Почему я? (Часть вторая)

— Вета, вот ты где! Я тебя по всему замку ищу, — Вета подняла голову и прищурилась: в темноте арки входа на Астрономическую башню стояла высокая фигура.

Девушка вздохнула, отложила Историю Хогвартса, навязанную ей Гермионой, и вытащила волшебную палочку.

— Что тебе?

— Хотела поговорить с тобой, — фигура неуверенно помялась у входа.

Вета фыркнула, покрутила палочку в руках, затем кинула взгляд на квиддичное поле, где тренировалась команда Гриффиндора — все интереснее, чем разговоры с ней, но...:

— Говори.

— А, да… Хорошо, — девушка услышала, как рядом с ней зашуршала мантия. — Я хотела поблагодарить тебя, что ты не позволила Завулону забрать меня, иначе…

— Он бы тебя не убил.

— Но покалечил.

— Не без этого, — усмехнулась Вета. — Что-то еще?

— Попросить прощения и объяснить, почему я…

— Начни сразу со второго пункта.

— Я прошу…, — Вета повернулась к Ларисе и зло посмотрела на нее, украинка запнулась и опустила глаза, — хорошо, тут и объяснять-то нечего: мои родители хорошие друзья Бориса Игнатьевича, и, когда вы с Дра… с лордом Малфоем появились у нас в Дурмстранге, меня попросили посмотреть за тем, что вы будете делать.

— И не дать нам найти Книгу…

— Нет. Нет, это не так. Про Книгу я ничего не знала…

— Не ври, — Вета прищурившись, взглянула на Ларису, — там, в лабиринте, ты точно знала, что в сумке и кому это нужно.

— Да, знала, и что? Со мной связались накануне и сказали, что я должна буду забрать то, что вы найдете. Я ничего не знала о том, какая у тебя ситуация, иначе бы я не…

— Достаточно. Твоему работодателю теперь незачем шпионить за мной: Книга у Волдеморта.

— Я не шпионила, — возмутилась Лариса. — Вот Крам и Ульрих шпионили…

— Ульрих?

— Он шпионил для Завулона.

— Понятно. Все за всеми шпионили, но повезло только Волдеморту. Везучий уродец, однако.

Лариса неуверенно улыбнулась и пожала плечами. Повисло тягучее молчание, нарушаемое доносившимися с поля криками гриффиндорцев.

Вета убрала палочку, разгладила несуществующие складки на школьной мантии, положила Историю Хогвардса себе на колени, провела по шероховатой обложке кончиками пальцев, потом встала и пошла к выходу. За ее спиной послышался шорох и неуверенный голос позвал:

— Вета?

Девушка остановилась и, не поворачиваясь, спросила:

— Что ты от меня хочешь? Чтобы я что…?

— Я хочу, чтобы мы снова стали друзьями, у меня мало друзей. Мне бы не хотелось из-за такой ерунды терять тебя.

— Нельзя потерять того, чего не было, — покачала головой Вета и направилась к выходу.

— Это все из-за того, что я помогала Гесеру?

— Ничего личного, я просто не люблю Светлых, впрочем, как и Темных. Знаешь, Лариса, найди себе других друзей. Гриффиндорцы народ общительный, ты одна не останешься. К тому же, здесь есть Рон. Удачи и счастья в личной жизни, — задержавшись в проходе, проговорила Вета.

Спускаясь по лестнице, она услышала приглушенный всхлип, донесшийся с Астрономической башни. Фыркнув, Вета поплотнее закуталась в мантию: последнее время она сильно мерзла.

«Светлые. Всегда все принимают близко к сердцу. Отвратительное свойство психики. А еще до них никак не может дойти, что все что ни делается, делается ради выгоды… С другой стороны… может быть, я погорячилась?»

Остановившись у лестницы, девушка побарабанила пальцами по поручню, но через минуту, тряхнув головой, решительно шагнула на первую ступень.

Чертыхаясь в полголоса на движущиеся лестницы, к которым она до сих пор не смогла привыкнуть, Вета спустилась на второй этаж и быстро прошла по коридору. Сбежала по мраморной лестнице на первый этаж, в задумчивости постояв у подножья лестницы, все же свернула направо к подземельям.

Добравшись до своей комнаты, в сотый раз мысленно благодаря Мерлина за то, что слизеринское общежитие было не похоже на лагерный тип всех остальных, девушка бросила книгу на кровать, а сама устроилась на подоконнике, усыпанном подушками. Подтянув ноги к груди, Вета положила подбородок на острые коленки.

В подземелье окна были созданы магическим путем, но показывали тот пейзаж, который могли бы увидеть все с окон первого этажа: большое поле, ведущее к квиддичной площадке и берег озера. Сейчас Вета смотрела на сизую неспокойную воду, которая гармонировала с ее настроением…

Прошло две недели, как они с Ларисой появились у дверей Главного Входа. Сама Вета этого не помнила — ей рассказала Джинни, а той — Гарри, которого после сражения в Министерстве посвящали в большинство дел Ордена. С его слов дело происходило так: посреди ночи в Главный Вход стали настойчиво и громко стучать. Когда сонный завхоз открыл двери, на пороге стояли испачканные в грязи Вета и Лариса.

Вызвали мадам Помфри, которая и занялась раненой. Тем временем, Лариса в кабинете у директора рассказала всем посвященным в историю с артефактами, что произошло. Северус Снейп незамедлительно был отправлен в лаборатории с листком бумаги, на которой был записан рецепт зелья Поддержания. Аластор Муди, сославшись на дела, быстренько исчез, как подозревали Джинни и Гарри, ловить Люциуса Малфоя, который так и не появился вслед за девушками. Деканам были велено предупредить свои курсы о том, что с утра в школе начнут действовать повышенные меры безопасности. Тонкс и Люпин направились в Аврорат с запросом об усилении охраны замка…

К следующему вечеру Вета более или менее пришла в себя. В кабинете Дамблдора, куда ее проводила мадам Помфри, девушку быстро расспросили о том, что случилось со времени их последней встречи на площади Гриммо, затем также оперативно нацепили старый колпак на голову, который стал рассказывать, какая она изворотливая и что от нее Темными Искусствами пахнет за версту, а значит ей прямая дорога в Слизерин. Вете было, в общем-то, все равно почему и куда. По просьбе гриффиндорцев, явно недовольных тем, что сказала шапка, директор позволил ей посещать с кем-нибудь из них гостиную и сидеть за столом красно-золотых...

Для Веты потекли обычные школьные будни, разбавленные редкими посещениями директорского кабинета, где с ней велись одни и те же разговоры о Дурмстранге и Люциусе. А гриффиндорцы, которые решили взять патронаж над несчастной, как им казалось (Вета себя таковой не считала), девушкой, каждый вечер тащили ее к себе в гостиную, и волей-неволей ей приходилось слушать разговоры на тему войны и противостояния Волдеморту (будто своих проблем ей было мало).

Молодых волшебников беспокоило то, что Темный Лорд, получивший в свое распоряжение такой мощнейший артефакт, как Книга Перуна, не предпринимал никаких попыток напасть на школу и, в частности, на Гарри, а лишь ограничивался редкими нападениями на магов и магглов. Впрочем, почему Волдеморт не использовал Книгу, Вета знала лучше всех.

На усиление охраны школы были присланы десять авроров, что было, цитируя Гермиону: «… просто смехотворно…».

Школьников отпускали в Хогсмид по выходным как обычно, правда, под неусыпным надзором все тех же авроров и только шестые и седьмые курсы. Северус Снейп, запершись в подземелье, варил зелье, выходя оттуда только на время лекций — в Большом Зале он не появлялся. Но такое поведение мастера Зелий, как заверили Вету, было вполне обычно.

Всю эту информацию она принимала к сведению, но по большей части, ей она была не интересна. Интересовало девушку только одно, но Муди с той ночи никто не видел, и весточек он не подавал даже Дамблдору. Старый же волшебник практически не выходил из своего кабинета, а когда Вета приходила на «чаепитие», ей казалось, что директор сильно болен, настолько нехорошо он выглядел...

Соскользнув с подоконника, Вета нырнула под одеяло, в кровать, где свернулась калачиком и закрыла глаза. В голове последнее время была странна пустота, так не свойственная Вете раньше — она никогда не теряла интереса к жизни, даже после смерти родителей, а теперь девушка ловила себя на мысли, что интересует ее только одна персона и, на удивление, это даже не она сама.

С глухим стуком «История Хогвардса» упала на пол, но Вета даже не шевельнулась: с каждым днем она чувствовала себя все слабее и слабее. Мадам Помфри, у которой она теперь практически обитала в Больничном крыле, посоветовала ей воздержаться от посещения некоторых занятий. Распоряжением Дамблдора ей было позволено не посещать зелья, трансфигурацию, заклинания — все те предметы, которые могли ослабить ее еще сильнее. Теперь Вета изучала их по учебникам и, если бы не Гермиона…

А еще по утрам ее стал мучить приступы тошноты, от которых не помогало ничего. Проходили они зачастую только к обеду, а иногда и к ужину. Поэтому девушка пропускала не только те занятия, которые разрешалось, но и те, что были до обеда, если, конечно, вообще ходила …

Вета втянула в себя воздух и зарылась поглубже в подушки. На какое-то мгновение ей стало очень жалко себя, но от этого на душе стало еще хуже, потому что жалость к себе была отвратительна всей природе волшебницы. Впрочнм, ей было из-за чего жалеть себя: если Люциус не найдется, то жить ей осталось не долго, а где его искать, никто не знал — Люциус Малфой провалился как сквозь землю.

Рон и Гарри возмущались, что «… этот скользкий гад опять вышел сухим из воды». Вета вяло возражала, понимая, что слизеринец во всей этой истории преследовал в первую очередь какую-то свою выгоду, но обижаться или, тем более, злиться на него не могла — у самой было «рыльце в пушку».

В общем, каждое ее утро начиналось почти одинаково, с некоторыми «вариациями на тему»: либо с попыток сохранить внутри себя ужин, либо назойливыми мыслями о Люциусе Малфое и убеждении себя, что он обязательно объявится в ближайшее время. Самовнушение обычно продолжалось до обеда, потом она шла что-нибудь съесть без особого аппетита, но под бдительным оком Гермионы. После этого отсиживалась на оставшихся и разрешенных для нее занятий или в библиотеке. Перед ужином забегала ненадолго к себе — полежать, а вечером уходила в гостиную Гриффиндора, возвращалась Вета в слизеринские подземелья незадолго до отбоя.

Но по воскресеньям она оставалась наедине с собой: гриффиндорская четверка вместе с Ларисой убегали в Хогсмид, откуда возвращалась рано только Гермиона, но Вета и так много времени проводила с «львами», и предпочитала на выходные оставаться одна. В эти минуты ее притягивала к себе Книга Перуна. Девушка клала ее на колени и долго водила пальцами по буйволовой коже, отделанной золотом, но так ни разу и не решилась открыть ее. Какое-то внутреннее чувство противилось зову Книги, а Вета привыкла доверять своим чувствам. Поэтому со вздохом, Книга маскировалась под ничем непримечательный учебник по истории и убиралась назад, на книжную полку.

* * *

Утро началось как всегда: едва встав с кровати, Вета склонилась над стоявшим рядом с тумбочкой тазиком — остатки ужина настойчиво просились наружу. После мучительных рвотных позывов девушка откинулась на кровати и закрыла глаза, нащупала рукой полотенце, лежавшее на прикроватной тумбочке, обмакнула его в плошку с водой и протерла лицо. Отшвырнув мокрую и грязную ткань, Вета глубоко задышала, борясь с новым приступом. К полудню, ей стало лучше настолько, что она смогла встать и одеться. От одного этого настроение улучшилось, и Вета решила прогуляться к озеру, подышать свежим воздухом, так как по расписанию сейчас у седьмых курсов Слизерина и Гриффиндора стояли зелья, а значит, у нее было 3 часа свободного времени.

Выбирая себе книгу для чтения (История Хогвартса ей уже порядком надоела), девушка застыла, занеся руку над одним ничем не примечательным корешком, гласившим «Гоблинские восстания. Правда и вымысел». Книга опять настойчиво требовала, чтобы ее взяли и прочли. Книга вызывала в девушке двойственное чувство: с одной стороны ей очень хотелось прочесть ее, а с другой — как только она подходила к Книге, ее внутренний голос начинал сигнализировать об опасности. И хотя искушение было велико, но Вета каждый раз подавляла желание, потому что чувствовала угрозу, исходящую от нее.

Постояв немного с занесенной над Книгой рукой, все же усилием воли отвела взгляд от Книги и вытащила первую попавшуюся, стоявшую рядом, даже не посмотрев на название, накинула верхнюю мантию и вышла из комнаты.

И только усевшись на поваленное дерево, девушка обратила внимание на Книгу, которую взяла.

«Блеск. Отвлечься не получится», — а руки уже сами листали страницы, и глаза искали знакомую фамилию…

«... Род Малфоев считается одним из древнейших родов в Магическом Мире. Предположительно они ведут свой род от великой эринской королевы Мебд, которая, в свою очередь, ведет свой род от Туата Де Дананн*.

Первое упоминание о роде Малфоев зафиксировано в хрониках времен Мерлина, где говориться о том, что некие Малфои прибыли из земель франков и обосновались в предместьях Камелота. Доказано, что жена Мерлина Нимуэ не была магглой, а являлась урожденной Малфой. Таким образом, Малфои — одни из самых родовитых представителей нашего Магического мира, хотя и самые малочисленные.

За многие века они стяжали себе несметные богатства, снискали славу и неимоверно возвысились.

Однако, представители этой семьи предпочитают оставаться в тени политического сообщества, изредка занимая в Министерстве высокое положение, но не претендуя на пост Министра Магии. Исследователи в большинстве своем склоняются к мысли, что такое поведение вытекает из того, что Малфои предпочитают быть «серыми кардиналами» магического сообщества.

На сегодняшний день самыми известными представителями семейства являются:

Кассиус Малфой — великий полководец времен Первого Гоблинского Восстания. Этот незаурядный маг заслужил славу проницательного, осторожного и непобедимого генерала. Был женат на Гертруде Райвенкло, ведущей свой род от Ровены Райвенкло.

Скорпиус Малфой — величайший ученый. Именно он изобрел многие используемые ныне зелья, в частности: Веритасерум, Сон без сноведений, Жидкая Смерть, Яд Василиска и многие другие. Был женат на представительнице рода Блэков. В отличии от своих предков и потомков имел троих детей: Сайлоса, Юлиуса и Деметру.

Цезария Малфой, возглавлявшая Департамент по контролю за магическими существами в годы Второго Восстания Гоблинов. Была убита в конце восстания. Смерть ее до сих пор остается загадкой: была ли она убита гоблинами, или..?

Люциус Малфой. В 1981 году обвинялся в пособничестве Темному Лорду, но был оправдан, после чего возглавил Отдел магических происшествий и катастроф, и стал самым молодым директором за всю историю Министерства. До 1992 года являлся одним из попечителей школы Чародейства и Волшебства Хогвардс. В 1995 году бы арестован и заключен в Азкабан по обвинению в нападении на Министерство Магии и в принадлежности к, так называемым, Упивающимся смертью. Был женат на Нарциссе Блэк. Сын — Драко Малфой. Жена и сын при невыясненных обстоятельствах погибли зимой 1996 года. На данный момент является последним представителем Рода Малфоев…»*

Вета закрыла книгу и зажмурилась, перед ее взглядом стояла колдография, напечатанная внизу страницы: высокий, худощавый мужчина с четко вылепленными чертами лица; бледная кожа, серебристые волосы, спадающие ниже плеч, холодные очень светлые голубые глаза, тонкие губы искривлены в насмешливой улыбке. По выражению лица невозможно ничего прочесть кроме безразличного презрения ко всему и всем. Одет он был в черную, дорогую, отделанную серебром, мантию из тяжелого атласа, стоял, небрежно опершись о трость, а рядом… Рядом — красивая женщина с самыми совершенными чертами лица, какие Вете не доводилось видеть в своей жизни; прекрасные золотисто-серебристые локоны спаданию ниже талии на голубую мантию, на лице выражение надменности. Это выражение портило все ощущение от красоты женщины. На руках она держала улыбающегося невинной улыбкой младенца…

Неожиданно, девушка поймала себя на мысли, что первый раз видит истинную внешность мужчины, который вот уже третий месяц являлся ее мужем. Открыв глаза, Вета потянулась к книге, но второй раз разглядеть мужа ей было не суждено: рядом плюхнулся рыжий парень и приветственно похлопал ее по плечу:

— Привет, где ты прячешься? Тебя последнее время не видно вообще.

— Привет, Рон. Я не прячусь, я занята. Ты же знаешь, что по состоянию здоровья я не могу учить некоторые предметы на практике, поэтому постигаю их в теории, — за приветственной улыбкой Вета попыталась скрыть свое раздражение.

— Ой, все, не начинай. Мне и Герми хватает, — замахал руками на Вету парень.

— Как у вас с Ларой? — переменила тему девушка, осторожно убирая книгу в сумку, чтобы Рон не увидел, что она читала — очередные несдержанные высказывания в адрес мужа могли окончится для рыжего парня, как минимум, фурункулами на лице, а Вета не горела желанием лишний раз представать пред ясны очи Дамблдора и колючими — Северуса Снейпа. И потом, ссориться с гриффиндорцами было глупо; как Вета не старалась внушить себе всю жизнь, что ей и одной может быть не плохо, но природа брала свое — человек, по сути, социальное существо, ему необходимо общение, хотя бы несколько раз в неделю…

— Ну, уж лучше, чем в свое время с Герми. А вот и они, — Рон вскочил и приветственно замахал идущим к ним ребятам: — Народ, смотрите, кого я нашел.

— Привет, Вета, — тихо поздоровалась Гермиона и примостилась рядом с Ветой на стволе дерева. Вид у девушки был задумчивый и немного печальный, но спрашивать, что случилось, Вета не рискнула — при Роне лучше не заводить подобных разговоров.

— Вета, — хором произнесли Гарри и Джинни.

Лариса смущенно и немного обиженно посмотрела на бывшую подругу, и утянула Рона к другому поваленному дереву.

— Наконец-то мой братец нашел себе девушку, которая полностью разделяет его интересы и больше не мучает бедную Гермиону рассказами о квиддиче.

— И не говори, последнее время Герми доставалось. Правда, подруга? — Гарри посмотрел на глядящую в сторону Запретного леса девушку. — Гермиона, ау… Земля вызывает базу, прием?

— А? Прости, Гарри, я задумалась, о чем ты говорил? — Гермиона неохотно отвела глаза от леса и посмотрела на друга все еще затуманенными глазами.

— Я говорю, последнее время он тебя совсем замучил.

— Да нет, не особенно. Ну, он же всегда придирается: то не достаточно быстро мешаю, то слишком мелко нарезаю… хорошо хоть баллы не снимает.

— Эээ…ты о ком? Рон…

— Да причем тут Рон?

— А кто…

— Гарри, она о Снейпе, — одернула друга Джинни, — не тупи, кто еще может баллы снимать и за помешивание ругать.

— Да причем тут Снейп.

— Профессор Снейп, — сдвинула брови Гермиона.

— О, легок на помине, — недовольно поморщился Гарри и кивнул в сторону замка, откуда стремительной походкой к озеру приближался зельевар.

— И что ему у себя не сидится?

— Может, он соскучился по тебе, Гарри, — фыркнула Джинни, за что получила щелчок по носу.

Вета отвернулась от резвящейся парочки и посмотрела на Гермиону. Девушка пристально следила за идущим к ним мастером Зелий, и на ее лице застыла маска печали и затаенной боли.

Вета хмыкнула про себя и решила пока не вмешиваться, а посмотреть, что будет дальше. Одно ей было ясно — Гермионе не безразличен Мастер зелий.

Тем временем зельевар уже дошел до их теплой компании и встал напротив девушек. Гермиона неуклюже подскочила и смущенно пробормотала приветствия, но зельевар не обратил на гриффиндорку никакого внимания. Вета же только слегка наклонила голову в знак приветствия, ей не с чего было робеть перед этим мрачным человеком, она не знала его и, по сути дела, не являлась его ученицей.

— Леди Малфой, Вас ждет директор, — сквозь зубы процедил зельевар, видимо, разозленный ролью гонца.

Вета решила не испытывать судьбу в лице терпения профессора и быстро поднялась со своего места, но получилось слишком резко: в глазах у девушки потемнело, и если бы не молниеносная реакция мужчины, то она бы упала на землю.

— Осторожней, Вы, неуклюжая девчонка. Я сказал, директор, а не мадам Помфри.

— Вета, давай, мы тебя проводим, — вклинился Гарри, но был одарен таким взглядом, что следующая реплика застряла у него в горле.

— Поттер, леди Малфой пойдет сама и одна.

Немного придя в себя Вета почувствовала, как начинает накаляться обстановка вокруг этих двоих, поэтому решила что нужно побыстрее уходить. Смотреть и слушать скандалы ей было не интересно.

— Я пойду. Профессор, благодарю, что сообщили. Пока, — помахала она рукой друзьям и поспешила побыстрее покинуть полянку.

Зельевар тоже не остался стоять рядом с гриффиндорцами, а развернулся и пошел к антиаппарационному барьеру. Вета фыркнула — Гриффиндору на этот раз повезло. Гарри не разорит факультет на баллы, а Гермиона не расстроится из-за ссоры друга и того, кто… Дальше Вета продолжать мысль не стала.

* * *

— Вета, — поднялся навстречу входящей в кабинет девушке Дамблдор, — как Вы себя чувствуете? Позвольте представить Вам Гризельду Марчбэнкс. А также Аластора Муди, но его вы уже однажды видели.

Мужчина встал, приветствуя ее, а женщина, сидящая у стола директора, кивнула головой.

— Спасибо, сносно. Вы хотели что-то мне сказать? — Вета пристально посмотрела в довольное лицо аврора, обращаясь тем не менее к директору.

— Да. Во-первых, Северус доделал зелье, — Дамблдор опустился в свое кресло, — а, во-вторых, мы нашли Люциуса Малфоя. Аластор, прошу.

— Люциус Малфой находится там, где ему и место. И я бы хотел, чтобы он находился там и дальше, но директор настаивает на своем, — скривился старый аврор.

— И где же находится мой муж? — задала вопрос Вета, хотя уже знала «где» и почему аврор так доволен местонахождением ее мужа.

На ее вопрос ответила женщина:

— В Азкабане. Вчера вечером Визенгамот приговорил лорда Люциуса Малфоя к смертной казни через Avada Kedavra, приговор будет приведен в исполнение через пять дней.

— Жаль, что дементоры покинули Азкабан, смертельное проклятье слишком легкий путь для этого мерзавца, — скрипнул зубами аврор.

— Аластор, прошу тебя. Мы уже говорили на эту тему,— вздохнул Дамблдор.

— Но это не значит, что я не желаю его смерти. Просто, на данный момент я согласен с тем, что она выгодна только Волдеморту.

Гризельда Марчбэнкс вздрогнула при упоминании имени темного волшебника и осуждающе посмотрела на аврора. Затем перевела взгляд на Вету:

— Я согласна с мистером Муди, этот волшебник должен быть казнен. Но не разделяю точку зрения, что Тот-кого-нельзя-называть желает смерти своему приспешнику. Поэтому я не понимаю, почему я здесь.

— Видите ли, леди Малфой выступает против казни мужа, — Вета удивленно приподняла брови и посмотрела на старого волшебника. Нет, она, конечно, была против, но свое мнение по этому поводу еще не высказывала.

— Леди Малфой?

— Да, эта девушка — жена Люциуса.

— Это ничего не меняет, Альбус. Мне, конечно, жаль, что столь юное создание скоро станет вдовой, но как бы то ни было, на этот раз никто и ничто не поможет этому магу ускользнуть от правосудия.

— Гризельда, мне казалось, что я объяснил Вам…, — устало вздохнул Дамблдор.

— Вы объяснили, но, даже если бы я согласилась с Вами, Вы переоцениваете мои возможности. В Визенгамоте я не единственный судья, — перебила того женщина.

— Но, может быть, можно хотя бы заменить смертную казнь на пожизненное заключение. Вы бы могли…

— Альбус, при сложившейся ситуации даже Вы не сможете повлиять на что-либо. Министерство после своей ошибки в 1995 году теперь очень серьезно подходит к вопросу об Упивающихся и Темном Лорде.

Вета фыркнула, подумав о том, сколько авроров охраняет сейчас самую большую в Англии школу волшебников, да еще и ту, где учится Гарри Поттер.

— Вам что-то не нравится, юная леди? — обратилась недовольным голосом к Вете Гризельда Марчбэнкс.

— Честно? Все, но больше всего мысль о том, что я в ближайшее время стану вдовой. С этим я категорически не согласна.

— Насколько мне известно, Вы не согласны с тем, что Люциус Малфой умрет, а не с тем, что умрет Ваш Муж.

— Пусть будет так, — склонила голову девушка, — но обвинять меня в том, что я не хочу умирать вместе с ним…

— Извините, ничем не могу помочь.

В комнате повисло молчание. Аластор Муди отошел к окну и молча застыл там, директор Дамблдор снял очки и стал тереть глаза, Гризельда Марчбэнкс потянулась за остывшим чаем.

Вета посмотрела на свои руки, сложенные на коленях: ногти впились в ладони. Сердце в груди тяжело и быстро билось о грудную клетку — было страшно, потому что только сейчас девушка поняла, что взрослые волшебники, даже несмотря на войну, далеко не заодно, каждый преследует свой интерес, и жизни конкретных людей не так уж важны для одних, как важны для других. А значит все как обычно: «Спасение утопающего — дело рук самого утопающего»; но она до последнего надеялась, что ей не придется самой себя вытаскивать.

«Привыкла, что Драко тебя спасает, а теперь, видимо, настало твое время, и у тебя есть только одна карта Джокера в рукаве. Главное, чтобы она оказалась такой всемогущей, как рассказывал отец».

— Директор, Ваш камин подключен к Общей Международной Сети?

— Каменная сеть Хогвартса заблокирована, но подсоединение не займет и минуты, — глаза Дамблдора блеснули, а лицо разгладилось и будто даже слегка помолодело.

— Но директор, это опасно, — возмутился оторвавшийся от созерцания природы Муди.

— Сейчас все опасно, но думаю, с этой опасностью мы сможем справиться… Прошу, леди Малфой, — Дамблдор отошел от камина, освобождая место для девушки.

Вета подошла и кинула в него щепотку летучего пороха:

— Министерство Магии Российской Империи, приемная мистера Каргилова.

— Слушаю Вас, — из камина показалась голова секретаря.

— Сообщите, что Веталина Вилени хочет поговорить с мистером Каргиловым.

— Секунду… Мистер Каргилов готов Вас выслушать, переключаю.

— Лина? Ты ли это? Как ты изменилась, тебе идет. Куда ты пропала? Я о тебе после похорон ничего не слышал, — в камине появилась лохматая чернявая голова улыбающегося мужчины.

— Это долгая история, Алекс, потом я тебе как-нибудь расскажу. А сейчас, мне нужна твоя помощь. Отец говорил, что если у меня будут проблемы, я могу обратиться к тебе.

— Я всегда рад тебе помочь, ты же знаешь…

Вета вздохнула:

— Это может быть практически невозможно и…

— И спровоцировать международный скандал, если я вмешаюсь? Я бы удивился, если бы было иначе. Ты же дочь Севера, а его проблемы всегда были такими. И так?

— Мне нужно вытащить одного человека из Азкабана со снятием всех обвинений, простой побег меня не устроит.

— Охо, Север бы гордился тобой. И что же этот человек натворил, раз попал туда?

— Он был Упивающимся смертью.

Мужчина откинулся в кресле, и, скрестив пальцы домиком, постучал ими по губам:

— Я знаком с обстановкой в Англии, и это будет и правда трудно…

Вета опустила голову, ее единственная надежда была на друга отца, но если уж и он не мог помочь…то…

— Прости, я понимаю, есть вещи, которые невозможно сделать. Спасибо, что выслушал меня, — отвернувшись от камина, проговорила девушка.

— Это будет трудно, но не невозможно, — послышался тягучий голос, в котором уже слышались нотки охотничьего азарта.

Обернувшись, Вета увидела, как мужчина кривит губы в улыбке, которая больше походила на оскал:

— Мне потребуется время. Сколько?

— Пять дней, — раздался за спиной девушки голос Дамблдора.

— Маловато… Давай так, в пятницу, скажем часов в пять вечера будь в Министерстве магии Англии, заберешь своего человека оттуда. Счастливо.

Камин погас, и в комнате снова повисло молчание.

— Надеюсь, Вы будете сотрудничать с людьми мистера Каргилова? — Вета повернулась к женщине. Та поджала губы и нехотя кивнула:

— Сделаю, что возможно, но не ждите от меня того, что будет идти вразрез с моими убеждениями.

— Что ж, не насилуйте себя, если Ваша совесть запретит Вам помочь Гарри Поттеру победить Волдеморта, — фыркнула Вета.

Женщина возмущенно поднялась со стула и открыла рот, но была остановлена Дамблдором:

— Кажется, мы разрешили проблему. Благодарю вас и больше не хочу отнимать ваше время, господа.

Женщина закрыла рот, поджала губы и вышла, за ней последовал Аластор Муди

— Вета, наверное, я должен Вас поблагодарить. Признаюсь Вас честно, я не мог найти выхода. Что бы я ни делал, я везде наталкивался на равнодушное сочувствие и непонимание, что значит для нас жизнь Люциуса Малфоя, что зависит от его жизни и от Вашей, конечно же.

— Безусловно, и от моей, но, как Вы понимаете, я сделала это не для победы Света над Тьмой, а исключительно ради себя любимой.

— Позвольте с Вами не согласиться.

Вета пожала плечами и направилась к выходу, но остановилась в дверях, услышав задумчивый шепот старого волшебника:

— Почему Вы хотите казаться хуже, чем есть на самом деле?

— А Вы не думаете, что когда я лучше, я претворяюсь?

— Нет.

— Тогда считайте это издержками моего воспитания. Доброго дня, директор Дамблдор, — кинула через плечо девушка, скрываясь за дверью кабинета.

Спустившись по лестнице, Вета немного постояла у горгульи и, почувствовав неожиданный голод, видимо, вызванный выбросом адреналина в кровь, впервые за долгое время добровольно решила сходить на обед и плотно поесть.

Сев за стол Гриффиндора, Вета принялась накладывать к себе на тарелку еду и остановилась только тогда, когда на ней образовалась внушительная горка. Под недоуменные взгляды Джинни и Гермионы, девушка накинулась на еду.

— Первый раз вижу, чтобы ты что-то ела без нашего контроля, да еще в таком количестве, — Джинни налила тыквенный сок в стакан Веты и подтолкнула его к девушке.

— Спасибо. Неожиданно проснулся аппетит. Какие предметы у нас после обеда?

— У них, — скривилась Гермиона, кивнув на Гарри и Рона — последний о чем-то перешептывался с Ларисой — Прорицания, у меня Нумерология.

— Тогда я с тобой: не люблю хрусталь, — усмехнулась Вета.

— А чего ты такая довольная? — вмешался в разговор Гарри, прожевав пищу. — Дамблдор сказал что-то хорошее?

— В кои-то веки, — фыркнул Рон, отрываясь от разговора с Ларисой.

— Рон!

— Но я же прав.

— И что?

— Прекратите, у меня от ваших споров несварение, — возмутилась Лариса, шлепнув Рона по руке.

— Боюсь, тебе это не понравится, так как известие хорошее только для меня, — усмехнулась Вета. — Нашли Люциуса Малфоя, — сказала она, понизив голос.

— Вот зараза! — скривился Рон.

Гермиона покрутила у виска, так как парень закричал слишком громко, и на молодых людей стали заинтересованно коситься сокурсники.

Ребята склонились низко над столом, чтобы их разговор не услышали.

— И что, он теперь будет жить здесь? — испуганно прошептала Джинни.

— Когда вытащу его из Азкабана, наверное. Это единственное безопасное место для него, также как для меня и Гарри.

— Задница Салазара!

— Гарри! Я от тебя такого не ожидала, — возмущенно зашипела на друга Гермиона.

— А чего ты ожидала, что я буду рад, что эта тварь будет рядом с нами? Даже не надейся: я не забыл ни дневник, что он подбросил Джин, ни нападение на Министерство. Он убийца, он опасен, и держать его рядом с собой то же самое, что жить рядом с василиском! — прорычал Гарри, резко вскочил из-за стола и выбежал из Большого Зала.

Джинни тяжело вздохнула и поспешила за своим парнем.

Рон зло оттолкнул тарелку с обедом и тоже покинул Большой Зал, за ним ушла Лариса, недоуменно качая головой.

С Ветой осталась только Гермиона, которая дружески сжала плечо девушки:

— Ты не обращай на них внимания. Они понимают, что это нужно, но он причинил слишком много зла Гарри, Рону и Джинни. Я тоже не в восторге от такой перспективы, но если что, ты можешь на меня положиться.

— Спасибо. Ты хороший друг. У меня таких еще не было, — грустно улыбнулась Вета, понимая, что как только ее муж появится в Хогвардсе, в чем она не сомневалась, то приятельские отношения, сложившиеся у нее с гриффиндорцами, подвергнутся большим испытаниям, и хотя ее не очень волновало это, но все же очень не хотелось лишних проблем...

«Странно, я привыкла всегда быть одна, а теперь хочется иметь хотя бы одного друга. Меняюсь?»

— На то они и друзья, — глубокомысленно изрекла тем временем Гермиона. — Ладно, пошли, через пятнадцать минут у нас Нумерология.

Время до ужина прошло незаметно. Ободренная известием о том, что муж нашелся, Вета воспряла духом. После ужина они с Гермионой, как обычно, засели за учебники. Рон и Гарри продолжали дуться на Вету. На что девушка решила не обращать внимания, мало ли кто на кого дуется.

Три дня после разговора в кабинете директора прошли как обычно, за исключением того, что теперь Вета стоически переносила все неудобства, связанные со вторым месяцем беременности и общим упадком сил. Ей, наконец-то, удалось побороть жалость к себе, отчего дышать стало сразу как-то легче.

В ночь с четверга на пятницу Вета с трудом заснула, поэтому утром из-за недосыпа она поднялась в злобно-приподнятом настроении: злобном — от ватной головы и приподнятом — от назначенной на вечер встречи в Министерстве. От такого настроение ее даже не тошнило с утра, поэтому Вета приняла решение подняться к завтраку. В коридоре она столкнулась со своим деканом. Кивнув в качестве приветствия, на что в ответ она получила пристальный взгляд, но не услышав язвительного комментария, решила пройтись до Большого Зала в молчаливой компании.

Зайдя в Большой Зал, Вета поморщилась и краем глаза заметила, как также скривился профессор: они будто нырнули в море, состоящее не из воды, а из какофонии звуков и запахов, слишком высоких и насыщенных для натянутых нервов, как ее, так и профессора Зельеварения.

— Леди Малфой, — профессор чуть поклонился, когда они поравнялись со столом Гриффиндора, и Вета опустилась рядом с Гермионой. — Десять баллов с Гриффиндора за неуважение к профессору, мистер Уизли, — обернулся мужчина на что-то прошептавшего Рона.

Парень покраснел от злости и скорчил рожу в спину удаляющегося профессора, а потом обернулся к Вете:

— Твой декан — сволочь! И я вообще не понимаю, почему ты сидишь за нашим столом? Места за слизеринским — навалом, — Рон ткнул ложкой в сторону стола вражеского факультета, за которым сидело человек пятнадцать.

— Рон, прекрати! — рыкнула на него Гермиона. — Вете разрешили сидеть там, где ей нравиться, причем по нашей просьбе, и ты, Рональд Уизли, принимал в этом непосредственное участие!

— Но там куча свободных мест!

Вета с силой сжала челюсть, чтобы не сорваться на рыжего парня, а на языке так и вертелись язвительные оскорбления, но тут вмешался Гарри, будто что-то почувствовав:

— Рон! — одернул парня Гарри. — Прекрати, мы сами просили Дамблдора о том, чтобы Вете было позволено приходить к нам в гостиную и сидеть за нашим столом!

Рон обиженно фыркнул и отвернулся к дергающей его за рукав Ларисе. Та что-то тихо зашептала ему на ухо, поглядывая на Вету извиняющимся взглядом. Постепенно лицо парня разгладилось, и он вернулся к прерванном завтраку.

Гарри отвернулся к Джинни, потеряв всякий интерес к Вете.

— А почему их так мало? — решила нарушить образовавшуюся тишину Вета, обернувшись к все еще хмурящейся Гермионе.

— Все слизеринцы, чьи родители открыто поддерживают Волдеморта в этом году не приехали. Мне кажется, что это один из признаков, что нас ждет решающая битва. Вот только странно, что Кребб остался, — задумчиво проговорила Гермиона, обернувшись на слизеринский стол.

— Может он шпионит?

— Кребб? Да у него разум трехлетнего ребенка. У них мозгом был Драко: у Винсента и Грегори — подручных Малфоя. Они у слизеринского принца были как телохранители, куда он туда и они. Знаешь, из разряда — сила есть, ума не надо.

— Нда, он кажется таким…, — Вета тоже оглянулась на слизеринский стол и попыталась подобрать эпитет к сидящему отдельно от всех грузному парню, который вяло ковырял ложкой овсяную кашу.

— Потерянным? Да, мне тоже кажется, что у него там что-то произошло с одноклассниками.

— Слушай, а если эти слизеринцы остались в школе, значит их родители не на стороне Волдеморта?

— Не факт. Мне кажется, Он решил, что оставлять в школе явных шпионов глупо. А чего-чего ума ему не занимать.

Вета опять оглянулась на слизеринцев, сидящих кучкой в середине стола и на одинокую фигуру в отдалении от этой «дружной компании»…

Не долго думая, девушка взяла кубок с тыквенным соком, тарелку с овсянкой, кивнула Гермионе и направилась к одинокой фигуре:

— Привет, как дела?

Парень вздрогнул и оторвался от созерцания почти нетронутого завтрака.

— Эээ…

— Меня зовут Вета Малфой. А тебя? — улыбнулась девушка.

У парня вытянулось лицо, и открылся рот, а в мелких глазках постепенно начало прорисовываться удивление.

— В-винсент К-кребб, — пробасил, заикаясь, парень.

— Очень приятно, — протянула руку Вета.

Парень пораженно уставился на вытянутую к нему конечность, перевел взгляд на лицо Веты, потом опять на ее руку и неуклюже, но осторожно пожал кончики пальцев.

Вета слегка поморщилась, даже при этом осторожном пожатии, девушка почувствовала силу рукопожатия.

— Извини, — смутился слизеринец и опять уткнулся в тарелку.

— А что ты сидишь отдельно от всех?

Парень снова вскинул голову и несмело улыбнулся:

— Они со мной не общаются, после того как Драко…

Парень затих и сглотнул, и Вета удивленно заметила в уголках глаз слизеринца слезы.

Быстро проведя рукой по глазам, парень помешал остывшую кашу ложкой и замер.

Вета усмехнулась и проговорила:

— Спрашивай уже.

— А?.. Да, почему ты Малфой? — сбивчиво, спросил Винсент.

— По мужу. Я жена Люциуса, — спокойно и обыденно, будто говорила о погоде, ответила Вета.

— Отца Драко? — от шока парень проговорил вполне отчетливо и даже забыл покраснеть.

Вета снова улыбнулась ему и кивнула.

Парень вдохнул воздух, собираясь задать следующий вопрос, но не успел:

— Что, бычок нашел себе корову? Только тощая у тебя корова, не находишь? — раздалось над головой Веты.

«Ура!»

С гриффиндорцами Вета еще раз ссорится не хотела, но утреннее злобное настроение требовало выхода, и слизеринец подходил для этого идеально. Собственно, на это она и рассчитывала, подсаживаясь к Креббу, а не из-за желания поддержать парня.

Вета посмотрела на Винсента и почувствовала, как ее губы расплываются в хищной улыбке, но…

С виду неповоротливый и туго соображающий парень вдруг резко встал со скамьи, и в следующее мгновение за спиной Веты раздался треск, потом звук падающего тела и громкие стоны.

Вета выдохнула набранный для язвительного ответа воздух и обреченно повернулась на скамье: рядом с ней валялось тело черноволосого парня, который стонал и держался за нижнюю часть лица — из-под рук текла кровь.

Прищурившись и вспоминая как же зовут парня со сломанной челюстью, Вета поднялась со своего места, мельком заметив как к столу уже спешит директор и профессор Снейп. Быстро склонившись над парнем, девушка высунула из рукава волшебную палочку, и оглянувшись по сторонам, шепнула слова заклинания:

— Fur!*

После чего выпрямилась и поспешно отступила к Креббу.

— Мистер Кребб, — прошипел декан Слизерина, подходя к месту происшествия, — потрудитесь объяснить, что Вы тут устроили?

— Он оскорбил девушку, — на удивление четко и громко произнес парень.

— Оскорбил девушку? И кого же именно, мистер Кребб?

— Северус, может быть, мы сначала поможем мистеру Забини? — предложил стоящий рядом Дамблдор, но мастер Зельеварения только дернул плечом:

— Я жду, мистер Кребб.

— Леди Малфой.

— Мистер Забини? — профессор Снейп посмотрел на стонущего у его ног парня. — Понятно. Отведите его к мадам Помфри и передайте, что после того, как он выйдет из Больничного крыла, его ждет отработка у мистера Филча.

Раздались возмущенные возгласы слизеринцев, но одного взгляда декана было достаточно, чтобы студенты замолчали:

— Распустились! Мистер Кребб, Вы будете отбывать наказание у меня, — развернувшись, зельевар покинул зал под гробовое молчание.

Только сейчас Вета заметила, что все студенты обернулись к их столу, перестав жевать, и в Большом Зале было слышно только то, как тяжело дышит Винстент.

— Вы довольны? — осуждающе посмотрел на девушку директор.

— Абсолютно, — нагло улыбнулась та в лицо старшему волшебнику, подумав про себя, что все получилось даже лучше, чем она рассчитывала.

Дамблдор покачал головой:

— Факультеты, ваши пары начались пять минут назад, поспешите, — обратился он к собравшимся.

Замершие студенты быстро пришил в себя, и начали шумно вставать из-за столов, преподаватели покинули свои места чуть раньше, торопясь в свои кабинеты.

— Мистер Грехем, проводите мистера Забини в Больничное крыло, а вы поторопитесь на занятия, профессор Спраут уже ждет вас.

Слизеринцы потянулись к выходу, озираясь на оставшихся стоять у стола Вету и Винсента.

— Пошли, — девушка ухватила впавшего в свое постоянное, как уже поняла Вета, флегматичное состояние парня за руку и потащила к выходу. Тот покорно поплелся за девушкой, невзначай стащив с ее плеча сумку со школьными принадлежностями и повесив на свое. Когда они вышли на улицу, парень неуклюже, но с трогательной заботливостью, которая проняла даже не верящую в преданность с первого взгляда девушку, надел на ее голову капюшон мантии.

Вета хмыкнула, похоже, сегодня она приобрела себе, не желая того, персонального рыцаря.

В теплицах парень ни на шаг не отходил от нее, добровольно, без ее просьбы, таская нужные инструменты, переставляя тяжелые латки с растеньями.

На обеде, посмотрев в преданно смотрящие на нее глаза Винсента, девушка со вздохом села за слизеринский стол, извинившись перед Гермионой улыбкой.

А после того, как ей на тарелку заботливо было навалена гора еды, Вета начала закипать, но взглянув опять в глаза парню, которые живо блестели и с щенячьей радостью смотрели на нее, девушка так и не сказала готовые сорваться с языка злые слова, вспомнив поговорку «мы в ответе за тех, кого приручили». Да и он не сделал ей ничего плохого, чтобы обижать его, и выглядел намного лучше, чем утром.

«Что ж, иногда нужно делать добрые дела», — кивнув своим мыслям, решила девушка и окончательно успокоилась, покорно принимая заботу.

После обеда у нее была Нумерология с Гермионой, но Винсент пошел с ней, и никакие уговоры, что у него сейчас прорицания, на юношу не подействовали. Смирившись, Вета махнула рукой.

В классе парень сел за ее спиной.

Гермиона, наклонившись к Вете сделала страшные глаза и кивнула назад:

— Это что?

— Это мой новый «друг», — прошептала Вета.

— Понятно, а я думала он только к Драко питает слабость, а оказывается это у него ко всем Малфоям, — тихо фыркнула в ответ гриффиндорка.

— По-моему, он решил, что должен стать моим верным оруженосцем и старшим братом в одном лице.

— А по-моему, ему жизненно необходимо кому-то служить, — в голосе у девушки послышалось неодобрение.

— Ну, у каждого свое предназначение в этой жизни и свои вкусы.

— Если тебе это нравится…, — пожала плечами Гермиона и стала вытаскивать учебник и письменные принадлежности из своей сумки.

— Может и не нравится, но он похоже счастлив, а кто я такая, чтобы расстраивать других людей, — ответила, делавшая то же самое, что и Гермиона, Вета.

— Лару ты расстроила, — девушка поправила книгу, чтобы та лежала на парте строго на своем месте.

— Лариса виновата сама.

— Но она же ничего плохого не сделала, — покачала головой Гермиона.

— Того, что она сделала вполне достаточно для меня.

— Ты жестока и категорична. Лара и правда очень переживает и расстраивается из-за вашей ссоры.

— Ее право, — шепнула Вета, поворачиваясь к профессору Вектор, которая уже стояла у доски и просила внимания от студентов, чтобы начать урок.

После урока девушка сунула в руку парня, слегка осоловевшего от непонятной для него информации, сумку:

— Винсент, ты не мог бы отнести ее ко мне в комнату? У меня есть еще дела.

Но парень не сдвинулся с места, наклонив голову и изучая свои ботинки.

— Винсент?

— Нет, я пойду с тобой, — пробурчал он.

— Но я не хочу, — удивилась Вета, ей казалось, что парень, при таком отношении к ней, будет во всем повиноваться.

— Я пойду с тобой, — упрямо дернул головой Винсент.

— Что, бунт на корабле? — усмехнулась Гермиона.

Вета отмахнулась от девушки, и та, улыбнувшись, убежала по своим делам, не став дожидаться, чем разрешиться ситуация.

— Ну и что мне теперь делать? Ты настаиваешь на своем?

— Да, — на удивление твердо и четко произнес парень.

— Хорошо, — обреченно вздохнула девушка, — пошли.

* * *

— Решили не отставать от других Малфоев, — приподнял брови профессор Снейп, заметив за спиной Веты внушительную фигуру Кребба.

Вета пожала плечами.

— И раз он тут, значит пойдет с нами в Министерство, — не спросил, а констатировал факт профессор.

— Да, — прозвучал ответ из-за спины девушки.

— У мистера Кребба прорезался голос? Удивительно, при Драко Вы не позволяли себе подобных вольностей, — съязвил зельевар, отходя с их пути.

Молодые люди прошли в кабинет директора, Дамблдор приветственно поднялся из-за стола, не выказав никакого удивления по поводу пришедшего с Ветой парня, будто знал о том, что девушка придет не одна.

— Осталось двадцать минут, так что нам нужно поспешить. Северус, будь добр, присмотри тут пока за всем.

Зельевар кивнул, устраиваясь в кресле, стоявшем в темном углу кабинета, и открывая какой-то фолиант.

— Министерство Магии, — кинул в камин летучий порох Дамблдор. — Прошу.

Шагнув вслед за Креббом в зеленое пламя, Вета вышла из министерского камина и огляделась по сторонам: ей было очень любопытно, как выглядит Министерство Англии, потому что здесь она была впервые.

Перед ее взглядом предстал очень длинный, великолепный зал с темным паркетным полом, отлакированным до зеркального блеска. На переливчато-синем потолке сияли золотые символы, которые перемещались и видоизменялись, делая потолок похожим на огромную доску объявлений. В стенах, обшитых гладкими панелями из темного дерева, располагалось множество позолоченных каминов. Каждые несколько секунд в том или ином камине слева, где стояла и девушка со своими спутниками, с мягким свистом кто-то появлялся, а в камины с правой стороны зала образовалась небольшая очередь отправляющихся.

Посреди зала находится фонтан, представляющий собой золотую скульптурную группу в центре круглого бассейна. Самая высокая из фигур изображала благородного чародея, взметнувшего в воздух волшебную палочку. Вокруг него стояли: красивая волшебница, кентавр, гоблин и домовой эльф. Последние трое смотрели на волшебницу и чародея с обожанием. Из концов их волшебных палочек, из наконечника стрелы кентавра, из острия гоблинской шляпы и из ушей эльфа били сверкающие струи. Дно фонтана, как разглядела Вета, проходя мимо, было засыпано серебряными сиклями и бронзовыми кнатами, а рядом стояла небольшая потускневшая табличка: «Все доходы от фонтана волшебного братства передаются больнице Святого Мунго». Чуть задержавшись, девушка кинула в фонтан несколько галеонов и поспешила за ушедшим вперед Дамблдором, боясь потерять старого волшебника в этом столпотворении.

Направлялись они, как поняла Вета, к золотым решетчатым воротам, находящимся в дальнем конце зала. Добравшись через поток волшебников к очереди, стоявшей с левой стороны зала, перед столом с надписью «Охрана», их маленькая делегация остановилась, ожидая, когда подойдет их черед.

Когда они приблизились к столу, охранник осмотрел их, провел длинным золотым прутом, похожим на автомобильную антенну, вдоль тела каждого из них. Затем он попросил предъявить волшебные палочки. Осторожно приняв каждую, охранник опускал их по очереди на странное латунное приспособление — похожее на весы, но с одной чашей. Устройство каждый раз вибрировало, и из щели у его основания вылезала узкая полоска пергамента, на которой было что-то мелко написано. Этот пергамент охранник оставлял у себя. После этой процедуры, волшебник попросил их пройти в золотые ворота, пожелав приятного вечера. Пройдя сквозь ворота, Вета оказалась в зале поменьше, где находилось около двадцати лифтов. Двери лифта с грохотом захлопнулись за спиной Веты, когда она со своими спутниками вошла в один из них. Раздался чудовищный лязг, и лифт двинулся вниз. Прохладный женский голос объявлял уровни, на каждом из которых в лифт влетали бумажные самолетики бледно-фиолетового цвета со штампом вдоль каждого крыла «Министерство Магии» и бесцельно кружили над головами волшебников, вокруг лампы.

Когда голос объявил «Уровень второй», Дамблдор шагнул из остановившегося лифта, Вета с Винсентом поспешили за ним. Как только они вышли, лифт со скрипом пополз вверх. Директор Хогвартса уверенно зашагал по длинному коридору с множеством дверей и окон. Пройдя насквозь весь коридор, они свернули направо и прошли по узкому коридорчику, ведущему к кованной двери с надписью «Административная служба Визенгамота». Толкнув дверь, старший волшебник пропустил вперед Вету и Винсента.

Затем повел их по коридору, по обе стороны которого располагались двери с железными засовами и обитыми железом замочными скважинами.* Остановившись напротив одной, Дамблдор постучал волшебной палочкой по замку, и дверь неслышно открылась.

Войдя в помещение, Вета огляделась: стены внушительных размеров кабинета были отделаны красным деревом, напротив двери, у окна, во всю стену стоял добротно сделанный дубовый стол, заваленный свитками и книгами, рядом был поставлен стул. Справа от двери располагался камин, сложенный из красного камня, слева полукругом около дубового столика стоял диван и несколько кресел, в одном из которых сидел Александр Каргилов и приветливо улыбался.

— Я уж заждался. Господин Дамблдор, — вставая, поздоровался мужчина с садящимся за дубовый стол волшебником.

— Лорда Малфоя доставят через несколько минут, — сказал тот, развернув влетевшую в комнату записку. — Может, хотите чая?

— Было бы неплохо, — кивнул русский волшебник, похлопав рукой по стоящему рядом с ним креслу в пригласительном жесте.

Вета опустилась на предложенное место, ей в руки тут же была впихнута чашка горячего чая, но девушка не смогла ровно удержать ее — руки почему-то предательски задрожали, отчего горячий чай из чашки выплеснулся на кожу.

Вета зашипела. Чашка выпала из рук и покатилась по полу к двери. Александр встал и, достав носовой платок, вытер от воды место ожога. Дверь в кабинет неожиданно открылась, и чашка, катившаяся по полу, наткнулась на голую ногу вошедшего, завращавшись по паркету:

«Крынк-крын-кры-н-к»...

Вета подняла голову и встретилась взглядом с покрасневшими, бледно-голубыми глазами Люциуса Малфоя. Все это произошло за считанные секунды. Мужчина застыл в дверях, впившись в девушку взглядом… Но вот его толкнули в спину, и он сделал пару неуверенных шагов, сильно припадая на ногу, звякнули кандалы на руках и ногах. От этого звука Вета очнулась и, оторвав взгляд от глаз мужчины, посмотрела на вошедших вслед за ним волшебников: двое авроров и Гризельда Марчбэнкс.

Тем временем Александр снова сел в кресло, Кребб, вышедший было из-за спинки кресла, в котором сидела Вета, вернулся обратно, Альбус Дамблдор приветственно встал на встречу волшебнице, севшей на стул, а авроры встали по обе стороны от Люциуса Малфоя.

Вета пристально, так как видела его живьем, в полный рост и при хорошем освещении первый раз, смотрела на мужа: светлые волосы, сосульками свисали на плечи, глаза покраснели, под ними чернели темные круги. Резко выделяющиеся скулы, были обтянуты мертвенно бледной кожей, на левой щеке от виска и до подбородка, наискось, тянулся багровый шрам, резко выделяющийся на фоне кожи и оттеняемый светлой неаккуратной бородой. Порванный воротник рубашки был запачкан чем-то напоминающим кровь, на рубашке не было ни одной пуговицы, отчего была видна голая худощавая грудь в желто-фиолетовых пятнах, босые, заляпанные грязью, ноги, обтянуты рваными брюками непонятного из-за грязи цвета. Почти месяц Азкабана явно не пошел ему на пользу — вид у Люциуса Малфоя был, мягко говоря, жутким. Но при всем при этом мужчина стоял, гордо вздернув голову и с презрением глядя на окружающих, будто это именно они были похожи на грязных оборванцев, а он был одет в королевские одежды.

Вету почувствовала, как в ней просыпается злость. Прищурившись, девушка обратила свое лицо к сидевшей у стола Дамблдора ведьме:

— И как Вы это объясните?

— Что именно, милое дитя? — проговорила судья, с издевкой глядя прямо в глаза девушке.

— В Министерстве Магии кончилась вода, или это Вы лично разучились пользоваться волшебной палочкой? — копируя интонацию ведьмы, ответила Вета.

— Да как ты смеешь так разговаривать со старшими, девчонка! — вскочила со своего места Гризельда Марчбэнкс.

— Очень просто, с помощью голосовых связок, — нагло улыбнулась разъяренной ведьме девушка.

— Дамы, прошу вас, — поднялся из-за стола Дамблдор, — успокойтесь. Мы здесь собрались не для того, чтобы ругаться. И у нас мало времени, не так ли? — волшебник посмотрел на ухмыляющегося Александра, тот согласно кивнул. — Тогда начнем. Мистер Александр.

Маг поднялся с кресла, изящно оправил манжеты и грациозно скользнул к столу, взял оттуда свиток и протянул Люциусу Малфою:

— Читайте и подписывайте.

— Что это? — судья Визенгамота беспокойно заерзала на стуле, однако не предприняла попытки встать.

— Всего лишь договор, ничего более.

Все замолчали, ожидая, когда Малфой прочитает свиток. Закончив чтение, мужчина брезгливо отшвырнул от себя бумагу:

— Вы действительно думаете, что я это подпишу?!

— А Вы действительно думаете, что у Вас есть выбор? — фыркнул Александр, сложив руки на груди.

— Выбор есть всегда, — надменно выгнув бровь, произнес маг.

— Проверяли эмпирическим путем? На этот раз не советую.

Люциус на секунду скривился, но в следующее мгновение на его лице появилась маска холодной отрешенности. Звякнув кандалами, он, сильно припадая на ногу, но от этого двигаясь не менее величественно, чем всегда, подошел к третьему креслу, стоявшему напротив ветиного, не обратив внимания на дернувшихся было за ним авроров, и величественно опустился в него, откинувшись на спинку и прикрыв глаза.

— Решайтесь быстрее, Люциус, Ваше время истекает. Если не забыли, казнь назначена на половину шестого, у вас осталось пять минут, — нарушил образовавшееся молчание Александр, легко нагнулся, поднял свиток и снова протянул его магу. На столике появились письменные принадлежности, на что Малфой прищурился:

— Что, можно подписывать не кровью?

— Вы слишком увлекаетесь Черной магией, лорд Малфой. К тому же, я думаю, что Вете это бы не понравилось.

— Подписывайте же быстрее! — не выдержала Гризельда Марчбэнкс.

Пригвоздив взглядом нервно вскочившую ведьму к полу, Люциус Малфой быстро взял в руки перо, обмакнул в чернилах и широким росчерком поставил свою подпись на пергаменте.

Александр, удовлетворенно улыбнувшись, щелкнул пальцами — пергамент вспыхнул и пропал.

— Долго еще? — спросил один из авроров, беспокойно посмотрев на часы, стоящие на камине.

— Одно мгновение, сейчас сделку зарегистрируют в нашем Министерстве, мы получим подтверждение, и вы сможете покинуть этот кабинет.

Как только он закончил говорить, влетев через камин, на стол упал свиток.

Вета потянулась за свитком, но Александр ловко выдернул его из ее рук и, не разворачивая, отослал Дамблдору.

— Алекс! — возмутилась девушка, но ее перебил директор Хогвартса.

— Это пока побудет у меня, до лучших времен. Вы ведь доверяете мне, леди Малфой, — волшебник хитро блеснул на нее своими очками.

Вета прищурилась, ей показалось, что «ее опять играют в темную», но не стала спорить с Дамблдором, подумав, что разберется потом, сейчас ей хотелось побыстрее покинуть Министерство Магии.

Стоявшая до этого в центре комнаты Гризельда Марчбэнкс, быстро подскочила к Люциусу и направила палочку на его кандалы:

— Ну наконец-то. Именем Министерства Магии Великобритании и от лица Визенгамота, я снимаю с Вас все обвинения, — как только ведьма закончила говорить, из палочки в железки на ногах и руках мужчины ударил белый луч, а в следующее мгновение в комнату, вышибив дверь, влетели, держа в боевой позиции палочки, авроры.

— Всем опустить палочки, ни с места, вы арестованы!!!

— Дорогой Аластор, что-то случилось? — встал из-за стола Дамблдор, изобразив на лице неподдельное недоумение, но Вета заметила, как старый волшебник подмигнул своему другу.

— Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор, Гризельда Марчбэнкс, Вэнс Долиш, Дедалус Дингл, Веталина Александра Малфой, вы обвиняетесь в организации и осуществлении побега приговоренного к смертной казни Люциуса Абраксаса Септимуса Малфоя! И вы двое тоже, — указал Муди палочкой на Винсента Кребба и Александра Каргилова.

— Аластор, подожди. Опустите палочки, господа, — поднял руку в успокаивающем жесте Дамблдор, — мы никакого побега не организовывали. Миссис Марчбэнкс, мистеры Долиш и Дингл любезно согласились помочь этой юной леди вернуть то, что принадлежит ей.

Авроры возмущенно закричали.

— Тише, господа, у меня есть доказательства, — спокойно проговорил, не повышая голоса, но перекрывая шум в кабинете, Дамблдор и протянул Муди свиток.

Глава Аврората проковылял к столу, стуча по паркету деревянной ногой, выдернул из рук старого волшебника пергамент, сорвал печать и пробежал глазами по написанному. По мере того, как смысл свитка проникал в сознание аврора, брови Муди ползли все выше и выше и, наконец, остановились где-то в районе середины лба. После этого старый аврор швырнул свиток обратно Дамблдору, а сам согнулся в приступе гомерического хохота.

Его подчиненные недоуменно уставились на своего шефа и растерянно опустили палочки. Отсмеявшись, аврор повернулся к Люциусу Малфою и придушенный голосом произнес:

— Малфой, так или иначе, но ты все же не выкрутился на этот раз. Еще не известно, что для тебя окажется лучше: то, что теперь с тобой будет, или то, что могло быть, не подпиши ты это. Пойдемте ребята. Все законно и нам тут делать нечего. Миссис Марчбэнкс, мистер Долиш, Дингл, леди Малфой, господа — мое почтение, — поклонился собравшимся Алистор Муди, выходя вслед за своими подчиненными из кабинета. — Дамблдор, мое Вам восхищение, — задержавшись в дверях, подмигнул аврор волшебнику.

— Не мне, вот этому молодому человеку, — директор Хогвартса кивнул на Александра Каргилова.

— Великолепная шутка, сэр, — ухмыльнулся Муди и вышел, закрыв за собой дверь.

— Великий Мерлин! — вскричала застывшая при появлении авроров женщина, и, если бы ее не поддержал Долиш, она бы упала на пол. — Я больше никогда в жизни не буду Вам помогать, Альбус! Подобные нервные потрясения не для меня. Подумать только, еще бы секунду и… С вашего позволения, господа, я откланяюсь, — проговорила слегка пришедшая в себя ведьма и, поддерживаемая Долишем, вышла. За ней и товарищем, пожелав всем доброго вечера, ушел аврор Дингл.

В комнате остались четверо. Один из них, не шелохнувшись, стоял за спинкой кресла Веты и практически не дышал, так как девушка не слышала ни звука у себя над головой.

Александр, вальяжно раскинувшийся в кресле все время «представления», встал, взял девушку за руку и приложился губами к ее руке:

— Дорогая, если я тебе буду нужен, ты знаешь, где меня найти. Было приятно с Вами работать, господин Дамблдор. Прощайте, — волшебник скользнул за дверь.

Вета, будто очнувшись ото сна, перевела взгляд на сидящего напротив мужа: мужчина сидел со скучающим выражением лица, словно все произошедшее ни сколько не касалось его.

— Ну что ж, все прошло на удивление гладко, как и задумывалось. Пора возвращаться в Хогвартс. Лорду Малфою нужно как можно скорее посетить мадам Помфри, а Вам, моя дорогая, следует отдохнуть: столько переживаний — Вы слишком бледны.

_____________________________

* Туата Де Дананн (Tuatha De Danann) — то есть Племя Дану — зовутся самые аристократичные из обитателей Волшебной Страны. Рожденные богиней Дану, они в незапямятные времена сошли с небес на землю и принесли с собой многие учения и искусства. Они величайшие чародеи Волшебной Страны.(Энциклопедия «Мифические существа». К.Королев. ООО «Издательство АСТ-ЛТД». Москва,1997 г.)

* Магическая книга древних семейств магического мира сама пишет историю на своих страницах — отслеживает жизнь и смерть магов по волшебным палочкам.

