая никогда не прекращает свой взрыв,
Ты был как машина,
Был полый, как буква «о» в слове «бог»,
Я никогда не буду тем самым единственным для тебя…)
Marilyn Manson, «Mechanical Animals».
— Чепуха, и так ясно, что ты происходишь от великих магов. С такими способностями, как твои!.. Нет, ты пойдешь далеко, Том. Я еще никогда не ошибался относительно своих студентов.
Гарри был положительно разочарован первой дырой в воспоминаниях Слахорна — подумаешь, реплика о том, что Риддл далеко пойдёт… будто это кому-то не было ясно, особенно сейчас, когда он и так зашёл далеко — дальше некуда. «Будем надеяться, о хоркруксах было сказано что-нибудь действительно интересное. Иначе зачем я разыграл перед Слагхорном ту мелодраму и получил от МакГонагалл взыскание за опоздание?»
— Сэр, мне интересно… что Вы знаете о хоркруксах?
— Проект по ЗОТС, Том?
На лице Слагхорна было написано замешательство и неловкость — оба отлично знали, что ЗОТС здесь ни при чём.
Гарри позавидовал лёгкости и изяществу, с которыми Риддл разговорил Слагхорна — небрежность, умелая лесть, почтительность; «Если бы я так умел… хотя после того, как Слагхорн один раз попался на такую удочку, всё равно надо было придумывать что-то другое». Но вот сами хоркруксы… вещь, куда можно спрятать кусок своей души. И если душа дробится всякий раз, как совершать убийство, то что же это за ошмётки остались от души у самого Гарри?.. «Слава Мерлину, что для хоркруксов нужно ещё какое-то специальное заклинание…»
«Семь частей? — Гарри стало кисло, когда он услышал, на сколько частей Риддл хотел бы разбить свою душу. — Семь предметов, в каждом из которых сидит по Тёмному лордику? Хотя нет, один кусок, да должен остаться в теле Риддла…»
— Спасибо, Гарри, — Дамблдор невидяще смотрел перед собой. Все директора и директрисы на портретах внимательно слушали. — Это воспоминание подтверждает мою теорию и показывает, как много ещё нужно сделать… Итак, Гарри, в том же возрасте, что и ты сейчас, плюс-минус несколько месяцев, Том Риддл делал всё, чтобы разузнать, как стать бессмертным.
«Как же я не люблю эти аналогии. А бессмертие мне и даром не нужно, и с доплатой не нужно».
— Четыре года назад я получил бесспорное доказательство того, что Том Риддл разделил свою душу.
— Четыре года? — повторил Гарри. «Второй курс… что тогда было?» — Дневник Риддла был хоркруксом? Наверное, самым первым…
— Совершенно верно, Гарри, — Дамблдор выглядел чрезвычайно довольным догадливостью Гарри. — И он, благодаря тебе, уже уничтожен. Я избавился ещё от одного хоркрукса, кольца Гонтов. Ужасное заклятие было на нём…
— Это тогда Вы сожгли руку?
— Да, Гарри. Более того, если бы не своевременные действия профессора Снейпа, остановившего распространение заклятия, меня могло бы уже не быть в живых. Но я отвлёкся от темы нашего разговора… Итак, небрежность, с которой Риддл обращался со своим хоркруксом, заставила меня предположить, что у него было достаточно других, чтобы не заботиться о безопасности этого. Кроме того, два года назад, рассказывая о встрече с Вольдемортом на кладбище, ты передал его слова: «Я, дальше других ушедший по дороге к бессмертию…» И действительно, расщепив свою душу на семь частей, он стал практически бессмертен.
— Значит, надо уничтожить ещё четыре каких-то предмета…
— Верно, Гарри. В его собственном теле осталась одна часть души, и её следует уничтожить последней.
«А этот ряд сорняков мы повыдергаем после того, как покончим с остальными…», — фыркнул Гарри мысленно.
— У Вас есть какие-нибудь догадки, сэр, насчёт того, что это за предметы?
— Вольдеморт, как ты мог заметить, любил собирать трофеи с детства — взять хотя бы украденные им у товарищей по приюту вещи. И предпочитал вещи с сильной магической историей — то же кольцо Гонтов. Он чрезвычайно гордился тем, что происходит от Основателя…
«Чем тут гордиться? Основатели и Основатели, ничего такого, чтоб устраивать весь этот кипеж. Нет, Риддл всё-таки больной…»
— Его гордость, его вера в свое превосходство, его цель высечь для себя место в магической истории наводят меня на мысль, что Вольдеморт выбирал бы себе хоркруксы с особенной тщательностью, предпочитая особенно ценные вещи. И причём такие вещи, которые были бы величественны и ценны сами по себе — например, принадлежали бы тем же Основателям.
«Они, наверное, уже в гробах попереворачивались, все четверо…»
— Медальон Слизерина и чаша Хаффлпафф? — вслух предположил Гарри.
— Да. Я готов поставить на кон свою вторую руку, Гарри, что именно они стали хоркруксами три и четыре. Можно предположить, что Вольдеморт хотел бы использовать что-нибудь из вещей Гриффиндора и Рэйвенкло, но единственная сохранившаяся реликвия Гриффиндора в полной безопасности.
Дамблдор указал на стену за собой, где в стеклянном ящике лежал инкрустированный рубинами сияющий меч. «Всегда думал, что магам с палочками-то холодное оружие — как рыбке зонтик… может, Годрик его на себе таскал, чтобы форму не терять? За день набегаешься с такой бандурой по школе, глядишь, лишний вес и пропал куда-то… Кстати, Шляпа эта полинявшая тоже вроде бы Гриффиндору принадлежала… ну да она не в счёт, какая из неё реликвия. И если бы Вольдеморт её использовал, она бы уже тридцать раз проболталась… можно ли накладывать Обливиате на шляпы? У них ведь и мозгов-то нет…»
— Что же касается последнего хоркрукса, то я предполагаю, что это — змея Вольдеморта, Нагайна. По всей видимости, Вольдеморт скрывал процесс создания Хоркруксов за показательными смертями, и твоя предполагаемая смерть отлично подошла бы — поэтому я уверен, что к тому моменту, как Вольдеморт явился в Годрикову лощину, где жила твоя семья, он намеревался создать ещё как минимум один хоркрукс. Позднее он использовал Нагайну, чтобы убить старого маггла, садовника бывшего дома Риддлов. Она подчёркивает его связь со Слизерином из-за дара змееуста; он постоянно держит её при себе и жёстко контролирует.
— Чаша, медальон, змея и что-то, принадлежавшее Рэйвенкло или, с меньшей вероятностью, Гриффиндору, — подытожил Гарри. — И всё это можно уничтожить… чем можно уничтожить хоркруксы, сэр?
— А чем ты уничтожил дневник Риддла на втором курсе, Гарри? — ответил Дамблдор вопросом на вопрос.
«Э-э…»
— Запамятовал, сэр. К тому же вряд ли удастся вновь воспользоваться тем способом…
— Хм, в таком случае, можно использовать яд василиска, заклятие адского пламени, меч Гриффиндора или ещё что-нибудь по-настоящему смертоносное. Правда, мечом Гриффиндора, по преданию, может воспользоваться только настоящий гриффиндорец.
— Значит, я обойдусь без меча, — «если на них капнуть моей кровью, это сойдёт, или надо неразбавленным? Ничего, думаю, Севви не пожалеет для меня пинты-другой…»
— Но не забывай, Гарри, что даже с осколком души ум и магические способности Вольдеморта остаются при нём. И победить его будет сложно.
«О да».
— Сэр… что это за сила, о которой говорится в пророчестве? В прошлом году Вы утверждали, что это любовь… но как победить ею Вольдеморта?
«Затрахать его до смерти, ага… или обнять, пожалеть, дать конфетку и пообещать, что всё будет хорошо — тогда сам умрёт, от разрыва сердца».
— Ты ещё слишком юн, Гарри, чтобы понять, насколько ты особенный потому, что умеешь любить, — Дамблдор изучающе смотрел на Гарри. — Это чудесное качество…
«А если снять с моих ушей лапшу, так будет и ещё чудесней. Ох, недоговариваете Вы что-то, господин директор…»
— И учти, Гарри — пророчество имеет значение только потому, что Вольдеморт ему поверил и решил убить тебя, пока ты не смог его убить. Он сам создал себе злейшего врага…
Гарри прослушал вдохновенную тираду Дамблдора на тему чудесности любви, необходимости убиения Вольдеморта и многих других не особо интересных вещей. «Да убью я его, убью, нечего так старательно агитировать… обещал же».
— Сэр, а как дела у Сириуса?
Дамблдор резко смолк.
— Сэр? — Гарри тревожно взглянул Дамблдору в глаза. — Что с Сириусом?
— Он нашёл Петтигрю, — ответил директор наконец. — Но, к сожалению, не сумел доставить его правосудию.
— Он… мёртв?
— Петтигрю — да. Сириус ранен, но ничего серьёзного.
— Где он? — «В Сейнт-Мунго приговорённого к Поцелую преступника не отправят…»
— Здесь, в Хогвартсе. Я доставил его сюда сегодня ночью. Мадам Помфри разместила Сириуса в отдельной палате, защищённой специальными чарами.
— Сэр, могу я к нему прийти?
«А запретите — всё равно приду».
— Да, Гарри, можешь. Пойдём.
«А если бы я не спросил, то никогда бы и не узнал ничего, так?»
На «ничего серьёзного» раны Сириуса не походили, на взгляд Гарри; яркий, ещё не заживший до конца широкий шрам пересекал левую щёку, правая рука была от пальцев до середины плеча зафиксирована с помощью Ferula. Другие повреждения, по всей видимости, прикрывало одеяло, потому что попыток встать Сириус не делал, а зная его характер, можно было смело утверждать, что дело не в распоряжениях мадам Помфри.
— Привет, Сириус, — Гарри проскользнул в палату, прикрыв за собой дверь — Дамблдор и медсестра остались за дверью. — Как ты?
— Гарри? — Сириус кривовато, слабо улыбнулся. — Я не думал, что ты придёшь…
— Я пришёл сразу, как узнал, — Гарри присел на стул у кровати Сириуса. — Как ты себя чувствуешь?
— Жить буду… слушай, Гарри, что у меня со щекой? Мадам Помфри её регулярно мажет какой-то дрянью, а зеркало не даёт…
— Шрам. Вот такой, — Гарри провёл кончиком пальца по здоровой щеке Сириуса от скулы до подбородка, обозначая размеры шрама.
— Понятно… как ты думаешь, Луни будет меня и такого любить? — усмешка Сириусу не далась — шрам был решительно против какого бы то ни было выражения лица, кроме печальной угрюмости.
— Думаю, да, — Гарри осторожно погладил шрам раскрытой ладонью. Чем бы его ни мазали в прошлый раз, оно успело впитаться, и ощущалась только кожа, прохладная и гладкая, пересечённая горячей неровной отметиной. — Он тебя ничуть не портит.
— Шрамы украшают мужчину?
— Не знаю, украшают или нет, но мои собственные ещё никогда ни для кого не были помехой, — Гарри пожал плечами. — К тому же у Ремуса у самого полно шрамов…
— А ты откуда знаешь? — удивлённо спросил Сириус.
«Видел».
— Он рассказывал, что когда бывал в Визжащей хижине и превращался, то кусал и царапал сам себя, потому что зверь требовал крови, и потом оставались шрамы, — «тоже правда».
— А-а… а как у тебя дела?
Гарри вздохнул.
— Так себе. Эта война… я каждый день открываю «Пророк» и жду, что они напишут: Министерство захвачено, Вольдеморт у власти… но он пока сосредоточился на других странах, Франция и Польша уже окончательно под ним. И знаешь, иногда печатают статьи за авторством подполья этих стран, дохленькое там такое подполье, что они могут против Вольдеморта… и они там все надеются на знаменитого Мальчика-Который-Должен-Убить-Злого-Лорда, смешно, да?
— Не очень-то, — сочувственно сказал Сириус. — Но им больше не на кого надеяться…
— Своя голова на плечах должна быть, — проворчал Гарри. — Сириус, а почему ты убил Петтигрю, а не схватил?
— Я бы не сказал, что он так уж жаждал, чтобы его схватили, — скривился Сириус. — Он был активно против, этот крысёныш, и успел позвать на помощь парочку приятелей с такими же симпатичными татуировками на руках… пока я с ними разбирался, он превратился в крысу и собрался свалить. Я достал его Ступефаем, но на крыс Ступефаи, оказывается, действуют слишком радикально. Ты не в претензии, Гарри, что твоего крёстного никогда теперь не оправдают?
