Никогда не врут — Винсент понял это довольно рано. Врут матери, врут вернувшиеся из Азкабана отцы, и уж конечно врут друзья. Но не числа.
Числа никогда не обижали и не предавали его. Числа были тем, чем казались на первый взгляд. Числа не пытались им командовать — они сами подчинялись ему.
Числа были конкретны и беспристрастны.
Числа сообщили, что ему необходимо заключить брак с Поттером.
Точнее — а Винсент очень высоко ценил точность — об этом ему сообщила Гермиона Грейнджер. Но она выяснила это с помощью нумерологии, и Винсент, единственное "превосходно" за ТРИТОНы которого было именно по нумерологии, был склонен согласиться с ее расчетами.
— Вы спятили, — заявил Поттер, услышав это. Рядом с ним медленно багровел Уизли. — Я не собираюсь выходить за Крэбба.
— Тебе придется, — Грейнджер потянулась было к нему, но Поттер отпрянул, и она закусила губу. — Гарри, пожалуйста. Я все понимаю. Я знаю, что тебе это не нравится, но это ради твоей же безопасности.
— Меня уже тошнит от людей, заставляющих меня делать то, что я ненавижу, ради моей безопасности!
Немного поколебавшись, Винсент решил, что обижаться не стоит, он ведь и сам не особо стремился к браку с Поттером. Он пробежался пальцем по строчкам, проверяя вычисления Грейнджер.
— Ты должен иметь семью, Гарри, чтобы ритуал Гентайн сработал, а у Крэбба семьи теперь вообще нет, и поэтому…
— …и поэтому я должен очертя голову выходить за первого, кто подвернется? Потому что отец вышвырнул его из дома?
Стоявший рядом с Винсентом профессор Снейп не выдержал:
— Да ты должен благодарить небеса, что в этом мире нашелся человек, согласный терпеть твое…
— Заткнись! — огрызнулся Поттер. Мелкая Уизли что-то шепнула ему на ухо, и плечи гриффиндорца поникли. — Ладно. Мне все равно, — и он выбежал из комнаты.
Поттер вечно бежал куда-то. Или гневно спорил с Уизли и Грейнджер. Иногда он отправлялся на задания, а когда возвращался — на нем каждый раз лица не было. Профессор Люпин шел следом за ним, притихшим и посеревшим от усталости, наверх, и все в доме ходили на цыпочках до тех пор, пока тот не спускался. Все, кроме профессора Снейпа, который лишь ухмылялся, глядя на их перепуганные лица, и Винсента, которому было все равно.
Всю свою сознательную жизнь Винсент провел рядом с Драко Малфоем. Драко порой бывал настоящей задницей, он нещадно дразнил их с Гойлом и, несомненно, ради спасения собственной шкуры продал бы Винсента, не раздумывая ни секунды. Но зато Драко защищал его от остальных слизеринцев, от профессоров, которые обращались с ними, как с грязью, и от людей вроде Поттера, Уизли, Грейнджер и отца самого Винсента.
С тех пор, как предательство Винсента раскрылось, и отец отрекся от него, он словно потерялся, не видя рядом знакомого вытянутого лица. Той ночью Снейп, яростно пробиваясь сквозь толпу Пожирателей, чтобы портключом отправить его в безопасное место, сотворил больше заклинаний, чем Винсент видел за всю жизнь. С тех пор у него не осталось ни денег, ни семьи, ни заданий — лишь нумерологические уравнения, которые нужно было решать каждый день. На Поттера, который то и дело бушевал и нарывался на драку, сердито огрызаясь на тех, кто пытался заботиться о нем, он старался не обращать внимания, хоть это и было нелегко. Такая тактика работала очень хорошо. Но иногда Винсенту хотелось его придушить.
Профессор Снейп опустил руку ему на плечо, и Винсент отвлекся, не закончив умножение, хотя числа от этого вряд ли изменились. Раньше такое постоянство казалось ему успокаивающим.
— Ты не обязан делать то, что тебе неприятно.
— Как будто это ему придется хреново, — пробормотал Уизли.
Винсент проигнорировал его.
— Вы обязаны отцу Поттера жизнью, — сказал он профессору.
Снейп медленно кивнул.
— Я обязан жизнью вам.
— Я бы никогда не потребовал от тебя…
— Жизнь за жизнь, — перебил его Винсент. При всей своей словесной неуклюжести самые важные правила он знал назубок с детства. Все чистокровные знали, что означает долг жизни. — Вы спасли мне жизнь. Я выплачу ваш долг жизни. Плоть за плоть, кровь за кровь.
— Винсент…
Когда Винсент был маленьким, мама перед сном рассказывала ему истории о римских мудрецах и великих полководцах, об их деяниях и победах, и повторяла: «Винсент» значит «завоеватель». Ты — моя главная победа, Винсент. Ты — мое великое деяние».
Потом его отец вернулся из Азкабана и оказался совсем не таким, каким его описывала мать. Он звал Винсента «мальчишка». Он выгнал мать, и больше никто не рассказывал Винсенту историй. С тех пор учителя звали его «мистер Крэбб», знакомые — просто «Крэбб». Даже Гойл звал его «Крэбб». Даже Драко.
— Винсент.
Он вытащил палочку. Профессор Снейп сжал его плечо, достал свою и прижал ее кончик к кончику палочки Винсента.
— От имени дома Снейпов я признаю твой долг жизни передо мной и принимаю его в уплату своего. Жизнь за жизнь, плоть за плоть, кровь за кровь. Отныне твой долг уплачен.
* * *
Поттер нашел его, когда он сидел в библиотеке. Библиотека в Хогвартсе всегда казалась Винсенту какой-то подавляющей. Там было слишком много слов, слишком много книг. Но в библиотеке на Гриммаулд-Плейс книг почти не осталось, тут царила тишина, и не было места лучше, чтобы еще раз проверить расчеты, которые вручила ему Грейнджер — не ошиблись ли они где-нибудь.
— Рем сказал, что Рон говорит, что ты принял на себя Снейпов долг жизни.
Винсент что-то невразумительно буркнул в ответ.
— Почему?
Винсент закрыл глаза, не зная, как объяснить это Поттеру, который не очень-то церемонился даже с лучшими друзьями, не говоря уже обо всех остальных. Или любому другому гриффиндорцу, если уж на то пошло. Драко понял бы и так. Или Гойл. Любой слизеринец понял бы.
— Ты же не… я тебе даже не нравлюсь, — сказал Поттер.
Винсент отложил свиток Грейнджер и взял расчеты, которые могли подсказать, куда Волдеморт нанесет следующий удар. Конечно, у Ордена были шпионы. Но они доставляли противоречивую информацию, и ни один из них в подметки не годился профессору Снейпу, который пожертвовал кто знает сколькими жизнями, чтобы спасти Винсента. Сколько магглов и магглорожденных умрет оттого, что Винсент выжил, оттого, что профессор Снейп его спас?
Конечно, свои шпионы были и у Волдеморта. Винсент был одним из множества безликих нумерологов, проверяющих и перепроверяющих информацию, и отчитывающихся только перед Дамблдором.
Сидящий по другую сторону стола Поттер нахмурился:
— Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю!
Винсент что-то пробурчал, но положил перо и поднял взгляд.
— Я не нравлюсь тебе, — повторил Поттер.
— Нет.
— Так с чего тебе вздумалось брать на себя долг Снейпа? Почему ты согласился на этот дурацкий брак?
Винсент не знал, что сказать — причин было много, и лишь некоторые из них хоть как-то касались Поттера. Он согласился, потому что был должен профессору Снейпу все те несосчитанные жизни. Потому что у него не осталось никого ближе Снейпа. Потому что профессор Снейп был его деканом. Потому что поступить так велели обычаи волшебного мира, и пусть даже он теперь все равно что магглорожденный — без семьи, дома и родословной — у него осталось достоинство. А это лучше чем ничего. Он вовсе не тупица, что бы ни говорили о нем гриффиндорцы. Он выйдет за Поттера, потому что Гентайн необходим, потому что Поттер нужен, чтобы победить Волдеморта. Потому что по ночам ему снится, как высокий, ледяной голос произносит: «Круцио», и он просыпается в холодном поту. Потому что он пожертвовал всем, и не осталось ничего, кроме понимания, что он был прав.