* Fur — чары вызывающие рост волос у объекта по всему телу. (ГП)

* Описание Министерства Магии взято из ГП, а точнее с одного из сайтов, посвященных миру ГП.

— ... мне еще нужно проследить что там делают эльфы, оказывается недостаточно просто передвинуть стены, переехать и разложить вещи по полочкам — комнаты, которые раньше были обычным складом разного барахла, нужно долго и нудно превращать в нормальный вид.

— Ты все успеешь, мы в Хогсмид ненадолго, вернемся до ужина, — успокоила девушку Гермиона, потом чуть замялась, но спросила:

— А как у вас ..?

— Не знаю Гермиона, что и сказать. Хуже чем сразу же после свадьбы. Тогда он со мной хотя бы просто предпочитал не встречаться, а теперь, как понимаешь — общие комнаты. Большую часть времени он молчит или злобно фыркает, но когда начинает говорить — это просто невозможно: представь, взрослый мужчина с таким прошлым как у Люциуса Малфоя, строящий из себя слугу.

— Так плохо?

— Отвратительно! Если про профессора Снейпа весь Хогвардс говорит, что он злобный ублюдок, то тогда как назвать Малфоя? И главное, я понять не могу почему? — Гермиона сочувственно положила руку на плечо подруге. — Ладно, давай оставим это. Пойдем обедать, а то и ничего не оставят, — Вета встала с каменной скамейки, сзади возникла фигура Винсента, который во время их разговора куда-то тактично испарился, и подхватила сумки девушек.

— А ты не с Ним будешь обедать?

— Он обедает в подземельях с профессором Снейпом, а мне до смерти надоело наблюдать хмурую рожу зельевара — видимо, ему кусок в горло не лезет от нашей компании, и злую — своего мужа.

Знаешь, если бы не настояние Дамблдора и не то, что в наших комнатах еще жуткий бардак, то, думаю, никто из нас не согласился бы на трапезу в такой компании. И вообще я тебе скажу вот что: светские хроники нагло врут «Люциус Малфой самый хладнокровный маг, всегда держит свои чувства и мысли при себе», — ха, пожили бы они с ним рядом...

Заглянув после обеда в свои новые «семейные» комнаты, чтобы посмотреть, как идут дела у домашних эльфов и захватить уличную мантию, Вета обнаружила в гостиной у стеллажей с книгами Люциуса Малфоя. Тот, заметив девушку, оставил свое занятия — он выбирал книгу — и, как обычно при ее появлении, склонился в глубоком, Вета бы назвала его уважительном, но при других обстоятельствах и с другим подтекстом, поклоне — у мужа вместо приветствия получалось одно издевательство.

Она поджала губы, потому что знала: подобные движения причиняют ему почти нестерпимую боль в ноге и израненной груди. А у девушки эти поклоны вызывали ярость, потому что, как здравомыслящий человек, не склонный к мазохизму, она не понимала, что заставляет взрослого, серьезного мужчину вести себя подобно испорченному ребенку, который, делая гадости другим, вредя при этом и себе...

— Все, с меня хватит! Прекратите это немедленно! — не выдержала наконец Вета: вот уже две недели Люциус Малфой отравлял ей жизнь, хамя и огрызаясь, корча из себя домашнего эльфа, но с присущей ему надменностью — получалось дикое гротескное сочетание.

Все это началось, когда он через неделю после возвращения из Министерства выписался от мадам Помфри и вместо того, чтобы пойти отдыхать, как приказала ему колдомедик, хромая, явился к дверям ее комнаты…

— Чего именно с Вас хватит, моя госпожа, и что я должен прекратить? — Малфой наклонился еще ниже, и еле уловимо покачнулся: — Перестать читать книжки, дышать с Вами одним воздухом, говорить с Вами, появляться пред Ваши светлые очи? — подобные речи в такой позе были бы смешны, если бы Вете уже не хотелось от всего этого рыдать…

— Для начала идиотничать, корча из себя помесь профессора Снейпа и домового эльфа!

— Вам что-то не нравиться, моя госпожа?

— Нет, это невероятно! — в бессилии покачала головой Вета. — Вы издеваетесь надо мной, Люциус?

— С чего Вы взяли, моя госпожа? — разогнулся мужчина и впился в Вету злыми глазами.

— С того, что Вам не идет вот это присмыкание.

— А с чего Вы взяли, что я всегда так не веду себя? Возможно, раболепство перед власть имеющими у меня в крови, я же служил Темному Лорду, — в голосе мужчины послышалась еле скрываемое отвращение, только не понятно к кому, к себе или к Волдеморту.

— Потому что я Вас знаю: вы гордый, властный и сильный человек, а то, что Вы делаете сейчас — меня от этого тошнит!

— Ай, ай, я сделал плохо госпоже? Плохой Малфой, нехороший, — копируя интонации провинившегося домашнего эльфа, запричитал мужчина. — С Вашего позволения, головой о стеллаж биться не буду, книги жалко, упадут.

— Мерлин, дай мне сил,— закатила глаза Вета. — Что с Вами происходит?!

— Хотите честный ответ? — в глазах Малфоя сверкнуло предвкушение.

— Да!

— Тогда прикажите, — почти ласково прошептал мужчина.

— А так сказать Вы не в состоянии?! — если бы Вета могла убить его, то вот сейчас он был бы в миллиметре от своей смерти.

Малфой дернул плечом и хищно улыбнулся девушке.

— Хорошо же, я приказываю Вам ответить, почему вы так относитесь ко мне?

— Потому что я Вас презираю и ненавижу, устроит такой ответ? — холодно проговорил мужчина, губы которого растянулись уже в откровенно издевательский оскал.

— Раз так, то перестаньте за мной таскаться — ненавидьте и презирайте издалека.

— Не могу, — последовал злой ответ.

— А Вы смогите!

— Теперь издеваетесь Вы. Вы прекрасно знаете, что я не могу, потому что...,— Малфой вдруг побледнел и закашлялся.

— Что именно я знаю, по-вашему? Почему вы не можете? — Вета поняла, что сейчас есть шанс раскрыть тайну так сильно, по сравнению с теми, что были у них в Дурмстранге, изменившихся отношений с мужем.

— Ничего, — последовал сиплый ответ.

— Понятно. Но я так просто от Вас не отстану!

— Что еще Вы от меня хотите, леди Вилени, — Вета поежилась от холода, сквозившего в голосе мужа.

«Но если ты думаешь, что это меня испугает, и я перестану с тобой разговаривать, то ты крупно ошибся,» — мысленно фыркнула Вета.

— Для начала, чтобы Вы, при упоминании титула, употребляли мою настоящую фамилию, а в идеале: на «ты» и по имени, — послышался презрительный смешок, но мужчина все же произнес, хотя и сквозь зубы:

— Леди Малфой, это все? Я бы хотел…

— Нет, не все. Еще я хочу, чтобы Вы перестали плеваться ядом и стали нормально со мной общаться.

— Нормально? Что Вы подразумеваете под этим словом, позвольте узнать?

— Хотя бы так, как мы общались в Дурмстранге.

— Если Вам так угодно, — с издевкой поклонился девушке Люциус.

Девушка нахмурилась: нет, определенно что-то странное было в том, как ведет себя Люциус, и тут не только ненависть к ней и желание поиздеваться, все это началось с того, что он подписал ту бумагу — в этом Вета уже почти не сомневалась, потому что когда его ввели в кабинет Дамбдора в его взгляде ничего подобного не было. Теперь же с одной стороны он откровенно оскорблял и язвил, с другой вел себя так, будто бы являлся ее подчиненным, слугой. Это второе проскальзывало в каждом его движении, что делало его похожим на плохо отрепетировавшего роль шута актера, то, что должно было быть смешно, было отвратительно уродливо и вызывало только раздражение…

— Угодно.

— Ну, раз госпожа так желает, то что нам, преданным рабам остается делать, — прищурившись, ответил Малфой, потом, отбросив выбранную им книгу, ушел в спальню, громко хлопнув дверью.

Вета немного постояла посреди комнаты, задумчиво глядя в захлопнувшуюся дверь, но, вспомнив о том, что ее ждет Гермиона и что до начала разговора она уже опаздывала, девушка стремительно выбежала из комнат.

Остановилась она только тогда, когда на всех парах вылетела из дубовых дверей Главного входа и врезалась в одного из стоявших там авроров, которые должны были сопровождать студентов в Хогсмид.

— Пппростите, — с трудом переводя дыхания, Вета ухватилась в подставленную ей руку и пыталась сохранить равновесие.

— Ничего, леди Малфой, только Вы бы не бегали так быстро, это может повредить Вашему здоровью, — заботливо улыбнулся мужчина.

— Спасибо, Ремус, и называйте меня Вета и на «ты», а то я себя как-то неудобно чувствую, — улыбнулась в ответ девушка, а леди Малфой ее называл зельевар, произнося словосочетание так, что оно приобретало налет легкого пренебрежения.

— Буду только рад. А вот и твой верный оруженосец. Бедный парень, ты так не бегай быстро, а то загоняешь его, — дружески подмигнул Вете аврор.

Вета оглянулась на красного, еле дышащего, всего в испарине Винсента:

— Договорились, но легкий бег трусцой его не убьет, а только пойдет на пользу.

— Гермиона, — Ремус Люпин кивнул подходящей к Вете гриффидорке.

— Извини, я задержалась в библиотеке, выписывала, какую дополнительную литературу можно почитать по нумерологии и, каких именно книг нет в нашей библиотеке.

— Да я тоже только что пришла. Ну что, пойдем? — кивнула Вета в спину, шагающего к группе авроров, Люпина. Около них на почтительном расстоянии обрались семикурсники, которые изъявили желание сходить в деревню. С шестого курса была только Джинни. Из толпы студентов им помахал Гарри, толкая Джинни в бок, чтобы она тоже поприветствовала замеченных им подруг.

— Гермиона, а Гарри и Рон тоже идут в Хогсмид? — Вета приподняла в недоумении брови.

— Да, а что? — Гермиона пожала плечами. — Они всегда ходили туда.

Чуть-чуть помолчав, девушка прикоснулась рукой к Вете:

— Я рада, что Вы помирились, я же говорила — мальчикам нужно просто время и они все поймут.

Вета только фыркнула на это замечание, а потом покачала головой: она-то думала, что после случая в Запретном лесу парни поостерегутся.

«С другой стороны, ты же тоже не осталась в Хогвардсе».

Девушка поморщилась: откуда-то из глубины поднималось предчувствие, что случиться что-то нехорошее...

Гарри и Джинни, добравшись до Хогсмида, заявили, что посидят в «Трех метлах» и подождут когда девушки вернуться из книжного, поэтому, распрощавшись с друзьями, Вета и Гермиона быстро добрались до магазина и углубились в его недра.

Гермиона пошла к книгам по Нумерологии, а Вета решила посмотреть, что интересного есть в разделе об уходе за малышами: на дворе было двенадцатое декабря, и даже если она пока не чувствовала никаких изменений в своем организме, кроме утренней тошноты и, иногда, ноющей груди, ее ребенку уже было примерно около двух месяцев, начало третьего, и у Веты начал просыпаться неподдельный интерес к книжкам такого рода. Гермиона объясняла это двумя словами «материнский инстинкт», но в виду скудности Хогвардской библиотеки на эту тему, удовлетворить в полной мере его в школе Вета не могла.

Выцарапав из кучи битком набитых на полку книг одну, Вета увлеченно листала страницы, не обращая внимания на происходящее вокруг: ее «верный рыцарь» маячил в поле ее бокового зрения, а значит в случае опасности, он ее предупредит.

В книге описывалось — какое это счастье быть беременной. Данное утверждение вызвало у Веты кривую усмешку: великое счастье по утрам мучиться тошнотой, днем слабостью, к вечеру засыпать на ходу, будто не спала несколько суток, и это если не брать во внимание вечный зверский аппетит, после утреннего очищения желудка, разумеется, и мужа, который доводит до тихого бешенства практически каждым своим словом и жестом, — а так да — такое счастье!

«Ты еще забыла о том, что у тебя перегонки со смертью, роль которой исполняют два разных актера: проклятье и Волдеморт...»

— Вета, выбрала что-нибудь? — около девушки материализовалась Гермиона с кучей книг в руках.

— Кроме вот этой чуши? — Вета помахала книгой в мягком переплете у гриффиндорки перед носом: — Ничего. Все остальное или про ужасы родов или изобилуют анатомическими подробностями на столько, что меня подташнивает от одного описания.

Гермиона сгрузила свои книги Винсенту, который беспрекословно позволил ей это сделать, и взяла книжку из рук Веты. Полистав ее, девушка довольно хмыкнула и ткнула пальцем в один из абзацев:

— ... Если в семье разлад, то ребенок может помочь вам восстановить добрые отношения. Он является связывающим вас звеном. Вы можете расстаться, но навсегда останетесь его родителями. Через вашего ребенка вы становитесь близкими людьми. В нем ваше продолжение, ваша кровь, а как известно, кровь самый сильный магический компонент. Поэтому, при ссорах всегда помните о том, что вас связывает, и не думайте, что ваш муж не чувствует своего единения с ребенком: мужчины, особенно из аристократических семей, очень чутко ощущают свою связь с ребенком и, в некоторых случаях, их «материнский инстинкт» (особенно если это наследник) развит даже сильнее чем у женщины. А раз он чувствует его, то он чувствует и вас, как драгоценный сосуд, в котором растет его семя, и вы ему также дороги, как и его ребенок.

К сожалению, после рождения ребенка у многих мужчин пропадает эта способность — чувствовать свою жену, они чувствую только ребенка, но, если вы жена аристократа, то вам повезло в двойне, описанные выше способности у них не пропадают даже после того, как появляется на свет их наследник или наследница. Женщина, подарившая им чудо по имени «ребенок» навсегда остается для них драгоценностью, которую нужно уважать, беречь и любить, ничуть не меньше, чем когда она носит малыша...

Что скажешь?

— Скажу, что я была права — эта книга — бред! Люциус Малфой к данному виду Высшей нервной деятельности просто не способен. К тому же, если читать между строк, то можно сделать вывод, что тут, — Вета брезгливо ткнула в книгу, — сказано: используйте своего ребенка как форму шантажа, применяемого к мужу, когда вас не устраивают отношения в семье.

Гермиона, насильно мил не будешь, и никакой ребенок этого не изменит.

— Ты так говоришь, будто Малфою все равно, что у него скоро будет ребенок. Такого быть не может. Для таких как он — ребенок это Все, — запротестовала Гермиона, кладя книжку сверху на книги по нумерологии.

— Проснись, подруга: Люциус Малфой был не в восторге от необходимости заключить брак, а известие о возможном ребенке привело его, если ты помнишь, в бешенство.

— Но он же тебя не убил, когда ты сообщила ему, что беременна.

— О да, и это показатель, что он хочет рождения этого ребенка, — Вета ткнула пальцем себя в живот. — Брось, Гермиона, я уже давно решила, что этот ребенок будет только моим. Денег у меня на него хватит, и еще на несколько сотен детей, — усмехнулась расстроенной подруге Вета.

— Не в деньгах счастье, — покачала головой девушка.

— А в их отсутствии... все пошли отсюда, и поставь эту гадость на место.

— Ну уж нет. Ты хотела купить книгу о детях, ты ее купишь.

— Думаю, что нет, — Вета снова попыталась поставить книгу на полку, но Гермиона настойчиво отобрала ее у подруги.

— Какая ты упрямая, ну что тебе стоит... В конце концов, ты же хочешь быть ему «милой».

Девушка пораженно уставилась на подругу. Та насильно впихнула в руки Вете книжку, которую девушка уже успела поставить обратно, и потащила к кассе:

— Мы берем это, это, это, и еще вот эту книгу, — Гермиона выдернула у Веты книгу и подала продавцу. — Все. Пошли, а то Гарри и Джин нас уже, наверное, заждались.

На середине пути от книжного к «Трем метлам» у Веты все же прорезался пропавший голос и она придушенно спросила у шагающей рядом гриффиндорки:

— С чего ты это взяла?

— Что именно? — невинно похлопала ресницами девушка.

— Гермиона!

— Ты сама сказала, цитирую: «... насильно мил не будешь», значит, ты хочешь быть ему «милой».

— Убийственная логика... Это же просто выражение такое.

— Ну и что, твое подсознательное выдало это тебе на язык, а ты произнесла.

— Гермиона, ты советуешь мне совратить Упивающегося Смертью по имени Люциус Малфой, — вкрадчиво прошептала Вета, внутренне посмеиваясь как над самой идеей, так и над тем, кто именно ей это предложил.

— Верно, но совращать тебе его не надо, он и так был уже в твоей постели. Я советую влюбить его в себя.

— Слушай, ты не повредилась рассудком? Может, падала? Перезанималась, и теперь у тебя шоковое состояние от большого количества информации? — в надежде спросила Вета, потому что если Гермиона Грейнджер что-то вбила себе в голову, особенно если задача практически не решаема, то она в лепешку расшибется, но найдет правильный ответ, а сейчас гриффиндорка вбила себе в голову очень нехорошую, по-мнению Веты, идею. — Ты когда-нибудь видела влюбленную кобру?

— Все в этом мире бывает в первый раз, — выдала очередную философскую мысль девушка, открывая дверь в «Три метлы».

Вете не оставалось ничего другого, как последовать за Гермионой, смирившись с тем, что последнее слово осталось за гриффиндоркой.

«Ну не спорить же на такую щекотливую тему на виду у Гарри и Джинни...»

— Наконец-то, мы уже хотели идти за вами. Ремус сказал, что через пятнадцать минут уходим, так что, если хотите что-нибудь, заказывайте побыстрее.

Вета отказалась, побоявшись пробовать нахваленное ей за время пребывания в Хогвардсе сливочное пиво, а другого ей не хотелось, так как скоро их ждал ужин в школе, а Гермиона взяла горячий чай, чтобы согреться.

И, правда, не смотря на то, что был декабрь, холодно было как в январе месяце, а улицу каждый день обильно заметало снегом. В начале холодов Вета связалась со своими домовыми, и те выслали ей зимние мантии и одежду, которые были, конечно же, предусмотрены для российских холодов. Поэтому, когда вдруг резко похолодало и стало почти как в России, в своих верхних мантиях на горностаевом, шиншилловом и песцовом мехах, она не мерзла.

Через пятнадцать минут в таверну вошел Ремус Люпин и начал собирать студентов. Замерзший народ оказался в полном составе в «Трех метлах», поэтому со своей задачей аврор справился очень быстро. Студенты, вывалившись дружной гурьбой на улицу, последовали за мужчиной, весело гомоня и перебрасываясь снежками: даже не смотря на быстро спустившиеся сумерки и усилившийся мороз, они были довольны, что им удалось провести время вне Хогвардса, который находился на чрезвычайном положении, введенном директором еще в ноябре, в связи с угрозой нападения Волдеморта.

Когда волшебники миновали уже большую половину пути, оставив за спиной ворота в школу, а до замка было рукой подать, со стороны Квиддичского поля послышались множественные резкие хлопки аппарации. Авроры в доли секунды заняли оборонительное положение окружив детей полукругом, после чего Люпин прокричал приказ быстро двигаться по направлению к школе, не нарушая боевого порядка.

Семикурсники, большая часть из которых, входила в Отряд Дамблдора (Гермиона как-то рассказала о том, как Гарри на пятом курсе создал эту организацию и учил всех Защите) и Джинни, тоже вытащили волшебные палочки и, очень собранно, подгоняя мене подкованных в деле обороны сокурсников, стали двигаться к школе.

— Нужно только добраться до защитного барьера Хогвардса, — крикнула Вете, бежавшая чуть сбоку ближе к аврорам, Гермиона.

— Я думала, что антиаппарационный барьер начинается от ворот, — ответила та.

— Нет, когда профессор Дамблдор усиливал защитные чары, он решил сузить зону их покрытия, чтобы они были посильнее, поэтому сейчас они заканчиваются у начала озера, даже хижина Хагрида не входит в радиус их действия.

— Быстрее!!! — скомандовал Люпин, направляя на показавшихся из-за пригорка людей в балахонах и масках волшебную палочку. — Freezio!* — в Упивающихся полетело замораживающее заклинание. Это послужило сигналом к началу сражения: со всех сторон послышались выкрики и зимний сумрак осветился всполохами света всех цветов радуги.

Рядом с Ветой как из-под земли возникла массивная фигура Винсента, который заслонил ее от возможного попадания. Девушка недоуменно воззрилась в широкую спину — это парень вел себя не как слизеринец, а как истинный гриффиндорец

«Неужели Шляпа ошиблась? Но говорят, что она никогда не ошибается. Тогда что так изменила его? Кстати, о слизеринцах — ни одни из них не пошел в Хогсмид, хотя некоторые подавали заявку...»

Стройный ход мыслей нарушило пролетевшее мимо, в пари миллиметров от виска, заклинание, отхватив пару локонов с левой стороны. После чего Вета решила, что хватит «играть в прятки» и шагнула в одну шеренгу с аврорами, Гарри, Джинни, Гермионой, Винсентом и еще пятью гриффиндорцами, которых она знала в лицо, но путала по имени. Теперь они прикрывали спины убегающих в школу детей, по очереди поворачиваясь, к бегущим в след за ними Упивающимся, и осыпая тех всевозможными проклятьями.

Выстрелив заклятьем, Вета повернулась к школе: спасающиеся студенты были уже совсем не далеко от территории школы, а из дверей замка выбегали преподаватели и оставшиеся авроры. Девушка снова развернулась к врагам:

— Джинни, осторожнее! Protego! Unitius Wind!* — порыв ветра взметнул облако снега, на некоторое время лишив Упивающихся способности что-либо видеть. Это позволило «группе прикрытия» поравняться, с бежавшими им на помощь, магами.

— Дети, в школу! — прогремел голос Дамблдора.

Не споря, молодые волшебники побежали к дверям Хогвардса, уступив место старшим. Влетев в открытые двери, они по инерции взбежали по мраморной лестнице на второй этаж и, тяжело дыша, остановились на площадке.

— Погуляли, — усмехнулся Гарри, стаскивая с плеч зимнюю мантию и утирая катившийся по лбу пот.

— Не говори, — Джинни привалилась к перилам, с трудом стоя на ногах от усталости — бег по заснеженной, пусть и почищенной утром дороге, да еще в пылу схватки, сильно вымотал девушку.

Взглянув на остальных, Вета порадовалась, что не только она чувствует себя еще хуже, чем рыжая гриффиндорка: рядом сквозь стиснутые зубы дышал, пытаясь восстановить сердцебиение, красный как рак Винсент.

С трудом расстегнув отороченную мехом горностая мантию, Вета кинула ее на пол и плюхнулась сверху:

— Может, пойдем, отдохнем?

— Нет, я останусь тут, дождусь, когда остальные вернуться, — кивнул Гарри на дверь. — А вы идите.

— Уверен?

— Да, раз уж я не остался там, а послушал Дамблдора... то... ну ты понимаешь, Джинни.

— Ладно, пошли ребята, — махнула столпившимся на лестничной площадке студентам, девушка. — Вета?

— Идите, я тут еще чуть-чуть посижу, отдышусь, — отмахнулась девушка.

— Ладно, увидимся на ужине. Пока, — кивнула ей Гермиона.

Когда волшебники скрылись в галереи, Гарри снова устремил взгляд на дубовые двери.

Рядом с Ветой примостился Винстент, вытянув ноги, но девушка не возражала.

В помещении повисла напряженная тишина: они вслушивались в долетающие с улицы приглушенные расстоянием и стенами звуки сражения.

Вета отвела глаза от двери и уставилась на свою палочку, до сих пор зажатую в руках.

«Как странно, семнадцатилетние дети абсолютно спокойно встречаются лицом к лицу с опасностью, да что там, со смертью, а потом обсуждают на лестнице, как они сегодня погуляли, имея в виду далеко не поход в деревню Хогсмид. После чего безмятежно расходятся по своим делам или отдыхать, когда сражение еще не окончено... Плохое, нехорошее время, где дети вынуждены воевать. Да и было ли когда-нибудь хорошее, если с незапамятных времен почти во всех школах магического мира преподают такую дисциплину, как «Защита от Темных Искусств»».

— Согласен, но как говорят: времена не выбирают, в них живут и умирают, — произнес, не оборачиваясь, Гарри.

— Читаешь мои мысли?

— Ты просто думаешь в слух, — усмехнулся парень.

— Не замечала за собой... Пессимистическое изречение, особенно в семнадцать лет.

— Возраст тут не причем, иногда можно дожить до глубокой старости и не испытать половины того, что некоторые испытали еще до совершеннолетия. Да и с чего мне быть оптимистом? Перспектива в конечном итоге сойтись один на один в смертельном поединке с Волдемортом как-то не прибавляет веры в завтрашний день. Он все же не младенец из песочницы.

— Stupefy! Petrificus Totalus! А вот в этом ты прав, Поттер, — раздался насмешливый голос справа от Веты.

Гарри не успел даже обернуться, заклинание отбросило его к подножью лестницы. Парень стукнулся головой о мраморный пол, попытался приподняться, но потерял сознание и затих на полу, а Кребб неподвижно застыл на ее мантии.

Вета подняла палочку, нацелив ее на слизеринца, слова заклятья уже готовы были сорваться с ее губ, как сзади прозвучало:

— Expelliarmus! — волшебная палочка с силой вывернулась у нее из рук и со стуком покатилась по ступенькам.

— Ну, вот и все. Лорд будет рад двойному подарку к Рождеству, — поигрывая волшебной палочкой, сказал Блейз Забини, подходя к обезоруженной девушке.

— Не подходи, я буду кричать! — Вета попыталась встать, но затекшие оноги не слушались, а еще ей вдруг стало очень страшно.

— Да хоть оборись, тебя все равно никто не услышит. Кроме меня и Уитби здесь никого нет, а аврорам и профессорам сейчас не до вас! Хотя, знаешь что, Кевин, лучше подстраховаться, кто ее знает, эту нашу новоиспеченную миссис Малфой... Silencio!* Ropes magical!* А то, как я видел, бегаешь ты весьма резво.

Вета, набравшая в легкие воздух для крика, все же закричала, но ни звука не вырвалось из ее горла, а руки девушки оказались связанными за спиной.

— Так намного лучше. Хочешь, я расскажу, что с вами сделает Темный Лорд? — Вета замотала головой. — Ну, с Поттером-то понятно, а вот ты поработаешь приманкой. Люциус Малфой в прошлый раз не получил то, что ему причитается, спрятался в Азкабане под личиной сына. Как умно... Но везение рано или поздно заканчивается... Уитби, тащи Поттера через ход к Иве, там тебя встретят, а я задержусь, — Блейз пихнул Вету ногой в лечо, отчего девушка завалилась на бок, не удержав равновесия. Лицом она упала к лестнице, так что видела, как худой шатен быстро сбежал по лестнице, поднял Гарри заклинанием в воздух и направился в сторону подземелий.

— Знаешь, а ты ведь мне действительно нравилась, — Вета вздрогнула от знакомого голоса и попыталась развернуться, чтобы посмотреть на говорившего. — Но ты предпочла не развивать наше знакомство. Очень жаль, — нога уперлась ей в спину, пресекая попытки девушки. — Жаль, что Лорду ты нужна живая, но ведь от Crucio в приемлемых дозах еще никто не умирал, иногда правда сходили с ума, но миссис Лестрандж тогда просто переборщила. Crucio!

Вета открыла рот в немом крике: тысячи раскаленных игл впились ей в кожу, проникли под нее и стали рвать сухожилия, мышцы. Девушка выгнулась дугой, глаза заволокло кровавой пеленой, а над головой слышался довольный смех мучителя... Последней мыслью, вспыхнувшей в воспаленном от боли сознании девушки было: «Как глупо...»

* * *

«Трансфигурировав из лежащего на диване пледа длинную мантию, Дамблдор протянул ее Люциусу.

На следующий день после встречи с дементорами она с Люциусом перебрались в их «семейные» комнаты. Мужчина сразу же, не говоря ни слова, заперся в выбранной им комнате и, как подозревала девушка, пытался не выходить от туда пока Вета была в помещении, а когда выходил и обнаруживал ее, то начинал язвить и изображать из себя пресмыкающееся, отчего Вета тихо зверела, но терпела, не зная, что предпринять. Поэтому отмахнувшись от этой проблемы, оставив ее «на потом», она занялась насущной — обустройством жилища».

________________________

* Protego! Unitius Wind — легкий порыв ветра. (инет)

* Silencio — заклинание тишины (немоты). (ГП)

* Ropes magical — опутывает веревками жертву. (ГП)

* Артистическая ладонь (коническая) — изящная ладонь, пальцы широки у основания и остроконечны у кончика или ногтевой фоланги. Основными характкристиками обладателей такой лодони являются импульсивность и инстинкт. Людей с конической рукой часто называют «детьми порыва». Эти люди лишены терпения. В компаниях являются хорошими собеседниками, быстро схватывают суть дела, но более или менее поверхностны во всем, что касается чувств. Это качество делает их непостоянными в любви и дружбе, но способны доводить свою любовь или неприязнь до крайности. Легко раздрожимы — контрольэмоций дается им титаническим трудом. Всегда симпатичны, эгоистичны во всем. Обладают большой энергией. И не смотря на всю свою порывестость, обладают большой твердостью воли. («Вы и ваша рука». Кейро. Издательский дом МСП. Москва, 2000 г.)

* Knee-Rever...( Knee-Reversing Hex) — чары, от которых колени объекта разворачиваются назад. Объект на который было наложено проклятье сидел на метле лицом вперед, колени смотрели назад и он был похож на большую волосатую свинью. (ГП)

Вета потянулась в кровати и открыла глаза — в комнате царила полнейшая темнота. Девушка протянула руку за волшебной палочкой, которую всегда держала под подушкой, но, не нашарив ее там, заволновалась. Сев в кровати, она поморщилась от подступившей к горлу тошноты и легкого головокружения, подождав, пока неприятные ощущения пройдут, она осторожно спустила ноги с кровати и попыталась встать, но конечности почему—то отказались держать свою хозяйку, предательски задрожав. Чтобы не упасть, Вета схватилась за первое, до чего смогла достать: послышался звон разбивающегося стекла, а на ноги вылилось что—то липкое и холодное.

В конце помещения вдруг вспыхнул магический огонек и в его неверном свете Вета различила уже ставшую ей знакомой фигуру.

— Чего Вы шумите, леди Малфой, а ну быстро в кровать, — колдомедик добралась до своей «жертвы» и запихала ее под одеяло. — Перебудите мне тут всех, — проворчала ведьма, взмахом палочки убирая разбившийся стакан и пролившиеся зелья. — Вот, теперь придется идти за новыми.

— Я в Больничном крыле? — Вета недоуменно огляделась: с трех сторон ее закрывала ширма, а проход был почти напротив кабинета колдомедика.

— Да, и если Вы продолжите в том же духе, то побьете рекорд мистера Поттера по попаданию сюда за учебный год.

Вета фыркнула:

— Похоже, это у меня хобби такое.

— Нехорошее хобби для молодой леди, особенно, которая ожидает ребенка.

— С ребенком все в порядке? Как я сюда попала? — перебила девушка.

— С ребенком, слава Мерлину, в порядке, — удовлетворенно кивнула своим мыслям мадам Помфри, — ...теперь, — чуть подумав, добавила ведьма, влила в несопротивляющуюся пациентку какое—то зелье, и встала, чтобы уйти.

— Подождите, — Вета схватила колдомедика за рукав ее ночной рубашки, — ВЫ не ответили на вопрос.

— Утром, все утром, — отмахнулась ведьма, осторожна отцепляя пальчики девушки от своей одежды.

— Скажите хоть какое сегодня число? — крикнула в спину удаляющейся женщине Вета: тон, каким говорила с ней колдомедик, навел ее на мысль, что случилось что—то серьезное, уж слишком облегченно он звучал.

— Семнадцатое, — не оборачиваясь, проговорила та и скрылась за дверью.

Вета откинулась на подушку и уткнулась взглядом в потолок, впрочем, она все равно ничего там не разглядела, уйдя к себе, мадам Помфри унесла и единственный источник света.

«Семнадцатое? Семнадцатое! Но я точно помню, что сегодня двенадцатое, значит...»

Тут начало действовать зелье и Вета, так и не додумав, уснула.

В следующий раз, когда девушка открыла глаза, Больничное крыло буквально купалось в золотистом свете, льющемся из больших окон.

Осторожно встав с кровати, Вета на слабых, трясущихся ногах, цепляясь за ширму, обошла ее и выглянула в зал: на одной из кроватей, стоявшей сразу около ее, спал черноволосый юноша, его очки лежали на столике, соседствуя с разноцветными флакончиками.

— Гарри еще спит, — раздался сзади девушки голос колдомедика, — а Вам нужно вернуться в кровать, потом пообщаетесь.

Вета не стала спорить с ведьмой, так как от усилий ее опять затошнило, и закружилась голова.

— Вы вспомнили, что с Вами произошло? — женщина внимательно посмотрела на девушку.

Как только она произнесла последнее слово, на Вету будто обрушился водопад из воспоминаний. Очнулась она от того, что ей пытаются влить в рот что—то весьма дурно пахнущее, замотав головой, Вета протестующее прошептала:

— Не надо, мне уже лучше.

Мадам Помфри покачала головой и все же напоила девушку зельем.

— Я вижу как Вам лучше: бледная, губы трясутся, из глаз слезы рекой текут. Не понимаю, что теперь переживать, все уже кончилось.

Вета кивнула и утерла капавшие из глаз слезы.

— Значит, пять дней, а как Гарри?

— Мистер Поттер в этот раз отделался на удивление легко, больше всех досталось Вам... Хотя, если бы не лорд Малфой, еще не понятно, чтобы могло случиться, — ведьма передернула плечами.

— А Винсент?

— О, мистер Кребб давно уже у себя в подземельях. Его вообще почти не пришлось лечить. Правда, трудно было отогнать от Вашей кровати, но с этой проблемой разбирался Ваш супруг. Между прочим, очень нехорошо с Вашей стороны так пугать еще не выздоровевшего до конца мужа, ему могло стать хуже.

— Я же не виновата, — возмутилась Вета. — К тому же, не думаю, что Люциус испугался по—настоящему.

— Тут Вы не правы… и все же, на будущее....

— Поппи, не стращай леди Малфой, она очень заботливая девушка, — к кровати Веты подошел Дамблдор. — Как себя чувствуете?

— Как после проклятья Crucio, но чуть получше, благодарю за заботу. Что случилось? — тут же, не делая паузы между ответом, спросила Вета.

— На вас напили три ученика, — Вета нетерпеливо дернула плечом, — они попытались похитить Гарри и убить Вас, но вы были чудесным образом спасены: Северус и лорд Малфой как раз поднимались из подземелий ко мне в кабинет, когда увидели, что злоумышленники пытаются сделать.

— Понятно, — Вета вздохнула: опять Малфой спасает ее шкурку:

«Взаимодополняющие друг друга хобби в нашей семье: я влипаю в неприятности, а он из них меня вытаскиваем. Прелесть».

Тем временем директор продолжал что—то говорить, и слух Веты зацепился за одно из слов:

— Забини? Причем тут Блейз Забини?

— Если Вы забыли, именно он пытал Вас, но, может быть, Вам понравилось, и Вы не держите зла на него? — рядом с кроватью из ниоткуда материализовался ее муж.

Вета во все глаза уставилась на него: он был все еще болезненно бледен и худ, но уже чувствовалось, как возвращается его аристократическая аура силы.

— Навряд ли меня можно причислить в ряды ангелов, но я действительно не понимаю, причем тут Блейз Забини.

— Возможно, притом, что это он напал на Вас?

— Чушь, — Вета недоуменно посмотрела сначала на хмурившегося Дамблдора, а потом на выгнувшего бровь мужа.

— Чушь?

— Лорд Малфой, подождите, есть вероятность того, что мистер Забини все это говорил правду.

— Все это время? — спросила Вета, подозревая, что слизеринец провел эти пять дней еще хуже, чем она, особенно убедилась она в этом, когда Люциус скривился на слова Дамблдора.

— С чего бы это вдруг?

— Может нам расскажет леди?

— Конечно, расскажу. Это не был Забини, это был Виктор Крам.

— У Вас от пыток помутился рассудок, — фыркнул Люциус. — Крам в Дурмстранге.

— Ничего подобного, уж этот голос я не спутаю ни с чьим, хотя, он и был под личиной Блейза.

— Нет такого многосущного зелья, чтобы он не менял и голоса, — похоже Люциус начинал раздражаться, но Вета не собиралась отступать:

— Мне неизвестно чем там пользовался Виктор, чтобы принять облик этого парня, но я уверена на сто процентов, что на лестнице на нас напал Крам.

— Упрямая девчонка! — Люциус сильнее сжал перила кровати, на которые опирался, и Вета только сейчас поняла, что злиться он больше не на то, что она говорит, а на боль, на немощь, которую вынужден был испытывать.

— Люциус, успокойтесь. Ваша жена очень может быть права. Особенно если учесть, что Книга Перуна находится у Волде...

— Не произносите его имени в моем присутствии! — прошипел Люциус, сморщившись, будто от внезапной и резкой боли, — Вы же прекрасно знаете, как оно действует на меня.

— Да, извините меня... Так вот, раз Книга находится у Темного лорда, то он вполне мог оттуда что—то вычитать и превратить в жизнь. Все же, он заполучил очень сильный артефакт.

Вета закусила губу: в ней проснулось вдруг искушение признаться, но тут же было заглушено другим — жгучим желанием оставить Ее только себе.

Подняв голову, девушка столкнулась с пристальным взглядом мужа, но, ничуть не смутившись, одарила его невинным взглядом, а затем перевела глаза на Дамблдора:

— Мог и вычитать. Кстати, а схватили их сразу?

— Нет. Мерзавцам удалось от нас ненадолго ускользнуть, но мы их все равно нашли. Идиоты были в сарае для метел, решили, наверное, что так будет быстрее удирать.

— А мне кажется, что те, кто на нас напал, убежали, а вы наткнулись просто на парней, которые решили нарушить запрет на зимние полеты.

— Почему они тогда этого не сказали?

Вета фыркнула:

— Не хотели вылететь из квиддичской команды и остаться на каникулы отрабатывать наказание.

— Неужели слизеринцы настолько отупели: за нападение на вас им грозит куда более страшное наказание.

Вета пожала плечами на недовольное бурчание мужа:

— Может они уповают на то, что скоро все выясниться? — Вета вдруг встрепенулась и недоуменно посмотрела на мужчин: — Вы что, не давали им Веритасерум? И все пять дней Вы сидели и ждали, когда я очнусь?

— Кто—то сидел, а кто—то и допрашивал, и знаете что интересно, почему—то в их мыслях очень четко отпечатались все нападение на вас, — Вета, нахмурившись, посмотрела на мужа, который устал стоять, опираясь на трость, и теперь развалился на стуле, стоящем у ее кровати.

— Чушь! — повторила Вета.

— Ну что ж, кто прав, а кто нет, узнаем... А сейчас, хорошего вам дня, лорд, леди, — старый волшебник поклонился и ушел, напоследок одарив Вету хитрым взглядом из—под очков.

В Больничном крыле установилась тишина.

Вета оторвала взгляд от закрывшейся двери и посмотрела на мужа. Мужчина пристально ее разглядывал, и хотя Вета опять заметила в его глазах легкое презрение к себе, но былой неприкрытой ненависти там не наблюдалось. Не удержавшись, девушка задала вопрос:

— Сменили гнев на милость, лорд Малфой?

— Выполняю Ваши приказания, леди Малфой.

— Как мило с Вашей стороны. Значит, больше не будет этой помеси Снейпа и домового эльфа?

Малфой надменно приподнял бровь, но губы его искривились в некое подобие улыбки:

— Пока нет, но это не значит, что я стал относиться к Вам иначе, чем до того, как Вы приказали.

— Что ж, думаю, мне хватить и того, что Вы снова стали говорить как нормальный человек, прекратив, наконец, ломать комедию.

— Осторожнее, я могу и сбросить эту маску, — угрожающе прищурил глаза мужчина — в них опять промелькнула жгучая злость, направленная на, как догадывалась Вета, нее.

— А Вы хороший актер, милорд, — поморщилась она, поняв, что нынешнее его поведение всего лишь очередная игра.

— Благодарю, — холодно проговорил мужчина, не без сожаления отпуская опору, но пытаясь скрыть это, и захромал к выходу.

— Люциус, могу я звать Вас по имени? — неожиданно даже для себя, выпалила Вета.

Мужчина остановился и не оборачиваясь произнес:

— Разве вы уже не делаете это, Вета? — после чего вышел за дверь.

Девушка нервно сглотнула и тихо рассмеялась непонятно чему, потом откинулась на подушки и зажмурилась, прокручивая в голове слово, сказанное пусть и пренебрежительным тоном, но, все же, сказанное впервые за столь долгое, как казалось ей, время.

— Трудно тебе с ним? — вдруг раздался сочувственный голос над Ветой.

Девушка открыла глаза и посмотрела на растрепанного гриффиндрца, примостившегося на краешке ее кровати — а она и не заметила, как он тут очутился.

— Не труднее чем всем сейчас. И потом, никто не обещал мне, что я попаду в сказку, — фыркнула Вета. — Знаешь, есть одна хорошая русская поговорка.

— И что?

— Худой мир лучше доброй ссоры.

* * *

Вечером из Больничного крыла с шумом, создаваемым кучей друзей, был спроважен Гарри Поттер. Вету изгнали из Больничного крыла утром в субботу с формулировкой «хуже Снейпа и Малфоя», но этот эпитет не помешал колдомедику всучить Вете кучу склянок с зельями и длинной инструкцией к ним, а так же настоятельной рекомендацией проводить большую часть времени в кровати. Вета решила, что все же с ее стороны будет разумнее послушаться ведьму — уж слишком у той было озабоченное лицо.

К удивлению девушки, встречать и сопровождать ее из лазарета в подземелье пришел Люциус Малфой собственной персоной, а удивило ее это потому, что за два дня, что прошли с их разговора, муж не пришел ни разу.

Выйдя за двери, девушка обнаружила в коридоре гриффиндорцев и своего рыцаря, но первые не рискнули подойти, наткнувшись на недобрый взгляд Люциуса, а второй, молча принял из рук лорда лекарства. Так они и спустились втроем в подземелья: Люциус, хромавший и скрепящий зубами от злости на это, благоразумно молчавшая Вета, хотя высказаться о том, что он запугал ее друзей и что мог ее и не встречать, раз уж не удосужился зайти на протяжении двух дней, ей хотелось до жути, и абсолютно невозмутимый Винсент, шагавший позади Малфоев.

Остановившись пред дверьми, ведущими в их комнаты, Люциус требовательно вытянул руку в направлении Кребба, тот спокойно отдал ему свою ношу, поклонился и мгновенно исчез в тускло освещенном коридоре. Все в той же тишине, что повисла сразу же после выхода из Больничного крыла, Вета прошла в след за мужем в гостиную, где растерянно замерла, озираясь по сторонам: комнату было не узнать — вместо обгоревше—обшарпанных стен (как подумала в первый раз девушка, увидев комнату, кто—то хорошо потрудился, взорвав не меньше двадцати котлов одновременно), теперь красовался красивый серый камень, на одной из стен, справа от входа от стены до двери, расположенной по середине и ведущей в комнату Люциуса, висел красивый, ручного плетения, гобелен с изображением лесной поляны, где посередине, свернувшись в кольца, спала, разнеженная в лучах солнца, большая змея, рядом с ним, в углу, возвышалась изогнутая в причудливой форме вешалка, а с другой стороны от двери располагалось большое зеркало в узорной кованной оправе из темного металла. С левой стороны сиял искусно подобранным рисунком большой малахитовый камин, взамен старого недоразумения, больше похожего на очаг. Над ним висело два герба: один из них принадлежал ее Дому, а второй, как подумала Вета, Малфоев. Перед камином лежала шкура какого—то животного, манящая своей мягкостью, побуждающая желание бросить все дела и растянуться на ней, чуть дальше стоял низкий столик из черного дерева, по обе стороны от него два кресла. Стена, что была параллельна той, где располагался вход, как и раньше, представляла собой одни сплошные полки с книгами, только вместо покосившейся двери, расположенной посередине, теперь была дверь из той же породы дерева, что столик, дверь в комнату мужчины и вешалка для мантий. Стена с входной дверью представляла собой генеалогическое древо Малфоев: рядом с именем мужа девушка увидела свое, и чтобы Люциус не увидел навернувшиеся на глаза слезы и не отпустил колкий комментарий, Вета стала изучать ковер, которым был покрыт весь пол: она стояла на темно—зеленом, рисунок на ковре был вышит серебряной нитью.

— Ну? — Вета вскинула голов и посмотрела на нетерпеливо постукивающего тростью о свой ботинок мужа.

— Как тебе это удалось? — Вета обвела комнату рукой.

Люциус хмыкнул, прошел к камину, где сгрузил на столик коробку с зельем:

— Соврал, — мужчина осторожно опустился в кресло и вытянул больную ногу.

— Соврал? — Вета подошла к мужу и поправила упавшую на пол трость так, чтобы он мог дотянуться до нее, когда будет вставать.

— Сказал, что ты приказала все здесь обустроить, а хогвардские эльфы ни на что не годны, — сквозь довольные нотки в голосе мага прорезалась непонятная Вете горечь.

— Если ты сделал это за пять дней, то действительно «ни на что не годны», — девушка устроилась во втором кресле, отметив про себя его мягкость.

— За три. Два дня я был занят, — хищно усмехнулся Люциус.

— А, ну, да, — Вета отвела глаза и снова стала разглядывать их гостиную.

— Не хочешь спросить, насколько обеднел твой счет в Гринготтсе?

— Не очень, — оторвалась от созерцания жилища Вета и взглянула в лицо мужу.

Тот приподнял бровь:

— Неужели?

— Ужели, ужели. Зачем иметь деньги, если их не тратить?

— Тысяча галеонов, — Люциус прищурившись, уставился в лицо Веты.

Та пожала плечами:

— Оно того стоило, кстати, а спальни, кабинеты и ванные комнаты также хороши?

— Я никогда не делаю что—то наполовину.

— Великолепно, только... они тоже в зелено—черном цвете?

— Нет. Гостиная — дань факультету. Это традиция слезеринцев.

— Аааа, ну тогда еще лучше. Зеленый, конечно, хороший цвет, но слишком много зеленого было бы перебором.

— Желаешь осмотреть? — Люциус кивнул головой на дверь в комнату Веты.

— Может, начнем с той? — девушка покосилась на другую дверь.

— Нет. Если я согласился не показывать свои чувства и называть тебя на «ты», это не значит, что в моей спальне ты желанный гость. Запомни, мое личное пространство только мое.

Вета посмотрела в холодные глаза мужа и тряхнула головой:

— Не проблема. Твое — твое, мое — мое. Одним словом: песочница.

— Прости? — Люциус недовольно поджал губы.

— Да так, если ты не понял о чем я, значит и ладно с ним... С твоего разрешения, я пойду, отдохну. Тебе тоже бы не мешало, — Вета выползла из кресла, взяла коробку с зельями, вытащив оттуда один из флаконов, поставила его на стол и развернулась к мужу:

— Это, — девушка кивнула на одиноко стоявшее на столе зелье, — выпьешь, если будешь сидеть здесь долго.

Люциус опять изогнул бровь. Вета застыла, на секунду вспомнив, как он в обличье своего сына вот также, только с другим подтекстом, играл бровями... отведя взгляд, девушка прошла мимо, но у двери остановилась и все же решила ответить на незаданный вопрос:

— Ты слишком бледен, а это обезболивающее. Не упрямься, сделаешь хуже только себе.

За ее спиной послышалось недовольное шипение, но Вета не стала прислушиваться, а плотно прикрыла дверь за сбой.

— Lumos.

В этой комнате Люциус почти ничего не изменил в том ремонте, который начала девушка: мягкий сиреневый свет, будто на основном цвете была напылена легкая дымка. Магическое окно, расположенное на левой стене от входа, показывало огромный луг, в отдалении высились башни квиддического стадиона.

«Вечером можно будет полюбоваться закатом».

Кровать была застелена бархатным покрывалом чуть темнее чем отделка стен, справа от кровати располагалась дверь в ванную комнату. Между окном и кроватью стояла небольшая тумбочка с ящичками, на ней стоял кувшин с водой и кубок. В углу перпендикулярно кровати высилось зеркало. Справа от входа стоял стол и кресло, а рядом в углу был небольшой камин.

Вся мебель была сделана из светлого дерева. Вета пригляделась — береза. От сочетания красок комната дышала светом и мягкостью.

Вета прошла в ванную — вот где муж развернулся по полной, так как именно ее девушка почти не тронула, но на удивление он очень чутко почувствовал, что может понравиться ей, а что нет. Она будто погрузилась в воду: мрамор, которым была выложена вся ванная переливался всеми цветами синего: от светлого, почти прозрачного, до цвета глубокого моря, на полу лежал белый коврик из какого—то меха, сама ванна была продолжением пола: будто волна вспенилась и образовала бортик. Раковина была сделана из гигантской створки раковины какого—то моллюска.

Проведя рукой по холодному мрамору, девушка подошла к ванне и открыла один из вентилей: полилась вода с бирюзовой пеной и комната наполнилась запахом ванили.

* * *

Утром ее разбудил настойчивый стук вj входную деверь. Вставать было лень, и Вета понадеялась, что незваный посетитель устанет колотить по дереву и уйдет, но... Тяжело вздохнув, девушка выбралась из теплой постельки и приоткрыв один глаз поплелась к двери, по пути натолкнувшись сонным взглядом на недовольного мужа, выходящего из своей комнаты:

— Нужно завести эльфа, — Вета усмехнулась, припомнив недавнее поведение Люциуса, за что получила злобный взгляд — мужчина правильно понял ее гримаску.

— Лучше домового.

— Домового?

— Потом объясню, — Вета приоткрыла дверь и высунула лохматую голову в образовавшуюся щель, — кого недобрая... ааа, директор, Вы как всегда «вовремя», — Вета распахнула дверь и покосилась на скривившего лицо Люциуса.

«Проходите, раз приперлись, — добавила про себя девушка».

— Что привело Вас в столь ранний час? — Люциус осторожно ступая на больную ногу, добрался до кресла и, не смотря на покалеченную ногу, весьма изящно опустился в кресло.

Вета фыркнула себе под нос: видимо, манеры впитались Малфою в кровь с молоком матери, даже если соблюдение их причиняет боль. Устроившись в облюбованном вчера кресле, девушка выжидающе посмотрела на Дамблдора, волшебник нисколько не смутившись тем, что ему не предложили сесть, удобно устроился у камина, облокотившись на него плечом. Но, не смотря на бросаемые на него вопросительные взгляды, медленно переходящие в просто злые, волшебник продолжал молчать.

Вета вздохнула и уже было открыла рот для того, чтобы задать вопрос, когда заговорил Люциус:

— Что Вам угодно? Соскучились и решили навестить?

— А почему бы и нет. Вот я смотрю, вы спите в разных спальнях, это нехорошо — вы муж и жена...

— Избавьте меня от ликбеза на тему семейных отношений и великой силы любви, иначе меня стошнит.

— Ну что ж..., — волшебник хитро прищурился.

— Даже не думайте, профессор Дамблдор, я не позволю Вам поизмываться над нашими спальнями, — Вета беспокойно заерзала в своем кресле, — а то я поселюсь около Ваших личных покоев. Расстелю у дверей коврик и ...

— Что? — Дамблдор сморгнул и перевел взгляд на девушку.

— Лучше Вам не знать... Так зачем Вы пожаловали?

— Северус приготовил зелье и мы узнали правду.

— А хотя бы до девяти часов это подождать не могло?

— Нет, идите, оденьтесь леди, сейчас придет Северус и мы поговорим.

Вета быстро вскочила с кресла и скрылась в своей комнате — еще не хватало предстать перед язвительным зельеваром в одной ночнушке. В мгновение ока одевшись, девушка вернулась в гостиную, где у камина продолжал стоять Дамблдор, а рядом с ним Северус Снейп. Открылась дверь и в комнате появился Люциус. Вета нахмурилась, раньше она как—то не приглядывалась, во что одет ее муж, но теперь: для аристократа он был одет слишком неказисто: грязно—серого цвета брюки из грубой шерсти, серая льняная рубашка, поверх которой одет блекло—зеленого цвета сюртук, а сверху накинута черная длинная мантия. Почему—то у Веты сложилось впечатление, что все это с чужого плеча, а такую мантию она много раз видела одетой на их соседе.

Девушка задумалась: обеспокоенная здоровьем мужа, его странным отношением, потом отвлеченная переездом и нападением, она даже не обратила внимания на то, во что одет Люциус и как он себя чувствует в этой одежде, она даже не помнит, есть ли у него волшебная палочка. Вета хмуро одернула себя, конечно, нет, в Азкабане, насколько она знала, палочки ломали.

«Как же тогда он меня спас от Крама? Да как он вообще живет без волшебства? Стоп, Дамблдор сказал, что Люциус наложил заклятье на Забини — беспалочковая магия? Вполне вероятно, но, все же, лучше, если у него будет волшебная палочка. Надеюсь, ему можно ее иметь и творить заклинания, ведь его оправдали, не так ли?»

Вета нахмурилась и попыталась вспомнить что говорила женщина—судья, когда снимала кандалы с мужчины, но не смогла, махнув рукой на такие мелочи, девушка твердо решила в ближайшие выходные вытащить мужа за покупками, как бы тот ни упирался и не злился.

Директор быстро описал, что им удалось узнать от Блейза Забини.

— Значит, Виктор Крам каким—то образом незамеченным проник в Хогвардс, принял облик одного из учеников и решил поохотиться? — недовольно спросил Люциус старого волшебника, расположившегося в его кресле. — И те, кто напал на мою жену, не прятались в сарае для метел, а сразу же сбежали? Подобное может повториться?

— Северус? — Дамблдор посмотрел на задумчивого зельевара.

— Я попытаюсь выяснить, но ничего не обещаю. Лорд последнее время очень подозрителен. Как я уже говорил, если Упивающийся не участвует в операции, значит не посвящен даже в то, что она будет. Поэтому последнее время я просто даром трачу время.

— Ошибаешься, твои сведения очень важны для нас.

— Не боитесь обсуждать при мне? Вдруг я решу, что за разоблачение шпиона Лорд меня помилует?

— Люциус, ты знаешь, что я шпион давным—давно, но так и не раскрыл меня.

Мужчина усмехнулся:

— Ты мне больше нравишься.

— Просто ты всегда оставляешь себе запасные пути отступления.

— Инстинкт самосохранения и желание оказаться на победившей стороне и только, — немного помолчав и не услышав комментариев, Люциус продолжил: — С Вашего разрешения, Дамблдор, мы бы хотели завтракать в двоем.

— Да, конечно. Я благодарю Вас за помощь.

Когда волшебники покинули комнаты, Вета перевела взгляд на Люциуса.

— И этот разговор не мог подождать до приличного времени?

— Не думаю, что уважаемый директор приходил только с одной целью, — пожал плечами мужчина.

— С какой же целью он приходил в дополнение к этому пустому по сути разговору?

— Дамблдор великий Игрок, даже мне не всегда видны его скрытые ходы. Так что, видимо, что он хотел мы не узнаем никогда. И потом, у меня есть над чем подумать кроме интриг любителя сладкого.

Вета вздохнула: тайны, тайны, кругом все что—то недоговаривают, играют свои роли, пряча истинное лицо и уже не понятно, где правда, а где ложь, где слизеринец, а где гриффиндорец — война размывает границы, меняет людей.

Помотав головой, девушка решила отвлечься от философских рассуждений и задать насущный вопрос:

— Что вы делали с Забини все это время?

Муж выгнул бровь, скривив губы в хищной улыбке.

— С разрешения Дамблдора?

Мужчина опять проделал игру бровями.

— Иногда методы Света кажутся мне не менее жестокими и мерзкими, чем методы Тьмы, — тихо проговорила девушка, забираясь с ногами в кресло.

— Свет и Тьма две стороны одной медали и только от угла зрения зависит, которая из сторон будет называться Светом, а которая Тьмой в данный конкретный момент.

— Философия на тему, что у каждого общества свои понятие о плохом и хорошем, что правильно, а что нет и все зависит от исторического, культурного, экономического, политического, религиозного, и Мерлин знает еще какого, воспитания отдельно взятого народа?

— У меня получилось красивее и лаконичнее, — усмехнулся мужчина.

— Ну, уж извини, талантами вроде краткости не блещу.

— От тебя и не требуется. Сейчас мне достаточно того, что ты можешь зажечь огонь в камине.

— Как меркантильно, после таких возвышенных речей, — Вета вытащила палочку из рукава и ткнула ее в сторону камина, — Incendio.

В камине весело заплясал огонь, довольно вгрызаясь в сухие паленья. Зеленая комната окрасилась в багряно—золотистые тона, что только придавало интерьеру законченности и домашнего уюта.

Вета спустила ногу с кресла, скинула туфлю и потрогала кончиками пальцев шкуру: чулки она одеть не успела, когда одевалась, поэтому сейчас наслаждалась мягким прикосновением меха к коже.

— Люциус, я хотела...

— Вета, ты что—то говорила...

Волшебники замерли и посмотрели друг на друга.

Показалось ли Вете, или Люуцус слегка смутился неловкости ситуации?

«Хм, как же — смущенный Малфой неизвестный науке зверь. Но ведет он себя странно: такие перепады настроения — то ненавидит, то спокойно разговаривает. Не понимаю…»:

— Ты первый, — предложила Вета.

— Хорошо, зная твою склонность превращать любой разговор в скандал...

— Люциус! — возмутилась девушка, оторвав взгляд от огня и зыркнув на мужа.

На самом деле в душе девушка ликовала: пусть даже на несколько минут, но вернулись те отношения, что были у них в Дурмстранге, пусть даже это теперь, при сложившейся ситуации, казалось ей странным.

— Так вот, — мужчина отмахнулся от недовольной гримаски жены, — что за домовой?

— Аааа, это, — Вета поудобнее уселась в кресле, скинув вторую туфлю и опять поджав под себя ноги. — Домовой—доможил* что—то вроде вот этих ваших эльфов, но немного другое. Он призрачное существо, как привидение, но иногда принимает облик малорослого старичка, покрытого от макушки до пяток мягкой косматой шерстью. Он олицетворяет домашний очаг. Служит только тому Роду, с которым связан кровными узами, только о нем заботиться, только в его доме живет. Обычно домовой живет один, не терпит рядом никого их своих сородичей, но у нас дома их жило по меньшей мере пятеро. Отец как—то, я еще была маленькая, притащил их откуда—то, помню, мама сильно ругалась, доказывая, что они разгромят наш дом до фундамента, но... Как оказалось, если им очень захочется, жить вместе они могут и даже очень мирно и дружно. Они служат только в нашей семье, в других магических семьях работают слуги из числа сквибов, но мой отец не любил, когда под ногами кто—то крутился, а домовики народец необщительный, невидимый. И пользы от них вдвое больше, чем от сквиба или эльфа: в отличии от первых делают все быстро и не мелькают перед глазами, а в отличии от вторых — не бьются головой об стену и не пытаются тебе понравится.

— Одни плюсы, — прошептал убаюканный мерным потрескиванием огня и тихим голосом Веты, мужчина, — когда заведем себе такого?

— Нужно связаться через камин со своим имением, когда будем в Косой аллее, может кто из них и переберется сюда.

— А что мы забыли в Косой аллее?

— К примеру, твою новую волшебную палочку, — блаженно мурлыкнула и потянулась, не открывая глаз.

— Что?! — вот теперь глаза девушки распахнулись в мгновение ока.

Люциус Малфой навис над ней всем своим исполинским ростом. Опершись руками на подлокотники, он отрезал любые возможные пути к бегству.

— Что—то не так? — Вета постаралась вжаться в кресло поглубже.

— Кроме того, что ты решила опять поиздеваться, абсолютно ничего, — Люциус с силой оттолкнулся руками от подлокотников, встал и повернулся к девушке спиной, очень напряженной спиной.

— С чего ты взял, что я издеваюсь? Я, правда, думаю, что тебе нужна волшебная палочка, а так же нормальная одежда.

— Чем же тебе не нравится моя одежда? — спина чуть расслабилась.

— Чем же она тебе нравиться? Нет, конечно, если тебе нравиться носить Это, — Вета сдалала неопределенный жест в сторону Люциуса, — и ты обоснуешь свое мнение, мы можем одежду не покупать. И вообще, не понимаю, ты смог потратить деньги на наши комнаты, а на себя что, постеснялся взять? — послышалось приглушенное пофыркивание и Люциус наконец обернулся к девушке лицом.

— Наши общие комнаты это одно, а вот мои личные нужды другое.

— Не понимаю, — покачала Вета головой, с интересом наблюдая за откровенно веселящимся мужем — такое искреннее веселье было ему свойственно очень редко.

— У тебя, моя дорогая жена, финансовый кретинизм: я имел право оплатить ремонт, обосновывая это тем, что он для тебя, но одежда, а тем более, волшебная палочка — это личные предметы, которые без твоего разрешения я не имею права приобретать, — при этих словах по лицу мужчины прошла дрожь, но какие именно чувства за миг проскользнули по лицу Люциуса, Вета понять не смогла.

— Значит, сделаем это с моего согласия. Мы договорились или как?

— О, если моя леди решила меня облагодетельствовать, то кто я такой, чтобы мешать ее порывам.

— Фух, — выдохнула Вета.

— Что за вздохи?

— Я думала, ты устроишь мне сцену оскорбленного мужского достоинства.

— Я похож на гриффиндорца?

— Только у них есть достоинство?

— Только у них не хватает мозгов увидеть выгоду, а также отказаться от того, чтобы опустошить счет своей жалостливой жены.

— Гхм, — Вета опять уставилась на огонь: «Я — жалостливая? Деградирую, однако».

— Очень красноречиво, — усмехнулся Люциус. — Думаю, пора позавтракать.

Вета поперхнулась и зажала рукой рот: ей вдруг живо представились яичные желтки, которые по сути являются куриными зародышами, выпотрошенная рыба не первой свежести и прочие другие приятные продукты, способствующие усилению утреннего недомогания. Вскочив с кресла, девушка понеслась к себе в комнату, как только она влетела в ванную комнату и откинула крышку туалета, ее тут же вывернуло.

Упав на колени перед туалетом, Вета вцепилась дрожащими руками в края, тело ее выгибалось в конвульсивных спазмах, горло саднило, на глазах выступили слезы, а нос заложило. Чтобы побороть приступ рвоты, девушка стала часто дышать — стало немного легче, отпустив края туалета, Вета тяжело откинулась назад, сев на ноги и склонив голову. Короткие волосы упали на лицо, некоторые пряди были испачканы, Вета подняла руку, чтобы утереть губы, но сильная мужская ладонь перехватила ее за кисть, а к лицу тут же было приложено мокрое полотенце. Вета прижала его к лицу и глубоко вздохнула.