Гарри проклял про себя Дамблдора, который пятнадцать лет назад не удосужился даже проверить, действительно ли Сириус виновен — а уж с его-то влиянием можно было потребовать хотя бы допроса с Веритасерумом!
— Никаких проблем, Сириус. Когда я убью Вольдеморта, тебя оправдают по одному моему слову.
— Думаешь?
— Они решат, что себе дороже со мной связываться, — улыбнулся Гарри. — А до тех пор где ты будешь? Дамблдор ещё ничего об этом не говорил?
— Пока нет. Наверно, опять буду сидеть на Гриммаулд-плейс и ругаться с портретом мамаши, — Сириус закрыл глаза.
— Это чревато, — хмыкнул Гарри. — Ты можешь разнести к чёрту весь этот дурацкий дом, и Орден останется без штаб-квартиры.
— Что он, штаб себе не найдёт? — вздохнул Сириус. — А разнесу, всё веселее будет…
— Наверняка тебе будут поручать что-нибудь… можно же достать Многосущное зелье, в конце концов… — «а ещё стоит учитывать, какая зараза держала тебя под замком: это был Дамблдор, которого я, если Малфой сплохует, убью сам, и плевать на расщепление души. Выбор лидеров среди оставшихся не то чтобы велик, и в любом случае моё мнение будет значить больше».
— Посмотрим, — тема была явно неприятна Сириусу. — Как у тебя учёба? Как твоя армия?
— Учёба — как обычно. А армия понемногу разрастается. Была дюжина человек, примкнуло ещё двадцать семь. Зелёные, как светофор…
— Светофор?
— Это такая маггловская штука, в определённые моменты светится ярким зелёным светом.
— Гадость какая.
— Да нет, полезная вещь… Ну и учим этих новеньких… самому с ними возиться недосуг, так я спихнул это на троих из старой гвардии. Выбрал тех, у кого уроков поменьше, а то получается, что пять вечеров в неделю занято, три занятиями со мной и два с новобранцами.
— Молодец, Гарри. Джеймс тобой гордился бы.
— Сириус…
— Что?
— А что вы всё-таки сделали со Снейпом? Тогда, когда учились…
— Ох… Гарри, зачем тебе это? Это было так давно…
— Но мне до сих пор аукается, — слукавил Гарри; Снейп с некоторых пор вёл себя с ним вполне цивилизованно — если, конечно, сравнивать с тем, что было раньше. — Было бы неплохо знать, из-за чего хоть мне достаётся?
Сириус выглядел тотально несогласным с этой максимой.
— Если ты действительно хочешь…
— Хочу.
Сириус наморщил лоб, подбирая слова.
— Понимаешь… мы тогда были детьми. Глупыми детьми… В тот год наша со Снейпом обоюдная ненависть выросла до предела. Дня не проходило, чтобы не случилось магической драки в коридоре или не было какой-нибудь каверзы. Должен признать, Снейп не отставал от нас в каверзах, хотя нас было четверо, а он один… впрочем, Луни практически не участвовал во всём этом, он не любил, когда мы зло шутили над кем-нибудь… И однажды мне пришло в голову подкинуть Снейпу идею сходить в Визжащую хижину в полнолуние. Дескать, так он узнает, куда и зачем Луни пропадает каждый месяц. Мне почему-то это показалось очень остроумным… а Снейп, не будь дурак, отправился. Хорошо, что Джеймс вовремя узнал об этом и успел вытащить Снейпа едва ли не из пасти Луни. Что было… Луни со мной не разговаривал три недели, Дамблдор устроил выволочку и снял кучу баллов, Джеймс до конца года стыдил при каждом удобном случае…
— Ремус в волчьей форме мог убить его… — потрясённо сказал Гарри. — Сириус, неужели ты правда хотел его смерти?!
— Молодой был. Глупый, — Сириус отвел глаза.
«Ты просишь прощения за то, что твой отец делал со мной, Поттер? Ты не знаешь, за что именно извиняешься... ты понятия не имеешь, что они все сотворили со мной...»
«Кажется, дело было не только в этом».
— Сириус, мне кажется, ты недоговариваешь, — наудачу сказал Гарри.
— Почему ты так решил? — Сириус очень хорошо играл удивление, но обмануть Гарри не мог. — Я всё тебе рассказал.
«У этой истории должна быть какая-то грязная подоплека, раз Сириус ушёл в такую глухую несознанку…»
Осуждать крёстного Гарри мог с большими оговорками, потому что у него и самого рыльце было в пушку; кто без греха, тот пускай и швыряется камнями. К тому же Снейп жив и, судя по всему, не получил тогда никаких особо серьёзных повреждений; в отличие от тех неудачников, что имели несчастье связаться с сыном Джеймса Поттера.
— Ну ладно… мадам Помфри ничего не говорила насчёт того, когда тебя выпустит?
— Пока нет. И я ведь ещё не знаю толком, что там у меня внутри творится… мадам Помфри как помахала палочкой где-то над моим желудком, так и заахала: «Какой кошмар, почти как у того бедного мальчика, ужасное состояние…» Что за мальчик, не сказала, убежала за зельем, но основную мысль я уловил. Не знаешь, о ком она говорила?
— Блейз Забини, мой одноклассник, — коротко сказал Гарри. — Мы с ним нелегально были в Хогсмиде как раз тогда, когда напали Пожиратели. Он прикрывал меня и погиб от обширного кровоизлияния внутренних органов. Какое-то подлое заклятие… наверно, в тебя запустили тем же, — «Мерлин, как я заврался».
— Понятно, — Сириус помолчал и спросил:
— Красивый был?
— Очень, — Гарри с трудом сглотнул. — Я любил его, — «прошедшее время неправильное. Но если буду употреблять настоящее, меня могут неадекватно понять…»
Сириус утешающе сжал ладонь крестника.
— Давно это случилось?
— Больше месяца назад. Не надо… утешать меня. Всё в порядке. Правда.
— Как скажешь, — беспрекословно согласился Сириус, явно чувствующий себя не в своей тарелке как утешитель.
Хлопнула дверь; Гарри молниеносно обернулся, выхватывая палочку.
— Ой… мадам Помфри, не пугайте меня больше так…
— А то оглушишь? — с ноткой неодобрения поинтересовалась медсестра. — Паранойя плохо лечится, Гарри…
— Зато легко приобретается, — вздохнул Гарри, пряча палочку обратно в карман.
— Чего только не приобретается в наше время… — мадам Помфри откупорила бутылёк из доброго десятка стоявших на тумбочке Сириуса и начала осторожно смазывать шрам на щеке. — Уже поздно, Гарри. Может, пойдёшь в свою спальню?
— От Филча можно спрятаться, — возразил Гарри. — А спать я не хочу, и уроки все сделаны — это я так, на всякий случай говорю…
— На тот случай, чтобы мне не удалось тебя отсюда выдворить ни под одним предлогом, — понимающе кивнула мадам Помфри. — Тогда помогай, если не хочешь уходить.
— Что делать? — с готовностью спросил Гарри, припомнив, что ляпнул в прошлом году на профориентации о желании стать целителем. «В любом случае полезно будет знать».
— Зачерпывай вот эту мазь и нагревай в ладонях, — мадам Помфри передала Гарри холодную увесистую баночку с желтоватой кремообразной массой, пахнущей цветами.
Гарри подцепил вязкую массу и укрыл в ладонях, согревая; осторожно подышал на неё.
— Согрел? — мадам Помфри поставила на тумбочку пустой кубок из-под какой-то дряни, которую Сириусу пришлось выпить, и откинула одеяло с бока крёстного. — Теперь втирай сюда.
Уродливые гематомы покрывали весь левый бок Сириуса — не снаружи, а изнутри. «Ему, должно быть, больно…», — Гарри, оставив основную часть мази на левой ладони, начал правой бережно втирать мазь.
— Хорошо действуешь, — расщедрилась мадам Помфри на похвалу. — Не думал стать колдомедиком?
— Была такая мысль, — откликнулся Гарри, следя за выражением лица Сириуса — не слишком ли страдальчески тот закусывает губу. — Но пока не определился… у этой мази такой слабый обезболивающий эффект потому, что иначе нейтрализуется проникающий эффект? Судя по запаху, здесь много экстракта индийской дюшенеи, а её запросто можно свести на нет, если переборщить с ингредиентами притупляющей группы…
— Подумай серьёзнее о том, чтобы стать колдомедиком, — посоветовала мадам Помфри. — Не зря профессор Слагхорн просто соловьём разливается о твоих способностях к Зельеварению… это для колдомедика один из основных предметов.
— Я боюсь, мадам Помфри, у меня будет возможность подумать о выборе только тогда, когда война кончится… нужно ещё втирать, или этого хватит?
— Ещё столько же. Если что, я замолвлю за тебя словечко на курсах при Сейнт-Мунго.
— А Вы, должно быть, в авторитете в медицинском мире? — хмыкнул Гарри. — Столько практики, как здесь, ни одному Сейнт-Мунго не снилось.
— Бывает, что и не снилось… скажем, когда квиддичные страсти кипят, — досадливо кивнула мадам Помфри. — Вотрёшь мазь, подожди пять минут и протри вот этой настойкой. Потом дай выпить вот это, только подогрей сначала. Я пока пойду, проверю остальных, — Гарри припомнил, что видел на кроватях несколько человек, пока шёл сюда — очевидно, школьникам не надоедает пулять друг в друга заклятиями ни при каких обстоятельствах. Вольдеморт там или не Вольдеморт, а после урока надо обязательно зарядить Ступефаем в глаз вон тому уроду с соседней парты, куда же без этого…
— Тебе не больно? — уточнил Гарри, когда за мадам Помфри закрылась дверь.
— Нет… можешь втирать сильней, не развалюсь, — Сириус явно чувствовал себя неудобно, когда его лечил собственный крестник. — А у тебя хорошая реакция.
— Натренировал с Эй-Пи.
— И с зельями у тебя, похоже, и правда зашибись как отлично. Лично я ничего не могу по запаху понять, хоть и собака вроде…
Гарри улыбнулся в ответ на шутку и втёр остатки мази.
— Ну ты же не зельевар. А мне просто нравится со всем этим возиться.
— Приходится признать, что из Соп… Снейпа вышел хороший учитель. Вот уж не подумал бы…
— Не то чтобы хороший, — хихикнул Гарри, представив лицо Снейпа, услышавшего подобный комплимент из уст заклятого врага. Хотя при самом Снейпе Сириус вряд ли сказал бы что-нибудь подобное. — Я всё это выучил скорее вопреки ему. Он меня гнобит на уроках, а я варю себе, внимания не обращаю… а чтоб внимания не обращать, надо же его занять чем-нибудь. Вот я и учил, как сумасшедшая землеройка.
— Как-как?
— Ну, очень усердно, в смысле.
— Да я понял, просто очень необычно сказано…
— Ну, в общем, так я и выучился зельям. И ЗОТС тоже сам учил, у нас ведь один нормальный год был — когда Ремус учил. Все остальные — просто смех. Грюм, правда, ещё туда-сюда преподавал, но всё-таки он не годится в учителя, по моему скромному мнению.
— Ты просто молодец, — Сириус снова сделал попытку улыбнуться и болезненно скривился. — Лили была бы рада…
— А она и была рада, — Гарри потянулся за ватным диском и бутылкой с настойкой, которой надо было протирать гематомы. — Там, в Арке… я же их видел. Помнишь, ещё привет тебе передавал.
— Нет, — быстро открестился Сириус. — Она просто… жжётся немного.
— Да? — Гарри покосился на бутылку. — А написано, что успокаивает после интенсивного лечения… наверно, с этой конкретной мазью не очень удачно сочетается.
Они ещё немного поговорили после того, как Гарри, поддерживая ладонью голову Сириуса, напоил его жидкостью цвета смолы, а потом мадам Помфри всё-таки выгнала Гарри из палаты, мотивировав это тем, что время уже заполночь, и что даже если старосты нынче не считают нужным подавать остальным пример, возвращаясь в спальню до отбоя, то больным нужен строгий режим.
* * *
Чем солнечней и суше становилось на улице, тем больше Гарри нервничал. Малфой постоянно где-то пропадал, но совершенно непонятно было, по делу он пропадает, или, скажем, получает разрешение на портключ до Гавайских островов, потому что задание Вольдеморта выполнить не сможет и попадаться на глаза последнему не желает. Гарри взял за правило регулярно проверять по Карте Мародёров, где именно ошивается Малфой, когда его никто не видит, и обнаружил, что очень часто Малфой доходит до седьмого этажа, три раза проходит по коридору и исчезает с Карты. «Выручай-комната, так надо понимать. На Карте не отражается… то ли Мародёры о ней не знали, то ли это часть магии самой комнаты. Хочется верить, что он там своим поручением занимается, а не баклуши бьёт».