— Я должен, — сказал он Поттеру.
Тот фыркнул и вышел вон, оглушительно хлопнув дверью.
Винсент вернулся к своим цифрам, постоянным, спокойным, послушным.
* * *
У них не было свадебной церемонии — такой, какая полагается — потому что у Винсента не было приданого, а у Поттера — родословной.
Сложись все как следует, Винсент был бы облачен в парадную белую мантию с разрезами на рукавах и по бокам. Длинный подол волной ложился бы на пол у его ног, а на самой мантии была бы вышита золотой нитью история его семьи, отцовской стороны — слева, материнской — справа. Он пришел бы к своему жениху (или невесте, если бы необходимость иметь наследника оказалась важней его предпочтений) с галлеонами, обстановкой для дома, портретами предков, с землями и, может, даже с семейным особняком; с палочками усопших для наследников и Летописью Имен Крэббов, которую учили бы его дети.
Но сейчас на нем была простая черная мантия, та же самая, что и на последней встрече Пожирателей, правда, аккуратно заштопанная. Теперь эта мантия была самой дорогой вещью в его распоряжении, и вообще единственной действительно его, а не подарком профессора Снейпа или Дамблдора.
Поттер, у которого было по крайней мере столько же денег, сколько потерял Винсент, тоже был в черном, хотя по невежеству или от злости, Винсент не знал.
Их окружало двенадцать магов — минимум, необходимый для свадебных заклинаний. Правильный ритуал проходил бы на священной земле, где-нибудь в Запретном лесу или в круге Стоячих Камней. Все было бы настолько торжественно и величественно, насколько только Винсент мог представить. Но на деле он заключал брак в гостиной дома №12 по Гриммаулд-Плейс, и единственный портрет принадлежал семье, с которой ни он, ни Поттер не были связаны кровными узами.
Дамбдлор положил руку Поттеру на плечо.
— Гарри Джеймс Поттер, сын Джеймса и магглорожденной Лили, внук Найджела и Кассиопеи, наследник древней волшебной династии, ты сегодня здесь, чтобы принять в свою семью, в свой дом и свой род Винсента Каролингуса, рожденного от Винсента и Нимуэ, потерявшего свой дом. Если союз будет заключен, ваши дети также будут нести знак лишь одного рода, а ваши внуки и потомки продолжат в веках лишь одну линию. Согласен ли ты на этот союз?
— Угу.
— Винсент Каролингус, рожденный от Винсента и Нимуэ, ты здесь, чтобы быть принятым в семью, дом и род Гарри Джеймса Поттера, сына Джеймса и магглорожденной Лили, внука Найджела и Кассиопеи, наследника древней волшебной династии. Согласен ли ты на этот союз, зная, что ваши дети также будут благословенны этим родом, а ваши внуки и потомки продолжат лишь одну линию?
— Да, — сказал Винсент.
— Преклоните колени и обнажите руки.
Винсент закатал рукав. Ковер, чтобы не запачкать, свернули заранее. Вместо него один из братьев Уизли насыпал земли. Когда обряд закончится, ее используют для Гентайна. Дамблдор осторожно рассек запястье Винсента, затем Поттера, и прижал их руки порезами друг к другу.
— Я связываю вас узами крови, имени и рода. Где были двое, теперь один. Те, кто был разделен, теперь едины, — он обвил их ладони золотистой лентой и поочередно коснулся палочкой их голов. — Гарри Джеймс Поттер, сын Джеймса и магглорожденной Лили, Винсент Каролингус Поттер, сын Винсента и Нимуэ, да пребудет ваш союз отныне и вовеки.
Лента вспыхнула, разделилась надвое и обвилась вокруг их безымянных пальцев. Стоящие вокруг хором повторили: «Отныне и вовеки». Лента превратилась в кольца. Все закончилось. Поттер немедленно отдернул руку, и они оба поднялись.
— Ладно, — старший Уизли призвал окропленную кровью землю и ссыпал ее в виал. — Я немедленно займусь чарами. Северус, как долго будет готовиться зелье?
— Два часа, — Мастер Зелий огляделся. Грейнджер, Уизли и его младшая сестра окружили По… Гарри. Теперь он Гарри. А Винсент стал… — Господин Поттер, вы поможете мне подготовить ингредиенты.
Гарри резко обернулся. Его покрасневшие глаза блеснули.
— Отвали, Снейп.
— Хм, — профессор Снейп трижды встряхнул виал с землей и спрятал его в карман. — Конечно, было бы неплохо, Поттер, если бы ты соизволил помочь с ритуалами, которыми мы занимаемся исключительно ради твоей защиты, но я давно оставил надежду, что ты когда-нибудь продемонстрируешь хоть толику благодарности или начнешь вести себя, как взрослый. Уверяю, я обращался не к тебе.
Все немедленно замолчали и уставились на Винсента. Тот сгорбился, пытаясь стать незаметнее. Смешно, конечно, при его-то размерах, но ему никогда не нравилось быть в центре внимания. Хорошо, что такое случалось нечасто.
— Да, профессор, — ответил он.
— Благодарю вас, господин Поттер, — и Снейп стремительно вышел, взмахнув полами мантии. Винсент, c одиннадцати лет привыкший слушаться профессора, пошел следом.
* * *
Нарезать, очистить, нашинковать — простая работа помогла Винсенту успокоиться. Осторожно снимая кожуру со стручков, сноровисто действуя ножом и слушая легкий стук металла о дерево, он легко вошел в привычный монотонный ритм и почти забылся.
Стоящий рядом профессор Снейп склонился над котлом и взмахом палочки пригасил пламя.
— Винсент.
Юноша поднял взгляд.
— Сэр?
— Смотри, что делаешь! — тут же одернул его профессор. — Если на асфодель попадет кровь, он будет испорчен.
— Простите, сэр.
Профессор Снейп пристально посмотрел на него и вновь вернулся к котлу. Помешал зелье три раза.
— Ты когда-нибудь… — он замолчал, явно не зная, как продолжить, и Винсент заволновался. Профессор Снейп всегда знал, что сказать. — Сегодня твоя брачная ночь.
Винсент хмыкнул. Ночь с Гарри Поттером.
— Кто-нибудь объяснял тебе, как это происходит между мужчинами?
Нож соскользнул.
В последовавшей суете, пока ему перевязывали руку, убирали ингредиенты и выкидывали испорченный асфодель, профессор Снейп двадцать семь раз назвал его безголовым идиотом, а Винсент почти убедил себя, что ему удалось избежать неприятного разговора. Он с двенадцати лет знал, что не такой, как большинство мальчишек. С тех пор, как однажды в Рождество они с Гойлом проснулись полуодетыми в чулане для метел. Если Гойл и заметил, что Винсент был возбужден, то ничего не сказал. Может, потому что не понимал, что происходит, или потому что понятия не имел, как они там оказались, и испугался, но Винсент предпочитал думать, что он сделал это по доброте душевной.
Шли годы, и чем дальше, тем чаще его взгляд останавливался на руках Адриана, заднице Блейза, бледной шее Драко, но он справлялся с этим так же, как и со всем остальным — молча. В раздевалке после квиддичных матчей и тренировок было много разговоров о сексе, но всегда о сексе с девчонками. О том, как задирается мантия Чанг, когда равенкловка ныряет за снитчем, или как колышется грудь Джонсон, когда та передает квоффл Белл, или о какой-нибудь особенно аппетитной девчонке на трибунах. И через некоторое время Винсент решил, что среди его знакомых больше нет таких, как он. И даже когда его детский жирок сменился более чем заметными мускулами, когда он вымахал выше шести футов и стал по-настоящему сильным, это не сделало его красавцем. Еще ребенком он однажды услышал вскользь брошенное замечание тетки: «Он явно пошел в Крэбба, верно, Нимуэ?»
Поэтому, чтобы узнать про интересующий его секс, Винсенту пришлось смириться и найти книгу (что, в принципе, было не так плохо, если не обращать внимания на текст, а смотреть только на картинки).