— Все? — раздался брезгливый голос над головой девушки.

— Если тебе противно, можешь выйти и закрыть дверь с той стороны, — просипела Вета, обидевшись на тон мужа — все—таки она не просто так выкинула из себя остатки ужина — именно он упомянул про завтрак.

— Почему же, может, я наслаждаюсь зрелищем.

— Извращенец, — пробубнила в полотенце Вета.

Вытерев рот, девушка откинула влажную ткань на пол, с трудом поднялась, но не удержалась и начала оседать. Схватившись за первое до чего дотянулась рука, Вета потянула за собой и мужа, который не удержался из—за больной ноги и рухнул вслед за девушкой.

Упав на покрытый мягким с длинным ворсом ковер, Вета придавлено вскрикнула — Люциус почти упал на нее сверху. Мужчина зло чертыхнулся и зашипел от боли:

— Не можешь поосторожнее?

— А ты не мог не упоминать при мне о завтраке? Неужели твою первую жену не мучил токсикоз по утрам во время беременности?

Вета почувствовала как мужчина замер, услышала скрежет зубов над ухом, затем Люциус быстро откатился от девушки, ухватился за ванную, резко поднялся и молча, сильно хромая на больную ногу, покинул ванную.

Вета тоже попыталась встать, чтобы кинуться за мужем, попросить прощения, но снова почувствовала головокружение. Подползя к туалету, Вета прислонилась головой к холодной керамике и закрыла глаза, из которых крупными каплями текли слезы:

«Кто меня за язык тянул? Только наладили отношения и вот — ляпнула. Все—таки он прав, любой разговор я умею превратить в ссору. С другой стороны, он тоже не экзальтированная барышня, чтобы обижаться на глупость. И все же, зря я упомянула его погибшую семью... Мозгов нет — считай калека».

Поборов, наконец, очередной приступ тошноты, девушка медленно встала, целясь за стену и побрела в свою спальню. Там она залезла под одеяло, свернулась калачиком, засунула голову под подушку и закрыла глаза.

Проснулась Вета к вечеру от чувства голода, но идти куда—то было до жути неохота, да просто физически и эмоционально тяжело. Однако голод все же выгнал ее из кровати. Тихо приоткрыв дверь в гостиную, девушка оглядела темное помещение, освещенное только тлеющими углями в камине. Было очень тихо. Осторожно выскользнув из комнаты, Вета скользнула к креслу, где приняла так быстро полюбившуюся ей позу и позвала эльфа.

Ушастое создание испуганно покосилось на девушку, но не исчезло, а покорно застыло перед ней. Вета вздохнула, все же не нужно было рычать на того лопоухого:

— Чай с бергамотом, бутерброды с сыром и....

— Твое зелье, — Люциус поставил перед Ветой на столик флакон с темно—бордовой жидкостью.

— Люциус, я..., — Вета опустила голову, боясь встретиться взглядом с глазами мужа и увидеть в них ту ненависть, что она видела раньше.

— Приятного вечера, — входная дверь закрылась с тихим щелчком.

Девушка вскинула голову, но мужчины в комнате уже не было. Вздохнув, Вета покосилась на флакон: пить это пойло ей жуть как не хотелось — память услужливо напомнила, что за этим последует, но пить было надо, а раз надо...

Вета быстро схватила флакон и, зажмурившись, опрокинула его содержимое себе в рот.

* * *

— Гермиона?

— Да?

— Можно с тобой поговорить?

— Садись за наш стол и...

— Нет, я бы хотела, чтобы другие нас не слышали.

— Что—то произошло? — гриффиндорка нахмурилась и внимательно посмотрела Вете в лицо.

— Да нет, у меня будет к тебе просьба.

— Тогда после обеда. Чемоданы я уже собрала, так что у меня есть время.

— Спасибо. Увидимся в библиотеке, хорошо?

девушка кивнула в ответ и поспешила к своему столу.

Вета же решила в кои—то веки пообедать среди слизеринцев, то есть с одним из них.

— Винс, а ты куда едешь на каникулы? — девушка запихнула в рот лист салата вместе с кусочком жареной рыбы.

— Я бы хотел остаться здесь, но бабушка настаивает, чтобы я приехал, да и директор не разрешил, — парень был явно недоволен сложившейся ситуацией.

— Что ж ты такой смурной? У тебя есть бабушка, которая по тебе соскучилась...

— Она мне не совсем бабушка, она мой опекун. Мои родители были Упивающимися, так что... сама понимаешь...

— А, ну все равно, школа опустеет, что тебе тут делать, скучно же будет.

— Здесь ты. Мне бы не хотелось оставлять тебя одну...

— Винс, я не одна, у меня есть Люциус, думаю, он сможет меня защитить, — успокаивающе похлопала парня по плечу Вета, а сама себе под нос добавила: — Если захочет...

— Не знаю, лорд Малфой, безусловно, очень сильный волшебник, но у него нет палочки, а тут такие дела, — Кребб умоляюще посмотрел на Вету.

— Ничего это дело поправимое.

— Что именно? — не понял юноша, но Вета в ответ только таинственно улыбнулась.

Как только обед закончился, девушка поспешила в библиотеку.

У дверей ее уже поджидала Гермиона. После того, как ей удалось, с немалым трудом, отослать Винсента собирать чемодан, Вета схватила подругу за руку и потащила в самый темный угол библиотеки.

— Зачем сюда—то? Думаешь, кому—нибудь придет в голову идти 24 числа за учебниками? — фыркнула Гермиона, но дала себя утащить. — Что у тебя случилось?

— Да не случилось, просто я хотела... хочу сделать кое—кому подарок на Рождество и мне нужна твоя помощь.

— Люциусу?

— И откуда ты такая умная, — Вета закатила глаза, но кивнула: — Да.

— А я то что могу?

— Мне, то есть нам, нужно завтра с утра попасть в Косую аллею, на весь день, — выпалила Вета.

— Но...

— Подожди, я не закончила, у меня воздух в легких просто кончился, — затараторила девушка, — я хочу купить ему приличную одежду и палочку. Мерлин, ты бы видела в чем он ходит! Даже мой вкус бьется в истерике, а что с ним происходит даже страшно подумать, хотя с виду весьма независимая и гордая физиономия.

— Скорее как всегда презрительная ко всему.

Вета фыркнула, вспомнив холодно—презрительную гримасу на лице Люциуса в течение прошедших пяти дней с инцидента в ванной.

— А я—то тебе чем могу помочь? — недоуменно покачала головой гриффиндорка.

— Гм, учитывая сложившуюся обстановку идти туда вдвоем с мужем верх идиотизма: во—первых, я не такая сильная ведьма, чтобы отбиться от УС, если что, а, во—вторых, представь, что начнется, если мы наткнемся на авроров или на его врагов?

— И поэтому ты хочешь чтобы я...?

— И по этому я хочу, чтобы ты мне помогла с организацией так сказать «телохранителей», — Вета выжидающе уставилась на удивленную девушку.

— Я что? Кого? Вета, я же не служба охраны.

— Но у тебя должны быть знакомые из Аврората. Да вот хотя бы Люпин и Тонкс, они же авроры?

— Да, но, видишь ли, это скорее к Гарри, — развела руками Гермиона.

Вета отвернулась и покачала головой:

— Как ты себе это представляешь? Дорогой Гарри, я хочу сделать подарок мужу: купить ему новую одежду и волшебную палочку, ты не мог бы попросить знакомых авроров поохранять нас, а то боюсь, твой враг может при определенных стечениях обстоятельств не вернуться с этой прогулки? Как думаешь, что он скажет?

— Какое приятное известие?

— Гермиона! Кто на тебя так плохо влияет, жуткий юмор!

— Ладно, если серьезно, думаю, это рационально, чтобы у нашего нового «союзника» была возможность защитить тебя, да и лишняя волшебная палочка сейчас не помешает, главное, чтобы в последний момент твой муж снова не поменял сторону…

— Не поменяет, поверь мне, у него теперь не меньше причин желать смерти Волдеморта, чем, к примеру, у Гарри, — заверила подругу, Вета.

Гермиона, склонив голову, пристально посмотрела девушке в глаза, пожевала нижнюю губу, и со вздохом сказала:

— Постаравшись, мы, наверное, сможем уломать Гарри, но это будет очень нелегко...

— Ну? — Вета умоляюще посмотрела на все еще сомневающуюся гриффиндорку.

— Ладно, уговорила, пошли искать Гарри.

— А что их искать, он с Роном скорее всего в гостиной, начищают метлы.

— Да уж, не уроки делают это точно.

Быстро добравшись до Толстой дамы, девушки вошли в гостиную Гриффиндора. Как и говорила Гермиона, Рон и Гарри сидели там и занимались своим любимым делом, от этого в помещении пахло полирующим зельем и воском. Вета поморщилась, но под ободряющий взгляд Гермионы и с помощью легкого толчка в спину, села на краешек стола перед гриффиндорцами.

— А, девчонки, привет. Герми, ты куда пропала после обеда? — Рон приветственно кивнул девушкам, оторвавшись от полировки метлы.

— Привет. Да, тебя Джинн и Лара искали, у них там какие—то тайны, секреты, — кивнул Гарри

Гермиона кивнула и стала подниматься по лестнице в спальню девочек. Прежде чем скрыться за поворотом, девушка пристально посмотрела на Вету. Та кивнула и обратилась к Гарри:

— Можно тебя на несколько слов?

— У тебя тоже тайны? — фыркнул Рон.

Вета дернула плечом и умоляюще посмотрела на гриффиндорца.

Гарри толкнул Рона в плечо, поднялся с дивана и отошел к камину. Девушка последовала за ним, придвинувшись ближе к парню, Вета начала шепотом излагать свою просьбу. По мере того, как до Гаррис стал доходить смысл ветиных слов, глаза юноши расширялись, к концу речи, он весь побледнел, руки сжались в кулаки, а зубы издали скрежет, потом он возмущенно отпихнул Вету и выкрикнул:

— Нет!

— Но Гарри...

— Нет и все! Ты что, с ума сошла — обращаться ко мне с такой просьбой? Да пусть он хоть голышом ходит и колдует как хочет!

— Что случилось? — Рон недоуменно посмотрел на друзей, отложив метлу в сторону, и привставая со своего места.

— Представь, она хочет, чтобы я попросил Люпина и Тонкс сопроводить ее и Малфоя в Косую аллею: видишь ли, ему нужна новая одежда и волшебная палочка!

— Гарри, послушай, у нас сейчас война, и каждую секунду на нас могут напасть, поэтому каждая палочка на счету, а Люциус сильный маг, — попыталась объяснить Вета

— Малфой — Упивающийся!

— Начнем с того, что бывший.

Гарри скептически вскинул брови, а Рон громко фыркнул.

— И закончим тем, что почти две недели назад он спас тебе жизнь, — продолжила Гермиона, спускающаяся в гостиную, — что значит: он не хочет твоей смерти, если бы хотел, прошел бы мимо.

— Там был Снейп, и Малфой не осмелился подставляться в присутствии профессора, — фыркнул Гарри, зло пнув кочергу, та с громким стуком упала на пол.

Вета сделала несколько шагов назад, с испугом смотря в прищуренные зеленые глаза.

— Гарри, первым на месте оказался именно Люциус Малфой и помешал злоумышленникам, воспользовавшись беспалочковой магией, а профессор Снейп просто первый вернулся с улицы, после того, как авроры и преподаватели разделались с напавшими на нас УС, — тихо проговорила Гермиона.

Парни и Вета изумленно посмотрели на девушку:

— Откуда ты знаешь?

— Я слышала, как мадам Помфри говорила с Дамблдором, когда вы лежали в Больничном крыле. Я пришла вас навестить и...

— Подслушала, — усмехнулся рыжий парень.

— А пусть и так, и что же? Вы, Рональд Уизли, тоже не ангел, — Гермиона уперла руки в бока и угрожающе нахмурилась.

— Раз так, то ты же не откажешь человеку, который спас тебя в таком маленьком одолжении, как возможность быть нормально одетым и владеть волшебной палочкой? Вот как бы ты себя чувствовал, будь ты похож на оборванца и если бы у тебя отобрали палочку? — придав голосу максимальную жалостливость, прошептала с придыханием Вета и захлопала на гриффиндорца умоляющими глазами.

Парень закрыл глаза и прислонился лбом к холодной поверхности камина, затем, сделав пару—тройку глубоких вдохов и выдохов, Гарри посмотрел на Вету:

— Почему именно я? Дамблдор...

— Дамблдору об этом лучше не знать: меньше знает — лучше спит, — отрезала Вета, но увидев непонимание на лицах парней, пояснила: — Гарри, вот ты с трудом упросил его разрешить тебе играть в квиддич в этом году, а за пределы школы ты не собирался, а я должна буду попросить его отпустить меня и Люциуса за ее пределы.

— Ну да... может и не отпустить, — кивнул головой Рон.

— Точно не отпустит. Так что, Гарри, ты нам поможешь? Заплатишь долг?

— Не знаю...

— Ты же не хочешь быть должником Люциуса Малфоя? — Вета хитро прищурилась, глядя на парня.

Гарри побледнел и резко мотнул головой:

— Нет. Этого я не хочу. Ладно, я поговорю с Люпином, и вечером на Балу скажу, — недовольно ответил юноша.

— Гарри, не просто поговори, а убеди его, что это необходимо, — покачала головой Вета.

— Вот они, слизеринцы, как только согласишься, они садятся тебе на шею, — усмехнулся Рон.

— Не злись на меня, ладно? — попросила Вета, осторожно положив руку на плечо парня. — Я просто делаю это, потому что для меня он человек, который спасал мне жизнь и не единожды, а еще потому что он — моя семья.

— Я... это я могу понять, — вышел из задумчивости парень, — и я не злюсь на тебя...я злюсь на Малфоя, на чокнутую Лестрейндж, на Дамблдора, за то что скрывает от меня информацию, но больше всего на Волдеморта, потому что именно из—за него вся моя жизнь сплошной ад! — Гарри зажмурился и прижал пальцы к глазам, потом тихо прошептал: — Ты точно уверена, что он не попытается удрать, или убить тебя? Ты ему веришь?

— Люди меняются, Гарри, Люциус тоже мог измениться после всего что произошло с ним за последнее время, по крайней мере, я на это надеюсь, — печально улыбнулась Вета. — Мне с ним жить еще...

Рон скептически хмыкнул, но под прищуренным взглядом Гермионы высказать свою мысль не решился.

— Гарри, у нас есть один пример — профессор Снейп. Он же изменился, перешел на нашу сторону, — тихо прошептала гриффиндорка.

— Я тебя умоляю, Гермиона, Снейп никогда не измениться, — закатил глаза Рон.

— Рон, профессор ушел от Волдеморта, так что ты не прав, — возразила Вета.

— Это не значит, что он перестал быть ублюдком и старой летучей мышью, — пожал плечами парень. — И я бы все же так не доверял ему, вдруг что.

Гермиона скрипнула зубами, но ничего не стала говорить, а просто развернулась и побежала к лестнице.

Парни недоуменно воззрились в спину девушки, потом перевели взгляды на Вету, та пожала плечами и кинулась вслед за Гермионой:

— Все прошло даже лучше, чем я ожидала, — задумчиво проговорила Вета, пытаясь угнаться за Гермионой, стремительно мчавшейся по лестнице.

— Не плохо? Все ужасно, ты слышала? Как он мог!

— Эм, Гермиона, я не совсем пойму, что такого ужасного я должна была услышать, и кто что мог?

— Рон! Как он может так говорить про профессора Снейп... он хороший человек.

— В этом я с тобой поспорю, — Вета села на кровать и стала наблюдать, как Гермиона бегает по комнате.

— В чем? — девушка остановилась и посмотрела на подругу таким взглядом, будто только что заметила, что не одна.

— В том, что он хороший человек. Я бы сказала, он не Темный, но весьма злой.

Гермиона издала приглушенный стон, плюхнулась в кресло и закрыла лицо рукам:

— Но он так много делает для Ордена, постоянно рискует жизнью, и он прекрасный учитель, просто никто его не хочет воспринимать таким, какой он есть.

Вета задумчиво посмотрела на сжавшуюся в комочек подругу:

— Возможно, чтобы все остальные со временем поняли и увидели это, профессору сейчас нужен хотя бы один человек, который уже видит.

Гермиона вскинула лицо на Вету:

— Я... я не то хотела сказать.

— Брось, я может и не такая умная, но иногда, все же, могу сложить дважды два и представь, у меня, бывает, выходит четыре.

— Мерлин! Я сошла с ума, да? — Гермиона грустно посмотрела на Вету.

— Не более чем я, когда вместо того, чтобы съездить Люциусу по лицу и проклясть его на веки вечные, я или молчу, не зная, что сказать, или начинаю плакать, — девушка протянула руку гриффиндорке. Гермиона, чуть замешкавшись, села на кровать рядом с Ветой.

— Ты думаешь, это...?

— Я называю это симпатией, помноженной на уважение и эмоциональную зависимость.

— А не лю...

— Нет, так проще будет потом.

— Потом?

— Когда все закончится. Не будет так больно и стыдно.

— Почему ты думаешь,что..?

— Гермиона, а ты, правда, веришь, что Люциус Малфой может в меня по настоящему влюбиться, стать для меня прекрасным мужем и отцом моего ребенка? При всем моем к нему уважении... Нет, не так, при всей моей ему благодарности, я все же не вижу в нем подобных качеств и порывов.

— Ну не знаю, помнишь, что мы читали в той книге в книжном, до нападения?

— И?

— И я не согласна с тобой, Малфой может любить, просто он об этом еще не знает.

— А мне предстоит его этому научить? — фыркнула Вета.

— Да! Я еще тогда тебе говорила: влюби его в себя. Для этого у тебя есть все шансы.

Вета фыркнула, но не тому, что сказала ей Гермиона, так как что—то в ее словах было, а тому, как просто можно отвлечь девушку от грустных мыслей просто уведя разговор, нет, не на другую тему — Гермиона слишком умна, чтобы это не заметить, а в чуть иную плоскость, на чуть иной объект, а там стопроцентно срабатывает инстинкт гриффиндорца помочь другу, наплевав на себя.

— Не фыркай, я дело говорю, — Гермиона шлепнула Вету по руке.

Девушка посмотрела на подругу: на щеках появился, исчезнувший было, румянец, глаза снова заблестели.

— Нужно сначала помириться... опять...

— Вы в ссоре?

— В очередной раз. Я на днях упомянула Нарциссу.

— И?

— И он практически перестал со мной разговаривать и смотреть на меня, а когда все же говорит, или смотрит в мою сторону, у него такое лицо.

— Поняла: малфоевское — я бог, а вы все букашки.

— Нечто вроде. Знаешь, наши отношения напоминают мне поездку по горам: вниз—вверх, вниз—вверх. Боюсь, как бы меня не укачало.

— Держись.

— А что делать, живем—то бок обок, правда, я пытаюсь лишний раз ему на глаза не попадаться.

— А вот это зря. Бери его измором. В конечном итоге, ему должно надоесть и он опять придет в свое холодное расположения духа.

— А сейчас он будто в горячем, — съязвила Вета.

— Если ты упомянула его покойную жену, значит, он вспомнил и своего сына. В той книжке ведь написано что значит для аристократа, да просто для мужчины, мать его ребенка и наследник.

— Конечно, я никогда не буду такой как его первая и никогда не дам такого наследника как Драко.

— Слава Мерлину, что не дашь. Младший Малфой был еще тем поганцем. А насчет Нарциссы... Сириус говорил, что его сестра была надменной холодной стервой. Может, конечно, Малфой извращенец, или думает как—то иначе, но чтобы мужчина любил такую женщину — это маловероятно.

— О, если она была такой, то под стать ему. Да и потом: любовь и Люциус…

— Вещи не совместимые — это я уже слышала… Хм, а какой он... ну... в постели? — Гермиона покраснела.

— С Люциусом я не спала.

Гермиона скептически приподняла брови и кивнула на живот:

— А это ветром надуло.

— Хорошо, я спала, когда он был Драко, а Волдеморт заикнулся, там на поляне в Дурмстранге, что у него было слегка изменено сознание, от силы волшебства.

— Но не до конца же. Так какой? — не унималась гриффиндорка.

— Тогда, весьма и весьма.

— Вот!

— Что — вот?

— Мужчина не может быть хорош в пастели и холодным по жизни... это нонсенс!

— От куда ты этого всего набралась вообще! Ты не обижайся, но странно с тобой об этом говорить.

— Ну да, конечно, я ведь не спец в любовных отношениях, в семейных, в отношениях с мужчинами. Мне со своими—то в жизни не разобраться, но пообщавшись с Джинни... Набралась теории, так сказать. К тому же, советовать другому легче, чем себе — себя со стороны не видишь и не можешь разобраться что к чему... по крайней мере, это труднее.

— Мудрая Джинни.

— Я бы сказала великая. К кому, как ни к ней за советом, — улыбнулась Гермиона. — Но даже у нее будет шок от того, что мне нравится профессор Снейп. Поэтому я хотела просить тебя...

Вета положила руку на плечо Гермионе:

— Не беспокойся, никому и ничего.

Вечером был Рождественский бал, на который Вета не пошла, с трудом отбившись от Джинни и парней. Настроения идти туда у девушки не было абсолютно: муж с ней не разговаривал до сих пор, а ответ Гарри на ее просьбу Вета получила, когда Рон и Джинни, отчаявшись, махнули на нее рукой и ушли переодеваться к балу.

* * *

Утром в субботу девушка решила подольше понежиться в кровати. Конечно, без утреннего недомогания не обошлось, но оно прошло на удивление быстро. Поэтому часам к одиннадцати Вета залезла в ванную: отмокать в лимонно—мятной воде, затем не спеша посушила волосы, сидя перед зеркалом в притащенном от стола кресле.

Задумчиво качая ногой, девушка всматривалась в свое отражение: привычная худоба слегка округлилась, отчего Вета теперь не вызывала ассоциаций с узниками концлагерей, глаза остались такими же большими и зелеными, но не казались ввалившимися. Волосы отросли и черной волной мягко обрамляли лицо. Шея осталась тонкой, но ключицы и косточки на плечах уже так не выдавались вперед.

Девушка развязала полотенце и посмотрела на груд: та заметно налилась и округлилась, ребра больше не просвечивали через кожу, а ее, еще недавно плоский живот, теперь стал вполне милым животиком.

Вета фыркнула и закуталась обратно в полотенце.

«Глупости какие делаю. Интересно, а если бы я не была такой тощей до беременности, было бы его заметно на втором с половиной месяце?»

Тряхнув головой, девушка спрыгнула с кресла и отшвырнула расческу на кровать: почему—то хотелось петь и танцевать, а еще — поделиться своим открытием и непонятной радостью со всеми, но тут в голову Веты пришла мысль, что все на данный момент — это Люциус Малфой, который явно не будет прыгать от переполнивших его чувств отцовства, и что он сейчас с ней вообще не разговаривает.

Потоптавшись перед зеркалом, Вета двинулась к большому сундуку, стоящему у окна, и закапалась в него с головой, отыскивая, чтобы надеть сегодня.

Мелькнула мысль о странности комнаты, где нет места для гардероба, но маленькая, уютная комнатка ей понравилась сразу. Так что Вета махнула на мысль рукой, решив, что пока она пьет зелье, она может позволить себе использовать колдовство, а скоро в их комнатах появится домовой, который будет следить за состоянием одежды.

Порывшись, Вета нашла теплое длинное, до щиколоток, темно—серое шерстяное платье с закрытым горлом и длинными рукавами, почти закрывающими пальцы и густо бордового цвета замшевую мантию на подкладке из меха песца, с капюшоном.

Быстро натянув теплые колготы, девушка облачилась в платье. На крышке сундука она открыла отделение и достала украшение виде пояса. Вета застегнула тонкий золотой ремешок, он красиво лег на округлившиеся бедра девушки, а подвеска из рубина разместилась в складках платья. Постояв немного перед зеркалом и оценив свой вид, девушка достала маленькую золотую заколку и, заведя пару прядок с висков, закрепила их на затылке.

Удовлетворенно хмыкнув, Вета выдвинула отделение для обуви и вытащила оттуда красные полусапожки.

Запихнув палочку в рукав и пристегнув к поясу черный бархатный кошелек, девушка тихо вышла из комнаты, прихватив с собой сапожки и верхнюю мантию.

В гостиной тихо потрескивал паленьями огонь. Было пусто.

Скользнув к двери, Вета натянула обувь, осторожно приоткрыла дверь и юркнула в образовавшуюся щель.

Накинув мантию, девушка поспешила в Большой зал: через полчаса, закончив обед, студенты разъедутся на каникулы, и она хотела попрощаться с друзьями.

Успела она как раз к тому времени, когда Рон запихивал в себя десерт, а остальные сидели и буравили его хмурыми взглядами. Помахав Винсенту, который на этот раз покинул свой пост и не караулил ее у дверей, Вета села рядом с Гермионой.

— Привет всем, как дела?

— Еще немного и мы умрет от старости, — скривилась гриффиндорка.

— А Рон — от обжорства, — хрюкнула Джинни.

— Нифиво потовнава, — возмутился парень, — уф мемя пвосфо фовофый апфефиф, — с набитым ртом пояснил он.

Гермиона закатила глаза и сокрушенно покачала головой.

— Ты не исправим. Ладно, у тебя пять минут, если ты не закончишь, придется применять силу, иначе мы заставим Муди и Дамблдора ждать, а это некрасиво, они все же занятые люди, а не наши личные извозчики.

— Дамблдора и Муди? — Вета вопросительно посмотрела на девушку.

— Ну да, мы же будем жить в доме крестного. Дамблдор решил, что Нора сейчас слишком опасное место для меня и моих друзей. Сама понимаешь, после нападения меня усиленно пасут, а друзья как всегда страдают, — грустно улыбнулся Гарри, ответив вместо Гермионы.

— А разве там плохо? На чердаке еще столько вещей, — увидев, как загорелись глаза парней, Вета предостерегла: — Только не хватайте все подряд, а лучше возьмите с собой хотя бы Тонкс, думаю, она не будет сильно занудствовать — с виду не пай девочка.

— Если мы возьмем ее, то нас точно завалит чем—нибудь тяжелым — эта женщина, ходячая катастрофа, — покачала головой Джинни, — думаю, мы сможем обойтись нашим мозгом.

На это заявления рыжая получила толчок в плечо от Гермионы.

Непраздничная обстановка в компании постепенно сменилась непринужденным весельем, особенно ребята обрадовались, когда Рон проглотил последний кусок и допил сливочное пиво, налитое старшекурсникам ради праздника.

— Ладно, но вы там поосторожнее, — Вета помолчала, потом посмотрела на сидевшую рядом с Роном светловолосую девушку:

— Ты тоже едешь с ними?

— Да, Лара с нами, не в Россию же ей уезжать, — ответил за украинку ее парень.

— В Украину, — мягко улыбнулась Лариса и сняла крошку с уголка губ Рона.

— Ну, одним словом, зачем так далеко, раз и у нас ей будет веселей.

— Это хорошо, чем дальше от Завулона, тем лучше, — кивнула Вета.

— Дело не только в нем. Раз я теперь с Роном, а он близкий друг Гарри, то... сама понимаешь, — вздохнула Лариса, смущенно посмотрев на парня.

— Да. Так что, Дамблдор решил нас всех держать под наблюдением и усиленной охраной. Вот и тебя, наверное, никуда из Хогвардса не отпустят.

— Мне некуда, — покачала головой Вета, спрятав погрустневшие вмиг глаза от друзей, — моя семья здесь, а Люциус... Не думаю, что ему разрешать куда—нибудь уехать, несомтря даже на то, что все обвинения с него сняли. Да и опасно это для нас, также как и для вас.

— Вета, — девушка почувствовала как Гермиона положила руку ей на плечо, — ты не обижайся, что мы не зовем тебя с собой, просто..., — гриффиндорка замолчала.

Вета подняла голову и улыбнулась друзьям, которые виновато смотрели на нее:

— Да что вы, я и не собиралась, честно. Мне нужно налаживать «семейную жизнь», а Люциус и вы под одной крышей — нечто взрывоопасное.

Гриффиндорцы облегченно выдохнули, после чего Гермиона спохватилась и стала выталкивать всех из Большого зала.

Извинившись перед девушкой, друзья побежали в башню за вещами, а Вета получила возможность пообщаться с Винсентом, который опять занялся своим любимым делом.

— Едешь к опекуну?

— Да, но ты знаешь что я думаю по этому поводу.

— Не беспокойся, Люциус за мной присмотрит, а ты отдохни и проведи хорошо время.

— Вета, мы готовы, пошли, — пока девушка разговаривала, гриффиндорцы уже успели сбегать за багажом.

— Пойдем, Винс, а то Гриффиндор бьет копытом, а это значит что пар им лучше выпустить сейчас, чтобы потом они не разнесли Хогвардс, — усмехнулась девушка, потянув друга за руку.

Выйдя на улицу, гриффиндорцы закинули уменьшенный багаж в подъехавшую карету. Винсент прощально махнул рукой и зашагал к следующей.

Вета опасливо покосилась на уродливых животных, впряженных в транспорт, и недоуменно подняла брови:

— Вы поедите к поезду?

— Да, сделаем вид что садимся, а оттуда порт— ключом перенесемся в Хогсмид, где нас ждут профессор Дамблдор и мистер Муди, — прошептала Гермиона.

— Конспираторы, — покачала головой Вета.

Друзья залезли в карету и та, вздрогнув, начала медленно отъезжать от Хогвардса.

— Счастливого Рождества и Нового года, — закричали гриффиндорцы Вете.

Девушка помахала рукой в ответ, когда карета скрылась за поворотом, Вета зашагала обратно к замку. Сейчас ей нужно было поговорить с мужем и, если он будет упираться, заставить его как—то уступить ей.

«Это даже хорошо, что Дамблдора пока нет в школе. Меньше знает, меньше достает».

Спустившись обратно в подземелья, девушка, войдя в гостиную, сразу же, решительным шагом, пока не передумала, направилась к двери спальни мужа.

Настроившись на долгое ожидание или даже очередное пререкание с Люциусом, она, задержав дыхание, громко постучала в дверь.

Вопреки ее предположениям, дверь тут же распахнулась и Вета от неожиданности чуть не упала на грудь мужу.

— Где—ты—была?! — прошипел мужчина, смерив ее яростным взглядом.

Вета мысленно двинула ему по лицу, а в слух, придав голосу удивление, спросила:

— Ты снова со мной разговариваешь?

— Где—ты—была?! Третий раз я повторять не буду, — Люциус сделал шаг в сторону Веты, девушка предусмотрительно сделала три от него.

— А ты беспокоился? Я думала, что последнее время до меня тебе нет дела, — пожала плечами Вета и уже, повернулась и пошла к камину, намереваясь сесть в кресло, но была остановлена стальными руками мужа, которые, схватив ее в ахапку и больно придавив руки к ребрам, потащили девушку назад.

Упавший на глаза капюшон мешал Вете понять, куда же ее волокут, но тут ее с силой толкнули куда—то, девушка сжалась, ожидая удара о твердую поверхность пола, однако приземлилась она на мягкую кровать.

Девушка замерла, рядом, над ней, раздавалось тяжелое дыхание мужа, потом ее начали выковыривать из мантии. Как только с головы стянули капюшон, Вете стало проще дышать и она смогла оглядеться: темно—синие, почти черные стены, широкая кровать с балдахином и излюбленным черным бельем, справа от кровати, как и в ее комнате, магическое окно, вид от туда открывался на темный силуэт Запретного леса, что придавало комнате зловещую атмосферу, около окна стояли тяжелый дубовый стол и широкое кресло, обитое черной замшей, рядом с кроватью, только по обе стороны, располагались тумбочки, большое зеркало было справа от входа и во всю стену, перед кроватью на стене висел красивый гобелен, изображавший какой—то замок, но при свете свечей, девушки трудно было разглядеть все детали. В комнате было еще две двери: одна слева от кровати, как подумала Вета — она вела в ванную, а вторая располагалась по правой стороне, если смотреть от входа. Небольшой камин был выложен в углу между зеркалом и дверью в неизвестную комнату.

— У тебя здесь мило, а ванна черная? — улыбнулась Вета нависшему над ней Люциусу.

Мужчина сжал кулаки и недобро прищурился:

— Хочешь проверить? Но учти, в ней я тебя и утоплю!

— Чему ты опять злишься? Я провожала друзей, сегодня же начались каникулы и она все уехали по домам, встречать Рождество и Новый год с семьями.

— В следующий раз потрудись сообщить куда идешь!

— С какой стати, Люциус? Ты делал вид, что меня нет, вот и делай его дальше, — Вета возмущенно воззрилась на мужа, который сложил руки на груди и с высока мерил девушку холодным взглядом.

— С той стати, что ты моя жена и должна быть рядом.

— Но не постоянно же! У тебя что, никогда не было друзей, которых можно проводить домой, пожелать им счастливых праздников?!

— А у тебя, — приподнял бровь Люциус, — что—то я не заметил у тебя особой толпы друзей.

— Теперь у меня есть Гермиона, Джинни, Гарри, Рон и Лариса, этого достаточно.

— Гриффиндорцы, — скривился мужчина.

— Какая разница кто — они есть и это главное, а если кто—то ревнует и завидует, это его проблемы, — Вета поднялась с кровати и попыталась обойти мужа, чтобы покинуть его комнату, но мужчина схватил ее за запястья и притянул к себе:

— Ревную? Завидно? Девчонка, похоже ты не понимаешь с кем разговариваешь, я взрослый человек, у меня нет этих идиотских эмоций.

— Вот и прекрасно, тогда отпусти меня и перестань плеваться ядом, — девушка не ожидала, что муж так быстро и так рьяно выполнит ее просьбу, поэтому не удержалась, когда Люциус оттолкнул ее от себя, и снова оказалась на его кровати.

— Плеваться ядом?! — мужчина пару раз сжал и разжал руки и несколько раз глубоко вдохнул воздух, пытаясь успокоиться, а Вета, решив, что кровать не такое уж плохое место, поудобнее устроилась и, приподнявшись на локтях, следила за ним. — Моя дорогая, когда я начну «плеваться ядом» ты сразу же это поймешь!

— Люциус, зачем столько трагедии только из—за того, что я вышла проводить друзей? Нет, конечно, я знаю, что ты их недолюбливаешь…

— Это мягко сказано — я их призераю…

— Но это не повод, чтобы сверкать на меня глазами и применять физическую силу ко мне. Ты мог бы просто проигнорировать сей факт…

Люциус прищурился на высказвание девушки, а в следующий момент Вета уже была придавлено телом мужа к кровати так, что ей стало трудно дышать.

— Если ты думаешь, что ввиду обстоятельств можешь контролировать и приказывать что и когда мне делать, то ты сильно ошибаешься, любовь моя. Не испытывай судьбу, — прошипел мужчина в губы жены.

— Люциус, я не понимаю, — Вета растеряно вгляделась с глаза мужа, ища ответ на вопрос: что же так моло разозлить мужчину?

— Ах она не понимает! Ты забыла, что сейчас тебе не безопасно ходить одной? Забыла, как на тебя недавно напали? Хочешь продолжить приключение?

— Но я же не выходила далеко от Хогвардса, так, постояла на ступеньках у выхода.

— В прошлый раз ты была в самом Хогвардсе!

— В прошлый раз нападали на Гарри, а не на меня. И что—то ты не беспокоишься так, когда я одна хожу на занятия!

— Потому что там ты всегда на виду, потому что Креббу конечно далеко до опытного мага, но он воспитан в черномагической семье и знает как защищаться! А сегодня ты осталась одна. Неужели тебе так надоело жить?! — мужчина раздраженно покачал головой, резко скатываясь с девушки и садясь на кровати спиной к Вете. — …Ты и Поттер лакомые кусочки.

— Неужили Снежного короля проняло и он обеспокоился за судьбу своей непутевой жены? — Вета в наигранном недоумении приподняла брови.

— Дура! — выплюнул мужчина, поднимаясь на ноги.

В комнате повисла тишина. Воспользовавшись затишьем, Вета благоразумно отползла подальше от мужа, с одной стороны радуясь закончившейся «буре», а с другой — удивляясь ее внезапному окончанию.

Очутившись на «безопасном» расстоянии, девушка стала разглядывать мужчину и только сейчас поняла, что он полуодет: рубашка не застегнута, ноги босые, остальная одежда небрежно кинута на кресло.

Тем временем мужчина справился с носками и стал возиться с рукавами. Вета заинтересованно наблюдала за попытками мужа, если она не ошибалась, приладить запонку на манжет. Раздался треск рядом с Ветой приземлился металлический кругляшек — Люциус разразился приглушенными проклятьями.

Усмехнувшись, девушка подобрала запанку, сползла с кровати, обошла ее и встала перед мужчиной. Быстро, пока он не оттолкнул ее, Вета ухватила мужа за руку, расправила рукав и стала прилаживать запонку на положенное ей место.

Люциус на секунду замер, а затем поднял голову.

Вета вздохнула: определенно легкая небритость придавала ему какой—то животный магнетизм, а в совокупности с затухающей яростью в глазах...

«И даже шрам не портит его прекрасное лицо».

Девушка как загипнотизированная выпустила его руку, пододвинулась к нему, встала на ципочки и, заключив лицо мужа в свои ладони, притянула голову мужа к себе. В следующую секунду ее пронзили тысячи иголочек, сердце заколотилось, а дыхание участилось — и все это сотворило легкое прикосновение губами к губам Люциуса, который даже не ответил...

Вздрогнув, Вета поспешно отстранилась, но сил отойти не было, поэтому, закрыв глаза, чтобы муж не видел, как неожиданная душевная боль отражается в зеркале души, девушка застыла перед ним, безвольно опустив руки. Этот немой отказ в общении ранил ее больше, чем недавная, беспричинная по мнению девушки, отповедь.

Если до этого в комнате была просто гнетущая тишина, то теперь она будто уплотнилась и ее можно было потрогать, но Вета боялась открыть глаза и увидеть презрение, ненависть, а хуже всего, безразличие в глазах мужчины, а он не двигался и, казалось, не дышал.

К горлу начал подступать комок, а на глаза — наворачиваться слезы, Вета вскинула дрожащие руки к глазам, чтобы сдержать влагу, но так и не успела это сделать: ее с силой вдруг рвануло вперед и в следующее мгновение жесткие и требовательные губы набросились на ее рот.

Девушка приглушенно вскрикнула, это позволило мужскому языку проникнуть в ее рот и начать по—хозяйски там двигаться. Вета, так и не открывая глаз — боясь, что ей все это сниться, обвила руками шею мужа, прижимаясь к нему еще теснее. Грудь тут же болезненно заныла от сильного давления, но девушка не обратила внимания на эту боль — слишком хорошо ей было, а когда она почувствовала коленом восставшую плоть мужа... теперь даже Волдеморт не смог бы оторвать ее от Люциуса.

Как она оказалась на кровати совершенно обнаженная, а Люциус над ней, Вета не помнила, все мысли, здравые и нет выветрились у нее из головы в тот момент, когда муж набросился на нее с поцелуями, но одна все же пробежала, когда девушка заметила мимолетную гримасу боли на лице Люциуса:

— Твои раны, — прошептала она.

— К Темному Лорду мои раны! — прорычал охрипшим от страсти голосом мужчина.

— Но тебе же бо..., — Люциус впился в ее губы поцелуем, заставив замолчать.

Потом, легко подняв девушку, он перевернулся на спину и аккуратно положил ее сверху.

Вета непонимающе посмотрела на мужа и попыталась отстраниться, но Люциус притянул ее к себе.

— Иди ко мне, — прошептал он и провел ладонями по ее спине, к ягодицам.

Это прикосновение опять зажгло пожар безумия внутри Веты, воспламенило ее кровь.

И уже не обращая внимания на непривычную позу, она выгнулась ему навстречу, так что ее груди коснулись его груди. Накрыв ладонью ее грудь, он подтащил Вету к себе и приник губами к одному, а потом к другому соску, девушку пронзило удовольствие смешанно с болью, и от этого оно было еще сильнее. Вета уперлась руками по обе стороны от головы Люциуса и наклонила голову — теперь ей было видно, как рот мужа накрывает ее напряженные бусинки и медленно втягивает себе в рот то одну, то другую.

Мужчина начал не только посасывать, но и покусывать, соски девушки, отчего Вета приглушенно застонала, ее руки подогнулись от пронзившей ее тело истомы, и девушка упала на мужа.

Люциус уткнулся носом ей в шею и шумно задышал, потом чуть стянул Вету вниз и приподнял девушку за подбородок: бледно—голубые глаза, сейчас не выражали своего обычного равнодушия ко всему окружающему, а сверкали лихорадочным блеском, гипнотизируя, приковывая к себе взгляд.

Вету вдруг поняла, что эти глаза ее уже никогда и никуда не отпустят, даже если их обладатель оттолкнет ее, она не сможет уйти и отказаться от этого блаженства: смотреть в них.

«От блаженства прикасаться к нему, чувствовать его запах, вкус, слышать голос, трогать волосы. Мерлин, помоги мне, ведь это уже не просто страсть, как была в Дурмстранге. Неужели Гермиона все—таки права и я в любилась? Тогда да помогут мне все существующие боги».

Щеки ее вспыхнули румянцем, и странная нежность затопила все ее существо. Девушка прикрыла глаза, наслаждаясь неторопливым поглаживанием мужских рук, и ощущением бархатистости с одной стороны и стальной твердости с другой, когда она возвращала ему ласки.

«А что с его стороны — игра или… любовь? Кобры не умет любить, ведь так?»

Вета мотнула головой, отгоняя от себя нехорошие мысли

Но вот девушка почувствовала, как мужчина провел ладонью вдоль изгибов ее тела, погладил ягодицы и, скользнув рукой между их телами, накрыл ладонью холмик между ее ног. Рука властно погладила набухшие от желания складочки и скользнула внутрь.

Вета застонала и изогнулась на муже, теснее прижимаясь к руке.

В этот момент девушка не испытывала никакой стыдливости, которую, как ей думалось, она должна бы была чувствовать. В ней билось только желание.

Чтобы не упасть, Вета вцепилась в простыни и начала двигаться в ритме, заданном пальцами мужа, скользящими в ней. С каждым движением девушка чувствовала как там, внизу, нарастает давление, а кровь все быстрее и быстрее бежит по жилам, обжигая ее изнутри. Зарычав, Вета упала на грудь мужчине и запустила руки в его волосы, впиваясь ногтями в кожу. От этого Люциус еще быстрее задвигал пальцами...Через несколько мгновений девушка выгнулась дугой, а в комнате раздался хриплый, гортанный стон.

«Это что — я?»

Вета лежала на груди мужа и лениво водила подушечками пальчиков по здоровым участкам кожи.

— Почему мне не стыдно за то, что ты только что со мной проделал?

— Потому что удовольствие не может быть чем—то постыдным, — раздался шепот у нее над головой: дыхание мужа прошлось легким ветерком по ее волосам.

— Тогда почему ты раньше так не делал? — Вета подняла голову и посмотрела на Люциуса.

Мужчина лежал, закрыв глаза и чему—то довольно усмехаясь.

— Потому что не хотел, — не открывая глаз, проговорил он.

— А почему не хотел? — девушка нахмурилась.

— Все—то тебе знать надо, — муж открыл глаза смерил Вету взглядом.

— А есть что узнавать? — девушка решила не доставать его вопросами на этот раз, и сменила тему на более «интригующую», чем тема: «почему ты меня не любишь».

И была вознаграждена, глаза мужчины загорелись дьявольским огоньком:

— Много чего.

— Так показывай.

— Нет, моя дорогая, тебе придется сегодня поучиться самой, — после этих слов Люциус раскинул руки, расслабился и насмешливо посмотрел на обескураженную его ответом Вету, но девушка быстро пришла в себя.

Сегодня у нее будто отказал рычажок в мозгу, который отвечал за скромность и стыдливость неопытной девушки.

— Ах, так! — Вета склонила голову и лизнула его в колючий подбородок, поморщилась — все же колючий мужчина это приятно только в книгах, хотя возбуждает в реальности так же, и глянула в лицо мужу: тот внимательно смотрел на нее и ухмылялся.

— Думаешь, я не смогу зайти далеко?

— Посмотрим, — фыркнул Люциус.

Вета возмущенно дернула его за прядь светлых волос и склонилась к ключице. Лизнув ее, она спустилась ниже, прокладывая влажную дорожку по груди мужа, осторожно избегая багровых, выпуклых шрамов.

Добравшись до сосков, Вета осторожно лизнула правый и замерла, приглядываясь к нему.

Мужчина издал приглушенный смешок.

Вета прищурилась и спилась губами в то место, где только что провела языком — пособием как и что делать стала ее память о том, что делал Люциус. Грудь мужа мелко подрагивала — мужчина явно забавлялся, но девушка не сдавалась, вдоволь наигравшись с правым, Вета переключилась на левый. Через некоторое время грудь Люциуса перестала подрагивать: мужчина тяжело задышал и положил руки на голову девушки, но Вета недовольно стряхнула их и отвела в стороны, прижав к кровати.

— Шшш, лежи смирно, я учусь, — прошептала девушка, не отрываясь от тела мужа.

После этого, опустившись ниже, она переключилась на живот: провела пальчиками по прессу, обвела пупок и проследовала по темно—русой полоски, идущей от пупка вниз, и снова вернулась к пупку, наклонилась, обвела его языком, затем подула на влажное местечко.

Мужчина сглотнул и беспокойно заерзал.

Вета улыбнулась, снова склоняясь к заинтересовавшей ее впадинке, чувствуя, грудью как он становиться больше и тверже.

— Вета! — раздался приглушенный рык через несколько минут: девушка в это время заинтересованно исследовала внутреннюю часть бедра мужа.

Девушка подняла голову и посмотрела на привставшего на локтях мужа.

— В следующий раз мы с тобой будем играть хоть всю ночь, но сейчас...

— Азкабан плохо влияет на твой самоконтроль, — продолжила Вета за него, вспоминая, что он говорил ей тогда, в Дурмстранге.

— Именно, — Люциус подвел ее руку к тому, что так и не получило утоления.

Вета замерла, разглядывая его: когда Люциус носил личину Драко, у него был намного меньше, но этот определенно понравился ей больше, хотя девушку и пугали его размеры. Поэтому она обхватила его, сначала робко, потом принялась ласкать все увереннее, по мере того как ее все больше охватывала страсть мысль о том, что он слишком велик для нее отходила на второй план, а как только мужчина стал постанывать и вздрагивать от ее прикосновений, и вовсе улетучилась.

Не говоря ни единого слова, Люциус вдруг оттолкнул ее руку, подтянул девушку к себе, и, удерживая на весу, стал медленно опускать Вету на себя. Она дернулась в его руках, когда почувствовала как его большая головка коснулась ее входа и стала растягивать внутренние мышцы, постепенно входя внутрь.

Вета застонала: то ли от размера, то ли от чувствительности, которая появилась у нее после беременности и постоянно становилась все сильнее, то ли от позы, но ощущения были намного сильнее, чем были раньше.

Люциус остановился и вопросительно посмотрел на жену затуманенным желанием взглядом.

Вета покачала головой и провела руками по напряженным мышцам плеч мужчины — даже сейчас он до конца не терял над собой контроля, но она это исправит, потому что ей нужен он весь, без масок и самоконтроля.

Она замерла, чувствуя, как он почти вошел в нее до конца, но почему—то дальше не пытался, потом его руки легли ей на ягодицы и приподняли: он чуть вышел.

Вета закусила губу, сдерживая стон. Мужчина повторил движение.

Девушка положила руки ему на грудь и, из последних сил находясь в сознании, решила предпринять активные меры по ликвидации самоконтроля мужа: не дожидаясь, когда в очередной раз он поднимет ее, Вета приподнялась сама, на что получила изумленный взгляд, мужчина на секунду расслабился, чем девушка и воспользовалась: приподняв бедра она резко села на него. Боль пронзила ее тело. Вета приглушенно всхлипнула и уткнулась лицом в грудь мужа.

— Мерлин, идиотка! — прошипел Люциус и попытался приподнять ее, но девушка мотнула головой, перехватив его руки за запястья.

Боль постепенно стихла и девушка почувствовала как что—то горячее упирается в нее очень глубоко.

Она привстала с груди мужа и, пристально глядя ему в лицо, подняла бедра и села обратно — боли уже не было, только ощущение абсолютной наполнености — Люциус медленно закрыл глаза и откинул голову на подушку, положив руки девушке на талию.

Вета улыбнулась — мужчина сдался ей во власть...И девушка, закрыв глаза и откинув голову, начала самый древний танец на земле. Сначала она задвигалась медленно, ощущая, как он скользить в ней, чувствуя как сильно раздвигает ее мышцы, наполняя собой, но в какой—то момент все изменилось: руки мужа крепче сжали ее талию и уже он стал задавать скорость, но Вета не возражала смене власти — блаженство разливалось в ней все сильнее с каждым выпадом, с каждым толчком и вот она уже извивается в бешеном ритме, а комната наполняется громкими стонами и криками.

Она почувствовала как руки мужа переместились к ее груди, сжимая ее, но она уже не чувствовала боли, а только наслаждение, волнами распространяющееся по телу и собирающееся в одной точке.

Вета стонала и всхлипывала, двигаясь вместе с Люциусом, и наконец выгнулась на высшем пике наслаждения. Его всплеск не заставил себя ждать — издав гортанный рык, мужчина с силой сжал ее бедра и насадил на себя.

Теплая жидкость растеклась у нее внутри. Вета блаженно закрыла глаза и упала на грудь мужа. Он обнял ее и прижал к себе. Убаюканная постепенно замедляющимся стуком мужского сердца, девушка незаметно для себя погрузилась в сон.

Вета проснулась и не сразу поняла, что с ней случилось. Одна сторона ее тела была горячая и липкая, другая — холодная как лед. Девушка нахмурилась и открыла глаза: в комнате царила тишина и темнота. Протянув руку, рядом с собой Вета нащупала пустоту — Люциуса рядом не было: вот отчего с одно стороны ей было холодно. Она завернулась в одеяло и уткнулась носом в его подушку, жадно вдыхая мужской аромат. Рядом с лицом вдруг что—то хрустнуло.

Испуганно сев, Вета нащупала рукой на прикроватном столике волшебную палочку, которую она, вроде бы туда не клала, зажгла магический огонек. На черной подушке желтым пятнышком выделялся пергамент. Уцепив его за уголок, Вета развернула записку:

«Пришел Люпин. Сказал, что ему надоело ждать нас у дверей замка (Люпину надоело!). Не знаю, зачем этот оборотень явился, но советую тебе привести себя в приличный вид, потому что, подозреваю, он пришел к тебе и по какому—то делу.

PS: выпей зелье и больше так никогда не делай.

PPS: хотя бы до рождения ребенка.

Люциус.»

Вета почувствовала как губы расплываются в дурацкой улыбке: не от содержания письма, а от того, кто его написал и почему.

«Забота, даже в такой обычной пренебрежительной форме общения, — это много больше, чем было раньше. И ни намека случившийся скандал. Может, Гермиона права?»

Девушка тряхнула головой и стала искать взглядом свои вещи: платье она обнаружила на стуле, рядом свисала мантия, на прикроватном столике, где лежала и ее волшебная палочка, Вета обнаружила поясок, сапожки стояли у кровати Одевшись, она спрятала рассыпающиеся и лезущие в глаза волосы (заколку она нигде не увидела, а искать не было времени) под капюшон, чтобы не замерзнуть на улице.

После этого, девушка взяла флакончик с зельем с тумбочки и залпом выпела, затем вышла в гостиную.

В ее кресле сидел Люпин и, как показалось Вете, вполне мирно о чем—то тихо говорил с ее мужем, хотя, Люциус так до конца и не смог скрыть брезгливого вырожения на лице, но, похоже, аврора это ни мало не беспокоило.

* * *

— На самом деле даже хорошо, что мы пошли вечером да еще и двадцать пятого числа: все кто нужно работают, а народу почти нет, — улыбнулся Люпин на очередное извинение Веты за то, что они с Люциусом пропустили время и заставили оборотня ждать.

— Не знаю как ты, Рем, а я нашла бы чем заняться, — буркнула Тонкс, недовольно покосившись на высокого светловолосого мужчину, держащего под руку Вету.

— Не сомневаюсь, милая племянница, к примеру, доломала бы свой дом, — фыркнул Люциус, сворачивая к сияющему рождественскими украшениями магазину.

— Молчал бы вообще, это все из—за тебя! — аврор чертыхнулась и схватилась за Люпина, чтобы не упасть, так как поскользнулась на обледеневшей и припорошенной легким снежком мостовой.

Люциус только надменно изогнул бровь и толкнул дверь магазина, пропуская веред Вету.

Призывно дзынькнул колокольчик, повешенный над дверью, и полутемное помещение осветилось мягким светом, а из—за прилавка на встречу посетителям вышла изящная дама:

— Мерлин, не может быть, лорд Малфой.

— Мадам Ла Руш, как поживаете? — Люциус галантно склонился и легко прикоснулся губами к ручке женщины.

— О, теперь я абсолютно счастлива. Не каждый мой покупатель может доставить столько наслаждения моему эстетическому вкусу, но Вы, мой дорогой лорд.., — женщина не договорила, прижав руки к груди.

Вета завела глаза и скривилась.

— Не кривитесь, моя дорогая, лорд Малфой самый утонченный человек, которого я когда—либо знала.

Девушка пожала плечами: судя по тому, как он оформил их жилище, это было правдой, но такие восторги? Нет, Вета решительно не могла понять этого.

— Люциус, ты не возражаешь, если я покину тебя? Думаю, в компании мистера Люпина тебе будет куда удобнее, — улыбнулась Вета мужу.

— Я против, но ты ведь все равно сделаешь как тебе хочется, не так ли, прелесть моя? — прищурился мужчина.

В ответ она невинно улыбнулась и похлопала ресницами.

— Но учти, если с тобой что—нибудь случиться, я тебя на том свете найду и придушу собственными руками, — пообещал Люциус, грозно сверкнув на Вету глазами, но девушка увидела, как в их глубине сверкнули веселые искорки.

— Учту, — кивнула она.

— Жуть какая! — воскликнула Тонкс, поежившись. — Пошли скорее, пока он тебя к себе цепью не приковал.

— Кстати, милая племянница, тебя это тоже касается: если с ней что—нибудь...

— Да успокойся, все будет..., — Тонкс сложила руки в знаке «ок».

Презрительно фыркнув, мужчина притянул Вету к себе и, закрыв их своими волосами, поцеловав в висок, тихо прошептал:

— Будь осторожна.

Девушка чмокнула мужа на этот раз в чисто выбритый подбородок, отстранилась, махнула рукой на прощание улыбающемуся Люпину, схватила начавшую злиться Тонкс и выбежала из магазина.

— И куда мы? Там хоть тепло было.

— Пусть мужчины сами разбираются с одеждой — я не любитель ходить по магазинам, если покупаю вещи не для себя.

— Ладно. Долго ходить будем?

— Час, не больше, надеюсь, за это время Люциус закончит, — прикинула в уме Вета и потянула девушку с фиолетовыми волосами за собой по направлению к большому магазину с вывеской: «Подарки».

Вывалившись оттуда через сорок минут, девушка довольно потерла руки, наблюдая, как через трубу, одна за другой, вылетают совы: ее друзья получать то, что больше всего хотели в подарок вовремя. А следующая партия сов полетит в канун Нового года.

Тонкс, шагавшая рядом с улыбающейся девушкой, притихла, зарывшись носом в теплый, крупной вязки алый шарф, который также как и она, мог менять цвет, форму, длину.

Вета усмехнулась — взятка, она везде — взятка.

— А туда зачем? — удивилась аврор, когда девушка свернула к непримечательному зданию.

— Продавец в магазине сказал, что здесь есть камин, подсоединенный к Международной сети — нужно кое с кем поговорить.

— А нам не пора возвращаться? Не хочу, чтобы Люциус Малфой спустил с меня шкуру.

— Не спустит, не волнуйся. Он шутил, — Вета толкнула дверь и вошла в пахнувшее летучим порохом помещение.

— Чхи, шутил... чхи, нашла шутника, — вслед за ней ввалилась Тонкс.

— Чем могу служить? — на встречу к девушкам вышел согбенный годами старый волшебник.

— У вас ведь есть Международная сеть?

— Кхм, была, но из—за обстановки она заблокирована, — развел руками старичок.

— А сколько будет стоить ее разблокировать? — улыбнулась Вета.

— Госпожа, как Вы могли подума..., — девушка вытащила из кошелька горсть галеонов и посмотрела на волшебника, — подумаешь заблокирован. Через две минуты все будет готово.

— Власть золота, — скривилась Тонкс.

Вета пожала плечами:

— Если я могу ее применять, почему нет?

— Вот госпожа, пожалуйте сюда, — старик провел девушек в небольшое помещение, где по середине стоял один стул напротив небольшого камина. — Здесь порошок.

Кивнув на стоящую рядом со стулом банку, старик быстро скрылся за шторой.

— Какое милое заведение.

— Тонкс, брось, ты не на работе, — Вета бросила порох в камин. — Хэй, есть кто дома? Дедушко, ты там?

Но зеленое пламя равномерно горело — никакого не появилось.

Вздохнув, девушка устроилась поудобнее.

— Кого ждем? — через некоторое время спросила аврор.

— Нечисть всякую.

— Дедушко не нечисть, и не всякой, — раздался скрипучий недовольный голос от камина.

Вета обернулась: огонь погас, а рядом с камином стояло низенькое лохматое существо и пристально наблюдало за чем—то, находящимся у девушки за спиной.

Вета улыбнулась — похоже Тонкс, наконец, замолчала, ан нет:

— Это что?!

— Сама ты шо! — фыркнуло существо у камина и протопало к Вете. — Чего кликала—то?

— Предложить хотела перебраться пока туда, где я живу.

— Ага, счас, Дедушко разбегся и прыгнул, а на кого я оболдуев оставлю? Они ж тебе все хозяйство попортят.

— Не бурчи, старый, твои домовята вполне могут сами позаботиться обо всем, а я вот без тебя не могу, — прибегнула к лести Вета, видя, что существо качает лохматой головой, — там такая жуткая обслуга: дрожат постоянно от одного взгляда, головой об стены бьются, в обмороки падают, и чай холодный приносят!

Домовой потоптался около Веты, потом прошелся туда обратно от нее до камина.

— Лиска, — фыркнуло оно. — Ладноть, ток погодь чуть, надоть пригрозить мои и весчички собрать.

— Только давай быстрее.

— Ну, тогды, стало быть, не прощаюся, — махнул лапкой домовой, зацепил летучего пороха из банки, кинул в камин и был таков.

— Это что?!!

— Это — домовой и он не что, а кто.

— И кто?!

— Тонкс, тебе что, правда хочется вникать в сложную флору и фауну русских духов, нежити и других существ?

— Не особо, — поморщилась аврор. — Ты все свои дела закончила?

— Да, пошли, а то Люциус и правда шкуру с тебя спустит, — усмехнулась Вета.

Муж встретил ее на улице около магазина многообещающим взглядом.

Вета поежилась и подумала, что давать кошелек с деньгами Люпину было с ее стороны неумно.

— Дорогая, можно тебя на пару слов? — холодно улыбнулся Люциус.

Девушка посмотрела на авроров: Тонкс подошла к мявшемуся у витрины оборотню и о чем—то с ним зашепталась.

— Люциус, может быть позже? Нам еще к Оливандеру нужно успеть.

— Нет, счастье мое, СЕЙЧАС! — мужчина схватил Вету за руку и, прихрамывая, потащил по улице.

Девушка оглянулась, авроры следовали за ними, значит убить муж ее не убьет, но...

— Ты знаешь, что у тебя талант не только попадать в истории..., — вкрадчиво начал Люциус.

— ... но и любой разговор превращать в ссору. Я помню.

— Так почему же ты не следишь за своими словами.

— Тут не слова, — запротестовала Вета.

— Поступки! Какая разница! Салазар, как ты меня утомила: только все становится спокойно и ты опять что—нибудь выкидываешь, — мужчина втолкнул девушку в магазин и захлопнул дверь перед носами у авроров.

— Не понимаю, что ты так разбушевался? Прямо оскорбленный в лучших чувствах гриффиндорец. Ты же сам сказал, что не страдаешь повышенной гордостью…

— Не сравинвай меня с этими примитивными существами, но запомни, Малфои никогда не были посмешищем в глазах общества, а ты только что выставила меня клоуном в гразах самой болтливой из сплетниц волшебного мира Англии, моя дорогая, — пошипел Люциус, недобро сверкнув глазами на Вету.

Девушка поежилась под взглядом мужа, и решила, что сейчас будет благоразумнее замять инцидент. К тому же она действительно не подумала — если Люциус не посчитал зазорным взять ее деньги, это не значит, что он хотел кричать об этом на всех углах. Поэтому осторожно положив руку на грудь мужа, Вета примирительно произнесла, умоляюще взглянув в стальные глаза:

— А давай ты не будешь обращать внимание? Ну вот такая я... уже не переделаюсь, — Вета с надежной посмотрела на искаженное яростью лицо мужа.

— Возможно, Вы ошибаетесь, дорогая, — раздался мужской голос из—за высокого стеллажа.

— Что Вы имеете ввиду, господин Оливандер? — Люциус подтащил Вету к прилавку, за которым уже стоял хозяин магазина.

— Могу я посмотреть на Вашу волшебную палочку, леди? — волшебник протянул сухую, жилистую руку с длинными пальцами к Вете.

Поежившись, девушка достала из рукава палочку и протянула мастеру.

— Как я и думал, как и думал. Я сразу почувствовал, как только вы вошли.

— Не соблаговолите ли объяснить нам? — скрипнул зубами Люциус.

— Что ж, а скажите—ка, она Вас всегда слушается, работает исправно? — проигнорировав вопрос мужчины, спросил Оливандер девушку.

Вета недоуменно моргнула и кивнула:

— Да, правда, я не часто ей пользуюсь.

— Да, да, да.

— Мистер Оливандер, при всем моем уважении к Вам...

— Бросьте, лорд Малфой, у Вас уважение есть только к себе, но я отвечу на Ваш вопрос, — усмехнулся волшебник.

От этой ухмылки, а так же от выражения блеклых глаз продавца, Вету прошиб озноб.

— Видите ли, чтобы исправить... ммм... назовем это характером, — тем временем говорил Оливандер Люциусу, — так вот, чтобы исправить характер Вашей жены, любую другую палочку возможно было просто сломать. Соответственно только тогда возможно бы было купить новую, но...