Проверить, чем именно Малфой занимается в Выручай-комнате, Гарри не мог, но всё же продолжал проверять Карту — просто по привычке и чтобы держать блондинчика под контролем; но ничего интересного, если не считать исчезновений, с Малфоем не происходило.
Приближался последний квиддичный матч сезона, Слизерин-Рэйвенкло. Гарри не испытывал никаких сомнений в том, что обыграет Чжоу Чанг хоть с завязанными глазами, и избегал поэтому подниматься в Большой зал заранее или подолгу задерживаться там, поев — ставший похожим на маньяка Боуд подлавливал команду и тащил на внеплановую тренировку или подолгу читал лекции по тактике и стратегии матча, что было для Гарри крайне неудобно, учитывая домашние задания и занятия Эй-Пи. Вот и в этот раз Гарри выждал минут пять-семь после того, как ужин начался, и только потом отправился вверх, попутно проверяя Карту.
Малфой обнаружился в мужском туалете на первом этаже. В этом факте как таковом не было ничего сверхъестественного, но вместе с ним там была ещё и Плакса Миртл, что ввергло Гарри в оторопь. Подглядывает она за ним, что ли? Да нет, этим же проще заниматься в ванной, а в туалете не такое уж и эстетичное зрелище… «Странная парочка, ничего не скажешь…» Гарри свернул Карту, на ходу сунул в карман и едва не споткнулся, вспомнив, что сказала Миртл в тот день, когда он ушёл в Тайную Комнату. «Кто здесь? Драко, ты? А почему здесь?» «Это следует так понимать, что обычно они встречаются в мужском туалете… а ничего, что это место общественное, и чем бы они там ни занимались, в любой момент кто-нибудь может зайти с самой низменной целью? Эксгибиционист Малфой… да даже если они там экзистенциализм обсуждают, всё равно странно будут выглядеть, если их застукают».
Движимый любопытством Гарри свернул в сторону от коридора, ведшего к Большому залу, и осторожно приоткрыл дверь мужского туалета.
Невиданное зрелище предстало его взору.
Драко Малфой стоял спиной к двери, сжав руками края раковины, его белокурая голова была низко опущена.
— Нет, — мурлыкала Плакса Миртл. — Нет... скажи мне, в чем проблема... Я смогу тебе помочь…
— Никто не может мне помочь, — Малфой судорожно дрожал всем телом. — Я не могу это сделать. Я не смогу... он сильнее… Это не сработает... и если я не сделаю это скоро... он говорит, что убьет меня... я жалею уже, что вообще родился на этот свет…
Гарри, в шоке приросший к полу, мог только внимать и видеть в замызганном зеркале над раковиной, как крупные слёзы катятся по бледному лицу Малфоя и падают в раковину.
Малфой всхлипнул, открутил кран и плеснул холодной водой себе в лицо; поднял голову, чтобы посмотреть в зеркало, и увидел Гарри.
«Ептыть», — подумал Гарри, выхватывая палочку.
— Impedimenta!
— Protego!
— Stupefy!
— Infino! Esdi!
— Нет! Прекратите!! — вопила Плакса Миртл. — Не надо!!
Гарри воспользовался секундной паузой, в течение которой Малфой разбирался с собственным Ступефаем, и ткнул палочкой в сторону Миртл:
— I in lacunari! — заклинание подействовало безотказно, как и на Пивза в прошлом году.
Наступила тишина; оба противника перешли на невербальные заклинания.
Малфой отбил Levicorpus и Reducto, Гарри увернулся от Fodico и Seco и трансфигурационным заклятием — программа третьего курса, кратковременная анимация предметов — заставил кран ближайшей к Малфою раковины вытянуться и уронить того на пол, обхватив за талию.
— Expelliarmus! — палочка Малфоя оказалась в руках Гарри.
Кран медленно встал на место, снова превратившись в добропорядочную деталь сантехники, которая не нападает на учеников.
— П-поттер… — Малфой расширенными от животного ужаса глазами смотрел на Гарри.
— Только сейчас узнал, что ли? — зло спросил Гарри.
Почему эта мелкая мразь живёт, ходит по земле, дышит, говорит, жалуется на то, что не сможет сделать то, что поручили — а Блейз мёртв? Любящий, смелый, умный, красивый, самоотверженный, обаятельный, обворожительный, верный Блейз мёртв, а эта погань ещё здесь… Холодная злость не давала Гарри дышать; ненависть теснилась в нём, угрожающе щёлкая жвалами.
— Н-нет, сразу узнал… — Малфой судорожно сглотнул. — Ты… опять ты… везде ты, Поттер…
— А тебя что-то не устраивает? — недобро прищурился Гарри. — Какие-то претензии, жалобы, пожелания? Выкладывай, Малфой, не стесняйся.
Малфой отполз назад и наткнулся затылком на раковину; в серых глазах застыл дикий, панический страх — страх перед Гарри.
— Ты… вечно ты… гнёшься, но не ломаешься… ты не умираешь, Поттер! — выкрикнул Малфой, дрожа. — Ты всё никак не сдохнешь, не сломаешься, ты вылез из-за Арки… с тебя всё как с гуся вода…
Гарри молча слушал, а Малфоя несло:
— Тебе хоть бы что, Поттер… я насиловал тебя, а ты ходил и улыбался… и тогда, в холле… ты не человек, Поттер… тебя били, тебя пытали, а ты стоишь в очереди в Зал и потягиваешься… я ненавижу тебя, Поттер, ненавижу, я ломал тебя пять лет, я сам сломался!..
— Нет, — оборвал его Гарри. — Не ненавидишь. Только боишься. Больше, чем Вольдеморта.
От упоминания имени своего Лорда Малфой дёрнулся всем телом и, кажется, потерял дар речи.
— И знаешь, Малфой, — вкрадчиво продолжал Гарри, чувствуя, как пелена ярости застилает все мысли, — ты абсолютно прав. Вольдеморт далеко, а я здесь. Что скажешь, если я убью тебя прямо здесь за всё, что ты мне сделал? Завещание приготовил, мразь?
Малфой тоненько всхлипнул, не отводя взгляда от Гарри. Завещания, судя по всему, у него ещё не было.
— Нет? Очень неосмотрительно с твоей стороны… — слова срывались сами собой с пересохших от злобы губ Гарри; он шагнул вперёд и, намотав светлые волосы на кулак, отклонил назад голову Малфоя. — Смотри мне в глаза, Малфи, смотри, не бойся. Я пока не умею метать Аваду глазами. Для тебя я воспользуюсь палочкой, так и быть.
— Н-не надо, — почти шёпотом жалобно сказал Малфой. — Не надо… не убивай меня… пожалуйста…
— Вот даже как? — Гарри сильнее оттянул намотанные на кулак волосы, заставив Малфоя ойкнуть. — Назови мне хоть одну причину, чтобы я тут же не заставил твою гнилую душонку расстаться с телом, и я подумаю…
— Я… я сделаю всё, что хочешь… — пролепетал Малфой. — Всё, что угодно… только не убивай… пожалуйста… Гарри…
— НЕ СМЕЙ называть меня по имени! — прошипел Гарри, приподнимая Малфоя над полом на волосах.
— Я не буду… больно… не буду… — запах страха, тошнотворный, сладковатый, проникал даже сквозь защиту эмпата. — Пожалуйста… я всё что хочешь сделаю… что угодно… хочешь… х-хочешь, я отсосу тебе? — никогда ещё Малфой не был менее красив, чем сейчас, даже в обличии хорька.
Гарри изумлённо моргнул; Малфой, очевидно, принял это за согласие и начал дрожащими руками расстёгивать джинсы Гарри.
Понадобилось только несколько движений, чтобы желание, грубое, звериное, смешалось с яростью и ненавистью; Гарри начал ритмично подаваться вперёд, каждый раз ударяя голову Малфоя о раковину позади; слёзы катились по щекам задыхавшегося Малфоя, и какая-то часть Гарри была в ужасе от того, что он делал, требовала остановиться, истерически кричала о том, что так нельзя — но злоба, ненависть и похоть, окрасившие мир в мутные, дрожащие багровые тона, перекрывали её с лёгкостью.
— Знаешь, Малфи, чем комар отличается от блондинки? — Гарри с силой подался вперёд в последний раз. — Его не надо гладить по голове, пока он сосёт…
Малфой закашлялся, глотая, и Гарри отступил на шаг, разжав руку.
— Не убивай меня… — попросил Малфой; спутанные пряди падали на покрасневшие глаза. — Пожалуйста…
Гарри молча стоял, опустив зажатые в руке палочки; дурман ненависти и злости медленно рассеивался, укладывался, как взбаламученный ил на дне реки.
«Что я сделал? Зачем я вообще сюда пошёл?»
Он отбросил палочку Малфоя в сторону и сжал портключ.
— Мне это понравилось… — сдавленно прошептал Гарри. — Мне понравилось, его страх, всё это… я мразь, я сволочь, я хуже любого Пожирателя…
Гарри чувствовал, как чёртовы слёзы разрывают его изнутри, обжигая, рождаются где-то, кажется, в груди — там, где было так тяжело, словно на него сел гиппогриф — и выкатываются наружу настоящей кислотой, оставлявшей огненные следы на щеках, вытравливавшей неровные дорожки на влажной от холодного пота коже; его трясло, и лоб пылал, как в лихорадке. Больше всех в этот момент он ненавидел сам себя; пожалуй, всё, что бы ни совершили другие люди — любые преступления, убийства, насилие, массовый геноцид — показалось бы ему сейчас совершенно незначительным по сравнению с тем, что сделал он сам. Он был хуже Гитлера, хуже Атиллы, хуже Вольдеморта. Слёзы стучали о каменный пол всё чаще, и Гарри дышал всё прерывистей, чувствуя такое неизбывное отвращение к самому себе, какого никогда не испытывала самая утончённая аристократка к собачьему дерьму посередине посыпанной белым песком аллеи своего ухоженного парка.
— Чтоб я сдох! — вырвалось у Гарри; он вскочил на бортик Астрономической башни и качнулся вперёд, но успел зацепиться рукой за колонну.
— Блейз… Блейз, я тебе обещал… я не могу… Блейз, в кого я превращаюсь без тебя… Блейз… — Гарри глухо застонал. — Блейз… я никогда, никого не буду больше насиловать… я убью Лорда… я обещал тебе… Блейз, зачем ты умер?!..
Гарри шагнул вперёд, подставляя солнцу искажённое стыдом и болью лицо; крылья дракона плеснули в воздухе, разворачиваясь, и струя пламени оставила пятно копоти на стене башни.
Глава 17.
For you life is just like chess
If you don't make the move
You lose the game like this...
(Для тебя жизнь — как игра в шахматы,
Если не сделаешь ход,
То проиграешь — вот так…)
«Scorpions», «Walking on the edge».
Духота накрыла Хогвартс к концу мая; тяжкая духота, как затишье перед грозой — но гроза всё не начиналась и не начиналась. Воздух словно загустел от жары и противными тёплыми комками проталкивался куда-то в горло; трава на квиддичном поле пожухла и привяла, и Гарри готов был покляться, что сиденья трибун были раскалены.
Похожая на сено трава заунывно шуршала под ногами, пока Гарри, нехотя волоча за собой метлу, шёл к центру поля, где перед игрой выстраивались команды; Малфой держался максимально далеко от Гарри — ну да последний и не возражал.
Внешне инцидент в туалете был предан забвению, но Гарри готов был прозакладывать свою Молнию за то, что Малфой так просто не оставит своё унижение. Впрочем, происки блондинчика — это дело десятое; Гарри больше волновало задание Вольдеморта и то, как Малфой с ним справляется. С теми исчерпывающими инструкциями, что Гарри оставил в липовом реферате и тем, что были в книге — на нужной главе даже имелась закладка — даже Кребб с Гойлом справились бы с починкой. Хотя, конечно, не сразу, потому что работа предстояла действительно кропотливая.
Мадам Хуч свистнула, и команды взлетели.
Вообще говоря, Рэйвенкло мог не приходить на поле вовсе — чтобы заполучить кубок, факультет Ровены должен был бы победить с перевесом очков в триста, чего Слизерин, воодушевлённый перспективой который год подряд сграбастать квиддичный Кубок, не допустил бы. Поэтому Гарри неторопливо кружил над полем, щурясь от яркого солнца, и, наблюдая за игрой, не спешил ловить улепетнувший куда-то в сторону Запретного леса снитч. Чжоу Чанг, раздражённая и угрюмая, болталась поблизости от Гарри, следя за тем, что он делает. «Неужели сама не может искать снитч? Обязательно ждать, пока другой ловец увидит, а потом повиснуть на хвосте?»