К 16 годам он отчаялся найти партнера даже для того, чтобы просто подрочить вместе, и понятия не имел, что делать. Поэтому однажды выбрался потихоньку из дома и на метле добрался до Косого переулка, чтобы найти какого-нибудь парня и избавиться от девственности, пусть даже за деньги. Он и представить себе не мог, что когда-нибудь будет говорить об этом с профессором Снейпом,
Он осторожно скреб деревянную доску, старательно промывая все трещинки, а профессор тем временем сам готовил новую партию асфоделя.
— Ты не ответил.
Винсент покраснел и промолчал.
— Значит, тебе неизвестно…
Винсент опустил голову.
— Ясно.
Профессор вытер нож и положил его на стол. Юноша уставился на доску.
— Что ж, я могу сказать лишь одно. В этом году ты лишился очень многого и, по своей воле или волею случая, попал в ситуацию, которую любой здравомыслящий человек сочтет неприятной. Теперь ты Поттер, Винсент, хорошо это или плохо. И хотя твой муж вырос среди абсолютно невежественных магглов, я уверен, что к вечеру кто-нибудь из его друзей объяснит ему определенные вещи, которые чистокровные считают само собой разумеющимися. Что бы он ни сказал, как бы он ни относился к тебе, всегда помни, что ты слизеринец. Даже если у тебя отнимут все остальное, ты все равно останешься избранником Салазара.
Винсент вспомнил о ночи, когда его раскрыли. Он стоял в круге безликих фигур, среди которых были господин Малфой, отец Гойла, его собственный отец, Драко, Гойл и профессор Снейп, трое Лестранжей, Червехвост и целая толпа тех, чьих имен он не знал. Он выступил вперед и тут же рухнул на колени перед Темным лордом — так велика была сила пыточного проклятья, много больше, чем у профессора Хмури шесть лет назад.
— Ты разочаровал меня, Крэбб, — сказал тогда Темный лорд. Винсент взглянул в красные глаза, которые, казалось, видели его насквозь. — Я ожидал от тебя большего. Конечно, твой отец тоже не был мне особенно полезен…
Где-то позади Винсента его отец взмолился:
— Прошу вас, мой лорд, он мне не сын, я отрекаюсь от него! Я всегда был предан вам! Всегда, мой лорд, о великий и милосердный…
— Тихо! Но ты, мальчишка, оказался даже глупее отца. Он, по крайней мере, понимает, как расплачиваются те, кто осмелился предать меня, величайшего мага на земле.
«Ты не величайший», — подумал Винсент, но ничего не сказал. Наверное, Темный лорд угадал эту мысль по выражению его лица, потому что снова прошипел:
— Круцио! — и Винсента захлестнула боль.
А потом боль прекратилась. Все закричали, ряды Пожирателей дрогнули, в его сторону полетели разноцветные вспышки. Вдруг люди словно расступились, и появился профессор Снейп, сжимающий в руке носовой платок. Потянувшись к нему, Винсент услышал яростные выкрики — авада кедавра, ступефай, петрификус тоталус, круцио — а затем были тянущее ощущение в пупке и темнота.
Он пришел в себя утром, безымянный и слабый, и с тех пор был заживо погребен в этом доме. Дом шипел на него, называл предателем, портреты в его снах ухмылялись и шептали: «Круцио, круцио, круцио». Он был просто Винсентом и ничем больше.
Теперь он стал Винсентом Поттером. И, может быть, это все же чего-то да стоило.
— Да, сэр, — ответил он.
— Хорошо, — быстро улыбнулся профессор Снейп.
* * *
Когда он собрался уходить, профессор протянул ему виал с маслом. Винсент снова покраснел, но молча взял бутылочку. Вечером он достал ее из кармана и поставил на тумбочку рядом с кроватью, чтобы случайно не разбить, когда будет раздеваться.
— Слушай… — заговорил Поттер. Гриффиндорец сидел на правой стороне кровати, аккуратно складывая и снова раздвигая дужки очков.
— Я снизу, — сказал Винсент. Гарри уронил очки. — Не возражаешь?
— Что? Нет, я… Нет, — сказал Гарри. Он потянулся за виалом. — Я… э-э…
— Нокс.
В темноте было легче. Винсент смотрел на едва различимые очертания подушки, на резное изголовье, и мог притвориться, что это кто-то другой касается его, дышит ему в ухо. Он мог вообразить, что эти осторожные, почти деликатные руки принадлежат кому-то еще. Все это было необходимо, чтобы брачные заклинания начали действовать, и, по крайней мере, Гарри дал ему кончить, хоть и после того, как кончил сам, хоть Гарри и не был Драко.
Но он был мужем Винсента.
Они заключили брак. Теперь он Винсент Каролингус Поттер.
Его муж пробормотал очищающее заклинание и отвернулся. Винсент натянул одеяло повыше, и больше они друг друга не касались.
Утром он сидел на своей, левой стороне кровати и застегивал рубашку.
— И это все? — спросил Гарри.
Винсент посмотрел на него — в первый раз с тех пор, как прозвучало гасящее свет заклинание. А по-настоящему — с тех пор, как Гарри посмеялся над ним, когда им было по одиннадцать.
— Дай мне руки.
— Что?
— Ты правша, — сказал Винсент. Он взял ладони Гарри в свои (…руки Гарри на его коже, теплые, несмотря на прохладное масло, теплые, маленькие, мозолистые и еще… да… тесно… вот так… еще…) и, сняв обручальное кольцо с правой руки, надел на левую.
— А, точно, — вспыхнул Гарри. Он повторил то же с кольцом Винсента. — Ладно. Все обручальные кольца делаются из обычных лент?
— Нет.
Родители матери Винсента использовали вместо лент сплетенные волосы единорога. Студенты Дурмштранга — по слухам — человеческие кости. Хотя в последнее Винсент не очень-то верил, потому что слух этот пошел от двоюродной сестры лучшей подруги младшей сестры Пэнси, Пеони. Родители Драко, как истинные чистокровные маги, использовали настоящие золотые ленты, из расплавленных галлеонов. Им с Гарри пришлось довольствоваться трансфигурированными лентами, потому что на покупки времени не было. Но это не имеет значения — создающее кольца заклинание все равно одно и то же, независимо от первоначального материала.
Гарри выжидающе смотрел на него.
— Ну? — спросил он.
— Что?
— Я… Ничего.
Винсент пробормотал очищающее заклинание. Вышло не очень хорошо: одежда выглядела теперь более–менее чистой, но по-прежнему мятой. Придется оставить так, пока он не найдет домовика или госпожу Уизли, которая жалела его и каждую неделю чистила его вещи, когда думала, что его нет рядом. Еще много чего надо сделать. Но для завтрака они выглядят достаточно опрятно. Он взглянул на полуодетого Гарри.
— Проголодался?
— Не особенно.
Когда Винсент был уже у двери, гриффиндорец выпалил:
— Ночью мы занимались сексом.
— Да, — ответил Винсент.
— Как ты можешь, вот так запросто…
— Я голоден.
— Все будут глазеть на нас, — горько произнес Гарри. — Глазеть и… и воображать всякие гадости, и болтать, а я ведь даже не нравлюсь тебе, и все это просто… я не…
— Я голоден, — повторил Винсент.
— Ну да, — вздохнул гриффиндорец. — Крэбб и еда, конечно же.
— Поттер.
— Что?
Винсент хотел было сказать ему, что он больше не Крэбб и не был им уже много недель, что теперь он Поттер, что он Винсент.
Но вместо этого просто пошел завтракать.
* * *
Гентайн был готов только через неделю. Ночами они продолжали заниматься сексом, а днем Гарри не разговаривал с ним, лишь бросал время от времени мрачные взгляды. Брачные заклинания уже вступили в силу, и теперь секс был не обязателен, но Винсент не хотел отказываться от него вот так запросто, несмотря на взгляды, безразличие и дурацкие бойкоты. Гарри был не так уж плох, пусть даже в сексе не было особого тепла.
Вот так, за непониманием Гарри, прошла еще неделя. Винсент разговаривал только с профессорами, аврорами и людьми, которые не были его друзьями, и он до ужаса соскучился по Драко и Гойлу.