— Но что?!

— Эбеновое дерево! Ооочень редкий экземпляр, артефакт своего рода. Где Вы ее покупали, дорогая?

— В Египте, — прошептала Вета.

— Ну да, конечно же, где еще...

Люциус вдруг выхватил палочку из рук волшебника, взял ее двумя руками, Вета зажмурилась: как ломают ее волшебную палочку, она видеть не хотела.

Раздался громкий треск, а за ним пораженный возглас:

— Этого не может быть!

Вета открыла глаза: в руках муж держал абсолютно целую палочку и пораженно смотрел на нее.

— Может. Свойство дерева, обработанного определенным составом — невозможность уничтожения. Данный экземпляр когда—то принадлежал величайшему магу Египта. Я сочувствую Вам, леди, но владея ею, Вы ничего хорошего в жизни не получите. Не по Вашим силам она.

— Но она же выбрала меня! — мотнула головой Вета.

— Как перевозчика. Вероятно, она не нашла себе хозяина в Египте и просто уцепилась за Вас, как за того, кто не чужд творимой ею ранее магии.

— Темной магии, — Люциус протянул палочку Вете.

— Темнее некуда, лорд Малфой.

— Значит из—за нее...? — Вета отступила на шаг от мужа, держащего палочку на вытянутой руке. — Заберите ее, мистер Оливандер.

— Найдите ей хозяина, и тогда она сама покинет Вас, а я не могу, — волшебник покачал головой.

— Но если она такая сильная, то ею может владеть только..., — Вета испуганно переводила взгляд с мужа на хозяина магазина.

— Не обязательно. Она выберет того, кто раньше к ней прикоснется.

— В смысле? — девушка пристально посмотрелаи на волшебника, но он лишь загадочно сверкал на нее своими страшными глазами.

Люциус вздохнул, заткнул палочку себе в рукав и повернулся к Оливандеру:

— Мне нужна палочка.

— Лорд Малфой, Вы становитесь постоянным клиентом, — недовольно скривился тот, но скрылся в глубине магазина.

— Вета, ты все равно не можешь без волшебной палочки, — покачал головой Люциус, отвернувшись от прилавка и взглянув на девушку.

Вета вздохнула и прижала пальцы к вискам:

— Я ее боюсь.

— Это кусок дерева, он ничего плохого не делает, — возразил мужчина, — к тому же, не замечал за тобой склонности к трусости, особенно вызванной какими—то, не подтвержденными ни чем кроме слов полоумного волшебника, фактами.

Девушка скептически фыркнула:

— Кроме как притягивает несчастья ко мне, а может и к тем кто меня окружает. Ведь моя семья...

— Пала жертвой мерзавцев. Нежели ты думаешь, что это, — Люциус достал палочку, — создало их и навлекло на твоих родителей, а не то, что они были сильными волшебниками, как ты говорила, и у них могли быть не менее сильные враги, или ты думаешь, что твои идиотские поступки и глупые слова, а также безрассудство зависят от того из какого дерева твоя палочка и кто ей раньше владел?

— Но мистер Оливандер...

— Любит нагнать жути. Держи, — мужчина впихнул палочку в руку Веты. — Поверь, без нее тебе будет опаснее, чем с ней, даже если он прав.

— Но я не хочу, чтобы кто—нибудь..., — закончить девушка не успела: у прилавка вдруг возник, будто из ниоткуда, Оливандер с коробкой.

— Вяз, жилы из сердца дракона и, на этот раз, двенадцать дюймов. Уже почти конвеерное производство, — скривился продавец.

Мужчина взял в руки палочку, помещение магазина осветилось магическим светом, по стеллажам прошелся легкий ветерок, сдувая пыль.

— Благодарю, не смотря ни на что, — чуть склонил голову Люциус.

— Запишите на счет Малфоев, через полчаса Вам поступят деньги, — проговорила Вета, решив, что оплошности с Люпином ей достаточно, и доставать деньги из своего кошелька, расплачиваясь за мужа будет уже верх идиотизма.

Волшебник поклонился девушке и произнес, в качестве прощания, склонившись к Люциусу через прилавок:

— Надеюсь, лорд Малфой, это последний раз, когда Вы приходите в мой магазин за своей волшебной палочкой, и впредь будете приходить ко мне только со своими детьми, — странные глаза волшебника пристально осмотрели Вету, потом Оливандер покивал своим мыслям и скрылся за стеллажами.

— Ну, вы все?! — в магазин заглянула Тонкс, еще сильнее закутавшаяся в шарф. — Мы уже окоченели.

— Остался Гринготтс и тогда все.

— Слава Мерлину и мы, как все нормальные волшебники, пойдем, наконец, праздновать Рождество!

Гринготтс оказался точно таким, как ей рассказывал отец: ослепительно—белое здание, возвышающееся над близлежащими магазинчиками, полированные бронзовые двери, ступени из белого мрамора, на дверях надпись.

Люциус толкнул дверь и протянул руку Вете, девушка перешагнула порог и быстро направилась к стойке. В огромном мраморном холле сновали туда—сюда гоблины по младше, старшие работали за своими гроссбухами. Из холла в разные стороны вело большое количество дверей.

Вета остановилась перед стойкой и вздохнула: при ее росте ей тоже нужна была банкетка, чтобы не упираться носом в край стола. Гоблин перегнулся через стойку и посмотрел на девушку.

— Да?! — каркнуло существо.

— Нужно оформить общий счет, — девушка достала волшебную палочку и посмотрела через плечо на стоящего рядом мужа (вот кому не надо никаких приспособлений, чтобы смотреть на гоблина не снизу вверх). Они вместе протянули палочки гоблину.

— На какую фамилию?

— Малфой.

Гоблин нахмурился и забурчал себе под нос что—то вроде: «то открывают, то закрывают», но Вета точно не поняла.

— Номер хранилища?

— 7Б.

— Ключ?

Девушка приподняла брови и посмотрела на гоблина.

— Значит оформляете личный доступ, — недовольно проговорило существо.

— Да.

— Посещать будете?

— Благодарю, сегодня не потребуется, — покачала головой Вета.

— Тогда все, — гоблин протянул волшебные палочки и отвернулся.

— Потрясающее обслуживание, — усмехнулась девушка, выходя из банка на улицу, где их ждали авроры.

Люциус дернул плечом, по выражению его лица Вета поняла, что ее почти не слушают и думают о чем—то своем.

— Ну, теперь—то мы можем возвращаться? — взмолилась Тонкс.

— Да, конечно.

— Какое счастье. Рем?

Люпин подошел к Люциусу и взял его за плечо, то же самое проделала Тонкс с Ветой: рывок, разноцветные круги перед глазами и они стоят на окраине Хогсмида. Быстро добравшись по припорошенной снегом дороге до замка, авроры распрощались с Ветой и Люциусом. Махнув рукой им вслед, девушка вошла в Хогвардс за мужем. Мужчина был молчалив и задумчив.

Пропустив вперед жену, Люциус снял с нее мантию, повесил на вешалку, потом снял свою: черную, из дорогого материала, с серебряной вышивкой.

Вета прошла в комнату, скинув по пути сапожки, свернулась в кресле и разожгла камин.

— Зачем?

— Что — зачем? — девушка свесила голову с подлокотника и посмотрела на мужа, до сих пор стоявшего около двери.

— Зачем личный доступ?

— Люциус, ты меня удивляешь, — Вета села в кресле, поджав под себя ноги и развернувшись к мужу, — общий счет подразумевает это. И потом, считай это моим извинением за сегодняшную оплошность.

— В секретную секцию, охраняемую драконом?

— Что поделать, если мои родственники страдали излишней подозрительностью и предпочитали хранить «сокровища» под усиленной охраной.

— Ты вообще когда—нибудь была в своем хранилище? — Люциус подошел к Вете и опустился в соседнее кресло.

— Нет, а зачем? Туда ходили отец или мать, иногда Дедушко, это наш главный домовой, как доверенное лицо. Не спрашивай как отец это устроил. А когда я отправлялась сюда, то взяла некоторый запас наличных.

Люциус положил локти на поручни, сложил руки домиком и опустил на них подбородок.

— И не хочешь прогуляться?

Вета пожала плечами и обернулась к огню, весело потрескивающему в камине:

— Если тебе интересно, можешь устроить себе экскурсию, а я предпочитаю не знать, какой хлам за века напихали туда мои предки, — девушка потянулась в кресле и неожиданно ей в голову пришла одна мысль, вернее вопрос: — Все же, как ты смог снять деньги со счета до того, как был оформлен допуск?

Люциус задумчиво посмотрел на девушку:

— Ты ведь и правда не знаешь, да?

— Чего не знаю?

— Я не могу тебе сказать.

— А кто может?

Мужчина приподнял брови и пристально посмотрел на девушку.

— Этот не скажет, раз сразу не посвятил меня в «тайну».

— Не скажет, — усмехнулся Люциус.

— Не понимаю, чему ты радуешься? Мне вот совсем не радостно: во круг меня за последний год произошло столько событий, столько тайн, что впору завернуться в саван и ползти по направлению к кладбищу.

— Отвратительный юмор, моя дорогая, даже для слизеринки.

— Мерлин, Люциус, ты первый крысился на меня непонятно почему, а теперь удивляешься, что я не довольна тем, что от меня что—то скрывают, что моя волшебная палочка притягивает к себе неприятности как магнит, что мне приходится пить каждый месяц эту гадость, что варит профессор Снейп. Между прочим, из—за этого ты привязан ко мне.

— Не из—за этого, или скорее, не только. К тому же, не думаю, что раньше вокруг тебя было меньше тайн и проблем...

Вета фыркнула.

— ...просто твои родители оберегали тебя от большинства из них. Это частая практика в аристократических семьях, особенно к дочерям. Я не одобряю такое отношения к делу. Мой сын был осведомлен больше о том, что происходит в мире, правда, в силу некторых обстоятельств, это не спасло ему жизнь…, — по лицу мужчины быстро пробежала тень, но он тут же совладал с воспоминаниями и опять надел маску бесстрастия.

Девушка задумалась, глядя в огонь: когда были живы отец и мать, она и правда жила спокойно, в ее жизни не было никаких особенных проблем, связанных с «внешним миром», мелкие неприятности в Дурмстранге и у Деметриуса, к которому сплавляли ее родители, когда отправлялись в свои «исследовательские», как они ей говорили, поездки, редкие ссоры с ними тремя, трудности в общении со сверстниками, — сейчас Вета понимала, как все это было незначительно, мелко, по сравнению с настоящей, взрослой жизнью, в которую ее бросили так неожиданно, без всякой подготовки.

Возможно, Люциус наоборот, посвещял своего сына — Драко, во все, но не корил ли он себя теперь за то, что эти знания стали причиной смерти сына… И только ли просвященность Драко в делах семьи повлекла столь печальный конец, или же большей частью этому способствовали поступки его отца.

С другой стороны, смогли ли ее родители спасти своего ребенка от последствий своих действий, и была бы она больше подготовлена к борьбе за свое существование, если бы родители с самого детства рассказали, как может быть жестко волшебный мир не только к магглам, но и к самим волшебникам…

От пристального смотрения на огонь заболели и заслезились глаза, Вета сморгнула набежавшие на глаза слезы, ладонями растерла влажные дорожки по щекам и посмотрела на Люциуса, но в кресле мужа не обнаружилось.

Девушка вскочила с кресла, но и в гостиной его не было, а дверь в комнату мужа была закрыта. Вздохнув, Вета отправилась к себе в комнату — как и она, Люциус был натурой, по своей сути одинокой, поэтому предпочитал бороться со своими страхами и переживаниями в одиночку. Этот вывод Вета сделала на своих наблюдениях — муж редко открывался перед ней полностью, предпочитая не посвещать ее в свои мысли, планы и проблемы.

«Наверное, именно поэтому я приняла его так быстро в свою жизнь — я не так уж и отличаюсь от Люциуса, ну… может только опытом прожитых дней, но это поправимый недостаток.»

Правда, у нее получалось хуже скрывать свои переживания и волнения.

Раздевшись, девушка закуталась в теплый, махровый халат, который купила ей мать, после продолжительных споров, потому что Мария упорно не хотела покупать ей «этот бесформенный балахон, еще и на два размера больше, чем тебе надо», но сейчас Вете хотелось быть ближе к матери, хотя бы так...

Гневно сверкнув на себя глазами в зеркале за подобное настроение, одолевшее ее ни с того, ни с сего, девушка вышла в гостиную к теплу камина — здесь ей вдруг показалось намного уютнее, чем в сиренево—березовой комнате, а огонь притягивал к себе, гипнотизируя и согревая.

— Мне жаль, что я расстроил тебя, — на плечи ей легли теплые мужские ладони; голос прозвучал вполне искренне.

Вета покачала головой и прислонилась спиной к мужу.

— А я тебя…

В комнате повисла напряженная тишина, и чтобы первать ее, девушка сказала первое, что пришло ей на ум:

— А знаешь, никогда не понимала, почему волшебники празднуют магглский праздник Рождество.

Спиной девушка почувствовала как тело мужа стала сотрясать мелкая дрожь.

— Что? — Вета возмущенно обернула голову на мужа, но из—за своего низкого роста в глаза мужчине посмотреть не смогла, а уперлась обиженным взглядом в его подбородок.

— Женщина, ты вообще книжки по истории читаешь?

— Я не люблю историю, и вообще, не понимаю с чего такой неожиданный приступ смеха?

— Заметно, что не любишь. Мы празднуем рождение не мнимого магглского бога, — рука мужчины спустила халат с правого плеча девушки, и Вета почувствовала его губы на своей коже, — мы празднуем рождение величайшего волшебника, — халат упал к ногам девушки, теплые губы принялись за левое плечо, а руки легли на грудь и стали мягко перекатывать между пальцами соски девушки.

— Мерлин, — Вета закрыла глаза и выгнулась в руках мужа.

— Именно он. Великий Мерлин родился в эту ночь, — Вету подхватили на руки и понесли.

Девушка обвила руками шею мужа и уткнулась лицом в его грудь, затем Вета ощутила аромат жасмина, потом прикосновение теплой воды. Открыв глаза, она обнаружила, что сидит в большой и глубокой черной мраморной ванне, а рядом, на поребрике, сидит муж.

Вета огляделась: ванная комната была выложена мозаикой из черных мраморных квадратиков, небольшое пространство между каждым было отделано каким—то белым материалом, на стене рядом висело зеркало в темной кованой оправе, около него в углу располагался небольшой шкафчик, тоже выкованный из того материала, что и оправа зеркала, черная раковина под зеркалом, на полу сплошной ковер из меха тигра—альбиноса.

— Не жалко животное, — девушка кивнула на пол.

— Не я его убивал.

— Тоже верно. Не присоединишься? — от запаха жасмина* в Вете поднималась жаркая волна желания.

Люциус усмехнулся и покачал головой.

— Нет, моя милая, если я присоединюсь, то ночью спать тебе не придется, а день сегодня был насыщенный, и тебе надо отдохнуть.

— Мстишь?

— Забочусь о тебе, — усмешка стала шире.

— Мстишь, — на этот раз уверенно проговорила Вета.

— Мщу, — согласно наклонил голову мужчина и выскользнул из ванной.

— Заботливый, — девушка покачала головой, откидываясь на спинку ванны и закрывая глаза.

__________________________

* Жасмин — раскрепощает стыдливые натуры, усиливает взаимопонимание партнеров. Великолепное женское масло, позволяющее ощутить наслаждение близостью при беременности.

Спать Вету, вопреки надеждам, отправили в ее комнату: вытащили из ванны, высушили волосы, закутали в махровый халат и отнесли в спальню.

Забравшись под одеяла, девушка уткнулась взглядом в темный потолок. Сон не шел. Поворочавшись, девушка попыталась заснуть, зарывшись головой в подушку, но не тут то было. Спать одной ей не хотелось, а желание беременной женщины почти непреодолимо и ничто не может встать на пути его воплощения в жизнь, даже злой Люциус Малфой!

Спрыгнув с кровати и прихватив с собой палочку, Вета тихо вышла из комнаты. Осторожно отворив дверь в спальню мужа, она скользнула к его кровати, немного постояла около нее, прислушиваясь к размеренному дыханию человека, присела, разглядывая гордый профиль мужа: точеные черты лица были почти не видны в темноте, но Вете и не требовалось освещение, в ее памяти закрепилась каждая черточка лица мужа. Как—то незаметно и ненавязчиво этот человек плотно вошел в ее жизнь, вторгся в ее мысли и плотно обосновался там.

Тем временем мужчина, почувствовав что за ним наблюдают, проснулся и приподнял голову.

— Что ты...? — зеленые глаза встретились с сонными голубыми.

— Я.., — Вета замялась на секунду под пристальным взглядом, — … я не могу заснуть.

Мужчина тяжело вздохнул, подвинулся в кровати, откинул одеяло.

— Но если ты не будешь спать...!

— Буду, буду, — пообещала Вета, забравшись на кровать и свернувшись клубочком под боком у мужа.

Вдыхая родной запах и слушая размеренное сильное сердцебиение, девушка медленно погрузилась в сон…

… Проснувшись, Вета пошарила руками по кровати: мужа не было, впрочем — записки на этот раз тоже. Пожав плечами, девушка завернулась в халат и вышла в гостиную.

— Люциус, никто не..., — умолкнув на полуслове девушка, обнаружив в комнате помимо Люциуса еще одного человека.

— Леди Малфой, — усмехнулся зельевар, оглядывая ее с ног до головы.

Вета почувствовала, как краска заливает ее щеки, гневно сверкнув глазами на ухмыляющегося мужа, девушка развернулась на пятках и бросилась к себе в комнату. Только деверь закрылась, как вошел Люциус.

Вета развернулась и ткнула в него пальцем:

— Ты, ты, да как ты вообще мог?!

— Северус пришел по просьбе колдомедика, принес зелья и напомнил, что у тебя сегодня обследование.

— И это твое оправдание?

— Похоже, что я оправдываюсь? Я тебя информирую.

— Ууууу! — Вета схватила подушку и запустила в мужа.

Тот только фыркнул и скрылся за дверью. Подушка пролетела мимо.

— Нет, все—таки у некоторых людей определенно дар раздражать и портить настроение, а про меня еще что—то говорит, — одеваясь, бурчала Вета.

Застегнув змейку на узких темно—синих джинсах, девушка одернула мягкий серебристого цвета свитер, доходивший до середины бедра, закатала рукава по локоть и быстро влезла в черные полусапожки, потом подошла к зеркалу, заколола волосы «крабом» и, нацепив на лицо безразличную маску, вышла в гостиную.

Сложив руки на груди и скрестив ноги, Вета прислонилась к косяку.

— Профессор Снейп ушел?

— Давно, — Люциус отложил книгу.

— Ты сделал это специально?

Мужчина пожал плечами.

— Не понимаю твоего возмущения. Северус не десятилетний ребенок и вполне понимает, что могут делать мужчина и женщина наедине, особенно если они муж и жена.

— Ну, великолепно, хотя бы этого ты больше не отрицаешь, — недовольная бесчувственностью мужа, проговорила Вета, садясь в кресло.

Люциус ничего не ответил, опять погрузившись в чтение.

— Что это? — девушка кивнула на кучу коробок у камина.

— Подарки? — мужчина изогнул бровь.

Вета скрипнула зубами: абсолютно бесчувственный, как он не понимает, что ей просто хочется с ним поговорить, а не сидеть и молча смотреть на огонь, когда он что—то внимательно изучает в древней книге, которая, если простоит на полке еще несколько часов, то никуда не денется, если уж за столько веков с ней ничего не произошло, но мужчина так и не оторвался от книги, и Вете пришлось вместо общения заняться подарками.

Пять из них было от гриффиндорцев, судя по красной упаковке, и один от Винсента.

Развернув первый, Вета обнаружила красивую ажурную ночную сорочку (девушка оглянулась на мужи и быстро запихнула ее обратно в коробку) и открытку от Джинни, в которой она советовала, как поступить с подарком, следующий был от Гарри — волшебный фотоальбом (Вета слышала о таком, в нем можно было хранить виде двигающихся фото воспоминания), затем ей попался подарок Гермионы: самопишущее перо, Лариса подарила резную деревянную заколку, от Рона Вета получила красный свитер вполне приличной вязки, Винсент прислал подставку для волшебной палочки.

Сложив подарки, девушка достала альбом и решила заняться его заполнением, Люциус все равно не обращал на нее внимания.

Над плечом Веты вдруг раздался громкий хлопок, а в следующее мгновение удар и тихий вскрик. Обернувшись, она посмотрела на мужа, который опускал руку, и на лохматый комок, сползавший по стене.

— Ну и зачем ты решил размазать по стенке нашего домового?

— Кого? — мужчина перевел взгляд от стены на Вету.

Девушка завела глаза и указала на поднимающееся существо:

— Люциус, познакомься, наш домовой, зовут Дедушко. Будь уважителен с ним, если не хочешь в один прекрасный момент проснуться с зелеными волосами, к примеру, — посоветовала девушка, заметив на лице мужа презрительно—брезгливое выражение, предназначавшееся домовому.

Лохматый домовой тем временем поднялся, сверкнул глазами на мужчину и с хлопком пропал.

— Ты вызвала его вчера?

— Я же обещала. Мне не нравятся эти ушастые неврастеники.

— А оно не неврастеник?

Вета удивленно посмотрела на мужа.

— Он нехорошо посмотрел в мою сторону.

— У тебя паранойя, Люциус. Ты — моя семья, и Дедушко не может сделать против тебя что—то злое. И потом, не говори мне, что ты испугался — в жизни не поверю, что Малфоя можно напугать, особенно маленьким безобидным существом.

Мужчина как—то странно посмотрел на нее и уткнулся в книгу.

Вета, покачав головой, вернулась к прерванному занятию. Слова о главе семьи Люциус благополучно проигнорировал.

Чуть позже перед ними появились тосты, джем, сыр, фрукты и чай. Вета улыбнулась быстрому подозрительному взгляду, брошенному мужем на еду, однако, в следующую секунду Люциус невозмутимо взял тост.

Позавтракали они молча. В той же тишине Вета приняла предложенную ей руку, встала из кресла, муж накинул ей на плечи мантию и повел в Больничное крыло, оставив девушку на попечение колдомедика, мужчина исчез.

Грустно посмотрев на закрывшуюся дверь, девушка повернулась к мадам Помфри.

— Так, так, моя дорогая, посмотрим, — колдомедик посадила Вету на кровать, — расстегни—ка мантию.

Когда девушка выполнила просьбу, мадам Помфри протянула ей флакончик:

— Выпей это и ложись.

— А что это?

— Одно зелье, оно поможет мне провести осмотр.

Через полчаса колдомедик удовлетворенно вздохнула и распрямилась:

— Ну что я могу сказать, с ребенком все замечательно, развивается нормально, а то я беспокоилась, что из—за того жуткого зелья, что ты пьешь. Вот тебе еще общеукрепляющие зелья, — мадам Помфри поставила на прикроватную тумбочку ящичек с флаконами, — вот эти — тебе, синие — мужу. Проследи, чтобы он пил их по вечерам — это поможет ему спать.

— Он нормально спит, — удивленно посмотрела на ведьму Вета.

— Да? С чего Вы это взяли, моя милая? Лорд Малфой пострадал от Темных заклинаний, его шрамы постоянно причиняют ему боль, особенно тот, что на ноге, он просто не может спать спокойно.

Вета задумчиво посмотрела на лекарства.

«Странно, я не заметила, чтобы Люциус плохо спал — что это, моя невнимательность? Быть не может, меня ведь заботит его здоровье, или нет?»

— И, дорогая, проследите, чтобы Ваш муж ходил с палочкой. Нравится ему это или нет, но он болен, а если будет перегружать ногу, то я не могу даже предсказать последствия.

— Хорошо, мадам Помфри, — Вета склонила голову в знак согласия, застегнула мантию и, забрав ящичек, вышла из Больничного крыла.

Люциус стоял спиной к дверям и разговаривал с зельеваром. Темноволосый мужчина замер на полуслове и пристально посмотрел на Вету — муж обернулся:

— Вета, — девушка скользнула ладонью в протянутую руку. — Северус, мы договорим позже.

Мастер зелий кивнул, поклонился Вете; мантия взметнулась за спиной мужчины как крылья, когда он стремительным шагом прошел в Больничное крыло.

— О чем вы говорили?

— Так, общие дела, — уклончиво ответил мужчина. — Что тебе сказала Помфри?

Вета дернула плечом:

— Все нормально, если бы было не так, я бы оттуда не вышла. Это ты мне скажи, почему я ничего не знаю?

— О чем?

— О том, что ты плохо спишь и постоянно мучаешься от боли.

Люциус остановился у лестницы, развернув Вету к себе лицом:

— Похоже, что я отчего—то мучаюсь? И сплю я нормально, как ты могла заметить.

Девушка скептически выгнула бровь.

— Хорошо, но ты можешь хотя бы с тростью ходить.

Мужчина, прищурившись, посмотрел на нее:

— Вета, давай о своем здоровье я буду беспокоиться сам.

— Прекрасно, — девушка обиженно поджала губы, пихнула мужу в руки ящик с зельями и стала быстро спускаться по лестнице.

«Как же, сам. Ничего, будем лечить насильно, а трость я тебе на Новый год подарю, даже если опять будешь изображать из себя буку—злюку… В последнее время прихожу к мысли, что, чтобы спокойно сосуществовать рядом с тобой, мой дорогой, нужно не принимать в серьез твое бурчание».

* * *

Наступил вечер. Вета валялась на ковре у камина и лениво перелистывала страницы учебника, пытаясь понять хоть строчку из написанного там — домашнее задание еще никто не отменял.

Рядом сопел и возился домовой, стирая пыль с книжных полок. Девушка оторвалась от книги и подозрительно посмотрела на мохнатое существо, которое, как правило, не любило показываться на глаза.

— Выкладывай, — в конце концов не выдержала Вета.

— Он — плохой, все плохое, нехорошо здесь, — буркнул домовой.

— Он не хуже и не лучше других, а место, где идет война, даже если в ней наступают моменты затишья, не может быть хорошим при всем желании.

— Значится надо отсюда уходить, — домовой подошел к девушке и с надеждой свернул на нее темными бусинками глаз.

— Не сейчас...

— Вот, никто, никогда не слушает Дедушко, а потом и получается все так, как не надо, — с тихим хлопком домовой исчез прежде, чем Вета успела спросить, что он имел в виду.

Девушка, было, уже решила вызвать его обратно, когда за ее спиной раздался голос:

— Я же говорил, что не нравлюсь ему, — Люциус прохромал от двери к креслу и остановился там, сверху вниз посмотрев на Вету.

— Люциус, ты не нравишься многим и тебя это, обычно, не волнует.

— Даже тебе?

Девушка фыркнула, оглядывая мужа с ног до головы:

— На мой вкус ты даже очень ничего.

— Ничего? Ах, ничего, — мужчина опустился на шкуру рядом с девушкой, притянул ее голову и впился губами поцелуем.

Яркие отблески пламени камина танцевали на его коже и сверкали в голубых глазах, когда он осыпал жадными поцелуями тело Веты, пристально смотря ей в лицо, будто гипнотизируя. Сильные руки гладили тело. Она застонала, когда он добрался до внутренней стороны бедра. Погрузив пальцы в его волосы, девушка выгнулась навстречу мужу.

— Мерлин!

— Причем тут мертвец? — усмехнулся Люциус, скользнув по телу жены вверх и прикусывая мочку ее уха.

— Какой же ты...

— Какой? — рука мужчины скользнула вниз, туда, где недавно были его губы.

— Большой ребенок.

— Да неужели? Что ж, тогда ты моя игрушка, мое сладкое, — Вета всхлипнула, когда муж стал терзать ее чувствительные соски, — а мне нравиться сладкое, — девушка впилась зубами в плечо мужа от переполнявшего ее удовольствие, — очень нравится.

Руки девушки гладили спину Люциуса, чувствуя, как перекатываются под кожей напряженные мышцы.

Удовольствие росло и заполняло все ее существо, горячей волной накрыв ее с головой.

Люциус встал на колени, перевернул ее на живот, приподняв ее бедра, и мощным движением вошел в нее. Вета уткнулась лбом в шкуру, задыхаясь от наслаждения. Ей захотелось кричать — такое незабываемое ощущение: резкое, насыщенное...

— Люциус? — Вета подняла голову с плеча мужа: он лежал с закрытыми глазами, черты лица были расслаблены, на губах играла довольная улыбка.

— Ммм?

— Что будет дальше? — Вета протянула руку и провела по щеке мужа кончиками пальцев, по той, где от виска к подбородку тянулся шрам.

Мужчина перехватил ее пальцы и сжал в ладони, голубые глаза открылись и внимательно посмотрели в лицо девушке:

— До «дальше» надо дожить.

Вета положила голову на плечо Люциуса, прижавшись к нему губами в благодарность за то, что он понял ее вопрос именно так, как она его задала, а не стал говорить что—то вроде «дальше мы пойдем спать».

— Думаешь, Гарри не сможет победить?

— Я теперь так далеко не заглядываю, — протянул мужчина.

Девушка фыркнула и ткнула его под ребра.

Вздохнув, Люциус приподнялся на локтях и посмотрел на жену:

— Хочешь узнать: верю ли я в тот бред, что несет старик? Нет, не верю. Мальчишка намного слабее Лорда. Поверь мне, я знаю, и победить ему поможет только чудо, а в чудеса я перестал верить давным—давно, — он снова лег, закинув руку за голову.

Вета закрыла глаза, прислушиваясь к мерному стуку сердца под ухом.

— А когда оружие против Лорда — семнадцатилетний парень... исход последней битвы может быть вполне предсказуем, — раздался, через некоторое время, голос мужа у девушки над головой.

— Тогда почему ты на Этой стороне?

— Меня особенно не спрашивали, если ты не помнишь и, выбирая между пожизненным Азкабаном или Avada Kedavra, когда Аврорату стало бы известно о том, кто я на самом деле, а так же возможностью попасть в руки Лорда, я решил воспользоваться представившимся шансом и отомстить хотя бы одному из тех, кого ненавижу.

— Ты будешь сражаться? — Вета покрепче взяла мужа за руку, переплетя свои пальцы с его.

— Не откажу себе в таком удовольствии, — усмехнулся муж.

— Значит месть?

— Месть! И давай больше не будем об этом, — голос Люциуса стал вдруг жестким, от его кожи будто повеяло холодом.

Вета вздрогнула и поежилась, но мужчина не стал развивать тему, а перевернулся на бок, подперев голову рукой, другой прикоснувшись к плечу девушки — в глаза его не было той обычной злости, которая там появлялась, когда она спрашивала что—то не то.

«Секс смягчает его, или делает ленивее?»

Вета зажмурилась от удовольствия, когда муж стал гладить ее.

— Пойдем—ка спать в кровать, я слишком стар, чтобы делать это на полу…

Пять дней до Нового года прошли тихо, по—домашнему уютно: Люциус читал книги, правда какие именно Вете не показывал, а на ее вопросы отмалчивался, просматривал газеты, будто ища там что—то, с вопросами на эту тему он поступал так же, как и с вопросами о книгах — отмалчивался, Вета делала домашние задания и, к ее удивлению, муж несколько раз даже помог.

Девушка стала замечать, что на смену тошноте пришла сонливость и постоянная легкая усталость, хотя, ее все же подташнивало, но редко и не сильно. А еще она начала подмечать за собой эмоциональную потребность быть рядом с мужем, и ей было совсем не важно, обращает ли в этот момент Люциус на нее внимание. Она испытывала радость просто сидя рядом с ним и ощущая его присутствие, но больше всего ей нравились три вещи: смотреть на него, чувствовать, как он прикасается к ней и спать с ним, последнее вообще стало для нее неким наркотиком, к которому она пристрастилась за совсем короткое время. И это все в совокупности страшно беспокоило и пугало: она никогда не зависела ни от кого настолько, даже от родителей, которых, безусловно, очень любила, а тут такое, да еще к кому, к человеку, которого Вета почти не знала. Кто он, какой он, что им движет, честен ли он с ней или лукавит, есть ли правда в его ласках и взглядах на нее или это прекрасная игра профессионального интригана? А самое главное — испытывает ли он к ней хотя бы маленькую толику тех чувств, что так внезапно вспыхнули в ее сердце, а если нет, то будет ли и когда? Все эти вопросы она задавала практически постоянно, но стоило ей только взглянуть на мужа, почувствовать его прикосновение, как мысли вылетали у нее из головы.

— Вета, ты скоро? Сейчас придет Северус, а он не любит ждать, как, впрочем, и я! — раздался крик мужа из гостиной, девушка вздрогнула и чуть не уронила расческу.

— Да, сейчас иду, — ловко закрепив подарок Ларисы на волосах, она оглядела себя в зеркале и осталась вполне довольна результатом: по случаю праздничного ужина, устраиваемого Дамблдором, Вета надела цвета Слизерина — темно—зеленое длинное платье из летящей и струящейся такни, с талией под грудь, глубоким V—образным вырезом, длинными рукавами—фонариками и серебряной вышивкой по подолу и вырезу.

Выпорхнув в гостиную, девушка крутанулась вокруг своей оси, расставив руки:

— Ну как?

— Я рад, что в Хогвардсе только один мужчина, который мог бы вызвать у меня желание запихнуть тебя обратно в комнату и не выпускать, и он абсолютно не заинтересован тобой, — обворожительно улыбнулся жене Люциус.

— Льстец, — фыркнула Вета, подходя к мужу и проводя руками по дорогой ткани мантии.

— Не слишком ли мы помпезно одеты? — Вета оглядела собравшихся в небольшой чайной комнате волшебников, а потом скосила глаза на себя и мужа, который был облачен в черный камзол с серебряными пуговицами, ворот белоснежной рубашки был выпущен поверх воротника стойки, шейный платок темно—зеленого цвета, повязанный изящным узлом и скрепленный брошью—змеей, черные брюки со стрелками, лакированные туфли, верхняя мантия оторочена мехом горностая.

— Ничуть, — Люциус прошел следом за Ветой в комнату и остановился за спиной девушки.

Разговоры разом стихли и все взоры устремились на них: Дамблдор приветственно улыбнулся, остальные — кто прищурил глаза, кто попытался сохранить на лице невозмутимое, а то и безразличное выражение, кому—то это не удалось и лица их исказились так, будто они съели кислый лимон.

Обведя взглядом комнату, девушка поразилась количеству волшебников: здесь были не только Минерва МакГонагалл и Дамблдор, но и Люпин, Тонкс, Муди, Делвиш, куча рыжих, незнакомых ей людей (как решила Вета — родственников Рона и Джинни), светловолосая девушка, похожая на прекрасную картинку и явно с примесью крови вейлы, похожий на Дамблдора старик... Тут от рассматривания ее оторвал недовольный голос из—за спины:

— Леди Малфой, не могли бы Вы и Ваш муж убраться с прохода, я еще не призрак, чтобы ходить сквозь предметы, — Вета обернулась и смущенно улыбнулась пытающемуся пробраться мимо них профессору Снейпу.

— Судя по твоему виду, ты им скоро будешь, — усмехнулся Люциус в лицо волшебнику, но, мягко взяв ее за локоть, отошел к ближайшему диванчику, куда усадил сначала девушку, а потом, чуть поморщившись, сел и сам.

Вета посмотрела на зельевара и мысленно согласилась с мужем: осунувшееся лицо пепельного цвета, красные глаза, темные круги под глазами, — картина была явно не здоровая, как если бы маг страдал сердечной недостаточностью.

Тем временем, кинув на Люциуса злой взгляд, Северус Снейп уселся за стол, напротив Дамблдора, и только сейчас, когда стоявшие волшебники начали усаживаться следом, Вета заметила гриффиндорцев, сидящих по обе руки от директора.

Джинни и Лариса приветственно кивнули, Гермиона печально улыбнулась и сосредоточила свое внимание на Мастере зелий, Гарри приподнял уголок губ, Рон демонстративно отвернулся, впрочем, девушка не стала обижаться — отворачивался он не от нее.

— И так, все в сборе и мы начинаем. Сперва хочу поздравить всех с наступающим Новым годом и тем, что для нас он все же наступил, а также пожелать в будущем году мира всем нам, что же касается праздничного ужина, он состоится сразу после собрания.

— Альбус, а Вы уверены, что в присутствии этого, — рыжеволосая кивнула на Люциуса, — мы можем что—либо обсуждать?

— Молли, лорд Малфой с нами, — сверкнул глазами в сторону дивана Дамблдор.

— У него другого выбора нет, — хищно усмехнулся Муди.

— Господа, прошу вас, вы меня знаете: я бы не собирал всех вас здесь, если бы не доверял каждому, а мотивы, по которым тот или иной волшебник присоединяется к нам, приходит к Свету, не так уж и важны, потому что, вынужден признать, у нас каждый человек на счету.

Чуть помолчав после своей речи и обведя взглядом присутствующих, Дамблдор вновь заговорил:

— Как вы, должно быть, заметили, последнее время нападения Упивающихся Смертью сократились. На фоне того, что Темный Лорд получил Книгу Перуна и что, по моим сведениям, у него вполне достаточно сил, чтобы напасть хоть завтра — это выглядит подозрительным.

— Не более, чем выглядят все его поступки, директор, — возразил зельевар.

— Северус, у тебя есть какие—нибудь новости?

— Кроме того, что Лорд до сих пор собирает армию — нет.

— Ладно, он ее собирает, но почему их вылазки на магический мир практически прекратились? Страдают только магглы, — Гарри задумчиво поболтал ложечкой в чае, а потом перевел взгляд на своего профессора зельеваренья.

— Вас расстраивает, мистер Поттер, что Лорд не нападает на волшебников? — саркастически выгнул бровь Мастер зелий.

— Меня расстраивает, профессор, сэр, что он играет в молчанку.

— Гарри, но у тебя постоянно болит шрам и..., — юноша бросил предупреждающий взгляд на подругу, и та замолчала.

— Это ровным счетом ничего не означает, кроме того, что он планирует очередную гадость!

— Вполне понятные и объяснимые со стратегической точки зрения гадости. Он убивает двух зайцев сразу: «обкатывает» новеньких и усыпляет бдительность Министерства и магического общества. Чем меньше нападений, тем расслабленней враг, — недовольно пробурчал похожий на Дамблдора маг.

— А нападение на нас две недели назад? — задала вопрос Гермиона, пристально смотря на Снейпа, но, как предполагала Вета, ее взгляд не имел никакого отношения к сегодняшнему разговору — девушка беспокоилась за своего... возлюбленного?

Мотнув головой, Вета опять сосредоточилась на разговоре.

— Проба пера, прощупывание защиты, разведка боем — что угодно. Поверьте, если бы Он действительно хотел напасть, чтобы победить, то уже сидел бы в Хогвардсе — имеющиеся у него силы это позволяют. Я думаю, никто из нас не забыл, как он действовал полтора года назад, и какие настроения были в магическом мире.

— И какие это принесло последствия, — пробурчал Рон, но ему никто даже взглядом не ответил, так все были сосредоточены на важной информации.

— Тогда чего он ждет? — воскликнула Тонкс, окрасив волосы в темно—синий цвет.

— Набирает силы. Лорд может и маньяк, но не дурак: силы должны быть равны, а лучше, чтобы они значительно превышали силы противника, — пожал плечами Люциус.

Вета посмотрела на мужа — он искренне недоумевал, что Орден не понимает этого.

— Равны с кем, превышали кого? Да нас по пальцам можно пересчитать, — отрицательно покачал головой один из рыжеволосых мужчин.

— Уизли, спешу обрадовать — вас всех Лорд не расценивает как противников, способных оказать реальное сопротивление, а вот если на помощь прибудет Аврорат...

— То это уже не будет похоже на избиение младенцев, — закончила за мужа Вета.

— Мы не младенцы! — возмутились за всех присутствующих два рыжих и одинаковых на лицо парня.

— Вас, — собравшиеся впились взглядом в Люциуса, — хорошо — Нас, тех, кто реально способен участвовать в битве, можно пересчитать по пальцам, вмешательство Аврората может перевесить чашу весов в нашу пользу.

— Северус, когда в таком случае нам ждать нападения? — снова обратился Дамблдор к своему коллеге.

— Понятия не имею. Вы слишком много от меня хотите — я не могу залезть Ему в голову, даже при всем моем желании, это Поттер у нас связан с Лордом, а меня увольте от такого сомнительного удовольствия, мне вполне хватает встреч с ним лицом к лицу.

— Сколько авроров служит в Аврорате? Хотя бы примерно, — подала голос светловолосая девушка.

— Около тысячи, если объединить разные отделы, — ответил Уизли—отец, как окрестила его Вета про себя.

— Северус, сколько сейчас Упивающихся?

— В районе шестисот — семисот, — пожал плечами волшебник.

По комнате прокатился обеспокоенный шепот.

— Ты уверен? — подал голос Ремус Люпин.

— Абсолютно.

— И, смею заметить, пока это только чистокровные. Я не ошибаюсь, Северус? — Люциус вопросительно глянул на мага.

— Почти все. Сегодня мы приняли троих полукровок.

— А, тогда дело — дрянь, — поморщился один из взрослых Уизли.

— С чего Вы взяли? — поджала губы Минерва МакГонагалл.

— Он начал набирать мясо, — равнодушно проговорил Люциус, разгладив несуществующие складки на рукаве.

— Как грубо! — всплеснула руками рыжая полноватая ведьма, неодобрительно посмотрев на Люциуса.

— Люциус прав, — профессор Снейп обвел присутствующих тяжелым, уставшим взглядом.

— Тогда, что же ты молчал, Снейп, тебя же спрашивали о новостях!

Зельевар одарил холодным взглядом Муди:

— Я не обязан отчитываться перед тобой в своих поступках.

— Как раз наоборот. Я не забыл кто ты такой, и в отличие от некоторых, — Муди бросил взгляд на Дамблдора, — я слежу за тобой.

— Да сколько угодно.

— Прекратите пререкаться, у нас сейчас есть дела поважнее. И так, все это значит, что нападения нужно ждать уже скоро.

— Слишком скоро. Не думаю, что Лорд будет ждать до лета, — Снейп качнул головой в сторону Веты, видимо, подразумевая ее роль в судьбе гриффиндорца и в исходе войны.

После этих слов в комнате повисло молчание.

Вета посмотрела на друзей: Лариса была расстроена, Гермиона, Рон и Джинни — не просто расстроены, но сильно напуганы, и только Гарри сидел с невозмутимым видом и с ничего не выражающими глазами. Девушка нахмурилась — такой взгляд не должен быть у молодого человека, такой взгляд может быть у того, кто на пороге смерти не боится уходить в другой мир, потому что прожил долгую, насыщенную жизнь, жизнь, в которой все успел.

— Новости не радостные, а выводы не обнадеживают, но, — нарушил тишину Дамблдор, — не нужно раньше времени отчаиваться. Мы будем продолжать свою работу, и готовиться к войне: Ремус, Нимфодора, Муди, на вас Аврорат, Северус — как всегда, — мужчина скривился, после чего наклонил голову, отгораживаясь ото всех волосами, — Билли, Чарли — на вас драконы и молодежь, мы с Минервой здесь, думаю, пока это все. А теперь давайте порадуемся Новому году, прошу, — волшебник хлопнул в ладони и на столе появились угощения, а в комнате запахло хвоей.

— Леди Малфой, лорд Малфой, прошу вас присоединиться к нам за столом.

После «праздничного ужина», который только неисправимый оптимист мог назвать праздничным: за столом висела гнетущая тишина, нарушаемая только звяканьем посуды, — волшебники быстро разошлись.

Вета посмотрела на мужа, кивнув на гриффиндорцев, направляющихся к выходу.

— Иди, но знай — я не доволен тем, кого ты выбрала себе в друзья. У тебя и без них проблем достаточно.

* * *

Догнав гриффиндорцев уже почти у входа в их гостиную, девушка проскользнула следом за Гермионой и остановилась, изумленно глядя на тихо глотавшую слезы Джинни, на пытавшуюся успокоить ее Ларису, на Рона, с так не присущим ему серьезным выражением лица, на сосредоточившуюся на своих мыслях Гермиону, которая даже не заметила, что за ней следом кто—то вошел, и на молчавшего и отводящего взгляд от своей девушки Гарри Поттера.

— Что это с вами? Нет, конечно, новости не утешительные, но не конец же света.

— Скорее мой, — криво усмехнулся гриффиндорец.

— Одно с другим связано, — грустно прошептала Лариса, обняв за плечи хмурого Рона.

Вета покачала головой: явно что—то не так, чтобы Джинни, Гермиона и Рон пропустили такую реплику от Гарри, не возмутившись ее пессимизму?

Джинни всхлипнула, попыталась прижаться к Гарри, но парень отстранился, покачав головой.

— Объясните мне, наконец, что происходит, а то, по всей видимости, хороним кого—то, а я не в курсе, — Вета стала терять терпение и злиться — такое настроение в канун Нового года...

«Очень по—праздничному».

— Дамблдор не договаривает, может, боится сглазить или напугать и лишить надежды, не знаю, но положение намного хуже, чем озвучили сейчас, — Гарри отошел к окну, прижавшись лбом к стеклу.

— Хм, нападения совершаются и на магов?

— Какая разница на кого: магглов, магов — все это просто чудовищно! — Лариса сжала кулаки.

Вета приподняла брови.

— Я просматривала маггскую периодику, криминальные хроники — это правда ужасно. Упивающиеся свирепствуют так... Я боюсь, что эту войну переживут немногие из нас.

— С такими мыслями, вы, ребята, можете заавадится прямо сейчас, — Вета раздраженно сверкнула глазами на гриффиндорцев, — где Ваш хваленый дух?

— Какие могут быть мысли, если все Так! Неужели ты думаешь, что я могу победить Волдеморта? Что мы сможем противостоять Упивающимся! — Гарри оторвался от окна и гневно взглянул на Вету.

Девушка прищурилась и придвинулась к нему, зашипев:

— Поттер, ты сдурел? С чего ты взял, что ты не сможешь? Ты все сможешь, слышишь, все!

— Да, конечно, семнадцатилетний парень, не закончивший еще школу победит самого сильного Темного мага современности! — Гарри сжал кулаки. — Да вся моя так называемая сила, вся исключительность, в этом шраме и этой палочке! — парень ткнул в шрам и потряс, — да в том, что меня знает весь волшебный мир, который решил будто я герой—спаситель, и все!

— Что за бред! Твоя сила здесь, — Вета ткнула пальчиком в лоб Гарри, — здесь, — обвела рукой стоявших рядом гриффиндорцев.

— Этого недостаточно! Что такое любовь против Темных заклинаний, выворачивающих на изнанку человека, сжигающих заживо! Что мои знания против знаний Волдеморта?! — Гарри рассек воздух рукой и отвернулся, тяжело дыша.

Джинни со всхлипом кинулась к парню, но тот резко сбросив ее руки со своих плеч, кинулся к винтовой лестнице, за ним что—то бурча себе под нос, поплелся Рон.

В гостиной Гриффиндора остались только девушки.

Лариса подошла к плачущей Джинни и отвела ее к одному из диванчиков.

Гермиона вздохнула и подошла к Вете.

— Объясни, что случилось с Гарри? Он себя вообще, нормально чувствует? Пять дней прошло, а его будто подменили, до каникул он вроде был почти вменяем.

— Ему постоянно сняться сны, как Волдеморт мучает своих жертв, шрам болит, статьи эти, — сокрушенно покачала головой девушка.

— Зачем тогда ты даешь ему их читать?

— Я? Я не даю! Между прочим, он взрослый человек, который умеет пользоваться совиной почтой и складывать буквы в слова, — возмутилась Гермиона.

Вета вздохнула.

— Да, прости, но все же...

— Не знаю, что и делать. С каждым днем ему все хуже.

— И Дамблдор ничего не делает?

— Он не знает, — предупреждая возглас Веты, гриффиндорка подняла руку, — а даже если бы и узнал, то что — зелье Сна без Сновидений? Гарри же не может постоянно пить эту отраву.

— Ндаааа, если бы я не знала, что Гарри не общается с Люциусом, то подумала бы, что мой муженек провел воспитательно—поучительную беседу на тему: «Гарри Поттер обязательно умрет».

— Малфой что—то говорил на этот счет?

— Было дело.

— И что?

— Да примерно то же, что и Гарри, но поспокойнее.

— К сожалению, вынуждена признать — он прав.

— Да что вы все заладили — мы все умрем, все плохо. Ничего не плохо, пока лягушка взбивает молоко своими лапками, а не покорившись судьбе, тонет! Ваш пессимизм раздражает до глубины души, тоже мне, Гриффиндорцы!

— И что будет, если мы продолжим биться головой о стену? — подала голос с дивана Лариса, возмущенно посмотрев на Вету.

— Масло!!! — прорычала Вета, уже стоявшая перед выходом, и громко хлопнула дверью, выйдя из гостиной Гриффиндора.

Влетев к себе, девушка со злостью швырнула мантию на пол и, даже не взглянув на сидевшего в кресле мужа, прошла к себе в комнату, наложив на дверь запирающие чары — Люциуса ей сейчас видеть не хотелось.

Через мгновение в дверь раздался стук.

— Люциус, не сейчас! — крикнула она.

Стук не повторился.

— Гриффиндорцы, мать их! То прут на пролом, а то лапки складывают и тонут, как что не по ним. Придурки! Да это мне следует рыдать, при моей—то ситуации. Ну, ничего! Я им мозги—то вправлю! Точнее одному из них, а другие сразу же выкинут подобные мысли из головы!

Зараза, как же он не вовремя решил умирать, неужели не понимает, что он дает силы верить в победу добра над злом своим друзьям, да всему магическому миру, если на то пошло?!

— Дедушко!!!

— Фью, чего горланишь—то? Я, чай не глухой.

Вета сверкнула глазами на домового.

— Слушай внимательно: сейчас пойдешь домой, принесешь книгу «Запретные заклинания», — лохматый недовольно забурчал. — Молчать! Я еще не закончила. Потом вернешься сюда, получишь от меня письмо, после разыщешь эльфа по имени Добби и отдашь ему с приказом отнести Гарри Поттеру и передать лично в руки.

Домовой отрицательно покачал головой и сложил лапки на груди.

— И не подумаю даже. Ваш батюшка запретил мне трогать Темные книги, давать их вам и тем более кому—то другому, они слишком опасны.

— А теперь послушай меня: во—первых, ты служишь мне, потому что «мой батюшка» превратился в пепел, если ты забыл, во—вторых, книги эти я изучала с одобрения моей матушки, а то, что отец пытался сделать из меня тепличный цветок, так это на его совести, и, в—третьих, ты сделаешь, как я сказала! Ты меня понял?! — прошипела Вета.

Домовой недобро покосился на девушку, но ничего не сказал, с хлопком исчезнув из комнаты.

Вскочив с кровати, девушка заметалась по комнате, потом схватила подушку с кровати и запустила ею в стену, подняла и проделала еще раз то же самое.

— Вета? — в дверь опять постучали.

— Люциус, я же просила.

— Считай, я проигнорировал, — дверь распахнулась, за ней стоял усмехающийся мужчина, покачивая в руках волшебную палочку. — О, какие глаза. По какой причине гром и молния?

— По причине, что все гриффиндорцы — полные придурки!

— Ты только что это поняла?

— О, Люциус, мне и моей теперешней злости хватает, не подливай масла в огонь.

— Можешь объяснить, что случилось? Кстати, заметь, я просил тебя не ходить к ним.

— Не начинай! — Вета прошла мимо мужа в гостиную и плюхнулась в кресло. — Они все поголовно собрались умирать!

— Они и так умрут, — муж сел напротив девушки.

— Я им умру!

— Решила спасти мир? — язвительно осведомился мужчина — судя по голову, идея ему очень не понравилась.

— Решила не загнуться сама. Мне есть что терять и без борьбы я это не отдам.

— Что ты задумала? — нахмурился мужчина, положив недочитанную газету себе на колени.

— Ты читал? Читай дальше и оставь мне мои проблемы.

— Захотелось поиграть во взрослую, самостоятельную женщину, вперед, мешать не буду, но потом сама будешь отвечать за последствия, — изменился в лице Люциус и демонстративно развернул газету, углубившись в чтение.

— Хочешь решить мою проблему? — мужчина дернул плечом, но ничего не ответил.

Посидев немного в кресле и посмотрев на огонь, Вета почти успокоилась.

— Я воспользуюсь твоим письменным столом, — сообщила она мужу, вставая с кресла. Люциус никак не отреагировал на это заявление, поэтому девушка направилась к нему в комнату.

«Гарри, твое похоронное настроение лишает веры в свои силы не только тебя, но и твоих друзей. Меня на это смотреть противно, тоже мне, гриффиндорцы! И не возражать мне!

Посмотришь книгу. Заклинания не практикуй, Дамблдору не показывай, своим друзьям тоже.

Приедешь, скажешь, когда начнем заниматься и где, ты все же лучше знаешь укромные местечки в Хогвардсе, предупреждаю, отказ я все равно не приму, а отговорки вроде: Дамблдор мне запрещает, ему это не понравится, можешь заткнуть себе... ну, ты меня понял.

А то, умирать он мне тут собрался — агнец на закланье!

Вета Малфой».

— Что пыхтишь? Иди сюда, — Вета подняла голову и встретилась глазами с домовым.

Забрав из лапок внушительных размеров книгу в черном переплете, девушка быстро уколола палец, провела им по корешку, снимая охранное заклятье, открыла и положила туда письмо.

— Все, иди, и ни слова! — предостерегла домового Вета, видя, что существо открыло рот.

Фыркнув, Дедушко взял книгу из рук хозяйки и исчез.

— Дрессируешь прислугу?

— Завидуешь? — свернула глазами Вета.

— Возможно, — Люциус поднял ее из кресла, провел в ванную и начал раздевать.

— По—твоему я испачкалась?

— По—моему, тебе надо расслабиться и поспать.

— Записался ко мне в сиделки? Только что фырчал на меня и «обливал холодом».

— Осваиваю новую роль.

— Заботливого мужа?

— Хорошего парня, раз уж мне выпало несчастье общаться со Светлыми.

— Волк в овечьей шкуре? Жуть какая! — засмеялась Вета, когда муж, усаживая ее в ванную, нечаянно пощекотал ее.

— А что не жуть? Может это? — теплые губы прикоснулись к шее Веты.

Девушка вдохнула запах его волос, которые скользнули по ее лицу, когда муж склонился над ней.

— У тебя новое хобби — купать меня?

— Почему нет, если это доставляет мне удовольствие, — мужчина встал и стал раздеваться, — но принять с тобой ванну доставит мне его еще больше.

— Люциус, всем этим, — девушка обвела рукой ванную, — ты не отвлечешь меня от претворения в жизнь моего плана.

Но вопреки своим же словам Вета жадно следила, как муж избавляется от мантии, сюртука, рубашки, брюк. Судорожно сглотнув, девушка почувствовала, как начала бурлить ее кровь от предвкушения наслаждения, как сильнее забилось сердце, а его стук отдается ей в ладони, которые буквально ныли от желания прикоснуться к коже Люциуса.

— Неужели, — усмехнулся он, поймав жадный взгляд Веты, — подвинься, — мужчина, подвязав длинные волосы лентой, шагнул в ванну.

Она улыбнулась одними губами, отодвигаясь к стене, но муж недовольно фыркнул и притянул ее к себе.

— Не так далеко, дорогая, — положив девушку на себя, Люциус вытянул вперед руки, налив в них шампунь и положив их на голову Веты, начал втирать в волосы жидкость, — Мне нравятся длинные волосы.

— Это намек? — девушка недовольно обернулась на мужа, чтобы посмотреть в его наглые глаза, но взгляд ее упал на мужские губы и дальше уже не поднялся.

Руки замерли, потом скользнули ей на плечи. Люциус склонил голову к Вете, та потянулась к нему, ожидая поцелуя, но тут она, неожиданно, оказалась под водой.

Вынырнув, Вета стала отплевываться от набравшейся в рот воды, гневно сверкая глазами на мужчину.

— Что за шутки?

Усмехнувшись, Люциус дернул возмущенную девушку на себя.

— Решил опять поразвлекаться за мой счет? — она попыталась высвободиться из объятий мужа, но он держал ее крепко, так что через минуту бесплотных попыток Вета сдалась, но буравить его взглядом не перестала, пока ладони мужа не стали скользнула вверх—вниз по ее спине, а сладкая истома не разлилась по ее телу.

Подтянув ее повыше, так, что Вете пришлось встать на колени между расставленных ног мужчины, Люциус впился губами в ее шею, прошелся языком по ключицам, потом прикусил мочку уха. Девушка вздохнула и обняла его за шею, втягивая в себя запах его кожи, лизнула в плечо, пробуя ее на вкус.

В следующую секунду Вета оказалась на коленях у мужа, который откинул ее и склонился над грудью, взял ее в руки, провел большими пальцами по затвердевшим соскам, потерев их. Каждая клеточка ее тела застонала от удовольствия. Девушка покрепче овила ногам его талию, глубокий вздох сорвался с ее губ.

Вета подняла руки и провела ими по гладкой коже мужа, скользнув взглядом из—за полуопущенных век по его телу: перламутровая кожа мерцала в приглушенных отсветах магического огня, соски казались золотисто—коричневыми на фоне бледной кожи.

— Дай мне, пожалуйста, мыло, — попросила она, сводящие ее с ума губы растянулись в лукавую улыбку.

Он протянул руку, взял золотистый кусочек с бортика и вложил в ее ладонь.

Вета стала медленно и осторожно, чтобы не причинить боль, водить им по груди мужа, на ней быстро образовалась душистая пенка, стали заметны светлые волоски, которые обычно девушка даже не замечала, настолько светлые они были. Раньше она думала, что голая, безволосая грудь намного эротичнее, чем волосатая, но теперь Вета была очень не согласна с собой. Мужчина тем временем расслабился и откинулся на бортик ванной, явно наслаждаясь. Набрав в ладонь воды, она стала смывать пену с его груди. Смыв ее, девушка наклонилась и лизнула плоский сосок.

Люциус издал приглушенный смешок, подняв голову, Вета столкнулась взглядом с блестящими голубыми глазами.

— Что же ты? Продолжай.

Вета нагнулась и провела языком по другому соску, втягивая его в рот, а руки тем временем, спустились ниже, погружая руки в воду, и начали поглаживать бедра мужчины, поясницу, низ живота.

Вздохнув, Люциус перехватил ее кисти и положил на то место, что явно свидетельствовало о желании мужчины.

Вета, увлеченная ласками, от неожиданности выронила мыло.

— Мыло...

Мужчина фыркнул, сжал ее ладонь в своей и начал водить по твердой плоти.

— Позволь мне помочь тебе.

Вета заметила огонь в его глазах и послушно начала двигать рукой в такте, задаваемым мужем. Он улыбнулся, закрыл глаза, левая рука начала ласкать ее бедро, пальцы отыскали тайное местечко, и Веты тихо вскрикнула, уткнувшись лбом в его плечо.

Сердце забилось быстрее, и ее бросило в жар. Она постанывала, наслаждаясь его прикосновениями, продолжая ласкать его: страсть, вспыхнувшая в ней ранее, теперь превратилась в бушующий, затуманивающий разум огонь.

Люциус отпустил ее руку, и Вета почувствовала, как его ладони скользнули вдоль ее бедер. Обхватив девушку за талию, мужчина прижал ее тело к своему, положил руку ей на затылок и впился губами в рот Веты. Его язык касался ее языка, пальцы перебирали завитки волос, выводя замысловатые рисунки на ее коже и заставляя сердце девушки буквально выпрыгнуть из груди.

Вета последовала его примеру, сорвав с волос мужа ленту и запустив в серебристую гриву пальцы.

Не отрываясь от губ девушки, Люциус вошел в нее и стал двигаться, сначала медленно, потом все быстрее, с каждым разом исторгая из нее стон наслаждения. Она сцепила наги у него на спине, подчиняясь ритму, заданному мужем. В порыве страсти Люциус обнял ее так крепко, что она едва могла дышать, по телу его пробежала дрожь, через несколько секунд Вета последовала за ним, после чего сползла по телу мужа в воду, откинув голову на паребрик и закрыла глаза, двигаться ей не хотелось.

Но вот рядом раздался всплеск воды, затем ее вытащили из ванной и понесли в комнату, положили на кровать.

— Простыни намокнут, — вздохнула она.

Люциус молча лег рядом и притянул ее к себе. Она прильнула к нему и подумала, что в одной постели с ним даже на мокрых простынях очень хорошо.

Минут через двадцать девушка все же заставила себя пошевелиться и накрыть их обоих одеялом. Потом она облокотилась на локоть и посмотрела на мужчину — Люциус не спал, а разглядывал потолок и, судя по прищуренным глазам, о чем—то думал.

— Люциус?

— Да?

— Почему ты так ведешь себя со мной?

— Как?

— Брось, ты понимаешь: взрослый мужчина, которому навязали семнадцатилетнюю девчонку, вынудили возиться с ней, потом ребенок, появления которого ты так не хочешь, а теперь ты будто смирился со всем этим...

— Совмещаю приятное с полезным, только и всего, — отшутился мужчина, но Вета уловила странное выражение глаз. Впрочем, ей могло и померещиться, ведь уже в следующую секунду Люциус прикрыл глаза, и Вета не смогла до конца разглядеть, что же светилось в них.

— И в чем выгода? — девушка стряхнула наваждение и задала интересующий ее вопрос.

— Салазар, ты еще такая глупая, поверь, у меня выгоды достаточно.

— В том, что ты не в Азкабане? — Люциус напрягся и посмотрел на Вету.

— От моего освобождения, скорее, больше получила ты, а я проиграл по всем фронтам.

— Не понимаю.

— И не надо, главное, что сейчас я вполне доволен, — Люциус замолчал, протянул руку и стал водить ею по телу Веты, поглаживая плечи, руки, бедро.

Девушка расслабленно откинулась ему в грудь, руки мужа легли ей на спину, обнимая.

— А теперь ты, — выдохнула она.

— Что я?

— Я же чувствую, что ты что—то хочешь спросить, ты напряжен.

— Я не по этому поводу, а впрочем, меня тоже кое—что удивляет в твоем поведении: оно слишком спокойное с самого начала, а судя по всем натура ты темпераментная.

— Хм, я бы поспорила с этим заявлением, но продолжай.

— Ты реагируешь на меня, на то, кем я оказался в конечном итоге, как на данность, будто знаешь меня всю свою жизнь и даже рада этому.

— А ты бы хотел, чтобы я билась днями на пролет в истерике, шарахалась от тебя, потому что ты практически изнасиловал меня в первую брачную ночь, делала вид, что ненавижу тебя?

— Это не так?

Вета фыркнула.