Гарри прибавил высоты. Чжоу Чанг отлетела вбок и тоже поднялась. «Достала». Гарри плавно повёл древком метлы вверх и набрал скорость — достаточную для того, чтобы Чанг безнадёжно отстала. «Я, наверное, уже миль на десять над землёй… ** твою мать, это ещё что?..»
Гарри потёр слезящийся глаз, который только что подбило что-то увесистое и твёрдое; здоровый глаз тоже видел не ахти — его слепили солнечные зайчики, испускаемые ярким бочком снитча.
— Ну ты и зараза, — мрачно сказал Гарри, зажав в кулаке вредный мячик. — Зачем ты мне фингал поставил?
Трибуна Слизерина бесновалась и ликовала.
* * *
Жара не спадала в последние недели мая — тихие, мирные, однообразные, как болото; открытые настежь окна в классах ничего не меняли, потому что внутри и снаружи замка было одинаково нечем дышать, и профессор Флитвик в срочном порядке обучил студентов Охлаждающим чарам, которые можно было накладывать на одежду и предметы. Гарри был, пожалуй, единственным, кто этими чарами не пользовался; его драконья составляющая была в восторге от плавящей жары, ничуть не мешавшей ни учиться, ни разговаривать с Кровавым бароном, ни навещать Сириуса, помогая мадам Помфри — уже не только с крёстным, но и с другими пациентами. «Может, и правда после войны пойти в целители? Если оно будет, это «после»…»
Учителя тоже поумерили пыл — задавали меньше, спрашивали нестрого, хотя приближались экзамены. Даже Снейп не проявлял большого энтузиазма, снимая баллы и назначая взыскания, а это говорило о многом; хотя, быть может, в этом конкретном случае причины были другими…
— Урок окончен, все свободны. Поттер, задержитесь.
«Что ему от меня надо?», — Гарри сунул учебник ЗОТС в сумку и присел на край парты, пережидая, пока все остальные уйдут. Снейп тоже не торопился начинать разговор, ради которого попросил Гарри остаться; облокотившись о подоконник раскрытого окна, зельевар меланхолично срывал листочки с росшего за окном дерева, растирая их в пальцах.
— Что Вы хотели, сэр? — подал Гарри голос, когда последний звук шагов затих в коридоре.
— Закройте дверь, Поттер, — попросил Снейп, не оборачиваясь.
«Что, только за тем, чтобы я дверь закрыл? Ну-ну…»
— Подойдите сюда, — Снейп подвинулся на шаг в сторону, давая Гарри место у подоконника. — Что это, можете назвать?
Гарри глянул на растерзанный листок в пальцах Снейпа и пожал плечами:
— Насколько я вижу, это ясень обыкновенный, ничем не примечательный… судя по голубоватому отливу прожилок, кто-то вчера или сегодня попал в него заклятием изменения цвета… полагаю, из окна кабинета Трансфигурации, который этажом ниже. Перечислять, в каких зельях используется, или не надо, сэр?
— Не надо, — Снейп выбросил за окно остатки листка. — Отрадно видеть, что Вы в здравом уме и твёрдой памяти, Поттер.
— А у Вас были сомнения?
— Директор может дурачить всю школу, но я был в Хогсмиде в тот день. И знаю, что ни Вас, ни мистера Забини там не было. А учитывая то, что Вы с ним сблизились за этот год… могу себе представить Ваше состояние.
Гарри промолчал.
— Я наблюдал за Вами после Вашего триумфального возвращения уж не знаю откуда — можно только предполагать, где Вы взяли кожу василиска в количестве, достаточном для того, чтобы сделать из неё подобие одежды…
Гарри снова промолчал, потому что догадаться о месте можно было без труда, и ответ Снейпу не так уж и требовался.
— Не стану приносить Вам соболезнования, поскольку знаю, что никакие слова помочь не способны… к тому же за прошедшее время рана успела затянуться — судя по тому, что Вы не сошли с ума и не покончили с собой.
— Для человека, который всего лишь наблюдал за мной издали, Вы удивительно осведомлены, сэр, — не удержался Гарри от небольшой шпильки; потянулся, сорвал с многострадального ясеня листок и начал рассеянно вертеть в руках.
— Такая моя профессия, Поттер, — усмехнулся Снейп.
— Стало быть, своей основной профессией Вы считаете совсем не преподавание? — уточнил Гарри, отрывая кусочек листа строго по прожилке. — И если Ваша работа связана с наблюдением, то Вы должно быть, шпион. Или, выражаясь возвышенней, разведчик, — Гарри порвал лист пополам. — И, судя по тому, что Вы работаете здесь так долго и пользуетесь доверием Дамблдора — ну, насколько наш дражайший директор может кому-то доверять — то Вы шпион, то есть, пардон, разведчик Ордена Феникса в стане Вольдеморта, — Гарри негромко засмеялся, выкинул остатки листка в окно и наблюдал, как они падают, кружась, до тех пор, пока не потерял их из виду. — До чего не додумаешься иногда, правда, сэр?
— Поттер…. — голос Снейпа сел на середине слова. — Вы что, с ума сошли? Даже если директор посвящает Вас в такие вопросы, то не стоит болтать об этом на каждом углу…
— Что? — Гарри, не веря своим ушам, уставился на Снейпа. — Так я угадал?
— С такой догадливостью, Поттер, я посоветовал бы Вам держать рот на замке, — зельевар уже вполне оправился от потрясения.
— А… ну ладно, я понял. Надо же…
— А что, Поттер, Вы считали меня злобным и гнусным Пожирателем, который готов есть на завтрак маленьких детей? — усмехнулся Снейп.
— У меня были для этого некоторые основания, сэр, — уклончиво отозвался Гарри. — Вы, наверное, тоже об этом помните…
— Послушайте, Поттер… — Снейп отошёл от окна и сел за учительский стол. — Я… должен перед Вами извиниться…
— Не стоит, сэр, — отозвался Гарри, присаживаясь на подоконник. — Не мне в данной ситуации Вас осуждать… хотя если Вы хотите извиниться, то вместо бесполезных слов, полагающихся по этикету, лучше расскажите мне, что такое с Вами сделали Мародёры.
Снейп заметно помрачнел.
— Мне просто хотелось бы знать, за что именно я поплатился, сэр, — негромко добавил Гарри. — Разумеется, я не настаиваю…
Снейп невидяще смотрел куда-то перед собой и, кажется, даже не слышал Гарри.
— Возможно, как раз у Вас и есть право знать, Поттер… но пересказывать ту историю я не стану… она очень плохо на меня действует, как Вы могли заметить…
— Сириус отказался рассказать мне об этом… точнее, рассказал маленькую часть. Про то, что Вы отправились в Визжащую хижину, а мой отец спас Вам жизнь. Зачем Вы туда пошли, почему Сириус решил Вас туда отправить и прочие подробности мне неизвестны.
— Так и знал, — что Блэк никудышный рассказчик, — криво, совсем как Сириус, усмехнулся Снейп. — Самое пикантное оставил вне Вашего внимания… Поттер, Вы понимаете, чего просите? Знания о самом постыдном, самом трагичном и самом, как ни странно, увлекательном эпизоде в моей жизни…
Гарри спрыгнул с подоконника и, подойдя к столу, взял Снейпа за руку.
— Но ведь я имею на это право? — серьёзно спросил Гарри.
Снейп взглянул Гарри в глаза и вздохнул.
— Не делайте так больше, Поттер…
— Извините, — смутившись, Гарри выпустил руку Снейпа и сделал шаг назад.
— …Вы слишком похожи.
— На кого? — не понял Гарри. — На отца или на маму?
— На обоих, Поттер, — откликнулся Снейп. — На обоих сразу, а если вдуматься, Вы ни на кого не похожи…
Договаривая это, Снейп открыл какой-то ящик стола, выстучав по нему палочкой сложную дробь.
— …и это хорошо, — Снейп вынул из ящика потрёпанную тетрадь совершенно маггловского вида. — Потому что если бы Вы были копией Лили или Джеймса — я не внешность имею в виду — то никогда даже не завели бы этого разговора. Вы совершенно уникальны, Поттер… я бы даже сказал — уникально наглы. Потому что ни у кого больше не хватило бы смелости спросить об этом.
— И мало того, что спросить — ещё и получить ответ, — Гарри улыбнулся уголками губ, принимая тетрадь. — Что здесь, сэр?
— Мой дневник. В том году я его вёл, чтобы хоть как-то упорядочить то, что творилось в голове.
— А почему это маггловская тетрадь, сэр?
— Мой отец был практически магглом, — рассеянно сказал Снейп. — В его роду начали рожаться одни сквибы с восемнадцатого века, их исторгали из рода, они женились на магглах и выходили за них замуж… я считаюсь полукровкой, а про род Снейпов выяснил уже после Хогвартса… Послушайте, Поттер…
— Всё останется между нами, сэр, — пообещал Гарри. «Что-то я в последнее время много обещаю. Может, записывать, кому и что? А то ещё запутаюсь…»
— Вы всё же крайне догадливы, Поттер, — Снейп задумчиво подпёр подбородок руками. — Собственно, я просил Вас задержаться совсем не за этим…
— А зачем, сэр?
— Я хотел предупредить Вас… не доверяйте Альбусу Дамблдору.
Гарри ошарашенно уставился на Снейпа. «Это он к чему?»
— Я знаю, что Вы хороший боец — иначе не смогли бы организовать и обучить свою армию… поэтому используйте все свои способности и постоянно будьте начеку, когда Вы наедине с ним.
— Спасибо за предупреждение, сэр. Вы сказали это просто так или по какой-то конкретной причине?
— Хотел бы я, чтобы у меня не было конкретной причины, — горько ответил Снейп. — Поэтому я хочу предостеречь Вас, пока не поздно… если уже не поздно.
— Не огорчайтесь, сэр, — мягко сказал Гарри, застёгивая сумку, куда пристраивал дневник Снейпа. — Скоро Альбуса Дамблдора не станет, и все причины отпадут.
— С чего Вы взяли, Поттер, что его скоро не станет? — Снейп хмыкнул. — Да он и нас с Вами переживёт…
— Не переживёт, сэр, — Гарри лихорадочно соображал, как выкрутиться. — Чувствуете, как душно?
— Чувствую?
— Это значит, что надвигается буря, сэр. Большая буря. И Дамблдора не будет среди тех, кто выживет, — Гарри перекинул ремень сумки через плечо и двинулся к двери. — Всего хорошего, сэр. Мне нужно готовиться к экзамену по Чарам, он на следующей неделе… до свидания, сэр.
— Постойте, Поттер!..
— Это уже не смешно, — досадливо пробормотал Гарри, активируя портключ.
«Дорогой Гарри,
Я хотел бы, чтобы ты немедленно зашёл ко мне — сразу же, как получишь эту записку.
Искренне твой,
Альбус Дамблдор.
P.S. У меня есть взрывающаяся жвачка Друбблиса».
«У тебя есть — вот сам её и ешь», — раздражённый Гарри, только-только расположившийся на кровати с дневником Снейпа, залпом допил выпрошенное у Добби какао и спрятал тетрадь в тумбочку. «Потом прочту как-нибудь».
— Добрый вечер, сэр, — «чтоб тебе лимонной долькой подавиться… какого чёрта Малфой, дементор его поцелуй, так тянет со своим поручением?»
— Добрый вечер, Гарри. Я хотел сообщить тебе, что мне стало известно точное местонахождение одного из хоркруксов.
— И, сэр?..
— Я предлагаю тебе пойти вместе со мной, чтобы забрать его.
«На шухере постоять, что ли? Дескать, если Вольдеморт спохватится, что в его комоде кто-то левый в лице хогвартского директора шарится, мне надо будет заорать «Глупый пингвин робко прячет тело жирное в утёсах», или как?»
— Мы отправляемся прямо сейчас, сэр?
— Да, если ты не возражаешь. И при условии, Гарри…
— Каком, сэр?
— Ты повинуешься любой моей команде без вопросов — даже если я прикажу бежать, скрыться или бросить меня в опасности. Охота за хоркруксами — опасное занятие, Гарри.
— Да, сэр, — «так я тебя и бросил! Бросишь такого, а он возьмёт и явится живой и невредимый… нет, это дело надо контролировать».
— В таком случае, Гарри, возьми с собой свою мантию-невидимку и поднимись в холл через пять минут.