Время от времени появлялся профессор Снейп, но зимние каникулы закончились, снова начались занятия, и профессор успевал разве что торопливо пожать Винсенту руку или коротко кивнуть перед тем, как аппарировать обратно в Хогсмид.
Но декан Слизерина выкроил время и появился в воскресенье, когда Гарри и Винсент снова смешали кровь, и профессор Дамблдор окропил зельем их окровавленные ладони.
— Gentianus Ignito, — их кожа засияла красным, и зелье померкло.
Гарри немедленно отдернул руку — он никогда не касался Винсента дольше необходимого. Оставшееся на ладони, проникшее в кровь Винсента зелье слегка пощипывало. Он ощутил, как оно распространяется по телу, на мгновение ему показалось, что он задыхается, но профессор Снейп подхватил его под локоть, помог встать, и мир снова вернулся на место.
— Спасибо, сэр.
Профессор Снейп мельком взглянул на Гарри. Тот стоял с Грейнджер и мелкой Уизли, и, как всегда, ни на кого не обращал внимания.
— Винсент, — сказал Снейп.
Винсент пожал плечами. Дело сделано. Что толку теперь говорить об этом?
— У тебя могут случаться приступы головокружения, — сказал профессор. — Ты будешь легко уставать. В крайнем случае Люпин сможет тебе помочь. Я оставил Молли Уизли список питательных зелий, которые следует добавлять тебе в еду. Тебе нужно спать по крайней мере восемь часов…
— Профессор.
Профессор Снейп вздохнул.
— Я не должен был позволять тебе делать это, — Винсент заметил, что он выглядит усталым. Усталым и… Сорокалетний колдун не должен выглядеть старым, но у профессора в волосах проглядывала седина, под глазами залегли тени, а в самих глазах было что-то… тревога? Страх?
— Мне двадцать, сэр.
— О, да, в самом деле. Просто развалина.
— Я просто хотел сказать… — но он не знал, что сказать. Точнее, знал, но не знал как. Ему никогда не удавалось найти правильные слова. Винсент постарался объяснить: — Я знал о побочных эффектах перед тем, как согласился на это.
— И что это меняет, господин Поттер?
«Господин Поттер». Профессор сердится.
— Ну просто... Сэр… Вы же знаете, что Грейнджер не справилась бы…
— То, что Грейнджер не соответствовала предъявляемым ритуалом требованиям, никоим образом не значит, что ты обязан был это делать!
— Я был должен…
— Нет, не был. Ты ничего не был должен Поттеру. Надеюсь, ты не думаешь, что я заставил бы тебя пожертвовать своим будущим!? — зловеще прошипел профессор. Этот тон он приберегался им исключительно для тех случаев, когда он сердился на своих слизеринцев.
Винсент знал, что поступил правильно. Профессор Снейп не имел права… кричать на него и отчитывать, как школьника… и… Он сглотнул.
— Я был должен, — сказал он.
— Ты глупый, глупый мальчишка. «Был должен». Ты хоть понимаешь, что натворил?
— Оставь его в покое!
Они оба удивленно вскинули головы. Взгляды всех присутствующих были устремлены на них. Винсент совсем забыл, что в комнате находится кто-то еще, забыл обо всем, кроме себя самого, профессора Снейпа и того, что, как в свое время метко подметил Драко после происшествия с фальшивыми дементорами на третьем курсе, забралось профессору Снейпу в задницу и там сдохло.
Стиснув кулаки, к ним подошел Гарри.
— Оставь его в покое, — резко заявил он Снейпу.
— Когда я захочу узнать твое мнение, Поттер…
— Уже захотел, когда сказал ту ядовитую гадость, от которой мой муж теперь выглядит как… как будто предпочел бы умереть, — яростно парировал Гарри и шагнул ближе к Винсенту. Сила Гентайна давала о себе знать. Под повязкой на ладони гриффиндорца виднелась покрасневшая кожа. Порез Винсента перестал кровоточить и превратился в бледную розовую линию рядом с недельной давности шрамом со свадьбы.
— Я в порядке, — сказал Винсент. Гарри и Снейп не обратили на него внимания.
— Да за все это время ты едва ли пару слов сказал своему «мужу», ты, неблагодарный…
— Я больше не твой студент, Снейп, так что не смей…
— Я буду делать то, что сочту нужным, и мне не нужно твое…
— Да пошел ты!
— Я в порядке, — повторил Винсент.
— Безголовый идиот…
— Грязный ублюдок…
— Совсем как твой крес…
— Придержи язык, Сопливиус!
— Гарри! — в один голос с ужасом воскликнули Грейнджер, профессор Люпин и профессор Дамблдор.
Винсент понятия не имел, что происходит, но почувствовал слабый толчок Гентайна. Он коснулся руки Гарри.
— Профессор Снейп не сделал ничего плохого.
— О, — гриффиндорец залился сердитым румянцем. — Разумеется, нет. Давай, защищай его. Грязный ублюдок, — он презрительно взглянул на профессора Снейпа, скользнул взглядом по Винсенту и умчался.
— Мне нужно возвращаться в школу, — сказал Снейп.
— Сегодня воскресенье.
— Дополнительные занятия, — объяснил тот. Он ушел, и Винсент не успел даже попрощаться. Профессор Дамблдор последовал за ним.
— Хорошо, — сказал Винсент, хотя не знал, что именно хорошо. Он рассеянно потер руку. — Что ж, пойду займусь чем-нибудь полезным.
— Ты уверен, что хорошо себя чувствуешь, дорогой?
Отвечая госпоже Уизли, он постарался не встречаться взглядом с Грейнджер:
— Да, мэм.
— Если тебе что-то понадобится… — сказал профессор Люпин.
Когда-то профессор Люпин полгода дополнительно занимался с Винсентом защитой. Когда на занятии с боггартом перед Винсентом появился его отец и риддикулус заставил его руки исчезнуть, профессор Люпин задержал его после уроков, напоил чаем и позволил выплакаться, ни о чем не спрашивая. Конечно, профессор Люпин был еще и оборотнем, и однажды разгуливал по школьным землям, не приняв Волчьелычного зелья, а все знают, на что способны оборотни. Но Винсент постарался думать о чае и о том, как Драко сказал: «А этот Люпин ничего, если не обращать внимания на его одежду». В том, что не касалось Темного лорда и господина Малфоя, мнению Драко всегда можно было доверять.
— Я в порядке, — сказал Винсент, и, наверное, третий раз оказался волшебным, потому что он пошел в библиотеку и никто не стал его останавливать.
* * *
После Гентайна обитатели дома начали разговаривать с ним. Не Гарри, конечно, потому что Гарри был противным маленьким лицемером и думал, видимо, что теперь Винсент обязан ему по гроб жизни, и это после того, как сам дразнил его все семь лет в школе. С ним начали разговаривать другие. Госпожа Уизли. Профессор Люпин. Грейнджер попросила называть ее Гермионой.
Однажды, когда он закончил особенно сложные вычисления и писал отчет профессору Дамблдору, его нашел Уизли.
— Крэ… кхм… слушай, я не знаю, как тебя теперь называть.
Винсенту было все равно, как Уизли будет его называть. Он хотел поскорее записать то, что обнаружил в ходе расчетов, пока не забыл. Пергамент с самими расчетами он уже сжег — такова была стандартная процедура.
— Ладно… Винсент, значит. Я хотел сказать… В общем, Гермиона объяснила мне кое-что. И я… кхм… Спасибо. За Гарри, — конец фразы он пробурчал неразборчиво, и Винсент мог притвориться, что ничего не понял, и не обращать внимания ни на слова Уизли, ни на него самого.
Правда была в том, что он сделал то, что сделал, вовсе не для Гарри. Да, Гарри должен жить, чтобы Темный лорд умер. Но это не было специально ради него. Дело было вовсе не в нем.
Уизли стоял, переминаясь с ноги на ногу.
— Идет? — спросил он.