— Дорогой мой, чтобы я ненавидела, нужно сделать что—нибудь посущественнее, к примеру, попытаться меня убить или перейти мне дорогу.

— То есть всего, что было между нами тебе мало?

— К чему все эти расспросы?

— Пытаюсь выяснить, когда ты вознамеришься воткнуть мне нож промеж лопаток.

— Фу, я предпочитаю заклинания, это, во—первых, а во—вторых, я все же из семьи темных магов, а там не воспитывают экзальтированных детей с радужными мечтами и представлением о мире, как о райском месте, даже если держат их в неведении относительно своих дел и того, что твориться в мире. Мы, ты и я, рождаемся с сознание того, что ничего так просто в мире не бывает, хотя, мои родители лишь объяснили мне это, но не показали, постегать науку жизни мне пришлось в экстремальной ситуации самой, и очень быстро. Знаешь, я даже горжусь, что моя психика оказалась намного сильнее, чем думали мои родители — я не сломалась. И ты забыл, почему изначально я согласилась на это — жить мне хотелось и хочется сейчас, даже больше, чем раньше.

— Изначально? А теперь?

Вета дернула плечом и ничего не ответила, решив, что мужчина пока не готов услышать причины, по которым она принимает его так спокойно, как часть своей жизни, и что она сама пока не готова до конца принять это.

Остатки каникул прошли для Веты вполне спокойно — собрание они не обсуждали, да девушка и сама не стремилась к этому: обсуждать лишний раз предстоящую войну и портить тем самым ощущение покоя и умиротворенности было бы глупо. Говорить о том, что их держит вместе и что они испытывают друг к другу, она не решалась, понимая, что время еще не настало.

Поэтому дни проходили мирно: она гуляла во дворе замка, радуясь, что Люциус составляет ей компанию — и ей приятно и ему полезно, все же он до сих пор был не здоров, хотя и пытался всячески скрыть этот факт.

Они много разговаривали об искусстве, поэзии, обсуждали зелья и заклятье, рассказывали о местах, где доводилось бывать, о людях, с которыми были знакомы, о смешных историях — конечно же, рассказывал преимущественно Люциус, так как и повидал он в жизни больше, и старше был на много лет, и образован был лучше (сказывалась ее привычка учить только то, что интересно или могло бы пригодиться в жизни, а не все подряд), но Вете наоборот это нравилось — муж открылся для нее совсем с другой стороны, она вдруг поняла, насколько он интересный человек, сколько он всего знает. Ей ни разу не стало скучно или не интересно с ним. Иногда к ним приходил Снейп или Люциус уходил к нему, но в это время Вета составляла план, по которому она будет заниматься с Гарри, припоминая, какие проклятья были в книге и решая, что может пригодиться парню — не то, чтобы учить все без разбору времени было слишком мало.

Расстраивало ее только то, что он не принял ее подарок на Новый год — трость с серебряным набалдашником в виде змеи, а только смерил вещь взглядом, скривил лицо, будто от зубной боли, но скандала не закатил, хотя по глазам было видно, что он в бешенстве, просто молча убрал ее в гардеробную — реакция мужа была ей не понятно, но, глядя на это все, она не решалась напомнить ему о подарке или спросить в чем дело, поэтому ей оставалось только качать головой, глядя, как муж хромает, и поить его зельями, которые он пил только тогда, когда она буквально силой вливала их в него.

Пару раз Вета сходила к колдоведьме на осмотр. Та неизменно впихивала ей новые зелья и читала лекции о том, что Люциус ходит без трости, на что девушка только разводила руками и говорила, если ведьме так хочется увидеть его с тростью, пусть она сама и уговаривает упрямца. В свою очередь, мадам Помфри хмурилась, поджимала губы и выпроваживала «наглую девицу» из Больничного крыла, однако, наказав приходить в положенное время на осмотры, Вета пожимала плечами и с удовольствием покидала помещение, сразу же попадая к мужу в руки. Люциус забирал у нее ящичек с лекарствами, тащил в подземелья, потом укутывал ее в мантию и вытаскивал или к замерзшему фонтану или на Астрономическую башню гулять, иногда они оставались в своих комнатах и мирно сидели у камина, читая каждый свое или доделывая Ветино домашнее задание. Девушка сначала отмахивалась от внимания мужа к школьной рутине, но, в конце концов сдалась, когда неожиданно для себя пришла к выводу, что он откровенно наслаждается, читая в слух ей учебники, когда она писала конспекты заданных глав. Такое поведение все больше и больше удивляло Вету — она никак не могла понять, зачем он это делает, уж как—то больно не вязался образ бывшего Упивающегося смертью с мужчиной, который удобно развалился на кровати и гулким бархатистым голосом читал ей Трансфигурацию, но, что греха таить, Вете было приятно, и долго анализировать и искать подвох девушке не хотелось — к чему, она все равно не сможет понять игру Люциуса, коль скоро он сам не собирается ее раскрыть.

Настал вечер субботы, а это значило, что завтра, десятого числа должны были вернуться студенты и школа опять наполнится шумом и гамом, но не это так волновало Вету последние два дня, а то, что ей скажет Гарри.

«Нет, конечно, не захочет — заставим, не умеет — научим, но вот долго ли придется его уламывать? Или все же проще наложить Imperio, чтобы не терять времени?»

* * *

Вета вздохнула и устало села на стул, стоящий по середине Выручай—комнаты, качая головой — вот уже битый час они мучили простенькое проклятье, а огонек—сигнал на палочке Гарри никак не зажигался, что же в таком случае будет, когда они перейдут к сложным? Девушка боялась даже представить.

«Если! мы перейдем к сложным».

— Гарри, вот скажи, ты надо мной издеваешься или хочешь умереть и прихватить за собой своих друзей, за компанию, так сказать?

— Конечно, нет! И я не хочу об этом говорить, сколько можно повторять! — негодующе прошипел гриффиндорец, в очередной раз делая показанные ему Ветой движения и в очередной раз с нулевым результатом.

— Не хочешь? Тогда напряги извилины и приди, наконец, к логическому ответу: твои друзья все равно будут рядом и как бы ты не стремился отдалиться от них, не покинут тебя! Неужели ты не понимаешь, что они пойдут за тобой на битву, встанут плечом к плечу рядом, и если ты проиграешь, то они умрут, защищая тебя, потому что вы, гриффиндорцы, не способны спасать свои шкуры, вы спасаете чужие.

— Так не будет! — Гарри яростно сжал руки в кулаки и угрожающе надвинулся на Вету.

— Будет! Чтобы ты там ни думал, а биться с Волдемортом тебе придется, и ты об этом прекрасно знаешь! — девушка откинулась на спинку стула, сложила руки на груди и стала покачиваться на деревянных ножках — гнев Гарри совершенно не пугал ее. — Чем ты хочешь его победить? Expelliarmus—ом?

— Моя палочка против него бесполезна, поэтому все это зря, понимаешь, зря! Я тебе говорил, что не могу!

— Поясни? — она удивленно воззрилась на бушующего гриффиндорца.

«Это что—то новенькое, а почему я раньше об этом не слышала?»

— Они из одного материала, близнецы, их циклит друг на друге.

— Как интересно, — Вета нахмурилась, но в следующий момент покачала головой. — Но это ничего не меняет, против Упивающихся тебе тоже придется сражаться. Если ты, конечно, не надеешься, что тебя пустят к Лорду без битвы.

— А разве мне не должны помочь Стрелы?

— Во—первых, мы не знаем, что это такое и как близко тебе придется подойти к нему, чтобы применить их, во—вторых, до того как я их найду еще дожить надо, а, в—третьих, откуда эта надежда на авось?

— На что, прости? — парень недоуменно посмотрел на Вету, забыв даже злиться дальше.

— На авось: авось справлюсь, авось обойдется...

— Почему на авось? Дамблдор говорит, что я не могу победить его силой, а только тем, чего у него нет — любовью.

— Только не говори, что ты веришь в этот бред.

Гарри насупился и отвернулся.

— Дамблдор придерживается другого мнения.

— Что, наш уважаемый любитель сладкого наконец—то заметил твое состояние и провел с поучительно—воспитательную беседу? И ты ему опять безоговорочно поверил, снова уверовал в силу любви? Не надоело из себя идиота строить, позволяя людям манипулировать тобой и вкладывать тебе в голову чужие мысли и желания?

— Дамблдор хочет мне добра, он заботится обо мне, — возмутился парень.

— Да? Хороша забота — отправить тебя к Дурслям, вместо того, чтобы оставить в Хогвардсе. Уж поверь мне, защита тут понадежнее, чем Защита крови. Ведь пока ты здесь, Волдеморт до тебя не добрался ни разу: ты жив и относительно здоров.

— Он на протяжении семи лет совершал на меня нападения в стенах школы, а у Дурслей ни разу.

— Так прямо и ни разу?

Гарри смутился и сел рядом с Ветой на пол.

— Ты же видишь, что у меня не получается, я не могу, я слаб, — тихо и устало проговорил парень.

— Да, как видно у Дамблдора получилось вселить в тебя надежду и поднять твой боевой дух, — съязвила Вета, но видя больной взгляд зеленых глаз, подавила в себе желание сказать еще что—нибудь лестное о директоре, и перевела тему на другое:

— Расскажи—ка мне о своих встречах с Волдемортом, они ведь за эти годы были, так?

— Да, все семь лет, что я здесь учусь, а перед пятым курсом натравил на меня дементоров, — Вета поежилась, вспомнив свою встречу с монстрами, — а еще раньше они напали на меня здесь, когда я был на третьем курсе.

— И ты сам отогнал их в тринадцать лет?

— Да, Люпин, он друг моих родителей, а тогда преподавал в школе Защиту, научил меня патронусу. Я так спас от дементоров моего крестного, когда они напали на нас в Запретном лесу.

— И ты говоришь, что ты не можешь и что ты слаб? Из твоих слов следует, что еще в детстве ты овладел одним из сильнейших заклинаний и постоянно оставлял Лорда с носом. Это, как раз, на прямую указывает, что ты сильный маг и можешь его победить, просто тебе нужно немного помочь. Кстати, еще это говорит о том, что он тебя боится и пытается убить, пока ты не вырос и не приобрел всю магическую силу, на которую способен.

— Да мне просто везло, как ты не понимаешь! — парень вскочил и начал метаться взад—вперед перед глазами девушки

— Столько раз? А, по—моему, везение тут ни причем. К тому же, лично я думаю, что Волдеморт тебя боится. Да, да, Гарри, и не смотри на меня такими глазами, — ответила девушка на удивленный взгляд гриффиндорца, предупреждая его вопрос. — Поверь, страх такого существа, как Волдеморт никак не может указывать на то, что тебе просто везло. И перестань мельтешить, меня из—за этого тошнить начинает.

— Боится, не боится: все это, — парень обвел комнату рукой, — все равно бесполезно. Я не смогу победить его… Возможно, когда у меня был выбор, нужно было идти не в Гриффиндор. А теперь: я — Светлый волшебник, которому Свет не поможет, а Тьма недоступна.

— Вздор!

— Почему я тогда не могу? У меня даже Crucio не получилось.

— Просто тебе не хватает злости.

— Тогда я был очень зол, человек, на которого я направил это проклятье, на моих глазах убил моего крестного, единственного, кто остался у меня из близких людей.

— А я утверждаю, что тебе не хватило злости. Вот что ты чувствовал, когда пытался причинить этому человеку боль?

— Мне было плохо, больно: я очень любил Сириуса и в тот момент я всей душой ненавидел Беллатрикс Лестрандж, да и сейчас ненавижу.

— Белла? Жаль, что ты ее не убил, ну да ладно... Дело в том, что не нужно ненавидеть. Ненависть затуманивает разум, а наша сила на пятьдесят процентов состоит из силы разума, нужно очень сильно разозлиться. Холодной ярости будет достаточно для любого Темного заклинания, и чем сильнее будет ярость и ясен твой разум, тем сильнее выйдет проклятье.

— Я не знал этого, — парень растерянно посмотрел на Вету.

— Ты не рос в семье, практикующей Темные Искусства, а там любой ребенок знает, что надо делать. В этом отношении тебе не повезло.

— Ну, конечно, — фыркнул парень и усмехнулся.

— Точно—точно. Так что давай, прекращай бред на счет любви и вперед с песнями.

— Причем тут песни?

— Забудь, — Вета махнула рукой, — лучше давай еще раз пробуй, не получится, буду перед каждым занятие тебя бить, чтоб ты злился.

Вете все же пришлось пару—тройку раз чувствительно впечатать Гарри в стену, пока он не нашел нужное ощущение у себя внутри и после очередного сползания по стене не вскочил и не направил на девушку палочку, выкрикивая проклятье, и кончик палочки не засветился бардовым светом.

Парень испугался и принялся просить у нее прощения, а Вета только облегченно вздохнула — Гарри Поттер все же не безнадежен.

К тому же, девушка была довольна, что первый урок прошел относительно хорошо. Да и пар она выпустила, побив Гарри о стену и испытав от этого определенное удовлетворение, уж слишком сильно ее разозлила неспособность парня понять такую простую вещь, как разницу между ненавистью и яростью.

— Все, Поттер, на сегодня можешь гулять, — девушка величественно указала Гарри на выход.

— Ну, спасибо, профессор Снейп, — фыркнул парень, открывая перед Ветой дверь.

— Что такое, мистер Поттер, Вы, наконец—то, выучили, как следует обращаться к преподавателю? — раздался голос слева от ребят.

— Про... профессор? — Гарри вздрогнул и испуганно посмотрел на исчезающую за спиной дверь в Выручай—комнату.

— Не дергайтесь, Поттер, об этой комнате я знаю, а вот что Вы оба там делали?

— Мы, ну... это..., — Гарри замялся и умоляюще посмотрел на Вету.

— Поверьте, профессор, Вам об этом лучше не знать, — нагло усмехнулась девушка в лицо декану.

Тот скривился.

— Не боитесь, что Ваш муж узнает о Ваших похождениях?

— А что, должна?

— Следите за тоном, леди Малфой, иначе Слизерин потеряет половину баллов.

— О, да, профессор Снейп, порадуйте Гриффиндор, ему как раз не хватает пары сотни баллов, чтобы победить Слизерин, — усмехнулась Вета ничуть не испугавшись сузившихся глаз — Люциус постоянно проделывал с ней этот фокус, когда она его чем—то раздражала, а, не смотря на установившийся мир и покой, раздражался он часто и со вкусом, в этом был весь Люциус, хотя и не доводил раздражение до ссоры, как подозревала Вета, тоже наслаждался установившимися теплыми отношениями.

— Вон с моих глаз — оба!

Вета пожала плечами и потянула замершего Гарри к лестницам.

— Нифига себе, ты что, так с ним всегда говоришь?

— Да я с ним почти и не говорю, с ним Люциус все больше общается, а я так, здрасти—досвидания, не больше.

— Но ты его не боишься?

— А за что его боятся, он что, маньяк—убийца? И не говори, что боишься ты, — фыркнула Вета.

— Да нет, просто так с ним никто не говорит.

— Ну, не молчать же мне? Я так со всеми говорю, когда у меня хорошее настроение.

— Кстати, вы обогнали Гриффиндор всего на каких—то десять баллов, а не на пару сотен, а это ничтожный разрыв. Мы как всегда выиграем кубок!

— Только в твоих мечтах, Поттер, — усмехнулась Вета и, махнув парню рукой, стала быстро спускаться по лестнице к подземелью, подозрительно оглядываясь по сторонам — нет ли где Винсента?

* * *

«— Вета, как дела? — ей на встречу из кареты выпрыгнула Джинни с искусственной улыбкой на лице. — Спасибо тебе за подарки.

— Никакой веры в меня, — Вета возмущенно ударила Люциуса по плечу».

* * *

— Вета?

— А? — девушка сморгнула задумчивость и подняла голову от книги.

— А что вы делали с Гарри в Выручай—комнате? — на нее подозрительно и недобро смотрели карие глаза рыжей гриффиндорки.

«Мерлин! И эта туда же… Что, что, сексом занимались, грубым и с извращениями, мне как раз не хватает острых ощущений со взрослым и опытным мужем, так что решила попробовать зеленый свежачок, вдруг понравится».

— Свадьбу репетировали, с поцелуями в засос, — как можно ядовитее усмехнулась Вета.

«А нечего приставать ко мне с идиотскими подозрениями!»

Глаза Джинни расширились, губы задрожали и вместо того, чтобы, как предполагала Вета, кинуться на обидчицу с кулаками, гриффиндорка разрыдалась, упав перед ошарашенной девушкой на колени и уткнувшись в них лбом.

— Ээээ, Джинни?

От звука голоса Веты, девушка зарыдала еще громче.

— Мерлин, дай мне, пожалуйста, терпения не удавить ее прямо здесь, — Вета подняла глаза к пасмурному январскому небу и протяжно вздохнула. — Если ты не встанешь, то простудишься и заболеешь, а я тем временем закадрю твоего парня, оженю его на себе, я ведь поклонница восточных традиций, мне гарем подавай. Потом выдам ребенка Люциуса за его, кстати, предварительно наложу на обоих Imperio, а то ведь еще поубивают друг друга невзначай, и буду жить с двумя пускающими на меня слюни обожания мужиками. Блеск, правда?

Рыжая девушка затихла где—то на середине речи Веты, а под конец уже просто икала.

— Ну что, встанешь с холодной земли, или я пошла?

— Ккуда?

— Топиться! Слушай, давай вставай, на нас люди смотрят.

Джинни испуганно обернулась на пару второкурсников—хаффлпаффцев, застывших у входа в беседку, и опять всхлипнула, как решила Вета, теперь девушка собиралась рыдать от злости и унижения, а через несколько дней весь Хогвардс будет в курсе произошедшего.

— А ну брысь отсюда! И если кто—нибудь из вас проболтается, оставшееся время до летних каникул вы проходите обросшие шерстью. Надеюсь, слух о том, что произошло с Забини вы знаете?

Хаффлпаффцы судорожно сглотнули и быстро ретировались.

— Так, с этим разобрались. Теперь с тобой: с чего ты взяла, что у меня с Гарри что—то есть?

Джинни поднялась с колен и присела рядом с Ветой, пряча заплаканное лицо за волосами.

— Мне сказала Ханна Аббот.

— А если бы эта Аббот сказала, что у меня копыта и хвост, ты бы тоже поверила? Что за дурацкая привычка слушать слухи и сплетни? Надо было сначала проверить информацию.

— Так я и пришла — выяснить, — возмутилась девушка.

— Тогда выясняй, а не набрасывайся на не в чем неповинную девушку.

— Ха, — гриффиндорка несмело улыбнулась, посмотрев в лицо Вете.

Та приподняла брови, копируя мимику мужа и декана.

— Вот тебе и «ха»! Задавай, давай, свои вопросы и вали, я книжку читаю умную, мне Гермиона дала, уже два месяца читаю, все никак не могу первую главу вымучить.

— Историю Хогвардса, что ли?

— Какая проницательность, тебе бы в отношении Гарри такую же. Ты же такие мудрые советы даешь другим: вот Гермиона мне как—то выдала то, чему ты ее научила, так это весьма недурной психоанализ поведения мужчины, а в отношении своего парня дура дурой, уж извини за грубость.

Джинни вздохнула и виновато посмотрела на Вету.

— Так всегда бывает, мы же не видим себя со стороны и к своим близки относимся предвзято, вот и получается, что в других разбираешься, а тех, кого любишь, не понимаешь.

— Ладно. Давай так: я с Гарри не встречалась, не встречаюсь и встречаться не планирую, ок? Теперь я могу вернуться к своей любимой книге?

— Но ты же с ним разговариваешь в укромных местах?

— Мама! Я со многими разговариваю, но это не значит, что я сплю или встречаюсь с кем—нибудь, кроме своего мужа.

Джинни покраснела и отвела глаза.

— Ханна говорит, что вы выходили из Выручай—комнаты и были такими... измученными и довольными...

— Мрак! — Вета закатила глаза и провела рукой по лицу. — Ты меня хоть слышала?

— Да, я поняла, что с Гарри ты не встречаешься и я тебе верю...

— Ну, слава тебе Мерлин!

— Но что вы там делаете?

— Блох ловим.

— Вета! — Джинни сузила глаза и гневно посмотрела на слизеринку.

— Ну не все ли тебе равно? — девушка удовлетворенно усмехнулась — определенно, злящаяся рыжая со сверкающими глазами ей нравилась намного больше, чем рыдающая с опухшим носом и лицом, покрытым красными пятнами.

— Конечно, нет, я же люблю его.

— Отлично, люби дальше.

— Не скажешь?

— Пока — нет.

Гриффиндорка вздохнула и встала со скамьи, но пройдя несколько шагов, вернулась.

Вета приготовилась ко второму забегу.

— А о чем он с тобой говорит?

— В смысле?

— Ну, может делиться своими мыслями, рассказывает как у него дела? Может, что у него болит?

— Почему это он должен мне это рассказывать? Нет, конечно, если я спрошу, то может и расскажет, но я, обычно, к людям не лезу, когда вижу, что они этого не хотят — чужие проблемы меня не касаются. А то, что я сделала исключение для Гарри в той части проблемы, что касается и моей шкурки, так это исключение, подтверждающее правило.

— Очень по—слизерински...

Вета пожала плечами.

— Я... просто он с нами давно не говорит, а с тобой его иногда видят, вот я и решила... Я так за него волнуюсь. Он нас отталкивает. Рон махнул рукой — злиться, скорее всего. Гермиона предпочитает не вмешиваться. Лариса занята Роном, он же ей предложение сделал, — Джинни опять всхлипнула, но под предостерегающим взглядом Веты, судорожно вздохнула, проглатывая слезы, — а я... я себе места не нахожу, видя как с каждым днем он уходит все дальше, становиться все смурнее, а я ничего не могу сделать.

«Ну надо же, а Рон оказался не такой мямлей, как можно было подумать…»

Вета закрыла книгу, которую ей, похоже, была не судьба когда—либо прочесть и задумчиво посмотрела на гриффиндорку.

— Если я спрошу, а лучше вправлю ему его мозжечок, которым он, по всей видимости, думает, ты перестанешь разыгрывать Принцессу—Несмеяну?

— Кого?

— Рыдать перестанешь?

— А ты, правда, можешь это сделать?

— Я, конечно, не всемогущий Дамблдор, но попробую, раз надо для моего душевного спокойствия.

— Спасибо тебе большое, ты настоящий друг, — Джинни сжала руки Веты в ладонях и слегка потрясла их, — ну я тогда побегу?

— Вот—вот, первая разумная мысль за полчаса, — кивнула Вета в след выбежавшей из беседки девушке. — Интересно, во что я ввязалась на сей раз? И какой я друг? Ладно, пойдем геройствовать и выводить героя из его депрессивного состояния, а то еще загнется раньше времени.

«Что—то последнее время из меня сарказм так и плещет. Переобщалась с Малфоем?»

* * *

— А это? — Гарри ткнул пальцем в рисунок.

— Alequit Artes?* Нет, думаю, в битве ты не сможешь достаточно сконцентрироваться, лучше вот это — Centenarius, создающее землетрясение, как раз, если будет нужно выбить у кого—нибудь землю из под ног, потом это — Creo Aurum Vassashri Aurus Invertei — хорошее оружие против восставших мертвецов, годится и для того, чтобы "филигранно" разломать небольшую деревеньку или рощицу вековых дубов, если захочешь позлобствовать или Волдеморт притащит зомби.

— Да уж, а я думал, что проклятья, которые мы учили до этого... кхм... сильные.

Вета пожала плечами и опять стала перелистывать страницы книги: план который она набросала никуда не годился и несколькими днями ранее она решила, что будет подбирать заклинания уже на самом уроке, пробуя то или иное и смотря на результат — у Гарри просто не получались некоторые заклинания, которые получались у нее, как он не пытался.

— Да, пока не забыла: нужно будет разучить парочку заклинаний защиты, но не так важно, это потом.

— Я думал, научится защищаться весьма важно.

— Да, конечно, но есть одна поговорка: нападение — лучшая защита.

— Тогда как на счет вот этого: Incineratius?*

— Испепеляющие? Ты уверен, что сможешь? Даже я могу творить не все проклятья Огненной стихии, так парочку и все, а я ведь учила проклятья из этой книги долго.

— Ты что, правда, владеешь всеми этими заклинаниями?

— С чего ты взял? В моем арсенале всего несколько, причем ты на них как раз и стопорился.

— Не понял — я сам учусь? — Вета пожала плечами. — А ты тогда для чего здесь?

— Гарри, я тут для того, чтобы: во—первых, служить тебе внешним раздражителем, во—вторых, следить, чтобы ты не отлынивал, в—третьих, чтобы не брался за очень сложные и очень сильные, и, наконец, в—четвертых, просто за компанию. Да и потом, книга все же на моем ответственном хранении. Есть возражения по изложенным пунктам?

— Кхм, да нет, просто, я думал, что ты меня учишь.

— Ты расстроен тем фактом, что намного умнее и способнее, чем думал о себе? Очнись, ты же преподавал Защиту, а для этого нужен интеллект и талант. К тому же, может, чуть—чуть, но я все же учу, когда ты, к примеру, палочку выворачиваешь так, будто в носу хочешь поковыряться, когда надо просто вскинуть кисть на уровень глаз и выгнуть на противника.

— Я так и делаю.

— О, да, в следующий раз на пару сантиметров выше и чуть под другим углом и ты рискуешь перестать быть Мальчиком—который—выжил и стать просто Одноглазым Гарри. Ты же обещал меня не разочаровывать, — обиженно надула губы девушка. — Я уже понадеялась, что в тебе просыпается слизеринец.

— Это ты там сама себе напридумывала, но за комплемент спасибо.

— Комплемент?

— «Ты намного умнее и способнее».

— Это я сказала? Ложь, наглая ложь, я не могла!

Они переглянулись и засмеялись.

— Кстати, хотел спросить, откуда ты знаешь про Дурслей? — отсмеявшись, спросил Гарри.

— Про твое тяжелое детство с деревянными игрушками? Гермиона рассказала, когда я спросила с чего ты такой дурак.

— Ты обещала не вмешиваться в мои отношения с ними, и я не дурак!

— Я передумала, и ты дурак, потому что, только дураки отталкивают любящих их людей, когда на самом деле больше всего в них нуждаются.

— Так надо, я не хочу, чтобы кто—нибудь из них пострадал из—за меня.

— Мне казалось, тогда, на первом занятии ты меня понял, ан нет. Тогда объясню для тех, кто в касках: поздно пить боржоми, детка.

— Чего?! — выпучил Гарри на Вету глаза, увеличенное диоптрией очков, зрелище получилось впечатляющее.

— Они в опасности с первого раза, когда Волдеморт увидел их рядом с тобой и понял, что они тебе дороги. Поверь, его абсолютно не волнует, общаешься ты с ними или нет. Он, к сожалению, похоже, умный мужик, и прекрасно понимает, что даже если твои друзья не рядом, они все равно для тебя самое дорогое в жизни.

Гарри вздрогнул и прикоснулся к шраму на лбу, Вета приподняла брови.

— Что?

— Он... Он иногда может читать мои мысли, даже на расстоянии, а когда близко, я не могу скрыть от него ничего. Окклюменция не помогает, да я и не умею особенно ею пользоваться.

— То есть ты слегка подумал, и решил что я права?

«Как быстро, а кто—то говорил, что он твердолобый».

— Но это ничего не меняет.

Вете захотелось плакать, но больше заавадить Мальчика—который—по—упрямству—переплюнул—даже—барана.

— С чего бы это?

— Им все равно рядом со мной опасно, если на меня нападут, и они будут рядом, то могут пострадать или быть убитыми. А то, что они будут рядом, не противься я этому, это сто процентов и то, что кинуться меня защищать. Ты сама это говорила.

«Язык мой — враг мой».

— Я говорила это в другом контексте!

— Но смысл был тот же!

— Гарри, я тебя сейчас придушу! Бедные психоаналитики, никогда не буду теперь говорить, что это простая и ненужная профессия, — Вета встала со стула, подошла к парню и положила руки ему на плечи:

— Я говорила это, когда ты решил сложить лапки и не сопротивляться Волдеморту. А теперь вспомни, что я написала в письме — твой пессимизм влияет и на них, отнимая волю к победе, поэтому, сейчас жизненно необходимо, чтобы ты был рядом с ними, давал им надежду и силу, они, между прочим, нужны тебя для того же. Потому что, как бы мне не хотелось признавать это, ради любви люди могут творить чудеса. Не сама любовь побеждает, а поступки, совершаемые ради нее. Возможно, в этом я где—то согласна с Дамблдором, — Вета подняла руку, предупреждая возглас Гарри, — именно ради нее, ради дружбы, человеческой теплоты общения стоит жить и умирать, именно это дает силы бороться и побеждать, но это смысл, а не способ и орудие победы.

Гарри тяжело вздохнул и сел прямо на пол, прижав пальцы к вискам и массируя их.

— Мне тоже плохо без них, но я думал, что так я смогу их защитить.

«Откуда интересно у него такие мысли? Когда он уезжал на каникулы ничего подобного и близко не было, или я не обращала внимания?»

— Так ты наоборот, делаешь их беззащитными. В отчаяние без надежды нет силы. Вернись к ним, верни им силу и веру в победу... Меня тошнит от их постных морд, когда мы едим, а мне надо кушать за двоих, — усмехнулась Вета.

— Это последнее высказывание тоже было в контексте философствования о стимуле для борьбы со злом? — засмеялся парень, задумчиво глядя на Вету. — Знаешь, Вилени...

Вета вскинула брови.

— ... ты невыносима.

Девушка цокнула языком, соглашаясь.

Прежде чем выйти из комнаты, Гарри накинул на них мантию—невидимку, в общем—то мантия теперь особенно была ей не нужна, так как Винсент уже два дня как отлеживался в Больничном крыле, хотя, встречаться с кем—нибудь из преподавателей она тоже не хотела...

Быстро спустившись с седьмого на Ground—этаж (Вета уже почти привыкла к движущимся лестницам и теперь вполне сносно передвигалась по ним), молодые люди поспешили к Большому залу.

Усаживаясь рядом с Гермионой, Вета заметила прищуренный взгляд Джинни, но только вопросительно посмотрела на девушку.

«Сама же просила меня поговорить со своим благоверным, что теперь—то не так?»

Рядом, по правую руку сел Гарри, но все равно, у Веты сразу же сложилось впечатление, что он вроде бы и с ними, а вроде бы и нет: вяло съев ужин, парень раньше всех ушел из зала.

Девушка посмотрела на лица гриффиндорцев: Джинни закусила губу, пытаясь сдержать слезы, Рон недовольно и даже зло поморщился и обратился шепотом к Ларисе что—то у той спрашивая, Гермиона тяжело вздохнула и покачала головой.

«Кхм, а со мной он не такой апатичный, да и румянец появляется, газа начинают блестеть. Неужели Джинни права и он... Он что? Влюбился? Да нет, бред какой—то… Только этого мне еще не хватало!»

Вета тряхнула головой и нервно хихикнула, ненамеренно привлекая к себе внимания друзей.

— Ты чего? — приподняла брови Гермиона.

— Даааа... так, ничего...

Вета немного помолчала, задумчиво вертя в руках кружку с чаем, но подозрительные взгляды гриффиндорцев продолжали буравить ее макушку.

— Выкладывай, — рыжий парень даже ложку отложил, которой бессознательно рубал торт в тарелке.

— Хм, никто не заметил, что Гарри как—то не очень хорошо выглядит?

— Все заметили, только он на любой вопрос огрызается, — в голосе Ларисы послышалось раздражение.

— Точно, он только с тобой последнее время хоть как—то разговаривает! — обвиняющим тоном заметила Джинни, поджимая губы.

— Джинни! — предупреждающе воскликнула Вета, кинув взгляд на гриффиндорку. — Мы на эту тему не так давно говорили, я надеялась, что ты меня поняла!

— Говорили, и я поняла, но и ты пойми! — Джинни вскочила из—за стола и помчалась к выходу.

— Какие все нервные, — дернула плечом Вета, отворачиваясь от дверей и окидывая взглядом оставшихся за столом друзей Гарри. — И так?

— Что — и так? Это все: он день ото дня мрачнеет, бледнеет и выглядит, будто вообще не спит, а на вопросы только рычит или отмалчивается! — Рон оттолкнул от себя тарелку и встал.

— Но, если я не ошибаюсь, вы спите в одной комнате.

— Знаешь, если человек не хочет общаться и задергивает полог, я не должен сидеть по ночам у его кровати и наблюдать, как часто он просыпается и спит ли вообще. Пока! — Рон потянул Ларису за собой и пошел по проходу к выходу.

— Гермиона?

— Я тоже не знаю. С ним происходит что—то нехорошее и началось это на третий день каникул. Я уже перечитала все что смогла — нигде ничего нет, я даже приблизительно не знаю, что это. А почему ты...?

— Почему спрашиваю? Да так, считай, праздное любопытство.

— Ну да, конечно...

Вета уже начала спускаться вниз по мраморным ступеням, когда Гермиона, направившаяся к входу на движущиеся лестницы, остановилась и окрикнула ее:

— Вета! — девушка обернулась к гриффиндорке. — Если ты что—нибудь узнаешь или сможешь помочь...

— Я... постараюсь и если смогу, помогу. Тебе не нужно об этом просить, — улыбнулась девушка. — Хорошей ночи, Гермиона.

Махнув рукой, Вета продолжила движение.

«Значит нарушение сна? Хм, странно все это, ни с того, ни с сего? Если бы было связано с Волдемортом, Дамблдор уже предпринял бы меры... или этот оболтус не сказал? Но даже если не сказал, старый хрыч ведь не слепой, а если он до сих пор не обеспокоен, значит все под контролем… или нет?»

Открыв двери в комнаты, Вета прошла к горящему камину, опустилась на шкуру и помещала дрова кочергой, наблюдая как вверх устремились огненные искры.

«Стоит ли говорить директору? Стоит ли вообще лезть в чужие проблемы, когда у самой их воз и маленькая тележка? Риторический вопрос — я уже по уши в чужих делах и, похоже, поздно делать вид что я тут ни причем и мне наплевать, уже не получится... К тому же пообещала Гермионе помочь…

Как все странно и не похоже на меня. Раньше у меня не было желания защищать и облагодетельствовать никого, кроме себя. Чертовы гормоны, сколько неприятностей из—за этих маленьких мерзавцев на мою голову!»

— Женщина, что—то последнее время ты какая—то задумчивая. Что происходит?

— Люциус? — Вета вздрогнула, услышав голос мужа над ухом.

— А ты ожидала увидеть в наших комнатах кого—то другого? Может Поттера? — мужчина уселся в кресло, закинул ногу на ногу и преувеличенно равнодушно посмотрел на нее.

Вета непонимающе заморгала:

— В каком смысле?

Люциус прищурившись оглядел ее с ног до головы, но на вопрос не ответил, а заговорил о другом.

— Завтра тебе нужно принимать зелье.

Девушка скривилась, поднялась на ноги и, сняв верхнюю мантию и кинув ее на столик, за что получила недовольный взгляд мужа, села напротив.

— Прелесть.

— Не мне это надо, — фыркнул муж.

Вета дернула плечом и попросила.

— Давай о чем—нибудь другом поговорим, а?

— Хочешь, чтобы я рассказал тебе что—нибудь?

— Почему нет? После каникул мы стали меньше общаться.

— Ты стала больше пропадать непонятно где, — пожал плечами мужчина.

— Я учусь.

Люциус приподнял брови.

— Ну, по крайней мере, пытаюсь...

— Так что ты хочешь, чтобы я рассказал, — прервал девушку муж.

— Расскажи о себе, к примеру, о своем детстве. Каким ребенком ты был? Какими были твои родители? Чем увлекался? Что делал после школы?

— Хм, — Люциус согласно наклонил голову и устроился поудобнее, вытянув ноги к огню, — я был спокойным ребенком, в этом отношении моим родителям повезло больше, чем мне...

«Драко был шумным?»

Девушка уже открыла рот, чтобы задать этот вопрос, но передумала, вспомнив, как муж отреагировал на упоминание имени первой жены.

— ... я бы не сказала, что был тихим или не любопытным — все дети в юном возрасте пытаются как можно больше узнать об окружающем мире, но мне было достаточно книг, которые мне давали родители, когда я задавал им очередной вопрос. Некоторые бы сказали, что мне не повезло, что они не уделяли мне достаточного внимания, не проявляли родительской заботы и любви, но в нашей семье, впрочем, как и в любой аристократической и черномагической семье это не принято, — Люциус посмотрел на Вету, будто проверяя, понимает ли она его, Вета понимала, ее родители также относились к ней и это не значило, что они не любили ее или пренебрегали ей и своими родительскими обязанностями, просто так принято.

— Именно с того времени я пристрастился к книгам, а так как меня не ограничивали в их выборе, то, мое внимание практически сразу сосредоточилось на том, что в будущем мне так пригодилось — на редких заклинаниях и проклятьях.

Вета с некоторой долей зависти посмотрела на мужчину — в этом их родители отличались друг от друга: ее отец был не то, чтобы против, а, скорее, не очень одобрял ее желание овладеть темной магией, когда как мать весьма благосклонно относилась к желанию дочери, мотивируя это тем, что это традиция, и если он хотел что—то другое, то нашел бы себе другую жену из другой семьи. В конечном итоге, родители сошлись на том, что Вета будет учить не слишком темные и сложные проклятья и только под надзором родителей.

— В школу я поступил, будучи, подкованным в данной области, насколько может быть подкован одиннадцатилетний ребенок, конечно, — хитро усмехнулся Люциус.

— Ну, конечно, — фыркнула Вета.

— Не перебивай.

Девушка уже в открытую усмехнулась, потом, подчиняясь внезапному порыву, встала, подошла к Люциусу и уселась к нему на колени — мужчина не сопротивлялся, только двинул бровями.

Вета вздохнула и положила голову на плечо мужа, обнимая его за талию. Теперь тягучий голос еще сильнее очаровывал, девушка чувствовала, как в груди мужчины зарождаются слова и тихим рокотом прокатываются до гортани...

— Как понимаешь, никуда кроме Слизерина попасть я не мог, да и не хотел. Тут я быстро освоился и в скором времени стал лидером в классе, затем старостой факультета, потом — старостой школы.

— Еще бы...

— Вета!

— Хм, — выдохнула девушка в сюртук мужа, подняла голову и чмокнула в подбородок.

— Не подлизывайся, ты меня слушаешь или я ухожу.

— Хм, — Вета поплотнее прижалась к Люциусу.

— Играл в команде по квиддичу Нападающим. В школе мне это нравилось, но заниматься профессионально не стал, у меня были уже другие планы, — жестко усмехнулся мужчина, — к окончанию школы я был уже Главой семьи. Мой отец... хм... принял неправильное на тот момент решение, что и привело его гибели. Учился в Кембридже на факультете Высших заклинаний, после пошел в Министерство...

— Зачем?

— По просьбе... одного друга.

— Скорее по приказу, — прошептала, не удержавшись, Вета, умиротворенно вздохнув в объятьях мужа.

Мужчина тут же напрягся и отстранил девушку от себя. Девушка вздрогнула под холодным прищуренным взглядом.

— Что ты сказала?

«Вот опять, спрашивается, кто меня за язык тянул. Не хочу скандала!»

— Эм... ничего? — Вета вымученно улыбнулась и умоляюще посмотрела на мужа.

— Иногда, дорогая, ты не следишь за своим язычком.

— Ну, прости, пожалуйста, я так больше не буду, — она сложила ладони в умоляющем жесте.

— И меньше тоже, — Люциус отпустил плечи Веты и откинулся на спинку кресла. — Хорошо, по приказу Темного Лорда. Ему нужен был человек в Министерстве, достаточно влиятельный в кругу аристократии, тот, кто мог бы оказывать определенное влияние на Министра.

Вета поерзала на коленях, снова принимая удобное для себя положение.

— Почему ты согласился?

— На то время я принял единственное правильное решение, не только для себя, но и для моего Рода, перед которым я нес и несу ответственность.

— Правильное решение? — прошептала Вета, задумчиво глядя на гобелен, изображающий спящую змею.

— На тот момент... Кстати, это не значит, что я не разделял некоторый его теорий. Просто... методы мягко говоря, были унизительны для меня, но, рано или поздно, человек привыкает ко всему — принимает и смиряется.

— Смирившийся Люциус Малфой? — Вета не удержалась от фырканья.

— Я — великолепный актер, если ты не заметила.

— Заметила.

— Правда, поначалу я «отлынивал» от некоторых «обязанностей», со временем это стало получаться хуже: к крови привыкаешь, и убийства уже не кажутся чем—то ужасным, хотя, при любой возможности я пытался не иметь к этому никакого отношения. Не мерзко? — голос был спокойный, в вопросе не слышалось интереса к ответу.

— Нет, а тебе? — пожала плечами Вета: она никогда не жалела людей, которых не знала, да даже тех, которых знала, не жалела, скорее сочувствовала, потому что искренне соглашалась с отцом в том, что жалость унижает любого человека, делая из него слабое, беспомощное существо, которое могло вызывать у окружающих только отвращение.

— Мне мерзко только потому, что из меня сделали палача, не более. Об этом я тебе уже говорил там, у дома твоего дела, а жалеть убитых мною магглов я не намерен, ты же не жалеешь раздавленного тобой таракана, который раздражает, ползая где попало и мешая жить, — в голосе мужа послышалось жесткость и презрение. — Магов... что ж, это были честные дуэли... насколько это было возможно.

— Почему ты решил уйти?

— С чего ты взяла, что я ушел?

Вета дернула плечом, по—видимому, мужчина почувствовал и вздохнул:

— На это были причины.

— Не расскажешь?

— Нет.

— На тот момент это было правильное решение?

— На тот момент это было единственное возможное решение.

Вета теребила лацканы сюртука, вслушиваясь в размеренные, даже слишком медленные, удары сердца мужчины, и раздумывала.

«Мой муж — чудовище? Будь я другая, то так бы и думала, но я такая, какая есть и это хорошо, так как, именно по этому, мне откровенно наплевать на его прошлое. Это плохо? С точки зрения Светлых — отвратительно. С другой стороны: «нужно прощать ошибки других, кто не без греха и не суди, да не судим будешь» — это же их любимые изречения? Хотя, у всех двойные стандарты: и у Светлых, и у Темных, — просто смотрят они на ситуации с разных сторон монеты.

Главное для меня не это, главное, чтобы он не вернулся. Вот это действительно беспокоит. У Волдеморта на меня зуб ничуть не меньше, чем на Гарри, и он с удовольствием займется мной, предоставь ему такой шанс. Люциус же может захотеть вернуться к нему и я, как способ... ммм... примирения, очень даже ничего... Хм, не верю своему мужу? Но ведь он сам сказал, что «на тот момент это было единственное решение», на этот момент решение может быть другим...

Интересно, почему меня до сих пор не пытаются убить? Чего они ждут? Даже в Дурмстранге чаще объявлялись, с другой стороны, мне что, надоела спокойная жизнь и захотелось острых ощущений? Нет уж, покорно благодарю!

Великий Мерлин, какая каша в голове! Это значит, что я... не доверяю ему до конца, все же осуждаю его? Или просто боюсь? Люциус все же опасный человек со своими тараканами в голове, этого я отрицать не могу».

— Осуждаешь? — фыркнул Люциус

— Кто мы такие, чтобы судить? — пожала плечами девушка, пытаясь отбросить в сторону свои мысли.

— А теперь попытайся ответить честно. И так: осуждаешь?

— Нет. Если ты помнишь, там же, у дома деда, я тебе говорила, что мне абсолютно все равно, что ты делал раньше, и повторила это не так давно чуть другими словами... Просто, ты опасный человек, а я вообще скептически отношусь ко всему и везде ищу подвох. Издержки воспитания, — вздохнула Вета и опасливо посмотрела на мужа — скандал?

Люциус, к изумлению Веты, лишь криво улыбнулся, а потом девушка и вовсе была обескуражена: муж поцеловал ее в лоб, затем прикоснулся губами к левой руке, там, где должно было быть обручальное кольцо (они так и не обменялись ими, сначала, потому что нельзя было из—за Дурмстранга, чтобы не вызывать подозрений и лишних вопросов, потом... потом просто не обменялись).

— Я тебя понял, поэтому можешь выкинуть весь этот бред из своей головки.

— Понял?

— Да, — посидев еще с минуту молча, Люциус снял Вету с колен, встал и кивнул на брошенную у кресла сумку. — Уроки?

— Желаешь помочь? — оживилась Вета.

— Просто мечтаю.

«Кхм, вот и поговорили, а все начиналось так... с детства, в общем, начиналось».

Девушка пожала плечами и решила, что раз скандала не будет, и Люциус даже разоткровенничался, что бывало с ним нечасто, даже, скорее, никогда, то все прошло весьма хорошо и у нее получилось узнать о нем чуть больше, чем она знала полчаса назад, а именно этого она и хотела, начиная разговор.

«Может не совсем этого, но вопрос: расскажи что—нибудь о детстве, и тому подобное, подразумевало мое желание узнать о нем что—то новое, да?»

«— Мантию? — Гарри недоуменно посмотрел на Вету, которая покачивала ногой, изучая кончик туфли, и ждала ответа.

Удовлетворенно вздохнув, девушка быстро разделась, скользнула в кровать и прижалась всем телом к теплой спине мужчины, уткнувшись носом ему в затылок и с блаженством втянув любимый аромат его кожи и волос».

____________________________

* Alequit Artes — вызывает стену (кольцо) огня или, при точной направленности, огромный огненный шар из Первоначального Пламени. Считается, что его очень трудно контролировать. (инет)

* Incineratius — испепеляющие Чары — создает огромный огненный шар на конце палочки. (инет)

* Fumos AnHarmonius Est — вызывает дым, превращенный в летучий яд, который направляется на конкретный объект. (мое)

* Squallius — вызывает шквальный ветер, который сметает все на своем пути. (инет)

* Эксцесс исполнителя — Статья 36 — Эксцессом исполнителя признается совершение исполнителем преступления, не охватывающегося умыслом других соучастников. За эксцесс исполнителя другие соучастники преступления уголовной ответственности не подлежат. (УК РФ)

* Segregara porta intraterae — заклинание, используемое для открытия чего—либо запертого сложными охранными заклинаниями. Универсально. (мое)

* «Гримуар. Сборник заклинаний и зелий». (инет)

Вот уже три недели Винсент спокойно «отдыхал» в Больничном крыле, когда как мадам Помфри сбилась с ног, пытаясь найти противоядие. Чем опоили беднягу, выяснил профессор Снейп, впрочем, Вета и не рассчитывала, что зельевар не догадается, а посему готовилась к представлению, называемому: «на ковер к декану, а потом к директору», но... Но она была слизеринка, к тому же, жена Люциуса Малфоя. Так что, когда в последних числах января ее вызвали, девушка была готова. Врала Вета самозабвенно и почти с искренним негодованием на «несправедливые обвинения»... Почти, потому что с первых же секунд поняла — ей никогда не поверят, правда, доказать что это она сделала не смогут, а через пару дней вообще прекратят суетится, потому что действие зелья «Волшебный сон»* закончится и «Спящий красавец» очнется бодрым и отдохнувшим.

«Хм, еще раз варить? Поймают, как пить дать, да и Снейп, наверняка, поставил такие запирающие заклинания, что мой «Взломщик» сломает о них зубки. Может, Винсу ноги переломать, спихнув с лестницы? Нда, Люциус и Гарри правы — я кровожадна. Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления».

Сейчас одна из ее нерешенных проблем сидела за письменным столом в кабинете и просматривала какие—то бумаги. При ее приближении чернила на пергаменте вспыхнули и исчезли, Вета поморщилась... После того, как определили, что Винсент не просто так заснул как убитый, а его опоили, Люциус стал себя странно вести. Нет, он вроде бы не переменился к ней, разговаривал, составлял компанию за столом, спал в одной кровати, даже сделал из ее бывшей спальни кабинет, коим это помещение изначально и должно было быть по замыслу Дамблдора, но ни разу не притронулся к ней как к женщине, и уроки Вета теперь делала в гордом одиночестве.

«Пора с этим что—то делать!»

— Люциус, ты до сих пор дуешься?

— Дуюсь? Это неприменимая ко мне характеристика, попробуй другую, — мужчина откинулся на спинку кресла и скрестил руки на груди, смерив девушку прищуренным взглядом с ного до головы.

— Злишься?

— Если ты так думаешь, то как же ты плохо меня знаешь, — муж дернул плечом и снова взялся за перо, всем своим видом показывая, что разговор окончен и Вете следует удалиться.

— Мерлин, обижаешься, недоволен, негодуешь?! Что?! — но девушка не собиралась так просто сдаваться.

— Я просто махнул на тебя рукой, — мужчина покрутил в руках перо и отложил его на край стола, недовольно поморщившись назойливости жены.

— И как это понимать? — Вета оперлась ладонями о дерево и нахмурилась.

— Так же, как и твои ночные вылазки в одиночку к Северусу в хранилище, — пожал плечами Люциус, снова откидываясь в кресле.

Вета уже было открыла рот, чтобы сказать, что она была не одна, но...

Мужчина прищурился и внимательно посмотрел в лицо жене.

— Да, дорогая? Ты что—то хотела сказать? — холодно осведомился мужчина.

— А... кхм... А помилование? — нашлась девушка, заглядывая ему в глаза.

— Бессмысленно, ты рецидивистка.

— Не правда! Была только одна вылазка!

— А то, что ты подлила мне зелье в чай, тоже не правда? — Люциус взял в руки ножик для надрезания писем и начал его пристально изучать.

Вета сделала несколько шагов назад — голос мужа ей очень не понравился.

— Хочешь об этом поговорить?

— А хочешь ли ты об этом поговорить? — Люциус оторвался от изучения блестящей поверхности металла и взглянул на жену.

— А если я попрошу прощение и пообещаю быть хорошей?

— Когда Ад замерзнет?

— Ммм... Люциус, может, положишь ножик? — Вета нервно облизнула губы: нет, умом она понимала, что муж ничего ей не сделает, но ведь однажды в нее летел стул и не попал лишь чудом.

«Или нет?»

Медленно поднявшись из—за стола, мужчина кошачьей походкой стал приближаться к девушке, поигрывая ножиком. Вета попятилась спиной, но зацепилась ногой о небольшой порог спальни и приземлилась на пятую точку.

— Люциус? — голос задрожал.

Мужчина навалился сверху: тело его было таким твердым на ощупь и таким сильным, ладони ее оказались на стройной талии, и Вета принялась стягивать с него домашний халат, распуская кушак у пояса, который почему—то никак не хотел поддаваться.

Руки тряслись настолько, что девушке пришлось прекратить свои бесплотные попытки, за что она была награждена презрительным смешком, однако в голосе мужа она услышала не только язвительную насмешку — Люциус хотел ее не меньше, чем она его. Он тоже соскучился по ее ласкам.

Ладошки ее оказались на его груди, она силилась вздохнуть и не могла...

Он прищурился, глядя прямо глядя ей в глаза, и теплая волна захлестнула Вету. Ноги ее раздвинулись и обхватили талию мужчины плотным кольцом. Опершись на руки, Люциус приподнялся над ней и схватив ее за подбородок, надавил. Склонив лицо, мужчина властно прошипел в ее открытые губы:

— Ты больше никогда не будешь подмешивать мне в пищу что—либо, ты поняла?!

— Даааа..., — у Веты получился полувздох—полустон, вызванный не только нарастающим возбуждением, но и болью от грубого прикосновения мужа.

— Отлично. А сейчас закрепим результат, чтобы ты знала, что тебя ждет, если ты нарушишь слово!

— Люциус! — изменившись в лице, Вета заподозрила что—то неладное и попыталась выбраться из—под мужчины, но тот быстро завел одну руку за спину, схватив ее за уже начавшие опускаться с его талии ноги, а другой рукой он подхватил ее под спину и через секунду они уже стояли. Вета не могла поверить: она, конечно, была худенькой, даже не смотря на беременность, да и Люциус обладал недюжинной силой, но вот так, как пушинку оторвать ее от пола и все это с больной нагой и причиняющими неудобство шрамами на груди.

«Невероятно, неужели он так злиться? Из—за снотворного? Зелья, которое я подлила Винсенту? Но он сам советовал. Что ходила ночью по Хогвардсу? Это—то его каким боком волнует? Или из—за чего—то другого?»

... Впечатав Вету в стеллаж с книгами так, что несколько фолиантов с глухим стуком упали на пол, он медленно проговорил, впившись в ее лицо взглядом:

— Сегодня, моя дорогая, тебе представится шанс узнать, что такое Упивающийся Смертью, после, я думаю, ты тысячу раз подумаешь, прежде чем что—либо делать в мою сторону! — нож для писем с глухим ударом вошел в стену, царапнув Вету по виску и срезав локон.

— Люциус, — Вета, на пару секунд задохнувшаяся от боли, испуганно дернулась, когда губы мужа грубо впились в ее рот... Нож продолжал вибрировать и издавать тихий звон около ее уха, а сердце ее вторило ему барабанной дробью, бьющей в висках...

Он жестко целовал Вету, кусая ее губы до крови, грубо сжимая грудь, царапая кожу на ребрах, и в какой—то момент девушка поняла, что первый испуг прошел, а ему на смену из глубин ее существа поднимается темная волна дикой, первобытной страсти... И тогда она запустила пальцы ему в волосы, зарычав, мужчина прижался к ней.

Заключив лицо мужа в ладони, Вета стала отвечать на зов крови, наполненной страстью: целуя и покусывая его щеки, губы, подбородок.

Дернув девушку за волосы, он сильно выгнул ее шею и опустил на нее рот, его дыхание было прерывистым и неровным. Впившись губами в шею жены, мужчина начал терзать нежную кожу зубами, царапать щетиной — и, хотя, ничего нежного в его действиях не было, Вета застонала от удовольствия, прижав его голову сильнее.

— Решила не сопротивляться? Умная девочка, — Люциус провел языком по кровоточащим губам девушки.

— Я во всем могу найти… Мерлин! — простонала хриплым, наполненным желанием голосом Вета, когда одна Люциус грубо схватил ее за бедро, впиваясь в нежную кожу ногтями.

— Смелая маленькая ведьма, — мужчина впился губами в сонную артерию, прокусывая кожу...

— Просто мне нравятся мерзавцы с поганым характером, — девушка почувствовала, от ранки на шее теплая влага спускается вниз по груди. — Но я не люблю, когда мне портят вещи! — Вета, схватив в кулак светлые пряди, потянула Люциуса за волосы, отстраняя от себя.

— Тогда исправим это упущение, — рука мужчины метнулась к стене и в следующую секунду перед ее глазами сверкнуло лезвие, окрашенное отблесками камина в кроваво—красный цвет.

Прижав девушку бедрами, чтобы она не съехала вниз, Люциус оттянул ворот школьной блузки и полоснул по нему ножом, затем, зажав белыми ровными зубами острие, рванул ткань руками: шерсть, издав треск, разошлась по всей длине.

Удовлетворенно фыркнув, мужчина воткнул нож в стену над головой Веты, размазал капли крови по груди девушки и начал слизывать ее. Его руки обвили тело Веты, захватили ягодицы, он отрывал ее спину от стены, но сильнее прижал к себе бедра. Девушка уперлась макушкой в стену, еще сильнее выгнула шею и крепко схватилась за руки мужа.

— Какая у тебя сладкая кровь, моя дорогая, — Люциус причмокнул губами.

Не отрываясь от груди Веты, мужчина приподнял ее повыше и стал покусывать кожу между грудями, затем переключился на соски: схватив один из них зубами, Люциус потянул его, с силой прикусив.

Девушка застонала от боли и попыталась оттолкнуть мужа от себя, но тот, хрипло засмеявшись, только сильнее сжал ее в объятьях и продолжил.

Вскоре, боль, которая на мгновение отрезвила ее, превратилась в огонь и понеслась по венам: она хотела принадлежать этому опасному, одновременно холодному, как айсберг и обжигающему, как огонь, мужчине…

Вета скользнула руками по гладкой коже на его спине, вонзая в тело ногти, за что получила сильный укус в живот, к которому уже успел переместиться муж. Вета почувствовала, как Люциус прошептал что—то невнятное, а потом лизнул укушенное место.

В руках мужчины опять сверкнуло лезвие, девушка замерла в ожидании обжигающего прикосновения, но его не последовало. Вскинув затуманенный взор на мужа, Вета увидела как он надрезает вену на запястье — на жемчужной коже выступили капли крови, затем она потекла тоненьким ручейком наискосок и вниз. Не осознавая, что она делает, девушка схватила руку мужчины, открыла рот и подставила язык, принимая теплую, с привкусом железа, жидкость. Слизав красную дорожку, девушка припала губами к порезу, втягивая в себя солоноватую влагу.

Люциус закрыл глаза и склонил голову, губы его беззвучно шевелились.

Оторвавшись от руки, Вета поймала губы мужа. Мужчина застонал, втягивая в себя ее язык со вкусом собственной крови. Освобожденная рука, содрала с нее юбку, вместе с трусиками, и, размазывая по коже кровь, скользнула ей между ног. Левая рука уперлась в стену, впившись ногтями в гобелен; на ковер с глухим стуком упал нож...

Вета прижалась к груди мужа, обняв его за шею рукой, другой дернула завязки на поясе пижамных брюк...

— Поцелуй меня, — приказал Люциус, после того как они, срывая гобелен, сползли по стене на пол.

Выкарабкавшись из под ткани, Вета заползла на грудь мужи и с удовольствием исполнила его приказ.

— Почему ты не сделал то, что хотел? — прошептала, охрипшим от пережитой страсти голосом, девушка.

— Передумал... Некоторым хватило бы и этого, — фыркнул Люциус, устраиваясь под ней поудобнее.

— Я — не некоторые, — Вета осторожно провела пальчиками по шрамам на груди мужа, обвела твердый сосок.

— Значит, кому—то из нас сказочно повезло, — мужчина поймал руку девушки, которая пыталась накрутить белые волоски на указательный палец. — Пойдем—ка в кровать, полежим на более удобной поверхности.

— Я договорилась сходить с Гермионой в библиотеку.

— Опять эта грязнокровка, — сморщился Люциус.

— Не хмурься, а то останется морщина, — Вета разгладила складку между бровями и приподнялась с груди мужа, собираясь встать, но подумав немного, предложила:

— Если ты хочешь, я останусь.

Мужчина напрягся и смерил девушку взглядом, но к удивлению Веты, не съязвил, а просто ответил:

— Давай переберемся в кровать.

— Неее... хочу к огню, — Вета окончательно выпуталась из гобелена, с сожалением посмотрела на испорченную одежду и поползла к шкуре.

Сзади послышалось фырканье, но уже через несколько мгновений муж заключил ее в объятья, поворошив кочергой паленья в камине, что вызвало сноп искр.

— Люциус, ты не боишься? — Вета задумчиво смотрела на полыхающий огонь.

Грудь мужчины дернулась, над головой раздался тихий смех.

— Прекрати, я не шучу. Все эта атмосфера... Меня пугает то, что Он ничего не предпринимает.

— Мы не можем утверждать этого с полной уверенностью. Вполне вероятно, что Лорд действует и весьма активно, но мы не видим или не понимаем этого.

— У меня такое чувство, что что—то должно произойти.

— Об этом мы узнаем первые, поверь.

— Утешил, — Вета недовольно дернула плечом.

— Даже не собирался.

— Почему я не сомневаюсь?

В конце концов, Люциус все же заставил Вету отправиться в кровать — к ее сожалению, только спать. Однако, вставая в понедельник утром, она мысленно поблагодарила мужа — если бы не он, то спать ей бы хотелось намного больше, да и мышцы бы болели намного сильнее. Борясь со сном, Вета попыталась привести себя в порядок, но отросшие волосы упорно не закручивались в каре, пояс юбки неприятно впивался в кожу живота — за несколько месяцев она ощутимо прибавила в весе и в сантиметрах на талии, да еще и Люциуса не было рядом, когда Вета проснулась. Все это вместе взятое не прибавило ей хорошего настроения.

Наконец кое—как справившись с волосами и юбкой, девушка быстро накинула на себя мантию, схватила сумку с учебниками и недовольно потопала на завтрак (а она—то надеялась позавтракать в «семейной» обстановке).

Пнув ногой дверь в Большой зал, Вета на несколько секунд замерла, окинув взглядом сначала гриффиндорский, а потом слизеринский столы. За первым все было так, как было после каникул: Гарри с отсутствующим выражением на осунувшемся лице, сидел поотдаль от свих друзей, у которых лица были ненамного «счастливее», за вторым сидел Винсент — выбирая между двух зол, Вета предпочла позавтракать без маячивших перед глазами постных лиц.

— Привет Винсент, — улыбнулась сонному парню Вета. — Я думала, тебя выписывают завтра—послезавтра... Как ты себя чувствуешь?

Слизеринец оторвал флегматичный взгляд от тарелки и как—то странно и печально посмотрел на Вету. Девушка моргнула и нахмурилась, но парень уже снова уткнулся в овсянку.

— Винс?

— Да?

— Эм..., — Вета замялась: просить прощения она не собиралась, но и улыбаться ему в глаза, когда он точно знает, а что это так, она только что убедилась, ей было не очень удобно, — я...

«Совесть проснулась? Не поздно ли для перевоспитания меня любимой?»

— Все нормально, Вета, — большая ладонь легла ей на руку и слегка пожала пальцы. — Просто сейчас мне надо побыть одному и подумать...

Оставив нетронутой кашу, Винсент встал из—за стола и направился к выходу. Вета недоуменно воззрилась ему в спину, но осталась сидеть за столом, решив, что раз он хочет побыть один, пусть будет, ей это только на руку...

Первая половина дня прошла обычно: сдвоенные занятия Гриффиндор—Слизерин, взаимные нападки, мелкие гадости друг другу, и все в том же роде, а на обеде школа сошла с ума — Дамблдор имел неосторожность объявить, что раз уже 7 число, то пора готовится к Дню Святого Валентина. Студенты будто только этого и ждали — сонное спокойствие вдруг сменилось бурной радостью и активным обсуждением предстоящего праздника…

Всеобщему безумию, нарастающему день ото дня после директорской отмашки и разливающемуся по школе, точно весеннее половодье, не подверглись всего четверо студентов (даже дующиеся на Гарри Рон, Лариса и Джинни ходили в приподнятом настроении, хотя, последняя, когда никто не видел, с тоской поглядывала на лохматого черноволосого парня).

Мотивы троих не подпасть под общее безумие, Вета вполне понимала — Люциус не тот человек, который хотя бы даже заметит, что по школе летает праздничное настроение, не то, что признает какой—то там День Влюбленных, Гарри было не до праздника в принципе (с его—то настроением), у Гермионы, в общем—то, были те же трудности, что и у Веты, с некоторыми вариациями, а вот Винсент...