«Я, конечно, ничего не имею против, но разве нельзя было написать про мантию в записке, чтобы мне по двадцать раз туда-сюда не бегать?»
Гарри выгреб мантию из тумбочки и застыл в раздумьях.
«Что-нибудь ещё может мне пригодиться?..» Гарри глянул на Карту Мародёров и пронаблюдал интереснейшую картину: Малфой зашёл в Выручай-комнату, пробыл там меньше минуты и снова вышел. «Если только он не бегал туда за чем-нибудь левым, то делаю вывод, что он закончил починку шкафа и сейчас проверял какую-нибудь мелочь…», — оснований для постройки таких масштабных выводов было маловато, но Гарри чувствовал, что напал на верный след; внимание обострилось, как в стычке с Пожирателями, и по позвоночнику пробежала тёплая волна — не чувство опасности, но азарт охотника.
«Чёрт, как неудачно совпало — и хоркрукс, и Малфой… надо будет побыстрей разделаться с этим хоркруксом… наверно, когда вернёмся, тут уже будет полный бардак…» Гарри отправил Карту в карман, к плюшевой мышке и значку командира Эй-Пи, и оглядел содержимое тумбочки. «Супермен собирается на битву со злом и берёт с собой разнообразные финтифлюшки, чтобы швырнуть их в рожу врагу и врезать ему между ног, пока он уворачивается, — фыркнул Гарри про себя. — Это даже думать смешно. Хотя не помешало бы быть немножко Суперменом, это облегчило бы мне жизнь… например, все эти картонные супергерои дико везучие… везучие? Мне тоже не помешала бы толика удачи».
Гарри взвесил на ладони нетронутую бутылочку с зельем Феликс Фелицис. А к чему его, собственно, беречь? Досталось случайно, никаких особых целей, чтоб его использовать, до сих пор не придумалось… тем более что сегодня такой интересный день совпадений, что и чуточку удачи не помешает… Гарри взломал воск, которым бутылочка была запечатана, и отпил солидный глоток.
Удача была сладкой на вкус и слегка пощипывала нёбо и язык, как газированная вода; Гарри чувствовал, как зелье проскальзывает по горлу и пищеводу вязкой горячей струйкой. Чувство безграничности, всемогущества, возможности всего на свете распространилось по всему телу, как тепло, когда сидишь у камина, закутавшись в одеяло, расслабленный и умиротворённый; сама мысль о том, что что-то могло не получиться сегодня, была смехотворной — Гарри мог всё, без исключений и условий.
Он активировал Сменочары, сменив серийный номер на слова: «Будьте начеку сегодня, все до единого. На школу нападут Пожиратели, и это НЕ тренировка», спрятал палочку в карман и легко, почти танцуя, вышел из спальни.
Дамблдор аппарировал из Хогсмида вместе с Гарри; и то ли Феликс Фелицис был тому причиной, то ли Гарри начал привыкать, но ощущение давящей резиновой трубы в этот раз было практически незаметным. Гарри вдохнул солёный холодный воздух и взглянул на плещущееся перед ним море с широкой лунной дорожкой.
— Сюда Риддл приводил тех детей, над которыми издевался, когда весь приют отправился на море?
— Верно, Гарри. Наше место назначения поблизости… нам надо идти.
Темнота окутывала бесчисленные утёсы и скалы, и Гарри решительно не мог представить, как Дамблдор находит дорогу — разве что разведал здесь всё при свете дня; но Феликс Фелицис не давал Гарри даже споткнуться в этом жутковатом мраке, наполняя тело невиданной лёгкостью и точностью движений.
Они спустились к самой воде; нижние камни, послужившие своеобразными ступеньками, были мокрыми от воды, солёные, горькие брызги прибоя долетали до лица Гарри.
— Lumos, — свет на кончике палочки Дамблдора осветил скалу в нескольких футах впереди; Гарри разглядел в ней неровную широкую трещину. — Ты не возражаешь, если мы немного промокнем, Гарри?
«А если возражаю, то что? Вернёмся в Хогвартс и сядем играть в шахматы?»
— Нет, сэр
— Отлично. Тогда давай-ка мы с тобой нырнём…
Вода была холодной, и в обычное время Гарри стучал бы зубами, привыкая к ней, но сегодня Феликс помог отнестись к этому наплевательски; Дамблдор плыл впереди с удивительной для его возраста быстротой, и Гарри, который плавал-то в жизни пару раз, не отставал только с большим трудом.
Трещина в скале при ближайшем рассмотрении оказалась началом тоннеля, уходившего вглубь скалы; «Представляю, как Вольдеморт, когда ему приспичит навестить свой хоркрукс, совершает здесь заплывы… спортсмен, тоже мне…». Тоннель свернул влево и через несколько футов закончился ступеньками, ведшими в большую пещеру. Пока Дамблдор внимательно осматривал стены и ощупывал их кончиками пальцев, бормоча что-то на странном языке, Гарри наложил на свою одежду высушивающие и согревающие чары.
— Здесь, — уверенно сказал Дамблдор, касаясь ничем не выделяющегося участка стенки. — Здесь замаскированный вход.
Гарри склонил голову набок, всматриваясь в указанное место, и ему померещилось, что стена слабо-слабо светится — по краям белым, а в центре красным. Дамблдор взмахнул палочкой, и внешний белый контур на миг высветился арочным изгибом — очень ярко и вполне реально.
— Отлично, — Дамблдор опустил палочку и стал внимательно вглядываться в стену.
«Он хочет там увидеть это красное? А что оно значит?»
— Как грубо, — разочарованно и презрительно сказал Дамблдор. — Чтобы войти, нужна кровь. Вольдеморт снова забыл, что на свете есть вещи страшнее физической боли…
— Чья кровь нужна, сэр, моя?
— Это неважно, чья, Гарри, поскольку Вольдеморт рассчитывал ослабить этим любого, кто оказался бы достаточно умён и могуществен, чтобы добраться до этого места… — Дамблдор выудил откуда-то из складок мантии серебряный нож, каким обычно нарезали ингредиенты на Зельеварении, и полоснул лезвием по предплечью здоровой руки. Кровь брызнула на стену, и белый контур проступил снова, уже не исчезая; камень внутри контура медленно растаял, открывая новый проход. «Что за квест, право слово».
За проходом была огромная пещера; потолок её терялся где-то в темноте, и Гарри, как ни задирал голову, так и не смог его увидеть. Большую часть пещеры занимало озеро таких размеров, что противоположный берег был совершенно неразличим. Тускловатый зелёный свет исходил от центра озера; свет, не рассеивающий густую темноту, а вплетающийся в неё.
— Давай пройдёмся, — предложил Дамблдор. — Только следи за тем, чтобы не ступить в воду.
«Я сегодня уже раз побывал в воде, хватит с меня добровольно-принудительного купания на таком холоде…», — Гарри с любопытством следил за Дамблдором, всматривающимся в стены.
— Думаю, я нашёл это место, — Дамблдор со старательностью хирурга ощупывал стену, на первый вгляд ничем не отличающуюся от других; взявшись рукой за что-то невидимое, он требовательно постучал по стене кулаком. «А сейчас оттуда спросят: «Кто там?» Дамблдор, не дождавшись, видимо, вопроса, стукнул палочкой по зажатой в руке тяжёлой медной цепи, ставшей видимой только после удара по стене кулаком. Цепь вывернулась из кулака директора и свернулась кольцом на полу, как змея; словно из тумана, у самого берега вынырнула становившаяся всё чётче лодка, светившаяся всё тем же зелёным. «Ё-моё, хоть бы что-нибудь было фиолетовое, или оранжевое, или жёлтое, или хоть коричневое… нет, либо зелёный, либо серебристый. Выть хочется от такого однообразия».
Лодка выглядела маленькой и неустойчивой, и в другое время Гарри заподозрил бы, что она непременно перевернётся в самый неподходящий момент, но сегодня, когда тепло удачи всё ещё было с Гарри, пушистое и ласкающее, попросту невозможно было сесть так, чтобы нарушить баланс и невозможно было случайно плюхнуться в воду, где мелькали весьма подозрительного вида тени.
Спустя минут десять лодка ткнулась в берег небольшого острова; Гарри выпрыгнул из неё и двинулся к источнику зеленоватого света — наполненной неизвестным Гарри зельем до краёв чаше. Изумрудная светящаяся жидкость была непрозрачной, но Гарри, даже неспособный разглядеть дно, не сомневался, что она здесь не в качестве прохладительного напитка.
— Здесь хоркрукс, сэр, — уверенно сказал Гарри.
— Я полагаю, что да, — согласился Дамблдор и поводил палочкой над поверхностью зелья, что-то шепча. — Что ж… Это зелье нельзя вычерпать, нельзя заставить его исчезнуть, разделиться, его нельзя превратить во что-то другое, на него нельзя наложить заклятие, или как-то по-другому изменить его природу. Скорее всего, его можно только выпить.
Гарри искоса посмотрел на зелье. От чаши исходила ощутимая опасность, спокойная и уверенная, чуть насмешливая — так кошка ждёт, зажав мышь в когтях, пока до добычи дойдёт, что пищать бесполезно.
— Кто будет пить, сэр? — задавая вопрос, Гарри не сомневался в ответе.
— Я, Гарри, — Дамблдор задумчиво взглянул на зелье. — Полагаю, оно не должно убивать… как минимум, сразу. Вольдеморт захотел бы знать, кто сумел сюда прийти и почему — ведь о хоркруксах практически никому ничего не известно. Без сомнений, зелье должно работать таким образом, чтобы я не смог забрать хоркрукс. Возможно, меня парализует, или я забуду, зачем я здесь, или получу такие сильные болевые ощущения, что обезумею, или оно как-то иначе сделает меня недееспособным. Поэтому, Гарри, ты должен следить за тем, чтобы я продолжал пить, даже если тебе придется вливать зелье в мой протестующий рот. Ты понял?
— Да, сэр.
«Ещё бы нет».
Дамблдор вынул из воздуха хрустальный кубок и погрузил его в зелье.
— Твоё здоровье, Гарри.
«Нечего сказать, я польщён… хотя можно было бы и шесть лет назад подумать о моём здоровье, а ещё лучше — пятнадцать».
С тремя первыми кубками Дамблдор справился без видимых усилий. «И куда в него столько жидкости лезет? Вольдеморт явно переборщил с порциями…»
На четвёртом кубке Дамблдор пошатнулся и упал рядом с чашей; глаза были закрыты, дыхание — тяжёлым и прерывистым.
— Сэр? — осторожно уточнил Гарри.
Дамблдор не отвечал. Гарри вынул палочку и провёл ею над зельем:
— Specialis revelo! Ого…
Зелье и в самом деле должно было убить, но не сразу. Человек мог прожить ещё почти неделю, при наличии хорошей сопротивляемости организма и большой магической силы, но это была бы просто агония.
— Как мило с Вашей стороны, — несколько разочарованно сказал Гарри, — практически самоубиться… хотелось бы, конечно, Малфоя на Вас натравить… ладно, посмотрим.
— Я не хочу… не надо… остановитесь… — лицо Дамблдора дёргалось, словно ему снился кошмар.
Гарри зачерпнул зелья из чаши и поднёс к губам Дамблдора; просьбы остановиться нисколько не тронули Гарри, помнившего собственные кошмары, после которых голос всегда был хриплым, почти сорванным.
— Где-то Вы ошиблись, профессор, — вслух сказал Гарри и привычно — недели помощи мадам Помфри не прошли даром — влил зелье в Дамблдора.
— Нет… нет, я не хочу… отпустите меня…
Гарри зачерпнул ещё и, хмурясь, снова заставил Дамблдора выпить. Было ли то, что вспоминал сейчас Дамблдор хуже того, что регулярно видел Гарри, привыкший накладывать заглушаюшее заклинание на полог прежде, чем ложиться спать, чтобы не будить никого криками? Была ли боль от этого зелья сильнее той, что сжигала Гарри изнутри, когда тупое чудовище в нём требовало обезболивающего?
— Это все из-за меня, все из-за меня, — стонуще повторял Дамблдор. — Прекратите это, я знаю, что ошибся… Пожалуйста, прекратите... я никогда, никогда...
— Я бы сказал, что это из-за меня, — откомментировал Гарри. — Если бы я не родился, кто бы сейчас вливал в Вас это зелье, профессор?
После десятого кубка — Гарри уже начинал всерьёз опасаться, что Дамблдора просто вырвет таким количеством жидкости, но Вольдеморт, судя по всему, позаботился об этом — Дамблдор судорожно зашарил руками по скале, составлявшей островок, и съёжился, словно ждал удара.