Винсент кивнул и аккуратно написал: «…позволяет заключить, что нападение произойдет в промежутке между 23.00 пятницы и 08.00 субботы. Вероятнее всего в нападении будут участвовать восемь Пожирателей, но только один из Внутреннего круга (вероятность участия еще одного члена Внутреннего круга — 45%, при рассмотрении вероятности участия третьего она снижается до 17%)…»
— Ясно, — буркнул Уизли.
«…ВКП». Дописав, он коснулся пергамента палочкой, и буквы перемешались, составившись в бессмысленные комбинации. Каждый член Ордена использовал свое кодирующее заклинание — этот метод профессор Дамблдор придумал во время войны с Гриндевальдом. Только он и сами авторы писем знали ключ для расшифровки. Теоретически, если бы послание перехватил другой нумеролог, он мог бы попытаться перебрать все коды (держа в голове, если такое возможно, кто может быть автором послания и кому оно предназначается), но на деле содержащаяся в письме информация переставала быть актуальной задолго до того, как можно было бы проверить все возможные комбинации. Вот почему намного проще было поймать автора письма и выпытать у него информацию.
Если бы не профессор Снейп, Винсенту пришлось бы убить себя — такую клятву давали все члены Ордена перед тем, как отправиться на полевые задания. Один из коренных зубов Винсента заменили содержащей яд фальшивкой. Ему повезло, что в агонии пыточного проклятья он не прикусил его слишком сильно.
— Я все равно пойду отправлять письмо, — сказал Уизли. — Хочешь, я и твое прихвачу?
Винсент прижал печать с фениксом к теплому воску и посмотрел на гриффиндорца. Глаза Уизли горели воодушевлением. Скорее всего, ему просто хотелось сделать хоть что-нибудь. Запертые в ограниченном пространстве дома, они с Гарри быстро становились раздражительными. Уизли был лучшим другом Гарри. Он только что поблагодарил Винсента за то, что тот взял на себя долг жизни ради Гарри. Не было никаких сомнений, что сам Гарри доверился бы Уизли, не задумавшись ни на секунду. Как в любой момент Драко доверился бы Винсенту. Но в этом-то все и дело. Винсент был прекрасным примером того, как умеют предавать друзья. Его левую руку до сих пор время от времени пронзали идущие от Метки вспышки боли, а правая ладонь дергалась, отзываясь на Гентайн.
Он осторожно убрал свиток в рукав, чтобы отдать профессору Снейпу вечером, после собрания.
— Нет.
— Я просто хочу помочь, — нахмурился Уизли.
— Мне не нужна твоя помощь.
— Слизеринец, — фыркнул Уизли.
Уже возле самой двери Винсент пожал плечами.
— Именно.
* * *
Было темно. Во мраке виднелись лишь окружившие его белые маски, да красные глаза Лорда. Глаза пронзали его разум, шептали едкие, темные слова, от которых Винсенту хотелось отшатнуться.
Позади подобострастно взвыл отец:
— Пожалуйста, мой Лорд, я отрекаюсь от него, он не сын мне больше!
Малфой поднял палочку, и Винсент вскрикнул, зная, что за этим последует. Следом палочки вскинули Лестранжи, Драко, Гойл и отец Гойла, и вместе с Темным лордом они произнесли: «Круцио».
Профессор Снейп что-то закричал, продираясь сквозь круг Пожирателей, но не смог пробиться, его заклятья стали все реже, Макнейр вытащил нож, и земля под ногами у Винсента окрасилась алым. Больше он не слышал профессора Снейпа, не слышал ничего, кроме собственного крика и «круцио, круцио, круцио…».
Он резко проснулся, задыхаясь и все еще дрожа от пережитого во сне шока. Гарри протянул ему стакан воды и, когда Винсент расплескал половину, удержал его руку и помог допить остальное.
— Спасибо, — поблагодарил его Винсент, когда смог говорить.
— Это был Вол… он?
Винсент кивнул.
Гарри потер левую руку.
— Я тоже почувствовал, — сказал он. — Немного.
— Гентайн.
Гарри теперь всегда будет ощущать отголоски боли Винсента, и поймет, если ритуал — точнее, Винсент — не справится, не сможет его уберечь.
— Будешь шоколад? — спросил Гарри.
— Ты что, профессор Люпин?
— Может, чаю?
— Со мной все в порядке.
— Пять минут назад ты проснулся с криком, — возразил Гарри. — И у тебя все еще болит рука.
— Со мной все в порядке, — повторил Винсент.
— Ладно. Отлично. Нокс.
Винсент повернулся на бок, но быстро понял, что так только больнее. Перевернувшись на спину, он попытался не думать о Драко и Гойле, о круцио и крови профессора Снейпа у себя под ногами.
Лежащий рядом Гарри поежился.
— Ты спишь?
— Да.
— Я не такой тупой, — хмыкнул Винсент.
— Я просто хотел помочь, — обиженно отозвался Гарри.
— Ты не рассказываешь о своих кошмарах.
— У меня нет кошмаров. Мне вообще ничего не снится.
— Что? — Винсент сел.
— Я научился окклюменции.
— Да, но…
— Мы с ним были связаны. Через шрам. Он показывал мне… всякое, — голос Гарри стал резким. Винсенту захотелось увидеть его лицо, но он не мог заставить себя прошептать «люмос». Особенно когда Гарри говорил таким тоном. — Я научился останавливать это. И с тех пор не вижу снов.
— Не видя снов люди сходят с ума, Гарри. Поэтому прием зелья сна-без-сновидений так строго контролируется. Это все знают.
— Неужели? А если ты так и будешь кричать под пытками каждую ночь, а я буду просыпаться из-за боли в руке от моей несуществующей Метки, это поможет нам остаться в своем уме? Или, может, мне просто снять защиту и позволить Волдеморту прогуляться у меня в голове и продемонстрировать какие угодно видения — что Гермиона или Рон умирают, например, — и так заставить меня броситься на выручку и погубить нас всех? А может, он просто удовольствуется тем, что ЗАСТАВИТ МОЙ ШРАМ АДСКИ БОЛЕТЬ!
— Замолчи, — раздался над головой Винсента чей-то голос. — Некоторые пытаются выспаться, глупый мальчишка.
— ЛЮМОС! — воскликнул Винсент и удивленно уставился на обычно пустую раму, в которой теперь находился колдун в ночном колпаке. Колдун сердито глядел на них. — Это еще кто?
— Финеас Найджелус, — ответил Гарри.
— Директор?
— А как ты думаешь, почему я каждую ночь старательно гашу свет перед тем, как заняться сексом?
Винсент думал, это потому что Гарри не хочется на него смотреть. Ему и в голову не приходило, что в комнате находится наблюдатель, от которого надо прятаться. Но теперь стало понятно, почему кажущаяся пустой рама висит над их кроватью, хотя до сих пор Винсент никого на картине не видел.
— Я здесь исключительно по просьбе Альбуса Дамблдора, — высокомерно заявил Найджелус. — Уверяю вас, у меня есть дела поважнее, чем тратить время, глядя, как неблагодарный мальчишка занимается сексом со своим глупым увальнем-мужем.
— Отлично, — отмахнулся Гарри. — Тогда проваливай. Если только тебя не прислал Дамблдор с каким-нибудь сообщением.
— Нет, — и Финеас величественно прошествовал прочь. За его спиной горделиво развевался ночной колпак.
— Чертов шпион, — пробормотал Винсент.
— Может, так оно и есть. Как думаешь, сколько у Волдеморта шпионов?
— Как минимум один, иначе профессор Дамблдор так не волновался бы, — ответил Винсент. Он вспомнил о своем отчете, переданном Снейпу, о сердитом выражении лица Уизли, о Червехвосте и горящих красных всеведущих глазах. И добавил: — А может и больше.
Гарри кивнул.
* * *
Женщины Крэббов всегда были сильными.
Урожденные Крэббы, которые были вписаны в Книгу Имен, а не Крэббы по браку и разделенной крови, как его мать. Они были неукротимыми, неумолимыми чистокровными волшебницами, знающими, что к чему, впитавшими свои обязанности с молоком матери. Именно таких магглы называли в старину ведьмами — не за их магические возможности, а за неукротимую силу духа.