«Нет, безусловно, раз у него нет девушки, а из друзей, только я и он на меня обижен, то радоваться ему в принципе и нет повода, но все же настолько похоронное лицо... Я ведь его не убить пыталась и не любимую сову ощипала как куренка!»

А еще Вету стали мучить нехорошие предчувствия: ходя по коридорам Хогвардса она видела радостные лица студентов, собравшихся для обсуждения праздника, слышала их веселый, задорный смех, но все это было будто в дымке — нереально и тускло. К концу недели ей уже казалось, что это веселье ничто иное как «пир во время чумы». И отделаться от этого ощущения она не могла никак. Люциус отмахивался от ее беспокойства, но все чаще где—то пропадал (как подозревала Вета — у Северуса Снейпа или Дамблдора), а его стол был завален разного рода свитками и газетами, однако, вся бумага была зачарована так, что, когда девушка подходила к столу, надписи исчезали. Дамблдор ходил с улыбкой и, казалось, радовался на ровне со студентами. Но чем больше мучили Вету предчувствия, тем пристальнее она приглядывалась к директору, и тем отчетливее видела — его веселье не больше, чем маска, под которой спрятана сильнейшая озабоченность.

К воскресенью Вета была уже на пределе — ей просто жизненно необходимо было поговорить с кем—то, а под рукой был только Поттер (раз уж Люциус игнорировал ее состояние, а к Дамблдору она не испытывала никакого доверия), с которым она занималась теперь каждый день, а не три раза в неделю. Так как Гарри даже не спросил, чем вызвано увеличение количества занятий, Вета сделала вывод, что он тоже что—то ощущал, какую—то тревогу, витающую в наполненном предпраздничным весельем воздухе Хогвардса...

Выскользнув из коридора, ведущего в подземелья, Вета спряталась за стену и осторожно выглянула в ход: всю дорогу от своих комнат, до выхода девушке казалось, что за ней следят, — никого. Дернув плечом, она свалила все на свое нервозное состояние и, оглядев пустой холл (хотя прогулки в Хогсмид были запрещены даже с аврорами, а на дворе стоял февральский мороз, студенты предпочитали гулять на улице), удовлетворенно вздохнула и поспешила к условленному месту встречи, где они обычно накидывали на себя мантию—невидимку и уже под ней входили в Выручай—комнату.

* * *

Вета довольно покивала на сигнал—огонек, зажегшийся на палочке Гарри. Потом тяжело вздохнула и, наконец, решались завести разговор:

— Гарри?

— Что, недостаточно быстро?

— Я не об этом... Ты... У тебя не складывается ощущения, что над Хогвардсом собираются «тучи»? Тебя ничего не беспокоит последнее время?

Парень прищурился и буквально прошипел:

— Ты опять за старое, кто—то из них попросил тебя поговорить со мной?

Вета возмущенно дернула плечом на раздраженного парня:

— Поттер, иногда ты бываешь таким... мерзким! Я к тебе уже почти месяц не пристаю и не намерена делать этого впредь, потому что считаю Сизифов труд ниже своего достоинства. Не люблю в пустую тратить свои силы, а последнее время что—то часто так получается. Так что расслабься, упражняться в психоанализе твоих взаимоотношений с друзьями я не буду.

— Успокоила, — недоверчиво фыркнул парень, садясь на появившуюся из воздуха скамью. — Тогда к чему эти вопросы?

— Хм, может быть мне не с кем поговорить о том, что меня беспокоит.

— А Малфой?

Вета приподняла брови и выразительно глянула в зеленые глаза парня:

— Малфой делает вид, что все нормально, но сам все что—то вычитывает, пропадает не пойми где.

— Ну, в Хогвардсе явно, ему ж за пределы нельзя — Аврорат не упустит возможности устроить несчастный случай...

— И Волдеморт... Впрочем, я не об этом. С мужем я как—нибудь разберусь. Просто... я что—то чувствую, и меня это беспокоит, особенно когда я вижу это лихорадочное веселье.

— Знаешь, я постоянно жду чего—то, так что особой разницы для меня в атмосфере не наблюдается, но, может, остальные что—то ощущают, но пытаются за весельем уйти от тревожащих их ощущений?

— Кто их знает...

— Дамблдор.

Вета фыркнула:

— И много тебе за последнее время добрый волшебник из сказки рассказывает?

Гарри отвел глаза и покусал губу, потом снял очки и потер глаза.

— Нет, но раньше мне не рассказывали ничего, — парень вздохнул и водрузил очки на нос, — возможно, все же ты права и что—то готовится, мои сн..., — здесь Гарри запнулся.

Вета нахмурилась:

— Почему ты замолчал? Договаривай.

К ее удивлению, Поттер вскочил со скамьи и раздраженно пнул ее.

— Я так и знал, что это они тебя послали!

— А ну прекрати истерить, Поттер!

«Все, Поттер, ты меня вывел!»

— Мне плевать на твои отношения и с Роном, и с Джинни, и с Гермионой... да вообще со всем Хогвардсом и волшебным миром вместе взятыми, пока это не затрагивает мои интересы! А в чем они заключаются ты знаешь — я не собираюсь помирать вместе с тобой! И магический мир мне пока нравится! А также, не очень бы хотелось, чтобы кто—нибудь из моих знакомых сыграл в ящик! Поэтому объясни—ка мне вот что, друг мой, Гарри Поттер — КАКАЯ МУХА ТЕБЯ УКУСИЛА НА КАНИКУЛАХ? ДА ТАК, ЧТО У ТЕБЯ КРЫШУ СНЕСЛО!

Гарри дернулся, даже палочку поднял, будто намереваясь заставить Вету замолчать, но в следующую секунду как—то сник: рука упала, пылающий яростью взгляд потух, а сам он как бы сдулся.

Плюхнувшись обратно на скамью, парень сжал голову руками:

— Я... Мне сны сняться с самых каникул. Про то, как убивают Диггори, как падает в Арку мой крестный, про нападение на Министерстов магии, про то, как убивают моих родителей... Я постоянно вижу Его лицо..., — с каждым словом голос Гарри становился все тише.

Девушка склонила голову на бок, рассматривая парня, а потом села рядом, положив в ободряющем жести руку ему на плечо.

— Это просто воспоминания. Мне тоже часто сниться то, что со мной уже происходило... Это просто надо пережить... подождать, когда время сотрет краски, залечит раны...

— Долго ждать? — приглушенно спросил Гарри. — Родителей нет уже семнадцать лет, а я до сих пор каждую секунду тоскую о них…

— Я не знаю, может всю жизнь, но, говорят, что время лечит... Я надеюсь на это, — после секундного молчания добавила Вета.

В комнате повисла тишина, прерываемая хриплым дыханием парня.

— Мне не только то, что было сниться, — прошептал он через некоторое время.

Вета напряглась:

— Не только?

— Да. Довольно часто мне сниться то, чего не было... или, скорее, что будет, если я продолжу борьбу: смерть моих друзей, Дамблдора, да всех кого я когда—либо знал и любил, всех, кто приближался ко мне, — голос парня был сухой и надтреснутый.

— Вот значит как... А, может это Волдеморт? Говорят, он неплохой легилимет.

Гарри потряс головой и наконец—то поднял на девушку абсолютно сухие, но больные глаза:

— Нет, не он. Его бы я почувствовал сразу... Меня пугают эти сны, они будто душу выпивают, надежду, счастливые воспоминания, будто дементоры. Я не знаю, что со мной, но Мерлин, как я хочу, чтобы это закончилось..., — в голосе послышалась мольба и жуткая усталость.

— И поэтому ты решил не сопротивляться судьбе? — Вета возмущенно отстранилась.

«Что, опять впадаем в отчаяние и депрессию. Хотя, из последней, как выяснилось он и не выходил».

— А что я, по—твоему, сейчас делаю?!

— По—моему, будь твоя воля, ты бы уже с Астрономической башни спрыгнул...

«Ну, слава Мерлину, опять разозлился. Пусть уж тогда лучше буянит, чем разыгрывает из себя Пьеро».

— Ладно, не хочешь мириться со своими друзьями — флаг в руки, барабан на шею, но почему ты доброму дедушке не сказал?

— Сама же заикнулась только что, что не доверяешь Дамблдору! — негодующе сверкнула глазами Гарри.

— Так это я, а это ты.

«Мерлин, за что мне такие друзья? За какие такие прегрешения? Вот возьму и брошу их, пусть сами разбираются...»

— Нет, — парень, наконец, справился со вспышкой гнева, хотя раздражение никуда не исчезло.

— Предпочитаешь страдать молча?

— Именно... Давай закончим эту тему и вернемся к занятиям.

— Все в твоих руках, Поттер, дерзай, — фыркнула Вета, указав палочкой на лежавшую на пюпитре книгу.

— Semperiusonus!*

* * *

Винсент думал шесть дней, а потом пропал... Причем, за своими переживаниями Вета заметила это только тогда, когда ее вызвали к декану и напрямую спросили: где мистер Кребб. Конечно же, Снейп не поверил в то, что она понятия не имеет где он, но отпустил. Известие очень обеспокоило девушку, но что она могла сделать? Правда то, что преподаватели уже знают об исчезновении Винсента, немного успокоило ее — парня ищут, однако, преодолеть желание быть в курсе дел она не могла. И у нее был способ удовлетворить свое любопытство, расспросив человека, который последнее время весьма активно участвовал в «тайной жизни» Хогвардса, даже если и не хотел это афишировать...

Мужчину она нашла там же, где находила на протяжении нескольких недель — в кабинете.

— Люциус? — пергамент вспыхнул золотым свечением, толстая книга с глухим стуком захлопнулась — Вета вздохнула, подходя к столу, — я хочу поговорить.

— А если я скажу — нет?

Вета приподняла бровь, призвала стоявшее в углу второе кресло и села напротив мужа.

— Но ты не скажешь.

— О чем ты хочешь поговорить? — вздохнул мужчина, сдаваясь.

— Меня вызывал декан и спросил, куда делся Винсент.

— И куда же делся мистер Кребб?

— Люциус! — Вета даже ножкой притопнула на тон мужа, а тот, скрестив руки на груди, откинулся на спинку кресла.

Маг улыбнулся лучшей улыбкой Чеширского кота: сладко и с хитрым прищуром.

— Дорогая, мы оба знаем, что предыдущая неприятность, случившаяся с Креббом дело твоих милых ручек. Так что я не понимаю твоего возмущения.

— Но на этот раз я ни причем, и его исчезновение меня беспокоит меня.

— Сейчас любые незапланированные и странные события не к добру. Но можешь быть спокойна, его ищут все преподаватели. К тому же, не понимаю, что так сильно тебя волнует: не тебе ли зачем—то нужно было избавиться от его назойливого присутствия, да и когда он вышел из Больничного крыла, ты не особенно с ним общалась. Ты вся в отношениях с гриффиндорцами и особенно с Поттером...

— Я..., — девушка прикусила губу: касаться темы ее общения с Гарри она лишний раз не хотела — муж мог догадаться о ее занятиях с Гарри, и кто знает — возьмет и расскажет Дамблдору, или сам запретит и, что греха таить, она не сможет ему перечить, так как если Люциус захочет, то найдет возможность помешать ей. — Потому что он был какой—то странный, сказал, что ему нужно подумать.

— Да? О чем именно? — Люциус оперся локтями о стол и впился пристальным взглядом в лицо Веты.

— Он не сказал.

— Могла бы и выяснить.

— Люциус, я не играю в шпионские игры, — маг скептически приподнял брови. — И потом...

— И потом ты чувствовала свою вину перед ним и тебе было неудобно находиться радом с ним, поэтому ты с удовольствием выполнила его просьбу оставить его в покое и даже особенно на настаивала на объяснении причин такого поведения того, кто ни на шаг от тебя не отходил...

— Я...

— Брось, не начинай строить из себя гриффиндорку, или я подумаю, что твои друзья плохо на тебя влияют.

— Люциус, факультеты здесь ни причем, я волнуюсь, потому что общая атмосфера последнюю неделю накалилась до предела.

— А, по—моему, все прибывают в радостно—приподнятом настроении и уж точно ничего гнетущего в воздухе не летает.

— Не лукавь, — Вета приподнялась с кресла и оперлась ладонями о стол.

— Послушай, не накручивай себя. Ничего особенного не происходит, а то, что пропал один из студентов — просто пошел погулять.

— Ты сам—то веришь себе? — Вета дернула плечами и отвернулась — Люциус упорно не хотел с ней говорить на серьезные и беспокоившие ее темы.

Теплые ладони легли ей на плечи и глубокий голос вкрадчиво заговорил на ухо:

— Успокойся, найдут твоего Винсента. А сейчас, ты не могла бы заняться чем—нибудь до ужина? Мне надо поработать.

Вета недовольно нахмурилась, и, даже не обернувшись, вышла из кабинета.

Устроившись перед камином, предупредительно зажженным Дедушко, она взяла стакан с молоком и обиженно захрустела печеньем: последнее время Люциус начал как будто удаляться от нее и ей это очень не нравилось.

«Хотя, признайся себе честно, был ли он вообще когда—нибудь к тебе близок? Раньше я не расстраивалась бы по этому поводу ни на минуту, но теперь... Угораздило же меня».

Покачав головой и протяжно вздохнув, Вета одним махом осушила стакан с молоком и громко стукнула им о поверхность стола.

— А Дедушко говорил, что он не подходит хозяйке, — проскрипело рядом с ней.

Вета скосила глаза на домового, ставившего пустую посуду на поднос.

— Ты говорил, что он темный, а не то, что не подходи.

Мохнатое существо недовольно скривило мордочку и, щелкнув языком, исчезло.

— Ты бы проверила молоко и печенье, вдруг твой домовик решил избавить тебя от меня оригинальным способом, — Люциус закинул ногу на ногу и поправил запонки на идеально отглаженных, белых манжетах, прикрывающих красивые аристократичные пальцы практически полностью.

— Если он кого и отравит, так только тебя.

— Высказываешь свои сокровенные желания? — Люциус щелкнул пальцами и перед ним появился бокал красного вина, которое он с удовольствием принялся потягивать, странным взглядом разглядывая Вету.

— К сожалению, нет.

— Пока я тебе нужен, — мужчин прищурился.

— Тебе не нравится, что ты мне нужен?

— Мне не нравится, когда меня используют.

— Как и всем. Но если подумать — всех используют, просто кого—то воткрытую, а кого—то нет.

Люциус усмехнулся, качнув в приветственном жесте бокалом в сторону девушки.

— Иногда мне кажется, что тебе никак не семнадцать, а намного больше.

— Минусы быстрого и принудительного взросления, — Вета грустно вздохнула и посмотрела на потрескивающий в камине огонь. — Но мне ты нужен будешь и после того, как все Это закончится, — тихо прошептала она, боясь посмотреть в лицо мужу, проверив его реакцию на ее слова.

— Безусловно. Я теперь всегда буду в твоей жизни — ты мать моего ребенка, а это, как бы мне не хотелось, привязало меня к тебе посильнее всего остального.

Девушка нахмурилась, но, так и не посмотрев на мужа, спросила прерывистым голосом:

— Не хотелось?

— Дорогая, ты же понимаешь: мы с тобой разные люди, и не только потому, что я старше тебя, темнее, больше видел, но и потому, что тебе будет просто опасно жить рядом со мной. Даже если война закончится в нашу пользу, это не значит, что меня перестанут преследовать как авроры, так и Упивающиеся.

— С аврорами мы вроде бы уже разобрались? — недоуменно все же посмотрела на мужа Вета.

— Это только пока, — фыркнул мужчина.

— Люциус... ты...

Вета замялась, сердце заколотилось с бешенной скоростью, дыхание стало прерывистым, девушка сжала пальцы — стоит ли сейчас спрашивать то, что ее давно мучает, что ей давно хочется узнать, что ей так важно узнать.

Маг приподнял брови, ожидая вопроса.

— Я тебе нравлюсь как женщина, как жена?

— Для тебя важно узнать ответ на этот вопрос? — мужчина отставил почти полный бокал вина и пристально посмотрел в глаза Вете.

Девушка покраснела и опустила голову, в душе ругая себя на чем свет стоит — не стоило задавать этот вопрос, особенно если учесть странные взаимоотношения между ними.

Казалось, через сотни лет она почувствовала, как пальцы мужа приподнимают ее подбородок: Люциус сидел рядом на корточках и смотрел ей в лицо своими холодными голубыми глазами:

— Я не знаю, как к тебе отношусь, но могу сказать одно, последнее время мне большую часть времени нравиться твое присутствие рядом. Возможно, когда—нибудь...

Вета встрепенулась, но Люциус остановил ее жестом:

— Но не жди от меня розовых соплей, называемых любовью — это чувство самое глупое на свете и испытывать его я решительно отказываюсь. А теперь, давай по—человечески поедим и пойдем спать, завтра может и воскресенье, но спать надо ложиться вовремя, особенно тебе, — Люциус неожиданно для Веты, и, судя по всему для себя, прикоснулся пальцами к ее уже слегка выделяющемуся под обтягивающим свитером животику.

Девушка на секунду замерла, наслаждаясь таким неожиданным прикосновением, ведь когда они занимались любовью, мужчина ласкал все ее тело, а не именно то место, где развивался их ребенок, а сейчас, даже если и ненамеренно, он приласкал именно их ребенка.

Люциус тоже застывший от неожиданных для него действий, вдруг отпрянул и отошел к камину.

— Вызывай своего домового, время ужина, — через несколько мгновений, немного грубовато и странно охрипшим голосом проговорил мужчина, не оборачиваясь.

После того, как хмурый и что—то недовольно бурчавший себе под нос домовой, расставил еду на стол, Люциус проследил, чтобы Вета поела, а затем, не говоря ни слова, подошел к ней, взял на руки и понес в спальню, не обращая внимания на протесты и сопротивления девушки:

— Люциус, отпусти, у тебя нога больная... Люциус, ну подожди, я еще не хочу спать, — ее довольно бесцеремонно усадили на кровать, так же молча раздели, натянули ночнушку, отвели в ванную, там пристально проследили, чтобы она умылась, а затем затолкали под одеяло.

Сам мужчина, убедившись, что Вета не собирается вскакивать из кровати, как только он уйдет, опять вошел в ванную комнату.

Дожидаясь мужа, девушка почувствовала, как ее веки постепенно опускаются и она погружается в приятную дрему, убаюканная приглушенным шумом воды, доносившимся из ванной.

Находясь уже почти в объятьях Морфея, Вета почувствовала, как прогнулась кровать под весом мужа, мужские руки притянули ее к теплой, широкой груди, а под ухом ровно и сильно забилось сердце Люциуса. Удовлетворенно вздохнув, девушка окончательно погрузилась в сон, ощущая удивительный покой и защищенность.

Воскресенье прошло удивительно спокойно, так как Вета решила не покидать комнаты, чтобы не видеть того сумасшествия, которое, безусловно, овладело подростками накануне Дня Святого Валентина. К тому же, Люциус почему—то прибывал в весьма благодушном настроении, в кабинет не стремился, посторонних посетителей не было — в общем, семейная идиллия по—малфоевски. Он даже опять, как раньше, помог ей сделать домашнее задание, хотя и посмеялся над ее способностями в трансфигурации.

Затем они обедали, пили пятичасовой английский чай. К вечеру Вета уютно свернулась клубочком под боком у читавшего книгу Люциуса, на трансфигурированном им из кресла диване.

В понедельник, как только она открыла глаза, появилось ощущение, что что—то произойдет, что—то нехорошее. Сердце билось быстро и неровно, во рту стоял металлический привкус, подташнивало. Вета полежала в кровати, пытаясь перебороть недомогание и прислушиваясь к спокойному дыханию мужа, потом открыла глаза: в камине дотлевали угли, отбрасывая на стены бардовые отстветы, пробивали полумрак потолка, рисуя причудливые узоры. Она повернула голову — волосы Люциуса светились красным. Нахмурившись, Вета осторожно поднялась с кровати и прошла в ванную, включила холодную воду и ополоснула лицо — тошнота прошла, но чувство беспокойство с каждой секундой все усиливалось. Раздраженно закрутив вентиль крана, Вета прокралась в гардеробную, опасливо поглядывая на спящего мужа, там, подчиняясь какому—то непонятному зову, она быстро нацепила на себя джинсы, теплый свитер и зимнюю верхнюю мантию, даже не посмотрев в сторону школьной формы. Быстро выскользнув из комнат, Вета побежала к выходу из подземелий, а потом и из Хогвардса. Вылетев на широкое крыльцо, девушка застыла: занималось ясное морозное утро, над землей летали белые снежинки, поднятые налетавшим вдруг, откуда не возьмись ветром, справа виднелись заснеженные верхушки деревьев Запретного Леса, а чуть поодаль, прямо на дороге, по которой обычно студенты ходили в Хогсмид, лежал Он.

Вета как в тумане спустилась по обледеневшим ступеням и медленно, словно ее кто—то тянул туда против воли, пошла к черневшей на снегу фигуре, но ближе чем на пять метров подойти она не решилась, потому что уперлась носком туфли в пропитавшийся кровью снег.

Сколько она простояла окаменев, Вета не знала. Но вот, будто через вату, она услышала, как хлопнула входная дверь, раздались шаги, потом голоса: девушка обернулась и увидела, как к ней быстрым шагом приближаются Дамблдор, МакГонагалл и профессор Снейп, а впереди всех зло прищурившись, стремительной походкой, за которой не поспевал даже зельевар, шел Люциус. Она отвернулась от мужа и сделала пару шагов вперед, тихо прошептав страшную догадку:

— Винсент? — и тут Вета почувствовала, как начала оседать на землю, но сильные руки не дали упасть, а над головой раздался раздраженный голос:

— Какого мантикраба ты бегаешь по улице раздетая?!

— Люциус, это же... — девушка запнулась и посмотрела на убитого парня затуманенным слезами взглядом.

— Будто ты никогда не видела убитого человека? — прошипел мужчина, пытаясь увести жену от трупа.

— Я... я никогда не делала такого с людьми. Ни—ко—гда! Слышишь, Люциус... Это, это не может сделать нормальный человек, никто не должен делать такое с себе подобным, — Вета никак не могла оторвать взгляд от окровавленного тела Винсента Кребба: белые кости, торчавшие из открытых переломов рук и ног, вспоротый живот, из которого вылезли сине—сизые кишки, лицо, превращенное в кровавую кашу, но слизеринская форма и телосложение говорили о том, что это был Винсент и никто другой.

Девушка согнулась пополам и ее вырвало.

— Все демоны Ада! — Люциус рывком поднял Вету на руки и понес к школе.

Она закрыла руками лицо и пыталась дышать глубоко и спокойно, чтобы побороть приступы тошноты и чтобы не испачкать Люциуса — ему бы это не понравится. Тело ее впало в какой—то ступор, мысли смешались в кашу, в ушах звенело.

— Война началась, — раздался голос справа, когда Люциус проходил мимо подошедших волшебников.

Вета отняла руки от глаза и посмотрела на спокойное, сосредоточенное лицо Дамблдора.

— Это мерзко, директор, даже для Вас подобное равнодушие — это мерзко.

— Это война! — директор посмотрел на девушку жесткими голубыми глазами, в которых не было и намека на теплоту и доброту, которая обычно сквозила в них, когда он смотрел на людей.

Вета отвернулась, прижавшись лицом к груди мужа, уже не беспокоясь, что испачкает его мантию.

— Все равно это мерзко, — прошептала она, против воли оглядываясь на распростертую на снегу фигуру, которую полукругом обступили преподаватели.

Вета всхлипнула и отвела глаза от тела, скользнув взглядом по странному предмету, валявшемуся рядом с парнем — черное и сливающееся со снегом белое, но что это, она рассмотреть не смогла — волшебники загородили обзор, да и не стремилась, потому что тогда взор ее неизменно, будто притягиваемый магнитом, возвращался к Винстенту.

— Дамблдор прав — это война. Война не может быть не—мерзкой.

— Люциус, я никогда не воевала, а философствовать на эту тему, как оказалось, намного легче, чем видеть своими глазами.

Мужчина только вздохнул, спускаясь по ступеням в подземелье.

Через некоторое время девушка зашевелилась в объятьях мужа.

— Отпусти меня, дальше я пойду сама.

— Лежи тихо, — недовольно фыркнул он.

— Отпусти, у тебя больная нога, я слышу, как ты скрепишь зубами и чувствую, что все сильнее хромаешь, не играй в храброго и упрямого — это гриффиндорская черта.

Люциус вздохнул, остановился и осторожно поставил Вету на пол.

Как только волшебники добрались до своих комнат, Люциус напоил Вету приготовленным Дедушкой теплым молоком, уложил в кровать и уселся в кресло напротив. Девушка свернулась калачиком под одеялом и стала наблюдать, как отсветы камина играют на аристократически бледной коже мужа — Люциус задумчиво смотрел в пространство, повернувшись к Вете здоровой щекой, на которой темнела щетина: он не успел с утра побриться. Постепенно глаза ее начали закрываться и незаметно для себя она соскользнула в сон.

* * *

Проснулась Вета от странного звука. Поленья в камине прогорели и в комнате было жарко. Звук опять повторился. Недоуменно приподнявшись на локтях, девушка повернула голову в сторону спящего рядом мужа. Света почти не было за исключением того, что шел от беспокойно метавшегося в кровати мужа. Люциус приглушенно застонал — именно этот звук разбудил девушку. Вета нахмурилась: рядом с ней во сне его обычно не мучили кошмары.

«Или он опять не выпил зелья?»

Девушка села в кровати и потянулась рукой за палочкой, лежавшей под подушкой, пристально следя за мужчиной: Люциус вздрагивал, шевелил губами и мотал головой, будто пытаясь сбросить что—то с лица. Все тело его было покрыто испариной и переливалось странным свечением, придающим фигуре эффект черно—белого изображения.

Вета замерла, а потом скатилась с кровати и прижалась спиной к стене, выставив перед собой палочку: подобный окрас весьма необычен даже для волшебника, и лучше быть подальше, если... Что если она не знала, но понимала одно — оставлять Люциуса в таком состоянии опасно. На мгновение задумавшись, девушка попробовала самое простое заклинание...

«Хотя, почему самое простое. Единственное, которое приходит мне в голову».

— Ennervate!

Мужчина застыл, а потом резко сел в кровати — свечение тут же исчезло. Тряхнув головой, Люциус кинул взгляд на Вету, провел ладонью по лицу, пригладил волосы, пару раз глубоко вздохнул, после чего безмолвно и не торопясь, встал с кровати, одел пижамные брюки, халат, завязал кушак и только после этого снова посмотрел на девушку.

Вета все также прижималась к стене, хотя и опустила палочку.

— Люциус?

Все также молча, мужчина прошел к выходу, открыл дверь, вышел в гостиную.

— Люциус, — Вета выбежала вслед за мужем, который уже открывал входную дверь, — что происходит?!

Мужчина остановился на пороге, склонил голову на бок и чуть повернул в сторону: девушка увидела алеющий на щеке шрам — на белой как мел щеке.

— Иди спать, Вета, — волшебник вышел, но прежде чем за ним закрылась дверь, Вета выскользнула следом.

Люциус стремительным шагом направлялся к дверям ее декана. Девушка неслышно пошла сзади, скользнув в нишу, когда на громкий и настойчивый стук мужчины в неприметную кованную дверь, расположенную рядом с дверью в класс (и, как думали все студенты, ведущей в подсобное помещение) в открывшемся проеме показалось бледное и хмурое лицо Северуса Снейпа. Несколько мгновений мужчины постояли друг напротив друга, потом зельевар посторонился, пропуская того внутрь; дверь закрылась. Вета нахмурилась и нервно переступила с ноги на ногу: камень пола был холодный, да к тому же в коридорах подземелья гулял сквозняк, а она, кинувшись за мужем, забыла одень обувь.

Когда она уже практически перестала чувствовать ступни, и подумывала послушаться совета Люциуса, послышался шорох и, спустя мгновение, мимо ниши, где пряталась девушка, быстро прошли две темных фигуры: одна в серебристом халате, а другая в черной, длинной мантии, развивающейся за спиной, будто крылья. Помявшись на холодном полу еще немного и подождав, когда затихнет гул шагов, Вета побежала следом, впрочем, держась на приличном расстоянии, чтобы ее не заметили.

Следуя за мужем и деканом, она поднялась по мраморным ступеням и направилась к движущимся лестницам. Оттого, что ноги замерзли, девушку стало потряхивать от холода, но она упорно двигалась дальше, только на несколько минут задержавшись у арки, ведущей к лестницам на верхние этажи: столкнуться с мужчинами она не хотела, а куда они идут, Вета начала догадываться. Однако, возвращаться и следовать приказу Люциуса она не собиралась — указывать ей что делать, если действия не входили в ее планы, было абсолютно бесполезно.

«Удивительно, как он до сих пор этого не понял, или я слишком покладисто веду себя последнее время? Или случилось что—то весьма серьезное, но тогда он просто обязан был рассказать, что так сорвало его с места, потому что «серьезное» сейчас напрямую касается меня, ну, или Гарри... Да какая разница, кого касается — я должна знать, что случилось!»

За размышлениями, Вета не заметила, как добралась до статуи гаргульи, ведущей в кабинет и личные покои директора Хогвардса — муж и декан, видимо, уже прошли к Дамблдору, потому что коридор был пуст, что, в общем—то, вполне устраивало девушку. Вот только какой пароль открывает ход, она не знала. Поморщившись, Вета буркнула первое, что пришло на ум:

— Лимонная долька, что ли? — неожиданно для девушки статуя дрогнула и ушла в пол, открывая взору Веты винтовую деревянную лестницу. Пожав плечами и фыркнув на отсутствие воображения у директора, она ступила на нижнюю ступень. Лестница медленно задвигалась вверх, достигнув дубовой двери, она остановилась. Вета прижалась ухом к двери, пытаясь хоть что—то услышать — врываться в кабинет она не решилась (все же это была наглость даже для нее, а вот подслушивать — да сколько душе угодно). Однако девушку постигло разочарование: то ли на дверь было наложено заклинание, то ли она сама по себе была слишком толстая, но услышать Вета не смогла ничего. Недовольно поморщившись, она уже собралась вернуться к себе в комнату, как дверь отворилась:

— Не топчитесь там, леди Малфой, проходите, наконец, — но за насмешливым тоном Дамблдора Вета расслышала совсем другое: усталость, напряжение и тревогу, — и не загораживайте проход, сейчас подойдут остальные.

Под яростным взглядом мужа, Вета юркнула в кабинет и забилась в самый темный уголок — в кресло, стоявшее поодаль ото всех остальных, почти у самого окна—бойницы.

Правда, это ее не спасло, так как Люциус тут же покинул свое место за столом директора, щелчком призвал стул, поставил его около нее, сел и продолжил, прищурившись, изучать девушку.

Поежившись от его холодно—яростного взгляда, Вета отвела глаза от лица мужа и окинула взглядом кабинет — он ничуть не изменился, все те же дремлющие портреты, разбросанные в хаотичном порядке (как бы это нелепо ни звучало), всевозможные серебряные предметы, свитки.

Тем временем в собравшейся компании прибыло: в кабинет вошли бледные Минерва МакГонагалл и профессор Флитвик, — и директор начал «совещание».

— Итак, вы все, безусловно, знаете, почему мы собрались и о чем пойдет речь, — Вета фыркнула, за что получила колючий взгляд от декана. Впрочем, после замораживающих взглядов Люциуса, этот был ей как слону дробина.

Декан Гриффиндора поплотнее закуталась в зеленый халат—мантию, уселась на стул, который недавно покинул Люциус и недовольно покосилась на девушку:

— Альбус, Вы не находите, что студентам здесь не место, да еще в такое время?

— Минерва, дело в том, что случившееся, как выяснилось, касается и леди Малфой, — с этими словами со стола директора к Вете полетел свиток и плавно опустился девушке на колени.

Вета подозрительно покосилась на скрепленный сургучной печатью пергамент. Рядом чуть слышно втянул в себя воздух муж. Девушка перевела взгляд на него: сжатые губы и злые, внимательные глаза, но, что удивительно, смотрел он на Дамблдора, а не на нее...

— Я хотел бы, чтобы Вы прочитали вслух то, что там написано.

—Я..., — Вета осторожно дотронулась до свитка — Люциус перевел напряженный взгляд на нее, — если это надо..., — Дамблдор склонил голову.

Тогда девушка быстро взломала печать и не обращая внимание на странный взгляд мужа, начала читать, но по мере того, как смысл письма стал доходить до ее сознания, глаза Веты начали наполняться слезами, а голос все больше дрожать, прерываться и под конец совсем сошел на шепот:

«Привет! Вот решил тебе все рассказать, а с чего начать — не знаю... Хотя нет, все же... наверное, с самого начала.

Я дружил с Драко с первого курса. Не потому, что его род древнее или могущественнее моего, как все думали, и не потому, что мне нравилось положение подручного при нем, нет. Даже не потому, что такова традиция. Я был рядом оттого, что Малфои удивительные люди — от них будто исходит какое—то свечение, темное свечение, но такое прекрасное... Драко обладал харизмой, которая притягивала к себе и уже не отпускала.

И поэтому, когда он пропал, я не смог предать его, не смог уйти от него, как это сделал Гойл. Может, я, и правда, был слаб, не имел собственного мнения, гордости. Если честно — мне плевать что там было на самом деле! Я просто остался верен тому, кого любил как брата, больше чем брата. Мне без него стало одиноко, будто часть меня ушла вместе с Драко. Я сильно скучал по той ауре, что окружала «слизеринского принца». А потом...

Потом появилась ты и, казалось, заполнила пустоту. Так внезапно, странно — ррраз и ты уже в моей жизни, и ты Малфой. И от тебя тоже идут какие—то волны. Сначала я подумал, что те же, что и от Драко, но я ошибся... Ты не он, ты не могла быть им, но ты Малфой, жена лорда Малфоя, и для меня этого было достаточно, чтобы стать твоим рыцарем (прости за патетику), как того требовали традиции и как того желал я сам. Я, конечно, понял со временем, что твое внимание было скорее обусловлено моментом — пробудилась жалость к одиноко сидящему сокурснику (мы все же Слизеринцы, и чтобы там ни говорили, друг друга мы поддерживаем, в большинстве случаев), но вскоре для меня это потеряло значение, даже не смотря на то, что в тебе не было харизмы Драко, Но я остался... остался, потому что уже не мог без тебя: мне нужно было видеть, слышать, чувствовать тебя. Глупо, правда? Любовь она всегда глупая и безрассудная. Поэтому я и сделал то, что сделал, то, что должен был сделать…

Теперь я подхожу к самому главному.

Не буду писать, или нет, напишу, это мое последнее слово и я могу делать все что захочу: если ты читаете это письмо, то я уже мертв, но надеюсь то, ради чего я это сделал у тебя или у Дамблдора. Надеюсь, что предотвратил то, что видел, пока спал, одурманенный твоим зельем.

Представь — тебе удалось сварить то, за что продала бы душу Стрекоза Трелони — ты сварила зелье Предсказанья. Варила с Уизли или Поттером? Хотя, какая разница: случайная ошибка спасла много из того, что дорого не только тебе.

Я Видел! Видел такое, что даже слизеринец, не падкий на речи вроде: «пожертвуй собой ради остальных» встанет и поступит как истинный гриффиндорец. Знаешь, теперь я больше стал понимать их — за что Львы идут на смерть с гордо поднятой головой и улыбкой — за любимых и близких. За то, чтобы одна смерть предотвратила множество.

Я не имею права рассказывать то, что увидел, но надеюсь, что смог хотя бы в малой степени предотвратить грядущий ужас.

Наверное, это все, ведь главное не слова, а поступки — свой я совершил, теперь очередь за другими...

Я желаю тебе счастья. Ты его достойна. Жаль, что не со мной, но такова жизнь. Живи, радуйся, люби.

Твой, Винсент».

Выронив пергамент из рук, Вета закрыла лицо руками — слез не было, только горло давила судорога, мешая дышать и говорить.

— Что же такое может стоить человеческой жизни? Стоить таких мучений? Стоить того, чтобы, зная, что ждет, все равно пойти на такое? — приглушенно прошептала она.

— Как обычно, леди Малфой — победа над Темным Лордом, — раздался холодный голос профессора Снейпа.

Вета отняла руки от лица и обвела глазами присутствующих:

— Вам не страшно от этого? Как вы спите по ночам? Чем вы оправдываете такое равнодушие к смерти?

— Вы ошибаетесь — равнодушия нет, как нет и времени оплакивать жертвы войны. Время придет потом, — тихо и устало проговорил старый волшебник.

— Потом вам будет тяжелее.

— Сейчас мы чуть ли не единственные, кто может реально противостоять Волдеморту — и это того стоит! — Минерва МакГонагалл сжала губы и гневно посмотрела на Вету.

— Я вообще не понимаю, почему вы оправдываемся перед девчонкой ? — сдвинул брови профессор Снейп. — И каким образом ее касается эта история?

— Ты не прав, Северус: леди Малфой данная история касается напрямую — именно ради нее мистер Кребб совершил то, что совершил.

— И что? С таким же успехом эта история касается и Поттера, однако же, мальчишки здесь нет, значит, и ей, — зельевар прищурился на Вету, — здесь делать нечего!

Дамблдор ничего не ответил, только сверкнул очками на профессора и продолжил ту тему, что была прервана чтением письма и последующим «спором».

— То, что мы нашли у тела мистера Кребба, насколько я могу понять, повлияло на наш сегодняшний сон, — тут Дамблдор повернулся к маленькому, тихо сидящему на высоком стуле у стола директора, профессору Чар, — Филлиус, что у нас с «Повелителем Снов»?

Вета вздрогнула и пристально посмотрела на директора — об этом артефакте она узнала, когда после исключения из Дурмстранга переехала к деду—греку и стала учиться в его школе. Именно он как—то раз показал ей вырезанную им фигурку и назвал ее «Повелителем Снов», а когда девушка спросила, что делает этот кусок дерева, дед рассмеялся и сказал — все что ты пожелаешь, но только если твой враг спит.

Тем временем разговор продолжался:

— На самом деле, ничего нового, к тому, о чем мы говорили днем: это ново сделанный артефакт, созданный, к тому же, недавно и для какой—то специальной цели. Единственное, чего мы не знали, работает ли он и на кого направлении. Теперь со стопроцентной уверенностью можно сказать: не только работает, но и влияет именно на кого—то в Хогвардсе, так как сегодня он заработал опять...

— А то, что нам досталось по кошмару? — Минерва МакГонагалл нервно передернула плечами.

— Мы прикасались к нему... именно по кошмарам я и сделал вывод — артефакт работает.

— У кого—то сегодня была тяжелая ночь, — фыркнул Люциус, расслабленно откинувшийся на спинку стула уже тогда, когда услышал содержание письма.

— Думаю, чуть полегче, чем все остальные, ведь артефакт некоторое количества силы затратил на наши сны, — покачал головой Дамблдор.

— Все это занимательно, но мы до сих пор не знаем главного: кто подвергся нападению?

— Да, Северус, к сожалению, на нем не написано имя жертвы... Однако, найти ее нужно как можно быстрее, — кивнул зельевару Дамблдор.

— Да, подобные вещи не должны существовать, — прошипела МакГонагалл, напомнив Вете разъяренную кошку.

Вета склонила голову: тому, что ей позволили присутствовать при разговоре, девушка, безусловно радовалась — она не осталась в неведении, которое всегда бесило ее, но с другой стороны...

«Каким образом все это касается меня? То, что Винсент написал письмо мне? Написал и что? Мало ли с кем люди переписываются... зачем читать вслух? Мерлин, я никогда не пойму этого волшебника: что им движет, а главное, куда?»

Почувствовав на себе взгляд, она обвела глазами волшебников: декан сидел, закрыв глаза, МакГонагалл и Флитвик тихо перешептывались, Люциус расслабленно покачивал ногой, делая вид, что это не его проблема и разбираться он в ней не намерен. Вета перевела взгляд на Дамблдора и вздрогнула — именно он пристально смотрел на нее, только в этом взгляде не было его обычной мягкой маски, в нем, как и тогда, в августе Вета увидела Великого Серого волшебника.

На столике, стоявшем чуть поодаль от того места, что облюбовала себе девушка, вдруг из ниоткуда появилось то, что она заметила рядом с телом Винсента казалось целую вечность, а на самом деле всего несколько часов, назад. Никто из волшебников не обратил внимания на возникший предмет, и только директор Хогвардса продолжал внимательно следить за Ветой, и она решила оправдать его ожидания, ведь именно для этого ее пригласили войти в кабинет — теперь она знала...

Медленно поднявшись, Вета подошла к столику и опустилась перед ним на колени, разглядывая лежавшую там вырезанную фигуру: белое и черное дерево искусно соединенное по вертикале, глаза без зрачков, вместо волос гребень—кокошник, тело к низу сужается и заостряется, пальцы растопырены, неестественно длины и тонки. Девушка поморщилась — близкое присутствие «Повелителя Снов» вызвало у нее тошноту, но до того, как желание выбросить ужин победило, Вета заметила еще кое—что, а потом ее стошнило.

Она слышала, как рядом зашипел что—то сквозь зубы Люциус, потом ее подняли, вытерли рот платком и усадили к зажженному Флитвиком камину. Минерва МакГонагалл заботливо сунула ей в руку чай, Снейп даже не шелохнулся, отстраненно разглядывая что—то за окном. Впрочем, Дамблдор тоже никак не отреагировал на случившееся, и только когда Вета отдышалась и немного пришла в себя задал вопрос, который девушка ждала — уж слишком внимательно он наблюдал за ней, когда она изучала фигуру:

— Что Вы увидели?

Девушка вскинула голову — показалось ей или Дамблдор знает о всей ситуации намного больше, чем все здесь собравшиеся?

«Винсент рассказал ему что—то еще? Было второе письмо? Мерлин, как меня все это утомило!»

— Клеймо мастера, — прошептала Вета. — Но этого не может быть!

— Чего не может быть? — Снейп повернулся к девушке и впился взглядом ей в лицо. То же проделали и остальные.

— Судя по клейму, его делал мой дедушка, который погиб почти год назад вместе с моими родителями, а артефакту от силы месяца три!

— А как..., — попытался задать вопрос Дамблдор, но его перебил Снейп:

— Этот амулет делал Демерис Спитакис.

— Да, так звали моего деда по материнской линии, но он умер, — под скептическим взглядом зельевара Вета отчаянно замотала головой: — Он не мог сделать Это! Не мог!

— Деметриус Спитакис? — девушка обернулась на очутившегося в мгновения ока рядом мужа: губы поджаты, глаза сощурены. — Дорогая, ты полна сюрпризов… Не думаю, что он погиб. Особенно если к смерти твоих родителей причастен Темный Лорд, а после случая с Серым, закрадываются такие подозрения.

Вета нахмурилась — Серым?

«Мерлинова борода! Тот оборотень! Значит Волдеморт... но тогда мне что, его убивать, чтобы отомстить? Ха десять раз — против пророчества пойдет только псих последний!»

— Почему? Не вижу связи моего деда и Лорда, к тому же в Министерстве Магии Греции мне сообщили, что в доме были найдены три тела, — Вета прижала пальцы к вискам — почему—то начинала болеть голова.

— Дорогая жена, тебе могли сообщить что угодно, однако, на моем примере можешь убедиться, что пока не увидишь тело своими глазами, верить в то, что кто—то умер глупо, — Люциус ненадолго замолчал, а потом продолжил: — Мало кто знает, но Деметриус Спитакис в Первую Войну был одним из доверенных лиц Темного Лорда.

Волшебники, собравшиеся в кабинете Дамблдора затаили дыхание.

— Ты уверен, Люциус? Я о нем ничего не слышал, — Снейп недоверчиво покачал головой.

— Ты и не мог слышать, в то время ты не входил в Ближний Круг, а Спитакис, хотя и был на стороне Лорда, открыто никогда не участвовал в акциях, скорее он был кем—то вроде военного советника.

— Серый Кардинал, — в задумчивости прошептал зельевар.

— А, все же слышал. Да, его называли так. После исчезновения Лорда он вернулся к обычной жизни, и, насколько я знаю, даже возглавил Магическую школу на Крите. Присоединился ли он к Темному Лорду после его возвращения, мне не известно.

Кстати, дорогая, почему ты не сказала, что у тебя такие родственники?

— Да откуда я знала! Вот Завулон никогда не скрывал свою принадлежность к темной стороне, а Диметриус…я его и не знала—то до третьего курса, потом мама отвезла меня в Грецию, но ничего такого я за ним не замечала. Нормальный темный волшебник.

— Нормальных темных волшебников не бывает! — категорично заявила профессор трансфигурации.

— Вам, конечно, виднее, — фыркнула Вета. — Но все же, он мертв. Если бы он спасся, то непременно нашел бы меня и рассказал…

— Только если сам не причастен к гибели Ваших родителей, а его смерть не инсценировка, — язвительно заметил зельевар.

— Нет…это не возможно….Это бред какой—то, — отрицательно, не желая верить словам, закачала головой Вета.

— Дорогая, поверь, Деметриус один из самых сильных темных волшебников, которые мне известны, а таких людей убить очень сложно, да и столь сильными соратниками, причем проверенными соратниками, Лорд просто так не разбрасывается, — Люциус поднялся со стула и отошел к потрескивающему поленьями камину.

— Но... Тогда... Мерлин! — девушка еще раз бросила взгляд на лежавшую на столе фигуру, припомнила встречу с оборотнем и зелье, рецепт которого знала только ее семья, потом перед глазами встало растерзанное тело Винсента, и наконец, кривая улыбка Завулона и холодный, насмешливый блеск его глаз, когда он обещал найти тех, кто убил ее родных... Вскочив, Вета бросилась вон из кабинета директора.

Как в тумане она добралась до двери в комнаты, вбежала в спальню и рухнула на кровать, зарылась головой в подушку и разрыдалась.

— Не могла бы ты не заливать мою подушку слезами, не люблю спать на мокром, — раздался спокойный и лишенный всяких эмоций голос над ней.

Всхлипнув особенно пронзительно, Вета схватила мягкий прямоугольник, пахнущий Люциусом и со всей силы запустила в мужа, а потом уткнулась носом в свою подушку.

— Кончай истерику, Вета, — в голосе мужчины послышалась усталость, — ненавижу женские слезы.

— И... ик, не—на—видь. Оставь меня!

— С какой стати? Это моя спальня, можешь идти в свою и распоряжаться сколько душе угодно.

Вета отняла лицо от мягкой поверхности и яростно посмотрела на Люциуса:

— У меня больше нет спальни — там кабинет!

— И чья это проблема? — пожал плечами мужчина. — Но если ты закончишь рыдать без повода...

— Без повода! БЕЗ ПОВОДА?! Ты, бесчувственный, высокомерный, скользкий гад! Как ты можешь так говорить?! У меня есть повод — мой дед оказался убийцей! Он убил не только моего отца и медленно убивает меня (и ему это прекрасно известно), но он убил и свою родную дочь! Мерлин, кем же надо быть, чтобы сделать такое?!

— Моральным уродом. Его самое близкое окружение не отличается красотой души, — фыркнул волшебник.

— Я не понимаю — за что?!

— Скорее для чего. Видимо, Деметриус просто прошелся по головам к намеченной цели. Так сказать — ничего личного, просто бизнес.

— Не могу поверить... не могу..., — Вета в изнеможении упала на кровать, — так не бывает.

— Бывает и хуже, — Люциус скинул халат и лег рядом, закинув руку за голову и устремив взгляд в потолок.

Вета тихо, прерывисто вздохнула и подползла поближе к мужу, ткнувшись носом ему в теплый бок — вторая рука тут же приобняла ее за плечи и стала поглаживать мягкими, круговыми движениями.

Через некоторое время Люциус снова заговорил:

— Во всей этой истории есть один плюс, и весьма большой.

— Какой?

— Теперь мы знаем кого искать, чтобы снять с тебя проклятье, а заодно и уничтожить сувенир, принесенный Креббом.

— Неужели он сам?

— Что и кто сам?

— Неужели Деметриус сам убивал их?

— Такие как он не любят поручать ответственные дела другим, когда могут обойтись и собственными силами.

Вета приглушенно охнула и посильнее прижалась к мужу, хотя в комнате было достаточно жарко, она вся дрожала от холода, будто находилась на кладбище, и только тепло его тела хоть как—то согревало ее.

— Как страшно... если кровь предает кровь, то, что святого осталось в нашем мире?

Ответа на свой вопрос Вета не получила, а через некоторое время она провалилась в тягучий, душный сон, сон, который приходит к людям только тогда, когда за день на них сваливалось большое количество испытаний — тяжелый и беспокойный.

_____________________________

* Semperiusonus — вылетает молния, которая наносит телесные повреждения. (Kate. «Последняя схватка»)

* Зелье "Волшебный сон": Драцена дракона — 20 мл, Мандрагора измельченная — 50 г, Перец горький — 1 стручок, Жемчуг порошковый — 5 г, Шерсть кошачья — клочок, Солнечные пылинки просеянные — 10 г, Вода с серебром — 500 мл. До начала приготовления необходимо плотно закрыть в комнате все окна и щели, дабы видеть солнечные пылинки, светящиеся только при свете синей лампы или свечи. Затем взять небольшую емкость (ни в коем случае не железную — только глиняную или деревянную), налить туда воды, мелко покрошить горький перец и по частям всыпать мандрагору. В отдельной посуде поджечь клочок шерсти и быстро всыпать жемчуг, который должен прекратить горение. Затем добавить драцену дракона. Перемешать приготовленные части зелья (опять же не железной ложкой) и поместить в этот сосуд (прямо в воду) чашечку с пылинками. Сначала всплывшие на поверхность, при напитывании водой пылинки становятся голубоватыми и опускаются на дно — тогда можно вынуть чашечку. Готовому настою необходимо дать постоять пару дней в темном месте, после чего можно использовать для своих целей. В этом зелье мы использовали одурманивающее свойство мандрагоры, которое сейчас применяется лишь магами—врачевателями. Такой настой совершенно необходим, если для лечения нужно погрузить человека в сон. Можно, конечно, воспользоваться маятником или простым гипнозом, но наше зелье дает 100%—ый эффект уже через 3 минуты после приема. К сожалению, из—за чрезвычайно трудного способа сбора мандрагоры и редкость драцены дракона этот настой в наше время почти не применяется, и рецепты можно найти только в старинных книгах и рукописях.* (инет+ немного моего)

Но что бы ни случилось, а жить надо было дальше. Да еще Гарри: бросать парня только из—за того, что тебе плохо, было бы не честно, после того, как сама заставила его начать занятия. О случившемся утром и ночью в День Св. Валентина Вета решила никому из друзей не рассказывать — меньше знают, лучше спят. А вот она, с некоторого времени, здоровым глубоким сном похвастаться не могла — как ни пыталась Вета забыть вид крови на белоснежном снегу, ей не удавалось. Да, она сама раз или два убивала, но только в целях самозащиты и не Так.

Как к ее беспокойному ворочанию в постели относился Люциус девушка не знала — муж молчал, и, скорее всего, подобная реакция была самой лучшей для нее.

С другой стороны, после произошедшего Люциус был занят еще больше, чем раньше. Вета подозревала, что волей неволей, ему пришлось «приобщиться» к делам Дамблдора.

А теперь он просто не вылезал из кабинета или пропадал где—то весь день.

Вета не обижалась, понимая важность его деятельности, на сколько она вообще могла понимать важность того, о чем имела слабое представление.

Однако, понимание не мешало ей откровенно скучать. Именно поэтому она стала все больше времени проводить с гриффиндорцами.

Вот и сейчас они сидели в комнате Гермионы и занимались тем, что давно задумала Вета, но все как—то не доходили руки.

— Девочки, что делаем? — в комнату к Гермионе ввалился Рон, за ним неохотно вошел Гарри.

Девушки отпрянули от стола, где изучали чертежи.

— Что это у вас тут? — рыжий парень бесцеремонно оттолкнул от стола локтем сестру и потянулся к лежавшим на нем пергаментам.

— Рон, что за манеры! — Джинни попыталась оттащить брата от стола, но тот сумел утащить один из чертежей и теперь с интересом разглядывал его.

Но Вета следила взглядом за Гарри — последнее время парень как—то пытался наладить отношения с друзьями, хотя девушка и замечала, что делает он это через силу, будто что—то мешает ему.

«Разговоры все же помогли, хотя бы так...»

— О, так ты себе дом строишь? В Англии останешься? — Рон поднял голову от чертежа и посмотрел на застывших у стола девушек, обращаясь к Вете.

— Не дом. Я восстанавливаю имение, — та оторвалась от созерцания застывшей фигуры, темным силуэтом выделяющейся в светлом проеме окна.

— Како…Так это же Малфой—мэнор, — Рон с отвращением отбросил от себя пергамент.

— Но эти земли конфискованы Министерством, — Гарри развернулся лицом к присутствующим в комнате, отчего тусклый лучик зимнего солнца скользнул по оправе очков, на мгновение осветив глаза светом и те вдруг показались девушке такими пронзительно зелеными...

— Ну, не бывает не решаемых задач, бывает мало денег, — пожала плечами Вета, поднимая пергамент с пола.

На самом деле ей был глубоко безразличен Малфой—мэнор, а если учесть, что после восстановления он будет постоянно напоминать ей о том, что до нее у Люциуса уже была семья, да и мужу эта идея могла не понравиться, то ее затея и вовсе была абсолютно глупой. Но, обладая деятельной по своей сути натурой, Вета не могла сидеть без дела, а тут еще натолкнулась в старом журнале на изображение особняка. В общем, по несчастливому стечению обстоятельств, ей на ум пришло что—нибудь сделать с Малфой—мэнором.

— А кто чертежи рисовал?

— Лариса по фотографиям из «Ведьмополитена».

— Где она, кстати? — встрепенулся надувшийся было Рон.

— Забыл? У нее отработка у Снейпа, — Джинни все еще злилась на брата за его выходку и поэтому весьма грубо ответила на его вполне невинный вопрос.

Ее брат еще раз скривился, когда сестра демонстративно развернула чертеж и наклонилась над ним, после чего быстро вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.

— И в этом весь Рон.

Вета усмехнулась и стала собирать чертежи: все равно сегодня уже никакого обсуждения не получится, да и чем больше она занималась этим, тем больше понимала нежизнеспособность идеи.

«Нужно не цепляться за старое, а строить новое… Землю все же надо выкупить, а вот дом я построю такой, какой хочу Я!»

Гермиона на освободившееся место сразу навалила учебники и села за домашнее задание. Девушка решила присоединиться к подруге, но ее все время отвлекали тихие печальные вздохи Джинни, сидевшей на кровати с пяльцами, и угрюмая фигура, так и маячившая на фоне окна, загораживая свет. Не выдержав, девушка отложила перо и посмотрела на парочку:

— Или вы оба перестаете вести себя как дети малые, или идете куда—нибудь отсюда.

— Вета, — Гермиона осуждающе посмотрела на девушку.

Гарри вздрогнул и посмотрел на Джинни, которая еще ниже склонила голову над вышивкой.

— Гермиона, в отличие от тебя я, во—первых, не могу погружаться в домашнее задание так, чтобы не слышать окружающих, а, во—вторых, не хочу портить глаза.

— Можно зажечь свечи.

— Можно, но не нужно, — фыркнула Вета и внимательно посмотрела на застывшего парня, — Ведь так, Гарри?

Повисло напряженное молчание: Джинни несмело посмотрела в сторону юноши. Гермиона закатила глаза и снова уткнулась в книгу. Вета, поигрывая пером, созерцала всю картину как бы со стороны, хотя внутренне была весьма напряжена, ожидая действий от Гарри — возможно сейчас…

Через несколько минут юноша, будто решив что—то для себя, неуверенно двинулся к Джинни, осторожно присел на краешек кровати и прикоснулся к рукам гриффиндорке, безвольно лежавшим на коленях. Джинни робко улыбнулась. Гарри наклонил голову, что—то тихо прошептав. Девушка мягко улыбнулась и провела рукой по взлохмаченным волосам юноши.

— Думаешь, они помирились? — раздался рядом голос Гермионы: Вета повернула голову к гриффиндорке, которая внимательно следила за своими друзьями.

— Надеюсь. Также надеюсь, что он наладил свои отношения и с вами, иначе мне опять придется есть в одиночестве.

— Почему? — Гермиона недоуменно приподняла брови, посмотрев на Вету.

— Потому что я не могу есть в обстановке напряжения — пища плохо проходит, — девушка вернулась к учебнику по трансфигурации, из которого на протяжении получаса не прочитала ни строчки.

В следующий раз, когда Вета подняла голову от домашнего задания, в комнате, кроме нее и Гермионы, никого не было.

— Ну и слава Мерлину.

— Ты о чем? А, вижу, убежали. Что ж, Гарри становиться прежним.

Вета склонила голову на бок, задумчиво глядя в окно.

«Все ли так просто?»

* * *

К концу февраля Гарри, хоть и был мрачен, но пытался общаться с друзьями ровно, а с Джинни старался проявлять некоторую нежность. Хотя, наблюдая за парнем, когда бывала у гриффиндорцев, Вета не могла не заметит, каких усилий ему стоило поддерживать отношения с друзьями. Будто разумом он наконец понял, что вести себя так, как он вел — плохо, но ему что—то мешало, держало...

Люциус все так же был дико занят, Дамблдор — деланно добродушен и весел, МакГонагалл — сдержанна, а Северус Снейп — раздражителен и даже где—то жесток: в общем, ничто не говорило о том, что наступили смутные времена.

Вету больше не посещали предчувствия. Может, потому что свершающиеся за стенами Хогвардса события не касались ее напрямую, а может по какой другой причине, но надвигающейся войны она не ощущала, как не ощущали ее и другие студенты. Впрочем, об этом молчала и периодика — ни слова о начавшейся войне.

Порой Вете казалось, что произошедшее плод ее фантазии и вот сейчас из—за угла выйдет Винсент, молча отберет сумку и пойдет рядом, что услышанные слова о том, что началась война ей пригрезились…Но Винсент не появлялся, а война началась уже давно, задолго до того, как Вета появилась в Англии.

Девушка не была наивна и безусловно понимала, что любая война должна закончится битвой. Битвой, которая станет переломным моментом в ходе противостояния. Этой же битвы на горизонте не наблюдалось. И от этого казалось, что время застыло, а звуки пропали. Казалось, что будто все затаилось в ожидании. Единственное, что разбавило плавно и скучно текущее время, кроме ее планов завладеть землей под Малфой—мэнором, это случившееся в начале марта в Выручай—комнате. Как их обнаружили, Вета не понимала, но, все же, не зря про Гермиону говорили, что она очень умна:

— Как ты могла! Как ты вообще до этого додумалась?! Учить Гарри Темным проклятьям! Мерлин Великий! — Вета вздрогнула и резко обернулась к двери.

— Герми..., — попытался вставить слово Гарри, двинувшийся к подруге, успокаивающе подняв руки.

— А ты вообще молчи! Дамблдор столько лет пытался держать тебя от этого подальше! Столько лет пытался сдержать ту часть темноты, что досталась тебе от Волдеморта, а ты взял и добровольно сунул голову в петлю!

— Не преувеличивай, Гермиона! Это, наоборот, поможет ему справиться с Лордом, — Вета встала со стула и сложила руки на груди, разглядывая разъяренную гриффиндорку — такой Гермиону она еще не видела.

— Нельзя злом победить зло! Зло преумножает еще большее зло!

— Нельзя мыльными пузырями уничтожить стену, Гермиона! Чтобы с кем—то сражаться, нужно иметь силу, не меньшую чем у сражающегося с тобой врага, а чтобы победить, нужно знать врага как самого себя.

Гермиона сжала кулаки и тряхнула волосами.

— Нет! Ты не будешь учить его этой мерзости! Я сейчас же иду к Дамблдору.

— Герми...

— Молчи! — Гермиона топнула ногой на парня и развернулась к выходу.

— Подожди... А если я больше не буду учить его проклятьям? — вкрадчиво прошептала Вета в спину гриффиндорки.

— Но Вета, ты же говорила...

— Молчи, Поттер, — девушка ткнула палочкой в сторону парня, даже не оборачиваясь в его сторону.

— Не будешь? — гриффиндорка полуобернулась и, прищурившись, посмотрела не Вету.

— Не буду, — кивнула та.

— Даешь слово?

— Могу дать клятву, что больше не буду учить Гарри Поттера Темным проклятьям, — Вета подняла палочку, на конце которой зажегся зеленый огонек постепенно меняющий цвет сначала на бордовый, а потом на черный.

Задумчиво пожевав губу, Гермиона наконец медленно кивнула:

— Хорошо, ради нашей дружбы я не буду рассказывать Дамблдору. Надеюсь, что ваши занятия не причинили вреда. Но вы меня оба очень огорчили, — и, поджав губы, Гермиона покинула Выручай—комнату.

— Вета! — Гарри гневно сверкнул глазами на девушку, которая оторвалась от созерцания дверей. — Как ты могла! Ты же сама заставила меня, уломала... Я согласился, даже втянулся, а теперь... Теперь ты меня кидаешь?!

— Интересно, она точно не расскажет? — с сомнением протянула девушка.

— Да точно! — отмахнулся Гарри. — Но ты хотя бы слышала, что я тебе только что говорил?!

— Орал — это ближе к правде. Я слышала, Гарри, и мы больше не будем заниматься Темными проклятьями.., — Вета прищурилась на открывшего рот парня, — помолчи и послушай меня: мы не будем их больше учить, потому что выучили все, которые, по моему мнению, могли бы тебе пригодится, ну почти все, — Вета вздохнула и встала со стула, — а другие у тебя не смогут получиться, хоть ты головой о стену бейся. Правда, почему я не понимаю, но это так, мелочь.

— Наши занятия окончены? — Гарри изменился в лице: рот сжался в тонкую линию, зеленые глаза стали колючими, как иголки.

— Кто тебе сказал? — Вета приподняла брови.

— Ты, только что! — Гарри начал выходить из себя.

— Я? Ничего подобного, я сказала: проклятья больше не практикуем, я не говорила о прекращении занятий.

— Вета!

Девушка хитро блеснула на парня глазами и похлопала по плечу.

— Дыши глубже, Поттер, у нас еще остались защитные заклинания, а клятву о них я Гермионе не давала.

— Но они тоже Темные.

— Но они же не совсем проклятья, — пожала плечами Вета.

Гарри фыркнул и губы его стали медленно растягиваться в улыбке.

— Действительно, не проклятья...

После этого разговора молодые люди разошлись, договорившись встретиться через день, вечером, так как у Гарри начались тренировки по квиддичу, а Дамблдор, поддерживая видимость того, что все в порядке, не запретил студентом носиться на метлах, а только перенес занятия во двор замка, сославшись на какую—то совсем невразумительную причину. Сами же матчи по квиддичу были, по мнению Веты, под большим вопросом — поле не входило в зону покрытия охранных барьеров.