— Не делайте им больно, не делайте им больно, пожалуйста, пожалуйста, это все моя вина, сделайте мне больно...
— Где Вы были раньше с этими словами? — спросил Гарри, но ответа не услышал.
— Я хочу умереть! Я хочу умереть! Прекратите это, я хочу умереть! — кричал Дамблдор.
— Я тоже хотел, — вздохнул Гарри. — Но что Вы умрёте — это определённо, можете не волноваться по этому поводу….
После последнего кубка Дамблдор затих.
— Профессор, Вы меня слышите? — поинтересовался Гарри скорее для проформы, чем действительно интересуясь. — Послушайте, Вы собираетесь что-нибудь делать, или мне оставить всё как есть?
— Прости… — жалобно сказал Дамблдор, не открывая глаз. — Северус, прости…
— За что? — навострил уши Гарри.
— Я должен был… иначе Гарри не вырастет тем, кем должен…
— А я тут при чём? — но Дамблдор не слушал Гарри.
— Прости, Северус… если бы ты не хотел их наказать, я не стёр бы тебе память…
— Так Вы стёрли Снейпу память… — выдохнул Гарри. — Вот почему он ни черта не помнил, хотя знал, что меня пытали и насиловали… Мерлин, какая же Вы мразь, господин директор…
Гарри встал и заглянул в чашу; на её дне лежал медальон, очень удобно поместившийся в свободный карман.
Вот только обитатели озера, ничем себя до сих пор не проявившие, были категорически против того, чтобы хранящийся под их присмотром антиквариат так нагло разграбливали; белые, распухшие трупы полезли из воды на Гарри, разваливающиеся на глазах, безглазые, протягивающие руки. Гарри не задумываясь вскинул палочку.
— Cremo Totalus! Insendio Maxima! Torreo Totalus!
Огонь испепелял их, останавливал, заставлял отступать; Гарри крутанулся вокруг своей оси, рассчитанным взмахом создавая сплошное кольцо огня.
— Пора о душе подумать, — назидательно заметил он упорным Inferi, которые всё пытались пролезть к нему сквозь огонь и, разумеется, сгорали. — А вы всё о побрякушках…
Дамблдор слабо застонал; Гарри проверил его состояние диагностическим заклинанием и выяснил, что он в обмороке — и, вроде бы, пребывает в этом состоянии с момента последних откровений касательно Снейпа.
«Добить или просто оставить?», — невольная жалость, застарелая ненависть, холодная расчётливость боролись в Гарри. Пока он колебался, Дамблдор решил всё сам.
Дамблдор вцепился в запястье Гарри — «синяки будут!» — и потребовал:
— Активируй портключ. Ты забрал хоркурукс?
— Ага.
— Тогда активируй. Надо отсюда уходить.
«Ну, так как я всё равно не планировал здесь заночевать…», — Гарри бесшабашно, уверенно ухмыльнулся и сжал портключ — он знал, что поступает правильно. Феликс Фелицис не позволил бы сделать что-нибудь не то, не так ли?
Янтарный феникс перенёс их на Астрономическую башню; Дамблдор прислонился к стене, тяжело дыша, а Гарри вскочил на бортик, выглядывая наружу.
В небе над Хогвартсом висела Чёрная Метка.
— Гарри, надень мантию-невидимку…
Гарри не чувствовал себя обязанным подчиняться, но рассудил, что невидимость не помешает. Едва он спрыгнул с бортика и накинул мантию, дверь, ведшая на смотровую площадку, распахнулась.
— Expelliarmus! — палочка Дамблдора вылетела у него из руки. Гарри, прислонившись к стене, наблюдал за бледным и очень решительным Малфоем.
«Если он его всё же сумеет убить, то хорошо. Потому что убить отравленного той дрянью — не такая уж и трудная задача, и Малфоя, который в нормальной стычке может дать отпор только первокурснику, с лёгкостью прикончат на войне. Любой встречный аврор, или мой почитатель, или дамблдоровский фанат… А не сумеет — поможем».
— Здесь больше никого? — подозрительно спросил Малфой — надо думать, боялся поверить в такое счастье, как одинокий несопротивляющийся Дамблдор.
— То же самое я могу спросить у тебя, — откликнулся директор.
Малфой, попавшись на удочку, как младенец, гордо вздёрнул подбородок и начал расписывать количество проникших в школу Пожирателей, собственную хитрость и коварство и свои гениальные планы, претворённые сегодня в жизнь. Гарри под мантией зажимал себе рот рукой, чтобы не хохотать в голос. Даже умирающий, Дамблдор оставался игроком высшего класса, а Малфой, пусть и держащий Дамблдора под прицелом палочки — одной из многочисленных пешек. «Расписывает тут, расписывает, каких мыслительных и физических усилий его план потребовал… а сколько он у меня нервов потребовал, чтобы его впарить?»
Попутно Малфой выболтал немного важной информации; например, что отравленное ожерелье Кэти Белл получила от находившейся под Империо мадам Розмерты и что связывался Малфой с Розмертой с помощью тех же Сменочар, наложенных на палочки, позаимствовав идею у Эй-Пи. «Плагиатор хренов. Хоть бы что-нибудь сам придумал, а то я, получается, вообще всё за него выполнил…»
За дверью слышались крики, удары, свист заклинаний; Гарри уделял внимание и разговору, и шуму, гадая, все ли из Эй-Пи живы и здоровы.
— В любом случае, у нас не так много времени, — произнёс Дамблдор. — Так что давай обсудим твои альтернативы, Драко.
— Мои альтернативы! — захорохорился Малфой. — Я стою здесь с палочкой. Я собираюсь Вас убить…
— Мой дорогой мальчик, давай не будем больше притворяться. Если бы ты собирался меня убить, ты бы сделал это, когда разоружил меня. Ты бы не стал продолжать этот приятный разговор.
«Чёртов трус», — злился Гарри, сжимая палочку.
— У меня нет альтернатив! — голос Малфоя сорвался; крупные капли пота выступли на высоком аристократическом лбу. Страх наполнял Астрономическую башню, клубился, как дым. — Если я этого не сделаю, он убьёт всю мою семью…
«Бедняжка, — «посочувствовал» Гарри. — Вот мою уже убили, и что дальше?»
— Перейди на правильную сторону, Драко, и мы спрячем тебя лучше, чем ты можешь себе представить. Более того, я могу послать членов Ордена к твоей матери сегодня вечером, чтобы спрятать и ее тоже. Твой отец на данный момент в безопасности в Азкабане... когда придет время, мы сможем защитить и его... перейди на правильную сторону, Драко... ты не убийца…
«Вот как? А кто же он тогда? — изумился Гарри. — Что-то лажанул Дамблдор в этой реплике… какая безопасность может быть в Азкабане, если оттуда ушли дементоры? Люди против Вольдеморта мало что сумеют сделать, тем более что они привыкли полагаться на дементоров… и где это он планирует спрятать Малфоя? В штаб-квартире, что ли? Видимо, парализованного и усыпленного, для надёжности, или под Империусом… а то вредитель получится — хуже Кричера…»
Малфой побледнел ещё сильнее и стиснул палочку; через двадцать секунд, когда Малфой всё ещё думал, дверь разломало в щепки, и сразу несколько Пожирателей ворвались на площадку.
В процессе светской беседы Дамблдора с Пожирателями Малфой краснел, бледнел, облизывал губы, но никак не мог решиться. «Страшно убивать вот так, в лицо? К тому же вдруг у него защита стоит какая-нибудь, ага…».
Гарри оттолкнулся от стены и сделал два шага вперёд — так, чтобы смотреть в глаза Малфою — который, разумеется, видеть Гарри не мог, но непрестанно косился на Фенрира Грейбэка, порывавшегося выполнить задание за блондинчика.
Гарри никогда не пробовал делать это раньше, тем более невербально, но сегодня у него не могло не получиться — ничто не могло не получиться, с Феликс Фелицис в жилах, с его сладким привкусом на языке. «Legillimens!»
Беспорядочные мысли, обрывки слов воспоминаний — чей-то плач, какой-то смех, породистая лошадь, искры из волшебной палочки… Гарри уверенно продирался сквозь воспоминания, не обращая внимания на ненужное — ему нужно было настоящее.
Отчего-то у Малфоя в голове среди текущих мыслей вертелось и одно воспоминание, которое Гарри поневоле пришлось тоже увидеть.
— Отец, мне страшно! Я боюсь темноты… — маленький, лет пяти, Малфой лежит в огромной постели с балдахином; бархат, шелк, драпировки, кисти, тяжёлый морёный дуб.
— Малфои не боятся темноты, — Люциус Малфой задерживается у двери спальни сына, полуобернувшись. — Зажги свет, если считаешь, что в темноте опасно.
— Но у меня нет палочки, отец… как я зажгу свет?
— Не можешь зажечь — свети себе сам. Спокойной ночи, сын, — холодно ответствует Люциус и уходит.
Маленький Малфой отбрасывает тяжёлое одеяло и садится, притянув колени к груди; сначала он сжимается от страха, пряча лицо в кружевном воротнике ночной рубашки, но потом в серых глазах, почти неестественно больших на детском лице, разгорается серебряное пламя и озаряет комнату потусторонним светом, куда более страшным, чем любая темнота…
Гарри с трудом выбрался из этого воспоминания — и как раз вовремя.
— Драко, сделай это, или отойди, чтобы один из нас… — выкрикнула женщина по имени Алекто.
Гарри, удобно расположившись в мозгах Малфоя, сгрёб в охапку все его текущие мысли, чтобы не мешали сосредоточиться, и ментально потянулся рукой к руке Малфоя. «Сделай это, хорёк!»
— Северус… пожалуйста…
Только что явившийся на башню Снейп поднял палочку.
— Avada Kedavra! — директора, ударенного в грудь зелёным лучом, бросило назад и тяжело, неуклюже перевалило через бортик башни.
Малфой неверяще смотрел на собственную палочку, помимо воли хозяина сделавшую, что нужно было, и шевелил губами, нежданно-негаданно произнёсшими третье Непростительное, а Гарри смотрел на Снейпа и думал, что ни разу не видел у последнего такого ошеломлённого лица.
«Всё, всё надо делать самому в этом мире! А теперь позабавились, и будет… кто должен был, тот уже умер».
— Все вон отсюда, быстро! — приказал Снейп.
«Stupefy Maxima», — подумал Гарри, указывая палочкой на последнего покидавшего площадку Пожирателя; к сожалению, прислушиваться к их красочному падению с узкой лестницы времени не было. Гарри плюхнулся на живот у двери, чтобы не задело, если кто-нибудь пальнёт назад наугад, как только встанет, и послал в темноту подряд несколько Petrificus Totalus, пару Intervenio vitam и — для пробы — заклинание за авторством Принца-Полукровки Sectumsempra, помеченное в учебнике: «для врагов».
В ответ над головой Гарри пролетели Seco и Petrificus. Чтобы показать кидавшим, как они жестоко ошиблись, Гарри стрельнул в темноту россыпью Reducto и парой Pello.
— Бежим отсюда! — заорал Снейп, и Гарри понял, что, как минимум, заклятия Intervenio vitam, отправлявшего в кому, зельевар успешно избежал. «Это хорошо». — Жить надоело?!
— Там никого не было! — почти плачуще выкрикнул Малфой. — Это что, призрак Дамблдора?!!
«Нет… но я гораздо хуже».
— Не мели ерунды, Драко, бежим отсюда. К Лорду, к чёрту на кулички!
Похоже, на этот раз насмерть перепуганный Малфой послушался своего крёстного и декана — судя по звукам удаляющихся шагов. Гарри вскочил на ноги, спрятал мантию-невидимку в карман, чтобы свои не подбили ненароком, и побежал вниз по ступенькам, подсвечивая себе огоньком на левой, не занятой палочкой руке.
Трупы Алекто и Грейбэка валялись у подножия лестницы — исполосованные Sectumsempra и кое-где пробитые насквозь Reducto. Крови вокруг были слишком много для двоих человек, и Гарри предположил, что по паре заклинаний перепало и остальным. Он осторожно обошёл тела, чтобы не поскользнуться в лужах крови, и понёсся по лестнице вниз, в основную часть замка.
В коридоре шёл бой. Тонкс, МакГонагалл, Люпин, Гермиона, Рон, Невилл, Джинни и Сьюзен дрались каждый со своим Пожирателем, один на один; Гарри, держась у стены, бил Пожирателям в спины, помогая своей Эй-Пи.
— Уходим, всё кончено! — велел голос Снейпа; Пожиратели подчинились — неохотно, кидая напоследок заклятия, но всё же подчинились.