Когда его мать умерла, бабушка нашла маленького Винсента в гардеробной. Притихший, с ничего не выражающим лицом, он стоял среди ее шелков и кружев. На мгновение ему показалось, что она вот-вот обнимет его. Бабушка Крэбб помогала маме растить его, научила читать, ездить верхом, летать, каждую пятницу водила маленького Винсента в Зал памяти и знакомила с портретами предков. Бабушка Крэбб, как и домовики, называла его «маленький господин», потому что пока отец был в тюрьме, Винсент был главой семьи. Но отец вернулся — резкий и необузданный — а мама ушла. Бабушка протянула руку и сказала:
— Идем, мальчик. Крэббы не прячутся.
И Винсент пошел.
Это, конечно, было до Гентайна, и он больше не был Крэббом, но когда у него перед глазами мелькнула красная вспышка и он повалился на сложные расчеты, показывающие, как, не нарушая надежности Фиделиуса, разместить в штаб-квартире больше людей, он понял, что никто не предупредил Гарри о том, что Поттерам прятаться нужно.
И провалился во тьму.
* * *
— Винсент, открой глаза. Вот так, хорошо.
Винсент заморгал, давая глазам привыкнуть к яркому свету.
— Что случилось?
Профессор Снейп убрал руку с его лба и опустился в кресло рядом с кроватью.
— Твой безмозглый муженек решил прогуляться по Диагон-аллее.
— Я не знал…
Винсент вздрогнул. Гарри стоял поодаль, рядом с профессором Люпином. Казалось, он был в отчаянии. Или сердился? Винсент мог бы разобраться в этих эмоциях, если бы его мужем был Драко или Гойл. Но не Гарри Поттер.
— По-твоему, тебя это извиняет, Поттер? Если ты не сумел понять, к каким последствиям может привести твоя выходка, то это уже не убийство?
Гарри рванулся вперед, профессор Люпин едва успел удержать его.
— Ты первостатейный ублюдок, Снейп. Надеюсь, ты это знаешь.
— И в твоих напоминаниях не нуждаюсь.
— Я хочу поговорить с моим мужем наедине.
— Неужели? И что, мир должен встать на колени и смиренно подчиниться желаниям Гарри По…
— Все в порядке, сэр.
Профессор Снейп стиснул кулаки, но потом кивнул Винсенту и вышел. Профессор Люпин последовал за ним. Гарри закрыл за ними дверь. Он провел рукой по гладкому дереву, старательно избегая взгляда Винсента.
— Что происходит? Что ты вытворяешь?
— Отдаю жизнь за жизнь.
— Мне не нужна твоя жизнь.
— Это не тебе решать.
— Но разве… Ты умираешь из-за меня… — голос Гарри сорвался и он, наконец, посмотрел на Винсента. — Я не думал, что Гентайн может быть смертелен. Министерство никогда бы… Гермиона сказала, чистокровные семьи делают так все время!
Винсент вздохнул. Ему не хотелось ничего объяснять. Ему хотелось холодных, бесстрастных чисел. Числа не смотрели на него зелеными глазами, в которых смешались ожидание и бессильная ярость. Но бабушка часто повторяла Винсенту, что много желать — добра не видать.
Он ответил:
— Чистокровные семьи используют Гентайн для защиты наследников в опасные времена. Каждый член семьи дает немного своей силы и своей крови, благодаря этому заклятья, наложенные на наследника, или нанесенные ему раны делятся на всех через кровную связь. Это не смертельно, потому что обычно в ритуале участвует много людей. Потому что сила и защита идет от каждого.
— Я не хочу, чтобы ты умер,— сказал Гарри.
— Жизнь за жизнь, — пожал плечами Винсент.
Гарри умчался прочь. Винсент начал понимать, что тот никогда по-настоящему не станет волшебником — таким как профессор Снейп, как Винсент или даже как профессор Дамблдор. У него над головой Найджелус пробормотал:
— Гриффиндорцы.
Это прозвучало как привычная обидная подначка, и вместе с тем как что-то совершенно иное. Винсент повернулся, стараясь не думать о том, каких усилий ему это стоило, и попытался заснуть.
* * *
— Круцио.
— Круцио.
— Круцио.
Все болело. Со всех сторон его окружали белые застывшие маски и пустые глаза. Где-то позади кричал профессор Снейп. Гарри. Гарри было больно, Винсент чувствовал это — даже корчась в агонии под пыточным проклятьем, он чувствовал, как горит ладонь. Шрам покраснел, вокруг Винсента замелькали алые вспышки, круцио и «он мне не сын».
Окружающие его лица расплылись, белизна масок смазалась и закапала на черные мантии, превратила их в официальные белые одежды, собралась лужицами у ног Пожирателей, и вдруг оказалось, что его окружают рыжеволосые незнакомцы и среди них профессор Дамблдор.
— Ты согласен на этот союз?
— Я не хочу, чтобы ты…
— Жизнь за жизнь.
— Gentianus Ignito.
— Я не хочу тебя, — сказал Гарри.
Шрам Винсента вспыхнул красным, все потемнело, и кто-то позади него прошептал:
— Круцио.
* * *
Когда Винсент открыл глаза и увидел сидящего рядом с кроватью Драко, то подумал, что все еще спит. Хотя даже во сне он ни разу не видел Драко таким уставшим и потрепанным как сейчас, в порванной — как раз напротив сердца — мантии и с мрачным выражением в глазах. Никогда, даже когда им было по девять и они играли позади особняка Малфоев после дождя. Винсент и Гойл тогда перемазались с ног до головы, но Драко каким-то образом удалось остаться чистым. Не считая квиддича, Винсент видел его испачканным лишь однажды, когда на третьем курсе на них напал полтергейст возле Визжащей хижины. И уж тем более Драко никогда не ходил в рваной одежде. Хотя Малфой принимал богатство как должное — в отличие от Винсента, после того, как от него отреклись — со своими вещами Драко был очень аккуратен.
— Привет, — сказал Винсент.
— Глядите-ка, кто проснулся, — отозвался Драко, и Винсент понял, что это не сон.
— Что ты здесь…
— Ой, вот не надо, — фыркнул тот. — Даже ты, при всем своем тугодумии, уже должен был догадаться.
— Ты наш шпион…
— Был.
— А Гойл?
Драко отвел взгляд, и все стало ясно. Винсент всегда хорошо понимал Драко без слов. И он всегда знал, что Гойл был слабым звеном.
— Я старался, — наконец, сказал Драко. — Я правда старался, Кр… Поттер, — и тут же резко сменил тему: — Как, к чертям собачим, тебе вообще пришла в голову эта дикая идея?
— Профессор Снейп, — ответил Винсент. Большинство его идей так или иначе исходили от Драко или профессора Снейпа.
— Да чтоб… Но Гентайн, — покачал головой Драко. — Только полный идиот…
— Тебя рядом не было.
Драко фыркнул.
— Это уж точно.
— А профессор Снейп был обязан Поттеру жизнью, — добавил Винсент. И Драко понял. Винсент знал, что он поймет.
— Что ж… Тогда ладно, — сказал Драко. — Только…
Винсент коснулся кольца на правой руке, которое ему дал господин Малфой летом после второго курса. Такие же кольца он дал Драко и Гойлу. То лето Винсент провел в поместье Малфоев. Вернувшись домой после первого курса, он понял, что за год забыл, во что превратился его отец, забыл так основательно, что осмелился вернуться — и в сентябре приехал в школу весь в синяках и мучимый Танталовым проклятьем. Ни разу за весь тот год он не наелся досыта, и хотя Гойл не отставал от него, поедая блюдо за блюдом, однажды Драко пришел в такое негодование, что Винсенту пришлось во всем признаться. А за неделю до окончания второго курса отец известил его, что лето Винсент проведет в имении Малфоев, и велел вести себя как следует. Драко всегда заботился о нем, так или иначе.
— Гойлово у тебя? — спросил он. А когда Драко достал из кармана кольцо, попросил: — Под кроватью коробка из-под обуви. Достанешь?
— Ты как девчонка, честное слово, — покачал головой Драко, вытаскивая коробку. — Не знаю, как я тебя терплю.