Слегка уставшая, но в принципе довольная, тем, как прошло занятие, девушка вернулась в подземелья.

Дверь в кабинет мужа была закрыта, сквозь щель пробивался свет. Вздохнув, Вета устроилась за столиком, на котором стояло теплое молоко и печенье — забота домового.

— Как прошел день, дорогая? — проговорил мужчина, прикасаясь губами к макушке Веты, а затем усаживаясь напротив.

— Относительно удачно, — улыбнулась она, — Люциус в кои—то веки вышел из кабинета и решил провести вечер с ней.

Усмехнувшись, Люциус, подергал плечами, разминая затекшие мышцы, вытянул ноги к огню и расслабленно откинулся в кресле.

— Люциус? — мужчина приподнял брови. — Все так плохо?

— О чем ты?

— Люциус, ты не вылезаешь из кабинета, а когда и выходишь оттуда, исчезаешь в Хогвардсе, будто в Зачарованном Лесу. Я тебя практически не вижу.

— Ты должна понимать, что происходят весьма серьезные вещи, — нахмурился тот.

— Да, но... Я понимаю, и не пристаю к тебе с вопросами и претензиями, — Люциус приподнял брови, — но я хочу хотя бы частично быть в курсе дела.

— Есть «Ежедневный Пророк». Он доставляется в школу и доступен для чтения всем.

Вета фыркнула:

— Да, если еще учесть, что содержание статей контролируется Министерством...

— С чего ты взяла?

— Дорогой мой муж, я не думаю, что Темный Лорд затаился настолько, что вот уже несколько недель о нем и его «выходках» нет ни единого слова в «Пророке».

— Ничем не могу помочь, — развел руками Люциус, отворачиваясь к огню.

Даже внутренне злясь на него за нежелание говорить на тему войны, Вета не смогла не полюбоваться гордым профилем мужа.

— Пей молоко, ешь и спать. Последнее время ты выглядишь усталой.

— Последнее время я чувствую себя все больше и больше беременной, — Вета указала на свой, уже не скрываемый ни мантией, ни, тем более, обтягивающим школьным свитером, живот.

Губы мужа тронула легкая улыбка, которая тут же погасла и сменилась поджатыми губами.

— Да, думаю, скоро тебе придется покупать новую одежду, сделай это по каталогу — в Лондон я тебе ходить запрещаю.

— Я даже не собиралась, — возмутилась Вета — неужели он считает ее настолько безмозглой.

— Вот и прекрасно. Пей и спать.

— Ты такой деспот! — Вета быстро выпила молоко, хрустнула печеньем и, не сказав больше Люциусу ни слова, сбежала в спальню, иначе, она, наверное, врезала бы ему по его холеному лицу.

«Как он смеет так со мной разговаривать? Как он смеет постоянно так себя вести со мной?! Хотя, о чем это я — Люциус Малфой, даже потерявший все, остается Люциусом Малфоем, что бы это не значило в конечном итоге...»

Приняв ванну, Вета забралась в кровать, прислушиваясь, как в гостиной беспокойно ходит муж, но вот шаги прекратились, а потом стали приближаться. Открылась дверь, мужчина молча прошел в ванную, зашумела вода, потом все стихло. Люциус также молча вышел и стал переодеваться.

Вета недовольно сморщилась на себя — как бы она не злилась на него, стоило мужу раздеться или просто прикоснуться к ней, и девушка таяла.

«Чертовы гормоны!»

Вета облизала вдруг пересохшие губы.

Тем временем, Люциус завязал тесемки на пижамных брюках и лег поверх одеяла на кровать.

— Давай не будем ссориться, у меня и без этого хватает, чем заняться.

Вета приподняла брови и взглянула на мужа, который продолжал изучать потолок.

— Если ты не будешь считать меня полной дурой и скрывать правду, то и обижаться мне будет не на что, — девушка подвинулась ближе к мужу и осторожно провела кончиками пальцев по почти зажившим шрамам на груди.

Мужчина перехватил ее пальчики и, неожиданно для Веты, поднес их к губам.

— Думаешь, этого достаточно?

— Почему нет, — усмехнулся Люциус, поворачиваясь к ней лицом и быстро целуя в губы.

— Действительно, почему нет..., — обняв мужа за шею, Вета притянула его ближе.

Довольно фыркнув ей в шею, Люциус принялся ласкать нежную кожицу. Все тело ее загорелось желанием. Она чувствовала тяжесть в животе и груди...

Потом они долгое время молча лежали в объятьях друг друга, восстанавливая дыхание. Голова мужа лежала у нее на груди, а рука бессознательно обнимала живот.

Вета поглаживала его светлые волосы — муж спал, тихо, ровно дыша и щекоча ей кожу на груди.

Люциус был своеобразным человеком, который не показывал свои чувства даже близким, кроме ярости, конечно. Почти всегда холодный и безразличный с виду, внутри он кипел чувствами и, иногда, его прорывало. Хотя бы вспомнить тот случай, когда он запустил в нее табуретом. Но именно этот лед и пламень для Веты были столь привлекательны: в ее семье существовали ровные, спокойные отношения. Конечно, ее любили и она любила, но никогда чувства не прорывались наружу... Люциус тоже любил окатить людей холодом, но был достаточно язвителен и агрессивен, чтобы с ним было всегда интересно — не знаешь, когда этот вулкан взорвется.

— О чем думаешь?

Вета вздрогнула и посмотрела в светло—голубые глаза мужа:

— Прочитай.

— Не вижу необходимости, — Люциус подтянулся на руках, и теперь уже Вета оказалась лежащей на его груди.

— Тогда зачем спрашиваешь?

— Могу я побыть любопытным?

Но Вета не могла рассказать свои мысли, не сейчас, поэтому сказала первое, что пришло в голову:

— Как твоя нога?

— Нога? Разве ты думала об этом? — приподнял брови мужчина.

— Возможно не об этом, просто это то, что меня волнует.

— Нога сносно, — почему—то без препирательств ответил Люциус, — но пока Волдеморт не исчезнет навсегда с лица земли, тебе придется терпеть меня рядом в кровати.

Вета фыркнула, прижавшись поплотнее к мужу. Сильные руки обняли ее за спину.

— Я и потом желаю тебя рядом.

— Не загадывай так далеко, — был ей ответ.

Вета нахмурилась — показалось ей, или в голосе мужа послышалось недовольство и злость.

«С чего такая агрессия? Он давно знает, что я хочу и дальше жить с ним».

* * *

Ночью ей приснился кошмар, который она тут же забыла. Почему—то она всегда забывала свои кошмары, но они надолго оставляли на душе неприятный осадок… Но даже если бы не это — кошмар в данной обстановке мог быть не просто реакцией подсознания на странную обстановку…

Люциуса рядом не оказалось.

Быстро собравшись, Вета шагнула в гостиную, и тут же недоуменно застыла в дверях: сегодня муж решил позавтракать с ней.

— Доброе утро, — поздоровалась Вета, подходя к нему и помогая справиться со шнурком на волосах, который тот безуспешно пытался приладить на длинный хвост. Правда для этого ей пришлось призвать к себе банкетку и встать на нее, но лишний повод прикоснуться к мужчине оправдывал любые затраты сил.

— Надеюсь.

Покачав головой, Вета устроилась в кресле и впилась зубами в тост, намазанный клубничным джемом. Люциус ограничился кофе.

— Тебе надо поесть.

— То же я могу сказать и тебе, — проговорил он, подталкивая к Вете тарелку с овсяной кашей.

Девушка сложила руки на груди:

— Только если ты поешь со мной, иначе я пойду на завтрак в Большой зал.

— Это шантаж? Неудачный моя дорогая, в следующий раз действуй элегантней.

Вета раздраженно передернула плечами и стала подниматься, но Люциус поднял руку, останавливая ее:

— Ладно, сиди. Ради того, чтобы ты как можно меньше общалась с гриффиндорцами, я позавтракаю здесь, с тобой.

— Спасибо, сделал милость, — фыркнула Вета, поднося ложку ко рту.

— Не за что, — Люциус отломил кусочек тоста, намазал его джемом и отправил в рот, запив кофе. — Знаешь, в одном есть плюс, — Вета приподняла брови, — твой домовой делает потрясающий кофе.

После завтрака Люциус удалился в кабинет, а девушка пошла на занятия. Однако к концу пары Вета поняла одно, что если она вот немедленно, вот сейчас же не поговорит с кем—нибудь о том, что мучает ее каждую ночь, то на учебе можно поставить крест — сосредоточиться она не сможет вообще и плакали ее ЖАБА. И почему—то самой лучшей кандидатурой на жилетку ей тут же представился Гарри Поттер, сидящий от нее в нескольких метрах справа и невидящим взглядом смотревший на профессора Флитвика.

Урок закончился, но уйти из класса Вете не удалось — ее и Гарри попросил задержаться профессор Чар:

— Мистер Поттер, леди Малфой, что с вами происходит? Мы сейчас проходим такие сложные заклинания, а вы не слушаете. Как же вы собираетесь сдавать экзамены? — профессор выглядел очень расстроенным.

— Простите, профессор, я сегодня плохо спал (а), — хором проговорили студенты, потом недоуменно переглянулись.

— Что ж, я понимаю ваше напряжение, но, к сожалению, у меня есть два варианта или снять баллы, — Гарри умоляюще посмотрел на маленького преподавателя, — либо назначить вам отработку.

— Лучше отработка, — уверенно проговорил Гарри.

— Поттер, говори за себя, — поморщилась Вета — ей—то было абсолютно наплевать на баллы, а вот провести вечер в компании, к примеру, с Филчем...

— Ну что ж, тогда сегодня вечером вы поможете мне расставить книги по полкам.

Вета тихо выдохнула: не Филч и ладно.

— Спасибо, профессор, мы постараемся впредь не отвлекаться, правда, Малфой? — Гарри дернул Вету за рукав мантии и потащил по проходу, получив одобрительный кивок профессора на свое обещание.

— Гарри, отцепись! — возмутилась девушка, когда парень буквально протащил ее по всей галереи.

— Тебе сняться кошмары? — вдруг спросил парень, останавливаясь у арки, ведущей к передвижным лестницам.

— Я…, — девушка замялась, но Гарри продолжил говорить, не дожидаясь ответа.

— Мне сняться последнее время..., — Вета фыркнула на это высказывание и ступила на лестницу, но гриффиндорец встал перед ней, преградив путь и тряхнув головой, отчего стал еще лохматее, — нет, ты не о том подумала, мне сняться не Мои кошмары, — девушка приподняла бровь, краешком глаза заметив, как все больше студентов обращают на них внимание, — мне обычно снятся совсем Другие кошмары: про родителей, Седрика, Сириуса..., но Эти не мои, то есть…, — парень запустил руку в волосы и подергал их, — они мои, но не такие как обычно, будто что—то влияет на них, переделывает.

— Хорошо, Гарри, — Вета беспокойно огляделась на застывшие то тут, то там группки, которые перешептывались, указывая на нее и Гарри глазами, а кто и пальцем, — но если в тебе вдруг проснулась потребность поговорить, лучше это делать не на лестнице у всех на виду, нас могут не так понять.

Будто очнувшись, молодой человек оглянулся по сторонам, залился краской, снова цапнул девушку за руку и потащил вниз по лестнице.

На этот за дверью Выручай—комнаты обнаружился не большой зал с высоченным сводчатым потолком, а уютная, маленькая комнатка с небольшим диванчиком, столиком с угощениями и чаем и весело потрескивающим камином.

Вета недоуменно обозрела комнату, Гарри же прошел к дивану и устало упал на него.

— Не стой в дверях... Это Выручай—комната, она всегда внутри такая, какая в данный момент нужнее всего.

Хмыкнув, Вета присела рядом с парнем, изучая странное сочетание цветовой гаммы:

— Не находишь, что соединение в одной комнате красного и зеленого это уже чересчур?

Гарри открыл глаза и поднял голову со спинки диванчика:

— Даже у комнат в этом замке есть свое чувство юмора, как и у их хозяина.

— Не думаю, что Дамблдор обладает им.

Гарри посмотрел на Вету долгим взглядом.

— Давай, говори уже, хватит сверлить меня глазами, мне неуютно, — передернула плечами девушка, когда их молчание и игра в гляделки затянулась.

— Ты не любишь и не доверяешь Дамблдору?

— А ты? Сейчас ты здесь, со мной, чтобы поговорить — так не делают, если любят и доверяют.

— Желание самому разобраться в своих трудностях не показатель моего недоверия или нелюбви.

Вета фыркнула, взяв со стола чашку чая и делая большой глоток.

— Просто я думаю, что пора уже самому заботиться о своей шкуре, хотя бы иногда, — добавил парень, наткнувшись на скептический взгляд Веты.

— Нда... И, правда — лучше самому, чем молитвами директора.

— Не понимаю..., — Гарри растерянно посмотрел на скривившуюся девушку.

— Чего именно ты не понимаешь, Гарри? Того, что Дамблдор великий манипулятор, или того, что ему в сущности, нет никакого дела до людей, окружающих его?

— Ты не права, он борется с Волдемортом! — встал на защиту Дамблдора Гарри.

— Не отрицаю, но при этом идет по головам всех остальных. Тут так сказать — цель оправдывает средства.

— Ты говоришь странные вещи, — покачал головой парень, вставая с дивана и отходя к камину. — Дамблдор для меня уже давно перестал быть непогрешимым, но в таких черных тонах я его не вижу.

— Возможно для тебя и для тех, кто не видит его настоящего лица. К тому же, Гарри, не говори мне, что никогда не сомневался в нашем добром дедушке и его действиях, — Вета, прищурившись, посмотрела в спину парня.

— Почему ты так думаешь?

— Если бы тебе не приходили на ум те же мысли, что я высказала сейчас, ты бы не стоял спокойно у камина, а набросился бы на меня с гневной речью.

— Знаешь, весьма не целесообразно в моем состоянии разуверять меня, что Дамблдор — Великий Светлый волшебник, радеющий за всех и каждого и никогда не опускающийся до низости, — фыркнул парень.

— Он никогда не опускается до низости, Гарри, он предоставляет это сомнительное удовольствие другим. А насчет Великого и Светлого, Великий — без сомнения, а вот Светлый... Прожив такую жизнь, как Дамблдор, навряд ли будешь делить все на Тьму и Свет, скорее, в твоей жизни появятся и полутона.

— То ты на него нападешь, то защищаешь...

— Я не нападаю и не защищаю. Я говорю то, что думаю о нем: он мне не нравится, я ему не доверяю, но не не верю... Я верю в его благую цель и желание избавить мир от Зла. Просто... Да, я, наверное, боюсь этого разговора и того впечатления, которое он может произвести на тебя, поэтому и пытаюсь объяснить тебе что я думаю о Дамблдоре... Прежде чем рассказать тебе кое—что. У меня, может, получается несколько сумбурно и размыто... Он не зло, но и не добро...

— Он человек, который тоже ошибается, хоть и Великий.

Вета вскинула глаза на грустно улыбающегося парня:

— А ты проницательнее и умнее, чем я даже надеялась.

— Да нет, не думаю, но, начиная с четвертого курса, я задумывался обо всем, что происходило вокруг меня... Наблюдал. Знаешь, я ведь не такой вспыльчивый, как обо мне думают, — Вета приподняла брови, на что Гарри по—мальчишески задорно скривил рожицу и мотнул головой, еще больше разлахмачивая шевелюру, — ну... бывает, но потом я очень долго и скрупулезно все обдумываю и прихожу к определенным выводам. Да и потом, он как—то мне сам сказал, что он просто человек и может ошибаться.

Но, удивительная вещь, даже его ошибки приводят к результату... Страшному, но к тому, что не сбивает с намеченной цели, а только подстегивает меня идти дальше, — Гарри сел обратно на диван, цапнул из вазочки конфету и запихнул ее за щеку — руки его нервно подрагивали, выдавая скрываемое за маской ребенка, любящего сладкое, нервное напряжение. — Смерть Седрика, потом Сириуса... Они ломали меня, но не сломили.

— Все что не убивает нас...

— Делает сильнее. Я только недавно понял это. Год назад такой разговор вывел бы меня из себя на столько, что я разнес бы тут все... Месяц назад я бы просто не стал говорить об этом, молча уйдя...

— Что изменилось теперь?

— Я вдруг резко повзрослел. Это началось год назад, когда после смерти Сириуса мне было настолько тяжело, что думать я мог только о мести. Ради этого я начал заниматься тем, на что раньше плевал, да просто ленился: окклюменцией, заклинаниями, защитой, даже зельями... И что странно, чем больше я занимался, тем спокойней я становился, понимая, что я рано или поздно отомщу, уничтожу мерзавца, терроризирующего магический мир Англии, — Гарри замолчал, сделав большой глоток чая — рука крепко сжимала белый расписной фарфор.

Вета склонила голову, следя за тем, как белеют костяшки...

— И как только я начал понимать это, принял свое предназначение. Даже, в какой—то мере простил себя за смерть Сириуса и Седрика, и Дамблдора за его недомолвки. Понял — почему он делал так, а не иначе... Насколько вообще мог понять его замысел... А потом началось это! — с тихим хрустом фарфоровое ушко—ручка откололась от чашки, которая с тихим стуком упала на ковер, заливая его чаем, — и я снова потерялся… Так трудно видеть смерть столь близко, что кажется — чуешь ее продирающее до кости холодное дыхание…

Вета прищурилась, ожидая продолжения — Гарри поднял глаза от темнеющего пятна на ковре:

— Эти кошмары... Мне раньше снились подобные вещи, но я думал, что переборол это, что занятия окклюменцией защитят меня от подобного и не был готов к возвращению... А месяц назад, в ночь с 14 на 15 февраля мне приснился сон... Странный, ужасный, но очень... Занимательный, — Гарри сжал губы, гневно сверкнув зелеными глазами, — мне приснилось, что все эти кошмары, все то, что они в себе несли, все это происки Волдеморта! Он опять попытался вмешаться, сделать так, чтобы я остался один, как тогда, на 5 курсе, и меня это привело в такую ярость... Она вывела меня из оцепенения и …

— Ты наконец—то услышал меня и доводы своего рассудка, — Вета села поближе к Гарри, обняв того за плечи, — и я очень рада, потому что лучше поздно, чем слишком поздно.

Гриффиндорец невесело усмехнулся:

— Да уж... Я опять оказался полным идиотом.

— Навряд ли, если это Волдеморт, то бороться против него... Трудно, но ты же борешься, так? Ты помирился с друзьями, с Джинни.

Гарри кивнул, тяжело вздохнув:

— Но чего мне это стоит... Каждую ночь...

— Все чего—то стоит.

— А чего стоят твои страдания?

Вета вздрогнула и впилась взглядом в такие же зеленые глаза как и у нее, и вдруг...

— Мерлин, какая же глупость... Невероятная глупость граничащая с идиотизмом. Невероятно, чтобы они не догадались... На кого же еще! — с этими словами схватив Гарри за руку, Вета вытащила его из комнаты. На секунду замешкавшись, чтобы оглянуться по сторонам — ей показалось, что кто—то пристально смотрит на нее, девушка, крепко держа Гарри, побежала к движущимся лестницам.

Парень, в первые секунды растерявшийся, начал сопротивляться:

— Ты чего... Куда?!

Но Вета только отмахнулась, продолжая тащить Гарри по ступеням вниз, на второй этаж.

— Ты же не... Вета, ты не можешь так поступить! — зарычал на девушку парень, когда понял, куда они идут.

— Поттер, если ты будешь упираться, а мне нельзя таскать тяжелые вещи, я наложу на тебя Stupefy и отлевитирую! — топнула ногой Вета, останавливаясь у статуи горгульи и разворачиваясь к застывшему в нескольких метрах от нее парню.

— Не ожидал от тебя такого, — зло сощурившись, прошипел Гарри.

Вета пожала плечами:

— Знаешь, не буду тебя сейчас переубеждать, что это все для твоей пользы, но надеюсь, ты оценишь мои усилия. Пойдешь добровольно?

— Леди Малфой, Вы ко мне? — раздался за спиной мягко—вкрадчивый голос Дамблдора. — О, Гарри, и ты здесь. Что ж, молодые люди, входите, входите, — директор Хогвардса посторонился, пропуская подростков на винтовую лестницу.

* * *

— Чем я могу вам помочь? — Дамблдор устроился в кресле, подтолкнув к студентам вазочку с конфетами, но Вету не обманул его спокойный, доброжелательный взгляд, потому что там, в глубине этих синих глаз она явно увидела горящее нетерпение и знание того, почему они здесь.

«Значит все же Винсент оставил и другое письмо, которое говорило о том, Что он увидел в своем сне... Да, кому же еще он мог его оставить».

— Перестаньте, директор, Вы прекрасно знаете чем, и почему мы здесь.

— Вы...

— Я ошибаюсь или грублю Вам? Да, я грублю, но я не ошибаюсь. Я вижу это в Ваших глазах. Единственное, что мне не понятно, зачем было еще целый месяц мучить Гарри?

Дамблдор откинулся в кресле и теперь уже серьезно посмотрел на девушку, убрав из взгляда напускное добродушие:

— Все очень просто, Веталина: Гарри должен был сам справиться с этим. Он уже достаточно силен для этого...

— Вы его испытываете, — Вета напряженно посмотрела на парня, который будто заснул в кресле: глаза закрыты, дыхание ровное, только вот руки стиснуты на подлокотниках. — Снова.

— Можно и так сказать. Но я бы выразился по—другому — это еще один этап, пройдя который, он стал сильнее.

— И долго вы собирались играть в незримого наставника?

— Не переходите границы, Веталина, — сощурил глаза Дамблдор.

— Кто из нас их переходит — это большой вопрос, — фыркнула Вета.

— Хватит! — Гарри вскочил с кресла, рубанув рукой по воздуху.

Волшебники перестали буравить друг друга взглядом и повернули головы к гриффиндорцу.

— Скажите, директор, Вы знаете, что со мной происходит?

— Да, Гарри.

— И Вы бы мне сказали, если бы я сам не смог справиться?

— Нет. Мы просто попытались бы уничтожить проклятье раньше, чем оно могло тебе повредить. Собственно, мы попытались помочь тебе, чем смогли.

— Оно уже ему повредило! — встряла Вета.

— Молчи, Вета! — окрикнул ее Гарри.

Девушка насупилась и отвернулась.

«Неблагодарный!»

— Хорошо. Тогда следующий вопрос, Вы знаете как снять Это с меня?

— Да, но с этим возникли некоторые сложности. Однако, мы делаем все, чтобы уменьшить влияние проклятья на тебя.

— Да... Я понял это. Последний месяц мне не то, чтобы лучше, но и не так плохо.

Вета вскинула голову и посмотрела на Дамблдора: темные круги под глазами... Девушка отвела глаза, припоминая: Флитвик, МакГонагалл, да и Северус Снейп последний месяц выглядели очень не выспавшимися, но тогда Вета, во—первых, не очень то и присматривалась к преподавателям, во—вторых, все же они были озабочены сложившейся ситуацией, а, в—третьих, Северус Снейп всегда выглядит как недокормленный вампир, но теперь...

«Они что, каждый вечер берут на себя часть проклятья? Как мило с их стороны. Слава Мерлину, что у Люциуса нет этой тяги к самопожертвованию, а то каждую ночь смотреть на его черно—белое изображение — удовольствия мало».

— Это хорошо, Гарри. Это хорошо, — проговорил Дамблдор, однако, задумчиво смотря на Вету. — Теперь, думаю, когда леди Малфой успокоилась и поделилась своей догадкой относительно твоих кошмаров, ты можете идти.

Гарри кивнул, поднялся с кресла и шагнул к двери. За ним последовала и Вета, но у самого выхода ее остановил голос директора:

— Леди, задержитесь. А ты иди, Гарри.

Кинув взгляд на Вету, парень исчез за дверью.

— Присаживайтесь, Веталина, не стойте в дверях, — Дамблдор повел рукой в направлении дивана около камина.

Поморщившись, Вета все же двинулась к дивану. Через несколько секунд к ней присоединился и директор Хогвардса.

— Почему у меня возникает чувство де—жавю?

— Видимо, потому что я хочу, как и тогда, попросить Вас об одолжении.

— И что же Вы хотите от меня теперь?

Дамблдор склонил голову, сверкнув на Вету очками:

— Не пытайтесь грубить мне. Я прожил слишком долго, чтобы принимать близко к сердцу подобные комариные укусы, однако, все же я был бы Вам признателен, если бы Вы были несколько более сдержаны.

— Потому что Вы мне годитесь в прадеды, или потому, что мы с Вами по одну сторону баррикады?

— Скорее по второму пункту. Уважение к старшим в Вас нет ни грамма и взывать к нему бесполезно, — усмехнулся Дамблдор.

— Мы опять друг друга поняли. О чем Вы хотели попросить?

— Леди Малфой, Вы же умная девушка, думаю, Вы уже догадались, — приподнял бровь старый волшебник.

— Не рассказывать Гарри о смерти Винсента?

— Да. Мальчик и так многое испытал за свои 17 лет. А известие о еще одной смерти еще и наложенное на снящиеся ему кошмары... Что бы Вы не думали обо мне, дополнительные страдания причинять Гарри я не хочу.

— Отчего вдруг такая забота… Аааа, просто это не входит в Ваши планы... Но, Вам виднее, Вы давно играете в эту Большую игру, — Вета задумалась — может, на этот раз старый волшебник прав, — как ни как, она тоже сомневалась в необходимости рассказывать случившееся, ведь так?

— Я рад, что Вы поняли.

Вета вздохнула и поднялась с дивана:

— Благодарю за беседу, директор, не могу сказать, что она мне понравилась, но избавила от будущих угрызений совести — что будет, если я расскажу, а что будет, если утаю...

— Ничего непоправимого.

— В свете того, что у Вас прорицание Винсента, надеюсь, Вы не ошиблись в выборе пути. Доброго вечера, директор Дамблдор.

— Вы не правы, Веталина, — покачал головой волшебник.

Вета окинула Дамблдора холодным взглядом и вышла за дверь.

Спустившись из кабинета директора, Вета почувствовала, как начитает пульсировать боль в виске — сказывались недосыпы и переживания, а еще вдруг дико захотелось есть. Поэтому, единственным ее желанием сейчас было: добраться до своих комнат.

Уже спустившись в подземелья, Вета вдруг была весьма бесцеремонным образом остановлена и втянута в один из чуланов. Попытавшись отбиться от неизвестного, девушка сильно ударилась головой о какую—то полку, с которой с грохотом посыпались весьма тяжелые предметы и опять же попавшие по многострадальной голове. От всего этого у Веты из глаз посыпались искры, а начинающаяся боль стремительно разрослась и теперь настойчиво билась в черепную коробку, пытаясь вырваться наружу.

Одно радовало Вету — держащему ее человеку тоже досталось, судя по приглушенному постаныванию за спиной.

— Задница Салазара!

Девушка застыла, потом пнула парня ногой в голень и круто развернувшись, одновременно выкрикнув:

— Lumos! — острие палочки ткнулось в горло Гарри. — Ты совсем сдурел?!

— Убери, — парень ответ черное дерево от кожи, схватив Вету за запястье.

— Ты вообще нормальный, Поттер?

Гарри недовольно дернул плечами, потерев ушибленную голову:

— Нет... Будет шишка.

— Вот и прекрасно. Что за манеры — нападать на беззащитных девушек в темных коридорах, тащить их в чуланы и...

— И? Кто тут беззащитный это еще надо выяснить.

Вета устало вздохнула, помассировав виски:

— Чего ты хочешь от меня, Гарри? Покричать за то, что я потащила тебя к Дамблдору? Так я сделала это ради тебя — откуда мне было знать, что старый интриган обо все знает?

— Дамблдор всегда обо все знает, — пожал плечами Гарри.

— Тоже мне — вездесущий... Так что ты от меня хочешь? Вроде бы все выяснили там. Или мстить будешь.

— Глупости какие, — отмахнулся Гарри. — я хотел спросить тебя о том, что все же происходит? Что это за проклятье и почему ты знаешь о нем?

Вета вздохнула и обвела взглядом помещение: расставленный по стенам хлам, на полках навален различный мусор, свисающая ото всюду паутина.

— Уверен, что это подходящее место?

— Скажи, и мы быстро разойдемся по своим делам: меня Джинни ждет.

— Ну и шел бы ты к ней, — фыркнула Вета, зажмурившись от боли, но, успев заметить упрямо выпяченный подбородок — Гарри уходить не собирался.

— Липучка ты, Поттер, — вздохнула девушка. — То, что не дает тебе спать по ночам, называется «Повелитель Снов». Его создал, как оказалось, мой не умерший дед — Деметриус Спитакис, который, в добавок ко всему, оказался ближайшим соратником Волдеморта в Первую Войну, да, кстати, еще он убил моих родителей.

Вета подняла глаза на затихшего Гарри: напряженный взгляд, стиснутые зубы, горящие глаза. Девушка хмыкнула — Дамблдор не просил ее не рассказывать Гарри о том, что доводит его каждую ночь.

— А как уничтожить?

Вета пожала плечами:

— Возможно, как обычно — убив того, кто его сделал, но тут, как сказал наш Великий директор, есть одна загвоздка: никто не знает, где может находиться мой дед...

«И убить его могу только я, если хочу снять Свое проклятье».

Тем временем Гарри, видимо, получивший все ответы на свои вопросы попытался пробраться к двери, но, запнувшись о лежавший на полу хлам, повалился на Вету.

От удара о каменный пол подземелий у девушки вышибло дух и потемнело в глазах, а когда зрение вернулось, первое, что она увидела — носки блестящих, лакированных ботинок у самого своего лица, потом почувствовала тяжесть тела сверху, тела, которое пыталось встать и пыталось весьма неуклюже.

Ноги в ботинках сделали пару шагов в сторону, пропав из поля зрения. В туже секунду давление на нее пропало, раздался приглушенный вскрик боли, вслед за тем ее за шиворот одним рывком подняли на ноги. Только ноги не коснулись земли, а болтались в воздухе. Державший ее за шкирку, как нашкодившего котенка человек, развернул девушку лицом к себе:

— Люциус?! Что ты...

— Молчать! Я думал, ты все же умнее и могла бы встречаться с этим мелким мерзавцем хотя бы не в подземелья, я уже не говорю, что не по чуланам. У вас же была облюбована Выручай—комната, или Вам захотелось острых ощущений?

— Люциус, о чем ты? — Вета пораженно уставилась в искаженное яростью лицо мужа.

— А Его Аристократическое Высокомерие ревнует, — послышался хриплый смешок из—за спины Веты.

Девушка насколько могла, вывернула шею, чтобы взглянуть на парня. Тот стоял широко расставив ноги, в одной руке держа волшебную палочку, а другой утирая кровь, текущую из разбитой губы.

— Заткнись, Поттер, если хочешь жить!

— Да пошел ты!

Люциус зарычал, отпихнул от себя Вету, которая, не удержавшись на ногах, приземлилась на пятую точку и растерянно уставилась на стоявших друг напротив друга мужчин — по нехорошему блеску в глазах Гарри и напряженной спине Люциуса, девушка поняла, что просто так эта непонятная ей вспышка агрессии не закончиться — муж явно не был расположен к мирному разрешению конфликта, как и гриффиндорец.

— Stupefy! — Гарри увернулся от проклятия Люциуса.

— Petrificus Totalus! — заклятье с тихим шипением угодило в стену поверх головы Веты.

— Вы с ума сошли, прекратите оба! — девушка попыталась схватить мужа за руки и оттащить подальше от Гарри, но Люциусу достаточно было просто дернуть плечами, чтобы Вета отлетела к стене и медленно осесть на пол. — Мерлин...

— Мерлин тут ни при чем, леди Малфой, — раздался насмешливо—язвительный голос над Ветой.

Девушка вскинула голову, упершись взглядом в черные, блестящие глаза.

— Разнимите их!

— Ради чего? Пусть Малфой и Поттер развлекутся.

— Они же поубивают друг друга! — Вета с трудом встала, держась руками за стену и с ужасом наблюдая, как в Люциуса, по касательной, врезалось режущее заклинание. — Профессор!

Вздохнув, Северус Снейп нехотя вытащил волшебную палочку:

— Stupefy! — Гарри как подкошенный упал на пол.

— Ferula! — Люциуса опутали жгуты веревки, сковывая движения. — Хватит, Люциус, Поттеру и так будет очень плохо, когда он очнется.

— Освободи меня, Северус! Немедленно! — бледная кожа Люциуса окрасилась легким румянцем, а голубые глаза метали молнии.

— И не подумаю.

— Северус!

— Люциус, я тебе поражаюсь — драться с Этим... И из—за чего... Ты низко пал, Люциус, даже ниже, чем раньше. Так что, скажи мне спасибо, за то, что я тебя остановил. Finite Incantatem, — махнул палочкой в сторону трясущегося от бешенства мужчины, Северус Снейп.

— Спасибо! — процедил сквозь зубы Люциус. — Запомни на будущее, я не нуждаюсь в ни твоих комментариях моим поступкам, ни в твоей помощи. И не тебе говорить мне о падении, о его низости и причине! — с этими словами, медленно и с достоинством расправив складки на мантии, слизеринец зашагал вглубь коридора.

— Мерлин, — выдохнула Вета, только сейчас заметив, что во время всей сцены практически забыла дышать, — что это было?!

— А Вы как думаете, леди Малфой?

Вета недоуменно посмотрела на довольно улыбающегося преподавателя, который в это время подходил к лежавшему без сознания Гарри.

— Это, леди, было: «никому не позволено лапать собственность Малфоев».

— Почему из Ваших уст предположение о том, что Люциус может ревновать, звучит так мерзко?

— Потому что не ищите в Малфое каких—то высоких порывов в отношении себя, он на это не способен. Все именно так, как я сказал... Finite Incantatem! Поднимайтесь, Поттер, Вас ждет удовольствие отработки у меня целый месяц... Да и — семьдесят баллов с Гриффиндора за нападение на старшего.

Даже после того, как в коридоре затихли шаги профессора и Гарри, Вета все еще не могла придти в себя. Но потом снова нахлынувшая головная боль, ноющий от голода желудок и саднящая от ушибов спина привели ее в чувства и девушка медленно побрела к комнатам, которые встретили ее гробовой тишиной.

Проскользнув в спальню, Вета быстро переоделась ко сну и, забравшись в кровать, с головой накрылась одеялом — голова болела настолько сильно, что из глаз сами собой лились слезы. Есть хотелось сильно, но при мысли о еде Вету вдруг стало сильно тошнить.

Рядом послышался тихий хлопок и недовольное бормотание домового:

— А Дедушко говорит тебе, что Он плохой, злыдень.

— Отстань, мне только тебя сейчас не хватало! — окрысилась на мохнатое существо Вета, скидывая с головы одеяло.

— Орать на Дедушко, так это завсегда, а как прислушаться... На, пей молоко, — домовой сунул под нос девушке стакан горячего молока.

Вета дернула головой, быстро отворачиваясь и застонала — боль сильно толкнулась в череп:

— Не могу, тошнит.

— Этоть от голоду. Пей, говорят. Напасть—то какая, зельями не опоить — нельзя, детенышу недобро сделается, — запричитало существо, все же впихнув в слабую руку Веты стакан и проследив, чтобы она выпила теплую белую жидкость.

— Гадость!

— Ничего, стерпится, — фыркнул домовой, укрывая Вету одеялом и направляясь к выходу очень решительной походкой.

— Нет! Не трогай его. Он от усталости, — девушка вскочила на колени, испуганно глядя на решительно—злую мордочку Дедушко и выпалив первое, что пришло в голову.

— Он от усталости спиной о стену колотил свою тяжелую женку?

— Он был не в себе.

— Не думаю, где моя Веточка? Чтобы молвили твои родители на это... Неслыханно... Позволять бить себя... Изверг! — забурчало существо, щелкнуло пальцами, и Вета осталась в комнате одна.

Молоко утолило первый голод, тошнота постепенно уходила, только головная боль так и продолжала пульсировать в висках.

«Но за последние месяцы мне бывало намного хуже».

Вета лежала тихо, прислушиваясь к звукам, но ни единого шороха, ни единого скрипа не раздалось в комнатах. В конечном итоге, сморенная усталостью, девушка забылась тяжелым сном.

Люциус так и не пришел спать в эту ночь. На завтрак он не вышел. С неспокойной душой Вета пошла на занятия и как только начался обеденный перерыв, кинулась в подземелья.

Дверь в кабинет мужа была закрыта, сквозь щель пробивался свет. Вздохнув, Вета развернула кресло от огня к двери, свернулась калачиком в кресле и стала ждать, когда Люциус почтит ее своим присутствием.

В ожидании мужа девушка задремала, но звук громко стукнувшей о стену двери в мгновение ока вывел ее из забытья — в дверях стол Люциус. Холодно скользнув взглядом по Вете, мужчина с безразличным видом подошел к ней. Девушка вздрогнула, привстала, попыталась что—то казать, чтобы убрать с лица мужа испугавшее ее выражение, но Люциус жестом приказал ей молчать, вытащил из внутреннего кармана мантии флакон с плескавшейся внутри темно—бордовой жидкостью, молча бросил его на колени Веты и быстро прошел к выходу.

Из состояния ступора девушка вышла еще не скоро, а когда все же очнулась, первое на что упал ее взгляд, был флакон с зельем. Вета провела кончиками пальцев по холодной поверхности, кинула взгляд на дверь... По щеке сползла горячая слеза.

Шмыгнув носом и мотнув головой, девушка решительно схватила зелье, выдернула зубами пробку и опрокинула в себя жидкость.

На этот раз ей стало плохо уже через несколько секунд, настолько плохо, что последствия первого приема зелья показались ей мелочью: дышать вдруг стало нечем, перед глазами встало кроваво—красное марево, Вета смутно осознала, что упала на пол и пальцами, ломая ногти, она скребет по ворсу ковра.

«Но после первого раза мне не было так плохо... Я умираю?»

* * *

— Люциус, о чем Вы думали, когда добавляли свою кровь в зелье?! Вы вообще думали? Или в школе плохо учили состав зелий, в которых основным компонентом является кровь?! Вы чуть не убили свою жену! Кто добавляет в целебное зелье кровь, которая пропитана яростью?! — мадам Помфри бушевала, причем еще ни разу девушка не слышала такого гнева в голосе колдомедика.

— Видимо Люциус Малфой,— фыркнули справа от Веты.

— Еще слово, Снейп, и ты отправишься к праотцам! — девушка аж кожей почувствовала, как повеяло холодом от слов мужа, холодом и яростью.

— Вы сами во всем виноваты, лорд Малфой, и злиться Вам нужно только на себя, — менторски тоном заявила мадам Помфри.

— Сейчас она в порядке? — проигнорировав слова ведьмы, прошипел вопрос Люциус.

— Покажет только время, чем для Вашей жены и ребенка выльется Ваша халатность. Сейчас можете идти к себе и не пронзать меня своим холодным взглядом, на меня это не действовало раньше, не подействует и сейчас. Уходите, — Вета мысленно приподняла брови, потому что физически ей почему—то было даже кончиками пальцев не пошевелить: мадам Помфри тоже умеет шипеть?

«Похоже этот вид общения весьма заразен».

Послышался удаляющийся стук каблуков — весьма злобный стук. Перед внутренним взором Веты так и предстало исказившееся яростью от сознания бессилия лицо мужа: губы плотно сжаты и искривлены в презрительной гримасе, глаза сверкают, на скулах играет нездоровый румянец, так не подходящий к бледной коже, шрам на щеке резко выделяется багровым, руки сжаты в кулаки, голова гордо вздернута, спина прямая — мадам Помфри повезло, что он не стал с ней спорить, а просто ушел, так как в момент ярости, Люциус мог и убить — по крайней мере, табурет в нее уже летел однажды.

Тем временем, разговор над ее кроватью продолжался:

— Северус, может лучше все же переместить девочку в Больничное крыло?

— Не имеет смысла: все, что нужно для лечения, мы уже сделали, дальше поможет только время.

— Да, время и уход, но ты думаешь, что Люциус будет за ней ухаживать? — голос колдомедика прозвучал раздраженно. — После такого—то поведения.

— Не думай, что ему все равно, и злиться он в первую очередь на себя.

— Пусть злиться на кого хочет, но ни она, ни ребенок не должны страдать от этой злости.

— У леди Малфой есть лохматое недоразумение, которое заменило домовых эльфов. Если у него хватило мозгов позвать на помощь, то уж с уходом он как—нибудь справится.

— Не знаю, Северус, я опасаюсь.

— В этот раз я склонен разделить ваше опасение: не знаю, как в следующий раз может подействовать зелье.

— Ох, что же теперь будет?

— Я не Трелони, — прервал причитания колдомедика Северус Снейп.

На этом разговор закончился — Вета услышала, как маги тихо прошли к выходу, скрипнула дверь и в комнате повисла абсолютная тишина. В скором времени девушка погрузилась в тяжелое, душное забытье.

Приходила в себя она, кажется, целую вечность и за это время ни разу не видела Люциуса — он не входил в спальню, хотя и слышала шаги в гостиной. Правда, иногда, сквозь сон ей казалось, что кто—то сидит на кровати, вытирает пот со лба, шепчет какие—то обнадеживающие, утешающие слова или просто пристально смотрит на нее, но происходило ли это наяву, или было всего лишь игрой ее изнуренного болезнью состояния. Однако, когда она не надолго приходила в себя — рядом была или колдомедик, или Дедушко, изредка Вета замечала мелькавшую в гостиной мантию зельевара.

Вета удивлялась сама себе — ей бы обидеться на Люциуса, но она не могла. Вместо злости она чувствовала, печаль оттого, что мужа нет рядом, обиду, что он не приходит и потребность быть с ним рядом, потребность, которая к ужасу Веты постепенно, за время ее болезни, перешла в навязчивую манию, в жизненную необходимость ощущать его рядом. Но Люциуса не было, и Вета болела уже даже больше не из—за зелья, а из—за неудовлетворенной потребности.

На дворе стояло 5 апреля и природа постепенно, лениво потягиваясь, начинала просыпаться. В воздухе витал запах приближающейся весны, снег почти растаял и только в местах, куда не доставало солнце, еще высились белые сугробы.

Вета втянула в себя прохладный свежий воздух и поплотнее закуталась в мантию. Конечно, в Англии зима была мягче, а весна приходила быстрее, тем не менее, девушка мерзла. Облокотившись на стену Астрономической башни, она наблюдала, как высоко в небе носятся студенты в красных мантиях. И хотя из—за расстояния трудно было понять кто есть кто, Вета безошибочно находила взглядом и Гарри, и Рона, и Джинни.

Однако, следя за друзьями, она думала совсем не об их тренировке, Вета думала о Люциусе. Впрочем, о нем она думала и раньше, но после его исчезновения мысли о муже стали посещать ее каждую минуту и девушка ловила себя на том, что считает это вполне нормальным.

Чуть ли не ежесекундно она задавалась вопросом, что могло заставить его бросить все и уйти — Люциус же ясно осознавал последствия своего поступка: ни Лорд, ни Аврорат не упустят возможности, если поймают его, осуществить свою мечту — избавиться от Малфоя. Но, вспоминая слова зельевара, Вета все же не могла поверить в то, что она была для Люциуса просто помехой и, когда подвернулся шанс, он ушел. И все же…

— Была ли я для него чем—то большем, чем вещью, которую вот так можно оставить? А ребенок? Узнаю ли я когда—нибудь ответ на этот вопрос?

Но даже после всего, она все равно не переставала волноваться за бросившего ее мужа. Гадать: где он, что с ним, не попался или он Волдеморту или Аврорату? Что теперь будет? Вернется ли он, жив ли он? — стало для нее привычным — так же как дышать, пить, есть.

Вета мотнула головой, пытаясь избавиться от навязчивых мыслей, и снова посмотрела на носящихся в угаре игры гриффиндорцев.

«Я даже плакать не могу. Хочу разрыдаться от обиды, от несправедливости, от непонимания, а не могу... Почему? Почему же?! Я холодная? Ничего не испытываю к Люциусу? Но мне же больно, что он ушел, мне не хватает его каждую секунду. Даже когда он не вылезал из своего кабинета и мы не виделись весь день, все равно я знала, что он рядом... Мерлин, как я запуталась во всем: интриги, тайные планы, недомолвки...

Запуталась и устала».

Тем временем гриффиндорцы закончили тренировку и, весело перекрикиваясь — ветер доносил отрывки фраз до Веты — заспешили к замку.

Постояв еще немного на площадке башни, девушка пошла к выходу — ей вдруг захотелось повидаться с гриффиндорцами, окунуться в их дружескую болтавню, да просто почувствовать тепло и любовь.

Она последнее время не делилась с друзьями своими переживаниями и на все их расспросы, что с ней происходит, Вета отмахивалась — о чем можно было говорить, если Гарри, а в особенности Рон, и не скрывали своего облегчения и даже радости от того, что Люциус покинул замок. Подруги шипели на парней и, конечно, пытались скрыть от Веты свои эмоции, но девушка все равно знала, что в душе и они довольны тем, что Малфой больше не находится в Хогвардсе.

Но, если не затрагивать тему Люциуса, друзья стали для нее настоящей поддержкой. Только с ними она на некторое время могла отвлечься от своих мыслей.

Дожидаясь гриффиндорцев, девушка присела на одном из подоконников в коридоре, ведущем к гостиной друзей, и уставилась в окно, равнодушно и отстраненно следя, как маленькие птички, поласкались в весенних лужах.

Поблизости послышался тихий шорох. Вета вскинула голову и столкнулась взглядом с глазами Лары. Та, вздохнув, села рядом, склонившись над вышивкой. Иголка в ее руках посверкивала, танцуя в лучах слабого, весеннего солнца, игриво заглядывающиего в окно за их спинами.

На ткани быстро возникал причудливый пейзаж. Завороженная этим зрелищем, Вета не сразу поняла, что Лара что—то говорит.

— Знаешь, сидеть на подоконнике очень глупо — простудишься. Еще глупее делать это из—за Малфоя.

Вета вздрогнула, перевела взгляд на окно, помолчала еще и, наконец, решилась заговорить на запретную для нее в кругу друзей тему, обращаясь скорее к себе, чем к Ларе:

— Как он мог?

Лара пожала плечами:

— Мужчины. Кто их поймет? Но одно могу сказать: Люциус Малфой как истинный аристократ и слизеринец ради своей семьи готов на все, поэтому, вряд ли он ушел просто так, потому что ему что—то не понравилось или надоело. У него должна быть причина. Очень веская причина, чтобы поступить так, а не иначе. Малфои ничего не делают просто так...

— Утешаешь? — фыркнула Вета. — Не стоит... Не так уж я и расстроена, — но, наткнувшись на пристальный взгляд гриффиндорки, прошептала: — С чего ты это взяла? Профессор Снейп сказал, что Люциус устал от меня, а все то, что он мне говорил — ложь.

— Ой, брось, профессор мог сказать что угодно — он известная змея.

— Великолепно — Северус Снейп специально мне врет... Но мне от этого не легче. Да и с какой стати профессору говорить неправду, — Вета спустила ноги с подоконника.

— Из вредности, — девушка дернула плечами, тогда гриффиндорка предложила другую версию, — а может он покрывает Малфоя, может им проще, чтобы все думали так, как думают — Люциус Малфой сбежал, потому что он мерзавец.

Вета фыркнула:

— По большей части мне абсолютно плевать, что и как. Я делаю свои выводы и все чаще прихожу к мысли, что хочется встретить Люциуса и врезать ему посильнее, а потом..., — под взглядом Лары, Вета смутилась и отвела глаза. — Почему ты не была на тренировке Рона? — девушка попыталась сменить тему, но не тут—то было.

Гриффиндорка внимательно посмотрела на Вету.

— Это называется — любовь.

— Лара, ты о чем? Я говорю о Люциусе Малфое: Упивающемся смертью, высокомерном мерзавце.

Украинка подняла пяльцы и, склонив голову, рассматривала вышитый рисунок, а на заявление Веты приподняла брови, усмехнувшись:

— И что?

— Но вы же его ненавидите...

— Хм... Я? Мне, если честно, параллельно на Малфоя. Да, я не буду петь ему диферамбы, потому что Рон этого не поймет, а ты знаешь какой у него характер, но тебе—то он не безразличен.

Вета задумчиво посмотрела в серьезное личико гриффиндорки:

— Но я не хочу его любить! Он язвительный, соракапятилетний мужик с темным прошлым, отвратительной репутацией и вообще…, — девушка сокрушенно покачала головой.

— ... Он потрясающе красив, если не обращать внимания на шрам, который только придает ему шарма, — засмеялась Лара, закончив предложение за подругу.

Вета глубоко вздохнула, закрыла глаза и обреченно кивнула, признавая правоту.

Из задумчивости ее вывел шум: по коридору, в гостиную Гриффиндора возвращались с тренировки друзья, обсуждай излюбленную тему:

— Этот Снейп задрал уже!

— Мышь летучая!

— Сальноволосый ублю…! — прорычал рыжий парень.

— Рон!!! — топнула ногой кудрявая девушка.

— Но Гермиона, он…

— Ничего не хочу слышать. Он наш преподаватель. И не важно, любим мы его или нет, но уважать его…

— Да за что его уважать—то? — прошипел Гарри. — О, Лара, Вета, — улыбнулся он рыжеволосой девушке, откинувшей портьеру, чтобы друзья заметили их. — Вы чего тут морозитесь? Пошли в гостиную, — проговорил Гарри, почти счастливо улыбаясь — квиддич явно поднял ему настроение.

— Вета? Что случилось? — шедшая рядом с Роном Джинни подошла к подруге, заглядывая той в глаза. — У тебя все нормально?

— Я... Да Джинни, спасибо.

Нахмурившись, девушка покачала головой, но тут Гарри подошел к рыжей гриффиндорке, взял ее за руку и потянул от Веты, подмигнув той за спиной своей девушки, к входу в гостиную Гриффиндора,

— Мерлин, пальцы — ледышки. А ну пошли к нам, будем тебя отпаивать чаем, тебе сейчас нельзя болеть, — нахмурилась Гермиона, вталкивая Вету в гостиную.

Компания расположилась у камина — Рон недолго думая, выгнал третьекурсников с дивана. Большей частью потому, что как раз у него стоял стол с шахматкой и все студенты знали, чье это место, но постоянно занимали его.

— На, пей! — Гермиона подошла к ребятам, пихнув кружку горячего чая в руку Вете, после чего накинулась на Лару: — Почему ты ее не привела сюда? С окна же дует, будто на улице сидишь, а она без верхней мантии.

— Герми, не наезжай на мою девушку. Вета не маленькая и знает, что делает.

— Весьма сомневаюсь в этом. Не сиди больше на сквозняке. Как тебя будет лечить мадам Помфри, если тебе сейчас нельзя большинство зелий?

— Да, мамочка, — улыбнулась Вета все еще хмурившейся девушке.

Дернув плечами, Гермиона еще раз неодобрительно покачала головой и ушла к себе в комнату.

Гостиная постепенно наполнялась шумом — в дверь входили еще студенты, приветствовали друзей, занимали свободные места, раскладывали учебник.

Вета перевела взгляд на друзей: Джинни сидела, прижавшись к плечу Гарри, и молча улыбалась своим мыслям, впрочем, изредка кидая вопросительные взгляды в сторону Веты, Рон закатил глаза, при виде этой сцены, и стал шумно расставлять на столе шахматные фигуры, Лариса присоединилась к своему парню, быстро запихнув пяльца под подушку.

Чтобы избежать допроса с пристрастием, который, судя по виду, собиралась устроить ей Джинни, Вета, спрятавшись за вовремя попавшегося ей на пути Невилла, поспешила к выходу, но, дойдя до него, неожиданно передумала спускаться к себе и направилась к Гермионе в комнату.

Постучав в дверь и не услышав ответа, Вета вошла: Гермиона лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку, и вздрагивала всем телом.

— Гермиона, ты чего? Ну не одела я мантию...

Гриффиндорка, не поднимая головы, отмахнулась от Веты.

— Гермиона? — Вета пригляделась и поняла, что темноволосая девушка тихо плачет. — Я вот переживаю оттого, что от меня муж сбежал в неизвестном направлении и не понятно, вернется ли, а ты чего?

— Он не объявлялся? — Вета покачала головой. — И что теперь? — гриффиндорка села в кровати.

— Кто знает, — пожала плечами Вета. — Выживу как—нибудь... Наверное.

— Он обязательно вернется, — Гермиона схватила Вету за руки и сильно сжала их. — Он не может не вернуться.

Слизеринка дернула плечом:

— Не хочу говорить об этом...

— А почему он ушел? Ты так и не сказала, что у вас произошло, — не удержалась девушка от вопроса.

— Гермиона! — Вета закатила глаза.

— Прости, но должна же быть причина, — не унималась гриффиндорка.

— Возможно... Но это просто бред...

— Да?

— Гарри не говорил? — Гермиона покачала головой. — Полторы недели назад они сцепились в подземелье, когда Люциус увидел нас вместе.

— Что?!

— Ну, мы упали, а Люциус видимо что—то такое подумал. Он еще сказал, что мы могли бы найти место получше, что нам уже не хватает Выручай—комнаты, про какие—то острые ощущения — в общем, полный бред. А Снейп, присутствовавший при этом, заикнулся о ревности... Но это же абсурдно!

Гермиона задумчиво пожевала кончик локона, попавшего ей в рот:

— Почему? Очень даже может быть...

— Потому что я его вещь и не должна быть облапана другим?

— Фу... Как грубо. Это твой муж сказал? Если да, то и правда ревнует, иначе Люциус Малфой просто сделал бы вид, что ему безразлично, или выразился поизящнее, а тут... Прорвало его. А еще Выручай—комната... А он не мог следить за вами и понять ваши занятия превратно.

Вета задумалась:

— Однажды нас поймал Северус Снейп у комнаты и как—то странно посмотрел, а потом у меня бывало чувство, что за нами следят.

— Нда. Так почему ты думаешь, что он тебя не ревнует?

— Люциус? Меня? К Гарри? Нонсенс!

— Для влюбленного человека вполне нормально видеть то, чего нет.

— Только для Люциуса Малфоя слово — «влюбленный» неприменимо! И мы уже когда—то говорили на подобную тему... Давай не будем снова...

— Кто знает. Люди меняются. А после таких потрясений..., — перебила девушку Гермиона.

— Все равно это из области легенд, — Вета раздраженно дернула плечами.

— Ну, как знаешь, а мое мнение ты услышала... И некоторые говорят, что я достаточно логически мыслю и хорошо анализирую ситуацию даже по крохам информации.

— Твои рассуждения больше похожи на те, что могли бы принадлежать Джинни.

— Мы все взрослеем и умнеем под влиянием ситуаций.

Вета прищурилась, посмотрев на все еще красные глаза Гермионы:

— Что с тобой случилось?

— А, не стоит об этом, — отмахнулась та, — я пока сама ничего не понимаю. Может, мне все кажется.

Вета подозрительно покосилась на Гермиону, но расспрашивать не стала — вытащить из гриффиндорки то, что она не желала говорить, было практически невозможно.

* * *

«Как только Вете было позволено встать на ноги, она ринулась на поиску Люциуса, но того нигде не было. Проискав его весь день и ложась в кровать в одиночестве, девушка попыталась успокоить себя тем, что он, скорее всего, или у Дамблдора, или у Северуса Снейпа, что он задержался, как раньше. Но ни на следующий, ни через день, мужчина не появился. Это обеспокоило Вету уже в серьез, ведь если прикинуть, она не видела его уже много дней.

— Может, но он не удосужился меня в них посвятить, а по—тихому смылся... Знаете, я не хочу говорить на эту тему. Можно строить любые догадки, но они так и останутся на уровне предположений. А я устала и хочу лечь спать, — Вета отмахнулась от начавших уговаривать ее поговорить гриффиндорцев, и поспешила к себе в комнаты».

* * *

С замиранием сердца Вета ждала 19 числа. Уверения Снейпа о том, что кровь Люциуса, хранящаяся в колбе, пригодна для зелья беспокоили ее, но боялась она другого — как подействует на нее зелье? Что будет, если оно вообще не подействует? И как обычно, во всех ее мыслях неизменно тенью присутствовал Люциус.

Раздраженно встряхнув головой, Вета посмотрела на сидевших в отдалении преподавателей: Дамблдор вот уже два дня пристально следил за ней, будто боясь, что она тоже сбежит. Это навело девушку на вывод, что директор ничего не понимает в сложившейся ситуации и для него поступок Люциуса был такой же неожиданностью как и для всех остальных.

От раздумий ее отвлек звонкий голос Лаванды Браун:

— Ребята, представьте, нам разрешили сходить в Хогсмид!

— Не опасно ли это? Прошлый поход в Хогсмид окончился весьма плачевно, а с того времени обстановка ухудшилась. Не нужно забывать, что идет война. И если мы не знаем, что замышляет Волдеморт, это не значит, что он не замышляет ничего и не может напасть в любой момент.

— Ой, Герми, брось, тебе бы только жути нагнать, если Дамблдор считает, что возможно отпустить нас в Хогсмид, значит не все так серьезно, как ты говоришь, — отмахнулся от подруги Рон. — Что ребята, сходим, развеемся, ты как, Гарри?

— Вообще—то, Гермиона права.., — начал Гарри, подозрительно покосившись на огласившего новость Дамблдора, — что—то уж слишком нереально спокойно последнее время, а вот атмосфера, окружающая нас не так уж и безметежна. К тому же, у меня шрам ноет постоянно — надеятся, что Волдеморт забыл о нас не приходится.

Вета задумчиво посмотрела на черноволосого парня: «Неужели он тоже ощущает это тягостное предвкушение чего—то грандиозно—нехорошего, как я ощущала накануне Светого Валентина, но с другой стороны, сейчас я ничего не чувствую… Может это от того, что голова у меня занята совершенно другим и я стала менее воспреимчива к тому, что делается во внешнем мире. Да и не стоит забывать слова Дамблдора о том, что война началась».

Между тем разговор продолжался:

— Гарри, ты хоть не начинай, — возмутилась Джинни. — Ну, пошли, посидим в «Трех метлах», выпьем сливочного пива, расслабимся. Не думаешь же ты, что нас просто так отпустят? В Хогсмид уже, наверное, прислали авроров, а те прочесали каждый закоулок. Дамблдор же не дурак, чтобы отпускать нас без охраны.

— Я тоже считаю, что ничего опасного нет, ведь раз директор разрешил, значит, он все продумал, — поддержала Лара друзей.

— Нууу...

— Гарри, идут только семикурсники. Директор же не совсем из ума выжил. Мы, если что, сами за себя постоим. Ведь зимой—то мы сражались на равнее с аврорами и все обошлось, — вмешался в разговор Дин Томас.

— Ладно, ладно, не давите на меня. Раз уж Дамблдор разрешил..., — замахал на друзей руками Гарри.

— Вот и отлично, друг, — Рон заулыбался еще шире, хлопнув парня по плечу.

Гарри поморщился, потер ушибленное место и виновато покосился на недовольную Гермиону:

— И все же я думаю, что это глупо — в прошлый раз там тоже было полно авроров, но это не помешало напасть на нас.

— Ой, отстань, ты, зануда, если рассуждать как ты, то и в Хогвардсе не безопасно, ведь нападение на Гарри в тот раз совершили уже здесь, а злодеев так и не поймали, — задиристо накинулся на подругу Рон.

— Вот именно, что не поймали, и я думаю, что..., — но шипеть на Гермиону стали уже даже те гриффиндорцы, что не принимали участия в разговоре, но с интересом к нему прислушивались, поэтому девушка, обиженно поджав губы, со злостью стала поглащать свой завтрак.

— А ты пойдешь? — Лара обернулась к Вете.

Девушка, до сих пор не участвовавшая в разговоре, а только обозревавшее всеобщее безумие седьмых курсов и расстроенные мордочки остальных, повернулась к украинке:

— Лар, ты сейчас так пошутила, да? — Вета указала пальцем на прикрытый широкой мантией живот (ей все же пришлось в конце концов заказать новую одежду через каталог, потому что в старую 40—42 размера она уже катострофически не влезала).

— И что? Брось, ты же не больная.

— Я — беременная и если что, бежать быстро не смогу. И чувствую я себя послденее время неуклюжей уткой, у меня даже походка стала в перевалочку.

Лариса смутилась, а потом засмеялась, признавая правоту подруги:

— Ну... Да...

— Вот—вот, и вам бы лучше не ходить, потому что мне как—то слабо верится, что Волдеморт забыл о Гарри, в этом я полностью согласна с Гермионой, — фыркнула Вета — идея с Хогсмидом ей очень не понравилась, но если есть разрешение директора, она могла попытаться только заставить гриффиндорцев пошевелить мозгами, но не запретить.

— Но о нем ничего не слышно уже столько времени, — отмахнулся Рон, запихнув в рот эклер.

— Читай больше «Пророк», там напишут все что угодно Министерству.

— Брось, ничего с нами не будет, там же авроры, — упорно продолжал твердить Рон.

Вздохнув, Вета покачала головой, а Гермиона поджала губы, молча подхватила сумку, и пошла к выходу.

— Вы хорошо подумали? Время еще есть, — девушка внимательно посмотрела в глаза Гарри, а затем последовала за Гермионой.

Нагнав гриффиндорку по пути к теплицам, Вета пошла рядом с хмурящейся девушкой.

— Он что, не понимает?!

— Мне кажется, он просто устал прятаться, — пожала плечами Вета, — да и трудно сидеть в замке, как в тюрьме, никуда не выходя. Уж я—то знаю.

— Прятаться он устал..., — Гермиона топнула ногой, забрызгав грязью подол и своей и Ветеной мантии. — Эгоист.

— Не согласна. Эгоисты это те, кто спрятались за спину Гарри, семнадцатилетнего парня и ждут: кто кого — он Волдеморта, или Волдеморт его. Вот где эгоизм, а то, что он хочет жить, дыша полной грудью, — это вполне нормальное желание подростка.

Гермиона смущенно посмотрела на Вету:

— Но это опасно.

— Это уже другой вопрос и, как мне кажется, забота Дамблдора, уж раз он сам разрешил этот поход.

— Все равно...

— Гермиона, я понимаю, что ты волнуешься за своего друга, но, во—первых, под замок его не запрешь, а, во—вторых, сейчас везде опасно — напали на нас зимой и в Хогвардсе, в этом я согласна с Роном.

Гермиона только вздохнула и покачала головой.

Девушки вошли в теплицы, выбрали себе места и стали ждать, когда придут остальные ученики и начнется урок. Профессор Спраут, возившаяся в конце теплицы, увидев, что одна из пришедших раньше студенток Гермиона, не стала выгонять девушке на улицу.

Как только подошли остальные студенты: гриффиндорцы и слизеринцы, начался урок.