— Невилл, как ты? — Гарри упал на колени рядом с сидевшим у стены Невиллом.
— Жить буду, командир… — на выдохе сказал Невилл. — Больно…
Гарри пробормотал диагностическое заклинание и успокоился — Невилла всего лишь слишком сильно ударило о стену чьим-то заклятием; это и в самом деле было не так уж опасно. Он наложил на Невилла заклинание местной анестезии, выученное у мадам Помфри, и помог ему подняться.
— Пойдём в лазарет. Тебе надо попить зелий и полежать… и всё будет в порядке…
Чтобы добраться до лазарета самыми краткими путями, они потратили десять минут; перед владениями мадам Помфри тоже кипел бой — уже, впрочем, угасавший. Гарри послал вдогонку отступающим Пожирателям пару Ступефаев и втащил Невилла в рагромленный лазарет.
Тут уже было полно народу; правая рука мадам Помфри висела плетью, и ей приходилось колдовать левой.
— Помогай! — приказала она Гарри, и он кинулся к шкафу с зельями.
Здесь было шесть человек из новой волны Эй-Пи; из первых — Невилл и Майкл. Они были в куда лучшем состоянии, чем профессор Флитвик и группа третьекурсников, некстати попавшихся Пожирателям под палочки. Гарри обезболивал, вливал зелья, втирал мази, смачивал пылающие лбы лечебными отварами, накладывал компрессы и фиксирующие повязки; мадам Помфри, обзаведшаяся с помощью Гарри аккуратным Ferula на пострадавшей руке, носилась по лазарету, как метеор, командуя своим единственным помощником. «Понесло же Дамблдора за хоркруксом именно сегодня… можно было бы это предотвратить, чёрт побери!»
Пятнадцать или двадцать минут показались ему вечностью; и когда мадам Помфри, практически упав на стул, сказала, что можно отдохнуть, Гарри опустился прямо на пол, где стоял.
— Все будут жить, — удовлетворённо сказала мадам Помфри. — Спасибо, Гарри… без тебя я могла бы не успеть всем помочь…
— Где Сириус? — внезапно вспомнил Гарри. — Что с ним?
— Спит, — отозвалась мадам Помфри. — Я дала ему зелье перед самым нападением, а то он повадился вставать, и начинался рецидив…
Гарри встал, внезапно ощутив, как устал за этот день, подошёл к шкафу для зелий, вынул бутылку с Костеростом, открутил с неё крышку и молча подал мадам Помфри.
— Из тебя и в самом деле выйдет отличный целитель, — заметила медсестра, послушно делая глоток и даже не морщась.
— Малфой убил Дамблдора, — отозвался Гарри невпопад.
— Что?! — мадам Помфри выронила бутылку с Костеростом; Гарри поймал её у самого пола, не дав расплескаться всему, что там было.
— Малфой убил Дамблдора, — повторил Гарри. — Сказал «Авада Кедавра». Дамблдора перебросило через бортик Астрономической башни. Наверное, тело всё ещё там, внизу. Кто бы успел его убрать…
«На самом деле, это большой вопрос, кто его на самом деле убил. Чёрт, что за нескладный день такой сегодня, даже с зельем удачи… а без него, наверно, вообще ** был бы…», — Гарри поставил Костерост на стол и вопросительно взглянул на оглушенную новостью мадам Помфри.
«А знала бы она правду — сама бы меня убила… но правду никто и никогда не узнает, слава Мерлину. Окклюменцию я освоил, и добровольно рассказывать обо всём никому не собираюсь. Разве только Фреду и Джорджу».
Дамблдор раскинулся на траве, словно во сне; тонкая струйка крови вытекла из уголка рта, глаза за очками-половинками были закрыты. Беспрекословно пропущенный к телу молчаливой толпой Гарри встал рядом на одно колено и вытер струйку крови рукавом.
Что бы Дамблдор ни сделал в прошлом, что бы он ни намеревался делать в будущем — всё это уже не имело никакого значения. Гарри мог продолжать ненавидеть его за собственную покалеченную жизнь, но не мог не уважать — особенно теперь, когда он был мёртв. Окончательно и бесповоротно.
Толпа перешёптывалась позади Гарри, а он не мог понять, зачем Дамблдор сказал «Северус, пожалуйста». Он хотел, чтобы его убил именно Снейп? Чтобы Малфой имел шанс выкрутиться?
Гарри дёрнул уголком губ в намёке на улыбку. «Любого игрока можно переиграть, если повезёт… даже Вас, сэр». Гарри встал, и Фоукс, сверкнув в темноте оперением, опустился к нему на плечо. Потёрся головой о щёку Гарри и запел.
Это была грустная песня; не яростная, как когда-то, и не светлая, вселяющая надежду; эта песня говорила о том, что боль приходит, но жизнь продолжается, о том, что звёздная ночь прекрасна и безразлична к тому, сколько людей уже никогда не увидит её красоты, о том, как неимоверно трудно терять тех, кому мы верили, и тех, кого ненавидели… Погребальная песня феникса звучала над Хогвартсом, и Гарри молча слушал её, потому что — он знал — когда-нибудь Фоукс споёт её над ним самим.
Глава 18.
В деревне мрачные лица:
Смертельно ранена птица.
Эту единственную проживающую в деревне птицу
Единственный проживающий в деревне кот
Сожрал наполовину.
И она не поет.
А кот, облизав окровавленный рот,
Сыто урчит и мурлычет… И вот
Птица умирает.
И деревня решает
Устроить ей похороны, на которые кот
Приглашен, он за маленьким гробом идет.
Гроб девочка тащит и громко рыдает.
«О, если б я знал, — говорит ей кот, -
Что смерть этой птицы
Причинит тебе горе,
Я съел бы ее целиком…
А потом
Сказал бы тебе, что за синее море,
Туда, где кончается белый свет,
Туда, откуда возврата нет,
Она улетела, навек улетела,
И ты бы меньше грустила, и вскоре
Исчезла бы грусть
С твоего лица….»
Что ни говорите, а всякое дело
Надо доводить до конца!
Жак Превер, «Кот и птица».
По школе в один день разнеслась значительно отцензурированная версия произошедшего на Астрономической башне. По этой версии Дамблдор заранее обездвижил Гарри, чтобы тот не встревал, а Малфой сам решился убить директора. Пожалуй, из всех людей одни только близнецы, которые ещё на третьем курсе признались Гарри, что сами не особо доверяют Дамблдору, могли бы заподозрить, что версия эта придумана на скорую руку, чтобы прикрыть неприятно пахнущую правду, но если они и подумали об этом, то всё равно ничего не сказали Гарри.
Кроме Фреда и Джорджа, на похороны Дамблдора в Хогвартс явилось больше человек, чем Гарри когда-либо видел за один раз, если не считать того раза, когда он случайно узрел по телевизору забитые трибуны на футбольном матче; вся министерская хоть сколько-нибудь значащая шушваль была здесь, все ученики Хогвартса — нескольких человек забрали по домам, но большинство остались, кто-то, как Ханна или Захария Смит, даже ценой жутких скандалов с родителями. Кентавры были на похоронах — не выходя из-под сени деревьев, но пристально наблюдая; русалки поднялись со дна озера, что попрощаться с Дамблдором.
Гарри не нравилось, как устроили похороны; зачем здесь расставили сотни стульев, как додумались поставить мраморный стол перед рядами стульев, чтобы всем видно было тело, положенное Хагридом на этот стол? Это ведь не театр, чёрт побери… это похороны. Но его мнение значило здесь мало, и он молча слушал речь, которую произносил какой-то низкорослый человечек из Министерства.
По левую руку от Гарри сидели близнецы — в чёрных куртках из драконьей кожи, хмурые и суровые; по правую руку — Сириус, который вышел из лазарета вопреки мадам Помфри, которая утверждала, что Многосущное зелье плохо повлияет на внутренние органы. Судя по страдальчески сведённым бровям Сириуса — точнее, кого-то другого, кажется, одного из преданных Ордену авроров, который в этот день был на дежурстве, она была права, но уговаривать крёстного вернуться в лазарет было бессмысленно.
Яркие белые языки пламени взвились вокруг тела, скрывая его клубами непрозрачного дыма; несколько человек испуганно закричали. Но огонь горел совсем недолго, а когда он угас, на столе лежал мраморный гроб, скрывавший в себе тело Дамблдора. «Он всегда знал толк в эффектах».
Многие, особенно девушки, плакали, не скрываясь; когда гроб опустили в могилу, мадам Помфри практически насильно увела Сириуса в лазарет, дав ему только пожать Гарри руку на прощание.
— Скатертью дорога, — негромко сказал Фред, глядя на могилу.
— Не здесь, — посоветовал Джордж.
— Не надо так, — попросил Гарри. — Он умер, а я жив. Этого уже достаточно.
— Как хочешь, — согласились близнецы, обнимая его. — Что думаешь делать?
Гарри пожал плечами и, не удержавшись, коснулся губами виска Джорджа и скулы Фреда.
— Искать способ покончить с Вольдемортом. Водить Эй-Пи в битвы. Я обязательно вернусь сюда в сентябре, потому что здесь всё же самое безопасное место в Британии.
— Даже несмотря на то, что Пожиратели сюда проникли без проблем?
— Я уже решил эту проблему, — днём ранее Гарри под мантией-невидимкой зашёл в Выручай-комнату, попросив у неё помещение с тем самым исчезающим шкафом, что чинил Малфой, и разломал несчастный предмет мебели в щепки. Ещё и поколдовал хорошенько, чтобы нельзя было определить толком, какие заклятия были когда-то наложены на эту груду деревяшек. А потом для верности ещё и сжёг остатки, потому что свою службу шкаф уже отслужил с лихвой. Больше никаких Пожирателей в Хогвартсе. — Теперь здесь безопасней… особенно без Малфоя.
— Почему ты оставил Малфоя в живых? — внезапно спросил Джордж.
— Ему теперь несладко, — улыбнулся Гарри и, наклонившись к уху Джорджа, шепнул:
— Не думаешь же ты, что у Малфоя хватило духу самому пальнуть Авадой в величайшего волшебника столетия? И он это отлично знает…
«Близнецы меня, конечно, любят, но не перегнул ли я палку…», — Гарри обеспокоенно взглянул на Фреда и Джорджа. Они ободряюще улыбались.
— Хочешь сделать что-то хорошо — сделай это сам? — уточнил Джордж.
Гарри еле сдержал неуместный на похоронах смех.
— Точно, Джорджи.
— Гарри! — Руфус Скримджер стоял примерно в метре от них троих, опираясь на массивную трость. — Я хотел бы поговорить с тобой… не возражаешь, если мы немного пройдёмся?
— Нет, господин министр, — Гарри подмигнул близнецам и пошёл за Скримджером.
— Гарри, это такая ужасная трагедия, — псевдосострадательно начал Скримджер. — Ты себе не представляешь, как жаль мне узнать об этом. Дамблдор был великим магом. Конечно, у нас с ним были определенные разногласия, но никто лучше меня не понимал его целей, всё же на нас лежала почти эквивалентная ответственность…
Гарри молча слушал, дожидаясь, пока Скримджер доберётся до сути.
— Ты, конечно же, очень расстроен… я знаю, что ты был очень близок к Дамблдору. Я думаю, что ты был его самым любимым учеником. Связь между вами была несомненной…
«На что это он, интересно знать, намекает?!!»
— Говорят даже, что ты был с ним, когда он выходил из школы в ночь своей смерти.
— Кто говорит, сэр? — равнодушно спросил Гарри.
— Все знают, что ты присутствовал тогда на Астрономической башне. Зачем бы ещё ты туда пришёл? Министерство способно сложить два и два, Гарри.
— Я рад за Министерство, — отозвался Гарри. — Хотя, конечно, бывают и более сложные операции с цифрами, но это уже кому что…
— Так где вы были? — напрямую спросил Скримджер.
«Даже обидно, что меня считают таким идиотом».
— Это наше — точнее, уже моё — личное дело, сэр.
— Это общее дело, Гарри! — Скримджер остановился; Гарри тоже притормозил, опасаясь, что, если он уйдёт, обозлённый министр долбанёт его своей тростью по спине. Это ведь только вопрос того, до какой степени Гарри сумеет разозлить Скримджера… — Я имею все основания подозревать, что это было связано с Тем-Кого-Нельзя-Называть, а это — наша общая проблема!
— Если верить пророчеству, сэр, то моя личная, и никак не Ваша.