Винсент тихонько фыркнул. У Драко всегда портилось настроение, когда он не мог помочь. Винсент открыл коробку. Там была колдография его мамы. Школьный галстук. Его СОВы и ТРИТОНы. Колдография с шестого курса, на которой они с Гойлом несли на плечах Драко после того, как их команда выиграла квиддичный кубок. Значок с четвертого, на котором до сих пор вспыхивала надпись: «Поттер — вонючка».
Драко ухмыльнулся.
— Помнишь, сколько времени мы на них угрохали? — он прижал к значку палец, и надпись сменилась на «Поддержите Седрика Диггори — настоящего чемпиона Хогвартса».
— Не спали всю ночь, — кивнул Винсент. — Профессор МакГонагалл жутко разозлилась из-за недописанных сочинений по Трансфигурации.
— Зато их носили все, даже равенкловцы, — Драко снова переключил значок. — Не возражаешь? — спросил он. На его пальцах играли зеленые отблески.
Винсент покачал головой.
Драко приколол значок на мантию, аккуратно стянув края прорехи. Положив кольцо Гойла в коробку, он закрыл ее и сказал:
— Спасибо. Жду не дождусь, когда увижу его лицо за ужином.
— Потом он примчится сюда, будет кричать и ругаться. Может, даже швырнет что-нибудь или стукнет по стене.
— Ты уверен, что все будет нормально?
— Уверен, — ответил Винсент. — Когда он сердитый, секс лучше.
Драко улыбнулся.
— Узнаю слизеринца.
И впервые со дня свадьбы это не прозвучало, как оскорбление.
* * *
Но Гарри не вернулся к вечеру. Он вернулся поздно ночью, и Винсент догадался об этом только потому, что той ночью ему ничего не снилось. В шесть утра в дверь осторожно постучала госпожа Уизли. Она принесла ему куриный бульон, шпинат и кусок шоколадного торта и предупредила:
— Десерт только после того, как съешь все остальное, дорогой. Тебе нужны силы.
Винсент хмыкнул. Ему не нужны были постоянные напоминания. Когда такое говорили профессор Снейп или Драко, Винсент знал, что они на самом деле имеют это в виду. А госпожа Уизли могла подразумевать что-то вроде: «нельзя, чтобы ты умер, пока Гарри нуждается в твоей защите». Винсент был уверен, что в устах Рона Уизли подобная фраза значила бы именно это. Скорее всего.
С тех пор как Винсент отказался доверить ему отправку своего отчета, Рон не смотрел ему в глаза. Грейнджер он тоже почти не видел.
Винсент не знал, что означали бы эти слова, если бы их произнес Гарри, но это было совершенно неважно, потому что Гарри все равно с ним не разговаривал. За исключением случаев, когда они занимались сексом, и гриффиндорец спрашивал, нужно ли добавить еще палец, или стонал у него над ухом. Странно, что Винсент знал, как звучит голос Гарри, когда слова оказывались не нужны, но понятия не имел, как из уст его мужа прозвучало бы обыкновенное: «Все нормально, Крэбб?». Он знал, как это прозвучало из уст Драко — в начале шестого курса, когда они встретились на платформе 9 ¾, и никого из них не провожал отец. Винсент помнил, как звучал голос Драко, когда тот, запутавшийся и растерянный, думал, что остался совсем один, и уцепился за дружбу с Винсентом, как утопающий за соломинку.
Винсент знал, как звучит голос Драко, когда сам он втайне предал его, их Лорда и их отцов, и когда Драко так же втайне предавал его, и ни один не знал, что делает другой.
Иногда Винсенту хотелось, чтобы господин Малфой был другим — ради Драко. Но тогда и Драко тоже изменился бы, а Винсент не мог представить его иным.
Гарри он тоже не мог представить другим. Может, в каком-нибудь лучшем мире, где Гарри не потерял бы родителей, он бы знал, что значит быть чистокровным, почему важны традиции и культура, почему нужно уважать старших. Может, он знал бы и то, почему и чем каждый волшебник обязан их миру и магии.
Где-нибудь в другом мире Гарри Поттер поблагодарил бы его за Гентайн.
Здесь, когда Винсент проснулся, Гарри уже не было. Когда профессор Люпин принес ему завтрак, они избегали разговоров о Гарри.
Каждый раз, когда он съедал все до конца или чувствовал боль — обычную, например, от ушибленного пальца, или мучительную, обжигающую лоб боль своего мужа — каждый раз профессор Люпин или госпожа Уизли благодарили его. Каждый раз, когда Драко тяжело вздыхал, или профессор Снейп называл его глупым ребенком и сжимал его ладонь, Винсент знал, что профессор гордится им. Он вспоминал об этом каждый раз, когда Гарри отворачивался, избегая его взгляда.
Винсенту было все равно. Он делал это не ради Гарри.
* * *
У Винсента не хватало сил сидеть дольше, чем по полчаса.
— Ты выглядишь усталым, — сказал он Драко.
— Они обнаружили еще одного шпиона.
— Орден?
— Пожиратели.
Винсент сглотнул. Значит, шпион Волдеморта в Ордене забрался высоко. Значит, это кто-то, кто знает его членов, кто может раскрыть и пытать их. Кто-то, кому Темный лорд доверил подобраться совсем близко к Дамблдору. А заслужить доверие Темного лорда было очень непросто.
— Кто? — потому что у него было право знать, кто и как умер.
— Маркус Флинт.
Винсент помнил Флинта, хоть им и не довелось играть вместе. Тот был настолько помешан на квиддиче, что забывал обо всем остальном. Он провалил выпускные экзамены и остался на второй год только из-за прадеда, настоявшего на том, что его наследник не должен оставаться без ТРИТОНов. Все слизеринцы думали, что после школы Флинт будет играть за сборную Англии, но вместо этого Маркус пошел работать в Министерство, под начало Уолдена МакНейра. А когда Джулиус Флинт умер, оказалось, что имение было многократно перезаложено — и дом, и земля. Чуть больше года о Флинте ничего не было слышно, а потом он вдруг снова появился на старой работе.
Когда Винсента взяли в квиддичную команду, Флинт прислал ему записку: «Защищай ловца». Их ловцом был Драко, так что Винсенту не нужны были дополнительные инструкции, но все равно.
— Где его семья?
— В безопасности. Дамблдор не говорит, где.
Винсент кивнул. Дамблдор знал все, поэтому всем остальным знать было не нужно. Он не мог придумать, что еще сказать, и промолчал. В отличие от остальных, Драко всегда понимал, что означает его молчание.
— Держи Уизли подальше от своего мужа.
Винсент тихонько хмыкнул. От Драко такого предупреждения можно было ожидать в последнюю очередь. Да и в любом случае, прикованный к кровати Винсент мало что мог сделать. Особенно учитывая то, что Гарри появлялся после наступления темноты и исчезал до восхода. И вряд ли Гарри станет его слушать. Он наверняка вспылит, мрачно уставится на Винсента и, может, даже займется с ним сексом, хотя они не прикасались друг к другу с тех пор, как гриффиндорец узнал, что на самом деле означает Гентайн.
Иногда Винсенту казалось, что Гарри касается его ночью. Он угадывал отголоски прикосновений в том, как унимался ставший привычным зуд. Но если даже это и случалось, то никогда, пока он бодрствовал.
Если это вообще случалось.
— Это может быть кто угодно, — сказал он.
— Нет, — возразил Драко. — Не кто угодно.
* * *
Должно быть, тем вечером что-то произошло на собрании Ордена, потому что грудь Винсента сдавило, словно от злости, а чуть позже Гарри ворвался в их спальню и наконец-то заговорил с ним. Точнее, закричал.
— …он ничего не знает ни о Роне, ни о дружбе, и вообще ни о чем!
Винсент решил подождать, пока тот выдохнется. Он был уверен, что Гарри не всегда вел себя так — крича, ругаясь и хлопая дверьми. Но не мог за это поручиться, потому что в школе не особенно обращал на него внимание. Он хорошо помнил, как Гарри отверг их дружбу — его, Драко и Гойла, и еще лучше — едкие слова, брошенные Гарри в его сторону в конце пятого курса, после ареста отца. Еще он помнил мрачные взгляды шести— и семикурсников, проклятия исподтишка в полутемных коридорах, насмешки и гнусные подначки. Только профессор Снейп снимал с наглецов баллы, остальным не было никакого дела.