Вечером Вета отказалась от приглашения друзей посидеть с ними в их гостиной, сославшись на усталость.

И действительно, стоило ей добраться до своих комнат, она буквально рухнула в кровать — теперь она много спала или просто проводила время в кровати, прислушиваясь, как внутри нее толкается ребенок — будто бабочка щекочет своими крылышками ее кожу изнутри, или вдруг так сильно ударит, что у девушки на несколько мгновений перехватывает дыхание. В такие моменты она еще острее ощущала, что рядом нет Люциуса и она не может поделиться с ним своей радостью, что ее муж не почувствовал первого шевеления их ребенка.

«А нужно ли было бы это ему?»

Вета тяжело вздохнула, неуклюже повернулась на бок и попыталась заснуть, надеясь, что хотя бы в этот раз ей не будет сниться святилище.

«… День клонился к закату. Солнце прощально золотило молоденькую зелень, и вечерний лес был погружен в нежно—зеленую дымку. Веяло прохладой…

О том, что ей грозило, девушка мужу не сказала, потому что была сама не вверена, избежала ли она своей участи».

* * *

Воскресенье 19 апреля, по мнению Веты, настало слишком быстро. С самого утра день не задался. Завтрак за гриффиндорском столом прошел в не слишком дружелюбной обстановке — Гермиона так и не согласилась с выбором друзей, сама она наотрез отказалась идти в Хогсмид. Рон, Гарри, Лариса и Джинни дулись на Гермиону за то, что та постоянно пыталась их отговорить. Вета держала нейтралитет и задумчиво поглядывала то на Дамблдора, то на стол слизеринцев, раздумывая, а не перебраться ли на завтрак все же к своему родному факультету, но тут же отказывалась от этой мысли, стоило ей вглядеться в несчастные глаза Гермионы.

«И чего я стала такой сентиментальной — проблема выеденного яйца не стоит, а я переживаю за расстроенную Гермиону...»

После завтрака все курсы, кроме седьмого, разбрелись по замку: кто в библиотеку, куда как подозревала Вета, гордо вздернув голову, ушла и Гермиона, кто на улицу, кто предпочел сидеть в гостиных. Только седьмые курсы в полном составе собрались на ступенях замка, оживленно обсуждая предстоящий поход.

Вета, прищурившись, осмотрела толпу, которую начали строить в колонны невесть откуда взявшиеся авроры, среди которых она заметила ярко—розовые волосы Тонкс. Девушка поискала взглядом гриффиндорскую четверку, пытаясь почувствовать хоть какую—то угрозу, которая может поджидать молодых людей на этой прогулке, но ничего не ощутила — то ли ее шестое чувство мирно заснуло после 14 февраля, то ли так влияла на нее беременность... Был и третий вариант: со студентами действительно ничего не произойдет, как человек, всегда ищущий во всем подвох, особенно в такой обстановке, Вета в это мало верила.

Она и устранилась от споров «идти, не идти» с самого начала именно потому, что не чувствовала ни плохого, ни хорошего о посещении Хогсмида, но логику противившейся прогулке Гермионы Вета понимала очень хорошо.

Тем временем, колонна студентов двинулась к Хогсмиду. Постояв еще немного, Вета нырнула в двери Хогвардса и тут же наткнулась на Дамблдора. В первую секунду в девушке еще жила надежда, что старый интриган не заметил ее и она сможет быстро прошмыгнуть к себе в комнату, но...

— Веталина, а я Вас ищу.

Уже почти добравшаяся до двери Вета остановилась, тяжело вздохнула и, нацепив на лицо маску равнодушной доброжелательности, повернулась к директору.

— Господин директор, какая встреча. И зачем же я Вам понадобилась на этот раз? Где Люциус я не знаю, также, как не знаю, почему он ушел.

— Дорогая моя, поверьте, где Люциус, мы скоро узнаем. А сейчас я хочу поговорить о другом — сегодня 19 число.

Вета поморщилась: напоминать ей об этом лишний раз было не нужно.

— Я помню.

— Это замечательно, но потому, что в прошлый раз Вам было совсем плохо, мадам Помфри настаивает, чтобы Вы приняли зелье под ее чутким надзором, во избежание неприятных последствий.

С этими словами Дамблдор мягко приобнял Вету за плечи и повлек в сторону Больничного крыла.

После цепких лапок Дамблдора она попала в не менее цепкие коготки колдомедика, которая усадила Вету на кровать, закутала ее в одеяло и собственноручно напоила зельем. Затем оба мага пристально уставились в лицо Вете. Под этими взглядами девушке очень быстро стало неуютно и больше всего хотелось зарыться с головой под одеяло, но, это бы выдало нервное напряжение Веты и ее бы, сто процентов, оставили в Больничном крыле до «пока девушка не придет в себя, ей же нельзя волноваться». Плохо ей не становилось и Вета стала уже в серьез опасаться, что зелье с сохраненной каким—то непонятным способом кровью, утратило свою силу, но волшебники не проявляли ни какого беспокойства. Понадеявшись, что им виднее, девушка стала разглядывать потолок, пытаясь не обращать внимание на устремленные на нее взгляды.

Через полчаса Вета стала тихо звереть: маги пододвинули кресла к кровати девушке, уселись в них и продолжили следить за ней.

— Господа маги, а у вас других дел нет?

— На данный момент — нет, леди Малфой, — усмехнулся Дамблдор.

— С чего такое пристальное внимание к моей персоне? У вас Гарри непонятно где шляется.

— Отчего же непонятно — он в Хогвардсе, под охраной авроров.

— Ну да, авроры, это конечно, тогда это да.

— Вашего сарказма не уместен, леди Малфой, — нахмурилась колдомедик.

— Ничего, Поппи, леди Малфой всегда высказывает то, что думает, — при этих словах Вете достался хитрый прищур из под очков.

Девушка фыркнула и отвернулась.

— Поппи, думаю, уже ничего плохо не произойдет, и ты можешь идти, я еще поговорю с Веталиной.

Пожав плечами и поджав губы по примеру макгонагалл, мадам Помфри ушла к себе в кабинет.

— Значит, Вы не знаете, где Люциус?

— Аха, вот, я ждала! — Вета радостно поерзала на кровати. — Нет, директор, не знаю, а если бы знала, сама бы достала его оттуда и сказала пару слов, тет—а—тет.

— Что ж... А мне казалось, Вы знаете, значит, ошибся, — маг задумчиво посмотрел в глаза Вете.

— Стареете? — в своем голосе Вета услышала неприкрытые веселые нотки.

— Не грубите, — впрочем, казалось, хотя старый маг и одернул девушку, думал он совсем о другом. — Тогда задам этот вопрос другому человеку.

— Другому? — Вета уцепилась во фразу, которая была брошена директором будто в задумчивости.

Дамблдор приподнял брови, тряхнул головой и встал.

— Теперь, надеюсь, Вы сами доберетесь до своих комнат. Доброго дня, леди Малфой.

Проводив взглядом волшебника до дверей, Вета раздраженно откинула одеяло.

«Старый маразматик! Специально же оговорился... У кого он будет спрашивать... А что ждет Люциуса, если он вернется не сам, а его притащит Дамблдор?.. А да, еще, К ЧЕМУ БЫЛ ЭТОТ РАЗГОВОР?»

Выйдя из Больничного крыла, Вета столкнулась нос к носу с Гермионой.

«Еще одна неслучайная встреча».

— Тебя, конечно, прислал Дамблдор?

Гермиона нахмурилась:

— Ты о чем? Меня попросила МакГонагалл побыть с тобой сегодня. Она сказала, что ты плохо себя чувствуешь.

— О да, МакГонагалл, конечно, — Вета в душе сама поражалась своему вдруг ни с того, ни с сего, проснувшемуся раздражению.

Гермиона скрипнула зубами, но не ушла:

— Спишу твое отвратительное настроение на болезнь и обижаться не буду. Пошли, — подхватив Вету под руку, гриффиндорка потянула ее к входу в подземелья.

В следующие полчаса Вета была напоена горячим чаем, насильственно накормлена и уложена в постель, а так как раздражение, хотя девушка и пыталась с ним бороться, все не проходило, Вета отмалчивалась и с Гермионой, соответственно, не спорила.

— Не знаю, с чего они решили, что ты больна, по—моему, ты вполне здорова. Правда, поспать бы тебе не мешало. Я читала, что беременным это очень полезно, а я пока пойду, почитаю что—нибудь. У вас, оказывается, прекрасная библиотека.

Вета закатила глаза на все заявления Гермионы, но опять же промолчала. Гриффиндорка вышла из комнаты, оставив дверь чуть приоткрытой. Вскоре Вету и правда сморил сон.

— Вета, ты спишь, — девушка разлепила глаза, выныривая из состояния дремы, и сонно заморгала на подругу:

— Уже нет.

— Извини. Я просто тут нашла книгу... А ты уверена, что она о гоблинских восстаниях? Тут точно не на английском.

Вета наконец—то проморгалась и уставилась на книгу в руках Гермионы: на обложке было написано «Гоблинские восстания. Правда и вымысел».

Вета похолодела.

— Ты ее читала?

— Что за глупости, конечно нет. Я же говорю — там не на английском, — Гермиона недоуменно посмотрела на подругу.

— Отдай, пожалуйста, — девушка протянула руку за книгой.

Гермиона перевела взгляд с лица Веты на книгу, потом обратно:

— Это Она, да? Но ты же говорила, что Она у Волдеморта.

— Отдай! — Вета приподнялась на кровати, напряженно глядя в лицо гриффиндорке.

— Как же так?

— А вот так, — фыркнула Вета, хватая со столика волшебную палочку, — Accio, книга!

— Вета?!

— Что Вета? Тебя бы больше устроило, если бы она правда оказалась у Волдеморта?

— Нет, но об этом должен знать Дамблдор. Зачем ты скрываешь, что она у тебя? — Гермиона плюхнулась на кровать Веты, до сих пор, не отойдя от потрясения от своей догадки.

— Потому что считаю — меньше знает, лучше спит.

— Вета! — в голосе гриффиндорки послышалось осуждение.

Девушка пожала плечами:

— Она моя, именно мы с Люциусом достали ее, и отдавать какому—то дедушке, пусть и самому доброму на свете, в чем я лично, очень сомневаюсь, я не горю желанием.

— Люциус знает?

Вета покачала головой на испуганный полушепот Гермионы.

— Кое—что Люциусу лучше не знать...

— Потому что: меньше знает, лучше спитч

— Именно, — Вета улыбнулась — Гермиона немного расслабилась и что—то, видимо, начала анализировать.

— Возможно... В чем—то ты и права. А что ты будешь делать с ней дальше? Такую вещь вечно прятать невозможно.

Вета задумчиво посмотрела на лежавшую у нее на коленях книгу.

— Вероятнее всего, сдержу слово, данное Гесеру.

— Гесер?

— Глава Ночного Дозора, но не забивай себе голову лишней информацией — это все российские особенности устройства магического мира.

Гермиона скорчила недовольную гримаску, но, к удивлению Веты, которая ждала кучу вопросов, не стала настаивать, а перешла, видимо, к более интересной для нее теме.

— И какое обещание ты дала этому Гесеру?

— Уничтожить ее. Правда тут две проблемы: первая — как это сделать, вторая — как это сделать так, чтобы Завулон не узнал об обмане и моих планах.

Помолчав, Вета продолжила:

— Да, есть еще и третья проблема: Люциус обещал Книгу Завулону, когда мой милый дед отказался дать мне одну вещь.

— И что будет, если Завулон не получит Книгу?

— Не хорошо будет, в первую очередь мне, Люциусу и нашему ребенку.

— А если не сдержишь слово, то тоже самое, или похуже.

— Верно.

— Дилемма.

— Да нет, просто нужен хороший план. Был бы здесь Люциус, у него по части планов, я так понимаю, большой опыт, — задумчиво проговорила Вета, запихивая Книгу под подушку.

— Тогда ему придется рассказать...

Девушка вскинула голову:

— Черт!

— Хм... Ладно, тему обсудили, дальше нужно думать, — глаза Гермионы засветились азартом, как когда—то, в книжном магазине, когда гриффиндорка, непонятно с чего, предложила Вете соблазнить Люциуса.

— Ты собираешься участвовать в этом?

— А ты думаешь, что теперь, когда я знаю об этом, — Гермиона ткнула пальчиком в подушку, под которой лежала Книга, — я смогу спокойно спать?

— Думаю, ты даже спокойно стоять не сможешь, — засмеялась Вета.

Для девушки было важно то, что Гермиона, похоже, не собиралась идти к Дамблдору.

— Я вот что думаю: поговорю с профессором МакГонагалл и скажу, что сегодня буду ночевать у тебя, потому что ты себя не очень хорошо чувствуешь.

Вета настороженно покосилась на возбужденную гриффиндорку.

— Это зачем?

— Как же, я хочу как можно скорее начать придумывать план. Да, перед ужином нужно обязательно сходить в библиотеку — мадам Пинс хорошо ко мне относится и даст пару книг из Читального зала на руки.

— Гермиона, стоп, не несись ты так, я за тобой не успеваю, — но гриффиндорка уже была у дверей, что—то шепча себе под нос.

— Гермиона! — на этот раз окрик Веты поглотила закрывающаяся дверь. — Дьявол!

Пока девушка выпутывалась из одеяла, сползала с кровати и вперевалочку добиралась до двери, Гермионы и след простыл.

Всплеснув руками, Вета плюхнулась (насколько ей позволял ее большой живот) в кресло.

— Если не везет, так не везет во всем!

— Шумная дева будет почевать у нас?

— Да, если ты не придумаешь, как ее выдворить отсюда, — девушка полуобернулась к Дедушко.

— Нет, она мне нравиться.

— Великолепно, — Вета отвернулась от домового. — Огонь разожги — холодно.

Гермиона исполнила свою «угрозу», явившись после ужина с кучей книг, от которых ее школьная сумка раздулась настолько, что трещала по швам.

— Вот здесь, — гриффиндорка указала кончиком пера на один из фолиантов, — описаны все известные зелья—растворители, а здесь, — хрустнув печеньем, Гермиона передвинула перо на потемневшую от времени книгу, — ритуал сожжения Несгораемых рукописей.

Вета закатила глаза — Гермиона явно вместо ужина посвятила время рысканью в библиотеке.

Тем временем, девушка, дожевав печенье, запила его молоком и потянулась за лежавшей с краю стола:

— Древние руны — над этим стоит поработать, возможно, сложим заклинание. Здесь...

Вета вздохнула и отвернулась к огню, размышляя над тем, что время от времени она соглашалась с Роном Уизли — Гермиона могла быть жутко занудной, а еще гриффиндорка сидела в кресле Люциуса...

— Ты меня слушаешь? — возмущенный возглас прервал, потекшие в своем излюбленном направлении, мысли.

— Нет.

— По крайней мере, честно, — поджала губы девушка. — Вот скажи мне, кому это надо?

— Поверь, не мне.

— Ты невозможно, — Гермиона вскочила с кресла и заходила перед Ветой. — Ты же хотела ее уничтожить!

— Но не сейчас.

— А сейчас что?

Вета приподняла брови и погладила лежавшую на коленях книгу.

— А сейчас мы поставим ее на место и сделаем вид, что это книга о восстании гоблинов.

— Но…

— Гермиона, я тоже жутко хочу ее почитать, но это же не просто книга из библиотеки — подобное чтение может дорого нам стоить, и не только нам. Возможно, придет время, когда ее все же придется открыть, но ради праздного интереса я не буду трогать артефакт лишний раз.

Гриффиндорка задумчиво посмотрела на книгу, закусила губу и с явным трудом кивнула головой:

— Да, прости, ты права. Это все моя страсть к книгам, я не могу удержаться от того, чтобы не прочитать хотя бы одну из них, как Гарри и Рон не могут жить без квиддича. Ужасно, правда?

— Нет, просто ты — это ты.

— Спасибо. Я поставлю ее на место, — в голосе девушки проскользнуло сожаление, но она решительно вышла в гостиную, чтобы поставить книгу на место.

Вернувшись, Гермиона улыбнулась беспристанно зевавшей Вете:

— А теперь пойдем спать, потому что если ты не отдохнешь, профессор МакГонагалл съест меня.

— Скорее мадам Помфри, профессор в тебе души не чает.

— Что ж, все идет неплохо, а при сложившейся ситуации — просто великолепно: несмотря на опасения, зелье не повредило ни Вам, ни ребенку. Плод развивается нормально. Ваше здоровье в хорошей форме.

— Я бы не была так в этом уверена, — фыркнула Вета. Девушка совсем не разделяла энтузиазма колдомедика — с каждым днем она чувствовала себя все большим «слоном в посудной лавке», походка приобрела ярко выраженный утиную перевалочку. Грудь жутко ныла, как и спина. Девушку мучала постоянная усталость и сонливость — одним словом апатия.

Даже мысли о Люциусе, хотя и не покинули ее голову, но теперь текли лениво и тяжело. И вообще, Вете казалось, что ее живот слишком огромен для 7 месяцев — что же у нее должен быть за ребенок — бегемот что ли, если уже сейчас ей приходилось носить одежду для беременных на 8—й, ближе к 9—му месяцу?

— Ну—ну, моя дорогая, не капризничайте. Все беременные женщины, чем ближе к сроку, тем больше себе кажутся, но не переживайте так, как только Вы разрешитесь от бремени, все станет как прежде. Вы еще молоденькая, поэтому быстро войдете в свою прежнюю форму, а может, даже и улучшите ее, говорят, мужчинам нравятся стройные девушки с хорошей грудью.

Всего хорошего, и не забудьте, что через 13 дней Вам следует придти сюда и выпить порцию зелья, — ободряюще похлопала Вету по плечу колодомедик, точно поняв, что беспокоит сейчас девушку.

Зло зыркнув на мадам Помфри, Вета неуклюже сползла с кровати и принялась одергивать платье и поправлять мантию.

«Мужчины?! Единственный мужчина в моей жизни — это мой муж, и тот где—то шляется. Как чешутся руки ободрать ему его патлы!

И уж явно Люциус не оценит хорошую грудь, особенно, если он уже мертв!»

Еще раз кинув недобрый взгляд на колдомедика Хогвардса, впрочем, который не возымел никакого действия, так как мадам Помфри не могла увидеть его спиной, Вета поплелась к выходу.

Единственным желанием девушки было сейчас же вернуться к себе в комнаты, забраться в кровать и как можно меньше двигаться, чтобы не чувствовать себя неуклюжей коровой, которой мала ее одежда — там трет, здесь чересчур облегает, там топорщится — все это жутко бесило Вету, даже больше, чем бесило это ее месяц назад. Почему—то на 6 месяце девушка не ощущала себя такой неповоротливой и не чувствовала, что стала таких необъятных размеров. Складывалось такое ощущение, что ребеночек решил заметно подрасти, чтобы доставить побольше неудобства маме и тем самым напомнить о себе.

«Отцовские замашки — делать мне бяку».

Вета остановилась около скамьи и осуждающе посмотрела на живот, за что немедленно получила ощутимый толчок.

— А что я говорила — ты вредный, как твой папаша, — придерживая живот, девушка с трудом уселась на скамью и тяжело вздохнула: ранее подъем из подземелий отнял у нее столько сил, что перед спуском она решила немного посидеть, чтобы отдохнуть и набраться сил.

— Вета, привет!

Слизеринка мысленно закатила глаза и воззвала к Мерлину, вопрошая — за что ей так не везет сегодня?

— Здравствуй, Гермиона, ты и теперь решила не ходить с ребятами? В прошлый раз ведь ничего не случилось, я думала, на этот раз они тебя уломали — ты же вроде согласилась за ужином?

— Ну, Рон с Ларой, Гарри с Джинни — я им только помешаю, а ты одна. Вот я и решил, что составлю компанию тебе, гулять ведь можно и в Хогвардсе, — улыбнулась гриффиндорка, усаживаясь радом с Ветой.

«Вот счастье—то привалило!»

— Слушай, а давай мы потом с тобой погуляем, а? — с надеждой спросила девушка.

— Вета, — осуждающе покачала головой Гермиона, — сегодня прекрасный, теплый, весенний денек, и тебе полезны прогулки, а то сидишь в этом своем подземелье, света белого не видишь. Все, вставай и пошли.

— Ооо, не дает тебе покоя слава Кашпировского.

— Кого?

— Мага — шарлатана, — усмехнулась Вета, но под пристальным взглядом Гермионы, которая не купилась на дешевую провокацию — отвлечь гриффиндорку от своей жертвы, слизеринка все же крехтя встала и, опираясь на заботливо подставленную руку, обреченно поплелась к выходу из замка.

Поздоровавшись с Тонкс, несущей в этот день вахту начальника охраны в Хогвардсе и предупредив ее, о том, что они идут на прогулку к озеру, девушки стали неспешно спускаться к водоему.

Не спешили они в принципе потому, что Вета при всем своем желании ходить быстро уже не могла. Пока они шли к берегу, Гермиона развлекала Вету разными историями о том, как развиваются отношения Рона и Ларисы и при которых сама Вета не присутствовала.

— Представь, Рон говорит ей: дорогая, я с радостью сделаю тебе предложение, как ты хочешь, но мы будем жить в Норе, потому что в твою дикую Россию я не поеду. Лариса делает ангельское личико и так с легким намеком на издевку, ну ты знаешь как она может, чтобы Рон не понял что она не очень довольна, спрашивает: а может тебе еще квиддичскую команду нарожать, вот тогда Моя Россия покажется тебе вполне цивилизованным местом, потому что твоя Нора превратиться в полнейший бедлам… Или на кануне речь опять зашла о детях — они спорили какой цвет волос будет у из отпрысков. Рон настаивал на рыжем, на что Лариса сказала, что у ее детей будут только светлые волосы, а когда Рон возмутился, что тогда их дети не будут похожи на Уизли, Лара сказала, что ему давно пара сменить имидж и попробовать что—нибудь интересненькое, к примеру, покрасить волосы в белый цвет, вот тогда ее дети будут похожи и на его детей. Лицо Рона, который представил себя белокурым приобрело очень милый зеленый оттенок, напоминая цвет факультета того, о ком он подумал…

Вета тяжело вздохнула и постаралась устроится на стволе дерева, на котором, кажется жизнь назад, а на самом деле всего лишь зимой, она вот так же сидела.

— … а Джинни посоветовала не останавливаться на этом и проколоть себе ухо. Рон обиженно заявил, что только больное воображение сестры могло пожелать ему стать похожим на гея, и чтобы она не радовалась — ее дети тоже могут быть вполне рыжими, на что Джинни фыркнула и сказала, что ее дети будут черноволосыми. Гарри очень мило покраснел, что навело нашего Рона на мысль — его друг и сестра не особо ждут свадьбы… ну тут началось… Вета, ты меня слышишь?

— Через 2 месяца родится ребенок… Даже не смотря на то, что я злюсь на него, я бы хотела, чтобы Люциус присутствовал при этом, — тихо проговорила Вета.

— Прости, — Гермиона отвела взгляд в сторону.

— За что?

— Я напомнила тебе о нем, упомянув Драко.

— Нет, Гермиона. Какой бы усталой я себя теперь не чувствовала и как бы туго мне не думалось, я не перестаю все равно вспоминать о нем. Не так часто как раньше, но все же, а сегодня еще этот осмотр… Навеяло…Вернется ли он? — скорее себе, чем Гермионе задала вопрос Вета (в сотый и в тысячный раз).

— По крайней мере вы женаты. Мне же не дано и этого, — в голосе гриффиндорке послышалась неприкрытая боль и тоска.

Вета кинула взгляд в ту сторону, куда пристально вглядывалась Гермиона, жадно ловя каждое движение стоявшего около входа в замок, рядом с директором, мужчины — два волшебника осматривали окрестности, а профессор МакГонагалл что—то записывала под их диктовку, изредка вставляя реплики — слов не было слышно, только видно, как двигаются ее губы.

— Ты так и не излечилась?

— Наоборот, я смертельно заболела и от этой болезни меня не спасет ничто… Великий Мерлин, это все так безнадежно, но я не могу с собой ничего поделать, — Гермиона спрятала лицо в ладони.

— Чем он тебя так зацепил? — Вета не осуждала Гермиону за ее любовь, но и понять, что же она нашла в нелюдимом профессоре, не могла. — Уж не лицом это точно.

— Вета, любишь ведь не за внешность. За это могут любить только поверхностные, ограниченные в развитии люди…

— Ну, мне и лицо у Люциуса нравится, — попыталась пошутить Вета, но Гермиона уже была захвачена образом любимого мужчины и не услышала подругу:

— Он прекрасен! Он сам этого не знает, но он действительно прекрасен. Его талант — это почти генеальность. Ты бы видела как он варит зелья, какие у него движения, будто он танцует. Его пальцы двигаются с такой выверенной точностью, так грациозно, будто живут своей жизнью, а его лицо в момент, когда он занят любимым делом… Все думаю что он мрачный, но в эти мгновения его лицо освещается таким светом, что может затмить солнце…

— Луну, скорее…

— … его глаза сверкают таким блеском! Кому—то покажется, что это блеск безумия, а для меня это блеск любви, и я представляю, как бы он смотрел на меня вот так же и понимаю, что никто другой не смотрел бы так. Никто и никогда не был бы способен так полно отдаваться любимой как он…

Этому человеку так долго не хватало тепла, что если когда—нибудь он полюбит, то та женщина будет благословенна до скончания веков, потому что ей одной достанется вся нерастраченная нежность этого человека.

Каждый день я молю Бога, чтобы это оказалась я. За одну его любовь, один этот взгляд я готова терпеть его характер, делить его с зельями, с его работой…

— Ты так его описываешь… Если бы я никогда не видела профессора, а услышала твое описание, я бы тоже полюбила его.

— Да. Я вижу его таким, для меня он такой и только такой, — Гермиона наконец вернулась в реальность и посмотрела на Вету. — А еще я понимаю, что никто кроме него никогда не сможет понять моей страсти к учебе, пусть она его и раздражает, но даже так он куда ближе мне, чем был Рон. Только я не знаю, что сделать, чтобы он увидел меня.

— Не смотря на то, что третировал тебя с самого первого курса, терпеть не может товего лучшего друга и является, пусть и на нашей стороне — Упивающимся Смертью?

— Я не понимаю…

— Сможешь ли ты закрыть глаза на его прошлое, ведь до того, как перейти на сторону Добра, он какое—то время был на Темной стороне, не так ли, или я что—то не поняла из рассказа Гарри?

— Нет, ты правильно поняла… Я… я не знаю, — Гермиона растерянно взглянула в глаза Веты, ища там ответ.

— Когда ты примешь Эту его часть, ты поймешь, что надо делать, чтобы он тебя увидел. Но я не могу отрицать, что тебе будет намного труднее чем мне… Люциус никогда не был моим учителем, у него нет этих моральных ограничений, что есть у каждого педагога по отношению к своему ученику.

Да и потом, если бы не обстоятельства, то он никогда бы не женился на мне, так что считай, мне подфартило в этой жизни… хотя его душа намного темнее души профессора Снейпа, потому что мой муж до сих пор Пожиратель Смерти и он никогда не раскается в содеянном.

— Ты так это говоришь — ты не осуждаешь его.

— Никогда и ни в чем. Это его выбор, и если я хочу быть с ним, я должна принимать его таким, какой он есть, со всеми недостатками и достоинствами.

— Ты любишь его?

— Я принимаю его. Это все, в чем я готова сейчас признаться себе, и иногда мне кажется, что это все, на что я способна в чувствах.

— Не думаю, что это так.

— Гермиона, я никогда не смогу увидеть в человеке то, что видишь ты в Снейпе.

— Ты ошибаешься.

— Время покажет, но сейчас я испытываю к нему злость и обиду за то, что он оставил меня. И даже моя привязанность не поможет этим чувствам пройти быстро.

— Мне так жаль, — Гермиона положила руку на колено Вете в поддерживающем жесте.

— Мне тоже, — Вета пожала руку гриффиндорки. — …Пойдем, походим, а то у меня ноги затекли. Раз уж ты меня вытащила на прогулку, будь добра — выгуливай…

Да, я так и не поняла из твоего рассказа, Рон сделал предложение Ларисе или они дурачатся?

— Скрывают, но по виду — сто процентов не только сделал, но и уже отпраздновал, — усмехнулась Гермиона. — а еще на Гарри кидался, что тот спит с Джинни до свадьбы.

— Фрр, какие пуританские взгляды. Но у Лары хотя бы нет братьев, а Джинни не повезло.

— Не только Джинни, если мама Молли узнает о проделках дочери и сына, то в скором времени мы будем праздновать две свадьбы.

— Джинни выкрутится, да и Гарри сейчас не так просто будет уговорить на подобное. Не знаю, как Джинни смогла охмурить его так, чтобы он все же решился быть с ней, с его—то комплексами.

— Какие бы у него не были комплексы: Джинни умная девушка, а Гарри всего лишь мужчина.

— Да, а вот Рон не выкрутится и…

— И я хочу это видеть, — засмеялась Гермиона и изобразила страдальческое выражение лица Рона.

Вета фыркнула и согласилась, что увидеть это стоит.

Девушки, незаметно для себя, все дальше и дальше уходили по берегу озера от замка. Высоко в небе играли птицы, чуть ниже к замку пролетела сова, неся почту, серые, неприметные серые птички, похожие на воробьев, купались в еще невысохших до конца лужицах, весело щебеча. Вета втянула в себя прохладный, насыщенный запахами вступавшей в свои владения весны, воздух.

— Ой, мы почти пришли к Хагриду, — Гермиона нарушила молчания, выйдя из задумчивости, и кинула взгляд на виднеющуюся невдалеке хижину лесничего. — Зайдем? А то со всем мы с ребятами к нему в этом году не заходили — некрасиво.

Вета с сомнением посмотрела на неприглядный дом полувеликана, но решила, что там, скорее всего, можно будет где—нибудь посидеть: прогулка утомила ее больше, чем девушка думала, соглашаясь на «выгул».

— Ладно, пойдем, там, надеюсь, есть куда упасть.

Дверь была приоткрыта, но Гермиона, стукнув пару раз, вошла.

— Хагрид, привет, это я, Гермиона.

Вета же заинтересованно рассматривала помещение: сипло надрываясь и исходя паром, на открытом очаге стоял огромный медный чайник, в углу — массивная постель хозяина, лоскутное одеяло свисает на пол, стулья перевернуты, посуда разбросана по по столу — чай пролит, какая—то жидкость медленно стекает на пол, где уже образовалась лужица.

— Хагрид? — гриффиндорка растерянно оглянулась по сторонам.

— Гермиона, а это нормально — такой бардак? — Вета с сожалением посмотрела на ближайший к ней перевернутый стул — посидеть, похоже, так и не придется.

— Я… ну, у него всегда не очень чисто, но так… И Клыка нигде нет. Может, Хагрид на улице? — Гермиона быстро прошла мимо Веты и выбежала на улицу, зовя лесничего.

Еще раз с сожалением кинув взгляд на стул и посочувствовав своим ногам и пояснице, Вета последовала за подругой.

— Гермиона, не беги ты так, я за тобой не успеваю, никуда твой Хагр…

— А Гермиона уже прибежала, — послышался довольный голос и из—за угла вышел Виктор Крам, таща за собой брыкающуюся гриффиндорку, — не так ли, моя милая, — мужчина сильнее сжал шею девушки и грубо поцеловал в губы. Гермиона изловчилась и попыталась пнуть его ногой, но промахнулась.

Брезгливо поморщившись, Виктор отшвырнул от себя девушку и демонстративно вытер губы.

— Гермиона, — Вета, застывшая от неожиданности, пришла в себя и выхватила волшебную палочку из рукава.

— Но—но, дорогая, зачем так бурно реагировать, — засмеялись у нее за спиной и с такой силой вырвали палочку, что в запястье что—то хрустнуло. — Держи ее, Антонин, — Вету скрутили с такой скоростью, что девушке показалось, будто с момента, как она лишилась палочки и до того, как ей заломили руки за спину, не прошло и секунды.

— Вот и свиделись снова, леди Малфой, — засмеялась в лицо девушке Беллатрикс Лестранж, поигрывая волшебной палочкой Веты.

— Давайте убираться отсюда, мы слишком на виду, — прошипел у слизеринки над ухом Долохов, и по его движению Вета поняла, что он опасливо оглядывается на замок.

— Действительно, Беллатрикс, конечно, мы поймали не тех, на кого рассчитывали, но это тоже не плохо, — согласился Виктор, подходя к Вете и меняясь местами с Долоховым.

Старший мужчина только презрительно фыркнул на этот маневр и зашагал к Запретному лесу. Беллатрикс приподняла бровь, схватила Гермиону за волосы и последовала за Долоховым.

В лесу плавала дымка сумрака: густые заросли не пропускали солнечного света. Чем дальше волшебники углублялись в чащу, тем темнее становилось. Звуки постепенно смолкали: шум листвы, отдаленный плеск вод озера, птичий гомон, — все осталось позади, а впереди была только мертвая тишина…

Поглядывая на подругу, Вета лихорадочно пыталась придумать, что же им делать. Судя по лицу Гермионы, та занималась тем же, хотя, ей с «тюремщиком» повезло меньше — у сумасшедшей ведьмы были какие—то свои счеты к гриффиндорке, потому что даже Виктор, не особо церемонясь с Ветой, не пытался причинить девушке боли больше, кроме той, что доставлял, крепко держа за руки и грубо толкая, когда она спотыкалась.

Выйдя на поляну, напомнившую Вете ту, где зимой на нее и гриффиндорцев напали дементоры, за исключением того, что деревья, росшие по периметру сходились кронами в высоте, образуя некое подобие шатра, в который не проходил свет.

— Крам, можешь быть свободен, сообщи в штаб об итогах операции, — бросила через плечо ведьма, швырнув Гермиону на землю в центре поляны.

— С какой стати мне сейчас уходить? Сообщить я могу и после, — возмутился болгарин.

— Щенок, будешь со мной пререкаться?! — женщина в мгновение ока оказалась около Крама, одним движением оттолкнула мешавшую ей Вету в сторону, приставила волшебную палочку к горлу парня. Долохов в разборке участие не принял, а с гадкой улыбкой подступил к Вете:

— Ты, конечно, не Поттер и не Люциус, но тоже не плохо. Crucio!

После этого слова Вета воспринимала реальность какими—то разрозненными кусками — иногда, на несколько секунд, Долохов снимал заклятье. В этим моменты девушка сквозь багряные круги видела, как сначала, под прицелом волшебной палочки Лестрандж исчез Виктор Крам, прикоснувшись к метке на руке, потом, как Белла обратила свой безумный взгляд на обездвиженную кем—то из волшебников Гермиону, а с ее палочки срывается красный луч и несется по направлению к гриффиндорке. Дальше Вета слышала только дикие крики и иногда, когда сознание выныривало из океана боли, задавалась вопросом — эти страшные крики издает она или Гермиона?

Но внезапно все закончилось. Нет, боль так и продолжала судорогами проходить по телу девушки, но новых порций заклинаний, усиливающих с каждым разом мучения, не было.

Вета надрывно всхлипнула и попыталась прогнать из глаз черноту. Постепенно к ней вернулись звуки и даже немного зрение. С трудом повернув голову в том направлении, где, как она помнила, должна была находиться Гермиона, Вета увидела, как над гриффиндоркой стоит Беллатрикс Лестрандж — взлохмоченная, с испариной на лице, женщина внушала и ужас и отвращение одновременно. Тем временем, губы ее двигались и постепенно до сознания Веты стали доходить слова:

— Какое бы удовольствие я получила, замучив тебя до смерти, Грейнджер, но это помешает моим планам, поэтому считай у тебя сегодня День рождения, — хрипло засмеялась полубезумная ведьма, отшвырнула волшебные паплочки девушек далеко в траву. На последок пнув девушку носком сапога в живот, Беллатрикс исчезла. Кроме двух измученных болью девушек, на поляне никого больше не было.

Вета, подрагивая всем телом от спазмов боли, отстраненно наблюдала, как подруга, сплевывая кровь, пытается встать. В конце концов, оставив безрезультатные усилия, гриффиндорка просто проползла к тому месту, где лежали их палочки, а затем добралась до подруги. В этот момент Вету скрутила дикая боль: из глаз хлынули слезы, из горла вырвался немой крик…Последнее что она видела, не напуганное, испачканное в крови лицо Гермоины, склонившееся над ней, а улыбающееся некрасивое лицо дочери богини Макошь — Недоли.

Последнее что она чувствовала, не чудовищную боль, пронзившую ее тысячью иголками по всему телу, а обреченность — от Судьбы не уйдешь.

* * *

Часы, дни, годы — слились в единый кошмар: волн боли и провалов во тьму. Каждый раз погружаясь в нее Вета молила всех известных ей богов, чтобы больше не приходить в сознание — не возвращаться, чтобы не рвать связки, хрипя и царапая то, на чем она лежала, обламывая ногти в кровь.

Изредка она слышала отдаленные голоса, но что они говорили и кому принадлежали, понять не могла. Страшно почему—то было первые несколько секунд когда на задворках сознания мелькнула какая—то мысль, заставив девушку похолодеть и даже на мгновение забыть о боли, но воспаленное сознание отказалось работать раньше, чем Вета смогла понять суть того, что ее так напугало, а потом стало уже не страшно, стало уже все равно…

Вот если бы еще не дикая боль и странное, давящее чувство в животе…

* * *

Девушка открыла глаза. За окном загорался нежный, розовый рассвет.

Вета снова зарылась в подушку и прерывисто вздохнула: прислушиваясь к себе. На удивление ничего не болело, только странно и чуть неприятно ныло внизу живота. Приподнявшись на локтях и поморщившись от усилившегося ощущения дискомфорта, Вета оглядела Больничное крыло, залитое солнцем. На стоящей рядом кровати лежал человек, но кто это, Вета не поняла.

Голова была тяжелая, все виделось девушке будто в тумане, мысли лениво и неуклюже ворочались в глубине сознания, не желая выныривать на поверхность, чтобы объяснить почему она здесь, что произошло?

В ушах вдруг зашумело и Вета с тихим стоном опустилась обратно на кровать, и как только голова ее коснулась подушки, девушка провалилась в сон.

«— Мама! — Вета вбежала в оранжерею, где Мария Вилени заканчивала пересаживать огонь—цветок с грядок в большие глиняные горшки.

Последующие события надолго стерли из памяти девушки рассказ матери о странной траве, поиски которой, у конечном счете, стоили Марие и Северу жизни».

— Мама, отец! — Вета проснулась от собственного крика

— Вета, все хорошо, тебе нельзя волноваться и делать резких движений, — раздался справа от девушки обеспокоенный шепот.

Вета повернула голову и встретилась с карими глазами гриффиндорки.

Гермиона ободряюще улыбнулась разбитыми, уже начавшими подживать, губами и, осторожно надавив на плечи подруги, уложила ту обратно.

— Гермиона…

На Вету, прорвав плотину, за которой они прятались, хлынули воспоминания: прогулка, хижина лесника, Виктор, Долохов и Лестрандж, Запретный лес и Crucio.

— Гермиона?

— Я не знаю, почему она нас отпустила. Я не нахожу логического объяснения ее поступкам, хотя, искать логику у сумасшедших… Знаешь, она ведь убила Долохова.

— Давно пора, — несмотря на росшее откуда—то из глубины сознания беспокойство, Вета радостно—хищно улыбнулась.

Гермиона отвела глаза — в комнате повисла тишина…

Вета похолодела: в мгновение тело покрылось холодным липким потом, а сердце застучало как бешенное, — девушка почувствовала как кровь отхлынула от ее лица.

— Гермиона!

Услышав ужас в голосе подруги, гриффиндорка с силой замотала головой:

— О нет, Вета, нет, с ними все в порядке, мадам Помфри говорит, что это настоящее чудо, но они в порядке.

— Они? — но Гермиона проигнорировала вопрос и на одном дыхании выпалила то, что не давало ей покоя:

— Вета, лорд Малфой вернулся.

— Когда? — после выброса адреналина в кровь от страха, что с ребенком что—то могло случится, Вета вдруг погрузилась в абсолютное спокойствие.

— Пару ночей назад, и Гарри сказал, что он был не один.

— Как мило, что ж, пойду, поздороваюсь с мужем, — холодно улыбнулась Вета, откидывая край одеяла и садясь на постели.

— Стой, тебе же нельзя! — Гермиона попыталась спрыгнуть с кровати, но получилось неуклюже и не так быстро, чтобы остановить Вету.

Пошатываясь, девушка встала, накинула халат на плечи и всунула ноги в стоявшие под кроватью тапочки. Жестом прервав возмущенные увещевания Гермионы, а также попытки остановить ее, Вета неуверенной походкой пошла к выходу, но чем ближе она подходила, тем тверже становился ее шаг. По Хогвардсу, к своим комнатам, девушка шла уже очень уверенной походкой, и любой, кто мог бы увидеть ее в это время, если бы школа не спала, совершенно отчетливо бы понял, что леди Малфой пребывала в ледяном бешенстве.

Добравшись до своих комнат, Вета с силой ударила ладонями в дверь, широко распахнула ее и влетела в комнату, заполненную волшебниками, но взгляд ее видел только одного человека, к нему она и рванулась. Подлетев к Люциусу, который при ее приближении стал вставать из кресла, Вета занесла руку и с силой двинула мужа в челюсть. Не ожидавший нападения мужчина, не успел поднять для защиты даже руку, и от удара упал в кресло, с которого так и не успел встать.

Тяжело дыша, Вета буравила злобным взглядом Люциуса и сжимала кулаки, не чувствуя боли в костяшках, соприкоснувшихся с лицом мужа, и только где—то на заднем плане ее сознание фиксировало, что с них на пол капает что—то теплое, и не только с них.

Светловолосый мужчина глубоко вздохнул, выпрямился в кресле, потирая ушибленное место, и абсолютно спокойно посмотрел на жену:

— Полегчало? — голос был холодным и ничего не выражающим.

— Вполне! — выплюнула Вета.

— Браво! Браво, моя дорогая, у тебя темперамент Марии! — слева от Веты вдруг кто—то зааплодировал.

Девушка сморгнула и оглядела комнату и только сейчас заметила, сколько в их «доме» было народу: Дамблдор восседал в третьем, наколдованном, кресле у камина и прятал кривую усмешку в бороде, Снейп стоял облокотившись о полки с книгами и был больше погружен в свои мысли, чем в развернувшееся перед ним представление, МакГонагалл стояла рядом с Люциусом и до того как Вета ворвалась в комнату, видимо о чем—то ему говорила, потому что сейчас поспешно закрывала рот, мадам Помфри все же долила какое—то зелье в чашку и теперь протягивала ее Малфою, Люпин и Муди стояли по обе стороны от аплодировавшего мужчины, который вольготно развалился у кресле, чуть ли не положив ноги на любимый Ветин столик.

— Деметриус…, — выдохнула Вета, бледнея, и стала падать на пол. Последнее что она почувствовала, прежде чем провалиться в глубокий обморок, это как чьи—то сильные руки подхватили ее, не дав удариться о пол.

* * *

Девушка открыла глаза — Больничное крыло. Оглядевшись, она увидела, что к ее кровати вплотную была придвинута еще одна, на которой спал мужчина, лежавший на боку лицом к ней — растрепанные светлые волосы, спадавшие на уставшее лицо, нахмуренные брови, темная щетина: не брился он как минимум несколько суток — Люциус. Только сейчас Вета поняла, что ее мужу действительно сорок пять, раньше, даже когда он был болен, она, за его холодным, высокомерным, гордым выражением лица, не замечала этого.

«Вот что делает аура силы, окружающая человека».

Не в силах пересилить своего желания прикоснуться, она протянула руку и разгладила складку между бровями мужа: глаза распахнулись, окутывая ее светло—голубым сиянием.

— Люциус...

Мужчина закрыл глаза, прижался колючей щекой к ее ладони, потерся, потом снова взглянул в глаза. Снаружи запели весенние птицы, к их хору примкнуло еще одно чириканье, куда более трогательное и пронзительное. Губы Веты медленно расплылись в несмелой, вопрошающей улыбке. Склонив голову в ответ, Люциус поднялся с кровати, расправил помятую темно—серую дорожную мантию. Вета проследила взглядом за мужчиной — обойдя ее кровать, он остановился с другой стороны и осторожно опустил руки в бокс с высокими непрозрачными стенками. Оттуда раздалось сначала недовольное кряхтение, а потом громкий, возмущенный плач.

— Хорошие легкие, — усмехнулся Люциус, глядя на то, что лежало в его руках и выражало свое неудовольствие.

— Твой характер, — фыркнула Вета, протягивая руки.

Осторожно перенеся ребенка на грудь девушки, мужчина сел рядом на край кровати, наблюдая за ними. Попав в объятья матери, ребенок зафыркал, заерзал и скривился. Вета положила ладони на теплое тельце, провела кончиками пальцев по крохотной, покрытой легким светлым пушком, головке.

Рядом вздохнул Люциус.

— Им нельзя долго находится вне бокса, — он нежно оторвал завозмущавшееся тельце от девушки, положил в бокс и достал второго ребенка.

Вета сразу поняла, что этот малыш не тот, что только что лежал у нее на груди. Этот малыш не морщился, не кряхтел, а внимательно и серьезно смотрел на мать своими потрясающе огромными глазами, настолько синими, что даже белки глаз светились голубым.

— Близнецы. Надо же... Как они?

— Мадам Помфри позаботилась. Она..., — Люциус на секунду прикрыл глаза, — она говорит, хорошо, что они семимесячные, если бы им было восемь или ближе к назначенному сроку, спасти их было бы труднее...

— Значит с ними все в порядке?

— За исключением того, что они пролежат в боксе еще неделю, — мужчина положил сына обратно и опять присел на кровать жены.

— Все равно, это лучшее на что я могла рассчитывать... Близнецы..., — Вета закрыла глаза, чувствуя, как по щекам текут слезы.

— Так бывает, когда применяется зелье, правда чаще рождаются девочки, — голос мужа показался Вете неожиданно охрипшим.

— У тебя не могло быть девочек, — девушка осторожно потрогала светлые, еще больше, чем она помнила, отросшие шелковистые пряди — слишком давно она не прикасалась к нему и слишком поэтому соскучилась.

Люциус застыл, не поднимая головы.

— Прости меня…

— За что? — Вета недоуменно посмотрела на мужа, уловив краем зрения, как дверь в Больничное крыло тихо открывается.

— За то, что тебе пришлось... Ты знаешь, когда я первый раз увидел тебя, здесь, той ночью, когда вернулся — у тебя в лице не было ни кровинки… Колдомедик сказала, что ты стремительно теряла кровь…, — Люциус резко встал. — Все демоны Ада, я должен был быть здесь и защитить свою жену и детей! — Вета впервые видела мужа в таком состоянии: то ли его болезнь сделала его таким чувствительным, то ли для аристократов дети, наследники, действительно были чем—то священным и лишиться возможности иметь их могло тронуть даже такую холодную и бессовестную натуру, как у Люциуса Малфоя, заставив того чувствовать свою вину

Но для девушки сейчас было важно не это. Только сейчас, смотр на осунувшееся лицо мужа, его красные, уставшие глаза, Вета поняла, как сильно ей не хватало его присутствия — даже в таком его состоянии она чувствовала как рядом с ним ей становится спокойно и защищено.

Вета покачала головой и попыталась приподняться с подушки, но Люциус, уже остыв от секундного всплеска эмоций, мягко надавил ей на плечи, заставляя девушку опуститься обратно, тогда девушка просто прижала пальцы к его губам.

— Ты не просто оставил меня — ты пошел за Деметриусом, — Вета не забыла, кого увидела в их комнатах не так давно. — Потом расскажешь, когда тебе в голову пришла эта безумная идея, и почему ты сделал это подобным образом, а сейчас мне не за что тебя прощать. Это было суждено.

Люциус закрыл глаза и покачал головой.

Вета улыбнулась и провела рукой по небритой щеке мужа:

— Но ты можешь сделать сейчас кое—что для меня...

— И что же? — Люциус прищурился.

— Перестать посыпать голову пеплом и стань таким, каким был всегда, потому что сейчас мне нужен мой Люциус.

— То есть мое чувство вины и раскаяние тебе не нужно? — мужчина приподнял брови.

— Твоя сила и холодный расчет — вот что мне нужно, нам всем нужно... К тому же, Люциус, зная, какой ты прекрасный актер, думаешь, я поверю в твое раскаяние? Лучше расскажи мне, почему ты исчез, а потом я решу, какое наказание для тебя придумать.

— Заставьте вставать его по ночам к детям, — раздался насмешливый голос сзади.

Вета вскинула голову: поистине, декан Гриффиндора умела подкрадываться незаметно, как кошка, да и директор не отставал от нее, — но сейчас девушка находилась в благодушном состоянии и не стала возмущаться бесцеремонным вторжением в их тесный семейный круг.

— Думаете, профессор МакГонагалл это будет достаточно жестокое наказание?

— Поверьте мне, милая, через недели две Люциусу Малфою это покажется самым жестоким из наказаний, — неожиданно мягко улыбнулась ведьма, и эта улыбки волшебным образом преобразила вечно строгое лицо профессора.

— Что ж, я подумаю, — Вета хитро посмотрела на мужа.

— Даже не надейся, — угрожающе прищурился тот, однако же, подмигнул жене.

— Дети мои...

Вета завела глаза от такого пафосного обращения, но все же посмотрела на директора Дамблдора.

— ... Все это прекрасно, и я поздравляю вас с рождением наследников, но, к сожалению, вынужден напомнить о неотложном деле..., — волшебник замолчал и выжидающе посмотрел на девушку.

Вета, безусловно, сразу поняла, о каком неотложном деле говорит волшебник и уже хотела резко ответить, что никаких видений ей не было и что на этот раз великий интриган просчитался, — благодушное настроение с нее слетело в раз, но, уже открыв рот, девушка захлопнула его и задумалась — а так ли и не было у нее видений?

«…берут за основу зелья, то можно сварить как «Живую воду», так и «Мертвую воду», не перебивай, — Вета быстро закрыла рот, подавив желание спросить, причем тут мифические зелья «Живой и мертвой воды», — представляешь, что это значит!

Самое важное в ней даже не стебель, а цветок, который очень трудно достать, так как он является великой редкостью и мало кому доводиться хоть раз в жизни увидеть его. Последний цветок распускается в День Перунов*».

Не спроста же она видела мать, которая, со дня их с отцом, гибели, никогда не снилась Вете, не спроста ей вспомнился именно этот разговор, когда как она о нем и забыть давно забыла.

«Растенье это называется Плакун—трава и применяется почти во всех редких и сложных зельях как усиливающее эффект».

— Плакун—трава, — прошептала задумчиво девушка, прикрывая глаза — неужели это и есть Стрелы Перуна?

«А почему нет? Почему обязательно это должно быть настоящее оружие? Древние любили называть совершенно обыденные вещи высокопарными словами… Значит, если эта Плакнут—трава, о которой мне тогда рассказывала мама на самом деле Стрелы Перуна, то та великая книга может быть Книгой Перуна и это единственное место, где можно найти описание того, как она выглядит?!»

— Плакун—трава? — Дамблдор приподнял брови.

— У меня было воспоминание, о том, как накануне гибели моих родителей мы говорили с мамой именно о ней. Я больше никогда не вспоминала этот разговор, поэтому, мне кажется, что это не может быть простым совпадением.

— Допустим, что так, и как же выглядит эта трава, где растет, как называется у нас и чем может помочь в борьбе с Тем—кого—не—называют?

— Минерва, подожди. Думаю, леди Малфой сама нам расскажет, не так ли, дорогая?

Вета утомленно откинулась на подушку и прикрыла глаза — вот чего ей сейчас точно не хотелось, так это серьезных разговоров о войне, сражениях… ей хотелось побыть с мужем, попросить прощение за то, что ударила его, подпав под сиюминутный порыв сделать ему хотя бы чуть—чуть так же больно, как было ей, когда он покинул ее, ничего не объяснив.

«А больно мне действительно было, как бы я не скрывала это даже от себя!»

Хотелось побыть с детьми — рассмотреть их хорошенько, прислушаться к себе и понять, какие чувства вызывают эти крохотные существа в ней. Расспросить подробнее, что случилось после нападения и потом. Да все что угодно, кроме «серьезного разговора с Дамблдором»!

Покашливание вывело ее из полудремы, и девушка, с тяжелым вздохом открыла глаза — так просто Дамблдор от нее не отстанет:

— Не знаю, профессор, у вас она может называться как угодно. Как она выглядит я тоже не знаю, но знаю, где она может расти… Если она вообще есть в этом полушарии земного шара. Если она вообще до сих пор существует…

Профессор МакГонагалл впилась в лицо девушки пристальным взглядом, почувствовав тонких слухом незавершенность предложения:

— Вы недоговорили, — ведьма прищурилась и Вета поежилась под этим взглядом.

Видимо что—то почувствовав, перед девушкой, заслоняя ее от глаз волшебников, вдруг встал Люциус.

— Довольно, моя жена устала и хочет отдохнуть, — жестким, не терпящим возражения тоном, проговорил мужчина.

— При всем желании не утомлять Вашу жену, мы не можем откладывать этот разговор — любая секунда промедления может обойтись нам очень дорого, — категорично заметила МакГонагалл — резкий тон Люциуса нисколько не тронул профессора трансфигурации.

— Я советую вам найти для вашего допроса все же секунду в будущем, сейчас моя жена будет спать! — по, только ей заметным, интонациям Вета поняла, что Люциус начал тихо закипать — он не терпел, когда ему перечат.

— А я советую Вам помолчать и дать нам завершить разговор, потому что он может спасти тысячи жизней уже завтра.

— Мне откровенно плевать на тысячи жизней, на данный момент меня беспокоят всего три! — прошипел в ответ Люциус и потянулся за палочкой — Вете было хорошо заметно это легкое движение кистью.

Дамблдор, до этого о чем—то размышлявший, по всей видимости, почувствовал накалившуюся обстановку и очень вовремя вмешался в начинавшийся конфликт:

— Успокойтесь, прошу Вас. Сейчас не место и не время выяснять отношения.

Вета фыркнула.

«Заботливый ты наш».

— Сейчас главное сохранять разум и спокойствие. Веталина, прошу Вас, расскажите Все, что Вам известно. Гари очень нуждается в Вашей помощи.

Вета поморщилась — знает, мерзкий интриган, куда бить.

«Но что сейчас будет, когда я скажу… Надеюсь, Люциус не переменить своем мнение о сохранности моей жизни…»

— Об этой траве может быть написано в Книге, — тихо проговорила Вета и зажмурилась.

— Но у нас нет Книги Перуна. Если вы не помните — она у Темного Лорда. Следовательно — разговор окончен, моя жена помогла вам всем, чем смогла. До свидания, господа, — быстрее всего среагировал на шепот Веты Люциус.

Вета замялась под насмешливым взглядом из под очков—полумесяцев, отвела глаза и тихо сказала:

— Не совсем.

— Что значит: «не совсем»? — Люциус стремительно развернулся и навис над Ветой.

Девушка умоляюще посмотрела в холодные глаза мужа и продолжила говорить, обращаясь к волшебникам, стоявшим поодаль от кровати:

— У Темного Лорда нет Книги...Ну, не то чтобы совсем нет, просто у него копия, — увидев скептический взгляд Снейпа и приподнятую бровь мужа, пояснила Вета. — Видите ли, когда я не смогла вспомнить о том, что видела в видении, у меня закрались подозрения, что к этому приложил руку Гесер. Так как просить помощи у Завулона после определенных событий, — Вета кинула быстрый взгляд на застывшего рядом с каменным выражением лица мужа, — стало невозможно, мне пришлось обратиться к Светлому, чтобы он снял наложенное заклятье. Тогда же мы заключили сделку, что Книга не попадет в руки ни Завулона, ни Волдеморта. И когда я ползла по лазу, то мне пришла в голову план, как выиграть время и обмануть желающих заполучить артефакт. Вот я и сделала копию, — выдавила из себя улыбку девушка, глядя на мрачного мужа.

— Тебе не кажется, что ты слишком много в последнее время заключила сделок, моя дорогая? — Люциус хищно улыбнулся, девушка поняла, что если прямо сейчас ей не грозит разборка, то наивно полагать, что ее не будет совсем.

— Вы каждый раз меня удивляете, леди Малфой, своей находчивостью, — но в отличии от слов и легкого тона, взгляд профессора Дамблдора был очень недобрый.

Вета вздохнула — ей еще зачтется, но Книгу не получит и Дамблдор. Девушка уже давно четко решила выполнить хотя бы это обещание и уничтожить артефакт, чего бы ей это не стоило… Но никто не просил ее не использовать его до уничтожения.

Профессор МакГонагалл странно молчала, искоса поглядывая на Вету, но во взгляде декана Гриффиндора девушке вдруг почудилось одобрение, а не осуждение.

— А где сейчас находится Книга? — у Веты сложилось ощущение, что Дамблдор пытается прочесть ее мысли... Но прежде чем в ее мозгу вспыхнула картинка, девушка неожиданно для себя отключилась.

Очнувшись, Вета обнаружила рядом с собой только Люциуса, который сидел на соседней кровати и читал какой—то свиток.

«Интересно, а где Гермиона? Она же на этой кровати лежала, когда я очнулась… Надо будет найти ее и расспросить подробно, что произошло в Запретном лесу и после…»

Мысли прыгали с одной тему на другую, подолгу нигде не задерживаясь, хотя, одну мысль Вете все же удалось схватить «за хвост».

— Так необходимо было применять ко мне заклинание?

Люциус поднял голову от свитка и пристально посмотрел на жену:

— Если ты так жаждала рассказать Дамблдору, где находится Книга, то нет.

— Люциус, — Вета замялась, подбирая слова, чтобы объяснить мужу, почему она не рассказала ему о подмене, — я…

— Если до этого дня у меня были сомнения, подойдешь ли ты мне в качестве жены и матери моих детей, то теперь они отпали. Что ж, удача не изменила мне и в этот раз, — усмехнулся Люциус, придвигаясь к Вете, — но моя дорогая, не советую тебе обманывать меня впредь, ты еще слишком юна и неискушенна, чтобы держать такие вещи долго в секрете, а я, не смотря на то, что как слизеринец, не могу не восхитится твоей игрой, не люблю, когда из меня делают дурака, — закончил предложение Люциус уже тихим, угрожающим голосом.

— Я не делала из тебя дурака, — возмутилась Вета, слегка побледнев и поежившись.

— Неужели? А у меня сложилось другое мнение.

— И тебе это не нравится? Знаешь что, дорогой, мне не нравится куда больше в твоих поступках, но я пытаюсь понять, почему ты поступил так, чтобы не привносить в наши отношения ненужных обид и конфликтов!

— Потому что в настоящем противостоянии тебе не выиграть у меня, и ты это знаешь, — фыркнул Люциус, отстраняясь.

— Нет, потому что я не хочу разрушать то хрупкое чувство, которое связывает нас.

— И что же это за чувство?

— Не думаю, что ты готов услышать мой ответ и признаться себе в том, что так оно и есть.

— Малфои никогда не были трусами! — с этими словами мужчина развернулся и быстро покинул Больничное крыло.

— Да неужели, — усмехнулась Вета, наблюдая как дрожит дверь от сильного удара. —Малфои никогда не умели слушать правду, если она им не нравилась

Поудобнее устроившись на кровати, Вета повернула лицо к стоявшему рядом боксу — хорошо, что дети не проснулись от криков взрослых.

— Мы не можем сосуществовать мирно… Похоже, стоит это принять как данность и научиться жить с этим, — очередная ссора с мужем немного расстроила девушку, но не вызвала никаких сильных эмоций — Вета начала привыкать к тому, что их характеры вечно будут сталкиваться друг с другом.

* * *

Вета понимала, что наивно полагать, будто директор забыл об их разговоре, но в течение недели, что она провела в Больничном крыле, Дамблдор не приходил. Девушку терзали смутные подозрения, что за дверьми на страже стоит Люциус и пресекает любые поползновения директора прорваться в помещение, но как только она воображала себе эту картину, ей становилось смешно, и Вета откидывала бредовые мысли.

Однако, фак оставался фактом — в Больничное крыло Дамблдор не являлся, и вечером 18 мая она с большой неохотой покидала свое «убежище». «На воле» от «домогательств» директора ее мог бы спасти только Люциус, но он, как и Дамблдор не появлялся у нее неделю, а это был плохой знак. С другой стороны, девушка прибывала в легкой эйфории, потому как вместе с ней Больничное крыло покидали и ее дети, которые за неделю, проведенную под бдительным оком мадам Помфри сильно подросли и окрепли, и теперь ничто не напоминало обстоятельство их рождения: проклятие, которым они подверглись, будучи еще нерожденными, и то, что под их влиянием они родились на 2 месяца раньше положенного срока. Кроме того, девушка была искренне благодарна колдомедику и за спасение своей жизни. Вета до сих пор не знала всех обстоятельств, но по внимательным взглядам, бросаемым на нее колдомедиком, когда она приходила проверять состояние трех своих пациентов, и количеству потребляемых в период выздоровления зелий, девушка предположила, что мадам Помфри стоило больших трудов спасти ее.

____________________________

* Древнейшему земледельческому культу Матери—земли восходит общеславянское почитание Макоши (Мокоши) — богини земли, урожая, женской судьбы, великой матери всего живого. Она так же прядет нити судьбы, вместе с помощницами Долей и Недолей определяя судьбу людей и богов. Милует и награждает она только сильных духом, борющихся за счастье. Она дает выход из самых безнадежных положений, если человек не отчаялся, если идет из последних сил, если не изменил себе и мечте. И тогда Макошь посылает человеку богиню счастья и удачи — Сречу. И тогда человек открывает дверь, делает шаг и Среча встречает его. Но если человек опустился, разуверился и махнул на все рукой — мол, "Кривая вывезет", то его ждет горькое разочарование. Макошь отвернет свой лик. И отверженного поведут по жизни чудовищные старухи — Лихо Одноглазое, Кривая, Нелегкая. (Славянская мифология. Словарь—справочник. Составитель Л.Вагурина. Издат. Линор&Совершенство, 1998.)

*Плакун—трава действительно существует, но я позволила себе слегка изменить время и место ее произрастания:

Плакун—трава — весною, когда золотой ключ—молния отопрет замкнутое небо, появляются росы и дожди. Перунов цвет как низводитель этих дождей—слез получил название плакун—травы. Добывается она в Иванов день на ранней утренней заре; корень и цвет ее обладают великой силой: они смиряют нечистых духов, делают их послушными воле человека, уничтожают чары колдунов и ведьм, спасают от дьявольского искушения и всяких недугов. (Славянская мифология. Словарь—справочник. Составитель Л.Вагурина. Издат. Линор&Совершенство, 1998.)

*Перунов День — приходится на 27 июня.