— Все пророчества — чушь! — прошипел Скримджер. — Ты мальчишка, Поттер. Что ты можешь против Тёмного Лорда? Какая разница, что там много лет назад наговорила полусумасшедшая алкоголичка?! Где твоя сила, которой ты победишь Того-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут?!
— Если я продемонстрирую её Вам, сэр, выйдет некрасиво, — беззаботно отозвался Гарри. — Я имею в виду, она же предназначена, чтобы победить ею Вольдеморта, а не Вас. А что касается того, что я мальчишка… молодость, господин министр, это такой недостаток, который, в отличие от глупости, непременно проходит со временем, так что мне не о чем беспокоиться.
— Ты не боишься, Поттер, что я посчитаю твои слова преступными? Что отправлю тебя в Азкабан за сокрытие государственно значимой информации?
— Нет, сэр, — мотнул головой Гарри. — Во-первых, для того, чтобы отправить меня в Азкабан, надо сначала задержать меня, и вряд ли авроры — Вы ведь не отправите на это больше, чем, скажем, человек пять, иначе Вас просто засмеют — совладают с моей армией, которая будет меня защищать. Во-вторых, без дементоров в Азкабане незачем задерживаться. Я обрушу пару стен и уйду отуда. Нет, скорее улечу — Вы помните, господин министр, какая у меня анимагическая форма?
По побагровевшему лицу Скримджера было ясно, что отлично помнит. Гарри с любопытством естествоиспытателя наблюдал за борьбой стремлений, ясно отражавшейся на лице министра — убить наглого мальчишку на месте или погодить немного.
Победило второе стремление — чего, собственно, и следовало ожидать. Скримджер несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул и практически спокойно сказал:
— Так или иначе, Тёмный Лорд будет охотиться за тобой, Поттер. Министерство может предоставить тебе авроров для охраны…
— Вы полагаете, авроры задержат Вольдеморта? — искренне удивился Гарри. — Он хочет убить меня лично. Вы знаете, я лучше откажусь. Незачем ни в чём не повинным аврорам погибать ни за грош.
— Хорошо, — с поистине слоновьим терпением согласился Скримджер. — А что ты скажешь по поводу того предложения, что я делал на Рождество?..
— А Стэна Шанпайка уже отпустили? — с интересом спросил Гарри.
— Я всё никак не пойму, Поттер, за кого ты играешь, — Скримджер тяжело смотрел на Гарри.
— Я же ещё тогда говорил Вам, сэр, — напомнил Гарри. — В этой войне я на своей собственной стороне, и не более того. Политика мне не интересна, война уже успела наскучить, смерти утомили меня. Но свою жизнь я всё-таки хочу сохранить. Может, Вам записывать? А то ещё через несколько месяцев спросите снова…
Скримджер несколько секунд мерил Гарри взглядом, словно пытаясь понять, не сошёл ли тот с ума, а потом отвернулся и ушёл, не тратя времени на прощания. Гарри тихо рассмеялся ему вслед.
* * *
«Хогвартс-экспресс» был набит битком на этот раз — ехали не только ученики, но и другие присутствовавшие на похоронах люди, не пожелавшие по каким-то причинам аппарировать. Например, Фред и Джордж не захотели аппарировать — предпочли ехать вместе с Гарри; в распоряжении всех троих оказалось отдельное купе — быть может, потому, что остальные, предчувствуя витавшую в воздухе опасность, набились чуть ли не по десятку человек на одно сиденье.
— И самое забавное, — Гарри задумчиво вертел в руках медальон из чаши с ядом, — что это фальшивка.
— Почему ты так думаешь? — Фред, обнимавший Гарри со спины, легонько подул ему в макушку.
— На том, что был в воспоминаниях, была буква «С», «Слизерин», то есть. И форма чуть другая.
— Открой, — предложил Джордж, сидевший на полу рядом с сиденьем, уложив руки и голову на колени Гарри. — Раз уж можно не опасаться, что оттуда вылетит одна седьмая Риддла и начнёт швыряться Авадой…
— Это вряд ли, — прыснул Гарри и с силой нажал на край медальона. С тихим щелчком крышка откинулась.
Там, где полагалось быть чьему-нибудь портрету, имелась записка на клочке пергамента; Гарри прочёл её вслух:
— «Темному Лорду. Я должен быть мертв уже задолго до того, как Вы доберётесь до этого письма, но я хочу, чтобы Вы знали; именно я раскрыл вашу тайну. Я украл настоящий хоркрукс и намереваюсь уничтожить его, как только смогу. Я иду на смерть в надежде, что Вы погибнете. Р.А.Б». Какой-то умник докопался до хоркрукса раньше и перепрятал. А я теперь расхлёбывай…
— Р.А.Б, — повторил Джордж. — У кого бы могли быть такие инициалы?
— Чёрт его знает, — Гарри закрыл медальон. — Мне больше интересно, сумел ли он его уничтожить, или всё-таки надо и эту вещь искать.
— Для надёжности лучше выяснить, кто такой этот Р.А.Б. и куда он мог заначить под шумок вольдемортовский антиквариат, — посоветовал Фред. — Мало ли… вряд ли у него оказался под рукой василиск или там меч Гриффиндора…
— Кстати, странно, что меч Гриффиндора хранится вот так, в витрине, — задумчиво сказал Джордж. — Я читал где-то легенду, что этот меч можно вытащить из шляпы Годрика — той самой — и это, дескать, может сделать только настоящий гриффиндорец…
— Может, Шляпа что-нибудь об этом знает, — с сомнением сказал Гарри. — А так больше некому… все умерли.
— Как грустно звучит, — рассмеялся Фред. — Гарри, а тебе обязательно ехать к этим магглам?
— Обязательно, — вздохнул Гарри. — Там всё-таки защита, сквозь которую Вольдеморт не проломится. И значит, меньше сил у Ордена уйдёт на мою охрану… тем паче, толку с той охраны, хотя бы тех же дементоров вспомнить…
— Тебя на Орден нет, — поддразнил Джордж. — Ты бы их живо построил и обучил воевать, как всю Эй-Пи.
— Сейчас нет — так ещё будет, — оптимистично отозвался Гарри. — У меня большое подозрение, что не пройдёт и пары месяцев, как Хогвартс из школы станет штабом Светлой стороны. Кого и чему, скажите пожалуйста, можно учить в таких условиях? Вчера в газетах было, Вольдеморт с триумфом пришёл в Германию — там в Министерстве уже сидели его сторонники. И Гриндевальд их ничему не научил, поклоняются всяким лордам, как ни в чём не бывало…
— Ну, как только ты убьёшь Вольдеморта, им придётся несладко, — хмыкнул Джордж. — И какой-нибудь следующий лорд, возможно, уже не встретит в этой многострадальной стране такого понимания…
— Хорошо, что мы вовремя успели найти тот архив, — Фред поцеловал Гарри в шею. — Сейчас бы нас туда просто не впустили…
Гарри вздохнул и сунул фальшивый хоркрукс в карман.
— Честное слово, таких дурацких ситуаций ещё не было, — пожаловался он. — То все усилия прилагаешь к устранению сами-знаете-кого — а он берёт и по доброй воле пьёт яд. То горбатишься по морям ночью за хоркруксами — а они ненастоящие. Как только выйдешь из школы — так Малфой туда Пожирателей запускает, словно специально, чтобы я не смог ничего проконтролировать. И так далее, и тому подобное… словно я пытаюсь построить карточный домик под десятибалльным шквалом.
— В таком случае, — фыркнул Фред, — надо склеивать карты. Тогда всё будет пучком.
— Вот! — назидательно воздел Гарри указательный палец. — Пучком. Так и вышло… а надо было, чтобы домиком!
— Какие глубокие философские темы вы затронули, — заметил Джордж. — Можно поговорить о менее высоких материях?
— Без проблем, братец Фордж, — отозвался Фред. — А что ты хотел сказать?
— Я хотел сказать, чтобы ты, Гарри, ничего не планировал на начало августа. Вчера меня подловила мама и заявила, что «бедный мальчик» должен непременно явиться на свадьбу Билла и Флёр — она как раз тогда состоится. Мол, какие-то радости в жизни у тебя должны остаться.
— Святая простота ваша мама, — вздохнул Гарри. — Крайне сомнительна эта радость… и разве меня не будут там искать? Что хорошего, если Пожиратели испоганят из-за меня всю свадьбу?
— Я бы не советовал Пожирателями связываться с Флёр, — хихикнул Фред. — Это чревато большими неприятностями, чем они думают…
— А во-вторых, они же не будут знать наверняка, там ты или нет, — добавил Джордж. — Так что если уж решат проверить, то явятся в любом случае, так какая разница?
— Но самая главная причина заключается в том, что если вашей маме что-то в голову придёт, то даже Вольдеморт собственной персоной её не отговорит, — хмыкнул Гарри.
— Зришь в корень, — Фред погладил Гарри по груди сквозь тонкую ткань футболки, слегка задерживаясь подушечками пальцев на мгновенно затвердевших сосках.
— Так что придёшь, попьёшь сливочного пива, съешь свадебного торта, поболтаешь с нами где-нибудь в углу и вернёшься в своё укрытие… уж не знаю, куда там тебе скажут отправиться.
— На Гриммаулд-плейс, скорее всего, — пожал плечами Гарри. — Там всё ещё безопасно… хотя понятия не имею, почему бы меня сразу туда не отправить. Единственная разумная причина, которая приходит мне в голову — это то, что совет старых не скажу кого во главе Ордена не захотели, чтобы я путался под ногами.
— Знаешь, если серьёзно, то я не представляю, кто там теперь главный, — обеспокоенно сказал Джордж. — Дамблдор, хоть он и был, как ты выразился, «старый-не-скажу-кто», но ему всё же подчинялись без рассуждений. А сейчас МакГонагалл и Грюм тянут одеяло каждый на себя.
— И каждый думает, что именно он-то дело и говорит, — поддержал брата Фред. — Этак наш Орден имени Фоукса скоро развалится, потому что действия его координировать некому.
— Разве что ты возьмёшь это дело в свои руки…
— Я-то взял бы, да кто ж мне даст? — хмыкнул Гарри. — Как вежливо выразился Скримджер, я — мальчишка… хорошо хоть, прямо не сказал «сопляк». И Грюм с МакГонагалл, как бы они не грызлись, в этом мнении наверняка сходятся.
— Когда война развёрнётся здесь как следует, они быстро поменяют своё мнение, — утешил помрачневшего Гарри Джордж.
— Потому что никого, кто увлёк бы за собой мало-мальски боеспособное войско, у нас больше всё равно нет.
— Тот же Грюм почти официально считается в обществе психом, только справки и не хватает.
— А МакГонагалл… она, конечно, уже участвовала в одной войне с Вольдемортом, но всё же она школьный преподаватель.
— К тому же после того раза на твоём пятом курсе, когда она попала в Сейнт-Мунго, защищая Хагрида, вообще удивительно, как она может столько преподавать, до хрипоты ругаться с Грюмом на каждом собрании Ордена и успешно драться с Пожирателями.
— Всё-таки в её возрасте четыре Ступефая — это, считай, как для тебя десять.
— Поэтому — только ты.
— Только я… — с отвращением повторил Гарри. — Избранный, символ света… да пропади оно всё пропадом! Иногда так хочется всех послать…
Джордж привстал и поцеловал Гарри в губы. Солнце играло в тёплых на ощупь рыжих волосах, в которые Гарри зарывался пальцами; Фред запустил руки под футболку Гарри и невесомо вычерчивал по его коже непонятные узоры.
— Фредди, Джорджи… — негромко сказал Гарри. — Пообещайте мне, что никогда не будете жертвовать ради меня жизнью. Пожалуйста. Я этого не переживу. Некому будет сказать «Expelliarmus»…
— Это называется «шантаж», Гарри, — вздохнул Джордж и поставил Гарри большой засос.
— Эмоциональный шантаж, если быть точным, — поправил Фред.
— Ни то и ни другое, — возразил Гарри. — Я просто вас люблю.
Заразы-близнецы так и не стали давать обещания, сумев отвлечь Гарри от разговора самым безотказным способом.
И когда он обнимал их обоих, горячих, пахнущих драконьей кожей, которую они носили на голое тело, мурлыкающих разные смешные ласковые глупости, растрёпанных и улыбающихся, не имело никакого значения, что они всё же не дали обещания, потому что он всё ещё мог всё, что угодно, в том числе и спасти им жизнь в любом случае — безо всякого зелья удачи.
Просто потому, что любовь действительно страшная сила. Честно, без дураков.
1980 Прочтений • [Жизнь в зелёном цвете. Часть 6 ] [17.10.2012] [Комментариев: 0]
Vova