Винсент помнил, как скривилось от отвращения лицо Гарри, когда он появился в коридоре дома на Гриммаулд-Плейс, сжимая в кулаке носовой платок и тяжело опираясь на руку профессора Снейпа.
— Это ваш шпион?! — спросил тогда Гарри.
Винсент не помнил, когда то отвращение перестало иметь значение и он, наконец, осознал, что бояться нечего, что он в безопасности. Но это было неважно, потому что к тому времени Винсент привык держать Гарри на расстоянии. Потому что Драко был… Драко.
— Это кто-то, кто хорошо знает Орден.
— Но не Рон.
— Гарри…
— Нет, — отрезал Гарри, и Винсент понял, что бесполезно напоминать о его отце и Червехвосте. Уизли не был Червехвостом, да и Драко не был профессором Снейпом. Винсент смог усмотреть сходство с той давней историей только благодаря своей способности легко замечать соответствия. Благодаря этому дару он знал, почему умирает ради того, чтобы Гарри мог жить. Но Гарри изучал прорицание вместо нумерологии, и для него доверие и догадки были важнее строгих беспристрастных фактов. Винсент мог привести девяносто девять примеров, а Гарри все равно поверил бы, что сотый раз может оказаться другим, настоял бы, что один шанс из тысячи — все равно шанс.
Но Винсент не мог сказать все это Гарри, поэтому просто спросил:
— И кто, по-твоему, это может быть?
Гарри пожал плечами и упрямо заявил:
— Не Рон, — как будто одна его уверенность могла что-то изменить. И добавил: — И не Гермиона.
— И не Драко, — произнес Винсент.
— Ну конечно… — губы Гарри скривились в горькой усмешке. — Разумеется, кто угодно, только не твой драгоценный Малфой.
Винсент вздохнул. Однажды он слышал, как Терри Бут сказал: «Ровена, сохрани меня от идиотизма слизеринцев и самонадеянности гриффиндорцев». Винсенту казалось, что все совсем наоборот, но он бы не осмелился озвучить это умозаключение в присутствии профессора Снейпа.
— Иди в постель, — сказал он.
— Что?
Винсент не стал повторять — Гарри прекрасно его расслышал.
— Ты же не хочешь…
— Хочу.
— Ты же на ногах не держишься, как…
— Гарри, — перебил его Винсент, — помолчи.
— Я не…
— Еще как хочешь, — Винсент коснулся губами губ гриффиндорца. — И ты сам это знаешь.
— Ты болен, — сказал Гарри, отодвигаясь.
Винсент обнял его за талию, снова привлекая к себе. Гарри не вырывался — не хотел сделать ему больно — и ладонь Винсента скользнула ему под рубашку. Кожа Гарри была теплой и гладкой. Он вздрогнул и повторил:
— Ты же болен, Винсент.
— Помолчи, — сказал Винсент.
И Гарри замолчал.
* * *
Он страшно устал. Ужасно устал. Но кто-то все равно что-то говорил, говорил... От двери доносились голоса — он слышал их, но не хотел открывать глаза. Голоса тянули его из забытья, отбирали у него Гарри. Винсент раздраженно потер ладонь о простыню, но это не помогло.
— Гарри?
Его голос был не громче шепота — почему он так охрип? — но Гарри тут же оказался рядом, погладил его по щеке, и зуд в руке чуть-чуть утих.
— Началось.
Винсент кивнул.
— Я знаю.
— Я буду осторожен, — пообещал Гарри. Он коснулся шрама на ладони Винсента, переплел их пальцы. — Я буду осторожен, а когда все закончится, мы разорвем Гентайн. Я обещаю.
— Не надо.
— Винсент, — глаза гриффиндорца потемнели. — Винсент…
Винсент знал, что Гарри не поймет — он никогда не понимал — но все равно сказал:
— Все нормально.
— Ничего не…
— Гарри.
Тогда Гарри поцеловал его — горячий язык скользнул по губам, пальцы стиснули пижаму на груди, щеки коснулись щетина, прохладное стекло очков и резкий, отчаянный вздох.
— Я обещаю, — прошептал Гарри.
И Винсент отпустил его.
* * *
Грудь стиснула надсадная боль. Где-то далеко-далеко, на границе боли, он слышал «круцио» и холодный смех. Едва оправившийся после вчерашнего полнолуния профессор Люпин шептал ему успокаивающие слова, которых Винсент не понимал. Скорее всего это давал знать о себе Гентайн. Потому что Винсент всю жизнь присматривал за Драко Малфоем и слушался профессора Снейпа, а Гарри был для него никем. Он ничего не значил еще полгода назад, до их обетов, до того, как кровь окропила принесенную землю, и Винсент снова стал волшебником. Он никогда не переживал за Гарри, не сражался за него, и даже теперь он умирал ради чего-то другого. Ради чести, достоинства и вещей, названия которых не знал. Ради профессора Снейпа. Не ради гриффиндорских полукровок. Наверное — опять Гентайн? — сейчас его горький и недовольный тон был очень похож на тон Гарри. Ему было все равно, что будет дальше, он принимал на себя проклятья вовсе не затем, чтобы уберечь Гарри, совсем не за тем.
Он не помнил бессонные ночи, резкие вздохи в темноте, прикосновения пальцев, дарящие горячее, сладкое, смешанное с болью удовольствие, не радовался тому, что Гарри был избавлен от страдания, когда его рука начала кровоточить, не думал ни об оскверненной магии, ни о впившемся в его разум взгляде красных глаз, ни о чем не думал, кроме долгожданной свободы, он хотел освободиться, хотел…
— Гарри! — вскинулся он.
Кто-то опустил его обратно на постель, но Винсент не видел, кто. Все окутал туман. Кто-то начал тихо напевать, но звучащие у него в голове голоса перебивали мелодию.
…сон приходит на порог, крепко-крепко спи ты, сто путей, сто дорог, для тебя открыты…
Диффиндо.
…спи, сокровище моё, ты такой богатый: все твое, все твое, звезды и закаты…
Круцио.
Кто-то закричал.
…завтра солнышко проснется, снова к нам вернется…
Флагрейт.
…молодой, золотой, новый день начнется…
Круцио.
— Поппи, мы теряем его. Винсент! Винсент, слушай мой голос. Вспомни третий курс, как мы с тобой учились не бояться боггарта. Не слушай их, Винсент, здесь ты в безопасности…
Краешком разума он узнал голос профессора Люпина. Голос звучал испуганно. Винсент хотел сказать ему… он не знал, что, никогда не умел найти правильные слова… но он не мог ни говорить, ни дышать. Вдруг не осталось никого кроме Гарри. Мир словно съежился, почти исчез, и все замерло.
— Винсент?
— Зеленое, — сказал он. — Профессор… профессор, оно зе… ГАРРИ, ЗЕЛЕНОЕ!
Кольцо на его правой руке превратилось в ленту и соскользнуло на пол.
* * *
Раздался стук в дверь. Защитные чары не узнали непрошеного гостя. Значит, это не студент.
— Я знаю, что вы там, профессор. Дамблдор сказал…
Какого черта? Он резко распахнул дверь.
— Чего еще тебе от меня надо?
Поттер протянул ему коробку.
— Он хотел бы, чтобы это осталось у вас. Они все хотели бы.
Северус смотрел, как Поттер уходит — наконец повзрослевший, понявший, что значат ответственность и потери. Он подождал, пока гриффиндорец повернет за угол, запер дверь и только тогда открыл коробку.
— Безрассудные дети, — сказал он, когда сумел, наконец, совладать с собой. Аккуратно поставил фотографию на камин, провел пальцами по выгравированным на серебряной рамке буквам: «Избранные Салазара». На фото Крэбб и Гойл подняли улыбающегося Малфоя на плечи. Драко сжимал в руках квиддичный кубок. Винсент помахал Северусу.
— Глупый, глупый мальчишка, — Северус ласково коснулся стекла, потом осторожно вытер его носовым платком и снова прошептал: — Глупый.
Vova
